Читать онлайн Жуткий Новый год. Крампус, йольский кот и другая зимняя нечисть со всего мира бесплатно

В холодные и мрачные времена, когда граница между мирами становится совсем тонкой, защиту от тьмы дает обережный круг – свет и смех, радость и праздники, зажженные огни и тепло близких рядом. А пропадают люди поодиночке – если не по вине страшных чудищ, то в унынии и печали, злобе, зависти, сожалениях и грусти. Так давайте соберемся все вместе, зажжем свечи, запрем дверь, украшенную магическим защитным венком из сосны, омелы и остролиста, разольем по чашкам душистый глинтвейн и прислушаемся – не скребет ли кто острым когтем по оконной раме… И вспомним старые-старые сказки про чудовищ и зимних волшебников.

Когда собран урожай и закрома полны зерна, когда животные ждут потомства в запертом хлеву в теплой соломе, когда дом обступают стужа и тьма – тогда приходит время удивительных историй, время торжества древних могущественных духов и монстров. Веками рассказы о них пугали и поучали, наставляли и помогали выжить…

Земля отпускала людей на зимние каникулы и укрывалась снежным одеялом – и тут-то в длинную зимнюю ночь выходили они, оставляя пугающие следы на снегу и пробуждая в людях страх за себя, друг друга, свой хлеб и кров.

Времена меняются – и сказки подстраиваются под новую реальность, в которой достаточно лишь щелчка выключателем, чтобы стало светло и безопасно. Под реальность, где стоит достать из кармана телефон – и можно позвонить другу, заказать еду в любое время суток, где бы ты ни был, или осветить себе дорогу встроенным фонариком.

Конечно, фонарик будет светить, пока хватит заряда.

Старые сказки, которые учили выживать во что бы то ни стало, убегать и прятаться от чудовищ, выходящих из укромных уголков в морозную полночь, сменились добрыми и детскими, где животные разговаривают, а главный враг любой жизни, холод-мороз, приносит подарки и хорошее настроение.

Целые тысячелетия человечество брело в темноте, используя лучины, огнива, масляные светильники; ценило тепло и свет домашнего очага не только как символ семьи, но и как залог безопасности в самом прямом смысле. Даже летом. И уж конечно, особенно зимой! А вот времени, когда включить свет можно простым щелчком тумблера, прошло ничтожно мало. От постройки первой в мире гидроэлектростанции в Англии в 1878 году – меньше 150 лет. Это все равно что продолжительность единственного заряда телефона по сравнению с целой жизнью человека. Но к хорошему быстро привыкаешь. Мы уже не представляем, как это – освещать себе зимние вечера лучиной, да и про чудовищ, которые кроются во мраке и холоде, помнить перестали.

А вот они про нас не забыли.

Все народы мира во времена, предшествующие активному использованию машин и электричества, жили в строгой синхронизации с ритмами природы. Если ты пропустил время пахоты, не засеял зерно, не убрал сено для скота на зиму, ты умрешь. Вот так просто и незатейливо. Длинной, темной, холодной зимой тебя ждет голодная смерть. Или придется побираться по дворам, работать за еду, предлагать все до последней нитки за право дотянуть до весны и снова вспахать свой надел.

Символическое изображение ацтекского календаря.

The New York Public Library

Опираясь на эти природные ритмы, на наблюдение за звездным небом, различные народы выстраивали свои пантеоны – богов и чудовищ. Природные и культурные особенности различных территорий сливались, а всевозможные природные и мистические явления обретали имена.

Со времен шумеров и Древнего мира люди вглядывались в небо, отслеживая новолуния и полнолуния, равноденствия и солнцестояния и связанные с ними земные циклы. Сборники народных примет, этнографические данные – неизученный до конца кладезь естественно-природных наблюдений. А в недавнем прошлом, всего 100–150 лет назад, это было живое руководство к грамотному хозяйствованию!

Вся жизнь людей определялась сельскохозяйственными ритмами. Правильные дни и сроки буквально для всего тщательно изучались и запоминались. Бесконечный цикл – посев, выращивание зерна, жатва, ожидание новой весны – древний, как само человечество. Различные календари всего лишь подстраивались под законы природы, позволяли вести учет дням, присваивали названия месяцам и порядковые номера годам.

Люди давали имена могущественным силам природы, в разы превосходящим их собственные. Обозначали явления и сущности, от которых зависели. Создавали для этих сущностей характеры и искали с ними общий язык. А может, и вправду общались с этими сущностями?

Так родилось язычество. Родилось… но умерло ли? Вовсе нет. Исследователи много пишут о том, что языческие традиции не были отменены или забыты. Они переплавились в формы политеизма, а затем прочно слились с ритуалами победившей конфессии. Как, к примеру, Масленица послушно перебралась к Великому посту у православных христиан. Масленица – это осколок язычества и всегда была связана с весенним равноденствием, но кто нынче беспокоится по этому поводу? Пасха по церковному календарю – переходящий праздник, вместе с ним двигаются границы Великого поста и Масленицы.

…Холод, голод и тьма. А человечество – всего лишь ребенок, который забавляется светом электрического фонарика… и старинными историями о тех, кто подкрадывается к твоему дому во тьме, прячется в поземке и шуршит в снегу на двускатной крыше! Кто может съесть тебя, если ты был нерадив или не спрял к зиме всю шерсть со своих овец, убить скот, испортить запасы молока и сыра в кладовых. Кто хватает непослушных деток и делает из них рагу. Кто ворует еду с праздничного стола. А какой праздник без обильного угощения? Это же к бедности и болезням, потерям и голоду, – ведь как ты Новый год встретишь, так его и проведешь!

Чтобы чудовища не причинили вреда, чтобы прогнать их от деревень и городов, люди зажигали огни и катали пылающие колеса, обернутые масляной паклей. Жгли свечи и факелы, приносили в дом ароматные и колючие растения – ель, пихту, сосну. Готовили еду, сдобренную драгоценными пряностями и чесноком, чтобы ароматы отпугнули демонов. Обильно угощались и угощали друг друга, проявляли щедрость, а еще следили, чтобы никто не укрылся в далеком темном уголке, – ведь тот, кто не веселится вместе со всеми, может оказаться злым духом!

Потом люди, привыкнув к уюту электрического освещения, почему-то решили, что новогодние сказки – детские, а истории про чудовищ пугают лишь малышей. И волшебные твари присмирели и подобрели; они остались озорниками, но ручными и забавными. Ну, а обережные зимние традиции различных народов – они для того, чтобы просто повеселиться и хорошо провести время.

Но это неправда. Холод, голод и тьма все так же стоят у нашего порога, за кругом света от электрической лампочки, и ждут своего часа. Стоит только лампочке погаснуть, зимние монстры снова выйдут из тени.

Путешествовать, встречаясь с зимними чудовищами, мы будем сначала по России, а затем спустимся по пути из варягов в греки – от Скандинавских стран с их Йолем и страшными троллями к южным с их забавными и нестрашными праздничными сущностями. Завершим же наше путешествие, отправившись на восток и узнав об обычаях, почитаемых в Азии.

Зимнее солнцестояние и праздничные даты

21–22 декабря в Северном полушарии наступает астрономическая зима. Она начинается с самой длинной ночи в году – зимнего солнцестояния, – после которой уже со следующих суток продолжительность светового дня постепенно возрастает. Практически все зимние праздничные традиции народов Северного полушария привязаны к дате зимнего солнцестояния. Оно почиталось намного больше, чем впоследствии Рождество Христово и еще позднее – календарный Новый год, дата смены порядкового номера года на календаре.

Рождественская открытка. Гравюра на дереве, А. Мейер, 1935 г.

Rijksmuseum

Зимнее солнцестояние – одна из дат большого солярного креста (он же – языческий крест, спицы колеса года), которые включают в себя летнее и зимнее солнцестояния и весеннее и осеннее равноденствия. Эти четыре даты в древние времена были гораздо важнее календарных условностей – месяцев, годов, дней недели, – так как описывали именно точки перехода состояния природы от одного качества к другому, особое состояние Солнца и пропорции дня и ночи, света и тьмы. А уже от этих переходов зависели сельскохозяйственные ритмы и возможность произвести и заготовить припасы.

В европейской астрологической традиции момент зимнего солнцестояния – это вхождение Солнца в суровый знак Козерога. Козерог бескомпромиссный, рыцарски честный и аскетичный; как же так вышло, что именно в период его господства мы празднуем и отдыхаем? Да просто потому, что как раз в это время людям нужна максимальная защита: слишком истончается граница миров, слишком близко подбираются злые силы. Вот и стоит Козерог на границе Света и Тьмы. А мы празднуем, встречая Новый год.

Зимних праздников много. В Европе существует традиция адвента – ожидания католического Рождества (25 декабря), то есть буквально весь декабрь становится месяцем особой энергетики, удивительного эмоционального напряжения. Традиции адвента разные у различных народов, и практически каждый день найдется что отметить и какого святого или святую чествовать. После католического Рождества, которое приходится уже на дни православного Рождественского поста, наступает Новый год – граница между принятыми в современном летоисчислении годами, между двумя зимними месяцами. Согласно астрологической (весьма древней!) традиции, в день смены старого года новым Солнце всегда находится в королевском градусе[1] Козерога, в месте особенной силы знака. Солнце само по себе исключительный оптимист, даритель жизни и всех ее радостей. А волшебный градус Козерога, в котором Солнце встречает каждый новый календарный год, всячески усиливает эти качества, из года в год распределяя их благотворное влияние на все 12 месяцев, на всех нас, живущих под Солнцем. Отчасти этим и объясняется наш энтузиазм в Новый год, желание «начать с чистого листа», новые силы, которые появляются для «обнуления» и рестарта, огромная эмоциональная волна, связанная с новогодними праздниками.

После Нового года мы плавно следуем к православному сочельнику – кануну Рождества (6 января), самому Рождеству Христову (7 января) и далее, не забывая про святочные гулянья, идем к Крещению Господню (19 января). Попутно россиянину попадется еще старый Новый год, который отмечается как раз в разгар Святок и остается популярным в нашей стране в силу того, что церковь живет по старому календарю (юлианскому), а вся страна при этом – по новому, григорианскому. То есть в Европе во время адвента проходит Рождественский пост, затем сочельник и Рождество, затем уже люди, свободные от ограничений поста, празднуют мирской Новый год 31 декабря – 1 января со всеми его традициями и особенностями… И в России все то же самое, но только если ориентироваться на старый Новый год. А так получается, что Новый год, 1 января, встречают в Рождественский пост (а это значит, никакого холодца, индеек, оливье или мясных пирогов!), а потом уже приходят сочельник и Рождество. Все с ног на голову!

Солнце со знаками зодиака. Лубок из книги «Русские народные картинки». Д. А. Ровинский, 1881 г.

The New York Public Library

До конца XVI века Европа жила по юлианскому (названному так в честь Юлия Цезаря) календарю, счет дней в котором подчинялся солнечному циклу – постоянным промежуткам между солнцестояниями и равноденствиями. Однако движение космических тел, включая Солнце и Землю, следует этому графику с меньшей точностью, чем думали авторы юлианского календаря. К 1582 году набежало немало ошибок, и весеннее равноденствие, которое, согласно календарю, ожидалось 21 марта, фактически состоялось раньше, 10 марта! В связи с этим действующий на тот момент папа римский Григорий XIII приказал привести календарь в соответствие с наблюдаемыми астрономическими явлениями, чем прославил свое имя: новый календарь получил название григорианского. Он описывает течение времени более точно, чем старый календарь (юлианский), подразумевает особое правило установки високосных лет, им мы пользуемся и сейчас (напомним еще раз, что в нашей стране переход на григорианский календарь состоялся в 1918 году, а Русская православная церковь и сейчас верна календарю юлианскому). Таким образом, формальное время Святок (от Звезды до Воды, от Рождества до Водосвятия и Крещения) раздвоилось согласно календарям: с 24 декабря по 6 января по григорианскому (соответствуя отмечаемым католиками двенадцати рождественским дням) и с 6 января по 18 января по юлианскому. При этом зимнее солнцестояние, на которое в дохристианские времена ориентировались люди (а заодно и вся нечисть), в наше время приходится на 21–22 декабря. Точная дата зимнего солнцестояния (как и летнего, а также двух равноденствий) с указанием времени рассчитывается для каждого года.

Но пусть будет больше всевозможных поводов собраться вместе у теплого очага. Лишним не будет! В декабре северяне отмечают Йоль, южане – Посейдонии, или Сатурналии, а на территории, населенной славянами, особое праздничное время, конечно же, январь, Святки.

Считается, что Святки наследуют дохристианскому циклу праздников зимнего солнцестояния, имевшего воплощение под именем Коляда (которое сохранилось в названиях праздничных обрядов). Само слово «Святки» имеет несколько вариантов происхождения. Гельмольд из Босау (1120–1177), немецкий священник, миссионер и хронист, в своей работе «Славянская хроника» (Chronica Slavorum, 1167–1168) упоминает славянского бога Святовита, или Свентовита (есть версия, что это одно из имен Перуна, бога-громовержца в славянской мифологии, покровителя князя и дружины в древнерусском языческом пантеоне). Был этот Святовит божеством верховным, обладал силой ниспослать как беду, так и удачу на год вперед; и в середине зимы, когда граница между миром людей и миром богов максимально размыта, можно его ублажить, бросая в огонь угощение и озвучивая пожелания: здоровья людям и скоту, богатого урожая, достатка, хорошего мужа (недаром обряды и гадания, связанные с поиском суженого, тоже привязаны к Святкам). Возможно и происхождение Святок от слов «святой», «святить». Такая трактовка нам привычнее и связана с христианской традицией празднования в эти дни Рождества и Крещения Христова.

Со временем именно христианская интерпретация Святок стала ведущей, но древние персонажи славянской мифологии никуда, конечно, не делись, и дни Святок по-прежнему их время. Показательно, что именно святочные вечера и ночи считаются временем сакральным, отражающим смысл периода: темноту, смену времен, размытие границ между мирами. Потусторонние темные сущности, в основном из нижнего мира – нави (темный мир славянского неоязычества, родноверов), рвутся в мир сущий (явь). И задача всех, кто понимает суть вещей, – остановить их на самой границе, не пропустить к живым.

Кого слушать? Что отмечать? Как праздновать? Конечно, с максимальным размахом! Ибо сказано было: верь в лучшее, готовься к худшему. А что может быть хуже, чем нашествие нечистой силы, тем более когда вместо положенных двух недель она, благодаря календарным особенностям, готова чудить в два раза дольше? Будто бы нарочно разница в календарях составляет двенадцать дней – ровно столько длятся Святки! А если берем еще и католические традиции, то декабрь и январь вместе – вот самое оно. В феврале выдохнули… а там и Масленица с Великим постом, да и весна…

На Руси нашествие нежити ожидали загодя. Есть свидетельства, что некоторые крестьяне северных губерний, особенно хорошо знакомые с зимними стужами и полярными ночами, даже начало декабря (не будучи католиками, приверженными адвенту) считали временем достаточно «святочным», чтобы опасаться встречи с нечистой силой. И в хозяйственном плане готовились заранее: прибирали жилье, штопали одежду или шили обновки, чинили рыболовное и охотничье снаряжение и сельскохозяйственный инвентарь и подготавливали его к весенней страде. Демоны и всяческая нежить охотно селились в рухляди, обветшалых вещах, складах ненужного скарба, в неметеных углах и нечищеной печи, в старых угольях и заброшенном рукоделии.

Уже в Игнатов день (20 декабря по юлианскому календарю) случались первые встречи с нечистью, например водяными демонами шуликунами, и не случайно Игнатию Богоносцу молились об избавлении дома от всяческой напасти, способной испортить молоко прямо в вымени коровы или так запутать лошади гриву, что дальше только остригать, – а в гриве ведь вся лошадиная сила.

Святовид. Иллюстрация из книги А. С. Кайсарова «Мифология славянская и российская». Художник П. Сулима, 1804 г.

Российская государственная библиотека

Следом за Игнатовым днем наступает зимнее солнцестояние, и тем, кто ориентируется на астрономический и григорианский календари, нужно держать ухо востро, вспомнить положенные запреты и обряды, а любителям скандинавской культуры – вступить в дни разгульного Йоля. Во время Святок (как и в Йоль) нельзя трудиться – ни стирать, ни прясть, ни убирать (следовательно, вся работа должна была быть заблаговременно закончена!). «Тот, кто работает в Святки, работает на нечистого» – так говорили во многих странах мира. Праведные люди в это время все силы тратили на то, чтобы наесться, напиться и нахохотаться вдоволь, отгоняя потустороннее радостью и смехом.

Формально началом Святок был Рождественский сочельник (католический либо православный, это кому как ближе), и к этому вечеру все приготовления должны были быть завершены. Вечером надлежало сходить в баню, затем к вечерне. После появления первой звезды дозволялось разговеться (лишь утолить голод, а не устраивать пир на весь мир) и ложиться спать в ожидании праздника. Утром шли к заутрене, и только после литургии начиналось веселье – гости, угощения, непременные колядки (помним Коляду?).

Первая неделя Святок называлась «святыми вечерами», в эти дни славили новорожденного Иисуса. А вот вторая неделя называлась «вечерами страшными» – это не только время разгула нечисти, но и действий (церковью не одобряемых!) по ее распугиванию: гуляний ряженых и святочных гаданий. Ведь во время Святок духи гостят на земле; кто, как не они, подскажет будущее?! По поверьям, Бог, радуясь рождению Сына, отпускал души мертвых и разнообразных бесов гулять по белу свету до самого Крещения, а они и рады: бродят по селениям, озорничают, мороки наводят, людям вредят. Ну а люди что? Кто прятаться по домам, кто в вывернутый тулуп рядиться, а кто и подслушивать у бань, да овинов, да перекрестков: а ну как духи о будущем поведают, о кладах да о счастливой судьбе?

Встреча Нового года. А. Рябушкин, Всемирная иллюстрация. Т. 38. № 26(988).

Всемирная иллюстрация. Т. 28. – СПб.: Изд. Германа Гоппе, 1887

Завершались Святки праздником Крещения, Водосвятия. Это важное в христианской традиции событие люди сумели наполнить мистическим смыслом: в освященной воде купались, чтобы смыть с себя грехи, набранные во время Святок, в ходе общения с нечистью. Сама же вода после Водосвятия обретает волшебное свойство изгонять нечистую силу. Освященной водой окропляли жилища, посадки и скотину. А в проруби, да и вообще в водоеме, где проходил обряд освящения воды, в течение недели было запрещено стирать белье. Считалось, что после погружения в воду святого креста нечистая сила в страхе и ужасе бежит от него, а если в проруби полощут белье, то хватается за него, выскакивает наружу и продолжает пакостничать, вместо того чтобы успокоиться и затихнуть на целый год, до следующих Святок.

И особенное место в праздничном календаре занимает Новый год. Именно в ночь на Новый год всевозможные бесы выходят из преисподней и бродят среди нас. Временно выпущенные Господом из своих темниц, они радостно присоединяются к празднованиям и гуляньям тех, кто позабыл осенить себя и свое жилище крестным знамением либо провести языческие защитные обряды: украсить жилище вечнозелеными растениями, зажечь особое бревно, наполнить дом сильными ароматами, светом, шумом и музыкой (сильно пугает чудовищ громкий смех). А гуляющие и рады: веселья больше, шума больше, нагаданное сбывается чуть ли не на глазах (у духов имеются свои способы быстро исполнить желаемое и тем самым подловить человека, подцепить его на крючок); да и не все ли равно, кто там скрывается под масками ряженых? А может быть, и не маски это вовсе?..

Итак, пришла пора познакомиться поближе с теми, кто может явиться в новогоднюю ночь, затаившись в мешке Деда Мороза. Причем откуда нам знать, каким календарем руководствуются такие гости? Григорианским или юлианским? От зимнего солнцестояния и до Крещения по новому стилю будьте бдительны! А в новогоднюю ночь будьте бдительны вдвойне!

Россия – огромная трансконтинентальная страна, где в северных полярных регионах темное и холодное время года растягивается более чем на полгода. Богатое разнообразие климатических зон, различные народы и глубочайшие культурные традиции – вот достояние нашей страны. А с различными культурами полным-полно и всевозможных новогодних поверий и загадочных существ.

Дед Мороз или Трескунец?

Дедушку Мороза с его милой внучкой все мы знаем с детства. А между тем наш праздничный герой абсолютно мирского происхождения – по большей части продукт атеистического советского мышления, конструкт определенной идеологии.

Дед Мороз ходит в белой, голубой или красной шубе, шитой серебром и богато отделанной белым мехом. У него на ногах – добрые русские валенки из белой овчины или же белые яловые сапоги, а на голове – круглая боярская шапка в тон к шубе. В руках – волшебный посох и, конечно, мешок с подарками. Борода у него длинная, до пояса, свидетельствует о его долголетии, могуществе и мудрости. День рождения Деда Мороза – 18 ноября (обратим внимание на эту дату), а проживает он в Великом Устюге. Ездит главный покровитель Нового года на санях, запряженных тройкой лошадей. Правда, иногда для северных регионов страны лошадей можно заменить на оленей, но в целом упряжка Деда – это первоклассные орловские рысаки или выносливые вятские лошади. Вот таков наш праздничный Дед во всей его красе – и не путать с подпоясанным и куцебородым Санта-Клаусом!

Его помощница Снегурочка – милая девочка или юная девушка с длинной косой, в расшитом полушубке того же цвета, что и шуба дедушки. На ней – русский кокошник или круглая шапочка в цвет полушубка, сапожки, расшитые и украшенные серебром и бисером, иногда – валеночки. Порой к этой компании добавляли милого мальчика, символизирующего наступивший новый год. Казалось бы, ничего чудовищного. Все красиво и безобидно! Но не забываем, что в таком варианте образ новогодних дарителей подарков сформировался в России меньше 100 лет назад – в 1930-е годы, в годы советской власти и атеизма. Но и тут через плотные заслоны идеологии пробилась сущность, столетиями наводившая ужас на русских людей.

Вернемся всего на 100–120 лет назад. Мороз как природное явление был опасен как зимой, так и весной, когда внезапные заморозки могли начисто погубить посевы. Их боялись, люди придумывали укрытия для своих огородов, дымовые завесы для плодовых садов, чтобы оградить завязи от смертельного прикосновения холода.

Мороз. Эскиз костюма авторства В. М. Васнецова к опере Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка», 1885 г.

«Музей-заповедник «Абрамцево». Иллюстрация. 2024

Морозко, Трескун, Студенец – злой старец с посохом, прикосновение которого превращает любую жизнь в смерть, тепло – в холод, живую плоть – в лед. Вот кто скрывается под маской доброго дедушки, и поверьте, он всего лишь ждет своего часа!

Впервые литературный образ Морозко был описан Александром Афанасьевым в знаменитой одноименной сказке, которая была опубликована в 1856 году. Жил Морозко в ледяной избушке, внучек или помощников не имел, а заморозить мог как неосторожного путника, так и нерадивых хозяев, забывших протопить дома печь. Задавал каверзные вопросы, если встречал человека в лесу. Так мы его и знаем – по сказке «Морозко», которая закончилась хорошо для всех… кроме старухи и ее дочери, по одной из версий, превратившихся в свиней. Более поздние исследователи спорят о наличии такого образа в русском фольклоре. Но Студенец-Трескунец, который в морозы по крышам поскакивает да попрыгивает, дым на лету замораживает и в трубы снег сыплет, как был, так и остался.

Сказка про Морозко и девку снежную

Иллюстрация Ю. Н. Эрдни-Араевой

Вот послушайте историю, которая приключилась как-то в одной деревне в лютую новогоднюю стужу. Холода стояли такие, что само небо инеем покрылось; снега выпало – не измерить, сугробы стояли выше домов. А все потому, что жил неподалеку от той деревни в своей избе резной-ледяной сам Морозко-Студенец.

Скрывается Морозко в далекой чащобе. И не видно его, и не слышно его – спит он; а как настанет самая длинная ночь в году, так и просыпается, так за дело и берется: людей пугает, холода нагоняет, лес оберегает. Ходит Морозко только по снегу – в парчовой сверкающей шубе, мехами отороченной. Неспроста у него такая шуба, чтобы в сугробах не видно было. Борода у него длинная, поземкой метет, все следы заметает; шапка с каменьями, а в руках посох волшебный. Прыгает Морозко по деревьям, постукивает, устилает землю сугробами высокими, потрескивает; кто в лес зайдет неосторожно, тому холод под одежду задувает, до самых костей-косточек пробирает. Душу может заморозить, а как же человеку жить без души? Вот и не ходят в самые длинные и темные ноченьки зимние люди в лес, душу берегут; только прислушиваются – не трещит ли Морозко по крыше, не подбирается ли к огню в очаге, не готовится ли из озорства людей сгубить? Только зло и несправедливость могут Морозке дверь в избу открыть.

Следит Морозко, чтобы зимой весь зверь не замерз, все деревья не погибли. Накрывает он лес толстым снеговым покрывалом, чтобы малые в снегу норы рыли и там отогревались, чтобы большие по насту могли до ветвей да до коры добраться. Ели да сосны накрывает Морозко снегом пушистым. А еще следит Морозко, чтобы люди в лесу не озоровали, покой не нарушали, – так людям положено в новогодние ночи из деревень в лес не ходить, огни жечь да хороводы водить, от холода себя и скотину защищать. А если не в духе Морозко, разгневался или скучно ему, может и в деревню зайти, хоть и не слишком он людей жалует. Стужи такой напустит, что снег скрипеть под ногами начинает. Как ударит по углу избы своим посохом, так и затрещит изба, а угол и проморозится. Как коснется колодца, так и замерзнет колодец до самого дна. А как вдруг проведет рукавицей по краю крыши, так и обвиснет крыша сверкающими сосульками! Студенцу-Трескуну потеха, людям страх лютый…

Боятся его люди, одни беды от шалостей Морозкиных.

И не зря боятся.

Жил в одной деревне мужик. Остался он вдовцом с доченькой Настенькой да и женился заново. Мачеха Матрена в дом со своей дочерью пришла, с Марфушей, которую любила пуще всего на свете. И одевала она Марфушу, и румянила, и косы чесала, и считала она, что красивее Марфуши никого на свете и нету. А чтобы одежду нарядную и ручки белые Марфушины не замарать, всю работу по дому поручала мачеха Настеньке. Та и не отказывалась – завяжет косу простой веревочкой, песни поет да по дому все споро и делает. Что перечить Матрене, когда она во всем власть в доме взяла? Пожалуется иногда Настенька батюшке родимому – тот пожалеет ее, поохает вместе, а Матрене слово сказать боится.

Выросла Настенька красавицей. И совсем худо ей стало в родном доме, где матушка ее жила да скончалась. Возненавидела Матрена Настеньку лютой ненавистью. Как жених на Марфушу засмотрится, так на Настеньку взгляд затем и переведет! А Марфуша и прежде капризная была, да грубая, да ленивая, а тут совсем озлилась: матери грубит, отчиму грубит, Настеньку за косы дергает, посуду бьет. И еда ей невкусна, и весна ей не красна; все неладно да нескладно!

Настенька же скорее хотела в своем доме хозяйкой сделаться. Хотела, да помалкивала: сказала мачеха, что первой непременно Марфушу выдать должна, а Настю уж после.

Так бы и шло, да стал присватываться к Настеньке первый деревенский красавец, кузнец-молодец Иван. И мужик не прочь сговорить дочь, да больно зима выдалась суровой, на весну дело отложили. Какие сваты, когда от избы до избы не добежать – лютует Морозко: вздохнешь на улице – дыхание твое тут же и замерзнет, слова на землю инеем упадут…

Тут-то и пришла мачехе Матрене мысль страшная – сжить Настеньку с белого света. Сколько же можно – Настенькой люди не нарадуются, а про Марфушеньку-душеньку все говорят: неряха-непряха, злюка да ленивица, кто же такую за себя возьмет?..

Выбрала Матрена время, когда мужик в город на базар поехал, аккурат под Новый год к Рождеству еды на стол и подарков прикупить. Да и давай посылать Настеньку в лес, за хворостом:

– Ступай за хворостом, нерадивая! Избу топить нечем, померзнем все!

– Так много хворосту у нас, Матренушка!

– Не перечь мне, непокорная! Сказано – нету хвороста, вот и ступай, и без полной вязанки не возвращайся!

Набросились Матрена и Марфуша на Настеньку вдвоем, едва дали тулупчик накинуть, да в пургу и вытолкали. А дом их крайний в деревне стоял, да и день к вечеру клонился. Растерялась Настенька, но делать нечего, не к чужим же людям проситься. Пошла к лесу.

Идет и думает: «Где же хворост брать?» Сугробы стоят стеной, поземка вмиг следы заметает. Повернулась назад – а не видно света и тропы не видно, только месяц да звезды лес освещают. Все светильнички мачеха и сестрица неродная погасили, дорогу домой в темноте не найти…

Ослабла Настенька, напугалась. Села под пушистой елью и думает: «Что же делать?» Пурга-поземочка тропинку скрывает.

Мороз так и трещит, ветер так и воет, метель так и метет…

Матрена с Марфушей в избе в тепле сидят.

– Не вернется Настя, померзнет, – Матрена говорит. – Вот и поделом ей. А тебя за Ивана выдадим.

А тем временем совсем холодно Настеньке под елкой. Варежек не дали ей мачеха с сестрицей неродной, шапки не дали; в одном тулупчике замерзает девушка. Ноженек уже не чувствует, рученек не чувствует…

Да и сказала в сердцах:

– Разве я много для себя просила? Разве мало по дому делала? Только и желаний было – стать в своем доме хозяйкой, так и этого не дозволила мне мачеха. Попрошусь к Морозко в ледяной терем, отдам ему душу бессмертную, пусть хоть там хозяйкой буду!

Тут ее Морозко и услышал.

Побродил кругами, потрещал ветвями. Принюхался к человеческому теплу.

И так подошел, и эдак. Да и надумал:

– Здравствуй, девица! Тепло ли тебе в лесу нынче?

– Здравствуй, батюшка Морозко, – Настенька отвечает. – Холодно мне, несчастной, погибаю. Послали меня, да не за хворостом, а на верную смерть…

– Вижу, холодно! Так что же ты пошла?

– А как не пойти? За дверь меня выставили, варежек не дали, шапки не дали… Слушалась я мачеху, слушалась батюшку, по дому работала, не перечила…

– Экая ты безропотная! Вот держи – мех тебе даю, да полотно, да нитки серебряные. Расшей мне шапку к праздникам!

Кивнула Настенька и за работу принялась. Шила она ладно и узоров для вышивки знала предостаточно. Дай, думает, попробую Морозко задобрить: если к себе в терем не возьмет, так хоть замерзнуть даст быстро, чтобы не мучиться.

Споро работает Настенька – на пальчики подует и дальше шьет. Долго ли, коротко ли, а готова шапка!

– Что же, – Морозко говорит, – вижу, достойна ты в моих палатах жить и хозяйкой в них сделаться. А еще будешь по лесу со мной ходить, порядки наводить, людей пугать, землю снегом укрывать. Только спать тебе одиннадцать месяцев, а по миру гулять один всего, самый темный да суровый. Зато и стариться не будешь. Согласна?

– Согласна я, Морозко.

Коснулся Морозко Настеньки…

И встала уже не Настенька, а дева снежная да ледяная. Замерзла она, и душа ее замерзла, точно ее и не было.

В пояс поклонилась она Морозке:

– Спасибо тебе, Трескун-Студенец, что в царство свое принял. Буду твоей помощницей верной: в избе порядок удержу, на земле холод лютый устрою. Ни одна живая душа через наш лес не пройдет. Только теперь обидно мне стало за сердце и душу человеческую, горячую. Увидела я, как помыкала мной мачеха, а батюшка не заступался, не щадил. Что делать станем?

– Чего б не повеселиться, – Морозко отвечает, а у самого глаза синим огнем загорелись. По нраву ему такая дева. – Пойдем в деревню. Там и мужик, батюшка твой, уж приехал да слезы по тебе льет.

Легкими тенями серебряными заскользили Морозко с Настенькой. Развились ее косы девичьи, сделались белыми и долгими, точно борода Морозкина. Трещит, стучит холод по деревьям, метет поземка, ни зги не видно.

Вот и дом – окошки теплом и светом сияют. А в доме мужик да Матрена с Марфушей Настеньку оплакивают.

– Предупреждала я ее: не ходи в лес за хворостом, – Матрена говорит, врет как по писаному, – много его у нас, так нет, встала да пошла, не уберегла я ее…

Тут Настенька в дверь и постучалась:

– Вернулась я, мачеха. Пусти в дом.

Бросился мужик к двери, а Матрена его не пускает:

– Не может это Настя быть! Морок это, служанка Студенца пришла, убить нас, огонь в очаге погасить! Не выжить человеку в лесу зимой!

– Я голос Настенькин слышу! – мужик кричит. – Открою дверь!

Да и распахнул в сени дверь настежь.

Заходит Настя… Лицом бела, ростом словно выше сделалась, тулупчик в роскошную шубу превратился, бриллиантами усаженную.

– Здравствуйте, – говорит, – милые. Вот и я из леса вернулась. Только не обессудьте, без хвороста я. Зато не одна пришла.

Сунулась Марфуша – шубка ей уж больно понравилась. А Матрена не пускает, кричит:

– Клади скорее дрова в очаг да хворост, не видишь, замерзла девка и Морозко в дом привела! Нежить она теперь!

Только Марфуша привыкла сиднем сидеть, ничего не делать. Начала отпираться, а огонь-то тем временем гаснет…

Мужик заголосил:

– Ты прости меня, Настенька, что не заступался за тебя! Прости, что помыкала тобой Матрена! Не держи зла, отступи за порог, не губи и наши души!

Иллюстрация к сказке «Снегурочка». Г. Нарбут, 1906 г.

Российская государственная библиотека

– А за меня кто заступился? – Настенька спрашивает, и голос ее как свирель серебряная звучит.

Обомлели мужик да Матрена – а от двери-то по углам, по стенам как пошла изморозь. И красивая такая, узоры точно бриллиантовые. Заскрипела изба, затрещала от венца до кровли; стали лучины да светильники масляные гаснуть…

Начали все втроем дрова в печь кидать – а дрова не занимаются. И по ним точно морозные узоры, по поленьям. За окошками с крыши сосульки свесились, опускаются вниз, срастаются меж собой в ледяную стену, оковывают избу, будто панцирем.

А Морозко по крыше скачет, хохочет: любо ему, что Настеньке своих не жалко.

– Спаси, Настенька, – мужик кричит, – прости, доченька, ошибся я, не понял, как тебе плохо тут было, не губи живые души!

– А мою душу кто спас? – Настенька спрашивает. – Не жить мне счастливой за Иваном-кузнецом, нет у меня больше ни батюшки, ни мачехи, ни сестрицы названой – стала я Морозкиной, девкой студеной да снежной.

Завыл в трубе ветер, легли на пол снежные косы, точно тут и не жили никогда люди. Замычал в стойле скот, залаяли собаки – да и стихло все.

Ехал мимо на розвальнях Иван, кузнец-молодец… Остановил телегу да остолбенел. Ни единого огонька не горит в избе, где Настенька жила, ни свинья не хрюкает, ни коза не блеет. Побледнел Иван, схватил скорее с телеги огниво, высек огонь, намотал сена на палку и в избу бросился.

Открыта дверь. Померз скот насмерть в сенях да клетях. Пустой очаг с дровами, что так и не загорелись. Углы избы изнутри проморожены, на полу снег лежит. Никому Иван не рассказывал, что застал он в той избе. Говорил, что остыла изба, холодом взялась и не было там никого.

Много лет прожил Иван в этой избе бобылем. С того дня, как зашел он в избу, поседел он: голова в серебре, борода как лунный свет. Поставил рядом кузню, зверем промышлял да лесными дарами. А зимой, как раз после солнцеворота, в Новый год да Рождество, не ходил к нему никто: все дороги к дому снегом заметало. Сияла та изба серебром, точно дворец или терем богатый, светились в ней ярко огни, и вроде бы женский смех был слышен. Звонкий, радостный. Потом, как праздники проходили, все стихало. Откапывал кузнец дорогу к людям и снова начинал лошадей подковывать да утварь ковать. Ладно у него выходило, каждая железка точно серебряная, с узорами да причудами.

В деревне говорили: защищает Иван-кузнец людей от Морозки, Студенца-Трескуна, да от его помощницы, снежной девки. А что та девка Настенькой была, никто и не помнит уже. Вот только вы теперь услышали.

Образ Морозко слился с образом святого Николая Чудотворца, которого почитали в царской России. Святитель Николай Мирликийский жил в последней трети III – первой половине IV века нашей эры и был епископом в городе Мира (Миры Ликийские). В сохранившихся списках его жития рассказывается, как святой воскресил умершего моряка, спас от казни несправедливо приговоренных, явился во сне торговцу хлебом и велел ему направить свой корабль к берегам страдавшей тогда от голода Миры. Епископ также тайно помогал беднякам. Однажды монеты, подброшенные им то ли в окно, то ли в печную трубу дома бедствующей семьи, случайно угодили в чулок – и благодаря такому приданому три сестры смогли выйти замуж. Эта легенда и легла в основу множества рождественских традиций.