Читать онлайн Четвёртое измерение бесплатно

Часть 1. Точка невозврата

I

Все элементы Вселенной

имеют взаимосвязи,

все существа в этом мире

связаны между собой.

(Парацельс)

«…В сон мне – жёлтые огни, и хриплю во сне я: «Повремени, повремени —

утро мудренее!»

Линда открыла глаза. Из радиоприёмника водителя старенького автобуса с хрипотцой доносилась знакомая песня. Светало. Красно-белый ЛАЗ «Турист» подбрасывало на каждой кочке, и он натужно кряхтел, подымаясь в гору. В салоне было пока довольно тихо, многие спали. Второй день езды по не самым хорошим, а теперь ещё и горным ухабистым дорогам утомил всех напрочь. От постоянного сидения ноги затекали по самые, можно сказать, уши. Она вытянулась в кресле как смогла – внутри что-то явственно щёлкнуло, а в шее хрустнуло. Сосед справа спал как убитый, раскрыв рот. Его голова болталась в унисон поворотам автобуса.

Слегка отодвинув запылившуюся цветастую шторку, Линда увидела, что от последних преследовавших их призраков цивилизации – захудалых домишек, заправок и бескрайних виноградников они оторвались ещё ночью. Сейчас же за окном сплошняком тянулись лишь деревья да скальные выступы. На часах – 4:30. Отлично! В шесть они должны уже прибыть на базу. Нужно ещё немного потерпеть и можно будет, наконец, размяться, позавтракать горячим, выпить кофе или чай… Пока же она снова завернулась в плотную кофту, попытавшись уснуть. Но сон во второй раз и не думал приходить, потому Линда просто уставилась в окошко, наблюдая, как восходит солнце над горизонтом и его свет медленно наползает на горы и верхушки деревьев.

В салоне постепенно просыпались люди: зазвучали одинокие сонные голоса, звяканье термосов, вопросы «который час» и «где мы, чёрт побери».

– Где я, кто все эти люди? – сонно пробурчал проснувшийся сосед. Звали его Виктор, а для своих – просто Вик. И был Вик весьма позитивным попутчиком. Прошедшие два дня путешествия из него сыпало анекдотами и историями как из какого-нибудь знаменитого юмориста в телевизоре. – Ты как, жива? Оу, у меня, по-моему, отнялись ноги. А инвалидную коляску мы не брали? – Он заёрзал в кресле, неистово растирая колени.

– Да, Вик, вроде жива, – следом потерев поясницу и поморщившись, хмыкнула соседка. – Ещё чуть-чуть осталось. Мы уже на подъезде, судя по времени.

«…Вдоль дороги – лес густой с Бабами-Ягами, а в конце дороги той плаха с топорами…», – донеслось из радиоприёмника.

Линда вздрогнула. Фраза почему-то как непрошенный гость упрямо влезла в мозг и, сплетясь с каким-то глубоким потаённым чувством внутри в единый комок, и поселилась там.

– Лин, слушай анекдот: «В общественном транспорте: – Женщина! Уберите свою псину от меня! По мне вон уже блохи ползают! – Шарик! Отойди от дяденьки, не видишь, у него блохи!».

– Фу, Вик…, – захихикала Линда, ущипнув того за плечо.

– Так-с, доброе утро, уважаемые коллеги – палеонтологи, археологи, волонтёры и им сочувствующие! – с первого ряда кресел кряхтя поднялся пожилой пухлый мужчина в мятой футболке и синих брюках, с таким же мятым ото сна лицом и красными заспанными глазами. – Мы с вами почти добрались до места назначения – карьеру Северный, где всех нас с нетерпением ожидает бригада усталых и одичавших коллег, опять же – палеонтологов, археологов, волонтёров и им сочувствующих, готовых сдать свой дежурный трёхнедельный пост и вернуться в цивилизацию! Но! Наше путешествие не заканчивается, а только начинается! Посему, убедительно вас прошу, в автобусе ничего не забывать, собраться максимально быстро и приготовиться к небольшому марш-броску по пересечённой местности. Автобус прямо к лагерю подъезжать не будет, дороги туда нет!

– Кажется, это будет марш-ползок, – вставил Вик, всё ещё потирая затёкшие ноги и попутно ища ими же кеды, спрятавшиеся где-то под сиденьем.

По салону прошла волна оживления: расстёгивались молнии, шнуровались шнурки, смеялись и шутили сонные голоса, звякали кружки в ожидании остатков холодного чая, а в окна забили первые золотые лучи солнца.

Линда собралась быстро, и вся в нетерпении ожидала окончания этой мучительной поездки, каждые пять минут посматривая на часы, как будто это могло ускорить движение стрелок по циферблату.

– Хочу вам напомнить, уважаемые коллеги, что мы находимся в заповедной зоне. Никакого мусора. Никаких костров вне лагеря. Также напоминаю тем, кто присоединился к нам по волонтёрской программе: работать будем в открытом карьере – панамки! – плюс к этому слушать лекции, чистить картошку, много картошки, и мыть кухонные казаны после картошки – это всё тоже входит в основную работу. – В салоне тут же раздались «охи» и «ахи». – Сейчас мы с вами въезжаем в геологическую эпоху позднего плиоцена, завершившуюся примерно два с половиной миллиона лет назад. Время знаменитых саблезубых кошек, мастодонтов и австралопитеков. Те самые изумительные времена, когда появились первые люди рода Homo. Так что, уважаемые, кому очень крупно повезёт, тот сможет найти скелет саблезубого тигра. А мы всем преподавательским составом будем этому крайне рады и обеспечим для нашедшего передовицу в нашей газете, – в салоне с гоготом и шутками поддержали эту занимательную идею, прекрасно зная, что шансов найти заявленное практически ноль процентов.

– Михалыч, анекдот им расскажи, – раздалось с водительского сидения, – а то будет как в прошлый раз. Приехал, сломал ногу, поехал обратно. Так и не поработал, бедолага.

– Да! Особо заостряю ваше внимание, – чуть повысил голос мужчина, – ночью никто один никуда не ходит, без фонарика – тем более! Просьба держать друг друга в поле зрения. На тропах много сыпухи, камни бывают весьма предательски скользкие, какими бы они ни казались на первый взгляд. Внимательно, пожалуйста, относитесь ко всему, что находится и произрастает вокруг вас. Неизвестные ягоды – не есть и не пробовать! Выбираться отсюда сложно, особенно в нездоровом состоянии. Мы все сюда добрались на своих двоих, здоровыми и сильными, обратно давайте уедем в аналогичном состоянии, с мешком опыта и впечатлений за плечами. Да, и что б не было как в том анекдоте: «Группа опытных археологов во время раскопок нашла группу неопытных!», – рассмеялся он, а в автобусе следом захохотали.

– Желаю каждому найти искомое ископаемое! – заработав дружные аплодисменты, довольный, он плюхнулся обратно в кресло. Являясь профессором кафедры палеонтологии в НИИ уже много лет, и под чьим неусыпным руководством сейчас всё это событие и происходит, он нёс на себе приличный груз ответственности за каждого участника экспедиции, особенно за новеньких.

По стёклам и крыше «Туриста» громыхали ветки, а дорога, всё сужаясь и дико петляя, вела упрямо вверх. Внутри салона болтало как на корабле в приличный шторм.

Наконец, автобус вырулил к небольшой поляне и шумно припарковался у широкого раскидистого дуба, чьи ветви сплошь были усеяны молодыми, ещё зелёными желудями. Водитель заглушил двигатель, схватил кепку и, громко хлопнув дверцей, отправился открывать багажные отсеки, дымя папиросой.

– Ура! Я уж думал, не доживу до сего момента! Всю душу из меня вытрясло, – сердито вставил Вик, выползая на волю. – Лин, ты ничего не забыла? А то бежать придётся следом!

– Не, не забыла, всё со мной. Типичный горный серпантин, чего ты злишься так?

Народ, всё ещё отходивший от мучительной поездки, в конце концов разобрал свои рюкзаки, палатки, и сгрудился сонной кучкой возле автобуса, переговариваясь. Все движимые жаждой открытий и познаний, а также обещанным полноценным горячим завтраком.

Линда – молодая двадцатидвухлетняя девушка, хотя и на свой возраст совершенно не тянувшая – волонтёр по приглашению кафедры палеонтологии Института гуманитарных наук ССР, с детства обожала всё, что связано с окаменелостями, динозаврами, археологическими находками и тайнами древних строителей пирамид и курганов, так называемыми «неуместными артефактами» и прочими ископаемыми древностями. Теперь, уже во взрослые годы, в каждый свой отпуск на основной работе в НИИ горного дела старалась уехать и потеряться на какие-нибудь раскопках, проводимых учёными совместно с местным музеем или институтом. В такой большой стране экспедиций было просто навалом, не охватить их все даже при всём желании.

В целом, она особо экстравертивным человеком не была, предпочитая обществу – природу, музыке – тишину лесов и гор. И не так уж сильно жаждала уникальных находок или собственноручно сделанных открытий в этой области науки, чтобы попасть в передовицу газеты или в новости по телевизору. Скорее, она искала единение с прошлым. С историей Земли. Снимая один слой грунта за другим, осторожно просеивая камешки, песок, глину – она пребывала в какой-то степени медитации, внутренне переносясь в доисторические времена, отрешаясь таким образом от обыденной реальности. И данное душевное состояние ей сильно нравилось, оно затягивало. Можно сказать, ради одного этого Линда тратила все отпуска на экспедиции по закоулкам необъятной Родины.

– Прошу всех по-о-о-о-строиться! Следуем за мной по вот этой вот тро-о-о-опе и смотрим по-о-о-од ноги! – громко и нараспев скомандовал профессор, нахлобучив панамку цвета хаки, и первым двинулся в указанном им самим направлении.

Окончательно проснувшаяся группа гуськом направилась следом. Переход от автобуса к лагерю занял прилично времени, а на голодный желудок проделанный путь показался особенно длинным. Узкая, но хорошо утоптанная тропа вела неуклонно вверх, виляя промеж дубов и приятно пахнущих сосен. Кое-где были заботливо вкопаны перила и даже деревянные самодельные ступеньки. Под подошвами многочисленных ног мелкие камешки скрипели и разлетались в разные стороны. Ветки бессовестно хлестали по рюкзакам и вещам, а звезда по имени Солнце уже начала разогревать землю, предвещая жаркий погожий денёк.

Примерно минут через сорок группа вышла к лагерю. Хорошо обустроенный возле горного ручья палаточный лагерь манил запахом свежеприготовленного на костре плова, а аромат утреннего заварного кофе, кажется, разносился на всю округу и улетал прямиком в космос.

Прибывшие не без азарта распределили между собой места для палаток, и, достав из рюкзаков миски и ложки, гремя и звеня, направились толпой к походной кухне как армия голодных легионеров. К горяченькому предлагался овощной салат из помидоров, огурцов и сладкого перца. А также чай, кофе и овсяное печенье. Сметено предложенное было начисто, а салат, как известно, уничтожается первым и никогда не остаётся на добавку.

– Я сыт и доволен как бабулин кот Рыжик, – продекламировал Вик Линде, неслабо прикладываясь к чаю с печеньем, которого он нагрёб от жадности целую миску. – Хорошо, у нас с тобой палатки рядом. Будем друг за другом ночью следить, как профессор приказал!

На самом деле Вик всячески старался оберегать подругу, жалел её. В таком молодом возрасте осталась без родителей. Трагическая случайность. Как она одна со всем справлялась? Тем более что приземлённой-то она особенно никогда и не была, по большей части, конечно, можно было бы охарактеризовать её как девушку не с этой планеты. Но именно в этом и крылась та самая завораживающая изюминка.

– Угу, – задумчиво отозвалась Линда, потягивая заварной кофе. Она всё перебирала в уме свои странные ощущения, по приезду сюда. Раньше такого за ней не наблюдалось. Интуиция, что ли. – Чёт кофе не очень вкусный тут.

– О, слушай анекдот про кофе: «– Вам кофе натуральный или растворимое?».

– Ви-и-ик! – прыснула Линда, чуть не подавившись.

– Ну, спасибо и такому. Лучше, чем бодяга в термосе двухдневная. Интересно, мы сразу начнём копать или как? Руки уже чешутся! Наверно палатки сперва до конца расставим, потом разложим вещи, может, будет какая-то экскурсия для начала, как думаешь?

– Угу. Пойдём обменяемся новостями и сплетнями с отъезжающими, расспросим что да как тут у них!

Вступительную экскурсию действительно провели и по всему периметру, и к карьеру. Палатки были аккуратно расставлены на заранее подобранные места с ровной землёй, чтобы ночью не скатываться в спальниках никуда, особенно на голову соседу. К обеду уже новая смена принялась за работу, а отбывшая уехала на том же автобусе в город. Лагерь продолжил жить своей жизнью с новыми силами: назначенные дежурные носили воду, чистили овощи, мыли казаны, убирали территорию. Часть группы отправилась в карьер, другая же – на лекции в палатку с экспонатами, найденными здесь или привезёнными для наглядности из других мест. День мирно катился к вечеру, и сменился тёплой летней ночью, со стрёкотом сверчков и шикарным звёздным небом, которое было настолько чистым и ясным, что можно было невооружённым глазом разглядеть разлитое молоко Млечного пути.

В лагере потрескивал угольками большой уютный костёр. Под щерблёную гитару в темноте лились всем знакомые мелодии: кто знал слова – подпевал, кто просто тихонько общался, обсуждая всё на свете.

«…группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве…»

Линда и Вик сидели рядышком, слушая гитару, уминая одну плитку шоколада «Чайка» на двоих. Завернувшись в кофту, Линда описывала в своём «палеонтологическом дневнике» прошедший день. Вик шуршал фольгой от шоколадки, распрямляя её на коленке ногтем, и на удивление молчал. Молчал-то он в принципе редко. Потом внезапно спросил:

– Лин, а ты веришь в сверхъестественное?

– С чего вдруг такой вопрос от научного сотрудника – научному сотруднику? – удивилась та.

– Не знаю, тут как-то так всё мистически, фантастически, первозданно – костёр, темнота, звёзды… так веришь или нет?

– Скорее нет, чем да. Всё-таки мы почти все здесь закоренелые прагматики. Что мистического в этих всех обломках костей и черепках. Да ничегошеньки.

– И никогда не видела ничего такого?

– Да нет, вроде не видела, – задумалась она, припоминая. – Хотя нет, когда бабушка умерла, мы с родителями, – она запнулась, – поехали на кладбище. Кажется, я там что-то такое видела, вроде тёмные силуэты. Но, может это просто глюк воображения. Дети вообще очень впечатлительны. Сейчас я думаю, что это всё просто детское воображение со страху нарисовало. Если бы что-то такое и существовало, его бы уже миллион раз запечатлели на фото или видео. Красивое небо, да? – перевела она тему в другое русло.

– Да-а-а, столько звёзд… а если невозможно запечатлеть? – он разверзнул русло обратно. – Пока невозможно. Я вот читал, что это какие-то такие очень тонкие материи, и их нельзя зафиксировать на фото. Но это не значит, что ничего нет, – вызывающе дополнил он, отправляя последний кусочек шоколадки в рот. – А среди звёзд кто-то есть, как думаешь? На Марсе, например? Я читал в «Науке и жизнь» статью про голову сфинкса там, что якобы даже слеза там видна на лице… а города там подземные. Или «подмарсные», точнее.

– Моё дело кости и артефакты, – улыбнулась она. – А эта вся мистика – для бабушек на лавочках. Мне лучше реальный скелет динозавра, желательно целиком, и желательно неизученного, чем какие-то там материи невидимые. А насчёт планет – ну, не знаю, я думаю, что жизнь есть везде. Просто надо тщательнее смотреть и глубже копать.

«…Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне: не остаться в этой траве…»

Скомандовали «отбой!». Народ разбредался по палаткам. С шахтёрским фонариком на лбу, зубной щёткой в одной руке, и пастой – в другой, Вик побрёл к местному умывальнику.

Линда уже лежала в своей одноместной палатке, слушая шорохи и волнующие звуки ночи. Вот сова-сплюшка, а это пыхтит ёж в поисках вкусненького. Мимо кто-то прошёл в темноте, чертыхаясь и спотыкаясь о колышки палаток. Судя по звукам и блуждающему свету фонарика, Вик уже возвращался. Смешной он, со своими анекдотами. Моложе Линды всего на год, но выглядел куда как старше. Наверно потому, что редко брился и стригся, и часто походил на заросшего геолога, давно заблудившегося в горах.

– Лин, там такой неслабый паук сидит возле умывальника!

– Спасибо за уведомление, я теперь спать не буду, – засмеялась она из палатки. – Смотри не наступи, тут где-то ёж бродит!

– Большой такой, лохматый. Паук в смысле. Тарантул! Спокойной ночи! Я буду за тобой следить, чтобы ты одна никуда не ушла и не потерялась. А что, команду дали – будем выполнять!

– Одна уж теперь точно не уйду. Ложись уже, завтра же рано поднимут.

– Лин, слушай анекдот: «Чем старше становится жена археолога, тем больше она ему нравится!».

– Ви-и-к!!!

Включив ещё раз фонарик, она бегло просмотрела последнюю запись в дневнике. Ничего интересного там не было, и дописывать тоже ничего не хотелось: ехали-ехали, ехали-ехали и, наконец, приехали! Отличная запись. Убрав фонарик и дневник в сетчатый кармашек палатки, она завернулась с головой в летний спальник и уснула почти сразу же.

Рано утром скомандовали «подъём!». Тот самый профессор, вооружённый панамкой и журналом, невозмутимо ходил вокруг палаток, будя народ.

– Подъём! Встаём! Пока нет жары, надо максимально поработать! Подъём!

Линда глянула на часы заспанными глазами – 5:20. Вылезла из палатки, поёжилась, посмотрела на росу в траве: в шлёпки облачаться перехотелось, потому надела носки и новенькие, специально купленные через знакомых для этого путешествия дорогущие белые кроссовки. Даже в горах, бывает, хочется пофарсить.

Кутаясь в клетчатую кофту и приглаживая короткие светло-русые волосы, неприлично торчащие во все стороны, она побежала к умывальнику, пока он был свободен. Таких девчонок обычно называли «рубаха-парень» – курносая, добрая, слегка небрежная в мятых штанах и кроссовках, и лёгкая на подъём. Этим она очень нравилась Вику. А Вик потихоньку начинал нравиться ей.

Паука уже кто-то прогнал. От того осталась одна дырявая паутина с капельками утренней росы. Спасибо этому доброму человеку.

Налив в пустующий умывальник воды из ведра, она принялась чистить зубы. Умывшись, всмотрелась в маленькое зеркальце – под глазами мешки, волосы торчат в разные стороны и не хотят укладываться в причёску, а в целом нормально. Видок довольно неплох для такого раннего утра.

Собираться приходилось по-быстрому: буквально в девять часов солнце уже пекло так, что работать в карьере становилось весьма некомфортно. Первый развод на работы проходил в 5:50.

Через двадцать минут все полусонные и помятые стояли на «строевом смотре» полукругом перед профессором, который обозначал каждому место его сегодняшней работы параллельно отмечая явку в журнале. Часть группы направили в карьер, другую – на дежурство по лагерю, третью – на обработку материала в палатку с экспонатами и на лекции. Завтрак планировался после работы в восемь.

– Чёрт, как это так, нас разделили! – гневно выпалил Вик. – Я не успел приехать, как меня сразу на кухню! Я на такое не соглашался! Я только с картошки вернулся, и опять на картошку!

– Бог картошки любит тебя! Ладно, завтра я буду на кухне, а ты в карьере, – успокоила его Линда, хитро улыбаясь.

– Вообще уже, невезуха какая-то! Ты там найдёшь череп какого-нибудь сапиенса, а я только картофан в казане найду!

– Зато наешься больше всех, пока будешь готовить, тоже плюс!

– Да это прямо как в том анекдоте: «В детстве я любил заниматься археологией, а потом мне сосед сказал, что это называется «копать картошку».

Продолжая негодующе бурчать, несчастный Вик двинулся с дежурными на свою вотчину. Линда взяла выделенный ей инвентарь, воду и победоносно ушла по тропе со своей группой счастливчиков.

Он просто не хотел оставлять её одну, вот и всё.

Продравшись сквозь колючие кусты держидерева, они подошли к скрытому в ложбинке между скал леску, где у подножия невысокой горы и располагался рабочий карьер. Северным он назывался лишь потому, что смотрел строго на север, и ни по каким другим причинам. Хотя его по праву можно было бы называть не рабочим, а учебным, где свои навыки оттачивали начинающие молодые учёные и волонтёры. Представлял он из себя огромную квадратную яму с выкопанными уровнями-ступенями, и где был проделан уже довольно большой объём работ: перебрано и расколото множество камней, лежащих внушительной кучей справа, но пока кроме мелких окаменелостей растений и насекомых в камнях и в грунте ничего крупного и ценного не находилось. Заболоченное древнее озерцо, иссохшее, и теперь вновь найденное, ставшее карьером, могло теоретически скрывать в себе множество интересных находок.

Распределив позиции, группа поспешно принялась трудиться, так как солнце очень быстро выползало из-за деревьев и начинало поджаривать карьер как противень в духовке. Слой за слоем производился съём породы, потрошение и изучение её вдоль и поперёк, перебирание камней, раскол подозрительных экземпляров под руководством опытных коллег и с занесением сведений в журнал раскопок.

Линда уже имела собственноручно наработанный багаж опыта, потому самостоятельно трудилась на отдалённом вверенном ей участке: снимала слой грунта, аккуратно просеивая и рассматривая его частицы, вслушивалась и всматривалась куда-то вглубь земли, словно ждала оттуда какого-то сигнала или просто выстрела интуиции. Ей казалось, что если она будет вслушиваться получше, то скрытые и притаившиеся там тысячи или, может, даже миллионы миллионов лет артефакты поманят её сами.

Интересно, что сейчас делает Вик? Плачет от лука в салате или чистит картофан?

Через полтора часа монотонного, но интересного труда, наконец, к ней пришло то самое чувство, ради которого она, собственно, и проделала весь этот трудный путь. Медитация. Погружение. Уединение. Все голоса мира исчезли, превратившись в отдалённое эхо. Камень за камнем, слой за слоем… Глубинная идиллия, запах земли, стрёкот цикад. В душе стояли тишина и покой, настоящее умиротворение. Она вспомнила своё детство, родителей, краеведческий кружок, коллекцию разноцветных камней на полочке в детской, первые путешествия и открытия. Одинокая слеза скатилась невольно по щеке и упала в сухую жадную землю. Чувства захватили и несли её далеко от реальности. Пребывая в отрешённом гипнотическом состоянии, сидя на корточках и сокрытая высоким валуном, она даже и не замечала, как отдалилась от группы, которая, тем временем, уже навострилась на завтрак. Линда осталась одна на краю карьера. Есть ей совсем не хотелось.

Какое-то слабое и мерцающее жужжание почувствовала она вдруг в воздухе. Не услышала, а именно почувствовала. Поначалу ей показалось, будто какая-то мелкая мошка залетела в ухо. Почесав его, она снова прислушалась – хм, вроде тихо. Но вдруг опять, тихое и мерное: «ж-ж-ж». Точно: что-то где-то жужжит. Может жук или пчела запутались в волосах? Линда аккуратно потрогала голову, взъерошив волосы – нет, и там никого нет.

Но вот опять: «ж-ж-ж»… Откуда звук? Она медленно встала, прислушиваясь всем нутром, и пошла, как ей показалось строго на звук, влево от карьера, держась за выступающие из горы острые камни. Жужжание постепенно усиливалось. Чутко прислушиваясь к то ускользающему, то появляющемуся вновь звуку, она незаметно вышла из карьера, и завернула за горный выступ, опоясанный узкой дикой тропкой, которой вероятно пользовались лишь горные козлы да прочие некрупные животные. Вскоре сами камни под её руками стали как будто бы подрагивать в унисон жужжанию. Идя мелкими шажочками, она прислушивалась, прислоняясь к скале, и прикладывая то одно, то другое ухо к плоским тёплым камням. Солнце уже освещало эту сторону, было весьма жарко. Любопытство зашкаливало. Звук вроде бы всё усиливался и, чуть погодя, она добралась, как ей показалось, до эпицентра жужжания: вибрация нарастала откуда-то прямо изнутри горной породы на уровне ног. Оторваться от интересного манящего звука было невозможно. Ритмичное «ж-ж-ж» – потом пауза, «ж-ж-ж» – снова пауза. Без сбоев и с одинаковым интервалом, будто механизм. Какой механизм может быть в скале? Что это за новости?

Логически осмыслить событие не получалось. Звук увлёк её, как красочный мультфильм увлекает внимание малыша. В прострации, она принялась вытаскивать один за другим некрупные камни вокруг эпицентра звука. Те, как ни странно, легко поддавались. Оказывается, там была какая-то трещина в слоях породы. Была, или вдруг образовалась недавно? Однако Линда пожалела, что оставила лопатку в карьере. Рыхлую породу она счищала просто руками, более сухую – тут уж пришлось работать небольшим заострённым камнем, который буквально вывалился ей в руки из осыпающейся трещины.

Жужжание усиливалось с каждым освобождённым от земли и камней сантиметром раскопа; поглощённая целиком этим звуком, она уже не видела и не слышала ничего вокруг. Вибрировало всё тело, кости, зубы, глаза. «Ж-ж-ж» – пауза. Замерла. «Ж-ж-ж» – ещё вытащила несколько камней. Затем цикл повторялся. Трещина всё увеличивалась в размерах, буквально сама осыпаясь по краям, лишь тронь. Вскоре стало вырисовываться округлое углубление, доходившее по высоте ей до бёдер, и реально напоминавшее большую круглую нору.

«Ж-ж-ж!»… Теперь звук явственно походил на механический. Без сомнений. Линда в исступлении уже не могла остановиться – сила притяжения была невыносимой. Что же это такое может быть? Она неистово копала двумя руками, всё быстрее и быстрее, со лба летели капли пота, волосы налипли на виски, под ногти забилась чёрная грязь. Счистив ещё довольно приличный слой земли, руки внезапно уткнулись в зияющую пустоту.

Дыра прямо в скале, из которой пахнет сыростью и… металлом. Какая-то пещера? Бункер? Нет, ну это невозможно. Или?

Она присела и заглянула туда – ничего не видно, кромешная темень, и фонарика с собой нет. Только запах металла добавлял ирреальности к происходящему.

«Ж-Ж-Ж!» – проявились уже и нотки требования, или ей так показалось? Чувствительному человеку много чего кажется. Механическое жужжание заставило её лицо скривиться в гримасе, зазвенело в ушах, в мозгу, в животе. Любопытство перевесило все «за» и «против». Выбора-то нет, истину надо познать. Пойти рассказать кому-то, позвать старших – это слишком долго терпеть. Она встала на коленки, пролезла наполовину в нору и сунула в пустоту обе руки, чтобы прощупать содержимое. Как вдруг там, в глубине, раздался глухой механический звук – «Щёлк!» – что-то провернулось и открылось. А в лицо сперва дунуло жарой, пылью и песком, насыпав полные глаза, а после… Произошедшее было делом лишь трёх секунд: её резко потянуло за руки, будто с той стороны был вакуум, и с силой всосало в нору вместе с воздухом, землёй и камешками, которые она так усердно выскребала. Неведомый и незримый бог весть откуда взявшийся жуткий насос какое-то время ещё гудел и засасывал в себя обратно землю и камни, полностью забив ими освобождённый Линдой проход, пока не выключился, навсегда. Успев лишь раз моргнуть слезящимися от песка глазами, она вся целиком и полностью влетела в черноту, больно ударившись коленками об края чего-то железного, и продрав дыры в штанинах. Мгновением сверкнули белые кроссовки, и больше ничего не осталось.

«Меня выворачивает наизнанку».

«Я – нигде».

Песок. Господи.

Вик!!! Ты не уследил за мной! Я одна в темноте! ВИК!!!

«…а в конце дороги той – плаха с топорами…»

II

Песок.

В волосах песок. На зубах песок. Жарко. Тяжело дышать, дыхание сбилось, внутри давит, сердце ухает, отдавая каждым своим ударом в голову. В голове шум, головокружение; всё плывёт перед глазами, уплывает в разные стороны – зелёные круги и яркие искры, крутятся и вращаются. Ощущение несобранности и размытости.

«Надо как-то собрать себя обратно, боже мой, что со мной… Я, по-моему, умираю».

Она с трудом пошевелила правой рукой, зачерпнув горсть горячего песка, левая же пока не слушалась. Сознанием обратилась к ногам. Ноги шевельнулись. Слава богу! Обе на месте. Лицо… ага, лежит лицом в песок, потому так трудно дышать. За поворотом головы тут же усилилось головокружение. Она сдержала тошноту и попыталась продышаться. Сначала даже не получилось вдохнуть полностью в лёгкие: воздух казался раскалённым расплавленным железом. Хватая его ртом, как рыба, она ощутила нарастающую панику удушья. С третьей попытки всё же получилось вдохнуть всей грудью; воздух нехотя со свистом пробился в лёгкие и дыхание, наконец, пошло легче. Постепенно стали пропадать искры и мерцающие круги перед глазами, сменившись на бегающие чёрные мушки. Через минуту, наконец, ощутилась и вторая рука. Та что-то сжимала. Небольшой заострённый камень, которым она ковыряла ту самую нору. Камень с той стороны.

Постойте, с какой ещё той стороны?

Линда, наконец, смогла собрать себя в одно целое, вся зашевелилась, заёрзала, перевернулась на бок, затем на спину и села, открыв глаза. Её как будто пожевала и выплюнула гигантская корова: вся в синяках, помятая, взъерошенная, в кровоподтёках и ушибах.

«Как так? Что со мной произошло?»

– Какого… чёрта? – в ужасе прошептала она. Хотела крикнуть, но сил хватило лишь на сухой шёпот: перед глазами предстали сплошь ровные пески бескрайней пустыни. Реальный горячий песок сочился сквозь её пальцы, ссыпался с волос и одежды, набился в белые кроссовки.

– Это какого чёрта?! – громче повторила она, и в голосе проступили лёгкие истерические нотки. Линда тупо таращилась на камень в руке: он был тут явно лишним – похожей породы рядом нигде не наблюдалось. Как и она сама. Явно лишней.

– Что… происходит? И где карьер? – уже со слезами на глазах спросила она сама у себя. Линда покрутилась на месте, лихорадочно ища глазами какой-нибудь знакомый ориентир, но ничего не находила. Сзади – пустая и сухая пустыня, сколь видно глазу. Впереди – мелкая убогая едва заметная поросль возможно начинающегося леса или степи.

Выйдя, наконец, из оцепенения, она медленно встала, поборов волну слабости и тошноты, и прошлась кругом вокруг своей непонятной «точки приземления», ища какие-нибудь зацепки или ответы на вопросы. Рьяно поперерывала руками песок, но ничего не обнаружила – за ней следом «прилетел» лишь коричневый слой земли и разного размера камешки, которые она самолично своими руками выскребла из той самой норы.

На лице читалось полное отчаяние. Что-то немыслимое, невероятное! Линда внезапно глянула вверх, дёрнулась и застыла, открыв рот.

– Что это?! – шепнула она.

На небе, кроме солнца, виднелись три небольшие луны: у двух видны лишь половинки, у третьей – самой большой – почти полностью диск. И это была не околоземная Луна. Никаких знакомых глазу морей и кратеров на ней не было. Вообще не было ничего.

Её охватил самый ужасный из всех ужасных ужасов во Вселенной. Волосы на голове встали дыбом, по телу табунами бегали мурашки. В замешательстве переводя взгляд от одной луны к другой, от другой к третьей и обратно, Линда сначала как-то глупо рассмеялась, а потом разрыдалась. И так и стояла бы, рыдая навзрыд, утирая непрекращающиеся слёзы, если бы не подкосившиеся ноги. Она упала на песок, свернулась калачиком, продолжая рыдать совсем как ребёнок, не понимая, что это вокруг него происходит и кто сотворил с ним такую злую шутку.

Размазав по лицу солёные слёзы грязной от земли рукой, и оставив коричневые разводы, она всё же попыталась немного успокоиться. Но это оказалось не просто. Как только взгляд устремлялся вверх – рыдания снова возвращались, и с новой силой охватывали её.

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, – шёпотом застрочила она молитву с огромной скоростью, хотя помнила лишь первые строчки. – И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. – Ой, как там дальше, не помню, простите меня, верните меня назад, пожалуйста! Господи, спаси…

После просьб, однако, ничего совершенно не изменилось. Повторив обрывки молитвы раз пятнадцать, попросив Бога вернуть её в реальный мир, она внезапно закричала:

– Кто-нибудь меня слышит? Эй! Верните меня! Кто-нибудь! Как мне вернуться? Вик! Ребята! Владимир Михайлови-и-и-ч!!!

Но никого не появилось, и никто не отозвался. Голос улетел в пустыню и затерялся там в одиночестве. Пустота и тишина, жаркий слабый ветер, безжизненные пески и куцая синеватая трава остались безучастны к этим крикам о помощи.

Линда почувствовала волну накатившей усталости. Дышалось подозрительно сложновато: воздух был каким-то тяжёлым и, что ли, липким. Как будто налипал на неё, неохотно проталкиваясь в лёгкие. Ей всё же пришлось взять себя в руки, чтобы предпринять попытку восстановить произошедшие события в памяти: может там найдётся ключ к спасению?

– Так, – сказала она вслух срывающимся на всхлипы голосом. – Я перебирала камни, затем услышала этот дурацкий звук, пошла по нему, вышла, стало быть, из зоны видимости, потом… блин, потом копала зачем-то дыру в горе, а потом? Потом – «щёлк!» и всё. Не помню дальше, – объяснила она сама себе ситуацию. – И как мне это поможет? Да никак. Интересно, они найдут эту дыру, как и я? Может кто-то ещё сюда попадёт? Точно, надо посидеть, подождать. Они начнут меня искать, это сто процентов. Что это вообще за бред какой-то… Не бывает такого в реале!

Она села рядом с «точкой приземления». На всякий случай отодвинулась от неё подальше – если кто-то тоже «приземлится», то чтобы ей не на голову. Так и сидела, считая синяки и ссадины, ждала и ждала, с опаской посматривая, как луны меняют свои траектории на небе. Жаркое солнце медленно перевалило зенит, и постепенно двигалось к горизонту песков.

От тяжёлых рыданий остались лишь тихие всхлипы, некстати разболелась голова, которой и так до этого досталось. Линда рассмотрела заострённый камень из реального мира. И вдруг сообразила, что это не камень, это древний нуклеус. Заготовка для первобытного топора, а может, копья. Это же надо! Совершенно случайно выскребла из той норы такой ценный артефакт!… Копали-то поздний плиоцен, стало быть, этот нуклеус из возможно раннего палеолита. Боже мой, это ему может быть от шестьсот тысяч до миллиона лет! У Линды мурашки побежали по всему телу. Она пыталась сопоставить миллион лет до нашей эры, дыру в скале, чужую планету, и ей стало совершенно не по себе. Значит, до неё там никто ничего не копал всё это время.

Нуклеус был бережно убран в карман штанов, который остался целым после переделки. Может, камень потом ей поможет, кто знает?

Хорошо, как поступали люди в таких ситуациях во всевозможных фантастических рассказах или фильмах? Она попыталась вспомнить, но ничего не вспоминалось. Кроме «Алисы в Зазеркалье» и «Кин-дза-дза» на ум ничего не шло. Да и то, Алиса одна не была – там множество разнообразного сказочного народа имелось сразу же, ей во всём помогающего. А к Дяде Вове и Скрипачу, оказавшихся в песчаной пустыне, сразу же прилетел пепелац. А здесь никого вообще… жухлая трава, да и только. Что, если в этом месте вообще никого нет? Это вообще планета или что, какой-то кусок иной реальности? И если это планета, то где она относительно Земли?

«Пошли, Скрипач, в открытый космос!»

Всхлипы усилились. Осознание того, что она может быть совершенно одна единственная на целой неизвестной астрономической науке планете, привело её в ужас. Какой смысл был столько жить, работать, стремиться, чтобы вот так вот взять и всё.

«Что, если ночью здесь минус сто градусов, и я попросту умру от холода?».

Каково здесь ночью?

Эта мысль нервировала. Искать убежище или нет? Ещё поразмыслив на эту тему, она посмотрела вокруг: если и идти куда-то, то, естественно, не в голые пески, а к растительности. А что если в там впереди опасно? Или это не будущий лес, а просто степь из жалких пучков никчёмной травы? Раздираемая сомнениями, Линда всё же начала собирать более-менее крупные камешки, сложив их горкой рядом со своим вынужденным местом «приземления». После выложила из них стрелку, указывающую в ту сторону, в которую она намеревалась пойти. Так, на всякий случай.

Закончив со стрелкой – та, само собой, указывала на начинающуюся лесостепь, – она сгребла ещё и песок вокруг неё заметной горкой, чтобы указатель был посильнее заметен. После этого снова села тоскливо сидеть, ожидая спасения.

А время шло. Из оставшихся камней она выложила «ЛИНДА», посмотрела задумчиво на это всё художество, но опять осталась сидеть на месте. Не так-то и просто решиться тут на то, что она задумала.

Когда местное солнце ещё сильнее перекатилось к своему «западу», проснулась и напомнила о себе жажда. Вот это ещё одна серьёзная проблема в общую хрюшку-копилку. Без воды, насколько известно, человек протянет максимум три дня, да и то – в благоприятных условиях. Всё продолжая сидеть, ожидая чудесного спасения, она попыталась вспомнить все методы сбора воды в условиях выживания в дикой природе. Да, но у неё-то с собой не было даже минимального походного набора и вещей, какие требовались для этих целей. Вообще ничегошеньки не было: кофта, ободранные штаны, футболка и кроссовки. Всё. Здорово, что сказать.

– Угораздило же, чёрт, блин, почему мне так не повезло! – в сердцах выкрикнула она. – Интересно, а меня там уже ищут? Может вы там уже найдёте эту проклятую дыру в скале, а?! – прокричала она во всё горло куда-то вверх. – Сколько мне ещё тут сидеть?! Ви-и-и-к!!!

Крик растворился в плотном сгущённом воздухе.

«Теряешь время», – прошептал голос подсознания, а может, голос логики. «Сначала ищи воду, потом ори сколько влезет».

Линда ощущала себя жутко разбитой, одинокой старушкой, которую бросили родственники и соседи, оставили её, одну-одинёшеньку в расшатанной хибаре на отшибе леса, никому не нужную. От этого образа, пробежавшего вдруг в голове, и жалости к самой себе, снова потекли ручьём слёзы. Их уже столько тут вылилось, сколько она на Земле за всю жизнь не выплакала. Но они всё текли и текли, не переставая. Ожидать каких-то чудесных спасений, очевидно, смысла уже было не много. Само слово «смысл» стало терять своё собственное обозначение в этой ситуации.

Встав понурившись, собравши худую волю в кулак, поплелась она по указанию своей же стрелки к пучкам травы и мелким кустикам. Через каждые пятьдесят посчитанных шагов Линда обязательно оборачивалась – не появился ли кто-то следом?

Никто не появлялся.

Много раз она возвращалась обратно. Думала, ждала, потом снова начинала идти вперёд по стрелке. И снова возвращалась. Не могла решиться и всё тут.

Шестьдесят шагов.

Восемьдесят.

Сто двадцать. Шла и шла, травы становилось всё больше, чахлых кустов тоже. Она оборачивалась и оборачивалась в надежде… но, надежда постепенно угасала по мере отдаления от места «приземления». Можно ли называть это «приземлением», если это не планета Земля? Наверно нет.

В её сознании поселился диссонанс по этому поводу. Несчастных трёх секунд хватило, чтобы с одной планеты перескочить на другую. Как? Как вообще это возможно? Зная, что в Солнечной системе нет ни одной такой планеты, кроме её собственной, на которой можно ходить и дышать, то в какой системе она сейчас? Это просто разрывало и без того уставший мозг. Где-нибудь на Альфа Центавре? Значит, за ней никогда не пришлют какую-нибудь спасительную ракету.

Вскоре она уже не смогла различить место своего – ладно, пусть будет «прибытия» – на однотонной пустынной местности, поэтому просто бросала короткий взгляд на пески и, хмурясь, отворачивалась.

Завечерело. Луны стали отчётливее: одна – полная – ушла совсем за горизонт вслед за солнцем, а две половинки, будто дождавшись ухода старшей сестрицы, начали безобразничать и соперничать в светимости на небе. Далеко вдали стали проглядываться низкорослые деревца. Песка становилось всё меньше, и здорово, что она была в хороших новых и дорогих кроссовках, а не в шлёпках на босу ногу. Если бы не роса на траве тем утром, ноги бы она уже сбила до крови.

Воды пока было не видать вовсе. Как бездумно оставила она свою флягу в карьере! Линда, как заядлая походница, примерно представляла себе, что с большой долей вероятности какой-нибудь иней поутру здесь и бывает, иначе как бы росла эта вся растительность? Да и сама растительность стала её интересовать не взирая на всю плачевность ситуации: таких кустов она не видела никогда точно – ветки синие, а удлинённые крохотные листья размером поменьше ногтя мизинца, сплошь утыканы в эту самую ветку. Эдакие лохматые пучки-ёршики, торчащие из земли.

Шла она, рассматривая чужеземную флору, ощущая себя в гигантском волшебном террариуме – ни дуновения ветра, ни муравья, ни паучка, и глухое вязкое эхо… осталось упереться носом в стеклянные стенки для полноты картины.

Сумерки всё сгущались. Солнце эффектно зашло за горизонт, окрасив небо в фиолетовый цвет со множеством перламутровых оттенков. Ландшафт, однако, менялся крайне медленно. Линда поняла, что раз её уж нагнала местная ночь на открытой местности, то придётся прямо здесь и заночевать. Костёр разжечь нечем и не из чего, и, может быть, это вообще опасно? Как тут знать, что опасно, а что нет? От всего этого голова шла кругом. Что делать и как себя вести в таких условиях? Поди знай. Плохая новость, кроме, конечно, всей этой ситуации в целом, состояла в том, что как только солнце село, мало-мальски скупой ветерок тоже прекратился, и дышать стало ещё сложнее, чем было. Воздух был тёплый и липучий, какой-то прямо жирный, с привкусом железа, от чего она обильно потела. Но была и относительно хорошая новость – обе луны на небе набирали яркость. Вероятно, ночи здесь светлые, хоть на этом спасибо, и слава Богу.

Выбрав в сумерках одно из карликовых деревьев, самое пушистое, утыканное листьями как ёж – иголками, она по-сиротски устроилась рядом, наблюдая за небесными светилами и изучая строение дерева.

Интересное оно, пахнет чем-то терпким и жгучим, и не очень приятным. Линда попробовала осторожно оторвать один листик. С большим трудом тот всё же отделился от ветки, а из последней потёк синеватый противный и едкий сок. Через минуту на месте отрыва показалась шарик-почка нового листа. «Ничего себе», – удивилась, она. – «Вот это регенерация…».

Можно было бы подумать, что её эта ситуация забавляла. Но то лишь включился защитный рефлекс, чтобы уберечь организм от глобального депрессивного разрушающего состояния, в котором она на самом деле пребывала. Мозг пытался обмануть сам себя, отстраняя сознание от неизбежной реальности, переключаясь на другие занятия.

Так она и сидела, наблюдая за растущим листом и движением светил на небе. Спать ей было попросту страшно. Очень страшно. Две сестры – луны же вовсю царствовали на небосводе: одна светила очень ярко белым светом, другая – чуть поменьше – синеватым. Вместе этот свет причудливо смешивался и падал на пустыню лёгкой фиолетовой вуалью. Вероятно, одна поближе к этой «земле», другая подальше. А может, это оптическая иллюзия. Линда разбиралась в палеонтологии, а не в астрономии. Может, если бы она была астрономом, она бы разобралась что к чему. Или даже вообще не попала бы в такую паршивую ситуацию. Сидела бы сейчас в обсерватории и изучала космос посредством телескопов и компьютеров.

Ощущения в целом были не из приятных: неизвестно, чего ожидать тут ночью совершенно одной в невероятном и безлюдном месте.

Вскоре, устав сидеть и ждать опасности, она аккуратно легла на спину, сложила руки на груди, прислушиваясь к чуждым звукам и биению сердца. Кроме него, звуков по большому счёту и не было: глубокая тишина, да и всё. Чуть похолодало, хотя дискомфорта сильного не ощущалось. Минус ста градусов по Цельсию точно не будет. Спасибо ещё раз, Господи. Луны светили так ярко, что затмевали свет звёзд. Тех почти совсем не было видно, однако кое-какие всё же пробивались в различных геометрических фигурах-созвездиях.

Ради интереса, она попыталась визуально вспомнить что-то из карты ночного неба северного или южного полушария, какое-нибудь популярное созвездие Ориона, или «ковш» Большой медведицы – наложив эти образы мысленно сюда. Так ведь… это абсолютно бессмысленно, когда у тебя прямо перед глазами торчат две луны из другого мира. Не накладывается.

Мысли в голове роились, путались, спорили между собой, а организму хотелось пить, губы прилипли друг к другу и потрескались… В итоге, после нескольких часов страданий, Морфей – бог добрых сновидений – всё-таки сжалился над ней и забрал в свои объятия.

«В палатке с экспонатами набилось много народу – все приехавшие с новой сменой, и вся старая смена – да так, что было вообще не протолкнуться. В центре палатки стоял серьёзный профессор в мятой футболке и рваных на коленках синих штанах. Народ молчал и с осуждением поглядывал то на профессора, то на небольшой столик, который находился рядом с выступающим.

– Бесплатная экскурсия, уважаемые дамы и господа! – кричал он. – Только что нами найдена уникальная вещь – череп человека, и, вероятно, это самый первый Homo Sapiens в мире! Посмотрите только на этот восхитительный древний артефакт: он явно женский, принадлежавший одной молодой барышне, которая суёт свои руки куда не следует!

Толпа негодующе загудела: «да, верно говоришь, продолжай, давай!».

– Сейчас мы все возьмём лопаты, кирки, топоры и пойдём искать остальные кости. Уж мы-то их найдём, не переживай! Уж мы-то тебя всю отыщем!!!

…Плаха с топорами…»

Линда проснулась в холодном поту, вся дрожа. Но не от холода – от страха. Ужасный сон не улетучился, как обычно бывает в первые минуты и секунды после пробуждения, а стоял у неё перед глазами и не хотел исчезать. Прокрутив его раз пять в голове, облизнув сухие губы сухим же языком, она вяло осмотрелась по сторонам: ночь почти закончилась, занимался пурпурно-фиолетовый рассвет. Уверенности, что день и ночь совпадают по времени с земными сутками, не было, но биоритмы пока не сбились. Стресса ей и без того хватало.

И, действительно, выпала роса. В воздухе стояла долгожданная влага.

Ёршиковидные листья дерева и окружающих чахлых кустов собирали скудные капли и превращались в нечто отдалённо похожее на кукурузный початок. Организм Линды не получал воды уже, выходит, сутки, нет, даже больше, при этом стабильно и сильно потея. Потому надо было решаться. Нарушение водно-солевого баланса ей сейчас ни к чему. Наклонившись к ветке, она попробовала слизать капли. Получилось. Странный маслянистый привкус её не остановил. Принялась за вторую ветку, потом за третью, с жадностью она крутилась вокруг деревца, собирая воду по капелькам. Затем подбежала к следующему, потом к ещё одному. Увидев пухлый цветок, в углублениях толстых набухших листьев которого роса собралась в маленькие лужицы, Линда, не раздумывая плюхнулась на живот, и окунула губы в фиолетовые озерца. С наслаждением всосала воду.

«Извини, растение, но мне сегодня больше надо».

«Видел бы меня кто! Что я тут творю… смех один», – подумала она, представив, как она выглядит со стороны. Водица была с привкусом железа и неприятно горчила. Линда лишь надеялась, что не отравится.

Ну, хоть эта проблема оказалась частично решена. Остальные проблемы никуда деваться, однако, не собирались.

III

На следующий день вынужденная путешественница в пространстве оборачиваться уже и вовсе перестала. Ушла, по её ощущениям, очень далеко, и смысла оглядываться уже не было. Пейзаж повсюду был примерно одинаков – мертвенный и молчаливый, правда карликовых деревьев становилось чуть больше и размером чуть повыше. По пути появились цветы, которые можно было с натягом назвать суккулентами. У одних листья толстые, круглые и фиолетово-синие, у других – острые, треугольные и такие же фиолетово-синие. Прямо как гроздь винограда сорта «Фиолетовый ранний». Линда сглотнула, отогнав видение спелого сочного винограда прочь.

Мягкий сыпучий песок постепенно был вытеснен твёрдым рваным сланцем.

Линда находилась, как говорят психологи, в глубоком депрессивном состоянии. Голод мучил её не меньше, чем вся эта сложившаяся ситуация. В желудке громко урчало, глаза сами искали «что бы съесть», а мысли подбивали: «не попробовать ли этих сочных синих листьев, похожих на виноград». Но пока она не дошла до такой кондиции, чтобы рисковать, и просто шла вперёд, понурившись, смотря на носки своих кроссовок, и периодически осматриваясь по сторонам. Полное отсутствие местной фауны удивляло и наводило на плохие мысли. Не было даже насекомых. Ни жучка, ни мушки.

Пройдя почти целый день на голодный желудок, она капитально вымоталась: волосы прилипли к голове, голова вся нездорово чесалась. Футболка пропотела насквозь. Руки липкие, штаны прилипли к телу. Было ощущение какой-то клейкой грязи везде, куда ни прикоснись. Плюс к тому же и подавленное состояние не придавало сил. Плюхнувшись возле очередного дерева-ежа, она снова едва не расплакалась. Картины в сознании рисовались весьма пессимистичные. Нащупав в кармане нуклеус, вытащила его и покрутила в руках, рассматривая. Единственное, что осталось у неё с целой родной планеты – один несчастный кривой камень, когда-то неумело обработанный руками древнего человека, и, возможно, выброшенный им пятьсот тысяч лет назад у горы. На Земле нынче совершенно бесполезный, а здесь наоборот – самый бесценный и уникальный предмет во всём мире. Какая интересная метаморфоза.

Если этот мир и вправду весь пустой и дикий – то это конец. Самый глупый и бессмысленный конец во Вселенной.

И вновь стало вечереть. Всё повторилось в точности, как и вчера: солнце село за горизонт, фиолетовое небо, перламутр, как внутренние створки мидий, одна луна исчезла, а две остались. Разве что хуже стало ночью: спалось очень плохо, практически никак, твёрдый сланец – не мягкий песок. Ветки с дерева обрывать она не рискнула. Вдруг они ядовитые внутри, кто знает?

Лежать на твёрдом плоском камне оказалось настоящей пыткой. Даже подложив кофту под голову, это никак не спасало. Фиолетово-синюшная трава росла пучками только из выступов и трещин в сланце – подстилку себе сделать не получится. Потому к утру ей удалось подремать всего-то пару-тройку часов. Всё остальное время было временем мучений и поиском оптимальной позы.

Еле-еле дождавшись рассвета, она подождала, пока роса начнёт налипать на ветки, и хоть немного смогла утолить мучительную жажду. Сегодня уже масляная водица комом встала у горла. Организму, похоже, она нравилась не больше, чем Линде.

Пошёл третий день пребывания в этом странном месте, и третий день вынужденного голодания, без капли желания куда-то дальше двигаться. Вспоминалось из обрывков информации, болтающихся хаотично в сознании, про максимум сорок дней без еды, и что вроде бы потом даже можно восстановить своё здоровье, но проверять на себе совсем не хотелось – правда это или нет. Есть хотелось очень сильно и прямо сейчас.

Линда отрешённо осмотрела себя. Клетчатая кофта тоже пропиталась этим жирным воздухом и стала плотной и тяжёлой: повязанная вокруг талии, она торчала словно накрахмаленная трапеция. Кроссовки пока неплохо держались, хотя камни уже подпортили резиновую подошву. Футболка пропотела и промаслилась до каждого стежка. Про нижнее бельё и говорить нечего – нестираное уже который день просто выводило её из себя. Волосы на голове торчали жирными колтунами, моля о помывке. Тело чесалось, требуя того же. Ей пришло в голову, что местная не самая лучшая экология как-то влияет на железы внутренней секреции, заставляя их сильнее и обильнее вырабатывать пот и кожное сало, ускоряя обмен веществ. Если взять щепотку ржавых гвоздей, положить на сковородку и хорошенько поджарить на большом куске старого жирного сала – вот это будет примерно то самое, что она ощущала внутри желудка.

– Вот это я бомж, – с горечью хмыкнула она, продолжая удивлённо рассматривать себя, изучая грязные чёрные ногти и нюхая с отвращением футболку. И это она ещё не снимала кроссовок! – Я как будто наелась ржавых гвоздей…

Протелепавшись кое-как до приблизительно обеденного времени, когда солнце в очередной раз встало в зените, пришлось ей присесть под редкую тень одного из деревьев-ежей. В голове шумело, перед глазами всё плыло, в висках стучало. Головокружение и слабость навалились на неё сообща и без предупреждения. Это всё из-за скупого воздуха. Почему его так мало в атмосфере? И он такой тяжёлый, прямо приходилось насильно заталкивать его внутрь лёгких.

Ожидая, пока уйдёт слабость и стук в висках, Линда неподвижно сидела замерев, как вдруг уловила краем уха некий звук. Прислушалась получше – точно, звук очень далёкий, но определённо есть.

«А вот и пепелац летит!», – пронеслось иронически у неё в голове.

Что-то будет.

Она рывком подскочила, сердце бешено колотилось, глаза испуганно шарили по горизонту. Руки в напряжении дрожали – её начал охватывать панический ужас, поднимающийся из солнечного сплетения в самую макушку.

Постепенно звук стал напоминать скрежет ржавых металлических деталей: как будто скрипят старые проржавелые детские качели на ветру. А ещё через некоторое время на горизонте где-то чуть правее её выбранного пути, в перламутровом мареве она разглядела точку. И точка двигалась.

Можно совершенно не стесняясь заявить, что Линде стало очень страшно. И страх этот был реальный, живой, ибо прятаться тут вообще некуда. И потому единственное, что она смогла предпринять, и на что хватило фантазии – это набрать небольших кусков сланца, какие имелись поблизости, сложить их в кучу и приготовиться к худшему.

Опасная точка всё приближалась и приближалась. Скрежет несмазанного металла об металл больше не с чем было спутать. Около, примерно, получаса спустя, точка превратилась в силуэт, от которого периодически бликами отражался солнечный свет.

Робот.

Или какая-то машина. И двигалось это скрежещущее нечто прямиком к Линде, это уж точно, сомнений нет.

Взяв в каждую руку по камню, она приготовилась защищаться. Сердце ушло в пятки, а в глазах вибрировало от напряжения.

И вот, противно скрипя раздолбанными гусеницами, медленно подъехал и остановился на довольно большой дистанции механизм. Имел он две гусеницы, изрядно потёртые, которые намекали на приличный километраж, проделанный своим хозяином. Хозяином же являлся металлический корпус максимум полтора метра в высоту в виде обычного усечённого прямоугольника. Сверху на корпусе имелся небольшой цилиндр, то ли из стекла, то ли из пластика. Вот, пожалуй, и вся нехитрая конструкция. Если это какой-то робот, то лет ему очень много, так как корпус был весь ржавый, помятый и пыльный, и можно даже сказать, несколько несчастный.

Мгновение они смотрели друг на друга, если можно так выразиться, а потом вдруг цилиндр робота замигал, словно милицейский проблесковый маячок, разве что цвет был не синий и красный, а непонятно-бесцветный. Однако сам робот не издал ни звука, так и стоял, застыв на месте.

И Линда стояла с камнями в руках, замерев, не зная, что ей предпринять. Швырять или нет?

– Ты кто? – выкрикнула она хрипло, сама испугавшись своего голоса.

Робот не ответил. Просто стоял себе и мигал.

– Чего тебе нужно? – ещё одна попытка. Без результата. И что делать? Она медленно и аккуратно положила камни. Постояла немного, в нерешительности, но ничего не изменилось.

Поразмыслив, она решила попробовать потихоньку идти в заданном направлении, стараясь не выпускать надолго из поля зрения робота. Шагов через тридцать опять услышала скрип. Резко обернулась – робот двинулся вслед за ней, чуть подъехал, и снова замер. Цилиндр продолжал мигать, сигнализируя неизвестно кому неизвестно о чём. Что бы это значило, интересно? А хотелось ли ей вообще это знать?

Не то, чтобы очень.

Пройдя некоторое расстояние, она вновь услышала скрежет: робот стал определённо двигаться за ней, соблюдая, однако, безопасную дистанцию.

На этот раз, прикинув возможные варианты, она попробовала ускориться. Пошла очень быстро, как смогла. Робот тоже ускорился, но при этом так безжалостно стал скрипеть и скрежетать, что выносить этого долго было попросту невозможно. Всё равно, что вилкой по стеклу безостановочно водить.

Линда не выдержала и остановилась.

Он тоже.

Немного поколебавшись, она решила попробовать вариант номер три: самой подойти к нему. Что и сделала, но как только расстояние между ними сократилось, робот тут же двинулся от неё прочь, включив задний ход. Видимо, у него в программе заложено держать определённую дистанцию от объекта. Ну, теоретически, конечно. Если это вообще робот. Может, это просто какая-то машина, как, например, случайно забытый инопланетянами пылесос, или радиомаяк, или ещё что?

– Зачем ты идёшь за мной? – крикнула она, совершенно не надеясь на ответ. И, конечно же, ответа не получила. Может, у него нет динамика, чтобы отвечать?

«Ладно, всё равно делать нечего, пусть тащится за мной», – подумала она. И он тащился. Тащился, скрипел и свистел до самого вечера, раздражая её барабанные перепонки, вызывая безостановочную головную боль. Ближе к сумеркам его маячок ритмично освещал всю округу. Страх, однако, никуда не делся. Может, даже усилился. Ведь если тут есть такие механизмы, значит кто-то их придумал, собрал и поставил на гусеницы. Всё это нервировало и вполне обоснованно. Что, если эти люди-инопланетяне давно одичали и стали очень опасными? Если это вообще люди… Она не позволяла себе падать в обморок или засыпать в моменты отдыха, боялась остаться без сознания рядом с неизвестно настроенным по отношению к ней механизмом.

И всю следующую ночь Линда не спала вообще. Просто сидела или лежала, вставала постоять, размяться, снова садилась, не выпуская из поля зрения робота. Голова гудела, организм весь был расстроен и дезорганизован. Она периодически икала от голода, и ржавые гвозди в желудке баламутились и подступали к горлу. Линде казалось, что у неё увеличилась щитовидная железа, а масляная корка пота покрыла тело плотным слоем, закупоривая поры, и заставляя тело неистово чесаться. Интересно, как это скажется на её здоровье в будущем? Если будущее это, конечно, наступит, судя по складывающейся обстановке…

Твёрдый сланец и мелкие острые камни, впивающиеся в тело, желание организма спать отбивали напрочь, а застывшая старая железяка с мигалкой не вызывала никакого доверия. Надо быть начеку, мало ли что произойдёт. Вдруг робот накинется на неё, когда она заснёт? В голове пронеслось уже множество различных вариантов развития дальнейших событий – и каждый из них только прибавлял ложку дёгтя к её и так полной бочке депрессии.

К утру очередного фиолетового дня, однако, ничего не изменилось. Кроме, разве что, того факта, что Линда не отдохнула и её организм была серьёзно истощён, на грани коллапса. У робота никаких изменений не было. Металлический корпус покрыли капли росы, которые скатывались ручейками и смывали с него пыль на грязные старые гусеницы.

«Ну, хоть у этого всё хорошо» – вяло подумала она.

А с другой стороны, может даже и хорошо, что робот появился. А то ей стало ненароком приходить в голову, что это либо хождение кругами, либо, как в фантастических фильмах, попадание во временную петлю и каждый день нужно просыпаться в одном и том же месте, начиная всё сначала – до такой степени однородным, монотонным и незапоминающимся был окружающий ландшафт. Невозможно было определить, идёшь ты или кружишь на одном месте. Но одно она знала точно: стрелка и слово «ЛИНДА» ей больше на глаза не попадались. Значит, она точно ушла, и неизвестно куда. И каждый день был новым.

Доброе, как говорится, утро – грязная голова адски чесалась, внизу тоже всё пекло, а руки выглядели руками какого-то маргинала с помойки – жирные, по локти в пыли, под ногтями поселилась въевшаяся чёрная грязь. Носки из кроссовок дико воняли. Вроде бы прошло не так много времени, всего четыре или около того дня, она уже и счёт потеряла, но она как будто месяца два не мылась. Может, в воздухе есть и ядовитая составляющая? В атмосфере планеты было маловато кислорода, это да. Но к нему примешивалось что-то ещё, некие подземные, возможно, испарения, исходящие из трещин и разломов коры, иногда попадающихся у неё на пути… Испарения со вкусом масляного железа. И оно, кажется, присутствовало у неё уже во всех органах и системах, в крови, на зубах и языке, покрывало кожу липкой плёнкой, смешиваясь с потом. Ржавые гвозди, жареные на прогорклом сале, подступали к горлу тошнотворным комом, вызывая рвотные позывы. Но пустой желудок только зря сокращался. Там давно ничего не было. Это всё непотребство доводило её до белого каления – не было никакой речушки, чтобы хотя бы умыться. Боже, как хотелось просто-напросто умыться!

Линда попыталась найти в себе силы для дальнейшего движения, но находила лишь апатию, голод затмевал всё страшенным образом. Причём «страшенным» – не то слово. Организм вопил, требуя питательных веществ. В животе всё время бурчало и кричало. Все мысли сводились только к еде. В голове буквально ползали образы и картины разнообразной пищи. Вот сейчас она начала прекрасно понимать тех людей-волонтёров, которые, рискуя своей жизнью и здоровьем, ездят по Африкам и прочим бедным странам третьего мира, где поят и кормят нищих детей с опухшими от голода животами, с руками и ногами как спички… Теперь ей стало понятно, что испытывают каждый божий день эти несчастные ни в чём неповинные дети. Какой всё же несправедливый мир, дамы и господа. Теперь, если она и вернётся когда-то домой, то бросит к чёрту свою палеонтологию и копание в старых костях, запишется волонтёром в Красный крест и будет помогать голодающим в Африке, или где-нибудь ещё. Твёрдо пообещав себе это, она упрямо встала и пошла вперёд. А робот размеренно потащился следом.

В целом, сумев пройти на одном обещании всего-то пару часов, она всё-таки сдалась своим мыслям, вывесив белый флаг поражения: присела над очередным пухлым синим растением, изучая его. Попробовала подковырнуть нуклеусом у стебля, чтобы вытащить корни – но не тут-то было! Сидело оно там намертво, как приклеенное. Линда потянула за пухлый синий лист – приклеен суперклеем, не меньше. Поскребла его, попробовала поцарапать, покрутить – лист нехотя согнулся, а потом резко «хлоп!» – и лопнул, брызнув из разрыва синим вонючим соком. Линда отскочила. Вдохнув обжигающие пары цветочного сока, она едва не потеряла сознание.

– Блин! – взвизгнула она отчаянно, едва удержав равновесие. Вряд ли это можно есть. Хорошо, что на неё не попала жидкость, скорее всего, она не только ядовитая, но ещё и разъедает к чертям кожу.

Что ж, осталось проверить дерево: обойдя его пару раз вокруг, она оторвала один из листьев. Дерево свои листья отдавало полегче, в отличие от суккулента. А в нос, тем временем, ударил крайне неприятный запах. Нет, определённо и это дело ядовито, по-другому и быть не может.

«А если засушить, может яд пропадёт?» – не унималось сознание.

– Боже, да что же это такое! – всхлипнула она. – Ну что мне делать?! Я не хочу тут умирать!

Ответа не последовало.

Голодная и уставшая, она уныло потащилась вперёд. А позади неё также уныло тащился механизм, скрипя несмазанными гусеницами и равномерно мигая маячком. В голове звенела мелодия из автобуса, который остался, возможно, где-то вообще в другой галактике.

«Я тогда по полю, вдоль реки. Света – тьма, нет бога! А-а-а в чистом поле васильки-и, дальняя дорога…»

Конец у любой дороги всегда один и тот же.

IV

– Глаза разуй, что ли, здесь полно еды, – услышала она злой голос, очень напоминавший ей голос профессора. – Ходишь тут, ноешь на всю планету, чего ноешь? Бери да ешь, тоже мне, проблема!

Линда стояла посреди ресторанного зала неназванного шикарного курортного отеля. Шведский стол ломился от яств: перед нею было всё, что только можно себе вообразить: салаты, супы, жаркое в посуде, подогреваемое снизу горелкой, корзинки с фруктами, вырезанные разнообразными узорами, тарелки с сырами, ветчиной, колбасами, паштеты и соусы, булочки и пирожные, мороженое и торты, рыба вяленая, жареная, тушёная, соки, сладкая вода… Желудок свело, и она, согнувшись, застонала от всего увиденного. Запахи вскружили голову. Столько еды! Боже, какое счастье!

Набросившись с разбегу на стол, без разбору впихивая в рот всё, что попадалось под руку, она словно обезумела: виноград, рыба, пирожок с картофелем, следом салат из тунца – всё хваталось руками и панически набивалось в рот. Сок апельсиновый, следом виноградный – часть пролилась на футболку и на штаны – руки в соусе по локти… Быстрее, быстрее, пока всё не пропало!

– Уверена, что не ядовитое? – вдруг хохотнул невидимой голос. Линда остолбенела с набитым ртом. И почувствовала, с великим вселенским сожалением, что всё съеденное лезет обратно.

От ощущения сильного пинка Линда дёрнулась и открыла глаза: оказывается, она всё-таки упала в обморок, и теперь лежала ничком, расквасив лоб об сланец. А это всё был, к большому или нет сожалению – лишь сон, или, что ещё хуже, галлюцинация. Слишком реальная галлюцинация, может, из-за недостатка кислорода в крови, питающей мозг? В ушах всё стоял злой голос профессора. Как обидно, всё было таким реальным: ощущения еды во рту, запахи свежих булочек до сих пор кружили вокруг носа, в руке всё ещё был пирожок с картошкой… Нет, это не пирожок, это камень. Камень из её мира. Она чуть не взвыла от горечи; обхватив колени руками, свернувшись в грязный комок, зарыдала. Слёз только уже не было, высохли. Если у неё уже начались галлюцинации, что же дальше будет? Ко всем уже имеющимся в арсенале страхам прибавился страх сумасшествия.

Ржавая железяка безутешно стояла в нескольких шагах и мерцала своей мигалкой без единой капли сожаления к чужому горю.

Она потеряла счёт дням.

Чуть погодя Линда с разбитым лбом снова брела по тошнотворному ландшафту уже без определённого направления – куда ноги несли: одинаковые кусты, цветы, деревья преследовали её по пятам – то большие, то маленькие, однотипные и монотонные – никаких живых существ, никакой еды, ничего. Только она, робот и проклятые одинаковые кусты. Наверное, это конец. Может весь этот мир, вся эта фиолетовая планета такая – из однообразных кустов, песка и сланца. Если обойти её всю хоть три раза от одного полюса к другому – ничего не изменится, нет здесь больше ничего. А робот, может, обычный разведывательный зонд типа марсохода или лунохода – какой-нибудь «синюхоход», почему нет? Почему не назвать эту мерзкую планету Синюхой, с её несъедобными синими кустами и деревьями, фиолетовыми закатами и восходами. Планета Синюха. Глупо? Не глупее созвездия Лисичка в северном полушарии земного неба, или её звёздного скопления – Вешалка. Кто вообще придумывает эти названия?

А если это не она, а он? О, как вам, например, планета Фингал? Ха-ха! Нормально будет, подходяще под это тяжёлый и запущенный случай. А этот ползуче-скрипящий забытый кем-то «фингалоход» на солнечных батареях с ржавыми гусеницами, ездит тут уже тысячу лет сам по себе и посылает сигналы, фотографии и окружающую температуру туда, где уже тоже никого давно нет…

«Мне конец».

«Скрипач не нужен, родной…»

– Это мой робот-разведчик, – раздался мужской голос.

Линда подпрыгнула на месте, случайно прикусив язык. Встав как вкопанная, прижав по-детски руки к груди, она посмотрела на источник звука: впереди почти рядом вдруг откуда ни возьмись стоял человек. Живой человек. Как он там оказался? Хотя… она ведь давно не смотрела на горизонт, да и в обмороке была неизвестно сколько. Проглядела.

– Посылает сигналы не куда-то, а через старую орбитальную систему связи, или попросту СОСС, мне, – продолжил спокойно он. – И не на солнечных батареях, а на радиоизотопном термоэлектрическом микрогенераторе, который, в принципе, уже тоже подустарел.

Линда стояла, бешено вращая глазами, не зная, как ей поступить. Тряхнула головой, но человек не пропал. Она боялась, что это очередная галлюцинация, наваждение, и это первый признак настигшего её сумасшествия. Половину слов, которые он сказал, она вообще не поняла.

– Прости, дорогая, я немного залез в твою голову, уж слишком ты громко думаешь. Чем сильнее эмоции, тем громче мысли. Кстати, не будущее.

Человек стоял, упёрши руки в бока. Был он тоже весь пыльный, и одежда у него какая-то старомодная – кожаная, явно ручной, но добротной работы, пошитая крупными стежками, а вот на ногах высокие кожаные сапоги вполне современного вида с железными вставками, явно производства фабричного. Опоясан он был широким поясом, к которому крепились ножны с опасно выглядывающей рукояткой, небольшая верёвка, цепь, фляга, что-то похожее на рацию – она не смогла узнать все предметы. Рядом на земле лежала большая дорожная сумка: человек явно путешествует и довольно долгое время.

Пришлось ей осторожно подойти поближе, чтобы рассмотреть получше: да, перед ней был мужчина неопределённого возраста, но совсем без морщин, наверно молодой; лицом бледен, хотя и весьма симпатичен, черты лица скорее утончённые, чем грубые, а волосы чёрные короткие, но уже с очень заметной проседью. Руки две, ноги тоже. Вроде бы обычный мужчина, но что-то в нём не так – это не мужчина с планеты Земля, вот что не так. И никак это невозможно объяснить словами: лишь некое внутреннее свербящее чувство, смотришь и видишь – вот, это чужой человек, не твоего роду и племени.

Увидишь такого – и хочется просто бежать без оглядки, потому что «чужое» – но у Линды сил не было даже ноги переставлять, какой уж там бег. Посему она просто вопросительно смотрела на чужака, борясь с нарастающей паникой, рисуя в воспалённом сознании разнообразные страшные картины развития событий. Робот же больше не следовал за ней и даже перестал мигать – обогнул её по дуге и, противно скрипя, подъехал к своему хозяину.

Тот совершенно невозмутимо открыл лежащую рядом дорожную сумку, достал свёрток, перевязанный резинками, и солнце отразилось бликом от содержимых в нём инструментов. Бросив его на сланец и подняв облачко пыли, он принялся извлекать оттуда необходимое. Дальше последовал обычный процесс ремонта: чёткими слаженными движениями мужчина отключил робота через набранную команду на передней панели управления, протёр корпус от пыли и ржавчины тканью, открутил отвёрткой шурупы, снял наружные панели, подтянул клеммы, закрепил разболтавшиеся торчащие провода, панели вернул обратно. Покрыл спреем пятна ржавчины. В конце перебрал гусеничные ленты и ведущие колёса, смазав контактирующие детали машинным маслом.

Линда смотрела на это всё молча не в состоянии ни оторваться, ни даже пошевелиться – такое внезапное появление человека ввергло её в настоящий ступор. Она не знала радоваться ей наконец или ужасаться. В итоге, ей не без труда удалось выжать из себя пару слов:

– П-простите, а В-вы кто?

Промолчав наверно целых пять мучительных для неё минут, за которые она придумала и посмотрела в своём воображении целый фильм ужасов, он вдруг ответил:

– Хм, хороший вопрос, дорогая. Я – собиратель. Да в принципе, можешь меня обозначать так. – Судя по ответу, он отвечать вообще не собирался, но что-то его подтолкнуло к этому шагу.

– А что Вы здесь… собираете? – испуганно продолжила она, не понимая, что можно собирать в месте, где вообще ничего нет. Ещё через пять мучительных минут он нехотя ответил:

– Хм, тоже хороший вопрос, прямо, можно сказать, вопрос в лоб. Собираю я, хм… так сказать, биоматериал.

Он уже заканчивал с роботом: выудил из кармана на поясе электронное устройство, похожее на маленький монитор от телевизора (у Линды при этом глаза полезли на лоб от удивления, в её время такого ещё не изобрели), что-то набрал на нём пальцем, принялся укладывать инструменты обратно в свёрток. Робот, обновлённый и даже повеселевший, включился, мигнул пару раз, развернулся и уже без скрипа и скрежета быстро поехал куда-то прочь. Скорее всего, на очередные поиски. Мужчина посмотрел внимательно на Линду. Подумал, взвесил надуманное, и вдруг начал говорить:

– Хорошо, что девятый наткнулся на тебя так рано. Обычно на этой чёртовой планете они находят одни засохшие скрюченные мумии, и шлют мне их занимательные фотографии. Она чересчур огромная, понимаешь ли, эта планета. Да и разведчиков у меня всего девять тут, маловато конечно. И растения ядовитые, и экология нестабильная. Ядро остывает, кора трескается, соединения тяжёлых металлов из разломов выбрасывает в и без того загрязнённую атмосферу. Так что… редко здесь кто-то живым и невредимым попадается… Давно никого отсюда не вытаскивал. Да, и не Синюха, а Старая Мачеха. Так её называют уже почти официально, считай. Такая же злая, старая и недобрая баба, – хмыкнул он. – Иди-ка сюда, дорогая, что-то ты совсем плохая, а нам ещё надо двигаться, и весьма быстро. У меня тут есть для таких доходяг как ты еда, и неплохая.

Линда, сама себе удивляясь, пошла к нему как послушный глупый ослик, влекомый морковкой. Ей уже было плевать, в общем-то, на всё. Главное, что у него была еда. Даже если это обман, и странный человек сейчас начнёт её убивать – не имеет значения. У НЕГО ЕСТЬ ЕДА. И ей нужна эта самая еда во что бы то ни стало. Плохая, хорошая – не важно.

Подойдя на расстояние метров пяти, она поняла, что человек был реально чужим. Чужеродным. Что-то в нём было совсем не так. То ли нос, то ли глаза, а может уши не такие? Непонятно. Нет, ни то, ни другое, ни третье. А движения, мимика и даже голос. Да. Движения необычные, другие, очень плавные и одновременно чёткие, будто досконально продуманные, и мимика такая… отсутствующая. Она как-то читала, что у медведей почти нет мимических мышц на морде, и потому смотря прямо на него совершенно непонятно, что зверь собирается делать – то ли он прямо сейчас нападёт и разорвёт тебя в клочья, то ли пройдёт мимо лакомиться малиной… не угадаешь. Здесь ситуация выглядела именно так – лицо, которое совершенно невозможно прочесть.

Голос тоже странный. Вроде и человеческий, но интонации были ей абсолютно непривычны, а ещё он ставил ударения в некоторых словах не там, где они должны быть. Хотя говорил он по-русски, но вот это смещение ударений ясно говорило, что это его не родной язык. Хотя Линде до таких умозаключений сейчас совершенно не было дела. Её занимало только наличие еды у человека.

Мужчина присел, порылся в своей большой дорожной сумке, сшитой из кожи какого-то неземного животного, зашуршал, и вытащил ещё один большой свёрток. Развернул. Линда жадно уставилась, продолжая медленно по-черепашьи подходить. Из свёртка появилась широкая стальная чашка. В неё он бросил большую белую таблетку, затем из квадратного пакетика досыпал с пол чашки серого порошка. Далее поставил на землю некое миниатюрное походное устройство, отвернув заранее ножки в стороны, повернул защитный рычажок и сверху водрузил чашку с содержимым. Из фляги с пояса аккуратно долил воды. Сидя по-турецки и помешивая ложкой содержимое, которое стало сразу же набухать и булькать, он поглядел на стоявшую словно солдат на строевом смотре Линду. От запаха еды у той чуть не случился очередной голодный обморок.

Кажется, все действия пока ей знакомы: переносная горелка, растворимая еда в порошке… Вроде бы всё нормально на первый взгляд, без подвоха. Она всё ещё не была полностью уверена, что это не мираж и не галлюцинация измождённого мозга. Предыдущая галлюцинация была не менее реальной, чем эта.

Чашка тем временем нагрелась, жидкость внутри набухла, увеличилась в размере втрое до самых краёв и запахла бульоном с овощами и приправами. Он выключил горелку и протянул Линде чашку с ложкой. На его лице при этом не было никаких эмоций вообще. Похоже, что это для него было многолетней рутиной. Она ждала по привычке улыбки или любого эмоционального человеческого посыла, но ничего такого не было и в помине.

А еда пахла, от неё шёл приятный будоражащий сознание аромат и горячий пар, и у оголодавшей полностью отключилось самообладание. Она сорвалась с места. Вся она превратилась в желание есть. «Как там мало, мне же этого не хватит», – пронеслось у неё в голове, когда глаза заглянули в чашку с содержимым, хотя содержимое едва не выплёскивалось через край. Но дрожащие руки будто забыв обо всех нормах и правилах приличия жадно вцепились в добычу, вырвав её из рук мужчины, лихорадочно зачерпнули ложкой «кашу из порошка», и отправили первую порцию в рот. Тёплая субстанция не имела, однако, яркого вкуса, и больше напоминала белковое или мясное детское питание, но пахла реально бульоном с овощами, хорошо и легко прошла по пищеводу, улеглась счастливо в желудке. Тот, в свою очередь, стал довольно и громко переваривать, наконец, что-то другое, а не самого себя. Линда жадно хватала из чашки, набивая полный рот, измазав губы, щёки и даже нос. Мужчина молча смотрел. Похоже, что он это видел уже раз тысячу, а то и больше.

Наконец, добравшись до дна, она поняла, что, оказывается, умудрилась насытиться. Видимо это были сбалансированные засушенные в порошок витамины, микроэлементы, клетчатка, белки-жиры-углеводы – всё вместе, что нужно организму, по словам врачей. Вычистив стенки и донышко дочиста, облизав ложку два раза, и следом чашку, она поставила посуду на сланец.

– Спасибо, – сказала она растерянно и неожиданно, и тут же вдруг расплакалась.

Иногда одна чашка горячей каши может изменить мир.

Мужчина не ответил, даже бровью не повёл. Облизанную чашку и ложку, вытер тканью и начал складывать всё обратно. На его лице по-прежнему не было никаких эмоций. На её взгляд, выглядел он относительно молодо, может быть, лет под тридцать-сорок ему и было. Определить как-то не удавалось. Глаза говорили одно, что человек живёт сотню лет как минимум, а кожа – другое, что он весьма ещё юн. У него были немного удлинённые пальцы, по сравнению с человеческими, и утончённые руки. Он совершенно не походил на какого-нибудь бандита или плохого человека. Но внешность могла быть обманчивой.

Она встретилась с ним взглядом и сразу отвела его. Не выдержала. Его – тяжёлый, опасный, пугающий, ложился древней каменной плитой, и её – едва проклюнувшаяся не в том месте и не в то время глупая весенняя пролеска, пока вовсю ещё снег. Этот человек, судя по всему, пожил достаточно, и видел слишком много, чтобы с ним так опрометчиво связываться.

Пища тем временем растеклась теплом, соками и питательными веществами по всему организму, пропихивая ржавые гвозди вниз по кишечнику, и Линду стал морить сон. Она осознавала, что это крайне опасно и ни в коем случае спать нельзя. Мало ли что там задумал этот незнакомец, умеющий читать чужие мысли. Но глаза стали сами собой слипаться, выдавая требования организма – он ведь почти не спал последнее время, не отдыхал. К тому же пережил такой сильный стресс. Эпически борясь со сном, она встала на ноги, чтобы взбодриться, но тут же зашаталась.

Мужчина вытащил из сумки шарик из ткани. Нажал на внутреннюю кнопку, бросив его на землю. Шарик раздулся, со свистом всасывая воздух, и через несколько секунд превратился в самый что ни на есть настоящий односпальный матрац весёлой и яркой фабричной расцветки с цветочками. Весёленький матрац выглядел совершенно нереально и фантастически на фоне всего происходящего, веющего какой-то первобытной древностью.

Линда хотела поразмыслить над несоответствием всего этого: человек в старомодной одежде, вооружённый ножом, неизвестные технические устройства в его руках, цветной матрац самонадувающийся… это же бред сивой кобылы! Но голова отказывалась нормально работать, проваливаясь в сон.

– Кто такая «сивая кобыла», местный фольклор? – вдруг поинтересовался он, правда, без интереса в голосе. – А, ты и сама не знаешь.

Линда открыла было рот, закрыла и ничего так и не сказала по этому поводу. Воевать с собой дальше смысла не было. Она плюхнулась на матрац и отключилась намертво. Снов, на этот раз, не было.

V

Старая Мачеха, кряхтя, подставила свой тёмный бочок к солнцу. Занялся фиолетовый рассвет, а масляная роса легла на несъедобные листья кустов и деревьев, наполняя их скудной, но жизнью. Обе луны-сестрицы, бывшие почти пять дней назад лишь половинками, теперь почти созрели, налились и стали округлыми и симпатичными. Третья – постоянно исчезающая за горизонтом старшая – опять появилась на небосводе в надзирание младшим. Наверняка здесь имелась легенда по этому поводу, но некому уже было её рассказать.

Карликовые деревца постепенно всасывали живительную влагу и наполнялись свежими ядовитыми соками. Древняя планета уже многие столетия медленно и степенно завершала свой жизненный цикл. Раньше её населяли полчища интересных живых существ и растений разнообразных видов, форм и размеров, имелись реки, озёра и моря, происходили всевозможные события: войны, эпидемии, засухи и пожары. Люди сновали туда-сюда, перемещаясь между планетами, то торгуя, то воюя. Строили переходы, потом ломали их, снова строили и снова ломали. Жизнь бурлила всей буйной палитрой возможных цветов и оттенков.

Теперь же она изжила своё – её ядро остывало, магнетизм ослаб, воздушная шапка редела день ото дня, улетая в ненасытные просторы космоса, делая планету беззащитной перед солнечным ветром и космическим излучением. Озёра испарились, моря исчезли. Космос забирал обратно то, что некогда чистосердечно сам и подарил. Скоро она растеряет всю свою атмосферу, остынет, и превратится в никому не нужный кусок мёртвого камня, бесполезно и бесконечно совершающий обороты вокруг солнца. Но пока же на ней всё ещё теплилась скудная жизнь, намертво держась за умирающую обезвоженную планету, и пока ещё на ней происходили кое-какие события.

Линда проснулась, сладко потянувшись и села, собирая в памяти паззлы произошедших событий. Мужчина всё также сидел рядом, по-турецки, совершенно без эмоций на лице, и уже приготовил вторую чашку еды, будто знал, когда она проснётся. Внезапно у Линды скрутило внутренности, желудок подпрыгнул к горлу… Она едва успела отскочить на четыре шага, как содержимое желудка выплеснулось наружу. В глазах аж помутнело.

– Воду здесь, что ли, нашла, – спросил он невопросительно.

– Чуть-чуть, – крякнула Линда, и вывернула остатки ржавых гвоздей.

«Господи, не понос, так золотуха!» – подумала она, уползая в синюшные кусты, чтобы освободиться от гвоздей с другой стороны, которые уже революционно подпирали.

Вернувшись в лагерь, она медленно села, держась за живот, который ныл, горел и возмущался. Ей было очень неудобно, но что она могла поделать?

– Здесь высокая степень бактериального загрязнения у любой воды. Инфицирующая доза патогена – десять бактерий на глоток. – Он протянул три разноцветные таблетки, – на, прими-ка их все. Разжуй. Смотрю, у тебя ещё и щитовидная железа не справляется.

Линда судорожно прожевала предложенные таблетки, после тут же взялась опустошать чашку с едой, резко выхватив ту из его рук. Случайно. Да, она смутилась своей резкости, но не смогла себя удержать. Это было что-то подсознательное. Аппетит был зверским, невзирая на все события. Хорошая это была еда: вроде бы ничего не жуёшь, не грызёшь, а всё равно насыщаешься.

Наевшись до отвала, она заглянула внутрь себя – еда хорошо усвоилась, приятная теплота бродила по пищеводу и желудку. Организм весь ликовал, получив питательные вещества в нужных пропорциях. Ржавые гвозди из желудка практически исчезли.

Мужчина протянул следом свою флягу с водой. Линда взяла, на этот раз контролируя свои руки, отпила часть, потом ещё, и ещё, нехотя вернула. Фляга была почти полной, и вода была хорошая – студёная, чистая, явно не из этих мест, без привкуса железа и машинного масла. Чувствовала она себя куда как лучше. Силы всё прибывали.

– Ожила поди? – спросил он вдруг, но вопроса в голосе не было. И непонятно, вопрос это был или нет. Но, кажется, вопрос.

– Ага…, – ответила робко та, уже полностью уверившись, что это не галлюцинация и не сумасшествие.

– Хороший биологический профиль, кстати.

– Что?

– Делай свои органические дела, и пойдём. И так уже подзадержались.

Он скоро собирал вещи, сдул матрац и упаковал всё в сумку. Сумка оказалась одновременно рюкзаком. Линда ещё раз посетила синие кусты. Она, правда, очень испугалась, увидев ржаво-тёмный цвет своей мочи. Интересно, как скажется это на её здоровье?

Через пятнадцать минут они двигались практически в том же направлении, в котором брела сама Линда, разве, может, чуть левее. Робота больше нигде не было видно. Что ж, она интуитивно верно выбрала курс. Это радовало, и значит, она вовсе не никудышная походница.

– А куда мы идём? – бодро начала Линда, чтобы завязать диалог. Но ожидаемого ответа не последовало, при этом мысленно дав ей понять, что отвечать он не хочет и, скорее всего, не будет. Её это ужасно раздосадовало. Она не общалась с людьми уже, считай, неделю, и ей было нужно с кем-нибудь поговорить, и пожаловаться особенно.

Молча шли они друг за другом по неменяющемуся ландшафту аж до самого полудня. Ей хотелось задать примерно пару тысяч разнообразных вопросов, крутившихся в голове и не дающих покоя: от «всё-таки, куда мы идём», «как я сюда попала» до «далеко ли эта планета от моей планеты». Но не задала ни один.

В обед всё повторилось. Только на этот раз чашки были две, и один пакетик серого порошка был поделён надвое. Теперь и он ел свою часть. Линда поняла, что стала к нему привязываться, хотя он ничем не проявлял свою заботу, на автомате выполнял определённые действия и всё, да и знала она его буквально меньше суток. Видимо так сказывалось на ней одиночество и безысходность, а может просто хотелось к кому-то привязаться, ведь уже столько дней она совершенно одна, ну не считая того дурацкого робота.

После полудня, однако, ожидаемого отдыха не последовало, и снова они продолжили путь. Шли и шли вперёд, к неизменному горизонту, на котором ничего не было – только деревья и кусты одних и тех же размеров и форм. Он впереди – она следом, рассматривая его сапоги, рюкзак, волосы, думая миллион вопросов и придумывая за него миллион ответов.

– А как Вы сюда попали? – не выдержала она и спросила, перебрав из всех мучающих её вопросов один более-менее полезный.

Мужчина молчал, но, потом всё ж ответил, не оборачиваясь:

– Чисто физически, почти так же, как и ты, дорогая, в общих чертах если судить. – Казалось, что он отвечает через силу и совершенно не хочет никаких диалогов.

– Значит можно, по идее, отсюда как-то выбраться? – в голосе послышались радостные нотки. Линда не сдавалась, пытаясь расположить попутчика к себе. Хотя, положа руку на сердце, он её крайне пугал. Он был опасным. Невидимая глазу аура будто покрывала его сверху донизу, не давая приблизиться, прикоснуться.

Не ответил. Но уже что-то. Уже какая-то хотя бы маломальская информация. Идти теперь стало как-то веселее, что ли. У неё в душе затеплилась надежда, которая, якобы, предательски умерла ещё на второй день нахождения в этом странном месте. Как он, говорил, его зовут? Собиратель… биоматериала. Интересно, что это значит? Может он тоже вроде палеонтолога или биолога. А может, конечно, это чёрный юмор. Лучше об этом пока не думать. Пока всё идёт хорошо. Но как-то неудобно обращаться к нему так. Может, у него есть какое-то своё имя, а это лишь странный инопланетный титул или звание?

Вечером последовал ещё один привал. Всё повторилось – две чашки, горелка, еда. Пару минут отдыха, сбор.

– Надо ускориться, мы опаздываем. Пойдём ночью, – констатировал он.

– Ладно, я… ладно, хорошо, пойдём, – сразу ответила она, радуясь, что с ней опять заговорили. Но продолжения диалога не последовало, как бы ни хотелось.

А вот ночью идти, как оказалось, не так уж и радостно. Где-то через два часа после наступления фиолетовых сумерек, её стало кидать в сон, борьба с которым велась с переменным успехом. Пару раз она спотыкалась в полусне о цветы, которые, однако, разве что скособочились, но не сломались. Один раз чуть совсем не упала, едва не угодив в очередную расщелину в сланце, но всё же удержалась на ногах. Мужчина, похоже, вообще не чувствовал усталости – шагал вперёд в совершенно одинаковом темпе. Для Линды же эта ночь превратилась в сущую пытку. Ноги сильно болели, но глаза вели себя хуже всех – просто отказывались открываться. Ей даже пришлось неоднократно щипать себя до боли, чтобы разбудить организм. Мужчина часто останавливался и ждал, пока она добредёт в полудрёме до него, и снова продолжал идти. Не говорил он при этом ну совсем ничего. Наконец, слава всем существующим богам, на горизонте стало появляться светло-фиолетовое марево.

Воздух увлажнился, и Линда даже слегка озябла. Но это лишь от нарушения механизма терморегуляции, так как поры её кожи полностью забила плотная масляная корка, которая не счищалась даже бесконечным чесанием.

Увидев забрезживший рассвет, она несказанно обрадовалась. В войне с искушением всё бросить, плюнуть на всех и лечь спать прямо на пути, она начала одерживать верх. А когда солнце выползло из-за горизонта, неуёмное желание сна стало постепенно исчезать, оставляя её победителем в этой изнуряющей ночной схватке. Трудно даже примерно предположить, сколько километров за ночь они отмотали в таком темпе. Немало.

Когда же, наконец, наступило долгожданное утро, мужчина, спасибо ему, остановился, и снова принялся за свой ритуал – открыл сумку, достал горелку, чашки. Он, может быть, тоже подустал, но то ли не подавал виду, то ли для него это было вообще не расстояние. Скорее, второе.

Линда завалилась на матрац тяжело дыша, с огромным удовольствием растянула ноги, стянула кроссовки с носками. Носки украшали большие дырки на пятках и больших пальцах. Наконец-то отдых! Какое счастье, люди добрые!

От снятых кроссовок, правда, воняло как от старой помойки, а от футболки несло метров на сто старым засохшим потом с прогорклым маслом. Голову она уже не трогала, чтобы та не дай бог опять не начала чесаться. В волосах происходило невообразимое: они жили будто своей собственной жизнью, жирные и слипшиеся, как в паутине. На лбу уже сформировалась плотная корочка от раны. «Наверно я жутко выгляжу со стороны», – подумала тоскливо она. Неловко как-то сидеть и вонять возле мужчины всем, чем только можно вонять. Но что она могла поделать в данной ситуации? Мыться тут негде. Дезодорант она с собой не прихватила.

Он выглядел куда как лучше, чище, и от него совершенно ничем не пахло.

Мужчина молча протянул горячую чашку с вкусной едой, и они оба принялись завтракать. Она украдкой поглядывала на него, пока ела. Но ей больше не удавалось поймать его взгляд, как она ни старалась.

Роста он был относительно высокого, метр восемьдесят пять имелось точно, комплекции, скорее, стройной, ближе к худой. При этом ни капли неуклюжести из-за роста не было. Она постоянно отмечала разность их движений: плавные и очень точные, будто механические, или досконально продуманные и натренированные у него, тогда как она всё делала как обычный человек, могла и ложку уронить. И даже два раза подряд и ещё наступить сверху.

Бросив взгляд на горизонт, она вдруг заметила далеко впереди одно единственное ёршиковидное дерево, торчащее выше остальных своих собратьев. Очень уж оно выделялось на фоне всего остального одномерного ландшафта.

Спать он снова не дал возможности, и, само собой разумеется, они уже спешно шли по направлению к сему объекту. Линда чувствовала, как у неё опухло лицо, глаза, скорее всего красные, как у крысы-альбиноса, а мешки под глазами прощупывались пальцами. Хорошо, что у неё не было с собой зеркала – вряд ли бы она сама выдержала собственный восхитительный видок.

– Долго нам ещё идти? – очередной вымученный вопрос в воздух.

– Нет, если не будешь плестись как сухопутная черепаха, – внезапно ответил он.

Линда слегка обиделась, но прибавила темп. Она ведь и так шла на пределе своих возможностей. Если бы не этот тяжёлый масляный воздух, она смогла бы идти быстрее.

Дерево ничем не отличалось от своих собратьев, кроме как размером. Большое, синюшное – оно торчало мохнатыми палками и являлось, судя по всему, хотя бы каким-то возможным ориентиром на этой абсолютно неприглядной местности. А то, что это был именно ориентир – Линда поняла сразу. Мужчина также подтвердил её догадки, дойдя до дерева и резко сменив курс движения вправо. Теперь они шли в другом направлении, что было немного непривычно, но вскоре она уже не обращала внимания – виды-то оставались прежними.

Хотя, не совсем прежними. Вдалеке прямо по курсу что-то высилось. Строение вроде-бы, или куча кустов в одной точке. Пока непонятно. Мужчина ещё ускорился, Линде пришлось переходить на быстрый шаг. Ей стало любопытно и страшно одновременно, что же это такое за сооружение? Земля под ногами будто завибрировала.

– Ой, что это? Землетрясение?

– У старых планет бывает нарушается физика вращения. Замедления и ускорения чередуются. Ничего необычного.

– А-а-а…, – протянула она, как будто понимая, о чём он. Дрожание земляных пластов под подошвами кроссовок будило в теле какой-то невнятный глубинный страх.

Вскоре она смогла различить детали: небольшой покатый холм, сплошь утыканный в хаотичном порядке кустами и цветами, словно сумасшедшая огромная щётка. А рядом с холмом покоились три застывших на веки вечные робота-разведчика. У одного из них были сняты наружные панели и торчали во все стороны провода. «Может, это его дом?» – подумала она. Изрядно запыхавшись, она едва поспевала за мужчиной. «Хотя как тут можно жить, это не планета, а тихий ужас». Собиратель, однако, ещё прибавил темп, чуть ли не бежал. А вот Линде пришлось.

У точки назначения мужчина будто прислушался, и вдруг резко перешёл на простой шаг, обходя холм к противоположной его стороне. Линда, тяжело дыша и спотыкаясь на каждом шагу, следом за ним обошла холм и встала как вкопанная: взгляду открылась очень больших размеров нора, уводящая вроде бы под землю. Внутренняя её часть была наглухо закрыта механизмом, похожим на металлические круглые двери из фантастических фильмов про косм. За самой дверью стоял знакомый до боли звук: «Ж-Ж-Ж!», – приглашал он. Пауза. «Ж-Ж-Ж! Подходи сюда!».

– Ой, что-то я не хочу туда идти, – перепугано засуетилась Линда. – Прошлый раз это всё плохо кончилось для меня, почти смертельно… Нет-нет, не хочу! Не могу!

– Придётся, дорогая, – процедил он. – Или ты собралась закончить здесь свою никудышную биологическую жизнь?

– Почему это никудышную? – она удивлённо моргнула. – Что это вообще такое? Куда оно ведёт?! – посыпались вопросы с умоляющими нотками.

Помолчав, мужчина решил ответить, пока было время:

– Переходник. Устройство для перемещения между планетами, оставшееся тут с давних времён. Когда-то здесь их было много. Сейчас почти все сломались, ввиду отсутствия технического обслуживания. Но некоторые ещё работают, вернее, срабатывают. При определённых условиях. Ты угодила в такой между вашим миром и этим… может, даже, в последний рабочий. Да… давние времена совсем… У вас тогда, наверное, даже не умели шнурки завязывать, потому что ботинок ещё не придумали. А здесь уже близился закат цивилизации. Вот такая история, дорогая моя.

– В смысле в последний рабочий? Это значит, обратно, что ли, я никак не смогу?

– Зачем чинить то, что мертво. О, – прислушался он к звукам за дверью, – сейчас откроется. Этот тоже полурабочий, панель управления сгорела. Вовремя успели. Не пришлось тут торчать ещё сутки, дышать оксидом железа. Не брал кислородные респираторы, так как изначально заворачивать сюда не планировал.

Не успела она ничего ответить, как металлические створки из восьми остроконечных лепестков, закрывающих проём, развело со скрежетом в разные стороны, осыпав землю трухой из ржавчины. Внутри показалась чернота и пустота. «Ж-Ж-Ж!», – пригласила она к себе.

Линда, было, заартачилась, но толчок в спину буквально забросил её в объятия механической черноты. Лязгнув зубами, она снова пролетела через пугающую темень, при этом задела подошвой железный проржавелый край переходника. Часть белой земной резиновой подошвы кроссовка навсегда осталась на Старой Мачехе.

«…Эх раз, да ещё раз, всё не так как надо…»

В этот раз приземление прошло гораздо мягче. Видимо данное переходное устройство было более-менее рабочим и стабильным, потому как таких ужасных последствий, как в первый раз, когда она чуть не померла от удушья, не возникло. Она вылетела прямо в траву, упав на четвереньки.

В голове лишь слегка загудело, к горлу подступила лёгкая тошнота, но в целом всё было в порядке. Трава была настоящей, зелёной и сочной, вокруг дул приятный лёгкий свежий ветер, шелестели и сновали туда-сюда мелкие разноцветные пташки, деревья шумели пышной здоровой листвой. Контраст был фантастическим: мёртвый мир – живой мир. Пустошь из песка и сланца – зелёное чудесно пахнущее изобилие; и всё это изменение в мгновение ока.

Но ничего из всего этого не было земным. Всё было незнакомое, чужое, и пахло по-другому. Даже трава отличалась, если приглядеться. Линда так и замерла, стоя на четвереньках, уставившись на траву, которой так долго не видела. По ней бегали цветные муравьи и жучки по, несомненно, важным жучьим делам. Один муравей уже спешил перенести кусочек листика через её большой палец, которым она случайно загородила ему путь. Линда обернулась – переходник никуда не исчез: с этой стороны выглядел он точно так же, как и с той – закрытые металлическими створками круглые двери, установленные в небольшом холме. Разве что выглядели более опрятно, без ржавчины и сколов.

Кажется, здесь было ранее утро.

Но она не могла этого принять. Её сознание не могло. И где она сейчас-то? В какой галактике?

– Да это всё какой-то бред! Бред сивой кобылы! Какие-то путешествия между мирами… это всё невозможно! Ни физически, ни математически, ни космически – никак! Невозможно перепрыгивать с одной планеты на другую, – ударив кулаками по траве, уверяла она себя и попутчика.

– Опять сивая кобыла. Пожалуй, надо будет узнать, что это за персонаж, – спокойно ответил собиратель. – Что же тебя так удивляет? Для плода в утробе мир – это околоплодные воды, а после рождения среда обитания принудительно меняется.

– Это не сравнение! – пересев с четверенек на пятки, возмущалась Линда, приняв объяснение в штыки. – Ребёнок – это естественно, это миллионы лет эволюции и генетической памяти. А вот это всё неестественно!

– Плохая динамика эмоций. Ты идёшь на конфликт со мной и лишь по той причине, что тебе не нравится ситуация, в которую ты сама себя затащила. Не стоит этого делать.

– Извини…те, – испугалась она, – я совсем не это имела в виду. Я не понимаю, как оно работает! И поэтому…, – не договорив, она замолчала.

– Поэтому делаешь меня виновным в твоей жизненной трагедии. Неверная интерпретация событий. Это лишь твоя проблема, дорогая, – спокойно закончил он, стряхивая пыль предыдущей планеты с одежды. Поправив рюкзак, он глубоко вдохнул свежий чистый воздух, осмотрелся, и принялся поднимать Линду под локти.

– Я просто хочу вернуться домой. Или хотя бы узнать, как это сделать. Это всё, что мне нужно, – уже всхлипывала она.

– Я, я, мне… Ты – кожаный мешок из молекул и микроорганизмов со слишком высоким самомнением. Прими это к сведению. Никому нет дела до того, что тебе нужно, дорогая. Это же жизнь. Знаешь как вьюжане говорят – тяжела жизнь снежной мыши, да ещё и хвост примёрз.

Он как будто забавлялся, но по его лицу нельзя было понять, шутит он, или всерьёз. Линду это без конца и края сбивало с толку. Она вообще не могла никак понять, как можно общаться, когда на лице ничего не отражается вообще, и в голосе нет никаких интонаций.

– Кто такие вьюжане?

– Потом узнаешь. Может быть.

«Щёлк!»

У неё на запястьях, вдруг откуда ни возьмись, сомкнулись два браслета, сведя обе руки вместе.

– Извини, дорогая, что обманываю твои надуманные представления относительно меня, но здесь нет ничего личного – просто работа. Идём, ибо время, – совершенно безэмоционально как робот проговорил он.

Линда, хлопая глазами, смотрела на свои руки, как баран на новые ворота. От браслетов потянулась тонкая стальная цепь, конец которой собиратель закрепил у себя на поясе, уже вовсю шагая прочь.

Цепь постепенно натянулась, и пришлось идти следом на поводу как этому самому глупому барану. Её мозг отказывался принять этот неожиданный факт пленения.

– Так нельзя! Что происходит? – в голосе зазвенела обида, горечь и возмущение. – За что?!

Внутри как-то всё оборвалось, упало и разбилось вдребезги. Не зная, что даже и думать, она начала всхлипывать. Потом громко расплакалась – не смогла сдержаться.

Её вели через густой незнакомый лес по хорошо вытоптанной тропе, по которой явно постоянно и много ходили. В любом другом случае Линда с удовольствием бы остановилась, разглядывая каждое дерево, пташку, цветок с интересом учёного-первооткрывателя. Но сейчас, пребывая в шоковом состоянии, не замечала ничего вообще, грубо говоря – ей теперь было на всё наплевать. Депрессия возвращалась аж бегом. Вокруг шмыгали крохотные птички, заливисто щебеча друг другу новости. Лес полнился новыми для чуждого уха звуками. Всюду деловито сновали рыжие зверушки с пушистыми большими ушами, отдалённо напоминающие крупных полевых хомяков. Приходилось поднимать ноги, чтобы ненароком не наступить на них. Те же вообще не обращали на людей никакого внимания.

– Планета Фея, если тебе вдруг интересно, – внезапно сказал он. – Фея – перспективная по всем геологическим и экологическим прогнозам, и текущим химическим параметрам. Орбитальная защита от астероидов и космического мусора представлена двойным кольцом газовых гигантов в системе. Нечасто такое бывает. Потому она весьма густонаселена. Может быть, ты тут и останешься, а может, и нет.

– Отпустите меня, пожалуйста, – всхлипнула она.

Нет ответа. Ничего личного, просто такова работа.

Так он и вёл её на цепи, как домашнее животное. Правый кроссовок не выдержал, лишившись части подошвы, и стал рваться. Это добавило к и так плохому состоянию изрядную долю пессимизма. Скоро подошва совсем оторвётся, и придётся ей шлёпать босой ногой, тут она наступит на какую-нибудь острую ветку, поранится и умрёт от гангрены… Где-то над головой в этот момент раздались гневные крики, посыпались листья и ветки – некие невиданные животные или птицы решили подраться и повыяснять отношения. Навыдумывав себе трагических картин, Линда окончательно расстроилась. А ведь ей только-только казалось, что всё налаживается!

Вскоре тропа расширилась, вышла из леса и влилась в настоящий тракт. И, судя по следам, по нему постоянно ездили. Собиратель шёл по обочине, Линда, натянув цепь на максимум, угрюмо плелась в пяти шагах следом. Лес вокруг них жил своей бурной молодой жизнью.

Послышался шум позади: что-то ехало. Она резко обернулась: небольшая повозка, запряжённая животным, похожим внешне на ламу, только крупнее, мощнее и с длинным хвостом. Повозка, однако, была из металла, но выглядела легко и изящно. Хотя колёса и подпрыгивали на дорожных ухабах и ямах, сама же повозка словно плыла, лишь слегка подрагивая. Видимо имелось какое-то погашающее тряску устройство. Линда даже на мгновение забыла о своих проблемах и уставилась с интересом на это действо. Лама-лошадь серо-зелёного цвета гордо просеменила мимо, тихо ступая мягкими лапами с широкими пальцами: на козлах сидел мужчина, чудаковатого вида, одетый в чистую и вычурную разноцветную одежду, прямо как матрац собирателя. На голове он повязал яркий цветастый платок. Поравнявшись, мужчина на козлах и собиратель молча переглянулись.

Когда же повозка обогнала их, оказалось, что к ней сзади прикреплена небольшая клетка. А в клетке, высунув босые ноги наружу и болтая ими в такт движению, сидел мальчик, лет тринадцати: взъерошенный и весь грязный, как и Линда, он жевал яблоко. Теперь их взгляды встретились. Нет. Мальчик тоже не земной. Но его, кажется, тоже «собрали».

– За что? Я же человек! Так нельзя! – опять заныла она.

Он не отреагировал на пассаж. Однако чуть погодя невопросительно бросил через плечо:

– Кто такой «человек», и что нельзя?

Линду вопрос поставил в тупик и надолго. Она перестала ныть, лихорадочно соображая адекватный ответ. Ушло на это немало времени, несмотря на простоту вопроса. Казалось бы…

– Ну, человек – это же… это же…, – в голове вертелись определения гоминид, приматов, человека разумного, род, вид, геном, неандертальцы, австралопитеки, законы вперемежку с научными открытиями, Конституция, в конце концов, с её правами и свободами, но всё это не подходило для ответа на вопрос. –… Вершина эволюции, личность. Социальное существо, субъект общества, защищённый законом! – выплеснула она всё, что придумала. – Человек – это я, Вы, мы все, и вообще так нельзя поступать! Я ничего плохого не сделала!

Он даже остановился от услышанного, посверлил её взглядом не как вершину эволюции, и молча продолжил путь. Она поймала его состояние, и замолчала. Да, прозвучало это всё наверно не очень убедительно.

Стало кое-что вырисовываться в плане её вероятного будущего. А они всё продолжали идти. Правый кроссовок «зачавкал», потеряв не так давно часть себя в переделке на другой планете. В течение последующих нескольких часов мимо проехала ещё одна повозка вперёд, также с клеткой и с человеком внутри – женщиной, лет пятидесяти, и ещё одна повозка, пустая, ехала назад. Извозчики молча переглядывались с собирателем, а Линда – с пленёнными.

Подключилась за компанию ушедшая было на дно сознания паника, и захотелось развести руки. Очень сильно захотелось развести руки, прямо сейчас. Правый кроссовок грозил вот-вот лишиться остатка подошвы. Хотелось есть, пить, спать, в туалет. Всё становилось скверным и ужасным. Она резко со всей силы рванула цепь на себя, ожидая чего угодно, только не того, что случилось: до того, как она начала производить действие рывка – собиратель упреждающе схватил цепь рукой и натянул её, приложив свою силу. Посему у Линды вышло лишь «перетягивание каната», абсолютно безуспешное. Как ей самой казалось, её мысль дёрнуть была спонтанной, но собиратель перехватил её, проанализировал и тут же совершил противодействие. И это всё в считанные доли секунды!

Он подтянул её поближе и заглянул ей прямо в глаза. На обычно безэмоциональном лице проступили едва заметные нотки суровости. Линду накрыло аурой опасности, взгляд каменной монолитной плитой упал на неё и придавил, она вся скукожилась в гномика, мочевой пузырь сжался, хотелось бежать без оглядки, но куда убежишь-то на привязи?

– Не глупи, вершина эволюции, мы уже почти пришли.

Поражённая, она прочитала в его странных тёмных глазах такой жизненный опыт, с которым ей соревноваться было просто безумием. Он опустил её на уровень никчёмного муравья, лишь взглядом. Испугавшись не на шутку, она заткнулась и послушно продолжила путь, раз за разом прокручивая в голове произошедшую ситуацию.

Линда не могла знать, что человек, именующий себя собирателем, собирает свой биоматериал не один десяток лет. Долгие годы оттачивания мастерства лова, доставки и контроля при постоянном риске для жизни развили в нём невероятные способности. Незачем ввязываться в бой, если можешь уловить враждебную мысль и попросту обойти врага стороной, и напасть из его же тыла первым. Незачем тратить время и изучать мимику и повадки каждой группы или расы людей в очередном новом мире, если можешь считать из чужого сознания – правду тебе говорят или ложь, что намереваются сделать или не сделать. А уж «спонтанные» действия своих многочисленных подопечных он много лет щёлкал как белка орехи. И это ничуть не прихоть или какая-нибудь мистика. Нет, это способ выжить в сложившихся условиях. Выжить и делать свою работу хорошо.

И Линда, конечно же, не могла знать, что за такие выходки собиратель обычно своих подопечных хорошенько наказывал. Но в этот раз он почему-то решил, что это излишне. Заглянув ей в глаза, из разных вариантов, имеющихся у него в арсенале, он выбрал позицию так называемого «дружеского терпения», как самую на его взгляд сейчас оптимальную. Девчонка просто молода и невозможно глупа, он не увидел смысла применять физическое насилие в воспитательных целях.

А может, ему просто надоели её бесконечные слёзы и нытьё, а силовым воздействием накал эмоций только усилился бы.

Так в молчании, думая каждый о своём, они свернули к вдруг оказавшемуся у них на пути перекрёстку. От него вглубь леса уводили множество кривых и запутанных тропинок; по правую руку неподалёку имелись ещё несколько развилок, и слышался шум большой воды.

Прямо как в сказках, перекрёсток дорог пасла банда. Только сказкой это не было.

Двое расположились в тени деревьев, особо не скрываясь, и ещё один – прямо посреди дороги, нагло взирая на проезжающих, поигрывая довольно внушительным старинным пистолетом, похожим на дуэльный, с удлинённым стволом и резной засаленной рукоятью. Его квадратная ехидная морда всем своим видом говорила, что придётся платить за проход. Чем-то они отдалённо напомнили Линде земных пиратов из приключенческих фильмов. Мужчина, стоявший на дороге, был разодет в пёструю тканевую одежду всех цветов радуги. Голову плотно облегал яркий кроваво-красный платок, на ногах разноцветные сапоги – жёлтый и зелёный. Похоже, здесь все одевались ярко и броско. Во взгляде смешались корысть и алчность вперемешку с наглостью. Двое других одеты были поскромнее, в более щадящие глаз тона. Линда ощутила на себе неприятные жадные взгляды, и душа у неё ушла в пятки.

– Ажно, почём товар продашь, о, Великий собиратѣль? – заявил разноцветный пират, делано поклонившись, устраивая театральное представление. – Онакыи прѣкрасьныи биопрофиль, елда, сторгую за пару елданых чёрных карт! Якорь мьнѣ в зад, коли вру. – Дуло старинного пистолета уставилось на собирателя. Тот вообще никак не отреагировал. А вот у Линды глаза полезли на лоб. Пират почему-то говорил на древнерусском языке. Вернее, на какой-то смеси из древнерусского, русского и матерного.

Что тут вообще происходит?

– На руки не продаётся, – собирателем был брошен крайне резкий, как укус змеи, ответ. Сквозь зубы. Линда при этом громко выдохнула. – Иди и покупай в общем порядке.

– Блевотное ведро! Всем елданые карты надобѣть, а этому нѣт! Вздоръ! Вселенная предлагает тєбѣ още один вариант, елда, – ехидно оскалился пират, показывая ряд отсутствующих зубов. – Мы товарчик твои выимаша, а ты, о, Великий, неколи, того, дажь пожити останешься!

– Вселенная удивлена, что ты бросаешь вызов собирателю всего с двумя патронами в барабане, – глядя на всех троих, переводя взгляд от одного к другому, от другого к третьему, ответил он. – Так что давай без этого всего обойдёмся, я и так устал сегодня от разговоров. Намаялся.

– Ладно, ладно, не залупывайся…, – отозвался пират более мягко, переминаясь с ноги на ногу. – Днесь нам наскучило, елда, тут стоѧти. За день по нулям продаж, ни одной шлёнды не прикупил. Аже ты решил продать мнѣ бабу, а уж я бы възѧша, и ты был бы вельми довъльныи, единако я!

– Не погружай меня в свои никчёмные людские проблемы.

– Э-э, Бор, да пропусти ихъ, со звѣрѣм нельзя съплѣтатисѧ…, – донеслось опасливо из-за дерева. – Он же звѣрь – нас наизнанку того, и скрутит в сучию трапезу, и буде жрать още послѣжде… и души наши сожрѣтъ.

Бор, опасливо, но и не без сожаления отошёл, пропуская пыльную делегацию. У Линды стучали зубы от страха и бегали по коже не мурашки, а целые муравьеды. Она напридумывала себе всякого, и всё придуманное складывалось скверным образом. Особенно последняя фраза пирата за деревом не давала ей впоследствии покоя.

Собиратель невозмутимо обошёл банду, разумеется, без оплаты прохода, и спустился по одной из развилок, уводящей вниз от тракта. Линда превратилась в мышку в пасти у кошки, боясь лишний раз пошевелиться: может быть, кошка подумает, что мышка сдохла, и потеряет к ней интерес? Пропетляв минут двадцать промеж буйной растительности и пышных деревьев, они вышли к большим каменным сооружениям, поросшим зелено-голубоватым мхом, в виде полых кубов, как пчелиные соты расположенных вплотную друг к другу, и в которые откуда-то сверху с рваного обрыва лилась вода, наполняя их, и, затем, переливаясь, текла дальше вниз уже обычным половодным ручьём. Линда ныла не переставая, невероятно раздражая уши собирателя.

– Лесные купальни Феи. Хорошо, сегодня никого здесь нет. – нарочито спокойно сказал он, собирая цепь. Его голос вернулся в прежние до сегодняшнего дня тона, к которым она было привыкла и даже доверяла. Добравшись до её запястий, отстегнул браслеты. Линда сразу же развела руки в стороны, хмурясь, и потирая запястья, с опаской заглядывая ему в глаза.

Убегать она даже и не помышляла. Эта мысль теперь уже выглядела совершенно нелепой, тем более те трое никуда с дороги не делись. Да, и этот прекрасный мир оказался весьма опасным и враждебным. А другие вообще бывают?

Линда решила просто и безропотно делать всё, что он говорит.

– Я тебя есть не собираюсь, не бойся. Слухов и сплетен обо мне ходит много, и почти все они – полная дурь.

Хотя потрошить врагов ему иногда приходилось, что уж там говорить. Ну, может даже и не иногда, а частенько. Ну ладно, бывало, что приходилось в тяжёлые времена есть всякое. В том числе и врагов. Но это редко. Обычно он всегда запасался питательным порошком. Но он решил не упоминать об этом, чтобы не портить и без того плохой день. Ему не нравилось, что девчонка постоянно ноет и выводит его на диалоги. Подозрительно много он с ней разговаривает. Обычно он так никогда не делал.

Собиратель присел, открыл свой большой рюкзак, порылся там и достал новый свёрток. Развернул. Внутри прятался пучок травы, сплетённый в плоскую лепёшку и перемотанный нитками.

– Здесь привал. Это мыльная трава. Раздевайся, лезь в купальню и отмойся как следует. От вершины эволюции невыносимо смердит, уж извини, дорогая, за прямоту.

Она прокраснела даже сквозь слой налипшей на неё грязи, и ушла с травяной мочалкой к этим странным купальням. Похоже, его весьма забавляла эта фраза из предыдущего их конфликта. Линда уже сто раз пожалела, что произнесла её. Но, слово – не воробей…

Выбрав самую дальнюю, принялась раздеваться, искоса поглядывая на своего попутчика. Тот занимался лагерем и не проявлял к ней вроде бы никакого интереса. Подошва кроссовка оторвалась на девяносто девять процентов, вися лишь на честном слове. От снятой обуви резануло в глазах – носки воняли как будто их достали из канализации ада. Футболка к телу практически приросла, стащить её удалось с треском. Штаны ниже бёдер тоже приклеились к ногам. Стягивая их, она умудрилась порвать одну штанину по шву. Обе ноги покрывала непонятная кожная сыпь крупными розовыми пятнами, которые вдобавок нестерпимо чесались. Можно ли это всё отстирать, это вопрос. Освободившись, она осторожно полезла в купальню. Отнюдь не глубокая, и уровень воды приходился чуть ниже её бёдер, сама же вода была приятной, и не ледяной, как предполагалось. На Земле горные реки всегда холодны. Но где теперь та Земля…

Лесной душ был чем-то умопомрачительным. После предыдущей безводной планеты, он казался неким мистическим божественным явлением. Линда подползла к ниспадающей воде и села ровно под струю, ловя ртом живительную влагу. Её наверняка же можно и пить: она уже даже и забыла, в свете последних событий, как ей хочется пить. По сравнению с масляной жижей, эта водица была просто божественным нектаром.

Ощущение блаженства разлилось по её измождённому телу. Набухшая от воды травяная мочалка увеличилась в размере, покрываясь лопающимися пузырьками. Линда бережно потёрла левую руку – тут же мочалка вспенилась и оставила пену светло-зелёного цвета, пахнущую свежескошенной травой с едва уловимым ароматом цветов. Посидев немного без движения, не веря своему счастью, она подскочила и ринулась в бой с грязью, усиленно обтирая себя во всех местах, вызывая обильную пену, пока вся ею не покрылась с ног до головы как светло-зелёное облако. Даже все вместе взятые предшествующие события не смогли испортить ей это удовольствие.

Как мало надо человеку для счастья! Жирная масляная плёнка растеклась по поверхности воды причудливыми разводами.

Довольно фыркая, она пятый раз подряд мыла голову, десятый раз тёрла спину, счищая с себя навсегда всю память о Старой Мачехе – песок, жир и грязь той планеты. А после, устав, села под струю воды, подставив ему свою спину и шею, и ушла в медитацию, слушая, как бурлит поток и приятно массирует её спину.

– Хватит, вылезай уже, – донеслось поблизости снова без эмоций. Собиратель положил на край купальни сложенную в квадратик ткань серого цвета, а сверху на неё – две кожаные мокасины явно ручной работы. Мочалку забрал, как и брошенные жалкими комками грязные вещи, и снова ушёл, не удостоив купальщицу и взгляда. Это даже несколько обижало. Всё-таки, будучи молодой красивой девушкой, ей хотелось мужского внимания, а не когда вот так вот, как будто она какая-то столетняя старуха. Да и он, в общем-то, был симпатичным мужчиной на её взгляд.

Линда встала, делано хмурясь, перелезла через край и развернула квадратик. Туника, или простое серое платье. Ткань напоминала грубый лён, только не мнущийся. Разобравшись где зад, где перёд – сунула в прорезь голову и надела. Туника покрывала колени, была просторной и, невероятно безразмерной, посему пришлось подвязывать лишнее поясом, нашедшимся в единственном кармане. Мокасины она взяла в руки, не став надевать их на мокрые ноги.

Спустившись, она увидела знакомую картину: костерок, чашки, ложки, аромат еды, и зовущий отдохнуть весёлый разноцветный матрац. Хорошо, когда есть что-то знакомое! Когда есть к чему и куда возвращаться, к чему-то, что ты хорошо знаешь. Это ценный дар!

– А где же моя одежда? – спросила она.

– Сжёг.

– Я думала постираю…

Она села, всё ещё с опаской поглядывая на попутчика, но тот вообще не вызывал никаких опасных ощущений. Сидел по-турецки, помешивая ложкой кашу, как ни в чём не бывало. Она отметила, что он тоже умылся, на его мокрых волосах серебрились капли, когда на них попадал солнечный зайчик.

– А как это так – Ваш переходник не исчез, а мой исчез, когда я сюда попала? – принявшись за еду, решила она разрядить обстановку вопросом, который долгое время её мучил.

– Он не исчез. Долго объяснять. Вообще есть односторонние и двусторонние переходники. Наверно твой был односторонним и не совсем рабочим. Как ты умудрилась вообще такой найти – удивительно. Наверно законсервировался в подходящих условиях.

Она аж забыла есть, представляя себе все эти переходы между мирами…

– А как вы все говорите на моём языке? – не унималась Линда.

– Не много ли вопросов за день, дорогая моя? – однако продолжил. – В мозг имплантировано переводное устройство. Здесь у всех в наличии, у кого есть деньги. Так запрограммировано, и так заведено, что выбирается тот язык, который будет понятен большинству в группе. В базу заложены сотни тысяч употребляемых известных языков, но можно пополнять самостоятельно, вытаскивая из речи собеседника – это, конечно, сложнее, и переводчик такой стоит дороже, ну и намного больше времени займёт. Ну и надо чтобы была при этом связь с сервером, для записи. Твой язык в базе, потому что, очевидно, ты не первая.

– Так эти… пираты, они же на каком-то странном древнерусском говорили. Как же так, ведь я древнерусский не знаю, у нас так уже не говорят тысячи полторы лет.

– Да просто у них нет связи с сервером. Либо сильно устаревшая версия переводчика и база не обновляется. Вот и выбрался более подходящий к пониманию для тебя язык.

– Из речи вытаскивать… это же эта, как её, телепатия? – умоляюще. – Это реально существует?

– Хватит приставать. Много будешь знать – плохо будешь спать. Природное свойство мозга у некоторых рас. У одних есть, другие только встроенными базами пользуются. У кого и переводчиков нет – те только один язык знают, дикари в общем. Как ты, например.

Вот так живёшь, и думаешь, что ты один во всей Вселенной. А с другой стороны, оказывается, кипит разнообразная жизнь.

Он встал добрать ещё веток для костра, а точнее, чтобы оборвать диалоговый штурм. Но не помогло.

– Я просто хотела понять, как работают эти переходники между мирами. Для себя узнать, чтобы вернуться обратно!

– Ты хочешь… (он запнулся, ища в словаре языка Линды подходящее слово) ликбез? Ликвидацию безграмотности. Хм, давай. – Он принял вызов. – Для человека, типа тебя, живущего в трёхмерном пространстве длины, высоты и ширины, и которому четвёртое измерение – пространство-время – только рабочая гипотеза, это будет сложно понять. А здесь это не гипотеза, а полноценный образ жизни. Пока для тебя четвёртое измерение не доступно, ты охватить своим сознанием многомерность не сможешь. Твоя жизнь в пространстве-времени в твоём мире протекает линейно: из точки рождения ты идёшь к точке смерти, фактически не имея возможности влиять на события, изменяя их длину или скорость.

В одном из наших миров, древние изобретатели научились работать с четвёртым измерением, сворачивая плоскости пространства и времени так, чтобы преобразовывать неудобные межпланетные расстояния в узлы. К примеру, мне, живя в твоём линейном трёхмерном мире, чтобы переместиться от Старой Мачехи к Фее потребуются сотни тысяч, если не миллионы лет непрерывного движения из одной галактики в другую через открытый космос. Это невозможно, естественно, осуществить. В моём же многомерном мире это занимает мгновение потому, что определённые, так скажем, области пространства-времени искривлены в выбранных путём тщательных вычислений точках механизмами деформации, которые сворачивают эти области в пространственно-временные узлы.

– В смысле что, можно взять и удалить кусок пространства и времени в космосе, так чтобы он исчез?!

– Не удалить, исказить. По формулам проекционного переноса. Первый пространственно-временной узел, или по номенклатуре – ПВУ, построили посредством изучения поведения ближайшей массивной старой чёрной дыры, которую назвали Примой, и которая была более стабильна в своём гравитационном поведении из всех наблюдаемых. Разработчики скопировали её естественную природную функцию искажения пространства-времени, после чего процесс несколько десятков лет изучался, просчитывался и оцифровывался, для этого применялось многократное квантовое моделирование на гигантском суперкомпьютере, размером с небольшую планету из-за необходимых для этого мощностей… Пришлось потратить невообразимое количество ресурсов, но в итоге просчитать удалось и построили на основе этих параметров первый механизм деформации, фактически искажающий пространство и время, но в заданных координатах, а через многократную симуляцию довести объект до нынешнего рабочего состояния. Потом построили второй, соединили их, и стало возможно в один заходить – в другой выходить. После этого строительство ПВУ стало повсеместным, ну а переходник, которым мы пользуемся – это просто цифровая проекция ближайшего ПВУ в пространстве космоса. Его на самом деле как бы нет здесь.

Линда затаив дыхание, словно окаменела.

– Короче, мы перемещаемся по системе ПВУ, минуя развёрнутое пространство и время в космосе, физически деформируя или искажая эти мерности, если это необходимо. Надеюсь, доступно объяснил? Упростил как смог.

Линда поняла ровно четверть из того, что было сказано. Часть слов она не знала вообще, плюс иногда не туда выставленные ударения делали незнакомые слова совершенно непонятными. Но общий смысл уловила.

– Получается, деформируют пространство… чёрные дыры, которые в космосе? –попыталась она понять суть.

– В целом, да. Но чёрная дыра искажает только область вокруг себя самой, поэтому механизм деформации встраивают к границе её горизонта событий, и он просто копирует параметры искажений, преобразует их и направляет сведения в центр управления, там их перепрограммируют в очередной ПВУ, ПВУ подключают к общей системе, задают координаты, и он начинает проецировать себя через цифровую проекцию по форумам проекционного переноса в заданную область. А так как чёрные дыры в огромном количестве обретаются по всему пространству космоса и во всех наблюдаемых галактиках, то ПВУ построили уже очень много. Завершающим действием в этой системе является строительство самих физических оболочек – переходников в заданных центром управления точках непосредственно на планетах, это для удобства физических перемещений. По сути, это симбиоз чёрной дыры, механизма деформации и центра управления.

– Это… очень… сложно всё…

– Вся эта система переходов называется Космической проекционной сетью, или КПС. КПС сейчас раскинута по всей ближайшей наблюдаемой Вселенной. Точкой наблюдения считается центр управления, если что.

– Почему мы с Землёй не входим в КПС тогда?

Он глянул на неё исподлобья:

– Чем ты слушаешь. Раз ты сюда попала, значит «входите». А почему на данный момент отключены – это другой вопрос, надо узнавать в центре управления, я наизусть их документацию не знаю. Вероятно, были какие-то объективные причины. Но, так часто бывает. Сегодня отключены, завтра снова в деле.

Линда покраснела:

– А у нас сейчас запускают марсоходы, по прямой они полгода летят туда и потом полгода обратно, некоторые даже достигали Марса. И на Венеру мы отправляли аппараты, – Линда не знала, что ещё рассказать. – Ещё мы запускали в космос человека, а американцы высаживались даже на Луне – спутнике Земли, там нет атмосферы. И ещё мы запускали пилотируемые стации, которые летают на околоземной орбите. Вот.

Собиратель не ответил. Возможно, это его не впечатлило. И наступила долгожданная для него тишина. Но ненадолго.

С едой было покончено, он снова сам всё собрал. Помощь Линды не принимал. Вероятно, не хотел, чтобы кто-то другой прикасался к его вещам.

Линда же смотрела на него, раскрыв рот:

– А есть ещё измерения, кроме четвёртого, другие?

– Есть, конечно. Но это слишком сложно для твоего понимания и в те мерности никто не суётся без острой необходимости, и даже с острой необходимостью мало кто суётся. Лучше бы тебе поспать. День будет сложным для тебя, а если ты не выспишься, ты снова начнёшь ныть.

Линда молча улеглась на матрац, переваривая поступившую информацию, чувствуя себя полным дилетантом во всех вопросах. Ей показали хвостик истины, к которой она не была готова. Если потянуть за хвостик, можно вытащить целого слона. И что с ним потом делать, чем кормить?

– А что там, в пятом измерении? – шёпотом спросила она.

– По вашей терминологии – Бог, ну, или боги. Там уже нет количественных характеристик, только качественные. Те, или тот, кто контролирует эволюцию и расширение Вселенной, или, простыми словами, общее глобальное уравнение Вселенной со всеми его переменными, регулируя их по мере необходимости.

Некоторое время она просто ошарашенно смотрела на него.

– А по вашей?

– По нашей не упоминают этих имён всуе. На всякий случай. Слишком близко, понимаешь ли.

Разговор, пусть и о таких, казалось бы, жутких первозданных вещах давал ей чувство безопасности. Ложное или нет – не важно. Закрыв глаза, она начала плавно переходить в сон, и вскоре сладко заснула, в чистоте и безопасности.

– Давай руки.

– Я не буду никуда убегать! Я пойду следом и всё, клянусь! – выпалила она.

– Не в этом дело. Если ты не поймана, значит ничья, и доказать своё право на тебя мне будет сложновато. Потому ты потеряешься, потом пропадёшь. А мне это не выгодно. Позже поймёшь, короче.

«Щёлк!» – запястья охватили браслеты. Цепь собиратель пристегнул к поясу и молча двинулся обратно к тракту. Линда обиженно поплелась следом, шлёпая новыми мокасинами из чьей-то кожи. «Позже поймёшь», – пронеслось у неё в голове его голосом.

День тянулся здесь необычно долго, но всё же близился вечер. Стало быть, она проспала не так уж и долго. Вернувшись на тракт, они продолжили движение в своём первоначальном направлении. Постепенно у дороги стали появляться указатели. Что на них было написано – она понять не могла, какие-то значки и закорючки, кружки и разноцветные квадратики. Через дорогу то и дело перебегали семьями рыжие ушастые хомяки, и иногда целыми стадами разнообразные пугливые лесные звери. Путников то и дело настигали повозки, запряжённые ламами с длинными хвостами. Туда и обратно.

– Можно последний вопрос? Пожалуйста, – выпрашивала она.

– Точно последний? Ладно, давай. И больше не приставай, я что-то очень устал от тебя.

– А как так получается, что у вас изобрели такие всякие сложные устройства, я видела у тебя маленький телевизор. И эти переходы между мирами в космосе, и вот эти повозки и многое другое, а всё тут выглядит так, как будто это средние века, и всё ещё не развилась цивилизация…

– Это называется планшет. Я же тебе сказал, что лишь в одном из миров древние додумались до устройства переходников и обслуживающих их устройств. А здесь люди лишь пользуются их достижениями. Миров теперь пересекается огромное множество, и все они разных уровней развития: где-то первобытность, а кто-то уже прошёл и технологические стадии. Когда все начинают перемещаться и встречаться в одной точке, то перенимают что-то друг у друга – вещи, опыт, культуру, традиции. Например, могут купить планшет и робота-разведчика, обменяв их на драгоценные металлы или шкуры экзотических животных, или на других людей. Здесь всё перемешано, потом увидишь. Надеюсь, ты от меня на сегодня отстала? – отрезал он.

Отставать она не собиралась. Кажется, он уже стал об этом догадываться.

Издалека волнами нарастал густой шум. Линда всё вслушивалась – то ли это водопад, то ли что-то другое, большое и шумящее. Но, спустя какое-то время, стало понятно, что это никакой не водопад – это шум голосов весьма большого количества людей.

Тракт пошёл под уклон, и она уже отчётливо различала именно голоса. Как будто подходишь к большому стадиону, когда там уже в самом разгаре футбольный матч. Ей стало немного не по себе, после всей этой тишины и вынужденной уединённости. К тому же, что там за город – неизвестно… и что её ждёт? Она ведь по-прежнему не знала его планов насчёт себя.

Постепенно по обочинам тракта стали встречаться пустые повозки, густо «припаркованные» по обочинам. Попадались и деревянные крытые повозки, и открытые телеги, напоминающие земные простые деревенские, и даже что-то вроде карет, украшенных резьбой, как и «безлошадные» самоходные машины, изредка мелькали даже автомобили. Здесь имелись, похоже, все возможные варианты передвижения, какие вообще можно было изобрести. Людей становилось всё больше. Одни запрягали лам, другие распрягали, кто-то просто стоял и лениво ждал, кто-то спал в тени деревьев. Люди были людьми, но разных рас, а может быть и разных видов. Отличий можно было найти предостаточно, как в форме черепов, длине конечностей, росте, так и в цвете кожи.

Шум всё усиливался. Теперь ей казалось, что это не просто город, а гигантский человеческий муравейник. Судя по гулу голосов – там могли быть сотни тысяч людей единовременно.

Чем ближе к городу подбирались путники, тем меньше свободного места было на обочинах. Повозки стояли буквально одна на другой: приходилось часто протискиваться между ними. Линда хлопала глазами по сторонам, рассматривая разнообразных людей. Всевозможные варианты одежды поражали воображение: от треугольных юбок и обтягивающих эластичных костюмов до шкур животных. Взгляд Линды упёрся в крупную высоченную женщину, у которой на здоровенных грудях болтались неприличных размеров бусы из белых ракушек, гремевшие в такт её движениям, а рыжие лохматые волосы и форма лица чем-то напоминали реконструкции лиц неандертальцев в одной археологической статье в газете, которую Линда читала не так давно в автобусе. Может это и не ракушки в бусах, а чьи-то косточки? Например, зубы какого-нибудь саблезубого хищника. Однако грозный вид первобытной женщины, облачённой в полосатое тигровое платье, не сочетался никак с тем фактом, что в своих руках она держала сенсорный планшет, в котором выискивала для себя информацию крупными корявыми пальцами. Линда ещё никогда не видела такого невероятного несоответствия образов: копьё в одной руке и планшет в другой – что может быть страннее?

«Не пялься так на других, иногда это опасно», – пронёсся у неё в голове голос собирателя.

«Она сюда, случайно, не на мамонте приехала?»

Он не ответил, наверно не оценил шутку.

А дальше случилось мельтешение лиц, вещей, повозок, животных, товаров, роботов и техники. Количество людей становилось просто пугающим. Они или бродили большими группами, или слонялись сами по себе. И не все они были и людьми, в общем-то. Линда понимала, что многие тут и не гоминиды никакие отряда приматов, как она, но всё же их можно было называть людьми, и она решила, что для неё это всё равно люди. Не важно, из какой ветви они эволюционировали. Билатеральная симметрия присутствовала у всех, и это успокаивало глаз.

Одни вели на привязи животных, другие на цепях людей, как и её. Сновали торговцы, предлагая всё, что угодно. В толпе ездили или ходили роботы, делая объявления, выдавая предупреждения, выписывая штрафы или занимаясь торговлей, отбирая хлеб у торговцев-людей. И вот тут Линда поняла, что начала теряться, как он и предупреждал. Вокруг всё гудело, кричало, требовало, шумело, продавало и продавалось. Она видела, как антропоморфный двухметровый робот одевал наручники хулигану, зачитывая нормы поведения механическим голосом, а тот неистово спорил в ответ.

Мощный гул города всё нарастал. Стоило ей посмотреть в сторону и замешкаться – спереди уже кто-то натыкался на их связующую цепь и смачно ругался.

Оказалось внезапно, что так ненавистная пленительная цепь превратилась в спасительную и связующую… Зависит от того, под каким углом на неё смотреть.

Если бы она шла одна, то потерялась бы ещё минут двадцать назад. Но ещё что более вероятно – её бы давно украли. Она постоянно натыкалась на оценивающие взгляды в свой адрес, и её каждый раз пробирал холодок. Темнокожий торговец в большой соломенной шляпе налетел на неё с предложениями купить зажаренных рыжих хомяков с большими ушами в ароматных специях. Линда в ужасе отпрянула, попытавшись улыбнуться, но вышло это улыбкой ужаса.

Только сейчас до неё дошло, при виде нанизанных на шампуры хомяков, что собиратель спас ей жизнь уже как минимум три раза. Первый раз на Старой Мачехе, второй раз на перекрёстке, третий раз прямо тут, в толпе. После осознания этого факта, она несколько изменила своё отношение к нему, и даже малость пересмотрела своё поведение.

Наконец, широкий тракт закончился у невероятных размеров каменно-металлического моста. Сам мост был коротким, и упирался прямо в серо-белые врата города, своей высотой которые могли бы посоперничать с двадцатиэтажным домом. Такие у Линды были ассоциации. Врата были открыты настежь, а за ними сплошь всё было забито людьми и вьючными животными. Шум стоял невообразимый. Похоже, что там проходило какое-то действо, длящееся бесконечно.

Внезапно мокасины Линды ступили по металлу: в дорогу оказалась вмонтирована толстая стальная решётка, под которой что-то механическое жужжало и мерцало то тут, то там дьявольским красноватым светом. А сверху над головами на стальных тросах перемещались угрожающего вида роботизированные камеры, постоянно сканирующие дрожащим красным светом толпу.

«Это сканеры здоровья. Если ты больна заразными для других заболеваниями, тебя примагнитит к решётке, и ты не сдвинешься с места, пока не приедет бригада санитарной изоляции», – прозвучал его голос.

Сканер пробежался по Линде красным дрожащим светом – она задержала дыхание. Но к решётке её не примагнитило, и она облегчённо выдохнула. Путники продолжили движение. А затем встали в очередь. Даже не так – в ОЧЕРЕДЬ. Такой очереди Линда ещё никогда не видела, хотя в её мире они были весьма длинными и постоянными. Запахи, люди, крики, голоса, вещи, животные, разнообразие языков, жестов, эмоций – этот красочный набор из палитры сумасшедшего художника откровенно пугал и изматывал. Она вдруг сама подобрала связующую их цепь, смотав её, и вцепилась собирателю в рюкзак, встав рядом с ним намертво как приклеенная. Каким бы он ни был – но кроме него она никого здесь не знала. Если он куда-нибудь вдруг исчезнет – это будет конец для неё.

Очередь хоть и быстро двигалась, но народу было тьма-тьмущая. Без очереди проталкивались карлики с бородами по пояс, считая, что они не должны стоять как все и у них есть привилегии, а ними спорили из очереди на повышенных тонах, не давая пройти. Цвета кожи, глаз и волос вообще били все возможные рекорды своей разнообразностью; про одежду и говорить нечего. Количество человеческих рас поражало воображение.

Сам мост начинался с большой металлической рамки, в которую было встроено множество мелких экранов, датчиков, сенсорных панелей, а сверху над всем этим нависали огромные плоские экраны, транслирующие виды с камер в разных частях моста и у входных врат. На всех экранах сплошь везде было живое мельтешение. Разобрать там что-то было невозможно. Всюду сверху зависали камеры-роботы, постоянно мониторящие происходящее своими выпуклыми глазами-линзами.

Металлических рамок было штук пятьдесят – от одного края моста до другого, и в каждую стояла своя длиннющая очередь из нетерпеливых, толкающихся и ругающихся людей. Из каждой рамки то тут, то там вещало механическим голосом на всевозможных языках.

Наконец и их очередь подошла, собиратель поспешно подошёл к панели на рамке, встав у жёлтой разделительной полосы. У Линды к тому времени уже кругом шла голова. Пикнуло и на экране загорелось меню. Она заглядывала собирателю через плечо, наблюдая с вымученным интересом за процессом, стараясь что-нибудь запомнить на случай, если пригодится в будущем, но, кажется, это было бесполезным занятием – ничего понять она не могла.

– ВРАТА ФЕИ. ИДЕНТИФИКАЦИЯ, – вдруг завопила рамка механическим голосом на русском. Линда аж дёрнулась от неожиданности.

– Харон-2059, – ответил мужчина, смотря в экран. С той стороны на него тоже смотрела встроенная камера. Некоторое время механический мозг что-то считал, на экране бегали шкалы поиска данных и чисел.

– ИДЕНТИФИКАЦИЯ – УСТАНОВЛЕНО. ЦЕЛЬ ВИЗИТА.

– Привод.

Снова просчёт. Мерцание, проверка информации.

– А как оно говорит на русском языке? – прокричала ему в ухо Линда. Её трясло. Она попала в далёкое будущее, но это оказалось совершенно не весело. В лесу было проще и спокойнее.

«Механизм выбирает язык, который понимает большинство человек в группе», – ответил он у неё в голове. «Я же тебе уже это объяснял, не приставай сейчас».

– ПРИВОД – УСТАНОВЛЕНО. АНАЛИЗ ДНК.

В рамке открылась ниша. Собиратель взял Линду за руки, выбрал её большой палец и сунул его в отверстие.

– Ой, – вздрогнула она. Палец он сразу вытащил, на нём набухла капелька крови. Панель закрылась, машина принялась считать и обрабатывать.

Замелькали данные, с бешеной скоростью перебираемые электронным мозгом. У него это заняло около пяти минут. Сколько там было данных – страшно себе вообразить.

– АНАЛИЗ ДНК – УСТАНОВЛЕНО. БИОЛОГИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ НОМЕР 1 500 105. ВРАТА 59. ТИП – ПЕРЕСЕЛЕНИЕ. МЕТОД – ПРЯМОЙ ТОРГ.

У рамки моста внезапно пропало некое поле, закрывающее проход в город, которое Линда сразу даже и не заметила. Просто перестало электризоваться пространство в проёме.

Собиратель смело направился в открывшийся проход, а Линда, вцепившись ему в рюкзак, следом. Она обернулась – неведомое электрическое поле за ними появилось снова. Интересная дверь.

– Весьма неплохо. Тебе вселенски повезло. Я даже знаю кое-кого из тех мест. На Фее ты, конечно, не останешься, но это тоже весьма впечатляюще.

– Меня будут куда-то переселять?

Нет ответа.

– А что такое «прямой торг?»

Ответа нет.

VI

Вскоре начался кошмарный ад, или адский кошмар. Как хотите. Как-то давно, хотя и в другом мире, ещё ребёнком Линда с родителями летала в такую страну под названием Индия, и тогда ей казалось, что это самое густонаселённое место во Вселенной. И, будучи человеком по своей натуре уединённым, даже, можно сказать, несколько утончённым, пришлось ей там ой как непросто. Проехавшись несколько часов зажатой в жутком душном автобусе, битком набитым странными людьми, которые делали не менее странные вещи, например, жевали бетель, от чего их сильно тошнило прямо в этом самом автобусе, она поняла, как примерно выглядит преисподняя.

Но Индию она люто ненавидела из-за другого. Из путешествия вернулась она одна, а её родители – нет. Вспышка холеры забрала две чуждые этой стране жизни, оставив её одну навсегда.

Теперь же та далёкая страна контрастов казалась провинциальным пустым местечком, по сравнению с этим.

Путники прошли мост и стали пробираться к вратам. Именно пробираться. Маневрируя меж разнообразными людьми, прошедшими свои рамки и ринувшимися в город как полноводная река, им буквально приходилось прокладывать себе дорогу в толпе. Такая же река, чуть поменьше, текла обратно из города. Со всех сторон кричали, звали, ругались, смеялись, толкались, дрались, продавали и покупали. Пару раз её толкнули локтями по рёбрам, один раз она получила случайно по голове какой-то корзиной, и уже раз пять ей наступили на ноги. И это ещё даже они никуда не продвинулись. Линда ещё пуще вцепилась в рюкзак собирателя, дыша ему в шею. Сколько раз ей уже облапали зад в толпе, даже не посчитать в таких условиях.

Собиратель же невозмутимо и бесцеремонно прокладывал себе путь, выбирая лучшие варианты для движения. Люди пытались обойти его, сами уходя с дороги, даже если шли к нему спиной. Они будто попадали под его ауру опасности и резко инстинктивно меняли направление движения.

Уже у самих входных врат человекопоток стал просто эпическим: люди переходили туда и обратно гуськом, попадая в нужную струю. У одних были вещи, у других – звери, у третьих – другие люди и товары, сверху носились роботы-камеры, в попытках мониторинга происходящего хаоса. Путники пробрались к очереди, которая, казалось, чуть быстрее продвигается в город. Встав туда, Линда ощутила, что уже давно не идёт своими ногами, а её просто несёт в потоке, со всех сторон прижатую людьми. Это был какой-то тихий ужас. Из-за такого издевательства над её личным пространством принялась раздуваться истерика: зажатая, она не могла даже нормально пошевелиться. Шум вокруг стоял настолько всеобъемлющий, что ей пришлось бы кричать во всё горло, чтобы что-то сказать собирателю.

«Дорогая, прекрати паниковать, пройдём врата и будет легче», – спокойно сказал он у неё в голове.

Немного помогло. Но только немного. Она уткнулась лицом ему в рюкзак, заткнула уши пальцами и постаралась отключиться от окружающего, просто переставляя ноги, куда несло, не обращая внимания на руки, хватающие её за разные части тела.

В таком режиме они двигались около часа. Когда Линде уже стало казаться, что она полностью спеклась, и сейчас упадёт, будет биться в истерике и орать, наконец, обжимание со всех сторон ослабло, и собиратель двинулся чуть быстрее.

Люди расходились в разные стороны, кто куда, но человекопотоки пока не уменьшались. Вокруг наконец стали появляться невысокие квадратные дома – первые предвестники города, в витринах которых виднелись магазины и забегаловки.

Линда дико озиралась по сторонам. Вымоталась она ужасно, вспотела, тяжело дышала и дрожала. Облаком нависло предобморочное состояние: в глазах темнело, в ушах стучало, тошнота подкатила к горлу.

Собиратель слегка повернул голову в её сторону, подумал, и сменил направление в сторону одного из квадратных домов. Подойдя ближе, они увидели большую открытую витрину: внутри имелось около десяти стальных баков с роботизированными манипуляторами-руками, и у каждого, конечно же, была очередь. Встав в одну из них, собиратель покопался у себя в кармане и вытащил какую-то чёрную карточку. Линда теперь поняла, о каких карточках говорили те странные пираты. С лицом зелёного цвета она уже едва держалась на ногах, коленки тряслись, холодный пот стекал по спине, она просто висела у собирателя на рюкзаке как случайно прилипшая в толпе тряпочка.

«Эй, дорогая, надеюсь, ты не собираешься облевать мне рюкзак?»

Когда, наконец, после утомительного ожидания их очередь подошла, оказалось, что роботизированные автоматы продают напитки. Он сунул чёрную карточку в прорезь: тут же выскочило голографическое меню, изучив которое секунды за три, нажал пару кнопок в воздухе и меню исчезло. Чёрная карточка быстренько вернулась в карман, а снизу из витрины медленно поднялись, вращаясь, два больших стакана, наполняясь жидкостью светло-розового цвета со звенящими кубиками льда; приятный запах цветов и сахара окутывал их. Линда облизнула сухие губы, комок тошноты слегка отступил. Собиратель взял оба стакана и бочком отошёл за здание. Хотя за оным уже стояло человек двадцать с такими же самыми стаканами, они всё же нашли себе место, где можно было встать вдвоём, без толкотни.

Линда рухнула, лязгнув зубами. В мозгу всё шумело и пульсировало.

– Держи уже, доходяга, – присев на корточки, протянул он ей один из стаканов. На лице по-прежнему обошлось без эмоций. – Витаминный коктейль, как у вас говорят. Или будут говорить.

Линда взяла большой стакан дрожащими руками, понюхала напиток. Да, пахнет как будто розами, или какими-то похожими на них цветами. Холодный и приятный, живительный нектар. Она аккуратно принялась пить, хрустя малюсенькими кусочками льда, которые уже почти все растаяли: вкус сладкий, но не приторный. По телу разлилась прохлада. Отпив половину, она стала изучать сам стакан: вроде бы бумажный, но не бумага, и тоже какой-то бесцветный. Собиратель давно допил свой и глянул на неё изучающе. Линда посидела ещё минуты две, облизываясь как кот, потом нехотя поднялась. Тошнота ушла, стучать в висках перестало.

Постояв ещё с минуту, друг возле друга, они переглянулись. Линда постоянно чувствовала себя недоразвитым существом рядом с собирателем. Это чувство никак не давало ей покоя, хотя что-либо изменить она не могла. Пытаться выглядеть умнее, лучше и сильнее, чем есть на самом деле – не получалось, потому что собиратель читал её насквозь.

В голове постепенно прояснилось, появилась лёгкость. Собиратель уже взял курс в толпу, а пустой стакан бросил прямо на землю. Линду это почему-то очень смутило. Будучи девушкой воспитанной, свой она не бросила, став по привычке искать урну, но нигде не увидела ни одной. Так и пошла, со стаканом в руке. Правда, через какое-то время он стал таять в её руках, как мороженое на солнце – прямо распадался кусками на мелкие фракции. Бросив остатки на землю, она смотрела, как те исчезают. Быстрая техническая утилизация. Удобно придумано! Обернувшись назад через несколько шагов, оказалось, что от стакана оставался лишь кусочек донышка.

Сил заметно прибавилось, ноги послушно двигались. Она шла рядом, вплотную, уже не дрожа всем телом, как замёрзший щенок. Хотя паника никуда не исчезла, а лишь затаилась где-то за кулисами сознания, ожидая любой возможности выступить с концертом.

Вокруг бойко шла торговля и обмен всем, чем только можно. Люди играли, танцевали, зевали и хлопали, добавляя каждый свою порцию шума к и так чересчур шумному городу. Дети носились с диковинными игрушками, искусно лавируя между грузными взрослыми. Рекламные роботы шумели и мерцали предложениями. В проулках тянулись многочисленные ярмарки и базары.

По правую руку высилось странное, но с виду знакомое возвышение, перед которым кучковалось изрядное количество улюлюкающих людей, наблюдая за происходящим действом. Линде это возвышение напомнило переходник, через который они прошли на Фею, но только куда больших размеров. Хотя его стальные двери явно были лишь красивой бутафорией, просто муляж. Сам же переходник располагался, как потом ей придётся узнать, под землёй.

Сверху на громадном табло висела закорючка, похожая на цифру 1. Скорее всего, это именно она и была. Врата номер один. А у них, получается, врата номер пятьдесят девять… Ого-го! Идти ещё и идти.

Проходя мимо, Линда обратила внимание, что перед вратами выстроен широкий деревянный помост, на котором одни люди стояли с табличками, прикреплёнными к ногам или платьям, а другие, толпящиеся ниже и перед помостом, всё кричали и переругивались между собой, вскидывая руки в жестах: то кулак, то раскрытая ладонь, то и вовсе круговое движение указательным пальцем. Она сразу догадалась, что это такое: нет, не рок-концерт – торги. Значит, теперь всё понятно. Это её участь. Внутри всё перевернулось и встало на свои места. Это он самый, прямой торг. Но общая усталость организма даже не дала ей как следует расстроиться и расплакаться по этому поводу.

«Нечего опять реветь, переселение – это не плохо, бывает гораздо хуже».

«Как хуже?»

«Опыты, колонизация, например».

От слова «опыты» у неё дёрнулось в области сердца. Не хотела она ничего знать ни про опыты, ни про колонизацию.

Пройдя немыслимое возвышение номер один, они продолжили маневрировать между людьми и через полчаса добрались до возвышения номер два. Там дело обстояло точно также, только на помосте были другие люди, и покупатели ниже тоже отличались.

Похоже, что весь город визуально разделялся на две составляющие его части: длинную череду врат и обслуживающие их здания, и сам собственно город – дома, магазины, рынки, учреждения и заведения, увеселительные и не очень.

К седьмым вратам он снова сменил курс, подведя её к очередному квадратному дому. Отстояв очередь, он сунул чёрную карточку в прорезь, и всё повторилось. На этот раз коктейль был немного другим, и стакан только один. Встав за зданием, она отпила половину и ощутила, что это, похоже, какой-то стимулирующий напиток.

– Да, это энергетик. Мы слишком медленно идём, надо что-то с этим срочно делать.

– Я устала, у меня отваливаются ноги, я не могу столько ходить…, – она не понимала, как это медленно они идут, если она едва успевала дышать: такой темп он держал. – Здесь нельзя поехать на каком-нибудь автобусе или ещё на чём-нибудь? Сверху же летают вон всякие машины?

– Сверху только роботы Центрового могут находиться. Общественный транспорт запрещён. Только ездовые и вьючные животные или самокаты. Кучность населения слишком высокая. Под землёй можно перемещаться на транспорте, но туда тебе пока нельзя.

– Мы не можем взять лошадь или самокат?

Он не ответил. Да и вопрос был глупый. У неё что, деньги есть? Или он обязан обеспечивать ей комфорт?

Допив, она бросила стакан на землю и наблюдала с интересом, как тот пропадает.

Линда сверлила собирателя взглядом, боясь задать очередной навязчивый вопрос, потому что хоть и, как известно, «за спрос не бьют в нос», но вопросов было много, и вдруг эта поговорка здесь не работает?

– Не могу понять всё же, – с опаской начала она, боясь получить в нос, – всегда думала, что инопланетяне – это всякие разные странные существа, бесформенные там, с щупальцами может, или летающие, и на планетах у них всякие диковинные строения, не похожие на наши. А в итоге здесь просто целая куча людей. Как же так?

– Где-то, в каких-то мирах, может, и такие есть, бесформенные. Здесь, в этой части Вселенной цивилизация человеческая. Тебе сложно понять цикличность и… – он запнулся, – «не прямолинейность» событий во Вселенной, у вас даже терминологии соответствующей не нахожу в словаре, хм… словарь тоже трёхмерный. В общем, если по-простому, то, что ты видишь – это не первый виток эволюции и истории Вселенной, это цикл. А люди обладают большой приспособляемостью к изменяющимся условиям внешней среды, потому их популяции доминируют с момента появления. Разность биологических видов, которые ты наблюдаешь здесь, обусловлена мутациями генома под влиянием среды обитания, то есть различных планет и их солнц. Как-то так. Доступно объяснил?

– Д-да…

– Может ты теперь помолчишь?

Минут через десять она ощутила бешеный выброс адреналина и прилив сил. Теперь они значительно ускорились, так, как было нужно ему, до очень быстрого шага.

Пролетали врата за вратами. Каждые два-три часа пути они немного отдыхали, точнее Линда. Она даже пыталась урывками рассматривать город и горожан, но всё её тело сосредоточено было только на движении и его темпе. А собиратель, кажется, вообще не собирался уставать, очевидно, ему данная сумасшедшая гонка была сродни простой прогулки. Поэтому он и не хотел брать ни лошадь, ни ламу, ни самокат. Похоже, что он миллион лет ходит ногами и может пройти ещё столько же, наслаждаясь видами города.

– Сколько всего врат? – спросила она, запыхавшись, на очередном привале.

– Семьсот двадцать три. Но в новые редко переселяют. Там миры ещё не до конца колонизированы.

– Ого, так много!

– Так мало. В триллионе галактик триллиарды планетных систем. Женщина, ты можешь помолчать? Твой последний вопрос был ещё на тракте, насколько я помню.

– Извини…те….

Она никак не решалась перейти на «ты».

В районе сороковых врат они сделали полноценный привал. Волшебное «зелье энергии» полностью улетучилось, потому собиратель нашёл никем пока не занятый свободный уголок между нависающими друг над дружкой крышами домов, используя для этого электронное устройство, которое снял со своего многофункционального широкого пояса. Может быть, даже местный навигатор. Она никогда не видела таких устройств.

Брошенный матрац надулся и упёрся в стены двух домов, образовав подобие весёлой улыбки. Линда завалилась сверху и вырубилась ещё до того, как мужчина успел снять с её рук браслеты.

– Вик! Это ты?

– Я. Мы тут тебя ищем, а ты где валяешься? В какой-то дыре. Вылезай оттуда.

– Да я не могу, я застряла.

– Это всё потому, что кто-то сильно много ест! – рассмеялся Вик.

– Не смешно, я не могу вылезти, застряла и всё, – расплакалась она.

– Ладно, не кипишуй, что-нибудь придумаем. Эй, народ, сюда давайте, я, кажется, нашёл нашу пропажу.

Тут Линда увидела, что к ней, застрявшей наполовину в проходе, как Винни-Пух в норе у Кролика, идёт целая толпа разношёрстных людей: с бусами, с перьями, профессор кафедры палеонтологии с черепом динозавра на голове. Встав вокруг неё, торчащей наполовину из переходника, они принялись обсуждать ситуацию.

– Предлагаю взять и обрубить! – заявил профессор. – Нечего тут мелочиться!

– Но-но, – возмутился Вик, – так нельзя, надо по-человечески всё решать. Это, всё-таки, наша бывшая коллега. Кстати анекдот: «Алчные рыбаки на похоронах коллеги умудрились ещё и червей накопать!».

– По-человечески решается на Земле, а не неизвестно где! Нечего научному сотруднику уважаемого НИИ торчать наполовину на Земле и наполовину на какой-нибудь Луне! Где мой топор! – ему внезапно передали из толпы топор. Передавший походил на пирата, в красном платке и жёлто-зелёных сапогах.

– Э-э-эй, – завопила Линда, – стойте, прекратите, я не виновата! Не виновата! Не виновата!…

Её трясли за плечо. Вырвавшись из тяжёлого сна, она села, потерев глаза, осмотрелась – вокруг вроде бы вечерело.

– Разоспалась ты, да и сны у тебя какие-то неприятные, я не стал досматривать финал и решил разбудить, пока тебя там не убили.

Она уже не удивлялась таким заявлениям.

– А почему ещё не утро? Ночь уже была? Я не поняла…

– Здесь время, очевидно, непривычное тебе. День длинным получается из-за своеобразного наклона планеты к солнцу, и он ещё не закончился. Ешь, и пойдём. Я уже, дорогая моя, устал с тобой нянчиться. Первый раз такой сложный объект мне попадается.

Их временное убежище между домами как раз располагалось прямо напротив сороковых врат. У Линды выдалось несколько свободных минут понаблюдать за процессом: людей выводили на помост, на ногу или на одежду каждому цепляли табличку с номером. Внизу начиналось движение: одни кричали и вскидывали руки, по-разному загибая пальцы – это, наверно, продавцы. В толпе им неудовлетворительно отвечали и спорили – это, наверно, покупатели. Галдёж перерастал в перепалки, иногда с драками. В итоге продавец соглашался на сумму, и товар уходил к покупателю. Человека с помоста снимали и уводили куда-то под лестницу, затем всё повторялось.

– А куда их уводят?

– Увидишь. Вставай, – не дал он долго рассиживаться.

– А кто покупатели?

Нет ответа.

– А Ваше имя можно узнать? Всё равно уже конец, – бомбила она вопросами.

– Нет у меня имени. Я рождён для работы и делаю её всю свою жизнь, имя мне не нужно. Можешь запомнить меня как Харон-2059, это мой идентификационный код на Фее. Если тебе это так важно.

– А меня – Линда. Можно просто Лин…

Кажется, ему это было неинтересно. Пришлось вставать и идти.

– Можешь прикрыться моим идентификационным кодом, если попадёшь в плохую ситуацию. Разрешаю. Но не наглей.

Линда едва понимала ценность этого подарка.

Бешеная гонка продолжилась. Вечерело медленно, а ночь, похоже, вообще не собиралась наступать. Мимо пролетали врата за вратами, сороковые сменились пятидесятыми. Чем дальше они уходили вглубь города, тем относительно меньше становилось народа. Ну, совсем относительно.

В разных районах имелась и разнообразная архитектура зданий. Было заметно, что попытки придерживаться какой-то одной линии строительства всё-таки предпринимались, хотя и в целом безуспешно. Линда урывками успевала осматривать строения: некоторые здания казались ей совершенно обыденными – каменные или кирпичные, с прямоугольными окнами и вроде бы шиферными крышами, и тут же рядом громоздились полностью стеклянные небоскрёбы, в виде башен, переливающиеся диодной подсветкой с движущимися вокруг балконами, которые подплывали к магазинам и увеселительным заведениям, висящим между башнями. А рядом с небоскрёбами тут же ютилась группа глиняных домиков и сараев, на соломенных крышах которых гнездились жирные утки, а может, это такие у них куры. Всё было вперемешку.

Пятьдесят восьмые врата были полупустыми. На помосте находилось всего два грустных человека, а покупателей и вовсе мало, и все низкорослые, в шкурах с ног до головы и в броне. Рядом с помостом свернувшись клубочками спали упряжные собаки, а позади них застыли в ожидании большие расписные сани. Толщина собачьего меха говорила о том, что живут они в очень непростых погодных условиях.

– Ты спрашивала, кто такие вьюжане, – он махнул головой в их сторону. – Повезло, что тебе не туда. Минус одна единица бы при выборе и всё… Всё зависит от чисел в этом мире. На Вьюге морозы постоянно, в любое время года. – Он сбросил полностью бешеный темп до обычного шага. – И войны за пищевые ресурсы. Тепло выделяется только от ядра планеты, потому вся жизнь проходит в пещерах… Солнце далеко слишком, не греет толком; снаружи постоянная зима, но зато неплохо выстроены подземные города. Развлечений опять же много, но на любителя. Жить тяжело там, редко кто справляется из не местных. Один раз я там собирал, но материал не дожил до города. Больше стараюсь туда не заглядывать.

– Я хочу домой! – неожиданно взвыла она. Это копилось у неё внутри целый день, и, наконец, вырвалось из-за кулис на сцену: – я хочу домо-о-о-ой!

Она зарыдала, сев на корточки, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Окружающие посматривали на неё безучастно, как на кусок бревна. Здесь у каждого свои проблемы, как и в любом огромном городе, и счёта этим проблемам нет.

На сцену, как чёрт из табакерки, внезапно следом вырвался приступ агрессии. Она вскочила, и ринулась было в атаку в попытке схватить собирателя за грудки, крича ему в лицо «за что?», но он снова предупредил её действие, обхватив молниеносно со спины в зацеп, прижав руки к телу. Линда плакала и вырывалась, пока не устала. Он медленно ослабил хватку, потом отпустил. Она снова села на корточки, сотрясаемая рыданиями.

Собиратель смотрел на неё сверху вниз, но не стал ни успокаивать, ни, тем более ругать. Просто ждал, когда она выплачется. Он полагал это гормональным сбоем после пребывания на малопригодной для жизни Старой Мачехе. Организм, возможно, ещё не до конца отошёл от той переделки.

– Держи, – сказал он вдруг.

Она подняла зарёванные глаза и увидела, что он протягивает – её драгоценный камень-нуклеус с Земли.

– Не теряй. Может когда-нибудь и сможешь вернуться, если будешь умной и сильной. А не ноющей тряпкой как сейчас. Но и не отсюда. С Феи таких путей нет, это во-первых, а во-вторых – я потратил на тебя уйму времени и оно должно быть мне компенсировано. Ничего личного, просто работа.

Линда взяла камень и прижала его к себе как-то по-детски, всё ещё всхлипывая: а ведь она думала, что потеряла его ещё в лесу.

Вытерев слёзы, избавившись от скопившейся агрессии, она медленно поднялась. Всё-таки он дал ей призрачную надежду – это уже хоть что-то. Лучше, чем совсем ничего. Ложную или нет – не важно. Более того, она прекрасно понимала, сколько раз он уже её спас. Без робота, который нашёл её, плёлся следом и вызвал собирателя нескончаемыми сигналами, без заботы, питания и защиты она бы давно погибла на Старой Мачехе от голода или отравившись синюшными растениями. И даже если бы она и нашла этот переходник сама каким-то чудом, что стало бы с ней на Фее? Она бы не дошла живой до города никогда, а если бы и дошла, то, что дальше? Никаких адекватных вариантов в упор не виделось.

И вообще, разве собиратель виноват в том, что она сунула руки, куда не следует?

«Логично».

Далее они уже прогуливались небыстрым шагом. Спешить-то было некуда. Следующие врата – её.

Ну, и вот же они, посмотрите – пятьдесят девятые. В отличие от многих других – нарядные, оббитые раздувающейся в паруса от порывов ветра тканью, а на помосте даже имелись вазоны с белыми и голубыми цветами. Как будто это не торговая площадка, а сцена большого театра. В сгущающихся сумерках Линда внимательно изучала собравшихся у помоста, гадая. Она уже сообразила, что будет дальше.

Народ там стоял разномастный: видела она и двух знатных королевских особ со своими свитами, лошади которых были накрыты явно дорогими попонами и рассёдланы. Особы косились друг на друга недобрыми взглядами, а иногда даже перекидывались меткими острыми словечками. Враждующие кланы, возможно. Также имелись богато разодетые купцы с прислугой, были и рабочие люди, вероятно дровосеки или охотники. В толпе также присутствовали и другие собиратели: они выделялись из пёстрой толпы тем, что не выделялись. Ни цветом одежды, ни поведением, ничем, и лица старались скрыть капюшонами. Она насчитала трёх. Все покупатели толпились у помоста, оживлённо шли торги.

Собиратель подошёл с обратной стороны всей этой «концертной сцены», где стояла очередная уже знакомая металлическая рамка, аналогичная рамке на входе в город, но поменьше, и нажал на сенсорную панель.

Рамка загудела, выйдя из спящего режима.

– ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРИВОДА, – известил механизм металлическим голосом.

Линда вздрогнула. Понуро смотрела она на носки своих мокасин, всё решалось при ней и без неё.

– Переселение, прямой торг, – спокойно сказал он.

Машина просчитывала, перебирая миллионы файлов в электронном мозгу.

– ПЕРЕСЕЛЕНИЕ – УСТАНОВЛЕНО. ПРЯМОЙ ТОРГ – УСТАНОВЛЕНО. ВЫБЕРИТЕ НОМЕР.

Высветилось голографическое меню, пролистав которое с конца в воздухе круча пальцами, он нашёл файл Линды. Выбрал, два раза ткнув в него.

– БИОЛОГИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ НОМЕР 1 500 105. РЕГИСТРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА. СЛЕДУЙТЕ ИНСТРУКЦИИ НА КАРТЕ.

Из корпуса рамки вылетела небольшая тонкая табличка с экраном. Он взял её, и рамка снова погрузилась в спящий режим.

– Можно мне остаться с тобой? – тихонько протянула Линда жалобным голоском, рискнув, наконец, перейти на «ты».

– Номер свой запомни, и мой код, может когда-никогда пригодится. – Он уже не мог дождаться, когда отвяжется от этой плаксы.

– Ладно, – буркнула она. Кажется, переход на «ты» его нисколько не заинтересовал. По щеке побежала одинокая слеза.

Собиратель даже поморщился, правда, всего мгновение, и снял уже окончательно браслеты, завернув их в мешочек и повесив на свой полезный многофункциональный широкий пояс. На экране сенсорной таблички появилась живая фотография Линды со всех ракурсов, испуганной, с огромными вытаращенными глазами, и сделанная прямо на входе в город одной из пучеглазых камер, и целый список данных к ней. Он пролистал их с интересом, изучая. Линда никогда не видела таких фотографий, объёмных, которые можно ещё и крутить, чтобы рассмотреть объект со всех сторон в любой плоскости.

– Да уж, я, пожалуй, много заработаю сегодня за все мои старания, нет, страдания. Даже никаких серьёзных болезней нет, так, мелочи. Генетических мутаций никаких. Психических заболеваний ни у кого по родству, вот это просто отлично. Вакцинация даже присутствует, и родов не было. Ого, ДНК новая, в базе нет. Ну вообще, ценный материал, я так и предвидел. Не зря заскочил на Старую Мачеху за тобой. Хотя сперва не собирался. Но глаз намётан, знаешь ли.

Что-то это всё звучало крайне унизительно. Линда ещё больше насупилась, и стала шмыгать носом.

Он вдруг присел прямо перед ней, цепляя табличку с номером к нижнему краю туники. У неё внутри аж всё трепетно сжалось. Он ей нравился, да, несмотря ни на что нравился.