Читать онлайн Игра на выбывание бесплатно

ПРОЛОГ

который был написан в прошлом о будущем

Алиса отшатывается в сторону от него и, не чувствуя под собой ног, оторопело шагает навстречу всё так же неспешно приближающемуся Шемелину. Он с торжественным видом вручает ей папку, но когда Алиса хватается за кожаный переплёт, руки не отпускает и пристально смотрит на неё.

– Я думала, приедет папин секретарь, – говорит она тонким голоском и пытается по его взгляду что-нибудь для себя понять.

– Надо было кое-что передать лично, – мимолётно ухмыляется он с загадочным видом и сокращает оставшееся между ними расстояние в один короткий шаг.

Алиса спиной чувствует прожигающий Ванин взгляд, но словно в замедленной съёмке наблюдает, как склоняется к её уху Шемелин и, будто ласковым поцелуем, щекочет нежную мочку бархатистым шёпотом.

– Если ты за него выйдешь, – слышит она его слова, и размеренный гул аэропорта вмиг пропадает, – то я трахну тебя прямо на твоей свадьбе. В платье.

Алиса готова поклясться, что колени в этот момент у неё дрожат и держатся, не позволяя ей рухнуть на пол, только на честном слове.

– Документы не забудь проверить, – бросает он напоследок и разворачивается, чтобы уйти, не прощаясь.

Глава 1. Часть 1

в которой безвинно страдает один лучший в Москве чизкейк

День стоял удивительно пригожий: в небе, хрустальном и пронзительно голубом, повисло солнце – сочное и круглое, и похоже оно больше всего было на тарт с нежным лимонном курдом под обожжёнными пиками белоснежной меренги.

Почувствовав на языке сливочно-кисловатый вкус от одной только мысли о выпечке, Алиса с благостным удовольствием вдохнула охлаждённый кондиционером воздух. В небольшом помещении кафе было даже зябко, но раскинувшаяся за витриной летняя террасска с плетёными креслами хоть и пряталась под тенью тента, но всё равно пустовала: в полдень на улице представлялось решительно невозможным даже дышать – с тем же успехом можно было зарыться лицом в раскалённые пески Сахары, чтобы раздобыть порцию спасительного кислорода.

Май, на излёте весны дотягивавший последние свои денёчки, уступал бразды правления лету – а уж оно клятвенно обещалось затопить Москву в этом году по-настоящему южным зноем. Асфальт шоссе и улиц, нагретый прямыми лучами, сиял, и плавился, и вот-вот грозился обратиться в вулканическую лаву.

– Рвёт и мечет, – напротив неё плюхнулась Кара и ехидно вскинула идеально очерченные чёрные брови: их хищный излом заострился. – Ну и устроила ты всем нервотрёпку, дорогуша.

Алиса с горьким вздохом потупила взгляд, оторвавшись от созерцания безлюдной в разгар рабочего дня улицы. Солнце, жарко и беззастенчиво лившееся сквозь стекло, жгло щёку – не спасал даже кондиционер. Она, заслонив лицо ладонью, напряжённо прищурилась:

– А где Ваня?

– Отважно принимает удар на себя. Я даже не ожидала от него. Грудью лёг, чтобы тебя отмазать перед генеральным. Рыцарь. Ни дать ни взять, – пробежавшись глазами по меню, безучастно протянула Кара и захлопнула книжицу в дермантиновом переплёте. – Правда, не думаю, что вас это спасёт. У-во-лят. Как пить дать – уволят.

Алиса, тихо охнув, поймала губами пластиковую соломинку и, помешав ледяную крошку в стакане, с хлюпаньем втянула разбавленного талой водой “Мохито”, который не без тревоги потягивала последние пятнадцать минут, сидя в ожидании новостей из офиса.

Спряталась, как настоящая трусиха… А Ваня там оправдывается за её косяк, хотя он, между прочим, рискует куда больше Алисы: у него шансы на увольнение не в пример выше, чем у неё. И неприятности потенциальная потеря работы тоже сулит ему посерьёзней, чем головомойка от отца. А головомойки Алисе не избежать, если Карины предсказания воплотятся в жизнь. С этим Алиса успела даже смириться.

– Думаешь? – с беспокойством взглянула она на Кару. – Правда уволит?

– Дорогуша, ты по-крупному накосячила с первым же своим более-менее серьёзным заданием, – округлила Кара глаза с таким видом, будто не понимать подобные вещи – признак серьёзных задержек в умственном развитии. – Шемелин увольняет за пропущенную запятую в заявлении на отпуск, а тут…

– Серьёзно?

– Серьёзней только смертный приговор, – равнодушно пожала плечом Кара. – Была там история с одним бухгалтером… Смешно ещё получилось: генеральный его – бухгалтера, значит – в кабинет к себе вызывает, а тот идёт довольный такой – аж светится. Меня спрашивает: “Были ли вы, Кариночка, на Мальдивах? Не были? А я вот полечу! И вы, Кариночка, когда-нибудь обязательно слетайте…”. Я-то тогда в компанию только пришла, бумажки разносила. И вот стоит он, хвастается, а я-то знаю, что его ждёт. Головой только киваю и ничего не говорю: так жалко было человека расстраивать… – Кара кинула на Алису хитрый взгляд, и сочувствия в нём было столько же, сколько насыщенности вкуса в талой воде из-подо льда в Алисином стакане: одно только слабое напоминание.

– И что?

– Что-что, – постучала Кара острыми акриловыми коготками по меню и склонилась над столом. – Уволил. Говорит: какой из вас бухгалтер, если вы запятую не заметили? Вот так циферку пропустите, а нас всех не на Мальдивы отправят, а в места не столь отдалённые.

– Разве можно так? – озабоченно нахмурилась Алиса, не веря то ли Кариному рассказу, то ли степени самодурства гендира. – Ошибки у всех бывают.

Кара издала булькающий гогот.

– Ты только попробуй такое при Шемелине сказать – тут же вылетишь как пробка. Хотя… – она откинулась на спинку стула и задрала вверх руку, чтобы щёлкнуть пальцами, по-барски подзывая официантку.

Уголок Кариных бордовых губ плавно приподнялся, пока она обводила стушевавшуюся Алису приценивающимся взглядом.

– Тебя-то, наверное, не попрут… – возразила она себе же самой. – Но боюсь, дорогуша, даже статус дочки крупного акционера компании тебя сегодня не спасёт от праведного гнева начальства, – подвела она, наконец, итог. – Шемелин ещё до твоего косяка всю неделю злой ходил, как чёрт. То есть он всегда злой… Но сейчас прям как тысяча чертей: с женой у них опять разлад. А тут ещё ты добавила… Сомневаюсь, что ему одного Ванюши хватит, чтоб наесться. Тебя тоже проглотит – так, на десерт.

Десерт… От хорошего десерта Алиса бы и сама не отказалась. Настроение бы точно поднял тарт с мягким и рассыпчатым песочным тестом; или, например, сабле бретон с воздушным сливочным кремом под свежими сезонными ягодами… Она скептично покосилась на блюдце с почти нетронутым эклером перед собой.

Постаравшись сохранить на лице прежнее равнодушное выражение, Алиса хмыкнула и вытащила из стакана соломинку, принявшись мять податливый пластик в пальцах.

– Ты-то откуда про жену знаешь?

– А я всё про всех знаю, – с деловым видом ответила Кара и небрежно бросила навострившей карандаш официантке: – Цезарь. С креветками. Без соуса. Креветки жарить без масла.

Из раза в раз, что они обедали здесь в те дни, когда Алиса приходила в офис компании для введения в курс дел бизнеса, заказ Карин состоял из одного и того же: постный салат без грамма жира и вода без газа. Алиса без энтузиазма ковырнула чайной ложкой собственный десерт и обратилась к черкающей что-то в блокнотике официантке:

– И передайте кондитеру, что ванилин в крем добавляют только в кондитерских отделах гастрономов, – она демонстративно отодвинула от себя надкусанное пирожное, к которому, раз попробовав, так больше и не притронулась.

Официантка даже обомлела, на секунду замерев, а затем крепче сжала в тонких пальцах сточенный карандашик:

– Простите? – вежливо уточнила она, чуть вскинув брови.

– Крем просто отвратительный, – пояснила Алиса, брезгливо поджав губы.

– Вы заказали классический эклер, в его составе указан заварной ванильный крем. Это отражено в меню, – встала на защиту блюда официантка с учтивой непреклонностью в голосе. – Наш шеф лично готовит…

– Вот ему и передайте мои слова, – прервала её Алиса. – Это никуда не годится. Ваниль должна быть настоящей, в стручках. А эту синтетику я за километр чувствую. Тесто вполне удачное, не спорю, но крем… Странно, что ваш шеф не знает таких мелочей.

Официантка осуждающе дёрнула губами: Алисина справедливая критика её задела. Но блюдце с пирожным всё-таки послушно забрала и поспешила ретироваться.

– Я вообще не понимаю, как ты это ешь, – скривилась Кара, глядя в спину невысокой девушке с убранными в тонкий хвост волосами. – Хотя в твои годы ещё можно баловаться сладким. Но имей в виду: потом каждая лишняя калория будет аукаться… Один миг на языке и годы работы в спорт-зале. Послушай мудрую женщину.

Она поучительно возвела палец к потолку, а Алиса только тихо прыснула в ответ.

– Не знаю, чего ты смеёшься, – оскорбилась Кара Алисиной легкомысленности. – На твоём месте я бы уже звонила папуле и умоляла потушить пожар. Твой дружочек уже наверняка подписывает заявление по собственному.

Алиса шумно выдохнула, прижав подушечки пальцев к вискам.

– Нет, папе обо всём этом нельзя знать, – проговорила она с достойным театральных подмостков драматизмом.

– Почему это? – удивилась Кара. – Ему и задвинешь эту свою житейскую мудрость про “все ошибаются”.

– Нет, – категорично припечатала Алиса. – Нельзя. Алиса Коваль не делает таких глупых ошибок. И Ваню это точно не спасёт. Тем более… – она удручённо посмотрела на Кару. – Папа спросит, почему это произошло.

– И почему же? – вкрадчиво поинтересовалась Кара, и ноздри её тонкого кукольного носика едва заметно дрогнули: она почуяла запах интриги.

– Тесто… – тихо выдала Алиса, скосив в сторону виноватый взгляд.

– Чего? – идеальная бровь стремительно взлетела вверх.

– Боялась упустить тесто. Оставила его подниматься. А ждать нужно ровно двенадцать часов, иначе всё коту под хвост. Понимаешь, так в рецепте сказано. Только я об этом напрочь забыла, а когда вспомнила – бросила все дела и помчалась домой.

– Господи, – закатила Кара глаза. – Я же говорю: углеводы до добра не доведут.

– Как думаешь… – пропустив её ремарку мимо ушей, спросила Алиса, – Шемелин может меня уволить?

– Ну.... Стажёры у нас и так на птичьих правах: не дай бог чихнут в присутствии гендира – и пиши пропало. Хотя вы с Ванюшей, надо признать, птицы высокого полёта, – Кара замолкла на пару секунд, чуть призадумавшись и бродя по Алисе сосредоточенным взглядом. – Ладно, тебя оставят. А у Ивана вариант только один.

– Его выгонят? – замерев от страха, одними губами прошептала Алиса.

– Если ещё не, – равнодушно согласилась Кара.

– Ч-чёрт… – Алиса обхватила пальцами виски и болезненно зажмурилась.

Ну и дёрнуло же её опробовать этот злосчастный новый рецепт именно накануне, не могла дождаться выходных! Алиса уронила лоб на прохладную столешницу.

– А ты чего распереживалась? – пронаблюдав за этой пантомимой, осторожно полюбопытствовала Кара. – На крайний случай попросишь папулю ещё куда-нибудь его пристроить – Игорю Евгеньичу никто не откажет. Вон, даже Шемелин не смог.

Алиса обескураженно поглядела на неё исподлобья.

– Вряд ли… – отрицательно помотала она подбородком, от тревожных раздумий прикусив ноготь на большом пальце. – А если во всём этом буду виновата только я… Есть шанс, что меня уволят?

Кара хмыкнула с неподдельным интересом.

– Слушай, дорогая моя… а не специально ли ты устроила свой демарш? – пристально вгляделась она в Алисино лицо. – Признайся честно: совсем не хочется горбатиться за корку хлеба с маслом на такого начальника, как Шемелин? Он ведь спуску не даст даже несмотря на то, что ты – дочка Коваля…

– Да нет. То есть… Совсем не в этом дело. Не в Шемелине, – снова безнадёжно вздохнула Алиса и съехала по спинке стула в полулежачее положение. – Он здесь не причём.

Если Алиса и лукавила, то только отчасти: будь их взаимоотношения с генеральным директором чуть лучше, то, может быть, у Алисы и имелась бы хоть тень желания погружаться в дебри реального бизнеса под его руководством. По крайней мере, сама эта идея не вызывала бы такого лютого отторжения. Так, всего лишь лёгкое недовольство. Может, ещё немного разочарования. Или безнадёги…

Но партнёр отца, с которым у Алисы до устройства в компанию по протекции Коваля отношения складывались вполне себе дружелюбные (по крайней мере, так она считала, встречаясь с Шемелиным на частых сборищах и торжествах, которые приходилось посещать дочке уважаемого бизнесмена), теперь и не думал прятать своей откровенной неприязни, когда видел её в стенах офиса.

И не то чтобы он хорошо её знал, чтобы таить на Алису какую-нибудь старую обиду – не было для ненависти явных причин. Она, конечно, догадывалась, что причиной совсем не тёплых чувств к ней именно Алисин отец и являлся, только вот вряд ли Шемелин мог открыто выразить своё неудовольствие прямо по адресу – а потому и отыгрывался на Алисе, то и дело попадавшейся под руку.

Пока под руку она попадалась нечасто, что само по себе облегчало её участь: приближалось окончание последнего учебного семестра со всеми вытекающими, и появляться в офисе нужно было от силы пару раз в неделю.

Однако совсем скоро, уже этим летом, Алисе предстояло стать не просто стажёром, а полноценным сотрудником, и значит, перспектива с девяти утра каждого божьего понедельника до шести вечера каждой божьей пятницы обретаться в офисе и с завидным постоянством лицезреть недовольного Шемелина (она уже и забыла, что раньше он всегда бывал весел и вполне себе с ней мил) маячила перед ней со всей своей ясностью и неотвратимостью. Ровно как это солнце, безжалостно прожигавшее кожу горячими лучами. Шемелинские косые взгляды, хоть и были куда холодней, а ровно так и ощущались: точно докрасна раскалённое железо с шипением вдавливали в разные участки тела – то точно в лоб, то между лопаток. Или обнажённые колени, или ключицы, выглядывающие из не соответствующего строгому дресс-коду декольте…

Алиса подавила едва не сорвавшийся с губ стон, полный горького разочарования. Лето… Последнее лето, когда можно было самозабвенно отдаваться своей ускользающей юности. Столько у неё было планов на это лето – как хороша в июне Ницца; как сладок можжевеловый воздух на Тенерифе; как, в конце концов, беззаботна и легка Москва! Но отец перечеркнул все мечты одним своим волевым решением: вместо морских бризов Канар Алисе предстояло прохлаждаться под ветрами офисных кондиционеров.

– Так всё-таки специально? – вернула её Кара из пространных фантазий о дальних берегах.

– Нет, – безапелляционно отвергла её предположение Алиса, вернувшись в унылую действительность. – Случайно. Честно. Но… если кого и должны уволить, то пусть это буду я.

Она хотела было уже резко встать, намереваясь решительно отправиться в офис и признаться в собственной оплошности, но Кара успела схватить её за руку и заставить усесться обратно.

– Ну-ка погоди, – с успокаивающей интонацией велела она. – Ты чего добиться хочешь?

– Чтоб он отстал от Вани. Пусть злится на меня. Пусть увольняет, я не знаю, что угодно…

– От твоего Ванюши он всё равно не отстанет, успокойся, – скептично прокомментировала Кара. – А тебя – не уволит. Начерта ему лишний раз с Ковалем закусываться? Зато злиться точно будет. Оно тебе не надо, уж поверь. Сама потом взвоешь. Уж что-что, а выдумывать изощрённые пытки Шемелин умеет.

Алиса шумно выдохнула.

– Просто вот здесь это всё уже, – взорвалась она, чиркнув себя ребром ладони по горлу. – Цифры, договора, законы, метрики… Господи, хоть вешайся с тоски, какая нудятина. До смерти надоело эту лямку тянуть. Но раз папа так решил…

– За меня бы так кто решал, – снисходительно бросила Кара. – Тебе здоровенную зарплату выдали раньше диплома – вот уж, конечно, наказание!

– Да что мне эта зарплата, – хмыкнула Алиса, поймав косой взгляд снова подскочившей к ним официантки.

Та, спешно отведя глаза, ловко сняла с подноса крохотную бутылочку негазированной воды Evian и до краёв наполнила высокий стакан.

– Не сомневаюсь, – Кара тут же аккуратно приложилась губами к стеклянному ободку, оставив на сверкающей чистотой поверхности след помады, и прибавила: – Жаль рушить твои песчаные замки, но я тебе как дочка простого российского мента говорю: лучше так, чем самой карабкаться.

Алиса прикусила уже и так сжёванный край соломинки, почувствовав стыд за неосторожно оброненные слова о деньгах: вообще-то ей не свойственно было такое легкомысленное отношение к материальным средствам.

– Просто меня никто не спрашивал. А мне… Мне даже вот здесь с подносом бегать было бы больше по душе, – проводила она взглядом скрывшуюся за дверью кухни официантку. – Может, кстати, они бы тогда прислушались к моим замечаниям насчёт десертного меню…

– Ну, ужас, конечно, но, знаешь ли, не ужас-ужас, – ухмыльнулась Кара. – Ты вот на своего папулю ворчишь, а я на своего за детство насмотрелась: он дома ночевал, по-моему, только по выходным. То есть примерно раз в год. И меня тоже хотел в ментовку после школы определить. А я посмотрела-подумала и говорю: ну уж нет. Папа мой, конечно, хорошим делом занят – справедливость восстанавливает, а не придумывает, как бы половчее налоги оптимизировать… Но по мне уж лучше с девяти до шести и за приличные деньги. Хотя приличными они, конечно, стали совсем не сразу…

– Вот видишь, – с горечью произнесла Алиса, положив подбородок на скрещенные ладони. – В этом-то я тебе и завидую. Сказала, что своим путём пойдёшь – и пошла. И всего добилась.

Кара вонзила блестящую вилку в свежий салатный лист и, с хрустом впившись в него зубами, снисходительно усмехнулась.

– Что б ты понимала, дорогуша… – проглотив зелень, скривилась она. – Вот уж верно говорят: у кого жемчуг мелкий, а у кого суп – жидкий…

– Просто сложно так жить, – вскинула брови Алиса. – Как будто я себе совсем не принадлежу.

Кара издала искренний смешок, запивая салат водой.

– Ну, мне, между прочим, моя свобода тоже не так уж легко далась. Мы тогда с отцом вдрызг разругались, не разговаривали пару месяцев. А потом я ему, знаешь, что сказала? – свободно откинулась она на спинку стула, устремив мечтательный взгляд к нависающей над столиком люстрой в круглом абажуре. – Что если он заставит меня поступать на юрфак, то я непременно стану судьёй. Или адвокатом. И буду отпускать всех, кого он арестует, на свободу. Так и помирились. Папа-то мой знает, что я слов на ветер не бросаю.

Алиса тихо рассмеялась, отчего уголки Кариных губ тоже легонько дёрнулись вверх от удовольствия.

– Жаль, я так не могу, – протянула Алиса опечаленно.

– Почему это?

– Потому что… – Алиса осеклась, тревожно нахмурившись.

Потому что трусиха. Потому что всегда прятала голову в песок, стоило только тучам начать сгущаться – вот как сегодня; потому что возражать открыто её напрочь отучили давным-давно.

– Знаешь, это совсем другое. Твой отец тебе родной, – нашлась вдруг она с ответом, который хоть и не был исчерпывающе правдивым, но и ложью тоже не являлся. – А значит, любит. И примет тебя такой, какая ты есть. У нас с Ковалем другие отношения.

– Да уж, – скептично цокнула языком Кара. – Любишь ты такую плаксивую ерунду… А я думаю, дорогая, что раз ты трусишь пойти на крайние меры – значит, не так уж тебе оно и нужно. Вот такая простая правда жизни.

Алиса натянуто улыбнулась, пряча в потупленном взоре уязвлённость.

Эту свою трусость, которую Кара безошибочно распознала в неумелой Алисиной попытке скрыть правду, ей всегда больше нравилось называть “благодарностью”. Благодарностью за всё то, чем щедро одарила её судьба в лице приёмного отца: за собственную квартиру в пешей доступности от университета, ключи от которой Алиса получила на восемнадцатилетие, за блестящее образование в одном из лучших университетов страны, за регулярные отпуска за границей, за то, что знала, чем пахнет воздух Тенерифе, и за возможность ни в чём и никогда себе не отказывать.

Но даже не все эти материальные блага были главной причиной её признательности Ковалю: когда-то давно он спас её из того ужасного места, в котором Алиса оказалась, лишившись родной матери, и за эту неоценимую услугу вот уже десяток лет Алиса не могла с ним расплатиться этой трусливой благодарностью. Алиса обязана была испытывать благодарность – и уж никому не было никакого дела, что она даже не просила её спасать. Или возить на Тенерифе.

– И всё равно, – вынужденно решила она уклониться от неудобной темы, – Ваня ведь не виноват. Я налажала. Мне и разгребать. За него никто не вступится, а я…

– А тебе мало в жизни страданий, хочется ещё, – вмешалась Кара. – Я же говорю: увольнять тебя Шемелин не станет. Зато кровь подпортит – будь здорова.

– А разве лучше, если на моём месте будет Ваня? – с нажимом возразила Алиса.

– Слушай-ка, – сложила пальцы домиком Кара. – Ты ведь лукавишь. Я помню, что задача была на нём, а не на тебе. Формально он и ответственен за косяк. Так что твои попытки его выгородить, конечно, безумно благородны, но отнюдь не уместны.

Алиса, поверженная Кариной правотой, поджала губы. Она и впрямь взялась помочь Ване, только помощь эта ему же и вышла боком.

– Не руби с плеча, – добавила Кара миролюбиво. – Подожди, чем дело кончится. Может, Шемелин побоится увольнять протеже Коваля. А если решится прогнать – тогда и голову ломать будешь, как своего рыцаря спасти. В конце концов, есть у меня пара связей: пристроим его куда-нибудь. Он парнишка башковитый.

Алиса с надеждой взглянула на её смягчившееся лицо.

– Ты правда можешь помочь?

– Подумаем, что получится сделать, – просто пожала она плечом. – Будешь мне по гроб жизни благодарна.

Алиса едва заметно дёрнула ртом: никуда не денешься от этой благодарности…

Раздался мелодичный звон колокольчиков над дверью кафе в нескольких метрах от их столика, и Алиса бросила взгляд за плечо Кары. Ваня появился на пороге заведения мрачнее тучи – даже показалось, что на мгновение померк яркий солнечный свет. Алиса его таким никогда раньше не видела: брови так низко опустились на веки, что едва ли не сошлись на переносице, а губы и вовсе почти пропали – так сильно он их сжимал.

Ваня небрежно махнул одинокой официантке (в этот час в кафе было безлюдно) и коротко бросил:

– Эспрессо.

На то, чтобы найти Алису глазами, ему понадобилось меньше секунды: они с Карой всегда занимали один и тот же столик. Ваня решительно зашагал к ним.

– Ну? – поинтересовалась Кара, когда он, резко придвинув третий стул, сел и вытянул перед собой руки.

Послышался его шумный выдох, от которого Алису больно кольнуло в сердце чувство стыда за проявленное малодушие. Кажется, Ване и правда сильно досталось, пока сама виновница катастрофы трусливо потягивала освежающий мохито, ожидая вестей с поля разворачивающейся битвы.

– Да-а… – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, двинув круглой и гладко выбритой челюстью вперёд. Продолжения не последовало: он замолчал, сдерживая рвущиеся наружу явно нелестные эпитеты. Только после продолжительной паузы добавил: – Приказал сегодня все квартальные отчёты перелопатить. До ночи будем сидеть.

– Не уволил? – с облегчением переспросила Алиса.

– Грозился, – кивнул Ваня. – Может, просто не успел. Ему позвонили, он меня тут же выгнал. Из кабинета, – заметив испуганно взметнувшиеся вверх Алисины брови, поспешил прибавить он. – Пока только из кабинета.

Ваня покосился на Кару, которая, в свою очередь, бросила на Алису красноречивый взгляд, в котором безошибочно читалось самодовольство: она оказалась права – пока что худшего исхода удалось избежать. Алиса резко выдохнула, набираясь смелости, и объявила:

– Я скажу ему, что это я, – она положила руку Ване на локоть. – Он не будет так на тебя злиться.

– Теперь-то какая разница. Всё равно придётся с вами до ночи на работе торчать, – безрадостно острастила её Кара и в задумчивости пошевелила губами. На несколько безмолвных секунд она провалилась в собственные размышления, а затем сказала: – Вот что… Я предлагаю тогда уж не протирать штаны в офисе, а поехать ко мне. Обещаю не приставать, – вскинула она руки перед собой. – Бонусы: нормальный кофе, а не эта наша офисная бурда, и диван в наличии – не придётся спать лицом в стол. Так что как только Шемелин свалит – поедем предаваться экзекуции в домашних условиях.

– Это если он сегодня свалит, – кисло улыбнулся Ваня в благодарность официантке за споро поданный эспрессо.

Алисе в ноздри ударил яркий кофейный аромат, к которому примешался приторный запах запечёного творожного крема.

– Шеф передал вам свои извинения, – без особого сожаления произнесла девушка в форменном зелёном фартуке с золотом вышитой эмблемой кафе на груди, а затем водрузила перед Алисой тарелочку с треугольным кусочком чизкейка. – Просил передать, что в Москве сложно найти стручковую ваниль, но он впечатлён вашими вкусовыми рецепторами. Вот, комплимент от заведения за разочаровавший десерт. Без ванилина, – поджав губы, добавила она.

– Хороший творожный сыр в Москве найти ещё сложнее, чем ваниль, – с натянутой улыбкой ответила Алиса вместо благодарности, но отталкивать блюдо не стала.

– У нас не Париж, простите, – буркнула себе под нос официантка, зажав подмышкой поднос.

– О, по обслуживанию это заметно, – не осталась в долгу Алиса, которую задела ясно считываемая неприязнь официантки.

– Шеф готовит сыр сам, – гордо выпрямилась та, вздёрнув подбородок. – А чизкейк – его коронное блюдо. Гости всегда хвалят. Даже в “Афише” писали, что у нас лучший чизкейк в Москве.

– Ну, может, в “Афише” не отличают чизкейки от творожных запеканок, – снова поддела её Алиса, но тут же поймала себя на мысли, что стоило бы прекратить эту идиотскую перепалку.

Ни острая на язык официантка, ни незнакомый шеф, о котором та говорила с таким пиететом, вовсе не были виноваты в её гадком настроении. Но именно в таком расположении духа она всегда обращалась к никогда не подводящему лекарству: после кусочка-другого нежного сливочного-кремового эклера или воздушного бисквита мир всегда становился лучше. Но не сегодня. Сегодня всё шло наперекосяк.

– Свалит-свалит, – осклабилась Кара, вернувшись к теме беседы, едва официантка их оставила. – Когда у Шемелина неладно в семье – он всегда в загул уходит. Так что пока мы будем вечером гробить зрение и гнуть спину над отчётами, он подцепит какую-нибудь девицу и неплохо проведёт вечер, – Кара вскользь мазнула глазами по Алисе, отвернувшейся на этих словах к окну.

Карины слова стали для неё очередным напоминанием: Шемелин иногда правда бывал вполне мил и даже (от этой мысли к щекам прилила краска) приятен – по крайней мере, видимо, в отношении тех самых туманных девиц. Раньше он и с Алисой обходился любезно, даже обезоруживающе галантно, но те времена, казалось, безвозвратно канули в лету.

Ваня, одним глотком осушив маленькую кофейную чашечку наполовину, звякнул чайной ложкой о блюдце и смерил Кару проницательным взглядом.

– С вами опасно иметь дело, Карина Валерьевна, – снова прильнув губами к фарфору, подытожил он, не спуская глаз с непосредственной их с Алисой начальницы. – Ничего от вас не утаишь.

Кара, без сомнения польщённая этим комментарием, выдала походящую на угрожающий оскал улыбку.

– Что вы, Иван Анатольевич, – передразнила она его бархатистый тон. – Я просто уже очень давно работаю в этой богоспасаемой конторе. А позор тому подчинённому, который за столько лет не выучит повадок начальства.

– Ч-чёрт, – отвлёкся от перекидывания остротами Ваня, бросив взгляд на наручные часы. – Ни пообедать, ни нормального кофе выпить из-за этого самодура. Кстати, по поводу работы… У меня к вам, Карина Валерьевна, серьёзный вопрос насчёт документального сопровождения поставок за последний квартал, там не хватает…

Кара подозрительно прищурилась, дёрнув аккуратным кончиком носа, а Алиса тем временем придвинула к Ване тарелку с чизкейком:

– Вот, держи, – тихо шепнула она, чтобы его не перебивать. – Хотя бы это съешь.

Но Ваня, полностью сосредоточившись на работе, Алисиного благородного жеста не заметил и тут же нечаянно задел блюдце локтем. Торт, источающий сладкий аромат, стремительно упал вниз, и творожная масса расползлась некраивыми комками по полу.

– Беги, Алиса. Теперь она тебя точно покусает, – ухмыльнулась Кара, бросив красноречивый взгляд на кинувшуюся к ним с тряпкой официантку, для которой, должно быть, такое обращение со знаменитым чизкейком, удостоенным похвалы аж в самой “Афише”, было сродни личному оскорблению.

Кара, безразлично поглядев на девицу, собирающую с пола остатки того, что было некогда личным комплиментом Алисе от шефа, вернулась к поглощению салата.

– Не переживай, Ванюша. Все твои лишения скоро окупятся, – она подмигнула Алисе. – Держись Алисы Игоревны – и скоро сам станешь Шемелина отчитывать. Только фамилию не забудь сменить. Станешь Ковалем, и тогда все двери в этом городе для тебя с петель снимут.

– Карина Валерьевна, я и вам тогда все шуточки припомню, не сомневайтесь, – склонил голову вбок Ваня, ехидно отразив выпад Кары, нахально намекнувшей на его неприглядный статус Алисиного друга. – А про документы надо будет обсудить: там серьёзное упущение…

– О, дорогой, – вновь проигнорировав его слова о работе, взметнула Кара брови вверх. – После Шемелина мне никакое начальство уже не страшно, ты уж поверь.

– Успел убедиться на собственной шкуре, – буркнул Ваня себе под нос. – С голодным обмороком ты неплохо придумала. От тебя он сразу отвязался.

– Опыт, – цокнула языком Кара. – Если Шемелин чего и боится, то смерти на рабочем месте. Не собственной, а чужой.

– Почему? – полюбопытствовала Алиса.

– А потому что работать нельзя будет, пока труп не вывезут.

Ваня, не сдержавшись, хохотнул, и остатки кофе едва не брызнули у него изо рта. Но Алиса тревожно нахмурилась: мрачная шутка совершенно её не развеселила.

– Он точно не станет тебя увольнять? – в который раз уточнила она, не скрывая беспокойства.

– Посмотрим, – бережно накрыл Ваня её пальцы своей ладонью. – Может, к вечеру он вообще обо всём забудет.

Алиса взяла его руку в свою, слегка сжав, и невесело улыбнулась.

– Нам идти пора, – поднялся со стула он, взяв Алису за руку. – Не хватало, чтоб он ещё из-за опозданий взбесился.

– Скажите Шемелину, что я до сих пор в отключке! – крикнула им в спину Кара, и её громкое сопрано смешалось с мелодичным перезвоном колокольчика над дверью кафе.

Глава 1. Часть 2

ГЛАВА 1 || ЧАСТЬ 2…после которой Алисе остаётся жить часов шесть – не больше

– Ещё раз прости, что так вышло. Просто вспомнила вчера, что оставила тесто… – Они остановились возле пешеходного перехода. Алисино сбивчивое бормотание, казалось, не одобрял даже горевший красным светофор. – А его нельзя упустить: нужно дать ровно двенадцать часов прежде, чем поднимется, ни в коем случае не передержать, и сразу же, понимаешь, сразу же… Это итальянский рецепт, я его откопала в старинной поваренной книге, которую нашла на одной барахолке в Риме…

Ваня настойчиво потянул её вперёд: светофор сверкнул зелёным. Он бодро зашагал по обжаренному солнцем асфальту, к Алисиным объяснениям, кажется, совсем не прислушиваясь и вращая по сторонам головой. Дыхание от быстрого темпа ходьбы сбилось, и Алисе пришлось замолчать.

– В общем… – она, наконец, сама остановила его, настойчиво потянув за локоть. – В общем, я не хотела. Понимаешь, совсем из головы вылетело… Ты на меня положился, а я так тебя подвела.

Ваня послушно замер, глядя на жалобливо состроившую брови домиком Алису. Помолчал с полминуты, затем помассировал пальцами мочку уха, будто напряжённо над чем-то размышляя. Что за мысли роились у него в голове, Алисе оставалось только догадываться.

– Тесто, значит, – проговорил он чётко после затянувшейся паузы.

Ваня вдруг взялся обеими руками за Алисины плечи и рассмеялся, неверяще мотая головой.

– Из-за теста моя работа… Моё будущее только что чуть не накрылись медным тазом? – прижавшись к её лбу своим и пристально глядя Алисе в глаза, переспросил он с каким-то ранящим сочувствием – так смотрят на скулящих от голода бездомных щенков: и осознавая всю незавидность их доли, и отдавая себе отчёт в превосходстве над беспомощным существом.

– Да… – виновато пискнула Алиса не своим голосом.

– Али-ис…

Сейчас он в ней разочаровался – это Алиса ясно увидела в тёмно-карих глазах, находившихся в сантиметре от её. Она закусила губу, потупив взгляд.

Зря она выложила правду. Кара, хоть и была вообще-то их непосредственной начальницей, в чьи прямые обязанности входило устраивать им нагоняи за косяки вроде сегодняшнего, всего лишь посмеялась над Алисиными оправданиями, потому что относилась к жизни куда легче, чем до невозможности серьёзный Ваня – от него такой снисходительности ждать точно не стоило. И никакие выговоры пусть Кары, пусть даже самого́ великого и ужасного Шемелина не причинили бы столько боли, сколько сейчас ощутила Алиса при виде огорчения на Ванином лице.

Сглупила. Для него нужно было придумать какую-нибудь весомую отмазку. Наврать, как истово она готовилась накануне к экзаменам – и так увлеклась яростным пережёвыванием гранитной крошки науки, что думать забыла обо всём на свете. Тогда бы он не смотрел на неё так, будто Алиса и впрямь чуть не лишила его будущего. Глупости: будущее у Вани и без Алисы могло быть и было бы блестящим.

Ляпнула сдуру про это тесто! Ну, да, тесто – это и правда звучит по-идиотски, сама понимала. Но что это было за тесто! Каким воздушным оно получалось, как таяло во рту – особенно если пропитать его домашним клубничным сиропом… И Ваня, между прочим, вечером оценил. И Алиса была самым счастливым на свете человеком, когда смотрела, как он с удовольствием уминает вышедшую из-под её рук выпечку. Это грело сердце куда больше, чем все на свете самые высокие показатели работы в компании.

– Я хотела тебя порадовать, – пискнула она, почти готовая пустить предательскую слезу.

Ваня закрыл глаза, а затем прижался губами к её лбу.

– Не переживай. – Он обнял её лицо ладонями, как будто хотел успокоить. – Но ещё ты меня порадуешь, если будешь серьёзнее относиться к делу. Шемелин к нам с тобой предвзято относится, сама знаешь. Всё равно будет недоволен, как бы мы из кожи вон не лезли, поэтому стараться надо в десять раз сильнее. Дочку партнёра он, может, не обидит. А меня легко выгонит, если только представится подходящий повод… – Ваня крепче сжал щёки Алисы в ладонях.

– Отец его и за тебя попросит, – Алиса накрыла его пальцы на своих щеках руками. – И вообще, ты куда умнее меня. Я без тебя вылетела бы в первом семестре ещё после зачёта по высшей математике, помнишь?

Она улыбнулась, словно хотела извиниться, и потёрлась кончиком носа о его подбородок.

– Твой отец и так мне сильно помог. И я ему благодарен. Но хочу знать, что я этого заслуживаю, – Ваня опустил руки и посмотрел вверх на окна стеклянного небоскрёба, нависавшего над ними безжалостным айсбергом. – Я сам виноват, что набрал в этом году столько заказов. Хотел заработать на… В общем, не справился с нагрузкой. Работа, учёба… Один мажор тут поздно спохватился, месяц назад заказал у меня дипломную – пришлось в офисе дописывать. Шемелин сегодня чуть не спалил, я еле всё спрятать успел. Иначе бы точно уволил. А ты хотела меня выручить, только и всего.

– Потому что ты сделал для меня куда больше, – вздохнула Алиса. – И мой диплом, между прочим, тоже по большей части твоя заслуга. Так что это меньшее, чем я могла тебе отплатить, а в итоге – только проблем добавила. Ты заслуживаешь, Вань, ты куда больше заслуживаешь помощи Коваля, чем я. И тебе нужно показать себя с лучшей стороны, иначе…

Алиса нервно сглотнула. Румянец на Ваниных щеках после быстрой прогулки до бизнес-центра, возле крутящихся дверей которого они остановились, начал понемногу сходить. Но ей на миг показалось, что побледнел он от осознания перспективы, трусливо Алисой не озвученной.

– Что, если Шемелин всё расскажет папе и он решит, что ты… В общем, он не станет тебе помогать? Или ещё хуже… – смелости договорить так и не хватило.

– Запретит тебе со мной встречаться, потому что я не прошёл проверку на прочность? – криво ухмыльнулся Ваня, закончив предложение за Алису.

Она обхватила себя руками в попытке унять беспокойство, от которого Алису уже начинала бить мелкая дрожь.

– И во всём буду виновата только я.

– Послушай, ты слишком переживаешь, – начал он умиротворяюще и погладил Алису по щеке. – Это всё стресс. Осталось немного потерпеть – последний экзамен на носу. А потом… – он таинственно улыбнулся, прижав её к себе в коротком объятии. – Потом отдохнём, и всё придёт в норму.

Алиса, прищурив один глаз от режущего сетчатку солнечного света, оглянулась вокруг: эти бетонные джунгли, нагретые полуденным зноем, казались ей пустыней с раскалёнными асфальтовыми барханами. Из зелени здесь реденько торчали лишь небольшие шары ровно стриженных кустарников в специальных кадках – и те казались безжизненными, пластиково ненастоящими. Ни пышных шапок сирени, буйно цветущей в это время года, ни лип, ни ясеней, ни даже удушливого тополиного пуха, перекатывающегося по нежно любимым Алисой старым улочкам Москвы, где низкоэтажная старинная застройка не мешает видеть облака. Небоскрёбы, словно завезённые из дальних краёв агрессивные представители чужеродной флоры, истребили собой всё вокруг и отвоевали пригодное для жизни пространство до последнего клочка земли.

Отдых ей бы и правда не помешал, тут Ваня был прав. Последние недели, полные тревог и переживаний из-за завершающих обучение экзаменов, дались тяжело: Алиса провела кончиком языка по искусанным до крови сухим губам, ярче любых слов свидетельствовавшим о скопившемся внутри напряжении. Только она знала: едва закончится эта учебная нервотрёпка, как почти сразу же начнётся другая – рабочая. И быть ей запертой в этом стеклянном замке окончательно и бесповоротно…

– С удовольствием уехала бы отсюда подальше… – произнесла она тихо больше для самой себя, понимая, что Ваня вряд ли разделяет это её желание.

Она перевела взгляд с Ваниного подобревшего лица на громадину бизнес-центра за его спиной. В этом своём не очень дорогом, но строгом сером костюме, в котором Алиса привыкла видеть его каждый день в стенах университета, он подходил миру огромных корпораций и чудовищно больших денег куда больше, чем Алиса.

Ей-то вообще казалось немыслимым запаковаться в безликий чехол, подобный Ваниной деловой паре из пиджака и брюк, таким жарким и уже почти летним днём. Как вообще в нём дышать, если воздух от жара плавится, подобно вулканической лаве? И как можно добровольно лишить себя удовольствия подставлять голую кожу солнцу – это в Москве-то, где небо бывает ясным считанные дни в году!

Сама она, пользуясь своим полуформальным положением стажёра, пока не трудоустроенного в компании официально, откровенно плевала на требования местного дресс-кода: лёгкое ситцевое платье на тонких бретелях, в котором Алиса заявилась сегодня в офис, позволяло телу дышать, а Алисе – выражать свою чуждость этому миру хотя бы внешним видом.

И пусть сидевшие на рецепшн безукоризненно причёсанные блондинки в узких юбках-карандашах, не позволявшие себе накраситься помадой на тон ярче бледно-розового оттенка губ мертвеца, всегда недобро косились на Алису, стоило ей в таком виде заявиться в офис, ей эта сублимация свободы дарила силы переживать каждый тянущийся вечность час, проведённый в ненавистных стенах.

А может быть, Кара в корне не права? Может, Шемелин всё-таки осмелится уволить её, Алису Коваль, если она наберётся духу беззастенчиво прийти к нему в кабинет и заявить, что весь сегодняшний переполох – её собственных рук дело?

Тогда не будет проблем у Вани, и Алисе выдастся возможность вывернуться из этого капкана. Неизвестно, как отреагирует отец – вряд ли положительно, конечно, но и с этим Алиса как-нибудь справится. Она вспомнила ироничный и воодушевляющий Карин рассказ о её конфликте с собственным отцом, который завершился вполне благополучно – так может, и у Алисы есть шанс?

Только она – не Кара. Не такая стойкая, не такая уверенная, не такая упрямая. Она всего лишь трусливая Алиса, носившая чужую ей по сути фамилию, слишком ко многому её обязывающую…

– Слушай, я ему всё расскажу, – решительно выдала она, откинув все сомнения в сторону.

– С ума сошла? – Ваня ошарашенно вытянулся лицом.

– Не про тебя, – замотала Алиса головой. – А про то, что я налажала. И пусть будет что будет…

– Шемелин…

– Шемелин что? – раздалось холодное уточнение, и Алиса едва не ойкнула во весь голос от неожиданности, но из последних сил сдержалась. Вся её былая напускная уверенность испарилась тут же, как не бывало.

– Ничего, Павел Константинович, – пролепетала она, стиснув в пальцах ручку сумочки, которую прижала к голым коленкам.

– Я не тебя спрашивал, – отмахнулся он и обвёл ледяным взглядом Ваню. – Так что – Шемелин?

– Самый справедливый босс в мире, – не отводя глаз, отозвался Ваня, отразив однобокую ухмылку Шемелина, и приобнял Алису сзади за талию, встав чуть впереди неё, будто желая защитить.

Шемелин сурово глянул на него исподлобья, а затем придирчиво оглядел Алису с головы до ног.

– Карина Валерьевна довела до тебя правила нашего дресс-кода? – осведомился он, поправив лацкан рукава пиджака.

– До вас, – вмешался Ваня, удостоившийся непонимающе вскинутой брови Шемелина. – Субординация работает в обе стороны, Павел Константинович. Вы тоже должны обращаться к Алисе Игоревне на “вы”.

Шемелин, на секунду замолчав, вдруг обнажил ряд верхних зубов в обманчиво-добродушной улыбке. Он смотрел на них исподлобья, точно замышлял нечто совсем недоброе, и ничего хорошего этот оскал не сулил никому: ни Алисе, ни посмевшему так отчаянно дерзить Ване, ни даже случайным прохожим в строгих костюмах, которыми до появления Шемелина кишел опустевший в одно мгновение двор бизнес-центра. Казалось, пугливо спряталось даже солнце, и мир погрузился в удушливые сумерки – такие же непроницаемо чёрные, как рубашка Шемелина.

– Алиса Игоревна… – вкрадчиво начал он, покосишись на неё прищуренным взглядом, в котором вдруг мелькнула тёплая искорка на фоне голубого льда радужек, – …впервые в своей короткой жизни вдрызг напилась на моём же дне рождения, чему я лично был свидетелем, Иван…

– …Анатольевич, – сухо добавил Ваня, ни капли не смутившись. Алиса вдруг почувствовала себя несуразно крошечной и даже отступила на шаг назад, прячась за его уверенно расправленными плечами.

Эту ремарку Шемелин оставил без ответа, только тихо хмыкнув себе под нос. А Алиса, с горем пополам справляясь с обуявшей тревогой, вот-вот готова была сквозь землю провалиться от стыда из-за упомянутого им инцидента, о котором, вообще-то, Шемелин давным-давно должен был забыть за давностью лет.

– Ничего не впервые… – выпалила она сумбурно, ощутив приливший к щекам жар, и по накалу температуры с ним не сравнилась бы и тысяча солнц.

– Меняет дело, – ухмыльнулся Шемелин в ответ, перекинув снятый пиджак через локоть.

– А вы напивались при мне куда чаще, – чуть задрав подбородок, чтобы выглянуть из-за Ваниного плеча, фыркнула она. Хотела сохранить лицо, но, как поняла уже в следующую секунду, только усугубила своё положение, а потому не нашла ничего лучше, чем пойти до конца, окончательно закапываясь, но вместе с тем не оставаясь перед Шемелиным в долгу: – И не только на своих днях рождения.

Оскал на лице Шемелина стал только шире.

– Вот видишь… видите, – поправился он снисходительно, – Иван Анатольевич. Мы с Алисой почти родные люди. Какие уж тут “вы”…

Краем глаза Алиса заметила, как Ваня крепко стиснул челюсти, и, предупреждающе вцепившись в его локоть, быстро сказала, чтобы тот не успел обострить конфликт, и без того назревающий крупными гроздьями неприятностей:

– Павел Константинович, это я, – почти выкрикнула она, набравшись смелости выступить вперёд. Получилось, на самом деле, довольно жалко: конец короткой фразы смазался от дрожи в голосе.

– Вижу, что ты. Не такой старый – до деменции пока рано.

– Нет, вы не поняли, – возразила Алиса и глотнула побольше горячего воздуха, набираясь духу: – Это я вчера забыла отвезти документы вовремя. Не Ваня… То есть не Иван Анатольевич. И Карина тоже не виновата. Тут только моя вина. Понимаете, тес…

Тут уже за руку её предупреждающе потянул Ваня, намекая, что выкладывать идиотскую причину Алисиного проступка не стоит. Она и сама это тут же поняла, осторожно замолчав.

– Не надо… – тихо шепнул он ей на ухо.

– Да что ты говоришь? – сунув руки в карманы брюк, ответил Шемелин без капли удивления, склонив набок голову.

– Да, – уверенно подтвердила Алиса.

– Значит, Иван Анатольевич тебя выгораживает, – скосил он глаза к небу, как будто о чём-то задумался. – Врёт начальству. Дерзит…

– Это я попросила, – зачастила Алиса, почуяв в его голосе угрозу. – Он боялся, что я пожалуюсь отцу. И тогда его выгонят. Это всё я.

– Отцу пожалуешься… А уважаемый Иван Анатольевич не боялся, что его выгоню я? – протянул Шемелин с недоброй интонацией в голосе. – Смею напомнить: это я здесь генеральный директор, а не твой отец. И это мне решать, кого выгнать.

– Ну и выгоняйте тогда меня, Павел Константинович, – вздёрнула Алиса подбородок, задержав дыхание.

Шемелин дёрнул верхней губой, вцепившись в её лицо сосредоточенным взглядом. Только сейчас, бросив необдуманное замечание, Алиса поняла, что на самом деле сказала: как бы она ни пыталась убедить себя минутой ранее, что ей удастся легко соскочить с выхлопотанного отцом места в компании Шемелина, но без отмашки Коваля он всё равно вряд ли вот так просто её прогонит. И этим своим дерзким предложением её уволить она только ткнула Шемелина в очевидно неприятный для него факт: это ясно читалось в заострившемся от тихой ярости лице.

– Что ж, мои ожидания относительно тебя оправдываются, Алиса. Хоть какой-то плюс от твоего пребывания здесь, – он сделал несколько шагов ближе к ним, обвёл её непроницаемым взглядом, который тут же ожесточился, стоило только Шемелину посмотреть на молчавшего Ваню. – Но больше тех, кто бестолково косячит, я не люблю тех, кто прикрывает чужие косяки и врёт мне. Особенно в корыстных целях, Иван Анатольевич. Надеюсь, вы это уяснили? Если нет – в следующий раз для доходчивости отправлю вас штатным кассиром на точку где-нибудь в Бутово. Это понятно?

Ваня коротко и шумно выдохнул, не пряча своего презрения.

– Зато рядом с домом, – процедил он дребезжащим от едва сдерживаемого гнева голосом.

– Найдём тебе вакантное место в Мытищах, – любезно улыбнулся Шемелин и вернул колючий взгляд к Алисе. – А ты зайди ко мне. Не сейчас, – одёрнул он уже шагнувшую к дверям здания Алису, на которую его приказы действовали, как дудочка крысолова на грызунов. Шемелин мимолётный покосился на наручные часы. – Сейчас у меня срочные встречи. Часам к восьми освобожусь.

– Но мой рабочий день кончается в шесть, – робко возразила она.

– Учитывая, что проблемы у меня по твоей милости, позволь мне и решать, когда кончается твой рабочий день. И уж в этом на своего отца не рассчитывай, – бросил он с ледяным равнодушием и, не прощаясь, опустился на заднее сиденье подъехавшего к тротуару чёрного “Мерседеса”.

Алису ощутила, как по коже прокатилась волна холодного пота. Верхом легкомыслия с её стороны было рассчитывать, что этот разговор мог пройти как-то иначе: даже не оброни она свою неосторожную ремарку об отце, гнева Шемелина всё равно не удалось бы избежать.

– Да уж…

Она беспомощно обернулась на прозвучавший из-за спины голос Кары.

– Ну что, дорогуша, – пропела она, не теряя своего обычного оптимизма, который Алисе сейчас казался кощунственно неуместным. – Наломала ты дров. Жить тебе осталось… – она задумчиво прищурилась, подводя расчёты в уме, – … часов шесть, не больше.

Глава 2. Часть 1

в которой кто-то оставил открытой бутылку виски

Алиса бестолково смотрела вслед уезжающему “Мерседесу”, пока онемевшие конечности сковывал липкий страх. И куда делся весь её боевой настрой?

Она обманывала себя. Лгала нагло и бессовестно, когда на миг посмела сдаться в плен наивной надежде, что сможет управлять собственноручно устроенной бурей. Буря эта стремительно уносилась вдаль на нескольких сотнях лошадиных сил, но это – пока. Ураган наберёт обороты и вернётся, вернётся по траектории бумеранга, который Алиса, нужно было теперь честно признать, сама и запустила.

И всего-то сказала несколько опрометчивых слов…

Хотя… что слова? Слова только подпалили фитиль заранее заложенной бомбы.

– Я же предупреждал: не надо ему ничего рассказывать, – хмуро подытожил стоявший рядом Ваня. – Был шанс проскочить.

– Теперь-то чего голову пеплом посыпать, – справедливо заметила Кара.

Она подхватила Алису под локоть и, преодолевая слабое сопротивление, потащила к крутящимся дверям бизнес-центра. Ваня, не надолго задумавшись, тронулся с места и угрюмо зашагал следом.

Едва гнущиеся ноги напоминали желе. Даже не желе, нет – не успевшую толком схватиться отвратительную мешанину из кусочков разварившихся ягод. Алиса шла, не чуя под собой земли, через просторный светлый холл здания, окутанная поздно догнавшим её оцепенением. Адреналин, минуту назад подхлёстывавший её так бойко рваться в перепалку с Шемелиным, теперь растворился в холодной панике: её только что приговорили к смертной казни – вот как она себя ощущала.

Природа этого страха оставалась для неё неведома: ну что он, казалось бы, мог сделать? Устроить разнос за плотно закрытыми дверьми своего кабинета на сороковом этаже бизнес-центра, где располагался весь топ-менеджмент? Перспектива однозначно пугающая. Деться из этого каземата, в котором Алиса была лишь единожды и обходила в дальнейшем стороной, будет решительно некуда. Придётся беспрекословно выслушивать всё, что Шемелин думает о дочке партнёра.

Но ведь это само по себе не усугубит положения. Покипятится – и успокоится. Даже самые обидные слова – не камни, костей не переломают.

На секунду мелькнул слабый проблеск надежды, что с Алисой Шемелин будет вынужден обходиться мягче, чем с кем бы то ни было ещё: если он перегнёт палку, папе это не понравится.

Алису едва не передёрнуло от малодушной мысли. Нет, ну, конечно, жаловаться на Шемелина отцу она не станет, ей просто-напросто противно добиваться снисхождения, пользуясь влиянием Коваля. Да и среди остальных сотрудников она, может, справедливо заслуживает нареканий больше других. Было бы нечестно заставлять Ваню и Кару покорно принимать на себя весь праведный гнев начальства, пока сама Алиса прячется под крылом у могущественного папочки.

Но ведь Шемелин не в курсе об Алисином отношении к покровительству отца. Он-то как раз придерживается о ней совершенно противоположного мнения: судя по их короткой, но весьма содержательной беседе, именно такого малодушия он от неё и ждёт. А значит, вынужден будет себя контролировать.

Слова – не камни… Она терпеливо выслушает всё, что он решит ей выговорить. С чем-то, может быть, разумно даже будет согласиться. По крайней мере, не спорить, не обострять, как сейчас. Вдруг это смягчит его пыл? Может, Шемелин миллион раз и неправ в том, что считает Алису легковесной девчонкой с золотой ложкой во рту, которую полностью устраивает желание отца пристроить дочку получше. Пусть это и до смерти обидно, а переубеждать его – себе дороже. Трусость иногда спасает жизнь, как бы Кара не ехидничала, критикуя Алису за недостаток смелости. И Алиса об этом с детства знала не понаслышке.

И всё-таки этот хорошо знакомый детский страх Алисе никак не удавалось изжить. Он неуютно ворочался, царапал изнутри каждый раз, когда она приходила в офис, зная, что там, в этом кабинете в конце коридора на сороковом этаже, сидит человек, глубоко недовольный Алисиным присутствием. И тревога становилась совершенно непобедимой от того, что она понятия не имела, как его умаслить – что такого она должна сделать, чтобы доказать свою правильность?

С отцом было просто: отличная учёба, безукоризненное поведение. Благодарность. Беспрекословность. Бесхребетность.

С Шемелиным… Шемелина таким не проймёшь. Как ей тут прыгнуть выше головы?

Кара с силой вдавила кнопку вызова лифта.

Створки бесшумно распахнулись, и она, резко втянув Алису в кабинку, ткнула в цифру “40”. Ване, прилично от них отставшему, вскочить в лифт не хватило времени: Кара только мило махнула рукой на прощание его вытянувшемуся от изумления лицу. Алиса, находившаяся в прострации от беспокойных размышлений, даже возразить Каре не успела, а когда раскрыла рот в желании ту укорить за мелкую подлость, удостоилась лишь пренебрежительного смеха.

Кара, как ни в чём не бывало, обернулась к зеркалу лифта и, поправив уложенные в хвост иссиня-чёрные волосы, буднично спросила:

– Слушай, а ты его сразу бросишь или ещё помаринуешь?

– Чего? – округлила Алиса глаза.

– Ну, раз учёба почти закончилась, он тебе больше вроде и не особо нужен, – равнодушно пожала та плечом и на вытянутых руках повисла на металлическом поручне под зеркалом, вальяжно скрестив ноги в остроносых бежевых лодочках с кроваво-красной подошвой.

– С чего ты это вообще взяла? – фыркнула Алиса.

– С того, что пока твоя выгода от ваших отношений мне очевидна… – хищно оскалилась Кара бордовыми губами. – Но не собираешься же ты до скончания веков с ним возиться? Ты девчонка молодая. Да и папуля твой наверняка захочет зятя попредставительней.

Алиса закатила глаза, стараясь не выдать в лице без сомнения посещавших её опасений, что Ковалю и правда ничего не стоило потребовать от Алисы закончить эти отношения. Особенно, если Ваня не оправдает того кредита доверия, который Коваль щедро ему выдал, устроив вместе с Алисой в компанию.

– Тебе знакомо такое понятие, как любовь? – спрятала она за язвительностью свой страх.

– Не встречала такого в налоговом кодексе, – обворожительно улыбнулась Кара.

– А ты посмотри в семейном, – откликнулась Алиса. – Ваня меня полностью устраивает. И папу тоже.

– А кого он должен в первую очередь устраивать: папу или тебя? – вонзила новую шпильку Кара, читавшая Алису как открытую книгу.

По плотоядному удовольствию на её лице было предельно ясно, что раздражение Алисы доставляет ей искреннее наслаждение. В этом была вся Кара: она упивалась с виду безобидным подзуживанием, которым проверяла окружающих на вшивость, играючи находя самые мягкие места в чужой обороне.

Кара – Карина Валерьевна Милославская – всё про всех знала, это уж точно. Сомневаться не приходилось. Но даже не только и не столько потому, что ей удавалось неведомыми путями раздобыть какую-нибудь тщательно скрываемую информацию: она всегда знала что и где искать, а чаще – просто с дьявольской прозорливостью догадывалась, какие секреты хранят людские души. Чувствовала.

Но отчего-то Алису эту не пугало. Отчего-то ей нравилось смотреться в Кару, как в странное мутное зеркало, где можно тщательно рассмотреть каждый тёмный уголок этой странной субстанции – своей души.

– Кар! – запоздала воскликнула Алиса, мысленно себя тут же одёрнув: лучший способ заставить её отстать – просто сохранять хладнокровное спокойствие.

Она медленно выдохнула, отвернувшись. Даже сейчас Кара сознательно подловила Алису именно в тот момент, когда сохранять душевное равновесие стоило ей больших усилий – и благодарить за это нужно было Шемелина.

– Не каркай. Ну что, каков твой дальнейший план действий?

Алиса вопросительно вскинула бровь.

– Как ты намерена выруливать из своего крутого пике? – пояснила Кара, закатив глаза. – Какую чушь будешь лить в уши нашему великому и ужасному сегодня в восемь вечера? Сдаётся мне, твои глупые рассказы про “все ошибаются”… – С издевательским умилением состроила она гримасу, сведя к переносице брови и вытянув губы, будто присюсюкивая над неразумным ребёнком, – …Его не проймут.

– А… – Алиса в замешательстве потёрла лоб пальцами. – Честно говоря, не представляю… Ты же внизу видела, какой он…

Она неприятно дёрнула плечами от пробежавших по загривку мурашек.

– Я его столько лет уже вижу, дорогуша, – небрежно взмахнула Кара узкой ладонью с тоненькой золотой цепочкой на запястье, блеснувшей в свете светодиодных ламп. – Ничего нового я там не разгляжу.

Створки лифта разъехались на пятнадцатом, прервав их разговор. Внутрь вошло несколько человек, тут же разулыбавшихся шире положенного при виде забившейся в угол Алисы. Улыбку она им вернула, но откровенно натянутую и полную сухой любезности – со стороны, правда, это должно было выглядеть довольно снобистски.

Эти подобострастные и, несомненно, неискренние жесты выставляемого напоказ дружелюбия претили Алисе не меньше шемелинских взглядов, в которых сквозило открытое презрение к её персоне. Уж лучше бы всем вокруг было на Алису откровенно плевать, лучше бы её никто не замечал – как сотни других служащих офиса, не отмеченных клеймом широко известной в бизнес-кругах фамилии.

– А если я сделала только хуже? – тихо прошептала она Каре на ухо, прикрывая рукой рот. – Если Шемелин разозлился на меня, и теперь станет отыгрываться на Ване?

– Думаешь, без твоего выступления внизу он и так не стал бы этого делать? – вполголоса задала встречный вопрос Кара.

– Не знаю… – одними губами произнесла она и побродила глазами по металлическому потолку.

Кара не ответила: только одарила её сосредоточенным взглядом, в котором отчётливо наблюдалось шевеление мысли.

Дальше ехали молча, и каждый думал о своём, пока лифт не остановился. Подождав с полминуты, чтобы случайные попутчики ушли вперёд на почтительное расстояние, Алиса с Карой под руку вышли из кабинки. Изо всех сил стараясь не глядеть прямо перед собой, чтобы взгляд невольно не падал туда, где вдалеке зияла, словно чёрная дыра, дверь кабинета Шемелина, от которого даже за сотню метров веяло могильным холодом посреди яркого весеннего дня, Алиса уже громче продолжила:

– Со всех сторон безвыходная ситуация, – сказала она удручённо.

– В безвыходных ситуациях, дорогуша, выход там же, где и вход, – беззлобно подначила Кара, открывая дверь в свой кабинет и запуская Алису первой внутрь.

Она обескураженно упала в офисное кресло с пружинящей спинкой. Кара с начальствующим видом уселась за безупречно белый стол и, сложив перед собой руки, оценивающе порассматривала Алису несколько секунд.

Окон в Карином кабинете не было – Алису, боявшуюся высоты, это только радовало, – но из-за светлых стен и выдержанного в бежевых тонах интерьера недостатка освещения здесь не ощущалось.

– Шемелин ведь совсем не был рад тому, что Коваль поставил его перед фактом, когда притащил тебя к нам? – вкрадчиво начала Кара.

– Ну… – вздохнула Алиса. – От радости он точно не сиял.

– Но согласился.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что тебе нужно понимать ход его мыслей.

– Кого?

– Господи, – на выдохе прошипела Кара. – Шемелина. Включай голову.

– Ну и какой у него ход мыслей?

– Вы оба – что ты, что твой Ванюша – ему на самом деле до лампочки, – отчеканила она. – А бесится он из-за Коваля, потому что отказать ему не может.

– Допустим… – озабоченно сузила Алиса глаза, следуя за логикой Кариных слов.

– Значит, и на тебя он злится просто потому, что до твоего папаши ему не дотянуться. Ну, и Ивана гнобит, потому что тот под руку подвернулся, – пощёлкала она пальцами. – Но ты тоже не горишь особенным желанием тут ошиваться. Правильно?

– Угу, – угрюмо подтвердила Алиса.

– Вот и думай, – повела она ладонью в воздухе с многозначительным видом.

Алиса шумно выдохнула, замолчав на несколько секунд и силясь понять, что имеет в виду выжидательно затихшая Кара.

– Давай-давай, соображай, – поторопила та. – У вас с Шемелиным есть одна конкретная точка соприкосновения.

Алиса уставилась расфокусированным взглядом в единственное яркое пятно интерьера Кариного кабинета: репродукцию Матисса. Осторожно втянув носом воздух, наполненный тонким ароматом цветочного парфюма, Алиса прикусила край ногтя на большом пальце.

– Я не хочу здесь быть… – пробормотала она сдавленно, осенённая неожиданным выводом, – …и он не хочет меня здесь видеть?

– Браво, – хлопнула Кара в ладоши. – Выход там же, где и вход. Воспользуйся своим положением, чтобы договориться с Шемелиным так же, как договорился твой предок. На правах дочки Коваля выставь ему собственные условия.

– Заставить его меня уволить? – с сомнением протянула Алиса. – А как же Ваня?

– Ваню вроде бы всё устраивает. Пускай остаётся.

– Он в том же положении, что и я. Значит, Шемелину и его присутствие поперёк горла.

– Твой Ванюша, ты уж извини, – Кара с притворной неловкостью кашлянула, – куда сообразительней тебя. По крайней мере, так не косячит. Характер у Шемелина, конечно, не сахар, но ценить профессионализм он умеет, в этом ему не откажешь. Иван даже по нашей стандартной процедуре и при самом въедливом рассмотрении успешно пройдёт свою стажировку, а после сможет рассчитывать на предложение о работе. Не главным директором, как он мечтает, конечно, но местечко для него найдётся. Так что с ним Шемелин худо-бедно, но смирится со временем. А избавиться от тебя, уменьшив количество проблем и раздражителей вдвое, Шемелин уже сейчас точно захочет. Глядишь, добрее станет, если ты перестанешь ему глаза мозолить.

– Не такая уж я и проблема, – с обидой отозвалась Алиса.

– Да что ты говоришь, – уголки Кариных губ взметнулись вверх в ироничной ухмылке. – Сегодня ты всем наглядно продемонстрировала свои способности. Весь офис с утра гудит.

– Это вышло случайно, – с нажимом произнесла Алиса уже в который раз.

– Может быть, – согласно прищурилась Кара. – Только ты можешь это использовать себе во благо.

– Как?

– Просто, – склонилась Кара над столом. – Заставь Шемелина думать, что это был всего лишь показательный номер. И если он не пойдёт на твои условия, шоу продолжится.

– Каким образом? – недоверчиво усмехнулась Алиса. – Предлагаешь мне снова напортачить?

– Ну, честно говоря, не хотелось бы, – скривилась Кара. – Так чего доброго и меня попрут, и компания по миру пойдёт. Но для начала хотя бы припугнуть этим Шемелина будет не лишним. Так, разбавить бочку мёда капелькой дёгтя. Чтоб он охотнее к тебе прислушался. У него в жизни две радости: бабы и бизнес. И свой бизнес он любит куда сильней.

– Это какой-то откровенный шантаж получается, – нахмурилась Алиса.

– Это деловые переговоры. – Кара задумчиво побарабанила пальцами по столу. – Помимо бонусов нужно озвучивать и риски. Тебя этому не учили в твоём элитном университете?

– Всё равно бесперспективно, – подытожила Алиса. – Папа не даст меня уволить. А Шемелина это всё только сильнее разозлит.

Кара издала тихий смешок, хитро прищурившись.

– А ты привыкла обо всём рассказывать папе? – проникновенно полюбопытствовала она.

Алиса сконфуженно покосилась на неё и быстро спрятала взгляд, принявшись рассматривать свои ладони.

– Ковалю совершенно не обязательно об этом знать, – не дождавшись ответа, добавила Кара. – Ведь нет нужды тебя официально увольнять. Просто договоришься с Шемелиным, что не станешь здесь появляться. Может, он тебе даже зарплату сохранит. Будешь со спокойной душой транжирить свалившиеся с неба деньги, как половина твоих однокурсников. Или что ты там хочешь делать на свободе?

– Не знаю… – с оттенком горечи вздохнула Алиса и мрачно посмотрела на Кару. – Знаешь, в универе было просто: сдавай экзамены, получай оценки. А теперь…

– Да уж… – сочувственно подытожила Кара. – У нас диаметрально противоположные представления о студенческой жизни. Ты же, наверное, от учебников даже головы не отрывала.

Алиса выпрямилась и придала лицу небрежно-снисходительное выражение.

– С чего ты взяла? Я вообще-то…

– Ой, мне-то не пудри мозги, – оборвала её Кара, с громким хлопком бросив перед собой увесистую пластиковую папку. – Видела я твоего обожаемого ботана. С ним-то и заниматься больше нечем. Только формулы зубрить. У вас там что, никого поинтереснее не нашлось?

– Не начинай… – предостерегла её Алиса, и Кара примирительно вскинула ладони перед собой.

– Ладно-ладно, – развела она руками. – Если хочешь моего совета, то вот он: оттянись как следует, пока есть возможность. Погуляй, расслабься, ни о чём не думай… Наделай, в конце концов, ошибок. Молодость на то и дана. Нет способа лучше, чтобы разобраться в себе.

– А как же бизнес? – лукаво ухмыльнулась Алиса.

– Не переживай. Не развалится, – поддела её Кара. – В прямом смысле. Как показал сегодняшний день, без тебя у бизнеса куда меньше рисков развалиться.

Алиса бездумно крутанулась на стуле, запрокинув голову и громко усмехнувшись. Может, она снова поддаётся тщетным надеждам, но Карин план ей даже нравился…

Исключая, конечно, ту его часть, в которой предстояло каким-то образом договориться с Шемелиным.

***

Алиса потянула на себя дверь. На миг показалось, что из помещения, словно из тёмного склепа, повеяло сыростью, но глупые ассоциации она тут же прогнала прочь. Внутри никого не было: Шемелин вернуться ещё не успел.

Ну в самом деле – не бояться же ей какого-то пустого кабинета?

Тут было просторно: по меньшей мере метров двадцать от двери до стены за рабочим столом, чей вытянутый язык раскинулся почти на всю длину площади. До панорамного окна, упиравшегося в самый потолок высотой в добрых три человеческих роста, ещё десяток-другой метров: Алиса машинально скользнула глазами по пейзажу за ним и тут же опасливо отвела взгляд. Там, никогда не спящий, раскинулся горевший яркими огнями город.

Сапфирово-синие сумерки накрывали Москву убаюкивающим полотном.

Как же много места тут было – наверное, преспокойно разместилась бы половина сотрудников с тридцать девятого, у которых не было не то что личных столов, но и, по новой офисной моде, даже перегородок между рабочими местами не наблюдалось. Алиса вообще с трудом представляла, как один человек мог работать в помещении таких размеров.

И высоко, здесь было немыслимо высоко. Страшно высоко. Так страшно Алисе было только у скалистого обрыва на мысе Рока, где порывистые ветра с океана всегда дули безжалостно и неистово, грозя подхватить и низвергнуть в пучины бурных вод, и подойти к краю земли решались только самые отчаянные смертники – а Алиса к таким, само собой, не относилась. Зато наверняка подобная идея могла посетить мысли Шемелина, добровольно обосновавшегося на этой вершине. Уж от него этого точно можно было ждать.

Алиса неуверенно шагнула внутрь, проникаясь незримым духом владельца кабинета. Полуметровые стрелки на настенных часах за спинкой кресла во главе стола уже перебрались за восемь: Шемелин обещался к этому времени явиться.

Она честно ждала его сначала в кабинете у Кары, затем – в отданном им на двоих с Ваней небольшом помещении, тесненьком и без окон, больше походившем на подсобный чулан. Но от нервозности ожидания решила прийти прямо сюда, в место своей предполагаемой экзекуции: чтобы у Шемелина, который мог вернуться с минуты на минуту, не возникло мысли промариновать её ещё пару лишних часов.

Да и совсем не лишним было бы хоть немного освоиться на территории врага.

Но даже расхаживая в одиночестве по его кабинету, рассматривая скупой набор канцелярских принадлежностей на столе, вдыхая полной грудью стойкий запах кожи и дерева, Алиса по-прежнему не в силах была унять потрясывающего чувства тревоги.

Делу не помогала ни дыхательная гимнастика, которую она всегда практиковала перед волнительными событиями и которая раньше, стоило заметить, никогда раньше не подводила, ни широкое размахивание руками по кругу: вычитала где-то, что умеренная физическая нагрузка помогает сбросить стресс. Ни черта не помогает – вот к какому выводу она пришла. По крайней мере, не в случае с Шемелиным.

Он опаздывал уже на четверть часа; и чем больше проходило времени, тем больше Алису нервировала предстоящая встреча.

Бросив все деятельные попытки успокоить тревогу, Алиса упала в мягкое кожаное кресло с высокой спинкой: может быть, поглядев на мир с ракурса Шемелина, которому кресло и принадлежало, она ощутит себя хоть на грамм уверенней?

Алиса погладила лакированные деревянные подлокотники, широко растопырив пальцы и прикрыв глаза, как будто пытаясь впитать в себя сосредоточенную в руках хозяина кресла власть.

Контроль. Она – сосредоточения контроля. Она пришла сюда, чтобы вести игру по своим правилам. Она репетировала, что будет говорить, она представляла себе его мрачное лицо и льдистый голубой взгляд, который ни на йоту не сможет в этот раз её смутить. Нет, не сможет. Алиса глубоко вдохнула запах дорогой кожи, дерева и…

Веки распахнулись. Алиса настороженно принюхалась, отрывисто потягивая воздух носом. Нет, не ошиблась: пахло терпко и сладковато-едко. Алкоголем.

Она опустила глаза: в открытом ящике под столом стояла початая бутылка “Чиваса”. Сомнений, кому бы она могла принадлежать, не было никаких: Шемелин, сколько она его помнила, всегда жаловал именно эту марку виски. Рядом стоял и невысокий стакан, в котором оставалось ещё на палец янтарной жидкости.

Алиса насмешливо хмыкнула. Даже допить не успел. Шемелин, выходит, тоже боролся здесь со стрессом – таким вот маргинальным способом. Уехал он из офиса чуть позже полудня, а значит, не гнушался накатить прямо в разгар рабочего дня. Так себе привычка.

Спиртного, по крайней мере настолько крепкого, Алиса предпочитала избегать: оно бесцеремонно отнимало у неё въевшуюся в кожу привычку вести себя подобающим образом. Под градусом насмарку сводились все годы кропотливой самодрессировки, которой она посвятила свою жизнь, оказавшись в семье Коваля.

Но, может, именно это ей сейчас и нужно? Стать не той Алисой Коваль, что задумывается о каждом сделанном шаге, а той Алисой, что осталась далеко в прошлом?

Не раздумывая, она схватила бутылку за горлышко и со звоном поставила на стол перед собой, махом опрокинув остатки алкоголя в стакане. Если выпить совсем немного, то удастся слегка расслабиться, да и только.

Жидкость обожгла горло. Алиса сморщилась, резко выдохнув, но поглядела на бутылку, прицениваясь: заметит ли Шемелин, если отлить в стакан ещё немного, чтобы скрыть следы преступления? Но плеснуть вышло по неосторожности чуть больше нужного, и она снова пригубила едкий напиток, откинув голову на спинку кресла.

А ведь и правда: смотреть на панораму города отсюда, потягивая дорогой алкоголь и сидя во главе большого стола, было куда спокойней и приятней, чем с того места, где Алиса в прошлый раз, сиротливо сцепив в замок руки и не решаясь отойти от двери дальше, чем на три шага, стояла и едва выдерживала на себе тяжёлый взгляд Шемелина…

Глава 2. Часть 2

в которой босоножки от "Джимми Чу" живут своей жизнью

…Контроль. Она – сосредоточения контроля. Она пришла сюда, чтобы вести игру по своим правилам. Она репетировала, что будет говорить, она представляла себе его мрачное лицо и льдистый голубой взгляд, который ни на йоту не сможет в этот раз её смутить. Нет, не сможет. Алиса глубоко вдохнула запах дорогой кожи, дерева и…

Веки распахнулись. Алиса настороженно принюхалась, отрывисто потягивая воздух носом. Нет, не ошиблась: пахло терпко и сладковато-едко. Алкоголем.

Она опустила глаза: в открытом ящике под столом стояла початая бутылка “Чиваса”. Сомнений, кому бы она могла принадлежать, не было никаких: Шемелин, сколько она его помнила, всегда жаловал именно эту марку виски. Рядом стоял и невысокий стакан, в котором оставалось ещё на палец янтарной жидкости.

Алиса насмешливо хмыкнула. Даже допить не успел. Шемелин, выходит, тоже боролся здесь со стрессом – таким вот маргинальным способом. Уехал он из офиса чуть позже полудня, а значит, не гнушался накатить прямо в разгар рабочего дня. Так себе привычка.

Спиртного, по крайней мере настолько крепкого, Алиса предпочитала избегать: оно бесцеремонно отнимало у неё въевшуюся в кожу привычку вести себя подобающим образом. Под градусом насмарку сводились все годы кропотливой самодрессировки, которой она посвятила свою жизнь, оказавшись в семье Коваля.

Но, может, именно это ей сейчас и нужно? Стать не той Алисой Коваль, что задумывается о каждом сделанном шаге, а той Алисой, что осталась далеко в прошлом?

Не раздумывая, она схватила бутылку за горлышко и со звоном поставила на стол перед собой, махом опрокинув остатки алкоголя в стакане. Если выпить совсем немного, то удастся слегка расслабиться, да и только.

Жидкость обожгла горло. Алиса сморщилась, резко выдохнув, но поглядела на бутылку, прицениваясь: заметит ли Шемелин, если отлить в стакан ещё немного, чтобы скрыть следы преступления? Но плеснуть вышло по неосторожности чуть больше нужного, и она снова пригубила едкий напиток, откинув голову на спинку кресла.

А ведь и правда: смотреть на панораму города отсюда, потягивая дорогой алкоголь и сидя во главе большого стола, было куда спокойней и приятней, чем с того места, где Алиса в прошлый раз, сиротливо сцепив в замок руки и не решаясь отойти от двери дальше, чем на три шага, стояла и едва выдерживала на себе тяжёлый взгляд Шемелина…

***

– Пустишь? – бодро спросил Коваль, бесцеремонно распахивая дверь. Ассистентка Шемелина, сидевшая в приёмной, только беспомощно привстала со стула, и они с Алисой обменялись одинаково растерянными взглядами.

Алиса безропотно следовала за отцом по пятам – от самого холла с высоким потолком и холёными рецепшионистками, блаженно разулыбавшимися при виде Коваля, до приёмной Шемелина в самом конце сорокового этажа. Но уже непосредственно возле двери, на которой веско значились фамилия и инициалы генерального директора, она замялась.

Блондинка, сидевшая впритык ко входу в кабинет, хоть и была смущена ситуацией не меньше Алисиного, но сказать ничего не решилась: только нажала кнопку на устройстве для внутренней связи и запоздало пискнула, обращаясь к своему начальнику, что “его хочет видеть Игорь Евгеньевич”. Смысла в этом не было никакого: Шемелин уже сам имел возможность лицезреть нечаянного гостя.

– Я так понимаю, отрицательный ответ не принимается, – прозвучал его голос в подтверждение Алисиных мыслей. – Проходи.

– Давай, Алис, не стой, – махнул Коваль рукой запнувшейся на пороге Алисе. – Павел Константинович занятой человек. Не будем тратить его время зря.

Она сделала несколько неуверенных шагов внутрь, и на секунду ей показалось, что земля качнулась и едва не ушла из-под ног, когда перед глазами открылся городской пейзаж с высоты птичьего полёта – это первое, что заметила Алиса. И первое, что её испугало.

Затем взгляд упал на самого хозяина пространства, лицо которого если что и выражало, то уж точно не радость от встречи со старым другом и его дочерью. От этого дурное предчувствие только возросло.

– Здрасьте, – произнесла она отчего-то осипшим вдруг голосом, не сумев совладать с собой.

– Здрасьте-здрасьте, – мягко улыбнулся Шемелин, пробежавшись по её силуэту глазами. Алиса тоже растянула губы в подобии улыбки, но вышло довольно неловко и совершенно неубедительно.

Поводов думать о Шемелине в плохом ключе у неё ровным счётом никогда не имелось. Напротив: до сегодняшнего дня впечатления о деловом партнёре отца, с которым она пересекалась время от времени, у неё складывались только самые приятные. Он всегда был обходителен и мил, остроумен – Алису смешили его панибратские колкости в сторону отца, какие мало кто в окружении Коваля мог себе позволить. И даже хорош собой – в целом, Алиса могла бы назвать его привлекательным, будь он хотя бы на десяток лет моложе: порой она ловила себя на том, что, забывшись, невольно тонет во взгляде ясно-голубых глаз.

Но повод для сегодняшней встречи вызывал у Алисы мало приятных чувств; и по нарочито хозяйскому поведению отца, которое он демонстрировал, без предупреждений врываясь в чужой кабинет, приходилось догадываться, что Шемелину тоже вряд ли понравится предложение Коваля.

– Вот, привёл, – вальяжно развалившись в кресле напротив хозяина кабинета, указал рукой на Алису Коваль.

– Вижу, – настороженно произнёс Шемелин и вернулся взглядом к отцу. – Ты у нас теперь штатный экскурсовод? Проводишь обзорные туры по моим владениям?

В другой ситуации Алиса бы тихо хихикнула себе под нос, тайком обменявшись с Шемелиным быстрыми взглядами – как это происходило между ними всегда. Но сейчас ей было совершенно не до смеха. Да и Шемелин не сиял, как обычно, широкой хитрой улыбкой: в глазах застыло нехорошее подозрение.

В кабинет, мелко перебирая ногами в чёрных строгих лодочках, вплыла его ассистентка с подносом в руках. Поставив перед Ковалем белую фарфоровую чашечку, она с почтительной любезностью сказала:

– Как вы любите, Игорь Евгеньевич, двойной эспрессо без сахара, – и, прижав к груди опустевший поднос, попятилась назад в унизительно полусогнутом положении. – Что-нибудь ещё?

Выжидательные взгляды всех присутствующих – в том числе посеревшие глаза Шемелина – обратились к Алисе, отчего ей стало вдвойне неуютно от всеобщего внимания. Она коротко помотала головой, опустив подбородок, снова сосредоточившись на лодочках ассистентки.

– Нет. Никого пока не пускай, – велел Шемелин, и дверь за ассистенткой прикрылась.

Алиса бы с удовольствием ушла вместе с ней, чтобы не оставаться в этой наэлектризовавшейся тишине.

Тишина, впрочем, повисла ненадолго.

– Мы быстро. Особо отвлекать тебя не будем, – глотнув кофе, заполнившего своим мягким ароматом кабинет, пояснил Коваль. – Как бизнес? Идёт в гору?

– Сам прекрасно знаешь, – Шемелин с показным безразличием откинулся на спинку кресла.

– Нехватки кадров не наблюдается? – снова полюбопытствовал Коваль как будто бы с дежурным интересом. Но Алиса готова была поклясться, что после этого плечи Шемелина чуть напряглись.

– Да не жалуемся, – улыбнулся он одними губами, а взгляд снова настороженно метнулся к Алисе, крепко вцепившейся от волнения в ткань рукава хлопковой блузки.

– Это хорошо, – подытожил Коваль и сам глянул на Алису. – А я вот как раз привёл тебе пополнение. Местечко найдётся?

Шемелин хмыкнул. И вот тогда глаза его в один момент поменялись: были небесно-ясными, а стали – два прозрачных кусочка льда. Словно стеклянные радужки покрылись изнутри инеем от ударившего посреди весны колючего мороза. Алиса за этой переменой наблюдала воровато, исподлобья, и сама взгляд тут же потупила, точно обожглась этим арктическим холодом.

Пауза была короткой, но Коваль долго ждать не стал, чтобы добавить веский аргумент:

– Хорошие кадры, они же, как это… – он пощёлкал пальцами в воздухе. – Их надо растить самому, согласен? Помнишь, когда ты ко мне пришёл уговаривать в тебя вложиться, я тебе так и сказал. И отсыпал даже больше, чем ты просил. Верно говорю?

Он весело подмигнул Алисе, которой вся эта история не понравилась с самого начала.

Узнала она о планах отца пристроить её после выпуска в компанию к Шемелину только накануне вечером. Тогда же и попыталась слабо возразить, открестившись от этой затеи, заранее зная, что если уж Коваль что решил – ничего его не сможет переубедить. По крайней мере, не хилое Алисино сопротивление.

Так оно и вышло: Коваль и слушать её не пожелал. Отмахнулся, досадно скривившись, и перевёл тему разговора, а Алиса и продолжать не стала. Смирилась с неизбежным. Всегда мирилась – что ей ещё оставалось?

– Не поспоришь, – отзеркалив бойкий задор Коваля, согласился Шемелин и потёр подбородок, как будто бы над чем-то крепко задумался. – Виолетта вот начинала консультантом на одной из точек.

– Молодец какая, – одобрительно протянул Коваль, снова глотнув кофе и причмокнув. – Только кофе варить она у тебя так и не научилась. Или ты таких красоток у себя не за этим держишь? – сально подмигнул он Шемелину. – В общем, давай без лирики… Возьми Алиску к себе. Она уже готова погружаться в реальные дела.

Тот криво ухмыльнулся и пропустил мимо ушей похабный намёк, придвинувшись к столу.

– Ну, раз готова…– он на секунду замолчал и сделал встречное предложение: – Тогда могу ей точку поближе к центру найти. Там как раз на реальные дела насмотрится.

– Не, – цокнул языком Коваль. – Это не наш случай. Она ж вот скоро диплом Лондонской Школы Экономики получит, ты в курсе, а? В России одна из первых. И, как говорится, не покидая пределов МКАДа. У нас программу только недавно открыли, я сразу подсуетился, чтобы её взяли… И вот. Оправдала все ожидания. Хоть прям сейчас весь профессорско-преподавательский состав вызванивай: дадут лучшие рекомендации. Если ты моим, конечно, не доверяешь.

Шемелин с вежливым интересом приподнял брови.

– А ты им за эти рекомендации больше, чем мне, отсыпал? – не теряя спокойствия, спросил он с присущей наглостью, на что Коваль издал булькающий звук, отдалённо напоминавший усмешку, а Шемелин обратился, наконец, к Алисе: – Так что, правда аж Лондонская Школа?

Ей захотелось прямо сейчас провалиться под землю – жаль только, до неё было не так-то легко достать: сороковой этаж всё-таки.

– Угу, – сдавленно подтвердила она.

– Вы ж берёте к себе стажёров. Подающих надежды выпускников, так сказать. Вот и Алиску в эту программу впиши. А ты, Алис, давай посмелей, – подбодрил её приёмный отец и довольно глянул на Шемелина. – Видишь, какая молодец: и умная, и скромная. Золотой специалист. Будет. Если подсобишь.

– Охотно верю, – кивнул Шемелин и холодно улыбнулся. – Но мы даже на стажировки берём только лучших из лучших. Сейчас время такое – сам знаешь, нужны превосходные кадры. Так что пусть твоя Алиса присылает резюме, мои ребята оценят и, может, позовут на собеседование, если всё и впрямь так замечательно… Срок подачи заявок, правда, уже прошёл, если мне не изменяет память. Но для тебя сделаем по старой дружбе исключение, так уж и быть… – Шемелин с притворным сожалением развёл руками: – Прости уж, такой порядок, Игорь Евгеньич. Мы потому и лидеры рынка, что всех подряд не нанимаем. Лондонская Школа – это, конечно, здорово. Но не мне тебе рассказывать, сколько болванов в таких местах держат за родительские деньги. Это я не про Алису, конечно…

На этих словах Шемелин дружелюбно подмигнул Алисе, но складывалось стойкое ощущение, что именно о ней-то он и говорил.

– А это, Паш, очень глупо, – авторитетно заявил Коваль, устремив вверх указательный палец со сверкнувшим золотым перстнем. – Для бизнеса плохо. Молодцы, конечно, что всех подряд не нанимаете, но зря ты вот так сразу в штыки моё предложение. Алиска-то своя, проверенная, не какой-нибудь там, как ты говоришь, болван… Такими людьми нельзя разбрасываться.

– Давай с кадровой политикой я сам разберусь, – ощетинился Шемелин.

– Конечно-конечно. Я тебя уважаю, сам знаешь, в дела совсем не лезу, – обманчиво покладисто заявил Коваль, делая вид, что уступает. – Но Алиску всё-таки возьми куда-нибудь к финансистам. На черта нам все эти формальности, а, Паш? Сто лет друг друга знаем. Она посмотрит, поучится… Девчонка толковая, это я тебе говорю. Поднатореет, и будет тебе профессионал почище этих твоих… – он хмыкнул, – Виолетт.

– Я тут вижу два варианта: пускай либо сейчас присылает резюме и проходит конкурс на общих основаниях, либо сначала где-нибудь поднатореет, на практике докажет, какая она у тебя толковая, а потом приходит. Классного специалиста с руками оторвём, это я тебе лично обещаю, – сухо отбрил Шемелин, смерив Алису суровым взглядом. Раньше он никогда так на неё не смотрел – а теперь всю его иллюзорную безобидность как ушатом ледяной воды смыло.

Алиса едва сдержалась, чтобы не вздохнуть слишком громко от разочарования, к которому с самого утра и готовилась. В своих ожиданиях она оказалась полностью права: не только ей было противно от этого махрового кумовства. Шемелин тоже явно не горел желанием пристраивать к себе дочку друга и по совместительству бизнес-партнёра.

А уж вся эта ситуация, где её обсуждали в третьем лице так, будто Алиса не стояла сейчас здесь, как на лобном месте, добавляла гадливого осадка на душе.

– Не, дорогой, – чуть громче нужного стукнул дном кофейной чашки о блюдце Коваль, чтобы добавить своим словам весомости. – Я как думаю: лучше, чтоб она под чутким руководством человека, которому я могу всецело доверять… Потому к тебе и пришёл. Дело тут деликатное, сам понимаешь: дочка, а не абы кто. Надо с пониманием отнестись. Нет, ты не подумай, я не синекуру какую-нибудь предлагаю придумать, пусть по-настоящему работает, учится, как реально дела делаются. Как настоящий бизнес работает. Тут лучше тебя никто не подойдёт.

– Так и устрой куда-нибудь к себе, – пожал Шемелин плечом. – Сам и руководи, как надо. Хоть чутко, хоть… Сам решай, как.

Коваль с сомнением цокнул уголком губ, пробежавшись задумчивым взглядом по Алисиной фигуре.

– Тоже так себе вариант… Ритуальный бизнес, он, знаешь, не для нежных барышень, – прокомментировал он предложение Шемелина, а Алису едва не передёрнуло от представшей в воображении перспективы торговать гробами и могилами.

– Ну пусть к Ларке идёт, двигать вперёд отечественную моду. А то у нас с этим как-то тухло – золотые специалисты точно пригодятся.

– Не. Чему там у неё научишься?.. Разве что как деньги со спонсоров тянуть, – Коваль весело подмигнул, потерев подушечки пальцев друг о друга в характерном жесте. – К тому же, мы-то лица заинтересованные, пристрастные. Нужен со стороны человек.

Шемелин вдруг рассмеялся, и от этого его смеха у Алисы по затылку пробежала стайка неприятных мурашек. Взгляд снова сам собой метнулся к окну. Она съёжилась, силясь прогнать подтачивающий изнутри липкий страх: так смеются люди, готовые вытолкнуть тебя из этого самого окна прямо вниз. Нехорошо смеются, безжалостно.

– Погоди, – наконец, произнёс он. – Правильно я тебя понимаю: ты просто хочешь свою головную боль скинуть на меня?

– Ну чего сразу головную боль? Чего ты сразу в штыки-то так воспринимаешь? – всплеснул Коваль руками с глубоко оскорблённым видом. – Я же говорю: девочка – умница. Какая ж тут головная боль? Просто хочу, чтобы могла по-настоящему себя проявить. К себе если возьму, сам знаешь, начнётся вот это: дочка босса и тому подобное… Чему так можно научиться?

– А у нас, значит, не начнётся? – оскалился Шемелин недоверчиво и скосил глаза на опустевшую чашку кофе, заваренного, по словам секретарши, “так, как Игорь Евгеньевич любит”. – То-то тут тебя никто знать не знает.

– А я же сразу и сказал: пришёл именно к тебе, потому что доверяю в этом вопросе, как себе, – хлопнул по столу с широкой улыбкой на лице Коваль. – Под твоим-то контролем всё уж точно будет как надо. И ты, я знаю, никаких поблажек им делать не станешь. Где надо – отругаешь, где надо – похвалишь.

– Им? – вскинув одну бровь, уточнил Шемелин, которого бодрая и льстивая болтовня отца от сути совершенно не отвлекала. Алиса его удивление разделяла: тоже посмотрела на отца, округлив глаза.

Коваль кашлянул, сделав вид, что на мгновение смутился.

– Да, там… – он глянул на неё и озадаченно нахмурился, – молодой человек твой, Иван… Иван ведь, верно я говорю?

– Ваня, – пискнув, подтвердила она.

– Вот. Тоже парнишка перспективный, – вернулся он глазами к заметно напрягшемуся Шемелину, у которого заострились углы челюсти. Коваль постучал перстнем по фарфоровому ободку чашки: – Нам такие нужны, Паш. Ребята молодые, зелёные, но через пару лет все вложенные усилия окупятся сторицей.

Шемелин медленно выдохнул, не скрывая раздражения на лице. Между его бровей залегла глубокая складка, свидетельствующая, видимо, о едва сдерживаемом негодовании, которого он даже не пытался спрятать. И всё это негодование – она ощущала кожей – сейчас было направлено не против Коваля – у того-то была километровая броня, – а против неё лично.

– Послушай, – примирительно добавил Коваль. – Ты же знаешь, я за нашу компанию…

– Мою, – сухо поправил Шемелин.

Коваль на секунду осёкся. Казалось, напряжение в воздухе за один миг сгустилось так плотно, что Алисе стало сложно дышать.

– Я всё-таки не с улицы человек, Паш, – наконец, улыбнулся Коваль обманчиво тепло. – Инвестор. Крупный акционер.

– Как и я, – выдохнул Шемелин. – Но с нуля всё поднимал не ты, Гарик.

Гариком отца называл очень ограниченный круг лиц – и в очень ограниченном круге ситуаций. Но в этом фамильярном обращении Шемелина к Ковалю скользнула отнюдь не дружеская небрежность, а плохо скрытая угроза.

Коваль примирительно вскинул перед собой ладони.

– С этим тут вообще никто не спорит. Без тебя этого всего вообще не было бы, – протянул он согласно, желая сгладить острый угол, и обвёл глазами помещение. – Но я забочусь только о том, чтобы бизнес и дальше развивался. Ты ведь знаешь, что это в общих интересах. Сам посуди: пришёл бы я к тебе, не будь я уверен в том, что это правильный шаг. Тебе ведь тоже под рукой нужны люди, которым ты всегда можешь доверять. А кому доверять, как не старым друзьям, Паш?

– Я доверяю профессионалам, – отбил мяч Шемелин.

– Профессионалы, они, конечно, всем хороши, это да… – с сомнением в голосе протянул Коваль. – Только сегодня они с тобой, а завтра – того гляди, к конкурентам ускачат.

– Моих профессионалов конкуренты не могут себе позволить, – невозмутимо улыбнулся Шемелин.

– Так это пока, – расслабленно откинулся на спинку кресла Коваль, подушечкой большого пальца проведя по нижней губе. – Пока у компании и у тебя всё хорошо, – он пристально уставился на помрачневшего Шемелина. Вся весёлость из его голоса вмиг испарилась, как не бывало. – Вдруг снова какой-нибудь кризис? Или вопросы у соответствующих органов возникнут. Слыхал, как сейчас у Лебёдова дела? Из судов не вылезает, а ещё вчера королём жизни себя чувствовал. Обстановка-то в стране такая – напряжённая… Не мне тебе, в общем, рассказывать. Так это я к чему: нужно иметь рядом людей, которые в случае чего не побегут с тонущего корабля. Потому и говорю: Алиска – своя. Держать возле себя проверенных людей – это, Паша, для бизнеса умный ход. Понимаешь?

Шемелин, потяжелев лицом, и без того до невозможности серьёзным, встал с кресла и, заправив в карманы руки, прошёл к окну. Он постоял какое-то время, глядя вниз, а Алиса даже по виду одной его спины понимала, как он близок к тому, чтобы взашей выгнать их с отцом вон, невзирая на все, без сомнения, неприятные последствия такого опрометчивого шага.

Коваль, помолчав секунд десять, тоже поднялся и ободряюще глянул на вросшую в пол Алису, решительно не знавшую, куда себя деть. Провалиться сквозь землю захотелось ещё сильнее – и чёрт с ним, с сороковым этажом. В конце концов, хоть полетает напоследок.

– В общем, договорились? Ты это, если вам бюджетов не хватает – скажи: решим вопрос, – вернул себе залихватскую бодрость отец, обращаясь к по-прежнему не оборачивающемуся Шемелину. Тот хранил хмурое молчание. – С Алиской тебя знакомить не надо, а Иван, я полагаю, заедет позже. Он же не откажется от такой возможности? – последняя фраза была обращена к Алисе, но ответа Коваль, конечно, не ждал: в его представлении такое заманчивое предложение никто в здравом уме и не подумал бы отклонить. – Только это… С Иваном я на тебя, Паш, полностью полагаюсь. В Алиске я уверен, а он… Короче, если у тебя нормально продержится – значит, точно не случайный пассажир. Можно ему доверить самое дорогое.

И, преградив Алисе путь к выходу одним повелительным жестом ладони, удалился, закрыв за собой дверь. Она перевела встревоженный взгляд на стоявшего теперь к ней лицом Шемелина, услышав, как снаружи отец благодарит за кофе секретаршу – за тот самый кофе, который, по его же собственным словам, та так и не научилась варить.

– Самое дорогое, значит… – эхом повторил Шемелин и втянул воздух раздувшимися ноздрями. – Как думаешь, это он про тебя или про свои бабки? – почти выплюнул он, взглядом просверлив дыру меж её глаз. – Впрочем, свои бабки он никогда никому не отдаст.

Рукав блузки, в который Алиса впилась пальцами с нечеловеческой силой, казалось, вот-вот грозил напрочь оторваться. Голос пропал, да и ответить ей, по большому счёту, было нечего: кто знал, что на самом деле Коваль имел в виду. А здравый смысл подсказывал: Шемелин был не так уж и не прав. Даже очень близок к истине.

Оставалось только догадываться, зачем Коваль устроил это представление именно на глазах у Алисы: специально не дал ведь ей дожидаться итогов разговора с Шемелиным в приёмной, даже когда дискуссия приняла не самый доброжелательный оборот. Но одно она понимала точно: сам Шемелин не простит Алисе того, что она стала свидетелем его слабости перед Ковалем.

Нажав на телефоне кнопку внутренней связи, Шемелин с едва сдерживаемым раздражением коротко приказал Виолетте, не умевшей варить кофе:

– Пригласи ко мне Карину Валерьевну…

***

– …пригласи ко мне Карину Валерьевну.

Это прозвучало так чётко и ясно, что Алиса грешным делом успела подумать, будто слышит сказанные Шемелиным слова наяву, а не детально воспроизводит в мыслях впечатавшуюся в память унизительную сцену.

Это прозвучало, как гром средь ясного неба.

Это прозвучало в реальности.

В мутно-невнятной реальности, в которую Алису швырнуло, как в омут затхлой стоячей воды. Причина туманности, окутавшей мир, стала тут же предельно ясна: кажется, когда Алиса только обнаружила бутылку “Чиваса”, содержимого в ней было прилично больше…

Алиса предпочитала избегать спиртного. Потому что… Потому что не умела останавливаться.

Словно в замедленной съёмке, она обратила взгляд к входной двери и тихо ойкнула, обнаружив в проёме Шемелина – самого всамделишного, явившегося собственной мрачной персоной. Тот стоял, скрестив руки на груди, и молча любовался открывшейся картиной, а на губах его играла однобокая ухмылка, не сулившая абсолютно ничего хорошего.

Алисе понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы стряхнуть накатившее оцепенение и проанализировать, что же заставило его замереть на пороге с совсем не свойственной Шемелину робостью. Она взглянула на чьи-то – чужие, несомненно – ноги, бесцеремонно закинутые на его стол.

Да уж, этакое нахальство кого угодно вгонит в ступор!

И снова выдох удивления сорвался с её губ: Алисе вообще было невдомёк, как эти ноги – нет, они решительно не могли быть её ногами! – оказались в таком вот неподобающем положении.

Она только по-рыбьи открыла рот, переводя осоловелый взгляд попеременно то на Шемелина, то на декорированный перламутровыми жемчужинками ремешок босоножек “Джимми Чу”, который был очень хорошо ей знаком. Кажется, она сама покупала такие же на Авеню Монтень…

Невразумительное эканье, издаваемое её голосовыми связками, делу не помогло и Шемелина точно не задобрило.

Спустя десяток-другой секунд этой идиотской пантомимы Алиса всё-таки со всей безнадёжностью убедилась, что ноги вместе с обувью принадлежали именно ей и никому другому, а потому небывалым усилием воли пришлось вернуть над ними контроль (спиртное всегда так действовало: мышцы нижних конечностей будто набивались ватой) и нащупала подошвами босоножек под собой твёрдый пол, по пути задев стакан с остатками виски.

Шемелин, ни слова не говоря, прикрыл за собой дверь и упал в кресло, предназначавшееся для посетителей, а не для полноправного хозяина кабинета.

– А я с подарками, – сказал он, бросив перед собой небольшую чёрную коробочку, которую держал в руках. – Ну, и что мы будем с тобой делать?

Глава 3

в которой Алиса оправдывает свою фамилию, но кое-что разбивается вдребезги

Реальность совершенно не собиралась становиться яснее. В этом заключался главный недостаток Алисиного положения. Их, недостатков, было и так не мало; но расхлябанность мыслей не позволяла оценить обстановку с предельной точностью.

Но в неуклюжих попытках сориентироваться Алиса совершенно неожиданно для себя обнаружила неоспоримое достоинство ситуации: отступил страх, не дававший дышать спокойно целый день. Да так отступил, на такие дальние рубежи, что она и вовсе о нём забыла – даже сейчас, в присутствии Шемелина, испепеляющего её глазами, она чувствовала разве что лёгкую неловкость от того, что посмела хозяйничать в его кабинете. Но и это досадное чувство быстро растворилось в общей сумятице разбавленного этанолом сознания.

Шемелин, меж тем, ждал от неё какой-то реакции.

Он ведь что-то сказал? Или молча предоставил Алисе возможность объясниться?

Нет, всё-таки сказал, иначе не смотрел бы так требовательно.

Алиса растерянно огляделась по сторонам и выдала единственное, что пришло ей в голову:

– Угощайтесь, – подтолкнула она бутылку виски к Шемелину.

Смысл сделанного дошёл до неё только после того, как его брови изумлённо прыгнули вверх, смяв глубокими складками лоб. Тем не менее, говорить он ничего так и не стал. Потянулся за подкатившимся “Чивасом”, отработанным движением схватил за горлышко и, припав к его узкому краю, глотнул виски, не сводя с Алисы глаз. Затем он потряс перед глазами содержимым бутылки, измерив уровень оставшейся жидкости, и, недоверчиво прищурившись, покосился на Алису.

– Простите… – опустила она взгляд на свои сведённые вместе колени, теперь уже пребывавшие в приличном положении.

– Да уж, Алиса Игоревна, – с нажимом подытожил Шемелин. – Годы идут, а ничего не меняется. Снова хлещешь мой виски.

– Вам жалко, что ли? – фыркнула Алиса в ответ.

– Взяла моду надираться моим бухлом, – отбрил он мрачно, но с иронией: кажется, находил ситуацию отчасти забавной. – Кто тебя этому научил-то?

– Вы и научили, – с ехидством прищурилась она и ввернула последний аргумент в своё оправдание: – Сами тогда на своём дне рождения меня угостили. Так что прекратите мне это припоминать.

– На правах того, кто спас тебя от праведного родительского гнева и вовремя отправил домой спать, могу себе позволить, – не остался он в долгу.

– Боялись, что я им расскажу, кто меня споил.

– С этим ты и без моего участия замечательно справляешься, – наградил он красноречивым взглядом бутылку.

Шемелин устало помял переносицу, на секунду смежив веки, а затем сделал ещё один глоток виски. Выглядел он даже как-то измождённо: светлые волосы чуть взъерошены, рукава рубашки с расстёгнутым и чуть перекосившимся воротом закатаны до локтя, а пиджак он бросил валяться бесформенной кучей прямо на столе. Под глазами у него залегли сизоватые тени, особенно выделявшиеся в приглушённом освещении.

– Ну, – не поднимая век, сухо произнёс он. – И что ты мне расскажешь?

– А что вы хотите услышать? – с серьёзным видом уточнила она, будто не понимала, о чём речь.

Он смерил Алису подозрительно сощуренным взглядом и вкрадчиво поинтересовался снова:

– А ты не стесняйся… – Шемелин подтолкнул пустеющую бутылку к Алисе, с мягкой улыбкой побуждая выпить ещё: понял, кажется, по их короткой перепалке, что спиртное неплохо развязывало ей язык и лишало осторожности в высказываниях. – Всё рассказывай. Как это произошло? Какое ко всему отношение имеет твой Иван… Чёрт, опять забыл, как его там по отчеству… Хотя запоминать уже нет необходимости: с завтрашнего дня он здесь больше не работает. Отца, так уж и быть, сама можешь этой новостью обрадовать.

Угроза прозвучала предельно чётко и неотвратимо: Шемелин правда решил Ваню всё-таки уволить, потому что в Алисину причастность к происшествию не верил. Или не хотел верить, ведь отыграться на Ване ему было куда легче, чем на Алисе.

Всё это означало одно. Если Алиса будет настаивать на роковой случайности произошедшего, то переубедить Шемелина у неё, скорее всего, не выйдет.

– Ваня совсем не причём. Документы отвезти должна была я, а не он, – ответила Алиса, собравшись с мыслями. – А я не отвезла.

– Не отвезла?

– Не отвезла, – утвердительно повторила она.

Шемелин облокотился на стол руками и положил подбородок на тыльные стороны сцепленных вместе ладоней. Его взгляд так и продолжал настороженно бродить по Алисе.

– Угу… – многозначительно промычал он и с явным скепсисом добавил: – Говоришь, забыла?

Алиса напряжённо сглотнула. Вот он, момент истины… Перейти к сути прямо сейчас? Страшно. Потом уже не повернёшь всё вспять…

– Ну… – повела она плечом, собирая воедину всю свою храбрость.

Края губ Шемелина вытянулись в стороны, изобразив некое подобие улыбки.

– М-м, – протянул он с сомнением в голосе. – Я подозреваю, что ты компостируешь мне мозги и пытаешься выгородить своего…

– Глупости. Я сказала: он не имеет отношения к этому… инциденту, – расплывчато возразила Алиса.

– Так уж и глупости?

– Чушь. Полнейшая, – припечатала она и закусила губу, поняв, что напрямую угрожать оказалось всё-таки труднее, чем безнаказанно дерзить. Алиса никак не могла решиться пойти в атаку.

Шемелин вцепился в неё взглядом, и этот взгляд больше всего напоминал сомкнувшуюся на её горле зубастую пасть хищника.

– Это он выгораживал меня, – помолчав, Алиса заслонила ладонью лицо. – Я напортачила. Он…

– …пришёл на защиту, как средневековый рыцарь?

– Мне нужно было сразу во всём признаться.

Не то чтобы Алиса откровенно врала – нет, по большому счёту её слова были истинной правдой и только ею; но щёки всё равно отчего-то загорелись огнём от неловкости. Алиса постаралсь завесить их тщательно выпрямленными с утра прядями, чтобы не давать Шемелину лишний повод заподозрить её во лжи, и воровато покосилась на него исподлобья. Взгляд при этом постаралась сделать таким уверенным и невозмутимым, что кого угодно бы проняло – кроме, разумеется, Шемелина.

Все труды её тут же пошли прахом, стоило ему хмуро усмехнуться в ответ на её реплику.

– Ну и ерунда, ей-богу, – хлопнул он по лбу рукой. – Ты вообще понимаешь, чего я от вас хочу?

– Иногда мне кажется, Павел Константинович, что вам просто нужны груши для битья. Но не хочется подозревать вас в таком малодушии.

Шемелин громко стукнул кулаком по столу, и стекло стакана звякнуло, на миг оторвавшись от деревянной поверхности.

– Я и так устал. И злюсь. Не надо делать ещё хуже.

Алиса снова вдохнула побольше воздуха, чтобы запала хватило на всё то, что она собиралась сказать:

– Я же сказала: мне нужно было сразу прийти к вам и всё рассказать…

Но Шемелин, которого эта фраза разгневала ещё в первый раз, и теперь не стал дослушивать, вклинившись в Алисину заготовленную тираду:

– Ты меня совсем за дурака держишь? Он выгораживает тебя, а ты выгораживаешь его, чтобы отец не дал твоему хахалю пинка под зад… Чёрт ногу сломит. Так и знал, что этим всё кончится. Значит так, заруби-ка себе на носу: мне этот бедлам здесь не нужен. Все, кто на меня работает, – он, подняв указательный палец, очертил им в воздухе круг, – ставят перед собой одну-единственную задачу: успех бизнеса. Любые интриги и игры в благородных мушкетёров этому мешают. Вы двое рассказываете мне какие-то сказки, никто из вас не говорит правду, а задержанный груз на таможне, между прочим, могли и изъять из-за того, что вы продолбали все сроки предоставления документов. Ты вообще понимаешь, какие это издержки? И какие неустойки мне пришлось бы выплачивать потом американцам из-за срыва поставки?

– Так вы… – пискнула Алиса, на секунду забыв о своих намерениях, почувствовав вину в едва не случившейся катастрофе, – …всё уладили?

Шемелин побуравил её тяжёлым взглядом несколько секунд.

– Уладил. Пришлось начальника управления дёргать. Представь, каким идиотом я себя чувствовал, когда объяснял генералу, что мой стажёр просто забыл отправить элементарную документацию?

– Значит, всё кончилось хорошо? – выразила Алиса несмелую надежду.

Шемелин крепко сцепил челюсти.

– Нет, Алиса. Ничего хорошего я тут не вижу. Я не могу найти концов, вот что меня раздражает. Если в моей компании что-то происходит, я должен знать об этом всё, что только можно. Я должен знать, кто и когда напортачил, сделал ли он это намеренно или у меня тут развелась толпа идиотов, которые не умеют смотреть в календарь…

– Так дайте же мне сказать, если вам так нужна правда! – воскликнула Алиса, опрометчиво повысив голос на пару тонов.

– Как раз-таки правды я и не могу от тебя добиться. Это твой Иван не выполнил задачу. Чуть не поставил меня на огромные бабки, – раскатисто перекринул её Шемелин. – Ты решила, что если возьмёшь всё на себя, я его не уволю. Но это чушь собачья.

Алиса медленно втянула воздух носом. Пунцовый жар, казалось, покинул щёки и прилил к глазам, застлав взор пеленой гнева. Она припала к бутылочному горлышку, хлебнув ровно так же, как сделал это пять минут назад он: с показной развязностью и не выпуская тяжёлого лица Шемелина из виду.

– Если вы не в той весовой категории, чтобы разобраться лично с моим отцом, Павел Константинович, – процедила она сквозь зубы, выплеснув давно тлевшую внутри обиду, – то не стоит здесь орать на меня. Выглядит… – на мгновение она сцепила челюсти в попытке отыскать словцо поострее и ядовито выплюнула: – жалко.

Шемелин прервал её собиравшуюся стать пламенной речь тихим смехом.

– Жалко?

– Жалко, – повторила она с тем же шипением. – Потому что я могу ему рассказать, как вы пытаетесь свести с ним счёты через меня. И тогда уже я удовольствием погляжу, как он вас…

Не стоило ей на этом моменте замолкать. Не успела придумать, что такое “он вас…” – потому что, в общем-то, не имела представления, что именно мог сделать Коваль Шемелину. Разорить? Словесно выразить неудовольствие? Вежливо попросить быть с Алисой помягче?

Но одно знала точно: по тому, как подчёркнуто снисходительно и властно вёл себя отец в тот день, когда привёл Алису сюда, он точно что-то мог. И Шемелин об этом прекрасно знал.

Но сам Шемелин в её секундной заминке уловил не что иное, как слабость.

– Продолжай-продолжай… – круговым жестом руки подбодрил он Алису, отдавая себе отчёт, что ей нечего было добавить. – Он меня – что?

– Вы меня так и не дослушали, – сказала она и для убедительности встала с его кресла, чуть пошатнувшись от резкой смены положения тела, что вызвало у Шемелина лишь пренебрежительную ухмылку. Он откинулся на спинку своего кресла, словно чувствовал себя хозяином положения.

Алиса тем временем, гордо вскинув подбородок, обошла стол на чуть покачивающихся ногах и присела на его краешек, вытянув ноги. Виски бодро заплескался в бутылке, когда Алиса широко и чуть неосмотрительно взмахнула рукой с зажатым “Чивасом”, который зачем-то прихватила с собой со стола.

Вот чем всё обернулось: Шемелин твёрдо намеревался уволить Ваню, и выход у Алисы был лишь один – так убедительно сыграть роль злодейки, чтобы вывести того из-под удара.

– Ваня не имеет к случившемуся никакого отношения, – наконец, собравшись с разбегающимися мыслями, начала она, – потому что это сделала я. И, как вы верно подметили, не случайно. Просто он об этом совершенно ничего не знал и зря пришёл к вам за меня вступаться. Только спутал мне все планы. Мне нужно было с самого начала прийти и всё вам рассказать, чтобы вы знали, с чем имеете дело.

Раздался громкий звон: она стукнула дном бутылки по столу, чтобы слова звучали убедительней. Или опаснее.

– Что?

– Что слышали, – растянув губы в коварном оскале, снова сказала она. – Можете не сомневаться, Павел Константинович, если вы ко мне сейчас не прислушаетесь, то я снова как-нибудь подпорчу вам жизнь: бумаги какие-нибудь перепутаю, отправлю что-нибудь не туда… Придётся вам опять перед кем-нибудь оправдываться за своих стажёров…

– После таких слов тебе никто не доверит ни одной бумаги, кроме туалетной.

– Подмешаю в кулер слабительного. Работа встанет надолго, – вспомнив Карину утреннюю шутку про труп и прерывание рабочего процесса, которого так боялся Шемелин, нашлась Алиса с решением. – Я могу быть очень изобретательной, вы уж поверьте.

– Вот значит, как, – прокомментировал он, озадаченно помассировав подбородок.

Алиса смотрела на него сверху вниз, и это добавляло уверенности. Грань дозволенного она явно уже перешла, а значит, в опаске оглядываться и сдавать назад не было никакого смысла: теперь нужно идти напролом.

– Вам же самим это всё не нравится, – скрестила она руки на груди. – Я тут порчу вам рабочий процесс… Так вот, примите к сведению: я к вашим рабочим процессам ещё даже не прикасалась. И сегодняшний день может стать либо началом длинной полосы неприятностей, либо… – она всплеснула рукой, возводя мечтательный взгляд к потолку, – концом всех проблем.

– Ты мне сейчас угрожаешь? – уточнил Шемелин, сложив ладони в замок и с любопытством заглядывая ей в лицо. – За то, что я вас с хахалем в отличие от твоего отца в жопу не целую?

– Предельно серьёзно, Павел Константинович, – ехидно подтвердила она, с особенным коварством прищурившись. – Я ведь была здесь, когда папа привёл меня к вам. Вы хотели ему отказать, но не могли. Можете считать меня дурой, но я прекрасно понимаю, что это значит.

Его лицо скривилось, и один уголок губ дёрнулся вверх точно от нервного тика, но вернуть напускное спокойствие Шемелину удалось быстро.

– Ну и что же это значит?

Алисина улыбка стала только шире, наполнившись победоносным ликованием. Будто бы не помня себя, она сделала несколько шагов к креслу, на котором сидел Шемелин, а затем (рассудок и впрямь, должно быть, совершенно помутился, раз она на такое осмелилась) оперлась ладонями на деревянные рукоятки, властно нависнув над собственным начальником. Между их лицами было сантиметров десять – и то, по весьма оптимистичной оценке.

– Это значит, что вам понадобится очень много времени, чтобы убедить своего партнёра в необходимости меня, то есть его дочь, уволить, – чётко проговаривая слова, Алиса пристально посмотрела в его льдисто-голубые глаза. – И придётся вам долго терпеть все мои… Милые шалости. Если не пойдёте на уступки.

Алиса чувствовала его дыхание – мятно-алкогольное с лёгкой примесью запаха табака: Алиса никогда не видела раньше, чтобы Шемелин курил.

До странности приятное чувство заполняло всё её тело. Лёгкость, уверенность, вседозволенность – это Алиса во всех смыслах свысока глядела на развалившийся у подножья небоскрёба город, это перед ней он послушно и заискивающе урчал, это ей принадлежал и ей подчинялся.

И Шемелин тоже должен был подчиниться.

– И когда ты успела стать такой с… – бархатно и приглушённо (Алиса, не будь она так близко, ничего бы не расслышала) сказал Шемелин.

– Сообразительной? – бесстыдно осклабилась она, саму себя не узнавая.

Шемелин только хмыкнул, и глаза его сверкнули насмешливыми искорками. Он сдаваться не спешил – ещё видел шансы на свою победу.

– И это тоже, – согласился он с ней и неплотно сомкнул губы, разглядывая её лицо.

Алисе вдруг стало отчего-то важно, как она сейчас выглядела: не смазалась ли тушь; не испортилась ли в конце длинного дня укладка на голове, превратившись в курчавое гнездо; не размазалась ли, в конце концов, помада – всё это вдруг приобрело чертовски большое значение. Почему-то.

Шемелин молчал, продолжая с ней эту странную игру в гляделки. Молчала и Алиса, почувствовавшая, что сказать сейчас ещё хоть слово – значит, проиграть. Молчание было куда весомей и куда убедительней, чем любое дополнение к уже озвученным ею условиям. Нужно было только придать ещё чуть больше уверенности взгляду, ещё каплю снисходительности, представить, что Шемелин, такой важный и такой грозный, сейчас был в её полной власти.

Отец мог так с ним обращаться. А значит, могла и она. Разве не поэтому она столько лет доказывала, что заслуживает носить его фамилию?

Она чуть подняла подбородок, точно любовалась видом окончательно поверженного противника, но уже спустя секунду пожалела о своём преждевременном торжестве.

Шемелин поднялся резко – так, что откатившееся назад кресло с грохотом смело все остальные выстроенные в ровный ряд стулья на колёсиках. Но куда больше, чем сохранность офисной мебели, Алису в этот момент взволновала её собственная судьба. Она вдруг внезапно снова ощутила бёдрами до боли упирающийся в кожу острый край стола, к которому Шемелин Алису и прижал, теперь уже нависнув над ней почти так же, как Алиса за секунду до этого – над ним.

– Не много себе позволяешь? – пронзительно заглядывая ей в глаза, поинтересовался он с опасно обманчивым дружелюбием.

Алиса приложила все оставшиеся усилия воли, чтобы не моргать. Ей оставалось лишь надеяться, что глаза у неё сейчас не выпучились от страха.

– Я всего лишь озвучиваю вам деловое предложение, – контролируя голос, чтобы он ненароком не дрогнул, выдав её волнение с потрохами, твёрдо отозвалась она. – Довольно выгодное, между прочим.

На нижней поверхности дорогой столешницы наверняка должны были остаться царапины от её ногтей – так сильно она вцепилась в дерево. Шемелин же неторопливо потянулся за оставленной бутылкой виски и, по-прежнему без лишней спешки приложившись к её горлышку, снова посмотрел на Алису, ничего не отвечая.

Его взгляд опустился ниже: сначала к губам, которые Алиса прикусила от предательского волнения, к подбородку, который едва не дрожал, а затем и ниже – непозволительно ниже, как ей показалось в этот момент. Шемелин беззастенчиво и масляно разглядывал её вздымающую от тяжёлого дыхания грудь.

– Прекратите… – начала она сурово, но договорить не смогла: его пальцы жёстко обхватили подбородок Алисы, заставив челюсти сомкнуться.

– Что?

– Прекратите пялиться, – процедила она сквозь зубы, но получилось сдавленно и беспомощно, совсем не так веско, как ей того хотелось.

– Я думал, у нас с тобой весьма… неформальная беседа, – поддел он её, и нагловатый блеск во взгляде стал только ярче. – Раз уж мы перешли к открытым угрозам, можно и приличных людей тут не изображать. Да, Алиса Игоревна?

– А я думала, что вы человек куда более рассудительный, – ввернула ответную колкость Алиса. – Но, кажется, ошибалась.

– Не–ет, Алиса Игоревна, – протянул он мягче, прищурив один глаз. – Ты думала, что я – человек, который поддастся на такой идиотский шантаж. Довольно банальный, между прочим. Вынужден разочаровать: если ты будешь портить мне жизнь, то и я в долгу не останусь, уж поверь. И первым делом начну с твоего дражайшего Ивана.

Сердце в груди ёкнуло: и правда, допустив излишнюю дерзость, она рисковала навлечь на Ваню гнев Шемелина. Нужно было срочно исправлять положение.

– Если вы его уволите, то меня вообще ничего не будет сдерживать, – быстро вставила она.

– Меня тоже, – не остался он в долгу. – Меня сейчас вообще ничего не сдерживает.

– Это не шантаж, – смягчилась Алиса, поняв, что переборщила с напором. Она нервно облизнула сухие губы: остаткам помады, наверное, пришёл конец. – Я же говорю: деловое предложение. Все получат свою выгоду. Вы снова меня не дослушали.

– Пока, Алиса, я слышал от тебя одни угрозы. Предложений не звучало.

Она выхватила из его рук бутылку и с заправским видом глотнула ещё виски. Стоило, наверное, в очередной раз воздержаться от выпивки, чтобы не допускать новых промахов в этих странных переговорах, но во рту ужасно пересохло.

– В конце концов, Павел Константинович, – зажурчал её голос, ставший тоньше и выше, – зачем нам с вами быть врагами? Ни вы, ни я не хотим исполнять волю моего отца. Хоть я и новичок в мире бизнеса, но даже мне предельно ясно, что в этой ситуации мы с вами – союзники.

На смену повелительному тону пришли нотки заискивающие и просящие, но в том невыигрышном положении, в котором она, зажатая между столом и его сильным телом, оказалась, Алисе пришлось понадеяться, что демонстративная доброжелательность задобрит Шемелина хотя бы частично.

С этих слов и нужно было начинать, но Алиса опрометчиво поддалась эмоциональному порыву. И всё пошло наперекосяк, эффекта она добилась ровно обратного от того, которого хотела.

– Так что ты предлагаешь? – заинтересованно поднял брови он, забирая из её рук “Чивас”. – Не томи. Терпение у меня не резиновое.

– Отпустить меня.

– Просто отпустить?

– Да.

– Я и не держу. – Он держал: не позволял ей высвободиться, уперев в стол руки по обе стороны от Алисы и преграждая тем самым путь.

– Не могу же я просто не появляться на рабочем месте.

– Кто ж тебе мешает?

– Папе это не понравится.

– Конечно, не понравится. Но это твои проблемы. Попробуй и ему чем-нибудь поугражать. Я с удовольствием на это погляжу.

– Я не хочу, чтобы он был в курсе.

– Вот как?

– Да. Вы не скажете, и я не скажу. Это в наших общих интересах.

– Предлагаешь выбирать между твоим мелким пакостничеством и нашей с твоим отцом… – он кашлянул, – крепкой дружбой? Вынужден огорчить: я сделаю выбор не в твою пользу. А помимо этого, Алиса, я просто не люблю, когда мне ставят ультиматумы.

Алиса медленно вдохнула пахнущий алкоголем и терпко-древесными нотками парфюма воздух, на миг опустив глаза к его смугловатой шее, и хитро посмотрела из-под полуопущенных ресниц:

– Я не ставлю ультиматумы. Я нагло рассчитываю, что вы пойдёте мне навстречу, помня о нашем с вами давнем знакомстве, – ответила она с оттенком коварства в голосе: надеялась разрядить атмосферу неловкой шуткой, напоминавшей об их былых и вполне хороших отношениях.

И снова раздался его тихий, рождающийся где-то в горле, смех, заставивший Алису пристыдиться. Она сглотнула, уставившись на подёргивающийся кадык, не в силах поднять взгляд к его лицу. Но Шемелин вдруг сам аккуратно подцепил её подбородок пальцами, заставляя посмотреть вверх.

– Сколько тебе было, когда Гарик тебя подобрал? Лет пятнадцать? – Шемелин усмехнулся собственным мыслям.

– Двенадцать.

Он тут же посерьёзнел:

– А я ему говорил, что брать к себе такую взрослую пигалицу – дурная затея. Никогда не знаешь, что вырастет из уличного щенка.

На несколько мгновений Алиса задержала дыхание. Умел он всё-таки нажать на самое больное и выбить почву из-под ног – то тот случай с алкоголем припомнил, то вот теперь поднял сам факт Алисиного удочерения Ковалем, да так образно сравнил с подобранной дворняжкой, что Алисе стало от холодных мурашек на затылке стало не по себе.

Мурашки были холодными, а вот обида от его слов – жгучей. Алиса прикрыла веки и подумала о Ване.

– Так что скажете? – сдержанно осведомилась она, не позволив себе потерять спокойствие. – Мне не придётся здесь торчать, не буду вам лишний раз глаза мозолить. А вы не расскажете об этом отцу. По-моему, все в выигрыше.

– Скажу, что это тоже дурная затея, – не выпуская Алисиного лица из крепкого захвата пальцев, просто ответил он. – И когда Коваль обо всём узнает, то спрашивать будет прежде всего с меня.

– Он ничего не узнает, – упрямо попыталась мотнуть она головой, но рука Шемелина ограничивала свободу движений: вышло лишь несуразно дёрнуться.

– Узнает, – стоял на своём он.

– Нет, – почти рыкнула Алиса.

– Да.

Шемелин сохранял хладнокровие, рассматривая со смесью любопытства и насмешки на лице начавшую распаляться Алису.

Она плотно сжала губы, не отводя от него глаз, и вслепую попыталась выхватить из его рук бутылку, но снова вышла смешная сцена: Алиса лишь несколько раз ухватила пальцами воздух, пытаясь дотянуться до его отведённой в сторону руки.

Она прикрыла глаза, ощутив в сомкнувшейся темноте шаткость плывущего куда-то мира.

– Хватит с тебя, – отрезал Шемелин.

– Я сама решу, – упрямо ответила она.

– Здесь всё решаю я, – криво ухмыльнулся он, не уступая, и демонстративно хлебнул из бутылки, которую Алиса вновь постаралась поймать.

– Не всё, – уязвлённая очередной неудачей, ядовито поправила она. – Я здесь отнюдь не потому, что вы так захотели.

– Да? – его лице стало ещё ближе.

– Коваль так решил, – дёрнула она верхней губой в стремлении задеть его сильнее. – И я тоже Коваль, а значит…

Его указательный и большой палец с силой надавили Алисе на щёки так, что заломило зубы, и от сверкнувших перед глазами искр боли она не смогла закончить фразу.

– Ты всего-навсего пригретая сирота, девочка, – выплюнул он, сократив расстояние между ними до считанных миллиметров. – Сама вылетишь, как пробка, если Коваль так захочет. Думаешь, вытянула счастливый билет и можешь теперь вести себя, как сука? Я его знаю получше твоего, так что поверь: он тебя выкинет и не поморщится, если станешь слишком выпендриваться. Думаешь, я не смогу ему доказать, что все выкрутасы – твоих рук дело? Ошибаешься, малышка. Хочешь устроить мне неприятности? Валяй. Знаешь, как ему потом будет интересно слушать о твоих подвигах?

Алиса прекрасно знала, что он прав, и за эту правоту его сейчас жгуче ненавидела.

Но ещё больше ненавидела себя за то, что не могла ничего возразить и никак оправдаться тоже не могла – по с детства въевшейся в кожу привычке боялась лишнего шагу ступить, лишь бы не расстроить приёмного отца. Иначе путь для неё, бедной-несчастной сироты, открывался только один: обратно туда, откуда Коваль её и вытащил.

Шемелин прекрасно понимал, с какой силой и на какие болевые точки давить, хоть и мало, в сущности, об Алисе знал. Но той скудной информации, что у него имелась, видимо, было достаточно, чтобы привести её в состояние панического оцепенения.

Глаза обожгло подкатившими от бессильной злобы слезами. Она шикнула от боли, изо всех сил борясь с признаками собственной слабости и не позволяя потокам солёном влаги заструиться по горящим огнём щекам.

Зря она в это вписалась, зря повелась на Карино подначивание. Сама ведь понимала, что ничем хорошим это кончиться не должно: Шемелин совсем не тот человек, которому можно выдвигать подобные ультиматумы.

С другой стороны – а был ли у неё сейчас выбор? Либо Ваня лишится работы по её милости и вместе с тем Алиса лишится Вани, либо она сделает хоть что-то, дабы выпутаться из сложившегося положения.

Наверное, будь на её месте Кара, или будь Алиса хоть немного на Кару похожа, имей даже сотую долю её закалки и хладнокровности, то что-нибудь из этого всего бы и вышло. Но Алиса совсем другая.

Алиса – трусиха. И вдобавок к этому обескураживающему факту Алиса не умела бороться с обуревающими эмоциями, если они, как сейчас, перехлёстывали через край.

Со стороны послышался громкий стук стекла поставленной Шемелиным на стол бутылки. Она напряжённо сглотнула образовавшийся под горлом тугой ком.

В кабинете было жарко и тихо, так оглушительно тихо, что тяжёлое дыхание их обоих казалось сейчас громче любой пронзительно воющей пожарной сирены – а она должна была бы сейчас завыть, потому что сам воздух, казалось, вот-вот готов был воспламениться. Искрило между ними – будь здоров.

– Уберите руки, – выплюнула Алиса в попытке вернуть себе если не самообладание, то хотя бы свободу движений.

– Иначе пожалуешься папе? – спросил он с издёвкой.

– Скажу, что вы меня домогаетесь, – злоба, кипевшая в груди, говорила сейчас Алисиным голосом.

– И кто тебе поверит?

Она же, эта кипевшая злоба (ничем иным объяснить это было нельзя), управляла и её собственными руками: Алиса резко рванула на себе верх платья, от чего тонкие лямки упали с плеч и на свет показался простой молочно-белый лифчик.

– Я закричу, Ваня здесь, он услышит и…

– Ну кричи, – уверенно приказал Шемелин.

Алиса набрала в лёгкие воздуха, сама себе не веря, что готова сейчас действительно разразиться громким воплем, но опустившиеся на её рот влажно-щиплющие от алкоголя губы помешали ей осуществить задуманное: донёсшийся из горла звук приглушился, став больше похожим на тихий стон.

Руки, сопротивляясь натиску, упёрлись в твёрдые плечи Шемелина, но ни на йоту не смогли его сдвинуть – казалось, он только прижимался с каждой секундой всё теснее к Алисе. Поцелуй, больше похожий на яростное сражение, продолжался целую вечность – такую долгую и нескончаемую, что кислород в лёгких стал неминуемо кончаться. Её голова уже безвольно откинулась назад, а тщетный упор рук ослаб, когда по её губам требовательно прошёлся горячий язык, от которого Алиса снова ощутила во рту вкус виски.

– Чего не кричишь? – выпустив её на миг, снова с искренним любопытством поинтересовался Шемелин и бесцеремонно спустил тонкую лямку лифчика с её плеча. – Я же домогаюсь. Теперь по-настоящему.

Алисе удалось увернуться от новой его попытки прижаться к её губам, с которых сорвалось жалобное:

– Не надо… – но обрывок фразы беспомощно затих, когда вместо рта его губы опустились на пульсирующую венку на шее, прочертив мокрую дорожку ниже.

Там же вдруг оказалась его ладонь, мягко прошедшаяся от ключиц к челюсти и заставившая Алису снова повернуться лицом к нависающему над ней и тяжело дышащему Шемелину.

– Не надо, моя хорошая, так со мной играть, – тихо сказал он, чеканя каждое слово. – Потому что, будь уверена, выиграю я. И на каждую твою пакость я придумаю что-нибудь получше.

На короткое мгновение она замерла, рассматривая его ставшие ярко-розовыми от поцелуев губы.

– Просто отпустите меня, и всё, – взмолилась она, заглядывая ему в глаза в тщетной надежде. – Отсюда. Из офиса. Я ничего не сделаю. Никому не скажу.

– Тебе и нечего говорить, – криво улыбнулся он.

– Пожалуйста, – повторила она мольбу сквозь частые сбивчивые вздохи.

Он замолчал, самодовольно понаблюдав с пару мгновений за её унижением.

– Должен признать, – наконец, выдохнул с торжеством во взгляде, – мне нравится куда больше, когда ты просишь, а не приказываешь. – И снова расстояние между их лицами сократилось до ничтожно малого; Алисе ничего не стоило сейчас самой вновь приникнуть к его губам в ответном поцелуе, и она с удивлением обнаружила в себе именно такое неприятно ошеломляющее и вместе с тем томящее желание. – Может, мне так почаще делать?

Её пальцы порывисто смяли ткань его рубашки.

Нужно было бы сейчас возразить, сказать твёрдое и неколебимое “нет”, но правда, которую Алиса с отрезвляющим потрясением осознала, состояла в том, что она не хотела и не могла ему отказать сейчас, в этот самый миг, когда его губы дразняще двигались напротив её, почти касаясь, но не задевая влажной разгорячённой кожи.

Её хватило только на несмелое потрясывание головы в отрицании – совершенно, впрочем, не убедительном даже для неё самой.

– Как знаешь, – ощерился он победоносно.

Алиса нервно сглотнула, ощутив, как трепыхнулось, сбившись с ритма, сердце. Она, как загипнотизированная, наблюдала за его действиями. Шемелин какое-то время помолчал, а затем аккуратно убрал упавшую на её лицо прядь, мягко скользнув подушечками пальцев по щеке, наверняка уже ставшей кроваво-алой от смущения.

– Раз уж ты называешь эти свои неловкие попытки меня прогнуть деловым предложением, то вот тебе мои встречные условия… – его сосредоточенный взгляд стал темнее. – Услуга за услугу, Алиса Игоревна…

Алиса вопросительно вскинула брови, оказавшись в ещё большем смятении, чем за секунду до этого.

Какую такую услугу мог он у неё попросить? Что она могла ему дать? Если только…

Мысли озарило понимание, и Алиса округлила глаза, оскорблённо сведя к переносице брови. Она попыталась отпихнуть Шемелина, но идея вернуть почтительную дистанцию между собой и потерявшим всякое благоразумие мужчиной снова оказалась абсолютно провальной.

– Я не стану с вами… – от возмущения, лишившего Алису возможности выдохнуть, даже не удалось закончить фразу.

– Да успокойся, – крепко схватил он её за запястья, чтобы унять неловкую возню. – Я не об этом.

– Тогда отпустите.

Он нахально вздёрнул уголок губ.

– Не хочу, – его дыхание обдало её запахом алкоголя.

Чёртов виски… зачем Алиса вообще его достала? Когда сама лишилась из-за спиртного трезвости рассудка – было ещё победы, но, кажется, Шемелину тоже выпитое неплохо ударило в голову – вот где крылась катастрофа.

– Павел Константинович… – донеслось до Алисиных ушей чьё-то обращение, прозвучавшее будто сквозь толщу льда.

Это был не её голос, не голос Шемелина, даже не голос Виолетты. Алиса ошеломлённо перевела взгляд на дверной проём за плечом Шемелина.

– …по поводу корпоративной поездки для…

Мужская хватка на секунду ослабла, но этого короткого мгновения Алисе хватило, чтобы оттолкнуть Шемелина от себя и, поправив лямки платья, в несколько широких стремительных шагов перепрыгнуть сразу половину площади кабинета.

– С каких пор ты занимаешься корпоративами? – с плохо сдерживаемым в голосе гневом спросил за её спиной Шемелин, пока испуганная Алиса пыталась в растерянности оказаться как можно дальше от него.

– С тех самых, как эйчар-директор ушла в декрет, а доверить контроль за организацией поездки для топ-менеджмента и акционеров её подчинённым просто невозможно, иначе нас ждёт утренник в “Макдональдсе”, – спокойно ответила ему Кара. Её не смутила ни сцена, которую она застала, ни очевидное недовольство начальника. Она даже не пыталась скрыть полную елейного коварства улыбку, расцвётшую на ярко накрашенных губах. – Впрочем, я, видимо, зайду позже.

– Нет-нет, мы закончили, – пискнула Алиса, почти поравнявшись с Карой, замершей возле порога двери. – Не буду отвлекать.

– Алиса! – но Алиса уже не видела Шемелина, чей грозный призыв раздался позади: успела, наконец, выскочить в приёмную, где встретилась глазами с полным тревоги взглядом блондинки в приёмной.

– Так мы обсудим корпоратив? – услышала она Карин по-прежнему спокойный мелодичный голос, похожий на перезвон колокольчиков.

Но судя по тому, как та резво выскочила из кабинета вслед за Алисой, спешно захлопнув за собой дверь, Шемелин её кипучего энтузиазма на закате рабочего дня явно не разделял. И тут же, едва она стремительно захлопнула дверь, раздался звон: там, где секунду назад стояла Кара, в дерево врезалось и, кажется, разбилось стекло.

– Что-то шеф сегодня не в духе, – лучисто улыбнулась Кара подпрыгнувшей от неожиданности Виолетте. – Не ходила бы ты туда, Виолетточка. Целее будешь.

И, вцепившись Алие в локоть, Кара настойчиво потянула её за собой. Оказавшись в коридоре, она замерла и вперилась в неё испытывающим взглядом.

– Ну, и что это было?

Глава 4. Часть 1

в которой предлагается дружба

Лямка лифчика, которую Алиса забыла поправить, впопыхах одёргивая платье и сломя голову выбегая из кабинета Шемелина, так и осталась свисать с плеча – немое и постыдное свидетельство произошедшего.

Карин наипростейший вопрос пригвоздил её к месту, лишив способности соображать, и та, чуть наклонившись к Алисе, осторожно принюхалась, а затем понимающе кивнула.

– Ясно, – сделала она совсем, очевидно, неутешительные выводы.

Алиса, безмолвно раскрыв рот, вдруг по мелькнувшей в её глазах усмешке осознала, как Кара объяснила для себя увиденное, и тут же, ошпаренная волной горячего стыда, поднявшегося изнутри, очнулась ото сна:

– Это совсем не то, что ты подумала, – быстро возразила она наперекор Кариному предположению, которая та даже не потрудилась озвучить.

– Ну-ну, – с лёгкой улыбкой протянула Кара. – Ты не подумай, я не осуждаю, мне вообще всё равно. Главное – добиться поставленной цели, а уж как это сделать…

– Да никак я это не сделала, – шикнула на неё Алиса, обозлившись – но больше на саму себя, потому что и до неё, наконец, дошёл весь смысл случившегося пару минут назад.

– Да… я, кажется, помешала вам закончить… – задумчиво согласилась Кара.

– Могла в приёмной подождать, – выплюнула Алиса, не справляясь с противоречивыми чувствами, кипевшими в груди. – То есть… Какой ещё, к чёрту, корпоратив, зачем ты вообще… Нет, это чушь…

– Злишься? – осклабилась Кара. – Ну перестань, зайдёшь к нему потом…

– Да угомонись! – громко гаркнула Алиса, и её сорвавшийся на высокие ноты голос гулко разнёсся по коридору. Она добавила почти шёпотом: – Всё совсем не так. Это не я, это он, и вообще…

Она приложила ко лбу ладонь, остановив поток льющейся изо рта бессмыслицы. Дверь выделенного для них с Ваней чуланчика метрах в десяти от места, где застыли Алиса с Карой, осторожно отворилась. Показалось Ванино обеспокоенное лицо:

– Вы чего? – спросил он тихо, обведя их настороженным взглядом. – Уезжать-то можно? Он свалил?

У Алисы сжалось сердце. Шемелин заявил, что собирается завтра его уволить, а Алиса, кажется, не смогла этого предотвратить. Но спустя сотую долю секунды эту мысль затмило пронзительное чувство стыда. Она только что целовалась с другим мужчиной…

– Ещё сидим, – ответила Кара и повернулась к Ване: – Только что отчитал Алису. Я попробовала зайти, но он не в духе. Сам нас не отпустит, так что придётся ждать, пока уедет. Мы побудем у меня в кабинете, а ты работай пока.

– Как прошло? – не послушав Карин приказ, Ваня сделал шаг в сторону Алисы.

– Ругался, – пожала она плечом, придав лицу лёгкий оттенок безразличия. – Но сказал, что с таможней всё утряс.

Духу не хватило сказать даже про увольнение, а уж заикнуться о поцелуе и подавно было выше её сил. А стоило ли об этом рассказывать?..

– Иди-иди, Ванюша, – взмахнула Кара ладонью в пренебрежительном жесте. Ей, видимо, не терпелось избавиться от лишнего свидетеля беседы. – Не дай бог, Шемелин сейчас выйдет, а мы тут стоим лясы точим.

Ваня, секунду посомневавшись, всё-таки скрылся за дверью. Алиса обескураженно прижала к лицу ладони, пряча в них зардевшиеся щёки. Минуту назад её целовал совершенно другой мужчина, и всё, на что Алиса после такой вопиющей наглости была способна – нагло врать, глядя Ване в лицо.

А как иначе ей следовало поступить? Броситься ему на шею, со слезами на глазах жалуясь на выходку Шемелина, граничащую с настоящим изнасилованием? Ваня бы ей поверил; конечно, он поверил бы… Разве можно не поверить в правду?

Но было ли это правдой? Не она ли сама, Алиса Коваль, ловила себя на сиюминутном желании послать к чёрту всё, что находилось за стенами кабинета Шемелина, ровно в тот момент, когда его губы настойчиво касались тонкой и чувствительной кожи её шеи?

Разве не по её венам сейчас пробегал заряд электрического тока, стоило ей только вспомнить о том, каким трепетом отзывались внутри эти прикосновения?

И этот запах – запах виски и древесных нот тяжёлого парфюма – до сих пор щекотал ноздри; ей показалось, что одежда и волосы насквозь пропитались мужским ароматом.

– Господи… – выдохнула она себе в ладони, не отнимая их от лица.

– Ну-ка пошли, – потащила её Кара в свой кабинет, а когда за ними плотно закрылась дверь, не стала терять ни секунды: – Он согласился?

– Не знаю, – запрокинула Алиса голову, прикрыв веки: после залитого мягким приглушённым светом кабинета Шемелина яркое освещение резало глаза. – Он хотел…

– Ну, чего он хотел, я видела, – нагло вмешалась Кара, не дав закончить.

Алиса сверкнула в её сторону предупреждающим взглядом.

– Нет, – твёрдо произнесла она. – Ничего ты не видела. Ясно?

– Ого-о, – сквозь широкую улыбку проронила та. – Узнаю интонации Игоря Евгеньича. Может, никакая ты не приёмная?

Алиса только отвернулась, резко и с раздражением выпустив из лёгких воздух, будто хотела вместе с ним выплюнуть все бурлящие внутри чувства.

– Не говори ему, – представив перед собой Ванино озабоченное лицо, попросила она мягко. – Ване. Ладно? Этого не повторится, а если он узнает… – Алиса осеклась на секунду, задумавшись: что будет, если Ваня узнает? Какую такую причину придумать, чтобы убедить Кару ей подыграть? – Он обязательно захочет разобраться с Шемелиным. И сделает себе только хуже. Наломает дров.

Она с мольбой заглянула в Карины голубые глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами.

– Так уж и не повторится? – поразглядывав Алису с пару коротких мгновений, Кара деловито прошлась по кабинету со сложенными на груди руками, а затем упала в своё офисное кресло. – Единственное условие, при котором это больше не повторится, состоит в том, что тебе больше не придётся здесь появляться.

Алиса разочарованно промолчала, сев за стол и уронив голову на ладони. Её отчаянный поход к Шемелину так ничем и не увенчался – ни успехом, ни поражением. Она не добилась снисхождения для Вани, не смогла выторговать у Шемелина выгодных условий для себя. Только зря потратила время, ещё и поставив себя в затруднительное положение.

Как ей теперь смотреть ему в глаза? После того, как пришлось узнать, какими были на вкус его губы?..

После того, как ей понравилось ощущать их на себе?..

– Потому что если ты будешь здесь появляться, дорогуша, то я готова спорить на квартальную премию, что это точно повторится, – как будто точно зная, что за мысли роились у Алисы в голове, продолжила Кара. – Павел Константинович, знаешь ли, любит доводить дело до конца.

– Нет, не повторится, – упрямо стояла на своём Алиса.

Чушь. Абсурд. Глупое наваждение.

Алкоголь. Да, алкоголь. Именно он был всему виной: из-за него Алиса теряла над собой всяческий контроль.

– Значит, вы всё-таки договорились? – вернула к себе её внимание Кара. – И решили отметить удачное завершение переговоров?

– Всё не так, – выдохнула Алиса. – Совсем не так. Теперь стало только хуже. Я сама не понимаю, что это было. Он просто… Я не знаю, зачем он это сделал. Мы поругались. Ещё сильнее. Он сказал, что уволит Ваню.

Она глотнула ртом воздух, захлебнувшись сбивчивой речью. Алисе нужна была передышка. Нужна была хотя бы минута – а лучше несколько десятков минут – тишины и спокойствия, чтобы уложить в голове произошедшее. Расставить всё по местам. Понять, как всё пришло к тому, к чему пришло. Иначе она снова наговорит лишнего.

– Ты хотя бы сказала ему, зачем пришла?

– Да, – пискнула Алиса в прижатую ко рту ладонь.

– И? – не сбавляла напора Кара.

– И он разозлился, – её плечи резко опустились от громкого выдоха. – Заявил, что расскажет всё Ковалю. Что Коваль сам меня вышвырнет, если узнает…

– Глупости, – прервала Кара. – Ему нечего рассказывать. Да и не станет он с такой ерундой лезть к Игорю Евгеньичу.

Алиса беспомощно воззрилась на неё.

– Ну чего ты панику разводишь? – с досадой протянула Кара. – Что он ему скажет? Что ты, растяпа, забыла про какие-то там документы? Переживёшь. Или пожалуется Ковалю, что его дочка совращает начальство? Брось. За это если кому и влетит, так самому Шемелину.

– Я никого не совращала, – запоздало оскорбилась Алиса. – Это он.

Она вцепилась пальцами в бретели платья на своих плечах. Кара, проследив за этим жестом, криво ухмыльнулась собственным мыслям.

– О-о, – округлила она губы. – Тогда это точно повторится,

Они помолчали минуту, не отводя друг от друга глаз: Кара проницательно смотрела на Алису с издёвкой, насмехаясь над её нескрываемым смущением, а та пыталась собрать воедино разбегающиеся в разные стороны мысли.

– Он попросил ответную услугу, – наконец, прервала тишину Алиса слабым голосом.

– И ты была не против её оказать? – Кара заинтересованно сложила ладони под подбородком и плотоядно улыбнулась.

– Прекрати, – одёрнула её Алиса. – Это не то, на что ты намекаешь! Я тоже сначала так подумала… – добавила она, робко потупив глаза. – Но нет. Кажется. Пришла ты, и он не договорил. Я не знаю, чего он от меня хочет.

– Так иди и спроси, – бесхитростно предложила Кара. – Он наверняка будет рад тебя видеть.

– Я туда не вернусь, – китайским болванчиком затрясла Алиса головой. – Ни в коем случае.

Кара пожала плечами и с деланной невозмутимостью притянула к себе папку с отчётами, будто хотела продемонстрировать потерю интереса к разговору, но её намерение вернуться к работе прервало пищание сигнала внутренней связи.

Она подняла трубку к уху, а затем, заслонив динамик, ехидно прошептала:

– К себе тебя вызывает. Говорю же, он будет только рад…

Алиса вскочила со своего места, оглядываясь, словно почувствовав за собой погоню, замотала головой:

– Скажи, что меня нет, – молитвенно сложила она руки.

Кара, немного повременив, вернулась к телефонному разговору:

– Я её уже отпустила, – уверенно солгала она. – Виолетточка, душа моя, он смотрел на часы? Рабочий день давно окончен. Что мне прикажешь делать? Я не того полёта птица, чтобы заставлять дочку Коваля впахивать по ночам, – пропела она как ни в чём не бывало. – Пусть сам ей звонит и возвращает. Может, его она послушает. Нет, не знаю. Ну откуда мне? Злой? Тоже мне новости. Он всегда злой. Родился таким, наверно… Ну, может, она слишком выпендривалась, как обычно, – Кара лукаво подмигнула Алисе, понявшей, что речь шла о ней. – Слушай, у меня работа горит. Ага. Ты сегодня до упора? Звякни, как он уберётся из офиса, будь другом… Спасибо.

Кара положила трубку на базу и раздражённо бросила в пустоту:

– Не заткнёшь её. Спрашивает, что там у вас случилось. А мне-то откуда знать. Правда? – бесстыдно разулыбалась Кара. – И что теперь? Какой у тебя план действий? Будешь здесь прятаться до старости?

– Нет, я… – Алиса, переминаясь с ноги на ногу, оглянулась вокруг, соображая, что ей делать дальше. – Я пойду… Пойду домой. Ты ведь сказала, что я ушла? Вот. Я и уйду.

– Ну, хорошо придумала… – сцепила Кара руки на груди. – Ты – домой, а нам с Ванюшей велишь тут за троих отдуваться?

Алиса жалостливо подняла брови.

– У меня и так сейчас голова не соображает, – отчаянно взмолилась она. – Мне нужно проветриться.

Кара хмыкнула, показательно помахав перед носом ладонью.

– Да уж, это точно не помешает, – издевательски согласилась она. – Ну, предположим, сегодня ты уйдёшь. А потом что?

– Потом и придумаю.

– Отличный план, – фыркнула Кара. – Всё правильно. Вдруг завтра наступит конец света? Тогда и придумывать ничего не нужно.

– Изначально ничего не нужно было придумывать, – вставила Алиса.

– Изначально не нужно было бухать и пускать к чертям собачьим дельный план, – отрезала Кара.

– Я не бухала, – ощетинилась Алиса. – С чего ты вообще взяла, что Шемелин на это согласится? Он… он только злее теперь стал. А я тебя послушала… Бред какой-то.

– Потому что нахрен ты здесь не сдалась ни ему, ни… – Кара вдруг замолчала, прикрыв глаза в стремлении вернуть себе на секунду покинувшее её самообладание. – Я на сто процентов уверена, что сделай ты всё, как надо, уже счастливо паковала бы свои манатки.

– Что ж, теперь мы этого не узнаем. Из этой затеи ничего не вышло. И не выйдет. Баста. Я не собираюсь пробовать снова. С меня хватит. Завтра я… завтра я пойду и извинюсь, скажу, что это правда всего лишь алкоголь, что я не понимала, что делала и вообще – это даже не моя была идея…

Кара неприятно дёрнула ртом.

– А Ванюша? – хищно обнажив ряд верхних зубов, прервала она Алису. – Пускай отправляется в свободное плаванье? Сказки про любовь закончились, стоило тебя немного припугнуть. да, дорогуша?

– Да что ты вообще знаешь про нас и про любовь? – запальчиво повысила голос Алиса.

– Я знаю, что была права, – медленно проговорила Кара. – Что не особо-то тебе нужна эта твоя любовь, раз ты такая трусиха.

Алиса сцепила зубы. Она потянулась к ручке двери, намереваясь на волне эмоций вылететь из Кариного кабинета, но та её окликнула:

– Стой, – позвала она миролюбиво. – Ты сказала, что он чего-то хотел взамен.

– Это уже неважно, – буркнула Алиса, сморщившись, но на пороге всё-таки замерла.

– Ты одурительно наивна, если считаешь, что Шемелин теперь просто обо всём забудет. Даже если погонит твоего Ивана взашей, – Кара встала со своего места и, обойдя стол, уселась на его противоположный край. – А тебе всё равно придётся с ним снова встретиться. Так или иначе. Потому советую сосредоточиться на главном: он готов пойти с тобой на сделку.

– Да к чёрту его сделки! Он меня там чуть не… – Алиса едва не задохнулась от возмущения.

– Что? – ухмыльнулась Кара.

Алиса в два шага преодолела расстояние между ними, остановившись почти впритык к издевательски молчавшей в ожидании ответа Каре.

– Да он меня чуть не изнасиловал, ты не понимаешь, что ли? – воскликнула она от обиды так громко, что даже на миг испугалась: не услышит ли её сам Шемелин?

Услышит и тогда обязательно расскажет, что всё было несколько иначе… Во-первых, первой на обострение конфликта действительно пошла сама Алиса, а он лишь воплотил в жизнь её заведомо ложные обвинения, которыми Алиса имела неосторожность Шемелину угрожать.

– Ну уж прям, – склонила Кара голову к плечу. – Ты совсем не была похожа на барышню с поруганной честью.

Алиса, обернувшись на каблуках, замерла спиной к Каре. В ушах шумно пульсировала кровь.

– Слушай… – ей на плечо мягко опустилась Карина ладонь. – Он такой. Иногда не видит рамок. Особенно, если хорошенько разозлить. А ты, хоть и стараешься всю дорогу строить из себя милого ангелочка, но выводить из себя умеешь, будем откровенны. До сих пор помню, как на тебя утром злобно пялилась та официантка… Аж до костей пробирает. Советую в её смены больше ничего там не есть.

Алиса втянула носом воздух, пытаясь угомонить бешено заколотившееся сердце. Она с сомнением покосилась на Кару из-за плеча.

– Шемелин не привык, что ему могут отказать. Вот, может, и не сумел вовремя остановиться.

– У вас тут что, такое не в первый раз? – процедила Алиса.

Кара тихо кашлянула.

– Ну, не то чтобы прямо такое… – расплывчато протянула она. – Как минимум, до тебя никто не выскакивал из его кабинета в одном лифчике и не обвинял в насилии. По крайней мере, не сразу. Была там, конечно, парочка девиц, но это они просто нафантазировали себе лишнего, а потом сильно на него обиделись, когда фантазии не сошлись с реальностью.

– Я ни о чём не фантазировала.

– Ладно-ладно, охотно верю, – согласилась Кара. – Ты беззаветно влюблена в своего Ванюшу и намерена жить с ним вместе до конца своих дней. Никто не спорит. Но сейчас эмоции мешают тебе мыслить трезво. Хотя… не только эмоции, – снова поддела она Алису, втянув ноздрями запах виски. – Если он всё же не собирается тебя трахнуть взамен на уступки со своей стороны, тогда просто узнай, чего он там от тебя хотел. И… – она сделала ладонью полукруг в воздухе, – уже после этого принимай решение.

Алиса шумно вздохнула, безмолвно пошевелив в сомнениях губами. В Кариных словах совершенно точно прозвучало зерно истины – этого нельзя было отрицать даже на фоне бушующего в крови адреналина.

– Я ума не приложу, что ему может быть от меня нужно, – наконец, произнесла она подавленно. – Но не возвращаться же сейчас обратно? Я просто… я не смогу. Сделаю только хуже.

– Значит, дождись, пока страсти улягутся, – просто пожала Кара плечами. – Сегодня последний день вашей стажировки. В офис вы вернётесь… Если, конечно, вернётесь только через…

– Две недели, – подсказала Алиса.

– За две недели он успокоится, – подытожила Кара. – С приказом на увольнение, если такой и будет, я попрошу девчонок из кадров потянуть время. А пока…

Кара оттолкнулась от края стола и, по кругу его обойдя, выдвинула верхний ящик. Достав из его недр яркий глянцевый буклет, протянула бумажку Алисе:

– Поскольку ты теперь моя должница, – с хитрой улыбкой пояснила она, впихнув буклет смутившейся Алисе в руки. – Придётся тебе сделать мне одолжение.

– Одолжение?

– Ага. Приглашаю тебя хорошенько отдохнуть на следующих выходных, – заявила она. – Не переживай. Я точно приставать не буду. Просто предлагаю тебе укрепить нашу дружбу, но в более расслабленной обстановке.

– Дружбу?

– Ага. Отказ не принимается. Иначе придётся поведать твоему драгоценному Ванюше о том, что я сегодня на свою беду увидела.

Алиса напряжённо свела к переносице брови.

– Тебе вообще известно, что такое дружба? – съехидничала она, разглядывая яркую афишу.

Один из ночных клубов Москвы, о котором была наслышана даже Алиса, приглашал на выступление иностранной группы, чьи песни безостановочно крутили на всех радиостанциях не только в России, но и в мире.

– Кажется, в налоговом кодексе про это не писали, – небрежно отозвалась Кара, поймав Алисин ироничный взгляд.

– Прочти, наконец, что-нибудь ещё, – качнула Алиса головой и, секунду пораздумывав, дала своё согласие: – Ладно. Вроде бы это уже после последнего экзамена, так что можно и расслабиться…

– Они всего лишь один вечер в Москве. Пускают только випов, так что я почти от сердца отрываю…

Их беседу снова прервало пищание телефона.

– Да? – прижала Кара трубку к уху. – Ну наконец-то. Спасибо. Ты просто золото, дорогуша. Уехал, наконец-то, – обратилась она уже к Алисе. – Давай, шуруй домой. А мы с Ванюшей поедем ко мне. Можешь быть спокойна: клятвенно обещаю его не совращать. Раз у вас такая безумная любовь…

– Ты ему точно ничего не расскажешь? – недоверчиво переспросила Алиса.

Кара закатила к потолку глаза и с громким вздохом процокала каблуками к креслу.

– Разве мне есть что ему рассказывать? – вернула она многозначительный взгляд к Алисе. – Шемелин тебя отчитал, и ты в расстроенных чувствах поехала домой. Ничего интересного. Вот, конечно, сюрприз его ждёт, если всё-таки уволят…

Алиса в ответ благодарно улыбнулась, но вышло как-то вымученно: напоминание об увольнении совсем не радовало. Она кивнула Каре на прощание и снова чуть приоткрыла дверь. Но не вышла: замялась и задумчиво посмотрела на Кару из-за плеча:

– Кар, – позвала она тихо, вспомнив Карины намёки про совсем не рабочие связи Шемелина с какими-то безымянными девицами. – А ты… ты специально зашла?

Её брови изумлённо взметнулись вверх.

– Что ты, – растянула она губы в совершенно неискренней улыбке, наградив Алису прямым непроницаемым взглядом. – Он ведь сам меня вызвал. Вот я и пришла.

Алиса, не поверив ни на йоту её словам, закрыла за собой дверь, привалившись к ней по другую сторону кабинета.

Лёгкая пьянящая дымка в голове по-прежнему не растворялась и путала мысли. Стоило перед уходом попросить Кару позвонить вниз, на ресепшн, и попросить тамошних служащих вызвать Алисе такси. Но эта дельная идея из головы совсем вылетела: обычно до дома её подвозил Ваня на старенькой подержанной иномарке. На неё он с большим трудом заработал в середине второго курса с большим, выполняя за обеспеченных, но не особенно прилежных однокашников учебные работы.

На фоне роскошного автопарка, принадлежавшего студентам их вуза, Ванин скромный “Рено”, купленный с рук у какого-то бомбилы, смотрелся донельзя неказисто: гадкий утёнок с серебристо-серым оперением одним только наличием четырёх колёс да баранки руля напоминал о своём родстве с шикарными “Порше” и “Мазерати”. В такой не села бы ни одна из их однокурсниц, но Алисиному сердцу юркая “реношка” была мила и дорога – прежде всего тем, что авто Ваня приобрёл сам и ужасно в тот день был счастлив. Счастлива была и Алиса, глядя на его сияющее от радости лицо. И уж она-то садилась на переднее сиденье рядом с водительским местом не с презрением, а с переполняющей сердце гордостью.

В лифте она сверилась с часами на дисплее телефона и от идеи вызвать машину всё-таки отказалась, сунув мобильник обратно в сумочку: не так уж и поздно, чтобы пройтись по вечерним городским улицам, напоённым прохладой близящейся ночи.

Такие одинокие прогулки Алиса любила – ей нравилось брести с целью или совершенно бесцельно куда-нибудь по Москве. В тёплое время года столица особенно хороша по вечерам: асфальт, пышущий поглощённым за день жаром, сух и пылен; а если пойти через дворики невысокой жилой застройки, то можно надышаться медовым ароматом цветения разбуженных летом кустарников. Порция свежего воздуха точно поможет проветрить голову, чтобы осознать всё случившееся за последний час.

Алису выплюнули крутящиеся двери бизнес-центра, и она вдохнула мглистой вечерней свежести, намереваясь двинуться в сторону дома, но справа вдруг послышался зычный мужской голос:

– Алиса Игоревна!

Она с досадой прикрыла глаза, боясь даже повернуться: голос этот, без сомнений, принадлежал Шемелину. Алиса даже не стала смотреть в его сторону: просто развернулась и зашагала как можно быстрее прочь.

– Алиса Игоревна, – снова донеслось сзади. Голос – надо было полагать, что вместе с Шемелиным – её нагонял.

Алиса ускорила шаг, пытаясь не сорваться на трусливый бег, рискуя подвернуть лодыжки на совершенно не подходящих для пробежек босоножках. Это и сыграло с ней злую шутку: Шемелин попасть в нелепое положение совсем, казалось, не боялся, а потому, тяжело дыша, быстро её настиг, подхватив под локоть и заставив замедлить ход.

– Мы не договорили, – произнёс он насмешливо-тихо почти над ухом, почти сразу выровняв дыхание, и пошёл рядом, плотно прижимаясь к ней боком.

Алиса устремила упрямый взгляд прямо перед собой и, вздёрнув подбородок, прилагала все возможные усилия, чтобы не смотреть на нежеланного спутника.

– Мне так не показалось, – быстро проговорила она, всем видом демонстрируя, что совершенно не настроена на продолжение беседы.

– Значит, у тебя явные проблемы с когнитивными способностями, – хмыкнул он, не теряя привычной наглости.

Алиса попыталась выдернуть локоть из его цепкой хватки.

– Прекратите меня оскорблять, – процедила она, совсем не заботясь о том, чтобы сдерживать сквозивший в голосе гнев.

– Тогда прекрати валять дурака, – небрежно отозвался он и потянул её в сторону. – Поехали.

Глава 4. Часть 2

в которой всплывает один неприятный факт

Алиса попыталась выдернуть локоть из его цепкой хватки.

– Прекратите меня оскорблять, – процедила она, совсем не заботясь о том, чтобы сдерживать сквозивший в голосе гнев.

– Тогда прекрати валять дурака, – небрежно отозвался он и потянул её в сторону. – Поехали.

– Куда?! – воскликнула Алиса, на миг потеряв над собой контроль, и покосилась на медленно ехавший за ними по подъездной дороге бизнес-центра чёрный “Мерседес”, на котором обыкновенно разъезжал Шемелин.

– Не знаю, – просто качнул он головой под Алисино возмущённое шиканье: ей так и не удавалось избавиться от его рук на своём предплечье. – Куда тебе там надо, туда и поедем. Не отправлю же я полупьяную девицу гулять по улицам в одиночестве.

В очередной раз рванувшись из последних сил, она отскочила в сторону и избавилась от оков его крепких пальцев.

– Я вам, во-первых, не девица! И уж тем более… – она запнулась от не успевшей ещё уняться в груди злости. – …не полупьяная. Во-вторых, это вообще не ваше дело. Я с вами наедине оставаться больше не намерена.

– Почему наедине? – краем глаза она уловила его кривую ухмылку. – Я с водителем. Сань!

– Да, Павел Константинович? – показалось лысая голова шофёра “Мерседеса” из-за плавно съехавшего вниз стекла дверцы.

– Видишь? Втроём поедем.

– Отстаньте, – скривилась Алиса, не сбавляя решительного темпа своих шагов.

– Алиса, – почти рявкнул он, снова поймав её за локоть. – Ты же не дурочка. Сама ко мне пришла…

– Нет, это вы сами меня позвали. А я пришла, чтобы обсудить с вами рабочий вопрос, а не…

– Ладно-ладно, – его рука бесцеремонно скользнула сзади к её талии, и снова сердце откликнулось на это касание, сбившись с ритма. Алиса только сильнее разозлилась на этот идиотский орган, чьей главной задачей было всего лишь качать кровь, а не заставлять её заливаться пунцовым румянцем по поводу и без. Шемелин тем временем понизил тон, от чего его голос стал звучать мягче и ласковей: – Я переборщил. Но и ты тоже хороша: я же просил меня не злить.

– Вы можете меня не трогать? – настойчиво попросила Алиса, гибко извиваясь в пояснице, чтобы увернуться всё-таки от его нахальных прикосновений.

– Сядешь в тачку – тогда пальцем не притронусь, обещаю.

– Не хочу я с вами никуда садиться, – не теряя упорства, повторила она.

– Алиса, послушай… Ты умная ведь девочка, – с медовой приторностью обратился он. – Такую схему придумала, не побоялась прийти… Должен признать, у тебя даже получилось произвести впечатление. Но ты ведь не добилась результата – согласись, это глупо?

Она замерла, наконец, на месте и, постояв пару секунд с устремлённым в неведомую даль взглядом, повернулась к нему лицом.

Шемелин заправил руки в карманы брюк, выжидательно ссутулив плечи и пронзительно заглянув ей в глаза – подбородок ему для этого пришлось чуть опустить, отчего Алиса снова поймала себя на том, что тонет в сапфировой поволоке его радужек. Тонет и захлёбывается.

Она, немного опустив веки, пошевелила губами в раздумьях и решительно выдохнула:

– Чего вы хотите?

– Чтобы ты поехала со мной.

– Нет, – отрезала она. – Чего вы хотите от меня в том случае, если согласитесь мне… подыграть?

Он снисходительно усмехнулся.

– Давай сядем в машину и обсудим это без лишних… – он проводил красноречивым взглядом просеменившую мимо девушку в офисном костюме, спешившую в сторону метро. – Без лишних ушей.

– А как же ваш водитель? – ехидно уколола его Алиса.

– Считай, что его с нами нет, – пожал он плечом.

– Так значит, мы всё-таки будем наедине? – снова съязвила она, припомнив его собственное обещание.

Шемелин, издав тихий смешок, помял переносицу и вернул к ней доброжелательный взгляд.

– В общем, так: хочешь продолжить обсуждение этого своего предложения, – он изобразил пальцами кавычки в воздухе, – поговорим в машине. Не хочешь – иди, держать не буду. Но и к этому разговору мы больше не вернёмся. И кстати… – он прищуренно покосился к небу, будто пытаясь сосчитать никогда не сияющие над мегаполисом звёзды. – Копию приказ на увольнение твоего Ивана я отправлю Игорю Евгеньичу. Так, для надёжности.

Алиса устало выдохнула, с разочарованием отвернувшись в сторону.

– Ну, конечно… – натянуто улыбнулась она. – Без шантажа вы не умеете.

– А это я у тебя научился, – склонил он голову вбок.

Возразить было, в общем-то, нечего. Уж кому-кому, а точно не Алисе и уж тем более не сегодня упрекать его в грязных приёмах ведения этой странной игры, напоминавшей перекидывание из рук в руки вот-вот готовую взорваться бомбу с дымящимся фитилём.

Она тоже запрокинула голову, всмотревшись в полог глухого тёмного неба, теряясь от нерешительности. Шемелин был абсолютно прав: она ведь уже сделала свою ставку, решившись на тот разговор в кабинете, и довольно далеко зашла; глупо сейчас отказываться от возможности довести дело до конца. И Кара настаивала на том же самом. Но сесть с ним в замкнутое пространство салона “Мерседеса”, в котором так темно и катастрофически тесно…

И снова глупое сердце затрепетало – и совсем почему-то не от страха, хотя все её инстинкты, по разумению Алисы, должны были сейчас оголтело бить тревогу, точно перед ней замер смертельно опасный и голодный хищник, бежать от которого, сломя голову и не оглядываясь, было бы воистину самым разумным решением.

Нет, сердце трепетало, потому что ему слишком нравилось, когда Алиса проваливалась в пучины его бездонно-голубого взгляда.

– Но я смогу отказаться? – настороженно спросила она, опустив подбордок.

Он только пожал плечом с неопределённым согласием, склонив голову к плечу и чуть прищурившись. Распознав сомнение на её лице, Шемелин шагнул к машине и приоткрыл дверцу пассажирского сиденья, коротким кивком приглашая её внутрь.

– Что бы там ни случилось… – предостерегла Алиса, глядя вглубь салона, – до чего бы мы ни договорились… Или, наоборот, если мы не договоримся… Ваню вы не тронете.

– Поверь, трогать его у меня нет совершенно никакого желания, – брезгливо поморщился Шемелин.

– Вы понимаете, о чём я, – не сдала Алиса позиций. – Вы его не уволите. Он ни в чём не виноват. И отыгрываться вы на нём не станете. Пообещайте. И тогда я сяду в машину.

Шемелин провёл языком по нижней губе, скривив неприятную гримасу, но решил, видимо, не сопротивляться.

– Обещаю, – согласился он на её условие, подняв перед собой ладони. – Будет себе работать. Если ничего не натворит.

Алиса аккуратно умостилась на самом краю пахнущего кожей и сандалом кресла, почти прижавшись к тут же захлопнувшейся за нею дверцей. Шемелин через несколько мгновений свободно раскинулся рядом и вопросительно вскинул бровь, покосившись на ждущего указаний водителя.

Алиса под его требовательным взглядом робко назвала адрес своего дома и вцепилась в ручку сумочки, прикрывавшей колени, обнажившиеся под чуть съехавшей наверх юбкой. Несколько минут они ехали в молчании, пока Алиса, первой не выдержав, не поторопила его с нервозностью в сдавленном голосе:

– Ну?

Шемелин, наблюдая за пробегающим за окном городским пейзажем, побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Ты не спрашивала отца, зачем он устроил вас ко мне? – спросил он спокойно, не глядя на Алису.

Она кашлянула, удивившись вопросу.

– Папа сам вам сказал, что хочет, чтобы мы научились…

– Что он сказал мне, я помню, – не дал ей договорить Шемелин, повернувшись к Алисе лицом. – Я спрашиваю, что он сказал тебе.

– То же самое, – напряжённо произнесла она. – Я полагаю, других причин нет.

Шемелин смерил её испытывающим взглядом, слишком долго решая, верить Алисе сейчас или продолжать допрос в надежде услышать иной ответ.

– Я хочу, чтобы взамен на то, что я стану тебя прикрывать, ты мне всё рассказывала, – наконец, выдал он, не сводя с Алисы этого своего пристального взгляда, от которого ей хотелось сжаться в тугой комок.

– Что – всё? – нервно хихикнув, переспросила она.

– Всё, что будет интересовать Коваля касательно компании, твоей работы в ней… Или, в частности, меня, – пояснил он, не теряя мрачной серьёзности.

На секунду Алиса опешила, распахнув от удивления рот.

– Вы хотите, чтобы я вам… стучала на отца, что ли? – не веря тому, что сама говорит, уточнила она.

– Слово-то какое – “стучать”. Слишком громкое, не находишь? – дразняще ухмыльнулся он, облокотившись затылком на подголовник. – Я хочу, чтобы ты рассказывала мне то, что касается меня. Вряд ли тебя станут посвящать в какие-нибудь особо важные тайны… Так что не переживай. Мне просто нужно быть в курсе происходящего.

– Зачем? – односложно поинтересовалась она, задумчиво теребя край юбки. Зря она полагала, что ситуация после этой беседы как-нибудь прояснится: всё становилось только запутанней.

А ещё душил, сдавливая горло, запах кожи и навязчивый аромат его парфюма, который слишком ярко слышался в тесноте салона.

– Для личного спокойствия, – сухо улыбнулся Шемелин. – Вообще-то, это в каком-то смысле входит в обязанности той должности, которую я хочу тебе предложить.

– Должности?

– Должности, – согласно повторил он. – Должности личного ассистента.

Алиса прочистила горло, кинув взгляд на проносящиеся мимо огни ночной улицы.

– Я не совсем понимаю, – осторожно выдохнула она. – Я вас не о том просила…

– О чём ты меня просила, я прекрасно понял, – устало потёр он лоб пальцами. – Ты же понимаешь, что у Коваля в компании не одна пара глаз и ушей. И если ты не будешь появляться на работе, он об этом непременно узнает. Доброхоты обязательно доложат.

– Ну и как тогда мне поможет эта ваша… – Алиса язвительно вытаращила на него глаза, – “должность”?

– Мне совершенно не обязательно торчать на рабочем месте целыми днями, – пожал он плечом, уставившись в окно. – А моему личному ассистенту – и подавно. Мало ли, по каким делам я там тебя отправил. Ну, будешь иногда заезжать в офис для виду, а в остальное время – делай, что хочешь.

– У вас уже есть Виолетта, – буркнула Алиса, невесть от чего обозлившись при мысли о хорошенькой блондинке, неизменно сидевшей в приёмной возле кабинета Шемелина.

– Хочешь на её место? – нахально улыбнулся он, посмотрев на Алису с живым интересом.

– Что вы, – сгримасничала она. – Не претендую. Куда уж мне до неё.

– Не прибедняйся. Ты вполне можешь дать ей фору, – с издёвкой мотнул он подбородком, масляно прищурившись с какой-то неясной мечтательностью. – С твоим-то напором…

Алиса быстро заправила за ухо выбившуюся прядь волос, отвернувшись в сторону из-за предательски смутившего сального намёка. Оставалось надеяться, что в темноте цвет её щёк оставался для Шемелина неразличим.

– И что вы скажете отцу? – тут же перевела она тему, не найдясь с ответной колкой остротой в его адрес.

– Не я, а ты, – протянул он многозначительно. – Скажешь, что ужасно хочешь как можно глубже погрузиться во все тонкости ведения бизнеса, а в финансовом отделе ты только над бумажками горбатишься. Где уж тут развернуться спящему таланту предпринимателя?

– Но он этого и хотел… – неуверенно возразила Алиса. – Чтобы я работала по профессии. Набиралась нужного опыта.

– Вот мы и посмотрим, чего он хотел, – пространно заявил Шемелин, задумчиво прикусив уголок рта.

– А вам это зачем?

– Я уже сказал.

– Чтобы я докладывала вам о том, что мы с ним обсуждаем? – переспросила она с нажимом и, дождавшись утвердительного кивка, тихо хмыкнула. – Тогда вам нечего ловить. Папа со мной о делах не говорит.

– Сдаётся мне, Алиса, что если ты вдруг станешь моим личным ассистентом – ему точно захочется с тобой поговорить о делах. Преимущественно моих.

– Почему вы считаете, что я вас не обману?

Шемелин издал тихий смешок, обведя её лицо смягчившимся взглядом, ставшим в полутьме салона почти одного оттенка с небом. Секунду спустя он склонился к ней – Алиса даже не успела ничего предпринять, только инстинктивно вжалась плотнее в дверцу – и мягко подцепил её подбородок подушечками пальцев, заставив посмотреть ему в глаза.

– Потому что ты плохо врёшь, – заявил он с неизменной наглой ухмылкой.

Алиса резко отвернулась.

– Неправда, – буркнула она негромко, и слабый голос утонул в тишине салона.

– Вот видишь, – довольно протянул он. – Из рук вон плохо. Не умеешь себя контролировать.

– Зато вы, наверное, в этом деле мастер, – ощетинилась она. – Вы же с папой друзья. Он приглашал вас к себе в дом, мы дружили семьями… И теперь вы хотите так подло…

– Все мы друзья, пока речь не заходит о бабках, – с философским видом вставил Шемелин. – И это я сейчас не про себя, моя хорошая. Про твоего папу.

– Это низко!

– Интересно, что ты изначально не посчитала низостью обман Коваля, который тебе всё в этой жизни дал, – холодно вернул он Алисе её же горячий упрёк. – Упаковал с ног до головы. Дипломчик этот твой забугорный обеспечил. Даже хахаля притянул, не поскупился… А ты с ним вот так, Алиса. Цинично. За спиной. Не низко?

Она поёжилась и ссутулила плечи, поверженная перед лицом правды в его словах.

– Это другое, – беспомощно пискнула она, прекрасно осознавая, как жалко звучит её лживое оправдание.

– Разумеется, – всё так же спокойно согласился Шемелин. Согласился на словах; само собой, остался при своём мнении.

– Вы ничего про меня не знаете, – воспротивилась она. – Не понимаете.

Машина притормозила на перекрёстке.

– Всё я понимаю, – сдержанно улыбнулся он. – Молодая девчонка, хочется погулять. Денег – выше крыши, пальцем о палец ради них ударить неохота. Да и зачем? Всё само в руки плывёт. И столько возможностей, чтобы тратить кругленькие суммы… – Он красноречиво кивнул на яркую вывеску казино, сиявшего за окном “Мерседеса” миллионами электрических огней.

Проследив за его взглядом, Алиса вдруг рассмеялась с оттенком истерики.

– Да я всю жизнь пахала! – почти выкрикнула она, не на шутку распаляясь от несправедливости его комментариев. – Я света белого не видела из-за всех этих чёртовых учебников! И деньги эти мне до лампочки… Я бы с удовольствием жила, как раньше, с мамой. В однокомнатной квартире на окраине города, названия которого вы даже ни разу в жизни не слышали. Мы еле концы с концами сводили, но, знаете, всё было прекрасно. И без денег были счастливы! Только мамы уже нет, Павел Константинович. Никого нет. Коваль по доброте душевной приютил сиротку, хотя и имени моего до нашей встречи не знал! Верно вы в кабинете сказали, всё так. Захочет – вышвырнет, как щенка. Вы же сами прекрасно знаете, что если Коваль во что-то вкладывается – он хочет получать с этого свою прибыль. И он получал. Все эти годы получал прилежную дочку-отличницу, которую не стыдно показать своим партнёрам. Ещё и с важным видом можно направо и налево рассказывать, как стал её благодетелем и спас от голодной смерти. Со всех сторон выигрышная ситуация. Так что ни черта вы, Павел Константинович, обо мне не знаете! И никто не знает. Оставьте при себе эти проницательные умозаключения… Приберегите их для Виолетты. Или для кого там ещё, я не знаю… Не смейте так обо мне говорить. Мне не больше вашего нравится всё происходящее. Я просила отца не запихивать меня к вам, я бы сама пошла куда-нибудь работать, чтобы на меня ни косились, как на какую-то… Как на дурочку, которая без помощи отца ничего не может!

– И куда бы пошла? – с искренним интересом спросил Шемелин, как будто пропустив мимо ушей всю Алисину тираду.

Она, шумно выдохнув от раздражения, резко откинулась на спинку сидения и сцепила на груди руки.

– Не знаю, – буркнула злобно в ответ на идиотский вопрос. Затравленный взгляд упал на крохотный ларёк возле дороги, в крохотном помещении за стеклянной витриной которого за прилавком сновала девушка примерно одного, судя по молодому лицу, с Алисой возраста. – Вон. Булки бы продавала. Не знала бы бед.

Шемелин мягко усмехнулся, удостоившись очередного разъярённого взгляда:

– Что, не верите? – с вызовом поинтересовалась она.

Он молча щёлкнул пальцами, коротко посмотрев на шофёра, моментально понявшего неовученный приказ начальства. Машина прижалась к обочине, и коренастый мужичок, сверкая в отражении ночных огней казино отполированной лысиной, выскочил на улицу и метнулся к ларьку. Сквозь стекло Алиса наблюдала, как он бросает на прилавок купюру, а сонная девица спешно заворачивает в целлофановый пакетик несколько кулинарных изделий.

– Держи, – протянул ей Шемелин выпечку, когда водитель вернулся на своё место. – Это чё такое?

– Вроде беляш, – пояснил водитель. – Девка так сказала.

Алиса с сомнением приняла из рук Шемелина треугольник из теста, повертев перед глазами.

– Это эчпочмак, – закатила она глаза, тихо фыркнув на некомпетентность продавщицы. – Как можно перепутать?.. Они же даже не похожи.

– А ты знаток, – улыбнулся Шемелин, впиваясь в зубами в тонкое тесто и с аппетитом пережёвывая мясную начинку.

– Видите, – с гордостью дёрнула она плечом. – У меня бы точно неплохо получилось.

– Ты давай лучше ешь, – приказал Шемелин с набитым ртом. – Вроде неплохо. Тыщу лет ничего такого не ел.

– Я бы на вашем месте так не налегала… – с сомнением в голосе протянула она, наблюдая за резво жующими мужчинами. – Если они не видят разницы между беляшом и эчпочмаком, то, может, и говядину от собачатины тоже не отличат…

– Откуда у простой девчонки из голодной провинции нашей необъятной такая избирательность в еде? – криво ухмыльнулся Шемелин. – Ешь давай. По опыту знаю: сытая женщина – добрая женщина. И уж точно более сговорчивая…

– Не бойтесь, Алис Игоревна, – подмигнул в зеркале заднего вида водитель. – Я тут у них часто беру перекусить. Жив-здоров.

– Часто? – заинтересованно вскинула бровь Алиса, на что водитель согласно пожал плечом, смачно причмокнув от наслаждения. Она стрельнула взглядом на вывеску казино, а затем красноречиво покосилась на Шемелина: – Понятно, Павел Константинович. По себе людей судите, да? Балуетесь азартными играми на досуге? Не против спустить кругленькую сумму, ведь вокруг столько возможностей?

Упрёк этот она вернула ему с ощутимым удовольствием, а Шемелин только хмуро глянул на тут же понявшего свою оплошность водителя, сконфуженно переставшего поглощать выпечку.

– Жив-здоров, говоришь… – с угрозой в голосе произнёс он, обращаясь к шофёру. – Ну смотри, не подавись.

– Виноват, Павел Константинович… – признал ошибку тот, вытирая пальцы тонкими бумажными салфетками.

Алиса настороженно принюхалась. Выпечка пахла вполне сносно – даже аппетитно, от чего желудок, в котором с утра не были ничего, кроме порции виски, тут же жалобно заурчал. Она аккуратно откусила край треугольничка.

– Тесто как будто вчерашние… – скептично подытожила она, но всё равно сделала новый укус, не в силах бороться с голодом.

– Гляди-ка, ты и правда эксперт, – откликнулся Шемелин.

– У мамы были татарские корни, – тихо пояснила Алиса. – Когда-то работала поваром в ресторане, а потом и свою точку открыла. Небольшую, но… нам хватало, чтобы как-то перебиваться. Вот за эчпочмаками к ней как раз весь город ходил.

– Она их за бесплатно, что ли, раздавала? – не понял Шемелин.

– Да нет… Ну, то есть бывало иногда. Тогда сложное время было, у кого-то еды не было вообще. Не на что купить, да и… Негде особо. Дефицит, город небольшой. Мама входила в положение, конечно. Кормила тех, у кого совсем была беда. Начинку делала, из чего придётся. Что удавалось достать. Но приходилось много платить людям, которые… – Алиса тихо кашлянула, остановившись, и набила рот едой, чтобы не продолжать.

– Понятно, – односложно произнёс Шемелин. – Крыше.

– Вроде того, – кисло улыбнулась она в ответ. – Они приходили к нам домой по вечерам. Постоянно просили ещё и ещё… Я маленькая была, а помню, как боялась. Даже не знала, что они могут сделать. Но точно понимала, что ничего хорошего. Когда в дверь звонили, обычно было уже совсем поздно, и мама каждый раз заставляла прятаться в шкафу, чтобы… – голос дрогнул.

Алиса спешно отвернулась к окну: на глазах блеснули слёзы, и совершенно не хотелось демонстрировать Шемелину свою слабость. Она изо всех сил вытаращилась на яркие огни казино, чтобы в приглушённом освещении салона ненароком снова не погрузиться во тьму – в такую же непроницаемую и пугающую тьму, как в том старом платяном шкафу со скрипучей дверцей, где пахло порошком и мамиными духами.

Она опять впилась зубами в треугольный пирожок, с двойной силой заработав челюстями, глотая мясную начинку, которой не хватало сочности. Тесто было совсем не таким мягким, как мамино, но поедание чуть заветрившейся выпечки отвлекало от переживаний.

– Всем тогда было тяжело… – меланхолично вставил шофёр, заполнив своей ремаркой воцарившуюся в машине тишину. – Помните, Пал Константиныч, как мы с вами тоже…

– Окажи услугу, помолчи, – прикрикнул Шемелин, сморщившись и одарив водителя красноречивым взглядом.

– Виноват, Пал Константиныч, – с комичным сожалением повторил он уже звучавшую сегодня реплику.

– Езжай уже, – поторопил его Шемелин. – Вон, светофор давно зелёный.

Машина, припарковавшаяся ненадолго возле ларька, тронулась с места, вливаясь в общий поток транспорта.

– Ну как? – спустя несколько минут сделал новый заход на разговор Шемелин. – Отпустило? Пришла в себя?

Алиса смяла шуршащий пакетик в пальцах.

– Я никуда и не выходила, – зачем-то взъерепенилась она, застанная врасплох болью от застарелой раны на сердце.

– Да ну… – Шемелин расстегнул пуговицу воротника рубашки. – Тебя, наверное, даже прохожие слышали, когда ты мне тут на свою тяжкую участь жаловалась.

– Ну, если б они ещё слышали, что вы мне наговорили, они бы меня прекрасно поняли, – не упустила Алиса возможности упрекнуть Шемелина за обидные комментарии.

– Ладно-ладно, – уступил он. – Ты совсем не такая избалованная девчонка, как я о тебе думал. Понял-принял. Тогда тем более соглашайся. Отомстишь Ковалю за свои невыносимые страдания.

– Никому я не хочу мстить, – упрямо возразила она. – Он много для меня сделал. Я ему благодарна. Но нельзя же всю жизнь прожить одной благодарностью?

– А чего хочешь? – с любопытством поинтересовался он. – Работать в ночном ларьке? Беляши лепить и никому не быть благодарной?

– Не знаю… – прижала Алиса ко лбу ладонь. – Чего вы все мои слова так извращаете? Я просто хочу… Не знаю, что-нибудь понять. Может, мне совсем не нравится работать в ночном ларьке? Я же даже этого не знаю.

– Ну, кое-что ты точно знаешь, – с неуместной ухмылкой сказал Шемелин. – Как без зазрений совести надираться моим бухлом.

– Да прекратите вы уже, – выдохнула она сурово. – У нас, в конце концов, серьёзный разговор!

– Серьёзней только смертный приговор, – с напускной хмуростью подтвердил Шемелин, и Алиса настороженно на него уставилась: точно такая же присказка прозвучала с утра из уст Кары. – Если ты так рвёшься поговорить серьёзно, так давай – отвечай на моё предложение.

Алиса в замешательстве прикусила губы.

– А если он и правда будет что-нибудь спрашивать… – с вопросительной интонацией произнесла она тихо. – Мне же нечего будет ответить… Я ведь не буду на самом деле с вами работать.

– Не переживай. Проинструктирую и расскажу, что тебе нужно знать, – пожал он плечом.

– Я не знаю, – вздохнула Алиса, уронив лоб на ладонь. – Как-то это всё… и правда подло.

– Я же не предлагаю тебе его обманывать. Будешь выкладывать ему то, что тебе известно, и честно отвечать на все вопросы. Просто… Доступа к особо чувствительно информации у тебя не будет.

– А у вас есть особо чувствительная информация? – подозрительно покосилась она на его очерченный светом фонарей профиль.

– У всех есть, – широко улыбнулся он и хитро подмигнул. – И у тебя теперь тоже. Да? Иванушка-дурачок в курсе того, чем ты занимаешься за закрытыми дверьми кабинета начальства?

Алиса резко втянула пропахший выпеченным тестом воздух салона.

– Намекаете, что можете ему рассказать?

– Ни на что я не намекаю. Констатирую факты.

– Нет у вас никаких фактов, – твёрдо припечатала Алиса.

– Может, нет… а может, и есть, – дёрнул он уголками рта. – Это мы посмотрим, как пойдёт.

– Вы обещали нормальный разговор. Без шантажа.

– Единственное, что я обещал – это дать твоему дружку спокойно работать в своей компании, – отбрил Шемелин. – Не ерепенься. Не буду я ему ни о чём рассказывать. Всё равно пока особо не о чем… – прибавил он, пробежавшись по Алисе масляным взглядом.

– Дайте мне время, – выпрямившись по струнке, выдала Алиса. – Мне нужно подумать.

За лобовым стеклом вдали показались, словно маяк последней надежды, горевшие тёплым светом окна кирпичной высотки её дома. Хотелось ворваться в уютное пространство квартиры, где Алису никто не ждал и не стал бы приставать ни с деловыми разговорами, ни с обеспокоенными расспросами, и упасть на мягкую кровать, зарывшись в пахнущие кондиционером для белья простыни.

– Решай. Я не тороплю. Пока, – подытожил он, когда машина остановилась возле шлагбаума в закрытом от праздных посетителей дворе, где жила Алиса. – А это тебе. Чтобы ты могла со мной связаться в любое время, как только примешь решение.

Он вытащил из кармана небольшую картонную коробочку, которую Алиса видела ещё в его кабинете, и протянул ей.

– Это что?

– Я же говорил: подарок, – ответил он расслабленно, и Алиса повретела перед глазами упаковку с телефоном. – Опытный экземпляр из той поставки, что ты сегодня чуть не сорвала. Там уже вбит мой номер. Так что буду ждать твоего… звонка, – он заговорщически двинул бровями.

– Спасибо, – сдавленно пискнула Алиса.

– Кстати… – снова услышала его голос она, когда уже вышла на улицу. – Я говорил, что у меня в кабинете на всякий случай ведётся видеонаблюдение?

Уже в который раз за этот вечер нижняя челюсть едва не повстречалась с ровной и, надо было полагать, довольно жёсткой поверхностью асфальта. Алиса замерла на месте, ошарашенно уставившись в его нагло улыбающееся лицо. Их разделяла только крыша “Мерседеса”: Шемелин тоже вышел на улицу и сложил руки на кузове авто, расслабленно умостив подбородок на запястьях. Он, довольный собою до чёртиков, с издёвкой наблюдал за реакцией Алисы на только что открывшейся и совершенно неприятный для неё факт.

– Вы что… вы кому-нибудь покажете… если я не соглашусь?!.. – только и смогла выдавить она – онемешвий язык решительно отказывался слушаться. Оставалось лишь надеяться, что окостенелость мышц не была симптомом токсического отравления пирожком, купленным в не внушавшей никакого доверия забегаловке.

Шемелин усмехнулся, склонив ухо к плечу, и внимательно вгляделся в её округлившиеся от ужаса глаза. Помолчал с таинственным видом, а затем, повелительно хлопнув по крыше “Мерседеса”, произнёс, уже опускаясь на заднее сиденье:

– Да нет, – голос пропитало совершенно не соответствующее ситуации веселье, – просто думаю пересмотреть на досуге. Хочешь – присоединяйся.

Алиса бестолково глядела вслед уезжающему чёрному седану, силясь понять неумолимо отказывающим соображать мозгом, что сегодня на самом деле произошло.

Глава 5

в которой Алисе приходится выбирать из двух зол, но она предпочитает третье

Впервые за долгое время Алиса чувствовала себя свободной. Наверное, помогала музыка.

Она не тешилась ложной надеждой, что это упоительное чувство лёгкости останется с ней надолго: вечер наверняка кончится стремительно, даже глазом не успеть моргнуть; но никаким обязательствам, которые непременно обрушатся завтра, сегодня не украсть у Алисы заслуженную минуту передышки.

Беззаботно выплясывая под ритмичные зарубежные хиты, она вертелась перед зеркалом в одном нижнем белье – ужасная пошлость, которой в иной день Алиса бы себе не позволила.

Не далее, как вчера торжественно кончились несколько лет нервотрёпки в университете – последний экзамен был успешно сдан, а вся кропотливо укладываемая в голову на протяжении нескольких лет информация выветрилась из памяти тут же, едва только Алиса вприпрыжку слетела по ступеням крыльца парадного входа альма-матер.

Поэтому сегодня ничего не мешало хорошенько выспаться и подняться с кровати аж к полудню, неторопливо позавтракать – или скорее даже пообедать, – а затем начать готовиться к выходу: Кара обещала заехать за Алисой к вечеру.

Несколько дней уже минуло после их разговора с Шемелиным, а ответа она так и не дала – ни ему, ни себе. Гнала приставучие размышления, убеждая себя в том, что было совсем не до того: приходилось посвящать зубрёжке все часы бодрствования.

Но это оправдание, имевшее силу при свете дня, совершенно не работало, когда Алиса, изнурённая продолжительной мыслительной деятельностью, ложилась спать. В эти моменты и без того уставший мозг всё равно пытался проанализировать ситуацию со всех сторон.

Мысль о воображаемом предательстве за эти дни стала уже не такой яркой, потеряв свою жалящую отвратительность. В самом деле, какое же это предательство? Предательство – штука деятельная, оно требует активных шагов за спиной у предаваемого. А Алиса, как верно объяснил сам Шемелин, просто будет отвечать на вопросы Коваля, рассказывая о том, что ей известно. А известно ей совсем не много – сейчас и будет потом. Шемелин ведь об этом позаботится?

Позаботится. Сам обещал.

Значит, тут и вранья никакого нет. Отец спросит – она ответит. Выложит, что знает, как на духу. Вот и всё. Да и будут ли вообще эти вопросы?

Она ведь не соврала, когда заявила Шемелину, что у отца нет привычки обсуждать с Алисой всё, что касается его работы и бизнеса. В те недолгие часы и минуты, что Коваль проводил дома в кругу семьи, их общение по большей части сводилось к декларации Алисиных успехов в учёбе, иногда – к светским пустым беседам о погоде и уж совсем редко к общефилософским рассуждениям, которые в виде наставительных советов давал ей приёмный отец. Так с чего бы ему вдруг проявлять повышенный интерес к Алисиной работе? Нет, он, конечно, дежурно спросит, справляется ли она, но на этом диалог и кончится. Так Алиса считала.

Однако Шемелин полагал иначе. Были ли у него на то поводы? Этот вопрос для Алисы оставался без ответа. Может, главным образом потому, что уставшее сознание не в силах уже было его отыскать.

И ещё потому, что едва она начинала задумываться о Шемелине, о ходе его мыслей, о его мотивах, как в голову начинало лезть совсем не то, что следовало бы анализировать. Даже наоборот: в голову лезло то, что только мешало рациональному анализу.

Всплывали в памяти его глаза – то ледяные и колючие, то цвета тёплого весеннего неба в тот самый час, когда за окном светает перед восходом солнца. Кожа снова горела от мягких, но требовательно-властных прикосновений, и Алиса даже сперва решила, что заработала себе какое-нибудь кожное заболевание на нервной почве. Вроде аллергии: едва подумаешь о том, что волнует (или о том, кто волнует), как организм тут же откликается на стресс физической реакцией.

Но, кажется, не было никакой аллергии. И не стресс был всему виной.

В потере покоя виноват был лично Шемелин, который посмел так её касаться – так, как никто не касался раньше.

Алисе оставалось только благодарить судьбу, что в офисе ей предстояло появиться только через неделю – уже как полноценному работнику, без пяти минут дипломированному специалисту, а не стажёру-недоучке. А значит, и Шемелина она увидит не раньше этого срока. И пока у неё был этот семидневный зазор, казавшийся невозможно длинным и немыслимо коротким одновременно, она дала себе зарок задвинуть мысли и о работе, и о Шемелине в дальний ящик. С последним, правда, выходило хуже.

Она понятия не имела, сколько ещё он станет дожидаться её ответа; но тянуть Алиса была намерена до последнего. Может, наваждение само по себе сойдёт на нет, забудется и растворится в рутине дней, и тогда у неё, наконец, получится соображать адекватно.

Алиса, плюхнувшись на мягкий велюровый пуфик возле трюмо, выдвинула ящик с косметикой и пробежалась пальцами по выложенным коротким рядочком помадам. Она придирчиво оценила в круглом зеркале, обрамлённом позолоченной рамой, своё отражение: зелёно-карие глаза, как обычно, подведены чёрным – нескучная классика; но сегодня можно было бы добавить образу пикантности.

Она, с хитрецой прищурившись той себе, что встревоженно смотрела с гладкой зеркальной поверхности, вытащила на свет увесистый футляр кроваво-красной помады и, размазав слой жирной краски по губам, пару раз с удовольствием причмокнула и полюбовалась своим лицом под разными ракурсами. Обычно такой вызывающий макияж доставлял Алисе моральный дискомфорт: всё казалось, что на яркое пятно вместо рта осуждающе косится каждый встречный, стоит только выйти на улицу. И помаду-то эту она купила не сама – коробочку с логотипом известной марки царственно вручила мачеха, прибавив, что Алисе неплохо бы “что-то сделать с лицом, чтоб не быть похожей на моль”.

Её же подарком было и платье лососевого цвета с чёрным бантом на талии и давно вышедшими из моды рюшами на юбке до колен, в которое быстро впрыгнула Алиса, застыв возле полки с сумочками и предавшись приятным мукам выбора.

Слава богу, Лариса – Алисина мачеха – в своей конторе, гордо именуемой модным домом, аксессуаров пока не мастерила, а потому в просторной гардеробной выстроилось несколько рядов творений дизайнеров с мировыми именами. Каждый из них перевернулся бы в гробу, будь он мёртв, или воспылал бы праведным гневом при жизни, узнав, с каким нарядом в паре выводят в свет шедевры их великой дизайнерской мысли. Но тут уж никак именитым кутюрье Алиса не могла помочь: мачеха категорически настаивала, чтобы Алиса появлялась на людях исключительно в платьях её авторства. А гнев обиженной мачехи, считавшей себя едва ли не даровитей мадам Коко, имел куда худшие последствия, чем кара всех на свете модных богов.

Из гостиной донёсся рингтон мобильного. Бросившись на звук, Алиса сняла трубку и, чуть запыхавшись, выпалила:

– Я уже почти готова, как договаривались.

– Подъезжаю, – заявила Кара на том конце. – Можешь выходить.

Спешно запихав мобильный и документы в прошедшую строгий отбор крохотную атласную сумочку-седло с золотой вышивкой от “Dior”, Алиса с сомнением повертела в пальцах банковскую карточку. В элитном клубе, посетители которого наверняка сплошь и рядом держат платиновые “визы”, должен иметься и терминал для оплаты, но Коваль может как-нибудь ненароком увидеть транзакции на Алисином счету и тогда ей придётся перед ним объясняться, чего допускать откровенно бы не хотелось: про свою вылазку она никому не собиралась рассказывать. Алиса небрежно отбросила в сторону кусочек пластика и выудила из небольшой шкатулки-тайничка пачку наличных – должно хватить.

Взгляд скользнул по нераспакованной прозрачной коробочке с миниатюрными бутылочками алкоголя, которая уже невесть сколько хранилась в недрах Алисиной гардеробной. Она на миг замерла: сегодня ведь можно не только накрасить губы алым, но и дать себе чуть больше воли, чем обычно… В одном таком крохотном флакончике всего-то грамм двести спиртного, а значит, ничем плохим это не обернётся. Алиса выудила из упаковки крошечный “Лимончелло” (вполне элегантный напиток – не какой-нибудь там забористый виски, как в кабинете Шемелина) и тут же открутила пластиковую крышечку, глотнув обжёгшего горло ликёра.

Предаться ощущению разливающегося по телу градуса помешала трель домофона. Алиса удивлённо покосилась на звук, донёсшийся из прихожей: Кара ведь должна была ждать на улице…

С экрана, на который транслировала изображение камера у входной двери подъезда (совсем недавно двор в жилом комплексе оборудовали по последнему слову техники, и теперь можно было заранее увидеть нежданных визитёров), на неё, улыбаясь, глядел Ваня.

– Чёрт… – сдавленно выдохнула Алиса, не сразу нажав кнопку, которая разблокировала подъездную дверь и впустила гостя внутрь.

Она надеялась ничего не сообщать о сегодняшней вылазке и ему – так, на всякий случай. Рассказала бы, конечно, но потом, чтобы не выслушивать Ванины попытки отговорить, которые непременно бы последовали.

И что теперь делать? Она кинула быстрый взгляд к брошенному после душа на диван длинный домашний халат: можно накинуть его, чтобы спрятать парадный наряд… Алиса тут же оставила эту мысль, заметив в зеркале на шкафу в прихожей своё отражение. Ну какой халат при такой-то боевой раскраске?

– Ого, – ожидаемо поразился Ваня, когда Алиса во всей красе предстала перед ним. – А я думал, что сделаю тебе сюрприз…

Он достал из-за спины здоровенную охапку алых роз, с трудом протиснувшуюся в дверной проём, и Алиса приняла подношение с благодарной улыбкой. В носу зачесалось: приторно-сладкий аромат розовых бутонов Алиса не любила с детства. Ване, правда, неоткуда было об этом узнать: обычно денег на дорогие цветы у него не водилось.

Пряча лёгкое разочарование во взгляде, чтобы его не обидеть, Алиса бегло произвела в уме подсчёт: роз в букете штук сто, не меньше. Они неминуемо заполнят назойливым запахом всю её небольшую однокомнатную квартирку, и тогда придётся выставлять цветы на балкон, чтобы не задохнуться – благо, на улице не зима.

– Ну, сюрприз удался… – улыбнулась Алиса. – Спасибо.

– Это не он, – помотал головой Ваня, выудив из кармана тёмно-синих джинс бумажный конверт с тиснением и сургучной печатью тёмно-бордового цвета. – То есть… не весь сюрприз. Вот…

Ваня протянул конверт Алисе, отступившей в сторону, чтобы впустить его в квартиру.

– Материальная помощь бедным студентам? – неловко хихикнула она, приняв подарок. Умелым движением вскрыла замок и заглянула внутрь.

– Ты говорила, что устала, – пожал Ваня плечами, нервно следя за Алисиной реакцией. – Ну, и вот. Надо отдыхать. Лето же. Съездить на природу и всё такое…

Алиса вытащила прямоугольный лист плотной шершавой бумаги. Она округлила губы, тихо выдохнув понятливое “о-о…”.

– Это же очень дорого… – подняв к нему взволнованный взгляд, с тревогой сказала она. – И ещё букет… Прорва денег! Не стоило так…

– Я же сказал, что брал много заказов в этом году, – прервал её Ваня, кашлянув от неловкости и спрятав глаза: дорогих подарков он дарить не привык. – Подкопил. И стажировка у нас, сама знаешь, оплачиваемая. В общем, приглашаю тебя провести… как это говорится? Уик-енд, – с характерным акцентом, выдрессированном на парах английского, произнёс он и продолжил: – в загородном отеле. Лариса Витальевна сказала, что ты очень любишь там бывать.

Алиса стиснула подарочный сертификат в пальцах.

– Ты с ней это обсуждал? – удивилась она упоминанию мачехи.

– Ты же знаешь, я в развлечениях для богатых не очень разбираюсь, – просто улыбнулся он. – Вот и обратился к ней за помощью. Она и цветы подсказала купить. Хотелось не прогадать. И тебя порадовать. И поскольку пока не началась официальная работа, у нас сейчас что-то вроде каникул… Короче, машина внизу. Можно прямо сейчас и выдвигаться.

Алиса, покосившись на букет, с которым Ваня при деятельном участии мачехи прогадал, растерялась, лишившись на секунду дара речи – так опешила от свалившегося на голову счастья. Она отвела взгляд, ни на чём особенно не способный сфокусироваться, и спешно выронила, найдясь с дежурной репликой:

– Цветы надо убрать, – и быстро направилась в кухню, где хранились вазы на верхних полках ящиков.

Принялась методично распахивать кухонные шкафчики, делая вид, будто шарит по ним в поисках сосуда подходящего размера, способного выдержать этакую-то охапку – хоть и не нужна была эта суета: Алиса прекрасно знала, где искать. Но зато так удалось спрятать от Вани лицо, на котором сейчас наверняка отражались смешанные чувства – все, кроме приличествующей случаю радости.

– Вот я всегда говорил, что тебе нужно приучаться к порядку, – кашлянул за её спиной Ваня. – Никогда не знаешь, что и где у тебя лежит.

Это была неправда; вернее даже, не совсем правда. Особенной любовью к строгому порядку Алиса никогда не отличалась, тут он не солгал – неоспоримый факт отлично подтверждался царящим в квартире после торопливых сборов хаосом. На диване так и остались валяться халат с ещё влажным полотенцем; ящик с косметикой в трюмо Алиса впопыхах не потрудилась даже задвинуть, бросив тюбики раскиданными по столику (кажется, тушь в процессе упала на пол и закатилась под тумбу, но Алиса не озаботилась поисками пропажи); а постель с утра стояла незаправленной. Но она всегда точно знала, где и что у неё лежит – просто Ване, педанту до мозга костей, никогда не удавалось уложить в голове концепцию лёгкого творческого беспорядка, который Алиса прекрасно контролировала и в котором чувствовала себя, как рыба в воде.

– Да возьми их с собой, – не выдержав, поторопил её Ваня.

– Слушай… – Алиса вытащила высокую стеклянную вазу-колбу и, с громким стуком поставив на стол, не стала наполнять водой. Осторожно положила рядом тяжёлый букет, от веса которого рука уже устала, и, наконец, повернулась к Ване лицом. – Ты хочешь сегодня поехать?

– А у тебя какие-то планы? – настороженно спросил он, пробежавшись по Алисиному наряду выразительным взглядом.

Она тревожно заправила локон волос за ухо.

– Вообще-то… Вообще-то да, – решилась она озвучить неудобную правду.

– Ты не говорила, – проронил Ваня несколько обвиняюще. – Сказала, что будешь сегодня дома. Отдыхать после экзаменов.

– Да, я так и планировала, но…

В прихожей снова зазвонил мобильный. Алиса метнулась к брошенной на оттоманке возле входной двери сумочке, из которой настойчиво лилась бодрая мелодия.

– Я уже возле дома, – донёсся из динамика Карин голос.

– Погоди, я сейчас… – Алиса неуверенно покосилась на замершего посреди квартиры Ваню, зачем-то подхватившего подаренный Алисе букет. Она сбросила вызов и с сожалением посмотрела ему в глаза: – Мы с Карой собирались съездить развеяться.

– С Карой? – с изумлением вздёрнул он брови.

– Да, она меня пригласила… Послушай, – Алиса подцепила конверт, который оставила рядом с сумочкой, и перечитала информацию на сертификате: – Давай утром поедем. Что там ночью делать…

– Я забронировал номер с сегодняшней ночи. Вообще-то, это было очень сложно: у них всё забито, и если бы Лариса Витальевна не помогла… – принялся спорить он. – Если не приехать сегодня, они могут отменить бронь на весь период.

– Да, в мае у них всегда всё забито, бронировать нужно ещё с зимы, – покивала Алиса. – Но ты мне ничего не сказал…

– Ты тоже мне ничего не говорила о своих… планах, – бросил он ответный упрёк. – Я хотел тебя порадовать.

– Я позвоню туда, – предложила Алиса робко. – Они меня знают, я частый гость, так что пойдут на уступки. Какая им по большому счёту разница, приедем мы ночью или завтра с утра?

Мобильный у Алисы в руках снова завибрировал: Кара не бросала попыток дозвониться.

Алиса опустила ладони на Ванины плечи, заглядывая ему в глаза.

– Сюрприз удался. Правда. Мне очень приятно, – стараясь добавить голосу как можно больше убедительности, сказала она и оставила на его щеке благодарный поцелуй, а затем вытерла ладонью алый след от помады. – Но и Кара уже приехала. Мы договорились сходить на… На концерт. Я же не могу вот так вот просто её подвести…

– Переживёт твоя Кара, – сердито буркнул Ваня, начавший тихо закипать, судя по сцепившимся вместе челюстям. – Сходит одна. Или найдёт ещё кого-нибудь.

Алиса отступила от него на шаг; телефон не прекращал надрываться дурацким рингтоном, чьё легкомысленное звучание лишь накаляло обстановку.

Приподнятое с утра настроение стремительно портилось от растущего напряжения, сжимавшего мышцы всего тела, словно упругие пружины. Вечер, ещё полчаса назад обещавший выйти таким приятным, теперь грозил обернуться ссорой либо с Ваней, либо с Карой: кого-нибудь из них точно придётся сегодня разочаровать.

Если Алиса сообщит об отмене общих планов Каре, то та наверняка по своему обыкновению просто улыбнётся и, как ни в чём не бывало, уедет развлекаться одна; а если отвергнуть Ванино предложение – он будет ещё продолжительное время таить в себе тихую обиду на Алису. Он ведь столько сделал, чтобы устроить этот сюрприз: работал, не зная отдыха, договаривался с отелем, потратил внушительную сумму, которую наверняка откладывал на что-нибудь полезное, даже вовлёк во всю эту затею мачеху, общение с которой никогда нельзя было назвать приятным…

Но чего ждать в дальнейшем от конфликта с Ваней Алиса понимала; а вот что может сделать Кара – оставалось пока неизвестным. Не расскажет ли она Ване (или кому-нибудь ещё) о том, что увидела в кабинете Шемелина? Ваня, хоть быстро отпускать обиды не умел, всё-таки не стал бы сознательно Алисе вредить; но Кару изучить досконально пока не вышло…

Прихожая заполнилась тошнотворным запахом роз, в которые Ваня вцепился с отчаянием утопающего. Впав на несколько секунд в ступор, Алиса мимолётом взглянула на отражение своего лица в зеркале на дверце шкафа: между подведённых бровей пролегла глубокая складка. Ещё совсем недавно она, забыв всякое смущение, любовалась тем, как подчёркивал алый цвет помады нежный румянец на щеках, расцвётший после танцев под ритмичнуюю музыку. А теперь так неловко было стоять перед Ваней с этим вызывающим макияжем: если всё-таки поедет с ним, нужно будет умыться…

От этой мысли едва не передёрнуло. Да с какой это стати?

Вечно ей приходилось думать, как бы кого-нибудь не разочаровать – но, может, хоть разок стоит подумать о том, чего хочется ей самой?

Вот сегодня, например, Алиса чётко осознала, что хочет покрасоваться этим бесстыдно алым цветом на своих губах.

Она быстро впрыгнула в загодя приготовленные туфли на высоком каблуке и, подхватив сумку, выскочила из квартиры.

– Алиса! Ты даже не заперла дверь! – позади раздались шаги последовавшего за ней Вани.

– Ничего! Внизу консьерж и охрана. А соседи приличные. Ничего не украдут, – не оборачиваясь, махнула рукой она.

Лифт, на котором только что приехал Ваня, тут же распахнул двери, и Алиса быстро прыгнула внутрь.

– Алиса, это в высшей степени легкомысленно, – в последний момент успев вскочить за ней в качнувшуюся кабинку, укорил её Ваня. – Куда ты собралась?

– Слушай…это же наша будущая начальница. Зачем с ней портить отношения? Хватит того, что Шемелин нас обоих тихо ненавидит.

– А со мной портить отношения ты не боишься?

– Что за глупости, – всплеснула Алиса руками, приглаживая и без того идеально выпрямленные волосы, блестящие от толстого слоя лака самой крепкой фиксации. – Ты сделал мне замечательный подарок, я же сказала. И я очень благодарна. Мне вылазка за город сейчас как раз нужна… Мы всего лишь подождём до утра. Ведь за одну ночь ничего не случится?

Ваня ненадолго притих, пока лифт не остановился на первом этаже. Алиса, увидев, как он уже открывает рот, чтобы снова что-нибудь сказать, ринулась стремглав к выходу из подъезда, будто боялась передумать и поддаться на его уговоры. Каблуки бодро застучали по облицованному каменной плиткой полу.

– Ну куда ты так несёшься? – бросил он ей в спину, поймав распахнутую Алисой тяжёлую дверь и выскакивая за ней на улицу.

Там, расхаживая из стороны в сторону по асфальтированной дорожке, уже поджидала Кара, не выпускавшая из рук сотовый.

– Ну сколько можно возиться?! – разгневанно уткнула та руки в бока. Глянув Алисе за спину, Кара тут же настороженно добавила: – Ты не предупреждала, что вы будете вдвоём. Я могу провести только кого-то одного.

– Я знаю. Я одна, как договаривались, – кивнула Алиса с виноватой улыбкой и развернулась к Ване лицом, сдвинув брови в умоляющей гримасе. – Ва-ань… Утром. Я буду, как штык. А в отель прямо сейчас позвоню. Они не отменят бронь. Точно тебе говорю! Там так только новых клиентов пугают, а с Ковалем ругаться не станут. Ну, то есть, с его дочкой…

Он мрачно уставился ей в глаза, опустив руку с букетом, который так и не оставил в квартире. Розы, поникнув, удручённо ткнулись бутонами прямо в асфальт.

– Ты можешь мне хотя бы сказать, куда собралась? – проговорил он побелевшими губами.

Она обернулась к Каре с немым вопросом в глазах.

– В “Рай”, – невозмутимо пояснила та, удостоившись Ваниного непонимающего взгляда, и закатила глаза. – Клуб так называется.

– Клуб? – брезгливо переспросил Ваня и выпучил глаза так, словно только что Алиса на полном серьёзе заявила, что собирается слетать куда-нибудь не ближе Африки. – Не помнишь, чем это закончилось в прошлый раз?

Алиса досадливо вздохнула.

– А чем всё закончилось в прошлый раз? – живо заинтересовалась Кара.

– Ничем, – отрезала Алиса, обхватив себя за плечи руками. – Папа настойчиво рекомендовал больше не посещать такие заведения.

– Я не понимаю тебя, Алиса, – с видом вселенского разочарования подытожил Ваня, утомлённо потерев ладонью лоб. – Какой ещё клуб? Что ты придумала?

– Алиса, мы уже опаздываем, – поторопила её Кара позади.

Алиса, подавив желание вцепиться от напряжения пальцами в волосы и испортить причёску, запрокинула голову к небу, не в силах выбрать верное в сложившейся ситуации решение.

– Алис, я не поняла… – протянула Кара вкрадчиво. – Мы ведь договорились… Время уже поджимает. Ты не поедешь?

Молча воззрившись на неё, Алиса беспомощно захлопала ресницами. На запястье сомкнулись Ванины прохладные пальцы.

– Игорь Евгеньевич с Ларисой Витальевной будут не в восторге, если узнают… – с искренней опаской в голосе предостерёг он, склонившись к ней.

Это был его последний козырь – приплести сюда Алисиных родителей. Но упоминание приёмного отца и мачехи вызвало у Алисы только раздражение.

– Не узнают, – процедила она, освободив руку. – Вот поэтому я тебе ничего и не сказала. Другого я от тебя и не ждала.

– Вот как? – вдохнул он прохладного вечерний воздух, приняв её слова за личное оскорбление.

– Слушай, я не хочу ругаться… – быстро прервала его Алиса, чувствуя неминуемое приближение скандала.

– Так-с, – властно вмешалась в их диалог Кара. – Мне всё понятно. Не хочу, чтобы вы, голубки, из-за меня ссорились, поэтому… – она оглянулась с сожалением на свою машину, – ни в какой клуб мы не поедем.

Ваня с облегчённым выдохом слабо улыбнулся в ответ на её слова. Алиса же его радости отнюдь не разделяла: она, распахнув от удивления рот, снова повернулась к Каре.

Ей, конечно, до ужаса не хотелось огорчать Ваню своим отказом ехать с ним, но, уже приняв наверху это нелёгкое решение, она по крайней мере рассчитывала на Карину поддержку. И совсем не ждала, что та сдастся первой.

– Спасибо, Карина Валерьевна, – не преминул поблагодарить Ваня вставшую на его сторону начальницу. – Вы не обижайтесь. Просто у нас бронь, понимаете, пропадёт… А вы с Алисой куда-нибудь обязательно сходите на следующей неделе, правильно? – он подмигнул замершей на месте Алисе. – Только я бы очень советовал выбрать место более приличное.

– Ну, если бронь… – понятливо кивнула Кара и тяжело вздохнула. – А ваша бронь не подождёт часок-другой?

Ваня смолк с озадаченным видом.

– Раз уж мы такие красивые… – коварно улыбнулась Кара, обведя Алису жестом ладони. – Хоть поужинаем где-нибудь. Я знаю поблизости неплохой ресторанчик.

– Пожалуй… – неопределённо протянул Ваня, покосившись на Алису с сомнением, а затем мельком посмотрел на часы на запястье. – Может, и не будет лишним поесть перед дорогой.

– Вот и славно, – подытожила Кара.

– Поехали, Алис, – позвал Ваня, шагнув Ваня к своему серебристому “Рено”, в темноте ставшему цвета мокрого асфальта.

– Стой-стой-стой, – преградила ему Кара путь, ткнув большим пальцем на Ванину машину у себя за спиной. – Что, на этом?

Ваня перевёл недоумённый взгляд с Кары на растерянную Алису.

– Ну… да, – усомнился он в своих действиях.

– Ты меня прости, – вскинула Кара ладони перед собой. – Уж не знаю, в какую такую дыру вы собрались на этой телеге, но я зову вас в приличный ресторан. Там пол Москвы ужинает. Алиса Коваль не может там появиться на… этом. Не пойми превратно, но никто не поймёт, зачем дочке Коваля ходить по ресторанам с таксистом. Люди решат, что Игорь Евгеньич близок к разорению. Ты ведь… – она спрятала в тихом кашле усмешку, – так боишься его расстроить?

– Тогда на твоей? – коротко выдохнув с лёгкой обидой на Карин комментарий (мало к чему в жизни Ваня относился так трепетно, как к своей машине), он сделал шаг в другую сторону.

Но Кара двинулась синхронно с ним, по-прежнему не давая Ване проходу.

– Но без веника, – приторно улыбнулась она. – У меня аллергия, понимаешь ли. Тачку потом неделю проветривать.

Она демонстративно чихнула, зажав нос, а Ваня нерешительно посмотрел на шапку алых бутонов в прозрачной шуршащей обёртке.

– А отнеси-ка их обратно наверх, – нашла выхода из положения Кара, быстро переглянувшись с Алисой.

– Пусть у меня в машине полежат, – воспротивился Ваня.

Алиса, представив себе со всей неотвратимостью маячившую перспективу ехать в пропахшем розами салоне Рено, где плохо работал кондиционер, быстро порылась в сумочке и достала связку ключей:

– Правда, Вань, оставь в квартире, – умоляюще склонила она голову вбок. – Там ваза на столе, налей воду и поставь, а то завянут. Заодно и дверь запрёшь. Ты в самом деле прав: мало ли что…

Ваня, поняв, что всё-таки добился желаемого и теперь может пойти на небольшую уступку, спустя пару коротких секунд кивнул. Ключи звякнули, утонув в его кулаке, а спустя пару мгновений тяжёлая подъездная дверь медленно закрылась: он тенью нырнул в подъезд.

Тут же Алиса ощутила, как Кара, вцепившись ей в локоть, настойчиво потянула её к своей машине.

– Давай-давай, не спи, – поторопила она, распахнув дверцу соседнего с водительским сиденьем места и почти запихала ничего не понимающую Алису в салон.

Спустя секунду она и сама уселась за руль, повернув ключ зажигания.

– А… – Алиса удивлённо покосилась на окна собственной квартиры, в которых так и остался гореть свет. – Мы не будем ждать Ваню?

– Господи, ну, конечно, не будем, – с нажимом отчеканила Кара, глядя на дорогу при лихом развороте. – Я думала, ты всё поняла, поэтому и отправила его наверх. Выиграла время.

– Что я поняла? – всё ещё не постигнув смысла её туманных намёков, спросила Алиса. – Куда ты едешь?

– Туда, куда мы и собирались, – небрежно бросила Кара и вдавила педаль газа, от чего машина с визгом колёс рванула вперёд. – Не знаю, куда намылился твой принц, а я свои планы из-за него рушить не намерена.

Алиса поражённо откинулась на спинку кресла, укладывая происходящее в голове. Так Кара всего лишь притворилась, что поддалась Ваниному напору?

С изумлением она поняла, что была даже отчасти рада такому разрешению щекотливой ситуации. И ещё больше ей нравился тот факт, что лично она сама ничего, в общем-то, предосудительного не сделала: это Кара, воспользовавшись Ваниным доверием, обвела вокруг пальца и его, и Алису заодно. В конце концов, куда она могла сейчас деться из нёсшейся на всех парах Кариной машины, юрко обгоняющей остальные авто на дороге?

Но глупо было надеяться, что и Ваня с той же смиренностью примет произошедшее как данность, едва обнаружит, что во дворе Алисиного дома его никто не ждёт. Трель мобильного телефона донеслась из сумочки уже спустя несколько секунд.

Алиса даже не стала смотреть на имя звонившего, с немым укором отобразившееся на экране: и без того было ясно, что связаться с ней пытался Ваня.

– Чёрт… – поморщившись, тихо выругалась она, не решаясь ответить.

– Ну-ка дай сюда… – бесцеремонно выхватила Кара телефон из её рук и, приняв вызов, громко гаркнула в динамик: – Она тебе не жена!

И, не дожидаясь ответа на том конце, прервала звонок, но затихший мобильник Алисе, потянувшейся за устройством, предусмотрительно возвращать не стала.

– Честно говоря, я думала, что нам с тобой придётся уходить от погони. Хотя оторваться от его тарантайки, прямо скажем, было бы совсем не сложно, – с бесшабашным задором ухмыльнулась Кара, игнорируя снова завибрировавший телефон. – Он у тебя всегда такой?

– Какой? – хмуро глядя на сотовый в кармашке дверцы авто по Карину левую руку, спросила Алиса.

– Тиран, – пояснила Кара. – Деспот. И вообще, навязчивый.

– Это не так, – слабо возмутилась Алиса.

– Так, так, – нисколько не сомневаясь в собственной правоте, кивнула Кара, притормозив на светофоре и окинув Алису долгим пристальным взглядом.

– Он просто хотел сделать мне сюрприз и свозить загород в романтическую поездку, – выдохнула Алиса, с неприязнью представив, как завтра ей придётся объясняться с Ваней.

– Да уж, эта сцена была очень романтичной, – фыркнула Кара. – Куда ты собралась, неприличное место, что скажет твой папочка… Это так в книжках о любви пишут о романтике? Да уж, не зря я их не читаю.

– Я сама виновата, что не рассказала ему о своих планах, – ответила Алиса.

– Значит, на это была причина?

Алиса нахмурилась.

– Он… не любитель таких мест. И мероприятий, – уклончиво объяснила она.

– А ты?

– Не знаю, – неуверенно качнула она головой. – Не было возможностей это понять.

– Да уж, – протянула Кара задумчиво. – Тебе не позавидуешь.

– Он хороший. Правда. Просто всегда пытается меня защитить, – неловко улыбнулась Алиса, зачем-то попытавшись оправдаться. – С самого знакомства…

– От кого это он тебя защищал в вашем инкубаторе для золотой молодёжи? – иронично хмыкнула Кара.

– Мы не там познакомились, – сухо поправила её Алиса, расфокусированным взглядом уставившись в окно.

– А где? – в Карином голосе скользнул неподдельный интерес.

– В… – начала Алиса и тут же осеклась, покосившись на Кару с сомнением в глазах. – В детском доме.

Кара помолчала. Знай Алиса начальницу первый день, то непременно решила бы, что та побоялась касаться непростой темы.

– Ничего себе совпадение, – спустя полминуты подытожила она. – Так вы земляки, получается?

Алиса неопределённо помычала себе под нос.

– Вроде того, – осторожно подтвердила она.

– Из одного города?

– Вообще-то не совсем, – отрицательно помотала она головой. – Из одной области.

– Бывает же, – с любопытством протянула Кара. – И от чего же это он тебя защищал?

– Вступился перед… другими детьми. Я была совсем новенькой, и они решили испытать меня на прочность. А он меня впервые в жизни увидел, когда… – она напряжённо сглотнула подкатывающий к горлу ком, услышав, как дрогнул голос. – Неважно. Он давно там жил, пользовался уважением. Взял меня под свою защиту. Объяснил, что к чему. А когда меня забрал Коваль, я думала, что больше никогда его не увижу. В первый день в универе я его даже не узнала. Лицо показалось знакомым, но я решила – чудится. А он сразу меня узнал.

– Прямо так сразу? Спустя столько лет?

– Угу, – кивнула Алиса. – У него хорошая память на лица. В отличие от меня.

– У тебя вообще с памятью беда, дорогуша, – съёрничала Кара, припомнив недавний инцидент, из-за которого Ваня чуть не подвергся позорному увольнению. – А я-то думала, в ваш институт благородных отпрысков без денег и блата вообще не пробьёшься.

– Так и есть. Но он очень способный, – пожала Алиса плечом. – Потом рассказал, что ещё в детдоме смог поступить в хорошую школу с математическим уклоном. Затем получил грант от благотворительного фонда, как один из лучших выпускников. И поступил к нам. А я… – она горько улыбнулась. – Ну, а меня, конечно, пропихнул Коваль.

– Да уж, история, – протянула Кара, выдержав паузу.

– Не стоило так делать… – вдруг болезненно скривилась Алиса, потянувшись через Карино сиденье за успокоившимся телефоном.

– Нет-нет-нет, – шлёпнула её Кара по рукам, отпихнув Алису локтем обратно и выкрутив тюнер на радиоле. Музыка, тихо лившаяся из динамиков, заиграла на полную громкость, и Кара больше проорала, чем пропела в унисон популярной песне, красноречиво покосившись на Алису: – I hope my boyfriend don`t mind it!Рус.: "Надеюсь, мой парень не будет возражать!"*

Алиса мягко усмехнулась себе под нос: изниоткуда нахлынувшую печаль Каре, с её лёгкостью и привычкой ни о чём не заморачиваться, удалось прогнать за считанные секунды, однако слабый осадок вяжущей горечи всё-таки остался у Алисы где-то на дне сердца.

– Если он такой хороший, то обязательно тебя поймёт, – перекрикивая музыку, заявила Кара со знанием дела. – Я ведь права: ты ему не жена. Имеешь право делать всё, что тебе заблагорассудится. И даже не смей со мной спорить.

– Дай я ему напишу хотя бы, – всё-таки изловчилась Алиса и выхватила сотовый, удостоившись недовольного взгляда Кары. – Звонить не буду! Просто скажу, что с утра мы поедем загород, чтобы он не волновался. Правда, Кар, он же даже с моей мачехой связался, чтобы это устроить…

– С мачехой, говоришь… – задумчиво повторила Кара, под укоризненное Алисино хмыканье тронувшись с места, когда светофор загорелся жёлтым. – Да уж, Ларису Витальевну дёргать по таким пустякам будет только самый отчаянный смертник. Но ты до утра сначала доживи, – авторитетно заявила она, опять вдавив педаль газа в пол, от чего Алису вжало в подголовник сиденья.

– Такими темпами и правда не доживу, – предусмотрительно щёлкнув замком ремня безопасности, фыркнула она, попадая мимо клавиш в попытках набрать сообщение на экране мобильника. Телефон был тем самым, что подарил ей недавно Шемелин: новый, дорогой и навороченный. Клавиатуры, к которой Алиса привыкла, на устройстве не было – приходиось тыкать пальцами прямо в сенсорный экран, чтобы ввести текст.

– Не волнуйся. Мы с тобой, дорогуша, сегодня обязательно попадём в “Рай”, – не сбавляя скорости, двусмысленно пошутила Кара и крепко сжала руки на руле.

Глава 6

в которой что-то не так

– Слушай, – зажав подмышкой пушистый розовый клатч с серебристой застёжкой, Кара скептично оглядела Алису, когда они приблизились к длинному хвосту очереди, растянувшейся на несколько десятков метров вдоль узкого тротуара. – Из какого сундука ты достала этот прикид, дорогуша?

Алиса расправила рюши на подоле, по краю окаймлённые чёрной лентой, и попыталась скрыть выражение смущения на лице, поняв, к чему Кара клонит.

– А что? – неуверенно переспросила она брезгливо поджавшую губы спутницу.

– Ну… – та возвела к небу глаза, словно бы пытаясь подобрать слова поделикатней, но быстро это дело оставила: – В офис ты всегда вроде нормально одеваешься, так что заподозрить тебя в отсутствии вкуса нельзя… Но это вот безобразие, моя дорогая, – она обвела пальцем фигуру Алисы, – просто не терпит никаких оправданий. Хорошо, что меня здесь знают, иначе фейс-контроль в жизни бы тебя сюда не пустил. Давай, шевелись…

Под сдавленное Алисино хихиканье Кара потащила её за локоть в обход очереди: пришлось гуськом протискиваться сквозь толпу желающих взять штурмом пользующееся популярностью заведение, едва ли не вжимаясь в каменную стену здания, чтобы не идти по проезжей части. Но как только они оказались под ярко мерцающей вывеской “Рай” на козырьке входа, путь им преградил натянутый бархатный канат на металлических стойках, за которым с хмурым видом замер широкоплечий громила. Он поигрывал с крошечной рацией в пудовом кулаке.

Кара, шедшая впереди, удостверилась, что Алиса не отстала, и, поправив глубокое декольте на собственном ярко-синем платье-футляре, что-то шепнула громиле на ухо. Хлопнув по плечу Алису, она добавила: “это со мной”; а тот, обменявшись настороженными взглядами с двумя мужчинами крепкой комплекции у себя за спиной, всё-таки отцепил канат и пропустил их вдвоём внутрь под недовольное улюлюканье толпы.

Проходя мимо, боковым зрением Алиса отметила, как охранник тихо передаёт что-то по рации, не спуская глаз с нырнувшей внутрь заведения Кары.

– Кажется, ты показалась им подозрительной, – сказал Алиса, поравнявшись с ней.

Кара обернулась на закрывшуюся за ними дверь и небрежно взмахнула рукой.

– Так что это за преступление против моды? – вернула разговор к прежней теме она, проигнорировав Алисин комментарий.

– Это платье мачехи, – ответила Алиса, пока они шли по тёмному коридору с наглухо чёрными стенами, в конце которого мерцали вспышки неонового света. – То есть, не совсем её, а она его… Сшила. У неё свой бренд вечерних платьев.

Кара усмехнулась.

– Да, кажется, слышала об этом… И как идут дела? – не скрывая издевательского тона, с живым любопытством поинтересовалась она. – Когда ждать её шедевры на обложке итальянского “Вог”?

– Не знаю, – хмыкнула Алиса. – Но если я куда-то иду, приходится надевать её творения. Вроде как для рекламы.

– Для рекламы нормальных брендов, я так понимаю? – беззлобно поддела Кара. – Потому что на фоне этого даже простыня будет смотреться вполне неплохо.

Алиса с лёгкой обидой поджала губы: хоть платья, придуманные мачехой, никогда не нравились и ей самой, а всё-таки Карины остроты заставляли чувствовать себя не в своей тарелке.

– Ладно-ладно, – примирительно добавила Кара. – Погоди-ка… Ты же им не рассказала, куда сегодня собралась. Зачем тогда надевать эту красоту?

– Ну, если мачеха каким-то образом и узнает, что я здесь была, то куда больше обидится, когда выяснит, что я надела не её платье, – пояснила Алиса. – Вот тогда точно будет грандиозный скандал. А она выяснит, тут я в ней не сомневаюсь.

– Да уж… Теперь понятно, почему ты никуда носа не высовывала все студенческие годы – я бы тоже лучше дома сидела, чем выгуливала такие наряды, – звонко рассмеялась Кара. – Выходит, повезло тебе, что она не шьёт офисные костюмы?

– Тогда я бы с радостью одевалась по всем канонам обожаемого шемелинского дресс-кода, – закатила глаза Алиса с презрительным фырканьем.

Ступени лестницы, по которым, минув коридор, пришлось подниматься к распахнутым золотистым воротам, светились бледно-синим неоном; наконец, они ступили в просторный зал, заполненный шевелящейся толпой. Полумрак здесь рассекали ослепительные лучи лазеров – от их яркости резало в глазах, и Алисе поначалу пришлось даже зажмуриться.

По полу плотными клубами стелилась белая дымка, подсвеченная голубоватым сиянием. Алиса на секунду испугалась, потеряв из виду собственные ступни, и подняла голову: с потолка свисали искусственные цветы в пышной зелени и гроздья винограда, тоже искуственного. Кое-где стояли раскидистые пальмы высотой в два человеческих роста и по меньшей мере той же шириной листьев, и сложно было понять, живыми они были или пластиковыми, но стволы их светились мириадами вспыхивающих и гаснущих огоньков.

Рай был искрящейся, мигающей, фосфорицирующей в темноте подделкой.

– Но ты можешь себе позволить наплевать на его правила, так? – выразительно двинув бровями, осклабилась Кара, уверенно потащив дезориентированную Алису к витой лестнице, ведущей на второй этаж.

– Как и он, между прочим, – скривилась Алиса. – Сам он всегда в чёрном. Как на похоронах.

– А ты так часто замечаешь, во что он одет? – уголок её глянцевых от помады губ дерзко взметнулся вверх.

Алиса снова смутилась, удручённо пропыхтев нечто нечленораздельное себе под нос, и схватилась за тонкие перила лестницы, сделав вид, что всё её внимание сконцентрировано на том, чтобы не свалиться вниз.

– Чего там замечать, если всегда в одно и то же, – запоздало нашлась она с ответом, и по хитро прищуренным глазам Кары тут же поняла, что лучше было вообще промолчать – несвоевременной отговоркой она только усугубила ситуацию.

На верхней площадке лестницы их встретил ещё один громила, как две капли воды похожий на того, что стоял в дверях на улице. Но этот препятствовать им не стал, только при виде Кары сказал что-то в динамик небольшой трубки, и на миг Алисе показалось, будто за ними обеими ведётся пристальная слежка.

Она осмотрелась. Тут, на втором этаже, людей было ощутимо меньше: наверх пускали не всех. Зато пространство заполняли низкие столики и удобные на вид диванчики, по форме напоминавшие пышные облака. Разноцветные вспышки света, немилосердно сверкавшие внизу, не слепили глаз – это порадовало.

– Нам во-он туда, – Кара махнула рукой в сторону череды отгороженных плотными портьерами кабинок по левую стену от них за невысокой балюстрадой плошадки, нависавшей над танц-полом.

– Часто здесь бываешь? – поинтересовалась Алиса, шагая за ней по пятам и воровато оглядываясь на следящего за ними охранника. – Пялятся на тебя, как на знаменитость.

Что-то было не так. Алиса могла поклясться.

– Так, залетаю иногда… – загадочно улыбнулась Кара и отодвинула одну тёмно-синюю занавеску, пропуская Алису внутрь.

К ним тут же подскочила официантка в коротенькой подпоясанной золотым ремнём тоге – белой, но отдававшей в причудливом освещении клуба ультрафиолетовой голубизной. За спиной стройной девушки раскинулись крылья, перья которых усыпали мелкие блёстки.

– Два “Райских наслаждения”. Только одно – без алкоголя.

Плюхнувшись на невысокий велюровый диванчик, Кара похлопала по свободному месту рядом, приглашая Алису сесть.

– Ну… – вкрадчиво спросила она, – ничем не хочешь со мной поделиться?

– Чем, например? – непонимающе поинтересовалась Алиса и потрогала одну из зелёных пальмовых ветвей, плотным пологом нависавших над ними. Пластик, как она и подозревала.

– Например, поведать мне, наконец, что между вами.

– Между нами? – неудобно поёрзала Алиса на сидении, почуяв неладное. – О ком ты?

– О тебе и Шемелине, – улыбнулась Кара, вцепившись в неё пристальным взглядом.

– Ничего, – сквозь сжатые челюсти отрезала Алиса.

– Да? – медленно моргнула Кара и склонила голову вбок. – Значит, это не с ним ты уехала тогда из офиса? Ну, помнишь, после той попытки… как ты там выразилась? Изнасилования.

Алисины челюсти, до этой секунды скрежетавшие едва ли не громче вибрирующих музыкальных басов, машинально разжались: она, опешив, посмотрела на ухмыляющуюся Кару с открытым ртом.

– Откуда ты… – выдавила с большим трудом и задержала дыхание.

– Мы это уже проходили, – поморщилась Кара. – Откуда я знаю? Знаю, и всё. Так чем кончился вечер? Или вернее будет сказать – продолжился?

– Ничем он не продолжался, – уставилась в одну точку перед собой Алиса: над танц-полом переливался, заменяя солнце жителям ночной Москвы, огромный диско-шар, отражавший вспышки стробоскопов. – Он просто… подвёз меня до дома. Ничего между нами нет.

Алисе отчаянно хотелось стереть из памяти весь тот день целиком, чтобы сейчас без задержек и тревожно сбивающегося с ритма пульса отвечать на такие вопросы; да только, кажется, это было абсолютно невозможно – грешным делом думалось, что она запомнит на всю жизнь всё случившееся с точностью до каждой чёртовой детали.

Особенно тот трепет в груди от прикосновений…

Алиса одёрнула себя, пока дело не зашло слишком далеко: не дай бог прямо тут погрузится с головой в пучины воспоминаний, как это случалось с нею вот уже несколько ночей подряд, стоило оказаться в непроницаемой темноте собственной спальни, где кроме ужасно постыдных образов, преследовавших мысли, никого с ней наедине не было.

Она постаралась сфокусироваться на звуках гремящей внизу музыки.

– Не-ет, – выдохнула Кара. – Так не пойдёт. Это ты Ванюше своему втирай. А я всё видела своими глазами, дорогуша.

– Ты ничего не видела, – упрямо стояла Алиса на своём, не отводя глаз от шара: в глазах уже заплясали мушки. – Вернее, видела совсем не то, что думаешь.

– И как давно между вами совсем не то, что я думаю?

– Недавно, – не подумав, ляпнула Алиса, заслужив самодовольную Карину усмешку в ответ. – То есть кроме того раза ничего не было. И тогда тоже ничего… Ч-чёрт…

Она заслонила ладонью лоб, осознав, что попытками объясниться всё только портит.

– Если ты вдруг думаешь, что я стану осуждать… – Кара вытянула руку на низкой спинке диванчика и придвинулась ближе к Алисе. – То я, напротив, даже тебя в чём-то пойму. Он симпатичный мужик, а ты…

– Он партнёр отца и мой начальник, – сверкнула глазами Алиса, пресекая продолжение.

– То есть против “симпатичного” ты не возражаешь? – подловила её Кара, изогнув бровь. – А твои характеристики делают ситуацию только пикантнее. Если ты понимаешь, о чём я… – она поймала губами трубочку одной из поданных, наконец, коктейлей.

Алиса стушевалась и схватила ледяной бокал, глотнув сладкого пойла, чтобы смочить вдруг пересохшее горло.

– Кажется, это твой, – скривилась она, ощутив едкий привкус алкоголя.

– Не-а, – отрицательно мотнула Кара подбородком. – Без алкоголя я взяла себе. Я же сегодня за рулём, помнишь? Мне ещё домой тебя вести. С рук на руки передавать Ванюше… Если ты, конечно, правда захочешь потом к нему.

– Вызовем такси, – нахмурилась Алиса, облизнув искусанные губы, которые засаднило от попавшей на сухую кожу капли спиртного.

– Забей, – придвинула Кара высокий бокал обратно к Алисе. – Или ты боишься, что снова не удержишь себя в руках и на кого-нибудь набросишься? Может, ты у нас страдаешь нимфоманией? Это многое бы объяснило.

– Кар! – взмолилась Алиса. – Прекрати.

– А что я? Я просто говорю, что раз дело обстоит так, то совсем не обязательно было идти на шантаж, чтобы уболтать Шемелина дать тебе вольную, – легкомысленно пожала она плечом. – И к чему было строить передо мной оскорблённую невинность? “Он меня чуть не изнасиловал!”, – передразнила она Алисино возмущение, свидетелем которого недавно стала. – Знаешь, даже немного обидно, что ты мне не доверяешь.

– Дело совсем не обстоит так, – ощетинилась Алиса. – И с тобой я предельно честна. Тогда и сейчас.

– Мне, конечно, очень хочется тебе поверить, но факты убеждают в обратном, дорогуша. Так ты с ним спишь?

– Нет.

– Значит, собираешься?

– Господи, да что ты заладила? – слишком громко воскликнула Алиса и осеклась.

Она уставилась на Кару расширившимися от обиды и злости глазами. Та же, судя по елейной улыбке на пухлых губах и искрившему во взгляде недоброму любопытству, сходить с темы не собиралась.

А значит, придётся Алисе как-то объясняться. И желательно перестать себя закапывать неуклюжими оговорками.

Выкладывать, о чём они с Шемелиным говорили на самом деле, было страшно: содержание беседы казалось Алисе донельзя крамольным. Но, во-первых, Кара, кажется, не собиралась слезать с любимого конька, и Алисе оставалось либо согласиться с её домыслами и прослыть любовницей Шемелина (что само по себе неприятно: слухи по офису разнесутся быстро), либо открыть истину, которую Кара потом неизвестно в каких целях использует. Ведь Шемелин сам предупреждал, что у Коваля в компании есть свои люди – так почему бы Милославской не быть одной из отцовских наушниц?

Правда, и поделиться своими терзаниями хоть с кем-нибудь давно подмывало. За эти несколько дней Алиса уже успела понять, что в одиночку прийти к итоговому решению никак не получается: ей отчаянно требовался взгляд со стороны. Всё казалось, что она, очутившись в эпицентре событий, упускает из вида нечто важное, нечто крохотное, но слишком значительное – постоянно ускользающую деталь, без которой пазл не хотел складываться.

Зачем Шемелин предложил эту сделку? Чего он ждёт от Коваля, раз делает из Алисы своего шпиона?

При других обстоятельствах она обратилась бы к Ване, как всегда и поступала, оказываясь на распутье, но сейчас это было решительно невозможно – слишком многое пришлось бы объяснять. И уж если при Каре Алиса умудрялась ненароком сболтнуть лишнего, то в разговоре с Ваней и подавно могла сплоховать.

Алиса утомлённо прикрыла глаза. Кара и так уже в курсе многого: знает о том, что произошло в кабинете; знает, что Алиса уехала с Шемелиным; знает, наконец, что тот просил её об ответной услуге.

А ещё Кара Милославская чертовски умна и чертовски прозорлива. Вопрос времени – короткого или не очень – когда она что-нибудь разнюхает. Особенно, если Алиса пойдёт на сделку.

А Алиса, хоть и уверяла себя в обратном, подспудно всё сильнее убеждалась, что аргументы для отказа таяли на глазах, растворяясь в череде проходящих дней.

– Почему тебя это всё так интересует? – спросила она в надежде прочесть между строк Карины истинные мотивы.

– Потому что ты, дорогуша, как обезьяна с гранатой, – без экивоков объяснила она. – Не хочу снова разгребать за тобой последствия катастрофы. Будешь с ним спать – обязательно увязнешь в чувствах. Это плохо скажется на работе. Когда речь идёт о простых девицах без роду и племени – Шемелин может себе позволить не думать о последствиях. Но ты, моя дорогая, не тот случай. При любых раскладах всё кончится плохо. Не только для тебя.

Алиса потеребила металлический ремешок сумочки, погрузившись в раздумья.

– Так ты всё-таки думала, что я с ним сплю. И в кабинет зашла, чтобы это проверить, так? – озвучила она свою догадку. – Поэтому хотела заранее купировать катастрофу, устранив меня из офиса? Раз Шемелин сам не заботится о последствиях, которых ты так боишься, ты берёшь это на себя? Он тебе это сам поручил или на общественных началах стараешься?

Алиса не нашла ничего лучше, чем самой пойти в атаку и засыпать Кару ворохом неудобных вопросов, чтобы сбить с Милославской спесь. И вроде даже не прогадала: та лишь молча помешала соломинкой лёд в бокале.

– Я с ним не сплю. И не собираюсь. Что бы ты там себе ни думала, – категорично отрезала Алиса и в замешательстве пошевелила губами, прикидывая, как действовать дальше.

И решение обнаружилось само – и было простым и, как день, ясным: нет ведь ничего проще, чем говорить правду.

– Шемелин, он… Предложил мне стать его личным ассистентом. Вот и всё. Чтобы мне не приходилось сутками тухнуть в офисе. По-моему, вполне… разумное решение.

Частичная правда – тоже правда. Алиса, как верно заметил Шемелин, врала, может, и плохо. Зато вот недоговаривала и пускала пыль в глаза мастерски.

– Ассистентом, значит…

– Ага.

– После всего, что произошло?

– Да.

– Шемелин, который разве что открыто не зовёт тебя набитой дурой?

– Я не набитая дура…

– Зато меня за неё держишь, – округлила Кара глаза.

Алиса прикусила губу.

– Что опять не так? – один раз моргнула она, изображая святую наивность. – Разве не этого мы хотели? Я хотела именно этого. Чахнуть над бумагами не нужно, Шемелин избавит меня от этой участи. Придётся ездить по каким-нибудь его поручениям, ходить с ним на встречи – ну так и совсем сидеть без дела скучно… Глядишь, и он пересмотрит ко мне своё отношение… – Алиса бросила на поджавшую губы Кару быстрый взгляд, – …и папа наверняка будет доволен. Или ты снова волнуешься о последствиях, а, Кар?

– Дались они мне, – пренебрежительно хмыкнула та. – И Шемелин, и его последствия. Хочет трахать всех подряд – ну и флаг ему в руки.

– Ну вот… – посетовала Алиса, щёлкнув пальцами в сторону официантки, чтобы повторить заказ. – Ты знаешь, мне ведь грешным делом начинает казаться, что тут замешан личный интерес. Почему тебя вообще так волнует, с кем он спит?

– Не он, дорогуша, а ты. Ты ничерта не понимаешь. Лезешь туда, где тебя сожрут и не подавятся. Шемелин с роду не стал бы делать тебя своим ассистентом, если бы…

– Если бы что? – звенящим голосом повторила за ней Алиса.

– Если бы у него не было чего-нибудь на уме, – приблизив к Алисе лицо, почти прошипела Кара. – И я сейчас не про желание забраться тебе под юбку, что бы ты там себе уже не напридумывала в своих розовых мечтах. Нет, дорогая, ты для него – способ достать Коваля. Не понимаешь?

Алиса медленно выдохнула, двинув челюстью. Кара, сама того, кажется, не поняв, нащупала зерно истины – то самое, что Алиса предупредительно спрятала от неё за своей полуправдой.

– Понимаю. Поэтому и отказалась, – ровно выдохнула она.

– Отказалась?

– Ага.

– Ты же сказала, что именно этого и хотела.

– Нет, я сказала, что это разумное решение. И что это лучше, чем тухнуть в офисе.

– А мне кажется, что ты зачем-то водишь меня за нос.

– А мне кажется, что не стоит совать свой нос в дела к тем, кто тебя за него будет водить. Не находишь?

– Что ж, – миролюбиво вскинула руки перед собой Кара, проследив за поднесённой второй порцией алкогольного коктейля, который тут же схватила Алиса. – Уела. Я и не думала, что ты бываешь такой… ершистой.

Они обе с минуту помолчали; разлитое в воздухе небольшой кабинки напряжение стало понемногу растворяться в тишине.

Тишина, правда, была весьма условной: внизу продолжала звучать музыка, но Алиса, погрузившись в размышления, практически перестала её слышать.

– И что, – прервала Кара паузу, – так прям и отказалась?

Алиса прикусила край соломинки.

– Скорее, взяла время подумать.

– Так и знала, – самодовольно ощерилась Кара.

– Зачем ему это?

– Шемелину?

– Угу.

– Ты же сама сказала: чтобы достать Коваля, – пожала Кара плечом.

– А от Коваля он чего хочет? – нащупав ту самую слепую зону, которая не позволяла Алисе полностью оценить ситуацию, настороженно переспросила она.

Кара тихо выдохнула, задумчиво помотав головой.

– Между ними что-то назревает, – протянула она туманно. – Давно.

– И тебе как всегда что-то известно?

– Мне много чего известно. Я далеко не последний человек в компании. И успела хорошо изучить Шемелина, – с философским видом заявила Кара. – Ты, сама того не понимая, встала между Сциллой и Харибдой. Дошло теперь, почему я боюсь, что ты снова наломаешь дров? Особенно, если речь пойдёт о чувствах… Тебе, моя дорогая, хочешь не хочешь, а придётся в сложившихся обстоятельствах выбрать сторону. И если ты станешь смешивать личное с работой… Я не уверена, что тебе удастся сделать верный выбор.

– Что за патетическая чушь, – фыркнула Алиса.

– Коваль мог засунуть вас с Ванюшей куда угодно. Но запихнул к нам, хотя и знал, что это потенциально проблематично. Шемелин ведь совсем не горел желанием вас принимать, верно? – возразила Кара. – Потому что прекрасно знает: Коваль ничего просто так не делает. Он хочет держать Шемелина за яйца. Давно хочет. И давно пытается. А Шемелин успешно уворачивается.

– Не думаю, что для этого папе нужна я. Он и так имеет влияние в компании.

– Коваль не тот человек, чтобы довольствоваться малым. Пройдёт годик-другой, и вы станете у нас не просто разносчиками бумажек, а плотно войдёте в курс дел. Блеснёте талантами. По крайней мере, твой Иван имеет все шансы выделиться. Сейчас Коваль заставил взять вас в стажёры, а потом продавит Шемелина через своих людей в совете директоров поставить на какие-нибудь тёпленькие места в руководстве. И никто не будет возражать: если вам удастся хорошо себя зарекомендовать, отчего ж не продвинуть юные дарования повыше? И вот уже Шемелин будет вынужден согласовывать свои текущие решения с вами. То есть не с вами, конечно. А с Ковалем – потому что вы будете действовать в интересах своего благодетеля. Соображаешь?

– По твоим словам выходит, что это Коваль играет против Шемелина, а не наоборот, – подытожила Алиса.

– Если против Шемелина что и играет, то исключительно его собственная несговорчивость, которая Ковалю уже давно стоит поперёк горла, – поправила Кара. – Соглашайся.

– На что?

– На предложение Шемелина. Ты ничего не теряешь.

– Только если это никак не навредит отцу, – выразила свои опасения Алиса. – Если Шемелину каким-то образом и удастся до него добраться, и Коваль узнает, что виновата была я, то…

Фразу за неё закончила уже Кара:

– По головке не погладит, понимаю. Но ты ведь не подумала, к каким выводам придёт Шемелин, если ты откажешься.

– И к каким же?

– Ну, тогда он точно решит, что ты уже играешь за Коваля, – сложила она руки в замок. – И Ванюша твой – тоже. Ты ведь больше всего беспокоишься о его благополучии? Так вот, дорогая, в этом случае он у нас в компании не жилец. Шемелин постарается побыстрее от него избавиться.

– Значит, ты предлагаешь мне выбирать сторону Шемелина, – вынесла Алиса вердикт и обвела Кару задумчивым взглядом.

– Не-а, – отрицательно мотнула подбородком Кара. – Я предлагаю тебе выбрать свою собственную сторону. Шемелин будет думать, что обвёл Коваля вокруг пальца. Коваль будет думать, что и у него тоже всё схвачено. Тут нужно лишь подгадать момент, когда тебе придётся аккуратно самоустраниться.

– И как мне это сделать?

– Всё просто, – сверкнула Кара зубами, отдающими синим свечением. – Держись меня, и я подскажу.

– Но тебе-то это зачем? – нахмурилась она.

Кара вольготно откинулась на спинку диванчика.

– А я хочу подружиться с дочкой Коваля. Разве это ещё не понятно? – бессовестно сверкнула она глазами.

– И усидеть на двух стульях?

Кара шумно вздохнула, понаблюдав за сценой, на которую из их ложи открывался отличный обзор.

– Чем бы ни кончилась эта их грызня, у меня цель только одна: остаться на плаву. Если Коваль возьмёт своё – ты, я надеюсь, не забудешь мою доброту. А удастся Шемелину сохранить позиции – я и перед ним не запятнала репутации. В этом деле нужно уметь терпеливо ждать в стороне и не лезть на рожон. И тут твой имидж наивной дурочки, кстати, придётся очень кстати.

– Нет у меня никакого имиджа наивной дурочки, – с обидой в голосе возразила Алиса.

Кара только насмешливо хмыкнула, одним лишь своим видом демонстрируя, что думает об Алисином возмущении.

– Дорогуша, ты даже не знаешь, зачем во всё это ввязалась, но упорно продолжаешь лезть в чужие игры, – протянула она. – Так себя ведут только наивные дурочки.

– Никуда я не лезу, – снова воспротивилась Алиса. – Если всё так, как ты говоришь, то это Коваль пытается меня использовать. А пойти к Шемелину с этим дурацким шантажом, между прочим, меня подбила ты. И поставила меня в такое положение…

– А ещё наивные дурочки постоянно строят из себя жертв обстоятельств, – ухмыльнулась Кара. – Ты сама к нему пошла, сама во всё ввязалась. Даже это дурацкое платье ты напялила на себя сама. Прям-таки Золушка, которую третирует собственная мачеха. Но знаешь, что меня всегда в этой Золушке бесило? Что она безропотно всем подчинялась.

– Далось тебе это платье… – спрятав уязвлённость за очередным глотком “Райского наслаждения”, ощетинилась Алиса.

За десяток лет в семье Коваля она совершенно не привыкла, чтобы с ней разговаривали так прямолинейно и так дерзко. Только это в Каре и подкупало: ей было совершенно плевать, что Алиса по случайному стечению обстоятельств носила фамилию Коваля, которая будто бы наделяла её иммунитетом от честности окружающих.

Кара, заметив изменение в лице Алисы, вдруг звонко рассмеялась, разгоняя напряжение.

– Прости, – слабо пихнула она Алису локтем в бок. – Но меня не покидает ощущение, что она специально выбрала цвет, в котором ты похожа на бледную поганку. Ну правда, сама посмотри… Настоящая злая мачеха. Прям как из сказки. У неё случайно нет двух противных дочерей?

– Нет, – невольно улыбнувшись, ответила Алиса. – Зато у неё есть противная собачонка.

– Ну вот, – подытожила Кара, довольная собой. – Пусть ей и шьёт всякий хлам. А тебе пора бы стать самостоятельной фигурой в этой партии.

Глава 7

в которой происходит судьбоносная встреча

В таких местах Алиса бывать не привыкла.

Ходила пару раз ещё на первом курсе, когда хотелось попробовать новую почти взрослую жизнь на вкус, но в разбитной компании однокурсников всё равно чувствовала себя чужой. Не без причины: приглашали её скорее из-за фамилии, а не потому что Алиса слыла душой компании. Ну, а когда одна из таких немногочисленных вылазок закончилась неприятной историей, в ходе которой их компанию уличили в употреблении запрещённых веществ, Коваль, предприняв все возможные усилия, чтобы имя дочери не промелькнула ни в одной обличительной статье, настойчиво рекомендовал Алисе впредь воздержаться от таких развлечений – чтобы ненароком не пострадала его репутация.

Приёмный отец вообще ни о чём не пёкся так неистово, как о своей репутации. Алиса всерьёз подозревала, что и бедную сиротку он пригрел у себя только из желания сохранить реноме, а совсем не из сострадания. Но ведь невозможно же всю жизнь думать только о том, как выглядит твоя жизнь в глазах окружающих, а собственными желаниями напрочь пренебрегать?

Впрочем, может, сам Коваль ничем и не пренебрегал, а Алиса всего лишь ошибочно судила по себе.

Танцпол внизу кишел людьми, разгорячёнными от движений под ритмичную музыку, и ей никак не удавалось заглушить тлеющую в груди зависть – в ход пошла уже чёрт знает какое по счёту “Райское наслаждение”. Им, беззаботным посетителям клуба, наверняка не вылезавшим из подобных заведений, не нужно было ни на секунду задумываться о чьей-то там репутации и о том, как любое их действие повлияет на публичный образ Алисиного благодетеля.

Она ощутила острый укол совести за мысли, полные чёрной неблагодарности Ковалю. Чем бы он там ни руководствовался, но дал Алисе жизнь, о которой она и мечтать не могла, а в ответ просил лишь подобающе себя вести. Справедливая цена за всё, что она имела.

Или всё-таки не совсем справедливая? Может, он просто отнял у неё жизнь, которую она могла бы вести сама без оглядки на чужие предрассудки, но дал взамен другую – и это уже само по себе стало справедливым обменом, за который Алисе вовсе не было нужды доплачивать постоянным чувством вины?

И теперь ей незачем было изводить себя мыслями о предательстве?

Она повертела в руках мобильник – тот самый, что подарил Шемелин. Он ведь ждал её ответа…

– Сейчас начнут, – послышался рядом голос Кары, когда музыка внизу вдруг затихла. – А ты чего здесь сидишь такая кислая?

– Ты же меня сама сюда привела, – непонимающе нахмурилась Алиса, погасив экран сотового.

– Привела, – подтвердила Кара. – Привела, чтобы ты как следует повеселилась, а не тухла на диване, как эти старпёры, – она кивнула на столики в отдалении, на диванчиках за которыми развалились мужчины, со скучающим видом потягивавшие алкоголь из низких стаканов и бесстыдно обнимавшие льнувших к ним спутниц – все, как одна, в облегающих платьицах не ниже пояса. Пожалуй, если бы Коваль сюда и заглядывал (в чём Алиса сомневалась), то он неплохо бы вписался в антураж; публика же внизу была куда ближе по возрасту ей самой. – Давай, спускайся, сейчас начнётся основная программа. Может, один раз в жизни их вживую увидишь…

– А ты? – поинтересовалась Алиса, покачнувшись на выпрямившихся ногах.

– А мне надо отойти. Припудрю носик, – с хитрецой подмигнула она. – И спущусь к тебе. Не переживай.

Непреклонно подтолкнула она Алису к выходу из кабинки.

Шагая на чуть ватных ногах по лестнице, Алиса ненадолго замерла: попыталась отыскать в толпе знакомые лица – кого-то, кто мог бы её узнать. О такой перспективе она задумывалась ещё днём, собираясь в клуб, но отбросила тревожные размышления. Да и сейчас, скользя глазами по чужим макушкам, осознала глупость этих опасений: всё внимание присутствующих было обращено лишь к сцене; никто и не думал смотреть на Алису. И она позволит себе сегодня ни о чём таком не думать: просто смешается с толпой.

Зал на несколько мгновений погрузился в полную тьму, а затем сцена вдруг взорвалась фонтанами фейерверков. В ушах зазвенело от всеобщего оживлённого улюлюканья, к которому Алиса, повинуясь внезапному порыву, присоединилась, набрав в лёгкие побольше плавящегося от тепла чужих тел воздуха.

В пронзивших темноту ярких лучах прожекторов возникло шесть женских фигур – таких идеальных и таких стройных, каких в жизни Алисе никогда не приходилось видеть: казалось, перед глазами предстали не люди из плоти и крови, а картинки, сошедшие с плакатов, которыми были увешаны все свободные уголки клуба. С восторгом наблюдая за поп-дивами, пластично извивающимися в такт гремящим битам, Алиса дала свободу ставшему вдруг лёгким то ли от алкоголя, то ли от музыки телу.

Ей вдруг страстно захотелось оказаться там, на сцене – не в этом дурацком платье мачехи, подходящем для фарфоровой куклы, а в до безобразия узких шортах, не оставляющих пространства воображению. Одна только музыка и была для Алисы тем пространством, где ей удавалось быть собой; где не существовало ни условностей, ни предрассудков; где жить можно было без оглядки на Коваля и его вездесущие правила.

Она двигалась по наитию, растворяясь в энергичных ритмах, и когда со сцены зазвучала медленная и чувственная песня, Алиса вдруг чётко поняла: она согласится. Что бы там потом ни было, чем бы ни обернулась для неё сделка с Шемелиным, она поступит по-своему и не станет поддаваться страхам.

Надоело.

Ощутив эту твёрдую храбрость, перекатывающуюся вкусом алкоголя на языке, она открыла глаза и только сейчас обнаружила себя в одиночестве посреди десятков людей: Кара, с которой захотелось поделиться решением, рядом так и не появилась.

Но голову кружили алкоголь и ощущение вседозволенности, синхронно вибрирующей с раскатистыми музыкальными переливами, и Кара с её внезапно появившимися делами в тот же миг забылась.

Алиса даже не попыталась скинуть с себя чужие руки, очутившиеся вдруг на её талии. Она не видела и не хотела видеть лица их обладателя; и на мгновение её посетила предательская мысль, что с Ваней она не ощутила бы такого легкомыслия и трепета, который пропитал её сейчас и который напомнил тот трепет, что сковал все внутренности в тот вечер в кабинете Шемелина.

– Other dancers may be on the floor, dear, but my eyes will see only you, – доносился до её слуха трепетный глубокий тембр солистки, и Алиса, плавно раскачивая бёдрами, вдруг будто наяву ощутила древесные ноты парфюма и примешивающийся к ним лёгкий запах виски.

Она не открывала глаза, потому что не хотела видеть лица человека, чьи руки скользили по её талии, потому что…

Потому что перед внутренним взором вставало совершенно определённое лицо. И пальцы, крепко сжавшие кожу под скользкой тканью платья, тоже принадлежали ему.

В отличие от того вечера в кабинете, сейчас Алиса сама дразнила его. Сама выгнулась в пояснице, бесстыдно прижавшись бёдрами к паху, даже не пытаясь делать вид, что её оскорбляют наглые касания. Да, это именно то, чего она хотела.

Тогда и сейчас.

– Only you have that magic technique. When we sway, I go weak… – сами собой двигались её губы; и голос утонул в вокале певицы: это она, настоящая Алиса, пела – и пела ему.

Чужие ладони скользили ниже, а Алиса закинула руки за голову, запустив пальцы в собственные волосы и положив затылок на крепкое плечо.

Всё, что ей сейчас было нужно – вдыхать аромат знакомого парфюма. И виски. Злосчастного виски, вкус которого она снова чувствовала во рту. И ей нравилось пить его не из початой бутылки “Чиваса”, а с терзающих во властном поцелуе мужских губ.

Губ Шемелина, бесцеремонно прижимающихся к Алисе.

Музыка затихла – внезапно и оглушающе. Тишина отрезвила её в одно короткое мгновение, и Алиса распахнула глаза, резко отстранившись от приникшего сзади…

Нет, это был не он. Слава всем богам – не он.

Только почему она почувствовала, скользнув затуманенным взором по расслабленному и незнакомому мужскому лицу, острое разочарование?

Что же она делает? И о чём думает?

– Простите, – тихо выдохнула она, отвернувшись от удивлённо нахмурившегося незнакомца, и выпутылась из его объятий.

А если бы на его месте и впрямь оказался Шемелин, хватило бы Алисе духу сию же минуту ретироваться? Пульс, набатом колотившийся в ушах, заглушал все посторонние звуки. Алиса хватала ртом горячий воздух.

Нет, не смогла бы…

Не захотела бы.

Она порсочилась сквозь плотно обступивших их людей обратно к барной стойке: та показалась Алисе островком спасительного оазиса посреди жаркой пустыни.

Горло пересохло. Алиса сделала глоток воды из пластиковой бутылки, чтобы прийти в чувство. Нужно подумать о чём-нибудь другом, пресечь предательские мысли о Шемелине. Кара. Где Кара?

Она обвела глазами всё окутанное полумраком помещение. Солистки поп-группы уже успели распрощаться с публикой и исчезнуть со сцены; не было нигде видно и Кары.

Может, она просто не нашла Алису среди толпы? В животе закопошилась неприятная нервозность.

Возвращаться на танцпол не хотелось: по затылку всё ещё пробегали холодные мурашки от предательства собственного сознания, сыгравшего с Алисой жестокую шутку. В ещё большее смятение приводила податливость тела, с которым то откликалось на эту иллюзию, охотно играя в тандеме с памятью, услужливо крутившей перед глазами картинки того вечера в офисе. Даже обоняние подводило: нос до сих пор щекотал призрачный аромат виски, хотя сегодня Алиса не выпила ни капли благородного шотландского напитка.

Нужно найти Кару и… Что – и? Уйти отсюда? Да, пожалуй, уйти. Алиса ведь изначально и не планировала задерживаться здесь надолго; приехавшая на короткие гастроли в Россию поп-группа с мировой известностью уже заканчила выступление, а ведь именно за этим Алиса сюда и пришла.

Пора ехать домой; а утром её будет ждать Ваня и поездка в тихий и спокойный загородный отель. Так и следует поступить.

Ваня… От мыслей о нём стало ещё паршивей: можно ли было считать фантазии за настоящую измену?

Она поднялась по лестнице, намереваясь осмотреть в поисках Кары оставленную ими с полчаса назад кабинку, но прямо посреди пути ноги вмёрзли в поверхность узких ступеней. Рука судорожно сжала перила: Алиса, покачнувшись на каблуках, едва кубарем не скатилась вниз.

А вот сердце, пропустив удар и отмерев, и в самом деле ухнуло в пятки.

Кару она нашла – узнала по копне завитых крупными локонами тёмных волос и ярко-синему пятну платья. Та и правда стояла возле индивидуальных кабинок, в одной из которых они вместе дожидались начала выступления – там, где Алиса и собиралась её искать. Но в Алисину сторону сама Милославская даже не смотрела и встречи с ней не искала. Причина такого равнодушия была очевидна: всё её внимание сосредоточилось на ожесточённом разговоре с мужчиной, крепко сжимающим её обнажённые плечи. Алиса имела удовольствие наблюдать его обтянутую чёрной рубашкой спину – широкую и напряжённую.

Вряд ли то был разговор двух обрадованных встречей добрый знакомых: его руки вдруг грубо встряхнули съёжившуюся женскую фигурку, и Кара попыталась вырваться из обездвиживающего захвата. Но тот не отпустил – продолжил озлобленно выговаривать что-то в считанных миллиметрах от её лица.

Алиса пригнулась и опустила голову, заслонив лицо волосами, чтобы её не заметили.

Этого мужчину она тоже узнала.

Шемелин стоял, грозно нависая над широко распахнувшей глаза Карой. До этого мгновения Алиса никогда не видела её в таком состоянии: рот уродливо перекошен, а длинные пальцы на руках, которые Шемелин так и не отпускал, скрючены и больше всего напоминают заточенные лезвия; и, казалось, если бы Шемелин кратно не превосходил Милославскую в габаритах, она непременно впилась бы длинными когтями ему в лицо, безжалостно растерзав на мелкие кусочки. Даже Алису, наблюдавшую за этой сценой издалека, пробрала нервная дрожь: в глазах Кары ярче неоновых огней сверкала смесь отчаянной злости и страха.

Шемелин, которого Алиса с ужасом узнала по резко очерченному профилю, вдруг оттолкнул Кару от себя и отвернулся, зашагав в противоположную сторону. Губы его, сжатые в тонкую нить, кривились от жестокого презрения.

Кара же, покачнувшись, вцепилась в тонкое ограждение площадки над танцполом, едва через неё не перекинувшись, а Шемелин тем временем коротко кивнул двум тут же подскочившим амбалам, сжимавшим в здоровенных кулаках свои неизменные рации. Те, повинуясь бессловесному приказу, тут же подхватили вернувшую себе равновесие Кару под локти и потащили к лестнице, не обращая внимания на тщетное сопротивление.

Алисе больших трудов стоило опомниться, прогнав оцепенение; и пока Кара пыталась что-то высказать волочащей её охране, она резко развернулась и, уже не боясь споткнться, бегом припустила вниз по лестнице обратно к барной стойке.

– Что-нибудь покрепче, – оглядываясь на колоритную троицу из-за плеча, кинула она бармену.

Откуда здесь вообще взялся Шемелин? Алиса даже на секунду зажмурилась: а вдруг там, на танцполе, правда был…

Нет. Нет, это снова сознание играет с ней злую шутку. Она успела перед уходом увидеть лицо парня, бесстыдно лапавшего её в пошлом танце: это просто не мог быть Шемелин.

Но он был здесь, внутри. В клубе. Обретался где-то среди тех скучающих мужиков на втором этаже, которых с презрением рассматривала Алиса прежде, чем спуститься на танц-пол. Видел ли он её?

Может, это какое-то шестое чувство подсказало Алисе о его присутствии – как раз в тот миг, когда во время танцев на неё нахлынуло то необъяснимое наваждение?

Ну вот, теперь ей в голову лезет какая-то идиотская эзотерика.

Она могла просто увидеть его в глубине зала, но не заметить, не дать себе отчёта в том, что это Шемелин – а мозг просто подсознательно обработал информацию; или, скажем, Алиса услышала аромат его парфюма (мало ли, кто пользуется таким же), вот и полезли в голову странные ассоциации. Такое бывает, она читала где-то: запахи как ничто иное умеют стимулировать воспоминания.

Пока мысли метались стайкой всполошенных мушек в голове, Алиса краем глаза наблюдала, как Кару, уже переставшую противиться, увели к выходу из клуба. Про себя усмехнулась злой иронии: сама ведь собиралась уходить всего лишь за минуту до увиденного. Правда, не планировала это делать так громко.

Алиса осушила последний – она себе поклялась – за этот вечер шот ледяной водки, тут же камнем провалившийся вниз и разогнавший по внутренностям тепло, а затем, мелко перебирая ногами и по-прежнем не поднимая головы, зашагала к выходу: не дай бог, Шемелин наблюдает за танцполом откуда-нибудь сверху.

А если всё это время наблюдал? Господи…

Оставалось надеяться, что узнать её в этой толпе было невозможно.

Вынырнув на улицу, она снова осмотрелась по сторонам: Кару долго искать не пришлось. Взгляд тут же зацепился за ярко-синее пятно метрах в десяти от козырька с сияющей вывеской “Рай”.

– Тебя, часом, не Евой зовут? – подскочив к ней, полюбопытствовала Алиса. Кара чертыхнулась, поправляя платье. – А то знаю я одну такую. Тоже в раю не прижилась.

Милославская, оглянувшись, обнаружила возле себя Алису с недюжим изумлением на лице, о котором свидетельствовали выщипанные до тонких ниточек брови, взметнувшиеся к вискам.

– Смешно. А я уже собиралась тебя набрать, – как ни в чём не бывало, обезоруживающе улыбнулась она.

Алиса даже поразилась её таланту в одно мгновение возвращать себе спокойствие – самой бы такому научиться не помешало.

– Тебя вывела охрана.

Она принялась следить за тем, как Кара приводит себя в порядок. На тонких запястьях остались красные пятна от грубой хватки мужский рук, и та, заметив Алисино пристальное внимание, спрятала ладони за спиной.

– Небольшое недопонимание, – пропела Кара звонким голоском, зажав подмышкой пушистый розовый клатч. – Просто я… Ну, как они это сказали… – она пощёлкала пальцами в воздухе. – Моё присутствие служба безопасности сочла нежелательным. Вот.

– Что ты натворила, пока меня не было, не поделишься?– искренне изумилась Алиса.

– Испортила кое-кому отдых, – обворожительно улыбнулась она, подхватив Алису под локоть и потянув за собой вдоль улицы. – И ни капли об этом не жалею. Вообще-то, знаешь, мне кажется, что мы слишком рано ушли и можно ещё… – Она вдруг запальчиво двинулась в обратную сторону, словно намеревалась вернуться в клуб.

– Ты чего! – не пустила её Алиса: идея показалась совсем уж идиотской. – Тебя не пустят!

– Тогда устрою скандал у дверей.

Алиса выпустила её руку и вскинула перед собой ладони.

– Ну тогда уж без меня. Я в таком не участвую.

Кара вместо ответа презрительно сощурилась, а затем, как будто ничего больше и не оставалось, яростно пнула носком изящных туфель каменную стену стоящего у тротуара дома. Пошла Милославская на это откровенно зря: она тут же шикнула от боли, запрыгав на одной ноге, и выдала забористую канонаду непечатных выражений. Казалось, от злости она кипела так, что вот-вот из ушей должен был попереть густой горячий пар – Алиса даже на всякий случай отошла подальше, чтобы не зацепило.

– Ты можешь мне нормально объяснить, что произошло, а? – воззвала она к Кариному рассудку, затуманенному эмоциями.

– Пришла законная обладательница одной там звучной фамилии. И все переполошились, как будто случился конец света, – фыркнула она, но ситуация для Алисы не прояснилась.

– Не понимаю, – окончательно пришла она в замешательство. – Законная обладательница? А ты что, назвалась её именем? Именем другой женщины? Поэтому на тебя так смотрела охрана?

Алиса вспомнила пристальные взгляды немногословных мужчин с рациями, а Кара с несколько секунд помолчала.

– Нет, не так, – слишком экспрессивно тряхнула она растрепавшимися локонами. – Я назвала имя, которое открывает многие двери. Девиц вроде нас в “Рай” пускают примерно по такой схеме. Символично, да? В этом вся Москва. Город возможностей, тоже мне… Ну а позже заявилась, кхм… жена.

– Чья?

– Да боже ты мой, – прошипела Кара, которой Алисины бестолковые расспросы удовольствия не доставляли. – Чья-чья! Чья не надо, та и заявилась. Охрана быстренько уведомила её муженька о приходе благоверной и… заодно о том, что я тоже внутри. Вот его этот факт и не особо воодушевил. Как видишь, было решено, что остаться позволено лишь одной из нас.

– Ну и какое этой жене и её мужу, кем бы они там ни были, дело до тебя, а? – поёжилась Алиса. Мало-помалу она начинала ощущать кожей зябкость усыпившей город ночи.

– Жену, я думаю, намного больше интересовал её муж, ты права, – Кара порылась в своём клатче и выудила пачку тонких женских сигарет. Но, достав одну тонкую палочку, она секунду посомневалась, разломила её пополам и, выбросив в ближайшую урну вместе со смятой упаковкой, тщательно отряхнула руки от хлопьев табака.

– А мужа?

– А муж вряд ли был рад нам обеим. Хотя можно спорить, кому – больше… Думаю, никто здесь не рассчитывал, что она появится.

– Почему бы жене не приехать вместе с мужем?

– Это тебе не “Большой”, чтоб сюда всей семьёй таскаться.

Алиса озадаченно нахмурила лоб.

– Хотя кому я рассказываю… Ты ж у нас святая наивность, – снова улыбнулась Кара, но глаз эта прохладная улыбка так и не коснулась. – Она не должна была появиться именно потому, что тут был её муж.

– Не понимаю.

Кара издала тихий смешок.

– Жёны обычно избегают встреч с мужьями в подобных заведениях.

– Почему?

– Потому что так проще делать вид, что брак не трещит по швам, – объяснила Кара и, смерив взглядом ничего не понимающую Алису, остановилась. – Приезжая в подобное местечко, они рискуют увидеть собственными глазами благоверного в компании очередной пассии. И как после такого играть в счастливую семью? Придётся ведь устраивать скандал. Ну, или прилюдно потерять достоинство. Оба варианта так себе: скандалы, знаешь ли, не всегда заканчиваются в пользу оскорблённой супруги, особенно если у неё за душой ни гроша и нечем платить за адвокатов, а прослыть среди заклятых подружек всепрощающей клушей – тоже удар по репутации, вся Москва потом будет полоскать твоё грязное бельё. Светские львицы не любят демонстрировать сородичам по прайду собственные слабости. Вот обе стороны, как правило, и избегают встреч в местах с определённой славой.

– Вроде этого?

– Угу, – кивнула Кара. – И персонал, в свою очередь, делает всё, чтобы не подставить своих дорогих во всех смыслах клиентов.

– А ты… – нерешительно начала Алиса, – ты с этим… мужем… вы с ним… вместе? Ты ушла к нему, когда отправила меня вниз танцевать, да?

Кара поджала губы, помассировав пальцами свои запястья, и болезненная гримаса искривила её лицо.

Алиса, молча наблюдавшая за ней, вдруг удивилась запоздалой догадке, внезапно озарившей мысли: ведь пока Алиса танцевала, сама Кара общалась с Шемелиным – Алиса стала нечаянным свидетелем их стычки. Потому ли Шемелин был так зол, что это именно к нему неожиданно заявилась жена?..

Причём тогда тут Кара?

Уши резанул раздавшийся как наяву звон стекла, врезавшегося в дверь кабинета на сороковом этаже ненавистного Алисе бизнес-центра. Кара, намеренно тогда прервавшая их с Шемелиным, едва не схлопотала увесистым предметом промеж глаз – уже тогда Шемелина разъярило её появление.

Кара помешала тогда им с Шемелиным намеренно. Может, и на этот раз она всё устроила устроила специально? И появление жены стало сюрпризом для кого угодно, кроме Милославской?

– Нет, не вместе, – запоздало отрезала та. – Я просто была в курсе, что он приедет, а охрана меня знает и поверит, что я с ним. Короче, не бери в голову. Всё самое интересное уже кончилось, – легкомысленно махнула рукой она, сиюминутно растеряв былой яростный запал. – Итак… какие у нас планы дальше?

Алиса в замешательстве нахмурилась и, достав из сумочки мобильный, глянула на время.

– Нужно домой, – выдала она заранее заготовленную фразу. – Мы с Ваней договорились поехать утром загород. Хочу выспаться и…

– Стоп, – выставила перед собой ладонь Кара, заставляя Алису замолчать. – В деревне этой своей выспишься.

– Это не деревня, – попыталась возразить Алиса.

– Дорогуша, а что это, если оно не в городе? – с сочувствующим видом отозвалась Кара. – Я считаю, что нужно продолжить вечер. Тут недалеко неплохое местечко. Попроще, конечно… Но нам подойдёт…

Кара обвела сосредоточенным взглядом узкий переулок, с обеих сторон огороженный невысокими домами дореволюционной постройки. Далеко отойти от клуба они ещё толком не успели: вывеска над входом горела метрах в двадцати от них.

– Карина? – вдруг раздалось позади.

Они синхронно обернулись, но Алисиного смятения Кара, судя по расплывшейся на губах чеширской улыбке, совсем не разделяла.

– Давид?.. – назвала она его по имени и замолкла, прикусив губу и любезным взглядом одарив чинно шагавшего в их сторону невысокого мужчину средних лет с выдающимся горбатым носом.

Само холёное лицо смугло-рыжеватого оттенка совсем не московского загара Алиса рассмотрела позже: мужчина к тому моменту уже успел остановиться в полуметре от них, радостно вскинув густые брови с проседью.

– Вы только приехали? – спросила Кара. – Пропустили всё выступление. Там уже нечего делать.

– Нет, я… Вышел за вами, – махнул он рукой на вывеску за спиной. – Успел заметить вас издалека ещё внутри…

Носатый, которого Кара назвала Давидом, сконфуженно замолчал, потерев щетинистый подбородок между указательным и большим пальцем, на котором сверкнул увесистый золотой перстень.

– Кхм, – кашлянула Кара, переступая с ноги на ногу и мельком покосившись на молчавшую Алису. – Да, вы, наверное, видели эту некрасивую сцену… Представьте себе, охрану смутил наш внешний вид.

– Что вы говорите? – его крупные губы растянулись в заинтересованной улыбке.

– Да-да, – игриво вздёрнула брови Кара. – Они опасались, что мы затмим красотой звёзд сегодняшнего вечера. А это было бы так негостеприимно: всё-таки люди прилетели из-за океана.

Алиса едва не прыснула, но проглотила смешок и потупила взгляд.

– Что ж, охотно верю, Кариночка, – обведя глазами Алису с головы до кончиков пальцев, протянул Давид и с неясной задумчивостью повторил: – Охотно верю… Я было решил, что вы сегодня пришли одна, но…

– Алиса, – пихнув в спину, представила её Кара новому знакомому, и Алиса приветливо улыбнулась.

– А как же…? – снова с вопросительной интонацией произнёс Давид, удостоив Алису благодушного кивка, а затем с таинственным видом уставился Каре в лицо, сохраняя многозначительное молчание.

– Алиса – вся моя компания на сегодня, – холодно дёрнула уголками губ Кара, сразу считав его прозрачный намёк.

Давид потёр подушечкой указательного пальца золотую оправу перстня, точно над чем-то серьёзно призадумавшись и выпав на секунду из реальности, а затем, вмиг подобрев, цокнул языком с каким-то особенным удовольствием:

– Некрасиво с вами обошлись, Кариночка, – склонил он ухо к плечу, мазнув по Милославской масляным взглядом. – Владельцы – мои хорошие друзья, я поговорю с ними, чтобы больше так не поступали. Приходите в любое время. Вас обслужат, как королеву.

Кара хищно прищурилась.

– Буду премного благодарна, – промурлыкала она, беззастенчиво заглянув в его тёмные, подёрнувшиея сладострастным блеском, глаза. – Но сегодня, пожалуй, мы туда больше не вернёмся. Нужно же, в самом деле, иметь некоторую гордость, – она с важным видом переглянулась с Алисой и махнула зажатым в пальцах пушистым клатчем.

– Жаль, – качнул он подбородком, от чего сверкнули две длинные залысины между пучками кучерявых волос на круглой голове. – Но тогда, может, вы не откажете мне в приглашении на завтрашний вечер?

Кара заинтересованно чуть повернулась к нему правым ухом, словно пыталась как можно яснее уловить его слова.

– Может, и не откажу… – загадочно протянула она. – Смотря, что вы хотите предложить.

– Всего лишь один незабываемый вечер, – улыбнулся он, довольный Кариным явным интересом. Он протянул ей руку в просящем жесте и, дождавшись, когда Кара вложит свои пальцы в его ладонь, приложился губами к запястью. – Утром пришлю вам приглашение.

Кара вдруг посуровела, придав лицу холода и чуть поджав губы, со снисходительностью взглянув на Давида сверху вниз.

– Попробуйте. Но я ничего не обещаю, – вынесла она свой вердикт, подхватив Алису под локоть и заставив развернуться на сто восемьдесят градусов, степенно зацокав каблуками по тротуару.

– Это кто? – шёпотом спросила Алиса, воровато оглянувшись на оставшегося смотреть им вслед Давида. Кара недовольно дёрнула её за руку, заставив отвернуться.

– Судьбоносная встреча, – туманно ответила Кара, глядя прямо перед собой, но торжествующая улыбка, заигравшая на её глянцевых губах, освещала переулок ярче зажёгшихся в темноте фонарей.

– Ты правда с ним куда-то пойдёшь? – с недоверием спросила Алиса, покосившись на возвышавшуюся над ней на добрую голову Кару – лысоватая макушка Давида же едва доставала ей до ключиц. – Ты его вообще знаешь?

– Знаю, – припечатала Кара расплывчато.

– И кто он?

– Человек, способный решить любую проблему.

– А у тебя есть проблемы? – осторожно поинтересовалась Алиса.

– О, у меня – ни одной, – осклабилась она зловеще. – Но я знаю того, кто точно обращался к его услугам.

Глава 8

в которой Алиса снова стоит перед выбором

Утро оказалось отвратительным. Не просто отвратительным – чудовищно мерзким, невероятно тошнотворным и дьявольски гадким.

Алису разбудил судорожный кашель: в горле резало от сухости. Она, уняв приступ, точно наждачкой сдирающий в кровь обезвоженную поверхность слизистых, болезненно посмотрела на мир сквозь щёлочки вынужденно разжатых век. Диск солнца диаметром в пятак (это если смотреть издалека, прищурившись и через узкий просвет в зашторенных занавесках) замер высоко над горизонтом.

Оно, солнце, не знало сегодня никаких бед – только знай себе бодро светило, ничего не стыдясь; а вот у Алисы голова раскалывалась так, как никогда в жизни: внутри будто со страшной силой колошматили в набат, звенели цимбалы и, дополняя пыточный оркестр, вопила иерихонская труба.

– Выглядишь так себе, – оглядев Алису с ног до головы, сделала вывод сидевшая за кухонным столом Кара, когда она, шлёпая босыми ногами по каменной плитке пола, почти наощупь выбралась из спальни.

Не то чтобы Алиса вообще знала, куда идти: планировку, которую впервые увидела вчера глубокой ночью – или уже ранним утром? – помнила весьма смутно. Шла больше по наитию, на звуки, шорохи и свет, надеясь обнаружить в помещении хоть одну живую душу. Можно было бы сначала кого-нибудь, конечно, позвать: она и попробовала, но голосовые связки оказались способны выдать лишь хрип, больше всего напоминавший предсмертную агонию.

Зато Кара, в отличие от Алисы, выглядела свежо и живо. Сидела, забравшись на обтянутый светло-серым мягким велюром стул с ногами, вчитывалась в разложенную перед собой кипу документов и покусывала кончик шариковой ручки.

– Ты работаешь, что ли? – хлебнув воды прямо из-под крана, удивилась Алиса. – Суббота, утро, а мы вчера легли в… во сколько?

Она огляделась в поисках часов.

– Кажется, в четыре, – не отрываясь от бумаг, качнула Кара головой с идеально забранными в гладкий хвост волосами. – Не так уж и поздно. К тому же, уже давно не утро, дорогуша. А у тебя что, похмелье? В твои-то годы? Какой кошмар. Мельчаем…

– Сколько времени? – из Кариных слов Алисе удалось уловить лишь то, что на дворе уже стояло не утро; тут же сбивающей с ног снежной лавиной на её и без того многострадальную голову, не прекращавшую раскалываться от боли, хлынули воспоминания.

– Полпервого, – без особого интереса ответила Кара, краем глаза наблюдая, как всё Алисино внимание переключилось на поиск как назло запропастившегося куда-то мобильника.

– Твои вещи в гардеробной, – дала наводку Кара. – Направо от входной двери.

– Спасибо, – проскрипела Алиса.

Мобильник, к счастью, нашёлся в недрах аккуратно убранной на полку Алисиной сумочки. Но признаков жизни электронное устройство не подавало: пришлось выждать ещё несколько тревожных минут, прежде чем телефон, подключённый к обнаруженному заряднику, приветливо замигал экраном. Алисе, правда, это его радостное мерцание энтузиазма никакого не внушало: действительно, половина первого – цифры горели на дисплее, словно суровый приговор.

Она спала, как покойник, аж до полудня, совершенно позабыв обо всём на свете. А главное – о вчерашней договорённости с Ваней.

– Вот ч-чёрт! – выругалась она, обречённо заслонив ладонью лицо.

На ярком до рези в глазах дисплее высветилось пятнадцать пропущенных вызовов: все от Вани и все – сегодня утром. Сдался он только около десяти: последний вызов датировался пятнадцатью минутами одиннадцатого. И все его звонки, надо полагать, утыкались в глухую стену Алисиного сонного неведения и безответности окончательно севшего телефона.

– Мне же нужно было уезжать, – посетовала Алиса в безразличную тишину квартиры. – Ваня, наверное, не нашёл меня дома и всё утро пытался дозвониться…

– А-а, – послышался из кухни Карин голос. – Вот чего он звонил…

– Он тебе звонил? – Алиса выскочила из небольшой гардеробной в несколько квадратных метров, с укором уставившись на сохранявшую ледяное спокойствие Кару: – И ты меня не разбудила?!

– Звонил, – она равнодушно приложилась к высокому стакану с кристально прозрачной жидкостью. Алиса проследила за её действиями страждущим взглядом, и та протянула ей воду.

– Что он сказал? – выпалила Алиса между судорожными глотками.

– Ничего. Я не взяла трубку.

– Почему?

– Потому что, как ты верно успела заметить, было утро субботы, – равнодушно пояснила Кара. – Я не отвечаю на рабочие звонки в это время.

– Это был не рабочий звонок. Он искал меня, потому что мой мобильник сел, – с досадой протянула Алиса и рухнула на стул. Металлические ножки недовольно скрипнули по плитке; звук отдался в висках тупой болью.

Алиса поглубже вдохнула, вслушиваясь в воцарившуюся тишину, и, когда мигрень чуть ослабила хватку, блаженно прикрыла глаза. Вместе с водой в тело осторожно, но уверенно начинала возвращаться жизнь, и тревога на мгновение отошла на второй план. Кара тем временем быстро собрала бумаги в стопку и, резво подхватив её подмышку, скрылась в спальне.

– А мне какое дело, – донеслось оттуда до Алисы её слегка раздражённое восклицание. – У меня – утро субботы. А если твой Ванюша так рьяно тебя искал, мог и сам сюда приехать. Он знает, где я живу.

Алиса помассировала виски, попытавшись привести мысли в порядок. Первым делом неплохо бы умыться: во рту словно кошки нагадили, и ни хорошего настроения, ни ясности ума этот гадкий привкус, который невозможно было игнорировать, точно не добавлял.

Да уж, кажется, Алиса совсем немногое упускала, лишая себя возможности периодически уходить в отрыв, например, по случаю успешно сданной сессии, как это имели обыкновение делать её однокурсники. Если подобные эскапады всегда кончались вот так, то, видит бог, игра совершенно не стоила свеч. Может, прошлой ночью ей и могло быть настолько весело, что это окупалось утренними страданиями, но раз сегодня она уже ровным счётом ничего об этом не помнила, то и цена этому веселью была весьма сомнительной.

Словно прочтя её мысли, Кара, по-прежнему копошась в спальне, выкрикнула:

– Запасная зубная щётка в ванне возле раковины. Сейчас сделаю что-нибудь на завтрак. Учти, из меня повар так себе, так что яичница – верх моих кулинарных способностей.

– Угу, – промычала Алиса, согласная в этот момент на любую самую непритязательную пищу, лишь бы унять урчание в животе, и послушно поволокла ослабшие ноги к ванной, дверь к двери находившейся возле спальни.

Абсолютно новая зубная щётка в невскрытой упаковке и заботливо выложенное мягкое махровое полотенце действительно ждали её возле фаянса раковины, беспардонно сверкавшей своей белизной.

При всех недостатках, прочувствованных Алисой на собственной шкуре, в сложившейся ситуации определённо имелись и свои очевидные плюсы: она выбрала лучшее место, чтобы впервые проснуться после полной неконтролируемых возлияний ночи. Лениво шевеля щёткой во рту и безрадостно рассматривая в зеркале отражение с взъерошенным гнездом волос на голове, она попыталась хотя бы отрывочно вспомнить, что же всё-таки предшествовало неприятному во всех отношениях пробуждению.

Ваня в её квартире с букетом зловонных роз (Алиса поморщилась, с трудом подавив тошнотворный позыв от воспоминания приторно-сладкого запаха лепестков); легкомысленный побег; вереница коктейлей, едкий алкогольный вкус в которых Алиса довольно скоро даже перестала различать; улица, на которую Кару вышвырнули из клуба; а потом и новый клуб – и, кажется, не один: Алиса вчера полностью доверилась Кариным неисчерпаемым познаниям о ночной жизни Москвы.

Видимо, они и правда заявились сюда только под утро. Напрягшись, Алиса вспомнила, почему не поехала к себе: её ключи остались у Вани, которого Кара обманом заставила подняться к Алисе в квартиру, чтобы оставить там дурацкий букет. А на пьяную голову ничего лучше, чем заночевать здесь, она и не придумала. Ехать к Ване постыдилась даже в таком состоянии: страшно подумать, что бы он сказал, увидев не вяжущую лыка Алису.

Если верить СМС-переписке, которую Алиса бегло просмотрела после пробуждения и в которой извинилась перед Ваней за побег, представив всё исключительно Кариной выходкой, они всё же условились встретиться возле её дома около восьми часов утра. Но в это время Алиса беспробудно спала, и даже если бы телефон не выключился от севшей батарейки, вряд ли его настойчивые трели смогли бы её разбудить.

Первый и главный пункт смутного плана по возвращению себя к жизни был успешно выполнен: умывшись, Алиса вновь ощутила себя человеком. Не бог весть каким – необязательным, безответственным, легковесным – но всё-таки человеком: этого было теперь не отнять.

Она вернулась с телефонов в спальню, воткнула штекер зарядки в гнездо, и уже было затаила дыхание перед тем, как совершить повинный звонок Ване, но мобильник завибрировал: пришло новое сообщение.

Немногословное: “Договорились.”

Сердце, перестав биться, рухнуло в пятки. Вчера вечером, вдрызг надравшись, она написала Шемелину, что принимает его предложение – правда, Алиса даже не помнила, как набирала СМС. И что, идти теперь на попятную? Заявить, что передумала?

А она передумала? Алиса морщилась от головной боли.

И всё-таки мир по утрам донельзя отвратителен.

Желудок снова жалобно сжался от донёсшегося с кухни аромата топящегося на горячей сковороде сливочного масла, а рот тут же наполнился слюной. Алиса стоически проигнорировала терзающий голод: сейчас её главной проблемой был отнюдь не зверский аппетит, сосущий под ложечкой, и даже не сообщение от Шемелина, а необходимость дать Ване знать, что с ней всё в порядке – он, должно быть, не находил себе места с самого утра.

– Да, – совсем не дружелюбно ответил он спустя несколько долгих гудков.

– Привет, – попробовала Алиса разогнать повисшее напряжение. – Ты звонил…

– Да, – снова односложно ответил он.

– Ты был у меня утром?

– Да.

Алиса замолчала. Она и не надеялась на лёгкий разговор, но и на то, что беседа совершенно не будет клеиться, тоже не рассчитывала. По крайней мере, ждала от Вани хотя бы толики снисходительности, но даже по сквозь зубы пророненным скудным ответам было ясно слышно, как сильно он рассержен и что проявлять инициативу для примирения не собирается.

А на что она, если хорошо подумать, рассчитывала? Сама повела себя в крайней степени безответственно, и Ваня теперь имел полное право злиться. И пусть Алиса не хотела и не собиралась его подводить, но и это тяжкое, отравленное похмельем утро, и натянутое молчание в динамике мобильного – последствия её собственных действий.

– Слушай, мы… Мы у Кары заночевали, поэтому утром меня не было дома. Ключи ведь ты забрал, у меня совершенно вылетело из головы, – виновато вздохнув, призналась Алиса. – Я проспала, а на сотовом батарейка села. Прости. Ты сейчас в городе?

– Нет, Алиса. Я уехал, как мы и договорились. Вот, наслаждаюсь отдыхом. Завтрак в номер, СПА, бассейн, массаж. Жаль, что в одиночестве. Ведь всё было оплачено на двоих.

Алиса не сдержала гримасы неприязни, мимолётом скользнувшей по лицу. Порой ей претило, что Ваня придавал деньгам слишком уж большую, на её взгляд, ценность: сейчас ведь совершенно не обязательно было припоминать ей о потраченных суммах (размер которых Алиса, конечно, хорошо представляла). В конце-то концов, это же был подарок, а разве правильно говорить о подарках в таком ключе?

И тут же острый укол стыда за собственные мысли вонзился в сердце: конечно, деньги для него – вопрос чувствительный, учитывая, с каким трудом они ему достались.

– Слушай, если хочешь, я всё возмещу. И сейчас позвоню отцу, попрошу его водителя меня отвезти. В субботу он наверняка свободен, так что… – взмолилась Алиса в попытке загладить вину. – Буду там максимум часа через три. Всё ведь хорошо?

– Лучше не бывает, – съехидничал Ваня, плохо скрывая сквозившее в голосе раздражение. – Точно. Просто ты по наитию своей подружки сбежала от меня, не предупредив, чтобы не опоздать в какой-то гадюшник. И даже потом не позвонила – отделалась паршивой СМС-кой. Уж о том, что с утра ты не потрудилась взять трубку, я вообще молчу. Что я должен был думать, Алиса?

– Ну, судя по тому, что ты спокойно плаваешь в бассейне и наслаждаешься СПА, ни о чём плохом думать у тебя времени не было, – ядовито бросила она от бессилия смягчить его суровый настрой; в таком паршивом состоянии сложно было сдержаться. – Между прочим, со мной могло что-нибудь случиться.

– Так это я теперь виноват? – огрызнулся Ваня, не позволив ей договорить, и Алиса повержено замолчала.

– Прости, – вздохнула она, наконец, поспешив признать собственную ошибку в стремлении обойти острый угол. Неуместные попытки его задеть только усугубят положение. – Я ведь обещала, что мы проведём с тобой выходные за городом, и я сдержу обещание. Уже собираю вещи и еду к тебе. Только не злись.

– Я и не злюсь. Я разочарован, Алиса. Своим поведением ты наглядно демонстрируешь, что меня можно ни во что не ставить. Можно приехать, когда тебе хочется, а можно даже и не приезжать вовсе, – разразился он обвинительной речью в ответ на её увещевания. – Можно просто наплевать на договорённости, а после – сделать вид, будто ничего не было. Я пахал, как проклятый, чтобы позволить себе эту поездку, но ты…

– Послушай, я просто проспала, – с нажимом повторила Алиса, чувствуя возросшее внутри раздражение, игнорировать которое, вопреки намерению, не получалось – не в том пребывала самочувствии. – Ничего я не демонстрирую. Ты делаешь из мухи слона.

Желудок снова издал пронзительное урчание: Алиса, устроившись в позе лотоса на незастланной постели в ворохе смятых простыней, втянула носом солоновато-аппетитный запах поджаривающихся яиц. Терпения голод совсем не добавлял: до смерти хотелось сбросить этот дурацкий звонок, который, кажется, и не стоило вовсе совершать, а потом, беззастенчиво шлёпая босыми ногами по полу, побежать завтракать.

Телефонная беседа только заострила конфликт. Лучше было с Ваней поговорить лично. И почему она сразу об этом не подумала? Приехала бы, как сама и сказала, с папиным водителем, извинилась, обняла – и всё сошло бы на нет. А уж если сцену воссоединения дополнить расслабляющим массажем и другими приятными процедурами…

Но с толку сбили утренняя неповоротливость мыслей после бурной ночи и какая-то паническая поспешность школьницы, застанной врасплох пугающим количеством пропущенных вызовов на мобильном.

Алиса ведь успела даже ненароком представить, что Ваня уже сообщил о её пропаже отцу – и вот тогда уж стоило бы готовиться к серьёзным проблемам. Правда, сразу этот страх и отмела: о том, что её ищет Коваль, давно была бы в курсе не только она сама, Ваня, Кара, жильцы Кариного дома, улицы и района – вся Москва бы уже стояла на ушах. Однако неприятный осадок от воображения подобной перспективы привнёс в мысли лишнюю суматоху.

– Я от тебя такого не ожидал, – вынес итоговый вердикт Ваня, и эти его слова отчего-то особенно сильно взбесили Алису.

Ну уж дудки: ничего такого страшного она не совершила. Не кривила ведь душой: правда проспала. И батарейка тоже села не по её вине.

Нет, всё-таки по утрам этот мир кажется особенно неприятным. Алиса медленно втянула носом спёртый воздух спальни и, подавив желание просто нажать кнопку отбоя, медленно произнесла:

– Если ты так переживаешь о впустую потраченных деньгах, то с моей стороны было бы невежливо отнимать у тебя время от процедур и дальше, – чеканя каждый слог, прошипела она. – Насколько мне известна политика отеля, средства за эти пять минут тебе никто не вернёт. Так что не буду мешать наслаждаться отдыхом.

Она отключилась, со злостью швырнув телефон в кучу одеял. Из-за дверного проёма спальни послышалось несколько звонких хлопков в ладоши.

– Мо-ло-дец, – довольно протянула Кара, привалившись к косяку плечом. – Так с ними и надо.

– С кем? – нахмурилась Алиса.

– С мужиками, которые слишком много о себе мнят.

Рухнув на подушку, Алиса запустила пальцы в ещё жёсткие от лака волосы и до боли потянула спутавшиеся локоны, точно хотела наказать себя за череду неверных решений.

– Зря позвонила, – поморщилась она, прикрыв глаза. – Надо было приехать, а там…

Кара фыркнула и с размаху плюхнулась на кровать, отчего Алиса чуть подпрыгнула на спружиневшем матрасе.

– Дорогуша, заруби себе на носу простую истину, – с мученическим видом закатила она глаза, – Ты ему нужна больше, чем он тебе. А значит, валяться у него в ногах тебе не пристало.

– Но не всё ведь сводится к этому, – хмуро посмотрела Алиса ей в лицо. – Я не хочу, чтобы наши отношения строились… так.

– Да уж, дорогуша, лучше позволять вытирать об себя ноги. Тогда точно получатся высокие отношения! – обняв севшую прямо Алису за плечи одной рукой, рассмеялась Кара. – Нужно знать себе цену. Пошли, а то всё остынет.

Нехитрая глазунья, глядящая Алисе в душу своим глянцево блестящим оранжевым желтком, показалась едва ли не лучшим блюдом, что ей, бывавшей в лучших ресторанах мира, приходилось пробовать в жизни. Алиса блаженно зажмурилась, на мгновение забыв обо всех сегодняшних неприятностях.

– Ну, что… – запивая яйцо апельсиновым соком, вопросительно мотнула Кара подбородком. – Решила не ехать за своим декабристом в тьмутаракань?

– Никакая это не тьмутаракань, – закатила Алиса глаза. – Очень даже приличный отель с хорошим сервисом. Лучший в Подмосковье. Рекомендую

– Однофигственно, – равнодушно хмыкнула Кара. – Досуг среди комаров и пенсионеров меня не прельщает.

Алиса с досадой цокнула языком, с жадностью поглощая размякший в жидком яичном желтке хлеб.

– Зато там не принято вышвыривать посетителей на улицу, – проглотив пищу, съязвила она, заметив мелькнувшую в глазах Кары недобрую искру. – Что? Это и называется хороший сервис, если ты не знала.

Кара криво ухмыльнулась.

– Что-то ты в последнее время стала очень кусачей, – прокомментировала она Алисину нападку.

– Прости, – тут же смутилась она.

– Не извиняйся. Тебе это идёт больше, чем пресмыкание перед обиженным парнишкой, – безразлично протянула она. – В общем, если ты, наконец, прозрела и почувствовала себя свободным человеком, то у меня на сегодняшний вечер есть предложение намного лучше…

– Ну нет, – скривилась Алиса, – ещё одну такую вылазку я не выдержу. Возлияний с меня точно хватит.

– Да причём тут это, – всплеснула Кара ладонью. – Если ты не помнишь, нас с тобой вчера кое-куда пригласили.

Алиса нахмурилась.

– Ты про этого карлика, который… – припомнила она встречу, которую Кара почему-то назвала судьбоносной.

– Давид, – многозначительно двинула бровями Кара и хитро улыбнулась. – Да. Про него. Не скрою, я собиралась его продинамить – ну, знаешь, чтобы подогреть интерес… Но оказалось, что мероприятие весьма интересное. Простым смертным туда так просто не попасть, так что нужно пользоваться представившейся возможностью.

Кара хлопнула по столу рукой, от чего вилка звонко бряцнула о тарелку.

– То есть, – вздрогнув от громкого звука, Алиса сделала обильный глоток сока, – снова в клуб.

– Это не какой-то там “просто клуб”. Это, моя дорогая, закрытый клуб. Элитный клуб. Клуб, в который пускают только тех, кто достоин находиться в приличном обществе.

– Понятия “клуб” и “приличное общество” как-то плохо друг с другом согласуются, не находишь? – вскинула Алиса бровь.

– Слушай, – Кара откинулась на спинку стула и с видом заправского переговорщика сложила руки на груди. – А вот тебе нравится всё это?

– Что?

– Всё… – она сделала замысловатый пасс рукой. – Как ты ведёшь себя. Как живёшь. Как говоришь. Как вечно оглядываешься по сторонам, будто побитая жизнью шавка.

Алиса, едва не поперхнувшись, с тихим стуком поставила стакан на стеклянную поверхность стола.

– Как говорю?

Кара встала и, свободно повращав плечами, расслабленно оперлась рукой на стол.

– Да. Как говоришь, – кивая в такт своим словам, убедительно повторила она. – Послушай себя. Ты ведь выражаешься совсем как этот твой сухарь.

– Ваня?

Алисина догадка только прибавила Каре уверенности в своих словах.

– Видишь, ты даже сразу поняла, о ком я. Его так все в офисе за глаза зовут, – подтвердила Кара и скорчила презрительную гримасу, издевательски скопировав Алисину интонацию. – “Клуб – не место для приличного общества”… Тебе же… сколько? Двадцать два?

Алиса угукнула, принявшись пережёвывать последний кусок хлеба, чтобы занять чем-нибудь рот от накатившей неловкости.

– А такое чувство, будто сорок. Было. Лет десять назад, – округлила Кара глаза и упала обратно на своё место. – Я вот сначала думала, что вы вдвоём просто такие – два сапога пара. Он сухарь, и ты… Сушка. Встретились два одиночества. Прекрасно друг друга дополнили.

Алиса вздохнула и потупила взгляд, не зная, куда деть руки, пока приходилось выслушивать Карины неожиданные нотации.

– Но вчера-а… – тем временем расплылась в полной лукавства улыбке та. – Вчера-то я увидела, что ты совсем не такая. Ты ему как будто просто угодить хочешь. По привычке.

– С чего ты взяла, – вяло воспротивилась Алиса, ковыряя зубцами вилки уже пустую тарелку. – Вчера… Это всё алкоголь.

– Нет, дорогуша, алкоголь – это когда ты танцевала на барной стойке и чуть не зарядила мне своими шпильками по лбу, – хохотнула Кара. – А вот когда я оставила с носом твоего Ванюшу, затолкала тебя в тачку и увезла, а ты даже слова мне не сказала – вот это никакой был не алкоголь. Это, – Кара выхватила из Алисиных пальцев вилку и тряхнула перед её лицом, сверкнув глазами, – это была ты. И ехать ты с ним никуда не хочешь. Даже не так! Ты к нему ехать не хочешь.

– Хочу, – сжав зубы, упрямо возразила Алиса.

– А ещё ты хочешь, – Кара перегнулась через стол, приблизившись к Алисе и понизив тон голоса: – чтобы тебя трахнул Шемелин. Или чтобы ты его трахнула. Я пока не поняла, что тебе больше нравится.

Алиса, ощутив, как в лёгких внезапно кончился кислород, вскочила и едва не уронила стул, в последний момент подхватив его за накренившуюся спинку. К лицу тут же прилила краска.

– Кар!

– Что? – самодовольно просияла она. – Ну скажи ещё, что я не права. Давай-давай, глядя мне в глаза… – она, взяв из миски с фруктами на столе блестящее, словно с картинки, тёмно-алое яблоко, со вкусом впилась острыми зубами в сочную мякоть. – Чтобы я поверила.

Алиса, оторопев от этого беспардонного натиска посреди Кариной светлой кухни, была не в силах хоть что-нибудь ответить – только злобно пыхтела, беззвучно шевеля напряжёнными губами. И почему язык отнялся именно сейчас? Щёки снова горели огнём, с потрохами выдавая все её эмоции. Тело в последнии дни вообще с завидным постоянством стало проявлять чудеса непослушания.

– Вот-вот, – сочтя гневное молчание за признание своей правоты, подытожила Кара. – Поэтому… Я и предлагаю тебе провести сегодняшний вечер… – её зрачки блаженно закатились, – просто незабываемо.

– Ты говоришь чушь, – сподобилась, наконец, хоть что-то произнести Алиса. – Меня ждёт Ваня, мне надо ехать к нему…

– Зачем? – твёрдо перебила Кара. – Только что ты сама послала его куда подальше. И это была твоя настоящая реакция, а не идиотская привычка вести себя, как положено.

– Я должна перед ним извиниться, – словно заведённая, повторяла свою мантру Алиса, но слова эти звучали для неё самой пустым, лишённым всякого смысла звуком.

– Не должна. Не за что.

Алиса прислонила к горячему лбу прохладные ладони в стремлении вернуть себе трезвый рассудок.

– Мы договорились… Я не… Я его подвела. Я поступила неправильно.

– Ты ничего не сделала, дорогая, – Карин голос вдруг смягчился и потеплел. Она встала, шагнув к Алисе, и положила руки ей на плечи: – Всего-то пару часов не отвечала на его звонки. Ты ведь взрослый человек. С чего он взял, что ты чем-то перед ним обязана? Тоже мне, преступление – проспать отъезд. Сколько прошло? Пара часов? И из-за этого он устроил тебе истерику?

Алиса жалобно подняла на неё глаза.

– Он будет злиться ещё больше.

– Это его проблемы, – поморщилась Кара. – Позлится немного, а потом подышит свежим воздухом в твоей тьмутаракани и придёт в себя. А вот если ты сейчас бросишь всё и побежишь перед ним унижаться, то он будет знать, что может крутить тобой, как вздумается.

– Нет, – мотнула Алиса подбородком и, высвободившись из Кариных рук, шагнула к дивану в гостиную. – Он не такой. Его просто это задело. Понимаешь, он… Он всегда боролся за своё благополучие. Выбивался в люди вопреки всему. Доказывал, что заслуживает успеха. И его задевает, если я веду себя так… как будто презираю, недооцениваю. Как будто… – она шумно выдохнула, подбирая слова, и беспомощно посмотрела снизу вверх на сложившую на груди руки Кару. – Как будто я противная избалованная девчонка. Как будто я лучше него. А ведь это совсем не так, понимаешь? Я не хочу, чтобы он так думал. Я такая же, как и он. Только ничем не заслужила того, что имею. Мне-то просто повезло, а он заслужил. Заслужил место в университете, заслужил эту дурацкую работу в компании, он костьми лёг, чтобы всего добиться. Видит бог, он даже заслужил, чтобы это его тогда усыновил Коваль – его, а не меня. И поездку эту, в конце концов, он вообще затеял, чтобы сделать мне подарок. А я повела себя так…

– …так, как будто ты его ни о чём таком не просила, – закончила за неё Кара. – Дорогая моя: сейчас либо сдашь назад ты, либо он. И попомни мои слова: плюнь ты на всю эту ситуацию, и он сам обязательно прибежит сюда, как миленький. И прощения попросит. Потому что ты ни грамма не виновата. Ни в том, что Коваль достался тебе, ни в том, что не пищишь от восторга от его подарков. Твой Ванюша так себя ведёт только потому, что знает: ты привыкла быть для всех хорошей. И иначе не умеешь. Он этим пользуется.

– Я не могу так с ним поступить.

– А с собой? – задала Кара встречный вопрос. – С собой ты можешь так поступать? Готова потерять остатки гордости, чтобы угодить какому-то парню, который без тебя – ноль без палочки?

– Никакой он не ноль, – буркнула Алиса.

– Он в жизни не попал бы в компанию, если бы не твой отец, – процедила Кара. – И если бы ты по непонятным мне причинам не сходила по нему с ума. Это ему с тобой повезло, как же ты не понимаешь очевидного?

– С его дипломом он мог устроиться куда угодно, – возразила Алиса. – Он – лучший на курсе. Его куда только ни звали работать…

– Так чего ж он не устроился туда, куда его звали? – поинтересовалась Кара, усевшись рядом с ней. – Если он такой самодостаточный. Если такой умный… Зачем ему протекция Коваля? Не понимаешь?

Алиса вопросительно покосилась на Кару.

– Потому что так куда легче, – ответила она на свой же вопрос. – И главное – результат гарантирован. Потому что покровительство Коваля гарантирует ему такую карьеру, ради которой твоему Ванюше без чужой помощи пришлось бы ещё лет пятнадцать горбатиться – и то, не факт, что успешно.

– Нет, он просто хочет, чтобы папа… – слабо попыталась возразить Алиса. – Чтобы он убедился, что Ваня мне подходит. Чтобы не мешал нам.

– Дорогая, послушай: я строила свою карьеру сама, – склонила Кара голову к плечу. – Я знаю, о чём говорю. Выпади мне такой хороший шанс сократить себе тернистый путь к звёздам, как ему, уж поверь: я бы им обязательно воспользовалась. И твой Ваня мыслит точно так же. Поверь мне – я в людях разбираюсь. Скажи, разве тебе правда хочется сейчас бросать всё и мчаться к нему, чтобы вымаливать прощение?

Алиса с тяжёлым вздохом отвела глаза. Доля истины в Кариных словах несомненно имелась: гордость внутри неё всё-таки робко, но уверенно поднимала голову. При других обстоятельствах Алиса непременно наступила бы ей на горло, но утренний разговор с Ваней оставил после себя крайне неприятный осадок из смеси обиды и раздражения, которые, как Алиса ни силилась, игнорировать не выходило. Она ведь как могла старалась не допустить ссоры: ещё вчера вечером пыталась его унять и предложить решение, которое могло устроить их обоих, а утром пообещала выехать к нему как можно скорее – лишь бы не доводить дело до открытого конфликта.

Но Ваня и слушать её не хотел. Ни вчера, ни сегодня. Делал то, что считал нужным, говорил, не щадя её чувств, и совершенно не принимал во внимание Алисины желания.

– Вот и ответ, – тихо подытожила Кара.

– Мы раньше никогда так не ссорились, – подавленно резюмировала Алиса, по-прежнему не понимая, что делать. – Мы вообще раньше не ссорились.

– Или, может, это ты с ним не ссорилась? – красноречиво взглянула на неё Кара, а Алиса в ответ только неуверенно пожала плечом. – Не позволяй мужчинам так с собой обращаться. Это очень плохо кончится.

– Совет мудрой женщины?

– Совет опытной женщины, не раз обжигавшейся на таких вещах, – с горечью в голосе поправила Кара, закинув ноги на мягкие диванные подушки.

– Скажи… – не ожидая от себя такой смелости, вдруг спросила Алиса, подтягивая к себе колени: – а у вас с… с Шемелиным что-то было? Ну, между вами…

Когда Алиса заметила в ясных голубых глазах Кары отчётливо мелькнувшее горькое разочарование, на ум пришёл именно он.

О Кариной личной жизни Алисе ровным счётом ничего не было известно. Немудрено, конечно: не так уж много они до этого общались.

Кару, с её бронебойностью и уверенностью в себе, вообще сложно было даже представить с мужчиной, а сейчас, оказавшись в небольшой, но милой и современной квартирке, где та обитала, Алиса в этом впечатлении убедилась ещё крепче: здесь нельзя было обнаружить ни следа присутствия представителя сильного пола. На полках в ванной в ряд выстроились пузырьки и тюбики только женской косметики – ни какой-нибудь бритвы, ни даже второй зубной щётки; прикроватная тумбочка с небольшим торшером в спальне стояла лишь возле одной, правой стороны постели – там и спала сегодня ночью Кара; в прихожей сгрудились одни только изящные женские туфли на этажерке для обуви; даже в кухонных ящиках со стеклянными дверцами Алиса заприметила довольно скудный набор посуды, предназначенный для единственного обитателя светлой однушки. У самой Алисы в квартире кое-где лежали Ванины вещи: вместе они не жили, но он периодически оставался у неё на ночь, а у Кары – совсем ничего.

Только на тумбе под широкоэранной плазмой стояла олинокая фотография в деревянной рамке: на ней Кара, моложе на десяток лет, счастливо улыбалась в объектив, держа в руках красный прямоугольный переплёт, а рядом стоял, обнимая её за плечи, пожилой мужчина в парадном милицейском кителе – видимо, тот самый отец, о котором Кара рассказывала.

Но вчера, умолчав об увиденном в клубе инциденте между Карой и их всегда грозным начальником, Алиса нет-нет, да и пыталась украдкой всё-таки прикинуть, объяснить себе, что же привело к той стычке.

Может, раньше в этот самый клуб, куда не принято было по её словам звать жён, Шемелин водил её, Кару, а теперь это место заняла какая-нибудь другая особа, и Кару просто терзала ревность и обида за то, что Шемелин прямо там, в клубе, дал ей отставку?

– Так ты всё-таки хочешь его трахнуть, – лукаво прищурилась Кара, уклонившись от прямого ответа на неудобный вопрос.

Алиса шумно выпустила воздух из лёгких, с досадливым раздражением закатив глаза.

– Далось же тебе это, – фыркнула она с таким видом, будто бы ей вконец опостылели Карины сальные намёки.

– Хочешь-хочешь, – с ещё большей уверенностью повторила Кара.

– Ты не ответила, – вернула её к теме Алиса.

– Да так, – пожала она плечом с деланным равнодушием, но на дне взгляда, который Кара поспешила устремить в сторону, Алиса успела разглядеть сожаление. – Ничего особенного.

Кара вдруг серьёзно посмотрела на неё, выдержав минутную паузу.

– Не заигрывайся в это, – чуть поджав губы, выдала она после продолжительного молчания.

– Во что?

– В эту странную влюблённость, – цокнула она уголком губ так, будто бы всё на свете про Алису знала – даже того, чего Алиса о самой себе не понимала. – Не теряй голову. Ты не справишься.

– Нет никакой влюблённости, – категорично припечатал Алиса. – И голова у меня на месте.

– Делай то, что он просит. Взамен бери то, чего хочешь ты. Но границ не переходи, – продолжила она, посерьёзнев лицом. – Иначе потом ни Коваль, ни даже я тебя не вытащим. Уж лучше твой Ванюша, чем он.

Странный у них вышел разговор. Таких разговоров – до костей пробирающих и откровенных, но в то же время туманных и неясных – у Алисы в жизни ещё не было.

Но отчего-то ей казалось, что она стала, хоть и на чуточку, на сотую долю процента, другим человеком.

Другой Алисой. Совсем не Коваль.

Глава 9

в которой всё скрыто, но кое-что прорывается наружу

– А утюжка нет? – высунула Алиса нос из-за двери ванной. В небольшую облицованную кафелем комнату ворвалась волна свежего воздуха.

– Тебе зачем? – донёсся до Алисы Карин голос.

Она скептически взглянула на взъерошенные после мытья волосы.

– В таком виде я из дома ни ногой, – хмуро резюмировала Алиса.

Послышались Карины неспешные шаги.

– Понятное дело, – оглядела Алису та придирчивым взглядом. – Потому сейчас и приедет мастер.

– Какой мастер? – нахмурилась Алиса.

Кара горько вздохнула.

– Который приведёт тебя в порядок, – качнула она подбородком. – За экстренный вызов, между прочим, тройная такса.

“Мастером” оказалась миниатюрная девчушка со смешным рыжим ёжиком на голове, которая правда заявилась в Карину квартиру спустя каких-то полчаса и заполнила собою всё пространство: такая она оказалась бойкая и деятельная.

– Что-нибудь придумаем, – оглядывая фронт работ, протянула она задумчиво и водрузила на пол перед собой огромный кофр с хитрым инструментарием: в чёрный сундучок на колёсиках и с крепким замком рыжая без труда поместилась бы целиком.

Принявшись размахивать кисточками над Алисиным лицом, она то и дело задумчиво прикусывала губу и, щурясь с видом опытного профи, остранялась сантиметров на двадцать назад, дабы оценить результат.

Алисе же сидеть на месте подопытного было в новинку: хоть к мачехе с завидной регулярностью и наведывались личные визажист с парикмахером перед мало-мальски важными мероприятиями (а иногда казалось, что Лариса Витальевна и в магазин без посторонней помощи не в силах собраться), но Алиса занималась собственной внешностью всегда сама. Потому, когда она взглянула, наконец, в протянутое рыжей зеркало и обвела своё повзрослевшее от макияжа лицо глазами, то даже тихонько присвистнула:

– Ничего себе… – выдохнула она и двинула чётко очерченной бровью, ставшей удивительно густой и тонкой. Изящный изгиб полумесяцем подскочил и снова опустился на место.

– Теперь волосы, – рыжая встала у Алисы за спиной и запустила пальцы в копну ещё не просохших локонов.

– Их мало что берёт, – виновато улыбнулась ей Алиса, поймав сосредоточенный взгляд в большом зеркале над раковиной. – У вас есть что-нибудь самой сильной фиксации?

Рыжая хмыкнула:

– У меня есть всё, – ответила она так, будто Алисины сомнения ужалили её профессиональное достоинство. – Только фиксировать тут особенно нечего, прекрасные волосы…

– Я и не знала, что ты такая кудрявая, – вмешалась Кара. Кисточками и баночками рыжей та искусно орудовала и распоряжалась сама, не дожидаясь, пока с Алисой будет покончено.

– Ага, мне не повезло, – с завистью покосилась Алиса на Карины идеально прямые блестящие локоны: вот где точно не нужна была ни укладка, ни железо-бетонная фиксация, от которой волосы становились на ощупь как грубая древесная кора.

– Шутишь? – изумилась рыжая, которая как-то сама по себе перешла с нею на “ты”. – Последний писк моды…

Она снова смяла Алисины вьющиеся пряди, которые после душа без должного внимания жили теперь своей жизнью. Алиса недовольно нахмурилась, рассматривая беспорядок на голове.

– А по-моему, какое-то гнездо…

– И кто тебя этому научил? – невзначай поинтересовалась Кара, отточенным движением взмахнув подводкой возле густых ресниц.

Алиса сконфуженно пожала плечами.

– Ну… – вяло пискнула она в ответ. – Мачеха всегда говорит, что с волосами у меня беда. И с таким гнездом в обществе появляться неприлично. Но с этим можно справиться. Обычно я их всегда выпрямляю, но…

– Неприлично… – эхом повторила Кара, высунув кончик языка, дорисовывая острый край стрелки, восходящей прямо к виску. – Много ли твоя мачеха вообще знает о приличиях?

– Иногда мне кажется, что слишком много… – горько вздохнула Алиса. – Она жить не может без этих своих нудных светских раутов, а там нравы покруче, чем во дворце английской королевы.

– Это она компенсирует, – хмыкнула Кара.

Поймав в зеркале Алисин вопросительный взгляд, она настороженно прищурилась и, убедившись, что недоумении у Алисы вполне искреннее, развернулась к той лицом и оперлась локтями на тумбу раковины.

– Да вся Москва в курсе, как Лариса Витальевна окрутила Коваля, – взмахнула она тюбиком туши у Алисы перед носом. – И приличного в этой истории довольно мало.

Алиса удивлённо вскинула брови.

– Видимо, вся Москва за исключением меня, – невесело резюмировала она. – Когда Коваль привёз меня к себе, они уже были женаты несколько лет. Сколько себя помню, она всегда была такой чопорной, будто её воспитали в Букингемском дворце.

– Во дворце, как же… – иезуитски оскалилась Кара. – Её максимум – это дворец культуры в каком-нибудь Задрипанске. И что, вы ни разу не обсуждали эту тему?

– Мы вообще не очень-то близки, – кисло улыбнулась Алиса.

– Хм, – заинтересованно склонила Кара ухо к плечу. – На месте Ларисы Витальевны я бы тоже не очень хотела рассказывать о своём прошлом. Тут её понять несложно.

– Так что там у неё за прошлое? – настойчиво спросила Алиса, почувствовав в себе неподдельный интерес.

– Да… – загадочно потянула Кара и вернулась к нанесению макияжа, взмахнув щёточкой туши над ресницами. – В целом, ничего такого уж необычного там нет. Просто бедная девица из провинции приехала в Москву, чтобы найти себе место под солнцем. Но никто с распростёртыми объятиями её и толпу таких же, как она, тут не ждал, а поэтому пришлось оперативно искать состоятельного спонсора. И, как гласят городские легенды, аппетиты у Ларис Витальны были такие непомерные, что одним-единственным спонсором было не обойтись…

– Хочешь сказать, что она была..? – Алиса смущённо замолчала.

– Обычной содержанкой со всеми вытекающими. Не самой высшей категории, кстати говоря, – безучастно продолжила за неё Кара. – Пока не захомутала твоего папулю. Так что когда она в следующий раз заговорит о приличиях, вспомни этот занимательный факт её биографии.

Кара и рыжая заговорщически переглянулись, точно обменявшись одним им понятными репликами.

– Варюш, сделай-ка нам красоту, – она указала на волосы Алисы. – А приличия сегодня можно не соблюдать.

– Не вопрос, – улыбнулась ей рыжая, и её умелые руки нырнули в чемоданное нутро, шумно там закопошившись.

Минут через сорок Алиса снова поражённо рассматривала себя в зеркале. Правда, в то, что принесла с собой рыжая, весь масштаб изменений образа не помещался, потому так и приходилось крутиться возле раковины в ванной.

– Это что? – ощупывая упругие и вьющиеся штопором кудри, произнесла она с недоумением в дрогнувшем голосе.

– Это – высший пилотаж, – прокомментировала представившуюся картину Кара за её спиной.

Алиса резко обернулась, и копна волос пружинисто подпрыгнула.

– Я так не пойду, – категорично припечатала она.

– Ещё как пойдёшь, – кивнула Кара и, опустив Алисе на руки ладони, заставила ту снова посмотреть на себя в зеркало. – Вот теперь ты точно не похожа на ту девчонку, которая так жалко пресмыкалась перед Ванюшей.

– Я похожа на… на… – Алиса сморщила лоб в попытке подобрать исчерпывающее сравнение. – Как будто у меня на голове взорвалась макаронная фабрика, вот! Кар, это никуда не годится…

– Ну-ка, ну-ка, – та прижала к её губам ладонь, заставив замолчать. – Если ты ещё начнёшь настаивать на том, что пойдёшь в том чудовищном платье своей мачехи, то клянусь: я запру тебя в этом ванной и не выпущу, пока к тебе не вернётся здравый смысл.

– Вообще-то, мне больше не в чем… – вывернулась Алиса из Кариной хватки. Помада, на удивление, осталась на месте и не смазалась: видимо, рыжая и правда знала своё дело.

– Как это не в чем? – воскликнула Кара и быстро метнулась в гардеробную.

Вернувшись обратно, она деловито всучила Алисе вешалку с ярко-алым платьем, раздобытым в недрах гардероба.

– Ты же знаешь, я не могу… – попыталась отказаться она, но снова встретилась с Кариным молчаливым возмущением. Судя по непроницаемому взгляду, оспорить уже принятое той решение было решительно невозможно.

– Не можешь что?

– Не могу выходить в свет не в платьях мачехи, – в который раз объяснила Алиса.

Кара горько вздохнула, обведя её сочувствующим взглядом, а затем таинственно двинула бровями и снова исчезла из ванной. Алиса же, погладив приятную на ощупь ткань, приложила платье к себе и снова всмотрелась в отражение.

Приходилось признать, что платье было красивым и чертовски Алисе понравилось: шёлковое и переливающееся роскошным перламутровым сиянием, оно ласкало кожу скольжением дорогой ткани, выгодно подчёркивая золотистую смуглость кожи и соблазнительную рубиновость губ. А ещё мысли посетил неутешительный вывод: даже странная и неудобная из-за новизны ощущений причёска, смущавшая крупностью своих габаритов, тоже добавляла экзотического очарования образу.

Алиса заправила за ухо прядь и повертела головой, украдкой собой любуясь в одиночестве светлых стен. Кудри податливо реагировали на каждое её движение, привольно колыхаясь и подпрыгивая.

Кара, словно приведение, с загадочным видом снова возникла у неё за спиной.

– Сегодня у тебя счастливый день, – улыбнулась она с хитрецой, – потому что ты наконец-то не обязана себя уродовать по дурацкой прихоти обожаемой мачехи.

На этих словах Кара приложила к лицу Алисы изысканную чёрную маску, обтянутую бархатистой тканью со сложным орнаментом из тёмно-бордовых вензелей – та удивительно хорошо играла в тандеме с платьем и алыми губами, слабо виднеющимися под тонкой кружевной вуалью, пришитой к нижней части маски.

– Это что за… – прозвучал её приглушённый от замешательства голос. Алиса перехватила из Кариных пальцев вещицу и повертела у себя перед глазами. – Ты мне, наконец, расскажешь, куда мы вообще собираемся?

– Ты что-нибудь знаешь о Венецианском карнавале? – взмахнула Кара ладонью и приложила другую маску уже к своему лицу, вглядевшись в отражение ярко горящими от предвкушения и произведённого на Алису эффекта глазами.

– Что его проводят, вообще-то, в Венеции, – с подозрением о самом нехорошем скрестила Алиса руки на груди. – Мы что, летим в Италию? У меня нет с собой документов и…

– Т-шшш… – приложила Кара палец к её губам, заставив смолкнуть. – Это Венеция едет к нам. Так что никаких документов… Наоборот, – Кара, взявшись за запястье Алисы, заставила ту снова спрятать лицо под маску. – Никто и никогда не узнает ни твоего имени, ни того, что ты там вообще была.

Алиса озадаченно взглянула на себя в зеркало: от неё прежней там осталась лишь пара густо подведённых глаз, в которых – она готова была поклясться – сверкнула незнакомая искра.

***

Вечер наступил быстро: Алиса и глазом моргнуть не успела, а за окном Кариной квартиры с современным ремонтом уже сгустился сумрак. Вялость и дурное самочувствие после бессонной ночи её благополучно покинули, сменившись трепетом предвкушения. Что конкретно надлежало предвкушать, однако, Алисе так до конца и не стало понятно: Каре по-прежнему нравилось играть в загадки и недосказанности.

– Ну как? – любуясь собой, поинтересовалась та, когда Алиса влезла в предложенное платье: размер у них с карой был один, но в груди корсет платья была всё же несколько тесноват, что придавало образу Алисы вызывающей соблазнительности.

Если бы в тот момент её увидела мачеха, то непременно бы укоризненно поджала губы.

– Непривычно, – смутилась Алиса. – Я никогда так не… не выглядела.

Кара придирчиво осмотрела Алису и пришла к лаконичному выводу:

– А зря. Пора выезжать.

Алиса, секунду поколебавшись, влезла в одолженные у Кары чёрные босоножки с золотой фурнитурой на тонкой высокой шпильке, которые, однако, были на размер меньше нужного, и неуверенно покачнулась. Схватившись за гладкую стену рукой, она вернула себе равновесие и, задержав от страха дыхание, облегчённо выпустила воздух из лёгких.

– Погоди… – остановила её Кара и протянула чёрную прямоугольную коробку. – Надевай. Машина уже должна ждать внизу.

Алиса сняла картонную крышку и скользнула пальцами по слоям нежной ткани. Накидка из шёлка тут же ласково обволокла её оголённые плечи, но каюшон никак не мог совладать с объёмной причёсклй, с которой Алиса уже не просто свыклась, а ощущала себя до ужаса естественно.

Бросив затею спрятать макушку под капюшоном, она вышла из квартиры.

Возле подъезда их и правда ждал чёрная блестящая иномарка, заднюю дверцу которой вычурно разодетый водитель в фуражке с лакированным козырьком предупредительно распахнул заранее. В царившем полумраке салона, обитого светлой кожей, пахло парфюмом с освежающими нотками океанского бриза.

За тёмным стеклом окна мерцала яркими огнями вечерняя Москва, готовившаяся нырнуть в объятия ночи. Алису не покидал тот волнующий трепет, что теснил грудь (а, может, это всё был слишком узкий корсет) ещё с вручения Карой загадочной маски: Алиса всю дорогу сжимала её в пальцах и смотрела в неподвижные черты, вылепленные из папье-маше.

Ехать пришлось недолго: не больше получаса, ещё примерно столько же, по прикидке Алисы, следившей за сменяющимися окрестностями Москвы, оставалось напрямую до центра. Машина, перестроившись в правую полосу, свернула с широкой автострады на узкую асфальтированную дорогу, с одной стороны окаймлённую пышными кронами деревьев, а с другой – красной каменной стеной со стрельчатыми окнами в белоснежных каменных наличниках.

Машина встроилась в плотный ряд других абсолютно идентичных авто, неспешным караваном двигавшихся вперёд и останавливающихся возле высоких жестяных ворот. Склонившись между передними сиденьями, Алиса наблюдала, как пёстро наряженные гости в таких же, как у них с Карой, плащах и разнообразных масках выпархивают из иномарок, услужливо распахивающихся встречающими лакеями в старомодных костюмах.

Наконец, замерла и их машина. Алиса бросила на Кару взволнованный взгляд, а в следующий миг в салон ворвалась пахнущая сладким липовым цветом прохлада вечера. Швейцар, наряженный в атласно-чёрный двубортный сюртук с большими медными пуговицами, сдвинул на голову фуражку, и в сумерках мелькнули ослепительно белые перчатки. Он почтительно поклонился им, когда Кара, выпорхнув наружу вслед за Алисой, достала из сумочки-мешочка золотой ключ размером с ладонь, который, по-видимому, служил пропуском внутрь.

Алиса с замиранием сердца ступила во внутренний двор трёхэтажного старинного особняка, который был скрыт от посторонних глаз стенами прямоугольных флигелей с возвышающимися по углам, словно то была древняя крепость, круглыми башенками.

Сперва показалось, что, перешагнув порог ворот, Алиса неведомым образом переместилась в другой век, совсем в иное время: это был тот же город, небосвод в котором теперь держался на вершинах стеклянных небоскрёбов, только современные стеклянные великаны остались где-то так далеко, что ни увидеть, ни вспомнить об их существовании стало решительно невозможно; а здесь, в английском садике, разбитом перед высоким парадным крыльцом с арочными сводами на кувшинообразных колоннах, всецело царил, проникая в каждый уголок, дух той эпохи, когда Москва не знала о достижениях прогресса и подвигах архитектуры века двадцатого.

Даже в стеклянных плафонах невысоких уличных фонарей, расположенных вдоль брусчатых дорожек сада, со всех сторон двора ведущих к парадному входу, горели не электрические лампы накаливания, а робко трепыхались тёплые огоньки свечей, рассеивая мраке опустившейся ночи.

Но ни старинная архитектура, ни отсутствие яркого освещения не придавали атмосфере столько налёта древности, сколько сами гости, важно и степенно стягивавшиеся неплотными вереницами к гостеприимно распахнутым дверям похожего на средневековую крепость дворца.

Все, как один, скрывали лица под масками – под пышно украшенными перьями, сверкучими камнями и узорами масками.

– А вдруг здесь будут… – запоздало испугалась Алиса и потянула Кару за локоть.

– Кто? – шепнула она.

– Не знаю… – они замедлили шаг. – Кто-нибудь знакомый. Мои…

– Предки? – раздалась под маской глухая Карина усмешка. – Вряд ли. Ну, только если твоя обожаемая мачеха не захочет вспомнить молодость…

– В каком смысле? – не поняла Алиса.

– Как ты думаешь, – туманно поинтересовалась Кара, – зачем этим людям весь этот маскарад?

– Для красоты, – ответила Алиса.

– О, как бы не так, – возразила Кара, но продолжать разговор не стала: они под руку шагнули на первую ступень лестницы.

Золотой ключ размером с ладонь Кара вручила невысокому тучному человеку в расшитом золотой нитью парчёвом мундире и парике с пышными напудренными локонами, который добавлял ему по меньшем мере десяток сантиметров в росте. Тот отложил его на зеркальный кованый поднос в руках лакея, послушно и молчаливо маячившего за его спиной.

– Добро пожаловать, мадам, – хрипловатым баритоном поприветствовал он их, галантно приложившись к Кариному запястью. – И помните: сегодня для наших дражайших гостей не существует правил.

В его тёмных глазах на миг мелькнула заговорщическая искра и отразилась бликами огоньков свечей, дрожащих от нахально разметавшего Алисины кудри ветра.

Глава 10

в которой старая легенда повествует о проклятии

Кара сняла бокал шампанского с верхушки хрупкой пирамиды, играющей бликами хрусталя в тусклых огнях внутреннего убранства, и сделала крохотный глоток, приподняв вуаль над губами и хитро стрельнув глазами по сторонам. Голубые радужки её сияли от предвкушения, словно драгоценные сапфиры.

Внутри зала, куда они вдвоём ступили, Алиса невольно задержала дыхание. Высоко над головой нависал огромный круглый купол, и самая верхушка его сводов, испещрённых каменными орнаментами, тонула в полумраке свечей.

– Вы знаете, что это лишь роспись, а не лепнина? – раздалось у неё над ухом.

– Что?

Глаза, глядящие на Алису чуть снизу сквозь прорези в самой простой чёрной маске, принадлежали мужчине и были ей знакомы.

– Купол, – приглушённым басом повторил он и указал взглядом наверх. – Это просто рисунок. А кажется, что узоры вырезаны из камня.

Алиса проследила за направлением его взгляда и с некоторым восхищением помотала подбородком. Над верхним рядом арочных окон, кольцом опоясывающим купол, в умопомрачительно сложных сплетениях вились узоры из вензелей и рельефных меандров.

– Такая техника живописи, – пояснил мужчина за спиной: это и был тот самый Давид, по чьему приглашению они с Карой здесь и оказались.

– Ужасно интересно, – откликнулась Кара, снова приложившись к шампанскому. Ей было неинтересно, и Давид это понял. Глаз к потолку она даже не подняла: всё разглядывала собравшихся в зале гостей, словно бы искала кого-то, но всё никак не могла найти.

Алиса же осматривалась с любопытством. Пространство снова освещали не электрические лампы, а сотни огней на подвесных канделябрах, украшенных позолотой, и оттого свет был мягкий и тёплый, даже чуточку интимный; и сумрака, в котором можно прятать свои тайны, было столько же, сколько этого мягкого и непритязательного света. За стёклами редких окон густилась ночь.

Человеческих лиц не было совсем – только маски; зато шифоновые ткани платьев, в которые нарядились женщины, колыхались воздушными облаками от их грациозных движений.

Никто на них не смотрел, хотя Алисе и показалось сперва, что взгляды всех присутствующих немедленно устремились к её персоне. Но, поборов внезапно охвативший страх, часто сковывавший Алису в большом скоплении людей и заставивший сейчас сделать неуверенный шаг назад, она прошлась глазами по просторному помещению, убеждая себя и утверждаясь, наконец, в мысли, что люди, разодетые в сверкающие и не соответствующие современности наряды, не обращали внимания на вновь прибывающих.

Из-за нагнетаемой Карой таинственности Алиса чаяла увидеть нечто из ряда вон – такое, чего прежде никогда не встречала. Но нет: осмотревшись уже куда основательнее, она сделала вывод, что в ожиданиях сильно обманулась.

Это был вполне, кажется, обычный светский раут, которые так любила Алисина мачеха. Старинные интерьеры особняка, в который привезло их нанятое авто, придавали достоверности образам гостям маскарада, изображающим чинных господ, наряженных по моде начала прошлого века.

Здесь, как и в саду, ненавязчиво играл небольшой живой оркестр; бодрый голос скрипки журчал живо и тонко и сопровождался робкими клавишными переливами.

Вся эта важная и степенная суета напоминала Алисе её собственный бал дебютанток, в котором она вынуждена была принимать участие по беспрекословному приказу мачехи и из-за которого ей полгода пришлось провести в душном танцевальном зале, где скрипел паркет и пахло кислым потом; вместе с остальными юными наследницами семей сливок московского общества она репетировала и репетировала ненавистный вальс, пока не валилась с ног, а потом танцевала, окружённая ровно такой же напыщенной и мнящей из себя невесть что толпой. Воспоминания эти никакого удовольствия не приносили, и Алисе до смерти захотелось по-английски ретироваться; такие развлечения точно были не по ней.

– Выпей-ка, – всунула Кара тонкий фужер в руки вращавшей по сторонам головой Алисе.

Алиса бездумно поддалась, слегка пригубив кислого игристого, и, не сумев скрыть разочарования на лице, тихо вздохнула. А может, стоило всё-таки поехать к Ване и разрешить возникший на ровном месте конфликт миром? Зря она уступила Кариным уговорам: придётся теперь скучать, подгадывая случай убраться восвояси. Да ещё и не обидеть этого Давида, что на правах пригласившего счёл за должное тереться рядом с ними…

– Вы впервые здесь? – с вежливым почтением спросил он.

– Конечно, нет, – ответила Кара. Говорила она уверенно и без капли сомнений; правда, Каре такой тон был вообще присущ, а потому понять, лжёт ли она сейчас, представлялось невозможным.

– А ваша подруга?

– Подруга… – Кара, прицениваясь, смерила Алису взглядом, – …Подруга, положим, впервые.

Давид сложил губы в круг, выдохнув тихое и понятливое “о”, но Алиса, уязвившись, воспротивилась Кариному утверждению:

– Вообще-то, я бы так не сказала… – одарила она их обоих выразительным взглядом. – Мне не впервой быть на подобных… приёмах.

Кара криво ухмыльнулась, ответив на её реплику недоверчивым смешком, но отвечать ничего не стала.

– Да? – Давид же искренне удивился, и они с Карой загадочно переглянулись.

– Конечно, – повела Алиса плечом.

– Тогда мне нет необходимости объяснять для вас правила? – осведомился он с напускной беспечностью.

Алиса вскинула брови, но под маской этого, конечно, не было видно.

– Вилка в левой, нож – в правой. Спасибо, я в курсе тонкостей этикета, – а вот саркастичности тона под маскою спрятать было невозможно.

– Что ж, – отсалютовал ей фужером Давид, – тогда позвольте мне сделать одну ремарку: здесь нет никаких правил.

– Где-то я это уже слышала… – протянула Алиса озадаченно, гадая, каков всё-таки истинный смысл повторившейся уже дважды фразы.

Что значит – нет правил? Совсем? Делай, что в голову взбредёт? Так совершенно точно не бывает. Особенно в стенах таких вот старинных особняков. Уж Алиса не понаслышке знала: здесь даже дышали так, как предписывалось правилами.

– Значит, можно и маску снять? – подумав немного, задала она, как ей казалось, каверзный вопрос.

– А вы хотите?

– Не очень. Но я и не понимаю, зачем она нужна.

– Маска на вашем лице, – вкрадчиво завёл Давид, – создана умелыми руками настоящего итальянского мастера…

– Это совсем не объясняет… – нетерпеливо прервала Алиса, не пожелав дослушать.

– Знаете ли вы, зачем их носили в Венеции? – с нажимом продолжил Давид, не обращая внимания на её беспардонность, и аккуратно провёл указательным пальцем по линии скулы Алисиной маски.

– Нет.

– Скрывая своё лицо под такой маской, венецианская знать сохраняла инкогнито. Быть представителем высшей элиты – не только привилегия, но и тяжкая ноша. Вы ведь знаете об этом, Алиса?

Звук собственного имени заставил почему-то содрогнуться. Что ни говори, а маску ей снимать правда не хотелось. И ещё не хотелось, чтобы в стенах этого особняка звучало её имя.

– Столько правил, столько обременений… не правда ли? – продолжал он.

Алиса промолчала, и Давид, видимо, расценил это как заинтересованное согласие, потому как продолжил заливаться соловьём:

– Но если скрыть лицо под маской, созданной искусным мастером по индивидуальному заказу, надеть плащ и в сгустившихся сумерках отправиться в город, то никто и никогда не опознает вас. А значит, любые условности перестанут иметь всякий смысл. Разве вам никогда не хотелось узнать, каково это? Каково жить человеком без лица и имени?

Его голос, сначала раздражавший своей вкрадчивой негромкостью и слегка гнусавой монотонностью, теперь гипнотизировал Алису и подчинял себе её внимание.

– Хотелось… – поймала она себя на абсолютно искреннем ответе.

– Так вот: эта маска служит вам… индульгенцией.

– Индульгенцией?

– Индульгенцией за всё, что вы здесь совершите, – утвердительно кивнул Давид.

– А я что-нибудь совершу?

– Как захотите, – плавно повёл ладонью он. – Но помните, что правил – нет.

– Так я могу её снять?

– Тогда бремя ваших грехов останется на ваших хрупких плечах.

– Каких ещё грехов? – шепнула Алиса, склонившись к Каре, когда Давид, в один миг потеряв интерес к разговору, вышел в пустующий центр зала – люди в едином порыве расступились в стороны, точно он силой мысли мог диктовать огромной толпе свою волю. – Ты правда здесь не в первый раз?

– Ну… – Кара поболтала почти пустым бокалом, – вообще-то, в первый.

– Тогда ты тоже ничего не поняла?

Кара только хмыкнула в ответ и кивнула туда, где Давид с высоко поднятым вверх бокалом поприветствовал собравшихся.

Поначалу Алиса видеть совсем перестала – всё погрузилось в кромешную тьму. Разлилась музыка: ритмичная, но вместе с тем неспешная, и экзотичная – совсем не та, что исполнял классический оркестр за секунду до того, как мир полностью померк. Первой вступила флейта; протяжная, жалобная и таинственная, она на слабом придыхании издала звук, напоминающий завывание ветра в жаркой пустыне, на которую опускается прохладная и соблазнительная ночь.

Именно так Алиса себя и почувствовала: будто вдруг оказалась даже не в Москве и не в старинном особняке, а в центре песчаной пустыни далеко-далеко к востоку отсюда.

В центре зала затанцевали, метрах в полутора паря над полом, крохотные огоньки, и Алиса, проследив за ними взглядом, поняла, что огонь чертит в воздухе плавные круги не сам по себе, а послушно следует за гибкими руками танцовщиц.

Алиса видела только изгибы женских тел: их то и дело выхватывали из мрака блёклые ореолы света – скат плеча, мягкий изгиб талии, округлое бедро – всё это было бронзовым, бархатистым, отдавало глянцево-масляным блеском и обрамлялось всполохами легчайших тканей, мерцанием блестящих золотом украшений и яркими искрами в гранях драгоценных камней.

В воздухе разлился аромат розового масла, мускуса и пряностей, от которых едва ощутимо зачесался нос.

Когда в мелодию вступили бубны, луч прожектора выхватил из кромешной тьмы пышную женскую фигуру в самом центре. Расшитый сверкающими камнями лиф открывал смуглый и подрагивающий живот танцовщицы, больше всего походившей на зачарованную мелодией змею: та выгибалась в такт завывающим переливам музыки, и казалось отнюдь неясным, кто и кого вводит в транс; а монистовый пояс на её бедрах подрагивал в ритм бубнам, бликуя отражениями огней, пойманными в отполированную поверхность монет, и полностью овладевая вниманием публики. Женщина одновременно стояла на месте, будто фарфоровая статуя, и гуттаперчево извивалась в волнообразных движениях.

Вспыхнуло несколько лучей поменьше, выхватывая из полумрака девушек в тёмных вуалях, закрывающих нижнюю половину лиц. Их было не больше десятка-полутора, и каждая, увлекая за собой круг неяркого света, устремилась к зрителям, смешиваясь с расступающимися в стороны людьми.

Танцовщица в красном завертелась волчком, и вдруг летящая шифоновая юбка спала с крутых бёдер, вихрем заструившись в её руках. Вдоль подтянутых смуглых ног, выполнявших сложные па, остались колыхаться лишь прозрачные бежевые ленты. Сама она вслед за остальными девушками, не прекращая кружиться в такт музыке, плавно вклинилась в хранившую молчание толпу, и два алых платка, служившие ещё недавно юбкой, стали нежно обласкивать гостей, скользя по их плечам и лицам.

Наконец, танцовщица, не прекращая своих гибких движений, приблизилась и к Алисе. В нос снова ударил удушливый аромат розы, масло которой, видимо, было втёрто в идеально гладкую кожу женщины. Та, распространяя вокруг приторно-цветочное амбре, набросила платок Алисе на шею, как делала это и с другими гостями в зале; но при том пронзительно-тёмными глазами, особенно ярко выделявшимися над плотной вуалью, встретилась с Алисиным заворожённым взглядом, устанавливая слишком уж долгий зрительный контакт: по коже забегали стайки мурашек.

Алиса оказалась облитой ярким светом прожектора, неотрывно следовавшим за танцовщицей и падавшим теперь им обеим на плечи, словно невесомый шёлковый полог. Длинные тонкие пальцы запутались в Алисиных кудрях, и на миг показалось, что люди вокруг исчезли, растворившись во мраке, а танцовщица хитро и многозначительно прищурилась – так, будто под вуалью губы её расцветают в улыбке истинно восточного коварства.

Так же внезапно та, наконец, отлынула и скользнула дальше прочь, уводя за собой луч света, а пахнущий розовым маслом платок, завязанный некрепким узлом, так и остался покрывать Алисины плечи.

Она от растерянности вцепилась в тонкие края шифоновой ткани, наощупь подушечками пальцев стремясь осознать, была ли эта волоокая танцовщица реальностью, а не навеянной ароматами восточных пряностей иллюзией.

– Сегодня ваш вечер… – рядом точно из воздуха возник Давид, чей силуэт Алиса с трудом видела во тьме после ослепляющего луча прожектора.

– Что вы имеете в виду? – сипло выдохнула она. Под маской становилось трудно дышать: кислород был горяч и похож на накалённую докрасна лаву.

– О, милая… Это долгий рассказ, – Давид почти шептал. – Вы знаете историю этого дома?..

– Нет, – мотнула она подбородком, следя за столбом света, в котором купалась, внося хаос в оторопело замершую толпу, танцовщица. Казалось, это лился прямо из высшей точки круглого купола свет луны, и едва над Москвой через несколько часов взойдёт безжалостное солнце – полуночный мираж растворится в сиянии наступающего дня.

– Это очень старый дворец, который был построен больше трёхсот лет назад и принадлежал одной весьма знатной семье. Однако имение всегда пользовалось дурной славой: довольно скоро после его постройки все члены семьи, которой оно принадлежало, скоропостижно скончались.

– Все?..

– До единого, – как-то безучастно подтвердил Давид. – Чума. В те годы чума уносила множество жизней. Правда, современники поговаривали, что совсем не болезнь стала причиной конца знатного дворянского рода. В Москве того времени об этом месте ходили пугающие легенды: дворец якобы возвели на костях языческого капища, и потому его владельцев быстро постигла кара богов. Из-за этих слухов имение долго стояло в запустении, но потом вновь ожило: нашёлся один бесстрашный князь, не веривший в городские сказки. Правда, и ему не пришлось долго наслаждаться здешними красотами.

– Почему?

– Он умер прямо в этом зале. На глазах десятков гостей.

– Тоже от чумы?

– Нет, – возразил Давид. – Причиной его смерти послужила болезнь куда более безнадёжная, чем чума. Любовь. Она порой совсем не оставляет шансов на выздоровление.

– Ваш князь умер от любви? – Алиса не сдержала невежливой насмешки и тут же поспешила исправиться: – Простите.

Давид на её бестактность, казалось, внимания не обратил.

– Он умер от её недостатка. Я бы сказал так.

– Печально. Правда, звучит действительно… как легенда.

– О, легенды – всего лишь таинственная маска на лице истины, моя милая. Они искажают восприятие, но не меняют сути, – пространно отдметил Давид, которому, очевидно, донельзя нравились все эти мистификации. Он обвёл широким жестом зал: – Вы знаете, что этот бал, этот маскарад – традиция, которую и придумал князь. Для того он и приобрёл этот дворец: он пустовал весь год, но на одну-единственную ночь в начале лета оживал и превращался в место, куда стекались все представители высших слоёв общества.

– Ему негде было закатывать вечеринки? – снова съехидничала Алиса.

– Отчего же. Князь был богат, и богат сказочно. Но эти богатства и стали его проклятием: он полюбил женщину, с которой никогда не смог бы быть вместе – их отношения считались чудовищным мезальянсом, а сделать её своей любовницей он не мог из соображений благородства – это бросило бы на её репутацию огромную тень, а он не смел так с нею обойтись. Уехав от своей несчастной любви за границу, князь однажды попал в Венецию в самый разгар тамошнего карнавала. И тогда ему пришла в голову одна любопытная затея…

– Устроить карнавал в России?

– Его впечатлила возможность надеть маску и хотя бы ненадолго стать безликим человеком, не стеснённым никакими условностями. И тогда он решил устраивать маскарад раз в год у себя, – отозвался Давид. – Приглашения вместе с масками и плащами рассылались всем представителям высшей знати. В сопроводительном письме объяснялось, что гости сохранят полную анонимность – даже прибывали они на место не на собственных каретах, а на присланных князем самых обычных непримечательных экипажах, которыми полнились улицы города.

Алиса усмехнулась.

– Мы тоже приехали не на своей машине.

Давид кивнул.

– И получили маски вместе с приглашением.

– И зачем же он всё это придумал? Ваш князь.

– Он знал, что женщина, которую любил, не удержится от посещения подобного мероприятия, – его голос звучал тихо, а выступление танцовщицы, между тем, всё продолжалось; Алиса не отрывала от неё глаз, слушая странный рассказ. – Когда они встретились, она была одной из самых известных в свете дам. Ни одно мероприятие не обходилось без её присутствия. Но вскоре после их знакомства она лишилась возможности так часто выходить в свет. Её выдали замуж, а муж был человеком слишком серьёзным, и его жена не имела права предаваться веселью с тем же безрассудством, что и раньше. Но граф понимал: если никто не сможет её узнать, то гнева влиятельного мужа удастся избежать. И она обязательно найдёт способ сюда прийти.

– И что же, она приходила?

– Всегда, – подтвердил он.

– И что было дальше?

– А дальше… – загадочно протянул он. – Дальше они могли быть вместе ровно одну ночь в году.

– Вместе? – переспросила Алиса. – Он находил её здесь и…

Давид отрицательно помотал головой.

– Её находил не он, – Давид подтолкнул Алису ближе к углу, где стоял стол с пирамидой из бокалов с шампанским. – Её находила одна из танцовщиц, выступление которой открывало бал. Знаете, в те времена подобные танцы считались чем-то вопиющим, но вместе с тем волновало умы и придавало атмосфере таинственности.

– Как же эта танцовщица её находила?

– Маска, – пожал Давид плечом. – Он всегда сам заказывал для неё самую красивую и дорогую маску. И танцовщица знала, в какой маске искомая особа. Она танцевала среди гостей, а затем оставляла на одной из дам свой красный платок.

– Но ведь тогда он и сам мог узнать эту её маску. Зачем же усложнять?

– Думаю, князь был ужасно романтичен. К тому же, пока все наслаждались выступлением, другой гость не мог отвлечь его даму. Ещё один платок, такой же, как и первый, танцовщица во время выступления оставляла одному из мужчин. Это значило, что первый танец они должны танцевать вместе.

– Дайте угадаю: второй платок всегда оказывался у него?

– Верно.

– Какая ерунда, – усмехнулась Алиса. – Что же ему мешало просто… не знаю, быть с ней?

– Предрассудки, – пожал он плечом. – Жениться на ней он не мог, чтобы не опозорить ни свой род, ни её имя.

– А тот, другой, значит, мог?

– Значит, мог.

– А она? Она его любила? Вашего князя?

Давид немного помолчал, пригубив шампанского.

– Она всегда приходила, – неопределённо ответил он, наконец.

– Вы сказали, что он умер…

– Сначала умерла она.

– Даже так?

– Да. Она умерла в родах. Говорят, ребёнок был его.

– В те времена не было генетических экспертиз, – фыркнула Алиса. – Откуда же такие сведения?

– Это случилось зимой, спустя девять месяцев после одного из балов. Вскоре после её смерти он устроил очередной маскарад. Но когда гости собрались, то обнаружили его бездыханное тело прямо здесь… – Давид указал рукой обитый бархатом диван с витыми ножками, который стоял, подпирая украшенную лепниной и позолоченным канделябром стену, подле круглого столика с угощениями и напитками. – Умер, потому что не мог жить без любви.

Алиса отшатнулась. Ей крайне сложно верилось в то, что от любви вообще может произойти нечто настолько неотвратимое и всеобъемлющее, как смерть; нет, представить, что умереть можно лишь от какой-то привязанности к человеку было решительно невозможно.

Алиса подумала о Ване – могла бы она умереть, если бы он исчез из её жизни? Могла бы она продолжать жить, не находя себе места, если бы вдруг его потеряла?

Ответ был ясен, как и ясна была сапфировая ночная тьма за окнами: такая патетика чувств Алисе была совершенно несвойственна. Ей ничего не стоило бы забыть человека, которого она любила.

Или думала, что любила? Вдруг то, что с загадочным и важным видом описывал Давид, и было любовью; а то, о чём думала Алиса, было… Не было ничем.

– Он знал, что не дождётся её. Да, этот дом всегда был окутан дурной славой… Его хозяева погибали, как будто бы на них распространялось старое проклятье, – вернул Алису из размышлений монотонный звук его голос.

– Тогда сюда не вписывается её смерть, – пожала плечом Алиса. – Она ведь не была хозяйкой.

– Это с какой стороны посмотреть… – туманно протянул Давид и кивнул в сторону. – Видите вон ту лестницу?

Алиса проследила за его взглядом и кивнула.

– Она ведёт в хозяйские покои – самая большая и роскошная комната во дворце находится там. Сеньор и сеньора вечера – то есть те, кого танцовщица наградила своим платком – всегда уединялись там.

На миг у Алисы спёрло дыхание, и она, едва не подавившись шампанским, откашлялась.

– Так что та женщина в каком-то смысле и была хозяйкой в этом доме.

– Какой кошмар… – выдохнула Алиса.

– Некоторые находят эту историю романтичной. Знаете, что говорили об этом месте люди?

– Что?

– Что те, кто найдут здесь любовь, непременно встретятся со смертью.

– И что же, потом никто больше не устраивал эти маскарады?

– Он умер, а вместе с ним и эта традиция надолго канула в лету. Думаю, высший свет Москвы был этим фактом весьма опечален. Однако связываться с этим имением с тех пор никто не хотел: все опасались проклятья. Особняк со временем отошёл государству. Здесь никто не жил постоянно: дворец лишь служил перевалочным пунктом при путешествиях монарших особ по стране. Однако поговаривают, что некоторые из них всё равно не решались остаться на ночь в хозяйских покоях. Боялись неминуемой кончины.

– Но мы же сейчас здесь, – склонила Алиса голову к плечу. – В масках… Значит, кто-то всё-таки возродил эту… традицию?

– Вам не откажешь в проницательности, – беззлобно подшутил над ней Давид. – Один человек, интересующийся историей, нашёл эту затею весьма любопытной. И не так давно возродил.

– В деталях?

– Почти…

– И кого же теперь ищет танцовщица?

– Важнее, кого она нашла… – он легко смял в пальцах край платка на плечах Алисы. – Сегодня вы – сеньора. Вам выпала роль хозяйки вечера. И я подозреваю, что ваш скептицизм насчёт старинных легенд позволит вам не опасаться переночевать в покоях хозяев этого дворца. К тому же, кажется, ваш сеньор вас уже заждался…

Алиса взглянула туда, где замер разрезавший тьму луч света: в его ореоле стоял высокий мужчина в маске, как две капли воды похожей на маску Давида; на шее его тем же узлом был повязан алый шифоновый платок, точная копия того, который взволнованно терзала Алиса в своих пальцах.

Глава 11

ГЛАВА 11в которой речь идёт о десертах

Высокий мужчина, с которого не сводила глаз Алиса, стремительным шагом рассёк разделявшее их пространство. Круг света плавно и послушно следовал за ним, и копны казавшихся бронзоватыми волос касался таинственно мерцающий ореол – закатно-коралловый, бликующий, стекающий от макушки к плечам, словно плавленое золото. Он, этот ореол света, очерчивал контур его силуэта в чёрном костюме современно кроя; на миг Алисе почудилось, что к ней приближается не человек, а отлитая из металла статуя.

Он ничего не сказал, лишь взял Алисину ладонь в свою и потянул в центр зала, свободный от людей. Казалось, от происходящего в растерянности была только Алиса; а походивший на бронзовое изваяние мужчина, на чьей шее по-прежнему висел красный шифоновый платок, выбивавшийся из ансамбля строгого костюма и маски, знал, что делает.

Должно быть, он здесь не впервые – так подумалось Алисе, когда его рука опустилась ей на талию.

В следующую секунду заиграла стихнувшая минуту назад музыка: тихая и медленная. Но вдруг слух у Алисы точно отнялся. Пропали все звуки, кроме громкой пульсации крови в ушах, бурлившей от трепета перед неизведанным.

Снова это наваждение. Снова этот запах – запах дерева и виски, запах кожи и сандала, запах… Запах, от которого испуганно сжималось что-то внизу живота.

Он преследовал Алису, этот коктейль ароматов. Впитался тогда, в кабинете, не в одежду – он впитался в кожу, проник так глубоко, что теперь она не могла от него убежать.

Алиса слепо повиновалась чужим движениям, благодаря судьбу за то, что ноги сами собой несли её, вспоминая нехитрые танцевальные шаги: назад-вперёд, из стороны в сторону. Она не смела поднять взгляд на партнёра по танцу и смотрела, покачиваясь в такт его плечу, только на чётко очерченную линию квадратной челюсти: маска в пол-лица не скрывала изгиба губ и волевого подбородка.

Она осторожно принюхалась: нет, аромат виски ей не чудился, он на самом деле едко пощипывал нос. Только подавали на этом торжестве, как успела заметить Алиса, одно лишь благородное шампанское, других алкогольных напитков она не видела.

Её рука покоилась на крепком мужском плече. Алиса посмотрела на свои ногти, покрытые алым лаком, как будто вид их мог вернуть ей ощущение реальности происходящего. Эти ногти ей помогала красить Кара несколько часов назад. Кара… Где Кара?

Алиса мазнула цепким взглядом вокруг. Но тьма, особенно плотно сгустившаяся вокруг небольшого столба света, освещающего Алису и незнакомца, казалась непроницаемой для человеческого взгляда.

Запах не пропадал. Становился лишь концентрированней.

И тогда Алиса посмела взглянуть выше подбородка, до которого едва доставала лбом. Момент подвернулся донельзя подходящий: незнакомец, оттолкнув от себя и легко крутанув Алису под локтем, вдруг дёрнул её обратно на себя, так плотно прижав, что весь воздух вылетел из лёгких в одном резком выдохе.

Разрезы глаз маски были слишком узкими – рассмотреть удавалось лишь цвет радужек. Да и это выходило так себе: из-за света, падающего сверху под прямым углом, свод линии бровей отбрасывал вниз резкую тень, и всё, что Алиса могла понять – что глаза были светлыми, и что в них искрами плясали отражения огней, и что в этих глазах совсем легко было, не сумев оторвать зачарованного взгляда, потеряться и безнадёжно утонуть.

А ещё – что ощущение это было ей чертовски знакомо.

Звуки музыки и ожившей толпы вокруг по-прежнему доносились до её ушей словно сквозь плотный слой ваты. И поэтому Алиса не сразу поняла, что незнакомец прервал их молчание – она лишь бестолково опустила взгляд к его шевелящимся губам.

– …вы меня слышите? – наконец, разобрала Алиса.

Она слишком медленно кивнула и задержала дыхание.

– Я уж подумал, что вы глу… – он осёкся, очевидно, решив, что прозвучит слишком бестактно, и поправился: – Что вы не слышите меня.

Алиса отрицательно мотнула головой, вперившись глазами в его шею и не моргая.

– Вы всегда так многословны? – иронично поддел он, и Алиса, тяжело сглотнув, ощутила, как мелкими мурашками по коже пробежала дрожь.

Голос она узнала. Ещё с первых слов – просто верить не хотелось; однако продолжать игнорировать реальность и дальше становилось невозможно.

Пауза, отмеряемая участившимся ритмом сердца, затянулась. Но Алиса и не спешила её прерывать, сообразив, что так для неё будет лучше: если она узнала Шемелина по голосу, то и её инкогнито могло быть раскрыто тем же путём. Пока маска надёжно скрывала и лицо, и личность, и даже то, что незнакомец на самом деле никакой не незнакомец и очень хорошо Алисе знаком, сама она была надёжно спрятана под спасительным шлейфом загадочности.

– Не скрою, мне это всё кажется нелепым, – продолжил вполголоса говорить Шемелин, и его дыхание защекотало Алисе мочку уха. – Танцы, маски… Эти свечи. Вам такие декорации нравятся?

Алиса неопределённо повела плечом, а спустя миг ощутила, как его пальцы, скользнув по коже, бесцеремонно спустили вниз лямку её платья. Она уставилась на него в ошеломлении, поймав упавшую атласную тесёмку; но его рука уже развязно сжала лиф корсета, теснившего грудь.

– Брось… – шепнул он, недовольный тем, что Алиса отвела его ладонь от своего тела. – Посмотри, все уже начали…

Смысла сказанного она сперва не поняла, но завороженно проследила за его масленым взглядом, окинувшим пропитавшееся жаром и ароматом розового масла пространство вокруг.

Мрак за пределами столба яркого света, никак не хотевшего их оставлять, перестал быть пуст и необитаем. Всё заполнилось людьми; но другие гости, уже обступившие их со всех сторон, скорее слабо пошатывались, точно пламя свечей на лёгком ветру, чем танцевали в такт деликатной мелодии. Разделившиеся по парам, они приникали и льнули друг к другу так бысстыдно и так неприлично, что на секунду Алиса и впрямь лишилась дара речи; и если ей стало не по себе от одной только спавшей на плечо лямки, то несколько других женщин – и, конечно, их спутников-мужчин – совершенно не смущала бесстыдная нагота груди, оголившейся под спущенными вниз корсажами платьев.

– Ты здесь одна? – Шемелин, воспользовавшись Алисиным замешательством, развернул её к себе спиной и крепко сжал пальцами талию.

Видимо, теперь и Алисино собственное платье под движениями уверенных рук Шемелина должно было скользнуть вниз и остаться лежать смятым облачком возле ног на деревянном паркете. Потому, испуганно озираясь по сторонам, Алиса и сама с той же силой вцепилась ногтями в атласную ткань, которая уже готова была сдаться под натиском мужских пальцев.

Из-за оков его цепких объятий не удавалось спрятаться во мраке от чужих липких взглядов: Алиса даже попыталась сделать несколько шагов в сторону, чтобы переступить чёткую границу света и нырнуть, наконец, в благословенную тьму, но Шемелин не пустил, прижал к себе теснее.

– Все смотрят на тебя, – хрипло произнёс он. – Разве ты не за этим сюда пришла?

Она мелко затрясла подбородком из стороны в сторону, но получилось совсем неубедительно: помешал вырвавшийся изо рта судорожный и громкий выдох, когда кончик его носа прочертил дорожку от покрытого мурашками плеча к основанию шеи.

Несмотря на то, что попытки стянуть платье он всё-таки благоразумно – если было в этой ситуации хоть что-нибудь благоразумное – оставил, Алиса, стоя в луче безжалостно яркого света, уже чувствовала себя полностью обнажённой: Шемелин был абсолютно прав – всё внимание присутствующих устремилось лишь к ним двоим. Она встретилась с подёрнутым глянцевитой поволокой взглядом женщины в каких-нибудь паре метров впереди: та стояла, лаская руками собственную голую грудь, и, похотливо прищурившись, поедала Алису глазами, пока с обеих сторон к шее незнакомки самозабвенно припадалили двое мужчин в чёрных, как у Шемелина, масках.

– Не хочешь разговаривать? – не оставлял попыток добиться от Алисы ответа Шемелин.

Она, помотав головой, чтобы прогнать окутавший мысли морок, резко повернулась к нему лицом: так происходящее вокруг по крайней мере не путало рассудок.

– Вообще? Или только сегодня и только со мной?

Она твёрдо встретила его горевший неподдельным интересом взгляд. Пускай понимает, как хочет. Вдруг в этой озадаченности Шемелина Алиса почувствовала себя не ведомой, а ведущей: это она знала, с кем имеет дело, а он наверняка даже представить не мог, кого так непристойно обнимает на глазах десятков гостей. Это не она обнажена, а он – он лишён всякой анонимности. Казалось, что раз в тайну его личности посвящена Алиса, то в курсе и все окружающие, а это, в свою очередь, странным образом придало ей уверенности.

– Забираю свои слова назад, – наконец, произнёс он тихо. – Мне становится интересно. И даже нравятся эти… – Шемелин обвёл глазами маску на лице Алисы, – …декорации. Позволь хотя бы узнать твоё имя…

Алиса. вздёрнув подбородок, холодно посмотрела на него так, будто возвышалась над всеми в этом зале на добрых полголовы. Конечно, ему не стоит рассчитывать на такую безрассудную роскошь – её имя.

Ему вообще ни на что сегодня не стоит рассчитывать – вот что она решила в этот самый момент, кожей ощущая липнущие к себе взгляды.

– И голоса я тоже не услышу?

Всё тот же снисходительный взгляд послужил ему безмолвным ответом.

– Даже так? Я воспринимаю это как вызов. А если я скажу, что буду знать о тебе всё, – с нажимом выдохнул он последнее слово, – уже к утру?

Алиса насмешливо вскинула брови, забыв, что он не сможет этого увидеть. К утру? За стёклами овальных окошек, опоясывающих своды круглого купола, виднелось непроглядно чёрное небо: до утра было ещё очень далеко.

Она сильно сомневалась, что задержится здесь так надолго – или что он заставит её задержаться, как бы ни был решителен его настрой; однако на миг в груди вспыхнула искра азарта от того, как самоуверенно заблестели теперь глаза Шемелина.

– По крайней мере, я точно услышу твой голос, малышка… – обдал он её висок хрипловатым шёпотом, снова сократив расстояние между ними – и снова кожу защекотали предательские мурашки.

Надолго здесь задерживаться точно не стоит. И не потому, что происходящее вызывало в Алисе весьма смешанные чувства, а потому, что вдруг ясно поняла: не сможет доверять самой себе на все сто процентов.

Дело оставалось за малым: не упустить момент, когда до точки невозврата останется последний шаг. Когда всё нужно прекратить.

Алиса, вновь тесно прижатая к его телу, вдохнула лишающий рассудка лёгкий запах табака и парфюма возле его шеи.

Вдалеке мелькнул знакомый силуэт. Алиса, проследив глазами за Кариной макушкой, маячившей возле парадных дверей, сама настойчиво потянула Шемелина в сторону выхода, чтобы наконец-то выпорхнуть из взявшего их в окружение светового круга.

– Кого-то ищешь? – не укрылось это от его внимания. – Ты здесь не одна. С мужчиной?

Она мазнула по Шемелину беглым взором, отметив его заинтересованный прищур, и торопливо отвернулась. Но он тут же поймал её подбородок пальцами и заставил вновь посмотреть себе в лицо.

– Ну уж нет, – уголок его губ нахально вздёрнулся. – Ты же знаешь правила? Сегодня ты моя.

Это его самодовольное утверждение захотелось яро оспорить, и Алиса уже было распахнула рот, чтобы ввернуть ядовитую реплику, но вовремя себя одёрнула. Однако этот неосторожный жест подлил масла в огонь интереса Шемелина: его решимость разговорить Алису стала ещё пыльче, судя по коварному оскалу, расплывшемуся на влажных губах.

– Нам туда… – не преминул он потянуть Алису к лестнице, на которую ещё недавно указывал Давид.

Но она, наконец, всё-таки выпутала свою ладонь из рук Шемелина и упрямо мотнула головой.

– Ладно, – уступил он, по-прежнему не пряча хищного оскала, – я не против продлить прелюдию. Так кого ты ищешь? Ах, да, не ответишь… Поищем вместе? Заодно спрошу, как тебя зовут… Или так будет не честно?

Кара, тоже заметившая Алису, тем временем уже спешила к ней. Только Алиса и сама не до конца понимала, нужно ли ей сейчас общество Милославской: та ведь тоже непременно узнает Шемелина – а чего хуже, он узнает её, и тогда…

Алиса, воспользовавшись тем, что Шемелин принялся вращать головой по сторонам и отвлёкся от созерцания её скрытого маской лица, прижала к губам указательный палец, воззрившись на плывущую к ним Милославскую в немом крике о помощи.

Кара, мгновенно сориентировавшись и хитро стрельнув взглядом на спутника подле Алисы, схватила с подноса два фужера с шампанским. Подлетев ближе, она втиснулась между Алисой и растерявшимся на секунду Шемелиным, сунув напиток в ту его руку, что не сжимала сейчас Алисину вспотевшую от напряжения ладонь.

Всё это Кара проделала с такой широкой и обворожительной улыбкой, осветившей тонущий в полутьме зал, что Шемелин попросту не мог не позабыть обо всём на свете, глядя на Милославскую, сияющую почище драгоценных украшений на шеях гостей. А та, не упустив ни секунды его замешательства, без лишних предисловий припала к мужским губам в страстном поцелуе, словно безвольная марионетка повиснув на его шее; пальцы, крепко вцепившиеся в Алисину кисть, ослабли – Шемелин вынужден был придержать Кару за талию, точно боялся, что она рухнет вместе с ним на деревянный паркет.

Не теряя ни единого драгоценного мгновения короткой заминки, Алиса юрко шмыгнула в сторону, по пути срывая с шеи алый платок и сминая его в пальцах.

Сквозь распахнутые высокие двери Алиса выпорхнула из зала, уже едва не срываясь на бег: тщетно пыталась обогнать следующий по пятам собственный стыд. Напрасно она поверила мимолётом, что способна быть ведущей в этой игре, исполняя роль таинственной незнакомки – выдержки справиться с напором Шемелина ей катастрофически не хватало. Ещё чуть-чуть, и он бы без труда смог узнать, кто она такая, и тогда…

Размышлять о том, что, собственно, “тогда”, времени не было. Очевидно, ничего хорошего.

Куда и зачем сбегала, она и сама представляла весьма неясно: хотелось сделать хотя бы глоток чистого от розового аромата воздуха; но, перешагнув порог просторного помещения под круглыми сводами купола и оказавшись в его преддверии, Алиса на миг пожалела о своём решении.

Людей тут было меньше, но вели они себя куда раскованней; и если происходящее в зале можно было хоть и с натяжкой, но всё-таки назвать прелюдией, то здесь, на диванчиках среди рядов белоснежных колонн, происходило, кажется, уже основное действо. Ей оставалось только спешно отводить глаза, ощущая накатывающие волны жара у щёк, когда её взгляд ненароком падал то на обнажённую женскую спину, плавно поднимающуюся и опускающуюся в ритмичных движениях, то на упруго подпрыгивающие им в такт груди, то на призывно раздвинутые под задранными юбками ноги, промеж которых почему-то мелькали короткостриженные мужские затылки. Только куда бы Алиса ни смотрела – везде её преследовали эти откровенные в своём бесстыдстве образы.

Пахло потом – кисловато и мускусно; а источников света тут было ещё меньше – двигаться приходилось почти вслепую: казалось, капельки пота и драгоценности – то единственное, что кое-где прикрывало беззастенчивую наготу тел – сияли ярче крохотных огоньков над плачущими восковыми столбиками свечей в позолоченных канделябрах.

Из-за длинных рядов колонн пространство казалось тесным и камерным, но между тем места тут было не меньше, чем в парадном зале. По крайней мере, как-то же уместились здесь десятки этих раздетых людей, предусмотрительно не срывавших, тем не менее, своих масок…

Двигаться приходилось не по прямой, а зигзагами – огибая предающиеся порочным ласкам парочки. Алиса невольно замедлила шаг. И если поначалу она смела глядеть лишь себе под ноги, то теперь, забывшись, бездумно бродила глазами по изгибам чужих тел. Её касались чьи-то руки, пытавшиеся поймать и утянуть за собой; гладили и обласкивали откровенные взгляды, вызывавшие щекочущее чувство внизу живота; и терпко пахнущая похоть, которой насквозь пропитался кислород, заставила Алису вспоминать привкус виски и табака на языке.

Она обернулась, глянув из-за плеча назад и поймав себя на фривольном желании вернуться обратно. Интересно, станет ли Шемелин её искать?..

Или ему хватит Милославской?

При воспоминании о плотоядно впившейся в его губы Каре внутри шевельнулось неприятное чувство, какого прежде Алисе никогда не доводилось испытывать. Ей совершенно не хотелось, чтобы он целовал Милославскую также, как однажды целовал её; не хотелось, чтобы она ощущала впитавшийся в кожу аромат виски, дерева и табака. Это она, Алиса, должна быть на её месте.

Она должна пахнуть им.

Опомнившись, Алиса обнаружила, как по её талии скользят чужие руки – совсем не те, о чьих касаниях она секунду назад мечтала.

Да что же она делает, о чём думает?

Скинув с себя цепкие пальцы, она, не оглядываясь, прибавила шагу и выскочила на улицу.

– Уже уходите? – окликнул её мужской голос уже на ступенях крыльца.

Оборачиваться не хотелось, но голос был знаком – потому она всё-таки бросила короткий взгляд назад.

– Я не… – тонким от нервозности голосом отозвалась она. – Знаете, я, кажется, зря пришла. Мне нехорошо. И пора уходить, у меня ещё… У меня дела. К тому же, меня ждут… Вот. Было очень интересно, тут красиво и всё такое… – зачастила она, глядя, как к ней спускается Давид, и зашагала быстрее, точно пыталась не дать ему себя нагнать.

– Но вы не можете так просто уйти…

– Конечно же, могу, – развела руки в стороны она и, уже ступив на каменную дорожку, повернулась к нему лицом и попятилась. – Вот, глядите, я ухожу.

Алиса совсем не ожидала, что Давид, тучный и невысокий, сумеет приблизиться к ней с такой стремительной скоростью: она и глазом не успела моргнуть, а тот уже мягко, но настойчиво взялся за её локоть.

– Чего вы испугались? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Ничего я не пугалась, – вздёрнула Алиса подбородок.

– Вы бежали так, словно за вами гонятся. Кто-то из гостей проявил грубость по отношению к вам?

– Нет, я… Всё в порядке. Просто мне нужно домой. Я устала. Весь день на ногах, а вчерашняя ночь… В общем, сутки выдались не из лёгких.

Она не лукавила: усталость давала о себе знать ватной тяжестью в ногах. Наверное, потому в голову и лезли совсем неприемлемые мысли: усталость, всему виной усталость. Давид едва слышно усмехнулся.

– Вы можете отдохнуть здесь, – бесхитростно предложил он. – Помните? Хозяйка вечера может удалиться в свои покои. Переведите дух там. Видите вот эти огромные окна?

Он указал ладонью на три окна высотой метров в пять над козырьком крыльца, недалеко от которого они остановились.

– Оттуда открывается потрясающий вид на сад, – объяснил он. – И парк. Здесь замечательный парк. Вам принесут ужин – вам точно стоит попробовать блюда одного из самых искусных поваров страны. А любое ваше пожелание будет тотчас же исполнено… Останьтесь.

– Да не нужны мне ни ваш парк, ни ужин, – ощетинилась она, сделав шаг назад, но рука Давида на предплечье не позволила Алисе двинуться дальше.

– От чего вы бежите?

– Я не бегу.

– От себя? Тогда это заведомо провальная идея.

– Послушайте, я не понимаю, чего вы от меня хотите… Вы что, собираетесь удерживать меня здесь силой?

– О, нет, – деликатно возразил он. – Я всего лишь хочу, чтобы всем моим гостям вечер пришёлся по душе. Вас, кажется, что-то расстроило. Я просто не могу отпустить свою гостью на такой… печальной ноте.

– Вашим гостям? – эхом повторила Алиса. – Так это вы… Ваша затея? Вы это всё устраиваете?

– Я, – просто согласился он, сделал шаг вперёд и повернулся лицом к фасаду особняка. – Знаете, это место очаровывает. Посмотрите… Здесь как будто остановилось время.

– Это вам кажется. Просто сюда не провели электричество. Включите пару ламп, и иллюзия растворится.

– А вам хотелось бы, чтобы она растворилась?

Алиса непонимающе взглянула на него.

– Никогда не мечтали стать той, кем не являетесь?

Она вдруг тихо рассмеялась, закинув голову к небу.

– Я только это всю жизнь и делала, – наконец, ответила Алиса. – Была той, кем не являюсь.

– Вот как, – протянул он таким тоном, будто что-то вдруг про Алису понял. – И как вам такая жизнь?

– Честно говоря, не очень, – ответила Алиса сдержанно.

– Поэтому вы и убегаете?

– Почему – поэтому?

– Потому что боитесь запутаться в своих масках. С вас сорвали одну из них, и вы сами не знаете, кто под ней прятался. Не хотите разобраться?

– В чём?

– В том, кем вы можете быть, – пространно ответил Давид. – Кем быть хотите.

Алиса недоверчиво ухмыльнулась.

– Вы придаёте слишком много значения всем этим… – она запнулась, нащупывая нужное слово, и на ум пришла меткая характеристика Шемелина: – Декорациям. Костюмам. А по факту это просто… просто сборище. Сборище обычных людей.

– Но все мы и есть просто люди. Не имена и фамилии, не чины и звания, а просто – люди. И я дарю всем моим гостям это право: одну ночь в году быть обычными людьми.

Он пошарил в кармане и вынул на свет связку из двух небольших ключей на увесистом кольце из металла, протянул Алисе и миролюбиво улыбнулся.

– Отправляйтесь наверх, вас проводят и выслушают все ваши пожелания. Позвольте себе забыть обо всём, что находится за пределами этих стен.

Давид поманил жестом руки одного из маячивших невдалеке швейцаров.

– Но ведь туда придёт и… – она прочистила горло, не договорив.

– А вы этого не хотите?

– Вы знаете, кто это?

– Знаю, – прохладно улыбнулся Давид. – Но если вы хотите узнать у меня имя, я не стану его вам называть.

– А если… – прикусила Алиса губу в нерешительности, – а если он спросит у вас моё?

– Мой ответ будет таким же, – уверил её он.

Алиса подняла глаза к окнам над крыльцом, в которых горел свет.

– Вы ведь пригласили сюда не меня, – вдруг сказала она, припомнив их встречу возле клуба накануне. – Вы приглашали Кару.

– Вы, кажется, весьма проницательная особа.

– Раз вы устроили этот приём, как тот ваш князь или кем он там был… То это, – она тряхнула смятым в пальцах шифоновым платком, – должно было оказаться у неё. Разве нет?

– По-моему, он откровенно жульничал, – ответил Давид, хитро улыбнувшись. – И лишал себя этим удовольствия наблюдать таинство встречи двух судеб.

– Так вам нравится наблюдать? Кажется, для этого есть специальное название…

– Мне нравится магия этого места. И, прошу вас, не бойтесь проклятий. Могу вас уверить: все, кто проводил там ночь, – он красноречиво скосил глаза кверху, – до сих пор живы, здоровы и даже… – Алиса видела, как он чуть хищно ухмыльнулся, – не отказали себе в удовольствии снова посетить это, как вы выразились, сборище.

– По-моему, это всё больше напоминает слёт каких-то извращенцев, которым нравится наряжаться в платья и спать с незнакомыми людьми.

Давид чуть склонил голову к плечу.

– Вот вы и позволяете себе быть собой, – кратко резюмировал он. – Говорите, что думаете. И не прячетесь за лживыми отговорками.

Алиса, усмехнувшись, промолчала.

– Идите… – он сунул ей в ладонь холодный металлический ключ. – А если вы хотите избежать встречи с остальными гостями, вас проведут через флигель.

– Я хотела бы… – Алиса сглотнула навязший в горле ком, не веря тому, что вот-вот согласится на его предложение. – …поговорить с Карой… с Кариной Валерьевной.

– Ей передадут, – кивнул Давид.

Алиса несмело шагнула за швейцаром, направившимся к одной из простых деревянных дверей продолговатого здания одноэтажного флигеля по левую сторону от них, стены которого надёжно ограждали внутренний двор.

– Вы чего-нибудь желаете? – почтительно опустив голову, спросил он, когда впустил Алису внутрь просторного помещения с высокими потолками.

Она прошла под тяжёлой портьерой, скрывавшей небольшой дверной проём, куда и вёл длинный коридор флигеля, а затем молча осмотрелась.

Стены здесь, обитые багровыми шелками, были сплошь увешаны полотнами в позолоченных багетах, и с них на Алису где с чинной напыщенностью, где с озорством, где с романтической меланхолией во взгляде смотрели одетые по моде прошлых веков женщины, чьи глаза и лица помутнели, сделавшись под толщей не замедляющего бег времени пергаментно-серыми.

Её внимание привлёк один – самый большой (высота его была, наверное, немногим меньше Алисиного роста) и самый искусно написанный – портрет: женщина с печально-синими глазами взирала на главные покои особняка с мрачным предчувствием беды.

Алиса провела пальцами по резной раме, а затем коснулась фарфорово-белых запястий, кротко сведённых вместе возле утянутой корсетом талии. Хотела будто ощутить тепло кожи, но вовремя опомнилась. С неловкой улыбкой тряхнула подбородком и ступила назад: героиня на холсте казалась по-настоящему живой. И только недвижимый взгляд напоминал, что это всего лишь бездушный двойник из масла и лака на холсте, намного переживший ту, с кого портрет когда-то писался.

– Это она? – спросила у швейцара, не отводя глаз от полотна.

– Да, сеньора, – донеслось сзади.

Алиса присмотрелась и к портретам поменьше, вблизи теперь поняв, что на каждом из всех них была изображена она же – эта грустная темноволосая женщина с лицом, белым от страха перед надвигающейся трагедией.

– Честно говоря, я бы что-нибудь съела… – прогнав дурные мысли, обернулась она к швейцару.

– Ужин подавать на двоих?

– На двоих? – переспросила она и тихо выдохнула, набираясь решимости. – Да, пожалуй. На двоих.

Очевидно, этим простым вопросом швейцар хотел уточнить, желает ли Алиса, чтобы сюда явился Шемелин. Сомневалась она недолго: поужинать с ним она, пожалуй, вполне могла, раз уж до сих пор не убралась из этого странного места.

– Спальня там, сеньора, – по-своему истолковав её ответ, указал швейцар рукой в белой перчатке на высокую дверь из дорогого по виду дерева в стене напротив портрета, который Алиса секунду назад рассматривала.

– Там только одна постель?

– Одна, сеньора. Спальня отперта, но ключи у вас. Тот, что больше – от дверей флигеля. Вторым можно запереть спальню снаружи и изнутри, если вам будет угодно.

– Что ж, понятно, – дёрнула Алиса уголками губ в понимающей улыбке. – А если я захочу уйти?

– Тогда вам немедленно подадут машину. Я буду здесь на случай, если вам понадобится что-нибудь ещё, – приоткрыв те створки, что служили, очевидно, главным входом в покои, проинструктировал её швейцар и скрылся из виду.

Алиса прошагала к большому овальному столу и обессиленно упала на обитый мягким велюром стул с витыми ножками и высокой деревянной спинкой. Вид из окон и впрямь открывался завораживающий: тот самый парк ночью был окутан непроглядной тьмой, но вдоль дорожек трепетали огоньки.

Давид был прав: время здесь остановилось. И эта женщина, что неподвижно смотрела на принадлежавшие ей по праву покои, навеки осталась хозяйкой этого места.

– Красиво, – присвистнула Кара, и Алиса вздрогнула от её неожиданного появления.

Та плавной походкой прошлась по помещению и с важным видом уселась за стол напротив Алисы. Портрет, в который Алиса пристально взглядывалась, потеряв времени счёт, оказался за спиной Милославской – так, что нарисованные глаза вперились в темноволосую макушку Кары.

– Ты знала, что он здесь будет? – спросила Алиса без экивоков.

– Нет.

– Он тебя узнал?

– Конечно, – откинулась она на спинку стула, вздёрнув один уголок губ.

– А меня?

– Не думаю. Но зато страшно разозлился, когда понял, что ты куда-то делась.

Алиса почувствовала внутри прилив странного тепла, и не дающая покоя картинка Кариного поцелуя с Шемелиным растворилась в тумане; но виду она подавать, конечно, не стала.

Главные двери снова распахнулись, и внутрь тенями вплыли официанты с серебряными подносами в руках. Несколько минут у них ушло на то, чтобы расставить на парчовой скатерти угощения в изысканной посуде, и всё это время она молчала. Молчала и Кара, сверля Алису пронзительно-синим взглядом. Взглядом, предвещавшим беду…

…или это в полумраке покоев перед глазами Алисы образ Милославской уже смешивалось с женщиной на портрете?..

Кара тем временем потянулась к блюду с фруктами и небрежно сорвала с ветки виноградинку, отправив её в рот.

– А ты здесь кого-то ждёшь, да? – покосилась она на сервированный для двоих ужин. Официанты удалились так же неслышно, как и пришли. – Не меня ведь…

Алиса прикусила губу. Отвечать не хотелось то ли от стыда, то ли от страха, что Милославская попытается ей помешать. Она бросила на стол алый платок, который мяла в руках, а Кара понятливо ухмыльнулась, решительным жестом скинув маску с лица.

Они были действительно похожи в этой своей классической красоте – Милославская и старинный портрет над её головой.

– Значит, ты всё-таки решила сыграть в эту игру? А я ведь тебя предупреждала…

– Сама ты собственные предупреждения предпочитаешь игнорировать, – парировала Алиса, внимательно глядя Милославской в лицо: тонкие ноздри нервно вздрогнули.

– Ревнуешь? – настороженно склонила та голову вбок. – Всё хуже, чем я думала.

– Мы только поужинаем, и я уйду.

– Отчего же не уйдёшь прямо сейчас, если не хочешь…

– Может, это ты ревнуешь? – спросила Алиса напрямую, не дав Милославской договорить.

– Мне уже всё равно, – безучастно пожала плечами Кара. Верилось в это с трудом: подбородок у неё словно от обиды чуть выпятился вперёд.

– Но было не всё равно?

Та побуравила Алису сосредоточенным взглядом, а затем, подняв перед собой бокал с кроваво-бордовым вином, над чем-то секунду посомневалась, наблюдая за плещущейся жидкостью, и осушила всё одним глотком. Горько на секунду скривилась, но тут же лицо её приобрело благостное выражение.

– Было не всё равно.

– О чём вы говорили в клубе? Я видела вас. Туда ты тоже пришла специально для того, чтобы встретиться с ним?

Кара улыбнулась со зловещим коварством.

– Это уже не имеет никакого значения. Для него, по крайней мере.

– Вы ругались. А потом тебя выгнали вон. Что произошло?

Кара встала, выпрямившись в полный рост, и подошла к окну, замерев спиной к Алисе.

– Знаешь, а ведь я ему этого не прощу, – веско чеканя каждый слог, заявила она после нескольких минут молчания. – Слишком уж много он о себе возомнил. Это ведь я делала за него всю грязную работу, а он… Он не удосужился проявить ко мне хоть каплю уважения. Считает, что я ему не враг. Что не смогу ничего сделать, потому что я его… – Милославская запнулась, и красивые черты исказились в безобразной гримасе. – Нет. Чушь. Мы ещё посмотрим, Алиса, кто кого…

– О чём ты говоришь, Карина? – Алиса и сама поднялась с места, почуяв перемену её настроения. Полумрак комнаты стал плотнее и гуще.

Милославская развернулась к ней лицом.

– Я больше не работаю в компании, – беззаботно пропела она так, будто сообщала прогноз погоды.

– Почему? – опешила Алиса.

– Он меня уволил.

– Когда?..

– На следующий день после того, как ты уехала из офиса с ним, Алиса.

– Но… но за что?.. – Алиса недоговорила.

Милославская сделала несколько плавных шагов ближе и остановилась на расстоянии вытянутой руки. От неё пахло вином и яростью; синие глаза сверкали угрожающим огнём.

– Он вышвырнет тебя так же, как вышвырнул меня. Получит то, что ему нужно, и – адьё. Уезжай отсюда, Алиса. Пока не поздно – уезжай.

Милославская схватила её за руку, но Алиса, опустив взгляд, выдернула свою ладонь из её холодных пальцев. Всё её существо вдруг отчаянно воспротивилось, едва она услышала в Карином голосе набившие оскомину ноты категоричного приказа.

– А знаешь что, – затрясла она головой и тихо засмеялась. – Не хочу я вас всех слушать. И поступать буду так, как решу сама. Если ты просто ревнуешь, то… Это меня не касается.

– Сеньора, – послышалось со стороны двери. – Вы готовы начать ужин?

Они обе обернулись.

– Вы проведёте вечер втроём? – швейцар покосился на Кару.

– Нет, – припечатала Алиса, а Кара только горько усмехнулась. – Он не должен тебя здесь увидеть.

– Мадам может выйти через флигель, – предложил швейцар.

– Предлагаешь мне прятаться, как какой-то… – с досадой закатила Кара глаза.

– Ты обещала, что меня здесь никто не узнает, – стиснула зубы Алиса.

Кара прикрыла на секунду глаза.

– Ладно. Делай, что хочешь. Я поеду домой. А ты можешь приехать, когда… Когда закончишь, – она ядовито усмехнулась. Но в следующую секунду её лицо подобрело и смягчилось: – Знаешь, я ведь всего-то пришла развлечься и узнать, так ли здесь классно, как говорят.

– Ну и как? Ты под впечатлением? – сменила Алиса свой ожесточённый тон.

– Ерунда, – скривилась Кара. – Сборище извращенцев. Правда я совсем ожидала, что тебе придётся здесь по вкусу. В тихом омуте… – иронично протянула она и в небрежном жесте провела подушечками пальцев по кудрявому локону волос Алисы. – Ну, может, так даже лучше. Может, это он ещё пожалеет о встрече с тобой.

Кара бросила задумчивый взгляд в окно на сад в лёгкой дымке мерцающего света.

– Надо бы найти Давида. Он, кажется, не против познакомиться поближе.

– Я видела его в саду.

Кара улыбнулась одними краешками губ и обернулась к послушно ожидающему швейцару:

– Где там этот ваш… чёрный ход, – спросила она с толикой надменности и схватила со стола свою брошенную маску, но тут же покосилась на неё с пренебрежением и махнула рукой: – К чёрту.

– Я могу пригласить сеньора? – обратился к Алисе швейцар, раздвинув тяжёлые портьеры над проходом в коридор флигеля, куда секунду назад юркнула Милославская.

Алиса снова опустилась на стул, приняв напряжённую позу, и кивнула.

– Подождите, – спешно окликнула его она. – Можно… можно потушить свет?

– Совсем, сеньора?

Алиса оглянулась.

– Нет… Оставьте только свечи на столе. А остальные – затушите.

Когда вокруг стало ещё темнее, чем было, и едковато запахло дымком свечных огарков, Алиса дрожащими пальцами взяла хрустальный фужер за ножку и припала губами к ободку, перекатив на кончике языка щиплющую кислинку вина.

Что она собиралась делать, сама представляла весьма смутно. Ещё каких-то двадцать минут назад она была полна решимости бежать отсюда без оглядки; даже ведь не подумала о том, что ей в сущности некуда идти: попасть в Карины апартаменты без ведома хозяйки, конечно, не могла, а собственный дом слишком далеко, да и ключи от квартиры остались у Вани. У вахтёрши имелся дубликат; но будить старушку среди ночи, будучи в таком-то виде…

Ваня… Алиса прижала запястье к губам. Даже и думать о нём забыла, а он ведь ждёт её в загородном отеле, пока она здесь…

Пока она, Алиса, ждёт тут совершенно другого мужчину.

Ещё один большой глоток вина рассудительности мыслям не прибавил. Напротив: голову слегка кружило, и таким пустячным показалось сейчас всё, что находилось за пределами стен этих роскошных покоев со старинными картинами на стенах, с бархатными шторами длинною по несколько метров, в складках которых, казалось, запутались целые столетия, с накрытым изысканными блюдами столом в тусклом ореоле горящих огоньков. Алиса ощущала себя по меньшей мере героиней какого-нибудь бульварного исторического романа; и ей нравилось, что настоящая скучная жизнь – и скучный Ваня, и скучный офис, и даже сама скучная Алиса, – все остались где-то там, снаружи. Слишком далеко, чтобы иметь сейчас хоть какое-нибудь значение.

– А я думал, ты окончательно сбежала, – донеслось со стороны.

Она повернула голову на звук его бархатистого голоса и расправила плечи.

Она не видела его. Ни силуэта, ни лица – но продолжала цепко вглядываться в полутьму. Раздался шорох мягких шагов, и вот уже оранжеватый свет выхватил из мрака его фигуру.

Шемелин опустился за стол напротив. Он поднял серебристую крышку клоша, придирчиво оглядев заранее поданное блюдо, и Алиса последовала его примеру, вдохнув приятный аромат поджаристой мясной корочки.

– Продолжаешь играть в молчанку?

Алиса неопределённо пожала плечом, а он, издав тихий смешок, облизнулся.

– Мне нравится твоё упорство. Куда ты ушла?

Она стрельнула глазами в сторону – на сад за окном.

– Дышала свежим воздухом?

Она кивнула, снова приложившись к фужеру. Легкомысленность, которую дарило вино, разжигала под рёбрами азарт, и в этом пламени сгорал её былой – казавшийся теперь ужасно глупым – стыд. Под покровом таинственного полумрака Алиса и сама для себя превратилась в незнакомку.

– Что ж, это радует. По крайней мере, буду надеяться, что ты была там одна.

Алиса тихо усмехнулась.

– Будем ужинать? – Шемелин оглядел накрытый стол и с секунду помолчал. – Тебе, наверное, неудобно в маске.

Она отрицательно мотнула головой: нет, маску сегодня она снимать не станет ни за что на свете, чтобы не обратиться вновь в смущённо краснеющую от его недвусмысленных взглядов Алису. Горячее, тем не менее, от себя отодвинула, вернув на место куполообразную металлическую крышку: аппетит из-за потряхивающего волнения сошёл на нет. Вместо этого Алиса грациозным движением подняла пальцами мягкий кубик рахат-лукума в сахарной пудре, обрадовавшись, что все блюда вместе с десертом подали сразу – вероятно, чтобы не мешать досугу гостей.

– Я тоже думаю, что тянуть нечего. Пора переходить к десерту, – хищно оскалился Шемелин.

Алиса вопросительно повела подбородком в сторону, а он вдруг поднялся под её заинтересованным взглядом и, без труда подхватив свой стул за спинку, обошёл стол.

– Мы слишком далеко друг от друга, тебе не кажется? – остановился он возле неё. Деревянные ножки глухо стукнули по лакированному покрытию паркета.

Она, приоткрыв рот от лёгкого удивления, посмотрела снизу вверх прямо ему в глаза, и по губам, на которых остались крошки сахарного порошка после восточного угощения, осторожно скользнула подушечка его большого пальца. Он тут же облизал его сам, не прерывая зрительного контакта – и в этот момент Алиса поняла, что на одном только ужине сегодня не остановится.

Беспредельно глупо с её стороны было вообще поверить в это даже на одну мельчайшую секунду. И пускай в ней говорило вино или похоть, которой пропитались все клеточки объятого жаром тела и которой она заразилась там, внизу, пока плутала между колоннами, но Алиса без малейшей доли сожаления отбросила в сторону всякую осторожность.

Шемелин склонился к ней ближе, поддев пальцами её подбородок и заставив чуть задрать голову, точно собирался приникнуть к сладким от сахара губам, но кончик длинного носа его маски уткнулся в её, став единственным препятствием перед поцелуем.

– Ч-чёрт, – сдавленно выругался он полушёпотом и одним движением сбросил собственную маску на пол. – Плевать. Здесь не от кого прятаться.

Алиса едва успела отклониться назад, уворачиваясь от его рук, когда Шемелин твёрдо вознамерился лишить прикрытия и её. Она поймала его запястья, безмолвно требуя остановиться. Шемелин криво ухмыльнулся.

– Нет?

Она отрицательно встряхнула волосами. отстраняясь от него ещё дальше.

– Я не отказываюсь от своих слов, – отозвался он хрипло. – Ты сама захочешь её снять. Тем более… – он провёл пальцами по её шее, коснувшись обнажённых ключиц. – С ней нам будет очень неудобно.

Алиса на выдохе издала немой смешок в ответ на его самонадеянное заявление, принимая вызов. Ни за что этой ночью он не увидит её лица – и именно из-за того, на что Алиса окончательно решилась, ощутив кожей тепло его пальцев.

Шемелин отнял руку от её шеи и потянулся к стоявшей в центре стола хрустальной фруктовнице. Подцепив сочную и глянцевую клубнику, он поднёс ту к губам Алисы.

– Так что насчёт десерта? – спросил он, и Алиса послушно обхватила ртом округлый край ягоды.

Он, сосредоточенно наблюдая за ней, тихо выдохнул от невесомого и как будто бы совершенно не нарочного прикосновения её влажных от ягодного сока губ к кончикам его пальцев.

Алиса едва успела проглотить кисло-сладкую мякоть, смешавшуюся с терпким послевкусием вина на языке, а Шемелин уже припал к её шее, зарывшись ладонью в волосы и откинув пышную копну ей за спину.

Она с отчаянием утопающего вцепилась в ткань его пиджака, и тогда Шемелин накрыл её ладонь своей, заставив опустить руку ниже и прижав к брюкам, под которыми пальцы тут же нащупали нечто твёрдое.

– Когда я говорил про десерт, – хрипло шепнул он ей на ухо, заставив Алису сдавленно выдохнуть, – я имел в виду совсем не то, что на столе.

Она податливо и осторожно сжала его напрягшийся от возбуждения член, ощутив прилив жаркого и трепетного удовольствия: больше всего ей нравилось сейчас чувствовать осязаемое доказательство его желания. Нравилось, что предметом этого желания была она, Алиса, и никто иной; и целовал он её, а не Милославскую и не кого угодно ещё.

Её. Алису.

Пусть и не знал, что это она. Но это она им пахла.

Его рука, нахально задирая подол платья, скользнула от её колена вверх, пройдясь по чувствительной коже на внутренней стороне бедра. Шемелин, не теряя ни секунды, поддел лямку трусиков, стянув их ниже, не переставая покрывать ключицы на тяжело вздымающейся груди влажными поцелуями.

– Это я оставлю себе. Не возражаешь? – сквозь тяжёлый выдох произнёс он, дёрнув на себя бельё и заставив Алису на мгновение сдвинуть колени, чтобы лишить её кусочка кружевной ткани, а затем тряхнул им перед её лицом и спрятал в кармане собственных брюк.

Она не нашла иного способа выразить своё согласие, кроме как дёрнуть молнию на его ширинке. Шемелин, верно истолковав её движение, помог ей справиться с брюками, и Алиса скользнула рукой по тёплой коже обнажившегося органа.

– Так что насчёт десерта? – спросил он, ласково пройдясь подушечками пальцев там, где ещё недавно были её трусики, но в ответ Алиса лишь шумно втянула воздух ртом.

Большой палец другой его руки оттянул вниз её нижнюю губу.

– Не переживай, я могу не смотреть, – заглянул он ей в глаза, вновь схватившись за маску на её лице, но Алиса успела его остановить, оттолкнув в сторону руку.

Она, медленно помотав головой, резко встала и огляделась, пока Шемелин с интересом наблюдал за её действиями. Идея пришла внезапно: Алиса даже коварно ухмыльнулась, взяв со стола брошенный самою же ещё недавно платок.

Шифоновая ткань мягко скользнула по её плечам, следуя за плавными движениями рук, заструилась, лаская кожу, а затем обвила его шею, когда Алиса, ступая неспешно и уверенно, оказалась у Шемелина за спиной.

– Такие игры я не люблю, – тут же схватился он за платок, но Алиса властно накрыла его рот рукой, заставляя смолкнуть, и, решительно надавив на плечи, усадила на стул.

Затем подняла платок выше – так, чтобы он закрывал Шемелину глаза. Обмотала несколько раз вокруг головы, завязала на затылке прочный узел; удостоверилась, что ткань прилегает к его лицу достаточно плотно; задула несколько свечей, оставив гореть лишь одну-единственную – на дальнем конце стола; и в комнату вплыла, скрывая всё происходящее под тёмно-сизым мороком, ночь.

– Хитро, – резюмировал Шемелин, дотронувшись до импровизированной повязки, лишавшей его зрения и наделявшей её решимостью, но Алиса тут же заставила его отдёрнуть руку. – Ладно-ладно. Играем честно.

Избавляться от маски она всё равно не собиралась – только чуть сдвинула её наверх, когда опустилась перед ним на колени и коснулась кончиком языка головки члена.

Его пальцы сжались на её затылке, запутавшись в волосах, чуть надавив и заставив опустить голову ниже. Алиса не стала сопротивляться, скользнув губами по горячей солоноватой коже. С разливающимся по телу удовлетворением услышала, как с его губ сорвался судорожный выдох. Хватка пальцев в кудрявых локонах стала крепче.

Голова нещадно кружилась от вина. Наверное, потому всё казалось таким эфемерным, парящим в воздухе – и её тело тоже стало легче пушинки. Хорошо, что Алиса стояла на коленях и могла опираться руками на его бёдра – иначе, казалось, не избежала бы падения. Губы, обхватывая твёрдый, как дерево, член, опускались, а затем снова скользили вверх, чтобы кончик языка, подобно письменному перу, очерчивал круги на повлажневшей и нежной головке члена.

Алиса двигалась по наитию, прислушиваясь к то и дело раздававшимся над нею сдавленным вдохам; рука же, покоившаяся на её затылке уже совсем по-хозяйски, вынуждала всё наращивать и наращивать темп, от чего она, горлом ощущая грубые толчки, едва не захлёбывалась от скапливающейся во рту слюны. К лицу и губам липли волосы, дыхание сбивалось и не позволяло вдоволь насытится таким необходимым кислородом, кружа сознание; и Алиса, впервые в жизни позволяя мужчине обращаться с собой так грубо и цинично в одном лишь стремлении удовлетворить самые низменные желания, сама неистово впивалась в его плоть под аккомпанемент мокрых чавкающих звуков.

Забывшись и беспрекословно отдавшись во власть движений его рук, собравших копну её локонов в неаккуратный пучок, она едва успела порывисто опустить маску обратно на лицо, когда Шемелин, потянул её наверх и принудил встать на ослабевшие ноги. Однако вновь прятать лицо даже не было острой необходимости: он развернул её к себе спиной, заставив упасть грудью на стол, и тут же задрал подол платья.

– Проверим, как долго ты сможешь молчать? – хриплый бархат его голоса ласкал ухо, а влажную от слюны щёку обдало горячее дыхание.

Она ощутила, как его член касается, дразня, её влажных складок – но не спешит проникнуть внутрь. Алиса поёрзала бёдрами, безмолвно умоляя его совершить такое необходимое ей сейчас короткое и резкое движение вперёд.

– Чего ты хочешь? Скажи.

Алиса шикнула сквозь зубы, но нашлась с силами не поддаваться приказу.

На миг там, где ещё секунду назад она ощущала жар его горячего тела, стало прохладно; Алиса подалась назад в попытке вернуть его тепло. Но Шемелин не позволил ей оттолкнуться от стола и приподняться: надавил на лопатки, оставив лежать беспомощно распластанной на животе. Она прикусила складку парчовой скатерти, чтобы ненароком не подать голоса.

Его руки, скользнув по спине вверх, стянули лямки платья с плечей, а за ними последовал и тугой лиф корсета.

– Никогда не думал, что мне нравятся кудрявые, – он зарылся лицом в волосы за её ухом. – Ты пахнешь…

Он на секунду замолчал, кончиком носа прочертив дорожку от затылка ниже к шее.

– Чем-то сладким… – наконец, произнёс он. – Ваниль? Любишь десерты, да, малышка?

Его руки, протиснувшись между её животом и твёрдой поверхностью стола, сжали обнажившуюся грудь. Соски заныли, требуя прикосновений, едва его пальцы будто невзначай задели тугие горошины.

Алиса тяжело дышала, но не позволяла норовившим сорваться с губ стонам нарушить завет молчания, данный самой себе. Она выгнулась в пояснице, уперевшись ладонями в проскальзывающую и мнущуюся скатерть, но Шемелин снова надавил весом своего тела ей на спину.

– Ну нет, – категорично отрезал он, – теперь моя очередь.

Позади раздался тихий шорох ткани, но Алисе, попытавшейся оглянуться через плечо, ничего рассмотреть не удалось: мешала маска, которую в этот момент она готова была проклинать, позабыв обо всём на свете.

Но что затеял Шемелин, она поняла уже очень быстро: сведя вместе её запястья за спиной, он туго стянул на них шероховатую ткань и почти полностью обездвижил Алису, тут же одним махом перевернув ту на спину и окончательно задрав подол платья к животу.

Нависнув над ней сверху, Шемелин склонился к её лицу, и Алиса в полной мере ощутила теперь всю свою беспомощность и беззащитность, а его пальцы тем временем сомкнулись на её подбородке.

– Теперь я могу хотя бы посмотреть на твоё лицо, – выдохнул он ей в губы, а затем отстранился, наслаждаясь промелькнувшей в её глазах паникой.

Алиса, вдохнув побольше воздуха, не позволила испугу окончательно завладеть собой. Она сцепила зубы, посмотрев на него твёрдо и уверенно.

– Но ведь это будет не честно? – усмехнулся он, прочтя в её глазах яростное сопротивление, и подхватил под коленями её ноги, заставив широко их развести.

Его пальцы вжались в пылающие жаром складки. Горло сдавило от безумного желания застонать, когда его губы, обхватив сосок, обдали затем его струйкой прохладного воздуха.

– Так и не скажешь, чего ты хочешь? – услышала она его голос, доносившийся откуда-то снизу – кажется, он был уже в районе живота.

Ноги инстинктивно сжались от того, что он, наконец, проник внутрь, нащупав пальцем чувствительную точку где-то в самых недрах растекающегося по всему телу желания.

Алиса плотно сомкнула губы, чтобы предательские стоны не вырывались изо рта: она совсем не была готова к поражению в этой игре; хотя, видел бог, и видела эта окутавшая комнату ночь, и видели эти расплывающиеся перед глазами портреты, на которые Алиса устремила безвольно блуждающий взгляд, что сдаться она была готова уже вот-вот – ещё совсем немного, ещё одна волна сводящего с ума напряжения…

Она двинула бёдрами, насаживаясь на него сильнее, но Шемелин тут же отнял руку от её тела. Алиса изумлённо распахнула глаза, едва не издав разочарованное восклицание.

– Хочешь ещё?

Она требовательно поёрзала поясницей в знак согласия. Знал бы он, как близко был к победе – но теперь она, успевшая хоть немного выровнять дыхание, ни за что ему не поддастся.

– Тогда скажи…

Она плотнее стиснула челюсти, опустив подбородок к вздымающимся ключицам. Отдающие медью в тусклом свете волосы, за которые ей сейчас больше всего хотелось схватить Шемелина и заставить вновь прижаться распухшими губами к коже, беспорядочно рассыпались по макушке, и он небрежно сдул упавшую на лоб прядь.

– Нет? – протянул с ноткой восхищения. – А ты с характером… Это мне тоже нравится.

И на этих словах его лицо пропало из вида, а в следующий миг Алиса уже ощущала влажное прикосновение языка к внутренней поверхности бедра – слишком близко к тому месту, где только что его пальцы, проникая внутрь, распаляли в ней плавящий рассудок жар.

Алиса, выгнувшись в спине, попыталась развести руки, крепко стянутые платком, в стороны: после того, как его язык скользнул в её тело, вновь безумно захотелось вцепиться пальцами ему в волосы, как делал это он несколько минут – или часов? – назад. Прижать сильнее – так, чтобы их тела слились в единое целое.

Она запрокинула голову назад, изо всех сил стремясь прижаться к нему теснее. Язык, который, не медля не секунды, опять сменили пальцы, тут же затанцевал круговыми движениями вокруг набухшей горошинки над её входом, а губы до болезненного изнеможения втянули её в себя, будто пытаясь досуха выпить все соки.

Казалось, по всей комнате гулко разносилось её дыхание; и выдохи эти были куда громче стонов, подкатывающих к горлу – Алиса им с прежним упорством сопротивлялась.

– Не сдаёшься, да? – прохрипел Шемелин, оторвавшись от неё, прижавшись лицом к влажной от пота впадинке между бесстыдно обнажённых грудей.

Он поднялся выше, проводя губами по коже шеи, аккуратно прикусил мочку уха и обдал теплотой и терпкостью дыхания.

– Я тебя отсюда не выпущу, пока ты не подашь голос, малышка, – с твёрдой убеждённостью сказал он, тяжело дыша, а влажные пальцы тем временем с требовательным нажимом прошлись по губам Алисы, размазывая остатки алой помады по щекам. Она ощутила во рту собственный терпко-сладковатый вкус. – Слышишь?

Он вошёл резко – так, что Алиса зажмурилась от того, как заныли мышцы внизу живота, тесно обхватывая его член.

– Такая тугая, – промычал он ей в шею, до боли сдавливая кожу бедра одной рукой, а большой палец другой погружая в её разомкнувшийся в безголосом стоне рот.

От нового толчка шатнувшийся стол, казалось, опасно накренило, и Алиса услышала громкий звон посуды: та упала на деревянный пол – но ей почудилось, что разбивается что-то внутри неё.

– Может, ты девственница? – усмехнулся он с изнеможением, вторгаясь в очередной раз.

Алиса обхватила ногами его корпус, зашипев от желания ощутить его ещё глубже в себе. Он двигался быстро, и с каждым новым рывком Алиса была всё ближе к нарушению собственной клятвы: внутри живота набухала и пульсировала тянущая истома.

Едва она успела подумать, что в следующую секунду перешагнёт невидимую грань и, забыв обо всём, получит, наконец, освобождение, всё прекратилось – Алиса порывисто вскинулась телом вверх, желая прижаться к Шемелину ближе. Но тот отстранился и, взяв её ноги под коленями, развёл их шире, а сам, замерев, выпрямился, надменно глядя на неё свысока.

– Скажи, как тебя зовут… – его руки заскользили по бёдрам вниз, подхватив её ягодицы и приподняв над столом, пока лопатками она упиралась в скатерть и выгибалась под ним дугой, – …и я продолжу.

Алиса, прислушиваясь к собственному дыханию, становившемуся размеренней, уставилась в его сине-свинцовые глаза. Может быть, послать всё к чёрту и…

Нет.

Завидев в его взгляде торжество, она ощутила в груди всполох гордыни – яркий, но одинокий, словно пламя единственной горевшей свечи, неизвестно как ещё не упавшей на пол и не подпалившей всё здание к чёрту. Правда, подумалось ей, даже тогда они бы не остановились.

Нет, она не позволит ему сегодня победить.

Алиса теснее сцепила челюсти. Дышать пришлось носом сквозь небольшое отверстие в маске – от того кислорода катастрофически не хватало, и это туманило рассудок не хуже алкоголя и дурмана страсти.

Она поёрзала на столе всем телом, постаравшись перекатиться на бок.

– Что? – с деланным равнодушием поинтересовался Шемелин, не без удовольствия наблюдая, с каким отчаянием изогнулась перед ним почти полностью обнажённая и мокрая от пота Алиса. – Развязать?

Она растянулась на животе и демонстративно выставила над собой скованные запястья.

Шемелин отпустил её ноги, которые Алиса тут же сжала вместе и притянула к себе, оттопырив вверх бёдра, а затем дёрнул её за ткань платка на себя, вынуждая встать и кое-как выпрямиться.

– Вот так просто? – рассмеялся он хрипло. – Не-ет. Это будет тебе чего-нибудь стоить…

Алиса тихо усмехнулась, тряхнув волосами. Встав ровно – насколько хватало в ослабевшем от томления теле сил, – она прижалась спиной к его груди, ощутив кожей его твёрдый и влажный от её соков член.

Победная ухмылка заиграла на её губах, когда она услышала его сдавленный выдох: Алиса намеренно потёрлась о него ягодицами.

Воспользовавшись секундой его расслабленности, она изловчилась и сжала возбуждённый орган в пальцах. Рука мягко заскользила по нему вниз, чтобы затем, чуть усилив давление, вернуться к головке, огладив её большим пальцем.

Дыхание Шемелина опаляло висок. Он уткнулся лицом ей в волосы, позволяя Алисе дразнить его также, как он сам делал это несколько минут назад – с той только разницей, что Шемелин наивно верил в сохранность своего превосходства над ней. Но едва ей показалось, что бдительность окончательно от него ускользнула, Алиса остановилась, не отпуская его член и усилив давление.

Но на её горле тут же сомкнулась железная хватка.

– Аккуратно, – шёпотом, в котором лязгнула сталь, предупредил её Шемелин. Угроза эта разгорячённую Алису напугать была неспособна.

Она, шумно выдохнув, снова пошевелила локтями, призывая освободить её от плена.

– Имя, – выплюнул он сквозь зубы.

Пальцы угрожающе сдавили его плоть сильнее. Самую малость – вряд ли это причинило Шемелину хоть сколько-нибудь ощутимую боль, но, должно быть, серьёзность Алисиных намерений он хорошо осознал.

– Я тоже могу, – следом усилилось давление и на её горле. Дышать стало почти невозможно.

Но отпускать руку Алиса не стала, издав один только короткий выдох, отдалённо напоминавший презрительное фырканье.

– Как быстро у тебя кончится воздух?

Возможно, даже быстрее, чем он мог предполагать. Алиса дёрнулась.

– Тихо-тихо… – мягко успокоил он её ласковым шёпотом возле уха.

Краем глаза она уловила быстрое движение другой его руки. В свете пламени свечи опасно сверкнул металл ножа для сыра. Алиса сглотнула тугой ком, когда холодный тупого конца лезвия прижался к её ключице, скользнув ниже и надавив на твёрдый от напряжения сосок.

– Любишь опасные игры? – прохрипел он с издёвкой, и остриё поддело тонкую лямку платья. Та, натянувшись, тут же лопнула. – Острый… Убери руку, малышка. Не заигрывайся.

Алиса, тщетно пытаясь наполнить воздухом лёгкие и ощущая холодящий кожу металл, всё-таки послушалась. Шемелин мучительно медленно провёл губами по скату её плеча, а затем так стремительно и резко, что она вздрогнула всем телом, вонзил нож в одну из ягод, рассыпавшихся по столу.

– Так что ты отдашь за свободу? – огладив её губы спелой клубничной мякотью, поинтересовался он. – Имя?

Она упрямо мотнула головой.

– Тогда маску.

Снова нет.

– Я не отпущу.

Тишина. Только рваное дыхание.

Он чуть надавил клубникой ей на губы, заставив Алису лизнуть ягоду, но затем отобрал, сняв её с острого края ножа своими зубами.

– Тогда поцелуй, – наконец, подытожил он, чуть ослабив хватку на её шее – но и этого ей было достаточно, чтобы урвать глоток кислорода, затушивший уже было разгоревшийся огонь паники. – Для этого придётся что-нибудь придумать.

Он прошёлся пальцами по краю маски, мешавшей ему получить доступ к её губам, и Алиса сделала несколько глубоких вздохов.

– Поцелуй меня, и я тебя развяжу, – произнёс он с умоляющей нежностью. – Обещаю.

Развернув Алису к себе лицом, Шемелин схватился за маску, но снимать не стал – уставился ей в глаза, ожидая получить её собственное согласие. Она замерла, глядя в его лицо, а затем, прикусив губу, стрельнула взглядом на двери спальни.

Шемелин её жест расценил верно.

– Там? – уточнил он.

Она медленно кивнула.

– Ладно.

Он отстранился и прошагал к противоположной стене, а Алиса, спешно оглядев беспорядок на столе и полу, мысленно посетовала на собственное решение затушить все свечи, кроме одной. Где же та проклятая связка ключей, что выдал ей Давид?..

Шемелин тем временем распахнул створки, за которыми их ждало безмолвие спальни. Что находилось внутри, рассмотреть Алисе не удалось: свет до неё не доставал совсем.

Он повернулся к ней лицом и поманил Алису к себе пальцами, ступив назад и полностью растворившись во мраке.

– Иди сюда, – позвал вполголоса, но в царящей тишине расслышать его не составляло никакого труда.

Она, вздохнув, сделала шаг вперёд и вдруг почувствовала неровность под подошвой туфель. Бросив взгляд вниз, ощутила лёгкое ликование: ключи.

С секунду поразмыслив, она стремительно ухнула вниз, громко – чтобы он услышал – зашипев от боли.

– Можешь прямо так, – услышала она его снисходительную хрипотцу. – На коленях.

Она тщетно всматривалась во тьму перед собой, гадая, улыбается ли Шемелин, без сомнения с удовольствием наблюдавший за её вынужденным унижением.

– Или попроси меня помочь… – добавил он издевательски. – Тогда я даже отнесу тебя сюда на руках. Кровать огромная, если тебе интересно.

Алиса фыркнула и, перекатившись с саднивших от удара коленей на ягодицы, нашарила за спиной ключи и крепко сжала их в пальцах. Затем скинула со ступней туфли, порадовавшись, что у них нет ремешков с застёжками, и, наконец, выпрямилась.

Гордо вздёрнула подбородок и одарила Шемелина, которого даже не видела, победоносным взглядом. Достаточно было, что он наверняка видел её. Затем, склонившись над последней горевшей свечой, Алиса одним коротким выдохом потушила её пламя, и все покои объяла густая, почти непроглядная тьма.

Она шла вперёд осторожно и медленно, зная, что где-то там, в конце комнаты, её ждёт он. Глаза привыкали к темноте слишком медленно, но из ночного мрака постепенно проглядывали смутные силуэты: из окон за спиной Алисы лился слабенький и тусклый свет ночи.

Что она уже рядом, поняла по звуку его тяжёлого дыхания и тихому шороху движения. Шемелин вырос перед ней словно бы из ниоткуда: она услышала лишь, как он поднялся с мягкого матраса – значит, постель, о которой он говорил, тут, за его спиной.

– Куда будешь целовать? – спросил он, с намеренной безуспешностью пряча насмешку. – Только не ниже пояса. Я вообще-то не так воспитан, знаешь ли…

Она на сальный намёк не отреагировала, развернувшись к нему задом, и требовательно пихнула его локтями куда-то, должно быть, в область живота.

– Ну уж нет, – возразил он. – Сначала – как договорились.

Она раздражённо выдохнула.

– Не хочешь? – спросил он, а затем добавил: – Впрочем, лучше сама сними маску. Так будет честнее.

Он приподнял её запястья, и, когда раздался треск разрываемой лезвием ножа ткани, Алиса не смогла сдержать облегчённого вздоха. Размяла чуть затёкшие руки, а затем, снова повернувшись к Шемелину лицом, толкнула его в плечи так, чтобы он упал назад – она не ошиблась: постель была прямо за его спиной.

Алиса опустилась за ним следом, ощутив на своих бёдрах его тёплые ладони. Колени тонули в мягкости перины.

– Снимай, – нетерпеливо приказал он. – Свою часть сделки я выполнил.

Она тихо усмехнулась и, подхватив маску за нижний край, медленно стянула её с головы. Его лица она практически не видела, а значит, не видел и он – её, и не в последнюю очередь благодаря нависающим пушистым облаком на лицо кудрям: Алиса была до невозможности рада, что уступила Милославской в вопросе причёски.

Она, не разжимая кулаков, упёрлась руками ему в плечи. Шемелин послушно растянулся на постели под ней, и Алиса склонилась чуть ниже, дразняще касаясь губами шершавой от лёгкой щетины челюсти.

Он сжал кожу бёдер пальцами, заставляя Алису опустить их ниже, и она снова ощутила влажной разгорячённой кожей его по-прежнему твёрдый член.

– Надо закончить начатое, – тихо и умоляюще прошептал он, когда её губы остановились в сотой доле миллиметра от его. Он скользнул пальцами туда, где соприкасались друг с другом их тела, направляя влажную головку члена в её тело. – Но сначала поцелуй.

Алиса беззвучно рассмеялась, а затем обхватила его нижнюю губу ртом, исполняя данное без слов обещание. Но когда Шемелин, получив желаемое, попытался уверенным движением опустить её бёдра ещё ниже, насаживая на себя, она воспротивилась и не позволила ему войти внутрь.

– Ты выиграл, – одним дыханием произнесла она возле его уха так тихо, как только могла. – Слышишь?

При звуке её шёпота его пальцы вцепились ей в талию так сильно, что казалось, будто Шемелин просто боится выпустить её из рук.

– Блять, я сейчас кончу… – Казалось, победа доставляла ему куда больше удовольствие, чем все самые изощрённые ласки.

Но это Алиса торжествующе усмехнулась в тот миг: готова была поклясться, что говорил он, едва сдерживаясь, сквозь крепко сцепленные зубы.

– Я же сказал, что ты сделаешь всё сама, малышка…

Ладонь на её затылке снова смяла волосы, заставляя Алису прижаться к нему ближе.

– Теперь нужно снять всё остальное, – продолжала шептать она, уверенная, что Шемелин ловит каждое её слово. – Разденься. А я сниму платье.

– Ты нравишься мне и в нём, – попытался воспротивиться он, но Алиса несогласно извернулась из его объятий.

– Разденься.

– Ладно, – с раздражением выдохнул он, неохотно убрав руки.

Алиса встала, сделав несколько коротких шагов назад. Всё, как запомнила: пять широких шагов до невысокого порожка в дверном проёме, который она нащупала в темноте голой пяткой. В шорох его одежды вслушивалась до предельной степени внимательно, но сама лишних звуков старалась не издавать.

Когда она увидела краем глаза три высоких окна, за которыми синела ночь и раскинулся сад, то нашла пальцами в воздухе створки дверей и, сохраняя максимально возможную бесшумность, свела их вместе, нашарив под металлическими ручками замочную скважину. Два поворота ключа – до упора.

– Эй, – раздался его приглушённый голос из спальни, но терять времени на объяснения Алиса не стала, тут же бросившись к основному входу.

– Сеньора? – опешил дежуривший у дверей, как и обещал, швейцар.

– У вас есть запасные ключи? – спросила она.

– Нет, сеньора, – мотнул швейцар седой головой.

– Я ухожу. Запру ход через флигель. А ключи оставлю там, у ворот… – она остановилась, прикидывая время, которого ей будет достаточно. – Минут через двадцать заберите их и отоприте двери. Всего хорошего. Я уверена, ужин был очень вкусный, передайте комплименты повару. Прошу прощения за беспорядок. Ах, да… – она поправила лиф платья, держащийся теперь на одной уцелевшей лямке. – Не будете ли вы так любезны одолжить мне свой…

Она обвела взглядом верхнюю часть его старомодного наряда. Швейцар моментально понял её просьбу, тут же скинул с плеч двубортный китель с медными пуговицами и протянул Алисе. И правда: здесь готовы были исполнить любую её прихоть.

– Сеньора… – позвал он, но Алиса уже шагала к плотным портьерам над проходом во флигель. Из запертой спальни раздавались возмущения и стук колотившегося в двери Шемелина. – Сеньора, подать вам машину?

– Не нужно, – не оборачиваясь, бросила она, подхватив валявшиеся на полу собственные туфли. – Слишком долго ждать.

❤️ ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ОЦЕНКУ КНИГЕ ИЛИ НАПИШИТЕ АВТОРУ ОТЗЫВ, ЕСЛИ ХОТИТЕ УВИДЕТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСКОРЕЕ❤️

Глава 12

ГЛАВА 12,проклятая

Алиса так и выскочила на улицу, в чём была, подхватив руками чуть смявшийся подол платья, чтобы тот не сковывал размашистые быстрые шаги. Она вскользь глянула назад из-за плеча: в окнах над козырьком крыльца горел свет. И если швейцар не соврал по поводу запасных ключей и делает всё ровно так, как она велела, Шемелин ещё заперт в кромешной темноте спальни.

Улыбки Алисе сдержать не удалось. Собственная глупость едва не привела в западню: Шемелин бы и впрямь не выпустил её, не увидев лица; и подвернувшаяся возможность сбежать, которой Алиса, в свою очередь, ловко воспользовалась, избавила от последствий за совершённое.

Алисе сегодня всё сошло с рук: потому она и улыбалась.

В мглистом небе над головой уже занимался сизоватый утренний света; было зябко и свежо. Алиса старалась резвее перебирать ногами, чтобы как можно скорее оказаться за территорией особняка и не привлекать лишнего внимания.

Бежать на высоких каблуках тоже удавалось плохо, Алиса ковыляла, то и дело неловко спотыкаясь, к воротам. На выход их для неё распахнули так же услужливо, как и при входе.

– Машина ещё не приехала, – уточнил привратник и опустил глаза к земле, будто это он лично был виноват в заминке.

Алиса по привычке только мотнула головой и с опаской оглянулась на окна второго этажа.

– Я не… – кашлянула она хрипло и, прочистив горло, вернула себе нормальный голос: – Я не буду ждать машину. Вот. За ними придут.

Она сунула связку ключей в руки привратнику.

– Вы спешите? Не понимаю, почему шофёр так задерживается. Подождите, я позову… – всё так же не поднимая глаз, предложил тот.

– Нет, не стоит, – отмахнулась она. – Я сама.

О своём решении отказаться от подачи транспорта Алиса сначала даже пожалела: по тонущему в предрассветных сумерках городу передвигаться на машине куда удобнее, чем на своих двоих.

Но вместе с по-летнему быстро рассеивающейся ночной тьмой растворялись в упоительной свежести (и относительной, но всё-таки чистоте) воздуха и её сомнения. Она шла, кутаясь в одолженный швейцаров китель, представляя из себя, должно быть, довольно странное зрелище – эта мысль закралась в Алисину голову, когда она поймала в одной из витрин пустынного города собственное отражение. С другой стороны, Москва видала и не такое – столицу не удивишь одиноко бредущей куда-то на заре девицей в платье.

На душе странным образом было хорошо и благостно. Все тревоги Алиса оставила за порогом металлических ворот особняка, в котором ни одна живая душа так и не узнала её имени.

Вдруг ей вспомнилось, что ещё она оставила там, в особняке, и Алиса не смогла сдержать смешка. Но и это не внесло ни тени смятения в её мысли: подол платья был достаточно длинным, чтобы надёжно скрыть отсутствие на Алисе нижнего белья.

Кружевные трусики так и остались, наверное, в кармане брюк Шемелина. Как это пошло и как… удивительным образом окрыляет. Алиса смело тряхнула кудрями, вновь поймав своё лицо в отражении витрин.

На знакомом перекрёстке Алиса остановилась и вынырнула в светло-серую от медленно наступающего дня реальность.

Надо было бы всё-таки решить, куда идти – куда вообще она сейчас идёт? До этого момента озарения она шла не куда-то, а откуда-то: ей нужно было как можно дальше убежать от особняка, на несколько часов подарившего Алисе совсем другую жизнь, но ведь нужно же и куда-то прийти? Особенно если трезво оценить реальные обстоятельства: она одна, вокруг – сонный город, на ней тонкое и измятое вечернее платье, одна из лямок которого разорвана, китель с медными пуговицами и полнейший беспорядок на голове. Да и в голове тоже сплошной хаос…

Она огляделась, изучая окрестность: до Кариной квартиры отсюда не так далеко, если идти по прямой вдоль шоссе. Район, где та жила, Алисе неплохо знаком, а значит, дойдя до нужной станции метро, как до основного ориентира, она быстро разберётся и с поиском нужного адреса – Кара жила в примечательной высотной башне, которую видно было издалека.

Вопреки полной новых впечатлений ночи, во время которой Алиса не смыкала глаз, спать не хотелось, а усталости она не чувствовала совсем. Утро наедине с собой и дремлющим городом – ровно то, что ей было сейчас нужно.

Она, не сдерживаясь, рассмеялась, представив, как перекосило бы лицо мачехи, увидь та Алису в вопиюще непристойном виде праздно шатающейся по улицам Москвы. А уж если бы Лариса узнала, где и как Алиса провела эту ночь, то первым делом отказалась бы от приёмной дочери.

Но сейчас не имело значение ни её лицо, ни мнение – и вообще ничьё мнение не имело ровным счётом никакого значения. Впервые в жизни Алиса ощутила, что могла жить так, как ей того хотелось, пусть на то ей и были даны жалкие часы. Она брела себе по городу, ни в чём и не перед кем не оправдываясь, и это был самый честный момент её жизни.

Подходя к Кариному дому, она, окрылённая новым неизведанным ощущением, подумала, что за эту ночь и правда стоит Кару поблагодарить. Если бы не она, сейчас пришлось бы торчать в пресловутом загородном отеле и стелиться перед Ваней, чтобы тот позабыл свою обиду.

И правда – зачем Алиса так себя вела? Извинялась, готова была сорваться с места, чтобы ехать к нему за тридевять земель, а там выпрашивать у него прощение… Ради чего?

Только что она обвела вокруг пальца Шемелина и оставила его ни с чем, заперев в спальне на втором этаже старинного особняка, и не чувствовала себя ни капельки виноватой. И это было потрясающе.

Тяжёлая дверь подъезда, возле которого Алиса остановилась, открылась очень вовремя, выпуская на уличную прохладу пожилого мужчину с заливавшимся грозным лаем крошечным терьером на поводке. Алиса только ласково улыбнулась (ничто не могло сейчас испортить настроения: даже пучеглазая собачонка, напоминавшя вредную шавку мачехи) и скользнула внутрь подъезда.

Поднявшись на нужный этаж всё так же пешком – хотелось продлить это полное свободы время наедине с собой, – Алиса вдавила кнопку дверного звонка. Но в стенах Кариной квартиры за звонкой трелью не последовало никаких звуков. Алиса снова позвонила, и снова всё погрузилось в гнетущую тишину: открывать Алисе никто не спешил.

Несколько раз повторив всё такие же тщетные попытки, Алиса смирилась с перспективой прокуковать неопределённое время на подоконнике лестничного пролёта, но машинально всё-таки дёрнула ручку двери, уже отходя от порога.

Дверь, к её удивлению, тут же поддалась.

– Кар? – позвала она громко в недвижимой тишине прихожей, скидывая успевшие натереть мозоль на мизинце туфли.

Должно быть, Милославская оставила дверь открытой, чтобы не просыпаться среди ночи необходимости, дабы впустить припозднившуюся Алису.

В том и убедила Алису послужившая ответом тишина. Усталость, как тяжёлый груз, навалилась неожиданно – едва она переступила порог. Подумалось, что нет сейчас заветнее желания, чем растянуться на мягкой удобной постели.

Алиса на миг задержалась возле плотно закрытой двери в ванную, нерешительно коснувшись ручки, но сразу же на это дело плюнула: сил не хватит даже плеснуть в лицо водой. И раз уж она идёт сегодня на попрание всех мыслимых правил, значит, и спать ляжет, не умываясь.

Она осторожно заглянула в спальню и убедилась: Кара действительно лежала в постели. В комнату сквозь узкую щёлку в задёрнутых шторах пробивалась полоса тусклого утреннего света.

Что-то Алису смущало. Что-то было не так… Одеяло почему-то валялось на полу, а шкаф был настежь распахнут. Кара, до мозга костей аккуратистка, завалилась спать в таком состоянии, что даже не закрыла дверцы…

Так сильно была пьяна? Во время их разговора в особняке Алиса этого не заметила. Однако успеть надраться она могла и после…

– Кар? – вполголоса позвала Алиса.

Снова тишина. Правда, показалось, что снаружи донеслось какое-то шуршание – должно быть, стены в Кариной высотной башне сделаны из картона: слышно, как чихают соседи в сопредельных квартирах. Алиса скинула китель на пол (раз уж и Милославской было плевать на порядок) и разочарованно выдохнула: её распирало от желания поделиться тем, что произошло, но будить Кару не решилась.

– Ладно, проснёшься, я всё тебе расскажу, – в пустоту проговорила она и звонко рассмеялась: – Шемелин, наверное, просто в ярости. Знаешь, он… Впрочем, неважно. Всё завтра… точнее, уже сегодня.

Она прошла вглубь спальни, и снова вдруг почудились шорохи за спиной. Но измученная богатыми на впечатления двумя днями Алиса уже не в силах была обращать на них внимание: она только распахнула форточку окна, чтобы впустить в помещение свежего воздуха.

Громкий хлопок позади заставил вздрогнуть и обернуться: дверь спальни была закрыта.

Но Алиса загодя оставляла её полураспахнутой, чтобы воздух в комнате не пропитался удушливым перегаром. Должно быть, не плотно заперла входную – и когда открыла окно, в квартиру потянуло сквозняком.

Она вернулась, надавила на ручку, но дверь не поддалась – что-то мешало. Алиса подёргала ещё, но вновь безрезультатно; тогда, кинувшись к постели, она отмела в сторону стеснение и громко позвала:

– Кар? Карина!

Оставаться взаперти Алисе совершенно не хотелось, потому она принялась тормошить хозяйку квартиры. Правда, спала та, кажется, слишком уж глубоко.

Так сильно напилась?..

Алиса, возвратившись к окну и раздвинув тяжёлые портьеры в стороны, чтобы утренняя заря помогла Милославской пробудиться ото сна, вскользь кинула взгляд на её лицо. По коже пробежал неприятный холодок: Кара вряд ли спала.

Люди не спят с открытыми глазами. Разве что, наверное, в очень редких случаях – а глаза у Кары были так широко распахнуты, что сомневаться не приходилось: вряд ли это тот самый редкий случай.

Схватившись за свисающую с края кровати пятку, Алиса снова заторомошила безжизненно раскинувшееся на простынях тело. К мысли про странно распахнутые глаза добавилась ещё одна: Кара почему-то лежала поверх одеяла полностью одетой.

За пяткой последовало колено, ладонь, плечо: Алиса трясла Кару целиком – так, что кровать (да вся квартира – так показалось в приступе подкатывающий паники) едва не ходила ходуном.

Но Кара не откликалась.

Не подавала никаких признаков жизни.

Алиса вновь бросилась к окну и теперь отодвинула в сторону полупрозрачный белый тюль, точно это из-за него ей причудилось самое нехорошее, и свет уже восходящего солнца озарил окутанную сумраком спальню. Кара смирно лежала на постели, устремив безжизненный взор голубых глаз к потолку, и больше всего напоминала каменную статую.

В мыслях всплыл портрет из хозяйских покоев особняка: женщина на нём смотрела точно так же, и глаза у неё были такие же синие, и судьба…

И судьба её была столь же трагична, сколь и незавидна.

Алиса прогнала некстати нахлынувшие воспоминания. Милославской стало плохо?

Но люди, которым плохо, не смотрят в потолок так жутко и мертвенно…

Осмотрелась: кажется, крови нигде не было видно. Алису прошиб холодный пот и она осела на пол; в ушах колотился пульс: сердце, забившееся неровно, было вот-вот готово вырваться из грудной клетки. Воздуха не хватало.

Кара была старше Алисы всего-то лет на… десять? Пятнадцать? Алиса не знала возраста Милославской. Не было случая спросить. Но она не была старой – а разве может человек, старше Алисы на какой-то жалкий десяток лет (пусть даже с хвостиком) вот так внезапно скончаться?

Нет, не может. Глупость какая! Не может. Не может…

Но почему тогда она даже не моргает?..

Нужно срочно выбраться отсюда, выскочить из спальни; хотя бы плеснуть в лицо холодной воды, чтобы освежиться и прийти в себя.

Дверь… Дверь захлопнулась из-за сквозняка – Алиса только сейчас снова вспомнила о проблеме, которая минуту назад казалась ей катастрофически огромной.

Она снова подскочила к порогу, и снова металлическая ручка свободно поддалась давлению вспотевших от страха и потому проскальзывающих по металлу пальцев – но дверь так и не открылась.

Алиса в смутном и вспуганном копошении мыслей вспомнила, как Милославская перед их уходом из квартиры накануне повернула торчавший снаружи в дверном замке спальни ключик и сунула к себе в сумочку: Алисе такие меры предосторожности тогда показались странными, но спрашивать она ни о чём не стала – волновали совершенно другие вещи. Значит, замок от резкого удара мог защёлкнуться, а ключ снаружи – упасть; и тогда выбраться отсюда без посторонней помощи вряд ли выйдет…

Алиса, нервно кусая ногти, опустилась на пол и принялась думать, что теперь предпринять. Запертая дверь была меньшей проблемой. Нужно куда-то звонить, кого-то вызывать…

Свою сумку, в которой был телефон, Алиса оставила в прихожей. Она поднялась на ватных ногах, оглядываясь по сторонам. На тумбочке возле Кариной постели стояла база станционарного телефона. Алиса порадовалась Кариной аккуратности: трубка была здесь же.

Зажав устройство в дрожащих пальцах, она на несколько мгновений зависла в нерешительности. Если звонить – то куда?

В скорую? Она покосилась на недвижимое Карино тело.

А поможет ли Милославской скорая?..

Спасателям? МЧС? Кто-то ведь должен вызволить Алису отсюда…

И что тогда будет дальше? Как она это всё объяснит? И по какому номеру им звонить? Господи…

В голове метались невнятные обрывки мыслей. Алиса нажала резиновую кнопку на трубке, и на горящем синем светом экране появился список последних исходящих вызовов.

“Паша”. Паша, Паша, Паша, Паша… Кара с завидной регулярностью звонила этому Паше, – и, кажется, только ему: ничьих других имён в череде звонков не мелькало.

И Алису внезапно осенило. Она вгляделась в последние цифры телефонного номера.

Как сразу не поняла? Шемелин – Павел Константинович. Кара постоянно названивала Шемелину.

Тело начинала бить мелкая нервная дрожь. Если позвонить спасателям, придётся отвечать на множество вопросов. А потом объясняться перед Ковалем – это было неприятней.

В экстренных ситуациях – так наставлял приёмный отец – Алиса первым делом обязана была звонить ему. Или начальнику службы безопасности, когда приёмный отец недоступен. Но если уж в таком состоянии Алиса была не способна вспомнить номер Коваля (да и ни в каких обстоятельствах она не сумела бы на память воспроизводить длинные последовательности цифр), с номером охраны – даже и пробовать не стоит.

Но номер Шемелина (судя по коду, мобильный) был перед глазами: нужно нажать лишь одну резиновую клавишу, подсвеченную зелёным огоньком… Позвонить ему? Он может помочь. Может сообщить о случившемся отцу.

Других вариантов не оставалось. Она решительно выдохнула и вдавила кнопку вызова. Ждать, вслушиваясь в длинные гудки, пришлось долго. А если он не возьмёт трубку? Алиса начала уже было придумывать, как действовать в такой ситуации, но на том конце вдруг наступила тишина, сопровождаемая неясными шорохами.

– Ты прекратишь меня доставать, а? Мы всё обсудили, – злобно выплюнул Шемелин, не дожидаясь, пока Алиса заявит о себе.

– Павел Константинович, – испуганно пискнула она, – это не Кара, это я…

Пауза. Алисино сиплое дыхание.

– Кто?

– Я, – снова бестолково ответила, но быстро поняла собственную глупость: – Алиса. Алиса Коваль. Я звоню…

– Коваль? – эхом повторил он, но злоба в голосе сменилась растерянностью.

– Да, я… Я… – она сглотнула, когда взгляд упал на Кару, и опять сдавленно пропищала: – Павел Константинович, помогите…

Алисе оставалось лишь теряться в догадках, как он вообще понял хоть что-то, основываясь на тех обрывистых и не связанных между собой словах, которые она лепетала в динамик трубки, глотая окончания и давясь всхлипываниями.

– Пульс у неё хотя бы есть?

– Я не… Я… не могу…

– Ясно, – мрачно припечатал он, и Алиса живо представила, как он с угрюмым видом опускает подбородок.

– Павел Константинович… – Алиса снова поперхнулась. – Живые люди так не выглядят. Позвоните отцу. Пожалуйста. Я бы позвонила сама, но я не могу вспомнить номер, а ваш… ваш вбит в телефонную книжку. Позвоните папе.

– Жди, – коротко бросил он, и связь тут же прервалась.

Она поднялась, ощущая подкатывающий к горлу тошнотворный ком, но на совсем потерявших силы ногах рухнула вниз. Отползая спиной куда-то в сторону двери, Алиса не спускала глаз с резко очерченного утренней зарёй профиля Милославской, до смерти красивого и придававшего ей сходства с мраморной статуей. Прижавшись к стене, Алиса крепко сцепила ладони на рту, чтобы громкий визг – если она не сумеет удержать его в горле – не потревожил соседей.

Трубка, которую она бросила рядом на полу, так и пиликала короткими гудками: “отбой” Алиса не нажала.

В голове гудело. Алиса зажмурилась и вспомнила предшествующее утро. Чудовищно мерзкое, невероятно тошнотворное и дьявольски гадкое – таким она его неосмотрительно и наивно окрестила; а теперь была совсем не прочь вернуться на целые сутки назад и сделать что-нибудь – она не знала, что, но хоть что-нибудь, – дабы не оказаться здесь взаперти и наедине с…

…с трупом?..

Мир особенно отвратителен по утрам. Иногда настолько, что хочется ослепнуть.

Да: сегодняшнее утро стало худшим в её жизни. Знала бы Алиса об этом день назад…

– Алиса Игоревна, – позвал из прихожей мужской голос. Счёт времени потерялся, и сколько Алиса просидела так, зажмурившись и раскачиваясь из стороны в сторону, ей было неведомо.

Она закашлялась и слабо стукнула кулаком по двери.

– Я здесь!

Послышалось неясные шебуршание в замке; дверная ручка подёргалась и замерла. Алиса спешно подтянула к себе свалившееся с постели на пол покрывало и закуталась в него: так, чтобы не было видно платья. Пришедший ей на помощь человек возился долго – Алиса, сидя на коленях возле порога, вслушивалась в скрипы и шорохи по ту сторону.

– Где? – коротко спросил показавшийся двухметровым мужчина с проницательными глазами, когда отворилась дверь. Алиса встала (мужчина при этом уменьшился до полутора метров с небольшим) и судорожно ткнула пальцем на кровать у себя за спиной. Самой посмотреть туда, где лежала Кара, выдержки не хватило.

Он молча прошагал внутрь. На руках его красовались чёрные кожаные перчатки, отчего-то наводившие на Алису ещё больший ужас. Сначала мужчина показался ей незнакомым, но едва увидев блестящий лысый затылок, она его узнала: это он сидел за рулём машины, когда Шемелин подвозил Алису из офиса домой. Он принёс им тогда невкусную выпечку…

– Н-да, – тем временем цокнул он языком из глубины спальни, пока Алиса вспоминала, где видела этот точно воском отполированный затылок.

Она не в силах провести больше ни минуты в комнате, выскочила в коридор и, привалившись спиной к стене, твёрдо решила ни за что внутрь спальни больше не заглядывать.

– Вы от отца? – настороженно позвала она охрипшим голосом.

– Меня прислал Павел Константинович, – возразил тот, подтверждая Алисины догадки.

Она, однако, всё равно слегка удивилась.

– А Игорь Евгеньевич? Он уже в курсе?

– Не могу знать, – коротко ответил полутораметровый человек в чёрных перчатках, и ответ его Алисе не дал никакой ясности.

Она секунду поразмышляла, а затем припустила в гардеробную. Там нашлась сумка, а в ней – мобильный.

– Дайте-ка пока трубочку сюда, Алиса Игоревна, – тут же раздалось позади.

Алиса, конвульсивно сглотнув ком в горле, развернулась. Чёрная перчатка тянулась к ней, и делала это как-то особенно решительно и твёрдо: спорить с ней не представлялось возможным.

– Дайте-дайте, – с добродушной улыбкой повторил мужчина. – Я потом верну.

– Зачем вам мой телефон?

– Мне – совершенно незачем, – склонил он темноволосую голову к плечу. – Просто нам нужно поговорить, а телефон будет вам мешать. Давайте.

Алисе не оставалось ничего, кроме как молча повиноваться. В небольшой гардеробной воздух был спёртым и удушливо пахло приторными духами.

– Вы давно сюда пришли?

– Нет, – тряхнула она волосами. – Незадолго до того, как позвонила вам… вернее, вашему боссу, верно я понимаю? Вы работаете на Шемелина?

– Кто-то вас видел?

– Вряд ли. – ответила она, но запоздало вспомнила о собачнике, который распахнул перед ней дверь подъезда. Правда, говорить о нём не стала: отчего-то показалось, что это прибавит ей проблем и вызовет недовольство шемелинского подручного.

Интересно, как быстро у него под рукой нашёлся человек, которого можно оперативно отправить в квартиру с трупом…

– Здесь есть ваши вещи?

– Да.

– Вам придётся их собрать. Все, что есть. Постарайтесь ничего не забыть.

– Слушайте, дайте мне позвонить отцу. Я поговорю с ним, и тогда…

– Поговорите сначала со мной. Здесь был кто-то ещё. Вы знаете, кто?

– Кто? – недоумевающе выпучила она глаза. – Здесь была только я и… И Кара. Карина Валерьевна.

– Нет, Алиса Игоревна, здесь кто-то был.

Алиса плотнее стиснула вместе края одеяла на груди, тряхнув головой в полном недоверии.

– Что за глупости? Вам вообще откуда знать, кто здесь был, а кого – не было?

– Дверь спальни кто-то запер, Алиса Игоревна.

– Запер? – бестолково повторила она за ним и выглянула из гардеробной в сторону двери спальни.

– Вы знаете, кто это сделал?

Алиса сосредоточенно покосилась на него.

– Там на полу, должно быть, валяется ключ… Я открыла окно и забыла запереть дверь прихожей. Из-за сквозняка…

– Дверь в прихожей была закрыта. А ключа там нет.

– Вы уверены? – подалась она было вперёд, чтобы самой обыскать пол в коридоре, но рука в чёрной перчатке перегородила ей путь.

– Я уверен, Алиса Игоревна. Устройство замка простое: он запирается изнутри защёлкой и снаружи – ключом. Если он заперт снаружи, открыть тоже можно лишь ключом. А ключа, я повторяю, нет. Вас заперли.

Мужчина уставился на неё цепким взглядом. Кажется, Алисино молчание его раздражало.

– Так кто здесь был?

– Понятия не имею. Никого тут не было, кроме меня…

– Подумайте хорошенько.

– Да чего вы пристали?! Я не знаю! Какая вообще разница, сейчас нужно звонить тем, кто может помочь, если ей ещё можно…

– Большая, – серьёзно прервал её он. – Нужно знать, кто присутствовал на месте убийства.

– Убийства? – ошарашенно переспросила Алиса. – Какого убийства? Там ни капли крови. Ей плохо, наверное, стало или… Может, она что-то приняла? Такое бывает…

Он обвёл её глазами, и Алиса инстинктивно закуталась в мягкое покрывало ещё сильнее.

– Её задушили, – выразительно двинул он широкими брови.

Алиса удивлённо раскрыла рот, силясь выдавить из себя хоть пару слов – только выходили булькающие звуки.

– Как задушили? – наконец, просипела она. – Кто?

– Надеюсь, что не вы, Алиса Игоревна, – не теряя невозмутимости, отозвался он.

– С ума сошли? – чуть не вскрикнула, вовремя себя одёрнув, Алиса. – Я только… Я пришла сюда только утром. И нашла её там… Зашла в спальню, решила, что Кара спит, а потом захлопнулась дверь и я попыталась разбудить… – принялась сбивчиво объяснять она, едва ли не обрывая на себе пряди волос и даже не морщась от боли.

Он подозрительно сузил глаза, внимательно наблюдая за Алисой, и задумчиво двинул челюстью.

– А в такую рань вы зачем к ней пришли? Где были ночью?

– Я… – Алиса замялась. – Я была у себя дома. Поссорилась накануне с парнем. Мне было одиноко, и вот, я… Не знаю, мне хотелось с ней поговорить. Мы вроде как… – она нервно сглотнула. – Мы дружили. И я пришла к ней за советом.

Объяснения она придумывала прямо на ходу, затравленно поглядывая на внимательно слушавшего шемелинского подручного и пытаясь понять, верит ли тот Алисе. Сама бы себе она сейчас ни в жизнь, конечно, не поверила: враньё получалось не складным, сбивчивым, ужасно натянутым; один лишь удушливый запах приторного парфюма и был в силах замаскировать этот стойкий душок откровенной лжи.

– Дружили? – единственное, о чём он спросил, ехидно хмыкнув и вперив в Алису неморгающий взгляд. – Не знал, что у Карины Валерьевны были друзья.

Алиса затравленно потупилась, затеребив край покрывала.

– Выходит, что были. Была. Я.

– Что ж, раз кто-то был здесь, когда вы пришли… – спокойно повторил мужчина. – Может, у неё были и другие друзья? Не знаете?

– Я ничего не видела. Я… – Алису внезапно осенило: – Я слышала какие-то шорохи в коридоре. Но решила, что тут просто плохая звукоизоляция. Вы что, думаете, я пришла, когда… когда убийца был ещё здесь?

– Не знаю, – пожал плечом он подручный Шемелина. – Может, к Карине Валерьевне все друзья ходят только рано по утрам. А Павлу Константиновичу почему позвонили?

– Его номер был забит в память домашнего… – растерянность на её лице сменилась лёгким негодованием: – Я вообще-то попросила его позвонить моему отцу.

В кармане его чёрной куртки зазвонил мобильный.

– Да, – прижал он телефон к уху. – На месте. Правда. Не сама. Пока не знаю. Она тоже тут. Хочет связаться с Ковалем. Нет, пока не даю. Сейчас, – он протянул мобильный Алисе. – Вас.

– Да, – дрогнувшим голосом ответила она.

– Алиса? – уточнил Шемелин на том конце.

– Да.

– Уговор наш помнишь?

– Какой?.. – глупо переспросила Алиса.

– Есть информация, о которой ты Ковалю не должна рассказывать ни при каких условиях.

Алиса прерывисто выдохнула.

– Слушайте, сейчас ведь точно не время, чтобы…

– Ты дала своё согласие, – не дал он договорить. – Согласилась со мной… сотрудничать. Помнишь про то что, в у меня в кабинете ведётся видеозапись, Алиса? Подумай, хочешь ли ты нарушать наши договорённости. Не выйдет ли это тебе самой боком?

Она невидящим взглядом уставилась перед собой.

– Послушай меня сейчас внимательно, – размеренно продолжал он, и голос его, монотонный и спокойный, погружал Алису в транс. – О том, что ты звонила сегодня утром мне, ты никому не рассказываешь. В том числе – и особенно – Ковалю. Ясно? Ты ведь держишь слово, которое дала?

– Держу, – только и оставалось односложно ответить ей.

– Ковалю ни о чём знать сейчас не надо. Ни о том, что ты мне звонила, ни о том, что ты вообще была у Милославской.

– Как это не надо? Я же…

– Тебе самой это зачем?

– Я не знаю, что делать… – проговорила Алиса рассеянно. – Папа сказал, что в таких ситуациях нужно всегда звонить ему.

– Пусть это останется между нами. Как и всё остальное, – Алисе на миг показалось, что он намекает на произошедшее сегодняшней ночью. Но нет, это ведь просто невозможно: он не знает, что Алиса была там… – Саня отвезёт тебя домой.

Алиса закусила губу. Домой попасть в отсутствие ключей будет затруднительно, но если сказать об этом сейчас, то развалится версия, которую она минуту назад придумала наспех и поведала подручному Шемелина. Будить вахтёршу всё-таки придётся…

– Хорошо, – покосилась она на статуей замершего в дверях гардеробной мужчину.

– Делай то, что он тебе скажет. А потом мы с тобой поговорим. Это понятно? И ты сама мне всё подробно расскажешь.

Алиса отвернулась от присланного Шемелиным мужчины и прижалась лбом к полке с туфлями Кары.

– Алиса? – позвал её Шемелин. – Ты поняла?

– А если я кому-нибудь расскажу про всё это? – устало усмехнулась она.

– И мне найдётся, что рассказать, – сказал он равнодушно. – Помнишь, что ты сама тогда раздевалась у меня на столе, а, малышка?

На последнем – произнесённым с такой знакомой интонацией – слове Алису обдало волной жара. А если он всё-таки знает?..

– Я говорил, что уже успел пересмотреть то кино? – не умолкал телефон, шепча ей в ухо шемелинским баритоном. – Жаль, что без тебя. Тебе бы понравилось. И тогда понравилось, Алиса…

Дослушать не смогла: подрагивающей рукой портянула мобильный обратно его обладателю. Дыхание участилось, и голова стала кружиться – то ли от концентрированного запаха духов, то ли от переизбытка кислорода, то ли от…

…от сказанного Шемелиным.

– Соберите все свои вещи, – сказал подручный Шемелина и снова направился в спальню.

Алиса беспомощно осмотрелась. Убедившись, что он её не видит, она скинула одеяло и выпрыгнула из одолженного у Кары платья. Затолкала его вглубь одной из полок, а затем быстро влезла в простенький спортивный костюм, который выдала ей Кара накануне, пока они собирались на вечеринку. В плотный картонный пакет, раздобытый здесь же, отправилось и платье мачехи.

Алиса принялась воровато озираться по сторонам. Что ещё?

В кухне она замерла возле обеденного стола, за которым ещё какие-то сутки назад сидела живая и невредимая Кара. Теперь в спальне лежало её остывающее тело. Мёртвое тело.

Алису вдруг пронзила эта леденящая кровь мысль. Она рухнула на стул, уцепившись пальцами за край стола; звякнула небольшая стеклянная вазочка с веткой сирени, упавшая от тряски на пол.

Алиса зажала рукой рот, чтобы не закричать, и внезапно кинулась в ванную – последнюю комнату в квартире, которую ещё не успела осмотреть. Оглядела заставленные баночками и тюбиками полки, всё в тот же пакет швырнула одолженную Карой зубную щётку, вскользь подумав, что умыться сейчас было бы не лишним, но решив, что оно того не стоит. Кажется, ничего Алисиного больше здесь не было.

Встретилась со встревоженно мечущимся взглядом собственного отражения. Господи, что же будет дальше?

Если слова шемелинского подручного правдивы и Кару действительно убили, то начнётся расследование. И тогда всё произошедшее сегодняшней ночью не удастся оставить в тайне?

– Чёрт, – сдавленно выругалась она и болезненно сморщилась, глядя самой себе в глаза.

– Вы готовы? – на дверной косяк ванной легка рука в чёрной перчатке. Взгляд Алисиного спасителя, которому та уже была не рада, опустился вниз, к её ступням. – Вы так и пришли?

– Как?

– В спортивном костюме и туфлях? – подозрительно вскинул он одну бровь.

Алиса, оттолкнувшись от раковины, развернулась к нему на каблуках туфель, которые, конечно, со спортивными брюками смотрелись нелепо. Но вопреки всему она гордо вздёрнула подбородок.

– Почему нет?

– Как-то… странно, – покачал он головой. – Не сочетается.

– Странно то, что Павел Константинович в такой ситуации почему-то подослал ко мне личного стилиста. Или вы всё-таки водитель? – процедила она, поправив ремешок сумки на плече. – Если так, то отвезите меня уже… – она кинула беглый взгляд в зеркало за спиной, – домой.

Та Алиса, с чьими глазами она вскользь встретилась, была встревожена.

❤️ ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ОЦЕНКУ КНИГЕ ИЛИ НАПИШИТЕ АВТОРУ ОТЗЫВ, ЕСЛИ ХОТИТЕ УВИДЕТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСКОРЕЕ❤️

Глава 13

в которой много неприятных сюрпризов

Чушь. Так не бывает. Не бывает, чтобы человек умирал так внезапно и стремительно, если ровным счётом ничего подобного исхода не предвещало.

Алиса закрыла глаза, задержав после глубокого вдоха воздух, точно собиралась сейчас громко завизжать и сдерживалась из последних сил. Но губы разомкнулись бесшумно и бессмысленно.

– Ты в отеле? – тихо спросила она, не поздоровавшись, когда Ваня ответил на звонок телефона.

– Алиса? – удивился он. – Прости, я… слушай, я вспылил. Я всё обдумал. Мне не стоило так реагировать… Я сам хотел позвонить и…

Алиса подавила усмешку. Всё, как и предсказывала Кара: Ваня первый решил пойти на примирение после Алисиного молчания длиной в сутки. Ей оставалось потерпеть совсем немного: может, потяни она со звонком ещё минут пять, и Ваня набрал бы Алисин номер вперёд неё.

– Я еду к тебе, – проговорила она севшим голосом.

– Хорошо. Я буду ждать. Номер забронирован ещё на день.

На заднем сидении машины, плавно рассекающей пустое в утренний час полотно ведущей вон из города дороги, укачивало. Лёгкое головокружение Алиса списывала на усталость и недосып.

Только оказавшись в салоне наедине с молчаливым водителем такси, которое Алиса вызвала, оказавшись возле своего дома, она задумалась, что, наверное, всё могло кончиться гораздо хуже. Стал, наконец, в полной мере доходить смысл слов приехавшего от Шемелина человека: Кару…

Кару задушили.

То есть – убили. То есть – кто-то убил. Кто-то, кто был вместе с ней в квартире.

Если это так, то совсем не сложно было достроить простую логическую цепочку: Алиса могла подвернуться убийце под руку и не избежать вероятности оказаться на том свете вместе с Милославской.

Может, она зря сгущает краски? И этот кто-то совсем не был убийцей… Но, чёрт, кто ещё мог находиться в пустой квартире наедине со свежим трупом?

Одно только словосочетание “свежий труп” (она его выцепила из тихого телефонного разговора шемелинского подручного) заставило горло сжаться в рвотном позыве.

– У вас есть влажные салфетки? – Алисе вдруг показалось, что её собственные руки пахнут гниющей плотью.

Водитель послушно передал шуршащую пластиковую упаковку, и Алиса принялась с остервенелым тщанием вытирать каждый палец проспиртованными целлюлозными платочками.

А ведь она могла вернуться в квартиру Кары раньше, если бы взяла предложенную швейцаром машину. Приехала бы и нашла… Что? Кару ещё живой? Её убийцу?

Или свою собственную смерть?

От мысли о смерти Алису резко передёрнуло. Она с силой впилась зубами в тонкий край покрытого лаком ногтя, больно задевая резцами кожу. Всё произошедшее казалось страшным, кошмарным, чудовищным и полным абсурдом. Как вообще такое возможно: ещё ночью она разговаривала с полной жизни Карой, а тем же утром тормошила её бездыханное тело?

Нет. Чушь. Так не бывает.

И зачем вообще Кару кому-то ни с того ни с сего убивать?

Последнее, о чём они разговаривали, был Шемелин, и Кара открыто намекала о мести ему. А затем сам Шемелин, которому волею судьбы Алиса позвонила первым, взял с неё слово молчать о произошедшем.

Хотел что-то скрыть? Но что ему скрывать на месте преступления?

Алису вдруг пробрало до самых костей. А если это он и убил?..

Нет, не сам, конечно.

Этот его Саня, как называл его Шемелин, тот самый шофёр, что казался Алисе совершенно безобидным… Как подозрительно быстро он приехал – не потому ли, что не успел ещё далеко уйти? Господи…

На киллера этот Саня в чёрных кожаных перчатках вполне тянул. Не то чтоб Алиса встречала в своей жизни толпы киллеров, но по впечатлению, произведённому подручным Шемелина, заподозрить того в акульей хладнокровности можно было легко. По крайней мере, свежие трупы его совсем не пугали. И он, видимо, знал, что с ними делать.

А вот Алиса – не знала. Что, собственно, он собирался делать? Что должно было произойти с трупом Кары в дальнейшем – уже после того, как Алису, лишнего свидетеля, благополучно вывезли из квартиры?

Чёрт возьми, в какую заварушку она умудрилась угодить?.. Если Шемелин как-то причастен к смерти Кары, то Алисе нужно стремглав нестись к Ковалю и обо всём рассказывать, а не ехать сейчас отсиживаться к Ване в загородный отель…

Нет. Чушь. Это не мог быть Шемелин. Ерунда. В конце концов, тогда бы он не отпустил её с такой лёгкостью…

Или отпустил бы? Просто из страха перед Ковалем, которому не смог отказать даже при приёме Алисы на работу?

Она зарылась пальцами в растрёпанные кудри. Мысли от усталости едва ворочались. Нужно добраться до постели, отдохнуть хотя бы часок-другой, и только потом на свежую голову пытаться соображать, что делать дальше. И делать ли – быть может, всё как-нибудь разрешится без Алисиного деятельного участия.

– Нормально доехала? – дверь остановившийся машины распахнул Ваня и обвёл глазами Алисино измученное лицо. – Выглядишь… – договаривать не стал. – Ты так переживала? Прости… Прости, я не хотел тебя расстраивать.

Он сжал её ладони в своих, когда Алиса, оперевшись на него, вышла на улицу и ужасно обрадовалась, что вновь ощущает под ногами твёрдую землю.

– Что-то стряслось? – спросил Ваня тихо, глядя на молча облокотившуюся на кузов машины Алису.

Она, устало смяв ладонью лицо, потрясла головой и проскользила невидящим взглядом по стройному ряду сосновых стволов. Шемелин велел никому ни о чём не рассказывать – разумеется, Ваня входил в число тех, кто не должен был узнать о случившемся от Алисы.

– Да нет, – хрипло ответила она и повернулась к нему лицом. – Просто… Да, я очень переживала из-за нашей ссоры. Не спала всю ночь и думала… Ты же знаешь, я совсем не люблю конфликты.

– Я зря так себя повёл. Тоже вымотался за этот год. Но здесь, знаешь, правда хорошо. Спокойно. Вот, расслабился и понял, что ерунды тебе наговорил. Алис, – позвал он, прижавшись к её лбу своим, – я тебя люблю.

Она заглянула ему в глаза и впервые была совсем не уверена в том, что говорит:

– Я тебя тоже, – Алиса прикрыла веки и легонько прижалась ртом к его губам. Не потому, что на самом деле хотела его поцеловать – просто не хотела, чтобы он разглядел эти сомнения в её взгляде.

– Давай хорошенько отдохнём. Хоть один день, – Ваня сгрёб её в свои объятия. – Массаж, СПА… А вечером устроим праздничный ужин.Я вообще-то пригласил твоих родителей, но не успел ещё сказать им, что всё отменяется, а раз ты приехала, то, может, и не надо…

Алиса болезненно сморщилась. Только лицезреть чету Ковалей ей сегодня не хватало для полного счастья.

– Сначала мне хочется поспать, – сдавленно вздохнула она, позволив себе не думать в этот самый момент обо всех свалившихся на голову неприятностях.

– Ты была у Кары? – словно гром среди ясного неба прозвучали вдруг Ванины слова.

Они уже шагали с небольшому деревянному коттеджу, стоявшему в отдалении под сенью дубовых крон, а Ваня нёс за Алисой привезённый пакет со скомканными вещами: к себе в квартиру Алиса так и не попала.

Услышав каверзный вопрос, она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть.

– Что?

– Ну… ночевала, – объяснил Ваня. – У неё? Ты ведь оставила ключи от квартиры мне.

– А… – прочистила горло Алиса и порыскала взглядом вокруг. – Нет, я была дома. У консьержки есть запасной ключ от всех квартир, – скупо объяснила она, не глядя на Ваню.

– Да уж… – хмыкнул Ваня и задумчиво прибавил: – Ты налегке…

Алиса остановилась у дощатой террасы коттеджа и натянула на лицо радостную улыбку.

– Просто… Просто не хотела тратить время на сборы. Хотелось быстрей помириться.

То ли дело было в Ване, который решил после ссоры не напрашиваться на новые конфликты, то ли Шемелин был неправ, когда говорил, что Алиса не умеет врать, но на этот раз, казалось, во лжи её не уличили.

Она ведь обманула Ваню дважды за каких-то жалких пятнадцать минут: когда призналась в любви и когда наплела с три короба про эти злополучные вещи.

Алиса не узнавала сама себя.

– Так ты пригласил их заранее, но мне не рассказал?

На засыпанной серым гравием подъездной дорожке остановился серебристый “Лексус”. Коваль, обогнув передний бампер авто, отворил дверцу пассажирского сидения для жены. Та аккуратно выставила обутую в классическую лакированную бежевую лодочку ногу, оперлась на галантно поданную мужем руку и, заправив за ухо идеально гладкое светло-русое каре чуть ниже подбородка, легонько махнула ладонью Ване и Алисе, молча наблюдавшим за торжественным прибытием четы Ковалей.

Ваня в ответ на её вопрос чуть стушевался, растерянно качнув головой, как будто и сам не знал, зачем он это всё устроил.

– Ну… Это была часть сюрприза. Я хотел устроить семейный вечер, – сконфуженно потёр он затылок ладонью.

– Что ж… Надеюсь, сегодня больше сюрпризов не предвидится, – почти не шевеля губами, буркнула Алиса: с неё на сегодня довольно неожиданностей.

Когда Ваня утром объявил, что к вечеру нужно ждать гостей, Алису занимало совершенно другое, а потому большого значения она этому известию не придала. Мысли вертелись вокруг Кары и её смерти, вокруг Шемелина и его угрожающего вида помощника, и вокруг того, как ей объяснять, что она делала утром у Кары в квартире, если вдруг уже озвученная версия покажется им неправдоподобной; в конце концов, она мучилась в догадках, что же будет дальше – мир ведь должен узнать о Кариной смерти. И что тогда? Убийцу нужно найти и наказать. Но не выйдет ли так, что вся эта история зацепит и саму Алису?

А вдруг кто-нибудь вообще решит, что убийца – и есть Алиса? Она оказалась на месте преступления, наплела какую-то мутную историю, от которой камня на камне не останется, если кто-то хоть сколько-нибудь разумный начнёт проверять детали: дома её в ту ночь не было – тут можно спросить консьержку; а в то время, когда Кару убивали, Алиса, видимо, плелась в полном одиночестве по улицам Москвы и ни одна живая душа, которая могла бы в случае необходимости дать свидетельские показания, её не сопровождала. И здесь, за городом, с Ваней её тоже не было, а если она станет утверждать обратное, чтобы отвести всякие подозрения, то придётся объяснять всю ситуацию и ему – а против этого наверняка будет Шемелин…

А уж если соответствующие органы начнут выяснять, где Алиса всё же провела ту ночь, то, должно быть, быстро выяснят правду. И тогда…

Щёки при мыслях об этом загорались огнём. События ночи успели отойти на второй план в свете обнаружения поутру трупа Милославской, но едва вольное течение мыслей затрагивало происходившее в стенах хозяйских покоев старинного особняка, сердце нет-нет, да и сбивалось с ритма, а в носу вновь свербило от аромата виски и табака.

Но что хуже всего – Алисе хотелось испытать всё это наяву снова, и если для того нужно было бы ещё хоть тысячу раз соврать Ване, она бы, без сомнений, на это пошла.

Тут-то сознание и делало круг: Алиса опять начинала думать о Шемелине. И о его помощнике, и о том, зачем ему так нужно было скрыть факт своей осведомлённости о Кариной смерти…

Господи, Кариной смерти. Смерть. Кара умерла. Перед осознанием этого меркло вообще всё, о чём Алиса вольно или невольно размышляла, и всё её существо наполнялось лишь безотчётным животным страхом.

А ещё…

…ещё знакомой горечью утраты. Когда-то давно она уже тонула в таком же всепоглощающем тягостном чувстве. Она задыхалась от него, не могла никуда от него деться, тщетно заставляла себя его игнорировать, но оно душило, душило, душило…

Алисе словно снова исполнилось двенадцать. И она снова узнала о смерти мамы, и она снова решительным образом не могла понять, как такое возможно: человек был жив, и вот – его больше нет.

Алиса смежила на мгновение веки с такой силой, что перед глазами заплясали мушки, а потом вновь обратила взгляд к приближающимся приёмным родителям.

Судя по тому, что мачеха приехала вместе с отцом, визит этот был запланирован сильно заранее. Уж кто-кто, а Алиса твёрдо знала: небо по меньшей мере должно было рухнуть на землю чтобы Лариса Витальевна Коваль с бухты-барахты нарушила свой плотный график публичных мероприятий и бросила все свои бесчисленные светские завтраки, деловые бранчи, благотворительные ужины, на которые тратила все выходные, а затем по доброй воле и в трезвой памяти уехала воскресным вечером из кипящей жизнью столицы.

А раз приехала Лариса, значит, в её кожанном планере, неизменном спутнике деловой женщины и по совместительству светской львицы, постоянно занятой неизвестно чем и множащей бессмысленную суету, давным-давно была выведена аккуратным острым почерком соответствующая строка.

– Лариса Витальевна, – сбежал Ваня по трём ступенькам в полусогнутой позе и подобострастно приложился к запястью мачехи Алисы.

– Ванюша, – слабо улыбнулась та, сдержанным кивком поприветствовав и Алису.

– Привет, – тихо поздоровалась она.

– Ну, чё как не родная? – обратился к ней Коваль, похлопав по плечу Ваню, и широко раскинул руки для объятий.

Алисе страшно захотелось добавить, что она и есть неродная – почти не родная: если хоть какие-то, пускай и рискующие в любой момент распутаться, узы крови и связывали её с Игорем Евгеньевичем Ковалем (и это даже как-то неуловимо читалось во внешности обоих – если хорошенько присмотреться при ярком дневном свете), то сложно было найти двух женщин, менее похожих друг на друга, чем Алиса Коваль и её мачеха, Коваль Лариса Витальевна.

Алиса была черноволосой, Лариса – блондинкой от природы, с тем чистым и напоминающим пшеничные поля цветом волос, который редко встречается в жизни. Алисины локоны, спадавшие ниже лопаток, вились крутым штопором; Ларисиным волосам, блестящим от прямоты и гладкости, точно отполированным, как бок серебристого “Лексуса”, никогда не удавалось отрасти ниже плеч – их всегда махом срезал самый профессиональный и самый безжалостный парикмахер, которого мачеха посещала строго по четвергам раз в две недели.

В Ларисиных глазах всегда блестело серое равнодушие, а взгляду зелёно-карих глаз Алисы никогда не хватало твёрдости. Даже кожа у них – алебастр, искусно повторяющий в идеальной скульптуре женскую фигуру, и золотистый песок, нагретый палящим солнцем и ускользающий сквозь пальцы.

Из похожего у них были лишь имена, и этот факт всегда Алису забавлял. Лариса и Алиса Коваль – мачехе нравилось, как это звучало. Иногда Алисе казалось, что только из-за имени она и позволила мужу оставить у себя приёмную дочь: потому как на светских раутах это сочетание звучало эффектно.

– Алиса, в самом деле, что такое? Мы, в конце концов, в эту даль ехали ради тебя… А ты стоишь, как будто к земле примёрзла, – мачеха отточеным движением сняла с лица большие тёмные очки с эмблемой узнаваемого и дорогого бренда и с укоризной посмотрела на замявшуюся у крыльца Алису.

– Рада видеть, – Алиса, сделав вид, что пропустила упрёк мимо ушей, нырнула в объятия к Ковалю, крепко стиснувшего её руками.

Со стороны мачехи донеслось только тихое хмыканье (достаточно тихое, чтобы не обратить на него внимание, но достаточно громкое, чтобы Алиса всё-таки расслышала снисходительность интонации). Алиса, отвернувшись лицом, закатила глаза, а затем сделала шаг назад и широко улыбнулась.

– Мне сказали, что запланирован семейный вечер, – покосилась она на Ваню, тщательно пряча за фальшивой улыбкой собственное недовольство. – Правда, узнала я об этом недавно.

– Мне тоже, – многозначительно вскинула брови Лариса. – Если это вечер… на природе, – она поджала губы, оглядев небольшой одноэтажный коттеджик, за которым шуршала вода озера, – то я не соответствующе одета.

Алисе подумалось, что мачеха никогда не бывала одета соответствующе вечеру на природе.

– Что вы, как можно! – развёл Ваня руками, прогнувшись ещё глубже. Ещё немного, и он припал бы с поцелуями к земле, по которой ступали мачехины лодочки. – Я забронировал столик в ресторане. Лариса Витальевна, я помню, что вы о нём положительно отзывались.

– Я говорила, что другого здесь нет и если выбирать между подножным кормом и этим рестораном, то я предпочту есть хотя бы за столом и не руками, – проронила мачеха, не скрывая раздражения. – Надо было сразу подъезжать к ресторану.

– Ну, тихо-тихо, – осадил её Коваль. – Пройдёшься, не развалишься. Воздух тут какой, а!.. Хорошее всё-таки местечко. Может, вложиться сюда, а, Лар?

Когда муж говорил с ней в подобном повелительном тоне, спорить с ним Лариса не осмеливалась: она тут же закрывала рот, легонько сжимая губы так, что возле уголков образовывались едва различимые диагональные морщинки, а ноздри у неё чуть заметно раздувались, но за видимыми признаками недовольства никаких ответных реплик в дальнейшем не следовало.

Она делала так, как велел Коваль. И это тоже объединяло их с Алисой.

– Лариса Витальевна, давайте я вас и подвезу до ресторана, – проявил Ваня учтивость. – Вам действительно будет неудобно идти…

– Да тут две минуты, – хмыкнул Коваль, но затем мазнул по Алисе прищуренным взглядом, точно над чем-то вдруг задумавшись.

– Мне в радость поухаживать за… – Ваня осёкся. – За такой прекрасной дамой.

Коваль снова подавил смешок и без дальнейших споров небрежно кинул Ване ключи от “Лексуса”.

– Держи тогда. А то в твой драндулет её не посадишь и под страхом смерти, – он поднял к небу глаза и задумчиво добавил: – Нет, всё-таки надо вложиться. Так, для души…

– Алиса, на тебе замечательно сидит платье, – уже сделав шаг к машине, в которую успел, не медля ни секунды, впрыгнуть Ваня, мачеха скользнула глазами по фигуре Алисы. – Только волосы, Алиса… Что опять с твоими волосами?

Алиса с измученным видом вздохнула.

– Забыла косметичку, – сухо улыбнулась она, в ответ удостоившись пренебрежительного цоканья языком.

Хорошо хоть, что переоделась в прихваченное из Кариной квартиры платье, а то, должно быть, выйди Алиса на встречу к Ларисе в спортивном костюме – у той и правда случился бы припадок.

– Стелится он как следует, – Коваль проводил взглядом удаляющиеся фары заднего бампера, когда они с Алисой, не возражавшие против пешей прогулки, последовали за машиной. – Если б Ларка велела, он бы её и на своём горбу дотащил. Да?

Алиса тихо рассмеялась: Ванино заискивание перед мачехой вызывало у неё схожие соображения.

– Прав он, на самом деле, конечно, – продолжил Коваль. – Хорошие отношения с тёщей – залог крепкого брака. Мужики-то общий язык найдут. А вот Ларке угодить – надо ещё постараться. Иначе жизни не даст.

– Мы не в браке, – возразила Алиса.

– Точно. У-пу-ще-ни-е, – потряхивая указательным пальцем в такт слогам, прокомментировал ситуацию Коваль.

– Как-то рановато об этом вообще задумываться, – флегматично протянула Алиса, бесцельно бродя глазами по пышным шапкам листвы над головой. Свет дня ещё не успел померкнуть в пелене сумерек, но небо, проглядывающее в просветах древесных крон, уже становилось васильковым.

– Да? – переспросил Коваль и внимательно на неё посмотрел.

– Да.

Машина пропала за поворотом. Может, неделю назад Алиса бы и ответила иначе, но сегодня…

Она ведь изменила ему. На самом деле изменила. Не так, как в кабинете Шемелина – тогда ещё можно было отпираться, прятаться от реальности за неловким самообманом. Но на этот раз Алиса изменила Ване по-настоящему. И пусть ей сегодня не хватало сил на то, чтобы посыпать голову пеплом, но пройдёт неделя, а за ней – другая, и Алиса устанет закрывать на это глаза. Устанет лгать, устанет повторять “я люблю тебя” и не верить в собственные слова. Устанет прятать глаза, целовать, вспоминая вкус губ другого мужчины…

– А по-моему, самое время, – совсем некстати резюмировал Коваль.

Алиса шумно вздохнула, прогоняя вновь нахлынувшие мысли о Шемелине, и отвела взгляд в сторону.

– Как твои дела? – спросил вдруг отец.

– Как обычно, – пожала плечом Алиса. – Экзамены кончились.

– Удачно?

– А может быть иначе? – кисло улыбнулась она.

– И то верно, – согласился Коваль. – А на работе? Готова к труду и обороне, а, Алиска? – он несильно хлопнул Алису между лопаток.

Она воровато покосилась на отца.

– Готова… Пап, – Алиса в замешательстве почесала нос. – Знаешь, Павел Констанинович, он…

– Не-не-не! – Коваль демонстративно закрыл руками уши. – Даже не думай жаловаться мне на начальство. Сама с ним разбирайся.

– Да нет, – помотала Алиса головой. – Я не жаловаться. Наоборот… Он предложил мне стать его личным ассистентом.

– Да? – искренне заинтересовался Коваль.

– Угу, – не разжимая губ, промычала Алиса.

– Чего это?

– Ну, вроде как я хороший… сотрудник, – неуверенно принялась объяснять Алиса. – У меня будет больше возможностей вникнуть в тонкости бизнеса.

– Вот ведь! – хлопнул в ладоши Коваль с неясной интонацией: то ли сетовал, то ли радовался. – Я ж говорил ему: не пожалеешь. А он рогом упёрся, да? Помнишь, брать тебя ни в какую не хотел. Теперь – фу-ты ну-ты, ассистентом зовёт… Ну прохиндей!

Алиса легонько приподняла уголки губ.

– Мне соглашаться? – озабоченно уставилась она на приёмного отца.

Несколько секунд они молчали: Коваль, заложив руки за спину, шёл и смотрел себе под ноги, а Алиса внимательно за ним следила. Придя, наконец, к какому-то решению, он цокнул языком:

– Так будет даже лучше. Да, определённо, думаю, так будет лучше… – пространно начал он. – Хотел сделать объявление за ужином, но… – Коваль махнул рукой, – чего ждать. Я уже почти договорился. Через год полетишь в магистратуру в Лондоне.

Алиса даже замерла на месте, как истукан, изумлённо вытаращившись на Коваля. Зря, зря она надеялась, что сюрпризы на сегодняшний день исчерпаны – вот он, ещё один. И довольно неприятный.

– В Лондоне?

– В Лондоне, – улыбнулся он, донельзя довольный собой. – Я уже договорился с нужными людьми. С твоим двойным дипломом все шансы, чтоб тебя взяли в вуз мирового уровня, Алиска. А это ж совсем другой коленкор! Это не наши эти шарашки… Опыт работы в большой компании будет для тебя очень хорошим бонусом. Мне консультант божился, что шансы у тебя отличные. Ближе к зиме придётся слетать на собеседование, но это всё потом… А пока, моя хорошая, у меня к тебе одна просьба: постарайся не встревать ни в какие истории, лады? Сосредоточься на работе. Там вопросы, как у нас, не решаются: просто занести кому надо не получится. Так что если им покажется, что репутация у тебя мутная, могут и отказать.

– Так ты меня поэтому пристроил к Шемелину?

Коваль согласно качнул головой.

Алиса на секунду прикрыла глаза, постаравшись вернуть самообладание, и глянула перед собой туда, где уже скрылся из виду “Лексус”. Она схватилась за последнюю тоненькую и ненадёжную соломинку:

– А Ваня? Если я уеду на два года…

– Так он поедет с тобой, – легко отбил мяч Коваль, даже не дав ей закончить. – Его обучение я тоже оплачу.

– Вот это щедрость, – пряча досаду в горьком вздохе, проговорила Алиса с вымученной улыбкой.

– Это инвестиция, – поправил приёмный отец.

– В будущего зятя? – кисло улыбнулась Алиса.

Коваль загадочно промолчал. Пару минут они шли в тишине, но возле деревянной ограды ресторана, у Коваля зазвонил мобильный. Достав из кармана чёрную трубку, он сухо бросил в динамик, и вся его благодушность молниеносно испарилась:

– Я с семьёй.

Но собеседник, видимо, внимание Коваля всё-таки смог привлечь: он сузил глаза, обратив ясный взгляд как будто внутрь себя, и стремительным движением облизал нижнюю губу.

– Когда? – настороженно поинтересовался он у звонившего. – Менты чё? Шемелин в курсе? Ну да, ему, наверное, сразу донесли…

Алиса сжала пальцами локоть своей левой руки, стараясь не выказывать волнения. Не нужно было обладать даром чтения чужих мыслей, чтобы понять, о чём шёл телефонный разговор, заставивший Коваля так помрачнеть.

– Точно не сама-то? – Коваль покосился в сторону, всё так же блуждая по окрестностям расфокусированным взглядом, а потом вернул внимание к переминавшейся с ноги на ногу Алисе: – Ладно. Держи ситуацию под контролем. Звони, если что. Но только если реально что-то срочное, у меня тут… – он задорно подмигнул, – важное событие.

Алиса, не перестав терзать ногтями собственную кожу, осведомляться о содержании разговора не стала – она вообще не привыкла спрашивать отца о подобных вещах, а потому решила, что и в этот раз будет разумно проявить незаинтересованность. Однако Коваль сам не стал хранить тайну:

– Бабу у вас там какую-то того… – он чиркнул ребром ладони возле шеи, – прикончили. Не в курсе?

– Что? Как? Кого? – постаралась Алиса изобразить удивление, широко распахнув ресницы.

– Карину… Как её. Забыл. Видная такая.

– Карина… Валерьевна? – точно глубоко задумавшись, подсказала ему Алиса.

– Ага, её, – хмыкнул Коваль без тени сожаления и вдруг в один миг посерьёзнел: – вот. Это то, о чём я говорил.

– Что?

– Неприятная история, в которую тебе никак нельзя встревать. Понимаешь?

– Но… – сдавленно выдохнула Алиса. – Какое я-то здесь имею отношение?

– Очень надеюсь, что никакое… – сурово глянул на неё отец, а Алиса только хлопала ресницами, изображая святую наивность. Коваль вдруг криво ухмыльнулся и пихнул сморщившуюся Алису в плечо: – Да ладно, ты чего. Шуткую. Я имею в виду… Говорят, не сама она, а помогли. Значит, начнётся сейчас выяснение обстоятельств. Приходить будут, выспрашивать… Чёрт его знает, что там у вас происходит – мало ли. Ты сама не отсвечивай. Лишнего не говори. Тёлку эту близко знала?

– Я? Нет, я не… – Алиса запнулась.

– Вот и славно. Так и говори. Никого не видела, не слышала, не знала, ни о чём не в курсе. Я, если что, кого надо попрошу, чтобы тебя особо не дёргали. Но и ты сама не плошай.

– А если я вдруг… Ну, случайно… если я знаю что-то, что может помочь найти убийцу… Раз ты говоришь, что она не сама.

– Что ты можешь знать, Алиса? – проницательно посмотрел на неё Коваль тяжёлым взглядом.

Алиса сглотнула.

– Я просто… К примеру. Вдруг что… – взгляд приёмного отца становился всё мрачнее, и Алиса, заставив себя остановить сумбурный поток речи, вдохнула поглубже и дала она единственно верный и насквозь лживый ответ: – Ничего. Я ничего не знаю.

– Вот и я говорю, – подвёл итог довольный Коваль. Повертел в руках замолчавшую трубку и задумчиво посмотрел вверх. – Как бы правда проблемы из-за этого не начались… Мокруха – дело такое. Нам с тобой это будет совсем не на руку. Репутация, Алиса. Слышишь? Главное, о чём ты должна думать – моя и твоя репутация.

Алиса растянула уже уставшие губы в подобии улыбки.

– Конечно.

– Пошли. Ларка ненавидит ждать.

Столик, видимо, Ваня бронировал без согласования с мачехой: они разместились не в самом здании ресторана, двухэтажном и деревянном, с двускатной крышей в альпийском стиле, а проследовали за услужливой хостес к беседке, маячившей прямо посреди озера. Осторожно ступая по рассекающей ровную водную гладь дорожке, ведущей к деревянному квадратному сооружению с белыми занавесями вместо стен, Алиса всё опасалась покачнуться и ненароком свалиться в воду.

– Не бойся: не утонешь, – хохотнул Коваль, когда Алиса аккуратно присела напротив него за стол, с опаской озираясь по сторонам.

Вокруг простиралось озеро, и лишь с одной стороны – там, откуда они пришли – словно спасительный оазис маячила полоска берега. Алисе стало совсем не по себе.

Тем не менее, вода была спокойна: синеватую гладь со свинцовым отливом золотили лучи начинающего плавиться на закате солнца.

– Может, всё-таки внутри? – качнула бокалом вина Лариса, чей взгляд заметно подобрел, как это всегда случалось с ней после первых глотков спиртного. – Сдалось вам тут комаров кормить…

– Ну какие комары, Лар? – поспорил с ней Коваль и обвёл рукой живописный вид противоположного берега, открывавшийся отсюда: густой нетронутый лес там перетекал в илистый полоску дикого пляжа.

– Да, Лариса Витальна, сегодня такой день, – поймав заговорщицкий взгляд приёмного отца Алисы, поддакнул ему Ваня.

– Воскресенье, – безучастно вмешалась Алиса и прихлопнула севшего ей на запястье упитанного комара: в словах мачехи всё-таки было зерно истины.

На коже растеклось маленькое алое пятнышко: комар уже успел насытиться чужой кровью.

– Алиса! – дребезжащим от недовольства голоса осадила её мачеха, заметив это.

Алисе надо было бы быстро схватить салфетку и вытереть руку, но она лишь отрешённо вглядывалась в пятно чужой крови на своих руках.

Всё это абсолютно неправильно. Неправильно потому, что жизнь не могла продолжаться так безмятежно и радостно, в то время как Кару всего-то этим утром жизни лишили; неправильно потому, что Алиса видела её бездыханный труп и ужасные омертвевшие глаза, а теперь делала вид, что её это не беспокоит; неправильно потому, что никому из присутствующих до этого не было и не будет никакого дела.

Как же всё в жизни Алисы неправильно…

Звякнуло стекло бокала, который мачеха резко опустила, а затем потянулась к Алисе через стол и, с силой надавливая, стёрла бумажной салфеткой след от убийства, только что совершённого Алисой. Та подняла осоловевший взгляд и встретилась с выпучившимися глазами мачехи.

– Простите… – пробормотала она, едва шевеля губами. – Просто задумалась.

– Что сегодня с тобой? – укоризненно произнесла мачеха, вернувшись на своё место. – И лицо как у узника подземелья. Нужно было сделать с собой что-нибудь… Хоть губы подкрасить. Выглядишь хуже покойника.

– О! – тряхнул указательным пальцем Коваль. – У меня, значит, такой есть человечек… Так покойников гримирует, что те лучше, чем при жизни, выглядят. Талантливый, зараза… Пьёт только по-чёрному, но – талантливый… Алиска, может, дать контактик? – он ехидно осклабился.

Алиса опустила взгляд, не в силах выдавливать из себя не искреннее веселье.

– Сегодня не просто воскресенье… – решил сменить тему Ваня.

И правда, сегодняшнее воскресенье даже с большой натяжкой нельзя было назвать простым.

– Алиса, – Ваня вдруг встал, отодвинув стул, и торжественно поднял в руке бокал. – Ты знаешь: я тебя сюда пригласил, чтобы отметить наш долгожданный выпуск. Все эти годы мы прошли с тобой вместе, и я несказанно благодарен судьбе, что она нас свела. Этот этап жизни, наконец, окончен. Наступает новый – счастливый и, я уверен, многообещающий.

Алиса кивала в такт его словам, и скулы от улыбки, которую она изображала уже на исходе человеческих возможностей, уже начинало сводить. Ваня же, вроде и обращавшийся к Алисе, на неё саму смотрел только изредка и мельком: казалось, всю эту речь он адресует её приёмным родителям.

– Так вот, Алис… – Ваня расправил плечи в глубоком вдохе, как будто набираясь храбрости, отпил из своего бокала и, поставив его на укрытый крахмальной скатертью стол, скользнул пальцами в нагрудный карман.

Дальнейшее Алисе не очень понравилось: Ваня отодвинул стул и бухнулся вниз – на одно колено.

Внутри заскреблось неприятное предчувствие.

Она, на миг погрузившись в ступор, задержала дыхание. Следующей мыслью после секундного замешательство было то, что к этому, на самом-то деле, всё и вело – не просто так Коваль по дороге в ресторан в расплывчатых формулировках завёл разговор о браке и семье. Алиса судорожно глотнула вина, чтобы смочить горло, и бросила все силы на то, чтоб лицо не перекосило от страха и неприязни.

– Я хочу, чтобы в этот новый и счастливый жизненный этап мы с тобой вошли вместе. Рука об руку. – Перед глазами Алисы раскрылась маленькая бархатная коробочка в форме сердца. В лучах заходящего солнца сверкнул ровными гранями прозрачный драгоценный камень, а Ваня, теперь всё-таки внимательно наблюдавший за её лицом, добавил: – Ты выйдешь за меня?

Алиса нервно сглотнула, отведя взгляд от кольца и посмотрев на следящего за её реакцией Коваля. Они пересеклись глазами, и он чуть опустил подбородок, едва заметно вскинув брови: как будто напоминал о об их с Алисой недавнем разговоре. Он всё уже рассчитал и распланировал, а Алиса должна была лишь выдавать заранее написанные реплики.

Пауза затянулась, и, кажется, никто не был к этой заминке готов. Лариса, на чьих перламутрово-розовых губах играла снисходительная улыбка, поставила на стол опустевший бокал, вопросительно уставившись на Алису, и та заметила, как в уголках рта мачехи снова очертились диагональные морщинки, вечные свидетели её недовольства.

Ни к чему была эта пауза: ничего она не значила. Просиди Алиса в ошарашенном молчании хоть целый час или целый день, а сейчас она отчётливо поняла, что у неё не было никакого иного варианта ответа, кроме единственно верного.

Она вздохнула, с шумом выпустив из лёгких воздух, и обречённо кивнула:

– Да, – но, казалось, никого не смутило отсутствие всякой радости на лице теперь уже, видимо, невесты.

Кольцо тут же перекочевало на её безымянный палец, и она впервые в жизни подумала, насколько неприятно холодными были у Вани пальцы.

Особенно, если сравнить с обжигающими прикосновениями, которые порхали по её коже совсем недавно…

Алиса, покрасневшая от этой невольной мысли, снова взволнованно глотнула вина, но Ваня её смущение воспринял на свой счёт и прижался ко рту Алисы своими губами. И снова она поймала себя на инстинктивном сравнении совершенно непохожих друг на друга поцелуев: требовательно-страстных, заставлявших всё внутри плавиться и трепетать, и формально-собственнических, как будто служащих печатью на только что подписанном контракте.

– Так, – тут со своего места торжественно поднялся Коваль. – Ну, про первый подарок я уже рассказал…

– Спасибо, Игорь Евгеньевич. Я… Мы обязательно оправдаем ваши ожидания, – прижимая Алису к себе за плечи, не преминул поблагодарить Ваня.

Так ему, выходит, было известно о планах отца отправить их обоих за границу? Алиса медленно втянула пахнущий сыростью воздух.

Судя по распахнувшемуся Ваниному рту, тот хотел было продолжить расшаркиваться, но Коваль остановил его покровительственным жестом руки.

– Ну всё-всё, – велел он и прочистил горло, обменявшись взглядами с женой. – Но учиться вы уедете только через год, а всё это время вам нужно где-то жить. Правильно говорю?

Лариса сдержанно кивнула.

– Поэтому, – в его руках звякнула связка ключей, – вот и наш второй подарок.

И Коваль, подмигнув, вручил ключи Ване, стиснувшему плечо Алисы своими холодными пальцами.

– Ваше первое семейное гнёздышко, – мелодичным тоном пропела мачеха и отсалютовала бокалом, который успела уже в очередной раз наполнить.

Алиса покосилась на тёмно-зелёную бутылку вина, опустевшую уже больше, чем на две трети.

– Там всё готово. Въезжать можно хоть завтра, – пояснил Коваль, снова расслабленно бухнувшись на стул. – Ну, а когда уедете учиться, можно будет начать ремонт под себя делать. Сейчас-то некогда этим заниматься, так? Пал Константиныч мне пообещал, что работой вас завалит по самое… – Он не договорил: слова прервало тихое жужжание телефона, лежавшего на столе. – Вот и он, как раз… Простите, срочно.

Коваль встал из-за стола, мазнув по Алисе настороженным взглядом. Но даже без этого признака изменившегося настроения отца ей не составило бы труда догадаться, по какому вопросу сейчас звонил Шемелин. И снова эта мысль всколыхнула в памяти пустой безжизненный Карин взгляд, заставив стайку ледяных мурашек пробежаться по Алисиному затылку.

А если сам Шемелин скажет отцу, что Алиса там была? Если это всё – его игра, не распознанная Алисой по наивности и неопытности?

– Квартира, кстати, совсем недалеко от офиса, – произнесла Лариса, когда Коваль скрылся между деревьями на берегу, чтобы поговорить по телефону без лишних ушей. – Очень удобно.

Алиса натянуто улыбнулась в ответ.

– Ты как будто не рада, дорогая, – повела Лариса подбородком в сторону.

– Да нет, просто… – Алиса неловко кашлянула и попыталась придать лицу счастливое выражение. – Просто неожиданно всё. И с учёбой, и с квартирой… Да и с кольцом…

Алиса осеклась, глянув на свою правую руку.

– Но неожиданность ведь приятная? – вмешался Ваня: он-то, конечно, доволен был и собой, и положением дел так, что сиял ярче заходящего за горизонт солнца.

– Конечно, – кивнула Алиса, а скулы от фальшивых улыбок, которыми был до отказа полон вечер, уже начинали неметь. – Просто не люблю перемены, ты знаешь.

– Иногда перемены необходимы, – пропела Лариса и, вдруг мимолётно скривившись, цокнула языком: – может, всё-таки внутрь? Торжественная часть вроде бы закончилась, так что эти декорации… – Она махнула рукой с бокалом на лес, облитый закатным солнцем, и вино в стекле колыхнулось, играя бликами в лучах света. – …уже не нужны.

– Конечно, Лариса Витальевна, конечно, – Ваня поманил к себе официанта, тенью маячившего на ведущей к понтону дорожке. – Сейчас договорюсь.

– Идите, – вздохнула Алиса, когда все уже поднялись из-за стола. – Я сейчас приду.

Алиса бы с удовольствием осталась здесь, под плоской крышей беседки, в полном одиночестве: воздух наполнялся ароматом свежести и озоновых нот зелени, напоминая ей о проведённом раннем утре на улицах пустынного сонного города, которое она провела, упиваясь ощущением свободы и лёгкости.

Но до её желаний сегодня никому не было дела.

Она вытянула перед собой окольцованную кисть правой руки. Камень в золотой оправе был большим и наверняка очень дорогим; и за снятый коттедж Ваня скорее всего выложил кругленькую сумму…

Интересно, как долго он на всё это копил? И как давно задумал?

– А где все? – донёсся позади голос Коваля.

Алиса кашлянула, обернувшись.

– Лариса настояла на том, чтобы продолжить вечер внутри. Я просто хотела немного подышать воздухом.

– А-а… – понимающе протянул отец. – А то ты за три дня не надышалась?

Он подхватив оставленный бокал с вином за ободок, точно это был не утончённый винный фужер, а рюмка водки, и одним махом опрокинул напиток внутрь.

– Какие-то проблемы? – насторожилась Алиса.

– Надеюсь, что нет, – выразительно двинул бровями он и отправил в рот тонкий кусок хамона. – Пока непонятно.

– Вы говорили насчёт… – несмело предположила Алиса.

– Да, – коротко ответил Коваль и опустился в плетёное кресло, на котором недавно восседала мачеха. – Не нравится мне всё это, Алиса. Нехорошее у меня предчувствие.

Она обняла себя руками. Солнце почти скрылось за верхушками деревьев: становилось зябко.

Глава 14

в которой многое знакомо

Мрачная сырость, кажется, в Москве обосновалась надолго: солнце не появлялось на горизонте с того дня за городом, когда Ваня сделал предложение, и с тех же самых пор конца-края болезненно-серому небу не было видно.

– Не переживайте, Алиса Игоревна, – вкрадчивым голосом успокоил её мужчина средних лет с аккуратно подстриженными висками, на которых крупными каплями выступала испарина. – Мы беседуем со всеми. Ваши коллеги нам рассказали, что вы общались с убитой.

Он приложил ко лбу хлопковый платок, промокая влагу, а Алиса нервно помассировала пальцами локоть.

– Ну, не то чтобы общались, – то и дело украдкой отрывая глаза от поверхности стола перед собой, ответила она. – То есть общались, но н-не близко… Она была моей непосредственной начальницей. Иногда мы вместе обедали, когда я приходила в офис.

– Часто?

– Нет, – мотнула она подбородком. – Пару раз в неделю. Она помогала мне освоиться.

– А вне работы?

– Что?

– Как часто вы встречались в нерабочие часы?

– Мы вне работы не встречались, – нахмурилась Алиса, припомнив наставления Коваля не говорить ничего лишнего. – Так что я ничего не знаю.

– А о чём вы ничего, по-вашему, не знаете? – иезуитски переспросил он.

Алису чуть не фыркнула от раздражения.

– Ни о чём не знаю, – повторила с нажимом. Отступать от своего не собиралась.

Мужчина вскинул бровь.

– Ну, то есть… вы же хотите что-то там узнать про убийство. Я ничего не знаю про убийство, вот, – сбивчиво затараторила Алиса, сменив тон на более мягкий и опустив взгляд. – Это и имела в виду.

– Понятно, – коротко резюмировал представитель органов.

Он принялся перечитывать что-то в своих бумагах, и на долгие минуты в кабинете повисла гнетущая тишина. Алиса уже была готова спросить, может ли она уйти, как собеседник отпустил уголок исписанного листа и снова внимательно посмотрел на Алису.

– А о чём-нибудь кроме убийства вы знаете?

– О чём?

– Например, что вы можете сказать об отношениях убитой гражданки Милославской и генерального директора компании, Павла Константиновича Шемелина?

Алиса от его вопроса даже слегка опешила. Брови пришли в движение и поползли вверх, а вот дыхание, напротив, замерло.

– Шемелина? – уточнила она настороженно.

Он кивнул, вцепившись взглядом в её лицо.

– Ничего не могу сказать, – наигранно безразлично пожала она плечом. – Рабочие отношения.

– И только?

– Ну, да.

– Значит, вы утверждаете, что какой-либо личной неприязни между ними не было? – сделал вывод мужчина.

– Я ничего не утверждаю, – буркнула Алиса, тяжко вздохнув.

– Значит, неприязнь всё-таки могла иметь место?

– Да ничего это не значит! – вскипела Алиса и вновь одёрнула себя.

Сохранять спокойствие оказалось куда сложнее, чем она думала. Но ведь люди, которым нечего скрывать, не будут так волноваться – верно ведь? А Алисе нечего скрывать… по крайней мере, такое должно сложиться впечатление у этого короткостриженого дознавателя.

Алиса на секунду замешкалась, кинув вороватый взгляд на дверь кабинета Шемелина, в котором и проходила её (и не только её) беседа с нагрянувшими в офис представителями следствия. Там, на поверхности лакированного дерева, осталась тонкая и едва заметная царапина от брошенного стакана – если не знать, где искать, несложно пропустить. Но Алиса-то знала, куда смотреть, а потому при входе выхватила изъян на дорогом дереве вскользь брошенным взглядом.

– Не нервничайте, Алиса Игоревна, – спокойно протянул дознаватель. – Повторюсь: мы просто беседуем. Со всеми. Знаете, в таком деле любая мелочь может помочь расследованию.

– Я не нервничаю, – соврала она, наконец, прямо посмотрев на полицейского, чтобы ложь казалось достаточно убедительной.

– Вот и прекрасно, – равнодушно улыбнулся он. – Так кем вы здесь служите?

– Я… я стажёр, – прочистила Алиса горло. – То есть, была стажёром. Теперь я личный ассистент Павла Константиновича.

– Недавно назначили? Ещё не успели привыкнуть к новой должности?

– Да, – кивнула Алиса осторожно. – Сегодня первый день.

– Неплохой карьерный взлёт, – прокомментировал он. – Из стажёров сразу в ассистентки генерального…

Алиса нервно покрутила кольцо на безымянном пальце, с которым так и не свыклась за прошедшую неделю. Первым делом, просыпаясь, глядела на свою руку, а металл безразлично и осуждающе посвёркивал в ответ.

– Вы так хорошо себя зарекомендовали во время стажировки? – сложил руки в замок перед собой её мучитель. – Потому Павел Константинович вас и заметил?

В его словах Алиса уловила едва ли скрываемый намёк. Она одёрнула воротник белой блузки – пришлось сегодня одеться строго в соответствии с принятым дресс-кодом – и твёрдо на него посмотрела.

– А что, вам рассказали обо мне что-то другое?

– Мне рассказали, что едва ли у вас с господином Шемелиным были хорошие отношения, – выразительно двинул он бровями. – А не так давно у вас с Павлом Константиновичем даже произошёл небольшой… конфликт. Его секретарь, Виолетта Альбертовна, даже отметила, что после одного из ваших разговоров он был так зол, что речь зашла об увольнении. Правда, не вашем, а вашего…

– Жениха, – Алиса продемонстрировала обручальное кольцо.

– Да, верно, – сверился он с записями. – И после этого Павел Константинович сделал вас своим ассистентом?

Алиса побарабанила ногтями по столу, гипнотизируя ободок золота на пальце, блестевшего всё с тем же безразличием.

– У него не было выхода, – наконец, выдавила она, решив, что тут можно и не кривить душой. Отчасти. – Вы ведь знаете, кто мой отец.

Он коротко кивнул.

– Дело в том, что мы с моим женихом должны в следующем году поехать на обучение в другую страну, – продолжила разъяснять Алиса. – И эта должность… довольно высокая должность, она нужна мне, чтобы меня приняли в зарубежный университет. Там большая конкуренция и нужно обладать некоторыми достижениями, чтобы мою кандидатуру одобрили, а должность простого стажёра не впечатлит комиссию.

Мучитель слушал сосредоточенно и не перебивал; правда, по холодной рассчётливости в серых глазах Алиса видела, что чем больше она говорит – тем сильнее она кажется ему подозрительной.

– У вас был конфликт с Павлом Константиновичем?

– Из-за должности?

– Из-за чего угодно.

– Нет, – отрезала Алиса, поджав губы. – У нас не было конфликтов. Виолетта просто не так всё поняла.

Добиться желаемого эффекта ей вряд ли удалось: от собеседника не укрылась ни секундная заминка, ни то, как нервозно Алиса сглотнула вязкую слюну перед ответом.

– А почему вы об этом спрашиваете? – решила она отвести внимание от своей реакции, размышления о которой, должно быть, тоже не умаляли настороженности следователя.

– Потому что произошло убийство, Алиса Игоревна, – скупо улыбнувшись, ответил он.

– И вы подозреваете… – она хотела назвать фамилию Шемелина, но вовремя сообразила, что её мучитель наверняка за это зацепится, и на Алису посыпется новый вал неудобных вопросов, – … вы подозреваете кого-то конкретного?

– Пока мы только устанавливаем, в каких отношениях убитая была со своим окружением. Это необходимо сделать прежде, чем назначать подозреваемых.

– Глупость какая-то, – прокомментировала Алиса. – Её наверняка задушил кто-то незнакомый.

– Задушил? – не упустил Алисину оговорку он.

– Ну… Так говорят, – быстро добавила она, широко распахнув глаза, потому что так, по её мнению, она выглядела так наивно, что не поверить ей было невозможно.

– Говорят, значит… – понятливо протянул он. – Слухами земля полнится, Алиса Игоревна. Вы девушка молодая, неопытная. Позвольте вас предупредить… Ради вашего же блага. Я пятнадцать лет работаю в органах, и знаете, что я могу вам сказать? – он снова протёр виски уже порядочно вымокшем от пота платочком с клетчатым узором. – Чаще всего людей убивают их самые ближайшие знакомые. Имейте это в виду.

На этих словах он многозначительно причмокнул и облизнул губы, побродив взглядом по кабинету, будто что-то искал.

– И что, – недоверчиво хмыкнула она. – Вы будете подозревать всех, с кем у Кары могла быть… как вы сказали? Личная неприязнь?

– Отчего же, – повёл он в сторону подбородком и склонился над столом ближе к Алисе. – Мотивы могут быть разные. Наше дело – разобраться, почему именно была убита гражданка Милославская. Вас так взволновал вопрос о её отношениях с господином Шемелиным?

Алиса нарочито равнодушно пожала плечами.

– Ничего меня не взволновало. Мне просто интересно, кто мог такое сделать.

– Понимаю, – кивнул он согласно. – Так значит, и вас с убитой связывали лишь рабочие отношения?

– Вроде того.

– А с господином Шемелиным? Что можете сказать про свои с ним отношения?

Хоть сердце и пропустило удар (а потом, казалось, и другой), Алиса придала своему лицу выражение глубокой озадаченности, точно её секундное замешательство – всего лишь следствие страстного желания отвечать на вопросы следователя максимально вдумчиво и детально. Чтобы помочь расследованию, разумеется.

– Я же сказала, что он мой начальник.

– И отношения у вас сугубо рабочие?

– Да.

– И вне офиса вы не общаетесь?

– Не-а, – снова отрицательно тряхнула головой Алиса, добавив позе расслабленности.

– Странно, – сделал вывод полицейский, снова заглядывая в свои бумаги. – Ведь ваш отец, Игорь Евгеньевич Коваль, партнёр и близкий друг господина Шемелина.

– Так и что же тут странного? – нахмурилась она, не понимая, к чему он клонит.

– Близкий друг семьи, с которым вы никогда не общались вне работы? – со змеиным коварством уточнил он. – Вы это странным не находите?

– Он же папин друг, а не мой, – парировала Алиса. – То есть, мы пересекались время от времени на всяких мероприятиях, но я просто… я думала, это не имеет для вас значения.

– Для нас всё имеет значение.

Полицейский что-то промычал себе под нос, видимо, удовлетворившись её ответом, и снова спросил:

– А когда вы в последний раз виделись с убитой?

– Не помню. Когда была в офисе. Это было… – она нахмурила лоб, – ещё перед последним экзаменом. Пару недель назад.

– В тот день вы обедали вместе?

Алиса секунду поколебалась. Отрицать этот факт точно было бы неразумно.

– Ну, да, – с сомнением согласилась она. – Кажется, обедали.

– О чём вы говорили?

Алиса удивилась вопросу.

– Не знаю, как обычно. О работе.

– А о личной жизни? Вы обсуждали с ней личную жизнь?

– Чью?

– Главным образом гражданки Милославской, – пояснил следователь, не отрывая взгляда от лица Алисы.

– Да нет… У нас не было такой привычки.

– Значит, вы не в курсе, был ли у неё любовник?

Алиса медленно втянула воздух носом.

– Любовник?

– Любовник, – самым идиотским образом повторил Алисин мучитель.

– Не в курсе. Может, и был.

Он вновь принялся обшаривать глазами помещение, прижимая к уже совсем мокрым вискам платок, а затем отъехал на кресле назад и заглянул куда-то под стол. Сам он был тучным, и всё его неповоротливое тело покряхтывало, двигалось с видимым трудом и стремительно лишалось влаги.

– Как здесь… – потерял интерес к Алисе он и наугад пощёлкал по клавишам телефона на столе Шемелина. – Как здесь попросить, чтобы принесли воды?

– Не трудитесь, там только виски, – кивнула Алиса подбородком на ящик под столешницей, где в прошлый раз обнаружила початую бутылку спиртного.

Под его насторожившимся взглядом она приподнялась с места и ткнула на красную кнопку внутренней связи. Звонким голоском откликнулась Виолетте; Алисе страшно захотелось упрекнуть ту за то, что она не держит болтливый язык за зубами, но она попросила подать воды, а Алисин мучитель смущённо поблагодарил за помощь. И тут же, не меняясь в лице, сообщил:

– Убитая была беременна. – Эта наигранная беспомощность и признательность в глазах показались теперь ужасно циничной игрой, которыми мучитель сбивал Алису с толку. – Так вы знаете что-нибудь о её личной жизни?

Она тяжело сглотнула и уже менее уверенно помотала головой.

– А про беременность?

– Нет, – слабо пискнула она, – откуда… она ничем таким никогда не делилась.

– Значит, никаких догадок, кто мог бы быть отцом?

– Нет, – выдохнула она.

– Вас этот факт удивляет? – уловив перемену в настроении Алисы, спосил он.

Проведя по лбу холодными пальцами, точно пытаясь в зеркальном жесте стереть выступившие на коже холодные капли пота, она покосилась на панорамное окно.

– Мне просто не по себе, – голос у Алисы чуть осип. – Я… боюсь высоты, а в этом кабинете находиться просто невыносимо, понимаете меня? Да и не каждый день сообщают об убийстве человека, которого я лично знала… Так что, знаете, было бы неплохо побыстрее закончить…

– Вот как? Да… Я вас понимаю, – проявил он вдруг снисходительность и доброжелательно улыбнулся: – Тогда не стану больше мучить. Можете быть свободны.

– Ко мне больше никаких вопросов? – осторожно осведомилась Алиса, не веря своим ушам.

Мучитель положил ручку на стол и сцепил перед собой кисти рук, обведя её сосредоточенным взглядом с головы до ног.

– Если бы это был официальный допрос, то у меня к вам было бы ещё очень много вопросов, Алиса Игоревна, – вдруг слишком весело ухмыльнулся он. – Но поскольку это всего лишь дружеская беседа, позволю себе быть откровенным: у меня почему-то складывается стойкое ощущение, будто вы что-то хотите скрыть. Я, конечно, буду рад ошибиться… Однако мне передали, что ваш отец очень бы не хотел повышенного внимания к вашей персоне со стороны правоохранительных органов, а посему… Да, Алиса Игоревна, к вам вопросов больше не имеется. Можете быть свободны. Полагаю, мы вряд ли ещё с вами встретимся. Хотя мне бы очень этого хотелось.

Алиса натянуто улыбнулась и, ничего не сказав на прощание, вышла из кабинета.

– Ну что? – немедленно подскочил к ней Ваня, который, видимо, дежурил в приёмной всё то время, что Алиса сидела, как на иголках, в кабинете со следователем.

Она, убедившись, что плотно закрыла дверь, тихо ответила:

– Да ничего особенного, – и передёрнула плечами. – Неприятный тип и неприятный… кхм, разговор.

– Пошли-ка, – потянул её Ваня, глянув на встрепенувшуюся Виолетту, с лишним вниманием прислушивающуюся к их беседе.

Укрытие они нашли в своём небольшом чуланчике, где по обе стороны от стола длиной почти от окна до входной двери располагались два их рабочих места.

– Ну что? – присел Ваня возле своего монитора, заставив Алису замереть у порога.

Она, держась пальцами за ручку двери, прислонилась спиной к двери и прикрыла глаза.

– Что-что, – выдавила она сквозь тяжкий вздох и распахнула веки. – Он… спрашивал, о чём мы говорили с Карой в последнюю встречу и хорошо ли я её знала…

– А ты?

– А я сказала… – Алиса измученно провела ладонями по лицу и вцепилась в волосы на висках. – Что ничего не знаю, как велел папа.

– Он поверил?

– Вроде, – флегматично пожала она плечом.

– Что значит “вроде”? – не успокаивался Ваня. – Поверил или нет?

– Да откуда мне знать? – вспылила Алиса, которой назойливые вопросы уже порядком надоели. – Я его мысли не читаю. Он про Шемелина спрашивал.

– Про Шемелина?

– Угу, – мыкнула Алиса задумчиво. – Была ли между ним и Карой, говорит, личная неприязнь…

– А ты?

Больше всего Алисе сейчас хотелось, чтобы он, наконец, угомонился:и хоть врать Ване было куда легче, чем следователю, ничего приятного она в этом занятии всё равно не находила.

– Сказала, что нет, – исподлобья глянула она. – То есть, что не в курсе.

Ваня, притихнув и задумчиво потерев подбородок, сполз со стола и встал возле окна, сунув руки в карманы вздыбившихся из-за некачественного пошива брюк.

– А ты что сказал? – настороженно поинтересовалась у него сама Алиса.

Ваня быстро взглянул на неё из-за плеча.

– Про что?

– Про Шемелина, – сцепила она руки на груди. – И про эту их… личную неприязнь.

– Правду, – на секунду замешкавшись почти так же, как сама Алиса пять минут назад перед следователем, ответил Ваня. – Что? – заметил он её пристальный взгляд и непонимающе развёл руками: – А что надо было говорить?

– Не знаю, – буркнула Алиса. – Они же его будут из-за этого, наверное… подозревать? – на последнем слове интонация помимо воли взлетела вверх, и голос чуть не сорвался на жалобный писк.

Ваня снова замолк и, обведя небрежно отштукатуренные стены озабоченным взглядом, развернулся лицом к Алисе и сложил руки на груди.

– Так, может… – протянул он нерешительно. – И правильно?

– Чего? – выдвинула Алиса вперёд подбородок.

– Ну, чего-чего… – всё так же неуверенно продолжил Ваня. – Неприязнь-то эта… Ну, была ведь. По правде. Я сам видел, как он на неё… Ну, помнишь, когда история эта с документами приключилась. Когда ты… Когда он нам с Милославской разнос устроил. Так вот, уж на что он меня не любит, а на неё орал куда сильнее. И сказал тогда что-то вроде… – Ваня потёр лоб, – …ну вроде того, что достала она его и что скоро он её совсем прогонит к чёртовой матери, а может ещё и что похуже устроит… А она ещё побледнела вся так. И как на пол рухнет. Мне пришлось её из кабинета выносить, она очухалась и говорит: это я притворилась, чтобы Шемелин отстал. Только не притворялась она, Алис. Она его… Она его по-настоящему испугалась. Так, что в обморок упала.

Алиса обескураженно села, словно ноги у неё подкосило, и откинулась на спинку офисного кресла.

– Ты хочешь сказать, что это он мог её…?

– Я ничего не хочу сказать. Но сама согласись… – почесал он переносицу, крепко задумавшись.

Алиса глубоко вздохнула. Перед глазами вдруг встала сцена, увиденная ею в ночном клубе: Шемелин грубо держит пытающуюся вырваться Кару за локоть и что-то ей ожесточённо выговаривает, нависает над ней, как грозовая туча, как смертельная угроза, и плечи у него такие напряжённые, что видно, как ходят под рубашкой мышцы…

…а затем Милославскую безжалостно вышвыривают на улицу грозного вида амбалы-охранники.

…а затем на квартиру к Милославской, уже к тому моменту мёртвой, приезжает шемелинский подручный в чёрных перчатках. И Алиса сильно сомневалась, что перчатки эти – шофёрские…

Что они тогда, в клуб, обсуждали? Может… Алиса, ничего перед собой не видя, впилась сосредоточенным взглядом в точку на стене перед собой.

Кара говорила что-то про жену… Теперь стало очевидно, что имела она в виду жену Шемелина, а не чью-нибудь ещё: Кара так ни разу и не ответила прямо, что связывало её с генеральным директором компании; но теперь, узнав от следователя о беременности, сложив все вскользь брошенные намёки, наставления, прибавив Карину не скрываемую обиду, которую Алиса ясно читала в синих глазах, сомневаться больше не приходилось: Милославскую и Шемелина связывали далеко не только рабочие отношения.

А в их последнюю встречу Кара вообще завела речь о мести, а значит, нужно смотреть в лицо фактам: Алиса нагло соврала, когда заявила следователю, что не было никакой неприязни – или что Алиса о ней не знала.

Знала, прекрасно знала. И теперь собирала кусочки пазла воедино, и в сознании выкристаллизовывалась, артикулировалась, приобретала физическую форму звука и образа мысль, которая до того сидела в самом-самом дальнем уголке Алисиной головы и которую она за неважностью игнорировала.

Впрочем, соврала она не только в этом. Однако врать насчёт себя и своей непричастности к убийству – это одно: Алиса ведь правда не имела к произошедшему никакого отношения. А вот насчёт Шемелина…

Только Алисе смертельно не хотелось ни думать о таком самой, ни чтобы о таком думал кто-то ещё. Вот что она уяснила после получасовой беседы с неприятным во всех смыслах представителем правоохранительных органов. Смертельно не хотелось, чтобы где-то там в его сухих бумажечках, на которые капает жирный пот с розового его лба, было написано: “Павел Константинович Шемелин подозревается в убийстве Карины Валерьевны Милославской”.

– Ну, если так подумать… – выдохнула она и бездумно поводила пальцем по клавиатуре компьютера. Продолжение фразы так и осталось в её мыслях всего лишь неозвученной догадкой. Казалось, если она не станет произносить напрашивающийся вывод, он сам по себе растворится в воздухе и исчезнет без следа.

Интересно, что следователь напишет в своих бумажках о самой Алисе? Она усмехнулась своим мыслям.

“Подозревается в помощи подозреваемому в убийстве и сокрытии улик преступления”. Так, по крайней мере, было бы правдиво.

Она прикусила край ногтя на большом пальце. Алый лак уже потрескался, а времени и сил привести ногти в порядок у Алисы так и не нашлось: всю неделю они занимались переездом на новую квартиру, утрясыванием последних университетских вопросов, а в перерывах от дел Алиса предавалась тревожным размышлениям обо всём, что случилось с ней всего лишь за одни выходные. Ничего нового она так по этому поводу не придумала: всё крутила в голове одни и те же мысли, и эта беготня по замкнутому кругу успела прилично её измучить.

– Что? – поторопил её Ваня.

– А? – вынырнула она из своих тяжёлых дум.

– Что – “если подумать”?

– Подумать? – нахмурилась Алиса, уже успев напрочь потерять нить разговора. Она помассировала лоб и моргнула несколько раз: – Если подумать, знаешь, у вас тоже могла быть личная неприязнь. Из-за того, как она увезла меня в клуб, например.

Ванино лицо на секунду вытянулось в изумлении. Он криво улыбнулся, округлив глаза, как будто Алиса выдала абсолютную чепуху.

– Чего?

– Того, – с сомнением протянула она. – Ну, то есть… Я хочу не обвинить тебя, а сказать, что так ведь можно про кого угодно теперь говорить. Раз были какие-то конфликты с Карой, давай всех подозревать в убийстве. Но это же чушь собачья? Неприязнь, тоже мне… Идиотская причина для таких обвинений.

Ваня хмыкнул.

– Да уж… – покачал он головой, глядя вбок, и невесело усмехнулся себе под нос. – Защищаешь так, как будто…

– Защищаю? Кого? – с наигранным удивлением переспросила Алиса.

Ваня шумно выдохнул.

– Вот и я думаю: кого ты защищаешь?

– Не защищаю, а выражаю разумные сомнения. Павел Константинович, он… – Ваня прищурился. – Я его столько лет знаю. И представлять, что человек, которого приглашали в твой дом, мог кого-то убить… Это просто нелегко. Вот я о чём.

Да, врать Ване было куда легче, чем следователю. Раз эдак в сто – и даже морально Алиса не чувствовала за собой вины.

Ваня понятливо вздохнул, а Алиса, ощутив полную безысходность, уронила лоб на ладонь. Взгляд скользнул по чёрной папке перед ней.

– А это что?

– Да, кстати… – Ванино лицо приобрело деловитое выражение: как и всегда, когда речь заходила о работе. – Тебе принесли… Там что-то насчёт корпоративной поездки, которой занималась Кара.

– Мне?

– Тебе, – он рухнул на свой стул, прямо уставившись Алисе в лицо. – Ты же теперь вроде как… личный ассистент генерального?

Алиса нервно облизнула пересохшие губы.

– А… Да, – кивнула она, опустив взгляд, и открыла бумаги.

– Неожиданно.

– Да, – снова потрясла Алиса головой, не поднимая к Ване глаз. – Так теперь этим занимаюсь я?

– А ты не вы курсе?

Алиса выдавила подобие улыбки.

– Первый день… Ещё ни к чему не привыкла.

Со всеми переживаниями она совершенно забыла придумать, как сообщить Ване об Алисиной новой должности. Объяснить всё Ковалю было несложно: тот не имел понятия, как складывались её отношения с начальством в офисе. Зато вот Ваня обо всём прекрасно знал, и его, конечно, новость ввела в недоумение.

Алиса и не думала, что информация о назначении распространится так оперативно, а потому рассчитывала на небольшой запас времени, чтобы придумать правдоподобное объяснение.

– Так… – Алиса резко захлопнула папку и встала, потому что из этого тесненького чуланчика, под низким потолком которого повисло густое напряжение, тут же захотелось уйти. – Тогда я пойду и обсужу это с… С Павлом Константиновчием.

Не дожидаясь Ваниного ответа, она вылетела в коридор и спешно закрыла за собой дверь. Пришлось снова идти в приёмную генерального, но Виолетта, припавшая там ухом к двери кабинета Шемелина, чуть не подпрыгнула на месте, услышав Алисин вопрос, и ответила, что ничего по поводу организации корпоративной поездки не знает, и вообще – Павел Константинович передавал, чтобы Алиса лично зашла к нему для обсуждения вопроса.

Сам он, по словам уже потерявшей к Алисе интерес секретарши, обретался сейчас в конференц-зале. Допытываться дальше смысла не имело никакого: Виолета вновь приклеилась ухом к двери.

Возле матово-стеклянной стены с серебристой табличкой на другом конце этажа Алиса на секунду остановилась, замерев с поднятой для предупредительного стука рукой. Из-за стеклянной перегородки раздавался знакомый и, кажется, едва сдерживающийся от перехода на гневный крик голос.

Вот тут-то Алиса и уподобилась Виолетте, которую всего минуту назад окатила холодным презрением. Чтобы расслышать по словам сливающуюся в нечленораздельный гул речь, сама прижалась ухом к стеклу. Но разбирать смысл реплик всё равно получалось невесть как, и Алиса, затаив дыхание от напряжения, слегка надавила на ручку двери. Сквозь узкий просвет открывался вид на просторный зал с большим круглым столом; Шемелин, стоя напротив окна к Алисе спиной, практически рычал в трубку мобильного:

– Ещё раз повторяю: мне плевать, что вы не раскрываете личности своих сраных гостей, – его голос вдруг стал тише, как будто бы он затылком ощутил присутствие непрошеного свидетеля. – Плевать я хотел на ваши правила, ты уяснил?

Алиса закусила губу, чтобы не подать ненароком голоса.

– Мне нужна эта девка, – она не видела его лица, но была готова поклясться: от того, как сильно сжимал сейчас Шемелин челюсти и проталкивал сквозь них слова, у него безбожно крошились зубы: – Имя, с кем была, с кем пришла… Лицо, записи с камер. Всё, что есть.

От догадки, стремительной молнией озарившей мысли Алисы, у неё снова спёрло дыхание – на этот раз чувство было такое, словно чья-то сильная рука сжалась у неё на горле.

– Чё ты втираешь? – продолжал шипеть тем временем Шемелин. – Думаешь, я правда поверю, что у вас нигде нет камер? Ты за идиота-то меня не держи…

К щекам прилила волна жара. Алиса едва не поперхнулась бившимся уже где-то под языком сердцем.

– Короче, – рявкнул он. – Я отправлю к вам своего человека. Будешь разговаривать с ним.

Он на секунду отнял трубку от уха, щёлкнул пальцем по клавишам и уже куда более спокойно приказал:

– Поедешь по адресу, поговоришь с ними. Вытряси всё, что на эту девку есть. Да плевать мне на методы, – он сделал секундную паузу, чуть повернул голову, и Алиса увидела его в профиль: Шемелин задумчиво прижал пальцы к векам. – Она мне нужна. Имя, где искать. Короче, не мне тебя учить. Из-под земли достань и привези. Да и… – он понизил голос, – документы из квартиры Милославской… Те, что касались наших дел. Да, тех компаний… Ты точно увёз всё, что было?

Снова повисла секундная пауза. Алиса, засмотревшись на профиль Шемелина, поняла, с кем он всё-таки разговаривал: с подручным в чёрных перчатках. Так значит, и правда: не просто так он приезжал.

Выходит, Шемелин отправил его к Каре совсем не для того, чтобы помочь Алисе?..

Только вот вопрос, на который Алиса не могла – или не хотела, или боялась – найти моментальный ответ: забрать документы, о которых шла речь, подручному вменялось до или после звонка Алисы?

До или после Кариной смерти?

Или всё с точностью да наоборот: Карина смерть нужна была для того, что забрать у неё некие бумаги…

А Шемелин, не слышавший, разумеется, Алисиных встревоженных мыслей, продолжал:

– Ещё раз обыскать квартиру? Не выйдет? Она могла забрать? Её вещи ты обыскал? Нет, не надо. С ней я сам поговорю, не то Гробовщику пожалуется, – он, задрав над собой руку, кулаком упёрся в крепкое стекло панорамного окна. – Проверь хату ещё раз. Они где-то должны быть. Только чтоб тебя никто не видел. И отзвонись.

Захлопнуть дверь прежде, чем Шемелин сбросил звонок и посмотрел в сторону дверей, Алиса не успела. Поэтому, набрав в лёгкие побольше воздуха, тут же широко решительно распахнула створку и твёрдой походкой, перешагнув порог, направилась к нему. На лице – так она, по крайней мере, надеялась – не было никаких признаков того, что секундой ранее Алиса подслушивала не предназначавшийся для чужих ушей разговор.

– Я по поводу… – махнула зажатой в пальцах папкой. – Корпоративной поездки. Мне сказали, что после смер… – Алиса осеклась, не в силах выговорить окончание. – Что теперь это моя задача.

– Угу, – сурово мыкнул Шемелин, не успевший ещё прогнать с лица раздражения после телефонных звонков. Или не хотевший. – Как раз с тобой-то я и хотел поговорить.

Алиса прижала к груди бумаги, словно хотела защититься от подстерегающего неожиданного и сбивающего с ног удара.

Шемелин упал, как подкошенный, в массивное кресло с мягкой спинкой, обтянутой чёрной кожей, и заслонил рукой глаза. Казалось, Алисино присутствие досаждало ему похуже жужжания надоедливой мухи.

– Давайте я попозже зайду… – пробормотала она, неуверенно шагнув назад.

– Сядь, – остановил её Шемелин и скупо улыбнулся, не отводя от неё глаз. – Ты уже там была?

– Где?

– С ментом этим говорила? – будто в чём-то Алису подозревая, спросил он.

– Ну, говорила, – подтвердила Алиса. Прозвучало это так, словно она и сама не уверена в факте состоявшейся беседы.

– И что ты сказала? – наклонился он корпусом в её сторону.

– Ничего, – ответила Алиса, пытаясь угадать, к чему он клонит. – Мне им нечего сказать. Сами же знаете.

Шемелин опасно ощерился, услышав её пояснение.

– Так уж и нечего, – издевательски усмехнулся он, но настороженность из глаз никуда не делась. – Молчала, что ли? Немой притворялась?

Алиса, поймав его взгляд на руках, которыми она плотно прижимала папку к груди, тревожно сглотнула.

– Нет, в смысле… – голос почему-то дрогнул. – В смысле, ответила на его вопросы. Но я же не знаю ничего. Вот и получается: ничего я не сказала.

– А можешь рассказать мне поподробнее, чего именно ты не знаешь?

Алиса сдержалась, чтобы снова не закатить глаза: почему все сегодня разговаривают с ней так, будто она по меньшей мере помогала убийце душить жертву?

– Ничего, я же сказала, – отрезала она категорично. – Он спрашивал, как близко я знаю… знала Кару. Я ответила, что мы общались только по работе. И то… Иногда.

– Да? – цокнул он языком, сомневаясь в её словах. – А мне показалось, что вы нашли с ней общий язык.

– Тогда попробуйте перекреститься, – огрызнулась Алиса.

Недоверие, с которым сегодня на неё смотрели все подряд, уже начинало претить.

Шемелин издал лёгкий смешок в ответ на Алисину колкость, а затем слабо хлопнул ладонями по столу, свободно откинувшись на спинку кресла.

– Послушай, – начал он миролюбиво. – Я ведь им тоже ничего про тебя не сказал.

Алиса сжала обе губы между зубами.

– Так что рассчитываю на твою искренность в обмен на эту… услугу.

– Услугу? – повторила Алиса насмешливо.

Шемелин угукнул, не раскрывая рта. Алиса, поглядев на него несколько секунд, осторожно опустилась в противоположное кресло и шлёпнула папку на стол.

– Тогда и я рассчитываю на взаимную искренность, Павел Константинович.

– Искренность?

– Ага, – вздёрнула подбородок Алиса. – Почему вы не позвонили моему отцу, как я вас и просила?

– Позвонил.

– Позвонили. Вечером. Я сама видела, – кивнула она. – А я просила вас сделать это сразу…

– Сразу, говоришь, – задумчивым эхом повторил он и потёр пальцем оттопырившуюся нижнюю губу. – Ну, и что бы было, если бы я Коваля уведомил обо всём сию же минуту после твоего ночного звонка?

– Папа бы мне помог. И мне не пришлось бы ему врать.

– А посмотри-ка на ситуацию с моей стороны, – сложил он руки в замок, уперевшись в подлокотники кресла, а подбородок опустил на скрещенные пальцы. – Ты звонишь ни свет ни заря. Говоришь, что Милославская, кажется, не дышит. И ты рядом с ней. В её квартире. Рядом с трупом. Что я должен был думать?

– Не знаю, – процедила Алиса.

– А я скажу, что думают адекватные люди в таких ситуациях: они думают, что речь идёт о передозе, – упёрся ей в лицо его непроницаемый взгляд. – Откуда мне знать: может, вы вдвоём чем-то обдолбались и не рассчитали дозу. Милославская откинулась, а ты там в полном невменозе. И что сделает Коваль, если найдёт тебя в таком состоянии? Помнишь свою душещипательную историю, которую ты сама мне поведала в тачке?

Алиса секунду помолчала, пытаясь разглядеть хоть тень мэоций за холодным равнодушием в его свинцовых глазах.

– Так вы что же, обо мне переживали? – усмехнулась она скептично.

– Ну, я ведь держу слово, – склонил он голову вбок и благодушно ухмыльнулся. – Мы вроде как с тобой договорились, что я тебя прикрываю. Вот я и прикрыл. Прислал человека, чтобы он оценил ситуацию.

– Почему же вы не позвонили отцу потом, когда выяснилось, что я не… Что ничего запрещённого не было?

– А зачем тебе лишние свидетели?

– Что?

– Ну, зачем кому-то ещё, кроме меня, знать, что ты была на месте преступления? Лишние подозрения. К чему они тебе?

– Меня не в чем подозревать, – упрямо возразила Алиса.

– Вот об этом я и хотел поговорить… – пространно отозвался Шемелин и постучал костяшкой мизинца по столу. – Что ты там делала?

– Я же рассказала вашему… человеку.

– У меня плохая память. Расскажи-ка ещё разок. Мне. Лично.

Алиса раздражённо выдохнула.

– Пришла к ней поговорить.

– О чём?

– О жизни.

– В такой час?

– Я рано просыпаюсь. А Кара поздно ложилась.

– А говоришь, что вы не общались…

Алиса сжала зубы до неприятного скрежета.

– Мне доложили, что ты якобы поссорилась со своим…

– А говорите, у вас память плохая, – ту же ввернула она упрёк, не дожидаясь, пока Шемелин договорит.

– Так ты пришла к ней обсуждать ваши отношения? Так получается?

– Да. Мы сильно поссорились. Я… я не знала, к кому ещё пойти.

– Что, совсем нет подруг?

– Хотела услышать мнение опытного человека.

– Так позвонила бы мне, – бессовестно осклабился он. – Я бы дал тебе мудрый и исчерпывающий совет. Бортани этого лоха, пока не поздно, и дело с концом.

Алиса покрутила ободок кольца на безымянном пальце. Заметив, что Шемелин тут же опустил взгляд к кистям её рук, она поспешила спрятать ладони на коленях под столом.

Однако было уже поздно.

– Вот оно как… – прокомментировал увиденное Шемелин. – Ты ведь сказала, что вы поссорились.

– Послушайте, это совершенно не ваше дело…

– Алиса, – расслабленно качнул он головой, заставив Алису замолчать. – Не злись ты из-за своего ухажёра, я против него ничего не имею. Даже, может, должность ему какую готов отдать. Он толковый парень, просто иногда зарывается. Думает, что раз Коваль ему… – Шемелин обвёл глазами Алису и усмехнулся своим мыслям. – Раз у него такой серьёзный покровитель, то он может вести себя здесь, как хозяин. Но компания-то моя.

– Я знаю, – пожала Алиса плечом. – Никто у вас её и не забирает.

Шемелин медленно втянул воздух носом, не отводя тяжёлого взгляда от смотревшей прямо ему в лицо Алисы. Он сухо улыбнулся уголками губ, и в этой улыбке сквозило одно только скверное недоверие.

– Не забирает… – глухо повторил он за ней, качнув подбородком, и затуманившимся взглядом глянул на ворох документов перед собой. – Не вовремя все эти проблемы… Совсем не вовремя. Так ты пришла к ней утром, и что было потом?

– Ничего. То есть… я нашла её в спальне. Позвонила вам. Приехал этот ваш… Саша.

– Ты считаешь, кто-то был там, вместе с тобой? Тот, кто тебя запер?

– Не знаю. Я никого не видела.

– Ты что-нибудь забирала оттуда?

– Ваш подручный приказал мне собрать свои вещи.

– А что-нибудь не своё? – пристально уставился он на Алису.

Она молча помотала головой, а Шемелин поднялся и обошёл стол, остановившись у Алисы за спиной. По коже немедленно забегали неприятные мурашки, когда он, склонившись к её уху, прошептал:

– Может быть, она сама тебя позвала?

– Что? – искренне изумилась Алиса, попытавшись развернуться, но Шемелин опустил ладони ей на плечи, чем пригвоздил к сиденью и лишил свободы движений.

– Может, не было никакой ссоры? Судя по этому… – схватил он её правую ладонь, заставив поднять руку, на которой обличительно сверкнуло помолвочное кольцо, – … у вас полное взаимопонимание. Так может, ты пришла, потому что Милославская хотела что-нибудь тебе рассказать? Или отдать? А, Алиса?

Его пальцы сжали загривок, и Алиса слабо дёрнулась, тотчас же попытавшись вырваться. Но вторая рука, с прежней силой давившая ей на плечо, подавила эту вспышку слабенького сопротивления. Убедившись в тщетности попыток освободиться, Алиса прикрыла глаза и вслушалась в тяжёлое хрипловатое дыхание над ухом; дыхание, которое напоминало ей о проведённой вместе ночи…

…и о том, что так хорошо, как тогда, ей ещё никогда не было.

…и о том, чем та ночь закончилась.

…и о том, что теперь Шемелин ищет; ищет не её, а незнакомку в маске, но наверняка совсем немного времени понадобится ему, чтобы понять: она и Алиса – одно и то же лицо.

…и маска больше не защитит Алису.

– Вы как будто чего-то боитесь, Павел Константинович, – проговорила она тихо и медленно, стараясь дышать ровно и глубоко.

– А ты? Ты не боишься?

– Мне нечего бояться. – Вдох на три счёта. Выдох – раз, два…

– А если я расскажу, что ты была там? – Три. В его голосе насмешка перемешана с угрозой. И с неясной Алисе лаской. – С трупом. Одна. Мент ещё не ушёл. Ему будет очень интересно это всё выслушать…

– А как же ваши обещания, которые вы якобы держите, а? – ощетинилась она в ответ, двинув шеей: наверное, могут остаться синяки.

От саднящей боли Алиса шикнула, а Шемелин, мягко усмехнувшись, разжал пальцы.

– К вашему сведению, мент, – выплюнула она, ощутив свободу, – намного больше интересовался вами, чем мной. Так что ему и о ваших с Карой отношениях будет интересно послушать. Я знаю, что вы с ней…

– Что мы с ней? – не дал он договорить.

Алиса судорожно втянула носом воздух и потупила глаза. Шемелин уселся перед ней на край стола.

– Так что?

– Что вы с ней спали, – набравшись храбрости, проронила она. Когда поднимала на него прямой и горящий взгляд, чувствовала только сжирающее все эмоции пламя стыда внутри.

– Вот как… Она тебе рассказала?

– Сама догадалась. Может, вы её и задушили, чтобы никто не узнал? Вместе со своим Александром.

Шемелин радостно прыснул, а затем в один миг взгляд его стал жестким и твёрдым.

– Если б это был я, – склонился он близко к Алисе и вкрадчиво прошептал: – то работа не была бы такой грязной.

Он зловеще цыкнул уголком губ, двигавшихся в считанных миллиметрах от Алисиного вытянувшегося от удивления лица.

– Видишь ли, душить – это очень непрофессионально, – широко улыбнулся Шемелин, точно разговор шёл совсем не об убийстве человека. – А на меня работают только профессионалы. Так ты пришла по поводу поездки… – сменил он вдруг тему и с озабоченным видом приоткрыл папку на столе перед Алисой. – Изучи пока всё сама. С этим, я надеюсь, ты справишься?

Он пихнул небрежным жестом бумаги к ней, а приведённая в замешательство Алиса лишь растерянно пожала плечами, скользнув взглядом по бумагам.

– А пока можешь быть свободна. И да, как и договаривались: в офисе тебе торчать не обязательно. Катись себе на все четыре стороны, – Шемелин улыбнулся, как ни в чём не бывало, и вернулся на своё место во главе круглого стола. – Я действительно держу свои обещания, Алиса. Надеюсь, ты тоже. Об этом разговоре тоже никому не стоит знать.

Алиса поднялась, неуклюже сграбастав папку и прижав её к животу, а затем на слабеющих прошагала к спасительному выходу из конференц-зала.

– Алиса, – позвал её Шемелин и пощёлкал в воздухе пальцами, когда она беспомощно обернулась. – А что у тебя за духи? Запах такой… знакомый.

Она замерла к нему спиной, вцепившись ногтями в пластиковую обложку.

– Не помню. Ваня подарил, – выдохнула она и дожидаться ответа не стала. Быть бы иначе беде – так ей показалось.

❤️❤️ ПОЖАЛУЙСТА, ДОБАВЬТЕ КНИГУ В ОТЛОЖЕННЫЕ И ПОСТАВЬТЕ ОЦЕНКУ, ЕСЛИ ВАМ ПОНРАВИЛОСЬ!

👉 ТЕЛЕГРАМ-канал АВТОРА для связи, ваших вопросов, спойлеров и всех анонсов

Глава 15

в которой Алиса лишается, приобретает и вспоминает о чизкейке

В новой квартире пахло краской, необитаемостью и хлорированным чистящим средством. Алиса перешагнула порог, запуская внутрь несколько крепких грузчиков, тащивших за ней коробки с необходимыми на первое время вещами. Сама опустилась на банкеточку в прихожей, безучастно осматривая новое жильё: складывалось ощущение, что не ей здесь предстояло жить.

– Просто поставьте на пол в гостиной, – тяжело вздохнув от накатившей смертельной усталости, велела она, и нанятые Ваней ребята беспрекословно повиновались. Алиса коротко поблагодарила и бросила выразительный взгляд на дверь: хотелось остаться в одиночестве.

Если бы теперь уже жених не проявлял такой прыти с переездом, сама Алиса перебираться в новое жильё точно не спешила бы. Прежняя квартирка и так полностью устраивала – даже не просто устраивала, а стала частью Алисы. Стала убежищем и крепостью, уютной гаванью и спасением от всего мира; стала чем-то, что принадлежало только Алисе и никому другому.

То ли это она приросла к однушке своими кургузыми корнями так, что не отцепишь, впервые за долгое время ощутив чувство дома; то ли квартирка как-то сама по себе проникла и впиталась в Алисину душу. Но одно былоочевидно: в новом жилье Алиса была чужачкой, которую здесь не ждут.

Оставшись наедине с собой в пустой просторной трёшке в десяти минутах от офиса, Алиса скинула уличную обувь и медленно прошлась по свежепостеленному светлому паркету.

Теперь она не единственной и полноправной хозяйка территории. И с этим приходилось мириться. Очень не хотелось – но приходилось.

Она, в общем, уже и не удивлялась тому, что никто – в том числе и Ваня – не спросил её, хочет ли она с ним съезжаться. Это само собой разумелось – как и Алисино согласие на предложение руки и сердца. Зачем спрашивать, если ответ известен заранее? Это нецелесообразно. Ваня был человеком трезвой рассудительности и холодного расчёта. Рептилия с чешуёй, напоминающей безжизненный каменистый рельеф, и узким чёрным зрачком, шныряющим туда-сюда: никогда не поймёшь, о чём думает.

И когда она стала к нему так относиться?..

Алиса прошагала босиком в кухню.

Пространству для приготовления пиши в этой квартире места отвели совсем мало. Вся рабочая поверхность – метра полтора на глянцевой белой столешнице гарнитура. Развернуться совершенно негде: ни островка, ни свободного места, чтобы как-нибудь исхитриться и всунуть дополнительную столешницу. Лишь невысокий обеденный стол со скруглёнными углами и на трёх ножках, за которым с трудом усядутся четыре человека. Даже зона прихожей была просторней, чем кухонная – хоть туда волоки весь свой кулинарный скарб.

Алиса со скепсисом оглядела масштабы катастрофы: и дорогой планетарный миксер втиснуть некуда, что уж и говорить-то о кондитерской печи, для которой если и пробовать найти уголок – придётся по меньшей мере выбрасывать вон холодильник.

Квартира предназначалась для жизни людей, проводящих на работе часов по шестнадцать в сутки. Главная вещь в таком доме – постель, а кухня при таком образе жизни играет роль не самых правдоподобных декораций.

Она перевела тоскливый взгляд на несколько коричневых картонных коробок, в которые уместилась почти вся её предшествующая жизнь. На старой квартире осталась основная часть гардероба: с собой Алиса взяла лишь небольшой чемодан летних вещей, сохранив повод без лишних вопросов наведываться в старую квартиру, к которой так прикипела.

Да уж, из всех свалившихся на Алису за последние дни ошеломительных новостей, переезд – самое неприятное обстоятельство. Она тут же одёрнула себя за подобные мысли: Каре, вообще-то, было куда хуже.

И снова эта липкая тревога сжала костлявыми пальцами все внутренности…

Алиса потрясла головой, чтобы прогнать дурное оцепенение, и по-прежнему без энтузиазма воззрилась на духовую печь под стеклокерамической варочной панелью. Что ж, и на том спасибо – могли вообще обойтись одной микроволновкой.

Она вскочила, бесцельно пройдясь по всем комнатам, и, наконец, вихрем вылетела наружу к двум металлическим лифтам в просторном холле, выложенном мраморной плиткой. Небольшой продуктовый находился прямо напротив подъезда: ассортимент разнообразием не радовал, но всё необходимое – яйца, мука, молоко и ещё кое-что из бакалеи, свежие ягоды, даже глубокая миска и венчик – нашлось.

Руки орудовали быстро и сами по себе: Алиса залила едва не закипевшее молоко в смешанные с мукой и сахарной пудрой бледные яичные желтки и всыпала ванилина (не без презрительной усмешки): официантка из кафе напротив офиса была права в том, что достать стручковую ваниль в Москве не такая уж и тривиальная задача.

Уже на этом этапе стоило задуматься, что ничего у неё не выйдет. Ей хотелось хотя бы на полчаса забыться и отвлечься, спрятаться от тревожных размышлений за любимым занятием, освободить голову и дать работу рукам, но на этой новой крошечной кухне, необжитой и совершенно не подходящей для готовки, даже затея выпечь простецкий баскский пирог из песочного теста и свежей черешни с заварным кремом обернулась полным провалом.

В родной квартире на кухне был балкон, выходящий окнами на простирающийся вдаль зелёный парк, и с наступлением сезона Алиса всегда готовила черешневый пирог с видом на красочный летний закат, а осенью – тыквенный, и цвет его, оранжевый, тёплый, похож был на цвет рыже-красной листвы крон . Здесь не было ни окон, ни достаточного количества солнечного света, отчего Алиса чувствовала себя в заточении. В таком состоянии ничего-то у неё не выходило: ни крем нужной консистенции, ни тесто подобающей плотности и тягучести.

Спустя без малого два часа Алиса отодвинула от себя тарелку с вышедшим из-под её рук творением: нет, всё совершенно не то. Зазря перевела килограмм свежих ягод. Алиса стёрла с белоснежной поверхности гарнитура каплю красного черешневого сока, в очередной раз за последние дни отогнав от себя неприятные мысли о крови.

Оставаться в пахнущей чистящими средствами квартире и дальше казалось решительно невозможно. Она распахнула все форточки, чтобы проветрить помещение (быть может, напоённый цветением летний воздух привнесёт сюда чуть больше уюта), а затем вновь выскочила на улицу. Полуденный зной начинал сходить на нет, и на плечи ей мягким пологом легла предсумеречная свежесть.

Алиса бездумно шла по широкому тротуару вдоль дороги. Ноги вели её сами: мысли парили где-то безумно далеко и от недавно построенного дома бизнес-класса, в котором подарил им с Ваней квартиру Коваль, и от офиса, до которого всего-то десять минут пешком, только Алисе бы больше век там не бывать.

Помимо воли возвращалась в размышлениях к недавней ночи, проведённой в старинном московском особняке, из которого Алиса сбежала, едва на горизонте забрезжил рассвет: его безжалостным свет развеял все иллюзии. Но если бы, если бы она не струсила?..

Нет, незачем об этом думать. Они и не трусила, она просто не могла иначе. Не Алиса тогда была там, а незнакомка без имени и фамилии, не имевшая никакого отношения к славному семейству Ковалей. А Алисы в тех покоях быть просто не могла. Ещё немного – и Алиса сама бы в это поверила.

Однако куда больше голову занимал подслушанный утром в офисе разговор Шемелина. И хоть формулировки его было достаточно туманны, Алисе ничего не стоило догадаться, кого именно он приказал неизвестному собеседнику на том конце провода найти, чьё имя узнать и кого доставить любой ценой.

Шемелин искал ту самую незнакомку, под личиной которой, как ни старалась себя убедить в обратном, скрывалась Алиса.

Зачем она ему нужна? Не даёт покоя поражение в этой странной игре, которую сам Шемелин и затеял?

Насколько активно Шемелин станет Алису разыскивать? И что, если найдёт?

Она взглянула на безымянный палец правой руки, где поблёскивало прозрачным бриллиантом подаренное Ваней кольцо. Слишком велик риск всё разрушить, если правда выплывет на поверхность. А Шемелин уже однажды использовал против Алисы их…

Даже в собственных мыслях, вспомнив об этом, Алиса споткнулась, и жаром всё тело обдала поднявшаяся изнутри волна стыда.

В квартире уже убитой Милославской Шемелин намекнул, что об их поцелуе на столе в его кабинете может кто-нибудь узнать, если Алиса не захочет поступать так, как велит он.

Выходит, если Шемелину удастся выяснить, что Алиса провела с ним ночь, с этого крючка ей уже точно будет не соскочить – и одному Богу известно, какие “просьбы” Шемелина ей придётся выполнять, чтобы сохранить репутацию. Репутацию, о которой так внушительно напоминал ей приёмный отец, велевший не лезть в неприятные истории.

Сексуальная связь с непосредственным начальником ведь наверняка навредит Алисиной репутации? И вряд ли внушит энтузиазм членам приёмной комиссии респектабельного зарубежного университета, куда отбирают лишь лучших из лучших (об этом и об открывающихся после магистратуры перспективах Коваль жужжал на ухо Алисе весь вечер в ресторане загородного отеля)? Плакали тогда, должно быть, все розовые мечты Игоря Евгеньевича Коваля. Не стать Алисе акулой российского бизнеса, не занять никаких важных постов, не отплатить, наконец, Игорю Евгеньичу за благородство совместными успехами в будущем….

И тогда тот ещё крепче вцепится в будущего зятя: уж Ваня Алисиного приёмного отца точно не подведёт, он нацелен на громадные успехи…

Алиса смахнула со лба мелкие капли испарины.

По загривку побежали мурашки. Она вспомнила, как ещё недавно на том же месте сжимались тесным кольцом пальцы Шемелина. Он не поверил её наспех придуманному вранью про ссору с Ваней; допытывался, больно вцепившись в шею, зачем на самом деле Алиса пришла утром к Милославской. Уже догадывался о чём-то?

А ещё искал что-то на квартире Кары. И Алису спросил, не забирала ли она оттуда чего-нибудь… Всё это приводило Алису в замешательство. И без того истрёпанные нервы снова приходили в напряжённое состояние.

Как там говорила Кара? Нужно вовремя почувствовать момент, когда необходимо самоустраниться, чтобы Алису не сплющило между двумя громадинами столкнувшихся Сциллы и Харибды – Ковалем и Шемелиным.

Только как теперь его почувствовать, этот момент?

Алиса сама не заметила, как знакомой дорогой пришла к тому самому кафе, где они с Карой имели обыкновение обедать. Живот требовательно заурчал: с самого утра во рту не было и хлебной крошки. Черешневый пирог она лишь аккуратно надкусила, чтобы убедиться в постигшеё неудаче, которые случались у неё в вопросах выпечки довольно редко – но уж если случались, Алиса знала о них заранее.

– Приглашение? – преградила Алисе путь девчушка в форменном фартуке.

Алиса её узнала: та самая официантка, которой Алиса невольно нагрубила в тот последний раз, что сидела здесь с Милославской. Она хотела было даже извиниться, но, увидев неприступное и недоброе выражение круглого, как блинчик, лица, только нахмурилась:

– Какое ещё приглашение? Я что теперь, в чёрном списке?

– Простите. – По голосу было слышно, что ей совсем не жаль. – Без специального приглашения никого пустить не могу. Мест нет.

Она бросила взгляд на витрину кафе – ту, возле которой пустовал их обычный с Карой столик.

– Разве?

– Сегодня мы на спец-обслуживании, – твёрдо возразила официантка и, с гордостью скрестив руки, добавила: – Шеф даёт мастер-класс. Для прохода нужен билет. Раз его у вас нет…

– Я же могу заплатить.

Алису неприкрытое злорадство официантки лишь раззадорило. В конце концов, её уже выжили из любимой квартиры, которую не хотелось покидать; она только что сама сбежала из нового жилья, в котором невыносимо было находиться; а теперь что же, её не пускают и в кафе, с которым связаны те немногие приятные воспоминания, что у Алисы остались?

Она, с лёгким всполохом тепла вспомнив, как они сидели здесь с Карой, шагнула вперёд, но официантка непреклонной преградой вновь встала у на пути.

– Я ведь с того раза только и делаю, что мечтаю увидеть кулинарные чудеса, которые творит ваш шеф. Можете мне не верить, но я даже разыскала тот самый номер “Афиши”, в котором писали про вашего шефа…

– Место нужно было покупать заранее, – не дрогнула официантка.

– Бросьте, – тряхнула Алиса волосами. – Позвольте хоть одним глазком посмотреть на лучшего по мнению “Афиши” кондитера.

– Нет. Мест.

Вся она стала похожа на надувшийся от раздражения шар: даже глаза на круглом лице, казалось, выскочат сейчас из орбит – так широко она их для вескости распахнула.

– О!… – раздалось вдруг коротко и звонко. Тучный мужчина с карикатурно закрученными кверху кончиками усов выглянул из-за стеклянной двери. – А я же вас где-то… Точно! Вы, прелестное создание, в пух и прах разнесли мои эклеры, а потом в сердцах размазали мой чизкейк по полу? Экзальтированная вы особа… нет ли у вас южных кровей?

Слова он выпаливал быстро, будто бодро и по старинке взбивал крем венчиком, звонко стуча металлическими спиралями по дну глубокой миски; а Алиса, ухмыльнувшись, покосилась на не сдававшую оборонительных позиций официантку.

– Всё было не так, – склонила голову к плечу она.

– Ах, что вы говорите, очаровательная гостья? – вскинул кустистые брови шеф. – А Зоя в таких красках мне всё живописала, что меня, уважаемая, едва ли не хватил удар, вы может себе это представить?

Зоя – так гласил бейджик на груди у официантки, на который Алиса взглянула лишь сейчас – уязвлённо поджала губы.

– Чизкейк упал случайно, – поспешила Алиса уверить усатого. – А эклер был не так уж и плох. Я ела и лучше, но… Стоит отдать должное.

– Вы, прелестная критикесса, зашли проверить, не разжились ли мы стручковой ванилью? – сложил ладони на круглом животе он.

– А вы разжились? – двинула Алиса бровями.

– А как же, – всплеснул он руками. – Храню как зеницу ока – всё ждал, когда вы пожалуете. Думал, произведу впечатление… Знаете, что, милочка? – он бросил взгляд себе за спину. – Сегодня я как раз даю мастер-класс, и раз уж вы здесь, не сочтите за труд стать моим, как бы это… Моим рецензентом. Попробуете десерт первой – и если мне удастся на этот раз вас сразить, моё душевное равновесие будет, наконец, восстановлено.

Алиса на пару секунд задумалась. Пятью минутами ранее она намеревалась съесть в одиночестве лёгкий ужин и, может быть, порадовать себя десертом – делала так всегда, когда на душе скребли кошки; но в сложившихся обстоятельствах отвлечься и побыть на этом странном мероприятии она тоже была не против. Приняв решение, она кивнула, и официантке, храбро оборонявшей заведение, ничего не оставалось, кроме как посторониться и пустить нежеланную гостью внутрь. Шеф в своём похожем на облако колпаке галантно придержал для Алисы дверь.

– Вы как раз успели к суфле, милочка, – обвёл рукой шеф стойку в центре зала, на которой продукты разложили в идеальном порядке. – Устраивайтесь. Буду творить под вашим чутким взором… – Шеф картинно вскинул растопыренные ладони вверх, чтобы стих негромкий гул голосов небольшой группы людей напротив, а потом блаженно прищурил один глаз и накрутил на палец кончик тёмного уса, в котором белели седые волоски. – Итак, идеальный воздушный десерт, для которого найдётся место даже после самого плотного обеда…

Алиса подвинула высокий барный стул к столешнице и, усевшись, принялась внимательно слушать, попутно озираясь по сторонам. Народу было немного: все сидели скученно, по двое, за придвинутыми ближе к стойке шефа столиками. Одеты неброско, но дорого и сдержанно-парадно: женщины в коктейльный платьях, с лёгкими укладками, мужчины – в рубашках, острые края воротничков которых старательно отутюжены.

Шеф же, которому молча, лишь иногда шёпотом переговариваясь друг с другом, внимали люди, из демонстрации готовки устроил всамделишное шоу: объявив название блюда, которым собирался, видимо, накормить сначала Алису, а затем и остальных гостей, он затих, поправил чуть смявшийся колпак, выдержал театральную паузу, а затем выудил откуда-то снизу аккордеон (Алиса, не ожидавшая такого поворота, не смогла сдержать изумлённого выражения на лице).

Умеючи перебирая клавиши, чтобы его мечтательный голос сопровождался деликатным напевом нот на французский мотив, он с придыханием заговорил сначала о Франции, затем о традициях французской кухне, а затем и об истории возникновения суфле: вещал что-то про королей, их двор и пищевые привычки. Алиса слушала вполуха: история её почти не волновала, зато вот урчащий живот неудобства доставлял; ещё и прежние размышления, от которых она думала здесь скрыться, вновь настигли голову.

– …о, Пари́… – картавя на французский манер протянул шеф, схватившись за ручку высокого стеклянного кувшина.

– Вы что, нальёте холодного молока? – вмешалась Алиса, со скепсисом глядя на заготовку заварного крема.

– Комнатной температуры, – поправил он; картавость исчезла в один миг.

– Ах, комнатной… – наигранно поразилась Алиса, а затем возвела к потолку чуть прищуренные глаза. – А мне кажется, что для начала его бы нагреть. Немного. Совсе-ем… – старалась она звучать деликатно, глядя в узкий просвет между большим и указательным пальцами, которые поднесла к своему лицу. – Чуть-чуть. Самую малость.

Оттуда, где в стороне молчаливой тенью замерла официантка – имя которой теперь Алиса знала: Зоя, – послышался резкий и полный раздражения выдох. Так фыркали на конюшнях лошади, которых Алиса боялась и от которых ждала непременных зуботычин тяжёлым копытом прямо в челюсть, но с которыми вынуждена была налаживать контакт: Коваль очень уж любил конные прогулки.

– Это совершенно ни к чему.

– Так выйдет намного лучше, – не оставляла сопротивления Алиса. Она вскользь обвела замерших гостей глазами и снова вернулась к шефу: – У вас есть сливки? Добавьте две части сливок на три части молока и подогрейте это всё, пока перетираете желтки с сахаром.

И дёргал же кто-то её за язык! Алиса даже прижала к губам сжатый кулак, только спустя пару секунд осознав, что ведёт себя совершенно неподобающе: сидит и зачем-то портит тут людям мероприятие. Кому нужны её замечания?

Шеф отложил пока ещё сухой венчик в сторону, смерил Алису испытывающим взглядом, а затем пощёлкал пальцами.

– Вы кондитер?

– Нет, что вы, – помотала головой она, коротко улыбнувшись с виноватым видом.

– Но вы даёте наставления опытному шефу, – задумчиво накрутил он ус на палец, слегка похлопав себя по топорщащемуся на круглом животе белому фартуку. – Мне.

– Я просто… У меня есть сборник традиционных рецептов французской кухни, очень старое издание, и там советуют… Сливки добавят текстуре шелковистости, а если нагреть молоко, то суфле будет воздушным и… – сбивчиво объяснила Алиса и одёрнула сама себя, воровато посмотрев на пышущую недовольством Зою: – Впрочем, неважно. Можно вполне обойтись и холодным молоком.

Шеф помолчал, вслед за Алисой оглядев наблюдавших за спором гостей, некоторых из которых прятали за бокалами с напитками осторожные улбки, и вынес, наконец, свой вердикт:

– Вот как мы поступим… Зоечка, принеси-ка нам ещё один набор ингредиентов. И всё, что только попросит наша гостья… – скомандовал он. – Я думаю, мы немного разнообразим наше представление. Я буду готовить по-своему, а вы, милочка, покажете нам свой мастер-класс. Согласны?

Алиса озабоченно нахмурилась. Боялась, что заденет шефа своими неосторожными комментариями и на самом деле приложила все усилия, чтобы сгладить неловкость; но тот, казалось, и не думал таить на Алису обиду. Только смотрел на неё лукаво и хитро, выжидая, должно быть, пока она струсит, а Зоя (пыхтеть она не переставала) тем временем раскладывала перед Алисой яйца, молоко, мисочки побольше и поменьше, венчик, мерные стаканчики, фартук и всё причитающееся.

В другой бы раз Алиса, наверное, отказалась. Понятно, что шеф лишь хотел таким образом её острастить – и был в своём праве: действительно, ей не следовало лезть со своими придирками ему под руку.

Но Алиса, которую сегодня уже постигла одна неудача во время готовки и которая не ожидала сегодня ещё одной, всё-таки соскользнула с высокого стула, пробежалась взглядом по набору продуктов и инвентаря, разложенного перед собой как будто в укор за критические реплики, и задумчиво пошевелила губами.

– Принесите ещё помазок и четверть лимона, – велела она Зое; та пождала губы, и Алиса добавила: – Пожалуйста.

Но послушно юркнула в подсобные помещения Зоя лишь тогда, когда дождалась от шефа одобрительного кивка.

– А стручковую ваниль? – подначил тот Алису с кривой улыбкой, из-за которой один ус смешно вздёрнулся вверх.

– Сегодня обойдёмся без неё, – твёрдо ответила она и собрала волосы в высокий хвост.

– Отлично. Итак… – Они снова приступили к работе, и шеф продолжил объяснения, наблюдая за противоречащими его словам действиями Алисы, быстро смешавшей молоко со сливками и включившей на проводной электрической плитке средний огонь.

– Рискуете получить комки, – прокомментировал он, когда Алиса занесла над стеклянной миской сотейник с едва закипевшей молочно-сливочной смесью.

– Не-а, – не разжимая от напряжения губ, уверенно возразила она и влила в растёртые с сахаром желтки лишь часть горячей заготовки для крема. – Видите? Если сначала добавить совсем немного, хорошенько размешать… То никаких комков не будет.

Она торжествующе подняла венчик с налипшей на металлическую спираль густой смесью, ойкнула, когда крем капнул ей на фартук, быстро смахнула пятно ладонью и продемонстрировала идеальную консистенцию крема, зачерпнув немного деревянной ложкой.

– А ваш крем жидковат, не находите? – снисходительно вздёрнула она бровь, скосив глаза к миске шефа. – Впрочем, для суфле это не критично. Чего не скажешь об эклерах…

Шеф довольно усмехнулся, а смесь тем временем приобрела нежно-розовый оттенок, когда они оба синхронно добавили заранее пюрированные ягоды в свои миски.

– Формы необходимо смазать маслом… – продолжил инструктировать шеф, сняв верхний слой успевшего подтаять сливочного масла пальцем в резиновой перчатке.

– Для начала неплохо бы хорошенько их высушить, – вмешалась Алиса, промокнув бумажным полотенцем нутро небольших керамчиеских формочек. – Иначе масло не пристанет, и ваше суфле будет не только комкастым, но ещё и косым.

Она многозначительно подняла брови, чтобы донести весь ужас надвигающейся катастрофы до слушателей – и снова не без удовольствия отметила, как в стеклянных бокалах для вина утонули спрятанные усмешки.

– Само собой, – одобрительно заметил шеф. – Разумеется, прелестная обличительница.

– И лучше использовать не палец… Он у вас, конечно, замечательный. Но если взять помазок… – потянулась она за грубой щетинистой кисточкой, обмакнула её в масло и принялась смазывать формы. – Вот так, вертикальными движениями от дна к верху… Смотрите, – поднесла она к его глазам мисочку. – Так суфле лучше поднимется. Знаете, как… как по трамвайным рельсам. Понимаете? Будет пышным и не перекосится.

Шеф картинно прижал руку к сердцу и распахнул от удивления рот, обратившись лицом к публике.

– Моё тоже будет пышным и не перекосится, – бросил он гримасничать и вернулся к своему десерту. – А знаете, почему?

– Почему? – ухмыльнулась Алиса.

– Потому что мои руки… – он пошевелил в воздухе пухлыми короткими пальчиками, а затем снова вернулся к работе. – …Это руки мастера, они знают, что делать. А сердце – сердце художника, оно лучше всех чувствует момент и знает лучшую температуру… – шеф на секунду окинул всех присутствующих сощуренным взглядом, не упустив шанса насладиться моментом театральной паузы. – Это значит больше, чем все ваши книжки, моя милая кузинé. К тому же, выдавать свои хитрости – дурная привычка. Запомните это наперёд, дорогая.

Под Алисино скептическое хмыканье в миску планетарного миксера отправились яичные белки, за ними последовала и ложка сахарного песка. Одними губами она принялась считать: раз, два, три… На десятый счёт ещё одна порция сахара добавилась в начинающую густеть смесь. Вместе с тем, как та медленно приобретала вязкость, в Алисе росла уверенность: сегодня она выйдет победительницей.

– Меренгу с кремом мы мешаем нежно, как будто целуем любимую женщину, чтобы её… Массу, не женщину! Чтобы не лишить её воздуха…

Алиса улыбнулась.

– Только если вы любите манную кашу с комочками, – поддела она, уничтожая всю патетику. – Я вот такое не люблю… Поэтому хочу, чтобы суфле правда осталось воздушным, и для этого сначала, не жалея, размешиваю часть меренги с кремом, а потом уже можно его и приласкать… – в такт её словам остатки плотной белоснежной массы бухнулись в потихоньку остывающий крем, и Алиса аккуратно принялась помешивать деревянной ложечкой заготовку суфле, словно поглаживая пористую шелковистую смесь.

– Что ж, надеюсь, хотя бы духовку я умею включать правильно… – с притворным сожалением прокомментировал шеф и велел Зое отправляться на кухню, чтобы выставить температурный режим на панели управления двух духовок. – Что? И тут я ошибся?

– Пусть вам подскажет ваше сердце, – пожала она плечом, обернувшись к публике. – Но я с вашего позволения выставлю нужную температуру сама.

Шеф развёл руками.

– Валяйте, прекрасная командирша, – с напускной серьёзностью кивнул он на дверцу, за которой находилась кухня. – Думаю, мы можем пустить вас в святая святых на несколько секунд. Имейте в виду, это большая честь…

Алиса не стала слушать, как он распинается: толкнула тяжёлую створку, нырнула в облицованное светлым кафелем помещение и тут же подскочила к Зое, тыкавшей в кнопки на панели духовки.

– Вам сюда нельзя! – в праведном гневе воскликнула она, едва сдержавшись, чтобы не вытолкать Алису в шею.

– Ваш шеф мне разрешил, – не теряя спокойствия, объяснила Алиса и деликатно убрала её руку с регулятора температуры. – Во-от так…

– Шеф сказал: сто восемьдесят…

– Вот ему и ставь сто восемьдесят, – вытерла руки о фартук Алиса и выпрямилась. – А мне нужны сто девяносто. Пока я буду выставлять формы с суфле внутрь, температура упадёт. И будут идеальные сто восемьдесят градусов, на которых моё суфле пропечётся, но не опадёт.

Слушать, какой колкостью в очередной раз её решит ужалить официантка, Алиса не стала: вихрем вынеслась обратно, не забыв прихватить с кухни небольшое вафельное полотенце в клеточку.

Зоя, однако, тут же поспешила за ней, и Алиса спиной чувствовала (а ещё пару раз замечала это боковым зрением), как та заглядывает ей через плечо, пристально следя за всеми действиями.

Алиса заполнила небольшую круглую формочку размером с ладонь сначала лишь наполовину, постучала её дном полупустой по сложенному втрое полотенцу.

– Вот так, всё ляжет ровно и без пустот… – протянула она, сосредоточенно продолжая выстукивать ровный ритм керамическим донцем, и щедро плюхнула ещё порцию смеси внутрь. Не забыла провести большим пальцем вдоль ободка формы, не без злорадства отметив, что шеф, возражать которому неприятная Зоя считала смертным грехом, этого не сделал. Алиса вновь предвкушала близкую победу.

Довольная собой, она расставила по противню формы, заполненные ещё сырым, но уже, как видел Алисин намётанный взгляд, идеальным суфле. Зоя, уже успевшая убрать в духовку суфле шефа, схватила и противень с Алисиными.

– Аккуратней! – шикнула она, недовольная тем, как бодро шагает на кухню Зоя, совсем не заботясь о лишней тряске, вредной для заготовок. Алиса крикнула ей в спину: – Закроете дверцу, и тут же поставьте сто восемьдесят!

– Угу, – послужило ей ответом пренебрежительное мычание. Алиса даже сунула на кухню нос, чтобы проверить – снизит ли температурный режим Зоя, доверять которой совершенно не приходилось.

Та, захлопнув прозрачную дверцу духовки и поймав на себе Алисин пристальный взгляд, с показательной тоской тяжело вздохнула, закатила глаза и повернула тумблер, как следовало. Шестое чувство подсказывало Алисе: не прояви она такой бдительности – и пришлось бы позориться перед всеми с совершенно сухим и подгоревшим суфле.

Ровно через двадцать минут пышущие жаром формы стараниями сникшей почему-то Зои снова оказались на столе перед ними. Идеально ровно поднявшиеся столбики суфле радовали глаз; Алиса покосилась на десерт, вышедший из-под рук шефа.

– У вас получились какие-то пасхальные куличи, – прокомментировала она его творение. – Видите, повисли по краям? А мои – ровные. Это потому что я заранее сделала пальцем бороздку на краях. Вам ваше сердце этого не подсказало, а вот в моей книжке написано….

Шеф, очевидно раздосадованный её справедливым замечанием, дослушивать не стал и вооружился маленькой десертной ложечкой, угрожающе сверкнувшей в электрическом свете ламп. Мгновение спустя он запустил её в Алисино суфле, затем – прямо себе в рот, и маленькая десертная ложечка так и осталась свисать оттуда своим до зеркального блеска начищенным длинным черенком. Шеф напряжённо прищурился.

Алиса выжидательно уставилась на него. Замерло всё: она, шеф, гости, Зоя, воздух, время – всё затихло в ожидании вердикта.

– Хм… – перекатывая на языке взбитую массу, задумчиво возвёл глаза к потолку шеф. – Насчёт сливок вы действительно были правы, милочка… Неплохо-неплохо…

Алиса выдохнула. Знала, что всё удастся, но всё равно нервничала; а сейчас как с души отлегло. Она надменно фыркнула и вонзила вторую ложечку теперь уже в десерт шефа.

Однако вместе с пористой массой ей пришлось проглотить и преждевременное ликование.

– У вас… тоже ничего, – промямлила она, облизнув губы. Кривила душой: текстура десерта шефа вышла куда более бархатистой, чем Алисе удавалось добиться в лучшие свои дни. Она уязвлённо добавила: – Но со сливками было бы куда лучше.

– Не-сом-нен-но, – продиктовал он по слогам и попробовал, наконец, своё суфле. – Да. Сливки добавили бы нежности. Эту хитрость я возьму у вас на вооружение, моя очаровательная визави.

Шеф с наслаждением причмокнул, ласково поглаживая круглый живот под топорщащимся фартуком, и с особенной мечтательностью повторил:

– Несомненно…

Алисе на миг показалось, что один его ус от удовольствия вздрогнул заострённым кончиком и распрямился. Её суфле – нежное, обволакивающее язык, с деликатной ягодной кислинкой, оттеняющей сливочную мягкость – получилось таким, каким Алиса и хотела; но во вкусе того, что вышло из-под руки шефа, была нотка – какая-то особенная, изысканная, чуть терпкая, но тёплая, сладкая и невесомая, такая, которую Алиса (так ей казалось) много раз ощущала на языке, но узнать, как ни силилась, не могла; а текстура взбитой и пропечённой массы казалась такой воздушной и такой лёгкой, будто этой маленькой десертной ложкой Алиса черпала, блаженно жмурясь, облака из чаши бездонного и голубого до рези в глазах неба.

– Но с краёв оно всё равно свесилось, – угрюмо подытожила она.

– Вам понравилось, – вздохнул шеф, наблюдая, как Зоя разносит ещё горячие формы по столам. – Признайте.

– Я же сказала: тоже ничего.

Шеф хмыкнул себе в усы.

– Вы туда что-то добавили, – внимательно прищурилась Алиса, глядя на него. – Что-то… Мускатный орех? Нет, я бы узнала…

– Я не выдаю своих секретов, неповторимая буклé, – он подкрутил ус указательным пальцем, а Алиса сдула со лба прядку волос, что стала от чуть виться от выступившей на коже испарины.

– Но вы не кондитер, нет, – вполголоса продолжил он, устремив взгляд вдаль.

– Откуда вам знать?

Он улыбнулся, и яблочки его щёк порозовели.

– У вас есть талант, – снова придвинул он к себе Алисино суфле и зачерпнул немного ложечкой. – Но нет… Нет радости. Нет любви. Вы делаете что-то не то. Мысли у вас совсем не там, где им следует быть, а душа… Ваша душа, моя бесподобная шери́, совсем вам не принадлежит. Исправьте это, и ваше суфле… – он отправил в рот ещё одну небольшую порцию, – превзойдёт моё.

Алиса непонимающе нахмурилась. Он пошарил в нагрудном кармане фартука и протянул Алисе небольшую прямоугольную визитку.

– Приходите. Буду рад видеть в своей школе… Пока в качестве ученицы.

Алиса с сомнением повертела картонку перед глазами.

– Спасибо, но…

– Только не спешите отказываться… Вы не представились.

– Алиса.

– Алиса, не спешите отказываться. Кажется, у вас нет других более важных дел.

– Это вы с чего взяли?

– С того, как у вас сегодня горели глаза, моя дорогая.

Он встал, потеряв к Алисе интерес и рассыпавшись в благодарностях собравшимся гостям, а она поглядела туда, где возле окна так и остался стоять их с Карой столик, за котором они имели обыкновение обедать. Его “моя дорогая” резануло по ушам так остро и так безжалостно, что на несколько секунд Алиса перестала дышать. За столиком было пусто – и теперь всегда будет пусто, подумалось ей.

Домой в этот день Алиса вернулась уже глубоким вечером: бесцельно шаталась пару часов по городским улицам – всё было лучше, чем снова оказаться в квартире, где чувствовала себя чужачкой.

Там её встретил Ваня, хотя ощущение, что Алису тут всё равно не ждут, так и не выветрилось вместе с запахом чистящих средств. Пахло ягодами и выпечкой.

– А где тот, что я пекла? – спросила она, усаживаясь за кухонный стол. Принюхалась к тирольскому пирогу в картонной коробке, который принёс с собой вечером Ваня.

– Выбросил, – дожёвывая, ответил он. – Без обид, но в этот раз не очень получилось. А я как раз зашёл в кондитерскую за углом, взял у них на пробу.

Глава 16

в которой всё едва не раскрывается

– Мы же договорились, что мобильные телефоны во время занятий отключены, – тоном школьного завуча пробасил шеф, когда Алиса судорожно зажала кнопку отбоя на клавиатуре сотового.

– Простите. Забыла отключить, – виновато пропищала она.

– Алиса… – сварливо протянул он и приблизился к её столу, придирчиво оглядев половину стола, отданную в её вотчину: Алисе оставалось лишь немного прибраться.

– Шеф, попробуйте мои… – голосом слаще сырного крема, из которого были сделаны остроконечные шапки капкейков, обратилась к нему Зоя, делившая с Алисой рабочее пространство.

Телефон в руках опять завибрировал. Алиса поймала неодобрительный взгляд шефа, но что она могла поделать? До неё настойчиво пытался дозвониться другой шеф: Шемелин упорно хотел сию же минуту услышать Алисин голос.

– Мне правда очень нужно ответить… – взмолилась она и, не дожидаясь благословения, вылетела за дверь.

– Дуй в офис, – вместо приветствия велел он сурово.

– Но я не… – хотела было возразить она, но Шемелин дослушивать не захотел:

– Коваль сюда едет. Так что лучше бы тебе быть здесь как можно быстрее.

– Ч-чёрт, – выругалась Алиса в замолчавшую трубку, когда Шемелин, не медля ни секунды, сбросил звонок.

Она поспешила вернуться обратно.

– Нужно было взбивать крем ещё минуту-другую… Снова поспешила, Зоя, я ведь в который раз твержу: лучше готовить из протухших яиц, чем спешить… – шеф, придирчиво рассматрев Зоины творения, надкусил одно из пирожных. – Да, точно, бисквит… Бисквит сухой, как гренок к пиву. Нет, никуда не годится. А вы, – он ткнул в притихшую Алису коротким пальцем, даже не глядя в её сторону, – если бы ваш бискивт не вышел таким превосходным, я бы непременно выгнал бы вас отсюда за такое наплевательство.

Алиса поймала на себе ненавистный взгляд соседки по столу. К этим её полным испепеляющей ярости взглядам, впрочем, она уже успела привыкнуть. Подружиться с Зоей – Алиса с удивлением обнаружила на самом первом своём занятии, что та тоже посещала кулинарную школу обожаемого шефа – так и не вышло. Что являлось причиной враждебности с её стороны, выяснить тоже не удалось: Зоя упрямо не хотела идти на контакт. Алиса остановилась на том, что она, должно быть, всё не могла простить Алисе упавший на пол чёрт знает когда чизкейк.

Но играло, наверное, свою роль и то, что Алиса раз за разом удостаивалась от шефа похвалы в адрес собственных десертов, а Зоя тем временем никак не могла добиться даже снисходительной улыбки, спрятанной в закрученных усах командующего небольшим полком юных кондитеров. Правда, тут Алиса совершенно не чувствовала за собой вины: она ведь не против была делиться с соседкой хитростями, шедшими порой вразрез с инструкциями шефа и помогавшими добиваться лучших результатов, а та будто назло пропускала Алисины комментарии мимо ушей, тихонько фыркала, показывая, что Алисины уловки ничего не стоят – но раз за разом доказывала обратное.

Вот как сейчас: Алиса знала, что Зоя на самом-то деле вняла многократным предшествующим замечаниям шефа и тесто для бисквита взбивала старательно и упорно. Алиса даже всерьёз забеспокоилась, что от рвения у Зои отнимется судорожно дёргающаяся правая рука, а пальцы, до побелевших костяшек вцепившиеся в венчик, никогда уже не смогут разжаться. Потому – из сочувствия – и шепнула ей утайкой, что бисквит она перевзобьёт, он выйдет резиновым, а из-за неправильного и неделикатного ввода в массу взбитого яичного белка Зоя просто-напросто его “посадит”; и лучше бы – так сказала ей Алиса – в этот раз взбивать ингредиенты на полторы минуты меньше, чем велел в своих инструкциях шеф. Но Зоя, точно специально делала всё Алисе всупротив, так расстаралась, что даже добавила к рекомендациям шефа лишнюю минуту – и получила вместо бисквита какую-то горбушку чёрствого хлеба, пригодную разве что для скармливания свиньям: Алиса ясно видела это в разрезе маленького кексика.

– Мне нужно срочно уходить… – Алиса робко вмешалась в распекания Зои шефом.

Тот недовольно вздохнул.

– На сегодня занятие почти окончено… – взглянул он на настенные часы. – Что ж, раз у вас всё готово, не смею задерживать.

– Я, кажется, не успею прибраться… – Алиса прижала сжатые домиком ладони к губам. Телефон между кистей рук снова недовольно завибрировал. – Правда, на работе очень большие проблемы…

Шеф кротко кивнул Зое, указав подбородком на Алисину половину стола, и добавил:

– Только заберите это всё с собой, – ткнул он пальцем в Алисины кексы с остроконечными кремовыми шапками.

– Прости… – одними губами произнесла Алиса, склонив к плечу голову и глядя на принявшуюся злобно протирать тряпкой поверхность. – Давай я в следующий раз уберусь за нас обеих, а?

– Давай ты в следующий раз просто поменьше будешь открывать свой рот и лезть мне под руку? Я из-за твоей болтовни запорола бисквит. – огрызнулась, не поднимая глаз, Зоя. – Или и вовсе… – закинув тряпку себе на плечо, она выпрямилась, став выше Алисы на полголовы. – Не будешь приходить.

Алиса промолчала. Тратить время на перепалки было совсем некогда: и без того пришлось в ускоренном темпе запихивать свои пирожные в картонную коробку, наспех перевязывать тонким волокнистым шпагатом и мчаться в направлении офиса, куда Шемелин велел явиться сию же минуту.

Благо, кондитерская школа находилась находилась в том же здании, что и кафе, в котором Алиса со смерти Кары перестала обедать – внутри уютного заведения становилось не по себе.

До офиса неслась почти вприпрыжку, стараясь, однако, не смять кремовые шапки пирожных в коробке. Уже в лифте критически оглядела сквозь окошечко из плёнки на верхней части крышки результат пережитой кексами турбулентности, избежать которой не вышло: миссия, к Алисиному облегчению, удалась. Она усмехнулась: а ведь за эти пирожные переживала теперь больше, чем за последствия нежданного визита Коваля в офис. Ну и пусть всё раскроется – так, может, станет легче жить…

– Павел Константинович… – после робкого стука в дверь офиса Шемелина обратилась позвала, не дожидаясь позволения войти.

Тут её уже ждали: помимо хозяина кабинета за столом сидели Коваль и – Алиса сама этому удивилась, но ничем себя не выдала – Ваня.

– Ну вот, – с непривычном дружелюбием улыбнулся ей Шемелин. – Все в сборе.

Коваль внимательно оглядел запыхавшуюся Алису.

– А ты это откуда?

– Я… – ещё не отдышавшись, начала было Алиса без всякой уверенности в голосе, но на помощь тут же пришёл Шемелин:

– Отправил её за… – он тихо кашлянул, красноречиво глянув на коробку у неё в руках, и Алиса, быстро сориентировавшись, согласно закивала и тотчас водрузила её на стол перед ним.

Коваль вопросительно изогнул бровь.

– Обедом, – нашлась Алиса.

– Ты ж не предупреждал, что заедешь. – не теряя спокойствия, пояснил Шемелин.

Алиса плохо слушающимися от волнения пальцами развязала слишком крепкий узел шпагата и отошла в сторону, точно ждала, что из коробки сейчас выскочит что-нибудь опасное и недоброжелательное, а принимать удар на себя она не собиралась – поэтому и замерла с почтительным выражением лица шагах в трёх позади кресла Шемелина. Тот всё-таки откинул крышку, как-то безрадостно осмотрел содержимое Алисиной ноши и в лёгком замешательстве тронул кончик носа, бросив себе за плечо – там, где Алиса изо всех сил пыталась делать равнодушный вид – укоризненный взгляд.

– Обед, – просто повторил он, демонстрируя принесённый Алисой десерт Ковалю и Ване. – Угощайтесь.

– Обед? – недоверчиво переспросил Алисин отец.

– Очень люблю сладкое. Полезно для мозгов, знаешь… – покрутил Шемелин пальцем у виска, но Коваль, судя по подозрению в глазах, жест этот понял совсем иначе. – Гоняю её вот иногда в соседнюю забегаловку. Ты уж прости, что бессовестно эксплуатирую такие ценные ресурсы…

Коваль пару секунд просидел с такой серьёзной миной, что Алиса успела уже решить: всё её прикрытие пошло прахом; но спустя некоторое время его лицо преобразилось от доброжелательной улыбки:

– Да я не в обиде, – простодушно махнул он рукой. – Гоняй-гоняй, ей полезно. Чтобы не засиживалась. Я бы не отказался, да врачи запрещают. Ну что, давайте к делу? А то времени у меня совсем немного… – он повернулся к сидящему поодаль Ване, а Алиса успела обменяться с Шемелиным облегчёнными взглядами.

– Выкладывай, зачем пришёл, – немного расслабившись, откинулся он на спинку кресла и настороженно уставился на Коваля.

– Да вот… Иван изложил мне дельную мыслишку, – побарабанил ногтем по дереву стола тот.

– Кхм, – прочистил горло Ваня и заискивающе взглянул на Коваля. – Я вам, Павел Константинович, излагал своё предложение, но вы, кажется, его не оценили…

Он распахнул пластиковую папку и выудил оттуда целый скоп бумаг, едва не рассыпавшийся ненароком по полу кабинета. Алисе показалось, что пальцы у Вани подрагивают от волнения, но он, быстро взяв себя в руки, педантично разложил по комплекту документов перед всеми, и Шемелин, придвинув к себе печатные заготовки, прохладно улыбнулся.

– Ясно, – резюмировал он, бегло прочтя написанное. – И ты решил пойти с другого фланга. Я бы даже сказал: со спины.

На этих словах Шемелин покосился на Алису с молчаливым неодобрением, а она только пожала плечами, стараясь дать ему понять, что ни о каких Ваниных манёврах не знала – и даже не понимает, о чём речь. Поверил ли Шемелин её пантомиме, осталось неясным; но его испытывающий взгляд всё же вернулся к Ване. Алиса тем временем, тягостно вздохнув, заняла место напротив Коваля – по правую руку Шемелина, как будто бы это должно было что-то значить – и принялась изучать предложенные документы, решив, что осведомиться о предмете обсуждений будет не лишним.

– Не поймите превратно, – мягко начал Ваня. – Просто Игорь Евгеньевич позвонил мне справиться о том, как у меня идут дела в компании, и моя идея просто пришлась к слову. Я и не думал, что вам она так понравится, – склонил он голову перед широко улыбающимся Ковалем. – Это Игорь Евгеньевич настоял, чтобы мы всё вместе обсудили.

– Вот как, – сухо произнёс Шемелин и задумчиво покрутил в пальцах чёрную письменную ручку.

– Ты, Паш, опять только не кипятись, – вскинул перед собой ладони Коваль. – Как и договаривались: я не лезу в твои дела. Просто мне кажется, ты тут всю соль упускаешь. Парень складно излагает, цифры хорошие, затраты небольшие… Чего бы не попробовать?

– Моя мысль заключается в том, что нам необходимо прямо сейчас осваивать сферу электронной коммерции. Как можно скорее занимать рынок. Я считаю, что за этим будущее, и чем раньше мы успеем…

– Я же сказал вам, Иван…

– Анатольевич.

– Иван Анатольевич. – Интуиция подсказывала Алисе, что отчество Вани Шемелин запомнил давным-давно и в подсказках отнюдь не нуждался. Она была уверена: ему просто нравилось то, как каждый раз поджимались Ванины губы от этого походя брошенного знака неуважения. – Так вот, Иван Анатольевич, я вам уже дал понять, что обо всём этом думаю.

– Тема моей выпускной работы, которую я с успехом защитил… Напомню, на её основе потом была написана научная статья, которую высоко оценили… Так вот, она была посвящена анализу этой области, – завёл свою до невозможности скучную Ваня, и Алиса приложила все мыслимые усилия, чтобы не закатить глаза. Шемелин, в свою очередь, ровно так и поступил, картинно зевнув, и при виде этого с Алисиных губ вдруг сорвался неосмотрительный смешок.

– А школьные сочинения ты по какой теме писал? – не упустил он возможность поддразнить Ваню.

Тот злобно шмыгнул носом.

– Ваши издёвки неуместы, – процедил сквозь зубы он, совладав с собой. – Я предоставил подробный план по развитию нового отдела электронной коммерции в нашей компании. На первых порах мне не потребуется большого ресурса, я даже смогу поначалу справляться в одиночку…

– Тебе? – вклинился в его речь Шемелин с прохладной улыбкой на губах.

– Я смотрю, вы, ребята, пока не сработались, – не остался в стороне Коваль, тоже, должно быть, как и Алиса ощутивший накал напряжения в воздухе.

– Отчего ж, – добродушно ухмыльнулся Шемелин. – Сработались. Он сидит в у себя в кабинете… – Алиса припомнила чулан, выделенный им с Ваней для работы, и по издевательской интонации Шемелина убедилась в давно закрадывавшемся подозрении: это он специально сослал их в чулан, чтобы отыграться за ультиматум Алисиного приёмного отца. – Я сижу тут. Работа идёт. Но раздавать советы про стратегическому развитию вы, Иван Анатольевич, пока не в компетенции.

– А я? – передёрнул его Коваль. Шемелин в ответ напряжённо промолчал.

Ваню, судя по тому, как он сразу приосанился, веская поддержка Коваля воодушевила.

– Вы слышали что-нибудь про “Амазон”? – обратился он к тому, и Коваль придал лицу одухотворённости:

– Как же не слышать. Слышал, конечно.

Алиса почему-то была уверена, что не слышал.

– В китайскую “Алибабу” пару лет назад крупно вложились “Голдман сакс”, – продолжал Ваня. – Уж они-то там умеют держать нос по ветру. Как считаете?

– Умеют, Паш? – с деловым видом поинтересовался Коваль у Шемелина.

Тот снова не ответил, только опустил вниз подбородок.

– По моей информации, скоро совершится сделка по приобретению почти половины их акций дочерней компанией одного из самых больших американский телекоммуникационных конгломератов. Я могу, конечно, продолжить свою справку: вы посмотрите, в печатных материалах это всё отражено… Но, по моему скромному мнению, пары этих фактов уже достаточно, чтобы убедить вас в перспективности этой идеи.

– Ну перспективы роскошные, Паш, – убедительно закивал Коваль, потрясывая в руках Ваниными бумажками.

– Павлу Константиновичу, я думаю, тоже всё предельно понятно. Он опытный игрок в бизнесе и не может не видеть, какое за этим направлением будущее.

Павлу Константиновичу, судя по всё мрачнеющему и мрачнеющему выражению лица, такая грубая лесть очков в пользу Вани совсем не добавляла. Напротив: Алиса успела углядеть, как едва заметно дёрнулась его верхняя губа.

– В общем, так. Дай парню этим позаниматься, – перевёл беседу в практичное русло Коваль. – Я циферки посмотрел, там всё очень даже неплохо.

– Бюджеты распределены, – нашёлся Шемелин. – Сейчас не время.

– А я сам вложусь, Паш. Сколько надо – всё дам. По старой схеме, а? – криво ухмыльнулся Алисин отец. – Только с одним условием: процессом руководит Иван. Ну, под твоим присмотром, конечно. Но раз у тебя других задач навалом, пускай парень возьмёт операционное управление на себя. Гляди, он же и правда разбирается.

– Давай обсудим через год-другой, – не стал поддаваться Шемелин.

– Я считаю, делать нужно уже сейчас. Наши конкуренты медлить не станут. У меня есть инсайд… – вмешался Ваня.

– Видишь, как, – не дав ему договорить, щёлкнул Коваль пальцами. – Кому, как не тебе, знать, что нужно быть первым. Ну-ка, Алиска, а ты-то что думаешь?

Молча следившая за разворачивающейся баталией Алиса вдруг поймала устремлённые на себя взгляды всех присутствующих. Она инстинктивно выпрямила спину. Стало неловко.

Ситуация ей совсем не нравилась. Ваня – а вместе с ним и Коваль – выжидающе смотрели на неё, уверенные, что Алиса непременно займёт их сторону. А чью же ещё? Разве могла она не выбрать сторону своей семьи, частью которой Ваня – по решению Игоря Евгеньевича Коваля – уже практически стал?

Но Шемелин, прожигавший дыру промеж её лба пристальным взглядом льдисто-голубых глаз, ждал от Алисы ровно того же. И вот парадокс: с ним она чувствовала близость куда бóльшую, чем с Ваней.

Ей было откровенно наплевать на бизнес. Бизнес отца, бизнес Шемелина, этот стеклянный небоскрёб, этот офис – всё, что так ей претило. Плевать было и на перспективы, и на распри Шемелина с Ваней, и на давление Коваля; Алиса перевела взгляд с испещрённых печатными буквами бумаг на молочно-белые, похожие на облака, шапки пирожных: ещё какой-нибудь час назад она с упоением выдавливала этот крем на круглые и румяные головки кексов и была счастливей всех на свете.

– Я… – подала голос она и рассеянно прикусила губу. – Это ведь совсем не моя тема.

– Но ты ж теперь у нас бизнес-ассистент, – продолжил давить теперь уже на Алису Коваль и двинулся корпусом вперёд. – Так?

– Так, – обречённо кивнула Алиса.

– Вот и попробуй прикинуть. Давай. Мы слушаем.

– Ну… Павел Константинович, – вопросительно посмотрела она на него, отчаянно ища у него помощи. – Вы ведь… считаете, что этим можно заняться?

– Можно.

– Но не сейчас?

– Не сейчас, – почти не размыкая губ, согласился он.

– Ну вот, – хлопнула Алиса в ладони. – Можно этим заняться. Иван Анатольевич, идея кажется мне очень… – она замешкалась, подбирая слово, но не нашла ничего лучше, чем уже звучавшие: – перспективной. Но, может, пока и правда… присмотреться к… рынку?

Повисла минутная пауза. Алиса принялась считать про себя: один, два, три… Пошёл пятый десяток, когда Коваль соизволил прервать молчание:

– Короче, – Алисин глубокий анализ ситуации вряд ли смог в чём-то его переубедить. – Надо делать. Сейчас. Чё там нужно?

– Сайт, разработка, продумать логистику… – принялся перечислять, загибая пальцы, Ваня. – Для начала справимся своими силами, в перспективе договоримся с крупными логистами, чтобы организовывать доставку…

– Вот, – не дослушал Коваль и небрежным жестом подтолкнул выложенные Ваней бумажки к Шемелину. – Всё тут расписано?

– Да-да, – поспешил уверить его Ваня.

– Тогда работайте, – потёр ладони друг о друга Коваль. – Паш, ну не ерепенься. О деньгах вопрос не стоит, твоего участия почти не нужно… Пусть Иван Анатольевич, – широко осклабился Коваль, – командует. А ты давай… Пошли, покажешь мне, чем тут занимаешься.

Многострадальная ручка, которую Шемелин всё время беседы мусолил в руках, полетела на пол. Алиса, не придумав ничего получше, нырнула под стол и нащупала тёплый от пальцев Шемелина кусочек металла, аккуратно вернула на стол и виновато ему улыбнулась.

– Ну, бывайте, – уже стоя в дверях, попрощался Коваль и сурово глянул на Алису. – Давай-ка, берись за что-нибудь посерьёзнее обедов.

В его голосе открыто сквозило разочарование, но Алису это впервые в жизни не тревожило.

Они остались в кабинете вдвоём, если не считать повисшее в воздухе напряжение. Алиса тишину нарушить не решалась, только следила за прикрывшим глаза Шемелиным: его лицо ничего не выражало.

– Вы знаете… – первой не выдержав, робко начала Алиса. – Мне вот в таких ситуациях очень помогает сладкое.

Она подтолкнула всеми уже позабытую коробочку с десертами в его сторону в попытке хоть как-то разрядить обстановку.

Шемелин глаза открыл и посмотрел на неё так, будто удивился, внезапно обнаружив её особу в собственном кабинете. Перевёл озадаченный взгляд на кремовые шапки капкейков, достал из коробки одно пирожное и придирчиво его осмотрел.

– Травить меня не станешь? – грозно поинтересовался он, сведя к переносице брови.

– Не хотите – не ешьте, – оскорбилась Алиса и, отодвинув коробку, потянулась к пирожному в его руках: хотела забрать.

Но из затеи этой ничего не вышло: Шемелин резко крутанулся на кресле в другую сторону, уворачиваясь от её пальцев, и надкусил кекс. Задумчиво пожевал, а затем внимательно воззрился на Алису из-за плеча:

– Вкусно. Где взяла?

– Да это… – она смущённо заправила прядь волос за ухо. – Я испекла.

– Ты?

– Ага. Я в это время обычно на курсах. Кулинарных, – пожала она плечами. – Тут, недалеко… Кондитерская школа. Может, замечали?

– Точно, – понятливо кивнул он, снова вгрызаясь в воздушное бисквитное тесто. – Ты же у нас спец по этой фигне… Неплохо.

– А я, Павел Константинович, по опыту знаю: сытый мужчина – добрый мужчина, – с язвительной ухмылкой вернула она ему брошенную когда-то издёвку. Правда, Алиса совершенно не ожидала, что на дне его глаз мелькнёт искра понимания.

– Беляшу я бы обрадовался больше, – не остался в долгу он, а у неё на губах расцвела смущённая улыбка: ту их поездку в его машине Шемелин помнил, и это по неведомой причине льстило.

– И часто ты там… – он остановился, чтобы прожевать, и продолжил: – такие штуки делаешь?

– Почти каждый день, – сказала Алиса. – Ну, не всегда такие. Разные. Вчера вот делали Павлову… Знаете, такие пирожные из меренги, а внутри ягодный конфитюр, и…

Шемелин потянулся за вторым капкейком.

– М-м… А зайти к вам можно? – поинтересовался он, измазав кончик носа в жирном креме. Алиса отметила, что десерт всё-таки своё дело сделал: от воздействия сладкого Шемелин явно подобрел.

– Туда пускают только учеников, – чуть удручённо ответила она. – Но знаете, мы после занятий уносим всё с собой, и мне всё равно некуда всё это девать, поэтому иногда я могу приносить…

Алиса робко замолчала, а Шемелин рассмеялся – тихо и мягко, как Алисе нравилось. В груди затрепетало что-то тёплое и волнующее. Она, опустив голову, чтобы спрятать лицо, принялась рыться в недрах сумочки: искала упаковку носовых платочков. Наконец, достав одну тонкую и бархатистую на ощупь хлопковую салфетку, протянула её Шемелину. Тот непонимающе на неё посмотрел.

– У вас… – выдохнула Алиса и аккуратно смахнула остатки крема с широкой переносицы. – Вот. Всё.

Она принялась с отчаянным рвением сминать салфетку в комок, совсем стушевавшись под его пристальным и неотрывным взглядом; было ужасно неловко: ей казалось, что от стыда загорелись даже кончики аккуратно уложенных волос, а кожа и того пуще – вот-вот воспламенится.

– Как в школе после уроков, – услышала она его ласковый голос. – Когда девчонки на трудах что-то кашеварили, нам всегда приходилось это потом съедать. Интересно, конечно…

– Что? – спросила Алиса лишь для того, чтобы как-то поддержать разговор и не показаться ему совсем уж нелепой дурочкой.

– Я-то думал, ты пойдёшь в отрыв, – пояснил он. – А ты… Что, серьёзно пирожки печёшь?

Алиса хотела было ответить, что отрывов ей с лихвой хватило и что никакие это не пирожки, но вовремя сдержалась. Уж про отрывы Шемелину точно знать ни к чему; кроме того, сказать что-нибудь внятное ей снова помешала расплывшаяся на губах идиотская улыбка, с которой она встретила его одобрительное покачивание головой: Шемелин потянулся за третьим по счёту кексом.

– Павел Константинович, – голосом Виолетты произнёс телефон на его столе. – К вам Александр. Сказал, что срочно.

– Погоди, – коротко ответил Шемелин, зажав кнопку, и посмотрел на Алису. – Ну ладно… – он помолчал с пару секунду, размышляя о чём-то своём и наблюдая за замершей в нерешительности Алисой, а потом лицо его будто разгладилось и смягчилось: – Буду ждать новых изысков. Больше не задерживаю.

Алиса встала, потянувшись за коробкой, чтобы забрать её с собой, но её вдруг остановило прикосновение его пальцев к запястью. Дыхание на миг перехватило. Он держал её руку аккуратно – совсем не так, как недавно сжимал в железной хватке шею.

– Оставь-ка, – велел он, продолжая телесный контакт чуть дольше необходимого. Алиса и сама оказалась не в силах отдёрнуть руку. – Помнишь, о чём договаривались?

Она слабо покивала.

– Будешь рассказывать, как там продвигаются дела у твоего Ивана, – тон его в один миг изменился, посуровел; но Алиса всё-таки слышала в нём отголоски мягкого и ласкающего бархата. Ей даже казалось, что Шемелин, не стесняясь на неё давить как и прежде, отчего-то теперь боялся с этим давлением перебрать и не рассчитать силу, отпугнуть. – Ты знала, что он к твоему папаше побежал жаловаться?

Она тут же замотала головой, рьяно желая оправдаться перед ним.

– Нет, Павел Константинович. Он не говорил мне ничего. Я даже не знала о… – она скосила глаза на принесённые Ваней кипы бумаг.

Он вцепился в её лицо пристальным взглядом, а руки́, тем временем, от её запястья так и не отнял: продолжал держать его на весу. Там, где Шемелин касался кожи, становилось тепло, а потом эта согревающая волна растекалась по всему телу. Алиса бы так стояла и стояла ещё очень много времени – и совершенно бы против этого не возражала…

Но первым опомнился Шемелин:

– Ладно. На этот раз поверю, – лёгким движением скользнул по тыльной стороне ладоней вниз, словно поглаживая, и отпустил её: – Иди.

Алиса задерживаться не стала. В приёмной, аккуратно прикрыв за собой дверь, она встретилась глазами с подручным Шемелина, вызволявшим её из запертой Кариной спальни, но внимание её привлёк совсем не он, а человек, сидевший подле него.

Лицо его она узнала: это был тот самый швейцар, у которого Алиса, впопыхах сбегая из особняка, одолжила верхнюю одежду и до кучи велела не отпирать спальню, где закрыла Шемелина. Она спешно спрятала лицо, отвернувшись и опустив взгляд к носкам собственных туфель. Мелкими шажками направилась к выходу, но сзади её позвали:

– Алиса Игоревна, – раздался мужской голос, и она, оценив ситуацию и решив, что совсем проигнорировать шемелинского подручного будет ещё подозрительней, обречённо выдохнула и обернулась. – Добрый день.

– Здравствуйте, – не глядя на швейцара, поприветствовала она. – Простите, я спешу.

– Конечно-конечно… – поймал вдруг он её за локоть, заставив остановиться. – Просто хотел вам отдать. Вы забыли тогда, в…

Он тактично не договорил, но протянул Алисе свёрток из шуршащей тонкой бумаги. Она бездумно развернула его, заглянув внутрь, и остервенело пихнула передачу шемелинскому подручному – на его руках снова чернели кожаные перчатки – обратно.

– Это не моё, – категорично ответила она.

– Разве? – переспросил он с плохо скрываемой издёвкой.

Отвечать она не стала. Развернулась на каблуках и пулей вылетела в коридор за пределами приёмной так быстро, будто под ногами у неё горела земля.

– Ты чего так носишься? – схватил её Ваня, когда она врезалась ему в плечо.

Алиса узнала его не по лицу (она мало что перед собой от накрывшей волной паники видела) и даже не по голосу (слух тоже от страха подводил, играя с ней злую шутку: в голове звучала причудливая смесь голосов Шемелина и его подручного, отдавалась эхом, множилась, повторялась, слова накладывались друг на друга и становились трудно различимой какофонией: “вы забыли… разве это не ваше? Я буду знать о тебе всё к утру”).

Нет, Алиса узнала жениха по щекочущему нос и вызывающему головокружение запаху одеколона. Тут же захотелось его оттолкнуть и бежать дальше, не оборачиваясь, а не пытаться делать перед ним вид, будто всё хорошо. Будто всё, как раньше.

– Отлично вышло, – поспешил поделиться с Алисой своей радостью он.

– Ты про что? – она сжала пальцами виски, принявшись с силой их растирать: от удушья нещадно заболела голова.

– Я теперь не просто какой-то салага, у меня теперь будет целое направление, Алиска, – говорил он быстро, от чего у Алисы начинала ещё сильнее разыгрываться мигрень.

– Ага, точно… здорово как… – промямлила она и воровато оглянулась, сглотнув вставший в горле ком.

Ваня потянул её в сторону закутка, который гордо именовался их кабинетом. Алиса с облегчением затворила за собой дверь.

– Слушай… – заговорщически начал он, переминаясь с ноги на ногу. – А как там у тебя с этим, как его… С поездкой, а?

– С поездкой?

– Ага. Ты же этим теперь… ну, организовываешь всё, правильно?

– А… Да… – Алиса растерянно потёрла лоб. – Да, я. Как раз это сейчас и обсуждали с Павлом Константиновичем.

– А вот, скажем, ну, так, ради интереса… – не успев даже дослушать, зачастил Ваня. – Не найдётся там… может быть, парочки свободных мест?

– Где?

– Ну в поездке этой, Алис. Она же корпоративная, да? А мы что, тут чужие? – он впился пальцами ей в плечи и несильно встряхнул, как будто пытался добиться от неё понимания. – Нельзя туда ещё двоих людей вписать?

Алиса шумно выдохнула.

– Да есть, наверное, – наугад брякнула она. Хотелось отделаться от этого ужасного запаха, который в тесном помещении стал лишь концентрированней.

Ваня загадочно улыбнулся, совсем не замечая отвращения, которое Алиса уже едва могла спрятать.

– Есть, говоришь… – он потёр руки друг о друга. – А если есть и если я теперь в компании человек, можно сказать, не последний… Так может, ты нас в это дело впишешь? Куда они там собрались ехать кутить?

– В Швейцарию. Но насколько я понимаю, список приглашённых утверждён и…

– А ты его расширь. Раз уж тебе подвернулась такая возможность, – он взял Алису за подбородок, и она, как будто вновь ощутив на запястье недавнее лёгкое и тёплое прикосновение Шемелина, Ванины руки ужасно захотела сбросить с себя прочь. – Давай, Алис… Отдохнём, развеемся… Мы с тобой заслужили. Швейцария… Никогда там не был.

Алиса молча посмотрела на Ваню: он, до невозможности довольный, уже мечтал о далёких краях. Безымянный палец до боли сдавил ободок помолвочного кольца.

И при виде этого радостно зажмуренного лица собственного жениха в голове у Алисы вдруг яркой молнией вспыхнула простая и короткая мысль: им надо расстаться. До чёртиков, как кислород – необходимо.

А ещё свёрток – тот шуршащий свёрток, что всучил Алисе шемелинский подручный минутой ранее.

Может, нужно было сразу признать, что маска в нём правда принадлежала ей?..

Глава 17. Часть 1

в которой Алиса парит над пропастью

В Швейцарию доставить их должен был красивый и блестящий бизнес-джет, бронированием и арендой которого была озабочена сама Алиса, а потому ей доподлинно было известно, что для них с Ваней точно найдётся пара мест.

– Слушай, – произнёс Шемелин, когда в приватном зале ожидания терминала для спецобслуживания собрались все пассажиры частного борта. – Я был вполне не против взять тебя, но объясни-ка мне, пожалуйста, что тут делает твой хахаль?

Алиса беззвучно разинула рот прежде, чем придумала ответ, но помощь вдруг пришла, откуда ждать не приходилось.

– Алиса! – воскликнула Эльвира, статная высокая женщина с убранными в элегантный пучок тёмными волосами. В электрическом освещении они отливали золотом. – Не знала, что у нас семейная поездка…

Она стрельнула тёмно-карими глазами в сторону, где уже с мечтательным видом цедил виски Коваль: он сидел на диванчике поодаль, счастливо жмурился и мысленно парил где-то высоко в небесах – никакой самолёт ему для того был не нужен.

– Я думала, едут исключительно сотрудники со своими половинками, – растянула Эльвира губы в сдержанной улыбке. – Или ты вместо Лары? Где она, кстати?

– Лариса Витальевна не любит снег, – проигнорировала первый вопрос Алиса. Мачеха ехать на зимний курорт в разгар лета действительно наотрез отказалась.

Алиса и сама удивилась, когда в агентстве, через которое Милославская, пока была жива, занималась организацией поездки, рассказали, что несколько дней отдыха предстоит провести на леднике в Альпах, где царит вечная зима – там курорт и располагался. Ничего менять Алиса не стала: отдала таким неординарным образом дань памяти Каре. Может, та любила снег?.. Алисе теперь никогда не узнать.

Тем временем в диалог вмешался Шемелин:

– Алиса тут в качестве моего ассистента.

Эльвира вскинула тонкие брови. Идеально гладкую кожу лба не подёрнула даже лёгкая мимическая рябь.

– У тебя новая ассистентка? – мелодичным голосом пропела она, вцепившись глазами в лицо Шемелина. – А я и не знала.

– А зачем тебе знать, – дружески похлопал он съёжившуюся Алису по плечу тяжёлой ладонью, а затем сжал пальцы чуть выше её локтя.

– Хотелось бы быть в курсе новостей из жизни собственного мужа, – елейно улыбалась Эльвира.

Алиса в страхе затаила дыхание. Эльвира была из той когорты женщин, к которой принадлежала и мачеха. Честно говоря, поэтому Алиса даже решила, что жена Шемелина тоже откажется от путешествия в снежную зиму, как и Лариса; но Эльвира ранним утром уже была в полной боевой готовности подняться на борт самолёта: идеально собранная, причёсанная, накрашенная и с иголочки одетая. Зато вот к только что озвученным новостям она готова не была. Свидетельствовали об этом едва заметно и презрительно дёрнувшиеся уголки тёмно-бордового рта.

– Значит, теперь ты в курсе, – резко одёрнул жену Шемелин и зашагал на посадку: – Чего стоим? Пора.

Алиса и Эльвира так и остались стоять друг напротив друга. И обе улыбались, но в улыбках этих доброжелательности не было и в помине: Алиса в своей – извинялась не только за присутствие, но и, казалось, за сам факт своего существования, потому что вдруг впервые задумалась о том, что у Шемелина, с которым она переспала, есть законная супруга; Эльвира – о чём-то Алису зловеще предупреждала, точно прекрасно знала, какие грехи прячет Алиса за душой.

Жена Шемелина продолжала то и дело косо посматривать на Алису, когда они взбирались по трапу в самолёт; когда они летели, и полёт с ней в одном замкнутом пространстве казался Алисе невыносимым и вытягивал из неё все нервы, потому она ёрзала, будто под кожу ей вгоняли иголки; когда они погружались каждый в своё авто для трансфера прямиком до арендованных в горах шале. Даже когда бездумно смотрела сквозь стекло машины на альпийские луга, через которые лежал путь, Алисе всё казалось, что кто-то прожигает у неё в затылке дыру испепеляющим взглядом.

С Эльвирой Алиса знакома была плохо – хуже, чем с её мужем, – но вряд ли, узнай она Эльвиру поближе, впечатление о госпоже Шемелиной как о женщине властной, капризной и высокомерной хоть сколько-нибудь бы изменилось. Она заполняла собой всё пространство так, что деться бывало решительно некуда и хотелось раствориться в воздухе, просочиться вон сквозь стены, смешаться, на худой конец, с интерьером; она всегда умела заставить окружающих потакать её прихотям и ловить каждый её многозначительный полувздох; и только сам Шемелин из всех Алисиных знакомых был достаточно уверен в себе, чтобы относиться к ней и к её скептическим репликам – вечно острым, словно заточенные клинки – с лёгкой долей пренебрежения и порой даже снисхождения. И Алисе всегда казалось, что Эльвиру это жутко бесит.

Перспектива попасть к ней в немилость Алису совсем не впечатляла, но у Алисы, тем не менее, точно набралось для того достаточно аргументов.

– Ты какая-то кислая, – приобнял её за плечи Ваня. – Устала?

Одноэтажное шале с треугольной крышей встретило их необитаемостью и идеальным беспорядком: на большом уютном диване с выверенной небрежностью кто-то заботливо разложил плед, а каждая из безупречных складок его плюшевой ткани, казалось, прошла проверку специально уполномоченным лицом – так красиво они лежали; ковёр из белой овечьей шкуры валялся в полуметре от камина, но не смел нарушить симметрии интерьера, расположившись ровно по центральной оси; а рыжие языки пламени облизывали, подпрыгивая, сложенные друг на друга пирамидой дрова. По гостиной разносился терпкий аромат нагретого вина со специями – от двух чашек на низком столике подле дивана ещё поднимался пар. Создавалось ощущение, что они с Ваней не прилетели сюда через полсвета, а только что вышли наружу, чтобы вдохнуть свежего утреннего воздуха, и, успев даже немного замёрзнуть, вернулись обратно – допивать глинтвейн.

– Да нет… – вздохнула Алиса и завернулась в плед, вытянувшись на диване. – Перелёты всегда выжимают из меня все соки.

– Брось. Это тебе не плац-карт до Владивостока, – Ваня вальяжно раскинул руки на спинке второго дивана напротив. – Частный борт, стюардессы, всё что хочешь принесут – только попроси… Да я бы жил в этом самолёте.

Алиса взглянула на него без особой радости, а Ваня, не следивший за её выражением лица, только тихонько присвистнул и обвёл глазами гостиную с панорамным окном, уходящим под самый треугольный свод крыши. Вдалеке виднелись голубоватые горные вершины и снег – много-много; утро только занималось, свет снаружи стоял голубоватый и жёлтый от первых солнечных лучей.

– Охренеть, конечно, – подытожил он и облизнулся. – Вот это жизнь, Алиска… И это всё наше…

– Тебе нравится?

– Спрашиваешь, – замотал он подбородком так, словно вопросы Алиса задаёт – глупее не придумаешь.

– А если бы этого всего не было, – с тревогой поджала губы она. – Мы бы… мы бы были с тобой вместе?

Вопрос в голове вертелся уже давно: мозолил Алисе нёбо, будто крохотная твёрдая горошинка, которую чувствуешь, какие перины – или отговорки – не подкладывай. Но с языка соскочил всё-таки неожиданно.

И также неожиданно Ванино лучившееся неподдельным счастьем лицо как-то померкло.

– Что за вопросы такие?

Алиса бы поверила, что он искренне оскорбился, если бы Ваня не переигрывал, добавив голосу на полтона сверх необходимости.

– Нормальный вопрос, – она опустила взгляд и потёрла ободок кольца, превратившегося для Алисы уже в бельмо на глазу. – Мы ведь… женимся. Наверное, такие вещи люди обсуждают перед свадьбой. Если бы не эти полёты частными рейсами, если бы не было Швейцарии, если бы не отец и его бизнес…

– Ты хочешь сказать: если бы твой отец не устроил меня на работу? – продолжил за неё Ваня. Обычно мягкие черты его лица заострились.

– Да, – сдавленно согласилась Алиса. – Если случится так, что этого всего не станет… ты останешься со мной?

Алиса сама не знала, какого ответа она от него больше ждёт: что он останется или что тут же бросит, потому что ничего в ней, Алисе, не было такого, за что её можно было бы любить без кучи отцовских денег.

– Алиса, – спустя небольшую паузу сказал Ваня. – Что случилось? Объясни, откуда у тебя вообще такие мысли? Нам нужно о чём-то поговорить?

Она подняла на него задумчивый взгляд и рассеянно провела руками по волосам. Поговорить хотела уже давно, но всё не могла приложить ума, как же подступиться к такой опасной теме. Да и соответствующих серьёзности вопроса моментов никак не подворачивалось: с тех пор, как Ваня всё-таки возглавил и начал развивать собственное направление, они по большей части пересекались в новоприобретённой квартире лишь поздними вечерами; иногда – в коридорах офиса, где Алиса теперь бывала редко; обедать вместе тоже не удавалось – Ваня горел на работе, а Алиса специально не искала встреч; выходные, которые стали для Вани большой редкостью, а для Алисы – возможностью уложить в голове всё, чему она училась в кулинарной школе и отточить до безупречности полученные навыки, тратить на неприятные разговоры ей тоже не хотелось.

Эта поездка в Швейцарию стала для них обоих своеобразным, но всё-таки отпуском. Алиса, наверное, и согласилась на Ванину авантюру вписать свои имена в списки приглашённых только потому, что хотела в нейтральной обстановке прощупать почву. И понять, что же ей со всем этим делать дальше.

– Я… – голос дрогнул и сорвался, но Алиса снова набрала в лёгкие воздуха и нашла в себе силы продолжить: – Я думаю, что Коваль может меня всего лишить, потому что я не хочу… улетать на учёбу.

Ваня поморгал, осмысливая сказанное, а затем осторожно произнёс:

– Не хочешь?

Алиса мелко помотала головой, устремив на него умоляющий взгляд.

– Ну… – он озабоченно потёр мочку уха. – Не хочешь – не лети. Оставайся здесь и продолжай работать. Игорь Евгеньевич, конечно, расстроится, но я уверен, что поймёт. Знаешь, мы с ним, можно сказать, немного сдружились, и я могу сам поговорить с ним на этот счёт…

– Нет, ты не понял, – прервала Алиса его размышления вслух. – Я вообще ничего из этого не хочу. Ни работать в компании, ни учиться, ни…

Он удивлённо вскинул брови.

– Хочешь дома сидеть? И чем тогда займёшься? Будешь рожать детей? – усмехнулся он, противно разулыбавшись и пересев вдруг на сторону Алисы. Его рука накрыла её колено. – Тогда придётся поторопиться со свадьбой…

Алиса едва сдержалась, чтобы не скинуть с себя его пальцы.

– Нет, – твёрдо отрезала она. – Просто хочу заниматься чем-то другим. Вот, – она потянулась к дорожной сумке, брошенной на стол, выудила небольшой ноутбук, раскрыла и протянула ему. – Думаю заняться собственным делом. У меня есть кое-какие накопления… Их хватит на первое время. Я бы попросила инвестиций у отца, но, полагаю, ему это всё по душе не придётся.

Ваня пробежался взглядом по документу, открывшемуся на рабочем столе монитора.

– Серьёзно? – скептично поинтересовался он. – Пирожные?

– Небольшое кафе. Кондитерская, кофе…

– Две трети ресторанов и кафе закрываются в первый год после открытия, – веско возразил Ваня и с громким хлопком закрыл Алисин ноутбук.

– Значит, одна треть продолжает…

– Алиса, это блажь, – постучал он пальцами по верхней крышке устройства. – Я знаю, о чём говорю. Все эти кофейни… они у нас приживаются плохо, понимаешь? Ну не идёт народ, не тот формат. Ты всё потеряешь. И ты права: Игорь Евгеньевич разумный человек, он будет не в восторге, если ты променяешь возможности, которые он тебе даёт, на какую-то глупую затею, из которой ничего ровным счётом не выйдет.

– Я хочу попробовать. Я… Я не на своём месте, Вань. Знаю, звучит по-идиотски, но я правда… я как будто задыхаюсь, понимаешь? – Алиса схватилась пальцами обеих рук за горло, чтобы наглядно продемонстрировать то удушье, что чувствовала последние месяцы.

Но Ваню эта её пантомима совсем не впечатлила. Скорее даже убедила в легкомысленности Алисиных намерений.

– Я понял, – вдруг хлопнул себя по коленям он. – Ты просто переживаешь. Нам скоро лететь на собеседование в Лондон, и ты… ты разнервничалась. Ничего, Алиса, так бывает… – он попытался умиротворяюще погладить Алису по спине, но та резко дёрнулась в сторону: от сквозившего в голосе пренебрежения захотелось выплеснуть горячий глинтвейн прямо Ване в лицо.

– Нет, – повторила она с нажимом. – Я просто не хочу никуда лететь. Я… я почти решила, – Алиса вскочила на ноги, не в силах усидеть на месте от нахлынувших чувств. – Будь что будет. Я не могу так больше жить.

Ваня замолчал. Его побелевшие щёки как будто впали прямо у Алисы на глазах, и он тоже поднялся, под взглядом напряжённо следившей за ним Алисы подошёл к окну, потёр под очками глаза и замотал головой.

– Ты понимаешь, что это будет значить для меня? – не оборачиваясь, спросил он.

– Потому я и завела этот разговор, – Алиса взволнованно обхватила себя руками за плечи. – Если всего этого, – жестом кисти обвела она помещение, но имела в виду всю собственную жизнь, какой она была сейчас, – если этого больше не будет. Ты…

Договорить не сумела. Молча уставилась на Ваню в ожидании ответа, а тот прикрыл веки и лбом уткнулся в прозрачное стекло, за которым слепила глаза снежная белизна. Алиса чувствовала себя виноватой за то, что этим своим решением. возможно, испортит жизнь не себе, а ему – и хоть в последнее время мысль об отсутствии необходимости сохранять их отношения нет-нет да и проскакивала в голове, но Ваня был для неё прежде всего верным и надёжным другом. Других таких, кто знал бы все Алисины тайны и все секреты её прошлого, рядом с ней просто не было. Подводя его, Алиса ощущала себя последней дрянью.

– Послушай, мы ведь можем начать всё вместе, и тогда ни от кого больше не будем зависеть…

– Я не хочу ставить всё на какое-то весьма сомнительное предприятие, – прохладно отбрил он.

– Но вместе с тобой у нас точно всё получится, – попыталась воодушевить Алиса его. – Ведь этот твой проект в компании, интернет-магазин и всё такое… Он ведь так замечательно идёт и…

– И я хочу, чтобы так и продолжалось, – отрубил он и повернулся к Алисе лицом. – Я ведь не просто так в это вкладываюсь. А как только Коваль перестанет поддерживать тебя, Шемелин в ту же минуту прогонит из компании и меня. Не будет у меня больше ни своего проекта, ни направления, ни даже этого чёртового чулана без окон… Ты это понимаешь?

– Вот именно, Вань! – запальчиво воскликнула Алиса. – Я слишком хорошо это понимаю. Если завтра Коваль решит, что ты ему больше не нужен, он у тебя всё отберёт. И совершенно не важно, буду ли в этом как-то замешана я или… или ему просто так захочется. Разве тебя это не пугает? Ты сейчас думаешь, что это навсегда, что ты оправданно получил то, что заслуживал, что никто не может тебя этого лишить… Но это только кажется, Ваня. Понимаешь? Это и-ллю-зи-я, – для доходчивости произнесла по слогам она.

Ваня озлобленно усмехнулся, от растерянности вцепился пальцами в ткань своего свитера на боках и стал от этого похожим на закипающий чайник с двумя ручками. Он таращился на Алису, приоткрывая рот, а губы у него дёргались, словно от судорог, но не пытались выговорить что-нибудь конкретное. Наверное, он понимал, что правда здесь за Алисой, что так и есть – Коваль в силах отобрать у них обоих всё в один короткий миг. Разница между ними двумя была лишь в том, что Алисе довелось понять, осознать и на себе примерить безысходность такого положения уже давно, а Ваню всё ещё очаровывали перелёты на частных джетах с вышколенными стюардессами, готовыми исполнить любую его прихоть.

Могла ли Алиса в этом его винить? Могла только понять. Очень хорошо понять. Когда-то Коваль и её вытащил из того ада, в котором она оказалась по велению безжалостной судьбы.

Ваня глубоко и шумно вздохнул, расправив плечи, гордо задрал подбородок и заявил:

– К твоему сведению, Игорь Евгеньевич сказал, что видит во мне потенциального партнёра. После свадьбы он хочет передать мне часть своих акций, хочет ввести меня в семейный бизнес. Если в компании всё так дальше и пойдёт, то мы с Игорь Евгеньичем… – Ваня осёкся и немигающим взглядом уставился Алисе в лицо. – Ты хоть понимаешь, что это для меня значит?

Алиса с досадой кивнула.

– Что мой отец тебе куда нужнее, чем я, – выплюнула, наконец, она.

Стоило признать очевидный факт – нет, не было в ней ничего такого, за что её можно было бы любить и без отцовских капиталов. По крайней мере, для Вани.

Кара была когда-то ужасно права, а Алиса ей не поверила.

Ваня помолчал с пару секунд, но его лицо после короткой паузы всё-таки чуть смягчилось. Он сделал шаг к Алисе, не нашедшей в нём поддержки, но так на то рассчитывавшей, и положил руки на ссутуленные от разочарования плечи.

– Я не хочу, чтобы ты так думала. Алиса, я… Я сделал тебе предложение. Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы у нас была семья. Но ведь нам нужно будет как-то жить? Как-то платить по счетам. А если у нас родится ребёнок? Нам нужны будут деньги… В конце концов, и ты привыкла к такому уровню жизни. Я просто хочу, чтобы у нас с тобой всё было хорошо. Я жил в бедности. Долго, Алиса, намного дольше тебя. Я знаю, что ничего хорошего в ней нет. Никакой романтики, что бы ты там себе ни напридумывала.

– Нам по силам обеспечить себя самим. Без Коваля, без его подачек. Ты, в конце концов, был лучшим на курсе, Ваня! А без Швейцарии и частных джетов тоже живётся сносно. Это не бедность, это… это независимость.

– Ты так говоришь, пока у тебя всё это имеется в избытке и тебе не нужно думать, на что жить, – огрызнулся он. Раздражение и обида на Алисину правоту по-прежнему в нём не утихли.

– Я так говорю, потому что это не приносит мне ни капли счастья.

– А провальный бизнес и банкротство принесут тебе много счастья?

– Я ещё ничего даже не сделала, а в твоём воображении я уже обанкротилась. Ты считаешь меня такой бестолковой?

– Я пытаюсь смотреть на вещи трезво.

Алиса и сама злилась, как и Ваня; и, ка и Ваня, тоже на безоговорочную правоту оппонента: истину в его словах отрицать было нелепо. Шансы на провал непомерно велики; но за недели тягостных размышлений Алиса успела уже с этой перспективой смириться.

Но переубедить Ваню сейчас ей было не под силу: она видела это в его непреклонном взгляде. Наверное, жутко самонадеянно было решить, что один-единственный разговор всё расставит по своим местам. Слишком многое стояло на кону для Алисы, а для Вани – и того больше, так он считал. Невозможно было требовать у него тут же отказываться от заманчивых перспектив, во всей красе расписанных Ковалем, ведь нет вкуса слаще, чем вкус воображаемого успеха: уж в этом Алиса, как толковый кондитер, каким считал её шеф, хорошо разбиралась. Только вот нужно иметь достаточно опыта, чтобы горечь настоящих побед не испортила послевкусия.

Алиса, не желая продолжать бессмысленный диалог, подхватила свою сумку и направилась в ванную.

– Алис… – догнал её Ваня. – Просто не руби с плеча, хорошо? Знаешь, ты ведь права, я могу тебе помочь. Давай мы с тобой всё обсудим, прикинем цифры, изучим рынок… И потом, когда мы с тобой к чему-нибудь придём, я сам поговорю с Игорем Евгеньевичем.

Она замерла на пороге обитой тёмным деревом комнаты с окном, выходящим на еловый лес, и задумчиво уставилась перед собой.

– Ты ведь знаешь, что учёба всё равно начнётся только в следующем году. А вдруг ты ещё успеешь передумать, Алис? Не спеши. Я обещаю, – Ваня осторожно накрыл её плечи ладонями и ласково их размял. – Обещаю, что если это правда то, что тебе нужно, я точно не стану тебе мешать, я помогу. Хорошо? Но сначала всё следует хорошенько обдумать.

– Правда? – несмело переспросила она.

Ваня поцеловал её в висок, прижав спиной к себе.

– Правда. Я изучу риски. Вместе подумаем, что с этим делать.

Впервые Алиса несмело улыбнулась, обрадовавшись тому, что Ваня хоть немного, но сдал свои позиции. Если он и правда возьмётся за дело вместе с ней, то вероятность провала окажется – Алиса была абсолютно в этом уверена, потому что Ваню знала как облупленного – ничтожно мала. Он точно продумает всё так тщательно, чтобы ни одна невзгода, подстерегающая неопытного предпринимателя на тернистом пути, не смогла застать Алису врасплох.

– Твоя помощь пригодится, – с благодарностью выдохнула она. – И потом… если папа правда видит в тебе, как ты сказал…

– Партнёра, – с гордостью повторил Ваня.

– Партнёра, – эхом повторила Алиса. – Может, он прислушается к тебе, если ты меня поддержишь. Если весь этот план ему изложишь ты. Ну, как ты умеешь, понимаешь? – она повернулась к нему лицом, от воодушевления широко распахнув глаза. – Наговорить всяких цифр, статистики… Знаешь, папа в этом на самом деле ничерта не разбирается. Думаю, ему просто становится скучно и он со всем соглашается, только чтоб от него отстали.

Ваня криво усмехнулся.

– Да знаю, – кивнул он и крепче обнял Алису.

Он хотел было, откинув Алисины волосы назад, приникнуть к её шее губами, но она извернулась и остановила его:

– Нам сегодня ещё нужно опробовать склон, – серьёзно заглянула она ему в глаза и указала на торчавший из нутра раскрытой сумки рукав термо-белья. – Надо побыстрей переодеваться и ехать. Иначе не успеем – летом они быстро закрываются.

С самого утра в аэропорту это стало первым и единственным обстоятельством, которое не вызвало у Ване открытое восхищение от возможности прикоснуться к роскошной жизни, а скорее вогнало его в ступор.

– А это обязательно? – скептически осведомился он, склонив ухо к плечу и без всякого удовольствия глядя на то, как Алиса переодевается.

Она замерла и округлила от удивления глаза.

– Я сюда только за тем и приехала, – нахмурилась Алиса, хоть и покривив душой, но самую-самую малость: – Ты себе не представляешь, какой это кайф! Когда ты летишь вниз на огромной скорости, а в лицо дует ветер, и всё вокруг такое белое-белое, и залитое солнцем, и ты чувствуешь… Ты чувствуешь, что вот это и есть свобода, – она широко раскинула руки в стороны и от удовольствия зажмурилась, почти наяву ощутив, как пощипывает щёки мороз, а вокруг пахнет хвоей и снегом.

– Я даже не знаю, нравится мне это или нет, – задумчиво произнёс Ваня, взглядом будто устремившись внутрь себя. – Честно говоря, скорость меня как раз и пугает.

Алиса, подбоченившись, снисходительно усмехнулась:

– Ну, тебе ведь нравятся все эти атрибуты богатой жизни, – поддела она его. – Куда же без горных лыж? Давай. Я заранее договорилась, чтобы тебе выделили лучшего инструктора. И он ждёт нас там, – ткнула она большим пальцем куда-то в направлении гор, которых отсюда видно не было.

Из жаркого московского лета перенестись в лоно снежных долин Швейцарского ледника было ужасно странно; но именно такие контрасты, острота которых особенно ярко впечатляла, Алису всегда прельщали. Какие-то пару часов назад на деревьях вокруг привольно колыхалась свежая зелёная листва, обласканная солнечным зноем, а теперь, куда ни кинь взгляд, на долгие километры вокруг простирается бесконечное белое марево, и нечего даже мечтать о лете: снежный покров тут не сходит круглый год.

– Что-то я не понимаю юмора, – дёрнула ртом Эльвира, и взгляд её покатился вниз по пологому горнолыжному склону: идеально раскатанному и потому слепящему глаза из-за отражённого солнечного света. – Мы ведь каждый год арендовали бунгало и яхту. Кто придумал заставить нас всех летом морозить нос в горах?

– По-моему, торчать на яхте жутко скучно, – надвинув на глаза очки, возразила Алиса. – Там же нечего делать.

Эльвире и впрямь лучше было бы последовать примеру мачехи и остаться дома в Москве, как Алиса предполагала изначально. Она мельком глянула на Шемелина в полной экипировке, стоящего поодаль и поправлявшего перчатки: прекрасно знала, что он-то её мнение разделял и тоже чувствовал себя здесь в своей стихии, а от этого открыто спорить с брюзгой-Эльвирой стало почему-то легко и даже как-то добавляло удовольствия.

Эльвира в ответ лишь удостоила Алису чуть вздёрнутой от несогласия брови; и будь они в Москве или у подножия гор, Алиса бы непременно стушевалась и даже, может, извинилась. Но на вершине в ней всегда пламенем разгорался азарт. Потому, проронив надменный смешок, который скрыть она не попыталась даже из вежливости, Алиса дёрнула плечом, в открытую демонстрируя, что до Эльвириного ворчания никакого дела ей нет. И поймала вдруг на себе одобрительный и полный лукавства взгляд Шемелина, который лишь подбросил дров в разгорающийся в груди огонь.

– А я так думаю: хочется воды – можно и на озёра сгонять. Тут, говорят, отличная рыбалка… – вмешался Коваль. На лыжах его крупное тучное тело выглядело комично, а скачущий рядом инструктор, продевающий руки Алисиного приёмного отца в петли на лыжных палках и поправляющий маску на его лице, больше всего походил на пискливого мышонка в ногах у слона. – Чё? Алис, чё он говорит?

– Спрашивает, катался ли ты раньше, – перевела для Коваля слова инструктора Алиса.

– А-а… – протянул Коваль. – Ты ему скажи, что он ещё не родился, а я уже на лыжах бегал, что твой этот, как его… Шумахер. Скажи-скажи, он тоже ж немец, должен такого знать.

Алиса, спрятав усмешку, инструктору тем не менее объяснила, что Игорь Евгеньевич на горных лыжах не впервые, но от этого легче никому не станет: учи его не учи, а он непременно свалится где-нибудь у третьей по счёту сосны, обругает весь свет вместе с инструктором, Швейцарией и Шумахером, который здесь вообще не причём, но за компанию удостоится парочки крепких эпитетов; затем мистер Коваль скинет злосчастные лыжи и грузно потопает вниз к подъёмникам на своих двоих. Но когда он заберётся обратно на вершину – с точностью до деталей повторит всё вновь: распластается по снегу всё у той же сосны, Шумахеру снова отсыпет на орехи и снова поднимется наверх; а инструктору придётся быть готовым к долгим пешим прогулкам. Но Алиса не забыла и упомянуть, что расстраиваться тут особенно не о чем: к закрытию склона изрядно вспотевший Игорь Евгеньевич войдёт в положение подневольного работника и за все пережитые по его прихоти страдания щедро наградит того чаевыми. Инструктор в ответ только похлопал глазами, но Алиса могла лишь развести руками: помочь ему она искренне была не в силах.

Шемелин, который на лыжах стоял не в пример уверенней Коваля, щёлкнул креплениями и, подняв голову к небу, довольно прищурился от солнца.

– Так чего, Паш, рыбалка – как тебе идея? У них тут правда стопроцентно куча каких-нибудь законов, без бумажки ни чихнуть, ни пукнуть, дикие люди…

– А дома нельзя было порыбачить? – не удержалась от комментария Эльвира.

– Вот и осталась бы дома, – её собственный муж за словом в карман никогда не лез, за что всегда получал такие жгучие взгляды, что сложно было не проникнуться восхищением к его храбрости. Как только снег вокруг Эльвиры тут же не растаял – вот что Алису в этой ситуации удивляло.

Но Шемелина никакие взгляды пронять были неспособны.

– Я пару раз скачусь здесь, – переменила тему Алиса, обращаясь к отцу. – Разомнусь. А потом туда, где профи, – махнула она зимней перчаткой в сторону возвышающейся вдали голубовато-белой вершины.

И, не желая дальше тратить время на выслушивание раздражённых Эльвириных реплик, она умело подобралась, сгруппировавшись, и устремилась вниз, плавно нарезая доской дугообразные зигзаги: привыкала к скольжению и снежному покрытию на небольшой пока скорости.

– Ну-ка посторонись, – зычно раздалось откуда-то сбоку, и краем глаза Алиса отметила, что по левую руку от неё катился Шемелин – и катился, к её возмущению, быстрее: зазор между ними составлял уже пару метров и стремительно сокращался.

Спортивный азарт, который в Алисе горел уже настоящим пожаром, не дал ни малейшего шанса благоразумно пропустить нагоняющего её Шемелина: она тут же сузила амплитуду зигзагов и набрала обороты, стремясь не позволить ему вырваться вперёд. Торжествующе оглянувшись на оставшегося позади соперника, Алиса резко ухмыльнулась и на всех парах помчалась к низине.

– Это просто разогрев, – придя к финишу на пару секунд позже неё, неловко оправдался Шемелин. – Проверка снаряжения. И только. Вот сейчас поднимемся и…

Алиса, не став даже слушать, отстегнула крепления и подхватила расписанную яркими красками доску, зажав подмышкой.

– Ну-ну, – сдвинула она очки на лоб и довольно прищурилась. Солнце грело щёки и растекалось по лицу тёплым мёдом. – Ваше снаряжение с моим ни в какое сравнение не идёт, Павел Константинович. Это мы уже проверили.

– Это ещё почему? – переспросил он, скептично вздёрнув бровь. На его лице остались белёсые бороздки от плотно прилегавшей к коже маски.

– Это потому, что на лыжах ездят только пенсионеры, которые боятся настоящей скорости. Вон, как мой папа, – она гордо тряхнула сноубордом у Шемелина перед носом и махнула рукой куда-то наверх склона, где сейчас предположительно находился Игорь Евгеньевич Коваль, наверняка давно расставшийся с лыжами, строптиво не желающими поддаваться приручению. – Вы на них за доской никогда в жизни не угонитесь. У вас, если хотите, “Волга”. А у меня – “Феррари”.

– Н-да? – прищурился он: сравнение с Ковалем явно его задело. – А для “Волги” всё равно неплохой результат, а, как считаешь?

– Точно, – вздёрнула она подбородок. – Только я-то правда разминалась. А вы – выжали всё, что могли.

И, до предела гордая собой, развернулась и зашагала по скрипучему снегу к подъёмникам.

– Ну-ка, ну-ка, стой, – услышала она позади хруст его тяжёлых шагов. Шемелин с некоторым запозданием нагнал её и, поймав за шкирку лёгкой ветроупорной куртки, заставил замедлится. Алиса недовольно шикнула. – Ты на красную, да?

Он кивнул на вершину, где располагалась трасса для опытных спортсменов – “красная”, как принято было выражаться. Алиса согласно кивнула.

– Ну, вот там и проверим, у кого “Волга”, а у кого… – он хмыкнул и тряхнул лыжей. – “Феррари”.

– Хм… – скорчила Алиса задумчивую гримасу. – Вы, Пал Константинович, человек злопамятный. Я вас обойду… А я вас обойду, – с непоколебимой уверенностью вскинула она указательный палец вверх в ответ на его скептический смешок, – и вы мне потом жизни не дадите. Я же знаю.

Тяжёлые горнолыжние ботинки оставляли глубокие следы на снегу. Алиса втянула побольше воздуха, и слизистые носа чуть слиплись от мороза.

– Отговорки, – не сдавался Шемелин. – Ты, Алиса, всего лишь боишься проиграть.

– Ещё чего. Было бы чего бояться. Мне просто не повезло с начальством, вот в чём моя беда.

– Начальство у тебя, прошу заметить, исключительно лояльное и понимающее, – с наносной обидой откликнулся он, а Алиса стрельнула в его сторону недоверчивым взглядом и деловито перекинула доску на другую руку.

– Вообще-то, – весело протянула она, – и правда нельзя не заметить, что вы в последнее время заметно подобрели, Павел Константинович… Я тут заходила в офис, и вы не поверите: люди стали даже иногда улыбаться, можете себе такое представить? Я сама видела, вот вам крест! Тоже сначала не поверила своим глазам, но потом оказалось, что это просто вас давненько не было на рабочем месте и все было решили, что вы покинули этот мир…

Шемелин дёрнул её за капюшон куртки, от чего Алиса опасно накренилась назад и ойкнула, заливисто рассмеявшись – была довольна тем, что ей удалось Шемелина задеть. Свалиться на землю он ей не дал, подставив руку; Алиса, поясницей повсинув на его предплечье, заметила, что Шемелин и сам едва заметно улыбнулся, хоть и пытался это от Алисы скрыть. Солнце тоже текло по его лицу янтарной сладкой патокой, а щёки розовели и блестели от мороза.

– Это вас просто никто раньше не подкармливал, – спустя некоторое время подытожила Алиса, крепко задумавшись. – Вот вы и подобрели, Павел Константинович. Вы вот были такого низкого мнения о моих дипломатических талантах, а теперь-то вы не станете их отрицать, а?

– От твоих талантов не знаешь, куда деваться, – туманно ответил он и застыл возле подъёмников: – Давай. Один спуск. И выясним всё раз и навсегда.

Алиса склонила к плечу голову. Из-под тонкой ткани спортивной балаклавы выбились пряди волос, завивающихся от прелости и пота. Шемелин внимательно смотрел на неё, не убирая руку, а в льдистых глазах искрилось яркое солнце.

– А вы азартный человек… – усмехнулась она и поблуждала взглядом по горным вершинам. – И какой меня ждёт приз?

– Никакой, – как нечто само собой разумеющееся сказал он. – Призы дают тем, кто побеждает.

Алиса сложила руки на груди и прищурилась.

– Ну ладно… – с его губ сорвался тихий смешок. – Сама чего хочешь?

– Хочу пересмотреть условия нашего договора, – самонадеянно вдруг озвучила неожиданно пришедшую в голову мысль Алиса. – Хватит с вас пирожных в качестве платы за то, что вы закрываете глаза на моё отсутствие на рабочем месте. И шпионить я тоже больше не хочу, – Алиса пристыженно опустила взгляд.

По большому счёту всё это время ей и нечего было рассказывать: ни с Ваней, ни с Ковалем они никаких острых вопросов не обсуждали. Алиса обходилась расплывчатыми формулировками о том, как идут Ванины дела по развитию нового направления, говорила, какими словами Ваня иногда клянёт Шемелина и как считает того застрявшим в прошлом идиотом, ничего не сведущем в современном бизнесе – но Шемелину и без Алисы обо всём этом было доподлинно известно. Однако чувство, будто она обманывает доверие самого близкого человека, всё равно разъедало душу горьким осадком.

Шемелин в ответ на её запальчивое предложение даже присвистнул.

– Вы ведь уверены, что не проиграете. Так чего вам стоит согласиться? – решила Алиса усилить напор и закусила в ажиотаже губу.

Он снова посмотрел на неё в продолжительном молчании, а Алиса вороватым движением затолкала упавшие на лоб кудри обратно под ворот балаклавы.

– Тогда будет честно, если и я попрошу какой-нибудь приз в награду, – тон его голоса чуть упал. – Вот моё предложение: когда я приду к финишу первым, ты ответишь на один мой вопрос. Честно. И искренне. Я пойму, если соврёшь.

Алиса втянула щипучий воздух и поморгала, прикидывая в уме все за и против. Да уж, в деле просчитывания рисков Ваня бы пригодился ей как никто другой…

– А какой вопрос? – решила попытать удачу она, не особенно рассчитывая, что Шемелин раскроет карты.

– Узнаешь, когда проиграешь, – он невозмутимо улыбнулся, снял перчатку и протянул Алисе ладонь. – Договорились?

Алиса погипнотизировала яркие пятна рисунка на сноуборде, плывущие перед задумавшимся от размышлений взглядом, и, отбросив в сторону сомнения, сжала его тёплую ладонь пальцами.

– А Иван Анатольич что, всё-таки струсил? – с пренебрежеием вспомнил Шемелин о Ване, пока они шагали к подъёмникам. – Не видно его что-то. И зачем ты его всё-таки притащила?

– А вы зачем притащили свою жену? – резко огрызнулась Алиса. Шемелин хмыкнул.

– Так где ты его потеряла?

– Он на учебной трассе, – объяснила Алиса и оглянулась в ту сторону, где должен был делать первые шаги на лыжах Ваня.

Вставать на доску она даже не стала пытаться его убедить. Знала, что ничего не выйдет.

– Как там у него дела? – с деланной безучастностью осведомился Шемелин.

Они уселись в подвешенной на тросе кабинку, и та, качнувшись, осторожно тронулась наверх.

– Не знаю. Наверное, учится тормозить…

– Я не про это, – Шемелин равнодушно махнул рукой. – На рабочих фронтах что слышно?

– Вы же сами всё знаете, – сникла Алиса. – Работает, вот, на той неделе был на встрече с компанией, которая специализируется на доставке негабаритных грузов, вроде как прошло хорошо…

– А Коваль им доволен?

Алиса скривилась.

– Ещё как, – фыркнула она сдавленно.

– Да? – не упустил из внимания перемену в её настроении Шемелин. – Расскажи-ка поподробней. Чего такая кислая?

Алиса тяжело вздохнула.

– Да нет, не берите в голову, – попыталась сгладить ситуацию она. – С отцом у него тоже всё отлично. Я бы даже сказала: лучше не придумаешь.

– Алиса, – вкрадчиво протянул Шемелин. – У тебя всё написано на лице.

Его тёплые пальцы вдруг поддели Алисин подбородок, заставляя взглянуть ему прямо в глаза.

– Ну если написано, так сами и прочитайте, – насупилась она и попыталась отвернуться, но сделать этого Шемелин ей не дал.

– Неужели ты наконец поняла, зачем он к тебе прицепился? – озвучил догадку он и сузил глаза, пристально всматриваясь Алисе в лицо.

– Что?! – вспыхнула Алиса.

– Ничего, – меланходично отозвался Шемелин и вернулся на своё место, откинувшись на мягкую спинку сиденья в кабине подъёмника. – Он добился наконец-то внимания твоего отца и ты всё-таки поняла, с кем связалась. Я прав?

– Да ну вас, Павел Константинович, – дёрнула Алиса плечом от досады: привыкла к этой холодной войне между Ваней и Шемелиным, особенно не обращая на их взаимные нападки друг на друга.

На несколько мгновений в кабинке повисла тишина, а Алиса, не знавшая теперь, с кем поделиться наболевшим и у кого спросить совета, смерила Шемелина испытывающим взглядом, прикидывая, подходит ли он вообще для такой важной роли.

– Просто… – неуверенно начала она.

Но в следующую секунду Алиса отмела прочь все сомнения: как же ей раньше в голову не приходило, что её опасения именно Шемелин способен понять как никто иной? Уж кому, как не ему, знать, насколько неприятно попадать в вязкое болото зависимости от Коваля и плясать под его дудочку, изображая бешеный восторг?

– Просто Ваня сказал, что папа видит в нём, кхм… Партнёра. После свадьбы хочет ввести к себе в бизнес, переписать какие-то акции… – как на духу выложила Алиса все свои тревоги. – Это хорошо, наверное, но… Понимаете… Вы же знаете, папа сложный человек. Я боюсь, что мы оба… Что мы потом просто не сможем выпутаться. Ваня этого не понимает, а я не могу до него достучаться, ка кни пытаюсь, – она удручённо прикрыла ладонью лоб.

Шемелин присвистнул.

– Ничего себе новости, – резюмировал он с тихим хмыканьем. – Бизнес, значит… акции… Свадьба. И когда ж случится долгожданное торжество?

Алиса неудобно поёрзала на сиденьи.

– Мы не выбирали дату, – приникла она лбом к окну, блуждая взглядом по острым верхушкам плывущих под их ногами елей. – Не думаю, что скоро. В следующем году мы должны уехать за границу на учёбу.

– За границу?

– Угу, – кивнула она. – Папа не рассказывал?

Он мотнул подбородком.

– Ну, значит, теперь вы знаете. Рады?

– Чему это?

– Избавитесь от нас обоих, – невесело усмехнулась Алиса. – Разве вы не этого хотели?

Шемелин посмотрел на неё с пару долгих мгновений, а потом устремил непроницаемый взгляд перед собой.

– Жаль только, подкармливать будет больше некому, – произнёс он в пустоту перед собой и криво ухмыльнулся.

Алиса, стушевавшись, опустила глаза вниз.

– И что, – продолжил Шемелин. – Ты за него не рада? За своего женишка.

Она пожала плечами.

– Не думаю, что он идёт верным путём, – мрачно ответила она.

Шемелин взглянул на неё, погрузившись в тяжёлые размышления; брови его опустились и соединились в одной прямой линии.

– Ну и правильно, – внес он, наконец, вердикт и отвернулся. – Не туда он плывёт, куда надо, твой Ваня. Ему бы в обратную сторону грести, уж я-то знаю. Сам с нуля начинал. Но только в наше время других возможностей не было, Алиса. Дипломов Лондонской Школы никому не выдавали, и такие, как твой батя, были единственной путёвкой в жизнь.

Воцарилась долгая пауза, и гулкое натужное поскрипывание троса над головой стало слышаться отчётливей и свирепей. Кабинка покачнулась, а Алиса от страха вцепилась в металлический поручень; до конечного пункта назначения оставалось ещё несколько десятков метров.

Она машинально взглянула на раскинувшуюся под их ногами пропасть, белую и отвесную, угрожающе скалящую свои каменистые обрывы, как хищную пасть с клыками; и тут же живо вообразила, что с ними будет, если этот скрипучий трос вдруг не выдержит и оборвётся. Алиса даже зажмурилась на миг, с трудом сдержавшись, чтобы не вскрикнуть от страха.

Но от мысли, вдруг закравшейся в голову помимо её собственной воли, даже сама Алиса опешила сильней, чем от боязни высоты: подумалось, что Шемелин стал для неё тем человеком, рядом с которым не так уж страшно было бы и умереть. Алиса потрясла головой, прогоняя кошмарные миражи.

– Павел Константинович… – позвала вдруг она робко.

– М-м? – не отрываясь от своих мыслей, откликнулся он.

– А как вы… – она нерешительно облизнула губы. – Как вы начали своё дело?

Шемелин внезапному вопросу удивился. По крайней мере, лицо его приобрело куда более осмысленное выражение.

– Как и все, – пожал он плечом и покрутил между пальцами рукоятку лыжной палки, стукнув пару раз её остриём по полу.

– Ну, я имею в виду… вы были уверены, что у вас всё получится?

Он озадаченно покосился на Алису, гадая, наверное, к чему она задаёт все эти вопросы.

– Мне некуда было деваться, – скупо ответил он. – Время было другое. Либо делаешь, либо… – он утёр кончик носа тыльной стороной перчатки, – …либо у тебя нихрена не будет. Как-то не до размышлений было, получится или нет. Приходилось вертеться. Сначала по чуть-чуть, видаками приторговывать, там, ещё кое-чем. А потом по-крупному.

– А если бы вы знали… Если бы кто-то вам сказал, что у вас скорей всего ничего не выйдет, то вы бы всё равно начали?

– Если бы я знал всё, что знаю сейчас, то продолжал бы сидеть в жопе, потому что ты своей очаровательной головкой даже не представляешь, какие это всё риски и как страшно их на себя брать, – сказал он и вдруг лучезарно ей улыбнулся; и в этот момент Алиса всё-таки поняла, почему умереть рядом с ним не так уж и страшно: когда он улыбался, становилось очень тепло. – Но я не знал, и слава богу. Когда пришёл к твоему бате, даже подумать не мог, что вообще существует даже крохотный шанс, что он пошлёт меня нахрен. А батя твой мог так хорошенько послать нахрен, что потом оттуда мало кто возвратился бы… Но мне повезло.

– Значит, попытка всегда того стоит?

– Значит, дуракам иногда везёт, Алиса, – подметил он с философским видом и, когда кабинка замерла, спрыгнул на снег. – Давай. Хватит болтать.

Он протянул ей руку, чтобы помочь спешиться. Алиса, оказавшись на твёрдой земле, оглянулась: казалось, над ними простиралось только небо, ясное-ясное и голубое, такое же, как цвет глаз Шемелина, хитро подмигнувшего Алисе и снова опустившего на лицо маску для защиты от снега и солнца.

Они встали на самой вершине склона в нескольких метрах друг от друга, переглянулись перед стартом – каждый глазами пообещал противнику неминуемое поражение – и стремительно понеслись вниз. Алиса, хоть и храбрилась внизу перед ним, как могла, а теперь вся внутри подобралась и сжалась, совершенно не уверенная в своей победе.

Склон был хорошо обкатан и гладок; солнце, не успевшее войти в зенит, ещё не подтопило снег, и доска катила плавно, ровно, как горячий нож по сливочному маслу. Лицо обдувал неблагосклонный колкий ветер, потому что Алиса, умело сохраняя баланс, рассекала телом сопротивляющийся воздух.

Проносящиеся мимо деревья слились в одну зеленовато-серую стену; та затмевала боковое зрение наподобие шор на морде у породистого рысака, идущего к верной победе, фаворита забега.

А склон неспроста был отнесён к рангу красных – таких, покорить которые под силу только опытным ездокам: трасса была извилистая, кое-где узкая, и помимо них с Шемелиным тут в этот час никого больше не встретилось.

Шли они, однако, вровень, попеременно обгоняя друг друга. Алиса уже твёрдо убедилась, что зря так неосторожно хвасталась внизу своей непобедимостью. Шемелин почти не уступал ей в скорости, а иногда обходил так играюче и легко, подрезая на поворотах, что она уже несколько раз смирялась с поражением и принимала как данность то, что всё окончательно пропало; но зная, что в эти моменты он победоносно улыбался (хоть и не видела его лица), Алиса цеплялась взглядом за маячившую впереди сгорбленную спину, сжимала зубы и стрелой неслась за Шемелиным вниз, отбирая у него первенство.

Сокращать разрыв было совсем не так легко, как это ей удалось на общей трассе, а Шемелин, к тому же, сдаваться отнюдь не планировал. Дышал в спину, приближался, вырывался вперёд, снова оказывался позади, и снова настигал её; Алиса совсем попрощалась с надеждой оторваться от него на значительную дистанцию, чтобы иметь в запасе время. Она понимала: исход предрешат доли секунды и обстоятельства банальной удачи, непреодолимой силы: сопротивление потоков воздуха, с которое один из них совладает лучше; благосклонность снежного покрова, который любезней примет её доску или его лыжи; солнечный луч, который внезапно ослепит кого-нибудь из противников – что-то, над чем Алиса не имела бы никакой власти, а значит, не могла предусмотреть.

Но она и предположить не могла, что подведёт её собственное тело. И неосмотрительная гордыня.

Больше двух третей пути оставалось уже позади, и Алиса, вновь оказавшись на первом месте и подбираясь к очередному повороту, оглянулась, никак не в силах отделаться от привкуса поражения на кончике языка, преследующего её, как едва не наступающий на пятки Шемелин – тот даже отдал ей честь коротким жестом ладони, как будто специально показывая: напряжённая борьба ничего ему не стоит.

Это его бахвальство, видимо, окончательно лишило Алису остатков разума, способного на холодный расчёт. Трасса делала крутой поворот почти возле самого финиша, и, потратив время на оглядку и задержавшись глазами на пристроившимся позади Шемелине на непозволительно долгую секунду, она снова посмотрела вперёд. То, что изгиб раскатанного склона окажется так близко, изумило Алису до сковавшей тело оторопи и покачнуло, словно она впервые в своей жизни стояла на доске. Повернуть теперь нужно было на все сто восемьдесят градусов, в то же самое мгновение, нарушая все мыслимые законы физики и времени; да ещё так, чтобы не вылететь в небольшой овражик в лесу, окаймлявшем склон.

Момент был упущен, а крутой поворот остался Алисой непокорён. Чтобы избежать столкновения с каким-нибудь неосмотрительно растущим у неё на пути стволом ели – стволы елей вообще плохо подходили в качестве экипировки для экстренного торможения, это Алисе в голову вдолбили на самом-самом её первом занятии сноубордом, – она спешно отклонилась назад и плюхнулась на бёдра, по инерции покатившись кубарем вниз.

Доска отлетела в сторону и понеслась к финишу своей дорогой (уж теперь, лишившуюся неуклюжей ноши, её точно ждала победа – в этом сомневаться не приходилось). Тело, как оказалось, в особенности рёбра, для торможения тоже впредь нужно было переставать использовать, потому как подобный способ замедляться приносил ощутимую боль – это Алиса уяснила не в теории, а уже на практике.

Она хотела было быстро встать, чтобы нагнать уже с лихвой оторвавшегося Шемелина, но помешала боль в бедре. Алиса сморщилась, перекатившись на руки и уперевшись руками в снег, налипший на перчатки. Шемелин вдали тоже остановился – это она отметила боковым зрением, сдвинув на лоб очки, из-за чего теперь солнце слепило глаза.

– Эй, – позвал он, когда Алиса, морщась, подтянула к себе колени. – Ты как?

В его голосе звучало неподдельное беспокойство, но показывать свою слабость Алисе хотелось в последнюю очередь.

– Нормально. Сейчас… – она сквозь зубы выдохнула, попытавшись встать, и не смогла сдержать перекосившую лицо гримасу: больно было очень.

– Ноги-руки целы? – тем временем успел приблизиться к ней Шемелин.

– Вы в слишком хорошей физической форме для человека, который почти каждый день обедает пирожными, – беззубо поддела его Алиса, закусив губу, и схватилась за бедро.

Шутить хотелось в предпоследнюю очередь.

Шемелин присел возле неё на снег и скинул с Алисиной ноги её же руки.

– Вроде не сломала… – ощупывая конечность, резюмировал он.

– Да бросьте, – сдавленно выдохнула Алиса. – Просто неудачно упала. Ушиблась. Сейчас я…

Она сама надавила на место, куда пришёлся основной удар, точно желала показать: панику разводить не из чего. Дальнейшая попытка встать успехом не увенчалась.

– Помогите подняться, – отбросив последние остатки гордости, попросила она, и Шемелин охотно подставил ей плечо.

– А я думал, это обманный манёвр, – придерживая её за талию и помогая идти, заявил он с ноткой самодовольства. – Пыль в глаза сопернику, всё такое…

– Я всегда играю честно, Павел Константинович, – оскорбилась Алиса. Оскорбиться получилось вполне естественно: во многом благодаря отражавшейся на лице боли.

– Честно, говоришь? – добравшись до того места внизу склона, где бросил в сторонке свои лыжи, он довольно заглянул ей в лицо: – Значит, ты честно признаешь своё поражение?

– Ну уж нет, – отрезала она, нахмурившись уже от жгучей обиды на глупую ситуацию, в которую попала по своей собственной милости. – Я не проиграла, а просто выбыла из гонки.

– Условие было одно: кто первый, тот и…

Алиса, резко вздохнув для храбрости, оттолкнула Шемелина. Подволакивая за собой пораненную ногу и стараясь игнорировать боль, она подбитым зайцем поскакала к видневшемуся уже невдалеке финишу. Нелепость положения и без того Алисе претила, а вот когда несколько мгновений спустя аккомпанементом раздался заливистый мужской смех, стало и вовсе гадко до слёз.

Она обернулась назад, чтобы удостовериться: Шемелин, донельзя довольный собой, хохотал, пока она сама, преодолевая страшные мучения, зубами вырывала из его рук победу.

– Слушай, ты так только хуже себе сделаешь, – угомонившись, воззвал к её благоразумию Шемелин. Алиса снова оглянулась: разрыв между ними увеличивался ужасно, отвратительно, гадко, невыносимо медленно, а потому она, превозмогая (чуть утихающую, на самом деле) боль в бедре, поднажала и поковыляла вперёд быстрее.

– Алиса… – и снова в его голосе прозвучала искренняя тревога. – Ты ж знаешь, что я буду виноват, если с тобой что-нибудь…

– Ваше благополучие меня волнует в последнюю очередь, – ощетинилась она, отбрасывая с лица выбившуюся прядь волос.

Мешавшая балаклава давно перекосилась набок и съехала так, что проще было вообще от неё избавиться. Но голова под шапкой сильно намокла от напряжения – вдобавок к травме не хватало ещё и застудиться. Алиса с досадой подумала, что снова придётся битый час проводить возле зеркала, выпрямляя локоны: вечером был запланирован ужин в ресторане.

– Вот это рвение к победе, – с некоторым одобрением прокомментировал позади неё Шемелин.

Алису, однако, совершенно не устроил тот факт, что теперь он шёл, отставая всего-то на какой-нибудь десяток сантиметров – а значит, имея в своём распоряжении целых две невредимые ноги, мог с лёгкостью вырваться вперёд. Ему хватило бы пары широких шагов, или даже не пары – одного…

Шемелин это, конечно, понимал: он шёл медленно, неторопливо, специально выдерживал между ними незначительное расстояние, как будто хотел продемонстрировать, насколько уверен в собственном превосходстве.

На глаза снова навернулись слёзы. Горячие, они затмевали Алисе обзор, но она, отталкиваясь здоровой ногой от снега, в котором увязал тяжёлый горнолыжный ботинок (уже подумывала избавиться от непригодной для пеших прогулок обуви и зашагать по снегу в одних носках), слепо брела вперёд, уже и сама не понимая, зачем.

Алисе не хотелось проиграть. Алису раздражало, что все считали, будто бы она только и может, что проиграть. Не справиться. Спасовать. Будто бы она совсем не приспособлена для того, чтобы выигрывать.

А она может, она способна – несмотря даже на то, что тяжело и больно. Ужасно тяжело и ужасно больно.

Финиш, отчерченый на снегу ярко-алой чертой, был уже совсем рядом, а Шемелин так и не обогнал Алису. Она даже успела подумать, что он сжалился и решил отдать победу бедной калеке, оценив её стойкий дух и несгибаемость; но обрадовалась она, однако, рано – и рано заподозрила собственного начальника в таком-то благородстве.

Он сделал всего два широченных шага – и носок его ботинок пересёк отметку финиша раньше, чем Алиса даже занесла ногу для своего последнего рывка.

– Ну что, Алиса Игоревна, вы всё-таки проиграли, – ощерился он торжествующе, а Алиса, сцепив зубы, остановилась.

Она посмотрела перед собой: её доска мирно лежала за чертой, с собственной задачей всё-таки справившись на отлично и, в отличие от хозяйки, придя к финишу.

– Вот и нет, – выпрямилась она, гордо вздёрнув подбородок и ткнув пальцем в сноуборд. – Моя доска пришла к финишу раньше ваших лыж, Павел Константинович. А это значит, что по сути нашего с вами спора… Я вам напомню… Мы спорили, что быстрее – лыжи или сноуборд… Так вот, – она вдохнула побольше воздуха, чтобы перетерпеть усилившуюся пульсацию боли в ноге. – Моя доска пришла раньше ваших лыж. А значит, я и выиграла. То есть технически моя доска, но и не ваши же лыжи…

Она решительно скрестила на груди руки и задрала нос. Но гордому виду победителя мешала подогнутая нога, носком ботинка которой Алиса упёрлась в снег, чтобы перемстить вес тела на вторую нижнюю конечность, оставшуюся невредимой.

– Это крючкотворство. – наморщился Шемелин. – Не победа, а одно название. Я не согласен. Ты же играешь честно, сама говорила.

– Разве вы можете с этим поспорить? – не стала Алиса сдаваться. – Разве были какие-то другие формулировки? Павел Константинович, из меня, может, так себе предприниматель. Но внимательно читать договор я умею…

– Ну тогда я требую реванша, – нашёлся Шемелин и нагло оскалился. – Победит тот, кто два из трёх раз придёт к финишу первым. Поехали? Дотащить тебя до подъёмников или сама справишься? Только смотри, пока ты доковыляешь, они уже закроются.

Алиса удручённо покосилась на свою ушибленную ногу – Шемелин тоже покосился, только надменно и довольно – и резко выдохнула:

– Значит, мою победу вы не признаете?

– Не-а, – тряхнул головой он.

Алиса помолчала, сжав губы в тонкую нить, побуравила его укоризненным взглядом, а потом, повернувшись, заковыляла дальше.

– Правильно про вас говорят в офисе. Вы бездушный. Бездушный, Павел Константинович, бессердечный человек. Вы… – сыпала она упрёками, с трудом подбирая сноуборд с земли, чтобы затем опереться на него, как на костыль. – Вы заслуживаете всего, что о вас говорят. Ясно вам?!

Для доходчивости она ударила доской по снегу, как посохом, и до скрежета сцепила зубы: забывшись, оперлась на подбитую ногу.

– Ну так что, – поспешил нагнать её Шемелин. – Я победил?

– Как вам будет угодно, – выплюнула она. – Если вам нужна такая вот победа…

– Мне нужен мой приз, – прервал он, и Алиса удостоила его затравленным и злобным взглядом.

– Приз? Ну. забирайте свой приз, если вы настолько циничный человек, Павел Константинович. Что вы там хотели? – она утёрла рукой испарину со лба, шмыгнув носом, но всё-таки удержавшись от всхлипа. – Задавайте свои вопросы и не мучайте меня больше.

Шемелин тихо усмехнулся, подошёл ближе и обвил рукой её талию. Заставив слабо воспротивившуюся Алису всё-таки опереться на него, он тихо спросил:

– Болит? – и спросил так мягко, так ласково, что ей захотелось громко и горько расплакаться, лишь бы он утешал её и говорил что-нибудь тем же голосом. – Точно не сломала?

Алиса, посмотрев ему в глаза, такие же голубые и ясные, как небо над головой, чуть поджала дрогнувшую нижнюю губу:

– Это два вопроса.

– Так ответь хоть на один.

– Болит, – почти не размыкая рта, проронила она. – Это тот вопрос, который вы хотели задать?

Шемелин потянул её вперёд, глядя прямо перед собой, а Алиса, бросив всякие попытки изображать несгибаемость характера и истязать себя напускной бравадой, повисла у него на плече.

– Нет. Но и на него ты мне ещё ответишь.

Его интонация Алисе не понравилась.

Глава 17. Часть 2

Кататься больше не представлялось возможным как минимум сегодня, а, может, и ещё несколько дней – это совсем Алису не радовало. Однако молодой доктор, говоривший по-английски с сильным немецким акцентом, в местном медпункте утешил: травма и правда была несерьёзная – ушиб, и только. Дело могло кончиться куда хуже.

Шемелин, притащивший Алису помимо её воли в небольшую будочку с красным крестом на крыше у подножия склона, в благодарность врачу умиротворённо покивал и усадил Алису в коляску электрического снегохода, вызванного медиком для транспортировки больной к шале.

Алиса с грустным вздохом кинула взгляд ввысь, на покидаемые спуски, ради которых она и прилетела, и поплотнее укуталась в шерстяной плед.

– Не кисни, – слабо хлопнул Шемелин её между лопаток и задорно подмигнул. – Обещаю, что ещё дам тебе взять реванш. Езжай. Ковалю я сам расскажу о твоих приключениях.

В сложившейся ситуации был и ещё один плюс: Алиса на самых твёрдых основаниях могла пропустить общий ужин в арендованном для их компании вип-зале ресторана, сославшись на нечаянную травму. О чём она, уже приняв предусмотрительно захваченные с собой обезболивающие (не в первый раз имела дело со спортивными травмами) и наслаждаясь теплотой воды в открытом джакузи, сообщила Ване.

– Иди один, если хочешь, – миролюбиво отозвалась она в ответ на его попытки всё-таки уговорить Алису пойти.

– Хорошенький план, – он поставил на деревянный бортик бокал шампанского, в стекле которого заиграли лучи соскальзывающего к горизонту солнца. – Буду сидеть там один, как дурак. Тебе разве таблетки не помогли?

– Я не хочу, – отрезала Алиса и для виду помассировала больную ногу, которую уже совершенно и не чувствовала.

– А я не хочу торчать там в одиночестве. Без тебя ко мне все относятся, как к…

– Ты ведь так подружился с моим отцом, – нашла она отговорку. – Вот и поразвлекайтесь там вместе.

– Ты как будто меня за это винишь, – с осуждением покачал Ваня головой, безошибочно уловив в Алисином тоне недобрый намёк.

– Ничего я не виню.

– Просто когда мы вместе, Алиса, никто не смеет отпускать всякие издёвки в мой адрес, – нахмурился он.

– Ты про Павла Константиновича? – едва сдержалась, чтобы не усмехнуться, Алиса. – Я думала, вам обоим нравится играть в этот детский сад.

– Я про всех…

Ваня оглянулся назад. В застеклённой беседке, вдали от которой и стоял большой разогретый чан с бурлящей водой, остальные собрались вокруг камина: храбрости окунуться в воду под открытым небом, когда за окном минус и снег, хватило только Алисе. Ваня увязался за ней, не пожелав в обществе коллег оставаться в одиночку.

– Они все считают меня…

– Выскочкой? – легкомысленно закончила за него Алиса.

Ваня неприязненно сморщился.

– Не принимают меня всерьёз.

Алиса заинтересованно изогнула бровь. Будучи в офисе уже довольно редким гостем, она мало знала о том, какие отношения складываются у Вани с коллективом высшего менеджерского звена, в круги которого ему так не терпелось на полных правах вписаться.

– Тебе самому это не надоело? – меланхолично спросила она.

– Надоело. Потому я и прошу тебя пойти со мной…

– Нет, – легонько хлопнув по пузырящейся поверхности воды, прервала его Алиса. – Я вообще. В целом. Тебе не надоело, что про нас так думают? Как про каких-то… Выскочек, которые затесались среди них только потому, что так захотел папа. При мне, может, все и стараются держать язык за зубами, но я же вижу их взгляды и… И это никогда не закончится. Что бы мы ни делали.

– Нет, ты не права, – упрямо мотнул он головой. – Надо только доказать, что…

– Да ничего ты им не докажешь. – Алиса намотала на палец влажную прядь: от влажности и отсутствия укладочных средств волосы кудрявились. – Как ни старайся, а ты навсегда для них – протеже Коваля. И получил всё только потому, что… – она многозначительно сверкнула помолвочным кольцом на своём безымянном пальце. – Понимаешь?

Ваня помолчал.

– Поэтому я и хочу, чтобы это всё закончилось. Хочу быть сама по себе.

Ваня с досадой закатил глаза.

– Алиса, мы же всё обсудили. Давай не будем снова сейчас поднимать тему…

Алиса с шумом втянула поднимающейся от воды пар и резко встала, намереваясь выйти из джакузи. Ваня поднял руку, чтобы защититься от посыпавшихся в разные стороны капель.

– Да, ты прав. Обсудили, – сухо бросила она, заворачиваясь в плед, чтобы дойти до своего шале.

Проходя мимо стеклянный стен беседки, Алиса поймала на себе взгляд Шемелина, сидевшего рядом с её отцом: они степенно цедили что-то наверняка алкогольное из невысоких стаканов. Взгляд этот, несмотря на зябкость воздуха после тёплой воды в чане, кожу обжёг, а под кожей – вызвал лёгкое электрическое покалывание.

– Алис! – позвал её Ваня, попытавшийся безуспешно спрятать в голосе обиду. Из воды выходить, чтобы догнать её, он всё-таки не стал.

Уже воровато оглянувшись через плечо возле крыльца шале, до которого Алиса второпях дотопала по снегу в тёплых уггах, она увидела, как Ваня осушает залпом оставленный ею бокал с шампанским и пристально смотрит вдаль – да так хмуро и напряжённо, будто проклинает маячавшую вдалеке горную гряду.

Гряде, правда, было абсолютно всё равно, и Алиса с некоторым удивлением поняла, что и ей – тоже.

Мысли о расставании, которые рассеивались, если Ване удавалось воззвать к Алисиным старым чувствам, после недолгой оттепели каждый раз всё равно возвращались и становились только навязчивей. Вот как сейчас: после утреннего диалога, который заставил Алису на миг поверить, что будущее у них ещё есть, между ними вновь выросла глухая стена его нежелания понять Алисины терзания, и от тщетных иллюзий не осталось и следа.

Всё больше её душили их отношения, которые почему-то сводились лишь к необходимости всегда учитывать Ванино мнение, Ванины чувства, Ванины интересы – она ясно ощущала, что в стремлении угодить ему всегда забывает о себе. А ещё не могла не ощущать, как изменился он сам с тех пор, как работа в компании стала занимать львиную долю его времени. Будто…

Алиса, стоя под струями горячего душа, взглянула на кольцо.

Будто предстоящая свадьба (вопрос о которой, на самом деле, как она и сообщила Шемелину, ещё не был до конца решён) наделила его каким-то исключительным и неоспоримым правом на Алису. На то, что она теперь до конца жизни обязана учитывать его мнение, его чувства и его интересы – и напрочь забывать о своих.

Всё больше их отношения напоминали её отношения с отцом и с его ожиданиями насчёт приёмной дочери.

А с этим Алиса – она медленно, но верно преисполнялась решимости – планировала раз и навсегда покончить.

Правда, если с решением уйти в свободное плавание и перспективой катастрофического кораблекрушения на просторах открытого океана жизни она определилась и смирилась, то вот разрубить узел их с Ваней отношений представлялось куда более сложной задачей. Во-первых, он действительно мог ей помочь – и в бизнесе, и в коммуникации с отцом. Ваня умел мыслить трезво и рационально; умел строить далекоидущие планы и просчитывать шаги, чего Алисе, по её собственному убеждению, всегда не хватало. Во-вторых, ей отнюдь не помешало бы плечо поддержки в такой-то сложный период жизни, а Ваня, если Алиса сообщит ему о расторжении помолвки и прекращении их отношений, наверняка не захочет ей помогать. И Алиса останется совсем одна.

В таких безрадостных раздумьях она и вышла из ванной комнаты в окутанную уже ночным мраком гостиную: Ваня всё-таки отправился на торжественное сборище без Алисы, а потому у неё оставалось аж несколько часов, которые можно было полностью посвятить себе.

На столике перед жидкокристаллической плазмой уже ждал заказанный на кухне местного кафе ужин, завёрнутый в слои шуршащей фольги, которая сохраняла пищу горячей; но с идеей насладиться трапезой в гордом одиночестве Алиса распрощалась очень быстро.

В шале кто-то был. Она видела мужской силуэт, сидящий в кресле напротив окна, из которого лился хоть и тусклый, но достаточный для того, чтобы испугаться, свет.

– Вань? – позвала она дрогнувшим голосом и спешно нащупала веревочный выключатель торшера на тумбочке под телевизором.

Вспыхнул тусклый жёлтый свет.

– Неправильно, – положив руки на подлокотники кресла, угрожающе опустил подбородок Шемелин, неотрывно следя за замершей посреди комнаты в одном полотенце Алисой. – А я и не знал, что ты, оказывается кудрявая, малышка.

Алиса, повинуясь секундной панике, на негнущихся ногах сделала шаг назад, точно хотела снова скрыться за дверью ванной комнаты.

– Что вы здесь делаете? – только и хватило ей тех небольших запасов кислорода, что остались в лёгких, на какой-то совсем глупый вопрос.

И без того было ясно.

– Как что, – дружелюбно улыбнулся он и хлопнул ладонями по мягким подлокотникам. – Я же сказал, что у меня есть к тебе один небольшой вопрос.

– Вы уже его задали, – прикусила Алиса губу, покрепче стиснув края полотенца над грудью. – И я вам ответила.

Он смерил её многозначительным взглядом и ткнул пальцем в нелепый кусочек махровой ткани, в котором Алиса всё равно чувствовала себя обнажённой.

– Не хочешь для начала одеться? – просто спросил Шемелин.

Алиса мелко закивала, но он одним лёгким и повелевающим жестом руки заставил её остановиться на пути обратно в ванную. Затем встал в полный рост и неторопливо зашагал к ней, а Алиса заметила сжатый у него между пальцами кусок кружевной ткани:

– Вот, – протянул он Алисе её собственный трусики – те самые, что остались у него после той ночи в особняке. – Видишь, как удачно я их захватил с собой?

К лицу Алисы прилила волна жара, заставившая её задохнуться от стыда.

– Разве вы не должны быть в рестора…

– Там скучно, – криво ухмыльнулся он, даже на дав ей закончить. – Здесь… – его взгляд опустился к её ключицам, а затем бесстыдно скользнул ниже, – куда-а интересней.

– Уходите, иначе я… – запальчиво воскликнула Алиса сквозь сжатые зубы, хотя и он, и она прекрасно понимали: за этими угрозами не стоит ровным счётом ничего. Они пусты, нелепы; они не помогут.

– Сначала скажи… – подкрался он уже совсем близко, и его рука бесцеремонно прошлась по щеке Алисы, а затем запуталась во влажных волосах.

Шемелин накрутил один локон на палец – как любила делать и сама Алиса – и с недоброй ласковостью в голосе спросил:

– Это ведь была ты?

– Кто?

Он потянул её голову за волосы вниз – несильно, никакой боли Алиса не ощутила, но ощутимый запах опасности разлился в наэлектризованном воздухе.

– Ты.

Она слабо попыталась мотнуть подбородком, но Шемелин не позволил: схватил за челюсть и впился требовательным взглядом в её лицо.

– Ты пришла вместе с Милославской. Потому и была тем утром у неё на квартире. Заперла меня… – зловещая усмешка прервала его речь. – И отправилась к ней. Вы вместе это придумали, а?

Теперь пальцы его по старой привычке сцепились у Алисы на шее – да так крепко, что выдавили из её горла слабый жалобный писк. Алиса отчаянно трясла в отрицании головой, и влажные кудри, разбрызгивая капли воды, метались из стороны в сторону.

Она, схватившись за запястье Шемелина, постаралась оторвать его от шеи, чтобы не задохнуться. Но всё тщетно: только пуще разъярившись, Шемелин шагнул на неё, вынуждая трусливо пятиться назад. Совсем скоро отступать стало совсем некуда: в спину упёрлась дощатая стена.

– Ну уж нет, – хрипло шепнул он на ухо, растягивая гласные и кончиком носа проведя по её пламенем горящей щеке. – Спорим, что на этот раз ты молчать не будешь?..

Алиса дёрнула руку к бедру: там, распаляя тонкую чувствительную кожу, уже бесстыдно скользила его кисть, проворно проникнув под край полотенца и задрав влажную ткань к животу.

– Павел Константинович… – безнадёжно пролепетала она в попытке его остановить, но сама не заметила, как некрепкий узел на полотенце, совсем ослабев, развязался, открыв альпийской мглистой ночи её наготу.

– Знаешь, чего я тогда больше всего хотел? – замерев в миллиметре от её раскрывшихся невольно губ, проговорил он всё так же тихо и замер.

Когда лицо Алисы дрогнуло в смеси ошеломления и удовольствия от того, как кончики его пальцев прошлись между её уже широко разведённых ног, Шемелин самодовольно усмехнулся.

– Нет, не чтобы ты сняла маску… – большой палец надавил сильнее, и Алиса судорожно глотнула ртом побольше раскалённого воздуха, но прийти в себя это не помогло.

– С маской было даже сексуальней… Я хотел услышать, – по шее пробежала дорожка коротких поцелуев, – как ты стонешь.

Алиса, открыв глаза, встретилась с его немигающим взглядом, таким тёмным, что на его фоне побледнел и ночной мрак: этим взглядом Шемелин, словно хищным оскалом, впился ей в лицо. Она обомлела, загипнотизированная масляной поволокой животной похоти.

Сейчас было невозможно спрятать лицо и имя под маской, как во время маскарада; нельзя было рассчитывать, что сюда бесцеремонно ворвётся Кара, как в офисе; нельзя было…

Было просто нельзя.

Когда никто, даже сам Шемелин, не знал, что Алиса с ним спала, было можно.

А вот так, открыто и откровенно – так нельзя; поддаться желаниям, выпустить страсть, дать волю инстинктам – нельзя абсолютно категорически.

Всё это станет невозможно вымарать из их прошлого, её, Алисиного, и его, Шемелина. Это останется между ними навсегда.

Не удастся вымарать. И даже сконфуженно затушевать. Нет, точно не удастся – вот что Алиса видела в этом сочащемся похотью взгляде.

И хорошо бы сейчас сделать хоть что-то, чтобы ему помешать. Чтобы безжалостно терзающие пальцы отнялись от истекающего влагой входа; чтобы её собственное тело перестало её подводить; чтобы туман, окутавший разум, растворился – и мысли, рациональные, трезвые мысли, взяли верх над низменными желаниями.

Но Алиса лишь сильнее раздвинула в стороны колени, прильнув обнажённой грудью к его торсу и обеими руками зарывшись в волосы на его затылке.

– Ваня… – выдохнула она, когда оторвалась от его губ после жадного поцелуя, – …он может вернуться…

Шемелин, подняв Алису в воздух и вновь впившись в распухшие губы, по комнате передвигался, не глядя. Усадив её на высокую тумбу у стены, он, наконец, выпустил из плена её рот:

– Нет, – его руки крепко сжимали грудь, пока Алиса, сама не ведая, что творит, нетерпеливо расстёгивала ремень на его брюках. – Он там… – Шемеин резко втянул воздух, едва она нащупала напрягшийся член, – …бухает с твоим отцом. Сегодня его вообще можешь не ждать…

Он тоже ждать ничего не стал: отбросил Алисины руки со своей горячей и подрагивающей плоти и, подхватив её ноги под коленями, вошёл в неё так же неожиданно, как появился посреди ночи в пустом шале.

Так же он и двигался – забыв всякую нежность и ласку, по-хозяйски сжимая её челюсть и впиваясь в мягкую кожу бедра, на которой, должно быть, останутся после его хватки пять маленьких круглых синяков – по одному на каждый палец, по одному на каждый поцелуй, свидетельствующий об их совместном греха.

Но синяки потом пожелтеют, а после – сероватые пежины и вовсе сойдут с кожи, как будто и не бывало; но глаза, которые напряжённо вглядывались в лицо Алисы, оставляли отпечатки куда более долговечные: они, выжигая на лбу клеймо, навсегда останутся в памяти.

– Давай, малышка, – прорычал он, оттягивая назад копну её волос и заставляя открыть шею для требовательных поцелуев. – Хочу тебя слышать.

Алиса и сама не знала, зачем до боли закусывает губы, чтобы с них не срывались предательские стоны; наверное, ей по-прежнему казалось: молчание – та единственная печать тайны, которая спрячет от всех уже совершившееся падение. Она цеплялась за неё, за эту тишину, напитанную терпкостью и сладкой истомой; тишину, которая проглатывала мокрые звуки, с которыми погружалась его плоть внутрь её; тишину, которая никогда и никому впредь о том не расскажет.

Издай Алиса сейчас хоть один неосторожный звук, выдохни она чуть громче – и это станет точкой невозврата. Последней на её пути.

Это позволит ему полностью ею овладеть, чему Алиса всеми силами сопротивлялась – и только безоблачное швейцарское ночное небо, раскинувшееся за панорамным окном напротив, знало, как остро ей хотелось дать выплеск наслаждению и острой потребности в том, чтобы его резкие и грубые движения продолжались, не сбавляя темпа и не сбивая волн накатывающего удовольствия.

Его губы сомкнулись на соске, осторожно прикусив острую вершину, и сдерживаться стало почти невыносимо: Алиса с шипением уткнулась плотно сомкнутыми губами в его плечо.

Всё вдруг замерло. Нет, не всё: замер только сам Шемелин, но Алисе почудилось, что остановилась планета, время – и её сердцебиение. Она протестующе нахмурилась, но Шемелин, схватив её за запястья, прижал их к стене над головой и напряжённо уставился на Алису.

Ощутив, как он покидает её тело, она поёрзала бёдрами в попытке этого ему не позволить, но всё впустую: его тело было вне зоны досягаемости, а сам он предусмотрительно лишил Алису свободы движений.

– Вот так, значит? – прошептал он ей в губы, и она скользнула своим языком в его рот, ощутив горячий привкус виски. – Ну, хорошо…

В следующий миг Алиса снова неожиданно оказалась в воздухе, едва Шемелин подхватил её ладонями под бёдра. Невесомость продлилась недолго: он, сделав всего лишь несколько широких шагов, опустил Алису на землю и развернул к себе спиной.

– Нет! – только и успела вскрикнуть она, когда обнажённая грудь вжалась в показавшееся ледяным стекло. Но это единственное, короткое и неубедительное слово больше напоминало стон, чем членораздельную речь, потому что Шемелин, не медля ни одной лишней секунды, снова вторгся внутрь неё.

– Уже лучше, – выдохнул он ей в ухо, надавив на поясницу и заставив сильнее прогнуться.

Их пальцы – её, распростёртые и распластавшиеся по стеклу, и его, накрывшее те сверху – сплелись воедино.

– Нет… – снова произнесла она протяжно, прикладывая неимоверные усилия, чтобы это было похоже на речь. – Так… – резкий толчок и её сдавленный выдох, – …так нас увидят…

– Тогда в твоих интересах, чтобы всё быстрее кончилось, малышка, – хриплый бархат его голоса скользнул по её шее, пока Шемелин не прекращал двигаться; и хоть движения были размашистыми, но отрывистыми и слишком редкими. – Давай…

Алиса вжалась горящей щекой в холод окна, чувствуя спиной жар его тела позади себя. Ладонь Шемелина, пройдясь по груди и животу Алисы, тесно прислонилась к тому месту, где соединялись их тела, и, не в силах совладать с собой, она принялась тереться о его пальцы влажными складками.

В какой момент она, смирившись со своей обречённостью, приняла поражение в затеянной ею самой игре в молчанку, Алиса уже и сама не могла различить; очнулась, когда из горла уже вырывались надсадные стоны, сдерживать которые стало уже немыслимой задачей.

Подгибающиеся колени мелко задрожали, когда толчки стали быстрее и глубже, и Шемелин, заставив её повернуть голову, впился губами в полураскрытый рот, точно хотел до дна выпить все её бесстыдно рвущиеся вскрики – так, будто те безраздельно принадлежали ему.

Напряжение в теле, ширящееся и нарастающее с каждым мгновением, заполняющее собой не только каждую клеточку тела, но и всю утонувшую во мраке комнату, достигло, наконец, своего пика. Оно покатилось снежной лавиной вниз прямо с реющего вдалеке горного хребта, за который Алиса зацепилась взглядом в расплывающемся перед глазами пейзаже, пытаясь не рухнуть с обрыва в бездну, разрастающуюся под совсем ослабевшими ногами, не утонуть в охватившем разум экстазе, не потерять и не позабыть себя.

Она, отрывисто и неглубоко дыша, облизнула пересохшие губы, пока Шемелин, ускорившись, вбивался в неё сзади, обеими руками вцепившись Алисе в плечи. Измождённо разомкнув веки, в первую секунду Алиса решила, что яркая вспышка ей лишь причудилась, что свет, выхвативший из тьмы снежно-голубоватый пейзаж, был игрой одурманенного страстью сознания.

Но свет не гас, а то, что показалось миражом, не рассеивалось; и она с панической неотвратимостью осознала, что горели реагирующие на движение лампы над террасой шале.

А раз лампы вспыхнули, значит, их датчики это самое движение всё-таки засекли.

От страха Алиса дёрнулась, поддавшись сиюминутному порыву освободиться от захвата крепких мужских рук, но Шемелин, накрыв её корпусом и прижав к стеклу плотнее, этого не позволил. Ещё несколько резких толчков, и он протяжно промычал ей в шею, а Алиса ощутила, как мышцы его тела, до того напоминавшие сдавленные в напряжении пружины, расслабились.

Она тут же вывернулась из-под него, отскочила от окна и в пару прыжков скрылась в глубине гостиной, где свет с террасы неспособен был рассеять мрак. Слепо нашарив брошенное на пол полотенце, она обернула махровой тканью влажное уже от пота тело и с тревогой взглянула в сторону окна.

– Там кто-то был, – с волнением в осипшем от криков голосе выдохнула она. Тихо – будто боялась, что снаружи услышат.

Шемелин, оперевшись на стекло и совершенно не стыдясь собственное наготы, вгляделся вдаль. Его плечи медленно поднимались от тяжёлого дыхания.

Алиса с ужасом запустила пальцы в растрепавшиеся волосы:

– Нас кто-то видел… – только и удалось произнести ей едва слушающимися губами.

Шемелин развернулся с кривой ухмылкой на губах, и Алисе вдруг стало ужасно стыдно за то, что она стояла перед ним в одном этом мокром полотенце, с трудом прикрывающим бёдра. Руки инстинктивно скрестились на груди, точно она пыталась прикрыться.

– Это звери, – прошагал он мимо, подхватил с пола собственные брюки и свободным движением натянул на себя, оставив не застёгнутую пряжку ремня небрежно болтаться.

Шемелин со знанием дела заглянул в мини-бар и водрузил на стойку перед собой бутылочку спиртного. Переминающуюся с ноги на ногу Алису, всю съёжившуюся от стыда, облизал его насмешливый и наглый взгляд, а тишину комнаты в тот же миг оглушил тихий стук, с которым Шемелин щелчком пальцев отбросил в воздух крышечку от бутылки.

– Лиса, – протянул он как-то двусмысленно и на пару секунд затих. – Тут вообще много животных.

Алиса от волнения прикусила ноготь на большом пальце.

– Да брось, – качнул он головой, заметив Алисину серьёзность. – Ты же никого не видела?

– Нет, – помотала головой она и с сомнением добавила: – Кажется, нет…

– Вот и не порти момент, – приложившись к узкому стеклянному горлу, пожал плечами он.

Алиса помолчала, и на несколько невыносимо долгих секунд шале снова погрузилось в тишину, нарушаемую лишь бульканьем жидкости в бутылке. Наконец, решительно выдохнув, Алиса отмела в сторону лишнее беспокойство и, приблизившись к стойке, перехватила из рук Шемелина спиртное.

Алкоголь привычно обжёг нёбо и ухнул вниз, прокатившись по внутренностям едкой волной.

– Когда вы всё поняли? – спросила она негромко и опустила подбородок, изучая его лицо настороженным взглядом.

– Брось выкать, – сквозь резкий и шумный вздох велел он. – После такого звучит странно.

Алиса робко потупилась.

– Так когда? – всё равно не отступила она.

– Когда понял или когда начал подозревать? – задался встречным вопросом Шемелин, а Алиса неоднозначно пожала плечом.

– Догадывался давно, – проникновенно начал свой ответ он и в свободной позе облокотился на барную стойку.

Алиса взглянула на него из-под ресниц с искренним изумлением.

– Почему тогда сразу не..?

– Так не интересно, – цокнул он губой и иезуитски прищурил левый глаз. – Смотрел, как ты пытаешься изображать, будто ничего не было. Вроде как тебе всё равно…

– Мне и есть всё равно, – назло заспорила Алиса, задрав подбородок и не забыв проверить, крепко ли завязан узел полотенца.

Он со скепсисом хмыкнул.

– И потом, вдруг я ошибся и там была не ты, – Шемелин принялся с интересом разглядывать маленькие хлопья золота, плавающие в жидкости внутри бутылки. – Получилось бы неловко, согласись.

– Но ведь… – Алиса пожевала губы от нерешительности. – Вам…

– Прекрати, – почти рыкнул он с угрозой.

– Тебе, – исправилась Алиса, и это стоило ей неимоверных усилий. – Нужно было… алиби?..

– Зачем? – невозмутимо вздёрнул он бровь.

Алиса стала мять собственные повлажневшие от волнения пальцы.

– Ну, я подумала… Что милиция подозревает… Что поэтому твой шофёр меня и искал…

Шемелин вдруг хлопнул по столешнице ладонью, от чего Алиса вздрогнула и прервалась, подняв испуганные глаза, но сам он спокойно и с любопытством огляделся по сторонам:

– Пожрать бы чего-нибудь…

– Так вы…ты же только из ресторана, – сорвалась справедливая ремарка с Алисиных губ, но его предупреждающий взгляд заставил её тут же смолкнуть.

Он прошагал к столику, где завёрнутый в фольгу оставался всеми забытый и, должно быть, порядочно остывший ужин. Но температура пищи, судя по довольному лицу, Шемелина волновала в последнюю очередь: он вальяжно плюхнулся на диван и с аппетитом облизнулся, второпях разорвав упаковку.

– Не густо… – прокомментировал он, глядя на порцию запечёных овощей с рыбой, но к прежней теме разговора всё-таки вернулся: – Милиция никого уже не подозревает. Бате твоему за это спасибо.

– Что это значит?

– Что ни у кого из нас не будет лишних проблем.

– Но ведь… ведь кто-то её убил, – поразилась Алиса, которую эта новость привела в смешанные чувства. – Нужно найти того, кто это сделал…

– Как ты верно подметила, – прожевав и вытерев салфеткой губы, возразил Шемелин, – менты начали копать в первую очередь под меня. А знаешь, почему? Потому, что в то утро ты звонила с её домашнего мне. А поскольку никто не знает и не должен узнать, что на квартире Милославской вместе с трупом была ты, все и решили, что мой номер перед смертью она набирала сама. Ещё и беседовала со мной о чём-то. И сразу же отправилась на тот свет. Помнишь, к нам чёрт из органов приходил? – Алиса кивнула. – Так он сразу сказал, что находит это весьма занимательным совпадением, представь себе.

– Но ведь это не так. Звонила я, и у в… тебя… – она, чуть смутившись, добавила скомкано: – есть алиби.

– Н-да? – вытянул руки в разные стороны на спинке дивана он. – И что, ты пойдёшь и поведаешь им обо всех обстоятельствах этого моего алиби?

Алиса тяжело вздохнула, поглядев на Шемелина затравленно и беспомощно.

– Вот и я о том же, – отправил он в рот ровный кубик сыра. Вслед за ним исчезла и пара виноградин. – Вся эта нехорошая история отразится на репутации компании. Особенно, если менты вцепятся в меня. Так что… Для всех нас будет лучше, если просто всё замять.

– Но это несправедливо… – рухнув на подушки рядом с ним, пробормотала Алиса.

– Свежо предание, – безучастно откликнулся Шемелин.

– Её кто-то убил! Задушил! В собственной постели, – вскинулась Алиса. – Нельзя же просто об этом забыть?

– Что я могу тебе сказать… – эффекта Алисины воззвания к справедливости на Шемелина произвели ровно обратный: равнодушие с его лица не исчезло, а в глазах отразилась обидная насмешка. – Милославская умела наживать себе врагов. Ты вот говоришь: несправедливость. А я тебе скажу, что по мнению некоторых как раз она самая. Справедливость. Во всей красе.

– Да? Врагов? – с нажимом повторила за ним Алиса, вцепившись в Шемелина сузившимися глазами. – А одним из этих врагов случайно не были вы сами?

Его плечи зримо напряглись. Перестав жевать, он тяжело уставился в её сторону, и воздух в гостиной превратился в густую плавкую массу. Повисла гнетущая пауза: Алиса слышала его шумное дыхание, слышала, как пульсирует её кровь, слышала, как стрелки часов отсчитывают секунды: тик-так, тик-так. Наконец, крепко сжатые до того челюсти Шемелина чуть расслабились и снова совершили несколько жевательных движений.

– Перестань мне выкать, – медленно произнёс он, а Алиса только выдавила горький смешок, отвернувшись в другую сторону. – Лучше расскажи, что за ненастье случилось в вашей безоблачной идиллии.

– Где? – не поняла она смысла вопроса.

– Иван-дурак чего весь день такой хмурый, что аж молоко при взгляде на него киснет? – без всякого сочувствия добавил сказанному деталей Шемелин и от упоминания Ваниного дурного настроя даже ощутимо повеселел. – В ресторане лица не было. Я же потому и пришёл, – ребячески подмигнул он Алисе. – Твой жених мне просто аппетит испортил.

– Как же, – ни на йоту не поверила она.

Смерив Шемелина испытывающим взглядом, она на короткое мгновение задумалась, а стоит ли вообще заводить с ним нелёгкий во всех смыслах разговор. Шемелин был для неё чужим; но сейчас, под покровом ночи, вдали от всех, когда на многие метры вокруг не было ни одной живой души, ей странным образом казалось, что ближе человека для Алисы не существует во всём огромном мире.

– Я сказала, что не хочу всего этого, – призналась она, наконец, обведя взглядом гостиную шале. – Что собираюсь отказаться и от учёбы за границей, и от работы, которую хочет для меня папа… Что, возможно, это приведёт к необратимым последствиям.

– Его отлучат от семейной кормушки? – хитро осклабился Шемелин.

Алиса резко вдохнула, вознамерившись было оспорить подобную формулировку, которая всей сути проблемы совсем не отражала, но Шемелин, опередив её, заявил:

– Вот только не начинай. Я его насквозь вижу. И Коваля тоже знаю хорошо. Он не любит, когда всё идёт не так, как он велит. И женишок твой тоже успел понять, как мыслит Игорь Евгеньич, поэтому и ходит такой смурной. Понимает, что сытая жизнь скоро кончится.

Алиса притянула к себе колени, забравшись с ногами на диван. Шемелин масляным взглядом проследил, как задрался на её обнажённом бедре край полотенца.

– Ч-чёрт… – выругалась Алиса, заметив это, и соскочила с мягкого сиденья. – Надо одеться…

Шемелин тут же поймал её за руку и дёрнул на себя. Перед тем, как упасть к нему на колени, Алиса только и успела, что схватиться за державшийся на честном слове узелок над грудью, чтобы не остаться в его полной власти совсем уж голой.

– Не надо, – помотал он головой, нависнув над Алисой и гипнотизируя её полуприкрытыми глазами.

Алиса, не в силах оторвать от его лица расфокусированный взгляд, конвульсивно сглотнула. Рука Шемелина тем временем ласково прошлась по её волосам.

– Никогда не думал, что мне нравятся кудрявые, – бархатистый голос обволакивал, заставляя погрузиться в транс. – Лучше расскажи, что ты там задумала…

Алиса, поморгав, покосилась в сторону и отогнала прочь лишающий трезвого рассудка морок.

– Хочу своё дело. Небольшое, но… но чтобы всё с нуля. И самой, – признание получилось каким-то жалобным и капризным – поэтому, наверное, с губ Шемелина сорвалась задорная усмешка.

Алисе показалось, что всерьёз он её не воспринял. Но если Ванина схожая реакция вызывала только досадное раздражение, то сейчас же под рёбрами больно колола обида.

Рассердившись то ли на Шемелина, то ли на себя, она попыталась вывернуться из его крепкого объятия.

– Ты ведь должен меня понять, – отползла она на противоположный край дивана и запальчиво уставилась на расплывшегося в улыбке Шемелина. – Я ведь вижу, какие у вас с Ковалем отношения. Как он приходит и приказывает, что тебе делать…

Шемелин несильно, но всё-таки помрачнел: уголки губ чуть опустились, а глаза посмотрели на Алису сосредоточенней. Она отбросила с щеки прилипшую прядь волос и продолжила:

– Я сказала Ване, что мне надоело вечно делать только то, чего от меня ждут. И бояться, что меня лишат всего, что я имею. А он…

– А он не обрадовался, потому что если лишат тебя, то и ему ничерта не перепадёт?

Алиса с молчаливым согласием воззрилась на Шемелина, не потерявшего холодного равнодушия.

– Ну и какое тебе до этого дело? – снова поинтересовался он с безразличием в голосе. – Ах да, забыл… – выдавил он ядовитую улыбку, указав взглядом на её правую руку. – Жених же.

Алиса рассеянно потёрла безымянный палец, чуть сдвинув вверх кольцо, будто хотела его напрочь снять, но всё никак не решалась. Лицо её скривила горькая гримаса.

– Наверное, он прав. Торопиться нельзя, нужно действительно всё хорошо обдумать, – безрадостно резюмировала она. – Такие решения нужно принимать вместе и…

Раскатистый и громкий смех Шемелина Алису оглушил и заставил тревожно передёрнуть плечами. Он встал и неторопливо прошествовал к барной стойке, глотнув спиртного из початой бутылки.

– А решение трахаться со мной вы тоже принимали вместе? – в упор уставился он на Алису с невозмутимым видом. Она едва не задохнулась от возмущения, но Шемелин только холодно прибавил: – Ты не обижайся. Просто мне ведь нужно знать, если это очередной шаг твоего хахаля, чтобы отнять у меня бизнес. Всё-таки мы с тобой договаривались, что о таких вещах ты будешь мне сообщать, и я на твою честность всё ещё рассчитываю.

– Смею напомнить, – процедила Алиса злобно, но никакие её нападки не могли бы пробить щит его ледяного спокойствия, – что это вы сюда пришли, Павел Константинович! И я думаю, пора вам уже выметаться.

– Послушай, – выдохнул он, издав очередной тихий смешок. – Если ты продолжишь выкать, то мне придётся трахать тебя до тех пор, пока ты не перестанешь этого делать, малышка.

Алиса вскочила на ноги.

– Давай только в этот раз обойдёмся без обвинений в изнасиловании, – криво ухмыльнулся он, не лишая себя удовольствия наблюдать, как Алиса хлопает ртом от бессильного гнева.

– Я не понимаю, – наконец, совладав с кипящими эмоциями, выплюнула она. – Если информация о том, что я была там… Если эта информация не нужна в расследовании убийства Кары, то на кой чёрт вы… ты здесь? Зачем ты сюда вообще пришёл?

Он неопределённо махнул головой, не отрывая от Алисы глаз, а затем приблизился, не отрывая глаз от её искривлённого яростью лица.

– Просто показалось, что момент очень подходящий, – остановился в шаге от Алисы он и заправил руки в карманы брюк, понизив голос: – Я бы даже сказал, не лишённый романтики.

Алиса состроила гримасу пренебрежения, глядя на него снизу вверх.

– Кроме того… – его пальцы принялись накручивать её пружинистый локо, – там, на улице, ты на меня так посмотрела… Я решил, ты сама этого очень ждала.

– Бред, – сквозь зубы припечатала Алиса.

– Да? – переспросил он язвительно и поймал её лицо за подбородок, заставив вернуть к себе спешно спрятанный взгляд. – Зачем сбежала? Тогда. Тебе ведь нравилось.

Она оцепенела: от слишком близкого его присутствия рядом все мысли вновь испарились за один короткий миг.

– Чтобы избежать ошибок, – схватила она руку Шемелина за запястье и потянула вверх, чтобы перед его глазами блеснуло в ночи золото обручального кольца на его пальце.

– Об этом можешь не беспокоиться, – скупо улыбнулся он.

– Да?

– Да.

– А Кара об этом беспокоилась? Или нет?

Он тихо засмеялся, потянувшись к её шее и нежно огладив большим пальцем выпирающие косточки ключицы. Надавил с силой – так, что вымытая с мыльным гелем кожа заскрипела.

– Боишься? – поинтересовался он мягко, а Алиса вспомнила, как эти же пальцы крепко и угрожающе сжимались, лишая кислорода, чуть выше обласканной ключицы – прямо у неё на горле. – Думаешь, что кончишь, как она?

Шемелин сально усмехнулся двусмысленности в собственных словах, но Алиса смотрела на него в упор и сохраняла серьёзность.

– Может, она тебе стала мешать?

– Ты только что сама утверждала, что у меня есть алиби.

– У тебя. Но не у твоего… подручного, – последнее слово прозвучало так, точно было самым низким ругательством. – Она была беременна.

– Ну и что?

– От тебя?

– Откуда мне знать.

– Так ты не поэтому выдворил её той ночью накануне из клуба? Я всё видела. Вы ругались. А потом ты её уволил. Потому что испугался последствий? Или твоя жена разозлилась? Эльвира знала о Каре?

Он тихо чертыхнулся, так плотно сжав губы, что даже в почти полной темноте можно было различить, как побелела кожа.

– Послушай, не придумывай ерунды. Может, она подцепила на той тусовке какого-нибудь хахаля, привела к себе домой, а тот её и прикончил. Мы разошлись давно, и нет никаких гарантий, что ребёнок вообще был моим. А уволил я её, потому что она не могла успокоиться. Ты сама видела, как она ко мне лезла. Это мешало.

– Как же… – передразнила его Алиса. – Сбивало рабочий процесс – так ты любишь говорить?

Он неоднозначно хмыкнул.

– Это всё уже не имеет никакого значения.

– Конечно. Ведь убийцу не найдут, потому что папа замял дело. Очень удобно. Особенно, для тебя.

– А ты-то чего так переживаешь, а?

– Потому что она была моей подругой.

– Не смеши, – осклабился он ехидно. – Сколько вы были знакомы? Пару месяцев? Ты о ней ни черта не знала, малышка. У Милославской друзей не было. Никогда.

– Зато было что-то, что ты очень хотел найти в её квартире. Да, я слышала твой разговор по телефону.

– Ничего себе, – плавно склонил он голову к плечу. – А ты не боишься, что я, узнав об этом, теперь и от тебя избавлюсь? Об этом ты не подумала, малышка?

Алиса подавилась вставшими комом в горле новыми упрёками.

– Или снова думаешь, что папашина фамилия убережёт? У Коваля, конечно, влияние ого-го, но мёртвых с того света он возвращать не умеет. Он их только в землю закапывает. Гробовщик же. И тебя закопает, – Шемелин поднял полный фальшой ласки взгляд к Алисиной макушке, а затем заправил ей волосы за ухо. – А я умный, не переживай. Я точно нашёл бы способ, как извернуться. Такой вариант ты не прикидывала, малышка?

Она трусливо отступила на шаг назад, встревоженным взглядом ища помощи у стен пустотой комнаты, где кроме них двоих не было никого.

Понаблюдав с полминуты за стремительно набирающей обороты паникой Алисы, Шемелин в одно короткое мгновение изменился в лице: хищный оскал превратился в мягкую, хоть и ироническую улыбку, а глаза заметно подобрели, стали светлее и озарились искрой нежности.

Тот Шемелин, который стоял перед Алисой несколько секунд назад, которого она видела наяву, который и впрямь мог, должно быть, задушить её, как кто-то задушил Милославскую; и тот, что с тяжёлым вздохом подошёл к ней, чуть приобнял и заставил на себя посмотреть, встретив Алисин мечущийся взгляд своим – спокойным, умиротворяющим и обещающим защиту – эти два Шемелина просто не могли быть одним и тем же человеком, так Алисе показалось.

– Кроме того, рассчитывать, что тебя снова прикроет Коваль, просто непоследовательно, малышка. Ты ведь хочешь избавиться от его влияния. И от защиты, стало быть, тоже, – погладив Алису между лопаток, добавил он уже куда безмятежней.

С этим спорить она не могла. Да и не стала бы. Смертельная усталость накатила неожиданно и резко: она смыла и страх, оставивший после себя горький осадок, и странное чувство близости с Шемелиным – тем, что не угрожал и не пытался напугать, – и даже слабые отголоски страсти, которая заставила Алису сегодня совершить непоправимое.

– Уходи. Ваня скоро придёт и увидит нас вместе… – заслонила ладонью лоб она.

– Может, так будет лучше? – не спешил униматься Шемелин. – Не нужно будет с ним советоваться, прежде чем принимать собственные решения. Тебе самой же станет легче. Не думаешь?

– Это не твоё дело. Вот и не лезь.

– Не моё? – передразнил Шемелин. – Минут двадцать назад ты была совсем не против, чтобы я влез.

Алиса, ощутив укол стыда, поджала губы.

– И это ошибка, – упрямо возразила ему она.

– Нет.

Она посмотрела на него, широко распахнув от чувства противоречия глаза. Шемелин стоял почти впритык и склонялся к её лицу всё ближе и ближе, словно собирался вот-вот поцеловать, но замер и едва слышно проговорил, не касаясь её губ:

– А мне кажется, ты прекрасно понимаешь, что он тебе совершенно не нужен, – тёплое дыхание опаляло кожу Алисы. – Так пускай он обо всём узнает и проваливает в дыру, из которой вылез…

Влажный кончик языка осторожно скользнул Алисе в рот, распахнувшийся инстинктивно и помимо всякой воли. Этим лёгким касанием Шемелин точно спрашивал разрешения на поцелуй, но вот руки его, напротив, на талии сжались властно и требовательно, не оставляя ей никакого пространства для манёвра. Лицо Алисы искривила мучительная гримаса: больше всего сейчас хотелось, чтобы он сильнее впился в её губы бесстыдным поцелуем, наплевав на слабое сопротивление остатков её трезвого разума. Но тонкий голосок в голове как будто твердил неустанно и ужасно раздражающе, что лучше бы Шемелин и впрямь сейчас бесследно исчез.

Может быть, навсегда. Может быть, никогда не напоминая о случившемся. Может быть, это принесло бы Алисе счастье и покой.

Может быть – нет.

Он правда исчез: спустя один долгий и томительный поцелуй, после которого Алиса осталась стоять, оторопевшая и потерянная, посреди гостиной шале в попытке осознать, что произошло этой звёздной альпийской ночью.

Ваня вернулся скоро – но Алиса, уже свернувшись клубочком на постели, сделала вид, что спит.

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора

Глава 18

в которой находятся ответы, но вопросов становится больше

– Ты позоришь меня, – Эльвира говорила тихо, но сдавленно и напряжённо. – Ты понимаешь, что я выгляжу посмешищем? Понимаешь, к чему это всё может привести?..

– Так ты переживаешь из-за того, что выглядишь посмешищем, или из-за последствий? – уточнил Шемелин. По его интонации, однако, было понятно, что разговор не на шутку ему досаждал. – Давай не будем обсуждать это здесь.

– Не будем обсуждать это здесь? Славно. Тогда давай и ты не будешь трахать дочерей своих партнёров здесь? Шемелин, ты в своём уме? Какого хрена ты задумал?

Сердце у Алисы ушло в пятки, а сама она рухнула бы на пол после этих слов прямо там, в спа-центре, где стояла, если бы не схватилась похолодевшей рукой за стенку.

– Эль, – миролюбиво позвал Шемелин.

– Что – “Эль”? – взвилась его жена. – Ну что – “Эль”? Чего ты добиваешься? Сначала всё чуть не покатилось к чертям собачьим из-за этой твоей Милославской… Я считала, ты одумался. Понял, что такие вещи плохо заканчиваются. Но нет, Шемелин, теперь ты пошёл ещё дальше! Это так ты пытаешься доставить неприятности Ковалю? Другого способа не нашлось? Или ты думал не мозгами, а другими органами?

– С чего тебе вообще в голову взбрело, что я с ней спал?

– С того, что я твой жена и знаю тебя двадцать лет, – проговорила Эльвира сочащимся злобой голосом. – А у этой вообще всё на лице написано, так что остальные тоже скоро догадаются, можешь не обольщаться. Ассистентка, надо же такое придумать! Послушай, ты ведь понимаешь, до чего тебя эти шашни доведут, а? Или не понимаешь?

– Не понимаю я, Эля, только одного: ты правда, что ли, ревнуешь? – заинтересовался Шемелин. – Я думал, мы эту станцию давно проехали, дорогая.

– Мне надоело краснеть из-за тебя в приличном обществе, Шемелин, – взорвалась жена, и Алиса услышала, как что-то с громким плеском падает в воду. – Ты можешь перестать трахать баб, у которых мозгов меньше, чем у курицы, и они способны не попадаться на глаза мне и особенно моим знакомым в компании с моим мужем, а? Я только об этом тебя и умоляю, Шемелин! Уже даже не прошу тебя просто не залезать под каждую юбку!

– Моя ассистентка не может не попадаться всем на глаза в компании со мной, Эля, – флегматично отозвался он. – А мужем я тебе совсем скоро быть перестану. Или ты уже этого не хочешь?

Ответом ему послужило молчание. Алиса взволнованно закусила губы, ощутив на языке солоноватый привкус крови. Перестанет быть ей мужем?

Эльвира в ответ ничего говорить не стала, хотя Алисе до зуда под кожей хотелось услышать, что думает жена Шемелина по поводу последнего заявления. Но рассудила так: если Эльвира хотя бы вслух не выразила открытого удивления, то развод для обоих – в отличие от самой Алисы – далеко не новость.

СПА-центр, обслуживавший сегодня только их компанию, пустовал: поздним утром в предбаннике у горячего бассейна с панорамным видом на снежные вершины никого, кроме Алисы, не было. Она не ожидала здесь встретить и Шемелиных: с утра по программе шло катание на открытом только до часу дня склоне, а уже после предполагалось завалиться всей гурьбой на расслабляющие процедуры – горячие ванны, турецкий хамам, массаж, обёртывания и прочую ерунду, от которой у Вани с утра так горели глаза.

Алиса и сама не отказалась бы подняться на гору, но вчерашняя травма нарушила все планы. Только услышав на подходе к бассейну голоса, она запоздало подумала: Эльвира, которой претили снег и холод, вряд ли с радостью потащилась бы кататься, зато от спа-процедур бы не отказалась – а значит, был большой шанс столкнуться с ней тут, чего Алисе после вчерашней ночи откровенно не хотелось.

Только вот почему Шемелин не отправился с остальными?.. Отчего-то в душе на короткое мгновение даже зародилась искорка глупой надежды: может, он опять хотел зайти к ней, пока никто не мог их увидеть?.. Но зачем же тогда пришёл к жене? Напомнить о разводе?..

То, что произошло между ними не больше полусуток назад, теперь казалось Алисе сном – фантазией, иллюзией, сокровенной грёзой. Мир, облитый теперь ярким солнечным светом, чистый и реальный, как будто смотрел ей в лицо прямым взглядом и говорил: события ночи ей привиделись.

– В общем, я тебя смущать своим присутствием больше не стану, раз у тебя столько от этого проблем, – донёсся до неё как сквозь толщу воды его голос. – Всё, что хотел, я тебе сказал. Вылет через пару часов.

– Один полетишь? – язвительно взвился Эливирин голос, перешедший в конце реплики в заливистый смех. – Шемелин, ты роешь себе могилу! Гробовщик совсем не такой идиот, каким ты его считаешь…

Алиса старалась напрячь слух до предельных возможностей, но приближающиеся шаги всё равно уловила уже слишком поздно. От внимания Шемелина, толкнувшего стеклянную дверь в предбанник, совсем не укрылось то, как Алиса спешно отпрыгнула в сторону.

– Павел Константинович?! – изобразила она крайнюю степень удивления, нервозно размахивая концом пояса махрового халата. – А я думала, все на склоне и…

Шемелин, хмуро обведя её фигуру взглядом, прервал Алисины сумбурные попытки объясниться:

– Можешь не стараться, – ухмыльнулся он с таинственным видом, а потом сухо прибавил уже на ходу: – Собирай вещи.

Алиса нахмурилась и поспешила зашагать за ним:

– Что?

– Мне нужно улетать, – расплывчато пояснил он, доставая из кармана пиджака сотовый. – А ты, как мы всем рассказали, мой ассистент. Значит, летишь со мной.

Только сейчас Алиса отметила, что одет он совершенно для спа-процедур неподобающе: в водолазку с высокой горловиной, а поверх – строгий костюм из тёмного пиджака и брюк ему в тон.

Он когда-нибудь надевает что-нибудь не чёрное?..

– Но я… – шлёпая по пятам за ним в неудобных для быстрой ходьбы вьетнамках, бормотала Алиса.

– Хочешь остаться? – замер он на месте, как вкопанный, и с кривой ухмылкой оглянулся через плечо. – В бассейн пришла? Ну, иди. Только советую надеть костюм химзащиты: Эльвира там всё уже ядом закапала.

Алиса оторопело стиснула ворот халата на груди, ощутив пробежавшую по коже стайку неприятных мурашек:

– Это из-за…? – заканчивать не стала: он и без того понял, о чём она говорила.

Шемелин глубоко и как-то тягостно вздохнул, повертел в пальцах сотовый, скосив глаза к стеклянной двери, за которой осталась только что уличившая его в измене жена, а спустя секунду вновь зашагал к выходу из центра:

– Улетаем через два с половиной часа. Постарайся успеть или за простой будешь платить сама, – безразлично кинул он Алисе, скрывшись затем из виду за поворотом коридора.

Алиса, с досадой дёрнув в разные стороны длинные концы пояса, хотела было направиться в ту же сторону, потому что спорить с Шемелиным, очевидно, смысла не имело никакого, но обернулась на тихое хмыканье за спиной. Эльвира, сложив на груди руки, стояла в небрежно накинутом на плечи белом халате – таком же, как и у Алисы, с вышитыми на нагрудном кармане вензелями, эмблемой курорта.

Она не собиралась отрывать брезгливо-надменного взгляда от вмиг стушевавшейся Алисы.

Жена Шемелина как будто хотела что-то Алисе сказать – что-то наверняка особенно неприятное, – но лишь легко встряхнула влажными волосами, осмотрела её с макушки до кончиков пальцев, будто убеждаясь в каком-то своём мнении, а затем с короткой усмешкой снова нырнула за стеклянные двери к бассейну. Шемелин оказался прав: общаться с ней сегодня без специальной защиты было абсолютно невозможно – у Алисы только от её испепеляющих взглядов горела кожа, как от контакта с едкой кислотой.

Алиса зарылсь пальцами в кудри. Такого исхода она уж точно не ожидала. О том, что об измене может узнать Ваня, она, конечно, думала. Думала всю ночь до его прихода и после – когда лежала на кровати, притворяясь спящей. Думала, думала. думала… Ни на секунду не переставала представлять себе его реакцию, а потом – последствия раскрывшейся тайны.

Но о том, что всё узнает жена Шемелина…

Совершенно неведомым образом это Алиса слепо проигнорировала. Хотя – сейчас, глядя Эльвире в лицо – она доходчиво осознала, что от госпожи Шемелиной-то проблемы могут начаться куда более серьёзные.

А может, у страха глаза велики? Может, ничего Эльвира сделать не сможет и не захочет? Шемелин ведь обронил мимоходом, что их браку конец, а значит, и дела Эльвире не должно быть никакого, с кем спит её бывший муж.

Спит? Спал. Спал однажды… То есть – дважды, но первую ночь с Шемелиным Алиса благополучным образом забывала внести в общий счёт их совместных прегрешений.

Вопрос о том, продолжит ли Шемелин с ней спать, взволновал Алису теперь не на шутку – об этом она тоже как-то совсем забыла поразмышлять. И немудрено: она ведь искренне сомневалась в правдивости случившегося прошлой ночью.

Алиса вновь устремила взгляд туда, где ещё минуту назад исчез Шемелин. Сама собой на губах расплылась улыбка, которую она тут же скомкала и проглотила: времени на такие глупости у неё не было.

– Ты чего? – в шале Ваня заявился раньше, чем Алиса предполагала.

Она надеялась, что к моменту его возвращения её уже и след простынет, а об экстренном отъезде босса с ассистенткой жениху Алисы сообщит кто-нибудь из коллег. Но оказалось, что объясняться придётся ей самой, глядя Ване в лицо. Она конвульсивно сглотнула и придала тону тревожной серьёзности:

– Мне придётся улететь, – сообщила она весть, которой Ваня рад точно быть не должен. – Там… там какие-то проблемы с бизнесом, и мне надо…

– Тебе? – изумлённо вмешался он.

– Ну, не мне, а Шемелину, но он сказал, что мне надо с ним и…

Ваня почесал затылок. Алисе на секунду показалось, что в его глазах мелькнула нехорошая подозрительная искра; но она тут же одёрнула себя: от страха ей везде чудится опасность разоблачения.

– И что, без тебя – совсем никак? – с досадой спросил он.

Алиса лишь развела руки в стороны, всем видом демонстрируя, что рада новостям не больше него самого.

– Не знаю, – с правдоподобной, как ей самой представлялось, тоской вздохнула она. – Мне кажется… – вдруг осенила гениальная догадка её мысли: – Думаю, он сильно разозлился. Ну, что мы с тобой, ну… сам понимаешь. Сами себя внесли в список гостей, поэтому вот…

Она с театральным прискорбием ткнула вялыми пальцами в разложенный на диване чемодан. Но Ванин мрачный взгляд ни на мгновение не смягчился.

– В общем, я тебе говорила: не стоило этого делать. Теперь и не знаю, что меня там ждёт… Будет, наверное, всю дорогу издеваться. Ты ведь знаешь его характер.

– М-м… – протянул Ваня неоднозначно.

Алиса, с обелгчением рассудив, что раз новости она сообщила, а теперь, следовательно, совесть у неё чиста, поспешила вновь сосредоточиться на собирании вещей: хмурила брови, металась из комнаты в комнату и пристально оглядывала все поверхности в шале, изо всех сил стараясь делать вид, будто до ужаса боится позабыть здесь хоть даже и ерундовую резинку для волос. Ваня, единственный зритель, ради которого разыгрывалось представление, всё это время наблюдал за Алисой разве что украдкой и сидел с мрачным видом на диване, уткнувшись в книгу. За весь оставшийся час он не произнёс больше ни слова, а от повисшего между ними и с каждой минутой сгущающегося всё сильнее напряжения Алисе становилось тяжело дышать.

Самолёту, тому же самому, на котором они сюда и прилетели, всё равно пришлось ждать их лишние полчаса. Но Алисе казалось, что в тот самый миг, когда они грузились в трансфер до аэропорта, что никакие самолёты ей сегодня и вовсе не нужны – она и без них парила на внезапно выросших за спиной крыльях.

Ваня, упрямо потащившийся её провожать, был по-прежнему хмур и невесел; зато круглое лицо Коваля, узнавшего об отъезде дочери и вышедшего попрощаться, светилось, как пузатый бок медного самовара.

– Молодец, Алиска, – хлопнул он её увесистой ладонью между лопаток, от чего из лёгких у Алисы одним махом вылетел весь воздух. – Погляди-ка, как растёшь! Уже без тебя и не решается ничего. А я тебе, Паш, говорил, что девчонка у меня золотая. Умница и сообразительная. Надо было только шанс дать.

Алиса воровато переглянулась с Шемелиным, опустив голову, чтобы спрятать за волосами румянец на щеках.

– А я зря не поверил, – в свою очередь Шемелина ничего не могло смутить: он беззастенчиво ухмыльнулся и подмигнул Ковалю.

Коваль сложил локти на крышу кузова авто.

– И Иван молодец, – веско прибавил он, качнув головой.

– Молодец, – эхом повторил Шемелин, галантно распахнув пассажирскую дверцу для Алисы с противоположной от Коваля стороны машины. Она, не рассчитывая на помощь, уже было и сама потянулась к ручке, но он её опередил, легонько задев кисть подушечками пальцев; и телесный контакт длился на несколько волнительных секунд дольше необходимого.

– С эдакими-то кадрами нас таки-ие дела ждут, Паш… – мечтательно прищурился Коваль, но Шемелин его оптимистичного настроя, казалось, не разделял.

Тот только холодно и скупо улыбнулся, коротко кивнув лоснящемуся удовольствием Ковалю на прощание, а затем опустил замешкавшейся Алисе пятерню на спину:

– Давай поскорей, – надавил он ей на лопатки, заставляя усесться в салон.

– Так мы… – Алиса кашлянула, когда машина тронулась с места, и внутри воцарилась неловкая пауза, нарушить которую стоило больших усилий. – Вам… нам правда нужно вернуться по каким-то делам?

Шемелин, повертев снова возникший в руке телефон, искоса кинул на неё прищуренный взгляд.

– Я же предупреждал, что если ты продолжишь мне выкать… – его голос зарокотал, словно мощный мотор иномарки, которая мчала их к аэропорту, а сам Шемелин чуть склонился к Алисе корпусом.

Она инстинктивно вжалась в дверцу возле своего сиденья и умоляюще уставилась ему в лицо, кинув красноречивый взгляд в сторону водителя. Шемелин небрежно усмехнулся, но вернулся, тем не менее, на своё место.

– Нам – по делам, – лениво отозвался он, передразнивая Алисину привычку выкать, и снова прищурил правый глаз – тот, что Алисе хорошо был виден. – А тебе… Ты здесь, чтобы мне было не скучно.

Он затих и откинул голову назад, но Алисе эта недосказанность крайне не понравилась. И она бы обязательно продолжила выяснять все подробности происходящего – а ещё точно спросила бы про жену: как та про них узнала и правда ли Шемелин от неё уходит, – и уже даже открыла рот; но все мысли, как тлеющие угли, обданные ушатом ледяной воды, с шипением потухли и испарились в одночасье, едва только его рука опустилась Алисе на колено:

– Будь добра, не мешай, – не поворачивая к ней головы, велел он таким строгим и вместе с тем спокойным голосом, что Алиса и не подумала бы ослушаться, а затем, так и продолжая ехать с закрытыми глазами, прижал к уху трубку сотового.

Но руку с её колена он не убирал всю дорогу, а ещё периодически улыбался – таинственно и волнующе: Алиса точно знала, что улыбки эти предназначены отнюдь не телефонным собеседникам, бестактно нарушавшим их уединение.

Да, самолёт ждал их, как и обещал Шемелин, тем же днём на взлётной полосе. Больше Шемелин ничего не обещал; но отчего-то у Алисы складывалось обманчивое впечатление, будто загадочные улыбки на заднем сиденьи авто всё-таки что-то ей сулили…

Только вот что – Алиса не знала. Но верила наудачу во что-нибудь хорошее.

И о Ване, и об Эльвире она позабыла уже очень быстро: едва ступила на борт частного джета, через несколько часов приземлившегося в Москве. Они остались выдуманными персонажами зимней сказки – Каем с осколком льда в сердце и Снежной Королевой, обращающей в каменное изваяние одним взглядом, – потому что вокруг уже во всю цвело и упоительно пахло лето, и вот оно было настоящим, и Алиса с Шемелиным были настоящими, и больше никого и ничего настоящего в мире не существовало.

– Заскочим в офис, – будничным тоном велел Шемелин, не отрываясь от экрана сотового. – Надо захватить кое-какие документы. Ты взяла с собой что-нибудь приличное?

– Как вы просили…

Шемелин сверкнул предупреждающим взглядом.

Алиса, выражая протест, замерла посреди светлого зала небольшого терминала, который принимал частные рейсы. Шемелин заметил её отсутствие лишь спустя несколько метров, тоже остановился и с недовольным видом обернулся.

– Я так не могу, – выговорила Алиса твёрдо, когда он, подождав с минуту, всё-таки вернулся обратно и подошёл к ней ближе.

– Как? – с досадой потёр Шемелин лоб. – Слушай, время реально поджимает.

Алиса огляделась по сторонам. Тут было тихо – никакого гомона и шума, разговоры, если и велись, то преимущественно вполголоса; на комфортных диванчиках возле стеклянной стены, за которой простирались взлётные полосы, люди сидели неплотно и внимания на Шемелина и Алису не обращали. Но каждый даже мельком скользнувший по ним взгляд всё равно заставлял её смущаться. Затравленно поозиравшись, Алиса почти шёпотом объяснила:

– Так, – резко всплеснула она ладонью. – Обращаться на “ты”, например. А если… если я скажу так при ком-то?

– Ну и что? – лицо Шемелина выражало искреннее недоумение.

– Как что? – прошипела Алиса, негодуя от того, что он не понимает таких простейших вещей. – Кто-нибудь догадается!

В памяти всплыли слова Эльвиры, подслушанные только сегодня утром. Как там было сказано? У Алисы всё написано на лице… Она привычным жестом взлохматила пряди волос так, чтобы за ними не было видно щёк.

– Кто и о чём должен догадаться, Алиса? – понаблюдав за ней с иронией во взгляде, произнёс он слишком громко – так, что окружающие наверняка услышали и задались этим же вопросом. Задались и непременно принялись изучать их странную парочку теперь уже с пристальным вниманием в поисках каких-нибудь изъянов: Алиса даже наяву ощутила, как вороватые взгляды липнут к ней, пробираются под одежду, а потом до костей прожигают кожу, как капли ядовитой кислоты. На них смотрят все вокруг – так Алисе казалось.

Шемелин, лениво пробежавшись глазами по головам людей в терминале, продолжил:

– О том, что мы с тобой работаем вместе и давным-давно знакомы? – аккуратно положил он ладонь ей на локоть, а голос его стал звучать мягче: как будто Шемелин старался её успокоить.

Алиса закусила ноготь на большом пальце и с тревогой всмотрелась в его склонённое к ней лицо. Должен ли так интимно и пронзительно заглядывать в глаза человек, с которым она просто вместе работает? Как на этот вопрос ответили бы нечаянные свидетели их разговора?

Сама понимала, что ведёт себя глупо, что только привлекает внимание своим поведением. Да и ничего особо крамольного в этом его “тыканьи” не было, если подумать. Если не знать, что между ними было и почему Шемелин требовал от Алисы перейти на “ты”. Но вот беда: Алиса-то знала. И ей казалось, что знает и весь мир.

– Или Алиса Игоревна на “ты” только с теми, с кем спит? – шепнул тем временем он ей на ухо, спрятав телефон в кармане брюк и придвинувшись совсем уж непозволительно близко.

Костяшками пальцев освободившейся руки он легонько чиркнул ей по рёбрам, с удовольствием наблюдая, как передёрнулась от мелкой дрожи Алиса.

Она покраснела – в который уже раз за последние два дня. Теперь и сама не знала, что послужило причиной: его развязный намёк, непринуждённое прикосновение к чувствительному месту или то, как выдохнул он её полное имя – ласково и сладко, точно хотел распробовать на языке.

– Нет, я так не могу, – для надёжности сделала она шаг назад, принявшись мять и разглядывать собственные пальцы: если посмотрит на Шемелина, снова растает и пропадёт напрочь. – Зачем вы меня увезли? Чтобы…

Она не договорила.

– Чтобы ты присутствовала со мной на деловой встрече, малышка. А потом съездила в одно место, которое я хотел тебе показать, – он аккуратно убрал волосы с её лица.

Она вглядывалась в его глаза, чтобы понять, был ли Шемелин до конца искренен; но разгадать его мысли Алисе было совсем не под силу.

– Ты ведь хочешь начать это своё… – он пощёлкал в воздухе пальцами, – дело. Ну, вот. Поговорим обо всём в… неформальной обстановке.

Алиса скептически хмыкнула.

– Мне не показалось, что ночью обстановка была… формальной, – она почти шептала: всё боялась, что подслушают.

А вот Шемелин ни о чём не переживал. Как иначе объяснить то, что он, стоя посреди этого зала и наверняка привлекая постороннее внимание, ласково погладил Алису по щеке – той самой, от которой только что отвёл прядь волос.

– Ты же сама боялась, что там нам могут помешать, – добродушно подмигнул он ей. – А я покажу тебе место, где мешать будет совсем некому.

Алиса, разомкнув губы, постояла ещё с полминуты безмолвным истуканом, снова глядя ему в спину, и всё-таки поддалась, когда он мельком обернулся через плечо и поманил за собой нетерпеливым жестом. Споро заперебирав ногами в попытке нагнать Шемелина, Алиса опять ощутила трепетный взмах крыльев за спиной: они понесли её стремглав вперёд, за ним.

Переодеваться пришлось прямо в кабинета Шемелина. К удивлению Алисы за стеной обнаружилось скрытое пространство, куда он галантно её пропустил, заговорщически ухмыльнувшись, а сам плотно закрывать отъезжающую в сторону панель, замаскированную под деревянную обшивку стен, не спешил.

Комната была обставлена скупо и по-холостяцки, но ей отчего-то стало здесь уютно – может, потому, что Шемелин пустил Алису в личное пространство. Пугающего пейзажа за стеклом окна не наблюдалось – вообще не наблюдалось никаких окон; из всего убранства стояли только небольшой диванчик да стол, а напротив – нашлось место для телевизора. Алиса улыбнулась: под плазмой валялся джойстик от игровой приставки. Неужели Шемелин иногда умеет расслабляться?

– Где мне оставить вещи? – громко спросила она, чтобы докричаться до оставшегося за стеной Шемлина, и стянула с ног обтягивающие джинсы. – Здесь?

Шемелин, пошуршав за рабочим столом бумагами, ответил:

– Нет. Оставишь в тачке.

Алиса нахмурилась от мельком колыхнувшегося в груди разочарования. Переодеться пустил, но всё равно не хочет, чтобы в его берлоге остались следы женского вторжения?

– Сюда потом не будем возвращаться, – с задержкой добавил он, перебирая в руках бумаги и краем глаза заметив, что Алиса вышла из комнатки.

Он оторвался от изучения документов и придирчивым взглядом медленно опустился от макушки к самым её щиколоткам, криво ухмыльнувшись. Алиса, чуть смутившись от такого внимания, неловко переступила с ноги на ногу.

– Опять эти туфли, – резюмировал он насмешливо и, вздёрнув бровь, поднял глаза к её лицу. – Жаль, времени не осталось.

Алиса посмотрела на носки босоножек от “Джимми Чу” с ремешками из перламутровых жемчужинок и вспомнила, как ещё недавно сама сидела тут, за его столом, бесцеремонно закинув обутые в эти самые босоножки ноги прямо на стол.

– Впрочем, мой виски тоже кончился… – с досадой цокнул языком Шемелин. – А без него ты ведь вряд ли снова запрыгнешь ко мне на стол, да, Алиса Игоревна?

От очередного неприличного намёка Алиса судорожно сглотнула, спрятав взгляд в районе пола, но Шемелин резко поднялся и протянул ей руку.

– Поехали.

Лишь в лифте безлюдного в вечерний час выходного дня бизнес-центра Алиса сообразила оценить своё отражение в зеркале. Порылась в сумочке в поисках помады и поблагодарила судьбу, что один-единственный тюбик всё-таки завалялся среди ключей, пачек салфеток, рекламных буклетов и прочего барахла, которое ей всё недосуг было вытрясти – да всё никак руки не доходили.

Она небрежным движением мазнула по губам полупрозрачной краской с бордовым оттенком и почмокала, придирчиво разглядывая отражение. Пощипала щёки, пригладила брови, взъерошила волосы, которые так и не сподобилась выпрямить; беспорядочное облако над головой упруго всколыхнулось от плавных движений шеи. Алиса критически насупилась и пошарила снова нырнула рукой в недра клатча, выудив оттуда золотистую заколку.

Собрала непослушную копну, уже намереваясь скрепить её в подобающий серьёзному поводу хвост, но тут неожиданно помешал Шемелин: Алиса вдруг ощутила лёгкое касание ладоней на обнажённых плечах.

– Оставь так, – шепнул он ей в шею, откинув в сторону волосы и приложившись коротким поцелуем к косточке ключиц под лямкой платья.

– Неаккуратно, – выдохнула она, чуть подавшись назад, чтобы стать ближе к теплу его тела.

– Красиво, – возразил он и развернул к себе лицом, впившись в её губы требовательным поцелуем.

Алиса сдавленно промычала что-то невнятное ему в рот, но все мысли выветрились из головы, едва Шемелину стоило проникнуть в неё горячим влажным языком; и в мире, казалось, не осталось ничего, кроме бархатисто-тёплой кожи его затылка, и шелковистых волос, в которых Алиса запуталась пальцами, и терпко-древесного запаха – того, что она с томлением впитывала каждой клеточкой тела. И неё самой – ничего и никого не осталось в мире, кроме Алисы, безрассудно целовавшейся в лифте бизнес-центра с ещё пока женатым мужчиной, ничего ей не обещавшим, но дарившим этими поцелуями больше, чем кто-либо другой за всю её жизнь.

Над головой деликатно пискнул сигнал остановившегося на первом этаже лифта. Алиса всполошенно отлынула от Шемелина, мельком бросив взгляд в зеркало за спиной: губы красила напрасно – всё осталось у него на лице. Она, подавив смущённую улыбку, протянула ему бумажный носовой платочек из благополучно завалявшейся в сумке пачки; вторым – утёрла собственные распухшие губы, что делу, в общем-то, вряд ли помогло.

– У вас не больше получаса, – сухо предупредил их высокий молодой мужчина в лобби “Хилтона”, демонстративно вздёрнув запястье с неброскими, но дорогими часами. Метнув вопросительный взгляд к Алисе, шедшую на шаг позади Шемелина, он вопросительно вскинул брови.

– Ассистент, – прокомментировал её, видимо, нежелательное присутствие Шемелин.

– Разговор предельно конфиденциальный.

– Да вы не переживайте. Она у меня немая. И в делах не разбирается, так что ничего не поймёт, – криво ухмыльнулся Шемелин и многозначительно понизил голос, нагло скользнув ладонью ниже её талии: – Всё равно не для того держу.

Смысл последней его реплики дошёл до Алисы, путавшейся в мыслях и догадках насчёт цели их визита, только на мраморных ступенях витой лестницы. Она мягко и осторожно шагала по багровой ковровой дорожке, придерживаясь от страха упасть за его локоть, а сама завороженно рассматривала роскошный интерьер с хрустальными люстрами и позолотой на потолке.

– Ты же не против ещё разок сыграть в молчанку, малышка? – урвал Шемелин момент, чтобы шепнуть ей на ухо короткую фразу.

Алисе оставалось лишь кивнуть и согласиться.

Сопровождающий, нервно поглядывая на часы каждые полминуты, будто время от этого побежит быстрее, довёл их до двери номера – ничем не примечательной, такой же, как десятки других таких же, мимо которых они долго шли по длинному коридору отеля. Но за порог они ступили лишь вдвоём: в номере царила полутьма и пахло дорогим мужским парфюмом с нотами кожи и табака.

Шемелин шёл вперёд решительно, ни на секунду не задерживаясь, а вот Алиса – так осторожно, будто двигалась по хлипкому деревянному мостику над пропастью, дна которой даже не удавалось разглядеть.

Зачем Шемелин всё-таки взял её с собой?

– Сожалею, что пришлось побеспокоить, – услышала она любезный и тихий голос из глубины номера. И голос этот был знаком.

– Не бери в голову, – отмахнулся Шемелин и расслабленно упал в велюровое кресло.

– Ты не один? – искренне заинтересовался голос.

Алиса, наконец войдя в тускло освещёную гостиную, рассмотрела хозяина, но недоумение от этого лишь кратно возросло: перед ней сидел, потягивая бордовое вино из хрустального бокала, Давид.

Шемелин тем временем бросил на неё насмешливый взгляд и ответил:

– А я твоему гаврику её уже представил. Моя ассистентка. Вы знакомы? – фальшиво удивился он, заметив откровенный шок на лице Алисы.

– Так ты всё-таки смог разгадать свою загадку, – невозмутимо резюмировал Давид. – Алиса, можете быть уверены: я вас не выдавал.

– Я же тебе сказал, что всё узнаю, – побарабанил пальцами по дорогому дереву кофейного столика Шемелин. – Хоть с твоей помощью, хоть без.

– О, я не сомневался. Напротив: просто не хотел лишать тебя удовольствия от погони, – с доброжелательной интонации в голосе отреагировал Давид, плотоядно оскалившись, от чего у Алисы по загривку пробежала стайка мурашек. – Рад за вас, но вызвал, впрочем, не за этим.

– Что за проблемы? – самодовольство Шемелина тут же сменилось и стало деловым.

Давид в отличие от своего нервного помощника спешить и стараться уложиться в заявленные полчаса даже не думал, судя по медлительности его движений. Будто проигнорировав вопрос Шемелина, он чинно отпил вина и внимательно взглянул на Алису.

– Вы не хотите присесть? – вежливо склонив голову, спросил он. – Могу я что-нибудь предложить вам выпить?

Шемелин раздражённо сморщился и нетерпеливо дёрнул ртом, за что Давид одарил его холодным взглядом для острастки.

– Мы всё-таки в обществе дамы, – сдержанно приподнял он уголки губ. – Присаживайтесь, Алиса.

Так и не избавившись от претящего чувства неловкости, она, двигаясь скованно и неуверенно, опустилась на самый краешек свободного кресла и положила руки на тесно сжатые коленки. Лопатки напряжённой до предела спины сошлись вместе: Алиса, вытянувшись, как струна, чувствовала себя так, точно проглотила длинную острую спицу, неприятно теперь покалывающую внутренности – то желудок зацепит, то мышцу диафрагмы.

– От неё нечего скрывать, – повторил свои слова Шемелин, который намёки Давида про общество дамы истолковал по-своему. И, видимо, был прав: Давид после этих слов настороженно прищурился, пытливо вглядываясь в Алисино лицо.

Многозначительно усмехнувшись своим мыслям, он в одночасье придал напустил на себя обманчиво расслабленный вид: тоже, как почудилось Алисе, уловил во фразе Шемелина смысл, который от неё самой упорно ускользал.

– Что ж, – поставил Давид бокал с недопитым вином возле бутылки из тёмного полупрозрачного стекла. – Раз так, перейдём сразу к делу. До меня дошла весть, что органы уже раскопали кое-что для нас неприятное о нашей общей знакомой. Упокой Господь её грешную душу…

Давид возвёл тёмные глаза к потолку и мелко перекрестился.

– Я думал, дело замнут, – пониженным тоном проговорил Шемелин, не отрывая от Давида сосредоточенного взгляда.

Речь, должно быть, шла о Милославской – на эту догадку натолкнула Алису последняя реплика Шемелина. Только день назад он сам заявлял ей, что расследование Кариного убийства спущено на тормозах при содействии Коваля. Но выходит, это совсем не так?

– Пытались, – скупо отозвался Давид.

– И?

– Не всех можно купить, Павел Константинович, – сказано это было с до того слащавой улыбкой, что у Шемелина, крепко сцепившего челюсти, кажется, свело зубы.

Заметно напрягшись, он облокотился локтями на собственные колени и превратился в один большой сгусток нервов.

– Её отец… – Давид, напротив, со скучающим видом рассматривал интерьер номера и говорил равнодушно. – Он заслуженный работник органов. И окончательно всё замять просто не даст, если от него не… – Давид тактично смолк, многозначительно дёрнув бровью и глотнув ещё вина. – Следствие всё равно ведётся. Медленно, да. Им со всех сторон втыкают палки в колёса, но… Но зарегистрированные на имя Милославской компании, связь от которых несложно потом проследить до нас, они уже обнаружили.

– Это ничего им не даст.

– Им, может, и не даст, – пожал плечом Давид и изучающим взглядом принялся буравить онемевшую Алису. – А вот Ковалю, я уверен, информация покажется очень занимательной.

– Я знаю его почти двадцать лет, – хмыкнул Шемелин. – Он даже не поймёт, что к чему. Ну, были на Милославскую записаны компании-прокладки, ну, шли через них поставки. Дальше-то что?

– Ну, насчёт своего дорого партнёра ты, может, и прав. Но вдруг рядом с ним найдутся охотники объяснить, куда нужно смотреть? – парировал Давид хладнокровно. – А может, в самый неожиданный момент всплывут документы, которые ты до сих пор не разыскал, потому что был очень занят поисками нашей милой гостьи?

Шемелин помрачнел ещё сильнее.

Алиса, хоть и лишилась дара речи, но слушала так внимательно, как никогда раньше. Значит, с Карой Шемелина объединяло нечто большее, чем личная жизнь. На Милославскую были записаны какие-то фирмы – значит ли это, что Кара была для Шемелина подставным лицом?

И Шемелин очень не хотел, чтобы об этом узнал Коваль. Вернее, не хотел Давид; а Шемелин полагал, что Алисин приёмный отец просто ничего не поймёт…

Но теперь понять хотелось Алисе: понять, что так бережно от Коваля пытались скрыть.

И какие документы ищет – судя по всему, до сих пор – Шемелин?

Одна за другой в памяти всплыли сцены: вот Кара говорит в их с Алисой последнюю встречу, что делала за Шемелина всю грязную работу; а вот Шемелин в конференц-зале отдаёт приказ ещё раз обыскать квартиру Милославской, потому что хочет найти что-то очень важное; а вот Шемелин, сжав в мёртвой хватке Алисин загривок, спрашивает: не забирала ли Алиса из квартиры Кары что-нибудь чужое?..

Голову осенила очевидная мысль: Шемелин считал, что документы забрала Алиса. И мысль эту развиться дальше было совсем несложно: Алиса забрала документы для того, чтобы передать Ковалю.

Подозревал ли Шемелин, что Алиса была в курсе каких-то тайных схем? Предполагал ли, что Кара рассказала ей нечто такое, о чём не должен был узнать приёмный отец? Как Шемелин, имея всё это в виду, затем для себя рассудил: рассказала ли Алиса, по его мнению, обо всём Ковалю сразу? Или только намеревалась это сделать, подкрепив обвинения бумагами?

И главный вопрос, который отчего-то волновал Алису куда сильнее всех деловых интриг, невольной участницей которых она себя внезапно обнаружила.

Вопрос был предельно простым, но единственным, ответа на который Алиса не в силах была найти. Разгадать человека, сидевшего в соседнем велюровом кресле на расстоянии вытянутой руки, ей не удавалось никогда – и, казалось, ни за что в жизни не удастся.

Считал ли Шемелин всё это время Алису шпионкой Коваля?

Но даже не это тревожило её. Главной загадкой, таящейся в непроницаемом для посторонних водовороте его мыслей, оставалось совсем другое: как он относится к ней теперь?

Может ли Алиса надеяться, что Шемелин пришёл к единственно верному выводу: раз Коваль ни о чём пока не догадался, с Алисы все подозрения можно снять?

– В общем, – тем временем выдержав долгую паузу, объявил Давид и погладил подушечкой указательного пальца ободок бокала. – Нам нужно ускоряться, Павел Константинович. Ждать дальше – рискованно.

Шемелин после этих слов погрузился в тяжёлые раздумья, а Давид, приветливо улыбнувшись Алисе, направился к мини-бару.

– Может, всё-таки что-нибудь выпьете, Алиса? – обратился он к ней вновь.

Долю секунды посомневавшись, она взглянула на Шемелина, сидевшего с отрешённым видом, и махнула, наконец, рукой на все свои зароки.

– Чего-нибудь не слишком крепкого… – попросила она несмело, и звук её голоса как будто пробудил резко вынырнувшего из размышлений Шемелина.

– Я думал, ты пьёшь только мой виски, – с неизменной издёвкой вмешался он, пристально глядя, как Алиса отпивает кисловатого вермута. Затем вновь обратился к Давиду: – Это всё, за чем ты меня позвал?

Давид вернулся на своё место, безмятежно утонув в мягком кресле.

– Честно говоря, я и не думал, что ты вот так сорвёшься, – криво ухмыльнулся он, а затем мазнул по Алисе взглядом. – Но теперь понимаю, зачем тебе была нужна такая скорая личная встреча.

Шемелин встал и, не отводя от него глаз, с нажимом проговорил:

– Мне нужно время подумать, – и небрежно позвал за собой Алису, направившись к выходу: – Пошли.

– Не затягивай, – кинул им вслед Давид за секунду до того, как Шемелин плотно прикрыл дверь номера.

Застыв на месте в полном замешательстве, Алиса уставилась на Шемелина со смесью недоумения и смущения, а тот, с пару секунд о чём-то многозначительно помолчав, вдруг сказал:

– Ни об этом разговоре, ни о самом факте встречи, ни о состав её… кхм, участников, разумеется, никто знать не должен.

Алиса спешно закивала.

– Пошли. Внизу ждёт водитель.

– Куда мы? – только и удалось выдавить ей сквозь сбивчивое дыхание.

– У нас ведь корпоративная поездка, – лукаво подмигнул Шемелин, взяв её под локоть и уверенно потащив за собой. – Забыла?

Алиса было решила, что они летят обратно в Швейцарию, однако шофёр – всё тот же старый Алисин знакомый – направил авто Шемелина загород, и вскоре за окном перестали мелькать московские хрущёвки; пейзаж мегаполиса сменился лесными чащами и частными домами.

Шемелин всю дорогу молчал, и нарушать эту тишину Алиса трусила: он то всматривался в бумаги, то изредка звонил кому-то – и тогда молчание прерывалось его совсем тихим низким голосом, а потом снова растекалось по пространству салона; и Алисе всё казалось, что оно, это молчание, наполненное подозрениями и не отвеченными вопросами, просачивается ей в глотку и заставляет язык онемевать.

Она всё прокручивала и прокручивала в голове беседу, произошедшую в номере “Хилтона”; теперь в мыслях всплыла первая встреча с Давидом – тогда Кара заявила, что он помогает людям решать проблемы и вскользь намекнула, что у кого-то они, эти проблемы, есть. Имела в виду Шемелина – вот что выходит?

– Чего притихла? – спросил вдруг он, с хитрецой покосившись на Алису.

Она пожала плечами.

– Не хотела мешать…

Его рука вновь скользнула по Алисиной коленке, пробираясь под подол платья.

– Ты не мешаешь… – шепнул он на ухо, склонившись к ней ближе.

– Куда мы едем? – настойчиво повторила свой вопрос она.

Машина замедлилась.

– Туда, где нас никто не найдёт, – туманно ответил Шемелин и отстранился, вновь принявшись нажимать кнопки на клавиатуре мобильного.

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора

Глава 19. Часть 1

ГЛАВА 19

в которой кошмары воплощаются в реальность

Источников света, кроме ярко сияющих звёзд, тут не было никаких: даже фары шофёр зачем-то погасил. С пустой, но освещённой автомобильной трассы ещё минут пятнадцать назад они свернули на лесную колею и ехали, периодически подскакивая на ухабинах и проваливаясь в ямы в кромешной и пугающей тьме, пока просто не остановились посреди чащи.

Не было по-прежнему видно ни зги, и сердце у Алисы, перед которой галантно распахнул дверь Шемелин, попросту перестало биться. Она вспомнила его собственные слова, сказанные ей чуть больше суток назад: “А ты не боишься, что я и от тебя избавлюсь?”…

Кажется, так он сказал? И ещё добавил, что непременно найдёт способ избежать наказания…

А что, если Шемелин не перестал считать её шпионкой Коваля?

Что, если встреча с Давидом – или нечто иное – заставило его только убедиться в своих подозрениях?

Алиса вжалась в сиденье и, впившись ногтями в кожаную обивку, зачем-то отползла вглубь салона. Шемелин протянул ладонь:

– Давай уже, чего ты там возишься? – нетерпеливо проговорил он, заглядывая внутрь.

На его лице плясали зловещие тени, а глаза сверкали отчего-то особенно ярко.

– Алиса, – с нажимом добавил Шемелин. – Пошли. Долго ты тут будешь сидеть?

Она загнанно обернулась на водителя: тот молча и методично натягивал на руки чёрные кожаные перчатки, от вида которых у неё самой мелко задрожали пальцы. Алиса суматошно потрясла головой и отползла от Шемелина подальше, упираясь спиной в противоположную дверцу; но головой всё равно понимала: это бесполезно. Куда она сбежит от него в этом глухом лесу?

Шемелин порассматривал её секунду-другую, выпрямился, и до Алисиного слуха тут же донёсся тихий стук по крыше машины. В следующий миг опоры она лишилась – и полетела из салона спиной вперёд, но с землёй, тем не менее, не встретилась: её подхватили, выволокли и поставили на ноги чьи-то сильные руки.

– Алис Игоревна, вы уж поаккуратнее, – чёрные кожаные перчатки стряхнули с Алисиных плеч невидимые пылинки и настойчиво подтолкнули вперёд.

Алиса, не в силах сопротивляться, зашагала негнущимися ногами по эшафоту к Шемелину, наполовину обошедшему задний бампер иномарки.

– Я… не… – залепетала она сдавленным голосом и с отчаянием на него воззрилась.

Глазами вцепилась ему в лицо, но ночной мрак, к которому глаза после тусклого света ламп в салоне привыкнуть не успели, надёжно скрывал от Алисы все эмоции Шемелина. Он зол? Он разочарован? Он решителен и неколебим?

– Павел Константинович, я ничего никому не… – продолжал пищать её ставший похожим на комариное жужжание голосок.

Железная хватка его пальцев сомкнулась на Алисином локте, и Шемелин резко дёрнул её на себя.

– Езжай, – бросил он коротко шофёру.

Алиса с недоумением оглянулась через плечо: подручный в чёрных перчатках, не став спорить и ждать отмены приказа, вернулся за место за рулём. Размеренно заурчал двигатель.

– Павел Константинович… – предприняла новую попытку оправдаться Алиса: в горле встал колючий ком из слёз.

Шемелин вновь дёрнул её локоть и поволок за собой, но куда – Алиса не видела. Понимала только, что вокруг лес, чаща, заросли, кустарники и кроны деревьев над головой, в редких просветах которых виднеются звёзды.

– На дороге-то не стой, – застыл он внезапно, а Алиса от резкой остановки покачнулась на ногах; Шемелин её поймал и не позволил свалиться наземь.

Мотор рыкнул настойчивей: иномарка резво подорвалась и помчалась в обратном направлении – туда, где в пятнадцати минутах ухабистой езды располагалось шоссе.

– Всю подвеску мне так испоганит, шумахер, – тихо выплюнул Шемелин, наблюдая за отдаляющимися огоньками фар и не выпуская Алису из хватки.

Всё происходящее ввело Алису в окончательный ступор: представить, как Шемелин справляется с ней в одиночку, было совсем несложно; но если вместе с шофёром уехала и машина, как же Шемелин, разделавшись с жертвой, сам планировал выбраться из этого глухого леса?

Или предполагалось, что расправа должна так затянуться – и, видимо, стать настолько кровавой, – что шофёра легче было отпустить (вместе с тем избавившись от ненужного свидетеля)?

Пульс бешено застучал в висках. Вокруг клубилась и густилась тьма, пробиралась под кожу и туманила рассудок, лишала кислорода и сдавливала горло, а липкий ужас, её неизменный спутник, окутывал разум непроницаемой пеленой.

Алиса дёрнулась, попытавшись вывернуться из рук Шемелина, но безуспешно. Он лишь тихо выдохнул:

– Ну куда?.. – и потащил за собой по тропинке.

– Куда вы меня… – пробормотала Алиса, и оборвавшийся вопрос заглушили хруст веток и шорох травы под ногами.

– Алиса-Алиса, – донеслось до неё разочарованное сетование Шемелина. – Я ведь тебя предупреждал…

Алиса что есть мочи упиралась пятками в землю, чтобы не дать ему сдвинуть себя с места; однако ощутимого результата это не возымело: Шемелину всё равно удавалось – и больших усилий не стоило – волочь её за собой вперёд. А что было там, впереди, оставалось для Алисы загадкой – но ничего хорошего она теперь уже не ждала.

– Я никому ничего не говорила! Не говорила, правда! Никому, Павел Константинович! – жалобно и надрывно сыпала она оправданиями, на которые, впрочем, плевать было и Шемелину, и глухому лесу, и тьме вокруг, надёжно скрывающей всё происходящее.

Он остановился неожиданно и резко; рывком притянул Алису к себе – так, что она врезалась ему в грудь – и, обхватив другой рукой челюсть, заставил поднять уже повлажневшие от подкатывающих слёз глаза:

– Я ведь тебя предупреждал? – повторил он грозно.

Она затрясла головой.

– Не знаю… Да… нет… о чём?.. – невнятно лепетала Алиса.

– Я предупреждал, – чётко разделяя слова по слогам, пояснил Шемелин, – я несколько раз тебя, Алиса, предупреждал…

Пальцы крепче стиснули её челюсть, а расстояние между их лицами сократилось до считанных миллиметров. Его дыхание коснулось её щеки:

– Я говорил и не один раз, что если ты, – голос его понизился и стих, став пробирающим до костей шёпотом: – если ты не перестанешь мне выкать, Алиса…

Он одним движением развернул её к себе спиной, не переставая тесно прижиматься своим телом:

– Я запру тебя здесь и не выпущу, пока ты не перестанешь, – продолжил он хрипло, заставляя посмотреть прямо перед собой: – а что я с тобой здесь буду делать, я тебе уже говорил. Ты помнишь?

Алиса судорожно сглотнула: от страха и отчаянных просьб о снисхождении горло раздирала колючая сухость. Она поморгала, зажмурилась, потому что глаза, казалось, до сих пор не привыкли к густому мраку, а потом вся обмякла – то ли ужас отпустил, то ли просто кончились все силы.

– Помнишь? – повторил Шемелин свой вопрос. – Или надо напоминать?

Алиса замотала подбородком, что далось с трудом: его пальцы до сих пор крепко держали челюсти.

– Вот и славно, – подытожил он миролюбиво. – Тогда проходи, располагайся.

На этих словах Шемелин совсем её отпустил, и Алиса бы точно упала, не окажись рядом шероховатого и толстого древесного ствола, за который она в последний момент уцепилась.

– Что это… – она напряжённо сглотнула, – что это за место?

– Лес. Природа. Дом, как видишь, – пожал он плечами и двинулся с места вперёд, но, заметив, что Алиса за ним не спешит, остановился: – Ты чего? Правда, что ли, испугалась?

Алиса с нажимом провела ладонью по неровной поверхности ствола: лёгкое саднящее чувство странным образом отрезвляло. Она сделала несмелый шаг, выходя из-за своего импровизированного укрытия, а потом ещё и ещё – и каждый давался легче и становился всё сильнее в сравнении с предыдущим.

– Нет, – без запинки ответила она. – Ничего я не испугалась. Просто… не ожидала. Это что, это… – она замешкалась, подбирая слова. – Это дача?..

– Н-ну… – она услышала тихое хмыканье, затем Шемелин в несколько широких шагов приблизился к крыльцу небольшого коттеджика и дважды громко хлопнул в ладоши. В тот же миг вспыхнул яркий свет, от которого Алиса зажмурилась. – Дача… Можно и так сказать.

– Зачем мы здесь? – наблюдая, как он шарит по карманам в поисках ключей, звенит связкой и отпирает дверь, спросила она.

– А что, ты хотела обратно к Иванушке-дурачку? – передразнил медленно подкрадывающуюся Алису Шемелин. – Ты только скажи. Сразу же снарядим самолёт…

Он заправил руки в карманы брюк и принялся сверлить Алису немигающим взглядом, точно на самом деле ждал, кого из них двоих она выберет прямо сейчас и без всякого промедления – его, Шемелина, или своего жениха.

Алиса отвечать не торопилась, а Шемелин, уловив эту заминку, лёгким кивком головы подначил:

– Ну? – чуть прищурился он, не отводя пронизывающего взгляда. – Что скажешь?

Алиса неуютно поёжилась и обхватила себя руками.

– Не надо… – тяжело посмотрела на Шемелина она. – Про это всё не надо. Про Ваню и…

– Не надо? – Шемелин отчего-то Алисиному смущению искренне обрадовался.

Она виновато отвела глаза.

– То есть ты хочешь сказать… – мягко продолжил он, плавно и неспешно подбираясь к Алисе. – …Что не изнывала всю дорогу от желания спросить, правда ли я развожусь с женой?

Алиса прикусила губу. Глупо было надеяться, что от него удастся это скрыть. Да и считать, что он не понял, как долго Алиса стояла утром в предбаннике бассейна и сколько всего из его разговора с женой успела подслушать, тоже было нелепо.

Так что да – от желания спросить у Алисы язык уже разве что не зудел. И хоть вместе с тем разочароваться в ответе она боялась также мучительно; но надежда, что услышит она от Шемелина заветные и долгожданные слова – те, которые убедят её в самых приятных чаяниях и мыслях, – именно эта надежда терзала Алису не менее, а, может, и куда более истово.

Да, разводится.

Да, потому что не любит.

Да, специально увёз Алису из Швейцарии подальше от Вани, от своей жены, от всех, потому что…

Потому что Алиса для него особенная.

И ни в чём он её не подозревал никогда – глупости какие, абсурд и бессмыслица.

В Алисиной голове эти фантазии занимали намного больше пространства, чем загадочная беседа с Давидом и даже чем смерть Кары Милославской – о них-то говорить не хотелось совсем. Всё это казалось пеной, шелухой, не стоящим внимания вздором по сравнению с волнительным и боязливым трепетом в сердце, с которым она смотрела сейчас в лицо Шемелину.

Ответа он так и не дождался: должно быть, хватило всех написанных у Алисы на лице эмоций. Шемелин оставил мимолётный поцелуй на её щеке и вернулся к коттеджу, позвав Алису за собой:

– Пошли, не стой там. Тут хоть не Швейцария, а звери тоже водятся.

Алиса опасливо оглянулась и под его насмешливую ухмылку рванула к дому.

– И что мы будем здесь делать? – нерешительно спросила она, шагнув через порог, спрятав подрагивающие пальцы подмышками. Нервный тремор так и не отпускал.

Шемелин поставил её чемодан к стене – Алиса только сейчас и заметила, что всё это время тот был у него в руках. Она сдавленно хихикнула: надо же было напридумывать себе нелепиц про кровавую расправу!

Чтобы успокоиться, вдохнула поглубже царящий внутри запах необитаемости. Пылью, однако, не пахло; пахло деревом, из которого был сделан дом, летней ночью и хвойным лесом. Приятно, ненавязчиво и даже как-то естественно.

– Что делать? То, чего не могли делать там, – отозвался он туманно, красноречиво изогнув бровь, и Алиса вновь ощутила у щёк лёгкое тепло. – Выпить чего-нибудь хочешь?

Она последовала за ним вглубь дома и покивала, осторожно присев на диван. Поймала себя на мысли, что прибегать к спиртному стала слишком уж часто в последние недели – раньше за Алисой такой привычки не водилось. Перестала бояться за то, что может произойти, если она потеряет над собой контроль?..

Алиса ухмыльнулась собственным мыслям. Это её хвалёное самообладание, которым она имела обыкновение гордиться – ничто иное, как банальная сублимация, тщетная попытка обрести власть хоть над какой-то, пусть и крошечной, частичкой своей жизни. Контролировать хотя бы своё сознание – раз уж ничего больше Алисе не подчинялось.

Но стало ли ей теперь всё равно, что случится после?

С удивлением для самой себя она обнаружила, что было не просто всё равно – нет, теперь, сидя на диванчике в крохотном коттеджике Шемелина, она пила вино именно для того, чтобы после случилось всё. Всё, чего ей так хотелось и в чём она долго пыталась себе отказывать.

А зачем пыталась? Зачем с остервенением отрицала чувства, зачем гнала прочь мысли, зачем избегала контакта – для чего Алиса теряла время?

Она думала о Ване, думала об отце, думала даже о мачехе, думала о работе и перспективах; только всё это казалось теперь таким пустым, таким неважным, если…

Если он привёз её сюда, потому что она была для него особенной.

Мелкими глотками попивая из хрустального бокала, она заглядывала в сине-свинцовые глаза Шемелина и уже совсем не мешала себе воспринимать загадочно-пленительные искры в них на свой счёт. Или на счёт его чувств к ней.

И его губы были уже в такой непозволительной, но такой необходимой Алисе близости, когда ночную тишину безжалостно вспорол одиночный выстрел.

Громкий и раскатистый, он со свистом ударил по нервам упругой плетью: Алиса даже подскочила на месте, и вино, как алые капли пролившейся за выстрелом крови, выплеснулось за край бокала и брызнуло ей на колени, которые секунду назад согревали тёплые ладони Шемелина.

А за выстрелом последовал визг.

Надрывистый, истошный и, кажется, женский. Алису, едва сумевшую удержаться в сидячем положении, пробрало до костей и на несколько мгновений сдавило горло, лишив возможности дышать, чувство всепоглощающей паники.

Шемелина череда жутких звуков напугала куда меньше, но и по его лицу пробежала тень лёгкой тревоги.

– Что это? – шёпотом выдохнула Алиса и даже трусливо пригнулась, прячась за невысокой спинкой дивана.

Окно, к которому он тут же приблизился, находилось как раз позади них – потому-то Алисе первым делом и пришло в голову инстинктивно нырнуть в укрытие, а когда Шемелин отвёл в сторону наполовину задёрнутую занавеску, она его за такой бессмысленный риск про себя даже сердито упрекнула.

– Может, не стоит возле окна… – пискнула она вслух совсем без той решимости, с которой распекала его мысленно, и на миг показала из-за спинки дивана свою макушку, которую тоже не очень-то хотелось подставлять под удар.

Шемелин обернулся. Секунду-другую порассматривал Алису, пучившую от ужаса глаза, и лицо его дёрнула неясная гримаса: он то ли улыбнулся, то ли нервно скривился, будто бы от тика, а затем выдал решительно и жёстко:

– Сейчас, – и скрылся в неизвестном направлении, чтобы через несколько долгих и мучительных для Алисы минут вновь появиться в поле её зрения.

– Это что?! – зажала ладонью рот она, чтобы не вскрикнуть во весь голос.

– Ружьё, – с невозмутимым видом закинул ствол на плечо он. – Пойду проверю, что там.

– Ты что?! – возмутилась она во всю мощь лёгких, но вовремя опомнилась и понизила децибелы. – Нет! Не смей! Ты в своём уме?! А если…

– А если кто-то кого-то убивает? – продолжил за неё Шемелин, также драматично округлив глаза и насупив брови; ружьё при том вновь убедительно встряхнулось, заставив Алису опять припасть к земле.

Он устремил задумчивый взгляд к окну и с трагичным видом поделился:

– Знаешь, тут в девяностые завалили одного. Прямо вон… – ткнул он пальцем куда-то в темноту ночи. – Во-он у того дуба. До сих пор простить себе не могу.

После этих слов Алисе осталось лишь наблюдать, как он исчезает за косяком дверного проёма, ведущего в зону прихожей, и бессмысленно потом гипнотизировать ещё помнящий тепло его рук бокал вина. Он впервые при ней пил не виски, а вино – и в этом тоже ей чудилось нечто интимное.

Страшнее становилось с каждой минутой. Шемелин не появлялся уже долго: минут десять, может, пятнадцать, но Алисе казалось, что прошло не меньше нескольких часов.

Она боялась встать с дивана, боялась, что в окне мелькнёт её силуэт, боялась теней, колышимых ветром, боялась пахнущего опасностью воздуха. Нервы и без того были хорошенько потрёпаны: сначала Шемелин огорошил её своим появлением в шале; потом второй за несколько дней перелёт не прибавил сил; тайная встреча с Давидом заставила путаться в дурных мыслях и догадках; а последовавшая длинная дорога в неизвестность, оказавшуюся глухой лесной чащей, по которой Шемелин, намеренно издеваясь, протащил её волоком и до чёртиков напугал, и вовсе стала для Алисы настоящим испытанием на прочность.

Ноющая боль в ноге, которая стала проявляться на фоне угасающего действия обезболивающих, тоже давала ко всему прочему о себе знать и нисколько не поднимала духу…

Алиса лежала пластом на мягком диване; ноги уже начинали затекать от того, что приходилось их подгибать.

Чего Алиса так сильно испугалась, не понимала и сама. Всполошилась, как идиотка, из-за какого-то звука с улицы – ну что это за ерунда? Да мало ли, что это могло быть: может, у кого-то лопнула шина где-то там на шоссе… Хотя до шоссе и правда было далековато – а звук получился такой громкий, будто бы источник находился совсем рядом…

Может, это машина Шемелина, на которой не успел далеко уехать шофёр?.. Нет, тоже бессмыслица: с того момента, как Алису вытащили из авто, прошло, наверное, не меньше получаса. Шемелинский подручный давным-давно должен был мчаться по нормальной асфальтированной трассе и безмятежно крутить баранку этими своими чёрными кожаными перчатками…

Она, затаив дыхание, слушала вновь воцарившуюся ночную тишь.

В темноту всё погрузилось внезапно, и первым делом после того, как мир утонул в непроглядной черноте, Алиса решила, что попросту ослепла от тревоги и страха. Вторым – погрешила на вино: может, Шемелин хранил тут бормотуху неизвестного происхождения?

Она с силой потёрла глаза – и ничего не изменилось. Взволнованно огляделась – толку тоже никакого: темнота, одна темнота, чёрная, как смоль. Она поглощала всё вокруг, проглатывала своей бездонной пастью, мазала углём, и простецкий интерьер дома Шемелина, казалось, навеки канул в небытие.

Где-то в складках этой полной опасностей темноты затаилась паника – затаилась и ждала, пока Алиса потеряет бдительность, пока ослабит хватку и позволит ей проникнуть в голову. Способ бороться и противостоять ей был только один, зато не раз проверенный на практике.

Алиса закрыла глаза, пытаясь по памяти воспроизвести бесхитростное убранство дома. Стены из ничем не обитых светлых круглых брусьев и непритязательная мебель им в цвет, тоже хранящая текстуру отполированного дерева – неровный круглый стол, будто единый срез широченного баобаба, и три стула; у противоположной стены кирпичная кладка камина, а позади – льняные занавески грубоватой фактуры. Диван, тот самый, на котором она лежала, кожаный, он тоже чёрный и поскрипывал, когда Алиса двигалась. А люстра под потолком странная: кто-то как будто собрал в лесу неказистые коряги, связал их в угловатый венок и сверху водрузил свечи, только не настоящие, а фальшивые – из пластика и с электрическими лампочками внутри.

Представляла всё это в самых мельчайших деталях, которые только успела разглядеть, пока Шемелин разливал по бокалам вино; представляла так, будто прямо сейчас на дворе стоял ясный белый день, глаза у неё были широко распахнуты и никакой пронизывающей тьмы никогда на свете не существовало.

Алиса знала: та иначе поглотит навсегда и её саму.

Она хотела было нашарить сумочку, в которой лежал мобильник, но с досадой вспомнила, что та, кажется, так и осталась в машине Шемелина, и никто о ней не вспомнил: ждать от мужчин такого внимания к аксессуарам не приходилось, а Алисе было не до того.

Где всё-таки Шемелин?

Как давно он ушёл? Почему так долго Алиса не слышит ни шорохов, ни шагов, ни голосов – ничего?

И почему ей так страшно?

Темнота. Из-за темноты. Ей всегда страшно из-за темноты.

Темнота всегда вводила её в леденящее оцепенение.

К нёбу подкатил тошнотворный ком, который Алиса с трудом сглотнула, а затем нащупала, едва не разлив вино, оставшийся почти нетронутым бокал Шемелина. Она осушила всё его содержимое одним большим глотком, кривясь от сводящей скулы кислоты.

Алиса зажала нос. Аромат древесного спила растворился теперь во въевшемся в кожу запахе маминых духов, цветочном и чуть терпком. Его Алиса ощущала как наяву, хоть и понимала: это невозможно. Но он навечно впитался в скрипучие деревянные доски старого платяного шкафа, в котором пряталась Алиса самостоятельно, когда к маме приходили за деньгами, и в котором её запирали насильно, когда мамы уже давным-давно не было в живых.

Нет, шкаф тот, должно быть, уже много лет назад сгнил и развалился, его нет на этом свете, он похоронен – как похоронены и Алисины воспоминания о проведённых в густой тьме часах. Его больше нет.

Их тоже – больше нет.

Алиса снова принялась тереть веки: сильно, почти до боли, так, что заплясали перед глазами яркие бело-голубые мушки.

И тогда раздался ещё один громкий раскатистый хлопок, от которого вздрогнул мир, и мушки тоже вздрогнули, подпрыгнули и без следа растворились во тьме, оставив Алису один-на-один с её личными кошмарами.

И ещё. И ещё. Ещё хлопок – да что происходит?

Алиса скатилась с дивана на пол. Боль в руках после жёсткого приземления помогла отвлечься от воспоминаний и вернуться из прошлого в реальность.

Двигаясь ползком, она обогнула диван, потом на четвереньках подобралась к окну и, набрав в лёгкие побольше воздуха, чтобы казавшееся оглушающе громким дыхание не выдавало её присутствия, самым-самым краешком глаза вгляделась в темноту улицы.

Густая листва за окном почти полностью закрывала небо, и только в редких просветах виднелись его иссиня-чёрные клочки. Всё казалось недвижимым: ни ветра, ни мимолётного шолоха раскидистых веток, ни души.

Кислорода стало не хватать: весь он в мгновение ока превратился в раскалённый металл, и потому Алисе не удавалось насытиться им, втянуть побольше и запастись; а сердце в груди колотилось так бешено, что под рёбрами уже ломило.

Она знала, что находилась сейчас в доме Шемелина, что запахи вокруг были незнакомыми и новыми, совсем не опасными, что её родной город далеко, что нет рядом людей, которых Алиса до одури боялась, и что они не имеют больше над нею никакой власти.

Ещё секунду назад она всё это знала.

Секунду назад.

Сейчас – она была там. И запах был знаком до боли хорошо: запах пыли, старого дерева и слабый-слабый отголосок маминых духов; мамы давно нет, духи её за течением времени почти выветрились из нутра шифоньера, но остался мамин призрак, который пах цветами.

Кровь разом отлила из всех конечностей, похолодели пальцы и онемели ступни. Алисе даже показалось, что она, кровь, просто куда-то вся вытекла, и Алиса вот-вот скончается от кровопотери, и никто её не спасёт, некому будет её спасти…

Но ведь есть же Шемелин? Где Шемелин? Он ушёл и до сих пор не вернулся…

Может, уже и не вернётся?

Нет-нет-нет, Алиса знала: это всё паника. Душащая паника, обездвиживающая паника, пеленающая в тугой кокон беспомощности паника – паника, от которой никуда не денешься, не спрячешься за спинкой дивана, не укроешься в старом платяном шкафу; она живёт в складках темноты вокруг и растворяется в воздухе, которым Алиса дышит.

Мир вокруг начал сжиматься в одну крохотную точку, и давил на Алису, давил, давил…

Она из последних сил доползла до столика, на котором осталась початая бутылка вина, и с отчаянием жаждущего в бескрайней пустыне приложилась сухими губами прямо к горлышку.Спиртное струилось по щекам и капало на платье – наверное, уже запятнало и ковёр, но дела Алисе ни до платья, ни до ковра не было.

За окном послышались похожие на шаги шорохи. Страх прошёлся по коже грубой наждачкой, оставляя по всей её поверхности тысячи мурашек.

Это Шемелин?

Должен быть Шемелин. Но шаги слышны за окном, а оно – в противоположной от входной двери стороне. Зачем Шемелину там ходить?..

Алисе жизненно важно было оказаться на улице, потому что запасы воздуха внутри дома совсем иссякли. Она и собиралась выбраться наружу, глотнув для храбрости вина; но теперь, когда вновь послышался треск веток под чьей-то тяжёлой подошвой, напрочь отмела эту идею.

А то, что Алиса увидела после, заставило её и вовсе пролить остатки алкоголя прямо на смявшийся подол платья, который тут же впитал влагу, до ниточки промок и прилип к ногам.

На фоне едва попадающего в окно тусклого света она, жмурясь уже до боли в лицевых мышцах, распознала силуэт растопыренной пятерни.

Пятерня была чернее темноты в комнате.

Пятерня концентрировала в себе ужас.

Тук.

Тук.

Тук.

Три тяжёлых стука, две долгие паузы между; три пропущенных удара сердца, два судорожных вдоха, вставших в горле костью.

Алиса инстинктивно закатилась под кофейный столик у дивана, а перед мысленным взором вдруг снова нарисовались глаза Милославской, синие и стеклянные.

Каре было также страшно перед смертью? Она осознавала, что то были последние минуты её жизни?

Она ощущала такое же жжение в лёгких из-за кончающегося кислорода? Ведь Кару задушили – значит, она тоже мучительно пыталась и не могла сделать ни единого вдоха, как не могла сейчас надышаться и Алиса…

С красным, как кровь, вином смешались заструившиеся по щекам горячие слёзы. Алисе снова двенадцать, она снова в абсолютной темноте, снова пахнет мамиными духами, снова рядом бродит смерть, и никто ей не поможет – потому что некому Алисе помочь…

Под чужой тяжёлой поступью ветки теперь не хрустели: это был глухой стук подошв о деревянные доски пола – вот, после третьего шага одна чуть скрипнула и испуганно замолчала.

Или этот тихий протяжный писк издала сама Алиса?

Наверное, от катастрофической нехватки кислорода у неё уже чернело перед глазами. Наверное: она не смогла бы понять, так ли это, даже если бы не жмурилась от страха – вокруг и без того было слишком темно. Сердце, бедное сердце, оно уже рвано и на последнем издыхании трепыхалось в груди, устав качать кровь – кровь, ни капли которой, как Алисе казалось, в ней уже не осталось.

Как и жизни – та почти покинула Алисино тело.

Послышался тихий щелчок, за которым последовала гробовая тишина, и Алиса едва-едва приоткрыла один глаз. Сквозь узкую прощёлку век увидела два чёрных мужских ботинка и две штанины: они застыли возле стола, под которым она пряталась.

Штанины согнулись, за щиколотками показались колени, и Алиса уже было принялась ползти назад, тщетно хватая ртом воздух – зачем, если всё равно не могла дышать? – и не обращая внимания на занозы от грубых деревянных досок, впивающиеся в кожу.

– Куда это ты собралась?

Алиса останавливаться не стала, продолжив свой путь, и тогда обладатель штанин схватил её за лодыжку тёплой рукой. Она перекатилась на колени и дёрнулась, чтобы вырваться, но он держался крепко: не удалось сдвинуться ни на миллиметр.

Вино и слёзы текли по лицу, капали с подбородка, липко засыхали на шее. Раздался звон, за ним – сдавленное чертыхание: должно быть, из-за возни под столом упала на пол пустая уже бутылка из-под вина.

Мужской хрипловатый голос взревел от боли, когда кофейный столик, который Алиса задела спиной в попытке выпрямиться и убежать, обо что-то ударился: видимо, задел цепко схватившего её за ногу человека, и это сыграло Алисе на руку – все её конечности и она целиком оказались на свободе.

Алиса не преминула этим воспользоваться. Кое-как встала на полусогнутые ноги и, держась руками за всё, что только слепо могла нащупать в темноте, по памяти побрела дорогой к выходу из дома.

Далеко уйти не удалось: не прошло и полминуты, как он нагнал её и схватил сзади.

– Куда ты собралась, а? – чуть встряхнув Алису, над самым ухом спросил он и одним движением кинул её обратно на диван. – Чего с тобой?

И лишь в тот момент, когда перед глазами от стремительного полёта на мягкие подушки всё завертелось ярким водоворотом, Алиса осознала, что что-то видит. Что темнота совсем уже не такая чёрная, что откуда-то из угла бьёт полоса голубоватого света и что она узнаёт глаза напротив.

Шемелин пощёлкал пальцами перед её лицом, и ещё раз, и ещё, а она всё смотрела на него осоловелым взглядом в упор и пыталась осознать происходящее.

– Воздуха… – пролепетала она одними губами в очередной бесплодной попытке сделать глубокий вдох. – Воздуха не…

Он подхватил её под локти и куда-то потащил, дороги Алиса из-за набирающего обороты головокружения не разбирала. Оказалось, что на улицу: щёки тут же обдала приятная свежесть.

– Ну? Живая? – по-прежнему держа её за плечи, чтобы она тут же не свалилась навзничь, спросил Шемелин.

На улице стало спокойней. Самую малость, но теперь мучительная смерть, сжимающая костлявой рукой горло, перестала неминуемо Алисе грозить. На улице было не так темно, на улице было много разных запахов; на улице ей не казалось, что она снова сидит в старом шкафу.

Но на улице, где-то вдалеке, снова раздались громкие хлопки – и Алиса встревоженно подпрыгнула. Шемелин притянул её к себе и тихо объяснил:

– Да праздник там. У соседей, на том берегу, – махнул он рукой куда-то за дом. Голос его звучал мягко и успокаивающе. – День рождения отмечают. Стреляют от радости. В воздух, не по людям. Я поздравлять ходил. Как-никак начальник таможенного управления, помнишь, к нему ездил, чтоб твой косяк исправить? Нельзя было не зайти.

– Там… – пробормотала она сдавленно. – У окна кто-то… Стучал… Здесь кто-то ходит, я видела… Человек…

Шемелин настороженно посмотрел вглубь лесной чащи.

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора

Глава 19. Часть 2

– Там… – пробормотала она сдавленно. – У окна кто-то… Стучал… Здесь кто-то ходит, я видела… Человек…

Шемелин настороженно посмотрел вглубь лесной чащи, пару долгих секунд повысматривав что-то в угольной черноте, а потом расслабленно хохотнул.

– Да ладно тебе, – снова прижал он её лицом к своей груди. – Нет тут никого. Это я стучал. Хотел тебя предупредить, что вернулся…

Он не закончил, потому что Алиса теперь разрыдалась в полную силу: не сдерживаясь и не стараясь сохранять тишину. Кровь снова бурным потоком хлынула в жилы, и она яростно пихнула Шемелина обеими руками в грудь, отчего тот покачнулся и сделал несколько шагов назад.

– Я же не думал, что ты так перепугаешься… – предпринял вялую попытку оправдаться он.

Алиса всё ожесточённей колотила его уже куда придётся – перед глазами стояла пелена, из-за которой ничего уже не различала. Неизвестно откуда даже взялись силы, чтобы вырвать свои руки из хватки его пальцев, когда Шемелин попытался их поймать и предупредить новые сыплющиеся на него удары.

Даже когда ему удалось скрутить Алису, обхватив обеими руками и прижав к себе спиной, она продолжила пытаться садануть ему что есть мочи ему ногами; и тогда Шемелину пришлось повалить её на землю, упасть вместе с ней и обездвижить, навалившись сверху.

– Не хочу, не хочу, не буду возвращаться, отстаньте, нет… – сипло кричала она, но получалось лишь сдавленное хрипение. – Я больше так не буду, больше не буду, не запирайте… Я не могу так! Там мама! Не хочу! Я ничего не делала!

Алиса, постепенно принимая своё поражение и переставая хаотично биться, как загнанный зверь, перешла с громких рыданий на жалобный скулёж. Сознание, обессилевшее от страха и потрясений, стало проясняться.

– Ну, всё? – вполголоса спросил Шемелин над ухом, так и придавливая Алису весом своего тела к земле.

Она несколько раз рвано и судорожно вздохнула, а затем просипела нечто очень отдалённо напоминающее согласие. Шемелин верить ей не спешил:

– Точно угомонилась? – Но руки всё-таки чуть ослабли.

Алиса повернулась к нему заплаканным лицом, покивав.

Он выпустил её и поднялся сам, любезно протянув ей ладонь. Кожу бёдер Алисы колола опавшая еловая хвоя и мелкие ветки, но принимать помощь она не спешила: утёрла запястьями лицо, воззрилась на него с искренней обидой и плотно сжала подрагивающие от плача губы.

– Пошли-пошли, – тряхнул он рукой и присел возле неё на корточки. – Тут звери. Помнишь?

– Чего ж ты их не боялся, когда уходил! – воскликнула она, противясь ему уже из вредности, и надрывно всхлипнула.

– Так я с ружьём был, – невозмутимо парировал Шемелин.

Алиса громко шмыгнула носом.

– И где оно?

– Подарил, – Шемелин встал и выпрямился. – День рожденья же.

Она всё-таки повисла на пальцах Шемелина, поднялась, оглядевшись, и неуверенно зашагала за ним обратно в дом. Там он поднял с пола фонарик – это его голубоватый луч видела Алиса – и принялся чиркать зажигалкой, чтобы поджечь расставленные по углам свечи. Подумалось, что их вряд ли припас сам Шемелина: наверное, оставила жена…

Алиса снова шмыгнула сопливым носом, но на этот раз злобно и с раздражением.

– Ну чего ты? – заметив это, с искренним интересом спросил он. Огонёк, наконец, разгорелся, и его лицо озарил мягкий свет; сам Шемелин тоже потеплел и стал уютнее.

– Ничего, – буркнула Алиса, плюхнувшись на диван и обиженно нахохлившись.

– Темноты боишься?

Алиса прижала ладони к глазам. На губах застыл вкус соли и кислого вина, дышалось по-прежнему с трудом; снова сквозь зажмуренные веки просочилась влага.

– Не боюсь, – не решаясь отнять от лица руки, процедила она.

– Да? – судя по ироничной интонации, Шемелин ей не поверил.

Она ощутила, как рядом прогнулись подушки дивана под его весом.

– А чего тогда?

– Да ничего! – выплюнула она. – Ничего. Не надо людей пугать, не понимаешь? Зачем ты вообще сюда меня притащил, а? На кой чёрт? Зачем этот отель, эта дача – я тебе зачем, чёрт возьми?

Алисино негодование его нисколько не задевало: он тихо рассмеялся, откинувшись на спинку, и запрокинул голову назад. Глаза прикрыл, а разгладившееся лицо не выражало никаких эмоций.

– Не знаю, – посмотрел он вдруг на неё долгим пронзительным взглядом. – Мне тут хорошо. И с тобой тоже хорошо. Вот и привёз.

Его ладонь ласково опустилась на её бедро, а Алиса замерла от растёкшегося внутри тепла. Всё погрузилось в загадочную тишину и мерцание пляшущих огоньков свечей.

– Так что случилось? – легко качнул он подбородком, не отводя от Алисы глаз, спокойных и сосредоточенных. – Чего больше не будешь и где тебя не надо запирать, а?

Алиса съёжилась и потупила взгляд, кляня себя за то, что распустила язык. Потянулась за упавшей бутылкой, по дну которой перекатывались жалкие остатки вина, и вновь приложилась к гладкому горлышку в поисках храбрости. Смотреть на Шемелина побаивалась.

– Ну так? – поторопил он её.

– Ничего. Неважно.

– А мне кажется, важно. Ты так в припадке билась, что я уже собирался везти тебя в больничку.

– На чём? – едко поинтересовалась Алиса, вытирая губы. – Машина уехала.

– В гараже стоит внедорожник.

– А ты водить сам вообще умеешь? – снова съязвила она. – Или мне пришлось бы отложить летальный исход до приезда твоего водителя?

Шемелин недовольно двинул челюстью.

– Да уж, – пророкотал он угрожающе. – Тебя и правда легче просто закопать.

Алиса шумно выдохнула сквозь зубы, с досадой потрясывая опустевшей бутылкой. Она смерила по-прежнему сохраняющего настороженность Шемелина придирчивым взглядом, а потом резко опустилась на его губы требовательным поцелуем.

Но он в тот же миг её от себя отстранил.

– Мы разве не для этого приехали? – с вызовом поинтересовалась она и попыталась преодолеть сопротивление рук Шемелина, вновь потянувшись губами к его лицу.

– Нет, – криво вздёрнул он уголок рта, а сам принялся внимательным её изучать: казалось, глаза его видели Алису насквозь.

И Алисе это не нравилось. Ни его внезапный интерес, ни цепкость, с которой он ухватился за неприятную тему, а особенно не нравилась эта его неподатливость, с которой он пропускал все Алисины хитрые уловки.

– Ты разводишься? – напрямую спросила она, буравя его глазами и надеясь, что эта карта перебьёт остальные.

Он равнодушно пожал плечом.

– Тебя это волнует?

– А тебя?

– Если я отвечу на твой вопрос, ты ответишь на мой? – лукаво прищурился Шемелин.

Алиса отползла к противоположному подлокотнику дивана, притянув к себе колени, и враждебно уставилась на него.

О том, что с ней было и что её сегодня настигло, протянув мертвенно ледяные пальцы сквозь долгие годы забвения, она никому и никогда не рассказывала. Даже с Ваней не обсуждала – так велел Коваль, так она решила сама. Жила в мире, где не существовало прошлого.

Где не было прежней Алисы.

Но сейчас вдруг пронзительно захотелось поделиться, изжить из себя ту черноту, что проникла в внутрь Алисы вместе с воздухом. Поделиться с Шемелиным конкретно или просто с любой живой душой – сама не понимала, но хотела вывалить наружу страх, чей едкий токсин вызвал сегодня обострение старой болезни.

– Ну так что? – переспросил он. – Правда за правду?

Алиса закусила губы.

– Почему ты разводишься?

Алиса долго думала, как именно она должна задать ему вопрос на эту тему, и в конечном итоге пришла к выводу, что волновала её лишь причина: ни сам факт развода, ни даже верность Шемелина жене в прошлом. Нет, ей нужно было услышать лишь причину, из-за которой долгому браку пришёл конец.

Шемелин встал, достал новую бутылку спиртного – на этот раз любимый “Чивас”, а не вино – и откупорил. Стаканов доставать не стал.

– Потому что мы друг друга не любим, – выплюнул он приглушённо в горло бутылки, а сердце у Алисы радостно трепыхнулось. Но, проглотив виски, Шемелин сразу же добавил: – Ты такого ответа ждёшь?

Она уязвлённо потупилась, услышав его тихую усмешку. Шемелин снова обрушился на диван, прикрыл глаза и побарабанил ногтем по стеклу.

– Потому что нам давно это всё не нужно, – наконец, серьёзно взглянул он на Алису.

– Что – всё? Семья?

Он снова выдавил смешок. На этот раз получилось слишком мрачно.

– Да нет у нас никакой семьи, Алиса. И не было, – глотнул он ещё виски. – Так. Деловые отношения.

– Тогда почему… – Алиса остановилась, нервно облизнув губы кончиком языка. – Почему сейчас вы..?

Шемелин посмотрел на неё искоса, скользнул взглядом по голым ногам, затем – по лицу (и Алиса почувствовала ужасный стыд от того, что, должно быть, выглядела опухшей, заплаканной и измазанной в вине), помолчал долго и выразительно, как будто это молчание само за себя говорило, а потом снова закрыл глаза и положил затылок на спинку дивана:

– Это уже второй вопрос. Мы так не договаривались.

Но Алису его откровенный уход от прямого ответа не расстроил: ей показалось, что сказал он куда больше, чем хотел. Надежда внутри робко расправила ещё слабые крылышки.

– Теперь ты, – ткнул он в Алису указательным пальцем. – Что это всё было? Часто у тебя такое?

Алиса глубоко вздохнула.

– Это тоже два вопроса, – воспользовалаьс она его же приёмом.

Шемелин хмыкнул.

– Тогда отвечай на первый.

– Это… – она закашлялась и выхватила из его ослабшей руки виски. – Приступ… приступ паники. Со мной такое бывало раньше, но давно уже не…

Голос дрогнул и оборвался. Она глотнула алкоголя и скривилась, утерев губы ладонью.

– Из-за темноты? – насмешливо переспросил он, но стёр с лица ухмылку, когда Алиса затравленно подняла на него глаза.

– Коваль никогда не рассказывал, как я… появилась у них в семье?

Шемелин пожал плечами.

– Умерла какая-то то ли троюродная, то ли десятиюродная сестра. Уж прости, не помню. У неё осталась ты. Других родственников не было, вот Гарик и приютил сироту, чтобы не росла в детском доме.

Алиса кисло улыбнулась.

– Да… – протянула она горько. – Только не было никогда никакого детского дома. А вот родственники были. Точнее… Родственница. Тогда у меня была жива бабка… Может, она и сейчас ещё небо коптит, – Алиса остановилась, расфокусированным взглядом посмотрев прямо перед собой и представила жёлтое и измятое старостью бабушкино лицо.

– Погоди-погоди. Гарик чего, отнял тебя у бабки? – отвлёк голос Шемелина Алису от воспоминаний. – А это в его духе, да.

– Нет, – острастила она его испепеляющим взглядом и сделала новый глоток спиртного. – Никто никого не отнимал. Меня ему отдали совершенно добровольно. Он правда… правда меня спас. Я имею в виду, не фигурально, нет, если бы не он, меня бы, наверное, уже не было в живых. По-настоящему.

Лицо Шемелина посерьёзнело, а в глазах мелькнул неподдельный интерес.

– Что у тебя за бабка-то там была? – спросил он сосредоточенно. – Он тебя от неё спас?

– Не совсем. Скорее от тех, кого она привела к нам в дом после маминой смерти, – у Алисы задрожали и похолодели пальцы. Она с тревогой сначала посмотрела на огонёк свечи: вдруг погаснет?.. А потом – вновь на мрачно молчавшего Шемелина: – Что со светом?

– Генератор сдох. Тут бывает. Саня привёз мастера, они в подвале, чинят. Он в окно и колотил, пока ты тут под столом сидела.

– Он?! – обескуражено выдохнула Алиса. – Ты сказал, что это ты!

– Сказал, – ухмыльнулся он невозмутимо. – Я думал, ты от этого успокоишься. А ты – в истерику… Ну сейчас-то хоть не станешь рыдать?

Алиса закатила глаза и принялась массировать виски.

– И когда они его починят, этот твой генератор?

– Понятия не имею, – опустил подбородок Шемелин и пристально посмотрел на Алису, возвращая её к интересующей теме: – Так что с бабкой? Кого она там привела?

Алиса оглянулась на шуршащие за окном листья древесных крон. До рассвета было ещё очень долго.

– Она… Мы с мамой с ней почти не общались, поэтому я о ней ничего не знала. Видела её только однажды совсем ребёнком, лет в пять, а потом больше ни разу. До маминой смерти. Потом я поняла, почему мама её избегала. Когда она появилась, я её даже не узнала. Она… Я не знаю, может, она была сумасшедшей. А может, нормальной, но тогда ещё страшнее. Меня, естественно, отдали под её опеку, она стала жить со мной в маминой квартире, и поначалу всё было нормально, насколько это могло быть нормально в той ситуации. Но через пару месяцев… Через пару месяцев она притащила к нам чужих людей. Их было много, странных, я их боялась. Сначала они просто приходили к нам каждый день, а потом и вовсе стали у нас жить. Я тогда вообще плохо понимала, что творится вокруг. В моей комнате жили другие дети, абсолютно мне незнакомые, они даже в школу не ходили. Вместе нас было десять человек, а взрослых… Не помню, взрослых было ещё пятеро или, может, шестеро, женщины, они все спали в комнате мамы. Бабка мне говорила, что так нужно, что мы должны делиться во благо общины, а я… Я не могла понять, почему они спят на маминой кровати. Пыталась их прогнать, вещи их выкидывала, сама пробовала сбегать, но… Они считали, что меня нужно было воспитывать. Это значило, – Алиса напряжённо сглотнула. – Например, запирать в шкафу. Надолго. И много чего ещё.

Повисла пауза. Алиса отпила ещё немного виски, уже даже не замечая жжения на языке. Голова закружилась, и она сползла в лежачее положение.

– А потом откуда-то появился Коваль. Как сейчас помню: одет с иголочки, толстый и холёный, от него даже пахло благополучием. Я и с ним тогда была совсем незнакома, как с бабкой. Меня ему показали, а я всё смотрела и гадала: что это за мужик?.. Знаешь, там, в этой общине… Хотя сейчас я думаю, что это была настоящая секта. Так вот: там ходили слухи, что девочек моего возраста отдают мужчинам и… – Алиса захлебнулась словами и горько рассмеялась. Пришлось зажимать глаза запястьями, но картинки прошлого от этого не исчезли. – В общем, Коваль меня увёз. И не сделал ничего плохого. Только я всю жизнь боялась, что меня вернут и снова посадят в тот шкаф, понимаешь? Вернут в ту квартиру, по которой слоняются чужие люди… Если я не буду достаточно хорошей. Не буду поступать так, как просят. Если Коваль решит, что я не такое уж ценное приобретение. Тогда он просто меня вернёт. И я снова буду сидеть в темноте.

Шемелин какое-то время помолчал, глядя на то, как плещется в бутылке янтарный виски, и вдруг спросил:

– Тебе сколько? Двадцать?

– Два.

– Двадцать два. Такая дылда ни в какой шкаф уже не поместится, – Шемелин вдруг по-дружески пихнул её в плечо и подмигнул.

Алису это чуть развеселило: она, вновь рефлекторно всхлипнув, слегка улыбнулась.

– Да уж, – согласилась она и задумчиво опустила брови. – Только я привыкла, что мне всегда есть, чего бояться. Даже сплю с лампой. Иначе кажется, что…

Она не закончила и подняла на него полный беспомощности взгляд.

– Тогда, на сборище у Давида… Помнишь? Ты ничего не боялась, – ухмыльнулся он со лукавством. – Даже свечи затушила сама.

Алиса сдавленно хихикнула от нахлынувших воспоминаний, из-за которых сделалось неловко, но тут же посерьёзнела.

– Там было… Там было не страшно. Знаешь, как будто… То была совсем не я. Кто-то другой. И… к тому же я была не одна, – с лёгкой тенью благодарности посмотрела она на Шемелина.

Он снова замолчал: о чём-то напряжённо думал.

– А с квартирой что? – настороженно прищурил вдруг один глаз.

– Какой? – переспросила Алиса.

– Той, что осталась после матери. В которой жили эти твои сектанты. Что с ней? Твоё всё-таки имущество, какое-никакое.

– Не знаю… – Алиса впервые задумалась о том, что у неё и вправду не было больше ничего, кроме той старой квартиры.

– Коваль их оттуда тогда не выгнал?

– Понятия не имею. Кажется, он с ними, ну… – Алиса притихла, подбирая нужное слово, – поладил. Знаешь, любил говорить, что там меня… Что там меня хорошо… воспитали.

– Как же, – тихо усмехнулся Шемелин, и его рука заскользила вверх по Алисиному бедру. – Знаю я, какая ты воспитанная…

В ответ она с напускной оскорблённостью скинула с себя его кисть.

– Я вся… – утёрла она щёку: на запястье остались чёрные разводы грязи. – Чёрт знает в чём… И платье мокрое.

– Так давай снимем, – плотоядно оскалился Шемелин, но после нового Алисиного не озвученного упрёка исправился: – Пошли. Умоешься.

Он встал и щёлкнул кнопкой фонарика.

На ногах Алиса стояла с трудом – то ли страх, то ли алкоголь, а то ли они вместе сковали мышцы, – поэтому Шемелину пришлось вновь тащить её волоком до ванной комнаты, но на этот раз ей это нравилось.

– Ты чего опять? – с недоумением спросил он, когда Алиса, оперевшись на раковину, так и не удержалась в вертикальном положении, сползла вниз и, смерившись, расселась на полу. Изо рта залпом вырвалось несдерживаемое хохотание.

Алиса затрясла головой, не в силах сказать хоть слово; только сжала виски ладонями, как будто боялась, что черепная коробка прямо сейчас треснет от смеха, и все её глупые мысли рассыпятся по дому Шемелина – потом не соберёшь.

Он в замешательстве опустился на корточки напротив Алисы, направив луч фонаря, от которого она болезненно зажмурилась, вниз. Вдруг осел и сам, привалившись спиной к стене, и тихо, но так, что Алиса смеяться перестала, резюмировал:

– Какая же ты дурочка, Алиса.

Она только запрокинула голову вверх, уставившись в темноту над собой.

– Что ты здесь делаешь?

– Сижу, – бесхитростно ответил он. – Помогаю тебе… Впрочем, чёрт знает.

– Нет… – мотнула она и без того идущей кругом головой. – Вообще. Что это за дом? Зачем мы приехали? Почему он… посреди какой-то чащи?

– Охотничья хижина, – донёсся его безучастный голос. – Где ей ещё быть, как не в чаще?

Алиса, которой потребовалось пара лишних секунд для анализа его слов – алкоголь всё сильнее сказывался на когнитивных способностях – удивлённо вскинула брови:

– Ты что, ты… – она перекатилась на колени и упёрлась ладонями в холодный кафель пола. – Ты здесь охотишься? Животных убиваешь?!

Она попыталась встать: получилось только с третьей попытки. Заодно нашарила рукой фонарь, оставшийся лежать возле бортика ванны, и направила его безжалостный луч прямо Шемелину в лицо. Он зажмурился:

– Перестань.

– Скажи!

Шемелин медленно втянул спёртый воздух ванной дрогнувшими ноздрями. Алиса глядела на него строго и непримиримо; правда, суровость вида сглаживала шаткость вертикального положения, то и дело грозившего перетечь в горизонтальное. Снова нащупав холодный камень стойки под раковиной и вцепившись в неё так, что на поверхности наверняка должны были остаться вмятины от пальцев, Алиса сдула упавшие на лицо пряди волос.

– Отвечай! – поторопила она драматически замолчавшего Шемелина. – Отвечай сейчас же, иначе я… Я уеду отсюда, и ноги моей здесь не будет никогда и ни… – вцепиться в раковину пришлось покрепче: мир угрожающе качнулся, едва не сбив Алису с ног. – Ни за что!

– Да? – ехидно поинтересовался Шемелин. – Прям так и уедешь?

Алиса опустила подбородок, постаравшись сделать лицо таким грозным, насколько только получалось: от напряжения заболели даже волоски в бровях.

– Я не буду… – она запнулась, теряясь в разнообразном перечне вариантов того, чего она “не будет” и остановилась на самом главном: – Не буду ночевать в одном доме с убийцей.

Шемелин хмыкнул.

– Славно, – коротко прокомментировал он. – Где выход – ты знаешь.

– Что?.. – обомлела Алиса и выдавила несвязанные обрывки мыслей: – Ты что, ты… правда?..

– Разве не ты вчера вечером обвиняла меня в убийстве Милославской? – склонил ухо к плечу он, вновь болезненно зажмурившись от направленного в лицо луча яркого света. – Выходит, раз я, по-твоему, её и придушил, то задерживаться ты здесь не собираешься. Правильно понимаю? В лесу только не заблудись. А то и в твоей безвременной кончине у кого-нибудь хватит дурости обвинять меня.

– Ты же говорил, что придумаешь, как избежать наказания.

– Всё равно неприятно. Лишние хлопоты, к тому же, – лениво парировал он. – Так что? Показать дорогу к выходу?

На его лице заиграла кривая ухмылка, а Алиса нерешительно осеклась.

– Или зайчиков и лисичек жалко, а Милославскую – не очень? – подлил масла в огонь он. – В этом я тебя, конечно, понимаю.

Алису его издевательский тон не на шутку разозлил. Она, повинуясь внезапному порыву, дёрнула холодный металлический рычаг крана над раковиной; тут же зашуршал стремительный поток воды.

– Эй! – закрыл лицо локтями Шемелин, когда Алиса безжалостно плеснула в него пригоршню ледяной воды. – Ну всё! Всё!

Он резко поднялся – ему такие решительные манёвры давались куда легче, чем Алисе – и, вновь воспользовавшись своим физическим превосходством, поймал её руки и заставил её вытянуть их по швам.

– Никого я не убивал, – заглянул он ей в глаза.

Внезапно вспыхнул свет, и Алиса – ей показалось, что на свою беду – утонула в синем взгляде, напоминающем умиротворённую полуденным зноем морскую гладь.

– Ни зайцев, ни лис, ни даже Милославскую, – повторил он серьёзно, но лёгкая улыбка всё-таки тронула его губы: – Хотя очень хотелось.

– Не сомневаюсь, – сузила Алиса глаза.

В ответ Шемелин только развернул её спиной к себе, и Алиса упёрлась расфокусированным взглядом в зеркало. Видок был ещё тот: по лицу размазалась земля, остатки помады, вино и слёзы, а ветка с одиноким берёзовым листом запуталась в волосах.

– И сейчас очень хочется, – тихо прибавил он, сверля Алису глазами.

– Может, тебя тянет на таких? – невпопад ляпнула она.

– Ненормальных?

– Тех, которых хочется убить, – обидевшись, уточнила Алиса едва слушающимся языком.

– Может.

– Почему вы расстались?

– Ты уже спрашивала.

– Я про Кару. Почему вы с ней…

– Мы с ней не расставались.

Алиса с изумлением подняла брови.

– Чтобы расстаться, нужно быть вместе. Мы вместе не были.

– Но она была беременна…

– И что?

Алиса потупилась.

– А если от тебя?

– Да хоть от святого духа, – по-прежнему равнодушно отозвался он. – Это ничего не меняло.

Алису его откровенное безразличие отчего-то больно ужалило в сердце. Правда, за кого именно ей было обидней – за себя или за Кару – разобраться не получалось.

Но ведь Кара была другой. И они были не вместе. В Кариных растоптанных надеждах и отвергнутых чувствах винить некого, кроме самой Милославской. А Алиса… Алиса ведь была особенной?

Шемелин вдруг уткнулся носом в её висок, и она услышала его медленный и длинный вдох у себя над ухом.

– Тебе нельзя пить, ты в курсе? – полушёпотом произнёс он: голос больше не был наполнен ни угрозой, ни насмешкой, он ласкал и убаюкивал; его руки обвились вокруг Алисы, притянув её так близко к тёплому и крепкому телу рядом, что вырваться стало решительно невозможно – да ей и не захотелось бы.

– Ты правда никого не убивал? – робко прошептала она.

– Тут охотился прошлый владелец дома, – выдохнул Шемелин Алисе в висок, по-прежнему не отрываясь от неё. – Я – нет. Я здесь просто отдыхаю.

Его пальцы ласково прошлись по её плечам, спуская лямки испорченного платья; лицом он зарылся в её волосы, а Алиса спешно выудила торчащую из кудрей ветку, бросив ту куда-то на дно ванной в полуметре от себя.

– А Кару? – набралась смелости она, чтобы задать прямой вопрос. Из последних сил сопротивлялась навязчивому желанию отмести все сомнения прочь и тесно прильнуть к нему.

Платье с тихим шорохом упало к ногам. Пальцы Шемелина, продолжавшие поглаживать её плечи, замерли. Он искоса вгляделся в отражение их почти сросшихся вместе тел.

– Ты же сама в это не веришь. Иначе не была бы здесь.

– Я спросила не о том, верю ли я в это.

– Нет, – после недолгой паузы ответил, наконец, он. – Ты в это веришь?

Алиса растерянно посмотрела на его помрачневшее лицо.

– О чём вы говорили с Давидом?

– Ты же сама всё слышала, – он провёл губами по её щеке.

– Тебе нужны какие-то документы? И ты не можешь их найти? Они были у Кары?

Шемелин ничего не сказал; но его молчание Алиса расценила как согласие.

– Причём тут папа? – снова без особой надежды на искренность спросила она.

– Твой папа всегда причём, малышка, – невесело ухмыльнулся он. – Что бы я ни делал, ему всегда нужно быть в курсе. Думаю, ты меня в этом хорошо понимаешь.

Алиса конвульсивно сглотнула, не отрывая взгляда от его ставшего расслабленным лица. Там, в зеркале, другая Алиса терялась в сомнениях и тонула в неизвестности. И ей не хотелось быть этой другой Алисой, живущей в Зазеркалье; ей хотелось отдаться тёплому расползающемуся по всему телу покою и забыть в объятиях Шемелина обо всём.

– Ты хочешь, чтобы я… – слабо пролепетала она, – …чтобы я чем-то тебе помогла? Что-то у него узнала?

Шемелин к её удивлению отрицательно мотнул головой.

– Ты думаешь, что эти документы… они у меня? – озвучила, наконец, так долго мучившую мысль.

После этих слов Шемелин чуть напрягся и пытливо посмотрел на другую Алису.

– А они у тебя?

Другая Алиса отрицательно качнула подбородком, но вышло не очень решительно – настоящая Алиса не поверила зазеркальной.

– Значит, я не думаю, что они у тебя, – неожиданным образом отреагировал Шемелин.

– Тогда зачем… – снова повторила она вопрос, которым задавалась весь день – ещё с момента, когда села в трансфер до аэропорта в Швейцарии. – …ты меня оттуда увёз?

– С тобой хорошо, – тихо и уверенно ответил Шемелин. – Вот и всё.

– Почему мы не могли остаться там?

– Потому что меня уже тошнит от всех этих рож. Вот здесь все сидят, – прижал он ладонь ребром к её горлу.

– Особенно мой отец?

Шемелин негромко хмыкнул.

– От твоего отца так легко не сбежать, – он отвёл от её шеи волосы и опустился короткой дорожкой поцелуев на чувствительную кожу. – И я сейчас говорю это для тебя, малышка. Я-то понял это давно, а вот ты…

– Что я?

– Ты можешь сделать очередную глупость.

Алиса сдавленно усмехнулась, а сама принялась гадать: не показалось ли ей, что в голосе Шемелина вдруг скользнуло искреннее беспокойство.

– Один человек сказал мне, что дуракам иногда везёт, – робко улыбнулась она зеркалу.

– Некоторым везёт. Но мне бы не хотелось, чтобы ты оказалась среди тех, которым потом приходится платить за свои ошибки, – выдохнул он ей в ключицу, и Алиса поймала его мрачный взгляд исподлобья.

– Почему?

Ответа она так и не дождалась: вместо него Шемелин продолжил покрывать её шею и плечи короткими поцелуями, и Алиса, услышав, как звякнула пряжка ремня его брюк, выгнулась в пояснице и упёрлась ладонями в тумбу под раковиной.

Утро пробралось в дом рано: Алиса нехотя разомкнула веки, когда стрелки настенных часов замерли около шести. Шемелина рядом не было, отчего в полутораспальной постели ей тут же стало неуютно.

Порывшись в чемодане, она натянула простые спортивные брюки и смявшуюся футболку (при сборах не было времени аккуратно складывать вещи), а затем отправилась на поиски хозяина охотничьей берлоги. В тусклом свете занимающегося дня всё казалось совсем другим: цвета поблёкли, запахи выветрились, исчезла таинственность и чувство отрешённости от внешнего мира.

Шемелина не было ни в одной из пяти комнат дома, который внутри ощущался куда более просторным, чем показалось ей вчера снаружи. На крыльце Алиса замерла: в одних тонких хлопковых носках по земле, усыпанной острой хвоей, не походишь.

Лес вокруг полнился шорохами, птичьим бодрым щебетом и шелестом листвы. Она прислонилась к дверному косяку и втянула поглубже свежего, но тёплого перед утренней жарой воздуха. Пахло корой, еловыми шишками и листьями. Ещё пахло водой – но слабо, совсем почти неуловимо.

– Потеряла? – раздался голос Шемелина издалека.

Алиса взглянула в его сторону: вода стекала крупными каплями с насквозь мокрых волос на его обнажённый торс. Она смущённо отвела глаза, что тут же вызвало у Шемелина громкую усмешку.

– Теперь хотя бы ясно, почему ты такая скромница, – широко осклабился он. – У вас там в секте все такие, наверное?

Алиса сердито скрестила руки на груди и сверкнула разъярённым взглядом.

– Ладно-ладно, – примирительно вскинул ладони перед собой он. – Больше не буду.

Она недоверчиво вздохнула: что-то подсказывало, что ещё как будет. Шемелину вообще нравилось Алису дразнить: каждый раз, когда она реагировала на его подначивания, голубые льдинки в глазах таяли и превращались в тёплое-тёплое и синее море.

– Тут есть река? – спросила вместо того, чтобы доставлять ему удовольствие и продолжать перепалку.

– Озеро. Там, за домом, – кивнул Шемелин себе за плечо и криво улыбнулся: – Но голышом плавать не советую: на том берегу соседский дом.

– Я и не собиралась плавать голышом, – вздёрнула Алиса подбородок.

Он пару секунд погипнотизировал её разочарованным взглядом и коротко подытожил:

– Жаль. Но ты подумай. Вдруг тебе такое нравится?

– Судя по тому, что было в Швейцарии, такое нравится тебе, – укоризненно склонила голову вбок она, с досадой припомив холод панорамного окна у своей щеки и вспыхнувшие на террасе зимнего шале лампы.

– А мне стесняться нечего, – шагнул он ближе к ней и подцепил её подбородок двумя пальцами. – Тебе тоже, если хочешь знать.

Алиса думала было увернуться, чтобы спрятать загоревшееся огнём лицо, но он не позволил: приник к ней своими губами в коротком властном поцелуе, и всё тут же перестало иметь для Алисы значение.

– Зачем так рано вставать? – шагнула она за ним внутрь дома, когда поцелуй прервался так же резко, как начался, а Алиса с трудом вернула себе трезвость рассудка.

Шемелин, отбросив в сторону полотенце, которым промокнул с кожи лишнюю влагу, натянул белую футболку – Алиса, раньше никогда не видевшая его в простой домашней одежде, завороженно следила за ним, не отрывая глаз. Ткань плотно облепила проступающий рельеф мышц, и понадобилась, казалось, пара лишних минут, чтобы до неё дошёл смысл последовавшего на её вопрос ответа:

– Здесь долго не спится. – Шемелин тем временем вновь устремился к входной двери. – Хочешь, ложись и спи дальше.

– А ты куда? – нахмурилась она.

– Как куда? – искренне удивился он. – На уток охотиться. Сейчас самое время… Подстрелю парочку, чтобы не крякали так громко по утрам, а ты мне их потом зажаришь…

Алиса похлопала ртом от негодования.

– Ты же сказал, что…

– Я сказал, что не трогаю зайцев и лис, – хитро прищурился Шемелин. – Тебе что, и уток жалко? Да брось. У них и шерсти нет, они даже не животные. Так… Ошибка эволюции.

Алиса, дыхание у которой спёрло от такого хладнокровия, только и смогла ошарашенно выпучить на него глаза.

– Надо было тебя и правда оставлять в горах, – резюмировал он, не скрывая в голосе досады, но тут же лениво взмахнул рукой: – Ладно, пусть живут твои утки. Всё равно невкусные.

Она двинулась за ним, но снова растерянно замерла на пороге:

– Подожди! – её оклик нарушил умиротворённую гармонию лесных звуков. – Куда ты?

– Слушай, ляг обратно спать, а, – велел он, не оборачиваясь и лениво вышагивая в неизвестном направлении.

– Не хочу, – упрямо взмахнула волосами она. – Куда ты? Я тоже хочу.

– Тебе нельзя.

– Почему это?

– Потому что я так сказал.

Алиса, злобно запыхтев, всё-таки припустила вперёд за Шемелиным в одних носках по колючему еловому ковру, стараясь не поморщиться:

– И как ты меня остановишь?

Шемелин, остановившись и даже понаблюдав за её подвигом, насмешливо дёрнул ртом:

– Ты что, правда такая?

– Какая?

– Ведёшься на любые манипуляции, на которые даже школьники не купятся?

– Ни на что я не ведусь, – замерла Алиса в полуметре от него и гордо расправила плечи.

– Мне достаточно сказать, что тебе со мной нельзя, и ты за мной потащишься куда угодно хоть вплавь, – возразил он ехидно, скосив глаза на её подогнутые пальцы на ногах. – Это глупость или наивность?

Она побуравила его довольное лицо глазами и с нажимом проговорила:

– Просто я не жду от всех и каждого, что мной обязательно станут манипулировать.

Шемелин с заговорщическим видом прищурился и тихо рассмеялся.

– А зря, малышка, – вздохнул он и вновь куда-то зашагал, сунув руки в карманы.

– Ничего не зря, – игнорируя неприятно впивающиеся в пятки иголки, затараторила Алиса, направившись за ним следом. – Тебе тоже не мешало бы стать добрее к людям. И больше им доверять. Как так можно жить, когда всех вокруг готов записать во враги?

– Не очень счастливо, зато очень долго, – философски протянул он и замер на месте, как вкопанный.

Алиса, едва не вписавшись носом прямо ему в спину, тоже спешно остановилась и оглядела окрестности: они отошли на каких-то пару десятков метров, но дома за деревьями уже видно не было. Её взору открылся небольшой пятачок, сплошь заросший невысокой травой.

– Что тут такое? – спросила она, заметив, как Шемелин опустился на корточки возле вытянувшейся высоко вверх одинокой берёзы.

Он поднял на неё спокойное лицо.

– Труп, – ответил спустя короткий миг скупо и односложно, а Алиса испуганно сделала шаг назад.

Шемелин же расслабленно сунул в рот длинный светло-зелёный стебелёк, сорванный по дороге сюда, принялся его разжёвывать и уселся на землю, привалившись спиной к пыльно-серому щербатому валуну, чуть покрытому мхом с правой стороны. Валун это выбивался из общей картины местности: создавалось впечатление, будто кто-то его сюда намеренно притащил.

– Чей? – одними губами выдохнула Алиса, решив, что сейчас ей не до валунов. – Чей труп?

– Собаки, Алиса, – измученно скривившись, объяснил Шемелин. – Моей собаки. Прекрати уже бояться каждого шороха, это утомляет.

Она обхватила себя руками, съёжившись от неприятных чувств, и со скепсисом мазнула взглядом по пятачку. В подтверждение своих слов Шемелин махнул подбородком куда-то под берёзу, и Алиса увидела возле её корней небольшую каменную плиту в форме лапы: по центру была выгравирована счастливая и вытянутая собачья морда.

– Странное место… – недоверчиво протянула она, но в голосе её скользнула тень вины.

– Нормальное, – сухо отбрил Шемелин.

– Есть же… Есть, наверное, специальные места.

Алиса сделала к нему пару неуверенных шагов, по-прежнему впиваясь пальцами в собственные предплечья. От растерянности она облизнула пересохшие губы кончиком языка и, робко потянувшись рукой, опустила ладонь на холодный поутру валун, одним взглядом спрашивая Шемелина, можно ли ей присесть рядом. Выражение его лица не изменилось: должно быть, он не возражал.

– Хотя я не знаю. У меня никогда питомцев не было, – снова заговорила Алиса, когда молчание, в котором они провели какое-то время, стало её тяготить. – Лариса держит собаку. Хотя ты, наверное, видел…

Шемелин презрительно хмыкнул.

– Она мне все пальцы искусала, – продолжала она, стремясь изгнать неуютное напряжение. – И зубы такие острые: как схватится – не отцепишь… Сама крошечная, но проблем больше, чем от слона. Знаешь, если её похоронить в земле, то там ещё лет сто ничего расти не будет, как в Чернобыле. Вот такое на редкость вредное создание…

– Для Ларисы в самый раз, – подытожил Шемелин вяло.

Алиса усмехнулась.

– Это точно. Хотя ей больше впору ядовитую гадюку на поводке выгуливать, – не удержалась она от шпильки в адрес мачехи.

Спорить Шемелин не стал, и его лёгкое неоднозначное покачивание головой Алиса истолковала как жест поддержки.

– А давно она… – Алиса замялась и прибавила: – или он… Давно?

Она стрельнула взглядом в сторону причудливого надгробия: морда на камне была выбита белыми короткими штрихами и смотрела чёрными бусинками глаз куда-то в вечность.

– Лет пять назад, – бесцветным голосом ответил Шемелин.

– Ты сильно её любил? Скучаешь, да? Поэтому сюда приходишь? Часто?

– Бывает, – нехотя ответил он лишь на последний вопрос.

– А почему не завёл ещё кого-нибудь? – спросила она неосторожно, но быстро осознала свою бестактность: – Прости, я… Не хотела обидеть.

Он криво ухмыльнулся одними уголками губ и тяжело вздохнул:

– Я и Мышь не заводил. Сама прибилась ещё щенком.

– А ты, значит, пожалел?

Шемелин просто пожал плечами:

– Выходит, что пожалел, – выжидательно посмотрел он на Алису. – Чего улыбаешься?

Она стиснула губы в попытке избавиться от исподволь расплывающейся на лице глупой ухмылки, совсем, наверное, в такой ситуации неуместной.

– Ну! – нетерпеливо поторопил её Шемелин. – Говори.

Она с загадочным видом потянулась, потом уселась на мягкой траве поудобнее, обняв руками колени, и легла спиной на покатый валун, задрав голову к едва проглядывающему из-за древесных крон небу. Довольно зажмурилась, ощутив, как тёплые солнечные лучи дотрагиваются до щёк.

– Алиса, – с нажимом повторил Шемелин, но Алисе нравилось, что на этот раз испытание на прочность проходят его нервы, а не её.

– Да ничего особенного, – не открывая глаз, ответила, наконец, она. – Просто вспомнила, как ты обозвал меня бездомным щенком.

Она едва-едва приподняла веко на правом глазу, чтобы сквозь узкую щель понаблюдать за его реакцией. Но лицо Шемелина так и не изменило своего прохладно-заинтересованного выражения.

– И? В чём повод для смеха-то?

– Ни в чём, – отозвалась она миролюбиво и протяжно выдохнула. – Просто ты, очевидно, любишь бездомных щенков.

Алиса услышала его тяжкий вздох, но глаз открывать не стала: продолжила невозмутимо нежиться в тепле восходящего над горизонтом солнца. В молчании – уже совсем не тягостном, а приятном – они просидели ещё с полчаса, и слушали птичий щебет, шелест травы, даже подозрительные шорохи где-то вдали среди древесных стволом, пока Шемелин первым не нарушил тишину:

– Ну и чем ты там собиралась заняться, когда наконец-то сделаешь Ковалю на прощанье ручкой?

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора

Глава 20

ГЛАВА 20в которой кто-то о чём-то недоговаривает

От противной вибрации телефона впору уже было лезть на стены. Выключить бы его напрочь, чтобы жужжание не омрачало прозрачного солнечного утра, пропитанного ароматом свежесваренного кофе; да только Алисе собирался позвонить Шемелин, а пропустить его звонок совсем не хотелось. Как назло, он даже не потрудился сообщить, ждать ли вызова с самого утра или только к вечеру: лишь скупо и коротко написал в смс-ке, что им нужно поговорить о чём-то очень важном.

– Алис? – из динамика донёсся Ванин настороженный голос: спустя полчаса терпеть не прекращающиеся попытки дозвониться стало просто невозможно.

– Ты где, Алис?

Она оперлась локтями на кухонный остров, только что протёртый и ещё пахнущий чистящим средством, и уставилась прямо перед собой: за балконными стёклами солнце взмывало над горизонтом ввысь, а далеко-далеко вперёд простиралось ясное голубое небо – пейзаж, знакомый Алисе во всех мельчайших деталях, но почему-то всегда разный.

– Я дома, Вань, – тихо, но уверенно ответила она.

Ваня помолчал минуту или две: из динамика доносилось лишь его пыхтение, от которого становилось не по себе, но и Алиса больше ничего говорить не собиралась.

– Видишь ли, тут такая штука… – не выдержал он первым. – Я тоже дома. И тебя… Тебя тут нет.

Алиса набрала побольше воздуха в лёгкие, пару секунд помедлила, найдя каплю умиротворения в едва колышущейся зелёной листве парка под окнами, и безапелляционно отрезала:

– Там не мой дом, Вань. Я в своей квартире.

И снова оглушающая тишиной пауза повисла в трубке, чуть не выскользнувшей из-за выступившего на ладонях пота. Алиса поспешила пошире распахнуть балконную дверь, потому что от напряжения стало душно.

– И… когда мне тебя ждать дома?

Алисе подумалось, что он всё понял. Сразу: по десятку не отвеченных вызовов, по голосу, по диалогу, который не клеился, как ни старайся и что ни скажи. Не мог не заметить, что за то время, пока он оставался в Швейцарии, а Алиса находилась в Москве, из подаренной Ковалем квартиры пропали все Алисины вещи. Ваня не был идиотом, Ваня – внимательный, до зубного скрежета дотошный. Он просто пытался отрицать очевидное. Прятал голову в песок.

Алиса тоже так когда-то поступала, но раз и навсегда решила положить этому конец. Поэтому и сказала:

– Никогда, Вань. Я останусь здесь.

– Мне переехать к тебе? – сбился с толку он. – Это далековато от офиса, но если ты настаиваешь… если тебе так важно жить именно там…

– Нет, Вань… Ты лучше… Оставайся в той квартире…

Алиса от растерянности пробежалась пальцами по влажным после душа волосам: об имущественных вопросах до сих пор не задумывалась. Она и без того поступала с Ваней паршиво, но выгонять его на улицу было бы совсем гадко.

– Знаешь, по документам она оформлена на меня, но можешь там жить, и я не стану тебя…

– Алиса, что происходит? – не дал он ей закончить.

И тут бы ей сказать, что между ними всё кончено.

Алиса несколько раз репетировала эту фразу перед зеркалом: непреклонно смотрела себе же в глаза, подбирала самую уверенную, но всё-таки сочувствующую интонацию, чётко выговаривала каждое словечко, выкидывала всё лишнее и меняла предложения местами. Она даже подумывала отрепетировать всё на Шемелине, но помешали суеверные предрассудки.

Но вот настал час “икс”, и Алисе не хватило последней, самой крохотной, капельки смелости. чтобы разрубить этот гордиев узел раз и навсегда.

– Мне нужно о многом подумать, – трусливо брякнула она вместо этого и сбросила звонок, нервно прикусив ноготь на большом пальце.

Продолжаться так больше не могло. Она не любила Ваню, не любила даже их отношения, не любила их новую квартиру – всё это не сидело на ней, не шло, как тесный костюм с чужого плеча: в нём и раньше было неудобно, но сейчас Алиса поняла, как должно быть на самом деле.

Поняла, каково это – чувствовать, что рядом с мужчиной просто хорошо. Без всяких условностей, поправок и оговорок; без страха сделать шаг в неверном направлении и нарваться на недовольство, чтобы не придумывать потом, как искупить провинность.

Ваня никогда не был таким: с ним не было просто хорошо. Ваня был надёжным, был ей другом и помощником, Ваня понимал, что Алисе пришлось пережить когда-то. Но с ним не было хорошо, с ним было просто… не так страшно?

Но это “не страшно” не превращалось в “хорошо”. Оно лишь напоминало, что повод для опасений есть, и забыть о нём нельзя. Потому рядом с Ваней Алисе безотчётно казалось, что вокруг – одни враги, что все ополчились против них, как в детстве, и держаться друг за друга им приходится, потому что порознь просто не выжить.

Но Алиса устала бояться. Она больше не хотела жить так. Она хотела забыть, что мир может быть враждебным, и с Шемелиным у неё это получалось.

Вещи из новой квартиры она перевезла одним днём, не дав себе шанса передумать, сразу же по приезде в Москву. Когда машина привезли её на старый адрес, она, мыслями витая где-то далеко, только возле подъездной двери осознала, что уже здесь не живёт. Но ключи будто сами скакнули ей в пальцы, когда она машинально запустила их в сумку, и Алиса не нашла ничего лучше, чем смириться с судьбой. Просто поднялась в свою уютную квартиру, оставленную помимо собственного желания, отперла дверь и почувствовала, как ей здесь хорошо и как она не хочет больше отсюда уезжать.

Шемелин тогда увязался за ней и остался на ночь, совершенно по-хозяйски и не спрашивая разрешения, а с утра, проснувшись с ним в одной постели, Алиса попросила одолжить у него на несколько часов шофёра, который отчего-то перестал её так сильно пугать. В основном его усилиями и перетащила свои немногочисленные пожитки сначала в машину, а потом – в старую квартиру. На всё про всё ушло часа три; а Ваня вернулся лишь через неделю, и Алиса была малодушно, но несказанно счастлива, что объясняться с ним лично не пришлось.

Спустя неделю спокойной жизни она так и не настроилась на душевынимательные разговоры, потому что омрачать воцарившуюся в жизни идиллию, где каждый вечер она проводила дома с заезжавшим после работы Шемелиным, не хотелось. Звонок Вани окончательно убедил в том, что Алиса поступила правильно: раз расставить все точки над “и” не вышло даже по телефону, какая уж тут личная встреча? Поговорить вживую им точно придётся – но как-нибудь потом, когда Алиса научиться крепко стоять не на зыбкой болотистой почве, а на твёрдой земле.

Но почти сразу после Вани позвонил Коваль. Алиса болезненно поморщилась: Ваня, конечно, всё ему передал.

– Ну, рассказывай, – мрачно начал приёмный отец, не тратя времени на ненужные приветствия.

Она промолчала. От тяжёлого выдоха на том конце по коже пробежали мурашки.

– Алиса, будь добра, объясни мне, что у вас происходит, – повторил с нажимом Коваль.

– Я переехала. В свою старую квартиру, – угрюмо повиновалась она.

Забралась с ногами на диван, а взгляд сам собой упал на вчера забытые у неё дома часы Шемелина. Слабо улыбнулась: подчёркнуто мужской аксессуар в интерьере её девичьей квартиры смотрелся всё равно куда органичнее, чем Ванина абсолютно нейтральная зубная щётка в ванной, которую Алиса выбросила недрогнувшей рукой.

Коваль тем временем нетерпеливо угукнул, побуждая её продолжить.

– Свадьбы не будет, – нервно теребя рукав банного халата объявила она и замерла, боясь шелохнуться.

– Как же ей быть, если мы ещё не назначали дату, – спокойно уточнил Коваль, так же, как и Ваня, решивший до последнего отрицать реальность.

– Совсем не будет. Никакой. Я не хочу выходить замуж.

Потребовалось от силы полчаса после тут же прерванного неприятного разговора, чтобы Алиса обнаружила у себя на пороге Коваля собственной персоной: в отличие от Вани, встречи с ним избежать было нельзя.

Она молча отошла в сторону, пропуская в небольшую прихожую, и поплелась следом за ним в кухню, спрятав потеющие ладони в глубокие карманы халата. Пальцы правой руки нащупали в махровых складках ткани ремешок часов и принялись его нервозно разминать, как будто это могло Алисе придать уверенности в себе.

– Слушай, – голос Коваля звучал на удивление расслабленно. – Ты не подумай, я ж всё понимаю…

Он махнул рукой, прищурился и посмотрел вдаль: бело-жёлтый солнечный диск за окнами накалял воздух и напитывал его зноем.

– Брак – дело такое… Все переживают, – он обвёл застывшую посреди кухни Алису пристальным взглядом. – Я сам пока Ларку не встретил, жениться не хотел ни-в-ка-ку-ю! Веришь? Тоже думал: не для меня это всё, ну начерта мне оно надо? Буду жить до старости холостым и горя не знать.

– И почему передумал? – осторожно присела Алиса напротив, сложив кисти рук в замке на столешнице.

Поспешила захлопнуть истрёпанный пухлый блокнот, в котором имела привычку записывать примечания к рецептам, а Коваль, развалившись в непринуждённой позе, побарабанил по столешнице пальцами и принюхался.

– Опять кашеваришь? – обернулся он на остывающую духовку: внутри доходил полюбившийся Шемелину черничный пирог.

В кухне сладко пахло ванилью, сливочным маслом и сметаной, свежими ягодами с лёгкой кислинкой и нагретой летним солнцем листвой. Алиса неопределённо пожала плечом и опустила глаза, а Коваль, которого на самом деле досуг приёмной дочери интересовал мало, продолжил:

– Почему передумал? А ч-чёрт знает. Влюбился страшно… Знаешь, вот глупость, да, а она меня как околдовала. Вот я и решил, что такую упустить нельзя. Да и не найду лучше…

– Лучше, чем Лариса?

Коваль иронически хмыкнул.

– Ларка, она своеобразная, но я столько баб перевидал: другой такой не найти. Характер у неё вот только… Вы с ней, конечно, с самого начала не очень-то поладили.

Алиса невесело усмехнулась:

– Она просила вернуть меня обратно, – уточнила она его размытую формулировку. – Не один раз.

Коваль сконфуженно кашлянул.

– Ну… —с растерянным видом почесал он затылок. – Говорю ж: характер. Она ревновала, это понятно. Была единственной женщиной в доме. Хозяйкой. Да и детей никогда не хотела. А тут ты, взрослая уже, со своими… – он сделал замысловатый пасс рукой.

– Проблемами?

Он качнул головой.

– Но потом-то Ларка успокоилась. Поняла, опять же, что нам некому наследство будет передать в случае чего…

– О, уж с чем, а с наследством она бы и без меня прекрасно разобралась, – буркнула Алиса, почти не размыкая губ. – Тут я ей только помешала.

– Ну! – одёрнул её Коваль. – Чего ты говоришь-то такое, Алиса?

– Это не я, – сцепила руки на груди она. – Это она как-то раз так сама тебе и сказала, а я всё слышала. Уверена, она до сих пор считает, что ты сошёл с ума, раз хочешь отписать имущество… как она тогда выразилась? Чужой девке без роду и племени? Кажется, что-то в этом духе.

– А ты прямо всё наизусть запомнила? – хитро прищурился Коваль.

– У меня хорошая память, – хмуро выдавила Алиса.

Коваль рассмеялся, закрыв ладонями лицо, и смех этот был похож на уханье филина. У него покраснели щёки и даже повлажнели глаза:

– Ну вы с ней хоть подождите барахло-то делить, пока я кони не двинул, – расслабленно откинулся на спинку стула он, искренне развеселившись, и помотал носком ботинка в воздухе. – А то мне даже неудобно, что я живой и как-то вот… – встряхнул толстыми пальцами, – …мешаю.

– Да ничего я не делю, – неуютно поёжилась Алиса. – Мне… Мне вообще дела нет и ничего не нужно.

– Так уж ничего и не нужно? – красноречивым взглядом обвёл кухню отписанной Алисе на восемнадцатилетие квартиры он.

Она задумчиво помолчала, а потом с заговорщическим видом чуть подалась вперёд:

– Помнишь, когда ты приехал за мной… Тогда от мамы осталась квартира. Что с ней стало?

Коваль шумно втянул раздувающимися ноздрями воздух и озадаченно нахмурился.

Вопрос, который озвучил загородом Шемелин, с тех пор так и не давал покоя. Десять лет Алиса жила, не вспоминая, что по праву является наследницей оставшегося от мамы имущества. Но теперь она преисполнилась решимости начать новую жизнь. А раз старая превратилась в зыбкий песок, брести по которому было тяжело и невыносимо, а ещё рискованно, ведь можно было и утонуть ненароком, то разжиться жилплощадью, которую никто отнять у Алисы не сможет, ей бы не помешало.

– Да что с ней станет… Стоит, наверное, себе, если дом не рухнул, – поразмыслив, ответил Коваль с задержкой.

– Она ведь теперь принадлежит мне?

Он внимательно вгляделся в лицо Алисе.

– Ну, тебе, – согласно кивнул, наконец. – Не помню, чтоб там заявлялись другие наследники. Хотя бабка твоя ещё там жила, но мне тогда объяснили, что по закону твои права, как наследницы, первоочерёдней. Я ещё тогда её продать думал, да только кому нужна… И деньги смешные, и маета сплошная. Так что стоит квартирка, никуда не делась, я думаю. А чего ты вдруг вспомнила?

В его глазах – так показалось Алисе – закрутились цифры счётчика, вычисляющего разницу между затратами и прибылями от сомнительного предприятия с Алисиной квартирой.

– Я бы съездила туда, – неожиданно даже для самой себя вдруг выдала Алиса. – Домой. Я… Хочу вспомнить детство. Родные места.

– Было бы что вспоминать, – скривился Коваль, но противиться не стал: – Съезди, если вдруг припёрло. Ключи у меня где-то валялись, с водителем передам. Документы… Тоже поищу. Но ты от темы не уводи: что у вас с Иваном, Алиса?

Она вздохнула, нерешительно пошевелив губами, и произнесла:

– Я не думаю, что его нельзя упустить. Что не найду… – она бросила быстрый взгляд искоса на духовку, в которой Шемелина ждала свежая выпечка. – Не найду кого-то лучше него. Вот и всё. Сам ведь говоришь, что женился на Ларисе, когда понял, что у вас всё иначе.

– Вот оно как, – потёр он подбородок пальцами. – Только, Алиса, я к тому моменту уже много чего имел и много чего мог. И разбирался, что можно упускать, а чего – нельзя. А ты вряд ли это понимаешь.

Алиса подавленно отвернулась. По старой детской привычке притянула к себе правую коленку и ткнулась в неё подбородком.

Тут же что-то тихо звякнуло и упало из задравшейся полы халата на пол, а Алиса едва не выругалась вслух: на кафеле под стулом лежали дорогие часы Шемелина. Она, понадеявшись, что на корпусе не останется царапин, быстро их схватила, зажала в кулачке и пихнула обратно в складки кармана. Коваль внимательно проследил за её стремительными движениями, а затем вдруг сдал назад:

– В общем, Алиска, я давить сейчас не буду, ни к чему это. Милые бранятся… – он не закончил, точно посреди собственной реплики потерявшись в мыслях. – Короче, живи пока, где нравится, но насчёт свадьбы… Ты пока не торопись. Иван парень толковый, он всё поймёт. Я ему объясню, что ты просто… – Коваль пальцами у виска, – …у вас, у баб, короче, бывает. Может, вам пока и на пользу будет пожить раздельно. Ему-то точно сейчас лучше не отвлекаться на всякую чепуху, пусть дело делает, а потом уже эти ваши страсти… Разберётесь как-нибудь. Не в первый раз, да?

Коваль громко, но недобро хохотнул, отчего у Алисы по загривку прошла мелкая дрожь, а затем поднялся на ноги.

Алиса, засеменив следом за ним в прихожую, про себя радовалась милостиво подаренной отсрочке от свадьбы. А в родной город и правда нужно будет съездить, да поскорей – разузнать, не изменилось ли там чего…

– Насчёт документов я тебе позвоню… – уже у порога напомнил Коваль, а потом потянул ноздрями воздух: – А печёшь-то что, Алиска?

– Пирог. Пирог с черникой.

– С черникой… – вздохнул он. – А ты чернику не ела вроде никогда?

Она беспокойно одёрнула пояс халата.

– Захотелось вот. Увидела свежую, как раз нашла новый рецепт…

– М-м, – благодушно улыбнулся Коваль и тут же потерял интерес в теме: – Ну, бывай!

Алиса заперла за ним замок, обречённо припав спиной к двери.

Снова затрещал мобильный, и Алиса, ни секунды не колеблясь, нажала кнопку сброса: Ваня не оставлял попыток до неё дозвониться, но теперь в ней полыхало одно только раздражение из-за того, что он тут же нажаловался на неё приёмному отцу.

Телефон Шемелина по-прежнему не отвечал, и она, погипнотизировав пару минут потолок, решительно скинула халат на пол, оставшись в одной пижаме, и, шлёпая босыми ногами по полу, зашагала в гардеробную: не ждать же весь день у телефона – пора было собираться на занятия в кулинарной школе.

– Девушка! Подождите!– прозвучало ей в спину, когда Алиса выскочила из подъезда. – Алиса? Алиса Игоревна?

Она на ходу бросила взгляд через плечо: останавливаться и беседовать со вторым по счёту за сегодня нежданным гостем в её планы точно не входило.

– Алиса Игоревна… – пытался угнаться за ней круглый невысокий человек, смешно перебирающий ногами в попытке сократить расстояние между ними. Лицо его показалось поначалу даже смутно знакомым. Впрочем, немудрено: раз он знал её имя, они могли встречаться раньше.

Только где их могла свести судьба, вспомнить не получалось. Может, они соседи?

Продолжая гадать, она сделала ещё несколько бодрых шагов вперёд, но поняла, что преследовавший тормозить не собирается и всё-таки любезно задержалась на месте, растянув уголки губ в вежливой и насквозь фальшивой улыбке, вид которой нормального человека должен был оттолкнуть – но толстяк оказался далеко не из пугливых.

– Гуляете, да?

Он едва доставал макушкой Алисе до подбородка, но без лишних стеснений взял её под локоть: опешив, она даже не успела воспротивиться.

– Или вы по делам спешите, Алиса Игоревна? Вас кто-то ждёт?

Ходьба теперь давалась ему тяжело: из-за одышки после короткой пробежки говорил толстяк с длинными паузами. Однако это не мешало ему продолжать въедливый допрос:

– А это ваш отец сейчас к вам заезжал, да? Коваль? Игорь Евгеньевич? Ничего не путаю?

Это уже всерьёз заставило насторожиться. Алиса уверенно высвободила руку и предусмотрительно отступила на несколько шагов назад.

– Вы не представились, – сурово глянула она на него сверху вниз: нет, всё-таки где-то Алиса его видела…

С напускным сожалением он всплеснул руками:

– Ах, вы правы, прошу прощения! – тут же суматошно принялся хлопать по груди и шарить в карманах. – Валерий Богданович. Милославский. Мы раньше не встречались, но вы могли что-нибудь обо мне слышать. От Карины.

И Алиса вспомнила. В ту же секунду вспомнила единственное фото в Кариной квартире, на котором был запечатлён мужчина – Карин отец.

На несколько длинных секунд она оторопела, распахнув от удивления рот, а потом слабо проронила на выдохе:

– Вы?..

– Я-я, вот, взгляните. Удостоверение, – вместо ответа пихнул он прямоугольную книжицу в бордовом переплёте ей в лицо. – Я очень хотел с вами пообщаться, Алиса Игоревна, но вот беда: вы к нам всё никак не заходите. Вы ведь знали мою дочь, правильно?

Алиса прочистила горло, от дурного предчувствия инстинктивно двинув плечами, и заметалась взглядом по сторонам. Полуденный зной только-только начинал разгораться, но её вдруг обдало могильным холодом.

– Мы… мы работали вместе, – смешалась она и устремила глаза в пыльный асфальт под ногами.

– Да, мне это известно, – закивал Милославский.

– Честно говоря, я не очень понимаю, чем я могу вам…

– Я всего лишь хотел уточнить, – с металлическим лязгом в голосе прервал она Алису. – Зачем вы приходили к Карине домой тем же утром, когда её обнаружили мёртвой?

На секунду показалось, что звуки вокруг стихли, свет померк, а мир схлопнулся до его синих-синих глаз, и Алиса только сейчас поняла, почему лицо Милославского показалось ей знакомым: это были Карины глаза. Точь-в-точь они.

Его круглое и раскрасневшееся лицо перестало улыбаться в одно неуловимо короткое мгновение; а крупные черты потяжелели, завяли, сникли от горя вниз.

– Я не… – наконец, просипела она, не совладав с обуревающими чувствами. – Я никуда не приходила, я была…

– Да-да, вы якобы были за городом. Со своим женихом. Так, по крайней мере, свидетельствуют материалы дела. Но я поговорил с одним человеком, Алиса Игоревна, с жильцом Кариного дома. И он утверждает…

Закончить фразу ему не удалось: их прервал звонкий раскатистый оклик:

– Алиса Игоревна!

Она затуманенным взглядом посмотрела за плечо Милославскому: в их сторону решительно шагал шофёр Шемелина.

– Алиса Игоревна, у вас всё в порядке?

Она растерянно улыбнулась.

– Да, мы просто…

Но в её ответе никто на самом деле не нуждался, и вопрос этот шофёр задавал лишь для того, чтобы прервать её беседу с Милославским. Он мёртвой хваткой вцепился глазами в лицо Кариного отца, а тот, в свою очередь, с нескрываемым подозрением изучал его.

– Поедемте, Алис Игоревна, – не поворачиваясь к Алисе, пробасил шофёр с угрозой в голосе, без сомнения адресованной Милославскому. – Вас ждут.

– Ждут? А кто? – с любопытством подался вперёд он: должно быть, профессия отучила его быть тактичным.

– Не ваше собачье дело, товарищ полковник, – прорычал шофёр и заслонил Алису собой.

Пару секунд они стояли на месте и безжалостно сверлили друг друга взглядами, полными кровожадной ненависти, но повисшую паузу первым нарушил Милославский:

– Вас тоже видели на месте убийства ранним утром, – проговорил он так спокойно, точно речь шла не о его собственной дочери. – Имей в виду, ублюдок, я доберусь до вас всех. Так шефу своему и передай. И ты сядешь, и он… – Милославский, обзор на которого Алисе полностью загораживали плечи шофёра, чуть отклонился в сторону, чтобы посмотреть ей в лицо: – И какое к убийству Карины отношение имеете вы – мы тоже узнаем, Алиса Игоревна. Не сомневайтесь.

Алиса от страха проглотила едва не сорвавшуюся с языка просьбу уходить, обращённую к шофёру.

– Идите, товарищ полковник, а то как бы вы сами не отъехали в места не столь отдалённые за то, что к девушкам на улице пристаёте, – в свою очередь охладил тот прыть Милославского, ступая в сторону и вновь загораживая Алису широкой спиной. – Вы же не хотите с ним общаться, правильно я понял, Алис Игоревна? Достаёт он вас? Мы сейчас быстро человека научим законы уважать, даром, что он сам из органов…

Алиса робко положила руку ему на угрожающе дёрнувшееся предплечье:

– Мы спешим, – потянула она шофёра к припаркованной недалеко машине, которую быстро нашла глазами.

Когда мотор иномарки сыто заурчал, а застывший истуканом на тротуаре Милославский, двинувшись назад, скрылся в тонированном окне из виду, она тихо произнесла:

– Это Карин… отец Карины Валерьевны.

– Я знаю, – скупо ответил шофёр.

– Он, кажется, меня здесь караулил… – протянула она с тревогой в голосе. – Сказал, что видел, как ко мне заезжал отец.

Шофёр кинул на Алису заинтересованный взгляд сквозь зеркало.

– Игорь Евгеньич у вас был?

– Угу, – не размыкая губ, промычала Алиса.

Шофёр недолго помолчал и прибавил:

– Я сообщу обо всём Пал Константинычу. Вы, Алис Игоревна, не общайтесь с ними. С ментами, то есть. Ничего им не говорите.

– Он… – Алиса подалась вперёд и просунулась между спинками передних сидений, с искренним беспокойством воззрившись на шофёра. – Он сказал, что меня там видели.

Тот насмешливо скривил тонкий и длинный рот.

– Это разводка. Хотят, чтоб вы повелись и испугались, наделали каких-нибудь глупостей. Или ляпнули чего со страху. Если б правда у них что-то было, на настоящий допрос бы вызвали и на фамилию бы не посмотрели. А если официально не приглашают – шлите их на… – он замялся и поправился: – К чёрту. А лучше вообще – морду кирпичом и чешите по своим делам, не отвлекайтесь, Алис Игоревна.

Алиса тягостно вздохнула, посмотрев на плывущие мимо дома за окном.

– Раз вы знаете, кто это, то, может, в курсе, как продвигается следствие? – спросила она вдруг. – Они ищут убийцу?

– Алис Игоревна, – предостерегающе ответил он.

– Просто я думала, что всё замяли, – резко откинулась она обратно на заднее сиденье и скрестила руки на груди. – Выходит, это не так? Связи моего отца не помогли?

– Один особо несгорчивый человек проявляет лишнюю прыть, только и всего, – отрешённо прокомментировал шофёр. – Не беспокойтесь. Если вам правда что-то будет угрожать – его утихомирят.

Алиса удручённо опустила голову.

– Но ведь это его дочь, – искоса уставилась она на бритый затылок, вспомнив, как на словах о Каре по лицу Милославского скользнула болезненная гримаса, которую он немедленно попытался скрыть. – Он не может так просто забыть о её смерти, о том, что кто-то её убил. Вы бы разве смогли?

Шофёр издал звук, напоминавший то ли фырканье, то ли хмыканье, и размашисто крутанул руль, на полной скорости вписавшись в поворот, от чего Алису по инерции швырнуло в сторону, и ей подумалось, что сделал это шофёр намеренно.

– Забудьте вы про эту дурь, – не меняя презрительно-ехидного выражения лица, подытожил он, когда они сбавили обороты и покатили по гладкому асфальту шоссе. – Зачем такой красивой девушке думать о всякой ерунде?

Алиса, бросив на него раздосадованный взгляд, повертела в руках сотовый: Шемелин звонить так и не стал – просто прислал за нею машину, ничего не удосужившись объяснить.

Он вообще имел дурную привычку ничего не объяснять.

И это было единственным обстоятельством, портившим Алисе идиллию.

***

– Я испекла пирог, – собрала Алиса растрепавшуюся копну волос в хвост и попыталась подавить робкую улыбку. – С черникой, между прочим. Как ты любишь. Думала, ты сегодня тоже… заедешь.

– Я почувствовал, – Шемелин показательно потянул носом воздух и застегнул манжеты рукавов рубашки. – Сегодня много дел. Ничего не получится. И вообще в ближайшее время… – он провёл рукой по пришедшей в полный беспорядок причёске. – Работы будет по горло, так что придётся видеться реже.

Это туманное и отстранённое “видеться” больно ужалило Алису в сердце. Вот что между ними происходит: они “видятся”?

– Но сейчас время нашлось, – пробормотала она, бесцельно блуждая взглядом по задёрнутым шторам номера отеля, в котором раньше ей бывать не приходилось.

Это был совсем не “Хилтон”, в котором они беседовали с Давидом неделю назад, а простая и неприметная гостиница, вполне приличная, но не роскошная: простыни не перкалевые и даже не сатиновые, чуть грубоватые от частой стирки, они не пахли утончённым парфюмом, а били в нос резким запахом стирального порошка, который теперь исходил и от Алисиных волос. Впрочем, кроме простыней, средней жёсткости матраса и потолка, в уголке которого подозрительно чернели странные пятна, Алиса ничего и не успела толком в интерьере изучить, но понимала, что место находилось на юго-востоке – там, где вряд ли их с Шемелиным мог кто-то узнать.

Ей бы хотелось, чтобы они оказались в центре Москвы, где их бы все узнавали, а они сами бы не прятались. Алиса мазнула взглядом по обручальному кольцу на безымянном пальце Шемелина: она всю неделю ждала, когда же оно исчезнет.

Но кольцо не исчезало.

Шемелин небрежно бросил на край расправленной постели глянцевую брошюрку.

– Я тебя по делу вызвал, – слишком цинично объяснил он и ткнул пальцем в тонкую книжицу. – Посмотри.

– Вызывают проституток, – оскорбилась Алиса и поджала губы.

Она озадаченно нахмурила брови, усевшись по-турецки на пружинистом матрасе, и провела пальцами по плотной мелованной бумаге.

– Агентство недвижимости “Премиум”… – громко прочла она заголовок вслух чуть осипшим после стонов голосом. – Это что?

– Список помещений, – ответил Шемелин, придирчиво рассматривая себя в висевшем над тумбой зеркале, о претензии на изящество которого заявлял имитированный под золото багет. – В следующий раз давай попробуем обойтись без этого?

Он криво ухмыльнулся, обернувшись к Алисе, уже принявшейся изучать фотографии на бумажных страницах. Подняв на него глаза, она тут же смутилась: Шемелин беззастенчиво демонстрировал оставшийся у себя на шее ало-багровый след, оттянув накрахмаленный воротник в сторону. След этот был, без сомнения, делом Алисиных губ.

Она по привычке заслонила лицо густой пеленой волос и вернулась к бумагам.

– Что это за помещения? – в дрогнувшем голосе скользнула томная хрипотца.

– Коммерческие помещения, предназначенные для предприятий общественного питания, – упал Шемелин в продавленное кресло напротив постели, вытянув на подлокотниках руки. – Я велел составить каталог с самыми лучшими. Выбирай. Если хочешь глянуть вживую, скажу Сане свозить тебя по адресам. Надо только будет договориться с владельцами о просмотре.

Алиса, поправив на груди край измятого одеяла, в которое завернулась, как в тогу, ощутимо напряглась.

– Зачем?

Шемелин красноречиво изогнул бровь.

– Затем, что ты сама мне уши прожужжала о своих наполеоновских планах… – он неопределённо взмахнул в воздухе ладонью. – Что ты там хотела открыть? Кафе? Или всё уже изменилось?

Алиса нервно закусила нижнюю губу, снова опустив взгляд к красивым глянцевым снимкам: оштукатуренные голые стены просторных помещений на первых этажах исторических зданий в центре Москвы вдруг навеяли на неё настоящий ужас.

– Я не… – кашлянула она от охватившей вдруг всё тело мелкой дрожи. – Я как-то не думала, что…

Шемелин шумно выдохнул.

– Не думала, что это всё может быть реальностью? – плавно опустил он подбородок. – Так вот: может. Дело-то за малым.

– Помещение – это очень серьёзный шаг, – возразила она робко. – Я ещё даже не доучилась в… И вообще не думала, что так быстро…

Шемелин закинул ногу на ногу, приняв непринуждённую позу, и пару секунд поизучал её цепким взглядом.

– Значит, просто болтала? – в голосе его скользнуло неприкрытое разочарование, от которого Алисе стало вдруг обидно.

Она соскочила с постели и, придерживая подол импровизированной тоги из одеяла, прошагала к двери ванной, не забыв прихватить с собой брошенную на пол одежду.

Алисе хотелось скрыться от его вызывающих взглядов и требовательных интонаций: сердце от нежданных новостей принялось биться с удвоенной скоростью, в ушах шумел пульс, а дыхание стало частым и отрывистым.

Она оперлась руками на холодные края раковины и посмотрела в зеркало: под глазами расплылась лёгкая серая дымка от смазавшейся туши, а губы, помада с которых давно сошла, распухли от поцелуев.

Пока сокровенные мечты оставались всего лишь эфемерными мечтами, Алису они только вдохновляли и приятно будоражили сознание: своё кафе в воображении представлялось светлым, залитым солнцем и будто парящим в облаках – таким, каких она не видела, потому что их не бывает, а значит, и бояться, что мечта разобьётся о реалии жизни, было не нужно.

Но эти голые оштукатуренные стены, большие окна, выходящие на московские улицы, которые Алиса узнавала, прилавки и холодильники, которые она увидела на глянцевых снимках в брошюре Шемелина – они все были реальными, были не похожи на мечту и представляли собой испытание на прочность для бережно лелеемого Алисой образа.

– Что ж, – в проёме двери ванной, закинув пиджак на плечо, показался Шемелин. Алиса сквозь зеркало глянула ему в лицо: такое же разочарованное, как и голос. Он пренебрежительно фыркнул: – Я так и думал. Номер оплачен, можешь остаться до завтрашнего дня… – он чуть брезгливо огляделся и тихо прибавил: – Хотя вряд ли захочешь.

– Куда ты? – стиснув одеяло на груди, резко обернулась к нему Алиса.

– Я же сказал, малышка, у меня много работы, – привалился он к косяку и заправил ей за ухо выбившуюся прядь. – А начальника, которого можно попросить не ругаться из-за прогулов, у меня нет.

Он склонился к ней, чтобы оставить на губах прощальный поцелуй, но Алиса остановила его в считанных миллиметрах от себя:

– Спасибо, правда. Просто это всё так… Я не ожидала.

– Понимаю, – тон его не стал ни на йоту мягче. – Но в бизнесе, малышка, ты либо делаешь, либо болтаешь.

– Я не болтала, я просто… – она затравленно глянула на себя в зеркало и прижала ко лбу ладонь. – Оставь мне, я посмотрю, когда соберусь с мыслями.

– Пока ты собираешься с мыслями, найдутся другие желающие, – чуть встряхнул он книжицу у Алисы перед носом, но будто из вредности в руки ей отдавать ничего не стал. – В любом случае. долго они пустовать не будут.

Алиса затаила дыхание, устремив невидящий взгляд в квадратную плитку из матового голубого кафеля на стене. Цвет был до ужаса отвратительным, с зеленоватым оттенком болотной тины, и напомнил он Алисе ванную комнату в маминой квартире – маленькую, тесную, облицованную белыми и голубыми квадратами керамики с почерневшими от времени и влажности швами.

– Если ты просто трепалась, Алис… – донёсся до ушей тяжёлый вздох Шемелина.

– Я не трепалась, – прошипела она сквозь зубы, попытавшись выхватить у него брошюру с каталогом помещений, но Шемелин задрал её высоко над головой, а сам криво вздёрнул уголок рта.

– К тебе сегодня Коваль заезжал? – неожиданно спросил он с неясным ехидством.

Алиса бестолково тряхнула головой, одновременно и не отрицая его утверждения, и не соглашаясь с ним: меньше всего хотелось касаться в диалоге приёмного отца. Но Шемелин опускать рук, чтобы отдать Алисе каталог, не стал, буравя её пристальным взглядом и молча требуя чёткого ответа.

– Да, – сухо выдавила она. – Заезжал. Хотел поговорить.

– О чём?

Она отвернулась к нему спиной и вновь принялась изучать своё встревоженное отражение.

– О свадьбе, – глухо выдавила она, заметив, как глаза у Шемелина прищурились от живого интереса.

– Ну и, – голос его стал грубее; Шемелин, неотрывно следя за её лицом, подошёл к ней ближе со спины. – Когда ждать знаменательное событие? Меня пригласишь?

Он прижался губами к её шее, бесцеремонно потянув вдруг одеяло вниз, от чего у Алисы бесстыдно оголилась грудь, и она суетливо попыталась прикрыться ладонями. Но этого не позволил сам Шемелин: тут же отвёл её руки в стороны и прошёлся губами по скату плеча.

Она осталась абсолютно нагой перед ним и перед безжалостным зеркалом, отражавшим все оттенки и полутона её смятения, которые в противно-голубом интерьере ванной комнаты становились особенно явными.

– Нет, я… – произнесла она сквозь отрывистые и шумные выдохи, попытавшись увернуться от новых поцелуев: – Перестань… Я сказала, что свадьбы не будет.

Шемелин прервался в тот же миг, как только с её языка сорвались эти слова. Алиса удручённо отвела глаза: она не собиралась говорить ему об этом, потому что говорить было, в сущности, не о чем – свадьбу никто так и не отменил, и Алиса это хорошо понимала.

Но встретиться с его взглядом всё-таки пришлось, и она заметила, что в нём на миг вспыхнуло любопытство и одобрение. Она воспользовалась моментом, чтобы выхватить из его ослабших пальцев брошюру, и повернулась к Шемелину лицом, прикрыв ею собственную наготу.

– Я сказала, что хочу отменить свадьбу и не буду выходить за Ваню замуж, – упрямо вздёрнула она подбородок и прибавила виду решительности: – И помещение я выберу. В ближайшее же время… – она прервалась на секунду, прежде чем взваливать на себя неприятное обязательство: – Обязательно.

Она по диагонали пробежалась по снимкам глазами и вернула к Шемелину всё своё внимание: казалось, брошюра его больше совсем не занимала – он неотрывно наблюдал только за Алисиным лицом.

– Прямо так и сказала Ковалю: “не выйду и всё”?

– Так и сказала, – подбоченилась Алиса, забыв, что не одета, и тут же вновь смущённо скрестила руки, чтобы закрыть голую грудь.

– И он просто согласился? – с недоверчивой иронией в голосе вздёрнул Шемелин бровь.

– Нет, но… Не потащат же они меня силком, в конце концов. Я сказала, что не хочу, а дальше… – она затеребила от неуверенности бумажные листы и понурила голову.

Шемелин тихо усмехнулся.

– А ещё я узнала про квартиру, – добавила Алиса как будто больше для смены темы, чем из желания поделиться новостями. – Ну, про мамину… Ты тогда спросил, что с ней, и я решила, что хочу сама съездить и посмотреть. Вообще-то это, – она взмахнула в воздухе шуршащими страницами. – Было совершенно необязательно, потому что я подумала, что могу продать мамину квартиру, раз она принадлежит мне, и вложу деньги в дело. Сама подыщу себе подходящее помещение. Вот. Так что ничего я не трепалась и не болтала, я просто… Я просто хочу сама. Какой толк не зависеть от Коваля, если ты будешь меня…

Продолжить он не дал: влажный рот опустился ей на выговаривающие все эти скомканные фразы губы прямо посреди предложения. Алисе ничего не оставалось, как сдаться и всё-таки откликнуться на требовательные движения языка; а спустя невыносимо долгую минуту ей удалось нащупать ремень на его брюках, который Шемелин давно успел застегнуть, и поймать ртом его протяжный тихий стон.

– Тебе же нужно было работать, – пытаясь не слушающимися пальцами справиться с застёжкой, поддразнила его она и ощутила, как в ответ на её дерзость крепко сжимаются его пальцы у неё на бёдрах, и холод обручального кольца неприятно обжигает кожу. – Дел по горло… – новый поцелуй, судорожный вдох и коварная ухмылка: – Пора уезжать…

– Мне так лучше работается, – выдохнул он ей в шею, резко вонзившись в её тело на всю длину, отчего Алиса тихо и жалобно заскулила.

– Скажи… мы… – обвившись руками вокруг его шеи и подмахивая бёдрами в такт его резким движениям, сквозь стоны выдавила она и прижалась лбом к его лбу. – Мы вместе?..

Вместо ответа Шемелин снова впился в её губы своими, нарастив ритм яростных толчков, и Алиса спустя короткое мгновение уже позабыла о вопросе, который задавала – но ровно до того момента, пока за ним не захлопнулась дверь номера, в котором ей можно было оставаться до завтрашнего утра.

Алиса натянула безбожное измятое льняное платье, опустилась в кресло, где ещё совсем недавно сидел он, и в попытке вернуть в равновесие чувства и мысли принялась рассматривать фотографии в глянцевой брошюре. Но дело совершенно не шло: она всё уносилась головой куда-то далеко-далеко то ли вслед за уехавшим Шемелиным, гадая, куда и зачем он направился, предупредив о редкости будущих встреч, то ли в прошлое с бело-голубым кафелем на стенах тесной ванной, то ли в соседнюю область – туда, где располагался её родной город.

В затасканном номере гостиницы среднего пошиба к удивлению обнаружился мини-бар – и его нутро даже не пустовало. Алиса уселась прямо на ворс наверняка пыльного ковра и скрутила с маленькой бутылочки алюминиевый колпачок, когда в дверь номера деликатно постучали.

– Алиса Игоревна? – раскатился затем по номер громкий бас, и Алиса выглянула из-за косяка дверного проёма: внутрь осторожно заглядывала лысая голова шофёра Шемелина. Заметив её, он быстро объяснил своё вторжение: – Меня Пал Константиныч отправил узнать, вас обратно отвезти сейчас или… В общем, велел вас сопроводить, чтобы тот чёрт к вам снова не пристал.

Она снова скрылась за стеной, поболтала крохотную бутылочку с алкоголем перед глазами и сделала один глоток, махов осушив её на половину. Схватила с тумбочки сумку, пихнула закупоренный пузырёк спиртного внутрь и прошлёпала босыми ногами в прихожую номера:

– Нет. Обратно не надо.

Туфли остались сброшенными возле порога, и она подхватила их за тонкие ремешки.

– Понял. Тогда передам, что вы останетесь тут… – кивнул шофёр и хотел уже было ретироваться, но Алиса снова подала голос:

– Нет, – отрезала она и мельком глянула на экран мобильного, сверяясь с часами, задумчиво поинтересовавшись у шофёра, сколько, по его мнению, займёт дорога отсюда до её родного городка.

Вопрос его озадачил, он с недоумевающим видом почесал бровь и прищурил глаз:

– Тут километров двести… сейчас можем проскочить без пробок…

– Значит, часа три с половиной пути… – деловито сжала Алиса пальцами кончик носа.

Шофёр самоуверенно усмехнулся.

– Ну, кому три, а кому, может, и два… – звякнул он ключами от машины в руке.

– Вы можете меня отвезти? Если выехать сейчас, то к полуночи успеем, наверное, вернуться домой…

Шофёр оторвался от дверного косяка и от нерешительности вытянулся по струнке, с сомнением уставившись на металлический брелок с эмблемой марки авто, на котором разъезжал Шемелин.

– Пал Константиныч велел вас домой доставить, если захотите…

– Всё верно, – выпорхнула Алиса в коридор отеля с босоножками в руках, не потрудившись даже обуться. – Мы и едем домой.

Уж если и испытывать себя и свою мечту на прочность – то до самого конца, так она думала, шагая по ковролину затрапезной гостиницы на юго-востоке Москвы и представляя, как сильно мог за десять лет измениться родной город.

Ей хотелось, чтобы он изменился.

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора

Глава 21

в которой вокруг Алисы трое, и у каждого двойное дно

– И вот говорим мы этому типу: найдётся твой вагон, ты только документики сначала подпиши… А это всё Пал Константиныч придумал. Красивая схема…

От его зычного гогота затряслась булка с надкушенной сосиской, которую шофёр Шемелина держал возле рта, и ярко-алый кетчуп капнул на чёрную кожу перчаток. Шофёр скривился и тут же небрежно вытерся салфеткой, но Алиса успела заметить, как по лицу его мимолётом скользнуло хищно-акулье выражение.

По дороге они остановились перекусить. Свой хот-дог она давно уже дожевала, а шофёр благополучно уплетал уже третий по счёту – оно и немудрено, если учитывать многократную разницу в их с Алисой комплекции.

Саня, как он сам велел ей себя называть, в общении оказался человеком не столько приятным, сколько лёгким. Ещё в начале пути он деликатно осведомился, откуда такая срочность и зачем Алисе вдруг срываться с места; а когда она отделалась размытой формулировкой, что в соседней области ей “нужно решить некоторые дела с наследством”, Саня без лишних намёков уловил, что лезть не в своё дело не стоит, и сам перевёл разговор в русло пустой чепухи о погоде, которая казалась ему слишком жаркой, о тяготах судьбы, которыми без стеснения с Алисой делился, и пустился затем в воспоминания о былом (здесь застенчивости он тоже не испытывал и рассказывал во всех красках о будоражащих кровь подвигах – своих и Шемелина).

– В общем, мы с Пал Константинычем так и познакомились… – продолжал он. – А вас тоже помню, да. Как вы появились.

– Помните? – подозрительно вскинула Алиса бровь.

– Конечно, – подтвердил он просто, повернул ключ зажигания и резко тронулся с места, из-за чего Алисе пришлось хвататься за спинку переднего кресла, чтобы не впечататься куда-нибудь макушкой. – Такая вы напуганная были. Девчонка ещё совсем. Сколько там вам было…

– Двенадцать.

– Ага-а, двенадцать. Сколько времени уже прошло, страшно подумать, – протянул он задумчиво, а затем хитро ей подмигнул: – Быстро чужие дети растут, ничего не скажешь.

Алиса стушевалась.

– А я вас не помню, – буркнула она сдавленно.

– Оно и правильно, – хмыкнул шофёр, нещадно вжимая в пол педаль газа. Алису прижало к спинке сиденья. – Работа у меня такая – быть незаметным.

Алиса с любопытством наклонилась вперёд, чтобы видеть его профиль.

– А какая она?

– Кто?

– Ваша работа. Какая?

– Непростая, – сквозь небрежную усмешку произнёс он.

– Нет, я в смысле… – Алиса приглушила голос, точно это была запретная тема. – Что это за работа? Что входит в… ваши обязанности?

– Баранку крутить, – последовал сухой ответ.

– Но это ведь далеко не единственное? – предположила Алиса.

Он пожал плечом с тихим скрипом кожи чёрной косухи, ходить в которой летом наверняка было тем ещё мучением.

– Ну, поручения всякие выполняю, отвезти-привезти, кого-нибудь куда-нибудь сопроводить… – скосил он взгляд к Алисе. – Деликатные проблемы решаю.

– Например, когда вас просят разобраться со свежим трупом? – дерзнула Алиса озвучить мысль.

Саня с коварством в глазах ощерил длинный рот.

– Да? – заговорщически опустила подбородок Алиса и в нетерпении прикусила губу.

Они встретились глазами и, перестав моргать, какое-то время не отводили друг от друга взглядов, а затем Саня тихо прыснул, мотнул головой и с расслабленной улыбкой вздохнул:

– Я вам говорю, Алис Игоревна, забиваете себе голову ерундой. Потом будете переживать почём зря, а Пал Константиныч мне за это устроит выволочку…

– С чего это вы взяли, что я переживаю? – строптиво вскинул она голову. – Мне всего лишь интересно, что вы за человек. Мы вот едем с вами в одной машине куда-то, а вдруг вы меня не довезёте, – закинула она ногу на ногу и отклонилась обратно назад.

– Как же это не довезу? – оскорбился он. – Довезу.

– А вдруг вам захочется не довезти?

Он иронически вскинул брови.

– Вы тут мне такие истории рассказывали, – напомнила ему Алиса. – Что я теперь могу вполне оправданно опасаться, что вы меня оставите в каком-нибудь лесу и глазом не моргнёте. И я не моргну. Ну, потому что, знаете, больше не смогу вообще ничем моргать. Может быть такое?

На этот раз он над Алисиной тирадой с чувством рассмеялся.

– А Пал Константинычу я что тогда скажу?

– А что в таких случаях говорят?

Он с напускной суровостью уставился на Алису в упор.

– Говорят, что человечек много болтал, – чётко выговорил он тихо и угрожающе.

– И это причина?

– Это проблема.

– Тогда это мне вас в самый раз будет оставить в лесу на веки-вечные, – подначила его Алиса, безошибочно распознавая сквозившую фальшь в попытках её устрашить. – Вы мне тут, между прочим, сами всю подноготную и свою, и чужую выложили. Разве так можно? Я бы вас точно за такое уволила.

Саня не стал сдерживать смех и замотал головой, отвернувшись к боковому окну.

Она порылась в сумочке и, бросив в зеркало вороватый взгляд, убедилась, что шофёр на неё не смотрит, затем украдкой сделала глоток спиртного и вновь спрятала сувенирную бутылочку под упаковкой с носовыми платочками. По телу разлилось приятное тепло: вся Алиса как будто стала чуть легче, воспарив над землёй.

Она с блаженством зажмурилась и ввернула очередной вопрос:

– Значит, Павел Константинович вам доверяет?

– Я ему в голову не залезал, – меланхолично ответил Саня. – Доверяет, наверное.

– Во всём?

– Во всём никто никому не доверяет, Алис Игоревна.

– Не правда, – убеждённо возразила она, на что Саня лишь горько вздохнул.

Алиса помолчала, набрала воздуха и снова склонилась к нему поближе:

– Но раз он доверяет вам возить меня… – взгляд рассеянно поблуждал по приборной панели, по полотную дороги за окном, по потолку салона, пока Алиса придумывала формулировку поаккуратнее: – Значит, доверяет подвозить и ещё кого-нибудь? Так?

Шофёр неопределённо помычал, неприятно скривился, потёр ладонью лысую макушку и с непроницаемым видом уставился на дорогу прямо перед собой.

– И часто вам приходится возить кого-нибудь, кроме Павла Константиновича?

– Вам про кого-то конкретного интересно, Алис Игоревна? – ушёл он от прямого ответа, что Алису разочаровало.

– Можете рассказать про всех.

Он с ехидством цокнул уголком рта.

– Правы вы, Алис Игоревна. Моя работа – никому и ни о чём не рассказывать.

– Александр… – она с важным видом повисла на локтях между передними креслами и с хитрецой прищурилась.

– Саня.

– Принято, – Алиса в жесте согласия выставила перед собой ладони. – Саня… Вы ведь помните, что я тоже никому и ни о чём не рассказала.

– О чём это вы можете рассказать, Алис Игоревна? – скептически хмыкнул он. – И главное: кому?

– Ну, как.... Мы ведь с вами вместе были тем утром в квартире Карины Валерьевны, помните? Но об этом не знает ни одна живая душа. Я никому не сказала, хотя могла бы… – она поднесла к губам указательный палец. – Выходит, мне тоже можно доверять.

– Вот как… – протянул озабоченно шофёр Шемелина, и однобокая улыбка озарила его лицо, только ничего доброго она не предвещала. Он коротко кивнул: – Аргумент. Только знаете, что, Алиса Игоревна?

– Что? – с любопытством прикусила она нижнюю губу.

– У меня есть аргумент получше, – миролюбиво прибавил он, а спустя секунду до ушей Алисы донёсся тихий щелчок: что-то холодное и металлическое упёрлось в подбородок.

Она медленно перевела к зеркалу взгляд: ресницы широко распахнулись, губы приоткрылись на вдохе, который застрял от страха в горле, а прямо под отвисшей нижней челюстью безразлично чернел ствол пистолета.

Уголки губ шофёра Шемелина будто из вежливости слегка вздёрнулись, а недвижимый взгляд устремился вперёд, пока левая рука расслабленно придерживала руль – машина стрелой неслась по шоссе, и у Алисы непременно бы захватило от бешеной скорости дух, если бы дикий ужас первым не отнял возможности дышать.

Одно маленькое движеньице указательным пальцем, за которым Алиса теперь следила в оба вытаращенных глаза, и этот расплывающийся за стеклом пейзаж мог стать последним, что ей довелось бы увидеть в жизни.

– Имейте этот мой аргумент в виду… – он с силой вдавил дуло в сгиб шеи, от чего Алисе пришлось задрать голову ещё выше. – …Когда в следующий раз вам в голову придёт мысль рассказать что-нибудь, о чём рассказывать не следует, или попытаться мне угрожать, например. Идёт, Алиса Игоревна?

Алиса единожды моргнула, боясь произнести хоть слово, но пистолет исчез тут же – будто растворился в воздухе, а она сумела уловить лишь едва слышимый шорох.

– Павел Константинович разрешил вам так делать?

– Прелесть моей работы заключается в том, что многие решения я принимаю самостоятельно, – лениво ответил он.

– Убавьте кондиционер, – буркнула она, сгорбившись позади него и натягивая подол платья на пошедшие гусиной кожей колени. – Холодно.

Он издал снисходительный смешок, но послушался, а Алиса сжала пальцы на своей шее, словно могла этим защититься от неизвестно где спрятавшегося оружия.

– Бывает, Эльвиру Георгиевну нужно куда-нибудь свозить, – проронил шофёр спустя продолжительную паузу.

Алиса настороженно посмотрела ему в затылок.

– Но вы постарайтесь больше не задавать лишних вопросов, Алиса Игоревна, – дружески посоветовал он. – Пал Константиныч этого не любит. Да и вы к ответам не готовы.

– С чего это вы взяли, что я не готова?

– С того, что это тоже моя работа. Я знаю, что люди из себя представляют.

– Так вы у нас, значит, профессионал, – уязвлённо скрестила Алиса руки на груди. – Ну и что я там из себя представляю?

Шофёр мазнул по ней безучастным взглядом и побарабанил по оплётке руля пальцами.

– Обидитесь.

– Ничего страшного. Я уже обиделась.

– Ну это вы сами виноваты, что нарвались, – осклабился он. – А тут решите, что я вам гадостей на ровном месте наговорил. Я женщинам не грублю.

– Я переживу, – сцепила Алиса зубы. – Говорите.

На этот раз он засмеялся искренне и сделал резкий шумный вдох.

– Вы, Алис Игоревна, ещё ничего из себя не представляете. Так, молодая дурочка… Верите в мир во всём мире, а сами не знаете, как тут у нас, живых людей, всё устроено. Вот и маетесь ерундой. С Пал Константинычем в том числе… – он открыл окошко со своей стороны и достал сигарету, зажав между зубами и неспешно прикурив. – Ну, обиделись?

Алиса фыркнула с наигранным равнодушием.

– Ещё чего, – закатила она глаза. – Ни капельки.

Но, помолчав, всё-таки добавила себе под нос сдавленным полушёпотом:

– Тоже мне, нашёлся ещё один верный пёс.

Но шофёр, должно быть, обладал тонким слухом, потому что расслышал её колкость за рёвом двигателя и шумом ветра из открытого окна.

– Верность – единственная положительная черта моего характера, Алис Игоревна, – не остался в долгу он. – Вы не злитесь. Знаете, если б я у вашего отца работал, мы бы с вами точно подружились.

– Зачем это мне с вами дружить? – не спешила оттаивать Алиса.

– А у вас что, много было друзей, когда вы у Игоря Евгеньича стали жить?

Алиса осеклась и от нервозности прикусила ноготь на большом пальце.

– Вот-вот, – истолковал он её молчание как согласие. – А я б вас в обиду не дал.

– Какое благородство, – сказала она, всё ещё ощущая, как горит кожа на сгибе шеи в том месте, где совсем недавно к ней прижималось дуло пистолета.

В город они приехали ранним вечером: дневные тени уже приобрели золотистый оттенок, стали длинными и косыми. Адрес, который раньше у Алисы от зубов отскакивал, теперь как-то стёрся из памяти, и она со странным недоумением поняла, что не может с уверенностью даже назвать улицу.

Но смутно и расплывчато запечатлелась на подкорке дорога до простой блочной пятиэтажки, и Алиса показывала, где сворачивать, шофёру, вынужденному на незнакомой местности сбросить скорость почти до минимальной.

Родные улицы, где прошло всё её детство, в мыслях навсегда остались зимними, серыми от грязного снега и горя; но на дворе стояло лето, газоны и дома зеленели, увитые травой и сочной листвой, и поэтому узнавать их было нелегко. По воздуху летали хлорья тополиного пуха, а солнце заливало окрестности жидкой тёплой бронзой.

– Вот! Да, это тот дом! – радостно воскликнула Алиса.

Шофёр пригнулся, чтобы разглядеть табличку с названием улицы и номером на стене пятиэтажки, которую Алиса узнала, едва разглядев вдали.

– Какой дальше план действий? – спросил он у неё и обернулся. – Алиса Игоревна?

Должно быть, его удивило то, что Алиса даже не пошевелилась – так и продолжала сидеть, замерев натянутой струной. Смотрела только в окно на дальнее крыльцо подъезда, в полусотне метров от которого притормозила машина, и исступлённо кусала губы.

– Алиса Игоревна? Мне с вами идти?

Несколько секунд она гипнотизировала глазами щербатые стены, а потом рассеянно тряхнула головой:

– Нет…

Она взялась за ручку дверцы, но немедленно отдёрнула руку, точно обожглась.

– Алис Игоревна, так вы… – продолжал теряться в догадках насчёт её намерений шофёр.

– Тише, – отрезала Алиса, а сама припала лицом к окну, наблюдая за улицей.

– Вы их знаете? – проследил за её взглядом шофёр.

– М-м… – сдавленно промычала Алиса, а потом прижала от волнения руку к губам и покосилась на шофёра. – Вы можете туда сходить и… с ними поговорить?

– С тётками этими? – кивнул он на Алисин подъезд, где замерли в ожидании возле крыльца две средних лет женщины в белых косынках и тёмных юбках по щиколотки. – Так это ваши знакомые? Почему сами с ними не поговорите?

Алиса на мгновение задумалась.

Она ехала сюда, подспудно ожидая, что обнаружит мамину квартиру покинутой не только самой Алисой, но и агрессивными захватчиками. Но глядя на бесцветных женщин в глухих нарядах – даже рукава и воротники блузок у них были плотно застёгнуты, от чего им наверняка было невыносимо душно – она ясно понимала: нет, со времён её бегства здесь ничего не поменялось.

Алиса не узнавала их блёклых прозрачных лиц, но это ровным счётом ничего не значило: сколько лет-то прошло? Она и родные улицы только что с трудом вспоминала, зато если эти тётки приходили в Алисину квартиру тогда, ещё при ней, то могли и теперь без труда опознать повзрослевшую внучку своей подруги.

– Мне нужно узнать про одну женщину… – проговорила она туманно и обернулась к шофёру: – Жива она или нет.

– Так давайте её просто по базам пробьём, – нахмурился тот. – Дел на десять минут. И разговаривать ни с кем не надо. Не нравятся мне эти тётки, Алис Игоревна…

– Да-да, я помню, ваша работа – разбираться в людях… – вымолвила Алиса глухо. – И всё же…

Она могла спросить и у Коваля, жива ли бабка до сих пор. Но не спросила – то ли на ум не пришло, то ли побоялась. С другой стороны, Коваль бы сообщил Алисе о смерти единственной близкой родственницы…

Или нет?

Ну и пусть эти клуши с промытыми мозгами Алису узнáют. Что с того? Не заставят же они её вернуться, как заставляли прежде каждый раз, когда Алисе удавалось сбежать. Нет, им это уже не под силу. Шемелин верно сказал: она выросла.

Рука вновь легла на пластиковую дверную ручку, и вновь, как ошпаренная кипятком, отдёрнулась в последний момент.

Алиса закрыла глаза и сползла по спинке сиденья вниз от опаски, что даже сквозь плотную тонировку стекла её заметят. Уткнувшись подбородком себе в ключицы, она жалобно взмолилась:

– Не могу. Мне надо… Надо, чтобы кто-то разведал обстановку. Вы же… Судя по тому, что вы мне рассказывали, это тоже часть вашей работы.

Шофёр, погрузившись в раздумья, зачесал щетинистую щёку и всмотрелся в замершие истуканами женские фигуры.

– А говорить-то что?

– Скажите, что вы ищете хозяйку пятнадцатой квартиры. Гуля. Её зовут Гуля, и вы её ищете, потому что…

Алиса прервалась, чтобы придумать убедительную причину для поисков, а шофёр, оценив её сосредоточенный вид, небрежно махнул рукой:

– Ладно, не мучайтесь. Сам соображу что-нибудь.

Алиса с благодарностью посмотрела на него и выдохнула.

– Ещё что надо? – уточнил он.

– Не знаю… спросите, в какой квартире живут они сами. Хотя… Главное – узнайте про Гулю. Запомнили? Они сейчас уйдут, быстрее!

Она, прилипнув к стеклу, наблюдала за происходящим снаружи, но не смела высунуться больше, чем на треть головы. Шофёр Шемелина пружинистой походкой подскочил к женщинам, а те поначалу делали вид, что не замечают чужака – Алиса это предвидела: общения с незнакомцами им по-прежнему предписывалось избегать, – но Саня, конечно, проявил настойчивость, замер в полуметре от подъезда, подбоченился и предпринял новую попытку их разговорить.

Женщины всё-таки ответили, но от земли глаз поднять не посмели. Та, что на вид была постарше, взяла под локоть вторую и попыталась утянуть подальше от жаждущего общения шофёра Шемелина, но тот коршуном следовал за ними по пятам. Зрелище это было занимательное и пугающее одновременно: тётки неохотно отвечали на его реплики, затем отступали на пару-тройку шагов назад, а он делал вид, что не замечает их желания прекратить беседу, и вновь сокращал дистанцию, что-то говорил, ждал ответа, сокращал дистанцию…

Алиса подумала, что Шемелин не зря давал именно Сане, как тот сам метко выразился, “деликатные поручения”. И доверял тоже не просто так: у шофёра, казалось, хватка была церберская. Пришлось уже всерьёз забеспокоиться, что ещё немного, и он прибегнет к своему самому вескому аргументу – тому, который, ещё недавно упираясь Алисе в шею, убедил её внимательней следить за языком.

Но спустя минуту-другую странного общения, за которым тайно следила Алиса, из подъезда вышла группа из троих мужчин, и тут сердце в груди забилось так бешено, что от мыслей о всякой конспирации и след простыл. Алиса втянулась всем телом и прилипла носом к стеклу, перестав прятать лицо.

Именно их, этих мужчин, так долго ждали возле подъезда блёклые тётки в белых косынках: Алиса поняла это по одному только суровому выражению их угловатых резких лиц; но забыться от подкатившей комом к горлу тревоги заставили не мужчины, а сгорбленная худощавая фигурка, которую те сопровождали, обступив с трёх сторон, чтобы отрезать пути к побегу.

Судя по юбке и косынке, это была женщина, и Алиса поначалу решила, что ровесница первых двух. Но та на миг подняла голову, когда вынырнула из мрака подъезда на дневной свет, и Алиса поняла, что ей, тонкой и дрожащей от слабых порывов ветра, на вид было не больше пятнадцати; голову девчонка свешивала вниз, как и тётки в косынках, а при ходьбе нервно теребила манжеты простенькой блузочки с нарядным воротником.

Теперь всё Алисино внимание было приковано к этой девчонке, потому она лишь краем глаза заметила, как мужчины что-то сурово бросили шемелинскому шофёру, не отстававшему от женщин. Тот, бегло оценив обстановку, только поднял вверх ладони и бодрым шагом вернулся к машине.

Хлопнула дверца водительского сиденья, но продолжала следить за группой странных людей на улице; всё смотрела, как сгорбленную фигурку ведут, окружая плотным кольцом, к дряхлой “Газели”, бывшей когда-то белой, а теперь от пыли и грязи приобрётшей серо-жёлтый оттенок, как женщины сдвигают боковую дверь кузова и девчонка первая шагает внутрь салона, а её нетерпеливо подталкивают в спину.

– Алис Игоревна! – донёсся настойчивый клич. – А-ли-са И-го-ре-вна!

Она рассеянно откликнулась на выдохе.

– Умерла, сказали, года три назад, – возвестил шофёр, продолжая чеканить слоги. – Ну, эта ваша… Гуля.

– А квартира?.. – не испытав ни капли жалости, осведомилась Алиса. – Пятнадцатая квартира, они там живут?

– Я первым делом подошёл и спросил, из какой они, – положил руки на руль шофёр. – Ну, бабы эти стали в молчанку играть. Я снова спросил, дурачком прикинулся, типа слышу плохо. Тогда первая и говорит, мол, мы из пятнадцатой, а вторая ей тут же локтем как даст в бок и давай подальше от меня оттаскивать. И шипит на неё, как гадюка, ей-богу. Думал, укусит. Ну, дальше я и спрашиваю: а не знают ли они тогда Гулю, которая тоже вроде как из пятнадцатой, мне она очень нужна, я ей деньги привёз. Когда речь о деньгах заходит, даже пусть и о чужих, Алис Игоревна, все сразу разговорчивые становятся, спрашивают, откуда лавэ, а эти – ни в какую. Говорю же: странные они, не нравятся мне. Короче, опять меня прогнать хотели, но я сказал, что сам тогда поднимусь, и вторая эта, которая постарше, говорит: умерла Гульнара, так что можешь не ходить, нет в пятнадцатой никого, а раз мёртвым деньги не нужны, себе их забирай. Вот ведь! Любая другая на её месте сказала бы: “Давай деньги мне, я передам”. А эта в шею погнала… Ведьма.

Алиса напряжённо свела к переносице брови, но шофёр, не замечая её замешательство, продолжил пересказ:

– Я тогда говорю: “Как это никого в пятнадцатой нет, если вы сами мне сказали, что там живёте?”, – состроил он гримасу изумления. – А она мне: “Вы ослышались, мы из шестнадцатой”. А в пятнадцатой никого, мол, давным-давно нет и никто не откроет. Тут и хмыри эти вышли. С ними я уже зарубаться не стал, вы не просили. Узнал, что надо было: умерла ваша Гуля. Надеюсь, вас это не сильно расстроит…

– А девочка? – проигнорировала последнюю ремарку Алиса.

– Какая?

– Ну, с ними была… – взволнованно подалась она вперёд. – С мужчинами, которые вышли потом, с ними была девочка.

Он почесал затылок, а морщинки на лбу заметнее от глубокого мыслительного процесса.

– Была вроде пигалица… Но я её даже рассмотреть не успел.

Алиса не отводила взгляд от заднего бампера газели: та продолжала почему-то неподвижно стоять напротив подъездного крыльца, не трогаясь с места. Шофёр замолчал и тоже уставился на грязный микроавтобус, габаритные огни которого загорелись спустя несколько минут. Машина медленно поехала по сухой земле в сторону асфальтированной дороги, с которой недавно свернули к дому и Алиса с шофёром.

– Мы можем поехать за ними? – Алиса сначала вывернула шею, а потом и весь корпус назад, чтобы не упустить из виду “Газель”.

– А это зачем? – недоверчиво поинтересовался шофёр, но машину завёл и поехал следом.

Алиса отвечать не стала, потому что ответа не знала и сама.

Только все те пару десятков минут, что они в почтительном отдалении висели на хвосте у преследуемых, молча и сосредоточенно прожигала взглядом дыру в металле кузова, который периодически скрывался за другими авто: шофёр Шемелина уверенно держался вдалеке от “Газели”, слишком близко не подъезжал, но предмета погони не терял, а попутно не забывал комментировать для Алисы все свои действия, приговаривая, что “никуда они не уйдут”. Его, казалось, так захватил охотничий азарт, что цель поездки и вовсе перестала иметь значение.

– Частная территория, наверное, – притормозил он невдалеке от высоких ворот из профнастила, которые перед “Газелью” послушно разъехались в стороны, и та исчезла, как только они сомкнулись вновь. – Вряд ли нас туда пустят. Но можно попробовать что-нибудь наплести… У меня знакомый есть в органах, могу звоночек устроить, чтобы нам проехать дали.

– Не-а, – помотала Алиса головой из стороны в сторону. – Не пустят. Туда только своих пускают.

– Да ла-адно, – тряхнул он своим мобильным для убедительности. – Он ещё меня не подводил…

Алиса хмыкнула с нескрываемым скепсисом.

– Они тоже не лыком шиты. Поехали домой. Ну, то есть.. по-настоящему домой. В Москву.

Шофёра, который вошёл в раж, это очевидно разочаровало:

– Точно? – переспросил он с заговорщическим видом и вжал педаль в пол, от рокот мотора ретиво взвился. – А то хотите, мы прям туда… – шофёр рубанул ладонью воздух и указал на забор.

– Давайте без только без каскадёрских трюков, – вздрогнула Алиса.

– Ну, ваше дело… – огорчился он и сдал назад. – Вы их знаете вообще?

Алиса неоднозначно мотнула подбородком и вжалась лопатками в спинку сиденья. Она без особого энтузиазма принялась листать мелованные странички брошюры, врученной Шемелиным, и недолгое время поразмышляла в тишине, но затем всё-таки обратилась к молча вращающему баранку шофёру:

– Александр… – позвала она несмело.

Тот угукнул, не размыкая губ. Алисе казалось, что шофёр Шемелина создавал впечатление человека, разбирающегося в самых разных аспектах жизни, потому она и решилась сейчас задать мучивший вопрос:

– Как вы думаете… Сколько может стоить эта квартира?

– Которая?

– Ну, та, про которую я просила вас узнать… Сколько я могу за неё выручить? Хотя бы примерно.

Он стал озадаченно пыхтеть и почёсывать щетину на щеке.

– Так она ваша? – пытливо скосил к ней глаза. – А эти пассажиры тогда кто? Чего они там живут?

– Цветы поливают, – ощетинилась она. – Так вы можете ответить?

Щёки у шофёра раздулись от шумного выдоха.

– Я ж её не видел, – пожал он плечами. – Это смотреть надо, чтобы сказать.

– Квартира как квартира. Обычная. Две комнаты, – Алиса запнулась, потому что перед глазами вдруг слишком живо всплыли с детства знакомые интерьеры, и в сердце защемило.

– Ну… Тут далеко не Москва, конечно… Но городок вроде живой, не самый маленький. От района ещё зависит. И ремонт…

– Не думаю, что там делали ремонт, – отозвалась Алиса.

– Ну, тогда… Тысяч двадцать. Двадцать пять, может. Но это если постараться, – он поймал прищуренный Алисин взгляд в зеркале. – Баксов, естественно.

Она вновь уткнулась носом в брошюру с глянцевыми снимками голых стен.

– А аренда?

– Квартиры?

– Да нет… – мотнула головой Алиса, и водитель заметил книжицу в её руках.

– А… – протянул он с пониманием в голосе. – Баксов пятьсот за метр, может. Но для Москвы пределов не бывает.

– Понятно… – отозвалась Алиса безрадостно и отбросила папку в сторону.

– Выбрали уже? – после долгой паузы с искренним любопытством осведомился он.

Алиса с недоумением глянула на него из-под нахмуренных бровей.

– Пал Константиныч меня просил с агентством пообщаться.

После этих слов Алиса выдавила кислую усмешку. Отчего-то ей хотелось верить, что Шемелин занимался этим сам. Глупость, конечно: у него и без того забот – не оберёшься.

– Так выбрали? Пал Константиныч велел свозить вас, если надо.

– Нет, – категорично заявила она и бросила брошюру подальше от себя на другой конец сиденья. – Мне ничего не подходит.

Шофёр хмыкнул и снова смолк на несколько минут, чтобы затем вкрадчиво добавить:

– Там самые лучшие варианты.

– Мне нужны не лучше, а те, что я могу себе позволить, – отвергла она его возражение.

Она притихла и за весь путь не проронила больше ни слова. Никак не шёл из головы вороватый и испуганный взгляд девчонки, которую Алиса увидела возле подъезда дома, в котором провела детство.

Что-то в этом взгляде было ей до боли знакомо, о чём-то напоминало, покалывало, словно крохотная и незримая для глаз острая иголочка…

Когда на подъезде к Москве машина въехала в тёмный туннель, и в почерневшем стекле окна отразилось Алисино лицо, её вдруг передёрнуло.

В том испуганном лице, будто сквозь толстую и чернеющую призму прошлого, Алиса увидела себя.

***

В офис она приехала к полудню. День стоял особенно жаркий, и к спине неприятно лип жакет пуританского по Алисиным меркам костюма от “Шанель”, который завалялся у неё в шкафу лишь для того, чтобы быть единожды надетым в спешке именно сегодняшним утром. Ей хотелось любыми доступными средствами подчеркнуть всю серьёзность своих намерений, и жаккардовая пара из прямой юбки до колена и накинутого сверху приталенного пиджачка, застёгнутого на все пуговицы, для этой целей подходили лучше летних шифоновых платьев.

Правда, чувствовала Алиса себя в этом наряде ужасно глупо. Возле турникетов даже поймала насмешливо-хитрые взгляды девушек у стойки ресепшена: они тут же принялись хихикать и перешёптываться, а Алисе оставалось только ускорить шаг, чтобы поскорее скрыться из поля их придирчивого зрения.

Внутри металлической кабинки она с долей облегчения выдохнула и оттянула ворот белоснежной блузки. На лбу выступила испарина, и она вытерла влагу рукавом пиджака, загодя достав из сумочки шемелинскую брошюрку, которая ничем теперь не могла ей пригодиться.

Сбережения у Алисы имелись: не баснословные капиталы, конечно, но со средствами она всегда обращалась бережливо, прекрасно понимая, что в случае немилости Коваля на руках у неё не останется ничего, кроме запаса кое-какого подкожного жира да дорогих безделушек.

Однако идея спустить всё разом на хоть и красивое, но пафосное местечко в центре столицы даже Алисе казалась недальновидным шагом. И ждёт её после такого решения не ошеломительный успех, а неизбежное банкротство.

И хоть результат чьих-то трудов по кропотливому оформлению красочного каталога оказался для Алисы бесполезной ерундой, кое-что она всё-таки из перелистывания шуршащих страниц и разглядывания красочный картинок почерпнула: сокровенная мечта перестала казаться иллюзорным сном и больше не пугала Алису своей исполнимостью.

Что, если она и впрямь возьмётся за всё серьёзно? Не на словах, в пустоте которых упрекнул её Шемелин. На деле.

Разыщет себе помещение по средствам, наймёт кого-нибудь, сама встанет на кухне за готовку десертов, как только ей вручат корочку об окончании курсов в кулинарной школе. Она ведь даже немного знакома с этим бизнесом: в детстве стояла иногда за прилавком в мамином ларёчке с выпечкой, а когда стала постарше – и готовить помогала.

Неизвестно откуда к Алисе пришла робкая уверенность, что она в состоянии справиться со всем этим сама.

Лифт с тихим писком остановился на сороковом этаже.

– Алиса! – позвал её знакомый голос, пока она шла по коридору в сторону приёмной Шемелина.

Она сдавленно чертыхнулась и быстрее заперебирала ногами, скованными тканью тесной юбки в тон пиджаку. Декорации офиса тоже призваны были подчеркнуть Алисин деловой настрой, именно потому она и приехала сегодня сюда, а не стала дожидаться встречи с Шемелиным у себя дома или в номере какой-нибудь гостиницы. Нет, всё должно было быть по-взрослому, по-настоящему; вот только она не предусмотрела, что в офисе легко можно столкнуться с Ваней.

– Алиса, подожди! – именно он и увязался за ней по пятам.

Она, не замедляясь, горько вздохнула. Ну каковы были шансы?.. От лифта до приёмной всего-то несколько минут быстрой ходьбы, и именно в этот промежуток времени бывший жених должен был оказаться у Алисы на пути.

– Мне позвонили снизу, – продолжал он под цокот её каблучков. – Передали, что ты сегодня на месте…

Алиса подавила желание снова выругаться. Ну, конечно! Девицы за стойкой помимо гнусного хихиканья не брезговали банальным доносительством. Пока она благополучно поднималась в лифте, они-то и успели оповестить Ваню о её появлении, да ещё и, должно быть, проинструктировали, на каком имено этаже Алису караулить.

– Ты ведёшь себя, как ребёнок! – взвился Ванин голос до неприлично высоких октав. – Мы должны поговорить лично, ты же понимаешь, что так не делается… Ты просто молча уехала… Это… Так нельзя поступать, Алиса!

– Послушай, – она старалась не оборачиваться и курса движения не менять. Слова вылетали изо рта едва ли не чаще, чем каблуки отстукивали каждый шажок: – У меня куча работы, я сейчас не могу, да и тебе наверняка есть, чем заняться… Давай потом, Вань, правда…

Она хотела и дальше идти, не останавливаясь, вперёд, да только это стало невозможно: Алиса споткнулась и чуть не распласталась по полу, потому что Ваня сумел вцепиться пальцами в ткань опостылевшего жакета.

– Ваня, я правда не могу! – воскликнула она с нескрываемой злобой и двинула лопатками, чтобы стряхнуть с себя его хваткие пальцы. – Пусти!

– Мы должны поговорить! – рявкнул он так громко, что у Алисы едва не заложило уши.

Невольно к нему обернувшись, она едва даже смогла узнать в перекошенном пунцовом лице того Ваню, с которым провела несколько долгих лет вместе. Глаза его метали сверкучие молнии – впору было уворачиваться; а по вздыбившейся венке на лбу и прилипшим к вискам волосам катились крупные капли пота. Венка эта так приковала к себе взгляд, так запульсировала и заколотилась, забилась от гнева, бурлившего у него в крови, что Алисе на мгновение стало по-настоящему страшно находиться рядом с Ваней.

– Прекрати! – ей стоило больших усилий не взвизгнуть, переполошив всех обитателей сорокового этажа. – Я не буду здесь разговаривать, я не хочу…

– Алиса, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы. – Что ты делаешь? Ты понимаешь, с кем ты связываешься, Алиса? Он всего лишь пудрит тебе мозги, как Милославской…

Он резко притянул её к себе за ворот жакета – Алиса невесть в какой раз уже пожалела за выбор сегодняшнего наряда – и, плюясь ей в лицо ядовитой слюной, с кровожадной ненавистью проговорил:

– Ты хочешь, чтобы он и тебя сначала придушил в собственной постели, а потом оставил там валяться?

– Что тут происходит? – раздалось вдруг позади.

Она проследила за Ваниным взглядом, который тот перевёл за её плечо; и теперь он стал в тысячу раз злее, а венка взбухла и увеличилась вдвое – хотя ещё секунду назад Алисе казалось, что это просто невозможно.

– Мне самому тебя от неё оттащить? – расслабленно спросил Шемелин.

https://t.me/missohmy – Телеграм-канал автора