Читать онлайн Улыбка вечности бесплатно

Улыбка

вечности

Автор

Ирада Мон

Москва

2024 г.

Улыбка вечности

В темные дни и мрачнейшие ночи, в светом пораженной, ослепленной истине, всегда кто-то медленно и небрежно брёл в сторону мелькающей, зыбкой надежды. Весь мир был объят и необъятен. Впрочем, непостижимость перестала тревожить подавляющую массу душ, и сама была тому причиной.

Человек шел тысячелетиями по интуитивно избранному пути.

Одна любила смотреть в окно в какие-нибудь три часа ночи… Возможно, в этом было тихое ожидание с безропотностью смиренного наблюдателя перед миром снаружи и миром внутри себя, с нежным трепетом жаждущей души и страхом сознательности перед непредсказуемостью, ощущениями замирания у края, которые она периодически остро чувствовала, но все никак не могла идентифицировать.

Вторая предпочитала обходиться без излишних чувств и привязанностей… словно ею предпочиталось обходиться не любя, словно в сердце остыло и даже подмерзло теплое дыхание жизни. Она всегда казалась спокойной и расчетливой, безоговорочно погруженной в свой неведомый мир, и столь же безоговорочно недоступной и сложной она воспринималась окружающими.

Они были двойней, выношенной нерожавшей их матерью. Жизнь роженицы завершилась раньше, чем истек час появления на свет двойняшек с непростой судьбой.

Никто не озвучил, но многие подумали о забранной жизни у жизнь подарившей и в среде, над самой сутью почти стерильных новоявленных душ младенцев, возникла пелена витающего информационного подтекста о чем-то таинственном или роковом. Конечно это, как и все последующее содержимое окружающей среды, стало впиваться и оседать в глубинной сути младенцев и в будущем отразилось в безликом основном и бессознательном влиянии.

I

Все началось задолго до появления на свет, в свете других обстоятельств.

Шел по земле человек хороший… «Хороший» – это так просто и так сложно, так примитивно и так гениально, так радостно и мучительно. С убежденностью не заявить, чтобы когда-либо что-то действительно хорошее на протяжении всего своего существования таковым сохранялось. И полноценно ли однозначно хорошее только в рамках своей стези? Некий гомеостаз мира, стремящийся к усреднению и выравниванию всего и всех по одному устоявшемуся шаблону, просто не вынесет превосходства действительно хорошего и непременно замарает или обесточит его, окуная снова и снова в бытийную круговерть.

И, естественно, все началось с кажущегося банальным, но с потенциалом стремительно превращающегося в превосходное. Федор Иванович был относительно молодым управляющим производственной компании, которого остерегались старые и опытные сотрудники. Он слыл человеком принципиальным, прозорливым, надежным, порядочным, но дотошным и неудобным по характеру. Работать под его началом было почетно, так как он брал на работу только ответственных и настоящих любителей своего дела, ратующих за благополучное совмещение индивидуальных и коллективных ценностей, командный дух и общее благополучие причастных на пути к успеху. Но мог и уволить за любой проступок с единственным словом-приговором «Прочь!». Спорить и отстаивать в подобной ситуации какое-либо свое убеждение, точку зрения или права негласно считалось бездарной тратой времени, при чем не своего, а всегда безусловно правого Федора Ивановича.

Он был частенько весьма груб и несговорчив, но не допускал избегания или уклонения от сложностей. Встречать какого-либо характера проблемы он предпочитал лицом к лицу и в самое актуальное время. У некоторых наблюдателей за его карьерой складывалось ощущение, что сложности его не удручают, а вдохновляют, подталкивая к новым решениям и своего рода интересным логическим битвам. При этом, его прямолинейность и открытость, даже при конкурентных и враждующих отношениях, давно заслужили уважения врагов и преданности друзей. Однако, во всей его своеобразной строгости явно выделялся тонкий, добрый, чуткий эстет со вкусом и видением прекрасного.

Мажором Федор Иванович, конечно, не был, но посещал по выходным излюбленный клуб негласно перспективных и деятельных мужчин – «Светоч», хозяин которого был еще и его давним армейским другом. В данном заведении всегда царила атмосфера скромной изысканности, доброжелательности, интересных споров, решающих неформальных переговоров, хороших знакомств и, разумеется, отличной кухни.

Михаил, хозяин заведения, неизменно доверительно и крайне уважительно относился к Федору Ивановичу, зная, что тот – человек чести и слова, которые очень дорогого стоят у тех, кто жизнь повидал и ценить научился настоящее. Однако, в мире серьёзных мужчин лишние личные чувства выражать не полагалось. Впрочем, они почти все видели и понимали далеко за гранями сказанных слов. Сходились же они для азартных споров о экономике, спорте, политике, развитии, истории, о прошлом, насущном и будущем. Не удивительно, что в их кругу были и чиновники разного ранга, юристы, служители безопасности, члены партий, академики, ученые, искусствоведы, критики, предприниматели и даже художники, писатели и некоторые другие творческие дарования. С уверенность можно было утверждать лишь следующее – случайные люди, если и попадали в этот круг, то надолго в нем не задерживались.

Среди всех прочих завсегдатаев выделялся яркостью высказываний и нестандартностью манер юный, но безжалостный ко всему обыденному, математик по прозвищу Кеха. Федор Иванович и Михаил получали отдельное удовольствие от его неординарных речей и поведения, когда тому приходилось отстаивать свою точку зрения и не упускали возможности намеренно спровоцировать очередной научный спор.

Но вот парадокс, при чем парадокс бытийно прекрасный и душевный до ощущения глубинной экзистенциальной радости, подобной благословлению свыше – суровый Федор Иванович превращался в ласкового и доброго, милого мужа, возвращаясь домой после трудового дня.

«Мой Федя, я испекла твою любимую запеканку с яблоками и корицей! – услышав скрип входной двери, прокричала Анна с кухни. Впрочем, говорить что-либо вовсе не требовалось – запах свежей запеканки Федор Иванович учуял, войдя в подъезд и с улыбкой поднимался на свой третий этаж. – Мой руки и иди сюда».

Федя послушно шел мыть руки, но вовсе не для того, чтобы приступить к дегустации аппетитных кулинарных творений, а чтобы скорее обнять самое любимое и родное существо в мире – свою Аннушку. Теплота маленькой, по восприятию и не только, молодой женщины, навсегда покорившей холодное сердце Феди, стала смыслом, светом, единственным необходимым условием его нормальной и радостной жизни.

Стоит отметить, что встреча с Анной произошла при конфликтных обстоятельствах. И пусть давно понятно, что каждый разумный человек, в особенности Федор Иванович, признает и находит в трудностях возможности, условия для маневра, проявления и обнаружения сути, роста. Личностный потенциал и жизненные сложности давно определены пристальными наблюдателями лучшими показателями к развитию, раскрытию и личностному становлению. Безусловно, не обойти и тяжести, травматичности всевозможных обстоятельств, сложных времен, после которых частенько кажется, что жизнь катком проехалась по человеку и изрядно, даже чудовищно его потрепала. Откуда же взяться истинному успеху, без дней, когда ничего не получается, когда вместо роста получаются удручающие провалы, когда вместо ожидаемого восхищения слышатся речи сочувствия и жалости, когда вместо энтузиазма охватывает ненависть, когда хочется все бросить, когда ничего не получается и кажущаяся напрасность всех усилий, потраченных нервов и сил, заставляют опускать руки, в полном на тот страшный момент, бессилии?

Счастье, что все темные времена рано или поздно обязательно заканчиваются. Правда заканчиваются они только для тех, кто не всецело поглощает эту темноту и не уносит с собой дальше, зачастую не оставляя ничему светлому ни единого шанса и места в своем мире.

Федор Иванович был тем, кто относился к жизни как к загадке, которую предстоит неуемно разгадывать через происходящее и не заканчивающееся на протяжении всего отведенного времени. Соответственно, любые времена для него имели свой характер, но почти никогда не считались обреченными, а извлекать он из всего старался только опыт и знания, конечно, с определенными чувствами, переживаниями, даже сожалениями и болью, но сохраняя невероятно здоровую способность к рационализации. «Сложности – скользкие, непроторенные, но единственные пути к вершине» – частенько повторял предприниматель в своих рассуждениях.

Отметим, что периодически, в изобилии мыслей, вращающихся в голове, крутились вопросы следующего содержания: «Мой Бог, что ты хочешь мне сейчас сказать? Не разговариваю ли я с незримым тобой потому, что одинок и нуждаюсь в присутствии кого-то близкого, непредвзятого, более умного, чего-то большего? Чего я не понимаю? Что должен вынести из происходящего? Ты каждый раз вырываешь из моего мира самое необходимое, причиняя адскую боль, но со временем показываешь, что я справлюсь и без этого. Однажды ты вырвешь из жизни меня самого и мир справится и продолжит существовать без меня, как ни в чем не бывало. И если это твой урок, то он суровый! Я боюсь снова привыкать к чему-либо, подозревая, что завтра тебе захочется меня этим испытать. И все же, научи жить полноценно и достойно.

Я проживаю сон, иллюзии или истину? Я знаю, что все еще не понимаю тебя, но верю, то есть надеюсь, что ты мне не враг. Для чего тебе понадобился человек на маленьком шаре земли в бесконечности космоса? Что истина? Чего ты хочешь? В чем твои цель и задумка? Чего мне от тебя надо или от себя самого? Необъяснимость и незнание мучительны.

Дай мне сил и собранности, чтобы делать стоящее и вносить посильный вклад моей души в человеческое вечное, а там уже пусть будет то, чему суждено. Позволь мне чувствовать вкус жизни, каждого дня, если уж невозможно остановить время и с каждым новым днем вычеркивается один день из отведенного мне срока. Надеюсь, что ты на много умнее и справедливее меня. Я не знаю, что бы означала жизнь, в какой бы абсурд превращалась, без надежды на тебя и надежды на что-то более логичное и разумное за пределами доступного и достижимого».

В не совсем далеком прошлом, молодой и амбициозный, своенравный Федор Иванович был назначен управляющим за вопиющие профессионализм и дисциплинированность, которые подкрепились, сохранились с армейской заточкой и естественно раздражали своей принципиальной правильностью остальной, мирный, размеренный круг людей. Тогда он только пришел работать в компанию и почти сразу «достал» всех своим «надо», «следует», «тут верно», «тут неправильно», «личная дисциплина – залог успеха», «без цели нет пути». Директор, недолго думая, решил переложить на его надежные плечи, пораженный природной хваткостью начинающего предпринимателя, амбициозностью и способностью отстаивать свое, основную часть управленческих дел и проблем.

В первую же неделю управления, Федор Иванович уволил половину сотрудников, отказывающихся что-либо менять в устоявшейся размеренности, что могло стать катастрофой перед большим заказом от постоянных клиентов и потребителей продукции. Но на объявление о освободившихся местах довольно быстро стали откликаться молодые выпускники университетов и вскоре набрался новый состав по необходимым качествам и мотивации. Обучить и направить новый состав особой трудности не составило и предприятие вскоре заработало как идеальный, синхронизированный механизм.

Лишь один человек, Павел Петрушин, после увольнения не пришел за зарплатой, не стал жаловаться со всеми остальными и просто молча исчез. Это обстоятельство насторожило и заинтересовало Федора Ивановича. Более того его принципиально честной натуре было необходимо, чтобы со всеми бывшими работниками рассчитались. Впрочем, доля прагматизма имела место быть – Федор Иванович не любил оставлять за спиной открытые или полуоткрытые двери, с которых может сквозить и веять хоть какой-либо тревожной незавершённостью или претензией на совесть.

После очередного отчета с бухгалтерии, Федор Иванович посадил в машину бухгалтера с документами и деньгами Петрушина и поехал по указанному в личном деле Петрушина адресу.

Обнаружив указатель с нужным адресом на пятиэтажном строении старого района у окраины города, Федор Иванович отыскал нужную квартиру и стал звонить в дверь. Вскоре дверь открыла четырнадцатилетняя, до болезненного вида худенькая, дочь Петрушина. Федор Иванович, поздоровался и попросил позвать отца, но получил самый неожиданный ответ:

– Не буду я его звать! – Громко и неожиданно рассерженно выпалила девочка с большими карими глазами полными и страха, и смелости. – Уйдите отсюда!

– Но почему? Что-то случилось? – Растерянно спросил Федор Иванович. – Где ваш отец?

– Вам какое дело?! Я сказала уйдите отсюда! – Голос девочки стал еще громче и тоньше, словно она вот-вот заплачет или импульсивно стукнет веником, аккуратно поставленным у входа. Сердце Федора Ивановича сжалось. Он машинально отступил на несколько шагов назад, присел на лестничную ступеньку от мысли что он, почти двухметровый незнакомый мужик (парень двадцати четырех лет), пришел и пугает маленькую девочку одним своим видом, строгим голосом, взыскивающей манерой или непонятно чем еще. – Что вы расселись?! Уйдите сейчас же! Я вас и близко не подпущу к отцу! – Добавила девочка, захлопнув дверь изнутри.

Ошеломленный Федор Иванович вернулся к машине и, некоторое время молча посидев в растерянности и раздумьях, попросил бухгалтера-женщину взять сумму зарплаты Петрушина, отнести и просто отдать девочке, сказав, что это деньги отца. Поручение было выполнено.

На следующий день Павел Петрушин явился к Федору Ивановичу.

Петрушину было сорок восемь лет, а выглядел еще на лет десять старше. Он сухо поблагодарил и спросил, где расписаться о получении зарплаты.

«Вот чудная семейка! За деньгами своими не приходил, а чтобы подпись поставить пришел. Не могут же его заботить нюансы бухгалтерии? Он слишком порядочный, сумасшедший или что за удивительная сцена тут разворачивается? Неужели это своего рода благодарность за доставленные домой деньги? Может, прошение имеет какое-то или сказать есть чего? Точно просить будет. Как можно было протестовать против нового управляющего еле сводя концы с концами? Очевидно же, что другой работы не скоро подвернется, да и сотрудник с пристрастием к выпивке – не мечта работодателей» – Размышлял Федор Иванович, разглядывая изношенную куртку Петрушина. Никаких просьб, однако, озвучено не было, только сухое «Благодарствую!», произнесенное не столько с благодарностью, сколько с тенью горечи, внешне размещенной под сводом хмурых бровей и несомненно переполняющей душу.

Ошеломленный Федор Иванович заметил, что уходя Петрушин столкнулся в дверях с работником отдела продаж – Игнатом Игоревым и они очень дружелюбно поприветствовали друг друга. Конечно же Игорева вскоре вызвали к Федору Ивановичу и обстоятельно расспросили о личности Петрушина.

Любопытство к чужому личному – один из лучших, возможно, качеств предпринимателя-лидера, которому необходимо понимать скрытые мотивы поведения и выявление механизмов, движущих конкретным человеком. И пусть в этом есть манипуляционная составляющая, ведь зная суть легче управлять и вести в необходимом направлении, но есть и огромная доля управленческой целесообразности. Для простого же человека лезть не в свое дело, конечно – неприличность. Ай-ай-ай, какая неприличность! По крайней мере перед ликом социума так принято считать, но внутри себя стыдно бывает за вещи куда более интересные, чем столь невинные пристрастия.

И все же удалось выведать, что Петрушин мужик простой и добродушный по сути, легко попадающий под влияние. Жена его скончалась от болезни несколько лет назад, что стало переломным моментом в жизни вдовца и началом его пристрастия к алкоголю. Он один воспитывает дочь. Иногда пьет. Чаще пьет потому, что к нему приходят соседские пьяницы, которые сами не имеют средств на приобретение спиртного и выпрашивают мелочь или выпивку у Петрушина. В итоге, все вместе напиваются. Раньше Петрушин работал и удавалось обходить пагубное влияние стороной, но с увольнения все пошло по печальному пути алкогольного самоуничтожения.

Федор Иванович спокойно слушал речь Игорева, пока в памяти не возникло испуганное детское лицо с большими глазами. Все внутри снова передернулось и сжалось.

Единственный раз в жизни он пренебрег принципами и позвал Павла Петрушина обратно на работу. Более того, Федор Иванович просмотрел все адреса сотрудниц и найдя ту, которая живет ближе всего к Петрушиным ( на той же улице) попросил ее ненавязчиво и скрытно приглядывать за девочкой, чтобы ее никто не обижал, чтобы в доме была еда, чтобы она училась и нашла поддержку, в случае чего, в лице «засланной», но чуткой и заботливой соседки. Впрочем, соседка и сама имела дочь подростка, что облегчило взаимодействие, так как девочки подружились и могли ходить друг к другу домой, вместе проводить время, делиться секретами. И конечно же Федор Иванович стабильно доплачивал сотруднице за подобную услугу и молчание со своего кармана.

Был ли Федор Иванович добряком, желающим всем помочь и всех спасти – вовсе нет. Более того он был вполне хладнокровным, рациональным, расчетливым и довольно черствым парнем. Он сам не имел семьи и был поражен теми смелостью и искренностью, с которыми способен один маленький беспомощный представитель дома – маленькая девочка, защищать другого, взрослого, отца и беречь очаг. Он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь его кто-нибудь защищал или заботился. При этом он вовсе не был детдомовцем. Он был сыном военного моряка, который исключительно редко появлялся дома, а потом вовсе завел другую семью и навсегда ушел из жизни сына и бывшей жены. Мать Федора Ивановича была женщиной меланхолично-депрессивной натуры. У парня с детства было ощущение полного одиночества, которое только усугублялось в присутствии родителей.

Сразу после окончания школы Федор Иванович сам обратился в военкомат и попросился в армию. С тех пор старался жить по дальше от родных краев и самостоятельно устраивал свою жизнь. Он был безжалостен к себе – мог без отдыха выполнять задания, учиться, тренироваться, развиваться, стараться быть достойным человекам и ничем не уступать другим. Безжалостен он был, зачастую, и к другим, но в пределах требовательности в общем деле.

Так шли годы. Вернее бы было сказать, что годы летели по своему обыкновению, пронося хрупкую и мимолетную человеческую жизнь по отведенной полосе. Трудиться пришлось много. Отстаивать свое место под солнцем, когда ты один и никого за спиной, ничего в карманах и на душе только понимание горестного своего положения, в котором нужно либо подняться, либо пасть на дно под тяжестью нереализованных мечтаний – задачка не из простых. Несомненно, рост в таких условиях стоит максимума постоянных, нескончаемых усилий. Федор Иванович поблажек себе не делал. И если бы однажды кого-нибудь назначили его мучителем, то этот мучитель, приглядевшись к его образу жизни и к его истерзанной борьбой душе долго бы рыдал, упав перед ним на колени.

И когда, можно сказать, включился свет общественного признания, люди лишь увидели успешного предпринимателя, счастливчика, баловня судьбы в дорогом костюме и с внушительными возможностями.

Федор Иванович со времен назначения управляющим принялся за усиленное развитие компании, вскоре ставшей расширенной, лидирующей и однозначно успешной по всем перспективам.

В один день на пороге его кабинета появилась та самая сотрудница с красивой, статной, скромно, но со вкусом одетой девушкой. Сотрудница объяснила, еле скрывая улыбку от удивления своего начальника, что ее молодая соседка – Анна, закончила экономический факультет и изъявила желание работать в компании.

Федор Иванович, не сразу, но узнал строгий взгляд карих выразительных глаз и сам удивился тому, что все эти годы ни разу ее не видел. Он только периодически интересовался ее жизнью и бывал удовлетворен ответом – «У нее все нормально. Учится. Умница. Присматриваем за ней». Тем не менее именно он посодействовал тому, чтобы девочка «бесплатно» поступила на интересующий ее факультет и без ощутимых сложностей смогла получить хорошее образование.

А теперь эта очаровательная маленькая леди стоит перед ним, а он не может и слова вымолвить. Он растерян, почти как тогда и снова готов перед ней сесть и даже преклониться под воздействием силы ее необъяснимого влияния над ним. Он впервые подумал и осознал, что она имеет над ним власть удивительной силы, он впервые чувствовал, что всецело принадлежит другому человеку и интуитивно доверяет всем нутром, словно всегда ее знал и всю жизнь к этому шел. Парадокс. И, что самое странное, он на удивление счастлив, внутри тепло и даже кабинет, по его ощущениям, наполнился изумительно-трепетным мерцанием чего-то сверхъестественного.

Федор Иванович чувствовал, что хочет подойти ближе, рассмотреть, убедиться в ее действительности, но боится даже смотреть на нее и снова чувствует желание защитить ее от всего мира, уберечь, укрыть собой.

– Сотрудники нам нужны. Оформляйте. – Тихо сказал Федор Иванович, не сдвинувшись с места и стараясь не выдать своих внезапных чувств.

– Без собеседований? Без испытательного срока? – Растерянно спросила не понимающая происходящего девушка и не ожидавшая такого везения.

– Если вас рекомендует проверенная и многократно подтверждавшая свою верность предприятию сотрудница, то да, мы можем вас принять сразу. А дальше ваша карьера будет зависеть от вас самих. – Спокойно ответил Федор Иванович, чувствуя, что на долго его ранее безусловной уравновешенности на этот раз и с ней не хватит.

– Спасибо! Буду рада быть в вашей команде и доказать, что заслуживаю этого доверия! – Улыбнувшись ответила Анна и женщины покинули кабинет.

Его маленькая и милая Аннушка – теперь он точно знал, что никому ее не отдаст, никуда не отпустит от себя и сделает все, чтобы она чувствовала себя счастливой и любимой самой жизнью, но посредством надежности доброго и заботливого мужчины.

Федор Иванович слушал как дико колотится сердце, о существовании в котором способности к подобным чувствам, он знал до нынешней минуты только теоретически. «Неужели это то, что люди называют любовью??! Кажется, я влип! И я несомненно идиот!» – подумал он, удрученно опустив голову на стол, чтобы усидеть, чтобы ноги сами не помчались догонять очарование, гуляющее где-то в здании, в его рабочем пространстве, словно босиком по его телу, щекотая каждый нерв.

Он мог бы назвать ее олицетворением улыбки Богов – сиянием света далекой, непостижимой мечты и надежды. Он чувствовал трепет перед ней и дикий, неосознанный страх ребенка, не знавшего любви, теплых доверительных отношений и счастья в детстве, не умеющего воссоздавать то, о чем мало знает сам, но очень бы хотел сотворить в благом ключе. Он не представлял, как теперь к ней подойти, как не навредить, не напугать, как общаться, ухаживать и как верить в то, что именно он заслуживает ее или заслуживает счастья. И что такое счастье? Как у нормальных людей получается любить и быть вместе, при чем именно душа в душу, до самой старости? По-другому он не хотел, а как хотел так не умел, не представлял, как это должно происходить и чувствоваться изнутри. И как мир, который никогда не был к нему благосклонен в проявлении чувств, может вдруг просто подарить ему простой человеческой любви в лице прекрасной девушки? Почему перед высшей потребностью, перед любовью, человек любого возраста навсегда остается нуждающимся и ждущим ребенком?

«Ненавижу этот жуткий и убогий мир!» – неожиданно в отчаянии произнес Федор Иванович и сам опешил от собственных слов. Это были слова его матери, которые он периодически слышал в детстве, когда она впадала в странное для него болезненное состояние, а после появлялся врач с таблетками, за стабильным приемом которых почему-то должен был следить именно маленький Федя. Он ощутил давно подзабытое чувство собственного детского бессилия, обреченности и пронизывающей, пробивающей до костей глубокой печали. Осознавание того, что он все эти годы пытался выбиться вперед и создать из себя успешного, самодостаточного человека, не нуждающегося в помощи и особенно не нуждающегося в любви, витало в сфере его понимания и он поднял наконец голову. Да, он не хотел ни на секунду быть похожим на своих родителей, которых он сильно любил, но не понимал, зачем им понадобилось приплетать в жизнь столько боли и мук, зачем было именно так все устраивать и подобное выбирать. Тут перед его взором возникла самая болезненная для него картина из прошлого, самый терзающий кошмар его беспокойных, а после бессонных ночей – безжизненное тело матери, которая так и не справилась с депрессией и покончила с жизнью прямо перед школьным выпускным сына.

Федор Иванович встал, прошелся по кабинету, потом автоматически снял с вешалки плащ и ушел прочь, куда-нибудь, где нет людей, чужого взора и можно молча орать и выть от глухой, раздирающей боли.

Следующее утро началось с решения быть отстраненным и дать Анне самой выбирать свой круг друзей и своего мужчину по личным убеждениям, интересам и симпатии. Конечно, при этом Федор Иванович, не хотел допускать мысли, что Анна может выбрать кого-то другого кроме него. В конце концов он был завидным холостяком – богатым и успешным, красивым и здоровым, умным и идеально воспитанным (самовоспитанным), высоким, светлым, голубоглазым красавцем, перед которым таяли все женщины.

При всем прочем, желание тайно заботиться о «своей Анне» только возросло и сразу проявилось в том, что ей отдали самый удобный, теплый и светлый кабинет, за который сражались все действующие работники отдела. Конечно, объяснилась подобная щедрость поощрением для молодого сотрудника, избавлением остальных от любимого предмета спора и корпоративного соперничества.

Федор Иванович стал все чаще проходить по этажу обитания Анны, желая ее хоть мельком увидеть. И вот однажды, проходя мимо открытой двери в ее кабинет, он увидел ее сидящей у окна, со взором, устремленным куда-то вдаль уличных просторов. Она вся, в его глазах, обтекалась светом и кажется могла бы взлететь в своей божественной легкости и совершенстве, подняться в левитации и парить над миром. Он замер и не мог дышать. Противоречивые ощущения снова его захлестнули – хотелось войти в эту дверь, спросить о ее мыслях и тревогах, признаться в чувствах, поговорить по душам, смотреть в ее невероятно родные глаза, вдыхать ее запах и, в то же время, хотелось уйти прочь, бежать, не впадать в зависимость и поглощенность, не обретать слабость, к которой он оказался чрезвычайно не готов.

Он наблюдал за ней еще минут пять, потом сделал медленно и бесшумно несколько шагов назад и беззвучно ушел.

Она чувствовала его присутствие, да и тонкий запах его дорогих духов витал в воздухе. Она точно знала, что он стоит у двери и молча за ней наблюдает, знала, что вызывает в нем чувства и некий трепет. Она продолжала смотреть в окно, боясь шевельнуться и смогла обернуться лишь перестав улавливать его запах в воздухе, успокоив беспокойное биение собственного сердца.

На следующей неделе намечался корпоратив в связи с открытием нового филиала. Собрав всех сотрудников в новом, огромном конференц-зале, Федор Иванович выслушал идеи и предложения своих подчиненных, а после разделил между ними обязанности по подготовке.

Анна выразила, что, возможно, не сможет присутствовать на мероприятии. Федор Иванович, краем уха услышав это разговор и решив, что девушка, возможно, еще не чувствует себя в полной мере частью команды, не адаптировалась или женщинам, как всегда «нечего надеть», назначил ее ответственной за организацию вечера. После выписал ей чек, с суммой очевидно превышающей расходы на организацию и поручил приобрести лучшее одеяние и для себя и для нее, как представителям лица компании на вечере.

Все были в предвкушении яркого и знакового праздничного вечера. Дамы первым делом занялись подбором нарядов, а мужчины просто хотели отдохнуть, расслабиться, но и им поставили условие явиться лишь в соответствующем виде. В итоге, забыв обо всем прочем и желая блеснуть перед коллегами и именитыми гостями, все занялись гардеробом и наведением красоты.

В обозначенный день, арендовав огромный ресторан, огни действительно горели, все вокруг сияло и пахло роскошью. Гости собирались «одетые с иголочки», что естественно способствовало легкому щегольству и флирту. Шум поднимался. Музыка окутывала и соблазняла таинственным предвкушением замечательного времяпровождения.

Появление Анны в зале сразу привлекло внимания, так как головы механически поворачивались, провожая ее взглядом. На ней было откровенное атласное платье бежевого цвета, облегающее и подчеркивающее молодую совершенную фигуру. Туфельки на шпильках добавили утонченности. Пожалуй, она была невероятно привлекательна, а красная помада завершала и утверждала и без того с ума сводящее очарование девичей красоты.

Опьяненный без капли спиртного, Федор Иванович не мог отвести от нее взора и уже пожалел, что устроил этот вечер, оказавшись не в состоянии укрыть ее голые плечи от восхищенных и похотливых, жаждущих взглядов других мужчин. Он сразу же позвал свою помощницу и приказал не на шаг не отходить от Анны, не давать никому к ней «клеиться».

Но вечера беспечны, молодость непредсказуема, а горячие сердца всегда срывают баррикады нормы. Настало время танцев и танцпол плавился под ногами. Анна вышла танцевать, увлекаемая за руку каким-то молодым красавцем из гостей. Помощница, просто не смогла этому противостоять. И вот оно! Оказалась, что скромная девчонка двигается и танцует как жрица огненной страсти или выпитый коктейль содержал больше раскрепощающего спиртного, чем стоило принимать.

Весь зал с восхищением смотрел на танцующую пару. Федор Иванович был готов объявить конец вечера и всех немедленно прогнать прочь, но сам остолбенел и от созерцаемой красоты, и от злости.

В это время рядом с ним появилась та самая женщина-соседка, которой когда-то было поручено присматривать за маленькой тогда девочкой.

– Она и вправду прекрасна! – Тихо отметила женщина.

– Да. Где она научилась так танцевать? Видно, что не впервой. Это, черт возьми, профессиональный навык! – Угрюмо проговорил Федор Иванович.

– Так вы же и оплачивали большинство ее расходов – учебу, гимнастику, танцы. Правда не только вы, ее отец тоже почти всю зарплату тратил на нее. Она выигрывала несколько раз областные соревнования по бальным танцам. Потом ей стало не интересно и забросила занятия.

– Вы ничего этого не рассказывали. – С укором отметил Федор Иванович.

– Вы не спрашивали о подробностях. – Все так же тихо ответила женщина.

– Я правильно понимаю, что вокруг нее вьется и все эти годы вилось много мужчин? – Почти робко, боясь ответа спросил Федор Иванович.

– Вниманием она никогда не была обделена. Я прилагала максимум усилий, чтобы уберечь ее он опрометчивых поступков и обстоятельств, но даже мне иногда кажется, что она способна сжечь все вокруг одним своим присутствием.

– Иди туда. Отведи в сторону после танца и скажи, что я жду ее на внешнем балконе. Пусть придет немедленно!

– Хорошо.

– Жду!

– Федор Иванович, – Окликнула женщина, уже собравшегося уходить начальника. – Заботиться о ней было сложно, но сейчас сложнее защитить вас от нее. Простите, что говорю это.

– Так не говорите, а сделайте то, что я сказал!

Федор Иванович словно кипятком облился от последних слов не глупой женщины и сам понимал, что не на шутку попал в засаду чувств. Он вышел на безлюдный, открытый балкон и пытался сделать глубокие вдохи свежим холодным воздухом, но внутренний жар не унимался. Прошло минут десять, а Анны все еще не было, и он стал бояться, что никогда не обретет над ней никакой власти – ни как начальник, ни как мужчина, ни как друг. Вся его уравновешенная стабильность рассыпалась от ее стихийного влияния.

– Вы звали? – Послышался звонкий и нежный голос Анны за спиной.

– Да. Иди сюда. – Не оборачиваясь сказал Федор Иванович. Анна подошла ближе, но все еще стояла за ним. – Встань рядом! – Мягко, но почти повелительно добавил Федор Иванович и она встала рядом.

– Вы злитесь? Я что-то не так сделала?

– Посмотри вперед, прямо над горизонтом… Что ты видишь?

– Ночь опускается на землю. Первые звезды сияют над линией усталого города, желающего спрятаться под покровом тьмы и погрузиться в сон.

– Что из этого о тебе?

– Не понимаю вопроса, простите. – Немного с напряжением произнесла Анна.

– Ответь так, как понимаешь. – Без эмоций, почти холодно произнес Федор Иванович, умеющий скрывать лишнее.

– Возможно, меня раздирает между сиянием звезд и тьмой земли.

– Что из этого сильнее в тебе? – Повернувшись и пристально посмотрев прямо в глаза, спросил Федор Иванович.

– Во мне бездна! – Тихо ответила Анна. Немного постояв, она сделала шаг к Федору Ивановичу и оказалась совсем близко, что усилило чарующий магнетизм между ними во много раз. – Я и сама боюсь данного чувства. Вы сможете не дать мне в этом утонуть?

Он протянул ей свою руку открытой ладонью вверх. Она же просто и непосредственно обняла, прижавшись к его груди.

– Маленькая моя, что же ты творишь?! – Задыхаясь от переизбытка чувств произнес Федор Иванович, крепко, но бережно, обняв ее в ответ. Он сгорал от чувства любви и терзался странным недоверием к ее непогодам выраженному лоску. Однако, последнее он выталкивал из своего сознания, стараясь не допускать развития или раскрытия этого ощущения. По факту, он был готов к чему угодно, лишь бы она находилась рядом.

– Кажется, мы с вами убежали от гостей? – Подняв сверкающие глаза вверх на высокого Федора Ивановича, произнесла Анна после затянувшегося внешнего молчания.

– Хочешь вернуться?

– Это не важно. – Тихо ответила она и еще крепче прижалась к нему.

– Что не важно? Твое желание или гости?

– Гости. Я туда не хочу.

– Но вернуться надо. По крайней мере мне. А ты должна решить, вернешься туда со мной или вернемся по отдельности? Или мой водитель отвезет тебя домой.

– Но, если мы зайдем вместе, то все подумают, что у нас отношения. Вы предлагаете мне отношения? – Изумленно спросила Анна.

– Предлагаю!

– Открытые… то есть ни от кого не скрываемые?

– Именно это и имелось ввиду. – Улыбнувшись ответил Федор Иванович.

– Может я сплю?! – Немного покрывшись румянцем спросила Анна, с нежностью рассматривая его лицо, казавшееся ей в свете ночного освящения еще более безукоризненно идеальным, словно он был нарисован ценителем совершенного.

– Если ты хочешь спать и вечер утомил, то я немедленно отправлю тебя домой.

– Хотите от меня избавиться? – Лукаво подняв бровь и сладко улыбаясь спросила девушка.

– Не от тебя, и не избавиться. Но я бы предпочел, чтобы тебя не пожирали чужие глаза тогда, как я не могу предъявить на тебя свое право защищающего мужчины… твоего мужчины.

– Да, вы не хотите, чтобы я танцевала и на меня смотрели другие мужчины. Я видела ваш взгляд. Вы словно хотели убить того парня. – Еле слышно сказала Анна, ощущая, что у них у обоих перехватывает дыхание от переизбытка чувств и необходимости держать себя в руках.

– Ты умна! Не надо меня испытывать. Больше никаких танцев и парней, никакого поведения свободной девушки. Может поедешь домой?

– Нет, я хочу остаться с тобой.

– Значит, вместе? – Стараясь говорить без присущего директорского повеления в голосе, тихо выговорил Федор Иванович

– Вместе. Но я немного боюсь.

– Чего?

– Того, как к нам отнесутся другие, что будут говорить, как примут.

– Ты со мной и кого-то боишься?! – Подняв бровь, игриво спросил Федор Иванович. – Оставь их мне! – Дальше он просто нежно поцеловал ее в лоб, накинул ей на плечи свой пиджак и, взяв за руку, повлек за собой в зал, переполненный людьми. Их сразу же встретили любопытные взгляды и посыпались поздравления от близких знакомых. Недавний партнер по танцу взъерошено-обиженно нахмурился.

Казалось, что Анна счастлива. По крайней мере Федор Иванович, пристально за ней наблюдая, так решил, пытаясь убедить себя в том, что не принудил ее против воли, имея власть директора или воспользовавшись ее уязвимостью, к данному незапланированному повороту событий.

Федор Иванович отметил и то, что Михаил сдержанно, двумя словами, поздравил его, без своего специфично-прямолинейного выражения мнения.

– Я слышу твою тишину. – Тихо сказал Федор Иванович Михаилу, приблизившись, выкроив момент, с двумя бокалами виски для себя и для него.

– И? О чем она?

– О противоречивости, неуверенности, предрешённости.

– Я не Нострадамус, мой друг. Если уж этот вечер подарил тебе интересный сдвиг в отношениях, то насладись намечающейся любовью, твори отношения и будь счастлив. Правда сегодня будут плакать твои многочисленные поклонницы. Но, рано или поздно, это должно было произойти. – Сдержанно улыбнувшись сказал Михаил.

– Но ты не одобряешь Анну. – Прямо глядя в глаза и пытаясь не упустить скрытых эмоций друга, проговорил Федор Иванович.

– Может я просто завидую, что ты отхватил такую красотку и прелесть? – Ухмыльнулся Михаил.

– Ты не считаешь ее прелестью, хоть и признаешь, что она очень красивая и привлекательная. Ты не уверен в правильности моего решения?

– Уверенность – это приверженность к одной ограниченной точке зрения. Это обычно ослепляет, сужая взор до отдельной детали, лишая видения всей картины и лишая осторожности. – Ответил доброжелательно Михаил. – Ты просто боишься серьезных отношений. Но все постигается в процессе, в проживании, там же и уходит страх, уступая место знанию, доверию и опыту. Да, я не уверен – я просто ее не знаю, но она твоя женщина и твой выбор. Так заставь весь мир и меня в том числе, заткнуться. Не оборачивайся на мнения людей. Твоя реальность видна и понятна только тебе.

– Так…. Выпьешь со мной? – Наконец улыбнулся Федор Иванович.

– Мой друг, мы оба не пьем.

– Мне прямо сейчас немного, совсем немного, надо выпить. – Заключил Федор Иванович.

– Понял! – Ответил Михаил и взглядом позвал бармена, который за какие-то несколько секунд предоставил им виски.

– Кстати, я тоже ее не знаю. Ее невозможно знать. Она непостижима. – Наблюдая за Анной, что-то увлеченно рассказывающей другой сотруднице неподалеку, произнес Федор Иванович.

– Ооо, ты действительно и безоговорочно капитулировал – влюбился!

– Чувствую себя весьма странно и непривычно.

– Прекрасно! Тебе надо было это испытать! – Михаил стал громко и теперь по-настоящему радостно смеяться. Федор Иванович был счастлив, что Михаил был сегодня рядом, словно именно Михаил был для него семьей, которой представляют избранницу и ждут материнского принятия, отцовского благословения.

– Как думаешь, будет перебором предложить ей переехать ко мне жить? Мне необходимо, чтобы она была рядом.

– Нормальным для пары является все, что устраивает их обоих. Но, раз уж ты решил нести за нее ответственность, то, даже если она сама приедет к тебе домой и залезет в твою постель, поступи с ней как с женщиной, заслуживающей уважения на всех уровнях социальных и моральных устоев – женись.

– В нынешнее время и сразу в брак? Я не уверен, что она хочет замуж. Я сегодня с ней первый раз открыто разговаривал, а ты говоришь брак. Ракеты и то с такой скоростью не летят. – Озадаченно проговорил Федор Иванович. – Разве мораль и нравы во все времена не видоизменялись под веянием социальных тенденции? Они другое поколение. Ей нужно, наверно, ко мне привыкнуть, ближе узнать и принять в полной мере. Я не хочу давить и требовать большего, чем она сама готова дать.

– Что с тобой?!! Совсем расклеился! – Михаил опять стал смеяться, но теперь с ноткой еле уловимого беспокойства. – Без морали ни у какой современности нет будущего! Без морали и личных принципов, ты рассыпишься и растворишься чувствах к ней – это к хорошему не приведет. Не надо вестись на все, что она скажет и хочет. Она совсем молода и склонна к испытыванию судьбы и мужчин, в ней нет еще необходимой зрелости для верных и выверенных поступков. Тебе придется быть гарантом устойчивости, сохранности, надежности и для себя, и для нее. Не время расплавляться в сжигающей пламени любви, но гореть несомненно стоит.

– Ты сам сказал, что не знаешь ее. Она хорошая девочка.

– Они все хорошие девочки, мой друг. Только жизнь сложная, зачастую жестокая, а девочки ранимые и дефициты внутреннего мира каждая восполняет по-своему.

– И в чем, по твоему мнению, ее внутренний дефицит? – Зная ответ на свой вопрос спросил Федор Иванович.

– Могу поспорить, что у нее плохие отношения с матерью или с обоими родителями. Отец, скорее всего бесхребетный или просто сломленный, не устойчивый психологически, больной – он не стал для нее опорой, которая необходима каждой девочке. В ней горит какая-то боль и отыгрывая это, она сжигает все вокруг, а конкретнее – мужчин, как и тебя, вызывая не столько одобрения и обычной любви, сколько зависимости, накала страстей, хождения по краю. Девочка явно знает, что такое края и муки – ее жжет изнутри.

– Говоришь не Нострадамус ты? – Подняв строгие брови, удивленно проговорил Федор Иванович.

– Говорю. – Тихо ответил Михаил. – Могу и ошибаться.

– Как мне унять ее боль? Как сделать счастливой?

– Ты спрашиваешь потому, что и сам не знаешь, что такое счастье в отношениях с другим человеком. Этого не знает и она. Почему же ты думаешь, что она хочет быть счастливой?

– Этого все хотят, вроде.

– Да. Только счастье у каждого свое – это, в основном, удовлетворение основных личных потребностей. Твоим счастьем долгое время были реализация себя в работе, достижение определенных высот, самосовершенствование. Теперь ты решил достичь того, от чего убегал – любви. Тебе кажется, что земля под ногами не столь устойчива с ней, чем была до нее.

– У меня сейчас голова разорвется от твоего мудрствования, хоть и понимаю абсолютную верность слов. – Федор Иванович сел на кресло и откинулся на спинку. – Что для меня правильно сейчас?

– Ты сам правильный. Этого достаточно. – Михаил искренне радовался, произнося слова, новому для него выражению влюбленности на лице друга. – Просто иди дальше, поступай так, как чувствуешь и действительно хочешь, а реальность сама проявится и расставит все по местам. И вообще, там шикарная девушка ждет твоего внимания и присутствия, да и сам ты не отводишь от нее взгляда. Иди уже! Хватит трепаться со старым занудой вроде меня. – Улыбнувшись завершил Михаил, похлопав друга по плечу.

– Ты не старый и не зануда, а один из самых значимых для меня людей. Но, да, пора идти. Спасибо, что ты здесь!

Федор Иванович прошелся по гостям, обмениваясь отдельными короткими разговорами и добрался, наконец, до Анны. Она охотно, хоть и не совсем уверенно, принимала поздравления от всех сотрудников и по очаровательной улыбке казалась абсолютно и беззаботно счастливой. Они вместе завершили этот вечер, позаботившись о том, чтобы все гости ушли довольные, да и все намеченные планы на деловые обсуждения, расставления будущих приоритетов компании были выполнены.

Своего водителя Федор Иванович тоже отпустил отдыхать. Сам сел за руль, что случалось в последние годы все реже, посадил Анну рядом и пара покинула заведение.

В голове Федора Ивановича все еще крутился вопрос о том, как правильно себя вести с Анной. До нее в его жизни было много женщин – моделей, художниц, актрис, предпринимательниц, особ, начинающих свой бизнес и уже достигших успехов, да и женщины для утех иногда появлялись, но все они демонстрировали одно и то же непринужденное поведение с определенными целями. С ними все всегда было легко и просто. Но сейчас Федор Иванович не хотел, ничего легкого или временного. Он впервые чувствовал, что готов до последнего сражаться за женщину.

– Ты устала? – С неожиданной даже для себя нежностью спросил он, когда они были уже в пути.

– Есть немного. – Улыбнувшись ответила она.

– Ты хоть успела что-нибудь поесть? Я знаю одно уютное местечко, где очень вкусно готовят. Можем поехать туда.

– Не, давай в следующий раз. Уже три часа ночи.

– Значит домой?

– Да.

– Хорошо. Твой отец, наверно, уже заждался твоего прихода. Он же не будет возмущаться, что ты задержалась?

– Нет. Он, наверно, уже спит. Даже если я потеряюсь на неделю, не факт, что он заметит моего отсутствия. Я, если честно, иногда хочу именно потеряться. – Анна сказала не подумав, а после пожалела о словах. – Это звучит, наверно, странно. Я не так выразилась.

– Что для тебя означает потеряться?

– Уехать куда-нибудь и побыть одной, никого не видеть, ничего не делать. Хочу просто расслабиться и ни о чем не думать. Дома меня чаще охватывают тревога и грусть. Прости, что говорю подобное.

– Отец пьет? – Осторожно и тихо спросил Федор Иванович.

– Да. – Не сразу и немного смущенно ответила Анна.

– Можно переночевать у меня, если моя квартира подойдет для того, чтобы там «потеряться». Спрятаться от всего мира ты точно там можешь и в полной безопасности. – Неуверенно, боясь задеть, сказал он. – Просто переночевать и ничего другого.

– Это будет не удобно.

– Абсолютно удобно. Тем более, что у меня большая площадь и там есть отличная гостевая комната.

– Там, наверно, часто спят всякие девушки?

– В гостевой девушки не спят. Там обычно останавливаются Макс и Лена. Это семейная пара, живущая в Израиле и изредка приезжающая в Россию. Им нравится у меня гостить. Они мои близкие друзья. Познакомлю вас по возможности.

Анна, конечно, поняла, что девушки, которые попадают в его дом, спят в его постели с ним. В ней вспыхнула неожиданная ревность и даже обида, что ее отправили в гостевую комнату словно с глаз долой. Сам же Федор Иванович старался даже не смотреть на нее, чтобы сдерживать и скрывать бушующие в нем желания.

Огромная четырехкомнатная квартира Федора Ивановича в престижном и охраняемом районе, сразу понравилась Анне. Вернее, ее лучшая мечта о нормальной жизни выглядела приблизительно так.

Все дома в данном районе были пятиэтажными, с большими открытыми балконами. На первом этаже находился фитнес клуб с бассейном, хаммамом и всевозможными услугами красоты. Так же поблизости можно было заметить вдоль улицы несколько ресторанов и бутиков модной одежды.

У Анны было ощущение, что она оказалась, где-то в центре Парижа – предельно далеко от своего мира. А когда утром пришла горничная, до блеска убравшая всю квартиру и приготовившая ей вкуснейший завтрак – Анна, вдруг, захотела плакать, сравнивая свою жизнь и жизнь, которой могут довольствоваться другие люди. Она ощущала себя маленькой и беспомощной, отчасти даже неуместной среди этой роскоши, девочкой. Но явное внутреннее смятение повлекло за собой и повышение планки, к которой она решила отныне стремиться.

Спросив у горничной, когда проснется Федор Иванович, Анна удивилась в очередной раз. Оказывается, Федор Иванович встает каждое утро, независимо ни от каких обстоятельств, в шесть часов, идет в тренажерный зал, потом принимает душ, завтракает и едет на работу. То есть, когда Анна проснулась, он уже был на работе.

Приятным удивлением стало то, что он оставил ей запасные ключи от квартиры и пропуск в район, куда любой человек мог пропасть только по пропуску, чтобы она могла уйти и вернуться, когда захочет. Также рядом с ключами лежала банковская карта и записка с подтверждением, что карту оставили именно ей, при чем с внушительной суммой на счету, и она может пользоваться ею, как захочет. Ничего этого Анна трогать не стала, просто улыбнулась, оценив открытость Федора Ивановича и своего рода разрешение на присутствие в его жизни.

Анна пошла на кухню, чтобы выпить воды и немного отойти от восторга, но там по-прежнему хлопотала добрая горничная, уже приготовившая ей свежевыжатый фруктовый сок.

Что таить истины, красивой жизни хочет каждая девушка и это, пожалуй, нормально. Нормально – хотеть лучшего. Правда, лучшему нужно еще и соответствовать, при чем изнутри, чтобы сохранялась красота души, намерений, возможностей, развития и раскрытия личности. Анна, интуитивно все это понимала, хоть и никогда не имела в своем окружении людей, способных что-либо по-настоящему объяснить или подсказать.

Анне предстояло еще найти свое место, в соответствии со своей природой, в новых реалиях существования быть принятой или отвергнутой. Вдруг ее осенило, что вообще-то уже полдень и она тоже давно должна была быть на работе. Резко схватив телефон, она позвонила Федору Ивановичу и получила ответ, соответствующий сказочности этого дня – «Отдыхай. Сегодня у тебя выходной».

«Милая сказка, умоляю, не заканчивайся!» – с визгом радости произнесла Анна, откинув телефон на диван. Но тут снова возникла тревожная мысль – «Он не предлагал остаться здесь. Надо будет уехать к себе или можно побыть здесь? И в качестве кого мне здесь быть, еще и в гостевой комнате? Брррр…. Впрочем, оказаться в его спальне я так же не готова. Что я там буду делать? Рядом с таким мужчиной, конечно, очень приятно находиться, но взрослое общение болтовней не заканчивается, а мой детский сад ему нигде не сдался. И откуда во мне столько дерзости, чтобы вообще здесь быть? Ничего не понимаю! Я дура! Что же делать-то? Интересно, я больше хочу именно Его самого или его роскошную жизнь? Я, конечно, стервочка, но да, я хочу здесь жить и мне очень радостно от Его внимания. Совсем не хочется возвращаться к своей никчемной дыре, пьяному отцу и компании его отвратительных дружков. Неужели, я готова бросить отца, променять на личные инфантильные потребности единственного родного мне человека? Не, я не могу так поступить, пока он во мне нуждается. В последнее время он столько пьет, что ни один организм долго не выдержит. Хоть бы он тоже влюбился и от счастья перестал пить. Интересно, он мог бы жениться на ком-нибудь из соседок? Или я хочу его передать в чьи-либо руки, избавиться и облегчить себе жизнь? Мне должно быть стыдно сейчас за такие мысли, но черт возьми, у меня истерика какая-то! Прости меня папочка. Боже, спаси мою глупую и никчемную душу! И что мне сейчас делать-то?!».

Нахмурившись под воздействием неспокойных мыслей, Анна, словно действительно проснувшаяся после прекрасного сна и очутившаяся в суровой реальности, стала быстро собираться. Найти свое платье ей не удалось, так как горничная отправила все вещи на стирку, но она оставила ей новое, глаженное платье нежно-изумрудного цвета, соответствующее белье и удобные светлые туфли на среднем, устойчивом каблучке. Все идеально село на фигуре Анны. «Откуда эта шельма знает мои размеры, если и сама без примерки не могу ничего подобрать?!» – подумала удивленная Анна. Отдельной грустью для нее стало понимание того, что все эти вещи стоят баснословных для нее денег. Было неудобно принимать подобные дары, но и надеть, так уж вышло, было больше нечего.

Далее Анна аккуратно свернула и положила на край убранной кровати длинный шелковый халатик, который так же утром получила от горничной. Она поспешно отправилась домой, решив, что, когда не знаешь, что делать – следует делать шаг из ситуации наружу, чтобы посмотреть на происходящее адекватно, со стороны.

Приехав домой, она застала отца, испачканного и отвратно пахнущего, спящим на лестничной площадке – видимо он был слишком пьян, чтобы суметь открыть дверь или опять потерял ключи. Анне пришлось тащить его в дом, после чего спина болела, а руки дрожали. Правда дрожала она, в большей мере, от истерики и злости.

Она включила чайник, чтобы сделать себе чай и попыталась найти что-нибудь съедобное, но вся еда и продукты, которые она позавчера приносила в необходимом количестве, просто исчезли. Предположительно, еду забрали на свой «дворовый пикник» отец с дружками.

В это время кто-то постучал в дверь. Анна открыла.

– Паша выйдет? – Улыбаясь на все два имеющихся черных зуба и еле стоя на ногах, спросил алкаш-сосед.

– Не выйдет! Вы достали уже! Идите отсюда и не смейте больше здесь появляться!!! – Яростно заорала вдруг Анна, которая обычно старалась хоть относительно держать себя в руках.

– Чегооо кричать-то? Дурында! – Попытался возражать алкаш, плюнув прямо на порог. – Будешь злой и никто на тебе не женится! Воооо как! А будешь лааапочкой и сам на тебе жжженюсь! Ты, вввроде, ничего такая. Но тощая, вредная, бестолковая наверно, но сссжалюсь – сойдешь на худой конец! Хоть яичницу варить научилась или совсем руки не с того места? – Алкаш оценивающе-пренебрежительно взглянул на Анну и сделал шаг вперед, пытаясь то ли приблизиться к ней, то ли войти в квартиру.

– Убирайтесь отсюда или клянусь – вам будет плохо! – Тихо и хладнокровно сказала Анна, преградив ему путь вытянутой вперед шваброй, той же шваброй громко стукнула по полу. – Я сказала убирайтесь прочь! – Уже почти яростно закричала Анна. В ее голосе звучала реально угрожающая нотка, прозвучавшая с такой уверенностью, что алкаш отшатнулся. Он растерянно на нее посмотрел и снова плюнув на пол, медленно побрел прочь.

Ярость Анны всегда была в большей мере связанна с тем, что она реально боялась пьяных людей. А вот бояться она ненавидела и выходила из себя от беспомощности перед этим недугом. Сейчас же она чувствовала ту раздирающую злость на отца, которую всегда запрещала себе чувствовать. Она была уверенна, что нет большей беды и боли чем та, которую причиняют те, кто должны быть силой, опорой и защитой.

Она, рыдая, вытерла мокрой тряпкой плевки алкаша, сдерживая тошноту. Потом, рефлекторно обняла швабру, словно ей была необходима хоть какая-то помощь, хоть наличие неодушевленного предмета, которая только что удачно подвернулась под руку и помогла. Она молча сотрясалась от рыданий, а успокоившись долго смотрела в пустоту перед собой.

Далее пришлось в очередной раз взять себя в руки. Она открыла окна, чтобы проветрить дом и начала убирать, отстирывая все подряд. К вечеру Анна устала настолько, что не могла и пошевелиться, просто сидела на своем идеально чистом полу и радовалось приятному запаху свежести, тишине и даже своей усталости, от которой и вся злость прошла. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты и каких-то свободно блуждающих мыслей.

«Труд сделал из обезьяны человека, а безделье наоборот – превращает человека в обезьяну! … И вообще, что, если жизнь бьет в те места, через которые указывает на индивидуальную дорогу? Кажется, кузнец так заламывает раскаленное железо в необходимую форму с помощью молотка… Не может же все происходить случайно? Не может! Или мой Бог слишком хорошего обо мне мнения и переоценивает мои способности, мою выносливость. А я в один день просто кончусь и уже не смогу взять вверх над обстоятельствами! Исчезну как пар, поднимающийся с тарелки супа. Ой, блин, кушать хочу. Откуда эти мысли о смерти, когда всего лишь голодна? Правда голодна как стая диких кошек, а не одна лохматая штучка. Может я подыхаю и бред в голову лезет? Интересно, о чем обычно думают, умирая? Ощущение не из приятных наверно и на душе несомненно дрянь какая-то должна быть. Стоит ли расслабиться и созерцать происходящее, если нет сил бороться? Да и с чем мне бороться? С пьющим отцом? Словно я не способна его принять и любить таким, словно хочу исправить и изменить под свои потребности и удобство. Да, себя я люблю больше. Иначе бы давно сошла с ума. Не знаю, чего заслуживаю я, но и он заслуживает более благодарной и доброй дочери, а ему досталась я – тварюшечка! Мы стоим друг друга! Что бы поесть-то? И живот снова урчит, руки дрожат, кожа опять покрылась сыпью от чистящих средств и ручной стирки, спину ломит. Надо взять в кредит стиральную машинку со следующей зарплаты. Интересно, я чувствую себя несчастной или я и есть несчастная?» – выдавив из себя ироничную улыбку, от которой снова захотелось плакать, проговорила Анна. Она часто болтала что-нибудь вслух, оставаясь одной дома.

В это время снова постучали в дверь и брови Анны недовольно сжались. «Ну зачем портить такой замечательный момент? Отстаньте вы все раз и навсегда!» – снова вслух проговорила Анна, ожидая, что нежеланные гости сами уйдут, но нет – в дверь снова постучали. Анне пришлось встать.

На пороге оказался Федор Иванович. Он молча на нее смотрел. Она тоже застыла на месте и только вспомнив, что на ней старая, изношенная и даже дырявая местами футболка с такими же старыми, короткими штанишками, а волосы растрёпаны, глаза заплаканы – она вдруг, осознала всю нелепость своего вида и смутилась.

– Простите. Уборка измотала. – Виновато проговорила она.

– То есть в дом не пригласишь? – Выдавив из себя улыбку, спросил Федор Иванович. Он не мог не заметить заплаканных глаз Анны и это сразу вызвало в нем острую боль и тревогу.

– Ой, да, простите. Проходите.

Хоть тому, что в старой квартире идеально чисто в данный момент, Анна была рада. Грязи она стеснялась больше, чем бедности.

– Простите, не могу предложить кофе или выпивки. Так уж вышло, что еще не успела сходить в магазин, а запасов не осталось. – Смущенно проговорила девушка.

– Давай уже на «ты». Если позволишь, то кофе тебе предложу я, только в другом месте. Тебе придется переодеться и уехать со мной.

– Я буду рада! Но сперва мне надо принести еды отцу. Он спит и скоро проснется. Так что, посиди здесь минут десять, а я пока сбегаю в магазин.

– В таком виде идешь на улицу?

– Не надо меня стыдить. Эта улица видела виды и по хуже. – Обиженно ответила Анна.

– А я говорю не о плохом, а о прекрасном. Эта одежда тебе мала, наверно со школьных лет осталась. И она слишком облегает твое идеальное тело. Я не хочу, чтобы на тебя оценивающе смотрела толпа мужиков, сидящая на беседке у подъезда. – Искренне и прямо ответил Федор Иванович. – Давай за продуктами схожу я, а ты пока собирайся. Нам надо ехать.

– Но…

– Сейчас не время перечить. Пожалуйста, просто соберись. Я быстро вернусь. Есть какие-либо предпочтения? Что любит твой отец?

– Подойдут любые продукты – хлеб, сметана, колбаса. Суп сварю ему уже завтра. Нет, мне не удобно. Давай, все же, я сама схожу?

– Нет. Бегом одеваться! – Мягко, но повелительно произнес Федор Иванович, уже направившись к выходу.

Федор Иванович вышел, оставив ошеломленную Анну стоять в центре кухни. Она реально была уставшей и голодной к тому же – ни на какие возражения и сил не было. Более того, ей было очень радостно, что он пришел и что он такой весь абсолютно нормальный, здравомыслящий, адекватный мужчина.

«Я уже боялась, что вчерашнее было сладким сном. Но нет. Неужели, мне повезло и он действительно меня выбирает? Это не игра? Может я счастливица?» – улыбнувшись неожиданно беззаботной и счастливой улыбкой ребенка, получившего самую желанную шоколадку, проговорила она. Она посмотрела на швабру и с благодарностью кивнула, как кивают другу, который в худшие минуты был рядом. После схватила нарядные вещи и побежала в ванну.

Федор Иванович вернулся с тремя большими пакетами продуктов.

– Ты что, на месяц вперед все накупил? – Проговорила, снова смущенная Анна. Но принялась быстро все убирать по полочкам и в холодильник. Добравшись, напоследок, до большой упаковки с отборными орехами и сухофруктами, она открыла упаковку и стала аппетитно есть. После подошла к нему, он сидел на старом диване и ждал, пока она разберется с пакетами. Она уселась рядом и стала кормить его с руки. Он же не мог наглядеться на ее изящные, но слегка детские повадки. И тем более не мог насмотреться на милые и любимые черты лица, на довольную улыбку и искорки радости в заплаканных глазах.

– Так, нам, вероятно, следует уйти, пока папа не проснулся. – Вдруг, опомнившись, протараторила Анна.

– Нам надо прятаться имеешь ввиду? – Пристально на нее посмотрев, спросил Федор Иванович.

– Нет. Прости. Я просто не знаю, что ему сказать. Лучше потом позвоню и скажу, что я у подруги. Врать плохо, но иногда надо. Не осуждай меня за это.

– Да, нам пора ехать. И я вовсе не осуждаю. Но… – Федор Иванович, замолчал, явно что-то обдумывая. – Иди, буди отца.

– Ты уверен? Сам и будешь с ним разговаривать и объясняться. Я не могу это делать. – Растерянно проговорила Анна.

– Буди. Разберемся. – Уверенно ответил Федор Иванович.

Вскоре на кухне появился отец Анны. Федор Иванович, который долгие годы был его начальником, вдруг сел с ним за один стол и максимально уважительным тоном попросил руки его дочери. Отец ответил, что только сама Анна должна решить за кого выходить замуж. Анна утвердительно качнула головой на вопрос отца и пара получила благословение.

Так начался новый этап совместной, брачной жизни для Анны и Федора Ивановича. И те, кому недавно некого было обнять кроме швабры и уж тем более не с кем поговорить, кроме как с собой и с пространством, иногда получают свою долю везения и счастья от неведомых сил и лучших людей.

Адаптироваться к новым условиям, для Анны не составило особого труда. Более того, супруг у нее не поменялся ни в своей заботливости, ни в понимании ко всему происходящему, ни в нежности или трепетном к ней отношении. Он действительно ее любил и всеми способами заботился о ее благополучии. Даже отца ее отправил на год лечиться в частную клинику, чтобы она перестала о нем переживать. К возвращению из клиники, старая квартира с пагубными соседями была продана и куплена новая с ремонтом, обставленная со вкусом и находящаяся в престижной зоне оздоровительного санатория. Соседи были приличными, вокруг парки, водоем и зелень, а район безопасный, под наблюдением.

Анна расцвела на глазах. Конечно, красивой она была и до встречи с Федором Ивановичем, но только с ним в ней появилась уверенность в себе и внутренняя гармония, словно она впервые в жизни обрела опору и веру в благополучие сегодняшнего и завтрашних дней. Со временем она научилась дышать полной грудью.

С работы она ушла и занялась преподаванием танцев, открыв свою студию. Возможности теперь позволяли с легкостью реализовывать многие мечты, а скромный в личных нуждах Федор Иванович, большую часть своего ежемесячного заработка автопереводом пересылал на карту любимой супруги. При чем он редко интересовался тем, на что Анна тратит деньги. Ему хватало того, что она относительно беззаботна и довольна, а он может этому способствовать.

Вскоре вокруг Анны образовался совершенно новый для нее контингент и круг общения. Теперь она дружила с друзьями Федора Ивановича, с семьями предпринимателей, со многими успешными бизнес-леди. Она неустанно ходила на всевозможные тренинги по личностному росту, завела своего коуча и фитнес-тренера, путешествовала по миру, учила языки, изучала культуру и искусство, бытность разных народов.

Она росла и развивалась, но что-то паранойяльно-истеричное периодически появлялось в ее стремлении к превосходству, словно она внутри себя все еще убегала от бедной девочки из прошлого, а та с грустными глазами призрачно встречалась ей в каждом новом дне с молчаливой просьбой – «Пожалуйста, не отвергай меня! Умоляю, оглянись, не бойся меня. Я тут. Мы нуждаемся друг в друге и в целостности». Анна понимала, что не хочет и действительно боится оборачиваться, боится, что та одинокая и грустная девочка может привнести прошлое, свою несчастность в настоящее и разрушить ее новый мир.

Среди множества знакомств обозначилась и Маргарита Таминова, которую все называли «Мара». Да, она была странной, экстраординарной, интересной и то ли слишком умной, то ли слегка безумной, но все это придавало ей особого шарма и привлекательности. Вокруг нее всегда были идущие по ее пятам вдохновленные почитательницы и ученики. Она позиционировала себя как коуч, психолог (правда с незаконченным высшим образованием), экстрасенс, ясновидящая, яснослышащая и что-то подобное еще, что запомнить бывало сложно. При этом она была единственной дочерью женщины-чиновницы, которая когда-то в молодости просто решила верить в большую любовь, а по факту была брошена отцом своего ребенка в самом начале беременности. Влиятельный дед нашел ребенку няню и воспитателей, а любимую дочь отправил работать в местную городскую администрацию. Благо, денег и связей в данной семье всегда хватало.

Мара была красивой: белокожей, с черными, как редкий алмаз, глазами, с густыми, черными, кучерявыми волосами до пояса, худенькой, но с выраженными формами, высокой. Многие мужчины попадали в плен ее чар, о чем говорило как минимум то, что в ее доме всегда было множество огромных букетов цветов и обилие подарков. Чаще всего она и не помнила тех, то их присылает, но искренне любила и принимала внимание и заботу, принимая это знаком и комплиментами от самой вселенной.

Мара и Анна сдружились почти моментально. Сходства глубинной сути и их перекликаемость между двумя людьми преодолевают преграды социального и внешнего не особо замечая препятствий.

На одной из дружеских вечеринок в клубе «Светоч», Анна явилась с Марой после их совместного посещения тренингов в тематике женских медитаций и йоги. Все внимание сразу переключилось на девушек. И если Анна все же оставалась для всех уважаемой супругой уважаемого Федора Ивановича и все вели себя с ней максимально учтиво, чему она старалась соответствовать, то Мара сразу, что всегда было в ее поведении характерной чертой, снесла своим присутствием все принятые нормы. Она сразу захватила все внимание и отвечая на вопросы о роде ее деятельности, уселась по центру зала и стала увлеченно, очень красиво и с очевидной любовью к теме, рассказывать. Сперва она объясняла что-то о притяжении между людьми, потом о вибрациях и частотах человеческого существования, а после медленно перешла к насущной теме сексуальности и провела почти мини лекцию по сексологии. Казалось, что сложных тем, запретных или неудобных для обсуждения в среде взрослых людей, для нее просто не существовало. А один из ее почитателей вовсе стал утверждать, что само существование подобия Мары является половым актом жизни с миром.

Однако, когда в зал вошел задержавшийся в другом месте хозяин клуба, то есть Михаил, Мара замолчала. Они молча смотрели друг на друга так, словно их перенесло в другую реальность.

– Надеюсь, вы не женаты? – Вдруг спросила Мара с еле уловимым вызовом и ноткой неожиданного волнения, трепета в голосе.

– Невообразимо свободен! – Ответил Михаил с не менее загадочным голосом, что заставило Федора Ивановича удивленно ухмыльнуться.

– Сварить вам вкусный кофе? – Продолжила Мара.

– И вы знаете, что намереваетесь угостить хозяина данного заведения? – Рассмеявшись спросил Михаил.

– Все мы гости в этом мире и все хозяева чего-то там! А заведение…. Милое! Внушительное, как и вы сами. Впрочем, какое нам дело до деталей?! Я готова для вас готовить! – С лучезарной улыбкой ответила, редко теряющая самообладание, Мара.

– Я думал только о кофе, заходя в эту дверь.

– Я так и поняла. Веди меня на кухню! – Сказала Мара и улыбнулась самой игривой, непредсказуемой из своих улыбок, которых для наблюдательного почитателя выделялось множество.

Михаил подошел, протянул ей руку, на что она демонстративно и грациозно ответила, словно вдруг вспомнив о зрителях, и они вместе удалились на кухню.

Все были в восторге и в волнующем смятении одновременно. Михаил, сорокатрёхлетний разведенный холостяк, который всегда был слишком разборчив в людях, в женщинах и точно знал в них толк, продемонстрировал нечто новое и пока никому не понятное – втянулся в чужую игру. Анна и Федор Иванович переглянулись и стали шёпотом о чем-то разговаривать, смеясь и с интригой ожидания поглядывая в сторону прохода на кухню.

Кто-то из особо любопытных, предложил пойти и посмотреть, как там кофе готовится, но Федор Иванович сразу пресек данное намерение одним лишь словом и все остались сидеть на своих местах. Вскоре в зал вошли Мара и Михаил с подносами и чашечками кофе для всех. Они выглядели очень гармонично и радостно. По крайней мере их объединяло уже то, что они оба были высокого роста, стройные, привлекательные и по-своему необычные, выделяющиеся в любой среде, харизматичные и целеустремленные.

– Кажется зацепило и самого не цепкого?! – Весело подмигнув, произнес Федор Иванович, оказавшись в конце вечера за барной стойкой в компании с Михаилом. Они уютно сидели и со стороны смотрели на посетителей, тихо разговаривая о своем.

– Думаю, что она шальная на всю голову, но более изумительной женщины, я не припомню, чтобы когда-либо имел честь встречать. – Улыбнувшись и покачав головой сказал Михаил.

– Верно, не припомню ни одной особы, которой бы удавалось так тебя впечатлить. – Засмеявшись заключил Федор Иванович. – Я рад за тебя, за то, что она вызывает в тебе подобную улыбку и смятение. Душа слепнет, переставая замечать удивительность и многоформность окружающего мира. Благо, тебе подобное не грозит.

– Многоформность? – Иронично переспросил Михаил.

– Именно так! Я очень давно не видел, чтобы у тебя глаза горели, а улыбка просто не сползала с лица при всем стремлении ее унять.

– Придется признать твою правоту. Она напоминает мне ожившую Богиню Бастет. Но есть одна загвоздка. Общение Анны с Марой до добра не доведет. Просто услышь меня сейчас и поверь.

– Что ты имеешь ввиду?

– То, что ты пытаешься привести Анну к балансу, внутренней гармонии и уравновешенности, а Мара по свей природе и личному выбору – стихийное бедствие. Нарушать нормы и сносить стены на своем пути – ее приоритет и способ существования. Она в этом чувствует себя живой, на эмоциях отделяясь от своей «онемевшей», травмированной части души.

– Почему ты так уверен, что она чем-то травмирована? Неужели ты действительно можешь видеть души и их раны? Я никогда не смогу понять твоей проницательности.

– Все на много проще и логичнее. Когда все хорошо и благополучно, человек старается сохранять и беречь. Когда все плохо и терять, по ощущениям, особо нечего – приходится разрушать, сопротивляться, драться, сносить, отстаивать себя и высвобождаться. Мара высвобождается экстравагантностью из собственного места внутри, в душе, в прошлом, где «прибило».

– Даже если так, Анна достаточно разумная, чтобы не вестись на навязываемое и отделять одно от другого.

– А в этом основной нюанс. Люди сходятся на очевидной или глубоко срытой общей составляющей. Анна – умница и старается тебе соответствовать, но где-то внутри нее осталась скрытая сторона ее личности. Их объединяет травма детства, слишком глубокие и незаживающие раны, на боли от которых они научились танцевать, превращая ее в своего рода опиум. Если слишком долго чувствовать боль любого рода и при этом не иметь возможности от нее избавиться – адаптивный организм человека привыкает, даже учится получать свою долю удовольствия от происходящего, что зачастую, и является способом выжить.

– Но мы не можем знать ничего о чей-либо истинной природе. Мы и себя-то знаем отчасти. И всем от чего-то в той или иной мере больно. Разве это не естественно?

– Можем предположить наибольшую вероятность, если посмотреть на то, кто в близком окружении Анны – это ты и Мара. Две противоположности, которые делают ее целостной.

– Понятно. – Задумавшись, сказал Федор Иванович. – Этот мир теряет в твоем лице хорошего специалиста. Не понимаю, почему ты не захотел в свое время, после окончания магистратуры, которая так тяжело тебе далась, работать по профессии?

– Времена были слишком сложные. Профессиональное становление в сфере моей специальности требовало определенных вложений и времени, а мне тогда буквально есть было нечего, за съемное жилье платить нечем. Тогда этот до боли родной и любимый город был для меня еще чужим и не принимающим. Мои все жили далеко, здесь не было ни знакомых, ни друзей. Залез в кредиты на учебы, а отдавать их было нечем. Пришлось браться за первую попавшуюся работу, чтобы просто вылезти из ямы. Так и унесло в сторону. Да и понимание часто приводит к тишине, к желанию молчать. И чаще всего с целью, уберечь своей тишиной других от понимания того мизера, который открылся одному, но уже оно угрожающе превосходит милые человеческие миры многих других. Зачем ломать шаблон, если не готов предложить, что-то лучшее взамен?! Практика показывает, что люди не прощают тех, кто ломает сковывающие их рамки. Рамки становятся защитными стенами. И дело даже не в прощении, а в том, что доля счастья в мире не увеличивается и не уменьшается. Она словно отмерена каким-то законом мироздания и частично отдана в руки человека на распределение, но без власти над ней, без обладания. Это где-то в сфере того, что ты называешь многоформностью, а можно назвать и трансцендентностью.

– Ты думаешь, что тебе ничего не изменить или ты не готов к подобной ответственности?

– Кто считает, что готов, тот просто даже приблизительно не представляет с чем имеет дело. – Произнес Михаил низким голосом, превращающимся в шепот, но пронизывающий все вокруг. – Одно могу сказать с полной убежденностью – жизнь человека, каждого и всегда, соразмерна его душе.

– Звучит словно это приговор заключённого, гуляющего на свободе и не подозревающего, что за пределами его мнимой свободы, его личного горизонта, обведена прозрачная стена личностных ограничений. И есть же отдельные индивиды, способные найти дыру в бесконечности этой стены? Слушай, может это то, за что нужно браться без готовности? Первопроходцы всегда идут наощупь, осознавая риски, со страхом, но переполненные решимости.

– Те самые отдельные индивиды или первопроходцы, не просто обладают упорством, но и наделены определенной долей гениальности. Они могут представить, почувствовать и найти, реализовать то, что другим не дано вообразить и уж тем более допустить. Гении умудряются забирать у реальности скрытое от обыденного глаза.

– Есть в тебе что-то из образа сталкера.

– Куда там, я простой и скромный. – Без эмоций, почти отрешенно, произнес задумавшийся Михаил.

– Скромный, как вселенная… Слушай, я только сейчас заметил, что твой компаньон по новому проекту и сегодня отсутствует. В последнее время редко посещает наши мероприятия, но был замечен в сомнительных компаниях в стороне. Он у себя на уме и что-то проворачивает за спиной. Впрочем, вижу, что ты и сам это подозреваешь.

– Знаю точно. Он мечется между двумя яблонями, пытаясь понять, на которой плоды слаще.

– Ненадежен и исчерпывает свое время актуальности для свершений ненадлежащими бессмыслицами.

– Абсолютно ненадежен.

– Избавишься от него?

– Я? Зачем мне марать руки? Сделаю так, чтобы он сам избавил меня от своего присутствия в делах и при этом остался благодарен, что я не лишил его всего капитала.

– Полагаю, что сейчас в его голове разрабатываются подобные же планы на твой счет.

– Осведомители сообщают, что он готовит мне подлость для этих своих планов и эта подлость унесет его на дно собственных недальновидных и слишком необоснованных амбиций.

– А теперь представь, что ты ошибаешься и план у него совсем другой. Все, что тебе доложили и исходя из чего ты строил свою стратегию – обманка. – Словно бросая вызов планам друга, лукаво подняв одну бровь и ухмыльнувшись, сказал Федор Иванович. – Что будешь делать?

– То есть обойти его не только на один шаг и даже не на несколько шагов вперед, а дополнительно это еще идти в обход, при чем и слева и справа?

– Именно. Если тебе что-то нужно, то принципиально важно не надеяться на удачу и не оставлять противнику ни единого шанса на выигрыш.

– Ладно, есть еще одна мысль, только надо ее проработать.

– Мало еще одной. Мы же не добрые дворники, которых я очень уважаю, но все же метла их только метет, пока не появляются ведьмы. В голове всегда нужно иметь как минимум пять абсолютно разных, порой даже взаимоопровергающих вариантов происходящего и столько же вариантов решения проблем.

– Хорошо. Ты мне подыграешь кое в чем, если понадобится? – Спросил Михаил прямо посмотрев на друга.

– Мог и не спрашивать. – Уверенно ответил Федор Иванович.

– Значит, скоро будет повод выпить по бокальчику. За подлые игры за спиной я предпочитаю наказывать.

– Почитаю твое благородное коварство. – Улыбнувшись констатировал Федор Иванович.

– Пожалуй, оставим это на сегодня. Мне нужно будет завтра проверить еще одно подозрение на правдивость. Сейчас, предлагаю глянуть, что там вытворяют наши ангелочки, с демоническими способностями. – Михаил улыбнулся, кивком головы указав в сторону Мары и Анна, вокруг которых собрались все посетители клуба и просто завалили их вопросами. В частности, жадно слушали импровизирующую во всей своей непосредственности Мару, а Анна решила быть рядом с ней, чтобы заглаживать углы, в которых, уже достаточно знакомая ей Мара, может и матом посылать, и не стесняться в вопиющих откровениях, и закатывать шикарный, творческий скандал. – Кстати, во всем что касается благородства, мне у тебя еще учиться и учиться. В мире предпринимательства тебе нет равных. Ты просто гений в этой стези.

– Точно я знаю лишь то, что без нее я блуждающий в океане жизни айсберг. – Указав на Анну и не сводя с нее восхищенного взора, проговорил Федор Иванович. После недолгого молчания он добавил. – Легко мнить себя гениальным или стоящим большего, являющимся хотя бы хозяином своей жизни, когда уже научился стоять на ногах, зарабатывать деньги, вести дела, когда не нуждаешься и не ждешь ничего ни от кого. Но…

– Я слышу всю тяжесть этого НО… – Тихо заключил Михаил. – Кстати, я до сих пор не понял, каким образом ты провернул сделку с иностранцами. Казалось, что это дело уже не спасти и предыдущие переговорщики просто уничтожили любую возможность взаимодействия, не говоря уже о сотрудничестве на наших условиях, чего ты добился за один разговор. Я не преувеличиваю и не хвалю друга, называя тебя магом, мастером своего дела. Как ты это делаешь? Расцветает все, чего касаются твои руки.

– Скажем так – руками мастера повелевает сердце, а сердцем мастера повелевает Бог. Магия – это энергия искренних намерений и неуемность прилагаемых усилий.

К концу вечера, когда гости все разошлись, остались сидеть за отдельным столиком Федор Иванович, Анна, Мара и хозяин заведения. Михаил предложил всем попробовать изысканные десерты и ароматный, согревающий облепиховый чай. Мара, конечно, хотела бы сегодня выпить что-нибудь спиртное и расслабиться, но поняв, по настроению, что данная компания к спиртному не расположена, смирилась с ситуацией, утешив себя мыслью о ждущей ее дома бутылке вина. Другой сложностью для нее становился Михаил. Он напоминал ей Киану Ривза, особенно внешне – высокий, худой, статный, со строгой привлекательностью лица, изящностью скул и черт, с простотой и сложностью до непонимания этого сочетания. Ей хотелось немедленно залезть к нему на колени и повиснуть на шее, обнимая украв его у всего мира, но она точно знала, что этот типаж мужчин не приемлет подобного поведения, даже если оценит смелое откровение. Он не был осуждающим, но его разборчивая избирательность, которой была пропитана вся атмосфера вокруг него, просто вытесняла все лишнее из данного круга. А лишней она не хотела быть с самой первой секунды встречи с ним взглядами.

Михаил вел себя вполне непринужденно, словно дикая страсть и интерес, которыми горела Мара по отношению к нему, не были достаточно взаимными. А Федор Иванович и Анна мило кормили друг друга десертами, ухаживали, смеялись и выглядели абсолютно счастливыми. После Федор Иванович и Михаил отправились в кабинет продолжить разговор, обсудить планы по рабочим проектам, а девушки остались вдвоем сидеть и, соответственно, искренне посплетничать. Вообще, можно сказать, что сплетни имеют особый вкус и значение в мире женщин, которым всегда хочется быть в курсе всего происходящего. Мужчины сплетничают не менее, но у них это действие, пожалуй, называется деловыми переговорами.

– Я бы его изнасиловала. – Вдруг произнесла Мара, после недолгого молчания.

– Оооо! Сколько дерзости и страсти! Думаю, он не будет слишком против, если ты подберешь для этого правильное время и обстоятельства. Если сложатся соответствующие отношения. – С лукавой улыбкой ответила Анна.

– Ты реально так думаешь?

– Возможно. Он свободен и одинок. Влечение между вами не скрыть. Единственное, имей ввиду, что Михаил – ценитель эстетичной красоты во всем. Полагаю, это касается и вопросов близости. Все должно быть на грани искусства, в слиянии подлинного и искреннего.

– И как в этот монастырь впихать грязные низменные желания? – Спросила Мара, скорее удивившись формулировке и восприятию Анны, чем реально приняв ее слова за истину.

– Грязное и низменное исчезают, становясь сакральным таинством двух возлюбленных, когда возникают чувства. Истинные чувства имеют привилегию возносить. Эти мужчины не из тех, кого может удовлетворить примитивный физический секс. Им нужно духовное, ментальное соитие с избранницей.

– Блин, ты удивляешь! – Ответила Мара, задумавшись.

– Чем удивляю?

– Не важно. Мне нужно выпить. Ты со мной или как?

– Я с тобой, но пить не буду. Мой супруг, кроме редких случаев, не приемлет даже запах спиртного, впрочем, как и я.

– Монастырь!!! Куда я попала?! И что, не сможет его высокоморализованная любовь вынести запаха спиртного? А что вынесет-то? Чего стоит?!

– Не горячись. Многое вынесет и многого стоит. – Тихо ответила Анна, не понимая, почему сегодня Мара более агрессивна, чем обычно. – Но мне необходима его близость, а если выпью, то он отвезет меня домой и заботливо уложит спать, словно я приболела и нуждаюсь в особом уходе. Такое разочек было, после очередного корпоратива на работе. И представляешь, он уложил меня спать, а сам сидел рядом всю ночь. Он боялся, что мне может стать плохо, а он заснет и не сможет помочь.

– Может, он сидел не для того, чтобы не проспать что-либо, а ему мешал запах алкоголи, идущий от тебя? Ты всегда все приукрашиваешь, а он ничего не умеет ни терпеть, ни прощать. Он выразил, что брезгует даже тобой, если позволишь себе разочек выпить. Он зануда.

– Не надо так о нем отзываться! – Строго сказала, Анна, задетая словами подруги. – Ты преувеличиваешь и не знаешь ситуации изнутри. Я сама виновата, что позволила себе об этом рассказать и уж тем более позволила тебе о нем судить. Впредь, мы не будем обсуждать моего супруга. Никогда!

– То есть мне не судить? Не выражать своего мнения? – Возмущенно спросила Мара. – Мы же подружки?!

– А с ним мы супруги. Сами разберемся. – Сдержанно ответила Анна.

– Ясно. Однако, твой мужчина восхищенного и влюбленного взгляда с тебя не спускает. Это уже все заметили и даже шутят по этому поводу. А Михаил за весь вечер даже не намекнул на продолжение общения. – Перевела разговор Мара. – Все, кому не лень, попросили у меня номер телефона, кроме него.

– Михаил решительный и уверенный, но всегда и все делает максимально своевременно, взвешенно и верно. Наоборот, я бы удивилась, если бы он сегодня что-либо тебе предложил. Но он тоже за тобой наблюдает.

– Я ненавижу наблюдателей. – Снова с излишней ноткой агрессии проговорила Мара. – Мне нужен человек рядом, а не со стороны. Спорим, что он будет мой? Я сделаю все, чтобы получить этого мужчину!

– Надеюсь, в тебе сейчас говорит не задетое самолюбие? Появился мужчина, который не сразу упал к твоим ногам?! – Спросила Анна, понимая, что нет добра ни в этом разговоре, ни в этом вечере. Мара, которая всегда довольствовалась мужским вниманием и полным их расположением, была сейчас другой, похожей на ребенка, которому не дают поиграть новой игрушкой. – Позволь, я скажу тебе сейчас твою же фразу – «отпусти ситуацию».

– Сперва мне нужно захватить ситуацию. – Лукаво улыбнувшись проговорила Мара.

– Ты очень решительная! Меня даже пугают горящие сейчас огонечки в твоих глазах. Ой-ой-ой, что будет?! Что будет?! – Перевела напряжение в легкий юмор Анна.

– Будет жарко! – Весело смеясь ответила Мара.

Девушки стали смеяться и шутить, но у каждой оставались недоговоренная мысль и не спрошенный вопрос внутри, что пока интуитивно было решено не трогать обеими. Искренность, пожалуй, в числе того лучшего, что может один человек дать другому, то, что не всегда уместно и то единственное, чего люди редко заслуживают по своей лихости, неоднозначной природе, искажающей, обесценивающей и извращающей любой относительно однозначный момент. Искренность часто раскрывает слабости, которые не останутся не испытанными людьми и обстоятельствами.