Читать онлайн Сын Петра. Том 6. Треск штанов бесплатно

Глава 1

1711, март, 2. Москва – село под Рязанью

Алексей откусил свежего мягкого хлеба с маслом. Сливочным, соленым. И запил его сладким крепким черным кофе.

Контраст этих вкусов ему всегда нравился.

Особенно по утрам.

Завтрак шел своим чередом.

Царевич старался не тратить денег попусту. Да, какие-то вещи, диктуемые статусом, выполнял, по возможности, безукоризненно, но в целом стремился жить скромно. В силу привычек, оставшихся еще с прошлой жизни. Впрочем, был момент, на котором он никогда не экономил. Это питание. Ни тогда, ни тут. Само собой, речь шла не об обжорстве. Просто он любил хороший вкус. Разный. И качество.

Именно по этой причине Алексей и организовал тут производство вкусных напитков. Вкусная и качественная еда была той слабостью, которую он ясно за собой осознавал, но никогда не стеснялся. Потому как она не переходила в безудержный жор или какое-то иное безумие. Просто он любил вкусно покушать.

И тогда. И в этой жизни…

В дверь столовой, где проходил завтрак, тихонько постучали. Щелчок. Едва различимый шелест хорошо смазанных петель. Несколько шепотков. И к царевичу подошел дежурный офицер. Сбоку. Но еще до того, как Алексей должен был его увидеть, он спросил:

– Что-то случилось?

– Да. На стройке дворца авария. Господин Пеппельман просил тебя прийти.

– Что-то серьезное?

– Не могу знать. Гонец не в курсе.

– А сам что-то слышал?

– Шум час назад оттуда доносился. Грохот какой-то. Я сам не слышал, но наши о том сказывали.

– Герасима предупреди. Пусть людей выделит. Как закончу завтракать – выеду.

– Слушаюсь.

С этими словами дежурный офицер удалился. Так-то особой нужды прерывать завтрак и не имелось, наверное. Однако Алексей не стал устанавливать какие-то лишние барьеры и, наоборот, всячески стимулировал подчиненных говорить.

Всех.

Люди, понятное дело, робели.

Особенно ранга низкого. Так что царевич завел себе манеру произвольно начинать короткие беседы с самыми разными людьми. В первую очередь случайными. Ибо он хотел знать. Просто. В целом. И опасался оказаться в изоляции от реальности. А то мало ли что ему та же Миледи сообщает… Вдруг она врет? Кто знает? Для этого он развернул несколько контуров сбора информации и предпринимал иные способы контроля. Среди прочего и вот это – борьба с зажатым ртом, когда подчиненные робеют сообщить что-то, опасаясь потревожить августейшую особу…

– Что-то случилось? – поинтересовалась Серафима.

– С дворцом что-то стряслось. Маттеус просит прибыть.

– Я не понимать, зачем такой дворец строить, – покачала она головой.

– Какой такой?

– Необычный.

– Так ни у кого такого нет.

– И как жить? Столько ступенька.

– Как жить? Со всеми удобствами. Лифт будет. И по ступенькам бегать не придется.

Серафима едва заметно поджала губы, с трудом сдержавшись от изображения классической «куриной жопки». Очередной ее заход явно натолкнулся на «глухую стену», и она решила не нагнетать. В конце концов, это не лучшая стратегия. Вместо этого она произнесла:

– Хорошо. Тогда я ехать с тобой.

– Зачем?

– Я нельзя?

– Можно. Но зачем?

– Интересно.

Алексей пожал плечами.

Хочет и хочет. Почему нет? В конце концов, именно она будет заведовать по обычаю дворцовым хозяйством. И было бы неплохо, чтобы и она своим глазом поглядывала. Вдруг какую-то неочевидную вещь упустили?

Покушали.

Привели себя в порядок, проведя обязательную гигиену. С зубными тут было все ОЧЕНЬ плохо, поэтому Алексей относился к чистке и общему уходу за зубами максимально трепетно.

Оделись.

Выехали.

Было недалеко, но все равно идти пешком по ранней весне не хотелось. В первую очередь из-за жены. Она с непривычки мерзла.

На стройке творился хаос.

Кран-балку, с помощью которой поднимали грузы с земли, нормально не закрепили на новом ярусе. Она сорвалась. И, совершив довольно заковыристый кульбит, пробила кладку легкой стены первого яруса. Ничего особенного – просто «колодец» в полкирпича, заполненный туфом в качестве наполнителя, развалился.

Пробила и пробила.

В обычной ситуации Маттеус отработал бы все в обычном порядке. Дело-то житейское, на стройке и не такое бывает. Однако тут имелся нюанс – туф оказался покрыт плесенью…

– И как это понимать? – спросил Алексей строителя на немецком. Тот, несмотря на определенные усилия, все еще очень плохо говорил на русском языке.

– Не знаю, – развел он руками. – Видимо, сырой был, когда засыпали. Или еще что случилось.

– Плесень… – покачал головой царевич.

– Это есть очень плохо. Никак нельзя плесень. Надо вскрывать прочие колодцы и проверять.

– Разве это спасет ситуацию?

– Нет, – после долгой паузы ответил Пеппельман.

– Как сделать так, чтобы спасло?

– Выкладывать легкие стены целиком из кирпича. Фундамент и каркас это позволяют…

В принципе, задуманные им тройные стеклопакеты, разнесенные на пару ладоней каждый, вполне должны были защищать от холода. Да и оснащение здания паровым отоплением с теплоизоляцией подводящих труб сильно ситуацию облегчало. Но… делать толстые стенки из полнотелого кирпича он не хотел. Тонкие будут промерзать. А толстые окажутся слишком тяжелыми, что просто не вписывалось в философию здания.

Решили не спешить.

Первый ярус – ладно, строить с использованием полнотелого кирпича, а все, что выше, – ждать, пока запустят уже выпуск так называемой теплой керамики. Проще говоря, керамических блоков с множеством малых пустот. Маленький заводик для их выпуска уже строили.

Серафима слушала молча и лишних вопросов не задавала. Все равно немецкого не понимала. Просто имитировала молчаливый «хвостик» мужа. Только очень любопытный. И головой она крутила – дай боже, в чем-то даже нервируя Пеппельмана, который воспринимал это любопытство с опаской.

Вышли со стройки.

– Видимо, на год еще въезд наш во дворец откладывается.

– Сложный башня, – покачала головой Серафима.

– Зато все вокруг будут понимать, у кого самый большой.

– Большой? Что? – не поняла жена.

– Неважно, – отмахнулся, усмехнувшись, муж. Вдаваться в долгие объяснения ритуальных игрищ вокруг публичного статуса он не собирался. Видимо, в Иране они были другими. Ну или она просто не поняла.

Супруга уточнять не стала.

И они поехали туда, куда Алексей и планировал отправиться после завтрака. А именно к брату. Он его уже пару недель не навещал. Что было и опасно, и халатно. Слишком уж Кирилл увлекался…

– Где наш деятель молотка и отвертки? – поинтересовался царевич у охраны, когда они добрались.

– Так в амбаре.

– И давно там?

– Почитай, неделю. Только в нужник выбегает. Еду туда носят ему. Миледи намедни приходила, хотела его в баню отправить. Да все без толку. Он словно одержимый…

– Софья там?

– Жена-то его? Да. А куда она денется? Он как чем-то увлечется, совершенно теряется. Если бы не Софья… – махнул рукой охранник.

– А ты, я смотрю, ее уже нормально воспринимаешь, – с улыбкой произнес Алексей, припоминая, как именно этот охранник в свое время морщился от негритянок. Раздражали они его своим видом. И таких в Москве хватало. Теперь же вон – сменил пластинку.

– Так… – развел он руками, – дурного-то за ней никто не видел.

– А как же «чертовка» и «нечисть угольная»? – спросил царевич, припоминая отпускаемые этим человеком весьма грязные оценки.

Тот смутился.

Промолчал.

Царевич же похлопал его по плечу и только было уже собрался идти в амбар, как оттуда донесся какой-то грохот. Явно что-то то ли сносили, то ли выворачивали. И несколько секунд спустя «вылетели» ворота. Лопнул засов от напора чего-то, и они резко распахнулись. Одна створка даже слетела с петель и завалилась куда-то вбок. Вторая же, хлопнув о стенку, там и осталась, застряв в мешках да корзинках, которые кто-то совсем недавно там сложил.

Еще несколько мгновений, и Алексей Петрович понял, что послужило причиной этого «надрыва» данной преграждающей конструкции. Это был экскаватор.

Паровой.

Гусеничный.

Построенный с широким использованием базы от разработанного гусеничного парового трактора…

После того успешного испытания трактора запустили в производство. Громко сказано, конечно. Людей-то на такие дела не хватало катастрофически. Все квалифицированные специалисты иной раз едва ли не вручную распределялись. Так что все это «производство» было, по сути, «гаражным» вариантом. Проще говоря, мастерской с горсткой людей.

Да, не лучший вариант.

Да, не добиться разумных темпов и эффективности их выпуска.

Однако и такой убогий вариант открывал возможность их производить. А даже пять таких тракторов, примененных с умом, могли наделать дел. Да и людей для эксплуатации и ремонта нужно как-то готовить. Не на кошках же тренироваться?

И приставить к каждому ученика.

Этот прием вообще был к началу 1711 года весьма ходовым. Потому как, уткнувшись в кризис привлечения специалистов, ученичество подобное стало носить массовый характер. Стихийно. Из-за чего еще по прошлому году было трудно найти более-менее толкового мастера или рабочего без хотя бы одного ученика.

Подобное наставничество являлось статусным. Нет ученика – босяк безрукий. К тому же за него платили. Как за сам процесс, так и за результат, чтобы не было особого мотива затягивать.

Если бы не это ученичество, не удалось бы найти людей.

Вообще…

Что представлял собой этот экскаватор[2]?

Поворотная платформа.

В кормовой ее части находились котел, запас топлива и противовес. Спереди же располагалась кабина и крепилась двухсегментная стрела, которую в движение приводили канатами, намотанными на тяговые барабаны.

Надо загребать? Тянулся рычаг, и в цилиндры машины действия подавался пар. Надо опускать ковш? Переключался порядок работы золотников, и вновь тянулся рычаг.

Подъем и опускание нижнего сегмента стрелы осуществляли с помощью соседнего тягового барабана с канатами. Поворот платформы – ходовой шестеренкой, бегущей по зубчикам «погона башни».

Паровая же машина была одна. А ведь еще и экскаватор нужно сам как-то перемещать. И ставить на каждую задачу дополнительный блок цилиндров не хотелось. Пошли на создание раздаточной коробки. Широкая такая чугунная коробка, через центр которой проходила полная ось, на которую и передавался крутящий момент от паровой машины. По ней бегала шестеренка по пазам и распределяла его между четырьмя полуосями: две выходили вперед, две назад, параллельно вводу.

Открытие ковша на сброс решали без паровой тяги. Просто дергали за толстую веревку, проложенную вдоль стрелы. Та поворачивала защелку, обратно которая становилась сама, когда ковш опускался и происходило захлопывание под действием гравитации.

Механизм получился для своего времени сложный.

Да.

Но весьма и весьма продвинутый. Потому что в эти годы все решали бы иначе. Сказывалось то, что и Кирилл оказался одарен, и Алексей кое-что помнил из того, что видел. Да и ученые Академии наук подключались для консультации. Те же Лейбниц с Ньютоном, которые воспринимали сына Миледи своим учеником.

И вот этот экскаватор и выломал ворота амбара, выезжая. Задом наперед. А в кабине развивал какую-то бурную деятельность Кирилл. И на удивление, его «шоколадная» Софья.

Крики.

Нечленораздельные.

Экскаватор продолжал медленно ползти по прямой. И открыто угрожать соседнему амбару.

Наконец, что-то для себя решив, Кирилл схватил кувалду, которая у него почему-то в кабине под ногами валялась. И пару раз куда-то ей всадил.

Аппарат остановился.

А он, выпрыгнув на землю, устало сел на гусеницы, вытерев обильно выступивший пот рукой.

– Что случилось? – спросил Алексей.

– Фрикционы, – устало ответил Кирилл, который подхватил это слово от царевича. – Заклинили они.

– Или заржавели, – добавил Софья.

– Или заржавели, – согласился тот. – Мы давно ему ход не давали. Могли.

Царевич покачал головой.

Ничего умнее, чем два кованых диска, которые прижимались эксцентриком, они не придумали. Просто в силу того, что, кроме принципа фрикционов, Алексей не знал ничего. Даже сцепление никогда не разбирал. Получилось грубо и топорно, но подходяще. Наверное…

– И что делать думаешь?

– Выспаться… – ответила за него Софья. – И помыться. А потом со свежими силами.

– Думаешь? – как-то неуверенно переспросил Кирилл.

– Ты же сам говорил, что глаз замылился. Отвлечься надо.

Кирилл как-то механически кивнул.

Алексей улыбнулся, подмигнув Софье.

А Серафима с каким-то завороженным взглядом изучала экскаватор. Она росла в гареме и мало что видела за его пределами. Этот новый мир, открывать который она начала в путешествии, порой вызывал в ней буквально детские эмоции. Удивительное рядом и все такое. Даже несмотря на возраст.

Тут же и нормальные, умудренные возрастом люди поразились конструкции. Все-таки экскаватор, да еще гусеничный, для местного исторического ландшафта был настолько же типичен, как и какой-нибудь диплодок или здоровенный авиалайнер.

– Авиалайнер… – тихо, едва ли не шепотом произнес царевич, словно пораженный в самое сердце.

– Что? – не понял Кирилл.

– Не обращай внимания, – поспешно отмахнулся Алексей. Делиться с ним мыслями о дирижаблях он не хотел. Еще не хватало, чтобы брат ими заболел. Да и мыслей тех с гулькин нос… Так, сама идея. Больше о них ничего не знал. И тут требовалось все обмозговать…

* * *

– Кум! – радостно воскликнул Фрол, увидев родича во дворе своего дома.

Тот выглядел не так радостно. Да и вообще весьма мрачно. Видно было – тяжелые дни пережил. Вон осунулся как. Да и спутники его тоже.

Пешком шли. А им дня три пути.

Вошли в дом. Сели за стол.

Супруга достала из печи чугунок с пареной картошкой. Кваса из сеней принесла. Хлеба отрезала. Солонку из небольшого шкафчика возле печи.

А кум во все глаза смотрел на это. Он ведь лет пять тут не был. И ничего этого даже не планировалось.

Дом, правда, был не кирпичный, как болтали злые языки, а фахверковый. С поправками на российские реалии.

Тяжелый, массивный фундамент из кирпича поднимался на добрые два фута[3] из земли, формируя характерную завалинку. Поверх его прокладывали грубой тканью и проливали битумом, формируя таким образом затвор гидроизоляции, чтобы вода по фундаменту не поднималась. Дальше ставили несущий каркас из бревен и набивали обрешетку. Ну и дальше глину, густо замешанную с соломой, укладывали на этот «скелет», чтобы получить стену толщиной в четыре фута[4]. Чтобы такая стена не промокала снаружи, ее притирали жидкой глиной, формирующей своего рода скорлупу гидроизоляции. Крыша двускатная, крутая, с холодным чердаком была покрыта черепицей, из-за чего, видимо, в сочетании с выступающими кирпичами фундамента и пошли слухи.

Да, в селе имелись каменные здания.

Две штуки.

Церковь, которую уже устроили перестроить в типовую базилику. И небольшой домик правления, где староста дела вел. Остальные дома – фахверк.

Все.

Вообще все.

Село в принципе было перестроено по единому плану и стандарту, имея и центральную улицу как по линейке, и переулки, и даже площадь свою перед церковью. Вот по прошлому году и закончили…

Внутри у кума было довольно чисто.

Пол – тес, приподнятый над землей, отчего тепло и сухо. Печь вон стояла кирпичная, построенная навроде традиционной русской, устоявшейся лишь в XIX веке, но под проект перестройки колхозных поселений ее придумали. Мебель кое-какая имелась. Не только стол да лавки, но и целый шкафчик – явный признак зажиточности по этим годам. Да и сундуков парочка стояла вдоль стен. Впритык. Чтобы спать на них можно было. Впрочем, на тесовом полу и без сундуков тепло было – кинул соломы или даже овчину да спи, ежели печь протопить добро.

Чугунок опять же.

Кум ради такого дела даже постучал по нему пальцем, проверяя – металл али ему кажется.

Ел он молча, как в крестьянской среде тех лет и было по обычаю. Спокойно, рассудительно, но без трепа. И не спрашивал – что. Какую еду поставили, такую и вкушал. Неприлично носом водить от угощений. Тем более на голодный желудок. Тем более что картошка оказалась вполне вкусной и сытной едой, хоть ему и непривычной совершенно. Он ее поначалу с репой спутал, даже дивился – какой странный вкус.

Потрапезничали.

Сели разговаривать.

Сначала зашли издалека. Обговорили родичей и прочие схожие вопросы. А потом и к делу перешли.

Голод.

Кума в гости привел голод.

Неурожай был у них в селе по прошлому году. Под конец лета град побил посевы. Как итог – зиму едва-едва на лебеде с корой продержались. Наступившая же весна отчетливо пахла смертью. Многие в их селе уже едва на ногах стояли.

– Я помогу, – твердо сказал кум. – Тебе. Запасами бог не обделил. А остальные как?

– Не ведаю… – развел руками его визави.

– А как же запасы? Со складов государевых вас разве не кормят по голоду?

– Так… – потупил взгляд крестьянин.

– Не писались?

– Да у нас вся округа не писалась. Мужичок у нас один скрывался. Беглый. Сказывал, что та перепись – сатанинское дело. Будто бы в книги бесовские нас вписывают как душу продавших.

– И вы поверили?

– Он убедительно говорил. Вот по бумагам и нет нас вроде как. И старосты тоже нет.

– Как же так? Всех же заставили себе старосту выбрать.

– Так тот мужичок нам и подсказал выбирать того, кто недавно преставился или вот-вот отойдет. Мы так и делали. Писарю денежку сунули, он и написал бумагу, что так, мол, и так – выбрали. Пока суть да дело, пока выяснили, что староста наш того, отошел, прошло время. И немало. А мы потом еще раз такого выбрали. И еще раз. С третьим покамест не прознали.

– Подушную подать, стало быть, не платите?

– Ничего не платим.

– Да… Накаркали, получается… – покачал головой кум.

– Как есть накаркали, – развел родственник руками. – Три года ведь хорошие были. А тут такое дело.

– Так для такого дела это все и удумали. Церковь у вас тоже не ставят новую?

– Откуда? Старосты-то нет, он бумаг и не подает никаких.

– Ясно… Пойдем к старосте. К нашему. Он, слава богу, живой.

– А он поможет?

– Вы хоть и разбойники, ежели так посудить. Но наши. И он наш. Чай, не обидит. Савелий это, бык. Да ты его знаешь. Что же до помощи. То вам только ряд остается подписывать.

– Что за ряд?

– Как мы. Колхозный. И уже старосту выбрать чин по чину. А того злодея, что вас баламутил, сдать полиции.

– Так издох он. По осени еще.

– Это как?

– А пес его знает, – развел он руками. – Говорят, в ночь прибежал на околицу и стал в дверь стучать. Гроза была. Не узнали. Спужались. А на утро тело нашли. Тело в ранах. Явно уносил ноги от кого-то. Его быстро и прикопали в овраге. Опасались, что полиция или еще кто нагрянет.

– Видишь? Видишь?

– Что?

– Всевышний все видит. И злодеев карает. Вот он и сдох, как пес.

– Говорил он уж больно ладно.

– Только для пуза накладно.

Собеседник лишь молча развел руками, не в силах возразить.

– А тот ряд – это кабала какая?

– Ну как сказать… Вроде и кабала, но такая… без нее тяжелее. Земля вся ваша в общак складывается и обрабатывается сообща. По указке агронома. Он сказывает, где что сажать, когда и как. С урожая каждому идет доля. Два-три года – и в таких вот домах жить будете. Церковь вам тоже перестроят, батюшку обязав детишек грамоте да счету даром учить. Нам обещают на будущий год лекаря поставить на наш прокорм. Не шибко грамотного, но и с такого польза немалая. Что еще? Со станции на посевную и страду лошадей, телеги и прочее всякое хитрое выделять станут. Отчего быстро и ловко все пойдет. Как у нас. Сам же видишь.

– А платить сколько?

– А нисколько. Простую подушную подать и только. В остальном – слушайся агронома да старосту и буде.

– Красиво больно.

– Так царю-государю нашему людишек на Уральском Камне кормить надо. Вот он свое и берет долей. Все, что вырастили, делим. И нам, и на посев, и ему – людишек в тех краях кормить. Как видишь, – кивнул он на печку и похлопал по животу, – не обижает. Да в том ряде прямо сказано – коли голод или иная хворь, царь-государь помощь окажет. Почитай, в обществе нашем. За что и долю берет немалую…

Глава 2

1711, апрель, 29. Нерчинск – Атлантика – Вена – Москва

Утро было пасмурным.

Словно бы сама погода понимала тяжесть обстоятельств и помогала как могла.

Русские уходили из Нерчинска.

Города, что стоял на берегу реки, впадающей в Шилку – приток Амура, и имел большое значение для России. Если Иркутск был важнейшим логистическим узлом всей Восточной Сибири, местом, где сходились многие дороги, то тут, в Нерчинске, одна из таких дорог начиналась. Ибо город был не только столицей русского Забайкалья, но и важным передовым форпостом ее развития в этом регионе… Воротами в державу Цин, через которые велась Амурская торговля.

В Кяхте торговали больше и ловчее. Но те земли лежали под джунгарами, и они свою долю малую брали за посредничество на нейтральной территории. А тут напрямую все шло. По Шилке в Амур, оттуда в Сунгари и далее до южной Маньчжурии – земли пустынной и едва обжитой, через которые, впрочем, караваны водить было проще от портов Ляодунского полуострова, чем до Кяхты. И ближе, и не через пустыню.

Одна беда – от самого Нерчинска в европейскую Россию дорога была непроста и далека. По рекам до Читинского острога, а дальше целое приключение. Караван оттуда уходил к Еравинским озерам мимо Игреньского острога у одноименного озера. Несколько дней непростого пути. А потом еще и по реке Уде спускаться. А там мелкое, сложное русло с неустойчивым уровнем воды. Прошли дожди – поднялась, а нет, так и сиди кукуй. Ну или на лодочках малых иди.

Дальше – проще. Особенно теперь, когда чугунную дорогу от Нижнего Тагила до Перми проложили. Но до этого «дальше» еще добраться нужно. Из-за чего торг через Нерчинск шел, но худой, слабый, по сравнению с Кяхтой. Цинцы могли себе позволить снарядить большой караван через пустыню. А мы – нет. Слишком уж далек был тот путь от обжитых районов России. Вот и перебивались малым. И по оценкам Алексея, организовать добрый путь от Нерчинска до Удинска выглядело как бы не сложнее, чем поставить каскад небольших плотин для соединения речным путем реки Юдома с Охотой.

Нерчинск поначалу основали южнее, поставив в 1653 году за Шилкой, но двух лет не прошло, как пожгли тогда еще острог местные. И пришлось переносить его туда, где в будущем раскинулось село Михайловка, известное также как Старый город[5]. А в 1689 году, как Нерчинск возвели в ранг города, сделав столицей русского Забайкалья, и укрепления перестроили.

Пошире.

Побольше.

Побогаче.

Рубленые стены оградили участок примерно 180 на 150 метров. Башен поставили изначально восемь: четыре угловые и столько же проездных. Чуть позже еще одна проездная добавилась. И вроде бы все. Не бог весть что, но для здешних мест – внушительно. Не только со стороны России. На добрую тысячу километров[6] в любую сторону, окромя Иркутска, крупнее города не имелось. Никакого. Да и Иркутск был ненамного больше.

Одна беда – строить-то строили, да не достроили.

Так-то для деревянных укреплений столько лет само по себе испытание. Почти четверть века. А тут еще и не везде крышами перекрыли стены с башнями, отчего к 1711 году они сгнили совершенно. И когда к Нерчинску подошла армия Цин, то их встретили настоящие, монументальные «укрепления Шредингера», представляющие равную угрозу как для нападающих, так и для обороняющихся… опасностью обвала, если на них сунуться.

Гости подошли.

Постреляли из малых, легких пушечек. Благо, что отвечать им не могли в силу ветхости укреплений. Разве что из мушкетов, но тем явно не хватало дальности для парирования даже такой, совершенно ничтожной артиллерии.

Пошумели.

Да и отошли. Оставив после себя немало всяких проблем.

Лезть на штурм они явно не желали. Опыт взаимодействия с русскими у них еще с прошлой войны был богатый, поэтому они спровоцировали отход неприятеля и дали ему спокойно выйти. От греха подальше. Все-таки в крепости сидело только своего населения около семи сотен человек. Плюс беженцы. Так что кровью армия Цин могла умыться от души, чего совершенно не желала.

Нападать же на отступающих они не стали, чтобы оставить за собой такой прием. В рамках неписаных правил местной войны. Дабы и в дальнейшем можно было одерживать победы подобным образом.

Русские отходили.

Мрачные.

Угрюмые.

Уже прекрасно понимавшие, что держать оборону на сгнивших остатках Нерчинской крепости они не в состоянии. Даже против четырехтысячного войска Цин. И нужно отступить. Пока…

А вместе с ним отходил и англичанин. Даниэль Дефо.

Этого английского писателя Алексей сумел переманить в Россию. И, полностью финансово обеспечив, поручил написание заказных романов о всякого рода путешествиях по его стране. Вот он в Нерчинске и сидел, случайно, в общем-то, собирал материалы.

Впрочем, Даниэль не унывал.

Опыт, который давала эта история, казался ему бесценным.

Надо сказать, что он оказался не единственным англичанином, которого в самом начале XVIII века переманил в Россию царевич. Очень уж бедно стало в Англии и сложно. Востребованность в образованных людях оказалась незначительной и плохо оплачиваемой. Вот они и побежали на все четыре стороны. Алексей Петрович лишь старался, чтобы сторона оказалась правильной…

* * *

Ньёньосс пригубила бокал и уставилась внимательным взглядом на свою коллегу и конкурентку – Агнесс. Та возвращалась в Москву из Абиссинии. И… так получилось, что конвой галеонов, везущий ее, прихватил и принцессу мосси с западного побережья Африки.

– Я и не знала, что он тебя тоже отправил подальше, – произнесла Ньёньосс вполне обычным тоном, но даже неподготовленный слушатель отчетливо почувствовал бы нотки яда и какого-то злорадства.

– Готовился жениться, – развела руками Агнесс с усмешкой. – По слухам, эта его невеста сущая бестия. И он нам этой отсылкой жизнь спасал.

– Да брось, – отмахнулась Ньёньосс. – Дурнее слухов я еще не слышала.

– Я тоже, – улыбнулась амхарка. – Но нас с тобой отправили куда подальше, а он сам ждал невесту. Совпадение? Не думаю.

– Нас не в ссылку отправили, а по делам.

– Тоже верно, да… Но уж больно вовремя. Тебе не кажется?

– Не кажется. Когда смог, тогда и отправил. Посольство собрать – дело непростое. Тем более такое, которое нам поручали.

– Пожалуй… – нехотя согласилась Агнесс.

– Как дела у твоих?

– Ничего хорошего. Война. Война всех со всеми, – помрачнела Агнесс.

– Смута?

– Да, но не только. Царь удерживает реальную власть только в кое-каких старых провинциях на севере. Все остальные владения если и признают его власть, то лишь на словах. Заговоры. О! Их так много, что заговорщики в них откровенно путаются. Покушения даже случаются. Да еще и мамлюки давят. Одно хорошо – их порт нам удалось просто купить и обеспечивать через него поставки. Иначе бы и конец уже пришел. Смута захлестнула бы всю страну с головой.

– Подкупили?

– Разумеется. И подмасливаем постоянно. Из-за чего в городе нас словно и не замечают, позволяя делать свои дела. Формально там власть Каира. Но на деле городской совет сам решает – что и как ему делать. В Каир же даже налоги не посылаются. Ссылаясь на разбойников, нас и кого угодно. Даже на бесов и джиннов. А если их вынуждают отправить налоги угрозами, то они сами же разбойное нападение и устраивают, включая в караван представителей Каира. Так, чтобы некоторые из них выжили и донесли.

– И Каир это терпит?

– В том-то и дело, что нет. Ситуация накаляется с каждым днем. Я провела к столице пехотный полк и караван оружия с доспехами. Это должно помочь. Наверное. Но как все сложится – не знаю. Плохо все… очень плохо…

– Твои родичи живы?

– Не все.

– Признали?

– К счастью. Хотя и с прохладой приняли. Для них я блудница, что нагуляла ребенка вне брака. Позор семьи. Но терпят, все ж таки Алексей наследник престола. А твои как?

– У нас такой строгости нет, – усмехнулась Ньёньосс. – Полегче приняли. Сейчас совсем хорошо, как дела пошли. Да только… тоже все плохо. Ощущение, что мы в кольце врагов. Набеги усилились. Одно радует – смуты пока нет. К счастью.

– Пока?

– Тенкодого затмил всех. Слишком возвысился. Да, самый старый правящий дом, но он долго находился в довольно слабом положении. Я прямо вижу, как на нас смотрят. И чувствую эту зависть. Могу биться о заклад – добром подобное не кончится. Назад, впрочем, уже не сдашь. Это расценят как слабость и сожрут, набросившись всей сворой.

– А враги?

– Враги растерзают то, что останется. Ашанти пали, но на их место пришли другие. Мой отец в постоянных походах. Люди устали. А мир заключить не удается. С нами просто не хотят разговаривать.

– Вот-вот, – подалась вперед Агнесс. – Мы тоже пытались договориться с мамлюками. Трижды. Но они наших послов убивали, возвращая обратно с купцами их головы в кадушках соли.

– Странно это все… – медленно произнесла Ньёньосс, а потом глянула на собеседницу и с усмешкой спросила: – Может, Алексей нас сюда отправил не чтобы спрятать от невесты, а все же по делу?

– Понятно, что по делу. Это я так шутки шучу.

– Шуточки…

– У наших стали говорить, что у амхара возникли серьезные проблемы, сразу как они стали сотрудничать с русскими.

– Шаманы?

– Что шаманы?

– У вас тоже шаманы этот вздор несут?

– У нас нет шаманов. Всех давно извели. В столице, – вяло улыбнулась Агнесс, дополнив ответ, чтобы попусту не врать. – Но отдельные священники – да, о том же болтают.

– А сама что думаешь? – максимально серьезно спросила Ньёньосс.

– Я думаю, что это проказы кого-то. У тех же мамлюков много французского оружия. Мне кажется, что это неслучайно. Да и у отдельных наших мятежников – тоже.

– Интересно… да… французы… у возрожденной державы Мали тоже их оружие. Хотя его мог продать им кто угодно.

– Ну не столько же…

– Как знать? – пожала плечами Ньёньосс.

– Да брось. Ну кто подобным станет заниматься? Османы? У них лишнего оружия нет и своих проблем полон рот. Персы? Им это зачем? Да и мушкеты у них русские в основном, а прямого выхода на Францию у них нет. Кто еще? Габсбурги? Эти могли, но зачем? Вот и останется, что, кроме Бурбонов, некому.

– Выходит, что так, – нехотя согласилась Ньёньосс. – Осталось понять – зачем им это все…

* * *

– В степи хаос, – тихо произнес невзрачный мужчина.

– Надолго ли? – поинтересовался Иосиф Габсбург, продолжая стоять спиной к собеседнику у окна и наблюдая за работой садовников.

– Законный хан погиб. Тех, кто мог бы его сменить, мы убрали. Это оказалось несложно. Бо́льшая их часть и так погибли в той печально битве при Уфе.

– Я слышал, что их род весьма плодовит.

– Да. Но иметь право на престол и иметь возможность его занять совсем не одно и то же, – улыбнулся собеседник.

Иосиф промолчал.

Тонкая, провокационная фраза собеседника заставила его задуматься. Впрочем, за минуту в голову так и не пришло никаких опасных ассоциаций. Он нехотя произнес:

– Значит, хаос?

– Без всякого сомнения. Явного лидера нет. Каждый бий пытается себе урвать кусочек послаще и побольше. Непрерывно происходят стычки. Ни монголы, ни русские быстро в таком бардаке порядка не наведут. Даже если захотят. А они могут захотеть. Границы русских точно это всколыхнет мощной волной малых набегов.

– Славно. Славно, – покивал Иосиф. – А вы случайно не знаете, что в Речи Посполитой происходит? До меня доходят тревожные новости.

– Вам интересно, кто режет иезуитов там? – сально оскалился визави.

– Их режут русские. Это мне известно. Но зачем?

– Вы боитесь?

Габсбург промолчал, не желая отвечать на столь не вовремя заданный провокационный вопрос.

– В этом нет ничего постыдно. Я вот тоже их боюсь. И просто счастлив, что до меня им нет дела.

– Что у них пошло не так? – продолжал игнорировать этот вопрос Иосиф. – Они ведь пытались стать союзниками.

– По Москве нанесли удар – ее пытались утопить в пожарах, убийствах и прочих пакостях. В ходе расследования принц вышел на иезуитов.

– И зачем они нанесли этот удар? Это же глупо! – воскликнул Иосиф, оборачиваясь к собеседнику.

– Глупо. Но истина мне неведома.

– Не за что не поверю в твою неосведомленность по таким вопросам.

– Те иезуиты, с которыми я беседовал, говорили, что главная причина – страх.

– Страх? – удивился монарх.

– Россия чрезвычайно быстро развивается. Двадцать лет назад это была большая, но отсталая держава на краю цивилизованного мира. Ее не только не боялись, но даже и не учитывали в раскладах из-за совершенно ничтожного влияния на политику. Сейчас же… да вы и сами знаете, что сейчас. Они сильно укрепились в Европе. Получили выход к Балтийскому и Черному морю. Лезут в Новый Свет и Африку. Создают мощные коалиции. И всюду, куда они ни придут, тянут за собой православие. Вот иезуиты и испугались, решив русских сдерживать.

– А чего принца не попытались убить?

– Может, и пытались, – пожал плечами визави и, ехидно улыбнувшись, добавил: – Видимо, что-то пошло не так…

* * *

Петр Алексеевич самодержец Всероссийский вид имел… хм… сложный. Очередной симпозиум завершился традиционным уже запоем. А тот, в свою очередь, долгой хворью.

И раздражением.

Ну а как же еще? С перепоя-то запойного?

Отчего страдали все вокруг. И в первую очередь близкие. Тот же сын, которому царь в такие периоды обычно мозг и выносил. Бесцельно, а иногда и беззлобно…

В этом варианте истории сын впрягся во многие дела отца и тянул их. Подстраховывая. Из-за чего груза ответственности Петр уже не испытывал и мог с чистой совестью увлекаться всяким, не опасаясь, что корабли там перестанут строить или бояр гонять.

Сын – помощник.

Рьяный. Умный. Деятельный.

Хорошо ведь?

Так-то да. Но в ситуации с Петром Алексеевичем это сыграло дурную шутку. Этакая медвежья услуга получилась[7]…

Вот и сейчас государь «отмокал».

Приглушенный свет, тишина, удобное кресло. На голове прохладное, сырое полотенце. А рядом – сын, который делал ему очередной пустой, в общем-то, доклад. Просто в силу того, что его содержимое, скорее всего, у царя в голове не задержится. Да и вообще Алексей Петрович подобные встречи про себя называл докладами «начальника транспортного цеха». Очень уж в них было много общего с той юмореской из «Собрания ликеро-водочного завода» от Жванецкого…

В этот раз молоденький шут Иван Балакирев ляпнул что-то про выплавку чугуна. Злобно. Явно с чьей-то подачи. Ну государь и заинтересовался. Не только этим, а вообще – металлургией.

А Алексей отдувайся. Ведь в созданном при царе правительстве именно он выполнял роль канцлера, то есть его главы. Так-то, наверное, имело смысл спихнуть доклад на ведомство. Он ведь выходил межведомственным. И это было бы даже правильно. Но Петр Алексеевич хотел послушать сына…

Имел право.

Самодержец.

Да только слишком часто подобное стало происходить. Словно кто-то специально его подначивал, вот так вот царевича раздергивать и доставать. По делу и без…

Слишком уж в детали Алексей не углублялся. Докладывал общими мазками. Все равно иного слушатель не разберет…

Чугун, с которого все началось, выплавляли в первую очередь в Перми. Здесь был главный центр его выпуска с опорой на местные месторождения железа.

Его изготовление тут развивалось просто взрывными темпами. И если в 1700-м тут не получали ни фунта этого металла, то к началу 1704 года уже стояли три домны, выдающие порядка 60 тонн в сутки в режиме 2–1. Это когда две домны работали, а третья находилась на ремонте. А по итогам 1710 года уже была дюжина печей, только крепче и выложенных хорошо сделанным шамотом, чтобы имели цикл до ремонта побольше. Воздух в них нагнетали паровыми машинами и подогретый. Выплавку же производили не на древесном угле, а на каменноугольном коксе, местного же выпуска.

Как итог – за десять лет с нуля вышли на 115 тысяч тонн чугуна.

Для этих лет совершенно немыслимый результат!

Чудовищный!

Целенаправленные масштабные инвестиции и сосредоточенные усилия государства сотворили натуральное чудо. Такой объем выпуска сам собой вырос только к началу XIX века в оригинальной истории, как бурьян произрастая, без всякой внятной поддержки. А здесь при самом рьяном культивировании. Впрочем, Алексей не стремился «складывать все яйца в одну корзину». Из-за чего вторым центром выплавки к началу 1711 году оказался… Мелитополь. Руду с Керченских приисков и уголь с Донбасса свозили на больших баркасах на переплавку…

Почему Мелитополь, а не Мариуполь?

Так на начало XVIII века западное побережье Азовского моря было в общем-то пустынным. Никаких городов там не имелось. Несколько сельских поселений, и все. Куда ни ткни – создавать с нуля бы пришлось город. А лиман Молочный позволял оборудовать удобный, защищенный от ветров и штормов порт, чего в Мариуполе не сделать. Да и вопросы по обеспечения города водой решать было легче решить.

В остальном же…

Да какая разница? Что туда все сырье везти, что сюда. Вот по итогу 1710 года в Мелитополе и запустили три домны, аналогичные пермским. И планировали дальше город развивать. Бурно. Как Пермь. С тем, чтобы выйти на сопоставимые объемы выпуска в горизонте нескольких лет, благо что переселенцы сюда ехали куда охотнее, чем на средний Урал.

В районе Курской магнитной аномалии тоже Алексей пытался изобразить что-то масштабное. С выходом на 100 тысяч тонн в год и более. Но тут пока шла разведка. Обширная. Здесь оперировали двадцать семь групп, проводящих проверочные бурения. Что само по себе было непросто и являлось одной из вспомогательных целей. Научиться бурить глубоко. Даже сквозь горизонты грунтовых вод.

Все заинтересованные люди уже твердо знали – руды в этих местах много. ОЧЕНЬ много. Осталось придумать, как ее из земли достать. И откуда начать, чтобы поудобнее. Когда все это получится ввести в дело – неясно. Сама по себе проходка через мощный водоносный слой даже с паровыми машинами на помпах – задачка нетривиальная и мало предсказуемая.

А вот на берегу Онежского озера таки уже был запущен свой центр по выплавке чугуна. Строгановым. Люди которого нашли в тех краях довольно крупное и неглубоко залегающее месторождение железа – на восточном берегу Заонежского залива, прямо у его основания. Выплавляя примерно сопоставимый с Мелитополем объем.

Были и другие места.

Незначительные. Совокупно же в России по итогам 1710 года сумели выплавить 182 тысяч тонн, не считая мелкой кустарщины. И все это ушло в дело – либо на пудлинговый передел, либо на литье, в первую очередь, конечно, рельсов. И его не хватало, из-за чего чугун покупали в Швеции, которая начала наращивать его выпуск под нужды России…

Для того чтобы все это производство могло работать, требовалось топливо. В первую очередь каменный уголь, пригодный для коксования. И его добывали – под Пермью и на Донбассе.

И если на Донбассе только-только все это начинало разворачиваться, то под Пермью благодаря целенаправленным усилиям правительства превратилось в мощную отрасль, полностью покрывающей расход местного производства. С запасом, который уходил на бытовые нужды. Что потребовало впечатляющих усилий по организации переселения готовых трудиться в шахтах людей. И оснащения этих шахт разными средствами механизации.

Пока – в убыток.

В сильный.

Но денег у Алексея хватало, а угля – нет. Вот он и не жалел их, вкладывая в такое дело. Например, оснастил шахты паровыми машинами для организации принудительной вентиляции. Что позволило, в свою очередь, как-то решить вопрос с освещением. Без электричества ведь обходились. Да и вагонетки руками тягать не требовалось – паровые машины их вытаскивали с помощью канатов и прочих приспособлений. Ну и так далее.

Дорого. Богато.

В той же Европе такими вещами не баловались. Но тут и выработка получалась порядка 250 тонн в год на человека, занятого в отрасли. В среднем. Вдвое к той, которую показывали без всех этих ухищрений лучшие шахты Европы. И Алексей продолжал изыскивать способы облегчения труда шахтеров и повышения его эффективности…

Рабочих рук-то не хватало.

Отчаянно.

Из-за чего без механизации и здравой оптимизации никуда.

А там, где с каменным углем имелись проблемы, использовали древесный или торф. Последний, кстати, коксовали очень активно с целью получения «аммиачной воды» для выделки селитры.

Переработка чугуна в железо пока шла только на Каширском заводе. Во всяком случае, масштабно. Здесь уже стояло 80 пудлинговых печей единого образца, которые за три 8-часовые смены совершали по 18 плавок. С каждой получали по 2 пуда железа. Строго говоря, не железа, а низкоуглеродистой стали, но этот продукт тут все называли железом из-за особенностей. Чтобы путаницы с настоящей сталью, выплавляемой тут же, в тиглях, не возникало.

Больше нигде пока переработки чугуна не велось.

Пока.

Однако уже строились переделочные заводы в Казани, Великом и Нижнем Новгороде и Азове. Совокупно же к 1713–1714 году количество типовых пудлинговых печей в России царевич хотел довести до четырех сотен.

Над сталью тоже работали.

Конвертор проскочили мимо. Не будучи металлургом, Алексей не сильно понимал нюансов, да и знал о нем понаслышке. А вот с мартеновской печью экспериментировали, благо, что конструктивно она, в сущности, была развитием пудлинговой. И он ее видел как вживую, так и на схемах. И понимал куда лучше конвертора.

Хотя тигельную выплавку стали не прекращали.

Даже наращивали.

И проводили опыты на Каширском заводе по выпуску легированных сталей. Пусть и в сильно ограниченном объеме – только для инструментов.

Алексей рассказывал.

Петр переспрашивал.

Непрерывно. Создавалось впечатление, что тот слышал едва ли каждое третье слово. Вон как носом клевал, когда царевич в детали погружался. В отличие от присутствующего тут же шута, которого царь не дал в очередной раз выгнать. Тот слушал очень внимательно. Слишком внимательно. Вызывая у Алексея крайне нездоровые подозрения.

Проверки раз за разом показывали – этот Ваня чист. А если и не чист, то работает очень аккуратно и не подставляется. Что для столь юной персоны выглядело странно. И это только усугубляло подозрения. Но все его поведение прямо кричало об обратном. «Смазывая уши» царя лестью, шут совал свой нос во всякие не касающиеся его дела. Зачем? Ему все это было явно без надобности. Куда он их применит? А на продаже их его пока поймать не удавалось…

Петр заснул.

Опять.

Наконец.

Как сын начал озвучивать детали опытов легированной стали в тиглях, так и отрубился. Создавалось ощущение, что он эти доклады специально себе устраивал в качестве снотворного. А то ведь с бодуна заснуть непросто…

Алексей замолчал.

Поймал взгляд шута, высказывая тому немой вопрос.

Иван отвел взгляд.

Мелком стрельнул глазами, но не более. И принялся будить царя, дурашливо тормоша. Оставаться один на один с царевичем он явно не желал.

Жаль, что отцу отказать в этих докладах было нельзя. И пургу откровенную в уши ему не зальешь. Так-то в подобных докладах Алексей старался не выставлять какие-то секретные сведения. Но все равно такой аналитики по России иначе достать не представлялось возможным. Он ее сам сводил.

Оставалось понять, что делать с шутом.

Очень хотелось ему голову открутить без лишних прелюдий. Но Алексей пытался разобраться – на кого он работает. И что немаловажно, не спугнуть этого кого-то…

Глава 3