Читать онлайн Будьте моей бабушкой бесплатно
Глава I. Невкусная слива
хочу быть счастливой:
стоять у залива,
в расстёгнутой кофточке
и спелую сливу
прокусывать жадно,
до косточки.
Женя понуро пинала пожухлую листву под ногами. На удивление в конце октября среди чёрных ветвей деревьев всё ещё виднелись жёлтые вкрапления. Женя брела бесцельно, куда глаза глядят. Жители Твери торчали на работе, поэтому по пути ей попадались в основном старушки и школьники.
«И для кого только пекут такой гигантский хлеб?» – Женя остановилась у застеклённой витрины хлебной лавки. В животе урчало, но лопать булки не хотелось.
– Уважаемая, а уважаемая! Ты лучче взгляни, какие у меня сливы, – обратился к ней хозяин фруктовой лавки, стоявшей неподалёку.
«Вот ещё привязался», – нахмурилась Женя. Она не любила, когда кто-то проявлял к ней излишнее внимание. Всё же на минуточку заглянула: фрукты выглядели действительно великолепно. Сама осень позавидовала бы такому буйству красок. В груди у Жени всё съёжилось. Вот бы сейчас здесь оказалась мама! Женя подошла к ящикам поближе, и сухопарый азербайджанец с темпераментным носом и усами-щётками приветливо улыбнулся: «Попробуй, уважаемая, самый свежий продукт».
Вот за что мама любила лавки с овощами и фруктами: там всё можно было потрогать, повертеть, понюхать и, наконец, откусить. Её даже не смущало, что виноград или слива были немытыми. «Да ничего со мной не случится», – отмахивалась мама, а Женю называла брюзгой. С видом знатока мама исследовала один ящик за другим, и Женя была готова провалиться сквозь землю: ей казалось, что продавец тихо ненавидит их за неуёмный аппетит. Но, если хозяин попадался радушный и терпеливый, мама скупала у него чуть ли не всё попробованное. Кульки с персиками, абрикосами, виноградом и сливами отправлялись в огромную плетёную корзину, которую мама с конца августа всё время таскала с собой. «Мне так нравится, – парировала мама, когда Женя называла её странной. – Это по-осеннему».
– Давайте вот ту сливу, – каким-то мышиным голосом прошебуршала Женя.
– Конечно, конечно, уважаемая, – азербайджанец проворно достал из ящика сине-сизый плод размером с яйцо.
Слива оказалась не такой восхитительной, как ожидала Женя, но пробовать другой сорт она постеснялась.
– Взвесьте мне четыре штуки, – только и сказала она.
Минуя улицу, на которой ещё сохранились деревянные дома с резным декором и ажурными наличниками, Женя вышла к старой роще. Присела у реки на огромные, хитро переплетённые между собой корни старой сосны, принялась медленно и невесело полдничать. «Мама никогда бы не купила эти сливы, – думала Женя. – А я размазня. Даже с сестрой не могла нормально поспорить».
Тут Женя немного лукавила. Поспорила она очень даже хорошо, а вернее, разругалась в пух и прах.
Началось всё с очередной претензии.
– Женя, мне позвонили из школы.
– Ну, – аппетит сразу куда-то пропал, и Женя выплеснула суп из ложки обратно в тарелку.
– Четверть завтра закончится, а ты оскорбила учительницу.
– Да я просто сказала как есть.
– Что сказала?
– Что она дура. Потому что она дура, Даша.
– Женя! – Даша с силой вытирала руки об мокрый передник. – Ну тебе ведь уже не пять лет. Даже если твоя учительница дура, совсем необязательно говорить это вслух! При всём классе!
Женя развернулась и посмотрела сестре в глаза.
– Даша, меня это задолбало! Почему всё время нужно сидеть и молчать? Эта старуха несёт такой бред! Она сегодня сказала, что мы пропавшее поколение и позорим свою страну. Потому что мы опоздали на поднятие флага! Ты можешь вообще себе такое представить? Тебя-то ещё пронесло… – от досады Женя вляпалась локтем в суп.
– Ладно, окей, предположим, меня это тоже бесит. Но можно не доводить всё до скандала? У меня на завтра были планы, а теперь опять с работы отпрашиваться, потом отрабатывать…
– Кто о чём, а Даша о себе.
– И о себе в том числе. Я еле успеваю прибегать домой, чтобы покормить тебя после школы и сделать какие-то дела. А вечером у меня ещё английский…
– Ну так занимайся своим английским, а меня кормить с ложечки не надо – не маленькая.
Даша взорвалась.
– Ну ты и дрянь, Женя! Думаешь, ты одна тут самая бедная-разнесчастная? Думаешь, раз мамы нет, можно дерзить налево и направо? Я ради тебя универ забросила, хожу детям сопли и жопы подтираю, пашу как прОклятая! А ты только гадишь – что в комнате, что в школе, что в общении.
– Фигасе! – Женя вскочила со стула. – Да ты просто мать-героиня! В сад тебя никто не заставлял идти работать, отец сразу сказал: денег хватит. Но ты сама кричала, что тебе нужен стаж! И английский сама себе придумала. А дом я убираю не меньше твоего, так что, извини, медали не получишь!
В сердцах Даша сорвала с себя мокрый передник и бросила его на пол.
– Вот как, Женечка? Вот как? А ты предлагаешь мне просто тупо торчать в этой дыре и обихаживать тебя? Да я без работы с ума сойду! Ты мне через день подкидываешь какую-нибудь свинью! Убирает она. Когда отец на вахту собирался, тебе напомнить, как ты тут «убралась»? Отец ни носков, ни бритвы найти не мог. Как будто не понимаешь, зачем он ездит. Уже паспорт получила, а ведёшь себя, как ребёнок.
– Как ребёнок? Как ребёнок? – только и повторяла Женя, лопоча губами. На глаза навернулись жгучие слёзы, и она сдерживала их изо всех сил. – Да пошла ты, Даша! – выдавила из себя Женя и, резко отвернувшись от сестры, рванула в прихожую. Слава богу, рюкзак стоял здесь. Женя вышвырнула из него учебники и тетради, запрыгнула в кроссовки, схватила куртку и под угрожающие крики «Женя, Женя, вернись!» громко хлопнула дверью.
«Ну уж нет, Дашенька, ни за что и никогда».
Теперь, сидя на корнях сосны в роще, Женя судорожно размышляла, как быть дальше. Возвращаться домой она не собиралась. Отец всё равно вечно пропадает на вахтах, а в перерывах ремонтирует машины в своём гараже. Даша будет только рада-радёшенька, если Женя куда-нибудь свалит: закроет академ, восстановится в универе, уедет в свою любимую Москву. Вопрос оставался один: куда податься?
Из воды на берег вышла семейка уток – мама и пятеро утят. Птенцы забавно семенили за мамой, а та крякала им что-то на своём языке: не то подгоняла, не то просила близко не подходить к людям. «Ну вот, лучше бы я всё-таки купила булку», – расстроилась Женя. Из-за этих чёртовых невкусных слив ей было нечем угостить утиную семейку. А мама-утка, видимо, рассчитывала потрапезничать. Оставив своих малышей в зарослях у воды, она подошла к Жене чуть ближе и призывно крякнула. «Извини, ничего нет», – Женя развела руками. Утка, видимо, всё поняла и скомандовала своим птенцам отправляться обратно в воду: во всяком случае через пару минут семейка уже плыла к противоположному берегу.
«Что же вы? – думала Женя. – Давно ведь пора улетать на юг… Я бы с удовольствием улетела. Хоть куда-нибудь».
И тут её осенило. «Позвоню тётке! – Женя даже вскочила от радости. – Пускай заберёт меня к себе».
Тётя Рита, мамина сестра, жила в Перми и видела свою племянницу всего несколько раз. Но встречи с ней всегда были тёплыми и душевными, поэтому Женя не сомневалась, что тётка примет её с распростёртыми объятиями.
– Алё, алё, тётя Рита?
В телефоне послышался шум города. Машины, казалось, сигналили в самую трубку.
– Алё, Женечка? А? Что? Да, конечно, удобно. Это я с работы вышла, к стоматологу иду. К стоматологу, говорю! Нерв удалять будут. А ты сама как? Чего звонишь?
Женя пыталась перекричать город и чувствовала себя неловко: она не любила громко разговаривать. Даже утки в какой-то момент обернулись на неё: может быть, что-то вкусненькое всё же нашлось?
– Тёть Рит, тёть Рит, а можно к вам приехать?
– Конечно, солнышко, приезжай. Лучше летом, в речке купаться будем.
– Тёть Рит, я это… на совсем приехать хочу.
– На совсем? – опешила тётка. – А что так? Даша тебя обижает?
Детское слово «обижает» показалось Жене неуместным.
– Нет, не обижает. Просто не можем мы вместе жить. Никак.
– Женечка, – выдохнула в трубку тётка. – Мы с твоей мамой тоже такими разными были, а сколько она маленькая мне хлопот доставляла! Я ей с балкона кричу: «Леся, со двора никуда не уходи!» Глядь – а Леси уже и след простыл. Всегда она себе на уме была. Но мы как-то уживались, а потом, ты ведь знаешь, с возрастом это всё проходит… Только доброе остаётся.
– Тёть Рит, я знаю. Но всё равно: можно я пока у вас поживу?
– А отца ты спросила?
– Да ему дела нет.
– Как это нет? Как это нет, солнышко? Отец очень вас любит. А то, что его подолгу дома не бывает, так это только чтобы вы ни в чём не нуждались, крошки.
Пристрастие тётки ко всяким ласкательным словам раздражало Женю.
– Ладно, тёть Рит. Я ему позвоню.
– Вот и умница, Женечка, вот и умница. А меня завтра набери, ладненько? Я уже у клиники, зуб сильно ноет… Ну давай, золотце, целую, до связи!
Шум города поглотили телефонные гудки. Расстроенная Женя плюхнулась обратно на корни. План не сработал. Второй раз за день нестерпимо захотелось плакать. И Женя, наверное, разрыдалась бы, если бы не услышала над собой заискивающий голос:
– Девочка, а девочка, дай свою куртку!
Глава II. Пуховик цвета фуксии
у меня вместо сердца –
сквозная дыра,
и она вся увита плющом.
я придворный дурак,
но рассеивать мрак
я пока не умею ещё.
Женя подняла голову и увидела над собой бабушку в термоядерно-ярком пуховике цвета фуксии. На голове у незнакомки красовался красный берет, а половину лица занимали толстенные очки в потёртой оправе. «И как только у неё нос не отвалился?» – подумала Женя.
Бабушка пугливо посмотрела по сторонам и повторила свою просьбу:
– Дай куртку, пожалуйста.
Женя оторопела.
– А вам зачем?
– Некогда объяснять, девочка. Просто давай поменяемся. Смотри, какой пуховик, ему и года нет, – не без гордости отметила странная бабулька.
Женя внимательно оглядела её. Непослушные пряди совершенно белых волос. Глаза – как две лупы. Тонюсенькая, подростковая фигура. Женя даже на мгновение засомневалась, что – чисто теоретически – влезла бы в этот безумный пуховик. В целом бабушка не производила впечатления умалишённой, хотя всё время озиралась, как загнанный зверёк.
– Прошу тебя, девочка, у меня очень мало времени, – настаивала она. – Я же не ворую, а предлагаю меняться.
Что-то зацепило Женю в этой старушке. Была тут какая-то интрига. Если совсем откровенно – Женя пребывала в таком настроении, что ей было на всё наплевать, особенно на себя. Она поднялась и спокойно сняла с себя свою чёрную куртку.
– Ну вот.
– Ой, спасибо, спасибо, девочка, родненькая ты моя! – оживилась бабушка. – Ах ты господи, молнию заклинило. Ну он новенький, честно тебе говорю! И дёрнуло же меня купить этот вырви-глаз… – запричитала она.
К удивлению Жени, куртка оверсайз смотрелась на старушке стильно. А вот сама Женя в пуховике цвета фуксии чувствовала себя не в своей тарелке.
– Вам бы ещё обувь другую, – сказала она, окинув взглядом старенькие сапоги бабушки, – и тогда вообще огонь.
– Правда? – та расцвела на мгновение, но тут же всполошилась и прислушалась к чему-то. – Никто не идёт?
Женя осмотрелась.
– Нет.
– Ну прощевай, девочка, мне пора.
Не успела Женя ответить, как незнакомка рванула к дорожке со скоростью гепарда, почему-то выставив вперёд руки. «Во бабка даёт», – прифигела Женя. И тут только поняла, что произошло нечто странное. Женя даже прыснула: какого чёрта она отдала какой-то непонятной бабке свою куртку, а сама превратилась в эту ядрёную фуксию?
– Эй, подождите! Эй! Стойте! Кому говорю!
Женя побежала за старушкой, но та даже не обернулась, а, наоборот, поднажала ещё больше. «Какая прыткая», – удивилась Женя.
– Стойте, а то полицию вызову!
Неожиданно бабушка споткнулась и упала на руки. «Ах ты ж, корень проклятый», – проскрежетала она. Женя подскочила к ней, помогла подняться и сама перевела дух, опершись на колени.
– Ну… вы… это… чего творите…
– Девочка, нас… не должны…видеть вместе… – так же задыхаясь ответила старушка. – Ты же в моём пуховике!
– Вот именно, – распрямилась Женя. – Верните мою куртку!
– Но мы же с тобой поменялись! – развела руками бабушка.
– На время! – Женя была настроена решительно.
– Так, ладно, слушай, – незнакомка заговорщически подозвала Женю поближе к себе и прошептала: – Морозовский городок знаешь?
– Ну.
– Тебе нужен Двор Пролетарки, 43. Там на фасаде вырезаны всякие круги, линии и прямоугольники. А где крыша – большой треугольник с такими кольцами, как олимпийские, только их три. Заходи со двора в первый подъезд. Третий этаж – и сразу направо. Встречаемся через час. Подойдёшь к дому – пуховик сними и в пакет. Смотри, чтоб за тобой не было хвоста. Всё поняла?
– Да.
На самом деле Женя не поняла ничего.
Глава III. Морозовский городок
как сказать вам:
по-русски? по-гречески?
на китайском? или ивритом?
я– простая! я – человеческая!
я хожу и дышу с вами в ритм.
Ну и дела! Во что она только вляпалась? Ещё полчаса назад Женю волновало лишь то, где провести будущую ночь. А теперь она осталась без собственной куртки. И ведь главное – отдала её добровольно, без лишних вопросов. Настоящая размазня.
До Морозовского городка топать было минут тридцать, поэтому Женя снова бесцельно слонялась по роще, угрюмо глядя себе под ноги. Вдруг кто-то окликнул её. «Вот чёрт, даже слинять некуда», – с сожалением подумала Женя.
К ней приближалась компания одноклассников. Оторва Светка Егорова, её подруга Настя, Светкин воздыхатель Рома и парень из параллели, кажется, Игорь. «Ну почему именно сейчас?» – больше всего на свете Женя мечтала просто испариться.
– Здорово, Женёк! – Светка ехидно улыбнулась. – Забавный лучок, прям как у моей бабки.
Рома и Настя нарочито подавили смешки. Игорь был серьёзен.
– Ты тоже ничего, – Женя мотнула головой в сторону Светкиных колготок в сеточку и сапог на высоком каблуке. – Смотри, чтоб с шалавой не перепутали.
На этот раз Игорь не сдержал улыбки. Светка, видимо, очень хотела ему понравиться и потому пошла на попятную.
– Прости, забыла, что у тебя после смерти матери крышу снесло. Чё слоняешься тут одна?
Светка кокетливо опёрлась о дерево, слегка согнув одну ногу. Рома тут же достал ей зажигалку – точно прочитал мысли. Затягиваясь тонкой длинной сигаретой, Светка чувствовала себя по меньшей мере кинозвездой.
– Свет, может, не надо? Увидят ещё… – робко пикнула Настя.
– Настён, ну чё ты всё время ссышь? Все гуляют у набережной, а сюда приходят одни фрики.
«Камень в мой огород», – поняла Женя.
Подал голос Игорь, который, судя по всему, хотел сменить тему.
– Ну и эти фрики сегодня мы, – отрезал он с улыбкой. – Так ты Женя, да? Ты, случайно, не играешь в школьном театре? Я, вроде, видел тебя в прошлом году…
– В костюме шута, – прыснула Светка.
– Да, я играла шута. И это моя любимая роль. – Женя хотела поскорее отделаться от этой токсичной компании. Она ведь больше вообще с ними не увидится! Так почему бы просто не уйти?
Но Игорь продолжил:
– Не, без шуток, я тогда подумал, что круто. Даже хотел к вам прийти как-нибудь, записаться.
Светка поперхнулась сигаретным дымом и закашлялась, как какая-нибудь старая осипшая ведьма. От флёра кинозвезды не осталось и следа.
– Да, я тоже когда-то собирался… – неожиданно прогудел Рома.
– А на фестиваль вы поедете? – проявила небывалую осведомлённость Настя.
– Нет, почти все заболели.
– Жалко, – вздохнула Настя.
– По-моему, ваша подруга сейчас задохнётся.
– А, это? – отмахнулся Рома. – Да она всегда так, привыкает ещё. Меня ваще вырвало, когда первый раз пробовал. Не моё!
Игорь всё же подошёл к Светке и с силой постучал ей по спине.
«Пора валить, пока эта мымра не очухалась», – решила Женя.
– Ну ладно, давайте. Мне ещё по делам надо. Эм… куртку из химчистки забрать.
На этих словах Женя густо покраснела. Вернее сказать, слилась с пуховиком цвета фуксии. Ну почему встречи всегда происходят в самый неподходящий момент? Дав дёру, Женя свернула в сторону автобусной остановки: лучше уж забиться на заднее сиденье автобуса, чем у всех на виду полчаса шагать в этом наряде.
***
«Атмосферненько», – Женя прогуливалась по Морозовскому городку. Когда-то тут, в красных кирпичных домах, жили рабочие местной мануфактуры. В лучшие времена у них были свои магазины, театр, библиотека, больница, даже обсерватория. Но теперь на Морозовский городок невозможно было смотреть без жалости: повсюду мусор, битые стёкла и осыпавшийся кирпич. Некоторые дома обветшали настолько, что их после многолетних жалоб жильцов власти города всё же расселили. Дом, который назвала бабушка, правда, оказался добротным, с отреставрированным фасадом в бордово-жёлтых тонах. Женя ошивалась у подъезда, но внутрь зайти не могла.
– Потеряла что? – спросила её женщина в зелёном хиджабе.
– Нет, просто жду одного человека. А вы здесь живёте? Пропустите меня?
– Конечно, – женщина нажала нужные цифры на домофоне.
Вместе они стали подниматься по старинной металлической лестнице (она вся была в дырочках, как решето). В подъезде кто-то разбил лампочку, поэтому шли неторопливо, глядя под ноги.
– Я тут ночую иногда только, – женщина поправила хиджаб. – Как ни приду – всё люди с камера снимают. Место же такое, сторическое. Бегают тудым-сюдым, стреляют, дым. Я им даже как-то говорю – возьмите меня в ваш кино, буду турецкий женщина. Так-то я таджичка, Сарвар меня зовут. Но не взяли: другой сценарий, сказали. – Сарвар остановилась на лестничной клетке, перевела дух. – У меня тут квартира маленький, ремонт делать надо. Хочешь, чаем угощу, пока свой человек ждёшь?
– Спасибо, – Женя уже поднялась на третий этаж. – Мне вот в эту квартиру.
– Ну ладно. Я вон курпача новенький несу, – под мышкой у Сарвар торчал свёрнутый матрац, украшенный восточным орнаментом, – сестра вечером приедет, тут остановится. Пять лет не видались, соскучились… – И Сарвар, пыхтя, пошла дальше наверх.
Женя сняла с себя ненавистную фуксию и уставилась на дверь, обитую кожей (местами та стёрлась и порвалась). Звонок не работал, так что Женя постучала. Ей открыли, и в нос ударил запах лекарств. Вместо приветствия Женя услышала:
– Вот, Галочка, куртка твоя пришла. Давай, давай, заходи быстрей, чего встала! – заторопила бабушка.
Из маленькой прихожей Женя видела, что в дальней комнате на кровати кто-то лежит.
– Где моя куртка? – перешла к делу Женя. Пуховик она демонстративно крепко сжимала в руках.
– Сейчас-сейчас, – заторопилась бабушка. – Ты так громко не кричи: Галочке вредно, парализованная она. Вот твоя куртка, иди.
– Я замёрзла. Чаю можно?
– Чаю? Да ты что, некогда, – старушка явно не отличалась таким гостеприимством, как Сарвар. – С минуты на минуту могут нагрянуть.
– Кто?
– Как кто? Соцзащита, будь она неладна.
– Соцзащита?
– Всё, иди, девочка, дай мне с подругой попрощаться.
И бабушка шустро засеменила в дальнюю комнату. Только сейчас Женя заметила, что её таинственная незнакомка сменила наряд: почему-то по квартире подруги она расхаживала в сером драповом пальто. Красный берет тоже куда-то пропал. Женя на цыпочках подкралась к приоткрытой двери в комнату и прислушалась.
– Ну вот, Галочка, отправляюсь я искать Семёна Юрьевича, если по земле он ещё ходит. А за пальто не серчай: я тебе пуховик оставляю, красивый, яркий. И двух лет не относила. Как чувствовала, что от этих дармоедов помощи не дождёшься – хоть утеплилась. Да, рюкзак, который тебе на юбилей дарила, тоже прихвачу: по грибы-ягоды ты уже не походишь. Ну, давай, дорогая. Может, ещё свидимся.
Тело на кровати зашевелилось, и до Жени донеслось что-то нечленораздельное, больше напоминавшее мычание.
– Сухарей прихвачу, спасибо. И термос. Он у тебя, вроде, старенький, большой обиды не будет.
Галочка опять что-то промычала.
– Ну, бывай, дорогая подруга.
Бабушка уже поднялась со стула, но тут снова заговорила с Галочкой:
– Да, ещё ты не против, если позаимствую у тебя платок, который Павлик-предатель тебе из Павлова Посада привёз?
На сей раз мычание показалось Жене возмущённым и протестующим.
– Вот и славно. Спасибо, Галчонок! Чтоб я без тебя делала?
Бабушка прикрыла дверь и удивлённо посмотрела на Женю. Глаза-лупы часто моргали из-под очков.
– Как? Ты ещё тут? Ладно, жди, вместе выйдем.
Какое-то время Женя молча наблюдала, как незнакомка шарила по Галочкиной кухне, закидывая в рюкзак всё, что плохо лежало. Наконец Женя не выдержала:
– Зачем вы обворовываете эту женщину?
Старушка так и замерла со шматом сала в руке.
– Да что ты, девочка! Подруга ж это моя, юности. И пуховик я ей свой оставляю. Новёхонький, и трёх сезонов не относила. Галочке только за счастье родной душе подсобить.
Затянув рюкзак и обмотав голову узорчатым платком, бабушка осторожно отодвинула занавеску и мельком глянула в окно.
– Девочка, а девочка, поди-ка посмотри – есть там кто-нибудь на улице? Только сильно не высовывайся.
У дома взад-вперёд расхаживала крупная женщина в кожаной куртке. Она держала в руках какую-то папку и разговаривала по телефону.
– Худо дело, – констатировала бабушка.
– Кто это? – спросила Женя.
– Кто-кто? Она самая, соцзащита. Слушай, девочка, подсоби мне, пожалуйста, ещё раз!
– Сначала объясните, что тут вообще происходит! А иначе сами разбирайтесь со своими проблемами! – Женя нахлобучила шапку, влезла в родную куртку и направилась к выходу.
– Стой, девочка, погоди! Объясню, всё объясню. Только, пожалуйста, давай выберемся из этого дома. Ты шагай вперёд и держи входную дверь со стороны улицы, надави хорошенько, если кто сунется. Мне очень, очень надо успеть спрятаться! По рукам?
И странная старушка снова включила турбоускорение, выпроваживая Женю из квартиры.
Глава IV. Дом
на летящем в пространстве шарике
день за днём и за годом год
задыхаются в мрачном мареве
миллиарды таких же сирот.
Не успели они спуститься, как бабушка бросилась под металлическую лестницу. Здесь хранилась куча всякого хлама, даже стояло видавшее виды кресло. «Чудная бабка, – подумала Женя, когда кто-то начал открывать входную дверь. Женя навалилась на неё всем телом, и дверь в замешательстве захлопнулась. – И зачем я только помогаю этой сумасшедшей?»
Дверь снова заскрипела, но Женя сдержала её и в этот раз. На улице послышались удивлённые голоса. Оправившись от возмущения, дверь настойчивее запросилась в подъезд: погреться. «Вроде, спряталась», – Женя бросила взгляд под лестницу и отпрянула. В тёмный коридор ввалились женщина из соцзащиты и усатый мужчина средних лет.
– Девочка, – буркнула соцзащита, – это ты не давала нам войти?
– Я? Да что вы, тут дверь клинит, – включила весь свой актёрский талант Женя. Слава богу, в темноте её нельзя было как следует разглядеть.
– Ладно, ты старушку в малиновом пуховике не видела?
– Неа.
– Пойдёмте, Алексей Николаевич, – обратилась соцзащита к усатому мужчине. – Проверим вашу маму.
Как только они ушли, бабушка вылезла из-под лестницы, с трудом разогнулась, держась за перила, и… рванула на улицу.
– Подождите! Эй, подождите! – закричала Женя.
– Девочка, ну сколько раз тебе повторять: не привлекай к себе внимания!
Они дошли до остановки и сели на первый попавшийся автобус. Двери с лязгом захлопнулись и задребезжали.
– Я пенсионерка, не видно, что ли? – отчеканила бабушка контролёру, прежде чем тот успел открыть рот.
– А у меня проездной, – достала Женя помятый билет.
Когда они наконец уселись на заднее сиденье, Женя спросила:
– Почему вас преследует соцзащита?
– Потому что я сбежала.
– Откуда?
– Из дома престарелых.
Женя невольно поморщилась.
– Как это сбежали?
– О, девочка, в доме престарелых до кого-то есть дело, только если этот кто-то нарушает распорядок. Одному мужчине плохо стало на прогулке, для скорой ворота открыли. И я под шумок в рощу шмыгнула, меня никто и не заметил.
– А к подруге своей вы как проникли?
– А… – глаза-лупы заблестели. – Мои родители тоже в этом доме когда-то жили. И был у нас с Галчонком в детстве один секретик – прятать ключ в специальный кармашек с обратной стороны коврика у двери. Сын Галочкин до сих пор так делает, а то у них сиделка часто ключ забывала…
– Сын – это такой, с усами? Алексей…
– Да, он. Хороший парень вырос, – печально вздохнула бабушка. – Два года, как инсульт разбил Галчонка, почти уже не двигается, только лежит. А сын не бросил. Сиделка к ней каждый день ходит, утром и вечером. Он сам тоже навещает.
– Откуда соцзащита знала, что вы будете у Галочки?
– Вот настырная! У этих супостатов же вся моя подноготная – кто, откуда, какие близкие остались… Да и потом, сама я сдуру много с соседкой по комнате болтала…
Автобус резко затормозил, и старушка чуть не вылетела в пролёт.
– И где вас только учат, дармоедов? – сердито закричала она на весь салон. – Ну что, девочка, ты узнала всё, что хотела? – судя по тону, настроение у неё изменилось.
– Нет, не всё.
– Мне выходить надо.
– Я с вами.
Та ничего не ответила, но окинула Женю оценивающим взглядом.
– Как тебя звать-то?
– Женя. А вас?
– Тамара Михайловна.
Автобус остановился у железнодорожного вокзала. Тамара Михайловна засуетилась, споткнулась и чуть было не упала. Женя успела схватить её за локоть.
– Зачем-то бог тебя мне послал, – странно прокомментировала этот эпизод Тамара Михайловна.
– Куда вы направляетесь? – спросила Женя.
– Надо мне до города соседнего добраться, дело недовершённое там у меня есть. – Тамара Михайловна поправила сбившийся платок и мечтательно протянула: – А потом – на юг, к Семёну Юрьевичу.
– Это кто?
– Какая ты любопытная, девочка! Подскажи, сколько времени?
– Без двадцати семь.
– Скоро электричка отправляется, – пробормотала Тамара Михайловна. – Так вот, девочка. Семён Юрьевич – это юрист. Ему, правда, уже должно быть сильно за семьдесят. Но очень уж он мужу моему обязан. Незадолго до смерти (как чувствовал!) Витенька так мне и сказал: «Тома, будет худо, звони Семёну. Он поможет». И бумажку-то мне сунул. А я, дура старая, её потеряла.
– А вы с ним что, не общались?
– С кем? С мужем?
– Да не с мужем, а с этим Семёном Юрьевичем.
– Общались, но давно. Лет тридцать уж прошло.
– Ого! – Женя переминалась с ноги на ногу, не зная, как подступиться к делу. Но набралась духа и выпалила:
– Тамара Михайловна, возьмите меня с собой!
– Куда? – опешила бабушка.
– На юг.
– Да ты что, под суд меня хочешь? Что скажут твои родители?
– А нет у меня родителей, – соврала Женя. – Я тоже сбежала.
– Откуда?
– Из детского дома.
– Пахнешь по-домашнему, – Тамара Михайловна как будто действительно принюхалась. – И куртка у тебя хорошая.
– Нам волонтёры привозили, – снова соврала Женя.
– Даже если ты из детского дома, я всё равно не могу тебя взять с собой.
– Почему?
– Нас ведь будут искать! Я-то списанный товар, а ты несовершеннолетняя. Поймают, скажут – я украла. И заберут в тюрьму. Тебе лет-то сколько?
– Пятнадцать. – Женя, которой на самом деле летом исполнилось четырнадцать, врала виртуозно и уверенно, чего с ней никогда не бывало.
– В техникуме учишься?
– Нет. Мне два года ещё в школе. Я поздно пошла.
– Нда… Всё равно не могу. Не могу, девочка! Ну прощевай, надо ещё билет купить. – И Тамара Михайловна налегла на огромную железную дверь вокзала.
– Ну, пожалуйста, возьмите меня с собой! – остановила её Женя. – Я в детский дом больше не вернусь. Вы же сами знаете, каково там. Идти мне некуда. А у вас – целый план! Мы будем осторожны, нас не поймают! Я вам помогу найти Семёна Юрьевича – у меня хоть интернет есть! Заживём вместе, я работать пойду!
– Ну-ну, – Тамара Михайловна протёрла краешком платка свои толстенные очки. – Тебе не работать, а учиться надо. А чтобы учиться, документы нужны.
– А у меня паспорт с собой!
– Так вот по паспорту твоему и увидят, что ты в розыске.
– А вы меня удочерите! – не унималась Женя. – Будьте моей бабушкой!
– Девочка, ну какая же я тебе бабушка? Мне ведь самой семьдесят годочков, и у меня ни кола ни двора!
– Ну неужели, неужели ничего нельзя сделать? – у Жени на глаза навернулись слёзы. – Я сегодня буду ночевать на улице, если вы меня не заберёте.
Тамара Михайловна водрузила на нос очки и тяжело вздохнула:
– Ну ладно. Как тебя там? Женя? Поможешь мне найти Семёна Юрьевича, а там решим. Он юрист, подскажет. У тебя деньги-то есть?
– Немного.
– Пойдём посмотрим, сколько стоят билеты.
– А куда мы поедем?
– В Клин.
Глава V. Баня
а ещё никогда не забуду,
как летела на стол посуда.
звёзды падали из ниоткуда
и искрились в моей голове.
я надеялась втайне на чудо,
я молила иисуса и будду,
я лежала в постели с простудой
и не верила чёрной молве.
– Почему-то мы тут ни разу не были, хотя это совсем рядом, – Женя осеклась, чтобы не наговорить лишнего.
– Возьми меня под руку, дружок.
– Может быть, подождём автобуса?
– Тут километра три, прогуляемся.
Солнце уже давно село. С каждым новым шагом в этой неизведанной темноте Женя всё больше расплывалась в улыбке. Она смогла! Смогла убежать от сестры, найти ночлег и отправиться навстречу приключениям. Женя даже слегка подпрыгивала от эйфории.
– Похоже на Тверь, только… ну… более по-деревенски.
«Надеюсь, не обидится», – подумала Женя и искоса взглянула на Тамару Михайловну. Но та лишь хихикнула.
– Тут очень много домов, есть совсем старые, деревянные. А есть такие крепкие, новенькие, из кирпича. Мы сейчас свернём на Самодеятельную и пойдём в сторону Овражной, сама увидишь. Правда, темно…
– А ваш дом где?
– Мой дом? – удивлённо переспросила Тамара Михайловна.
– Ну да, вы же говорили, что с мужем тут почти всю жизнь прожили…
– А дома, Женечка, у меня больше нет.
– Как так?
– Подарила я нашу с Витенькой квартиру сыну. Видела же, что дармоед вырос, а всё равно отписала. – Тамара Михайловна смахнула краешком платка непрошеную слезу. – Он теперь её полноправный владелец и распорядитель.
– А это он вас… в дом престарелых?
– Жена его. Нинка.
Повисло грустное молчание. Тамара Михайловна сникла, а Женю так и подмывало спросить, где же они будут ночевать и какие такие дела у них в Клину. Но она не решалась.
Миновав «Пятёрочку», пятиэтажку и гимназию («а вот сюда этот дармоед учиться ходил; как только открылась в восемьдесят втором, так и пошёл»), Женя с Тамарой Михайловной свернули в сторону частного сектора.
– У вас тут ещё одна подруга в каком-то доме? – осмелела Женя.
– О нет. Какие были – уже поумирали. Так, пара знакомых осталась.
– Куда же мы идём?
– Посмотри, впереди должен стоять такой дом из белого кирпича.
– Вот тот, что ли? – Женя указала рукой.
– Там ещё дерево такое огромное у забора.
– Ну, вроде…
– Вот за домом тропинка. У тебя фонарик есть посветить?
Женя достала из кармана джинсов телефон и включила нужный режим.
– Только такой.
Тамара Михайловна вздохнула:
– Ладно, иди первая, а я за капюшон твой держаться буду. Там осторожно, грязно бывает, по досочкам надо. Как начнутся сараи – поворачивай направо.
Женя послушно свернула на тропинку и практически на ощупь начала прокладывать путь. Уличных фонарей здесь не было, а в ближайших домах, как назло, не горел свет.
– Ах ты ж! По досочкам, по досочкам говорю. Вот уже сапог изгамзила, – заворчала Тамара Михайловна на Женю, когда та завела их в какую-то грязную лужу.
– Ну вы так капюшон не натягивайте, – недовольно пробурчала в ответ Женя. – Иду, как могу.
«Ну и глухомань», – подумала про себя она.
Когда беглянки нашли импровизированный мостик из досок и перебрались на другой «берег», Тамара Михайловна оживилась:
– Посмотри-ка, Женечка, тут сразу направо сарай, там внизу сбоку такая большая дырка.
– И что?
– Нащупай дырку и аккуратно вытащи из неё полешки.
– Мы что, собираемся жечь костёр? – удивилась Женя. Она-то надеялась, что избежала участи ночевать на улице.
– Боже упаси! Но дрова нам понадобятся.
Женя чувствовала себя ночным вором. Эйфории у неё поубавилось, ей просто хотелось оказаться в тёплом и безопасном месте. Пока Женя таскала дрова, бабушка бормотала себе под нос что-то невнятное.
– Что вы там бубните? – обозлилась Женя. – Может быть, поможете?
– Да-да, конечно, – встрепенулась Тамара Михайловна. – Давай мне то, что достала, а сама набери ещё охапку.
Женя вывалила дрова в руки бабушке и продолжила вытаскивать поленья через дырку.
– Это, вообще, чей сарай? Как я понимаю, не ваш?
– Соседа.
– Ну и куда нам с этим добром? – Женя подпирала охапку дров подбородком.
– А, – приободрилась Тамара Михайловна, – сейчас вот так вдоль сарая…
– Ай! Прям по ноге.
– Прости, прости, девочка. Я не могу в обеих руках держать. Мне дорогу нащупать надо.
– Дайте сюда.
Тамара Михайловна переложила несколько поленьев в охапку Жене.
– Идти сможешь?
– Если только недалеко.
– Сюда, сюда… – Тамара Михайловна вела рукой по шершавым стенам сараев и скоро остановилась у бревенчатой постройки. Запыхавшаяся Женя практически ничего не видела из-за высокой охапки дров.
– Ну… долго…ещё?
– Потерпи, девочка, ключ ищу. Не могли же эти дармоеды его выкинуть… они в баню и носа не казали…
– В баню?! – верхние поленья, подпрыгнув, скатились на землю.
– Ох ты, матерь божья, нашла! – ключ щёлкнул в замке. – Заходи, заходи, девочка. Сейчас баньку стопим и отогреемся.
Женя освободила руки, как только переступила порог.
– Вот тут свет у нас. – Предбанник осветила лампочка Ильича. – Горит, слава богу. – Тамара Михайловна воодушевилась. – Воды сейчас накачаем…
Женя устало приземлилась на лавку.
– А долго нам… топить?
– Вместе за пару часов управимся. Давно тут никто не бывал, но мы раскочегарим. Вставай давай! Вот тут насос у нас. Витенька к скважине подключил, чтобы воду из квартиры не таскать. Вставай, быстрее управимся.
Тамара Михайловна сняла рюкзак, приспустила на плечи павловопосадский платок и расстегнула пальто.
– Неси тазы и вёдра, а я начну качать.
Насос стоял тут же, в предбаннике, и управлять им было нелегко. Тамара Михайловна взмокла, опуская и поднимая рукоятку насоса. Седые волосы, забранные в пучок, растрепались, на лбу выступил пот. Вылив очередное ведро воды в бак, Женя предложила подменить Тамару Михайловну.
– Нет-нет, девочка, носи вёдра. Я потихоньку-помаленьку… – она надавила на рукоятку насоса, и из крана брызнул очередной фонтан.
– Это у вас прямо под баней скважина что ли?
– Да. Там… дырка в полу…
– Вижу. И вы каждый раз так… качаете?
– Да. Ну, когда молодая… этого вообще не замечаешь. Раньше вёдрами… из квартиры носили, вот это… тяжело было.
– В этой квартире сейчас ваш сын? Он сюда не придёт?
– Что ты, девочка, они со своей кралей… такие дармоеды, палец о палец… не ударят. Как меня в Тверь сдали, так банька и стояла… нетопленая. – Тамара Михайловна с силой опустила рукоятку.
– И давно вас тут не было?
– Почти четыре месяца. Я с самого первого дня… знала… что убегу…
Тамара Михайловна присела на лавочку, вытерла лицо платком.
– Вот теперь я всё. Покачай ещё пару ведёрок, дружок.
Женя сняла куртку и принялась за работу.
– Гляди не замёрзни, не топлено ж ещё.
– Этот… насос… хорошо разогревает, – стиснув зубы, ответила Женя.
– Пойду печку разжигать. – И Тамара Михайловна скрылась в бане.
***
Распаренные и разморённые, Женя с Тамарой Михайловной сидели в тёплом предбаннике (сюда одной стороной выходила печка, стоявшая в парилке). Бабушка откуда-то достала железные кружки и налила остывший, но вкусный чай из термоса. Женя нарезала сыр и сало, открыла рыбные консервы. В рюкзаке Тамары Михайловны нашлась даже половина буханки хлеба, а у Жени – только одна недоеденная слива.
– Ну, за Галчонка, – Тамара Михайловна легонько ударила своей кружкой Женину. – У меня с утра во рту маковой росинки не было.
– Я тоже проголодалась.
– Всё-таки в своей баньке мыться – совсем другое дело. Я как будто с себя всю эту казённую грязь смыла. – Тамара Михайловна, причмокивая, с наслаждением отхлебнула чай.
– Налко, биля нет чидово.
– Прожуй, а потом говори.
Женя проглотила бутерброд и запила чаем.
– Жалко белья нет чистого, говорю.
– Ничего, найдём. Решим тут один «банковский» вопрос, и будет бельё.
– Так мы завтра в банк?
Тамара Михайловна зачерпнула хлебной коркой консервы.
Женя сняла с головы полотенце и сухим концом вытерла мокрые волосы.
– Давно хотела сказать, что вы запасливая.
Тамара Михайловна улыбнулась.
– Мы как-то раз, когда Павлуша был маленький, забыли полотенца. Он орёт почём свет, а у нас только шерстяное одеяло. И пришлось Витеньке зимой, в одежде на мокрое тело бежать до дома. Тогда и поставили здесь комодик, чтобы пара полотенец всегда лежала про запас…
– Почему ваш сын… – Женя не могла подобрать верного слова.
– …вырос таким дармоедом? – насупилась Тамара Михайловна и поглубже завернулась в платок, накинутый поверх нижней сорочки.
– Ну да.
– А не знаю я почему! Думала, думала и перестала. Всё давалось, всё. В техникум учиться пошёл, на повара. Встретил там какую-то кралю… не эту, другую. И понеслось. Пил не просыхая, может, и наркотики пробовал, чёрт его знает. Сидел он у меня два раза – за драку пьяную и за ДТП. Я ему говорю: «Сынок, да что ж ты творишь? Разве этому мы тебя с отцом учили?» А он мне только: «Уйди, мама, сам разберусь». Потом, вроде как, остепенился, женщину нашёл, с виду поприличней. Таксовать начал. Говорит: «Жениться хочу, мама. Заживу как человек». Это в сорок пять-то лет! Только, говорит, нехорошо жену в материн дом приводить, неправильно. И я, дура, уши развесила, о внуках уже загрезила. Отписала всё этому дармоеду, а Нинка меня быстро утилизировала. – Тамара Михайловна сняла свои огромные очки и смахнула краешком полотенца слёзы. – Ой! У меня ж ещё барбариски есть! – она встала с лавки и подошла к рюкзаку, который стоял на старом облезлом комоде. – Угощайся.
Женя развернула фантик, но конфету класть в рот не стала.
– Моя мама любила барбариски. Она вообще любила всё простое, без «наворотов» – это её словечко. Мы с сестрой однажды купили веганские пирожные, и мама потом месяц нас дразнила, когда что-нибудь пекла: «Будете вкусное или свою морковь?» Не знаю, почему-то вспомнилось. – Женя положила конфету рядом с собой на лавку. К щекам прилила кровь, как будто она ошпарилась.
– Так у тебя есть сестра…
– Нет, нету. Она уже совершеннолетняя и занята своей жизнью, я ей не нужна.
– А отец?
– А отца тоже нету. Он всё моё детство пропадал на вахтах, бурил скважины. А потом вообще пропал.
– Куда пропал?
– Никто не знает, так и не нашли.
Тамара Михайловна задумчиво протянула:
– Н-да… И давно ты без мамы?
– Двенадцать дней и пятнадцать месяцев.
– Тебя сразу забрали?
– Куда?
– В детский дом.
– А, ну да. – Эта часть вранья нравилась Жене меньше всего. – Пойду руки помою после еды.
«Не хочет вспоминать», решила Тамара Михайловна, а вслух сказала:
– А всё-таки хорошо, что мы встретились. Одна я бы с этим насосом только сейчас управилась.
Женя вернулась в предбанник.
– Ну, если бы вы всё-таки врезались в тот фонарный столб у вокзала, до бани, наверное, вообще бы не дошли.
Бабушка засмеялась мягким мурлыкающим смехом.
– Со мной это случается. Подскажи, дружок, сколько времени?
Женя достала телефон. На экране высветились гневные восклицательные сообщения от Даши. Женя мельком прочитала «прошмандовка» и «домой немедленно». Открывать сообщения она не собиралась. Секунда – и телефон был выключен.
– Ну что там?
– Не знаю, разрядился.
Тамара Михайловна чувствовала, что её юная спутница чем-то удручена.
– Расскажи о своей маме. Какая она была?
Женя присела на старое продавленное кресло в углу предбанника и задумалась.
– Свободная. Она делала то, что хочет. И ни на кого не смотрела. Она как-то раз даже выступала со мной в школьном театре. Но мне тогда было ужасно стыдно перед одноклассниками, потому что мама играла Мокроту. Ей под одежду подложили кучу подушек, а лицо раскрасили зелёной краской. И она стала такой толстой и некрасивой… Может, помните, была такая реклама каких-то таблеток от кашля… они там прогоняли мокроту…
– А кем работала твоя мама?
– Кондитером. Она пекла самые вкусные на свете торты. А как мы ждали её овсяного печенья… Но его всегда быстро раскупали, нам почти ничего не доставалось…
– Что с ней случилось? – осторожно спросила Тамара Михайловна.
Женя выдохнула.
– Рак крови.
– Соболезную, девочка.
– Она ушла через три дня после моего дня рождения… – Женя заговорила судорожно, сквозь ком в горле. – Знаете, что я сделала, когда мама ещё была в сознании? Я пошла на пикник с ребятами из нашей театралки! На пикник! Я даже не помню, заглянула я к ней перед выходом или мама спала… Это был последний вечер, когда я могла с ней поговорить… могла… могла попрощаться… сказать… что я… я… её… – последнее слово поглотили горькие рыдания.
Тамара Михайловна подошла к креслу и обняла Женю за голову.
– Ну-ну, девочка, хорошая, ты поплачь, поплачь, легче будет. – Бабушка гладила густые, спутанные после мытья волосы Жени. – Мама всё знает, всё видит. Ты всё равно её любимая девочка. Поплачь, поплачь. Я своё уже отрыдала. Я с Витенькой тоже не попрощалась, у него инфаркт прямо в автобусе случился. Но что тут поделать, что поделать… Они всё равно с нами, наши любимые… Поплачь, поплачь, тебе это надо…
Заснула Женя совершенно обессиленная и опустошённая. Прямо в кресле, свернувшись калачиком. Тамара Михайловна накрыла её своим длинным драповым пальто, а сама завернулась в чёрную куртку модели оверсайз.
Глава VI. Даша
расплету я косы,
и в открытый космос
к звёздам равнодушным в карете мчу.
под одной мы кровлей,
связанные кровью,
только быть с тобою я не хочу.
«Ну и дрянь, какая же дрянь!» – Даша то и дело поглядывала на часы в прихожей. Было уже десять вечера, а Женя так и не появилась. Сначала Даша не особо волновалась: пусть малолетка выпустит пар, с кем не бывает. Даша и сама ещё лет пять назад давала родителям прикурить. А Женя и вовсе пошла характером в отца: такая же вспыльчивая и импульсивная. Чуть что – сразу хлопает дверью или бьёт посуду. Что ж, хотя бы тарелки в этот раз не пострадали.
«Но я ведь хорошая сестричка. Так и быть, снизойду до этой засранки». – И Даша отправила Жене первое сообщение: «Пора домой».
Чтобы успокоиться, она включила свой любимый сериал, который смотрела по второму кругу, правда, теперь на английском языке. Большей части того, что говорили герои, Даша не понимала, и мысли её бродили далеко. Правильно ли они с отцом поступили, когда условились, что ближайшие два года за Женей будет приглядывать она, Даша? Стоило ли ей бросать учёбу ради сестры, ведь доучиться оставалось всего год… «Как-нибудь уж перекантовались бы, зато у меня сейчас был бы диплом».
На экране разнаряженные дамы и кавалеры танцевали вальс. Даша перестала напрягать слух, чтобы понять незнакомые слова, и просто залипла на картинку. До чего они всё-таки хороши! Где только откопали эту белокурую актрису? Она как будто лежала в сундуке с девятнадцатого века. Даша принялась щёлкать семечки.
В её жизни романтики было мало. Единственные серьёзные отношения продлились чуть больше полугода и закончились болезненным разрывом: завершив учёбу, он уехал в родной город, и Даше в его новой жизни места не нашлось. Разрыв совпал со смертью мамы. Смешно, но единственное, что держало Дашу тогда – тринадцатилетняя Женя, которой было ещё хуже.
Не то чтобы Даша хотела заменить ей маму, нет. Просто казалось, что в такие моменты семья должна держаться вместе. Продержались они, правда, чуть больше месяца: потом отец отправился на осеннюю вахту. А Даша, оставшись один на один с Женей, быстро поняла, что не справляется.
Поначалу она даже радовалась, что обогнала своих однокурсников и устроилась на работу: пока те высасывали из пальца дипломы, Дашу – с неоконченным высшим – оторвали с руками и ногами. Но копейки, которые платили в детском саду, вечно орущие дети и директор-самодур спустили Дашу с небес на землю. Она мечтала вернуться в Москву и для начала устроиться в частный детский центр. И долго, очень долго не приезжать в Тверь.
Хлынул ливень, и гости бала разбежались. В центре открытой площадки остались только главные герои, которые очень скоро промокли до нитки. «Я больше не могу делать вид, что не люблю тебя», – эти слова Даша разобрала хорошо. Стряхнув с себя шелуху от семечек, Даша набрала ещё одно сообщение: «Ты время вообще видела?»
Не отвечает, зараза. Злится. А завтра ей ещё директор пропесочит мозги. Ну так не надо было лезть на рожон. Самая умная нашлась. Лучше бы уж ходила на тусовки, как она, Даша, в своё время. Если честно, Даша и сейчас бы оторвалась в каком-нибудь клубе, но почти вся её компания разъехалась – кто в Москву, кто в Питер. А может, Женя правда решила гульнуть? Нет, на неё не похоже.
В отличие от Даши Женя была немножко нелюдимкой – тоже в отца. Даше вдруг вспомнилось, как мама постоянно выпихивала Женю из дома погулять с подругами. Точнее, приятельницами из театральной студии. Подругами их можно было назвать с натяжкой. «Может, позвонить им, пока ещё не совсем поздно?» – мелькнуло в голове у Даши. Но стрелки часов уже перевалили за одиннадцать вечера.
«Ну и дрянь», – снова подумала Даша. Финальные кадры сериала её совсем не интересовали. И ведь Женька всегда была такой, себе на уме. Независимая, блин. Яркая индивидуальность. Даша чувствовала, как в ней закипает злость. Завтра вставать в шесть утра, чтобы к семи быть на работе. А Женечка даже не удосуживается ответить на сообщения. «Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому», – решила Даша и отправила сестре несколько гневных строк. «Ведёшь себя как прошмандовка!!!» «Домой немедленно!!!» «Мне пофигу, с кем ты там гуляешь, могла бы просто написать, что тебя сегодня не ждать!!!» «Я тебе не сторож и не нянька, в конце концов!!!»
Даша и сама не заметила, как стала нарезать круги по квартире, повсюду оставляя за собой шелуху от семечек (щёлкать их аккуратно Даша не умела, поэтому весь её халат был в лузге). Когда пошёл отсчёт новому дню, а Женя так и не ответила, Даша всерьёз заволновалась. «А вдруг что-то случилось? А я тут бешусь, как идиотка, – Даша машинально стянула халат и влезла в джинсы. – И позвонить-то некому… Хотя, может, Настюхе, она поздно ложится».
Слушая по громкой связи дурацкую музыку вместо гудка, Даша натягивала большой вязаный свитер. Настюха была её школьной подругой, которая после выпуска чуть ли не единственная из компании Даши осталась в Твери. И, между прочим, отлично преуспела в родном городе, занимаясь маникюром.
– Да? – раздался хриплый голос.
– Ты чё там, уже легла? – Даша так и вцепилась в трубку, как только музыка прекратилась.
– Даш, ты?
– Я.
– Чё так поздно? Конечно, легла. У меня с восьми утра клиенты.
Даша замялась.
– Сорян, Настюх, я по старой привычке.
– Чё хотела-то? – уже бодрее спросила подруга.
– Слушай, – Даша сглотнула. – У меня тут сестра домой не пришла. Я, кажется, иду её искать.
– Так, может, в клубаке?
– Не, ты Женю-то помнишь?
Настюха прыснула.
– Да уж, не тебе чета.
– Не начинай.
– Короче, я так понимаю, я иду с тобой?
– Если можешь.
– Через двадцать минут у тэцэшки?
– Давай.
Быстро застегнув молнию на сапогах, Даша подняла с пола одну из Жениных тетрадок (они всё ещё валялись в коридоре) и вырвала листок. Размашистым почерком Даша оставила сестре записку, на случай если та всё же придёт домой: «Ищу тебя на районе, позвони». Пальто Даша надевала уже в лифте. Она проехалась по всем этажам, проверила лестничные клетки – Жени нигде не было. Сердце у Даши колотилось где-то в горле, и ей вдруг захотелось заорать, чтобы освободиться от этой нестерпимой пульсации. Ночной воздух, который резко обжёг Дашины уши, немного утихомирил бешеный стук.
Прежде чем пойти к Настюхе, Даша обежала двор, но не нашла там ни души.
– Чего так долго? – Настюха поёжилась в своей короткой кожаной куртке с меховыми вставками. Поразительно, что подруга в любой ситуации была пунктуальна.
– Прости. Проверила пару мест. – Даша упёрлась руками в колени, чтобы отдышаться.
– Куда пойдём?
– К гаражам.
– Вот так сразу?
– Да, начнём с худшего.
На самом деле Даша и сама не знала, как поступить. Наверное, уже пора было звонить в полицию, но Даша надеялась, что Женя просто взбрыкнула и вот-вот найдётся. Да и какие менты пойдут в час ночи прочёсывать их район?
– Да не нервничай ты так, – Настюха видела, что подруга не в себе. – Придёт твоя Женя. Может, она ваще сидит где-нибудь в ночном кафе или на вокзале. Чтоб тебе насолить.
Даша развернулась. Освещённый участок дороги заканчивался, и впереди стояла густая темнота.
– Женя не такой человек, чтобы делать что-то просто назло. Если она и сидит в кафе («Пожалуйста, Господи, пусть так!» – подумала Даша), то не потому, что хочет мне насолить. Значит, что-то случилось.
– Ладно-ладно. Тогда давай отбросим худшие варианты. Фонарь-то есть?
Кое-как, подсвечивая тропинку огоньками телефонов, девушки добрались до гаражей. Место здесь было глухое. Железные коробки, местами проржавевшие и ободранные, и днём-то наводили тоску. А ночью, при слабом свете луны, эти уроды, выстроившиеся в косой забор, выглядели жутковато.
– Сто лет сюда не ходила. И не пошла бы. – Даша вздрогнула от шёпота Настюхи. – А помнишь, как Машку кучерявую тут… – Настюха осеклась.
– Давай попробуем подёргать за ручки.
Ночную тишину разрезал мерзкий назойливый скрип, напоминавший писк комара у самого уха. Все гаражи оказались заперты, и ни в одном из них – как ни старалась – Даша не различила ни света, ни звука, ни движения.
– Пошли отсюда, а? Мне как-то не по себе. – Настюха поёжилась, переминаясь с ноги на ногу. – И темнота такая, хоть глаз выколи.
Даша ещё раз прислушалась, но услышала только, как мерзко заскрежетала на ветру оторванная дверца одного из гаражей. Девушки молча направились в сторону домов, ускоряя шаг. Настюха почти бежала. Что ж, размышляла на ходу Даша, во всяком случае Жени здесь нет. Но она может быть в другом страшном месте. Или вообще пошла к реке? Ну нет, после того как в шесть лет она чуть не утонула, к воде она близко не сунется. Ну что за ветер сегодня? Даша, как назло, ещё и шапку дома забыла. Ух и надерёт же она Жене уши, когда сестра найдётся! Или обнимет сначала? Даша ещё не решила. Сейчас, наверное, нужно пойти…
– Ааааааааааааааа! – истошный крик вырвал Дашу из омута мыслей. Орали двое: мужчина и женщина.
Настюха в два прыжка вернулась к Даше и вцепилась в рукав её пальто.
– Там маньяк!
Даша вгляделась в темноту и различила фигуру в длинной куртке.
– Девахи, да вы чего… – затараторил мужик. – Да я ж это, того самого… ну вы понимаете. – Незнакомец похлопал себя по карману. – Чё пугаете-то так? Я ж того, по делу… – И мужик снова похлопал себя по карману. – А тут вы налетели, заорали… Чё шляетесь-то? Того самого, что ли?
– По-моему, он не совсем трезв, – шепнула Даша подруге.
И, крепко схватив Настюху за запястье, быстро прошмыгнула мимо опешившего мужика.
Настюха не могла отдышаться.
– Ты понимаешь, я ж впереди, меня ноги сами несут, а тут не видать ни хрена… и вдруг он, просто из ниоткуда, и ещё что-то такое говорит вроде «у-лю-лю». Даш, давай посидим минуту, а?
На скамейке, освещённой уличным фонарём, Настюха пришла в себя.
– Может, пойдёшь в полицию? Если несовершеннолетний, они, вроде, сразу заяву принимают.
– Пойду, но сама тоже ещё посмотрю в округе. – Даша в сотый раз проверила телефон.
– Чё случилось-то у вас?
– Не знаю, просто поцапались.
– Из-за чего?
– Из-за ерунды.
– Прогуляла, что ли, опять?
– Нет, нахамила училке.
– Нда, девочка с характером она у тебя.
– Мы все с характером.
Настюха положила ногу на ногу.
– Слушай, Даш, не подумай, что я лезу. Но, мне кажется, ты слишком много на себя взяла.
– В плане?
– Ну ты ей сейчас и за маму и за папу. А на себя вообще забила. Если б не эта хрень, мы б с тобой даже и не встретились, тебе всё некогда.
– Ты тоже постоянно занята, – буркнула Даша.
– Что правда, то правда. Красивые ноготочки сами себя не сделают, – довольно ухмыльнулась Настюха. – Я ещё на педикюр отучилась, а то многие спрашивают. Запишись, кстати, я пока оплату беру только за расходники.
– Да, как-нибудь, – мысли Даши были далеко.
– Ну, куда дальше?
– В Южный парк. Потом в Бобачёвскую рощу. Посмотрю по дороге, что открыто ночью.
– Может, «Ремикс»?
– Не, сегодня же четверг, он рано закрывается.
– Да, засада. Может, твоя Женя просто осталась с ночёвкой у какой-нибудь подружки?
– Да нет у неё особо подружек. Ну или я не знаю, у кого она могла бы переночевать.
– Хреново. Как же вы живёте?
– Как кошка с собакой.
Настюха поёжилась от ночного холода.
– Даш, ты не обижайся, но, по-моему, ты творишь фигню.
– Почему?
– Ну потому что ты вряд ли вот так найдёшь сестру. Кто тебе сказал, что она вообще в нашем районе? Ты только замучаешься и придёшь на работу, как тухлая капуста.
– И что ты предлагаешь?
– Позвони в полицию, пусть они начнут что-нибудь делать. А остаток ночи надо просто поспать. Вдруг, пока мы тут с тобой сидим, твоя Женя уже пришла домой?
– Я оставила записку на двери, она бы позвонила.
Настюха сильнее закуталась в свою модную куртку, которая была ей великовата. Даша видела, что подруга не горит желанием продолжать поиски вместе с ней. «Ноготочки сами себя не сделают».
– Ладно, Насть, – Даша встала. – Наверное, ты права. Я по дороге ещё осмотрюсь, позвоню в полицию и пойду спать.
– Это самое разумное решение, – просияла Настюха и тоже поднялась со скамейки.
– Только можно мне попросить твою шапку? А то у меня уже совсем уши замёрзли.
– Эм… конечно, – слегка удивилась Настюха. – Вот, держи.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок», – печально подумала Даша.
– Я тебе её завтра занесу, хорошо?
– Ну да… давай.
И крикнув: «Спасибо», Даша подстреленной ланью побежала в сторону Южного парка.
Господи, ну где, где я свернула не туда? Неужели всё дело в учёбе? Почему у меня вообще не получается общаться с сестрой? Совсем в детстве я ведь любила с ней нянчиться, и из-за неё решила, что стану воспитателем… Как так получилось, что мы оказались чужими друг другу людьми? А как жить дальше, если?..
Даша усилием воли прервала поток собственных мыслей. Устав от бега, она перешла на шаг. Запыхавшаяся и вспотевшая, стянула с головы шапку, которую всего пятнадцать минут назад выпросила у Настюхи, и вытерла ею лицо.
А вот и школа. Даша поёжилась от мысли, что завтра придётся идти к директору. Она подошла поближе к ограде и пристально вгляделась в темноту. В школьном дворе шелестел ветвями огромный раскидистый дуб. Да, Женя школу ненавидит, отчётливо поняла Даша и, нахлобучив шапку, быстро зашагала прочь.
Двор. Надо зайти ещё в какой-нибудь двор. Может быть, Женя сидит на детской площадке… но на улице уже холодно, долго без движения не протянешь. Даша всё-таки свернула в первый попавшийся двор, чуть не отдавив хвост бездомной кошке. Та сердито мяукнула и дала дёру.
Многоэтажки спали, и в редком окне горел свет. Старенькая площадка, окружённая низеньким проржавевшим забором, пустовала. В тусклом свете фонаря раскачивалась, тихонько поскрипывая, накренившаяся на один бок карусель. Истошно завопила чья-то машина. Даша ещё раз прошвырнулась между домами, стараясь не обращать внимания на омерзительный вой сирены. Стал накрапывать дождик. «Нет, это невыносимо», – сказала сама себе Даша, и, в очередной раз проверив телефон, отправилась в парк.
По дороге заглянула в парочку забегаловок, но там никого не было.
Надо было всё-таки покупать куртку с капюшоном, а не это пальто… не хватало ещё простыть… как найду – просто придушу на месте… меня, может, нахрен, саму изнасилуют, чего дохожу… если у меня однажды будут дети, рожу их друг за другом, без такой разницы в возрасте… а то, когда она пошла в школу, я уже тусила с друзьями; а как подросла – я уехала учиться… ну можно не сегодня?.. не хочу промокнуть до нитки… почему единственный закон в жизни, который всегда работает, это закон подлости?.. забавно, что даже машин толком нет…
Даша сама не заметила, как ноги принесли её в парк: «Пойду сразу вглубь, к деревьям».
Дождь усиливался, и Даша снова перешла на бег. Парк был не очень большой и вполне облагороженный, с детскими площадками и спортивными зонами. Единственная причина, по которой Даша выбрала это место – Южный находился относительно недалеко от их дома, Женя гуляла здесь, когда была жива мама.
Мама, мамочка… ну почему ты так рано ушла? Кто теперь скажет: «Это перебор, Даша»? Кто обнимет, примет невыплаканные слёзы? Кто помирит с сестрой? Кто приготовит самый вкусный на свете тыквенный суп, который Даша так и не смогла повторить? Даша вытирала и без того мокрым рукавом пальто солёные щёки. Мамочка, после твоей смерти всё пошло наперекосяк…
Небо решило больше не церемониться и устроило Даше настоящий ночной душ. Она перебегала от дерева к дереву, в бестолковой панике выкрикивая имя сестры: «Женя, Женя, ты здесь? Женя, вернись!» Тучи разрезала острая молния, и озарённые вспышкой макушки деревьев на мгновение проступили на фоне чёрного неба. Насквозь мокрая, Даша прислонилась к какой-то берёзе и заорала во всю глотку от бессилия и гнева, словно смертельно раненное животное. Прошло без малого три часа, как она вышла из дома, но хаотичные поиски не дали никакого результата.
Трясясь от холода, Даша опустилась на корни дерева. Проверить вокзал, открытые кафе, позвонить в полицию, школу, подругам… Сейчас она соберётся с силами и сделает всё, что может. Но прочесать каждый парк, каждый двор Даша не в состоянии.
Где-то над самой головой очумело бабахнул гром, и Даша безумно расхохоталась. Любой маньяк бежал бы сейчас от неё как от умалишённой. А что, неплохая защита. От этих мыслей Даша расхохоталась ещё сильнее. Новая вспышка, рассёкшая небо, привела её в чувства. «Не хватало ещё сдохнуть от молнии», – подумала Даша и выползла из-под дерева. Она больше никуда не торопилась, а медленно брела по дорожке парка, то и дело вытирая мокрыми руками щёки, по которым стекала вода. Укрывшись на детской площадке, в башне «замка», Даша по наитию достала телефон.
– Привет, папа. Женя пропала.
Глава VII. Вылазка
тверь моя!
не верю я,
что расстанемся навек.
мой отчаянный побег –
просто маленькая капля
в океане бытия.
– Просыпайся, просыпайся, девочка! Времени у нас в обрез.
Тамара Михайловна тормошила сонную Женю. Та пробормотала что-то вроде «Мам, я в школу не пойду» и отвернулась к спинке кресла. У Тамары Михайловны защемило сердце.
– Вставай, вставай, милая! Нам надо ещё одно дело решить. Пора на вылазку!
Женя вздрогнула, медленно повернулась и рассеянным взглядом посмотрела на бабушку.
– А, это вы… – несколько мгновений Женя вспоминала события прошедшего дня. К утру баня остыла, стало зябко, так что Женя поглубже укуталась в драповое пальто.
– А кто ж ещё? Давай, давай, девочка. Умойся, водичка ещё тёплая. Я тебе там бутербродик оставила. Сегодня нормально пообедаем. И колтуны твои ещё расчесать надо. Жалко, сразу в порядок не привели…
Сложив в рюкзаки остатки припасов, Тамара Михайловна и Женя вышли из бани и вдохнули прохладный осенний воздух. Денёк, впрочем, обещал быть погожим.
– Ну и куда мы теперь? Вы про банк вчера что-то говорили.
Женя еле переставляла ноги: по утрам она всегда чувствовала себя разбитой. Тамара Михайловна, напротив, бодро шагала по тропинке.
– Сейчас увидишь. Только надо будет действовать быстро, чтоб не застукали.
– Не застукали?
«Да эта старушка бодрит лучше всякого кофе», – подумала Женя, переходя по дощечке огромную лужу. После ночного дождя тропинку размыло ещё больше.
– Девочка, подсоби-ка! – Тамара Михайловна ухватилась за Женин локоть. – Вот так. Спасибо, дружок. А то мне тут не перейти…
Через десять минут Женя с Тамарой Михайловной стояли напротив трёхэтажного дома.
– Ну и что дальше? – Женя наконец-то окончательно проснулась.
– Пойдём ключ пошебуршим. Нинка уже на работе.
– Какая Нинка?
Тамара Михайловна махнула рукой и шагнула к подъезду, как вдруг сквозь открытую форточку услышала крик: «Вот мразота, всё вылакал!»
– Ах ты лихо! – Тамара Михайловна схватила Женю за капюшон. – Скорее! Прячемся!
Не успела Женя опомниться, как они уже лежали под балконом той самой квартиры на первом этаже, откуда доносился крик.
– Кто это? – зашептала Женя.
– Тсс, девочка. Помолчи. Нинка наорётся и выйдет.
И действительно, совсем скоро из подъезда выбежала женщина с длинными чёрными волосами, забранными в два жидких хвостика – совсем как у школьницы. Она со всей силы хлопнула дверью и, чертыхнувшись, помчалась куда-то, бойко стуча каблучками полусапожек.
– Не заметила, – вздохнула Тамара Михайловна. – Хорошо, что кустики не вырубили. Столько лет собирались. Но тут одни дармоеды живут. Всё ждут, когда кто-то за них сделает. А воз и ныне там. Подсоби-ка, девочка!
Женя выползла из-под балкона и протянула Тамаре Михайловне руку.
– Это ваша Нинка была?
– Она, дьяволица. Жена сынкова.
– Да, я вспомнила уже. Вы в квартиру хотите?
Тамара Михайловна поправила очки и сбившийся платок.
– Идём, а то мало ли, вдруг этой мымре приспичит вернуться. Она уже давно должна быть в своём ларьке. Не хотят работать, не хотят…
У входа в общий подвал Тамара Михайловна нащупала в темноте запасной ключик, весь в паутине (видимо, он давно лежал на потайной полочке нетронутым). Проворно провернув ключик в замке, Тамара Михайловна первой вошла в квартиру. И тут же разразилась гневной тирадой:
– Супостаты забулдыжные, и как земля их только носит! Ты погляди, погляди, Женечка, как квартиру нашу изгадили! Мы в ней без малого сорок лет с Витенькой прожили! Одни бутылки! Да я б эти бутылки об головы их пустые разбила! А запах-то, запах… Даже пыль ни разу не вытерли… Ух дармоеды!
Женя поспешила закрыть дверь, чтобы соседи, чего доброго, не вызвали полицию. Запашок в квартирке и вправду стоял ещё тот. Неожиданно раздалось жалобное мяуканье, и из комнаты выбежала тощая рыжая кошка.
– Муська, Мусенька! – Тамара Михайловна заулыбалась, и кошка проворно прыгнула к ней на руки. Мурлыча, Муська тёрлась о драповое пальто хозяйки.
– Мусенька, солнышко моё рыжее! Замучили тебя эти супостаты! Ну ничего, ничего. Вон у меня немножко консервов осталось. Поешь-ка.
Пока Тамара Михайловна гладила и кормила в прихожей кошку, Женя осторожно прошлась по квартире, заваленной бутылками, консервными банками, пакетами из-под чипсов и прочим мусором. Единственной более-менее чистой зоной оставался только старый тёмный трельяж – туалетный столик с трёхстворчатым зеркалом. На нём были расставлены всякие духи, помады и шкатулки.
– А, это Нинкино царство. – Тамара Михайловна словно выросла у Жени из-за спины. – Хоть и сивуха, а наряжаться любит. Всю пенсию мою на свои цацки изматывала.
– Зачем вы ей давали? – не удержалась Женя.
– А как не давать, как? «Хочешь тут жить – деньги гони», – так она говорила.
– А сын что?
Тамара Михайловна стянула с головы платок и накинула на плечи.
– Что-что? Заступался, когда трезвый был. Да это не часто случалось… Ну ладно, некогда нам тут разглагольствовать. Ты поищи в шкатулках перстень золотой с рубином. Нинка его себе прищучила, но только по праздникам надевала. А я пока пойду в другую комнату…
– Тамара Михайловна!
– Чего?
– А нас это… за воровство не посадят?
– Да какое воровство, девочка? Я ж своё беру, да и то только самое ценное. – Тамара Михайловна всё же остановилась в дверях. – Хотя погоди-ка.
Откуда-то она принесла две пары резиновых перчаток.
– Наденем-ка вот это, от греха подальше.
Тамара Михайловна вошла в спальню, и у неё снова защемило сердце. «Вот, Витенька, я и тут, – пробормотала она. – Посмотри, что с кроватью нашей сделали, которую ты своими руками мастерил. Всё загадили, Витенька, всё! Если б и могла я тут остаться, всё равно не стала бы. Помогай мне, Витенька, помогай! Только б заначку нашу не тронули…»
Подбежала Муська, ласково потёрлась об ноги хозяйки.
– Ничего, ничего, рыжулька моя, всё сдюжим!
Открыв старенький шкаф тёмного дерева, Тамара Михайловна вздохнула с облегчением:
– Не добрались, дармоеды! Не догадались…
Она вытащила маленький ящичек, до отказу забитый старыми письмами, открытками и чёрно-белыми фотографиями. У ящичка было двойное дно. Осторожно положив стопку бумаг на полку, Тамара Михайловна приподняла дощечку и достала пачку денег, перехваченную тонкой резинкой. Мгновение – и ящичек снова стоял на своём месте. Его содержимое Тамара Михайловна аккуратно сложила в рюкзак.
– Вот этот, что ли? – Женя вошла в комнату. На её ладошке лежал рубиновый перстень.
– Да, родненькая. – Тамара Михайловна просияла. – Мне Витенька его подарил на день рождения Павлуши…
Тамара Михайловна надела перстень, и одинокая слезинка скатилась у неё по щеке.
– Это ваш любимый цвет? – улыбнулась Женя, припомнив пуховик-фуксию.
Тамара Михайловна взглянула на рубин и прыснула:
– Похоже, что так. Ну, пора нам отсюда драпать. Только хоть пару кофтёнок каких откопаю. Нинка, видать, мою одежду забраковала: слишком старообразая. А так бы весь шкаф давно перерыла. Ты, дружок, пока посмотри вот там, под кроватью, коробочку с ёлочными игрушками.
«Оу, сколько месяцев тут не мыли полы? Хоть бы никакой блевотины не было. Хорошо, что я в перчатках, – думала Женя, вытаскивая из-под кровати пыльную коробку. – И куда поставить-то? Вся кровать в каком-то вонючем грязном белье. Ладно, пусть лучше на полу будет».
Муська, которая теперь вилась вокруг Жени, с любопытством понюхала коробку и отошла к шкафу, не почуяв ничего интересного.
Едва касаясь картона, Женя открыла коробку. В ней лежала целая гора старых советских игрушек. Такие стеклянные шишки и грибочки Женя, кажется, когда-то видела и дома.
– А это-то вам зачем? На авито продавать будете?
– Что-что? – Тамара Михайловна выглянула из-за дверцы шкафа.
– Я говорю, продавать будете?
– Зачем?
– Ну, сейчас такое популярно, вроде бы. Старина, все дела.
Тамара Михайловна закрыла шкаф и, сложив в рюкзак какие-то вещи, подошла к Жене. Хотела было присесть на кровать, но тут же отпрянула.
– Фу ты, супостаты! Я уже в этом пальто измочалилась, и руки в перчатках сопрели. Продавать я ничего не буду, не до этого. Да и памятны они мне. Пошебурши-ка в коробке, дружок. Там такая снегурочка в золочёной шубке должна быть.
Женя достала блестящую, местами покоцанную игрушку с милым детским лицом.
– Эта?
– Да. Давай вот в кофту завернём да и пойдём. Муся, ты с нами?
Кошка утвердительно мяукнула и, цепляясь когтями за пальто, забралась Тамаре Михайловне на спину.
«Весёленькое будет путешествие», – Женя затолкала коробку с игрушками обратно под кровать, отошла к двери и, бросив взгляд на пол, воскликнула:
– Тамара Михайловна, а вы видели, как мы наследили?
Бабушка посмотрела на пыльный пол, где отчётливо отпечатались следы.
– Да, нехорошо… А давай-ка мы этим дармоедам подсобим.
Тамара Михайловна выпорхнула из комнаты и принесла чайник с водой. Сняв крышку, она вылила всю воду прямо на пол. Следы мгновенно исчезли.
– Ну, чего стоишь? Там в ванной тазик, набирай!
«Во даёт, во даёт!» – удивлялась Женя, выливая очередной таз в комнате с трельяжем. Тамара Михайловна так разошлась, что, наверное, затопила бы соседей снизу, если бы они были. В ход пошло всё: чайник, таз, единственная чистая кастрюля, которую удалось найти. Вода переливалась из старой пожелтевшей ванны. «Так вам, так! Получайте, супостаты!» – приговаривала Тамара Михайловна. Муська вопила у неё на спине, словно издавала боевой клич. Когда к сапогу Тамары Михайловны прибился какой-то плывущий пакет, она вдруг резко остановилась.
– Думаю, наших следов тут уже не осталось, – сказала она задумчиво куда-то в пустоту.
– Пойдёмте, а? – Женя протёрла ручки входной двери. – А то Нинка или ваш сын нагрянут…
– Да сын-то таксует. Часто в Москву уезжает. Но ты права, пора. Сейчас, последний штрих.
Тамара Михайловна прошлёпала в спальню, к трельяжу, схватила какие-то духи и, отвернув крышку, вылила их прямо в лужу.
– Для аромата, – коротко объяснила она.
Муська беспокойно заёрзала на спине и, истошно мяукая, прыгнула на подоконник. Женя бросилась за ней и обомлела: в подъезд заходила та самая женщина с чёрными хвостиками…
– Нинка вернулась! – с ужасом закричала Женя.
– Ах ты лихо! Дьяволица! Неужто мы так задержались? Открывай окно, открывай скорее!
Нинка уже поворачивала ключ в замке, когда Женя с кошкой на руках выпрыгивала из окна.
«Это что за потоп?! – заоорала Нинка с порога, ступив в лужу. – Нажрался, козёл, и кран не выключил? У, сука, я тебя урою!»
– Давайте, давайте! – судорожно шептала Женя, одной рукой прижимая к себе кошку, другой придерживая Тамару Михайловну.
Та, пыхтя, выползала из окна. Она слышала, как Нинка пошлёпала в другую комнату: «А ты где, тварина усатая? Всех вас урою! Никакого житья! Трубу что ли прорвало?»
Наконец Тамара Михайловна спрыгнула на землю и тут же включила турбоскорость. Женя с кошкой на руках еле поспевала за ней. Через минуту их нагнал истошный злобный крик из открытого окна:
– У, суки! Обворовали! Средь бела дня! Духи, мои духииии!
Глава VIII. Школа
светило закатное гордое солнце.
я думала, сердце моё разорвётся.
я в поле кричала, сорвавшись на бег:
«господь, где тут есть человек?»