Читать онлайн [R] Эволюция бесплатно
![[R] Эволюция](/b/img/big/164469.jpg)
Уверяю вас, единственный способ избавиться от драконов – это иметь своего собственного.
Е. Шварц
ПРОЛОГ
Стоило, наконец, признать – я умирал. Смерть, от которой я столько лет бегал и которую столько лет ждал, тихо посмеиваясь, стояла у изголовья моей кровати.
Проведя столько времени вместе и вдоволь наигравшись в эти веселые салочки, которые по недоразумению называются – жизнь, мы окончательно стали с ней единым целым. Словно у престарелых супругов не осталось между нами ни тайн, ни недомолвок, ни ожиданий, ни разочарований… А единственным плодом нашего неестественно долгого союза, стал только один дефективный ребенок – изматывающая усталость, которая сводила с ума от своего постоянства, раз за разом повторяя все свои, до боли знакомые трюки. Усталость от этой бесконечной борьбы за столь быстро пробегающую и столь медленно текущую жизнь.
В сущности, основная борьба проходила за единственно доступный ценный приз – мое тело. С маниакальным упорством мы бились за каждый его орган. Все что Смерти удавалось оттяпать в этой неравной схватке, человеческий прогресс восстанавливал с лихвой. Искусственные суставы, внутренние органы и мышцы – в моем теле осталось так мало из того, что изначально дала мне природа.
Выросший из нескольких маминых и папиных клеток, к концу своего существования я превратился в набор сложнофункционирующих механических и биологических частей. Смешно, но среди людей, которые, так или иначе, следили за моим здоровьем, большая часть носила гордое звание – инженер. Ирония современного мира – в холеных руках врача мирно соседствуют стетоскоп и отвертка…
Мне двести сорок лет – самому старому живому человеку на Земле. И в эту увлекательную игру я играю по меньшей мере лет сто пятьдесят. До пятидесяти мне казалось незыблемой константа единства тела и духа – одно не отделялось от другого. Цельный и монолитный индивидуум. Но как только начались проблемы со здоровьем, которых я к этому времени по глупости накопил изрядное количество, тут и настигло понимание. Понимание того, что духу и дальше влачить свой век в этой дряхлеющей оболочке.
С этого момента и завязалась неравная борьба. Иногда, хм… даже с положительным балансом. Спорт, правильное питание и специальные медикаменты позволили несколько десятков лет продержаться на уровне достаточном, чтобы питать иллюзии о победе. Но Смерть – это такой враг, которому достаточно просто сидеть на берегу и ожидать твоего последнего заплыва.
Великая Химия, достигшая к тому времени невероятных высот, скромно отступила, признав свое поражение. Тело деградировало и стремительно разрушалось.
На выручку пришла Кибернетика в обнимку с хирургией. Вот тут-то по-настоящему и начался не позволяющий ошибок забег на скорость. Бесцеремонные инженеры просто меняли мои органы, азартно выбрасывая их на помойку истории. Иногда, хотя если по-честному гораздо чаще, было больно и неприятно, но в результате я мог ходить, лежать, работать.
Благо я оправдывал эти недешёвые мероприятия – все же политик моего уровня может позволить себе многое. В том числе и использование новейших разработок в области робототехники. Неожиданно для себя я стал благодатным полигоном для жадных до результатов ученых.
Но все когда-то кончается. Пришло время, когда процесс запущенный апоптозом стал необратимым.
Умирал мой мозг. Бесследно сгорали синапсы, даря напоследок ярчайшие картины далекого детства и юношества. Рвались связи и химические последовательности, рождая скоротечные вихри эмоциональных выбросов. Сама структура ДНК меняла свою форму, освобождаясь от отмерших нуклеотидов, несущих информацию о всей совокупности элементов, слагающихся в такое простое понятие – я есмь.
Тело, которое стало сложно назвать человеческим, могло и дальше функционировать самостоятельно. Двигаться, словно самоуправляемая повозка… Но увы – возница уже не имел возможности управлять ею.
Все же человеческий организм – это больше, чем совокупность органов, собранных в единой оболочке. Господь Бог, в своей мудрости даровавший нам этот безупречный механизм, дал ему и стоп-кран, призванный сработать вовремя. Все должно произойти в положенное время – и рождение и смерть. Но человек бросает вызов этому неумолимому закону и, в своем глупом тщеславии, считает позволительным для себя манипулировать глубинными природными установками. Хотя… стоит признать, иногда это ему удается, ну или он думает, что удается.
А ведь с таким безжалостным врагом мы заранее играем мечеными фишками. Время, ехидно посмеиваясь, подбрасывает нам наживки, которые ведут нас туда, где неумолимая Смерть пожинает плоды любых человеческих потуг. Ввергая в пучину энтропии любую попытку упорядочить хаос, она терпеливо ждет нас в тихой гавани забвения.
Прошло и мое время – время побед и поражений, время любви и ненависти. Ничего не осталось от прошлого – «…все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах» *
Я просто устал жить…
*– Экклезиаст, 3:20
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ПОСЛЕДСТВИЯ
ГЛАВА 1
Над ухом прозвучал мелодичный сигнал, и я с трудом разлепил веки. Глазам потребовалось несколько минут, чтобы попытаться сфокусироваться на окружающем меня пространстве. Еще несколько секунд потребовалось сонному сознанию, что бы определиться в нем.
Сигнал продолжал свое навязчивое давление, и мне пришлось напрячься, поворачивая голову на звук. Я находился в той же самой палате, где последнее время ожидал несомненного конца.
Белые стены, белые простыни и мебель. Белое оборудование, стоящее у изголовья и белые жалюзи на единственном окне. Все стерильное до оскомины, и надоевшее до чертиков. Просто размытая белая бесконечность.
Я-то всегда считал, что умирать лучше всего либо дома, окруженным внуками и правнуками, либо в поле, среди луговых цветов. Но родственники так не считали…
Они прилагали неимоверные усилия, тратили огромное количество животворящей энергии, но не понимали одного – я сам хотел умереть.
Внимание привлекло неместное здесь яркое и переливающееся пятно у кровати. Звук исходил оттуда. Я сделал специально усилие и внутренний механизм в глазах поменял линзы. Все сразу стало четким и приобрело сочные оттенки. Пятно оказалось голограммой моего сына. Почему-то Артем предпочитал этот образ, давным-давно затерянный в прошлом – долговязый девятнадцатилетний юноша с редким пушком под носом. Которые он в те времена гордо называл усами…
Голограмма открывала рот, явно произнося какие-то слова. Но сегодня с механизмами, доставляющими в мой мозг информацию из внешнего мира, происходило что-то неладное – сначала глаза, теперь вот внутреннее ухо не спешили работать. Наконец что-то щелкнуло, и я услышал, что говорил мне Артем.
– … тебе нужно просто решиться, пап! Сколько можно упираться? Ты же знаешь это просто, как… – он смешно нахмурил брови, маленький мой мальчик, – как поменять рубаху. Бац – и все, ты в Коконе!
Он с ожиданием заглядывал мне в глаза. Мой сын ждал ответа на вопрос, который с похвальной постоянностью задавал каждую нашу встречу. А я смотрел на родную мордаху и вспоминал его короткую жизнь. Вспоминал, как он трехлеткой с восторгом скатывался с ледяной горки, от восторга крича во всю горло. Как десятилеткой сломал ногу, нелепо упав с велосипеда, и я почти пять километров нес его на руках в ближайший травмопункт. Как девятнадцатилетнего оболтуса выдирал из пьяных компаний, пытаясь добрым словом и затрещиной направить неразумное свое дитя. Вспоминал, как гордо он дал мне в руки своего орущего первенца…
Он умер, не дожив всего несколько дней до своего тридцатилетия… Взрыв вакуумной бомбы уничтожил штаб миротворческих сил ООН на границе воюющих Индии и Пакистана. Почти сто человек мгновенно вознеслись к своим национальным богам, испепеленные адским пламенем. Повезло, если так можно сказать, единицам… У моего мальчика оказалось сожжено семьдесят процентов кожи – без какой-либо возможности спасти изувеченное тело.
Мне пришлось тогда приложить неимоверные усилия для того, чтобы то, что от него осталось, специальным бортом привезти в тот самый институт, который занимался моим превращением в киборга. Это сейчас операция по извлечению мозга стала рутинной, но тогда эксперименты по созданию Кокона только начинали свой путь.
Гениальный авантюрист Серджио Канаверо не смог добиться реализации мечты, которой от него ждало человечество – удачной пересадки головы. Раз за разом его операции заканчивались провалом – природа не собиралась отдавать свою территорию вандалам. Но его работы положили начало новой технологии – сохранению мозга в живом состоянии после смерти тела.
Долгие поиски и исследования закончились созданием поистине революционной разработки – мир увидел первый Кокон. Полностью автономная кибернетическая конструкция, сохраняющая в своей бронированной сердцевине живой человеческий мозг. С интерфейсом, связывающим его с любым электронным механизмом на земле. И первым кто испытал это сомнительное удовольствие, стал мой мальчик. Номер его Кокона – AV-0001.
С появлением Кокона мир безвозвратно изменился. Человечеству показалось, что он вновь опередил своего старого соперника. Смерть стала ненужной. Гибель тела теперь не приводила к исчезновению человека – его мозг мог существовать в питательной и стерильной среде неисчислимое количество лет. Полностью защищенный, имеющий собственную энергетическую установку он являл собой апофеоз мечты любого интроверта. С единственным условием – в перерождение брался только относительно здоровый, но исключительно целый мозг.
Потом к основной, лежащей на поверхности, возможности – спасению личности человека в экстренной ситуации, неожиданно приложились другие аспекты, открывшие головокружительные перспективы.
На поле истории вышел новый вид человека – HOMO INCORPOREAL, человек бестелесный.
Взамен тела и прилагающихся к нему органов чувств, личности, запечатанные в Коконах, обрели возможность управления любым механизмом сложнее велосипеда. Главное, чтобы он имел в своем устройстве электронный контур управления и соответствующий интерфейс.
И началось веселье – получив столь мощный пинок, прогресс неудержимо и бесшабашно помчался в светлую даль. Человеческий интеллект несравнимо сложнее любой вычислительной машины, а избавленный от тягот и лишений, которое прилагается к телу, он может творить чудеса. Особенно если дать ему нужный инструмент. И тут тоже не возникло особенных проблем – человечество, за последние годы индустриализации и роботизации, наработало такое количество взаимозаменяемых и специализированных орудий труда, что его с лихвой хватило на любое количество желающих. Вместо слабых, несовершенных биологических рук и ног, он получил бесконечно модифицирующийся инструментарий.
Изменения семимильными шагами рванули по планете, безжалостно меняя ландшафт ее биосферы.
Первыми, и самыми основными жертвами наступающего времени пали разработки искусственного интеллекта. Зачем нужен искусственный разум, если тысячи свободных, и главное – желающих работать, мозгов готовы предложить свои услуги?
Возможность их использования сразу была оценена промышленностью – вместо сложного электронного оборудования в роботах, в технике и в интеллектуальных системах работали те же люди, которые знали эту работу как свои пять пальцев. И работали, что немаловажно, без выходных и отпусков.
Престарелые, но еще полные желания работать врачи остались в своих больницах, вооруженные теперь не только собственными знаниями, но и прямым доступом к бесконечным информационным богатствам интернет-сети. Руки им заменяли более точные и быстрые роботы, которыми они управляли напрямую.
Коконы с интеллектом попроще управляли беспилотными автомобилями, системами умных домов и роботами-уборщиками. Всем нашлось применение.
Но большинство вновь рожденных индивидуумов устремилось в космос. Более не обременённый слабым телом, для которого требовалось создавать особые условия, человек стал истинным хозяином этого бесконечного пространства. Живыми остались только пассажиры – все управление и обслуживание больших и маленьких кораблей взяли на себя роботы, управляемые Коконами. И здесь для человечества открылись поистине безграничные возможности – космос, даже в прилегающем к маленькой Земле пространстве, давал все возможные материальные ресурсы. Больше не пришлось добивать полуразрушенную планету – управляемые Коконами корабли собирали по Солнечной системе нужные ископаемые, а огромные перерабатывающие заводы, так же управляемые Коконами, на орбитах перерабатывали их, отправляя на землю готовую продукцию. Приближался «золотой век» человечества. Без войн и конфликтов – всем хватало и ресурсов, и работы.
Тут же, в космосе свершились фундаментальные открытия, толкнувшие нас в Новый век – в точке Лагранж 1, системы Солнце—Земля, мы построили огромный исследовательский центр. В нем бестелесные ученые, сумевшие, наконец, полностью отдаться своей работе, объединили свой интеллект в огромный кластер и сообща выдавали такие результаты, которые раньше можно было ожидать только через столетия.
Одним из итогов их труда стало открытие возможности использования, давным-давно знакомых ученым «червоточин» – тоннелей «пространства-времени», позволяющих создавать пути в соседние звездные системы. И более того, «умные головы» создали механизм, позволяющий управлять этим процессом.
Создали и, в порыве исследовательского энтузиазма, опробовали его на Луне, отправив значительную ее часть в неизвестном направлении – открытый канал захватил исследовательскую лабораторию и пятьсот кубических километров поверхности нашего спутника, родив на ее теле рукотворный кратер глубиной пятьдесят километров. К счастью, «червоточина» схлопнулась, не успев наделать много дел. Это, конечно, стало серьезным потрясением для ученых, но не смогло остановить их рвения – просто опыты с тех пор стали проводить на самой окраине Солнечной системы.
Со временем накопился необходимый багаж знаний и умений, и нам открылась вся Вселенная!
Закидывая в созданную «червоточину» мощный излучатель, ученые методом проб и ошибок, научились определять места выхода тоннеля. Разработали дорожные карты, и во все стороны вселенной рвануло бесчисленное количество кораблей-разведчиков, управляемых Коконами. Следом, на открытые ими десятки пригодных для жизни планет, потянулись караваны переселенцев и колонистов. Началась Большая экспансия – сыны Адама осваивали свой новый мир.
Последним бриллиантом в этой коллекции драгоценностей, стала недавно открытая планета – Тесла. Принесшая еще одну, пока неоценённую, но столь же революционную возможность для людей. Ее ценность пока понимал только я…
Ведь ко всему этому цивилизационному великолепию, так или иначе, была причастна созданная мною Корпорация «Кокон индастриз». Которая, и я это признаю честно, присвоила себе плоды коллективного изобретения.
Сразу оценив его пользу, я приложил свои, скажем честно, немаленькие политические и финансовые возможности для удешевления процесса производства и максимального внедрения его в общество. А, используя небольшую юридическую лазейку, Корпорация заставила род людской расплачиваться за каждое сходящее с конвейеров заводов изделие – все легально произведенные Коконы принадлежали нам. Они просто сдавались в аренду на определенное количество лет…
Таким образом, я стал не только героем благодарного человечества, открывшего ему новый путь, но и самой ненавидимой личностью во вселенной. Начисто уничтожившей такое понятие, как национальное государство.
Государством стала Корпорация.
По планете прокатились многочисленные бунты, было много юридических и реальных войн, но с тех пор одно оставалось неизменным – «Кокон индастриз» владела миром. Без Кокона, этого символа всемогущества, общество, в том виде каким оно стало, не могло существовать. Отныне мир платил дань, делая Корпорацию настолько великой, что об этом не мог мечтать ни один тиран прошлого. А во главе Корпорации стоял я – Григорий Василевский, бывший политик, бывший президент Объеденной Евразии, бывший отец и бывший муж…
Ныне старик, умирающий от старости.
Хотя, если говорить откровенно, все это я делал ради своего сына. Мой шкурный расчет обращался только вокруг его выживания, а все остальное приложилось само. Цинично? Прожив долгую жизнь, я понял – самая действенная мотивация для человека, это его личные интересы. Безопасность, сытость, размножение – вот те базовые потребности, которые правят миром. А к ним прилагаются все остальные эмоции, придуманные беспокойным человечеством.
И именно из-за сына я не имел права умереть. Из-за него, из-за своей жены и дочери, и за многих других людей, конечно включая самого себя, которым мог бы помочь. Ведь, несмотря на дурную славу, я все же хотел людям добра.
А предметом, всецело завладевшим моим вниманием, стало маточное молочко – запретный плод с планеты Тесла. Я безраздельно отдался еще одной мечте…
ГЛАВА 2
– Пап? Папа??? – голограмма наклонилась к моему лицу, подрагивая своим струящимся, прозрачным сочувствием.
Каждый Кокон имел свой голографический проектор, демонстрирующий всем окружающим то, что и так не требовало доказательств – причастность к миру живых. Нужное скорее самим личностям, населяющим эти электрифицированные и механизированные, но все же – гробы. Тоскуя по своим потерянным телам, они демонстрировали всем окружающим такой разгул образов и видов, что диву даешься.
Еще не так давно, имея возможность передвигаться самостоятельно, я изредка спускался на нижние уровни, погружаясь в суетливый мир Центрального города. Наполненные взаимопересекающимися потоками из людей, Коконов и машин, улицы древнего города представляли собой адскую мешанину красок, форм и фигур. Там я и насмотрелся на это многообразие.
Город, спотыкаясь и задыхаясь от бега, торопился жить – суетливо и оттого чуть неловко. И при свете солнца, и под лучами отражателя Второй луны. Сухожилия мостов, автобанов и виадуков обвивали его крепкое тело бесконечным и живым корсетом. Дворцы, коттеджи и сады Верхнего города плавно стекали в площади и проспекты Нижнего, наполняясь вечно спешащими жителями и туристами со всего обитаемого Космоса.
Население Города веками перемалывалось и перемешивалось в невероятном коктейле народностей и этносов, в конце концов, родив единую столичную нацию.
А Вечный город помнил топот копыт коней хана Тохтамыша, брань поляков генерала Жолкевского, проклятия французов императора Наполеона, полное фиаско гитлеровской армии и зубовный скрежет солдат маршала У Циня. Он горел, тонул и замерзал. Его улицы покрывала зола пожаров, песок пылевых бурь и пепел ядерных осадков. Но он всегда восставал, словно Феникс – более сильный и более величественный.
Кто сейчас помнил имена этих захватчиков? Кто помнил исконное имя Великого города? Боюсь никто, кроме меня… А я хранил в памяти эти перекатывающиеся на языке чудесные слова – Москва, Россия…
Теперь же Центральный город – единственная столица единственного государства Земли, раскинувшаяся на большей части среднерусской возвышенности. И, без лишней скромности – столица прилегающей к ней Вселенной. А в нем пока еще жил я – ее создатель и повелитель…
Голос сына, точнее его электронный аналог, заключенный в блоках памяти Кокона, вновь вырвал меня из спасительного тумана забвения. Последнее время это происходило со мной все чаще – я проваливался в какие-то глубочайшие уровни своего бессознательного, где в густом бульоне чувств варились мои непознанные желания и мысли. И с каждым разом мне приходилось производить чудовищные усилия, чтобы выбраться из этой тягучей юдоли.
– Ты меня слышишь, пап?
На этот раз мне пришлось ответить, сбрасывая с глаз вонючую пелену далекого прошлого. Я напряг горло и синтезатор проскрипел.
– Да, сын… я тебя слышу…
Лицо Артема оживилось. Он явственно и облегченно вздохнул.
– А я уж думал… – он смущенно замолчал.
– Ты думал – я уже того? – сухой голос синтезатора не смог передать иронии, – преставился?
Артем деланно рассмеялся, скрывая свой страх. В голову пришла грустная мысль – мы с ним, собственно говоря, всего лишь личности, заключенные в свои собственные капсулы – я в кости черепа, он в металл Кокона. Но при этом – не более чем два робота, играющие в человеческие отношения.
Кокон Артема зажужжал и выпростал из своих недр два манипулятора. Один зажимал букет цветов. Я пригляделся, не веря своим, электронно улучшенным, глазам. Боже мой, это были простые полевые ромашки! Такие неуместные и беззащитные в этом стерильном мире. Обоняние мое давно отправилось в далекое и грустное путешествие, но мне явственно почудился запах летнего поля, где воздух пропитан ароматом разогретой земли, полевых цветов, пыли и прошлогоднего тлена.
Бог мой, как давно это было – лето, жизнь, любовь… Поле колышущихся маков, по которому мы бежали к электричке – я, Ирэн и маленький Артемка, хохочущий, принимающий все это как игру. Это для нас все было более чем серьезно – опоздав на нее мы рисковали остаться ночевать в поле, а для него любое действие с родителями приравнивалось, по объему полученных эмоций, к большому и ослепительному карнавалу…
Я долго смотрел на эти цветы, медленно погружаясь в пучину меланхолии. Артем заглянул мне в глаза и тихо прошептал.
– Вот, пап… я же… знаю, как тебе нравятся полевые цветы… – он, окончательно смутившись, замолчал.
А я наконец собрался с силами и пробулькал синтезированной речью.
– Откуда?
– Я был недавно на Юралс, представляешь – они там растут! – затараторил Артем, – прямо в поле, сами по себе! Мы искали старые стартовые площадки и в ущелье наткнулись на это поле. Оно живое, пап…
Он поднял свои голографические брови, удивляясь такому простому для меня факту. Я-то давно видел подобное – планета постепенно зализывала раны, нанесенные ей глупыми людьми, пытающимися доказать друг другу свою значимость. Она оживала и плевала на то, что думали об этом ее беспокойные и бестолковые жильцы. Мечтающие, что они и есть хозяева…
–Не Юралс, сынок! Урал… – попытался я исправить его ошибку, но вовремя остановился.
Меня сбивал с толку его образ – девятнадцатилетнего болтливого мальчишки, взахлеб рассказывающего отцу о своих приключениях. Из-за этого, я постоянно сползал на нравоучения, забыв, что моему сыночку, маленькому и неразумному, уже порядком за сотню лет.
Артем усмехнулся – он понял мое затруднение. Он многое понимал, мой сын. Мы вместе топтали этот мир уже так долго, что чувствовали себя иногда единым целым. Потому-то он так боялся моего ухода. Остаться одному в этом мире страшило его больше всего и приводило в состояние паники.
Может это моя вина, что за эти годы он не стал самостоятельным? Но ему пришлось пережить столько боли, горя и потерь, что мне стало сложно выпустить сына из свитого мною уютного гнезда. Смерть его матери и моей жены, отказавшейся переместиться в Кокон, стала серьезным ударом, еще более сблизивших наши отношения.
И его настойчивые просьбы о моем Переходе имели под собой вполне реальную потребность. Он считал, что мой отказ – это решение уйти вслед за Ирэн.
Между нами говоря, так оно и было до последнего времени. А именно до тех пор, пока основанная на Тесле секретная лаборатория не начала приносить сногсшибательные известия. Которые я, до поры до времени не выносил на всеобщее обсуждение – уж больно противоречивы они были.
Пока Артем прилаживал букет на прикроватной тумбе, я следил за передвижением металлического яйца и видел перемены в его конструкции. В начале производства это был громоздкий металлический овоид метровой высоты с неровной поверхностью, покрытой различными технологическими выступами, отверстиями и камерами. Он шумно передвигался на воздушной подушке и имел одну механическую клешню – способную, при случае, только вставить штекер интерфейса в подходящий зажим. И находился Кокон чаще всего в составе какой-либо технической конструкции, позволяющей реализовывать пожелания и нужды владельца.
Теперь же передо мной красовалось почти совершенное произведение инженерного искусства – абсолютно гладкое, изящное матовое яйцо, с неяркой неоновой подсветкой. Три гибких, и очень ловких, биомеханических манипулятора, прятались внутри корпуса, выдвигаясь на значительное расстояние. Они могли стать, в зависимости от сиюминутной надобности, как руками, так и ногами этого прекрасного механизма. А современный гравитационный движитель позволял ему передвигаться со значительной скоростью, подчас превышающею скорость иного автомобиля.
Поражала его мобильность – этот, несколько странный, улучшенный аналог человеческого тела, в связке с необходимыми обвесами становился абсолютным инструментом, универсальной и многозадачной машиной.
Я мысленно представил путешествие Артема на Урал, который все современные люди почему-то называли на английский манер. Скорее всего, Кокон сначала интегрировался с каким-либо летательным аппаратом, способным пересечь Восточные радиоактивные Пустоши, например со стратосферным истребителем. Затем был перемещен в планетарный разведчик, и уж потом использовал какой-нибудь небольшой наземный агрегат, имеющий возможность передвигаться по пересеченной местности полуразрушенных западных склонов Уральской гряды.
Так, меняя нужные механизмы, передвигался бы я. А, зная характер Артема, можно предположить, что так же поступил и он – к этим возможностям, за долгие годы привыкали все владельцы Коконов. Практическим навыкам использования различных вспомогательных механизмов, учат детей в школах, чтобы они, в нужный момент, могли применить требуемое умение. Ведь рано или поздно, практически все попадали в Кокон.
Конечно, не все в Коконе в полной мере пользовались своей мобильностью – многие личности не желали снова метаться по миру в поисках себя. Отвергая удел молодых пользователей, не набегавшихся за свою «телесную» жизнь, они оседали, поодиночке или в составе групп, в специальных кластерах и занимались исключительно мыслительным трудом. Или, оставаясь внешне пассивными, проводили свою долгую жизнь в райских кущах виртуальной реальности – дающей, говорят, абсолютные возможности для реализации собственных мечтаний и желаний.
Такова была сегодняшняя действительность. Неизменная и тягучая, словно слой растаявшей на солнце пастилы. И ее я готовился в очередной раз поменять.
Если, конечно, Господь даст мне дожить до этого…
ГЛАВА 3
Думаю, пришло время рассказать о той идее, которая в последнее время занимает все мои мысли. О том, что одним махом изменит весь существующий уклад жизни и сотрясет основы мироздания. То, что сможет дать миллионам личностям свободу от Кокона.
Да-да! Человек, создавший современный мир, являющийся его символом и полностью зависящий от давнего изобретения, готов в одночасье уничтожить его основу. Потому что я – ненавидел Коконы!
Я пришел к выводу, что идея Кокона переросла свой срок, она дожила свои последние дни и пора человечеству сделать еще один шаг в будущее – из кокона должна вылупиться бабочка, новая и прекрасная.
Моя идея настолько революционна и необычна, что реализацией ее занимается ограниченное число людей. Вернее сказать, самых верных мне Коконов, ибо я всегда помню о том, что лучший стимул для человека – его шкурный интерес. А здесь, поверьте мне, это звучит буквально – если эксперименты пройдут успешно, любой пользователь Кокона может обрести себе новое тело. Молодое и практически вечное. Вот так – ни много, ни мало…
Понятно, почему нужна такая секретность. Даже мой сын, и по совместительству помощник по развитию, не знал всех подробностей этой операции. Только горстка верных людей и вечность впереди…
Несмотря на свой преклонный возраст, а может быть наоборот благодаря ему, я отчетливо понимал – созданная мною Корпорация, давно переросла свою функциональную специализацию. Это давно уже не простая и понятная производственная компания – это политический и экономический монстр, который своими щупальцами опутал всю освоенную людьми вселенную. Самоорганизующаяся система, охватившая и узурпировавшая любую деятельность человека. Когда-то это правильное решение, спасшее для нас целый мир, сейчас, когда появилась такая фантастическая возможность, могла повергнуть этот самый мир в хаос, спасая свою сущность – любая крупная система стремится к стазису.
И я уже давно не переоцениваю свою значимость для этой системы. Я удобный и дешевый талисман – яркая вывеска на подгнившей стене. Имеющий почти неограниченную власть, но не имеющий право менять саму систему. Короче говоря – я могу делать все что угодно, кроме потрясания основ могущества Корпорации. А ее основа, как вы помните – это Кокон. Не только как изделие, но и как системообразующий феномен, оплетающий своей значимостью все сферы жизни человечества.
Есть такая старая поговорка, давно ставшая правилом – «Революция пожирает своих героев». Это правило действует и в политике, в крупном бизнесе. А я как раз и оказался тем человеком, который не может управлять своим разросшимся до неприличия детищем. И более того – я сам давно уже стал рабом Корпорации.
По-настоящему управлял этой сложной системой Совет директоров, состоящий из такого количества отвечающих за все людей и Коконов, что я никогда и не пытался разобраться во всех хитросплетениях взаимной субординации. Последние лет двадцать, мои решения касались преимущественно церемониальных и общих вопросов. Да что тут говорить – хорошо отлаженная организация работала безупречно! Тут мне есть чем гордиться…
Единственное направление, которое я не выпускал из своих рук – космическая разведка. Никто особенно и не сопротивлялся – развлекается старик и, слава Богу! Я же твердо знал, что только Глубокий Космос может дать нам, столь нужный для дальнейшего развития, ресурс.
И я не ошибся. Чутье старого интригана, матерого специалиста по темным делишкам и в этот раз не подвело. Я сумел оценить первые и последующие сообщения о чудесах Теслы, вовремя наложил на них гриф секретности и сразу замкнул все информационные потоки на себя. А уж создавать дымовые завесы я умел мастерски, благо времени для их оттачивания мне было дано предостаточно.
Поэтому-то Совет директоров и все прочие узнавали только то, что я считал нужным. То есть всякую ерунду вместо правды.
Оставалось делом техники организовать лабораторию на планете, окружить ее полностью автоматическими системами защиты и выбросить все данные о ней из информационной сети. Планета исчезла для человечества. Но не для меня.
И вот, несколько томительных лет я держал себя в этом мире ради главной задачи своей жизни. Ибо я не мог умереть, не попробовав воспользоваться дивным подарком далекой и бурной планеты – новой жизни для себя и своих родных.
Благословенное маточное молочко Теслы. Это тот самый волшебный эликсир, способный встряхнуть наше дряхлеющую цивилизацию.
Первые результаты разведки, проведенные само собой отрядом Коконов, показали невероятное богатство живой природы этой небольшой планеты. Планетоид массой близкой к земной, имел тяготение в половину ее гравитации. Он обращался вокруг красного карлика Глизе 581 в созвездии Весов. Пустяковое расстояние в двадцать световых лет, делало эту звезду неинтересной для большинства исследователей. Так уж сложилось, что путешествовать на большие расстояния было экономически выгодней.
Планета, вторая в своей системе, находилась очень близко к своему огромному светилу. Благодаря этому она получала достаточно тепла для возникновения жизни на ее поверхности. И какой жизни!
Биосфера планеты потрясала своим многообразием. Такого количества летающих, ползающих, плавающих и бегающих существ не имела ни одна из открытых землянами планет. Густые джунгли и леса сплошным ковром покрывали два материка, закрывших всю ее экваториальную зону.
И в этом зеленом месиве, среди гигантских деревьев, иногда достигавших полукилометровой высоты, обитали создания, которые потрясли мое видавшее виды воображение.
В рыжем от близкого светила небе, рассекая его огромными перепончатыми крыльями, парили самые настоящие золотые драконы!
Как они были прекрасны, эти создания чужого мира! Массивное, но, как ни странно, изящное тело с тремя парами лап, грациозная шея с маленькой головой, длинный хвост, заканчивающийся плоским, словно острие копья, оконечием и, – перепончатые крылья невероятной ширины, вооруженные мощным кривым когтем. Плотная и мелкая чешуя золотой кольчугой обливала все его тело.
Рассматривая голограммы, я изнывал от тихого восторга, впуская в свое сердце этот удивительный образ. Боже мой, трепетала моя усталая душа, это же – сказка. Далекая и позабытая сказка моего народа, рассеянного по разным землям, растворенного во множестве других культур. Сказка о тех временах, когда былинным богатырям противостояли достойные их силы противники. Когда каждый бой был смертным и на кону стояли ценности неизмеримо выше мелочных склок. Дом, семья, род… Забытые слова, потерявшие смысл в наше время, но не ставшие от этого менее важными.
Истинные хозяева этого мира – ловкие и стремительные хищники. Явные фавориты пищевой пирамиды – исследователи не обнаружили никакого другого животного больше и сильнее их, ни в небе, ни на поверхности.
Кроме…
ГЛАВА 4
Еще одним потрясением, сродни божественному экстазу, стал способ размножения всех, без исключения, наземных и морских тварей Теслы. Все разнообразие ее видов происходило из одного существа – безголового и имеющего только массивное тело монстра, которого сразу, и не сговариваясь, исследователи окрестили Матушкой. Колоссальная фабрика по производству всех существ планеты!
Огромные – высотой до двадцати метров и шириной около ста, столообразные гиганты, поедая все под собой, передвигались на тысячах кротких ног по параллелям планеты вслед за солнцем. Причем, не разбирая, земля под ними или дно океана. И в зависимости от того, где они передвигались, в их чреве рождались приспособленные к этой среде существа. В воде – водные, на суше – сухопутные. Но никогда наоборот – процесс был отточен до филигранности. И рождали они всю пищевую цепочку. Начиная с каких-то мелких созданий, до царивших в небе драконов и плавающих в океане, похожих на акул, морских тварей.
Рожденные существа кормились из многочисленных сосков, покрывающих всю поверхность Матушки. В сущности, это была одна большая передвижная, непрерывно рожающая и кормящая, грудь!
Вскармливая она их всех, тем самым – драгоценным маточным молочком. Свойство которого нам открылось не сразу.
Быстро, просто-таки феноменально быстро, вся эта живность вырастала и, отлепляясь от тела роженицы, дальше вела себя вполне традиционно – они охотились друг на друга, скрывались в чаще, кормились и испражнялись. В общем, занимались обычными делами животного мира. Кроме размножения – разделения на полы на этой планете не существовало… Что происходило внутри Матушки, исследователи узнать так и не смогли – мертвых животных найти не удалось, а попытки поймать или увезти одно из существ вызывали всеобщую агрессию биосферы планеты. Животные на удивление дружно нападали на обидчиков, иногда ценой своей жизни защищая Матушку.
Плюнув на эти попытки, и потеряв несколько исследовательских аппаратов в бою с драконами, первые изыскатели мудро решили просто приглядывать за всем этим загадочным процессом.
И не прогадали. Наблюдая за поведением животных, они обратили внимание на одну характерную особенность – раненые особи всегда приходили, прилетали или приплывали к Матушке. И в зависимости от тяжести ран они либо совершали суицид, бросаясь под ее ротовую поверхность, либо прикладывались к одному из немногочисленных свободных сосков. А вот это, на удивление действовало безотказно – раны мгновенно затягивались, а переломанные конечности тут же срастались.
Правильно оценив свойство молочка, наблюдатели сумели невероятным образом раздобыть некоторое его количество и доставить на исследовательскую станцию. На первый взгляд оно не представляло собой ничего необычного. Невероятный коктейль из жиров, витаминов, минералов и белка – идеально сбалансированное питание для любого вида животных. Включая, как ни странно, человека – его химический состав не имел никаких противопоказаний для употребления.
И, совершенно ожидаемо для безрассудных представителей племени предприимчивых первооткрывателей, в голову исследователя, одного из немногочисленных членов команды в настоящем человеческом теле, пришла «гениальная» мысль. Он попросту глотнул этого молочка…
И чудом было даже не то, что он выжил, дурной представитель рода гомо сапиенс, а то, что с ним произошли потрясающие перемены, безнадежно изменившие наш мир – у него выросла ампутированная давным-давно, и замененная на механический протез, рука!
Регенерация происходила чудовищно быстро – в течении нескольких часов потрясенные товарищи экспериментатора наблюдали рождение розовой плоти из его плеча. Последующее обследование показало, что у него обновились зубы, восстановился волосяной покров и его организм резко помолодел.
Славный малый, один из тех немногих чудаков, которые в живом теле рисковали своей жизнью на самом острие человеческой экспансии. Я потом встретился с ним, и у меня создалось впечатление, что произошедшее слишком сильно отразилось на его психике. Оно и не странно – пережить такое и остаться в своем уме, дано не многим. Позже, обласканный Корпорацией в моем лице, он удалился на какую-то далекую планету замаливать свои грехи и тратить полученные деньги. Никому не известный герой, перевернувший страницу истории.
Такая вот ирония вселенной – один глупый поступок индивидуума, предопределил развитие всего человечества.
Дальнейшие изучение молочка подтвердили его божественные свойства – к нам в руки попал мощнейший катализатор регенерации тканей и органов. Даже малая его часть, контактируя с живой тканью, восстанавливала ее до первоначального состояния. Считывая ДНК, она строила новое тело по образу и подобию оригинала. Правда, как выяснилось позже, для этого требовался строительный материал – если не находилось стороннего биосырья, то бралась масса самого прототипа. Просто все копировалось в меньшем масштабе – у нашего первого экспериментатора, размеры всех органов уменьшились точно на массу и объем новой руки.
Но, самым поразительным открытием для нас стало понимание того, что для этого не требовался именно биологический материал! Эксперименты показали – при отсутствии живой плоти, добор массы происходил за счет окружающей материи! В ход шло все что угодно – металл, дерево, грунт… и это происходило столь стремительно, что в пору было считать все происходящее либо божественным, либо дьявольским актом творения.
Глядя на голограммы, я не верил своим глазам – у отрубленной головы крысы, этого вечного спутника человеческой экспансии, за несколько секунд вырастало новое тело. Абсолютно идентичное оригиналу! Так и лежали они на операционном столе – верещащий грызун с новым туловищем, в глубокой дымящейся выемке, образовавшейся на поверхности стола и еще теплый подрагивающий кусок ампутированной плоти, за изъеденной стальной перегородкой.
Но и дальше чудеса продолжились – воздействуя молочком на останки донора, экспериментаторы получили второй аналогичный организм! С той лишь, очень важной, разницей – дублированная крыса так и осталась хотя и живой, но полностью пустой биологической оболочкой. В отличие от оригинала, управление этим телом не входило в ее функции…
Тогда неугомонные ученые пошли дальше. Известным способом они извлекли мозг многострадальной крысы и, обработав его Молочком, поместили в контейнер с останками. И снова случилось чудо! Использовав обе тушки в качестве основы, родился новый организм – живая, агрессивная крыса, в два раза больше оригинала!
Проверка показала полное соответствие реципиента мозговым параметрам донора. То есть после всех проведенных манипуляций, она осталась той же самой крысой, только более сильной и здоровой…
Теперь вы понимаете, какое возбуждение вызвали у меня эти новости?!?
Это была революция! Появилась неограниченная возможность обеспечить всех пользователей Кокона новыми, молодыми и здоровыми телами! С последующим, практически бесконечным обновлением…
Я снабдил экспедицию всем необходимым и дал карт-бланш на использование любого потребного оборудования. Затем прикрыл весь проект завесой секретности и стал ждать результатов. Долго ждал.
И вот – дождался.
Глядя на голографическую фигуру сына, я мучительно придумывал – говорить или нет ему об этой возможности. Ведь именно сегодня пришли прорывные известия – один из обитателей Кокона обрел себе новое тело. Он остался жив и сохранил все функции мозговой деятельности. Технология становилась реальностью.
Руководитель проекта, давний мой соратник по бурным годам молодости, Кокон Алекс Рубанов, прислал доклад под грифом «Абсолютно секретно» – на Тесле ждали моего приезда. Этого ждал и я. Все ужа давно было готово для моего участия в эксперименте, как главного условия благополучного исхода дела. Мне непременно требовалось получить новое тело, чтобы суметь продвинуть проект, до того, как Корпорация узнает обо всем. И здесь существовал один маленький нюанс…
Для того, чтобы до конца сохранить секретность – мне необходимо было «умереть».
Мы все для этого приготовили. Что тут скрывать, мое тело на самом деле доживало свои последние дни, так что с этим-то проблем не было – я почти и не симулировал. И специальный космический корабль для моей транспортировки уже несколько месяцев стоял готовый к старту. Казалось все было продумано и отработано до автоматизма – мой мозг изымается и перевозится на Теслу, а здесь, для фиксации факта смерти, остается мой бренный труп.
Но в жизни, как, собственно говоря, и в смерти – дьявол кроется в деталях. Для того, чтобы все выглядело естественно требовалось, чтобы все окружающие безоговорочно поверили в это…
В том числе и мой сын.
Я прекрасно понимал, что разобью сердце моего мальчика, но успокаивало меня одно – в случае победы он получит свою долю приза. А в случае неудачи, никто и не узнает о моем участии в нем. Значит, моя смерть для него будет настоящей, только и всего. Он ведь понимает – в поля вечной охоты уходят все. Кто-то позже, кто-то раньше…
Поэтому – извини меня мой сынок, думаю, ты поймешь меня и простишь, что поступаю с тобой так жестоко, но – прочь сомнения и вперед к последнему приключению в моей жизни!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ПРИЧИНЫ
ГЛАВА 1
Первое что я почувствовал – запах. Я так долго был лишен этого органа чувств, что долго не мог понять, что беспокоит мое сонное сознание. От невозможности оценить неудобное ощущение, я повернулся на бок. И вдруг, ослепительной молнией пришло осознание того факта, что я смог это сделать и насколько сильное получилось у меня движение!
Сразу же – неудержимой волной, нахлынули вспоминания последних дней. И, стоило признать – я несомненно находился в сознании, а это значит, что вся операция по моей эвакуации прошла успешно. Учитывая то время, которое требуется для небольшого корабля, чтобы добраться до точки входа в ближайшую «червоточину», которая в Солнечной системе находилась на орбите Плутона и путешествие от ее выхода до Теслы, мои вспоминания должны бы охватывать период не менее трех месяцев. Но я помнил только момент прихода эвакуационной команды – исключительно надежных и проверенных Коконов, людям я пока не доверял, в специальных обвесах. А вот дальнейшее путешествие, слава Богу, я провел в спасительном беспамятстве.
Я, конечно, знал, как это все должно происходить, но это знание ничуть не прибавляло мне уверенности в его благополучном завершении – я слишком привык контролировать все и вся, чтобы с легким сердцем довериться, пусть и обученным, но все же незнакомым людям.
Но – все стремится к своему завершению и, судя по моим ощущениям, операция прошла великолепно.
Я еще раз, суеверно не открывая глаз, осторожно пошевелил руками и ногами. Давно забытое ощущение – живое тело и, я с удовольствием сжал кулаки, здоровое и сильное.
Я столько лет прожил, отделяя себя от разрушающегося организма, что долго не мог впустить в себя этот знакомый, но основательно забытый, опыт.
Однако пора было открывать глаза и принимать этот новый мир. Потому, что вместе с осязанием ко мне вернулись и слух, и, я надеюсь зрение. Я широко открыл глаза, и тут же зажмурил их, застонав от боли – столь резко и неожиданно ворвался в мое зрение этот цветной и яркий мир. Сотни звуков и поток запахов ввергли мое сознание в инфернальный ступор. Всего было столь много, что мой бедный мозг, долгое время находившийся в информационной блокаде, испытал чувственный шок.
Собравшись с силами, я медленно приоткрыл один глаз. Немного привык и, осмелев, открыл второй – на этот раз я выдержал.
Не поднимая головы, обвел помещение взглядом. Я лежал, опять лежал! В небольшой, с высокими потолками, комнате.
Характерный материал стен и выступающие тут и там вентиляционные решетки, подсказали мне, что я находился в стандартной каюте земного исследовательского центра. Такие тысячами клепали окололунные заводы. Наблюдались тут и специфические крепления для Коконов, куда уж без них…
Я опустил взгляд ниже и замер – ниже точки, куда доставал мой взгляд, под голубой простыней угадывались очертания тела. Моего тела.
Я, наконец, осмелился и поднес руку к глазам. Ощущение от этого простого действия было донельзя странным – так трудно регулировать свою силу с непривычки, поэтому рука двигалась немного рывками.
В немом изумлении я рассматривал обыкновенную мужскую кисть. Розовая кожа, синие прожилки вен, рыжеватые волоски на фалангах. Пошевелив длинными пальцами, получил обратную связь – ощутил температуру воздуха, и шершавость подушечек.
Немного освоившись с управлением, я взялся двумя руками за край простыни и поднял ее до уровня глаз. От увиденного перехватило дыхание – никогда бы не подумал, что вид голого мужского тела вызовет во мне такие благоговейные чувства…
Откровенно говоря, я совсем не помнил, как выглядело мое тело в молодости – за двести лет все выветрилось из памяти. Поэтому я нескромно глазел на него, вновь впитывая удовольствие от ощущения здоровья и силы. После паузы опустил одну руку вниз и помял в ладошке свое мужское естество, мимолетно отметив удовольствие и намечающийся отзыв от этого касания. Слава богу – и здесь все было в порядке!
Я глубоко и с удовольствием выдохнул. Все удалось! Бог мой, какие перспективы теперь открывались передо мной и всем человечеством!
Набравшись смелости, я резко сел, опершись руками о поверхность кровати. Слегка закружилась голова, и мне показалось, что от рывка тело слегка подбросило. Я вспомнил – половина тяготения Земли, нужно учитывать это при движении. Огляделся и, не дождавшись никакой реакции от возможных наблюдателей, осторожно встал рядом с кроватью. Пластиковый пол слегка холодил босые ноги, но это тоже так приятно! Все становилось приятным после многолетнего лежания в кровати.
Однако, меня начало угнетать отсутствие внимания к моей, без лишней скромности, важной персоне – могли бы уже и проведать фактического покровителя всей этой экспедиции…
Словно услышав мои мысли, замок в двери щелкнул. В распахнувшийся проем шагнул молодой высокий мужчина в голубом врачебном халате, с пластиковой папкой в руках. Мы застыли, глядя друг на друга. Его худощавое лицо с крупным семитским носом, со щетиной коротких темных волос на голове показалось мне до боли мне знакомо. Что-то из прошлого, такого далекого, что не было возможности его объять. Он опустил взгляд на мое голое тело, и я, очнувшись, в смущении схватил простыню, намотал ее на бедра. Мужчина усмехнулся и проговорил высоким голосом, с тонким едва ощутимым акцентом.
– Хм… Быстро же ты очнулся… – он прошел мимо меня и сел на стоящий у кровати табурет.
Я проводил его взглядом, нелепо перебирая ступнями и разворачиваясь всем телом вслед за его движением. В мозгу щелкнуло – я узнал этот характерный голос. Не веря себе, тихо спросил.
– Алекс Рубанов??? Лешка?
Мужчина неожиданно широко улыбнулся. Улыбка испарила его суровость, и память мгновенно вернула меня в то далекое прошлое, которое мы вместе с ним прожили. Такое давнее, что мутная река истории уже унесла в забвение и причины, и результаты тех дел. Не всегда, признаться праведных.
Он встал, и широко улыбаясь во все свои тридцать три зуба, шагнул ко мне. Мы крепко обнялись. Я отодвинул его за плечи, с недоверием всматриваясь в лицо.
– Черт, Алекс! Сколько гребаных лет! – у меня перехватило горло.
Мы, конечно, общались с ним периодически, но общаясь с Коконом, постепенно перестаешь видеть в нем человека и воспринимаешь чертово яйцо, как некий передатчик, обычный коммутативный аппарат, вроде телефона. Поэтому я так не любил этот агрегат – мне постоянно казалось, что я окружен говорящими предметами мебели. И никакая голограмма не помогала – все казалось фальшиво и откровенно жульнически.
– Все получилось, дружище?!? – я потряс его за плечи и опять обнял, – ты представляешь, что мы сделали?!?
Он выпростался из моих объятий. Улыбка сползла с его лица, и меня коснулся холодок предчувствия.
Я сел на кровать и, не спуская с него глаз, одними губами спросил.
– Что?
Он помялся, сжав рот в тонкую колючую линию, но все же решился. Старый боевой товарищ знал – со мной не стоило ходить вокруг и около.
– Понимаешь, Гриша… – он все же запнулся, – все получилось, так как мы задумывали. Можешь убедиться сам.
Он махнул подбородком на мое тело. Затем вздохнул, сел на табурет и упрямо продолжил.
– И даже лучше ожидаемого. Только вот вместе с телами мы приобрели еще кое-что…
Он замолчал, и я поторопил его, не выдержав возникшей неприятной паузы.
– Ну? Не томи, Алекс!
Он скривился и решительно встал.
– Это лучше видеть, Гриша! Одевайся, идем…
Он подошел к незамеченному мною стенному шкафу и достал оттуда комплект одежды. Кинул на кровать и тактично отвернулся. Я, немного пугаясь своей энергии, быстро надел комбинезон и обулся в высокие ботинки. Хрипло бросил в спину Алекса.
– Я готов!
ГЛАВА 2
Джунгли не были зелеными. Этим примитивным прилагательным невозможно передать все оттенки цветов и тонов этой растительной необъятности. Огромное косматое солнце роняло из рыжего неба поток оглушающего зноя. Это чувствовалось даже в кондиционированном и огражденным бронестеклом наблюдательном пункте станции.
Деревья, вершины которых терялись в дрожащем мареве, необъятными колоннами стояли вокруг выжженного пространства станции. Диаметр некоторых экземпляров, я пораженно покачал головой, составлял никак не меньше пятидесяти-шестидесяти метров. Подлеска как такового не было – высокая трава, соответствующего гигантского размера, сплошным массивом закрывала промежутки между деревьями. До крон, свободно раскинувшихся на высоте в метров этак в сто, других растений не наблюдалось – между золотых колонн свободно летали, порхали, падали и вертелись многочисленные летающие твари. Столь многочисленных форм и расцветок, что мозг отказывался идентифицировать их по отдельности – словно поток сверкающего конфетти, брошенного в воздух шаловливой детской рукой.
Вот уже минут пятнадцать я, открыв рот, таращился в широкое и высокое, от пола до потолка, окно. Алекс, изредка вздыхая, тактично молчал за моей спиной. Он ни слова не проронил с тех пор, как мы вышли из комнаты и прошли узкими коридорами станции. Не встретив при этом ни одной живой души по дороге. Хотя, могу поклясться, я слышал тихий разговор и видел изредка мелькающие тени.
Со своим новым телом я освоился на удивление быстро. И пониженная гравитация не приносила неудобств. Наоборот – волшебная легкость рождала щекочущие ощущения в мышцах.
Между тем, в бестолковом мельтешении летающих существ, начало проявляться явное беспокойство. Градус суеты повысился, и твари стали дружно разлетаться по сторонам. За моей спиной ощутимо напрягся Алекс, это я почувствовал так же ясно, словно стоял к нему лицом. В глубине леса проявилась далекая, и пока неясная, тень.
К станции приближалось что-то огромное и, судя по возникшей вокруг панике, весьма недружелюбное.
Алекс сделал шаг и прижался к стеклу. Прошептал, едва открывая рот.
– Сейчас…
По моему телу побежали мурашки, и непонятный страх, ручейком холодного пота, сполз по спине.
Я пристально, до боли в висках, всматривался в раскаленный полумрак под кронами. В зрачках замелькали золотые блики и, пока я моргал ослепленными глазами, на поляну, подняв волну пыли, сел дракон!
Никакая голограмма не могла передать все великолепие этого существа. Пятнадцатиметровое золотое тело, двадцатипятиметровый размах перепончатых крыльев – естественное порождение этого гигантского леса. Расправив крылья и опустившись на все свои шесть лап, он на секунду затмил беспощадное светило Теслы. Изящная голова, на гибкой шее опустилась до уровня окна, и на меня сквозь стекло поглядели два блестящих и, как мне показалось, печальных глаза. Столь неожиданно, что я отшатнулся, не в силах выдержать их беспощадную силу.
– Смотри!!! – неожиданно грубо рявкнул Алекс, крепко взяв меня за плечо. Я молча подчинился – не отрывая глаз смотрел на метаморфозы, происходящие с прекрасным зверем.
А смотреть было на что – дракон выгнул спину, поднял голову к небу и закричал так, что задрожали металлопластиковые стены станции, способные выдержать атомный удар. Он расправил крылья и несколько раз взмахнул ими, подняв тучу пыли вперемешку с ветками, травяным мусором и мелкими камнями. Почти не видимое сквозь эту завесу тело дракона, задрожало и подернулось мелкой рябью. На самой высокой ноте крик оборвался, и на месте зверя взорвалось дымное облако. В стекло ударила мусорная волна.
Когда пыль улеглась, поляна оглушила пустотой…
Дракон исчез. Просто исчез, оставив на своем месте откуда-то взявшуюся груду грязной земли. Я потрясенно выдохнул – оказывается все это время, я сдерживал дыхание. Перевел взгляд на Алекса и открыл рот, но тут краем глаза увидел шевеление в куче мусора. Чудеса еще не закончились – на ее вершине встал абсолютно голый человек!
Мужчина, со всеми присущими самцовыми атрибутами. Неплохо сложенный, но, боже мой, какой жалкий на фоне бывшего здесь до него, красивого зверя. Из тамбура выскочил юркий робот и подбежал к человеку. Весьма вовремя – сломанной куклой мужчина рухнул в его гостеприимные манипуляторы.
Не в силах выдержать напряжения я осел на ковролин пола. Алекс сочувственно посмотрел на меня и, после паузы, тоже присел рядом, поджав под себя ноги. Заглянул в глаза.
– Как ты, Гриша? Первый раз это потрясает…
Я слабо махнул на робота, с человеком в руках, торопящегося к станции.
– Эт-т-то, что же? Из дракона в… в… – я никак не мог сформулировать простое предложение.
– Умница, Гриша, – спокойно и даже как-то отрешенно, сказал мой друг, – я всегда знал, что ты самый здравомыслящий человек во вселенной…
Он усмехнулся и посмотрел мне в глаза, прямо и жестко.
– Это то, что мы приобретаем, Гриша… в наших новых, якобы человеческих телах, заложена такая вот биологическая бомба… готовая взорваться в любую минуту…
Я размышлял несколько секунд, пока ворох вопросов в моей голове не приобрел четкие очертания. Первое потрясение прошло, и во мне включился старичок Григорий Василевский – человек, переживший столько событий и приключений, что еще одна необычность совершенно не могла сбить его с толку. Я не терял присутствия духа и в более сложных ситуациях.
Я поднялся на ноги и посмотрел на Алекса сверху. Он с ожиданием и надеждой поднял лицо.
– Так, Алекс! Слишком много переменных. Мне требуется вся документация по проведенным опытам за тот период, что я валялся в отключке. Мне требуется доклад каждого, кто есть на станции, включая… – я поморщился и показал пальцем за окно. Алекс бодро вскочил и, явно испытывая удовольствие от того, что кто-то более влиятельный и компетентный, взял вожжи управления на себя, с готовностью подсказал.
– Серж… Сергей Гермаш – наш первый испытатель…
ГЛАВА 3
Я оглядел повернутые ко мне настороженные лица и голограммы Коконов. Пятнадцать душ. Среди них ясно выделялись обладатели новых тел. Розовая кожа и странный диковатый взгляд, резко выделяли их от обычных людей. Впрочем, их было не так уж и много. Четыре существа, держащихся особняком.
А еще и истинные люди… Два… нет, всё-таки трое – я едва не заметил темноволосую женщину, сидящую за колонной. Людей в «природном» теле всегда было, до обидного мало – человечество не успевало размножаться со скоростью, позволяющей успевать за его бешеной экспансией. Прирост шел в основном за счет Коконов – он спасал порядка восьмидесяти процентов умерших.
Если мне не изменяет память, нас сейчас около шестидесяти миллиардов особей. Живых, имеющих собственные тела и Коконов – консервных банок для мозгов. Но этого, черт побери, так катастрофически мало для Вселенной…
Мы едва-едва смогли освоить несколько десятков из сотен открытых и пригодных для жизни планет. На наше счастье нам пока не встретились разумные соседи, но никто не давал гарантии, что это когда-нибудь не случиться. И тогда нас ждет печальная участь – если их намерения будут недобры, а технологический уровень будет хоть немного превосходить наш, мы не сможем удержать даже тех позиций, которых достигли.
А тут еще и это неприятное препятствие в, казалось бы, полностью отработанном плане – тела есть, но с каким-то непонятным изьяном…
Я прочистил горло и громко произнес в густой непривычный воздух.
– Меня, если вы еще не знаете – зовут Григорий Василевский… – я спокойно переждал возникший шум и удивленное шевеление тел, – вижу, вы все слышали обо мне, и это хорошо…
Я опять помолчал, обдумывая объём информации, который мог передать этим людям. Потом мысленно плюнул на нелепую сейчас секретность и более уверенно продолжил.
– Я очень благодарен за вашу работу, друзья! То, что вы сделали – без излишней скромности, великое и нужное человечеству открытие. И, если у нас все получится, ваши имена будут вписаны в анналы истории… – получилось немного высокопарно, но мне было необходимо, что бы они сразу настроились на правильный лад.
Мне это удалось. Их лица посветлели, они довольно переглядывались – мужчины и женщины, во все времена подвластные магии тщеславия. Это и было мое умение. Я не владел какими-либо прикладными инструментами, но я владел высшим искусством управления людьми – используя для этого необходимые эмоции и чувства. Применяя их в нужное время и в нужных мне целях.
Ах, эти человеческие страсти – проклятье и благословение людского рода. Делающие его рабом и возносящие его в небесные дали. Вся мотивация человека, все его цели лежат в области обладания одной из тех многочисленных переживаний, которые дают человеку ощущение жизни.
Даже самый внешне черствый человек, если к нему подобрать соответствующий ключик, способен испытать ту или иную эмоцию, соответствующую его мировоззрению.
Скупец радуется каждой сэкономленной копейке – и для него это будет самая искренняя и полная радость. Добрый отец гордится своим сыном, и эта гордость расцвечивает его душу миллионами красок. Влюбленные наслаждаются обществом друг друга, и их чувства настолько полны и самодостаточны, что им совсем не нужен внешний мир… ну разве что для доказательства своей исключительности.
Но всем нам нужно испытывать чувство нужности, значимости наших дел для других людей. Ибо только так мы можем соизмерять свое положение на шкале жизни. Это я понял очень давно, и это знание позволило мне стать тем, кем я стал…
– Но теперь, ребята, – я помолчал, дожидаясь пока снова не стал центром внимания, – теперь у нас возникли некоторые сложности… И, чтобы решить их – придется основательно поработать. Мы с Алексом, – я кивнул на сидящего напротив Рубанова, – разделили всех на группы, в которых каждый будет задействован согласно его специализации… Главное, чего сейчас нам нужно добиться – это полной отработки процесса превращения в… гм… существо… и обратно.
Они заметили мое затруднение – некоторые понятливо улыбнулись. Признаться, мне до сих пор было трудно принять это невероятное действо – в голове не укладывалась затейливость перехода. А еще – меня до чертиков, пугало то, что это предстояло пережить самому…
– Руководителем главной лаборатории, она же учебный пункт, назначается Агнесса Рубинштейн, – я кивнул привставшей темноволосой женщине, той самой, которая сидела за колонной, – ей и предстоит, совместно с нами изучить и отработать весь процесс… Я вас попрошу – сейчас обойдемся без вопросов. Сейчас мы разойдемся по группам, сформируем план работ и через два-три часа снова соберемся здесь, для выработки нужных мероприятий. Спасибо…
Я намеренно закончил сухо, настраивая всех на рабочий лад. Люди поднялись, воодушевленные начальственным напутствием, и тихо переговариваясь, вышли из большой кают-компании, находящейся в самом центре станции.
Остались только мы с Алексом, разделенные широким металлическим столом и грузом ответственности, который отныне лежал на моих розовых и крепких плечах…
Алекс, молча смотрел на меня странным немигающим взглядом, выражавшим одновременно и сочувствие, и уважение. Проскальзывало в нем что-то еще, едва уловимое и непонятно неприятное, слегка раздражающее меня.
К тому же, я обратил внимание на форму его зрачков, отчего-то не круглых, а слегка удлиненных – делающих их похожими на кошачьи. Никогда не видел таких глаз, хотя… внезапной вспышкой озарило – конечно, видел! Глаза дракона. Строгие и вместе с тем печальные. Вот, что терзало меня – лица всех, я с трудом подобрал слово и со страхом его озвучил, нелюдей несло отпечаток чуждости. От этого-то истинные люди держались особняком, отгородившись непроницаемой стеной враждебности. Н-да… еще одна проблема, которую предстоит решать, но которую я пока оставлю на потом. Потому, что впереди меня ждало несколько тяжелых решений, спровоцированных, в том числе и моим другом, спокойно и расслабленно сидящим напротив меня.
Я с трудом оторвал взгляд от его глаз и тяжело вздохнул. Долгий день Теслы заканчивался, и усталость постепенно сковывала мое тело. Прикрыв веки, я вспомнил все то, что произошло со мной с момента невероятного перехода Сержа.
Алекс провел меня, все еще находившегося в состоянии грогги*, обратно в палату и заботливо уложил на кровать – после вспышки начальственной энергии ко мне пришло оглушенное и покорное расслабление. Он подоткнул одеяло, уселся на табурет и начал рассказывать.
Его слова, произносимые нарочито спокойным тоном, повергли меня в дополнительное изумление – столько событий произошло с момента моей мнимой смерти и завязался столь сложный клубок противоречий, что распутать его могло только божье провиденье… Ну или я. Вот только мой отделенный от тела и погруженный в анабиоз мозг, в запечатанном медицинском модуле, погрузили в спасательный корабль, готовящийся к старту. Дело это не простое, и для проведения всех процедур требовалось определенное время. Если быть точным – порядка суток.
Вот в эти-то сутки и развернулись драматические события, изменившие наш план до неузнаваемости.
Случилось самое неприятное, что могло случиться – совет директоров не устроило стандартное медицинское заключение и, сразу же после объявления моей «смерти», был наложен запрет на кремацию тела – краеугольного камня всей нашей кампании. Видимо кто-то умный, и я догадывался кто, все же не сводил с меня глаз, и зря я надеялся на то, что остался никому не нужным дряхлым стариком. Переиграл сам себя я в этом раунде – люди помнили мою хватку и контролировали как могли. Почуяв неладное, на корабль прибыла выслана группа захвата. И как результат – моей команде пришлось задействовать план В. Разработанный на самый крайний, почти невероятный случай. Прорыв с боем.
Ускоренно стартовав с планеты, мы оставили несколько дружественных мне Коконов, пару близких людей на поле боя и спешно ретировались, нарушая все принятые правила, к входу нужной нам «червоточины». К счастью, корабль, принадлежащий к высшему руководству Корпорации, имел приоритетный статус, а преследователи не догадались выставить барьеры на всех направлениях. Поэтому, ломая пространство, мы без особых помех рухнули в обозначенный, светящимися в черноте космоса, сигнальными фонарями устье канала, ведущего в систему Глизе.
Дальше все было делом техники. Вынырнув через неизвестное количество времени – никто и никогда не мог вычислить, сколько все-таки происходило времени во время перехода, мы были остановлены системой планетарной охраны. Десяток роботизированных боевых станций, руководимых Главной артиллерийской Базой, охраняли выход «червоточины». Настроенных, хвала моей предусмотрительности, на биополе моего мозга.
Благополучно миновав охрану, мы отправились на планету. Оставив за собой бездну возникших проблем…
Я говорю – мы, хотя правильнее было бы сказать они – мои доблестные и верные соратники. Я же, полумертвой тушкой болтался где-то в недрах спасательного корабля.
Но зато теперь в систему безнаказанно не мог проникнуть ни один корабль, а значит, мы остались предоставлены сами себе, по крайней мере, на первое время. Что было, конечно, совсем неплохо, но… понимая логику моих бывших соратников, я точно знал, что они не отступятся. Ведь зная топологию «червоточины», легко вычислялись координаты точки выхода. А значит, о тайне нашего нахождения можно было смело забыть.
И судя по полученным показаниям, которые я прочитал, завернувшись в одеяло и тихонько фыркая от злости, они все-таки предприняли попытку прорваться, потеряв при этом часть своих кораблей. Теперь они знали, что я здесь, что задумал нечто нарушающее статус-кво и не собираюсь ставить их об этом в известность. А они знали цену моей хитроумности, мои бывшие коллеги. Но и я знал, на что они могли пойти ради своего благополучия.
Не сумев пройти в лоб, Корпорация, скорее всего, организует подход военных кораблей более изощренным путем – абсолютно недоступных точек космоса почти не существовало. Всегда можно было воспользоваться другими тоннелями, ведущими в соседние области, и уже оттуда, тихим гиператомным ходом, добираться до Теслы. А уже потом брать меня за горло…
Первая кровь пролилась, следовательно, все стороны понимали – война идет за что-то ценное.
Я шепотом произнес вслух – «война». Поперекатывал на языке это простое слово – пять букв, которые несут за собой смерть. Слово, которое легко произнести, но невероятно трудно затем остановить безумие, следующее за ним.
Алекс удивленно глянул на меня своими чудными глазами, и я успокаивающе кивнул. Кажется, он понял ход моих мыслей. Да, друг – мы теперь находились в осадном положении.
Я прикинул – у нас есть пять-шесть, а при удачных обстоятельствах все восемь месяцев, пока флот Корпорации прибудет к Глизе. И можно было не сомневаться, что он не будет торговым, а значит нашей охране, достаточной для защиты довольно-таки узкого выхода «червоточины», не выстоять против боевой армады, атакующей с двух сторон, по всему объему прилегающего космоса.
Вот и весь оставшийся срок нашей жизни – именно в этот период, мы должны были либо благополучно реализовать наш план и суметь проинформировать все человечество о полученных результатах, либо бесславно погибнуть, пополнив когорту проигравших и забытых бунтарей…
Ко всему этому, лично меня ждало еще одно, и весьма серьезное решение – судя по полученному докладу, Кокон моего сына прибыл на Теслу вместе с нами. Получив серьезные повреждения при перестрелке, погруженный в анабиоз, он до сих пор находился в корабле, ожидая моего вердикта…
Учитывая все это, задача выживания станции становилась все более и более настоятельной. Да и не привык я сдаваться просто так…
*– Грогги – ухудшение состояния боксера, после получения им удара в подбородок.
ГЛАВА 4
Серж, странно бликуя желтоватым светом, свернувшись и поджав ноги к подбородку, лежал в медицинском блоке. В изогнутой плоскости защитного экрана отражались медицинские приборы, лампа на потолке и мое деформированное лицо. Тонко пищал анализатор, создавая атмосферу безнадежности и тоски, так знакомую мне по годам, проведенным в стерильных медицинских палатах. Я смотрел на покрытое потом и сведенное в судороге лицо Сержа, и горестно размышлял о превратностях судьбы, собравшей нас всех в этом странном месте, со странной целью и с неясными результатами.
– Ему уже легче, – резкий и сухой голос вырвал меня из потока невеселых мыслей.
Я оглянулся и наткнулся на жесткий и изучающий взгляд черных глаз, смотрящих с откровенно еврейского лица, со всеми его «выдающимися» подробностями. Агнесса Рубинштейн, космобиолог в человеческом теле, без улыбки смотрела на меня, непрерывно протирая носовым платочком очки в холеных руках.
– Первое время процесс адаптации проходит тяжело, но затем его интенсивность уменьшается, и… – она перевела взгляд на стекло, – я думаю, очень скоро это будет происходить безболезненно. Как… как поменять Кокон.
Что-то неуловимое и неприятное проскользнуло в ее тоне, и я внимательней присмотрелся к ней. Черт! Под ее правой бровью, прямо сквозь кожу, просвечивали четыре маленьких точки. Видимые только опытному глазу, они означали одно – передо мной стоял один из высоких чинов Нео-Луддитской партии!
Я еще раз удивился иронии дочерей Ночи, плетущих наши судьбы на веретене Ананки**. В одной горячей точке собрать столь непохожих людей – это надо было очень постараться. Я мог ожидать увидеть здесь кого угодно – хоть ветхозаветного певца Элвиса Пресли, живого, здорового и веселого, но только не представителя древнейшего движения, возникшего кажется еще в начале девятнадцатого века.
Сквозь столетия они пронесли свою ненависть к машинам, проецируя на них свой страх перед прогрессом. Сменялись формации, появлялись и исчезали государства и страны, человечество в своем неудержимом движении рвалось в техническое будущее, а последователи мифического Неда Лудда, первым уничтожившим два чулочных станка в не менее мифической Англии, продолжали существовать и множить число своих сторонников.
Я-то всегда считал, что дело тут в первобытном страхе людей перед загадочной мощью механизмов, способных выполнять быстрее и качественнее почти любую работу человека. Удел примитивных личностей, неспособных смотреть вглубь происходящих процессов и умеющих, разве только что на прямое и насильственное уничтожение чьей-то собственности.
Хотя, надо признать, бывали времена, когда они набирали серьезную силу и становились настоящими противниками. Особенно когда управление этим, в общем-то, стихийным движением, перехватывал умный и авторитетный человек. Например, Риджерс Крупп. Но, насколько я помнил – и он и его партия была разгромлены лет сто назад.
А Агнесса Рубинштейн, при всей своей суровости, не выглядела на столько. От силы сорок, сорок пять, честно прожитых в настоящем человеческом теле, лет.
Она, опустив подбородок, угрюмо смотрела мне в глаза. В этом упрямом взгляде угольно-черных глаз бурлило и непростое прошлое ее народа, перемешанное с непонятным мне вызовом, и любопытство человека, впервые встретившего представителя столь ненавидимой ею власти. Ведь она прекрасно знала кто я, и какую роль сыграл в продвижении человечества по тернистой тропе прогресса.
Жизнь научила меня никогда не отбрасывать любые возможности и, если хоть на секунду принять допущение о выживании луддитов после последнего разгрома, произведенного не без моей помощи, то присутствие здесь столь высокого представителя партии говорило только об одном. Мой проект не только не выдержал испытания тайной, но и привлек к себе внимание, таких непохожих друг на друга, людей и сил.
Во мне начало подниматься глухое раздражение. Столько лет этой возни, столько крови и смертей – мне это надоело до чертиков. Умные, но при этом потерявшиеся люди кладут свои жизни на алтарь непонятных самим себе идей, захватывая при этом умы незрелых последователей, заставляют и их платить непомерную дань своей гордыне. Это продолжается много и много веков. Боже! Как я устал от всего этого!
В глазах на секунду помутнело – я успел только увидеть, как в испуге отшатнулась Агнесса. Равновесие быстро восстановилось, но странные изменения в зрении остались – мир вокруг как будто поменял свою окраску. Все выцвело и потеряло четкость очертаний.
Пока я занимался анализом своего самочувствия, Агнесса, не отводя от меня глаз, медленно пятилась в проходе, образованном двумя рядами исследовательских столов. Я, не понимая ее поведения, сделал маленький шаг вперед.
Ее глаза в ужасе округлились, она резким движением вырвала, откуда-то из недр своего врачебного халата, небольшой цилиндр, подняла его над головой и громко закричала, кривя в ненависти красивый рот.
– Жизнь без машин!
Я за долю секунды успел определить, что у нее в руке, удивиться, как она пронесла сюда межатомный дезинтегратор, способный своим взрывом уничтожить три таких станции как наша, и увидеть, как мимо меня мелькнуло тело Алекса. Он прыгнул на добрых десять метров из дальнего угла лаборатории, проигнорировав даже облегченную гравитацию Теслы. Увы, я прекрасно понимал – человеческое тело неспособно на столь эффектный цирковой номер…
Мельком поразился – кто мы теперь такие, черт побери?
Алекс сбил женщину с ног, и они завозились на полу, уронив на себя пару столов. Я же стоял столбом, не в силах сделать шага – что-то необычное происходило с моим телом. Зрение продолжало свои изменения, даря мне, то болезненно четкое до мельчайших деталей изображение, то размазывая видимый мир на какие-то пиксельные фрагменты, населенные движущимися и, по-видимому, живыми сущностями. Я на секунду потерял связь со своими конечностями, а когда она вернулась – испытал ими новые ощущения. Например – моя правая нога, явственно чувствовала сладковатый аромат свежей крови, струящийся по полу.
Агнесса дико закричала, и над ней медленно встал Алекс, победно размахивая обрубком женской руки. Он зажал своей ладонью ее синеющую кисть, не давая сработать взрывателю. Откуда-то сбоку выскочили еще несколько людей и замерли, ошарашенно оглядывая поле битвы. Они сделали несколько неуверенных шагов, и тут я взорвался.