Читать онлайн Записки путешественника. Части I–II. Удивительные приключения в Африке и Америке: ЮАР – Мексика – США бесплатно

1. В Африку!

Откинувшись в кресле, я рассеянно просматривал утреннюю почту и документы, которые Мария, моя помощница, готовила для меня каждое утро. На рабочем столе предательски аккуратные папки «Срочно», «Важно», «Текучка» и прямо передо мной e-mail от Берты из Мюнхена, холодный как айсберг, перечеркнувший наше двухмесячное плаванье. Не эпитафия, нет – скорее приговор, высеченный канцелярским шрифтом: «Визит отменяется». Даже кондиционер тихо завыл от этой цифровой гильотины. Поездка на АвтоВАЗ в Тольятти и в ЦСКБ "Союз" в Самару не состоится! Два месяца кропотливой работы, графики, выверенные с аптечной точностью, доклады и презентации, которым позавидовал бы сам Цицерон, – в мусорную корзину! Причина диверсии – не указана!

Пульт дрогнул в руке: Business FM сменился на «Релакс», но томные флейты не заглушили тревогу, которая жалила, как пчела.

Письма с мерцающей пометкой "High Priority and Immediate Action Required" – очень срочные и важные – пылали на экране. Первое – от Арнольда. И вдруг…

«Африка ужасна, Африка опасна! Да-да-да!» – пронзительно заверещал в голове девичий голос ябеды-отличницы из старого фильма.

«Не ходите, дети, в Африку гулять!» – хрипло отозвался Бармалей, и я вспомнил, как в детстве трепетал от страха от одного только взгляда на добренького гиппопотама, в пасти которого прятались огромные клыки – точная копия моего нынешнего босса – свирепый хищник за маской благодушия.

Я замер, как муха в янтаре, вперившись в мерцающий экран. Африка из детских грез – с лианами, пигмеями и тайнами реки Лимпопо – растворялась, как мираж. «Ванечки» подросли, и у них теперь вместо джунглей – open space, а вместо охоты на носорогов – охота за плановыми показателями. Вместо мачете в руках – мышки с клавиатурой, вместо костра – холодные светящиеся мониторы.

Арнольд же вырос на других сказках. Его Африка благоухала не наивным волшебством, а готическими романами Карла Мая: сафари в пробковом шлеме, германские первопроходцы-колонисты, "место под солнцем" для белого человека. Его Лимпопо – не чарующая магия, а рациональная необходимость – как покоренная вершина в послужном списке для резюме.

Арнольд возглавлял подразделение компании, имеющее отделы в Европе, Азии и Африке. Отделы – это небольшие офисы и только около десятка стран, но на каждом заседании, где делили пирог бюджета, он громогласно требовал:

– Это возмутительно! Мы проводим совещания где угодно, только не в Южной Африке! – И уже тише, с заговорщицким блеском в глазах, добавлял: – Мне надо срочно в Лимпопо!

Один бюджет – когда три представителя южноафриканского отдела летят в Европу, и совсем другой – когда пол-Европы отправляются в Южную Африку. Поэтому Арнольд сотрясал воздух уже несколько лет, но тщетно.

И вот, я читаю письмо, где мой руководитель, не в силах скрыть ликование, объявляет, что следующее совещание, объединенное с учебой и тимбилдингом, состоится… в Южной Африке! И провести его нужно ASAP – As Soon As Possible, то есть в темпе вальса!

Кофе горчил на языке. На экране метались письма от АвтоВАЗа: «Просим предоставить объяснения…». А я смотрел в окно, как дождь барабанит по московским крышам, и думал: «В Лимпопо сейчас сухой сезон. И гиппопотам там не плачет – он подсчитывает прибыли… от наплыва туристов».

Организацию совещания поручили нашим африканским коллегам. И вскоре мы уже мчались среди африканской саванны из Йоханнесбурга в Лимпопо.

Флора и фауна Южной Африки встречает обитателей

офисных джунглей

Автобус летел на запредельной скорости по пустынной, широкой и прямой, как стрела, дороге, оставляя за собой небольшое облако красной саванной пыли. Качество дорожного покрытия было на уровне немецких автобанов, но иногда встречались неровности. Йохан, водитель с опаленной солнцем кожей, напоминающей потрескавшуюся кору баобаба, хрипловато бросил через плечо:

– Дорогу китайцы строили. Платная, потому и пустая.

Его слова потонули в грохоте – колесо врезалось в выбоину, подбросив нас к потолку. В этот миг за окном мелькнуло «оно»: баобаб-исполин, древний страж саванны, вздымающийся горой над просторами лугов, усыпанных полевыми цветами и кустарниками. Его невероятно толстый, бутылкообразный ствол, обхватом с железнодорожный вагон, был покрыт гладкой серовато-коричневой корой с морщинами и шрамами – следы слоновьих бивней, зарубцевавшиеся за века, пересекались с трещинами от засух.

«Дерево жизни» – так африканцы называют баобаб. Его плоды, листья и кору используют в пищу, медицине и даже для пива. Он старше пирамид Египта, и в его тени можно ощутить мудрость веков – будто древние духи шепчут забытые секреты

Ветви, голые и скрюченные, напоминали корни, будто дерево росло вверх тормашками – именно так гласила легенда зулусов: разгневанный бог швырнул баобаб с небес, и он стал расти корнями вверх.

Его огромные размеры, причудливые формы и древний тысячелетний возраст вызывали чувство благоговейного восхищения.

– Смотри! – Симона из Мюнхена прижала объектив к стеклу, где в кроне мелькали силуэты. – Обезьяны?

– Верветки, карликовые зеленые мартышки, – пояснил Темба, чернокожий, высокого роста зулус, менеджер местного отдела продаж, говоривший, высунувшись из кресла. – Урожай собирают. Из мякоти этих плодов бушмены делают напиток – кислый, как ваше пиво, но витаминов больше.

Автобус замедлил ход, открывая панораму: саванна дышала золотым ковылем, меж которого маячили зонтичные акации. Их плоские кроны, словно зеленые тарелки, отбрасывали кружевную тень на стадо импал.

Саванна живет своей неторопливой жизнью. Ветер играет золотыми волнами ковыля, а зонтичные акации, словно каменные стражи, наблюдают за мелькающими вдали силуэтами антилоп

– Как они не ломаются? – Берта, помщница Арнольда, показала на акации, чьи тонкие стволы извивались, будто скрученные проволоки, и держали массивные кроны.

– Антилопы объедают нижние ветки, – отозвался Даниель, замдиректора южноафриканского офиса, потомок буров, прибывших в Южную Африку в XVII веке. – Деревья растут вверх, спасаясь. Здесь повсюду – война за солнце, воду и выживание.

Внезапно Йохан резко свернул на грунтовку. Из чащи кустарников, похожих на клубок колючей проволоки, выпорхнула стайка цесарок. Их пятнистые перья сливались с сухой травой, только красные гребни алели, как капли крови.

– Лихорадочное дерево, – Темба стукнул ногтем по стеклу, указывая на ствол с корой цвета лайма. – Цветы пахнут медом, но пчелы сюда не летят. Говорят, духи умерших шаманов охраняют нектар.

Автобус тряхнуло, и мы вскрикнули хором – прямо перед капотом, не спеша, перешла дорогу семья бородавочников. Самцы щетинились клыками, малыши семенили за матерью, подняв хвосты-антеннки.

– Вот и HR-отдел, – фыркнул кто-то сзади, но смех оборвался, когда за поворотом открылась река. На отмели, как бронзовые статуи, замерли бегемоты. Их пасти, раскрытые в зевке, обнажали клыки, как бивни мамонта, по полметра длиной.

– Смотрите в оба, – пробормотал Йохан, прибавляя газ. – Эти «милашки» убивают больше людей, чем львы…

Побывавший в больших передрягах, опытный африканер пустых слов на ветер не бросал и знал, что сказать вновь прибывшим, но те, кому это было жизненно необходимо, пропустили его предупреждение мимо ушей.

Автобус мчался дальше по раскаленной саванне, и за окном, как кадры старой киноленты, теперь мелькали другие причудливые деревья. Большинство из них были корявые великаны высотой с пятиэтажный дом, чьи стволы, покрытые грубой корой цвета пепла, извивались, будто пытались вырваться из невидимых оков. Их кроны, густые и округлые, напоминали гигантские шары из колючей проволоки, отбрасывающие на землю кружевную тень.

Камфорное дерево – живая аптека саванны. Его листья заживляют раны, древесина не поддается тлению веками, а воздух насыщен целебным ароматом – терпкой смесью камфоры и дымного костра. Бушмены верят: этот запах отпугивает злых духов, а листья могут вернуть силы даже умирающему

– Камфорные деревья, – громко проговорил Даниель через гул двигателя, когда ветка камфервуда заскребла по крыше. – Понюхайте, откройте окна!

Я приоткрыл стекло, и в салон ворвался воздух, пропитанный резковатым ароматом – смесью аптечной камфоры и дыма костра.

– Бушмены этими листьями раны заживляют! – добавил Темба, блеснув жемчугом зубов на черном лице, потянулся и сорвал через окно сморщенный лист. – А белые колонисты делали из древесины этого дерева…

– Гробы, – перебил Йохан, резко объезжая труп антилопы на обочине. – Не гниет сто лет.

Внезапно саванна ожила: слева от трассы, словно оживший монохромный узор, промчалось стадо зебр. Их полосы играли, как калейдоскоп, – черные молнии на бежевом фоне. Одна из кобыл, отделившись от табуна, замерла в пяти метрах от автобуса. Мы увидели, как дрожат ее ноздри, а грива вздымается ветром, словно языки черного пламени.

Природа знает толк в камуфляже! Пока люди изобретают репелленты, зебры щеголяют в своих полосатых "костюмах" – мухи цеце принимают этот узор за оптический обман и не атакуют. Для хищников полосы мешают выделить отдельную особь в стаде, а для кровососущих насекомых зебры и вовсе становятся "невидимками": их мозг воспринимает мерцающий рисунок как колебания горячего воздуха. Эволюция генерирует лучшие решения! Гениально и стильно!

– Не фотографировать! – рявкнул Йохан, заметив, как чешский фотолюбитель Бохдан приготовил свою профессиональную камеру. – Вспышка – и все стадо бросится под колеса!

Зебры исчезли так же внезапно, как появились, растворившись в мареве. А деревья-камфервуды продолжали стоять вдоль дороги, их узловатые ветви цеплялись за облака. В кронах копошились птицы-носороги, срывая синеватые ягоды, а у подножия, в колючем кустарнике, суетились даманы – пушистые зверьки размером с большую кошку с короткими хвостиками, похожие на гибрид сурка и слона.

Его взгляд видит то, что скрыто от других – мир за пределами древесных крон. Жираф – природная дозорная башня, высотный наблюдатель саванны. При всех двух метрах шеи в ней те же семь позвонков, что и у человека – элегантное доказательство: эволюция совершенствует гениальные решения, а не изобретает заново

– Смотрите, жираф! – кто-то ткнул пальцем в стекло. Длинношеий силуэт мирно объедал листву с верхушки камфервуда, его пятнистая шкура сливалась с игрой света и тени в листве.

Народы ЮАР, среди которых можно встретить своего предка

В автобусе воцарилась тишина. Мы, команда менеджеров с женами, погрузились в молчаливое созерцание, наблюдая, как за окном сменялись два мира: древний и новый. Вот проплывают круглые глиняные хижины с соломенными крышами – те самые, что строили здесь тысячелетиями. А рядом, будто случайный анахронизм, возникают ограды из рифленого металла и спутниковые тарелки. Стада импал, поднимающие красную пыль, пробегают мимо вывесок с рекламой мобильных операторов. Африка балансировала на грани эпох, и наш автобус мчался по этой линии разлома.

Долина, где время замедлило ход. Белые стены и черепичные крыши – наследие европейских переселенцев, но горы за ними остались теми же, что видели и бушмены, и первые голландские колонисты. Здесь, среди этих скал, до сих пор живут духи древней Африки – они прячутся в тени эвкалиптов и шепчутся на ветру, что гуляет между камней

Тишину разорвал Даниель – его голос, глухой, как гул далекого грома, заставил всех обернуться.

– Лимпопо… – Он говорил медленно, словно взвешивал каждое слово, а его большая рука труженика с шершавыми пальцами сжимала спинку кресла. – Провинция, где алмазы и золото роют вручную, а дети ходят за водой десять километров. 5,6 миллионов человек. 97% – чернокожие. – Его взгляд скользнул по Ольге, которая прижала к груди фотоаппарат. – 2% белых. Мои предки… – Он хмыкнул, и в этом звуке слышалось что-то горькое. – Голландские моряки, высадившиеся в Кейпе в 1652-м. Ваши коллеги, наверное, назвали бы их «стартаперами» – приплыли выращивать овощи для кораблей Ост-Индской компании (см. Приложение 1. «Из истории Южной Африки»).

После небольшой паузы Даниэль продолжил:

– Для вас, как и для многих приезжих, может показаться некорректным деление населения на черных, белых, цветных и азиатов, но дело в том, что не только правительство ЮАР, но и само население страны делит себя по этим группам.

Эти горы старше любого народа и всего человечества. Они помнят первых охотников-сан, чьи предки ступали здесь десятки тысяч лет назад. Видели миграции народов банту, волнами накатывающие из Центральной Африки, начиная с V – X веков. Наблюдали, как белые колонисты из Европы возводили непривычно угловатые дома с XVII века, и как рабы белых колонистов с восточных островов Африки и Азии принесли сюда новые обычаи.

Теперь их потомки – черные, белые, цветные – говорят на разных языках, спорят о прошлом, но вместе поднимают глаза к одним и тем же вершинам Дракенсберга. Красным, как земля под ногами. Немым, как сама вечность.

Капский голландский дом (ХХ век) на фоне склонов, сформированных 180 млн лет назад

Темба, зулус с тремя вертикальными шрамами на щеке – отметинами племени, – щелкнул языком, как делают африканцы, когда хотят подчеркнуть абсурд:

– А еще здесь есть бушмены. Те, что стреляют в антилоп стрелами с сердечным ядом. – Он повернулся к Ольге, и его глаза блеснули лукавством. – А на десерт жарят саранчу. Хрустят, как ваши чипсы.

Бушмены жили в естественных условиях, питались тем, что они могли собрать или добыть на охоте. Землю никогда не обрабатывали и скотоводством не занимались. Все, что надо было им для жизни, бегало, ползало и росло вокруг них

Бушмены – хранители образа жизни первых Homo sapiens

Первые в истории:

– Стали различать съедобные и ядовитые растения (2,5 млн лет назад)

– Изобрели метательное копьё (300 тыс. лет назад)

– Разделили роли: мужчины – охота, женщины – собирательство

Достижения:

– Идеальный work-life balance (охота 3 дня в неделю)

– 100% organic food (никакого ГМО, только то, что убегает и растет само)

– Полный отказ от офисного дресс-кода (стиль «натуральный минимализм»)

– Саранчу? – Ольга фыркнула, но я заметил, как ее пальцы нервно сжали ремешок камеры – она уже мысленно строила кадр: крупный план этого "деликатеса", дрожащие от предвкушения пальцы бушмена и монументальный термитник на заднем плане. "Вот это будет бомба для альбома об экзотике Африки," – читалось в ее глазах. Затем, вернувшись в реальность, Ольга с напускным безразличием добавила: – Надеюсь, это не будет частью нашей программы по "сплочению команды".

Темба рассмеялся, и его смех наполнил салон, как барабанный бой:

– Для белых гостей – деликатес! «Бушменский рис»: личинки муравьев с ароматом дыма. Подается с танцами под бубен!

В ответ все застонали, а Даниель, уставившись на термитник за окном – гигантскую глиняную башню, – заговорил снова, словно в трансе:

– Их осталось семь тысяч. Бушменов. – Он провел ладонью по лбу, стирая несуществующую пыль. – Сорок тысяч лет назад их предки рисовали сцены охоты в пещерах. Теперь… – Голос его сорвался, и он замолчал, будто понял, что сказал слишком много.

Тишину нарушил только гул двигателя. Казалось, даже автобус замедлил ход под тяжестью этих слов.

– Я понимаю, есть исторические причины, – Кемаль из Турции нарушил затянувшееся молчание, держа четки и телефон одной рукой, другой нервно поправил очки в тонкой металлической оправе. Его взгляд, скользнув по экрану телефона, где мерцали заметки по системе апартеида, вновь посмотрел на южноафриканского коллегу. – Но сегодня, когда ЮАР – единая страна, почему все еще сохраняется это официальное деление на расовые группы? Как это воспринимается самими жителями? Не выглядит ли это, как результат конфликта европейцев с коренным населением? – осторожно, словно ступая по тонкому льду, произнес турок и украдкой вытер влажные ладони о брюки. Его голос, обычно звучавший твердо и уверенно, теперь дрожал, окрашенный тревогой и настороженностью. – Как эти призрачные границы живут в сознании людей?

– У нас история такая… Апартеид. Тень прошлого, от которой не убежать, – ответил бур с нескрываемой тяжестью в голосе. – А если копнуть глубже, как сказал Темба, кто здесь коренной? Исторические хозяева этой земли – бушмены. Они не просто жили здесь сорок тысяч лет назад, они здесь и произошли, как первые люди! Да, да, все больше антропологов склоняются к мысли, что бушмены и готтентоты, капская раса, – это доживший до наших дней прародитель всего человечества! Ни больше, ни меньше.

Стоит заметить также, что бушмены предпочитают, чтобы их называли народом сан, а готтентоты – народом кой-коин. Народы родственные, и для обоих народов часто используют имя народ койсан, а иногда просто сан. И лучше использовать эти имена, – заметил Даниель.

– Ах, как волнующе! Бушмены, то есть народ сан – наши живые предки! Какая у нас возможность – встретиться лицом к лицу со своим пра-пра-прадедушкой! – воскликнула Берта, но тут же осеклась, словно устыдившись детской непосредственности своего восторга. – Нужно непременно попросить моего друга-антрополога прислать последние исследования… свежие статьи об этом… захватывающем феномене, – поспешно добавила она, словно оправдываясь за прорвавшиеся эмоции, машинально поправляя непослушный локон, выбившийся из ее аккуратной прически.

Бушменов и готтентотов считают самыми таинственными жителями Африки и выделяют в особую малую расу – капоидную или капскую расу

Капская раса – единственные народы на Земле, сохранившие облик первых людей:

Генетический архив человечества

– ДНК, содержащее древнейшие гаплогруппы (наследственная генетика) планеты

– Уникальная группа крови A2 – древнейшая в мире, которую ученые называют „кровью первых людей"

– Загадочные «азиатские» глаза у африканцев

Невероятные способности:

• Обнаруживают воду по вибрациям земли босыми ногами

• Переносят +50° днем и 0° ночью без болезней

Щелкающий язык из глубины времен. Когда лингвисты услышали этот язык, они:

1. Сначала приняли его за птичьи трели

2. Потом 50 лет расшифровывали

3. В итоге признали самым необычным языком во всем мире

– Бушмены – тема, безусловно, увлекательная, ее хотелось бы продолжить, – произнёс Адам, откладывая путеводитель, из которого торчала закладка, на главе "Политика ЮАР: как банту пришли и стали большинством", – но для начала, хотелось бы понять: кто же это большинство в стране, чья воля через выборы формирует власть в современной ЮАР?

– О черном населении нашей страны. Черные африканцы ЮАР, в основном, это народы банту, пришедших на территорию Южной Африки в VI-X веках. К ним относятся зулусы, сото, коса, тсвана, венда и другие племена. – начал перечислять Темба, голосом политагитатора. – Подавляющее большинство, около 85% черных африканцев – представители четырех племен банту: зулусов, сото, коса и тсвана. При этом два самых крупных племени зулусов и коса составляют более половины всех чернокожих африканцев. Поэтому не удивительно, что все чернокожие президенты ЮАР – из народов банту: Мандела и Мбеки (коса), Зума (зулу), Рамафоса (венда).

– А насчет буров, белого населения, чуть поподробнее можно? – спросил Альбрехт, помощник Арнольда по технической работе, с заднего сиденья.

Африканеры… потомки первых переселенцев, голландцев, немцев и французских гугенотов, – откликнулся Даниель. – Наши корни европейские, но за четыре столетия мы взрастили культуру, не похожую ни на одну другую. Африкаанс – наш язык, дитя голландского, впитавший в себя малайские наречия, гортанные звуки кой-кои́н и ритмы банту.

– Наши фермы, – продолжил Даниель, – такие же символы Южной Африки, как и хижины сан, затерянные в саванне. В Лимпопо нас, африканеров, всего два процента, но мы по-прежнему крепко держимся за землю. Мы, буры, потомки тех самых голландских фермеров, – основа африканерской общины. Англоафриканцы, их меньше, тяготеют к городам. В целом, белое население ЮАР в 2021 году едва ли достигало десяти процентов – африканеры и англоафриканцы вместе. А ведь в начале ХХ века нас было вдвое больше… Это наша родина, наша земля, но… – Даниель помолчал, затем в голосе его зазвучала горечь. – К сожалению, многие белые африканцы покидают её. Уезжают инженеры, учителя, врачи… просто хорошие люди.

– Хочу добавить ко всему сказанному… – Темба тяжело вздохнул, его пальцы непроизвольно сжали подлокотник кресла. – Надо признать исторический парадокс.

– Мы, чернокожее население ЮАР, народы банту… – произнес он с горькой усмешкой, – сами когда-то пришли сюда как завоеватели. Скотоводы и земледельцы, пришедшие в поисках новых пастбищ… – Его голос прервался на несколько секунд.

Арнольд замер с телефоном в руках. Богдан оторвался от настройки объектива. Все взгляды обратились к зулусу, ожидая продолжения.

– Исторические хроники свидетельствуют: в VI веке банту появились на северо-востоке ЮАР. Мы отбирали эти земли у истинных хозяев – бушменов и готтентотов. За много веков до прихода белых. – Резким движением он повернулся к окну, где лучах солнца опять высились термитники, напоминавшие древние сторожевые башни. – Когда прибыли европейцы, мы контролировали лишь земли к северо-востоку от реки Грейт-Фиш… Небольшую территорию. Остальное… остальное осваивали уже под колониальным гнетом… продолжая теснить коренные народы уже совместно с европейцами.

После долгой паузы Темба заговорил вновь, теперь его голос звучал тише, но приобрел особую весомость:

– Истинные хозяева этих земель – бушмены и готтентоты. А их почти не осталось. Те немногие, кто выжил, ютятся в бесплодных районах пустыни Калахари – последние хранители исчезающего мира… – Его взгляд устремился куда-то за горизонт. – Вот она, наша общая вина. Мы должны не просто признать это – мы обязаны сохранить то немногое, что еще осталось.

В автобусе воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь монотонным гулом двигателя и шуршанием колес по бетонной дороге.

Лимпопо – "колыбель человечества". Здесь, среди известняковых пещер, нашли следы древних людей, живших три миллиона лет назад. А сегодня – это царство саванны, где под жарким солнцем все еще правят свои законы. (Для более подробной информации смотри в конце книги приложение: «Из истории Южной Африки»)

Поп-звезды из Южной Африки

Даниель посмотрел на смартфон – там светилось уведомление о новом клипе Бейонсе.

– О, вот вам современный парадокс! – он вдруг рассмеялся. – Теперь их фигуры называют эталоном…

– Ну, хватит о грустном! – немножко подумав, продолжил Даниель и щелкнул пальцами, будто запуская презентацию. – Знаете, когда вижу поп-звезд в обтягивающих платьях, демонстрирующих выдающиеся формы своих фигур, всегда вспоминаю поговорку буров: «Не копайся в родословной – найдешь готтентота в третьем колене».

Берта фыркнула, поправляя очки:

– Это про моду на… эм… объемные формы? – немка из Мюнхена, до этого хмурившаяся, слушая статистику, оживилась. – То есть эти… готтентотки – родоначальницы моды на объемы?

– В точку! – Темба достал телефон и показал фото бушменки в набедренной повязке. Ее силуэт напоминал античную статую, выточенную ветром саванны. – У женщин сан и кой-коин ягодицы и бедра – как два арбуза в авоське. Ребенок сидит на маме, как на внедорожнике!

Готтентотки и бушменки используют свои выдающиеся ягодицы для транспортировки детей, а Ким Кардашьян для разлива шампанского по бокалам

Европейцы в XIX веке показывали таких девушек в цирках, как диковинку. Помните Саарти Баартман? Ее прозвали «Черной Венерой» – выставляли в Лондоне голой за деньги, показывали толпе, как зверя.

Европейцев сильно поражали объемные ягодицы и бедра женщин готтентотов и бушменов

А потом парижские модницы натянули кринолины, каркасы, подкладки, чтобы их фигуры казались такими же… – он многозначительно посмотрел на Берту, – «эстетичными».

Европейская мода на дамские платья с кринолином XIX века

– Какой лицемерный прогресс, – фыркнула Менора, оперная дива, чьи формы могли бы посоперничать с бушменскими. – Сегодня Ким Кардашьян вживляет импланты, чтобы походить на тех, кого ее предки называли «дикарями». Бейонсе и вовсе хотела сыграть Саарти в фильме, но… – она щелкнула языком, – ЮАР запретила.

– А как Бейонсе собиралась «превратиться» в готтентотку? – засмеялся кто-то сзади. – Липосакция наоборот?

– Залила бы силиконом по самую талию, как это нынче в моде, – со знанием дела ответила Менора. – Или танцевала бы твист до изнеможения.

Смех в автобусе заглушил гул двигателя. Темба, ловко перехватив инициативу, продолжил:

– Но фигуры – лишь верхушка. Капоидная раса – бушмены и готтентоты – хранит куда больше загадок. Их языки щелкают, как дождь по крыше, а в ДНК – ключи к древнейшим миграциям. Они читают звезды лучше астрономов и охотятся так, будто видят всю саванну как свою шахматную доску. А их история заслуживает особого внимания.

Народы, застрявшие во времени

– Вдумайтесь в этот парадокс, – Темба оживился, его голос зазвучал как у молодого начинающего лектора в университете. – Пока в долинах Нила и Месопотамии пять тысяч лет назад возникали великие цивилизации, строились пирамиды и зиккураты, создавались письменность и законы, здесь, в Южной Африке… ничего не менялось. Совсем. Ничего!

Он сделал драматическую паузу, оглядев пассажиров.

– За одну тысячу лет в Египте или Вавилоне происходило столько событий, что хватило бы на десятки исторических романов. За одну, две тысячи лет цивилизации появлялись, расцветали, и медленно уходили, оставляя после себя огромное наследие. А здесь за сорок тысяч лет – ничего! Бушмены жили точно так же, как их предки в каменном веке. Даже орудия труда не менялись – археологические находки это подтверждают.

Бушмены добывают огонь также как их предки 40 тысяч лет назад

– То есть они просто… застряли во времени? – уточнила Берта, морща лоб.

– Можно и так сказать, – вмешался Даниель. – Скорее всего, они достигли идеального баланса со своей средой. Зачем что-то менять, если и так все работает? Их образ жизни – это высшая форма адаптации.

– Высшая форма лени, скорее, – проворчал Арнольд, нервно постукивая пальцами по крышке своего ноутбука. – Если бы все так думали, мы бы до сих пор жили в пещерах!

– И не уничтожали бы планету, – парировала Берта.

Темба продолжил, игнорируя перепалку:

– Они – прародители всех нас, – Темба встал, держась за поручень. – 300 тысяч лет назад в Африке появился Homo Sapiens. 80 тысяч лет назад наши предки пошли из Африки завоевывать мир.

Человек разумный Homo Sapiens появился около 200-300 тысяч лет назад в Африке и около 70-80 тысяч лет назад стал расселяться по всему миру

А сан остались здесь, как эталон. Их гены – как старые семейные фото: у азиатов разрез глаз, у европейцев форма черепа – все это есть у бушменов, и это все пошло отсюда! Генетически они ближе всего к предкам всего человечества. Их языки с щелкающими звуками, их способность читать природу – все это реликты древнейшего периода человеческой истории.

– То есть мы, по сути, глядим в зеркало, глядя на них? – поинтересовался Янош.

– Именно! – Темба щелкнул пальцами. – Только в этом зеркале мы видим, какими были до того, как изобрели цивилизацию, города, технологии…

– И корпоративные совещания, – ехидно добавил кто-то с заднего сиденья.

– Но почему же тогда они не развивались? – не унимался Арнольд. – Это же противоречит всей логике прогресса!

– А может, прогресс – это и не главное? – мягко сказал Даниель. – Они не строили империй, но и не уничтожали себе подобных в войнах. Не создавали технологий, но и не разрушали свою среду обитания. Их цивилизация – это цивилизация гармонии.

– Гармония – это прекрасно, – фыркнул Кемаль, – но мой смартфон и кондиционер в жару мне все же ближе.

– Вот именно поэтому, – Темба вдруг стал серьезен, – бушмены сейчас вымирают. Наш мир не оставляет места для таких, как они. Мы приносим им алкоголь, болезни, вытесняем с их земель… А ведь они могли бы научить нас тому, что мы давно забыли.

В автобусе воцарилась неловкая тишина. Даже Арнольд перестал барабанить пальцами. За окном мелькали деревья, и где-то вдали, в золотистой дымке саванны, возможно, еще бродили последние охотники-собиратели – живые свидетели того, какими мы все были когда-то.

– Знаете, – вдруг сказала Менора, нарушая молчание, – когда я пою оперу, я иногда думаю: а что, если музыка – это единственное, что действительно отличает нас от них?

Автобус покачивался на ухабах, увозя своих пассажиров дальше – в мир, где не было места тем, кто остался в каменном веке, но, возможно, сохранил что-то очень важное, что все остальные давно потеряли.

Цивилизация: величайший прорыв или ошибка природы?

Кемаль, обычно сдержанный, неожиданно стукнул кулаком по подлокотнику:

– Возможно, вся наша цивилизация – тупиковая ветвь эволюции! Мы как вид явно где-то свернули не туда.

Темба, чьи глаза загорелись, словно угли, буквально вскочил со своего места:

– Вы читали Харари? Его "Sapiens" – приговор нашей цивилизации! – Зулус нервно потряс потрепанной книгой. – 2,5 миллиона лет человечество прекрасно существовало как охотники-собиратели, люди жили в гармонии с природой, а потом… около 10 тысяч лет назад пшеница нас поработила!

Он открыл книгу и стал зачитывать ключевые тезисы:

– "Тело человека создано для охоты, а не для прополки. Земледельцы стали ниже, слабее, болезненнее. Это не революция – афера!"

Берта, поправляя очки, удивленно подняла брови:

– То есть наши предки были счастливее и здоровее, когда бегали за антилопами? А наши офисные болезни – сколиозы, артрозы, гипертония и депрессия – плата за цивилизацию?

– Именно! – Темба зачитал цитату: – "Скелеты земледельцев показывают признаки хронического недоедания и изнурительного труда. Охотники же были выше, крепче и работали всего 4 часа в день". Бушмены 40 тысяч лет сохраняли идеальную форму, а мы за последние 200 лет "прогресса" получили эпидемию ожирения!

В автобусе наступило тягостное молчание. Даже Арнольд перестал листать почту.

– Харари называет это "величайшей аферой в истории", – продолжал Темба. – И аферу провернули с виду невинные жулики-разбойники и аферисты с кликухами: пшеница, рис и просо – вот настоящие властители мира! Они заставили нас пахать на них, в результате из одного маленького района на юге Турции они с триумфом распространились по всей планете.

Кемаль мрачно добавил:

– Мы думаем, что одомашнили растения, а на самом деле это они одомашнили нас. Ирония в том, что бушмены, которых мы считаем "отсталыми", возможно, единственные, кто не попался на эту удочку.

В автобусе снова повисла тягостная тишина. Арнольд снова оторвался от своего смартфона.

– Подождите, – Богдан из Чехии, до этого дремавший, вдруг оживился. – Если все так прекрасно в первобытном раю, почему сам Харари не живет с бушменами? Пусть проведет годика два в Калахари, поохотится с луком, а потом напишет продолжение своих книг! А мы почитаем, как там в раю.

Смех прокатился по салону, но Кемаль быстро вернул серьезность:

– Вопрос не в том, чтобы всем вернуться в пещеры. Речь о том, что наш "прогресс" оказался дорогой с односторонним движением. Мы создали мир, где…

Он замолчал, глядя в окно на проплывающие пейзажи саванны.

– Где что? – подначил Арнольд.

– Где у нас есть космические корабли, но нет времени смотреть на звезды. Где еды больше, чем когда-либо, но половина населения страдает от ожирения или недоедания. Где…

– Где мы, запертые в этом душном автобусе, препираемся о смысле жизни, вместо того чтобы босиком бежать по полям, вдыхая пьянящий воздух свободы, – неожиданно завершила его мысль Менора.

После долгой паузы Богдан, с жалобной ноткой в голосе, словно всю жизнь перебивался с сухаря на воду, проронил:

– Да, когда-нибудь мы все-таки сможем найти ответ на простой вопрос: сытая неволя офисного планктона под кондиционером – это награда или проклятие по сравнению с голодной свободой охотника, гоняющегося за ужином по саванне?

В автобусе снова повисло задумчивое молчание. Темба, чувствуя, что разговор зашел в тупик, попытался найти компромисс:

– Может, истина где-то посередине? Бушмены сохранили то, что мы потеряли, но и мы создали нечто ценное…

Кемаль вздохнул:

– Вопрос в том, перевесят ли наши достижения ту цену, которую мы заплатили. Скоро узнаем – либо мы выйдем к звездам, либо… станем еще одной вымершей ветвью эволюции.

Йохан, что-то пробормотав на гортанном африкаанс, резко ударил по тормозам. За окном, словно наваждение, вдалеке возникли фигуры бушменов, бредущих в мареве саванны. Двигались они с той первозданной легкостью, что доступна лишь детям природы, будто не касаясь раскаленной земли. Один из них, словно почувствовав на себе взгляд, на мгновение замер, обернулся к автобусу, посмотрел на нас и приветственно взмахнул рукой, тонкой, словно тростинка на ветру. Даже вечно занятый своими важными делами Арнольд застыл, словно завороженный. Дыхание перехватило в горле.

– Вот они, – прошептал Темба, – не утратившие связь с первозданным миром.

Внезапно в груди все сжалось, и горячая волна прокатилась по телу, обжигая, как ветер из пустыни. Я судорожно вытер выступивший на лбу пот и принялся лихорадочно считать фигуры. Раз, два… одиннадцать… Двенадцать! Сердце бешено заколотилось. Напрягая зрение, я всматривался в дрожащую пелену над саванной, и вот он! Легкий, неслышный, словно сотканный из теней, впереди шел он… Тринадцатый!…

Автобус, как по мановению невидимой руки, тронулся, оставляя за собой лишь облако красноватой пыли и клубок неразрешимых вопросов. Ведь главный вопрос остался немым укором: кто на самом деле более развит – мы, пленники цифровых иллюзий, или они, хранители тысячелетней мудрости Калахари, помнящие шепот звезд? Куда ведет этот путь – к свету или во тьму? И не ждет ли нас впереди у края дороги сам Воланд, злорадно усмехаясь над нашей тупостью? И не предложит ли он нам в обмен на наши души скачать эксклюзивный апдейт до "Homo Sapiens Premium Plus" с пожизненным доступом к таблицам Excel и бесконечным совещаниям по Zoom?

Сан-астронавты: ключ к спасению цивилизации и аборигенов Open Space

Кемаль тяжело вздохнул, сжимая в руках книгу Харари:

– В ближайшие десятилетия человечество само даст ответ – стали ли мы ошибкой природы… – В салоне поднялся ропот возмущения, но турок поднял руку: – …или докажем, что наш путь – единственно верный. Что наша миссия – вынести разумную жизнь за пределы Земли, а может, и Галактики. Вот тогда мы сможем гордиться своей цивилизацией. Но пока… – его голос дрогнул, – пока это открытый вопрос.

Темба, почувствовав, что атмосфера стала слишком напряженной, ловко сменил тему. Он достал потрепанную фотографию:

– Знаете, бушмены могут стать спасением нашей цивилизации. Они – живой ключ к межзвездным путешествиям!

Арнольд недовольно скривился:

– О чем ты? Как этот дикарь с луком поможет мне, топ-менеджеру, найти решение проблем всего человечества?

– Они умеют то, над чем бьются долгие годы ученые! – Темба ударил пальцем по фото. – Са́н могут… умирать. Временно. Уходить в мир иной… и возвращаться обратно!

В автобусе повисла тишина от неожиданности и удивления. Даже вечный скептик Кемаль заинтересованно наклонился вперед.

– Это не метафора, – продолжал зулус. – В холода их тела впадают в анабиоз, как у тритонов. Сердцебиение замедляется до 3–4 ударов в минуту и даже останавливается, температура падает… Они буквально замораживают время внутри себя и себя во времени!

Берта ахнула:

– Но это же прорыв для всей медицины! Спячка для межзвездных перелетов и многое другое…

– Именно! – Темба развел руками. – Уснул у Земли – проснулся у Альфы Центавра. Без старения, без психологических травм. NASA тратит миллионы на исследования анабиоза, а са́н владеют этим искусством тысячелетиями!

Арнольд нервно постукивал пальцами по подлокотнику:

– Ирония судьбы. Мы готовимся строить базы на Марсе, а ответ лежит в Калахари.

– Почему же они сами не колонизировали галактику? – язвительно спросил Адам из Венгрии. – Сидели бы сейчас на Титане, спутнике Сатурна, жаря саранчу на вулканических гейзерах.

Даниель загадочно улыбнулся:

– А кто сказал, что не сидят? Может, их колонии давно есть, просто мы их отсюда не видим…

Смех сменился задумчивой тишиной. За окном мелькали деревья, скрюченные, как корпоративные графики роста. Берта первая нарушила молчание:

– Подождите… Если са́н – наши предки, то все мы – просто "апгрейднутые" африканцы? Как iPhone последней модели по сравнению с первой?

Автобус тряхнуло на кочке. Вдалеке промелькнуло стадо антилоп – воплощение природной грации и гармонии. Резкий контраст с нами – зажатыми в корпоративные костюмы, опутанными KPI и бесконечными совещаниями.

Я смотрел в окно и думал: а может, бушмены не отстали от прогресса? Может, они его перехитрили? Пока мы строили империи, они научились главному – выживать. Без Wi-Fi, без квартальных отчетов, без этой вечной гонки за чем-то эфемерным…

И теперь, когда наша цивилизация подходит к критической точке, именно их древние навыки и способности могут стать тем самым мостом, который спасет человечество – либо здесь, на Земле, либо среди звезд.

Аборигены Open Space прибывают в заповедник Энтабени

Автобус тряхнуло на ухабе. За окном промелькнула табличка: «Заповедник Энтабени – 50 км».

Заповедник Энтабени находится в северо-восточной части ЮАР в близости от границы с Ботсваной, Зимбабве и Мозамбиком

– Энтабени – лучший сафари-парк в Лимпопо, – сказал Даниель. – Здесь все как в ваших офисах: львы – топ-менеджеры, гиены – аутсорсинг и бегемоты…

– Бегемоты – HR-отдел, – перебил коллегу Темба. – Улыбаются, а потом… раз – и ты уволен.

Мы засмеялись, но было не совсем понятно, почему животные "имели" ту или иную профессию здесь, в Лимпопо. Дорога нырнула в долину. Вдали, под багровым солнцем, извивалась река Лимпопо. Та самая из детских стихов, где «плачет Гиппопо».

Посреди реки плыло вырванное с корнем дерево, будто древний странник, начавший новое путешествие.

Его ветви, как гостеприимные руки, предлагали приют большому количеству птиц, среди которых выделялись чернокрылые бакланы, сушившие крылья после рыбной ловли. Вспышка сапфирового зимородка рассекла воздух, и через мгновение он уже взмыл вверх с серебристой добычей в клюве. Неподалеку, застыв в грациозном терпении, белая цапля ждала своего момента. Ее отражение в воде дрожало, как живое.

Змеешейка, изогнув гибкую шею, молниеносно пронзила водную гладь и вернулась с рыбой, ловко подкинула ее и проглотила целиком. Над рекой стоял многоголосый птичий гомон, плеск воды, шелест крыльев, трепетание листвы. Все здесь двигалось в ритме, заданном самой природой, где каждое существо знало свое место и время.

– Раньше здесь правили бушмены, – вдруг произнес Темба, оторвав взгляд от реки, его голос стал тише. – Потом пришли мы, зулусы и другие племена народов банту. Потом буры с ружьями, за ними англичане. А теперь… – он махнул рукой в нашу сторону, – приезжаете вы, чтобы "оптимизировать процессы".

В воздухе в очередной раз повисло напряженное молчание. Даниель, словно желая разрядить обстановку, постучал пальцем по стеклу:

– Смотрите!

На вершине холма, в свете солнечных лучей, словно изваянная из бронзы, застыла фигура льва. Его грива колыхалась на ветру, как флаг завоевателя.

– Хозяин саванны, – прошептала Ольга.

– Нет, – поправил Темба, в его голосе слышалось сожаление. – Он здесь представитель "большой пятерки" – топ-менеджер, по-вашему. Настоящие хозяева давно ушли в Калахари. В Лимпопо их осталось совсем мало. Они, застрявшие в веках, как призраки бродят по саванне, храня память о прошлом.

Темба замолчал на мгновение, потом тихо добавил:

– Мы только что их видели. Двенадцать… и еще один.

Автобус свернул на подъездную дорожку к воротам заповедника. Нас встретил белокурый мужчина в безупречно сидящей униформе цвета хаки – африканер с сосредоточенным, уверенным взглядом. За его спиной группа чернокожих работников безмолвно выгружала наши чемоданы.

– Добро пожаловать в Энтабени, – сказал он на идеальном английском. – Здесь Wi-Fi только у гиппопотамов. Впрочем, они им не пользуются.

Я глянул на телефон: «Документы по АвтоВАЗу перенесены в архив». «В архив, – подумал я. – Так и нас – в архив, если Арнольд окажется не прав насчет тимбилдинга в саванне».

Ветер донес протяжный рев, похожий на смех. Животное? Или это кричала сама саванна?

2. Сафари Энтабени: Приключения, экстрим и адреналин с первого дня

Фрикадельки из крокодила в африканской деревне

Комплекс зданий сафари-заповедника, словно ожившая африканская деревня, гармонично вписывался в окружающую природу. Здесь все было продумано для комфорта гостей и сотрудников: административное здание, ресторан, конференц-залы, здание для персонала и рейнджеров, уютный отель на 40-50 номеров и отдельные, уединенные бунгало (около 15-20) для полного погружения в атмосферу сафари.

– Добро пожаловать в Энтабени! – широко улыбнулся Хендрик, менеджер заповедника с красным обветренным лицом и выгоревшими на солнце бровями. – Здесь у нас все как у вас в офисе: строгие правила, жесткие дедлайны и… хищники в костюмах.

– В каком смысле? – насторожился поляк Янош.

– В самом прямом. Только у нас хищники – настоящие.

На фуршете по случаю приезда гостей подавали блюда с экзотическими названиями: "Спрингбок карпаччо", "Крокодиловые фрикадельки" и что-то под подозрительным соусом, названное "Веселый бородавочник". После дегустации последнего Берта из Мюнхена, обычно сдержанная, удивленно покосилась на Хендрика.

Милые бегемотики и отважные рейнджеры

После фуршета сразу приступили к работе. Пока мы клевали носами, слушая Арнольда и глядя на экран с программой нашего совещания, графиками успехов нашей компании и дальнейших корпоративных планов (которые, как всегда, сводились к простому «проглоти других и не стань обедом сам»), наши жены, не выдержав скуки, решили немного размяться.

– Ну что, девочки, пойдемте посмотрим на это озеро! – предложила Магда, жена Богдана, чешского руководителя. Ее глаза азартно блестели, предвкушая приключение.

– Но нам строго-настрого запретили отлучаться без сопровождения! – всплеснула руками Берта из Мюнхена, персональный ассистент Арнольда. В ее голосе звучала вся многовековая немецкая любовь к порядку.

– Пф-ф! – фыркнула Карина из Афин. – В прошлый раз мы вообще укатили на велосипедах в трущобы Скид Роу вместо Голливуда! И ничего – вернулись целыми. Ну, почти целыми, – добавила она, потирая колено.

– А как же дикие звери? – напомнила Берта.

Кэти, юная венгерка с внешностью ангела и повадками каскадера, тут же парировала:

– Пройдем два шага по берегу и вернемся! Что может случиться?

Как выяснилось, могло случиться многое.

И дамы, поддавшись авантюрному порыву, пошли гулять по берегу. Прямо у ресторана и других зданий бродили по округе дикие животные.

Неподалеку ходили страусы, вытянув длинные шеи, несколько носорогов мирно щипали траву, а жираф, словно небрежный акварельный рисунок, возвышался над саванной. В воде они увидели плавающих бегемотов, лениво подставляющих бока солнцу, а на берегу – множество их огромных следов, отпечатавшихся в мягкой земле.

Озеро оказалось не просто живописным водоемом, а настоящим клубом для местных водоплавающих, местом, где жизнь текла по своим, диким законам.

– Ой, смотрите, какие милые бегемотики! – воскликнула Менора, указывая на массивные фигуры, лениво покачивающиеся в воде.

– И следы какие большие! Прямо как в детской книжке! – вторила ей Магда, увлеченная необычным зрелищем.

Они и не подозревали, что эти «милые бегемотики» – самые опасные обитатели Африки, убивающие больше людей, чем львы и леопарды вместе взятые. Что под кажущейся неуклюжестью скрывается молниеносная реакция и смертоносные челюсти. Ближе к берегу, в зарослях камыша, шевельнулось что-то большое и серое. Несколько пар глаз внимательно наблюдали за женщинами, оставаясь невидимыми. Только легкий всплеск воды выдавал их присутствие.

Когда дамы вернулись в отель-лодж, их лица светились восторгом. Они взахлеб рассказывали о своих приключениях.

– Вы не представляете, какие там животные! Бегемоты, носороги, жирафы – и все прямо рядом! – щебетала Кэти, гордясь своей смелостью.

Рейнджер, случайно услышав их разговор, только покачал головой:

– Мадамы, вам повезло. Гиппопотамы обычно не любят, когда к ним подходят без приглашения. Его голос был ровным, но в глазах читалась тревога.

– Но они же такие неуклюжие! – настаивала Магда, не желая признавать опасность.

– Это обман, как камуфляж. В воде и на суше они разгоняются до 40 км/ч. И, если решат, что вы вторгаетесь на их территорию… Ну, вы видели их зубы? – ответил рейнджер, повысив голос.

Женщины несколько побледнели. Кэти, обычно самая смелая, поежилась, вспомнив тени в камышах и внезапный всплеск воды. В ее памяти всплыл образ огромной зубастой пасти, увиденной ею на фотографии в лобби.

Некоторое время спустя, после короткого нашего первого заседания, нас собрали на брифинг. Перед нами выстроились рейнджеры – крепкие, загорелые парни с винтовками и рациями.

– Вот ваша охрана, – объявил краснолицый Хендрик. – Они знают саванну как свои пять пальцев. Их слово – закон. Если скажут "не высовываться" – не высовывайтесь. Если скажут "бежать" – бегите. Если скажут "молчать" – даже не дышите.

– А если… ну… очень нужно отойти в кусты? – поинтересовался кто-то.

– Тогда рейнджер найдет безопасное место и пойдет с вами. С винтовкой. Для дам – никаких исключений.

Зал взорвался смехом. Особенно усмехались женщины – мол, мы не маленькие, сами разберемся, что и как. Кэти перестала смеяться первой, вспомнив серые тени в камышах.

В этот же день мы выехали в свое первое путешествие на трех сафари-машинах. Впереди за рулем рейнджеры с рациями на поясе и винтовками, установленными в специальных креплениях у руля. Мы уселись на сиденья за рейнджерами.

– Садитесь поудобнее! – крикнул наш рейнджер Кайл, поправляя винтовку. – И не облокачивайтесь на борта – львы иногда считают свисающие руки приглашением к ужину.

Мы рассмеялись и послушно втянули руки внутрь. Берта, сидевшая у самого борта, судорожно сжала руки на коленях.

Кайл был типичным африканером: голубые глаза, выгоревшие на солнце волосы, руки в белых шрамах, каждый из которых, как я узнал позже, был "автографом" от какого-нибудь зверя.

– Вы вообще умеете стрелять на ходу? – поинтересовался Арнольд, указывая на винтовку.

– Еще как! – Кайл хитро подмигнул. – В училище у нас был экзамен: нужно на полном ходу попасть в банку из-под пива, которую инструктор катит по земле. Промахнулся – без ужина. Попал – получаешь звание и право охранять таких вот отважных покорителей Африки. Посмеиваясь, он завел двигатель, и машина тронулась, оставляя за собой облако красной пыли. В зеркале заднего вида я поймал взгляд Хендрика, в котором смешались предостережение и грустная ирония: «Удачи. Здесь она вам действительно пригодится».

Объятия саванны

Машина тронулась, и я сразу понял, почему сафари-машины называют "костедробилками". В поездке от сотрясенья наших тел исходило больше шума, чем от автомобильных механизмов. Дороги были ухабистые, сиденья жесткие, и мы громыхали нашими мощами, подлетая вверх на колдобинах, и каждая кочка снова отправляла нас в воздух, а жесткие сиденья встречали наши мягкие места с жестокостью офисного кресла после восьмичасового совещания.

Мы только выехали на открытую местность, как вдруг…

– HIPPO! – рявкнул Кайл и резко дал по газам.

Я обернулся и увидел нечто, напоминающее серо-розовый бронепоезд с ногами. Гиппопотам – а это был именно он – несся за нами с неожиданной для его габаритов скоростью, широко разинув пасть, в которой спокойно поместился бы весь автомобиль вместе с нами.

– Но… они же травоядные! – запищал кто-то сзади.

– Да, но территориальные! – орал Кайл, лихо петляя между кустов. – Они считают, что эта дорога – их ванная комната! А вы – незваные гости!

Он был неуклюж, с огромной тупорылой мордой, с мощным туловищем на толстых коротких ногах. Бегемот разевал свою неимоверных размеров розовую пасть с большущими клыками и ревел, как гудок парохода. Его маленькие глазки горели яростью, а слюна летела во все стороны, как шампанское на корпоративе.

– Почему он не отстает?! – вопил двухметровый Янош, вцепившись побелевшими пальцами в спинку переднего сиденья.

– Вообще-то hippo не должен так быстро бегать! Держитесь! – орал в ответ Кайл, давя на педаль газа и с несколько озадаченным видом поглядывая на резво бегущего монстра, от топота которого содрогалась земля вместе с нашим автомобилем.

После пяти минут адреналиновой погони чудовище наконец отстало, недовольно фыркнув в нашу сторону, как менеджер среднего звена, которому отказали в повышении. Все разом выдохнули, а Янош отцепился от спинки кресла. Так саванна приветствовала нас, открывала нам свои объятия, намекая, что это только начало.

Мощные двигатели тихо урчали, машины медленно, но верно двигались по еле заметной грунтовой колее. Когда сердце перестало выпрыгивать из груди, мы наконец смогли оглядеться. Картина, открывшаяся перед нами, казалась взятой прямо из документального фильма о природе BBC.

Саванна в заповеднике Энтабени живет своей активной жизнью в любое время дня и ночи

Африканская саванна завораживала. Куда бы мы ни посмотрели – везде видели разных животных, редко поодиночке, в основном малыми и большими группами.

Бросились в глаза стада красивых, стройных антилоп: некоторые спокойно паслись, другие стремительно скакали, грациозно зависая в прыжках над высокой травой.

– Смотрите! Импалы! – воскликнул Бохдан, указывая на стадо грациозных антилоп.

Животные паслись спокойно, но стоило нашей машине приблизиться, как они взмыли в воздух, совершая прыжки до трех метров в высоту.

– Это отточенная веками защита, – пояснил Кайл. – Когда хищник атакует, они подпрыгивают вот так, и лев хватает воздух вместо ужина.

– Ускользают как наши менеджеры на планерках, когда спрашивают про отчеты, – пробормотал кто-то сзади. Кайл, кажется, не расслышал, но хмыкнул в ответ, а я почувствовал, как саванна, только что принявшая нас в свои объятия, начала проникать под кожу. Не только красотой, но и неумолимыми законами выживания.

Вдруг Кайл затормозил, подняв руку. Машины встали, словно по команде. Вся группа насторожилась.

– Что там? – прошептала Берта, вцепившись в мой рукав так сильно, что я почувствовал, как немеют пальцы.

– Леопарды, – ответил Кайл, прищурившись и указывая подбородком в сторону акаций. – Мать учит детенышей охоте.

Вдалеке, под сенью акаций, мы разглядели их. Грациозные, пятнистые тени скользили по траве. Мать-леопард, напряженно пригнувшись к земле, выслеживала добычу. Один детеныш споткнулся о корень, другой, увлекшись бабочкой, отстал от матери, но тут же поспешил ее догнать. Это было завораживающее зрелище. Жизнь и смерть танцевали свой вечный танец прямо перед нами.

Кипиш в саванне

Дальше нашему взору предстало еще более впечатляющее зрелище – стадо антилоп гну.

– О, это мои любимцы! – засмеялся Кайл. – Самые нелепые и самые удивительные существа в саванне. Посмотрите, как они бегут!

Где-то вдалеке прокатился низкий, раскатистый рык. Не громкий, но такой насыщенный угрозой, что у меня по спине пробежали мурашки, а в горле пересохло.

– Лев? – шепотом спросила Берта, вцепившись в бинокль, словно это могло ее защитить.

Кайл лишь приложил палец к губам, сохраняя спокойствие, а в его глазах читался только профессиональный интерес к происходящему.

И тогда началось. Животные, мгновенно бросившись врассыпную, начали хаотичные движения. Импалы – эти грациозные балерины саванны – взметнулись в воздух, будто их выбрасывала невидимая пружина. Антилопы выпрыгивали из зарослей на высоту около трех метров, в прыжке поджимали ноги, откинув голову назад, и летели стрелой, зависая над травой. Спасаясь от мнимой или реальной погони, импалы неслись с невероятной скоростью, пролетая по десять метров в каждом прыжке через кустарники, встречающиеся на пути.

– Смотрите! – воскликнул Темба. – Они же буквально перепрыгивают через хищников!

Антилопы гну сбились в большое стадо и помчались, как мощная кавалерия, галопом сметая любые преграды перед собой. Этот черно-голубой табун двухметровых полуконей, полубыков, получертей, словно рогатое войско из ада, несся вперед, уничтожая все на своем пути, как мощный торнадо. Он был готов растоптать не одного, а целые прайды львов и других хищников заодно, растоптать и смешать с пылью, чтобы не осталось никаких следов от кровожадных врагов. Зебры скакали в последних рядах этого могучего войска, стараясь не отставать и быть среди этих рогатых бестий.

Сам вид голубой антилопы гну необычен: ноги, средняя и задняя часть туловища стройные, а передняя часть тучная, с большой головой худой черной коровы на массивной шее, при этом от головы по шее идет борода, а сверху на голове рога, как у черта.

В отличие от лошадей, эти исчадия ада скачут быстрым галопом, делая иногда гигантские прыжки, подскакивая на высоту до двух метров, что создает изумительное и неповторимое зрелище бега животных. Способность антилоп буквально взлетать на большую высоту позволяет им перепрыгивать через атакующего хищника во время его броска на жертву. Несмотря на грузное тело и его диспропорции, гну не только прыгучие, но и невероятно быстрые. Как и грациозные импалы, они развивают скорость до 80 км/час, спасаясь от гепардов, львов, леопардов и гиен.

– Они всегда такие… хаотичные? – спросила Берта.

– Только когда напуганы. А пугаются они всего: львов, шума машин, собственной тени…

Антилопы и зебры неслись по просторам саванны, в то время как жирафы смотрели на эту суету свысока. Они не собирались бежать, а внимательно посматривали кругом, готовые дать отпор любому врагу. Высокий рост, внушительный вес и сильные ноги пятнистых животных с длинной шеей заставляли хищников оббегать их стороной.

Во время этой кутерьмы массивные и мощные, как танки, носороги соизволили перестать щипать траву.

Они подняли свои большие головы с маленькими подслеповатыми глазами и большим боевым рогом на носу, обнюхивая воздух и, шевеля ушами, прислушались к происходящему, готовясь кинуться в атаку и крушить все кругом по любому поводу.

– Белые носороги, – пояснил Кайл. – Совершенно мирные, пока их не трогать.

Один из гигантов уставился на нас маленькими подслеповатыми глазками.

– Он нас видит?

– Видит, но очень плохо. У них зрение – минус десять. Зато нюх – как у вашей тещи, когда вы приходите домой после корпоратива.

Постепенно в саванне все успокоилось. Носороги фыркнули и продолжили щипать траву, полностью игнорируя наше присутствие. Они вообще больше ни на что не реагировали.

– Настоящие топ-менеджеры, – заметил Арнольд. – Те тоже делают вид, что ничего не видят и не слышат.

Рядом с носорогами паслись жирафы – элегантные, невозмутимые, с глазами, полными снисходительности. Они медленно пережевывали листья акаций, будто все происходящее вокруг их совершенно не касалось.

Жирафы были спокойны, как носороги, однако все же иногда с интересом косились в нашу сторону. Они внимательно следили за каждым нашим движением, словно пытаясь понять, что это за странные объекты появились на их территории.

– Они нас изучают, – прошептал Темба. – Для них мы – что-то вроде непонятных букашек, копошащихся в траве.

Один из жирафов наклонил голову, и в его взгляде, казалось, читалось не только любопытство, но и вопрос: "И эти суетливые существа считают себя венцом творения? Смешно." В его больших карих глазах отражалась саванна и мы, люди, все такие маленькие и незначительные рядом с величием жирафа.

Возвращение в лагерь и ночь в саванне

Солнце клонилось к горизонту, окрашивая саванну в золотые и багровые тона.

– Что, впечатлены? – в голосе Кайла звучала легкая усмешка. Рейнджер с интересом наблюдал за мной.

– Это… просто невероятно, – выдохнул я, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. – Никогда не думал, что природа может быть настолько… насыщенной жизнью.

– Это вы еще ночной саванны не видели, – Кайл многозначительно приподнял брови. – Настоящее шоу сейчас только начинается.

Сумерки сгущались стремительно, и рейнджеры повернули машины в сторону лагеря.

Солнце закатывалось за горизонт, расцвечивая небо яркими оттенками красного, оранжевого и фиолетового. С приходом прохлады в саванне начиналась совсем другая жизнь – ночная, полная тайн, красоты и драматизма.

Звери шли своими тропами на водопой. Антилопы гну, зебры, газели сбивались в плотный круг у воды, настороженно поводя ушами, готовые в любой момент отразить атаку врагов.

С наступлением ночи, в свете луны и звезд, саванна переходила во власть хищников. Величественные львы отправлялись на охоту, используя темноту как союзника. Хитрые леопарды под покровом тьмы незаметно подкрадывались к добыче, а гиены собирались в стаи, чтобы напасть на больного или слабого, разорвать на куски и пиршествовать до утра.

Сухая земля содрогалась от погони: от галопа голодного охотника и ужаса убегающей жертвы. В ночи бодрствовали существа смелые, ловкие, решительные. Здесь не было места неприспособленным и ленивым. Каждый должен был защищать свою жизнь, и победу обеспечивали сила, сообразительность, быстрота, проворство, чуткий слух и острое обоняние.

Ночь пробуждала не только четвероногих хищников. Ночные птицы – совы и ночные ястребы – взмыли в воздух в поисках добычи. Громко трещал сверчок, глухо рыкал лев, меланхолично ухала сова и жалобно стонал шакал. Лягушки в озере затянули свою странную песню, издавая то низкие, то высокие звуки. Насекомые заполнили воздух своими голосами, создавая удивительную и ни на что не похожую симфонию ночной южноафриканской саванны, которая звучала до самого утра.

Освещенные ворота лоджа приветливо распахнулись, но я невольно оглянулся на кромешную тьму саванны. Там, в ночи, кипела своя, неведомая нам жизнь, полная драм и страстей. Какие сюрпризы и приключения готовит для нас дикая саванна Лимпопо?

3. Кровавая улыбка Африки: свирепые бегемоты

Ночь, когда оживают убийцы

Рация захрипела, затем в хрип ворвался резкий, как удар кнута, голос:

– Брифинг. Холл ресторана.

После вброса этих слов хрип рации перешел в свист, и Кайл поспешно выключил рацию. Несмотря на то, что предыдущую ночь мы провели в самолете, затем тряслись в автобусе и в сафари-машине, рейнджеры собрали нас, сонных и еле живых, как стадо баранов, в большом холле. В двух больших каминах потрескивал огонь, и мы уютно расположились на диванах и креслах.

Послышался шум, и менеджер заповедника, мужчина внушительного вида, крепкий как вековой дуб, Ян ван дер Мерве ввалился в зал, сжимая в руках

окровавленный кусок дерева размером с большой компьютерный монитор.

– Этот кусок акации еще вчера был деревом, – голландец с обветренным и морщинистым лицом, потряс обломком над головой, держа его большой узловатой рукой. – Один укус взрослого бегемота. 200 атмосфер давления. В пять раз сильнее, чем у льва.

В зале повисла тишина, нарушаемая только треском цикад за окном.

Милашки убийцы

– Вы все сегодня видели этих "милашек" в озере, – ван дер Мерве щелкнул пультом,

и на экране появилось фото улыбающегося гиппопотама. – Но знаете ли вы, что это единственное животное в Африке, которое не боится никого? Ни львов, ни крокодилов, ни даже слонов.

На экране сменилось изображение – окровавленная туша носорога.

– Прошлой весной самец бегемота убил этого носорога за то, что тот осмелился приблизиться к воде. Одним укусом перекусил позвоночник. Это не травоядное, господа. Это машина смерти весом в три тонны, которая лишь изредка ест траву.

Ян раздал нам ламинированные карточки с цифрами, от которых стыла кровь:

500 человек в год – разорваны, утоплены, растоптаны

40 км/ч – с такой скоростью он несется на суше за вами

5 минут – столько он может держать вас под водой

180° – настолько раскрывается его пасть (ваша голова поместится полностью)

– Они переворачивают лодки, перекусывают людей пополам, топят детей, – голос Яна дрогнул. – В прошлом году в Замбии самец разорвал клыками крокодила, защищая детеныша. А теперь представьте, что будет с вашей женой, если она решит сделать селфи у воды.

Наши дамы побледнели. Особенно Магда, которая днем одна пыталась еще раз подойти к озеру.

– Сейчас, когда мы говорим, – Ян подошел к окну, – эти "милые толстячки" выходят на берег. За ночь каждый съедает 50 кг травы. И убьет любого, кто окажется на его пути.

На экране появилось ночное видео: огромный бегемот с легкостью догоняет антилопу, пришедшую на водопой, и одним движением челюстей перекусывал антилопе хребет, будто это была хрупкая веточка.

– Да, они всеядны, – подтвердил Ян. – Мясо – лакомство. Особенно любят… – он сделал драматическую паузу, – человеческую плоть.

Менеджер раздал памятки с простыми правилами для нашего выживания:

Никогда не становитесь между бегемотом и водой

100 метров – минимальная безопасная дистанция

Если он зевает – это не сонливость, это угроза

Увидел – сразу беги. Беги зигзагами (они неуклюжи на поворотах)

Залезай на дерево (но не на акацию – сломает)

– Завтра утром вы увидите, как берег озера изрыт следами, – заключил Ян. – Это не земляные работы с экскаватором. Это бегемоты отмечают свою территорию, размахивая хвостами, как церемониальными мечами. Помните – в Африке самые опасные хищники не рычат. Они зевают.

Когда лекция закончилась, наши жены первым делом проверили, плотно ли закрыты окна в номерах. А за окном, в холодном лунном свете, уже из воды поднимались первые фигуры – массивные, мокрые, бесшумные. Они выходили на берег, и где-то в темноте раздался еле слышный всплеск и тот самый звук: хриплый зевок… Ночь начинала свой кровавый пир.

4. Сердитые слоны, оперная певица, змея и птица-секретарь

Немецкая точность, ария оперной дивы и взрыв фруктовой гранаты

Следующие несколько дней проходили в таком режиме: с шести утра до четырнадцати дня – работа и учеба; пока мы занимались своими делами, для наших женщин была подготовлена специальная программа, скучать им не давали; а после обеда продолжались совместные путешествия в интереснейшие места заповедника.

Мы работали по восемь часов с небольшими перерывами на кофе, обед начинался в четырнадцать часов, а в пятнадцать мы уже выезжали на сафари.

Ранним утром, когда за окном в кромешной тьме еще ухала сова, смеялись гиены и выли шакалы, кто-то успевал позавтракать перед началом совещания в ресторане, а кто-то предпочитал поспать еще чуть-чуть и перекусить прямо в конференц-зале.

В Европе и США обычно стандартное кейтеринг-обслуживание подобных мероприятий включало в себя кофе, чай, пирожные, печенье, рулетики, канапе – все это в некоторых вариациях накрывалось на отдельных столах, а перед каждым участником на рабочем месте чаще всего стояли три небольшие бутылочки – с минеральной водой, яблочным и апельсиновым соком – плюс фужер для воды и высокий стакан для сока, перевернутый вверх дном, на белой круглой салфетке. В Африке было практически то же самое, но соки были другие: папайя, личи, маракуйя, мангостин, джекфрут, лонган, рамбутан, питахайя. Все участники с интересом пробовали новые вкусы. Арнольд, наш руководитель, как дотошный немец, изучал описание соков на всех бутылочках и дегустировал их содержимое поочередно, делая пометки у себя в телефоне.

Утром все сонные или молча пили кофе, или тихо-тихо разговаривали, стоя или сидя близко друг к другу. Никаких громких звуков. Утренняя тишина – святое, и это было всегда и везде, даже когда мы начинали работать в восемь или девять утра, а здесь, в Африке, в шесть утра – тем более.

В 5:50 сотрудники уже находились на местах, и Арнольд, как обычно, готовился начинать рабочий день со своего доклада. Каждый день был посвящен определенному вопросу, например, результатам работы за прошедший период, планам на следующий квартал и год, распределению бюджета и информации о плановых показателях для каждого отдела, последним достижениям и новым разработкам компании и так далее.

Арнольд пришел за двадцать минут до начала мероприятия, чтобы успеть все подготовить и ровно в 6:00 – немецкая педантичность! – начать доклад. Он наполнил чашку кофе в кофемашине, съел несколько рулетиков и канапе, запивая их ароматным напитком. Внимательно читая этикетки, он выбрал пару бутылочек сока, открыл и аккуратно установил их вместе с высоким стаканом на верхней полке кафедры-трибуны, которая располагалась рядом с экраном и столом ведущего.

Далее Арнольд выполнил стандартные операции перед докладом, включив и настроив свой ноутбук. Отнес его и установил на нижнюю полку кафедры, чтобы можно было удобно работать с компьютером во время доклада. Подсоединил к локальной сети и через эту сеть – к проектору. Включил и настроил сам проектор совместно с компьютером, глядя на большой экран на стене. Проверил работу лазерной указки. Пролистнул несколько слайдов доклада вперед и обратно – все работало и выглядело прекрасно.

Арнольд удовлетворенно хмыкнул и оглядел конференц-зал: участники, руководители региональных отделов подразделения ЕЕМЕА (East Europe, Middle East, Africa – Восточная Европа, Ближний Восток и Африка), которые являлись его подчиненными, уже сидели на своих местах, допивали утренний кофе и были готовы к работе. Конечно, его отдел ЕЕМЕА не мог тягаться на равных по объемам бизнеса с другими подразделениями компании – американским, европейским, азиатским, но зато какая была представлена география и какие перспективы открывались перед отделом, а значит, и перед Арнольдом! Только Африка и Россия чего стоят! При этом в компании под Россией понималась вся территория бывшего Советского Союза, а это в настоящее время пятнадцать стран, за которые отвечал московский офис. Так же и каждый из региональных директоров, сидевших в зале, вел бизнес не только у себя в стране, но и в ряде соседних государств. Если в каком-либо из них занимались проектированием и созданием новой техники, то так или иначе возникала необходимость применения компьютерных систем инженерного анализа, где общепризнанным лидером по разработке и поставке таких технологий являлась наша компания. Поэтому со временем подразделение ЕЕМЕА имело все шансы выйти на уровень Европы и Америки, а может, и обогнать их. На это рассчитывал и Арнольд, глядя в зал на своих сотрудников.

Часы показывали 5:57, и все было готово к докладу. Чувство большого удовлетворения немец испытывал каждый раз, когда он начинал свою работу точно в назначенный срок: ни секундой позже или раньше! «Точность – залог успеха в любом деле», – любил он повторять довольно банальную фразу и радовался при этом как ребенок.

Но три минуты – это уйма времени, за которые можно пробежать, например, более тысячи метров или поговорить по телефону с человеком на другом конце света. Умиротворенно размышляя о своих подопечных и парадоксах времени, Арнольд взяв пустой стакан, потянулся за бутылкой сока папайи, и тут тишину и спокойствие внезапно нарушило красивое и мощное женское сопрано. Менора, оперная певица из Израиля, жена Дэвида, стоя на площадке у озера недалеко от нашего здания, приступила к своим ежедневным занятиям по вокалу. Она начала распевку для голоса с низкой ноты, постепенно переходя на терцию, а затем и на квинту.

«Мо-о-о-о-о-о-о-о-му-ма-ми-мэ-ма-а-а-а-а-а-мо-му-ма-ми-мэ-ма-а-а-а…» – отчетливо и по нарастающей зазвучало в конференц-зале.

Арнольд сильно вздрогнул, едва не выронив бутылку, удержал ее в последний момент и налил себе полный стакан сока. Поднес его ко рту и, когда делал внушительный глоток, пытаясь прийти в себя, Менора взяла одну из самых потрясающих высоких нот, быть может, за всю историю оперы: «Мэ-ма-мо-му-ма-ми-и-и-и-и-и-и-И-И-И-И…»

Мощное звучание ее голоса заставило молекулы воздуха возле стекла вибрировать на резонансных частотах, из-за чего наши фужеры с водой зазвучали так же высоко, как и голос, а стаканы загудели на две октавы ниже. Казалось, еще чуть-чуть – и фужеры, а за ними и стаканы взорвутся от внутреннего напряжения и разлетятся вдребезги!

От неожиданного перформанса Арнольд поперхнулся, сок фонтаном вырвался у него изо рта и растекся по экрану компьютера. Бедный немец инстинктивно попытался смахнуть с монитора сладкую и липкую пену, но в итоге уронил и сам стакан с соком прямо на клавиатуру. Он в ужасе обеими руками подхватил ноутбук, кафедра дрогнула, на верхней полке покачнулась и упала бутылка, полная сока личи. Она с шумом прокатилась по поверхности, резво перескочила через двухмиллиметровый бордюрчик на краю и ухнула вниз, взорвавшись на полу жидкой фруктовой гранатой у самых ног Арнольда. За ней с еще большим шумом последовала вторая, пустая бутылка.

Нечеловеческий крик и непонятные проклятия на немецком языке разнеслись по всей округе. Послышался треск, и искры посыпались из клавиатуры, черный едкий дым повалил вверх. Экран компьютера погас, а за ним – свет в конференц-зале, после чего во всем сафари-заповеднике Энтабени электричество отключилось, все машины и механизмы остановились и наступила глубокая тишина.

В образовавшейся пустоте снова зазвучал красивый голос израильской дивы. Она как ни в чем не бывало продолжила распевку и снова взяла крайне высокую ноту. В этот раз на мощное звучание оперного голоса откликнулись дикие звери: над южноафриканскими просторами пронеслась многоголосая и немного испуганная какофония.

В конференц-зале тоже слышалось мычание раненого и раздосадованного зверя: Арнольд сидел в сумраке за столом ведущего, обхватив голову руками, и издавал нехарактерные для него звуки. Из темноты зала раздался извиняющийся и жалобный голос Дэвида:

– Арнольд, господа, извините, пожалуйста! Я сейчас пойду и попрошу Менору петь потише.

– О, нет! Не-е-е-ет! – с рычанием и клокотанием слышалось в ответ из-за кафедры.

– Что нет, Арнольд? – непонимающе, обескураженно вопрошал Дэвид.

– Нет, никогда больше Израиль не будет участвовать в наших совещаниях! Только видеосвязь! – прохрипел руководитель с горечью и напором.

– Ну как же так? – Дэвид беспомощно оглядел присутствующих, что едва просматривались в сумраке зала, а потом вскочил на ноги и с возгласом: – Я попрошу Менору больше не петь сегодня! – торопливо поспешил к своей супруге, которая и не думала прекращать свои вокальные упражнения.

Только через два часа, около восьми утра электрик восстановил всю электрическую и электронную сеть в первозданном виде, и Арнольду удалось-таки приступить к докладу. Правда, он несколько поменял его структуру и начал с планов и дележа бюджета, при рассмотрении которых выяснилось, что распевка оперной дивы обошлась отделу Дэвида в кругленькую сумму с шестью нулями. Тот пытался оспорить решение, аргументируя тем, что план, который стал в два раза больше, не может быть выполнен при урезанном вдвое бюджете, на что получил безапелляционное заявление взбешенного недавним инцидентом руководителя.

– Арифметику в школе надо было учить! – злорадно пояснил Арнольд; в груди босса продолжало что-то отчетливо клокотать. – В четыре раза больше будете работать и план выполните без проблем!

– Но мы не можем работать в четыре раза больше! – попытался робко возражать Дэвид. – Это же закон запрещает, да и в сутках только 24 часа!

– Значит, будете в четыре раза меньше зарплату получать! – отрезал руководитель подразделения ЕЕМЕА.

Что касается Меноры, то она, несмотря на просьбы, а потом и угрозы супруга, не собиралась останавливаться в своих оперно-вокальных тренировках. «Ты же знаешь – я должна поддерживать свой голос в форме», – отвечала она супругу таким тоном, словно отмахивалась от назойливой мухи. Вняла оперная дива пожеланиям мужа только в той части, что исполнять свои вокализы впредь стоит в максимальной отдаленности от присутственных помещений, а особенно – конференц-залов. Зато в распоряжении Меноры оставалась целая бескрайняя саванна!

Оперная дива, бывало, удалялась в какой-нибудь укромный, дальний уголок жилого комплекса заповедника и начинала свои распевки, к которым порой присоединялись и животные, бродящие неподалеку. И не только животные! Моя Ольга и Магда из Чехии тоже с удовольствием участвовали в оперной вакханалии. И тогда слышалось трехголосье, и часто прекрасная ария куклы из оперы «Сказки Гофмана» Жака Оффенбаха разносилась над утренними просторами дикой саванны Лимпопо.

Южноафриканские слоны – самые большие сухопутные животные и самый дорогой кофе

В тот день, который начался не совсем удачно, после работы и обеда мы сели в две большие машины и продолжили погоню по саванне за животными. Основной целью в это раз были леопарды, львы и слоны.

Первой машиной управлял рейнджер-полиглот Мобуту. Когда менеджер представлял его, то сказал, что Мобуту знает 22 языка, хотя он в университетах не учился. Объяснялись такие познания очень просто: у чернокожего парня было очень много родственников в разных деревнях, раскиданных по всей провинции Лимпопо. По его словам, местные традиции требовали выдавать замуж дочерей и сестер за жителей других деревень. Казалось бы, какое отношение имеют родственники к изучению языков? Дело в том, что каждая африканская деревня в Лимпопо представляет собой поселение одного племени, у каждого племени свой язык, и живут его члены вместе одной общиной. Поэтому, чтобы не допускать смешения крови и поддерживать здоровье племени, женились и выходили замуж за представителей другой деревни. В то же время эти правила, которые были порождены самой жизнью, требовали поддержки тесных связей-контактов между родственниками. В результате такого постоянного общения Мобуту и выучил 20 местных языков плюс необходимые для жизни в ЮАР английский и африкаанс.

Второй машиной управлял рейнджер Кайл – бур, потомок первых голландских переселенцев. Он тоже знал несколько языков, но, как он сказал, это обычное дело для жителей страны, где с 1996 года 11 языков признаны государственными. При этом на английском языке и африкаанс – языке белых африканцев, африканеров – говорят больше всего.

По дороге первая машина неожиданно остановилась. Мобуту вышел из нее и поднял с земли большие шары из спрессованной травы. С радостной белозубой улыбкой до ушей он показал их нам и объяснил, что это дерьмо слона.

Кайл притормозил рядом, спрыгнул на дорогу, взял один шар и сообщил, что это чистое дерьмо и очень ценный экологичный продукт. Самый дорогой в мире кофе известной марки «Черный бивень» делают путем выдержки кофейных зерен в фекалиях слона. Вкус напитка становится мягче, с более богатым букетом различных вкусовых оттенков, и главное – отсутствует неприятное послевкусие. Цена такого кофе – 2500–3000 американских долларов за один килограмм. Кофе «Черный бивень» дороже в 5–6 раз чем кофе «Копи Лювак», который многие ошибочно считают самым дорогим кофе в мире. Еще слоновий навоз используют для приготовления некоторых сортов пива и в медицине, в частности, как обезболивающее. Африканский слон за день съедает 150–200 килограммов зелени и выбрасывает около 100 килограммов фекалий. Во всем мире осталось около 500 тысяч слонов и более половины из них, а именно – около 300 тысяч, обитает в южноафриканских странах. 300 тысяч слонов – это 30 тысяч тонн фекалий каждый день!

«Представляете, какую коммерцию можно организовать! Сколько вкусного и дорогого кофе и пива производить!» – мечтательно закончил Кайл свой экскурс в бизнес-теорию. Для наглядности он отломил кусок от фекалий и демонстративно принялся его жевать. Все вокруг нервно засмеялись, замахали руками и заявили, что в ресторане их очень вкусно накормили другими африканскими блюдами, и голод как таковой в данный момент категорически отсутствует. Рейнджер задумался на мгновение и потом заявил: «Я по вкусу чувствую, что слон где-то рядом!»

Мы снова стали колесить по округе, пока не заметили на холме за деревьями слонов. Близко подъезжать не решились и остановились поодаль. Когда вышли из машин, рейнджеры рассказали нам немного об африканских слонах и объяснили, как нужно себя вести при встрече с этими животными.

– Прежде всего говорите тихо и никакого шума, никаких громких звуков. Когда будем приближаться, тихонько идите за нами и говорите только шепотом, – сказал Кайл.

Африканский слон – это самое крупное сухопутное животное. Вес самцов доходит до семи – семи с половиной тонн, а рост – около трех с половиной метров. В длину слон примерно семь метров.

Бивни самцов достигают невероятных размеров – до трех с половиной метров. Из-за слоновой кости было уничтожено очень много животных в прошлом.

Самки несколько меньше по объему. У них тоже есть бивни, чего нет у индийского вида, но бивни самок не такие крупные, как у самцов.

Африканские слоны – очень заботливые родители. А если слон будет ранен, сородичи останутся с ним и позаботятся.

В то же время африканские слоны агрессивны, в отличие от «добродушных» индийских слонов. При малейшей угрозе, а тем более при нападении они приходят в ярость и крушат и топчут все вокруг. Часто они используют для этого еще и деревья, ломая стволы или выдергивая их с корнями.

У слонов очень тонкий слух, и слушают они не только большими ушами, но и громадными подошвами своих могучих ног. Зафиксировано, что слон слышит бурю за 250 километров! Но это то, что известно науке, а какие реальные способности у этих животных, можно только догадываться.

Поэтому, учитывая невероятный слух и агрессивность гигантов, не стоит лишний раз раздражать их по пустякам и следует строго соблюдать тишину.

Слон – могучее животное. Огромнейшая масса, мощь и физическая сила позволяют ему уничтожать любых врагов. Даже большой прайд львов ничего не сделает этому великану.

Напротив – слон и сам при случае может напасть на львов и затоптать хищных кошек. Слону есть за что не любить львов: иногда те нападают на слонят или больных взрослых особей.

Львы атакуют слонов, только если у них нет другой добычи, но даже больной слон способен дать серьезный отпор прайду, поэтому такие нападения случаются очень редко.

На большом расстоянии от нас мы видели две группы слонов, которые брели в разные стороны. Поэтому наши машины разъехались – каждая за своим стадом. Когда проехать стало невозможным, мы пошли пешком.

Чернокожий рейнджер Мобуту возглавил нашу группу. Согнувшись, с винтовкой в руках в положении к бою, в зеленой одежде, как партизан, он крался так, что полностью сливался с окружающими кустарниками, только ствол оружия и черное лицо плыли над травой.

Экскурсанты цепочкой, на цыпочках, на носочках, в полуприседе, как бойскауты в разведке во вражеском лесу, шепотом переговариваясь и похихикивая, стали подбираться к африканским гигантам.

Чешский фотограф-любитель и черная африканская кобра

Мы с Ольгой фотографировались и отстали от других. Задержались и Бохдан с Магдой из Чехии. Перед поездкой в Африку Бохдан купил в США на распродаже профессиональную фотокамеру со сменными объективами за две тысячи долларов при ее цене в обычный день более пятнадцати тысяч долларов. И на сафари он все время занимался фотосъемкой, постоянно меняя объективы и глядя на окружающий мир, как заключенный по собственному желанию, через окошко камеры. Пусть это было окошко фотокамеры, а не камеры тюрьмы, но, по-моему, разница в этом случае была совсем небольшая.

И вот мы видим: вместо того чтобы двигаться в цепочке за другими, Бохдан с фотоаппаратом наготове направляется в сторону большого ветвистого дерева, стоящего довольно далеко в стороне, что явно и грубо нарушает все инструкции рейнджеров.

Видимо, какая-то милая птичка привлекла его внимание. Птиц с красивой раскраской перьев было вокруг предостаточно, но многие из них почему-то порхали у дерева, а не сидели себе спокойно на ветвях, ожидая, когда незадачливый фотограф запечатлеет их для истории. Причем в птичьих криках и щебетании слышалась тревога и возмущение.

Вскоре мы поняли почему. По одной из горизонтальных ветвей дерева спиралью ползла большая змея, похоже, удаляясь от птичьих гнезд. Влажная чешуйчатая кожа при движениях и изгибах ярко поблескивала на солнце.

Вот длинное гибкое тело соскользнуло на нижнюю ветку, и в следующую секунду змея, выставив голову вперед, уже принялась спускаться по могучему стволу дерева.

Бохдан, разглядев опасность, отскочил назад – и вовремя: через мгновение голова змеи показалась в непосредственной близости от того места, где он только что стоял. Не отскочи он, в него уже, возможно, вонзились бы ядовитые клыки. Змея приподняла голову, широко разинула пасть с острыми зубами, высунула раздвоенный язык и грозно зашипела. Она была, по-видимому, раздражена – скорее всего, из-за провала своих хищных замыслов. Змея не смогла добраться до птичьих гнезд, так как в поле ее зрения появился этот взбалмошный чех с камерой, новоявленный фотограф-натуралист, разрушивший все ее планы на удачную охоту и пиршество.

Магда оставалась на тропинке, протоптанной в траве нашей группой, и со своей стороны – почти как змея! – громко шикала и шипела на супруга, мол, как ты посмел без разрешения моего и рейнджера потащиться в дикие заросли да еще и с дорогим фотоаппаратом!

Следовало срочно отогнать, а затем и прогнать змею подальше от нас, и я стал лихорадочно искать какую-нибудь палку или что-то, что можно использовать как оружие, но ничего подходящего не увидел. Тогда я кинулся к высокому кустарнику и попытался отломить ветку, поглядывая все время в сторону змеи и Бохдана.

Возможно, змея была вполне безобидной тварью, но все же от такой двухметровой особи, даже если она не ядовита, лучше держаться на почтительном расстоянии. Бохдан все это время инстинктивно пятился, держа камеру перед собой, и смотрел на гадину словно загипнотизированный. Он не издавал никаких звуков. Как он потом объяснил: было чувство и уверенность, что как только он отвернется от змеи, та сразу на него набросится и вонзит свои поганые острые зубы в его зад.

Если Бохдан и мы знали бы, к какой породе принадлежал этот вид рептилии, наше поведение было бы совершенно иным. Как выяснилось позже, наш фотограф встретился с глазу на глаз с одной из самых опасных и смертоносных змей на земле – черной африканской коброй, которая гораздо «убойнее», чем ее родственница индийская очковая змея, так как при столь же грозном виде обладает более сильным ядом, более быстрым и подвижным мощным телом и вдобавок ко всему еще имеет и более агрессивный нрав.

Этого мы не знали, и пока никто из нас не отваживался поднять крик и начать панику. Несмотря на опасность, мы соблюдали тишину. Магда продолжала шипеть на Бохдана, я ломал куст, Ольга присоединилась и быстрее меня справилась со средних размеров веткой, пока я продолжал бороться с одной из самых больших, из которой я хотел сделать если не боевое копье, то длинный дротик или палицу.

Бохдан продолжал молча пятиться, иногда спотыкаясь о препятствия, и не отрывал глаз от змеи.

Тем временем рептилия то быстро ползла вперед, вытянув во всю длину по земле свое блестящее черно-зеленое тело, то прямо на ходу сворачивалась в кольцо-канат, над краем которого поднималась злая головка с мешком чешуйчатой кожи на шее, вздувшимся в виде капюшона – отличительным признаком кобры.

Когда змея приблизилась к Бохдану на расстояние трех шагов и готова была в броске атаковать зарвавшегося любителя природы, Магда панически визгливо заверещала изо всех своих супружеских сил:

– Прыгай! Беги! – вопила она во всю глотку. – Помогите-е-е-е-е-е!

Птица-секретарь и смертельный бой двух заклятых врагов

И в этот момент, словно отозвавшись на призыв чешской женщины, спасительная тень мелькнула у нас перед глазами, наши уши наполнил свист: «Ууввить!» – и в тот же миг большая птица упала с неба на змею.

Она даже не коснулась земли. Пару секунд ее широкие, сильные крылья хлопали в воздухе, а в следующее мгновение она, сделав усилие, взмыла по вертикали ввысь.

От неожиданности Бохдан, ожидавший атаку змеи в большом напряжении, выпрыгнул в сторону, не удержался и рухнул на землю, уронив свой дорогой фотоаппарат. Его супруга кинулась к нему на помощь, и через несколько секунд фотолюбитель снова был на ногах.

Мы были в шоке, Бохдан стоял бледный как лист бумаги. «Я спасен? Живой? Невредимый?» – почти шепотом дрожащим голосом вопрошал он.

– А змея? – прокричала Магда, осматривая его с головы до ног, словно рептилия могла спрятаться где-то на потерпевшем. – Где же змея?

Спрашивая, жена оглядывала Бохдана, точно ожидая увидеть гада, обвившегося вокруг его рук и ног. А тот был в недоумении и в ужасе, так как все еще думал, что ему продолжает грозить опасность. Услышав возглас жены: «Где же змея?», он только сильней испугался, а когда Магда дала ему в руки побитый фотоаппарат, то еще и расстроился.

– Смотрите! Смотрите! Как они схватились! – прокричала Ольга, показывая на небо.

Возбужденные после нервного потрясения, мы стояли, задрав головы и наблюдая жестокую битву между отважной птицей и кровожадной змеей.

Птица внешним видом напоминала сразу всех: орла, курицу, аиста и павлина. Рост и длинные ноги как у аиста. Форма головы и клюва как у орла. Тело как у курицы, но в хвосте и на голове торчит немного длинных перьев, при этом два средних пера длиннее остальных, как у потрепанного павлина. Общая окраска бело-синевато-серая, шея и грудь – белые, а крылья и ноги – синевато-серые.

На ногах у птицы красовались «шпоры», и кокетливые черные ресницы на розовых веках – все эти особенности делали облик этого представителя летающей фауны неповторимым и изумительным.

Но самым замечательным в этой птице был, пожалуй, ее хохол. Он состоял из множества длинных темных перьев, которые росли на темени и ложились по шее, спадая почти до крыльев. Это придавало крылатой бестии причудливый вид, а воображаемое сходство с каким-нибудь писарем или секретарем стародавних времен, носивших за ухом длинное гусиное перо, послужило основанием к тому, что ее так и назвали – птица-секретарь.

Другое ее название – змееед, и оно более подходит. Есть немало птиц, которые поедают змей, например, соколы и коршуны, но секретарь отличается тем, что единственный среди всех пернатых охотится в основном только на этих пресмыкающихся и ведет с ними постоянную борьбу. Хотя птица ест и ящериц, и черепах, и даже саранчу, змея – ее любимая пища, и ради нее секретарь нередко рискует жизнью, устраивая схватки не на жизнь, а на смерть с самыми крупными особями.

Змееед любит широкие и пустынные степи, где бродит по просторам на своих длинных ногах в поисках поживы. Живет он одиноко или в паре, устраивая гнезда на деревьях с густой и тенистой кроной.

Еще секретарь отлично бегает, и чаще его можно увидеть на земле, чем в воздухе. Несмотря на отвагу в битве со змеями, он пуглив и осторожен. Тем не менее его легко приручить, и нередко пернатого секретаря можно увидеть на дворе южноафриканской фермы, где его держат как домашнюю птицу ради той пользы, которую он приносит, истребляя змей, ящериц и других вредителей.

Но вернемся к схватке. Мы с удивлением наблюдали, как змееед, держа гада когтистыми лапами, поднялся по вертикали на высоту около десяти метров. Он явно хотел унести кобру значительно выше, но та отчаянно мешала подъему, извивалась всем своим двухметровым гибким телом, стараясь обвиться хвостом вокруг шеи и крыльев птицы.

И это иногда удавалось. С невероятными усилиями, изогнувшись в дугу, змея закидывала хвост то на спину и на крыло птицы, то оборачивалась вокруг ее шеи. Тогда, не имея возможности продолжать подъем, на какие-то доли секунды секретарь уходил в пике, тут же резко тормозил, одновременно делая быстрые движения длинными ногами и стесненными крыльями, сбрасывал змеюку со своего тела, при этом стараясь ухватить, ущипнуть или просто долбануть гадину своим мощным клювом.

Затем снова подъем и снова атака хвоста змеи. Бьющийся клубок из сцепившихся в смертельном бою двух заклятых врагов все время перемещался, то поднимаясь, то падая. Все это происходило в небе у нас над головами.

В какой-то момент змееед разжал свои когтистые лапы и дал гаду упасть. Его целью было оглушить противника, но высота на этот раз была недостаточно большой.

Бросив наземь свою добычу, птица камнем рухнула вслед за коброй и, едва та коснулась земли, впилась когтями ей в шею. Но ни падение с высоты, ни этот последний прием не причинили змее заметного вреда. Она свернулась в кольцо и высоко подняла голову.

Зев ее был раскрыт во всю ширину, раздвоенный язык высунулся и подрагивал, зубы устрашающе торчали, казалось, что яд вот-вот начнет капать из ее страшной пасти. Она оказалась грозным противником, и некоторое время птица-секретарь стояла на земле в нерешительности и с опаской поглядывала на соперницу.

Затем змееед стал очень осторожно подбираться к кобре, широко расправив и выставив вперед, как щит, свое сильное крыло. Так бочком, мелкими шажками он тихонько подступил к змее, а потом вдруг круто повернулся на длинных ногах и резко ударил противника вторым крылом. Удар пришелся по голове, после чего, не дав врагу оправиться, пернатый снова схватил его клювом и поднял в воздух.

На этот раз птица поднялась значительно выше, так как теперь ничто не затрудняло ее полета, и снова, как и в первый раз, выпустила змею.

Опять упав на землю, кобра лежала оглушенная, распростершись во всю длину. Однако она была еще жива и начала медленно сворачиваться в кольцо. Но в этот раз уже не успела. Птица, улучив момент, когда голова кобры легла плашмя на землю, нанесла ей острым клювом такой сильный сокрушительный удар, что расколола змеиный череп. Змея судорожно дернулась и затихла; ее тело, вытянувшись, лежало теперь на траве, обмякшее и неподвижное.

Мы радостно захлопали в ладоши. Змееед же, не обращая на зрителей никакого внимания, подошел к мертвой кобре, склонился над ней и принялся за свой обед.

Но наша радость длилась недолго: мы увидели коллег, которые неслись к нам, и вид у них был далеко не счастливый.

Стало понятно, что и там что-то произошло – саванна есть саванна.

Атака гигантов и бег по саванне

Первым бежал Альбрехт, помощник Арнольда по технической работе. Альбрехт отличался хорошей физической подготовкой и увлекался различными видами спорта – от фитнеса до горных лыж и серфинга. Еще издалека он принялся нам махать и кричать: «К машине! Бегом! Бегом!»

Следом за Альбрехтом мчались его жена Симона и турок Кемал.

За ними из-за кустов выскочил зелено-черный Мобуту с винтовкой, который пытался подгонять самую неспортивную пару нашей команды. Менора, чья комплекция соответствовала серьезной оперной диве, шла быстрым шагом, раскрасневшись, задыхаясь и посекундно останавливаясь, чтобы передохнуть. Дэвид, ее муж, настоящий ботаник в очках, который тяжелее пары книг в жизни ничего не поднимал, умоляющим и извиняющим голосом подгонял-подталкивал свою супругу. Мобуту напирал на них сзади с винтовкой наперевес, как партизан, захвативший эту парочку в плен, и все пытался ускорить их движение возгласами: «Быстро! Быстро!»

И уже за этой троицей показались виновники очередного переполоха, серые гиганты.

Слоны не бежали, а степенно и уверенно направлялись в нашу сторону, но вид у них был совсем не дружелюбный. Шагая, они двигали гигантскими опахалами своих ушей, будто раздували щеки. Как потом объяснил Мобуту, животным не понравились крики с нашей стороны, и они решили разобраться с теми, кто посмел потревожить серых исполинов на их «законной» территории.

Далее события развивались стремительно. Добравшись с грехом пополам до машины, мы заняли свои места по три человека на трех рядах сидений. Мобуту устроился с винтовкой впереди.

Все семейство животных последовало в нашу сторону, причем из-за кустов показывались все новые особи, преимущественно молодые. Марш слонов завершился полным окружением нашей машины: серые гиганты взяли нас в кольцо.

Слоны были настолько близко, что запах свежего навоза, который только что навалил на наших глазах один из самцов, щекотал ноздри.

Мы могли разглядеть серые складки толстой слоновой кожи и мелкие царапины на ней. С одной стороны, мы были в полном восторге от близости к диким животным, но с другой – наши отчаянные головы не покидала тревожная мысль: а что же дальше?

К этому времени солнце почти завалилось за холмы. Перед наступлением темноты свет в африканской саванне становится золотым, а краски травы, кустов и деревьев темнеют. В сумерках по черному лицу рейнджера невозможно было понять, насколько он встревожен поведением слонов и насколько будет эффективна его винтовка при прямой агрессии со стороны гигантов. Впоследствии Мобуту признался, что поведение животных оказалось для него полной неожиданностью, ведь рейнджеров учат защищать слонов от браконьеров, а не наоборот. Хотя мы, разумеется, браконьерами не были.

Рейнджер с винтовкой и песнями против сердитых слонов и неожиданное спасение

Чувствуя наше желание задать неуместные в такой ситуации вопросы, рейнджер показал нам жестами: «Зашейте свои рты, а не то будет плохо!», а сам уселся поудобнее, некоторое время молча смотрел на слонов, а потом тихонько затянул до боли знакомую ритмичную мелодию, известную нам по какому-то комедийному шоу: «Туууумба ту дери ту-у-у-умба, ту дери ту-у-у-у-умба! Юм-м-м-м-ба! Ту-у-у-умба ту дери ту-у-у-умба, ту дери ту-у-у-у-умба!» И стал тихонечко прихлопывать ладонью по прикладу винтовки – то ли приглашал слонов потанцевать, то ли на своем языке объяснял им, что винтовка может и выстрелить.

Животные не оценили музыкального дара местного парня и, растопыривая уши, начали возмущенно фыркать, теснее сжимая кольцо.

Один из самых крупных самцов сделал пару шагов вперед, поднял хобот и затрубил.

У нас все похолодело и сжалось внутри. Мы все были на грани паники, но сидели в машине молча, бежать-то было некуда – кругом серые великаны.

Воинственный гигант после боевого клича сделал шаг назад, затем, подогнув передние ноги, с силой воткнул свои мощные бивни в землю, очевидно, показывая, что он сейчас затопчет и закопает всех врагов. Мобуту уже держал слона на прицеле. Рука рейнджера с винтовкой подрагивала.

Ситуация давно уже вышла из-под контроля и висела на очень тоненьком волоске – самое ужасное могло произойти в любой момент и в любое мгновение, но тут же она (ситуация) и разрешилась, причем самым неожиданным и непостижимым образом. Самый мелкий из слонов, не найдя более подходящего времени, вдруг решил поухаживать за самой крупной самкой и в порыве страсти попытался вскочить к ней сзади на спину. Видимо, такое желание присуще всем живым организмам: чем мельче самец, тем крупнее ему нужна спутница в жизни для продления рода, чтобы потомство не было мелким. И у всех организмов такое поведение, наверное, вызывает схожие эмоции. Почти все слоны, заметив безуспешные, но настойчивые попытки молодого сородича, стали потихоньку по-своему, по-слоновьи, «ржать», наблюдая, как большая слониха отгоняет надоедливого неказистого ухажера. Понятно, что с такой захватывающей интермедией животные разом забыли о нашем существовании.

Как только между расслабившимися слонами образовалась небольшая брешь, Мобуту направил в нее машину, медленно выехал из окружения, а потом вдавил газ до упора, как можно быстрее покидая место наших удивительных приключений.

Ночь в саванне: раздумья у камина с коктейлем «Восемь чудес света»

После ужина, продолжая переживать события прошедшего дня, мы с Ольгой, Магдой и Бохданом сидели у камина, радуясь, что, несмотря на трудности и неприятности у некоторых наших коллег, для нас день завершился удачно и мы остались целыми и невредимыми. Расслабленные и счастливые, мы потягивали из высоких стаканов африканский энергетик и антидепрессант – фруктовый коктейль «Восемь чудес света», фирменный напиток сафари-заповедника Энтабени из соков аки, кивано, марулы, личи, пальмовых фруктов, папайи, сметанного яблока и персиков Сан-Томе. Лишь Бохдан печалился, потому что при осмотре обнаружил на своей чудо-камере несколько царапин, образовавшихся в результате его неловкого падения. Выпив виски, чтобы как-то заглушить боль от душевной раны, он уныло сетовал:

– Я камеру в Америке купил, в городе Уичито, в штате Канзас. Всю ночь в очереди под дождем голодный и холодный стоял в черную пятницу у магазина Best Buy. Лучшую фотокамеру купил, а теперь ее разби-и-и-и-ил!

– Ничего с ней не будет, несколько царапин – и все! Будешь дальше пользоваться, – успокаивала его Магда.

– Я хотел пофотографировать и потом камеру за пятнадцать тысяч продать, а сейчас у нее товарный вид пропал, и теперь ее и за две тысячи не отдать!

– У тебя получилась отличная фотография этой чертовой африканской черной кобры, вот и будешь дальше своих змей фотографировать! – сказала Магда. – Или еще каких-нибудь тварей!

– Да я и без фотографии запомнил эту гадину на всю жизнь! – воскликнул Бохдан. – Эта пасть, острые зубы и дрожащий раздвоенный язык! И ее леденящий взгляд!… А потом эта чудо-птица! Сначала ужас, а потом спасение!

– Вот видишь! – снова обернулась к нему Магда. – Есть в жизни кое-что поважнее поцарапанной камеры.

– Ты права, – грустно кивнул Бохдан. – Теперь я более отчетливо осознаю очень простую истину, что наша жизнь и время намного дороже чем деньги. Да, мы можем получить больше денег, но мы не можем получить больше времени. Поэтому надо радоваться каждому прожитому дню, особенно если в течение дня нас не укусила ядовитая змея и не растоптали слоны.

– Истинно так, – тихо проговорила Магда, переводя затуманенный взгляд на горящие в камине дрова… Языки пламени лениво лизали длинные поленья в камине, который шел вдоль одной из стен холла ресторана и в нем дровами служили целые стволы небольших деревьев.

Бохдан тяжело вздохнул и задумчиво уставился в пустоту ничего невидящим взором, видимо, заново переживал события прошедшего дня или же представлял будущие путешествия и новые неожиданные встречи…

А за окном в ночной саванне Лимпопо раздавалось низкое рычание сытого льва, глухо один раз ухала и затем три-четыре раза резко кричала сова, от удовольствия, купаясь в грязи, гулко и утробно хрюкал и рыкал носорог, выл голодный шакал в поисках остатков от пиршества сильнейших, и визгливо тявкали гиены, раздирая на куски свою жертву. Как и миллионы лет назад саванна жила своей обычной ночной жизнью, а над ней миллиарды невообразимо сияющих звезд были рассыпаны по небосводу с Млечным Путем, пугающе ярким облаком протянувшимся по всему небу, со сверкающим созвездием Южного Креста и красивейшим скоплением звезд под названием «Шкатулка с бриллиантами».

5. Тотальный контроль Матрицы и сурикаты на Луне

Фантастика в жизни: от полетов на Луну до щупальцев-присосок "Матрицы"

Очередное рабочее утро в южноафриканской саванне провинции Лимпопо начиналось для нас под арии Оффенбаха, которые уже не вызывали у сотрудников музыкальный шок, а слышались бодрящим музыкальным саундтреком начала рабочего дня. Совещание катилось по рельсам утвержденного плана: за Арнольдом следовал парад руководителей подразделений по странам с докладами о том, что было сделано за отчетный период.

Тот год был особенным. В нашей компании учились всегда и все, так как программные системы инженерного анализа, которые разрабатывала и поставляла компания, были вершиной наукоемкой продукции. Разработки брали начало от мощной расчетной системы NASTRAN (NAsa STRuctural ANalysis – структурный анализ для NASA), созданной нашей компанией MSCС для реализации лунной программы «Аполлон».

20 июля 1969 года астронавты Нил Армстронг и Базз Олдрин совершили посадку в Море Спокойствия и оставались на Луне более 21 часа. Командир корабля «Аполлон-11» Нил Армстронг стал первым человеком, ступившим на Луну. На фото астронавт Олдрин в Море Спокойствия. Фотографирующий его Армстронг отражается в его гермошлеме.

В рамках программы «Аполлон» было совершено 6 успешных посадок на Луну с 1969 по 1972 год (миссии-экспедиции Apollo 11-17). В итоге 12 человек побывали на Луне, все – граждане США. Следующая высадка на Луну по программе «Артемида» запланирована на 2026 год.

Фото НАСА. Общественное достояние

Можно представить, какие сложные задачи надо было решать, чтобы ракета «Сатурн-5», разработанная под руководством Вернера фон Брауна, которого, можно сказать, специально для этого вывезли из фашистской Германии, не взорвалась при старте и вынесла на орбиту 147 тонн груза, включая корабль «Аполлон».

Вернер Магнус Максимилиан фон Браун (1912–1977) – выдающийся немецкий инженер-ракетостроитель, член нацисткой партии НСДАП с 1937 года, партбилет № 5738692, штурмбаннфюрер СС (звание вручено лично Гиммлером), руководил созданием первой в мире баллистической ракеты Фау-2 с дальностью полета свыше 300 км, применение которой привело к гибели около 9000 человек – преимущественно мирных жителей, Это "оружие возмездия" было создано с использованием труда узников концлагерей.. После войны, в 1945 году, он был тайно вывезен в США в рамках секретной операции "Скрепка".

Фон Браун кардинально изменил ход космической гонки и развития космонавтики – под его руководством была разработана мощнейшая ракета "Сатурн-5" и реализована лунная программа "Аполлон", в результате чего в 1969 году состоялась первая высадка человека на Луну.

Без фон Брауна США не смогли бы осуществить лунную программу, а Советский Союз, даже если бы осуществил посадку человека на Луну, сделал бы это значительно позже и с меньшим технологическим совершенством. Вся космонавтика развивалась бы медленнее и пошла бы по другому пути. Сергей Павлович Королев называл фон Брауна нацистским преступником и использовал его технические решения. Фото НАСА. Общественное достояние

Астронавты, впервые осуществившие посадку на Луну. Слева направо: Нил Армстронг, Майкл Коллинз, Базз Олдрин – экипаж корабля «Аполлон-11», совершивший полет к Луне и обратно 16-24 июля 1969 года.

Фото НАСА. Общественное достояние

Но доставить груз на орбиту – это было только начало, далее надо было осуществить чрезвычайно технически сложную и безумно дерзкую миссию: обеспечить пилотируемый полет к Луне, высадку астронавтов на поверхность спутника и их возвращение живыми на Землю.

Первая ракета «Сатурн-5» на стартовой площадке перед запуском космического корабля «Аполлон-4». Фото НАСА. Общественное достояние

При этом ракета «Сатурн-5», созданная в 1960-х годах, до сих пор остается крупнейшей по величине, массе, мощности и грузоподъемности из всех созданных человечеством ракет, превосходя по выведенной полезной нагрузке на орбиту более поздние и самые мощные ракеты XX-XXI веков: «Спейс Шаттл», «Энергия» и «Falcon Heavy».

Трудно даже поверить, что в результате работ в 50-60-е годы прошлого века человечество осуществило то, что не может повторить, даже в упрощенном варианте, спустя более чем полвека!

Астронавт Олдрин у экрана коллектора солнечного ветра. Фото НАСА. Общественное достояние

Реализация лунной программы «Аполлон» являлась одной из многих задач, которые решаются в различных отраслях промышленности с помощью систем инженерного анализа.

Восход Земли над лунным горизонтом. «Аполлон-11» подлетает к Морю Смита.

Фото НАСА. Общественное достояние

Поэтому, чтобы поставлять такие системы заказчикам и сопровождать их на предприятиях промышленности, нашей компании требовался высококвалифицированный персонал. Этот вопрос решался постоянным обучением – у нас учились все и всегда! Исключений не делалось: шутили, что для работы в компании даже уборщицам надлежало знать физику твердого тела, интегральное исчисление и бином Ньютона, не говоря уже о других сотрудниках.

Как следствие, учебе в компании уделялось особое внимание, и самое высокое руководство тоже проходило обучение, соответственно, на своем уровне. Для этого приглашались самые дорогие американские коучи. За учебу им платили фантастические гонорары, и, получая миллионы долларов, коучи за такие деньги фантастику превращали в реальность для наших руководителей.

В частности, один из коучей разъяснил нашим боссам, что для фантастики, показанной в фильме «Матрица», уже время пришло, и на уровне корпораций уже можно присоединять присоски со шлангами к головам сотрудников и осуществлять постоянный контроль и управление всем персоналом компании и каждым сотрудником по отдельности.

Причем все управление «своей матрицей» руководитель может осуществлять, не покидая рабочего кабинета. Коуч провел соответствующие занятия и наглядно показал начальству, как это осуществить на практике. Идеи тотального контроля над массами, точнее над менеджерами отдела продаж-внедрения компании на всех уровнях, быстро нашли отклик в прагматичных душах руководства. Сам СЕО Железный Билл загорелся этим проектом и лично принял участие в программировании и создании системы.

В компании работали не только физики и математики высокого класса, но и лучшие программисты. В результате их «мозгового штурма» в короткие сроки была создана компьютерная система PPL – Prospect PipeLine (можно перевести как «Трубопровод для проектов»).

Принцип функционирования системы PPL был довольно простым: компания живет и развивается за счет реализации проектов, и каждый проект приносит определенную сумму денег. Осуществляет реализацию проекта ответственный менеджер, который по методикам компании составляет план, утверждает его у своего начальника и далее по нему работает. В соответствии с бизнес-методиками каждый проект имел 8-10 этапов, в зависимости от сложности. Вот для этой простой системы планирования и была создана единая компьютерная система, которая соединяла по интернету показатели всех менеджеров по проектам на основе общей базы данных. Таким образом, работу всех менеджеров по всему миру объединили в одну сеть-матрицу, а руководители получили возможность для полного контроля как за работой регионов, отделов, так и за каждым менеджером, курируя всю его активность в реальном масштабе времени.

PPL отображала денежные потоки нашей компании по всему миру как систему газопроводов с указанием количества перекачиваемого по ней продукта. Только наша глобальная сеть «трубопроводов», раскинувшаяся паутиной по всему земному шару, гнала по трубам не газ или нефть, а более ценную «субстанцию»: проекты-деньги, объединяя их по регионам в «трубопроводы» большего диаметра и так далее, для того чтобы конечная, самая большая «труба» с проектами-деньгами заходила прямо в кабинет СЕО, на его компьютер. При этом он мог наглядно видеть это движение денег по системе трубопроводов «от истока к устью», а конечный результат в виде денежного потока низвергался «водопадом» на него в его кабинете. Это ли не мечта любого руководителя?

Если менеджер все сделал согласно плану – в системе у него висит зеленый флажок, если опоздал, не сделал вовремя – появляется флажок желтый, не смог выполнить этап через три дня после срока – флажок загорается красным.

СЕО и другие топ-менеджеры сидят у себя в кабинетах и видят карту мира, окрашенную в зеленый цвет – волноваться не о чем, все идет по плану. Но вот появляются желтые и красные вкрапления в отдельных регионах, СЕО легким движением руки увеличивает карту и видит, что некто Ларри Смит проделал не все шаги для выполнения очередного этапа своего проекта, а некто Джо Бидон и вовсе не выполнил целых два пункта.

СЕО нажимает кнопку, и всем, у кого красный флажок в «матрице», посылается личный запрос от самого СЕО, это практически как от самого Господа Бога: немедленно представить объяснения о сбое, способах решения проблемы и экстренный план для исправления ситуации в целом. В результате проштрафившиеся сотрудники и их руководители на всех уровнях не спят сутками и в авральном режиме лихорадочно готовят срочные отчеты для Железного Билла и исправляют ситуацию.

Таким образом, посредством внедрения системы PPL были разработаны новые агрессивные методы отчетности, анализа и контроля для руководителей подразделений и всех менеджеров отделов продаж-внедрения.

Эффективность PPL Билл продемонстрировал лично, собрав менеджеров компании со всего мира в одном большом зале в Лос-Анджелесе. Он показывал на экране работу системы, как он контролирует процесс и как видит каждого нерадивого сотрудника; называл по нескольку имен, просил менеджеров подняться и объяснить, почему они сегодня не выполнили тот или иной этап проекта, который должен был быть реализован еще вчера. Все остальные сотрудники смотрели на красных от стыда и страха, вспотевших коллег, которые испуганно стояли, возвышаясь над остальными в большом зале, и уже осознавали, в какую карьерную яму они вляпались: прикидывали, сколько будет ими потеряно, и смогут ли они вообще когда-нибудь отмыться.

Сидящие же думали о том, что колпаки со шлангами и присосками от «Матрицы» уже накинуты на их головы, и это всех очень сильно напрягало. Все осознали неожиданно, что будущее из кинофильмов, некогда казавшееся далеким и нереальным, уже обрушилось на них и теперь они живут в нем, здесь и сейчас, под бдительным и всепроникающим оком тотального контроля.

Так нейросеть изобразила идеи и технологии тотального контроля из фильма «Матрица»

Вскоре система была успешно внедрена в работу во всех офисах по всему миру, и здесь, в Африке, участники совещания выступали с докладами о результатах применения системы PPL.

Каждый региональный директор выступал и показывал успехи его менеджеров отдела продаж-внедрения и как используется PPL в его подразделении. Из общей картины следовало, что подразделения выполняют все требования руководства.

Все текло спокойно и размеренно, обычное рутинное совещание, пока очередь не дошла до Дэвида из Израиля: тут у участников случился некоторый шок, который особенно сильно встряхнул Арнольда.

Дэвид начал доклад, как и все остальные, и ничего не предвещало сюрпризов, но когда дошел черед до PPL, то докладчик показал слайд со структурой своего подразделения, где она была показана в виде дерева из прямоугольников, внутри каждого из которых было имя сотрудника и его должность. Общее число сотрудников насчитывало полтора десятка, и каждый уместился в личном прямоугольничке на одном слайде. Эти прямоугольники, соединенные по разным отделам-ветвям между собой, представляли собой дерево, перевернутое корнями вверх, а ветками вниз. На месте корней дерева располагался сам Дэвид, и ниже, соответственно, были отображены его сотрудники. В итоге на слайде получилась структура офиса, но сверху указывалось, что это PPL израильского подразделения компании.

После минутной паузы недоуменного молчания в зале пошло оживление: получалось, что Дэвид опять учудил.

Арнольд, с трудом сдерживая раздражение, стал задавать вопросы:

– Дэвид, ты так готовил доклад, что даже слайды перепутал?! Где у тебя что?

Однако начальник израильского офиса не смутился, а наоборот, с какой-то даже гордостью за содеянное, заявил, что вовсе не ошибся и что слайд отражает истинную структуру PPL в его подразделении.

Арнольд чертыхнулся и принялся выяснять у Дэвида подробности, что делает тот или иной сотрудник в его PPL и какие проекты-деньги он выполняет.

Оказалось, что для всех сотрудников Дэвид выделил проекты, которые оплачивались, и каждый имел план реализации этих проектов:

Офис-администратор и персональный помощник (раньше – позиция секретаря) Дэвида поделили между собой мониторинг всех платежей за обновление и поддержку продуктов со стороны компаний-пользователей.

Сотрудники технического отдела были подключены к проектам по продаже и внедрению продуктов и оказывали помощь менеджерам этого отдела. Техническим специалистам была передана часть проектов-денег, за которую они уже были ответственны.

Арнольд, выслушав Дэвида, согласился, что это хорошая идея, но тогда что делает в этой схеме сотрудник HR-отдела? На это Дэвид, раздуваясь от гордости, заявил, что HR обычно отвечает за обучение персонала компании в виде семинаров – повышение квалификации, введение новых разработок и так далее. Но этих семинаров мало, поэтому Дэвид возложил ответственность за обучение сотрудников предприятий-пользователей, где семинаров много, тоже на HR-отдел.

Тогда Арнольд, разобравшись в ситуации и уже пребывая в состоянии, близком к полному восторгу от таких новшеств, задал еще один «каверзный» вопрос:

– Дэвид, ну а почему ты не подключил к PPL уборщицу?

– К сожалению, она у нас на компьютере еще плохо работает, – с грустной миной на лице скорбно проговорил Дэвид.

Но даже этот «печальный» факт не смог поколебать воодушевления Арнольда: очень уж ему понравились новаторские методы руководителя израильского отделения. До такой степени, что он отменил Дэвиду новый, четырехкратно увеличенный план, снизив его до двукратного, что уже укладывалось в привычные рамки развития и планирования компании.

Другие руководители, участвовавшие в последующем обсуждении, тоже поддержали новаторство коллеги, однако решили события слишком не торопить и какое-то время понаблюдать за результатами израильского офиса. К примеру, в течение года. А потом уже выносить данную схему на утверждение высокого начальства и последующее повсеместное внедрение.

В результате многие из нас почувствовали, что «Матрица» со своими невидимыми присосками-щупальцами уже живет своей жизнью, неудержимо растет, и ее колпаки все сильнее сжимают наши головы.

Арнольд же после совещания пришел в необычайно хорошее расположение духа, забыл неудачное начало совещания предыдущего дня, и некоторые слышали, как по дороге в свое бунгало он напевал-курлыкал кокетливый мотив из оперы Бизе «Кармен».

«Охота» за крокодилами

После совещания и обеда наступило время сафари. Целью очередного выезда в дикую природу были крокодилы, которые обитали на озерах заповедника. В базовом лагере, перед выездом, организаторы, как обычно, потратили много времени на инструктаж, все же с агрессивными животными в саванне надо держать ухо востро; но, как обычно, многие «экскурсанты» (как позже выяснилось) пропустили их слова мимо ушей.

Как бы там ни было, стали грузиться в сафари-машины. На этот раз их было три: два шестиместных внедорожника (с двумя рядами сидений для трех человек) и один большой, девятиместный (соответственно, с тремя рядами). И вот тут случилась небольшая заминка.

Устроил ее Адам. Пока участники сафари садились в машины, он завел разговор с Арнольдом, стал ему рассказывать о своей новой бизнес-идее, которая так заинтересовала последнего, что тот, недолго думая, предложил Адаму поменяться местом в машине, пересесть к нему и продолжить разговор во время поездки.

Адам, воодушевленный возможностью поведать о своих изысканиях начальству, согласился пересесть в другую машину, не сообразив, что допускает явную бестактность по отношению к своей супруге Кэти, которая, естественно, предполагала наслаждаться видами саванны из салона сафари-машины рядом с мужем.

Но, ответив Арнольду согласием, Адам не оставил себе пути к отступлению. Он сбегал к Кэти и сообщил ей «радостную» новость. Та даже не нашла что сказать от неожиданности, но разбираться уже было некогда: очередная экспедиция отправлялась в путь.

В итоге Адам умчался в головную сафари-машину к Арнольду, а Кэти досталось место в первом ряду для пассажиров, сразу после рейнджера. Рядом разместились едва знакомые ей попутчики: директора южноафриканского и турецкого подразделений Маркус и Кемал, облюбовавшие соседний ряд кресел; и две дамы, которые устроились рядом с ней – жена директора чешского отдела Магда и помощница Арнольда Берта.

Маркус имел несколько необычный вид: длинные прямые каштановые волосы с седыми прядями небрежной копной украшали его голову, а лицо отличалось тонкими и красивыми европейскими чертами. В то же время кожа у Маркуса была темной, коричневой, почти как у негров. Было не совсем понятно, то ли это следствие равномерного загара, или же такая особенность стала результатом смешения кровей у его предков.

Глядя на Маркуса, невольно вспоминалась старая южноафриканская шутка – предостережение белым африканцам: "Не копайтесь слишком усердно в своей родословной, иначе рискуете обнаружить, что в ваших жилах течет не только кровь европейцев, но и готтентотов".

Племена готтентотов – первые, кто встретил голландцев, авангард европейских переселенцев, высадившихся у мыса Доброй Надежды в далеком 1652 году. Аборигены проявили сдержанность и гостеприимство, накормив измученных трехмесячным морским плаванием, штормами и цингой полуживых пришельцев. И хотя белые не всегда ценили радушие этих низкорослых бронзовокожих скотоводов, истребляя их тысячами, готтентоты, в отличие от многих других африканских племен, часто помогали и работали на белых фермеров, нередко служили прислугой в домах. Они не только готовили пищу и поддерживали чистоту, но порой и дарили хозяевам потомство, укрепляя и умножая семью, что в суровых условиях дикой саванны было залогом уверенности в завтрашнем дне.

Кэти, может, и поговорила бы с этим красивым африканцем, и даже нашла бы интересные темы для разговора вдвоем, но Маркус увлеченно беседовал с турком Кемалом, который являлся не только высокопоставленным администратором, директором турецкого отдела, но еще и известным ученым-физиком. Мало того, Кэти уже пару раз замечала: когда при встречах дама протягивала ему ладонь, чтобы турок ее пожал или поцеловал, Кемал прятал обе свои руки за спину и смущенно улыбался; дама же, в замешательстве, не понимая, что происходит, продолжала стоять с протянутой рукой, глупо хлопая ресницами. «От такого турецкого джентльмена можно что угодно ожидать, – думала Кэти. – Лучше держаться от него на расстоянии».

Понятно, что такое соседство не очень-то Кэти радовало, но что-то поменять уже не представлялось возможным: натужно ворча моторами, колонна из трех машин двигалась по пыльной грунтовой дороге.

Очередной день приключений на сафари стартовал.

Что творится в голове у Кэти

Кэти тряслась на жестком сидении, надув обиженно губы, рассеянно смотрела по сторонам и уже начинала жалеть, что вообще вписалась в эту авантюру.

Она с самого начала невзлюбила этот корпоративный террариум, где на ежегодных и ежеквартальных раутах руководства с супругами чувствовала себя чужой, как экзотическая бабочка, случайно залетевшая в пыльный чулан. Причин тому было множество, и они, словно иглы дикобраза, жалили и кололи венгерскую красавицу.

Она – юная, полная грез и амбиций, оказалась среди бегемотов бизнеса, погрязших в болоте самодовольства, которые, как министры на тайном заседании, пытаются решать судьбы галактики, когда у них нет ракет, способных долететь даже до ближайшей звезды. И невдомек этим "властителям дум", что их продукция – всего лишь "цифровые калькуляторы", программы для инженерных расчетов, или "электронные потроха", как презрительно окрестила их Кэти.

Ироничная ухмылка застывала на ее губах, когда она вспоминала, что эти "калькуляторы" стоят сотни тысяч долларов, а промышленники выкладывают за них целые состояния. "Лохотрон века!" – шептала она про себя, не понимая, как можно платить такие деньги за невидимые коды, пересылаемые по проводам. Где блеск золота, где вес купленного? Одна лишь иллюзия в цифрах!

Также ее терзала мысль о том, что головной офис этой "конторы" находится в Лос-Анджелесе, в городе ее мечты, в фабрике грез, где она могла бы блистать под софитами, стать новой звездой Голливуда. "Я вся такая внезапная, такая неординарная", – твердила она про себя, но серая рутина засасывала и заставляла думать о прозе жизни. А там, в этом городе ангелов, эти люди "клепают" какие-то программы, вместо того чтобы создавать шедевры кинематографа, дарить людям радость и вдохновение. От этих мыслей ее неприязнь к коллегам мужа и их женам увеличивалась еще больше.

Ей было чуждо их общество, их темы разговоров, их снобистские улыбки. Кэти не могла найти с ними общие темы, словно они говорили на незнакомом иностранном языке, жили в другом измерении.

А их внешний вид! Это просто оскорбление чувств прекрасного! "Если назвался груздем, полезай в кузов!" – кипела она. Мало того, что эти "директрисы" появлялись на ужинах без макияжа, так они еще и не утруждали себя вечерними нарядами! Где вечерний макияж, где платья от кутюр, где бриллианты, наконец?! Они же являлись на ужин, словно после охоты на мамонта! "Кошмар на улице Вязов!" – думала Кэти, вспоминая свои поиски идеальных нарядов в бутиках Будапешта и бесконечные заказы в интернет-магазинах. У нее была целая коллекция брендовых вещей, рассортированных по случаю: для завтрака, для поездки, для обеда и так далее. "А эти варвары даже не видят разницы между брендом и репликой! Не замечают ее усилий и не ценят ее вкус!" – возмущалась она. "О чем с ними вообще можно говорить тогда?!"

Так думала одетая по последней моде молодая красавица, трясясь в пыльной сафари-машине по ухабам южноафриканской саванны. Даже дикие звери на расстоянии чувствовали ее внутреннее кипение и смотрели на нее с удивлением. "Я здесь как белая ворона в стае грифов", – мелькнуло у Кэти в голове.

Такое плохое настроение появилось у Кэти из-за того, что Адам, ее супруг, пересел от нее в другую машину. Всего лишь для того, чтобы озвучить свою новую бизнес-идею Арнольду, своему начальнику. Кэти была недовольна. Даже – обижена и раздосадована. Ну как же так? Это ведь и ее путешествие тоже – ее и Адама. Понятно, что работа есть работа, но многие из тех, кто приехал на сафари с женами, уделяют своим половинкам намного больше внимания!

Так Кэти оказалась сама по себе, отдельно от мужа. У нее закралось подозрение, что супруг вовсе забыл о ней в этот момент, настолько Адама захватил рабочий азарт и потребность поделиться своими идеями с руководством. И он даже не попытался найти какой-то компромисс: виновато улыбнувшись, бросил Кэти на «съедение» почти незнакомым директорам и их женам. Такое отношение мужа, конечно, не могло не покоробить, и перед другими было неловко. Да и плоскость ее интересов никак не пересекалась с темами разговоров, что вели окружающие. Дамы, не стесняясь, обсуждали жен высшего руководства, как те выглядят на гала-приемах, что говорят и как реагируют на высказывания коллег. Большую часть обсуждаемых женщин Кэти знала только по фамилиям, а о некоторых слышала впервые. Директора же, отдельно между собой, завели специальную, со множеством непонятных ей терминов, околонаучную дискуссию, касающуюся новых разработок.

Кэти только и оставалось, что переводить взгляд с одной группы попутчиков на другую и глупо хлопать ресницами. Она вроде бы и присутствовала при обсуждении, но естественным образом присоединиться к разговору не могла, опасалась показаться некомпетентной, а поэтому – нелепой. Что никак не способствовало ее успокоению, в котором она нуждалась после демарша мужа. Напротив, ей становилось только хуже.

Она пыталась абстрагироваться – ну не детей же ей с ними крестить, – отвлечься, рассматривала проносившуюся мимо саванну, но неприятный осадок, оставшийся в ее душе после «измены» Адама, никак не исчезал.

Тогда Кэти стала вспоминать прошлое: их знакомство с будущим супругом. Можно ведь сказать, что именно она и вывела его «в люди». Кто он был? Молодой инженеришка с дипломом: таких на каждом предприятии имеется в избытке. Без особых перспектив, организаторских или каких-либо пробивных способностей. И кто он сейчас? Если сам Арнольд советуется с ним по рабочим вопросам в приватной обстановке. Не зря говорят, что успешного мужчину часто делает женщина, которая рядом. Но как мужчина с этой женщиной поступает? При первой же возможности пересаживается в другую машину к Арнольду, решая свои якобы неотложные дела?

Кэти вспомнила и ту неоднозначную ситуацию, которую она спровоцировала, чтобы стимулировать Адама на кардинальные шаги в их отношениях. Честно говоря, она до сих пор так и не рассчиталась с Майклом, ее старинным дружком по колледжу, который выступил тогда в роли одного из «бандитов». И ей тогда поверили все, включая и главного фигуранта дела, оставаясь в полной уверенности, что она действительно попала в переделку!

Кэти всегда делала так, чтобы Адам не сомневался, что всего – включая и ее! – добился сам. Потому что так удобнее для всех – и для самого Адама, ведь это тешит его самолюбие, и для Кэти, которая в любом случае в выигрыше от развивающейся карьеры супруга. Но чтобы так случилось, надо было для начала женить Адама на себе. Тогда-то у Кэти и родился план «розыгрыша». Она подговорила Майкла, и тот, ангажировав на дело еще одного приятеля, и в один прекрасный вечер они «напали» на Кэти в темном переулке. По странному стечению обстоятельств неподалеку в это же время проходил Адам. Надо признать, он повел себя очень достойно. У Кэти нет-нет да проскакивали мысли, что ее избранник в женихи может и смалодушничать, но инцидент развеял все сомнения. Откровенно признаться, «бандиты» не очень-то и упирались и подозрительно быстро «сделали ноги», но в общем сумбуре «схватки» и при повышенном эмоциональном фоне операции спасения в целом такие нюансы остались незамеченными главным героем. Кэти, делая вид, что вот-вот упадет в обморок, обмякла в руках прекрасного принца, а злодеи, получившие неожиданный отпор, растворились в вечерних сумерках. Принц не подвел и в остальном – после чудесного спасения он предложил возлюбленной пойти под венец.

Что и требовалось доказать, как говорят математики.

Кэти и в дальнейшем не раз и не два выступала неким невидимым темным кардиналом в судьбе своего мужа, но ведь ему об этом знать вовсе не обязательно, правда?

Тем обиднее Кэти было из-за его сегодняшнего предательства. И вот теперь она тряслась на жестком сидении сафари-машины, краем уха слушала бубнящих мужчин, из вежливости порой улыбалась сплетничающим дамам и невесело размышляла о перипетиях судьбы, которая, как оказалось, чуть позже приготовила для нее дополнительные испытания.

Венгерская красавица и южноафриканские сурикаты

Немного «ожила» Кэти только тогда, когда Кайл, рейнджер, который вл сафари-машину, обратил внимание «экскурсантов» на окружающую их саванну. Среди пустынного ландшафта, поблескивающих на солнце отполированных ветром камней, разрушенных временем скал, на песчаных проплешинах, на островках мелкой щебнки, там и тут виднелись живые столбики: маленькие зверюшки, застыв в вертикальном положении, тревожно наблюдали за проезжающей в их поле зрения машиной. Можно было также подумать, что они таким образом приветствуют дорогих гостей.

– Это сурикаты, – пояснил Кайл, чуть обернув голову со своего водительского места и повышая голос, чтобы его было слышно. – Их тут целые колонии…

Кэти присмотрелась: зверьки чем-то напоминали сусликов, но были более худыми и более длинными, если можно так сказать. Их большие, влажные круглые глаза, словно объективы видеокамер, внимательно следили за двигающейся по их владениям машиной.

«Часовые на посту», – подумала Кэти.

– Данная разновидность сурикатов, – продолжил свои пояснения Кайл, – так и называется – южноафриканской. В этой части континента их колоний больше всего. Здесь для сурикатов раздолье! Им нравятся открытые пространства, где мало травы и деревьев, так им удобнее рыть норы. Сурикаты – животные оседлые, с места на место перебираться не любят, поэтому норы роют основательно – длинные лабиринты под землей. Прячутся в них от хищников и жары. Там же отдыхают и воспитывают детенышей. Их излюбленная поза столбиком – одновременно познавательная и охранная. Они осматривают местность, а при возникновении опасности издают предупреждающий крик: другие члены стайки сразу же спасаются бегством, скрываясь в своих норах.

– Похожи на маленьких ангелочков! – неожиданно воскликнула Кэти, которой милые и трогательные силуэты зверьков пришлись по нраву; наконец-то она перестала думать о плохом.

– Ага, ангелочки! – благосклонно улыбнулся ей рейнджер. – Местные жители их так и зовут – «солнечные ангелы». Когда они вот так стоят столбиком, их шерсть просвечивается под солнечными лучами и выглядит как сияющий ореол. А мы люди набожные… Кстати, они еще и потому ангелы, что легко справляются с лунными дьяволами, так тут зовут змей, скорпионов, пауков и прочую нечисть. Местные жители даже порой заводят сурикатов для защиты дома, как вы заводите кошек от мышей. Но приручать их надо еще детенышами. А живут они от шести до десяти лет. Впрочем, в неволе порой дольше.

– Хорошие кошечки, – заметила Симона с последнего ряда кресел. – И как они себя ведут в качестве домашних животных?

– Как и любые другие! – усмехнулся Кайл. – Сурикаты довольно энергичные животные, игривые и любопытные, причем как в детстве, так и в старости. У них очень жизнерадостный характер. Они умны и контактны, так что с ними легко найти общий язык. Но при этом они не назойливы, не пристают к хозяину или гостям с просьбами поиграть, погладить, почесать… Вон, смотрите! – рейнджер показал рукой куда-то вверх: оказывается, там парил ястреб, явно выискивая себе очередную жертву.

Но сурикаты оказались проворнее: «часовой» звонко застрекотал, и стайка в мгновение ока исчезла из виду, скрывшись в траве.

– Этот, скорее всего, останется пока голодным, – пояснил Кайл, подразумевая ястреба. – А еще на сурикатов охотятся орлы, другие хищные птицы, а также гиены и леопарды. Взрослый сурикат – для них хорошая, жирная добыча, ведь вес такой особи достигает тринадцати килограммов.

– Такие хорошенькие и вдруг – добыча, – с сожалением произнесла Кэти.

– Таков дикий мир, – пожал плечами рейнджер. – Добавлю, что сурикаты вовсе не грызуны, хоть на них и похожи. Они родня мангустам, то есть кошкообразные. Другими словами, они и сами – хищники! И довольно серьезные. Эти зверьки ведь не просто стоят и нас разглядывают – они охраняют территорию. Сурикаты размечают свою территорию с помощью желез, расположенных у основания хвоста, и регулярно патрулируют свои границы, чтобы отпугнуть другие группы себе подобных. Если заметят опасность – начинают верещать и передавать информацию сородичам. Колонии сурикатов почти всегда враждуют между собой. На границах их владений часто возникают стычки и даже происходят настоящие сражения, в которых гибнут многие зверьки. Поэтому сурикатов считают достаточно кровожадными животными.

Сделав паузу в своем познавательном рассказе, Кайл замедлил сафари-машину и вскоре притормозил у кромки песчаной проплешины, где неподалеку как раз «торчала» стайка только что описываемых им зверьков.

– Видите? – рейнджер кивнул в сторону замерших столбиками сурикатов. – Их хвосты! Так они передают ими сигналы! Можно сказать, что у них богатый «словарный запас» – условно, конечно, но тем не менее. Зверьки могут использовать различные сигналы движением хвоста и издавать больше тридцати разных звуков, и у каждого свое значение. Это и предупреждения о хищниках, и звуки для общения друг с другом.

– Как их тут много! – удивилась Симона.

– Не то слово! – кивнул Кайл. – Очень плодовитые животные! Самка приносит помет раза четыре в год, и в каждом помете – до семи малышей. Живут группами по тридцать-пятьдесят особей. Когда сурикаты учат своих детенышей охотиться, они могут приносить им раненых насекомых или мелких животных, чтобы молодые могли тренироваться на них. Малышней обычно занимаются все члены группы, но чаще старики, молодежь работает: роет своими когтистыми лапами норы, охраняет, добывает еду… Ну, иногда и просто отдыхает: сурикаты обожают греться на солнышке в той же позе солдатика.

Рейнджер снова нажал на газ, и сафари-машина, качаясь на невидимых кочках, двинулась по петляющей узкой дороге, которая вела в низину: где-то там располагалось то самое заболоченное озеро с крокодилами – конечный пункт их сегодняшнего маршрута.

Кайл вел машину очень медленно, по обе стороны на дорогу свешивались изогнутые стволы деревьев. Впрочем, вскоре машина выехала на привычное открытое пространство, где вдалеке уже просвечивала сквозь деревья зеленоватая вода озера.

Кэти заметила еще одну сафари-машину, наверное, ту, где ехал ее муж, которая осторожно спускалась с холма правее. Но сразу же отвернулась, вспомнив свою обиду.

Несмотря на то что растительность у берега водоема была гуще, чем на равнинной местности, сурикаты, их невольные соглядатаи, не пропали. Там и тут, по сторонам, так же стояли «часовые», продолжая настороженно провожать путешественников влажными взглядами. Нельзя было сказать, что они боятся, скорее в их больших глазах горело любопытство.

Через сотню-другую метров Кайл остановил машину, так как проехать дальше оказалось невозможно из-за нагромождений от разрушенных силой природы скал, отдельных камней, ям и неровностей грунта. Кэти почувствовала в воздухе запах влажности. Его приносил с озера слабый ветерок. Она зябко и озабоченно передернула плечами – неужели они и вправду увидят сегодня крокодилов?

Кайл связался по рации с рейнджерами в других машинах и сообщил им, что его люди на исходной. Кто-то ответил ему, что «группа А» будет на своей точке через пять минут».

Тогда рейнджер вытащил из автомобильного крепления винтовку и еще раз предупредил всех, что следует соблюдать осторожность: хоть крокодилы и обитают в основном у низкого противоположного берега, но бывает всякое. А также озвучил «боевой» распорядок – он идет первым, остальные за ним гуськом. Дистанцию держать, не разговаривать, на посторонние события не отвлекаться. Цель – выйти к заболоченному берегу, укрыться на склоне холма за обломками скал и наблюдать за крокодилами у противоположного берега.

Не совсем по-военному, но его приказания туристы в целом выполнили; молча двинулись змейкой за Кайлом, который продирался сквозь низкий кустарник, держа винтовку двумя руками впереди себя.

Кэти шла в цепочке, но постоянно отвлекалась на сурикатов, которые, будто нарочно, возникали то тут, то там по всему пути следования группы. Очень уж ей понравились эти забавные зверьки.

Вскоре группа дошла до места, где средь разрушенных скал образовалась своеобразная довольно обширная смотровая площадка. Ближе к озеру было не подобраться – еще метров за десять до воды начиналась топкая болотина, покрытая сочной зеленой травой и каким-то зелено-бурым лишайником.

– Занимайте удобные позиции, и будем наблюдать за жизнью крокодилов, – скомандовал Кайл, внимательно рассматривая в бинокль зеленых рептилий, которые или грелись на солнце, или, рассекая воду, довольно быстро плавали у другого берега.

Рядом со смотровой площадкой опять появились сурикаты – столбики выросли сразу в нескольких местах.

– Почему они не стрекочут и не убегают? – поинтересовалась Берта.

– Это значит, что их все устраивает, – пояснил Кайл. – Ученые много лет наблюдают за колониями, немало узнали об этом зверье. Да и я уже начинаю их понимать. Сурикаты – как люди, они все решают сообща. Если стоят молча – все в порядке. Если одному что-то не нравится, скажем, хочет уйти в другое место, он так и говорит. На своем языке, конечно. И тут начинается настоящее голосование. Если сородичи в ответ на предложение не реагируют, это означает, что оно не принято. Но если хотя бы три суриката подают голос, вся стая собирается и делает то, что ей предложили.

В этот момент на «поляну», следуя той же проторенной тропой, "выперлась" вторая группа экскурсантов под предводительством Мобуту. Увидев на берегу озера «собратьев», участники обоих «отрядов» стали обмениваться приветственными восклицаниями и едва ли не брататься.

Все, кроме Кэти и ее супруга (а в присоединившейся группе как раз были он и Арнольд).

Адам, к этому времени уже осознавший свою вину, бросился сразу к Кэти, но получил отлуп: жена демонстративно супруга «отшила», всего лишь холодно, с надменным видом кивнула головой и отвернулась. Адам немного опешил от такого «приема», но тут его снова отвлек Арнольд, а Кэти, воспользовавшись ситуацией, улизнула, подойдя к «толпе» туристов, сгрудившихся в одном месте на «смотровой площадке», которые вместе с Кайлом наблюдали за крокодилами, и тем самым избежала объяснений: она не собиралась устраивать разборки с мужем при всех.

Кайл к этому времени немного расслабился. Он стоял с умиротворенным видом неподалеку от границы с болотистой почвой и мечтательно смотрел в синее, без единой тучки, небо.

Кэти существенно отдалилась от остальных участников, ушла за скалы и, оказавшись в одиночестве, вдруг решила прогуляться: она смело двинулась через полосу низкорослого кустарника – там, как ей показалось, располагается целый «сурикатный городок», где она сможет поближе познакомиться с этими зверьками! Она и не подозревала, какую злую шутку сыграет с ней это, на первый взгляд, безобидное стремление.

Минут через десять те, кто остался на «смотровой площадке», услышали истошный крик. Кричали неподалеку, но откуда – не разобрать, можно было только определить приблизительное направление. Первым среагировал Кайл – он бросился с винтовкой наперевес в сторону крика, а вторым за ним – Адам: при всей своей несобранности он явственно различил во вскрике голос собственной жены! И кинулся, не разбирая дороги, вслед за рейнджером.

С Кэти же приключилась такая история. Ожидания ее не подвели. Перебравшись за полосу невысокой растительности, Кэти оказалась совсем близко с объектами своего обожания.

Некоторое время обе стороны «встречи без галстуков» просто наблюдали друг за другом. Сурикаты, поблескивая глазками, рассматривали незваную гостью, а Кэти, боясь их спугнуть, глазела на животных с определнного расстояния. Но вскоре любопытство взяло верх.

Кэти на цыпочках, стараясь не делать резких движений, подкралась к столбикам совсем близко. Зверьки не убегали, с интересом разглядывая отважную гостью. Они не впервые встречались с человеком и не испытывали явного беспокойства, полагая такую диспозицию для себя вполне безопасной.

Кэти думала о том, какие же забавные эти зверюшки, а сурикаты о том, какими забавными бывают эти двуногие и, в частности, эта неповоротливая и медлительная самка, которая изо всех сил старается медленно подкрадываться к нам, хотя мы уже давно знаем, что никакой угрозы от этого вида двуногих не исходит. Да, они щелкают порой своими непонятными штучками, наводя на нас стеклянный глаз – что с того? Зато часто подносят дары, вкусные подношения, и они явно признают наше преимущество и величие! За это им позволено подходить совсем близко.

Да и в целом, в отличие от нас, двуногие не очень-то сообразительные, реакция у них никакая, да и бегают они очень смешно и медленно. На своих двух лапах! Зачем же на них бежать, если на двух удобно только стоять – а бегать – на четырех!

Вот, эта самочка подкрадывается. Наверное, хочет нас угостить. Тогда и мы подойдем поближе…

В тот момент Кэти уже настолько близко подобралась к стайке, что рассматривала зверьков буквально с расстояния вытянутой руки. И тут произошло еще более удивительное – один сурикат вдруг опустился на четыре лапы и просеменил к ней, приблизившись почти вплотную к ладони, которую гостья, присев, вытянула вперед, расположив ее у самой земли.

Кэти замерла, боясь неловким движением «испортить» ситуацию.

Самый смелый зверек понюхал пальцы Кэти и в следующую секунду стал карабкаться вверх по ее руке!

Внутренне опешив, Кэти, тем не менее, заставила себя не двигаться, замерев в полусидячем положении в немного нелепой позе.

Сурикат быстро взобрался девушке на плечи, а потом и на голову, через ткань кепки щекоча кожу головы своими когтистыми лапками.

Другие зверьки из стайки тоже переместились поближе, застыв столбиками вокруг новоявленной естествоиспытательницы, у которой на голове сидел их сородич.

Кэти, полная умиления, чувствовала, как зверек потоптался у нее на голове, а потом отправился в обратный путь, перебрался на плечо, дальше – ловко перелез на руку, двигаясь по рукаву походной куртки. Через некоторое время, уже несколько сурикатов топтались по Кэти, которая удобно уселась в позу лотоса и мурлыкала какую-то детскую песенку про котят, зажмурив глаза от удовольствия и восторга.

Такое единение с природой продолжалось некоторое время, и тут Кэти сделала ошибку: полагая, что стала уже для семьи сурикатов своей, она решила сделать следующий шаг к сближению и погладить одну из зверушек по шерстке. Она протянула руку, пытаясь провести по холке зверька, расположившегося в этот момент у нее на бедре.

Сурикат же, как и любое дикое, неприрученное животное, отреагировал на такое движение и неуместную с его точки зрения фамильярность соответственно: уже сбегая с ноги, молниеносно впился своими острейшими зубами в мякоть ладони и, как бритвой, рассек кожу едва ли не до кости.

Тут-то и раздался тот самый, переполошивший всех, пронзительный женский крик, заставивший всех вздрогнуть.

– Вай-вай-вай-вай! – вопила Кэти, с ужасом смотря на свои пальцы: она зажала рану другой рукой, но сквозь пальцы уже начинала просачиваться алая кровь, которая капала на землю. Нет, это определенно перебор даже для самого экстремального сафари!

Сурикаты, виновники происшествия, уже смылись с места преступления с видом "мы тут ни при чем". Только один из них, самый наглый, еще задержался, чтобы бросить на Кэти взгляд, полный немого укора: "Ну сама же напросилась!"

Первым примчался рейнджер Кайл. Увидев бледную Кэти и ее окровавленную руку, он издал звук, средний между "ой!" и "блин!", и рванул к машине за аптечкой.

Вокруг Кэти уже собралась все участники «охоты» на крокодилов, многие пытались как-то ей помочь, но только зря суетились: бледная, дрожащая раненая сидела на корточках, зажав рану перемазанными кровью руками. Из-за всеобщей неразберихи народ даже не сразу понял, что возле пострадавшей почему-то нет Адама – ее мужа. Арнольд беспокойно оглядывал столпившись вокруг, но не находил среди них супруга Кэти.

Вернулся Кайл, который сразу же стал оказывать первую помощь, профессионально обрабатывая рану. Кэти, казалось, вот-вот упадет в обморок, ее лицо напоминало белую пергаментную маску.

Арнольд, убедившись, что Кэти в надежных руках, продолжая выискивать взглядом Адама, двинулся обратно к смотровой площадке, уже начиная всерьез беспокоиться – куда мог подеваться муж пострадавшей, да еще и в такой ситуации!

И вскоре услышал жалобный голос Адама, который, как оказалось, сломя голову бросился вслед за рейнджером, но решил сократить путь и отклонился от тропинки, побежал по пересеченной местности и умудрился угодить ногой в нору, да так неудачно, что вывихнул стопу. Кроме этого, запнувшись, он со всего маху грохнулся оземь, лицом и руками в колючий кустарник и на какое-то время вообще отключился. Когда пришел в себя, почувствовал острую боль в ноге, лицо горело от царапин и ссадин, руки ныли от более глубоких ранений, из царапин сочилась кровь, которую он тут же размазал по всему лицу грязными руками. С трудом, превозмогая боль, Адам вытащил ногу из глубокой норы, попытался подняться, но тут же понял, что встать на ноги не может. Тогда он стал несмело звать на помощь и попробовал поползти, но успел продвинуться всего на несколько метров, когда подоспел Арнольд.

Перед начальником открылась удивительная картина, словно из крутого боевика или фильма о войне: окровавленный венгр, у которого все лицо залито кровью и испачкано грязью, руки у него тоже в крови и грязи, в порванной одежде с пятнами крови, ползт на карачках, оставляя за собой кровавые следы. Он стонал, иногда жалобным голосом взывая о помощи, а гримаса боли и отчаяния искажала его лицо.

Увидев «спасателя», окровавленный Адам, с придыханием, выдавил из себя:

– Что с Кэти? Кэти жива?!

Арнольд, оценив апокалиптический вид подчиненного, ответил максимально дипломатично:

– Ну… она выглядит лучше, чем ты.

Начальнику пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сохранить хладнокровие, трезво оценить ситуацию и оказать первую помощь своему подчиненному. Усадив Адама на камень, Арнольд вытащил из кармана носовой платок, и первым делом постарался осторожно вытереть кровь и грязь с лица пострадавшего, чтобы он не перепугал всех остальных своим видом. Адам, проникнувшись осознанием случившегося, и сам начал оттираться от крови, поплевывая на бумажную салфетку, которую вытащил из кармана. Кое-как, общими усилиями, коллегам удалось привести внешность пострадавшего в более-менее приемлемое состояние, чтобы не вызвать шок у других, и главное, у раненой жены Адама. Хотя кровь из царапин еще продолжала сочиться, и раненому приходилось постоянно промокать ранки салфеткой, которая уже была вся красная от крови.

Наконец Арнольд помог Адаму встать, чтобы тот, опираясь на его плечо, смог допрыгать до машины, к которой к тому времени уже привели еле стоящую на ногах от пережитого шока Кэти.

Разлученные супруги от избытка нахлынувших чувств обнялись: кто бы мог подумать, что для того, чтобы их помирить, судьба приготовила им такие испытания!

Уже в лагере, куда Кэти срочно транспортировали, врач, накладывая швы на ее ладонь, вполголоса ругался:

– Разве можно быть такой беспечной?! Лезть к дикому зверю! Вы в курсе, что сурикаты переносчики кучи болезней? Бешенство, чума и так далее! И это небольшой, но сильный и опасный дикий зверь! Он может и человека загрызть! Тем более если человек его провоцирует на это. Хотите, чтобы эти ваши впечатления стали последними в жизни?! Хорошо еще, что он вас несильно цапнул!

Кэти всхлипнула, от переживаний у нее совсем не осталось сил.

– Не сильно? – озабоченно переспросил Адам, который сопровождал жену на перевязку.

– Да-да, это несильно! Могло быть гораздо хуже! У них зубы как маленькие ножи! И вам, молодой человек, не лишним бы было за женой присматривать!

– Я буду, – послушно проговорил Адам, неловко переступил ногами, покачнулся и чуть не упал – боль в вывихнутой лодыжке дала о себе знать.

От врача не укрылась его болезненная гримаса:

– Техника безопасности в саванне – никакая не формальность, – веско сообщил он. – Учтите это на будущее, молодые люди! – потом доктор повернулся ко все еще бледной Кэти. – А теперь, милочка, пожалуйте в процедурную – на иммунизацию. Без вакцины от столбняка и бешенства я вас никуда не отпущу! Вас ждет целый курс уколов. И, возможно, введение в основы техники безопасности.

* * *

Уютно потрескивал камин, порой швыряясь крошечными снопами искр, отблески пламени отражались в зрачках расположившихся в гостиной людей. Они сидели в креслах, расположившись перед камином полукругом. В руках у мужчин и женщин бликовали бокалы, наполненные жидкостью: каждый пил свой любимый напиток – кто-то чай, кто-то экзотический сок, кто-то горячий глинтвейн.

Среди собравшейся на вечерние посиделки компании особенно выделялись двое, установившие свои кресла «плечом к плечу»: Кэти и Адам. Супруги выглядели как возвратившиеся с поля боя воины, на самом деле каждый из них в этот день неожиданно столкнулся с суровой действительностью дикой южноафриканской саванны Лимпопо.

Результат этого «ДТП с природой» был налицо. Но важнее оказалось другое – будто лопнула невидимая пружина, и трещинки волшебными узорами побежали по привычной картине мира участников инцидента. Маленькая рана, а может и сами эти забавные, но коварные сурикаты, изменили их всех. Венгерская красавица, лишенная бриллиантов и вечернего платья, сидела в спортивном костюме, прихлебывая чай. Перебинтованная рука покоилась на груди. Ее не смущал ни спортивный костюм, ни отсутствие блеска – оказалось, одежда для выживания куда удобнее платья от кутюр. Адам выглядел не менее живописно: на ногу супруга Кэти была наложена жесткая повязка, а все его лицо было заклеено полосками и крестиками пластыря. На ручку кресла опиралась короткая тросточка, которую Адаму выдали на время, пока будет заживать вывихнутая нога. Общая «беда», случившаяся в поездке, сблизила супружескую пару: от былых обид и разногласий не осталось и следа. Время от времени, по ходу неторопливо текущей беседы, они украдкой ловили взгляды друг друга, полные нежности и любви.

Нам оставалось только за них порадоваться. Раны и порезы, конечно, заживут, а вот возвратить на прежний уровень былые отношения порой бывает не так-то просто.

Ольга со мною, Арнольд, Берта, Бохдан с Магдой – все были здесь.

Мы снова собрались вместе в удобных креслах вокруг камина, чтобы пообщаться и немного помедитировать: пламя лениво лизало дрова, звездная ночь раскинулась над провинцией Лимпопо, ночные звуки саванны эхом разносились по нашим сердцам и головам.

Мы делились друг с другом впечатлениями и нам казалось, что окружающая природа тоже участвовала в нашей беседе и реагировала на наши слова – снаружи иногда доносились: или одобрительный рык хищников; или возмущенное хлопанье крыльев ночных птиц; а порой – когда Кэти снова и снова пересказывала свои сегодняшние злоключения – довольное и злорадное хихиканье диких гиен.

Немного огорчало то, что мы, по целому ряду причин, так и не изучили жизнь крокодилов, но, по большому счету, это нас не очень и расстраивало: ведь сафари еще не закончилось, и только набирало обороты.

Говорят, что спустя несколько лет Кэти вернулась в эти края, но уже с блокнотом начинающего журналиста. Она отыскала своих старых приятелей, сурикатов, и поведала миру их историю в серии захватывающих статей. По мнению многих, именно эти публикации принесли ей всемирную славу, распахнув двери в мир большой журналистики.

6. Африканская большая пятерка и сонные, но страшные львы

На следующий день после охоты на крокодилов и сурикатов мы проехали до дальних окраин заповедника, наслаждаясь прекрасными видами африканской саванны, чистым воздухом, экзотическими животными, постоянно хаотично перемещающимися на просторах саванны, но в то же время по своим определенным законам. В саванне постоянно что-то происходило. Можно было смотреть на это часами и днями, сидя в машине на одном месте. Но рейнджеры рвались вперед. У сафари есть свои законы.

Мы в Южную Африку приехали для решения бизнес-задач, сафари для нас было как развлечение в свободное время от работы. А кто едет целенаправленно на сафари – у них главный интерес повстречаться с большой африканской пятркой (The African Big Five). Это пять африканских животных, которых все хотят обязательно увидеть во время сафари. В большую африканскую пятрку входят: африканский слон, лев, леопард, африканский буйвол и носорог.

Животные включены в пятрку не из-за своих размеров. Изначально термин появился в среде охотников. В большую пятрку (The Big Five) охотники включили самых опасных животных. Позднее этот термин прижился и в туристическом бизнесе.

К тому моменту, хорошо или не очень хорошо, нам уже удалось увидеть всех животных из большой пятрки, кроме льва – царя зверей.

Африканский лев – один из самых крупных хищников, вес этого животного достигает двухсот пятидесяти килограммов. Лев может одним ударом убить антилопу или небольшого буйвола.

Львы часто охотятся группами, чтобы иметь преимущество перед более крупной жертвой. Это грозный, сильный и ловкий зверь, поэтому лучше держаться от него подальше. Ежегодно от африканских львов гибнут десятки людей.

Когда во время сафари становится совершенно темно, это добавляет еще больше впечатлений, ощущений. Дополнительно к фарам машины используются большие, мощные, но довольно легкие прожектора с удобной ручкой. Прожектор можно держать и одной рукой, и двумя руками. Рейнджер занят управлением машины и винтовкой, и поэтому во время движения прожектор дают мужчине, сидящему в переднем ряду за водителем.

В тот вечер рейнджер говорил, куда нужно светить, и таким образом нам было видно, что происходило по обе стороны от машины. Тем временем внезапно появились горящие глаза дикого животного, затем тень в грациозном прыжке исчезла в темноте.

"Леопард!" – возбужднно произнс рейнджер Джей Пи (JP).

Встретить леопарда ночью – большая удача. Это очень осторожный зверь. Дальше мы увидели расположенных группами антилоп и зебр. Они спят в основном стоя, ложатся только по очереди в центре круга, под защитой всех остальных. Еще дальше мы увидели жирафа. В темноте жираф казался просто огромным, и голова его виднелась высоко среди звезд. Жираф вообще может не спать неделями. Для хорошего сна ему надо меньше двух часов в сутки, спать он может урывками, при этом не только ночью, но и днм. Все животные в дикой саванне всегда готовы к нападению хищников.

Через некоторое время по рации из другой машины передали, что увидели львов. JP тихо скомандовал: "Всем сидеть молча и очень тихо. Любой звук способен встревожить зверей, и последствия этого могут быть непредсказуемыми".

Светя прожекторами и фарами, машины очень медленно подъехали к прайду львов с трх сторон. Рейнджеры сразу же приготовили винтовки к бою. Держа львов на прицеле, рейнджеры были готовы стрелять в любой момент.

Мы увидели довольно большой прайд, были и крупные самцы, и самки, и подрастающий молодняк. Львы в свете прожекторов и фар вели себя странно. Они совершенно не интересовались происходящим вокруг них, как будто луна светила на них с трх сторон.

Одни продолжали спать, другие вставали, потягивались, зевали во всю свою огромную пасть и переходили на другое место.

Мы это наблюдали около пяти минут, и вдруг у нас в машине послышался тихий мышиный писк. Оказалось, что это наш польский коллега Янош, самый здоровый из нас, выше ста девяноста сантиметров ростом, очень тихо и жалобно пищал: "Я хочу пи-пи! Я хочу пи-пи!"

JP мгновенно сориентировался, он сначала медленно отъехал подальше от львов, а затем дал полный газ и помчался по ночной дороге.

Он определнно знал, куда ехать. Через некоторое время он остановился, где был спуск от обочины дороги, и внизу слышалось журчание ручья. JP взял винтовку и сказал: "Янош, пойдм". Вдвом они спустились по склону. Вскоре мы увидели голову JP, он не двигался. Через некоторое время нам стало понятно, что JP расположился так, чтобы видеть нас и Яноша.

Люди в машине сначала были в шоке, а затем стали нервно хихикать. Прошло минут двадцать, и первым высказался Арнольд: "Поистине, человек состоит на девяносто процентов из воды". Когда прошло более получаса, я произнс на русском: "Янош увидел львов, а болезнь с ним случилась медвежья". Никто ничего не понял. Я повторил на английском, и снова не поняли, стали спрашивать: "При чм здесь медведь?" Тогда я рассказал, что случается с медведем, когда его посреди зимы, во время спячки, будят охотники с ружьями, собаками, и с шумом-гамом. После этого, представив эту картину с медведем, все начали тихо ржать, зажав рты руками.

В машине наступила разрядка, все повеселели. Приблизительно еще через полчаса появился Янош с понурой головой, в выстиранных и хорошо отжатых джинсах, а за ним молчаливый JP.

Янош смог только выдавить из себя: "Извините меня, дамы и господа".

Коллеги же стали его подбадривать: "Всякое со всеми иногда случается. Не бери в голову, Янош!"

"Вот он, американский тимбилдинг в действии, – размышлял я, – офисный планктон, в котором каждый сам за себя, привезли ко львам, способным сожрать всех без остатка. Но самый здоровый экземпляр планктона наделал полные штаны, просидел час с поносом в кустах у реки, и теперь к отелю возвращается уже сплоченный коллектив, готовый на совместные трудовые подвиги. С нами произошел ряд событий, но осталось не совсем понятно: какое именно событие из этого ряда привело к тому, чтобы тимбилдинг сработал? …Неужели понос?" На этот вопрос я так и не нашел ответа.

Так у нас закончилась первая встреча со львами.

7. Опера в саване с атомной бомбой и волшебным зельем: вечеринка с южноафриканским коктейлем

Первобытный африканский праздник под луной

Вечеринка в южноафриканской деревне – лунная феерия и магия ночи, танца и ритуалов под пульсирующий ритм барабанов первобытного африканского праздника.

Один из вечеров превратился для нас в подлинный праздник, насыщенный удивительными событиями. Нас усадили на сафари-машины и повезли в африканскую деревню.

Уже начинало потихоньку темнеть, на небе проявилась довольно яркая луна, красиво подсвеченная отблесками догорающей зари. Казалось, этот небесный фонарь освещает наш путь в неизведанное. Настроение в предвкушении новых впечатлений от грядущих встреч было у нас какое-то возвышенное.

Деревню окружал высокий забор из тростника – защита от диких животных. Проезд внутрь освещали фонари, подвешенные на небольших столбах.

Когда машины приблизились к этому месту, на дорогу, преграждая нам путь, вдруг выскочили пятеро полуголых чернокожих молодцев. Они присели, видимо, чтобы набрать больше воздуха в легкие и при этом не упасть, и начали орать во всю глотку, широко открыв белозубые рты. Вид у них был еще более впечатляющий, чем их душераздирающий ор: на черных телах виднелись только набедренные повязки или потрепанные шорты, порванные в лоскуты, – остатки старых джинсов. На троих были шахтерские каски с фонарями, а у двоих головной убор состоял из птичьих перьев. Кто-то выбежал к нам босиком, кто-то – в высоких резиновых сапогах, а в руках молодцы держали или лопаты, или длинные палки.

Оставаясь в позиции полуприседа с широко расставленными ногами, с разведенными в стороны руками с лопатами и палками и с разинутыми в вопле ртами, в которых жемчугом поблескивали зубы, эта группа южноафриканских «шахтеров» выглядела невероятно живописно. Можно было сделать потрясающее фото и прославиться на весь мир, став автором такого уникального снимка, но в машинах все забыли о фотографировании, сидели сначала в глубоком шоке, как при атаке слонов, потом в удивлении, а затем и в восхищении.

Прооравшись, пятерка черных удальцов начала дико скакать. Дальше вопили они уже по очереди, а не все сразу, и при этом изображали схватку с невидимым врагом: используя лопаты и палки, как боевое оружие, демонстрировали ими мощь ударов по противнику. Особенно старались двое воинов в обуви, у которых на тоненьких худых ногах болтались не по размеру громоздкие резиновые изделия. Высоко прыгая и опираясь на лопаты, они задирали ноги высоко вверх и успевали исполнить оригинальный танец сапог.

Напрыгавшись и наоравшись, бойцы-шахтеры расступились, машины въехали в деревню и остановились у площади под сенью растущих рядком деревьев.

Вокруг горели небольшие костры, и полуголые, разрисованные причудливыми полосами мужчины танцевали в кругу. Они выглядели странно, напоминая призраков в лунном свете, которые двигались в такт раздающимся звукам. Их влажные от пота тела извивались под светом луны. Отблески пламени костров падали на их темные силуэты и усиливали впечатление торжественности и первобытности происходящего. Белые линии и точки, нарисованные на коже краской, подчеркивали изящность движений танцоров: мужчины двигались, словно в магическом завораживающем трансе в такт музыке, которая звучала необычно для европейского уха.

Били барабаны, звенели бубенцы, гремели бубны, перекликались между собой африканские клавесины – балафоны, которые гулко и звонко звучали при ударах специальными палочками по дощечкам из твердых пород дерева с усилителями и резонаторами из высушенных тыкв.