Читать онлайн Пантера 1-6. Часть первая. В плену у пространства-времени бесплатно

27 апреля 1998 года

Германия, лес Гилея

Вчера вечером было интересно. Он тогда впервые решил расслабиться нестандартно для себя – попробовал шоколадный ликер местного розлива (то бишь произведенного и разлитого в Гилеоштадте). Понравилось – легко и вкусно пилось. В голове легкий хмель, на душе хорошо и тепло, глаза застила мечтательность… А сейчас Наташа жестоко тормошила Одина, не обращая внимания на стоны и откровенное нежелание с горизонтального положения вставать в вертикальное.

Осознавая, что силовые методы пробуждения не помогают, Наташа сходила в кухню за бутыльком раствора аммиака, резко раскрыла его перед носом милого друга. Но Один, сволочь такая, дураком не был, запах учуял издалека, а посему затаил дыхание. И все-таки сел в кровати, обхватил лоб ладонями и тяжко и громко выдохнул, страдальчески глянул на подругу, в ее коварно поблескивающие голубые глаза, на губах блуждала насмешливая улыбка.

– Садистка! – констатировал юноша, впрочем, обиды на нее не держал, вставать в любом случае нужно, сие обстоятельство неизбежно.

Один скрывался в густой кроне редкой в Змеином лесу столетней ивы, предпочитающей расти по берегам водоемов (рек, прудов, озер) и на небольшом расстоянии от Желтого болота (само болото «облюбовали» древовидные папоротники). Сидя на согнутых ногах на стыке толстенной ветки и ствола, на срединной его части, Харрол наблюдал сквозь мелкую листву за тем, что происходит на грешной земле.

Вначале прошелестела Еханна, по всей видимости кого-то преследуя, судя по тому, как активно принюхивалась к запахам вокруг. Скрылась в зарослях папоротника, не произведя, по обыкновению, ни единого, даже малейшего, звука. А через полчаса терпеливого ожидания, после гигантской крысы, показался и тот, кого Один подкарауливал, напряженно оглядываясь по сторонам. Юноша затаил дыхание, дабы не выдать себя убийственными выхлопами вчерашней пьянки. Зрачки превратились в точки, глаза сузились, не мигая, взирали на потенциальную жертву с неотвратимостью змеи, готовой прыгнуть на дичь, не подозревающей о ее близком присутствии, крылья носа хищно раздулись, мелко задергались, тело натянулось, словно пружина на взвод.

Не задев ни единой гибкой веточки, не выдав себя шелестом ни одного листочка, Один привидением нырнул вниз, сложив руки в образе молитвы. Входить в режим «тени призрака», иначе говоря, невидимости и бесшумности в охоте и преследованиях, ничем себя не обнаруживая, научили бесконечные тренировки, состязания, бои и битвы с реальными врагами.

Скорее почувствовав интуитивно, чем узрев визуально, Волк (а это был именно Волк) стал оборачиваться на опасный, едва уловимый всплеск негативной ауры, но недостаточно быстро, чтобы предотвратить его направленность в свою сторону.

Один одновременно обоими локтями саданул его в стыки шеи и плеч, опустив на колени, оглушил ударом основания ладоней по ушам и добавил в правое – сбоку коленом не щадя, опрокинув, тем самым, на землю. Дмитрий не выл, но попеременно хватался руками то за одни, то за другие ушибленные, распухшие багрянцем, места. Ему явно не хватало конечностей для такого рода дел. Впрочем, Дима никогда не сетовал на со стороны казавшейся преувеличенной жестокость тренировок, и не жаловался, особенно после тяжелейшего боя Наташи с Зеленым Драконом. Пока Дима в тренировочных играх чаще проигравший, чем триумфатор (даже Еханна лучше владеет своим «неудобным» крысиным телом, чем он). В большинстве случаев на пьедестал победы восходит наиболее опытная и закаленная в битвах Черная Пантера. Сколько Дима живет в Змеином лесу, Один сталкивал ее на более низкую ступень лишь пять раз. Не густо.

– Ты так и будешь «умирать» первым, если не научишься контролировать боль и локализовывать ее очаги – мгновенно! – Харрол говорил негромко, но менторским голосом; каждое его слово доходило до ушей друга и тщательно анализировалось – постоянно проигрывать и впрямь неприятно и надоело.

Вскоре пришла Еханна с дичью, волоча тушу матерого борова сквозь папоротник, удерживая ее челюстями за заднюю ногу. Крыса убила разъевшегося кабана из засады, вспрыгнув ему на спину. Затем прижала к земле всем немалым весом, удерживая крепкими зубами, будто львица, за боковую часть толстой шеи, а когтями впившись под ребра, словно крюками, уцепившись за них изнутри. Она без задней мысли вырвала клок жирного мяса из окорока, подала на пробу Одину. Он неохотно взял кровоточащий кусок, болезненно поморщился, глядя на сей кровавый «бифштекс» – похмелье давало о себе знать, желудок недовольно заворчал. Посмотрев на рваное мясо еще разок, Харрол решительно отдал его крысе со словами:

– Извини, Ех, но сейчас не могу!

Еханна осторожно, чуть ли не губами, взяла из рук свой кусок, быстро съела. Она просто хотела порадовать хозяина, дабы он первым откушал свеженинки, но доколь не желает – можно и самой. Она одинаково охотно ест как сырое, так и приготовленное хозяйкой мясо, ей все равно, чем забивать утробу.

Спустив почти всю кровь с туши кабана (надрезав ему гортань кинжалом «Трона», не «облачаясь» в оной), закинул его на левое плечо мордой назад, не обращая внимания на обглоданную Еханной.

Спустив почти всю кровь с туши кабана (надрезав ему гортань кинжалом «Трона», не «облачаясь» в оной), закинул его на левое плечо, мордой назад, не обращая внимания на обглоданную Еханной правую заднюю ляжку, крякнул надсадно, поднялся, чтобы отправиться домой, да так и замер, где стоял, натурально разинув рот.

В не меньшей степени поражены были произошедшим его друзья (кроме Лизы – она занималась домашними делами в Наташином жилище), причем встали в одну шеренгу невольно. Шерсть на крысе встала дыбом, оскалилась, показывая грызунские зубы, кончик хвоста нервно дергался.

Воздух в десяти метрах от бойцов загустел до полной непрозрачности, превратился в некое подобие кокона с колоссальным энергетическим потенциалом, внутри него сверкали, набирая силу, миниатюрные багровые, оранжевые и голубые молнии. «Кокон» уплотнялся, темнел, вбирая в себя легкие предметы вокруг, медленно рос, набирал объем, нарастал гул, напоминающий шум прибоя и вой сильнейшего урагана. Однако звуковой фон так и не достиг апогея, он внезапно оборвался, молнии перестали сверкать, предметы – втягиваться, а явление – расти, достигнув абсолютной черноты, оно словно замерло… перед чем только?

– «Кокон» сжатого пространства и (или) свернутого времени, – пробормотал Один, и не подозревая, на сколько близок к истине, коя перевернет совсем скоро всю жизнь всей компании. Тушу борова он так и не опустил с плеча, видимо, забыв про нее.

– Скорее, врата в бездну! – едва слышно, с благоговением, прошептал Дима, во все глаза глядя на это природное чудо, манящее жуткой таинственностью и отталкивающее вселенской неизведанностью. Впрочем, и Дима был близок к той же истине.

«Кокон» вдруг запульсировал, замерцал, пространство внутри незримых границ поплыло, потекло по спирали в неведомую глубину, вовнутрь, но «врата», не смотря на отток вещества, не сжимались и не свертывались в точку, поглощая внешнее пространство. Оттуда прибыли двое в черных длиннополых одеяниях с закрывающими лица капюшонами – сии одежды скрывали не только формы пришельцев, но и их сущность, то, что они из себя представляют.

Каждый из подростков примерно подумал об одном и том же: «кокон» является ни чем иным, как порталом, сообщающим два разных мира, находящихся на противоположных концах пространственно-временного коридора, хотя обо всей правде, разумеется, даже не подозревали.

Калейдоскоп невероятных и опасных событий оттеснил на задворки памяти образы людей (?) в черном, появившихся из ниоткуда, подаривших неизвестно зачем десятилетнему мальчику на День рождения опережающий по технологичности и возможностям на десятки лет свое время, сверхсовременный компьютер, – и ушедшие в никуда со словами напутствия. Поэтому Один их не сразу «узнал» (узнавать, собственно, нечего, глухие, без единой пуговицы, молнии или каких-либо завязок, одеяния из непонятной ткани, целиком скрывающие тело, да капюшоны, а «узнав», предусмотрительно закрыл рот. «Узнал» их и Волк, коий был приглашен на то знаменательное День рождения, можно сказать, юбилейное).

От начала возникновения точки сжатия пространства и времени и до полноценной развертки физического явления в «кокон» переноса материи и объектов, и выхода из него двух сущностей прошло не более минуты.

Заговорил обладатель мужского скрипучего внушительного спокойного голоса:

– По ту сторону Врат мир нуждается в помощи каждого из вас.

И говорил сей голос, как и первый раз, на чистом русском языке без акцента. А юный женский бархатистый голосок, вызывающий у парней недвусмысленные желания и фантазии, добавил:

– Вы станете героями, легенды и сказания о которых будут слагать в веках.

– Пред вами раскроются, если выживите, к коим многие поколения людей не сумели даже подобраться близко.

– Ваша слава будет, худая али добрая, идти впереди вас на сотни лиг.

– И вы познаете – и заплатите – истинную цену жизни, счастья, дружбы и любви.

– Смерть и разрушения, беды и зло будут идти за вами неотступно, буквально за плечами.

– Вы станете теми, кому станут черно завидовать и будут боготворить.

– А теперь – в долгий и опасный путь!

– Идите с чистым сердцем и легкой душой! Да пусть сопутствует удача в Великом Пути!

– А наше мнение не учитывается?.. – прошипела Наташа, готовясь к прыжку.

Двое в черных одеяниях ровным счетом ничего видимого не совершили, однако никто из воинов не смог и пальцем пошевелить, язык одеревенел, лица исказила гримаса ярости и ненависти – и расстояние между ними и «коконом» внезапно исчезло, словно «кокон» все это время был перед ними рядом (или друзья перед «коконом»!) Еще миг – и пространственно-временной портал поглотил их (или они сами «нырнули» в него против своей воли?!).

Никто из друзей не помнил «полет», но явственно помнили ощущения, когда оказались внутри «кокона»: вначале бесконечный холод, проморозивший их до состояния льда, затем нескончаемое падение в бездну (есть предположение, что ад – ледяной или огненный – находится «внизу», а рай – «вверху»: на самом деле сие неизвестно, потому как воины так и не определили, куда падали – «низ» и «верх» перемешались в падение в неизвестность), потом тела распались на мириады молекул и атомов и далее… полет в бездну закончился небытием.

Винэру, Дейч, Готрель, Вьена

«Полет» в небытие закончился, распавшиеся молекулы и атомы соединились в сложные биологические связи, называемые клетками живого организма, в восстановленное тело вернулась душа, а вместе с ней – сознание и разум, способность думать и мыслить. Под ногами ощущалась твердь, легкие наполняли полузнакомые запахи, тело обволакивал мягко теплый влажный воздух, головы пригревало ласковое по-весеннему солнце.

Первым рискнул открыть глаза Один, следом – остальные. Так и есть – вокруг совершенно незнакомый лес, определяемый по едва уловимым отличительным признакам. Гилея была (действительно – была, в прошедшем времени) в буквальном смысле живой, со своими уникальными законами развития. Она не терпела похабного, варварского отношения к себе и жестоко наказывала тех, кто алчно зарился на ее природные богатства, вплоть до тотального уничтожения. Кроме всего прочего, основу Змеиного леса составляли многовековые (на вскидку, на самом деле любому растению не больше лет, чем самой аномалии) сосны, дубы и кедры, под оными – папоротники, хвощи, как ни странно – разносортная крапива. Этот же лес излучает мощные ВОЛНЫ опасности, зла и… обреченности. Нечто страшное и темное установило СВОИ законы в нем. Он продолжал жить, но – затаившись в ожидании катастрофы, которая ознаменует собой либо гибель всего сущего в этом мире, либо переход в новую эру…

– Кто те… существа? – вопросила требовательно Наташа, и обращалась она к Одину. – Я видела, как ты смотрел на них!

Один отбросил тушу кабана на каменные плиты явно искусственного происхождения, кою он продолжал удерживать после переноса из родного мира.

– Не знаю кто они, – ответил, наконец, Харрол, – но именно они подарили мне на десятилетие ноутбук. По крайней мере, голоса те же. Одеты точно так же.

Наталья недоуменно озиралась вокруг, словно очутилась здесь мгновение назад: широколиственный лес с редкими хвойными деревьями и с узнаваемой, в целом, растительностью, не разительно отличающийся от земных. Портал «высадил» воинов на нечто, похожее на тракт, сложенный из отесанных каменных блоков и плотно подогнанных друг к другу. Однако на стыке между ними пробивались чахлая и упорная трава, кустики, мелкие деревца, пытающиеся отвоевать заново свою территорию. Тракт, наверное, был в прошлом торговой дорогой, соединяющей запад и восток за пределами леса; ширина его составляла метров десять, а длина уходила в обе стороны в необозримые дали. Не смотря на прорастающую зелень, тракт не выглядел заброшенным энное количество веков назад, поскольку поверхность блоков заплыла почвой незначительно – и то местами.

– Наше мнение действительно не учитывалось этими… непонятно кем, – подал голос Волк, в котором чувствовались философское спокойствие и уравновешенность. – Забросили черт знает куда, наплели с три короба, наобещали кучу всего, и при этом не указали, в каком направлении двигаться. Я, конечно, понимаю, что может оказаться чревато появиться из ниоткуда на глазах у изумленной публики, и нас могли бы счесть демонами, ежели местные аборигены представляют отсталую цивилизацию, – но хотя бы путеводителем нас могли снабдить?! Теперь ломай голову над создавшейся проблемой… Ладно, хорош разглагольствовать, – оборвал он сам себя, так и не закончив мысль. – Что будем делать дальше, путешественники во времени? Мне лично ничего на ум путного не приходит. Пожалуй, только одно – нас четверо, а, значит, пойти по четырем сторонам света в целях исследования пути и через оговоренное время встретиться здесь же, чтобы окончательно определить направление.

Дима замолчал, вопросительно глядя на друзей. Выжидательно, не умея выражать свои мысли на человеческом языке, села на задние лапы Еханна, выпрямив позади себя длинный хвост.

– Почему-то мне кажется, что нас не стали бы посылать к черту на рога ради какого-то сомнительного интереса, – предположил Один, глядя прямо в небесные глаза своей милой подруги, на что она отвечала нескромной взаимностью без присущего ей колючего холода. – Возможно, нам не всю информацию выдали для оценки обстановки в окружающем мире, однако сие не значит, что во всем остальном соврали. На планете вот-вот может разразиться апокалипсис – или уже разразился, – и местными силами его предотвратить не могут, вероятно, не хватает ресурсов. В общем, если мы не даем катастрофе случиться и выживаем, то постигнем тайны и обретем возможности, коих нам сейчас остро не хватает в борьбе с тварями в нашей Вселенной. Посланцы знают, что, скажем так, Великое Зло пробуждается в обеих Вселенных, но на разных уровнях, и нам предлагают вариант, пусть и смертельно опасный, обмена, который можно свести к четырем словам.

– Вы – нам, мы – вам! – догадалась Наташа.

– Верно. К сожалению, это всего лишь версия, но она либо подтвердится, либо опровергнется – третьего не дано. Гадать бессмысленно, поэтому необходимо определиться в дальнейших действиях, хотя бы на первое время.

Один вспомнил слова, сказанные ему два с половиной (или около того) года назад на его День рождения Черной Рясой (так он условно обозвал людей в черных одеяниях) мужским голосом и процитировал их вслух:

– «… Скоро вы – ты, Один, и ты, Дима, – станете очень нужными миру. Не только голубому». Интересно, они предсказатели событий, или их провокаторы? Хотелось бы мне знать, – он с сожалением вздохнул – острейшая нехватка информации иногда приводит к депрессии и несварению желудка.

– Думаю, нам всем хотелось бы знать как можно больше ответов на не заданные вопросы, – констатировала Наташа. – Все знать невозможно…

– … Но стремиться к этому надо, – подытожил Дмитрий, не давая вспыхнуть разгорающемуся спору. – Пора определиться с направлением, – как вы думаете, ребята?

Наталья мигнула, медленно втянула воздух через ноздри, подержала его несколько секунд в легких, а затем также медленно выдохнула, тем самым приводя себя в чувство. И уже спокойным уверенным голосом сказала:

– Итак, что мы имеем: неизвестный мир, неизвестный лес, неизвестное направление. Для начала необходимо определиться с маршрутом. Отсюда следует вывод: мы воспользуемся, Дима, твоим предложением, то есть отправимся на все четыре стороны, как говаривалось на Руси. Мы исследуем как можно больше леса, и, самое большее, через пять часов встречаемся здесь. В случае, если кто-то заблудится, то, не стесняясь, кричать во всю мощь своих легких. Ни в коем случае не забывать, что находимся в чужих дебрях, полных притаившегося со всех сторон зла. Вроде все сказала. Если нет вопросов, то выбирайте сторону света (здешнее светило, как и на Земле, опоясывало небосвод с востока на запад) и по коням. Ах да – орать обязательно в обозначенной ситуации.

Она оглядела свое, хоть и малое (во многих смыслах слова), но доблестное войско, убедилась, что вопросов нет и, когда друзья разошлись по выбранным маршрутам, направилась на оставшийся ей запад, по заброшенному тракту, ступая легко и бесшумно, по-кошачьи.

Дмитрий прекрасно понимал, что хоть он и полноправный член фантастической команды, все же являлся слабейшим ее звеном. О да, физически сильнее, мощнее и выносливее подавляющего числа представителей человеческой расы, но в борьбе с мировым злом – новичок. Так сказать, на деле – впервые. Нет, Дима совсем не завидовал друзьям, владеющим самым совершенным оружием, известным ему – «Троном». Напротив – он им очень благодарен за то, что без вопросов приняли в свою команду, подарили дружбу, научили жить по-новому, избавили от опасного для него и окружающих его людей дикого одиночества. Никто не преследует, не измывается над ним, не указывает, что делать – что можно, а что нельзя.

Виду вышеозначенного и многого другого, в том числе неполное умение абсолютно бесшумно перемещаться по лесу, становиться тенью в темноте и полностью сливаться с окружающей средой, Дима выбрал восточный маршрут, по древнему торговому (предположительно – опять же, не хватает знаний и сведений) тракту, очень медленно, но верно разрушаемому временем и лесной растительностью.

Как уже говорилось ранее, Наташа ушла на запад – она и в Казахстан приехала с матерью из Западной Европы.

Один, как ни парадоксально звучит, выбрал северный путь. Что ни говори, а имя, данное ребенку при его рождении, откладывает свой отпечаток на судьбу и душу владельца имени. Один – в древнескандинавской мифологии – верховный бог – бог войны и победы, ветра и мореплавания, покровитель погибших в бою героев. Скандинавские страны, как известно, относятся к Северной Европе.

Путь, выбранный Еханной, тоже не случаен. Ведь она родилась и выросла в далеком будущем Земли, на Мортиус Терре, в первой четверти двадцать третьего века. В те времена, когда человеческая раса почти вымерла, а жалкие ее остатки расселились по Солнечной Системе, Земля представляла из себя радиоактивную пустыню с редкими островками уникальных лесов, поглощающих радиоактивный воздух. Та Земля не знает снега и холода, от северного до южного полюсов простирались ядовитые пески, и стояла жара, присущая экваториальному поясу. А Еханна привыкла к раскаленному солнцем воздуху пустынь и чрезмерно влажной духоте оазисов, островков бурлящей жизни. Может, поэтому – скорее не осмысленно, на подсознательном уровне – крыса выбрала южное направление исследования.

… Заслышав веселое журчание воды справа от тракта, Дмитрий вдруг вспомнил, что очень хочет пить. Он осторожно сошел с дороги, прошел мимо вековечных кедров (по крайней мере, эти кедры очень похожи на земные аналоги, отличий Дима не заметил, как и у прочих узнанных растений), внушающих своими размерами чуть ли не благоговение, в редкий черемуховый подлесок, где, собственно, и протекал извилистый, слегка мутноватый, ручеек. Дима опустился перед ним на колени, сложил лодочкой ладони и набрал в них в самом глубоком месте водицы, испробовал ее, зажмурившись. Вроде, пригодная для питья, отдает чем-то неуловимо знакомым, но все же не ядовитая, в отличие от воздуха, пропитанного отравой смерти.

А открыв глаза, чуть не поперхнулся водой, застыл изваянием – буравя его тяжелыми взглядами желтых глаз, перед ним стояли пять воистину крупных волков, среди коих один особо отличался: почти в полтора раза крупнее расположенных рядом собратьев, а во взоре светился отнюдь не примитивный разум. И откуда они такие незаметно нарисовались?

Дмитрий поднялся с колен, разом позабыв о жажде, мучавшей его, перешагнул через ручей, медленно наступал на хищников, в честь коих назвал его Один. Предупреждающе оскалившись и глухо зарычав, волчья стая неохотно отступала назад. Дима остановился в трех шагах от них, не испытывая ни малейшего намека на страх, спокойно, негромко, глядя в волчьи глаза вожака, без угрозы в голосе, пояснил:

– Вы голодны, но я не дичь, и никогда ею не стану (вот тут Дима глубоко заблуждался – еще как станет, причем в недалеком будущем, и не единожды!). И не враг вам – я почти такой же, как и вы. А если вторгся на ваши охотничьи угодья, за то не вините меня – по незнанию. А теперь – идите своей дорогой, я пойду своей.

И Волк повернулся к своим «собратьям» спиной, без боязни нападения выбрался обратно на тракт. Они совсем не понимали его речь, но интонацию в ней и оттенки произношения вполне уловили. Отчего не рискнули напасть на одиночку, повернувшуюся к ним спиной, даже стаей, впятером. Звери также развернулись и скрылись бесшумно в густых зарослях кустарника.

Волки вконец обнаглели – напали на скот посреди бела дня! И это при том, что вьенцы не по домам сидели, а трудились на благо деревни в ее дворах. Загрызли собаку, охраняющую стадо коз, перерезали треть его, чуть не убили маленького пастуха. Великое благо, что сын Марка-кузнеца – Карл – обретался поблизости (чего греха таить – миловался с невестой своей, подальше от глаз людских), да заслышал вопли истошные мальца и перепуганное меканье скота. Пока легконогая девица бежала за помощью, Карл коротким мечом, всегда имеющимся при нем, защищал хозяйство и мальчонку, удумавшего в сей момент оплакивать верного четвероногого друга, павшего в неравном бою с хищниками. Обычно они сторонились человеческого жилья и рыскали вокруг него лишь глухими ночами в поисках съестных отходов. Собаки их чувствовали и глухо рычали, давая понять, что свой дом будут защищать насмерть.

Вьенский князь – Ундерман Клармаркай – животных не винил. Он подоспел к юному Карлу с четырьмя дружинниками как раз вовремя – они стаей, скалясь и рыча, окружали юношу медленно, опасаясь мелькавшего в его руках страшного лезвия, беря в кольцо. Рядом стоял пастушок, твердо удерживая небольшой кинжальчик с конусовидным клинком, – спина к спине, не давая возможности хищникам напасть сзади. В глазах ребенка читалась гремучая смесь страха, решимости и не по-детски прочной воли к жизни.

Увидев подмогу двуногим, волки бесхитростно дали деру – с таким количеством людей им не совладать. Князь и дружинники, вооруженные, как и Карл, короткими мечами да легкими копьями вдобавок, на том не успокоились – они погнались за стаей, дабы раз и навсегда отбить желание тревожить Вьену.

Ундерман Клармаркай винил не волков в том, что они напали на Вьену. Во всех бедах повинен только могущественный маг, неведомо откуда пришедший, обосновавшийся в Готреле несколько весен назад. С тех пор, год от года, становилось только хуже, ведь для наращивания демонической армии требовалась не токмо его нечеловеческая магия, – а и весьма большое количество продовольствия, кое Змеиный лес и поставлял. Наемники выбивали лучшую дичь, бесчисленные мертвецы и бароги жрали все, что ходит, плавает, ползает, летает. Пища требовалась и полководцам растущего войска – кентаврам Калимнуле и Сирико, рыцарям Монстру и Грому. Все эти твари невероятно прожорливы, а лес хоть и богат всевозможной живностью, но не безграничен (Монстру, возможно, пища не требовалась, также, как скелетам и камнецам)…

Голодные хищники, злобно рыча, бежали на запад от назойливых двуногих преследователей, никак не желающих от них отставать. Люди не издавали отпугивающих звуков, боясь навлечь на себя ими патрули бездушных воинов.

Увлеченные погоней, преследователи не сразу обратили внимание на изменение поведения преследуемых. Волки боялись вооруженных людей, но еще больше они боялись нежить, нелюдей. Почуяв смертную опасность с севера, резко свернули на южное направление, громко завыли, увеличили скорость бега и разрыв между собою и людьми. Через минуту скрылись за зарослями лесной малины, еще через минуту преследователи поменялись местами с хищниками, превратившись в дичь для патруля мертвяков.

– Всем на запад! – приказал Ундерман, перебивая зловещие звуки костяного бряканья, усиливающиеся с каждой секундой. – Уведем мертвечину дальше от Вьены!

Впрочем, сию необходимость воины и сами прекрасно осознавали – в деревне их жены, дети, любимые, родственники. Обычно вражеские воины обходят стороной лесные селения, в том числе и наемники, но отчего-то с устрашающей частотой исчезают люди – собиратели, грибники и охотники, рыболовы и пастухи – словом те, кто проводят довольно много времени вне родной деревни, добывая для оной пропитание.

Патруль нагонял беглецов медленно, но верно, не ведая ни эмоций, ни усталости, ни чувств, в количестве ста скелетов с копьями и костяным каркасом густо-зеленого цвета, без доспехов, шлемов и щитов. Откуда они вообще взялись?

Вьенский князь вдруг остро осознал, что скелеты, само собой разумеющееся не владеющие собственным разумом, вели к Древнему Торговому Тракту целенаправленно, беря их в кольцо, где им, не имеющим возможности высоко поднимать костяшки ног, легче будет передвигаться. А выбравшись на Тракт, люди стремглав помчались на запад, в сторону далеких Ничейных земель, но и смарагды, наклонив копья из вертикального в горизонтальное положение, увеличили темп, продолжая нагонять вьенцев, слишком быстро устающих.

Марк и Карл – соответственно, кузнецы отец и сын – больше привыкли подчинять себе огонь, железо и сталь, нежели скорость передвижения. Они первыми стали отставать от группы беглецов. С каждым шагом друзья удалялись все дальше, а смарагды наоборот – приближались, невольно наводя ужас на Карла, еще ни разу не сталкивающегося с мертвыми воинами Бэрайи-мага в бою. Их дыхание сбилось, стало шумным, ноги тяжелели, наливаясь свинцом, сердце готово выпрыгнуть из груди. В конце концов, отец и сын поочередно остановились, устало развернулись к врагу, дабы встретить его достойно и хоть немного отвлечь на себя, сверкнули на солнце сталью мечей.

Ундерман Клармаркай на ходу на краткое время повернул лицо назад, по коему текли ручейки пота, и успел увидеть, как его дружинников бездушно насадили на копья с четырехгранными наконечниками. Они даже звука не издали. Теперь их осталось четверо.

Князь притормозил бег, решительно обернулся к приближающемуся противнику, смахнул ладонью пот с лица, замер в боевой стойке, крепко сжав рукоять меча и отбросив ставшее ненужным копье на блоки Тракта. Его воины охотно присоединились к вождю, им также не по нутру трусливо бежать, поджав хвост перед кем бы то ни было. Копья со стуком шмякнулись на бывшую торговую дорогу, ныне обрастающую растительностью. Они приготовились встретить верную смерть, ни на удар сердца не сомневаясь, что она неминуема.

Вначале Волк услышал по пути следования отдаленные звуки, которые он не мог сходу идентифицировать. Но по мере их нарастания, лицо его эмоционально преображалось от непонимания и недоумения до удивления и неверия собственным глазам. Эти звуки ни на что не похожи, когда-либо им слышимое: хоровое оглушительное костяное бряканье, металлический лязг, многотональный перестук.

Дима для надежности спрятался за тысячелетний необхватный дуб, растущий справа от тракта, потому как шумовая какофония стремительно нарастала грозной волной… зеленых скелетов, наседающих на четырех человек! Невозможно! Волк по сучьям взобрался на высоту одной трети дуба, дабе лучше видеть фантасмагорическое сражение – такое придумаешь, разве что, в бредовом воображении! Что это за мир, где оживляют истлевшие трупы, чьи скелеты зеленого цвета, вместо нормального белого! А люди (на вид – настоящие люди, ничем не отличающиеся от землян) при неравных силах отступали от оных – четверо против сотни бездушных воинов (плюс-минус десять-пятнадцать, в таких хаотичных движениях и монохромности атакующих сложно точнее произвести расчет)!

« А не в преисподнюю ли мы попали?!» – подумал Дмитрий, когда отошел от первых впечатлений увиденным, но увидев людей, сражающихся из последних сил и истекающих кровью, решил, что в ад живыми грешники не попадают – только их черные бесплотные души.

Один лишь мозговой импульс – и тело быстро трансформировалось в похожего на демона Хао-Шая: желтые белки глаз, испускающие смертоносную враждебность, рог на лбу и расплющенном носу, шипы на темени и затылке, на локтях и кистях, маленькие когти-стилеты серпообразной формы, желтые волосы и дорожки вен, мощное развитое тело, коему обзавидуется любой взрослый тяжелоатлет, под одеждой рельефно бугрились стальные мышцы с не по-человечески прочной кожей. Сук, на котором он сидел на корточках, держась правой рукой за тот, что повыше, заметно согнулся под тяжестью грузного Зверя.

Поверхность носового рога заискрилась светлой зеленью, искры превратились в прозрачную дымку того же цвета, а дымка, в свою очередь, уплотнилась и выпустила лазерное колечко диаметром в два сантиметра. Колечко угодило в плечо скелета, атаковавшего опасно одного из людей – тот сгорел, словно тополиный пух, стремительно, оставив после себя развеявшуюся маленькую кучку праха. Мощный энергетический всплеск сжег отчасти еще трех скелетов, находящихся в опасной близости от первого. Копье, не подвергшееся пламени, со звоном упало на блоки тракта.

Пора вмешаться в ход событий в чужом мире. И Зверь полетел вниз, в гущу оживленных мертвецов, не задумываясь о том, выживет ли в настоящей битве и успеет ли вовремя к месту сбора.

Правду говоря, серая крыса с глазами цвета изумруда почти мгновенно адаптировалась к новым условиям. Хотя пространственно-временные Врата перенесли воинов Земли в лес незнакомого мира, очень похожий на Гилею, но этот лес сильно отличался от оной. Гилея никогда не была враждебна всему живому, она не пропитана враждебностью и ужасом, а сей лес излучал черную злобу. Еханна очень настороженно продвигалась на юг по зябкой почве, поросшей папоротниками и крупными хвощами под сенью исполинских осокорей, ив, дубов и прочих деревьев, скрюченных и похожих на остовы навеки замерших чудовищ.

Чем дальше на юг, тем земля под лапами становилась влажнее и мягче, устланная коварным мхом, окутавшим всю прочую растительность вокруг. Да и растительность попадалась сплошь гнилая и мертвая, все больше болотистая. И вот когда Еханна провалилась в жижу со всего маху, она поняла, что пора отсюда выбираться, покуда не сгинула в гиблом – в как-то неуловимо странном – болоте.

Крыса застыла, дабы с головой не утонуть, предельно аккуратно вертя шеей, осмотрелась в поисках того, что могло ей помочь вырваться из трясины, но ничего поблизости не находила подходящего. Назад развернуться не было никакой возможности без риска основательно увязнуть, без единого шанса на спасение. Впереди – метрах в десяти от внезапного пленения – возвышались кочки, однако до них еще надо добраться. Затем Ех проследила их расположение: перепрыгивая с одной на другую (такая возможность вполне реальна!), с дальней слева можно добраться до погибшего кедра, а дальше, подобно обезьяне, попрыгать вперемешку по остовам и крохотным клочкам твердой почвы, и выбраться на устойчивую сушу. Только бы точки опор не подвели да собственное тело, и добраться до первой кочки. От идеи использовать для спасения «Трон» решительно отказалась, поскольку в его броне станет опасно тяжелее, а ей необходима максимальная легкость в сомнительного рода операции!

Надо же так неосмотрительно глупо всей массой угодить в естественную ловушку! Еще неизвестно, что за гадость в этом болоте, так не похожем на родное Желтое (в коем ничего серьезнее одноименных аллигаторов не водится), обреталась. Жить хочется – придется рискнуть!

Она пошевелила с трудом пальцами всех четырех лап для пробы, затем лапами и почувствовала, что вязнет еще больше в жиже. И Еханна рванула на поверхность топи и вперед, объединив лапы попарно, чтобы эффективнее отталкиваться от грязи, задействовав все свои силы на прорыв из смертельного капкана. Ей сей подвиг удался и она распластала их (лапы) по этой грязи, чтобы иметь наибольшую поверхность соприкосновения с оной. Посмотрела вперед – вожделенная кочка приблизилась всего на метр.

Растопырив пальцы, бедная крыса «поплыла» к спасительному островку твердыни, то увязая выше локтевых и коленных суставов, то «выныривая». Если бы на шерсть не налипли многие килограммы отвратительной дряни, тянущей ее вниз, она сумела бы проскочить столь ничтожное расстояние, как говорится, не замарав лап.

Взобравшись на клочок более или менее устойчивой земли, на котором она кое-как разместилась, Еханна часто-часто, рискуя заново свалиться в жидкий булькающий ад, затрясла телом, брызгая во все стороны вонючей кислой грязью. Уменьшив свой вес на несколько килограммов, резко перепрыгнула на следующую кочку, распластав в воздухе лапы, словно белка-летяга. И вторая кочка выдержала ее массу.

Очутившись на третьей, нежданно зазвенели внутренние колокольчики, предупреждая о близкой, но невидимой пока опасности, надвигающейся с неизвестной стороны. Она быстро завертела головой, выискивая всеми органами чувств угрозу – ничего нового в унылом пейзаже болота не добавилось, однако инстинкты самосохранения играли уже тревожный набат, нарастая с каждой секундой. Она прыгнула на четвертую кочку, чтобы спровоцировать источник враждебности. Затем – на пятую, шестую, седьмую, приближаясь с каждой точкой опоры к заветному мертвому дереву, не забывая озираться в стороны. Гипотетический противник все не появлялся, заставляя мортианку (мортианка – обитательница печально известной Мортиус Терры) нервничать и с предельным напряжением продвигаться по малонадежным кочкам.

Только утвердившись на последней перед остовом мшистой кочке, угроза проявилась во плоти и похожа она на жабу, плывущую к крысе, выпучив блеклые глаза; кожа – вонючая, слизистая и гладкая болотно-зеленого цвета, почти полностью сливающаяся с бескрайними топями. Жаба уже не пряталась в болотной мути, находясь в опасной близости от потенциальной дичи. Но дичь та была не глупая, ждать верной гибели, смирившись со своей участью жертвы, вовсе не желала. А потому воспарила в воздух, оттолкнувшись задними лапами.

Жаба по инерции выскользнула на то место, где только что ютилась Еханна, с неудовольствием захлопнула очень широкую и жадную пасть. Жабой эта тварь болотная лишь помнилась на первый взгляд – судя по внешним данным, все ж амфибия, но точно не жаба. У нее большая длинная голова, занимающая больше трети длины всего тела, жирное отъевшееся брюхо, короткие мускулистые лапы с жесткими перепонками между пальцев, с коротенькими коготочками (эти лапы скорее предназначены рассекать вязкое болото, нежели прыгать и бегать по суше), коротенький же хвост.

Темный сук треснул и обвалился под Еханной, но прежде она успела снова воспарить и приземлиться на сук соседнего дерева, тут же оттолкнулась от него и все опять повторилось.

Амфибия макнула глаза поочередно длинным светло-розовым языком, затем бесшумно пустилась в плавание, преследуя оригинально ускользающую «дичь», держа над поверхностью топей только полголовы с буркалами, зорко следящими за крысой.

Ех не привыкла так долго и далеко прыгать высоко над землей по гнилым деревьям, норовящим рухнуть под тяжестью ее тела, сильно устающим с каждым скачком. И поэтому, когда гнилое болото закончилось, с облегчением полетела вниз, к надежной твердыне, мягко приземлилась в папоротники, с опаской повернулась назад – амфибия выбралась из болота и неуклюже, но довольно быстро, потелепала в ее сторону. Еханна могла бы легко убить эту настойчивую скользкую тварь и без брони «Трона», однако очень вымоталась, да и не видела смысла в умерщвлении. Вначале скрылось в зарослях грязное тело, затем не более чистый хвост.

… Один шел по какому-то странно-живому коридору, образованному столетними ивами, и их кроны густые производили арчатый свод. Необхватные ивы, плещущие необычайным здоровьем, так часто росли, что, казалось, между ними мышь не проскользнет. Еще ивы о чем-то неслышно шептали ему, о чем-то пытались предупредить. Один остановился, вслушиваясь в неясные шорохи, шепот женских и мужских, детских и старческих голосов паутиной вплетался ему в мозг, донося какие-то сведения на незнакомом – мягком, легком и певучем – языке.

Харрол честно старался их понять, разобрать слова – выбросил лишний груз из головы, значительно расширил свое мировосприятие. И шепот перерос в сильные звучные голоса, он отчетливо воспринимал и слышал каждое слово, он мог воспроизводить их самостоятельно… но значения речей так и не понял. И все же Харрол смог постичь их эмоциональный окрас: чистые, приятные, мелодичные голоса предупреждали его об опасностях, грозящих ему на пути, просили кому-то помочь – пожалуй, все, что Один понял. И призрачные голоса, исходящие по всему живому коридору, вовсе не враждебны ему – скорее наоборот.

– Мне неведом ваш язык! Я говорю на другом! – отчаянно проговорил Один, продолжив движение.

Громкие настойчивые голоса, казалось, обиделись, понизились до ворчливого перешептывания и иногда – ропота. Вот только, только действительно ли призраки поняли его, чужой этому миру, язык или не могли понять, почему он не знает их наречия? Мог быть и третий вариант.

Харрол уже почти начал произносить кодовую фразу вызова «Трона», однако в последний момент отказался от этого, справедливо опасаясь, что сие действо может расцениться неведомыми обладателями таинственных голосов как демонстрация грубой и враждебной им силы. И могли предпринять соответствующие меры предосторожности. Не стоит наживать себе врагов в первый же день пребывания в чужих краях. Тем более врагов, которых ты не можешь узреть собственными глазами, пощупать своими пальчиками. «Трон» всегда можно использовать, он проявляется меньше, чем за полминуты.

Голоса сопровождали его до самого конца, беспрестанно предупреждая об опасности впереди и еще о чем-то, пока не окончился живой ивовый коридор – куда? За ним они внезапно оборвались.

Призрачная полутьма странного места сменилась неведомо откуда взявшейся солнечной поляной, окруженной чащей многовековых кедров, сосен и дубов. Посреди установлен каменный помост, к которому вело несколько мостков. На помосте же стояли три статуи из… непонятного материала, посвященные очень юной и прекрасной девушке, печально смотрящей… на него! По ее сторонам – по бокам, – словно грозные стражи, возвышались легендарные чудовища, коих Один узнал по земной мифологии – полузмея-полуженщина Ламия с очаровательной фигуркой выше змеиной части и медведь-оборотень в доспехах, вооруженный смертоносными когтями и зубами – этакий бурый мишка из таежных лесов России и Скандинавского полуострова.

Чем дольше взирал на статуи Один, тем больше уверялся в мысли, что они принадлежат не какому-нибудь безумному архитектору этого мира, а могущественному чародею (или группе чародеев), по одному ему ведомым причинам заколдовавших трех живых существ в недвижные изваяния. В том, что «прекрасная девушка» не человек, Один успел убедиться – из-под прямых, изумрудным шелком ниспадающих по плечам, волос видны кончики востроносых ушей, впрочем, ничуть не умаляющих ее божественного очарования. Наверное, эльфийка! Она умоляюще «смотрела» на него, словно «прося» помощи, – казалось, еще мгновение и из зеленых глаз побегут трогательно-упрямые слезы, способные растопить лед сколь угодно жестокого и черствого сердца.

Харрол не мог оторвать взора от милого личика, женственной фигурки в простеньком безрукавном сарафане, чувственной маленькой груди… Он столь увлекся созерцанием совершенной красоты, что и не заметил сразу произошедших с Ламией изменений. А когда скосил взгляд налево, то было уже поздно – героиня древнегреческих мифов, высвободившаяся из каменного плена, не мигая глядя на него в упор, спускалась неспешно по одному из помостов на цветущий ковер поляны. Золотистая гладкая чешуя сверкала в лучах высокого солнца, словно змеиный хвост и впрямь сплошь состоял из благородного металла. Золотоволосая Ламия с большими немигающими синими глазами грациозно ползла к зачарованно глядящему на нее юноше.

Нагое человеческое тело с роскошной грудью и удивительно розовыми сосками чуть ниже талии гармоничным образом переходило в змеиное, украшено золотыми украшениями: широкие браслеты на руках, цепочка с ветвистой молнией, причудливые сережки в ушах, и тонкая диадема на голове. Чего она хочет от юного воина? Смерти? Может быть. Но так уютно и покойно стало, когда Ламия прижала к своей груди, когда лицо оказалось в ложбинке между ними. Ну и что с того, что ее хвост, вовсе не холодный как металл или змеиная кожа, обвился вокруг его ног, а сама возвышалась на целую голову над ним и волосы спутанные, – давно не знали расчески? Зато кожа женщины такая теплая и бархатистая, золотисто-смуглая, груди мягкие и податливые, руки, прижавшие к себе, такие ласковые и заботливые.

… Именно блаженная нега и насторожила его вдруг: ожившая статуя кровожадного чудовища (по греческим мифам) проявила небывалую материнскую нежность, а Один не то, что убивать ее не желает, но даже и помыслить не может причинить сему прекрасному созданию какой-либо вред. Лучше умереть в объятиях женщины (пусть и такой… такой… неземной), чем позорно бежать с поля боя, трусливо поджав хвост, словно щенок.

Ее влажные от пота маленькие ладони обняли его щеки, немигающие глаза воззрились в его. Он совершил опасный шаг в бездну, рискуя никогда оттуда не выбраться.

« Призраки Минувших Времен пропустили тебя!» – эти слова против воли Одина, заставив его вздрогнуть от неожиданности всем телом, вошли легким шуршанием листопада в его сознание. – «Ты должен был после этого меня убить!» – это действительно Ламия с ним говорила с помощью мыслепередачи, не раскрывая рта, поэтому Один немного успокоился. – «Но не сделал этого!»

Еще бы! Харрол не умел убивать тех, кто пытался убить его или мир, в котором он родился.

Ламия, похоже, подслушала мысли, потому как ответила в такт им:

« Все воины, коих пропускали Призраки Минувших Времен, испытывали ко мне – минимум – легкое отвращение, а когда я просыпалась, они брали в руки оружие с целью убить меня. Поэтому я высасывала их кровь и вновь уходила ко сну, дожидаясь следующих. Ты первый, кто, при виде моего пробуждения и меня самой, испытал только положительные чувства! И не испугался моей сущности!..»

Один свершил вдруг то, о чем не успел даже толком подумать – его руки дерзко легли на плечи Ламии, а в следующий миг, чувствуя как кольца золотистого хвоста сжимают ему ноги и бедра, притянул к себе и запечатлел на ее губах скромный поцелуй, чуть не стоивший ему переломанных костей. Однако Ламия опустила руки, подалась чуть назад, разжала кольца и… поползла в обратную сторону. Но не на каменный помост, а мимо него – в чащу. И уже после того, как Ламия скрылась с глаз, услышал чью-то мысль:

«Спасибо тебе, юный воин! И да пребудет с тобою вечно здравие…»

«И тебе мирных путей, прекрасная Ламия!» – отозвался Один.

Может, и не Ламия вовсе, по крайней мере, она не поправила его. Значит, сей мир в чем-то тождественен его миру.

Затем Харрол, так и не сдвинувшись с места, смотрел на эльфийку (Один хотел думать, что в данном случае не ошибся в поименовании существа) в надежде, что она также, как полчаса назад Ламия, проснется и проявит к нему аналогичные греческой змееженщине нежные чувства. И никакой агрессии. Но его надеждам не суждено было сбыться. Эльфийка смотрела на него печальными глазами, однако зашевелилась на помосте не она, а бурый мишка, стоящий на задних лапах.

Медведь упал на передние лапы, скрежетнув когтями по камню помоста, лязгнули латы, глаза налились кровью, мощная пасть с кошмарными зубами раскрылась и издала страшный громогласный рев, встрепенувший с ветвей деревьев напуганных птиц. Даже юного воина он (рев) впечатлил немного.

Один отказался от идеи вызвать «Трон» себе в помощь, на короткий миг встретившись взглядом с живой статуей прекрасной эльфийки, как бы говорящий: «Будь самим собой – всегда!» Почему бы и нет? Медведь-оборотень хоть и имеет такое смертоносное оружие, как длинные когти и зубы, но бренчавшие латы закрывают лишь туловище, плечи и задние лапы до колен, все остальное же – в том числе массивная голова – не защищено доспехами. И сие радует. Можно было бы сразиться с ним на равных, обратившись в рогатого чрэсха, имеющего многочисленные конечности и хвост-жало, однако времени уже не было – медведь стремительно приближался к нему на всех четырех лапах, вприпрыжку.

Глядя на мчащуюся на него махину, Один мельком подумал, что, пожалуй, стоило воспользоваться броней «Трона» – этот точно хотел драки и проявлять отцовскую ласку, как прежде Ламия материнскую, даже и не думал, в его чудовищных глазах полыхал кровожадный огонь, жажда убийства. Впрочем, насколько Харрол знал славянские, скандинавские и североамериканские легенды, с медведем-оборотнем почти невозможно договориться мирно. Во всяком случае он не представлял себе, как это сделать – тем более в чужом мире.

Оборотень, не добежав до двуногого супротивника полутора метров, прыгнул на него, слегка расставив в стороны передние лапы, очевидно, желая подмять коротышку под себя.

Церемониться со свирепым медведем Один не хотел – он нырнул под левую лапу, рискуя оказаться без головы, слегка подпрыгнул и нанес двойной сокрушительный удар в незащищенную шею основанием ладони правой руки и коленом, отскочил назад. Мишка приземлился не так, как рассчитывал: от ударов его перекосило на правый бок и он всей своей недюжинной массой рухнул на локоть, противно хрустнули кости – и поляна огласилась нестерпимо громким ревом, а инерция прыжка проволочила мишку по земле еще несколько сантиметров, доламывая локтевые кости и хрящи.

Один метнулся к нему, вдруг вспомнив из тех же сказок и легенд, что раны – любой сложности увечья – срастаются о-очень быстро. Нельзя давать оборотням ни микросекунды времени.

Медведь с ревом и рыком, раскрывая страшные челюсти, с трудом вставал на оставшиеся три здоровые лапы – и не безуспешно. Один впечатал пятку ноги в поворачивающуюся к нему пасть, другую – в мохнатое ухо, отскочил на безопасное расстояние. Бурый мишка взвыл, дергая болезненно головой, будто пытаясь стряхнуть таким образом острую и звенящую боль, и повалился, словно подкошенный, снова на поврежденную лапу. В который раз поляну огласил страшный рев.

Один стал закреплять успех, нанося многочисленные болезненные и ломающие удары по поверженному неприятелю, беспрестанно отскакивал в стороны, дабы самому не получить смертельный толчок. Затем Харрол оседлал шею оборотня, вжал в нее ноги – медведь продолжал, пусть и слабо, сопротивляться, мог запросто стряхнуть с себя и вырвать кишки зубами или соскоблить их вместе с мясом когтями здоровой лапы. Один наклонился глубоко вперед и ухватился обеими руками за верхнюю челюсть зверя, пропуская вострые клыки меж пальцев, и с большой силой потянул ее на себя. Медведь заелозил по земле, не зная, куда подеваться от растущей боли.

«Пощади, воин!» – возникла в голове чужая мысль-мольба. – «Не губи мою жизнь! Пригодиться она тебе в будущем!»

«Один! Ты показал свою мудрость, не убив Ламию. Не принуждай меня в тебе разочароваться!»

А эта мысль принадлежала уже не медведю!

Один оставил челюсть в покое и охотно спрыгнул с мишкиной шеи на траву, отряхнул одежды от налипшей на нее темно-бурой шерсти и выправил образовавшиеся складки. Он недоумевающе глядел на поползшего в чащу оборотня – вначале напал на человека, а как дело дошло до лишения его жизни, запросил пощады! Странно – Ламия, призвание коей высасывать кровь мужчин, иногда – детей, проявила к нему сугубо человеческие чувства, отчего тот испытал отнюдь не сыновьи эмоции. Наташа увидела бы ту очаровательную картину, точно убила бы – его, конечно же, не Ламию!

«Скатертью дорожку тебе, мишка-воин!» – искренне пожелал Харрол бредущему уже на трех лапах оборотню, без всякого сарказма, поскольку не хотел оставлять за спиной столь могущественных врагов в первый же день пребывания в новом мире, полном страшных чудес.

Оборотень не «ответил» ему, все так же хромал в северо-западном направлении, вослед «греческой» змееженщине. Один проводил его взглядом, щуря глаза под ярким солнцем, весьма похожим на земное. И в который уже раз вздрогнул, встретившись глазами с живой эльфийкой, смотрящей на него в упор, но не отвел их в сторону. Она скромно держала руки на груди, хотя до этого они покоились на бедрах; прямые изумрудные шелковистые волосы легко развевались на несуществующем ветру.

– Твои доброта и любовь к женскому роду покорили даже безумную Ламию, возненавидевшую всех мыслящих существ, ходящих на двух ногах! – заговорила прекраснейшая из богинь, ее тихие нежные интонации слов бальзамом вливались в его гулко бьющееся сердце.

Один не сразу понял, что слышит не мысли, а речь, произнесенную вслух.

– Всякий воин, вступивший в Священное место, при виде женщины со змеиным хвостом вместо ног, брался за оружие, чем обрекал себя на неминуемую гибель. Не напрасно боги избрали тебя и твоих друзей.

И вновь Один вздрогнул – откуда ей знать, что кто бы то ни было выбрал для чего-то его, и что он не один? Эльфийка невероятным образом уловила сомнения и страхи, закрадывающиеся ему в душу:

– Ты нашел в себе мужество не добивать врага, чем нажил себе надежного друга. Медведи-оборотни не забывают врагов, проявивших к ним искреннюю доброту, – эльфийка печально улыбалась одними глазами, зелеными, словно лесное море.

Один не знал, что и думать – слишком много событий в чужом мире за один день, не подозревая пока, что сие даже не начало оных, а лишь предисловие.

– Придет время, и ты со спутниками узнаешь и приобретешь значительно больше, чем думаешь сейчас. А теперь – в тебе нуждаются твои друзья. Подойди ко мне.

Один не двигался с места, боясь какого-либо подвоха со стороны все знающей богини.

– Я не богиня, а пережиток прошлого, одна из немногих выживших эльфов, – в бархатистом голосе было столько неприкрытых печали и глухой тоски, что сердце, сопереживающее ее необоримой беде, защемило в груди, а ноги сами понесли хозяина к эльфийской богине (иначе Харрол не мог ее называть).

Приблизившись к ней вплотную, Один ощутил, так некстати явившееся, столь острое желание обнять эту хрупкую женщину, утешить, как умел, позаботиться о ее незавидной судьбе, спрятать за непробиваемой каменной стеной – и еще сильнейшее желание мужчины к прекраснейшей из женщин, что он с трудом держал себя в руках…

Она вложила свои маленькие горячие ладони в его.

– Я исполню некоторые твои желания, когда ты – и твои спутники – пройдешь миссию до конца и исполнишь предначертанное. А пока…

Легко сказать. И Один зажмурил глаза, борясь с неодолимым желанием. А когда открыл их, обнаружил, что стоит на блоках тракта. Все исчезло, будто спал и сейчас проснулся: ни очаровательной до безумия эльфийки, ни каменного помоста с мостками, ни полянки, окруженной кедровой чащей, куда уползли Ламия и медведь-оборотень, ни ивового коридора с шепчущими что-то на древнем языке Призраками Минувших Времен – ничего. Но все же то был не сон – Один не считался ни лунатиком, ни сумасшедшим. И если не выяснится, что с ним за ерунда произошла, то лучше никому о сем событии – никому! – не рассказывать. И думать забыть.

… Всегда осторожные голубые глаза примечали буквально любую деталь на тракте и по обе его стороны. Но пока ничего пугающе-опасного – кроме вездесущего психофона враждебности, чужой даже для этого леса, источник коей не определялся – не попадался на пути. Разве что, чем дальше на запад, тем больше зарастал древний тракт растительностью, лес вокруг густел, деревья стояли выше и старее, упорно наседая на блоки выложенной искусственно дороги. Впрочем, и чужой лес девушку не пугал, только настораживал. А вот густеющая растительность говорила Наташе о многом. И появляющиеся все чаще животные и смелеющие, большинство из коих она узнавала.

Во-первых, источник смутной враждебности медленно, но верно удалялся, оставался позади, его нечеткие границы размывались и отступали; во-вторых, удалялись и последние человеческие поселения, ног, топчущих тракт, становилось меньше и меньше; и, в-третьих, тракт, по всей вероятности, некогда соединял наиболее важные торговые точки, являясь чем-то вроде земного аналога Шелкового пути, а теперь важность его значения по каким-то причинам прошла, и Наташа приближалась либо к концу тракта, либо к одному из торговых городов (если это так, то это не значит, что до него осталось каких-то полчаса-час, может так статься, что десятки – а то и сотни – километров), давно брошенных или быстро увядающих, людьми. Возможны и другие – «в-четвертых», «в-пятых» и так далее, ведь они только сегодня узнали, что возможно пространственно-временное путешествие между мирами, населенными разумными существами, вроде людей. О том, что существуют прочие обитаемые планеты, никто не сомневался, взять хотя бы кибер-Лену, черных меленов и Зеленого Дракона. Но о том, чтобы самим побывать в иномирье, только снилось! Это ж надо – исполнить заветное желание многих писателей-фантастов, конструирующих собственные миры на страницах книг!

Пришельцы регулярно посещают Землю, как-то уж легко обходя незаметно охранные и защитные системы НИОКБ, о которой подавляющее большинство людей даже не подозревают. И вот они сами посетили другой мир в качестве пришельцев, только у Наташи возникло стойкое убеждение, что аборигены скорее пользуются знаниями какого-нибудь первобытнообщинного или рабовладельческого строя, нежели являются продвинутой цивилизацией будущего, а сии миры называются «мирами писателей в жанре фэнтези». Что, безусловно, только наруку им: ни тебе огнестрельного и прочего суперсовременного смертоубийственного оружия, ни разрывающихся бомб, мин и торпед, ни термоядерных взрывов, ни космодесанта – возможна чистая магия, звон стали скрещивающихся клинков, свист стрел и бельтов, прекрасные дамы, мужественные рыцари и отвратительные твари и прочие атрибуты исторической эпохи, не знающей пороха, ядерного синтеза и микросхем.

Наташа мысленно одернула себя. Вполне может оказаться, что магия здесь на порядок страшнее любой ядерной бомбы и орбитальной бомбардировки, если таковая существует в природе. Время само рассудит.

Кожу на кистях разрезали почти бескровно медленно выскользнувшие темно-синие лезвия «Тронов», но девушка не стала оного вызывать, боясь не успеть. Она не остановилась, продолжала движение на запад, даже когда почувствовала на себе многочисленные взгляды с обеих сторон тракта в чаще леса. Взгляды не казались враждебными или угрожающими, но их было много и по ощущениям они не принадлежали людям. Ее «пасли» и от нее чего-то ждали. Наташе сие не нравилось, однако клинки все же убрала обратно, остановилась, напряженно-выжидающе заглядывая за вековые деревья.

Минуты две – или около того – ничего по сути не происходило. Она стояла неподвижно, обманчиво расслабленно, уставилась в одну не существующую точку, в неведомые никому дали, дальше того, где заканчивался тракт. Ее глаза удивленно заморгали только когда на дорогу, перед ней, бесшумно, скользнули с двух сторон с десяток существ с гладко-чешуйчатой зеленой кожей. Они выстроились в полукольцо, тем не менее не пытаясь ее окружить и не выказывая ни капли враждебности или агрессии. Бирюзовые глаза с вострыми краями вертикальных зрачков выражали скорее любопытство и живой интерес. Наташа встретилась с необычными животными, коих поначалу приняла за динозавров вроде доисторических велоцирапторов или дейнонихов, каким-то чудом выживших в этом мире.

Эти существа действительно весьма и весьма смахивали внешне на мезозойских ящеров, но таковыми все же не являются, впрочем, как и их современными потомками. Схожесть заключалась по многим признакам: тонкие задние лапы, способные развивать потрясающую скорость (причем не только на коротких дистанциях, как, например, ютарапторы, и на длительные в том числе!) и совершать высокие и длинные прыжки на ходу с оттянутым кверху знаменитым крючковатым когтем для умерщвления других животных, к примеру, двуногоходящих хомо сапиенс; мощный прямой длинный хвост, в беге играющий роль балансира и руля, но могущий, к тому же, в иных ситуациях очень болезненно хлестнуть, словно хлыстом (в отличие от тех же ютарапторов); гибкое подвижное тело юркого ящера; маленькие передние лапы прижаты к груди, дистрофированные, по сравнению с задними, и тем не менее не бесполезные; опять же – гибкая и подвижная шея, словно у птицы; маленькая, по сравнению с общими габаритами туловища, голова с челюстями, усеянными острыми зубами, а это говорит о том, что сии ящеры отнюдь не вегетарианцы. И рост примерно такой же, как у известного велоцираптора – один метр восемьдесят сантиметров (точнее, у раптора длина таковая – не рост). Внушительно смотрятся хищники, внушая одним видом к себе уважение. А в глазах всех ящеров светится недюжинный ум, внушая трепет к своим персонам.

Наташа не убоялась восхищенно поцокать языком и откровенно, с не меньшим любопытством, чем они ее, рассматривать их. Всякий страх прошел пред неведомыми и удивительными существами, обитающими за пространственно-временным коридором. Неужто они стали эволюционной вершиной в этом мире, доминируя над всеми прочими формами жизни, как человек – на Земле? Сомнительно. Едва ли эти ящеры сумели бы вымостить сию дорогу неподъемными каменными блоками. Разве что, владеют магией. С другой стороны, на кой она им сдалась? Тракт ведь, скорее всего, предназначен для колесного транспорта, а ящеры незаметнее и бесшумнее передвигаются по мягкой земле, чем по твердой поверхности, где не скрыться от глаз да и кожа легко шуршит, отпугивая чуткую дичь, по камню.

– Кто вы такие? И что вы ждете от меня? – негромко вопросила Наташа, вдруг вспомнив, что примерно такие же вопросы задавала сержанту космодесанта, вот так же нежданно явившегося по ее душу (если она существует у трансмутантов) и большей частью оставшегося в сводах и пещерах печально известного Еленополиса.

Как ни странно, ящеры ответили девушке, но весьма необычным способом – с помощью мыслепередачи, поочередно:

« Мы не враги тебе, ровно как и твоим друзьям!» – прошелестел в голове один голос.

«Мы хотим стать твоими друзьями и помощниками в борьбе с небывалым еще в наших краях Большим Злом!» – зашелестел второй голос-шепот.

«С появлением и разрастанием Зла нас осталось очень мало!» – осознала Наташа третий голос.

«Но мы все готовы отдать свои жизни в борьбе со Злом!»

«Набери за Великим Лесом большую армию и сразись с Большим Злом!»

«Твой путь, равно как и твоих друзей, наитяжелейший, но если ты пройдешь его до победного конца, то те, кто прислали тебя к нам на помощь, выполнят все свои обещания до единого и ты обретешь истинное могущество!»

«Мы будем твоими верными друзьями и в самые трудные времена придем на выручку!»

«Ни один человек не приносил нам столько бед, сколько Большое Зло!» – в этих словах прозвучало столько неземной тоски, что Наталье самой стало не по себе, в сердце невольно закралась жалость к этим смышленым существам, сосредоточенно взирающих на нее.

«Не задавай вопросов, ответов на которые мы не знаем – они придут со временем!»

– Вас осталось всего десять? – с трудом выдавила из себя Наташа, не веря, что такое количество даже разумных ящеров может ей в чем-либо реально помочь.

«Нас гораздо больше, чем ты видишь перед собой, но значительно меньше, чем было изначально! А теперь – возвращайся к друзьям, они сейчас нуждаются в тебе! Мы уходим, но всегда будем рядом!»

– Это называется – душевно поговорили! – проворчала Наталья, поворачивая назад, через несколько секунд она перевела шаг на быстрый бег и продолжая ускоряться. Сколь бы необычным был первый контакт с чужим разумом, поверила этим рептилиям, ходящим на двух ногах, обращающихся с помощью мыслепередачи.

На бегу перевоплощаясь в «Трона», Еханна спешила на помощь, не зная, что и думать о таких врагах. Ожившие скелеты погребенных людей, кости которых неизвестно зачем окрашены в зеленый цвет. Их пустые глазницы ничего не выражали, в костлявых руках они держали зеленые же копья с хищными четырехгранными наконечниками, коими они неплохо орудовали для мертвых. Они с бездумной упорностью наседали на четырех аборигенов и Зверя, молотящего скелетов их же оружием с более мощной ударной силой, нежели уставшие люди, неутомимо ломая им кости.

Игнорируя копье, направленное в нее, крыса в прыжке добавила ближайшего мертвяка, прижав его к камням тракта. Удивительно, но он не рассыпался от грубого столкновения и не выронил оружия, а активно пытался высвободиться, клацая челюстями, болтая черепушкой. Она держала его по рукам и ногам, изучая странное создание неведомой силы. Около десятка – или более – мертвяков били ее копьями, высекая редкие искры и глухой звон. Особо ретивому, метившему то в шипящие электрическими разрядами зрительные сенсоры, то в защищенный невидимой пленкой третий «глаз», Еханна снесла головенку, хлестнув по шейным позвонкам удлинившимся хвостом, откатившуюся под ноги «сородичей». Попутно она исковеркала еще нескольким костяшки, лопавшиеся под натиском смертоносного хвоста-хлыста, куда более гибкого, чем пеньковый. Ех проанализировала мощь копейных атак, на нее сыплющихся со всех сторон, и пришла к выводу, что зеленые скелеты только с виду вялые, на самом же деле с легкостью бы пробили добрую кольчугу вместе с ее обладателем. Неутешительный вывод. К тому же снесенная голова не выводила их из строя, они продолжали сражаться.

Мертвяк под крысой неустанно сопротивлялся ей. Когда он ей надоел, Ех раздавила лапой черепушку. Она пущенным снарядом, мгновенно свернувшись в клубочек в воздухе, метнулась сквозь мертвый строй многократным сальто, сметшим костедробительно восемь оживших тварей, резко выпрямилась, приземлилась на лапы. Хлыст-хвост обхватил одного из них за два ребра, раскружил над хозяйкой и швырнул на тех, кто устремлялся к валящимся, залитым кровью собственной, с ног аборигенам, образовав тем самым на краткий миг затор из дергающихся в попытке подняться костяшек, давая возможность людям хотя бы вытереть залившие лица густо кровь и пот. Они показали себя настоящими бойцами, сумев использовать для передышки сей действительный краткий миг.

Зверь, коротко рыча и шипя, медленно продвигался к представителям местной цивилизации, вспомнив все боевые навыки, обретенные с друзьями на Земле в Змеином лесу во время бесконечных тренировок, сейчас так пригодившиеся.

Отвоеванным копьем он одному снес голую черепушку, ранее отметив его (копья) необычайную прочность, затем сверху жестко опустил на плечо второму, раздробив кости (и внутри, на изломе, оказавшиеся изумрудно-зелеными) от левой ключицы до таза. Мертвяков не останавливали «ранения», упорно перли на живых, даже лишившись головы, ползли на руках, ни в коем случае не выпуская оружия из оных, ежели их лишали ног, с одной целью – убивать и кромсать живых, не считаясь с потерями и собственными «увечьями», бездушно, без эмоций. Лучших воинов не придумаешь – им ненужно есть, пить, спать, платить жалованье, ни на что не жалуются, не ведают усталости и боли, могут преследовать врагов сколь угодно долго, внушая им ужас одним своим видом, неотвратимостью… И наверняка куча других прелестей походно-военной жизни с таким воиском.

Один, вначале заслышав, а затем и узрев, не поверил собственным глазам: пред ним предстала небывалая на Земле картина – отряд зеленых скелетов-копейщиков, уже прореженный, судя по хаотично валяющимся всюду по тракту костям, значительно превосходя силами живых, упорно наседали на… людей(!) и Зверя с Еханной. Уже на бегу, вызвав и обращаясь в броню «Трона», Харрол отметил про себя, что скелетов не так-то просто «убить»: они продолжали сражение даже без головы и других фрагментов каркаса, но ведь на блоках уже лежали осколки костей неподвижно!

Выпад первого же скелетона он блокировал левым локтем с металлическим звоном, нырнул вперед под копье, схватил напавшего врага за тазик и грудину руками, легко, словно пушинку, поднял над собой (при этом костяк неуклюже извивался, дергая механически конечностями и головой, но копья не выпускал) и резко опустил хребтом на колено, разделив того на две части таким образом, с силой швыранул на землю и, будто бы ненароком, раздавил грудную клетку и черепушку. Ухватил за копье второго мертвяка чуть выше наконечника, метившего ему в горло – знает, сука, куда бить!

Он дернул копье на себя, надеясь вырвать его, но не тут-то было! Костяк невольно последовал за своим оружием, не выпуская оного из рук, вцепившись в него мертвой хваткой (сплошные парадоксы получаются!) В голову Одина вкралось подозрение, кое решил сразу же проверить. Удерживая копье в одной руке, ребром другой рубанул по кисти скелета, сразу же сломав ее. Пальцы его разжались, выпустив оружие, кисть юркнула вниз, а костяк умер и с костяным перестуком повалился на землю.

Перехватив копье поудобнее, по центру древка, прокрутил «звезду» несколько раз в обеих руках, разнося в клочья тварей (точнее, в осколки), во всю мощь сенсоров прокричал, перебивая шум битвы:

– Волк, Ех! Копья! Их «жизнь» зависит от копий!

Дмитрий и Еханна сие сообщение услышали и вняли ему, сразу же изменив тактику боя.

Последней в сражение вмешалась Наташа, вклинившись в самую гущу не упокоенных, а когда Один сумел рассказать ей, как эффективно навсегда упокаивать их, она вошла в сверхскоростной темп, размывшись в воздухе. Тем самым она решила исход битвы.

Однако четыре последних мертвяка устроили очень неприятный сюрприз. Они одновременно метнули свои зеленые копья в Хао-Шая, пригвоздив того к могучему дубу, но и сами навеки замерли на тракте. Прав был Один – мертвяки зависят напрямую от своего оружия. Наташа пощелкала саксоновыми пальцами перед пустыми глазницами одного из них, заглянув в них. Мертвее не бывает.

Люди растерянно озираются по сторонам, наставляя мечи в сторону любого шума, а Наталья и Один в спешке бежали к потерявшему сознание, кровоточащему желтой кровью, другу. Еханна с любопытством наблюдала за аборигенами, не могущими разобрать, бояться нежданных спасителей или поблагодарить их.

Наташа неторопливо подошла к человечкам, не забыв отозвать броню «Трона», но не знала, как с ними общаться. Едва ли местные владеют русским али немецким языками. По счастью, спасенные выручили ее, заговорили первыми, точнее, заговорил один из них, убирая меч в ременную петлю (и не боится же поранить ненароком ногу без ножен-то!), за ним последовали другие, выражая, вероятно, тем самым дружелюбие и мирный настрой:

– Мы благодарны вам, незнакомцы, за чудесное спасение…

Девушка чуть не разинула рот, словно громом пораженная, но вовремя спохватилась, однако глаза стали широкими, величиной, образно выражаясь, с блюдце. Он говорит, а она прекрасно понимает, что именно! Но не по-русски или немецки, а на языке, ей совершенно и абсолютно незнакомом! Но как? Пантера с превеличайшим трудом овладела своими чувствами, взяла свои эмоции под жесткий контроль и уже внешне спокойно заговорила с молодым человеком со светло-русыми, спутанными, заплетенными во множество мелких косиц, волосами:

– Прошу простить меня за эмоциональный взрыв – мы с друзьями очень давно не слышали нормальной человеческой речи. Большей частью с чудовищами приходится сражаться, да так, чтобы простой люд об этом не ведал.

Похоже, Наталья соврала убедительно (хотя и не все, сказанное ею – ложь), люди удивленно воззрились на нее, как на восьмое чудо света, опасливо глянули за ее спину: Один (также отозвавший броню «Трона») открыто примостил пятую точку на мощеный каменным блоком тракт, на его ногах лежал истекающий желтой кровью Дмитрий (именно Дима – в человеческом обличье), рядом сидела на задних лапах огромная серая крыса.

– Меня именуют Ундерманом Клармаркаем, князь Вьены, что неподалеку от сего места, – осторожно представился мужчина и представил своих сотоварищей, каждый названный почтенно опускал голову.

– Меня зовут Наташа, так же именуют Черной Пантерой. Человека с русыми волосами и серо-голубыми глазами – Одином, – короткий кивок за левое плечо, при этом на лицах людей отобразилось легкое недоумение (существует некто знакомый с похожим именем?) – Желтоглазого – Дима, также Волк, Зверь. Крысу – Еханна, верная наша спутница, соратница, подруга.

– А она… – опасливо начал было князь Ундерман Клармаркай, но Наташа бесцеремонно перебила, заверив:

– Наша Еханна смертоносна только для врагов. Вы в число врагов не входите, в противном случае уничтожили бы вместе с отрядом мертвяков, – ее голубые глаза излучали такое добродушие, усталость и невинность одновременно, что у Ундермана не хватило сил обидеться на юную воительницу.

– Мы предлагаем тепло наших очагов, отдых, еду и питье.

Наташа вопросительно глянула на Одина, тот неопределенно пожал плечами, спохватился, указал взглядом на раненного друга, мол принимай соответствующее решение. В задумчивости повернула голову обратно.

– Почтем за честь принять ваше приглашение! – уверенно, но осторожно, ответствовала девушка.

– Необходимо, в таком случае, соорудить носилки для вашего друга, – облегченно выдохнул князь, стряхивая грязный пот с бровей и лба.

– Нет необходимости, – вдруг откликнулся Дима слабым, но крепким голосом, поднимаясь на ноги с Одиновой помощью. – Мои раны начали заживать!

Кровотечение и впрямь остановилось.

Они шли по единственной широкой улице Вьены не как победители и освободители от захватчиков в сопровождении ее князя. Скорее – как незваные гости (ратники Ундермана вернулись к своим домочадцам со строжайшим заветом оного ничего никому не разглагольствовать). Откуда вьенцам знать о подвигах гостей? Ведь в запекшейся крови, израненный, едва волочащий ноги, но любимый, князь вел за собой странноватого вида трех отроков, один из коих также сильно ранен и залит желтой кровью, и чудовищных видов крысу. Весьма странный квартет, если не сказать больше – страшно не понятный. Впрочем, когда князь пожелает – если соизволит (!) – тогда и пояснит ситуацию. Ежели князь не убоялся к ним спиной повернуться, значит, на то существуют веские причины. Ведь не стал бы князь приводить добровольно в родную деревню враждебных чудовищ, двое из коих носят ангельские личики (Наташа и Один, Дима и Еханна на сии роли, в виду характерных внешностей, не подпадают)!

Наверное, все вьенцы вышли из своих добротных деревянных (а какими дома могут быть в лесу?) изб со слюдяными окнами, дабы поглазеть на процессию – не каждый день их деревню кто бы-то ни было навещает! А тут – аж четыре враз гостя! Во взглядах русоволосых людей не ощущалась враждебность, однако пришельцы не наблюдали и дружелюбия. Больше – настороженность и недоверие чужакам. Все четверо не винили их в этом – если Наташа и Один еще мало-мальски схожи с представителями человеческой расы, то Дима, имеющий желтые глаза, волосы и кровь, а тем более Еханна – ну никак к людям не относились! Да и война с мертвяками на них наложила неизгладимый отпечаток. Поневоле станешь с подозрением относиться ко всем пришлым извне.

Улица закончилась настоящими двухъярусными хоромами с покатой крышей, бревенчатыми, с широким резным крыльцом, резными же оконными рамами (а стекла – слюдяные). Да-а, достойное князя относительно небольшой средневековой деревеньки жилище. Как оказалось, и внутри интерьер создан со вкусом, но без излишней роскоши. Абсолютно все – интерьер, мебель, разная утварь и прочее – сделано из дерева.

Их встретили пять человек разных возрастных категорий, провели из прихожей в зал, коий являлся еще и кухней одновременно. Милые люди тепло суетились вокруг Ундермана и редкостных гостей. Ундерман вежливо представил их друг другу, обрисовал ситуацию, в которой познакомился с необычными гостями, затем вышел из хоромины поговорить с вьенцами.

Милк и Катарина. Добрейшей души родители Ундермана Клармаркая с посеребренными сединой висками, но отнюдь не старики. Милые люди, если не сказать больше, прознав что совершили гости на Древнем Тракте, отправили их на задний двор омываться от дорожной пыли и въедливого мертвого запаха. Катарина пожелала заняться ранами Димы, но тот отказался от сей услуги, сославшись на то, что они не смертельные и любые раны заживают на нем как на волке. И мыться попросил в гордом одиночестве. С местом, водой и средствами купания ему все же помог семилетний сын князя Дивони.

Мальчуган был сильно похож на отца. Пока Дима купался в большой деревянной бадейке – не без помощи Дивони (раны отзывались огненной болью при каждом неверном движении, но мужественно терпел ее, не морщась) – исподволь наблюдал за ним, все более убеждаясь в этом. Такие же светло-русые волосы, правда без косиц – знак принадлежности зрелых мужчин. Глаза темно-зеленые, почти болотные, в них затаились любопытство и страх перед этим неведомым созданием. Каждая из четырех ран на его теле смертельно опасна даже для видавшего виды мужчины-воина, а сей юноша преспокойно сейчас плещется в воде и словно бы не чувствует в своем теле сквозные дырки. Дмитрий мысленно усмехался, сочувствуя Клармаркаю-младшему – мальчишке приходится находиться с неведомо кем, со страмной наружностью (желтые белки глаз, в которых бледно проступали зрачки, желтые волосы и желтые сухожилия кровеносных сосудов), окрасившим воду желтой кровью. Дивони очень мужественен!

– Отец тобою наверняка гордится! – заметил Волк, отчего Дивони не сдержался, вздрогнул. – Помогаешь оборотню мыться и не трясешься со страху, когда как прочих сверстников уж ветром бы сдуло давно. Впрочем, не каждый зрелый мужчина, завидев меня, остается таковым!

Он заметил, что мальчуган после его хвалебных речей заметно подобрался, посмелел, страх быстро уходил из сердца, уступив место успокоению.

Наталью же мыла жена Ундермана – Тереси. Похоже, княжеский род не чурался самолично заботиться о гостях, да и слуг что-то никак не наблюдалось.

В сем удивительном мире знают, что такое средства личной гигиены и ведают как ими пользоваться, хотя по качеству, конечно же, уступают аналогам оных конца двадцатого века на Земле. Но все же и мыло, и шампунь (или нечто подобное) имеют даже легкий приятный аромат, в чем Наташа успела убедиться. Чистоплотность – один из важных показателей любой цивилизации.

Всех больше, буквально говоря, обалдел Один. Восьмилетняя княжеская дочка не только налила в бадейку чистой воды на заднем дворе, но и не ушла скромно, когда он начал медленно раздеваться! Она выжидательно-спокойно смотрела на юношу, прижав ладони к бедрам, не испытывая никакого стеснения при виде обнаженного тела. В конце концов Один смущенно залез в воду и очень юная фея с бирюзово-изумрудными глазами принялась его буднично мыть с помощью мыла и шампуни, как будто каждый день купает молодых людей мужского пола. Если бы не романтические часы счастья, что Один проводил с Наташей, наверное, казался бы со стороны испуганной овечкой, красной, словно вареный рак, однако природа взяла свое и тело, напрягшееся на секунды, послушное воле расслабилось, отдавшись во власть нежным девичьим ручкам, умело расслабляющим кожу и мышцы. Причем, охотно. Руки Наташи нежны, ласковы, но все ж то руки почти непобедимой воительницы, могущими и с легкостью убивать совсем не нежно, становясь смертоносным оружием, прочностью не уступающим стали, пожалуй. Руки Драйи едва ль вообще умеют причинять кому бы то ни было вред. Сей, еще не распустившийся, бутон больше подходит радовать глаз счастливца, коим станет ее потенциальный муж.

Когда она мыла впереди, Один заметил живой блеск в ее чудесных глазах, открытую заинтересованность его персоной и вовсе недетское любопытство, что не говорит о распущенности нравов обитателей нового мира – другой быт, другие традиции, другие люди, другой мир! Вполне возможно, что эти люди землян сочли бы чрезмерно закрепощенными дурнями и консервативными, а порнографическое искусство – дурдомом, выставленным на всеобщее обозрение. Впрочем, не факт – кто знает, как и что аборигены думают о различных жизненных ситуациях?

За мыслями Один не сразу заметил, что Драйя перестала его намывать и с большим интересом осматривала, сощурив глаза, пытаясь разглядеть, что же ниже торса под пенной водой. Один с хищной полуулыбкой воззрился в ее бирюзово-изумрудные очи, сложив сильные руки на округлые бортики бадейки. Встретившись взглядами, девочка и не подумала скромно потупить взор и устыдиться не девичьего любопытства, и, как так и надо, заметила:

– Ты очень красив! И даже слепому видно, что ты – очень сильный воин! Такому мужчине я бы охотно покорилась и стала женой, когда исполнится двенадцать весен! – она вызывающе вздернула подбородок.

Один хотел было изумиться подобному заявлению, но вовремя сообразил, что маленькая девочка с бирюзово-изумрудными глазами вольно иль невольно бросила ему вызов! А еще пришло осознание, что принять его необходимо – и необходимо так, чтобы Драйя не обиделась и поверила ему. Придется импровизировать убедительно.

– Драйя, тебя не смущает, что человеком я являюсь лишь внешне? – судя по блеску ее глаз, первый козырь очень не убедителен.

– Есть много историй, когда разные расы сражались плечом к плечу и объединялись против общих врагов, но и отдельные представители оных разного полу начинали любить друг друга, порою играли свадьбы и рожали детей.

Ладно, посмотрим.

– И по этому поводу возникали большие конфликты и опасные ситуации… Будущее в моей жизни не определенно, я не знаю, что со мною станет завтра, куда заведет дорога, конечная остановка на коей – смерть. Такие, как я – и мои друзья – созданы, как ни печально, не для семьи и семейного очага. Мы всегда в пути, длиною в жизнь, нас манят неудержимо опасные приключения, конфликты, войны, сражения со смертоносными существами, непроходимые дебри лесов и жаркие пустыни с убийственным солнцем над головами, кручины диких гор и бездонные и бескрайние моря и океаны. Мы там, где безраздельно властвуют смерть, голод, разруха – хаос. Там, откуда редко кто возвращается живым и в здравом уме. Таковы наши жизнь и смысл существования… Одно лишь могу обещать наверняка – ежели мы свершим означенную нам свыше миссию и выживем, то вернусь и сделаю тебя счастливой.

Впрочем, Харрол почти не врал девочке. Даже последнее обещание является истиной. Вот только долго это счастье не продлится – он абсолютно не готов променять свою Натали и на эту чудную девочку, коя через четыре весны вступит в пору совершеннолетия и станет красивейшим цветком. Да и домой настанет пора возвращаться. Если выживут. Вряд ли воинов пригласили бы пить травяной чай в эдем.

В бирюзово-изумрудных очах блеснула отчаянная надежда (неужто желает махнуть с ним в чужие для нее края?), затем блеск погас, в них застыла грусть. К сожалению, большего для девочки Один сделать бы не сумел, даже если бы очень захотел.

Жена вьенского вождя Тереси, его мама Катарина, позже присоединилась к приготовлениям маленькая Драйя, закатили большой пир в мелких масштабах в честь драгоценных гостей – спасителей главы семьи и лесной деревни. Пока князь вьенский пояснял людям, что и где произошло, как погибли два кузнеца – отец и сын – и какое чудо произошло на Древнем Торговом Тракте, домочадцы заставляли длинный деревянный стол различными яствами и напитками, прочей снедью, источающими дразнящие запахи и ароматы, знакомые и незнакомые.

Наташа успела заметить, отдыхая после тяжелого трудного дня у маленького не горящего камина (и это в деревянном-то доме!), что девчонка с непривычным именем Драйя, помогая в приготовлениях матери и бабушке, между делом бросала чувственные и одновременно тоскливые взгляды на Одина, но не придала этому никакого значения. Драйя, безусловно, симпатичная и очаровательная, однако по-настоящему привлекательной и желанной девушкой станет лет (по-местному, со слов прелестной Тереси, весен) этак через четыре-шесть. И то только по тому, что аборигены очень быстро вступают в пору замужества до женитьбы. Что не говорит о полном половом созревании. На Земле ранние браки происходили в рабовладельческий строй и средневековье, хотя и не во всех странах и народах. Подобные браки, как известно, и внутриродственные связи не способствуют процветанию человеческого рода на генетическом уровне. Теперь люди страдают от таких отношений, расплачиваясь за глупость свою генетическими же аномалиями, мутациями, болезнями и прочим.

Аппетит у пришельцев был отменным. Они с большим удовольствием сметали все со стола, обильно запивая яства морсами, соками, компотами. Стояло на столе и вино (интересно, виноградники вьенцы сами выращивают или все же привозное?), кое разливала гостям по чаркам очаровательная Драйя по мере их опустошения, то и дело бросая взгляды на Одина – томные и недвусмысленные. Гости с самого начала хотели отказаться от потребления алкоголя, но, как оказалось, местный этикет обязывает дорогих гостей употребить ве имеющиеся на столе блюда и напитки без исключения.

Наташа сочувственно посматривала на друга – похмелье почти прошло, но почти – не полностью, а, значит, в крови еще играл старый хмель. И сейчас, на старые дрожжи, как говорится, его быстро… торкнет. Один правда старался как можно больше есть и, тем не менее, после пятой или шестой чарки, в серо-голубых глазах появился хмельной блеск. Будем надеяться, что сильно опьяневший гость не нарушает каких-нибудь правил этикета своим видом.

Один хмелел медленно, Волк охотно поглощал все яства, до каких мог подтянуться, Наташа деликатно, не спеша, ела, едва притрагиваясь к вину, Еханна, лежавшая позади хозяев, тактично отказалась от всяческих угощений, предлагаемых Драйей (тоже, кстати чистая после самостоятельных купаний и высохшая), а Ундерман и его домочадцы молча сидели, ни о чем не расспрашивая гостей. Видимо, опять пресловутый этикет не позволяет, пока гости утолят голод. Но и гости не встревали в разговор с вопросами. Когда по времени этикет позволит, тогда и начнется обмен информацией – спешить, в общем-то, некуда и незачем.

Когда наступил период диалогов, Дивони тихонечко испросил разрешение у родителей, царственно поклонился гостям (на что те ответили дружным кивком головы) и удалился в свои покои (а, может, и еще куда). Драйя же и с первого появления в доме незнакомцев лишь слегка испугалась вида огромной серой крысы, а теперь и вовсе опустилась на колени подле нее и аккуратно гладила ладонью мягкую серую шерстку на голове, чего Еханна милостиво позволяла не смышленой девчонке. Она считала, что если она сражалась со скелетами наравне со всеми, то является хорошо обученным, домашним, пусть и невероятно умным, но все же питомцем. Разумеется, это не совсем так. Точнее, совсем не так: сия крыса – неотъемлемый член команды, так сказать боевая подруга.

Через пару часов (предположительно, пока неизвестно, как в этом мире идет время и отличается ли от земного) Одина, доведенного до состояния риз, увели в одну из спален под белы рученьки. Алкоголь в очередной раз доказал, что он – очень могущественный враг, куда могущественнее и необоримее тех же скелетов, меленов и прочих. Еханна, стряхнув Драйину ручку, поднялась и последовала за Одином охранять его пьяный сон.

– Простите моего друга, – дрожащим голосом попросила Наташа, когда за стол вернулись Дима и Ундерман Клармаркай. – После… трагедии я очень эгоистично поступила с ним: он не был воином, но я сделала его таковым, дабы не остаться в полном одиночестве, один на один с многочисленными врагами. Один понял меня и принял такою, какая есть, однако в последнее время пристрастился к хмельным напиткам. Он не был готов к воинской доле.

Клармаркаи смотрели на девушку сочувственно и, как они думали, с пониманием, особенно черноволосая Тереси, не умеющая быть злобной, злорадной и равнодушной. Даже бесконечная война не ожесточила ее и не очерствила сердце.

Доселе, соблюдая правила этикета, молчавшие хозяева дома, начали задавать интересующие их вопросы. Они легко отнеслись к захмелевшему быстро Одину – мол, с кем не бывает. И гости решили выжать всю информацию из вьенцев. При этом Наташа старалась не утаивать правду, зная, что Дима поддержит ее в этом, подсев к девушке поближе. Вдруг местные жители – правдорубы?! А ежели что пойдет не так – всегда можно развернуться и пойти дальше своей дорогой (в экстремальной ситуации – черная кошка преднамеренно испытывала – Харрол моментально просыпается и столь же стремительно трезвеет).

– Вы очень кстати вмешались в неравный бой, – в голосе усталом князя слышались лишь уважение и почтение к юности бойцов. – Смарагды убили наших кузнецов и насадили бы на свои копья всех нас, сражавшихся на Древнем Тракте. Мы не знаем, кто вы, но о таких могучих воинах на Винэру еще не слышали. Мы думаем, что вас послали избавить мир от беспощадного Бэрайи-мага и полчищ тварей, грозящих гибелью человеческому роду почище лапаротомов и их кровожадного бога Лапару. Скажите – вы Звездные Вестники богов? – и в темно-зеленых глазах затаилась отчаянная надежда, лица остальных вытянулись, они с большим нетерпением ожидали от них вразумительного ответа.

Разумеется, ни Натали, ни Волк слыхом не слыхивали ни о каких Звездных Вестниках и не разумели, что сей титул с любопытным названьицем может означать. Они переглянулись выразительно меж собой кратко, девушка собралась с мыслями и ответила:

– В первый раз слышим о таких. Признаюсь честно: некие силы – в числе двух в черных одеяниях, скрывающих даже лица, – хм-м, перетащили нас из нашего мира (надо сказать, без нашего добровольного согласия) в ваш, понаобещав кучу всего интересного, ежели мы управимся, так сказать, с темными силами. Говорили какими-то загадками, полунамеками – мало что поняли из их витиеватых речей. Раз уж нас без нашего желания нарекли героями и сказали: «спасайте!» – то очень хотелось бы знать, кого именно и от кого или чего.

Наташа так пронзительно заглянула в глаза каждому, сидящему напротив, что все опустили их на стол, не выдержав взгляда, кроме простодушной Тереси, словно вдруг, разом, заметили на оном нечто любопытное. Но все же она успела обнаружить в них (глазах) ошеломление, изумление и обескураженность. Волк спрятал невольно возникшую на губах ехидную усмешку и ядовитый блеск в желтых очах в хорошо прокопченном заячьем пушке. Тереси открыто и прямодушно взирала то на одного гостя, то на другого, будто на не бывалое доселе чудо.

Первым оправился многомудрый, не смотря на молодой возраст (как выяснилось позже, ему пошел… пошла двадцать шестая весна), глава семьи и небольшой лесной деревни. Ундерман Клармаркай оторвал взгляд от чаши с вином, смело – но не дерзко – взглянул на очаровательную воительницу.

– Вас призвали в помощь нашему гибнущему миру боги Винэру – Сатурн и Рума. Да, боги не спрашивают, кто желает стать Вестником, но всегда избирают тех, кто очень мудр, необычайно силен или обладает редкостными способностями, наделяя их особыми полномочиями, пропускающими почти в любые двери и правящие дома. Выбирают боги Вестников тогда, когда случается страшная беда, кою невозможно затушить обычными силами. Не всегда могучий воин или маг, но к нему (к ней или к ним), словно магнитом, притягивает существ с качествами и способностями, помогающими выполнить ему миссию: Звездные Вестники способны примирить вековую вражду, поднять народы на восстание, объединить непримиримых врагов – у каждого исключительные способности, по которым и определяется Вестник. Чтобы тебя избрали, необязательно быть королем, колдуном, непобедимым воином, человеком – ценятся только возможности исполнить предназначение.

Князь замолчал, пытаясь понять по лицам Пантеры и Волка, что они сейчас чувствуют, что творится у них в душах (ежели таковые имеются в этих юных и хрупких – на вид – телах), о чем думают, но быстро бросил сию затею. В воздухе, как бы ни банально звучало, повисло молчание, причем весьма напряженное.

Робкие Милк и Катарина – родители Ундермана Клармаркая – не решались прямо поднять глаза на гостей, размеренно попивали красное вино из чаш своих, многозначительно, но малопонятно (для окружающих) перекидывались взглядами изредка. Вот уж идеальная пара. Даже перестала открыто разглядывать чужаков (а кто ж еще-то – в чужом-то мире!?), предпочтя заняться едой, иногда разбавляя ее неизменным вином. Лишь вьенский князь поочередно разглядывал гостей, но чаще Наташа, видя в ней безусловного лидера всей честной компании (и был – чего греха таить? – недалек от истины, разве что каждый имел право голоса и свободу мыслей), ожидая от них какой-либо реакции на сказанные им слова.

Дмитрий, хоть и продолжал уплетать все, до чего дотягивались руки – когда еще предоставится возможность до отвала набить желудок – вместе с пищей перемалывал (точнее – переваривал) и полученную информацию. Наталья пока не спешила с выводами, но расставила выше сказанное по полочкам – проанализируем при первой же возможности.

– Вот, значит, как! – протянула она голосом. Впрочем, голос был на удивление спокойным и ровным, словно ей доводилось – и не раз – блуждать по чужим мирам и во всех становилась Звездным Вестником… хм-м… Звездной Вестницей: – О Вестниках более или менее понятно. Теперь бы хотелось узнать об упомянутых Бэрайе-маге, полчищах тварей, немного о богах, желательно как можно больше о Винэру. Ведь Винэру – это имя этого мира? – и Наташа выразительно указала взглядами на потолок и по сторонам.

Ундерман Клармаркай утвердительно кивнул, прочистил горло вином, налил себе еще и начал сей рассказ, учтя тот факт, что о богах – немного. Наверное, юная воительница разобиделась на них за бесцеремонный к ним поступок. Но начал все же с так называемых богов.

– Винэрианцами управляют два бога: древний и вечно молодой Сатурн (когда прозвучало сие имя, правая бровь девушки взвилась невольно кверху, Дима внешне никак не отреагировал) и юная Рума, его жена. Нащ Сатурн является богом времени и пространства, ему подчиняются погода и все стихии, повелевает всеми хищниками и войнами, мудростью. В столице каждого государства, где поклоняются Сатурну и почитают его, возведены храмы и святилища, в коих служат жрецы, священники и послушники. Рума – женская богиня, богиня семейного очага, покровительствует своим жрицам, лесам, полям, степям, горам, морям и прочее. Ей повинуются дикие животные, повелевает всевозможными болезнями и морами. Однажды, несколько веков назад, наслала страшную по силе бубонную чуму на город, жители которой посчитали, что боги – всего лишь досужий вымысел. Они вознамерились залить кровью весь мир, но, по счастью, не успели. Чума выкосила всех жителей того злополучного города за считанные дни, а дабы люди не распространили заразу по всему миру, окружила город непроходимой чащей леса и поставила на стражу хищных зверей и ядовитых гадов, на коих не перекидывается человеческая зараза. Также ее любят и ей поклоняются пивовары и виноделы, коим она благоволит и даже покровительствует.

Наташа скептично хмыкнула, подумав про себя: «Пожалуй, Один ей поклонялся бы охотно, преподносил богатые дары на алтарь, оды сочинял бы и писал целые романы. Ежели богиня пивоварения и виноделия, значит, потворствует и пьянству и веселью, возможно, разврату…» Остальные молчали по-прежнему, а Ундерман Клармаркай если и заметил невольную иронию девушки, то ничем сего не выдал, продолжил познавательную беседу:

– Бэрайя-маг появился в Готреле – окружающем лесу – примерно шесть весен назад. Откуда он явился, с какой целью, что из себя представляет, – едва ли кому-то из людей известно. Низкорослый, с головы до пят укрыт одеяниями, часто ездит по лесу на спине древнего ящера длиною около шестнадцати локтей (при этом Наташа свела брови к переносице, даже приблизительно не зная, сколько это в привычной ей системе измерения, как и Дима). Бэрайя-маг – нечеловеческий колдун, он даже не карлик или лилипут, а, скорее гад – но не ползающий или пресмыкающийся, как змеи, ящерицы, черепахи, а ходящий на двух задних лапах. Владеет невиданной до селе магией, объединяющей в себе несовместимое: магию смерти, стихий и другое. Однако нормальные заклинатели смерти, разупокоив мертвых, никогда не меняли цвет костей скелетов и уж точно не ставили страшную армию в полную магическую зависимость от их же оружия – в сем нет рационального смысла, окромя увеличенных затрат магической энергии. Создается впечатление, что у Бэрайи-мага ее неисчерпаемый источник. Ее запаса хватило бы смести с лика Винэру такие могущественные государства, как великий Дейч, Алексия и Гиперборея вместе взятые за короткий срок. Но отчего-то сосредоточил свои силы в Готреле, не используя их против людей непосредственно.

При этих словах, не удержавшись, Наталья вновь иронично хмыкнула, очевидно, вспомнив, как зеленые скелеты «не напали» на вьенцев и кто помог людям выжить, по крайней мере, большей их части. Дима наконец-то насытил свою, казалось, бездонную утробу, сгорбился на лавочке, разморившись. Однако Ундермана слушал внимательно, не пропуская ни единого слова. Им еще предстояло по миру скитаться.

А Ундерман Клармаркай продолжал, как ни в чем ни бывало, ни на миг не прервавшись:

– Обычно бэрайевские патрули обходят лесные селения за несколько лиг, но сегодня произошло редкое исключение, когда один из патрулей целенаправленно атаковал охотников в отдалении от деревни оных. Должно было произойти что-то из ряда вон выходящее, дабы сие произошло…

Князь вьенский еще долго говорил о мироустройстве на Винэру. Оказывается, Готрель, оккупированный таинственным Бэрайей-магом, занимает чуть больше четверти площади государства, в котором они обретают – Дейч, – на северо-западе, западе и юго-западе границ. Дейч – самая могущественная страна в сем мире со столицей Тарбос, раскинувшейся в верховьях реки Аларма, что берет начало на западных отрогах Рудничных гор. На востоке и юге граничит со страной пьяниц и разврата – Алексией. На западе и севере – с Ничейными землями, в свою очередь граничащими на юге с землей кровожадных варваров – лапаротомов – и крохотной Птеригией, по северному коридору, помимо Дейча – с Ледяной страной, Гипербореей, Алексией, Латенландией, Гранулидой и Лимной. Между Гранулидой и Лимной зажата горная Хризолиза, а Пограничье расположено между Птеригией, Алексией, Гранулидой и Запретными землями. Что из себя представляют Запретные земли – как и Бэрайя-маг – неизвестно. Правители и богатые купцы в течение многих веков снаряжают разведывательные экспедиции под охраной сильнейших и опытнейших воинов и колдунов. С тех пор о них ничего неизвестно – ежели кто и возвращался, то с помутненным рассудком либо обезумевшими зверьми. Запретные земли не любят чужаков и не раскрывают своих тайн. Столь же таинственны и Ничейные земли, о коих известно чуть больше, чем о Запретных. Там полно свирепых хищников и монстров, чутко стерегущих границы этих земель. Но Ничейными именуются оттого, что расположены между принадлежащими королям или царям землями.

Дальше – Гиперборея, находящаяся под правлением Ледяного колдуна Балара – самая северная из доступных пониманию страна на карте Винэру, зажатая двумя полностью изолированными от всего остального мира: Ледяной страной с запада и Латенландией с востока. Ходят слухи, что Ледяной колдун уже много десятков весен пытается открыть загадки этих двух соседей, но даже его могущества недостаточно для этого. Никто из лазутчиков не вернулся.

Запретные и Ничейные земли, Ледяная страна и Латенландия, океаны Ахмадона и Дельфинов – большие белые пятна на карте Винэру. Даже пираты, бороздящие в поисках наживы Латенландское море, Междуземный пролив и оккупировавшие Божественный архипелаг, боятся заплывать далеко в неспокойные дали океана Дельфинов, но беспрестанно совершают набеги на Лимну, открытую почти всем морским ветрам, как ни странно – иногда на Гранулиду, существенно удаленную от морских просторов. И даже на Хризолизу, защищенную и отграниченную от океана Самоцветными горами. Пираты – большая беда для восточно-побережных стран и напасть, от коей некуда скрыться, некому пресечь.

Ундерман Клармаркай еще долго повествовал о быте и нравах народов Винэру, о культуре, о правителях государств, кровожадных лапаротомах; углублялся немного в историю людей, оборотней и прочих рас, населяющих до сих пор и населявших некогда Винэру, сгинувших в небытие. Черная кошка и Волк внимали каждой фразе, каждому слову вьенского князя. Иногда деликатно вмешивались в монолог его домочадцы, что-то поправляя или дополняя, уточняя неточности. Князь реагировал на сие спокойно, без лишних эмоций. Веки гостей наливались свинцовой тяжестью, глаза против воли слипались, они с большим трудом гасили несвоевременные зевки, боясь оскорбить тем самым неусвоенные ими чувства или традиции дейчцев в общем и вьенцев в частности.

Наталья не стала скрывать о своих злоключениях, о том, как познакомилась с Одином, при каких обстоятельствах – с Волком и гигантской крысой. Она порассказала многое из их жизни, о мире Земли и так далее. Дмитрий иногда дополнял ее скупо, особенно, что касаемо современной науки и техники.

Вскоре гостей, видя их сонную усталость, уложили по кроватям. Как и на Земле – Наташа с Одином, Дима рядом с Еханной. Дикие сущности последних быстро и крепко сблизили друг к другу. Как ни сопротивлялся усталости Ундерман Клармаркай, Морфей смежил его веки и погрузил в крепкий сон без сновидений в совместной с женой опочивальне.

Но Тереси, Катарина, Милк и дети еще долго обсуждали главные новости дня и крайне необыкновенные события. Хотя гостеприимные хозяева разговаривали полушепотом, дабы лишний раз не тревожить путников, тем не менее Пантера улавливала из залы четко отдельные фразы и даже целые предложения, из которых, словно пророчество, прозвучало одно из уст матери Ундермана: «… Звездные Вестники не станут величайшими героями… Скорее – несчастнейшими демонами войны в руках жестоких событий…» Наташа невесело усмехнулась, но обижаться и яриться не стала: в словах женщины не прозвучали угроза и злоба, больше жалости и сочувствия.

Впрочем, девушка не придала этому значения – время покажет, кто кукловод, а кто – марионетка. Она с легким сердцем, обняв за плечи Харрола, дрыхнущего безмятежно, расслабилась и провалилась в мир снов.

Утро вечера мудренее.

Их разбудила непонятная тревога по очереди. Одину снилось, что в каком-то полутемном сыром и невероятно душном каменном мешке, вбив его руки над головой и ноги крупными ржавыми гвоздями в кладку стены, покрытой отвратительной склизкой плесенью, над ним издевались скелеты. Черные – их каркас черного цвета и источал легкий зловонный запах, резко бьющий в ноздри. Наконечником черной же стрелы один из них выскабливал от горла по грудной клетке и вниз, к паху, не то магические знаки, не то руны – медленно, старательно, скрупулезно и весьма мучительно для жертвы. Самое отвратительное, что раны не заживали упорно на теле бессмертного, и пронзала его не просто острющая боль, а адски жгучая, волнами и спазмами огнем разливалась по всему организму, заставляя жертву время от времени испражняться прямо на весу. Один из последних сил сдерживался, упорно молчал, не издавая ни единого звука, дабы не доставить удовольствия тому, кто стоит за черными мучителями. Слезы, упорно выбегающие из глаз, смешивались с копотью нещадно чадящих факелов, кое-как разгоняющих мрак в страшной комнате пыток, обильным потом и неостановимо текущей из ран-рун кровью. Но когда черный скелет резким движением костяной руки вонзил стрелу-писало в пупок, достав наконечником до позвоночника, и столь же резким движением дернул на себя, еще больше разрывая рану, вынимая из нее кишки. Одина обуял настоящий дикий первобытный ужас, а из глотки вырвался мощный крик отчаянья и нечеловеческой боли, заставив тем самым отпрянуть даже своего мучителя, отчего тот выпустил древко стрелы из кисти и вдруг замер изваянием…

Один проснулся в холодном хмельном поту, подняв над ложем лишь торс, Наташины руки скользнули с него. Солнце только начало восходить над кроной Готреля (а также Змеиный лес, как Гилея, Хотрелль – по названию реки, протекающей через пол-леса, берущей начало где-то в горах изолированной ото всех Ледяной страны и впадающей в океан Ахмадона – и Руф-Рель), первые лучи светила едва коснулись маковок леса, когда Один в ужасе проснулся. Вослед ему на левой руке приподнялась Натали, ладонью правой прижалась к его щеке, повернув лицо к себе. В комнате стоял полумрак, но Харрол отчетливо видел голубые глаза подруги – в них не было ни толики сна, словно девушка и не спала только что, только участие, нежность, не скрытая сердечная привязанность.

– Что-то страшное приснилось? – сочувственно вопросила Наташа, глядя ему прямо в глаза.

– Не только! – в его голосе явственно звенели нотки тревоги и беспокойства. – Что-то нехорошее случилось – я чувствую запах гари.

Наталья невольно зашевелила крыльями носика, принюхиваясь к воздуху, смешно его сморщила.

– Кроме запаха перегара и просмоленного хвойного дерева ничего не чую, – она хотела поцеловать своего друга, но Харрол резко встал с ложа на пол, нашел одежду, морщась от головных болей и едва сдерживая желудочные спазмы – перебор с винами, да еще на старые дрожжи, давал о себе знать в весьма пренеприятнейшей форме – по-солдатски быстро оделся.

Теперь и Наташа инстинктивно ощутила тревогу, соскочила с постели, облачилась в одежды. Проснулся и стал одеваться Дмитрий, в комнату вкралась настороженная Еханна, поводя носиком во все стороны – запах дыма ей совсем не нравился. Через несколько мгновений путники выбрались из княжеских хором незаметно на единственную улицу Вьены, где творилось что-то невообразимое, настоящее столпотворение вокруг одного-единственного места.

… Полыхал один из домов в том месте, где улица расширялась, образуя нечто вроде площади. По правой ее стороне от княжеских хором и горел факелом некогда добротный высокий бревенчатый дом, рассыпая мириады искр, дым уходил в чистейшее голубое небо широким, завихряющимся сизо-черным столбом, выбрасывая в воздух огненные протуберанцы, хорошо просмоленное дерево трещало.

Все жители Вьены собрались, гомоня, у площади. Они роптали, что смарагды убили двух их кузнецов и защитников деревни, а Кристину лишили жениха. Лица – как одно – понурые, злые и недовольные.

А прямо перед ними – черное кольцо из полсотни бромидов, держащих опущенными вниз черные же луки с тетивой из качественно обработанных человеческих жил в костлявых руках.

По структуре костей каркаса бромиды отличаются от зеленых скелетов, как и по используемому оружию. При жизни (ежели была жизнь – уж больно схожи по комплекции) они были приземистыми, с большими надбровными дугами и широким тазовым поясом, узкий – грудной, однако широкие плечи; нижняя челюсть сильно выпячена вперед по отношению к верхней, черепушка клиновидная. Пустые глазницы ничего не выражали, однако жуть наводят страшную, сея в душах простых людей холодный безотчетный бесконечный ужас и панику. Да и из сильных волевых людей не каждый выдержит «пустой» взгляд – взгляд в пустоту – разупокоенного мертвяка. Для этого мало одного голого мужества и отваги, еще необходимо не бояться смерти как таковой и уметь с нею говорить, проклятой, на «ты» и без обиняков, как с верною подругою. Должно заметить, что скелеты – не самая сильная часть в составе армии Бэрайи-мага.

Над мертвыми лучниками, за их неплотным кольцом, возвышались рыцарь без головы и гордый красавец-кентавр – живое доказательство того, что на Винэру их род вовсе не миф. Что испытывает сейчас безголовая тварь, понятное дело, неизвестно, она стояла, словно вкопанная. А вот конечеловек зрил на мелких людишек свысока, в глазах чувствовалось полное отвращение и презрение к низшей касте.

Если смотреть, так сказать, на генералов небольшого отряда с крыши ближайшего к площади дома, то можно разглядеть их более подробно в деталях. Рыцарь закован в черную броню с ног до… хм-м… того места, где у нормального человека должны быть шея и голова – ни того, ни другого, в буквальном смысле, нет! С того самого места, из нутра доспехов, вырывался настоящий черный огонь, – как раз на высоту шеи с головой! Росту без оных в нем метра два, или четыре локтя по дейчской измерительной системе. В латных перчатках он держит больше метра в длину двуручный меч с широким обоюдоострым лезвием, заточенным острее бритвы. Монстр (так называют сего благородного рыцаря, а имя, ходят слухи, забыл сам) держал оружие перед собой, уперев его кончиком в окаменевшую за многие годы землю тысячами ног, лап и копыт домашних животных. Латы тускло поблескивали в лучах восходящего солнца, лезвие меча бросало блики.

Кентавр. Удивительнейшее создание, нереальное в своем существовании. Считалось, что они вымерли по вине людей две тысячи зим назад, но Калимнула – живое доказательство обратного, воплощение духа свободы, силы и беспредельной гордости, заставляющей его ненавидеть весь род человеческий лютой злобой. Карие глаза горят зло и недоброжелательно, по плечам струятся роскошные длинные каштановые волосы, сделавшие бы честь любой женщине, но лицо отнюдь не женственно. Хотя седина еще не тронула волос, однако вокруг краешек губ и глаз наметились возрастные морщины. Старость, оказывается, приходит и к великолепным кентаврам. Руки – человеческие руки – скрещены у мощной груди, могучий торс, плавно переходящий в конское тело, внешне никак не отличающееся от настоящего коня. Те же сильные ноги с копытами, тот же метельчатый хвост, отгоняющий настырную мошкару, то же изящное тело коричневой масти (если кентавров можно «мастить»). Очень любопытно – у этого существа два сердца или все же одно, но крупное и мощное? Не верится, что одно человеческое способно стремительно гонять и качать кровь по жилам столь крупного создания.

Воины-скелеты во главе с Монстром выгнали из дома мужчину и его семейство на площадь и запалили строение с четырех сторон, и для надежности забросили вовнутрь несколько жарко горящих факелов. Дом, пусть и деревянный, но воспламенялся неохотно, медленно, сильно чадя в местах возгорания, поскольку смола, используемая для обработки строительного дерева, спасает не только от излишней влаги, коей в Готреле хватает, а еще сопротивляется огню. Вьенцы – предусмотрительный народ.

Тем не менее дом превратился в большой пылающий факел, а по мере его возгорания к площади высыпали люди, готовые постоять за своих соседей. Скелеты встали кольцом вокруг предводителей для пущей безопасности. Они не стали убивать или брать в заложники обездоленное семейство, спалив дом лишь для пущей убедительности. Главу семейства мужчины едва сдерживали от необдуманных поступков, его распирал праведный гнев, затмивший рассудок. Его круглолицая жена то и дело вытирала с глаз упрямые слезы, а двое маленьких детишек оных не прятались и не стеснялись. Вьенские защитники в полной мере осознавали свою беспомощность перед такими воинами, а посему не свершали пока бессмысленных подвигов, пусть и многие из них были при оружии – что толку от него в бою с теми, кто уже мертв?! Впрочем, и доспехи Монстра выкованы из металла или сплава оных в разы крепче лучшей стали и, возможно, усилены дополнительно бэрайевской магией.

Наиболее уязвим, несомненно для людского оружия кентавр, неподвижно стоящего (не считая хлещущего беспощадно по собственному крупу хвоста) под защитой бромидов. Однако его уверенность в себе крепилась не только благодаря наличию рядом бесплотных мертвяков и могучего черного рыцаря.

Когда, по убеждению Монстра, вся Вьена собралась перед ними, не меняя позы, заговорил – именно заговорил! Красавец-кентавр (Ундерман заверял, что они – на Земле являющиеся вымышленными существами – называются именно кентаврами, а никак-то иначе) по-прежнему горделиво и презрительно взирал на «мелких» людишек, словно лев на – свору гадких гиен, трусливо ожидающих в сторонке, когда царь зверей налакомится пойманной дичью. Жутко-черные мертвяки пальцами одной руки (левой – все, как один) удерживали – каждый свою – стрелы заряженными на дуге столь же черных луков.

– Не долее, чем вчера, наш великий Бэрайя-маг потерял связь с целым патрулем смарагдов, чего не случалось уже очень давно, со времен войны, – его голос почти ничем не отличался от обычного человеческого, разве что звучал сильно, мощно, властно, словно усилен четко отлаженным мегафоном (разумеется, никто из аборигенов и слыхом не слыхивал ни о каком мегафоне) – так что Монстра слышали отчетливо все без исключения. – Перед гибелью отряда великий Бэрайя-маг сумел увидеть «глазами» копейщиков весьма необычных созданий, действующих как единое целое – зашипованного, словно еж, с желтыми белками демонических глаз, гигантскую бронированную крысу, кою ни в коем разе невозможно перепутать ни с какими другими крысами. И два рыцаря. Судя по характеристике звуков и слов, которые они издавали – юноша и девушка. Могу сказать – вьенцы очень сильные воины, но недостаточно, дабы навсегда уже упокоить цельный патруль скелетов, неважно, смарагдов, ротов или гинеид. Но сие с легкостью проделала четверка невиданных и неизвестных доселе могучих существ. А, судя по вашему традиционному гостеприимству, они у вас. Выдайте их нам и тогда клятвенно обещаю: ни один дом во Вьене более не воспламенится, ни один вьенец не пострадает! Ну? Кто приютил их у себя?

Слова Монстра (ну и прозвище у безголового рыцаря! Или имя?) не возымели никакого действия на гордых вьенцев – словно и не им грозил в случае отказа от исполнения его советов разгромом и смертью. Хотя все-таки возымели – но прямо с противоположным эффектом. Глаза людей заполыхали праведным огнем – у всех как одного, за исключением несмышленых малышей; на лицах читалось явственной презрение ко всему бэрайевскому отродью и готовность принять опрометчиво смертоубийственный – для самих же людей – бой. Четверка бросилась, не задумываясь, в схватку со скелетами, спасла князя с дружинниками, едва не потеряв своего воина. И после всего их выдавать этим прихвостням?!! Ни за какие посулы.

А один из вьенцев, плечистый и жилистый мужчина двадцати двух весен отроду, хлестнул, будто плетью, издевательскими словами:

– Вы – трусливее овец, червивые пожиратели падали, жуки-навозники, не сумели управиться с двумя юношами и одной девочкой, проиграли схватку детям, от страха приняли их за – смешно сказать! – демонов! А нонче в ужасе пришли за их смертью аж два полководца, кои прячутся за тупыми мертвяками, с пол сотней луков наготове!

Князь, умудрившийся каким-то образом сквозь плотную толпу пробиться в первые ее ряды, мысленно напрягся, тяжело выдохнул воздух, до скрежета сжал здоровые крепкие зубы. Если Монстру безразлично, что о нем говорят и думают, то Калимнула едва ли простит злую критику в свой адрес – вон как напряг кулаки, глаза потемнели от ярости, лицо перекосило от злобы, а хвост вдруг резко перестал бить по бочинам. Он-таки высмотрел острослова и уже через несколько мгновений в пятнадцати локтях над бромидами вспыхнул золотом заряженный лук. Еще один удар сердца – и матово поблескивающая черная стрела с хищно-изящным оперением пустилась в полет. Крикун даже не свершил попытки увернуться от нее или как-то спасти свою жизнь – сзади стояла его младшая сестра, коя досталась в ином случае ей бы. Из его проткнутого насквозь горла заструилась кровь (после того, как в буквальном смысле исчезла в никуда стрела, а за полсекунды до нее – орудие, выстрельнувшее оной).

Ундерман Клармаркай почувствовал внезапно навалившуюся непомерно тяжелым кулем смертную усталость, не смотря на раннее утро – оно считается временем, наступающим за благотворным отдыхом и сном для свободных людей. Боги, за что столь суровое наказание?

Народ Вьены в панику из-за смертоубийства сородича отнюдь не намеревался впадать и смиряться с создавшимся положением вещей не желал ни за какие посулы. Оружие послушно скользнуло в руки вьенцев из крепежных петелек и ножен – и бесшумно: металл для носки, крепления и хранения клинков мало кто использовал. Вьена, как одно целое, поднялась на безнадежную борьбу с супостатами, за два дня убивших беспричинно трех родовичей.

И князь отлично представил, что произойдет, ежели люди не опустят оружие обратно в петельки: бромиды – искусные стрелки, – меньше, чем за минуту нашпигуют их всех до единого отравленными стрелами, присем ни одна вражина не пострадает, не сойдет с места в отступлении. Глупо, о-очень глупо погибать вот так.

Впервые князь вьенский, как ни старался, не смог достучаться до разума своих людей: долг крови, даже нет – Долг Крови, – требовал отмщения. И народ медленно перешел в наступление, словно князь и не князь вовсе, никчемный дурачок, пустослов. И ему ничего не оставалось делать, как обнажить добротный клинок в очередной раз за чрезмерно мизерный для относительно спокойной деревни срок. Но и в сторонке стоять, когда люди гибнут, негоже…

… однако ж погибнуть им не суждено, потому как чужаки законы гостеприимства немного чтят, ведь в их крови (пусть и не всех) есть еще немного человеческой ДНК. Четверо юных воителей оттолкнулись от коньков крутоскатных крыш двух соседних домов, взвились в воздух далеко, презрев на краткий миг закон всемирного тяготения, и пущенными с катапульт снарядами приземлились перед полукругом зловещих лучников в разных местах. Под ногами (и лапами) поднялись легкие облачка пыли, вьенцы невольно замерли, узрев сие невиданное доселе действо, кентавр невольно вздрогнул, будто совсем рядом молния с грохотом ударила.

– Не вмешиваться!! – прогромыхал басовито Зверь, обращаясь к глупому люду, и первым мертво вцепился пятерней в костлявую руку, удерживающую лук, ближестоящего бромида, заглянув, в буквальном смысле слов, коротко в глаза смерти.

Вождь несказанно обрадовался эффектному пришествию спасителей. На сей раз он внял разуму вьенцев и заставил их отойти на более безопасное от схватки расстояние. Люди не забыли и про умерщвленного сородича.

На четверть мгновения позже Зверя атаковали врагов и остальные.

Вьенцы, мягко говоря, оказались в настоящем шоке, как выразился бы человек с Земли, если бы вдруг очутился рядом сейчас и увидел бы физиономии аборигенов. На их памяти – и в историях, слышанных ими – так никто не умел сражаться, как эти четверо пришельцев – будто демоны войны.

Чужаки крошили скелетов, ломали им кости, с хрустом выкручивали суставы, рвали прочнейшие тетивы, словно былинку, превращали в щепы дуги заговоренных чужой магией луков.

Бромидов с каждым ударом сердца становилось меньше и меньше. Воины непринужденно лишали мертвяков колдовской связи с их же оружием. Темным рыцарям пущенные стрелы не причиняли ни малейшего вреда, неизменно отскакивали от необычайно прочной брони. Зверь же попросту не подставлялся под оные – смарагдовых копий ему сполна хватило вчерашним днем, до сих пор шрамы целиком не рассосались. Он сокрушал костяков ударами могучих рук и ног, от стрел отмахивался ими же, скелетами.

А бромиды, в отличие от смарагдов, в ближнем бою слабоваты, не даром таинственный Бэрайя-маг создавал дальнобойщиками (нет-нет, не водителями автотранспорта на дальние дистанции, а убивающими на расстоянии). Они отбивались свободной рукой и дугами лука и били сами як вяловато, как и положено разупокоенным, отчего совсем не эффективно и отчасти мешая друг другу.

Чуть поодаль от мешанины дробно-костяных звуков и горячки боя убийственно спокойно наблюдали за чужаками безголовый рыцарь и презирающий весь род людской кентавр. Они прекрасно осознавали, что пред ними очень необычные, весьма могущественные и бывалые и тертые в разного рода битвах воители, возможно, совсем не боящиеся самой Смерти.

Калимнула вдруг с горечью понял: именно таких бойцов магу остро не хватает в его рядах, но договориться с ними будет ох как непросто! Не убоясь оживших мертвяков, чужаки во второй раз вступают в бой за них. Едва ли они ландскнехты, презренные наемники – вьенским людишкам попросту нечего предложить взамен по-настоящему сильным воинам.

О чем думает Монстр, о том не ведает даже отец Сирико (хм, а мать у Сирико есть? Не двуполые же эти кентавры создания! – вон у него, где и положено, виднеется чисто мужской атрибут).

Калимнула вздрогнул – в который уж раз за сегодняшнее утро! И была тому веская причина: глубоко задумавшись, упустил тот момент, когда неизвестные герои расправились с последними бромидами, развалив тех шумно на многочисленные осколки, и теперь алчно взирают на них, полководцев, встав в растянутый полукруг. Досадная неприятность! К тому же он был готов поклясться на что угодно – ежели б могли, разорвали бы лишь взглядами на мелкие куски, заморозили или превратили в пылающий факел.

Черный рыцарь так и не шелохнулся, давая возможность первыми напасть чужакам. Долго себя ждать не заставили, переглянулись меж собой, чему-то утвердительно кивнули и бросились в атаку, двое из них обнажили локтевые лезвия.

Зверь один помчал рьяно на конечеловека. Вновь над ним заискрило, материализовался арбалет, тут же выпустивший в цель раскаленный до красна болт. Хао-Шай уклонился от оного, присев на правую ногу и склонив в ту же сторону тело. Болт, не долетев до земли, испарился. Не останавливаясь, он продолжил сближение, в желтых глазах плескался холодный ужас, внушаемый всему живому.

Следующим метнулось тяжелое копье с четырехгранным наконечником, кое Зверь, по-прежнему на ходу, поймал одной правой, слегка пригнувшись на левый бок. При развороте наконечником к врагу и оно испарилось. Когда же материализовывался трехстрельный арбалет, Хао-Шай в подлете рубанул ребром правой руки конскую грудь кентавра – враг дико заверещал, отпрянул назад, едва не завалившись от страшной боли на колени.

Трое в темно-синей броне бросились в рассыпную от свистящего удара вражьего двуручника – мало ли из чего и как ковалось его двустороннее и широкое лезвие? Самонадеянность – худший враг любому делу. Саксоновая броня может выдержать, возможно, шквальный огонь из крупнокалиберных пулеметов, но, вполне вероятно, простая сталь, заговоренная какими-нибудь колдовскими ритуалами, способна и разрубить ее, как вострый топор – осиновую чурочку.

И снова набросились, словно разъяренные осы, поднырнув под косой взмах клинка бронированного чудовища, почти одновременно нанеся свои сокрушительные удары, высеча из черных лат искры лезвиями и когтями, оставив заметные зазубрины на оных. Отпрянули.

Монстр устоял, но зарычал, словно бушующее пламя. Вдруг заметил, что лягнув передними копытами (попал вскользь поверх колен) желтоглазого демона, позорно взял галоп с поля брани. Не долго думая, со свистом вертанув вокруг своей оси меч, последовал его примеру. Как гласит народная мудрость (чьего народа мудрость – неизвестно, может быть, всех сразу, во всех обитаемых мирах) – лучше позорно бежать, чем во славе лежать (костьми). Сегодня позор – а назавтра его можно смыть. Бэрайя-маг за оправданную трусость не наказывает. Правда, Гром может.

Полководцы бежали через единственную улицу Вьены на запад, постепенно сворачивая на север.

Вьенцы же повели себя достойно – не стали глупо улюлюкать и гикать вослед проклятым врагам, упокоили оружие обратно в крепежные петельки и чехлы. С некоторым страхом воззрились на победителей, не зная как вести себя с новыми героями. Точнее, в их присутствии.

Повел себя немного странно Хао-Шай. Он подобрал резким движением в груде костяного мусора уцелевший в битве бромидовский лук, не задумываясь о том, пропитан он сам ядом али нет, нашел нужную стрелу. Затем быстрым взглядом осмотрел ее внимательно, поморщился, будто вдохнул нечистотный смрад. В длину сантиметров тридцати-тридцати пяти с прочным, идеально гладким древком, вроде эбонитовым, хотя черт знает из чего. Наконечник четырехгранный с отходящими от них кзади заостренными шипиками-жалами, не дающими вынуть их (стрелы) из тела пораженной жертвы.

Зверь задумчиво провел подушечкой указательного пальца по маслянистому кончику, столь же задумчиво посмотрел на быстро удаляющихся врагов.

– Не медли! – потребовала Наталья, сообразив, что Дима задумал.

Он и не медлил: спокойно наложил смертоносный снаряд на тетиву, почти до упора натянул ее над правым плечом (дальше – побоялся немереной силушкой порвать жилу), прицелился, отпустил тетиву. Стрела с дзеньканьем отправилась в полет, уступая в скорости разве что пуле, закручиваясь вокруг оси, подобно той же пуле, дабы камнем не слететь с траектории раньше срока.

Полководцы не оборачивались, но кентавр интуитивно учуял смертную опасность. Не оборачиваясь, припустил еще быстрее к купе кустов, что своей разлапистостью и гущей обещали вожделенное спасение. И уже почти скрылся весь за ними, как правую часть крупа обожгла огненно-острая боль. Он сиганул за спасительные кусты, но подсознание услужливо подсказало: смерть настигла гордого красавца, седина висков коего едва-едва коснулась. До дряхлой старости ему тем не менее далеко.

Следом ломился, словно гиперборейский мамонт, Монстр, не выпуская из руки меч.

Наташа ощутила на уровне подсознания некую неловкость – не свою или друзей. Она повернулась назад на черной свалке костей и луков со стрелами, принимая одновременно человеческий облик. Ее примеру последовали Один, Еханна и Дмитрий.

И прочли в глазах и телодвижениях взрослого населения Вьены не то, что хотелось бы: трепет, тоска, уважение, но – страх. Дикий ужас. Страх не перед оборотнями – иного характера. Возможно, вьенцы и обняли бы героев, расцеловали и понесли бы на собственных плечах к алтарю победы (ежели таковой существует), но – страх.

Они обратили свои взоры на князя и не пытающегося спрятаться за спинами вьенцев. Из-за его спины застенчиво выглядывала прехорошенькая Драйя, еще чуть дальше стоял хмурый Дивони, словно грозовая туча. Он заговорил (Ундерман) ровным спокойным голосом, как и подобает вождю, большим усилием воли выдерживая пронзительно-выразительные взгляды спасителей, изъявил смуту всех прямо, без обиняков:

– Народ Вьены и я, князь вьенский, весьма благодарны вам за спасение наших жизней, однако вы не сможете защищать нас бесконечно. Бэрайевские прихвостни будут тревожить нашу деревню до тех пор…

– Прости, князь Ундерман, что так грубо перебиваю, но мы уже поняли, чего вы от нас хотите, – Один очень даже негрубо вкрался в монолог, тем самым избавив его от необходимости «изъявлять волю народа», – и не в обиде. Мы также отчетливо осознаем, что наше присутствие в сей деревне рано или поздно – скорее рано, чем поздно – сгубит ее. Они показали, на что способны. Этим неугомонным психам… э-э… идиотам нужны только мы, что недавняя схватка и показала. А потому уходим… на восток, – для начала – не таясь, дабы враги услышали, что те, кто им нужен, покинули деревню безвозвратно.

Один замолчал. И как князь Ундерман не тщился прочесть на лицах затаенную обиду, презрение, гнев или, на худой конец, досаду, – не сумел. Лишь понимание и благодушие.

И прежде, чем кто-то из них успел сделать хоть один шаг по указанному направлению, вьенцы засуетились, в их рядах появился по-настоящему здоровый ажиотаж, они враз все загомонили, что-то обсуждая, половина из них пошли спешно по домам, хозпостройкам, побежала и княжеская дочка. Как показалось Наташе – в слезах. В мозгу вспыхнуло и тут же погасло неуверенное подозрение, некая неоформленная и неприятная мысль, словно заноза, происхождение коей не выяснить, пока не вынешь из ранки.

Натали не показалось – восьмилетняя (или как грамотно по-здешнему – восьмивесенная?) девочка в самом деле плакала беззвучно, вся в слезах. Она поверила словам, казавшимся такими искренними, Одина. Да, он предупреждал о миссии, о неусидчивости, о стремлении двигаться вперед в необозримые и неизведанные дали. Но таинственный чужак также обещал сделать ее счастливой, когда она вступит в ту замечательную пору, в которую девочки готовы и желают стать женщинами. Правда, Драйя рассчитывала, что оборотни (ну и пусть!) задержаться во Вьене куда дольше, чем один вечер и одна ночь! О, вечно юная и прекрасная Рума, пожалуйста, молю тебя, сделай так, чтобы Один исполнил свое обещание!..

Не успели чужаки что-либо понять, как вся Вьена – от мала до велика – собралась вокруг героев с подношениями в руках. На их лицах читались покаяние, смирение и печаль. Маленькие дети восхищенно взирали снизу вверх на них – еще бы, ведь вчетвером управились с разъупокоенными и заставили, трусливо поджав хвосты, бежать считавшихся доселе непобедимыми злыдней, коих боится весь мир!

Люди передали гостинцы Тереси и Ундерману, те служили сии в удобные заплечные коробы. Оборотни от ценных подарков благоразумно не отказались – все ж понимали народное отчаянье.

– Мы не можем просить наших спасителей задержаться в нашей деревушке, – говорил князь напутственно, делая легкие однозначные паузы между словосочетаниями, подавая поочередно упакованные коробы Наташе, Одину и Дмитрию (на Еханну, по понятным причинам, подходящий короб не нашелся во всей Вьене, хотя искали у себя почти все вьенцы). – Но и отпускать вот так, голыми, не имеем права, на верную смерть. А также вдова и мать погибших накануне кузнецов от копий смарагдов просила передать вам вот это!

И вперед вышли трое плечистых крепких мужчин, благоговейно держащих в мозолистых ладонях даже навскидку первоклассное оружие – два обоюдоострых двуручника и легкая сабля, хищно и опасно поблескивающих в лучах светила, с клеймом мастера на широкой стороне. Оборотни жадно посмотрели на клинки – мужчины опустили острия к земле и вытянули руки вперед – мол они ваши, берите, – почтительно склонив головы и слегка опустив плечи. За сие сокровище на Земле истинные ценители и знатоки без сожаления выложили бы чертову кучу денег, чтоб только заполучить в единоличное владение.

Как и перед атакой на полководцев, чужаки вновь значимо переглянулись меж собой. Вновь заговорил Дима, лучше остальных владеющий искусством красноречия:

– Мы не имеем права принять такой подарок, поскольку предпочтительнее отобрать оружие у врага, да его же им и убить! Мы – оборотни, умеющие выживать там, где любой другой неизменно погибнет. Мы сами – живое оружие! К тому же вы сами увидели – вчера получил такие раны, от коих всякий человек скончался бы тут же. Сейчас от оных остались маленькие шрамики. И это меньше, чем за полный день! Я, от себя и лица всех моих друзей, прошу о том, чтобы сии бесценные клинки остались в месте, создавшем их, и вдовушку простить нас за отказ.

Подносители, князь – вся Вьена изумленно и уважительно лицезрела героев: качеству клинков реально нет цены! Некоторые особы из наиболее впечатлительных даже прослезились. Четверка отказалась от дара, от коего почти невозможно отказаться! Воистину, боги не ошиблись в выборе Звездных Вестников!!

Наши герои приторочили за плечи коробы, – кажется, расставание слишком затянулось, погостили, пора и честь знать. Вьенцы – народ добрый и щедрый, не смотря на все невзгоды и жизненные перипетии. С сей мыслью чужаки сделали первый шаг на восток, а люди почтительно расступились, образовав живой проход. По очереди пожали горячо руку Ундерману Клармаркаю, Тересину ручку деликатно поцеловали. Волк ободряюще подмигнул хмурому Дивони – авось да свидимся когда-нибудь еще.

Удивила всех безмерно княжеская дочка, включая Клармаркаев.

Она ровной походкой подошла к спасителям – в чародейских бирюзово-изумрудных глазках слезы успели высохнуть, но влажные уста слегка приоткрыты. Девочка печально-внимательно смотрела на них, ладони скромно покоятся на бедрах. Казалось, еще чуть-чуть – и слезы вновь хлынут непослушными ручейками. И тихо – но так, что кому надо, услышали – прошептала, уже глядя лишь на Одина (Дима с трудом сдержал улыбку, Наталья – гнев, Одину хватило ума сохранить спокойствие):

– Одолейте все трудности на пути, не сдавайтесь врагам и вернитесь – ЖИВЫМИ!

Дабы не заплакать, Драйя обняла того, кто обещал ей счастье. Один немного растерялся, глаза застыли, а Наташу внутренне всю перекорежило от жестокой ревности, однако внешне сие никак не отразилось на ней, будто так и должно быть.

Волей – неволей, хочешь – не хочешь, а пришлось покинуть первых людей, встреченных на пути в чужом мире, не дожидаясь похорон погибших вьенцев. И расстались хотя бы не врагами, что не могло не радовать, да еще и с полезными мелочами за плечами – оттого на душе еще веселее. Ну и что, что лес кишит полчищами скелетов, мертвецов, камнецей и прочей нечистью? Есть в Готреле свое неповторимое очарование: тот же полузаброшенный торговый тракт, разумные лесные драконы, романтика колдовства и меча и прочие прелести приключений в загадочном, реально существующем, мире под названием Винэру. Почти как Венера в родной Солнечной системе. Почти! Но все-таки не Венера – та представляет из себя безжизненную унылую поверхность с температурой воздуха до 480 градусов по Цельсию. А здесь – жизнь кипит ключом, настоящие люди и драконы, зеленый лес и торговый тракт. И многое другое небезынтересное и пока неизведанное.

Одной Наташе все не мило – ни жизнь, ни нежить, ни дорога, ни бездорожье. Она потихоньку закипала, душа (если таковая – не досужий вымысел) чернела от злости, ее снедала ревность, пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, в голубых глазах разверзлась ледяная бездна, над ней (бездной) ревели северные ураганы. Как так?! Первый день пребывания на Винэру – ну пусть второй, – а у Одина уже появилась смазливая малолеточка, готовая ждать его сколь угодно долго?!

Она шла чуток позади, зло смотрела ему в спину. Ей страстно хотелось вцепиться ему в глотку, расцарапать кошачьими когтями лицо, вырезать «Троновыми» лезвиями каменное сердце. Дабы не осуществить свои опасные мечты, девушка остановилась и ехидненьким таким голосочком, от коего мороз по коже, промяукала:

– Дим, Ех, вы идите вперед пока, а я потолкую с Одином.

Дмитрий хмыкнул:

– Только не убей мне друга… Пойдем, красавица!

– Я видела как эта вьенская девчонка обнимала тебя! – сообщила Наталья Одину ледяным голосом, намекая на то, чтобы он объяснил сей факт. – И случайно слышала, что девочки на Винэру взрослеют к двенадцати-четырнадцати годам.

– А Драйе всего восемь лет! – Один ласково улыбнулся подруге, взял ее напряженные руки в свои. – Ты же не будешь ревновать меня к маленькой девчонке?! – ее прямой взгляд пронзал его насквозь, в голубых глазах читались недоверие, обида.

Ему не хотелось ссориться с Наташей, он не желал, чтобы она перестала разговаривать с ним из-за пустяков, ведь ее затаенные слезы и молчаливая обида могут ранить сердце Одина.

– Да, я ревную к девчонке! Мне всего двенадцать лет – по земным меркам еще совсем ребенок! – но я чувствую себя взрослой женщиной!..

– Наташа… – неуверенно, даже с отчаянием, произнес он.

– Что – Наташа? Или мои чувства уже ничего не значат для тебя? Я стала неинтересной – слишком воинственная и независимая? Хотя что я с тобой разговариваю!.. Можешь встречаться с кем угодно, любить кого угодно, но ко мне больше не прикасайся.

Она отвернулась от него и отправилась догонять своих. Один не тронулся с места, взяв себя в руки, с улыбкой обратился в спину подруге:

– Драйя прекрасна, спору нет, но разве она может сравниться с тобою, даже через четыре года? Ты всегда доверяла мне – зачем спасла от смерти почти год назад после землетрясения, которое унесло жизни моих родных и твоей матери, затем подарила бессмертие? Чтобы впоследствии повернуться ко мне спиной, отвергнуть Харрола?

Ссутулившись, словно под бременем тяжелого груза, девушка остановилась, замерла, вслушиваясь в милый и такой родной голос. Когда он замолчал в ожидании ответа, она медленно повернулась к нему. Все ее существо говорило о том, что она поняла его и чувствует себя, мягко говоря, глупо. Взгляд смиренных прекрасных глаз заставил дрогнуть сердце Одина. А то, что произошло дальше, заставило смутиться его, почувствовать себя виновным во всех смертных грехах пред девушкой. Наташа неожиданно приложила ладони к личику, упала на колени и… зарыдала, как самая настоящая маленькая беззащитная девочка впервые за то время, что знал ее. Нет, Один видел Наташины слезы, видел отстраненный печальный взгляд, когда та вдруг вспоминала ушедшую не по своей воле в небытие, мир мертвых, маму, но и тогда она не позволяла себе такого плача. Ведь и у одиннадцатилетней девушки, окромя его, только и есть еще Дмитрий, Еханна да Элиза, но они не в счет, они хорошие друзья.

«Ну и чего ты добивался, ишак?» – кляня самого себя, Один подошел к подруге, аккуратно, за плечи, поднял ее и молчаливо прижал к себе.

– Пойдем…

От копейных ран в теле Волка не остались даже шрамы. Не так давно разработанный препарат Дмитрием и его отцом, после общеизвестного землетрясения в Восточном Казахстане, был использован по назначению. Точнее два препарата. Они чудом уцелели в доме после тряски, разрушившей его, – и если бы Волк вколол в кровь мутагены по отдельности, то уже через три минуты от него осталась бы жидкая масса, но использовав их единовременно, препараты нейтрализовали ядовитость и дали положительный результат. Его возможности резко возросли и теперь то, что считалось досужим вымыслом фантазеров, стало реальностью, но – тайной на пятерых.

Чтобы лишить бессмертия «Трона», необходимо всего лишь отсечь его голову. Чтобы убить – дважды обезглавить. Уничтожить Волка значительно проще, достаточно один раз обезглавить или, пробив грудную клетку, попасть в сердце пулей, острым штырем, копьем – чем угодно, но, в отличие от своих друзей (кроме Элизы), мутант не бессмертен, хотя жизненная линия в несколько раз длиннее человеческой.

Глядя на идущих впереди рука об руку Одина и Наталью, Дмитрий вспомнил Элизу Брон, по воле случая оставшуюся в доме на восточной окраине Гилеи, близ небольшого богатого города Гилеоштадт. Один и Наташа отправились выяснять отчего «вымер» один из полицейских участков города, а принесли в дом в буквальном смысле слова бездыханную женщину со странной внешностью. Волку она понравилась сразу же, не смотря на ощутимую разницу в возрасте. Ему одиннадцать лет, ей двадцать четыре. Общаясь долгое время с женщиной, он понял, что она очень нравится ему, даже больше, чем поначалу Наташа. Элиза нравится как… женщина, но Элиза воспринимает его чувства не серьезно, а по-матерински. Являясь близким другом Пантеры, Волк научился бороться до (победного или проигрышного – не суть важно) конца с любыми проблемами, не торопливо, без излишней суеты добивался и Элизы. Дмитрий ни чуть не сомневался – еще немного и он пробил бы брешь в обороне, ведь Брон отнюдь не отвращение испытывала к одиннадцатилетнему подростку, если бы не эти боги, несвоевременно вмешавшихся в чужую жизнь. Волк печально, улыбнувшись теплым приятным воспоминаниям, вздохнул, однако взял себя в руки и ворчливо сам себя обругал:

– Ну совсем раскис. Даром, что ли, зовешься Волком да Зверем? Хватит печалиться, пора жить!

Вроде настрой поднялся. А если понаблюдать за Еханной, то можно подумать, что она и вовсе не ведает о человеческих страстях. Идет себе не торопясь по краю древнего торгового тракта, опустив острую мордочку к земле. Между блоками, уложенными по тракту, прорастали различные цветочные растения, привлекающие к себе запахами и яркой окраской лепестков пчел и бабочек, те, в свою очередь, привлекали к себе хищников: всевозможных ос, богомолов, изредка ящерок и змей и так далее. Крыса ловко ловила маленьких животных и с хрустом поедала их. Как всегда оа наслаждалась жизнью, когда ее двуногие друзья находились в мире и ладу друг с другом, а враги, пусть и на короткое время, оставили их всех в покое. Еханна чихнула громко – цветочная пыльца все-таки попала в подвижный нос.

Парочка, идущая впереди всех, держа друг друга за руку, молчала. Им не хотелось ни о чем говорить. Головы – редкостный случай! – ничем не забиты, никакие мысли в этот момент, как ни странно, не беспокоили, лишь сердца наполнены нежностью и любовью – тишь и гладь да божья благодать! Вокруг зеленый чужой лес, гомонящий и ласкающий слух тысячами голосов его обитателей. Хотя Готрель, или Змеиный лес, как его называют сами лесные жители, отличается от привычной Гилеи, где все родное и знакомое (ну пусть не все, а лишь малая часть, тем не менее дебри непроходимых чащ куда лучше и интереснее, нежели голые степи или маловодные пустыни, в чем герои успели уже убедиться на собственном опыте). В пустынях жарко днем, холодно ночью, кругом пески, пески и ничего более, можно сдохнуть от жажды и голода или солнечный удар хватит. В степях, конечно, с водой и добычей намного проще, от полной нехватки того и другого не умрешь, если действительно хочешь жить, однако ты открыт всем ветрам и степным жителям. Вот лес – другое дело. Полно пресной воды, еды, хвороста, только лови и собирай, не ленись. Легко спрятаться, затаиться, уйти от погони, а если нападет хищник, заберись на любое дерево. Разумеется, не всем лес по нраву, не все его знают, но для Натальи и ее друзей – родной дом. Этим все сказано.

А сейчас и Готрель пришел им по вкусу. Он не менее удивителен, прекрасен и таинственен, как и Таннский лес, аномальное не изученное явление Земли, возникшее на территории Германии в последней четверти девятнадцатого века и занявшее примерно сорок процентов современных немецких земель. Но Готрель, в отличие от Гилеи, таил в себе необузданное, смертоносное, загадочное зло, о котором почти ничего неизвестно, отчасти проявившее себя днем и сегодня утром в образе оживших скелетов, безголового рыцаря и мифического – все же очень реального – кентавра. Что еще оно таит? Что предпримет по захвату или уничтожению новоявленных героев, осмелившихся дважды дать пинок под зад ему и при этом не только выжить, но и легкомысленно, никого и ничего не таясь, идти на восток по широкому давно заброшенному торговому тракту?

Герои пока не особо задумывались, однако вполне осознавали, что кому-то успели навредить и этот кто-то, у которого и назвище есть – Бэрайя-маг, – скорей всего не отстанет, пока не получит четверку в свои загребущие руки (или лапы? А, может, – щупальца?!) (живыми или мертвыми?). Один древний мудрый человек однажды изрек святую истину: проблемы решать лучше по мере их поступления. Иначе голова опухнет. (Впрочем, эта истина не аксиома).

Солнце заливало своим светом густые кроны высоких деревьев, лучи терялись в пышной их зелени, почти не доходили до корней, местами и вовсе теряясь в листве. В полумраке, под сенью стволов, рыскали хищники в поисках добычи. Там, где деревья не так близко подступали друг к другу, росли папоротникообразные и кустарники в большом изобилии. Выщербленный временем, солнцем, ветродувами, дождями, в древности тысячами ног, колес, копыт, камень торгового тракта нагрелся до высокой температуры, обдавая жаром голые ноги мутантов, но они словно не чувствовали горячей щербатой поверхности блоков. Их закаленные ноги столько повидали, столько ощутили за короткую, весьма бурную, жизнь неугомонных хозяев.

Дорога почти не петляла, вела на восток, постепенно сворачивая на юго-восток. Солнечный диск медленно, но верно клонился к закату, уже успев скрыться за ближайшими к тракту деревьями, тени удлинялись, нарастали, таились в серо-коричневой стене, стоящей по другую сторону дороги, противоположную закату. Они шли, примерно, пять-шесть часов неторопливым шагом, оставив позади не меньше двадцати километров, без единой остановки, без отдыха, та ни разу не перекусив и не сделав даже пары глотков вина.

Но желудки уже через час утробно зарычали, требуя срочного подкрепления. Первой не выдержала Наталья. Она остановилась внезапно, повернулась кзади идущему Дмитрию. Ее примеру последовали и остальные.

– Все! Пора кушать, – сообщила Пантера, маня друзей под сень старого каштана.

Однако Дмитрий не успел и короб со снедью снять с плеч, как острый слух Пантеры уловил в чаще на закатной стороне тракта едва различимый треск, как будто кто-то осторожно шел. И действительно, вскорости пред их очи, совершенно не таясь, предстал сухонький седовласый старичок, открыто, без страха, глядя на собравшихся перекусить подростков и не смутившись при виде не естественно огромной плотоядно оскалившейся крысы. Мутанты с любопытством и подозрительностью осматривали незваного гостя.

Его возраст было невозможно определить: можно дать как пятьдесят лет, так и семьдесят, – но не смотря на свои годы, дряхлым стариком его не назовешь. Худой, жилистый, как и всех жителей Вьены – глаза зеленого цвета, по-прежнему оставались живыми и смешливыми, молодыми, проницательный взгляд не сумел смутить подростков. Серебряные волосы по традиции схвачены зеленой лентой в косу. Красная рубашка и золотистые штаны обтягивали худосочное тело.

– Куда путь держите, молодые люди? – лукаво улыбнувшись, поинтересовался старик.

Они переглянулись друг с другом и совсем недружелюбно воззрились на старичка, готовые в любой момент защититься и контратаковать – уж слишком неожиданно этот гость появился черт знает откуда и крысы не испугался, и ведет себя чересчур спокойно – более чем странно.

Видя их напряжение и недоверие к своей персоне, старик еще шире улыбнулся и примиряющим голосом изложил:

– Я – Каллис, приемник Черного Колдуна, основавшего Вьену и святилище двести весен назад. Можете меня не бояться…

– Не делай нам одолжения, старик, – ледяным тоном попросила Наташа. – Нам решать – кого бояться, а кого – нет… Ты, верно, вьенский жрец? – уже более мягко поинтересовалась Пантера.

– Вьенцы называют меня Старым Жрецом, – согласился человечек.

– Жрец чего или кого? – не скрывая презрения и отвращения, поинтересовался Дмитрий, демонстративно захрустел суставами сильных пальцев.

Жрец словно не заметил угрозы, нависшей над его жизнью, и, ни чуть не обидевшись, ответил:

– Жрец Сатурна и, по совместительству, его жены Румы.

– Опять эти дрянные божки! – и Наталья не по-детски, смачно выругалась, чем удивила даже своих друзей. – Чего ты хочешь?

– Вопрос в том, чего хотите вы, Звездные Вестники Богов? Вы пришли в наш мир по воле богов, чтобы освободить народы Винэру от нависшей над ними беды и уничтожить источник этих бед – Бэрайю-мага.

– Ах во-от оно что?! Мы не козлы отпущения, которые должны защитить трусливые шкуры блеющих овец, – ядовито съязвила Наташа, зло усмехнувшись, от ее голубых глаз повеяло холодом.

Старик вдруг разочарованно пробурчал себе под нос так, что все услышали:

– Боги редко совершают ошибки, но, похоже, они напрасно тратили силы на открытие портала, возлагая на земных героев слишком много неоправданных надежд. Таков наш рок – захлебнуться в крови под натиском неведомых сил зла.

– Ты сбрендил, старик! – недовольно воскликнул Один, поднимаясь с земли и тихо метая молнии – он посмел улучать их в трусости и ничтожности. – Если боги не могут до сих пор расправиться с каким-то магом и его воинами, то что сможем сделать мы – простые смертные?..

Каллис вновь улыбнулся, на этот раз с хитрым прищуром глаз.

– Однажды боги атаковали мага, но, как ни прискорбно, потерпели поражение и едва не лишились жизней. К тому же у них множество дел. Если они целиком вовлекут себя в борьбу с магом, то мир в любом случае рухнет. Сатурн и Рума следят за тем, чтобы не проснулся Черный бог – изначальное древнее тупое зло, поддерживают баланс между добром и злом и так далее. Кроме всего этого им поклоняются не только на Винэру. Теперь понимаете, почему боги выбрали вас?

Герои были впечатлены рассказом Старого Жреца, они глубоко задумались, а старик не торопил их с ответом, понимая, что сколь бы опытными подростки ни были в борьбе со злом, все же моментально оценить им сказанное не могут.

– Так, значит, и Земля, ну, мир, с которого нас перенесли, тоже подведомственна… богам? – казалось, Наталья была шокирована сей дерзкой мыслью.

– Нет. В поисках методов эффективной борьбы с инородным магом Сатурн случайно «провернул» ключ, открывающий Врата в ваш мир. Боги заинтересовались новым для них миром и стали активно искать тех, кто сумеет дать достойный отпор Бэрайе. И нашел, как вижу.

Один, собираясь с мыслями, открыто, без задней мысли, изумленно посмотрел на седовласого старика.

– Они случайно выбрали меня? – наткнувшись на непонимающий взгляд Жреца, пояснил: – Я так понял, что боги наблюдали за нами еще тогда, когда мы не были вместе, не знали друг друга (короткий утвердительный кивок). Они как-то вручили мне комп… это такая штуковина, благодаря которой можно узнать, не выходя из дома, все обо всем. И если я правильно понял, с помощью компа они хотели сформировать мой характер, то есть… ммм… подготовить к серьезным испытаниям. Но как боги узнали, что я повстречаюсь с моей милой? Почему выбор пал на Наташу – понятно, она изначально являлась хищницей, они также могли предвидеть, что Димка, в конце концов, добьется результатов в лаборатории. Но я – обычный неприметный мальчик!

– Об этом знают сами боги, мне – неведомо. Ундерман, верно, рассказывал вам о том, что в каждом городе, во всех восьми странах, богам посвящены храмы или святилища, в которых служат жрецы или жрицы. В Готреле еще шесть лет назад существовал храм, в котором поклонялись обоим богам. Теперь же на том месте возведена огромнейшая башенная крепость, принадлежащая Бэрайе-магу и его верному помощнику Грому.

– А храм стоял в центре Готреля, в деревне под названием Вайна, – вспомнил Один слова вьенского князя о самой большой деревне в лесу, а раз самая большая, значит, вайнцы могли позволить себе возвести не только какое-нибудь маленькое капище, но и храм, зная, что его будет посещать по крайней мере половина Готреля.

– Да. Теперь во всем Змеином лесу осталось лишь вьенское святилище, жрецом коего являюсь я. И я бы хотел показать вам это святое место да заодно и кое-что добавить к повествованиям вьенского князя. Там же и подкрепитесь. Но если вы торопитесь…

Старик, более ни слова не говоря, повернулся к ним спиной и шустро скрылся в чаще, преднамеренно идя по ней, словно медведь, пробирающийся сквозь густые заросли.

– Ну и что дальше? – поинтересовался Один у Наташи, находясь в растерянности, ее ответа ждали с нетерпением Волк и Еханна. – Продолжаем держать курс на восток или же, на свой страх и риск, следуем за Старым Жрецом, пока он не скрылся совсем?

Однако Наталья молчала, счастливо улыбаясь, казалось, думая о чем-то отвлеченном, не касающемся создавшейся дилеммы.

– Наташа, чему ты радуешься? – не понимающе спросил Харрол.

Вместо ответа девушка подняла глаза и как-то уж нежно посмотрела на Одина, игнорируя или не замечая выжидающих ее решения друзей. На лице Одина отразилось глуповатое выражение, брови сдвинулись к переносице. Наташа вдруг ласково положила свои ладони ему на плечи, заставив вздрогнуть от неожиданности. Подросток понял, чего так несвоевременно желает Наташа и не стал сопротивляться, хотя время безвозвратно уходило, замер в коротком ожидании. Наталья закрыла глаза и Один ощутил на своих губах требовательный поцелуй.

– Ну вот, – отворачиваясь от сего умилительно-сентиментального зрелища, заворчал недовольно Дмитрий. – Стоит только черную кошку назвать ласково «милой» и «хищницей», так она начинает самодовольно мурлыкать и льнуть к своему котику, даже если вокруг мир рушиться.

Они бесшумно следовали за быстро идущим Старым Жрецом, петляя по одному ему известным тропам, словно змея, запутывая следы. За час никто не проронил ни слова, повисло напряженное молчание. Но так даже лучше, у героев не было желания говорить, каждый думал о своем, в основном сходясь в мыслях.

Любопытство пересилило все доводы разума, четверка последовала за Каллисом, который не смотря на старость, мог дать фору по марш-броскам многим молодым. Они не могли довольствоваться скудными сведениями, а старик обещал поведать что-нибудь интересное об этом мире. Им хотелось знать все. Тем не менее, снедаемые любопытством, герои не забывали об осторожности, наблюдая за Каллисом и тишиной Змеиного леса, они по-прежнему до конца не доверяли жрецу, да и вдруг вновь нападут скелеты или еще какая-нибудь неживая дрянь.

Они шли за стариком, словно тени, иной раз ему даже казалось, что позади действительно никого нет, а оглядываясь, натыкался на внимательно-настороженные глаза. Он понимал их – звери, привыкшие доверять только себе и больше никому и ничему, даже порой собственным глазам. Звериное чутье молчало, значит вокруг все относительно нормально, тихо и спокойно. Друзья быстро перегруппировались. Впереди, по пятам Каллиса, ступала по-кошачьи Наталья. Справа и слева и немного сзади, в метрах полутора от нее, не отставая, но и не спеша, следовали Один и Дмитрий, самый тяжелый и неповоротливый в группе (но так его могут назвать лишь друзья) – и он в этот раз не потревожил ни единого листочка, ни единой хворостинки. Еханна была подобна воздуху – ее вообще никто не видел, не слышал, не ощущал. По просьбе хозяйки серая крыса замыкала процессию далеко позади, дабы быстрее обнаружить потенциальную угрозу.

После двух часов блужданий меж деревьев и кустов, вдоль ручьев и через них Наташе стало казаться, что Старый Жрец заманивает их в какую-то ловушку. А если этот старик – страшно представить! – сам Бэрайя-маг? Хотя княжичи и уверяли, что колдун маленький, приземистый, мало кто его видел, а те, кто все же удостаивался этой чести и возвращался живым домой, уверял, что маг ходит ссутулившись в балахоне, скрывающем полностью внешность. Но это ни о чем не говорит. Если карлик действительно колдун, то он вполне может принять любой человеческий образ, например, жреца вьенского святилища, назвавшего себя Каллисом…

А когда они вышли, наконец, к святилищу, то, словно молнией все разом пораженные, замерли истуканами. Они представляли капище как угодно, но только не так. Оно было ярким, впечатляющим и… будто живым.

– Это и есть… святилище? – вопрос Одина прозвучал хоть и глупо и неуместно, однако Старый Жрец кивнул утвердительно. – Невероятно!

Под впечатление попал не только Один, но и Наташа с Волком, даже Еханна раскрыла челюсти от удивления, и в изумрудных глазах отражались огни.

Небольшое святилище было возведено на гранитном квадратном блоке (сколько же людей корячилось, волоча этот тяжеленный гранит?!). Три стены – левая, правая и задняя – выплавлены из чистейшего серебра, не поддающегося коррозии и прочим видам разрушения. Сверху, вместо крышки, в виде купола светил рубином… огонь! По куполу огонь бегал неспешно волнами, завораживая. Над четырьмя внешними углами серебряных блоков стен зависли четыре прозрачных бесплотных факела, сотканные из магического золотистого свечения, а из чашечек факелов исторгался настоящий огонь – золотистый огонь! И он не чадил, вообще никакого дыма не образовывал. Но как пламя удерживалось на факелах, состоящих из пучка света? Внутри святилища, под самым рубиновоогненным куполом, кружились по вертикальной оси, переплетенные друг с другом, в форме кубка, виноградная лоза, светящаяся золотом, и лиана хмеля – бирюзового свечения. Их плоды испускали мягкий изумрудный свет, манящий к себе сквозь пульсирующий купол. Слева и справа от светящегося рубином, золотом, бирюзой, изумрудом святилища стояли два дракона (те самые, одного из которых живым встретила однажды Наталья) из меди, позеленевшей от времени. Изумруды глаз казались живыми, смотрящими на гостей с непонятным выражением, из пасти хищно ощерены, обнажая страшные клыки из неизвестного молочного цвета минерала. Когти на коротеньких передних и мощных длинных задних лапах отлиты из смеси металлов – вольфрама и титана. Неизвестный мастер настолько ответственно подошел к своей работе, что до сих пор, не смотря на зеленеющую поблекшую медь туловищ, создавалось впечатление, будто животные настоящие.

Все четверо, не в силах скрыть потрясения, с восхищением взирали на великолепие, созданное магией.

– И что – еще никто не пытался ограбить святилище? – оправившись от шока, уже спокойно вопросила Наташа, глядя прямо в глаза старику.

Жрец усмехнулся и стал объяснять так, словно воительница – несмышленый ребенок, впервые столкнувшийся с магическими чудесами.

– Черный Колдун основал не только Вьену, но и заложил святилище, посвящая его обоим богам. Факелы – это четыре стороны света, четыре стихии – огонь, вода, земля, небо, – пламя поддерживает баланс между временем и пространством. Что произойдет с нашим миром, – да и вашим тоже, – если начнут тухнуть один за одним факелы, освещенные Сатурном, думаю вы можете себе представить. Чтобы охранить время и пространство от искажений, на страже стоят готрельские драконы. Они отведут глаз путнику, проведут мимо святилища, если его намерения корыстны, но укроют человека доброжелательного от любой опасности.

Старый Жрец замолчал, давая понять, что на вопрос он ответил сполна и желал бы приступить к тому, ради чего они собственно так долго блуждали по лесу и пришли к капищу.

– А человек с добрыми помыслами может привести сюда людей с противоположными намерениями? – с усмешкой поинтересовалась девушка.

Жрец никак не отреагировал на явную издевку, по крайней мере внешне, лишь коротко ответил, слегка качнув головой.

– Может только жрец.

– Замечательно, – вновь недобро усмехнулась Наталья и уже более серьезно сказала: – Но мы не за этим приперлись к святилищу. Ты что-то обещал, – напомнила она.

– Конечно, – легко согласился Каллис. – Но вначале позвольте рассказать о вашей миссии на Винэру и некоторых опасностях, которые могут поджидать на пути.

– Валяй, – милостиво позволила голубоглазая красавица.

– Но для начала пройдемте в мой домик. Негодно сидеть на холодной земле да и небось успели проголодаться? – Каллис по своему обыкновению дружелюбно улыбнулся.

Дом стоял немного поодаль от святилища на цветочной поляне, между сорокаметровыми лепидодендронами. Поляна была влажной, водянистой, а яркие, пестрые крупные цветы совсем не смотрелись на фоне древовидных папоротников. К крыльцу вела дорожка из деревянного настила. Сруб из просмоленных бревен стоял на длинных сваях – хлипкая почва не давала возможности поставить дом на фундамент. На его лицевой стороне, слева от входной двери, смотрело широкое окно, затянутое бычьим пузырем.

– Это же лепидодендроны! – воскликнул Дмитрий, восхищенно глядя на мрачные болотные заросли.

– И что же в них необычного? – лениво поинтересовалась Наташа. – И в Гилее такие растут.

– В Гилее такие не растут, – сообщил Волк, улыбнувшись. – Лепидодендрон – древовидный папоротник, вымерший еще в каменноугольном периоде, а у нас – современные.

– А-а, вот оно что.

По ступеням они вошли в дом. Жрец рассадил гостей вокруг обеденного стола по лавкам, не забыл он и про Еханну. Поскольку в единственной комнате царил полумрак, он зажег лампы, ярко осветившие весь дом, в котором было всего два окна, заделанных бычьим пузырем, плохо пропускавшим солнечный свет, к тому же солнце заволокло случайными тучами.

Каллис подсуетился, вынимая из корзин, что штабелями расположились на полках у северной стены дома, фрукты, овощи, кувшины с вином и маленькие бочонки с пивом и прочую снедь. Земляне решили, что лучше вначале отобедать плотно, а потом послушать жреца, и бесцеремонно набросились на еду, совершенно не заботясь о манерах, запивая все это кто вином, кто пивом; специально для Еханны Дмитрий подливал в блюдо различные соки, так как она не любила алкогольные напитки. Еда быстро оседала в желудках гостей, жрец только и делал, что подносил новую снедь. Наконец, все четверо наелись, сытно потянулись, хрустя суставами.

– Вот это другое дело, – удовлетворенно сказала Наташа, ни к кому конкретно не обращаясь. – Теперь можно спокойно двигаться дальше на восток до поздней ночи. Ах да – большое спасибо за обед, – вспомнила она.

Жрец встревожился – если иномирцы сейчас уйдут, то они не узнают о своей миссии и об опасностях, поэтому сразу, без лишних слов, перешел к делу.

– Боги остановили на вас свой выбор оттого, что вы обладаете огромным потенциалом, отличаетесь от большинства воинов по многим признакам: вы невероятно сильны, умеете оборачиваться боевыми зверьми и непробиваемыми рыцарями, извергающими свинец, огонь, солнечные лучи и молнии; умеете разуметь и имеете огромный опыт в сражении с разными тварями, а не только с людьми, достаточно честны, жизнелюбивы, но и хитры. Ваши качества очень важны в борьбе с Бэрайей-магом, его прихвостнями и проклятыми войсками, уже успели нанести магу существенный урон, уничтожив сотню смарагдов и полсотни бромидов, а также отравили их же оружием Калимнулу, одного из четырех военачальников. Бэрайя могущественнее любого из винэрианских магов: об него обломали коготки Валцхабва, маг при дворе короля Карла Мудрого, ведающий грозовыми тучами и молниями. После одной такой волшбы, даже при поддержке Балара и прочих слабых и среднесильных магов, Бэрайя остался живым и невредимым, а все колдуны, в особенности Валцхабва, стали почти беззащитными и обессиленными.

Балар – Ледяной колдун – царь северной Гипербореи. Рано или поздно вам придется с ним столкнуться, но лишь тогда, когда он вами серьезно заинтересуется, уж поверьте старичку. Балар крайне умен, коварен и хитер, однако во взаимоотношениях с южными соседями мягок, учтив и предупредителен, то есть соседи без известной опаски относятся к политической деятельности Гипербореи и охотно с ней торгуют, не смотря на то, что караванные пути на север пролегают через Ничейные Земли по одной-единственной относительно безопасной дороге – по реке Кадмея. Однако находятся и такие смельчаки, которые презрев опасность столкновения в Междуземном проливе с пиратами, ведут груженые товаром корабли через Латенландское море и пролив Крушений на север Гипербореи, где собственно и располагается древняя столица – Криолимна. Немногим счастливчикам удается проделать этот путь.

Я, кажется, отвлекся от основной темы.

Если когда-нибудь по воле случая окажетесь в знойной Птеригии, стране, что на юге Готреля, больше всего опасайтесь задеть чувства молодой и горячечной царицы Птерис. Но Птерис иногда прощает, а вот огненный колдун Джабгу, оберегающий юную особу и страну от кровожадных лапаротомов и алчных соседей, в том числе Дейча, Алексии и Пограничья, никогда. Ежели вы понравитесь Птерис или хотя бы один из вас, то ни Джабгу, ни ее народ, относящийся к ней со слепым обожанием, уже не будут иметь над вами никакой власти, даже если вы им не нравитесь. Но даже Джабгу, как и Валцхабва и Ледяной колдун, бессилен против нечеловеческого мага, оккупировавшего треть всей Птеригии и заболотившего эту территорию – на севере страны. Имя мага – Рыба-Ерш.

… Да-да, Рыба-Ерш, в этом нет ничего смешного. Считалось, что рыбья магия исчезла с лица Винэру восемь тысяч весен назад со смертью последнего ее обладателя, но пять сотен весен назад проявления этой волшбы заметили в некогда кристально-чистом птеригианском озере. Рыба-Ерш превратил одно из прекраснейших, древнейших озер в непроходимое болото. Лучшие маги Винэру пытались понять сущность колдуна, а затем уничтожить. Рыба-Ерш опасен, с ним невозможно договориться, он убивает и пожирает всех, кто осмеливается посягнуть на его территорию и постепенно завоевывая новую, медленно и неотвратимо надвигаясь на столицу страны – Птерилию. Напор колдуна сдерживают лишь еще чистые горные воды реки Пограничной и сам Джабгу. Его необходимо остановить так же, как и Бэрайю.

Алексия… Нищая страна, живущая по варварским обычаям. Еще пять тысяч весен назад алексийские жрецы знали секрет Запретных земель и умело налаживали и поддерживали связи с нелюдимыми, но все же отчасти открытыми для соседей, странами – Латенландией и Ледяной страной. Алексия процветала: самая мощная и крепкая армия, полная демократия, когда каждый алексиец был свободным и независимым от господ, в страну направлялись многочисленные караваны с самыми разными товарами, шли потоки ценных мехов, украшений, драгоценных камней и металлов, а вывозились уже готовые изделия, большинство из которых ценились во всем мире… Увы, от былого величия не осталось и следа.

Государство обворовывают чиновники, богатые богатеют, нищие беднеют. Народ погряз в невежестве, голоде, нищете, разврате, обжорстве и пьянстве; падшие женщины торгуют своим телом на каждой улице любого города, оборванцы просят милостыню. Но не смотря на все эти и другие пороки, люди обожают своего короля за то, что он никогда не забывает о защите государства, всеми силами и правдами поддерживая в идеальном порядке алексийскую армию и Черную Реку – небольшие регулярные войска, обладающие высшим искусством войны и умеющие выживать там, где обычно выживают только сильнейшие. Храмы богов содержатся в несвойственном алексийцам порядке и чистоте, а сам король никогда не прячется за спины своих армий и всегда поддерживает народ в трудные минуты. Но за упавший нрав соседи за глаза сравнивают алексийцев с лапаротомами, хотя и каждый житель Алексии всей душой ненавидит этих кровожадных варваров и их бога.

Самыми старыми и злейшими врагами человечества являются лапаротомы. Их жестокие ритуалы известны всему миру и повергают в шок даже скорых на расправу алексийских и гиперборейских палачей. В достижении своих целей император земли Лапаротомов Рюрик (при этом имени Одина и Дмитрия невольно охватило на короткий миг удивление) и его орды не гнушаются никакими средствами.

В истории Винэру очень много неясностей – и неизвестно откуда прибыли эти орды и что заставило их покинуть насиженные места, но только примерно две тысячи весен назад они заняли плодородные лесостепи и степи вольных кентавров после того, как те исчезли, канули в небытие, хотя бытует мнение, что именно лапаротомы истребили конечеловеческих степняков. Поначалу, долгое время, дикие варвары никак не проявляли себя – ни с лучшей, ни с худшей стороны. Они не вели торговлю с соседями, не пускали послов в свои земли, вели скрытный образ жизни. Однако Винэру суждено было узнать, кто пришел на смену кентаврам.

Легендарный князь Стригон с именем своего бога Лапару повел орды варваров на Птеригию, Пограничье и Алексию. Стригон и Лапару жаждали только одного – уничтожить все народы континента, дабы на Винэру остались существовать только лапаротомы под знаменем единого бога – своего бога. Но кровопролитная война, начатая под предводительством Стригона, окончилась полным поражением варваров. Все народы объединились на время и с жестоким отчаянием дали серьезный отпор врагу, изгнали со своих земель, а колдуны, объединив все свои силы, разом обрушили мощь на Лапару, но истребить так и не сумели. С тех пор лапаротомы не затевают войну с соседями, однако совершают регулярно рейды на Алексию и Пограничье, в обход Птеригии, презрев опасности Ничейных земель. Как-то раз варвары пытались сунуться в Птеригию, но ни один из десяти тысяч воинов не вернулся в степи – огненный колдун Джабгу всех до единого испепелил, не убоявшись гнева их сородичей.

В вышеназванных странах небольшие варварские отряды воруют людей и насильно уводят в свои земли, дабы принести в жертву кровожадному богу Лапару, больше всего убивая беременных женщин и маленьких девочек. Жертв приносится так много, что все колдуны и власть предержащие теряются в догадках: зачем столько жертв? Лишь только три мага представляют для чего: Лапару набирает силы, чтобы разбудить и удерживать в своей власти Предвечного Черного бога – изначальное тупое зло, дремлющее где-то в пучинах Дельфиньего океана. С его помощью Лапару надеется низвергнуть наших богов – Сатурна и Руму – и установить, как и прежде, свое единоличное господство. Однако и Лапару должен понимать, насколько опасен Черный бог – после свержения богов его необходимо вновь погрузить в вечный сон. Если Предвечный прочувствует свою неограниченную силу, то он ввергнет весь мир в Вечный Хаос, не пощадив и того, кто его разбудит.

Но это лишь… предположение, подозрения необосновательные могущественных чародеев. А по сей день набеги приводят в бешенство короля Александра и царя Артемия и даже Королевсий Легион Пограничья редко может похвастаться удачей в поимке и уничтожении ордынцев. Как ни странно – не всех рабов приносят в жертву: десятерых, самых крепких и здоровых детей, из сотни пленников оставляют в живых, дабы предотвратить кровосмесительство…

До сего момента ни разу не перебившие речь Каллиса оборотни внезапно насторожились, обратились в слух, повернули взоры в ту сторону, где предположительно располагалось святилище. Старый Жрец тоже прислушался, затихнув, невольно поддавшись на миг всеобщему настроению. Поняв первопричину, Каллис спокойно сообщил.

– Семья, которая пострадала сегодня от пожара, идет ко мне за помощью, – сказав это, старик вышел из дома встречать осиротевших без родного очага вьенцев.

– Дай вам боги здравия и благополучия, – с сочувствием в голосе и отцовской любовью приветствовал семью Каллис да как-то запоздало вспомнил, что нужно было попросить Вестников не показываться на глаза вьенцам по известным причинам.

– И тебя, Старый Жрец, пусть боги не обходят стороной, – ответствовал глава семьи, осунувшийся за один день…

Вскоре на Готрель опустилась черная ночь, отчего и лес стал темным и зловещим, наполнился клекотом, уханьем, завываниями, рычанием и прочими настораживающими звуками, воздух буквально пропитался насквозь этими звуками. Звезды и луну закрывали густая крона и низкие облака, духота, насыщенная различными запахами, дурманила, забивала легкие, вынуждая путников чаще и громче дышать.

Обладая кошачьим зрением, Наташа могла четко различать контуры деревьев, кустов, древнего торгового тракта и прочих предметов. Идти всю ночь не имело смысла, а отдохнуть с длинной дороги необходимо – это понимали все в группе, поэтому, когда Наталья свернула на север (не на каменных же плитах ночевать?), Один, Дмитрий и Еханна не стали сопротивляться безмолвному единоличному решению подруги, а охотно последовали следом, в основном полагаясь на слух, чем на зрение (хотя каждый в той или иной мере различал силуэты в кромешной тьме), ориентируясь по ее дыханию и легким звукам шагов, то и дело натыкаясь на хлесткие удары ветвей, отведенные Наташей.

Вскоре они остановились, отойдя на приличное расстояние от дороги.

– Видите вот эти четыре сосны, близко расположенные друг к другу? – спросила Наталья, имея в виду могучие стволы, стоящие в метре от них и тесно переплетающиеся верхними сучьями.

– Ну… в общем да, – не очень уверенно ответил Один.

– Тогда укрепляем между стволами шалаш – не нравится мне сегодняшняя ночь.

Работа бурно закипела, не взирая на темень. Они наломали множество сучьев, причем даже крыса принимала участие в общем деле об устройстве временного жилья, складывая ветви в одну аккуратную кучу близ выбранного для сего места. Затем принялись конструировать из наломанного сырья шалаш, плотно скрепляя сучья друг с другом в соснах и через час работа завершилась. Жилище вышло крепким, добротным, широким и просторным внутри, с узким входом и порожком, выстроенным не на один день. Работники по очереди, без толкучки, с шутками, забрались вовнутрь и улеглись на мягкие папоротниковые вайи, которыми они выстлали предварительно пол, изборожденный неудобными корневыми отростками. Дмитрий привычно прижался к теплому меху четвероногой подруги, а Пантера ласково обнялась с Одином.

Четверка уставших путников быстро уснула, не озаботившись выставить хотя бы одного дозорного – часть сознания продолжала бодрствовать и зондировать местность вокруг четырех кедровых сосен.

Им снились тревожные сны, сменяющие друг друга галопом, каждому свои, но по сущности не особо разнящиеся: низкорослый Бэрайя-маг в балахоне, скрывающем все его тело, черные и зеленые скелеты, пытающиеся отравить их ядом, заключенным в наконечниках стрел, пронзить копьями; зловещий и таинственный лес Готрель, одновременно похожий и отличающийся от Гилеи, не желающий выпускать из своих недр чужаков, создавая им серьезные препятствия – вязкие топи, тучи насекомых-кровососов, стаи злобных голодных волков и прочая гадость; Сатурн и Рума и во снах не желающие явить свои божественные лики героям; Монстр и Калимнула со своим бесплотным войском выжигают до основания Вьену, а ее жителей безжалостно убивают, проливают невинную кровь, затем обнаруживают магическое святилище, вступают в бой с его стражами – медными готрельскими драконами – и кромсают оживший металл на куски, капище оставляют в руинах; золотые факелы гаснут, искажая время и пространство; оставшиеся в живых после побоища, находясь в жалком состоянии, не обращая на проливной дождь, молча проклинают Бэрайю, Драйя тихо плачет, зовя своего недавно обретенного любимого, Дивони угрюмо и молча стоит на пепелище сожженного княжеского дома, и лишь Старый Жрец шепчет заклинания, дающие неведомо кому мужество, стойкость и мудрость…

Окрестности Змеиного леса взорвались совершенно неожиданно человеческими проклятиями, ниспосланными на головы Сатурна и Румы, исторгнутые из уст иномирцев, кои выскочили из шалаша, разрушив его, с беспомощной яростью, клокотавшей в груди, озираясь вокруг. Всю ночь изливался мощный дождь, наполняя водой, которую земля уже была не в состоянии впитать, ручьи, ложбины и прочие неровности в почве. Вода беспрестанно повышала свой уровень, куда-то текла, увлекая за собой лесной мусор, не успевших скрыться в надежных щелях насекомых, изредка выпавших из гнезд глупых птенцов и так далее. Один из мутных прохладных потоков устремился к тем самым соснам, в которых укрывалось импровизированное жилище путников с Земли, перевалил через высокий порог шалаша, опрокинулся всей своей неукротимой мощью вместе с сором на ничего не подозревающих оборотней, безжалостно разбудив. Поэтому они разом ринулись на могучие шершавые стволы кедровых сосен сквозь свод ночлега.

По очереди, оттолкнувшись от вековых деревьев, они приземлились на ближайшее всхолмье, свободное от грязных луж, покатым островком вздымавшееся из воды. Стоял густой предрассветный туман после дождя, он забивал легкие, оседал на горячих телах людей и серой шерсти крысы, струйками небольшими стекал по упругой коже. Путники уже успели остыть, привыкнуть к влажности и обреченно сесть на землю, не желая даже за разговорами скоротать время, ни о чем особо не думая. При таких погодных условиях дальнейшее путешествие опасно. Солнце еще не встало из-за горизонта, дальше трех метров видимость хоть глаза выколи, под ногами настоящий водоем, да и всеразрушающий гнев праведный сменился на меланхоличную тоску, а с таким настроением далеко не уйдешь.

Один вдруг с места нырнул в воду, начинающую понемногу спадать, а вынырнул с керамическим кувшинчиком вина, все так же закупоренного пробкой. Он торжествующе показал всем сосуд, радуясь сей находке, словно маленький ребенок. Харрол вышел на берег, не без труда вынул пробку и не хуже алкоголика, мающегося с жестокого похмелья, припал губами к узкому горлышку так, что кадык заходил вниз-вверх, и выдул, наверное, половину содержимого прежде, чем вспомнил о друзьях, хмуро глядящих на него.

– Желаете? – невинно спросил Один, подавая сосуд Наталье и смахивая свободной ладонью мутную воду с лица.

– Еще как желаем! – недовольно буркнула девушка, принимая сосуд. Впрочем, она и сама залихватски, не заботясь о том, как выглядит со стороны, присосалась к сладковатому и крепкому вину.

Отпив приличное количество согревающей жидкости, предложила Волку, но тот отрицательно покачал головой. Девушка одним махом добила кувшин, выбросила его в лужу. Настроение у обоих – Наташи и Одина – заметно повысилось и боги теперь не казались столь уж отвратительными да и погода, чего греха таить, неплохая, и вообще жизнь – прекрасна и не лишена смысла и очарования. Пантера нежно улыбнулась своему другу, придвинулась к нему поближе, теснее прижалась, свесив голову ему на плечо. Еханна самодовольно зевнула, незлобно рыкнув, подползла к парочке, сложила лапы на ноги Харрола.

Лишь Дмитрий не принял участия в идиллической сцене, нахмурил брови: он переживал по поводу того, что вся снедь покоящаяся в коробе, и огниво безвозвратно пропали. Готовая еда сэкономила бы кучу времени, но теперь из-за этого проклятого дождя придется остаться голодными. К тому же разлившаяся и заполнившая низины вода почти наверняка распугала всю дичь, на которую можно было бы поохотиться. Хотя… почему ж всю? Может, не успел кто-то спрятаться и вода загнала каких-нибудь животных на островки суши, подобные тем, на котором они дожидаются утра. Так что вода может сыграть наруку, но в таком случае нужно втолковать это голубкам, на данный момент ни о чем не думающих, кроме как о друг друге.

– Друзья мои! – Дмитрий грациозно поднялся, развел руки в стороны как бы желая обнять всю Винэру; глаза насмешливо, в тон голосу, смотрели на друзей. – У меня родилась гениальная идея! (при этих словах Наташа с Одином повернули к нему головы, с подозрением взирая на него). Нам нужно пожрать, – заключил Волк уже не столь напыщенно, как начал.

– И что ты предлагаешь? – с нотками недовольства в голосе вопросила Пантера. – Короб-то с едой погиб.

– Я в курсе, – опуская руки, констатировал Дмитрий. – Именно поэтому предлагаю совместную охоту… Объясняю: я почти на сто процентов уверен, что какую-нибудь дичь поймать просто, ведь наверняка вода загнала не только нас на островок. Вы понимаете о чем я толкую или вино было слишком крепким для вас и ударило в голову?

Наташенька очаровательно улыбнулась ему, хитрюще прищурила лучистые голубые глаза, поднялась в стойку черной кошки, собравшейся на охоту, помогла подняться своему другу. Волк сознавал, что попал в самое яблочко: Готрель – новое неизведанное место и его нужно исследовать, подмять под себя, чтобы все хищники Змеиного леса поняли: появились новые хозяева, самые сильные, хитрые, умные и свирепые хищники.

Первые лучи солнца коснулись вершин деревьев, еще не проникая сквозь густые кроны, хотя туман и рассеивался довольно быстро.

Каменный островок торчал из воды, окружавшей его со всех сторон. На нем лежала, смирившись со своей судьбой, молодая глупая косуля, со страхом наблюдая за спадающим потоком. Уши стригли, поворачиваясь в сторону малейшего звука. За свою короткую жизнь она не успела научиться распознавать за привычными звуками шелеста листвы, ветра, травы, скрипа деревьев, беготни мелкой живности едва уловимых, крадущихся, осторожных, смертельно опасных, поэтому единственный вид страха, который сейчас испытывала глупая косуля – страх перед водой, застигнувшей ее врасплох в месте ночлега и загнавшей на скалистый уступчик. Поток легко шумел, фырчал, неся за собой мусор. Она не заметила опасности, подплывающей к ней с двух сторон.

Из-под воды, перед самым островком взметнулась мокрая черная тень, метя в косулю, но та резко вскочила и бросилась в противоположную сторону, однако и там ее поджидала смерть, появившаяся тем же способом, что и кошка – огромная серая крыса, кровожадно ощерив страшную пасть, опрокинула бедное животное набок, накрепко вцепившись острыми загнутыми когтями в плоть жертвы, дотянулась до ее шеи – пантера одним прыжком очутилась на косуле, прижала к холодному камню мощными лапами, сдерживая отчаянное сопротивление. Еханна резким движением перекусила сонную артерию. Кровь фонтанчиком вырвалась из раны, заливая морду грызуна.

Вскоре прибыли с самостоятельной охоты Волк и Харрол: Харрол держал в руках скудное одеяние подруги, призванное скрывать лишь те части тела, кои любят обнажать порнозвезды перед камерами (Наташа, прежде чем обернуться грозной хищницей, обнажилась полностью, дабы после охоты не щеголять по лесу нагой или черной кошкой) – просторные зеленые джинсовые обрезы и того же материала и цвета лиф, а волк – узорчатого удава, удушенного его же руками, чешуи его контрастно поблескивали красным, черным и белым цветами, в длину он достигал аж метров пяти.

В Гилее четверку часто застигала ночь без еды, воды и спичек, тем не менее они никогда не голодали, не умирали с жажды и не замерзали (впрочем, в Гилее и зимой всегда значительно теплее, чем за ее пределами), потому как даже без превращений, в кромешной тьме, умели добывать себе пропитание и огонь, защищаться от любых хищников, и Готрель в этом плане ничем не отличался от земного леса. Им часто приходилось есть сырое мясо, кое не влияло на состояние здоровья оборотней и их принципиальные нормы. Еханне и вовсе не полагалось брезговать в виду своей природы – разве может крыса вообще чем-либо съестным пренебрегать?

Если бы сейчас иномирцев увидели цивилизованные дейчане, их тут же вывернуло наизнанку, потому что действо, происходящее на скалистом выросте посреди Змеиного леса, являлось не для тонких и чувствительных натур. Трое подростков – двое парней и одна девушка, – которым от силы можно дать тринадцать-четырнадцать весен от роду, и гигантская серая крыса с аппетитом поедали сырое мясо и внутренности косули и змеи. Люди рвали сильными гибкими пальцами плоть, а затем отправляли куски мяса в рот, тщательно пережевывая их, крыса же просто глотала. Кровь жертв темнела и запекалась на них самих, на камнях, лицах и руках чужаков, больше всего сейчас похожих по выражению лиц на кровожадных лапаротомов и любой воин, уважающий себя, завидя такую жуткую картину, непременно попытался бы их убить. Но на их счастье они редко посещают Готрель, предпочитая без крайней нужды туда не соваться по известным причинам.

… Путники чувствовали себя великолепно среди зарослей Змеиного леса под ласковыми лучами солнца. Желудки полны, вода почти отступила, лишь местами текли еще ручьи да стояли лужи на каменных блоках древнего торгового тракта, однако и они не вечны, тела, волосы и одежда просохли. Казалось, они всего лишь прогуливались беззаботно по лесу, который не кишит смертоносными змеями, пауками и скорпионами, а также хищниками вроде волков, тигров, пантер, готрельских драконов. Словно и не знали они о существовании Бэрайи-мага и проклятом войске да и вовсе их не было на Винэру.

Такое легкое настроение длилось довольно долго, до полудня, пока желудок не свело от жуткого голода, недовольным ворчанием напоминающим о себе снизу живота. Пожалуй, только Еханна по-прежнему чувствовала себя превосходно, передвигаясь вприпрыжку далеко впереди, порой скрываясь за поворотом – она-то на ходу пожирала все, что шевелилось: от мелких насекомых до ящерок, змей и прочих животных, включая глупых птах.

Наташа неожиданно для всех резко замедлила шаг, подошла к старой липе и резко взобралась по жестким сучьям и коре почти на самую макушку, скрывшись в кроне дерева. Друзья вначале недоуменно наблюдали за подругой и поняли ее действия лишь тогда, когда черная пантера осторожно, цепляясь когтями за шершавую кору и ветви, задом спустилась на землю, села перед ними, выжидательно уставившись. Волк молча начал превращение, а Один смущенно произнес:

– Ну я, конечно, так изящно спуститься не смогу, но все же постараюсь, – и Харрол проделал ту же операцию, что пару минут назад Наташа. Вот только никакие сучья и кора не могли задержать свободного падения тяжеловесного чрэсха.

Страшное чудовище с трудом, с помощью Хао-Шая, поднялось на восемь задних конечностей, угрожающе шатаясь из стороны в сторону и балансируя многочисленными когтистыми лапами, беспорядочно росшими по бокам довольно-таки объемной туши. Окончательно укрепившись на ногах, монстр азартно и протяжно утробно зарычал, покачивая кошмарными ветвистыми рогами на голове. Хвост (ну не хвост, а маленький жирненький хвостик) с лилово-фиолетовым жалом прижат к заду. Таким челюстям со сплошными рядами иглообразных выпяченных вперед зубов позавидовал бы тираннозавр-рекс или какой демон из преисподней.

Он грозно направился в чащу леса, выбирая себе путь без помех для рогов, при этом треск стоял такой, что он должен был разогнать на лиги вперед всякую дичь. Мимо прошмыгнула не в пример бесшумная кошка, скрылась в зарослях. В этом и состоял план: животные от страха и за чудовищным шумом, производимым неуклюжим чрэсхом, не смогут услышать легкого шороха не менее опасной хищницы. Волк и Еханна, ушедшие на юг леса, решили окружать жертву: крыса, как наиболее проворная, загоняла ее в сторону Зверя, а тот, в свою очередь, имел право на один удар тяжелым кулаком или ногой, переламывающим хребет, череп или ноги.

… Два дня путники шли на восток беспрепятственно, созерцая себя на фоне дикого леса, легкой пружинистой походкой, относительно не торопливым шагом, порой переходили на бег, то стремительный и изящный, как у лани или сайгака, то легкий и неспешный, как у рыси, спускавшейся по своим делам с холма. Они редко останавливались, но и то лишь затем, чтобы охотой добыть себе пропитание, причем отнюдь не всегда использовали перевоплощение, и добывали ровно столько, дабы наесться один раз и надолго, не брезгуя абсолютно ничем, в том числе совершенно незнакомыми им представителями местной фауны. Для них не существовало понятий вкусно-невкусно, главное – съедобно, и желудки с радостью принимают любую жратву, что весьма практично.

Не забывали так называемые оборотни и о тренировках: утром и вечером они оттачивали мастерство в боевой системе, мало кому известной на Земле, под названием зловещим и таинственным – Черное Искусство боя. Никто уже и не вспоминал о гостеприимных вьенцах, но старого жреца Каллиса помнили все.

Путники стали понемногу забывать о своих стычках со скелетами и рыцарем без головы и кентавром, словно сон, который рано или поздно стирается из памяти.

Однако Бэрайя-маг о них вовсе не забыл.

На рассвете, когда лучи солнца только коснулись вершин самых высоких деревьев в Змеином лесу, а туман стоял еще густой, иномирцы уже занимались рукопашной с применением различных подручных средств и уловок, постоянно меняясь ролями и изменяя правила игры: нападающие становились обороняющимися и наоборот, то втроем атакуя одного бойца, то один атаковал сразу троих, в ход шло все, что попадалось под руку или под ногу – палки, гибкие и хлесткие сучья, камни, комья земли и прочее, что в реальном бою очень пригодится. Могут ли в любой драке, будь то мелкая хулиганская стычка или мировая война, соблюдаться какие-либо правила? Ответ простой и односложный: нет, в достижении победы все средства хороши (лишь бы эти средства ненароком не уничтожили тех, кто их применил).

Первыми опасность почувствовали как обычно Пантера и серая крыса, незаметно предупредили о сем парней, однако и виду не подали, дабы источник угрозы был уверен в своем превосходстве и незамеченности, а стрелы, копья и прочее метательное оружие на Винэру слишком медлительно, посему обмануть его не составит труда. Возможно.

Кроме того, у них было явное преимущество перед большинством соперников: мало кто умеет вести битву на лесных топях, того и гляди – утянут, проглотят несчастную жертву, а четверо бойцов с далекой Земли выбрали местом для тренировок коварную зыбкую почву, поросшую к тому же очень крупными хвощами. Впрочем, они и сами изрядно рисковали. Однако оборотни просчитались в отношении врагов.

Из папоротниковой чащи, не таясь, вышли десять воинов, окружив гиблое местечко и не рискуя продвинуться дальше. Путники встали спина к спине, с вызовом пристально осматривая небольшой отряд, те, в свою очередь, с мрачностью скалы, без тени любопытства, взирали на землян. Даже хищный оскал и угрожающее шипение гигантской серой крысы не сумели кого-либо напугать. И они не являлись скелетами, мертвецами или еще какой нежитью – самые настоящие люди, из плоти и крови, коими руководил молодой и сильный кентавр.

Холодные карие глаза с ненавистью изучали новоиспеченных истребителей проклятых, слегка полноватые упрямые губы искривлены в презрительной усмешке, хищный орлиный нос, густые вьющиеся каштановые волосы ниспадали по широким плечам, могучие мускулистые руки опущены вниз, упругая кожа смуглая. Он был бы редкостным красавцем, имеющим внушительные бугры мышц, если бы там, где начинался торс, не был соединен со статным жеребцом темно-коричневой масти. Гордый кентавр, отчетливо выделявшийся на фоне своих воинов и оборотней, едва ли ни на три четверти метра возвышаясь над людьми, опустившими лезвия стальных мечей к земле – приказа атаковать дерзких пришельцев пока не было.

Сами наемники облачены по-разному (а они, судя по всему, наемники Бэрайи-мага): кто в жилетах с вшитыми в них стальными пластинами, штанах-галифе и глубоких башмаках, на иных крепится легкая удобная кольчуга, опоясанная на талии и перехваченная тесемками в плечах.

Девятым человеческим воином была женщина лет восемнадцати-девятнадцати: темная смуглая кожа, большие черные глаза, черные же прямые волосы, шелком ниспадающие на плечи, прямой величественный стан, упругий живот. Воительница сочетала в себе молодость, притягательную красоту и не дюжую силу. Ее небольшую упругую грудь и плечи закрывал лиф из львиной шкуры, та же шкура скрывала бедра, на ногах – сапожки. В правой руке она держала короткий односторонний изящный меч со слегка изогнутым концом. Она дерзко с очаровательной и, вместе с тем, ядовитой улыбкой смотрела в глаза Натальи, пытаясь смутить, но – безрезультатно, хотя не каждый из мужчин мог выдержать пронзительный взгляд ее бездонных черных глаз.

Вытянув в сторону Пантеры меч, женщина с просьбой обратилась к вожаку-кентавру:

– Сирико, позволь мне сразиться с этой девушкой, – она умоляюще смотрела в глаза невозмутимого Сирико.

Тот недовольно нахмурился – она явно нарушала субординацию, – однако сподобился ответить громовым мощным голосом:

– Если она понравилась тебе, то ты заполучишь новую любовницу, Леан, однако остался один невыясненный вопрос, ответ на который я желаю получить, а пока – уйми на мгновение свою птеригианскую горячую кровь. – Теперь Сирико обратился к оборотням, еще больше нахмурив густые брови вразлет: – Я знаю, что кто-то из вас убил моего отца, поэтому спрашиваю – кто отравил стрелой бромидов Калимнулу? – его ледяные карие глаза пронзали по очереди то одного путника, то другого, то третьего, то четвертого, пытаясь понять, кто именно…

Сирико не ожидал услышать ответа, но все же один из них, со странными желтоватыми глазами, без тени страха, невозмутимо дал ответ:

– Я тот стрелок, что с сотни метров попал в круп Калимнулы.

Лицо Сирико потемнело, он заскрежетал крепкими зубами, сжал так могучие кулаки, что костяшки пальцев побелели и захрустели, но все же, едва сдерживая ярость, с трудом процедил:

– Если вы не трусы, то будете сражаться с нами на твердой земле, а не гнилой… а тебя, убийцу моего отца, я убью сам.

– А ты уверен, достойный сын своего отца? – предостерегающе вопросил Волк. – Мы вчетвером разгромили сотню смарагдов, полсотни бромидов, убили твоего отца, заставили с позором бежать непобедимого Монстра – и по-прежнему живы.

Сирико оставался непоколебимым в своем решении.

– Ну что ж, как знаешь.

– Мальчики и девочки – вперед! – приказала Наталья и четверка летящим бегом направилась в четыре стороны, прямиком на наемников, и Волк не стал перечить желанию молодого конечеловека.

Леан была растеряна – девушка, которой она бросила дерзкий вызов, подкрепленный, казалось бы, оскорбительными словами Сирико на счет того, что чужачка будет любовницей ее, набросилась на одного из мужчин, совершенно проигнорировав обидную реплику. Леан быстро взяла себя в руки, бросила взгляд на юную воительницу, которая в этот момент уклонилась от удара меча, нырнув под него и нанесла вроде бы легкий удар основанием ладони в пах, однако воин зажал это место руками, выронив оружие, его лицо исказилось от адской боли. Девушка выхватила оружие и полоснула им по горлу, добив подранка. Она отразила два следующих удара – раздался звон стали, высекший искры, – ушла за спину одного из воинов и одним стремительным взмахом лезвия – в прыжке – лишила жизни сразу двух наемников. Головы, брызгая кровью, упали к ногам своих хозяев.

С остальными наемниками легко справились Один и Еханна, не дав воинам и пару ударов сделать.

Волк апперкотом в грудную клетку конского тела и мощным дополнительным ударом пятки прямиком в колено свалил кентавра на землю. Сирико взревел от унизительной боли, суча копытами, попытался встать. Дмитрий, не мешкая ни мгновения, вновь нанес два удара ногами в лицо (от такого удара у обычных людей основательно ломаются челюсти и нос) и под дых.

Леан чувствовала, что задыхается, тело покрылось потом от многочисленных попыток достать острием меча соперницу, но она значительно уступала ей по всем параметрам: Наташа легко и непринужденно отбивала все удары, словно играя с наемницей, особо не выкладываясь в бою, наносила свои, азартно сверкая холодными голубыми глазами каждый раз, когда на теле черноокой воительницы появлялась новая рана, а кровь все больше пропитывала лиф, набедренную повязку. Леан грубо ругалась, проклиная девушку, с безрассудной свирепой яростью вновь и вновь нападала на Пантеру, получая саднящие кровоточащие раны и чувствительные удары. С каждой атакой она раскрывалась, приходя все в большее бешенство, а Наталья даже дыхание не сбила. Наконец ей надоело играть с наемницей и выслушивать проклятия в свой адрес. Она выбила своим мечом лезвие Леан и нанесла рукоятью оружия удар в челюсть снизу вверх, добавив для острастки чувств ногой в живот. Леан загнулась, расширила от изумления и боли глаза, закряхтела и упала на колени, зажимая ладонями ушибленные места, при этом кожа на челюсти была рассечена и кровоточила.

Бойцы подмигнули друг другу, весело улыбнувшись: бой с людьми, как и предполагалось, оказался легким и скоротечным, а сами воины почти все мертвы, женщину же и кентавра оставили в живых как урок-назидание настойчивому Бэрайе-магу. Наташа махнула друзьям рукой, бросила меч и четверка отправилась, как всегда, на восток в поисках цивилизованных мест, оставив Сирико с окровавленным лицом лежать без сознания и Леан отдышиваться. Навряд ли кентавр, когда он очнется, побежит вдогонку оборотням и воспользуется магией материализации реального оружия.

– Без плана дальше нельзя, – сообщила без тени усмешки Наталья, жаря в костре жаркого костра кое-как обработанный кабаний окорок.

Путники к полудню устроились чуть поодаль от древнего мшистого дуба под его сенью после удачной облавы на крупного, матерого кабана. Они насобирали хвороста и каменьев, оградили ими кострище и разожгли огонь напалмом из «троновых» пушек (затем крыса отозвала броню). Сырые, плохо просохшие после недавнего дождичка дрова зашипели, затрещали, но разгорелись. Волк сильными руками разделал крупную тушу борова, порвал на куски. Затем оборотни насадили мясо на импровизированные деревянные шампуры и начали прожаривать его, как это примерно делали в древности первобытные люди: без соли, специй, не соблюдая правила копчения, когда верхние слои мяса подгорели до черноты, а внутренние оставались полусырыми с кровью. Получалось куда как вкуснее и аппетитнее, нежели в сыром виде.

Во время обеденного перерыва Пантера решила построить хоть какой-то план относительно их действий, пока на ближайшее будущее и кое-какие наметки у нее уже были.

– Ты верно мыслишь, – сразу же согласился Дима, откусив небольшой кусочек горелого мяса, проверяя его готовность.

– Да, – лаконично подтвердил Один, втягивая носом ароматный запах импровизированного жаркого.

– Все знают, – между тем продолжила изъяснять свои мысли Наташа, удовлетворенно кивнув, – что Бэрайя-маг не оставит нас в покое и будет насылать на нас свои проклятые войска, пока не уничтожит или не возьмет в плен. Но пока треклятый колдун действует грубой силой, у нас есть шанс выбраться из Змеиного леса целыми и невредимыми, ведь если верить словам Клармаркаев и Каллиса, его власть распространена только на этот лес. А это значит, что за его пределами нас оставят в покое, по крайней мере на время.

– Что ты предлагаешь? – спросил Один и он выжидающе посмотрел на подругу, даже забыв про готовку еды.

Она поднесла черный кусок к губам, набрала полные легкие воздуха и подула на окорок, затем, обжигаясь, хищно вгрызлась в него, тщательно прожевала кус. Все это время Один и Волк терпеливо ждали ответа.

– Чтобы уничтожить врага, – соизволила, наконец, Наталья продолжить разговор, – нужно лучше узнать его. Конечно, можно сунуться в его логово и там попытать счастья, но эту безумную идею я, пожалуй, сразу отмету…

– Естественно, – нетерпеливо перебил подругу Харрол, чем вызвал ее недовольный взгляд и ничуть не смутившись этому. – Мы сражались со всевозможными чудовищами, но опыта борьбы с магами не имеем…

– Все это так и рада, что мы понимаем друг друга с полуслова, именно поэтому предлагаю другой, наименее опасный, вариант изучения. Он заключается в том, что нужно отыскать тех людей, которые сражались с Бэрайей и по-прежнему здравствуют. Легче всего будет найти не воинов, а тех, кто известен на всю страну или даже, возможно, на весь мир Винэру – король Дэйча Карл Ужасный, по его инициативе была организована борьба с готрельским колдуном, а также придворный маг короля Валцхабва. Думаю, любой человек знает дорогу до Тарбоса, столицы Дэйча, а чтобы не вызвать излишнего подозрения со стороны аборигенов, пристроимся к какому-нибудь каравану, движущемуся к столице. Верно я рассуждаю? – поинтересовалась Наташа, откусывая очередной кусок от мяса.

– В общем да, – согласился Один. – Но все же придется и Карла исключить. Король все-таки, а какой уважающий себя король даст аудиенцию каким-то подросткам, активно интересующимся врагом Дейча номер один?!

– К сожалению, ты прав, – подал голос Дмитрий. – Зато Валцхабву вроде бы неплохо зарекомендовали готрельцы.

– Оно, конечно, так, – Один прищурился, вроде согласившись с другом. – А ты уверен, что этот придворный колдун захочет с нами пообщаться?

Наталья весело, беззлобно засмеялась, вызывая ответную реакцию мальчиков – они невольно заулыбались, не понимая, над чем смеется Наташа, но смех оказался заразительным, уже через минуту юноши схватились за животы, не в состоянии остановиться. Наташа уже взяла себя в руки и принялась доедать мясо, откусывая его белыми острыми ровненькими зубами, в коих выделялись клыки, дожидаясь пока друзья отсмеются.

А когда они успокоились, Пантера заговорила уверенно и жестко:

– Никогда еще ни один человек не отказывался с нами поговорить. Мы сильны, ловки, умны и владеем тем, чем никто не владеет на Винэру (возможно) – трансмутационными способностями: согласитесь – это уже не мало. Кроме того, нам помогут «Троны», броня которых стойкая к любым видам воздействия, возможно, убережет и от магической атаки. Что нам сможет сделать какой-то колдун? Он даже с войсками Бэрайи справиться не смог, не помогла совместно объединенная сила и многих других волшебников. Зато мы уничтожили уже полторы сотни скелетов, почти десяток наемников, заставили с позором бежать бронированного гиганта без головы и двух кентавров, владеющих очень опасной магией. Разве этих фактов недостаточно вам, чтобы осознать очевидное – Валцхабва бессилен против нас? – она испытующе посмотрела на мальчиков, холодно сверкая голубыми глазами.

– Ты как всегда права, милая, – признался Один, робко улыбнувшись – она за них обоих собрала в одно целое разрозненные события, произошедшие с ними за те пять дней, что они провели на Винэру, составив единую картину. – Что бы два таких оболтуса – как я и Димка – без тебя делали?! – Один ласково обнял за талию подругу, лукаво-доверчиво, снизу вверх, заглядывая ей в глаза.

Она растаяла от его обаятельной улыбки, от этого прекрасно-чувственного и хитрого одновременно взгляда… и сменила гнев на милость, ворчливо проговорила:

– Засиделись бы в гостях лет на двадцать или на плаху голову сложили, – но тем не менее на поцелуй ответила со всей чувственностью, на которую была способна.

Волк скривил недовольно губы, посмотрел на Еханну, самодовольно облизывающую свою острую мордочку язычком. Она блаженно улеглась на живот, прикрыла глаза – от приятной сытости в желудке хотелось только спать, но никак не думать о каком-то там далеком Валцхабве. Дмитрий начинал злиться – как только заходил разговор о чем-то серьезном и насущном, черная пантера превращается в ласкового котенка, требующего к себе внимания, любви и заботы, а «компьютерный гений» (Наталья как-то дала краткое объяснение тому, почему дала Одину прозвище Харрол – «этим именем на одном языке называют гениев в области программных разработок и компьютерных технологий») потакает ее желаниям.

– Я, конечно, понимаю ваши чувства, но перед нами стоит жизненно важная задача, от решения которой зависит наше возвращение домой, где вы можете заняться хоть чем в свободное время.

Парочка с трудом разжала объятия, гася горячую неуемную страсть, заставили себя обратить внимание на Волка. Тот удовлетворенно кивнул.

– Так-то лучше. Мы знаем, что у нас мало шансов на любезный разговор Валцхабвы с нами, поэтому нужно застать его врасплох, спеленать как младенца, по рукам и ногам, чтобы не дрыгался и не пытался сотворить конечностями какую-нибудь гадость, пригрозить ему правдоподобно – жить любой нормальный человек хочет, не зависимо от его социального положения и статуса, будь то колдун, король-император или бомж. Однако смею предположить, что Валцхабва выложит о первостепенной угрозе человечества всю подноготную, по крайней мере то, что сам знает. Ему незачем утаивать какие-то сведения о враге номер один. Я все сказал. А теперь доедаем кабана и, не теряя более ни минуты, движемся дальше на восток.

Невольным путешественникам очень хотелось вернуться домой, на Землю, во влажную духоту родного Таннского леса, но чтобы осуществить свою мечту, им необходимо было сделать всю черную работу за местных, винэрских, богов – отправить в ад злого готрельского мага и уничтожить его проклятое войско. Однако и остаться на Винэру не такая уж плохая идея. Землю всегда можно успеть исследовать, она никуда не денется, а на Винэру они впервые. Кому из землян хоть раз выпадал шанс побывать на обитаемой планете, удаленной от Солнечной системы на миллионы световых лет, расположенной где-то на другом конце Млечного Пути. Планета заселена людьми – верно, но они создали иную цивилизацию, здесь иной дух, менталитет, культура. В конце концов, на их долю выпал уникальный шанс исследовать эту цивилизацию, проникнуться ею, поучаствовать в исторических событиях, от исхода которых зависят судьбы миллионов людей, познать непостижимое, – например, постичь тайны, притягивающие людей на протяжении многих веков – загадки Запретных земель, изолированных от всего человечества Ледяной страны и Латенландии, приоткрыть завесу, – а что там, в этих таинственных местах? Можно бросить вызов не только Бэрайе-магу, но и другим смертельным людским врагам: кровожадным беспринципным варварам лапаротомам, их жестокому богу и Рыбе-Ершу – всем сразу, никого не убоясь и не суть важно, что будет после – выиграют неравную войну со злом или проиграют, обретя посмертную славу легендарных героев, не побоявшимся тех, от чьих имен дрожит в страхе все человечество.

Четверо бойцов бежали весь день на восток, желая скорее достичь ставшей столь вожделенной цели, поставленной еще накануне – собрать как можно больше информации о готрельском колдуне и его воинах, а затем, сопоставив все факты, устроить смертельную битву, да не одним, а собрав все войско, возможно, даже из числа лапаротомов, заклятых врагов всего Винэру. Почему бы не использовать одних врагов людей против другого? Вполне разумно, хоть и чревато последствиями, о которых, наверно, придется жалеть.

Весь день они бежали, приближая заветную цель, не щадя и не жалея своих сил, лишь изредка останавливаясь, дабы немного перевести дух, что-нибудь съестное поймать или перекусить местными ягодами, сочными корешками, листьями да испить водицы у ближайших ее источников ради пополнения запасов энергии. Бойцы придерживались одного темпа. Многочасовой марш-бросок не был им в тягость, тем более по относительно ровной, мощеной каменными блоками, дороге. Ведь родной Таннский лес – великолепная идеальная площадка для разностороннего физического и духовного развития. Благодаря каждодневным длительным и упорным тренировкам оборотни стали во много раз выносливее, сильнее, реактивнее, нежели почти год назад, незадолго до образования единой мощной команды неразлучных друзей.

Солнце уже перевалило за горизонт, на лес опустилась мягко благодатная звездная теплая ночь. Охотники, дремавшие днем, вышли из своих нор, порой оглашая темноту ревом, воем, рычанием, заявляя о себе, мол, я есть, я существую и я голоден, поэтому иду убивать, чтобы утолить его… или самому стать чьей-то добычей.

Двуногие хищники стали быстро уставать, дыхание с хрипом вырывалось из легких, а сами легкие горели огнем. Они понимали, что дальнейшее передвижение бессмысленно, до цивилизованных мест еще далеко, а Змеиный лес и не думал кончаться или хотя бы редеть к исходу пятого дня пребывания землян на Винэру. Необходимо дать телу отдых, иначе следующая схватка с проклятыми может стать последней в их жизни. Они перешли на шаг и свернули на север от каменной тропы. Мысли лениво ворочались в головах, Еханна так и вовсе высунула острый язычок, спотыкаясь на каждом втором шагу напару с Дмитрием, держась позади Натальи и Одина.

Пантера учуяла воду и, движимая мучительной жаждой, отправилась на северо-восток. За ней неотступно следовали ее спутники по жизни. У тихого, спокойного озерца мирно дремала тигриная семья. Почуяв людей, не особо скрывающих свое местонахождение, хищники встрепенулись, окружили котят, свирепо и яростно зарычали. Путники не испытали страха перед полосатыми хищниками и, не замедляя шага, разнохорово сами зарычали, двигаясь прямо на кошек. Тигры не были безмозглыми, они почуяли в двуногих существах властную необузданную силу, могущую при нужде вырезать всю семью, с истинной кошачьей гордостью и грацией, взяв в зубы оробевших несмышленых котят, жалостно мяукающих, грозно порыкивая (у кого челюсти не заняты), удалились в чащу.

Все четверо разом свалились на землю, приникли жадно к прохладной воде. Вскоре они уже дрыхли, плотно прижавшись друг к другу, под чистым звездным лунным небом, не опасаясь ни хищников, ни проклятых – первобытные звериные инстинкты самосохранения никогда не дремали.

Когда первые лучи солнца ласково коснулись безмятежных лиц чужаков с Земли, они резко подскочили на ноги, взъяренные нахальством летающих насекомых-кровососов, искусавших все тело. Они тучами зароились вокруг людей, противно жужжа. Еханну же разбудили проклятья друзей, нескончаемыми потоками сыпавшиеся на местных богов, Готрель и всех его обитателей.

Она лениво открыла глаза и вдруг почувствовала что-то неладное, а когда осторожно шевельнулась, ощутила чей-то жалящий укус около соска у левого бедра. Крыса озверела от подобного посягательства на свою персону, резко вскочила на лапы и увидела того, кто укусил ее. Огромная – трехметровая – черная змея, свернувшаяся клубком возле нее, когда крыса спала, зашипела, обнажив свою страшную пасть, раскрыла большой ядовитый зуб и тупо кинулась на серого грызуна, вероятно, не сообразив, что эта крыса очень отличается размерами от обычной. Еханна взвизгнула от бешеной ярости, отпрянула чуть в сторону и моментально перегрызла гадине шею. И даже когда черная тварь издохла, она продолжала яростно фырчать, кусать змею за бездвижное тело, а глаза сверкали молниями, хвост нервно елозил по земле, шерсть стояла дыбом.

Люди завороженно и удивленно наблюдали за этой картиной, позабыв о докучливых кровососах и лишь машинально отмахиваясь от них, пока Наташа не подошла к крысе и не положила заботливо ладонь на ее голову. Еханна от хозяйской ласки как-то сразу сникла, успокоилась, села на задние лапы.

Один взял на руки змею, внимательнейшим образом изучил ее, вертя тяжелое тело и так, и эдак, рассматривая со всех сторон. Вороненая кожа ядовитой гадины поблескивала на солнце.

– Хорошенькая, красивая тварь, – в общем ни к кому не обращаясь, проговорил Один. – Никогда таких не видел, – и начал ловко снимать с нее кожу.

– Ты зачем это делаешь? – не понимающе спросил Дмитрий.

– Мы, по-твоему, с кожей будем жрать змею? – ответил он вопросом на вопрос.

Не удосуживаясь развести костер, они перекусили мясом гадины в сыром виде, затем с наслаждением окунулись в тихую гладь кристально-чистого озерца, с берега которого прогнали вчера тигров, привели себя в порядок и окончательно смахивая с себя остатки сонного дурмана, помчались дальше, оставив далеко позади рои кровососущих насекомых.

Вчерашний изнуряющий бег дал о себе знать незамедлительно: все суставы и мышцы с трудом повиновались, каждое движение отзывалось ноющей болью в них.

Еханна вприпрыжку бежала позади хозяев. Поначалу она с удовольствием хватала и прожевывала трактовую живность, ничуть не замедляя этим скорости бега, но затем стала чувствовать к ней возрастающее отвращение, поэтому последнее, что поймала – крупный сочный богомол – выплюнула. На нее накатили вялость, слабость, а через некоторое время начали одолевать усталость, головокружение, тошнота и апатия. Еханна, не смотря на такое ухудшающееся состояние, продолжала упорно следовать за хозяевами, однако уже и спотыкаться и падать на ровном месте стала чаще, из груди вырывалось хриплое, надсадное дыхание, перед глазами медленно размножались радужные круги. Крыса тщетно пыталась понять своим нехилым для крыс умом, что с ней такое происходит, почему ей с каждой минутой становиться все хуже и хуже, почему язык немеет, а изо рта вываливается густая тягучая, словно желе или кисель, слюна и, относимая инерцией назад, прилипает к шерсти на груди и на лапах.

В конце концов, споткнувшись в очередной раз, Еханна упала на брюхо и серьезно ослабевшая сила воли уже не смогла поднять больное тело. Она видела сквозь радужную, застилающую зрение, пелену как быстро удаляются на восток ее горячо любимые хозяева, не обращающие внимания на то, что творится у них позади. Крыса не хотела оставаться одна и, собрав остатки мужества и сил, приподняв голову над землей, жалобно и громко завизжала на грани срыва, а затем умолкла, отчаянно цепляясь за угасающее сознание. Люди удалились на приличное расстояние, но все же они услышали зовущий крик-плач, тут же остановились, словно на невидимую стену наткнулись, а когда до их сознания дошло, кто отчаянно позвал, они разом бросились в сторону зова.

– Что с тобой, милая? – ласково спросила Пантера, опускаясь на колени перед крысой и беря ее безвольную голову в свои ладони. – Она сознание потеряла! – казалось, подобное очень удивило девушку. – Но разве бессмертные могут терять сознание?!

Один зря слова изливать не стал – он наклонился перед Еханной, крякнув от натуги, взял аккуратно ее на руки, при этом голова, лапы, длинный хвост свесились к земле.

– Ну и тяжелая же ты, зеленоглазая подруга! – и отправился в чащу.

Его опередили друзья – Наташа шла впереди в поисках воды, Волк отгибал ветви деревьев, мешавших идти, проламывал спешно дорогу в кустах и папоротниках. Все это он делал совершенно молча и угрюмо. Одину приходилось не только нести заботливо драгоценную ношу, но и умудряться смотреть под ноги, дабы ненароком не споткнуться.

Пантера вывела их к неширокой речушке, Один аккуратно положил на мягкую траву Еханну. Наташа быстро осмотрела тело крысы и нашла причину необъяснимого состояния оной. Один из ее сосков разбух и почернел, тонкий же укус начал нагнаиваться. И Наталья вспомнила все – и то, как Еханна еще рано утром, обнаружив под собой черную змею, разъяренно зарычала, и то, как остервенело загрызла эту тварь, и то, как даже после ее гибели долго фырчала, порыкивала, кидалась на мертвую гадину и кусала ее. Причиной ярости явился ядовитый укус, а теперь крыса страдала от жестокой, нестерпимой боли. Но что же это за яд такой, что даже организм бессмертного не может с ним эффективно бороться? Ведь в Гилее их всех не раз кусали различные ядовитые змеи, пауки и скорпионы, однако они быстро и успешно справлялись с интоксикацией без применения какого-либо антидота или сыворотки, собственными силами.

Наташа призвала на помощь свою броню, на кистях лязгнули обнажившиеся лезвия. И Один, и Дмитрий быстро сообразили, что сейчас произойдет, поэтому незамедлительно бросились на помощь. Они прижали крепенько руками и ногами Еханну с двух сторон. Наталья резанула кончиком саксонового кинжала по краю гнойника, придерживая свободной рукой серое тело – крыса очнулась от резкой боли и попыталась вырваться и, не смотря на ослабленное состояние, хозяева ее едва удержали. Писк отчаяния и боли эхом унесся по лесу. Пантера несколькими стремительными секущими движениями вырезала абсцесс, очень болезненно (Еханна, осознав, что с нею творят и кто, мужественно переносила адские муки, лишь невольно вздрагивая и хрипло дыша) надавила пальцами чуть поодаль от краев раны и прекратила мучить бедняжку, когда густая черно-алая кровь с гноем сменилась светло-алой чистой. Наташа набрала в ладонь древесного мусора, раскрыла лепестки орудийных портов на щеках и сожгла этот мусор слабым излучением, затем измельчила древесный уголь и еще раскаленным внесла его в рану. Еханна резко дернулась, пискнув от неожиданной обжигающей боли. Она мужественно перенесла все мучения и теперь грустно смотрела в никуда.

Мальчики стали носить воду из речки в сомкнутых вместе ладонях, по очереди поднося ее к самой морде, а Пантера слегка приподнимала ее голову, дабы легче лакала жидкость. Еханна вяло пила воду, большую часть расплескивая на землю, но все же кое-что попадало и в глотку. После того, как вода пошла обратно изо рта, подростки ловкими движениями стали ловить рыбешку и сваливать ее возле Натальи – она заботливо помогала крысе съедать рыбку, следила за тем, чтобы она не выплевывала ее. Затем грызуну дали отдохнуть несколько часов, набраться свежих сил.

– Если яд той твари подобным образом действует на бессмертных, что же осталось бы от человека при укусе? – риторически вопросила Наталья, ловко поднимаясь с колен на ноги и отзывая «Трон».

– Я думаю, сгнил бы заживо за какой-то час, от силы два, – тем не менее выдвинул свое предположение Харрол, с сочувствием глядя на тяжело дышащую четвероногую подругу, посапывающую в тревожном сне.

– Еханне необходимо как можно чаще потреблять воду, пищу и испражняться, дабы яд поскорее прекратил свое отравляющее действие, – сообщил Волк.

Они весь день до самого заката следили за состоянием серого грызуна; давали воды и всякую мелкую живность, убирали из-под него помет. Подростки на время и думать забыли о своих планах относительно дейчского колдуна при дворе короля Карла Ужасного и Бэрайи-мага, да и проклятые дозоры их не беспокоили. Чужаки постоянно находились рядом с Еханной, боясь оставить ее даже на пять минут, – а вдруг что-то непоправимое с ней случится?..

Лишь один раз Один ушел вглубь леса, чтобы разведать его по периметру, и вернулся с тяжелой тушей огромного кабана. Сам же сделал две крепкие рогатины, воткнул их в землю около речушки, примерно в метре друг от друга, затем обтесал и заострил дубовый сук найденным камнем с более или менее острой кромкой. Этим же первобытным орудием, довольно удобно лежащим в ладони, он разделал и освежевал тушу кабана, сделал множество глубоких разрезов в кровавом мясе и принялся обмывать в воде. В это же время Волк обложил будущее кострище камнями, набрал хвороста и разжег костер. Он предусмотрительно выдернул близрасположенные кусты.

Они вдвоем насадили освежеванного кабана целиком на дубовый сук и установили его на рогатках над костром, дым от которого уносился вниз по течению реки. Вскоре следовало ожидать дождь и туман.

Еханне становилось с каждым часом заметно лучше, а после того, как запеклось мясо, она с превеликим трудом, но все же самостоятельно поднялась на лапы, учуяв сладостный запах. Подростки облегченно вздохнули и оторвали ей самый большой и нежный кусок мяса.

После восхода солнца четверка, наконец, неторопливо отправилась в путь на восток к цивилизованным местам – крыса все еще с трудом передвигала лапы, однако упорно шла вперед, не желая более поддаваться отравлению. Хозяева двигались все время рядом, не припуская, но и не отставая.

Неожиданно крыса остановилась, опустила тяжелую голову и передними лапами уперлась в землю. Путники сразу сообразили в чем дело и не ошиблись: бедную Еханну стошнило.

Еще через час крысе стало намного лучше и шла она уже увереннее и быстрее. Крепкий сильный организм упорно боролся со змеиным ядом и побеждал.

Им удалось отдохнуть от силы два часа – не больше. Если бы они являлись обычными людьми, то эта ночь оказалась бы последней ночью в их недолгой, но насыщенной жизни. Путники без остановок и сна передвигались весь остаток предыдущего дня, всю ночь и весь этот день до полуночи, желая как можно быстрее достичь цивилизованных мест, однако треклятому лесу нет ни конца, ни края и в головы начали закрадываться тревожные, нехорошие мысли. Странники бессильно опустились на землю прямо около тракта и им показалось, что проспали минуту, звериные же инстинкты забили тревогу.

Мертвенный свет луны падал на кроны темных деревьев, на каменные блоки древнего торгового тракта и совершенно не тревожил сон странников. Их сон потревожил едва уловимый перестук.

Путники резко поднялись на ноги, не таясь, осознав, что их в любом случае обнаружили и берут в кольцо – сон как рукой сняло, тело вошло в полную боеготовность – костяной перестук улавливался со всех сторон, бежать не имело смысла, скелеты не ведают ни усталости, ни жалости, а собственные силы на исходе, их не хватит на еще несколько часов бега.

Впервые землянам придется сражаться с гинеидами. Довольно низкие, приземистые, сутулые. Все приметы указывали на то, что эти белые скелеты, оживленные извращенной магией Бэрайи, при жизни являлись женщинами, возможно, девочками-подростками, или представительницами какого-нибудь низкорослого племени: Относительно маленькая черепушка, узкий плечевой пояс, широкие тазовые и бедренные кости, «изящные» маленькие стопы и кисти, росту не более полутора метров, аккуратные ровные хорошо сохранившиеся зубы, вот только фаланги пальцев сжимали совсем не женское оружие – двусторонняя секира на метровом древке. Таким лезвием можно срубить толстый сук одним взмахом.

И еще одно достоинство, отличающее гинеидов от их «костлявых» сородичей – они весьма прыгучи, что делает их более маневренными и опасными противниками.

Черная Пантера избавилась от лишних эмоций, угнетающих ее боеспособность, абсолютно расслабилась, со стороны казалось, что она смирилась с обстоятельствами, отдалась во власть смерти, и лишь ее друзья видели истинную суть вещей. Харролу и вовсе предстоящий бой был не интересен, сердце стучало ровно, взгляд серо-голубых глаз равнодушен (за неделю пребывания на Винэру скелеты стали в порядке вещей); Волк лицезрел приближение страшилищ спокойно, даже невозмутимо, разминая незаметно свои мышцы и кости; и только Еханна вошла в раж, ей хотелось отыграться на гинеидах за свои злоключения, связанные с укусом змеи и последствиями оного. Она протяжно и тонко завизжала – своеобразный клич, от которого мурашками кожа покрывается, призывающий к бою и заставляющий врага нервничать (вот только на мертвых он не действует).

Гинеиды и впрямь оказались на редкость проворными. Чтобы нанести удар или избежать оного, они постоянно использовали прыжки, хотя прыжки, по законам биологии, доступны только тем, у кого есть плоть и кровь, то есть живым. Лишившись секиры, скелеты не падали на землю грудой костей, как то происходило с бромидами и смарагдами, а продолжали рваться в бой, как ни странно, совершенно друг другу не мешая. Не пожалел магической энергии на них Бэрайя-маг.

Первым обнаружил ахиллесову пяту в магической защите скелетов Волк. Он остановил замах гинеида, обхватив пальцами кисть, держащую секиру и этим же оружием снес ему череп. Гинеид обмяк, сразу же прекратил всякие наступательные движения. Дмитрий рывком вырвал секиру и врезал ее в грудину следующему гинеиду, попытавшемуся в прыжке снести ему голову. Волк подхватил другую секиру и слился с новоприобретенным оружием в одно целое, превратившись в дробящую машину.

Хруст и шум стояли неимоверные, примеру Волка последовали остальные. Шесть секир крушили с молниеносной скоростью белые кости, особо целясь в грудину или черепушку, легко отражали встречные атаки, делали подсечки, кружили волчками между скелетами, сея вокруг кучи костяных обломков. Бойцам вторил большой серый разъяренный комок, крошащий ударами лап и собственным весом.

Когда поле брани очистилось от нежити, Вестники продолжали кружить по тракту и окрестностям леса в поисках уцелевших врагов… и враги не заставили себя долго ждать, явившись в образе оживших человеческих трупов на разной стадии разложения. Мертвецов было порядком около тридцати, все они почти щерились. Магия, поднявшая их с могил, почти убила гнилостный запах и отогнала летучих падальщиков, но все легкий сладковатый трупный запах витал вокруг их тел. При жизни большинство из них занималось земледелием, скотоводством, в общем являлись рядовыми крестьянами, судя по оружию, которое они крепко сжимали в руках: трезубые вилы, мотыги, молоты, топоры и прочее, но все же некоторые были воинами, доказательством чему – мечи, алебарды, заряженные арбалеты, даже пращи, копья и боевые топоры.

Все это воинство целеустремленно двигалось в сторону живых людей и крысы, неуклюже, неумело, но неотступно, сверкая злобно глазами (если таковые присутствовали).

И опять крыса протяжно завизжала, призывая хозяев к смертному бою.

Бойцы – живые бойцы – моментально атаковали мертвое войско, не давая ему времени для маневров. Путники молниеносно наносили удары секирами, лезвия легко резали гнилую и полугнилую плоть, однако, оставшись даже без рук и ног, или с поврежденным позвоночником, мертвецы продолжали наступать, не чувствуя боли и усталости, и лишь когда голова спадала с плеч, они навсегда обретали свой покой, которого их лишил после смерти Бэрайя-маг.

Лишив последний живой труп головы, Вестники отошли на полсотни метров от поля брани, усыпанного костями, крестьянским оружием, тухлой плотью и внутренностями, и тут же бессильно повалились в кусты, непроизвольно прижались друг к другу. Если сейчас нападет третий отряд мерзкой жути, герои окажутся беззащитными, словно цыплята, перед ним, они уже не сумеют себя защитить, потому как все силы полностью истощены после очень длительного марш-броска и боя с гинеидами и мертвецами. Сейчас путники совершенно ко всем проблемам глухи и равнодушны. Спать! Спать!! Только спать!!!

Хищные птицы бесшумно скользили над первозданным лесом в поисках беспечной жертвы, они с удивлением и любопытством взирали на четыре грязных тела, мертво валяющихся в кустарнике меж деревьев у каменной дороги, но даже самые дерзкие и сильные не осмеливались опуститься к ним, дабы расклевать их мощными клювами и острыми когтями. В сени, под кроной, вот уже который час недвижно стояли два самых грозных и редких хищника Змеиного леса – готрельские драконы оберегали по известным только им причинам Вестников. Рептилии переглянулись друг с другом, вероятно, что-то сообщив на своем языке, и юркнули в темень чащи.

Солнце, едва пробиваясь сквозь крону, стояло далеко заполдень. Робкие лучики играли на бесстрастных лицах путников, упорно пытаясь пробудить ото сна людей. И им это удалось.

С большой неохотой, устало и вяло, открыв глаза, они кое-как поднялись на ноги, активно зазевали, с хрустом и негой потянувшись, поплелись в глубь леса в поисках источника воды. Им не хотелось говорить, мысли едва ворочались, мышцы с каждым движением отзывались тупой ноющей болью. Боже, как же хотелось ничего не делать, поспать вдоволь! Но, к сожалению Бэрайя-маг не дремлет…

Еханна принюхалась к воздуху, что-то учуяла и неожиданно ломанулась через кусты. За ней без всякого желания поспешили хозяева. Крыса вывела их к пруду и они всем скопом завалились в чистую прохладную воду, с огромным наслаждением искупались в ней, тщательно отмылись от грязи, пыли, пота и мертвечины.

– Уах-ха-а! – воскликнул оживший Волк, с радостью окунаясь под воду.

– Никогда бы не подумал, что вода может быть такой упоительной, – прошептал едва слышно Один, выходя на берег.

Вода помогла им ожить, прийти в норму, почувствовать сладостный миг жизни, получить и ощутить, что жизнь-то, оказывается, весьма хороша и прекрасна!

Наташа устало завалилась на мягкую траву, ее губы тронула легкая расслабленная улыбка, глаза закрыты. Рядом плюхнулся Один, вроде бы невзначай положив левую ладонь на ее упругий животик. Наталья погладила своими ручками его пальцы и, не открывая глаз, поднесла их к своим губам, поцеловала, положила на маленькую грудь. Один почувствовал как волна возбуждения прокатилась по его телу, сердце быстро забилось, разгоняя ленивую кровь по жилам. Он обнял ее гибкое загорелое тело, губы неторопливо ласкали ее губы, шею, плечи, руки. Затем пальцы неумело расстегнули кожаный лиф, убрали в сторону, а горячие губы продолжали ласкать маленькую упругую грудь, живот. Наташа прогнула свой стан под ним, издав легкий стон наслаждения. Девочка знала, что она самая-самая счастливая в обоих мирах.

В это же время Дмитрий и Еханна, видя, что на данный момент торопиться никуда ненужно, без всякого зазрения совести улеглись на землю подальше от друзей, дабы не мешать им своим присутствием, сложили друг на друга конечности и вновь заснули. Все же многочасовой поход и бой с двумя отрядами нежити не прошел даром для них, а физические и духовные силы, нещадно израсходованные за предыдущие два дня еще полностью не вернулись за двенадцать часов беспробудного сна.

Еханна, сложив свои передние лапы и голову на ноги Дмитрия, прежде чем вновь отрубиться, проницательно взглянула левым глазом на Пантеру и Харрола.

Лес с удивлением и непониманием наблюдал за подростками – их беспечность могла поразить любого человека: как же возможно любить в дебрях, кишащих ордами нежити? Один продолжал нежно ласкать разгоряченное тело тихо стонущей подруги, он горячо целовал ее сладкие уста, их кожу покрыли бисеринки пота. Обрезанные джинсы Наташи отправились вскоре следом за плотным кожаным лифом; его шорты и безрукавка валялись где-то в стороне. Как некогда говорил один классик, любящие сердца слились в едином блаженном экстазе, волна наслаждения и приятной опустошенности полностью поглотила их…

Часа через два Наташа и Один заставили себя подняться с мягкого шелка примятой травы, заменившей им теплое ложе под одеялом синего неба, со счастливым лучистым смехом и сияющими глазами одели друг друга, сладостно поцеловались. Им казалось, что Винэру не столь уж и чужой, он столь же прекрасен и хорош, как родная Земля.

Они беспощадно разбудили сладкую парочку, проследили, чтобы Волк и Еханна поднялись на ноги, привели себя в чувство.

– Вам не кажется, что пора бы и подкрепиться чем-нибудь? – очень серьезно вопросил Дима. – Уже третий день бегаем ошалело, а ничего путного так и не съели, – он внимательно посмотрел на друзей, тяжко вздохнул. – Впрочем, кому-то сейчас, наверное, не до еды.

– Чтобы серьезно подкрепиться, для начала нужно серьезно поохотиться, – тем не менее ответствовал Один.

Они с час загоняли быстроногого, словно молния, оленя по чащам и заболоченным краям, устав сами и досмерти загнав жертву.

Животное чувствовало четырех хищников, но не могло понять, где они затаились. Олень стриг ушами, пытаясь определить их местонахождение по звуку, и до него вдруг дошло, что хищники… везде, они со всех сторон обложили его и теперь наверняка не позволят спастись бегством, да и ноги едва несли. И все же лесной олень последний раз рванул к спасительной свободе, что маячила за звонко журчащим ручейком впереди. Он, не жалея последних сил, весь в мыле, прорывался сквозь кустарники и папоротниковые заросли, надеясь запутать след… И что-то сверху упало тяжелое на спину и переломило хребет, а к шее подобралась острая оскаленная серая морда, лишь светло-зеленые глаза сверкали. Острые зубы прокусили яремную вену, в морду хлынула горячая сладковато-горькая кровь.

Волк слез с жертвы охоты, ухватил агонизирующее животное за задние тонкие ноги, как у антилопы, и поволок к широкому ручью разделывать тушу. Еханна посеменила за ним. Они даже не оглянулись назад, когда услышали совсем рядом злобный рык.

Один отступил немного назад, давая возможность кошке с кошкой расправиться самой.

Молодая тигрица, неопытная еще и глупая, обнажив клыки, сторожко, упрямо смотрела в глаза своей обидчицы, отобравшей из-под самого носа добычу, продвигалась к Пантере и вдруг резко прыгнула. Наташа ударила стопой ноги в грудину и резко хлопнула ладонями по ушам. Тигрица взвизгнула от двойной боли, ее оглушило. Она кое-как поднялась на ноги и, пошатываясь от сильного звона в голове, побрела прочь несолоно хлебавши – ни с чем и опозоренная.

Не задумываясь, Волк обратился в Зверя – Хао-Шая. Он довольно споро освежевал оленя стальными длинными когтями: снял шкуру, вынул требуху и внутренние органы, отрезал конечности и голову, вымыл водой из ручья окровавленное мясо и себя. В это же время Один и Наташа наготовили большую охапку дров, а крыса безапелляционно принялась пожирать требуху, не дожидаясь пока скоптят дичь. Зверь лучом из рога на носу разжег костер.

Время неумолимо двигалось вперед, солнце плыло по небосклону к северу. Падальщики терпеливо дождались, когда дружная четверка хищников напируется и с туго набитыми животами, кряхтя, отправяться восвояси. Лесные грифы и волки, активно отмахиваясь от назойливых насекомых, переругиваясь друг с другом, набросились на скудные объедки с барского стола: маломясные кости, шкура, копыта да рога.

Путники постепенно наращивали темп бега, хотя набитая до отказа утроба и мешала этому, хотелось часок отдохнуть под сенью деревьев, а то и просто вздремнуть, но звериные инстинкты, никуда не девшиеся после сытного обеда, гнали их из Готреля на восток к цивилизованным местам, туда, где люди. До захода винэрского светила оставалось часа три.

Их приподнятый настрой, когда хотелось петь на весь Змеиный лес, не испортило даже внезапное появление многочисленного войска готрельского колдуна. Он не только не испортился, но и поднялся до уровня азартно-боевого. Ну-ка, троньте нас, Звездных Вестников Богов, рискните здоровьем, а то и жизнью!

Они дали взять себя в кольцо, зная, что в любой момент сумеют уйти даже от двух с половиной сотен разномастных преследователей. В основном войско состояло уже из знакомых по предыдущим битвам бойцов. Среди них были гинеиды, смарагды, бромиды, наемники (Наташа узрела старую знакомую – девушку варварской наружности, которая участвовала в мести кентавра Сирико за своего отца Калимнулу, и уцелела в том бою лишь потому, что Пантера не захотела убивать глупую варварку), мертвецы, а также камнецы, роты.

В черту круга вошло некое низкое коренастое создание, целиком скрытое в изумрудного цвета, слегка светящемся, балахоне, скрывающем его сущность. И почти сразу же бойцы как по команде замолчали и замерли, словно изваяния. Вероятно, на великую битву пришел сам лесной бог и царь Бэрайя-маг, живая легенда и создатель проклятого войска. Лестно для собственного самолюбия, если наводящий на всех ужас маг соизволил присутствовать самолично. Наверняка, он мало кого удостаивал столь высокой чести, а сегодня решил лицезреть тех, кто дерзко и беспощадно давал ему отпор целую седмицу и заодно, в конечном счете, уничтожить разом всех четверых. Однако путники не чувствовали от Бэрайи, если это, конечно, Бэрайя, никакой угрозы или опасности, совсем ничего, что немного сбивало с толку.

Они мерили друг друга глазами (опять же, если у карлика были глаза), словно пытаясь выяснить, кто хозяин в Змеином лесу. В конце концов, коротышка отвернулся и побрел назад, остановился возле ротов, вновь повернулся темным провалом лица к путникам и застыл. В воздухе осязаемо повисло ожидание и нетерпение проклятых. Что-то произойдет вот-вот – либо всем скопом атакуют, либо будут по одиночке выходить из кольца и, вероятно, колдун станет помогать своей волшбой. Хотя… кто этих магов знает!

Всего лишь одно движение Бэрайи – взмах изумрудного рукава в сторону Вестников, которые тут же насторожились – и четверо ротов выковыляли из общего отряда, держа на изготовке двусторонне заточенные мечи. Путники улыбнулись, совсем расслабились. Розовокостные скелеты шустро ударили столь же розовыми двуручниками, но бойцы рассыпались по разным сторонам, ухватились за кисти из-за спины и несколько раз ударили об землю, захватив мечи.

Еще один взмах рукавом и на арену вышли четверо смарагдов с копьями – с подобными наконечниками только внутренности извлекать, цепляя их шипами, что отходили от граней. Однако и они не являлись серьезными противниками для путников, привыкших с ними сражаться чуть ли не каждый день, а то и несколько раз на дню, и побеждать. Зеленая нечисть не успела даже взметнуть «руки» для удара, как розовые лезвия с быстротой молнии опустились на кости. Копья шлепнулись о землю, смарагды подкосились в коленных суставах и повалились следом – сплочение скелетов с оружием делало их крайне уязвимыми.

Следующими на очереди оказались бромиды, затем – гинеиды, также не сумевшие воспользоваться своим мастерством, но теперь в руках землян покоились секиры, отобранные у гинеид. После вышли более или менее сохранившиеся мертвецы, на них даже одежда уцелела, в руках сжаты боевые топоры. Только пользоваться ими после смерти они явно не умели… А потому и лежали сейчас искромсанные.

С камнецами сразиться задача оказалась несколько труднее, чем со всеми остальными бойцами. Не так-то просто разрушить ходячую глыбу оживленного гранита весом, наверное, с полтонны, высотой в два метра, с неким чудовищно искаженным подобием рук, ног, пальцев на них и головой, словно камнерез вздумал создать точную копию человека, но по каким-то причинам остановил свою начатую работу. Нет ни глаз, ни ушей, ни рта, но зато пальцы цепко держат внушительных размеров булаву с коническими шипами на ударной ее части. Металл, из которого создано оружие, по цвету и блеску напоминает свинец. Такой штуковиной влегкую можно раздробить черепушку не то что человеку, а и какому-нибудь динозавру вроде тираннозавра-рекса, то бишь королевского. Пожалуй, качественным недостатком этих каменных воинов являлась неуклюжесть да медлительность.

– Вот же черт! – выругалась Наталья, испробовав гинеидскую секиру на камнеце (лишь искры разлетелись в разные стороны и мелкая каменная крошка) и едва успев откатиться назад от удара булавой (а удар получился быстрым!).

– Совсем плохо, – мрачно отозвался Зверь, испробовав весь свой оружейный арсенал впустую – лазерные лучи, удары ногами, руками и секирой. – Никакого эффекта!

Наемники и мертвецы тихонько злорадствовали, предвкушая гибель путников, Бэрайя по-прежнему оставался загадочным и непостижимым, никакие эмоции не просачивались сквозь изумрудную ткань балахона, словно он и не живым был – бесчувственной машиной, роботом, нечисть и вовсе не умела что-либо чувствовать, ощущать, думать, в конечном счете.

Камнецы неуклонно надвигались скалами на чужаков, неосознанно поигрывая своими металлическими игрушками, способными превратить живое тело в кровавый фарш. Вестники раз за разом наносили стремительные удары, не добиваясь никаких результатов. Секиры превратились в груду металлолома. Путники, то отступая, то атакуя молниеносно, усиленно пытались найти выход из создавшейся ситуации, слабые места в ожившем граните – и терпели неудачи.

– У меня есть безумная идея, – подал голос Один, отступая от медлительной громады.

– И какая же? – без всякого любопытства поинтересовалась кошка, не спуская глаз со своего камнеца.

– Нужно попробовать всем вместе опрокинуть хотя бы одного каменного дебила.

– Ага, и он, конечно же, будет лежать смирно и ждать, пока мы придумаем, как его уничтожить, а остальные постоят в сторонке, тупо наблюдая сие действо!? – съязвила Наташа.

– Зачем же? – удивился Один явной несообразительности подруги боевой. – Просто в этом положении завладеть его булавой, например, скопом вырвав оружие или секирами разрубить пальцы.

Наталья косо посмотрела на него, но ничего не сказала в ответ, лишь Зверь задумчиво пророкотал:

– А в этом есть резон! В конце концов, что нам терять? Возможно, лишь дубинкой и сумеем разрушить камнецов.

Не сговариваясь, они отбежали от камнецов, насколько позволял диаметр вражеского круга, выбрали того, что был ближе к замершему карлику-колдуну, поскольку тот двигался в наибольшем расстоянии от других троих воинов из камня, и с наскоку налетели на него. Слава богам, опрокинули, хватило сил трех человек (крыса заскочила ему на плечо в помощь и тут же спрыгнула с него). Бойцы попытались отнять булаву, но не тут-то было. Во-первых, опрокинутый на спину камнец стал упорно подниматься и вырвал из трех пар рук свое оружие, во-вторых, остальные приблизились уже на опасную дистанцию, готовясь для удара.

Кто откатом, кто прыжком – Вестники выбрались из гибельного полукольца, прихватив с собой валявшиеся на земле ротовские мечи.

– Попробуем опрокинуть еще раз, но в этот раз начнем рубить пальцы, – быстро скомандовала Наталья, обозленная до крайности предыдущей неудачей. – Мы уводим своих камнецов в одну точку кольца, Еханна в диаметрально противоположную. Поняла, Еханна? – строго вопросила Пантера и крыса опустила голову, мол все я поняла, не дура. – Начинаем!

И подростки стали бок о бок, не торопясь, отступать к черной группе бромидов-лучников, увлекая за собой ожившие глыбы серого гранита. Еханна, перепрыгивая через валяющиеся там и сям разноцветные кости скелетов, обойдя месиво из трупного мяса, деловито направилась в указанном направлении, тупой камнец послушно следовал за ней, словно ребенок за матерью, вот только таких «детишек» в природе не существует.

И путники вновь с разбегу в прыжке ногами опрокинули громаду, ведомую серой подругой, в этот раз – навзничь, и со всей дури опустили розовые лезвия на пальцы правой руки, ударяя снова и снова, мечи превратились в сплошную линию. И… о, чудо! Прежде, чем сзади бредущие камнецы вошли на расстояние удара, три пальца поднимающегося с земли каменного воина превратились в каменное крошево, два других опасно истончились, не удержали булаву, отломились под ее тяжестью.

Зверь, не ощущая оной тяжести, как самый сильный и мощный член группы, моментально ухвтился за рукоять обеими руками и опустил палицу на стопу обезоруженному убийце. Конические шипы в легкую раздробили камень, не то что не отломившись, но и не смявшись вовсе. «Нет, это точно не свинец!» – мысленно констатировал Дмитрий сей факт, мельком увидев, что его друзья как всегда отпрянули на почтительное расстояние от своих недругов, а покалеченный камнец, не удержав равновесия, второй раз грянул оземь.

Однако Хао-Шай вынужден был на некоторое время оставить его в покое, ведь его-то враг с дубинкой расставаться не намерен и уже заносил ее над собой, дабы размазать трансмутанта (то бишь нашего оборотня), как говорят сентиментальные романтики, в лепешку. Зверь низко пригнулся под просвистевший удар, проведя одновременно свой в каменную ногу. Булава послушно оаскрошила сию на половину ее толщины. Зверь резко развернулся и нанес новый сокрушительный удар наотмашь, затем еще и еще и остановился лишь тогда, когда камнец, полураздробленный, замер навсегда – булава с шипованным шаром на рукояти в буквальном смысле слова выбила всю магию из глыбы камня, сама оставшись целехонькой.

Зверь чувствовал ярость, клокотавшую в мощной груди, она заставляла его вновь и вновь атаковать проклятый камень, рушить на осколки, издавать горловое озлобленное рычание. Своим действом он поверг в некий ужас наемников и в шок – друзей, лишь Бэрайя, как и прежде, непроницаем для каких-либо чувств, словно не его бойцов крушат, только щепы во все стороны летят.

Крушение закончилось довольно быстро, Зверь зло воззрился желтыми глазами на колдуна, отвел назад дубину для молниеносного удара, хищно оскалился, обнажив не совсем человеческие изжелта-белые зубы. Он уверенно зашагал к готрельскому магу с намерением размозжить ему голову одним коротким действенным взмахом, но… Бэрайя вновь махнул рукой и вперед выступили, защищая своего хозяина, четыре настоящих человека. Наемника. Среди них – две молодые свирепые женщины, своего рода готрельские амазонки. Второй женщиной являлась Леан – она целеустремленно и кровожадно направила взгляд диких глаз на Наталью.