Читать онлайн Клыки и розы в Академии Судьбы бесплатно

Пролог

Каждый шаг к логову монстра отдавался звоном в ушах. Голова кружилась, темные стены множились перед глазами. Перепуганная венка на шее билась так нервно, что пришлось крепко зажать ее ладонью. Чуть сама себя случайно не задушила!

Встав перед самой последней дверью на этаже, я замерла. Как намеренно, сюда не долетал свет голубых газовых шаров, что вальяжно плавали по белому мрамору. Из витражных окон в коридор заливалась лишь темнота, делая прожилки на полу выпуклыми, объемными. Словно вены, налитые мраком.

Погрев пальцы о свой дамский жезл, спрятанный в кармане юбки, я занесла руку над дверным полотном. И резко опустила: тук, тук, тук! Сначала вышло тихо, затем тверже, решительнее. Сердце мое, напротив, почти не билось.

– Войдите, – донеслось сонное с той стороны.

Бросив прощальный взгляд на другой конец коридора – Судьба-богиня, я правда собираюсь влезть в эту петлю? – я толкнула дверь. Бесстыдный оголодавший монстр даже не думал запираться!

Эрик Валенвайд сидел в черном кресле у потухшего камина. Лениво ковырял ногтем сморщенную ткань на колене, безучастно глядел в пустоту. Темно-бордовая рубашка была распахнута на его груди, захватывая и притягивая взгляд магическим лассо. Каким пользуются ловцы эстер-хазского Заповедника, чтобы пленить дикую волшебную тварь.

Плотные шторы, исполненные в той же густо-багровой гамме, что и рубашка магистра, оставляли небольшой просвет на окне. Для ночи. Чтобы та могла заглянуть на огонек… которого, впрочем, тут не имелось. Магистр Валенвайд предпочитал темноту.

Из смежной комнаты, которой полагалось быть спальней преподавателя, донесся жалобный стон. Горло сжало тисками. Боги, я опоздала!

Он уже сделал это с Олив! А теперь, сытый и довольный, глядит в черную воронку камина, ни одним жестом не выдавая вины.

– Вы кто? – Эрик Валенвайд неохотно оторвался от созерцания пепла.

Настолько неохотно, что я без подсказок догадалась: остывшие угли ему намного любопытнее девушки, заглянувшей в кабинет в неурочный час. Уж понятно, что не затем, чтобы обсудить параграф из учебника.

Стон повторился, в разы усилившись. Гад… Гад! Что он сделал с Олли, что подруге так плохо?

Меня дернуло праведным гневом и перетряхнуло от пяток до шеи. В горле запульсировало сердце, и в темный взгляд Валенвайда прокрался секундный интерес.

– Вы не знаете традиций? – недоверие в его голосе граничило с высокомерной брезгливостью. – Всякий, впервые входящий в дом вампира, обязан назвать свое имя.

– Вы прекрасно знаете, кто я! – скользя потной ладонью по пыльным дверцам шкафов, я без разрешения дошла до середины кабинета.

Пальцы подрагивали, в груди творилась форменная канонада. Но я упрямо пробиралась к смежной комнате, из которой слышались отчаянные стоны. Сам магистр их, похоже, не замечал. «Отфильтровывал» за ненужностью.

– Представьтесь, мисс, пока не сделали себе…

Игнорируя предостережения, я дернула медную ручку и бесцеремонно влетела в чужую спальню.

– …Хуже, – договорил мужчина, без видимого интереса следивший за моими перемещениями.

А я уставилась на кровать. Широкую, на какой и трое могли бы уместиться с комфортом. Но лежало на бордовых простынях лишь одно существо… и это была не Олив.

Черная птица – не то сова, не то ворон-переросток – елозила крыльями по постели. Булькала мощным клювом, исторгая из тела грудные стоны. Слипшиеся перья утратили маслянистый фиолетовый отблеск, большие круглые глаза затянуло мутной пленкой.

Нахлынувшую жалость прибило догадкой: птица вовсе не ранена. Она, тролль побери, была трезвой… в прошлом веке!

– У Арри несварение от бразильских орехов, замаринованных в кое-каком крепком зелье… – раздалось скучающее за моим плечом. – Я говорил не налегать.

Валенвайд лениво поднялся и донес свое величавое тело до спальни. Заглянул в комнату, качнул головой осуждающе… И вроде уже собрался пройти мимо, но вдруг развернулся и остановился напротив.

– Даже драный Блэр чтил законы… но первокровная куколка из Парижа считает себя выше каких-то там дряхлых традиций, – протянул холодно, скользя по мне взглядом, точно лезвием.

Сердце сжалось дважды. От упоминания Темного принца, чье обезволенное воинство еще недавно топтало эти земли, сея хаос и боль. И от льда, сквозившего в голосе «вечнозеленого» магистра. Точнее, вечно-бордового…

Эта тварь, бессовестная и беспощадная, вызвавшая мою подругу среди ночи на «отработку», продолжала делать вид, что мы незнакомы!

Ну да, ну да… а весь тот кошмар, случившийся между нами раньше, мне, верно, приснился. Не зря мадам Туше записала в личном деле, что у «юной леди Честер слишком бурная фантазия».

– Веро́ника, – неприязненно выдавила я очевидное, ощущая себя и впрямь куколкой.

Тряпичной, мятой, истыканной длинными иглами, с какими на «темных играх» балуются.

– Эрик, – представился негодяй, каждым ленивым, плавным движением намекая, что у него на соблюдение традиций если и не вечность, то все равно троллья куча времени. – Я вас не приглашал. И обязан наказать за вторжение. Что же мне с вами делать, Вероника?

А разве он не сказал «войдите»? Или мне послышалось? Или по клыкастым меркам этого недостаточно? Как все запутанно в северной академии! Грубой, дикой. Недружелюбной к чужачкам.

– Я искала подругу, – сдержанно оправдалась я.

– Нашли? – гад ехидно сощурился, пряча зрачки в тени черных ресниц.

Окончательно растеряв шарм «воспитанной леди», я цепко осмотрела покои высшей твари. Проклятье! Тут не было даже приличных размеров шкафа.

Кровать приминала высокими изогнутыми ножками темный ковер… и под ней тоже никто не прятался. Я проверила.

Когда я распрямилась, любопытства в скучающем взгляде Валенвайда прибавилось. «Парижской куколке» удалось развеселить породистого мага с выдающимся рационом.

– Где она? Где мисс Омирсен?

Мрачный нетрезвый птиц, стонущий так громко и прерывисто, что аж неприлично, ничем не походил на мою светлоликую подругу. И компанию магистру пернатый составлял явно по своей воле.

Но где тогда Олли?

– Кто? – породистую физиономию тронула растерянность. Наигранная.

В амнезию магистра Санкт-Петербургской академии верилось слабо. И, кстати, не только мне. Уверена, он тоже читал разгромную статью на первой полосе «Трибьюн», посвященную собственной клыкастой персоне. «Забытые тайны семейства Валенвайд» – так она и называлась.

Перед напористыми магессами-журналистками он мог сколько угодно разыгрывать пробелы в памяти. Я бы даже осуждать не стала. Но изображать «возрастное тугодумие» передо мной? В непристойной темноте пустого кабинета? Под грудные стоны нетрезвой птицы?

Имя Олив Омирсен магистр знал так же хорошо, как мое. Сам требовал назваться, чтобы выписать отработку… вот на этот час. Поздний до дрожащих коленок и интимной неловкости.

А всем известно, какого рода «отработки» у Эрика Валенвайда! Но если вдруг кому-то неизвестно – например, нам, благородным девицам из «Эншантели», прибывшим в Петербург на днях, – тем в красках все расскажут аборигены. Местные не стеснялись в выражениях, с упоением погружая пугливых барышень в подробности «ночных сеансов» у магистра.

– Дж-ж-ш-шии-жши… – провыл птиц, неритмично хлопая смоляными крыльями по центру кровати. То правым, то левым.

– Джильберты тут нет, – проворчал хозяин. – Эта проблема моя, не твоя…

– Дж-ши…

– А я говорил, что от самок одни беды, Аарон, – строго процедил Валенвайд. – Тридцать лет назад говорил. И сейчас повторю. Чем более невинно и безопасно выглядят эти «прелестные барышни», чем они слаще чирикают, тем…

Магистр оборвал лекцию на самом интересном и уперся яростным взглядом в меня. Ровно в шею, в пульсирующую вену, которая как раз заходилась в новом танцевальном этюде.

– Зачем вы заявились на мою территорию, куколка? – резко уточнил он, с легкостью уловив мое волнение. Черные зрачки расширились, впитывая страх. Поглощая дрожь, колотившую меня под платьем.

Все знают: для таких, как он, мы и есть «куколки». Тряпичные марионетки, набитые… ну, видимо, чем-то для его специфического рациона полезным. Только на это и годны, что «отрабатывать».

– Зачем? – требовательно рыкнул господин Валенвайд, заставив подпрыгнуть, но тут же присмиреть. Его взгляд раздирал в клочья, разбивал на стеклянные осколки. Будто я совершила преступление, нарушив его вековой покой.

Или сколько там ему лет.

Может, возрастные проблемы с памятью – не шутка, а вполне себе реальность? И он действительно забыл про Олив? И про отработку? Случаются ли провалы от крепленых бразильских орехов?

– Вы вторглись в мой дом. Влезли в мой покой. Нарушили мою тишину, – угрожающе перечислял потомственный вампир. И с каждым мигом мне все ярче вспоминались ужасы, написанные о нем в «Трибьюн». – Стоите тут… дышите прерывисто, дрожите коленками, губу обкусанную выпячиваете… Разбиваете мой заслуженный отдых грохотом перепуганного сердечка… И даже не можете сказать, за каким троллем?!

Смахнув с лица челку (отросшую после трагичного эксперимента уже вполне достаточно, но все равно выбивавшуюся из хвоста), я застонала в унисон пернатому. Потому что вспомнила, зачем шла сюда на самом деле. За каким, собственно, «троллем».

Жуткие птичьи звуки сбили меня с толку, заставив позабыть заготовленный текст. Три фразы, которые я повторяла, стуча каблуками по каменному полу длинного коридора. Снова и снова, снова и снова… чтобы не забыть. И не передумать.

– Мы дружим с Олив с первого курса, – выдохнула я, прибирая свою обкусанную губу обратно. – Мы… вместе поступили в «Эншантель» и…

– Как «трогательно», – фыркнул мужчина. – Это важная информация? Я без нее не усну?

А он вообще спит? Раз есть кровать, то наверняка…

Хотя постель – еще не показатель крепкого сна. Ей много применений можно придумать.

– Вы назначили мисс Омирсен встречу. Сегодня, здесь.

– Допустим, – низкий, хриплый голос пробирался под кожу и потихоньку высасывал из меня жизнь. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног и колени наполняются ватой. – Вас так заботит ее судьба?

– Очень сильно, – призналась я, окончательно вспомнив, зачем пробиралась по темному коридору в кабинет преподавателя.

Я собиралась предложить себя. На обмен. И в качестве «утешительной» трапезы.

Но сейчас, когда я стояла в тени жуткой темно-бордовой громадины – а вблизи господин Валенвайд оказался очень высоким! – решимость моя таяла, как сосулька, забытая на весеннем солнце. Медленно, но неотвратимо.

Несмотря на ужас, колотившийся в ребра, я вынуждена была признать: «Трибьюн» выбрал не лучшее фото Валенвайда для первой полосы. Тот звериный оскал, исполненный брезгливости, и старшекурсницу лишил бы сна.

На деле же магистр имел вид скорее скучающий и отстраненный, холодный и раздраженный… И вовсе не жаждал кого-то немедленно съесть. Наверное.

Контраст между кожей и тканью был столь впечатляющим, что одежда Эрика Валенвайда выглядела абсолютно черной. А сам он – пугающе белым. Но я знала, что это обман зрения. Да и сама, как прочие ученицы «Эншантели», не смогла бы похвастаться загаром.

Бледность была ему к лицу – она фактурно выделяла скулы и высокий лоб. Плотные тени графично очерчивали подбородок с опасной ямочкой. Широкие брови нависали над внимательными глазами, отчего взгляд магистра ощущался тяжелым, давящим. Он падал на меня сверху куском обрушившейся скалы и обещал размазать в алую лужицу.

Темные волосы с неявным каштановым отливом изгибались волной и доходили мужчине до плеч, несколько коротких прядей выбивались на виски и глаза. Словно вампир тоже стал невольной жертвой эксперимента, после которого третий месяц отращивал несчастную челку.

В глянце его задумчивых глаз танцевали отблески уличных фонарей. Под определенным углом радужки казались густо-бордовыми, но издалека это было малозаметно. Довольно молодое, гладкое лицо странно сочеталось с вековой усталостью во взгляде. Без шуток – ве-ко-вой!

– Значит, моей подруги здесь нет? – я окинула взглядом негостеприимный интерьер.

– Ве-е-ерно, – медленно покивал хозяин, ковыряя ногтем пуговицу на распахнутой рубашке. – Аарон Черный вторгся в мои планы с присущими ему «вежливостью» и «тактом».

– А-а-арон это?..

– Вожак стаи ламбикуров, – вампир ткнул длинным пальцем в пернатое нечто, размазанное по простыням. – Я перенес встречу, о чем уведомил мисс Омирсен теле-маго-граммой некоторое время назад.

– Но как же…

Почему Олив не сказала мне? Она ушла и в комнату не вернулась!

Как можно потеряться в промежутке между двумя спальнями? Тут всего-то три этажа разницы.

– Вам тоже не следует здесь быть, – Валенвайд равнодушно дернул плечом и указал на спасительный выход.

– Знаю, сэр.

Будь дело только во мне, мои ноги навсегда бы забыли дорогу в кошмарное место. Пахнущее крепкими зельями, пылью и чьим-то страхом. Вполне вероятно, моим.

– Я даю вам возможность уйти.

– Ваше благородство не знает границ… – сарказм внепланово просочился в голос.

– А с мисс Омирсен и ее отработкой мы разберемся без вашего навязчивого участия… леди Честер.

И все-таки он меня отлично помнил!

– Я не могу позволить вам разбираться без моего участия, – выдавила нерешительно. – И с моим не позволю. Отработки не будет.

– Вот как? И как же вы мне, ради драного Блэра, не позволите? – фыркнул он так, что челку со лба смело начисто.

– Я вас отговорю.

По спальне разлетелось жуткое грудное карканье. Я было решила, что птиц очнулся, но это был, видимо, вампирский смех. Потому как бледные губы Валенвайда дрожали подозрительно в такт исходящим звукам.

Стоять под колючим, ранящим градом, которым, по ощущениям, обернулся его хохот, было унизительно. До липких мурашек на лопатках. Но и уйти я не могла.

Говорят, вампир, в жилах которого течет высшая магия, может на вкус определить чистоту. Попробуй Валенвайд меня – сразу скажет, что я «приторная первокровка». Так и слышала язвительное причмокивание, от которого судорога сводила скулы.

Но попробуй он Олив… Он все поймет. Сразу же.

Нынче Верховный Совет заставляет регистрироваться всех полукровок. И тот, кто скрывает суть, подвергается гонениям. Исключениям, заключениям, штрафам.

Уже и не вспомнить, за что магсообщество ополчилось на полукровок… Все случилось слишком стремительно. Несколько статей в «Трибьюн», ряд новых законов – и вот уже всем, чья чистота под сомнением, приходит отказ от учебы в академии. А Олли остался последний курс. И если из-за дрянной «отработки» она лишится диплома!..

– О-о-ох… – вырвалось из меня тихое и обреченное.

Я четко осознала, что другого выхода нет. В «Эншантели» Олли делала для меня слишком многое, прикрывала от мадам Туше тысячу раз… А сейчас я должна заплатить за нее. Только и всего. Это честно и справедливо.

Моя кровь не такая и ценная! Во всяком случае, за ней банк Эстер-Хаза охоту не открывает.

– Вы вошли, не представившись. И не ушли, когда вам указали на дверь, – хмуро заметил хозяин спальни. – Вы очень рискуете, Вероника. Вам тут не место.

Каждый нерв в моем теле, натянутом струной, звенел согласием. Я бы предпочла оказаться в любом другом месте. В каком угодно! Пусть даже в вольере с голодным хищником, только не в этой спальне со стонущей птицей на простынях.

Место было совершенно отвратительным! И для неловких бесед, и для предложения, к которому я морально готовилась…

Паршивый из меня маг-дипломат. Боги, я ведь надеялась еще поторговаться. И очень рассчитывала, что «это» произойдет в каких-то менее провокационных интерьерах. Скажем, у окна или у письменного стола… или у книжной полки…

А с другой стороны: какая, к троллям, разница, где именно это случится?

– Вам нельзя трогать Олив, – прошептала я, опустив веки.

– Так и быть, я дам вам одну минуту, чтобы попробовать меня отговорить, – насмешливо промычал мужчина. – А потом убирайтесь туда, откуда притопали.

Да он не вампир-аристократ. Он грубый, невоспитанный тролль, перебравший орехов!

– Олив только выглядит здоровой, – пробормотала я, отчаянно жмурясь. – А на деле – слабая, бледная, обморок на обмороке… От ее «отработки» все равно никакого толку.

Если верить «Трибьюн», Эрик Валенвайд – совсем не тот, кого стоит обманывать. Не уверена, что это вообще возможно.

Но я врала. В отличие от меня, Олли была, что называется, «кровь с молоком». Со сливками даже. Взбитыми. И наверняка пришлась бы пресыщенному мерзавцу по вкусу.

– Вашей репутации не пойдет на пользу, если утром одна из учениц не сможет открыть глаза…

Опять ложь. Если верить прессе, репутация летела черной, пугающей тенью впереди гонимого вампира. По степени напряжения в голосе, с которым произносилось его имя, Эрик Валенвайд давно превзошел Августуса Блэра (справедливости ради – конкурент сам сошел с дистанции). И вряд ли одна не дожившая до рассвета студентка могла сильно испортить его портфолио.

– Время истекло, леди Честер. Где выход, вы знаете.

– Возьмите… – я набрала воздуха в грудь и резко выпалила: – Берите вместо Олив меня.

– Б-брать? – Эрик Валенвайд поперхнулся. Закашлялся, точно бразильским орехом подавился. На гладкий аристократический лоб легла морщина. Широкие брови взметнулись вверх, озарив кабинет догадкой, губы искривились в усмешке. – Ах… бра-а-ать…

Глава 1. Леди

За некоторое время до событий пролога

– Веро́ника Честер!

Распознав в скрипучих, будто пропесоченных звуках свое многострадальное имя, я нервно дернулась. Огляделась по сторонам: нет, желающих занять мое место не было.

Сделав глубокий вдох, я выдвинулась вперед из стайки однокурсниц и понуро опустила голову. За столько лет в Парижской школе изящных колдовских искусств всякий выучит, что мадам Туше предпочитает покорность. Так что следует заранее повесить нос и притвориться тряпичной куколкой для битья – тогда есть шанс, что директриса выберет более мягкое наказание. Может, даже в живых оставит.

Распорядительный зал сверкал потолочным хрусталем, начищенным одним из фирменных заклятий мадам Туше. Своими тайными бытовыми знаниями она делилась лишь с лучшими ученицами. Кружок «одобряемых» юных леди то сужался, то расширялся… Порой из него кого-то бесцеремонно вышвыривали, и даже отличный аттестат не помогал вернуться в любимчики директрисы.

Ровно так случилось и со мной – после приступа в прошлом месяце, когда я умудрилась грохнуться в обморок столь театрально, что случайно порвала жемчужную нить на шее мадам. А потом еще и приземлилась неуклюжей тушей на разбегающиеся перламутровые шарики… Отчего те вспыхнули и почернели, оказавшись вовсе не жемчугом, а искусной магической подделкой.

Вполне предсказуемо, что после неудачного падения я была скинута с «горы любимчиков» в вязкое, грязное болото «бесперспективных бездарей». О чем госпожа директриса не уставала напоминать чередой унизительных допросов и наказаний.

– Я здесь, мадам, – присборив форменную юбку с боков, я присела в реверансе. Столь глубоком, что мой нос грозился проковырять начищенный паркет, в котором отражался блеск хрустальных люстр.

– Вам снова стало дурно. На извлечении, – не вопрос, а суровая констатация факта.

Боги, да… Извлечение. На первом занятии мы вытягивали эссенцию из кристаллической эхеверии. Монотонная работа с каменными цветами меня обычно успокаивала, хоть от нее к концу учебного часа немели пальцы.

Но в этот раз я умудрилась разбить свой кристалл, так и не выудив из него ценный ингредиент. В глазах потемнело, я упала, и испуганная мадемуазель Филли, следуя строгим правилам «Эншантели», тут же сообщила об этом позорном событии директору школы.

Обычный обморок, всякой хрупкой леди простительный… Но со мной слабость стала случаться до обидного часто. И мадам Туше, судя по поджатым тонким губам, это раздражало.

– Мадемуазель Честер, вы не желаете объясниться? – уточнила она сурово, распрямляясь тетивой лука.

Ее идеальная осанка была для учениц примером, а для мадам Туше – поводом для гордости.

– У меня было… – я тряхнула головой, отгоняя подальше желание признаться. – Был приступ паники, мадам. Я испугалась, что не смогу выполнить работу на отлично.

– И потому разбили цветок и порвали портрет? – седая бровь картинно выгнулась.

С портретом легендарной директрисы Буше получилось нехорошо. Перед тем как рухнуть на пол, я скрючилась от кошмарной боли и повисла на золотой раме. Меня будто бы кто-то душил! Я чувствовала, как крупные мужские руки сжимаются на шее, как внутри что-то хрустит, натягивается, пульсирует короткими спазмами…

Потом вместо портрета я увидела их – пальцы, что тянутся ко мне из темноты и стискивают лицо, вдавливаясь в щеки с обеих сторон. Я непроизвольно открыла рот, попыталась вдохнуть: воздуха в груди совсем не осталось. Но мои губы запечатало чужими, заставив позабыть о кислороде.

Я не видела лица мужчины, лишь чувствовала его прикосновения – жестокую хватку и грубый поцелуй. Он впивался в меня зло, яростно, продолжая душить свободной ладонью. Рядом с незнакомцем было холодно и жутко, как в старом склепе. Ощущения были слишком настоящими! Из меня словно вытягивали жизнь – маленькими порциями, растягивая удовольствие…

А потом пришла чернота, скрип рвущегося полотна и звон разбитого кристалла.

Сейчас, утопая в отрезвляющем хрустальном сиянии и перешептываниях, я пыталась убедить себя, что это был просто сон. Секундный кошмар, явившийся мне в час слабости.

В конце концов, легенды о девушках рода Честер, умевших видеть будущее и разбираться в нитях Судьбы, – обычные сказки!

– Мадемуазель Вероника, надеюсь, вы понимаете, что хронические обмороки и приступы дурноты – совсем не то, что желает видеть ваш будущий супруг? – холодно уточнила степенная леди.

Она поправила черный тугой воротничок на морщинистой шее и вскинула на меня ледяной взгляд. Точно в прорубь с головой окунула.

Судя по тому, что согласованный жених до сих пор не засвидетельствовал мне свое почтение, он всю меня видеть не желал. Целиком, от пучка темных волос на макушке до круглых пряжек на форменных туфлях. Вместе с обмороками и прочими особенностями некрепкого организма.

– Догадываюсь, мадам Туше, – прошептала я, пересчитывая черные глянцевые ромбики в одном паркетном узоре. Выходило не то восемь, не то десять, я без конца сбивалась. – Я борюсь со своей слабостью. По мере сил.

– Вы еще язвить изволите?

Тонкая седая бровь взлетела чуть не до потолка, чем привлекла мое внимание к холеному морщинистому лицу. И отвлекла от ромбиков.

– И в мыслях не было! – замотала я головой. – Уверяю вас, я успешно извлекла урок… из неудачного «Извлечения».

Язык твой – враг твой, леди Честер!

– Двадцать три, – строго отчеканила мадам Туше, вызвав внутри приступ паники. И болезненный укол от вопиющей несправедливости, творящейся посреди парижского дня.

– Ох, я прошу, давайте сойдемся на десяти…

– Двадцать три, Честер. И ни одним меньше. Завтра утром я лично проверю ваши успехи.

С видом победительницы, размазавшей соперницу в жалкую слизь, директриса отвернулась к прочим неудачницам, что толпились в холле Парижской школы изящных колдовских искусств. Каждую из них ждало разгромное наказание, сдобренное унизительной тирадой. Но не каждую – двадцать три способа магической очистки столового серебра!

– Наизусть, – мадам Туше решила добить оппонента. Брезгливо дернула тонкими губами и сунула мне в руки толстый учебник по полезной магии. «Пособие для бытовой практики леди-домохозяйки» собственного авторства.

Истинно ценное заклятие – двадцать четвертое – хранилось в ее седой голове. Ходили легенды, что директриса может щелчком пальцев заставить блестеть целый дом. Но еще ни одной любимице не удалось выведать у нее страшно полезную тайну.

Напомнив себе, что громкое сопение юной леди не к лицу, я прижала к груди ненавистную книгу и молча кивнула. Двадцать три так двадцать три. Наизусть? Вот и славно. Я как раз не знала, как убить длинную ночь…

***

– «Тушканчик» сегодня не в духе, – Олив подхватила меня под руку в коридоре.

Ее высокие скулы светились розовым румянцем, красиво оттенявшим фарфоровую белизну лица. Мягкие светлые завитки – пушистые, как двухмесячные котята, – облепляли виски. Умилительная красота подруги добивала меня двумя ямочками на щеках, из-за которых Олли постоянно хотелось щипать, тискать и чесать за ушком.

– Это из-за письма, мадам с утра получила неприятное известие, – нарисовалась по левому борту Монис, с таким пышным рыжим хвостом на голове, будто прицепила к макушке живую лисицу. – Вот и срывает бессильную ярость…

– На мне, – вздохнула я, мысленно уговаривая все двадцать три формулы впитаться через ткань платья. Могут они сделать крошечное одолжение? – А что за известие?

– Кто нам скажет? – флегматично пропела высоколобая Ландра, деловито выдвигаясь вперед. – Но я лично видела, что письмо доставил чей-то старый морф в алом бархатном камзоле. Не почтовик. И мужского пола!

– Какой конфуз…

– Да чтоб на кабинет Туше свалился дождь из мужчин! – хихикнула Олли, розовея сильнее. – Совсем-совсем неодетых…

– Представляю, как она покраснеет, – Ландра приложила холеные ручки к щекам.

– А потом мы побледнеем… – я вздыхала все тяжелее.

Подруги перебрасывались веселыми версиями, что чопорной мадам делать с обнаженным рельефным «ливнем». А меня, точно грозовым облаком, накрывало дурным предчувствием.

Дело было не в двадцати трех формулах, которые предстояло изучить до утра. С этой бедой я как-нибудь справлюсь! А в том видении, из-за которого разбился старательно выращенный каменный цветок.

Жесткие пальцы, вцепившиеся в шею до красных пятен, злой хрип, вползающий в мой рот из чужого… Происходившее в темноте казалось таким реальным. С каждой неделей мои «сны» становились все ярче, все отчетливее. Но кошмар, что случился на «Извлечении», на десять голов превзошел предыдущие.

Даже не видя нитей Судьбы, я ощущала кожей: вот-вот случится нечто черное. Страшное, дурное. И почему-то на язык просилось щекотное слово «Буря».

Не успели мы удалиться от распорядительного зала на достаточное расстояние, чтобы смеяться в голос, как в тон моим гнетущим мыслям противно зазвенели тревожные колокольчики, встроенные в потолочный хрусталь. Следом за звоном пришел голос Туше, магически усиленный и потому противно скрипящий. Точно острые когти, процарапывающие энергетический камень.

– Внимание! Юные леди, чьи родовые имена я сейчас назову, в течение сорока минут должны собрать вещи… по списку… – скрежетало из люстр. – Омирсен. Мэйзон. Вульферсон. Дамилье. Эмеральд. Агастус. Трелье…

– Она что, шутки про голых мужиков услышала? – Монис сделала страшные глаза, пошевелила носом на манер настороженного зверька и прикусила раскрасневшуюся губу. – Нас выселяют? Исключают? Замуж выдают?!

Прозвучало около пятнадцати фамилий. Кого-то я знала хорошо – это были мои соседки и напарницы по тем или иным бытовым факультативам. Иные имена только слышала: мы не пересекались.

Публика подобралась разношерстная – и по возрасту, и по успеваемости. Одни должны были в этом году окончить «Эншантель», другие в сентябре только поступили. Словом, никакой логики и системы. Видимо, у мадам Туше на каждую девушку был свой особый, наточенный магическим напильником зуб.

– Запоминайте, повторять не буду, – лилось из скрипящих люстр. – Два форменных комплекта одежды, два парадных комплекта одежды, три письменных набора, именной дамский жезл, табель успеваемости, личный сборник полезных заклятий, индивидуальный набор извлеченных сущностей… – монотонно перечисляла директриса через колокольчики, рождая нездоровую бледность на лицах подруг. И Монис, и Олли, и Ландра услышали свои фамилии.

Сбор тянул на пару часов и чемодан самого крупного размера. Прогулка предполагалась ни тролля не увеселительной!

Объявление оборвалось, потолочный звон стих, и раскачивающиеся люстры резко остановили движение. Мадам Туше вышла из распорядительного зала, нашла меня в коридоре и смерила долгим, пытливым взглядом.

– И… Честер, вы тоже отправляетесь, что не отменяет предыдущего наказания. Книгу возьмите с собой, – договорила директриса своим обычным голосом и поджала губы. – Не нравятся мне ваши обмороки.

Да будто я от них эльфийское наслаждение получаю!

– К-куда отправляюсь? – я прижала к себе учебник, точно он мог защитить меня от своей прародительницы.

– В Санкт-Петербургскую академию магии, – елейно улыбнулась мадам, пряча истерзанное письмо в карман платья. – С дружеским визитом, для полезной практики и обмена опытом. Ректор лично прислал приглашение…

Как всякая безупречная леди, взращенная в садах «Эншантели», Алианда Туше держалась великолепно. Она командовала «парадом», в равных долях распределяя в тоне строгость и холодность. Ничто в ее равнодушном лице не выдавало той взвинченности, которую можно было предположить по измятому письму, поспешно сунутому в карман.

Пока из люстр лилось дребезжание, я еще надеялась, что мадам забудет о моем обмороке и о несчастном серебре, которое совершенно некому почистить. Теперь же вместе с толпой «отосланных» плелась в спальное крыло. Где это видано, чтобы делегацию собирали за сорок минут и отправляли средь учебного дня?

Про северную академию мы все были наслышаны, и потому к комнатам тащились хмуро и неохотно.

Руководил заведением князь Карповский*. Столь мрачный и резкий в своих решениях, что в Петербурге временами недосчитывались первокурсниц. В преподавателях там числились и другие странные личности, которым место скорее в вольере для диких тварей, чем за кафедрой.

Многие из магистров были в опале у Верховного Совета – за прежние грехи и сомнительные дружеские связи. Об одном из таких – Эрике Валенвайде – мы утром читали с подругами в «Трибьюн». Хищнику с темным прошлым отдали первую полосу главной газеты магического сообщества, а это что-то да значит!

Жестокие бойцы и ловцы тварей, проклинатели и отравители – вот кого выращивали в тех мрачных стенах. Отец рассказывал, что в Петербурге преподают запрещенные заклятья, стоящие на границе Темной и Светлой материи. И вот туда мадам Туше решила отправить перепуганных девушек с дамскими жезлами?

Для обмена опытом? Не смешите мою морфиху, она уже старенькая. Да мы им разве что на корм сгодимся!

Судя по понуро опущенным головам, мои спутницы думали о том же. Чем таким мы провинились перед директрисой? Неужели все дело в глупой шутке про брутальный дождь?

– Нет смысла бунтовать, – спокойно заключила Монис, затягивая рыжий «лисий» хвост в походный пучок на макушке. – Будем спорить, она еще парочку наказаний накинет…

Соседка первая приступила к сборам, действуя решительно и показывая нам пример. Олли тоже принялась механически кидать вещи в свой синий бархатный чемоданчик.

Почесав безымянный палец, зудящий от помолвочного кольца (и с каких пор у меня непереносимость драгоценных металлов?), я поплелась к тумбочке. Вытащила из ящика табель успеваемости с промежуточными баллами.

Нам раздали их утром, чтобы каждая ученица смогла снять магическую копию и отправить родителям с почтовым морфом. Я свою сделать не успела, хоть и знала, как сильно матушка ждет оценок. Моя успеваемость – единственное, что ее волновало, помимо помолвки с чистокровкой-аристократом.

В этом году я по всем дисциплинам стремилась к «отличию». Только Олли и Монис знают, чего мне это стоило: бессонных ночей, дополнительных практик, сна в обнимку со «Сборником полезных бытовых чар»… Хотелось заслужить хоть чье-то одобрение.

Мать требовала отличных оценок, жених тоже ждал хороший аттестат, как следовало из брачного контракта. И лишь отец просто надеялся, что его не заставят вмешиваться в обучение дочери.

Как всякий первокровка – пусть и из обедневшего рода, но все-таки граф, – папа твердо знал место женщины. Точнее, ее идеальный путь. Сначала «Эншантель» – фабрика милых безропотных леди, не умеющих дать отпор. Затем удачный брак, выгодный обеим сторонам. И – с глаз долой, под светлые очи супруга…

Матушка, с отличием окончившая парижскую школу идеальных жен, была одной из любимиц прошлой директрисы. В распорядительном зале среди прочих наград стоял «Голубой Кубок «Леди Эншантель» (его выдавали за самое успешное применение заклятья «опрятного вида»).

Обычно формула занимает пять секунд, но мама умудрилась уложиться в три. Судя по имени «Аврелия Честер», выбитом на светло-синем кристалле, ее рекорд до сих пор никто не побил.

– Веро, очнись! – Монис подтолкнула меня в плечо, выдергивая из недр самокопания. – Собирайся давай, или поедешь в чем матушка родила…

– Ага, да… – промычала я задумчиво и нащупала под кроватью ручку темно-красного чемодана.

С безучастным видом я принялась кидать в него нижние платья, верхние, форменные, парадные… На выходе это превратится в единое мятое месиво, но не зря же нас с первого курса учат «полезной бытовой магии»? «В чем матушка родила» заваливаться на порог жуткой северной академии не хотелось.

Хотя порой казалось, что матушка меня не рожала вовсе. Это было как-то не в ее стиле.

Понятия не имею, как на свет появились старшие братья. Не могли же они всерьез вылезти из той эталонной, безукоризненной, честолюбивой леди, которую нынче все знают под именем Аврелии Ланге? Из той надменной, изысканной до каждого ноготочка женщины, что вечно трогает супружеский медальон и чуть брезгливо косится на столичную суету из окна отцовского кабинета? Оно как раз выходит на эстер-хазский базар, примыкающий к оживленной площади перед главным банком.

Определенно, если бы идеальной жене не нужно было продолжать род супруга, мама никогда бы не стала связываться с потомством.

Как только был подписан магический брачный контракт, родовой медальон Честеров повис и на моей шее. После свадьбы он станет супружеским талисманом и позволит перемещаться к мужу, где бы тот ни находился. Полезная вещица… в теории. Но пока серебряный кулончик с изображением лотоса и меча мучительным бременем тянул меня на дно.

________

* Ближе познакомиться с Санкт-Петербургской академией магии и князем Андреем Карповским можно в серии «Дикая магия». Она начинается историей «Проклятье «Черного тюльпана». (прим. автора)

Глава 2. Чудовище

Полчаса спустя мой узенький дамский чемодан распирало от самого нужного. Единственное, что никак не желало влезать, это толстый учебник, выданный мадам Туше.

Ну почему тот, кто придумал столько способов очистить фамильное серебро, не создал способ изучить их автоматически? Скажем, во время сна или за трапезой?

Дверь нашей спальни распахнулась, и на пороге застряла всклокоченная мадемуазель Филли.

– Вы еще не собраны? Остальные ученицы давно ждут у выхода! – вскрикнула она, сверкая перепуганными глазами из-за тонких стекол. – Курочки мои, мы должны через пять минут быть на площади Эстер-Хаза…

– На площади? Зачем?

Я оборвала расширяющую формулу на середине, и бордовая крышка чемодана, искривившись, застыла в расплавленном ожидании.

– Разве нельзя переместиться от порога к порогу? – Олли тоже навострила ушки.

– Карантинные работы… Часть телепортационной сети временно отключена. Мне велено сопроводить делегацию в Эстер-Хаз, там нас должны встретить, – протараторила Филли и завершила мою формулу. Пространства в чемодане стало значительно больше, и учебник маслом проскользнул на дно. – Поторапливайтесь, шустрее, шустрее…

Под цепким надзором мадемуазель Филли мы вывалились из главной двери на тихую парижскую улочку. Место, где располагалась школа, было пустынным. Но все равно на крыльце висели крепкие чары, отводящие прохожим глаза.

На синей двери, захлопнувшейся за нашими спинами, мерцал символ заговоренного порога. Что бы там ни было с остальной сетью порталов, эта точка пока работала…

– Карантин? Ерунда какая-то, – с подозрением шепнула мне на ухо Олив, приподнявшись на цыпочки и обдав приятным мятным ароматом. – Почему нельзя переместиться напрямую, зачем сначала лететь в Эстер-Хаз?

– Там совсем недалеко, – мадемуазель Филли застыла в нервной «обнадеживающей» улыбке. – Так, давайте парами, за мной. Жду вас на той стороне.

Она взмахнула жезлом и закрутила себя и еще нескольких девочек телепортационным вихрем. Взяла с собой самых юных, кто не мог попасть в столицу без сопровождения. Нам, более опытным и достигшим магического совершеннолетия, пришлось добираться самостоятельно.

Хором прошептав телепортационную формулу, мы переместились от синей двери к другой, выходящей на оживленную площадь. Нас тут же растолкали прочие телепортирующиеся, спешащие по своим делам. Никогда не любила эту бесконечную сутолоку: не столица, а гнездо плотоядных шурхов.

– Сюда, мои курочки!

В центре шумной площади, подпрыгивая в пестрой толпе, махала рукой мадемуазель Филли. Первокурсницы жались к ней перепуганной кучкой, и надо признать, у меня были похожие ощущения.

– Уверена, это часть испытания. Не просто так именно нас послали на практику, – поджав челюсть, шипела Монис. – Прибудем мы туда изможденными и помятыми, добить – раз морфу в суп плюнуть…

– Зачем им нас добивать? – хлопнула длинными ресницами Ландра, заговаривая свой черный лаковый чемодан лететь следом.

– Ты хоть понимаешь, куда нас отправили? – Олив смахнула со лба мягкие завитки, чтобы было видно, как глубоко она закатывает глаза. – Вот туда… туда, где этот тип работает!

Она потрясла мятой газеткой, позволяя в деталях разглядеть жуткое лицо, скалящееся в голодной ухмылке.

– Он еще и работает? – Ландра растерянно опустила жезл, и ее чемоданчик плавно осел на землю.

Из всех нас она была самой правильной «куклой»: улыбающейся в пустоту и не задающей лишних вопросов. Обычно. Сейчас ситуация была внештатная, и даже невозмутимую Ландру пробрало атмосферой мрачной секретности.

– Преподает. На к-корм… зарабатывает, – поперхнулась Олив и машинально потерла белокожую шею.

– А нас туда, вероятно, послали как гуманитарную помощь? В качестве пищи? – с нездоровым энтузиазмом догадалась я и бодро послала заклятье в чемодан.

Каждая из нас тащила свою ношу, как умела. Кому-то лучше удавались чары, облегчающие груз, другим покорялись левитационные формулы… Мой же чемоданчик старательно подпрыгивал, боясь отстать, кряхтя и сбивая многострадальные углы о бордюры.

– Только не говорите, что мы пойдем общественным порталом… – поморщилась Ландра, верно определив направление.

– Сомневаюсь, что в Петербурге есть точка выхода, – резонно выдала Монис. Ее рыжий хвост распустился и резко подлетал то влево, то вправо при каждом шаге.

– Тогда как мы туда попадем? И кто, тролль побери, нас сопроводит? – я семенила следом за основной группой.

– Нас встретят, – неуверенно сообщила мадемуазель Филли и предложила нам остановиться около входа на галдящий базар. – Д-должны…

Влево уходила широкая дорога, огибающая площадь и уводящая в сторону главного банка. Мы заняли свободный закуток рядом с погашенным фонарем и принялись ждать. Кого-то.

Ночами я спала дурно и потому днем клевала носом при каждом удобном случае. Вот и сейчас, прислонившись боком к фонарному столбу, я ловила сонным взглядом плывущие мимо силуэты.

Преломляясь в утреннем свете, маги спешили по своим делам, на ходу сотворяя чары и отсылая теле-маго-граммы. Центр Эстер-Хаза кипел разнородной деятельностью.

– Ты все бледнее с каждым днем. Настоящая аристократка, – осуждающе заметила Олив, подпихнув меня в свободный бок. – Вот ровно с тех пор, как согласилась на шурхову магпомолвку!

– Ты прекрасно знаешь, Олли, что я на нее не соглашалась, – сдавленно прошептала я, мазнув тяжелым взглядом по блестящему кольцу.

Ничего уже не изменить. Все будет так, как решила матушка.

В «Эншантели» с первого года учат смирению, и надо как-то попытаться проглотить колючего ежа, застрявшего в горле. Игольчатый шар образовался в тот день, когда фамильная морфиха принесла конверт. И до сих пор не рассосался.

– Графиня Ланге со своими дрянными затеями выпьет из тебя все соки, – припечатала Олив и отошла к стайке перепуганной малышни. При своей ангельской внешности подруга умела высказаться резко и метко.

А я даже не удивилась, когда узнала, что мать воспользовалась правом магического опекуна. Как истовая поклонница чистой крови, она самостоятельно выбрала мне мужа и заключила нерушимый контракт. О чем лаконично уведомила меня в очередном письме, вложив в конверт помолвочное кольцо.

Вот это в ее стиле – решать за всю семью. Хитроумно выплетать «родственную сеть», паутинку, за которую в любой момент можно дернуть и получить желаемое… Так, выгодный брак Элиаса позволил отцу из обедневшего графа превратиться в «самого уважаемого банкира маг-сообщества». Наверняка и на мою свадьбу у матери большие планы.

А папа даже не возразил! Впрочем… когда он ей возражал?

Мысль о скорой свадьбе с незнакомцем вызывала внутри бурю эмоций, но каждую из них окрашивала тошнота. Олли права – с тех пор как на пальце появилось кольцо, обмороки участились.

Но вряд ли дело было в грядущем браке. Всякая воспитанница «Эншантели» понимает, к чему ее готовят несколько лет. Догадывается, почему вместо боевых заклятий она изучает бытовые, а вместо истории – танцы и великосветский этикет. Как правило, к последнему курсу все смиряются со своей «кукольной» судьбой.

Просто помолвка почти совпала с маг-совершеннолетием. Матушка удачно подгадала, чтобы заключить договор без моего ведома и в то же время не заставлять жениха ждать невесту слишком долго.

И вот она я – вся готовая, цветущая, созревшая, законами одобряемая и щедро посыпанная пыльцой эншантелевской чепухи. Разве что бледновата малость, но это легко исправят косметические чары.

С договорным браком маме и впрямь стоило поторопиться. Известно ведь, что не все девушки рода Честер доживают до преклонных лет. Одних сводит с ума дар, других мучит капля, третьих изводят мужья… Что выпало на мою долю, покажет время.

***

По главной дороге, раскачиваясь толстыми боками, ехал элитный экипаж. Округлая кабинка полностью состояла из искривленных зеркал, заговоренных на непроницаемость. Так, чтобы никто не смог угадать, что за первокровка сидит внутри.

Такой транспорт стал модным совсем недавно, экипажи использовали для респектабельных поездок по Эстер-Хазу или перемещались в них по заговоренной парковочной сети. Не всякий аристократ мог позволить себе чудо магического прогресса, но у моего отца была именно такая, пусть и служебная.

Он говорил, что дело не только в престиже, но и в удобстве. Во-первых, в общественных телепортах и в сети коридоров, пронизывающих столицу, он постоянно простужается. Во-вторых, за этими зеркалами – его второй кабинет, и граф может заниматься банковскими делами даже в пути.

Поэтому сердце замерло, а потом подпрыгнуло к гортани: машина и впрямь напоминала папину! Живо представилось, что за отражающим экраном вальяжно сидит граф Ланге и ставит печати на ценных бланках. Магический экипаж как раз направлялся к банку.

Я с надеждой поймала отражение в зеркальной панели. Лицо мое искривилось, поплыло, демонстрируя нездоровую бледность пассажирам кабинки.

Отец не мог меня не узнать! Как не мог и не заметить: я стояла у самой обочины, еще немного – и вывалюсь на проезжую часть. Но машина продолжала неумолимо двигаться вперед…

Нет, наверное, она просто похожа. Будь папа внутри, то непременно остановился бы, увидев дочь посреди Эстер-Хаза. Как минимум затем, чтобы выяснить, почему она прогуливает занятия.

Грудь кольнуло разочарованием: в странной суматохе этого дня так хотелось увидеть родное лицо. Было бы здорово случайно повстречать отца, пожаловаться ему на строгую Туше, выведать семейные новости…

Он со мной, правда, никогда не общался тесно, даже письма писать доверял матушке. Сам же ставил скупой росчерк или рабочую печать, отмечая свое участие.

Мое отражение, прилипшее к медленно ползущему экипажу, наконец перестало кривиться и приобрело правильные черты. Природа рисовала на Честерах крупной кистью. Мне от нее достались большие серые глаза, четкие штрихи бровей, два щедрых розовых мазка на губах и темные пряди с подогнувшимися внутрь концами, обрамляющие чересчур бледное лицо.

Олли права: мне нужно солнце, сон, нормальное питание и крепкие нервы. Но как же без стресса и паники, когда от тебя все чего-то ждут?

Вдруг в зеркальной глади отразилось второе лицо. Мужское.

Хмурый темноглазый тип всматривался в отражающий экран так яростно, что ощутимо скоблил взглядом поверхность. Соскребал с нее слой за слоем, рассыпая защитные чары в клочья.

Меня он не замечал – буравил черными зрачками того, кто сидел внутри. С неприязнью. Да что там? С ненавистью и жаждой расправы!

До чего страшный тип! И этот его хищный оскал, демонстрирующий ровные белые клыки, и пар из раздувающихся ноздрей, и бордовая радужка глаз, будто налитая кровью…

Судьба-богиня, да я ведь видела мужчину совсем недавно, на газетных страницах. Когда Олив махала перед нашими носами свежим номером «Трибьюн».

Меня заколотило дрожью, к горлу подкатила горечь, мысли расплавились в лихорадке, лицо все стремительнее белело… А маг продолжал скалиться на владельца зеркального экипажа. Будто мог проникнуть взглядом под завесу!

Вдруг он заметил меня, отражающуюся рядом с ним во всей своей кошмарной бледности и трусливой дрожи. Лицо мага окрасилось недоуменной брезгливостью, и он резко отвернулся.

Он был настоящий? Не мираж, не кошмар, подброшенный усталостью, бессонницей и статьей в газете? Я повернулась, но силуэт в темном плаще уже удалялся в сторону базара, разрезая толпу одним только яростным взглядом.

– Мохнатые морфовы подмышки, Веро, на тебе теперь вообще лица нет! – Олли тряхнула меня, случайно стукнув затылком о фонарный столб. – Ты чего, эй?

– Я видела того типа… из газеты… – прохрипела шершавым голосом, понимая, что жуткий оскал еще долго будет заявляться в мои кошмары.

Мужчина пугал не меня, а того, кто сидел за зеркалами уехавшей машины. Но напугалась-то я!

Сердце железным молотом бухало в горле, пробивая себе путь на волю. Боги, надеюсь, он не тот, кто должен нас встретить от академии?

Убедившись, что дар Честеров не собирается убить меня прямо здесь и сейчас, Олли с облегчением выдохнула. Стрельнула голубыми глазами в темный проход, уводящий к рыночным прилавкам.

– Сейчас вернусь… – замотавшись в плащ, она нырнула в базарную зону.

– Ты куда? – поймала я подругу за локоть. – Олли, стой… Ты там потеряешься!

– Подожди меня тут, Веро, – она притормозила и просительно закусила губу. – Сказала же, я сейчас. Не ходи за мной, ладно?

Олив выпуталась из захвата и исчезла за поворотом. Мы обе бывали тут раньше, но она направилась не к главной аптеке и не к прилавку с косметическими мазями, а в темный закуток.

Дурное предчувствие тупым ножичком заскребло внутри, и я, игнорируя просьбу подруги, поспешила следом. Увидела, как шлейф лепестков, что вечно носится за Олли, нырнул направо. И скрылся за шатром, в котором худощавый загорелый индиец продавал дрессированных змеек.

– Подставь ладошку, прелестница… Подарю кое-что, – шепотом подозвал хозяин змей и широко улыбнулся. Подальше от греха, я сжала руки в кулачки и сунула в карманы.

Я точно следовала за лепестками, шарахаясь то от котлов с едким варевом, то от кричащих животных в клетках. Эстер-хазский базар – явно не лучшее место для прогулок воспитанных леди. Это пристанище взрослых магов, нередко экспериментирующих с запретным.

На каком-то из поворотов я поняла, что искать придется не только Олли, но и обратный путь. Если мы не явимся в северную академию до заката, Туше нас обеих прикопает в парижском садике. Между пышных розовых кустов.

Шевеля ногами быстрее, я бросилась влево – за ускользающим потоком белых лепестков. Внезапно путь преградил торгаш в сером пальто до пят, с капюшоном, натянутым по самый кончик носа.

– Пропустите, – потребовала нервно, высматривая за его широкими плечами подругу.

– Куда торопишься, красавица?

– Мне нужно пройти, – строго сообщила я кончику носа. Большего под капюшоном и не разглядеть.

– В этот проход заглядывают или заблудившиеся, или отчаявшиеся, – вкрадчиво пояснил торговец, расстегивая пальто. – Ты из которой категории, малышка?

– Я из категории тех, кому нужно, чтобы вы отошли с дороги, сэр, – попросила вежливо, но твердо, пытаясь представить на моем месте мадам Туше. Хотя сжавшееся сердце заходилось в нервных кульбитах.

– Да что ж ты сразу по всей строгости, маленькая? – карикатурно обиделся «нос». – Я, может, предлагаю тебе изменить судьбу? Пара голден-хазов за любое зелье.

Он распахнул пальто, и я отшатнулась. Что угодно ожидала увидеть, только не кожаный жилет, облепленный разноцветными флаконами.

Ох, богиня, да это черный торговец! Отец говорит, «темной рыночной заразе» нельзя верить. Не стоит даже разговаривать с ним, чтобы не поддаться гипнозу и иному запрещенному воздействию.

– Смотри сюда, хорошая. Вот эта склянка скроет суть у Оракула. Вот эта по-настоящему избавит от звериной половины, – шептал маг, источая едкий аромат зелий на весь проход. – Вот эта очистит кровь до блеска… Даже идентификатор подтвердит! Или, может, юной мисс нужно средство от лунного оборота? Три порции на месяц за пять голден-хазов. Никакой шерсти и воя, и твои друзья ничего не узнают…

– Пустите! – вскрикнула я громче, но ни одна палатка рядом не шелохнулась. А лепестки давно скрылись за поворотом.

– Да что ты кричишь, хорошая? Зелья мои не по нраву? А может, пожертвуешь своей кровушки на новые? – он втянул воздух носом и, не дав отступить, схватил рукой за запястье. – Ты на весь базар пахнешь невинностью. Банк за унцию дает пятнадцать, я дам двадцать пять. По рукам? Все стерильно, даже не сомневайся…

– Совсем ты нюх потерял, – раздалось брезгливое за моим плечом. – Не видишь за капюшоном, кто перед тобой?

Судьба-богиня, да сколько их тут, в черном закутке столичного базара?

– Как же не вижу? Невинное создание, готовое добровольно пожертвовать ингредиенты на наши нужды… А потом, может, и на ваши пожертвует, – я прямо ощутила, как он подмигивает там, в капюшонной темноте. Только не мне, а сообщнику.

Обернулась резко и увидела знакомый оскал.

Перед глазами промелькнула вся жизнь, распланированная матушкой. Несостоявшаяся свадьба, неузнанный жених, не оконченная с отличием «Эншантель», невыученные двадцать три способа очистки серебра… Быть Веронике Честер обескровленной прямо тут, в центре оживленной столицы. Разобранной на ценные жидкости и сожранной газетным чудовищем!

Ноги обмякли, подкосились, взгляд перепуганным мышонком заметался по физиономии хищника. По резким теням, очерчивающим суровое лицо, по сверлам глаз, насмешливо ввинчивающимся в мои дрожащие губы.

– Первокро-о-овочка, – пренебрежительно протянул мужчина, поясняя мысль. – А ты ей что предлагаешь? Средство от блох и лунатизма? Вот этой кукле в блейзере с эмблемой «Эншантели»? Или думаешь, что Мадам берет к себе диких полукровок?

– У нас выгодный обмен, – стушевавшись, поспорил торговец.

Я нервно заозиралась по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Сзади «капюшон», спереди монстр с газетных страниц. Олив не видать, а мадемуазель Филли, возможно, давно улетела с группой в Петербург!

– Точно, – неприязненно бросил маг. – Она тебе флакон ценной жидкости, ты ей пару фальшивых монет. А потом прибегут перепуганные папаша с мамашей, потерявшие свою кровиночку, поднимут вой до небес, и Совет разберет на органы уже тебя…

Кривясь от зубной боли, мужчина двумя пальцами ухватил меня за рукав блейзера, стараясь не касаться кожи. И дернул за ткань, придав ускорения в сторону выхода.

В какую-то из сторон. Богиня, да где тут выход?

– Живо брысь отсюда! – бросил он ободряющее напутствие, и ноги мои ускорились.

Будто даже дорогу вспомнили. И через несколько минут резво вынесли меня к фонарному столбу, у которого стояли Ландра и Монис и что-то попивали из заговоренного дымящегося термоса.

Задыхаясь, я вылетела прямо к подругам, вжалась в фонарь и схватилась за ручку бордового чемодана, как за спасательный трос. Взяла протянутую чашку, сделала несколько жадных глотков, обжигая губы. Пряный «Эстер-Броул» прогрел до пяток за пару секунд, отгоняя морозные щупальца магической столицы.

Сердце, до этой секунды пропускавшее положенные удары, вновь начало биться. Если забыть про унижение, в которое окунул меня маг своим язвительным «первокро-о-овочка», в остальном я была ему даже благодарна. Секунд пять, пока прихлебывала бодрящий взвар трясущимися губами.

Мой прыгающий взгляд нашел старшую мадемуазель и кучку малышек, жмущихся к преподавательнице. Маг, что должен был встретить нас и сопроводить, все не появлялся. Филли ощутимо нервничала. За запотевшими стеклами мельтешили ее бесцветные ресницы. Женщина то снимала очки, собираясь протереть, то, забыв о намерении, возвращала их на нос.

Уши разложило, и оказалось, что Эстер-Хаз продолжает гудеть тысячей голосов. Ревела толпа, выли ездовые твари, горланили зазывалы на рынке.

Здесь предчувствие настоящей весны, уже захлестнувшее Париж, пока не ощущалось. Купол-невидимер вытягивал соки из местности и ее обитателей, промораживал до костей. Чем больше времени мы проводили у фонарного столба, тем сильнее ежились от холода.

– Нашел! – выпрыгнул из-за угла незнакомый джентльмен в мятом светло-сером пиджаке. – Мисс Филли, мы же договаривались встретиться у служебного входа главной аптеки… Я уже час разыскиваю вас по всему Эстер-Хазу!

Мужчина пыхтел, изображая возмущение, но добродушная улыбка перекрывала эффект.

– У служебного? – мадемуазель растерянно поморгала и снова схватилась за очки. – А я решила, что у главного… Так или иначе, профессор Осворт, да будьте вы благословлены богиней Судьбой! Мои курочки совсем окоченели.

Она так расчувствовалась, что чуть не повисла на плечах коренастого мага, чьи светлые короткостриженые волосы были на половину «забелены» золотистой сединой. Обилие мимических морщин подсказывало, что джентльмен неопределенного возраста (около пятидесяти или чуть больше) часто смеется.

– О, я уже благословлен! Судьба ко мне невыносимо щедра, – пробормотал он, смущенно улыбаясь. Поглядел на наши красные носы, сочувственно вздохнул, согрел в ладонях ручку самой младшей ученицы. – Так, думаю, экскурсию можно закруглять…

Я испытала сокрушающее облегчение, узнав, что нас сопровождает не жуткий тип из газет, а вот этот обаятельный месье. Видимо, в Эстер-Хазе клыкастый был по своим делам, никак с парижской делегацией не связанным.

Господин Осворт похлопал себя по карманам, бубня под нос «Да где же они?», а я вспоминала, откуда знаю его имя. Точно ведь знаю! Слышала от родителей.

Хмурясь и мысленно перебирая разговоры с матушкой, я наконец нашла искомое. Несколько фраз, брошенных Аврелией Ланге своей подруге за бокалом сладкой настойки.

«Ах, тот Ромул… Осворт? Лохматый зверь, под боком у которого пригрелась беглянка, позор рода Честер? Нет, с ним наша семья дел не имеет, не беспокойся… Мы ограничиваем детей от дурного влияния».

Я пригляделась к россыпи мимических морщин на добродушном лице. Зверь? Позор рода? Дурное влияние? Мамина характеристика никак не вязалась с приятным джентльменом!

Профессор выудил из бездонных карманов пачку открыток с изображением старинного поместья и сверток с одноразовыми жезлами.

– Все в сборе? – уточнил он, раздавая открытки и тонкие, ломкие палочки нашей стае.

– Моя подруга, мисс Омирсен… – сдавленно начала я, принимая жезл. И почему мы не можем пользоваться своими, именными?

– Я тут! – нырнула мне под руку Олив и невинно улыбнулась, что-то быстро пряча в карман плаща.

Я негромко зарычала на Олли – меня из-за нее чуть не обескровили! – но промолчала. Она ведь просила не ходить следом, и каждый имеет право на маленькие секреты.

Осворт обстоятельно объяснил, как пользоваться открыткой с привязкой телепорта. Добавил, что благодаря одноразовым жезлам наше перемещение не отследят. Зубы стучали, под ребрами застывали льдинки, так что вопросов никто не задавал.

– Итак, по моей команде… – профессор убедился, что вся группа занесла палочки над золотыми штампиками. – Идем!

Массовый вихрь, закрутившийся у столба, сдул капюшоны с нескольких торговцев и повалил одинокую палатку. Но нарушителей покоя уже и след простыл. Притихшая делегация из «Эншантели», подхватив чемоданы, вывалилась на крыльцо Санкт-Петербургской академии.

Шлепаясь друг на друга, вся толпа резво перекочевала на верхнюю ступеньку. Прямо в сугроб, застеливший парадное крыльцо пышным холодным ковром.

Не иллюзорный сугроб, не магический… Настоящий, снежный!

– Шурховы отродья… – проворчал профессор, по колени увязший вместе с нами в холодной белой массе.

– Тут зима? – удивленно пискнула самая младшая, Хлоя.

– Нет, нет, милая… Весна, как и везде. Тут… другая проблема, – вздохнул Осворт, отходя от снежной зоны на сочно-зеленую травку и отряхивая брюки. – Чудовищ полная академия, а страху у студентов нет! Ночью подморозило, но не настолько же…

Похоже, кто-то прознал о визите «курочек из Эншантели» и решил в шутку замариновать делегацию в снегу. Для аппетита и сохранности.

На полях, окружавших академию, трава серебрилась инеем, но дорожки были расчищены и просушены бытовыми чарами. Уж понятно, куда сгоняли изморозь шутники. Прямо на парадное крыльцо, поближе к порогу, включенному в телепортационную сеть!

И да, судя по символу на двери, она прекрасно работала и про карантин не слыхала.

– Как снег на голову… – проворчал знакомый голос, высадившийся чуть правее и потому не угодивший ботинками в снежную кашу.

Газетный монстр презрительно оглядел кучку испуганных девиц. Особо красноречивый взгляд достался Ландре: она оплакивала промокшие туфли настоящими слезами.

– Карповский даже не представляет, во что ввязался! – темные глаза яростно разгорелись, смахнув показную холодность с хищного лица. Спалив ее до черного пепла и обнаружив кипящую начинку.

– О, господин Валенвайд… Боюсь, Андрей Владимирович как раз очень хорошо себе это представляет, – закашлялся в кулак профессор Осворт, оставив мокрые брюки в покое. – И полностью готов к мучениям, связанным с их обучением.

Глава 3. Клыки

Эрик Валенвайд

Шурша мокрыми юбками, стая французских дурочек тащила отяжелевшие чемоданы по парадному фойе. После телепортации бытовые чары слетели с их багажа, а прочесть новую формулу никто из растерявшихся куриц не рискнул. Так и тянули поклажу за ручки, шлепая размокшими туфлями по белому мрамору, разнося по усадьбе Воронцовых визг крошечных колес и собственные усталые стоны.

Раньше эта картинка могла позабавить Эрика, но с некоторых пор он предпочитал другие развлечения. А сегодня вообще все вставало поперек горла. И раздражающее цоканье каблуков лишь подливало магмы в яростный вулкан.

Мышцы на лице хищно дергались, контроль давался с трудом. Еще немного – и Валенвайд при свидетелях оправдает свою кошмарную репутацию зверя, слетевшего с катушек.

Все потому, что сегодня он встретил его. Видел так отчетливо, будто и не было защитного слоя между настоящим упырем и Эриком, замершим у дороги.

Отражающие чары прекрасно справлялись с задачей, зеркала отводили взгляды от любопытной начинки… Но потомственного вампира не обмануть: экипаж с ним еще не поравнялся, а запах гнили уже пробрался в трепещущие ноздри. Отравил сознание жаждой сомкнуть челюсть на одной конкретной толстой шее.

Нестерпимым стало желание заглянуть в холодные, пустые рыбьи глаза, хозяин которых с чего-то возомнил себя властелином увядающего мира. Сглупил, поставив себя на вершину пищевой цепи.

Но Эрик знал, чьи клыки в финале покажут ублюдку истинный расклад.

– Я видел его, – брезгливо сообщил Валенвайд сестре, позволяя Эвер затащить себя вглубь больничного крыла.

Она опасалась, что старший брат, злобно зыркающий глазами, сорвется и обескровит какую-нибудь цокающую малолетку.

– Кого? – Эвер поджала губы, пряча аккуратные клычки, и выкатила на Эрика темно-ореховые глаза с характерной бордовой ноткой.

– Его, – с нажимом прошипел Валенвайд, передергивая плечами. – Проклятье, Эвер, я еле сдержался, чтобы не…

– Тише! – зажала его лицо холодной ладошкой.

Он почти прыгнул. Почти пробил шурхово зеркало. Почти схватил за грудки драного аристократа, что посмел превратить род Валенвайдов в посмешище.

Пережив многих, включая Блэра, Эрик из уважаемой высшей твари превратился… во второй сорт. В занятное чудище, которым можно пугать идиоток из «Эншантели», чтобы те примерно себя вели.

С пьедестала древнего вида вампиров сбросили в грязь, в низшее болото, где уже бултыхались прочие полукровки. И теперь каждая родовитая первокровочка смела воротить свой хорошенький носик, прекрасно зная, что она под защитой Совета. А «высшая зубастая тварь» рождена лишь затем, чтобы ей служить.

– Что ж не бросился? Что ж не разодрал его прямо там, в центре столицы, при сотне свидетелей? – возмущенно запыхтела Эвер, постукивая кулаком по груди магистра. – Что ж не лишил меня брата, что ж не отправился в темницы под Эстер-Хазом? Там как раз клетки пустуют! Уверена, тебе понравится сидеть на цепи…

Привязанности дурно влияли на сестру. Долгая жизнь ее, похоже, так и не научила думать лишь о себе. После череды предательств Эвер продолжала доверять этим… этим. Даже умудрилась выйти замуж. Зачем-то. Отчего ее мозги окончательно размякли.

– Отвлекся… на одно бледное недоразумение, – бросил Валенвайд, кривясь в неприязни. Парадное фойе наполнялось запахами дамских духов, и голову разносило в клочья.

Он предпочитал ароматы страха и чистой кожи, а это парфюмерное безумие прикончит тонкое вампирское обоняние за пару вечеров.

И все же «милые куклы» за цветочным дурманом пахли невинностью и испугом. Это прояснилось стремительно, когда барышни принялись взбираться по мраморной лестнице на второй этаж. Молодняк поселили на первом, а вот старших отправили выше.

– И прекращай скалиться на новых студенток, – строго шикнула Эвер, с некоторых пор носившая фамилию Кесслер.

– На кого? Ах, на этих… Пополнение рациона? Витаминный весенний комплекс? – едко протянул Эрик. – Ректору пойдет на пользу.

– А тебе?

– А я в этом бреде не участвую.

– Ну конечно!

– Карповский сам заварил кашу, пускай князь ее и выскребает потом из всех углов… Я не для того передал ректору информацию по «Эншантели», чтобы потом за это же страдать, – проворчал холодно, пытаясь хоть тоном заглушить пожар под ребрами.

Мгновение – и Эрик мог решить проблему за один укус. Никакие бы защитные экраны не спасли того, кто прятался в экипаже, сливаясь с чужими отражениями.

Это все дрожащая нижняя губа. Все она! Он только пасть открыл, а девица побелела аж до обморока. Две жертвы – явный перебор. Эрик еще от прошлого скандала не отмылся.

– Я подглядела твои часы, – Эвер принялась внимательно изучать мраморные узоры на полу. – Ректор поставил тебе «Вводный курс истории магического сообщества» для наших гостий… в рамках обмена опытом…

– С нашими совершеннолетними гостьями, Эвер, я согласен только на обмен жидкостями, – он навис над красноволосой сестрицей. – Желательно ценными. Или как повезет.

– Эрик!

Да большинство рафинированных эншантелевских барышень падают в обморок от вида вервольфа в обороте! От оскала вампира их хлипкие душеньки сами отрываются от тел и устремляются в небеса. Матушки с молоком передали им страх и покорность. Это шурхова генетика, которую не изменить.

Проку от таких? Только аппетит утолить, и то – сомнительно.

– Ты намерена настаивать? – уточнил устало.

День выдался отменно дрянным, а теперь еще чертово цоканье… Девицы давно поднялись, а в ушах до сих пор звенело и лязгало.

– Ты числишься тут преподавателем.

– Я и преподаю, – заверил ее с хриплой угрозой. – Кому угодно, но не этим. Прости, Эвер, я не силен в очистке серебра и в конфитюрах из чеснока… Думаю, это что-то семейное.

– Очень смешно! – без улыбки прорычала Эвер.

– А мне показалось забавным…

– Андрей Владимирович взял тебя на эту должность. Когда никто не брал. Когда все нос воротили, цитируя дрянь из «Трибьюн»!

Ноздри сестрицы раздулись, скулы заострились, радужки налились багровым, наконец выдав хищную половину. Слава Судьбе, даже брак с первокровкой не очеловечил ее до конца.

– Просто князю нужно еще одно чудовище. Пугать трусливых малолеток, – оскалился вампир.

– Вот и пугай. Отрабатывай кров. Академия поддерживала нас и раньше – меня, деда, когда возродился Блэр и начались волнения… Эти люди нам не враги.

– Эти люди нам никто. Как и все прочие, – рыкнул зло на сестру, оттесняя хрупкое девичье тело под лестницу. – Где были они, когда Блэр тянул «ценную жидкость» из твоей шеи? Когда Совет ставил на тебе печати запрета? Когда пресса обзывала спятившей дикой тварью и ограничивала контакты?

Ее передернуло: брат попал в уязвимое местечко. В обиженную гордость. Но его ярость не стихла, лишь закипела ярче, добившись желаемого.

Ладно, к троллям. Эрик был виноват не меньше прочих: это его не оказалось рядом, когда сестре понадобилась помощь. А она не могла о ней даже попросить, связанная печатью тишины.

Забившись в свою личную тьму и сбежав в горы, он оборвал с семьей все контакты. Если бы находился рядом, наверняка бы почувствовал дух Блэра, застрявший в тогдашнем приятеле сестры! Эрик слишком хорошо знал Августуса, чтобы не приметить удушающий аромат его высшей капли.

Будь брат рядом, Эвер* не пришлось бы испытать всю ту боль и унижения, в которые ее окунуло магическое сообщество. Но раз он зол на себя, то имеет полное право злиться на остальных.

– Эрик…

– И я не помню, чтобы просил кров. Если бы не твое с Аароном кудахтанье, я бы и сейчас жил там, где раньше!

Там хотя бы было спокойно. С возвращением Валенвайда в город со дна поднялось слишком много мути.

– В берлоге в горах? Напомни, ты ее с кем делил? – вскрикнула Эвер, громко притопнув ногой. – С троллем?

– Идеальная компания, – прошипел, наклоняясь к вздернутому белокожему носу.

Диета ей явно не идет на пользу. Дед давно перешел на выброженный виноградный сок и стейки слабой прожарки, но молодой девушке нужно питаться нормально. Ей и сотни еще нет!

– Фрид говорит, что тебе пора вылезать из кокона. Ты слишком… нелюдим.

– Это… не от большой любви к людям, Эвер, – убежденно покивал Эрик, ощущая, как ком тошноты подкатывает к горлу.

Привычка сестры цитировать мужа-зануду отдавалась в челюсти зубной болью.

– Среди них попадаются и неплохие…

– Богиня, я надеюсь, на вкус? – голодно зыркнул он на глупышку, по неопытности вляпавшуюся в брачные цепи.

Того и гляди, они с Кесслером решат род продолжить, наплодив новых полукровок. Которым потом в этом дрянном мире – с увядающей магией и неадекватными законотворцами – еще как-то выживать.

Эрик резко развернулся, решив, что идиотских бесед с него на сегодня достаточно. Поднялся по лестнице, притормозил на втором пролете, с непримиримой, лютой неприязнью оглядев шеренгу хрупких девушек. Они уже забрались на нужный этаж и теперь переводили дух в обнимку с чемоданами. Взмокшие и растерянные.

Куклы. Пустые игрушки для прыщавых лордов, заимевших высокое самомнение от льстивого кудахтанья богатых папочек и мамочек…

Вышколенные, безмозглые, не умеющие давать отпор. Кого-то из них сломают в первую же брачную ночь, с кем-то поиграют подольше. Чему их учить? Зачем? Это расходный материал для укрепления связей между первокровными родами.

Чего Эрик не понимал, так это почему Карповский рискует всем, чтобы спасти дюжину куриц, которые вскоре и так пойдут в ощип?

Найдя в стае ту самую, что выпячивала на него дрожащую губу и бледной сероглазой тенью отражалась в зеркальной глади, Эрик угрожающе оскалился. С красноречивым аппетитом провел языком по заостренным клыкам. Видит Судьба, сегодня он в отличной форме.

Карповский хотел чудовище? Прекрасно. Ректор получит своего монстра.

__________

* История Эвер Валенвайд подробнее описана в трилогии «Чудовищный секрет Авроры». (прим. автора)

***

Вероника Честер

Нас с малышками разделили: их оставили на первом этаже, а старшим девушкам выделили две спальни на втором. Зеленоглазая леди, руководившая размещением, сказала, что и сама не знает, надолго ли мы здесь. Она собрала табели успеваемости, показала дамскую душевую, объяснила, как найти трапезный зал… И ушла, помахивая в воздухе гривой темных волос.

Монис первой застолбила кровать у окна, Ландра с вымученным стоном рухнула на ту, что ближе к двери. Мы с Олив заняли две койки посередине.

– Он скалился на тебя, – осторожно подметила Олли, решив, видно, что я недостаточно сильно дрожу и нуждаюсь в напоминании.

– Я заметила, – пробубнила ровно, ловя в кулак выпрыгивающее сердце. Куда оно вечно норовит убежать?

Теперь-то я точно знала, чья клыкастая физиономия сменит на посту мои фирменные кошмары. Тут даже никакой «бурной фантазии» не нужно. За три встречи я хищное лицо магистра Валенвайда в мельчайших деталях запомнила. А если вдруг забуду – у Олив при себе есть номер «Трибьюн».

– Это из-за юбки… Точно из-за нее… Зачем надела бордовую? – отрешенно глядя в потолок, протянула Ландра.

– Синяя не успела высохнуть, – я поморщилась в зеркальную дверцу шкафа.

Ничего притягательного в моем образе не было: обычный серый блейзер с эмблемой «Эншантели», белая блузка, темно-красная юбка до щиколоток и сбившийся от бега тонкий бордовый шейный платок. К тому же, измотанная телепортами и покорением мраморной лестницы, я была запредельно бледной. Местами даже зеленоватой.

По мне так бледность – она бледность и есть, не знаю, что в ней аристократического. Мы с ней давно в приятельницах. Каждое утро под глаза ложатся тени, кожа приобретает сероватый оттенок. За последние полгода я истончилась, как крыло стрекозы. Просвечивать стала! В массе раскрасневшихся учениц вампир меня вообще не должен был приметить.

– Хищников привлекают не цвета, а слабость, – пояснила Монис, намекая, что все мы будем легкой добычей для местных монстров. Каких, по заверениям Осворта, в академии хватает.

Выбрав себе секцию в шкафу, я принялась распаковывать чемодан. Разгладила жезлом мятые платья, развесила на невидимые «плечики». На тумбочку кинула учебник мадам Туше, рядом выставила крошечный кристаллический росток в защитном стеклянном шаре. Зачет по «Извлечению сущностей» все равно сдавать, а прошлый цветок я разбила. Придется тратить энергию и выращивать новый.

«Как радовать супруга. Вот все, о чем пристойно думать молодой жене», – вспомнилась недавняя лекция мадемуазель Филли. Сама она, кстати, была не замужем.

Радовать… Интересно, у моего жениха много фамильного серебра? Мне точно пригодятся все двадцать три способа очистки? Или хватит парочки самых убойных, от которых исчезнет не только грязь, но и добрая половина столовых приборов?

– Правда думаешь, что мы скоро вернемся в «Эншантель», Веро? – хмыкнула Монис, распуская лисий хвост и косясь на мою захламленную тумбочку. – Забудь ты уже про извлечение. И про серебро. Тут нас ждут другие… испытания.

Одно «испытание» как раз полчаса назад скалило на меня клыки…

Взгляд зацепился за газету, валявшуюся на кровати Олив, и я бегло пробежалась по первым абзацам. Свои кошмары надо знать в лицо.

Заголовок статьи намекал на постыдные тайны прошлого, которые вампир успел позабыть. Дальше упоминалось, что скандальный полукровка с кровавым аппетитом получил должность в учебном заведении. А ректор делает вид, что не в курсе, в чем Верховный Совет подозревает Эрика Валенвайда.

Дальше магесса-журналистка рассыпалась в риторических вопросах, ничего не утверждая, но умело сея зерно сомнений в душах читателей.

«Где он шлялся, когда была великая война с Темным воинством? Куда сбежал после? Кто станет прятаться, если ни в чем не замешан? И могут ли слухи о давней дружбе Эрика Валенвайда и Августуса Блэра оказаться правдой?

Свидетели возрождения Темного принца (во всяком случае, те из них, кто остался в своем уме после ментальной встряски) утверждали, что дух Блэра был невероятно крепок. А дар – силен. Никто не мог противостоять его воле.

Мы знаем, что и раньше, до первой смерти, Принц не брезговал «ценными жидкостями». И нам известно, что ничто так не укрепляет дар и дух, как кровь потомственного вампира… Возможно ли, что давний друг, обрадовавшись возрождению высшего мага, снабжал его добровольно? А потом, поджав хвост и оценив количество жертв той войны, сбежал в кусты Румынских дебрей?

Напомним, что и его сестра Эвер Валенвайд (в замужестве Кесслер) была судима. Оставив жуткие подробности того громкого дела, отметим лишь, что оно касалось жестокого нападения на человека. На мага. Средь бела дня и в присутствии свидетелей!

Зато сейчас Эрик Валенвайд вернулся и примерил образ добропорядочного гражданина. Даже сеет «вечное» в Санкт-Петербургской академии магии, рассказывая юным впечатлительным умам о добре и зле».

Хмыкнув в кулак, я резко отбросила «Трибьюн» жуткой физиономией вниз. Клыками в подушку.

Измятую в сотне мест газетку давно пора было выкинуть, но Олив держалась за нее, как за сокровище. В «Эншантель» нелегко было протащить прессу, как не попадали туда и почтовые морфы, и представители мужского пола. От всего этого директриса ожидала большой беды и размягчения ума.

Однако все три «зла» временами умудрялись прорваться через оборону мадам Туше, и свежий номер «Трибьюн» – один из удачно выживших экземпляров. Потому Олли его так истово берегла.

Во всей странной истории, закрутившейся сегодняшним утром, радовало одно. В наши «маленькие кукольные умы» господин вампир ничего сеять не будет. Ни доброго, ни вечного. Он ясно дал понять, что это выше его клыкастого достоинства.

Глава 4. Вечное

Нам дали пару часов, чтобы отдохнуть с дороги, посетовать на Судьбу и переодеться в свежие форменные платья. Я слабо верила в вампирскую тягу к бордовым оттенкам… Однако потратила уйму времени и чар, чтобы высушить и выгладить синюю юбку, пострадавшую утром на «Извлечении».

Едва последняя минута свободного времени истекла, нам в носы одновременно прилетели теле-маго-граммы, приглашающие в аудиторию «Теории и истории». Она располагалась чуть дальше по этажу. Мы попрятали жезлы в карманы, взяли письменные принадлежности и, объединившись с четырьмя другими девушками из соседней спальни, отправились искать кабинет.

Грудь грело надеждой. Раз «обмен опытом» проходит в столь интенсивном темпе, есть шанс, что Монис ошиблась. И мы тут ненадолго.

Мимо наших ног белым ручейком проскользило пушистое существо, Ландра вскрикнула, Олив задорно рассмеялась.

– Ой! Это же сабер… – удивилась подруга, пытаясь ухватить беглеца за упитанный бок.

Но тот умело выскользнул из ее рук, залихватски чихнул и деловито посеменил дальше. Задом он вилял так, как не всякая леди сможет.

– Думаю, это самочка, – согласилась с моими мыслями Монис, провожая глазами белоснежное создание, чем-то напоминающее песца.

Еще несколько раз чихнув, существо скрылось за дверцей шкафа. А минуту спустя оттуда вынырнула белокурая девушка-альбиноска в бледно-розовом костюме. Вытирая платком раскрасневшийся нос, она нашла нас глазами и поманила пальцем за собой.

– Апчхи! – сообщила она в первую очередь. – Меня зовут Снежка, я ваш проводник на сегодня. Подтягивайтесь, подтягивайтесь. Так, ждем младших… и идем… Письменные все захватили?

Мы ошарашенно покивали. Ни разу не видела метамага вживую! Да еще красноносого, сопливого и чихающего из-за собственной шерсти.

– Пч-чххи-и! Шурхова аллергия, – шмыгнула она носом, подманивая к себе оставшихся учениц. – Сюда…

Собрав всю эншантелевскую группу, Снежка деловито сгребла всех в кучку и, действуя как опытный загонщик, затолкала нас в просторную аудиторию.

Кафедра магистра пустовала, зато за столами вальяжно сидели другие студенты. Человек пятнадцать, десять из которых – мужского пола.

Ландра закатила глаза, изображая скорую потерю чувств, Олив раскраснелась. Мы будем слушать лекцию… вместе?!

В «Эншантели» учились только девушки. И преподавали там только девушки, и стряпали только девушки, и сад подстригали, и дорожки чистили… Словом, мужчины там присутствовали только в виде портретов уважаемых попечителей на стенах библиотеки! Даже личных морфов пускали внутрь с условием, что те – женского пола.

А в Санкт-Петербургской академии у меня в первую же минуту случилась передозировка мужским обществом. Вся эта легкая небритость на щеках, дерзкие ухмылки, острые взгляды, пропарывающие наши блузки, рельефные плечи, выдающие боевых магов… Богиня-Судьба, зачем им теория с историей?

– После такого мадам Туше нас вообще проклянет и на порог не пустит, – прошептала Олив, во все глаза рассматривая ребят.

Сгорая под заинтересованными взглядами, мы протиснулись за боковой стол и чинно уселись. Расправили плечи, проверили пуговки на блузках. Кожу кололо, чесало, пропарывало сотней глаз. Будто на нас вовсе одежды не было!

Зато «Эрика Валенвайда» было слишком много. Его имя стелилось плотным ковром у ног, взмывало легким шепотом кверху, змейками струилось по пальцам. Вбиралось под кожу – догадками, сплетнями, смущенным хихиканьем.

Аудитория жужжала, точно потревоженный улей, двумя десятками голосов. И у всех на языке было только одно имя: «Эрик… Эрик… Эрик…» Будто он был кем-то вроде маг-рок-звезды сегодняшнего дня.

Похоже, у меня началась паранойя. Слуховые галлюцинации или вроде того. Не могли же все вокруг обсуждать это чудище? И позади нас, и сбоку… Даже малышки на первом ряду!

Либо мне мерещилось на нервной почве, в силу мнительности и слишком живого воображения. Либо Валенвайд напугал не только меня, и вся академия успела прочитать свежий «Трибьюн».

За моей спиной две старшекурсницы из Парижа обсуждали магистра вполголоса. Я почесала лоб, стерла испарину с висков, свесила нос до самой столешницы и прислушалась. Меня не должно было волновать это имя, но тело своевольно вздрагивало всякий раз, когда слово «Валенвайд» достигало ушей.

– Моя матушка говорит, что он не просто снабжал Принца вампирской кровью, но и помог провести какой-то ритуал… дарующий бессмертие… – шептала та, что за левой лопаткой. – А после пробуждения Блэра присягнул ему на верность. Без всякого внушения. Вампиры почти не поддаются ментальному воздействию.

– Ой, ну да-а-а… Вот только бессмертный-таки по-о-омер, – высокомерно тянула та, что за правой. – А про этого Эрика я в первый раз слышу.

– Потому что он сделал все, чтобы о нем забыли, – важно поясняла первая. – Плевать ему на других полукровок. Матушка говорит, что такому нельзя доверять. Вампиров волнует только собственная шкура. И покой.

– Вот и упокоился бы где-нибудь, подальше от наших глаз, – прошептала вторая. – Когда вижу эти клыки, у меня все нервные клетки в обморок падают…

Но ее чувствительные нервные клетки, как и мои, ректора академии не волновали. Потому что в аудиторию величаво внес себя шурхов Валенвайд и с хищным прищуром застыл у кафедры.

– Ужин приехал? Своевременно… Я как раз проголодался, – с холодной полуулыбкой бросил магистр и недовольно осмотрел наши пустые столы. Пробирающим взглядом намекая, что первой сожрет ту, которая замешкается больше прочих.

Мы резко встали и распрямили спины, как несколько лет учила мадам Туше. Одновременно присели в неглубоком уважительном реверансе, вернулись на стулья и расправили юбки.

Как по команде достали дамские жезлы и положили справа от себя, блокноты с письменными принадлежностями – слева, а руки устроили на коленях. Уставились на преподавателя с вежливым интересом, готовые покорно внимать. Вбирать в себя все, что он решит посеять.

Все это мы делали на автомате, словно внутри кто-то повернул ключик и завел игрушечный механизм. Трудно противиться привычке, когда каждый твой день похож на предыдущий. И на все следующие. Разве что сегодня сердце бухало особенно громко – казалось, его отчетливо слышно сквозь шорохи юбок и отрывистый гул каблуков.

«Истинные леди сочетают в себе изящество и робость, покорность и достоинство. Они послушны и учтивы вне зависимости от настроения. В грации, деликатности и скромности – их скрытая сила», – бубнила в уши мадам Туше, как заведенная.

От нашего обычного приветствия в воздух кабинета ворвался вихрь цветочных ароматов, парфюмерные чары соскользнули с юбок и кожи… И, судя по наморщенному носу, достигли обоняния магистра.

Раздраженно шипя непристойности, Валенвайд резко распахнул окно.

– Вы закончили свои брачные танцы? – уточнил он издевательски и, послушав тишину, добавил. – Тогда я начну.

Повинуясь внутреннему порыву быть безропотной и послушной, я придвинула к себе блокнот. Как и все мои соседки.

– Раньше эту дисциплину преподавал мой дед, но он сообщил всем, что устал… и ему поверили, – фыркнул магистр, почесывая указательным пальцем широкую темную бровь. – Он бы непременно рассказал вам, что на вкус кровь дестинов, чье происхождение считалось черным, и аристократов с королевской каплей… Да-да, тех, что ведут род от самой Евы-Прародительницы… Так вот, что на вкус их кровь идентична.

Вампир лениво облизнул губы, заставляя чувствовать меня вовсе не милой, покорной леди, а чьим-то сегодняшним ужином. Каким-то из первых блюд.

– Но что Артемиус в этом понимает? – темные глаза дерзко сверкнули, обернувшись двумя всасывающими омутами.

Кафедра под его локтем горько всхлипнула, и Валенвайд направился вперед по проходу.

– Серьезно, я бы не стал доверять мнению «эксперта», променявшего сладкий нектар, текущий в венах невинных созданий, на виноградный сок и говяжью вырезку, – он остановился у нашего стола, опустил взгляд на мое лицо, очертил воображаемой линией подбородок. – Не в ваших, конечно, венах, а кого-то менее бледного… – протянул руку и фамильярно сжал щеки ладонью. – Мисс…?

– Чес-ш-штер, – прошипела я, с ужасом осознав, что его жаркие пальцы действительно вминаются в мою челюсть. И это ни разу не видение.

Богиня-Судьба! Ко мне никогда не прикасались мужчины. Никто, кроме отца, двух братьев и того столичного целителя, которого однажды вызвали в «Эншантель» из-за очередного обморока. Разве что на почте однажды морф-почтовик случайно задел мохнатым плечом. И бесстыдный черный торгаш на рынке поймал за запястье.

В Париже у нас не было никаких спаррингов, никаких физических контактов, никаких обменов опытом с «сильным полом». Все прикосновения, которые я знала, – это шутливые тычки от Эмиля, неприятная целительская диагностика и пара неловких объятий от нетрезвого папеньки, заключившего важный контракт.

Там, на базаре, когда Валенвайд брезгливо дернул меня за манжету, я даже испытала прилив благодарности (пусть и граничащей с унижением). Я чужая невеста, воспитанница «Эншантели»… и трогать меня может только будущий супруг.

Но такая мелочь ничуть не волновала жесткие пальцы, в эту минуту бесцеремонно вминающиеся в бледную кожу.

– Правда? Честеры еще существуют? – в густом, пропесоченном хрипе сквозило искреннее удивление. – Я думал, ваш род давно сам себя уничтожил…

Я промолчала, ошеломленно потирая щеки, выпущенные наконец на свободу. Если когда-то в этом мужчине и имелись манеры, то это было очень-очень давно. До его тесного знакомства с грубыми горными троллями.

Кто знает, как там было на самом деле? Может, отец решил, что только старшие сыновья достойны носить графскую фамилию Ланге. Может, мать убедила его, что девицу Честер легче будет выгодно пристроить. А может, они вспомнили о старых традициях.

Раньше у Честеров рождались в основном девушки, почти все они прикреплялись к древу супругов и утрачивали титул. Поэтому законы Эстер-Хаза позволяли вписывать дочерей в материнскую книгу – ради сохранения древних фамилий, ведущих начало от самой Евы.

Так или иначе, я являлась последней Честер этого мира.

– Это не ваши родственники имеют привычку сходить с ума? – насмешливо уточнил вампир, и я нервно схватилась за дамский жезл.

Не то чтобы я планировала отбиваться или наказывать Валенвайда за оскорбление. Просто с гладким деревом в пальцах мне было комфортнее.

Сейчас мой похолодевший затылок обжигало двумя десятками взглядов. Я покраснела в тон шейному платку, кровь прилила к щекам. Судя по расширившимся зрачкам Валенвайда, это не осталось незамеченным и меня мысленно вписали в меню под первым номером.

Судьба-богиня, надеюсь, завтра мы уже уберемся из северной академии! Я готова за ночь выучить все способы очистки серебра, лишь бы мадам Туше призвала нас обратно. В знакомые, чистые, светлые коридоры «Эншантели», щедро залитые сиянием хрустальных люстр.

– Честеры… Этот трусливый род, выродившийся до забвения… – возведя глаза к потолку, вещал вампир. – Сколько поколений пустышек и слабаков! А почему? Потому что они испугались. Заковали каплю, изничтожили величайший дар, лишь бы тот не служил «злу»… Результат налицо. Точнее, на лице. На вашем, куколка. Несколько поколений чахлых первокровок, не способных в пальцах палочку удержать.

Часто моргая, я сжала жезл сильнее, и из наконечника потекли тонкие струйки чар. Кажется, на нервной почве я призвала крошечного полирующего «духа», и тот принялся старательно елозить по столешнице, оставляя после себя ослепительный блеск.

«Смирение и вежливость. Леди должна быть сдержанной. Вне зависимости от ситуации», – сухо бубнила Туше мне прямо в мозг. Глубоко же она зарылась!

– И вы мне не возразите? – хрипло уточнил вампир, разочарованно поглядывая на сбившийся шейный платок.

Я строго зыркнула на сияющий сгусток, активно ползающий по столу, заставляя прекратить полирующую деятельность. Набрала воздуха в грудь и… продолжила смотреть в блокнот.

Да как тут возразить? Валенвайд ни в чем не ошибся: каждый второй Честер рождался эмпом, пустышкой. Каждый третий имел слабую каплю, подверженную хворям и паразитам. Каждый четвертый сходил с ума из-за отголосков сломанного дара.

Я и сама готова была спятить прямо тут, ощущая, как меня мысленно пробуют на зуб. И сладко причмокивают.

Но если мои предки приняли такое решение и отказались от дара, значит, у них была на то причина? Достаточно веская, чтобы испортить жизнь следующим поколениям?

– А вы разве не затем отсиживались в скалах, сэр? – прошептала, рассматривая серебряный наконечник жезла. – Чтобы не служить Великому Злу?

Допустим, я давала ему шанс обелить свое имя здесь и сейчас, в рамках тесной, но очень заинтересованной компании. Тролль побери, нас всех волновал этот вопрос! Ну… или у меня паранойя.

– Вы как-то неправильно поняли сегодняшний «Трибьюн», куколка, – раздосадованно протянул вампир. – Вас что же, в «Эншантели» и читать не учат? Там написано, что поколениями вампиры были при власти. И дарили свою кровь высшим магам добровольно, не деля тех на зло и добро. Тот, кто соглашался с идеями Блэра и разделял его опасения, считал за честь поддержать дух и дар Темного принца толикой «ценной жидкости».

– И вы? – вырвалось из моего рта, напрочь забывшего, что леди не положено задавать вопросы.

Тем более такие бесцеремонные, свидетельствующие о живом интересе к… другому мужчине. Не к мужу, не к брату, не к отцу, не к жениху. Счастье, что мадам не слышит!

– А вы давно заделались журналистом «свободной прессы»? – коварно ухмыльнулся магистр, ничего на мой вопрос не ответив. – Поговорим лучше о полукровках. Их жидкости куда интереснее… и дороже.

***

Следующий час Валенвайд достаточно любопытно рассказывал о причинах, породивших такое количество полукровок. Вервольфов, вампиров, дриад… Половинчатых существ, пришедших на смену высшим магам и древним магическим расам.

Как и драконы, кентавры и ихтиоподы, истинные вампиры и оборотни давно вымерли. Угасающий фон мира не подходил им для комфортного существования. Появление полукровок позволило сохранить виды (пусть и не в первозданной форме): в соединении с магической каплей древняя кровь могла выжить.

Порой полукровки были результатом порочной связи, порой – стечения обстоятельств… Когда сильный маг, раненый или укушенный древним созданием, перенимал часть свойств последнего. И по-своему мутировал, объединяя в потомстве дикую кровь и первую каплю.

– Соединение «королевской» крови, крепкого дара и сущности древней твари порождало магические мутации, – под диктовку наговаривал Валенвайд, грозно зыркая на каждого, кто смел поднять голову от блокнота. – Потомство сохраняло способности обоих видов, что значительно увеличивало шансы на выживание. Но одновременно с тем – уменьшало.

Ему явно нравился чужой страх, этому высокомерному полукровке, памятником стоящему в окружении юных аристократок.

Внезапно его дыхание послышалось совсем рядом, у правого плеча.

– Так что именно уменьшило их шансы на выживание, вы знаете? – он развернул к себе мою соседку. – Мисс?..

– Омирсен, – просипела Олив и отрицательно помотала головой, заодно вырывая из захвата острый подбородок.

– Не знаете, что сгубило полукровок? Обидно. Так и быть, расскажу, – завел он угрожающим шепотом. – Как и в случае других разумных рас (я сейчас говорю о ламбикурах, русалках, морфах), части их тел невероятно полезны.

Вампир оттолкнулся от спинки моего стула и пошел нависать над соседним столиком.

– Кровь, волосы, когти, клыки, слюна, шерсть… – гневно шипел Валенвайд, сверкая бордовыми радужками в паре метров от меня. – Могут укрепить дух, могут поднять из могилы, могут усилить дар, могут увеличить силу зелья десятикратно… Так в чем подвох, мисс Честер?

– Все это считается ценными… «ингредиентами», сэр, – выдохнула я, пытаясь не отводить от него взгляд.

Мышцы крутило желанием отвернуться, шея аж хрустела, я еле сдерживалась.

– Они не ценные, они бесценные. И наше гуманное, разумное магическое сообщество вынуждено бороться с жесточайшим соблазном, – вампир выпрямился, горделиво расправил плечи и ушел к кафедре. – С зудящими в тупых головах идеями: как бы так обстряпать дело, чтобы все это сокровище присвоить. Ведь магия мира угасает, а аристократы очень хотят жить подольше…

Тон его становился все более жестким, будто Валенвайд вываливал личное, наболевшее. Вскрывал давно нарывающую рану без особой надежды на излечение.

– А для этого надо набить банковские хранилища самыми ценными жидкостями. Но, конечно же, на законных основаниях, – хрипел он, тяжело облокотившись на деревянный постамент. – Ведь если русалку можно запихнуть в частный аквариум и по нужде срывать с нее чешуйки, то с крепким магом, гражданином Эстер-Хаза, носителем капли так легко не получится, верно?

– Что-то к финалу лекции стало много отсебятины, – промычала в губу Олив, пихая меня локотком. – Спорим, этого нет в учебниках?

Хриплая речь Валенвайда вибрировала внутри, задевая тонкие душевные струны. От каждого слова, грозно вбитого в воздух, накатывала тошнота. Гудели виски. Мне все сильнее дурнело, кислорода не хватало, но я бы не осмелилась встать и отпроситься на воздух.

– Впрочем, есть и минусы у половинчатых «мутаций». Нездоровый аппетит, вспыльчивость, шерсть, зеленая кожа, клыки, проблемы с самоконтролем… Временами, знаете ли, древняя тварь так и просится наружу, – договорил он вкрадчиво, оскалился и опасно клацнул зубами. – И может больно укусить за чувствительное местечко. Верховному Совету, издающему все новые законы, стоило бы об этом помнить.

Валенвайд с треском закрыл окно, отрезав от кабинета умиротворяющие звуки природы. Прошелся по аудитории и отворил входную дверь.

– Идеи Вяземского проросли в гнилых сердцах аристократов. От них смердит так, что «слышно» с другого конца столицы, – договорил магистр уже в проеме, решив первым покинуть кабинет. – Как всякие сорняки, их следует вырвать с корнем… чтобы не засорять магическую экологию.

Глава 5. Дочь

Побросав жезлы и блокноты в ученические сумки, мы тоже поспешили покинуть душную аудиторию. Воздух в ней стал таким тяжелым, что прямо непригодным для жизни.

Юноши с боевого галдящей толпой понеслись в тренажерный зал, а мои подруги послушно потянулись за чихающей сабершей, виляющей белым задом. Снежка предпочла облик белого песца, решив, что мы уже запомнили, как выглядит проводник.

Навстречу растянувшейся процессии шла группа преподавателей – темноволосый мужчина в строгом черном костюме, зеленоглазая «распорядительница спален», грациозная блондинка в травянистом платье и пожилая леди-аристократка с гордо задранным подбородком и седым пучком. Последняя показалась мне знакомой.

Степенная дама держала в руках список прибывших, зачитывала имена, получала ответные кивки и ставила галочки. О чем-то переговаривалась с блондинкой в зеленом. До меня долетело: «Вроде бы все… Было бы обидно кого-то потерять в полете».

Приветственно кивая делегации, мужчина в черном докатился цепким взглядом до меня… и вдруг резко поморщился. Так, будто этого высокого элегантного мага огрели ударом в живот и он из последних сил сдерживается, чтобы не согнуться пополам. Ускорив шаг, мужчина оторвался от группы и скрылся за поворотом.

– Веро? Идем? – поторопила Монис, но я помотала головой. Мне нужна была пауза.

– Я сейчас, – растерянно привалилась к стене. Внутренности в кипящий кисель развезло.

Я догадывалась, конечно, что прием в Петербурге будет не самым радушным. Да и про ректора слышала достаточно, чтобы опознать «жуткого князя Карповского» в строгом, решительном джентльмене. Но не могла понять, чем вызвана его резкая неприязнь.

Придирчиво оглядев себя и даже понюхав там, куда дотянулся нос, я пришла к выводу, что ничего отталкивающего во мне нет. Юбка не мятая, запах вполне свежий, волосы аккуратно собраны в хвост.

Пропустив группу вперед, степенная дама задержалась возле меня. Задумчиво поковыряла пуговицу на воротнике-стойке, поджала губы.

– Я дурно пахну? – шепотом уточнила у нее, когда коридор опустел.

– Пахнете вы прелестно. Очень уловим фирменный цветочный флер «Эншантели», – она позволила уголкам тонких губ чуть-чуть подняться.

«Леди может задать вопрос другой леди, оказавшись наедине», – вторгся в мысли очередной завет мадам. И я на всякий случай еще раз проверила коридор на предмет безлюдности.

– Тогда что не так? – спросила у нее с мольбой в глазах. – Ректор будто кислого слизняка проглотил.

Ощущение было настолько паршивым, словно меня одним взглядом сравнили с улиткой, утратившей домик и размазавшейся слизью по чьему-то чистенькому крыльцу.

– Не берите в голову. Не всякому легко дается встреча с призраками, мисс Честер. Мне и самой, признаюсь, немного не по себе от вашего сходства, – дама пожала плечами, сверяясь со списком и ставя галочку. – Точно, вот она вы, «Вероника». То, что вас не прикрепили к роду отца, в нынешней ситуации скорее преимущество.

Пошатнувшись, я вжалась потной ладошкой в стену. Дурнота никуда не ушла, выходит, дело было не в спертом воздухе кабинета «Теории и истории». Только бы не упасть!

Если я правильно поняла, пожилая леди узнала мое имя до того, как заглянула в бланк.

– О, не удивляйтесь так сильно, ваши глаза уже на лице не умещаются, – она помахала на меня листом, пытаясь сдуть изумление. – Порода Честеров очень узнаваема: серые глаза, крупные черты… Я имела честь знать всех трех сестер. Вы очень похожи на обеих тетушек, есть что-то неуловимое и от Мелиссы, и от Эмилии… Но больше все-таки от Эми. А вот Аврелии я совсем не вижу. И это тоже, пожалуй, преимущество.

Имена двух маминых сестер разлились в душе теплым ручейком. В семье про них особо не говорили и портретов их не держали. Но я все равно испытывала к ним необъяснимую симпатию: как-никак, родственницы.

Матушку бы это задело, но я тайно радовалась, что мне не передались ее тонкие, вечно поджатые губы. И такой высокий лоб, что линия роста волос начинается чуть не на макушке.

Выходит, я кого-то напомнила господину ректору? Что ж… «призраком» быть не так обидно, как слизью, испачкавшей парадное крыльцо.

Я благодарно улыбнулась успокоившей меня леди и вдруг отчетливо ее вспомнила. Ксения Игоревна, из рода Карамзиных! Она приезжала пару лет назад в «Эншантель», чтобы отдать дань почившей мадам Буше, своей давней приятельнице.

Гуляла по розовому саду и сетовала, что на «фабрике милых кукол» мало что изменилось. Но радовалась, что старшекурсницам добавили практики и полезных дисциплин.

Помимо кулинарии и уборки мы теперь изучали свойства трав и варку снадобий. С некоторых пор опытная воспитанница «Эншантели» может приготовить не только наваристый суп, но и убойный яд. А у неопытной и суп будет отравой.

– Пойдемте, я представлю вас дальней родне, – любезно предложила леди, поправляя тугой пучок на макушке. – Они наверняка в комнате отдыха для преподавателей…

Виляющий зад саберши давно скрылся в лабиринте коридоров, подруги исчезли вместе с ним. Раз уж я все равно оторвалась от группы, не будет большой бедой сопроводить пожилую даму в учительскую и позволить представить меня всем, кому положено.

Кивнув, я оторвала руку от стены, придала телу ровное положение, выпрямила спину… И, сметенная новым видением, неожиданным и стремительным, рухнула на мраморный пол.

Жужжание в ушах нарастало, превращаясь в монотонный речитатив. Посреди темного роя мошкары крутилась монетка со странным символом. Горло настырно распирало всем, что я съела на завтрак. Богиня Судьба, пусть это закончится!

– Они хотят ее забрать… хотят забрать… – шептал кто-то моим голосом, жутко подвывая. – Они четвертуют солнце, и магия уйдет…

Падая, я больно ударилась виском о дверную ручку, потом впечаталась щекой в бесчувственный твердый мрамор… И теперь все лицо пылало. В сознании вспыхивали и гасли звезды, разлетались узорами из разбитых кристаллов и возвращали меня в реальность.

Я перестала видеть монету, кружащуюся в неистовом, диком танце вместе с роем зловонных мух. Вместо этого перед глазами плыли, искривляясь, потолок Петербургской академии и взволнованное лицо Карамзиной.

– Эрик! – ворвалось истеричное в мои уши. – Эрик, не смейте уходить, я вижу ваш плащ… Да помоги же, тролль тебя раздери!

– Это обязательно? – ленивое с другого конца коридора. – Оставьте ее там полежать. Пол холодный, через минуту придет в себя.

– Магистр-р-р Валенвайд! – Карамзина перешла на грозный рык.

Я хоть и не магистр, но даже у меня пальцы на ногах поджались.

– Эти эншантелевские куклы лишаются чувств от дуновения ветра… Предлагаете их всех в больничное перетаскивать? Устроим магический конвейер? – несмотря на презрительный тон, хозяин голоса приближался.

– Оставьте свой «горный юмор» и отнесите девочку, – командовала Ксения, щедро увлажняя мое лицо дождевыми чарами.

Я закашлялась, волосы облепили лоб, превратив меня из новенькой фабричной куколки в липкое, мокрое нечто. Наверное, так выглядит игрушечный плюшевый сабер, забытый на лавочке под дождем на неделю-другую.

– Давайте в комнату отдыха, она ближе всего.

– Я занят! Мне нужно готовиться к следующей лекции… морально, – раздраженно прошипел вампир, просовывая под меня обе ладони и отрывая от пола.

Намокший шейный платок змейкой соскользнул с горла и шлепнулся вниз. Ксения Игоревна суетливо расстегнула несколько душивших меня пуговиц, ослабила воротник.

– Эрик, не будь!.. Не будьте, как… – аристократка едва сдерживала рвущиеся наружу непристойности. – Да куда вы так спешите, ради святого морфа? У вас свидание подгорает?

– Ксения, я помню вас в ее нежном возрасте. Не вам меня отчитывать… Я не только наслышан о вашей бурной молодости, но даже на нее насмотрен, – судя по голосу, Валенвайд сейчас устало закатывал глаза.

Карамзина перестала издавать звуки, переваривая услышанное, а магистр тем временем подкинул меня в воздух и куда-то потащил.

С волос лило потоком, с ушей капало, припухшая щека горела. Блузка липла к покрытой мурашками коже. Ксения Игоревна ведро дождевой воды на меня перевернула!

А я-то думала, истинный кошмар был тогда, когда Валенвайд ухватил меня за лицо. Ох, Судьба, как же я ошибалась…

– Тут высоко, мисс Честер. Падать будет больно, – равнодушно заметил он на мои нервные ерзания.

Нес он меня на вытянутых руках, чтобы избежать излишнего трения. И, вероятно, нежелательного промокания.

Изучающий взгляд тяжелыми шлепками падал то на мои губы, то на щеку, то на фамильный медальон, то почему-то на мочку уха. Валенвайд негромко шипел ругательства, комментируя родовую чахлость и бледность безумных Честеров. Он прав… Сейчас я палочку в руке не удержу.

Зрение плыло, висок сдавливало тупой болью. Горделивый нос Валенвайда то появлялся, то снова рассеивался туманом. Иногда ему на смену приходила ямочка на породистом подбородке, иногда судорожно дергающаяся скула, иногда – раздраженный взгляд, намекающий, что у магистра были другие планы. И если бы не истеричный вопль Карамзиной, он оставил бы меня валяться в коридоре.

Комната отдыха преподавателей напоминала зал для медитаций. Погашенные свечи разносили тонкий аромат благовоний, травяные букеты свешивались с потолка. Около стены парила доска с расписаниями и новыми назначениями, датами экзаменов и финальных турниров. Тут было пусто и тихо.

С выдохом облегчения вампир скинул меня на гору подушек, валявшуюся в медитационной зоне, и стремительно направился к двери.

– Эрик, стой!

– Я принес, – бросил он резко Карамзиной. – Нянчить не буду. У этой первокровочки должен быть личный морф, пускай приходит в себя и вызывает…

Я поерзала на расползающихся подушках и подергала липнущую к коже влажную блузку. Последнее, что я стану делать в такой унизительной ситуации – это звать фамильную морфиху. Я помру от ее нотаций куда быстрее, чем от своего смертельного дара.

– Побудь с ней хоть пять минут, пока я найду Анну. Прошу, – прошептала Ксения, сдвигая тонкие брови у переносицы. – Это не простой обморок. У девочки случилось видение и, похоже, не первое.

Второе за день! Явный перебор, но Судьба так не считала.

Все, что мне почудилось, подернулось теперь серой сонной дымкой, оставив лишь поганые ощущения и ноющую боль в груди. Я чувствовала себя опустошенной… как и мир, который явился мне в кошмаре. Лишенный последней капельки волшебства.

Меня выворачивало, выкручивало магической данью, которую мироздание требовало здесь и сейчас. Жилы натягивались до треска, заставляя негромко поскуливать, постанывать на подушках.

– Этих хрупких кукол надо было оставлять в Париже. Сломаем хоть одну – ректор проблем не оберется, – прошипел вампир, возвращаясь в комнату и плотно запирая дверь. – Второе сомнительное решение Карповского за столь короткий срок!

– А первое какое? – саркастично поинтересовалась Карамзина, накидывая на узкие плечи плотный шерстяной плащ.

– Он нанял меня, – плотоядно ухмыльнулся магистр, нависая надо мной и горкой подушек. – Ну и что вы видели, принцесса?

– Не помню, – промычала я, захлебываясь ужасом.

Да я ведь только что ясно видела картинку! Что-то крутилось, блестело, жужжало… Но что?

– Как это не помните? – на скуластом лице вампира пропечаталось секундное любопытство. Но его тут же смыло привычным студеным равнодушием.

– Как все не помнят. Никаких особенностей, сэр, – прошептала я, уже жалея, что не вызвала фамильную морфиху.

Если выбирать из двух кошмарных нянек, ее нотации кажутся не такими и страшными.

– Давайте лучше я схожу за княгиней, а вы посидите с «болезной», – предложил Валенвайд Карамзиной, резко распрямляясь.

Ему тоже роль няньки была поперек горла. И вязла в острых зубах.

– Не получится, Эрик, – невозмутимо произнесла пожилая леди, застегивая плащ.

– С чего бы? Я умею ходить. Порой даже летаю.

– Княгиня там, где вам быть… не положено. А точнее – запрещено, – она поиграла тонкими бровями и поглядела в окно, на сверкающий стеклянный купол уличной оранжереи. – Сегодня день рождения госпожи Пламберри. Обычно в этот день мы с Мари пили кофе с эклерами в ее кабинетике в больничном крыле. Немножко сплетничали, немножко спорили… В этот день я боролась с собой и старалась ей уступать. Анна с утра сидит в Пристанище, она тоже соскучилась по Мари.

– К троллям, идите. Я предложил сходить лишь из уважения… к твоему преклонному возрасту, Ксюша, – едко добавил вампир, прошелся по комнате и вернулся к россыпи подушек.

– Ох, Эрик… Все познается в сравнении. Рядом с дряхлым, уставшим от жизни вампиром я чувствую себя еще очень бодрой девочкой, – Карамзина надменно задрала подбородок и выбралась в коридор.

После ее ухода в комнате отдыха повисла тягостная, колючая тишина. Валенвайд косился в зеркало, убеждаясь, что он не такой и дряхлый. И сравнивать тут совершенно нечего. Я же, прикрыв глаза, пыталась пережить магический откат: в этот раз дар потребовал слишком много.

Да какой, к шурхам, дар? Привиделось, померещилось… Обычный обморок, всякой уставшей и запуганной леди положенный. Как верно заметил магистр, Честеры от своих уникальных способностей отказались много веков назад. И с тех пор Судьба на них отдыхает.

С «дряхлостью» Карамзина, конечно, переборщила. Валенвайд тянул лет на сорок максимум, и то его выдавал тяжелый, усталый взгляд. Ни морщинки на породистом лице – кроме единственной глубокой борозды поперек нахмуренного лба.

Хищная манера прохаживаться по комнате, точно по тесному вольеру, добавляла ему сходства с диким зверем. С виду спокойным, но затаившим первобытную ярость на глубине. Я облегченно выдохнула, когда он перестал мерить шагами «клетку» и изволил остановиться.

– Судя по белизне вашей кожи, я бываю на солнце куда чаще, чем вы, – прокомментировал он в очередной раз мою бледность.

«Светлая кожа – гордость воспитанной леди. Она свидетельствует о том, что девушка проводит много времени в доме, за книгами и рукоделием, за кулинарией и музыкой. Не тратит дни праздно, на сады и прогулки, а каждую минуту занимает свои мысли удовольствием для супруга», – бубнила Туше где-то в висках.

Солнце… Купаться в теплых лучах я любила, но в «Эншантели» работу в розовом саду получали только любимицы директрисы. Из категории которых я недавно с позором вылетела в болото серых посредственностей.

– Точно, солнце! – вскинула лицо на вампира. – В моем сне его кто-то хотел четвертовать. Так было нарисовано на монетке.

Вдруг ясно вспомнилась картинка: рой мух, алтарный камень, блестящий круг и пустеющий мир.

– Скрещенные мечи? – по скулам Валенвайда прошла судорога. – Я видел такую монету совсем недавно. Еще что-то?

– Это все.

Присесть на подушки или хотя бы опуститься на корточки было выше его клыкастого достоинства. Поэтому он возвышался надо мной величавой громадой, укутанной в темный плащ с бордовым подбоем. Будто из нас двоих он аристократ, а я – так, комплект ценных ингредиентов.

– Веро-о-о-ника… – попробовал он мое имя на вкус, лениво обмахиваясь бланком, забытым Карамзиной. – В Румынских Дебрях растет такая ягода. Ядовитая.

– Я знаю, да… Брат часто меня дразнил.

«От глупой Веро

Отравой несет.

Кто ягоду съест,

Тот смертью падет!»

Может, если прочитать Валенвайду гадкую дразнилку, вампир не станет меня есть?

Быть младшей в семье с тремя детьми – не сахарная судьба. Хоть старший сын графа родился пустышкой, а средний обладал слабой, болезной каплей, мне не довелось стать папиной любимицей.

Братья получили достойное образование, капитал и должности при отце, а «мелкую Веро» отправили в Париж, в школу послушных улыбчивых марионеток. Хотя из всех троих, по заверениям Оракула в Эстер-Хазе, я была самой одаренной.

Но в глазах семьи я была разменной монеткой, представительницей известного рода и носительницей «королевской» капли. Грамотным «банковским» вложением, которое со временем принесет плоды.

Матушка воспитывала меня в строгости. В наших отношениях было много холода и завышенных ожиданий… и мало нежности.

Потом она перекинула эту обязанность на мадам Туше. Следующим, кто возьмет на себя мое воспитание, будет жених.

Всякая воспитанная леди знает, когда промолчать, а когда и соврать, спрятав некрасивые тайны за блестящим фасадом. И будущему супругу совсем необязательно знать о странных видениях, лишающих нормального сна. Если обмороки не помешают мне производить на свет маленьких лордов или графов, вряд ли они сильно его обеспокоят?

Дверь в комнату отдыха распахнулась, впустив немного свежего воздуха. Ксения Игоревна привела с собой красивую женщину с грустными карими глазами.

– Анна, я хочу, чтобы вы взглянули на ее каплю, – без лишних церемоний Карамзина указала на меня. – Девочке стало дурно после занятия, и я решила… Нужно убедиться, что в этот раз нас не ждет…

– О чем вы, Ксения Игоревна? – женщина опустилась рядом со мной и принялась извлекать из воздуха золотистые нити. Она внимательно вглядывалась в ауру, в самую суть моей магии, чему-то одобрительно кивая.

– Просто посмотрите. Прошу.

– С ее каплей все хорошо. Сильная, крепкая, полностью раскрыта, – княгиня озадаченно нахмурила гладкий лоб. – Но если сомневаетесь, мы можем направить ее на магидентификацию в Эстер-Хаз.

– Это лишнее, – с облегчением вздохнула пожилая дама и сжала плечо спутницы. – Вероника – юная леди Честер. Предполагаю, что последняя этого имени.

– Честер? – Анна вскинула лицо на аристократку.

– Вы и сами догадались бы, если бы помнили Эмилию Карповскую молодой и здоровой, – с ноткой сожаления протянула Карамзина. – До той кошмарной хвори, что скосила девочку. Вероника ее точная копия, разве что более яркая, выразительная. Брови и волосы темнее, ресницы длиннее, губы пухлее, но в остальном… Теперь понимаете, почему я волновалась за каплю?

– Тот мальчик со сломанной магией внутри, – покивала женщина, механически распутывая сплетение золотых нитей на тонких пальцах.

Я старалась не дергаться, завороженно глядя на незнакомое колдовство. Она будто бы управляла самой Сияющей материей!

– Да-да, я о нем. Эмиль Ланге, племянник Мелиссы, унаследовавший ту же фамильную хворь, что и Эми, – прохрипела дама и ослабила свой тугой воротничок. – Он чуть не погиб у нас на руках. Счастье, что удалось извлечь паразита из капли.

– У Вероники все хорошо. Капля чистая, – заверила Анна и мягко мне улыбнулась. – Выходит, вы дочь Аврелии Ланге?

– Эмиль мой брат, – я нервно кивнула, приподнимаясь на локтях.

Никогда еще к моему обмороку не относились с такой чуткостью и тактом. Никто не кричал, не ругал, не назначал наказаний… В лицах вокруг читалось искреннее беспокойство и желание облегчить страдания.

Во всех, кроме исказившейся яростью физиономии Валенвайда. Этот явно жаждал, чтобы я страдала повыразительнее.

– Ланге? – выдавил он из себя жутким хрипом, утратив контроль над неистово дергающейся скулой. – А Лионнел Ланге вам приходится кем?

– Это мой… – запнулась, налетев на его взгляд, точно на шипастую стену, утыканную наточенными лезвиями.

– Ну же, живее, первокровочка!

– Да с каких пор это стало оскорблением?

У меня от его «первокровочки» всякий раз колючая жаба грудь распирала.

– С моих… моих пор, – яростно покивал мужчина, выплевывая слова, точно отраву.

– Граф Ланге мой отец, – кивнула с достоинством, не принимая на свой счет невысказанных обвинений. – Он управляет банком в Эстер-Хазе. Очень уважаемый человек.

– Я в курсе… О-о-очень уважаемый, – скривился вампир в презрительном оскале.

Его побагровевший взгляд сверлом вкручивался в мою шею. Мощное тело напряглось, натянулось под бордовой рубашкой, готовое к финальному броску.

Секунда-другая – и меня сожрут прямо на месте, не отрывая от подушек!

– Эрик, перестаньте, – Карамзина втиснулась в сужающееся пространство между нами. – Не пугайте девочку, она и так…

«Она и так не помнит, когда делала последний вдох», – договорила я мысленно.

– Какого тролля, Ксения? – Валенвайд навис над старушкой и ощерился взбешенным тигром, которому во сне выдергали усы. Позволяя мне в красках разглядеть «высшую древнюю тварь», что временами просится наружу.

Каштановые волосы приподнялись у корней, зрачки налились красным. Казалось, он сейчас схватит аристократку за воротник и начнет трясти, выбивая дух.

– Какого тролля полоумная Туше прислала сюда его дочь?!

Глава 6. Добровольцы

Как покидала комнату отдыха – на своих двоих или с чьей-то помощью, – я не помнила. От раздирающего взгляда, которым буравил Валенвайд, ноги набились плюшевым наполнителем и отказались меня держать. Не говоря уж о том, чтобы переносить целое кукольное тело на другой конец коридора.

Стало предельно ясно, что я нахожусь на самой низкой ступени пищевой цепи. И если клыкастый монстр решит меня сожрать, не остановит его ни пожилая Ксения Игоревна, ни законы магического сообщества, ни имя моего уважаемого папеньки. Последнее даже подогреет аппетит.

«Какого тролля Туше прислала сюда его дочь?» – проникало в голову то оголтелым грохотом, то вкрадчивым свистом. В академических коридорах стало неуютно: казалось, из каждого угла может выйти магистр и завершить начатое. Не только оскалиться, но и укусить.

Видит Судьба, он и так едва сдержал себя при свидетельницах. Решил не пачкать подушки для медитаций моей первой кровью. Прислушался к увещеваниям Карамзиной, ушел, хлопнув дверью яростно и демонстративно. Еще бы уволился…

Стуча зубами, я куталась в теплый плед, поджав колени к подбородку. Олив делала вид, что читает. Монис весь вечер сверлила глазами растущую луну, упиравшуюся налитым желтым боком в купол уличной оранжереи. Меньше недели осталось до полнолуния.

– Надеюсь, мы тут ненадолго, – нервно тряхнула подруга сочно-рыжей гривой. – Я собиралась с родителями в горы…

– Похоже, поездку придется отменить, – задумчиво протянула Ландра, разминая уставшую шею. – Вряд ли князь Карповский будет так же лоялен, как Туше.

«Лояльность» мадам – зверь неведомый, подвид фантастический. Однако она действительно отпускала и Монис, и еще одну девушку на семейные выходные примерно раз в месяц. По особой договоренности с их родственниками. Но в этот раз обе застряли в Петербурге на «обмене опытом»: мадемуазель Дамилье поселилась со старшекурсницами в соседней комнате.

– Проклятье! – прорычала Монис, с неприязнью поглядывая на желтый диск. – Это в планы не входило.

– Ты все равно каждый месяц «ездишь», разок можно и пропустить… – с ноткой лукавства пропела Ландра, разглядывая ноготки в бледном свете ночника.

– Не лучшее время для шуток, – Монис раздула аккуратные ноздри. – Тебе-то легко говорить.

– Прости, – спокойно сдалась Ландра, меняя жезлом цвет маникюра на бледно-зеленый. – Сходи к Дамилье, может, у нее есть что-то, что скрасит вашу общую тоску по «семейному отдыху в горах»…

– Даже если и есть… Это вредно! – поморщилась «лисичка». – Потом неделями кости ломит и волосы лезут.

– А какие варианты? Сбежишь? – соседка встала с кровати и сонно мазнула взором по острым еловым макушкам леса, опоясывающего территорию северной академии.

– Схожу к Дамилье, – покорно вздохнула Монис и, закинув на плечо ученическую сумку, вышла в темный коридор.

***

Утро началось не с кофе, не с гимнастических этюдов и даже не с дребезжания эншантелевских люстр. А с визга Олив, раздобывшей новый номер «Трибьюн» у кого-то из соседок.

Просыпалась я под ее возбужденный щебет, с трудом вспоминая, где мы вообще ночевали. И почему из окна видно северный лес и серые грозовые тучи, а не сад французских роз, цветущих даже среди зимы.

– Они… они издали его… – задыхаясь, тараторила Олли, перебравшись на кровать Монис. Поближе к естественному свету. – Зави-ви-визировали… и подписали единогласно…

– Все к этому шло, – спокойно отозвалась Ландра, уставив пустой взгляд на темно-зеленое платье, разложенное на постели.

Решала, достаточно ли траурным оно выглядит в свете последних новостей или лучше нарядиться в угольно-черное.

– «К этому» все могло бы идти чуть-чуть подольше. Год или два… Я рассчитывала доучиться, – вспыхнула Олив до кончиков ушей. – Ох, что сейчас начнется!

– Пока это просто «налог», – Монис выхватила газету и перебралась с ней на подоконник. – Тут его называют «добровольным пожертвованием». Выглядит не так и страшно.

– Не глупи, – фыркнула Олли. – Это предлог, чтобы всех пересчитать, занести в картотеки, в секретные черные списки и…

– Ты снова сгущаешь кра-а-аски… – пропела Ландра, выбирая все же зеленое. Приберегая черное для более траурного дня.

Слабо соображая спросонок, я пыталась понять суть разговора. И одновременно распрямить жезлом темные завитки, что предательски закурчавились у висков после вчерашних обливаний. Олив пушистые кудряшки шли, на мне же они смотрелись кошмарно.

Соседки обсуждали какой-то добровольный вклад, который всякий полукровка, считающий себя гражданином Эстер-Хаза, теперь обязан сделать в столичный банк. Заявленные «добровольность» и «обязательность» как-то сомнительно сочетались в одном предложении, но смущало Олли не это.

Вслед за утвержденным налогом «на половинчатую суть» в газете был опубликован ряд гражданских инициатив.

Первая касалась обучения. В ней говорилось, что «животные» не могут иметь равных прав на учебу и занимать места тех, кому они принадлежат по рождению. Квоты на образование, ранее выданные Верховным Советом, должны быть упразднены. А полукровки обязаны выкупить место… кровью. Буквально. Ну и прочими «ценными жидкостями».

Второй инициативой было введение термина «магическая репутация». Дабы отделить действительно опасных тварей от вполне безобидных пушистых существ.

«При первом добровольном взносе полукровка получит определенное количество репутационных «хазов», которое сможет увеличить, продолжая посещать банк Эстер-Хаза и пополнять его хранилища. Или же уменьшить, совершая противоправные действия и скаля клыки на всех подряд, – бубнила себе под нос Олив.

Полукровкам со «стартовой» репутацией будет позволено работать на должностях не выше младших сотрудников. Они смогут стать помощниками аптекаря или целителя, подмастерьями, низшими стражами, курьерами или поварятами… Чтобы получить более высокое место, нужно будет сначала позаботиться о репутации».

Проще говоря, чтобы стать библиотекарем, целителем или магистром, придется сделать не один добровольный взнос. На нужды магического сообщества. Подобные ограничения планировалось ввести и для прочих волшебных рас, разумных и способных к труду.

Третья инициатива касалась браков между половинчатыми созданиями и представителями чистой крови. С этого дня неравные свадьбы находились под официальным запретом. Верховный Совет допускал возможность исключений – для полукровок с безупречной репутацией и ценными генами. Но каждый случай будет разбираться отдельно.

В конце статьи всем полукровкам, обучающимся в академиях и магических школах, было предписано как можно скорее выкупить свои места. Чтобы не пасть жертвами случайного исключения на законных основаниях.

Прочим же половинчатым созданиям, занимающим высокие должности, рекомендовалось своевременно озаботиться репутацией и явиться в главный банк Эстер-Хаза. Добровольно.

– Бред какой-то, – выдохнула я, когда Олив с Монис закончили на пару зачитывать самые мясистые выдержки. – Кто мог такое подписать?

– «Принято единогласно», так тут сказано, – растерянно прошептала Олли, почесывая зудящее плечо. – Значит, совет почетных горожан.

В тяжелую, набитую грудой перекатывающихся камней голову прокралась мысль, что не просто так «Трибьюн» полоскал имя Эрика Валенвайда, разгоняя страх в сердцах простых магов. У меня самой в груди дребезжало, стоило вспомнить оскал на фотографии. Или тот, что был мне продемонстрирован вчера. Не удивительно, что Совет единогласно подписал закон, запрещающий подобным «высшим тварям» преподавать.

Слухи, что расползались по академии, точно гремучие змеи, лишали чувств на расстоянии. Вчера, к примеру, Ландра принесла на хвосте, что вампир по ночам устраивает пиршества – в личном кабинете, за плотно закрытой дверью.

Ей старшекурсники с боевого рассказали. Мол, если клыкастый вызовет на отработку, стоит или прятаться, или скорее терять невинность. Потому как в непорочной крови Валенвайд находит особую сладость. Шурхов гурман!

Видит Судьба, я бы не стала возражать, если бы князь Карповский решил уволить магистра. Расстраивало другое: у нового закона будет много жертв. С господина Валенвайда все только начнется.

***

К завтраку в трапезный зал мы спускались с хмурыми лицами: даже парижским «куколкам» понятно, что день нынче невеселый.

Совсем уж пасмурным он стал, когда к чаю вместо легких десертов на академию посыпались морфы. Один, второй, третий… Воздух над столами заволокло сажевым туманом, свежие блузки тут же пропитались запахом дыма.

Лицо ректора, и без того отмеченное тенями усталости, почернело налитой дождевой тучей. Как и на «Эншантели», на Петербургской академии висели чары, запрещающие телепортацию почтовикам. Однако мохнатые создания как-то прорвались и невозмутимо предстали пред убийственно черными очами князя Карповского.

Студенты, не успевшие завершить завтрак, озадаченно опустили чашки и столовые приборы. Без слов стало понятно, что происходит что-то внештатное. Незапланированное. Кошмарное.

Чтобы вот так бесцеремонно нарушить охранные чары, висящие на частной территории, нужно иметь как минимум… разрешение Магического Трибунала!

Не отставая от прочих, мы с подругами ошалело глазели на морфов. Нет, это были не обычные посыльные, каких можно встретить в любом почтовом отделении. На тех двоих, что прибыли первыми, были надеты знакомые ливреи из бирюзового бархата. Такую форму носят морфы, работающие в столичном банке.

Третий – с маслянистой сизой шерсткой и большими фиалковыми глазами – нарядился в удлиненный черный жилет с эмблемой Верховного Совета. В мохнатых лапках он держал небольшой шар, заполненный голубым дымом. Точную уменьшенную копию Оракула, что стоит в регистрационной зале Эстер-Хаза и проверяет чародеев на чистоту крови.

Увидев артефакт, мои подруги вжались в спинки стульев. Монис зарычала, Ландра выронила вилку, а Олив жалобно заскулила.

– Ну? Я слушаю! – раздалось громогласное с того конца зала, где располагались столы преподавателей. – Кто дал вам разрешение нарушить нашу утреннюю трапезу?

Ректор привстал со стула, медленно оправил черный пиджак и согрел каждого морфа в столь радушном взгляде, что я бы на их месте уже уносилась «хлопками» в Румынские Дебри. Впрочем, недобрый блеск в темных глазах намекал, что князь отыщет мохнатых и там.

– Сегодняшним днем Верховный Совет направил бригады морфов… для уведомления ректоров и директоров… – выдвинулся вперед тот, что с золотой эмблемой. – И для разъяснения нового закона. А также для сбора «ценных жидкостей» в атмосфере комфорта и дружелюбия.

– Так вы, выходит, сборщики дани? – вкрадчиво поинтересовался ректор, пересекая трапезный зал, как акула, черным плавником разрезающая водную гладь.

– Добровольных пожертвований, ваше высочество, – с вежливым поклоном поправил банковский служащий.

Глазки его зыркали, впрочем, ни разу не дружелюбно. Скорее презрительно.

– В банке с утра большая очередь, – с неискренним сочувствием вздохнул третий. – Совет все предусмотрел для вашего удобства. Портативный оракул, стерильные емкости, обезболивающие зелья. Если вы принесете нам личные дела учащихся и досье преподавателей, а также выделите целительский кабинет, мы управимся за пару часов.

– А если не выделю?

– Тогда полукровкам придется лично явиться в Эстер-Хаз. Можно сразу… с баночкой, – невозмутимо улыбнулся первый обладатель банковской ливреи. – В порядке живой очереди.

Брови ректора плавно съехались к переносице, пальцы сжались в кулаки добела… но тут же судорожно расправились. Князь взял протянутый указ, усыпанный гербовыми печатями и подписями, изучил бумагу внимательно.

– В составе преподавателей числятся дриада, вервольф, три вампира… Сведений об учащихся вы давно в Эстер-Хаз не предоставляли, – продолжал чинно вещать морф. – Оракул нужен, чтобы на месте зафиксировать точное количество полукровых созданий. Процедура не займет много времени, Андрей Владимирович.

– Как любопытно, – прокомментировал ректор и, не оборачиваясь, с задумчивой улыбкой протянул гербовую бумагу назад. Почувствовал, что к нему приблизился вампир, и решил поделиться «забавным опусом». – Господин Валенвайд, у вас есть желание добровольно сдать жидкости сейчас? Или сходите в Эстер-Хаз с баночкой? В порядке… кхм… живой очереди?

Ноздри «высшей твари» затрепетали, втягивая воздух так жадно, что в глазах должно было потемнеть. Обострившиеся скулы и показавшиеся из искривленных губ клыки намекали, что до той «очереди» кто-то может и не дожить.

От стола преподавателей отделились еще три фигуры и поспешили присоединиться к ректору. То ли в качестве моральной поддержки, то ли чтобы всей гурьбой навалиться на вампира, если тот окончательно спятит и решит полакомиться старым линяющим морфом.

– Принести мой ночной горшок? – с показной учтивостью спросил профессор Осворт у банковского служащего.

– Я могу плюнуть, подставляйте вашу мохнатую ладошку, – выдвинулась вперед темно-рыжая девушка и красноречиво оскалилась.

Мы с подругами сидели в нескольких метрах от эпицентра действа. Пока Олив и Монис шипели проклятья, я успела разглядеть, как наливаются бордовым глаза сестры Валенвайда. Как из груди ее брата вырывается рваный присвист. Как она хватает магистра под руку и с силой оттягивает назад, пока не случилось непоправимое.

Мурашки табунами перебегали по моим шейным позвонкам, растягивая по коже липкий холодный пот. Верховный Совет, рождая идиотские законы, явно не представлял, какую опасную «древнюю тварь» вот-вот спустит с поводка!

– Боюсь, у нас пока нет добровольцев, господа, – ректор поджал губы и резко взмахнул жезлом.

Черная воронка, закрутившаяся под морфами, вобрала в себя все до последней шерстинки. Вместе с портативным оракулом и нарядными ливреями. И выплюнула тролль знает где.

– Куда ты их, Андрей? – уточнил профессор Осворт, почесывая золотистую седину за оттопыренным ухом.

– Куда-то, – пожал черным плечом ректор, сделал еще взмах, и потолочные кристаллы налились тонким звоном, оповещающим о скором начале занятий.

Два раза повторять не пришлось: студенты подскочили с мест и шумной толпой двинулись к выходу. Только мы с соседками застыли, прилипшие юбками к стульям. Не потому, что имели внутри желание не подчиниться приказу, – просто ноги обмякли от ужаса. Олив, обычно такая румяная, побелела, Монис зажевала губу до крови.

Не обращая на нас внимания, вампир резко развернулся и зашипел на сестру.

– Больше никогда не хватай меня так, – бросил он раздраженно, вминаясь жесткими пальцами в гербовую бумагу. – Если хочется на ком-то повиснуть – цепляйся за своего мужа, Эвер!

Он отрывисто кивнул на худощавого мужчину, стоявшего за спиной леди Валенвайд. В замужестве Кесслер, если верить «Трибьюн».

– Твоего мнения спросить забыла, – фыркнула девушка, надменно задрав остренький подбородок.

– И если у твоего мужа остался разум, он увезет тебя отсюда. Сегодня же, – минуя взглядом сестру, магистр строго поглядел на молчаливого мага.

– Куда, Эрик? В горы? – рассмеялась девушка живо и беззаботно. – А сам ты тоже сбежишь?

– А ты хочешь подождать, пока они вымарают слово «добровольно» из нового закона? – ощерился он зверем. – Когда запихнут тебя в клетку и вместо баночки подставят ведро? Уже были дрянные времена, когда нашу кровь пытались брать силой. Но теперь у них другое оружие. Закон.

– Фрид, скажи ему…

– Он прав. Магия угасает. Эстер-Хаз начал гнездование, – сдержанно проронил маг и приобнял девушку за плечо. – Делает экстренные запасы на черный день.

– Этот мир прогнил до основания. Дальше что? Придут за люмьерами ихтиоподов? За перьями ламбикуров? – распалялся вампир, выдавливая звуки с пугающим присвистом. – Будут прямо с тела драть?

– Нам пора, Веро… – отрезвляюще прошептала Олив и потянула меня за локоть к выходу. – Пойдем!

Ландра и Монис уже ждали у двери, а я засмотрелась на чужую семейную перепалку. В груди расползалось тяжелое, склизкое чувство, будто в происходящем есть и моя вина. Но какая? Разве выбирала я родиться первокровкой?

Тихонько шурша юбками, мы добрались до выхода из трапезного зала. Олив успела нырнуть в проем, меня же настиг злобный окрик, заставив каблуки впечататься в мрамор.

– Убегаете, леди Честер? Поджали хвост и в кусты, первокровочка? – рявкнул вампир, тыкаясь взглядом в затылок, точно лезвием.

Я выпустила руку Олив, позволяя подруге сбежать, а сама медленно развернулась. Проверила пуговицы на блузке, оправила складки на плотной юбке, покрутила узел шейного платка, спрятала за ухо глупый завиток… Так учила мадам Туше – для случаев, когда леди нужна пауза на подготовку.

Но к обрушившейся гневной лавине подготовиться было невозможно. Растерянно хлопая ресницами, я каждой порой впитывала изливающуюся на меня ярость.

Допускаю, что в этот миг Эрик Валенвайд ненавидел абсолютно всех первокровок, включая ректора и мужа сестры. Но мне досталась самая отборная порция отвращения, концентрированная.

– Я… я не убегала. У меня нет для этого причин, – прошептала, каждой мышцей ощущая подвох. Как будто причины были, просто я о них пока не знала.

– А разве не ваш уважаемый папенька продвинул эти чудесные законы? – голос Валенвайда отскакивал от стен и высокого потолка, гулким эхом разлетаясь по трапезному залу. – Разве не он первым поставил подпись на этой гнили?!

Никем не остановленный, вампир приблизился ко мне вплотную и сунул в дрожащие пальцы гербовую бумагу.

Без особого желания я опустила взгляд и попыталась разобрать плывущие строки. Законы, предписания, печати… Несколько размашистых росчерков, в одном из которых узнавалось четкое «Л. Ланге».

В самом первом, да.

Завитки были точно папины, но не мог же он?..

– Его заставили… Наверное, – прохрипела я, пальцами оставляя на бумаге холодный пот. – Или запутали.

Мог ли граф поставить подпись по рассеянности, не прочитав документ? Да нет, отец внимательный, по двадцать раз проверяет каждую букву. Он же банкир.

Судьба-богиня, я даже не знала, что он входит в союз почетных магов при Верховном Совете! Вопросы полукровок его никогда не волновали. Все, что интересует отца – это цифры, цифры, цифры… Тавросы, кнолли, голден-хазы. Честные сделки и дела клиентов.

Причем тут законы магического сообщества?

– Ему запудрили мозги. Накачали подчиняющим зельем или чем-то еще, – помотала я головой, ощущая, как утренние кудряшки лохматятся все сильнее.

– Бросьте, леди Честер! – рявкнул Валенвайд со злобным пренебрежением. – Ваш папаша сам кого угодно накормит «Имморой». За шиворот зальет всем несогласным. А юным леди не пристало быть такими глупышками.

– Напротив, сэр. Это первое, чему учат при поступлении в «Эншантель», – выдохнула я неприязненно.

Да кто он такой, чтобы клеветать на отца? На уважаемого графа, пусть и из обедневшего рода, но давно восстановившего свое положение в сообществе!

– А у вас, как я видел в табеле, отличные отметки. Превосходный аттестат, – шипел вспыльчивый вампир, подергивая скулами. – Подозреваю, что и глупость соответствующая?

– Так точно, сэр, – ответила ему с показной учтивостью, хотя сердце наливалось булькающей лавой. – Я считалась одной из лучших учениц мадам Туше.

– Но все же, надеюсь, вы не слепая? – он вытолкнул меня из трапезного зала и с шумом захлопнул дверь, отрезая от прочих преподавателей.

Планировал сожрать без свидетелей, не иначе!

– Росчерк твердый, уверенный. Удивительный напор для такого бесхребетного слизня, – шипел Валенвайд, пощелкивая ногтем по гербовой бумаге. – Вы ведь тоже это видите, моя маленькая первокровочка? Что ваш папаша получал удовольствие, ставя чертову подпись? Один завиток, шлепок печати – и древняя раса покорно стоит на коленях!

– Другие полукровки вас не волнуют, да? – я подняла глаза, по самые мочки ушей заполняясь отвращением к этому человеку, изображающему неравнодушие.

Да какому человеку? Судя по хищному оскалу – животному! Монстру, каким в сказках пугают воспитанниц «Эншантели». Вот он настоящий. Вот его взбешенное сумрачное лицо, вот раздувающиеся от гнева ноздри!

– На остальных вам плевать, – покивала я убежденно. – Вы… вы их всех сдадите, если вам будет выгодно! Если это вернет вашу «древнюю расу» на пьедестал!

Бросив измятую бумагу на пол, я рванула в сторону библиотеки. Подальше от опасной клыкастой твари, что лезла наружу из магистра средь бела дня.

– Приберите свою обкусанную губу и не порите чушь… – догнал он меня у входа в зал для магических практик и боевых спаррингов. Требовательно ухватил за рукав блузки – не рыпнуться.

Из распахнутой двери в коридор вылетали щелчки заклятий, запах гари и крепкая мужская ругань. В дыму промелькнуло несколько рослых фигур – те самые парни, что посещали с нами «Теорию и историю». Я могла бы вбежать внутрь и попросить о помощи. Должен же в северной академии найтись хоть кто-то неравнодушный к моей беде?

Судя по тому, что за нами из трапезного зала никто не бросился – ни вампирша, ни ректор, ни даже добродушный профессор Осворт, – меня любезно предоставили Валенвайду в качестве утешительной трапезы. Заесть стресс после вторжения наглых морфов.

– Чушь?!

Как заведенная, я захлопала ресницами, надеясь смахнуть чудовище в глубину больничного крыла. Оно не смахнулось, продолжило скалить на меня клыки.

– А вы, выходит, сомневаетесь в моей верности?

«Я сомневаюсь в вашем душевном здравии и способностях к самоконтролю», – процедила мысленно. Но вслух выдать не рискнула.

– На занятии вы сами сказали, что вампиры издревле считались верховной расой. Были при власти, имели вес, – задыхаясь, прошептала Валенвайду. – Вас почитали наравне с эльфами и высшими чародеями. Но ушастые ушли, магия увядает… А от древних кровососов остались лишь дряхлые самовлюбленные половинки!

С запозданием я поняла, что наболтала лишнего. Челюсть вампира дернулась, скулы напряглись, а радужки налились красным. Богиня Судьба, не стоит бесить и без того разгневанного зверя…

– Продолжайте, первокровочка, – потребовал он с угрозой как раз тогда, когда я приняла твердое решение молчать.

– Не нужно, сэр…

Я с надеждой поглядела в задымленный проем – не спешит ли меня спасать какой-нибудь боевой маг?

С издевательским смешком Валенвайд захлопнул обе створки и брезгливо потянул меня за рукав, уводя дальше. И ниже. В какие-то подвальные коридоры, пахнущие сыростью и старостью.

Оцепенев от происходящего, я послушно переставляла ватные ноги. Вполне допуская, что в данный момент добровольно топаю на казнь. Ранним утром, при полной академии людей, похищенная посреди завтрака на глазах у магистров!

– Так что там было про эгоистичных кровососов? – вампир порывисто обернулся, и щеки окатило жарким дыханием.

Ноздрей коснулся аромат буйного северного моря, неистово бьющего волнами в отвесную скалу. Хлестающего гору в попытке стереть каменный массив с живописного пейзажа.

Еще от магистра тянуло сухим хвойным опадом и винной терпкостью, немножко дымом, каплю – старым деревом… Чего не было, так это запаха крови. Самой ценной для него жидкости.

– Что… что они по-прежнему считают себя выше других, – выдавила я предательски тонко.

Огляделась по сторонам: низкие каменные своды, узкие проходы, напирающие стены… Не хватало только горки косточек от какой-то из предыдущих жертв. Это ведь здесь он устраивает незаконные пиршества и обескровливает невинных дев?

– И? – прорычал требовательно. – Я жду ваши душещипательные умозаключения, куколка.

– И вот вышел закон, который опустил вас до уровня прочих. До лохматых оборотней, воющих на Луну… До зеленокожих дриад, что родились от стыдной связи лесной нимфы с каким-нибудь магом-бродягой… – шептала я, с ужасом осознав, как коротка будет моя жизнь. – Вас не волнуют беды других. Вас возмущает, злит, что вампиров уравняли в правах со всеми остальными.

– Верно, леди Честер, мне плевать. На вас, на них… Плевать на всех, кроме себя, – хрипло заверил Валенвайд. – А знаете, что особенно меня злит и возмущает?

Завороженно впитывая ярость, сочащуюся из бордовых зрачков, я помотала головой. Не смогла бы вымолвить и слова: все смыслы испарились из памяти. Язык, который учила с младенчества, выжгло напрочь.

– Что древнюю расу решил поставить на колени некто толстый, дурно пахнущий, сальный, рыбоглазый… Вроде вашего папаши, – протянул он, сочно прицокивая языком. – Граф думает, что вы в «Эншантели», верно? Туше не оповещала родню, списков делегации нигде нет, фамильного морфа вы не вызывали… Богиня, как неловко вышло.

Резко рассмеявшись, магистр прошелся большим пальцем по моей губе. Грубо и фамильярно, будто бы пытаясь стереть, размазать ее по лицу. Впрочем, безуспешно. Рот все еще был при мне, хоть и не мог издавать звуков.

– Граф думает, что его золотая курочка сидит в Париже и послушно начищает первокровные перышки, – продолжал Валенвайд, наслаждаясь случайной властью. – А вместо этого хрупкая куколка стоит сейчас передо мной. Так близко… на расстоянии выдоха.

«Или укуса», – договорила я мысленно, вминаясь похолодевшей поясницей в каменную стену.

Ох, Судьба… Не могла же мадам Туше отправить меня на съедение буквально?

Боги… или могла?! Бросить этому хищнику, словно лакомую кость? Чтобы он, насладившись пиршеством, на время прибрал наточенные зубы?

– Она нервно кусает свою пухлую губку, не замечая, что там уже выступила кровь, – добавил он, и я торопливо слизнула каплю. Язык окрасился металлическим вкусом, взгляд вампира зажегся нездоровым, огненным интересом. – Она ловит свое выпрыгивающее сердечко, готовое поскакать по питерским подземельям. И она прекрасно понимает, что я могу переломить ее длинную белокожую шею одним точным движением вот этих пальцев.

Он резко раскрыл ладонь, показывая все те пальцы, что могут меня сломать. Всхлип отчаяния вырвался из груди: до чего страшно!

Как могли ноги послушаться его приказа и привести хозяйку сюда, в шурхов подвал?

Захлебываясь ужасом, я мечтала поскорее лишиться чувств. Нос щипало обидой: настолько несправедливой казалась «кровная месть». Валенвайд глядел на меня как на врага, решая – переломить сейчас или сделать разменной монеткой в более серьезной игре… А ведь я даже в мыслях не совершила ничего дурного!

Если отец действительно подписал бумагу, из-за которой полукровки возненавидят Верховный Совет и всех, чьи имена найдут под главной печатью… Значит, так было для чего-то нужно.

Папа никогда не считался красавцем, не мог впечатлить силой и залежами фамильного серебра. Но, по заверениям матушки, граф с юности был прозорлив и ни разу не принимал глупых решений.

– Разве… разве это изменит хоть что-то? – прошептала я, ощутив, как горячие дорожки слез предательски полосуют щеки. Крупные капли набегали друг на друга, скатывались и падали за воротник. – Закон ведь уже подписан.

Так же, как в случае с моей помолвкой, обратный ход тут не предусмотрен. Сделанного не отменить.

– Достаточно того, что я получу моральное удовлетворение, – сухо заметил вампир и демонстративно убрал руки за спину.

Но я ни на секунду не забывала, что там, на его пояснице, в замок сцеплены пальцы, жаждущие меня переломить. Раскрошить в пыль. Не оставив от куклы даже фарфоровой подставки.

– И самую малость утолю «аппетит»…

Он будто ждал чего-то. Стоял, сложив руки за спиной, и вгрызался требовательным взглядом в мои влажные щеки.

В эти минуты я соображала дурно и не очень-то понимала, чего желает потомственный кровосос. Извинений за отца? Признания вины? Или чтобы я развязала шейный платок, оголила шею и сдала «жидкости» добровольно?

Может, ему, как и морфам, требовалось мое согласие? Разбрызгивая слезы, я мотнула головой: если так, то я его не дам.

Губы вампира дернулись в хищной ухмылке – будто мой отказ не противоречил его кровавому плану, а лишь добавлял перчинки грядущему пиршеству.

– Отстаньте от ребенка, господин Валенвайд! – отбилось от каменных сводов.

Звонкий женский голос прилетел сверху и, отскочив от нескольких препятствий, достиг наших ушей.

– Я добываю ценные жидкости. Ее – в обмен на мои, которых так жаждет ее папаша, – пренебрежительно фыркнул вампир, нагнулся к моей щеке и с оглушающим присвистом втянул губами соленые капли.

Прикосновение чужого рта оставило ощутимый ожог. Я в красках вообразила его себе – кипящую алую дорожку на бледной коже.

– Маленькая отрава, – прохрипел так, что расслышала только я.

– Боюсь, ее «жидкости» не добавят тебе долгих лет, – к нам спускалась женщина, решительно вбивая каблуки в каменные ступени. – Еще раз повторяю. Отпусти ребенка, клыкастый.

– Ксения права… все Честеры на одно лицо, – сокрушенно вздохнул он, подергивая лицевыми мышцами.

Хищник, еще не принявший решение. И пока прибивающий жертву когтистой лапой к земле.

– Эрик, не заставляй вызывать сюда Малый Совет…

– Ты вроде выбрала сторону, Мелисса, – лениво бросил он, отступая назад и позволяя женщине закутать меня в свой ласковый, утешительный аромат. – К чему теперь изображать прилив родственных чувств? И к кому? К отпрыску той, что вышвырнула сестру из жизни, как грязный дырявый башмак?

Мягкие руки легли на плечи, потянули мое тело куда-то. Выбитое из реальности, оно послушно двинулось к свету.

– Я сама сбежала из того дурдома, – пробурчала женщина, увлекая меня вверх по ступеням. Остановилась на минуту, позволяя перевести дыхание и сфокусировать взгляд на приятном лице с крупными чертами. – Меня зовут Мелисса Осворт, в девичестве Честер, для тебя «тетя Мэл»… или как сама захочешь, Вероника. Сильно испугалась?

Я кивнула, без стеснения признаваясь в испытанном ужасе. К чему выглядеть смелой, если колени дрожат, а слезы без остановки затекают за шелковый платок? Не сомневаюсь, что сейчас я была бледнее самой бледной моли. Даже странно, что в обморок не упала.

– У нас тут много чудовищ, но некоторых… – Мелисса повысила голос, чтобы оставшийся внизу вампир хорошо расслышал каждое слово. – Но некоторых особо бешеных не помешает посадить на цепь!

Глава 7. Дом

Глаза заволокло мутной пленкой так, что я едва видела ступени перед собой. Механически переставляя ноги, я поднималась вслед за «еще одной Честер».

Каменные стены отступали, проход расширялся. Запахи сырости сменялись ароматами весны, проникавшими в открытые витражные окна.

– Мне нужно срочно связаться с папой, – прошептала я, когда мы выбрались из подземелья в залитое светом парадное фойе. – Я должна вызвать фамильную морфиху и передать с ней письмо… Сообщить, что я в Санкт-Петербурге, с парижской делегацией…

«Обмениваюсь опытом и ценными жидкостями», – добавила в мыслях и скривилась от воспоминаний. Щеку до сих пор жгло.

Но написать нужно: пусть родители хотя бы знают, по каким магическим координатам искать обескровленное тело дочери и непригодившееся помолвочное кольцо.

В письме я не собиралась напрямую жаловаться на Эрика Валенвайда… Пусть где-то в глубине дрожащего нутра и хотелось смалодушничать. Броситься отцу на шею и ткнуть пальцем в причину стыдных слез. После чего «магическая репутация» вампира, уж понятно, тяжелым камнем полетит в бездну.

«Первокро-о-овочка…» – неприятно скоблило по мыслям. Слишком весомое, насыщенное, сочное слово. Какой-то такой реакции от трусливой барышни Валенвайд и ожидал. От белокожей аристократки, от воспитанницы Туше, от принцессы по магической капле…

Может, для того и устроил показательно-кусательное выступление. Не удивлюсь, если он даже рассчитывал на малодушие «папиной дочки». Если был убежден, что я первым делом брошусь в ближайшее отделение магической почты и дрожащей рукой выведу несколько фраз.

Сообщу графу Ланге, чьи острые зубы собирались только что прокусить мою шею. В деталях распишу, как у обезумевшего Валенвайда сверкали глаза. И напоследок закапаю бланк горячими слезами.

– Что тебе действительно нужно, так это умыться, – хмыкнула женщина, косясь на мой распухший розовый нос. – Такая милая большеглазая куколка… и в соплях.

Прозвучало не обидно, но я все равно поспешила стянуть с горла шейный платок и приложить к щекам.

– Так вы не хотите, чтобы я писала графу? – спросила ее с позорным шмыганьем.

– Никто не запретит тебе связаться с родителями, – после секундной запинки произнесла тетя. Сложилось впечатление, что она тщательно подбирает слова. – Ты ведь не пленница, так? Если настаиваешь, я… поищу чистый почтовый бланк.

Взвесив свои ощущения и ее осторожные фразы, я помотала головой. Пока не решила, как правильнее поступить.

Наябедничать графу я всегда успею, возможно, это даже спасет нескольких бедовых студенток от «отработки». Однако меня смущала реакция Мелиссы: вырвав племянницу из когтей монстра, она успокоилась, расслабилась и больше ни разу не заикнулась про Малый Совет.

Хотя, видит Судьба, это дело пахло Магическим Трибуналом, клеткой и толстой цепью для особо буйных!

– Почему никто не вмешался, когда он меня увел? – я размазала платком соленую влагу по щекам, щедро увлажнив стянутую кожу. – Неужели так боятся? Их много, а он один… хоть и с клыками.

Ладно, не мне, трясущейся тонкой осинкой, их осуждать. Ни пожилые маги, ни рыжая леди не смогли бы противостоять яростной, хищной натуре Валенвайда. Если он на сестру так шипел, что сотворил бы с профессором Освортом за попытку помешать?

– Ректор ему доверяет, – пожала плечами Мелисса.

Она остановилась, развернула меня к себе и помогла вытереть пятна от потекших косметических чар.

– Доверяет ему грызть студенток в подвалах? – уточнила я, сощурив подслеповатые глаза.

В витражном окне за спиной Мелиссы отражалось кошмарно распухшее лицо. Веки раскраснелись так, что я теперь слабо отличалась от вампира. Вполне себе жуткий монстр.

– Сам ректор не всегда успевает, – покивала с улыбкой тетя. – Слишком много других забот. Приходится делегировать часть обязанностей запасным чудовищам…

Неделю назад я бы сказала, что имею здоровое чувство юмора, но от этой шутки сердце загремело в ушах.

Оценив плачевное состояние шейного платка, Мелисса скомкала его и метким броском отправила в уничтожающий маг-контейнер.

– Не всем это нравится, но Андрей старается придерживаться принятых решений, – она виновато развела руками. – Раз уж он согласился нанять вампира с дурной репутацией и допустить того до преподавания детям… надо быть последовательным. Не может же Карпов целыми днями ходить за Валенвайдом и контролировать, не запустил ли тот клыки в какую-нибудь девицу?

Как это не может? О могуществе ректора слагались жутковатые легенды, которые с упоением перепечатывали на желтых страницах «Трибьюн». Все Андрей Владимирович может… если захочет. В смысле – вообще все!

Выходит, вся братия, оставшаяся в трапезном зале, сделала ставку на разумность, верность и сдержанность… спятившего вампира?!

По мне так эта вспыльчивая древняя тварь доверия не заслуживала, особенно в свете сплетен о пиршествах и «отработках». Похоже, очень многого князь о своем магистре не знал. Или не хотел знать.

Но я промолчала, донося свои мысли лишь раздраженным пыхтением. Ошибка бы им дорого стоила: завтра граф Ланге прислал бы новых морфов. Не с пробирками, а с ведрами. И с ошейниками!

Валенвайду подошел бы бордовый. В цвет глаз, рубашки и подбоя плаща. С такими изящными серебряными шипами, направленными внутрь…

Либо я сильно переоцениваю скупую любовь своего папеньки, озабоченного цифрами (в противовес матушке, которую волнуют только гены, которые можно выгодно передать).

– Если никому не доверять, Вероника, можно сойти с ума, – Мелисса закатила глаза, озарив лицо мягкой, как лунный свет, полуулыбкой. – По мне, так лучше многократно познать предательство, чем жить в страхе, что тебя предадут. И не подпускать к себе никого.

– Но вы спустились в подвалы, – напомнила, поглаживая опустевшую шею.

Без платка она казалась особенно беззащитной, прямо напрашивающейся на чьи-нибудь клыки.

– Потому что знаю полукровок лучше прочих, – в сером взгляде промелькнула растерянная нежность и нотка лукавства. – Мой муж вервольф, как и моя дочь… А скоро родится внук, и кто знает, сколько на новом солнышке будет пятен?

Не спрашивая разрешения, Мелисса принялась осыпать мою юбку разглаживающими заклятьями. Делала она это не слишком уверенно, жезл временами недовольно искрил и плевался паром. Стало ясно, что в «Эншантели» учились только две сестры Честер из трех.

– В минуту особой уязвимости, когда дело касается личной боли, первобытная природа берет верх, – негромкий женский голос заглушали искристые плевки заклятий. – Ромул не одно поколение магов и полукровок обучил контролю, но я видела, как он может сорваться, обнажив клыки. Статьи в «Трибьюн» врут… но и не врут тоже. Всякому полукровке ценно, чтобы в момент слабости рядом оказался кто-то сильный. И сдержал «бурю» в кулаке.

– Вряд ли господин Валенвайд догонит вас и скажет «спасибо», – протянула я, живо представив, как вампир сейчас скребет ногтями каменную стену.

Раздраженный, злой, неудовлетворенный. Ненавидящий ту, что посмела прервать его «утреннюю трапезу».

– Благодарностей от клыкастого я не жду, – миссис Осворт глянула в окно, пытаясь определить, который нынче час и не пора ли спешить на занятия. – Целиком бы он тебя не выпил, но… Лучше так, чем всем крылом откачивать парижскую гостью кроветворящими снадобьями. Они довольно гадкие на вкус.

***

До вечерних сумерек наша делегация успела посетить несколько вводных занятий.

Утром князь Карповский лично провел экскурсию по теплицам, усыпавшим территорию перед главным зданием. Многие растения мы узнали, ректор остался доволен. Или мне просто привиделось, как он улыбается одним уголком губ.

После обеда профессор Осворт перехватил нас у Ксении Игоревны, разбил на пары и дал несколько дельных советов по контролю над именным жезлом. С дамскими палочками ему дел иметь почти не приходилось, и сложилось впечатление, что мужчине занятие интересно не меньше, чем нам.

В новом свете «обмен опытом» выходил вполне приятным. Магистры (за некоторыми исключениями) не кусались, другие студенты принимали нас пусть и холодно, но спокойно. Не насмехались и не устраивали обидных розыгрышей.

Ландра, сославшись на головную боль, полдня провела в целительском крыле. Мы с Олив повсюду ходили парой, а Монис нашла себе компанию из местных. О визите морфов никто намеренно не вспоминал: в лицах учеников сквозила уверенность, что ректор и дальше не допустит возмутительной проверки мини-оракулом.

Горло распирало желанием поделиться с подругами всем, что случилось после завтрака. Рассказать про клыки и подземелье, про мой страх и угрозы вампира, про отца, подписавшего дурацкий закон, и про внезапно обретенную тетушку…

Однако я пристыженно молчала. Иной раз открывала рот, даже успевала издать звук… Но тут же вспоминала брезгливость во взгляде вампира и закусывала губу. Не выдержу, если Олив или Монис посмотрят на меня так же! С отвращением, с презрением, с желанием расцарапать щеки.

Первое время я ждала, что кто-нибудь из студентов подойдет и бросит в лицо обвинением. Но минуты текли одна за другой, превращались в часы, сменялись аудитории, соседи по парте… И ничего не происходило.