Читать онлайн ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая бесплатно

"Торговый листокъ"

"Уроки на скрипкѣ. Даетъ концертмейстеръ оперы Позовскiй. Адресъ: музык. маг. Е. И. Иванова"

***

"ТОРГОВАЯ БАНЯ продается на Болдыревской улицѣ. Дходность ея 6000 руб. въ годъ. О иѣнѣ спросить тамъ-же у владѣльца бани.

***

ЧОП "ЗАРЯ" – Частное охотничье предприятие предлагаетъ следующiе услуги. Изгнание фобосов. Отловъ деймосов. Поиск пропавших людей, вещей и кладовъ. Сеансы спиритизма. Вернемъ гонораръ в случае провала.

Акция! Предъявителю купона при заказе двухъ деймосов, изгнание третьего в подарок. Спросить Захара.

ГЛАВА 1

– Что, прямо так и отпустил? – недоверчиво скривилась Банши.

– Конечно! Это же Исаев! Похвалил, по головке погладил, к императору еще сводил чаю попить. – Я попытался протиснуться через чоповцев, встречавших меня в коридоре нашего дома и устроивших допрос, где я так долго был и что случилось.

– Опять ты шутишь, Матвей, – вздохнул Гидеон. – Серьезно давай.

Я молча прошел в зал, заваленный ящиками и строительными материалами, обвел взглядом процессию, идущую за мной, и улыбнулся. – Или ты не шутишь? – Гидеон приподнял одну бровь и прищурился вторым глазом.

– Ну да, – пожал плечами я, вспоминая впечатления от императора. – Нормальный, кстати, мужик. Хотя мы без свидетелей по-свойски разговаривали. Или как у вас тут говорят, без чинов.

– Хорош заливать! – Банши швырнула в меня куском засохшей штукатурки, но я увернулся. – Китаец нормально зашел?

– Если вкратце, то никаких претензий у императора ко мне нет, – сказал я и опять дернул плечом. – Я там немного вскипел, но вовремя остановился. Помогли. Ну а потом меня Исаев у стражи забрал.

– И прям действительно. просто так отпустил? – повторила вопрос Банши.

– Ну… не просто так, а за услугу.

– Какую? – вмешался Гидеон.

– А какие могут у царей быть потребности? Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Очевидно же! – Я понял, что все-таки перенервничал, тянет на дурацкие хохотушки.

– На, выпей, – велел святоша. Он протянул мне фляжку, внутри которой оказалась крепкая, но сладкая клюквенная настойка.

– Призрак бабки хочет допросить, узнать, где она клад зарыла.

Я развел руками и скривился, как бы говоря: «Ну а что? Императорам ничто человеческое не чуждо».

– Надеюсь, не в Енисейской губернии? – напрягся Захар.

– Нет. Туда Крестовый поход только летом объявят, – нахмурился я. – Вроде это не секрет? Точно, не секрет, кстати, нас приглашают присоединиться.

– Ага, уже бежим и падаем, – фыркнула Банши, – Так где клад?

– В Новгороде на озере Ильмень, – ответил я. Сделал еще глоток Гедеоновой настойки, покатал горячий напиток на языке, давая возможность чоповцам отреагировать.

– Там же все затоплено и куча разрывов! – первым не выдержал Гидеон.

– Поговаривают, что она любила рыбалку, и до сих пор ее призрак там, где-то бродит. – Мне захотелось еще и завыть, типа страшилку рассказываю, но я одернул себя, а то смешливость как-то слишком быстро перехошла в легкое опьянение. – Гидеон, сколько в этой штуке градусов?

– Достаточно, – буркнул он и выхватил у меня фляжку. – Что по нашим делам? Ты нашел их?

Я сморщился, как от зубной боли.

– Да. Это Арсеньев и Львов.

Повисла пауза. На лице каждого сейчас читалась очень разная гамма эмоций. От задумчивости у Стечи до напряжения и страха у Захара.

– Арсеньев? Это который глава Мраколовов, а Львов – тот, что Прайд? Верно? – елейным голоском уточнила Банши.

– Ага, – я кивнул. – Вы со мной? Если что, я все пойму и не обижусь.

– Понятно, что с тобой, – ответила блондинка, а остальные закивали. – Но, может, поход в Енисейскую губернию – не такая уж и плохая идея, а?

– Подожди, – махнул на нее Гидеон. – А что император? Что Исаев? Ты же им рассказал?

– Матвей, ты классный парень… Это я цитирую. – Я чуть изменил голос, изображая императора. – Но пока это твои слова против их слов. Против слов очень уважаемых людей, много сделавших для страны. Принеси доказательства, и обсудим еще раз.

– То есть их теперь не завалить без одобрения свыше? – не то обрадовался, не то возмутился Захар.

– Да подождите вы все! – Гидеон выставил указательные пальцы, типа «всем молчать». – А Исаев что? Он-то должен понимать, что ты не врешь?

– Исаев сказал, мол, будут доказательства – приходи, поможем. Устроишь вендетту и спалишься, или пострадает кто-то посторонний – пойдешь под суд по всей строгости, – ответил я и посмотрел на Захара. – Вмешиваться он не будет. Но и ему тоже надо будет помочь.

– Тоже клад? – хихикнула Банши.

– Нет, там что-то детективно-шпионское. Проверить ресторан «Яр», допросить местных призраков и крышануть какую-то встречу.

– Когда выдвигаемся? – спросил Стеча. – Я там был один раз, лучшая кухня в городе, между прочим. Или сначала за бабкиным кладом?

– От Исаева ждем отмашки, а бабкин клад – сразу, как лед сойдет, – ответил я и выдохнул, готовясь ко второй части разговора. – Кстати, о бабках. Гидеон, мне тут весточку передали, пойдем наедине обсудим.

Народу это не понравилось, все стали бухтеть, но ничего – это совсем уж личное. Захар, моментально все понял и прогнал Банши со Стечей в соседнюю комнату. Но мы все равно вышли с Гидеоном на улицу.

Было зябко еще, снег подтаивал потихоньку, но земля еще не прогрелась. Тянул холодный ветерок, забираясь под куртку и щекоча лысину. Но так даже лучше: мысли в кучку собираются.

Настя смылась, как только на меня обратили внимание стражники. Уж очень истерично дама по соседству отреагировала на мою подготовку к выбросу силы. Но прежде чем сбежать, заговорщически подмигнула и бросила фразу: «Привет тебе от бабушки Маши…»

Я нечасто вспоминал бабушку, а как сюда попал – тем более. Было сложно. Не хотелось делать выводы, винить или понимать. Я оказался, так сказать, в тусовке деда, правда, опоздав и не застав его, узнал новый мир, получил силу. По сути, бабушка всего этого меня лишила, не дав мне выбора. А с другой стороны, дала время подготовиться.

И вот сейчас, после чаепития с императором, после встречи с поездом-призраком, Черной Барыней, демонами, разрывами, фобосами и прочей неведомой фигней, я совершенно не собирался удивляться тому, что бабушка никуда не пропала, уйдя в холодную московскую ночь. И вообще, придумала себе легенду, чтобы скрывать свои странности.

Надеюсь, у нее была веская причина, чтобы бросить меня таким образом.

Я попросил Гидеона сосредоточиться и вспомнить все, что знает про мою бабушку по материнской линии. А также все про эту самую линию.

Мы даже замерзнуть не успели – так мало смог сообщить священник.

Мария Георгиевна Лунева была вдовой довольно сильного одаренного, погибшего в одном из разрывов задолго до моего рождения. Зато тот одаренный успел прилично обеспечить семью – на тот момент в наследство от мужа бабушка получила три смоляных шахты. Из родственников был младший брат моей матери – Петр, про которого Гидеон ничего не знал – вроде он уехал учиться за границу, там обзавелся семьей и осел.

После известных событий Мария Георгиевна исчезла, прихватив меня с собой.

А лет пять назад ходили слухи, что шахты сменили хозяина. Причем это была не продажа, а рейдерский захват (не знаю, правильную ли я провел аналогию с «арбатским» миром, но именно так я понял путаные объяснения Гидеон). И был еще слух, что Мария Георгиевна объявилась, кто-то видел ее на разборках возле шахты.

Дед тогда чуть с ума не сошел! Он рвал и метал! Нашел ее все-таки. Какой-то жесткий у них разговор произошел, чуть не поубивали друг друга. Как раз после него Гордей и начал предпринимать попытки вернуть меня.

– Гидеон, а девочки по имени Настя, примерно моей ровесницы, не было по той линии?

– Не помню, – задумался священник, – но вокруг Марии всегда пара девчонок была на воспитании. То сиротку подбирала, то детей из ближнего круга брала. Школа у нее своя была. Она много кому помогала, на ноги ставила.

– Ладно, пошли, – вздохнул я и потер подмерзшую с непривычки лысину. – Стечу попрошу справки навести, явки, пароли и адреса собрать.

***

Нашего частного сыщика я попросил работать сразу в трех направлениях. Сбор данных про Прайд, Мраколовов и Луневых. В первую очередь следует проверить столичные адреса, а дальше – по обстоятельствам, только без ненужного риска.

В том, что Львов с Арсеньевым меня заметили, я не сомневался. Может, не поняли пока, что я их вычислил, но точно будут считать меня опасным. А значит, могут и сами прийти. Как ни крути, будет война.

А если будет война, то нам нужны ресурсы. Поэтому идею Захара открыть частную практику все приняли на ура.

Начали с базы, то есть с офиса и дома.

Выскребли все заначки, распродали излишки, чтобы вложиться в ремонт дома и «буханки». Первоначальный проект пришлось пересмотреть: на первом этаже решили организовать приемную с большой и заметной вывеской, стойкой регистрации и оружейной. На втором – «общежитие» с дополнительными спальнями. На чердаке совместили штаб, комнату отдыха и пулеметное гнездо. Мы строили небольшую, но уютную крепость.

Точнее, я строил, сводя строителей с ума своими способностями. Ларс-стремянка, он же Ларс-шуруповерт, он же Ларс-ворчун работал за пятерых. Харми помогала с материалами, добавляя в них чуточку магии – краска сохла быстрее и становилась огнеупорной, клей держал крепче, а деревянные доски приобретали какую-то фантастическую прочность. По крайней мере, сломать их не смог даже Стеча. Вывеска так вообще начала светиться в темноте, после пропитки каким-то магическим варевом из грибов.

Все были при делах.

Белка шарилась на крыше, выступая в роли дозорного. Захар следил, чтобы ничего не сперли, и доканывал строителей. Банши немного повозила по стенам кисточкой, сразу же запачкалась в краске и, плюнув на все, свалила в мастерскую химичить свои бомбы. Стеча искал информацию, а Гидеон работал над следующим вопросом нашего бизнес-плана – нам требовалась команда.

И он тоже искал информацию, поднимая старые связи из Белого Яра. Надежда на это была слабая, но если хотя бы сестры Кравец к нам присоединятся, то уже будет классно. Искру втягивать в мою личную войну я не планировал, но в рамках ЧОПа привлекать, как наемника, собирался.

А еще нужен человек, чтобы встречать гостей и принимать заказы. А то веры в клиентоориентированность Захара нет совсем, а серьезным охотникам нужна своя мисс Манипенни. Еще неплохо было бы заиметь своего техника-механика и чудо-изобретателя. Банши, конечно, что-то может, но слишком у нее специализация узкая, а надо и с оружием работать, и «буханку» тюнинговать.

В общем, я немного размечтался. Но для всего этого надо не просто ЧОП открыть, но и начать на нем зарабатывать.

Рекламных мероприятий в честь открытия мы не устраивали, воздушных шариков с логотипом прохожим детям не раздавали (хотя нашивки на плечо с логотипом в виде зари и «морды» уазика я набросал, и визитные карточки мы тоже заказали).

Разместили объявления в местных газетах и отметили в узком кругу, практически по-семейному: гостей все равно негде было принимать. Денег хватило только на то, чтобы подкрасить фасады, заменить окна и привести в идеальный порядок (почти) три комнаты: входную зону, мастерскую и гостиную, выполняющую роль переговорной.

А с другой стороны, вывеска есть, «буханка» на ходу, а больше-то и не надо ничего. Так что прорвемся! Как говорится, город большой, а деймос не мамонт, он не вымрет. Но и сидеть без дела в ожидании заказов, я не собирался.

***

Поместье графа Львова легчайшим образом нашлось и без участия частного детектива: любого встречного спроси, и каждый указажет дорогу. Приметный замок, уступающий в размерах только Кремлю, стоял на слиянии Москва-реки и Яузы, на Котельнической набережной. Аккурат на том месте, где в прошлом мире построили одну из «сталинских высоток».

В высоту замок Львова, конечно, сильно не дотягивал до высотки. Там все-таки тридцать два этажа, а здесь всего пять. Но и шпиль был, словно громоотвод, и крепостная башенка с бойницами – тоже.

Зато по общей площади не уступал. Если там «город в городе», то и здесь целый комплекс, дополнительно обнесенный забором. Личные покои в центральном здании, штаб-квартира Прайда, учебный центр, ангары с техникой, склады, пристань, и везде охрана, охрана и еще раз охрана.

По сводкам «Орденского листка», одаренных в отряде было почти полсотни, плюс техники, «оруженосцы», кадеты и прочая мелкоуровневая братия.

Я насчитал как минимум три входа на территорию комплекса: два блокпоста на суше и калитка с охранкой на воде. Что происходило за двухметровым забором, видно было плохо, но два бронекатера на пристани как бы намекали, что с техникой и вооружением там везде все отлично.

Местность искрилась силой – «чистым» потоком энергии. Ой, не зря говорят, что «сталинские высотки» построили на магических местах. Аура здесь дичайшая, без единой примеси скверны. Так что мой след – либо оказался каплей в море яркого света, либо Львова попросту не было дома.

Я побродил вокруг, проплыл мимо на туристической лодочке, порыбачил с Балалаем на противоположном берегу, меня даже начали узнавать в трактире напротив, но я так и не нашел очевидно слабых мест.

Белка тоже не помогла. Безрезультатно шарилась то вдоль забора, то по канализации вокруг. Дальше просто пройти не могла: горностай упирался в какую-то невидимую защиту.

Как назло, охрана работала четко по инструкции. Часовые не спали, не мерзли, и даже в туалет ни разу никто не отлучился. А здоровенные овчарки больше походили на баргестов, исходящих слюной при виде прохожих.

Молочники, почтальоны и прочие курьеры каждый день были одни и те же (я их уже узнавать начал), но и это их не спасало от тройной проверки: обыск, собаки, «святой» свет. И внутрь их не пускали – после проверки появлялась пожилая одаренная женщина и устраивала «контрольную закупку».

«Харми, сможем этот детектор облапошить?» – спросил я и задумался. У нас бы так проверяли доставщиков! Никто бы просрочку не подкидывал и картошку-фри по дороге не тырил.

«Сомневаюсь, – нехотя ответила египтянка. – По ядам я ее, конечно, обману, но она в корень продуктов смотрит, просто инородное сечет…»

«Я слышал, есть такая рыбка в японских морях, – решил блеснуть эрудицией Ларс. – Фуфу называется…»

«Не совсем, конечно, так, улыбнулся я. – Но мысль твою я уловил, осталось только два вопроса решить. Где ее взять и гурман ли Львов? Еще есть идеи?»

Идей оказалось немного. Одна совсем безумная: раздобыть черногнили и подкинуть ее в замок. Вторая банальная, в духе: если гора не идет к Магомету, то понятно, что надо выманивать. Бить по бизнесу, ломать и тырить накопления или ждать, когда Львов сам в рейд соберется или еще куда. Вот только если кто и выезжал за пределы «крепости», то как минимум на трех абсолютно одинаковых тонированных моторках, страхующих друг друга.

Но не валить же весь кортеж в городе? Банши идея понравится, но Исаев не оценит.

«Нужно поймать бухгал…тьфу, счетовода, короче, — высказался Муха. – Я тут у тебя в закромах подглядел, так все делают. Главное, чтобы черного, у него будет книга со списком всех темных делишек Львова, и там мы уже развернемся, классно я придумал?»

Я не стал поправлять Муху и объяснять ему про черную бухгалтерию. Идея, может, и не так плоха, но не для человека, у которого вывеска ночью светится и чей адрес во всех газетах написан. Не будет у меня нескольких попыток и времени реализовывать многоходовки.

«Вот-вот! Не надо будить спящего льва, – кивнул Ларс – Лучше его прямо спящим и прибить…»

«Мудрые слова, – ответила Харми, а Ларс чуть ли не замурчал от радости. – Но он и так проснется, когда мы со вторым расправимся. Может, их поссорить? А еще лучше: устроить им встречу в ресторане и подать рыбу эту вашу – фуфу. А я уж добавлю туда нужных специй!»

Звучит, конечно, коварно и вполне интересно. Только вот рыба фугу в Москва-реке не водится (Балалай подтвердил). Надо думать, надо больше информации. Доказательства, причины и следствия, а там, глядишь, и добро дадут на подрыв кортежа.

И если ко Львову с наскока не подобраться, то я решил переключиться сперва на Арсеньева.

С ним все обстояло чуточку проще. Особняк в центре для жизни, кутежа и приема гостей. Небольшой офис с усатым приказчиком и красивой секретаршей, типа по статусу положено (и нам тоже нужно), неподалеку от здания Ордена. А основную базу «Мраколовы» устроили в недалеком Подмосковье, в деревне с говорящим для них названием – Мрачково.

Насчет Мрачково я собрал чуть больше информации. Что-то сам, сидя в лесу на дереве, подглядел, что-то Белка разведала. Но именно что чуть. Количество людей, которые мелькали то в карауле, то на тренировках, а то и просто на перекурах, не совпадало с метражами жилплощади. Только если они там как в плацкарте живут. Но должно быть, все важное находится под землей.

Дома, сараи, конюшня с гаражом, тренировочный полигон со стрельбищем, маршруты часовых, график выгула собак (какая-то фишка у топовых охотников, надо будет уточнить, может, нам тоже надо) – все, что было на поверхности, я наизусть заучил сам и фобосов заставил. Хоть ночью, хоть с закрытыми глазами, но попасть на территорию я смогу.

Что я и собирался сделать, выйдя на дело вместе со Стечей. Без шума, без напряга – невидимка, который откроет двери, и маленький лохматый призрак с дистанционным управлением. По крайней мере, план был такой, ровно до того момента, как затрезвонили наши жетоны, срочно отзывая домой. Что могло означать одно из двух. Либо нас уже пришли убивать, либо появился первый заказчик.

ГЛАВА 2

– Опа, вечер в хату! – как-то само вырвалось при взгляде на посетителей, которые оккупировали наш офис.

Шестеро, с виду обычные сутулые щеглы. Фуражки и кепки на лысинах, полушубки и короткие шинели, под ними красные (одинаковые у всех) рубахи – все нараспашку. Толстые кресты на груди, за поясом – рукоятки наганов и маузеров. Брюки то в полоску, то в клетку, высокие нечищеные сапоги с торчащими из голенищ засапожниками.

Морды наглые, небритые. Кто с прищуром смотрит, а кто лыбится, блестя золотым зубом. Двое нервно крутят четки в татуированных руках, третий мусолит бычок папиросы. Один, видимо, главный, выделяется на фоне остальных осанкой и ростом, плюс шрам на щеке и массивные золотые печатки на пальцах, складывающиеся в граненый кастет.

Запах перегара, пороха и крови, въевшейся черными пятнами в рукава доброй половины гостей, перебил даже резкую вонь свежей краски на стенах и морилки, которой мы полировали стойку ресепшена. Аура мерзкая, но одаренных среди них нет. Она не от них идет, а как бы вокруг витает.

Понятней не стало. Заказ это или нападение? Да еще Стеча повел себя странно: замер у меня за спиной и скрылся в инвизе, как только разглядел гостей. Мое приветствие проигнорировали. Мужик со шрамом, не сводя взгляда с Захара и Гидеона за стойкой, лишь вскинул руку, тормознув дернувшихся в мою сторону помощников.

– Мы договорились? – прозвучал хриплый, уверенный голос.

– Да, – кивнул Гидеон. – аванс тысяча, после результата – еще две. Найти чемодан, потерянный посыльным, которого ошибочно приняли за бандита и вчера повесили. Ничего не упустил?

– Все верно, – кивнул главарь и катнул по стойке пачку купюр, скрученных в рулон и перевязанных красной лентой. – Сколько вам нужно времени?

– Зависит от вашего посыльного, если он решил здесь задержаться и не творит дичи… – Гидеон покосился на особо дерганных бойцов за спиной у главаря. – То мы его найдем. Если же фобос не появится, то вызвать его мы не сможем…

– Появится, —перебил святошу хриплый. – Уже появился. К бабе своей являлся, жути нагнал. Но он не буйный, Орден им не должен заинтересоваться.

– Добро, оттуда и начнем.

Я посторонился, пропуская гостей на выход. Проводил, так сказать, отметив, что в конце улицы осталась одна моторка, припаркованная под единственным неработающим фонарем. Закрыл дверь, повесив табличку «Закрыто», и пошел к нашим, расположившимся в гостиной.

– Это что за сказка про посыльного? – спросил Стеча. – Вы вообще знаете, кто это?

– Те, кто дает нам три тысячи, – отмахнулся Захар. – Один фобос, а по цене, как пять приличных заказов Ордена!

– Это банда Червонных валетов, они же Краснорубашечники! – схватился за голову Стеча. – Мужик со шрамом – это Клепа, он после Савана держит второй по численности отряд в городе. И никакой ошибки здесь не было. В новостях недавно писали, что кто-то грохнул ювелирку Блюмхейна. Исполнителя поймали, но награбленное так и не нашли.

– Ну и что это меняет? – лениво протянула Банши.

– Только то, что теперь за этот чемодан спросят с нас, – усмехнулся Стеча, но потом погрустнел. – И не найти его, вариантов уже нет. Деньги-то вы взяли, провинциалы жадные. Хоть за расклад бы столичный спросили.

Не знаю, какой он ждал реакции от нас. Напугать хотел? Пристыдить? Задуматься о чем-то? Вспомнить прошлый опыт?

Но всем было не до этого. Захар пересчитывал деньги, Гидеон похрапывал в кресле, из которого его, скорее всего, и подняли заказчики. На столике рядом с ним стоял почти пустой графинчик, и какой-то особой реакции (и вообще хоть какой-то реакции) можно было уже не ждать.

– Матвей, когда выступаем? Ночь на дворе, – спросила Банши.

– Дело, вроде, не сложное, так что сейчас и поехали, – предложил я. – К утру управимся. Да и фобосы, глядишь, поактивнее сейчас. Столичный, ты с нами?

– А-а-а-а, нахрен! – махнул рукой Стеча. – Подстрахую, если что, но сам не полезу. Я нескольких подручных Клепы за решетку отправить помог, не любят они меня.

Выкатили «Буханку» из гаража, дали по газам, всполошив соседских собак, и помчали в темноту. Подозрительная моторка двинулась за нами на приличном отдалении, но и нам все было понятно, и они нас все равно не потеряют – дорога была пустая.

«Город засыпает, просыпается ЧОП… – Муха опять что-то выудил из моей памяти и запел – …посмотри на звезды, посмотри на это небо, взглядом…»

«Муха, тише, пока Харми нам малину не зашухарила, – послышался встревоженный голос Ларса, а потом тихое бормотание под призрачный нос – …Об это каменное сердце кхм подколодной…»

Не так я себе представлял наше первое дело. Но три куска – это как минимум два пулемета, ремонт наших спален и протекающей крыши, а также обновленный весенне-летний гардероб, напоминания про который стали сыпаться с подсвеченных фонарями витрин ночного города.

Мы выехали на проспект, обогнав несколько колясок с пьяно гудящими купцами. Догнали на светофоре моторку молодых мажоров, этаких гусарчиков, распивающих шампанское и горланящих песенные куплеты в открытые окна. С бутылками все – и водитель, и пассажиры, зажавшие между собой целый ящик с бутылками.

Периодически звучали призывы ехать к Яру – в тот самый ресторан, где нужно будет подстраховать Исаева. Ну, если там всегда такая публика, то страшно представить, что нас ожидает.

Соседи начали ржать, комментируя наш уазик, и демонстративно перегазовывать, приглашая погоняться. Эх! Москва, ночь, мажоры – ничего не меняется ни в одном из миров.

Я тоже поддал газу, взбрыкивая двигателем и проверяя, не заскучал ли там дед. Отозвалось так, что мажоры вздрогнули и переглянулись. Я повторил, добавляя еще больше сомнения в их глазах.

Помню, что многие деда бешеным считали, но это даже не Гордей, а «Гордедваген» какой-то в версии «Брабус эдишен» под капотом. Ладонь Стечи, которую он положил мне на плечо, моментально вспотела и соскользнула с куртки. Правильно, лучше за что-нибудь другое держаться.

Я посмотрел на чугунный электрический светофор, установленный в городе совсем недавно. На тощую лошадку, тянущую мимо нас телегу с дровами. Животина только-только поравнялась с нами и тряслась крупной дрожью, подскакивая во время рыков моторок. Косилась на меня из-под кожаной потертой шторы и как бы говорила: «Ну не надо, барин!»

Телега наконец пересекла дорогу. Над головой что-то щелкнуло, и будто с тяжелым вздохом (как старая фотовспышка) зажегся зеленый свет.

Моторка мажоров заревела. Пробуксовала по заснеженной брусчатке и, виляя задом, рванула вперед. Я даже не тронулся. Пожал плечами и не спеша повернул налево, краем глаза заметив, что в салоне у мажоров что-то рвануло.

Разом бахнуло несколько «выстрелов», спугнувших прохожих, а потом из открытых окон во все стороны брызнуло шампанское. Завизжали тормоза, моторку занесло и впечатало в столб. Мокрые, все в пузырьках и пене, мажоры, отплевываясь и матерясь вывалились наружу.

«Матвей, ну ты что? Если бы я шампусик не открыл, ушли бы балбесы», – хмыкнул Ларс.

Я не стал ворчать на фобоса за очередное самоуправство. Все-таки весело получилось. Бодаться с ними я все равно не собирался – деда проверил, убедился и достаточно.

Больше приключений на дороге не случилось.

Пьяный мужик, перегородивший дорогу, парочка робких студентов, торгующихся с девицей легкого поведения, и ждущие скорую помощь охотники, ликвидировавшие какую-то лохматую мелкую нечисть – все это пролетело отдельными отрывками. Неудобств доставил только пьяный: мы трижды пытались его объехать, а он лез обниматься с бампером. Пришлось Стече вылезти и настойчиво проводить его к ближайшей лавочке.

Сверились с выданным адресом – обычный деревенский дом, старый и бедный, на окраине криминально известного района, в который даже Орденские не любят захаживать, а стражу сюда порой неделями после вызова ждут.

Краска на резных наличниках облезла, забор подгнил и покосился. Сквозь корку грязного снега пробивались засохшие сорняки, а двор вокруг дома был завален всевозможным мусором: от ржавых бочек до сломанной мебели. И только вдоль одной стены организованно росли кусты малины, гнущиеся под тяжестью растаявших за день и опять замерзших ночью сосулек.

«…и на луну не голоси, а лучше вспомни ту малину», – вернулось тихое пение, но уже на два голоса: от Ларса и Мухи.

К крыльцу вела протоптанная тропинка со втоптанными в грязь бычками и желтыми неровными лунками вдоль краев. С одной стороны, какой-то «снайпер» даже умудрился вывести свое отношение к этой жизни. И пусть силенок хватило только на две первые буквы, зато сразу было понятно, что приехали мы не в дом высокой культуры и быта.

В окне горел свет, звенели стопарики и матерком хрипели мужчины, поверх женского пения – что-то грустно-тоскливое из плейлиста с русским блатным романсом. Пела женщина хорошо, уж точно лучше, чем мои фобосы.

– Стеча, как нашего курьера зовут? – спросил я и вышел из «буханки», понимая, что больше желающих нет.

– Лёнька Воробей, – Стеча достал блокнот. – То есть Леонид Воробьев, уроженец села Бобровское Тульской Губернии, где неоднократно привлекался…

– Спасибо, я понял, – перебил сыщика я. – А кралю его? Только без подробностей, пожалуйста.

– Сонька, – нехотя, будто обидевшись ответил Стеча, перелистнул страницу и как не бывало, продолжил: – Это она поет, красивая, чернявая. Они оба у меня по делу одному проходили, но улик не нашлось тогда. Он форточник и медвежатник, она притон держит и скупкой занимается.

Я тихонько захлопнул дверь, чтобы раньше времени не привлекать внимания. Покосился на моторку, едущую за нами от дома и снова остановшуюся под неработающим фонарем. Перебежал дорогу и подошел к калитке.

Ну и как тебя искать, воробей? Цыпа-цыпа, гули-гули, кис-кис – это все не то, но, похоже, для других зверей-то не придумали, как их подманивать. Хм, задачка из разряда: а как выглядит птенец голубя? Вроде очевидная вещь, а мало кто видел, или вообще задумывался.

– Ленька, выходи! – крикнул я. Чуть было не ляпнул «подлый трус», но вовремя приглушил шепот. Урок про обидчивость фобосов мы уже проходили, знаем, как оно может случиться. – Леонид Воробьяныч, разговорчик к вам имеется…

Я всмотрелся в дом, окинул взглядом участок, переключился на ауру – тишина. Есть в доме негатив, но тут и одаренным не надо быть, чтобы догадаться: несет чем-то желтоватым, как от следов на сугробах. Опа! Есть контакт! Слабенький еще, но уже пропитанный злобой сигнал шел откуда-то из погреба.

Я скрипнул калиткой и стал тихонько пробираться к дому. Заглянул в окошко, разглядывая пьющую компанию. Четверо за столом под водочку и разносолы рубятся в карты, вместо фишек – золотые украшения и смятые купюры.

Один игрок сидел уже практически голым, в одной только замызганной майке-алкоголичке, семейных трусах до колен и огромных валенках. Худой, жилистый и явно невезучий. Как раз, под пьяный гогот напарников, снимал с шеи толстую серебряную цепь, чтобы сделать ставку.

В углу на кровати обнимала гитару Сонька, перебирала струны и пела. Рядом с ней, ловя каждое слово и раздевая похотливым взглядом, сидел здоровенный лысый амбал. Чуть ли не слюни текли, при том, что он умудрялся зыркать как на игроков, так и на сдвоенную кобуру, висевшую на спинке кровати.

«Если я что-то понимаю в отношениях, то либо эти поминки зашли куда-то не туда, либо у Сонечки появился новый ухажер», – игриво прокомментировала Харми.

Я разглядел дверцу в полу, закрытую на засов. Почувствовал, что фобос проявляется чуть отчетливее, но на контакт пока не идет.

Крадучись, я обошел дом, но сигнал становился только слабее. Значит, надо идти внутрь.

Нашел в мусоре сломанный черенок от лопаты, припрятал его и, выбрав самый сухой хлам, подпалил его. Отошел в тень за угол и завопил: «Пожар! Пожар! Спасайтесь!»

– Шухер! Облава! Легавые! Врешь сучара, живым не дамся! – раздалось в ответ в доме и после суетливой беготни, Сонькиного визга, разбитых бутылок и грохота перевернутой мебели, раздалось несколько выстрелов.

– Что? Съел, паскуда? Я на этот трюк больше не куплю… – последнее слово смазалось в грохоте новых выстрелов, зазвенело разбитое окно, а в двери появилась огромная дыра от выстрела дуплетом.

Не по плану диалог получился! Я еще глубже отступил за угол дома, радуясь, что хватило ума не стоять перед дверью. Сквозь выстрелы услышал, как хрустнул снег. Дернулся, понимая, что не подо мной, и на развороте получил удар чем-то тяжелым по голове. От неожиданности даже Муха не успел среагировать. Сквозь резкую боль и рухнувшее на меня ночное небо, только услышал: «…попался, шпынь легавый…»

Очнулся я уже в доме. На полу. С привязанными к спинке кровати руками над головой. Вязали наспех, чуть ли не рваной простыней, но крепко. Надо мной стоял бугай и целился куда-то вниз живота из обреза. Картежники облепили окна, тыча стволами и высматривая в темноте не иначе как отряд ОМОНа.

Рядом с дверью стоял еще бандитского вида мужик в телогрейке и шапке-ушанке. Нервно потирал руки, полируя пудовый кастет, и лыбился, растягивая тонкие губы и демонстрируя пару черных провалов в верхней челюсти. Сонька все еще сидела на кровати, забившись в дальний угол и прячась за гитарой, как за каким-то щитом.

– Валим его, и огородами! – причмокнул нервный. – Залетный какой-то, решил в героя поиграть, похоже. Перед домом только две моторки. Надо когти рвать, пока облава не развернулась.

– Вы чего? Я мимо шел, там огонь. Я предупредить хотел! – скривился я, изображая напуганного случайного прохожего, хотя притворяться испуганным, когда на твои яйца направлен обрез, оказалось не так уж несложно.

Я тараторил, заикался, но эффекта ноль. Бугай только курок взвел, так что пришлось импровизировать, пробуя все возможные варианты: ревность, жадность, тупость. Импровизировать и ждать. Либо фобосы справятся, либо до чоповцев дойдет, что пора свои задницы вытаскивать из теплой «буханки» и мчаться спасать меня!

– Соня! Сонечка, ну хоть ты им скажи, родненькая. Я же как лучше хотел! Говорил тебе, давай попозже зайду, а ты: «Раньше приходи, спать они уже будут». Я же серьезно, я деньги принес. Приданое. И Орденские награду обещали за фобоса, что в погребе зреет…

Не знаю, что именно сработало, но челюсть у бугая начала отвисать, а глазки забегали, демонстрируя умственную активность. Он перевел взгляд на Соню, чего мне было достаточно.

Резкий, подхваченный импульсом Мухи, удар ноги по обрезу. Легкая корректировка курса, чтобы рука бугая летела в сторону нервного. Раздался выстрел, и тощее тело влетело в стену. Лишь вата из телогрейки взвилась в воздух и осела в облаке порохового дыма.

Сразу же второй удар промеж ног зависшего бугая, мэйн поделился силушкой, так что мне самому стало больно от звука смачно треснувшего арбуза. Я дернул веревки, пропитанные едким кислотным составом от Харми. Крякнул от жжения, побежавшего по тонкой коже на венах, и, подцепив скрюченного бугая плечом, рванул вместе с ним на картежников.

Придавил одного, ушел с линии огня и, схватив нацеленную в меня двустволку, закрутил второго. Сжал его руку поверх спускового крючка и, довернув мужика, сразу же выстрелил в третьего. Вывернул винтовку, ломая пальцы, двинул прикладом в голову и прицелился в четвертого. В невезучего бедолагу, так и не раздобывшего одежду.

Совсем тощий, дрожащий от холода, дующего из битого окна, картежник поднял руки и попятился. Присел, споткнувшись о лавку, выхватил из валенка нож и прыгнул на меня.

Патроны он, что ли, считать не умеет? Или умеет, и мне досталось уже полуразряженное ружье? Проверять я не стал. Толкнул лавку, ударив по валенкам и сбив голодранцу траекторию, а потом принял прикладом по лбу на подлете.

Обернулся на шум за спиной, вспомнив про недобитков, и выдохнул:

– Вы чего так долго?

– Издеваешься? – воскликнула запыхавшаяся Банши, – Мы сразу же побежали, как только ты про пожар закричал. Секунд десять всего прошло.

– Что с ранеными будем делать? – спросил Стеча, связывая бугая, все еще не пришедшего в сознание. – Это Сиплый, он третий год в розыске. А в труселях – Емеля, на нем двойное убийство висит. Жмуры тоже знакомые, придавленного только не знаю, но, судя по татухам, отметиться успел.

– Пакуйте все. Стволы и барахло – Захару, а жуликов и рецидивистов у полицейского участка сгрузим, – хмыкнул я. Прошелся до люка, вскрыл его и спрыгнул вниз.

В погребе пахло квашеной капустой, сырой пророщенной картошкой и мочой. В углу нашлись кандалы, вбитые в стену, дырявый соломенный тюфяк и пустое помятое ведро. Миниатюрная камера сейчас пустовала, но, по пятнам, засохшим на тюфяке, было ясно, что место пользуется спросом.

Фобос был здесь – призрачная дымка очерчивала силуэт пленника, пропитанного болью, страхом и отчаянием. Образ еще не сформировался до конца, но уже было понятно, что этот человек при жизни был кем угодно, только не форточником. Может, упитанный купец, может, наевшийся на взятках стражник.

«Пустышка, не наш клиент, – прошептал Ларс – Легавый или крысу завалили, но точно не воробей…»

Я был согласен с профессором. Клиент как бы не наш, но и наш одновременно. Текущему заказу не поможет, но заказом для Ордена когда-нибудь станет. Еще одна, максимум две жертвы, забитых до смерти на этом месте, и здесь расцветет настоящий злобный фобос. Сначала порвет своих мучителей, а потом и всех, до кого сможет дотянуться.

– Покойся с миром, бедолага, – сказал я, чиркнул огневиком и подпалил мечущийся на тюфяке дух.

– Мы готовы, ты как? – В проеме появилась голова Стечи. – Это Воробей?

– Нет.

– Хм! – Стеча задумался.

– Какие идеи? Где дальше искать?

– Ну-у. Вариантов немного: тюремная плаха, морг, кладбище, ювелирка, пара трактиров… – Стеча протянул руку и помог мне выбраться. – Тут тебе виднее, где призрак задержаться может.

– Начнем с кладбища тогда. Орден следит за ним, – пожал плечами я. – Там-то уж точно ничего плохого не случится.

– Уверен?

– Если честно, то не очень…

ГЛАВА 3

Высадили Стечу возле полицейского управления и выгрузили пять тел – два молчаливых, завернутых в простыни, трупа и троих с наволочками на головах. Помятых, озлобленных, но живых. Соньку отпустили, сделав внушение фобосами и взяв с нее честное слово, что она свалит из города.

Стеча сказал, что процесс получения награды не быстрый, особенно если заявляешься сразу после полуночи, а награду нам получить все-таки хотелось, так что дальше мы поехали вдвоем.

Я уже примерно начал сопоставлять улицы обоих миров, полистал местные атласы и карты и мог обойтись без живого навигатора. На улицах стало еще меньше людей: кто ехал кутить, те уже были на месте, а кому утром на работу – уже по домам в кроватях десятые сны видят.

Покатушки по ночному городу напомнили о покупке моей первой машины. Настолько ты в первые дни переполнен эмоциями, что не можешь дождаться утра и срываешься на любую дружескую просьбу. Отвезти туда, забрать того. Или сам звонишь кому-нибудь и зовешь прокатиться по пустым дорогам. Желтые фонари блестят на асфальте, отсветы красного бликуют на лобовом стекле, а ты подгазовываешь, наслаждаясь бодрым рычанием из-под капота.

Дед уловил мое настроение, и «буханка» сначала поворчала, будто обидевшись, что не стал гоняться с мажорами, но потом пошла резвее. Не обязательно кому-то что-то доказывать, когда можно просто наслаждаться дорогой.

Возле кладбищенских ворот намечалась какая-то движуха. Стояла длинная моторка (практически автобус), возле которой суетились охотники. Выставляли ограждение перед воротами и калиткой, разгружали компактные переносные фонари на треногах, разбирали осиновые колья и щелкали затворами ружей, проверяя готовность к стрельбе.

– Это что еще за детский сад? – Банши прищурилась, провожая группу из четырех охотников, уходящих на территорию кладбища.

– Конкуренты? – усмехнулся я. Присмотрелся, изучая охотников со всех сторон, и приметил знакомое лицо. – Однако! Как же тесен мир! Вон того видишь? Индюк важный с бакенбардами?

– Ага, он здесь, похоже, за главного, – согласилась Банши. Она перелезла в салон, подхватила там две дополнительные гранаты и, просунув голову над сиденьем, нависла надо мной, заглядывая мне в глаза. – А что? Друг твой? Или проблемы?

– Это я его на балу вырубил и переодел. Исаев замял все, взяв с меня обещание извиниться при случае.

– Давай только не сейчас, ладно? – попросила блондинка и оглядела пустую улицу, где в темноте только со стороны нашего «хвоста» мелькнул огонек раскуриваемой сигареты.

– Согласен, лучше в ресторан его приглашу как-нибудь.

– Можем и сейчас, конечно, – спохватилась Банши, будто упускает что-то интересное. – Они крепенькие, но их всего четверо.

– Не, пусть идут по своим делам, – великодушно разрешил я и заглушил двигатель. – А мы по-тихому все сделаем. Кладбище-то большое, глядишь, и не встретимся.

Банши нехотя положила гранаты в ящик, повздыхала, качая головой, и одну все-таки вернула. Я проверил финку и Задиру, покосился на дробовик, но брать с собой его не стал. Зато, вспомнив свое новое правило, насыпал в карман несколько патронов: «светлячка», зажигательный и с дробью. А потом откопал в недрах «буханки» кривоватый, но крепкий кол.

– Зачем тебе это? – удивилась Банши.

– Вдруг парни что-то знают, – нехорошо улыбнулся я и кивнул на мелькавшие вдалеке лучи «святого» света.

– Ню-ню, – хмыкнула блондинка. – Кол только не сломай, а то Захар спросит потом.

Банши хрюкнула, довольная своей шуткой, помахала «хвосту», мол, раз тут сидите, то тачку охраняйте. Ответа не последовало, даже фарами не удосужились мигнуть, и мы перебежали дорогу.

Подкрались к чужой моторке с надписью на борту: «Филипп Ф. Филиппов и партнеры». Пригнулись под окнами, так, чтобы подремывающий водитель нас не увидел, и проскочили мимо ограждений к открытой калитке. Эксперты, блин, «оцепили», называется. Может, и кол я тогда зря таскаю?

Сразу за калиткой шла аккуратная дорожка из брусчатки. Через несколько метров она раздваивалась, а потом и вовсе расходилась в разные стороны, огибая кусты, деревья и отдельно стоящие склепы и памятники.

Не кладбище, а парк-дендрарий какой-то! Разнообразных кустов и деревьев больше, чем могил. На отдельных участках, огороженных низкой оградкой, можно было таунхаус целый построить.

– М-да, богато жить не запретишь, – глубокомысленно заметил я. Остановился, пытаясь определить, в какую сторону идти, и понял, что сморозил что-то не то. – То есть умирать. Мы кладбищем, случайно, не ошиблись? Что-то я плохо представляю, как здесь преступников и бездомных хоронят?

– Я тебя умоляю, тут у половины рыльце в пушку, к гадалке не ходи. Но в остальном ты прав, мы просто зашли с парадного входа, – Банши показала рукой в сторону, противоположную той, куда ушел Филиппов с партнерами. – Это частный сектор, а нам туда. В городскую часть, где могилки в основном братские.

Вместо холмиков с крестами – карликовые скульптуры в полный рост или, наоборот, громадные бюсты. Один очень даже знакомый. Гоголь, что ли? Усы его, прическа его. Я посмотрел на табличку и выдохнул: имя не его.

Бр-р-р, а то нам тут Вия еще не хватало с жутким хрипом: «Поднимите мне веки!» Я потряс головой и поморщился от боли. Шишка от кастета еще ныла, хотя стараниями Харми практически не беспокоила.

«Сплюнь!» – послышалось от Ларса.

Плевать я не стал, но, сложив пальцы крестиком за спиной, переключился на ауру. Заметил парочку светлых фобосов, ведущих светскую беседу на одном из надгробий. Они нас тоже заметили, покосились на осиновый кол и растворились в темноте от греха подальше.

Мы дошли до границы частного сектора и натурально попали в другой мир. Редкие, мигающие «святым» светом фонари высвечивали длинные могилы, похожие на грядки с табличками, исписанными мелким почерком, объясняющими, что там посажено. То есть, кто похоронен.

Выбрали самую свежую, оттерли табличку от грязи и стали искать нужную фамилию. Воропеньев есть, Голубев есть, но ни одного Воробьева. Банши кивнула на покосившееся кирпичное здание, из окна которого пробивался свет, и направилась к нему.

– Пошли сторожа допросим. Может, здесь запасная яма где-то есть?

– Тут все похоже на одну большую сплошную яму, – проворчал я. Аккуратная брусчатка неожиданно оборвалась на границе секторов, и ботинки стали чавкать в смеси снега, песка и глины.

Я подошел к «избушке», заглянул в немытое окно и разглядел там согбенное тело в ватнике, сидевшее на кровати рядом с чугунной буржуйкой. Над домиком вилась тонкая струйка дыма и даже сквозь щели в двери доносился запах горелого масла, будто из дешевой забегаловки с холестериновым жирным фастфудом.

Ружья через мутное оконное стекло я не увидел, но на всякий случай встал в сторонке от двери и только после этого тихонько постучал осиновым колом. Внутри охнули и зашевелились, и после повторного стука послышалось старческое шарканье ног. Сдвинулась задвижка, выпустив порцию аромата пережаренного масла.

– Чур тебя, нечистая! – послышался пьяный старческий голос. – Старая, опять ты колобродишь? Тьфу на тебя. Отвянь уже.

– Здорова, дед! – гаркнул я. Задвижка со скрипом дернулась обратно, но я догнал, выскочив из-за простенка. – Орден беспокоит, разговор есть.

– Из Ордена? – недоверчиво переспросил дед. – Прям охотник?

– Да, самый настоящий, – подтвердил я, достал жетон и поднес к открытой щели.

– А-а-а-а, – протянул дед и дернул задвижку, – и на тебя тьфу, окаянный!

– Так, дай я! – Банши оттолкнула меня с прохода и пнула дверь ногой. – Дедушка, миленький! Ну открой, у нас всего один маленький вопросик.

– Тю! Так вас там двое что ли? – Шарканье притихло, дед остановился. – Гладко стелешь, ведьма. Токмо я ужо один раз так открыл старухе своей. А выгнать опосля не смог. Померла уже как пятый год, а все равно не отвяжется, колобудра.

– Дед, давай серьезно, – опять вклинился я и мягким тычком отвоевал свое место у Банши. – Мы правда из Ордена. Я мнемоник, нам нужно фобоса одного найти. Помоги понять, где похоронен, а?

– Мнемоник? – Шарканье вновь приблизилось. – Прям всамделишный?

– Конечно, какой смысл о таком врать-то?

– Ну, может, и пущу, – задумался старик. После секундного молчания послышалось щелканье отпираемого замка. – Но с условием! Услуга за услугу, так сказать.

Дверь распахнулась, и мы чуть не задохнулись от вони горелого масла и дешевого самогона. За порогом стоял и чуть покачивался седой сторож. Лет семьдесят, на плечах старый перелатанный ватник с торчащим клочком ваты из-под заплатки, на ногах валенки, а на шее полосатый вязаный шарф. Явно ручная работа, как бы даже не той самой старухи. Шарф выглядел потасканным и застиранным, но все равно был самым чистым во всей «избушке».

– Шуршите шустрее, холода напустите, – капризно притопнул дед, подгоняя нас.

– Чем помочь-то могу?

– Опасное дело, парень! – Сторож понизил голос, дернул головой, будто оглядывается и, перекрестившись, прошептал: – Ты дьавола, часом, не боися? В аду бывал уже?

– Харэ жути нагонять, говори уже яснее!

– Так я говорю, – вскинулся дед, и его чуть занесло в сторону. – Ведьма моя бродит здесь…

Сторож опять оглянулся, пьяно прищуриваясь. Вздрогнул, заметив что-то в темном углу, стрельнул туда глазками и поднес палец к губам, типа «я вам ничего не говорил».

Я проследил за взглядом, подключил ауру и разглядел силуэт. Маленькая, этакий божий одуванчик, старушка стояла к нам спиной и увлеченно хлопотала у плиты – призрачные худые ручонки проскакивали сквозь горку пустых бутылок и одну-единственную чугунную кастрюлю.

– Изгнать ее? – Я тоже понизил голос до шепота.

– Тю! Куда? – замахал руками дед. – Про заначку мою спроси. Мне кум тем летом такую медовуху привел, что м-м-м-м… А это кочерга ее куда-то заныкала. Изгнать? Я те так изгоню!

– Ну, дед, ты даешь, – протянул я и посмотрел на Банши, но та лишь пыталась не заржать.

Я еще раз посмотрел на старушку. Одета по-летнему – простое, но милое платье с вышивкой, расписной платок на плечах. Рогов нет, чешуей не обросла. Светлая как минимум процентов на девяносто. Я потянулся к ней, используя едва заметный поток силы. Надо как-то аккуратно, а то либо спугну, либо, наоборот, прицепится.

Она обернулась. Посмотрела на меня, потом на своего мужа и покачала головой. Призрак покачнулся в воздухе, что можно было расценить, как вздох. Силуэт зафиксировался, и старушка довольно резво вскинула руку, прижала палец к виску и покрутила им. А потом растаяла в воздухе.

– Что там? – спросила Банши, глядя на мое разочарованное лицо.

– Да, что там? Видел демона ночи? – икнул сторож.

– Видел. Не представляю, как ты все это вытерпел, – произнес я и похлопал деда по плечу. – Чувствую, одной медовухой такое не компенсировать. Давай мы тебе ящик привезем?

– Компештировать? Себе компештируй, а мне ящик давай! – Сторож бухнулся на продавленную кровать у себя за спиной, жалобно скрипнув пружинами. – Утром приходи, порешаем все.

– Эй, стоять! Служба идет, сторож бдит! Куда завалился-то? – Я едва успел перехватить деда за грудки, уже пытавшегося принять горизонтальное положение. – Ленька Воробьев, где похоронен?

– Не знаю такого, – отмахнулся дед. – В журнале посмотри, ежели там нет, значит, из морга не привозили еще. У них там бывают всякие непотребства во имя этой, как бишь ее? Науки, кажись.

Пока я раздумывал, что делать с дедом, Банши уже перелистывала страницы толстой амбарной тетради. Хмурилась и качала головой. Захлопнула ее и чихнула, пустив по комнате облачко пыли.

– Поехали в морг, здесь зря время потратили.

Только мы вышли за порог, как где-то в глубине кладбища раздался выстрел. Просвистела пуля, едва не задев Банши. Всколыхнула ей волосы и чмокнула о кирпичную стену.

– Это по нам?

– Рикошет, скорее всего, – хладнокровно ответила Банши. Она повернулась и ножом подцепила сплющенную о кирпич пулю. – Серебро. Видать, Филиппов, наконец, к заказу приступил.

Будто подтверждая ее слова, началась пальба. Сразу несколько пуль попали в крышу сторожки, раскалывая черепицу. Из темноты в небо в направлении центральных ворот вылетел огненный шар, а за ним, словно наперегонки, коротенькая молния.

– Переждем или проскочим? – спросила Банши, с недовольным видом осматривая подпаленную прядь волос.

– Бодро они лупят, конечно, – проворчал я. Оглянулся на отсветы ружейных вспышек в центре кладбища. – Но вдруг затянется, а нам еще морг искать.

Банши кивнула, и мы пошли к брусчатке. Настороженно озираясь, синхронно пригибались и втягивали шеи, когда мимо нас то осколок гипсовой статуи пролетал, то рикошеты магических заклинаний. И каждый раз казалось, что бойня перемещается и подбирается все ближе к нам.

Я придержал блондинку перед выходом на чуть более широкую аллею и, как оказалось, не зря. Мимо со сведенным судорогой лицом пробежал один из помощников Филиппова. А затем еще один, с дымящимися взъерошенными волосами. Удирали так, будто за ними старуха-колобудра несется.

Я выглянул в сторону гремящего боя и почувствовал легкий жар от светящихся огненных шаров, мелькающих над склепом с двускатной крышей. Жонглируют ими там, что ли?

– А Филипп Филиппыч-то неплох, – с ноткой восхищения прошептала Банши.

– Думаешь, это он?

– Ага, остальные-то уже вне игры, – хмыкнула блондинка. Придерживая мой затылок, она повернула меня в сторону.

В кустах рядом с упавшей и частично разбитой статуей появилась третья рука. Дрожа, она тянулась пальцами к небу, будто мертвяк из-под земли выползает. Не советуясь, мы одновременно двинулись вперед. Банши – сразу к раненому, а я пошел посмотреть, с кем там развлекается Филиппов. Перебежал несколько участков, запутавшись в оградках и лавочках, перескочил через надгробие и подкрался к склепу, за которым лупили магией.

Богатый домик из зеленого мрамора, да еще и с претензией либо на ужасный вкус хозяина, либо на отменное чувство юмора. Вдоль стены стояли три статуи с закосом под античные, которые подпирали крышу. По задумке архитектора должно была быть и четвертая, но крайнее место сейчас пустовало. Там осталась темная в разводах от плесени ниша с вырванными из стены кирпичиками.

Оставшиеся же выглядели практически по классике: голый торс, мощные руки, каменные кубики на животе и кучерявая шевелюра. Собственно, все. Дальше скульптор уже решил выразить собственное прочтение классических форм.

Агрегат между ног смотрел в небо, и был таких размеров, что мог заставить статую Давида нервно перекурить в сторонке. Плюс копыта вместо ног, козлиная бородка острым клинышком и закрученные рожки, сантиметров на десять выпирающие из кучеряшек. И «живые» глаза, выполненные из мелкой разноцветной мозаики, в которых бликовали огненные всполохи.

Обойти склеп было сложно: справа росли колючие заросли перед остроконечным забором, а слева был проход, в котором постоянно что-то свистело. Я полез на крышу. Словно по лесенке, вскарабкался по статуе, ухватившись за рога и используя торчащий мраморный дрын как подножку. Завис на секундочку, встретившись со статуей глазами, вздрогнул от ощущения, что они улыбаются, и рывком втянул себя на крышу.

В этот же момент небо вспыхнуло от раздавшегося взрыва и послышался истеричный, но очень довольный хохот Филиппыча. А за спиной затрещали камни, и крыша чуть поехала в сторону. Я распластался, хватаясь за черепицу, и посмотрел вниз.

Статуя античного черта, по которой я только что вскарабкался, дергаясь, пыталась выдраться из каменной кладки. Рванулась и неуклюже выпала, когда кладка треснула. Черт поднялся, по козлиному встряхнул головой. Огляделся по сторонам, не поднимая взгляда, шумно втянул воздух и резво, будто с цепи сорвался, бросился оббегать склеп – туда, откуда еще слышались смешки. Бежал на четвереньках, бочком, подпрыгивая через каждый метр, явно не справляясь со своей анатомией.

«С таким сложно тягаться, – вздохнул Муха —Это вообще законно?»

«Умом выделяться надо…» – хихикнул Ларс.

«Вы о чем это, мальчики?» – вклинилась Харми, и мужская часть фобосов притихла.

Я не слушал, карабкался по крыше, подбираясь к коньку. С той стороны опять начали палить. Как-то не смешно стало Филиппычу. Перед каждым всполохом и взрывом раздавался уже не хохот, а выкрик профессиональной теннисистки во время тяжелого матча.

Обернулся на Банши, тащившей бездыханное тело охотника к выходу с кладбища. Убедился, что она в порядке, и только тогда выглянул за конек.

«Это прямо как в твоих кинофильмах!» – восторженно выдохнул Муха.

На практически выжженной площадке, в грязи растаявшего снега стоял Филипп Ф. Филиппов – один, без партнеров. Этакий сильно драный Ван Хельсинг: помятая шляпа дымилась, от плаща остались только плечи, зато видна была кожаная жилетка с метательными ножами и серебряной цепочкой от часов. Бакенбарды чуть ли не дыбом стояли.

В руках он держал странного вида жезл – смесь олимпийского факела и трезубца. Вокруг центрального зуба горел огонек, а соседние искрились, будто они под напряжением. И этим жезлом он отбивался от двух зеленых чертей. Палил молнией и огненными кольцами, стараясь не подпускать к себе. И лупил другим концом, моментально (как телескоп) превращавшимся в острое копье, если кто-то прорывался ближе.

Несколько прожженных насквозь или разбитых на осколки чертей уже валялись у него под ногами. Мешали двигаться, замедляли, и он пропускал удары.

«Признаюсь, он оказывается не так уж и плох, – констатировал Ларс – Столько гонора было на балу, а мужик-то крепкий…»

«Согласен,» — мысленно ответил я, любуясь работой мастера.

Он будто бы даже выше ростом стал. Сам крутился, как черт, выдавая лихие пируэты, и своим трезубцем крутил так, что черти держались в сторонке. Жезл Филиппов уже не схлопывал, а постоянно держал в разложенном состоянии.

На этот бой можно было смотреть вечно. Сразу два любых зрелища в одном: и красивый огонь, и чужая работа. Вот только Филлипов уже уставал – движения понемногу замедлялись, огонек начал мерцать, а молнии срывались с небольшой задержкой.

Я уже собрался броситься на помощь, но охотник всех удивил. И меня, и чертей. Пропустил прыгающую тварь мимо себя, отправив ей в спину тройной удар: две молнии, закрученные вокруг огненной стрелы. А потом резко развернулся и сбил второго черта в полете, сломав ему копыто. Догнал, нависнув над корчащимся телом, и двумя руками поднял трезубец вверх.

Завис в таком положении на мгновенье – то ли чтобы я успел прочувствовать всю эпичность момента, то ли накапливая силы. А потом резким взмахом с криком на выдохе воткнул острый конец трезубца в землю, раскалывая чертов череп и загоняя копье глубоко в землю.

Что-то треснуло. Где-то там глубоко под нами что-то пошло не так. Вздрогнула и задрожала земля, перекатываясь на склеп. Черепица мелко задрожала, отдавшись по всему телу дребезжащим массажем.

Филиппов крутил головой, пытаясь понять, что происходит, и продолжал тянуть свой трезубец из земли. Когда наконечник копья выскочил, под ногами у него появилась трещина, стала расти вширь и побежала в сторону склепа. В мою, блин, сторону!

Гул, шедший из-под земли, нарастал. Филиппова шатало, он пытался отскочить, выйти за пределы обваливающейся ямы, но споткнулся и рухнул вниз. Через мгновение выпрыгнул, как ужаленный, ухватился за край обеими руками и попытался выползти. Закричал, извиваясь, а потом со свистом улетел обратно, будто его кто-то сдернул. Только шляпа в воздухе мелькнула.

Трещина все увеличивалась, неслась к склепу, огибая его с двух сторон. Что-то трескалось, ломалось и хрустело, крыша заходила ходуном, пресекая все мои попытки встать и бежать.

И когда у меня это, наконец, получилось, черепица ушла из-под ног. Склеп схлопнулся, а крыша обвалилась, утаскивая меня за собой.

ГЛАВА 4

«Поднимите ему веки, —прогудел в голове голос Ларса. – А то что-то маловато кадров перед глазами пролетело…»

«Это потому что я вовремя ему травку одну в кровь пустила, – отозвалась Харми. – А здоровяк подводный защиту поставил…»

«А точно помогло? Какой-то он дохлый…»

«Сейчас подействует, не гони…»

– Где я? – просипел я. В голове шум, глаза щиплет и жжет от пыли и каменной крошки, спину скрючило, что-то острое давит.

«Не в царстве Аида, это точно, – ответила Харми. – Потерпи, подействует щас…»

Это ее ласковое «щас» резко стрельнуло в спину, будто адреналин влили прямо в костный мозг. Вштырило, да так, как говорил майора Пейна: «Хочешь забыть о своей боли? Почувствуй другую»! Впрыск адреналина ударил в голову, я заскрипел зубами, зарычал и вскочил на ноги.

Ночное звездное небо стало выше метров на пятнадцать.

Неровные стены, обломанные корни и слипшиеся куски расколотой брусчатки по кругу. Стены каменные, частично засыпаны землей, в некоторых местах видна, затянутая паутиной, лепнина. Бантики, кружочки и прочие загогулины на рифленых колоннах. А между ними – привалившиеся к стене ржавые доспехи в полный рост.

Под ногами у меня груда каменного мусора: стены, куски статуй, битая черепица и несколько мраморных гробов с проломленными крышками.

«Тьфу! Хорошо хоть не пещера, просто яма какая-то», – облегченно вздохнул Ларс.

Согласен, яма – метров тридцать в диаметре, может, и больше, свет не повсюду проникает. Вероятно, подвал того склепа, где в охране стояли античные черти.

«Интересно, кого черти охраняли?» – озвучил мои мысли Муха.

Я огляделся по сторонам, всматриваясь во тьму. В дальней части, куда должен был свалиться Филиппов, что-то отсвечивало бледным светом. Оттуда же доносились стоны и хриплое скрипучее дыхание. Кто-то кряхтел и пытался что-то сдвинуть.

Я подобрал осиновый кол, путешествующий со мной, как приклеенный. Но решил им одним не ограничиваться и достал Задиру. Поменял очередность патронов – первым поставил трех «светлячков», потом два зажигательных и напоследок добавил чистое серебро.

«Ну, окей, покажите мне, кто тут босс этой качалки», – подбодрил себя я. Скрестил руки, выставив вперед кол и револьвер, как копы с фонарями делают, и пошел вперед.

Тихо идти не получилось. Сначала хрустнула черепица, потом кирпичик скатился с кучи, увлекая за собой товарищей. Потом хрустнул уже я, неудачно поставив ногу. Провалился и по щиколотку застрял в перекошенной оконной раме.

Впереди что-то дернулось, так резко, что даже ветерок пролетел, сдобренный запахом свежей крови, и зажглись два красных огонька. Близко зажглись. И к земле близко, и между собой, примерно как глаза у человека. Послышалось недовольное рычание, опять резкое движение с красным шлейфом, будто неведомое пока существо отвернулось от меня. Рычание сменилось на чавканье. Жадное, ускоренное чавканье с причмокиванием.

Я выстрелил. И промазал.

Слепящий росчерк, как сигнальная ракета, промчался по яме. У дальней стены я увидел Филиппова – он валялся без сознания рядом с еще одним саркофагом (пока еще с целой крышкой в виде смиренно лежащего рыцаря). А над ним, стоя на коленях, нависала небольшая черная сущность и, судя по сосущим звукам, пила его кровь.

Человекоподобная мелкая тварь имела сморщенное старческое лицо, острые кривые зубы и налитые кровью глаза. Тварь зарычала и, не обращая на меня внимания, ускорилась, будто сейчас у нее отберут вкусную косточку. Аж уши ходуном заходили, и плечи начали подрагивать.

Первый «светлячок» пролетел выше головы, влепился в стену и, шипя искрами, прогорел. Я еще раз выстрелил, разгоняя подступающую тьму. Целился чуть ниже, аккурат в копну слипшихся грязных волос между ушей. Но так, чтобы ненароком не задеть охотника, который был еще жив, хоть и обескровлен.

Непонятно как, но пуля прошла мимо. Тварь на какой-то запредельной скорости сменила позу. Мелькнула в яркой вспышке, как пьяный гопник на дискотеке в лучах стробоскопа, и оказалась в метре от меня. Оскалила зубы и снова исчезла во вспышке выстрела.

Я только почувствовал сквознячок могильного холода за спиной, а Муха уже среагировал. Подбил руку и задал ей направление так, что появившаяся из ниоткуда тварь лбом налетела на осиновый черенок. Новый выстрел заглушил треск дерева и обиженный вопль твари, прежде чем она опять исчезла.

Зажигательный пошел – пофиг, зато теперь свет будет, пока пуля прогорит в стене, и фобоса я зацепил, подпалил где-то в районе ребер.

– Кто-нибудь ее видит? – Я дернул своих фобосов, озираясь по сторонам.

«Ныкается где-то, – ответил Муха. – Но, не ушла…»

– Прикрывайте! – Я высвободил застрявшую ногу и, хромая, поскакал к Филиппову. – Харми, у тебя есть что от бессознанки и кровопотери?

«У меня, конечно, здесь не аптека, – задумалась египтянка. – Покажи мне его, что-нибудь подберем…»

Филиппов выглядел плохо. Кожа у него посерела, бакенбарды превратились в грязную мочалку, вокруг закрытых глаз залегли черные круги. Еще больше черноты собралось на левой руке, где рукав рубашки был оторван. Вены в черных прожилках вздулись, из рваной раны на предплечье толчками вытекала кровь.

– Дышит! – Не знаю, почему я так обрадовался. Зато приободрился. – Делать что будем?

«Возьми его за руку поближе к ране, дай мне доступ к силе и расслабься», – четко, как матерый реаниматолог из сериалов про скорую помощь, отчеканила Харми.

Я будто бы услышал: «Двести кубиков оживина, везите его в операционную, он стабилен, но мы его теряем…»

Или меня? Сила хлынула так, будто это мне вены порезали. И я не в горячей ванне лежу и джаз слушаю, а по ступенькам на двадцатый этаж карабкаюсь. Руки потяжелели, потом ноги. Я не смог больше стоять и устало опустился на землю, откинувшись на саркофаг.

«Потерпи секундочку, – простонала Харми. – Тут присосалось что-то, но я не могу потоки разделить…»

Я посмотрел через ауру. На свою руку и на Филиппова. От меня шел розовый мерцающий поток, похожий на дым от тлеющей сигареты, втягивался в вены охотника и разбегался по всему его телу. Проскакивал через вторую руку, ломался, вытягиваясь в прямую струю, будто его пылесосом затягивают, и впитывался в валявшийся на полу трезубец.

Моя внутренняя батарейка опустела уже процентов на семьдесят. Я чувствовал, что мэйн начал впадать в спячку, профессор явно хотел что-то сказать, но неудержимо зевал.

«Матвей, оно возвращается…» – предупредил Муха, аккумулируя остатки силы в руке с револьвером.

Я уже и сам заметил тень, мелькнувшую в отсветах догорающего зажигательного выстрела. Дернул руку, пытаясь вернуть контроль над силой, но не тут-то было. Филиппов, уже с вполне розовыми щечками и открытыми глазами, нагло накачивал свое оружие!

– Чуть-чуть дай еще, прошу, – сквозь зубы процедил охотник. – На один заряд хотя бы, иначе мы ее не завалим!

– Кого ее? – прохрипел я. Оставалось двадцать процентов, Ларс с Белкой тоже ушли в режим сохранения, отдав все остатки силы Мухе.

– Вампира, колобудру, – на выдохе с заметным трудом ответил Филлипов.

– Кого, кого? – Я подумал, что ослышался.

– Кладбищенскую колобудру! Ты глухой, что-ли? – с натугой крякнул охотник и, наконец, отцепился.

«То-то я смотрю, рожа знакомая, – пропыхтел Муха. – А то профессор все какого-то Горлума вспоминал, ан нет – наша, родная, можно сказать. Только надо было ее тогда еще завалить при первой встрече…»

Колобудра приближалась. Мелькнула за плечом рыцарских доспехов справа, а потом сразу же на камнях слева. Еще одно мигание – и она оказалась перед нами.

Узнать в ней милую старушку – жену сторожа, дружелюбно крутившую пальцем у виска, – было сложно. Хотя что я понимаю в разгневанных женщинах? Там за секунду, бывает, настроение меняется. А Филиппов все-таки ей дом обрушил! Еще небось и заначку медовухи разбил своим трезубцем.

Оскалившись, вампирша прыгнула на меня, ибо Филиппов со стоном ушел в кувырок, чтобы достать трезубец.

Мы выстрелили одновременно. Но пока в посохе накопился и преобразовался заряд, зажигательная пуля уже устремилась вперед. Призрачная бабка вжалась, собирая в комок лоскуты тьмы, и дернулась в сторону. Где ее достал запоздавший заряд молнии.

Как током прошило! Черное тело замерло, окутанное электрическими зарядами, уплотнилось, теряя призрачное марево, и, парализованное, рухнуло на пол.

Я прицелился в бьющееся в конвульсиях тело и сделал контрольный выстрел. Серебряная пуля. Каждый раз, когда их использую, прям чувствую, как Захар где-то икает. Мягкая пуля, оставив пузырящийся кислотный след в макушке вампирши, прошла насквозь, исчезнув где-то в недрах ямы.

Тело фобоса задымилось, волосы вокруг раны начали гнить и отваливаться слипшимися кусками. Фу, я такое видел только на съемной квартире, когда забитый слив в душевой чистил.

Преодолевая брезгливость, я подошел к мертвому фобосу и подпалил тушку огневиком. Вспыхнуло! Над телом взвился плотный, тугой поток энергии и понесся в мою сторону. Сейчас будет приход и восстановление! Я уже был готов, предвкушая, но поток вдруг разделился – и лишь малая часть досталась мне, а все самое вкусное улетело к трезубцу. И кто здесь еще самый главный вампир-то?

Филиппову так вообще практически ничего не досталось, но, похоже, его это не смущало. У них там явно какой-то симбиоз: сначала один другого выкачивает, потом обратно.

– Ты как? Идти можешь? – спросил я, после того как «подзарядился» процентов до сорока и подошел к охотнику.

– Нога сломана, – бросил Филиппов. Сразу же спохватился, пригладил волосы и пальцами причесал бакенбарды. Встать он не смог, но попытался выпрямить спину. – Благодарю за помощь! Разрешите представиться, Филипп Филиппов, член Ордена охотников его императорского величества. Простите, не знаю, как к вам обращаться?

– Не надо ко мне обращаться, я так, мимо проходил. Но, если что, считайте, что мы квиты, – криво улыбаясь, ответил я. Думаю, что обещание Исаеву извиниться я выполнил. Даже перевыполнил, а лишний след о себе оставлять не хотелось.

Филипп явно ничего не понял, но лезть с расспросами не стал. Прищурился и задумался. Я подумал, что надо бы валить отсюда, пока он по ауре какой-нибудь след не узнал.

Над головой раздался свист, и лунный свет перегородили два силуэта: широкие плечи Стечи и взлохмаченная голова Банши. А потом прилетела веревка, которой я обмотал Филиппова.

Пока его вытаскивали, я раскопал в пепле несколько красных драгоценных камней размером с засохшую горошинку и осколок от бутылки с выпуклыми буквами: «МЕД». Дети такими стекляшками свои сокровища, прикопанные в земле, накрывают.

– Как думаешь, сторож в курсе? – спросил я у Банши, когда выбрался и рассказал, что произошло.

– Не то что в курсе, он же ее и проклял, скорее всего, – хмыкнула блондинка. – Не понимает этого, конечно. Но слово за слово, тут обозвал кровопийцей, там побухтел, что все соки из него вытянула, и так далее. А на кладбище почва благодатная, вот и выросло то, что выросло. Не зря говорят: о мертвых либо хорошо, либо никак.

Мы отнесли Филиппова к его моторке, временно превращенной в лазарет, и оставили вместе с его откисающими после боя партнерами. Загрузились в «буханку», Стеча вернул себе место водителя, а я прилег в кузове и начал отпаиваться эликсирами.

– Ни на минуту вас нельзя одних оставить, – проворчал здоровяк, заводя двигатель. – Удачно хоть?

– Раз живы, значит, удачно, – улыбнулась Банши. – А ты как?

– Восемь сотен на кармане, – Стеча похлопал себя по груди. – Выгодное это дело – бандитов ловить. Поехали домой, передохнем, а утром продолжим.

– Рано еще домой, трех часов еще нет, – вклинился я. Как раз к тому моменту понял, что спать не хочу совершенно: травка от Харми, адреналин, энергия вампирши и два пузырька энергетического сиропа – адская смесь сейчас закипала внутри. – В морг поехали, узнаем, куда Ленька делся.

***

Банши не поддержала мысль, что сон для слабаков, и, пока мы ехали к полицейскому моргу, тихонько посапывала, укутавшись шарфом. Будить ее мы не стали. Решили использовать здесь другое оружие – деньги! И просто купим информацию по-быстрому.

Припарковались за углом и, решительно настроенные на успех, двинулись в арку к заднему входу. Но не тут-то было!

Несмотря на ночной час, там оказались люди. Толпа горожан человек в десять не меньше, гудела, шумела и что-то требовала. В основном мужчины в одежде рабочего класса, но была и пара женщин – грустных и с виду несчастных. Напротив них стояла стража. Не из Ордена, обычные городские вояки в шинелях с шашками на боку и «мосинками», которыми они и убеждали толпу не совершать ошибок. Главным был прямой как палка седой капитан. Держался он хорошо – скрипел зубами, желваки ходили на скулах, но не психовал, а четко поставленным армейским голосом отвечал на выкрики и призывал всех разойтись.

Люди требовали кого-то выдать. Только я не понял, кого именно: жертву маньяка, чтобы, наконец, похоронить по-христиански, или, наоборот, тело маньяка, чтобы сжечь его во избежание рождения фобоса-мстителя. Капитан отвечал односложно: расходитесь, следствие идет, все понимаю, но…

Вникать в проблему у нас желания не было, но и пройти внутрь морга не было никакой возможности. И уж тем более не та ситуация, чтобы давать взятку капитану с просьбой пропустить.

– Жди меня вон у того окна, – прошептал Стеча и перешел в режим невидимости.

Толпа начала вздрагивать: то кому-то на ногу наступили, то подвинули. Следующими нервно начали перетоптываться и коситься за спину охранники, будто кто-то их по спине хлопает. У Стечи явно был какой-то хитрый план.

Один стражник сдвинулся правее, а второй отвернулся влево, отведя длинный ствол винтовки. А между ними появился довольно широкий проход, даже для такой детины, как наш Стеча.

Оставалась запертая дверь. Я про себя считал, сколько времени уже прошло. Не хватало только, чтобы здоровяк сейчас рухнул без сознания на глазах у нервных стражников и озлобленной толпы.

Стал перебирать варианты, как всех отвлечь, но капитан все сделал сам. Повернул голову, будто слушает чей-то шепот, кивнул и пошел внутрь. Открыл дверь и сделал шаг, но потом развернулся и повторил людям, чтобы они расходились. Поднялась новая волна криков и упреков, толпа так опасно колыхнулась вперед, что стражникам пришлось вскинуть ружья и уплотниться. Капитан прищурился, махнул рукой и вернулся к толпе, чтобы ее успокоить.

Я отошел к окну, которое частично скрывалось за деревьями и бюстом, вероятно, очень известного патологоанатома и стал ждать. Через минуту послышался звук открываемой щеколды и скрип рамы. Из окна вместо каната высунулась крепкая рука Стечи. Еще мгновение, и я уже был внутри.

– Это что за магия такая? – шепотом спросил я у Стечи, допивавшего пузырек восстановления. – Как ты капитана заставил дверь открыть?

– Повезло просто, телефонь в коридоре затрезвонила, – пожал плечами здоровяк. – Пошли скорее, вдруг перезванивать будут.

Телефон действительно зазвонил еще раз. Пришлось прятаться в темном углу за кадкой с раскидистым фикусом. Мимо пробежал местный работник – довольно плотный мужчина в белом, перепачканном пятнами халате. Но пятна были не от крови, а, скорее, от сала – шлейф аромата копченостей еще долго стоял в коридоре. Митинг – митингом, а обед по расписанию.

Мужик схватил трубку, вытянулся по стойке смирно, попытался дожевать и проглотить то, что не успел съесть, и стал кивать. До нас донеслись только его ответы: «Понял. Передам. Подкрепление в пути».

Предупреждать капитана он не стал, выглянул в окно, неодобрительно покачал головой и пошел обратно. А мы за ним. Прошли коридор, лестницу в подвал, еще коридор и двустворчатые двери без замков, которые можно просто распахнуть, когда везешь тележку с покойником, а руки заняты. Дальше нас встретил большой зал с пониженной температурой, стена с крышками холодильных камер, еще стена со стульями для зрителей-студентов, а в центре несколько операционных столов в два ряда. Над каждым – отдельные лампы, а рядом столики с инструментами.

На пяти лежали тела, прикрытые простынями. Свет горел только над одним столом, где лежало раскуроченное тело взрослого мужчины. Грудина была раскрыта и перекручена металлическими винтами-бабочками. Причину смерти можно было определить даже без диплома: тут и черепно-мозговая, и несколько колотых в области шеи, и следы от вил на ребрах. При этом труп выглядел ухоженно – и волосы на целой части головы были чистыми, и ровные ногти на свисающей вдоль стола руке – тоже.

«Санитар» прошел в дальнюю часть комнаты, свернул к письменному столу и начал шуршать бумагой. Мы проскочили за ним и спрятались под простыней.

– Его не вскрывают, а наоборот штопают! Прихорашивают, типа, – прошептал Стеча. – Как раз обсуждали это дело, когда я награду получал. Это сынок одного богатея, девчонок фабричных похищал и до смерти насильничал. Так работяги его сами вычислили, на вилы подняли, а потом прессом раздавили.

– Я не чувствую в нем сейчас энергии, даже остаточной, – тихо сказал я и прикрыл глаза, фокусируясь на ощущениях. – А девчонки сами тоже тут?

– Скорее всего. Работяги его вместе со схроном нашли, где он жертв прятал. Это плохо?

– Может и пронесет… – задумался я, – если свежей крови не будет. Нам-то всего лишь спросить.

– Прям просто спросим?

– Почти, – улыбнулся я. – План есть, подсоби, чутка.

Санитар (я решил называть его «человеческий чучельник») закончил со своей трапезой. Громко рыгнул и снова зашуршал промасленной бумагой, собирая мусор. Напевая под нос что-то из шансона, он подошел к столу с покойником, вытер жирные пальцы о халат и взял какой-то странный инструмент, похожий на шпатель.

Прицелился, как художник перед важным мазком, замер и икнул, начиная бледнеть.

Труп на соседнем столе зашевелился. Простыня вздрогнула и начала дыбиться, будто покойник пытается поднять руку. Потом вторую, а потом и вовсе решил сесть.

Ловкость навыков Ларса, мои воспоминания из детства, как Карлсон гонял по крыше бандитов, и вуаля – получите локальное восстание мертвецов. Мужик со звоном выронил шпатель, побледнел, сливаясь цветом со своим халатом (даже пятна похожие выступили), и сделал шаг назад. Уперся в невидимого Стечу и тихонечко взвизгнул.

– У-у-у-у-у, – вполне натурально прогудел Стеча. – Я Лёнька Воробей, где мое те-е-е-ело-о-о-о?

Санитар осел на пол, промычав что-то нечленораздельное. Пришлось нам снизить интенсивность трепыхания простыни и повторить вопрос. А потом еще раз. И еще, чередуя угрозы с обещанием награды.

– Так, так, т-т-так… – заикаясь начал санитар, и его как будто прорвало. – Так третьего дня как продал доктору Шлякову в анатомический театр. Не убивайте только! Я верну деньги. Все верну! Я не виноват, у него все равно головы не было. Никто бы за ним не пришел, а студентам практика нужна.

– А голо-о-ова-а-а где-е-е? – завыл Стеча и чуть было не переборщил, потому что санитар начал закатывать глаза, теряя сознание.

– П-п-п-привезли таким, его же расплющило в ловушке у ювелира…

У Стечи закончилось действие невидимости, и под ярким медицинским фонарем он будто бы вывалился из пустоты, всей своей тушей заслонив свет.

Санитар дернулся, как припадочный, подскочил и, не разбирая дороги, бросился бежать. Наступил на шпатель, нога проскользила по кафелю и с хрустом подвернулась. Мужика занесло, и он со всей дури влетел головой о край соседнего стола. Что-то опять хрустнуло! Неуклюжий санитар с разбитым носом рухнул на пол, а на ослепительно-белой простыне осталось свежее пятно крови.

Алое пятно начало растекаться, впитываясь в ткань, а потом, нарушая все известные мне законы физики, побежало вверх. То тускнея, то проявляясь причудливыми узорами, как пятна на маске Роршаха из комиксов про Хранителей. Достигнув наивысшей точки, на уровне груди лежавшего под простыней трупа, пятно остановилось и полностью впиталось внутрь. Но теперь простыня начала подниматься вверх.

– Упс, нехорошо вышло! – Стеча, стоя с другой стороны стола, не видел пятна крови, а только осевшего на пол санитара. – Матвей, отключай уже простынку, больше мы не узнаем ничего.

– Стеча, беги! Это уже не я!

ГЛАВА 5

Дважды повторять не пришлось. И не заметить, что проделки совсем не мои, было невозможно. Окровавленная простыня взвилась под потолок, скрутилась, будто ее выжимают невидимые ручища, и начала бешено вертеться, разбрызгивая вокруг красные капли.

– Это же нос, здесь артерии нет! – завопил Стеча и, подхватив санитара, зажал ему кровоточащий перекошенный нос. – Какого хрена так хлещет?

– Вали уже отсюда! – крикнул я и попятился, подталкивая и прикрывая здоровяка.

– Держись, помощь приведу, – крикнул Стеча и потопал к выходу, откуда донеслось уже менее уверенное: – Или хотя бы Банши…

Вся кровь, которая натекла на пол, отдельными каплями поднялась в воздух. Капельки делились пополам, а потом распадались на еще меньшие частицы. Красные точки устроили хоровод над столами, ощутимо повеяло холодом – это что-то невидимое забарабанило резкими хлопками открывающихся холодильных камер. А потом все замерло: и капельки, и простыня, и сквозняк. Будто время остановилось и чего-то ждет.

Продлилась эта выжидающая тишина не долго. Только я сделал еще один шаг назад, как капли ливнем рухнули на оставшиеся простыни на столах. И уже через секунду в воздухе под потолком кружило уже пять белых полотен. Ткань выдавливалась вперед, создавая очертания женских тел.

Груди, тонкие плечи, узкие бедра, аккуратные лица – как слепок, только наоборот. Края простыней все еще трепетали, но я уже четко видел молодые девичьи лица. Сквозь белую ткань проступила кровь: у ближайшей девушки тонкая струйка потекла из-под сердца, у соседней кровь залила глаза, у следующей в красный цвет окрасилась шея.

Агрессии они пока не проявляли. С легким шорохом, похожим на стон, шелестела ткань на сквозняке. Простыни слетелись к раскуроченному трупу маньяка, но вместо того, чтобы наброситься на него, начать рвать, метать или мстить каким-то иным способом, они стопкой (одна за другой) накрыли тело.

– Это они зачем? Как-то не сильно они его ненавидят?

«Обычное явление, – ответил Ларс с чисто профессорской интонацией. — Порабощенные души после смерти служат своему хозяину. Пора бы тебе матчасть подучить-то…»

– Развели, понимаешь, Стокгольмский синдром.

«Чего развели?» – уточнил Ларс.

– Вот-вот сам иди, матчасть подучи, умник.

Шутки шутками, а потерянные тряпичные души прямо у меня на глазах накачивали маньяка силой. Танец простыней – от объятий до полетов вокруг с едва заметным касанием – начал потихоньку действовать. Тело зашевелилось и неуклюже рухнуло со стола. Зазвенели металлические зажимы, что-то треснуло.

Покачиваясь и хватаясь непослушными руками, тело смахнуло инструменты с ближайшего стола, но ухватилось за край и медленно встало в полный рост. Повернулось ко мне и расправило плечи. Прищепки с зажимами брызнули в разные стороны, полностью раскрывая распоротое брюхо. Ребра выгнулись и стали выпирать, будто острые клыки. Получилось две челюсти, повернутые на девяносто градусов, между которыми клубилась тьма.

Может, и к лучшему, что клубилась, ибо изучать по нему анатомию мне совсем не хотелось. Задиру я зарядил по новой схеме, чередуя светляки, зажигательные и разрывные. С серебром не жадничал, его просто не было.

Первая пуля ушла прямо в черную «реберную глотку». Без эффекта – я будто спичку в воде затушил. Тоненькая струйка дыма, запах серы – вот и все, что я получил. Если не считать взбешенных призраков девушек. Простыни, как гарпии, взвились к потолку, и стали хлопать «крыльями», вытягивая лица в жутких гримасах.

Я попятился и выстрелил второй раз. Зажигательным я целил в голову, чтобы попасть между двух зеленых полосок света, тянущихся из-под прикрытых век.

Пуля до цели не долетела. Одна из простыней молниеносно бросилась наперерез. Сжалась в шар и поймала мою пулю. Покраснела, как светильник, в котором зажгли лампочку, и разбухла. Потом сжалась, выдав несколько «сердечных» сокращений, и развернулась обратно в девушку, будто ничего и не произошло. Белизна только исчезла, сменившись серым цветом с черными подпалинами.

Хитро! А как насчет разрывного?

Разрывной им не понравился, но и урона не нанес. Будто почувствовав убойную силу, заложенную в патроне, простыни сменили тактику. Два призрака с дикой скоростью метнулись под стол и подняли его на попа, создав полноценный щит. Третья укутала своего хозяина и замотав его, уволокла за стол. Остальные кинулись на меня.

Скрутились в жгуты и начали лупить со всех сторон. Одна ударила меня по запястью и сбила выстрел, улетевший в потолок, а вторая хлестким прямым ударом припечатала меня по лбу.

И больно, и обидно одновременно. Мы так в бассейне девчонок полотенцами по попам били. А тут в лоб, да еще и с силой! Будто бревном жахнули!

Я отлетел назад, спиной кувыркнувшись через пустой стол.

– Муха, не спи! Харми, обезбол! Ларс, хватай все, что ухватится! Бр-р-р-р… – Я потер растущую шишку на лбу. Видя, что призраки отступили к мертвецу, достал финку и оскалился. – Ща будем всех рвать на британский флаг!

Призраки отступили, простыни расправились, вновь став женскими силуэтами, но лишь для того, чтобы перегруппироваться. Замкнув в коробочку мужика, клацающего ребрами, они стали обходить меня по бокам, намереваясь в эту же коробочку меня и запихнуть! Прямо в распахнутые объятья мертвого маньяка.

Вероятно, по плану этой группы поддержки, подойти к пасти я должен был полностью отбитым, измягченным и чуть ли не пережеванным. Но у меня была своя не менее интересная задумка. Я крутанул финку, а левой рукой чиркнул Zippo по штанине, эффектным жестом открыв крышку и подпалив фитиль.

Простыни перекрутились и бросились в атаку. Две, видать, ждали в засаде, остальные окружали меня с трех сторон. Превратившиеся в жгуты простыни, как щупальца гигантского осьминога, лупили меня по плечам, спине и голове, словно психованные невидимые монахи с посохами. Тычковые удары, хлесткие с разгона – я едва успевал уворачиваться. Пару раз ставил блоки, но выходило не очень. Себе дороже – кожу жгло так, будто меня медузы облепили.

Уклонялся, уходил, запутывал, скакал между и под столами и каждый раз пытался дотянуться финкой. Подрезал одну, смачно всадив нож практически в середину простыни, и удерживал финку обеими руками, пока ткань по инерции проносилась мимо. Резалось хорошо – призраки были плотнее, чем бумага, ближе к линолеуму.

Когда простыня-подранка распрямилась, оказалось, что я пропорол призраку ногу. Не смертельно, но быстро летать она уже не могла: кренилась в правую сторону.

Со следующей мне помог Ларс. Я на расстоянии подхватил упавшие прищепки, почти подставился под удушающий бросок простыни и в последний момент вцепился прищепками с разных углов. Растянул на всю ширину и располосовал чуть ли не в вермишель. Запалил огневиком и только тогда отпустил рухнувшую на пол огненную «мочалку».

За спиной раздался топот, а потом и ошарашенный крик:

– Полиция! Кто стрелял? Вы что тут делаете? – кричал один из уличных охранников.

– Тряпки жжем, смеемся… Бегом отсюда, работает Орден! – рявкнул я. Отвлекся! На меня сразу же набросился призрак. Ледяная простыня, как змея, стала закручиваться вокруг шеи, душить и тянуть в сторону маньяка. Я поджег ее прямо на себе, пытаясь сбросить.

Плотно скрученная ткань начала тлеть, а я заметался по залу, сшибая столы и тумбы. Хрипел от гари и удушья, одновременно молясь, чтобы тварь вспыхнула, но загоралась она медленно и неохотно, ибо мертвячего холода я уже не чувствовал, лишь обжигающую адскую боль. Были бы волосы, уже бы все спалил!

Паника! Паника! Паника! Каким-то чудом я остановил Муху, уже поднявшего финку для удара в простыню. И еще раз, когда он сменил траекторию для удара снизувверх прямо мне в подбородок. Третья Мухина идея была получше, чем первые две: если запустить лезвие сверху вниз, подцепить рулон и…

Но я даже замахнуться не успел. В ноги бросился еще один призрак и хлестко вмазал по лодыжке. Я рухнул, как подкошенный, и выронил нож с огневиком. Попытался дотянуться, но вокруг ног уже обвилась вторая простыня и потащила меня к открытой пасти маньяка. Он присел в ожидании ужина. Раскрытые ребра двигались в такт тяжелому дыханию.

Обжигая руки, я схватился за простыню на шее, пытаясь оттянуть ее для нормального вдоха. Выгнулся, стараясь замедлить движение, пока ищу, за что бы зацепиться.

Четыре метра, три… Чем ближе меня подтаскивали, тем шире расходились ребра. Черная пасть уже давно нарушила все пропорции человеческого тела, а ребра все расползались. Хоть вдоль, хоть поперек, я туда со свистом проскочу.

Два метра… метр…

Я уже чувствовал запах тухлого мяса. А от нехватки кислорода перед глазами проскакали темные пятна. Проскакали справа налево, выскочили за пределы орбит и перепрыгнули на опрокинутый стол, за которым раньше прятался маньяк.

Буквально в последний момент я «стиснул» Ларса, и стол вылетел, процарапал пол и, завалившись набок, встал между нами. Ботинки, ударив по пяткам, уткнулись в столешницу. Меня чуть спружинило по инерции, но вместо того, чтобы откатиться, я сжался, подтянул колени чуть ли не к подбородку и со всей дури ударил по столу.

Я услышал хруст. Часть ребер подломилась, а часть справа и слева от меня пробила столешницу насквозь. И те, что пробили, застряли насмерть! Маньяк силился, но не мог захлопнуть челюсть. Я еще раз ударил, насаживая осколки глубже. И еще раз, не давая деймосу отползти.

Над столешницей на тонкой шее металась его голова. Глаза все также были закрыты, а рот кривился в беззвучном крике. Простыни чуть ослабли, а последние две – хромой подранок и с подпалинами, словившая зажигательную пулю, – замерли в нерешительности: нападать на меня или укутывать и спасать хозяина?

Я смог сделать вдох. Еще раз скрючился гармошкой и ударил в столешницу. Ноги скованы, дышать нечем, но руки-то свободны! Я нащупал Задиру в кармане и прицелился в деймоса.

Простыни, наконец, среагировали. Нараспашку бросились на меня, закрывая собой хозяина. Удавка на шее включилась на максимум, меня аж потянуло в сторону, но я успел трижды надавить на спусковой крючок.

Первый – светлячок прожег небольшую (сантиметров пять в диаметре) дыру в ближайшем щите, которым выступала подранка. Влетел во вторую, начал дымиться на ткани и растаял в воздухе.

Второй – зажигательный прошел сквозь дыру, вгрызся в темное пятно второго щита и прожег его.

Третий – разрывная пуля пролетела в отверстие первой защиты, потом второй и влетела аккурат в голову деймосу. Раздался взрыв, разбрасывая во все стороны осколки, куски костей и мозгов. Дырявые простыни впитали большую часть, по сути, защитив уже меня, и, обмякнув, спланировали на меня сверху. Удавки на шее и ногах постигла та же участь: потеряв связь с хозяином, призраки растворились в небытии.

Я высвободился, прокашлялся и подобрал огневик. Ушли они или нет – рисковать не стоило. Подпалил сначала хозяина, а потом и все простыни. На этом не успокоился (меня еще немного потряхивало) и пошел жечь вообще все тряпки, которые были в комнате. Остановился, только когда меня догнал приход от изгнания.

***

– Ну а теперь-то домой? – спросил Стеча, пока мы ждали Банши, писавшую отчёт для приехавших дежурных из Ордена. – Рассветет уже скоро!

– Поехали к ювелирам, добьем уже и тогда спать? – спросил я. Меня еще потряхивало, я сидел на полу в кузове и неторопливо втирал в шею легкую покалывающую лечебную магию от Харми.

– Вот ведь дебилы! – фыркнула блондинка, садясь на пассажирское сиденье. – Как узнали, кто мы, так сразу на попятную: ни тебе награды, ни рейтинга. Спасибо, говорит, за вашу активную гражданскую позицию! Ушлепок! Даже из рапорта нас выкинул.

– Может, оно и к лучшему, – Стеча кивнул на подъехавшие моторки с витиеватым гербом на дверях и объяснил: – Папаша жмурика. Он явно не на такой результат рассчитывал, когда чадо свое гримировать отдал.

– Зато родственникам жертв результат по душе, – вздохнула Банши. – Газуй уже давай, пока они наш «батон» не срисовали.

* * *

Ювелир Карл Жабновский, по слухам, приближенный к императорскому дворцу, жил на Сретенке – местном районе, где кучковались ремесленники (в основном ювелиры) и купцы-спекулянты товаров роскоши. Этакий ЦУМ, ГУМ и «Барвиха Лакшери Вилладж» – три в одном. С постоянно действующим Орденским постом на въезде и несколькими патрулями городской стражи.

Район еще спал. В небе проклевывались первые намеки на скорый рассвет, но пошел снег с дождем и набежали тучи. Даже если кому-то и нужно было бежать куда-то по делам, они этого делать не торопились. Свет в окнах горел кое-где, но в основном город спал. А ЧОП еще не ложился!

Стеча, знавший местный распорядок, объехал пост Ордена и, покружив в темных переулках, прокатил нас так, чтобы не попасться на глаза патрулям. Припарковались под навесом полупустого дровяного сарая и дальше пошли пешком. Богатые дома с кованой оградой, решетки с узорами в виде лиственных загогулек, грив и хвостов диких зверей. За ним скромный палисадник – ни парков с лабиринтами и фонтанами, ни прогулочных маршрутов со скамейками. Дорого здесь квадратный метр стоит, вся площадь в дело идет. Хорошо хоть по ночам никто не работает.

Дома жались к подсобкам, подсобки – к складам, а склады – к мастерским.

Дом нашего ювелира выглядел одним из самых богатых. И, к счастью, стоял чуть в стороне, разделенный с соседями узким проулком.

Трехэтажный особняк с коваными решетками на окнах. Сделаны они были мастерски: настолько естественно смотрелись, сливаясь с прутиками зимнего винограда, что я их даже не сразу разглядел. Был и небольшой дворик с маленьким заснеженным фонтаном в виде полоскающего пасть льва.

Свет не горел, дополнительной охраны не было, только сигнальные магические маячки на воротах, заборе, окнах и дверях. Банши научила меня различать их через ауру, и стоило мне переключиться на нужный спектр, как темный дом загорелся огнем гирлянд, как новогодняя фура «кока-колы». Даже печная труба – и та была утыкана ловушками так, что и Санта без палева не пролезет.

Мы обошли участок в надежде найти калитку, которую кто-нибудь совершенно случайно забыл закрыть. Нашли только натоптанное место, где после ограбления толпились следователи, увозившие тело Воробья. Они оставили следы от колес, гору сигаретных бычков и пятна крови, глубоко въевшиеся в корку подмороженного снега.

Отсюда у меня получилось разглядеть окно, временно забитое досками, куда, вероятно, впорхнул и откуда выпорхнул наш Воробей.

И сломанный куст возле стены, где он пошел на посадку.

– Стеча, можешь меня через забор перекинуть? – прищурившись, поинтересовался я, когда мы остановились напротив забитого окна, на котором еще не восстановили сигнализацию.

– Эм-м… – Стеча посмотрел на меня, потом на забор с остро заточенными кольями, потом опять на меня. – Без гарантии.

– А Банши?

Мы оба посмотрели на блондинку. Та сразу сделала шаг назад.

– В жопу пошли оба! Нашли тут ласточку.

– Банши, стой… – Я перешел на шепот, заметив, что мы уже не одни.

За ее спиной появился четвертый участник «совещания» по проникновению в дом. Фобос. Пока нейтральный, без перекоса в темную или светлую сторону. Нечто серое. Высокий, худой и без головы.

Он стоял, повернувшись к окну с отстраненным видом, как случайный прохожий. И несмотря на отсутствующую часть тела, возвышался над невысокой блондинкой.

– Матвей, даже не думай! Я себя не для этого столько лет берегла!

– Да, стой ты! Замри!

Но было уже поздно. Банши сделала еще один шаг назад, погружаясь в призрака. Удивленно опустила глаза, глядя, как локоть фобоса проходит сквозь ее грудь, и начала набирать воздух для… Я понадеялся, что для обычного девчачьего визга.

Мы со Стечей, не сговариваясь, бросились вперед. Он на девушку – своей огромной лапищей зажимать ей рот. А я – за фобосом, который сам перепугался до трясучки и уже начинал бледнеть, растворяясь в предрассветной дымке.

ГЛАВА 6

Прыгнув, я ухватился за край призрачного пиджака, взметнувшегося в воздухе. Пальцы моментально заледенели, бесплотная ткань стала выскальзывать, но я подскочил еще раз и влетел в серую дымку.

«Врешь, не уйдешь! – кровожадно вскрикнул Муха. – Лови его, лови!»

«Тс-с-с, – шикнула Харми. – Все, кино уже показывают…»

И действительно пошла картинка. Я растворился в облачке, теряя связь с действительностью. На очертания темного переулка наложили второй кадр – я разглядел деревянные столы и лавки, горящий камин, барную стойку и шумных гостей.

Воробей показал какой-то трактир в момент вечернего отдыха после работы. Не пять звезд, но и на киоск с разбавленным пивом не похоже. Люди с виду были самые обычные – чиновники, студенты, работяги – не голытьба и не бандиты. Зал оформлен в охотничьем стиле, с парой кабаньих голов на стенах, но опять же без перегиба и вычурности. Не пытается хозяин заведения понтоваться, а именно, что стиль и уют создает.

Надо будет потом найти это место и отдохнуть спокойно. Ребрышек свиных поесть, картошечки жареной… м-м-м, я засмотрелся на блюда на соседних столах и вспомнил, что давно не ел.

Но Лёнька явно хотел показать мне не это.

На столе перед ним не было еды, только кружка пива. А напротив сидел человек и сутулился, всячески пытаясь не привлекать лишнего внимания. Шляпу надвинул на глаза, сел полубоком, чтобы спиной к проходу, а лицом к стене. Еще и раскрытой ладонью брови почесывал, прикрываясь от возможных взглядов.

Между тихушником-гостем и Лёнькой лежал чертеж с планом здания. Его прижали тростью с серебряным набалдашником, чтобы не скручивался. Судя по форме дома, сада и оградки – это был план резиденции ювелира, вокруг которой мы наматывали круги.

Вслед за картинкой пришел звук. Тихий, слегка приторный голос настойчиво уговаривал, дескать, не можете понять, так запоминайте, как проникнуть в здание. Он настойчиво повторял некоторые моменты, тыча пальцем в схему.

«Вот здесь есть ниша, в которой нет маячков. Выглядит как забор, но в нижнем блоке есть рычаг. Когда будете во дворе, обходите дом по северной стороне, там, где свет горит – это комната горничной. Она глуха, как пень, – ничего не услышит. Но зоркая – на глаза ей лучше не попадаться.

Потом будет дверь в подсобку. Сигналки там поверх идут, саму дверь можно открыть, замок старый и простой. Уверен, что вы справитесь с вашими-то навыками. За дверью идите полом, выше груди не поднимайтесь, а на уровне третьей доски, наоборот, переступите. Пока все понятно?»

Картинка перед глазами покачнулась, Лёнька, похоже, закивал. И отхлебнул пива. Хм, я даже вкус почувствовал: освежающее, с легкой горчинкой! Улучшается, похоже, навык погружения. И синхронизация быстрее прошла. Матереет во мне мнемоник… либо очень я голодный. Точно надо будет этот кабак найти! Посижу за кружечкой пенного и мысли с планами в порядок приведу.

«Прекрасно! Дальше опять держитесь северной стороны. Лестница для прислуги за дверью охраны. Туда не ломитесь, там сторож до полуночи постоянно сидит, потом начинает патрулировать, а ближе к утру переходит к мастерским. У него слух ого-го, а зрение, наоборот, подводит: может с перепугу и пальнуть.

На втором этаже вам нужна третья дверь слева, запомните. Третья.

Это мой кабинет. Сейф в стене за картиной. Просто так ее не снимайте, снизу будет два рычажка, потяните их вниз, картина отойдет. Тогда и снимайте – иначе сработает сигнализация. Не испортите ее – она мне дорога, как память. От дедушки досталась. Он у меня изобретатель был, но не суть. 

Код от сейфа – два влево, семь вправо, двенадцать, шестнадцать, три, восемь. Но, покарябайте его чуток для вида, будто взлом был. Уходите через окно – на выход они не охраняются… встретимся утром здесь же, я все заберу и отдам вторую часть денег…»

Интересненько! Мой кабинет, мой сейф, моя картина! Я повнимательней пригляделся к собеседнику. Попытался вспомнить фотографию в газете, которую показывал Стеча, – вроде этот мужичок и впрямь похож на ювелира. И тогда получается, что он сам себя и ограбил! Нанял воробья, которому крылышки-то потом подрезали.

Картинка сменилась, пошла вторая часть.

Дело сделано. Лёнька, переполненный радостью, крался по темной комнате, обнимая, как маленького ребенка, угловатый мешок с добычей.

Но радовался он недолго.

От перепада эмоций меня тряхнуло, будто сначала нежно щекотали, а потом неожиданно крапивой обожгли. Наш вор уже успел дернуть щеколду на окне, как заревела сигнализация, вспыхнул свет, и в комнату с ружьем в руках вбежал ювелир. Выглядел смешно: ночнушка до пола, ночной колпак с кисточкой. А за его спиной уже слышался топот охраны.

«Не пали, это же я», – промямлил удивленный Воробей и собирался уже продолжить. Я прям чувствовал, как формируются мысли у него в голове. Продолжить про уговор, мол, сам же нанял, а теперь дуркуешь.

«В окно прыгай, – скомандовал ювелир. – По плану все, завтра в трактире свидимся…»

Ленька выдохнул, на мой взгляд, слишком уж радостно. Тут не надо было в голове у него сидеть, чтобы понять, что никуда утром он не собирается. Ювелир, судя по промелькнувшей в глазах ухмылке, похоже, тоже.

Воробей вспорхнул на подоконник и протиснулся в раму. В этот момент ювелир дернул светильник, висевший на стене. Послышался лязг, скрежет, свист летящего металла и… пленка закончилась.

«Эй! Куда? Ну вот, на самом интересном месте… – обиженно засопела Харми. – Мальчики, что там дальше-то?»

«Предположу, что дополнительное бронирование, которое блокирует все входы и выходы в случае тревоги…» – начал Ларс.

«А если короче?» – скривилась Харми.

«Если короче, то голову ему отрезало, когда из окна высунулся», – проворчал профессор и уже собрался рассказать нам про устройство подобных механизмов, как вернулась картинка.

Бледное, полностью бесцветное изображение, которое Воробей транслировал уже в режиссерской версии фобоса.

Меня накрыли с головой его эмоции: страх, неуверенность, полнейшее непонимание того, что происходит, растерянность. Взгляд снизу, сквозь кусты, потом «камера» устремилась ввысь, пролетела вдоль стены, уперлась в стальной щит, закрывающий окно. Все зависло в очередном Лёнькином тупняке, но, к счастью, звук сигнализации выключился, и защитные ставни поползли вверх.

Ювелир времени даром не терял: и бумаги на столе разбросаны оказались, и сейф стоял нараспашку (хотя Ленька его прикрывал). Я заметил нишу в стенной панели, которой не было раньше. Неприметная дверца была открыта, и ювелир пытался впихнуть туда мешок с добычей. Справился и закрыл секретный шкаф. Весь извздыхался, а потом и искряхтелся, пока перевалил обезглавленное тело через подоконник.

Выкинул Леньку в окно, выстрелил в потолок и бросился из комнаты, крича при этом: «Воры! Воры! Ограбили! Один ушел, прячется где-то в саду!»

А через минуту ювелир уже выскочил на улицу в сапогах на босу ногу и накинутой на плечи шубе. И начал тупо бегать от окна к ограде, а потом по саду, оставляя на снегу следы мифического второго вора.

Я отключился. Прервал картинку и вывалился в реальный мир, где вокруг меня приплясывали замерзшие Стеча с Банши.

– Стеча, а напомни, чем здесь дело-то закончилось?

– Ну, бр-р, – здоровяк подул на руки, – Два грабителя, один погиб, второй ушел. Украли ценностей на пятьдесят тысяч, может, больше. Там страховая еще разбирается, сколько выплатить. Но ювелир внакладе точно не останется.

– Ясно, – процедил я и посмотрел на дом. В комнате глухой горничной зажегся свет. – В общем, кинул ювелир всех. Подговорил Воробья, слил ему все входы и выходы, а потом сам и прикончил ради страховки.

– Херасе! – Стеча вскинул брови, а потом нахмурился. – Это плохо. С самого начала знал, что плохая идея с «красными рубашками» связываться. Хрена лысого нам Клепа поверит, что ограбления не было. Решит, что мы себе захапать все хотим. А нам сейчас еще одна война не нужна. Черт!

– Подожди, – вклинилась Банши, обращаясь ко мне. – То есть драгоценности еще там, и ты знаешь все входы и выходы?

– Получается так.

Я задумался, мог ли ювелир успеть все перепрятать.

– М-м-м, – деловито протянула блондинка, – Ты сейчас думаешь о том же, о чем и я?

– Похоже на то, – усмехнулся я. Заметил, что Воробей вернулся. Тело фобоса с головой в руках выплыло из-за дерева. Белые глаза на рябом лице внимательно, даже с надеждой смотрели на меня.

– Эй, вы чего задумали? – попытался возмутиться Стеча.

***

В голове заиграл «Сплин» – ушлые фобосы, считывая мою память и эмоции, устроили мне музыкальное сопровождение. Муха подпевал, а Харми с профессором мычали в такт, создавая аккомпанемент.

«Скоро рассвет, выхода нет. Ключ поверни и полетели…»

Ключ повернул Воробей. Я проскочил к входной дверке, следуя всем инструкциям ювелира, и уставился на совершенно новый замок, вместо той ржавой рухляди, что была в воспоминаниях. Хорошо, Лёнька не ушел и крутился рядом, а когда понял, что мне нужна помощь, аккуратно, будто спрашивая разрешения, коснулся моего сознания. И получив его, прямотоком ушел в мои пальцы.

Попросил финку, с легким разочарованием послал в мозг картинку с правильным набором отмычек на будущее и инструкцией, где их купить.

«…Добро пожаловать в семью, что ли?» – уточнил Муха.

«А что голосование не будем устраивать? – возмутился Ларс. – Он же вор! А вор должен сидеть в тюрьме. Вдруг он у нас личные вещи будет тырить?»

Я физически ощутил обиду Воробья и желание огрызнуться на старого профессора, но показать себя для него сейчас было важнее. Он сосредоточился на замке и, пока Муха спорил с профессором в фоновом режиме, быстренько вскрыл замок. Проявился передо мной в виде летающей головы и посмотрел на меня, вопросительно вскинув брови.

– Давай, что уж там, – кивнул я. Достал душелов и открутил крышку. – Надеюсь, сработаемся.

Пришла теплая волна одобрения, уверенности и благодарности, а голова фобоса втянулась в душелов, как джин в лампу.

Ладно. Дальше я сам знаю. Тут переступить, тут поднырнуть.

Прислушался и нырнул в нишу за шкафом с садовым инструментом, пропуская старушку, медленно шаркающую мимо со свечой в одной руке и полотенцем в другой. Черт, просыпается уже народ! Надо ускоряться. Проверять слух горничной я не стал: подождал, пока она скроется за дверью, и пошел на второй этаж.

Без проблем нашел там кабинет ювелира. Убедился, что новых ловушек тот не поставил, и поскорее юркнул в комнату, уже слыша тяжелый шаги по коридору. Тяжелый шаг, зевота и луч света под ногами, проскочивший под дверью. Пронесло!

А вот в комнате так никто и не убрался: дверца сейфа по-прежнему была нараспашку, на столе разруха, гильза на полу. Возле каждой улики стояла табличка с цифрой. А засохшая кровь возле подоконника вдобавок была обведена мелом. Типа идет следствие – все опечатано.

Нужную мне панель на всю ширину (и с запасом по бокам) прикрыли картиной, той самой, что осталась от батюшки. Он же на ней и был изображен – жуткий дед в духе картины-мема «Американская готика». Мрачные краски на заднем плане изображали какую-то темную мастерскую. Широкая морда с кустистыми бровями и залысинами красовалась на переднем. Взгляд у деда был тяжелый, недоверчивый. В руках он держал медную паяльную лампу, напоминающую окуриватель для пчел. Выглядел агрегат по-стимпанковски просто: как перевернутый бидон с ухватистой деревянной ручкой, к нему шел обрезок трубы с узким носиком с одной стороны и винтом с другой. Все это в заклепках и медных скобах.

Но что-то не так было с картиной. Я постоянно на нее оглядывался. Художник мастерски передал угрожающее настроение. Во взгляде, в напряженных мышцах на руке, сжимающую горелку. Такое лицо можно смело в мастерских вешать: лучше любого мотиватора на работу сойдет. Здесь сразу и контроль качества, и угроза расправы паяльником если что не так.

Рисовал одаренный, чувствовалась особая энергия, но я не мог понять: от работы в целом веет силой или конкретно от портрета. На ощупь рама оказалась холодной и липкой, будто что-то сладкое здесь высохло. И неожиданно тяжелой! Нормально схватиться за нее не получилось, поэтому я просто оттащил ее в сторону.

«Матвей, у него глаза дернулись, – предупредила Харми. – Он за нами смотрел и сейчас смотрит…»

Я опять на него посмотрел, на сей раз внимательнее, подмечая изменения. Лицо старика будто стало хитрее. Кажется, что косится, но из картины пока выпрыгивать не собирается. Я прошелся по комнате, стянул скатерку с журнального столика и исключительно ради душевного спокойствия Харми (сам то я не вздрагивал от каждого скрипа или порыва ветра, дующего сквозь забитое досками окно), накрыл картину тряпкой.

После того как злобного мужика прикрыли, даже дышать стало полегче. Из воздуха исчезла тревожная наэлектризованность, и я просто повернулся к картине спиной.

Я нашел потайной крючок и аккуратно, не оставляя следов, подцепил панель. Открыл дверцу и заглянул внутрь. В узкая нишу ювелир плотно забил мешок, пару коробочек для колец и еще какие-то бумаги – чертежи, схемы и рецепты. И конечно, деньги. Всего пара тысяч, но бонус от этого не стал менее приятным.

Вообще, выгодно это – не грабить, а скорее справедливость восстанавливать. Преступников сдали, ювелиру за Воробья отомстили.

«Ага, прям бедный и несчастный парень, – проворчал Ларс. – Случайно под раздачу попал… ох, уж этот мир двойных стандартов…»

«Не гунди, старый! Про Робин Гуда слышал? Вот и мы так же. Хороших людей не обижаем, а этот нашему парню голову отрубил…»

С формулировкой про «нашего парня» Ларс явно был не согласен. Начал что-то гундеть про глаз да глаз. А потом добавил, что, если у Мухи пропадет его боксерская груша, которую он долбит по ночам, мешая спать честным фобосам, то пусть не удивляется.

Я приоткрыл свой пространственный карман и сгрузил туда всю добычу. Выгреб секретную нишу подчистую, без каких-либо зазрений совести: с убийцами мы переговоров не ведем. Надо бы его еще и органам сдать, но, как уже было понятно в этом мире, мнемоникам на слово не верят. А других доказательств, кроме показаний фобоса, у нас не было.

Я подошел к окну, оглянулся в поисках того, чего бы еще прихватить на добрую память. Посмотрел на картину – скатерка поверх нее чуть-чуть подрагивала, будто на сквозняке.

Призвав силу Ларса, я выдавил гвозди из досок, закрывающих поврежденную раму. Выглянул на улицу, заметил свежие следы на снегу под окнами – просыпается народ. И будто в подтверждение моим мыслям, за дверью в комнате послышались шаги. Кто-то остановился и стал возиться с ключами.

Пора валить!

Но сперва я убедился, что меня не постигнет участь Воробья. Осмотрев окно, понял, что ловушка была неактивна: ее либо забрали на экспертизу, либо не перезарядили. Вылез на подоконник и, держась за карниз, я свесился наружу, чтобы не так высоко было прыгать.

Попробовал подтянуть за собой доски, но даже Ларс признал, что ломать – не строить. И, не видя, куда что втыкать, вернуть все как было у него не получится. Ладно, когда ювелир спохватится, мы будем уже далеко!

Где-то в городе прокукарекал петух и ударил колокол, внизу скрипнула дверь и послышались чьи-то неторопливые шаги. Я вжался в стену, мысленно приговаривая, что просто морозная тучка, а вовсе не медвежатник.

Вдоль дома, не спеша, шла горничная. Шла медленно, осторожно ставя ноги: явно боялась поскользнуться. Бормотала что-то себе под нос, кутаясь в платок.

Согласен, зябко. Еще и снег с дождем опять зарядил. Холодный ветер так и норовил забраться под куртку, а ледяные капли падали на голову и руки, таяли и скатывались в рукава и за шиворот. Еще и ветер подул.

Резкий, сильный поток воздуха проморозил меня насквозь, дернул по ушам и залетел в комнату, подняв в воздух разбросанные бумажки. Еще и дверь открылась, добавив тяги для ветра. Скатерть на картине всколыхнулась, приподнялась и соскочила с рамы.

«Фобос тебя за ногу!» – крякнул от удивления Муха.

Я посмотрел на картину и дернулся от неожиданности: персонаж с горелкой исчез. Мастерская на заднем плане расширилась, открылся вид на странного вида верстак, на котором лежал распятый голый человек со следами жутких ожогов. А передний план был пуст, будто и не было там никогда человека с горелкой.

ГЛАВА 7

– Слышь, милок! Ты жопку-то себе не отморозишь? —раздался снизу старческий, немного скрипучий голос горничной.

Черт! А я уже собирался прыгать и уносить ноги из этого кошмарного места! Фобоса с паяльником, который свободно может разгуливать где хочет, мне еще не хватало!

Кто-то испуганно екнул, со звоном уронил связку ключей и шустренько потопал подальше от комнаты. На границе зрения промелькнула черная тень, а снизу в отсветах от оконного света блеснул ствол обреза, который бабка-горничная выхватила из-за пазухи.

Спас меня платок, в котором она запуталась, дав мне драгоценную секунду. Я расцепил пальцы и неуклюже спрыгнул в засохший кустарник чего-то колючего. Подскочил и, петляя, как заяц, бросился бежать к дырке в заборе.

«Падай…» – довольно резко прилетело от Мухи, и я, как подкошенный, рухнул в сугроб.

За спиной раздался выстрел.

«В сторону!» – подхватил теперь уже Ларс. Что-то кольнуло меня в бок, и я перекатился.

И очень вовремя! В то место, где я только что лежал, прилетел залп черных дробинок. Понадеявшись, что бабка на перезарядке, а новая стража еще не спохватилась, я подскочил и побежал со всех ног. Перемахнул через забор, заметил напарников и понесся мимо них к «буханке», криками и жестами подгоняя их за собой.

Запрыгнул на водительское сиденье и дал по газам сразу же, как только Стеча с Банши открыли двери. Так что запрыгивать им пришлось уже практически на ходу. Со стороны дома еще дважды пальнули. Пара шальных дробинок даже чиркнула по кузову, когда мы поворачивали в соседний переулок.

Еще несколько узких проездов, и мы выехали на улицу. Я поддал газу, по инерции косясь на боковые зеркала, но только плюнул, вспомнив, что мы пока так их и не вернули после зеркального «гостя».

– Стеча, погоня есть?

– Не вижу, кажись, оторвались! – Здоровяк, сидевший в кузове, попытался устроиться поудобней и схватился за поручень, чтобы не трясло. – Метров через сорок сверни направо, потом сразу налево. В обход патруля надо выехать.

– Я надеюсь, мы так бежим, потому что все прошло успешно? – заглядывая мне в глаза, спросила Банши.

– Бывало, конечно, и лучше, но в принципе – да, – дыхание почти выровнялось, так что произнес это все я почти спокойным тоном, даже улыбку выдавил.

– Уверен? – раздался взволнованный голос Стечи. – А что это тогда за херня торчит в стенке кузова?

Тревожность в голосе Стечи слилась с мощным выбросом эмоций от деда, в которых смешались удивление и злость. «Буханка» рыкнула и подпрыгнула, будто налетела на лежачего полицейского. Я инстинктивно ударил по тормозам, но моторка не послушалась и, наоборот, начала набирать скорость.

Да что за хрень? Я потянулся к деду, но помимо бешеной ярости уперся в какие-то помехи. Обернулся на Стечу и удивился уже сам. На задней двери, сквозь нее, проступала призрачная голова, а под ней руки. Огромные брови, залысины, алчущий крови взгляд и носик горелки с зажженным пламенем.

Картинка подергивалась и, пока была смазанной, напоминала рисунки на очень грязных окнах автомобилей из моей прошлой жизни, но с каждым мгновением становилась плотнее и набирала объем. Голова уже практически полностью пролезла в салон уазика и нависла над Стечей. Здоровяк, как мог, съежился, стараясь отползти по стеночке, и махал перед собой горящим огневиком.

Махал, надо сказать, без какого-либо эффекта, только еще сильнее раздражая призрака. Морда мужика с портрета скалилась, демонстрируя ровные, чуть ли не лошадиные зубы, и дергала плечами, проталкивая себя через стальную стенку.

«Хмара шармута! Огневик не поможет! – Харми на эмоциях опять начала ругаться. – Он привязан к источнику, я таких в музее встречала. Чтобы его изгнать, нужно уничтожить картину…»

«Буханку» опять подбросило, а потом занесло и накренило набок. Мы снесли кусок от ларька булочника, к счастью, еще закрытого. Скрип и скрежет снаружи, гулкие удары по металлу и мат, много мата в кузове! Стечу протащило по лавке и бросило на противоположную стенку, а я налетел на хрипло пискнувшую Банши, полностью потеряв управление моторкой.

Вот только «буханке», похоже, мое участие и не требовалось. Взвизгнув на влажной брусчатке, она понеслась вдаль. И только гудела, как ненормальная, распугивая первых утренних прохожих, извозчиков и другие моторки.

– Да, хватит меня топтать уже! – пропыхтела Банши, когда после очередного зигзага я упал на нее снова. – Кто, блин, так водит! Ты куда вообще?

– Это дед! – Я вцепился в спинку кресла и, пытаясь уловить амплитуду качки, перебраться в кузов. – Надеюсь, что дед, а не гость из дома ювелира.