Читать онлайн Плохиш для хорошей девочки бесплатно

Глава 1

Её звали Агата, и она терпеть не могла своё имя, искренне не понимая, откуда родители умудрились его выкопать. Никаких сходств с пресловутым агатом она не имела. Глаза у неё были ярко-голубые, волосы не тёмные и не светлые, а русые, близкие к песочному, а кожа… Кожа из-за хронической анемии была болезненно- бледной, как у вампира. На вопросы: «Почему именно Агата, а не София, Эмма или, на худой конец, Есения?» её мать обычно отмахивалась, повторяя односложное: «Просто понравилось», а отец хмурился и уходил в другую комнату, ссылаясь на большую занятость и усталость. Лишь любимая домработница Аля, повар и няня по совместительству, которую все остальные домашние величали Алевтиной Михайловной, как-то раз сказала, что имя «Агата» переводится как «добрая и хорошая». Она запомнила это и решила, что родилась для того, чтобы стать хорошей девочкой.

В тот год август выдался тёплым, Агате было четырнадцать. Она сидела в одной из самых больших классных комнат учебного центра, которым управляла её мать, и изо всех сил корпела над английским произношением. Ветер гонял по дороге пыль и первые опавшие, пока ещё ярко-зелёные листья, а она и в мыслях не могла представить, что в эту самую минуту администратор центра Зоя Альбертовна Лопухина ведёт к ней его.

О нём мать начала говорить ещё неделю назад. Сначала вскользь, потом всё более  настойчиво и подробно. На первых порах, как о новом ученике центра, а позже, как о мальчике, который с сентября будет учиться вместе с ней. Агата плакала. Разговаривать, а уж тем более сходиться с новыми людьми ей было трудно. Она росла нелюдимой, молчаливой и обидчивой девочкой, грустила из-за отсутствия друзей, но проводить свободное время предпочитала в одиночестве. Определение «он нормальный – не такой, как Никита», на Агату действовало слабо. Знала она о своём новом однокласснике ничтожно мало. Разве только имя – Данил. И фамилию – Никифоров, а ещё то, что он приходился родным сыном самому Алексею Николаевичу. Вот его-то Агата знала давно. Алексей Николаевич Никифоров держал в городе самую известную офтальмологическую клинику, в которую она наведывалась для проверки зрения чуть ли не каждый год и причём всегда только к директору.

– А вот это твоя будущая одноклассница, – заявила Зоя Альбертовна и настежь открыла дверь.

Замешкавшись, Агата уронила карандаш, но голову поднять успела. На секунду ей показалось, что солнце за окном стало светить ярче и горячее. Данил был заметно ниже Никиты, её партнёра по бальным танцам, но плотнее и шире в плечах. Темноволосый, улыбчивый и загорелый. Глаза голубые, прямо как у неё, но более тёмные и глубокие. И, глядя снизу вверх, она бросилась в них очертя голову…

Глава 2

– Привет! – произнёс он, сделав шаг ближе.

– Привет, – выдавила она и бросилась записывать сложные английские глаголы в тетрадь по информатике. На щеках у Агаты тут же заалели маки, которые вспыхивали каждый раз, когда с ней случалось либо что-то очень приятное, либо чертовски неприятное. Какой из этих двух случаев пришёлся на сегодня, определить в данный момент она, увы, не могла.

– Ну, я пойду? – обратился он к Зое Альбертовне.

– Конечно, – та кивнула. – Расписание я тебе вышлю по вайберу вечером.

Ответ Агата не услышала. Она смотрела в тетрадь, но перед глазами у неё всё плыло, и когда дверь за Данилом закрылась, лучи солнца показались ей холоднее айсбергов Северного Ледовитого океана.

– Я не хочу учиться с ним, – прокричала она вечером матери, когда та вернулась домой. – Не хочу! Не хочу! И не буду…

Внезапно зародившиеся в груди чувства напугали Агату. Она не находила им объяснения, но знала наверняка и совершенно точно, что они не принесут ей ничего хорошего. «Любовь зла», – часто повторяла Аля, глядя на кого-нибудь из соседей. И Агата ей верила, хотя порой и мечтала проверить действительность этих слов на собственном примере.

Вот, кажется, и домечтала…

Мать устало скинула пальто и повесила в шкаф на плечики. Она до колик в печёнках устала убеждать дочь в том, что ей нужна какая-никакая компания, а центру – деньги, и что сын Алексея Николаевича может без труда решить обе эти проблемы, причём одновременно, а потому не стала пускаться в долгие дискуссии и просто ушла к себе. От такой «политики» Агата расстроилась ещё больше и, усевшись на танкетку в прихожей, взяла в руки телефон и кликнула по первой попавшейся на глаза социальной сети. Искать долго не пришлось. Профиль Данила был открытым, и величал он себя в нём никак иначе, как Даня Никифоров.

Агата это запомнила. Большинство тех, кого она считала друзьями или хотя бы приятелями, к шестнадцати уже вовсю пользовались полными именами, а Данил отчего-то напротив обращался к короткому.

«Общительный и компанейский», – подумала она, вглядываясь в число его друзей «ВКонтакте». Оно перевалило далеко за тысячу, а на многочисленных фотографиях Данил был всегда в окружении сверстников. Разных сверстников. С одними играл в футбол, с другими стучал по клавишам синтезатора, с третьими – гулял в лентах выпускников в парке. Впрочем, некоторые из его друзей появлялись на фотографиях чаще, чем другие. Особенно одна девушка. Рыжеволосая. Зеленоглазая. С длинными, стройными ногами, про которые Аля бы наверняка сказала: «От ушей». С ней он стоял в обнимку на аватарке. И она же без устали строчила комментарии на его «стене».

Кликнув на её фотографию, Агата внимательно изучила новый профиль, который, на счастье или на беду, тоже закрыт не был. Девушку звали Лера, а точнее, Валерия Андропова. Эффектная, яркая, судя по постам на «стене», заядлая фанатка уличных танцев.

«Ну вот, – раздражённо произнесла Агата и, выйдя из социальной сети, заставила телефон погаснуть.  – У него ещё и девушка есть…»

Этот факт выбил её из колеи полностью, и, вконец расстроенная, она легла спать в десять вечера.

***

Проснувшись, Агата потянулась и посмотрела на улицу. За окном уже рассвело. День обещал быть тёплым и солнечным. Вздохнув, она выключила будильник и поднялась с кровати. События вчерашнего вечера ещё не выветрились из памяти, но сегодняшним утром уже не казались такими ужасными. Открыв шкаф, Агата задумалась: сегодня ей предстояло двухчасовое занятие по истории и обществознанию теперь уже в компании Данила.

Посещать обычную образовательную школу Агата перестала ещё три года назад. Училась она всегда хорошо, материал осваивала быстро, и в какой-то момент мать решила, что проходить программу пятого класса Агате совершенно ни к чему, а потому добилась, чтобы девочка сдала все экзамены экстерном, а осенью перешла учиться в шестой. Дело выгорело. Анна Георгиевна Наумова была женщина упорная и целеустремлённая и всегда добивалась того, чего хотела. Все экзамены Агата сдала на «хорошо» и «отлично», но счастливее от этого ни на грамм не стала.

Новые одноклассники её не приняли. Она была другой и на них не походила ни капли. Во-первых, молчаливая и необщительная, во-вторых, умная и не любящая давать списывать, а в-третьих, чересчур правильная и занудная. В перемены Агата сидела за партой одна и смотрела в окно на проезжающие мимо трамваи или листала страницы учебников. Списывать у неё хотели все, а вот брать с собой в игры – никто. Хватило Агату ровно на одну четверть, а потом она начала канючить и упрашивать мать забрать её из этого класса.

– Или забираешь меня оттуда, или я вообще больше в школу не пойду! – прокричала она в последний день осенних каникул и на полсуток закрылась у себя в комнате.

Если что-то было не по ней, Агата либо ударялась в слёзы, либо играла в «молчанку» и отворачивалась. Последнее являлось самым действенным её оружием.

Переводить дочь в другой класс Анна Георгиевна смысла не видела. «А» считался лучшим на параллели. Об остальных трёх ходили такие слухи, что уши сворачивались в трубочку. О возвращении к прежним одноклассником не было и речи. Тогда бы Анне Георгиевне пришлось признать, что её рискованный эксперимент с треском провалился, а позволить себе такое она не могла, поэтому и выбрала третий вариант, а именно забрала дочь из школы и отправила на семейное обучение. Благо, все условия для этого у неё были.

Так Агата и попала в учебный центр, но не на полтора-два часа, как это делали другие ученики, приходящие готовиться к экзаменам в выпускных классах, а практически на полдня. Учиться на семейном обучении Агате нравилось. Она высыпалась, потому что уроки начинались ближе к одиннадцати, а всё внимание учителя было приковано только к ней. Правда, одно «но» мешало по-прежнему. Друзей от такого «выхода» у неё не прибавилось. Новые не заводились, а со старыми из-за отсутствия общих интересов порвались все имевшиеся ранее ниточки. Ещё через год мать отдала её на бальные танцы. Клуб оказался хорошим. Там ей сразу подыскали толкового партнёра, и Агата на километр раскатала губу, как только увидела ораву тренирующихся мальчиков и девочек её возраста. Но и тут не срослось. Тем, кто приходил за результатом, чесать языком и бесцельно слоняться по улицам было некогда: они бегали между клубом и школой, часто не успевая ни поесть, ни сделать уроки.  А те, кто приходил почесать языком, задерживались в клубе ненадолго.

С партнёром по танцам, Никитой, общение у Агаты и вовсе не клеилось. Он был донельзя противным парнем. Худым, как швабра, высоким и омерзительным. Когда у них долго что-то не получалось, Никита всегда обвинял её и громко материл, не стесняясь тренера. Агата при этом надувалась как мышь на крупу и бросала на всех присутствующих яростные взгляды. Так они и разговаривали два последних года. Он с помощью ругательств, она – мысленно и, чаще всего, не глядя в его сторону.

Дружба с Никитой не приснилась бы Агате даже во сне. Она танцевала с ним только потому, что особого выбора не было. Он подходил ей по многим характеристикам и главное – хотел работать. Анна Георгиевна сразу оценила в нём это качество, отчего и приняла, а после заставила принять дочь. То, что Никита – нахал и грубиян, её волновало мало.

А вот Данил был другим. Агата чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Она слышала, как вчера он без устали твердил Зое Альбертовне: «Спасибо», «Пожалуйста», «Извините». Никита бы скорее умер, чем стал извиняться. Впрочем, самой Агате это тоже было несвойственно. А как при этом у Данила звучал голос – мягко, спокойно, дружелюбно… Агата даже глаза закрыла, пытаясь воссоздать в памяти приятные воспоминания.

– Проснулась, Шумелка?  – Дверь в комнату младшей Наумовой открылась с лёгким стуком, и сначала в проёме показался нагруженный поднос, а потом морщинистые руки и лицо Али. – С первым учебным днём в компании!

Женщина просияла и поставила поднос на тумбочку рядом с кроватью. Нос Агаты защекотали восхитительные запахи яичницы с ветчиной и горячего шоколада.

– Спасибо, – девочка улыбнулась няне и, схватив вилку, принялась есть.

Обычно завтраками в постель её не баловали, но иногда, когда Анна Георгиевна рано уходила по делам, Аля устраивала своей воспитаннице небольшие поблажки. Особенно, если та болела, или календарь алел каким-нибудь праздником.

Алевтина Михайловна знала Агату с полугодовалого возраста. Она пришла работать в квартиру её родителей, когда девочка была ещё пухлощёким грудничком, умеющим только ползать да пускать слюни на подушку. Именно она научила Агату держать ложку и натягивать колготки. Она по вечерам читала ей сказки, она укладывала спать, и она же на утро меняла пелёнки.

Имя «Алевтина Михайловна» Агате не давалось долго, отчего женщина однажды сжалилась и сократила его до простого «Аля». Так и повелось. И даже сейчас, в четырнадцать с половиной, Агата по-прежнему говорила ей Аля и называла исключительно на «ты», хотя её мать и отец всегда «выкали» этой седоволосой и хрупкой, как китайская ваза, женщине.

Когда она пришла в дом Наумовых, Алевтине Михайловне было далеко за сорок. Никто никогда не спрашивал её ни о муже, ни о детях, а она сама не стремилась рассказывать. По хозяйству управлялась быстро, лишнего не болтала, чужого не брала, а Агату любила до умопомрачения. Но особенно в Алевтине Михайловне Анну Георгиевну подкупило наличие высшего образования – учитель начальных классов. «Если всё сложится, Агата уже к пяти зачитает», – рассудила она и не прогадала. Агата зачитала раньше, а затем начала учить первые слова на английском.

– Ну что, какую тебе сегодня сделать причёску? – улыбнулась Аля, забирая у воспитанницы грязную тарелку.

Агата внимательно посмотрела на её тонкие как плети руки. Кожа на них была полупрозрачная, испещрённая широкими синими жилами.

– Я больше не хочу заплетать косы, – с чувством произнесла она.  – Я уже десятиклассница. В десятом классе косы никто не носит.

Повернув голову, Аля поспешила изобразить улыбку. В её глазах на минуту проскользнуло смятение, а ещё лёгкая грусть, которую Агата, естественно, не заметила. Алевтина Михайловна знала эту девочку с пелёнок, и сегодня эта девочка вдруг решила стать взрослой.

– Ну хорошо, давай тогда сделаем высокий хвост. Или распустим?

Агата задумалась. Она сама не знала, что лучше, но вовремя вспомнила, как красиво лежали на плечах Леры её ярко-рыжие волосы.

– Распустим, – произнесла она, и Аля согласно кивнула. Забрала поднос с остатками пищи, тщательно вымыла руки и вернулась в комнату ровно через десять минут, когда полностью одетая Агата уже сидела перед зеркалом и рассматривала своё лицо.

Сегодня оно особенно ей не нравилось. Поры по величине превосходили кратер Везувия, кожа лоснилась, зубы были не белыми, а бежевыми. Но больше всего её раздражали брекеты и очки с толстыми линзами. «Вот если бы не они, – мысленно рассуждала Агата, подразумевая под словом «они» сразу и брекеты, и линзы, – было бы ещё ничего, а так хоть сразу паранджу надевай…»

Взяв в руки щётку, Аля провела той по волосам воспитанницы. Раз, второй, третий, и ровные гладкие пряди легли на пологие плечи. Волосы у Агаты были густыми, длинными и ухоженными. Анна Георгиевна часто называла их главным очарованием дочери.

– Наверное, теперь я буду заплетать косы только на ночь, – проговорила Агата, продолжая смотреть в зеркало. – Тогда утром появятся волны.

Аля улыбнулась и, собрав выпавшие волосы, положила щётку на тумбочку. Ей нравилось расчёсывать Агату, особенно по вечерам, когда в свете уличных фонарей песочные пряди становились похожими на жидкое золото.

Встав со стула, девочка потянулась за рюкзаком, который собрала ещё с вечера. Сегодня она надела белую блузку с пуговкой на шее, что при застёгивании образовывала «капельку», и клетчатую юбку-плиссировку. Такой look она подглядела у одной известной блогерши, но решила не сообщать об этом Але. Та блогеров не жаловала и всегда ругалась, когда Агата говорила, что хочет завести свой канал на YouTube.

– Что на обед?

– Куринные голени и картошка с сыром.  И твой любимый кекс со смородиной.

Услышав про последнее, Агата захлопала в ладоши. Меню обычно составляла Анна Георгиевна, но иногда ей тоже разрешалось поучаствовать, тем более теперь, когда в особенно «плотные» дни Аля должна была приносить еду ещё и для Данила.

Учебный центр располагался на первом этаже дома, где жила семья Наумовых, поэтому Агата добралась до школы в кратчайшие сроки.

Данил уже сидел перед приёмной. Он был одет в тёмно-синюю водолазку, чёрные джинсы, кеды и… очки. Очки с округлыми линзами, как у Гарри Поттера. Очки, которые бессовестно ему шли.

– Привет, – произнёс он.

– Привет, – отозвалась она.

В учебную аудиторию они вошли вместе, и, когда дверь захлопнулась, а к учительскому столу подошла женщина лет сорока с кудрявыми русыми волосами, он по привычке встал. Поддавшись стадному чувству, Агата последовала его примеру. Она давным-давно забыла про команду «встали» в начале урока, но так боялась ударить в грязь лицом в первый же день, что усидеть на месте поросту не смогла.

Елена Павловна была женщина добрая и смешливая. Она замахала на них руками и приказала сесть: «Ну не в школе же. Чего вы в самом деле?» Агата выдохнула. Данил почему-то занял место рядом с ней. Это было странное и незнакомое чувство. Последний раз она делила парту с мальчиком больше трёх лет назад.

Историю он знал плохо, но там, где не мог взять интеллектом и логикой, брал обаянием и чувством юмора. Похоже, умение располагать к себе людей было у Данила в крови. Агата сразу заметила, что Елена Павловна «задышала» к нему с симпатией с первых же минут урока.

С обществознанием дело шло лучше. Данил явно любил порассуждать вслух, а потому говорил без умолку. Агата отмалчивалась. Она всё время боялась дать неправильный ответ и попасть впросак. Выглядеть в его глазах дурой ей хотелось сегодня меньше всего.

Мать не рассказывала, как Данил учился в прежней школе. В прошлую неделю она старательно приглашала его на мониторинги по всем предметам, но о результатах предпочитала говорить только с Алексеем Николаевичем.

Когда наступил долгожданный перерыв, Агата ждала, что он выйдет из класса и уйдёт от неё так же, как уходили прежние одноклассники, но этого не произошло. Данил не только остался, но и назвал её по имени:

– Агата?

Она внимательно посмотрела в его сторону. Глаза у Данила были бездонными, и Агата мысленно окрестила их океанами за то, что серого там плескалось намного больше, чем голубого.

– Ты давно учишься на семейном обучении?

– Четвёртый год.

Он чуть приподнял брови, выражая крайнюю степень удивления, а потом понимающе кивнул.

– А почему ты учишься на семейном обучении?

Когда-то давно Алевтина Михайловна объясняла Агате, что на «семейке» учатся, как правило, три категории школьников:

а) дети с серьёзными хроническими заболеваниями, чаще всего инвалиды.

б) одарённые дети, те, что осваивают программу быстрее других и хотят изучать её более глубоко и детально.

в) профессиональные спортсмены.

Анна Георгиевна с такой классификацией была не совсем согласна и обычно причисляла дочь к гибридам второй и третьей категории. Сама же девочка говорить о причинах перехода не любила, поэтому и сказала Данилу, что на «семейке» ей просто удобнее.

– График гибкий. Высыпаешься. Нет ненужных предметов. Программа составлена так, чтобы больше всего мы занимались тем, что пригодится при поступлении.

– И кем хочешь быть ты?

– Хирургом. А ты разве нет?

Он отрицательно покачал головой.

– Может, каким-то другим врачом?

– Пока я вообще не определился, чем хочу заниматься в будущем.

– А что говорили в твоей прошлой школе?

– В какой именно? – Он улыбнулся, и Агату словно огнём обожгло. – У меня их было три.

Глаза у девочки округлились. Она смотрела на Данила всё с большим интересом.

– И как?

– Что как?

– Три разные школы?

– Обычно, – он махнул рукой, – они, в общем-то, мало чем отличались друг от друга. Учителя, парты, одноклассники…

У Агаты не нашлось, что сказать, и она просто подпёрла ладонью щёку. В её глазах Данил тут же приобрёл статус греческого полубога Геракла. По крайней мере, три подвига он уже совершил.

– А почему тогда ты перешёл на семейное обучение? – рискнула спросить она.

Он растянул губы в улыбке от уха до уха.

– Да меня вообще-то не особо спрашивали. Решили, что так будет лучше. Контроля больше и знания вроде как глубже, потому что мы вдвоём учимся.

– Понятно, – без особого энтузиазма протянула Агата и уткнулась в телефон. На вайбер пришло сообщение о расписании тренировок на сегодня и на всю следующую неделю. Данил последовал её примеру, а ещё через несколько минут Елена Павловна принесла распечатки для домашнего задания, и их отпустили домой.

В квартиру Агата вернулась только для того, чтобы пообедать и переодеться. Тренировку назначили на шесть. Она прыгнула в автобус ровно за час до начала занятий. Вечер обещал быть тёплым, а солнце светило так же ярко, как и вчера. Её руки сами собой потянулись к телефону, сами нажали на иконку «ВКонтакте», сами нашли профиль Данила…

***

В танцевальном зале всё шло привычным образом. Ольга Викторовна брызгала слюной, Никита закатывал глаза и сыпал оскорблениями. Агата либо молчала, либо дулась, либо глядела в окно. После продолжительных каникул на море тело её не слушалось. Мышцы болели, голова кружилась, а настроение было отвратительным.

Когда её наконец отпустили, Агата еле держалась на ногах. В зале с неё сошло семь потов, и она боялась, что завтра утром не сможет разогнуться.

С танцев её обычно забирала мать, но сегодня отправила одного из работников центра, которому особенно доверяла. Усевшись на заднее сиденье и пристегнув ремень безопасности, Агата тут же схватилась за телефон. Как только в её руках оказывался розовый чехол в стразах, мир вокруг сжимался до размеров спичечной головки.

И сегодня оповещения на экране принесли ей необычную новость. Данил нашёл её «ВКонтакте» и постучался в друзья.

Глава 3

Сентябрь две тысячи восемнадцатого выдался холодным, промозглым и ветреным, но Агату это, как ни странно, радовало. Гулять ей было не только не с кем, но ещё и некогда. Утром она делала уроки, днём училась, а вечером сломя голову бежала на тренировку. Данил в учёбе не блистал. Более или менее хорошо ему давались только два предмета: химия и геометрия. При этом с алгеброй и вычислениями он не дружил от слова совсем.

Во время коротких десятиминутных и длинных обеденных перерывов они часто болтали. Данил не был резким, как Никита, и Агате нравилось с ним разговаривать. Он часто смешил её, пародируя какого-нибудь известного музыканта, блогера или телеведущего, изменяя при этом голос и строя забавные речевые обороты. Со временем она начала понимать, почему в разговоре с её матерью, который она нечаянно подслушала, Алексей Николаевич называл Данила юмористом. «В любой школе, – утверждал он, – Даня только и делал, что гримасничал. Он везде и всегда был Петрушкой».

На уроках они редко ссорились, и Агату раздражал только один факт. Если у Данило появлялось время, он тут же утыкался в телефон и начинал строчить длинные сообщения, а после уроков постоянно кому-то звонил со словами: «Ну, всё я закончил. Ты где?»

Агата на подсознательном уровне чувствовала, что он говорил с Лерой, и от этого её настроение всегда портилось, а домой она приходила расстроенная и злая. Всё валилось из рук, и не помогали ни разговоры с Алей, ни вкусный кекс со смородиной. Ей хотелось, чтобы Лера куда-нибудь делась. Пропала из поля его зрения, испарилась, исчезла, уехала.  Но этого не происходило. Лера по-прежнему жила в их городе и мысли Данила покидать не собиралась.

Как-то раз, набравшись смелости, Агата пришла в родительскую спальню и рассказала о своих чувствах матери. Та отложила многочисленные бумаги о бракоразводном процессе и, внимательно выслушав все недовольства Агаты жизнью, дала себе слово приглядеться к Данилу и «в этом смысле» тоже. Результат её не обрадовал. «Такой муж нам не нужен, – после недельных наблюдений пришла к выводу она. – Лентяй. Мягкотелый. Без царя в голове».

– И даже ничего не говори мне больше, – категорично заявила Анна Георгиевна, когда через несколько дней дочь пришла к ней снова. – Ты будешь вечно тащить его на себе. Мужик должен быть мужиком.

Напрасно Агата дни и ночи напролёт твердила, какой Данил красивый и как сильно ей нравится. В этом вопросе, как и в тысяче других, мать была неумолима. «Выкинь его из головы, – без конца твердила она, – и присмотрись к Никите».

Данил рос в полноценной любящей семье. Его родители сумели сохранить нежность чувств даже после тридцати лет брака. Кроме Данила, у них был ещё один сын, но тот давно закончил экономический ВУЗ и уже как три года жил в Канаде. Наверное, поэтому они и хотели, чтобы «младшенький» пошёл по стопам отца и впоследствии возглавил клинику.

У Никиты отца не было. Как-то раз его мать, маленькая невзрачная женщина с пучком тонких мышиных волос, призналась Анне Георгиевне, что Никитин отец бросил её ещё беременной, а потом и не думал хоть как-то проявиться в их жизни. Они всегда были только вдвоём. Мать и сын. Сын и мать. Никита пахал, как лошадь, чтобы добиться результатов, а его мать вкалывала на двух работах, чтобы достать деньги на бальные костюмы и билеты на поезд в соседний город, где проходили очередные соревнования.

Именно этим Никита и нравился Анне Георгиевне. Характером. Стержнем. Силой воли и непрогибаемостью перед трудностями. Именно такого человека она видела рядом со своей единственной дочерью. И именно эти качества отталкивали от него Агату.

– Сколько тебе лет? – в один из дней спросила у Данила Анна Георгиевна. Относительно нового одноклассника своей дочери она уже давно всё решила и просто искала подтверждение своим подозрениям.

– В конце декабря будет семнадцать. У меня день рождения двадцать восьмого. Как раз перед Новым годом.

– Ты стрелец?

– Козерог.

– Земля… – удивившись, подумала она. – Странно… Должен вроде крепко на ногах стоять, а вместо этого в воздухе витает. Нет… Ему бы скорее подошёл Водолей или, на крайний случай, Весы.

Последние лет пять Анна Георгиевна всерьёз увлекалась гороскопами. Читала их везде, где только могла увидеть, и даже собиралась заняться составлением натальных карт.

– Так значит у вас с Агатой разница больше двух лет. Ты по сравнению с ней прям дядя.

Агата покраснела и сильно обиделась на мать. Разницу в два года младшая Наумова считала более, чем нормальной.

– Два года? – удивился Данил, когда они остались с Агатой вдвоём и с аппетитом принялись уплетать борщ, приготовленный заботливыми руками Али. – А что ты тогда делаешь в десятом?

– Я закончила экстерном пятый и девятый классы, – объяснила она, от души радуясь тому, что он не заострил внимание на второй части фразы.

– Понятно… – скорее всего, Данил хотел сказать что-то ещё, но его телефон завибрировал. Имя звонившего Агата прочесть не успела, но, заметив, в какой счастливой улыбке растянулись его губы, подумала о Лере, отчего тут же «надулась» и в тот день больше с ним не разговаривала.

***

В начале октября Данил заболел, и Агата целых три дня сидела на уроках одна. Без него ей было невыносимо одиноко и скучно. Заниматься не хотелось, и она всё время думала о том, как бы побыстрее сбежать домой.

Учитель химии, Маргарита Тимофеевна Архангельская, дородная и высокая женщина с чёрными, как смоль, волосами давно догадалась об «особом» настроении ученицы, а потому не стала ходить вокруг да около и сразу перешла к делу.

– И давно тебе Данил нравится? – без обиняков спросила она полушёпотом, словно в классе, кроме них двоих, был кто-то ещё.

От такого вопроса Агата покраснела как помидор и ответила только спустя минуту. Точно так же. Полушёпотом:

– С первой встречи.

– Сильно?

– До умопомрачения.

«До умопомрачения» было любимым словосочетанием Али, и Агата последние год или два толкала его везде, где только можно.

– Ну и чего тогда ты ничего не делаешь?

– У него девушка есть. Красивая…

– Эка невидаль! Было бы из-за чего расстраиваться, – Маргарита Тимофеевна фыркнула, как пятнадцатилетняя девчонка. – А ты отбей! Отбей и всё!

– Как так, отбей? – от удивления Агата даже ручку выронила и поскорее нырнула под стол, чтобы поднять её с пола.

– Да очень просто. В кино позови. Погулять пригласи. Девушка не стенка – подвинется.

От таких советов Агату замутило. Она бы даже под страхом смерти не решилась позвать куда-то Данила, мечтая, что однажды он прочтёт её мысли и сделает это сам.

– Может, решим семьсот пятьдесят шестую? – поспешно предложила она и принялась оформлять «дано», не дожидаясь ответа «химички».

Спустя полчаса, когда место за учительским столом уже заняла Инна Владимировна, доставшая учебник по литературе, Агата отпросилась в туалет. Нельзя сказать, что ей сильно туда хотелось, но литература в её сердце трепета не вызывала, а потому она решила просто потянуть время. Данил тоже иногда так делал, и Агата вовсю училась у «мастера».

Маргарита Тимофеевна, как ни странно, всё ещё сидела в приёмной. Она любила поболтать и с удовольствием рассказывала о себе, если собеседник ей нравился. Сегодня роль слушающего досталась Але, которая крепко прижимала к животу пакет с пластиковыми контейнерами. Близился обед, и она боялась оставить воспитанницу голодной.

– Как так, отбить? – произнесла вдруг Аля. Проходя мимо приёмной Агата насторожилась. Голос няни прозвучал глухо и без какого-либо намёка на привычную доброжелательность.

– Очень просто, – раздражённо отозвалась Маргарита Тимофеевна. – У Вас что, никогда парней не отбивали? У меня вот много раз.

– Отбивали… – Аля посмотрела вперёд невидящим взглядом. Она бы не заметила Агату, замершую в дверном проёме, даже если бы та принялась танцевать канкан. – Вот поэтому и возражаю. На чужом несчастье своего не построишь. Если кого-то предали ради тебя, то и тебя однажды предадут ради кого-то другого.

Маргарита Тимофеевна громко цокнула и сказала что-то похожее на: «Обычно такая философия мало кого останавливала». Она чуть было не посмотрела на двери, и Агата поспешила скрыться, понимая, что разговор женщины вели о ней и Даниле.

Глава 4

Агата не разговаривала с Алей целую неделю. Мириться не помогали ни котлеты на пару, ни спагетти под сыром, ни так любимые девочкой эклеры с белковым кремом. Чувство вины Агату не мучило. Она считала себя человеком, чьи чувства бессовестно попрали, а секреты выболтали, потому и отчаянно «дулась» на Алевтину Михайловну. Мысли о том, что злополучный разговор могла начать Маргарита Тимофеевна, в голову Наумовой младшей не приходили. Аля напрасно разглаживала складки на её юбке и отпаривала воротники на шёлковых блузках. Агата своих позиций не сдавала и прощать просто так няню не собиралась.

Близилось четырнадцатое октября. То самое четырнадцатое октября, о котором Ольга Викторовна трещала без умолку с самой первой августовской тренировки. Агату эта дата волновала мало. «Ну, соревнования. Ну, в Ижевске, – рассуждала она, пока делала «планку», – подумаешь… Первый раз что ли?»

Однако Никита, как обычно, её мнение не разделял. Из Ижевска он мечтал привезти золото, отчего и тренировался как умалишённый. За неделю до соревнований вообще будто с цепи сорвался и начал бессовестным образом прогуливать уроки, на что подбивал и Агату. Та, естественно, выла в голос. Разница в возрасте между ней и Никитой составляла ровно семнадцать дней, но её партнёр занимался в обычной школе и по обычной программе, а потому отставал на два класса. То есть учился в восьмом, да ещё и во вторую смену. Перед ним ни маячили ни сдача ЕГЭ, ни поступление в ВУЗ. Каждое утро у Никиты было совершенно свободным, и он посвящал его исключительно танцам.

Из-за дополнительных тренировок Агата не успевала ни делать уроки, ни приходить вовремя на занятия. Никиту её проблемы не беспокоили. Учёбой он не интересовался, а «тройку» считал подарком судьбы. Для Агаты отметка ниже «четвёрки» приравнивалась к смерти.

В Ижевск они уезжали двенадцатого днём. Агата стояла у окна и смотрела на проносящиеся мимо деревья. Связь вместе с интернетом пропала пятнадцать минут назад, и она бесцельно водила взглядом по стеклу и думала о Даниле.

На соревнования в другие города они всегда ездили втроём. Она, Никита и Анна Георгиевна. Мать Никиты не сопровождала их ни разу. То ли жалела денег, то ли времени, то ли того и другого вместе. С последней математики Агате пришлось отпроситься, и она переживала, что как следует не попрощалась с Данилом. После его болезни они мало разговаривали, но сегодня вместе с привычным «пока» он пожелал ей удачи. От удовольствия щёки у Агаты зарумянились, и, когда за ним закрылась дверь в класс, она приложила свои волосы к носу, чтобы ещё хотя бы на мгновение ощутить запах его одеколона.

Аромат Данилиного парфюма вызывал у неё мурашки по коже. Он был терпким, природным и содержал в себе едва уловимые нотки лаванды и кедра. От запаха духов Никиты Агату обычно подташнивало.

– Небось думаешь о своём красавчике? Прям так и замерла в предвкушении. Ждёшь не дождёшься, когда его увидишь, да? Смотри в обморок от счастья не грохнись, когда он мимо пройдёт.

Покраснев, Агата поморщилась и тряхнула волосами. Никита стоял за её спиной и продолжал язвить и издеваться. Голос у него был, как обычно, насмешливый и грубый. «И почему он не может быть, как Данил? – пронеслось в голове у Агаты. – Почему он всегда старался уколоть и при этом уколоть как можно сильнее?»

– Какого ещё красавчика ты там выдумал? – уже вслух проговорила она, старательно прикрывая ладонями пылающие щёки. – Иди проспись, а то у тебя уже галлюцинации на почве переутомления.

– Ой, да при мне-то хоть не притворяйся! Я о Кристиане говорю. Вот ведь дали родители имечко.

«Кристиане?» – сдвинув брови, Агата даже повернула голову и внимательно посмотрела на Никиту. Глаза у него были прищурены и пылали непонятно откуда взявшимся гневом.

С Кристианом и Лесей Агата и Никита познакомились на прошлых соревнованиях. Им обоим тогда было уже по шестнадцать. Улыбчивые, довольные жизнью и приветливые, они сразу понравились Агате. Особенно Кристиан. Высокий голубоглазый блондин с по-голливудски широкой улыбкой. Он тогда так часто и долго ей улыбался, что Никита потом ещё две недели твердил, что парень на неё «запал». Но Агата на такие провокации не поддавалась. Добавить её в друзья в социальных сетях Леся не захотела. Кристиана она тогда не нашла, а после знакомства с Данилом и вовсе думать о нём забыла. А вот Никита почему-то помнил.

– Ты как знаешь, – проговорила сквозь зубы Агата, – а я спать пойду. Тебе тоже, кстати, советую. Завтра – трудный день. Простоишь тут ещё часок, и тебе уже два красавчика померещатся, а после такого можно и танго с румбой перепутать. Представляешь, если завтра начнёшь танцевать не то. Вот смеху-то будет.

И, отчеканив последнее слово, Агата отодвинула дверь купе и вошла внутрь. Анна Георгиевна, плотно укутавшись в одеяло, посапывала на нижней полке лицом к стене. Ноги её были подогнуты, а на столе лежал телефон. Агата заняла место напротив и тоже закуталась в одеяло. В вагоне было прохладно, и пассажиры часто бегали к проводнице за горячим чаем.

Никита зашёл в купе ровно через десять минут и, забираясь на верхнюю полку над Агатой, словно специально встал босой ногой на стол. «Бескультурщина», – шикнула на него младшая Наумова. Он ответил ей крепким матерным выражением, и от злости она уткнулась в подушку.

Верхняя полка над матерью пустовала. Анна Георгиевна всегда выкупала полное купе, но четвёртое место в девяти случаях из десяти оказывалось свободным. Оно как будто ждало то ли Агатиного отца, то ли Никитину мать. Но ни тот, ни другая на это место никогда не претендовали.

Насчёт трудного завтрашнего дня Агата не преувеличивала ни на йоту. Отдыхать завтра действительно было некогда. В Ижевск они приезжали в начале двенадцатого ночи, прыгали в такси и мчались в сторону гостиницы «Жемчужина», спали там до семи, а потом снова прыгали в такси и мчались уже в сторону салоны красоты «Ева», где Агате должны были делать макияж и причёску. К счастью, с маникюром и педикюром вопрос решился ещё вчера, и Агата не без удовольствия рассматривала свои ногти, выкрашенные перламутровым лаком. Два бальных платья, одно изумрудно-зелёное, а другое кораллово-красное, висели на вешалке возле матери. Оба костюма Никиты лежали в его сумке, и Агата до потери пульса радовалась тому, что не увидит их до начала соревнований.

***

В зале, где они выступали, было шумно, тесно и катастрофически не хватало воздуха. Судья, участники и сопровождающие стояли вдоль стен, галдели, как чайки, вздыхали и активно жестикулировали. Агата была размалёвана, как кукла. Ярко-синие тени и накладные ресницы делали её и без того большие глаза просто огромными. Песочного цвета волосы уложили к верху и тщательно залакировали. Брови выщипали и подвели, на скулы нанесли румяна, а на оголённые участки тела вылили целую тонну искусственного загара. От воспоминаний о парикмахере Агату покачивало из стороны в сторону. «Да ей людей пытать надо, – сказала она матери, когда они выходили из салона. – Полголовы мне, наверное, выдрала. С нашей Алей не сравнить». Мать на это только усмехнулась, но вслух ничего не добавила. Она была слишком занята поиском очередного такси.

Им предстояло станцевать десять танцев. Пять по типу «стандарт» и столько же под названием «латина» Каждый длился не более двух минут, и между ними делали перерывы, но тех чаще всего хватало только на то, чтобы выпить воды, отдышаться и съесть что-то из рук сопровождающего.

Когда объявили первый танец, руки у Агаты задрожали. Она стояла в пышном платье, напомаженная и принаряженная, как королева, и тряслась, словно мышь, зажатая в когтях у кошки. Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтобы рядом оказался Данил. И, крепко зажмурившись, Агата отчаянно попросила Бога исполнить её последнее желание перед «казнью». Но…Чуда не произошло. Перед ней по-прежнему стоял Никита. С намазанными гелем волосами, в белой отутюженной рубашке, чёрной жилетке и такого же цвета брюках. От запаха его одеколона Агате захотелось нацепить на нос прищепку.

– Агата, – он впервые за несколько месяцев назвал её по имени. Глаза его смотрели спокойно и на удивление ласково. Почти как у Данила. А потом он крепко сжал её запястья. «И зачем так давить? Синяки ведь останутся?» – подумала в сердцах она, но боли, как ни странно, не почувствовала. – Смотри только на меня. Только на меня, слышишь? И больше ни на кого, – произнёс он и закружил её в вальсе.

К этому совету Агата решила прислушаться. Без очков она всё равно не видела ничего, кроме лица партнёра.

***

По словам Ольги Викторовны, «латину они продули всухую, а вот стандарт станцевали как боги», благодаря чему в общем зачёте золото всё-таки досталось именно им. Никита так обрадовался медали, что не захотел снимать её даже в поезде. Он рассказывал о своей победе всякому, кто только хотел слушать и даже дважды сходил до вагона-ресторана и обратно только для того, чтобы его увидело как можно больше народа. Анна Георгиевна старательно искала фирму, которая бы смогла сделать кубок и надпись точь-в-точь, как на том, что выдали им. Кубок присуждался паре, но поставить его дома на «полку почёта» хотелось и тому, и другому. Агата радовалась победе не меньше Никиты. Тщеславие не было ей чуждо, и она мечтала, чтобы об этой победе узнал весь клуб, а лучше весь город, однако медаль сняла и убрала в сумку.

«Жаль, конечно, что мы не ничего не успели посмотреть в Ижевске. Только вокзал да гостиницу, – рассуждала она мысленно, рассматривая фотографии, выкупленные матерью у местного фотографа, – но один день выступлений всё же лучше, чем два по полдня. По крайней мере, отосплюсь и отмоюсь в воскресенье».

Одна из фотографий особенно заинтересовала Агату. На ней был запечатлён прыжок, а точнее, некое зависание в воздухе. Всего на три-четыре сантиметра от земли, но удивительно синхронное и гармоничное. Обычно Агата не выкладывала своих фотографий в сети, даже на аватарке у неё стояла стандартная синяя картинка, но для этого снимка решила сделать исключение. Фотография тут же появилась на её «стене», а потом к ней добавилась ещё одна, где их с Никитой награждали золотыми медалями.

Первый «лайк» пришёл через десять минут после выкладки. Его поставила Ника, самая юная участница клуба «Стратегия», которую на эти соревнования почему-то не пустили. Агата вздохнула и буквально впечаталась взглядом в экран. Больше всего ей хотелось увидеть оценку от Данила. Она ждала, что он увидит и поздравит её каким-нибудь душевным комментарием. Но Данил почему-то не спешил «лайкать» такую важную для Агаты новость.

Нахмурившись, она щёлкнула по его профилю. Ночью он сменил аватарку, на которой опять стоял в обнимку с Лерой. Ярко-накрашенной, в мини-юбке и длинных сапогах до середины бедра. Её медного цвета волосы крупными локонами лежали на его левом плече. Сам Данил был одет в чёрное худи, а на голову набросил капюшон.

– Ну, и кого ты там опять разглядываешь? – Никита вырвал из её рук телефон и уставился на экран. – Чё за чел? Да ещё и с девкой!

– Ни на кого! Отдай немедленно. – Агата выпучила на партнёра глаза и с силой топнула ногой.

– Чё за чел, я спрашиваю? – Никита повысил голос. – Или ты на девку смотришь? – Его лицо приняло брезгливое выражение. – Ты что, из этих?

– Я не из каких! – Из глаз Агаты брызнули слёзы. – Отдай немедленно!

В клубе она никому не рассказывала о том, что у неё появился одноклассник. И уж тем более, никому не говорила, как сильно он ей нравится.

Лицо Никиты перекосило от гнева. Он был на целую голову выше её и поднял телефон почти к самому потолку. Плача навзрыд, Агата прыгала вокруг партнёра, как детвора вокруг елки в Новогоднюю ночь, но не могла достать даже до его локтя.

– Отдай немедленно!

– Не отдам, пока не скажешь, кто это? Будешь меня злить, выброшу твой айфон в окно. Ты меня знаешь. За мной не заржавеет.

– Я просто на юбку и сапоги бывшей одноклассницы смотрела. Отдай! Отдай, кому говорю?!

Услышав крики и плач дочери, Анна Георгиевна выбежала из купе и моментально прояснила ситуацию. Ей даже говорить ничего не пришлось: руки у Никиты обмякли сами, а глаза забегали, как у вора, пойманного на месте преступления. Больше всего он уважал силу, и Анна Георгиевна была единственной женщиной, кого он по-настоящему боялся. Ни мать, ни Ольга Викторовна на парня такого влияния не имели. Пальцы его разжались, и Агата, выхватив телефон, тут же закрылась ото всех в туалете.

Вышла она только через четверть часа и, едва успокоившись, снова заплакала на груди у матери. Та ждала её возле дверей и стучала каждые три минуты, прося выйти и освободить место для других пассажиров.

– И как с ним разговаривать? – всхлипывала девочка, вытирая слёзы материнской кофтой. – Он же невыносимый! Невыносимый, подлый и гадкий!

Анна Георгиевна пригладила растрепавшиеся волосы дочери. Шпильки Агата уже вытащила, но расчесать слипшиеся после лака пряди так и не смогла. Те висели неаккуратными сосульками и казались темнее, чем обычно.

Анна Георгиевна изо всех сил старалась быть ласковой с дочерью, но получалось у неё это не всегда. Жизнь заставляла её быть сильной, и после ухода мужа она долгое время не могла себе позволить с кем-то сюсюкаться, даже с Агатой, потому что боялась, что кто-нибудь примет нежность за слабость.

– Зато с ним ты начала побеждать!

***

Поезд привёз их домой ровно в четверть восьмого. Солнце было спрятано за плотными серыми тучами. С неба падали крупные капли дождя, ветер трепал верхушки деревьев и заставлял немногочисленных прохожих посильнее кутаться в плащи и куртки. Большая часть из них была без зонта, но в капюшонах и шапках.

– Аня! – громко прокричал кто-то прямо в открытые двери вагона. Агата повернула голову и заметила невысокого, крепкого мужчину в кожаной куртке. Того самого работника центра, который встречал её после занятий, если мать была сильно занята на работе.

– Вадим, – Анна Георгиевна улыбнулась и приветливо помахала ему рукой. Он с лёгкостью спустил их чемодан, а после помог сойти на перрон сначала ей, а потом Агате.

Пока они шли к его черной «Ладе», мать, заливаясь смехом, в красках рассказывала о поездке. Мужчина улыбался и всё время кивал. Агате не нравилась его улыбка. Не нравился мягкий, спокойный голос, и самое главное – не нравилось, как блестели глаза матери, когда он открывал для неё дверь своей машины.

«Как же так! – возмущалась про себя она, – ведь мама принадлежит только папе и мне. Разве она может вот так улыбаться одному из своих работников?» – Агата даже не знала, что именно этот Вадим делает в центре. Чинит компьютеры или парты, а может, занимается рекламой или отвечает на бесконечные звонки от клиентов? Ей было без разницы. Она просто хотела, чтобы он выполнял свою работу, а не улыбался её матери и не называл фамильярно «Аней».

Сначала они довезли до дома Никиту. Он, сухо попрощавшись, забрал сумку из багажника и, не оборачиваясь, заторопился к своей «хрущёвке». Мать продолжила что-то говорить Вадиму. Агата не вслушивалась в беседу, но уже вовсю «дулась» из-за их совместного хохота. Ей было обидно за отца. За отца, который ушёл к другой женщине два года назад. Из-за многочисленных тяжб по делению имущества Анну Георгиевну и Андрея Игоревича Наумовых никак не могли развести, и девочка глубоко в душе до сих пор надеялась на их примирение.

Когда черная «Лада» остановилась около бело-розовой высотки, где располагались учебный центр и квартира Наумовых, Агату попросили выйти. Мать сказала, что ей нужно решить один важный вопрос, и она поднимется минут через десять. Агата нахмурилась, но из машины всё-таки вышла и простояла под мелким моросящим дождём около получаса. Мать продолжала сидеть рядом с Вадимом. И, когда её губы потянулись к его губам, Агата резко отвернулась и побежала к подъезду.

Аля встретила её привычными объятиями и поцелуями. Агата так соскучилась по теплу семейного очага и так расстроилась из-за невнимания Данила и чересчур большого внимания Вадима, что забыла о своей обиде на няню. Она принялась рассказывать той о поездке в Ижевск, соревнованиях и победе. Но Аля о золотых медалях уже, конечно же, знала. Мать в таких случаях звонила в первую очередь ей. Родители Анны Георгиевны умерли несколько лет назад, братьев и сестёр у неё никогда не было, а с бывшим мужем и его родственниками она предпочитала не общаться.

Наскоро перекусив пюре с гуляшом, Агата направилась в ванную и долго смывала с волос лак, а с тела – уже начавший раздражать кожу искусственный загар. Аля купила какую-то новую пену. Та приятно пахла лавандой и чем-то хвойным, снова и снова возвращая Агату к воспоминаниям о Даниле.

Из ванной комнаты она вышла только часа через два. Посвежевшая, отдохнувшая и закутавшаяся в длинный махровый белый халат, подаренный на прошлый Новый год матерью.

На столе возле зеркала остывали пирожки с брусникой. Аля разобрала вещи ещё час назад, а сейчас вовсю стелила постель для воспитанницы.

– Знаешь, – проговорила Агата, взяв с тумбочки щётку для волос, – мне кажется, на нашу семью навели порчу.

– Это что ещё за глупости? – округлила глаза Алевтина Михайловна. – И как ты вообще до такого додумалась?

– Папа ушёл, у меня нет друзей, и Данил…

– Слепой как крот? – закончила за неё Аля.

– И это тоже, – кивнула девочка и ещё больше загрустила, снова вспомнив о Вадиме. Она не знала, вернулась ли домой мать, но спрашивать не захотела из вредности.

– Зато ты победила на соревнованиях по бальным танцам.

– Всё сделал Никита. Он умело маскировал мои ошибки. Я не могу собраться, когда волнуюсь, а он может.

– Так будет не всегда. – Аля села рядом и, отобрав щётку, начала сама расчёсывать по-прежнему спутанные волосы девочки. – Просто у тебя сейчас такой возраст, и многое видится только в чёрном цвете. А когда ты поступишь в университет, то…

Но Агата не хотела ждать светлых тонов ещё два года. Она хотела видеть и чувствовать их сегодня. Или, на худой конец, завтра. Количество «лайков» на выложенных фотографиях росло как на дрожжах. Их, не жалея, ставили работники и ученики центра, воспитанники клуба по танцам и друзья Никиты. Оценка от Данила Агате так и не пришла…

Глава 5

– Я больше не хочу с ним учиться! Не хочу! Не хочу! И не буду! – причитала Агата в кабинете у матери. Та с трудом оторвала взгляд от монитора и раздражённо посмотрела на девочку. Краем глаза Агата успела заметить открытый текстовый документ, заголовком к которому служило слово «ходатайство».

– Мы вроде в августе всё обсудили.

– С августа много чего изменилось. – Агата вздохнула и подняла глаза к потолку. – Давай я буду ходить на занятия вместе с теми, кто готовится к ЕГЭ.

– Этого ещё не хватало! Они закрепляют программу, а ты учишь её с нуля.

– Данил вообще ничего не делает! Ни-че-го-ше-нь-ки! Не учит, не записывает. Только дурака валяет целыми днями. Видеть его не могу!

– Он же тебе нравился.

– А теперь нет. Не выношу лентяев.

Анна Георгиевна усмехнулась и прикрыла глаза. Слова Агаты её успокоили. «Значит, первая симпатия прошла, а розовая пелена с глаз спала. Это хорошо, – подумала она, – очень хорошо», – и снова вернулась к документу под названием «ходатайство».

Анна Георгиевна и подумать не могла, что Агата лукавит. Или, проще говоря, бессовестно врёт. Её симпатия к Данилу и не думала уменьшаться. Напротив, с каждым днём она становилась всё больше и осознаннее. Розовая пелена действительно спала. Агата начала видеть недостатки Данила. Но они не раздражали её. Раздражало другое. Точнее, другая. Лера. Лера вносила в её сердце такую сумятицу, что, слушая разговоры Данила с ней, Агата с трудом сдерживала слёзы. Но вечером, как заведённая, снова и снова заходила на его профиль. Она сама не знала, что хочет там увидеть. Это было сродни какому-то наваждению, идее фикс, с которой самостоятельно справиться она уже не могла, а потому посчитала свой уход в другой коллектив единственно верным решением. «С глаз долой – из сердца вон», – рассудила она, но мать снова заставила её остаться. Учёбу с Данилом так же, как и танцы, Анна Георгиевна обсуждать не собиралась.

Ещё больше разозлившись, Агата вернулась в класс. Данил уже сидел на своём месте и, воткнув в уши наушники, слушал музыку. Не желая на него смотреть, она отсела за другую парту и уставилась в окно. Ноябрь в этом году выдался унылым, сырым и серым. Бесконечные дожди размыли дорогу, но столбик термометра не опускался ниже нуля даже ночью. Агата ждала снега, ждала как манны небесной и мечтала, что тот плотным покрывалом укроет эту бесконечную жидкую грязь. Но снег всё не падал и не падал. В последнее время по части исполнения желаний младшей Наумовой везло всё меньше и меньше.

***

Первый снег выпал только тридцатого ноября и сразу укутал все дороги, дома и деревья. Он шёл четыре дня, почти не останавливаясь. Сначала мелкий, едва заметный, потом всё более крупный и пушистый. Агата наблюдала за ним из окна. Никита заболел, и тренировки в выходные пришлось отменить. Из дома  за два дня Наумова младшая вышла только один раз – за колой. Мать уехала на встречу с юристом, а Аля на всё воскресенье отпросилась, чтобы повидать сестру в другом городе.

Переделав все уроки, Агата снова схватилась за телефон. Читать она не любила и считала бесполезной тратой времени. Даже книги по программе изучала только в кратком пересказе. Аля часто ругалась с ней по этому поводу. Для Алевтины Михайловны посидеть в кресле с книгой было главным удовольствием в жизни. Она изо всех сил соблазняла воспитанницу «Томом Сойером» и серией романов о «Гарри Поттере», но, по-видимому, напрасно тратила время. Те стояли на полках в комнате мёртвым грузом и открывались только тогда, когда Аля затевала в доме генеральную уборку и смахивала с них пыль.

«Не читающая нынче молодёжь пошла», – часто вздыхала женщина, глядя на то, как Агата часами лежит на кровати с телефоном в руках. Тот был у неё большой, дорогой и современный, в ярком розовом чехле, усыпанном разноцветными стразами. И то, что она в нём смотрела, Але бы и во сне не привиделось.

Впрочем, ничего из ряда вон выходящего там не было. Если не считать «слежку за Данилом», то чаще всего Агата смотрела видео, связанные с танцами, либо обычные фильмы. Данил так же, как и она, к любителям чтения не относился, но был заядлым киноманом. Особенно ему нравились «Люди в чёрном» и «Пираты Карибского моря». Казалось, о Джонни Деппе он знал всё, и Агате очень не хотелось от него отставать.

Биография, награды, список кинофильмов. Она изучала факты о жизни Деппа с упорством спортсмена, попавшего на Олимпийские игры, и ждала, когда Данил заговорит о чём-то таком, что будет известно только ей.

Но такой случай почему-то никак не хотел представляться. Судьба как будто забыла об Агате и перестала ей улыбаться. В последнее время Данил стал молчаливым и серьёзным. Разговаривал по телефону отрывисто и быстро, но по-прежнему убегал сразу после занятий, задерживаясь только, если вызывал такси.

Впрочем, «ВКонтакте» ничего не менялось. Лера по-прежнему занимала половину фотографии на его аватарке и по-прежнему строчила львиную долю комментариев на его «стене». Благодаря этой самой «стене» Агата узнала, что Данил рисует. Причём рисует достаточно красиво и обстоятельно. Когда-то давно она тоже посещала художественную школу, но большого таланта к живописи в себе не обнаружила. У Данила же он явно присутствовал. Глаз у него был внимательным и подчас выхватывал такие вещи, которые Агата не разглядела бы даже с помощью микроскопа.

В ноябре они мало общались. Агата сама потворствовала этому, а потом злилась на саму себя, что утыкалась в телефон, когда он что-то у неё спрашивал.

***

С десятого декабря в школе начиналась аттестация. И Агате всё же пришлось сменить гнев на милость. Она прошлась с новым одноклассником по всем учителям, составила расписание экзаменов и договорилась об их формате.

Данил в такие моменты обычно в разговор с учителем не лез и молча стоял рядом. Иногда Агату это страшно злило, но доверить ему столь важную миссию она не могла, потому как в противном случае всё бы свелось к однотипным: «Приди завтра, послезавтра и так далее…»

Семейное обучение по-прежнему было для Данила в новинку, и он попадал впросак практически каждый раз, когда пытался взять дело в свои руки.

– Готовься, – строго сказала Агата, когда они возвращались в центр. – Учи даты двадцатого века по истории и стихи Фета с Тютчевым по литературе.

Данил кивнул, Агата прищурилась и повернула голову. Слева, по другой стороне дороги, шли мужчина, женщина и мальчик лет пяти. Мальчика мужчина нёс на себе. Тот заливался смехом и весело болтал ногами. На женщине была длинная норковая шуба, а из-под широкого капюшона торчали жидкие, светлые волосы. По мнению Агаты, скорее всего, крашенные. Женщину в шубе и ребёнка она видела впервые, а вот мужчину знала столько же, сколько помнила себя. Правда, за те два года, что он не показывался в её доме, он сильно изменился. Раздобрел и стал как будто ниже ростом. Даже голос его теперь звучал по-другому. Как-то чересчур хрипло. Словно несмазанная дверь.

И когда мужчина посмотрел на неё и окликнул по имени, Агата бросилась бежать. Бежать так быстро, как только могла. Ветер дул ей в лицо и морозил щёки, дыхания не хватало, в боку кололо, а она всё бежала и бежала в противоположную от центра сторону.

– Стой, Агата, стой! – Данил оказался быстрее и, встав перед ней, схватил за плечи и заставил остановиться. – Какая муха тебя укусила? А? Кто это?

Агата покачала головой. Она не хотела говорить. Не хотела, чтобы он знал. Чтобы вообще знал хоть кто-нибудь.

– Ладно, пойдём в центр.

– Нет, только не в центр! – Кое-как справившись с дыханием, она ещё сильнее затрясла головой. В центре наверняка сидела мама, а встречаться с ней сейчас было опасно.

– Кто это такие? Ты их знаешь? – Подхватив девочку за локоть, Данил повёл её к скамейке. – Они что-то тебе сделали?

– Это папа, – наконец призналась Агата. Скамейка была холодной, но она, не задумываясь, опустилась на неё и скрючилась так, будто болел живот.

– Папа? – Данил удивился. Одним из его главных достоинств было то, что он никогда не лез в чужие дела. Эту черту характера он явно унаследовал от отца. – А тот мужчина, что заходит за твоей матерью? Он разве не…

– Нет. – Агата сжала зубы и посмотрела на свои ботинки. Она ни с кем и никогда не обсуждала Вадима. Вадима, который неделю назад переехал жить к ним. Вадима, который теперь спал рядом с мамой. На папиной половине кровати. Агата не говорила о том, что чувствует. Никому. Даже Але. Просто вздыхала по вечерам в подушку и иногда плакала. Мама всё решила сама. Без неё. Как обычно. И не спросила совета. А ведь им и без Вадима было неплохо. По крайней мере, Агате без Вадима было намного лучше, чем с ним. И сейчас, после встречи с отцом, её как будто прорвало. Невидимая плотина в ней внезапно лопнула и пропустила всё, что так долго сдерживала.

Отец Агаты ушёл из семьи два года, четыре месяца и три дня назад. Ушёл к другой женщине, от которой у него, как выяснилось позже, был сын. Агата узнала об этом случайно, опять же подслушав разговор матери и Али. В какой-то момент Анна Георгиевна не выдержала и выгнала его. Побросала вещи в чемодан и выставила за порог.

– Сказал, что любит и меня, и её, – жаловалась она тогда Але, а та молча пила чай. – Многие мужчины заводят любовниц, но они хотя бы стараются, чтобы жена не узнала, а этот даже не пытался. Прижил ребёнка на стороне. И она тоже молодец! Схватилась за него клещами и не посмотрела, что женат и с дочкой. Родила даже. Ничем не побрезговала, лишь бы развести. А ему хорошо было. Жил на две семьи и горя не знал…

Агата тогда проплакала всю ночь. С ней мать ограничилась коротким: «Папа ушёл и больше не вернётся». Потом начался долгий бракоразводный процесс, делёжка имущества и бесконечные суды. Как-то раз в суд даже пригласили Агату, чтобы узнать, с кем из родителей она хочет жить. Она любила отца, любила всем сердцем, но предательства простить ему так и не смогла и, не задумываясь, выбрала маму. А теперь вот её и мама предала…

– Раньше у мамы было много разных проектов, а теперь только один центр остался. Раньше она моталась между бизнесами, а теперь между судами, – рассказывала Агата, по-прежнему глядя себе под ноги.

– Да уж… – протянул Данил. Она посмотрела на него внимательным взглядом и почувствовала лёгкую зависть. Его семья была нормальной. Мама обычной, такой же, как мамы у большинства знакомых ей девочек. Работала в клинике вместе с Алексеем Николаевичем, но готовила сама, особенно по выходным. Агата видела это по понедельникам, когда Данил приносил обед с собой. Часто там лежали два куска невероятно вкусного яблочного штруделя, который вполне мог соперничать с выпечкой самой Али. Один из кусочков мать Данила всегда передавала для его одноклассницы.  А папа… Папа по-прежнему жил с ними. И даже иногда забирал Данила с занятий. – Ладно, пойдём.

– Куда?.. – пожала плечами Агата.

– В пекарню. Или в блинную. Чая горячего попьём. Если просидим здесь ещё хоть десять минут, превратимся в сосульки. – Данил был без шапки, и губы у него начали синеть. Пойдём. – И он потянул Агату за руку.

Та нехотя встала. Его пальцы по-прежнему сжимали её ладонь.

– Рука у тебя как ледышка, – вдруг произнёс он и сжал вторую. – И эта такая же. Ты их специально что ли в снегу держала?

Руки у Агаты всегда были холодными, даже в тёплую погоду летом. То же касалось и стоп. Аля говорила, что это связано с анемией и нарушением кровообращения. Кровь попросту туда «не доходила». А вот у Данила руки были горячими. Горячими, словно свежеиспечённый хлеб. Или печка. Или вода в ванной, от которой струится пар. Агата любила тепло. И очень сильно любила Данила.

– Ну-ка вставай давай, а то ещё заболеешь. – И он поднёс её руки к губам и начал часто на них дышать. – Представляешь, что тогда будет?

– Что?

– Наш класс придётся закрыть на карантин. Пятьдесят процентов учащихся заболеет.

Агата улыбнулась. Никто и никогда не проявлял к ней такой заботы. Разве только мать и Аля. И ради такого внимания с его стороны она была готова даже на новую встречу с отцом и единокровным братом.

В пекарне Данил принёс ей чай с лимоном. Без сахара и совершенно кислый. Дома она бы ни за что такой пить не стала, но тут проглотила залпом и не поморщилась.

Телефон Данила не звонил, оповещения из социальных сетей тоже не приходили. Он рассказывал ей о музыке и впервые, боязливо оглядываясь по сторонам, признался, что хотел бы выучиться на архитектора.

Поперхнувшись, Агата едва не уронила чашку с чаем. Данил покачал головой и посмотрел на своё блюдце с недоеденным лимоном. Он озвучил то, на что не хватило смелости у неё.

– Папа с мамой этого никогда не одобрят. Им же надо кому-то передать клинику, а на Павлика с его Канадой надежды нет.

Агата хотела сказать, чтобы он боролся за свою мечту и ни в коем случае не отступал, но дверь в пекарню открылась слишком широко и с громким стуком ударилась о противоположную стену. В помещение ворвались столб холодного воздуха и несколько снежинок, которые тут же растаяли, оставив на полу крошечные капли воды.

«Я буду его поддерживать, – мысленно пообещала себе Агата. – В этом и во всём другом тоже. Даже, если весь мир будет против…»

Глава 6

Агата закрыла первое полугодие двумя «четвёрками» и десятью «пятёрками». Большей половиной отметок Данила были «тройки». Ему поставили только одну «пятёрку» – по физкультуре. Альберт Робертович Суханов не принял рефераты и заставил сдавать нормативы. Данил улыбнулся физруку от уха до уха и без лишних слов отправился в зал. Там, особо не напрягаясь, сначала отжался тридцать раз от пола, а потом столько же подтянулся на турнике. Агата в это время сидела на скамейке и не могла оторвать взгляд от его рельефных рук и идеально ровной спины. Несколько девочек из параллельного класса тоже решили понаблюдать за «сдачей предмета», и Агата с трудом сдержалась, чтобы на них не шикнуть.

Вернувшись в каморку физруков, Альберт Робертович поставил Данилу «пятёрку» немедля, но потом ещё минут пятнадцать разглагольствовал на тему о том, кому нужно учиться на дневном обучении, а кому – на семейном. Данил на это благоразумно помалкивал, Агата не спорила тем паче, потому что была слишком занята стоящим перед глазами видением, в котором Никифоров подтягивался на турнике специально для неё.

– Мы идём сдавать историю? – спросил он, как только распрощался с физруком, и Агате пришлось несколько раз моргнуть, чтобы прийти в нормальное состояние.

Кабинет истории и обществознания располагался на четвёртом этаже, слева от лестницы. Он по праву считался самым большим, самым светлым и самым холодным в школе. Шторы там были бежевые, стены – бледно-розовые. Три из них: – боковые и заднюю украшали портреты русских императоров, а на передней, прямо над доской, висела знаменитая цитата Джона Кеннеди: «У победы тысяча отцов, а поражение всегда сирота».

– Какую одежду чаще всего носил Сталин? – обратилась к Никифорову высокая худощавая «историчка», едва тот успел перешагнуть порог.

– Шубу.

Данил, как обычно, решил пошутить и тем самым разрядить обстановку. На уроках в центре он часто вытворял такие фокусы, отчего и Елена Павловна, и Агата – обе смеялись в голос.

– Какую ещё шубу?

«Историчка» нахмурила брови и пожевала губу. Ей было глубоко за шестьдесят, и шуток такого рода она не понимала. Ноздри её раздулись, по лбу и щекам поползли красные пятна. Одним не к месту сказанным словом Данил разозлил огнедышащего дракона. Того самого дракона, который мог сжечь его живьём и на месте.

«Историчка» встала и оперлась локтями на стол. В её впалых белёсых глазах крохотные бесенята уже вовсю поджигали хворост, но… Агата оказалась проворнее и тут же пришла на помощь однокласснику. В последнее время она часто защищала его от учителей, особенно, если считала, что те, несправедливо к нему придираются.

– Норковую, очевидно. Я и сама в кино такое видела.

«Историчка» посмотрела на девочку с опаской и сжала тонкие губы. За прошедшие три с половиной года она беседовала с Агатой больше двенадцати раз, и обычно та чушь не несла.

– Небось в каком-то современном, художественном?

Девочка кивнула и принялась судорожно перебирать в голове фильмы, в которых хотя бы отдалённо пытались воссоздать образ Иосифа Виссарионовича. «Московская сага», «Жена Сталина», «Звезда Эпохи»… Всё было не то. Не то, потому что в них шубы точно не было.

– Документальные смотрите, – наконец выдала «историчка». – Там больше правды. И в учебник заглядывайте. Хотя бы раз в неделю. Сталин носил военный костюм, военный плащ и фуражку.

Данил кивнул и пообещал запомнить. «Историчка» снова поджала губы. Следующий её вопрос касался Второй мировой и Великой Отечественной войн. Эти даты Агата нашёптывала ему как раз перед входом в кабинет. И когда Никифоров чётко развёл тысяча девятьсот тридцать девятый и тысяча девятьсот сорок первый да ещё и подробно рассказал о Курской и Берлинской битвах, она облегчённо выдохнула.

– Ну, вот, а ты боялась, – произнёс Данил, едва они покинули кабинет. Вид у него был довольный, как у кота, который только что нализался сметаны. – Даже «четыре» поставила. С фильмом ты, конечно, придумала здорово. Спасибо. А то бы она меня точно взглядом испепелила. – И в благодарность он принялся боксировать в воздухе так, словно отгонял невидимых врагов.

На бокс Данил записался три недели назад. Тот жутко ему нравился, потому что помогал:

а) снять напряжение;

б) выплеснуть негативные эмоции.

Пока Данил занимался только с грушей, но уже приходил на занятия с рассечёнными костяшками. И Агата расстраивалась всякий раз, когда думала о том дне, в котором ему придётся встретиться с настоящим соперником.

– К обществознанию хотя бы подготовься, – проговорила она, старательно пряча довольную улыбку в складках снуда и натягивая пуховик цвета морской волны. Тот ей купили всего неделю назад, и Агата страшно им гордилась, вешала исключительно на «плечики» и до смерти боялась испачкать. Белая шапка с помпоном, белоснежные кашемировые перчатки и белый-пребелый снуд дополняли её образ и делали похожей на Снегурочку. Мать и Аля в голос кричали каждое утро, что в этом всём она просто красавица, и, казалось, в целом свете только один Данил не замечал такой очевидной вещи.

***

Новый год они встречали втроём: Агата, её мать и Вадим. Аля обычно ночевала у них три-четыре раза в неделю, для этих целей была даже выделена отдельная маленькая комнатка, но на праздники всегда отпрашивалась. Агата никогда не задумывалась, с кем проводит рождественские каникулы её няня, но сегодня вдруг пообещала себе обязательно это выяснить. Наверное, так сказывалось одиночество, которое в последние дни девочка ощущала особенно остро.

С переездом в их дом Вадима Анна Георгиевна сильно изменилась. Похорошела и как будто помолодела. Стала спокойнее, сдержаннее и добрее. Перестала носить мешковатые, серые кофты и даже дошла до салона красоты и сделала маникюр и причёску.

В сентябре матери Агаты исполнилось сорок. Она была красивой, высокой женщиной с такими же ярко-голубыми глазами, как и у дочери. Жир лишь едва-едва начал касаться её боков и талии. На лбу и в уголках губ ещё не прорезались морщины, и виднелись только те, что располагались вдоль нижней линии ресниц и назывались «гусиными лапками».

В конце декабря Анне Георгиевне наконец выдали свидетельство о расторжении брака, и она, нарядившись в ярко-красную тунику и чёрные обтягивающие легинсы, задорно отмечала сразу два праздника.

Агата считала, что мать переменила любовь. На самом деле всё было куда проще. В лице Вадима Анна Георгиевна нашла крепкое мужское плечо, на которое смогла наконец опереться. Он взвалил на себя часть её проблем и в кои-то веки позволил почувствовать себя женщиной. Хрупкой и слабой. Хотя бы в некоторые моменты жизни.

Вадим был на два года старше Анны Георгиевны. Спокойный, внимательный и немногословный, Он предпочитал слову дело и всегда выполнял то, что обещал. Агата мало что о нём знала, но, судя по тому, как он быстро перебрался к ним жить, собственной квартиры у него не было. Зато были бывшая жена и десятилетний сын, которому он платил алименты.

Краем уха Агата слышала, как утром он разговаривал с этим самым сыном, обещая заехать первого января и привезти гостинцы. Её отец не звонил уже третий год и давно позабыл про подарки на праздники.

На Новый год Вадим преподнёс Анне Георгиевне золотой браслет, украшенный тремя топазами. «Слава Богу, не кольцо», – выдохнула в ту минуту Агата. Ей же он подарил белого плюшевого медведя с красной бабочкой на шее. «Ещё бы Барби притащил», – скорчила рожицу девочка, но игрушку всё же приняла, хотя и поставила её в самый дальний угол комнаты.

Праздничный стол, как обычно, ломился от кушаний. Уехав отмечать праздники с кем-то другим, Аля успела за день наготовить на целый полк. Настругала тазик «оливье», зафаршировала перцы, уложила слоями «селедку под шубой», и, конечно же, испекла любимый Агатин кекс со смородиной. Анна Георгиевна не уставала удивляться, откуда их домработница, повар и няня по совместительству, привозила эту ягоду вёдрами, но, казалось, запас чёрной смородины у Али неиссякаем.

Весь вечер Агата ждала поздравления от Данила. Последние три недели они особенно хорошо общались, и девочка всем сердцем желала, чтобы сегодня он о ней не забыл. Но за час до полуночи ей пришло только сообщение от Никиты, которое она удалила тут же, чтобы не засорять память.

Ровно за пять минут до боя курантов Агата заметалась по дому. Она никак не могла найти спички, чтобы сжечь листочек с желанием и растворить пепел в бокале с апельсиновым соком. Але звонить было уже поздно, и тогда, услышав первый удар, Агата зажмурилась и, не дыша, шёпотом произнесла самую заветную для сердца фразу:

«Хочу, чтобы Данил стал моим парнем…»

Глава 7

Январь две тысячи девятнадцатого выдался аномально тёплым и слякотным. Температура днём колебалась от минус двух до плюс двух градусов. Ручьи бежали, как в марте, а пешеходы напополам с машинами месили на дорогах жидкую, кашеобразную грязь.

В жизни Агаты ничего не менялось. Она вышла на тренировки третьего января. Ольга Викторовна своим воспитанникам спуску не давала. Впереди маячили новые соревнования в другом городе, и она, как и Никита, мечтала привезти оттуда новое золото. Агата на мечты тренера и партнёра плевала с высокой колокольни. Именно в эти каникулы она впервые начала задумываться о том, нужны ли ей танцы вообще. Они забирали слишком много времени и не доставляли большого удовольствия. В их семье танцевать хотела Анна Георгиевна. Но её отрочество выпало на тяжёлые «девяностые». Тогда вальсировать было некогда, и Анна Георгиевна вовсю воплощала давнюю мечту сейчас. Правда, не в себе, а в дочери.

Все школьники вышли с каникул четырнадцатого января. Агата и Данил приступили к занятиям пятью днями раньше. В первый же день Данил клятвенно пообещал Анне Георгиевне взяться наконец за голову и выполнять все домашние задания честно и добросовестно. «Мне нужен хороший  аттестат», – с чувством произнёс он. Анна Георгиевна чуть приподняла брови, усмехнулась, но вслух ничего говорить не стала. Она давно не верила словам и обращала внимание только на поступки, отчего, наверное, и сошлась с Вадимом.

Хватило Дани ровно на неделю. После семи безупречно прожитых дней он сдулся, как воздушный шарик, и опять принялся придумывать отговорки. То забыл тетрадь, то не записал нужные номера, то потерял выданную карточку. Агата хмурилась, учителя ругались. Бедный Алексей Николаевич приезжал поговорить об успеваемости сына чуть ли не каждую неделю. Больше всех напирала Инна Владимировна, и, когда Данил перепутал Лесковскую «Леди Макбет Мценского уезда» с «Леди Макбет» Шекспира, её терпение окончательно лопнуло. Инна Владимировна топала ногами и брызгала слюной. Данил молчал, устремив глаза в пол. Учителям он никогда не дерзил и вину свою признавать умел. Жаль только, делать с этим ничего не пробовал.

Агата с досадой смотрела в свою тетрадь. Литературу она считала мелочью. Намного больше её волновали русский язык, математика и физика. При абсолютно правильной разговорной речи Данил писал с такими ошибками, что даже Агате иной раз хотелось выколоть себе глаза. «Посиди и подумай», – часто шептала она ему во время каких-нибудь проверочных, но Данилу постоянно нужно было куда-то бежать. И всё же на «три» русский он знал. На «три» он не знал алгебру. В прошлом полугодии этот предмет ему пришлось пересдавать дважды, и Агата обливалась холодным потом всякий раз, когда думала о майской аттестации.

Рисовать он не бросил и с геометрией по-прежнему справлялся на «ура».  Агата часами могла смотреть на его рисунки, тем более теперь, когда он рисовал при ней и иногда даже для неё. Правда, в основном это были картины, изображающие пейзаж за окном или какую-нибудь страну, о которой рассказывала учительница географии.

Желание поступать на архитектурный Данил не оставил, но с физикой не дружил точно так же, как и с алгеброй. Пока его мечты оставались только мечтами, и он не делал ничего для того, чтобы сделать их реальностью.

***

С январских соревнований в Екатеринбурге Агата и Никита привезли новое золото. От счастья Никита распушил хвост и целых две недели ходил по клубу с таким видом, будто теперь это его вотчина. Впрочем, радость его была недолгой. В начале февраля на соревнованиях в своём городе они не получили ничего, кроме трёх с половиной очков на двоих. Ольга Викторовна рвала и метала. Никита был мрачнее тучи. Агата не чувствовала ничего или почти ничего. Изнутри она словно выгорела, и это внутреннее выгорание постепенно захватывало и внешнюю её оболочку.

Время неслось вперёд, как очумелое. На пороге топталось четырнадцатое февраля, и Агата не знала куда деваться от этой даты. День всех Влюблённых вгонял её в острое чувство меланхолии. Про себя она называла его днём Одиночества. «Вот бы его взять и отменить, – злилась девочка, глядя на календарь. – И кто его только придумал? Курам на смех…»

О чувствах к Данилу Агата больше ни с кем не говорила. Ни с матерью, ни с Алей. «Всё без толку», – был её вердикт. К последним числам января она отчаялась окончательно и поняла, что её новогоднему желанию не сбыться никогда. «Надо было собаку попросить или новые кроссовки», –  как-то раз промелькнула в её голове мысль. Мысль, которая привела к решению больше не заходить на страницу Данила. «Не по тебе», – проговорил внутренний голосок, и Агата впервые с ним согласилась. Данил, как и прежде, менял аватарки раз в месяц, но на них неизменно присутствовала Лера. Счастливая. Красивая. Уверенная в себе.

Четырнадцатого февраля, как назло, отменили тренировку. Ольга Викторовна словно издевалась. В выходные гоняла своих воспитанников как собак, а в день, когда, по мнению Агаты, надо было заниматься до потери пульса, отпустила всех по домам. Младшая Наумова лежала в гостиной на диване и смотрела на потолок. Натяжной. Идеально белый. Со встроенными светильниками. Рядом шуршала Аля. Именно сегодня ей почему-то захотелось перетряхнуть шкаф с книгами и расставить всё в алфавитном порядке.

Але, в отличие от Анны Георгиевны, Данил нравился. Она ценила воспитанных и добрых юношей и часто подчёркивала, что одноклассник у Агаты как раз такой. «В нём нет ни грамма заносчивости, – выдала она однажды Анне Георгиевне, – а это уже большой плюс. Родился с золотой ложкой во рту, но положением не кичится». Порой Агате и Данилу приходилось заниматься наверху, и Никифоров никогда не позволял себе смотреть на Алевтину Михайловну свысока, а порой даже что-нибудь ей рассказывал. Две недели назад он вызвался подрабатывать по выходным в клинике у отца: сортировал договоры по папкам, раскладывал карточки больных, ставил печати и выполнял мелкие поручения администратора. В этом отношении Алексей Николаевич держал сына строго и денег просто так не давал. «Хочешь тратить – сначала заработай», – говорил он, и Але такой подход нравился.

Гонора Агаты хватило бы на двоих. Мать на неё денег не жалела. «И так отца нет, а, если ещё я стану в карманных расходах ограничивать, что тогда будет?» – восклицала каждый день Анна Георгиевна, а Алевтина Михайловна на это только качала головой да поджимала губы. И правильно, наверное, поджимала. Слишком часто в последнее время Агата в её присутствии стала называть людей, занимающихся физической работой, «вторым сортом».

– Ну, а как сегодня дела у Данила? Справился с контрольной по логарифмам? – как бы невзначай спросила Аля, рассматривая обложку сказок братьев Грим.

Цокнув, Агата не удержалась от закатывания глаз. Любимое имя сработало, как катализатор, и устроило бурю в стакане воды.

– Возьми да позвони ему, – огрызнулась девочка. – Я-то откуда знаю? – И, выплюнув последнее слово, гордо встала с дивана и ушла к себе.

Что делала в это время Аля, Агата не видела да и не хотела видеть. Любое упоминание о Даниле как будто кололо её иголкой, и она была готова убить всякого, кто говорил ей о человеке, что забывал о ней, едва покидал стены класса.

Устроившись на кровати, Агата потянулась к тумбочке. От нечего делать она решила выполнить домашнее задание по физике. Не утром, а сейчас. Но не обнаружила ни тетради, ни учебника.

«Неужели Даня забрал? – ещё больше разозлилась она и схватила телефон. – Конечно, он же сегодня так торопился, что, наверное, и не заметил, как моё вместе со своим прихватил».

Писала Агата Данилу крайне редко да и то по вопросам жизненной необходимости. Потерю учебника и тетради она как раз приравнивала к проблемам к такого рода. Открыла вкладку сообщений и долго не могла найти контакт с именем «Даня Никифоров». Агата так привыкла видеть два лица, что на одно не обратила и малейшего внимания. А когда всё же обратила, то не поверила собственным глазам.

На аватарке Данил был один. Без Леры. В синей водолазке и очках. В тех самых очках, в которых он в первый день пришёл на занятия. Агата щёлкнула по его профилю. В графе семейное положение больше не стояло противное: встречается с Валерией Андроповой. Эта строка была удалена начисто так же, как и все комментарии Леры со «стены».

От радости Агата едва удержала рвущийся из груди крик. Телефон в её руках задрожал и упал на кровать. Ноги принесли её к Але. К той самой Але, которая продолжала вытирать пыль с книг.

– Данил расстался с Лерой. И, кажется, у меня появился шанс…

Глава 8

На следующее утро Данил опоздал на двадцать минут. Он пришёл на занятия не выспавшийся, мятый и злой. Не принёс половину учебников, забыл две тетради и впервые за пять с половиной месяцев учёбы надерзил учителю. Преподаватель физики Наталья Николаевна Шеина, не увидев третий раз подряд домашнего задания, высказала Данилу всё, что о нём думала. В итоге он тоже не сдержался и, сказав: «Не хотите меня учить – не учите», – без разрешения вышел из класса.

Остаток урока Наталья Николаевна работала только с Агатой, вопросы Данилу больше не задавала и только изредка бубнила себе под нос: «Хорошо хоть ЕГЭ по физике сдавать не будет». От этих слов Данил злился ещё больше, а за десять минут до перерыва вовсе бросил решать задачи и принялся рисовать деревья за окном.

Вместо привычного аромата парфюма с хвойными нотками Агата теперь чувствовала от одноклассника слабый запах алкоголя. Глаза у Данила были красными, на левой скуле виднелся едва заметный светло-лиловый след. «Подрался что ли?» – предположила она, но вслух спрашивать не стала так же, как и про свою тетрадь, которую он, естественно, тоже забыл.

На обед Аля принесла гречку с куриной поджаркой и сосиски в тесте, но Данил есть не стал. Накинул на голову капюшон и отвернулся к стене. Агата к своей порции тоже не притронулась и, просидев в молчании десять минут, не выдержала и заговорила первой:

– Ну зачем ты так? Ведь сегодня Наталья Николаевна справедливо ругалась, по крайней мере, до того, как про ЕГЭ говорить начала. – Поступление на архитектурный по-прежнему держалось в секрете, и ни Данил, ни Агата о нём сильно не распространялись. – Может быть, начнёшь уже учить хотя бы физику с математикой. Домашнее задание иногда делать. Тогда и учителя, и твои родители…

Данил не дал ей закончить. Повернулся и посмотрел таким взглядом, словно хотел убить на месте.

– Тебя не касается! – и, сказав это, снова вышел из класса.

В любой другой ситуации Агата бы разозлилась, обиделась и не разговаривала бы с ним как минимум месяц. Но сегодня обижаться ей не хотелось. «Похоже, действительно с Лерой расстался», – вынесла вердикт она, но на всякий случай всё же зашла на его профиль «ВКонтакте». Аля советовала не торопиться и разузнать всё как следует. «Вдруг просто ссора», – предположила она. Агата задумалась, а потому всеми мыслимыми и немыслимыми способами пыталась опровергнуть нянину гипотезу.

На аватарке по-прежнему стояла вчерашняя фотография, строчка о семейном положении отсутствовала, а от Андроповой не появилось ни одного нового комментария.

От радости сердце Агаты забилось чаще, но она тут же заставила его замолчать. Данилу было плохо. Очень плохо, только слепой бы этого не заметил, и девочка решила, что радоваться такому – последнее дело.

***

– Даня расстался со своей девушкой. – Агата произнесла это, как только сняла верхнюю одежду и обувь и зашла в гостиную. Привёз её, как обычно, Вадим. В последние два месяца с тренировок её забирал только он. В феврале занятия по танцам заканчивались около девяти вечера, а к этому времени всегда холодало. Анна Георгиевна лежала на диване и крутила новостную ленту. Уровень ГРИППА и сезонных ОРВИ опять превысил допустимый порог, и она боялась, что школы и учреждения дополнительного образования закроют на карантин.

– Даня расстался со своей девушкой, – повторила Агата и встала перед матерью. В квартире они были совершенно одни. Аля уехала домой, а Вадим возился с машиной на улице.

Анна Георгиевна нехотя подняла на дочь глаза. Сначала она даже не поняла, о чём идёт речь и что, собственно говоря, Агата от неё хочет. «Даня», «девушка» – эти слова после тяжёлого трудового дня попросту не укладывались в её голове, и, уловив рассеянность во взгляде матери, Агата предприняла третью попытку. Вчера о столь «радостном» событии она поведала только Але, но сегодня, удостоверившись в своей правоте, решила «осчастливить» и мать.

– Даня расстался со своей девушкой.

Разобравшись наконец в чём дело, Анна Георгиевна закрыла глаза рукой.

– Господи, неужели опять?! – на выдохе спросила она. – Ты же мне клялась, что всё прошло, и он тебе больше не нравится.

Агата поднялась на цыпочки и резко опустилась вниз. Получилось своеобразное качание.

– Даня расстался со своей девушкой, – как попугай, снова повторила она.

Из груди Анны Георгиевны вылетел вопль отчаяния.

– Если он расстался со своей девушкой, это не значит, что он воспылает любовью к тебе.

Её слова показались Агате жестокими. Жестокими и беспощадными. Но она выдержала их с честью, хотя и ждала от матери понимания, поддержки или хотя бы совета. Анна Георгиевна не оказала ни первого, ни второго, ни третьего. К немым просьбам дочери эта железная женщина оказалась совершенно глуха.

– Не смотри на меня так, Агата, – уже мягче произнесла она, – но я уже не раз говорила и повторю снова: Данил тебе не пара. Он со своими шуточками всё профукает, и отцовскую клинику, в том числе, если Алексей Николаевич всё-таки ему её оставит, а потом и вовсе без штанов останется.

Агата вдохнула и набрала побольше воздуха в лёгкие. Глаза медленно начинало щипать.

– У Данила в голове ветер. Он вообще ни о чём не думает.

– Ему всего семнадцать. И это неправда, что ни о чём. Он…

Анна Георгиевна подняла руку.

– Я этот бред даже слушать не хочу. Придёт в голову что-то дельное, тогда расскажешь, а сейчас я хочу поработать. Но ещё раз повторяю: Данил  не тот человек, который тебе нужен. И я сильно сомневаюсь, что он завтра бросится за тобой ухаживать.

Последнее предложение Агата посчитала ударом ниже пояса, отчего тоже решила пнуть по больному:

– А Вадим долго будет жить с нами?

Лицо у Анны Георгиевны вытянулось. Агата подошла ближе. Два месяца назад, когда Наумова старшая привела в дом мужчину, она не разговаривала с дочерью, не подготавливала её заранее, не приводила аргументы. Мать поставила Агату перед фактом: Это Вадим, и он теперь будет жить с нами. В тот день она ждала от девочки истерики, ждала слёз, ждала криков, но Агата, как ни странно, молча удалилась в свою комнату и просто не вышла к ужину. Анна Георгиевна знала, более того, чувствовала, что дочь Вадима не принимает и принимать не собирается. Она никак его не звала, никак не обращалась и редко отвечала на его вопросы. Агата не спорила, не скандалила и не ставила ультиматумов. Анна Георгиевна и не подозревала, что её дочь просто ждала, ждала, когда их отношения с Вадимом сами собой сойдут на нет. Она видела, как мама Сони Архиповой, их соседки по площадке, заводила себе нового мужа каждые два месяца. Заводила, а потом выгоняла прочь.

– Я. Хочу. Чтобы. Он. Ушёл, – по слогам произнесла Агата, и от этих слов у Анны Георгиевны внутри всё перевернулась. – К бывшей жене или туда, где он жил раньше. Нам и без него было хорошо. Разве он подходит тебе? У него ведь ничего нет. Даже «Лада» несчастная в кредит куплена.

Анна Георгиевна впервые в жизни не знала, что сказать. Она сначала покраснела, а затем резко побледнела. Агата всегда была умной и сейчас она использовала не крики и слёзы, а аргументы. Аргументы самой Анны Георгиевны.

– Вадим не Данил. Он многое умеет и много чего знает. И вообще, тебе заняться что ли нечем? Иди учи уроки, а то на тебя сегодня учителя биологии и математики жаловались. Ты почему опять теорию не выучила?

– А ты не знаешь почему? Из-за танцев. Потому что я не успеваю. И я тебе говорила, что танцевать не хочу. Танцевать хочешь ты, а я хочу учиться! Я хочу стать врачом!

В дверном замке повернулся ключ. Анна Георгиевна приложила к губам указательный палец. Это вернулся Вадим, и она не хотела, чтобы он слышал семейные дрязги.

– Давай ты успокоишься, и мы поговорим утром.

Но Агата остановиться уже не могла.

– Из-за танцев у меня ничего нет. Ни друзей, ни парня. И с учёбой скоро будет плохо. Учителя меня часто ругают, ты права. Я могла бы учиться лучше, но я без конца хожу на дурацкие тренировки. Тренировки, которые нужны тебе!

Анна Георгиевна слышала, как Вадим открыл дверь. Слышала, как снял пальто и ботинки. Слышала, как помыл руки. И знала, что он точно также слышит слова Агаты. И Агата тоже знала об этом.

– Пусть он уходит, – твёрдо произнесла девочка, – я не хочу, чтобы он спал на папиной кровати и вешал свою одежду в папин шкаф. Не хочу, чтобы сидел с нами за столом и ел нашу еду.

Когда она оглянулась, Вадим стоял в дверном проёме и, слегка покачивая головой, смотрел на Анну Георгиевну.

Глава 9

– Агата сама виновата, – рассуждала Анна Георгиевна, намазывая на хлеб масло и укладывая сверху тоненький кусок сыра. Часы показывали девять утра. Алевтина Михайловна сидела напротив хозяйки и пила чёрный кофе без сахара. До двенадцати часов дня она обычно не ела, что, видимо, и способствовало её кукольной стройности. Агата, одетая в пижаму и тапочки, стояла за дверью. Подслушивать и подсматривать постепенно входило у неё в привычку.

– Я ей много раз говорила, – продолжила Анна Георгиевна, – позвони Веронике, они вместе в началке учились и неплохо дружили, пригласи погулять Женю из клуба, до Сони Архиповой, наконец, дойди. Она на нашей площадке живёт. Но Агате всё некогда. Сидит целыми днями в телефоне и только жалуется, как ей плохо.

– С Вероникой у них общих интересов нет. Та уж давно с мальчиками гуляет. Зачем ей Агата? Женя вечно занята. Она с сыном тренера танцует – на неё Ольга Викторовна давит ещё больше, чем на нашу Агату, а с Соней ей о чём разговаривать? Соне одиннадцать лет.

– Ну я тогда не знаю, – вздохнув, Анна Георгиевна развела руками.

– Вот поэтому я и против семейного обучения. Классно-урочную систему не ради забавы придумали. В школе дети общаются. А на «семейке» какое общение?

– У Агаты есть клуб.

На этот раз вздохнула Алевтина Михайловна.

– Много им в клубе общаться-то дают? Особенно во время прогона.

Анна Георгиевна с силой пододвинула к себе сахарницу.

– Агата с детства была такой. Замкнутой. Закрытой. Вы не помните, как она часами могла сидеть одна в песочнице, но, как только приходил кто-нибудь из детей, собирала все свои формочки, ведёрки с совочками и бежала домой? Она никогда к сверстникам не тянулась.

– Ну, это когда было? А сейчас у неё подростковый возраст. И она смотрит на других и видит, что её жизнь резко отличается.

Анна Георгиевна фыркнула и отвернулась. Алевтина Михайловна встала и, подойдя к кастрюле на плите, разбила туда два яйца и высыпала стакан сахара со щепоткой соли.

– Данил расстался с девушкой, – через некоторое время опять проговорила Анна Георгиевна, – но с чего Агата решила, что он сразу в неё влюбится?

– Они проводят вместе по пять-шесть часов в день. Один на один.

– Ему семнадцать, а ей даже пятнадцати нет. Вы не боитесь, что, если что-то у них выйдет, он её совратит?

– Не боюсь.

– А в сентябре, когда они стали заниматься у нас в квартире, Вы были другого мнения.

– В сентябре я его не знала.

– А сейчас узнали?

– Сейчас, да. И думаю, что, если он её полюбит, то подождёт.

Алевтина Михайловна влила в смесь молоко и, добавив муки и соды, достала блендер. Следующие две минуты кухню наполняло равномерное жужжание работающего прибора.

– Три года подождёт? – Анна Георгиевна издала смешок.

– Столько, сколько понадобится ей.

– Слишком уж Вы хорошего мнения о Даниле. Не надо его идеализировать. Он обычный представитель мужского пола, и однажды ему просто надоест ходить за ручку с малявкой, и он найдёт более податливую сверстницу.

Фраза про малявку стала последней каплей, и Агата, с шумом открыв дверь, вошла на кухню. На мать она нарочито не смотрела и, взяв с блюдца кусок ветчины, засунула целиком в рот.

– Шумелка, какао будешь? – спросила Аля, и Агата сухо кивнула.

Потерев переносицу, Анна Георгиевна постучала ногтями по столешнице. Она понимала, что в ссоре больше виноват тот, кто умнее. Быть виноватой Анне Георгиевне хотелось меньше всего.

– Агата, – начала она как можно мягче, – если Данил захочет проводить с тобой время, я не буду вставлять палки в колёса. Обещаю.

Вскочив со стула, Агата едва не опрокинула стол. Тот задрожал под её массой, и, если бы не Аля, ветчину, сыр и хлеб пришлось бы собирать по полу.

– Спасибо, мамочка! Спасибо. – Агата прижалась к материнской щеке и крепко обняла за шею.  – Ты даже не представляешь, как я его люблю.

Чтобы не закатить глаза, Анна Георгиевна ущипнула себя за колено.

– Только не торопись, пожалуйста, ладно. Разрыв отношений – это очень непросто и очень болезненно. Данилу понадобится время. Не трогай его пока. Дай остыть и прийти в себя.

Агата энергично закивала и ещё крепче прижалась к матери. В тот момент она казалась ей самым добрым и понимающим в мире человеком.

– Вадим давно ушёл? – через некоторое время спросила Анна Георгиевна. Вчера вечером они мало разговаривали. Агата, встретившись глазами с отчимом, тут же убежала к себе, а он решил придерживаться позиции нейтралитета и в отношения матери и дочери не лез. Правда, встал сегодня с петухами и сбежал на работу, когда обе хозяйки дома ещё спали.

– Минут сорок назад, – отозвалась Алевтина Михайловна. – Но обещал вернуться к шести и отвезти Агату на тренировку.

– Хорошо… – Анна Георгиевна улыбнулась. После разговора с дочерью и ответа Али дышать ей стало намного легче.

***

В этот раз Данил пришёл на занятия вовремя. Аля всё утро жарила блинчики, и Агата собрала для одноклассника полный контейнер. Сама заботливо уложила блины слоями и сама обернула полотенцем, чтобы не остыли по дороге. Сегодня она позволила Але заплести ей волосы в косу и красиво закрепить на левом боку. Плетение было необычным, а волосы – густыми, поэтому коса получилась толстой, как у девушек из русских народных сказок. Агата всё утро крутилась перед зеркалом. В свои без двух недель пятнадцать она уже достигла роста в сто шестьдесят шесть сантиметров, но надеялась подрасти ещё чуть-чуть, хотя бы миллиметров на сорок, чтобы стать такой же высокой, как мама.

Шестнадцатое февраля выдалось морозным и пасмурным. Ветер пробирал до костей и норовил засунуть за воротник пару-тройку пригоршней снега. Агата не стала надевать шапку, уж слишком ей не хотелось портить красивую причёску, но наглухо застегнула пуховик, накинула на голову капюшон и хорошенько расправила у ботинок чёрные классические брюки со стрелкой.

Войти в центр из-за шквального ветра было трудно, и какой-то мужчина помог ей сначала открыть, а затем закрыть дверь. Повернувшись, Агата поняла, что это Вадим. Её порозовевшие на морозе щёки раскраснелись ещё больше. Агата не всегда была справедливой, но всегда старалась быть вежливой, поэтому слово «спасибо» выскочило у неё само собой.

«Прям как собака Павлова», – скривилась она, а вот Вадим напротив почему-то улыбнулся. Он куда-то спешил и держал в руках чёрную папку с документами.

– Там Аля блинов напекла. – За вчерашние слова стыдно ей не было, и своё мнение относительно отцовских кровати и шкафа она не поменяла, но после того, как мать сделала ей шаг навстречу, Агате захотелось ответить тем же. – Они вкусные.

– У Алевтины Михайловны по-другому и не бывает. А тебе коса очень идёт. Даже больше, чем распущенные волосы.

Агата чуть приподняла брови. Комплимент Вадима пришёлся ей по вкусу, но благодарить за него она посчитала ниже своего достоинства. Отпустив наконец дверную ручку, мужчина улыбнулся ещё раз и заспешил в сторону стоянки для автомобилей.

Данил сидел перед приёмной. В своей обычной одежде, тщательно причёсанный и без новых синяков на лице, правда, рядом с ним почему-то лежала только тонкая светло-серая куртка, а не привычный коричневый пуховик. Левый рукав куртки был запачкан чем-то красным, напоминающим кровь.

– Ты с кем-то подрался? – тихо спросила Агата, на ходу расстёгивая пуховик и поправляя на груди бордовый рождественский свитер с оленями. Данил старательно скатывал с интернета домашнее задание по алгебре, отчего услышал её не сразу.

– Нет, просто с утра неудачно сходил на тренировку. – В доказательство сказанных слов он тут же продемонстрировал рассечённые костяшки, но смотрел при этом куда угодно, только не Агате в глаза.

Она, естественно, не поверила: кровь на куртке была явно вчерашняя и уже засохшая, но заострять внимание на своём наблюдении не стала. Ей хотелось что-то сделать с его руками, обработать, забинтовать и долго-долго держать в своих, но она заставила себя просто стоять рядом, потому что хорошо уяснила совет матери – не навязываться и дать ему время.

– Я принёс твою тетрадь. Прости… – Данил взлохматил волосы и, почесав затылок, отдал то, что случайно забрал. –  И за вчерашнее тоже. Вчера был плохой день.

– Очень плохой, – согласилась она и поскорее спрятала тетрадь в рюкзак, а затем отдала ему контейнер с блинами.

– До обеда вроде пока рано, – удивился он и снова почесал затылок.

– Да это так, в качестве угощения. Аля всегда много печёт. Нам столько не съесть.

И, когда он принялся уплетать блины, Агата опять порозовела. Но теперь уже не от смущения и не от непогоды, а от удовольствия.

Первым уроком снова стояла физика. Данил начал занятие с того, что извинился за вчерашнее и перед Натальей Николаевной тоже. Та опешила, но извинения приняла и попросила тетрадь с домашним заданием. На этот раз всё было на месте, и урок прошёл без сучка, без задоринки.

Данил старался изо всех сил, а вот Агата напротив сегодня решала задачи медленно и часто смотрела по сторонам. До Дня защитника Отечества оставалась неделя, и на него у девочки были грандиозные планы…

Глава 10

Данилу на день рождения Агата подарков не делала. В конце декабря он сломя голову мчался к Лере, поэтому тогда она посчитала подарок лишним и неуместным и просто поздравила одноклассника на словах. Точнее, написала «ВКонтакте», потому что двадцать восьмого декабря они уже не учились.

Но в День защитника Отечества смысла таиться уже не было. Лера наконец-то ушла в закат, и Агата буквально сгорала от желания преподнести Данилу что-то особенное. Не купленное наспех в каком-нибудь ларьке, а оригинальное и памятное. Над этим «оригинальным и памятным» она ломала голову три дня, но, так и не придумав ничего дельного, пошла за советом к няне и матери.

Алевтина Михайловна мыслила, как среднестатическая умудрённая опытом женщина. Ей не приходило на ум ничего, кроме носков, шампуня и сертификата в какой-нибудь магазин. У Анны Георгиевны фантазия была явно богаче. Интуиция подсказала ей отталкиваться от интересов Данила, а именно от его любви к рисованию.

– Подари ему специальные ручки и карандаши для живописи.

Агата расплылась в улыбке. Это предложение она оценила и пожертвовала двумя тысячами рублей из копилки. «Шкурных» интереса в таком решении присутствовало как минимум два. «Садясь рисовать этими ручками и карандашами, Даня будет каждый раз вспоминать меня, – рассуждала девочка, – а во-вторых, совесть не позволит ему прийти без подарка на мой день рождения». Свой праздник Агата собиралась отмечать тоже в центре и уже продумывала детали «убойной мартовской вечеринки».

В день X, а точнее, двадцать второго февраля, Агата надела платье. Тёмно-синее, украшенное кружевом и пайетками по подолу и вороту. В повседневной жизни платья она обычно не носила. Те казались ей неудобными и напоминали о танцевальных соревнованиях. Думать о танцах лишний раз Агата не любила, но сегодня позволила себе сделать исключение.

Данил, как обычно, сидел за первой партой и набирал кому-то длиннющее сообщение. Аватарка на его профиле «ВКонтакте» изменений не претерпела, Агата проверила её сразу, как только проснулась. И, когда она вошла в аудиторию, его серо-голубые глаза-океаны вспыхнули и задержались на ней дольше обычных трёх секунд. Агата могла поклясться, что ровно на одно мгновение в них зажегся неподдельный интерес.

– Привет.

– Привет.

Руки её не дрожали, голос звучал ровно, и только на бледных щеках предательски вспыхнул ярко-розовый румянец.

– Это тебе, – произнесла она, отдавая ему бумажный пакет с подарком. – С праздником!

Он ответил ей фирменной улыбкой и тут же вытащил набор для живописи.

– Класс! Как раз в тему!

Агата смущённо опустилась на стул и перебросила копну тщательно расчёсанных волос на левый бок. Платье на ней было трикотажное и без рукавов, и вскоре она почувствовала лёгкий озноб на плечах из-за холодного воздуха, идущего от окна.

– Завтра выходной. Что планируешь делать?

– С пацанами в клуб пойду. Вован со вчерашнего вечера зовёт. Хорошо, что сегодня всего три урока.

О Воване Агата слышала впервые. Кто он такой, она понятия не имела и поставила себе  цель постараться найти его на фотографиях Данила.

– А ты?

– А у меня, как всегда, танцы.

– А их нельзя прогулять хотя бы в праздник?

Агата пригладила складки на платье и посмотрела на свои чёрные балетки. В эту секунду она больше всего жалела, что у неё нет туфель-лодочек. А самое главное – нет «шпилек» и косметики.

– Нельзя. Лентяев и прогульщиков у нас не любят.

– Как хорошо, что родители не догадались отдать меня в танцы, а то я бы, наверное, вылетел в первый же день. Причём с ярлыком – мальчиш-плохиш.

Агата растянула губы в улыбке, но зубы в брекетах показать не посмела. Если Данил и носил когда-то скобки, то снять их он умудрился задолго до прихода в центр её матери. Зубы у него были белыми, ровными и удивительно красивыми. По мнению Агаты, красивым в нём было всё. И она бы скорее умерла, чем даже мысленно назвала его плохишом…

***

– Не знаю, что с ним делать, – произнёс Алексей Николаевич. – Ему ничего неинтересно. Вроде загорается идеей, а затем, бац, и через месяц бросает. Хотел ходить на бокс – записали. Вроде даже тренер хвалил. А потом он борьбу начал прогуливать. Бокс ему нравится, а борьба – нет. А они в комплекте идут. Ну вот как так…

– Спорт дисциплинирует, – взяла слово Анна Георгиевна. – Я знаю, что в спортзале Данил занимается регулярно.

– Ходит, да что там… И ладно бы спорил, ругался, так нет. Всё спокойно. Спокойно бросает и всё…

– Вчера Агата отпросилась с занятий. Тренировку поставили на час раньше. Он тоже не стал задерживаться. Сказал, что его помощь очень нужна в клинике.

Алексей Николаевич покачал головой.

– Нужна, но не до такой степени, чтобы с уроков уходить. Я сказал прийти, как освободится. В пять так в пять. В шесть так в шесть.

– Значит, просто не захотел заниматься один. Когда он один, с него спроса в два раза больше.

Агата стояла за дверью материного кабинета. Сегодня у неё не было тренировки, и мать попросила её спуститься вниз в девятом часу вечера. Со Дня защитника Отечества прошло всего три дня, но Анну Георгиевну это не останавило. Она решила устроить внеочередное родительское собрание, на которое зачем-то позвала и Агату.

– Агата, хватит топтаться за дверью, Заходи уже, – произнесла Наумова старшая, и её дочь, сделав глубокий вдох, вошла в помещение.

Кабинет Анны Георгиевны был отделан в чёрно-белых тонах. Много денег она в него не вкладывала. «Максимально дёшево и консервативно, – гласил её главный жизненный принцип, – но качественно». Качество для Анны Георгиевны всегда стояло на первом месте. Между качеством и красотой она, не раздумывая, выбирала первое и была согласна платить только за него.

Посередине стоял её рабочий стол с компьютером. В углу – стеллаж с многочисленными папками. А чуть дальше к окну ещё один стол, более длинный и окружённый шестью мягкими кожаными стульями для посетителей. У самой Анны Георгиевны стул стоял широкий, но деревянный, с ручками и высокой спинкой. Аля, шутя, иногда называла его королевским троном. Сама же Анна Георгиевна утверждала, что однажды заменит стул на кресло-качалку, заведёт кошку и начнёт вязать носки в день по кило́метру, но это «однажды» почему-то всё никак не наступало.

– Агата, вам задают домашние задания?

Голос, что её спрашивал, был незнакомым, и Агата инстинктивно повернула голову. Рядом с Алексеем Николаевичем сидела женщина. Не такая красивая, как её мать, но более ухоженная и менее уставшая. Её каштановые волосы едва доходили до плеч, а глубокие серо-голубые глаза смотрели мягко и по-доброму. «Тоже океаны, прямо как у Данила», – пронеслось у Агаты в мыслях. Но ещё больше глаз её поразили руки женщины. Белые, без малейшего намёка на вены, с длинными музыкальными пальцами и искрящимся на свету нежно-розовым маникюром. Правда, маникюр Агата рассмотрела уже позже, когда сидела рядом с матерью напротив Алексея Николаевича и женщины, имя которой она пока не знала.

– Задают, – кивнула девочка. – Каждый день и много.

Взгляд её потупился. Из-за частых тренировок ей тоже удавалось делать не всё и далеко не всегда, а этот факт здорово угнетал её чувство собственного достоинства.

– А у Данила домашних заданий не допросишься. Никогда ничего не задают.  У него один ответ: «Всё успел сделать на уроке».

– Скорее всего, просто не записывает, – объяснила Анна Георгиевна. –  Данилу уже семнадцать. Он должен сам себя контролировать.

Женщина сникла. Её взгляд сделался печальным, красивые глаза потускнели.

– Лара… – Алексей Николаевич сжал её руку.

«Лара, – Агата внимательно посмотрела на женщину, – значит Лариса, – а затем вспомнила её отчество. Сергеевна. Пару раз она видела мать Данила в клинике, но та обычно была занята разговорами либо с пациентами, либо с персоналом. Причём говорила она всегда очень тихо и ласково. – Лариса Сергеевна, – продолжила Агата начатый в голове монолог, – хорошее сочетание. Хорошее сочетание имени и отчества у моей будущей свекрови».

О том, что Данил лет через пять-шесть станет её мужем, Агата решила ещё вчера, когда увидела, как он рисует подаренной ею ручкой.

– Плохие из нас, видимо, воспитатели, – тяжело произнёс Алексей Николаевич. Всегда пытались по-доброму, без наказаний. Без давления. Даня вообще-то никогда не врёт. Просто оставляет что-то, а мы не упорствуем.

Лариса Сергеевна вздохнула, и в этом вздохе Агата почувствовала печаль всего мира.

– Теперь вот новую блажь выдумал. Хочет быть архитектором. Клиника, знакомства, моя помощь, ничего, говорит, не нужно. Добьюсь всего сам. Да где ж сам-то, с такой-то силой воли?

Лариса Сергеевна вздохнула ещё раз. Говорил в основном Алексей Николаевич, а она после ответа Агаты про домашние задания сидела, понурив голову.

– Значит, надо быть жёстче. Или найти того, кто может быть жёстче.

Агата внимательно посмотрела на мать. В глубине её ярко-голубых глаз вспыхнул вызов.

– Если на то пошло, – произнесла Анна Георгиевна секундой позже, – то с домашними заданиями вопрос решить можно. Агата будет высылать вам его каждый день. Вам останется только контролировать и решить, кому именно сбрасывать задания.

Агата поперхнулась и снова посмотрела на мать. Вызов в её глазах приобрёл ещё более яркие очертания. Возразить девочка не решилась.

– Давайте мне, – Лариса Сергеевна, словно на уроке подняла руку и робко улыбнулась однокласснице сына. Та не смогла не ответить ей тем же…

Глава 11

Агата сдержала обещание, данное Ларисе Сергеевне, и высылала домашнее задание для Данила пять раз в неделю. После очередного родительского собрания его успеваемость резко пошла в гору, но… Первого марта все школы города закрылись на карантин. Впрочем, центр работать продолжил. Тихонечко. Как утверждала, Анна Георгиевна: «Если тихонечко, то можно всё». Однако и там учились только индивидуалы и «семейники». Группы больше трёх человек она тоже распустила.

День рождения Агаты пришёлся на воскресенье. Она появилась на свет третьего марта две тысячи четвёртого года ровно в девять часов и девять минут утра. Две шестёрки и две девятки* в дате её рождения образовывали до крайности хорошее число, и Анна Георгиевна очень любила этим хвастаться. По её мнению, Агате должно было везти во всём и всегда. Вот только сама девочка большого везения в своей жизни не наблюдала.

Танцевальный клуб на карантин тоже не закрыли, но, к счастью, третьего марта тренировок не было, и своё пятнадцатилетие Агата провела в окружении матери, Али и Вадима. Анна Георгиевна купила ей новое платье. Нежно-голубое. Шёлковое, с вышитыми по лифу и манжетам синими васильками. Аля испекла любимый пирог и сделала курицу в кисло-сладком соусе. Вадим подарил белый кожаный клатч. С отчимом она по-прежнему разговаривала через раз, но за подарок поблагодарила, а клатч положила к остальным вещам в шкаф.

Отмечать было решено в понедельник в центре. Видеть на празднике Никиту Агата не хотела ни под каким видом, а потому приглашать не стала. «Хватит с него и конфет вечером», – отчеканила она, когда мать предложила послать за ним Вадима. Главным гостем, конечно же, должен был быть Данил и, возможно, пара-тройка учителей, особенно любимых Агатой.

На днях, ещё до родительского собрания, Данил обмолвился, что из всех тортов больше всего любит «Старую Прагу». Сама Агата предпочитала пироги Али, но сегодня поставила его вкусы выше своих, отчего и бегала всё утро по ближайшим магазинам в поисках свежей «Праги».

Волосы она чуть завила, а на губы нанесла гигиеническую помаду. Нежно-голубое платье пришлось точно по размеру. Оно красиво облегало её только-только начавшую округляться грудь и тонкую талию. Талия у Агаты  действительно была что надо. Но, как оказалось, только в этом платье она оценила её в полной мере. Вторым подарком от Али стали белые туфли с пряжкой на аккуратном пятисантиметровом каблуке. Каблуков  Агата не боялась. Она уже два года танцевала и прыгала на «шестёрке», а потому тут же натянула туфли, на ходу обняв няню за шею.

Посмотрев в зеркало, Агата впервые в жизни не почувствовала себя гусеницей, попавшей под дождь. Сегодня она была бабочкой. Яркой. Воздушной. И, на удивление, уверенной в себе. Общее впечатление портили только ненавистные очки да скобки на зубах. Агата ругала  себя за то, что не озаботилась контактными линзами. Без очков она не видела ровным счётом ничего и снимала их только на соревнованиях, отчего и оказывалась полностью во власти Никиты.

Данил надел белую рубашку и джинсы. Чаще всего он был в линзах, но сегодня почему-то заменил их очками. Агата любила его очки. В Даниле Агата любила бы даже железный крюк и деревянную ногу.

Они встретились у входа в центр, и он открыл перед ней двери. С крыши капала крупная капель. Солнце светило тепло и ярко. День обещал быть погожим и безветренным. Агата задрала голову и посмотрела вверх. Лазурная синева радовала глаз. Ей с детства нравилось именно такое небо. Синее-синее и без единого облачка.

– Я заказала пиццу и суши. А чуть позже Аля принесёт торт, сладкие пирожки и большую коробку сока.

Английский отменился, и на «пирушку»  у них было целых полтора часа. За столом сидели Зоя Альбертовна, Анна Георгиевна, Елена Павловна, Маргарита Тимофеевна и Аля. Инну Владимировну Агата звать не стала. Вадим, понимая щекотливость ситуации, не пришёл сам, за что именинница от всего сердца была ему благодарна.

Новыми подарками стали палантин, подвеска «Рыбы» на серебряной цепочке, большая шоколадка заграничной марки и  спрей для волос от секущихся кончиков. Все смеялись и поздравляли Агату с пятнадцатилетием. Данил тоже произнёс тост, но сегодня он был немногословен и подарил свой подарок только, когда все взрослые разошлись по делам и оставили их одних.

Агата ещё утром видела, как он пристраивал на подоконнике огромный пакет, и чувствовала, что тот был куплен специально для неё.

– Это тебе, – наконец произнёс он и поставил на парту подарок.  – Ещё раз с днём рождения!

Сердце Агаты забилось быстрее и громче, и, с трудом выдавив спасибо, она взялась за ручки пакета. Ярко-красного. С блёстками.

Если честно, она ждала от него цветов. Но, видимо, для этого было ещё слишком рано. Сегодня Данил решил ограничиться чем-то более материальным и совсем не романтичным.

Чем-то более материальным оказались коробка конфет молочного шоколада, бутылка фанты, пачка сухариков, жевательная резинка и чайная пара с изображением розового фламинго.

Взглянув на яркую птицу, Агата вдруг поняла, что фламинго  – это её любимое животное, а пить чай она теперь будет только из этой чашки.

– Всё очень здорово, – произнесла она, заметив, как Данил впервые за то время, что она его знала, смутился и даже чуть покраснел. – Мне нравится. Очень нравится.

Агата не солгала ни на грам. Ей действительно очень нравилось. Еду в качестве подарка она не жаловала, но вдруг поняла смысл слов, которые часто произносила Аля: «Не важно что. Важно как».

И это самое «как» устраивало сегодня Агату на двести процентов.

________________________________

* третье марта две тысячи четвёртого года – это 3.03.2004. Если сложить числа, показывающие число и месяц, получается – 6 (3+3). То же самое с годом – 2+4=6

Глава 12

– Ну, внимательнее надо быть! Внимательнее! – громогласно повторяла Ольга Викторовна. – У Агаты руки как плети. Никита будто кол деревянный проглотил. Ноги вообще не гнутся. Три ошибки за танец! Три за две минуты! И как вас с такими результатами куда-то выпускать? Только опозорите меня и больше ничего!

Агата сжала зубы и, взяв с подоконника бутылку с водой, сделала большой глоток. Ни на тренера, ни на партнёра она принципиально не смотрела.

– Это она всё, – начал оправдываться Никита, – как муха сонная! То ли поесть с утра забыла, то ли не выспалась. Вообще меня не слышит!

– Да неужели? –  Агата сверкнула глазами. – А кто мне все ноги пообступал? Не ты ли?!

Никита подошёл вплотную и грудью прижал её к стене. Лопаткам стало холодно и неприятно.

– Поругаться захотела? Ну, рискни!

– Всё! Хватит! – Ольга Викторовна тяжело поднялась со стула и подошла к воспитанникам. – Хватит, я сказала! Вы – команда. Так и ведите себя как команда. Помогайте и поддерживайте друг друга, а не грызитесь словно кошка с собакой. Становитесь быстро на танго и заканчивайте придуриваться.

Никита прищурился и потряс на груди сбившейся майкой. Агата театрально зажала нос рукой и чуть приподняла тонкие брови. Заботиться о его чувствах она больше не собиралась. Он принял вызов и сжал её руку так крепко, что к концу танца та побелела. Оставшаяся часть тренировки прошла в гробовом молчании, и, вконец разозлившись, Ольга Викторовна выгнала обоих на десять минут раньше положенного.

– Ещё раз так сделаешь, – зашипела Агата, догнав Никиту у мужской раздевалки и тряся онемевшей рукой, –  и…

– И что?

– Мой парень – боксёр. Достанешь меня окончательно, и он от тебя живого места не оставит.

Никита хохотнул.

– Твой парень –  боксёр?! Это с каких пор у тебя парень-то появился?

– С каких пор тебя не касается. – Агата вскинула подбородок, изо всех сил стараясь не моргать. Она врала. Причём откровенно и нагло. За три недели, прошедших со дня её рождения, их отношения с Данилом не сдвинулись ни на сантиметр. Они всё также сидели за одной партой. Всё также смотрели вместе какие-нибудь видео на YouTube и вместе над ними смеялись. Иногда Данил наблюдал за ней исподтишка, когда думал, что она не видит, но она, конечно, видела всё. Иногда открывал двери в класс и пропускал вперёд. Но на этом его «ухаживания» заканчивались. Международный женский день прошло тихо и без изысков. Седьмого марта Данил подарил Агате шоколадку, а Восьмого – прислал короткое поздравление. Впрочем, по поводу этого Агата губы не раскатывала. Никифоров тут же попросил у неё конспект по физике, поэтому она решила, что стихи, взятые из интернета, были скопированы исключительно из вежливости.

Но Никита об этом не знал, а ей до чёртиков хотелось его приструнить. Хотелось, чтобы он даже глаза на неё поднять боялся, чтобы наконец прекратил извить и обзывать и начал проявлять хоть какое-то уважение.  Поэтому она отчаянно выдавала желаемое за действительное и не видела в сказанном ничего плохого. «Мысли материализуются», – сказала как-то раз Елена Павловна, и Агата решила довериться своему учителю истории и обществознания. А вдруг сработает? Чем чёрт не шутит? И благодаря этой маленькой лжи Данил и впрямь станет её парнем?

Лицо у Никиты вытянулось. Глаза забегали. Повернувшись к дверям, он больше не сказал Агате ни слова и всю следующую неделю матом при ней не ругался.

***

В середине апреля им предстояла поездка в Оренбург. За март Никита вытянулся ещё на два сантиметра, в результате чего окончательно вырос из обоих танцевальных костюмов. Ольга Викторовна раздражённо фыркала всякий раз, когда видела его брюки, едва доходящие до щиколоток.

– Бери костюмы, где хочешь, иначе не выпущу, – предупредила она. – Нечего в таком виде и меня, и себя позорить.

Мать Никиты тут же обратилась за помощью к Анне Георгиевне. У той была своя портниха, и многие платья Агаты шились на заказ. Однако находилось ателье далеко, и Анна Георгиевна не нашла ничего умнее, как собрать портниху и Никиту в учебном центре.

Сказать об этом Агате нужным не посчитали. В тот день она преспокойно сидела на уроке литературы и слушала про Раскольникова. Инна Владимировна любила свой предмет и, по всей вероятности, любила Достоевского. По крайней мере, о женских образах романа «Преступление и наказание» она говорила с большим воодушевлением:

– Согласившись выйти замуж за Лужина, Дуня собиралась принести себя в жертву. Ради чего? – спросила она и тут же ответила на поставленный вопрос сама: – Ради своей семьи. Матери и брата. Потому что Родион –  обычный студент и живёт очень бедно. Кто ещё в романе принёс себя в жертву во имя семьи?

Инна Владимировна подводила диалог к Соне Мармеладовой, и Агата чувствовала это, а потому ответила сразу и без запинки. Сегодня они говорили о жертвенности и альтруизме, и Данилу в какой-то момент тоже захотелось высказаться:

– Понятно. Соня принесла в жертву себя, а Раскольников –  бабулю.

Ровно на мгновение Агате показалась, что над их головами затрещал потолок. Настолько кислым сделалось выражение лица у Инны Владимировны.

– Ну, в смысле старуху-процентщицу, –  тут же нашёлся Данил и сунулся поправлять занавеску над батареей, но сделал это настолько неудачно, что часть ткани слетела с гардины и повисла комом. Сидеть больше десяти минут на месте ему было трудно и, когда становилось совсем невмоготу, он принимался катать по столу ручку, а, если учитель выходил из кабинета, жонглировал первыми попавшимися под руку предметами.

Инна Владимировна закрыла глаза. Агате стало жаль её. Женщина старалась, действительно старалась, но ничем не могла пробудить интерес к литературе у Данила.

– Неужели ты в кратком пересказе не мог прочитать? – отчитывала его Агата несколькими минутами позже. Они стояли у кулера. Агата наливала обоим чай, а Данил, как обычно, размахивал кулаками в воздухе, изображая бой с невидимым противником.

В последнее время из-за невыполненных домашних заданий она часто на него бурчала. Вполголоса или даже в четверть. Если же он опаздывал или забывал тетрадь, ругала громко, но наедине, чтобы никто не слышал. Данил на это, как правило, не говорил ничего, только иногда строил ей рожи, отчего они вместе начинали смеяться.

– Я и прочитал в кратком пересказе.

– Видимо, плохо прочитал.

– Видимо, плохо, –  согласился он, продолжая боксировать.

Бокс, несмотря на опасения Алексея Николаевича, Данил не бросил. Как, впрочем, и спортивный зал с тренажёрами. Бокс настраивал юношу на позитивный лад, и он без конца отрабатывал удары в воздухе. Поначалу Агата боялась, что он заденет кого-нибудь из малышей, приходящих на занятия по английскому, но Данил дистанцию отслеживал хорошо, поэтому в синяках по центру, к счастью, никто не ходил.

– Привет!

Знакомый голос застал её врасплох и заставил оглянуться. В дверях стоял закутанный в чёрную куртку Никита и улыбался ей во все тридцать два зуба. На нём была серая вязаная шапка, синие джинсы и коричневые ботинки. Если бы Агата стояла одна, она бы наверняка обозвала его светофором. Но Агата стояла не одна, и это подействовало на Никиту, как красная тряпка на быка.