Читать онлайн Волчий След бесплатно
1
Дмитрий Ревелев, заместитель начальника следственного отдела прокуратуры Алтайского края, неплохо ориентировался на постсоветском пространстве – бывал в Москве и Самарканде, Душанбе и Красноярске, Ташкенте и Улан-Уде, Алма-Ате и Чите, не понаслышке знал о достопримечательностях этих городов. А вот побывать на берегах Невы и собственными глазами оценить красоты северной российской столицы у него как-то не получалось.
Но пришла весна 1994 года, и такая возможность у Дмитрия Николаевича появилась. В соответствии с поступившей из Москвы разнарядкой прокурор края направил его в институт повышения квалификации прокурорских работников, где должны были состояться двухмесячные курсы для целевой аудитории в лице руководящих работников следственных подразделений. Руководство учло, что за полтора десятка лет службы Ревелев ни разу не направлялся в специализированные научные учреждения прокуратуры для повышения уровня теоретических знаний.
На дорогу к месту учёбы, а поездка проходила в железнодорожном вагоне по маршруту Барнаул – Москва – Петербург, ушло четверо суток. «Аэрофлот» мог доставить его в питерский воздушный порт «Пулково» за несколько часов, но Генеральная прокуратура вынужденно экономила финансовые средства – страна переживала глубокую депрессию, конца которой не было видно.
Дальняя дорога нисколько не тяготила Ревелева – поездки были для него делом привычным. В пути он хорошо выспался, вволю почитал, прекрасно отдохнул за созерцанием мелькавших за окном российских пейзажей. К месту назначения сибиряк прибыл бодрым и готовым впитывать в себя новые знания.
Институт Генеральной прокуратуры располагался на Литейном проспекте, в самом центре Санкт-Петербурга.
Учебный процесс – лекции, семинары, практикумы – начался сразу после майских праздников. Занятия проводились шесть дней в неделю – с понедельника по субботу, расписание было насыщенным и плотным.
В первое же воскресенье Дмитрий не замедлил отправиться на Дворцовую площадь и в Эрмитаж. Ревелев не причислял себя к тонким ценителям изящного, он таковым и не являлся, но хорошим чувством вкуса и пониманием красоты не был обделён. Чтобы не отвлекаться в музее по пустякам и побыть с экспонатами один на один, он не стал приглашать в культпоход никого из своих коллег. Он с благоговением переходил из одного музейного зала в другой. Здесь можно было бродить вечность и не замечать усталости. Впечатлений, полученных от увиденных сокровищ, ему хватит на всю оставшуюся жизнь.
Парки и фонтаны Петергофа, экспонаты военно-морского музея и Кунсткамеры, залы Екатерининского дворца в Пушкине ждали своей очереди…
18 мая, это был понедельник, в перерыве между занятиями Ревелев подошёл к куратору своей группы, красивой темноволосой женщине средних лет.
– Елена Валентиновна, разрешите в среду пропустить институтские занятия. Мне необходимо отлучиться, но все пропущенные занятия я позднее наверстаю.
– У вас что-то случилось? Возникли какие-то проблемы? – поинтересовалась куратор. – Если требуется помощь, говорите прямо, без стеснения.
– Да что вы, нет у меня никаких проблем, – покачал головой Ревелев. – Обратиться к вам меня побудила другая причина. На прошлой неделе в санкт-петербургском городском суде началось рассмотрение одного громкого уголовного дела, и мне очень хочется посетить судебное заседание. Рассмотрение будет долгим, многомесячным – обвинение предъявлялось по большому числу эпизодов, но меня интересует начальная стадия процесса. По моим расчётам к среде суд должен завершить оглашение обвинительного заключения и приступить к допросу подсудимого. Этот допрос я и хотел бы послушать.
– Попробую с одной попытки угадать, о каком деле идёт речь, – сказала женщина. – Вас, как я понимаю, интересует уголовный процесс по делу Вадуева. Правильно?
– Всё верно! Вы совершенно точно угадали мои планы. Мне любопытно взглянуть на самого Сергея Вадуева, известного в преступном мире под кличкой «Червонец», на манеру его поведения перед судом. Хочется послушать вадуевские речи, ведь по словам коллег, у него хорошо подвешен язык.
– Догадаться, куда вы стремитесь, было не трудно. Если ориентируетесь в деле этого бандита, то должны знать: некоторое время назад он совершил в Санкт-Петербурге ряд дерзких разбойных нападений на состоятельных граждан, приобретя у горожан мрачную славу. Сейчас, когда суд начал рассмотрение его дела, в СМИ опять заговорили об этом уголовнике. А у вас что к Вадуеву? Что-то личное?
– Отнюдь! Наши жизненные пути никогда не пересекались. Он изрядно поколесил по стране с криминальными гастролями, у нас в Барнауле тоже оставил свой след. В 1981 году, тогда ещё совсем молодой, но от того не менее дерзкий, Сергей Вадуев и его подручные приехали в столицу Алтайского края, где совершили вооружённое нападение на одну из городских сберкасс. Заполучив большие деньги, бандиты не сумели как следует порадоваться своей удаче – операм из краевого управления уголовного розыска, благодаря помощи местных таксистов, удалось задержать уголовников на съёмной квартире в центре города. В итоге похищенные деньги были возвращены государству, все до копеечки. С той поры не выпускаю Вадуева из поля своего внимания. Я много читал в прессе об этом человеке, от коллег из других регионов знаю разные истории с его участием. Наслышан о нём, как о сильном кулачном бойце, которого однажды не смог одолеть целый десяток крепких урок, пришедших в тюремную камеру Вадуева свернуть шею «беспредельщику» по приказу «воров в законе». Интересует он меня исключительно в профессиональном плане, как вредоносный микроб может интересовать биолога, изучающего микроскопические формы жизни… Хочется понять, как данный индивид стал тем, кем он стал, и что помешало ему остепениться по мере взросления, создать семью и жить как все нормальные люди.
– Умеете вы пробудить интерес к конкретной теме, – с улыбкой промолвила Елена Валентиновна. – Мне вот тоже захотелось сходить на процесс и послушать показания подсудимого, понаблюдать за манерой его поведения по отношению к суду и потерпевшим, разобраться с психологией, которой он руководствуется в жизни. А ещё хочется понять, насколько права журналистская братия, называющая Вадуева современным Робин Гудом, способным на благородные поступки.
– Ох уж эти газетные борзописцы! Какой, к дьяволу, Робин Гуд? Умный, хитрый, алчный, жестокий и кровожадный бандит – это да. Что касается его манер, то в определённых кругах называют людей подобного типа «понтярщиками» – за их неистребимую тягу к игре на публику и пусканию пыли в глаза окружающих, за выраженную склонность к самолюбованию. В моей жизни подобные черты характера чаще всего встречались у выходцев с Кавказа, поэтому смею предположить, что здесь у Вадуева дают о себе знать отцовские гены, ведь его отец – кавказец.
– А вы уверены, что визит в городской суд не окажется пустой тратой времени? Вдруг подсудимый не пожелает давать членам судебной коллегии показания по предъявленным обвинениям.
– Да это вряд ли, – не согласился Ревелев с куратором. – Перед Вадуевым сейчас на горизонте реально маячит смертная казнь, поэтому он, поверьте мне, будет заливаться соловьём, а также цепляться за каждую мелочь в надежде приуменьшить в глазах судей свою вину или даже полностью переложить её на своих подельников. Особую изворотливость он будет демонстрировать по фактам совершенных убийств, где ему грозит исключительная мера наказания.
– У меня родилась мысль выяснить в вашей учебной группе число желающих посетить этот судебный процесс. Если ваши коллеги сочтут данное мероприятие интересным для себя, то я возьмусь согласовать его с руководством института. Ну и, разумеется, потом схожу в суд вместе с вами.
В городской суд их пришло двенадцать, не считая куратора.
Зал заседаний под номером восемь, где проходило слушание дела, имел не большие, но и не самые маленькие размеры, около 5 на 15 метров. Стандартная мебель: судейское возвышение, столы представителей государственного обвинения и защиты, зарешечённая стальными прутьями клетка для арестантов, десяток скамей для публики.
Конвойные по одному пропускали посетителей в зал, за узкой входной дверью их ожидала рамка маталлодетектора.
Перед началом судебного заседания в зале было немноголюдно. По соседству с прокурорскими расположилась группа молодых людей из пяти-семи человек, по их раскованности и смешливости можно было понять, что это студенты. Сновали вездесущие фотокорреспонденты.
Когда в зал заводили Сергея Вадуева, Ревелев внимательно следил за руками подсудимого – хотел убедиться, насколько достоверны сведения о том, что во время задержания «Червонца» снайпер отстрелил ему фалангу пальца на правой кисти, сжимавшей гранату. Однако сейчас пальцы правой руки Вадуева были сжаты в кулак, и ничего разглядеть не удалось.
Подсудимый оказался высок ростом, имел крепкое телосложение, в теле – ни жиринки, только мускулы. У него был широкий лоб со слегка обозначившимися залысинами, выдающиеся вперёд скулы, тёмно-карий цвет глаз и чуточку раскосый их разрез. Выпирающий подбородок выдавал в нём упрямого, волевого индивида. На лице – полное отсутствие эмоций, ровный и спокойный взгляд. Одежда отличалась простотой – слегка потёртый джинсовый костюм бледно-голубого цвета.
– Пишет перед представителями Фемиды портрет скромного человека – саркастически хмыкнул Ревелев, – а на допросы к ребятам из следственной бригады Виктора Юрьевича Порошина являлся в изысканных пиджачных парах светлых тонов или белоснежном спортивном костюме.
Через несколько минут конвой привёл в зал и усадил в стальную клетку ещё двоих подсудимых – Беслана и Казбека Мирзаевых, дальних родственников и подельников Вадуева.
Охраняли арестантов восемь молодых мускулистых парней в камуфляже, вооружённых укороченными автоматами. Один из них держал на поводке ротвейлера. Охрана располагалась не только внутри зала судебных заседаний, но и в коридоре, а также снаружи – по периметру здания. От Вадуева можно было ожидать любых сюрпризов – такую он себе заработал славу, и руководство конвойного подразделения прекрасно всё это понимало.
Вскоре появился суд, и слушание дела продолжилось.
Председательствовала судья по фамилии Сухорукова.
Государственный обвинитель принялся зачитывать последние страницы обвинительного заключения, которые не успел огласить в предыдущий день. Это занятие продлилось около полутора часов. Всё это время Вадуев вёл себя спокойно и тихо, временами даже закрывал глаза, и тогда создавалось впечатление, что он дремлет. За братьями Мирзаевыми Ревелев не наблюдал, они были ему малоинтересны.
Выяснив по каким пунктам обвинения Вадуев и Мирзаевы признают себя виновными, а по каким – не признают, суд, посовещавшись с участниками процесса, решил начать исследование доказательств с допроса подсудимого Вадуева.
– Вадуев, расскажите суду, где вы родились и воспитывались, какое образование получили, при каких обстоятельствах получили свои судимости, – сказала судья Сухорукова. – Потом начните рассказывать в хронологическом порядке о преступлениях, в которых вы обвиняетесь.
– Как уже говорил ранее, сообщая суду в начале заседания свои анкетные данные, родился я 17 июня 1956 года в Казахстане. Отец с матерью были ссыльными. Отец – Арби Вадуев, чеченец по национальности, которого в 1947 году в юношеском возрасте вместе с родственниками Советская власть депортировала с Северного Кавказа в малонаселённый степной район Казахстана. Мать – кореянка Ли Сон Гён, принявшая советское гражданство. Её семья была депортирована в Среднюю Азию с Дальнего Востока ещё перед войной, в конце тридцатых годов. По рассказам матери, в тот период времени её соотечественников оказалось очень много на советском Дальнем Востоке, поскольку в Корее, являвшейся в то время частью Японии, несколько лет подряд выдались чрезвычайно голодными из-за неурожаев, и корейцы устремились на север, в СССР. А в 1937 году Япония, входившая в коалицию с Германией, вторглась на территорию Китая, в то время как Советский Союз в этой войне поддерживал Китай, поэтому корейцы, проживавшие на территории СССР, стали восприниматься руководством страны как агенты Японии, проще говоря, как наш внутренний враг. Осенью 1937 года всех корейцев, проживающих в приграничных районах Дальнего Востока, принудительно переселили в необжитые степи Узбекистана и Казахстана.
Судьба послала мне брата и двух сестёр, возрастом все они старше меня, так как я родился в семье четвёртым ребёнком. При рождении мне дали имя Али, так хотел отец. Появился я на свет в одной из женских исправительно-трудовых колоний города Караганды, где мать отбывала срок за спекуляцию. В связи с арестом матери комиссия по делам несовершеннолетних определила моих сестёр и брата в детский дом. Отец оказался в тюрьме ещё раньше – за неисполнение указа о депортации. В чём конкретно это выразилось, я не знаю, но предполагаю, что отец не хотел жить в том районе Казахстана, где это было ему предписано органами МВД, и предпринял попытку покинуть регион.
Мать вышла на свободу первой. Забрала меня из тюремного приюта, в котором я находился после рождения. Ей также вернули из детдома остальных детей, мы возвратились в посёлок Валиханово Карагандинской области, где семья жила раньше. В начале шестидесятых годов закончился срок заключения у отца. В стране к этому времени поменялась политическая обстановка: у власти находился Хрущёв, при нем законодательство стало чуть мягче, и депортированным кавказцам разрешили вернуться в Чечено-Ингушскую республику. Отец жить с нами не захотел, забрал двух старших детей – сестру и брата и уехал с ними в город Грозный. Я и младшая из сестёр остались с матерью в Казахстане. Мать начала опускаться: полюбила алкоголь, постепенно превращаясь в пьяницу. От одного из своих собутыльников вскоре родила внебрачного братишку – аборты в то время были запрещены. Жили мы бедно и голодно, главное воспоминание о том времени только одно – мне постоянно хотелось кушать.
Матери не нравилось моё имя Али, она стала называть меня русским именем – Сергей. С какого-то времени во всех официальных документах меня стали записывать как Сергея Александровича Вадуева. Первый паспорт и последующие были мне выданы именно на это имя, а не на имя Али Арбиевича. Мать хранила обиду на отца, считая его предателем, по этой причине не желала, чтобы в семье что-то напоминало о нём. А лично для меня большой разницы не было, как меня будут звать, ведь отец и меня предал.
Свою мать я ненавидел, так как она обо мне нисколько не заботилась и была равнодушна к моей судьбе. В шесть лет она посылала меня торговать анашой, в одиннадцать лет требовала взять на себя чужое убийство, в моём присутствии без всякого стыда ложилась в постель со своими сожителями. Эти люди командовали у нас в доме, били меня, выгоняли на улицу в любое время суток. От такого отношения я становился злым и жёстким, как волчонок.
Мы – я, сестра и младший брат – всё время находились на улице, были предоставлены сами себе. Улица нас и воспитывала. С шести лет я стал приобщаться к воровскому ремеслу, стоя «на стрёме» во время краж, совершаемых взрослыми. С той поры я начал самостоятельно зарабатывать на жизнь. И дело было не только в попытке выжить, мне стал нравиться опасный и в то же время очень азартный криминальный мир.
Хоть сам я был ещё мальчишкой, но много помогал брату с сестрой. Доставал им еду, покупал на ворованные деньги одежду. От окружающих людей добрых слов никогда не слышал. Нет, ошибаюсь, есть один человек из тех времён, которого я всегда вспоминаю с теплотой. Это моя классная руководительница, учившая меня в школе с третьего по пятый класс. Зная про наше с сестрой и братом бедственное положение дома, про отношение к нам матери и её «друзей», она часто давала нам деньги, водила к себе домой покормить, покупала продукты. За всё то хорошее, что она сделала для нашей семьи, я безгранично любил и уважал эту женщину, …пронёс эти чувства через всю жизнь, …всегда сильно сожалел, что наша мать была не такой.
В тринадцать лет я навсегда ушёл из дома. Жил, где придётся и как придётся. С родными стал встречаться крайне редко.
На лозунги нашего советского государства я никогда «не вёлся», потому что оно не сделало для меня ничего хорошего. Мне от него – одни беды. Я государству никогда не был нужен, как и моей матери, потому и не хотелось жить по его правилам и законам. У меня есть собственное, отличное от вашего, понимание справедливости, достоинства и чести. Я, например, никогда не обижал бедных и обездоленных людей – сам из таких. Богатство отнимал только у тех, кто по моему убеждению нажил его нечестным путём: у партийной номенклатуры, «цеховиков», спекулянтов, валютчиков, жадных до денег «урок»…
– Вадуев, ваш допрос продолжится завтра утром, ждём ваших показаний по конкретным эпизодам обвинения, – сказала Сухорукова, председательствующая в судебном заседании. – А сейчас суд объявляет перерыв до десяти часов следующего дня.
Покидая здание горсуда, представители прокурорского ведомства сделали в фойе вынужденную остановку, поскольку на улице шёл проливной дождь.
– Вы удовлетворены посещением судебного процесса? – поинтересовалась у Ревелева куратор.
– Более чем. Конечно, я б с интересом дослушал до конца допрос подсудимого, но ничего не попишешь – завтра на занятия.
– Отъявленный уголовник, а поди ж ты, не обделён умом, имеет грамотную речь, обладает способностью убедительно излагать свои мысли. Во всяком случае, я поверила его рассказу…
Внезапно погода переменилась. Выглянуло солнце, дождь прекратился.
Ревелев отправился на улицу Костюшко в институтское общежитие. Оно располагалось в круглом 15-этажном здании рядом с 8-этажной городской больницей, также имевшей округлую форму. Местные шутники называли эти здания «Стакан» и «Таблетка».
2
Прошло шесть лет. До наступления нового 2001 года оставалось немногим более двух недель.
Возвратившийся домой с работы Дмитрий Ревелев удобно расположился в кресле и принялся просматривать свежую прессу.
В «Российской газете» его внимание привлекла небольшую статью, в которой сообщалось, что 10 декабря в колонии особого режима города Соль-Илецка Оренбургской области, именуемой в народе «Чёрным Дельфином», на сорок пятом году жизни скончался Сергей Александрович Вадуев, отбывавший по приговору суда уголовное наказание в виде пожизненного заключения. Официальной причиной смерти была названа острая сердечно-сосудистая недостаточность, осложнённая сахарным диабетом. Однако автор газетной статьи имел на этот счёт иное мнение. Ему представлялось, что Вадуеву «помогли» уйти из жизни, поскольку при его крепком физическом здоровье, постоянном выполнении физических упражнений даже в условиях тюремной камеры, что было общеизвестным фактом, для «Червонца» было нелогичным умирать в таком возрасте. На этой почве корреспондентом высказывалось предположение о том, что до осужденного могла дотянуться рука кого-либо из близких родственников убитых Вадуевым граждан.
«Месть – это вряд ли, в Соль-Илецкой колонии порядки строгие, случайных людей туда на работу не берут, – подумал Ревелев. – Не знаю, как там с сердечной недостаточностью, а сахарным диабетом Вадуев страдал с раннего детства».
Дмитрий Николаевич открыл книжный шкаф, извлёк из него одну из папок своего личного архива. Когда он разложил на письменном столе слегка поблекшие печатные страницы с газетно-журнальными статьями и фотографиями, неторопливо перелистал их, перед глазами заново проплыла история жизни этого человека, запомнившаяся людям отнюдь не благими делами.
…В ночь на тринадцатое апреля 1974 года в городе Каскелене, расположенном в восемнадцати километрах от Алма-Аты, неизвестные преступники похитили из кассы производственно-хозрасчётного управления шестьдесят тысяч рублей. Огромная по тем временам сумма! Оперативно-следственная группа, дежурившая в ОВД, только поутру получила сообщение о совершённом преступлении. Она выехала на место происшествия и установила, что воры проникли в здание через проделанный ими пролом крыши, потом взломали дверь кассы, отыскали старенький несгораемый шкаф и вскрыли его.
Каскеленским сотрудникам уголовного розыска потребовалось две недели на то, чтобы добыть заслуживающую доверие агентурную информацию и по ней выйти на похитителей. Ими оказались двое местных парней рабочих профессий, приятельствовавших между собой, один из которых имел прозвище «Утка», другой отзывался на прозвище «Клещ».
Фигурантов агентурных сообщений, не привлекавшихся ранее к суду, пригласили в ОВД, где сыскари взяли их в оборот. Приятели не долго запирались и вскоре рассказали о всех своих криминальных похождениях.
По их словам, в начале апреля в гости к своей старшей сестре, живущей с мужем на восточной окраине Каскелена, именуемой в народе «Оторвановка», из Алма-Аты приехал молодой парень по имени Сергей Вадуев, отзывавшийся на кличку «Алик». На второй день знакомства с «Клещом» и «Уткой» гость уговорил их объединиться в небольшую воровскую группу под его, Вадуева, началом.
Проникновение в кассу каскеленского ПХУ оказалось не единственным их преступлением. Выяснилось, что Вадуев с подельниками в один из апрельских дней выехали в столицу республики Алма-Ату и проникли на предприятие «Вторчермет», откуда похитили ещё несколько десятков тысяч рублей. Шайка также совершила несколько угонов автомобилей, промышляла кражами запасных частей для легкового автотранспорта.
Оперативники с удивлением отмечали, что подельники были на несколько лет старше своего семнадцатилетнего главаря (им уже было за двадцать), но, не смотря на это обстоятельство, они беспрекословно выполняли все приказы «Алика» – настолько независимой, волевой и дерзкой была его натура, да и в воровском деле он соображал не слабее матёрого уркагана.
Самого главаря милиции задержать не удалось. По словам «Клеща» и «Утки», Вадуев, отдав им из похищенного всего две тысячи рублей, остальную сумму, которая насчитывала около ста тысяч, прихватил с собой и укатил «пошиковать» на Черноморское побережье Кавказа.
– Не беспокойтесь, никуда он не денется! – уверяли оперативников воры. – «Алик» ничего конкретно о своих дальнейших планах нам не говорил, но по некоторым недомолвкам можно было понять, что он намерен вскоре сюда вернуться.
Задержанные признались, что полученные от главаря деньги спрятали под камнем на берегу речки Каскеленки. Из этой суммы они не потратили ни рубля, опасаясь разоблачения по номерам украденных денежных купюр. Когда следственно-оперативная группа вместе с ворами прибыла на берег реки, чтобы провести проверку показаний на месте и одновременно оформить изъятие похищенных денежных знаков, сотрудники милиции увидели, что на этом самом камне сидит и обедает группа рабочих. Эти люди несказанно удивились, став очевидцами того, как сотрудники милиции извлекают из-под камня сверток с деньгами.
За домом сестры Вадуева было организовано пристальное наблюдение.
Он вернулся спустя месяц.
В Каскеленском РОВД в тот вечер по линии уголовного розыска дежурил старший инспектор угрозыска старший лейтенант милиции Сагынжан Асылкенов. В два часа ночи офицер получил информацию о появлении в городе Вадуева. Взяв машину и вооружившись, он в одиночку отправился на задержание. Парень спокойно спал в доме своей сестры, розыскник надел на него наручники. Сопротивления не последовало.
Доказать вину Вадуева и его однодельников не составило большого труда для следователя – весомых доказательств в деле присутствовало более чем достаточно. К тому же, никто из молодых людей не отрицал своей вины.
Через несколько месяцев суд приступил к рассмотрению их уголовного дела. Согласно приговору, главарь криминальной троицы получил восемь лет лишения свободы, его сообщники – по шесть лет. Наказание было суровым, поскольку по двум преступным эпизодам размер похищенного являлся особо крупным.
Из восьми лет Вадуев пробыл за колючкой шесть.
В конце лета 1980 года он освободился из колонии, после чего приехал в город Каскелен. Никто не знает почему именно сюда.
Бывший зек пришёл в милицию и отыскал Сагынжана Асылкенова, который к тому времени уже был в майорском звании и занимал должность заместителя начальника РОВД по оперативной работе. Вадуев заявил, что больше не намерен нарушать закон, и попросил помочь ему с трудоустройством.
– Ты, Сергей, если принимаешь меня за легковерного простака, то очень сильно заблуждаешься, – усмехнулся майор. – В первый раз я, конечно, поверю твоему слову, но буду внимательно присматривать за тобой и твоим окружением. Если в районе вдруг потеряется хотя бы одна спичка, то я привлеку тебя вместе с дружками по всей строгости действующего закона.
Потом Асылкенов вынул из кармана двадцать пять рублей, часть своей зарплаты, полученной в этот день, и протянул Вадуеву, чтобы он смог как-то прожить первое время. Майор устроил его трактористом в местное строительно-монтажное управление, где ему предоставили место в общежитии.
Однако терпения на то, чтобы зарабатывать на жизнь каждодневным трудом, как это делало исключительное большинство его соотечественников, у Вадуева хватило лишь на несколько месяцев. Захватив с собой младшего брата, он покинул пределы Казахстана и принялся колесить по российским городам, оставляя после себя выпотрошенные квартиры. Во время этих «гастролей» Вадуев чаще всего был нацелен на материальные средства ненавистных ему номенклатурщиков – руководящих работников партийного аппарата нижнего и среднего уровня.
Через год он вернулся поближе к родным краям и вместе с группой сообщников переключился на ограбление банковских учреждений, именуемых в то время сберегательными кассами. Успешные налёты были совершены в Семипалатинске, Павлодаре, Томске, Омске. После нападения на сберкассу в городе Барнауле все они были задержаны сотрудниками местных оперативных служб милиции, а похищенные денежные средства изъяты.
…В один из летних дней 1981 года заместителя начальника Каскеленского ОВД вызвали в Алма-Ату, к высшему руководству МВД Казахской ССР.
– Сагынжан Байболович, расскажите, как вы выстраиваете свои взаимоотношения с Сергеем Вадуевым, известным в республике и за её пределами грабителем состоятельных людей и сберегательных касс? – спросил у него заместитель министра.
Офицер каскеленской милиции рассказал о своих контактах с Мадуевым.
– Чем вызван ваш интерес ко мне? – полюбопытствовал он.
– Прокуратура республики расследует уголовное дело по банде Вадуева. Наши сотрудники тоже участвуют в этой работе, обеспечивая оперативное сопровождение. По очевидным фактам ваш «крестник» идет на контакт со следствием, дает признательные показания. На одном из допросов прокурорский следователь поинтересовался у него, случайность ли то, что Вадуев с подельниками не совершал преступлений в Алма-Атинской области. Тот ответил, что в Каскеленском районе служит такой майор – Асылкенов, который держит его на особом контроле. А ещё этот майор взял с него слово не творить ничего криминального в тех краях. Вот, мол, и приходится держать данное ему слово…
– Так оно и есть. Мы всегда знаем, где ждать появление этого человека – в нашем городе живёт с семьёй его сестра. А вообще, Вадуев – это крайне неглупый человек, с ним можно сотрудничать. Полтора года назад он помог нам раскрыть не одно преступление. Знаете же, у нас в Каскелене имеется огромная «барахолка», где раньше постоянно крутились разномастные карманники и налётчики. Вадуев многих из них знал лично, по моей просьбе он помог очистить вещевой рынок от уголовного элемента.
– А что вам, Сагынжан Байболович, известно о войне Вадуева с «законными» ворами?
– Мои источники информации сообщают, что в конце прошлого, 1980 года, Вадуев набрал в свою банду несколько новых человек и отправился в Узбекистан. Здесь они нападают на поезд, на котором воровские курьеры перевозили «общак» ташкентских «воров в законе», и забирают крупную сумму денег – что-то около 250 тысяч рублей. «Законники» на сходняке приговаривают Вадуева к смерти. Пока его разыскивали, Вадуев был уже далеко – в столице Грузии, где врывается в дом «законного вора» по кличке «Ваха». Даже не пытаясь прикрыть своё лицо, Вадуев держал вора на мушке и широко улыбался. Его сообщники тем временем кидали в сумку пачки денег, принадлежащие грузинскому воровскому клану. Теперь над головой Вадуева висит ещё и смертный приговор грузинских воров.
– Как думаете, это не легенды?
– Всяко может быть, но лично я склонен верить в реальность этих событий! Хотя… доподлинно мы всех деталей можем и не узнать, ведь официально ташкентские и тбилисские воры с заявлениями на Вадуева в правоохранительные органы никогда не обратятся, ведь речь идёт о деньгах, добытых преступным путём…
В этот раз суд отправил Вадуева в места заключения на предельный срок, определив ему пятнадцать лет лишения свободы с отбыванием их в исправительно-трудовой колонии строгого режима. После вступления приговора в законную силу осужденный поехал под конвоем в Талды-Курганскую область – в колонию, где содержались отпетые уголовники.
Продержаться в среде особей мужского пола, живущих по жёстким лагерным понятиям, человеку, заявляющему себя величиной и не имеющему при этом надёжных друзей-покровителей, далеко не просто. Однако Вадуев сумел уцелеть и там.
У него имелись большие шансы высоко подняться по воровской иерархической лестнице, ведь его «ходки» на «зону» были исключительно по воровским статьям уголовного кодекса. 15-летний срок также вызывал уважение у «сидельцев», поскольку назначен был не за душегубство или какие-либо другие гнусные, по их понятиям, дела. Тем не менее, воровской мир с его правилами Вадуев не принимал и сам называл себя «вором вне закона». Да и у «законных» воров имелось к нему немало претензий. Остальные обитатели колонии относились к Вадуеву настороженно, сторонились и предпочитали не иметь с ним общих дел, считая его «беспредельщиком», не признающим никаких авторитетов, порядков и правил, готовым в любой момент к конфликту.
В одну из ночей Вадуева в его камере навестили восемь прожжённых уркаганов, которые по поручению воровских кланов Ташкента и Тбилиси должны были укоротить «беспредельщику» жизнь. Непостижимым образом Вадуеву удалось от них отбиться. Знающие его люди этому не удивились, ведь парень имел несгибаемую волю, обладал большой физической силой (способен был отжаться от пола не менее четырёхсот раз), владел навыками в восточных видах борьбы.
После стычки с представителями «коронованных» воров другие зеки стали Вадуева побаиваться, он приобрёл в колонии авторитет и стал «бугром» – бригадиром, выписывающим наряды на работы. Вместо прежней клички «Алик» он получил новое «погоняло» – «Червонец». Поводом к этому послужили рассказы информированных людей о том, что Сергей имеет привычку рассчитываться с таксистами только купюрой десятирублёвого достоинства, не требуя сдачи – вне зависимости от того, сколько там набежало по счётчику.
Во время второй отсидки руководству ИТК стало ясно, что Вадуев – малый без принципов, никакими комплексами не страдает и для достижения собственных целей, а главной его целью было – поскорее выйти на свободу, не гнушается никакими средствами.
В чём это проявилось?
Находясь в талды-курганской колонии, Вадуев не раз помогал администрации в её работе. Так, однажды он выдал представителям администрации подготовку побега, весьма серьёзного побега, с подкопом, в котором сам должен был участвовать. Вполне закономерно в 1988 году в связи с амнистией, объявленной Верховным Советом СССР в честь семидесятилетия Октябрьской Революции, его одним из первых перевели «добивать» оставшуюся часть срока в колонию-поселение, где режим отбывания наказания был более мягким.
Но он не собирался досиживать вторую половину своего срока.
Для решения производственных задач осужденные с разрешения администрации могли выходить без охраны и надзора за пределы колонии-поселения. Дозволялось делать это в дневное время, а точнее – от подъёма до отбоя, в границах административно-территориальной единицы – района. Пользуясь такой возможностью, «Червонец» завёл любовную связь с одинокой женщиной, работницей потребительской кооперации, которая помогла ему приобрести по дешёвке несколько пар валенок. Несколько раз Вадуев привозил валенки в колонию практически по дармовой цене, наврав лагерному начальству, что у него имеется хороший «блат» на одном из складов в районном центре. Такой халявой заинтересовались офицеры колонии – регион располагался в предгорьях Джунгарского Алатау, где зимы были холодными, и валенки являлись совершенно необходимой вещью. Офицеры скинулись сообща, чтобы приобрести большую партию валенок, и командировали Вадуева на склад в районном центре.
Полученные деньги «Червонец» прикарманил, ради них всё и затевалось. Денежная сумма, в общем-то, была не такой уж значительной, но её хватило осужденному на то, чтобы поскорее уехать с территории Казахстана и, взяв курс на север, затеряться на бескрайних просторах Сибири.
3
Годы, проведённые в местах заключения, не поменяли мировоззрений Вадуева, не пробудили в нём желания встать на трудовой жизненный путь. Оказавшись на свободе, он вернулся к прежним занятиям – совершению грабежей и разбоев. Работе учреждений государственной исправительной системы по исправлению и перевоспитанию этого человека можно было ставить неудовлетворительную оценку.
Первое преступление после побега из колонии-поселения «Червонец» совершил в небольшом городке Боготол Красноярского края. Это произошло вскоре после наступления нового 1989 года. В помощники он взял молодого студента Сашу Приходько, приехавшего на время зимних каникул в гости к родственникам. Встретились они случайно, но уголовника что-то привлекло в новом знакомом. Расчёт Вадуева был прост и рационален: проникаем в квартиру, где нагулявшиеся за несколько праздничных дней хозяева будут мирно спать, тихо и незаметно выносим найденные ценности.
Вопрос проникновения в жилое помещение не представлял для них большой проблемы – «Червонец» давно перенял опыт вскрытия дверных замков у более опытных собратьев по ремеслу.
Вечером четвёртого января 1989 года первый секретарь Боготольского райкома КПСС Синеокин, слегка принявший «на грудь»», дремал в гостиной на диване и не слышал, что в его квартиру проникли двое.
Воры принялись искать деньги, хозяина они не тревожили.
Преступники и предположить не могли, что супруга партийного функционера в вечернее время отправится в парикмахерскую. Вернулась она в самый неподходящий момент. Заметив воров, дама подняла крик.
По-тихому «обнести» квартиру секретаря райкома Вадуеву с напарником не удалось: тайное хищение переросло в открытое нападение.
– Тихо, убью! – сказал студент, поднося нож к шее женщины. Он схватил хозяйку квартиры за плечо и силой усадил в плетёное кресло, стоявшее в прихожей.
От шума проснулся глава семьи. Открыв глаза, он увидел у своего лица нож, который держал в руке молодой парень с азиатским разрезом глаз. Рослый мужчина крупной комплекции, царь и бог своего района, он был уязвлён дерзостью бандитов, но разыгрывать из себя героя не стал.
– Деньги там, – указал он на шкаф.
Получив желаемое, незваные гости удалились. Потерпевших они не тронули.
Добычей разбойников стали три тысячи сто сорок рублей. Немалые по тем временам деньги, если учитывать, что среднемесячная зарплата по стране составляла сто десять рублей, а булку хлеба можно было купить за шестнадцать копеек. Похищенной суммы хватало для приобретения новой легковой машины Запорожского автозавода, но «Червонцу» собственная автомашина была ни к чему – он предпочитал такси. К тому же, при легальной покупке автомашины требовалось зарегистрировать её по месту жительства, а Вадуев не имел постоянной крыши над головой и за всю свою взрослую жизнь никогда нигде не прописывался.
Передав часть похищенного подельнику, «Червонец сразу же покинул Боготол, зная, что на его поимку местные правоохранители бросят все свои силы.
Для пополнения собственных денежных запасов «Червонец» совершил в Сибири ещё несколько разбойных нападений, после этого отправился в европейскую часть страны – там народ жил богаче.
В Ростове-на-Дону отыскал людей, у которых за кругленькую сумму смог разжиться исправным пистолетом и небольшим запасом патронов к нему. Приобретенное оружие вскоре применил в деле.
В один из тёплых весенних вечеров в посёлке городского типа под названием Глубокий, который являлся административным центром Каменского района Ростовской области, он проник в дом местного мясника. Хозяин дома накануне продал приличную партию мяса, после чего «обмыл» выгодную сделку и теперь спал непробудным сном. Когда налётчик его растолкал, мясник долго не мог сообразить, что происходит. Незваный гость пальнул из пистолета в стену, чтобы хозяин быстрее протрезвел, и потребовал отдать ему вырученные от продажи мяса деньги. Потерпевший, человек недюжинного здоровья, хоть и был нетрезв, искушать судьбу и переть на ствол, направленный в его грудь, не стал, а выполнил требование бандита. Забрав деньги, Вадуев без лишних слов удалился.
Через несколько дней «Червонец» приехал в южный город Геленджик – отдохнуть и развеяться. В белом костюме и идеально начищенных туфлях он направился в лучший городской ресторан.
Официант не пустил его за столик.
– Мест нет, – заявил он.