Читать онлайн По эту сторону. Дом с секретом и истинные лица. Часть вторая бесплатно

Глава 28. Особый случай

Уважаемые читатели! Это ВТОРАЯ часть четвертой книги из серии «По эту сторону». Книга разделена из соображений комфортности восприятия – она очень объёмная.

Татьяна узнала о новостях из рёва. Пожалуй, так оригинально ей ещё ни о чём не сообщали…

– Муриночка, ну не плачь… – наперебой уговаривали её и Тишуна, и Шушана.

Тишинор топтался и перебирал собственный хвост, как он всегда это делал в моменты крайней растерянности, а Мураш пытался поплотнее заткнуть уши – Муринка плакала непосредственно над его головой.

– Мой лиишшш! Он уииизжаааит!

Звук «уииизжжж» взмывал в воздухе, покачивался где-то под потолком, а потом стремительно обрушивался оттуда вниз, впиваясь в уши окружающих так, что впору было куда-то отползать. Судя по пышному рыжему охвостью, мелькнувшему в коридоре, Терентий так и сделал.

– Муриночка, а что случилось? – Таня с трудом подавила в себе желание последовать за предусмотрительным котом и приготовилась слушать.

Правда, ответил ей Вран:

– Уртяну Соколовский предложил поехать на Путорана. На плато Путорана – за редчайшими травами. Он же травник, ты знала?

– Нет… Если честно, я как-то и не задумывалась, чем он на самом деле занимается, – растерялась Таня.

– У него, оказывается, исключительный дар поиска трав и какое-то невероятное обоняние на них. Короче, он – талантливый травник, – поморщился Крамеш, пришедший из гостиничного коридора. – И мне его придётся сопровождать.

Крамеш выглядел исключительно недовольным, и Муринка, найдя кого-то, «вовсёмвиноватого», тут же перешла от рыданий к делу:

– Ты! Ты пошему так про моего лиша говоришь? Он шамый лушшший лиш!

– Да ладно… Он обманщик и подлец! – фыркнул Крамеш.

– А шам? – Муринка, в силу возраста, ещё не сильно страдала от того, что о каких-то вещах лучше помалкивать, поэтому в гневе использовала всё, что было под лапами, – был бы кирпич, и его бы швырнула в наглого ворона!

Вот это «а шам» сработало моментально… Крамеш как раз набрал в грудь воздуха, чтобы должным образом ответить наглому детёнышу, но резко, сквозь зубы выдохнул, пнул стул и шагнул к окну – вылететь и не возвращаться до ночи…

– Крамеш, стой! – Соколовский точно знал, что отправлять в дальний и опасный поход недругов – первый способ недосчитаться одного из них, а то и обоих… Так что, войдя в Танину кухню из гостиничного коридора, обратился к ворону: – Я его вчера попугал… Сказал, что строго накажу Муринку и Таню за их самоуправство.

– И что? – сухо уточнил Крамеш, неохотно оборачиваясь, – на скулах горели красные пятна, резко выделяясь на обычно бледной коже.

– Он меня чуть не слопал, – рассмеялся Соколовский. – Сказал, что, если он что-то сделал не так, его и наказывать надо. Возможно, и с него толк будет… Конечно, если ты его подстрахуешь – сам он там не выживет.

– Крамешик, ну пожалуйшшшта! – Муринка разом забыла, что очень-очень злилась на ворона. – Я буду хорошо шебя вешшшти! Я у тебя убиратьшя шама буду, хочешь?

– Вот только этого не надо! – попятился Крамеш, врезавшись в подоконник. – Да присмотрю я за твоим… лишенцем… Только в комнату не лезь! Последний раз я оттуда полчаса мотылей выгонял! Откуда ты их в городе столько взяла?

– Это бабошшшки! – объяснила Муринка. – Их Тишинор из огорода выгнал – они капушту жрут. А у тебя капушты нет, и я тебя порадовать решила! Ты не радый был? Тогда я тебе шего-нибудь ещё придумаю, только пришмотри за лишем! Он такой хороший!

Крамеш покосился на Таню, активно ему кивавшую, и тяжело вздохнул:

– Ладно… Пришм… в смысле присмотрю! Мурина, да не реви ты! Вернётся твой лиш с победой и ценной добычей…

Филипп Иванович усмехнулся – очень уж забавный у него подобрался коллектив, а потом обратился к Тане:

– У нас тут новый постоялец прибудет через пару дней. Ему надо берлогу подготовить.

– Берлогу? – с недоумением переспросила Таня.

– Да, это медведь… когда он в истинном виде, разумеется. А так – может выглядеть как человек. Связался со мной, объяснил, что у него какие-то дела в столице, и попросил предоставить ему комнату с уклоном в медвежий быт. В людских гостиницах ему некомфортно.

Татьяна невольно покосилась на Крамеша, вспоминая не так уж и давно встреченного в тайге «медведя», но быстро отвела взгляд – не хватало ещё, чтобы он, уезжая, волновался, как она с медведем тут общается.

Хотя этот вопрос и её саму беспокоил!

Именно поэтому она отправилась за начальством в его кабинет.

– Филипп Иванович… а этот медведь, он безопасен?

– Если честно, лично я его не знаю, но ничего плохого о нём неизвестно. Особенно контактировать вам с ним не придётся, приедет ещё до отлёта Крамеша, так что понаблюдаем. Если что, откажем в проживании, не волнуйтесь! А! Погодите… Вас же Уртян именно медведем пугал?

– Да, – Таня невольно поёжилась.

– Хотите, я помогу? Ну или Крылану попросим! Страха не будет… – Соколовский прищурился, но Татьяна покачала головой.

– Я не могу сказать, что боюсь, просто медведи-то к нам ещё не приезжали, Крамеш собирается на Путорана, а справятся ли гуси, если вдруг что…

– Гуси-то? С медведем? – Соколовский рассмеялся. – Гуси и с несколькими справятся! Это те ещё динозавры!

– Я просто вспомнила того, к которому в прошлом году в командировку ездила.

– Да они и такого оприходовали бы. Они неуязвимы для удара, когтей, зубов или какого-то оружия, а сил у них очень даже прилично.

Таня сочла за лучшее больше не спорить, ну, может, это будет очень-преочень мирный и тихий мишка, а она тут уже труса празднует!

– На самом деле вы, конечно, правы! – Соколовский внимательно наблюдал за сотрудницей. – Медведи считаются наиболее сложными животными в общении. Дрессировщики, кстати, утверждают, что они опаснее и львов, и тигров, просто потому что все остальные хищники как-то дают знать о том, что собираются нападать, а медведи – нет. Они с одним и тем же выражением морды и ласкаться будут, и в бой пойдут.

– Утешили… – пробормотала Таня.

– Но у нас-то немного особый случай! Наш гость вполне себе цивилизованный. Живёт среди людей, правда, на отшибе, но всё-таки. И даже… редчайший случай – женился!

– А почему редчайший? – удивилась Таня.

– Это у них природное – медведи, как правило, одиночки. Представителей своего рода-племени рядом не переносят. Медведицы, конечно, делают исключение для детей, а вот медведи ни самок, ни детей, пусть даже и своих родных, вблизи не воспринимают совершенно.

– Ну да… точно! Они же как кабаны – самки от них детёнышей прячут и защищают, потому что, в противном случае, самцы ими и пообедать могут.

– Да, именно! Но раз наш гость пошёл даже на совместное проживание, вероятно, он счастливое исключение из правил.

С этой надеждой Татьяна и вышла из кабинета Соколовского. А что? Надежда, как известно, наш компас земной!

Дел было много – надо было и на работе успевать, и в гостинице «берлогу» приготовить, и Крамеша с Уртяном собирать.

– Отложили доставку палатки… Да что ты тут делать будешь? Издеваются, что ли?! – ворчала Татьяна, отодвигая от уха нагревшийся смартфон. – Хоть бы успели до отъезда!

Она не очень понимала, как именно будет перевезена в крайне труднодоступные места огромная груда снаряжения, которая всё увеличивалась и увеличивалась в одной из гостиничных комнат.

– А сова на что? – просветил её Крамеш. – Сначала мы добираемся до Норильска, оттуда около часа на вертолёте до самого плато, а там уж нас находит сова и забирает снаряжение. Не переживай, она такой вес легко поднимает!

– Ну ладно… Положим, снаряжение уносит сова, ты – своим лётом, а Уртян как?

– А его к палатке пристегнём, – рассмеялся Крамеш. – А что? Он в лисьем виде вполне себе мобильный!

После того как Муринка уяснила, что заботиться о безопасности её «лиша» будет Крамеш, она просто преследовала Крамеша, не давая ему ни минуты покоя, пока он не поклялся крыльями, что проследит за Уртяном на совесть!

Сам Уртян только посмеивался – он-то знал, что отвязаться от мелочи практически нереально.

Возможно, именно на почве этого понимания и произросла слабая, малозаметная, обоюдная… нет, не симпатия, конечно, но некое её подобие. По крайней мере, Крамеш не шипел что-то ругательское, только взглянув на лиса, а понаблюдав, как он общается с Татьяной, и вовсе притих.

В центр притяжения – на Танину кухню – Уртяна тянуло сразу, как только он смог свободно перемещаться по гостинице. Правда, для появления там у него не было особого повода, да и времени было маловато – сборы, разработка маршрутов с Соколовским и общение с Аури не давали возможности долго засиживаться за чаем. Но именно чай и стал причиной того визита…

Уртян, вымотанный до состояния «дойти до кровати и упасть мордой в подушку», вернулся в гостиницу уже практически ночью – никак не мог раньше расстаться с Аури.

Её родители после звонка Соколовского и личного знакомства с Уртяном, который упорно представал перед ними исключительно в людском виде, сменили подозрительность на осторожную приязнь, вот этим-то он и пользовался, то засиживаясь у них в гостях, то прогуливаясь с Аури по Москве, то приглашая её в гостиницу.

– Нурай получил отказ от дома, а в придачу тумаков от брата, – рассказывала Аури, заглянув к Тане. – За подлость! Я так рада… Только очень волнуюсь за Тяна. Очень-преочень!

– Мой лиш – он шамый шмелый! – гордо высказалась главная специалистка по «лишу» – Муринка. – Он шлетает и вернётшя! И вшё-вшё найдёт!

Уртян, заглядывая к Тане, только глаза прикрыл и головой покачал – ему ещё надо было Аури проводить домой и только после этого вернуться в гостиницу окончательно.

Вот тогда-то, уже ночью после возвращения, он и пришёл к Татьяне – на запах таёжного чая, очередной пакет которого прислал с оказией Тявин.

– Заходи, что ты там у стены стоишь? – окликнула его Таня.

Редкий случай – на кухне она была одна. Почему-то не спалось, вот она и решила свежего чайку заварить, не зная, что усталому Уртяну эти запахи покажутся чем-то таким родным, что он и с закрытыми глазами пришёл бы, просто понюхать, без претензий на общество. Но раз уж позвали, то глупо не воспользоваться приглашением.

– Я так и не поняла, что в этом чае, но он такой ароматный… – Таня покосилась на лиса, а он, полузакрыв глаза, потянул носом и легко перечислил все травы, которые и составляли изумительный букет.

– Я и не думал, что всё может так измениться, – сказал он, отпив чай. – Не знаю, поверишь ли ты, но я сейчас действительно никогда не поступил бы так, как сделал… Ну, тогда, с иллюзией. Я от всего сердца прошу у тебя прощения за это!

– Я уже давно не сержусь, не волнуйся, – Таня не смотрела на Уртяна, но и так точно знала, что он не врёт.

– Это хорошо… нельзя уезжать на такое дело, когда за спиной есть что-то непрощённое, – вздохнул Уртян. – Я и своим позвонил – попросил меня простить. Родители сразу простили, бабуля, разумеется, нет. Но потом сама перезвонила, – он тихонько усмехнулся. – Она у меня непростая.

Тане почему-то подумалось, что Уртян неожиданно быстро… повзрослел. Да, пусть ему по людским годам около тридцати, но и у людей такое бывает. А он смог принять и простить неидеальность своих родных. Наверное, это ничуть не менее важно, чем получить прощение самому.

Ни Уртян, ни она сама не вспоминали вслух о пожелании, из-за которого и случилась их первая и такая неудачная встреча. Правда, после этого ночного разговора Тане показалось, что ещё немного времени и общения, и она могла бы это сделать…

***

Медведь оказался очень крупным, очень мрачным и крайне малоразговорчивым мужчиной. Приехал он на такси, долго принюхивался и топтался у входа в гостиницу, потом недовольно ждал, пока его осмотрят сторожа – гуси, а потом, поднявшись на второй этаж, перед тем как войти в свою комнату, зачем-то прошёлся по всему коридору, поводя носом и что-то тихо и невнятно ворча.

«Странный мужчина… – подумала Таня, а потом сама над собой повеселилась: – Да-да… очень странный! Медведь потому как!»

Она вспомнила, что не получила от гостя никаких инструкций по поводу его питания, так что отправилась уточнить, прихватив по дороге спешащую к ней «на ручки» Муринку, и осторожно постучала в дверь гостя.

– Извините за беспокойство… я хотела спросить, вам что-то из еды заказывать или вы сами будете? А может быть, хотите выходить и питаться в городе?

Дверь внезапно распахнулась, и Таня невольно отшатнулась в сторону, оказавшись нос к носу с мрачнейшим типом на две головы выше её самой.

– Питание? – медведь, не сводя с Тани странного взгляда, шагнул за ней и гулко прорычал: – А она как ест?

– Кто она? – удивилась Татьяна, делая ещё шаг назад и придерживая на груди Муринку.

– Не притворяйся, будто не поняла! Она! Моя жена!

– Я не знаю и никогда не видела вашу жену!

– Врррёшь! – прорычал медведь, падая боком на пол. – Где она? Куда ты её спрррятала?

Таня осознала, что он собирается делать, и, понимая, что гость как-то сильно не в себе, кинулась к концу коридора – туда-то, в её кухню, ему не прорваться.

Может, она и успела бы, но медведи в истинном своём виде двигаются не в пример быстрее людей. Так что до стены и прохода в ней Тане оставалось ещё пять шагов, когда на руках, слыша приближение беды, тоненько и отчаянно закричала Муринка, и Татьяна обречённо поняла – она должна откинуть норушинку в сторону кухни, а дальше…

Неожиданный шум заставил обернуться, и она запнулась, едва удержавшись на ногах.

Каким образом между несущимся медведем и Татьяной с Муринкой возник Уртян, она не поняла, но он метнулся бурым комком под лапы зверюге, вывернулся сбоку уже человеком и принял на себя страшный удар передними лапищами, который сшиб его с ног и отбросил под ноги Тане.

Через миг медведя настигли гуси, но они вовсе не пытались атаковать, а просто подправили траекторию его движения в сторону – мимо упавшего Уртяна, мимо Тани, в стену.

В стене мгновенно открылся проход, пропуская в себя и медведя, и гусей, и всё затихло…

Татьяна метнулась назад, к Уртяну. Опускаясь рядом на пол, она уже понимала, что увидит… приговор.

«Раны такие, что шансов у него нет. Просто никаких! – пронеслось в голове. – Никто не успеет доехать, да даже если бы и успели… безнадёжно! А я сама точно с этим не справлюсь!»

Горькое сожаление о том, что она так и не успела пожелать ему неуязвимости, перехватило горло…

Таня слышала только отчаянный писк Муринки, тяжёлое, надрывное дыхание Уртяна, стук собственного сердца:

«Неуязвимости поздно желать, когда он так ранен… – пронеслось в голове Тани.»

– Тогда… тогда я от всего сердца желаю своему другу Уртяну мгновенное исцеление от любой раны или болезни!– она выдохнула это почти беззвучно – голос сел от ужаса.

Тут же испугалась, что её слова не подействуют, но через миг ошеломлённо уставилась на раны – их края сами собой начали сходиться, срастаясь изнутри. Находили друг друга разорванные медвежьими когтями капилляры, мелкие кровеносные сосуды, сосуды крупнее, соединялись ткани, словно кто-то отматывал назад картину повреждений.

Да, наверное, если бы Таня смотрела фантастический фильм, её это не очень поразило бы, но в том-то и дело, что это было не просто на глазах, но и на руках, точнее, прямо под руками.

Муринка, которая от ужаса уткнулась носишком в её воротник, закрыла глаза и только всхлипывала, понимая, что не может вынести то, что случилось с её «лишем», услышала прерывистый вздох Тани и невольно обернулась на Уртяна.

– Ой! Ой, лишик… мой лиш! Он… он же… вышдоравливает! – ахнула она, потянувшись к Уртяну, который пошевелился и открыл глаза.

Глава 29. Оптовые поставки медвежьей шерсти

Татьяна, не очень доверяя своим глазам, смотрела на Уртяна, который после страшнейших рaн вполне бодро уселся и коснулся рукой груди.

– Ого… Уже всё затянулось! – с некоторым даже удивлением констатировал он. – Ничего себе!

Он поднял взгляд на Таню, хотел что-то сказать, но не успел:

– Лишик! – Муринка прыгнула к нему прямо из рук Татьяны, он ловко подхватил норушинку, прижал к щеке.

«Вполне разумно… – медленно и как-то отстранённо подумала Таня. – Он же весь в крови!»

В следующую секунду рядом оказалась Шушана, которая метнулась к ним, а осознав, что с Муринкой всё нормально, кинулась к Тане.

Потом коридор стал и вовсе весьма проходным местом – из стены вывалился голосящий что-то пронзительно-отчаянное Терентий, в окно влетел запыхавшийся Крамеш, за ним – Вран.

Через некоторое время Таня сумела убедить всех собравшихся, что она не просто жива-здорова, но ещё и невредима, и что это Уртян её прикрыл.

Дальше уже лису пришлось доказывать, что с ним всё нормально:

– Да я живой, здоровый и вообще, с пожеланием! Да, Тань? – он восторженно сверкал глазами и, похоже, уже явно считал, что медведь – это фигня вопрос!

Таня медленно кивнула и тут же ахнула:

– Ой, гуси! Он же их…

– Неее, это не он их, а они его! – Шушана потёрла нос, кивнула на стену, за которой явно располагался вход в междустенье, и продолжила: – Не знаю, зачем им лысый медведь, но, наверное, очень нужен!

Только тогда присутствующих как-то отпустило – первым рассмеялся Уртян, а потом Таня, правда, довольно нервно, а дальше все остальные, включая Тишинора и Тишуну, которые совместными усилиями оторвали Муринку от «лиша» и обнимали её.

– Уртян… ты нас спас! – улыбнулась довольно смущённому лису Татьяна.

– Если честно, то это ты меня спасла! Спасибо тебе за пожелание! Я не выжил бы без него! – отозвался Уртян, невольно проводя ладонью по разодранной и мокрой от крови футболке. Хотя и футболкой-то эти жалкие лохмотья уже назвать было трудно…

А потом он серьёзно задумался.

– Хотя… я не уверен, что он хотел тебя ударить – замах какой-то не тот был – я видел краем глаза, но уверен, что не ошибаюсь. Было похоже, что он хотел только поймать. Но он странно двигался, как-то не так, как медведи обычно бегают, поэтому мог и навредить, ну, по крайней мере уронить, – отозвался он. – Вот я и решил вмешаться. И Муринка перепугалась…

– Ты прямо спец по медведям… – фыркнул Крамеш.

– Ну, вообще-то да… я же летом по большей части в тайге нахожусь. Там их хватает, – спокойно отозвался лис. – Волей-неволей будешь спецом. Ну, если, конечно, жить хочется.

– Тян, ты бы в душ сходил, а? – Вран, поморщившись, осмотрел коридор, подал Тане руку, помогая встать, и посмотрел на Уртяна. – Сам дойдёшь или сову позвать?

– Да с чего бы мне самому не дойти? – рассмеялся Уртян, одним движением поднимаясь на ноги, а потом, чуть призадумавшись, рухнул на пол.

– Ты что? – испугалась Таня.

– Да! Ура! Я тут сообразил, что выдранная гусями шерсть тоже может считаться повреждением, а значит, должна отрасти полностью! – радостно подпрыгнул красивый, обросший чернобурый лис. – Вы чего?

– Ты, барран лисий! Не пугай на… Таню! – рассердился Крамеш, нипочём не желавший признаться, что и сам почти что испугался, поэтому загнавший подальше слово «нас». – Иди уже в душ, а то я тебя туда вместо совы за шкирррку доставлю!

– Раскомандовался! – весело тявкнул Уртян и поспешил в свою комнату.

– Ну кто бы мог подумать, а? Прррикрррыл… – проворчал Вран. – Ну как же так? Тут такое было, а рррядом был только этот… Какое ты ему пожелание дала?

– Мгновенного выздоровления, – пояснила Татьяна. – И хорошо, что рядом был только он – тебе-то я так не могла бы пожелать!

– Да, повезло этим лисам! – кивнул Вран. – Правда, сложно найти человека, который выполнит все условия – и поймёт, кто этот лис, и прримет, и станет ему дрругом. И сфоррмулирует как надо.

Он старательно отвлекал Татьяну от мыслей о том, что тут только что было, проводил её в ванную и караулил под дверью… чисто на всякий случай.

Татьяна просидела под душем, пока не согрелась и не утих озноб. Да, конечно, странно стучать зубами под горячей водой, но стресс – это дело такое….

«Ничего себе, ударить он не хотел! Псих какой-то, а не медведь! И какая такая у него жена? И почему он решил, что я её прячу?»

Она упорно думала про медведя, чтобы не пропускать свою память дальше – к тишине, нарушаемой хриплым дыханием Уртяна и плачу Муринки.

«Хватит истерить! К счастью, всё обошлось! Вообще-то, Тяну такое пожелание пригодится, что уж там. Так что сказать, что всё хорошо, что хорошо заканчивается, у меня пока не выходит – очень уж страшно было, но я уже на полпути!»

Когда она вышла из ванной, то выяснила, что весь коллектив уже ждёт её на кухне во главе с чистым и очень довольным жизнью Уртяном.

– Так… я понял! Если на нас выходит медведь, то мне надо будет сррочно его пррогнать! – разглагольствовал Крамеш. – Иначе мы тебя не прррокоррмим! У тебя неррвный жорр!

– Отстань! – Уртян беззаботно отмахивался от Крамеша бутербродом. – Это нормальная реакция организма. Вон Терентий тоже ест. Да так ест, что аж молчит!

– Ой, я опять забыла! А гуси-то? – ахнула Таня, когда Вран чуть не силой усадил её за стол и вручил чашку сладкого чая. – Как они?

– И ты опять неправильно ставишь вопрос, – рассмеялась Шушана. – Они-то прекрасно… Один их них даже к Гудини наведался с предложением взаимовыгодного обмена!

– И почём нынче медвежья шерсть? – догадался Вран.

– Недорого – оптовые поставки, сходная цена… сам понимаешь! – Шушана внимательно прислушивалась к происходящему – она уже воспользовалась недавно подаренным Таней смартфоном, устроенным на подставке, и сообщила Соколу о происшествии. А теперь ждала, когда же он освободится со съёмок и доберётся до места, пробившись через пробки.

Если бы она видела эффект от своего сообщения, то нетерпение было бы значительно больше!

Что может быть приятнее, чем любимая работа? Наверное, возможность спокойно ею заниматься… Но тут в дело вступают всякие отвлекающие факторы типа новостей, звонков, сообщений и тому подобных носителей форс-мажора.

Стоило Соколовскому услышать в собственном смартфоне знакомый негромкий тоненький голосок, как он подобрался, прищурился, а потом… потом выражение лица стало такое, что его агент Вася почти совсем побледнел.

С учётом Васиного природного цвета лица и хронического оптимизма это было показателем…

– Ээээ, Филипп, что-то плохое случилось? – выговорил Вася, на всякий случай отступая – очень уж страшновато сверкнули глаза Соколовского.

Филипп покосился на него, буркнул что-то типа:

– Всё нормально.

И торопливо шагнул к декорациям – задерживать съёмки было нельзя.

– Вася, у меня изменились планы. Сразу, как только закончу с этой сценой, мне надо будет уехать.

– Хорошо-хорошо… конечно! – Вася ощущал себя примерно так, как его далёкие предки, мимо которых прошёл лев, явно дав понять, что их сегодняшнее кулинарное рандеву откладывается на неопределённый срок.

– Ничего себе! – бормотал он, через полчаса провожая взглядом машину Филиппа. – Вот уж не завидую я тому, к кому он такой едет… Можно сразу закапываться, чтобы время не терять! Ничего себе у него «нормально». А ненормально тогда как?

Когда Соколовский подъезжал к своим владениям, он с некоторым изумлением увидел у дверей гостиницы незнакомую молодую женщину, которая явно собиралась войти внутрь.

«Интересно как… Это ещё кто такая?»

Он въехал в арку ветклиники, повернул к своему особому въезду в гараж, а потом, вместо того чтобы подняться по лестнице вверх, отправился к входной двери.

– Забавно… – протянул он, внимательно рассмотрев через монитор упорную особу, не снимающую руки с кнопки дверного звонка.

Шорох в углу заставил его повернуться к Шушане:

– Как Татьяна и лис?

– Всё отлично! – доложила она.

– А медведь?

– Гм… я бы сказала, что на нём осталось критически мало шерсти, зато приличное количество синяков и ссадин. Только я не очень понимаю, что мне делать с этой посетительницей? – норушь кивнула на дверь.

– Ну, впусти… Мне уже даже интересно стало! – разрешил Соколовский.

Дверь беззвучно открылась, впуская в прохладный полутёмный предбанник молодую особу с большущим чемоданом на колёсах и приличных размеров сумкой.

Она решительно прошла дальше, а потом повела носом, принюхиваясь.

– Вы кого-то ищете? – невинный вопрос заставил её вздрогнуть и резко развернуться к высокому человеку, явно поджидавшему её сбоку от лестницы.

– Ой… это же вы Соколовский, да? – она бросила чемодан и поспешила к владельцу гостиницы. – Я не смогла до вас дозвониться.

– А зачем вы мне звонили? – холодно осведомился Филипп.

– Хотела у вас остановиться, – она снова подозрительно принюхалась и нахмурилась. – Хотя… наверное, уже не буду!

– Отчего же? Вы даже не объясните мне, почему изменили решение? Вас не устроил интерьер или что-то ещё? – Соколовский вопросительно поднял бровь.

– Нет-нет… всё чудесно, но я, пожалуй, пойду! – затравленный взгляд на лестницу и поспешный бросок к вещам не оставляли сомнений – она чего-то серьёзно испугалась.

Рывок незнакомки к двери был стремительным, казалось, её ничуть не напрягает вес чемодана, подхваченного с пола и тоскливо болтающего колёсиками, равно как и тяжесть сумки, которую она держала так, словно та ничего не весила.

– Двери вам не откроются, пока вы не объясните, почему передумали, – с ленцой сказал ей вслед Соколовский.

– Что? Да что вы себе позволяете? – возмутилась незнакомка. – Вы что, думаете, что раз вы тут такой… то вам всё можно?

– Нет, я думаю, что раз в моей гостинице оказался невменяемый медведь, который напал на моих сотрудников и одного из них смертельно ранил, то я имею право знать, что здесь надо ещё и медведице!

Чемодан и сумка выпали из ослабевшей хватки и рухнули на пол… Печально покатилось по гостиничному холлу отвалившееся колёсико.

– Он… он что сделал? Он… ой, нет! – всхлипнула она, прижав руки к лицу. – Ой, только не это! Ваш… ваш сотрудник, он…

– Чудом остался жив… исключительно благодаря своим родовым свойствам и сторонней помощи! – холодно отозвался Соколовский. – Я жду объяснений! Пройдёмте!

Соколовский если уж что-то делал, то делал это быстро и на совесть. Так что, пока незваная гостья поднимала вверх по лестнице свой багаж, он успел заглянуть в Танину кухню, принести свои извинения за инцидент самой Татьяне, одобрительно кивнуть Уртяну, выслушать его точку зрения на происходящее, краем глаза посмотреть видео нападения, снятое камерой в коридоре, а потом переместиться в кабинет вместе с Таней и Крамешем.

Ещё через несколько минут в его кабинете вовсю рыдала молодая особа, излагая в общем-то достаточно необычную историю своего брака:

– Медведи никогда вместе не живут! Никогда! – заявила она, только переступив порог кабинета.

– Я знаю… Поэтому сильно удивлён поисками вашего мужа и вашим тут появлением. Да, кстати, вот моя сотрудница, на которую напал ваш муж.

– Ой, простите, простите, пожалуйста! – заторопилась молодая, крепко сбитая особа, прикладывая руки к груди. – Он вообще-то в медведя толком никогда и не оборачивался… Как же так?!

– А, кстати, почему? – живо заинтересовался Соколовский. – Когда он мне позвонил с просьбой остановиться в моей гостинице, я навёл справки – он много лет живёт среди людей, в людском виде. Работает в людской сфере. Никогда не был замечен ни в какой агрессии. Ещё и профессия такая… не воинственная, прямо скажем.

– Да, он технолог пищевого производства на кондитерской фабрике! – кивнула медведица.

Крамеш неопределённо хмыкнул, она покосилась на мрачного типа, а потом продолжила:

– Он… ну, понимаете, не совсем здоров. В детстве переболел какой-то простудой и утратил обоняние. Ну, то есть медвежье обоняние, конечно. Так-то он чует запахи раза в три-четыре лучше, чем любой человек, это помогает ему в работе, но до нормального медведя нюх у него, конечно, не дотягивает. Из-за этого-то и проблемы.

– Например, какие? – холодно уточнил Соколовский.

– Я сейчас всё расскажу, просто хотела спросить, он жив?

– Разумеется.

– Ага, ну хорошо… – она глубоко вздохнула и продолжила: – Он после потери нюха решил, что будет жить как человек. Вообще отбросит медвежий облик.

– Глупо! – пожал плечами Соколовский.

– Да… но он очень упорный. Он получил образование, пошёл работать, квартиру купил… Ну, всё как человек. Много лет принципиально не принимал истинный облик… А потом мы встретились, и он решил на мне жениться. Причём именно так, как это делают люди – то есть вместе жить и всё такое. Я была против, но он меня убедил, что всё будет хорошо. Год мы прожили отлично, а потом… я поняла, что это выше его сил. Он всё-таки настоящий медведь, что бы там себе ни придумывал!

– Его начало раздражать ваше присутствие? – догадался Соколовский.

– Да. Он сдерживался, но я в его берлоге была однозначно и явно лишняя. Я… я это чую. Ну, чувствую чужие эмоции. Конечно, я всё понимала, хотела уйти, но он извинялся, просил дать ему ещё шанс… Видимо, изо всех сил пытался жить по-людски. А потом… потом я забеременела и поняла, что это конец!

Видимо, Таня выглядела удивлённо, и медведица пояснила ей, доверительно понизив голос:

– Вы же знаете, что медведицы с малышами живут отдельно?

– Да, знаю, конечно… А! Поняла! – Таня сочувственно покосилась на девушку.

– Вот! Медведи могут не просто обижать медвежат, они могут их… Ну, короче, мать никогда не подпустит медведя к своему медвежонку, пусть он хоть двадцать раз его отец! К счастью, Миша не понял, что я беременна, – у него всё-таки обоняние слабое для этого… Иначе точно не отпустил бы – он, несмотря на своё раздражение, всё продолжал мечтать, что мы будем жить совсем как люди!

– Опрометчиво, – сухо отметил Соколовский.

– Да, я знаю… Я скоро буду мамой, я обязана думать о будущем, о медвежатах, а не жить Мишиными иллюзиями, – невесело кивнула она.

– А почему он решил, что вас тут прячут? – уточнила Таня, которую очень интересовал этот вопрос.

– Да это я сглупила – пару раз говорила о том, что есть в Москве такая гостиница, вот он и запомнил.

– А вы его не прредупредили, что уходите? Чего его так подоррвало-то? – заинтересовался Крамеш.

– Предупредила, а как же… Сказала, что больше не могу и не хочу жить такой неестественной жизнью, сказала, что ухожу от него, возвращаюсь в свою нормальную жизнь с нормальными условиями – у моей матери пасека в лесу. Так что я планировала вернуться туда. Мы с ней ладим, и я могла бы жить там. А он… видимо, решил, что я предпочла ему какого-то другого медведя и сбежала в гостиницу с ним. Он всегда очень переживал, что я брошу его из-за его обоняния. Чувствовал себя ущербным.

– А у вашей мамы он вас не искал? – спросила Таня.

– Нет, медведи не любят общаться на чужой территории, да они и не знакомы – мама бы не одобрила такой экстремальный шаг с моей стороны.

– Это никак не является оправданием для нападения. Я уж не говорю о том, что если бы я ему отказал, он мог бы отправиться в людскую гостиницу, сорваться там из-за громких звуков или некачественной выпечки, и… и что бы тогда было? – Соколовский сурово сдвинул брови.

– Ой… это такое было бы… Но я всё равно к нему не вернусь! Мне мои дети дороже! – выдохнула медведица. – Хотя он славный… но…

Таня как-то не могла увязать понятие «славный» и ревущую глыбу, преследовавшую её по пятам, так что старательно отвела глаза от медведицы, внимательно рассматривая узоры на ковре.

Глава 30. Случай неуправляемой лавины

Вообще-то Таня нипочём не могла себе представить, что эта девушка на самом деле медведица. Вот уж насколько она привыкла и к воронам, и к лисам, даже орла видела в обоих образах, но медведи – это всё-таки что-то более крупное, мощное и, что уж там… страшноватое.

«Вот тот тип как медведь – очень даже! А она – невеличка, симпатичная, такая… целеустремлённая».

Что-что, а целеустремлённости в Миле, как звали новую постоялицу гостиницы, хватало с избытком! Сейчас она рассказывала, как её пытались не отпустить в внеплановый отпуск, а она всё-таки его выбила!

– Я ж почему сразу сюда не поехала – я с начальством ругалась. Нет, правда, что такое… Хотели в отпуск не пустить!

Она возмущалась, сверкала глазами, жестикулировала, и Таня невольно улыбнулась – представила этакий напор, направленный на ничего не подозревающее начальство.

– Ой, вы меня понимаете, да? – тут же среагировал Мила. – Вот вы… вы как боретесь с начальством?

Соколовский, с некоторым опозданием сообразив, что он и есть то самое начальство, с интересом ожидал Таниного ответа.

– Никак, – пожала плечами она. – Я с начальством не борюсь, я с ним работаю…

– Это вам повезло. А я – борюсь! Да, так о чём я… Я ж про Мишу! Вы его тут придержите, да? Тогда я могу напрямик к маме ехать! А то она у меня медведица серьёзная, все эти глупости с совместным проживанием не поняла бы однозначно. Короче, если бы он поехал меня у мамы искать, и они бы встретились, не факт, что он бы живым остался. А так… очень даже удачно получилось!

Тут она припомнила, что для кого-то дело закончилось не так чтобы очень удачно, смутилась, но ненадолго, и уверенно продолжила:

– А вы… вы ему скажете, чтобы он меня не искал, да?

– Нет. Это уж вы сами с ним объясняйтесь! Не хотите лично, можно по телефону, но без посредников! – холодно ответил Филипп.

Было очевидно, что Мила этим ответом недовольна, но так как переубедить Соколовского она не могла, то пожала плечами и уточнила:

– Так я пойду, да?

– Ну, идите, – кивнул Соколовский.

А когда за этой уверенной и крепко сбитой медвежьей особой закрылась дверь, пробормотал:

– Можно подумать, я её сюда звал и тут держал… Не люблю медведей!

– А их тут много? Ну, таких… – решилась уточнить Таня.

– Меньше лис, но имеются, конечно, куда ж без них?

– А они все такие… эмоциональные?

– Нет, вообще-то медведи весьма уравновешенные типы. Медведицы более эмоциональны, ну, вы видели… Но тоже прекрасно собой владеют, иначе бы много было шума! Правда, они все имеют возможность выхода эмоций – одиночные походы в лес, в горы, на рыбалку куда-нибудь в глушь – это для них обязательный отдых. Короче, им необходима возможность побыть собой и наедине с собой, в своей шкуре, подальше от людей, от цивилизации.

– То есть то, чего у нашего… визитёра, как выясняется, не было, – задумчиво произнесла Таня.

– Выходит, так, – Соколовский задумчиво порассматривал подчинённую, а потом произнёс: – Я должен перед вами ещё раз извиниться – вы едва не пострадали из-за постояльца.

– Ну, это же не ваша вина. Насколько я понимаю, вы его проверили, а то, что у него срыв случился, никто предугадать не мог!

Таня достаточно проработала ветеринаром, чтобы понимать, что есть вещи, которые предусмотреть попросту невозможно!

Вспомнились некоторые случаи из практики, когда, казалось бы, полностью контролируемая ситуация из-за нескольких совпадений превращалась в неуправляемую лавину!

«Вон хоть как мы на практике анализы крови у коров брали… – Таня прямо воочию увидела, как от меткого удара рогами вылетают две доски в расколе – деревянном коридорчике, куда загоняют коров для манипуляций, из пролома выныривает башка особо вредной бурёнки, которая ловко достаёт ничего не подозревающего Таниного сокурсника, и тот летит кубарём, врезаясь в противоположную стену и собирая на себя по дороге всю грязь в коровнике. А она сама? Стоило ей перегнуться через раскол, чтобы дотянуться до шеи очередной коровы, как та поддела её рогом и резко подняла голову, пришпилив к верхней доске. Хорошо ещё, что на крики примчались сокурсники и сумели отцепить от Тани вредную скотину. А ещё хорошо, что было холодно и плотная одежда не дала корове нанести более серьёзные повреждения. Обошлось синяком, который начинался от солнечного сплетения и расплывался до середины живота.

– И вообще-то корова может весить до шестисот килограммов, бык – до восьмисот! А мишка… ну, по-моему, раза в два меньше! Так что когда махине размером в ДВА МЕДВЕДЯ с преотвратительным характером надо сделать прививку, шкуру не проколоть, игла гнётся, все конструкции, к которым его фиксируют, скрипят на последнем издыхании и дают дуба, а ты сама судорожно думаешь, куда ж от этого паразита, если что, спасаться, то сразу понимаешь, что никакой гарантии безопасности в нашей работе нет и быть не может! Так то бык. А если ещё припомнить карликового кроличка, который когтями задних лапочек едва-едва не добрался до моей вены? А милейшую кисоньку, после которой нашему хирургу пришлось накладывать кучу швов на кисть и предплечье? И если бы это ещё было чем-то уникальным! Это так… навскидку.

Таня не собиралась устраивать показательные выступления перед Соколовским, чтобы усугубить его чувство вины. Ну, действительно, как он мог бы вычислить такое сочетание роковых факторов в абсолютно благонадёжном, положительном, до сих пор тишайшем и миролюбивом постояльце?»

Соколовский усмехнулся:

– Повезло мне с вами! Но, раз уж случилась такая ситуация, надо бы подумать, как предусмотреть противодействие подобным случаям… А ещё решить, что делать с Михаилом Михайловичем Бирюковым.

– А что с ним можно сделать? – Тане абсолютно не хотелось ещё раз как-то контактировать с этим типом.

– Для начала уточнить, что от него осталось, – хмыкнул Соколовский. – Шушаночка, как там гуси?

«Что показательно, "как там медведь" он не спросил,» – машинально подумала Татьяна.

Впрочем, когда норушь показала им нужный участок междустенья, стало очевидно, что этот вопрос был определённо лишним:

– Ой, мамочки… – Таня как-то видела фото лысого медведя, но тот был давно болен и совсем невелик по размеру, а тут-то… – Да как же они так ухитрились его ощипать? – выдохнула она.

– Они талантливые, – прокомментировал Соколовский, не обращая внимания на фырканье Крамеша, который силу гусиного воздействия испытал на себе. – Хотя они, конечно, перестарались. Он мало того, что без обоняния, так теперь ещё и без шерсти! И куда мне его такого «красивого» девать?

Когда стена открылась и Михаилу Бирюкову удалось оторваться от невозможных птиц, лишивших его шерсти, он головой вперёд ринулся в проход, даже не посмотрев, куда он ведёт. Да без разницы куда, главное, чтобы подальше от этого ужаса!

Он чётко помнил только то, как хотел выяснить у той девицы правду про его жену!

«Она мне врала! От неё пахло, точно пахло чем-то лесным… то есть чужим медведем, а значит, Мила тут с другим, значит, её прячет эта…» – сообразил он, попытался расспросить, осознал, что не успеет, а тут ещё где-то чужой медведь!

Эта мысль моментально привела его в боевое настроение. Да, он, конечно, неправильный, неполноценный, недостаточно медведь, как говорила Мила, но уж человеком перед противником и соперником точно не предстанет!

«Сначала надо догнать девицу и выяснить, где Мила и этот…» – металась в голове мысль, подстёгивая неуклюжее, непослушное, слишком громоздкое и непривычное тело.

Михаил не очень-то понял, откуда к нему под ноги метнулся тот бурый зверь, вывернулся человеком, и Михаил ударил его руками, отталкивая, откидывая прочь.

«Нет, не руками, лапами! Там же когти! – через миг догнало его осознание. – Я… я его что? Прикончил?»

Он никак не мог вернуться посмотреть, что именно случилось, потому что внезапно справа и слева от него возникли две птицы, которые схватили его за бока и, лихо изменив траекторию движения, ввалились с ним в какую-то странную дверь, возникшую прямо в стене.

Дальнейшее напоминало непрекращающийся ночной кошмар – он всё никак не мог убежать от проклятых птиц, похожих на странных и здоровенных гусей, а они бесконечно ощипывали с него шерсть!

– Да отвяжитесь! Пошли – от меня – вон! Да не дерите шерсть! Кто-нибудь! Помогите! – рычал Михаил, стараясь оторваться от погони или хотя бы оторвать от себя этих созданий.

Он уже и счёт времени утратил, сознавал только, что шерсти на нём становится всё меньше и меньше, а щипки гусей – всё чувствительнее и чувствительнее.

К моменту, когда в стене справа открылась дверь и он рванул в этот новый проход, шерстяной покров у него оставался разве что на макушке между ушей, ну и на самих ушах…

Он даже не сразу сообразил, где оказался, понял только, что уже находится не в том сумрачном коридоре, а в комнате, ринулся к дивану и сделал попытку загородиться им от гусей, но они и не нападали, а довольно перегагакивались рядом.

То, что в комнате есть ещё кто-то кроме него, он тоже осознал не сразу, а только когда услышал чужие голоса.

– И куда мне его такого красивого девать? – произнёс явно кто-то знакомый…

Бирюкову пришлось напрячься, чтобы вспомнить, кто это:

– Это ж вы… Соколовский? – рыкнул он, сфокусировавшись на светловолосом мужчине, восседающем за столом.

– Это ж я, – согласился тот. – А вот вас прямо не узнать! И, позвольте уточнить, что это вы тут мне натворили?

Память о последних «натворённых» событиях догнала Бирюкова, как кирпич, прилетевший на макушку.

– Аррр… – простонал он, хватаясь за голову страшенными лапищами.

– Вы мне сотрудницу-то дальше не пугайте! – строго приказал Соколовский. – Она и так едва-едва жива после встречи с вами! А вот второй сотрудник… – он выразительно посмотрел на медвежьи когти, перепачканные выразительными бурым пятнами.

– Что? Что с ним? Он жив? – Бирюков с возрастающим ужасом осознавал, что натворил. – Я не хотел! Я клянусь, что не хотел! Он появился так неожиданно, я его просто оттолкнул с дороги!

– Он умирал. К счастью, Таня его спасла, – холодно ответил Филипп. – Так что вашей заслуги в том, что никто не погиб, нет ни малейшей. И вообще, да КАК ТЫ ПОСМЕЛ?

Он встал и неожиданно стремительно оказался около опешившего медведя.

– Как ты посмел нападать на моих сотрудников в моём доме? – Соколовский говорил негромко, пристально глядя на медведя.

Таня только сейчас поняла, в какой ярости он пребывает. Казалось, что от этой ярости заискрился белыми вспышками, зазвенел воздух.

Медведь прикрыл морду лапами и заскулил:

– Не надо! Я не хотел! Я не собирался! Я не справился с телом.

– Зачем ты вообще влез в эту шкуру, если не умеешь с ней обращаться?

– Я… должен был! Тут где-то прячется другой! Другой медведь, который приехал с моей женой. Она… – кивок головы в сторону опешившей Татьяны, – она их прятала – я учуял!

– Ты же не различаешь запахи!

– Не все, но… я точно уловил такой непривычный, лесной запах! – Бирюков понимал, что находится на тонкой-тонкой грани и вот-вот рухнет вниз, в полнейшую безнадёжность. – Поверьте мне! Я не вру! Я чуял!

– Филипп Иванович, я не понимаю… не было никакого другого медведя, – развела руками Таня.

– Я знаю, просто интересно, что он принял за «непривычный лесной запах»? – Соколовский отошёл обратно к столу и озадаченно пожал плечами.

– Ээээ… разве что… сбор Тявина? – предположила Таня. – Я как раз перед этим чай заваривала…

Михаил решился открыть глаза, потом узрел свою тушу, потом стеснительно присел за диван и преданно уставился оттуда на Соколовского.

– Таня, принесите, пожалуйста, сбор, – попросил Филипп.

Когда она вернулась с бумажным коричневым пакетом, у Бирюкова встали дыбом все его шерстины на макушке – именно этот запах он принял за признак присутствия другого медведя – нормального, лесного. Не никчёмного, не искалеченного отсутствием одного из самых важных медвежьих качеств, а правильного. Такого, к которому точно убежит его жена!

– Нда, как всё запущено! – выразительно произнёс Соколовский. – Так ты взял и едва не сожрал мою помощницу и моего травника просто из-за того, что взревновал и тебе померещился какой-то не такой запах из-за сбора таёжных трав? Ты нормальный? Ты хоть понимаешь, что я могу за это потребовать твою жизнь и буду прав?

– Да… понимаю, – глухо отозвался медведь – абсолютно беспочвенное нападение на беззащитных, которое закончилось тяжёлыми ранениями, могло караться именно так!

– Но скажите только… жена… Мила? Она тут?

– Приехала после тебя, разумеется, без чужих медведей, – вздохнул Соколовский. – Можешь с ней поговорить… напоследок!

Он кивнул, и черноволосый тип, стоящий около стола, вышел из кабинета, а потом вернулся со смартфоном Бирюкова.

– Когти убери! – строго велел черноволосый.

– Они не втягиваются… – вконец растерялся Бирюков, понимая, что его жизнь заканчивается.

– Вернись в человеческий вид! – утомлённо посоветовал Соколовский. – Только из-за дивана не выходи… не думаю, что на тебе многое из одежды осталось, а тут девушка…

Медведь рухнул на пол, выглянул из-за диванной спинки уже в человеческом виде, неловко перегнулся, опасаясь показаться больше, чем это будет прилично, и нашаривая серьёзно ободранной гусями рукой брошенный на сиденье дивана смартфон, а потом торопливо набрал номер жены:

– Мила…

– Ты! Что ты натворил! Я же тебе сказала, что не буду больше с тобой жить! Не желаю рисковать медвежатами из-за твоих глупостей!

– Кккакими медвежатами?

– Моими, конечно! Ну и твоими… частично. Короче, не звони мне больше! Ты не человек, я – тоже! Жить как люди мы не могли и не можем, так что забудь про меня. Вообще забудь и не рассчитывай, что я как-то буду тебя вытаскивать из той заварухи, в которую ты вляпался по собственной дури! Всё, прощай!

Смартфон выпал из лапы… нет, то есть всё-таки из руки разом ослабевшего Бирюкова и мягко приземлился на сиденье дивана.

– Чем ты думал, когда пытался втиснуться в чужую, людскую жизнь, натянуть на себя красивую картинку? – сухо уточнил Соколовский.

– Я… чем я думал? – с горечью отозвался Михаил. – Что я хоть так смогу быть полноценным! Не получается быть таким медведем, так хоть как человек справлюсь. Хотя… какая уж разница. Делай что ты хочешь! Наверное, так действительно всем будет лучше!

– Что я хочу? Да нужен ты мне, – брезгливо фыркнул Соколовский, неприязненно разглядывая здоровенного типа в жалких лохмотьях, стеснительно прячущегося за диваном. – Но вот делать с тобой что-то придётся – ты можешь быть реально опасен.

Он покосился на своего ветеринара и насмешливо покачал головой.

– Таня… дайте угадаю, вы что, заступаться за него решили?

Глава 31. Есть только то, что уже случилось

Таня покосилась на Михаила.

– Ну… как бы да. Вы же сами понимаете, что это такое стечение обстоятельств. И несчастливое, и наоборот.

– Про несчастливое я понимаю, а наоборот – это вы про Уртяна? – уточнил Соколовский.

– Да, конечно.

– А если бы у вас не получилось или вы не успели бы? – Филиппу действительно было интересно услышать ответ.

– У меня нет в наличии «если бы», – отозвалась Таня. – Есть только то, что уже случилось.

Соколовский усмехнулся:

– Да… вы правы, конечно. Вообще-то у всех есть только то, что уже есть, только не все это понимают и принимают. И что вы бы посоветовали? Только учтите, на мой взгляд, жить среди людей так, как он это делал раньше, ему уже нельзя – может сорваться и будет трагедия.

Михаил судорожно вздохнул, опустив взгляд на свои руки, перепачканные в запекшейся бурой крови того типа, которого он так ужасно… оттолкнул.

Таня тоже про это думала – ещё бы! Забудешь тут рык за спиной, уже не говоря про всё остальное, но стоящий за диваном человек… ну, в смысле тот, кто выглядел как человек, был настолько несчастен и измучен, что поневоле пришлось загнать воспоминания подальше, попинать мыслительный процесс и уточнить:

– А почему у вас обоняние не работает? Травма, аллергия, воспаление? Что было изначально?

Соколовский покосился на закатившего глаза Крамеша, а потом усмехнулся:

– Всё-таки настоящий врач – это диагноз! К счастью…

Михаил ожидал чего угодно, только не этого. Он-то был уверен, что его сейчас казнить будут, а получается, что… лечить?

– Что ты молчишь? – строго прищурился Соколовский, – Отвечай, пока она спрашивает!

– Это… я простудой болел… Мама уже родила младшего брата, а я уже пестуном был, ну… помогал ей. У нас же как? Пока совсем маленький, мама заботится, а когда пестун – сам заботишься.

Михаил не очень понимал, как объяснить, что тогда, в своём подростковом возрасте, он был уже предоставлен самому себе, и мать абсолютно не интересовало, болен он или здоров, главное, чтобы с малышом помогал.

Таня слово «пестун» знала. К счастью, о жизни медведей в дикой природе представление имела и невольно посмотрела на Бирюкова с сочувствием.

– Не лечили? – предположила она.

Тот мотнул головой, а потом заторопился с объяснениями:

– Она нормальная мать… ну, как медведица, конечно. У нас же с медвежатами-мальчиками не очень возятся. Так принято. Я сам должен был поправиться, но не очень получилось, а потом обоняние ухудшилось почти совсем. Я тогда уже из дома ушёл, как и положено. И решил, что… что раз я не могу жить как медведь, значит, буду жить как человек. У меня почти получалось! Только вот сегодня…

Он тяжело сглотнул, посмотрел на Соколовского и спросил:

– Тот… тот, кого я ранил, он как?

– Практически умер, – любезно просветил его Филипп. – Но вам обоим повезло… Ему – что он остался жив, и тебе с тем же. Если бы не это, я бы с тобой и разговаривать не стал бы!

Он хмуро пожал плечами, явно сожалея, что ему приходится всем этим заниматься:

– Неужели же ты не мог сообразить, что твоя природа никуда не делась? Что ты не можешь жить с кем-то, заводить семью по примеру людской? Да тут люди-то часто не в состоянии уживаться, а ты медведицу у себя в квартире поселил! Странно, что вы друг друга не сожрали!

– Я пытался сдерживаться. У меня почти получилось! – понуро отозвался Бирюков. – Хотя сейчас я понимаю, что ничего и не могло выйти – у меня никогда ничего не получалось.

– Так, я не собираюсь тратить своё время на выслушивание всего этого! Ты бы ещё страдал из-за того, что летать не умеешь! – Филипп совершенно не был склонен к излишним, на его взгляд, размазываниям эмоций по окружающей среде. – Ты поступаешь в ведение Татьяны, и я разрешаю ей производить любые эксперименты, какие она сочтёт нужными! Крамеш… пока ты не уехал – присутствуешь при любом контакте! Если что – не церемонишься!

– Понял! А… а когда нам надо будет уезжать?

– Крылану попрошу, – Соколовский усмехнулся такой заботе.

Бирюков растерянно покосился на Татьяну.

– Чего ты на неё уставился? – тут же взъелся на медведя Крамеш.

– Ээээ… и куда мне сейчас?

– Сначала переодеться, – мягко напомнила ему Татьяна. – Вы же с вещами приехали…

– А! Да! Точно! – он настолько уверился в том, что жизнь закончена, что возможность встречи с родными чемоданами его от души порадовала.

Татьяна тактично отвернулась, а Соколовский приказал:

– Крамеш, проводи.

– Эээ, а этих… гусей, или кто это у вас… там нет? – опасливо уточнил Михаил из-за дивана.

– Что? Впечатлился депиляцией? – Крамеш в принципе медведям не доверял.

– Ну и это тоже… Но они же ещё и электричеством шарахают!

– Неужели ещё заряд остался? – любознательно удивилась Татьяна, преданно глядя на Филиппа. – Ну надо же, какие… энергоэкономные!

Она не сводила глаз с начальства, но Соколовский явственно и убедительно играл роль сфинкса и только после ухода Крамеша с медведем сказал:

– Всё, можете отвлечься от созерцания моей скромной особы – медвежий стриптиз нас покинул! А что это за новости с гусями?

– Ну, они разобрали на атомы очень мощный шокер и, видимо, кое-что почерпнули из принципа его работы, – расплывчато объяснила Таня.

Нет, правда, трудно вот так запросто объяснить явление «а у нас гуси молниями выстреливают».

– Да ладно! Вот это дела! – обрадовался Соколовский. – Это надо будет посмотреть, а может, и использовать! – он потёр руки, явно строя некие коварные планы, а потом, опомнившись, уточнил: – Так что вы с медведем-то хотите сделать?

«Как это мило! "Что вы хотите сделать?!" – подумала Татьяна. – Всё-таки он приличный жук! Начальство… что с него взять! И ведь этот ещё из лучших!»

Правда, вслух так не скажешь, пришлось выражаться дипломатично с ветеринарным уклоном:

– Хочу посмотреть его носоглотку… Иногда проблемы с обонянием можно решить. Тем более что ему никто и не пытался помочь.

– Ну хорошо, – довольно ворчливо отозвался Соколовский. – Починили вы его нюх, а дальше что? Вперёд в его прежнюю жизнь?

– Нет, конечно. Не думаю, что ему надо контактировать с постоянными людскими раздражителями, и не факт, что он сумеет уклоняться от них. Всё-таки нрав у него оказался медвежий. А вот дальше… Может, мы к этому вернёмся, когда будет ясно, можно ли ему исправить обоняние? Если нет, то, как я понимаю, в лес его точно отправить будет нельзя.

– Разумно! Ну, гусятник, похоже, получил нового уборщика, – вздохнул Филипп.

– Нет, к сожалению, его туда нельзя – что бы ни случилось с его носом, гусиный пoмёт – это не то, что ему показано! – уверенно заявила Татьяна.

– Даже так? Хорошо, что Уртян не знал, как избежать работы по уборке!

Филипп не стал настаивать ни на гусятнике, ни на выпытывании у Тани, куда можно девать Бирюкова, потому что у него неожиданно появилась идея по его использованию, правда, он решил вернуться к ней, когда у него будет больше данных о медведе.

Таня сначала осмотрела переодевшегося Бирюкова в его людском виде, а потом сообщила Соколовскому, что нужно удостовериться…

– Не знаю, возможно ли это, но мне нужен осмотр его медвежьей формы!

– Отчаянная вы всё-таки… И не страшно? – удивился Филипп.

– Страшно, конечно, но тут ведь как… Глаза боятся, а сама всё равно лезешь в очередные зубы, – рассмеялась она, припомнив молоссов, которых упорно приводили к ней на приём.

– Вообще-то это уже неопасно, конечно, если я, Крамеш или Крылана будем при этом присутствовать, – вздохнул Соколовский. – Ладно, сейчас устроим вам осмотр.

Он велел Крамешу позвать медведя и обратился к нему:

– Нужна твоя истинная форма.

– Эээ, нет… не надо! Я не хочу в неё больше возвращаться! – замотал головой Бирюков.

– Я разве спросил, чего ты хочешь? Неужели ты ещё не понял, что будешь делать то, что тебе велели? – ледяной тон Соколовского не оставлял никаких возможностей для манёвра.

Михаил насупился, покосился на безмятежную на вид Татьяну, пожал широченными плечами, угрюмо что-то пробурчал, а потом рухнул на пол – аж люстра задрожала.

С пола он поднялся уже медведем. По-прежнему без шерсти и очень мрачным.

Соколовский легко встал из-за стола, прошёл мимо, словно случайно задев его плечо, вернулся на своё место, кивнув Татьяне:

– Действуйте. На час это не медведь, а ягнёночек. Приказывайте, он будет делать всё, что вы скажете.

Татьяна, если уж совсем честно, едва не запаниковала, подходя вплотную к медведю. Но… откровенно говоря, это было гораздо проще, чем тогда на практике заставить себя снова заняться той самой бодучей коровой, которая едва-едва не пробила её диафрагму рогом.

– Открой пасть и держи её так! – строго приказала Таня, ловко устанавливая расширитель – хорошо хоть, сумела подобрать его подходящего размера, включила фонарик, а потом бесстрашно нырнула в пасть.

– Уважаю… нет, честное слово! – задумчиво пробормотал Соколовский. – Это ж какие нервы надо иметь…

– Да у меня их уже нет – все закончились! – тихо вздохнул Крамеш. – Так и хочется её оттуда выдернуть!

– Не надо меня ниоткуда выдёргивать! – очень довольным голосом отозвалась Татьяна. – Нашла я причину. И даже знаю, как её убрать, – у него полипы в носоглотке. Это бывает. Наверняка запущенная простуда спровоцировала хронический ринит, а он, в свою очередь, – появление полипов. И, как правило, после их удаления обоняние восстанавливается полностью.

– Отлично! – обрадовался Соколовский. – Только, может быть, вы уберёте уже оттуда руки? Нет, он, конечно, сейчас полностью управляем и безопасен, но со стороны выглядит…

– Жуть как выглядит! – согласился Крамеш. – А ты успеешь удалить это самое, что ему мешает узнавать запахи, пока мы не уехали?

– Конечно. Да это очень просто делается. В принципе, можно было бы и сейчас, но я хочу сначала анализы у него взять.

Таня была настолько довольна, что даже здоровенные медвежьи зубы воспринимались как нечто абсолютно нестрашное.

И именно в этот момент в дверь кабинета постучали, дверь открылась и вошёл Уртян.

– Что тут происходит? – едва выговорил он, узрев дивную по силе и выразительности картину – ощипанный до замшевого состояния медведь с осоловелыми глазами и максимально распахнутой пастью и Таня, которая чуть не с головой там.

– Не переживай! – отозвался Крамеш. – Мы тут уже все в шоке!

– Оригинальный ответ! – нет, Уртян быстро понял, что медведь под воздействием, следовательно, опасен так же, как… диван, но само зрелище приводило его в трепет. – Тань, ты это… я тебя уважаю! Я б не полез туда, хоть озолоти! А кстати, что ты там потеряла?

– Его нюх, – исчерпывающе объяснила она.

– Нашла?

– Думаю, что да.

– Ваааще уважаю! А можно ты всё-таки оттуда отойдёшь?

– Веришь? Мы тут все об этом мечтаем! С редкостным единодушием! – пробормотал Крамеш.

Когда Бирюков обнаружил себя сидящим на диване уже в людской форме, он даже не удивился, просто обрадовался, что, видимо, всё прошло без проблем и его агрессии, а узнав результаты осмотра, потрясённо уставился на Таню.

– То есть… У меня вернётся обоняние?

– Думаю, что точно станет лучше, а возможно, вернётся полностью. Полагаю, что дня через три можно приступить к операции, ой…

Это самое «ой» относилось к возникшей на подлокотнике дивана Муринке, которая с гневным писком ринулась на Бирюкова и… цапнула того за палец.

Таня от ужаса даже вдохнуть забыла – так и замерла на месте, глядя, как опешивший Михаил уставился на норушь, повисшую на его руке.

– Эй, ты чего? Отцепись, а? Ну, пусти! Упадёшь же! – загудел он.

Нельзя сказать, что он воспринял это очень уж благодушно – всё-таки никому не приятно, когда вгрызаются в указательный палец, но сдержать полыхнувший было гнев он сумел, и даже рукой не встряхнул, чтобы скинуть это мелкое и отчаянно отважное существо.

«Хорошо, что Уртян ушёл!» – мимолётно подумалось Татьяне.

– Мурина, выплюнь медведя! – строго велел Соколовский.

Никакой реакции.

– Шушана! – погромче окликнул он.

– Тут я! – Шушана вынырнула из-за спинки дивана, весьма хладнокровно осмотрела Муринку, висящую на пальце Бирюкова и рычащую что-то грозное, но абсолютно невнятное, а потом развела лапками.

– Она в своём праве вообще-то! Он её напугал, чуть не обидел Таню, ранил Уртяна!

– Шушаночка, но… разве это не опасно? – осторожно уточнила Таня.

– Для норушей – нет! Помнишь, когда ты к тому, прошлогоднему медведю ездила?

– Ещё бы… забудешь такое, – согласилась Таня, не сводя глаз с норушинки и готовясь, если что, её подхватить.

– Я же тебе тогда говорила, что у нас имеются специалисты по общению с медведями. Ну, это родовое такое… Мы часто вместе сотрудничали, вот и был заключён договор – ни один медведь исконных земель ни при каких обстоятельствах не навредит норуши. Так что, если бы Уртян не подвернулся, Муринку медведь всё равно не тронул, даже если бы она ему в пасть заскочила!

– А можно её снять? – тоскливо осведомился Бирюков. – Чего она?

– Сердится! – одним словом ёмко и исчерпывающе описала происходящее Шушана. – Сейчас ещё посердится, а потом отпустит… может быть! А… нет, утверждает, что не отпустит, а ещё покусает! – перевела она возмущённый, но по-прежнему невнятный писк.

Именно на эти звуки и прибыл Уртян, а обнаружив своё норушиное сокровище висящим на пальце свежепойманного медведя, слабым голосом произнёс:

– Что-то мне кажется, что я минуты до отъезда считать буду – хоть на плато передохну!

Глава 32. Поплечное дельце

Как Татьяна и предполагала, сама операция была пустяковой. Даже помощь Константина не потребовалась.

«Зачем человека лишний раз смущать? – думала Таня, представляя реакцию коллеги на здоровенного бурого, да ещё прилично ощипанного медведя. – Это я уже как-то… привыкла, а для человека, неподготовленного к такому зооразнообразию, это лишний стресс!»

Она с удовольствием осмотрела результаты своей работы, а потом, услышав неожиданное хмыканье от Соколовского, который присутствовал при операции, покосилась на начальство.

– Вы с таким довольным видом заглядываете ему в пасть… Неужели не страшно?

Таня с недоумением пожала плечами:

– Чего тут бояться? Он спит под наркозом, в пасти расширитель. Даже если ему захочется закрыть рот, он это сделать не сможет, так что…

– Многие сказали бы, что их всё равно пугают зубы – вон какие здоровенные…

– Зубы как зубы, – Таня, пользуясь случаем, и зубы медведю проверила – мало ли… – Здоровые! – одобрительно заметила она, не замечая широченной улыбки Филиппа Ивановича.

– Интересно, а кого-то покрупнее осмотреть… не испугались бы?

– А покрупнее у нас кто? – удивилась Таня. – Если хищников брать, то у нас в стране в одном весовом диапазоне с бурым медведем только тигры. А, ну, белые медведи ещё.

– Это я так… на всякий случай, – расплывчато объяснил Соколовский. – Мало ли… занесёт кого-нибудь.

– Дракона, что ли? – мрачно прищурилась Таня.

– Нет, наши драконы, которые Змеи, они сейчас все в исконных землях. К счастью, последний из тех, которые тут жили, несколько лет назад домой вернулся. А вот из рода Полозов кое-кто может быть… Они скрытные, живут, как правило, под землёй.

– Это как Ххорш? Ну… он не очень большой.

– Так и есть, он совсем некрупный, – «утешил» Соколовский. – Но крупные к людям выходить терпеть не могут, это разве что какая-то необходимость случится, ну, или люди к ним сами заявятся…

– Надеюсь, не заявятся! Что-то мне кажется, что огромная змея, да ещё с талантами внушения, это не очень хорошая встреча!

– Однозначно! – подтвердил Соколовский, разумно умолчав о некоем исключении, которое вполне себе с удовольствием живёт среди людей и очень неплохо себя тут чувствует.

Если честно, то он тихо надеялся, что с этими созданиями его гостиница, его ветеринар и остальные его сотрудники не встретятся.

Медведь начал подавать признаки жизни, так что Таня убрала расширитель и отступила в сторону, снимая перчатки.

– Так, Танечка, идите себе… к себе и Крамеша мне пришлите. Мало ли… пациент бузить будет, – распорядился Соколовский, прекрасно понимая, что после наркоза и кошка бывает тигрищем, но, как оказалось, всё это было вовсе не про Бирюкова.

Он уютно свернулся здоровенным таким калачиком и мирно посапывал под одеялом, которое ему передала с Крамешем добрая Татьяна.

– А куда вы его хотите девать? – заинтересовался Крамеш.

– Честно? Никуда не хочу! Вообще заниматься этим лень. А придётся… – вздохнул Соколовский.

Он вообще в последнее время начал сильно подозревать, что свалившиеся на него заботы это вовсе не просто его плата за некий прошлогодний просчёт, а направленная против него многосоставная интрига. Разумеется, Крамешу об этом он говорить не стал, а вот сам всерьёз призадумался, и почему это его батюшка в последний его прилёт домой был так доволен?

«Зная его характер и страсть к многоходовкам, это очень и очень возможно! Чего стоит только та его игра с пером… – Сокол поёжился. – Да, закончилось-то всё прекрасно, кто бы спорил, – он невольно улыбнулся, вспоминая жену. – Но сам факт… заставляет задуматься, как ни крути!»

Меряя шагами кабинет, Соколовский вновь и вновь прокручивал события, из-за которых в прошлом году ввязался в совершенно нетипичное для него дело.

«А ведь после первого возвращения домой батюшка мне только и твердил, что надо бы не просто лицедейством заниматься, а найти себе дело по плечу, пусть и в людском мире, раз уж я там прилично времени провожу. Вполне возможно, что раз я сам не поторопился с поисками, то мне вот таким макаром "поплечное" дельце и организовали. Всего-то делов – спровоцировать меня сделать что-то не так… Например, оставив сказочницу без присмотра именно тогда, когда ей у нас ничего не грозило, а мне позарез надо было к семье вернуться!»

Соколовский взъерошил густую шевелюру, мрачно сверкнул глазами – не любил он оказываться в дураках! А вот вполне возможно, что и оказался…

«То князем он пытался меня сделать, я чуть увернулся – улетел в последний момент! – он вспоминал прошлые происки своего излишне активного отца. – То с женитьбой целую эпопею устроил! А сейчас тут в ярмо загнал? Ну, батька… И что ж я сразу-то не задумался?»

Хотя это было вполне понятно – с его загруженностью иногда и голову поднять было некогда, а свалившиеся на эту самую голову дополнительные заботы с гостиницей, ветеринарами, норушным домом, постоянно возникающими непростыми пациентами и прочими «радостями жизни» не оставляли никакой возможности посмотреть на вопрос со стороны.

«Это ещё спасибо Патрушевой с её беременностью – отснялись гораздо быстрее и у меня окно образовалось… Хоть подумать время появилось! Кстати, и ещё кое на что… Надо хоть свои новые земли облететь, которые я от Чернокрыловых получил и от Верхолётных. Владения-то на небольшое княжество как раз и тянут».

Он остановился так, словно врезался в невидимую стену.

«Так, значит, да? У нас не вышло, так он решил меня тут к княжению приставить? Да, пусть неофициально, но и владения собираются, и союзники… А я? Меня спросили? Мне-то это зачем? Теперь я понимаю, зачем мне приглашение Ветроловы прислали – хотят прощупать, как со мной общаться! Я-то, получается, стал союзником их сына и невестки-Крыланы, мало ли, может, могу и им какую-то пользу принести! А прочие северные? Те прямо-таки рвутся какие-то разговоры разговаривать и договоры заключать! Да кто меня-то спросил, а?»

Выход крайне недовольного Соколовского из кабинета сопровождался истошным гагаканьем гусей, которые крались к господину и повелителю за своей надобностью и едва не запутались в его ногах.

– А вы… вам от меня тоже чего-то надо? – Соколовский филигранно отделил мух от котлет, то есть свои конечности от увесистых гусиных тушек и грозно уставился на них.

Гуси нервно переглянулись, сделали шаг назад, дабы оставить себе пространство для манёвра, а потом повернули навстречу друг другу головы и…

– Нда… Вот молниями гуси ещё ни у кого не плевались! – сформулировал он определение редкого зрелища. – А надо-то вам от меня чего? ЧЕГО? В розетку клювом? Нет! Вы ж обесточите весь дом! Нам тут только бригады электриков не хватало! Хотя…

Появление Соколовского с приказом купить восемь автомобильных аккумуляторов и предоставить их гусям Таню уже почти даже и не удивило.

«Наверное, я уже привыкла ко всему этому! – думала Татьяна, глядя в спину начальству. – Зато не скучно однозначно! А вот интересно, он про Полозов мне просто так рассказывал, или с дальним прицелом?»

Крамешу отчаянно не хотелось улетать на плато Путорана. Во-первых, ему не нравилась идея быть охранником хитрого лиса. Во-вторых, и оно было даже больше, чем, во-первых, ему страсть как не хотелось оставлять Таню с психованным медведем, даже с учётом того, что к нему приставили Крылану, а в-третьих, он вдруг внезапно ощутил, что у него появилось… гнездо!

Есть у воронов такое понятие… Даже если от этого самого гнезда после осенних ураганов и зимних метелей ничего и не остаётся, кроме знакомого дерева и развилки ветвей, где это самое гнездо и было, ворон всё равно будет считать ЭТО МЕСТО родным и упорно начнёт восстанавливать разрушенное. Может, это и сложнее, чем согнать с места кого-то из соседей попроще, но тут вопрос не в простоте, а в том самом чувстве дома, которое для многих священно!

Никогда во владениях Верхолётных не возникало у Крамеша такого чувства. И когда Сокол забрал у его деда огромные земельные владения, ничегошеньки у него не ёкнуло – забрал, и хорошо, ничего там Крамешу не было нужно или дорого, а вот сейчас он затосковал из-за того, что надо по делам улететь – ну, смешно же! Да?

Он, нахохлившись сидел на Таниной кухне, которая и была для него гнездоцентром его мира, мрачновато отвечал на вопросы Врана, на приставания Уртяна о том, всё ли он собрал и продумал ли маршрут, а когда наступала ночь, перебирался на холодильник и усаживался там – спать.

***

Сборы сборами, а вот странное настроение Крамеша Таня заметила сразу.

«Не хочет лететь? Может, заболело что-то?» – забеспокоилась она.

Нет, день вышел очень хлопотный. И с операцией Бирюкова, и с упаковкой собранных вещей, и с проверкой Уртяна – помнит ли он, где что лежит, и с миллионом разных дел на работе, и с…

«Так, надо сходить и поговорить с Крамешем! – отчётливо поняла Таня, уже устроившись под одеялом. – Вот прямо чувствую, что надо!»

Скрип её двери чутко уловил Вран и довольно кивнул сам себе – он хотел намекнуть названой сестре, что с Крамешем что-то происходит, но она была настолько занята и так устала, что сваливать на неё ещё и эту заботу он попросту не решился.

«Хорошо, что она у меня такая!» – подумал он, зависнув перед экраном компа – работа-то никуда не девается, а он ещё и задания выполняет, взяв новый курс по программированию.

Таня тихонько заглянула на кухню, краем глаза уловив одобрительный кивок Шушаны, пробегавшей по кухонному диванчику к одной из своих скрытых дверок.

«Вот так неподготовленный человек увидит мышку-в-стену-побегушку и пойдёт по психиатрам… – невольно подумала она. – А это, дорогие мои, не ваш глюк, а вовсе даже наши родные норуши!»

Крамеш так и сидел на холодильнике, явно изображая чучело – даже не повернул к Тане голову.

«Мало ли… может, водички вышла попить, а я тут с разговорами…» – думал он, плотно закрыв глаза.

– Володя, у тебя всё в порядке? – голос Татьяны, которая, оказывается, вышла вовсе не на встречу к чайнику, а именно к нему, Крамеша не просто обрадовал, он прямо-таки себя счастливым почувствовал!

– Конечно! – уверенно и чуть ворчливо откликнулся он, правда, сходу не сообразив, что эта готовность выдаёт его с головой.

– А я вот как-то волнуюсь! – призналась Таня. – Может, сказать Соколовскому, что ты мне тут нужен?

– А я нужен? – Крамеш перелетел на спинку стула – поближе, и внимательно уставился на Таню.

Ему было очень важно услышать её ответ, и он не разочаровался:

– Всегда! Всегда нужен, что ты спрашиваешь?

Всё! Этого было более чем достаточно, чтобы понять – его гнездо никуда не денется, не разрушится, не исчезнет, оставив его в горестном одиночестве, просто потому что его тут ждут!

Да, конечно, Таня не вороница, так что никакой привязанности как к паре у ворона не было и быть не могло…

Только вот, кроме этого, есть и другое – зов, на который нельзя не откликнуться, а можно только лететь, хлопая крыльями, навстречу любому ветру. Привязанность, которая заставляет вернуться из любого далёка. Тепло, которое согревает, просто потому что тебя ждут, о тебе искренне беспокоятся, потому что ты входишь в стаю этого человека, взят им к себе в сердце, в самый ближний круг.

Крамеш в волнении затоптался по спинке стула, а потом перепрыгнул на диван:

– Ты не волнуйся, я спокойно слетаю, всё сделаю и верррнусь! – вот теперь у него возникла чёткая уверенность в том, что ему непременно нужно лететь, это, во-первых, а во-вторых, он точно вернётся домой!

Это он и повторил:

– Я… я веррнусь… домой! – ему так важно было, чтобы она услышала и поняла.

– Я тебя буду ждать! – откликнулась Таня, верно угадав самый-самый важный пароль для тех, кто куда-то уходит, уезжает, улетает… – Я буду очень тебя ждать, только ты, там, пожалуйста, осторожнее, ладно?

Да, у неё не было никаких чудесных способностей, никак не могла она дать ворону пожелание, как лисам из Тявинского племени – это только их родовая особенность, принять слова человека, который знает, кто они, осознаёт, кто они такие, и признаёт кого-то из них другом.

Было другое – пусть её слова не могли закрыть от неприятностей, от беды или опасности, но они уж точно давали силы и стремление вернуться, ведь когда ты нужен, когда тебя ждут и любят, создаётся такое притяжение, что и беды могут отступить!

Крамеш не мог видеть себя со стороны, и это было хорошо – кто знает, как бы он среагировал, осознав, что выглядит сейчас как… как какой-то кот!

– Прям сейчас замурлыкает! – беззвучно фыркнул Терентий.

Беззвучно, потому что ему весьма выразительно погрозила лапой Шушана, возникшая прямо перед его мордой.

– Нет… в самом деле, ну что такое, а? – кот счёл за лучшее продолжить сольные выступления подальше от кухни, а в частности в Таниной комнате по адресу: кровать – пододеяльное пространство – приподушечная область.

– Нет, ладно, я понимаю, завёлся бы ещё кто-то из котиков. Ну, правильных, типа меня! А лучше кошечка. Ну, тогда понятно – прийти, замурлыкать, погладиться. Но это ж ворон! ВО-РО-Н! Это такое чёрное со здоровенными крыльями и рубильником на пол-личности! И вот ЭТО закатывает глаза и голову подставляет, как натуральный кот! Куда, нет, скажите мне, куда катится мир, а? Ворон замурлыкать готов!

Терентий был к Крамешу несправедлив! Тот вовсе не собирался мурлыкать. Крамеш, чуточку позволив себе порасслабляться, сфокусировался на насущных проблемах и принялся давать растяпе-Татьяне инструкции!

– Так, к медведю одна НЕ ЗАХОДИШЬ! Поняла? Нет, ты мне не головой кивай, а словами скажи, а то клюну! Обещай, что не будешь без Крррыланы к нему ходить!

– Обещаю, что не буду! – Татьяна старательно убирала улыбку.

– И на ррожон никуда не полезешь… А то Сокол ещё кого-то прриволочёт в постояльцы, а меня нет… Ладно, это я ещё с гусями поговоррю, чтоб бдительнее были! И Вррану намекну, а то он напрочь увяз в какой-то своей пррогррамме и вообще мух не ловит!

– Я ловлю мух! Тьфу, в смысле, нигде я не увяз, просто нашёл клёвого программера, и он меня учит, – заявил от двери Вран, пришедший намекнуть, что разговоры разговорами, но уже ночь на дворе вообще-то. А кое-кто сегодня с медведем напрыгался и устал как последняя синица!

– Вот я и говорю, ты по уши в своих пррогрраммеррах, как в мухах, а на Таню ноль внимания! Ты даже этому… цветую своему внимания больше уделяешь, чем названой сестрре! Ну, само собой – та-то кокетничает, листьями как кррыльями машет, чего доброго, на взлёт пойдёт, а Таня-то сама всё тихо делает и помощи не прросит!

– Бескррайнов, чего ты такой воррчливый стал? – хмыкнул Вран. – А! Я понял! Это он, Тань, от стеснения! Это он прросёк, что ты его тоже в стаю прриняла, вот и ворронится почём зрря!

Крамеш сходу ринулся на насмешника – клюнуть по маковке, чтобы глупости не каркал, но Вран красиво уклонился, а потом и вовсе изловил коллегу в полёте.

– Вот, Тань, до чего удобно быть в более кррупной форрме! Так-то он быстррый и очень юрркий, а этак, я его цап и поймал! И, что показательно, он мне даже ничего не сделает, потому как я его выпускать не собирраюсь, так что об пол гррянуться он никак не может! И навалять мне спрраведливое возмездие он тоже увы… не в состоянии! Кррамеш, а Кррамеш, ты ж помни, что ты в полёте уязвим! Не давай себя поймать!

– Крррэээррр! – рычал оскорблённый Крамеш, силясь вывернуть клюв из захвата юного наглеца.

– Ну ладно-ладно! Тань, ты его возьми, и я кааак побежал отсюда подальше, а то он меня прроклюёт всеррьёз! – полушутливо-полусерьёзно заявил Вран, вручая злющего Крамеша в руки названой сестры и срываясь с места.

Уже заперев двери своей комнаты, Вран усмехнулся:

«Да мог бы так уж и не торропиться – он как только к Тане на ррруки попал, срразу прритих. Вот чудак. Видать, даже таким, как он, сильно битым, это нужно… А может, ему-то как рраз нужно даже больше!

– Дуррень! – фыркал Крамеш исключительно для того, чтобы не показаться слабаком.

– Слушай, а ведь он прав… – призадумалась Таня. – У тебя действительно это уязвимая позиция – когда ты не можешь приземлиться.

Крамеш перебрался на диван, потряс крыльями, чтобы перья легли как надо, почесал лапой клюв и неохотно кивнул.

– Да, пррав! Надо бы прродумать стрратегию контррвоздействия, если что…

Глава 33. Настырник в полёте

Крамеш не мог не понимать, что наглый воронёнок действительно прав – мало ли с кем придётся иметь дело в дальнем путешествии, но вот обнаружить, что существует заведомо уязвимая ситуация, и никак не предусмотреть противодействие этой проблеме крайне неразумно!

«Так… этот парразит меня поймал в воздухе, за клюв и за лапы. Кррылья прритиснул к себе и так обездвижил. Я и сделать-то ничего не мог. А если так сделает не Врран, а врраг… я пррропаду!»

Он прикрывал глаза и вновь и вновь ощущал чужую хватку на своём теле, пока ему не пришло в голову простейшее решение!

– Ну конечно! Клюв ничем не закррыть, а вот лапы – можно!

Уже утром Крамеш отправился к Татьяне с идеей, даже Врана окликнул – раз такой умный, пусть тоже думает, как идею претворить на практике!

Результат совместных усилий был готов буквально перед отъездом и опробован на Вране, специально для этого случая надевшем толстенные рукавицы.

– Если бы не они, ладони были бы прилично задеты, да и муравьиная кислота радости не прибавляет, пусть её там и немного…

– А нечего ловить! – довольно фыркнул Крамеш, сидя на полу уже в человеческом виде. – Главное-то, что при преврращении в людскую форрму фиксация на брраслетах ррастягивается испрравно! То есть налапные брраслеты с начинкой рработают!

«Налапный браслет» представлял собой парное «украшение» из чёрной кожи. В каждом из таких браслетов прятались острые пружины, выскакивающие при сжатии, плюс на ладонь потенциального агрессора выплёскивалась микродоза концентрированной муравьиной кислоты.

Эффект от укола и ожога кислотой заставлял моментально разжать руки, отбросив пойманного ворона подальше.

– Хорошо, что мастер попался понятливый! – радовался Вран. – Я объяснил, что у меня ручной ворон, которого могут попытаться изловить. Что его ловит сосед, который знает, что птица моя, но просто навредить хочет. Кислоту мастер сам предложил – искалечить не искалечит – слишком маленькая доза, но эффект даст.

– Умник, значит, этот мастерр! – одобрил Крамеш. – А как ты фиксацию брраслета на ррезинке объяснил?

– Да никак – сам сделал! – пожал плечами Вран. – Долго ли… Я такие же и себе закажу. Мало ли… тоже ведь летаю на задания! Прригодятся, если что!

Перед отлётом на Путорана Крамеш долго и упорно ходил за Крыланой, пока она не пообещала ему, что сейчас он полетит на плато без самолёта…

– Прричём с самолётной скорростью! – рассердилась вороница. – Специально уточню её у Каррунда! Неужели же ты думаешь, что я о Тане меньше перреживаю, чем ты?

Взметнулись чёрные пряди, и Крамеш предусмотрительно сгинул за ближайшим углом.

«Рриск – дело благорродное, но только не с ней… – разумно рассудил он. – Она и так не забудет пррисматривать за медведем! А если рразозлится, то может и прравда рреактивно отпрравить на Путоррана!»

Крылана, как дальняя-предальняя родственница, его признавала, но наглеть, право же, не стоило…

– Нет, он мне ещё инстррукции давал! – сердилась Крылана, когда Уртян и Крамеш отправились в аэропорт. – Тань, ты прредставляешь, да? МНЕ ДАВАЛ ИНСТРУКЦИИ! Кррр… рррамеш! Можно подумать, что я сама не знаю, как и что делать! Нет, ну это ж надо! Бывший наёмник, да? Он меня учить прринялся!

Она пила чай у Тани на кухне, фыркала, сердилась, а потом притихла и светло улыбнулась:

– Знаешь, он стал… счастливым. Для нас это так важно, когда где-то есть те, кто ждёт.

Но тут же снова фыркнула – припомнила, как этот настырный деятель приставал со всякими глупостями типа: «Не оставляй её наедине с медведем и так посматривай… кого там ещё Сокол притащит».

– Врранозануда! – припечатала Крылана командированного Крамеша. – Настыррник!

А настырник и вранозануда в этот момент старательно изображал абсолютную невозмутимость – самолёты он откровенно не любил, им не доверял, да и вообще не так-то часто и летал, первый раз попав в самолёт совсем недавно…

– Ладно-ладно, я понял, что ты крутой путешественник, – фыркнул ему на ухо насмешник-Уртян. – Можешь не впиваться так в подлокотник когтями, а то сейчас оторвёшь его напрочь.

Крамеш даже бровью не повёл на лисьего наглеца – велика честь. Однако запомнил и решил нипочём не спускать подобное… когда-нибудь потом, когда он будет на своих крыльях, а не в этой дурацкой металлической, накрепко запертой штуке, от которой у него накатывают волны удушающей паники. Именно так он воспринимал сочетание чего-то металлического и запертого.

Честное слово, он ощущал себя не в пример счастливее, когда наконец-то добрался до конечной точки их путешествия и стоял на продуваемой всеми ветрами мира скале над гремящими белыми водопадами Путорана.

– Ты так и будешь молчать? Неужели настолько оскорбился, что за всё время слов десять сказал?! – тявкнул запыхавшийся бурый лис, с трудом поспешавший за чёрной птицей. – Я не знал, что у тебя аэрофобия.

– Нет у меня никакой аэррофобии! – нехотя процедил Крамеш. – Я… клетки не люблю. А самолёты запирраются, как клетки, накррепко.

Он бы и вовсе ничего не отвечал, но лис пристал как банный лист, а ему бы не о Крамеше думать, а о редких травах! Дешевле сказать, а то не отстанет!

– А… понятно. Тогда извини! – Уртян что-то прикинул и решил больше на эту тему не заговаривать. – А когда у нас сова-то прибудет?

– Дня черрез два-три, может, и рраньше. У неё скоррость большая, но надо лететь так, чтобы груз не заметили, а то не поймут, что это в небе такое… У людей же вообрражение стрранное, ещё рррешат, что инопланетяне пррибыли. Так что прридётся пока изобрражать из себя турристов!

Изображали самым элементарным образом – присоединившись к туристической группе.

– Самое сложное, что на маршруте практически нет троп, разве что в начале маршрута, вдоль рек. А так… каждый гид импровизирует, ищет оптимальное направление… – рассказывал руководитель группы, за которой они увязались, наврав, что должны дождаться своих. – Наша задача в первый день пройти три километра, стать лагерем, попытаться поймать рыбу, а она здесь водится и ловится, приготовить ужин, выспаться и приготовиться к завтрашнему трудному и ходовому дню!

Их это вполне устраивало – они запланировали далеко от нужной точки, куда должна прилететь сова, не отходить, но и на месте сиднем не сидеть – выглядело бы это странновато. Кроме того, было разумно понаблюдать за людьми, которые шли в поход, – как себя ведут, что говорят…

А говорили, кроме всего прочего, нечто странное:

– Вы слышали? Вроде как тут что-то не такое… Ну, вроде как чудит тут что-то! То вещи исчезают… Ну как может взять и раствориться целая палатка? То какие-то непонятные явления случаются!

– Да спёр кто-то палатку… – парировал один из группы.

– Кто? Если шли в поход люди, у которых весь обвес наперечёт – больше-то не взять! Куда можно упихать палатку с содержимым так, чтобы этого не заметили? – пожимала плечами загорелая худощавая женщина.

– Нда… Ну, может, ветром сдуло? Или медведь уволок?

– Ветер должен был бы быть очень уж странным! Ни одна соседняя палатка даже не шелохнулась, а эту унесло, да так, что человек так и остался спать? Да и медведь… зачем ему не еда, а палатка целиком? Да разве это единственный случай? Вот слушайте…

– Ну, по поводу медведей я не был бы так уверен! Они такие странные бывают, – прошипел на ухо Крамешу Уртян, краем уха слушая перечень «непонятностей». – Кстати… Я не знаю, как ты, а у меня ощущение, что тут нас немного больше, чем эта группа!

– Чуешь кого-то? – Крамеш заинтересованно покосился в темноту.

– Скорее, взгляд. Кто-то наблюдает. Сказал бы, из темноты, но какая уж тут темнота, – тихо хмыкнул Уртян, покосившись на зависшее над горизонтом солнце полярного дня. – Не люблю, когда ночью светло… а куда деваться?

Ночью ничего странного не произошло. Все палатки оказались на месте, члены группы – тоже.

– Хорошей вам дороги, а мы своих будем дожидаться! – утром попрощались с группой туристов Владимир и Юрий, а сами остались на выбранном месте.

– Интересно… тот, кто наблюдал, отправится за ними или вокруг нас кружить будет? – Уртян ловил рыбу у берега прозрачнейшей быстрой и очень холодной реки и машинально принюхивался.

Ему пару раз казалось, что он улавливает какой-то запах, явно не принадлежащий ни ольховому стланику, ни реке и широкому озеру, в которое она впадает, ни склону горы… Он отмахивался от гнуса, недовольно морщился – людская шкурка уязвима. Хорошо хоть, он, прекрасно зная о неприятностях, поджидающих путников в тайге, напомнил Тане про репелленты и нужную одежду.

Крамеш бродил поблизости, старательно изображая из себя туриста-новичка, собирал хворост, косился на заросли. Если честно, ему время от времени казалось, что за ним оттуда наблюдают – нервы разыгрались, наверное.

«Взлететь бы, посмотреть сверху, что и как… Но не думаю, что это сейчас разумно. Ладно, ждём…»

Неизвестно, чего бы они дождались, если бы к вечеру не прилетела присказочная сова. Точнее, здоровенный тюк их снаряжения, который переносила крохотная совка.

– Вот здорово! – обрадовался Крамеш, который теперь не видел ни малейшей необходимости кого-то изображать. – Тян, собирай палатку и трамбуйся в переноску!

Уртян хотел было поспорить, но совершенно чётко и ясно почуял чужое присутствие на другом берегу реки, торопливо молча собрал палатку и спальники, быстро скатал всё это в тючки, прикрепил к основному грузу, зашёл за большой тюк так, чтобы его не было видно с того берега, упал на землю и бурой тенью юркнул в комфортабельную переноску, укрытую в глубине тюка.

– Быстро ты! – похвалил его Крамеш.

– Не ори! Этот кто-то… кто ночью тут кружил, на той стороне реки! – почти беззвучно сообщил ему Уртян. – Давайте вверх, и поскорее. Он мне не нравится. Явно это не… не человек. Запах странный – тут такого быть не может, но… но он есть.

Крамеш дал указание исполнительной сове, сам вернулся в истинную форму под прикрытием ближайшей скалы и взлетел первым – хотел посмотреть, кто там такой любопытно-навязчивый.

«Ну… кто бы там ни был, прятаться он или она умеет преотлично! – решил он, никого сходу не разглядев. Снижаться и рассматривать подробно никакого смысла не имело, так что он взмахнул крыльями, догоняя присказочную совку и присоединяясь к ней на пути к их настоящему маршруту. – Да и какая мне разница? Тут явно хватает всяких местных существ, которые живут себе и живут… Вот пусть тут и остаются! Больше-то по любому не встретимся!»

Если бы он видел, с каким ярым любопытством смотрит им вслед некое крайне любопытное и весьма предприимчивое существо, если бы слышал, как торопятся вслед за ними чьи-то быстрые лапы, то он вряд ли был бы в этом так уверен.

– Ты карту смотрел? – уточнил Крамеш к вечеру, когда сова опустила тюк с поклажей и переноской Уртяна на каменистую плоскую вершину очередного холма.

– Кккарту? – Уртян вылез из переноски и распластался на камнях. – Кккакую ккарту?

– Ты чего это? Как будто тебя взболтали как яйцо?

– Не… не говори со мну… мнёй… мной! – Уртян перевернулся на бок и вывесил язык. – Если кккому-то рассскажежжешь, придушшу-уш!

– Да что с тобой такое?

– Укккчало!

– Ошалеть можно! Укачанный лис! Кому сказать! – рассмеялся Крамеш, ловко уклоняясь от крайне неуклюжего броска Уртяна, которого действительно мотало из стороны в сторону. – Ладно, ладно, не злись! Это дело такое… приходи в себя! Совка-то летит ровно, но всё равно ветром колышет…

– Не говори мне ничего про лететь и колыхать! У меня сознание ещё где-то в облаках мотыляется! – сквозь зубы выговорил Уртян.

Впрочем, он достаточно быстро оклемался, пришёл на запах еды, которую готовил Крамеш, вернувшись в людской вид, а потом даже карту посмотрел, закатив глаза от расстояния, которое требовалось преодолеть завтра.

– Да ты не стони, а лучше подумай, что было бы, если бы ты лапами всё это мерил! – посоветовал ему Крамеш. – Да ещё вверх-вниз, да ещё водоёмы… Причём никто не знает, столько их тут! Водопады, например, даже часто никак не называют. Обозначают только высотой. Ну, сколько водопад метров записывают, и хватит с него!

– Я бы на месте водопада обиделся! – Уртян прислушался. – Вон… один уже слышу. Как его записали?

– Ближайший к нам – это водопад семьдесят шесть метров.

– Очччень романтично! – фыркнул Уртян, недоумевая, как люди способны выдумывать кучу высокопарных имён чему-то совсем неинтересному, а водопаду высотой в семьдесят шесть метров приляпать просто числовое выражение. – Логики никакой! – вздохнул он.

Последующие дни Уртян снова чувствовал себя в своей стихии – запахи, пружинящий под ногами мох, переплетения корней внизу и ветви, сходящиеся над головой вверху, – его мир, его настоящая жизнь, его вотчина!

Крамеш видел, как меняется лис, стоит ему принюхаться к травам, как он примеряется то к одному растению, то к другому, а кое-что берёт с собой, бережно собирая и обрабатывая.

– Не то, что Сокол просил, конечно, но тоже пригодится! – приговаривал Уртян.

«Ну кто бы мог подумать – лишик-то у нас реально спец!» – удивлялся втихомолку Крамеш.

Неожиданно ему и самому понравилось в их командировке – бесконечное небо над головой, воздух густой, напитанный свежестью, запахами, ветром, который можно пить. Ледяная, такая вкусная и свежая вода, леса, травы, камни, складывающиеся то осыпями, то странными, скошенными и плоскими вверху горами.

Крамеш договорился с совушкой и установил взаимовыгодное сотрудничество – днём караулил он, бдительно осматривая окрестности и не забывая прихватить несколько мышек – угощение для совы. А ночью их небольшой лагерь, где бы они ни останавливались, стерегла сова, уже не тратя время на охоту и поиск пропитания.

Несколько раз на них выходили медведи, но Крамеш знал, как их отпугивать, так что обходилось без стычек.

Погода портилась, ближайшие горы обложили тяжёлые серые тучи, ветер усилился, и именно тогда Уртян, вернувшись из очередного разведочного оббега территории, вдруг принюхался к этому самому ветру и замер:

– Скорее! – он кинулся к сове. – Скорее, мне надо туда! – он махал лапой в сторону склона соседней горы. – Где-то близко излюдин.

– Из… чего? – Крамеш остался в их лагере с тюком поклажи и, глядя вслед сове, унёсшей Уртяна, поморщился, вспоминая запись в старинной книге, принадлежащей его роду:

«Кто тое траву ест, и тот человек и всякая тварь живущ, никая скорби не узрит телу и сердцу. Излюдин – чудесная трава, которая лечит тело и душу».

Запись припомнилась дословно, словно открылась перед ним пожелтелая страница тяжеленного тома. И дальше:

«Сие средство от ядов, и даже малая толика может вывести отраву, ибо таково его предназначение».

«Универсальное противоядие, которое обладает, кроме всего прочего, ещё и антигаллюциногенным эффектом! – сообразил Крамеш. – И как он вынюхал, да ещё с такого расстояния?! И ведь удивительно – мы-то излюдин искали столетиями, но не нашли! А надо было всего-то приспособить к этому знания змея, нюх лиса, врановую книгу, старинный образец травы, присказочную сову и охранного меня… – он насмешливо фыркнул над этим "рецептиком", а потом продолжил: – А ещё – собравших всё это воедино!»

Крамеш абсолютно не удивился, когда сова принесла обратно торжествующего Уртяна, который, как только его опустили на землю, сплясал какой-то диковатый лисий танец.

– Вира оплачена! – радовался он. – Соколовский точно будет доволен! А завтра я ещё и выкопаю кустик – может, у Тани приживётся…

«Надеюсь, там всё в порядке, и ни медведь ничего не натворил, ни Сокол никого больше не приволок!» – думал Крамеш, наблюдая за прыжками и играми с хвостом лисьего травника, а потом окликнул его:

– Эй, если ты даже не найдёшь вторую траву для трудоустройства у Сокола, то вполне можешь работать в цирке! Эй, эй, не так быстро, а то ещё цапнешь… – посмеивался ворон, ловко уворачиваясь от шутливых атак «Тяночки».

***

А именно в это время решалась судьба Бирюкова, который неожиданно обрёл нюх, но потерял всё остальное – и работу, откуда он послушно уволился, приехав туда в сопровождении Крыланы и её мужа – на всякий случай, и возможности спокойно жить в своём доме, и вообще надежды когда-либо «жить, как люди живут».

Он понуро сидел в своей комнате, никуда сам не выходил, ни о чём не просил, даже лишний раз старался не двигаться, и это очень тревожило Татьяну.

«Депрессия самая натуральная! Ну, чует он запахи, и что? В лес его нельзя – как выяснилось, мама его туда возила раз пять-шесть за всю его жизнь. Сам он тоже старался в лесу не появляться – что там делать медведю без обоняния? А сейчас получилось, что обоняние-то есть, а вот меха и опыта, знаний, навыка жизни в лесу – нет. Медведи не живут компаниями, так что его и не научит-то никто, как надо, раз уж мама оказалась городской медведицей. И куда ему теперь? В клетке сидеть?»