Читать онлайн Возлюбленные фараонов и императоров. Страсть, предательства, месть бесплатно

© Лубченкова Т.Ю., Лубченков Ю.Н., 2024

© ООО «Издательство «Вече», 2024

Введение

Исторические повествования о великих женщинах прошлого – женах фараонов и даже фараонов в мужском роде (были и такие случаи), императрицах, царицах, фаворитках, добившихся славы и величия благодаря незаурядности характера, уму, красоте, беспринципности и умелому использованию своего женского обаяния. Всех их отличала жажда власти и полное пренебрежение способами достижения этой власти. Во имя этого они шли на все, настолько явно отбрасывая все этические нормы, что даже в их не совсем строгие к морали времена современники и потомки вспоминали о них с явным осуждением и тайным восхищением. Они в полной мере использовали все преимущества своего пола, обольщая встречающихся на их пути властителей, делая их игрушками своих страстей, фантазий и властолюбия.

Вглядываясь в их лица и характеры, начинаешь замечать, что менялись лишь эпохи и моды, глубинное же естество оставалось неизменно. И естество это – то самое коварство, что изначально присуще женщине (вспомним ту же Еву!). Ибо женщина, как боец айкидо, свою слабость обращает в силу и пользуется движением своего соперника-мужчины для нанесения ему окончательного поражения. Это коварство, от нежного и милого, которое даже любимо мужчинами, как приправа, придающая блюду дополнительный вкус, до холодно-безжалостного, все сметающего на своем пути, и есть естество женщины. Сначала оно, а потом уже все остальное – ведь недаром Шиллер назвал свою пьесу «Коварство и любовь», расположив основные ипостаси женского характера в строгой иерархии.

Особенно это чувство ярко проявлялось тогда, когда представительница прекрасной половины человечества приходила в соприкосновение с властью. Борясь за нее и добившись всего, стараясь удержаться на вершине, женщина являла чудеса изобретательности, на фоне которой Макиавелли останется навсегда лишь провинциальным дилетантом. Именно о любви и коварстве, о женщине и власти и рассказывает наша книга. Историко-биографические очерки об этих неординарных женщинах, охватывающие историю развития человечества на протяжении двадцати пяти столетий (XV в. до н. э. – X в. н. э.), лишний раз показывают насколько неизменны пристрастия, предпочтения и методы прекрасного пола.

Глава 1. Фараоны

История Древнего Египта, где женщины были интегрированы в общество с определенным комплексом прав, наследование престола шло, по сути дела, по женской линии (по линии главной жены), а жены фараонов официально становились регентами при малолетних детях в случае смерти супруга, знала не один случай, когда женщины приходили к верховной власти и становились во главе государства. В годы раннего динстического периода (ориентировочно 3150–2613 гг. до н. э.) единоличной правительницей была Нейтхотеп (Нейтикерт). Во времена I династии царица-регентша Мернейт (Меритнейт) правила за своего малолетнего сына Дена. А у Геродота есть запись о царице Нитокрис (ее царствование приходилось где-то на конец VI династии), которое, по легенде, стало фатальным для погубивших ее брата вельмож-заговорщиков. В период Нового царства (1550–1070 гг. до н. э.) во главе Египта зачастую находились представительницы прекрасного пола (в частности, перед окончанием Нового царства – царица Таусерт), самой известной из которых была, без сомнения, Хатшепсут, на седьмом году своего регентства из царицы трансформировавшаяся в фараона. Хотя и в этом случае она была не первой, ибо в эпоху Среднего царства уже была известна первая женщина-фараон Древнего Египта, правившая приблизительно в 1798–1794 гг. до н. э., Нефрусебек (или иначе – Себекнеферу), последняя представительница XII династии, сестра скончавшегося правителя Аменемхета IV. Имя Нефрусебек (или Себекнеферу) переводилось как «Красота бога Себека» или «Прекраснейшая для Себека» и стало ее тронным именем, спорадически превращаясь в Шедетсебекнефрура (где «шедет» в имени, скорее всего, будет игрой слов: либо указанием на некого производящего действие – «Та, кто объявляет красоту бога Себека»; либо ссылкой на город Шедет в Файюме, где Себек считался главным богом – «Прекрасен Себек в Шедете»). Хоровым именем женщины-фараона было Меритра («Возлюбленная бога солнца»), именем небти – Сатсехем («Дочь владычества»), золотым именем – Джедетхау («Постоянная в явлениях»). Себекнефрура было личным именем, ставящимся после титула «дочь солнца». Именно с нее начался довольно весомый список фараонов, которые использовали в своем имени, как составляющие, имя бога-крокодила, покровителя Файюма – бога Себека. Она не оставила мужского потомства, как и ее умерший ранее брат, что стало окончательным уходом с авансцены истории XII династии, на смену которой пришла довольно слабая XIII династия. Но ее путь к трону все же не особенно типичен.

Как правило, путь к верховной власти был преимущественно все же через регентство – после смерти супруга-фараона во главе страны, обремененные державными заботами, оказывались безутешно скорбящие вдовы. Но ведь женщины, стремящиеся к желаемому, способны на многое. И особенно когда для них присутствует достаточно комфортная альтернатива.

Но и в случае с самой яркой представительницей верховной власти Древнего Египта – Хатшепсут – это правило работает лишь частично, ибо она стала регентом не родного ребенка, а пасынка.

Женщина-фараон Себекнефрура. Древнеегипетское скульптурное изображение

Она была внучкой знаменитого фараона Яхмоса I, основателя XVIII династии, с которой начинается Новое царство, и победителем гиксосов, покоривших часть их государства, Часть, расположенную в дельте Нила, где гиксосы основали свое государство со столицей в городе Аварис. Египетским же фараонам пришлось удовлетвориться Фиванским царством, которым они и правили эти десятилетия, периодически пробуя силы завоевателей. В этой борьбе гибель настигла отца Яхмоса Секененра Таа II, вследствие чего противостояние захватчикам возглавил дядя Яхмоса Камос, также вскоре умерший, и вся тяжесть борьбы пала на плечи молодого владыки.

Чтобы обеспечить себе свободу рук в противостоянии с захватчиками с востока, фараон договаривается со своими западными соседями – с ливийскими племенами. Его второй женой (главная – его сестра Яхмос, которую отныне начали звать Яхмос-Нефертари, т. е. «Прекрасный спутник», которая была на несколько лет старше мужа и приходилась ему родной сестрой, дочерью Секененра и Яххотеп, соправительницы своего сына в первые годы его правления) становится некая несусат из ливийцев, «царская дочь», по имени Инхапи. Инхапи родит Яхмосу I дочь, названную Яхмос Хент-темеху, «Яхмос, прозванная Хент-темеху» (что в переводе значит «владычица народа темеху», т. е. ливийцев, живших в Западной Дельте). Дочь ливийской царевны с годами станет главной (великой) женой Тутмоса II, внука Яхмоса I, и матерью сначала царевны, потом – царицы, а затем и – фараона Хатшепсут. Хатшепсут предпочитала носить мужскую одежду, но при этом стоит помнить, что костюм женщин темеху почти не отличался от мужского и что тем самым она просто следовала традиции, которой придерживались и ее бабушка, и ее мать, никогда не забывавшие о своей кровной связи с темеху.

В конце концов Яхмос I за годы борьбы несколько раз разбивает войска неприятеля, захватывает Мемфис, главнейший город Древнего Египта, а впоследствии штурмом берет Аварис. Окончательно изгнав гиксосов из страны, он идет за ними следом в Палестину и захватывает там крепость Шарухен, последний оплот завоевателей близ восточной границы Египта. Победоносная война привела к двум следствиям в умах правителей Нового царства, что называют еще Египетской империей. Она, эта война, привила вкус к завоеваниям, дающим весомую добычу. А предшествующий позор владычества гиксосов навел на мысли, что нужно более пристально вглядываться в жизнь племен, народов и государств, расположенных за границами страны, чтобы впредь избежать подобных опасностей, которые лучше заранее ликвидировать или хотя бы нивелировать, что опять возвращало мысль к полезности завоеваний, приносящих добычу, и защите границ своей державы – они отныне должны были навсегда стать защищенными от опасностей извне.

У Яхмоса I было несколько детей, оставивших свой след в истории. Аменхотеп I от великой (главной) жены, царицы Яхмос-Нефертари, сменивший на престоле отца после его смерти. После двадцати лет правления ему наследует его сводный брат от побочной жены (или – наложницы) Сенисенеб, не принадлежавшей к царскому роду. Он возьмет для большей легитимизации своих прав на престол в главные жены дочь Яхмоса I Яхмос, прозванную Хент-темеху (которая и родит ему дочь Хатшепсут). Еще одной дочерью Яхмоса I была Мутнофрет, второстепенная жена Тутмоса I и мать Тутмоса II и еще двух сыновей Тутмоса – Уаджмоса («Рожденный Уаджит») и Рамоса («Рожденный Ра»), старший из которых умер еще при жизни отца. То есть получается, что она, как и мать Хатшепсут, великая царица Яхмос, была сестра Тутмоса I. Но он выбрал в главные жены ту, которой симпатизировал больше – мать Хатшепсут, а вторую сестру сделал побочной женой, и понемногу стала возобладать версия, что ее сын – будущий Тутмос II – не принадлежит к царскому роду по обоим родителям. И хотя Тутмос-младший был старше Хатшепсут лет на пять-шесть и был мужчиной, он не считался прямым наследником престола. В отличие от любимицы отца Хатшепсут, ставшей полноправной наследницей престола.

Тутмос (по древнеегипетски это имя звучит Джехутимесу), сменивший своего брата на престоле, правил всего 13 лет. При восшествии на трон его «хоровым» именем было Канахт-Меримаат, «Могучий бык, возлюбленный богиней истины». Но в каждом важном центре царь получал отдельное имя, поэтому встречаются и такие «хоровые» имена – Канахт-Анхмаат, «Могучий бык, живущий в истине», Канахт-Пехетимиамон, «Могучий бык, сильный, подобный Амону» и другие. Именем небти этого фараона было Хаемнесерет-Нахтпехети, «Восходящий в короне кобры, великий силой»; «золотым именем» – Неферренепету-Сеанхибу, «Прекрасный годами, освежающий сердца». Его тронным именем было Аахеперкара, «Великий в создании духа бога солнца», а личным именем – Тутмос, «Рождённый богом Тотом». Хатшепсут родилась в 1508 году до н. э. и еще при жизни отца стала «Божественной супругой Амона», то есть верховной жрицей общегосударственного культа. Тем самым достигнув наивысшего сана, которого могла достичь женщина в Египте. Вскоре она потеряла отца и почти сразу же стала женой своего сводного брата Тутмоса II, женившегося на ней для упрочения своих прав на престол, которого отец так и не назначил официальным наследником, желая передать всю полноту власти своей любимице – Хатшепсут. Но за сводным братом были традиция престолонаследия, возраст и реальная сила в лице армии. Пришлось идти в главные царицы.

При восхождении на трон «хоровым» именем Тутмоса становится Канахт-Усерпехети, «Могучий бык, сильный и могущественный»; именем небти – Нечеринесут, «Божественный в царстве»; «золотым именем» – Сехемхеперу, «Правящий (всеми) творениями»; тронным именем – Аахеперенра, «Великий в творении, принадлежащим богу солнца». К его личному имени – Тутмос, «Рождённый богом Тотом», следовавшему за титулом «сын бога солнца», иногда к этому добавлялись эпитеты: Неферхен, «Прекрасный в восхождениях»; Аменси, «Сын Амона»; Сетепенамон, «Избранный Амоном»; Хикуас, «Правитель Фив»; Неджетира, «Защитник бога солнца» и аналогично величальные.

Сразу по восшествии на престол, буквально через несколько недель после воцарения, он во главе армии (что лишний раз свидетельствует о его взаимоотношениях с войском) подавляет нубийское восстание в районе третьего порога: «Его слава могуча, страх его во (всей) стране, ужас его в землях ханнебу (в Дельте, на морском побережье). Две части Хора и Сета под его властью, Девять Луков (так называли племена, традиционно враждебные по отношению к Египту) собраны вместе у его ноги, азиаты приходят к нему, принося свою дань, а нубийские бедуины – принося свои корзины (с продукцией). Его южная граница далеко, подобно Хору земли, его северная (граница) далеко, как края (земли). Болота Азии во власти его величества, и руку его посланника не задерживают среди стран Фенеху (Финикии)… В день явления царя Аахеперенра, сына бога Тутмоса на троне сокола (то есть в день его восшествия на престол)… его величество был во дворце… (когда) к нему пришел посланник с письмом, в котором было сказано следующее: “Презренная страна Куш начала мятеж, и те, кто был во власти царя, планируют восстание и собираются напасть на него. Жители Египта начинают уводить свой скот из пределов этой крепости, которую твой отец Аахеперкара (Тутмос I), да живёт он вечно, построил во время своих походов, чтобы не позволять мятежным варварам, нубийским бедуинам из Хенеджефера (нападать) на тех, кто живёт здесь, на севере презренной страны Куш. (Восставшие? под предводительством?) тех двух нубийских принадлежащих к семье вождя презренной страны Куш, который (пал?) перед владыкой Обеих Земель…” …Услышав это, его величество разгневался, подобно пантере, и он воскликнул: “Я клянусь, что как Ра любит меня, как мой отец Амон благословляет меня, я не дам ни одному из людей этой семьи жить!” Затем его величество отправил большую армию в Нубию в этот его первый поход, чтобы низвергнуть всех тех, кто восстал против его величества или был враждебен по отношению к владыке Обеих Земель. Но когда это войско достигло презренного Куша, (они обнаружили, что) армия его величества (дислоцированная там) (уже) победила тех варваров. Потом, согласно всему, что приказал его величество, они не позволили кому-либо из мужчин (членов семьи) жить, за исключением одного из детей вождя презренного Куша, который был привезён живым в качестве пленника с его людьми туда, где находился его величество. Эти (пленники) были брошены в ноги царю, ибо его величество появился на своём троне, когда были приведены пленники, захваченные войском его величества. (Таким образом) эта страна (Нубия) была вынуждена подчиниться его величеству, как прежде, и люди радовались, вожди были счастливы, и они восхваляли владыку Обеих Земель… Эти вещи произошли из-за славы его величества, ибо его отец Амон любит его намного сильнее, чем любого царя, существовавшего с начала (истории)».

Несмотря на свои воинские успехи, фараон был по жизни человеком с довольно слабым характером, хотя временами и жестоким, так что нет ничего удивительного, что решительная и властная Хатшепсут все более и более забирала власть в свои руки. Что не способствовало их душевной близости ни по причинам, ни по следствиям. Она ему не нравилась из-за своего властолбия и жесткости, она не любила в нем мягкость, понимая, чем она чревата для правителя.

Голова мумии фараона Тутмоса II

И все же первым ребенком у Тутмоса была девочка от Хатшепсут, названная Нефру-ра и признанная наследницей престола. Затем у них родилась еще одна девочка – Мерит-ра Хатшепсут. Но мальчиков-наследников не было. Мальчика ему родила одна из побочных супруг фараона, не принадлежащая к царскому роду, которую звали Исет, или Исе. Фараон был привязан к ней – недаром мальчик получил имя отца Тутмос. И в последние годы своей жизни и своего правления (правда, еще не зная об этом) он очень тепло относился к ребенку. И даже согласился на интригу, в результате которой жрецы Амона разыграли целое представление с оракулом бога, следствием которого стало официальное признание еще не достигшего времени совершеннолетия (16 лет) Тутмоса фараоном и наследником. Кто стоял за фараоном, кроме жрецов, в конструировании этой интриги, царице было не ясно. Но ответ основному бенефициарию не заставил себя ждать – через считаные недели после успешной интриги в Карнаке фараон внезапно умер, весь покрывшийся мелкой сыпью. Он почти облысел и имел очень рыхлую кожу. Можно сказать, в буквальном смысле не пережил своего счастья.

Хатшепсут легитимно становится регентом пасынка, как главная жена и одновременно – главная царская дочь. Она выдает уже взрослую по тем временам дочь Нефру-ру замуж за Тутмоса и проводит целую кампанию по сохранению за собой положения «божественной супруги Амона». В этом случае ее поддержали жрецы, согласившиеся принять ее дочь Нефру-ру вместо матери – и отныне, даже потеряв власть, Хатшепсут была бы мачехой и тещей фараона, а через дочь продолжала бы распоряжаться обширными храмовыми владениями. Недаром жрецы были во времена Древнего Египта умнейшей из каст и могли складывать причинно-следственные цепочки. Особенно когда они были столь просты и почти прозрачны, как в случае внезапной инициативы покойного фараона и еще более внезапной его смерти.

Но Хатшепсут решила, что для окончательного правдоподобия ее статуса и ее царствования стоит реально представить себя в статусе дочери бога. И следует утверждение, что Амон, обратившись в Тутмоса I, зачал ее, о чем прямо говорится в ее знаменитом заупокойном храме в Дейр-эль-Бахри: «Он [Амон] в облике её мужа его величества, царя Верхнего и Нижнего Египта, [Тутмоса I] нашёл ее спящей в своих покоях. Она проснулась от божественного аромата и повернулась к нему. Он немедленно подошел к ней, он был возбуждён ею, и он навязал ей свое желание. Он позволил ей увидеть его в форме бога, и она возрадовалась при виде его красоты после того, как он предстал перед ней. Его любовь прошла в ее тело. Дворец был наполнен божественным ароматом». А впоследствии все тот же бог Амон, по ее словам, предсказал ее приход к власти, дабы она раз и навсегда покончила с наследием гиксосов, этих ненавистных тиранов из Ханаана, вторгшихся в ее страну, разрушавших храмы и осквернявших святыни. Ведь Хатшепсут – не просто идейный, а воистину прямой преемник освободителя фараона Яхмоса. Она писала спокойно и с достоинством: «Я восстановила разрушенное. Я подняла то, что было сброшено азиатами, что находились в Дельте в Аварисе. Эти кочевники крушили то, что было сделано. Они правили без бога Ра и не действовали по божественной воле, как это делаю я». Жрецы стоически вынесли и это. Правда, отныне добившись, чтобы в их взаимоотношениях с решительной правительницей соблюдался баланс кнута и пряника.

Гранитный сфинкс с лицом Хатшепсут. Древнеегипетское скульптурное изображение

Побыв регентом шесть с лишним лет, Хатшепсут задумалась о тяжелой судьбе Нефрусебек (или иначе – Себекнеферу) и решила возложить на себя знаки власти фараона Верхнего и Нижнего Египта, в чем ей вновь помогли жрецы Амона опять через своего оракула. В этот переломный в ее жизни момент произошла не только внутренняя трансформация сознания, но сменилась и внешняя атрибутика: если в период регентства ее изображали женщиной, то после коронации – сначала женщиной в мужской одежде, а позднее – лишь в образе мужчины с бородой и большими мышцами. На коронации ее «Хоровым» именем стало Усеркау, «Могучая духами»; именем небти – Уджетренепету, «Процветающая годами» и Джеттаунебу, «Связывающая все земли»; «золотым именем» – Нечеретхау, «Божественная восхождениями» и Сенхибу, «Оживляющая сердца»; тронным именем – Мааткара, «Истина духа бога солнца». Её личным именем, следовавшим за титулом «дочь бога солнца», было Хатшепсут, «Первая из почтенных», вкупе с именем Аменменес (где слово «менес» можно перевести как божественный эликсир или напиток жизни). Первый слог имени звучит как «хат», или «хет», а второй некоторые египтологи читают как «шопситу» или «шопсуит». При этом ранее он читался как «асу», в результате чего царицу называли Хатасу. Было еще и имя Хат-шепсут хенемет-Амон – «Первая из почтенных жена бога Амона». И все же сердцу не прикажешь – и Хатшепсут продолжает называть себя на храмовых надписях прекраснейшей из женщин и нигде не называет себя одним из традиционных титулов – «Могучий бык».

Ее дочь Нефру-ра («Совершенство Ра») отныне выполняла роль и исполняла публичные функции жены владыки в придворной жизни при матери-фараоне. Она носила титулы: Царица Верхнего и Нижнего Египта, Хозяйка Земель, Супруга бога Амона (этот последний титул носила и сама Хатшепсут до свой коронации).

Воспитателем главной царевны почти с раннего детства был некто Сенмут (Сененмут, Сенемут, «брат матери»), сын писца Рамоса и Хатнефер (Хатнефрет), из небогатой и незнатной многодетной семьи, происходившей из крестьян, из города Гермонтиса. Есть его шесть статуй с царевной на руках, что сопровождались надписями-пояснениями: «Я воспитал царевну. Мне ее поручили… потому что я превосходен в глазах царя». Его возвышение началось при муже Хатшепсут Тутмосе II, с нубийских походов фараона. Но официально его имя впервые звучит уже во времена регентства Хатшепсут, где он в документах упоминается в качестве «Слуги Супруги Бога» (Хатшепсут) и «Слуги царской дочери» (Нефрура). Вскоре последовали и иные отличия и титулы (общим количеством до восьмидесяти). А вскоре после коронации Хатшепсут фараоном Египта Сенмут стал чати (высшее должностное лицо, правая рука фарона в гражданском управлении, аналогичное восточному визирю) Верхнего Египта. Кроме этого, он занимал высокую должность в храме Амона, главнейшем религиозном учреждении того времени, контролируя его сокровища. На одном из памятинков он называется «Надзирателем всех дел царя».

Помимо роли главного воспитателя царской дочери, государственной и религиозной деятельности, Сенмут прославился и как архитектор. Он спроектировал и воплотил в камне (лично руководил вытесыванием, транспортировкой и установкой высочайших к тому периоду двух исполинских обелисков у входа в храм Карнак) Джесер джесеру («Священнейший из священных») – погребальный храм Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри на запад от Фив, наиболее выдающихся сооружений периода Хатшепсут, безупречно гармоничный архитектурный комплекс, столь же безупречный по внутренней гармонии, как и афинский Парфенон, который будет построен лишь спустя десять веков.

При постройке погребального храма своей владычицы архитектор не забыл и себя: рядом с входом в храм в Дейр-эль-Бахри есть его изображение около фараона Хатшепсут, а его гробница была расположена у самого храма Хатшепсут и напоминала ее уменьшенную копию. То есть ему было разрешено выстроить себе гробницу внутри погребального комплекса правящего фараона – достаточно прозрачный намек на желание владыки быть вместе со своим чати и в загробном мире. Даже на фресках в Асуане, где Сенмут руководил добычей гранита, фараон и его архитектор изображены смотрящие друг на друга.

Такое явно было не по чину любому государственному деятелю. Но вполне оправдывало амбиции фаворита и интимного друга Хатшепсут, с которым она, как говорится, состояла в отношениях. Фаворит не раз в различных текстах называл себя «высокопоставленным возлюбленным своего господина», поясняя: «Он возвысил меня перед Обеими землями и сделал меня своим главным представителем и судьёй на всей земле». Он, т. е. фараон Хатшепсут, которая в силу специфики власти всегда формально оставалась одна. Впрочем, как и Сенмут, который никогда не был женат. Женское сердце, оно такая субстанция. Сама не ам и другому не дам, что в изысканном переводе звучит как собака на сене. Собака женского рода. Отношения живого бога-фараона и его фаворита особо не скрывались. Никто из светского окружения не мог осуждать верховную власть без фатальных для себя последствий, а религиозные табу при этом не нарушались – так что и жрецам не было формальных поводов вмешиваться. К тому же в этом случае распоряжения чети Сенмута выполнялись в кратчайшие сроки и наилучшим образом. Что тайны из естественного факта обычных отношений не делалось, свидетельствуют и вольные граффити, процарапанные рабочими на стенах незавершенной гробницы Джесер джесеру. Настенное народное творчество показывало любовь фараона с признаками и мужчины, и женщины с неким мужчиной, где последний занимал активную позицию.

Однако недаром говорят, что близ царя – близ смерти. Спустя годы безоблачных или малооблачных отношений (ведь фаворит слишком умен, чтобы провоцировать гнев безраздельного владыки жизни и смерти своих подданных) Сенмут попал в немилость и был казнен. Большинство его памятников было разрушено – уничтожали то имя, то саркофаг, то статуи. Но все равно в результате уцелеет десяток статуй бывшего чети и некоторые надписи. Хотя тенденция просматривалась явно – сохранение имени необходимо для существования души. Уничтожь имя, уничтожь память – и лишишь посмертия. Это – самый страшный ужас, который могли вообразить себе древние египтяне, жившие для обретения достойного посмертия. То же самое Тутмос III сделает в дальнейшем с памятью о Хатшепсут, стирая ее из обыденного мира и проклиная ее тем самым на все времена.

Немилость Сенмута вряд ли объяснима с банальных точек зрения – надоел, мол, стал хуже работать, зазнался, изменил. Наверное, все это было в рабочих дозах, но не настолько, чтобы сознательно лишать посмертия и души человека, который был тебе предан десятилетиями. Возможно другое – Хатшепсут последние годы тяжело болела, в том числе псориазом, при котором сильно зудит кожа. И при котором любовные игры становятся разновидностью подвига. Плюс диабет и рак печени. Плюс рак костей, который она заработала, пытаясь уменьшить зуд и злоупотребляя специальной мазью, содержавшей канцероген бензопирен. Все это вместе как-то свело на нет главную функцию чети – остались лишь служебные обязанности и прогрессировавшая неприязнь к партнеру, по прежнему здоровому. А еще лет за пять-шесть до смерти самой Хатшепсут умирает ее надежда, ее старшая дочь Нефрура, которую она понемногу все же готовила к единоличному владычеству, частично и для этого выдав ее за Тутмоса.

И получалось, что Сенмут уже не нужен ни как любовник, ни как безусловный авторитет для ее дочери, которую он воспитывал с детства, ни как чети. Поскольку за ним не стояло чиновничьего клана, как за другими возможными кандидатами на эту должность. А сейчас, после смерти старшей дочери, ей надо было пересматривать все расклады в своем окружении и выстраивать новые усиленные противовесы все более взрослеющему Тутмосу, уже завоевавшему славу удачливого полководца, на которого с одобрением начинала посматривать армия. Хотя поначалу она была столь уверена в своей власти над страной, что даже назначила его верховным главнокомандующим армией Египта (что свидетельствует о двух аспектах – явно молодого фараона не отстраняли от власти, все же – зять! – сублимировав его энергию на внешнем противнике, но окружали главнокомандующего преданные Хатшепсут начальники корпусов, хорошо знавшие степень свободы своего командира).

А Сенмута видеть становилось все тяжелее – и в память о прошлых счастливых годах, и в память о дочери, смерть которой невольно переносилась ею на фигуру благополучного фаворита. Она боролась с собой еще два года, но в конце концов приняла решение – и фаворит исчез из придворных раскладов, из жизни и начал стираться как личность, претендующая на душу и посмертие.

Женщина-фараон Хатшепсут. Древнеегипетское скульптурное изображение

После смерти фаворита фараон Хатшепсут, известная в молодости своей утонченной красотой и всепокоряющими чувственностью и шармом, проживет не более трех лет и умрет тучной по тем временам старухой за пятьдесят, мучимой болями, казалось, везде. Умрет после неудачно вырванного коренного зуба. В смысле, вырванного-то удачно, но удаление которого способствовало разрыву гнойного мешочка, распространившего инфекцию сначала по всему рту, а затем – и по всему организму.

Трон по ее смерти уже полноценно занял единоличный отныне правитель Тутмос III (или, если отойти от древнегреческого варианта, обратившись к египетским истокам – Джехутимесу, «бог Тот рожден» «рожденный Тотом»). Его «хоровыми» именами были Канахт-Хаемуас, «Могучий бык, восходящий (или коронованный) в Фивах», Канахт-Хаеммаат, «Могучий бык, радующийся в истине», Канахт-Мерира, «Могучий бык, возлюбленный богом солнца», Хеджка-Мерира, «Белая корона, возвышенная и возлюбленная богом солнца». Имя небти – Уахнесу-Меремпет, «Продолжающийся в царствовании, подобно богу солнца на небе». Однако за этим титулом следовали и Сехемаат-Меритауи, «Заставляющий истину сиять, возлюбленный Обеими Землями», и Аашефет-Эмтаунебу, «Великий силой во всех странах». Его «золотыми именами» были Сехемпехети-Джосерхау, «Могучий силой, величественный восхождениями», и Аахепеш-Хупеджтиупесидж, «Великий отвагой, убивающий Девять Луков». Тронным именем стало Менхеперра, «Устанавливающий (или становление) бога солнца». К личному имени – Тутмос, «Рожденный богом Тотом», стоявшим после титула «сын бога солнца», добавлялись величания Неферхеперу, «Прекрасный в творениях»; Неферхау, «Прекрасный в восхождениях»; Хикмаат, «Правитель истины»; Хикуас, «Правитель Фив»; Хикиуну, «Правитель Гелиополя».

Величайший воин Египетской империи, равного которому не было за тысячелетия истории страны, начал царствовать. А его предшественница, поначалу, казалось, вычеркнутая из памяти всего народа, постепенно, с веками обрела свое бессмертие, затмив собой всех своих предшственников и преемников, о которых сегодня знают в подавляющем большинстве случаев лишь применительно к ней, блистательной Хатшепсут.

Через несколько поколений к власти в Египте придет потомок Хатшепсут и Тутмоса III фараон Эхнатон, задумавший религиозную реформу, тяготеющую к монотеизму, невольные основы которой заложат именно Хатшепсут и Тутмос III, проводя усешную переселенческую политику на коренные земли страны пленных, захваченных в результате успешных походов, перемешивая их и тем самым давая основу к созданию религии, которая устроит всех. Правда, как и всегда происходит в делах веры, грядущая реформа нового фараона проистекала и из экономической целесообразности. Египтяне глубоко почитали солнце, считавшееся как грозным небесным светилом, так и источником тепла и света. Культ солнечного бога Ра был одним из самых главных в Египте. Его центром был город Чуну, позднее названный греками Гелиополем – городом Солнца. Ра был древнейшим богом египтян. Позднее с ним слился и культ бога Гора, изображавшегося в виде сокола, а после того как столицей Египта стали Фивы, и бога Амона, объявленного главным божеством. Культ солнца имел пышное оформление.

При фараоне Эхнатоне бог солнца – Атон, изображавшийся в виде солнечного диска, был объявлен фараоном единственным египетским божеством, а культы других божеств подлежали уничтожению.

Введя культ почитания Атона, Эхнатон пытался подорвать господство жрецов, активно вставших на защиту прежних богов. Однако в своей борьбе с жрецами Эхнатон не нашел поддержки среди египетского населения, поскольку оно тогда не видело смысла менять множество богов на единого.

Впоследствии захвативший власть первосвященник Хоремхеб, выражая волю жречества, восстановил культ богов и предал память фараона Эхнатона. Наверное, сейчас мало кто, кроме прикладных специалистов, знал бы о нем. Но верховной женой Эхнатона была всем известная царица Нефертити.

Фрагмент колосса Эхнатона из храма Атона в Карнаке

Вспомним известные нам еще со школьных учебников скульптурные портреты Нефертити и согласимся, что ее имя (что по-древнеегипетски значит «красавица грядет»), как нельзя более соответствует ей. Хотя, может быть, и не так торжественно – «грядет», а скорее более просто, по-домашнему – «приближается», «будет», ибо красота царицы, действительно, так уютна и мягка, что невольно настраивает на обыденно-нежный лад.

Хотя титулатура Нефертити (по древнеегипетски – Нефр-эт) – «госпожи земли до края ее» и отличалась царственной отвлеченностью от земной обычности, неприступностью. Но эта почти божественная неприступность чудесным образом гармонировала с ее открытой приветливостью, что прекрасно видно на ее скульптурном лике, где Нефертити предстает перед нами в головном уборе верховной власти. Так что воистину недаром ее называли «красавицей, прекрасной в диадеме с двумя перьями, владычицей радости, полной выхвалений», «сладостной голосом во дворце», «та, слыша голос которой, ликуют», «владычицей приятности», «сладостной любовью», «большой любовью», «женой царя великой, возлюбленной его», «любимой владыки обеих земель», «той, чьим образом доволен владыка обеих земель», «омывающей (т. е. радующей) сердце царя в доме его, той, коей сказанным всем довольны»; «восходит солнце, чтобы давать ей пожалования, умиротворяется (т. е. заходит), чтобы умножить любовь к ней»; «она рядом с Единственным для Рэ (т. е. мужем-фараоном) вековечно, вековечно (подобно тому), как Небо остается с тем, что в нем (т. е. с солнцем)». «Одарило оно (т. е. солнце) его (т. е. фараона) тысячью тысяч празднеств тридцатилетия (тем временем как) жена царева великая, возлюбленная его, владычица обеих земель Нефр-нефри-йот Нэфр-эт (т. е. Нефертити) – жива она вечно вековечно! – рядом с Единственным для Рэ!; «она глядит на властителя постоянно, непрестанно!».

У жены фараона было довольно широкое худощавое лицо с пологим лбом и прямым нежно очерченным носом. Большие продолговатые глаза прикрыты тяжелыми веками. Дуги бровей высоко изгибались. Полные, однако не выступающие губы; волевой, хотя вовсе не тяжелый, подбородок. Стройная шея, слегка плавно выгибаясь вперед, несла наклоненную голову. Умеренно смуглая кожа; черные брови и ресницы, темные глаза; невысокого, изящного сложения. Такой была самая известная женщина невообразимо далекого прошлого, фактически первая представительница прекрасного пола, чье имя отложилось в памяти веков и народов.

По своему происхождению Нефертити могла претендовать на почести и власть, но отнюдь не на такие, что выпадут ей впоследствии, не на царские. Подлинной властительницей Египта ее, подобно свекрови, но в большей степени сделает любовь к ней фараона – ее мужа. Царица Нефертити была близкой родственницей своего мужа, но не была его сестрой. Тем не менее родственные связи их несомненны – от внешнего сходства до существования кормилицы будущей жены фараона, которую звали Тэйе и величали «Кормилицею большою жены царевой великой Нефр-нефре-йот Нефр-эт – жива она вечно вековечно!» и «кормилицею большого, взрастившею божественную». Эта Тэйе была женой первейшего вельможи мужа Нефертити фараона Эхнатона Эйе, именовавшегося даже «отцом божьим», т. е. «отцом» божественного фараона, хотя бы только молочным – по супруге, вскормившей «божественную». В конце концов Эйе сам займет трон фараона. Так что положение кормилицы Нефертити и ее мужа-вельможи, с одной стороны, свидетельствуют о том, что жена фараона была в родстве с правящей династией и до брака (ибо подобный ранг кормилицы невозможен на ином уровне знатности), но, с другой, говорит и о том, что их самое предельное возвышение над общим уровнем знати проистекает из факта особого отношения фараона к жене, когда возвышались и награждались все близкие к ней (недаром таким почетом и любовью пользуется при фараоновом дворе сестра Нефертити и всеобщая любимица Бенре-мут).

Все это свидетельствует лишь об одном – особой, исключительной любви Эхнатона к жене, в которой он сам признается неоднократно. Так, основывая новую столицу государства, фараон произнес клятву верховному божеству о его новом городе, и клялся он своим отцом, богом и своею любовью к жене и детям, с которыми Эхнатон старался проводить как можно больше времени. Вплоть до того, что он берет с собой Нефертити, когда ездит обозревать заставы вокруг столицы или занимается награждением сановников. Не говоря уже о времени тихих семейных радостей, коих фараон предпочитал многому другому, что доселе считалось непременным времяпрепровождением-атрибутом верховной власти фараона. Даже в этом виден некий эпатаж господствующей общественной морали.

Вся история Египта не знала больше подобных взаимоотношений фараона и его супруги, с которой он был воистину неразлучен (практически наберется весьма малое количество изображений, где фараон предстает без супруги, для всех же остальных его предшественников и последователей подобное гордое одиночество – норма).

Особенно неправдоподобно такие чувства смотрелись на фоне предшествующих столетий истории Египта, Египта времен правления ХVIII династии. Основателем династии был фараон Яхмос I, ведущий победоносную, хоть и изнурительную войну с азиатским племенем чиксосов, которые к этому периоду уже сто пятьдесят лет порабощали завоеванный ими Северный Египет. Яхмос изгнал захватчиков из пределов родной страны, после чего сам перешел в наступление. Сын Яхмоса, его сын Аменхотеп I, Тутмос I и особенно Тутмос III более сотни лет вели беспрерывное наступление на всех нежелавших покориться их могуществу и раздвинули пределы государства с севера на юг более чем на три тысячи километров. Богатства лились в Египет нескончаемым потоком. Богатства фараонов не знали пределов – и царь Митании Душратта, ужас и проклятие всего Двуречья, писал фараону покорные и льстивые письма: «Пусть брат мой пришлет золото в очень большом количестве, без меры, и пусть он пришлет мне больше золота, нежели моему отцу, ибо в стране моего брата золото все равно, что пыль…»

Эхнатон и Нефертити. Древнеегипетское изображение

Это послание адресовано к фараону Аменхотепу III (1455–1419 г. до н. э.), отцу Эхнатона и тестю Нефертити, при котором Египет переживал апогей своего могущества. Фараон за годы своего долгого правления почти не прибегал к оружию, доказывая покоренным народам свое право на владение ими – это было видно и так. Так же, как и помнилось.

Но внешний блеск власти оборачивался нищетой и прозябанием подданных, которые именно в эти годы сложили знаменитое в веках восхваление небытия: «Смерть стоит сегодня передо мной, как выздоровление перед больным, как благовоние мирры, как сидение под парусом в ветренную погоду, как запах цветов лотоса… Смерти ждет моя душа, как воин ждет возвращения домой на военном корабле после многолетнего пребывания в плену». Согласимся, такие речетативы произносят не от хорошей жизни.

Однако воинственность фараонов и тяготы их подданных не пропали даром – из покоренного пришлыми кочевниками и несущего ярмо государства Египет превратился в крупнейшую державу Древнего мира, в фактическую первую мировую империю. Мировую, ибо владения фараонов занимали весьма и весьма весомое место в общем количестве обжитого древними народами пространства.

Как следствие подобного универсализма начала назревать религиозная реформа – ибо до сих пор религиозная система Египта представляла собой сложную иерархию локальных божеств, некоторые из них имели тяготение стать божествами общими, но тем не менее не разрывали и местной пуповины. Не говоря о том, что подобная иерархия божеств, большая часть которых, по сути, недалеко ушла от анималических тотемов, разобщала само царство Верхнего и Нижнего Египта, она была абсолютно непонятна завоеванным народам и вместо того, чтобы консолидировать их под скипетром фараона, она их отторгала. Кроме этого, стоит вспомнить, что наследственные правители отдельных областей Египта – номов – номархи, образовавшие сильные династии, были по традиции еще, как правило, и верховными жрецами местных божеств, что создавало большую потенциальную опасность оппозиции верховной власти фараона. О чем последние, естественно, могли задумываться. Особенно, возвеличивая какое-нибудь местное божество, они тем самым возвеличивали и знать, и жречество данного нома. Так произошло и в XVIII династии, когда расцвел культ бога Атона, центром поклонения которого были Фивы – столица владений фараона. Подобная ситуация подспудно предопределяла поиски религиозно-идеологических альтернатив светской власти, которая, хотя и выросла из власти жреческой, теперь периодически пыталась выйти из-под опеки и обрести полную самостоятельность. Одной из подобных попыток и стала религиозная реформа фараона Эхнатона, мужа царицы Нефертити.

Религиозная по форме, эта реформа была по содержанию и весьма светской, ибо должна была внедрить культ единого общегосударственного божества, замыкающегося фактически прямо на фараона, который своей волей сотворял из небытия жречество нового бога, покорное светской власти и не имеющее корней в традиционном жреческом корпусе. Ибо отрицать роль касты жрецов было невозможно – они были первым и становым хребтом государства, оно было их творением, и, естественно, они не признавали подобных новшеств, подрывающих и искореняющих их доселе незыблемое могущество. Религиозная же форма реформы Эхнатона объясняется еще проще – тысячелетия и тысячелетия религия была господствующей формой идеологии, в которой сливались нравственные, эстетические, политические представления, в символах которой формировались начала идей философских. Игнорировать данное положение дел не было позволено ни тогда, ни многие века спустя. Муж Нефертити, учитывая ряд аспектов подобного массового сознания, в ходе своей реформы забыл об иных аспектах этого явления, а именно о его консерватизме, и проиграл, т. к. был глубоко уверен в преобразующей и созидающей силе – близкой к абсолюту – верховной власти, вкладывая в это понятие уже чисто мистический смысл и игнорируя реальное положение дел, при котором носители власти, по сути, являются лишь выразителями четких или подспудных идей большинства, которое и делегирует эту власть правителям. Явное противопоставление и противостояние ценностных установок верхов и низов возможно лишь на какой-то весьма ограниченный срок, затем глубинные интересы побеждают.

Муж Нефертити вступил на престол после смерти отца Аменхотепа III под именем Аменхотепа IV в 1419 году до н. э. и правил до приблизительно 1400 года. В ходе своего правления – на шестом году царствования – Аменхотеп IV сменил свое имя на Эхнатона (Аменхотеп – «Амон доволен», Эхнатон – «Угодный Атону»), т. е. окончательно разорвал с укоренившейся религией, основу которой составляло поклонение богу Амону, и начал вводить в государственном масштабе культ бога Атона, символом и воплощением которого было солнце, как единственная эманация и сущность единого божества, дающего жить и созидающего все сущее на земле.

Когда Аменхотеп IV вступил на престол, ничто не предвещало подобных изменений жизни целой страны. Внешне он был похож на своего отца, правившего долгие годы железной рукой, но не желающего никаких перемен и вполне довольного существующим положением дел. Тоже удлиненное, худощавое лицо, такие же узкие глаза, прикрытые тяжелыми веками. Но если у отца – выступающий вперед энергичный подбородок, то у сына он – якобы безвольно отвислый. Но выяснилось, что внешность обманчива. Восемнадцатилетний юноша с безвольным, по сути, лицом вошел в историю Египта как крупнейший нарушитель спокойствия за его многовековую историю.

Может быть, все дело здесь было в его матери – Тии? Занимая официальное положение царицы – главной жены фараона, она была не царского рода и была всецело обязана своему возвышению мужу (ее отец был всего лишь начальником колесничих при отце Аменхотепа III, а брат – вторым жрецом Амона). Тот возвысил ее и никогда не жалел об этом, дав тем самым пример и собственному сыну, впоследствии поступившему даже еще более последовательно и дерзко в этом вопросе. Тия даже внешне выглядела властным и волевым человеком, и подобные черты характера не смогли не привлечь фараона, желающего видеть в жене не игрушку, а подругу во всех делах (она даже, вопреки всяким традициям, принимала постоянное действенное участие в делах государственных). И в молодости, и в зрелом возрасте ее нижняя губа частенько выдвигалась вперед, когда она была чем-то недовольна или хотела на чем-то настоять, узкие же глаза, полуприкрытые веками, широко раскрывались и пронзали собеседника ярким пламенем взгляда, под холодной волей которого иногда терялся даже муж, властительный фараон Египта. А что же тогда говорить обо всех других!

На четвертом году своего правления Аменхотеп IV, только еще приступавший к своей великой реформе, женится на совсем молоденькой родственнице – Нефертити, а через полтора года после свадьбы жена принесла ему первенца – первую из шести их дочерей. Постепенно происходит усиление ее влияния и положения. Буквально через год с небольшим после брака, еще до переименования фараона в Эхнатона и закладки новой столицы, Ахетатона («Горизонт Атона»), чем фараон окончательно рвал со старым жречеством – даже территориально, поскольку покинул Фивы (не говоря уже о вполне конкретном названии новой столицы государства), положение Нефертити становится прочным и необычайно высоким. С переездом же в Ахетатон оно еще более возвеличивается: в подавляющем большинстве торжественных и прочих упоминаний Нефертити присутствует рядом с мужем. Но даже более важно другое – это то отношение, в которое ставится царица к солнцу – Атону, «породившему» фараона, ибо это отношение весьма близко к тому, в котором состоит сам Эхнатон – «сын, единственный (в своем роде), вышедший из утробы» Атона. В торжественной титулатуре, в которой строжайшим образом следили за малейшими огрехами, ибо она отражала и выражала божественную сущность и мощь фараонов на земле и ошибки в ее написании приравнивались к государственной измене со всеми вытекающими отсюда фатальными последствиями, царица ставилась на одну доску с царственным светилом и его сыном-фараоном! Молитвы подданные фараона возносили не только солнцу-богу и его «сыну»-фараону, но и Нефертити, что до сих времен было просто невозможно себе представить. Египтяне молились Нефертити, имевшей в новой столице свое собственное место почитания солнца, – «да даст она входить (во дворец) жалуемым, выходить любимым, сладость сердца и Небосклоне Солнца (т. е. в новой солнце»), «да даст она жалование свое (т. е. милость свою) остающееся, твердое, плоть, приобщенную радости, что дает она».

Эхнатон поклоняется Атону. Древнеегипетское изображение

Новому божеству молились в новом храме, громадном, открытом солнцу дворе, празднично украшенном пилонами, статуями фараона, яркими росписями – у многочисленных жертвенников приносились дары солнцу. Центром всего храма был главный алтарь, на котором стоял размахивающий кадильницей фараон. Нефертити и их дочери играли мелодичные ритмы. Произносился гимн, столь непохожий на все доселе существовавшие молитвы, ибо даже храмы ранее почитавшихся божеств были мрачно-торжественны, сковывали душу и тело, устрашали и сковывали. Ныне же возносилась светлая молитва-гимн при участии живых божеств – фараона с супругой, на которых также, пусть и косвенно, изливался ее фимиам: «Прекрасен твой восход на горизонте, о живой Атон, зачинатель жизни! Встают люди, омывают тело, воздевают руки, радуясь рождению нового дня. Зеленеют деревья и травы, пасутся стада, взлетают над болотами птицы, поднимая крылья в знак поклонения тебе! Всплескивает рыба в воде, и корабли плывут вверх и вниз по реке. Твои лучи объемлют все страны, которые ты сотворил. Ты даешь дыхание, чтобы оживить творения твои, утешаешь ребенка, чтобы он не плакал, помогаешь птенцу разбить скорлупку и выйти на свет. Ты даешь жизнь и отдаленным странам, оплодотворяя дождем их земли. Как многочисленны и прекрасны творения твои – люди, животные, цветы, травы, все, что есть на земле, в воде и в воздухе!»

Эхнатон произносил этот гимн вместе со всеми и смотрел на жену, прекрасную женщину, мать его детей, которая дала ему счастье и сделала слова этой молитвы не просто словами, а наполнила их животрепещущим смыслом полновесного бытия, сделала каждый прожитый день счастьем. Он никогда не говорил ей, но для себя был уверен – не будь ее рядом, он бы никогда не свершил ныне осуществленного. Без нее это бы все лишилось нежности, аромата счастья, красок. И в конечном счете – смысла.

Нефертити стояла недалеко от мужа и была приятна его глазу. Как всегда. На ней было обычно для всех женщин платье из просвечивающего белого полотна, позволяющего видеть изящные линии ее хрупкой фигурки. Платье все в частых, длинных складках, с очень короткими просторными рукавами и широким подолом, опускающимся до самой земли. Поверх платья на царице был накинут такой же, как платье, длинный, просвечивающий и складчатый плащ. Один его угол был перекинут через плечо, другой пропущен под другое, концы завязаны под грудью. Нефертити была подпоясана широкой красной лентой, концы которой опускались глубоко вниз. На ногах простая обувь – подошвы с дужкой и перемычкой от носка к ней, пропущенной между пальцами. На голове – длинные накладные волосы (сама же она стриглась очень коротко – под современного мальчишку), высокие перья, сложные венцы торжественного убора, надо лбом – изображение двух вздыбленных змей-аспидов, от укуса которых умрет много позднее Клеопатра, – знак царского достоинства.

Он вдыхал ее пьянящий аромат, аромат любящей и опытной женщины. Опытной в своем знании быть всегда желанной и немного загадочной. Желанной до одури и загадочной ровно настолько, что было ясно – загадка разрешима. Если приложить любовь, щедрость и толику времени.

Запах жены возбуждал фараона ежедневно. И он не задумывался и не желал задумываться на тему – что же в нем, этом усладителе обоняния, от ее природы-естества, а что – от искусства ее служанок и рабынь. Женщин всех сторон света, всех земель и племен, приносивших к ногам Нефертити, равно как и иным знатным египтянкам, свою покорность, преданность, услужливость, внешне слепое обожание. И свои женские знания-хитрости, свои навыки в ухаживании за женщиной, в поддержании красоты ее лица и тела.

В Египте многое в истории человечества делалось впервые. Впервые начало развиваться то, что в дальнейшем назовут «косметикой» и за что женщины веками будут отдавать весьма многое, иногда – даже жизнь и душу. Здесь по уму и почти по науке начнут раньше всех применять в комплексе-системе благовония, притирания, мази, пудры, грифели и многое другое, что способно из дурнушки сделать нечто вполне привлекательное, а из миловидной – настоящую красавицу. Такую женщину, которая уверенно идет от победы к победе и способна пустить, по прихоти, на распыл целые государства, свои и чужие. Которая следит за мужчиной как верная подруга, или руководит волей полностью покорного ей воина, полководца, правителя. Наконец, ту, которая сочетает это внешне, а в глубине души точно знает, чьей волей и умом творится все в этом подлунном мире.

Так было и так будет впредь. И нет ничего нового под солнцем, что под холодным северным, что под испепеляющем из постоянного зенита южном…

Самое известное изображение Нефертити

Однако, несмотря на все замыслы Эхнатона и чаяния Нефертити, новая религия-реформация так и не стала уделом всех жителей Египта – традиции, корни старых верований были слишком крепки, слишком глубоко уходили в народную толщу и историю. Культ Атона, несмотря на все стремления фараона, несмотря на всю его поддержку, приживался плохо, так и не обрел массовой опоры в народе. Фараон в своей ломке опирался на выходцев из средних слоев, коих он сделал своими приближенными: придворными, военачальниками, жрецами, художниками и коих он задаривал-задабривал ради их преданности новой вере. Но их было не так уж и много, их, кому фактически корысть заменила идеологию и веру. Народ вроде бы и вздохнул – но кто собирался обращать внимание на его вздохи? Армия же, привыкшая обогащаться в походах, жрецы, отстраняемые от власти, старое наследственное чиновничество, ощутившее зыбкость своего будущего, – все они были недовольны нововведениями, и их пассивное, но стойкое противостояние лишало все замыслы фараона гарантий будущего. Хотя внешне казалось, что наступившее необратимо, ибо Эхнатон, фараон-преобразователь, унаследовал от своих властительных предков чувство абсолютного самовластия, когда подданными, не задумываясь, помыкают без малейшего стеснения. И такая абсолютная уверенность почти всегда подавляет в зародыше любой намек на бунт. И нуждается в идеологическом обосновании типа – един царь на земле, как бог на небе. Ведь недаром римские императоры позднее повсеместно вводили культ своего гения, внедряя и монотеизм – первая попытка которого предпринята Эхнатоном – и напрямую связывая верховное божество с собственной персоной по системе аналогий: небо – земля.

Именно поэтому и ценен человечеству опыт фараона Эхнатона. И интересны люди, стоявшие рядом с ним и у истока этих попыток. И особенно – Нефертити, долгие годы, по сути, второе «я» Эхнатона. Она была его самым близким человеком, матерью шести его дочерей (две из которых после смерти его станут последовательно женами очередных фараонов, ставших благодаря этим бракам правителями Египта), человеком, стоявшим так близко к главному двигателю-пружине всего комплекса проводимых мероприятий, что нельзя сомневаться – она из первых уст слышала о всем предстоящем, помогала разрешать сомнения, иногда смягчала гнев властителя, готовый обрушиться не только на явных и тайных противников, но и на нерадивых соратников. Или на тех, кто имел несчастие показаться нерадивым. Она смягчала его мятущуюся душу, обращала ее к красоте, заряжала его новым настроением. А это настроение было для фараона в значительной мере политикой, для нее же – символом веры и смыслом жизни, ибо оно поднимало ее на такую высоту, на которую без этого ей бы никогда не подняться. В ранней юности приобщившаяся к этому, она не знала и не хотела знать иного отношения к миру, к жизни, к счастью и красоте.

Не хотела, но видела, что супруг ее чем дальше, тем больше удрученный внутренним настроением в государстве и пробудившейся – из-за его миролюбия – воинственности соседей, начинает идти на уступки жрецам старых божеств. Дабы они вернули, хотя бы частично, свою лояльность светской власти. Царица же не вдавалась в столь сложные политические хитросплетения. Она просто не хотела возврата к прошлому, не хотела инстинктивно, до дрожи. И когда он все же начался, поневоле начала переносить его неприятие и на человека, способствующего ему – на Эхнатона.

Идеалистка и любительница прекрасного, заряженная женской эмоциональностью и привычкой к господству, Нефертити так и не увидела безнадежность своих желаний. Она явила собой, так сказать, абсолютное воплощение фигуры просвещенного деспота, желающего осчастливить подданных – даже явно вопреки их воле.