Читать онлайн Горький шоколад бесплатно

Роза Лин

Любовь со вкусом

Горький шоколад

«Любовь – это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить, и все же она у тебя остается».

Л. Н. Толстой.

СОДЕРЖАНИЕ

Притча о красавице 4

Глава 1. После долгой разлуки нашлись и 6

Глава 2. Детство 16

Глава 3. Переезд 25

Глава 4. Легенда о церкви 34

Глава 5. Очарованье осени 54

Глава 6. Поцелуй зимы 74

Глава 7. Снежные танцы 87

Глава 8. Искушение 95

Глава 9. Вечера без него 103

Глава 10. Предательство 110

Глава 11. Песня разбитого сердца 120

Эпилог 1. Одиночество 133

Эпилог 2. У церкви 138

Притча о хрупком сердце 146

ПРИТЧА О КРАСАВИЦЕ

По дороге шла девушка, прекрасная, как фея. Вдруг она заметила, что следом за ней идёт мужчина. Она обернулась и спросила:

– Скажи, зачем ты идёшь за мной?

Мужчина ответил:

– О, повелительница моего сердца, твои чары столь неотразимы, что повелевают мне следовать за тобой. Про меня говорят, что я прекрасно играю на лютне, что посвящён в тайны искусства поэзии и что умею в сердцах женщин пробуждать муки любви. А тебе я хочу объясниться в любви, потому что ты пленила мое сердце!

Красавица молча смотрела некоторое время на него, потом сказала:

– Как ты мог влюбиться в меня? Моя младшая сестра гораздо красивее и привлекательнее меня. Она идёт за мной, посмотри на неё.

Мужчина остановился, потом обернулся, но увидел только безобразную старуху в заплатанной накидке. Тогда он ускорил шаги, чтобы догнать девушку. Опустив глаза, он спросил голосом, выражающим покорность:

– Скажи мне, как ложь могла сорваться у тебя с языка?

Она улыбнулась и ответила:

– Ты, мой друг, тоже не сказал мне правду, когда клялся в любви. Ты знаешь в совершенстве все правила любви и делаешь вид, что твоё сердце пылает от любви ко мне. Как же ты мог обернуться, чтобы посмотреть на другую женщину?»

Глава 1.

ПОСЛЕ ДОЛГОЙ РАЗЛУКИ НАШЛИСЬ И …

На широких покрытых асфальтом улицах, обрамлённых кустарниками и пышными деревьями, кипит городская жизнь. Летний ветерок неустанно заигрывает то с прохожими, развевая их волосы и создавая невероятно экстравагантные причёски, то с опавшими листьями и веточками у обочин дорог, кружа их в танце. Обычная повседневность, под ритм, дирижируемый светофорами, тишины и гама проезжающего транспорта, становилась заурядной. Музыка из кафе и окон, проезжающих мимо автомобилей, смех и разговоры прохожих людей, десятки ароматов: и парфюм, и выхлопные газы, и запах свежей выпечки из пекарни, и еле уловимый свежий воздух, доносимый ветерком. И обыденность казалась размеренной. Повседневность той городской жизни, которая заставляет поверить в мечты и обещает воплотить их. И обещает, что всё останется по-прежнему и ничто не потревожит мою обыденность.

Встречать каждое утро в уютном кафе с чашечкой капучино перед работой, кажется, стало привычным. Чаще всего в это время я прочитываю электронную почту, просматриваю свои соцсети, допиваю кофе и бегу навстречу будничной суете. Сегодня я проделывала свой утренний ритуал по-прежнему, и неожиданно для меня в одной из моих соцсетей появился знакомый «незнакомец» с просьбой о добавлении в друзья. Мое сердцебиение участилось, и все мысли перемешались от нахлынувших воспоминаний. Неужели ко мне вернулись прежние чувства к этому человеку. И уже через несколько секунд, словно в тумане и в трепетном волнении, охватившим меня в этот миг, я просматривала его фото и страничку.

«Что отзовётся тебе в имени моем? Что прочитаешь ты в моих глазах?» – меня так взволновало то, что он помнит обо мне. Не удержавшись, я первая написала «Привет». Он сразу же ответил, и мы стали переписываться. Для меня это возникшее желание вновь общаться с ним, разговаривать, видеть его, было таким долгожданным. Но в то же время и странным чувством. Разве я не должна его ненавидеть? Или хотя бы желать не видеть и не знать о нем ничего? Но я вновь и вновь отвечала на его сообщения.

Он написал, что рад увидеть меня, найдя страничку с моим именем. Просмотрев мои фотографии, он отметил, что я ничуть не изменилась, красивая, но в глазах моих грусть. «Еще бы, – мысленно отвечала я. – Отчего она могла поселиться в моем взгляде? Может быть, всё от разочарований, обид или предательства близких и любимых людей из прошлого?»

Мы переписывались с ним весь день. О, боже мой! У меня закружилась голова от его слов, написанных в сообщении: что не забыл меня, что понял – это была любовь, что хотел бы все изменить, если бы это было возможно, что хочет, чтобы я приснилась ему…

Его слова взволновали мое сердце. Мы пожелали друг другу сладких снов, сопровождая свои сообщения «эмоджи» с сердечками и поцелуями. Я поддалась на вновь возникшие чувства к этому, давно позабытому мною, человеку, которого я знала только юношей. Наступающая темнота медленно покрывала город, и дорожные фонари зажигались один за другим, освещая городские улицы. Не забывая о домашних хлопотах, я уложила детей спать и теперь должна была сама последовать их примеру, но мысли о нём, о прошлой неудачной любви, о моей боли, сбивали мой сон.

И я не понимала, что со мной происходит. Ведь если верить судьбе, когда люди расстаются, значит, они не подходят друг другу. А если это не так? Если это тот случай, когда именно расставание определяет подлинность чувств? Если мы подходим и должны быть вместе, и, если всё еще жива любовь, то, что тогда?

Хотелось бы помечтать и представить, что мы встретимся, будем смотреть друг другу в глаза долго-долго и поймем, что любовь еще жива, и тогда, соединившись в страстном и очень долгом поцелуе, он не отпустит меня из своих объятий. И мы будем вместе. И мы станем счастливее. Так странно, почему я не думаю о нем плохо, почему его юношеский образ, который сохранился в моей памяти, вызывает трепетное и нежное волнение в моем сердце?

Это лишь мечты. Сейчас я вижу и осознаю только то, что нам не быть вместе. Ведь мы далеко друг от друга и связывает нас лишь интернет. И мы не в праве сделать больно тем, за кого сейчас в ответе. У нас семьи, дети. И он, возможно, правильно заметил, что, если мы помним до сих пор, и в памяти свежи воспоминания, как будто это было вчера, значит, это были настоящие чувства. Но даже если это так, то почему эти самые настоящие чувства не удержали нас вместе и позволили нам разлучиться? А мне досталось ещё и мучиться, в страданиях из-за разбитого сердца, предательством и разочарованием в том, в кого была влюблена.

Говорят, любовь приходит, когда ее совсем не ждёшь. Она приходит и к взрослым, и к неопытным подросткам. Она может настигнуть в любом месте: и в городе, и в деревне, и в горах, и на побережье. Её не спутаешь, ни с каким другим чувством. И будь это настоящая вечная любовь или временная влюбленность, это все равно любовь. Но почему же она приходит и уходит? Сегодня кто-то скажет: «Я люблю тебя». А через пару дней или месяцев, ну даже несколько лет, тот же человек уже будет говорить: «Я больше не люблю тебя, прости, мы не можем быть вместе».

Что же такое любовь? Этот вопрос до сих пор не дает мне покоя, думаю, как и большинству людей на планете. Мы, люди, зачастую пропитаны эгоистической любовью. Всегда думаем только о том, чтобы нас любили, а мы – умеем ли любить в ответ? Как хорошо, что все-таки на Земле есть те люди, которые беззаветно могут любить, не требуя того же самого к себе и не утопая в ожидании ответных чувств. Просто такие люди счастливы от того, что они любят, дарят свою любовь и заботу, особенно тем, кто в этом нуждается и учат нас любить по-настоящему и искренне. И любящие люди действительно счастливы лишь от того, что дарят. Мудрецы говорят, что, одаривая любовью окружающих любимых, у дарящих её становится только больше.

Я вспомнила, что в одном из произведений Пауло Коэльо, недавно мною прочтённом, мне понравилось одно высказывание о том, что: «Великая цель всякого человеческого существа – осознать любовь. Любовь – не в другом, а в нас самих, и мы сами её в себе пробуждаем. А вот для того, чтобы её пробудить, и нужен этот другой. Вселенная обретает смысл лишь в том случае, если нам есть с кем поделиться нашими чувствами». Поделиться с другими: с родителями, мамой и папой, бабушкой и дедушкой, со своими детьми, с другими родственниками, с возлюбленным и друзьями, словом с близкими и родными людьми. Подарить любовь другому, тому, кого мы выберем сами или тому, кого неожиданно встретим, выражая свою симпатию, благосклонность и самые искренние чувства принятия.

Может быть и правда, никуда любовь не уходит и не исчезает, она остается в любящем сердце человека навсегда, только меняются её объекты, меняются люди, кого мы готовы одарить своей любовью.

Мысли об этом чувстве, возникшее в то время, когда я еще только приближалась к возрасту Джульетты, и ранило меня не хуже яда, не давали мне покоя и не позволили даже выспаться как следует. Вновь и вновь вскипала кровь от волнения, от жара, от приятных воспоминаний и не очень.

Сегодня, в выходной день, не сумевшая уснуть, на рассвете, пока дети спали сладко в своих кроватках в детской, я приготовила чашечку кофе. И решив успокоить свое волнение плиточкой шоколада, захватила ее с собой. Устроилась в кресле у окна, укутавшись теплым пледом, сделала первый глоток горячего кофе. И после съеденного кусочка горького шоколада воспоминания нахлынули неожиданным ливнем, барабанящим по уже неспокойному сердцу.

Раньше я мало знала о любви, но то, через что людям приходится пройти в жизни, чтобы обрести ее истинный смысл, не самый страшный удел. Я думала, когда тебе дарят подарки, говорят какая ты умница и красавица, называют ласково солнышком, или, когда хотят с тобой общаться и дружить, значит любят. Я ждала любви от окружающих. Постоянно ждала подтверждений, что меня любят. Но не слышала ни от кого подобных признаний, ни от родителей, ни от подруг, ни от учителей и прочих. И сама не умела сказать добрых речей другим людям.

И уж совершенно точно не была приучена к тому, чтобы говорить о любви. Сказать папе, маме, бабушкам, дедушке или сестре: «Я тебя люблю, мама», «Пап, я так тебя люблю», «Сестренка, я люблю тебя» – это было чем-то запредельным. Складывалось ощущение, что это какое-то постыдное и запрещенное действие «любить», и слово «любовь» как будто вне закона. В детстве я и не подозревала, что нужно проявить её в ответ, хоть словом или добрым поступком. Ведь только отдавая, мы можем получать. Позднее взрослея, я все больше замечала, что вещи, как и люди, становятся любимыми только лишь из-за привязанности. А вся моя жизнь становилась похожей на полотно, отмеренное определенными количествами метров, сотканное из боли, страданий и разочарований. Да, я позволила боли выйти на первый план и затмить все доброе и хорошее, что давал мне мир.

В детстве, и даже после совершеннолетия, я до конца не осознавала в каком положении я находилась. Я стремилась выживать, не особо ценя свою жизнь. Я подстраивалась под окружающих, чтобы не быть отвергнутой. И казалось, что весь мой путь соткан из неудач. И ощущение, что я делаю что-то не так не оставляло меня. Под каждым шагом на этом пути кирпичики ошибок. Я делаю шаг и совершаю ошибку.

Ещё шаг и снова ошибка. И как бы я не осознавала, что нужно учиться на ошибках других. Это не помогало. Снова шаг и опять ошибаюсь. Такое чувство, что будто играю в игру «Тупой, ещё тупее». Но ведь я не глупая, я уже столько знаю и у меня столько опыта, но вновь я делаю что-то не то.

Ничто в этом мире не остаётся прежним. Даже если мы возвращаемся в прошлое, мы понимаем, что сожаления и чувства вины напрасны. Я жалела, что я из неполной семьи, жалела о многих поступках и обидных словах, сказанных близким. Жалела себя…

Я так хотела, чтобы отец был рядом. Я ждала его внимания и заботы. Я страдала от того, что он позабыл нас с сестрой и никогда нас не навещал. Я стала его ненавидеть, потому что не могла простить того, что он нас бросил и из-за него я всегда была в депрессии, оплакивая его отсутствие практически каждую ночь. Я боялась засыпать, потому что снились страшные сны с лешими и оборотнями. И кто был рядом, когда мне было страшно? Кто был рядом, когда мальчишки из класса начальной школы меня обижали и дразнили? Кто был рядом, когда каждую зиму я лежала с высокой температурой? Кто был рядом, когда мне было одиноко и грустно? И я не понимала, что несмотря ни на что отец, который бросил своих дочерей, где-то живёт счастливо, беззаботно и в достатке. Справедливость?

Но всё, что остаётся неизменным, – это воспоминания в наших сердцах. У каждого из нас есть то, что стоит помнить. У каждого есть боль. И у каждого есть опыт. Взрослея мы понимаем, что взросление требует ответственности, храбрости, настойчивости, цели и некоторых компромиссов. И этого достаточно. А страдания улетучиваются и кажутся такими глупыми, нелепыми, иллюзорными, когда понимаешь свою истинную природу и обращаешься к свету в своём сердце.

В тот момент, когда мы осознаём, что что бы ни происходило в прошлом, – это было лишь необходимым этапом. Принимая, мы перестаём чувствовать обиду, вину и проявлять жестокость. Мы начинаем чувствовать за наш опыт благодарность. Избежать любви невозможно никому. Каждому суждено пройти её испытание со всей её болью. Да, она причиняет боль. Но если мы любим, то боль не имеет значения, ведь эти раны делают нас сильнее. И разжигают в нас познание большей любви, которая позволяет жить в настоящем, принимая свой выбор, и брать ответственность за свою жизнь.

Когда ты постоянно живёшь во тьме, то трудно замечать свет. Однако не перестаёшь к нему стремиться. И я стремилась. И искала этот свет в других, но только не в себе…

«Великая цель всякого человеческого существа – осознать любовь. Любовь – не в другом, а в нас самих, и мы сами ее в себе пробуждаем. А вот для того, чтобы ее пробудить, и нужен этот другой. Вселенная обретает смысл лишь в том случае, если нам есть с кем поделиться нашими чувствами».

Глава 2.

ДЕТСТВО

Все-таки у детства есть определенные сроки. Оно должно начаться с рождения человека и завершится, когда ребенок вырастет и забудет детские забавы. В идеале детство – это царство, где нет боли от потерь, где нет унижения, где нет предательства и никто не умирает. Где много радости и веселья. Детство – это беззаботное время для растущего ребенка, вне ответственности и решения проблем. Это яркая пора игр с друзьями на свежем воздухе, в настольные игры, в куклы, машинки, конструкторы. Детство – это забота и ласка от родителей.

Мне кажется, что мое детство закончилось, не успев начаться. Возможно ли повзрослеть в три с половиной года? Не знаю. Да и, что такое взрослость? Может ли быть, что это определенный возраст? Говорят, люди взрослеют, когда осознают свою ответственность в первую очередь за себя, но в то время, когда отсоединяются от родителей и идут в жизни своим путем. Однако многие взрослые, переступив возрастной предел совершеннолетия, так и остаются с детским мышлением и поведением, безответственно заигрываясь с чужими судьбами.

Но я помню момент, после которого мой детский мир перевернулся с ног на голову. Когда я совсем маленькая стою перед окном, цепляясь за подоконник, в большой пустой белой комнате на втором этаже. За окном я вижу деревья в большом саду и облака, медленно плывущие по небу. Солнца нет. И мамы нет. И папы. И бабушки. Нет тех моих взрослых, которые брали меня за руку и вели то в детский сад, то обратно домой, помогали одеваться по утрам, усаживали за стол, чтобы накормить, разрешали играть с красками, укладывали спать. Я не помню, как я попала в ту комнату, и того, кто меня привез туда.

Какая-то девочка, старше меня, подошла ко мне, она показалась мне знакомой. Протянула подушечку, белую сладкую конфету. Я взяла ее. И узнав ее вкус, вспомнила, как мама часто угощала такой конфетой после садика. Она должна быть сладкой, но я чувствовала только горечь в тот момент. И я заплакала – ведь я одна, теперь одна. «Где моя мама? Я хочу к маме. Хочу домой», – жалобно пищала я и ощущала в груди боль. И эта боль не была похожа на ту, что бывает от ссадины на коленке или шлепка отца за непослушание. Это что-то, что высасывает жизнь. Именно так со временем я поняла те ощущения жуткой тоски и внезапно образовавшейся дыры в груди, которую заполнила та боль.

Люди в белых халатах кормили нас таблетками, водили на прогулку и порой в баню, перед сном мы обязательно мыли ноги в железном тазу в холодной воде. Я плохо помню те дни. Но то, что по ночам тоска и боль вцеплялись в мое горло, и я тихонько плакала, это я помню чётко. Потом закрывала глаза в надежде, что этот кошмар закончится. Но утром он продолжался наяву. Девочка в три с половиной года, брошенная на произвол судьбы вершившейся людьми в белых халатах, потерянная для жизни навсегда. Такое ощущение и представление о себе поселилось в моих мыслях – я никому не нужна.

Это был санаторий. Не поставив в известность мою маму, меня отправила туда бабушка с ее знакомыми, и к ней привел меня мой отец, давший на это разрешение. Только некоторое время спустя, мама, вернувшись с учебной сессии, приехала за мной, когда узнала, что меня увезли лечиться, из-за моих частых болезненных состояний простуды. Я узнала ее лицо, но подбежать и обнять не могла. В тот момент я не понимала своих чувств. Как будто бы она больше не моя мама. Как будто бы я не знала кто она для меня, я не знала кто я для себя и, кто я вообще. В тот день, когда я попала в это заведение, мир отвернулся от меня и оставил без своего тепла, любви и защиты. Я выживала в том месте одна, предоставленная сама себе, среди чужих мне людей. У меня отобрали даже мою одежду, особенно мою любимую кофточку, темно синего цвета с рисунком звезд ночного неба.

Наконец-то я была дома, те взрослые, которых я привыкла видеть, снова были рядом, хотя ненадолго. Стала ли я взрослой? Навряд ли. Я просто стала ребенком, познавшим предательство и девочкой, потерянной даже для себя самой. Мне не интересны были игры, я не хотела дружить. И всех ребят, кто звал играть, я уже считала предателями. Постепенно дыра в сердце затягивалась, но не полностью, ведь боль все равно оставалась там. Подрастая, я не верила никому. Даже когда я сближалась с девчонками настолько, что нас называли близкими подружками, я все равно ожидала предательства. Многие дети в нашем поселке ходили в музыкальную школу, но меня туда не водили. И я даже не знаю, спрашивали ли меня о том, хотела бы я играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, или заниматься вокалом, или ходить в художественную школу на рисование. Не знаю, но все из этого мне всё равно было не интересно. Я думала: зачем мне это, если я никому не нужна, то моя игра, мое пение или мои рисунки и подавно никому не будут нужны. Хотя я очень любила музыку и рисовать.

И из всех детских забав я выбирала прогулки в одиночестве или катание на велосипеде. Я была в полном восторге, когда в девять лет мне купили мой первый, подходящий мне по росту велосипед «Кросс» зеленого цвета. До этого я каталась на дедушкином «Урале». Это был очень большой велосипед для моего роста. И мне приходилось просовывать вторую ногу под раму, перекладину параллельную педалям. Таким способом каталось большинство детей, если не дотягивались обеими ногами до педалей, когда не могли устойчиво сидеть на сиденье. Если честно, то это было жуткое зрелище. Ведь всё должно быть не только по размеру, но и по возрасту. Какое же это было удовольствие мчаться на своём «велике» на скорости и ловить летний ветерок, обдувающий прохладой.

Когда я гуляла в саду, с шести лет часто увлекалась фантазиями. Например, представляла цветы в роли красавиц танцующих или поющих среди своих сородичей, или как они встречают своих принцев и кружатся вместе в паре по всей цветочной клумбе. Я не помню, отпускали ли меня уходить далеко от дома. Но, прогуливаясь, я могла идти и о чем-то размышлять или мечтать, не замечая, насколько далеко я уходила от дома. А по возвращению домой меня ждала очередная порция упрёков и ругани за то, что где-то пропадала и за то, как долго меня искали. Понимала ли я тогда, что мама и бабушка переживали за меня? Нет, всё что я видела это шквал негодующих чувств и эмоциональных выкриков.

Однажды летом, когда мне было шесть лет, я дошла до центра поселка, где находился магазин игрушек. Я зашла в него, осмотрела витрины с детскими товарами и мне очень понравилась мягкая игрушка в виде щенка. Я подумала, как же я хочу такую, вот бы мне ее купили или подарили. Я вышла из магазина и за переулком увидела своего отца. Он ехал на своем салатовом «Запорожце». Я закричала и замахала от радости руками: «Папа, папа, папа!» Увидев меня, он остановился и вышел из автомобиля. Он выглядел очень элегантно в светло-серых брюках со стрелочкой, в выглаженной бежевой рубашке с короткими рукавами. Он обнял меня и взял на руки. Я была очень рада видеть его снова, ведь я думала, что больше никогда его не увижу. Я крепко сжимала его шею, боясь его отпустить. Вспомнив о желанной игрушке, я рассказала ему о ней и попросила его купить мне плюшевого питомца. Тогда я думала, что когда родители дарят детям игрушки, то таким способом показывают свою любовь к ним. В ответ я услышала, что он не сможет ее мне купить, так как у него не было денег. И снова я запомнила боль, связанную с тем, что у него нет денег на подарок для меня. Значит, не любит. А не любит, значит, не нужна.

От мысли, что человек, которого ты считаешь своим, которого ты любишь маленьким детским сердечком, тебя не любит, становилось еще больнее. После расставания родителей, когда мне было лет пять, я не понимала, почему с нами нет отца и почему нельзя с ним видеться. Мне не объясняли почему. Однако часто твердили какой он подлец и плохой человек. Я помню, как отец однажды приехал со мной повидаться. Я это поняла потому, что он, заглядывая в окно, улыбался мне и звал выйти. Я очень хотела броситься в его отцовские объятия и побежала к двери, но она оказалась запертой на замок. В то время мы жили у бабушки. Мама, уходя на работу, запирала дверь и отдавала ключ от внешнего замка через открытую форточку бабушке. Но я об этом не знала. И в тот момент, когда я закатила истерику со слезами и, крича о том, что хочу к папе, бабушка сказала, что ключ потерялся где-то в мешке с сухарями. Этот розовый ситцевый мешок находился на платяном шкафу, который не был высоким, и до потолка оставалось достаточно большое пространство. А я легко могла забираться на тот шкаф, только оттолкнувшись ногой от края подоконника. Я пулей полетела искать ключ, чтобы отдать его папе. А когда я отдам, думала я, он откроет дверь и, мы наконец-то увидимся, папа обнимет меня.

И я не помню, сколько времени прошло, помню лишь ощущение, что с каждым моментом как я перебирала сухари в мешочке снова и снова, ко мне все яснее приходило понимание того, что ключа там нет. Но я не хотела в это верить. Верить в то, что бабушка обманула меня. Это и правда оказалось ложью. После того как я убежала искать злосчастный ключ, бабка сказала, что мама забрала его с собой и отец сразу же уехал, не позвав меня к окну и не попрощавшись. И это было обиднее того, что я не смогла найти ключ.

Этот случай положил начало моим бесконечным ночным страданиям. Мне было так обидно, что у меня нет папы по сравнению с ребятами со двора и в школе, которые, насколько мне было известно тогда, были из полных семей. Каждый раз вечером перед сном я ощущала тоску по отцу и плакала, иногда скрывая свои всхлипы, а порой рыдала слишком громко. Кто-то из родни не замечал моих слез, а кто-то раздражался и нервничал, заставляя прекратить и не мешать отдыхать. Но никто не решался мне помочь. А я не в силах была остановить слезы, накатывающиеся раз за разом от обиды, что я никому не нужна, что меня никто не любит, и папа особенно. Отец больше не появлялся. Но я не переставала его ждать и мечтала увидеть его вновь.

Раз за разом бабушка и мама не переставали говорить, что он нас бросил, что я ему не нужна. И та встреча с ним на перекрестке у магазина игрушек была и огромным счастьем, и большим разочарованием. Тогда в моём понимании не было слова «предатель». И я не считала, что отец меня предал, уйдя жить в другую семью и забыв обо мне окончательно.

В идеале детство – это царство, где нет боли от потерь, где нет унижения, где нет предательства и никто не умирает. Где много радости и веселья. Детство – это беззаботное время для растущего ребенка, вне ответственности и решения проблем. Это яркая пора игр… Детство – это забота и ласка от родителей.

Глава 3.

ПЕРЕЕЗД

В одной из областей новообразовавшейся России после распада советского союза в объятиях степных ветров и окружении лесов, полей и озер спряталось одно село с населением сто двадцать человек. Туда я и переехала из поселка, находящегося в той же области. Мама получила дом и должность в управлении деревенского колхоза. Мне пришлось покинуть родной поселок, где я родилась, школу, в которую привыкла ходить, бабушкин огород, в котором любила играть и собирать ягоды. Мне было нетрудно привыкнуть к новому месту жительства, гораздо сильнее меня пугала новая школа и незнакомые люди: учителя и новые одноклассники.

Село, окружённое пятью озерами, казалось мне невероятно красивым местом. К тому же мы поселились в самом его центре, где находилась контора местного самоуправления. Почти в двух шагах от нашего дома была школа и магазин. А еще клуб для проката фильмов, концертов местной самодеятельности и вечерних дискотек. Но самое парадоксальное для меня было то, что этот клуб располагался в местной полуразрушенной церкви, которую я увидела в первый раз в своей жизни.

Наш довольно добротный трехкомнатный дом, с очень большим огородом, располагался перед озером, до которого было всего три метра, от калитки в конце огорода. Летом было здорово там купаться, а обсохнуть и позагорать можно было у себя во дворе, располагаясь на покрывале, которое мы расстилали вблизи клумб с цветами георгин, астр, ириса и лилий. Мы с сестрой любили смотреть на бесконечное голубое небо. И часто придумывали по очертаниям белых воздушных облачков разные схожести с животными или предметами. А когда замечали в небе самолет, летевшего куда-то в даль, кричали громко детскую считалочку: «Самолёт, самолёт, ты возьми меня в полёт. А в полёте пусто, выросла капуста…».

А в дни разбушевавшейся непогоды или в период дождей с озера, играя большими волнами мутной воды, дул сильный холодный и влажный ветер. В такую погоду долго на улице не погуляешь, я забегала в дом и на застекленной террасе смотрела на кусочек озерного пейзажа, виднеющегося из-за постройки, почти закрывающей вид на огород, а за ним и озера.

Обволакивающие расплывающиеся темные тучи, повисали над озером, застилая все небо. Темно-серые полутона переливались с грязно-голубыми оттенками замутненной воды озера. Я любила стоять у маленького окошка, смотря вдаль на завораживающий вид буйной стихии воды и ветра, слушая глухой перестук то какой-нибудь штукой по крыше дома, то оторвавшейся проволочкой о железный столб, соединяющий веревки для просушки белья. И постоянно думала, как было бы здорово запечатлеть этот вид на картине, но я не умела рисовать, а фотоаппарата у нас не было. И только окончательно замерзнув в своем уединенном наблюдательном местечке, я бежала в дом греться.

В ожидании начала учебного года, не найдя новых друзей, все дни летних каникул я провела одна в новой обстановке: село, дом, огород, озеро. Сестра, погостив немного с нами, вскоре уехала к бабушке. Единственным развлечением для меня в тот период были озеро, книги и фильмы, которые я смотрела в местном кинотеатре, именуемый местными жителями как «Клуб». Конечно, я могла смотреть фильмы дома по телевизору. Но наш ламповый «телик» очень часто не работал то из-за внутренних неполадок каких-то, то из-за антенны, которая не ловила ни один канал.

Когда в село привозили очередной индийский фильм, женщина ответственная за прокат фильмов каждый раз вывешивала на синий забор у магазина в центре села плакаты, раскрашенные вручную. Так люди, проходившие мимо, читали под вывеской крупными буквами «КИНО» название фильма, время, цену и страну производства, часто это была Индия.

Я тоже частенько бегала к этому забору и проверяла, какой фильм привезли. Если мне нравилось название, я отпрашивалась у мамы, просила нужную сумму денег на билет, и, если она была, летела стрелой в клуб, где показывали кино. Тогда мне очень понравились фильмы с красивым, на мой взгляд, индийским актёром Митхуном Чакроборти. После просмотренного мною «Танцора Диско» мелодии из этого фильма не сходили с языка, так и напевала ежечасно: «Джимми, Джимми, ача, ача».

Наверное, я училась искренней и в некоторой степени наивной любви по индийским фильмам. В красочной атмосфере красивых зданий, зелёных ландшафтов индийской природы, разноцветных сари героинь и гигантских слонов, рассказанная в фильме история нравственной любви, побеждающая все горести, пороки и аморальное поведение, казалась сказочной. Иногда торжество справедливости и добродетели в тех фильмах ярко утверждало мнение народа о том, что добро побеждает зло.

Часто фильмы начинались вечером и заканчивались, когда на улице уже темнело. Но это меня не пугало. Ведь эти фильмы, где главный герой сражался, вступая в драку со злодеями, за правду и справедливость, за спасение любимой, меня очень воодушевляли на смелость. Так что пусть даже и была темнота, и была вероятность, что на моем пути вдруг возникнет какой-нибудь местный злодей, я была готова дать ему сдачи и драться с ним. С такими мыслями и настроем я успешно добиралась до дома, который был совсем недалеко, и никаких нехороших людей на моем пути не встречалось, к счастью. Это было очень наивное и беззаботное время.

Мы часто навещали знакомую моей мамы, которая угощала нас пирогами или предлагала посмотреть какой-нибудь интересный фильм на видеокассете, привезённой ею из города. У многих семей уже появлялись в домах видеомагнитофоны, которые прозвали «видиками», и приставки. Иногда мы смотрели фильмы или диснеевские мультики, которые часто сопровождались забавным закадровым одноголосым пиратским переводом. Считалось престижно иметь «чудо-новинку» техники, особенно зарубежную. Сын знакомой моей мамы был младше меня на пять лет и часто играл в «Сегу» и «Денди». Мне были не знакомы такие развлечения и совсем не увлекали видеоигры.

В ту пору, хотя я и замечала разницу в состоянии что мы можем позволить себе приобрести, а что нет, мне совершенно было не важно, есть ли у нас крутой магнитофон или «видик», приставки или крутые кроссовки. Главное было то, что мама рядом, мы живем вместе, едим, гуляем, иногда разговариваем на очень интересные темы о жизни, как правильно поступать, а как нет, какие отношения могут быть у женщины и мужчины, почему люди бывают агрессивными или добрыми. Если у неё было хорошее настроение, мы могли с ней обсуждать разные темы. И иногда я осмеливалась расспросить о её и моего отца прошлом, как они познакомились с папой, и почему у них не сложилось, кто им помешал быть счастливыми вместе. И чаще мне удавалось побыть с ней вдвоем не только во время наших бесед, но и тогда, когда она проявляла ко мне заботу и внимание, обрабатывая мои раны с прикладыванием подорожника, перебинтовывая ногу, когда я имела неосторожность пораниться стеклом, купаясь в озере. Я чувствовала к ней безграничную привязанность. И можно сказать, что наши отношения с ней складывались на доверии. Поэтому я могла гулять по окрестностям и исследовать новый для меня мир сельской местности, не опасаясь никаких наказаний. В самую первую свою прогулку по селу мое внимание привлекло здание с большим куполом и погнутым крестом.

До приезда в село я никогда не видела церковь вживую, только в фильмах по телевизору. Мне казалось ее гигантское строение из красного кирпича пугающим, но очень красивым. От сельчан мама слышала, что это лишь четвертая часть, того монастырского комплекса, которое тянулось на пятьсот метров в длину и шестьсот метров в ширину. И с приходом советской власти практически весь комплекс был разрушен, кирпич растаскан местными жителями или был увезен в ближайшие селения, а служащие монастыря были изгнаны или убиты. И всё, что осталось теперь – это полуразрушенные фасады, большой овальный купол с ободранной свисающей кусками отделкой и погнутый железный крест на его вершине. А также и разрушенное внутреннее убранство с потёртыми образами святых.

Я не была крещёной или верующим человеком, также, как и моя семья. Мы никогда не ходили в церковь, и никогда не молились. Все мои познания складывались из рассказов окружающих и телепередач о Боге и религиях, которые из случайности или нет попадались в поле моего зрения. На тот момент мои ощущения подсказывали мне, что Бог есть, но я в него мало верила. «Ведь я его не вижу. Как можно поверить в то, чего не видишь и не ощущаешь?» – так я думала в то время. Хотя сейчас мои осмысления изменились. Так как всё ли существует только потому, что мы это видим и осязаем своими органами чувств? И может быть, то самое «несуществующее» что мы должны разглядеть глазами, на самом деле, в него следует всматриваться своим духовным сердцем через любовь? Но тогда я мало знала о любви, не говоря уже о Боге.

Образ искалеченного и побитого великана в виде церкви у меня вызывал сострадание и возмущение одновременно. Однажды, проходя мимо, я рассмотрела, как красиво и с особым узором у окон выложены красные кирпичи церкви. Набралась смелости и вошла внутрь полуразрушенного строения с куполом. Мне было так интересно, как же она выглядела изнутри. Я зашла, и после арки с искривленными и покосившимися старыми деревянными дверями передо мной предстал огромный зал и высокий свод купола. Внутри были искорёжены все кирпичные стены, стёрта известь, на полу лежала отлетевшая штукатурка. Уже давно здесь не было пола. Он был вскрыт и остатки дощечек были разбросаны по каменной земле. А в некоторых местах были вырыты ямы.

Как же люди осмелились такое сотворить? Как решились так вероломно и нагло обесчестить «намоленные» и благословлённые богом места? Скорее всего, я произнесла своё удивление вслух. Потому что тут же послышался старческий мужской голос. Там, на одном из камней, сидел старичок с большой редеющей седой бородой, большими добрыми глазами и с деревянной тросточкой, украшенной резными цветами, узорами и непонятными символами. Его одежда была обычной, немного старой, но опрятной. Опираясь на тросточку и подпирая свой подбородок руками, он предложил мне послушать его рассказ о легендах села и этой церкви. Я, неуверенно согласившись, присела на камушек рядом и стала слушать.

Глава 4.

ЛЕГЕНДА О ЦЕРКВИ

И начал старик свой рассказ.

А сколько труда, усилий, материалов было вложено! Приезжие специалисты возле озера сами изготавливали кирпичи, другие работники замешивали раствор на глине и яйцах для прочного соединения кладки. Все работы велись вручную без использования техники. А чтобы оплатить труд мастерам и затраты на материалы с населения собирали по одному рублю. На один рубль можно было купить в то время хорошую дойную корову. Но, несмотря на весомую сумму, верующие прихожане готовы были пойти на эту жертву, чтобы вместе создать такое место, в котором можно и молится Богу, и воспевать «Боже храни царя», и отпевать умерших, и устраивать венчания, и обучать грамоте детей. Здание, которое больше не разрушится от огненной стихии. В начале двадцатого века в тысяча девятьсот четырнадцатом году начало строительства каменной церкви, после многочисленных пожаров старых деревянных строений церкви, были одобрены патриархатом уездного собрания.

Местные купцы и воротилы жестоко обращались с обычными крестьянами, пришедших на строительные работы. Рабочие селились в землянках, где вместо пола был настил из жердей, самодельные небольшие печи, а кровати заменяли накиданные кучки соломы. В день крестьянам выдавали паи из кусков чёрного хлеба с лебедой и кувшина разбавленного молока только два раза. Но все неимущие люди старались выполнять работу и получить оплату по восемьдесят пять копеек в неделю, чтобы прокормить свои семьи.

Поговаривали, что уже с началом строительства церкви проникали в сознания местных жителей идеи ленинизма и коллективизма, горячо распространяемые, из-за голода и несправедливого отношения властей, революционерами по всей российской империи. Часто землянки наполнялись группами рабочих крестьян, обсуждающих новые идеи о равенстве народов, о правительстве, способном выслушать мнение всех слоёв населения, особенно крестьян, для которых в свою очередь важно было получить земли находящиеся до сих пор во владении дворян и помещиков, отбора имущества и капитала у «богатеев», накормив всех голодающих хлебом.

В те времена архитектор, взявшийся за возведение монастыря, за год до окончания стройки перевез всю свою семью в это село. От местного управления ему выделили купеческую двухэтажную усадьбу с участком и подворьем домашних животных. А также в услужение отправили местную семью, присматривающую за хозяйством в доме и во дворе. Семья архитектора была небольшая и состояла из четырех человек: сам хозяин, его жена, сын и младшая дочь тринадцати лет отроду. Прислуживающая же семья напротив была многодетной, у родителей было три дочери и два сына, и все селились в постройках в конце подворья рядом с хлевами скота и складами.

Макар Семёнович был знаменитым архитектором и зодчим, возводившим проекты церквей по многим соседствующим губерниям. Его состояние оценивали в три раза превышающее местных купцов. Поэтому все жители относились и к Макару Семёновичу и его семье с почтением и услужливостью. Целыми днями он проводил на стройке и всегда брал с собой сына Макара, которому уже было двадцать лет. Архитектор часто учил его чертежному делу, счетоводству и управлению. Командовать мастерами было нелёгкое дело. В некоторых сильно бедных селениях, рабочие часто воровали материалы, еду со склада, или даже бунтовали. Поэтому ему приходилось в каждую строительную компанию нанимать надсмотрщиков, которые за непослушание наказывали бунтарей кнутами. Но на этот проект он решил сменить тактику и ограничился одним надсмотрщиком, которому велел использовать кнут только в редких случаях. А сам он два раза в неделю вместе с батюшкой проходил по стройке с воодушевляющими и подбадривающими речами, обещая каждому труженику в конце работ выдать хорошее поощрение.

Жена Макара Семёновича Елена Аркадьевна следила за хозяйством и присматривала за дочкой, с которой они во второй половине дня часто сидели на террасе, занимаясь вышивкой. Тринадцатилетняя Анастасия увлекалась художественным искусством и мечтала однажды покинуть родительский дом и отправится на учёбу к лучшим художникам столицы. А пока она писала сама в основном пейзажи, они у нее получались лучше портретов, по словам ее матушки. Каждое утро она отпрашивалась у матери и с мольбертом и инструментами, которые несли крестьянские дети, служившие в их доме, отправлялась на ближайшее поле или луг. Там ей удавалось отыскать небольшие оазисы красивейших полевых цветов на фоне летней травы и хвойного леса, которые она передавала на холст часами до самого обеда.

Елена Аркадьевна доверяла в сопровождение только девочек, Катьку и Марфу, которые таскали инструменты для хозяйской дочки поочередно по дням. Двое старших и отец семейства Николай из крестьянской семьи уходили на стройку и трудились по поручениям Макара Семёновича. И в хозяйстве рабочие женские руки очень были нужны, где-то готовить обед, где-то стирку устраивать, а где-то за скотом и птицами приглядывать, поэтому носить мольберты барышне приставили младшего шестнадцатилетнего сына Петьку. С той поры Анастасия проводила утренние часы в компании очень красивого и высокого юноши, понравившегося ей с первого взгляда. Ей трудно было оторваться от его чёрных волос и ярких карих глаз.

Встречу с Петькой Настя ждала каждый раз с нетерпением. Он рассказывал ей смешные истории и старался услужить, несмотря на то, что она ему тоже понравилась. Он старался держаться от неё отстранённо, но только на территории двора ее дома, когда же они оставались наедине он принимал угощения от Анастасии, ласково называл её Настенька. Ему нравилось наблюдать как тёплый летний ветерок играл с её золотистыми длинными волосами. И после каждого резкого дуновения ветра он с удовольствием помогал Настеньке прибрать разлетевшиеся локоны, охватывающие её лицо как пламя у лба за ухо. Так, во время перерыва, вместе они сидели на скатерти во время чаепития с баранками и делились историями из своего детства или мечтами о своем будущем.