Читать онлайн Наследник для чужого мужа бесплатно

Глава 1. Влада

Юлька сошла с ума. Случилось это знаменательное событие в субботу в половине восьмого вечера. Я как раз стояла перед холодильником и лениво размышляла на тему – если я выпью вина одна выходным вечером, означает ли это, что я окончательно поставила на своей личной жизни жирный крест? Бутылка была холодной, на улице жарко, мысли мои ворочались неторопливо… И тут позвонили в дверь. Я открыла, усмехнувшись – а может, рано ещё крест?

Нет, не рано. Самое время. За дверью стояла моя сестра.

– Привет, – поздоровалась она и прошла в квартиру.

Юлька – это полтора метра великолепия. Маленькая леди, вот кто она. Я всегда чувствовала себя рядом с ней слишком высокой, слишком громкой, слишком неуклюжей… Наверное, на неё – миниатюрную блондинку с безукоризненным поведением и вкусом – стоило равняться, но вместо этого я старалась её избегать. На это у меня было миллион причин. Юля чувствовала и не лезла. Виделись мы редко. А теперь вот… пришла.

– Привет, – ответила я, решив, что вино и правда плохая идея.

Леди в одиночестве не квасят. Юлька прошла в кухню, присела на самый край стульчика и выжидающе на меня посмотрела. А потом сказала:

– Роди мне ребёнка.

– Тебе? – переспросила я, слишком ошарашенная для того, чтобы выразить свои эмоции.

– Нам, – поправилась она. – Мне и Юрке.

И тут меня прорвало. Я смеялась и не могла остановиться, Юлька терпеливо ждала. Ждать она умела, в этом ей не откажешь.

– Ты сошла с ума, – констатировала я, отсмеявшись.

Сестра вздохнула. Да, иметь со мной дело непросто, особенно таким, казалось бы, благоразумным создания. Впрочем, судя по всему, благоразумие осталось в прошлом.

– Ты здорова. Ты моя сестра. Я бы не хотела, чтобы моего ребёнка вынашивал чужой человек. И тебе очень нужны деньги. Я заплачу. Я полностью оплачу услуги суррогатного материнства, отпуск, в который ты уйдёшь, чтобы не пошли слухи о твоей беременности, и закрою кредит за твою квартиру.

Да, черт побери! Мне нужны деньги. Они мне всегда нужны, я привыкла и справляюсь много лет. И кредит выплачу, никуда не денусь. И все это без аренды своей матки. Я решила, что пришло самое время для выпивки. Открыла холодильник, достала бутылку. Пробка заткнута неплотно – я уже выпила два бокала в прошлую субботу. Её я вытащила зубами. Налила вино в чайную кружку и демонстративно отхлебнула.

– Совсем не меняешься, – вздохнула Юля. – Как была ежиком, так и осталась. Ты подумай, пожалуйста.

– Суррогатной матерью может стать только та, у которой уже есть ребёнок, – попыталась я апеллировать фактами.

– Но ты же рожала, – пожала плечами Юля. – Закрой за мной. Я завтра вернусь.

И ушла. Я стояла в кухне и судорожно цеплялась за свою кружку, в которой плескалась пурпурная жидкость. Дверь нужно запереть, но ноги словно приросли к полу. Это… нечестно. Я всхлипнула, осторожно отставила чашку на стол и вышла в прихожую. Там уже сползла на пол, предварительно заперев дверь. Хотелось плакать, но нет, не получилось. Так всегда: слезы подкатывают в самый неподходящий момент, а когда они реально нужны, мои глаза сухи, как пустыня Сахара. Надо поплакать, станет легче.

– Так нечестно, – вслух повторила я.

Да, я рожала. От мужчины, который был мне совершенно неинтересен. С ним бывало весело, он был хорош в постели… не больше. Я не хотела отношений с ним. Мой ребёнок решил иначе, наверное, он был ежиком, как и я. Я не смогла отказаться от беременности, хотя мне было всего двадцать три. И своего сына я выносила. Его отец оказался на редкость порядочным и даже помогал мне, ничего не обещая. Правильно, я и принять бы не смогла его обещаний.

Но… Судьба распорядилась иначе. Мой мальчик прожил лишь три дня. Я даже к груди его приложить не смогла, он все время в реанимации был. Меня пускали к нему два раза в день. Малыш лежал за толстым стеклом, тоненькие ручки и ножки, огромный памперс, шапочка на голове трикотажная, из-под неё тёмные прядки. У меня не было ни одной его фотографии. Да и зачем? И так помню прекрасно. И как глаза открыл серо-голубые, и прямо на меня посмотрел, хотя говорили все – не видит. Я протягивала руку и касалась его – когда разрешали.

Домой я вернулась одна. И даже жить научилась. И не думать о том, что Сахара у меня и в сердце. Подумывала о том, что нужно завести кота. Иногда приходил он – отец моего сына. Я молчала – да что ему сказать? Он уходил. Потом стал приходить все реже. К четвёртому дню рождения сына я узнала, что он женился. Правильно, в нем же нет Сахары. Я не обиделась – все было так, как и должно быть. Надеюсь, у них все будет хорошо, и детки родятся здоровые…

Вино я все же допила. И в кружке, и то, что в бутылке оставалось. Проснулась с каменной головой в восемь утра от истеричных звонков в дверь. Я уже знала, что это снова она – моя старшая сестра. Юлька по какому-то недоразумению родилась жаворонком и искренне не понимала, как можно спать в восемь утра…

– Привет, – спокойно сказала она, словно все происходящее нормально. – Отвратительно выглядишь, тебе нужно меньше пить.

Я фыркнула и ушла в ванную. Видок и правда – краше в гроб кладут. Я приняла душ, в глубине души надеясь, что Юля не станет дожидаться, уйдёт. Но маленькая железная леди была на редкость терпелива.

– Юля, – снова повторила я, – ты сошла с ума. Не приходи ко мне больше, пожалуйста.

– Я не могу, – прошептала она. – Ты мой последний шанс. Я бы рада уйти, но… вернусь.

– Ты требуешь от меня невозможного.

Она поднялась мне навстречу и… обняла меня. Я замерла, пораженная. Когда мы обнимались? Никогда, наверное. Я была выше сестры на добрых двадцать сантиметров и сейчас могла вдоволь любоваться идеально уложенной макушкой. И думать. Господи, ну что сделать, чтобы она перестала рвать мне сердце?

– Наверное, бабушка там в восторге, – сказала Юлька куда-то в мой халат. – На том свете. Наверняка, в аду. Она всегда так искренне нас ненавидела. Помнишь, говорила, что мечтает, чтобы род на нас прервался? Накаркала, старая ворона… Твой малыш умер, а моего вовсе не будет. Я тебе не говорила, мы же… так далеки друг от друга. Но у меня было уже три попытки ЭКО, три, понимаешь? И две попытки суррогатного. И тогда я поняла. Только ты сможешь родить мне ребёнка.

Я молчала. Это моё проклятье, в такие моменты из меня исчезают и слова, и слезы. Возможно, было в нас с сестрой что-то общее. Возможно, мы могли бы стать ближе. Но… не получилось, наверное, не получится никогда.

– Ты просто обещай подумать, – попросила она. – Мне этого хватит, чтобы притворяться счастливой до самого вечера.

Разве могла я отказать ей в такой малости?

– Обещаю, – сказала я, ненавидя себя. – Подумать.

И Юлька снова ушла, оставив только лёгкий шлейф своих духов, таких же изысканных, как она сама. Я осталась лелеять свое одиночество. Впрочем, грех жаловаться – я к нему привыкла.

Следующим утром дисциплинированно вышла из дома в восемь. Машину я продала, когда поняла, что не справляюсь. Вот выплачу кредит за квартиру, потом уже машина. Поэтому на работу добиралась общественным транспортом, а если тепло, так вовсе пешком, благо недалеко. На улице ещё не было жарко – утро. Значит, пешком. Но…

– Садись, – раздался мужской голос. – Подвезу.

Его я узнала бы из тысяч даже в гомонящей толпе. Коленки попытались стать ватными, но я велела им вести себя как положено, то есть держать меня на ногах ровно. Дверь машины приглашающе открылась, я села. Интересно, сколько я уже Юрку не видела? Давно. Больше года прошло. Точно, на прошлое восьмое марта он меня поздравил. Привёз букет роз… В этом году нет, хотя я ждала.

Юрка появился в моей жизни, когда мне было шестнадцать. Привела его Юля. Именно привела, за ручку. Ей было двадцать один, Юра на год старше. Он… таким красивым мне показался, невыносимо. Хотя почему показался? Он и правда самый красивый мужчина в мире. Ну, в этом городе точно. Тогда я влюбилась в него всеми фибрами подростковой души. Крепко, казалось – навсегда. И опять же – не казалось. Юрка, это моя Сахара. Горячая, жгучая, оставляющая после себя только выжженный солнцем песок. Двенадцать лет прошло, а я никак не вылечусь. И опять же – смирилась. У каждого человека свои болезни. У меня Юрка. Могло быть и хуже, моя, по крайней мере, не смертельна.

– Приходила? – спросил он.

Я кивнула, все ещё стараясь на него не смотреть. Потом не удержалась, повернула к нему голову. Зря боялась – ему дела до меня нет, хоть все глаза прогляди. Интересует его в данный момент только дорога. Ещё Юлька, но она всегда.

Он всегда был особенным. Таких, как он, больше не было. Не в моём окружении. Даже с имени начиная – в моем детстве все мальчики были Сашками и Сережами. Теперь на детских площадках Аполлоны и Плутоны. А он – Юрка. Ю-Ю называла их дуэт сестра. Юлька и Юрка. Да, все же они идеальная пара, как ни крути.

– Вбила себе в голову, – озадаченно пробормотал чужой мужчина моей мечты. – И не выбить никак.

Я стиснула сумочку и закрыла глаза. Какого хрена мой офис так близко? Надо устроиться на работу на другой конец города – а вдруг повезёт, и он ещё раз меня подвезет? И тогда я буду сидеть так близко от него гораздо дольше, чем десять минут.

Нет, я никогда не смела даже в мыслях разрушить эту пару. Да это и невозможно. Но… насладиться тем, что он так близко, разве это грех? Уж этого у меня никто не отнимет. Надо спросить у него что-нибудь, чтобы говорил, а я буду слушать, впитывать его голос…

Автомобиль замер, я открыла глаза – мы на парковке перед зданием моего офиса. Я не говорила Юрке, где я работаю, но он такой – все знает. Поэтому я даже не удивлена. Дернула за ручку – надо выходить, все хорошее заканчивается рано или поздно. В моем случае – слишком рано.

– Подожди.

Я замерла. Сказать ему, что могла бы просидеть в машине на парковке целую вечность, не поверит. Он хороший, Юра. Не стоит его смущать. Я просто… подожду. Послушаю. А потом унесу его голос в себе.

– Она не может тебя заставить, – сказал Юра. – Точнее, может – кому я вру?!. Но ты не должна ей этого позволить, слышишь, ёжик?

Ёжик… Так меня раньше Юлька называла, и порой у неё это до сих пор проскальзывает.

– Ты хочешь ребёнка? – мой голос охрип, каждое слово просто мучительно.

Он улыбнулся. Надо сохранить его в памяти таким. Усталым, озабоченным, с этой чуть грустной и одновременно ироничной улыбкой. Волосы чуть отросли, наверное, не успевает заскочить в парикмахерскую. Идеально белая рубашка, галстук, дорогой костюм… Всё это мишура – я понимаю, но не смею скользнуть взглядом к его лицу, вот и разглядываю галстук.

– Хочу, – наконец, раздался после долгого молчания его голос. – Мне тридцать четыре года. Можно сказать, созрел… Но не такой ценой, понимаешь? Я помню тебя, когда поехал за тобой в роддом. Все с кульками в руках, шарики ленточки, а у тебя в глазах пустота. Нет, мы не имеем права отнять у тебя ребёнка. Если ты решишься рожать снова, то только для себя…

Я осмелела и подняла взгляд. Глаза у Юрки сине-зелёные. В зависимости от освещения. Мне всегда казалось, что в них плещется море, глубокое, бескрайнее. Ресницы пушистые девчачьи, резкие черты лица. О да, он красив, муж моей сестры.

Наверное, в тот момент я и поняла, что рожу этого ребёнка. Не для моей сестры, для которой мнение чужих людей было более ценно, чем чувства младшей сестры. Я рожу ребёнка, чтобы Юрка был счастлив. Пусть это счастье будет рядом с Юлей. С этим же я тоже смирилась, правда? Юлька будет хорошей мамой, я не сомневаюсь. А Юрка – лучшим в мире папой.

– Пока, – сказал он. – Извини, что я так редко заезжаю.

Все нормально. Он же Юлина игрушка, а она своего из рук не выпускает, наша маленькая леди.

– Пока, – эхом отозвалась я.

И на негнущихся ногах по асфальту, который норовил расплыться перед глазами. Интересно, он сразу уехал, или ещё сидит в автомобиле, смотрит мне вслед и думает о своей маленькой жене, о том, как сделать её ещё счастливее? Дошла и обернулась – автомобиля не было.

– Господи, какая же я дура! – восхитилась я.

Работа у меня невероятно скучная, такая же, как и моя жизнь. В основном я отвечала на телефонные звонки, порой звонила сама, не стесняясь надоедать, коли того требовали мои работодатели. Часто просто читала, маскируясь под активную рабочую деятельность, и весьма в этом преуспевала. Но сегодня все было иначе, и даже читать не получалось. Казалось, все коллеги смотрят на меня подозрительно, словно у меня на лбу огромными буквами написано – ДУРА. Именно дурой я себя и чувствовала. Но понимала – решилась. Юлька заразила меня своим сумасшествием. Я рожу этого ребёнка, пусть это даже меня убьёт. В конце концов, каждый человек должен сделать что-то хорошее в своей жизни. Я бы подарила Юрке всю себя, но я ему не нужна. Поэтому я просто рожу ему ребёнка.

В обеденный перерыв я не пошла в столовую – все равно не сумела бы проглотить и кусочка. В здании было пусто, только гулкое эхо моих шагов. Я прошла до конца коридора, уселась на подоконник рядышком с чахлым растением в горшке. Его я жалела, поливала и порой даже подкармливала удобрениями. Он такой же несуразный и ненужный, как я. Помедлила. Достала телефон. Пальцы чуть дрожали. Господи, что я делаю? Но раздумывать – только мучить себя.

– Ты ещё можешь передумать, – сказала сама себе. И потом себе же: – Но ты же не передумаешь…

Я с трудом нашла номер сестры – мы и правда общались с ней очень редко, поэтому он был в самом конце записной книжки телефона. Набрала. Юля взяла трубку сразу, словно ждала звонка.

– Да?

И тишина по обе стороны. Она ждёт, возможно, даже не дышит. Тишина, кажется, тягучей, словно варёная сгущёнка из детства, в которой ложка стояла. Только никакой сладости этот разговор не обещал.

– Юль, я согласна. Я рожу вам ребёнка.

Вам, не тебе. Интересно, заметила ли она эту оговорку? Если да, то постаралась не обращать на неё внимания. Снова зазвенела тишина.

– Спасибо, Влада.

Глава 2. Юра

Иногда я вдруг задумывался о том, люблю ли её. Эта мысль пугала. Я любил её… четырнадцать лет. Это я вам скажу, срок. Теперь, когда это время пролетело, казалось в миг я оглядывался назад и пугался мрачной мощи цифр. Мне тридцать четыре года. Четырнадцать лет из них я люблю Юлю. Просто люблю и все. Задумываться над этим не стоит.

Она расчесывала волосы. Это целый ритуал. Бережно сушила их без использования фена, потом брызгала на них жутко сладкой штукой – я от неё чихал. Затем расчесывала мягкой щёткой сидя перед зеркалом. Обнаженной. Светлые волосы струились по спине, лицо сосредоточенное, движения размеренные, а я… думаю, люблю ли её.

– Влада родит ребёнка, – будничным тоном сообщила она. – Нам.

Так, словно сказала – дождь собирается. Все нормально, дождь, он же случается часто, порой даже каждый день. Ничего аномального не происходит. В этом вся Юля. Что бы не происходило, она спокойна. Каждый раз, когда анализы показывали не состоявшуюся беременность, она спокойно откладывала листы бумаги, перечеркивающие в очередной раз нашу жизнь и спокойно говорила – не в этот раз, Юр. Доставала зеркальце и проверяла насколько идеально держится на губах помада.

Я бы мог подумать, что ей все равно, моей упрямой маленькой девочке. Что она просто равнодушная эгоистка. Но я знал, какие демоны терзают её изнутри. Она привыкла запирать их глубоко в себе, так глубоко, что не заглянуть, Юлька словно колодец бездомный, темный – бросишь в него камень и не услышишь всплеска.

И сейчас… идёт вечер вторника. Обыденный вечер. Сколько она держала в себе эту весть, переваривая изнутри и её, и себя саму? Порой мне хотелось схватить её за плечи и трясти, чтобы вытрясти, выдавить из неё чувства. Чтобы волосы растрепались, слезы по щекам, лицо сморщилось некрасиво, чтобы кричала на меня, злилась.

– Ты её заставила? – спросил я, стараясь тоже не выдавать своих чувств. Жизнь с Юлей меня вполне к этому приучила.

– Нет, ей просто очень нужны деньги. Мне нужен ребёнок. Все нормально.

Я сжал зубы. Я понимал, что ничего в этой жизни не нормально, с тех пор, как я четырнадцать лет назад встретил Юлю. Она стояла в толпе студентов, такая отличная от остальных… Маленькая, а заметно издали. Она уже тогда создала себе свод правил и жила строго его придерживаясь. Нет, она не сразу ответила на мои ухаживания. Скрывалась, пряталась. Стыдилась того, что живёт в общежитии, а ведь прописку имела городскую. Причина открылась тогда, когда Юля сдалась. Она познакомила меня со своей семьёй через год. Тогда я, наверное в первый и последний раз видел, как она волнуется.

Семья у неё была маленькой. Бабушка, чопорная старуха, которая вела себя так, словно она отпрыск королевской семьи, не меньше, и сестрёнка подросток. Владка-ёжик. Она и правда ежиком казалась. Милая, несмотря на подростковую угловатость, высокая и стыдящаяся своего роста. Она смотрела на Юльку с благоговением и страхом.

– Пришла, – констатировал старуха.

Юля сжала мою руку и кивнула. Ах, если бы я знал, что тот случай первый и последний в моей жизни, когда я вижу чувства будущей жены наизнанку, я постарался бы запомнить каждый момент.

– Это Юра…

Старухе было плевать, как меня зовут. Ей было плевать и на внучек тоже. Они были для неё бременем, которое взвалила на неё глупая, не оправдавшая надежд дочь. Сбежала в восемнадцать с парнем, у которого ни роду, ни племени, университет бросила, а потом вернулась побитой собакой с двумя маленькими девочками. И… зачахла через год. Не удивительно, с такой-то матерью.

Она поила меня чаем. Каждый глоток вставал поперёк горла. Старуха была бы рада меня спровадить, но приличия много для неё значили. Она и внучек вырастила приличия ради – если сдать в детский дом, то слухи пойдут. Позже женщины ушли на кухню, оставив меня в просторной комнате одного. Квартира была удивительно большой, их дед был значимым человеком в советах. Но… квартиру она завещала племяннику. Я томился, разглядывая фотографии на стенах, многие из них – вековой давности. И ни одного изображения внучек. Потом вышел в коридор. Гулко и методично позвякивала посуда, журчала вода.

– Не думай даже, – равнодушно и спокойно говорила старуха. – Что я выращу и твоих ублюдков. Я свой крест почти донесла, ещё три года и Владе восемнадцать. Потом делайте, что хотите, но отвечать будете сами. И за себя, и за приплод свой…

Я не раз вспоминал эти слова, когда попытки забеременеть заканчивались крахом раз за разом, каждый месяц, который Юлька перечеркивала в своём календарике крест-накрест. И ещё Владку, которая вышла из кухни с полотенцем в руках и поняла, что я стал невольным свидетелем разговора. И испугалась мгновенно – может, думала, что уйду, ближе познакомившись с бабулей? Она не умела прятать эмоций, ёжик. Бабушка исковеркала их обоих, но Владе пришлось хуже. Она такая открытая…

– Всё хорошо, правда, – шёпотом сказала она. – Бабушка… она такая. Вот и все.

И улыбнулась. Вот что она всегда умела, так это улыбаться. У Юли улыбка была рабочей, для каждого случая – своя, отрепетированная, подготовленная. А Владка искренняя. И мне так жалко стало этого ребёнка, запертого в огромной квартире с сумасшедшей, доживающей век бабкой. Вспомнил про свою сестрёнку, ровесницу Влады – свистушка и хохотушка. Уж если она улыбается, то во все тридцать два зуба.

Я увлек Владку за собой на диван. Коснулся её руки, она вздрогнула. В моей семье нормальными считались объятия, а тут старались друг друга не касаться. И рассказал ей про свою Наташу, которой шестнадцать, про дачу, старого пса Никодима, который там живёт,  старые липы вокруг, про шашлыки, которые непременно будем жарить в выходные и Владку с собой возьмём. И с моей сестрой они непременно подружатся.

Провожать нас бабка не вышла. Юлька закрылась ещё больше обычного. А Владку я обманул – в пятницу её просто не выпустили из дома. Стояла в дверях, мялась, порой испуганно оборачивалась в квартиру, извинялась… Я решительно отодвинул её и прошёл внутрь. Я ничего страшного в шашлыках не видел, там и родители мои будут, и даже дед. Но старуха была непреклонна.

– До тех пор, пока я её опекун, – отчеканила она. – Никакого непотребства я не потерплю.

Ослушаться у Владки не хватило смелости…. И я был тогда слишком молод. Сейчас все иначе виделось, и быть может и сложилось бы иначе, будь у меня самого чуть больше смелости и мозгов.

Я вернулся в настоящее. Туда где мне уже не двадцать. Хотелось бы сказать, к сожалению, но назад в свою юность не хотелось. Если только для того, чтобы ощутить волшебство первых свиданий с Юлей…

– А почему мы её не забрали тогда? – спросил я и повернулся к жене.

Она сплела простую косу, и теперь та висела вдоль спины змейкой, деля её надвое.

– Кого?

– Владу от вашей мегеры.

– Не глупи. Это всего лишь старая женщина, а не монстр. Я не умерла и с Владой ничего не сталось.

Не умерла, да, но что-то внутри безвозвратно исчезло. Нужно будет съездить завтра, к Владе. У кого-то должны быть мозги, однозначно. Если ей так нужны деньги, я их дам. Не нужно ломать свою жизнь.

– Юль? – позвал я и подошел к ней.

Коснулся спины, провел пальцем вдоль косы, затем намотал её на кулак. Я отражался в зеркале, такой большой, небритый, и она чистая, маленькая, белая с косой… Ладонью по шее вниз, накрыть холм груди, легонько сжать.

– Не нужно, – Юля убрала мою руку и накинула на себя рубашку. – Тебе завтра ещё сперму сдавать, Юр.

Что же, спасибо, что предупредила. А к Владке нужно будет заехать рано утром.

Юля всегда просыпалась первой, даже если по какому-то недоразумению легла поздно . Раньше это раздражало, я по жизни сова и ранние подъёмы для меня смерти подобны. Мне хотелось подольше понежиться в постели, желательно, с женой в обнимку. Но… теперь я даже нахожу в этом плюсы.

Я смотрел, как она неторопливо и обстоятельно наносит макияж. Наготу прикрывает лишь нежно персикового цвета белье, весьма прозрачное. Красивое белье было её слабостью, в этом я её поощрял. Напомнила о себе эрекция. Когда мы последний раз нормально занимались сексом? Наверное, давно.

– Тебе в клинику, – напомнила жена.

Кружевное белье скрылось под юбкой и блузкой. Хлопнула дверь – я остался один. И нежиться в постельке точно не вариант, нужно ехать к Владе, успею поймать её до работы. Жила Влада в длинной ипотечной высотке, что торчала в небо посреди хрущевок. Район был не из самых благополучных, но мне нравились его зелёные дворы, какая-то необъяснимая провинциальность. И дом был… мы недавно сдали жилой дом, за который я мог ручаться. Я бы и скидку обеспечил. Но… две сестры словно параллельные прямые, не пересекаются, узнал я о не самой удачной покупке слишком поздно.

Я припарковался у подъезда, как и в прошлый раз. Закурил. Юльку беспокоило моё курение, я себя ограничил, но полностью отказаться от вредной привычки так и не смог. Минуты шли, Влада не показывалась. Я с трудом вспомнил номер её квартиры и решил подняться сам. Звонок разливался трелью, дверь не открывалась. Я подумал, что у Влады вполне может иметься личная жизнь. Может, её сейчас дома нет. Или есть, но не одна. Тогда я пожалуй буду выглядеть очень нелепо. Я уже было решился уйти, когда дверь открылась.

– Юр? – удивилась Влада. – Привет.

Я удивился тоже. Видимо, слишком привык к собранной Юльке. Владка была… мягко говоря лохматой. Волосы у неё были длинные, тёмные, и сейчас они были весьма живописно растрепаны. Она не одета, зато целиком завернута в одеяло, угол которого волочится по полу.

– Привет. Я не вовремя, извини.

– Да нет, проходи… я просто спала ещё.

И пошла прочь в квартиру семенящим шагом , и угол одеяла следом по полу.

– Работа?

– Я… – она оглянулась, неожиданно покраснела. – Солгала. Что болею.

– Очаровательно, – отозвался я.

На полу единственной комнаты, прямо на ковре в центре комнаты кружевной белый лифчик. Влада покраснела ещё больше и наклонилась его подобрать. Из-под одеяла показалась нога, я отвёл взгляд.

– Прости.

– Всё нормально. Я на кухне подожду.

На подоконнике кактус. На нем цветок. Пушистый, ярко-жёлтый. Сам подоконник покрылся пылью, мой палец оставил на нем заметный отпечаток. Я не был фанатом идеальной чистоты, но Юлька была буквально маньячкой в этом плане, и я отвык от пыли, как и от лифчиков, которые могут лежать на полу. Наверное, не стоило сваливаться, как снег на голову.

Зашумела из ванной вода, вскоре Влада пришла умытой, но все ещё смущённой. Полила кактус из графина, помыла чашки, что скопились в мойке.

– Просто устала, – попыталась объяснить она. – Столько всего навалилось, что я решила просто не идти на работу. Да и все равно через несколько месяцев придётся увольняться, Юля настаивает. Высплюсь…

– Я именно по этому поводу пришёл.

Влада замерла перед открытым холодильником. Тонкая, высокая, волосы в косе через плечо. Я понял, что то и дело смотрю на её ноги, право слово, лучше бы в одеяле ходила, чем в коротких шортах. Впрочем, я гость незваный, как пришёл, так и уйду. Какое право я имею быть недовольным? Просто я до сих пор воспринимал Владу, как подростка, благо все эти годы мы виделись очень редко. А она не ребёнок уже, да. И моя жалость неуместна уже. Нет ни авторитарной бабки, ни детей, которых она вырастила, несмотря на свою нелюбовь.

– Всё нормально, Юр.

Повернулась. Влада высокая, гораздо выше своей сестры. Они вообще совсем не похожи, трудно даже предположить, что сестры. И смотрит на меня почти вровень, нескольких сантиметров не хватает.

– Что нормально? Что ты решила родить ребёнка старшей сестре? Влад… это тебя сломает. Если нужны деньги я дам. Без таких судьбоносных поступков. Юлю не переубедить, но ты и я, мы тоже ответственны за это решение.

Оказывается у неё есть веснушки. Совсем немного, на носу. Раньше я их не видел, а теперь близко так, как никогда, наверное. Глаза серые, но не тусклые, очень яркие. И губы тоже… яркие. Тёмные, словно переспелая вишня. Когда господь создавал их, этих сестер, все краски достались младшей. А старшей, в качестве компенсации особую женственность, которая свойственна только женщинам маленького роста. И да, собранность и фанатичную преданность своим собственным правилам.

Влада улыбнулась. Едва заметно, чуть показалась полоска зубов. Глаза грустные, да и улыбка тоже.

– Так все не по-человечески у нас было. Я часто думаю о том, что если бы мама не погибла, наша жизнь сложилась бы иначе. Я её и не помню, маму. Юля наверное помнит… То, что я хочу сделать, вовсе не жертва. Я не говорю, что мне будет просто. Но… если я могу сделать вас счастливыми, я хочу это сделать. Правда, Юра. Пусть у вас будет счастье. Обычное, как у всех. Чтобы кричал по ночам малыш, а вы не высыпались. Чтобы в восемь утра в субботу ты сидел и клевал носом на детской площадке, потому что ребёнок может спать нормально только на улице, а ты хочешь дать поспать измученной Юльке. Чтобы гора детских вещей, которые непременно нужно перегладить, ты же знаешь свою жену. Подгузники, бутылочки, термометры для воды, коляска в прихожей…

– Перестань, – засмеялся я. – Я сейчас просто передумаю заводить ребёнка.

Она улыбнулась, но теперь уже открыто, без затаенной печали. Насыпала кофе в турку. Вот в этом они с сестрой похожи, что за странный фетиш варить кофе только собственноручно? Меня вполне устраивала кофеварка, но от кофе я не откажусь. У них обеих он получался отменным…

– Всё будет хорошо, – сказала она. – Я в этом уверена. У меня предчувствие волшебства. Странно, да? Я даже не сомневаюсь, что процедура пройдёт отлично. Что я забеременею. И во мне нет тяжести и грусти. Наоборот, странное счастье. Я уверена в своём решении, Юля на меня не давила.

Я наоборот был уверен в том, что мы совершаем страшную ошибку. Как найти слова и переубедить этих двух сумасшедших женщин? Кофе в турке вспенился и осел, Влада щелкнула тумблером, выключая плиту. Я взял её за руку, неожиданно и для меня, и для неё. Она вздрогнула. Подняла глаза, встретившись со мной взглядом. Потянула руку на себя, но я не отпустил, мне казалось важным держать её за руку сейчас, возможно будущую мать моего ребёнка.

– Не отводи взгляд, – попросил я, когда она опустила голову. – Смотри мне в глаза.

Я чувствовал, как бешено бьётся её пульс. Она далеко не так спокойна, как хочет показать.

– Смотрю, – прошептала она.

– Я не смогу тебя переубедить?

Она покачала головой, отняла свою руку.

– Юра… не противься. Просто позволь мне сделать это. А потом… будь что будет.

Единственное, на чем я сумел настоять – забрать платёжные документы. Посмотрел на бумаги и присвистнул – наверное она отдаёт за кредит большую часть своей зарплаты. Надо будет посадить бухгалтера и закрыть кредит на максимально выгодных условиях. Уходил я с ощущением недосказанности. Жаль все же, что нельзя повернуть время вспять, только прихватив с собой жизненный опыт. Тогда я бы просто увёл пятнадцатилетнюю испуганную девочку с собой. В нашей жизни, в нашей квартире нашлось бы ей место. И тогда возможно, все было бы иначе.

В клинике мне выдали пластиковую баночку.  Сколько их было уже в моей жизни? Нет, я не жалуюсь, Юле приходится гораздо сложнее. И так велик соблазн. Ибо во мне вдруг тоже поселилась вера, что все получится. У нас с Юлей будет ребёнок. Гештальт закроется, моя жена обретёт покой и такое долгожданное материнское счастье. Я крутил баночку в руке и думал. Я могу просто уйти. Никто меня не заставит. Да, Юля будет тихо плакать по ночам, думая, что я не слышу. И будет зачеркивать в календаре месяц за месяцем, и каждый красный крест словно не на бумагу ложится, а на нашу жизнь.

Буду ли я считать, что поступил правильно? Дилемма меня убивала. Потом подумал о Владе. Рука её в моей, кожа к коже, пульс который я чувствую. Губа, которую она прикусила, а потом она влажно блестела в этом месте притягивая мой взгляд. Кровь прилила к паху, натянулась ткань брюк. Проклятье. Все дело в том, что мой секс уже много месяцев происходит по расписанию, и баночек пластиковых стало гораздо больше, чем объятий Юли. Да, дело именно в том, а не в том, что младшая сестра жены меня возбуждает.

Расстегнул ремень, чуть спустил брюки. Обхватил член рукой. Если закрыть глаза, можно представить, что это не моя рука. Та, что я держал так недавно, что ещё помню это прикосновение. Длинные тонкие пальцы, заостренные ноготочки, покрытые скромным матовым лаком. Наверное, они царапаются…

Мой оргазм окрашен виной. Я сдерживаю стон. Мне стыдно за своё возбуждение, но оно щекочет, не отпускает, ему мало торопливой мастурбации в кабинете клинике, на столе которого лежат журналы с полуобнаженными девицами, их я ни разу не открыл. Надо будет вернуться домой, поймать Юльку в охапку и трахаться до посинения, не обращая внимания на её графики. В конце концов сперму я сдал, что от меня и требовалось.

И никто не узнает, что во время мастурбации я думал о младшей сестре своей жены.

Глава 3. Влада

Потолок был стерильно белым и совершенно скучным. Взгляду зацепиться не за что. Но все остальное я уже разглядела. Не на макушку же человека смотреть, в самом деле, который внимательно изучает  мою вагину.

– Вы что-то ищете? – поинтересовалась я. – Если найдёте точку джи, расскажите мне, я за десять лет использования вагины так её и не обнаружила.

Гинеколог был пожилым и серьёзным. И моё чувство юмора не оценил. Посмотрел на меня суровым взглядом через сползшие на кончик носа очки.

– Барышня, процедура серьёзная и я надеюсь вы отнесетесь к ней серьёзно.

– Постараюсь, – кивнула я.

И улыбнулась. Мой улыбки тоже не оценили. Где-то внутри меня что-то кольнуло, словно в отместку – до сих пор доктор был на редкость деликатен. Затем меня вульгарно похлопали по коленке и разрешили слазить с кресла.

– Результаты в понедельник, я вас жду.

Волокита тянулась уже неделю. Меня рассматривали, словно под микроскопом. Ощущение того, что я дарю чудо рассасывалось, теперь мне начинало казаться, что я прохожу сложный кастинг. Но вины сестры в этом не было, будь её воля, в моей матке был бы уже добрый десяток яйцеклеток. Но ускорить процедуру она не могла и всю эту неделю я усиленно обследовалась.

А сумасшедший Юра заплатил за мою квартиру. Это никак не укладывалось в моей голове. Я привыкла жить скромно и то, что кто-то может просто взять и выложить такую сумму из кармана… уму непостижимо.

Я и боялась и ждала, что он придёт. Нет, не для того, чтобы отговаривать. Я конечно не так уперта, как моя сестрица, но если что решила, то с концами. Просто с ним было так… волшебно. Вот знаешь, что ничего не будет, а бабочки в животе трепещут. И поди объясни этим бабочкам, что мужчина чужой. Глупые, жестокие бабочки. В тот день, проводив его я полдня занималась тем, что вспоминала. Что он сказал и как. Залезла на Юлину страничку в соцсети и поглядела на их фотографии. Этим я тоже занималась часто.

Касалась его губ на фотографии, потом закрывала глаза. Представляла, как целую эти губы. Возбуждение поднималось душной волной. Столько лет, а все никак не проходит. Лишь стоило представить, что мы и правда вместе, пусть даже одну ночь, как низ живота буквально стискивало жаром. Другими мужчинами не лечилось – я пыталась.

– Сумасшествие, – пожаловалась я сама себе.

Вышла из поликлиники в солнечный день, который уже клонился к вечеру. Погода была мягкой – сидеть дома преступление. Пятница у меня день занятой, но ещё совсем рано… я сделала то, что делала иногда, каждый раз подчиняясь внезапному порыву. Сегодня желание было почти нестерпимым. Я поехала на кладбище. Кладбища идеальное место для прогулок, а уж нынче меня словно магнитом сюда тянуло.

Аллеи тонули в тени, старое кладбище было больше похоже на парк. Здесь хоронили редко, в основном если захоронение было семейным. Бабушку мы похоронили в одной могиле с дедом, которого и не видели ни разу. В детстве я фантазировала, что может он не умер. Например работает где-то на северном полюсе. А потом приедет, и наша жизнь изменится. Так же я мечтала и о папе. А затем… перестала. Реальность порой такой бывает, что сладкие мечты кажутся неуместными.

Юлька так старалась заслужить одобрение бабушки. Бесполезно. Я это поняла гораздо раньше своей старшей сестры и ломать себя не стала. Хуже относиться ко мне не стали, зато я сберегла хоть частицу себя. И сестра, поняв, что ничего не выйдет просто вычеркнула бабушку из своей жизни. В принципе, и меня тоже, но это совсем другая история.

А я вот не смогла. Мне так семьи хотелось, хоть какой-то. И пусть не вышло, бросить старую женщину совсем у меня не получалось. Прав на квартиру мы не имели никаких, нас прописали только после приватизации, а затем выписали, как только появилась возможность. Но я продолжала ходить уже тогда, когда вселилась в студенческую общагу. Зачем? Не знаю. Приходила. Бабушка поджимала губы, но впускала. Поила слабым, невкусным чаем. Я уходила, понимая, что чего-то важного сказать так и не сумела. А потом она умерла.

– Привет, бабуль, – поздоровалась я с обелиском. На фотографии бабушка была неожиданно молодой, сама её выбрала заранее. Улыбалась счастливо. Такой я жизни я её никогда не видела. – Наверное, тогда мир ещё не успел тебя разочаровать, да? Грустно все, печально. А у меня в животе бабочки. Дура я, бабуль, и это не лечится. Не удивлюсь, если ты все это заранее знала… Гнилое семя, что с нас взять.

Я достала упаковку влажных салфеток, отерла лицевую сторону обелиска. У деда фотографии не было, зато мраморная плита приковывала взор. Цветы здесь тоже я посадила, в мае. Обычно я просто приплачивала сторожу, и он их поливал. Сейчас хотелось что-то сделать самой. Петуньям моей пол-литровой минералки не хватило, но обещали дождь… выдернула несколько сорняков, которые своим радостным видом портили благостную картину. Отряхнула руки. Больше мне здесь делать нечего.

Нужные слова нашлись, когда я уже уходила. Впервые за столько нет. Не просто слова нашлись, но ещё и силы, чтобы их произнести. Я волновалась – смешно, бабушка же несколько лет уже, как погибла…

– Я не держу на тебя зла, – сказала я, обернувшись к улыбающейся с обелиска молодой бабушке. – Знаешь, я даже благодарна тебе… Пусть ты не сумела полюбить, но ты нашла в себе силы нас вырастить. Спасибо.

И чуть не бегом с кладбища, и страшно непонятно от чего – светло ещё. И спешить нужно было, сегодня моя последняя в этом году пятница. Нет, дни недели будут, но я буду беременна чужим ребёнком… Душ помог смыть с себя жаркий день. Одевалась я в свои пятницы предельно просто. Обычно джинсы, лёгкие, чтобы не стесняли движений. Можно даже спортивные леггинсы. Сегодня пойду в шортах – тепло. На ноги белые тенниски. К выходу в свет готова.

Охранник на входе был новым и попытался меня задержать. Отчего-то люди считали, что шорты и кеды не лучшая одежда для ночных клубов.

– Всё нормально Толь, – крикнул ему второй парень. – Пусть проходит.

Каждую пятницу я ходила танцевать. Одна пятница компенсировала мне всю нервную неделю. Нормально отдохнуть я могла только после того, как полностью выложусь на танцполе. Здесь все было привычно. Это заведение не было единственным, в которое я ходила, но одним из самых любимых. Здесь мне нравилось все. И музыка, что била по ушам и пьянила, и люди, которым до меня нет никакого дела.

Обычно я выпивала лишь один коктейль. Не из-за любви к алкоголю, не из-за стеснительности. Это была своего рода плата. На входе фейсконтроль, танцевать всю ночь бесплатно мне не позволяла совесть, поэтому я брала маргариту с дикой наценкой. Так и в этот раз я протолкалась к бару. Делать заказ было не нужно, кивнул бармен и вскоре подтолкнул мне бокал на тонкой высокой ножке. Я сделала глоток, покатала жидкость на языке. Вкусная, чуть щиплет, обещает много того, чего исполнить не может. Песня, которая заиграла, мне очень нравилась, я нетерпеливо выстукивала ножкой в такт. Скоро, совсем скоро. Все шло как обычно. Кроме…

Моей руки кто-то коснулся. Такое тоже случалось, одинокая девушка для многих мужчин непреодолимый соблазн. Ситуации всегда решались безболезненно, охрану здесь я знаю, но сегодня… Я обернулась с заранее заготовленной фразой, готовой сорваться с языка.

– Ты здесь часто? – спросил Юра и сел со мной рядом.

Вид уставший, в руках бокал с тёмной жидкостью. Сначала я привычно обомлела – слишком много встреч за одну календарную неделю. Потом испугалась. Как никак, я планирую в ближайшее же время беременеть их ребёнком, и маргарита, в составе которой плещется текила явно не то, что следует употреблять в данной ситуации. Он уловил моё напряжение.

– Ты здесь часто?

– Каждую пятницу. Нет, я не пью…

Он поднял руку, прерывая мой поток слов. Это он правильно – оправдываться я могла долго и со вкусом. Отхлебнул из бокала, закрыл глаза. У меня появилось жгучее желание коснуться его лица. Неправильное желание, опасное и ненужное.

– Ничего не говори. Не хочу думать о настоящем. И пей уже, не смотри на меня так испуганно. Я вот тоже будущий папа и тоже пью… Одна надежда на идеальные Юлькины яйцеклетки. Расскажи лучше, почему ты именно сюда приходишь?

– Мне здесь нравится, – пожала плечами я.

– Ты часто уходишь отсюда с мужчиной?

Он посмотрел на меня так внимательно, что я не выдержала его взгляд. Вопрос этот тоже… опасный. Ещё немного и это будет похоже на флирт. Но я решила быть предельно честной.

– Знаешь… бывает. Но редко. Мужчины это не моя цель.

– А какая у тебя цель?

Я отпила ещё маргариты. Хмеля как не бывало, слишком волнуюсь. Мы так много, как в последние дни не говорили наверное с нашего знакомства. И вдруг появилось желание взять и рассказать то, что никому никогда не было интересно.

– Я люблю танцевать, – просто ответила я. И заговорила дальше, стремясь вылить на него все эти наверняка ненужные подробности. Пусть он узнает меня, отец ребёнка, которого я скоро рожу. – В десять лет я спросила можно ли мне ходить на танцы. Танцы были непотребством… бабушка отказала. Я нашла одну секцию, которую можно было посещать бесплатно. Лгала бабушке целый год, что она на тему палеонтологии… пришлось проштудировать кучу инфы о динозаврах – имей ввиду, я подкована в этом вопросе.

– И что дальше?

– Дальше бабушка все узнала и танцы закончились.

– Печально, – протянул Юрка.

Я кивнула. А что тут скажешь? Наверное и правда, печально. А для меня просто очередной эпизод моей жизни, весьма незначительный. Маргарита кончилась, нужно танцевать, но Юра…мои танцы растеряли всю свою анонимность.

– Когда я устаю от этого мира я просто прихожу сюда и танцую. И вытанцовываю из себя все обиды и всю усталость. Это помогает… А у тебя есть способ сбросить напряжение?

– Есть, – признался он. – Но сегодня не подходит. А жаль.

Я улыбнулась. Если мой способ подходит мне, почему бы не подойти и Юрке?

– Допивай, – попросила я. – Допивай и пошли.

Он осушил бокал одним глотком, но улыбнувшись покачал головой. Я взяла его за руку – боже, какая смелость! Потянула за собой на танцпол.

– Нет, – возразил он. – Я сто лет не танцевал. Тем более, под такую музыку. И здесь столько людей…

– Этим людям на тебя плевать, Юр, – словно в доказательство мимо, едва не снеся нас прошла целая группа молодёжи, даже нас не заметив. – Не бойся быть смешным. Нелепым. Это весело. Просто двигайся под музыку и все. Можно даже поорать.

И… он поддался мне. Я втащила его в самый центр зала набитого людьми под завязку. Музыка привычно вибрировала во мне, требовала, чтобы я выпустила ее на волю. А танцевать при Юрке… просто воспользуюсь своим советом.

Мне казалось, эта ночь растянулась до бесконечности. И одновременно я остро, всем телом чувствовала  каждую ускользающую от меня секунду. И мне не нужно было искать его глазами, я знала, что он рядом. Упоительно, удивительно, неповторимо! Если закрыть глаза, то музыка несёт на волнах, можно думать, что он совсем рядом, что провожает взглядом каждое моё движение, многие из которых весьма провокационны. Откроешь – мешанина красок и чужих тел, двигающихся вразброс и при этом удивительно синхронно. Обожаю пятницы. По сути, пятница это единственный день когда я примиряюсь с чужими людьми и рада действовать с ними заодно. А теперь это ещё и день, когда я танцевала рядом с Юрой, можно даже сказать, что с ним.

– Кавалеры приглашают дам! – прогремел голос диджея

Включилась мелодия родом ещё из моей юности. Под неё я любила грустить, как раз тогда, когда этот шлягер гремел отовсюду я и влюбилась в Юрку – миллион лет прошло. Раньше в эти моменты я тушевалась. Танцевать одной, когда вокруг пары неловко, искать себе пару тоже. Теперь я рыба, которую рыбак пощадив забросил в воду. Мне все равно, будут ли на меня смотреть. А ещё, у меня здесь много таких же приятелей одиночек, с которыми можно выпить, разбежаться и встретиться через три месяца в другом клубе. Но сегодня на атом одна мысль – пригласит ли?

– Позволь, – не Юркин голос, совсем не его.

Я оглянулась, ища глазами мужа сестры и не нашла. Меня ждал Виталик, мой частый партнёр в танце за последний год. Он и в постели бы не прочь моей побывать, но против я, а он не настаивает. Я протянула руку.

– Уж сегодня то ты уйдешь со мной? – фразы было слышно только если говорить склонившись друг к другу. В танце это совсем не сложно. И этот вопрос уже ритуальный.

– Как-нибудь в следующий раз, – улыбнулась я.

Танцевать Виталька умел и любил, поэтому говорить было некогда. Я все пыталась отыскать Юрку. Может, он тоже с кем-то танцует? А как же Юля, где же она? О сестре я подумала первый раз за вечер и испытала острый стыд.

– Ты что, мать, влюбилась? – недоуменно спросил мой партнёр.

– Я эмоционально фригидна, ты забыл? Только танцы, только секс…

– Не со мной, – продолжил Виталик. – И хватит головой вертеть, возле стойки стоит мужчина твоей мечты и в пиджаке за дохренилиард баксов.

Я выдохнула. Уже подсознательно боялась, что Юрка просто ушёл. Этот вечер, единственный когда я позволила себе так много. Нет, дальше я не пойду, но хочется растянуть сладкую муку как можно сильнее…  Виталик повёл меня за руку с танцпола к длинной, тянущейся на многие метры барной стойке. Юрку я увидела сразу. Он пил, да, снова пил. И на меня смотрел. Выражения глаз в полумраке не видно, это немножко пугает. Интересно, он весь танец за нами наблюдал? И кольнуло сожаление, нелепое и такое обидное… Как бы я хотела его не знать, Юрку. Тогда я могла бы просто встретить его в этом зале, пить пошлую колу с виски, смеяться, позволить себе флиртовать, а ему – касаться, словно случайно, моей обнажённой руки. А потом… просто ушла бы с ним, куда бы не повёл. Одна ночь, разве я так много у судьбы прошу?

Но злодейка судьба распорядилась иначе, и мы встретились, когда мне было пятнадцать, а он был влюблен в мою сестру… Виталик довёл меня до стойки, кивнул Юрке и растворился в толпе.

– Пойдём пить? – предложил Юрка.

Я сморщила лоб, вспоминая, есть ли у меня назавтра планы. Вроде, нет… а если и есть, то какая разница? Этого сумасшествия больше не повторится и упускать его нельзя. Просто говорить. Просто цедить текилу. А дома буду плакать, пытаться протрезветь, пытаться не любить больше этого мужчину, такого недостижимого.

– Ты как здесь? – решилась спросить я, получив свой заказ.

– Просто мимо ехал, – пожал плечами он. – Вдруг понял, что мне необходимо срочно выпить. Правда, я не ожидал, что меня заставят отплясывать под Барских. А ещё меня потрогали за задницу. Искренне надеюсь, что это была женщина.

Я засмеялась. Сделала глоток, потом ещё один. Юрка тоже был пьян, вот таким я его точно не видела. Я вообще не любила пьяных людей. Но… Юрка не сквернословил, не распускал рук, не пытался корчить из себя гения. Но он словно добрый десяток лет сбросил. Даже морщинки на лбу, которые мне всегда хотелось раз гладить пальцем, исчезли. И глаза улыбались.

Из клуба мы вывалились далеко за полночь. Пятачок перед зданием забит курящими людьми, а я никогда не курила, не помню даже, пробовала ли. Юрка прошёл дальше, туда где было посвободнее, сел на гранитную ступеньку уже закрытого ресторана, достал сигарету и с удовольствием закурил. Я испытала шок – даже не знала, что он курит. Сколького я ещё не знаю, о самых близких, по сути мне людях?

– Будешь? – спросил он.

– Мне, наверное, беременеть скоро…

Он сунул мне сигарету в губы и прикурил, щёлкнув зажигалкой. Я послушно втянула дым и закашлялась. Дым был терпким, неожиданно вкусным, а ещё – пьянящим. Ноги буквально подогнулись, я сползла и села рядышком. Гранит холодный.

– Не говори мне ничего про беременность и детей, – попросил Юрка и затянулся. Кончик сигареты вспыхнул в тёмное и погас. – Только, блядь, не сегодня.

Я кивнула. Начинало светать. Обычно я танцевала до самого закрытия, а сейчас музыка ещё грохотала позади нас. И Юрка так близко, курит, молчит. Что его привело сюда сегодня, будущего отца ребёнка, которого я рожу? Он должен быть там, вить свой идеальный очаг с моей идеальной сестрой… Сигарета в моих руках почти погасла, я решилась, и затянулась ещё раз.

– Ты знаешь, что мы с Юлькой расставались? – я округлила глаза. – Видимо, нет. Мы живём очень закрытой жизнью… так вот, мы расстались на полтора года. А потом жизнь снова столкнула, закружила, затянула… Теперь сижу и думаю вот, ну как оно так, сука, вышло все?

Он замолчал, словно захлебнувшись горечью своих слов. Я понимала, что они словно вершина айсберга – показывают лишь самую малость. И я знаю, что идеальных браков не бывает, но осознание накрывает. Господи, они расставались… С Юлькой я встречалась раз в несколько месяцев, и она ни словом ни жестом не дала понять, что в её жизни случилось такое. Идеально уложенные волосы, аккуратный маникюр, отглаженная блузка…

– За эти полтора года, – выталкиваю из себя слова и горький дым. – У тебя были женщины? Другие женщины?

Отчего это так важно мне? Юрка отбросил сигарету, она разлетелась искрами по асфальту. В нескольких метрах от нас смеются и кричат люди, но они так далеки от меня, пожалуй, если бы земля разверзлась и поглотила их, я бы даже этого не заметила. Юрка смотрит на меня, чуть склонив голову, едва заметная улыбка трогает его губы. Я вдруг думаю, что он был бы другим, если бы его не высосала Юля. Улыбался бы, шутил, не курил бы нервно так… Но я вообще иду по запретной территории, по минному полю, пора бы просто закрыть глаза и ступить в сторону. Чтобы – бах! И нет глупой Владки, как не было.

– Да, – отвечает Юра. – Были.

Глупые бабочки так бешено пляшут в моем животе, что врезается друг в друга ломая крылья, и приходя в экстаз от боли. Словно мне что-то даст это знание. Нет, ничего не даст, только горечи принесёт, а мне её и так вдоволь, хлебать не выхлебать.

Глава 4. Юра

Рассвет был холодным и осклизлым, осевшим росой на камни. На одном из них я и сидел. Девушка, чужая и родная рядом, давится сигаретным дымом и заметно, что курить ей не нравится, не хочется. Зачем я сигарету ей сунул? Наверное, чтобы увидеть, насколько она несовершенна. Прожив столько лет с Юлей, я просто упивался человеческими пороками, они были простыми и понятными.

От клуба раздался взрыв смеха. В сторонке стоял тот самый парень, что танцевал с Владой. Он мне не нравился. Хотя почему вообще мне кто-то нравиться должен? Достаточно того, что эта вот девочка, в коротких шортах, ноги покрылись мурашками, трясётся, курит сигарету, что я дал… Она мне нравится. Это неправильно, наверное. Но пройдёт, как говорится, все в мире тлен.

– Нужно домой, – простучала зубами Влада. – Так холодно, что я трезвею.

Я тоже трезвел. Снял свой пиджак, набросил на тонкую девичью спину. Спустился в клуб. Не хочу трезветь, рано. Взял два виски, вышел с ними – охранник на входе заикнулся было, но порыв сдержал. Правильно. Владка сидела там же, где я её оставил, но вновь с тем парнем. Он говорил ей что-то, эмоционально жестикулируя. Такой он… не как я. В джинсах, разорванных нещадно на коленях, в футболке которая норовила сползти плеча. И при всем этом – смазлив. Слишком. Все же, не нравится он мне.

– Какие-то проблемы? – спросил я подходя.

– Никаких, – отозвался парень с неприязнью и пошёл прочь.

Я тоже ему не нравлюсь. Что же, переживу. Я снова опустился на холодную ступеньку, протянул Владе виски.

– Чтобы не трезветь, – пояснил я.

Бокал она приняла. Отхлебнула, поморщилась, а потом залпом выпила до дна. Я даже хмыкнул одобрительно, выпил свой. Поднялся, подал ей руку. Владу пошатывало, наверное, виски был лишним…  Рука её в моей тоже лишняя.

– Такси?

– Наверное, – кивнула она. – Там стоянка. Ты прости, я тебе наговорила… лишнего.

– Мы же родственники, – усмехнулся я, её пальцы в моей руке чуть дрогнули. – Всё нормально.

Я оглянулся. Наши бокалы, оставленные на ступенях ресторана смотрелись так сиротливо… И на душе гадко, и что не делай, все гаже становится. Владка споткнулась о камень и остановилась, я рядом, выжидая. Всё же, я слишком пьян, уже многие годы так не пил, а сегодня ощутил желание просто на уровне потребности. Изгваздаться в грязи, пусть и фигурально, сделать что-то такое, о чем потом будешь жалеть. Да, уже жалею. И о словах своих, я тоже сказал лишнего… И держу её за руку, она так цепляется судорожно. Маленькая запутавшаяся девочка, которую мы буквально толкаем в пропасть. Ярость, даже ненависть к Юльке рождается во мне, но не находит в себе силы жить. Всё слишком иррационально этим утром, иллюзия, и чувства тоже. Надо просто вернуться в свою привычную жизнь и все станет хорошо ли, плохо ли, не знаю. Как прежде… Стабильность наше все.

– Пока, – тихо произнесла Влада. – Спасибо за виски…

– Обращайся, – улыбнулся я. – Теперь я знаю, где тебя искать по пятницам.

Влада тоже улыбнулась в ответ, но грустно. И правда, какие пятницы, девочка с разбега прыгает в пропасть, собираясь отдать то, что не имеет права от себя отрывать. Но вдруг мысль, что мой ребёнок созреет внутри неё, невероятно живой, пусть и меланхоличной, такой земной, подверженной страстям и порокам, кажется такой заманчивой. Соблазнительной. Я чувствую сексуальное возбуждение, словно мне предстоит самому сделать этого ребёнка. Нет, Юрик, все за тебя врачи сделают, в пробирках… А возбуждение не отпускает. Смешно даже, мне тридцать четыре года, а смотрю на девочку – аскетичная футболка, грудь едва угадывается под ней, обрезанные из джинс шорты, ноги в мурашках – покою они мне не дают, мурашки эти, и член стоит. Руки засовываю в карманы, надеясь, что ткань натянется, скроет… да и не рассвело ещё в полную силу.

– Увидимся ещё, правда?

У меня сердце разрывается. Не понимаю даже, чего больше хочу, пожалеть её, по-родительски похлопав по спине, как неродившегося ещё моего ребёнка или трахнуть. Зря Юля это все затеяла. Раньше у меня и мыслей таких не возникало. А сейчас… нелепое это затянутое расставание наше, стоим у машины, таксист нетерпеливо барабанит пальцами по рулю, ожидая. Казалось бы чего проще, садись в машину и езжай, так нет же, стоим… И я делаю то, о чем точно буду жалеть. Даже уже жалею, хотя только вот тянусь к её губам. Я касаюсь их пальцем. Они полные, тёмные, словно помадой покрыты, а я знаю, что ни грамма макияжа на ней. Владка сглатывает слюну, сумасшедшая девочка, что же ты не бежишь? А потом касается моего пальца языком. Это уже… слишком. Этого не вынести. Интересно, если я сейчас посажу её на капот этой машины и трахну, как она отреагирует? Но ничего этого я… не делаю, хотя член буквально горит от напряжения. Мне уже даже неважно видит она мою эрекцию или нет. Главное – ноги унести.

– Если я тебя поцелую это будет совсем не хорошо? – охрипшим голосом спросил я.

Она кивнула.

– Это будет очень плохо, – улыбнулась Владка. – Я домой поеду. Пока…

И коснулась напоследок моей руки. Я хлопнул дверцей, закрывая за ней автомобиль, затем смотрел ему вслед. Сам я тоже на такси хотел, но в итоге махнул рукой и отыскал свою припаркованную машину. Добрался до дома без проблем, но уже утром – шесть часов… Я ожидал, что Юлька будет спать. Но она не спала. Сидела на кухне, уже полностью залитой утренним светом. Я сбросил ботинки прямо на пол, с них осыпалась пыль. Хотел бросить и пиджак, потом вспомнил, что он остался на Владе, которую я едва не поцеловал…

– Где ты был? – спокойно спросила Юлька.

Жаворонок. Представляю, каково ей пришлось бессонной ночью. А она не спала, я вижу.

– Пил, – ответил я.

Я и правда пил. То, что пил с её младшей сестрой, наверное, лучше не говорить. А Юлька… моя спокойная Юлька одним движением сорвалась вперёд, бросилась ко мне и… ударила меня кулаком в грудь. Не сильно, но ощутимо. А потом снова и снова. Я растерялся, смотрел на неё сверху вниз. Волосы растрепались, наносит мне удар за ударом, ни один из них не может принести мне ощутимой боли. А потом сползла на пол и заплакала. Я опустился на корточки рядом с ней не зная, что делать – это мы не проходили.

– Телефон выключил! – воскликнула она. – Я всех обзвонила, всех! Думала до семи утра не появишься, позвоню в полицию!

А искать меня у своей сестры не догадалась… я сел на пол, прижал её к себе и погладил по волосам. Она плакала, моя маленькая стальная леди. Уму непостижимо. И даже не скрывала своих слез.

– Прости.

– Я волновалась… Всё так плохо. Юра, скажи мне, обещай, что все станет лучше, пожалуйста!

– Станет, – расплывчато прошептал я. – Наверное. Когда-нибудь.

Юлька отстранилась, внимательно посмотрела на меня. Вытерла слезы ладонями.

– Да, – сказала она жёстко. – Всё будет хорошо. Когда у нас появится ребёнок. А это скоро Юрка, совсем скоро…

Я не отпустил её так сразу. Просто потому, что не знал, что ей сказать. Прижал к себе, перебирал пальцами светлые пряди… Ну вот, как так все получилось?

– Тебе нужно поспать, – напомнил я.

– Да, прости…

Поднялась, но в комнату сразу не пошла – сначала убрала мою обувь. Захлестнул острый стыд… кому я что хотел доказать своим ребячеством? Не стоит забывать о том, что какие бы разногласия нас не терзали, мы с Юлей в одной лодке. И если начать её раскачивать, пострадаем оба. Причём себя самого не так и жалко….

Юлька ушла в комнату, я в душ. Включил холодную до упора – не помогало. Хмель бы выветрить из головы, мысли лишние… терпел минуты три, едва сдерживаюсь от того, чтобы не взвизгнуть по-бабски, затем пустил тёплую. Зеркало в ванной запотело, то ли от моего хмельного, наверняка, дыхания, то ли от пара. Размазал ладонью, наверняка отпечатки останутся. Заглянул в свое отражение. Вот он я, знакомьтесь. Юрка Логинов, тридцати четырёх лет от роду. Взрослый состоявшийся мужик, который был уверен, что он однолюб. Который нашёл ту самую, единственную неповторимую среди толпы, растерянную, маленькую, напуганную, всем назло смелую… И который уже несколько дней мечтает о её младшей сестре.

Закрыл глаза. Вспомнил, как провел пальцем по её губам. Как она коснулась его языком. И реакция не удивительна – эрекция. Но второй раз дрочить думая о ней я не буду. Я хозяин своих мыслей. Однажды мы с Юлей решили, что за наш брак стоит бороться и я её не подведу. Я на её стороне, это стоит помнить. И про лодку тоже, да… А Влада, девочка ёжик… Это не любовь. Долбаные гормоны, долбаные пластиковые баночки из лабораторий, накопившаяся усталость… Миллион причин.

С этими мыслями я из ванной и вышел. Нагишом – от кого скрываться? Юлька меня всякого видела, детей у нас нет… пока. Жена лежала на боку, лица я её не видел. Наверняка не спала, ей сложно спать днем или утром, теперь промучается до самого вечера. Я сел на свою воловину постели, тихонько потянул её одеяло на себя.

– Юль, не прячься…

Анализы сданы. Сейчас я могу трахаться с полным на то моральным правом и без угрызений совести. Хороший секс, вот что нам нужно. Такой, чтобы измотал, чтобы силы остались только дышать, и то с трудом. А потом обнять Юльку и заставить поспать хотя бы часик… И спать непременно в обнимку, и не жарко ни хрена, на улице колотун да и кондиционер есть.

Она была такой хрупкой, моя жена. Я даже не удивлён, что она не смогла зачать ребёнка – разве сумела бы она, такая крошка, его выносить? Но при всей своей худобе и малом росте она обладает прекрасной фигурой. Мне нравилось видеть её обнажённой. Сейчас я провел по её бедру ладонью, сминая ткань кружевной сорочки, подтягивая её наверх.

– Юр… не сейчас. Я правда на нервах.

Блядь. Вот сейчас мне хотелось материться вслух. Кричать. И не от того, что я не могу перетерпеть без секса – Господь свидетель, могу. Просто я вижу, насколько все тонко, и не знаю, как склеить, как укрепить. Юля, ну помоги ты мне, пожалуйста! И да, я взрослый, физически здоровый мужчина, я люблю секс, я хочу свою жену…

– Всю ночь не спала, – напомнила Юля.

И снова захлестнул стыд . Да, по моей вине не спала. Выключил телефон, пропал без предупреждения. И знал, что она будет волноваться, правда, не знал, что настолько… Даже хотел спровоцировать. И получилось, но совсем не то, как всегда…

– Хорошо, – покладисто согласился я.

Хрен с ним, перетерплю. Накрыл снова одеялом и себя, и её. Уткнулся носом в пушистый, в завитках затылок. Тепло. Сон накрыл почти сразу, спасибо алкоголю и утомлению. Снилась мне танцующая Владка. Гибкое тонкое тело, которое неожиданно так грациозно, так… волнующе. И белая простая футболка порой, при определённого рода движениях натягивается, обрисовывает грудь. Танец слишком провокационен, к члену снова приливает кровь. Сквозь сон пробивается реальность – тепло уходит. Юлька, которая наверняка так и не успела уснуть, выбирается из моих объятий. Протестовать я не могу, нет сил, в параллельной вселенной для меня танцует Влада. Юля подтыкивает одеяло, как ребёнку, который у нас возможно будет, а возможно нет, и уходит, оставив меня на растерзание моим снам и моим же демонам.

Пробуждение было предсказуемо нелегким. Я открыл глаза, полежал, прислушиваясь к себе. Постель одинокая, холодная, по оконным стеклам барабанит дождь, на часах далеко за полдень. Ещё один день, который по сути уйдёт в никуда и ничем не запомнится. Если только снами не очень приличного содержания, и ядерным стояком, от которого буквально больно. Казалось, что в последние дни я живу в состоянии постоянной мучительной эрекции, словно подросток, у которого встаёт на каждую короткую юбку.

Юлька нашлась в гостиной – спала, свернувшись калачиком на коротком диванчике. Обидеться наверное нужно, что со мной спать не захотела, ушла… Постоял, подумал и понял – нет. И обижаться уже не хочется – лень. Прошёл на кухню, сварил себе кофе, не как сестры гурманы, а по-простому – в турке. Всё казалось, что утро, потом спохватываясь вспоминал, что большая часть дня позади.

Жена пришла, когда я ел огромный бутерброд. В нем – ветчина, сыр, ломтики томатов и листья салата. И горчица, захотелось просто… На это великолепие Юлька посмотрела скептически вздернув бровь – гадкие продукты, вредные.

– Чего ушла? – поинтересовался я.

– От тебя алкоголем пахло, разболелась голова.

Я пожал плечами – ушла, так ушла. Юлька варила кашу, наверняка полезную, я доедал свой бутерброд и пил кофе. Затем налил чаю, налицо обезвоживание. Мы сидели за столом и молчали, только тонко позвякивала о фарфор ложка. Юлька любила красивую посуду, вообще все красивое любила. И мне шептала когда-то, что красивый я, прижимаясь по ночам, только, как давно это было…

– Где твой пиджак? – наконец нарушила молчание Юля.

– В офисе, наверное, – как можно равнодушнее ответил я.

Встал из-за стола, как был, то есть в чем мать родила. Юлька отвела взгляд. Я, постоянно плавающий в странном равнодушии, нарушаемом всплесками агрессии, разозлился.

– Не нравится? Ну, давай же, посмотри. Господи, Юль. Ты столько лет его видела. В различных, заметь ракурсах. И в рот брала. А тут осточертел? Юля, мы собираемся воспитывать ребёнка, а ты можешь вспомнить, когда мы последний раз занимались сексом?

– Это никак не связано…

Я посмотрел на неё сверху вниз. Спокойная, как всегда. Поясню – почти. То, что Юльку можно вывести из себя я уже понял. Но смотреть глаза в глаза не хочет.

– Думаешь? Ну… я понимаю. У нас цель. Великая. С большой буквы. Мы ребёнка хотим. Несколько лет нашей жизни на это положили. Я терплю, я готов терпеть. Блядь, да мне уже лабораторные баночки кажутся возбуждающими. А потом, Юль? Когда ребёнок родится, что будет? Бессонные ночи, больная голова, подожди, малыш ещё уснул некрепко? Наверное, я эгоист. Я не готов отказаться от секса на всю жизнь.

И ушёл. Надо уйти наверное из дома, до вечера, чтобы не слушать гнетущую тишину. Интересно, Владка ходит танцевать по субботам? Я могу прийти просто для того, чтобы выпить… Нет, не пить точно. Закажу хреново боржоми, оздоровлюсь, поглазею по сторонам. А там может и она придёт… И что я сделаю? Поцелую? А потом?

Все эти потом вымораживают, сносят нахер голову. Не хочу думать о перспективе, страшно. И не думать не получается. У любой ситуации случается это потом. А я боюсь его. Я не готов. Я предатель. Наверное, слабак. Усугубляя мои терзания на кухне всхлипывает Юлька. Вот же, годами была стальной, а сейчас плачет, а я не могу реагировать на её слезы нормально.

Стой чувак, спокойно, говорю себе я. Она тебя испытывает. Ломает. Ты же знаешь свою жену. Но… блин! Не так меня мама воспитывала, чтобы баб доводить до слез. Джентльмен я, вашу ж мать. Я стою ещё несколько минут. Не просто так, разумеется, я изображаю деятельность – трусы ищу в шкафу. Так старательно, словно это великий труд. А белье моё идеально разложено по цвету и ещё каким-то, только Юле ведомым различиям.

Она подошла тихо, со спины. Коснулась лопатки, скользнула ладонью вниз. Трусы, которые я все же выбрал выпали из рук. А Юлька прижалась ко мне щекой, мокрой от слез. А рука… по животу, ниже, охватила член. И что сильнее меня возбуждает, руки её, или слезы? Извращенец, твою мать. Ничего, все в порядке. Я просто сто лет нормально не трахался. Главное теперь – не думать о Владке. Я не двигаюсь, боюсь Юльку спугнуть. А она….заговорила.

– Я чувствую себя недееспособной, Юр. Дефектной. Бракованной. У секса, по сути, одна цель – зачать дитя. Всё остальное… приятный бонус. А я не могу, слышишь, Юр? И сексом заниматься не могу, я знаю, что это фикция, заветных полосок на тесте не приносящая…

Говорит, а пальцами член поглаживает. Тот напряжен до предела, опять же, не удивительно. А потом обходит меня, становится на колени, подкладывая под них подушку – разница в росте сказывается. Я смотрю сверху на светлую макушку. Минет Юлька умеет делать мастерски. Мне приятно, да. Несколько лет назад мне бы этого за глаза хватило. А теперь мало… Секса я хочу нормального, человеческого, а не жалких пародий…

Чуть отстраняюсь, подхватываю на руки, несу в постель. Когда вхожу в неё, она чуть замирает. Оттолкнула бы меня, но не смеет. Я двигаюсь в ней, но она суха. Не дожидаюсь ответа её тела, смачиваю своим ртом, своей слюной… Перед самим оргазмом вижу её лицо. Она смотрит в сторону, глаза открыты. Изображать оргазмы Юлька не желает, поэтому… просто ждёт, когда я кончу. Стоит ли говорить, что особого удовольствия от секса я не получил? Я его… словно выпросил. А выпрашивать я не люблю.

– Я буду работать над собой, – сказала Юлька, глядя все так же в сторону. – Я помню, что секс может приносить удовольствие. И я тебя люблю, Юр. И не хочу потерять. Я запишусь к психологу на этой же неделе… Может вернут мою крышу на место.

Я поцеловал её в лоб, затем отстранился. Юлька встала, по ноге стекла сперма. Правильно, что с ней ещё делать – зачатия не произойдёт. А мне вдруг так остро верить захотелось, что все получится. Может, вместе к психологу? Пусть ковыряются в моих мозгах, хуже не сделают.

– Я просто… так хочу быть счастливой.

Мне стало горько – меня для её счастья недостаточно. Да, я хочу ребёнка. Но ребёнок не цель моей жизни. Это Юлькина цель. Но я вижу, что счастье ускользает от нас, утекает сквозь пальцы, удержать его невозможно. Если я не могу дать ей счастье, нужно дать ей ребёнка. Правильно же? А ребёнок это… Влада. Смешно, но я проникаюсь уверенностью этих двух женщин в том, что ребёнок получится. Столько вот не получалось, а сейчас оп! Вуаля, принимайте кулёк с младенцем!

– Юр, нужно договор подписать.

И договор я откладывал. Делал вид, что советуюсь с юристами. Что некогда. А на самом деле банально трусил. Как объяснить своей жене, что мы совершаем ошибку? Что бежать нужно от женщины, что снится мне, а не совать в неё свои зародыши. И что ощущение краха неминуемо. Трах-бабах нахер и все летит в тартарары.

– Ты правда этого хочешь?

– Да.

Глаза светлые, ресницы стрелками мокрые от слез . Нет, я не джентльмен. Я тряпка. Я ненавижу себя ещё больше, чем несколькими минутами ранее. Я все испорчу. И в тоже время в сердце живёт дикая надежда – а вдруг ребёнок и есть эта самая таблетка счастья? Вдруг все получится, изменится, засияет новыми красками, станет лучше, чем прежде было?

– Я подпишу договор.

Глава 5. Влада

– Сегодня, – сказала я сама себе.

День был самым обычным. Обидно даже. Глаза открыла – солнце светит, роняет ажурные блики на стену сквозь шторы. И между тем день волшебный. Да, я дура, и это не лечится. Выть и на стены бросаться буду позже, сейчас прямым ходом лечу в огонь, как мотылёк.

Ощущение волшебства не покинуло даже тогда, когда я весьма обыденно приняла душ и позавтракала. Есть я старалась полезную пищу, словно стараясь отработать ту ночь, когда пила текилу и мечтала о… нехорошем. И утро такое солнечное, сейчас гулять бы, мороженое есть, купить букет пионов, я любила их… идти по городу, и пусть думают все, что эти цветы мне подарили. А потом поставить в вазу и любоваться вдоволь, радуясь теплу, лету, солнцу. Надеясь, что лучшее впереди.

Юлькина машина стояла под высокой березой – дерево мы холили и лелеяли, поливали в жаркие дни не дожидаясь милости богов и жека. Сама же сестра на лавочке у детской площадки. Утро ещё, впереди жаркий день, многие мамочки решили выгулять свои чада до наступления пекла. Юля залипла на малыша в зелёных шортах и жёлтой футболке – поди тут, определи пол. Ребёнку было не больше полутора лет, ходил он в принципе уверенно, но набирая скорость запинался. Занят он был тем, что стукал по всему лопаткой. Дошёл до горки пластиковой, постучал по ней лопаткой и громко выразил свой восторг. Потом по лавочке. Следом ярко окрашенный заборчик. Мама его сидела на бортике песочницы и следила за дитем периодически отвлекаясь на телефон.

– Я готова, – сказала я громко, хотя один лишь Господь ведает, готова ли.

Но я не могла стоять так, видеть этот голодный взгляд, которым Юлька буквально пожирала чужого ребёнка. Я сама через это прошла, значит, хоть что-то у нас с Юлей общее есть… когда выписывалась из роддома, врач сказал, что привыкну. Что люди ко всему привыкают. Тогда мне это абсурдом показалось, а потом поняла, да… Невозможно забыть о потере своего ребёнка, но можно научиться жить с ней. Время самая беспощадная таблетка, оно лечит и плохое и хорошее. А мой малыш, он хорошее, пусть и жил всего три дня. О нем я забывать не хочу, не смею.

– Привет, – отозвалась Юлька и торопливо поднялась. – Я приехала тебя встретить,

Смутилась, все же. Надо было покашлять может, чтобы она успела прийти в себя, убрать из своих глаз голод, который никакой пищей не утолить. Могу помочь я. Не могу, помогаю… В автомобиле прохладно, работает кондиционер, а мне хочется снова на солнышко, сладко жмуриться… А ещё хочется спросить, а Юра приедет? Он… будет там? Но я боюсь выдать свой интерес. По пальцам можно пересчитать все наши встречи с мужем сестры, с чего бы мне его ждать? Я терплю, и вопросов не задаю.

– Представляешь, – произнесла я, чтобы разбавить тишину. – Вашим деткам уже четыре дня, они есть…

– Я это уже проходила, – сухо ответила Юлька. – То, что они там есть, ещё ничего не значит. И представлять их уже живыми слишком больно. Прости, но мне и правда очень непросто.

Мне сообщили, что подсадка эмбрионов пройдёт на четвёртый день их существования. Итого малькам уже четыре дня. Рассказали, как будет проходить процедура. Попросили не волноваться. Юлька купила мне больничный на десять дней… уволиться придётся позже, если оплодотворение пройдёт успешно.

В клинике удивительно тихо, словно все затаились в ожидании таинства. Лично для меня все это таинством и было, мне никогда не постичь, как можно взять и сделать человечка буквально своими руками. В принципе, я уже была готова, но здесь мне выдали одноразовые чулки, шапочку для волос, смешную мешковатую рубашку. И здесь тоже кондиционеры везде, ну кто придумал, что холод лучше жары? Меня буквально потряхивало. А может, не холод, может волнение?

– Проходите, – провел меня тот самый доктор. – Мы с вами готовились, все будет хорошо.

Юльку отсекли, она осталась где-то позади. А меня казенными коридорами, которые все равно больницей пахнут, сколько бы миллионов в них вложено не было. И мне страшно, так, как в детстве. Иногда я просыпалась ночью и мой страх унять было некому. Я звала Юльку. Юлька маленькая, но она старшая… она никогда не давала мне открытой любви или объятий, но тогда я знала, что она рядом. Придёт. А сейчас где, мне же страшно?

– Не бойтесь, – терпеливо повторили мне. – Больно не будет.

Я расположилась в гинекологическом кресле. Оно удобное настолько, насколько удобным быть может. Не чета тому, что в моей поликлинике явно. Можно было бы закрыть глаза и расслабиться. Но как? В меня скоро введут… человеческий эмбрион. Плоть от плоти моей сестры и её мужа. Жаль, что он не пришёл…

– Мне страшно, – честно говорю я.

– Всё будет хорошо.

Дверь приоткрылась бесшумно. Я приподняла голову – вошла Юля. Улыбнулась виновато. Ей шла эта улыбка, она освежала её лицо, делала его более живым, юным…

– Нельзя же? – спросила я одними губами, пока врач и его ассистент занимались подготовкой и на меня внимания не обращали.

– Это лучшая клиника в городе. Я здесь… частый гость. И право присутствовать я себе отвоевала. Правда, руководство не в курсе вот и пришлось окольными путями пробираться. Я рядом буду.

И врачу кивнула. Села рядом, как и обещала, взяла меня за руку. Мне немного дискомфортно – как ни крути, но по сути я по пояс раздета, если не считать тонких чулков. Но мои разведенные ноги накрыты лёгкой одноразовой плёнкой, Юлька сидит спокойно, я пытаюсь расслабиться, но не выходит. Холодно.

– Кондиционер, – угадывает Юля. – Выключите его, пожалуйста! Сильно холодно, Влад?

Я киваю. Юлька поднимается, поток холодного воздуха перестаёт дуть, на мою грудь ложится ещё пеленка. Так себе одеяльце, но в сочетании с рубашкой греет. Я благодарна Юльке. Трясти меня не перестаёт, но теперь то я понимаю, что причина в другом – мне просто страшно. И я цепляюсь за тонкую Юлькину руку, как утопающий за соломинку. Она гладит мои пальцы. Немудреная ласка, скупая, первая за многие годы… И так стыдно, что в этот момент я все равно подсознательно думаю о её муже. Ничего, это мой грех, мне его нести, Юльку вмешивать не нужно…

– Спасибо.

– Тебе спасибо, – снова улыбается Юля и чуть сжимает мои пальцы в своей ладони. – Я должна тебе сказать… Всё решилось только сегодня. Эмбрионов будет три.

– Что? – не сразу даже поняла я.

– Три эмбриона. Это запрещено… Но я воспользуюсь любой возможностью. Это мой последний шанс, я не могу его упустить. Я заплатила много денег за него. Не пугайся… Всё три точно не примутся. Я буду молиться, чтобы зацепился хоть один. Но если их будет двое, Влад, твой гонорар в соответствии с договором вырастет в двое.

Меня окатила новая волна паники. Если бы здесь был Юра, наверное было бы легче. Хотя нет, о чем я? Тяжелее было бы во сто крат. Всё же, не стоило соглашаться. Но… я вспомнила взгляд сестры. То, как она смотрит на чужих детей. Да, мы так и не смогли стать родными с ней, хотя казалось бы, роднее некуда. Если… если я подарю ей ребёнка, то быть может, все изменится? И она так цеплялась за мою руку, наша маленькая стальная леди. Это я лежу с растопыренными ногами, без труселей, это в меня засунут трех человеческих эмбрионов, а страшно ей. У меня по очереди, то паника, то апатия. И острое желание сбежать. Прямо в этих чулках и шапочке, с рубашкой, под которой ничего нет. Забиться куда-нибудь, спрятаться, вылечить свою больную любовь, вывести всех тараканов из головы…

– Быстрее, – умоляю я. – Я больше не могу ждать!

Не могу ждать не потому, что хочу этой беременности, а потому что понимаю – ещё немного и я просто убегу, вот и все. Доктор смотрит на меня осуждающе, медсестра легонько похлопывает по предплечью – ободряет. А потом… Мне не говорят закрыть глаза, я сама это делаю. Чувствую прикосновение к своему бедру и вздрагиваю от неожиданности. Это произойдёт сейчас. Именно в тот день, в который мой организм максимально настроен на зачатие – его ещё и гормонально подтолкнули. Ошибки, неудачи не должно быть. Всё будет хорошо. Хорошо? Владка, да ты с ума сошла!

Пальцы скованные холодным латексом перчаток касаются меня в самом сокровенном месте. Да, сейчас я забеременею ребёнком Юрки, но совсем не так, как мне в грешных мыслях мечталось…. И ещё понимаю, что раньше не паника была, а так, цветочки… паника вот сейчас, когда мне кажется, что я просто сорвусь с места, унесусь прочь, снеся по дороге все медицинские инструменты и пробирку, в которой и хранятся взращённые эмбрионы…

– Больно не будет, – слышится чей-то голос.

Те же пальцы раздвигают мои половые губы, в меня что-то вводят, тонкое, холодное… Сам холод заливает меня изнутри, проклятье, они что, заморозить меня решили? И я… сдаюсь. Я не могу больше.

– Я не хочу, – решительно заявляю я. – Я передумала. Мне… страшно. Отпустите меня домой. Юль, я тебе верну деньги, когда-нибудь… Или кредит возьму. Я не могу, не могу так…

Доктор снова смотрит на меня из-под седых кустистых бровей. Осуждает. Да кто он такой, чтобы судить? Убеждаю себя, его мнение для меня ничего не значит. Я сама. Я всегда все сама, всю свою дурацкую жизнь. А сейчас я домой хочу, чтобы настала пятница, я выпью текилы и буду танцевать, пока мне не откажут ноги. А когда откажут, упаду, и буду лежать там же, на танцполе и плакать, и пусть вокруг меня скачут беззаботные пьяные люди…. Главное забыть круглые Юлькины глаза, в которых страх, паника, надежда…

– Влада, – говорит она, шёпотом зачем-то. – Всё. Они в тебе.

– Всё трое? – спрашиваю я.

Юлька кивает, а я начинаю смеяться. Пытаюсь встать, но побледневшая Юлька удерживает меня на месте – волнуется за эмбрионы, как несушка за свои яички. Я снова смеюсь и не могу остановиться. Меня везут куда-то по коридорам, осторожно укладывают на постель – я безучастно смотрю в потолок, сил на смех уже не остаётся. Юлька носится вокруг меня, она организатор от бога. Все организовала, вплоть до трех зародышей…

– По правилам ты должна лежать четыре часа, – попыталась пробиться она в моё сознание. – Но я договорилась… ты пробудешь здесь всю ночь. Я буду рядом.

Мне если честно все равно. Я испытываю такой дикий стресс, что всерьёз начинаю опасаться, что моя матка отторгнет эмбрионы, все три. И понимаю, что теперь, когда все уже произошло, что не хочу неудачи. Да, мне страшно, я бы сказала мне пи*дец, как страшно, но я не хочу их разочаровать. Не хочу, чтобы глаза моей сестры окончательно потухли. Не хочу, чтобы она давилась слезами, глядя на чужих младенцев. Пусть они с Юркой будут счастливы. А я… как-нибудь.

По просьбе Юли мне вкололи лёгкое успокоительное. Отказываться я не стала, оно было к месту. Я закрыла глаза, чтобы хоть как-то абстрагироваться от сестры, которая сидела в неудобном кресле, цепляясь за подлокотник так, что костяшки пальцев побелели. Да, мы никогда не были с нею близки, но я чувствую близость именно сегодня, сейчас. Близость эта ненужная, болезненная, неправильная. От неё больно. Она это наши исковерканные судьбы, не реализованные материнские инстинкты, наше неумение любить, мы ведь даже друг друга любить и то не можем. Мне больно, мне безумно жалко Юльку, себя жалко, Юрку, который однажды встретил мою сестру, не смог устоять и увяз в ней, как в болоте…

Но… возможно сейчас во мне сражается за жизнь новое начало. Оно уже объединило меня и Юлю, пусть и временно, но я всегда буду помнить, как она держала меня за руку, наш общий страх и общую надежду. Оно спасёт Юлю. Научит её любить и принимать любовь в полной мере. И наконец то, что сейчас во мне,  сделает счастливым Юру. А если оно уничтожит меня, то… я просто не буду думать об этом сегодня.

Я уснула и снилась мне беременность, не удивительно, впрочем. Мне казалось, что мои воспоминания несколько смазались за последние годы, но вот сейчас, во сне, я чётко все видела, словно наяву. Сын шевелился во мне. Я подняла футболку, оголила упругий, как мячик живот. Его чуть повело в сторону – словно малыш потягивается. Я коснулась выпуклости рукой, гадая, что это интересно, голова, коленка, попа? Движения ребёнка в животе завораживали.

Глаза мои по пробуждению остались сухими, но я чувствовала слезы глубоко в себе. Их словно плотиной сдерживало, а потом прорвет и я снова буду плакать сидя на полу в прихожей. Не сегодня. Сегодня нельзя – особенный день. Удивительно, но уже ночь, я проспала практически целый день. Тянусь к своему телефону – нет, не ночь ещё, но уже скоро. Юлька сидит в кресле, перед ней остывший кофе. Глаза стеклянные, ещё бы, она то не спала прорву часов…

– Как ты себя чувствуешь?

Примерно так, как чувствовала в день после пьянки с твоим мужем, Юль. Этого я ей не сказала, конечно. А вообще стойкое ощущение похмелья, даже подташнивает немного, но придётся терпеть – Юлька не хочет, чтобы я вставала.

– Отлично, – с энтузиазмом лгу я. – Выспалась. Ты иди домой, Юль. Мне несколько неловко.

– Мне не сложно…

– Юль, – решила быть честной я. – Мне без тебя будет комфортнее. День был тяжёлый, несмотря на то, что большую часть его я проспала… Я с тобой столько времени за раз не проводила лет десять, и немного отвыкла. Одной спокойнее. Обещаю не вставать, где кнопка вызова медсестры знаю, сотовый заряжен. Почитаю книжку, настроюсь на позитив.

Юлька вздыхает, но со стула поднимается. Наверное от моей честности легче и ей самой – поздновато осыпать друг друга телячьими нежностями. Лучше не притворяться.

– Только звони, если что, сразу, – просит она напоследок. – Я приеду завтра рано утром.

Конечно рано, кто бы сомневался. Дверь за Юлькой закрывается и мне становится гораздо спокойнее. Я задираю свою нелепую рубашку-распашонку и смотрю на свой живот. Он плоский. Неужели пройдёт несколько недель, месяцев, и он начнёт разбухать? А потом снова – угадай что, попа или коленка… У меня нет ни одной фотографии своего мальчика, зато есть не очень качественные записи его движений в моей утробе – на телефон снимала.

– Живите, мелкие, – прошу я, положив ладонь на живот. – Мне кажется, ваше появление единственная надежда этого мира на счастье…

И любовь, хочу прибавить я, но отчего-то не решаюсь. Время тянется ни шатко, ни валко. Я начинаю томиться и мечтать о своей крошечной квартирке с шумными соседями сверху. Утром в воскресенье меня бесил детский топот, а теперь я даже вроде скучаю по нему. Он родной и понятный, как и раздражение, которое он вызывает. А тут, чужое все, стерильное…

Юрка пришёл глубокой ночью. Подсознательно я ждала его все это время. Коридоры клиники были пусты и тихи – частная, с отдельными палатами и идеальной звукоизоляцией, она казалась мне нежилой. Но дверь в мою палату была приоткрыта – я сама медсестру попросила, и шаги Юрки я услышала издалека, и угадала даже, что это он.

– Как ты, ёжик? – спросил он входя в палату.

Я улыбнулась. Вот знаю головой, что ни к чему мои встречи с ним, только рефлексировать потом неделю, да поди объясни это сердцу или бабочкам в животе. Хотя строго неверно – теперь в животе не бабочки, а зародыши. Впрочем, когда Юрка взял меня за руку выяснилось, что бабочки и зародыши неплохо сосуществуют рядышком.

– Хорошо, – ответила я.

И не соврала даже – теперь и правда казалось, что хорошо. А главное – правильно.

– Сумасшедшая, – вздохнул Юрка.

Погладил мою руку, эта ласка была отнюдь не интимной, но внутри все затрепетало, поди ж ты. Сразу вспомнила, что рубашка на мне нелепая, полное отсутствие нижнего белья, пусть и скрытое тёплым – никак не могла отогреться, – одеялом. Самое страшное – из моего мочевого пузыря идёт катетер. К счастью не страшно-баночный, как в советских больницах, но есть же, я знаю! Хотя какое это все имеет значение, если я лежу и беременею, и даже, возможно, тройней…  А потом я про все это забываю – Юрка пододвигает к постели Юлькино кресло, опускается на него, и просто… утыкается лбом в мою ладонь. И как-то органично все, словно так и должно быть. И мне хочется забрать себе часть его печалей, забот, усталости, но все, что я могу – постараться дать жизнь его семени. Немало, если подумать, а все кажется, что недостаточно…

– Я назвала его Ванькой, – говорю я не поясняя, но он сразу понял. – Ты первый, кто это узнал. Я никому не говорила, но никто и не спрашивал…

Глава 6. Юра

– Ванька… – покатал я на языке. – Замечательное имя.

Глупость, опять же, сказал. Наверное Владку меньше всего волнует, нравится ли мне имя её погибшего сына. А она улыбнулась, светло так, хоть и печально. Влада сказала мне то, чего не говорила ещё никому, а я ей глупость. И внезапно я понял, что на такую сокровенность нужно отвечать сокровенностью же. Тем, о чем не говорим даже с Юлей. Эта тема табу, хотя в последние годы она невыносимо меня мучила.

– Помнишь, – после недолгого молчания решился я. – Я говорил тебе, что мы с Юлей на полтора года расстались? Ну, вот… Не повторяй ей моих слов, эта тема под запретом, вплоть до того, что мои попытки обсудить её вызывают у Юльки истерику. А молчаливая истерика – это страшно…

– Ну же, – поторопила меня Владка. Она всегда была более нетерпеливой, несдержанной, по сравнению с сестрой. Более живой.

– Ты знаешь, что мы вместе много лет. Вышло так, что мы нашли друг друга очень рано. И я… был счастлив. То, что у нас будут дети мы знали сразу, но не торопились – по молодости кажется, что вся жизнь впереди, что все непременно получится. Беременность получилась случайной. Ребёнок просто решил, что ему нужно появиться на свет несмотря на то, что мы предохранялись. Юлька… она сияла. Знаешь, изнутри словно излучала мягкий свет. Я был не готов, наверное… Нет, об аборте даже и речи не было, мы были сильны, здоровы, обеспечены материально, я сказал, что рад этому ребёнку. Но я тогда раскручивал новый бизнес, вложил в него почти все деньги, влез в долги… Ноты сомнения Юлька уловила и обиделась.

– Что же дальше?

Я улыбнулся. Помедлил. Непросто… выставлять себя не с самой красивой стороны, открывать душу, и попросту говоря – выметать сор из избы.

– У моих родителей была очередная годовщина свадьбы, не скажу даже, какая – сам в них путаюсь. Они собирали гостей, а у меня горела сделка. Юлька без меня отказывалась ехать, для неё свято мнение чужих людей, и все должны были видеть нас любящей, а главное – идеальной парой. Я вернулся достаточно поздно. Нужно было вызвать такси… или просто не ехать. Поверь, я перекрутил в голове сотни сценариев развития того вечера. А в итоге… мы попали в аварию. Я не был виноват, но это меня не оправдывает. Я не спал толком несколько суток, не успел отреагировать, мне не нужно было садиться за руль… На мне ни царапины. Автомобиль виновника происшествия въехал в нас аккурат со стороны Юльки. Если бы она села сзади… опять вариации. Ребёнка она потеряла. Восемнадцать недель. Девочка. У неё уже все было, и ручки, и ножки, и даже волосы на голове… Светлые.

В палате совсем тихо, дверь в коридор я закрыл, тишина почти идеальная. Невыносимо тяжёлая. Теперь Владка гладит мои пальцы. И я жалею, что рассказал, но тем не менее продолжаю говорить.

– Вот мой крест. То, что я несу, ни с кем об этом не говорю. Суеверная Юлька никому о беременности не рассказала, живот только начал округляться, свободные блузки её спасали. Поэтому и о том, что ребёнка больше нет никто не узнал, даже мои родители. Только я, врачи скорой помощи, пара случайных зевак и тот водитель, который рыдал от ужаса, глядя, как по светлой Юлиной юбке расплывается кровавое пятно.

– Я… сочувствую, Юр.

– Не стоит… вот чего тебе нужно меньше всего сейчас, так это чужая скорбь. Мне не нужно было говорить тебе это. Я совру, если скажу, что успел полюбить малышку. Но я любил Юльку. И то, что чувствовала она, выворачивало меня наизнанку.

Я жалел о своих словах и одновременно радовался им. Трагедия наложившая отпечаток на нашу жизнь, никуда не делась, всегда будет в моей памяти, грузом на моей совести, но словно легче стало. Мы и правда не говорили б этом с Юлей. Ни тогда, ни сейчас, хотя я и чувствовал острую в этом необходимость. Раньше. Сейчас… наверное, переварил уже.

– Как думаешь, – вдруг сказала Влада, вырывая меня из пучины тягостных воспоминаний. – Из этой затеи что-то выйдет?

Взяла мою руку, и вдруг… положила себе на живот. В последние дни я допускал много эм… нехороших мыслей в отношении младшей сестры жены, но знал, что все это только в моей голове. А тут моя рука на её животе, плоском совсем. И осознание этого обжигает. Хочется отбросить одеяло, скользить ладонью ниже и… Остановись, Юра. Этого никогда не будет. И вообще, как ты можешь думать об этом сегодня, после процедуры оплодотворения… Но руку не убрал. Пусть лежит. Возможно там – мой ребёнок. И осознание этого жжет не меньше.

– Я не знаю… Если он родится, я буду его любить.

– Уверена, – улыбнулась Владка.– Ты будешь лучшим в мире папой. А Юлька мамой. Юлька, она хорошая… просто такая вот, особенная.

Теми же почти словами, что защищала свою суку бабку. Мне вдруг горько становится, что эта девчонка ещё по сути, почти беременная, а возможно и не почти, лежит в этой больничной рубашке и защищает мою же жену.

– Не нужно её оправдывать, – сухо попросил я. – Никто её ни в чем не обвиняет, тем более я. Какими бы не были наши обиды, наши отношения, мы… сами разберёмся.

В глазах Владки заблестели слезы. Блядь, какого хрена я такой идиот? И как теперь сгладить?

– Спасибо, что хоть позволили родить вам ребёнка.

– Прости…

Отвернулась. Вот теперь то моя рука на её животе точно не уместна. Мне хочется заглянуть в её глаза. Что там плещется? Обида? Мне хочется, чтобы она тоже меня оскорбила. Баш на баш. Сначала вываливаем друг на друга откровенности, за ними следом сыплем колкие слова. Но… Владка, она не такая. Так себе из неё ёжик, лысый, новорожденный, розовый с глазками-бусинками. Представил, улыбнулся. Пододвинулся ближе, устроил голову на подушке, уткнулся носом в её волосы. Больницей уже пахнут. Сколько не плати миллионов, больничный дух пробивается в любой частной клинике. И Владку мне жалко сейчас. На руки бы её, забрать отсюда, унести домой, заварить чаю, возможно даже, с липой – она цветёт сейчас. И плевать, что Юлька боится потерять то, что возможно уже растёт в этом плоском животе. Юлька настроена буквально не позволять Владке шевелиться ближайшие две недели, как она это представляет?

– Прости, – прошу я ещё раз. – Мне правда очень стыдно за свои слова. Если кто и имеет право высказаться, то это именно ты.

Глажу её волосы. Тёмные… В первые годы брака с Юлькой мне все брюнетки казались чуть не безобразными. Привык с светлым, чуть не в белизну волосам жены. А сейчас перебираю пальцы прядями, они свет лампы отражают поблескивая, красиво…

– Всё нормально, – ответила Владка. – Правда. Ты иди наверное домой, там Юлька ждёт.

– Спит, – улыбнулся я. – Наверняка видит во сне малыша долгожданного, тянет к нему руки… А мне так страшно сейчас. Мне страшно, что ты забеременеешь. И одновременно я боюсь, что этого не произойдёт. И что Юлька съест себя изнутри, а я сделать ничего не смогу. Так паршиво… миллионы заколотил, взрослый здоровый мужик, а не можешь дать своей жене того, что многие даже не ценят…

– Но все это неважно наверное сейчас, – проговорил я, и замолк.

Не находилось нужных слов для этой жертвенной девочки, что не скажи – лишнее. И близость её тоже, которая как ножом по нервам тоже совсем ни к чему. Но уйти я не могу. Не из-за своего неуместного вожделения, вовсе нет. Просто… мне жалко её. Они обе недолюбленные, две сестренки. Но Юлька закрылась, а Владка не сумела, наверное, к счастью. И сейчас её так жалко было. Она боялась и Юльки, и бабушки, а на меня как будто с надеждой смотрела. Нет, я не рыцарь на белом коне, и спасать юных дев не мой конёк. Одну взялся спасать, да так до сих пор никак и не вызволю из лап дракона. Только дракон этот – внутри моей маленькой женушки. А так гораздо сложнее…

– Наверное, – согласилась Влада.

И так получилось, что я ничего не могу ей отдать, девочке, которая готова пожертвовать ради нас самым ценным. И я поступаю так же нелепо, как и во все последние дни, когда и хотел отказаться от всего и не находил в себе сил растоптать возможное счастье Юли. Я закатал рукав рубашки, обнажив запястье. Владка даже заинтересовалась, оживилась.

– Это веревочка, – прокомментировал я. – На ней узелки.

– Вижу, – кивнула Влада.

– Она со мной уже много лет. Я не всегда её ношу. Только в самые важные дни. Это вроде… талисман удачи. Мне с ней всегда везёт. В тот вечер… не было её на мне. Об этом я тоже жалел. Вот если бы я потратил несколько минут на то, чтобы завязать её снова, может и не встретил бы тот лихой автомобиль на перекрёстке… Я тебе её оставлю.

– Не нужно, – испугалась Владка. – Если она так долго с тобой, то наверняка важна тебе, эта твоя веревочка. А вдруг порву?

– Не порвешь, она особая, крепкая.

Отвязал – пришлось потратить добрую минуту. Владка протянула мне руку. Запястье было таким узким, что заветную веревочку я завязал кокетливым бантиком. Затянул – вроде крепко. И забавно смотрится. А главное – мне неуловимо спокойнее.

– Спасибо.

И голос такой серьёзный, словно я ей не веревочку подарил, а как минимум миллион долларов. Оплату кредита по квартире принимать не хотела, а верёвочке вот рада. Поиграла рукой, любуясь, я даже засмущался немного. Вот пойми этих баб.

– Теперь все будет хорошо, – не менее серьёзно заявил я. – Я тебе потом расскажу, как у меня этот браслетик появился, обязательно.

– Хорошо.

Словно обещание новой встречи. Но она же будет, верно? Теперь эти встречи неизбежны, до тех пор, пока все… не закончится. Или начнётся, тут как смотреть.

– Мне и правда, идти нужно.

Кивнула. И ужас, как не хочется её тут оставлять. Это вообще необязательно было, Юлька настояла… Врачи разводили руками – не зависит ничего от того, будет ли суррогатная мама лежать круглыми сутками. Эмбрион либо примется либо нет.

– Хорошо.

Снова это хорошо. Словно заведенная игрушка. Наверное она невероятно устала, Владка. Так, как я не уставал никогда, и физическая усталость тут не причём.

– Спокойной ночи эмбриончику, – наклонился я к плоскому ещё животу под тонким одеялом.

Глупо наверное, но как-то нужно было смягчить наше неловкое прощание, полное касаний, каждое из которых жаждало перетечь в нечто большее, то, что за чертой разумного и позволяемого.

– Трём, – хихикнула Владка, а потом не выдержала и засмеялась.

Я молчал долгую минуту, переваривал. Три эмбриона – идея фикс Юльки. Ей все казалось, что если три, то непременно получится. Но… нельзя. Ни одна суррогатная мать на это не пойдёт, а утроба самой Юли после того несчастного случая вынашивать детей отказывалась.

Глава 7. Влада

Если… если бы я знала, что Юлька играет в тёмную, не сообщая правил игрокам, я бы промолчала. Я бы скрыла тайну трех эмбрионов, тем более гугл и врач, проводивший посадку эмбрионов обещали – не могут прижиться все. Слишком ничтожен шанс. Да, всякое бывает, но… сколько попыток было уже у Юльки?

Я промолчала бы не ради них. Ради своего душевного спокойствия. Я не святая, нет. Многие годы одинокой жизни приручили меня к определенному эгоизму и меньше всего я хотела быть ввязанной в семейную ссору. Юрка… он был в бешенстве. О, я его совсем не знала, мужчину, которого любила долгие годы. Для меня он просто идеальным был, а теперь приоткрывался потихоньку, грань за гранью.

Наверное мне стоило напугаться. И я да, испугалась. Он, Юрка, идеальный, любимый, неповторимый, ударил кулаком в дверцу шкафа. Дверь… сложилась внутрь с противным металлическим скрежетом, на пол закапала кровь. Дверь приоткрылась, показалась медсестра, все же, шуму взбесившийся Юрка наделал предостаточно.

– Всё хорошо! – практически крикнул он. Испуганную женщину это не убедило. – Всё хорошо, блядь, я сказал!

Пнул стул, он отлетел и врезался в стену. Я попыталась было встать, а потом вспомнила о тех трех, мелких, что сражаются сейчас внутри меня за свою жизнь и не стала. Пусть сами разбираются, а я полежу.

– Юрий Михайлович, – попятилась женщина. – Я вызову охрану.

Юрка подобрал стул, который пнул, поставил его на ножки, сел. Сдернул полотенце со спинки кровати, обмотал им разбитый кулак. Вздохнул устало. Я видела, как он усилием воли заставляет себя успокоиться. И да – все же, не страшно. Даже щекотно где-то внутри, интересно, каков он ещё бывает, мой любимый чужой мужчина?

– Сонь, – махнул рукой Юрка. – Сколько мы уже ночей вот так вместе просидели? Просто… нервы. Ты иди на пост, не переживай. Сейчас куплю себе кофе в автомате и домой поеду.

Женщина, судя по всему – Соня, глянула недоверчиво, но ушла. Юрка и правда отправился пить кофе. Вернулся, от него им и пахло – кофе и сигаретами. Идеально, мне нравится это сочетание. Мне протянул пластиковый стаканчик с горячим шоколадом, слишком сладким, чтобы быть вкусным, но тем не менее, я сделала глоток.

– Иногда мне хочется её убить, свою жену, – говорил он, а я пила вязкий, приторный шоколад. – Она как ящик пандоры. Всё интересно, что же там внутри… а там…

– Только не нужно, – попросила я. – Её обижать. Мне неловко, как в детстве, словно я бабушке настучала нечаянно…

– Брось, – велел Юрка, словно это так просто. – Я сейчас поеду домой и поговорю с ней.

Этого их разговора я боялась. Лежала, уснуть не могла и все думала, что же у них там происходит. Тоже шкафы кулаками мнет? А Юлька бьёт посуду… Интересно, умеет она посуду бить, или такой ерундой не страдает? Будут кричать друг на друга. А потом… займутся сексом. Юлька будет стонать под ним – главное, не представляй. А я… я буду пытаться забеременеть их ребёнком.

Утром Юлька пришла раньше медсестры. Взгляд совершенно невозмутимый, поди угадай, что у них там ночью происходило. Рубашка отглажена, волосы убраны в хвост. А в глазах… что-то близкое к панике, только они и говорят о том, что Юльку изнутри терзают нехилые страсти. И мне до ужаса хочется спросить, что Юрка ей сказал. О чем они говорили этой ночью… но я не смею. Слишком она мне чужая, моя родная сестра.

Я на удивление не выспавшаяся, на мир смотрела недобро. Осознание того, что во мне, по какому-то недоразумению вполне может жить три эмбриона, причём не моих эмбриона оптимизма не прибавляло. А у Юльки глаза лихорадочно блестят, словно у наркоманки получившей дозу, но взгляд она отводит, заставляя меня снова гадать, о чем же они говорили этой ночью.

– Тебе нельзя вставать! – воскликнула Юлька, стоило мне лишь приподняться на постели.

– Сколько мне теперь лежать? Ближайшие полгода? – недоуменно посмотрела я на сестру. – Может ноги кверху задрать, чтобы точно? Или не знаю, вагину зашить, чтобы тоже наверняка…

Юлька усилием воли усадила себя на ту же табуретку, на которой ночью её муж сидел. Вздохнула, видимо, заставляя себя успокоиться, только потом заговорила, спустя пару минут.

– Пару дней, Влада. Пожалуйста. Ты даже не представляешь, сколько это для меня значит. Я решила, что этот шанс последний. Я… мы не можем его упустить…

Я снова уступила, поклявшись, что это в последний раз. В конце концов я согласилась выносить их ребёнка, если беременность состоится, но не подписывалась на жизнь прикованного к постели человека. Во мне слишком много жажды жизни, чтобы ограничивать себя одной лишь постелью. Да, я не смогу танцевать и пить маргариту, но при мысли о том, что я даже мороженку в сквере съесть не смогу, вовсе выть хочется.

Мы не поехали домой, ни ко мне, ни к Юле. Квартира была съёмной. Чистенькая, со свежим ремонтом, нарядная однушка недалеко от клиники. Вставать мне естественно не позволили, я сидела в инвалидной коляске. Юлька наверное зубами скрипела, каждый раз, когда коляска подпрыгивала, будь то порожек под колесами или стыки пола, боясь, что её драгоценные эмбрионы из меня выпадут. В постель меня переложили с такой осторожностью, словно я хрустальная. Юлька рук не марала, процессом руководили дорожная сиделка и мужчина, который нас и привёз.

Юрки не было. Я поневоле задумалась, а много ли ему достанется самого ребёнка, которого я рожу? Юля с маниакальным упорством старается сделать все, предвидеть даже то, что кажется невозможным, а мужа просто оттесняет в сторону. Интересно, он это чувствует?

– И чем мне заниматься? – скептически поинтересовалась я у сестры.

– Я тебе книжек принесла… простых, бумажных, все же, влияние мобильных телефонов на плод не изучено в полной степени…

Я вздохнула и взяла книжку. Юлька ушла на работу, оставив меня один на один с моей сиделкой и тишиной незнакомой квартиры. Мне было хреново. Непонятное состояние похмелья, которому неоткуда взяться, ибо после той встречи с Юркой я не пила. Какой-то недосказанности, или даже словно я не сделала нечто важное, упустила. Хотелось встать, идти, неважно куда. Даже на работу, пусть и раздражают коллеги, но там хоть жизнь… Люди разговаривают, жужжат компьютеры, то и дело раздаётся смех и неважно даже, над чем или над кем смеются. А здесь… у бабушки на кладбище пожалуй веселее. Одна радость – катетер извлекли. Правда вставать все равно не позволили. Я хотела встать сама, плевав на Юльку, на Юрку, который мог хотя бы позвонить, чтобы узнать, как у меня дела, но… Стыдно было перед теми, кто сейчас в моей матке. Их трое или кто-то из них не смог, не справился? Или… всех троих уже нет? При мысли о том, что возможно я являюсь кладбищем не только Юлькиных надежд, но и вполне реальных клеточек, из которых могли бы вырасти настоящие, живые люди, становилось жутко. И почему-то разбирал нервный смех, от которого невозможно было отвязаться, и тогда я ловила подозрительный взгляд сиделки.

Мне так и хотелось сказать – да, вам досталась чокнутая мамаша. Дура, чего с меня взять. Сами настаивали, терпите теперь. Я вам в инкубаторы не напрашивалась. Во зрел протест против того, что происходило, но мелкие…. Они же не виноваты.

Моя сиделка, имя которой я так и не запомнила, ушла утром, вместо неё явилась Юлька. Принесла хрустящих бумажных пакетов из дорогого супермаркета, поглядела на меня тем же лихорадочно шальным взглядом, что и вчера, но сегодня пожалуй шальных ноток в нем больше.

– Ты чего-нибудь хочешь? – с надеждой спросила она. – Я икры купила. И свежих фруктов. Может яблочко?

– На улицу хочу, – честно ответила я. – Подальше от этой тюрьмы. Юль честно, мне кажется в моей квартире шансов у эмбрионов будет ровно столько же.

– Там соседи, – прошептала она. – Они все поймут, а потом все будут знать, что я настолько никудышная, что даже ребёнка за меня родила сестра…

– Тебе так важно это?

– Не знаю уже, ничего не знаю… Наверное.

Юлька открыла одну из принесенных вчера книг и сделала вид, что углубилась в чтение. Но я видела, что наверняка она и слова не поняла из прочитанного, явно не это её сейчас волнует. И бесёнок внутри меня, а может ёжик, которого во мне только Юлька и видела, подзуживает – ну спроси, спроси… Хуже уже не будет, подумаешь… Да и не имеет ли права на блажь практически беременная чужим ребёнком женщина?

–Юль, – наконец решилась я, сестра с облегчением оторвалась от книги, но оно будет не долгим, её облегчение. – О чем вы с Юрой говорили в ночь после оплодотворения?

Юлька поднялась так резко, что уронила сумочку, которую пристроила рядом с собой, она упала на пол, содержимое высыпалось. Но оно даже рассыпалось красиво, аккуратной кучкой, не как у меня. У меня обертки от конфет или жвачек, пара ручек, которые уже не пишут, исписанный блокнот, россыпи таблеток, которые уже и непонятно от чего и зачем, просто руки не доходят все выбросить… У Юльки все чистенькое, блескучее, никаких тебе крошек… И тараканов в голове наверное тоже не имеется. Я усилием воли отвела взгляд от откатившегося в сторону тюбика губной помады – Юлька его не заметила, он так и остался сиротливо лежать брошенный и ненужный.

– Да, мы говорили о тебе, – спокойно ответила сестра. – Ты это хочешь услышать? С самыми мерзкими подробностями? А я вот не хотела. Ты же… возможно беременна. Хотела оградить тебя от стресса. Давай, спрашивай, Влад. Чего именно тебе хочется услышать. Как он на меня кричал?

Юля взяла себя в руки, снова села у моей постели, чинно, спокойно, словно на светском рауте. Улыбнулась. Только глаза… страшные. Или они всегда такие у неё были? Теперь я чувствую себя неловко, плохой, стервой, которая лезет в чужие дела. Моя почти беременность вовсе не оправдание…