Читать онлайн Лиделиум. Наследие Десяти бесплатно

Пролог

Кристанская империя. Аранда.

Вторая планета Данлийской звездной системы, резиденция императорской семьи Диспенсеров,

4866 год по ЕГС

(7091 год по земному летоисчислению)

Всем чудесам света, которых за свою короткую жизнь Кристиан Диспенсер повидал немало, он предпочитал рассветы на второй планете Данлийской звездной системы. Причин на это было несколько: во‐первых, чтобы застать их, требовалось лишь выйти на балкон спальни; во‐вторых, это была одна из немногих постоянных вещей в его жизни; в‐третьих, наблюдая за рассветом, он вспоминал своего отца.

Когда в пять лет он впервые проснулся от ночного кошмара, отец привел его сюда посмотреть на восход огромного местного солнца, занимающего половину небосвода. Вторая планета была относительно близко расположена к своей звезде, за счет чего рассветы здесь всегда были исключительно ярко-алого цвета. С балкона спальни на предпоследнем этаже открывался потрясающий вид на парк. Кристиан был поражен, увидев, как мягкий свет звезды заполняет пространство и тысячами оттенков красного отражается в облаках, листве деревьев и водной глади.

– Нравится? – спросил отец, приподняв одну бровь.

Он стоял, облокотившись на перила, и наблюдал за реакцией сына.

– Почему звезда такая красная?

– Очевидно, она стесняется, – пожал плечами мужчина, – вот и краснеет.

– Кого стесняется? – удивился мальчик.

– Тебя, меня и других людей, которых будит, приводя за собой новый день, – ответил Александр Диспенсер. – Но она может не только это.

– А что еще? – До этого момента Кристиан даже не подозревал, что звезда в принципе что-то может.

– Данлия прогоняет плохие сны.

Он поднял на отца красные, опухшие от слез глаза.

– Слово даю! – заверил Диспенсер-старший, заметив недоверчивый взгляд сына. – Именно поэтому я прихожу сюда по ночам, когда не могу уснуть.

– Тогда можно я буду приходить сюда с тобой?

Александр улыбнулся.

– Почту за честь, молодой человек. – Опустившись на корточки перед сыном, он слегка потрепал его волосы. – Тогда мы с Данлией защитим тебя от любых кошмаров.

– А я защищу тебя, – серьезно ответил Кристиан. – От всего.

– Обещаешь? – прищурился отец.

– Да, – нахмурившись, подтвердил мальчик.

Александр кивнул:

– Тогда я больше никогда не буду бояться.

Кристиан до сих пор помнил лицо отца в тот момент: его серьезные, задумчивые серые глаза, отблески восходящей Данлии на заросших щетиной щеках и светлые волосы, которые путал теплый утренний ветер.

А потом, ровно через два года, Александра Диспенсера не стало. Тогда Кристиан еще не знал, что есть кое-что пострашнее абстрактных ночных ужасов – например, предательство лучшего друга.

Усмехнувшись своим мыслям, Кристиан закурил. Какая ирония – умереть от рук того, за кого готов отдать свою жизнь.

– Снова не спишь? – услышав голос за спиной, он обернулся. – Сейчас всего четыре утра.

Когда девушка поравнялась с Кристианом, он предложил ей сигару, на что та лишь сонно поморщилась. Небрежно смахнув густую копну длинных рыжих кудрей, гостья накинула на плечи платок и подняла лицо к восходящей звезде. Изабель всегда была красива, но сейчас, в красных лучах, играющих на ее еле заметной россыпи веснушек, она показалась юноше особенно прекрасной.

– О чем размышляешь? – спросила она.

– О том, что рассвет тебе идет.

Изабель улыбнулась. Внезапный легкий порыв ветра всполошил пышные волосы и, сорвав платок с ее плеч, унес его за ограду. Машинальным движением свободной руки Кристиан задержал его в воздухе, когда тот был уже почти в метре от них. Через несколько мгновений платок, самостоятельно преодолев путь в обратную сторону, аккуратно приземлился на плечи девушки.

– Когда-нибудь я к этому привыкну, – отозвалась та, подавляя зевоту и закрепляя его на себе в два легких узла.

Потушив сигарету, Кристиан лишь устало пожал плечами. Изабель обернулась и внимательно посмотрела на него. Ее взгляд скользнул в сторону объемной светящейся голограммы, которая выходила из небольшого сенсорного экрана на столе и подрагивала в воздухе небольшой рябью. Она чуть прищурилась, пытаясь разглядеть, что там написано.

– Новые списки… – озадаченно вздохнула Изабель, когда поняла, что перед ней. Даже не видев имен, она уже знала, что ненавидит каждого из тех, кто есть в перечне.

Повстанческое движение, поднявшееся два года назад в Кристанской империи, было прецедентом. В разных частях галактики регулярно возникали вспышки массовых протестов низших каст – все к этому привыкли. Но в Кристании восстание произошло в лиделиуме – правящем слое населения.

Сто пятьдесят восемь лет назад в результате Третьей Вселенской войны Кристанская империя под предводительством дома Диспенсеров присоединила к своим территориям соседнюю Рианскую империю, а также еще несколько менее крупных государств. Семьи лиделиума порабощенных держав присягнули на верность Диспенсерам и кристанскому правительству, но спустя десятилетия ситуация сильно изменилась. Знатные дома были недовольны невыгодными для них условиями побежденных и тем, что в руках Диспенсеров была сосредоточена власть почти над половиной галактики. Осознав угрозу расширения монопольного мира Диспенсеров, многие в лиделиуме сначала тихо, а потом все громче говорили о недопустимости этой ситуации.

Наибольшее возмущение проявляла знать бывшей Рианской империи. Однако на протяжении десятилетий это были лишь разговоры, не представляющие серьезной угрозы. До тех пор, пока у этого недовольства не появилось лицо, обладающее достаточной властью, авторитетом и отвагой безумца для формирования настоящего восстания. И таким лицом стал герцог Нейк Брей – в прошлом правая рука последнего императора Кристании Александра Диспенсера и по совместительству его лучший друг.

С тех пор одна за другой семьи лиделиума, взвесив все риски и шансы, предстали перед выбором в надвигающейся войне за независимость, и регулярно будущий император Кристиан Диспенсер получал новые списки людей, предавших его страну и семью.

Изабель подошла к столу, увеличила голограмму и внимательно просмотрела имена, пролистывая их одно за другим.

– Рекардо, Бренвеллы и… Дефью, – приподняла брови девушка, бросив ироничный взгляд в сторону Кристиана. От подобной нелепости она едва не расхохоталась. – Очень смело с их стороны. Как я понимаю, в продуктовом импорте с Элиота и Кетавры Дефью больше не нуждаются: кормиться они предпочитают в ближайшее время исключительно обещаниями Нейка Брея, а войска кристанских миротворцев будут отпугивать своими густыми усами. – Изабель театрально нахмурилась, приставив пальцы правой руки к верхней губе, на что юноша слабо улыбнулся. – Бренвеллы, конечно, более существенная потеря, – задумчиво добавила она. – Но, если честно, я ожидала, что будет хуже.

Кристиан горько усмехнулся.

– Я каждый день ожидаю, что будет хуже.

Подойдя ближе, Изабель нежно погладила его правую руку, все еще лежащую на перилах.

– Ты знал, что будет не просто, – тихо сказала она. – Но, если дипломатия не работает, может, пришло время говорить на языке, который все понимают?

Кристиан задумался. В чем-то Изабель была безусловно права – язык силы, боли и крови понимали все и всегда, вне зависимости от сословия, культуры и национальности.

– Рикардо – это не семья. Бренвеллы – не семья. Даже убогие Дефью – не семья, – задумчиво сказал он. – Это звездные системы: территории, ресурсы и миллиарды человеческих жизней. Это богатство и власть.

– И?

– Сейчас не время этим рисковать. Пока еще не время.

– И каков твой план? – повернувшись спиной к перилам, Изабель с интересом обратилась к Кристиану. – Выжидать?

– Почему нет? – слегка улыбнулся он. – Правда, думаю, есть и другие способы… Ты хорошо знаешь Бренвеллов?

Изабель задумалась.

– Вскользь, – пожала плечами она после минутного размышления. – А что?

Кристиан кивнул.

– Хочу сделать им хорошее предложение.

– Интересно… – Когда Изабель весело прищурилась, у ее рта появились еле заметные ямочки, и Кристиан вновь подумал о том, как она красива. С мелкой россыпью веснушек на гладкой, словно фарфоровой, коже, пышными, небрежно уложенными волосами и в шелковой ночной рубашке, через которую в первых лучах Данлии просвечивались рельефы изящного тела. – Поделишься?

Он нежно коснулся рукой ее щеки:

– Обязательно, но не сейчас. Иди в кровать, у нас осталась пара часов для сна.

Изабель игриво нахмурилась, после чего, устало зевнув, сдалась.

– Даю тебе пять минут, чтобы пообщаться с красным солнцем и вернуться ко мне, – бросила она, покидая балкон. Проводив ее взглядом, Кристиан улыбнулся.

Когда он вновь остался один, то подумал, что все действительно не так уж и плохо. В конце концов, у него есть семья, Изабель и прекрасные рассветы Данлии, которые возвращали его в детство, где он был абсолютно счастлив. Как и четырнадцать лет назад, Кристиан ловил себя на мысли, что не может оторвать глаз от пробуждающейся природы. Отец научил его видеть красоту, чувствовать ее и понимать, обращая внимание на детали, которые для всех остальных оставались скрыты. И даже несмотря на то, что его силы Александр Диспенсер до последнего дня считал проклятием, теперь, благодаря вниманию к миру, привитому отцом, Кристиан почти смог преобразовать проклятие в дар.

– Мне тоже всегда нравился этот вид.

При звуке женского голоса Кристиан обернулся.

– Изабель, я же сказал… – Он не договорил – рядом никого не было.

Откинув занавеску и вернувшись в комнату, он обнаружил Изабель в кровати: она лежала лицом к нему, забывшись в крепком сне.

– Кажется, я не вовремя. – Когда голос повторился, Кристиан вздрогнул. – Прошу прощения, что отвлекаю от личных дел, но, к сожалению, я крайне ограничена во времени.

– С кем я говорю? – В кромешной тишине юноша слышал биение собственного сердца. Он окинул комнату беглым взглядом. Это действительно происходит в реальности или он сходит с ума?

– С другом, – помедлив, ответил голос в его голове.

– Что это значит? Где вы?

– На данный момент на Мельнисе, на третьей планете звездной системы Каас.

Кристиан ощущал, как страх, с которым он научился бороться за столько лет, медленно парализует тело.

– Как это возможно?

Казалось, голос был разочарован:

– Вы знаете ответ, Ваше Высочество… Вам наверняка известно, что в этом мире есть только один человек, способный общаться с вами вот так.

Сердце Кристиана пропустило удар.

– Герцогиня Понтешен, – еле слышно произнес он.

Голос остался доволен:

– Кажется, пришло время познакомиться. Так уж сложилось, что нас с вами многое объединяет. Уверена, мы найдем общий язык.

Глава 1

Что случилось на Мельнисе

На Мельнисе всегда царил холод. В своем блоке я не отключала отопление круглый год и все же, из раза в раз засыпая под кипой термоодеял, чувствовала, как, пробираясь по пальцам ног, он медленно сковывал тело. Возможно, поэтому еще до того, как открыть глаза, я вдруг осознала, что что-то идет не так. На смену холоду вдруг пришел жар, а по-настоящему тепло мне не было очень давно. Как минимум последние два года, что я провела на этой ледяной планете.

Круглогодичный холод и тухлый запах серы, что не могла выветрить ни одна кондиционерная система, – два главных атрибута Мельниса. Это почему-то я помнила хорошо, в отличие от последних часов жизни, которые были словно стерты, вырваны из памяти.

«Правда отбрасывает длинные тени».

Я содрогнулась. Голос в голове был далеким и едва разборчивым, словно кто-то взывал ко мне из глубины памяти.

При малейшем движении тело ломило так, что было больно дышать. Я открыла глаза, и они моментально заслезились от яркого света. Чем яснее становилась картина, тем четче я понимала, что место, в котором проснулась, имеет мало общего с моим домом. Игнорируя сильную головную боль и звон в ушах, я постаралась вспомнить, где нахожусь и как здесь оказалась, но каждая попытка собраться с мыслями будто еще больше их рассеивала. А еще мне невыносимо хотелось пить.

– Два дня, доктор Килси, – послышалось где-то над головой. На этот раз голос не казался плодом воображения. Он был вполне реальным и явно принадлежал женщине. – Дайте мне еще два дня, и она будет готова.

– У вас было трое суток. Мы теряем драгоценное время, которого у нас нет. – Доктор Килси, кем бы он ни был, говорил сухо и требовательно. – Люди умирают каждый час.

– Тогда прислушайтесь ко мне, если не хотите потерять еще и ее.

Щурясь от ядовитого света, я разглядела силуэты двух человек. Лицо женщины скрывалось за плотной медицинской маской. Высокий седой мужчина, что стоял напротив нее, чуть склонившись, казался крайне озадаченным. Ни он, ни врач не заметили моего пробуждения до тех пор, пока, я, с трудом приподняв правую руку, не потерла глаза. Женщина подскочила ко мне в ту же секунду.

– Мисс, вы меня слышите?

Я слабо приподнялась на локтях, пытаясь справится с сильным головокружением.

– Пожалуйста, воды…

В следующий момент врач уже держала в руках стакан. Стоило мне сесть, оглушающий звон в ушах усилился, а картинка перед глазами поплыла. Тем не менее мне удалось разглядеть пространство вокруг: я находилась в изолированном стеклянном блоке в огромном помещении, в котором было несколько десятков таких же небольших полупрозрачных аквариумов примерно два на два метра – с больничной койкой и аппаратурой. Испытательный изолятор? Медицинский центр? В голове проносились разные варианты. Признаться, ни один из них не вызывал у меня восторга.

– А вы говорили, еще два дня, миссис Харрис, – бодро обратился к женщине Килси, бросив довольный взгляд в мою сторону, – кажется, вы недооцениваете свою работу.

Горло было высушено и саднило, словно я наглоталась песка. Несмотря на протесты миссис Харрис, я пила воду крупными глотками и опустошила пять стаканов, перед тем как, выдохнув, изнеможенно откинулась на приподнятую спинку койки. Перед глазами плыло. И все же, оглядевшись по сторонам, я впервые заметила несколько десятков глаз, что внимательно следили за моим пробуждением.

За стеклянным изолятором мне удалось насчитать по меньшей мере двадцать человек. Часть из них – в белых халатах и с планшетами – перемещались между другими боксами, которые по-прежнему пустовали. Остальные были рассеяны по всему периметру медицинского центра: справа небольшая группа из пяти человек о чем-то оживленно дискутировала, недалеко от нее один из специалистов демонстрировал стоящему рядом человеку голограмму со своего планшета. Что именно было на ней – я не разглядела, но мужчина выглядел крайне озадаченным. Слева две молодые девушки, сидя за столом и изредка переговариваясь о чем-то, пили кофе. Я переводила испуганный взгляд с одного лица на другое, пытаясь хоть в ком-то распознать знакомые черты, но никого из тех, кто меня окружал, я никогда не встречала ранее. Или мне казалось, что не встречала?

Нет, определенно: ни с кем из них я не была… не могла быть знакома. Люди, чьи косые взгляды тянулись ко мне с разных концов помещения, не были похожи на тех, кого я знала. Меня осенило не сразу – их лица! Идеальные чистые, гладкие лица, не тронутые ни временем, ни какими-либо физическими изъянами, выдавали в них людей совсем другого класса. Немного кто мог позволить себе инъекции элитации – редкого и невероятно дорогого препарата, замедляющего естественное старение.

Это открытие заставило меня испуганно подскочить на месте. Взгляд метнулся в сторону врача, но женщины и след простыл. Зато доктор Килси все еще был рядом. Стоя в паре шагов от койки, он с любопытством осматривал меня, словно я была редким музейным экспонатом. От одного взгляда его холодных, блеклых глаз мои внутренности скрутились в тяжелый узел. Нарастающая паника медленно поднималась из живота, скапливаясь комом где-то в горле.

– Где я? – Все старания, положенные на то, чтобы голос прозвучал твердо, были напрасны. Из связок едва донесся слабый хрип.

На самом деле вопросов было гораздо больше. Что происходит? Как я здесь оказалась? Кто все эти люди? Я передернула плечами – не то от холода, что вновь начинал пробирать меня изнутри, не то от страха. Уловив это, доктор Килси коротко улыбнулся. Должно быть, он рассчитывал, что этот неловкий мимический жест позволит разрядить обстановку. Однако легче мне не стало.

– Рад, что вы наконец пришли в себя, – наконец сказал он, – мы уже начали волноваться, что вы не очнетесь.

– Мы? – Я нервно огляделась по сторонам, вновь столкнувшись взглядом с несколькими парами любопытных глаз.

Мужчина кивнул.

– Не беспокойтесь, – бросил он, видимо, почувствовав мое волнение. Коротко качнув головой, он дал знак занести в мой блок и оставить на столе устройство, которое я никогда не видела прежде. – Вам нечего бояться, вы в безопасности. Теперь точно. Я доктор Джон Килси, – продолжил мужчина, когда я в растерянности подняла на него глаза. – Вы, должно быть, в смятении…

– Где я нахожусь?

– На седьмой планете Анаксонской звездной системы на базе рианских повстанческих сил в Диких лесах. Вы представляете, где это? – Даже если доктора и задело то, как бестактно я его перебила, он не подал виду.

– В Диких лесах?!

– Вам ведь известно, где это? – невозмутимо уточнил мистер Килси. Он говорил медленно, слегка растягивая слова на концах.

У меня похолодело внутри. Дикие леса считались одной из самых глухих и «черных» зон в Анаксонской звездной системе. Из-за геологических особенностей и сложного климата здесь практически не работали никакие средства связи, глушились все отслеживающие системы. Дикие леса были вне досягаемости спутниковых сигналов и космической нейросети, что делало эту зону идеальным убежищем повстанческих сил бывшей Рианской империи.

За последние пару лет база в Диких лесах обросла мифами. Говорили, что это самое безопасное место в галактике для повстанцев, потому что здесь обосновались члены лиделиума, присоединившиеся к восстанию. Говорили, что здесь собран запас ядерного оружия, способный уничтожить всю звездную систему. Говорили, что база в Диких лесах находится так глубоко под землей, что ее просто невозможно обнаружить ни с воздуха, ни с суши. Говорили, что ее конструкцию разработал лично Нейк Брей – лидер восстания. Говорили, что попасть сюда невозможно, если ты не принадлежишь к высшим кастам.

О да, я представляла очень много всего, когда думала о базе в Диких лесах. Жаль, не знала, что из этого правда.

– Не стоит, доктор, я думаю, ей нужно время… – послышался взволнованный голос за спиной. Я обернулась. В дверном проеме показался невысокий юноша с темными, немного взъерошенными волосами. Его карие миндалевидные глаза смотрели на меня с нескрываемым удивлением и сочувствием, а гладкая смуглая кожа отливала оливковым загаром, будто последние несколько месяцев он провел на Селиосе – одной из самых жарких планет в двойной звездной системе. Мой взгляд быстро проскользил по широким сильным рукам парня, по квадратному волевому подбородку, пухлым губам и вновь столкнулся с глазами незнакомца. Они вдруг показались мне поразительно добрыми. Юноша явно собирался сказать что-то еще в надежде смягчить сложившуюся ситуацию, но никак не мог сообразить, что именно, и потому замолчал.

– Мистер Хейзер? – не без удивления отозвался Килси.

– Думаю, нашей гостье нужно время, чтобы прийти в себя и восстановиться, – тут же продолжил юноша. – Нет никакой нужды устраивать допрос прямо сейчас. И я просил обращаться ко мне по имени. Я Алик, – быстро добавил он, внезапно покраснев и вновь бросив в мою сторону смущенный взгляд.

– Допрос? – Я испуганно посмотрела на Килси.

Мужчина устало опустился на сиденье напротив и хлопнул рукой по устройству, что по его просьбе принесли в блок и оставили на столе.

– Мария, у вас сейчас тысяча вопросов, – сказал он, подняв на меня взгляд блеклых голубых глаз. – Я понимаю и обязательно расскажу вам все, но перед этим попрошу ответить на несколько моих. Это ради безопасности – вашей и нашей, не более. Должен предупредить, что, по информации, которой мы располагаем, вы, вероятно, перед тем как оказаться здесь, пережили большие потрясения, которые могли исказить ваше восприятие реальности. Это защитная реакция сознания, здесь нет ничего особенного, но ваш мозг знает правду и обязательно выдаст ее. С помощью этого устройства, – Джон Килси слегка хлопнул рукой по сенсорной панели на столе, – мы сможем проанализировать ваш эмоциональный фон и ассоциативный ряд. Так мы с точностью восстановим события последних дней, которые привели вас сюда. Все, что от вас требуется, – это честно и максимально подробно отвечать на мои вопросы. Это понятно?

От размеренного механического голоса доктора мне было не по себе.

– Так не пойдет. Я хочу знать, что происходит.

– Именно ради этого вы и здесь, – кивнул Килси. – Нам потребуется не более получаса. Обещаю, после этого вы получите ответы на все вопросы. Поверьте мне, Мария, – спешно добавил доктор, когда я бросила отчаянный взгляд в сторону Алика Хейзера, – вам нечего бояться. Теперь уже нечего.

Я сглотнула:

– Я могу отказаться?

– К сожалению, это невозможно, но я могу вам гарантировать, что все пройдет быстро и безболезненно, – спокойно ответил Джон, однако его голос отдавал холодом. Кажется, он из последних сил сдерживал раздражение. – Пожалуйста, положите руку на сенсор.

Я еще раз оглянулась на Алика Хейзера, надеясь вновь найти в его лице поддержку, но он неподвижно стоял у стеклянной стены, не спуская с меня тяжелого, напряженного взгляда. Когда я опустила руку на сенсор, датчики тут же обхватили пальцы, и в следующий момент, еще до того, как я успела опомниться, доктор Килси присоединил два других к моей голове. Я почувствовала себя животным, загнанным в клетку.

– Начнем? – риторически спросил Килси, как будто у меня был выбор. – Ваше полное имя.

– Вам же оно известно…

– Буду благодарен, если вы назовете его сами, – спокойно отозвался Джон.

– Мария Эйлер.

– Сколько вам полных лет?

– К чему эти вопросы? – пробормотала я. – Вы, очевидно, и так все обо мне знаете. У вас должна быть база данных.

– Само собой, она у нас есть. Но, чтобы поднять все архивы и проверить информацию о вас, потребуется время, в котором сейчас мы крайне ограничены. Будет проще, если вы честно ответите на несколько моих вопросов. Прямо сейчас. Так сколько вам полных лет?

– Двадцать один год, – сдалась я.

– Какой сейчас год?

– Четыре тысячи восемьсот шестьдесят шестой.

«Четыре тысячи восемьсот шестьдесят шестой от начала галактической эры и семь тысяч девяносто первый по земному летоисчислению» – мысленно уточнила я, как всегда требовал Рейнир. Он жил наперекор всему миру, даже отсчет времени вел по старинному календарю, а не по ЕГС – единой галактической системе. Я горько усмехнулась при мысли о том, что, даже полностью забыв последние часы жизни, помнила Рейнира так, как будто видела его вчера. А еще я откуда-то знала, что…

«…правда отбрасывает длинные тени».

Дрожь в пальцах усилилась, когда я сморщилась от резкой головной боли. Однако доктор Килси этого, казалось, даже не заметил. Он задавал вопросы коротко и бесстрастно. Расспрашивая о последнем дне, который я запомнила, о том, кто был тогда со мной рядом, он смотрел лишь на повернутый к нему экран устройства и будто намеренно избегал моего взгляда. «Значит, вы были на Мельнисе? – уточнял мужчина, нервно постукивая пальцами по столу. – Третьей планете системы Каас. Вы там выросли?» Я отвечала, что нет. «Кто был рядом с вами, когда вы потеряли сознание?» – спрашивал Джон. Я не помнила, чтобы вообще теряла сознание. «А люди? – не унимался доктор. – С кем вы были в тот день?» Задыхаясь от нарастающей паники, я в третий раз повторила, что не помню. Скорее всего, ни с кем. Всех, кто был мне дорог, я лишилась уже очень давно. В том числе и Рейнира.

Алик Хейзер по-прежнему стоял в проеме, скрестив руки на груди и напряженно вглядываясь в сенсорный экран доктора. Он волновался. Нервно облизывая высохшие губы и переступая с ноги на ногу, юноша то и дело оглядывался назад, в сторону выхода в другом конце медицинского центра, явно кого-то ожидая. Кажется, перед тем как механические двери разъехались в стороны, впуская внутрь двух человек, прошло не менее пятнадцати минут. И, словно по щелчку, все присутствующие, что до этого наблюдали за моим допросом в полной тишине, мгновенно оживились. Я заметила, как Алик с облегчением перевел дух, и лишь на лице доктора Килси по-прежнему не промелькнуло ни единой эмоции.

Толпа расступилась, освобождая проход. Оба гостя спешно направились к моей камере. Их лица мне удалось разглядеть, лишь когда они приблизились. Один из них был выше другого почти на две головы и моложе. Темные короткие волосы вились и то и дело падали на лоб юноши беспорядочными прядями, пока он, не обращая внимания на шум вокруг, быстро двигался вперед и, чуть склонившись, что-то тихо говорил соседу. Он выпрямился и оглянулся, лишь когда они оба приблизились к моему боксу. Наши взгляды пересеклись всего на несколько мгновений, и в ту же секунду в голове всплыли отрывки давних воспоминаний. Кажется, мы с незнакомцем были примерно одного возраста, а еще я никак не могла избавиться от мысли, что уже где-то видела его раньше.

– Вы ничего не пропустили, – коротко сообщил Алик, когда прибывшие поравнялись с ним. – Мы только начали.

Молодой человек слегка кивнул и вновь посмотрел на меня. Его спутник, которого я не смогла разглядеть до этого, сделал то же самое. Не в силах скрыть удивление, я пристально уставилась на него. Мы никогда не встречались лично, но тысячи раз его лицо я видела на экранах и голограммах в разных концах галактики. Передо мной и вправду, из плоти и крови, стоял единственный человек из лиделиума, кого можно было видеть так же часто, как императрицу. Террорист, убийца императора и по совместительству лидер восстания – герцог Нейк Брей. Он казался ниже, грубее и старше, чем я его себе представляла, но это не мог быть кто-то другой. Сейчас я была почти уверена. Кажется, Джон Килси, кем бы он ни был, не врал о моем местонахождении.

Заметив пристальное внимание с моей стороны, Нейк Брей поморщился и, устало осмотрев зал, что-то быстро и тихо сказал молодому спутнику.

– Мария, – голос доктора Килси вернул меня к реальности, – ваша каста?

Присутствие Нейка Брея и его спутника оживили зал так, словно с минуты на минуту должно было начаться настоящее представление. Народу за стеклом становилось все больше. Мгновенно мне стало душно, нервная дрожь усилилась. Я судорожно попыталась сопоставить в голове факты и понять, что здесь может делать Нейк Брей, а что еще важнее, что здесь делаю я. Взгляд переходил от одного человека к следующему, от одних глаз к другим. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать – я отчаянно пыталась посчитать присутствующих, но снова и снова сбивалась.

– Мария, вы слышите меня? – повторил Килси.

Я сама не осознала, как, сорвав датчики с пальцев и головы, вскочила на ноги и попятилась в сторону задней стены. Если кто-либо из присутствующих вздумает применить силу, мне нужно место для маневренности удара. Пульс бешено колотил по вискам. Интуиция подсказывала, что произошло что-то страшное. Сначала меня почти замертво приволокли сюда, чтобы вытащить информацию из поврежденного сознания, теперь допрос на глазах у самого Нейка Брея. Пытаясь скрыть дрожь в теле, я сомкнула руки в кольцо и в панике посмотрела на ошарашенного моей выходкой Килси.

– Я больше ничего не скажу, пока не узнаю, что происходит. Если я и правда в Диких лесах, – мне хотелось, чтобы мой голос звучал увереннее, но из горла доносился лишь надломленный хрип, – если я и мои воспоминания так важны для вас, то скажите все как есть! Скажите, что все это значит! Скажите…

– Правду? – спокойно закончил темноволосый спутник Брея, впервые обратившись ко мне. – Как вы оказались здесь и что произошло?

Замолчав, я растерянно посмотрела на незнакомца. Гнев отступил, освобождая место страху и потерянности.

– Я не понимаю…

– Доктор, оставите нас ненадолго? – нахмурившись, обратился юноша к Килси.

Вздрогнув, мужчина посмотрел на парня так, будто тот намеревался войти в клетку к дикому зверю.

– Это противоречит протоколу…

Незнакомец не стал повторять дважды. Замерев в проеме, он выжидающе смотрел на доктора, давая понять, что это был не вопрос, а приказ. Когда доктор Килси, проворчав что-то неразборчивое, уступил место, парень невозмутимо прошел внутрь и вновь обратился ко мне.

– Вас ведь зовут Мария, верно?

– Верно, – еле слышно выдавила я, облизав пересохшие губы. – А вас?

– Андрей. Мне жаль, что мы вынудили вас пройти через все это. Прошу вас, присядьте. – Он указал в сторону койки.

В тот момент я была готова на что угодно, лишь бы вновь не проходить через допрос, но что-то в голосе парня меня успокоило. Когда я опустилась, юноша сел на стул напротив, заняв место доктора Килси, и впервые за все время долго и прямо посмотрел на меня.

Теперь, наконец, мне удалось разглядеть его лучше. Вблизи мой новый знакомый показался выше и крепче. Черные вьющиеся волосы отдельными прядками падали ему на глаза, подчеркивая широкие, заостренные скулы, прямой нос и ровную узкую линию сжатых от напряжения губ. Однако, несмотря на идеально правильные черты лица, что-то в парне не позволяло назвать его смазливо-привлекательным. Было в его внешности что-то чужое, дикое. Я подумала, что он поразительно красив, но по-другому, не в общепринятом понимании этого слова.

Меня осенило лишь спустя пару минут – глаза! Глаза юноши были неестественного ярко-изумрудного цвета. На бледном лице Андрея они выделялись, словно два зеленых огня. «Должно быть, линзы», – мелькнуло в голове. В природе такого цвета глаз просто не бывает.

– С последнего дня, который вы помните, прошло почти десять дней, – осторожно начал Андрей, ни капли не смутившись от моего долгого бестактного взгляда. – Ровно неделю из них вы провели здесь.

– Десять дней?! – в ужасе прошептала я. – Я пробыла без сознания десять дней и уже неделю нахожусь в Диких лесах? Как это возможно?

Андрей посмотрел на меня прямо. Когда он ответил, на его лице не дрогнул ни один мускул, однако я заметила искру сожаления, что промелькнула в его глазах.

– Повстанческая база на Мельнисе, где вы проживали последние годы, была уничтожена при крайне странных обстоятельствах. Это произошло ровно неделю назад.

Я замерла:

– Что вы хотите сказать?

– Ранним утром девятнадцатого элиоса сигнал базы на Мельнисе исчез с радаров. На протяжении следующих нескольких часов никто так и не вышел на связь. Когда наши люди добрались до базы, то все ее жители, за редким исключением, были мертвы. Кристанские миротворцы за несколько часов обратили ее в пепел.

Воздух дрожал и трещал вокруг, будто все помещение вдруг объяло огромное пламя. Медицинский центр, Нейк Брей, допрос – все это могло бы сойти за мираж. Или за сон – чудовищный сон. Это бы объяснило все. Возможно, если я закрою глаза или же заставлю себя очнуться – все исчезнет. Впившись ногтями в ладони, я мысленно досчитала до десяти. Когда я разжала руки, на них алели яркие полумесяцы. Физическая боль ушла, но то, что осталось после нее, – осколки реальности, в которой мне больше не хотелось жить, – было хуже. Я чувствовала, как в одно мгновение мой мир рухнул. Свою семью я потеряла уже несколько лет назад, но сейчас, кажется, утратила последнее, что у меня оставалось, – дом.

– Сколько выживших? – словно в тумане, спросила я.

– Несколько тысяч. Только те, кто успели вовремя добраться до бункеров.

Андрей говорил спокойно, сдержанно и почти бесстрастно. Ровно так, как и полагалось сообщать страшные новости во время войны.

– О Десять… – Я опустила голову на ладони. Боль, разрушения, страдания, смерть – однажды я уже пережила подобное.

«Пожалуйста, – мысленно взмолилась я, – пусть все это окажется сном, чудовищным, коротким сном, лишь бы не проходить через это снова. Пожалуйста, только не снова…»

– Мне очень жаль, что вы узнаете это сейчас и при таких обстоятельствах, – тихо добавил Андрей.

«Пожалуйста, только не снова…»

– Я все еще не понимаю, – сглотнув, слабо отозвалась я, – что вам нужно от меня?

– Мы опросили почти всех, кто выжил, – продолжил Андрей. – В чем-то хронология событий по их рассказам расходится, что не удивительно: стресс всегда сказывается на восприятии реальности. Но все до единого согласны в одном – целью кристанских войск было не уничтожение базы. Миротворцы Диспенсеров оккупировали ее за три дня до уничтожения и все это время держали всех жителей в заложниках.

– Зачем?

Я знала, что имперские войска не имели привычки оставлять кого-то в живых.

– Они искали.

– Искали что?

– Скорее кого. Этого мы не знаем, но миротворцам понадобилось трое суток, чтобы установить личности нескольких десятков тысяч людей перед тем, как подорвать базу, – тихо произнес Андрей, после чего вновь посмотрел на меня. – А теперь самое интересное. Вы сказали, что вечер пятнадцатого элиоса – последнее, что вы помните. По нашим данным, кристанские войска оккупировали базу на следующее утро. Странным образом все трое суток, что миротворцы держали жителей базы в заложниках, вы не помните. И что-то подсказывает мне, что ваш пробел в памяти, который приходится именно на даты событий, что мы пытаемся восстановить, не случаен. Также, – добавил Андрей, – вы одна из немногих, кто остался не только жив, но и практически невредим после бомбардировок.

– К чему вы ведете? – не поняла я. – Считаете, я выжила не случайно? Вы же не думаете, что я – причина этих событий?

– Я думаю, что вы, возможно, наш ключ к пониманию того, что на самом деле произошло с шестнадцатого по девятнадцатое элиоса на Мельнисе. – Андрей оперся локтями о колени и таким образом оказался еще ближе. – Мария, я даже не могу представить ужас, который вы сейчас переживаете. Я хотел бы дать вам больше информации, но, к сожалению, нам больше ничего не известно. Вы – один из немногих свидетелей в здравом уме, что у нас есть. И у нас есть все основания полагать, что ваша память была искажена, так же как есть причины думать, что вы можете представлять ценность не только для нас, но и для войск Диспенсеров.

– И поэтому вы хотите «прочитать» мой мозг с помощью этой машины… – Я бросила презрительный взгляд в сторону устройства доктора Килси.

– Хертона, – подсказал Андрей. – Но да, в остальном вы правы, – кивнул он. – Других способов докопаться до того, что, возможно, ваш мозг скрыл от вас же самой, у нас нет. Поэтому я прошу вас начать с начала и довести сеанс до конца.

Я медленно выдохнула, пытаясь успокоиться и унять дрожь в руках:

– Вы просите у меня разрешения залезть в мою голову, но сами не спешите отвечать на мои вопросы. Откуда мне знать, что вы говорите правду?

Несколько мгновений Андрей не шевелился, явно раздумывая над моими словами. После чего внезапно обратился к Джону Килси, который все это время оставался неподалеку.

– Я могу попросить вас принести два хертона?

– Не думаю, что это хорошая идея, – опомнился мужчина, осознав, что тот собирается сделать.

– Спасибо, доктор, – просто ответил Андрей. – Думаю, дальше мы справимся без вас.

Когда Килси отрешенно покинул стеклянную коробку, юноша вновь повернулся ко мне.

– Вы правы, у вас нет никаких оснований мне верить. Если я подключусь к аппарату вместе с вами, вы согласитесь начать все сначала? Я отвечу на все вопросы, которые у вас возникнут.

Я напряженно вглядывалась в глаза Андрея, пытаясь понять, блефует он или нет, но они словно окаменели – взгляд юноши был абсолютно непроницаем. Я начала осознавать, как высоки ставки, раз трагические события на базе и моя память заинтересовали самого Нейка Брея.

Несмотря на то что помещение явно находилось глубоко под землей, мне было очень жарко. Быстро проведя рукой по влажному лбу, я бросила короткий взгляд на прочих зрителей за стеклом. Килси исчез. В глазах Хейзера читалось напряжение. Девушки, что некоторое время назад пили кофе, тихо о чем-то переговаривались. Несколько специалистов в белых халатах уткнулись в свои планшеты, словно надеясь найти в них решение сложившейся ситуации. Мужчины в конце зала, которых я заметила только сейчас, также о чем-то тихо спорили. Спустя несколько мгновений один из них подошел к Нейку Брею и что-то коротко сказал, на что тот лишь усмехнулся.

– Не зуди, Карл, – небрежно бросил он, – пусть развлекаются.

Я повернулась к Андрею:

– Любые вопросы?

Он кивнул.

– Хорошо, – сдалась я, – давайте попробуем.

Глава 2

Испытание на хертоне

Перед тем как возобновить допрос, Андрей попросил принести мне еду. При одном упоминании пищи мой желудок мучительно сжался. То, что десять дней в нем не было ни крошки, я осознала лишь сейчас, когда, не то от голода, не то от пережитого потрясения, меня дважды вырвало выпитой водой и желчью. Катастрофу предотвратил подоспевший вовремя Алик: в последний момент он умудрился где-то выудить и подсунуть мне ведро, тем самым одновременно спасая остатки моего достоинства и темные брюки сидевшего напротив Андрея.

Понимая, что продолжение допроса последует не сразу, часть присутствующих покинула помещение, оставшиеся же просто рассеялись по залу. Без назойливых взглядов нежеланных зрителей я почувствовала себя гораздо спокойнее. Нейк Брей исчез, а Алик, позаботившись о том, чтобы ведро с содержимым моего желудка унесли как можно скорее, вновь спокойно вошел в бокс, сел рядом с Андреем и протянул ему планшет.

– Доктор Харрис передала расширенные результаты анализов, вдруг будет интересно, – сообщил он.

Андрей несколько минут внимательно изучал данные на сенсоре, после чего бросил на меня усталый взгляд. Я вопросительно приподняла брови.

– Я умираю? – В свете последних событий эта новость казалась не самой худшей.

– К сожалению, да, – ответил он, протирая глаза, – но не больше и не меньше, чем мы все. Во всяком случае, не в ближайшие несколько десятков лет. Тут сказано, что с вами более чем все в порядке.

– Желудочно-кишечный тракт точно проверили? – уточнил Алик, заглянув в планшет через плечо Андрея.

– Мне очень жаль, мистер Хейзер, – процедила я, покраснев. – Сама не своя, когда впадаю в кому – все время забываю вовремя перекусить.

Его губы дрогнули в легкой улыбке.

– Можно просто Алик, – сказал он, подмигнув.

– Полегче, – пробормотал Андрей, не отрываясь от планшета. – А то я сейчас сам захлебнусь в твоем обаянии.

– Я могу задать вопрос? – осторожно уточнила я.

– Почему же нет, – вздохнув, устало отозвался Андрей. Когда он наконец отложил планшет и посмотрел на меня, в его глазах сквозило равнодушие. От снисходительной вежливости в его голосе у меня свело челюсти. – Деваться мне все равно некуда…

– Мы с вами не встречались прежде?

– Не думаю, что это возможно, – на удивление серьезно ответил он.

– Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Что ж, в таком случае стоит благодарить природу за то, что одарила кого-то еще чертами моей неземной красоты.

– Что будете пить? – тихо поинтересовалась девушка, что принесла тарелки с едой. В ее четких, отлаженных движениях сквозила едва заметная механическая скованность, и я с удивлением обнаружила, что передо мной не человек, а машина. Как правило, отличить операционки от людей можно было лишь при приближении – тогда становились заметны их неподвижные стеклянные глаза, легкая парализованность действий и отсутствие какой-либо мимики.

– Кофе, если возможно.

– Просто кофе без всего? – безучастно уточнила гостья.

Я замялась. Я не пила черный кофе, но чувствуя себя не вправе требовать большего, просто кивнула. Наблюдая за моими терзаниями, Андрей слегка прищурился.

– Лея, подожди, кажется, на языке нашей гостьи это означает: «И еще сливки, пожалуйста», – заключил он.

– Сливки и два сахара, – сдалась я, мысленно ругая парня за его наблюдательность.

– Сливки и два сахара, – повторил Андрей и слегка кивнул операционке.

Пока я не могла оторваться от еды, в боксе установили еще один хертон. Когда моя левая рука освободилась, к ней и к голове, как и ранее, подключили датчики. Второй аппарат соединили с Андреем. Все это время я пыталась понять, о чем он думает, но прочитать его чувства было невозможно – лицо юноши оставалось абсолютно невозмутимым и бесстрастным. Алик Хейзер, который все еще находился в боксе, внимательно наблюдал за происходящим, скрестив руки на груди. Интересно, кем они приходились друг другу? Друзья? Коллеги? Родственниками они явно не были.

Допив последний глоток кофе, я поставила кружку на стол и посмотрела на Андрея.

– Вы готовы? – поинтересовался он.

Я оглянулась. Зрителей за стеклом на этот раз было значительно меньше, однако их пристальные взгляды по-прежнему пугали меня.

– Возможно попросить их уйти? – тихо спросила я.

– К сожалению, нет, – ответил Андрей. – Эти люди – ваше алиби.

– Мое алиби?

– Решение о том, что будет с каждым новоприбывшим на базу, принимается путем голосования. Эти люди – свидетели того, что вы не представляете опасности.

Я первый раз слышала о подобном. На базе в системе Каас, где я провела последние несколько лет, беженцы никогда не подвергались такой проверке.

– Это местный закон?

– Это местные меры предосторожности, – кивнул Андрей.

– Тебе нечего бояться, это формальность, – словно прочитав мои мысли, подбодрил Алик. В его коротком взгляде я прочитала искреннюю поддержку. Кажется, он даже смутился, когда осознал, что впервые обратился ко мне на «ты», однако мы оба знали, о чем он умолчал.

«Тебе нечего бояться, если нечего скрывать», – хотел сказать Алик. И я боялась.

– Если вам будет спокойнее, мы можем сделать вот так, – сказал Андрей, проводив взглядом покинувшего бокс Алика, и быстро провел пальцами свободной руки по планшету.

В следующий момент стены бокса стали белыми – людей, что были за их пределами, больше не было видно. Мгновенно мы с Андреем оказались полностью изолированы от окружающих. Казалось, вместе с видом стены ограничили и все звуки, так что я услышала стук собственного сердца.

– Они нас видят?

– И слышат, – подтвердил Андрей. Он по-прежнему был спокоен, но при этом ни капли не напоминал мне бездушную машину, в отличие от доктора Килси. – Начнем?

Свободной рукой Андрей дотронулся сначала до моего, а потом и до своего сенсора. В тот же момент они загорелись и оба устройства издали одиночный сигнал включения.

– Я попрошу вас начать с начала. Как вас зовут и сколько вам лет.

– Мария Эйлер, двадцать один год. А что насчет вас?

Юноша чуть помедлил, словно собирался с мыслями.

– Мое полное имя при рождении Андрей Лагари. Мне двадцать два.

Устройства молчали. Если я правильно понимала, на первый вопрос мы оба ответили честно.

– Ваша каста? – продолжил Андрей.

– Пятьдесят третья. А ваша?

– Ранее была тридцать седьмая.

– Что значит «ранее», а сейчас?

– А сейчас не знаю, – сухо отозвался Андрей, – мои данные не обновляются с момента прибытия на эту базу.

Тридцать седьмая каста – это очень высоко. Практически верхняя граница среднего класса. Мой друг детства Кхали, когда нам было лет по двенадцать, как-то сказал, что мечтает достигнуть тридцатой касты к концу жизни – границы зажиточного среднего класса и декаты, буржуазной прослойки общества. Этим он надолго подарил повод к злым шуткам других детей и снисходительным насмешкам взрослых – его семья принадлежала к шестьдесят пятой. До уничтожения нашего дома на Кериоте за пять лет он смог выучиться на врача и подняться до пятьдесят четвертой касты, что все называли невозможным. А ведь ему было всего восемнадцать. Интересно, где бы был Кхали сейчас, если бы не война?

«Каста – это всего лишь цифра», – всегда говорила моя мама. Кхали бы наверняка сказал, что это позиция слабых. Пока другие рассуждали о предназначении и судьбе, ратовали на злой рок или старались игнорировать «рамки» системы, он воспринимал кастовый строй лишь как лестницу из восьмидесяти ступеней – ни больше ни меньше. В конце концов, если отбросить глобалистские теории заговоров, систематизация общества галактики, которое сегодня насчитывало более трех триллионов человек, была необходима.

Кроме Кристанской империи в галактике было еще несколько десятков государств. Каста каждого гражданина определялась автоматически, и учитывалось при этом множество факторов: образование, род деятельности, доход, имущество, родственные связи, социальное положение. Раз в год галактическая система обновлялась, брались в расчет все социально значимые события в жизни каждого гражданина, после чего он получал уведомление с актуальной цифрой на свой электронный браслет.

Общество делилось на шесть социальных секторов. Низшая прослойка или, как ее чаще называли, «серая зона», выходила за рамки кастовой системы. Другими словами – это была гнойная рана на прекрасном теле «галактики изобилия»: территория изгоев, бедняков, паразитирующих на мировой системе, оплот теневой экономики, колыбель преступности и прочих бед. Людей из «серой зоны» было практически невозможно встретить в обычной жизни, доступ в большинство общественных мест среднего класса им был закрыт: поэтому за сотни лет они сформировали свое обособленное общество и занимали целые планеты или их части, в которых иногда даже юрисдикция галактического права не имела силы. Это было настоящее многонациональное государство в государстве, помесь изгоев из самых разных рас, религиозных конфессий и культур.

Касты от восьмидесятой до пятьдесят первой представляли собой побрес – большую прослойку бедняков и малоимущих, а с пятидесятой начинался полеус – средний класс. По последним данным, к нему относились более семидесяти процентов всех граждан галактики. Официальной верхней границей среднего класса считали двадцать первую касту, но было принято выделять еще один неофициальный социальный класс – декату, или просто буржуазию, в нее входили граждане с кастами от тридцатой по двадцать первую. Людей этой прослойки даже с натяжкой было сложно назвать средним классом из-за их более чем комфортного благосостояния.

Касты с двадцатой по одиннадцатую составляли элиту. По большей части это были богатейшие и по-настоящему влиятельные члены галактики. К тому же нередко медийные. Политики, общественные деятели, предприниматели, выдающиеся ученые, деятели искусства и культуры – все те, что творили историю галактики и чьи лица мы ежедневно видели на голограммах во всех ее концах.

Ну и, конечно, лиделиум – первые десять каст галактической системы, аристократия в несколько тысяч человек, между которой была поделена вся обитаемая на сегодняшний день галактика. Членами лиделиума были потомки династий, которые более четырех тысяч лет назад стояли у истоков заселения звездных систем и которые и по сей день оставались во главе всех государств во вселенной. Присоединиться к их числу можно было лишь по праву рождения.

За тысячи лет благодаря технологиям и высокому качеству жизни, которое достигалось не без паразитирования на низших слоях, члены лиделиума научились сражаться с главным врагом человечества – временем, искусственно продлевая себе жизнь с помощью элитации – препарата, замедляющего старение. Так, пока в низших слоях сменялось до восьми поколений, в лиделиуме пожинали плоды бессмертия. Если честно, я не уверена, что после этого они все еще оставались людьми.

– Где вы родились и выросли? – продолжил Андрей, отвлекая меня от мыслей.

– На Кериоте, – машинально ответила я, – пятой планете Галисийской звездной системы. Я жила там девятнадцать лет, пока не началась война и мои родители не присоединились к восстанию.

– Где они сейчас?

– Погибли. База на Кериоте была одна из самых заметных. Кристанские войска уничтожили ее через месяц после начала войны.

– Об этом мне известно, – тихо сказал Андрей, когда по его ровно освещенному лицу прошла тень.

– Несколько взрывов – и минус двести тысяч от человеческой популяции. Я бы удивилась, если бы вы об этом не знали.

Наверное, если бы пару лет назад меня попросили рассказать о родителях, Рейнире и моей прошлой жизни на Кериоте, я бы не смогла. Мигрени, депрессия, панические атаки, бессонница и, как следствие, жизнь в ночных кошмарах – то, что ждет многих, кто в один миг теряет все, что ему дорого. Тогда мне казалось, что этот ужас никогда не закончится, а сейчас при мысли о родных меня заполняла лишь глухая пустота.

– Вы единственный ребенок в семье?

– Да.

– У вас остались где-нибудь родственники?

– Не думаю.

– Попробуйте вспомнить. Возможно, у вас осталась какая-то отдаленная родня, друзья родителей, покровители…

– Если и остались, мне о них ничего не известно.

Воспоминания о близких нахлынули разом и закрутились перед глазами в бешеном калейдоскопе. Дом, геологический отдел, Рейнир…

– Мария? – Андрей вернул меня к реальности. – Ваш вопрос.

Я провела ладонью по взмокшему лбу и покачала головой.

– Кто вы? Чем лично вы тут занимаетесь?

Парень просто пожал плечами:

– Не думаю, что чем-то отличаюсь от вас. Я, как и вы, повстанец, беженец, жертва времени, судьбы и обстоятельств, если хотите.

– Вы не похожи на жертву.

Андрей безрадостно усмехнулся.

– Значит, вы выросли на Кериоте и потеряли там семью, – задумчиво сказал он. – Но сами выжили…

– По профессии я космеогеолог – исследую неосвоенные части галактики в поисках новых территорий для колонизации, но с началом войны мои знания стали востребованы для другого. Все говорили о том, что база на Кериоте была слишком заметной. Я хорошо знаю географию галактики, особенности каждой из звездных систем, поэтому меня привлекли к поиску новых «слепых» локаций для создания новых баз. Во время бомбардировки Кериота я была в соседней звездной системе Нириаз и прямо оттуда отправилась на Мельнис в систему Каас, где и оставалась вплоть до последнего дня. – Когда я закончила, Андрей сделал несколько пометок в своем планшете. – Мой вопрос?

Он кивнул.

– Вы сказали, что я нахожусь в Диких лесах. Мне мало что известно об этом месте, кроме того, что здесь находится один из пунктов центрального управления. Сколько человек сейчас проживают здесь?

– Чуть больше ста тысяч.

Примерно в десять раз меньше, чем на самых маленьких повстанческих базах, о которых мне было известно. Причина была слишком очевидной.

– Кто те люди, что наблюдают сейчас за нами? Они из элиты? Лиделиума?

– Среди них есть и те и другие, – после небольшой паузы осторожно ответил Андрей, видимо почувствовав, что мы ступили на тонкий лед.

Я нервно втянула воздух. Мои опасения подтвердились – теперь было ясно, что он не мог попросить их уйти не из-за соображений безопасности, а из-за того, что просто не обладал такой властью. Вероятно, ее не имел даже их лидер – Нейк Брей.

– Они все еще здесь? – Я перевела взгляд в сторону белой стены. – Полагаю, я не сказала еще ничего, что представляло бы хоть какую-то ценность в вашем расследовании.

– Уверен, они наблюдают за нашим диалогом очень внимательно. Давайте перейдем к событиям пятнадцатого элиоса, – предложил Андрей. – Это последний день, который вы помните?

– Да, верно.

– Сможете в подробностях описать его? С самого утра и до последнего момента.

Я потерла виски, пытаясь восстановить в памяти события. Мой рассказ длился недолго. Все это время Андрей неподвижно сидел напротив, нервно постукивая пальцами свободной руки по столу. Его усталый взгляд говорил о том, что вся изложенная информация была бесполезной. Я вздохнула. Мне очень хотелось сказать что-то, что помогло бы хоть на маленькую часть приблизить к истине, но, очевидно, мои воспоминания не представляли никакой ценности.

– Мы нашли вас без сознания девятнадцатого элиоса, недалеко от одного из пунктов управления. – Свободной рукой Андрей придвинул ко мне планшет. В следующий момент передо мной появилась голограмма с изображениями полуразрушенного административного штаба. Было видно, что, несмотря на то что он пострадал от разрушений, основная часть конструкции все же уцелела. – Узнаете это место?

Я кивнула.

– Кроме вас, вблизи нескольких кварталов мы больше никого не нашли. Ни единого человека. Вы можете это как-то объяснить?

– Не думаю.

– Тогда предположите, – настоял Андрей.

Я устало покачала головой:

– Вероятно, когда войска Диспенсеров начали бомбардировки, все пытались бежать. Это административный штаб, в нем нет бункеров, ближайший как раз в паре кварталов.

– Тогда почему не бежали вы?

– Я не знаю.

– Что вас могло удерживать там? Вы были одна.

– Я даже не помню, как там оказалась…

– Администрация – важный стратегический пункт. Вы имели доступ к секретной информации?

– К чему вы ведете? – побледнев, прошептала я.

– Как у штатного геолога у вас вполне мог быть доступ к системе безопасности. Раз вражеские корабли смогли беспрепятственно войти в систему Каас, кто-то это допустил и, полагаю, намеренно.

– У меня не было этого доступа!

На лице Андрея не дрогнул ни один мускул:

– На Мельнисе не сработала система противовоздушной обороны. Вы знали об этом?

– Нет, разумеется, нет…

– Откуда такая уверенность? – с могильным спокойствием уточнил Андрей. – Вы сказали, что ничего не помните.

– Хватит! – процедила я сквозь зубы, подняв на него яростный взгляд. – Мне ничего не известно об этом. О том, что произошло на Мельнисе, я узнала полчаса назад!

– То есть вы допускаете, что могли знать…

Я в отчаянии ударила свободной ладонью по столу:

– Я ничего не знала! Я никогда не имела доступа к системе безопасности, и у меня не было ни одного знакомого в администрации!

Пронзительные глаза Андрея сузились, прожигая меня насквозь.

– Я всего лишь задаю вопросы, мисс Эйлер.

– Это не вопросы. Это утверждения с вопросительным знаком на конце.

– Хорошо, – примирительно согласился Андрей, когда его губы дрогнули в слабой усмешке. – Ваш вопрос.

Он кратко взглянул на экран, и оживление на его лице тут же сменилось разочарованием. Он пытался поймать меня, хотел вытянуть желаемые ответы, но, как и следовало предположить, моя утерянная память не представляла никакой ценности. Убедившись, что я говорю правду, Андрей мгновенно потерял ко мне какой-либо интерес.

Лагари, Лагари, Лагари… Я прокручивала в голове его фамилию снова и снова. Как и день катастрофы на Мельнисе, я совсем ее не помнила, однако не могла избавиться от мысли, что точно встречала Андрея ранее. Где это могло быть? Почему его лицо, и в особенности глаза, казались мне такими поразительно знакомыми…

– Лагари – это ваша настоящая фамилия? – спросила я.

Андрей приподнял брови:

– Как я и сказал.

– А у других членов вашей семьи она такая же?

– Разумеется, – в недоумении отозвался он.

– Они тоже сейчас здесь?

– Нет.

– Они мертвы?

– Нет.

– Тогда где они?

Андрей устало потер глаза:

– Какое это имеет значение, мисс Эйлер?

– Вы сказали, я могу задавать любые вопросы.

– Верно. – Его лицо ожесточилось, однако голос по-прежнему оставался бесстрастным.

– И где ваши родные?

Губы Андрея сложились в узкую линию, и внезапно, всего на мгновение, пальцы его свободной руки дрогнули и сжались в кулак.

– В безопасности.

– Есть место безопаснее, чем Дикие леса?

– Сколько угодно.

Андрей смотрел на меня так, будто одновременно мечтал выжечь на месте и пытался понять, к чему ведет диалог. Я мысленно возликовала. Семья – вот оно, его слабое место. По каким-то причинам он не хотел говорить о ней, но почему? Не поддерживал контакт с родственниками? Точно нет, раз ему было известно об их местоположении. Был с ними в скверных отношениях? Маловероятно, ему явно было не все равно. Страх? Определенно. Но чего он боялся и почему?

Лагари… Проклятье, откуда я его знала?!

– Говорят, Дикие леса самое защищенное место в галактике. Миллионы повстанцев мечтают оказаться здесь. Почему вы не перевезли родных сюда?

– Ради их же безопасности, – ответил Андрей, теряя терпение.

– Здесь им что-то угрожает?

– В этом диалоге нет смысла.

– Это значит «да»?

– Да! – презрительно скривившись, подтвердил Андрей. – Это война, Мария. И Анаксонская система расположена едва ли не в ее эпицентре. Пусть это и самая защищенная повстанческая база, но она все еще одна из главных боевых целей. Я полагал, как космеогеолог вы как никто другой должны это понимать. Моих родных здесь нет, потому что таким образом я спасаю им жизнь.

– Я всего лишь задавала вопросы, мистер Лагари, – я приложила все силы, чтобы мой голос прозвучал с такой же приторной невинностью, как его несколько минут назад.

– Разговор закончен, мисс Эйлер, – с усталой пренебрежительностью бросил Андрей, когда стенки бокса вновь стали прозрачными. – Это было крайне бесполезно, но спасибо, что уделили время.

Сукин сын. Когда с него сняли датчики, он вышел из бокса, даже не посмотрев в мою сторону.

– Дом на холме, – коротко бросил он, проходя мимо Нейка Брея, и спешно покинул зал, не удостоив взглядом ни его, ни Алика Хейзера, ни кого-либо еще из толпы.

Зал, как он и говорил, действительно был переполнен. Когда моя голова и левая рука были освобождены, я подошла к стеклу. Пока Лея и еще несколько операционок собирали аппаратуру, я словно заново знакомилась со всеми, переводя взгляд с одного зрителя на другого, вглядываясь в их ровные, красивые, искусственно трансформированные лица и холодные, непроницаемые глаза. Единственным, на чьем лице я заметила следы времени, оказался Нейк Брей.

Герцог стоял ко мне спиной и тихо переговаривался с соседом, однако, словно услышав мои мысли, он мгновенно повернулся и ответил на мой взгляд.

Он улыбался.

Глава 3

Комната на втором этаже

Допрос на хертоне опустошил меня так, будто длился не час, а сутки. Последние зрители покинули палату примерно через полчаса: все это время я сидела на койке своего бокса, наблюдая, как доктор Килси и пара его помощников отсоединяют и убирают устройства, возятся с проводами и техническими голограммами. Когда в зале осталось всего несколько человек из персонала и пара операционок, я почувствовала ужасную усталость. Одна из них подошла ко мне и попросила проследовать за ней.

Иногда я задумывалась, кого в мире больше – людей или машин? Рейнир имел не один десяток роботов, но до знакомства с ним я встречала их не часто. Позволить себе иметь операционки могли далеко не все. Машины потребляли слишком много энергии и были дороги в обслуживании для людей моего класса. Зато, когда мне приходилось бывать в богатых районах, улицы буквально кишели ими. Десятки, сотни помощников с беспрекословной преданностью выполняющие любые, даже самые изощренные поручения своих хозяев, – рабство восьмого тысячелетия было весьма оригинальным.

Я собиралась спросить, куда хочет проводить меня девушка, когда услышала за спиной уже знакомый голос:

– Лея, я сам займусь этим. Ты можешь идти.

Попрощавшись с доктором Килси, Алик Хейзер быстрым шагом направился ко мне.

– Да, милорд. – Когда он приблизился, операционка, коротко кивнув, забрала с моего стола последнюю аппаратуру и молча удалилась.

– Милорд? – Я удивленно приподняла брови и с любопытством посмотрела на своего нового знакомого. – Дай угадаю, ты тоже из лиделиума…

– Лорд Александр Вариас Хейзер, если быть точнее, – с нарочитым самолюбованием в голосе поправил Алик и показательно закатил глаза.

– И как мне к вам теперь обращаться? Мой лорд? Милорд Хейзер? Ваше Благородие?

– Я предпочитаю «Алик» и на «ты», – пожал он плечами, – но против благородия ничего не имею. Поэтому если очень захочется, можешь обращаться ко мне «Твое благородие». Думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы удовлетворить мое дворянское эго.

– И твое благородие от этого не пострадает?

– Я прячусь в лесах, отсиживаюсь в бомбоубежищах и вот уже несколько лет волочу жалкое существование вдали от цивилизации, – задумчиво протянул парень, загибая пальцы. – Боюсь, снобизм – это все, что осталось от моего благородия.

Не в силах сдержать улыбку, я посмотрела на юношу и встретилась с его дружеским взглядом. Знакомство с Аликом Хейзером однозначно можно было назвать приятным.

– Идем? – Махнув рукой в сторону выхода, он пригласил меня за собой. – Ты, наверное, страшно устала? Здесь уже ночь, я провожу тебя. Да, и лучше прихвати это с собой. – Стащив плед с сиденья напротив, Алик ловко подкинул его мне. – Вечерами тут подмораживает.

Как я и полагала, палата с боксами находилась глубоко под землей. Прежде чем выйти на воздух, мы минули не менее восьми этажей, и, оказавшись на улице, я невольно поежилась от ледяного ветра, лучше укутываясь в плед. Алик Хейзер был прав – на базе была уже глубокая ночь и, если бы не тусклое уличное освещение, из-за густого тумана вряд ли можно было разглядеть хоть что-то.

– В Диких лесах особенно промозглая осень, – пояснил он по дороге. – Это все из-за влажности. Холод ощущается сильнее.

Я пожала плечами.

– Последние два года я провела на Мельнисе, там вообще не бывает теплого лета. Но, похоже, это единственное, к чему мне не придется здесь привыкать. Как я заметила, тут… много своих порядков.

Алик слегка усмехнулся. В сумраке я почти совсем не видела его лица, но, кажется, на нем промелькнула тень грусти.

– Наша база меньше, чем прочие, – уклончиво ответил он. – Если желаешь, завтра я могу провести тебе экскурсию. Тут однозначно есть на что посмотреть. Дикие леса – уникальный заповедник. Строя здесь укрытие, мы сделали все, чтобы не повредить его экосистеме.

Я невольно притормозила:

– Значит, я остаюсь?

– А у тебя есть другие планы? – вопросительно вскинул брови Алик.

– И больше никаких пыток на хертоне?

– Этого я обещать не могу. Ты слишком важный свидетель. А пробел в твоей памяти – загадка, которую нам еще предстоит разгадать.

Проходя мимо очередного здания, Алик резко свернул влево, на узкую тропу, что вела в гору. Дорога была едва различима, и, смотря под ноги, я старалась не отставать от Хейзера. Он спешно двигался вперед, то и дело ежась от холода при каждом порыве ветра. Желая отвлечься от неприятных мыслей, я решилась на еще один вопрос.

– Андрей упоминал, что я не единственная выжившая после взрыва на Мельнисе. Сколько нас всего в Диких лесах?

Алик задумался, и на несколько мгновений повисла тишина, в которой я слушала наши шаги и собственное размеренное дыхание. Вероятно, он размышлял, какой информацией можно со мной поделиться, а о чем лучше промолчать.

– Нам удалось спасти чуть больше трехсот человек. И еще около семи тысяч приняли другие базы. Треть из тех, что у нас, – в крайне тяжелом состоянии, а еще примерно столько же окончательно лишились рассудка…

– Семь тысяч выживших из двух миллионов? – севшим голосом уточнила я.

– Да, – помрачнев, тихо подтвердил Алик и передернул плечами. – Семь тысяч из двух миллионов.

– Когда кристанские войска покидали Мельнис, люди должны были догадаться, что те не оставят их в живых и подорвут базу. Они должны были эвакуироваться.

– Мы тоже думали об этом…

– Думали об этом? Это протокол безопасности!

– Мария, – резко прервал меня Алик. В его спокойном голосе послышалась сталь. – Ты думаешь, мы не задавались этим вопросом? Это не единственное слепое пятно в хронологии событий на Мельнисе. Когда базу оккупировали кристанские миротворцы, Лехарды, в чьей юрисдикции находился Мельнис, даже не попытались связаться с нами. Имперский флот окружил Мельнис, а они даже не обратились за помощью! О том, что что-то происходит, мы узнали, только когда сигнал базы исчез с радаров после начала бомбардировок.

Замерев и не в силах поверить в услышанное, я в ужасе смотрела на Алика. Ночной холод Диких лесов медленно пробирался от кончиков пальцев до головы.

– Как это возможно?

– Я не знаю, – покачал головой Алик, – никто не знает. Поэтому ты нам так и важна. Ты и другие выжившие, – быстро добавил он. – Только с вашей помощью мы, надеюсь, сможем наконец разобраться в том, что там произошло.

– У вас есть списки всех, кто остался в живых? Я могу на них взглянуть? Вдруг я знаю кого-то? Это могло бы помочь.

– Здравая мысль, – поддержал Алик. – Только перед тем, как ты очнулась, мы опросили всех, кто был в сознании, включая детей. Боюсь, среди них нет тех, кто знал тебя раньше.

Ускорившись, я опередила его и встала напротив, перегородив путь.

– А что, если я знаю их? Если важна каждая деталь, придется собирать крупицы. Покажи мне списки, Алик Хейзер, – добавила я до того, как он успел меня перебить. – Ты знаешь не хуже меня, что это может помочь. Иначе в следующий раз, когда вам вновь вздумается устроить мне допрос с пристрастием, я и слова не скажу.

– Хорошо, – сдался Алик после недолгого молчания. – Я договорюсь. Ты права, сейчас нам нужны хоть какие-то зацепки.

Я кивнула, сглотнув ком, вставший в горле от волнения. Удивленный взгляд карих глаз поднялся к моему лицу, и я ощутила на коже горячее размеренное дыхание юноши, оставляющее в воздухе клубы пара. Алик Хейзер не спешил идти дальше. В течение минуты он в полной тишине удивленно смотрел на меня, словно никак не мог поверить в то, что видит. А потом, словно очнувшись, вдруг вздрогнул и неожиданно рассмеялся. Его взгляд потеплел, а уголки рта тут же взлетели вверх.

– Поразительно, – воскликнул он, – даже после двухчасовых пыток на хертоне, следуя за мной в кромешной темноте неизвестно куда, ты умудряешься ставить ультиматумы! А я-то думал, мы тебя изрядно напугали…

– Мне нечего бояться. – Я пожала плечами, отступив назад. – Ты сам так сказал.

– Как это дипломатично – манипулировать моими же словами против меня. Ты точно не из лиделиума?

– К сожалению, боюсь, мое «благородие» едва тянет на средний класс.

Лицо Алика преобразила скромная улыбка. Неожиданно он показался мне весьма привлекательным, словно до этого тень напряжения скрывала его красоту.

– Ты ведь космический геолог, верно? – спросил он, когда мы продолжили путь. – Исследователь новых территорий и опасных маршрутов.

– Я уже давно не летаю. Последние пару лет я занимаюсь исключительно расчетами и теоретическим обоснованием пригодности земель, опасные путешествия предпочитаю оставлять другим.

– И лавры тоже? – предположил Алик. – Сидишь в тени, делая грязную работу, пока другие собирают все почести и благодарности?

Я покачала головой. Алик Хейзер был далеко не первым, кто рассуждал подобным образом.

– Мне хватает простой оплаты. Похвалу пусть забирают другие.

– Геологи всегда были на вес золота, – заметил он после недолгой паузы, – а сейчас особенно. Здесь твоя помощь тоже пригодится, я познакомлю тебя с нашей командой.

– А еще я предпочитаю работать в одиночестве.

Оглянувшись, Алик пожал плечами.

– Друзья нужны всем, даже самым нелюдимым. – Достигнув вершины склона, мы оказались на небольшой поляне. По всему периметру она была окружена стеной леса, что скрывала остальную часть базы. Алик приглашающе раскинул руки. – Мы, кстати, пришли.

Я с удивлением осмотрелась и лишь спустя несколько мгновений разглядела очертания большого трехэтажного, едва освещенного дома. Большого, конечно, относительно – рассчитан он был явно на пусть и многочисленную, но одну семью. Я привыкла к тому, что люди на базах жили в длинных бункерах, разделенных на сектора. Одно такое сооружение обычно вмещало несколько сотен человек, но в Диких лесах порядки явно были другие.

– Дом на холме. – Я вспомнила последнюю фразу, брошенную Андреем перед уходом. – И кто здесь живет?

– Официально это дом Брея, – со скучающим видом отозвался Алик. – Но он здесь едва ли бывает. Насколько знаю, заглядывает он сюда лишь за полночь и исключительно для того, чтобы поспать.

Я ошеломленно оглянулась на юношу:

– Меня поселят в дом Нейка Брея?!

– Говорю же, это его дом лишь формально… – устало отозвался Алик, всем видом демонстрируя, что эта мелочь не стоит внимания. Словно мы обсуждали, что есть на завтрак или сколько ложек сахара положить в чай. – Послушай, – осторожно добавил он, видимо, заметив мое шокированное выражение лица, – ты видела, какое внимание вызвал твой допрос. Пока мы не поймем, что случилось на Мельнисе, люди будут задавать вопросы. В первую очередь тебе. Дом Нейка Брея – надежное укрытие от лишних глаз и любопытных зевак, хотя бы на первое время.

– Это какое-то безумие, – заключила я.

– Вероятно, так, – согласился он. – Но пока люди не будут знать наверняка, что происходит, они не успокоятся. Всех выживших с Мельниса мы держим обособленно, чтобы не сеять панику и не плодить бессмысленные слухи.

– Как любезно со стороны Его Светлости пожертвовать своим кровом ради этого.

– Знай ты скверный характер Брея, ты бы поняла, что любезностью тут и не пахнет, – усмехнулся Алик, провожая меня до крыльца.

– Нейк Брей всех пускает к себе в дом? – в недоумении оглянулась я. – У него отсутствует чувство самосохранения?

– Уж поверь, он способен позаботиться о собственной безопасности, – с мрачной ухмылкой отозвался Хейзер. – Не стоит недооценивать Брея.

Я понятия не имела, что он имел в виду, но почему-то не могла избавиться от чувства, что минусов в моем привилегированном положении было куда больше, чем плюсов.

– Правда отбрасывает длинные тени… – сказала я, когда мы подошли к двери. – Ты ранее когда-нибудь слышал эту фразу? Никак не могу вспомнить, откуда ее знаю…

На лице Алика промелькнуло замешательство.

– Не думаю, – он покачал головой, – но звучит неплохо.

Дверь приоткрылась, и на пороге показалась та самая операционка, что намеревалась проводить меня еще до того, как вмешался Хейзер.

– Видишь, тебя уже ждут, – сообщил он, коротко улыбнувшись. В его глазах мелькнуло едва заметное облегчение, словно он намеревался закончить этот разговор как можно скорее. – Я зайду за тобой завтра, а сейчас отдыхай. Лея подготовила все необходимое.

Комната, дверь которой гостеприимно распахнула передо мной Лея, располагалась на втором этаже и в целом была гораздо уютнее, комфортнее и больше, чем те, в которых мне приходилось жить до этого. Тем не менее для покоев герцога она показалось мне более чем скромной, хоть и весьма недурно обставленной: мне нравились большие окна, которые занимали чуть ли не всю противоположную стену, с низким подоконником и занавесками из плотной темной ткани, широкая кровать, рассчитанная явно не на одного гостя, две изящные прикроватные тумбочки с ночником, а напротив – большой стол с сенсором и шкаф из светлого дерева, который совсем не вписывался в окружающую обстановку и выглядел очень старомодно. В противоположном углу комнаты я заметила еще одну дверь и взглянула на Лею.

– Ванная, – пояснила она, отвечая на мой немой вопрос. – Там же вы найдете чистую одежду.

– Вы подобрали для меня одежду?

– Заботиться о гостях – моя работа, – почтительно отозвалась операционка, явно принимая мои слова как личную похвалу. – Возможно, вы хотите перекусить? Я могла бы принести вам чаю или кофе, если желаете.

Я впервые задумалась о том, что такая прислуга в доме стоила своих денег. Кухня, по словам девушки, находилась внизу, но более удобный проход в нее лежал через длинный коридор второго этажа. Минуя одну дверь за другой в узком проходе, я думала о том, что изнутри дом казался гораздо больше, чем снаружи. У меня не было возможности заглянуть в каждое из помещений, но что-то подсказывало, что все они пылились в забвении. Если Нейк Брей жил здесь один, и то приходил лишь по ночам, – зачем ему столько места? Словно в ответ на мои мысли, за одной из дверей кто-то подал признаки жизни.

Приблизившись, я услышала музыку – тихую, еле уловимую мелодию, исходящую, как мне показалось, не из программы, а от настоящего музыкального инструмента. Да, это определенно была не запись: звук был более живым и естественным, с небольшими паузами и неточностями, словно его исполнитель периодически сбивался, подбирая гармонию на слух.

– Здесь живет кто-то еще? – спросила я у Леи.

– Это комната Его Высочества, – коротко пояснила она, бесстрастно минуя проход, поворачивая в сторону кухни и явно не намереваясь давать более подробные комментарии.

Его Высочества? Пытаясь лучше уловить мелодию, я слегка приложилась ухом к двери и едва удержалась на ногах, когда та бесшумно отворилась и чистые звуки инструмента вырвались в коридор.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте. Сумрачную комнату освещал лишь маленький ночник, прикрепленный к крышке большого рояля, который занимал почти половину всего пространства. Инструмент стоял у самого окна – такого же, как и в моей комнате, только здесь оно выходило не на поляну перед крыльцом, а на густую чащу леса по обратную сторону дома. Я постаралась представить, какой, должно быть, красивый вид можно наблюдать здесь на закате или с рассветом, когда местное солнце только показывалось над горизонтом.

С другой стороны, напротив рояля, стоял широкий стол, заваленный до самых краев. Чего там только не было – грязные кружки с недопитым кофе, пара тарелок с остатками завтрака, ноты, что-то из одежды и книги, книги, книги повсюду. Настоящие книги с твердыми и мягкими кожаными переплетами и бумажными страницами, которые вживую последний раз я видела лет пять назад в национальной библиотеке на Кериоте, и то лишь за стеклом. Здесь же старинные бумажные книги, которые в привычном мне мире были раритетом и стоили целое состояние, небрежными стопками громоздились на столе, а некоторые из них были и вовсе брошены в открытом виде с замятыми страницами.

Чуть поодаль от стола, ближе к стене, виднелась узкая кровать со скомканным одеялом и грудой чистой одежды, которую хозяин, должно быть, еще не успел разложить по местам.

Мне не сразу удалось разглядеть музыканта, в котором я с удивлением узнала Андрея: по его влажным волосам и мокрым пятнам на широкой белой футболке я поняла, что он только что из душа. Он сидел спиной к двери и был слишком сильно увлечен разбором мелодии, чтобы замечать что-либо еще вокруг. Музыка поглотила его: тонкие длинные пальцы бегали по клавишам, лишь изредка отрываясь для того, чтобы перевернуть или скинуть вниз очередную страницу нот, которые, к слову, были повсюду – на пюпитре, крышке рояля, столе и даже на полу под босыми ступнями парня. Мелодия развивалась, становясь все глубже, быстрее и волнительней, будто рассказывала историю. В том, как Андрей отдавался ей, с жаром склоняясь и возвышаясь над клавишами, ловко цепляя педаль правой ступней и резко, словно в порыве ярости откидывая листы с пюпитра на пол, было что-то интимное, искреннее и не предназначенное для чужих глаз. Мне следовало выйти, прикрыв дверь, и не нарушать эту идиллию, но музыка была настолько прекрасной, что я замерла, не в силах пошевелиться. Мне хотелось, чтобы она не заканчивалась, чтобы она наполнила весь дом, уводя за собой в другой мир, как можно дальше от пугающей реальности последних дней. Чувствуя, как к горлу подступают слезы – от пережитого ужаса, боли очередной потери и опустошающей усталости, я слегка облокотилась на дверной косяк и прикрыла глаза. Еще пара минут – и я обязательно найду в себе силы закрыть дверь с другой стороны.

– Вы удачно устроились? – резкий вопрос юноши моментально вернул меня в реальность. Андрей не обернулся, и музыка не прервалась: его пальцы по-прежнему бегло скользили по клавишам, пока он терпеливо выжидал моего ответа. – Может, вам чего-то не хватает? Лея не угадала с размером одежды?

Вздрогнув от неожиданности, я резко выпрямилась и прочистила горло. Мне пришлось приложить усилия, чтобы голос прозвучал невозмутимо.

– Благодарю, с одеждой все в порядке.

Андрей еле заметно кивнул, или мне так показалось из-за его неестественного наклона головы.

– А комната? Комната вам подходит? Возможно, вы предпочитаете окна на другую сторону, чтобы солнце с утра не светило так ярко. Мы можем переселить вас, если желаете…

– Комната прекрасна. Лучше всех, что у меня когда-либо были до этого.

Я нервно сглотнула, неловко переступив с ноги на ногу. Почему, даже когда Андрей сидел спиной ко мне, у меня было чувство, что он сканирует меня взглядом? И несмотря на то что пальцы все быстрее и громче бегали по клавишам, его голос звучал как и ранее – учтиво и бесстрастно.

– В таком случае, может быть, вы голодны?

– Я знаю, как пройти на кухню… – соврала я, чувствуя, как в темноте краска все больше заливает лицо.

– Тогда позвольте спросить, что вы до сих пор делаете в моей комнате?

Резко прервав мелодию, он положил руки на колени и обернулся. В сумрачном свете я заметила, что его лицо пошло пятнами от возбуждения и быстрой игры. Мокрые волосы были небрежно взъерошены, а изумрудно-зеленые глаза бешено уставились на меня с нескрываемым презрением. Я почувствовала, как покрываюсь потом под его тяжелым взглядом, который, казалось, мертвой хваткой припечатал меня к стене, не давая пошевелиться.

– Прошу прощения, – ошеломленно произнесла я. Звук застрял где-то в горле, из-за чего слова прозвучали почти шепотом. – Я не собиралась вас беспокоить…

– Но побеспокоили, – скривился Андрей.

– Я не совсем понимаю… Я оскорбила вас?

Его глаза расширились от удивления:

– И чем же вы могли меня оскорбить?

– Тем, что на глазах у всех начала расспрашивать о семье, которую вы так оберегаете, – сглотнув, ответила я. – Вы не хотели говорить о ней и боялись…

– Боялся?! – встав, перебил Андрей и расхохотался. От его чужого, жестокого смеха с металлическим оттенком у меня похолодело внутри. – Да что вы вообще знаете о моей семье?!

При слабом освещении его прекрасное лицо вдруг показалось мне жутким. Я изумленно смотрела на Андрея и не могла поверить, что вижу того же человека, что час назад спокойно и вежливо беседовал со мной за хертоном. Его глаза выжидающе сканировали меня, и я чуть не задохнулась от внезапно нахлынувшей ярости. Мне хотелось закричать, подойти и выплеснуть в его перекошенное лицо остатки кофе с заваленного стола, чтобы привести в чувство. Но все внутри словно окаменело, и я приложила все силы, чтобы мой голос не дрогнул.

– Когда я впервые увидела вас, – тихо начала я, – то подумала, что вы, должно быть, сын Нейка Брея, но когда вы представились, стало очевидно, что это не так. Потом вы сказали, что принадлежите к тридцать седьмой касте, и я поняла, что вас и вовсе не связывают никакие родственные узы. Я попробовала предположить, что вы его ассистент, доверенное лицо, которое он ценит за особые заслуги.

Андрей не шевелился, лишь слегка приподнял брови в ожидании продолжения. Чувствуя себя животным, загнанным в угол, я медленно отошла от двери, непроизвольно сделав пару осторожных шагов в сторону стола и тем самым увеличив безопасное расстояние между нами.

– Но то, как вы говорили с доктором Килси, то, как смотрели на всех этих людей вокруг… Вы общались с ними на равных.

– Снобы рождаются не только в лиделиуме… – криво улыбнулся Андрей. Обведя комнату взглядом, я покачала головой:

– Ваше лицо не случайно показалось мне знакомым. Мы встречались ранее, хоть вы, вероятно, и не помните этого. Я пыталась вспомнить где и кое-что поняла.

Усмехнувшись, Андрей скрестил руки на груди:

– И что же вы поняли?

– Когда вы сказали, что вашей семьи нет на базе, я задумалась. Как так? Вы находитесь в самом защищенном месте в галактике под опекой самого Брея, но не позаботились о том, чтобы обезопасить родных.

– И вы не подумали о том, что они не нуждаются в моей защите или же попросту не желают ее?

– Может, и так. – Я согласно кивнула, делая осторожный шаг навстречу Андрею. – А может, угрозу для них представляют не только кристанские миротворцы, но и те, кто вас окружает.

– Считаете, я не доверяю тем, кто ежедневно рискует жизнью вместе со мной?

Его вопрос показался мне настолько наивным, что я засмеялась.

– Уважаете – да, сотрудничаете – безусловно, возможно, даже любите, но доверяете… Вам ли не знать, что никто не застрахован от предательства? И что-то подсказывает мне, что не всех, кто вас окружает, вы называете друзьями. Так что, возвращаясь к вопросу о риске жизнью, вы действительно уверены, что они делают это ради вас, а не своих интересов?

По тому, как потемнели глаза Андрея и участилось его дыхание, я поняла, что задела его за живое. Он не ответил, и я лишь пожала плечами.

– Конечно, нет, вы явно неглупы. Вы знаете, что как минимум половина из них с вами ровно до тех пор, пока вы можете предложить им больше, чем корона.

Я медленно прошла вдоль стола и приблизилась к роялю, внимательно изучая лицо юноши. Мой взгляд уловил его мимические морщины на лбу, проскользил по широким гладким скулам, прямому носу, спустился к резкому подбородку и вновь вернулся к ярым зеленым глазам, которые впервые говорили со мной громче слов.

– Когда я спросила, как вас зовут, вы ответили: «Мое имя при рождении Андрей Лагари».

– Лагари – фамилия моего отца, – почти бесстрастно подтвердил Андрей.

– А матери? – Я старалась не упустить ни единой детали в его мимике. – Знаете, слухи имеют свойство плодиться, как зараза. Я слышала многое на базах, некоторые из них были столь бредовыми, что лишь дурак мог принять их за чистую монету. Но один из них был особенно популярен и на фоне других казался весьма здравым. Снова и снова, сначала на Кериоте, а потом на Мельнисе, люди повторяли историю о маленьком мальчике из императорского рода Деванширских, который, как все думали, исчез с падением Рианской империи.

Стоя в паре шагов от Андрея, я видела, как перекосило его лицо, словно его одолевали тысячи чувств одновременно.

– И о чем рассказывала эта история? – еле слышно спросил он.

– Она рассказывала о том, как герцог Нейк Брей узнал, что род Деванширских не был уничтожен, посвятил несколько лет поиску настоящего наследника, а в конечном итоге нашел лишь одинокую женщину и маленького умирающего мальчика, который едва стоял на ногах и понятия не имел, кто он такой на самом деле.

– Слухи врут, – сдавленно произнес Андрей, когда на его лице расползлась болезненная улыбка. – Женщина была не одинока, а мальчик хоть и умирал, но на ногах стоял вполне твердо. И что ваша история говорит дальше?

Я сочувственно посмотрела на юношу. По нездоровому блеску глаз и пылающим красным пятнам по всему лицу я поняла, что у него жар.

– У мальчика была диагностирована редкая болезнь, лекарства от которой для его семьи были недоступны. Нейк Брей пообещал женщине вылечить ее сына взамен на то, что она отдаст того под его опеку.

– Она согласилась?

– Да, насколько мне известно.

– И снова ложь, – жестко усмехнулся Андрей. – У вас отвратительные источники. Хотите услышать, как все было на самом деле?

Не дождавшись моего ответа, он продолжил, выплевывая слова с ошеломляющим равнодушием:

– Женщина отказалась. Она сказала, что ее сын – не оружие в чужой войне и что пусть лучше его убьет болезнь, чем совесть за бесполезно погубленные жизни. А знаете, что ответил ей на это Нейк Брей?

Видя, что Андрей дожидается моего ответа, я обессиленно покачала головой.

– Он сказал: «Тогда зачем мне, позвольте спросить, бороться за одного никчемного больного, когда я могу спасти миллиарды здоровых?» – произнес Андрей, криво пародируя интонацию Нейка Брея, после чего, резко отшатнувшись, страшно улыбнулся во весь рот, раскинул руки и посмотрел на меня так, будто только что заметил. – Поздравляю, Мария, вы разгадали тайну, которую и так знает здесь каждый!

Отведя взгляд, я опустила голову, рассматривая свои ладони и пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Может ли быть так, что в этой истории упущены детали? Например, в ней не упоминается, сколько детей было у женщины. И что, если больной мальчик был не единственным наследником?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами для финального удара:

– Это брат или сестра? А может, их несколько? Сколько тех, кого вы пытаетесь защитить? Эту тайну тоже все знают? – Я собрала всю волю, прежде чем вскинуть голову и заглянуть Андрею в глаза.

В два коротких шага он приблизился ко мне и склонился так, что я ощутила его прерывистое дыхание на своей коже. Он коснулся моего лица и, с силой сжав подбородок, приподнял его.

– Кажется, мы наконец добрались до финала истории, – прошипел он сквозь зубы. – Вы уже догадались, что ответил мальчик на слова Нейка Брея?

Я закрыла глаза и лишь слабо кивнула. Он был так близко, что я чувствовала жар его тела, а мокрые волосы касались моей щеки.

– Он сказал, что если его смерть поможет спасти брата, то он не такой уж и никчемный. А теперь убирайтесь!

Я растерянно попятилась, но так и не поняла, что потрясло меня сильнее – безумие в его глазах или грубость, с которой он оттолкнул меня.

– Убирайтесь!

Повторять дважды и не требовалось. Я мигом вылетела из комнаты Андрея. Оказавшись у себя, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Сердце бешено стучало в ушах.

Твою мать…

Глава 4

Дикие леса

Солнечные блики, скользящие по высокому потолку, были первым, что я увидела, когда вновь открыла глаза. Сознание прояснилось не сразу: мне понадобилось несколько минут, чтобы восстановить в памяти эпизоды прошедшей ночи.

«Он сказал, что если его смерть поможет спасти брата, то он не такой уж и никчемный. А теперь убирайтесь!» – прозвенело в голове, заставив резко подскочить на кровати.

Сон как рукой сняло. Я была в своей комнате, в той самой, что вчера услужливо подготовила мне Лея. А значит, уничтожение Мельниса, Дикие леса, допрос на хертоне – все было правдой. Осознание этого тяжелым грузом упало на сердце. Ну и, конечно, наш с Андреем разговор… От одной мысли о нем все внутри заклокотало от злости. Дважды проорав в подушку от раздражения и бессилия, я спустила ноги на холодный пол и направилась в ванную.

Одежда, которую подобрала мне Лея, подошла идеально. Приняв душ и переодевшись в местную форму, я бросила быстрый взгляд в зеркало и замерла. Отражение поражало своей болезненностью: некогда слегка очерченные скулы сильно заострились, а под серыми глазами залегли глубокие тени, которые особенно выделялись, резонируя с мертвенно-бледным цветом лица. Каштановые волосы отливали серостью и спускались на плечи хаотичной копной. А еще… что-то было не так. Я вглядывалась в зеркало несколько минут, высматривая изменения, и не могла избавиться от чувства, что что-то упускаю – что-то, из-за чего мое же лицо вдруг стало казаться до ужаса чужим. Вероятно, так и выглядит сумасшествие: когда, полторы недели провалявшись без сознания, едва узнаешь собственное отражение. Передернув плечами, я отвернулась и, спешно собрав волосы на затылке, выбежала за дверь: времени на самобичевание не оставалось. Алик должен был появиться с минуты на минуту.

При одной мысли о том, что по пути на кухню придется пройти мимо комнаты Андрея, меня передернуло. Ускорив шаг, оставалось лишь всей душой уповать на то, что я не столкнусь с ним тут или внизу.

Проход на кухню лежал через просторный зал с широкими окнами и большим овальным обеденным столом, рассчитанным человек на десять, не меньше, и я в очередной раз подумала о том, что герцог и Его Высочество, вероятно, достаточно тщеславны, если предпочитают ужинать за ним в одиночестве. Может ли быть, что Алик Хейзер попросту забыл упомянуть о других жильцах дома? Я быстро выкинула из головы эти мысли: как бы там ни было, мне все равно. К тому же от внезапно нахлынувшего голода скрутило живот, и, намереваясь быстро перехватить что-то на завтрак, я буквально влетела на кухню и замерла на пороге: в паре метров спиной ко мне, склонившись над кофейным аппаратом, стоял Нейк Брей.

Словно почувствовав мое присутствие, мужчина оглянулся. Не зная, куда деться от неловкости, я интуитивно отступила назад и растерянно кивнула головой.

– Ваша светлость…

Безразлично скользнув по мне взглядом и буркнув что-то вроде «только этого мне еще сейчас не хватало», герцог вновь склонился над аппаратом, нажимая на все кнопки подряд. Устройство не слушалось, снова и снова объявляя механическим голосом об ошибке в команде.

– Эти машины сведут меня с ума! – раздраженно рявкнул Нейк Брей. – Создают железяки, которыми могут управлять лишь сами, делая нас беспомощнее младенцев! Где, черт возьми, Лея? – Окончательно сдавшись и стукнув от бессилия по крышке автомата, герцог вновь посмотрел на меня. – Вы мне не поможете?

Чтобы справиться с механизмом, мне понадобилось не более пары минут. Кружка наполнилась ароматным напитком, и Нейк протянул ее мне, поставив под устройство новую.

– Вы же пьете кофе?

Я кивнула, на что он махнул в сторону стола, приглашая меня присоединиться к нему за завтраком.

Герцог выглядел старше своих лет. Насколько мне было известно, ему едва стукнуло пятьдесят, но я бы дала ему сверху минимум лет пять-семь. Наверное, густая щетина и множественные морщины у уголков глаз придавали возраста. Тем не менее, несмотря на небольшой рост, он казался выше и крупнее за счет развитой мускулатуры и прямой, как скала, осанки.

Склонившись над тарелкой, Нейк Брей моментально накинулся на завтрак. Около минуты я молча наблюдала за его животным аппетитом. Когда на дне ничего не осталось, мужчина отодвинул тарелку с явным разочарованием.

– Можете начинать, – наконец сказал он, делая глоток кофе и глядя на меня исподлобья.

– Начинать что?

– Светскую беседу. Вы любите светские беседы?

Я окончательно растерялась, сжавшись под тяжелым взглядом Брея.

– Не сказала бы, что сильна в них…

– О, это большое упущение, – задумчиво пробормотал герцог. – Привыкайте. Тут, знаете ли, все очень любят светские беседы. Просто обожают! Только и делают, что треплются сутки напролет. Вот несколько дней назад они так сильно увлеклись очередной беседой, что проглядели, как у них под носом уничтожили целый континент на Мельнисе. Хотя что я вам рассказываю, вы ведь как раз оттуда…

Нейк Брей быстро взглянул на меня, очевидно пытаясь вспомнить мое имя.

– Мария, – подсказала я, побледнев.

– И впрямь, – кивнул он. – Но вы не переживайте. Скоро мы возьмем Данлийскую систему своими виртуозными диалогами!

– Значит, Его Высочество тоже любит… беседы? – осторожно уточнила я, наблюдая за его реакцией. Однако мужчина и бровью не повел.

– Отнюдь! У него другой талант, – воскликнул он, откусывая за раз половину сэндвича. – Талант изводить меня ночами своими заунывными игрульками. Дай ему волю, так бы и сидел, запершись в комнате день и ночь и сводя с ума тоскливыми мелодиями меня и всю живность в округе.

– Мне показалось, что играет он весьма неплохо.

– О, так вы слышали… – проворчал Нейк Брей, быстро допивая кофе. – Сочувствую. Теперь понятно, почему у вас вид, будто вы не спали, а бежали марафон.

Это могло бы прозвучать как оскорбление, но герцог говорил искренне и беззлобно. Для него, похоже, такая манера общения была в порядке вещей.

– Пришлось встать пораньше, мистер Хейзер обещал зайти за мной с минуты на минуту.

– Ах мистер Хейзер, вот как… – задумчиво пробормотал мужчина, вставая и вытирая салфеткой уголки губ. – Мистер Хейзер столь часто удостаивает нас тут своим вниманием, что ему впору выделить отдельную комнату.

– Премного благодарен! – элегантно улыбнулся неожиданно показавшийся из-за двери Алик. – Я ждал этого слишком долго!

– Еще подождешь, – буркнул Брей и спешно вышел из кухни, даже не взглянув на юношу.

Алик проводил его взглядом и посмотрел на меня:

– А я говорил. Его светлость – само радушие! Ну что, ты готова?

Дикие леса отличались от баз на Кериоте и Мельнисе практически всем. Хотя были и совпадения – то, без чего не смогло бы просуществовать ни одно убежище. Жизнь в изгнании предполагала минимальные контакты с внешним миром, а значит, три четверти всей территории отводилось под склады оружия, боевых андроидов, еду и предметы первой необходимости. Были здесь и километровые бомбоубежища, и несколько пунктов управления в отдалении друг от друга, на случай если будет уничтожен один из них. Вооружение базы в Диких лесах поражало – притом что население здесь едва тянуло на крохотный городок, военный потенциал, по словам Алика, был примерно в десять раз больше, чем у базы на Мельнисе.

– Мы защищаем не только себя, – пояснил он. – Но и несколько баз в Анаксонской и соседних системах.

Я сделала вид, что поверила. Будто дело и правда заключалось в защите соседей, а не в том, что одна жизнь в Диких лесах стоила тысячи в любом другом месте.

Алик Хейзер провел меня по большинству значимых объектов: например, показал мне местные плантации, где трудились сотни машин. Я знала, что базы повстанцы всегда основывали на ресурсных планетах, чтобы, в случае полной изоляции, природного потенциала хватило для поддержания жизни. В Диких лесах благодаря крайне благоприятному климату почва была особенно плодородной, а технологическое оснащение позволяло выращивать множество культур.

– Даже если мы окажемся полностью отрезанными от мира, то сможем прокормить себя сами, а возможно, и наших соседей. Ресурсов у планеты хватит для поддержания жизни еще на пару тысяч лет, – сказал он, выразив при этом скромную надежду, что столько ждать не придется.

Жилые кварталы – пожалуй, то, что я желала увидеть больше всего. Часто в наиболее крупных базах они походили на самые обычные города – с их инфраструктурой, жилыми комплексами и общественными зонами. Или, если быть точнее, некоторые убежища изначально создавались в городах. Например, такой была база на Мельнисе. На прочих локациях, где жилища приходилось конструировать с нуля, они напоминали скорее огромные бункеры, строились изначально под землей для укрытия в случае воздушных атак.

В Диких лесах убежища не были похожи ни на то ни на другое. Часть из них располагалась также в бункерах, а часть представляла собой отдельные особняки с прилегающими территориями. Мне пришлось признать, что на фоне некоторых из них пристанище Нейка Брея смотрелось крайне скромно.

– Разве это соответствует мерам безопасности? – уточнила я, рассматривая одно из таких сооружений.

– Более чем, – кивнул Алик. – В случае эвакуации каждый из этих домов за пару секунд уйдет под землю и превратится в самый надежный бункер. В персональный бункер, – уточнил он.

Я передернула плечами:

– Это так… странно. Не думаю, что в момент наибольшей угрозы хотела бы остаться в изоляции. Пусть даже в бункере, напоминающем дворец.

– Все объекты Диких лесов связаны между собой, – усмехнувшись, пояснил он. – Наша база – это катакомбы, настоящий город под городом. И, как в любом городе, от одной локации до другой есть дорога. Поэтому, если вдруг во время воздушной атаки тебе захочется выпить кофе с соседом, это не будет проблемой.

На секунду я постаралась представить, как под звуки бомбардировок неспешно покидаю укрытие, чтобы скрасить одиночество приятной беседой. Оставалось лишь надеяться, что Алик так и не заметил, как от одной мысли об этом у меня глаза полезли на лоб.

Мы миновали одно частное строение за другим. Внешне они были похожи – их явно сконструировали по одному образцу – и отличались лишь размерами и гербами на фасадах. Терпеливо отвечая на мои вопросы, Алик Хейзер кратко рассказывал о каждом из домов лиделиума, которым принадлежал тот или иной бункер.

– Антеро, Кастелли, Крамеры, Багговут и там дальше Адлерберги, – сказал он, указав на отдаленное строение. Его знамя мне удалось рассмотреть даже издалека: крупная черная птица с распахнутыми крыльями сжимала в когтях корону. Я точно видела его раньше – возможно, на новостных голограммах, но не придавала значения. Только сейчас я поняла, что еще объединяло дома, – под всеми без исключения гербами виднелась одна и та же надпись, однако ее символы были мне незнакомы.

– Это древний язык, – пояснил Алик, заметив, как я прищурилась, пытаясь разобрать слова. – В дословном переводе звучит как «Право крови превыше всего».

– Лозунг лиделиума.

Я много раз слышала его раньше, уверена, как и каждый в галактике.

– Что-то вроде того…

Немного пройдя вперед и приблизившись к очередному строению, я слегка провела рукой по воздуху. На кончиках пальцев почувствовалось жжение, и передо мной возникли едва заметные границы силового поля. Даже у себя дома члены лиделиума прятались за стенами.

– И сколько в Диких лесах таких семей? – спросила я, убирая руку.

– Сейчас – пара десятков. Но это лишь те, кто нуждается в особой защите. За пределами Анаксонской системы наших союзников гораздо больше. Жаль, что этого все равно недостаточно. – Приподняв ворот пальто, чтобы защититься от встречного ветра, парень отрешенно посмотрел на меня. – Измена – страшный шаг, Мария. Она требует очень много воли и еще больше отчаяния. Не каждый готов поставить на кон все, что у него есть, но сделать это гораздо легче, когда есть кто-то, кто рискует вместе с тобой. Поэтому нам так важен каждый союзник, каждый клан. Особенно такие влиятельные, как Адлерберги, Кастелли или же Бренвеллы. Стоило им вступить в коалицию, и за ними последовали десятки других.

Карие глаза Алика блестели от волнения. Он шумно вдохнул и продолжил:

– Когда к нам присоединились Адлерберги, мы наконец обрели какую-никакую силу. В течение недели нас поддержали еще порядка пятнадцати семей, а это семьдесят шесть звездных систем и миллиарды, миллиарды людей!

Голос Алика звучал с надеждой и каким-то благоговейным трепетом. Чтобы не обидеть его, я поспешила отвернуться в сторону ближайшего особняка и сделала вид, будто разглядываю острые углы семиконечной звезды Крамеров. Адлерберги, Кастелли, Крамеры, Багговут – о всех них Хейзер рассуждал как о героях. Как будто они начали все это не по своей воле.

Стоило ли напоминать ему, что это не моя война, как не война всех тех миллиардов людей из полеуса и побреса под юрисдикциями семей, что он упомянул? Что у нас не было выбора? И что измена по собственному выбору лучше, чем измена по безысходности?

Вряд ли Алик Хейзер был способен понять это. Единственным верным решением было просто перевести тему.

– А где дом Бренвеллов? – спросила я, осмотревшись. – О них ты еще не рассказывал.

– Бренвеллы поддерживают нас неофициально… – уклончиво отозвался Алик. – Впрочем, есть надежда, что скоро это изменится. Бренвеллы – задача Андрея.

Почему – он так и не уточнил.

– А твой дом? Он тоже где-то здесь?

– Чуть дальше. – Алик бросил на меня быстрый взгляд и неловко улыбнулся, поджав губы. – Мой род менее знатный: Хейзеры принадлежат лишь к девятой касте лиделиума. Другими словами: мы тут далеко не главные.

– И чем знамениты Хейзеры? У них тоже есть история?

Алик просиял:

– Еще какая! Первые упоминания о Хейзерах датированы началом четвертого тысячелетия по земному летоисчислению. В летописи речь идет о неком Николае Хейзере, микробиологе, который участвовал в одной из экспедиций, что изучала еще не освоенную Барлейскую звездную систему. Сложность была в том, что на всех трех ее пригодных для жизни планетах были обнаружены следы одной и той же погибшей цивилизации. Позже Николай обнаружил, что катализатором ее гибели стал смертельный вирус, который скосил всю расу за несколько лет. Это открытие его прославило. Он получил разрешение возглавить миссию по колонизации Барлейской системы, а после и двух соседних. Собственно, все они с тех самых пор и находятся под юрисдикцией Хейзеров.

Глаза Алика блестели от гордости, хоть он и старался этого не показывать.

– Да, три звездные системы на отшибе бывшей Рианской империи и всего восемь обитаемых планет, – смущенно добавил он. – У нас маленький народ, но очень гордый. И, говорят, с лучшим чувством юмора в галактике!

Когда он мне подмигнул, я не смогла сдержать улыбки.

После мы посетили военный полигон и центр подготовки с десятками тренировочных залов, большинство которых располагалось под землей. Они были на каждой базе. С началом восстания военнообязанными стали все, вне зависимости от пола и рода деятельности. И, хоть сами люди крайне редко участвовали в боевых действиях, знание основ самозащиты требовалось от каждого, кто достигал шестнадцати лет.

Свои первые военные учения я проходила еще на Кериоте. Я едва держала в руках оружие, с трудом отражала базовые удары и вряд ли могла бы выполнить даже простейшие боевые приемы. Тогда мне сказали, что, если я хочу не просто попасть в команду геологов, но и иметь возможность участвовать в экспериментальных миссиях, моя военная подготовка должна быть безупречной. И я начала учиться. На Кериоте были прекрасные тренировочные пространства, на Мельнисе – меньше и беднее, но ни те ни другие не шли ни в какое сравнение с тем, что я увидела в Диких лесах. Десятки видов оружия для отработки приемов, просторные залы, оснащенные всевозможными спецэффектами для наиболее реальной симуляции. Ну и, конечно, андроиды, всегда готовые составить компанию в спарринге в любой час дня и ночи.

– Впечатляет? – с едва заметной улыбкой спросил Алик, искоса наблюдая за моей реакцией.

Предполагаю, что весь мой вид в тот момент излучал такой восторг, что ответ не требовался. Он явно наслаждался произведенным эффектом.

– Я могу приходить сюда?

– А для чего я тебе все это показываю? – удивленно вскинул брови Алик, распахивая передо мной очередную дверь, ведущую в отдельный отсек. – Все залы рассчитаны для индивидуального пользования. Симуляции настолько глубокие, что ощущаешь полный спектр чувств, даже боль почти как от настоящих ранений. Только шрамов не остается. – Когда в помещении вспыхнул свет, я увидела десятки выключенных операционок. Алик довольно обвел их рукой. – К тому же всегда можно выбрать напарника себе по вкусу!

Кто бы ни сформировал войско машин для тренировок, он явно постарался на славу. Противники были представлены самого разного профиля, телосложения и боевого потенциала. Впервые видя такое разнообразие операционок и пользуясь тем, что они находятся в состоянии сна, я решила пройтись вдоль рядов и рассмотреть их поближе.

– Кто здесь тренируется?

– Все, – просто ответил Алик, наблюдая за мной.

– Даже ты? Разве члены лиделиума должны…

– Нет, – кивнув, усмехнулся он, – вообще-то не должны. Но у Нейка Брея на этот счет есть свое мнение. Он поклялся выкинуть с базы каждого, кто не научится хотя бы элементарной самообороне. Кроме стариков и детей, конечно, хотя даже к ним он не особенно-то благосклонен…

Я бросила удивленный взгляд на Хейзера:

– Нейк Брей приказывает лиделиуму?

Алик посмотрел на меня как на сумасшедшую, будто я спрашивала о таких очевидных вещах, которые известны даже детям.

– Уверен, Нейк Брей приказывает самому Богу. Впрочем, возможно, поэтому мы все еще живы…

– Куда ни плюнь – всюду причуды его Светлости, – пробормотала я. – Мне уже следовало к этому привыкнуть.

– И одна из этих причуд – парадоксальное недоверие к искусственному интеллекту! Он не выносит машин, – нахмурился Алик, тыча пальцем в ближайшего робота. – Считает, что ни одна из них не способна к той доле спонтанности и творчества, что он сам. Поэтому до недавнего времени Нейк Брей, теша свое самомнение, даже тренировал нас лично. И он, безусловно, был прав: такой спонтанностью и творчеством в пытках и издевательствах, что он ежедневно нам устраивал, не обладает ни одна операционка.

– Нас – это кого?

– Не всех жителей базы, не беспокойся, – усмехнулся Алик. – Нас таких счастливчиков немного. Я, Питер, Марк… Тебе еще предстоит с ними познакомиться, – пояснил он, очевидно вспомнив, что я понятия не имею, о ком он говорит.

– А его высочество? – уточнила я между прочим, рассматривая очередную операционку.

Алик замер.

– Значит, ты уже знаешь о происхождении Андрея, – констатировал он после недолгого молчания. – Что ж, это было вопросом времени. Он сам тебе рассказал?

– Догадаться было нетрудно. Но да, он… подтвердил.

– Я хотел предупредить тебя, но вчера ты и так была потрясена и измотана. Момент казался неподходящим.

– Зато моя комната в паре дверей от его оказалось весьма подходящей. – Я отвернулась, чувствуя, как из-за внезапно нахлынувших неприятных воспоминаний краска заливает лицо. – Как бы там ни было, я бы предпочла узнать это по-другому. Это был не самый приятный… разговор.

Даже стоя спиной к Алику, я почувствовала, как он напрягся.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно уточнил он. – Андрей был груб?

Всего на секунду меня разом захлестнули сразу все эмоции, что я испытала прошлым вечером: гнев, обида, бессилие, отчаяние и ярость. На мгновение мне захотелось повернуться к юноше и сгоряча выложить всю правду, но уже в следующий момент при мысли о вчерашнем унижении я почувствовала отвращение к себе. Пусть лучше никто не знает, что собой представляет Андрей Деванширский, чем увидит во мне бессильную жертву, чье оружие – сплетни и жалобы.

– Нет, конечно, нет. – Я покачала головой, радуясь, что Алик Хейзер не видит моего лица. – Но не думаю, что он рад моему появлению здесь. Будет лучше, если мы с ним не станем лишний раз докучать друг другу.

– Что бы он тебе ни наговорил, – наконец сказал Алик, аккуратно вымеряя каждое слово и пропуская меня к выходу, – уверен, он это не со зла. Андрей – хороший человек, какими бы спорными ни казались его слова или действия.

– Не сомневаюсь, – пробормотала я, бросив последний взгляд на операционки, прежде чем покинуть комнату. – Мы все стараемся такими быть.

* * *

Экскурсия Алика затянулась на несколько часов. Мы посетили все значимые объекты на базе, в том числе и несколько центров управления. В какой-то момент мне стало неловко за нескончаемый поток вопросов, которыми я завалила юношу: об устройстве убежища, местных правилах и законах, традициях, нравах, ну и, конечно, жителях. Однако Алика это, похоже, ничуть не смущало, и он с прежним энтузиазмом и добродушием подробно отвечал на каждый из них.

Он говорил без умолку, лишь изредка бросая на меня беглый взгляд, чтобы убедиться, что мне все понятно. Каждый раз, когда он хотел что-то подчеркнуть, выразить свое негодование или же, наоборот, восторг, – то неосознанно начинал жестикулировать так внезапно и эмоционально, что я не могла сдержать улыбку. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что уже давно потеряла нить разговора, наблюдая за ним. На ярком, холодном солнце его смуглая кожа отливала золотом: мне нравилось смотреть, как он увлеченно размахивает руками и примерно каждые полчаса вдруг резко прерывается, чтобы деликатно уточнить, не замерзла ли я и не утомила ли меня наша прогулка.

По моей просьбе Алик рассказал мне обо всех семьях лиделиума, что обосновались здесь, и о том, сколько на базе членов элиты, декаты и более низких социальных слоев. Вопреки моему ожиданию, людей из среднего класса в Диких лесах тоже собралось много. Правда, в основном это были особенно ценные и незаменимые специалисты, необходимые для управления процессами не только здесь, но и в других звездных системах.

Не меньше времени понадобилось и на то, чтобы он познакомил меня с местными порядками. Например, теперь я знала, что ключевые решения в Диких лесах принимались голосованием всех семей лиделиума из коалиции Нейка Брея. По словам Алика, на сегодняшний день официально поддержали восстание восемьдесят четыре дома Кристании (все они ранее входили в состав бывшей Рианской империи) – и двадцать пять из них находились в Диких лесах. Союзников за пределами правления Джорджианы Диспенсер было немногим больше. Официально не участвуя в конфликте, они поддерживали повстанцев оружием, пропитанием, реже – флотом. Алик отметил, что их помощь важна, но переменчива. На нее можно рассчитывать лишь до тех пор, пока Кристанская империя не перейдет к прямым угрозам и не выдвинет им ультиматум в Галактическом Конгрессе.

Наконец, Алик привел меня в центр управления – тот самый, что мы покинули вчера ночью. Опустившись на пять этажей, мы оказались в огромном светлом зале, и на мгновение меня ослепил ядовитый свет десятков огромных экранов и полупрозрачных голограмм. По моим подсчетам, тут было не меньше сотни людей и операционок. Быстро оглядевшись, Хейзер направился к одному из экранов, и я в растерянности последовала за ним.

– Я обещал познакомить тебя с нашей геологической командой, – бодро кинул он на ходу. Алик двигался плавно и в то же время стремительно, аккуратно огибая то и дело выскакивающих из-под носа специалистов. С трудом поспевая за ним, я трижды налетела на операционки, бормоча неловкие извинения.

Едва ли кто-то заметил наше появление. В помещении творилась полная неразбериха: туда-сюда сновали машины с ассистентами в синих одеждах и с планшетами. Голограммы других людей то вспыхивали, то исчезали в разных концах зала: от шума десятков голосов, мельтешения и ярких вспышек света у меня закружилась голова. Спешно оглянувшись на ходу, Алик бросил на меня понимающий взгляд.

– Тут всегда так, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – Всегда, когда здесь Дора, она умеет навести шуму.

Когда мы приблизились, женщина, в сторону которой кивнул Алик, безразлично оглянулась. Несмотря на то что ее короткие волосы, собранные на затылке, уже покрылись сединой, я бы не дала ей больше сорока лет. При этом вряд ли ее можно было назвать красавицей: из-за высокого роста и худощавого телосложения на фоне Алика и миниатюрной помощницы, что замерла в кресле у экрана рядом, она казалась нескладной великаншей.

– Дора – глава геологического отдела, – пояснил Алик. Он представил меня ей и натянуто улыбнулся. – Наш мозг и ноги за пределами Анаксонской системы.

Женщина отмахнулась, кисло сморщившись от лести в его голосе.

– Уверен, ни один закат в мире не сравнится с закатом ее глаз! – восторженно добавил Алик.

– Добро пожаловать в Дикие леса, – по-деловому обратилась ко мне Дора. – Это моя ассистентка Вероника.

Миниатюрная девушка в кресле оторвалась от экрана и приветливо улыбнулась. На несколько мгновений мой взгляд задержался на ее точеном маленьком лице. В синем костюме и с аккуратным белым каре она напомнила маленького хрупкого эльфа, которого ненароком занесло сюда из какой-то древней сказки. Сколько ей лет? Шестнадцать? Семнадцать? В любом случае не больше, чем мне, когда я впервые попала в команду геологов. Из-за одного этого малозначительного факта я сразу почувствовала к ней симпатию.

– Насколько мне известно, на Мельнисе вы занимались расчетами и аналитикой межпланетных сфер, верно? – сходу уточнила Дора.

Вот так вот: без лишних вопросов, любезностей и снисходительных осведомлений о моем здоровье. Я с удивлением посмотрела на Алика, на что тот лишь усмехнулся.

– Не только, – осторожно уточнила я, – небесные тела тоже в моей компетенции. Последние пару лет я и занимаюсь в основном ими. Еще на Мельнисе мы планировали увеличение баз в системах Каас и Мерак. Я исследовала планеты Сью и Кеплер.

– Вот как? – взгляд Доры моментально оживился. – И что скажете?

– Они непригодны.

– Неужели? По нашим данным, Кеплер обладает большим потенциалом. Мы работаем над ней.

– Кеплер окружена плотным поясом селикатных астероидов. При массовом переселении нам придется расчищать его, а сделать это незаметно – невозможно. Также я изучала ее континенты, благоприятных для базы зон там нет.

– Я говорила то же самое! – неожиданно просияла Вероника. – Я с самого начала твердила, что Кеплер безнадежна!

– Я могу увидеть ваш отчет по Кеплеру? – спросила Дора.

Я ободряюще посмотрела на Веронику и кивнула в сторону экрана.

– Он должен быть в хранилище данных. Позволите?

Девушка подскочила, освобождая мне место еще до того, как Дора дала свое согласие. Опустившись в кресло, я быстро набрала нужную комбинацию на сенсорной панели, и через секунду на экране появилось окно входа в систему. Алик склонился надо мной, пытаясь вникнуть в данные на экране.

– Откуда эти снимки? – приблизившись и увеличив изображения отдельных участков планеты, уточнила Дора. – Они явно не со спутника.

– Они старые, поэтому за их достоверность говорить не могу. Я сделала их более двух лет назад, когда только начинала заниматься системой Мерак.

Дора явно была удивлена.

– И все аналитики на Мельнисе участвуют в экспедициях? – спросила она, обернувшись. Вероника, что стояла по правую руку от нее, бросила на меня сочувствующий взгляд, и лишь Алик, казалось, не понимал, в чем соль дискуссии.

– Я никогда не бывал в Мераке! – заметил он.

Я уныло улыбнулась, давая понять, что его попытка разрядить обстановку была хоть и милой, но неудачной. Дора вопросительно приподняла брови, будто поймала на лжи:

– Экспериментальные миссии – задача не для новичков. Для них требуется соответствующая квалификация, разве она у вас есть? Мне представили вас как аналитика.

– Все верно, на Мельнисе я занималась исключительно анализом данных, – подтвердила я. – И здесь я хотела бы быть полезной именно в этом.

Выпрямившись и глядя на меня сверху вниз, Дора показалась еще более устрашающей:

– И как вы попали на Мельнис?

Пытаясь найти как можно более уклончивый ответ, я нервно облизнула губы. Меньше всего на свете мне хотелось вновь возвращаться к событиям двухлетней давности, но разве Дора из тех, кого устроит полуправда?

– Я выросла на Кериоте и проработала в геологической команде там около трех лет. – Вздохнув, я откинулась на спинку кресла и повернулась к женщине. – Я получила квалификацию сразу, как только достигла совершеннолетия. Думаю, вы догадываетесь, какие обстоятельства привели меня с пятой планеты Галисийской системы на Мельнис…

– Мне известно, что случилось на Кериоте, – сдержанно кивнула она и слегка махнула рукой, словно отгоняла неприятные воспоминания. – Получается, вы работали с пятнадцати лет?

– С шестнадцати.

– Говоришь, ты с Кериота? – неожиданно вклинилась Вероника, устремив на меня взволнованный взгляд. – Кто руководил вашим отделом?

Я мысленно выругалась, проклиная девушку за осведомленность. В свое время на Мельнисе никому не пришло в голову копаться в моем профессиональном прошлом: было наивно полагать, что в Диких лесах это также никого не заинтересует.

– Я была в команде мистера Триведди, – как можно бесстрастнее сообщила я.

Вероника буквально подскочила на месте.

– Рейнира Триведди?! – воскликнула она, смотря на меня так, словно я была божеством, спустившимся с небес на ее глазах. – С ума сойти, просто в голове не укладывается!

Ну конечно. За несколько лет мне стоило уже привыкнуть, какой ажиотаж вызывало упоминание Рейнира в узких кругах. Даже Дора, казалось, была впечатлена.

– Вы работали с господином Триведди? – уточнила она.

Я выдавила неловкую улыбку. Алик же, окончательно сбившись с толку, перевел растерянный взгляд с Доры на меня, потом на Веронику и снова Дору.

– Кто-нибудь наконец объяснит мне, кто такой этот Триведди?!

– Рейнир Триведди – физик, космеогеолог, руководитель исследовательской группы на Кериоте и основатель более половины всех наших баз, – пояснил звонкий мужской голос за моей спиной. Я не успела обернуться, как незнакомец приблизился к Алику слева и снисходительно потрепал его по плечу. – Он изложил основные принципы их создания. Точнее, определил ключевые параметры и порядок анализа пригодности территорий.

– Рейнир Триведди – легенда! – с благоговением добавила Вероника. – На его исследованиях основана работа всех наших геологов!

Поравнявшись с Аликом, незнакомец повернулся к девушке, из-за чего мне так и не удалось разглядеть его лица.

– В свое время мы хотели, чтобы он возглавил руководителей всех баз вместо Доры. Звали его в Дикие леса незадолго до того взрыва… – продолжил он, откусывая яблоко и добавляя с набитым ртом: – Какая потеря… Гениальный был паренек.

Желая как можно скорее сменить тему разговора, я уже намеревалась ответить, как краем глаза заметила приближающегося Андрея. Меня словно облили ледяной водой. Почувствовав, как сердце предательски ускорило ритм, я постаралась сконцентрировать внимание на чем-то другом. Что ж, Рейнир так Рейнир. Лучше обсудить, что было на Кериоте, чем то, как закончился вчерашний вечер. Повернувшись к Хейзеру, я натянуто улыбнулась.

– Алик, где ты, черт возьми, возишься? – раздраженно выкрикнул Андрей. – Я ищу тебя последние часа два!

– Да, он был весьма талантлив… – выпалила я одновременно с ним.

Заметив меня, Андрей побледнел. На мгновение наши взгляды встретились, и его лицо исказила болезненная гримаса. Чувствуя, как заливаюсь краской, я спешно отвела глаза.

Алик окончательно потерялся в диалоге.

– Я… – начал отвечать он Андрею, после чего быстро перевел растерянный взгляд на меня. – Ты что-то сказала?

Вероника, казалось, и вовсе не замечала происходящего.

– Если ты была в команде Триведди, – задумчиво обратилась она ко мне, – как ты выжила? Разве его группа не погибла на Кериоте?

– Что? Ты была в геологической команде Триведди? Рейнира Триведди? – пораженно уставился на меня Андрей.

– С этим мы уже разобрались, – заметил Алик.

– Дурдом! – резюмировала Дора и направилась прочь.

Продолжая грызть яблоко в полной тишине, незнакомец наконец опомнился и посмотрел на меня. Когда наши взгляды встретились, его лицо вытянулось от удивления так, что мне показалось, что он сейчас упадет.

– Ты-ы-ы, – протяжно взвыл он, безумно округлив глаза и тыча в меня яблоком. – Это, должно быть, шутка?!

Незнакомец ошеломленно посмотрел на друзей.

– Увы, нет… – озадаченно пробормотал Андрей. Алик ответил ему тяжелым взглядом.

– Ну что ж… Слава Десяти! – что есть силы выкрикнул парень и в следующий момент, упав на кресло напротив, разразился неистовым хохотом.

Глава 5

Право крови превыше всего

Отсмеявшись вволю, юноша наконец выдохнул и расслабленно развалился в кресле, скрестив длинные ноги. В течение минуты догрызая яблоко, он с откровенным любопытством рассматривал меня, будто я была экзотической статуэткой, привезенной ему лично в подарок из дальнего путешествия. Один его наглый высокомерный взгляд с бесстыжей полуулыбкой вызвал во мне волну негодования.

Несмотря на мерзкие манеры, должна признать, что мой новый знакомый был красив – уверена, все присутствующие в зале без промедления с этим согласились бы. На несколько мгновений, глядя на него, я даже потеряла дар речи, не в силах поверить, что передо мной находится живой человек, а не сконструированная по всем правилам золотого сечения операционка.

Мой взгляд проскользнул по тонким, изящно очерченным алым губам, гладкой, словно мрамор, коже; высокому аристократическому лбу и по линии темных, идеально симметричных бровей. Ямочки на щеках при каждом намеке на улыбку дополняли картину безупречности. Даже раскосые синие глаза с длинными кукольными ресницами смотрелись органично и ничуть не убавляли мужественности. При этом красота юноши не была ни скучной, ни приторной – разве что немного бездушной. Мой новый знакомый обладал той самой внешностью, что, словно яркая вспышка, моментально притягивала любопытные взгляды в любом месте, где бы он ни находился, и так же быстро отталкивала, поражая своим ледяным высокомерием и недоступностью.

В ожидании я растерянно посмотрела на Алика, который, похоже, был озадачен не меньше. Он явно пытался найти нужные слова и уже собрался прояснить ситуацию, как незнакомец резко подался вперед, оперся локтями о колени и поймал мой взгляд.

– Питер Адлерберг, – сказал он таким голосом, словно делал мне одолжение, и хищно улыбнулся. – Кажется, нас еще не успели представить друг другу.

Я подумала о том, что оно, вероятно, к лучшему.

– Мария Эйлер. – Мне хотелось проявить больше дружелюбия, но кривая улыбка – максимум, который мне удалось выдавить из себя в ответ.

Я хорошо помнила рассказ Алика про Адлербергов и то, как много значила их поддержка для Нейка Брея и восстания. Вероятно, поэтому мой новый знакомый вел себя так, будто ему позволено все. Единственное – мне страшно хотелось поинтересоваться, что вызвало у него такой ярый приступ хохота, но что-то подсказывало, что тем самым я только дам Питеру повод для еще одной насмешки. К тому же Вероника по-прежнему ждала моего ответа.

– Ты права, – я повернулась в ее сторону, избегая взгляда парня, – большая часть группы погибла на Кериоте. А я и еще несколько человек в тот момент были в экспедиции, мы улетели незадолго до…

– Крушения, – помогла она.

Когда я подняла глаза, ее взгляд был пуст.

– Какое поразительное везение! – воскликнул Адлерберг, приоткрыв рот и часто кивая. – Две базы превращены в пыль, а вы сидите перед нами живая и невредимая, к тому же и выглядите просто чудесно! Кто-нибудь говорил, что катастрофы вам к лицу?

Я почувствовала, как от лица отхлынула кровь.

– Если вам есть что мне предъявить, лучше сделайте это сейчас. Или язвительные комментарии – это все, чем вы располагаете?

На удивление, мои слова не вызвали у него никаких эмоций.

– Надо же, оказывается, вы вовсе не такая беззащитная, как мне рассказывали, – заметил Питер куда более спокойным голосом, чем я ожидала, и вопросительно посмотрел на Алика с Андреем. – Она хоть в курсе, где оказалась?

– Я провел Марии небольшую четырехчасовую экскурсию, – ответил Алик, ободряющие взглянув на меня.

– Ты провел ей экскурсию? – медленно переспросил Андрей, отчеканивая слова. – Ты прошелся с ней по всей базе?

Видимо, уловив растущее напряжение, Вероника что-то быстро буркнула на ходу и спешно сбежала к Доре, копошащейся в другом конце зала. Чувствуя, как внутри вскипает ярость, я что есть силы вцепилась в подлокотник. Даже самый сильный гнев можно подавить, если не видеть лица Андрея. Главное – не смотреть на него. Только не сейчас, когда вокруг столько других глаз.

Сложнее всего было чувствовать его пронизывающий взгляд на себе. Он явно ждал моей реакции, и я вновь давала слабину, пыталась спрятать лицо в песок. Проклятье! Нахмурившись, Алик едва открыл рот, чтобы ответить другу, как я буквально подскочила на месте, опередив его на долю секунды.

– Надеюсь, ваше высочество не сильно оскорбит тот факт, что Алик снизошел до меня, проявив дружелюбие, – выдавила я сквозь зубы. – Или отсюда мне тоже нужно убраться, так же как и из вашей…

Я замолчала, прикусив язык. Андрей уставился на меня в полном недоумении – так, словно в этот раз уж никак не ожидал встречного удара. Питер присвистнул, переведя удивленный взгляд с друга на меня.

– Также как и из вашей… спальни? – в мгновение догадался он. – Эндрю, только не говори, что решил поразвлечься с ней в первую же ночь, даже для меня это экстремальные сроки!

Я чуть не задохнулась, но еще до того, как успела что-либо возразить, Адлерберг склонился прямо к моему уху и добавил вкрадчивым голосом, словно доверял огромную тайну:

– Кстати, не называйте его ваше высочество, ему до короны как до соседней галактики.

По разъяренному взгляду Андрея, брошенному в сторону Питера, я поняла, что он оскорблен не меньше. Вряд ли он стал бы сдерживаться в выражениях, если бы Алик вовремя его не опередил.

– Притормози, брат, – севшим голосом сказал он, положив руку на плечо Адлерберга – не то для того, чтобы его слова прозвучали более убедительно, не то для того, чтобы выстроить препятствие между ним и Андреем, – ты переходишь границы.

Питер фыркнул, очевидно собираясь выкинуть очередную саркастическую реплику, как у него из-за спины вылетел взмыленный юноша со вздернутой, лохматой копной русых волос. Он выглядел так, будто его только что шарахнуло током. Адлерберг едва усидел на месте, когда парень внезапно налетел на спинку его кресла. Близко посаженные глаза незнакомца безумно метнулись от Андрея к Алику.

– Диспенсеры, – выпалил он на одном дыхании, переводя дух, – они сделали официальное заявление… Дерьмо, я вас обыскался!

Юноша шумно вздохнул и облокотился рукой на кресло, пытаясь отдышаться. Андрей, который еще минуту назад, казалось, был готов уничтожить Адлерберга, моментально обернулся к незнакомцу:

– Какое еще заявление? – упавшим голосом спросил он.

– Отрицают причастность к событиям на Мельнисе…

– Марк, будь добр, объясни нормально. – Андрей явно терял терпение. – Кто сделал заявление? Пресс-служба Диспенсеров? Императрица? Кристиан?

– Кристиан? – встряла я. – Вы о ком?

– Кристиан Диспенсер, – коротко пояснил Алик. – Пока еще несовершеннолетний сын Джорджианы Диспенсер.

– У Джорджианы есть сын? – Эта мысль внезапно поразила меня.

То, что члены лиделиума старались прятать наследников от глаз общественности до совершеннолетия из-за соображений безопасности, было обычным делом. Насколько мне известно, иногда они скрывали детей даже в своем узком кругу. Однако все чаще знатные дома пренебрегали условностями и светили своих малолетних отпрысков перед камерами. В иных обстоятельствах те официально выходили в свет лишь в девятнадцать лет. Тогда пресса и получала официальное разрешение распространять о них какую-либо информацию.

Джорджиану Диспенсер уже давно успели окрестить бесплодной, но ни один из многочисленных ядовитых слухов за все годы так и не заставил ее проронить хоть слово о сыне. Хотя, даже будь она неспособна самостоятельно выносить ребенка, было глупо думать, что самая влиятельная семья в галактике не позаботилась о наследнике другими, более технологичными способами.

– Вообще-то, вполне совершеннолетний сын, – заметил Питер, вклинившись в разговор. – В этом году ему девятнадцать.

– И почему никто о нем не знает? – спросила я.

– Говорят, он со странностями, – поморщился Марк, наконец отдышавшись. Взглянув на меня, он внезапно вздрогнул и поспешно протянул руку. – О, вы, должно быть, Мария… – Всего на секунду он замялся, словно пытался придумать, как ко мне правильно обратиться. – Марк Крамер, рад познакомиться лично!

Ответив на рукопожатие, я коротко кивнула и постаралась улыбнуться. Марк показался мне гораздо приятнее Адлерберга. Я вспомнила герб Крамеров на одном из домов, что успел показать Алик с утра, – семиконечная черная звезда, символизирующая семь звездных систем в руках семьи.

– Со странностями… – эхом отозвался Питер, качнувшись в кресле. – Да уж, проклятое дитя…

Я явно упускала какую-то незримую нить диалога.

– В каком смысле – проклятое дитя? О чем вы говорите?

Андрей странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мысли Алика, казалось, и вовсе были где-то вдалеке.

– Мария, скажи на милость, твои вопросы хоть когда-нибудь закончатся? – откликнулся Питер, посмотрев на меня так, будто я была мухой, от которой ему не терпелось отмахнуться. Однако впервые его голос прозвучал мягче прежнего. К тому же он внезапно перешел на «ты». – Нам нужно знать, к чему готовиться!

– Не закончатся. – Я выдала самую ядовитую улыбку из возможных.

– Сейчас не время, – коротко бросил Андрей, после чего обратился к Марку. – Текст заявления у тебя?

– Есть запись выступления.

– Не хочешь ли ты сказать, что Джорджиана Диспенсер лично обратилась к нации? – изумленно приподнял брови Питер, театрально хватаясь за сердце. – Клянусь, я уже и не помню, как она выглядит…

– Именно это она и сделала, – мрачно отозвался Марк.

Я заметила, как Алик с Андреем молча переглянулись – короткий мимолетный взгляд, за которым скрывался целый мысленный диалог. Казалось, за долгие годы они научились понимать друг друга так, что в словах не нуждались.

Однако сейчас даже я уловила то, что озвучено не было. Диспенсеры действительно были особенно скрытны: Джорджиана появлялась на публике не чаще раза в год, предпочитая общаться с гражданами исключительно через пресс-службу. Даже зарождающееся повстанческое движение и боевые действия в разных концах галактики не заставили ее чаще задерживаться перед камерами. Если я правильно поняла слова Питера, она избегала не только широкой общественности, но и каких-либо мероприятий лиделиума.

Андрей кивнул, и Марк быстро набрал короткую комбинацию на своем электронном браслете. В следующий момент перед нами вспыхнула объемная голограмма, и мы увидели императрицу в полный рост за небольшой стойкой. Графика была настолько четкой, будто она и вправду стояла в полуметре от нас. Заметив ее изображение, многие в зале притихли, устремив удивленные взгляды в нашу сторону.

В своем сдержанном великолепии Джорджиана Диспенсер казалась невозмутимой. Ее блестящие светлые волосы были собраны в высокую прическу, что придавало ей строгий, элегантный вид. Насколько мне известно, ей было не меньше пятидесяти лет, но, вероятно, благодаря элитации ей удалось «заморозить» себя уже давно. Сейчас, глядя на ее сияющую, подтянутую кожу, четкий овал лица и ровные приподнятые веки, я вряд ли бы могла дать ей больше тридцати. Императрица излучала всепоглощающее спокойствие. Когда она заговорила, ее звонкий голос был плавным, однако в нем слышались металлические нотки.

– Сегодняшние пугающие известия разлетелись по всему миру в считаные минуты. То, что случилось девятнадцатого элиоса на Мельнисе, третьей планете звездной системы Каас, – настоящая трагедия для всего галактического сообщества, потому что, несмотря на то что часть ее была оккупирована военными силами террористического движения Нейка Брея, превалирующее большинство погибших – невольные пленники. Дом Диспенсеров и все Кристанское правительство глубоко убеждены, что уничтожение почти двух миллионов человек – чудовищное преступление, не имеющее никаких оправданий. Именно поэтому любые обвинения в инициировании столь жестокой, бесчеловечной расправы мы считаем неприемлемыми и порочащими честь нашего имени. Сам факт, что мне приходится опровергать связь имперского правительства с этой трагедией, оскорбителен не только для моего дома, но и для всего народа Кристании. Тем не менее доказательства непричастности кристанских вооруженных сил к бомбардировкам на Мельнисе уже переданы для ознакомления в Галактический Конгресс и скоро будут доступны мировой общественности.

Прервавшись на несколько мгновений, Джорджиана оглядела пространство перед собой, будто могла вживую видеть меня, Андрея, Алика, Питера и Марка, отчего мне моментально стало не по себе. Когда она продолжила, ее голос стал жестче.

– Правда в том, что мы все знаем, кто стоит за этими страшными событиями. Мы слишком долго игнорировали угрозу в лице Нейка Брея, обрекающего миллиарды на войну, нищее существование, голод и смерть ради собственных амбиций и амбиций нескольких лиц лиделиума. В своей неуемной жажде власти они обезумели настолько, что готовы уничтожать миллиарды жизней в попытке очернить нас. Ранее наше правительство не раз предупреждало международный альянс о том, на что способны эти люди, но о таких масштабах вероломства и бесчеловечности речь никогда не шла. Коалиция Нейка Брея перешла все мыслимые и немыслимые границы жестокости. Именно поэтому я вынуждена поставить вопрос о лишении Нейка Брея и его сторонников состояния, всех титулов, династических прав, ресурсов и земель в Галактическом Конгрессе. Навсегда запятнав свое имя, каждый из них должен предстать перед Верховным судом и ответить за свои преступления по всей строгости закона.

Сегодня все наши мысли и молитвы с близкими погибших. Мы скорбим вместе с вами. Наша боль неизлечима, а печаль неутешна. Все погибшие – граждане Кристанской империи, а значит, наши братья. Я знаю, что ничто в мире не способно излечить сердца их близких, но в знак доброй воли и поддержки дом Диспенсеров выделит материальную помощь из собственной казны всем семьям пострадавших.

Каждый случай будет рассмотрен индивидуально.

Слава Десяти!

Когда изображение императрицы исчезло, Андрей был бледен. Окаменевшим взглядом он смотрел в пустоту, где только что была голограмма. Марк словно онемел, уставившись безумными глазами на друзей, лица Алика я не видела. Даже Питер притих: склонив голову и оперевшись локтями о колени, он молча разглядывал собранные в замок ладони.

– Выделит материальную помощь, – хрипло сказал Андрей после минутного молчания. – Стерли в порошок два миллиона гражданских и играют в благодетелей.

– Если Джорджиана не блефует, это сработает, – сказал Марк, опустив глаза. – Ей мало просто уничтожить нас. Это бы сделало Брея и всех, кто с ним связан, мучениками. У Джорджианы не было возможности уличить нас в чем-то, и она ее создала. Чопорно, грязно, безумно – не все поверят в ее байки, но тех, кто поверит, будет достаточно.

– С чудовищами всегда легче быть чудовищем, – ожесточенно заключил Питер.

– Они правда могут сделать это? – осторожно спросила я. – Лишить вас титулов, состояния и земель? Разве такое вообще возможно?

– Боюсь, в данной ситуации это не самое страшное, что может произойти, – тихо ответил Алик, печально посмотрев на меня.

– О чем ты говоришь?

Выпрямившись, Питер в упор уставился на меня, и его точеные черты лица исказила грубая усмешка.

– Как думаешь, что будет с нами, если Конгресс поддержит Диспенсеров и мы предстанем перед судом? – спросил он.

Медля с ответом, я перевела взгляд с него на Андрея:

– Вероятно, вас заключат в Тэросе.

Когда-то, пару тысячелетий назад, Тэрос был самой обычной планетой в Орифской звездной системе на окраине галактики, пока его не превратили в тюрьму для людей из высших сословий. Правда, занимала она всего один не самый крупный остров – большая часть земель планеты была попросту не приспособлена к жизни. Насколько мне было известно, изоляция в Тэросе столетиями оставалась самым суровым наказанием для членов элиты и лиделиума, ведь, как правило, заточение было пожизненным. Я знала только одного человека, которому удалось выбраться оттуда.

Питер не ответил, и я растерянно обратилась к Алику с Марком.

– Разве не туда сослали Нейка Брея после обвинения в убийстве Александра Диспенсера?

– Причастность Нейка Брея к смерти императора так и не была доказана, – неожиданно ответил Андрей, прямо посмотрев на меня. – Его ссылка на Тэрос была незаконным актом возмездия Джорджианы, и только. Галактический Конгресс просто закрыл на это глаза. Именно поэтому его не лишили ни титулов, ни земель, и когда он бежал оттуда – его не объявили в розыск. Но будь его вина признана Верховным судом, его участь была бы куда страшнее.

– Насколько страшнее? Ты говоришь о смертной казни?

В некоторых юрисдикциях смертная казнь была по-прежнему в ходу. Это казалось варварством, но то, что по решению суда можно лишить жизни даже членов лиделиума, никогда не приходило мне в голову.

– Смертной казни? – прищурился Питер и вопросительно посмотрел на Алика с Андреем. – Вы скажете ей или это сделать мне?

– Не стоит, Пит, – глухо отозвался Алик.

– Это еще почему? – Адлерберг смотрел на меня прямо, холодно улыбаясь. – Она имеет право знать правду не меньше, чем вы!

Всего на секунду я уловила взволнованный взгляд Андрея, но уже через мгновение его зеленые глаза стали непроницаемыми, словно стекло.

– Право крови превыше всего, – тихо сказала я. – Разве не так вы говорите?

– Есть вещи, Мария, которые непростительны даже для членов лиделиума, – отозвался Питер, глядя на меня исподлобья. – Например, убийство другого члена лиделиума или покушение на его жизнь, уничтожение гражданского населения в юрисдикции других домов, действия, наносящие непоправимый вред чести и достоинству наследников дворянских династий… Законы лиделиума во многом первобытны. Поскольку за ненадобностью к ним могли не обращаться столетиями, большинство из них не реформировались тысячи лет.

– И что бы ждало Нейка, признай Верховный суд его вину? – Я выжидающе посмотрела на Питера. – Что ждет вас в случае подтверждения обвинений Джорджианы Диспенсер?

– В худшем случае дворянин, признанный виновным по законам лиделиума, не только лишается своих титулов, состояния и земель, его фамилию клеймят позором и вырезают из лиделиума. Нет ничего страшнее, когда не только ты, но и весь твой род уходит в забвение. Осужденного публично казнят вместе с членами его семьи. Всеми, кто носит его фамилию. Убивают даже детей и младенцев, если потребуется, чтобы они не могли продолжить род. Для этого приговора не существует исключений.

Не веря своим ушам, я с ужасом обвела взглядом Алика, Андрея и Марка. Я ждала, что в один момент кто-то из них расслаблено махнет рукой или прыснет от смеха. Я надеялась, что Питер, наконец, расхохочется своим жестким, холодным смехом и скажет, что решил выкинуть глупую шутку, а я наивно повелась. Однако ни у кого из четверых на лице не промелькнуло и намека на улыбку.

– Вы издеваетесь надо мной, – ошеломленно выдавила я. – Думаете, я в это поверю?

– Законы лиделиума, оставленные со времен Десяти, очень жестоки, – тихо заметил Марк. – Они писались, когда мир был совсем другим.

Поклонение десяти основателям лиделиума, положившим начало колонизации галактики, иногда доходило до религиозного фанатизма даже у простых людей. Однако преданность дворянства диким, первобытным устоям никак не укладывалась у меня в голове.

– Это не законы, – сказала я, задыхаясь от возмущения, – это чудовищное варварство!

– Во всем есть смысл, – поразительно спокойно заметил Алик. – Люди, у которых в руках власть над миллиардами жизней, не должны чувствовать безнаказанность.

– Ты спрашивала, почему Джорджиана Диспенсер никогда не упоминала о сыне, – сказал Андрей после недолгого молчания. – Считай это инстинктом или еще одним пережитком прошлого. Дома лиделиума издревле скрывали своих детей не от народа, а от других домов. Тысячи лет назад, когда галактика разрасталась и человечество задыхалось в крови междоусобных войн, эти законы были необходимы, однако из-за них сотни династий, справедливо или нет, прекратили свое существование. Те, что остались, просто научились выживать, не показывая своих наследников до совершеннолетия.

– Вы-жи-ва-ни-е! – выразительно отчеканил Питер, запрокинув голову так, что в его темных блестящих волосах заиграли отблески искусственного света.

Четкие контуры сжатых челюстей его лица выдавали напряжение или скорее ту самую, с трудом сдержанную ожесточенность, которая буквально сочилась из его холодных синих глаз.

– В этом нам не занимать…

Андрей бросил на него мрачный взгляд, но ничего не сказал. Марк казался подавленным, а Алик, облокотившись о спинку моего кресла, лишь покачал головой.

– Если вы говорите правду и если Джорджиана действительно докажет свою непричастность к уничтожению базы в Конгрессе, обвинив во всем Нейка Брея и его близкий круг, то у нас только один выход, – заключила я, обведя взглядом всех четверых, – узнать, что на самом деле случилось на Мельнисе, раньше Диспенсеров.

Когда на губах Алика появилась легкая, еле заметная улыбка, я вопросительно подняла брови:

– Я сказала какую-то глупость?

– Нет, – ответил он, и его низкий голос приобрел теплый бархатный оттенок. Алик обернулся, его лицо просияло, и в глазах заплясали добрые огоньки. – Но ты сказала «нас». Добро пожаловать!

* * *

Когда к Алику подошла одна из операционок, протянув ему тонкий планшет, я лишь устало подняла глаза. От информации, что свалилась на меня за последние пару часов, раскалывалась голова.

– Списки, что ты просила, – сообщил он. – Тут все, кто остались в живых на Мельнисе. Часть из них сейчас у нас, часть эвакуированы на другие базы.

Выпрямившись, я взяла планшет и принялась с жадностью пролистывать заметки о выживших, в надежде натолкнуться на знакомые имена.

Обеспокоенно взглянув на Алика, Андрей, казалось, на несколько секунд засомневался, после чего сдался и устало покачал головой.

– Если мы и впутываем ее в это, – тихо, но твердо сказал он, – то хотя бы не здесь.

Оставаться в геологическом зале и правда больше не имело смысла. Во-первых, своей болтовней мы явно мешали работе, чем изрядно раздражали Дору, которая то и дело метала глазами молнии в нашу сторону. Во-вторых, заявление императрицы явно встревожило всех вокруг – в помещении вдруг стало слишком шумно и беспокойно. В-третьих, наши пусть тихие, но оживленные дискуссии то и дело притягивали чужие взгляды со всех сторон.

Алик Хейзер проводил меня в небольшую переговорную комнату, все пространство которой занимал длинный широкий стол с несколькими сенсорными панелями. Питер и Марк проследовали за нами по пятам. Развернув к себе ближайшее сиденье, Адлерберг вальяжно развалился на нем, вытянув в узкий проход свои длинные ноги. Марк, ворча, перешагнул через них и уселся рядом, а я предпочла найти место на другой стороне стола.

Андрей остался ждать за дверью, бросив на Алика многозначительный взгляд. «Нужно поговорить», – прочитала я в нем. Впрочем, слова и не требовались. Слегка кивнув мне, Алик с вниманием обратился к другу и прикрыл дверь.

– Узнаешь кого-то из них? – поинтересовался Питер, перегнувшись через весь стол с сиденья напротив.

Его явно распирало от любопытства, и я невольно поморщилась от пристального, внимательного взгляда, с которым он следил за мной последние минут десять. Разве возможно так долго смотреть в одну точку? Адлерберга это, похоже, ничуть не смущало: закинув ногу на ногу, он откинулся на спинку сиденья и, пока я изучала профили выживших, продолжал рассматривать меня, нетерпеливо постукивая пальцами левой руки по столу. Мне ничего не оставалось, как просто не обращать на него внимания.

Склонившись над планшетом, я пролистывала один профиль за другим, и ни одно из лиц не казалось мне хоть отдаленно знакомым. Что ж, Алик с самого начала предупреждал, что шанс на удачу ничтожно мал.

– Думаю, если бы она кого-то узнала, то уже сказала бы об этом, – заметил Марк.

Я с благодарностью посмотрела на него. Юноша обернулся в мою сторону, и стоящая дыбом копна густых мелких кудрей вокруг его головы качнулась. Он напоминал мне какое-то диковинное растение – его мягкие черты разгладились, и неловкая улыбка преобразила лицо. Даже слишком широкий нос, усеянный десятком веснушек, который бросился мне в глаза в первый момент, теперь словно придавал его виду какое-то особенное очарование. Рядом с Питером, чье безупречное лицо состояло сплошь из острых углов, Марк казался слишком неидеальным, даже слишком нескладным, но от этого почему-то не менее привлекательным.

– Пока ничего, – подтвердила я, смахивая очередной портрет в сторону и переходя к следующим профилям.

Краем глаза я все еще видела силуэты Андрея и Алика за дверью. Казалось, они увлеченно о чем-то спорили. На мгновение мне стало мучительно любопытно, о чем они говорят, и я повернулась в сторону двери. Андрей стоял спиной ко мне, устало облокотившись на дверной косяк, его лица я не видела. Алик же был бледен и ошеломлен. Услышанное явно произвело на него сильное впечатление. Заметив, что я смотрю на них, он побледнел еще больше. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – он знает. Андрей рассказал ему о вчерашней ночи.

Чувствуя, как сердце ускорило ритм, я отвернулась и вновь уставилась в планшет.

– Какие-то проблемы? – изогнул бровь Питер.

– Да, – ответила я, прямо посмотрев на него. – Не дергай ты меня каждые две минуты, я бы уже успела отсмотреть больше половины.

– Может, и так, – ответил он и улыбнулся, вероятно, самой ядовитой улыбкой из своего арсенала. – Но тогда какое мне от этого удовольствие…

Михаил Перх. Я замерла, уставившись в двухсотое изображение на экране. Перх был одним из пилотов космического флота Мельниса. За все два года, проведенные на той базе, я ни разу и не участвовала в экспедициях, поэтому едва знала его. Однако пару раз нам все же пришлось пересечься. Хоть и мельком, но мы были знакомы, а значит, оставался шанс, что он все же вспомнит меня. В конце концов, мы оба были причастны к работе геологического отдела. Возможно, у нас было много общих знакомых. Возможно, он помнил меня лучше, чем я думала. Возможно, он даже знал что-то, что случилось с шестнадцатого по девятнадцатое элиоса и из-за чего я могла потерять память. Возможно, возможно, возможно… вихрь надежды охватил меня мгновенно. Вот он – шанс узнать правду! Призрачная, никчемная вероятность, обратившаяся в удачу.

– Я знаю его, – я торжествующе подняла глаза и развернула планшет в сторону Марка и Питера, – Михаил Перх был одним из пилотов нашей исследовательской группы. Вероятно, он меня не вспомнит, но попробовать стоит, я должна с ним поговорить.

Питер моментально подскочил на месте и перехватил устройство. Его глаза заблестели от возбуждения.

– Ты уверена? – спросил он.

– Абсолютно.

– Михаил Перх, – прочитал Марк, перегнувшись через его плечо. – Пятьдесят восемь лет. Пятьдесят четвертая каста. Стаж пилотирования – тридцать два года. – Он склонился сильнее и быстро заводил пальцем по экрану. – Была семья, жена и два сына, из них всех остался в живых только он. В день воздушной атаки попал под бомбардировки, но его, видимо, вовремя вытащили. Остался без глаза, треть кожного покрова уничтожена сильными ожогами. Находится у нас в сороковом медицинском отсеке. Психическое состояние отмечено как крайне нестабильное.

Марк неуверенно взглянул на меня, проведя тыльной стороной ладони по взмокшему лбу.

– Ты правда хочешь поговорить с ним? Мы не можем знать наверняка, как он отреагирует…

– Плевать, как он отреагирует, – прервал его Питер. – Если это поможет нам понять, что случилось на Мельнисе, то я готов снять с него остальные семьдесят процентов кожного покрова, пока он не расскажет все, что знает.

Меня передернуло, в то время как по лицу Марка прошла тень. Питер закатил глаза.

– Я выражался фигурально, ясно? Другими словами, я согласен с Марией – нам стоит попробовать.

Не выпуская планшета из рук, он быстрыми шагами направился к выходу и резко распахнул дверь.

– Прошу прощения, что прерываем ваши интимные беседы, – громко огласил он, с мнимым сожалением оглядывая Алика, который едва успел отскочить в сторону, – но, кажется, мы нашли следующего бедолагу для наших пыток и намерены прямо сейчас нарушить его покой.

Андрей поднял на него тяжелый взгляд. Он выглядел уставшим… и подавленным. Настолько, что, когда наши глаза встретились, у меня защемило сердце.

– Ты узнала кого-то? – спросил он.

Я кивнула:

– Не уверена, что он узнает меня, мы едва знакомы, но…

– Это лучше, чем ничего, – закончил за меня Алик.

В его глазах отражалось все, что было мне так необходимо: сочувствие, поддержка, доброта вперемешку со смущением. И при этом ни капли осуждения, сомнения или враждебности. Неожиданно я почувствовала невероятное облегчение от того, что, даже узнав правду о вчерашнем вечере, Алик не изменил свое мнение обо мне. Я с удивлением обнаружила, как, оказывается, мне было важно, что он подумает, и как сильно я нуждалась в нем сейчас – в единственном человеке в Диких лесах, в компании которого я ощущала себя в безопасности.

Сороковой отсек находился недалеко от зала с десятками боксов, где я очнулась вчера. То ли оттого, что места в Диких лесах было достаточно, то ли оттого, что Михаил Перх был особенным пациентом – ему выделили отдельную палату.

В течение нескольких минут, пока мы шли, Алик болтал без умолку о выживших на Мельнисе, о блестящих условиях их содержания в Диких лесах, о том, сколько фантастически сложных операций уже успели провести местные хирурги и сколько их еще предстояло впереди. Я понимала, что он делает это, надеясь разрядить обстановку, за что была ему бесконечно благодарна. Андрей, сославшись на срочные дела, ушел. Марк задержался где-то по дороге и лишь Питер Адлерберг следовал за нами по пятам, и не думая обделить своей приятной компанией. Он шел чуть в отдалении, по правую руку от Алика, то и дело морщась и закатывая глаза при каждом упоминании очередных подвигов здешних врачей и невероятной выносливости пациентов, и явно с трудом сдерживался от язвительных комментариев.

Питер был почти на две головы выше Алика, в грубых лучах искусственного освещения его резкий профиль особенно выделялся на фоне белоснежных стен. Он, без сомнений, осознавал свою привлекательность. Это было видно в том, как он двигался – всегда порывисто, но при этом элегантно и уверенно; как говорил – легко, громко, слаженно, с долей иронии, и обязательно при этом смотря оппоненту прямо в глаза; как смеялся – холодно, надменно и звонко, слегка запрокидывая голову. Искоса бросая на Питера редкие взгляды, я невольно залюбовалась его жестокой красотой. Он, конечно, тут же это заметил и, поймав мой взгляд, одарил такой ледяной самодовольной полуулыбкой, от которой у меня моментально похолодело внутри.

– Мария. – Резко остановившись у одной из многочисленных дверей, Алик повернулся и взволнованно посмотрел на меня. Я с удивлением подняла глаза, осознав, что пропустила мимо ушей все, что он рассказывал мне последние пару минут. – Есть кое-что, о чем я должен тебя предупредить. Это касается… касается состояния всех, кого нам удалось спасти.

– Ты о чем?

– Андрей уже упоминал, что события тех дней серьезно травмировали большинство из выживших. Мы предполагаем, что во время допросов кристанские миротворцы пытали их. И делали это крайне жестоко. Это сильно сказалось на их психологическом состоянии…

– Алик, я читала отчет по Михаилу Перху и видела пометку о нестабильности. Он потерял семью. В свое время я пережила подобное. Думаю, я смогу найти нужные слова, если ты об этом…

Я потянулась к двери, но, сделав шаг в сторону двери, Алик преградил мне путь.

– Я не об этом, – тихо сказал он, подняв на меня мрачный взгляд.

– Он хотел сказать, что все, кто выжил, сошли с ума, – просто изложил Питер и, усмехнувшись, обратился к Алику. – А я все думал, когда ты наконец упомянешь об этой незначительной детальке в своих хвалебных одах нашей медицине.

Я изумленно посмотрела на Адлерберга:

– Что значит – сошли с ума?

– Это означает, что они безумны, Мария. Сошли с ума, чокнулись, поехали крышей – выбирай формулировку, что тебе по вкусу. В любом случае все это будет означать именно то, что мы и хотим тебе сказать, – ответил парень, посмотрев на меня так, будто я и сама была умалишенной.

– Мы подозреваем, что дело в химическом оружии, – озадаченно продолжил Алик. – Вероятно, миротворцы использовали ядовитый газ, поражающий клетки мозга, влияющий на сознание и память… Мы надеемся, что это ненадолго. Время и правдивые воспоминания помогут им восстановить картину реальности.

– Сколько? – Мой собственный голос показался мне чужим. – Сколько тех, кто остался в сознании, из всех, кто выжил?

Алик прерывисто вздохнул, нервно проведя рукой по волосам.

– Только ты, – наконец выдавил он, и это явно стоило ему больших усилий. – Ты единственная, чей разум не пострадал. Именно поэтому мы так нуждаемся в тебе. Вероятно, ты – наша единственная и последняя надежда докопаться до правды.

Я ощущала себя так, будто земля ушла из-под ног. Меня разом охватило головокружительное тошнотворное чувство.

– Андрей говорил, что вы допрашивали тех, кто остался в живых… что вы от них узнали о событиях на Мельнисе до взрыва, что их показания во многом сходятся, а значит, это правда! А сейчас вы заявляете о каком-то коллективном помешательстве?!

– Мы допросили каждого, кто был хоть в какой-то степени вменяем, чтобы понять наши вопросы. Мы продолжаем это делать и сейчас, – спешно ответил Алик. – Многое из того, что мы узнали из их рассказов и в чем их показания совпадают, похоже на правду. Мы склонны в это верить. Например, в то, что кристанские миротворцы были на Мельнисе несколько дней, что они допрашивали жителей базы, что они кого-то искали… Это подтверждают и наши данные.

– Если показания кажутся вам логичными, в чем проявляется их безумие?

Бросив на меня пронзительный взгляд, Питер прислонился спиной к стене у двери и скрестил руки на груди.

– Сначала мы не понимали, – на удивление серьезно ответил он. – Те, кто выжил, вели себя вполне нормально. Были несколько человек, что отрицали смерть близких, проявляли излишнюю агрессию, но мы списывали это на психологическую травму. А потом… потом даже те, кто поначалу был в здравом уме, начали вести себя все более и более странно. Они разговаривали с покойными родственниками и знакомыми и не верили нам, когда мы говорили, что рядом никого нет. Периодически они словно и вовсе забывали о том, что с ними произошло, где они находятся, и от страха впадали в истерику. В самых тяжелых случаях некоторые из пострадавших и вовсе забывали, кто они на самом деле, назывались чужими именами, рассказывали истории, которых с ними никогда не происходило, и делали это настолько правдоподобно и убедительно, что мы перестали понимать, где правда, а где извращение сознания. И тогда нам пришлось…

– Использовать хертон, – упавшим голосом закончила я. – Вы начали детально проверять показания каждого из них и поняли, что больны все.

Питер кивнул:

– В той или иной мере…

Пытаясь осмыслить ужас услышанного, я обессиленно потерла глаза у висков.

– А я? Вы уверены, что я в здравом уме?

– Твои воспоминания настоящие, – подтвердил Алик. – Хоть и неполные.

Хоть и неполные… От распирающего гнева на себя и свою беспомощность я с силой ударила кулаком по стене.

– Когда ты упомянул вчера, что часть пострадавших на Мельнисе полностью лишились рассудка, я и подумать не могла, о каких масштабах ты говоришь, о Десять! – Я в отчаянии посмотрела на юношу. – Сколько еще секретов мне нужно узнать перед тем, как вы начнете говорить правду с первого раза?!

– Вчера ты и так пережила слишком много, – с волнением отозвался Алик. – Ты была не готова.

Питер горько усмехнулся, но ничего не сказал.

– Молчание никого не спасает, Алик, – отрезала я. – Ты думаешь, что таким образом оберегаешь людей, но со временем все становится только хуже. Правда, какой бы ужасной она ни была, – реальность, с которой рано или поздно придется столкнуться. И к этому тоже нужно быть готовым. Нет ничего хуже неизвестности.

Ответ юноши мне так и не удалось расслышать. Опередив его на долю секунды, я нырнула в палату сорокового отсека и еще до того, как он или Питер успели среагировать и войти следом, услышала, как механическая дверь захлопнулась у меня за спиной.

Глава 6

Слава Десяти

Михаил Перх был человеком неординарным. Так о нем говорили пилоты-напарники, коллеги из исследовательской группы и даже знакомые из администрации. Образцовый семьянин, пилот со стажем в тридцать лет и, помимо всего прочего, редкий ценитель художественного искусства – поистине тонкая и творческая натура, которая уж слишком сильно не вязалась с его сферой деятельности. Самому Михаилу нравилась такая характеристика – не слишком приторно, нарциссично и пафосно, с должной толикой скромности и великодушия. Он прекрасно знал, что ему не стать выдающимся человеком, а вот неординарным – другое дело.

Теперь же, когда он, словно тень, тяжело сгорбившись, расположился на длинной койке в другом конце палаты, вряд ли даже у самого закостенелого льстеца повернулся бы язык назвать его так. Я едва узнавала человека, неподвижно сидящего передо мной. Последний раз, когда я его видела, Михаил Перх в свои почти шестьдесят лет был здоровым, сильным мужчиной. Сейчас же передо мной сидел согнутый старик, словно прошли не пара месяцев, а десяток лет.

Приблизившись, я с ужасом замерла, глядя на жутко изуродованное многочисленными ожогами лицо: его правая часть, включая глаз, превратилась в настоящее кровавое месиво и была утеряна безвозвратно. Толстой сморщенной коркой, почти полностью заменившей кожный покров, были покрыты все видимые части тела, включая голову. Не в силах больше смотреть на него, я отвела глаза. И как я посмела думать, что это будет просто? Какое право я имела находиться здесь и говорить, что понимаю его боль?

– Михаил?

Когда я обратилась к нему, то поразилась слабости своего голоса. Мужчина, до этого так и не заметивший моего вмешательства, медленно повернулся и поднял на меня пустой взгляд единственного оставшегося глаза. Меня передернуло: в лучах яркого искусственного освещения его лицо было еще более уродливым, и мне оставалось лишь надеяться, что ему не удалось прочесть весь ужас, застывший в моих в глазах.

– Вероятно, вы меня не помните, но мы знакомы… – Я приложила все силы, чтобы мой голос прозвучал как можно спокойнее. – Меня зовут Мария Эйлер, я была в геологической команде на Мельнисе, мы встречались неоднократно…

Михаил не шевелился, уставившись на меня невидящим взором, словно я была одной из четырех стен. Разумеется, он меня не узнал. Его тонкие руки, забинтованные от запястий до самых плеч, аккуратно покоились на коленях. Не знаю, сколько времени он просидел вот так, не спуская с меня взгляда, – неподвижно, словно старая мумия. Возможно, он пытался откопать мой образ на задворках памяти, а возможно, на этом свете уже не осталось ничего, что бы могло заставить его бороться, воскрешая воспоминания прошлого. Я и не рассчитывала на ответ, когда мужчина внезапно выпрямился и едва заметно передернул плечами.

– Но я никогда не был на Мельнисе, – сказал он хриплым, но твердым голосом.

Опустившись на стул напротив него, я приложила все усилия, чтобы сохранить невозмутимый вид.

– Вы не помните, – заверила я как можно мягче, – но вы жили там достаточно долгое время. Иначе откуда мне знать вас?

Еще до того, как я успела среагировать, Михаил Перх резко подался вперед и дотронулся правой рукой до моего лица. Приблизившись, он нахмурился единственной выжженной бровью, что у него осталась.

– Ваше лицо… Оно кажется мне знакомым…

– Все верно. Ведь мы знаем друг друга. Мое имя Мария Эйлер.

– Ничего подобного, – оборвал меня мужчина, холодно отстранившись. – Вас зовут вовсе не так. Мы никогда не встречались, но я вас знаю. Все вас знают…

Словно опомнившись, он в смятении оглянулся вокруг.

– Как вы здесь оказались? – испуганно пробормотал он. – Где мы находимся? Это… это нереально, нет… Какой-то бред, должно быть, сон, просто сон…

В секунду взгляд мужчины наполнился ужасом, и он подорвался на месте, безумно оглядываясь по сторонам.

– Михаил, послушайте…

– Меня зовут не Михаил! – порывисто выкрикнул мужчина. – Почему все так обращаются ко мне?! Мое имя – Евгений Гоул!

Чувствуя, как бешено колотится сердце, я медленно встала, опасаясь, что одно слишком резкое движение окончательно выведет его из себя. Главное – сохранять спокойствие. Я не должна поддаваться его панике.

– Простите меня… – сказала я как можно громче, всеми силами подавляя дрожь в голосе. – Мне очень, очень жаль…

– Все это – нереально, – болезненно взвыл Михаил, схватившись за голову. – Когда этот кошмар закончится! Я хочу очнуться, хочу очнуться…

Он был в агонии. Лихорадочно обнимая себя за плечи и продолжая бешено оглядываться вокруг, мужчина впился грязными ногтями в обгоревшую кожу. Сдирая ее, он царапал себя до крови. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы, закрыв глаза, справиться с подступающей тошнотой.

– Это пройдет, – тихо выдавила я, отстраняясь. – Вам просто нужно немного отдохнуть. Ваша семья…

Мужчина замер и поднял на меня безумный взгляд.

– Моя семья… – прошептал он. – Где они? Что вы с ними сделали?

Я отшатнулась. Метнувшись в сторону двери, я судорожно ударила пальцами по панели. Издав короткий запрещающий сигнал, дверь осталась на месте: только сейчас я с ужасом осознала, что в целях безопасности она открывалась лишь с обратной стороны. Мы были взаперти.

Бросившись в мою сторону, Михаил впечатал меня в стену. Его окровавленная ладонь впилась ногтями прямо мне в горло, перекрывая дыхательные пути. Несмотря на болезненную худобу, мужчина был на удивление силен: его крепкая хватка полностью обездвижила меня. В другой раз я, вероятно, смогла бы вывернуться или хотя бы оттолкнуть его, но теперь, когда его безобразное лицо нависало в нескольких сантиметрах, меня словно парализовало.

– Что вы с ними сделали? – бешено заорал Михаил, сжимая мое горло. – Где мои жена и дочь?!

– У вас нет дочери… – еле слышно прошептала я, каменея от ужаса, – и никогда не было. Только два сына…

– Это ложь! Все это ложь! – отчаянно завопил мужчина, трясясь всем телом, словно в лихорадке. – Моя дочь, Аника… Ей всего восемь, всего восемь, она совсем малышка…

– Мне очень жаль, – прошептала я, задыхаясь. – Мне о ней ничего не известно…

Истошный крик мужчины был похож на вопль отчаяния.

– Она мертва, – мучительно выдавил он. – Я знаю это, чувствую. Так же, как я сам, и так же, как и вы! Вы мертвы уже несколько лет!

Его пальцы сильнее впились мне в глотку, царапая кожу: из последних сих я жадно, урывками хватала глотки воздуха.

– Я… мертва?

– Это иллюзия, – словно в трансе повторил Михаил, – вас тут нет, и меня тоже. Это все пытки. Наши души, они страдают… Грани живого и мертвого почти стерлись, осталось совсем немного…

С усилием втягивая в себя слабые потоки кислорода, я уже с трудом разбирала его судорожные бормотания. Все краски словно разом потухли на несколько оттенков, и перед глазами поплыли черные круги.

– Это все наследник тьмы… – эхом отозвался дрожащий голос мужчины, – это он мучает нас, сводит с ума. Наследник тьмы рожден, чтобы умереть…

Чувствуя, как от нехватки воздуха слезы застилают глаза, я обессиленно обмякла в его руках. Кровь шумела в ушах. Заходясь в безумной агонии, мужчина бормотал что-то еще, но я уже не могла разобрать слов, как вдруг его обезображенное лицо перекосило от боли и… изумления, и в следующий момент он, резко отпустив меня, замертво рухнул на пол.

За его спиной, тяжело дыша и держа в руках что-то длинное и тяжелое, стоял Алик Хейзер. Его волосы были взъерошены, а лицо пылало от возбуждения.

– Ты в порядке? – спросил он, подняв на меня испуганный взгляд.

Я попыталась ответить, но в следующий момент ноги предательски подогнулись, и я упала на колени, жадно хватая ртом воздух и заходясь в истошном кашле. Отшвырнув балку, Алик бросился ко мне. Положив руку мне на спину, он не отрывал от меня взволнованных глаз до тех пор, пока я не набрала достаточно кислорода в легкие и из последних сил, приподнявшись на локтях, изнеможенно не прислонилась спиной к стене.

– Он сказал, что я мертва, – сглотнув, прошептала я. – Он узнал меня, но сказал, что я умерла несколько лет назад…

– Да, а еще он сказал, что он не Михаил Перх и вместо двух сыновей у него дочь, – равнодушно констатировал Питер, показавшись в дверном проеме. – В этом и заключается безумие, Мария. Люди видят то, чего нет, и верят в то, что никогда не происходило…

Бесстрастно склонившись над телом мужчины, он приложил два пальца к его горлу.

– Пульса нет, – сказал Адлерберг, обратившись к Алику. – Похоже, ты его укокошил. – Встав, он отряхнулся от мнимой пыли на светлой рубашке и отвел плечи назад, разминая спину. – Поздравляю, минус один свидетель с Мельниса.

Бросив сконфуженный взгляд в сторону мертвого тела, Алик едва заметно вздрогнул.

– Он уже давно был мертв. Я лишь убил то, что от него осталось.

– Может, и так, – отозвался Питер, и всего на секунду в его голосе послышалась эфемерная грусть. – Может, и так.

– Мне очень жаль, – еле слышно прошептала я, сжав ладонь Алика. – Я думала, что смогу достучаться до него. Надеялась, что, вспомнив меня, он сможет вспомнить что-то еще.

– Это не твоя вина, – выдохнул Алик, поднимаясь. – Мне не следовало приводить тебя сюда. Мы уже давно поняли, что Перх не в себе. Я должен был предвидеть, что он не безопасен.

Пытаясь скрыть легкую дрожь в руках, он сунул их в карманы и отвел глаза. При мысли о том, что он молчаливо корит себя в смерти Михаила, у меня защемило сердце.

– Уходите, – коротко велел Питер, отвернувшись. – Я разберусь.

– Что с ним будет? – тихо спросила я, посмотрев на мужчину.

Михаил Перх завалился на правый бок: с разбитого затылка крупными каплями стекала кровь, расползаясь небольшой лужицей на белоснежном полу. Его единственный левый глаз закатился, но так и остался открытым.

– Люди умирают тут каждый день, – холодно ответил Адлерберг, – за неделю мы потеряли более трети всех, кого нам удалось вытащить с Мельниса.

– Иди. – Когда я поднялась на ноги, Алик мимолетно коснулся моей руки, кивнув в сторону двери. – Дальше мы сами.

– Нет, – сухо отрезал Питер, – выметайтесь оба.

Алик сжал челюсти:

– Я останусь. Его смерть на моих руках.

Обернувшись, Питер сделал пару шагов навстречу и, с леденящим равнодушием перешагнув через тело Михаила, опустил ногу в паре сантиметров от его окровавленной разбитой головы. Когда он поднял глаза, в них была пустота. Ни гнева, ни черной иронии, ни сожаления, ни пренебрежения – лишь бесконечная глухая пустота, поглотившая все возможные чувства, что могли свидетельствовать о не чуждой ему человечности.

– Я сказал, выметайтесь оба, Хейзер, – бесстрастно повторил он, глядя на Алика. – Я разберусь.

* * *

Я никогда не видела такую звезду. За несколько лет экспедиционных скитаний по галактике я повидала многое. Но сейчас, наблюдая, как огненный гигант закрывал половину небосвода и заполнял золотым светом все вокруг, забывала, как дышать.

Разве это взаправду?

Я огляделась, убрав руки с перил. Все происходило на балконной веранде, с которой открывался вид на широкую парковую зону, перетекающую в густой лесной массив. Чуть поодаль виднелись снежные вершины высокогорья – отсюда, в золотых лучах звезды, они казались такими крошечными и близкими, словно, протянув руку, можно было дотянуться до их острых пик. Чувствуя, как стопы каменеют от холода, я переступила с ноги на ногу. Мраморный пол балкона еще не успел прогреться: приходилось стоять на нем босиком, и холодная зябь начинала понемногу пробирать меня изнутри.

Откинув тонкие занавески, я оказалось внутри спальни – она была светлой и просторной, с высокими потолками и мелкими резными фресками по всему периметру широких стен. В центре комнаты перед огромным зеркалом в человеческий рост спиной ко мне стояла девушка. Ее пышные рыжие волосы струились мелкими кудрями до самых бедер, окутывая изящное тело. В шелковом ночном платье, подол которого легкими складками собрался у ее ног, она выглядела такой хрупкой, такой нежной и невообразимо прекрасной, словно сама была соткана из лучей звезды, что сияла у нее за спиной. Казалось, стоит до нее дотронуться – и она исчезнет, как рано или поздно исчезает любая магия.

Заметив меня в зеркале, девушка вздрогнула и обернулась. Когда наши взгляды встретились, ее безупречное лицо внезапно исказилось от страха и, отшатнувшись, она уставилась на меня с невысказанным ужасом.

– Изабель, – послышался голос за приоткрытой дверью. – Ты уже встала?

Уловив приближающиеся шаги, я беспокойно взглянула на дверь и сделала несколько шагов навстречу незнакомке…

– Простите, я… не совсем понимаю, как здесь оказалась. Вы не подскажете, где я?

Трясясь всем телом, девушка медленно попятилась назад и едва не упала, запутавшись в длинном подоле платья. Ее глаза расширились, а рот перекосился в немом крике.

Остановившись, я посмотрела на нее с изумлением и обезоруживающе приподняла руки:

– Мне очень жаль. Я не хотела вас напугать. Мне просто нужна помощь.

Тогда мой взгляд впервые упал на ладони. Я замерла – они были в крови. Густая, горячая субстанция насквозь пропитала одежду и алыми струями сочилась сквозь пальцы, оставляя мутные разводы под ногами.

– Изабель, ты еще здесь?

Ручка двери позади девушки дернулась, что заставило меня в смятении отступить назад.

– Простите, – прошептала я, заметив, как крови на руках становится больше и одиночные кровавые капли на полу превращаются в лужицы. – Мне нужна помощь! Я не понимаю, что происходит…

Я с мольбой подалась вперед, но было поздно. Поскользнувшись и упав на колени, девушка истошно закричала.

* * *

Тяжело дыша, я подскочила на кровати и в течение нескольких минут, пока глаза привыкали в темноте, неподвижно сидела на месте, приложив руку к груди и слушая, как бешено колотится сердце. В сумрачной комнате все было по-прежнему: я разглядела небрежную стопку одежды, которую скинула сразу, как только вернулась к себе; окно, которое предусмотрительно распахнула, чтобы проветрить комнату, было открыто – никаких следов чужого вмешательства. Выдохнув, я провела ладонью по мокрому лбу. Должно быть, я сама не заметила, как отключилась. Перед глазами вновь и вновь вставало обезображенное лицо Михаила Перха, безумный взгляд одного глаза и его тощая рука с длинными грязными ногтями, царапающая мое горло. Опустив голову и уткнувшись в ладони, я зажмурилась что есть силы, пытаясь прогнать его чудовищный образ.

Провожая меня, как и вчера, Алик не проронил ни слова. Печать болезненного ожесточения легла на его лицо, словно тень. Мне еще не приходилось видеть его таким, и я догадывалась, о чем он думал: могло бы все повернуться иначе? Например, если бы он одновременно со мной вошел в ту камеру или если бы он и вовсе не согласился показать мне списки выживших. Остался бы Михаил Перх жив? Стоило бы это того?

До рассвета оставалось около получаса: уже сейчас далеко на горизонте виднелась еле заметная полоска света. Я тихо выскользнула из комнаты в темный коридор и, проходя мимо комнаты Андрея, замерла, в глубине души надеясь вновь услышать ту самую мелодию. Я знала наверняка, что будь он за инструментом, то уловила бы ее за несколько метров, но желание было сильнее логики. В воздухе висела густая тишина: если Андрей и был у себя, он наверняка спал.

Оставив коридор позади, я осторожно пробралась на третий этаж. Кажется, Лея упоминала, что он нежилой. Что бы сказал Нейк Брей, узнав, что кто-то шастает по его дому ночью? Я прогнала от себя эти мысли. Плевать на Брея! Плевать на Деванширского! С ярой решительностью я открывала двери одну за другой – к моему сожалению, все комнаты не сильно отличались друг от друга. Первые две были гостевыми спальнями, менее просторными, чем моя, но в целом подобными ей. Следующая и вовсе была похожа на кладовую: разочарованно прикрыв дверь, я двинулась дальше по сумрачному коридору. Четвертое помещение показалось более интересным: оно напомнило мне своего рода оружейную. На стенах за полупрозрачными защитными панелями я с удивлением обнаружила не технологичные бластеры и клинки, а древние мечи, копья и десятки метательных ножей из ценных металлов. Логично предположить, что стоили они целое состояние. Использовать древнее оружие из коллекции в бою не представлялось возможным, зато, продав, наверняка можно было обеспечить безбедную жизнь целому городу.

Вздохнув, я закрыла дверь и направилась к самой последней комнате в торце помещения. Если это все – то я, вероятно, лишь зря потратила время.

Тяжелая механическая дверь отворилась не сразу. Коротко пискнув, она чуть подалась назад, неохотно впуская меня внутрь. Протиснувшись сквозь узкий проход и всеми силами стараясь не нашуметь, я подняла голову и замерла.

Я стояла на пороге огромного полукруглого зала с высокими панорамными окнами вдоль всего эркера. Загорающаяся заря накрывала макушки лесного массива, пробивая первые лучи света сквозь ночную тьму и разливая розовое золото по небосклону. В полной мере насладиться видом на Дикие леса мешали только десятки высоких закрытых стеллажей, заполняющих все свободное пространство помещения.

Медленно двигаясь вдоль длинных рядов, я потеряла дар речи. По еле заметному пару внутри отсеков я поняла, что это не просто шкафы, а специальные хранилища, поддерживающие необходимые условия для сохранения раритетных экземпляров: точь-в-точь как в библиотеках и академиях.

Заметив небольшую сенсорную панель на одном из стеллажей, я подключилась к системе. Голограмма виртуального помощника возникла передо мной через мгновение.

– Добро пожаловать! Введите ваш запрос.

В воздухе загорелась поисковая строка и панель для ввода.

– Введите ваш запрос, – повторила система.

Сглотнув, я быстро набрала нужную комбинацию.

– Лиделиум. Релевантные экземпляры по вашему запросу вы можете найти в отсеках А5 полка 10, Е2 полка 6 и С8 полка 1. Ознакомьтесь со списком, выберите необходимый экземпляр или уточните запрос.

Во всплывающем списке было по меньшей мере три десятка книг, что подходили под мое скудное описание. Рука интуитивно потянулась к клавише выбора, как еле уловимый шорох в конце помещения заставил меня вздрогнуть. Отдернув руку, я замерла, вслушиваясь в сумрачную тишину: либо кто-то был в библиотеке, либо я сходила с ума – и в том, и в другом случае исход меня не радовал. Мысленно выругавшись и умоляя виртуального помощника замолкнуть, я прижалась правым боком к стеллажу и огляделась по сторонам.

На мое плечо легла чья-то рука. Инстинкты сработали мгновенно: метя в солнечное сплетение, я с разворота ударила противника локтем и, повернувшись, подалась на него всем телом и резко повалила вниз.

– Да ты, черт возьми, издеваешься! – мучительно простонал Андрей, рухнув на пол и морщась от боли.

Опешив, я словно окаменела, нависая в нескольких сантиметрах и прижимая коленом его грудь. От выплеска адреналина кровь шумела в ушах. Мой взгляд встретился с изумленными глазами юноши, которые светились сразу несколькими оттенками зеленого в первых бликах назревающего рассвета. От него пахло пихтой, медом и ночной свежестью. Только сейчас я заметила, что Андрей в уличном пальто, которое уже успело наполовину сползти с широких плеч. Медленно втянув воздух и восстанавливая дыхание, я слегка отстранилась.

– Ты подкрался ко мне сзади!

– Я не крался, – возмущенно отрезал он, – я пришел в библиотеку, зная, что ты здесь, и не намеревался отхватить пару крайне неумелых ударов и сотрясение.

– Если бы сотрясение состоялось, то вряд ли удары можно было бы считать неумелыми. Откуда ты узнал, что я здесь?

– Я был на втором этаже и услышал шум наверху. Разумеется, это была ты, Нейк в такое время тут не возится. Если ты всерьез с такой конспирацией рассчитывала остаться незамеченной, то у меня для тебя плохие новости. Твое подкрадывание мертвого разбудит, – добавил Андрей. – Не взломщик, а ходячая катастрофа.

– Это не было моей целью, – покраснев, соврала я. – И зачем ты поднялся?

– Что это за допрос? – вспылил он, приподнявшись на локтях. – Вообще-то гость тут ты, а не я! К тому же я хотел… извиниться. Ради Десяти, может, ты уже, наконец, с меня слезешь?!

Неловко поднявшись на ноги, я отстранилась и скрестила руки на груди. Андрей встал следом и, сняв пальто, отряхнул его.

– Что? – спросил он, заметив мой внимательный взгляд.

– Извиняйся, – осмелев, я прочистила горло. – Ты же за этим пришел.

– Ну конечно. – Андрей горько усмехнулся и потер пальцами у уголков глаз. – Что ж…

Помедлив, он выпрямился и серьезно посмотрел на меня. Темные волосы были взъерошены и вились вокруг его головы шелковыми прядями, а зеленые глаза, в которых обычно было невозможно прочитать никакие мысли, вдруг неожиданно показались мне невероятно живыми. Сейчас, когда первые лучи расползающейся зари мягко скользили по его скулам и легким блеском отражались в темных зрачках, у меня перехватило дыхание. Знал ли он, как красив? Вероятно, догадывался. За долгие годы он, должно быть, привык непрерывно ловить на себе неприлично долгие взгляды и научился не обращать на них внимания.

– Мне стыдно за то, что произошло вчера. Правда. Прежде такого не случалось, – признался Андрей, нервно проведя рукой по спутанным волосам. – Я перешел черту.

– Ты был груб.

– Знаю, – признал он, взглянув на меня исподлобья. – Я не должен был повышать на тебя голос, говорить в таком тоне и уж тем более… касаться тебя. – Он слегка поморщился, будто воспоминания о вчерашней ночи и вправду причиняли ему боль. – Даже несмотря на то, что ты без стука и спроса заявилась ко мне в комнату. Чего, как ты уже поняла, я не выношу.

– Дверь была открыта, – напомнила я.

– И что? По-твоему, это равносильно приглашению?

– Это извинения с привкусом обвинений?

– Это утверждение с вопросительным знаком на конце? – парировал Андрей. Уголки его губ дрогнули в легкой полуулыбке. – Давай зароем топор войны, Эйлер, – примирительно добавил он. – Я провинился и готов понести наказание. Проси что хочешь.

– Все что угодно? – прищурилась я.

– В пределах разумного. – В его голосе послышалось сомнение. – Я не всесилен.

– Значит, сахар.

Брови Андрея взлетели вверх:

– Сахар?

– Сегодня с утра я выскребла в кофе весь сахар, что оставался на кухне. Кажется, кроме меня, его здесь никто не добавляет, и Лея так и не заполнила сахарницу. – Я посмотрела на него со всей серьезностью. – В течение дня я пью много кофе и всегда добавляю…

– Сливки и два сахара, – разочарованно закончил юноша. – И все? Это твое желание? Знаешь, в какой-то степени это даже унизительно.

– Тогда графский титул и земли в пределах центрального кольца.

– Сахар подойдет, – без промедления согласился Андрей.

В его изумрудных глазах вспыхнули веселые огоньки. Небрежно облокотившись на соседний стеллаж, Андрей сунул руки в карманы брюк и посмотрел на алеющий рассвет.

– Прекрасное утро, – сказал он.

Теперь, когда Андрей стоял в метре от меня, я впервые подумала о том, как разительно он отличался от Питера, от жестокой, безупречной красоты которого веяло холодом. И хоть его истинные чувства по-прежнему оставались загадкой, было в его глазах что-то такое, что пленяло, словно омут. Его красота была живой – ею хотелось очаровываться. Нейк Брей не прогадал, когда разглядел в больном мальчике эту харизму.

Подойдя к одному из окон, я приложила пылающее лицо к ледяному стеклу. Мой взгляд медленно спустился на пол, где среди солнечных зайчиков вырисовывались грязные следы от обуви.

– Ночные прогулки? – осведомилась я.

– Вроде того, – задумчиво отозвался Андрей. Он посмотрел на панель с моим поисковым запросом и, подойдя к ней, пролистал предложения системы из выпадающего списка.

– «Лиделиум» в переводе с древнеарианского означает «власть», – сказал он. – Если хочешь найти что-то стоящее, обращайся к первоисточнику.

Сменив язык на клавиатуре, Андрей быстро набрал новый запрос.

– Мертвые языки – не моя сильная сторона, – призналась я. – К тому же я думала, тут и так одни первоисточники.

– Когда пытаешься выжить в логове со зверем, приходится играть по его правилам: в том числе говорить с ним на одном языке.

Проследовав к самому отдаленному стеллажу в конце зала, Андрей склонился к нижнему ярусу. Я едва приблизилась, как он выпрямился и оглянулся, протянув толстый том, которому, по моим догадкам, было не менее трех тысяч лет.

– Значит, вот что для тебя лиделиум? Звериное логово?

– Она на двух языках, – пояснил Андрей, игнорируя мой вопрос, – древнеарианском и кристанском. Второй, надеюсь, осилишь?

Я саркастически скривилась в ответ. Кристанский язык был международным: на нем не говорили разве что младенцы. Том оказался на удивление увесистым. Опустив его на ближайший стол, я с благоговением принялась листать сухие страницы. Никогда в жизни мне еще не приходилось держать в руках столь древний раритет.

– Здесь собраны все известные фамилии лиделиума и их истории, ты ведь это искала, верно? – уточнил Андрей.

– Верно, – подтвердила я, изучая оглавление и теряясь в тысячах имен. – Но… могу я задать вопрос?

– Ты сделала это только что, – сухо заметил он, после чего быстро закатил глаза и слегка кивнул. Он наверняка прикинул, что ответить – лучший способ отделаться от меня как можно скорее.

– Что имел в виду Питер Адлерберг, когда назвал сына Джорджианы проклятым дитя?

– Так и знал, что ты к этому еще вернешься, – устало отозвался Андрей.

Вздохнув, он слегка присел на стол рядом с книгой и смиренно сложил руки на груди.

– Хорошо. Что ты знаешь о Десяти?

– То же, что и все… Десять первых людей, стоявших во главе глобальной колонизации, основатели лиделиума…

Андрей не спускал с меня глаз, выжидая и явно рассчитывая на продолжение.

– …которых особо ярые фанатики превратили в религиозных идолов… – медленно добавила я.

– Все? – прищурившись, уточнил он после минутного молчания.

– Это что, экзамен по истории?

Андрей что-то быстро воскликнул на незнакомом языке.

– Древнеарианский, – пояснил он, тыча пальцем в открытую книгу. – Я сказал, что, если бы это был экзамен, ты бы его провалила.

– Дешевый выпендреж!

Выразительно вздохнув, Андрей склонился над томом и принялся быстро пролистывать большие старые страницы, пока не дошел до нужного раздела.

– Десять основателей лиделиума, – сказал он, развернув книгу в мою сторону и указывая на изображения одно за другим. – Десять имен, венчающих начало новой человеческой эры: Лидия Сальмос, Георгий Палмар, Федор Краур, Розалинда Корхонен, Вивьен Лэй, Роман Герварт, Валентин Понтешен, Наир Островский, Люциан Андлау и Дориан Диспенсер.

Андрей бросил на меня быстрый взгляд и, видимо, уловив, что все фамилии, кроме Диспенсеров, мало о чем мне говорят, продолжил:

– Власть над всем миром в руках всего десяти лидеров – они были невероятно могущественны. За сорок лет они положили начало колонизации пятнадцати звездных систем, разделив сферу влияния. Тогда же появилось первое подобие лиделиума: Десяти нужны были таланты, гении, которые могли бы продолжить их миссию по освоению галактики, вывести человечество на новый уровень.

– Это мне и так известно, – отмахнулась я, устало облокотившись на стол. – Десять человек, перевернувших мир… С их появления человечество и начало вести отсчет времени по единой галактической системе.

– В этом-то все и дело, – резко прервал меня Андрей. – Я не говорил, что они были людьми.

Я с удивлением подняла глаза:

– Что ты имеешь в виду?

Встав, Андрей вновь подошел к стеллажу и внимательно изучил корешки книг.

– Вот оно, – воскликнул он, обнаружив необходимый экземпляр.

Когда, издав короткий разрешающий сигнал, панель отъехала в сторону, он вынул очередную книгу: на этот раз существенно тоньше, хотя и столь же древнюю.

– Существуют две популярные версии, касающиеся происхождения Десяти, – продолжил Андрей, пытаясь найти нужную страницу. – Если верить первой, то мы говорим о людях на следующем этапе эволюции. Десять были не просто гениальны, они обладали поистине невероятными способностями, недоступными для простого человека, – телепатией, телекинезом, властью над временем, пространством и разумом. У каждого из Десяти были свои уникальные способности, и это создавало равновесие.

Отодвинув толстый том, Андрей с шумом опустил новую книгу рядом и придвинул ко мне. Я склонилась над страницами с десятками изображений, иллюстрирующих проявление у Десяти различных паранормальных способностей. Вместе они складывались в целые сюжеты из легенд.

– Их сила не просто была огромна, она меняла законы физики, законы природы. Человечеству понадобилось две с половиной тысячи лет, чтобы выйти за пределы Солнечной системы. А Десяти хватило сорока, чтобы колонизировать пятнадцать систем! Такое не подвластно людям. По крайней мере, не таким, как мы.

Опустившись в кресло рядом со столом и вновь склонившись над книгой, я обхватила голову руками:

– А как насчет второй версии?

– Согласно ей, Десять не были людьми, – пожал плечами Андрей. – Они принадлежали совсем иной расе, более совершенной, но потерпевшей крах в ходе эволюции. Они прибыли в нашу галактику, спасаясь от катастрофы в своем мире, и открыли человечеству дверь в будущее, установив свои порядки. Десять ассимилировались. Вступили в контакт с людьми и дали потомство.

– Их способности передались детям?

– Да, – ответил Андрей, – передавались первые несколько поколений, но с каждым последующим сила уменьшалась, пока не исчезла совсем. Диспенсеры боялись этого больше остальных, они были просто помешаны на чистоте крови.

– Ты говоришь об инцестах?

Андрей кивнул:

– Потомки Дориана Диспенсера заключали браки между родными братьями и сестрами, дядями и племянницами. Со временем, правда, перешли на более отдаленную родню, вроде кузенов. В любом случае это были жуткие попытки оттянуть неминуемое: с каждым поколением человеческая кровь превалировала и силы исчезали. Тем не менее род Диспенсеров, насколько мне известно, был последним, кто ее лишился, они продержались двенадцать поколений.

– Сальмос, Краур, Корхонен, Понтешен… – Я вздохнула и устало откинулась на спинку сиденья. – Не помню, чтобы когда-либо слышала где-то хотя бы одну из этих фамилий, а, судя по твоему рассказу, они должны быть не менее влиятельны, чем Диспенсеры.

– Так и есть, но со времен Десяти прошло почти пять тысяч лет. От них пошли сотни новых династий. – Развернув передо мной очередную страницу, Андрей склонился над книгой, указывая нужные разделы. – Например, род Деванширских – ответвление от потомков Федора Краура. Но ты права, со временем все десять родов прервались, за исключением Диспенсеров: сегодня они единственные прямые наследники Десяти.

– Все это, – я обвела жестом раскрытые тома, – крайне познавательно, но какое отношение это имеет к моему вопросу?

Андрей усмехнулся, и на его скулах выступил легкий румянец.

– Вот мы и подобрались к самому интересному, – сказал он, выпрямляясь и глядя на меня в упор. – Диспенсеры так и не смирились с тем, что утратили прежнее могущество. Они пытались найти способ воскресить силу. Проводили сотни научных генетических экспериментов, тестировали самые дикие теории, пока полтора века назад Константин Диспенсер окончательно не помешался на этом, посвятив возвращению силы всю жизнь, и ему удалось.

Я подалась вперед:

– Ему… удалось?

Андрей сглотнул:

– Я уже упоминал, что Десять обладали разными способностями. Вместе они не только представляли собой альянс невообразимой силы, но и создавали… равновесие. Самое ужасное во всем этом то, что Константин не просто стремился воскресить способности своего рода, его целью было получить доступ к силам сразу всех кланов. Вопреки логике, он до последнего верил, что это возможно.

– И у него получилось?

– Насколько известно, у него получилось вернуть только способности Дориана Диспенсера, но он утверждал, что близок к цели. Свидетельств, подтверждающих это, у нас нет. К концу жизни Константин окончательно помешался: он развязал Вселенскую войну, поверг галактику в хаос, уничтожил целые звездные системы, вырезая миллиарды людей, отказавшихся присягнуть ему на верность. Ему нужна была абсолютная власть – единоличный контроль над всем человеческим миром. Вероятно, он считал, что сила Десяти дает на это прямое право.

Поднявшись, Андрей подошел к окну и сунул ладони в карманы брюк. Внешне его лицо оставалось спокойным, но глаза выдавали волнение.

– Константин Диспенсер потопил галактику в крови на десятки лет. Уничтожил Рианскую империю, разбил Гесонскую и Палрейскую республики и в конечном итоге был убит во сне членами своей же семьи. Его называли наследником тьмы. Говорят, к концу жизни он совсем лишился рассудка.

Я вздрогнула: перед глазами внезапно вновь возникло уродливое лицо Михаила Перха. И его безумное бормотание: «Это все наследник тьмы… Это он мучает нас, сводит с ума. Наследник тьмы рожден, чтобы умереть».

– Его дети унаследовали силу? – уточнила я, с силой сцепив ладони под столом и пытаясь прогнать от себя его жуткий образ.

– Нет, – отозвался Андрей, обернувшись, – а может, и да, но это скрывали тщательно. После всех чудовищных преступлений Константина его семья должна была понести ответ перед Верховным судом по законам лиделиума. Их спасло лишь то, что они сами расправились с обезумевшим императором. Люсия Диспенсер на коленях умоляла Конгресс дать ее роду шанс искупить грехи отца. Она клялась, что никто в семье не унаследовал силу Константина и что его способности и вовсе были не даром Десяти, а результатом чудовищных псевдонаучных экспериментов.

– И что было дальше?

– Затишье, – просто ответил Андрей, передернув плечами. – На долгие годы Диспенсеры стали изгоями, хоть и оставались у власти. Несколько десятков лет они выплачивали контрибуцию из личной казны на покрытие большей части разрушений. Шли годы, мир начал восстанавливаться, и все поверили, что самое страшное наконец позади. До тех пор, пока сверхъестественные способности вдруг вновь не обнаружились у очередного наследника.

– Ты говоришь о Кристиане Диспенсере, – догадалась я. – Вот к чему была эта история…

– Верно, – отозвался Андрей. – Именно поэтому Джорджиана и Александр Диспенсеры скрывали сына.

– И как стало известно о его способностях?

– Нейк Брей узнал об этом еще до того, как мальчику исполнилось семь.

– И только? – Я прищурилась. – Нейк Брей, которого обвиняют в смерти Александра Диспенсера, единственный свидетель способностей его сына?

– Нейк Брей был десницей императора! Он был близок с Диспенсерами как никто другой, – возмутился Андрей. – И он не убивал Александра. Джорджиана поставила на уши Галактический Конгресс, пытаясь доказать это, но так и не смогла, потому что этому нет никаких, абсолютно никаких доказательств!

Усмехнувшись, я с грустью посмотрела на юношу:

– Я думала, все дело во власти, влиянии, свободе, в конце концов. А вы просто клуб безумных фанатиков, поверивших на слово в байки Нейка Брея, пытающегося оправдаться в глазах общественности и манипулирующего вами ради собственных безумных амбиций. Или… – Я замерла, вглядываясь в удивленные глаза парня. – Или это ваша общая идея. Это и есть план? Демонизация власти Диспенсеров, игра на религиозных страхах обывателей…

– Ты не понимаешь, о чем говоришь… – прервал меня Андрей.

– Я говорю так, как это выглядит! – отрезала я, ткнув пальцем в открытый том. – Твои первоисточники – собрание древних легенд? Сказки, что мамы рассказывают детям на ночь?

– Ты просила сказать правду, – скривился он, – а теперь возмущаешься, потому что она кажется тебе недостаточно реалистичной?!

– Ты встречал Кристиана Диспенсера? Ты лично видел то, о чем говоришь?!

Андрей молчал, прожигая меня тяжелым взглядом.

– Кто-то еще кроме Нейка Брея был свидетелем его способностей? Прошло двенадцать лет… хоть кто-нибудь за это время подтвердил слова герцога?

– Диспенсеры никогда бы не допустили этого, – мрачно отозвался он.

– Ну конечно. – Я покачала головой. – Я не опровергаю твою историю, лишь задаю логичные вопросы, которые наверняка возникнут у каждого. Даже… – я вздохнула, – даже если предположить, что это правда.

– Он убил его дочь, – резко прервал меня Андрей.

Я опешила:

– Что?

– Кристиан Диспенсер убил дочь Нейка Брея. – Лицо юноши стало серым. – Ее звали Татьяна. Они с Диспенсером были ровесниками, в детстве часто играли вместе, пока однажды его силы не вышли из-под контроля. Он был не виноват, не понимал, что происходит… просто не мог это остановить.

– Я не знала, что у Брея была семья, – в ужасе прошептала я.

– Татьяна умерла мгновенно, – сказал Андрей, не глядя на меня, – на глазах у Нейка. Несчастный случай, так всем сказали.

Оперевшись локтями о стол, я опустила пылающий лоб на холодные ладони.

– Отвечая на твой вопрос: нет, я никогда не видел, как Кристиан Диспенсер применяет свои способности, – продолжил Андрей, – но да, я встречал его однажды. Думаю, ты бы удивилась, если бы познакомилась с ним.

Когда он вновь обернулся, яркие солнечные лучи ударили ему в спину, осветив ореол вьющихся темных волос. Его губы сжались в тонкую полоску, а зеленые глаза вновь стали непроницаемы, словно стекло.

– Мне кажется, ты нашла бы его достаточно приятным. И я не думаю, что он плохой человек, но одно его существование ставит под угрозу миллиарды жизней. Пока среди нас ходят такие, как Кристиан Диспенсер, никто не будет в безопасности. – Отойдя от окна, Андрей приблизился ко мне, и от его взгляда у меня похолодело внутри. – Он не виноват, он всего лишь мальчишка, которому не повезло. Просто некоторым людям лучше и вовсе не рождаться.

С этими словами, захватив пальто, Андрей покинул библиотеку, оставляя на светлом полу грязные следы.

Глава 7

Пятый штаб

– Семь, – бесстрастно произнес Марк, уныло запрокинув голову и наблюдая, как небольшой шар взлетает к потолку и вновь стремительно опускается к нему на ладонь. Я подумала, что это даже оригинально – использовать макет шарообразной бомбы в качестве игрушки: вряд ли кому еще в тренировочных отсеках пришло бы это в голову.

Смахнув выбившуюся прядь с лица, я провела тыльной стороной ладони по мокрому лбу и бросила на юношу злой взгляд.

Марк Крамер оказался самым неожиданным знакомством последней недели. Впервые на пороге дома Нейка Брея я столкнулась с ним несколько дней назад. В том, что он ждал Андрея, у меня не было сомнений. Каково же было мое удивление, когда юноша бодро встряхнул кучерявой головой и, неловко улыбнувшись, выдал: «Алик передал, что тебе нужны друзья. Я не самый лучший собеседник, но на вопросы отвечать умею. Он говорит, у тебя их тысячи и ему одному не справиться».

Алик. Кажется, я думала о нем каждый час с момента смерти Михаила Перха. Прошло уже пять дней, а он так и не появился. Я надеялась увидеть его на следующее утро и поговорить, но мне не удалось его найти ни в этот день, ни в последующие. Марк убеждал меня, что Алик в порядке и обязательно даст о себе знать, как появится такая возможность. «Он ночует в штабе, вместе с Андреем, – объяснил он, – мы ведем большую работу над вербовкой новых союзников. Нам нужно знать, что у нас есть мощная поддержка в Конгрессе в случае, если Джорджиана и впрямь рассчитывает развернуть полномасштабную войну».

Впрочем, Андрея я тоже почти не видела. Пару раз на рассвете мне удалось уловить его осторожные шаги: он появлялся всегда в одно и то же время, в районе пяти утра, брел в свою комнату и запирался с обратной стороны. В особенно удачные дни я, просыпаясь от ночных кошмаров, слышала его музыку – нежную, еле уловимую мелодию, пробирающуюся ко мне спасительной нитью сквозь сумрак ужасов. Тогда я выходила в коридор, не в силах оторваться от нее, подолгу сидела на холодном полу у своей двери и наблюдала, как солнечные отблески рассвета скользят по темным стенам. Поначалу я боялась, что Андрей неожиданно появится на пороге своей комнаты и обнаружит меня, но он никогда не выходил.

С того самого утра, когда он рассказал мне о Десяти, мы больше не говорили. Это было достаточно непросто, если учесть, что мы жили в одном доме и наши комнаты разделяли лишь пара стен и узкий коридор, и я бы могла решить, что он меня избегает, но, по правде, думаю, ему просто было все равно.

Что же касается Питера Адлерберга – едва ли мы находили компанию друг друга приятной. Пару раз мы сталкивались в центре управления и коротко обменивались язвительными комментариями, но в остальном оба старались не попадаться друг другу на глаза.

Все дни я проводила в геологическом отделе. Дора любезно завалила меня работой, и я была ей благодарна: во всяком случае, это очень помогало отвлечься от тяжелых мыслей. По вечерам же я продолжала посещать медицинский отсек, где Джон Килси своими датчиками, словно цепкими клешнями, вновь брался за мой измотанный разум и устраивал очередные допросы на хертоне, пытаясь вытащить из него хоть крупицу ценных воспоминаний.

Он больше не спрашивал о событиях на Мельнисе, да и моим прошлым не шибко интересовался. Исследования доктора приняли неожиданный формат: каждый вечер в течение часа он перечислял мне незнакомые имена, названия локаций, упоминал о событиях, о которых я слышала первый раз, и пытался проанализировать мою реакцию, которая, впрочем, всегда была одинаково равнодушной. Почему, по его мнению, и, главное, откуда все это должно было быть мне известно он, разумеется, не уточнял.

Когда же выдавались свободные минуты, каких было немного, меня навещал Марк. Он появлялся всегда внезапно и неизменно вовремя. Он вообще относился к тому типу людей, которые все делают кстати: неудивительно, что мы быстро поладили. К тому же, как оказалось, он всерьез увлекался геологией. Наши встречи стали своеобразной отдушиной: мы коротали время в библиотеке Нейка Брея, реже отправлялись на вечерние прогулки, а иногда, как сейчас, он составлял мне компанию в тренировочном зале, выступая чем-то вроде незатейливого компаньона или ленивого наблюдателя.

Избегая излишних откровений, Марк Крамер при этом всегда оставался приятным собеседником. Его спокойный, миролюбивый нрав словно сглаживал все углы. В нем не было той трогательной, дружеской теплоты, что чувствовалась в Алике, остроумной наблюдательности Андрея или же черного сарказма Питера, что периодически все же был весьма кстати. Однако Марк обладал другой харизмой – с ним было комфортно не только говорить, но и молчать, а это качество я ценила ничуть не меньше.

Размахнувшись, я сделала резкий выпад в сторону компаньона-операционки, который легким приемом отразил его и нанес встречный удар мне в бедро, отчего ноги моментально подкосились и я завалилась на мат.

– Восемь, – вздохнул Марк и вновь запустил шар в воздух.

Поднявшись, я ткнула в него пальцем:

– Этим ты мне не помогаешь!

– Я предлагал, – пожал он плечами. – Ты сама отказалась!

Марк сидел на полу в паре метров от меня, скрестив ноги и с любопытством наблюдая за моими неудачными попытками отработать прием бокового захвата.

– Разве ты вообще не должен быть на этой вашей… встрече всевышних?

Марк изогнул бровь.

– Ты про собрание Нейка Брея? Даже если я выколю себе глаза и оглохну, уверен, они найдут способ донести до меня очередные малоприятные известия. К тому же, – он бросил на меня быстрый взгляд, вновь подкинув игрушку вверх, – я же вижу, как тебе необходима моя моральная поддержка.

Поджав губы, Марк приторно улыбнулся.

Наклонившись, я резко подалась вперед, на этот раз намереваясь воспользоваться элементом неожиданности и захватить ноги операционки, однако машина опередила меня на долю секунды, увернувшись и ударив коленом в живот, отчего я моментально свернулась пополам и рухнула вниз.

– Девять, – обреченно присвистнул Марк.

Я в ярости ударила кулаками по мягкому полу.

– Ты рассеянна, – констатировал он, – твое тело не понимает, что ты делаешь, поэтому ничего не выходит.

– Никак не могу перестать думать обо всем, что случилось, – поднявшись, я постаралась отдышаться, – о Мельнисе. Слишком много несостыковок и дыр. Например, вы сказали, что прислали подмогу, лишь когда сигнал базы пропал. То есть когда кристанские войска начали бомбардировки спустя почти трое суток после прибытия! Почему не раньше? Почему на Мельнисе, видя приближающиеся корабли Диспенсеров, не забили тревогу? Неужели они всерьез рассчитывали справиться с атакой имперского флота, не обращаясь за помощью?

– Мы задавались этим вопросом, – ответил Марк. – Но на протяжении всех этих трех дней мы не получали никаких сигналов из системы Каас. Когда наши люди прибыли на Мельнис, база задыхалась в огне, творилось самое настоящее безумие. Разумеется, мы попытались добраться до администрации, других пунктов управления, откуда с нами и должны были связаться, но все они были уничтожены в первую очередь.

Замерев, я задумчиво посмотрела на Марка, активно соображая.

– Говоришь, уничтожены все до единого?

– И камня на камне не осталось. Все филиалы администрации буквально стерты в порошок и… – Марк прищурился: – Мне не нравится этот твой взгляд!

Уловив краем глаза вкрадчивое движение операционки, я с разворота ударила правой ногой по ее коленям, после чего, пригнувшись, обхватила их двумя руками и повалила ее на пол.

– Десять, – бросила я, тяжело дыша, и, приподняшись на коленях, торжествующе посмотрела на Марка. – Кажется, мне как можно скорее нужно найти Дору.

* * *

Алик был прав, когда сказал, что одно присутствие Доры оживляло геологический отдел так, что буквально каждый из присутствующих стоял на ушах. Обладая нечеловеческой работоспособностью и концентрацией, она круглые сутки, словно тень, перемещалась от одного экрана до другого, уделяя внимание одновременно десяткам задач, держа в голове каждую цифру и схему и ни на миг не давая спуску даже самым рядовым сотрудникам. За неделю мне так и не удалось застать момент, когда она, окончательно выбившись из сил, позволяла себе несколько часов сна. Честно сказать, я все больше склонялась к мысли о том, что она и вовсе не человек, а операционка.

Добравшись до геологического отдела, я обнаружила Дору в считаные секунды и мысленно поблагодарила природу за ее великаний рост. Времени на то, чтобы переодеть тренировочную форму, не было, поэтому я направилась к ней прямо так – в прилипшем к телу защитном костюме и со взмокшими, взъерошенными волосами. Заприметив меня за несколько метров, Дора, словно предчувствуя неладное, нахмурилась и будто еще больше вытянулась в высоту.

– Сколько пунктов управления было уничтожено на Мельнисе? – с ходу спросила я.

За несколько дней работы я хорошо усвоила то, как сильно Дора не любила рядовые формальности и вежливое словоблудие, а потому предпочитала переходить к сути с первых секунд разговора.

– Все, – обернувшись, ответил за нее Арон, худощавый долговязый парень из подразделения спутниковой разведки, – все до единого. Ничего не осталось.

– Все – это сколько?

– Наши корабли сели на Мельнисе спустя примерно пять земных часов с того момента, как их сигнал пропал, – отрезала Дора. – Все четыре пункта управления, включая два подземных, были разрушены до основания. Если бы у нас даже было время разгрести завалы, вряд ли бы там хоть что-то уцелело.

– Уцелело, потому что на Мельнисе их пять.

Вероника, которая, как и всегда, была где-то подле женщины, внезапно появилась из-за ее спины и выпучила глаза.

– В смысле – пять? – спросила она, бросив короткий взгляд в сторону Марка, что в растерянности замер за моей спиной.

– На Мельнисе пять пунктов управления, – чувствуя, как адреналин закипает в крови, я с нетерпением обратилась к Доре. – Один из пунктов управления – пятый – находится не в центре, а на окраине базы, где «мертвая зона». Рядом с ней также есть запасной аэродром. Пятый штаб был резервным, как раз на случай полномасштабных военных действий. Именно туда должна была эвакуироваться администрация при бомбардировках, к нему ведут подземные тоннели от других четырех центров… Мне нужно показать. – Я посмотрела на Арона. – Сможешь открыть план базы Мельниса?

Кивнув, юноша быстро обернулся к экрану. Через несколько секунд перед нами появилась карта.

– Один, второй, третий, четвертый, – я очертила рукой незримую линию, указывая на нужные пункты на экране, – и пятый. Вот тут. На схеме здесь пустынная зона, но, если проанализировать, именно эта точка – связующая между всеми остальными. Пятый пункт управления здесь.

– Но как такое возможно, чтобы его не было на карте? – изумленно пробормотала Вероника.

Дора бросила на меня многозначительный взгляд.

– Вы не были там, верно? – обратилась я к ней.

– Нет, – сухо ответила она, прожигая меня глазами.

– Но откуда нам знать наверняка, что штаб вообще там есть? – непонимающе возмутился Арон, но и я, и Дора оставили его вопрос без внимания.

– Вы знаете, там будут все данные, резервные копии, записи разговоров. Это поможет нам! – Встав, я с силой вцепилась в спинку кресла Арона. – Дайте мне самый мелкий корабль и пару человек. Я прожила на Мельнисе два года и выучила эту базу вдоль и поперек. Я знаю, как быстро туда добраться.

Прикрыв глаза и медленно выдохнув, женщина обессилено покачала головой:

– Исключено.

Я удивленно воскликнула:

– Почему?!

– Мельнис оккупирована имперскими кораблями, они ведут там свое расследование. Мы и в систему Каас не сможем войти незамеченными, не то чтобы приземлится у миротворцев под носом.

– Сможем, – сказала я, чувствуя, как челюсть сводит от напряжения. – Я знаю путь. Пятый штаб конструировался как эвакуационный, как раз на случай, если база будет захвачена. Снаружи он выглядит как пустырь в двадцати милях от жилых районов. Войска Диспенсеров нас не заметят, просто нужно сделать все правильно.

– Ничего не понимаю, – тихо возмутилась Вероника, – почему мы говорим так, будто этот штаб и вправду существует. У нас десятки карт Мельниса, и ни на одной его нет… Это что, системная ошибка?

Слова помощницы Дора, как и прежде, проигнорировала.

– Слишком опасно, одна я не могу дать на это согласие, – сказала она.

Я сглотнула:

– И какие варианты? Другого шанса у нас не будет.

– Нейк Брей, – мучительно выдавила женщина. – Нужно его согласие.

Обернувшись, я с надеждой посмотрела на Марка.

– Нет, – отрезал он, прочитав мои мысли и предостерегающе выставив руки. – Это чертовски плохая идея. Чистое самоубийство.

– Где собрание, Марк? – требовательно спросила я.

– Остановись. – Он испуганно перехватил мою руку. – Серьезно, не смей.

– Второй ярус, первая дверь направо по коридору, но нужно спешить, – сухо сообщила Дора, слегка кивнув, и я сорвалась с места.

От геологического отдела, который находился на пятом ярусе, до второго было от силы три минуты пути, но никогда еще ни одна дорога не казалась мне такой долгой. Я бежала что есть силы, сбивая с ног испуганных зевак и не оборачиваясь на их возмущенные возгласы. Я знала, что Марк несется следом, небрежно расталкивая всех на пути, слышала его отчаянные возгласы и возмущенный шум толпы. Кажется, он впервые был так напуган. «Второй ярус, первая дверь направо по коридору», – мысленно повторила я, чтобы не сбиться. Уже близко, осталось совсем немного. Заветная дверь возникла сразу за поворотом: в ту же секунду, с силой дернув ручку, я распахнула ее и оказалась внутри.

Я помнила, как Алик упоминал, что на базе скрывались порядка двадцати семей лиделиума, но почему-то мне и в голову не приходило, что собрания предполагались далеко не только для жителей Диких лесов. В огромном овальном зале за длинным вытянутым столом находилось не менее пятидесяти человек, но часть из них были лишь световыми проекциями. Присутствующих было так много, что им пришлось разместиться вокруг него в три ряда.

Стоило двери распахнуться, как все разом повернулись в мою сторону. В растерянности замерев и быстро окинув помещение взглядом, я поняла, что многих из членов собрания уже видела во время первого допроса на хертоне. Я узнала грузного и излишне хмурого мужчину, что сидел, сгорбившись, ближе всего ко мне, – кажется, его звали Карл Багговут. Узнала светловолосую девушку – одну из тех, что пила кофе, с обывательским любопытством наблюдая за мной тогда. Еще несколько лиц из толпы показались мне знакомыми. Чувствуя, как пульс бьет по вискам, я бешено метала взгляд по членам собрания, пытаясь обнаружить Нейка Брея, однако, когда мои глаза наткнулись на Алика, то невольно задержались на нем дольше, чем это было нужно.

Он, казалось, был совершенно растерян и с изумлением глядел на меня в упор, будто я была привидением. Рядом с ним, по левую руку, я заметила девушку с гладкими темными волосами и с такими же миндалевидными глазами, как и у него самого. Явно родственница, однако на ее лице не было и намека на ту трогательную теплоту, свойственную Алику. Я с удивлением смотрела на незнакомку – слишком долго, чтобы это осталось незамеченным, и тут мой взгляд скользнул вправо, и я увидела Андрея. Вопреки моему желанию, сердцебиение тут же участилось, пригоняя краску к лицу: он прожигал меня таким убийственным взглядом, что мне захотелось провалиться под землю. Поэтому, когда мои глаза наконец нашли Брея – тяжело согнувшись, он сидел в правой части стола, – я почувствовала невероятное облегчение.

– Прошу прощения, – сглотнув, сказала я, прикладывая все усилия, чтобы мой голос прозвучал как можно тверже, – но мне нужно с вами поговорить. Это срочно.

Нейк бросил на меня равнодушный взгляд. Выпрямившись и прочистив горло, он уже собирался ответить, как в другом конце зала я краем глаза уловила движение и знакомый голос нарушил напряженную тишину:

– Господа, рады представить вам Марию Эйлер, местную сумасшедшую, – радостно огласил Питер Адлерберг, оживленно махнув рукой в мою сторону. – По большей части она безобидна, но остерегайтесь ее вопросов, их количество и назойливость сведут вас в могилу.

Не сдержавшись, я тут же скривилась и одарила его пренебрежительной гримасой.

– Как тренировочка? – вежливо осведомился Питер, оглядев меня с ног до головы. – Пришли поделиться с нами своими успехами? Уверен, это дело чрезвычайной важности!

– Сумасшедшая? – обеспокоенно воскликнула голограмма женщины преклонных лет по другую сторону стола. Очевидно, предостережения Адлерберга она восприняла очень даже серьезно. – Еще одна?

– У нас на Ривере таких несколько сотен с Мельниса, – понимающе подтвердила другая голограмма, на этот раз худощавого мужчины с сухим вытянутым лицом.

На несколько минут в помещении поднялся оживленный шум десятков голосов, сумбурно высказывающих свои жалобы и опасения насчет сложившейся ситуации. С нетерпением они перебивали друг друга, втягивая в обсуждение все новых и новых участников, и скоро я уже почти не отличала зал заседаний от местного базара, что был недалеко от моего дома на Кериоте. Я заметила, как на лице Андрея промелькнуло еле заметное облегчение, однако в следующий момент он, не в силах выносить поднявшийся галдеж, устало приложил пальцы к вискам. Ошеломленно осматривая публику, я вновь встретилась глазами с Аликом, который с трудом сдерживал улыбку. Питер Адлерберг и вовсе заходился в неистовом хохоте, явно в восторге от наведенной суеты.

Нейк Брей между тем, устало поднявшись из-за стола, незаметно для всех прошел к невысокой стойке в другом конце зала. Из нее он невозмутимо достал графин с темным содержимым, наполнил стеклянный стакан и разом опрокинул его в рот.

– Что вам нужно, Мария? – наконец спросил он, поморщившись от жгучей порции алкоголя.

Он говорил спокойно, даже не пытаясь перекричать толпу, но его низкий хриплый голос прозвучал в окружающем хаосе на удивление четко. Уловив его, все присутствующие один за другим начали умолкать, пока зал вновь не погрузился в полную тишину.

– Корабль и двое геологов, чтобы я могла отправиться на Мельнис.

Не оборачиваясь, Нейк хрипло засмеялся, небрежно вытирая губы рукавом:

– С какой это радости?

– Я знаю, где находится пятый штаб Мельниса, – осмелев, ответила я. – Дора рассказала мне, что все пункты управления, отмеченные на плане базы, были уничтожены в ходе бомбардировок. Пятый штаб не обозначен, но он там есть. Вероятность того, что он остался нетронут, очень высока. Я знаю, где он, и знаю, как к нему добраться.

Кажется, мои слова наконец смогли произвести на Брея впечатление, и в его глазах впервые промелькнуло легкое подобие любопытства. Присутствующие же заметно оживились, устремив на меня удивленные взгляды.

– Диспенсеры дышат нам в спину, – быстро продолжила я, стараясь не обращать на них внимания. – У нас нет прямых улик их причастности к бомбардировкам, так же как нет никаких свидетельств нашей невиновности. Время идет, и, как только это дело будет принято Конгрессом и передано в Верховный суд, оно закончится. Другого шанса не будет.

– О чем она говорит, Нейк? – Подал голос рослый темнокожий мужчина за столом. Кажется, он принадлежал к династии Кастелли, о которой мне кратко рассказывал Алик, но я не была до конца уверена. – Разве база Мельниса не стерта в порошок?

Чувствуя, как от волнения кровь шумит в ушах, я, не отрывая взгляда от герцога, нервно облизала губы.

– Что еще за пятый штаб? – спросила голограмма высокого мужчины, в котором я с удивлением уловила мягкие черты былой красоты. Его лицо было покрыто возрастными морщинами, а в темных волосах сквозила седина, но даже сейчас, несмотря на достаточно преклонный возраст, что-то в его внешности показалось мне отдаленно знакомым…

– Мистер Адлерберг, давайте позволим нашей гостье закончить, – прервала его стройная светловолосая женщина из второго ряда. Прямая благородная осанка выделяла ее из толпы.

Ну конечно, Адлерберг, как я сразу это не поняла? Однако, когда я с немым вопросом обратилась к Питеру, желая утвердиться в своих догадках, тот моментально отвел глаза.

– Не могли бы вы нам подробнее рассказать о пятом штабе, юная леди? – вежливо, но холодно поинтересовалась незнакомка. – Насколько нам известно, на Мельнисе их было всего четыре.

Я вопросительно посмотрела на Нейка Брея.

– Вы уверены? – тихо спросила я.

– У меня нет секретов от многоуважаемой миссис Ронан, – скривился герцог, бросив пренебрежительный взгляд в сторону женщины. – А у вас?

Сглотнув, я нервно переступила с ноги на ногу.

– Пятый штаб был сконструирован как секретный на случай эвакуации, если все остальные будут взяты под контроль врагом. Он связан с другими четырьмя пунктами управления и, разумеется, подключен к единому хранилищу данных. Если до него добраться, то мы получим доступ ко всей документации базы, спутниковым системам слежения, записям разговоров – всему, что поможет нам без проблем восстановить хронологию событий на Мельнисе.

– Если штаб секретный, откуда вам известно о нем? – с плохо скрываемым презрением спросил мистер Адлерберг, смерив меня взглядом, полным отвращения, от которого меня вмиг бросило в холодный пот. Я поразилась тому, насколько явным было в тот момент его сходство с Питером.

Сжав ладони в кулаки, я приказала себе не обращать на это внимания.

– Пару лет назад мне довелось работать в геологической команде Рейнира Триведди, который разработал план большей половины всех существующих повстанческих баз. В целях безопасности в конструкции каждой из них был спроектирован секретный штаб, что намеренно не указывался на картах. Как правило, он спрятан в «слепой зоне», на случай, если база будет оккупирована и понадобится путь отхода. Изначально предполагалось, что знать о нем должен только руководитель базы, местный глава геологического отдела и узкий круг доверенных лиц на их усмотрение.

– Но почему? – возмутилась мисс Ронан.

– На случай предательства, – ответила я, прямо посмотрев на нее, – среди своих.

Мой взгляд машинально скользнул в сторону Андрея, и на секунду я заметила, как он коротко сжал пальцы в кулак, после чего развел их в стороны. Мимолетный жест, выдавший его волнение, в отличие бесстрастных глаз.

– Этот Триведди и правда был гением, – вздохнув, подал голос Алик.

Я повернулась к Нейку Брею: он казался отстраненным.

– Я знаю не только где был скрыт пятый штаб на Мельнисе, но и как к нему добраться, чтобы нас не засекли кристанские миротворцы. Умоляю, дайте мне корабль и двух человек: в случае неудачи вы ничем не рискуете.

– Какой бред! – выкинул мистер Адлерберг, отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи. – Откуда нам вообще знать, что она говорит правду?

– Какой смысл мне врать? – возмутилась я, чувствуя, как покрываюсь пунцом. – Я потеряла на Мельнисе своих друзей, свой дом и… свою память. Думаете, меня меньше вашего волнует причина этого?

– Мне нет никакого дела до того, что вас волнует! – взревел мужчина. – Вы считаете, что имеете право врываться сюда, говорить с нами и еще чего-то требовать, ставя под угрозу чужие жизни! Вы, которая, как мне известно, не смогли справиться даже с одним-единственным безумцем, имеете наглость стоять здесь и просить нас об услуге?

– Роберт, мне кажется сейчас не время… – пробормотал кто-то в глубине зала.

– Мистер Адлерберг, я попрошу вас успокоиться, – сквозь сжатые челюсти произнес Андрей, подняв на мужчину ледяной взгляд зеленых глаз, и я с изумлением заметила, что он с трудом сдерживает раздражение. – Мария – наша гостья и невероятно ценный специалист, и я требую, чтобы к ней все без исключений относились с должным уважением.

Неожиданное заступничество ошеломило меня даже больше, чем внезапные обвинения Роберта Адлерберга, поэтому, когда я повернулась к его полупрозрачной голограмме, мой голос прозвучал на удивление твердо.

– Если вы про Михаила Перха, то вы правы, его смерть – моя вина, но…

– Ваша вина? – прервала меня миссис Ронан. – Вы же про того несчастного пилота? Разве он скончался не от сердечного приступа…

Я бросила испуганный взгляд в сторону Алика, из лица которого моментально ушла вся краска.

– Все верно, дорогая Амелия, – подхватил Питер, выдавив галантную улыбку в адрес женщины. – Мария, как слишком впечатлительная особа, считает, что это ее вина, что она так и не успела пообщаться с Михаилом перед смертью. Она убеждена, что, если бы ей удалось заставить его вспомнить, что ему есть ради кого жить, это бы его спасло.