Читать онлайн Привет! Это я… (не оставляй меня снова одну…) бесплатно

Про меня

Меня зовут Ода Андреа Стокхейм. Я живу на улице Крокклейва, 5. У меня серо-голубые глаза и каштановые волосы, не длинные и не короткие. Они прямые и торчат во все стороны. Мне бы хотелось, чтобы волосы у меня были кудрявые или хотя бы волнистые. Мою лучшую подругу зовут Хелле. У меня есть младшая сестра. Она упрямая, глупая и всему верит — ну совсем ещё малявка. Просто ужас! У меня есть мама и папа, и ещё моя собственная золотая рыбка по имени Эстейн. Эстейн — это он или она? Трудно сказать про рыбку, мальчик она или девочка. Вот если у неё появятся дети, тогда… Но у наших рыбок детей пока нет. Ну, это неважно. Важно, что Эстейн — самый главный в нашем аквариуме.

Про Хелле

Моя лучшая подруга Хелле Хенриксен живёт на Крокклейва, 2, — это чуть выше по улице. Волосы у неё совсем светлые и довольно длинные. И волнистые. (А мои волосы чуть-чуть длиннее!) Хелле учится в классе на год младше. Но ведёт она себя совсем как взрослая. Например, она никогда ни на кого не злится, а вместо этого просто закрывает глаза и считает до десяти. (Она так хорошо всё понимает, что вполне могла бы учиться в одном классе со мной.) Хелле потрясающая, просто супер! И нам с ней нравится почти одно и то же. Она живёт вместе с братцем-кретином — его зовут Стиан — и с мамой, и ещё у них три здоровенных собаки. Раньше у Хелле жили две крысы — Лассе и Гейр, — но они обе умерли прошлой зимой. Хелле тогда несколько месяцев сильно переживала.

Эрленд

Эрленд (собственно говоря, на самом деле её зовут Эрле) — это моя младшая сестра. Я называю её «Эрленд» как мальчишку, потому что ей это не нравится. Когда мы ссоримся, я говорю сестре, что она вообще не должна была родиться, что мама с папой хотели МАЛЬЧИКА — его-то и собирались назвать Эрлендом, — но вместо него получилась всего-навсего Эрле. Я говорю, что, когда родилась Эрле, мама и папа плакали и даже пытались уехать и оставить ее в больнице, и всё такое. Тогда Эрле ужасно злится, становится красной как помидор, гоняется за мной и орёт. К счастью, я бегаю быстрее. В тот день, когда она меня поймает, я, может быть, и подумаю и буду звать её Эрле.

А может, и не буду.

(К тому же она всё равно никогда меня не поймает. Ни за что!)

Наше хобби в январе

— Отдай, это МОЙ! Я с самого начала сказала, что буду собирать все голубые. Давай сюда! — говорю я сестре и протягиваю руку в варежке.

— Ну Ода же, это я нашла! — хнычет Эрленд. — Я тоже хочу повесить на свою ёлку голубые!

Эрленд не хочет отдавать голубой колпачок от новогоднего фейерверка. Голубые колпачки самые редкие и самые красивые. Их ВСЕ хотят, но я первая сказала, так что имею право.

— Ну хорошо, Эрленд, может, договоримся? — предлагаю я. (Иногда всё же приходится топнуть ногой и показать сестре, кто здесь главный. Всё-таки я старше. И умнее. И голубые колпачки возьму я! Всё. Точка.)

— Как это? — недоверчиво спрашивает Эрленд.

— Если я возьму все голубые, то ты возьмёшь все жёлтые, которые мы найдём, — говорю я и улыбаюсь. — Договорились?

— Не-е-ет! Потому что жёлтых колпачков не бывает, понятно?! — кричит Эрленд.

— Ох-ох-ох! Да они в этом году совсем другие, новые, жутко красивые! — отвечаю я. — И они все будут твои — все жёлтые, если я получу все голубые. Хорошо?

— Но если они такие красивые, почему ты сама их не хочешь брать? — спрашивает Эрленд.

— Да я хочу, чтобы тебе было лучше! Что, нельзя? Ты ведь моя младшая сестра, правда? — говорю я.

Эрленд задумывается. Я жду затаив дыхание. Улыбаюсь ей так сладко, как только могу. Слышу, как, стоя поодаль на горке, фыркает Хелле.

— Согласна, — наконец говорит Эрленд.

Вид у неё довольный, хотя и удивлённый. Она радуется!

(Возможно, через какое-то время она перестанет так уж сильно радоваться. Она была абсолютно права, когда говорила, что жёлтых колпачков не бывает. Но это уже будет её проблема.)

— Ну, давай колпачок, — говорю я.

Голубой колпачок нужен мне прямо сейчас. Но тут оказывается, что Эрленд всё же не хочет с ним расставаться. Она смотрит наверх, на Хелле, которая изо всех сил сохраняет серьёзный вид.

— На! — выкрикивает вдруг сестра, швыряет колпачок и попадает мне по плечу. Колпачок падает в снег. (Мне не больно. Ничего такого. Но какое нахальство! Вот жадина!.. Она бросила НАРОЧНО!)

— Спасибо, малявка, — говорю я и поднимаю колпачок. Прежде чем сунуть его в карман куртки к остальным, я поднимаю новый колпачок повыше и смотрю сквозь него на небо, против света. Какой же он чу-у-удный, мой замечательный колпачок!

Эрленд с такой силой швыряет снежок, что он долго катится по дороге. Потом она снова принимается искать колпачки.

— Какашка! — говорит она и поворачивается ко мне спиной.

— Ах ты, ДРЯНЬ! Повтори, что ты сказала! — я готова на неё наброситься, но тут нас прерывают: g — Эй вы, идите сюда! Смотрите! — это кричит Хелле, и мы с Эрленд наперегонки мчимся к ней — посмотреть, в чём дело.

Хелле нашла целую кучу колпачков! Просто немерено! И это в последнюю минуту нашей прогулки — тут как раз повалил очень густой мокрый снег, и мы припустили домой. Теперь, прежде чем продолжить собирать колпачки, придётся ждать, пока снег немного подтает. Но у нас их уже так много, что хватит на каждую лампочку на наших трёх мини-ёлочках. Даже ещё лишние останутся.

Моя ёлка делается вся голубая, ёлка Хелле — вся красная, а у Эрленд все колпачки зелёные. (Мы сказали Эрленд: «Ах, как ЖАЛКО, что мы не нашли ни одного жёлтого!» — и обещали отдать ей все колпачки, которые соберём, когда растает снег. И она успокоилась на зелёных.)

По правде, её ёлка оказалась даже красивее моей. Я спросила — может, ей хочется поменять на другой цвет, — но она отказалась. Тогда я сказала — она ещё пожалеет, что не поменялась со мной, потому что голубые всё равно в сто раз лучше зелёных. Я сказала, что это её последний шанс, и раз так, то я НИКОГДА больше не поменяюсь с ней ничем. Сейчас или никогда! Эрленд ответила — ну и пожалуйста, я могу говорить что хочу, а она меняться не хочет.

Дрянь. Недотёпа и зануда. Я сообщаю ей, что на будущий год зелёные колпачки будут мои. Я уже записала это в своём дневнике и поставила дату, так что у меня есть доказательство — я первая сказала! Вот так вот. О-О-О! Ох уж мне эта Эрленд! Жуткая жадюга и МАЛЯВКА!

Новость

Сегодня воскресенье. Завтра первый учебный день в новом году. Когда мы с сестрой спускаемся ужинать, мама и папа уже сидят за столом на кухне. Сидят и молчат. Вроде они выглядят как обычно, но всё-таки какие-то не такие. Происходит что-то не то. Я торможу на полпути посередине кухни и смотрю на них.

— Папа остался без работы, — говорит мама и кладёт свою руку на папину.

— Чего-чего? — спрашиваю я.

— Класс! Значит, ты можешь стать ПОЛИЦЕЙСКИМ! — вопит Эрленд и начинает носиться по кухне, делая вид, что у неё в каждой руке по пистолету. — Кошелёк или жизнь! — вопит она и палит по невидимым бандитам, якобы засевшим в кухне. (Надо полагать, кухня ими битком набита — по крайней мере, так ведёт себя Эрленд; хотя вообще-то с такой стрельбой у неё давно бы уже кончились патроны.)

— «Кошелёк или жизнь»? Дура, это ведь грабители говорят! — объясняю я.

— Ода, не называй сестру дурой, — говорит мама.

— Но полиция так не говорит! А Эрленд очень глупая, — отвечаю я.

— Не называй сестру «Эрленд» и не говори, что она глупая, — повторяет мама.

Я по-прежнему стою посреди кухни. Спрашиваю папу:

— Ты сделал что-то не так? Может, плохо работал, не старался?

— Сейчас время такое, сплошные сокращения, — отвечает папа. — В моих услугах больше не нуждаются. Я поступил на работу последним, значит, должен уйти первым. Ничего не попишешь. Но всё уладится, — говорит папа и улыбается — не так, как всегда.

— Значит, у тебя больше нет работы? — уточняю я.

— Именно. Как раз сейчас и нет. Но я скоро найду другую работу, вот увидишь.

— Всё уладится, — говорит мама.

«„Всё уладится!“ — они что, никаких слов больше не знают?» — думаю я.

— Папа — безработный, — изрекаю я, ни для кого, в воздух, в основном чтобы послушать, как это звучит: «Мой отец — безработный!»

Я совсем не знаю, что мне думать по этому поводу. Смотрю на папу — может, он стал выглядеть по-другому? Расстроен? Что он собирается делать?

— Всё уладится, милый, — говорит мама ЕЩЁ РАЗ и гладит папу по руке.

— ПИФ-ПАФ! — кричит Эрленд и одобрительно кивает сама себе. Она сдувает с указательных пальцев «остатки пороха» и суёт пальцы в карманы, будто её пальцы — пистолеты. Потом забирается к папе на колени и берёт бутерброд. Я тоже устраиваюсь за столом со своим бутербродом. Мы ужинаем. Сегодня у нас намного тише, чем обычно.

Обеими руками Эрленд обнимает папу за шею.

— Тебе грустно?

— Да нет, дружочек, — отвечает он и гладит сестру по щеке. — Просто как-то странно, что вдруг — раз! — и ты без работы. Что же мне теперь придумать?..

Папа смотрит перед собой в никуда. Похоже, он что-то обдумывает. Видно, что ему не по себе. Эрленд озабочена.

— Но, папа! — говорит вдруг она. — Ты можешь делать что угодно! Ты можешь ВСЁ!

Эрленд улыбается папе и снова его обнимает. Изо всех сил.

Сестра ещё такая маленькая — она на самом деле считает, что папа может ВСЁ…

— Да, это уж точно, — отвечает папа и улыбается обычной доброй «папиной» улыбкой. — Папа может всё, — подтверждает он и подмигивает мне. (Я закатываю глаза, но ничего не говорю.)

Мысли

Я в постели, но заснуть не могу. Мне слышно, как внизу, в гостиной, разговаривают родители — серьёзно, тихими голосами. Слышно, как в соседней комнате храпит Эрленд. Она храпит в точности как Дедушка. Я лежу и думаю о жёлтых колпачках от фейерверка, о папе, который остался без работы, и о том, что скажут на это в школе. И наконец думаю про умерших Лассе и Гейра, и ещё про Дедушку.

Думаю до тех пор, пока не засыпаю.

Утренний шторм

Дорогой дневник!

Это — документ для будущего, запись обо всём, что происходит здесь, на Крокклейва, 5, и именно сейчас — чтобы ВСЕ узнали и НАВСЕГДА запомнили, какая глупая МАЛЯВКА моя младшая сестра — Эрле(нд) Беата Стокхейм.

— НАЙДИ МОИ ВЕЩИ! — вопит Эрленд издалека, из коридора наверху.

— Дружочек, поищи сама, — говорит мама.

(Говорит тихо, спокойно, как и всегда.)

— Нет! ТЫ поищи! — завывает Эрленд-вредина, прибавив громкость. Потом слышится жуткое «БУМ!» — это Эрленд бросилась на пол (как всегда). Лежит на полу и воет, и ноет — прямо грудной младенец!

— Когда выплачешь все слёзы и оденешься, спускайся вниз и позавтракай с нами. Ты ведь мамин новогодний салютик! Приходи к нам, — говорит мама по-прежнему тихо, спокойно.

(Не понимаю, как мама терпит такую вопилку! Но она терпит.)

Сегодня понедельник. Первый день занятий в январе. Интересно, кому что подарили в нашем классе на Рождество, и вообще — всё ли в школе по-старому? Или что-то изменилось? Мы не виделись друг с другом почти две недели!

Эрленд, уж точно, какой была, такой осталась. Сегодня с утра вредничает — как обычно. Ни один человек во всём мире не выступает по утрам так, как она. А сегодня она против всего. Ничего не хочет: не хочет сама доставать свою одежду, не хочет говорить за завтраком, с чем ей сделать бутерброд. Вместо того чтобы сказать нормально, что ей нужно, она мычит «М-М-М!!!» и тычет пальцем, указывая на разные начинки, а папа должен гадать — одно, другое, третье? Предложив четыре варианта, он так и не попадает в цель, подмигивает мне и говорит:

— Вот так мы с вами и живём! (Так он говорит всегда.)

Мама с папой точно самые терпеливые родители в мире!

Перед тем как идти завтракать, я запираю свой дневник на ключик и прячу его в тайник, про который никто не знает. То есть абсолютно никто.

— Эрле-е-енд! — говорю я, выйдя из своей комнаты в коридор. Она всё ещё лежит на полу и хнычет. И она всё ещё в пижаме.

— Я записала в дневник всё, что ты сказала и сделала сегодня утром, — говорю я сестре с улыбкой. Она всегда ужасно злится, когда я пишу о ней в моём дневнике.

— У-у-у-у, ЗАРАЗА! — кричит Эрленд мне вслед, пока я сбегаю по лестнице. Внизу я сажусь рядом с мамой и папой за кухонный стол. Нам слышно, как наверху громко топает Эрленд. Топает всю дорогу, до самого шкафа. Вот она спустилась и садится к столу. Джемпер на ней надет задом наперёд — нарочно, чтобы подразнить маму. Эрленд осматривает свой джемпер сверху донизу и вытаскивает наружу ярлычок, на котором написано, как стирать и прочее, — ярлычок должен быть сзади, а оказался спереди.

«Ой!» — говорит сестра, глядя на маму. Мама тоже смотрит на Эрленд, но ничего не говорит. Продолжает завтракать. Никакого раздражения, ни малейшего. Эрленд вытаскивает из карманов брюк носки и принимается их натягивать, не спеша, о-о-очень медленно. Сперва она надевает простой синий носок на одну ногу, потом ажурный розовый гольф на другую. Всё это время Эрленд смотрит на маму. Ждёт, что мама рассердится. Но мама не сердится.

— Какая ты стала нарядная, девочка моя, — говорит мама, погладив Эрленд по щёчке. — Так ловко одеваешься. И всё сама.

— Умгм, — хныча отвечает Эрленд.

— Итак, Эрле, с чем ты хочешь бутерброд? — спрашивает, улыбаясь ей, папа.

— М-м! — отвечает сестра, указывая на блюдо, и папа опять должен угадывать.

— Да, вот так мы с вами и живём, — говорит папа и подмигивает мне.

Нет, это невыносимо!

— Тебе что-то в глаз попало? — с кислым видом спрашиваю я.

Первый школьный день

Мы с Эрленд говорим родителям «пока-пока!», срываемся места и бежим по улице. Идёт снег. По дороге встречаем Хелле и Стиана. Сейчас мы поедем на автобусе в ПЕРВЫЙ ШКОЛЬНЫЙ ДЕНЬ этого года. Внутри у меня всё дрожит, я просто сама не своя! Мы ведь не были в школе с прошлого года! Последний раз виделись перед каникулами, до Рождества! Кажется, будто я целых сто лет не ходила в школу. Я и радуюсь, но и грустно как-то…

Я, Хелле и Эрленд, все трое, выходим из автобуса раньше, чем Стиан. Он ходит в другую школу. (К счастью.)

Неужели мы переезжаем?!

Дорогой дневник!

В школе всё сегодня было как всегда. Все рассказали, кому что подарили на Рождество, кто чем занимался и всё такое. Все нормально выглядели и нормально себя вели. Сондре воображал и хвастался новым мобильником. Анита такая загорелая. Просто супер! И это в январе! Она ездила в Индию с бабушкой и дедушкой. А Иселин подарили жутко дорогой ноутбук, а ещё потрясающее красное пальто.

— Ой, Иселин, какое чу-у-удное пальто-о-о!

Она повторила это раз СТО, не меньше.

Анникен всегда подлизывается к Иселин. Весь день она только и говорила про это пальто. (Я тоже не отказалась бы от такого пальто, но я же не говорю об этом в школе!)

Иселин, конечно же, на каникулах не стриглась. Ещё и это!

У неё по-прежнему самые длинные волосы — длиннее, чем у любой девчонки в нашей школе. Когда на улице дождь, волосы Иселин закручиваются в спиральки, как у ангела. Все мальчишки в неё влюблены, а все девочки хотят быть на неё похожими (или хотя бы попасть к ней в лучшие подруги). На переменах Иселин всегда выбирает первой, и все хотят попасть в её команду.

(И я тоже, потому что её команда всегда выигрывает.)

Кстати, в школе я не говорила, что наш папа остался без работы, но после школы рассказала Хелле. Сначала Хелле сказала, что это здорово, потому что я буду видеть папу гораздо чаще! Но потом она подумала и добавила, что папе, чтобы найти работу, может быть, придётся переехать в Берген или ещё куда-нибудь, и тогда я буду видеть его очень редко! Своего папу Хелле практически не видит: он живёт в Бергене и работает на нефтяной платформе.

Но тут Хелле осенило: а что, если у нас не хватит денег, чтобы по-прежнему жить здесь? Ведь теперь зарабатывает только мама! Значит, нам ВСЕМ придётся переехать? Я об этом и не подумала!

Если я перееду, что тогда будет со мной и с Хелле? Представить только, что в наш дом въедет ДРУГАЯ ДЕВОЧКА, и она станет лучшей подругой Хелле!..

Я НЕ ХОЧУ ПЕРЕЕЗЖАТЬ!!!!!!!!!

Я спускаюсь на первый этаж. Мама сидит у стола и решает судоку.

— Нам что, теперь придётся переехать? — спрашиваю я.

Мама смотрит на меня.

— Дружочек, почему ты об этом спрашиваешь?

— Хелле говорит, что у нас — раз папа безработный, — наверное, не хватит денег, чтобы жить здесь, и нам всем придётся переехать в Берген.

— В Берген?.. — удивляется мама.

Я всё глотаю, глотаю и никак не могу проглотить комок в горле. Мама откладывает ручку.

— Да нет же, Ода, всё будет хорошо, — говорит она своим обычным мягким голосом. — У нас есть средства, чтобы прожить здесь при одной моей зарплате. Да и папа скоро найдёт новую работу.

Не переживай, девочка моя, всё устроится.

Мама подходит и крепко меня обнимает.

Дорогой дневник!

Нам не нужно переезжать в Берген!

К счастью.

Мама такая добрая!

Я посылаю Хелле сообщение: «На Платформе через две минуты». Одеваюсь и бегу на встречу.

Платформа

Чуть выше наших домов, моего и Хелле, в промежутке между ними, есть маленький лесок, он доходит до самого шоссе. Он так и называется — Лесок. В Леске папа Хелле построил деревянное сооружение, похожее на нефтяную платформу: такой прямоугольный помост с лесенкой и перилами по всему краю. По углам помоста четыре больших дерева Это и есть Платформа. Папа Хелле построил ее очень давно, еще до того, как уехал в Берген. Мы с Хелле всё время на нем играем (и Эрленд тоже). Раньше сюда часто приходил и Стиан, но сейчас больше не приходит. Почти не приходит. (Это хорошо, потому что он ДУБИНА!)

Тут мы с Хелле устраиваемся и болтаем. Я рассказываю ей, что мне ответила мама — что нам не нужно переезжать и всё устроится. Хелле очень этому рада. И я тоже. Потом мы с фонарём просматриваем наши листочки и поджидаем, не пройдёт ли внизу, по дороге, объект, подходящий для шпионажа. (На Платформе у нас стоит деревянный ящик с разными нужными вещами: например, там есть фонарик, писчая бумага, записи и рисунки, и всё для письма, и шпионское оборудование.)

Улевик

Мы сидим на Платформе уже битый час; за это время не прошёл никто, за кем можно было бы пошпионить. В конце концов мы совсем заледенели, и пришлось идти домой. Что делать, удача выпадает не всегда! К тому же на первом этаже в левой половине Зелёного дома как раз сейчас никто не живёт. (Жильцы трёх остальных квартир Зелёного дома работают на Станции, и все они ужасно скучные. В том, чтобы за ними шпионить, нет никакой радости — ничего интересного они не делают.)

Раньше в левой половине Зелёного дома жил Улевик — вот за ним мы без конца и шпионили. Он действительно был чокнутым. Такой весь затворник и отшельник, больше всего он любил быть один. К нему никто НИ РАЗУ не пришёл. Он только и делал, что сидел у себя в квартире, читал и поедал из банки лопарские тефтели — они ещё называются «йойк-тефтели».

(А «йойки» — это все знают — это такие особые песни, их на севере поют лопари.) Иногда он ел тефтели два раза в день! Кто вообще обедает ДВА раза в день? Только чудики.

Сидя на Платформе с биноклем, мы постоянно шпионили за Улевиком. Через бинокль мы могли заглядывать прямо к нему на кухню и в комнату Шпионить за Улевиком было клёво! Иногда он что-то вырезал из газет и вклеивал в альбом для фотографий. В этом была какая-то тайна! Зачем он это делал?!

Но в один прекрасный день клей в его тюбике закончился, и в альбом он больше ничего не вклеивал…

Как-то утром Улевик открыл дверь, чтобы взять газеты — мы с Хелле спрятались за мусорными ящиками и наблюдали. (Вот-вот должен был прийти школьный автобус.)

И тут я вдруг крикнула изо всех сил:

— ЭЙ, УЛЕВИК! У ТЕБЯ ЧТО, КЛЕЯ БОЛЬШЕ НЕ ОСТАЛОСЬ?!!

Улевик быстро огляделся, но нас не увидел. Он проворчал что-то насчёт «бессовестных детей», поспешил забрать газеты и закрыл за собой дверь. В это время, собираясь ехать на работу, направлялась к машине мама. Она огорчилась.

— Девочки, перестаньте, наконец, изводить Улевика, — сказала она.

А потом Улевик съехал. Теперь в левой нижней квартире Зелёного дома никто не живёт.

Наша улица

Чтобы попасть на нашу улицу, нужно ехать по шоссе на север, к выезду из города. Дорога петляет, огибая холмы и пригорки — их на берегу фьорда немерено, так что очень скоро тебя начинает укачивать. Терпишь пятнадцать минут в машине в компании с Эрленд, и, когда она начинает хныкать, что её тошнит, что она умрёт, если мы немедленно не доедем до дома, мы как раз доезжаем.

Если повернуть направо, вниз, то там, посередине бугристого холма, живут Хелле и «все эти».

Дом, в котором живут Хелле и «все эти»

Хелле и «все эти» живут в жёлтом деревянном доме. От нашей террасы до террасы Хелле можно добежать за 27 секунд (мы замеряли время). Перед домом большая площадка для выгула собак. (У мамы Хелле три ОГРОМЕННЫХ собаки!) Чтобы подойти ко входу в дом, нужно пересечь эту площадку. Но ещё можно пройти через террасу. Моя мама, когда ходит к маме Хелле, так и делает — она боится собак. Я тоже чаще всего хожу через террасу. (Не потому, что боюсь собак. НЕТ! Я не боюсь НИЧЕГО! Просто через террасу ближе.)

Там, где холм Крокклейва переходит в ровное место, стоит большой и дряхлый Зелёный дом. Это деревянный дом зелёного цвета, краска на нём совсем облупилась. Идёшь мимо него левее и дальше, до конца нашей дороги, и приходишь к нашему дому. Тут живём мы.

Наш дом

Я, мама и папа (и Эрленд) — все мы живём в красном деревянном доме с большим садом. Дом довольно старый. Наш участок спускается почти до самого фьорда. У нас никогда не было домашних животных. Только золотые рыбки. Обычно у нас живут четыре рыбки, по одной на каждого. Когда рыбок меньше четырёх — значит, какая-то из них умерла. (Золотые рыбки — такие домашние животные, которые живут недолго, поэтому нет смысла к ним СЛИШКОМ сильно привязываться.)

Ещё у нас есть новая терраса. Папа построил её прошлым летом. Мама там иногда загорает. СОВСЕМ БЕЗ ОДЕЖДЫ!!!

— Здесь, кроме нас, никого нет, — говорит она, — поэтому просто здорово, что можно погреть на солнце свою бледную спину (конечно, мама говорит другое слово).

(NB!!!!!! Мне не очень нравится, когда мама говорит о своей попе. Я этого НЕ ПОНИМАЮ! А если кто-нибудь придёт? Если кто-нибудь из моего класса увидит мамину попу?!! Тогда я УМРУ!)

Если ты поедешь не к нам, а дальше и правее, мимо Зелёного дома, то попадешь на Станцию.

Станция

Ты думаешь, что это железнодорожная станция? Ошибаешься. Это здание, где находятся лаборатории и конторы. Станция расположилась на набережной, прямо на берегу фьорда. Там проводят исследования: изучают рыбу, загрязнение среды и всё такое. В вестибюле Станции — вход в лифт и ещё кресло на колесиках, оно только для гостей. Сзади на спинке кресла написано белыми буквами: «ГОСТИ». (Я вот думаю, часто ли там бывают гости, которым нужно такое кресло и у которых нет своего. На чём же они до Станции добираются? Во всяком случае, я никогда не видела ни одного такого гостя. И сегодня тоже таких нет.)

Папа считает, что я, Хелле и Эрленд для Станции никакие не гости. Но мы всё равно там играем — с креслом и лифтом. Один раз понажимали в лифте столько кнопок, что он застрял между этажами! Пришлось нажать на аварийную кнопку, пришёл папа и помог нам выбраться. Он сильно сердился. Потребовал, чтобы мы пообещали, что никогда больше не будем играть в лифте. Ну мы пообещали. А за спиной держали пальцы крестиком. Это значит, что мы по-прежнему МОЖЕМ играть в лифте — ИНОГДА, если больше НЕЧЕМ заняться. Но это секрет. Внизу нам почти никогда не попадаются люди, так что можно рискнуть.

До недавнего времени папа работал на Станции. Следил за тем, чтобы всё было в порядке: менял лампочки, проверял по вечерам, все ли двери заперты, и так далее. Мама Хелле и сейчас там работает. Её не уволили, потому что она работает дольше, чем наш папа. Она изучает рыбу. (Теперь она и другие «рыбные» сотрудники должны сами менять лампочки и запирать двери.)

Если тебе вообще не нужно на Крокклейва и ты поедешь дальше, на край города, то попадёшь на причал. Оттуда ходит паром. Каждый раз, когда мы едем в гости к Бабушке, мы переплываем через фьорд на пароме.

Нашу семью нельзя назвать очень религиозной. Мама, насколько я знаю, помнит только одну фразу из одного-единственного псалма. Она поёт её в одно и то же время в одном и том же месте: когда мы в машине едем к Бабушке, за рулём папа и мы должны успеть на паром.

Мама тогда хватается за ручку дверцы и поёт: «Ближе к Тебе, мой Господь». Папа сбрасывает скорость, и мы опаздываем. Но это даже здорово, потому что, пока мы ждём следующего рейса, нам с Эрленд покупают мороженое. (Иногда такое и зимой случается.)

Если в нотах ошибка — я не виновата. Виновата мама — она мне помогала записывать этот отрывок.

Бабушка

Моя Бабушка «живёт на батарейках». У неё кардиостимулятор. Я пощупала её батарейку — она круглая, как большая пиратская монета, и находится под кожей возле бабушкиного левого плеча (на то стороне, где сердце). Бабушка называет её «электрозажигалкой». Она сказала мне, что, если сердце остановится, стимулятор его снова запустит. Я ответила, что, значит, она может жить вечно! Но бабушка возразила — нет, не может, потому что её тело стареет и изнашивается. А мне кажется, что бабушкино тело в очень приличном состоянии. Ведь она всегда выглядит одинаково. Нет — всё-таки до того как Бабушка поздоровается с Господом, или с Дедушкой, или ещё с кем, пройдёт довольно много времени!

Папа-домохозяйка

Дорогой дневник!

Когда я вернулась из школы, папа уже заменил все лампочки в доме на энергосберегающие — такие лампы висят у них на Станции, — так что весь дом теперь голубой. Ужасно яркий свет! Сменив лампочки, папа вдруг гораздо лучше, чем раньше, увидел всю нашу пыль и остаток дня посвятил вытиранию пыли. И как же обрадовалась мама, придя с работы! Мамы вообще очень странные. Достаточно стереть немного пыли, и они безумно рады! Я бы, например, очень обрадовалась, если бы мне подарили новый велосипед, или красное пальто, как у Иселин, или что-нибудь в этом роде. Вряд ли я бы умирала от счастья, если бы кто-то взял и вытер пыль. А ещё папа наловчился готовить к обеду особую «папину кашу». В общем-то каша эта, — вполне ничего. (Она готовится из остатков наших обедов, найденных в холодильнике… Сегодня был рис, смешанный с кусочками котлет, сосисок, картошки, лука и моркови, плюс соус для поджарки, плюс гарнир — гороховое пюре). И ещё у нас был десерт — сегодня, в середине недели! Иногда папа готовит наш с Эрленд САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ десерт — домашний шоколадный пудинг с покупным ванильным соусом. (Особенно я люблю корочку, которая образуется на пудинге сверху. В общем, это очень приятно, что папа сидит дома!

После обеда я, как обычно, пошла на Платформу и встретилась с Хелле. Было темно и довольно холодно, и шпионить было не за кем. И тогда мы пошли к Хелле, шпионить за её братом, но у них все сели обедать. Хорошо, что я уже поела и мне не пришлось сидеть за столом рядом со Стианом.

Разборки

В доме у Хелле очень шумно — гораздо шумнее, чем у нас.

В основном из-за того, что дурень Стиан всё время врубает у себя в комнате громкую музыку.

Стиан без конца слушает записи группы DumDum Boys или что-нибудь в этом роде. Это древняя рок-группа, 80-х годов. Музыкальные вкусы у Стиана — просто отстой! Я имею в виду, что он любит старьё. Эй, 80-е, где вы там? Каменный век! Как насчёт чего-нибудь поновее? Посовременнее? Того, что живёт и существует сегодня? Не-е-ет! Ни за что! Это не для Стиана-Глупиана! Он будет торчать в своей комнате и слушать допотопную музыку!

Хелле пошла в туалет, а я — в комнату к Стиану.

— Привет, Стиан! Ты опять слушаешь этих своих «глупых-глупых парней»[1]? Ты пластинку раздобыл или что? Как там у них: «Привет! Это я-а-а, не оставляй меня-а-а!»

Стиан не отвечает. (Игнорирует меня.)

— Ты ещё и глухой, — почти кричу я, поскольку он молчит. — Тогда прибавь звук ещё немного.

— Пошли отсюда, Ода, — говорит неожиданно возникшая у двери Хелле и берёт меня за руку. — Оставь, ну его!

Хелле тянет меня по коридору в свою комнату.

— Пока-пока, дум-дум, глупый-глупый, самый-глупый! — успеваю прокричать я в коридоре, прежде чем Хелле притворила за нами дверь.

Стиан

Стиан, старший брат Хелле и суперкретин, старше меня на два года, четыре месяца и несколько дней. Но в нём гораздо больше детского, и к тому же он настоящий недоумок! С утра до вечера сидит в своей комнате и ботанит. Иногда играет на гитаре: гитару ему подарили в позапрошлом году на Рождество. Каждую неделю он ходит на занятия по игре на гитаре. Но пока он еще играет так себе, и я ему регулярно об этом сообщаю. (Честность — лучшая политика. И дольше всего помнится!) И ещё Стиан иногда играет с НАМИ! Не знаю не знаю, кто ещё из учащихся СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ станет играть с малявками. Ну, с теми, которые младше. Может, у него нет другой компании? А может в школе его никто не любит?

— Что бы нам такое придумать? — спрашиваю я у Хелле.

До нас по-прежнему долетает грохот и лязг пещерной музыки из комнаты дурачка Стиана. «Мне совсем не нужен ответ, я звоню на автоответчик», — поёт солист. Дурость какая! Не получишь ты никакого ответа от телефонного автоответчика! С ним ведь не поговоришь!

Что бы всё-таки придумать?

— Не знаю, — говорит Хелле. — Может, порисуем?

— Нет, — отвечаю я. — Не могу я сейчас рисовать.

— Пошли на улицу, на санках покатаемся.

— Не-а… Может, пошпионим за твоим братом?

— А давай спросим, может, нам разрешат печь кексы? — предлагает Хелле.

— Давай, но только потом. Пошли помучим Стиана, чуть-чуть. А потом будем печь. Твой братец сидит к нам спиной, по уши в своей дурацкой музыке и всё такое — он просто напрашивается на какой-нибудь прикол!

— Ну хорошо, хорошо. Но потом спросим насчёт кексов. Мама купила шоколад, так что мы сделаем шоколадные кексы с шоколадными кусочками внутри! — говорит Хелле.

Десять любимых вещей

1. Шпионить!!!

2. Быть вместе с Хелле!

3. Печь шоколадные кексы

4. Облизывать миску от шоколадного теста

5. Облизывать формочку от кекса

6. Серые подушечки для завтрака (если их нет, то коричневые, и уж в последнюю очередь белые, если нет выбора и не осталось ни одной серой или коричневой…)

7. Салат из креветок — без креветок!

8. Рисовать

9. Кидаться снежками в Зелёный дом

10. ……………(прямо сейчас не могу ничего вспомнить, потом допишу!)

Сегодня Хелле решительно настроена печь. Начнём чуть позже, после того как… И если разрешат. А пока мы крадёмся по коридору по направлению к комнате жертвы. У двери останавливаемся и подглядываем — Стиан, как обычно, сидит у пульта в дальнем углу комнаты. Музыка так грохочет, что он нас не слышит. Как раз сейчас можно без проблем напасть на него сзади, но мы только немного пошпионим — есть надежда, что он так и не заметит нашего присутствия.

И тут Хелле фыркнула! Мы отскакиваем от двери, замираем и стоим так с минуту, на случай, если он услышал. Потом снова заглядываем. В животе щекотно. Это так клёво — шпионить за кем-нибудь! Стиан по-прежнему сидит, по уши увязнув в музыке. Он вообще нас не слышит.

«Все так рады — почему-у? Всё никак я не пойму-у!» — голосит рок-певец.

Хелле пробирается в комнату Стиана. Вот она уже посередине, в двух метрах от брата, стоит, крутит попой в такт музыке и строит рожи. Я зажимаю ладонями рот, изо всех сил сдерживая смех.

Хелле потихоньку пятится к выходу, всё время проверяя, не видит ли её Стиан. Она прямо вся сияет от гордости — какая она ловкая!.. Удалось! Она уже почти у двери. Необнаруженная! (Если только не споткнётся, не чихнёт и т. д., но, скорее всего, она ничего этого не сделает.)

Тут я замечаю, что Стиан кивает в такт музыке — никогда за ним этого не замечала. Чуть-чуть, почти незаметно кивает, чудик такой! Хелле уже в дверях — и тут на меня что-то находит:

— ЭЙ, СТИАН, У ТЕБЯ НЕТ ЧУВСТВА РИТМА! Не в склад, не в лад! — кричу я во весь голос и мчусь по коридору. Врываюсь в комнату Хелле и с грохотом захлопываю за собой дверь. Через секунду влетает Хелле. Вид у неё растерянный.

— ДУРЫ НЕНОРМАЛЬНЫЕ! — кричит Стиан. Слышно, как он со стуком захлопывает свою дверь и прибавляет громкость.

— Зачем ты заорала? — спрашивает Хелле.

— Сама не знаю, — отвечаю я, иду к двери и открываю её.

— НАМ НАПЛЕВАТЬ! ЗАТО У НАС ЕСТЬ ЧУВСТВО РИТМА! — кричу я в сторону комнаты Стиана. — И у нас хороший музыкальный вкус! — Я снова со всей силы захлопываю дверь.

— Если бы ты не помешала, у меня бы всё получилось, — надувшись, говорит Хелле.

— Знаю. Ты такая ловкая, просто класс! — отвечаю я и улыбаюсь ей. Но она всё равно дуется.

— Ах так? Хелле у нас надутый шарик? — Я легонько её толкаю и снова ей улыбаюсь. Но она не хочет на меня смотреть.

— Ну что, очень сильно надутый шарик? — Я опять её толкаю.

— Не-а, — говорит Хелле.

— Да-а, — говорю я.

— Нетушки!

— Датушки! — я гляжу на неё до тех пор, пока она не сдаётся. Смотрит на меня и не может не улыбнуться.

— Не-е-а-а! — Хелле смеётся, толкает меня и опрокидывает на кровать.

— Да-а! — отвечаю я, и мы снова друзья.

— Ну, пойдём спросим насчёт кексов. Можно нам печь или нет! Вроде бы твоя мама купила шоколад? — говорю я и спрыгиваю с кровати.

— Да, идём! — радостно говорит Хелле и тоже соскакивает с кровати.

Кексы

Мы входим в гостиную.

— Это кошмар какой-то, как вы сегодня хлопаете дверьми, — говорит мама Хелле, оторвавшись от книги.

— Это Стиан, — отвечает Хелле.

— У него переходный возраст. Созревание, — говорю я и вижу, что мама Хелле еле сдерживает улыбку.

— Ма-а-а-ма-а-а! — тянет Хелле сладким, как сироп, голоском.

— Что тако-о-о-е? — спрашивает мама.

— Мамочка, можно мы будем так добры-ы-ы-ы и испечём шоколадные кексики?

— Можно ли, чтобы вы были так добры? — мама улыбается. — Ну хорошо, можно. Только вы в процессе готовки съедаете по одному кексу каждая, а остальное оставим на «после обеда». О’кей?

— Йес-с-с! Спасибо, мамулька! — Хелле шлёт матери воздушный поцелуй, мы влетаем в кухню и начинаем!..

Когда запах от свежеиспечённых кексов просачивается во все углы дома, на кухню по лестнице, волоча ноги, спускается Глупый Стиан.

— До обеда — по одному кексу каждому! — объявляю я, помахивая указательным пальцем.

Стиан тупо на меня смотрит и берёт четыре кекса!

— Эй! — кричу я. Но, прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, Стиан впускает из коридора собак, даёт каждой по кексу, а последний съедает сам. За один укус.

— Нельзя! Не имеешь права! — кричит Хелле.

— Как там у вас дела? — кричит мама Хелле из гостиной. — Пахнет хорошо!

— «Каждому по одному»! — передразнивает нас Стиан, довольный собой.

Он глядит прямо на меня и улыбается, как идиот. Я внезапно чувствую, какая здесь жарища (оно и понятно: мы ведь пекли кексы!), отбегаю подальше от него и распахиваю окно настежь.

Вот чёрт! А Стиан — дурак!

Дорогой дневник!

Стиан просто король идиотов, дурак-недоумок и ещё дубина!!!!!!! И музыку любит просто КОШМАРНУЮ! И волосы — ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО! Всё, что он делает, — это смех! Он ничего не может!

На гитаре играет — ОБХОХОЧЕШЬСЯ! У него совсем нет чувства ритма. И ещё — у него НЕТ ДРУЗЕЙ (насколько я знаю), и подружки тоже нет. НМ ОДНОЙ ДЕВОЧКИ, КОТОРАЯ В НЕГО ВЛЮБЛЕНА. НЕТ У НЕГО ТАКИХ, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ У Стиана никогда не будет подружки, потому что он весь такой унылый и мрачный!

Вот ТАК вот!

Настоящий «дум-дум-бой»! Ха-ха!

Переписка

Чтобы попасть в свою комнату, мне нужно пройти через комнату Эрленд. Слава богу, что не наоборот! Если бы Эрленд всё время ходила через мою комнату, я бы точно рехнулась.

Иду к себе, чтобы лечь спать, и вижу, что Эрленд снова натянула верёвку между нашими кроватями. (На длинной верёвке, переброшенной через ножки кроватей и спинки стульев, прикрепляется корзинка. Она ездит туда-сюда, и мы, лёжа в постели, можем в ней посылать друг другу записки.) Слышимость в доме очень хорошая, и, если мы разговариваем или громко шепчемся после отбоя, мама с папой слышат нас внизу в гостиной.

Раньше мы всегда пользовались этой связью, но теперь…

— Эрленд! Кто тебе разрешил входить в мою комнату? — строго спрашиваю я. — Ты что, всё ещё забавляешься детскими писульками?

Я делаю движение, чтобы сорвать верёвку, но, передумав, ложусь в постель.

Шорох. Это по моему столбику шуршит и ползёт верёвка, и вскоре, раскачиваясь на повороте, через открытую дверь въезжает и приближается ко мне маленькая корзинка.

Мне, собственно, совсем неинтересно, но ради Эрленд — так уж и быть — я вытаскиваю и разворачиваю бумажку.

Там красивым «плетёным» почерком Эрленд написано следующее:

(Учитель сказал, что Эрленд пишет красивее, чем кто-либо в её классе, а может, и во всех параллельных тоже. Эрленд гордится своим кружевным почерком. А у меня почерк ужасный. Мама всегда говорит, что ничего в моих каракулях не понимает, и ещё она удивляется, как это я ухитряюсь так хорошо рисовать и при этом так плохо писать. Я пишу так плохо, что меня даже родная мама не понимает… Ну да, Эрленд пишет лучше, но это единственное, что она делает лучше меня!)

Хотя всю эту возню с записками я нахожу совершенно детской и покончила с ней давным-давно, всё же любопытно, что же такое «очень-очень важное» имеет в виду сестра. Поэтому на обороте я пишу:

Складываю бумажку, опускаю в корзинку и дёргаю за верёвку.

Слышно, как Эрленд энергично, рывками перетягивает послание в свою комнату. Вскоре корзинка снова у меня.

Мне ужасно интересно, что же в этой записке такого важного. Разворачиваю и читаю:

— О-О-О, КАКАЯ ЖЕ ТЫ ДУРА! — кричу я сестре и слышу её довольное фырканье под одеялом.

Конечно, по лестнице тут же поднимается папа. Эрленд делает вид, что спит. Даже притворно всхрапывает! Врунья и притворщица! Папа смотрит на меня, подняв брови.

— Ты всё ещё не спишь? — удручённо спрашивает он и морщит лоб. — По-прежнему занимаешься этой писаниной? Ода, прекрати и не мешай сестре спать.

— Это не я, это Эрленд!

Папа долго смотрит на «спящую» Эрленд, а та по-прежнему притворно храпит.

— Она притворяется! — говорю я.

— Сейчас же погаси свет и спи. Завтра вам рано вставать, — заключает папа и закрывает дверь.

— Это несправедливо! — кричу я в закрытую дверь.

Всегда, всегда я виновата!

Эрленд перестаёт храпеть и хихикает под одеялом.

— Эрле, это и тебя тоже касается, — раздаётся папин голос с лестницы, и в соседней комнате наступает тишина. Сестра притихла, как мышь.

Лапша домашняя

Дорогой дневник!

С того момента, как папа потерял работу, в доме стало и лучше, и хуже одновременно. У мамы с папой всё время прекрасное настроение — и это хорошо. Они такие весёлые! Но именно поэтому они то и дело целуются и обнимаются — и это ужасно!

Зато папа стал готовить самые разные блюда, новые и интересные, чего он раньше не делал.

И это здорово! (По крайней мере, здорово было вначале.) Он запал на итальянскую кухню.

— Подумать только, что у нас в семье есть такой замечательный повар, с такими изысками! А мы и не знали! — говорит мама и ЦЕЛУЕТ папу. (Уй-й-й!).

К завтраку папа нарезает маленькие кусочки хлеба и поджаривает их в тостере, потом укладывает на гренки слоями следующее: помидорчик, репчатый лук, моцареллу и рукколу. Эти бутерброды он называет «брускетта» и говорит, что так едят в Италии.

А на обед мы каждый день, почти ВСЮ НЕДЕЛЮ, едим «домашнюю лапшу»! (Кроме субботы, когда у нас была каша.) Я подчёркиваю: эта лапша делается дома!

Вот что главное. Однажды папа принёс домой машинку для изготовления лапши. Из муки, воды и масла папа делает тесто и раскатывает его, всё тоньше и тоньше (как для пельменей). Наконец он пропускает лист теста через машинку и получает дли-и-и-нные верёвочки настоящих спагетти — они вылезают из дырочек с другой стороны! Вообще-то зрелище довольно забавное! Потом папа развешивает длинные шпагаты-спагетти по всей кухне чтобы они подсохли перед варкой.

С каждым днём у папы это получается всё более ловко — руку набил. Но уже скоро захочется чего-нибудь другого! Не знала, что такое возможно, но мне УЖАСНО надоели спагетти. ТЕРПЕТЬ ИХ НЕ МОГУ!

Милый Боженька, пошли мне завтра на обед что-нибудь вместо лапши!

На прогулку

Я стою перед дверью у террасы Хелле и «всех этих». Мы идём выгуливать собак.

Сегодня я пошла к Хелле прямо из школы, так что могла у неё и пообедать — хотя бы один разок без лапши. Но у них на обед были макароны по-флотски! Мне не удалось избежать макаронных изделий, к тому же пришлось сидеть за одним столом со Стианом… (Двойное наказание! Ну чем я его заслужила?)

Пока я стою у двери в ожидании прогулки, в гостиную входит Стиан и включает телевизор.

— Эй, ты уже перестал хлопать дверьми? А со своей дряхлой рок-группой покончил? Такие ма-а-альчики! Всё поют про то, как лепить ангелов из снега и всё такое для милых деток, — нарочно говорю так тихо, что его мама точно не разберёт ничего из другой комнаты.

Стиан делает вид, что не слышит. Но я-то вижу по его лицу — всё он прекрасно слышит! (Я вообще-то намного круче Стиана. Хотя он и старше и ходит в среднюю школу, он такой трус, что никогда не ответит и не даст сдачи.)

— Ну всё, пошли! — кричит Хелле. Она выходит из-за угла и выводит собак на поводках.

Мы идём через Лесок, а собаки несутся, тащат нас за собой, и тут на дороге возникает Эрленд.

Она вопит, чтобы её подождали, и на ходу натягивает варежки и шапку.

— Ода, папа сказал, чтобы я шла гулять с вами! Они с мамой идут в магазин!

— О Гос-с-споди! Ну давай, пошли. Шевелись!

Вот так всегда. Она обязательно должна гулять с нами! Я ненароком оборачиваюсь в сторону дома Хелле, и что я вижу? Вижу Стиана в окне!

— Что это с твоим братцем? — спрашиваю я у Хелле. — Он торчит у окна и ГЛАЗЕЕТ на нас!

— А, не обращай внимания. Он иногда чудит. Сейчас особенно. Совсем отъехал.

— Ага, понятно, — говорю я и киваю. — Переходный возраст.

Хочу быть писателем

Дорогой дневник!

Сегодня в школе мы учились писать изложение по книге. Читаешь книгу, а потом пишешь, о чём там говорится, своё мнение и всё такое. (Мы уже проходили изложения в третьем классе, так что я это всё знаю. Но теперь мы должны читать более объёмные и сложные книжки и обязаны о них писать.) На следующей неделе к нам придёт НАСТОЯЩИЙ писатель!

Думаю, что я, когда вырасту, стану писателем. Представить только, что будешь сидеть себе и писать, писать, и получать за это деньги, и всё такое! Будет просто здорово! Я уже сочинила одну историю, которую точно издадут в виде книги. Хелле считает, это лучшее из всего, что она когда-либо читала. Вот эта история:

Лассе и Гейр

Написала Ода Андреа Стокхейм

Лассе и Гейр — друзья, и они живут вместе. Однажды, очень давно, они взяли и объединились и поселились вместе. До этого они даже не были знакомы. Ни Лассе, ни Гейр не помнят точно, КАК и ПОЧЕМУ так получилось. Но так получилось. Хорошо, что они поселились вместе, потому что теперь они лучшие друзья. Во всяком случае, они дружат большую часть времени.

— Ведь правда, Гейр, раньше мы чаще ссорились? — говорит Лассе время от времени.

— Да, тут ты прав, Лассе, — отвечает Гейр.

Друзья живут в очень красивом двухэтажном доме серебристого цвета. У них есть терраса на крыше. Терраса им очень нравится. Так здорово сидеть там наверху и наблюдать за тем, что творится внизу. Сверху открывается очень красивый вид.

Дом Лассе и Гейра стоит в уютном месте. Когда в окно гостиной после обеда светит солнце, становится очень тепло! Внизу на первом этаже у них туалет и кухня.

На втором этаже — спальни. Спальня Гейра выкрашена в серый цвет, а спальня Лассе — в зелёный. Лассе считает, что у Гейра спальня красивее. Когда Гейр заходит в свою комнату, чтобы там прибраться или просто поспать, Лассе идёт следом и тоже хочет войти. Но комната такая маленькая! Для двоих в ней слишком тесно.

— Лассе, выйди из моей комнаты! — то и дело вынужден просить Гейр. — Разве ты не видишь, что для двоих тут места нет?

Лассе не видит, что там тесно. А может, НЕ ХОЧЕТ видеть.

С потолка второго этажа на верёвке свисает сиденье, вроде кокосового ореха с дыркой, — ведь, когда сидишь в кокосовом орехе, получается, что сидишь в маленькой круглой дырке. Кокосовая дырка очень удобная! Ни у кого из знакомых Лассе и Гейра нет такого сиденья, которое висит в воздухе и в котором можно раскачиваться. Но САМОЕ ОТЛИЧНОЕ место в доме — это подвесная койка. У друзей потрясающая большая подвесная койка, как раз на двоих. Лассе с Гейром часто устраиваются там и кайфуют Вместе.

— Ты куда? — спрашивает Лассе, глядя сверху, с висячей койки.

— Пойду искать приключения! — весело отвечает Гейр.

— Ой, нет, не ходи! — испуганно просит Лассе. — Там снаружи опасно. Дома гораздо безопаснее и приятнее. Тут есть всё, что нам нужно!

Но Гейр — настоящий непоседа. Он обожает бродить повсюду, совершать открытия и изучать новые места. Нередко, возвращаясь домой, он приносит отличную добычу: вкусную еду или мягкую бумагу. Тогда он очень гордится собой.

— Чудеса! Неужели ты ВСЕ ЭТО нашёл? Ты такой смелый, и вообще, ты молодец, — говорит Лассе и смотрит на друга с восхищением.

Чтобы добыть еду, Лассе и Гейру вовсе не нужно ходить в магазин. Они ничего не покупают. Они освоили способ ПОЛУЧАТЬ еду. Каждый день. Им даже не нужно за неё платить. Иногда они задумываются обо всех ОСТАЛЬНЫХ, кто есть в мире, — так ли им повезло? Получают ли они необходимую еду так же просто, без хлопот и головной боли? Чаще всего друзьям достаются орехи, кукурузные хлопья и зерно. Иногда на верхней террасе для них красиво сервируют десерт — прекрасные экзотические фрукты, йогурты и сыр. Это особенно по душе Лассе и Гейру.

«Вот это я понимаю, Гейр, это жизнь!» — говорит в таких случаях Лассе, погружаясь всей мордочкой в кусок сладкого спелого манго. Еду для друзей доставляют очень, ну очень большие руки. Они намного больше, чем ручки Лассе и Гейра. Да что говорить — одна такая рука намного больше, чем ВЕСЬ Лассе или ВЕСЬ Гейр.

Руки ГОВОРЯТ с Лассе и Гейром. Друзья нисколько не боятся этих больших рук, потому что они ДОБРЫЕ. Никаких острых когтей!

К тому же руки тут были всегда, сколько друзья себя помнят. Несколько раз в день руки появляются, подхватывают Лассе и Гейра и усаживают на подстилку из мягкой бумаги или хлопка. А под ней всегда работает электрический обогрев. Друзья сидят на подстилке, а большая рука их гладит и почёсывает — и это классно!

— Это так здорово — быть крысой, правда же, Гейр? — спрашивает Лассе, лёжа на мягкой подстилке, в то время как его почёсывают за ушами.

— Да, крысиная жизнь — это супер! Думаю, лучше и быть не может, — отвечает Гейр и улыбается другу самой широкой улыбкой на свете.

— Они именно такие и были! — говорит Хелле каждый раз, читая эту историю. И каждый раз она одновременно и радуется, и грустит.

Тетрадь с историей я храню в деревянном ящике на Платформе, и Хелле может читать её в любое время. Я написала этот рассказ сразу после того, как Лассе и Гейр умерли. Хелле так переживала! Я не знала, что сказать, чтобы её развеселить. Тогда я и сочинила рассказ, и Хелле немного утешилась.

Мне хочется, чтобы кто-нибудь написал такой рассказ про Дедушку, а я бы его читала.

Безобразие

В субботу утром в дверь моей комнаты просовывает голову Хелле:

— Привет! Гулять пойдёшь?

— Да, но сперва в туалет, — говорю я и бегу в санузел. Хелле идёт следом.

Открываю дверь, а там Эрленд, сидит на корточках и какает НА ПОЛ! — фу-у-у!

— Ты что это делаешь?! — кричу я.

— Уйди отсюда! — вопит Эрленд.

Хелле вслед за мной заглядывает в дверь и тоже кричит:

— Фу-у!

— А мама с папой в курсе, что ты тут кряхтишь и кладёшь нам кучу на пол? — кричу я. — Зараза такая!

Хелле за моей спиной фыркает, зажав нос пальцами.

— Я на бумагу какаю! Я же туалетную бумагу на пол положила! Уйди отсюда! — сердито кричит сестра. — Хочу посмотреть, как это выглядит.

Она по-прежнему сидит на корточках — под нею ворох туалетной бумаги.

Мы с Хелле удираем со всех ног — подальше от Эрленд с её какашками. Я кричу, что всё будет рассказано маме, когда она вернётся.

«ДВЕРЬ ЗА СОБОЙ ЗАКРОЙТЕ!» — вопит нам вслед Эрленд.

— Ну и сестра у тебя, просто ненормальная, — замечает Хелле.

— Сама знаю. Такое иногда отмочит — хоть стой, хоть падай.

— Как думаешь, уже можно носом дышать? — спрашивает Хелле.

Самое противное

Десять вещей, которые я терпеть не могу:

1. Когда Эрленд свинничает (см. выше) и ведёт себя как глупый младенец!

2. Когда в песнях певцы издают стоны и вздохи и поют о всяком таком, противном

3. СТИАН!

4. Запах мокрой собаки

5. Когда Эрленд нарочно икает мне в лицо

6. Прочищать слив в душе

7. Когда мама с папой обнимаются

8. Пить молоко из того стакана, откуда уже пили (особенно если молоко тёплое!)

9. Загружать посудомоечную машину

10. Убирать за собаками (даже если у меня есть пакет)

— Ода, загрузишь посудомоечную машину? — спрашивает папа после обеда. (Собственно, это не вопрос. Если папа спрашивает, сделаешь ли ты то или это типа загрузки машины, отвечать отказом не разрешается.)

«Нет, нет, НЕ-Е-ЕТ!!!»

Терпеть не могу прикасаться к объедкам! Не понимаю, как взрослые это терпят. Они всё время выполняют такие неприятные работы — и ничего, не жалуются.

— А Эрленд не может загрузить машину?

— Эрле сегодня помешивала кашу, — отвечает папа.

Не знаю ничего хуже, чем помешивать кашу. Или почти ничего.

(Р.S. В моём списке самых противных вещей нет пункта «помешивать каши»: я не считаю, что это противно, но это ужасно нудная работа. Если бы я составляла список нудных дел, то помешивание каши поставила бы на первое место.)

К счастью, в эту субботу я избежала такого удовольствия. Каждую субботу в пять часов у нас подают рисовую кашу.

Из твёрдого риса. Значит, в четыре не стоит светиться рядом с кухней. Если мама или папа поставили кашу и заметили кого-то из нас поблизости, тут же попросят её помешивать.

И ты обречена стоять и ворочать ложкой в кастрюле ПЯТЬДЕСЯТ бесконечных долгих минут!

Мама готовит исключительно из «медленного» риса: говорит, из него каша лучше, — и совершенно не признаёт «быстрый» рис, который сразу разваривается. Мама утверждает, что между этими видами риса большая разница. Папа с ней согласен. В чём-то родители бывают ужасно старомодны. А вот у Хелле и «всех этих» готовят из «быстрого» риса. И мне это нравится!

Позднее, в субботу вечером, у нас на ужин бывает пицца, или фондю, или тако. Но сейчас в меню одни макароны…

Потом мы обычно вместе, всей семьёй, смотрим какой-нибудь фильм. Папе всегда хочется смотреть что-нибудь в духе «Однажды на Диком Западе» или «Медведя»[2] — про ковбоев, индейцев, где всякие приключения в прериях, хищники и т. д. Эрленд больше всего любит мультики (она же совсем ещё малявка).

Из всех фильмов, что смотрела я, мне больше всего нравится «Бесконечная история»! Как-то мама взяла для нас этот фильм в одну из суббот. Я два раза прочитала книгу и ещё прослушала аудиоверсию. Книгу написал немецкий писатель Михаэль Энде. Однажды, ещё в восьмидесятые годы, мама тоже прочитала эту книгу и пришла в полный восторг! (А у мамы очень хороший вкус.)

Мы с Хелле влюблены в Атрейо — это тот, на белом коне. Он должен был проехать через первые ворота так, чтобы его при этом не убили смертоносные лучи из глаз сфинксов. Атрейо такой смелый, мужественный! Мы с Хелле иногда ставим фильм на паузу и целуем Атрейо на экране! Он первый и единственный из парней, которых мы когда-либо целовали. (Но про это никто не знает!) Мы это проделываем в воскресенье утром, когда ни родителей, ни Эрленд не бывает дома.

Глупый Стиан

Дорогой дневник!

Сегодня я была у Хелле. Я пошла в туалет, потом заглянула в комнату Стиана и немного за ним пошпионила. Он сидел с пультом, как обычно, страдал фигнёй и, как обычно, слушал эту свою группу. Но тут он меня заметил, и тогда я сказала, что он тупой, и спросила, почему он никогда не приводит домой своих друзей. Наверное, у него их нет, потому что он просто ходячий кошмар! Ещё я сказала, что он совсем не умеет играть на гитаре. Ну серьёзно, не умеет! Я видела, что он сильно разозлился, и спросила — он что, правда разозлился? И обозвала его мямлей. И ещё спросила — может, у него что-то с головой? (Это у меня машинально вышло, само собой.)

Он меня вытолкал из комнаты и с треском захлопнул дверь прямо перед моим носом. Надеюсь, он никому не расскажет.

(Я не стала рассказывать Хелле.)

Итак, теперь, когда наш папа сидит без работы, и мы каждый день питаемся лапшой, и свет во всём доме такой резкий и синий, как будто это не дом, а теплица, и нигде не осталось ни пылинки, и весь наш двор вычищен до невозможности, и папа настаивает на том, чтобы мы с Эрленд сначала делали уроки и только потом гуляли и играли, — при такой жизни стало ясно, что папиного присутствия что-то уж слишком много…

Я спросила: может быть, папа скоро найдёт другую работу? Или хотя бы новое хобби?

— Точно, хобби! — радостно вскричал папа. — Новое хобби — как раз то, что мне нужно. М-м… что же я люблю делать, когда у меня отпуск… О! Рыбу ловить! Я буду рыболовом-любителем на постоянной основе.

Мама оторвалась от своего судоку и заметила, что на дворе зима.

— Ну так что же? Ведь рыбы-то зимой на юг не уплывают.

I'm in love

Дорогой дневник!

Я люблю Арне Свингена.

А + О = любовь

Арне, I LOVE YOU!

Сегодня к нам в класс приходил Арне Свинген. На нём были синие джинсы и чёрная рубашка с длинными рукавами. Он очень высокий и абсолютно лысый. Нет, у него не такая лысина, как у стариков, какая, например, была у Дедушки, когда с боков волосики. У него голова АБСОЛЮТНО без волос. Круто!) Он такой… такой КЛАССНЫЙ! Арне Свинген — писатель. Пишет книги для детей и юношества. Он уже написал больше тридцати книг! В основном он рассказывал про свою трилогию: там один мальчик, Адриан, просыпается однажды утром и видит, что вся его семья бесследно исчезла!

Замечательные, жутко интересные книги! Я возьму завтра в библиотеке. Он, когда рассказывал, часто смотрел прямо на меня. После урока мы с Хелле встретились и стояли в коридоре возле моего класса, а он (то есть Арне Свинген) разговаривал с Каллестадом, а потом вышел, тронул меня за руку и сказал: «Извини, где здесь туалет?» Я показала, где туалет для мальчиков, и сказала: «Вон там».

Тогда Арне Свинген мне улыбнулся и ответил: «Спасибо», и я ему тоже улыбнулась и сказала что-то вроде: «Да», или «Не за что» или ещё что-то…

Хелле была рядом, но он разговаривал СО МНОЙ!

АРНЕ СВИНГЕН тронул меня за руку, и я говорила С НИМ!

Сегодня я не могла делать домашние задания: всё сидела и думала про Арне Свингена. Вместо заданий я сочинила про Арне Свингена секретное стихотворение. Я написала так, чтобы никто не догадался, что это про него. Чтобы только я знала. Стихотворение получилось очень большое. Вот оно:

Ах, сердце моё, не стучи… Ох, АРНЕ!

Фан-блог

Дорогой дневник!

Сегодня я дочитала книгу, которую написал Арне Свинген. Она точь-в-точь как мультсериал. Книжка отличная! Там Даниэль и Том, двое очень близких друзей, влюблены в одну девушку. Просто до смерти влюблены.

А мы с Хелле влюблены в Арне Свингена. Взрослые бывают надутыми и скучными, а он не такой. Он энергичный и даже немного… ну, в общем, такой, раскованный, отвязный немного. Вчера мы с Хелле ходили в библиотеку и взяли ВСЕ его книги, все, которые там были, — даже про Губерта, хотя вообще это для маленьких. Мы откроем блог для Арне Свингена и будем там сообщать обо всех его книгах. Там мы поместим его фотографию и важную информацию — о его любимых блюдах, какой у него любимый цвет и какое любимое число. И его оценки: лучший фильм, лучший сериал, лучшая книгам всё такое… Выясним, какой цвет волос у девушек ему больше всего нравится. (Надеюсь, больше всего ему нравятся каштановые волосы.) Мы напишем ему письмо и спросим обо всём, чего не найдём в Интернете. Но сегодня сделать это не удастся, потому что сейчас Хелле с мамой в городе. Хелле придёт ко мне сразу же, как только вернётся, но этого так до-о-о-лго ждать!!!!!!!

Выскакиваю из дому и смотрю, не пришла ли Хелле. Я забыла, что она сама должна ко мне зайти. Ну, остальное напишу потом.

Нет. Хелле ещё не вернулась. Пойду посмотрю, вдруг Эрленд что-то задумала. Она сидит за компьютером.

— Эрленд, пойдём на террасу, построим снежный фонарь?

— Некогда, — отвечает Эрленд, не оборачиваясь. (Она уставилась в монитор.)

— Ты играешь?

— Не-а.

— И онлайн не играешь?

— Не-а.

— Если ты без спросу влезла в мою игру — убью! — очень строго говорю я.

— Я не играю, — отвечает Эрленд спокойно — так спокойно, что я раздражаюсь.

Такое впечатление, что она заслоняет от меня экран, чтобы мне ничего не было видно. Но почему? Что она от меня прячет?

— Всё-таки, что ты делаешь? — Я пытаюсь посмотреть на экран.

— Создаю блог, — отвечает Эрленд так небрежно, словно это самое обычное дело.

— Да ну? И какой? Ой, НЕ-Е-ЕТ! Прекрати сейчас же, ты должна купить домен!

— Мне мама купила, — говорит Эрленд.

— Пусти посмотреть! Скажи, как называется! Не скажешь — я маму приведу!

Я знаю, о чём говорю: Эрленд может наделать много глупостей — она ведь дурочка, каких мало. Малявка! Она отвечает:

— Блог называется «odalyubitarne.com».

— А…? Откуда ты знаешь?!

— Вот послушай: «Дорогой дневник, Арне Свинген — такой сла-а-авный, такой кла-а-ассный! И он разговаривал со мной! ОДА + АРНЕ = ЛЮБОВЬ! Всем привет. Ода Андреа Стокхейм». Ха-ха! Ну как? Прикольно, да? — Эрленд хихикает.

— А-А-А! Значит, ты читала… НАХАЛКА ТЫ ТАКАЯ! Ну, погоди! Я ЗАДУШУ Паулу! Где она у тебя? — завываю я не своим голосом.

— А-А-А! Не трогай! — завывает в ответ Эрленд. — Не тронь Паулочку — Водяную уточку! Ма-а-ма-а-а!

Я взлетаю по лестнице. Эрленд гонится за мной по пятам. Бедняжка Паула сидит себе тихо-мирно на подушке у Эрленд и ни сном ни духом…

Паула — водяная утка по фамилии Кряк

Уточку Паулу, свою «домашнюю зверушку», Эрленд получила, как только появилась на свет. Эрленд всюду таскала её за собой. Но сейчас она для такого уже слишком большая (она — это Эрленд, а не утка), так что теперь Паула в основном сидит целыми днями на постели Эрленд и ждёт, когда хозяйка придёт поговорить.

Если нажать Пауле на левую лапку и что-нибудь сказать, а потом нажать на правую, то она повторит твои слова — поэтому Паула не очень надёжный хранитель секретов. Внутри у неё магнитофончик и батарейки. Вообще, Паула оснащена как следует: на ней надет дождевик в горошек, отчего она напоминает божью коровку, а на голове — штормовая шапочка. За спиной у Паулы синий рюкзачок, а в нём — крошечные книжки, карандашики, ластик и баночки с тушью.

А ещё у нее есть шарф, носки и шерстяной полосатый джемпер маминого производства, ну и пелёнки (она раньше ими пользовалась) и много чего другого.

Кстати, притом, что Паула — «домашнее животное», у неё у самой есть домашняя зверушка — крошечная жёлтая собачка по кличке Коре. У Коре одно ухо зелёное, а другое — розовое.

Эрленд просто звереет, когда я обижаю Коре или Паулу. Поэтому обижаю я их довольно часто: например, рисую про них комиксы, будто они поругались и Коре ушёл своей дорогой, а Паула осталась одна-одинёшенька. Ещё рисую Паулу без батареек.

Письмо фаната

Print message

Тема: Привет от читателя и почитателя.:-)

От кого: Ода Андреа Стокхейм (oda.stokkheim@gmail.com)

Отправлено: суббота, 23 января, 10:02

Кому: pisatel@online.no

Дорогой Арне Свинген!

Мы с моей подругой Хелле считаем Вас потрясающим писателем! Мы прочтём все Ваши книги (в том числе и про Губерта). Только что прочитали книгу «Дни, которые я забыл» — потрясающе! Очень хорошо, что эта книга похожа на комикс.

Вот некоторые наши вопросы:

1. Ваш любимый фильм

2. Любимая книга

3. Какую книгу Вы больше всего любили в детстве

4. Любимый цвет

5. Какой цвет волос Вам больше нравится

6. Сколько Вам лет

7. Когда Вы напишете следующую книгу

8. Сколько всего книг Вы написали

9. Когда написали самую-самую первую книгу

10. Сколько лет Вам было тогда

11. Когда Вы поняли, что станете писателем

12. Хотелось ли Вам раньше стать кем-нибудь другим

13. Нравится ли писать для детей

14. Думаете ли Вы иногда, что это скучно (детские книги), потому что Вы ведь не ребёнок

15. То, о чём Вы пишете, происходило с Вами или всё придумано

16. Играете ли Вы на чём-нибудь (мой сосед учится играть на гитаре)

17. Что, по-вашему, лучше — гитара или барабан

18. В каком месте Норвегии Вы живёте

19. Какую еду любите больше всего

20. Что больше всего любите из сладкого

21. Кто Вам ближе, кошки или собаки, а может, золотые рыбки? (У меня золотая рыбка по имени Эстейн)

22. Какие волосы Вам больше нравятся, длинные или короткие

23. …прямые или кудрявые

24. Глаза — карие, зелёные, голубые или серо-голубые (нам просто интересно)

25. Заходите ли Вы на сайт SVK[3]

26. Нравится ли Вам SVK

Надеемся получить ответ.:-)

P.S.: Вы приходили к нам в школу на «встречу с писателем». Этот урок норвежского был у нас самым классным за все времена!!!

01.23 at 10:02 AM

Сплетни и слухи

— Кстати, как дела у твоего отца? — спрашивает Хелле.

Отослав мейл Арне Свингену, мы сидим в моей комнате и рисуем. Я просто извелась от ожидания — что, если он ответит?! И когда? И как? (А что, если НЕ ответит?) Не могу думать ни о чём другом. Милый Боженька, пусть Арне Свингену больше всего нравятся золотые рыбки, каштановые прямые полудлинные волосы и серо-голубые глаза!

— Он уже нашёл себе новую работу? — продолжает Хелле.

— А?! Кто, Арне Свинген? — переспрашиваю я, не понимая, о чём речь. (Ведь у Арне Свингена есть работа — он писатель!)

— Да папа твой! — закатывая глаза, говорит Хелле.

— А, понятно. Нет, не нашёл. Но у него появилось много новых хобби. Сейчас, например, он решил обеспечивать нас к обеду рыбой. Удить рыбу с набережной. Притом в январе, понимаешь ли. Лучше скажи, что ты думаешь про Анникен из моего класса? — спрашиваю я.

— Да что я могу думать? Я её плохо знаю.

— Она не такая уж крутая, чтобы командовать всё время и во всём.

— Да? — говорит Хелле.

— Да, — отвечаю я. — И она всегда подлизывается к Иселин, старается быть на неё похожей и делает всё в точности как Иселин, и всё такое.

— Правда? Она такая? — спрашивает Хелле.

— Ну да, Анникен вообще-то дура. Она мне не очень нравится. А тебе?

— Не знаю… Да нет, мне она вроде тоже не нравится, — говорит Хелле.

— Вот именно, и мне тоже.

— Но всё-таки — что твой папа? — спрашивает Хелле.

— А что папа?

— Он будет работать на новом месте?

— Не знаю, — говорю я. — Надеюсь, что будет. Знаешь, когда он всё время рядом, это как-то… не очень удобно.

Тут неожиданно приходит Эрленд:

— Можно я буду с вами рисовать? — и улыбается нам.

— Нет! Выйди из комнаты! — говорю я. Но она стоит в дверях и продолжает улыбаться. Кажется, она думает, что мы её примем. Нет, ни за что!

— Ты что, глухая? — спрашиваю я. — Выйди из моей комнаты, я сказала! ВЫЙ-ДИ-ИЗ-КОМ-НА-ТЫ! ВЫЙДИ ИЗ КОМНАТЫ! — кричу я что есть силы, выпихиваю Эрленд и с грохотом захлопываю дверь. (Хелле всё это время тихо сидит у пульта и наблюдает — рисовать она перестала.)

Мы слышим, как Эрленд ноет за дверью, она идёт к лестнице, готовится жаловаться папе. Ябеда. Она всегда нам всё портит.

Мы с Хелле какое-то время прислушиваемся — но нет, на этот раз никто к нам не поднимается. Мы продолжаем рисовать.

— Скорей бы наступила весна, покачались бы на «тарзанке», — говорит Хелле.

— Ещё бы, конечно, — отвечаю я. — Жалко, что до весны так далеко. Весной можно придумать много всякого-разного — гораздо больше, чем сейчас.

— Смотри! — говорит Хелле и показывает на окно. — Грузовик! Вещи привёз!

Новички

В Зелёный дом въехали новые жильцы!

Зелёный дом

В Зелёном доме четыре квартиры и все время кто-то въезжает и кто-то выезжает. Жильцы там бывают разные: симпатичные и не очень, чудаки и скандалисты, бывают и никакие ручные Иногда мы их совсем не видим. Бывают мрачные а то и злые, а некоторые терпеть не могут детей… (Интересно, что за люди въехали на этот раз? А что, если они ненавидят детей?!)

На первом этаже в квартире слева поселились мужчина и женщина. Кажется, они немного моложе, чем мои мама и папа. Весь вчерашний день мы с Хелле сидели на Платформе в нашем Леске и шпионили за ними. Платформа — идеальное место для того, чтобы шпионить за Зелёным домом! Особенно с биноклем. Можно даже увидеть, что новички смотрят по телевизору. Если, конечно, ящик они поставят там, где стоял телевизор Улевика. Видно и то, что у них на обед. А ты лежишь себе среди деревьев, в темноте и безопасности.

Новые жильцы Зелёного дома по возрасту вроде молодые, но в то же время и взрослые. Одеты они, как молодёжь одевалась в 80-е годы, но лица у обоих взрослые.

У них есть собака! Она белая и непрерывно лает. С виду злющая и страшная! (Хелле тоже так считает, а уж она знает, о чём говорит, — у неё у самой собаки.) Они посадили своего пса перед домом на поводок, и теперь нам нельзя даже на качелях покачаться — поводок такой длиннющий, что собака вполне может до нас достать…

(P.S.: Арне Свинген ещё не ответил на наш мейл…)

Ответ!

Дорогой дневник!

Я получила электронное письмо от АРНЕ СВИНГЕНА!!!!!!!!!!! Просто в голове не укладывается! Он написал лично МНЕ!!! (Но и Хелле передал привет.) Ему понравились мои вопросы!!!!!!!!! Класс! Но он настолько занят написанием книг, что ему некогда отвечать на такое большое количество вопросов… Но мы с Хелле можем найти ответы на его сайте!!!

Print message

Re: Привет от читателя и почитателя.:-)

От: Арне Свинген (pisatel@online.no)

Отправлено: Воскресенье, 24 Янв, 9:48

Кому: Ода Стокхейм (oda.stokkheim@gmail.com)

Привет, Ода!

Спасибо за такое милое письмо. Я рад, что вам нравятся мои книги. Сейчас я работаю над книгой, которая должна выйти из печати в начале весны (очень занят. Вынужден работать и сегодня, хотя день сегодня выходной). Поэтому не могу ответить на все твои вопросы (их очень много, и они замечательные), но кое-что ты найдёшь на моём сайте. Желаю тебе всего хорошего. Передай привет Хелле.

С уважением,

Арне

Рисунок

Хелле влезает на Платформу. Будем шпионить за новыми соседями. Я уже на месте, и я кое-что нашла!

— СМОТРИ! — говорю я и протягиваю Хелле листок бумаги. — Колдовство! Мистический рисунок!

На рисунке МЫ с Хелле! Я нашла его, когда полезла в ящик за биноклем.

— Как он здесь очутился? — Хелле разглядывает рисунок.

— Наверняка подбросили новые соседи, — отвечаю я.

— И что это всё значит?

— Не знаю, — говорю я. — Какой-то знак или ещё что-то. Они дают понять, что знают, чем мы занимаемся. Может, это угроза… Точно — угроза!

— Да, нам угрожают! — говорит Хелле. — Мошенники очень не любят шпионов. Уф-ф, какая подлость!

— Ужасная подлость! Отвратный рисунок! — соглашаюсь я (хотя, как ни странно, в самой глубине души опасный рисунок мне нравится!). — Но мы не позволим запугать себя ТАК легко! Нужно за ними проследить и вывести на чистую воду! Всё-о-о про них узнать!

— Точно! — говорит Хелле. — Мы должны знать наших врагов.

Детоненавистники

— Они ненавидят детей, — говорю я. — По лицу видно.

— Точно, — отвечает Хелле и протягивает мне бинокль.

Лёжа на Платформе, мы наблюдаем за тем, как новые соседи упираются изо всех сил, пытаясь протиснуть диван через наружную дверь. Им нужна помощь, но никого поблизости нет. Их жуткий пёс стоит на привязи и лает не переставая.

Мы начинаем расследование: заводим новое дело и кладём его в тайник, устроенный у нас на Платформе. Объекту наблюдения мы присваиваем кодовое имя — «Маргиналы».

Маргиналы

Мы с Хелле, как всегда, едем домой из школы на автобусе. С утра мы прихватили с собой ледянки и спрятали их позади ящика с песком (этим песком посыпают нашу улицу, когда зимой бывает скользко). Песочный ящик стоит на самом верху нашего холма Крокклейва, прямо у шоссе. Нам больше всего нравится, когда на дороге нет никакого песка — тогда лучше катишься! Обычно мы скатываемся по краю, а не по самому центру дороги. Родители жутко ругаются, когда мы ездим посередине, «потому что это опасно». Но тут у нас машин почти нет, и до сих пор всё было нормально.

Мы вылезаем из автобуса, бежим к ящику и вытаскиваем ледянки. Вешаем рюкзаки спереди на живот и — вперёд! Мы вопим и завываем в два голоса и на полной скорости дикими зигзагами несёмся вниз с холма… Вот просвистели мимо дома Хелле — и дальше, дальше!.. Хелле идёт ко мне домой. Мы собираемся вместе делать уроки.

В конце спуска мы встаём и идём к моему дому. Всё тихо и спокойно, мы не подозреваем об опасности. И вдруг открывается дверь Зелёного дома и появляются маргинал и маргинальша со своей собакой! Мы должны пройти МИМО НИХ к моему дому!

Я беру Хелле за руку, она придвигается ближе ко мне.

Мы обходим их так далеко, как только позволяет ширина дороги, и стараемся не показывать виду, что боимся и всё такое.

Мы смотрим на них, а они глазеют на нас! Собака так ужасно и злобно лает, что мы трясёмся от страха.

— Кошмар какой! — шепчу я.

Маргиналы и маргинальская собака поднимаются вверх по холму.

— Похоже, они идут в Большой лес, — шепчет Хелле.

Мы стараемся двигаться совершенно спокойно, делаем вид, что всё в порядке, — нельзя же рвануть отсюда при них, прямо сейчас! Они тогда подумают, что мы какие-то зайцы трусливые. НАКОНЕЦ мы добираемся до террасы! В два прыжка взлетаем по лестнице и повисаем на перилах. Уф-ф! Мы хохочем и подвываем — ура! Спасены!

— Ты видела, как они на нас таращились? — спрашивает Хелле. — Как думаешь, они знают, что мы обнаружили рисунок-угрозу?

— Думаю, да, — отвечаю я. — Какие всё-таки подлые! Надеюсь, что они там заблудятся, в Большом лесу.

— А я надеюсь, что они не испортят Камень! Это НАШ камень, — говорит Хелле. — Да и вообще как-то не хочется столкнуться с ними в лесу, да ещё один на один!

Ожидание

В следующие несколько дней мама Хелле выгуливает собак сама. Иногда, очень редко, она отправляет с ними Стиана. (Тот в основном торчит у себя в комнате и всё время корпит над учебниками или ещё над чем-то, уж не знаю.)

Из-за этих маргиналов и их рисунка-угрозы мы теперь всё больше сидим дома. Ждём, что ещё они предпримут, может, ещё как-нибудь будут нам угрожать. (А светиться снаружи и облегчать им задачу тоже неохота!) Рисунок мы изучили вдоль и поперёк. Странно, но нарисовано вполне себе ничего. (Нам, кстати, не нравится, что рисунок нам так нравится. Маргиналы — они ведь наши враги!)

В общем, сидим дома и выискиваем, чем бы заняться.

В голову ничего не приходит. Так, лезет всякая ерунда.

Дорогой дневник!

Поскольку мы торчим дома, у нас масса времени, чтобы, например, найти ответы на наши вопросы к Арне Свингену. В электронном письме он ответил на вопрос о следующей книге: он сейчас её пишет, она выйдет весной. (Надеемся, что она будет интересной!) Мы ДОСКОНАЛЬНО изучили его сайт.

Вот что мы накатали:

♥ Арне Свингену больше 40 лет (как маме Хелле).

♥ Он написал больше 30 книг (мы это уже знаем).

♥ Начал сочинять в 1997 году, две первых книги вышли в 1999-м.

♥ Значит, он начал писать в возрасте старше 30 лет (я начала сочинять в более раннем возрасте!).

♥ Похоже, до того как стать писателем, он хотел стать русским!

♥ Почти всё, о чём Арне пишет, он придумывает.

♥ Он живёт в Осло.

♥ Арне Свинген играет на гитаре. (P.S. Он-то уж точно играет в сто раз лучше, чем Стиан!)

Вот те вопросы, на которые мы не нашли ответов на его сайте:

любимый фильм, любимая книга, любимая книга в детстве, любимый цвет, любимый цвет волос. И ещё — когда он понял, что хочет стать писателем; нравится ли ему писать для детей или это скучно, потому что сам-то он взрослый; что, по его мнению, лучше — гитара или барабан; что из еды ему нравится больше всего и что — из сладкого; кто ему ближе, собаки или кошки; насчёт длинных и коротких волос, и насчёт прямых и кудрявых тоже; любимый цвет глаз (может, серо-голубые?), читает ли SVK и нравится ли ему SVK.

(Мы считаем, что Арне Свингену следовало бы дополнить свой сайт — там очень многого не хватает.)

Хелле говорит, что Стиан в последнее время ведёт себя особенно странно. Расхаживает туда-сюда и мурлычет эти свои «дум-дум-песенки»: раньше за ним такого не водилось. Никогда. А теперь он закрывает дверь в свою комнату и звереет, когда Хелле спрашивает, что он там делает. Дошло до того, что он прячет от Хелле свои книги! (Спрашивается, зачем? Разве что Стиан тайно ведёт дневник, как я?)

И на гитаре своей играет! Не понимаю, как это мама Хелле тратит деньги на его занятия гитарой: предмет, который он там изучает, называется «НИ О ЧЁМ»!

Всю неделю, не пропустив ни одного дня, мы с Хелле пробирались на Платформу и проверяли деревянный ящик — нет ли новых угрожающих рисунков от маргиналов. Но от них ничего не было (пока что).

Ни Стиану, ни маме Хелле, когда они гуляли с собаками по Большому лесу, эта пара не встречалась.

Шпионим

Дорогой дневник!

После уроков всё свободное время мы ведём расследование. Мы очень хорошие шпионы и узнали массу всего про маргиналов!

Вот что мы выяснили:

1. Их собаку (этого пса-убийцу) зовут Дизель.

2. Дизель подолгу находится на улице, на привязи, и лает ВСЁ ВРЕМЯ.

3. Мы боимся, что, если Дизель до нас доберётся, он нас попросту съест.

4. Маргиналы подолгу смотрят телевизор. (Шпионить за людьми, которые часами смотрят ТВ, очень скучно.)

5. Маргинальша несколько раз ела масло прямо из маслёнки!

6. Они едят десерты и сладости в СЕРЕДИНЕ НЕДЕЛИ! (Или, точнее, ест маргинальша.)

7. Мы радуемся, что, когда нам будет по 18 лет, мы тоже сможем есть сладкое в середине недели (а не только по субботам).

8. Маргиналы никогда не спускаются к Станции — значит, они работают не там.

9. Маргиналы не спят. Видимо, они рисуют рисунки-угрозы по ночам. Потому что мы ни разу не видели, чтобы они рисовали днём (разве что они рисуют, когда мы в школе).

Выводы из расследования:

Маргиналы — скучные и одновременно непонятные люди, рабы телеэкрана, питаются маслом и разными сладостями. Ненавидят детей. Держат злую сторожевую собаку. Нам нужно их остерегаться, потому что они уже подали нам знак. Возможно, они ВАМПИРЫ, потому что никогда не спят. Мы живём в зоне риска. Завтра обстреляем Зелёный дом снежками. Мы должны…

— Ода! Ты делаешь уроки? — кричит мама, стоя на нижней ступеньке лестницы.

Дорогой дневник!

Это мама меня окликнула. Шпионский отчёт допишу потом. Сейчас я должна делать математику. Что за…! Ненавижу… Нет, со словом «ненавижу» нужно быть осторожнее — это очень плохое слово. Вместо этого можно сказать «очень не люблю». Я очень не люблю делать уроки. Математику особенно. С математикой у меня не так чтобы очень хорошо. (Сак правило, неважно. Я бы с ней лучше справлялась, если бы у меня всё получалось. Норвежский намного интереснее. И уроки лепки тоже. Мамины математические гены мне не передались. Интересно, от кого мне передались гены письма и рисования, потому что…

— Ода! Ты закончила делать уроки? Скоро обед! — опять кричит мама.

— Да-а-а, закончила-а! — кричу я в ответ и беру учебник по математике…

Ой, извините!

Мама работает в городе. Она бухгалтер. Поэтому у неё очень хорошо с математикой. И мама любит решать судоку! Она решает абсолютно всё. На Рождество мама получила от меня (и от Эрленд) толстенную книжку под названием «1001 головоломка судоку, которую нужно решить до своей смерти». Смешное название, ведь до маминой смерти о-о-чень далеко, а этих судоку не хватит даже до летних каникул! Мама уже решила огромное количество головоломок из этой книги.

У мамы есть такая особенность — она вздрагивает буквально от ВСЕГО, но никогда не ругается. «Ёлки-палки! Простите за выражение!» — вскрикивает мама, подскочив до потолка по очередному поводу (то есть по какому угодно поводу). Из-за этих восклицаний и извинений мы часто дразним маму, потому что тут абсолютно не за что извиняться! «Ёлки-палки» — тут нет ничего особенного. Маме Хелле смешно, что моя мама от всего вздрагивает и подскакивает, и поэтому она то и дело в шутку пугает мою маму и потом от души смеётся.

Вот некоторые вещи, которые пугают маму:

1. Когда к ней подбегает собака, чтобы поздороваться (и так каждый раз).

2. Когда из тостера выскакивает хлеб.

3. Когда выключается кнопка электрочайника.

4. Когда попкорн лопается и выстреливает при жарке, хотя мама сама поставила его на плиту!

5. Когда кто-нибудь захлопывает книгу.

6. Когда кто-нибудь неожиданно входит в дом, а мама не знала, что к нам должны прийти.

Папа говорит, что в Новый год гораздо интереснее смотреть на маму, чем на самые красивые фейерверки. По-моему, мне передалось намного больше папиных генов, чем маминых. Мы с папой не трясёмся по любому поводу, и мы не такие кокетливые, как мама, — она ведь делает макияж, даже когда идёт в магазин за молоком! И я, и папа способны на многое и много чего умеем. Почти всё, можно сказать. Кроме как решать судоку. Но это не считается.

Предупреждение

Поскольку сейчас папа на работу не ходит и у него масса свободного времени, он берётся за мамины судоку. Но он справляется с ними хуже, чем мама, злится и захлопывает книгу.

— Ёлки-палки! Простите за выражение! — извиняется мама, сильно вздрогнув на своём диване.

— Кто-нибудь хочет со мной на набережную, удить рыбу? — спрашивает папа.

— Сейчас? — спрашивает мама и смотрит в окно. (Там густо падает снег.)

— Я хочу! Я хочу! — кричит Эрленд и прыгает по комнате.

— Отлично, Эрле! Одевайся! Надевай спасательный жилет — и вперёд. А ты, Ода? — одеваясь, спрашивает папа уже из коридора.

— У меня времени нет, — отвечаю я. — Мы с Хелле должны продавать лотерейные билеты: у нас в школе собирают деньги на разные нужды. Купишь билетик?

Папа покупает четыре билета и говорит, улыбаясь:

— На всех четверых. Вдруг кто-нибудь из нас выиграет миллион! Это было бы кстати, особенно сейчас, когда я без работы.

Папа мне подмигивает. Надевает свою рыбацкую шапку.

Да и шапка-то у него не настоящая рыбацкая: это мамина старая шляпка, модель «горшок». Стильно… Ни за что в жизни я бы не хотела, чтобы меня кто-нибудь увидел рядом с папой, когда на нём эта шляпка!

— Да не подмигивай ты мне всё время! Сил никаких нет! — говорю я. (Кстати, — чтобы уж совсем закрыть эту тему — ни один из нас с этими билетами миллионером не стал.)

— Какая прелесть! — замечает мама. — Значит, на завтра к воскресному обеду у нас будет лосось! Как думаешь, сколько штук вы поймаете?

Мама улыбается папе. Не понимаю, почему они должны без конца улыбаться друг другу?!

— А сколько нужно, мадам? — спрашивает папа, подыгрывая маме.

— Ну, скажем, три-четыре таких, средненьких, — заказывает мама.

— Сделаем, — обещает папа. — Мы с Эрле обеспечим вас лососем.

Уже на выходе папа добавляет, обращаясь ко мне:

— Не советую предлагать лотерейные билеты в Зелёном доме.

При этом мама и папа обмениваются быстрыми взглядами — я это заметила.

— Почему? — спрашиваю я, но папа не слышит.

— Удачи вам с билетами! — кричит он напоследок и отправляется на набережную в компании Эрленд в оранжевом жилете, который мотается и лупит её по ногам, как будто вокруг неё скачет резвый щенок.

— Удачи! — кричит им вслед мама.

— Почему нам не стоит продавать билеты в Зелёном доме? — спрашиваю я у мамы.

— Потому что вокруг полно других домов, где люди будут рады вашему приходу, — говорит мама. — Я имею в виду — те люди, которые не чувствуют на себе наблюдения двадцать четыре часа в сутки.

— Э-э-э… А что, за Зелёным домом наблюдают? — спрашиваю я.

— Знаешь что, Ода… — мама смотрит на меня долгим-долгим взглядом. Тоненькая иголочка слегка колет меня куда-то в сердце. Я решаю закрыть тему. (Как это типично для взрослых — не отвечая на вопрос, дать понять, что разговор окончен!)

— Ну что ж, давай, моя девочка, заглянем с тобой в магазин и купим лосося, пока они там не закрылись, — предлагает мама. — А уж сотрудники на рыбной Станции сегодня точно рыбы не досчитаются. (Намёк на папину «удачу» в рыбной ловле.)

Отлично! Я хочу с мамой в магазин!

Сегодня суббота, и если я буду рядом, то сама выберу что-нибудь из сладкого к «детской телесубботе».

(Это когда мы смотрим по субботам детское ТВ и едим вкуснятину.)

Поедем за покупками, когда мы с Хелле управимся с билетами.

Мы с Хелле встречаемся на Платформе, У нас с собой билеты и пластиковые пакеты для денег. (Сегодня новых страшных рисунков тоже не поступало.) Я передала Хелле, что сказал папа перед рыбалкой про Зелёный дом и что потом сказала мама.

— «Не ходите в Зелёный дом!» — повторила Хелле. — Почему он так сказал?

Мы смотрим на Зелёный дом и дрожим от страха. Папа знает о чём-то, что нам неизвестно? Почему ему важно, чтобы мы туда не ходили? Неужели соседи на самом деле детоненавистники? И потом ещё мама сказала про, наблюдение. Значит, они под наблюдением! Может, они переехали сюда, потому что бежали в другой город после преступления? Даже мама и папа их опасаются.

Значит, они действительно опасные и злые.

Хелле вздрагивает, и я вслед за ней. Она тычет варежкой в сторону Зелёного дома. Дверь жилища злодеев открывается, по лестнице спускается маргинал. Мы сидим на Платформе, затаив дыхание, тихо, как мыши. Ему нас не видно — мы находимся выше по склону. Он сажает собаку на привязь и скрывается в доме. Ещё какое-то время мы сидим тихо и наблюдаем за жуткой собакой. Затем сползаем с Платформы, как можно тише, но пёс всё равно нас услышал! Он разражается лаем и рвётся в нашу сторону! Мы с воплями бежим что есть силы через Лесок, потом по дороге — прямо к дому Хелле. Дизель до нас не достаёт! Цепь дёргает его назад. К счастью для нас.

Мама Хелле тоже покупает у нас несколько лотерейных билетов. Затем мы обходим дальние дома — те, что находятся ближе к паромному причалу. Там живут замечательные добрые люди, они всегда покупают билеты.

Rigor mortis

трупное окоченение, лат

Дорогой дневник!

Папа и Эрленд не поймали с набережной ни одной рыбы.

Но ничего страшного: к их приходу мы с мамой успели сходить в магазин и купить лосося.

В магазине я долго стояла у рыбного прилавка и изучала неживых рыб. Честно говоря, мне было не по себе — жутковато думать о том, что вот они тут лежат… Мёртвые животные лежат навалом, абсолютно целые… Всё у них на месте: глаза, рот, плавники — вообще всё!.. (Да, я знаю, эти рыбы называются «угри».) А вообще-то… Рыбы — это животные или нет? Может быть, они — морские звери? Подумать только, что вот так на мясном прилавке могли бы лежать мороженые коровы и овцы! G рогами, и со шкурой, и с мехом! Это был бы кошмар!.. От этих рыб ужасно резкий запах. Наверное, их не успели заморозить до того, как они окоченели.

Когда умирают люди, с ними происходит то же самое, что и с животными, — наступает трупное окоченение. Через какое-то время, после того как кто-нибудь умирает, его тело становится всё тверже и тверже. Так, как будто тебя чем-то изнутри набили и сделали чучело. Поэтому для старого, очень старого человека хорошо, когда он умирает во сне, лёжа в постели. Тогда он застывает так, как положено, и очень хорошо подходит для гроба.

Со мной, вздумай я умереть ночью во сне, дело обстояло бы хуже. Я сплю очень беспокойно. Просыпаясь, я часто вижу, что лежу поперёк кровати или моя голова вообще оказывается там, где должны быть ноги. Или я лежу, свернувшись в клубок, а одеяло на полу. А если я умру вечером, как только засну, и мама с папой найдут меня только утром?! (С тому времени трупное окоченение полностью завершится! Родителям будет очень трудно положить меня в гроб. Придётся мастерить для моей позы СПЕЦИАЛЬНЫЙ гроб — например, круглый, с большой круглой шёлковой подушкой. Туда они и положат клубок по имени Ода Андреа. (А облачить меня придётся в мамину розовую ночную сорочку.)

Что касается мёртвых рыб, их нужно чистить сразу после улова. Хорошие куски филе кладутся в морозильник, а все эти вонючие внутренности и желчь удаляются. Необходимо следить за тем, чтобы желчь при разделке не попала на филе. Когда чистишь рыбу, внутри разливается зелёная ядовитая жижа. Есть такую рыбу ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ (во всяком случае, очень вредно)!!! Несмотря на всё это, я люблю рыбу, особенно красную.

Странно, что рыба, при своём ужасном запахе и всех этих внутренностях, всё-таки очень вкусная! И ещё странно то, что о рыбе не думаешь, что она — живой зверь и у неё есть чувства. Убиваешь, чистишь, и ничего!

Завтра у нас на обед запечённый лосось. И соус папиного производства, и салат из огурцов, и отварной картофель.

Мы с Эрленд делаем высокие рыбные тортики — укладываем на тарелку слоями:

• огуречные кружочки

• папин соус

• красную рыбу

• огуречные кружочки

• картофельное пюре

• рыбу

• соус

• картошечку

• огурчики — и так далее, тортик такой высоты, как только возможно, но только чтобы не упал. В точности как высоченное слоёное пирожное.

На чужом пороге

Воскресенье. Утро. Я сижу в своей комнате, рисую и записываю в дневник свои секреты. Звонят в дверь. Но я не обращаю внимания и не бегу открывать: я знаю, что это не Хелле. Сейчас её нет дома.

— Я открою! — кричит Эрленд и скатывается вниз по лестнице. Через две минуты она просовывает голову в мою комнату:

— У нас есть мука?

Я отрываюсь от дневника.

— А что такое?

— Один дяденька просит одолжить муки.

— Кто? Маргинал? — спрашиваю я.

— Чего?.. — удивляется Эрленд. И тут до меня доходит — ведь мы дома ОДНИ!

— Маргинал, — повторяю я, — сосед. Это он? Волосы каштановые? Вид угрожающий?

— Не знаю я, — беззаботно отвечает сестра. — Немного тощий… а так нормальный…

— Волосы какие? Каштановые? Этот, новый, из Зелёного дома? — допытываюсь я.

— Мука у нас есть или нет? — У сестры лопнуло терпение. Я вопросительно смотрю на неё, она тупо смотрит на меня.

— Ой, ну поищи сама! Ты смотрела? — говорю я раздражённо.

— Где?

— В угловом шкафу. Пошли, я с тобой.

В угловом шкафу, где и всегда, лежит упаковка муки. Эрленд берёт её и выходит на крыльцо. Я на кухне, подглядываю в окно из-за занавески.

Это ОН! Маргинал! Стоит на нашей лестнице!

Берёт из рук Эрленд пакет с мукой, коротко кивает, уходит. Спрыгнув со скамейки, я бегу к сестре в коридор.

— Побежали! Проследим за ним! — говорю я и натягиваю куртку-шапку-варежки.

Мы крадёмся вокруг дома, потом — в Лесок, чтобы маргиналу с улицы нас не было видно.

— Почему ты называешь его «маргинал»? Его зовут Андреас, — говорит Эрленд.

— Тихо! Говори тише. Это его кличка. Смотри, он идёт к Хелле! — шепчу я.

— Может, он хочет попросить ещё муки? — шепчет Эрленд. — Может, нашей ему мало. А он хочет сделать мучную бомбу!

— Хелле и «всех этих» нет дома. Надеюсь, он не станет к ним ломиться. Что же делать?… Мучную бомбу делают не из муки, а из пекарского порошка! Нет, это ерунда.

Эрленд настырно твердит своё:

— Нет, муку насыпают в киндер-сюрприз, только в большой, опускают в воду, а потом нужно всё потрясти и бросить, и вот тогда…

— Сказано тебе — не мука, а порошо-о-ок! Ох, ну какая же ты БЕСТОЛОЧЬ!

Тут мы падаем ничком и растягиваемся на снегу между деревьями. Лежим долго, стараясь сдерживать дыхание.

— Он нас видел? — немного погодя шепчет Эрленд.

— Не знаю.

— Как по-твоему, он может прийти сюда и сцапать нас? (Похоже, она боится.)

— Не знаю я. Возможно…

— Хорошо, что мы вместе, — шепчет сестра.

— Да, — говорю я.

После мини катастрофы

В то утро мы долго лежали в снегу. До самого прихода родителей. Но маргинал не приходил, на нас не нападал. К счастью, Хелле не было дома, и она тоже избежала опасности. После визита к нам и неудачного визита к Хелле маргинал пошёл дальше по Крокклейва и пропал за углом. В тот день мы с Эрленд больше его не видели. Не видели мы также ни маргинальши, ни Дизеля.

Вечером я позвонила Хелле и рассказала о том, что произошло — что Эрленд общалась с маргиналом наедине и дала ему пакет с мукой. Мы с Хелле обсудили, не принять ли Эрленд в наш шпионский клуб на правах посетителя.

По крайней мере, она сможет приходить время от времени — один раз в две недели. О деталях решили поговорить попозже, потому что Хелле нужно было идти спать.

— Не передавай привет твоему брату! — успела я сказать, прежде чем она положила трубку.

Дорогой дневник!

Уже так поздно, а я не могу заснуть. Эрленд то и дело просыпается и зовёт маму с папой. Ей опять снятся ведьмы и волки. Это её главные страхи. Всё из-за её «любимых» персонажей — Тётушки Яги и чучела Волка. Мои кошмары намного страшнее, чем у Эрленд: мне снятся мрачные подвалы и ужасные призраки… Нет, не хочу думать про это СЕЙЧАС!!!!!

Пытаюсь думать про хорошее, про солнце и летние каникулы, и как мы купаемся, и всё такое, но вместо этого всё сначала — в голову лезут всякие ужасы…

Мы — мучители

За завтраком мы с Эрленд продолжили обсуждать этого Андреаса (то есть маргинала) и эпизод с мукой. Но мама с папой только над нами смеялись и закатывали глаза, переглядываясь друг с другом. (Знали бы они, в чём дело!)

— Ну да, соседи собрались делать домашнюю лапшу, только и всего, — предположил папа. (Ой, нет! Он снова вспомнил про эту лапшу! Теперь будем есть её до самых зимних каникул…)

— Всё, девочки, прекращайте мучить новых соседей, — сказала мама.

Иногда взрослые не понимают некоторых вещей. Мы не мучаем маргиналов — это они мучают нас! Мама и папа в точности повторили те не слишком мудрые слова, что говорили при Улевике, когда в Зелёном доме жил он. Но мы ведь и его не мучили!

Один плюс два равно…

Дорогой дневник!

Сегодня в школьном автобусе мы с Хелле были самыми крутыми следователями по уголовным делам! К нам заходил и взял муку маргинал! Пока мы ехали в автобусе, Карианна из третьего класса рассказала, что них был какой-то дядька и взял взаймы молоко! А Ханс Отто из класса «Б» сообщил, что дядька тоже у них был и взял яйца!

Тогда я сложила 1+2, нашу муку, чужое молоко и яйца, и мы поняли: маргиналы собирались печь БЛИНЫ!

Пассажиры нашего автобуса заключили, что мы очень хорошие следователи. Мы им поведали об угрожающем рисунке и о наблюдении, и они испугались до смерти! Даже больше, чем мы. Они сказали, что мы смелые и отважные, потому что рискуем жить по соседству с типами, которые нам угрожают, да ещё находятся под наблюдением…

Рисунок-угроза номер 2

Мы нашли на Платформе ещё один рисунок!

На нём нарисованы мы с Хелле, как мы шпионим за маргиналами. Из рисунка абсолютно ясно, чем мы занимаемся, — у нас бинокль и всё такое! Значит, маргиналы знают, кто мы, и знают о нашем шпионстве! Они тоже шпионят за нами! Как это мы не заметили, что они нас видят?

Мы с Хелле сидим под пледом у неё дома и проводим экстренное совещание. Сегодня Эрленд допущена в шпионский клуб. Она стоит на стрёме, вплотную к двери Хелле.

Мы ещё выше подняли уровень нашей безопасности — и больше ничего предпринять нельзя.

Эти маргиналы — что они задумали с нами сделать? Для чего подбрасывают рисунки? Что они пытаются этим сказать? Нам даже думать об этом не хочется. Страшно.

«Медведи»

Мы с Хелле снова ходим с собаками в Большой лес. Мы немного успокоились после того, как обнаружили второй рисунок, — ведь маргиналы нам ничего не сделали. Мы их почти не видим. А когда с нами собаки, мы чувствуем себя в безопасности. Собаки у Хелле большие, как медведи. Это ньюфаундленды. Шерсть у них чёрная, необыкновенно густая и длинная, и её вообще очень много. (К тому же у нас три здоровенных пса, а у маргиналов — один Дизель.)

Большой лес

Выше шоссейной дороги начинается Большой лес, где мы гуляем с собаками. Там на тропинке лежит Камень троллей. Полагается до него дотронуться так, чтобы он покачнулся. Тем самым мы сообщаем всем лесным гномам и троллям: «Мы идём в ваш лес». Они идут следом и присматривают, чтобы мы не вредили лесу, не сорили и не ломали бы ветки нарочно, ну и всё такое. We качнуть Камень при входе в лес — всё равно что войти в дом с ходу, без звонка. Мы ВСЕГДА трогаем Камень. С самого нашего рождения.

Это обязательно для всех.

Почти всю дорогу до вершины приходится преодолевать подъём и долго месить снег. От этого сильно устаёшь, поэтому здорово, что наши собаки такие сильные! Особенно Начальник — он моложе всех и может тащить одного человека вверх по склону всю дорогу. И даже не слишком устанет.

Начальник тащит меня каждый раз, когда я с ними гуляю. На весь подъём сил мне не хватает, я тогда и гулять не смогу. А если никто из собак не хочет мне помогать, то меня тащат за поводок Хелле или Эрленд. Это так же удобно. (Зимой у собак достаточно своих проблем: на лапах, прямо на подушечках, налипают здоровенные комки снега, так что к концу прогулки собаки просто не могут идти! Даже ноги у них не поднимаются. Тогда мы каждую минуту останавливаемся и счищаем снег.)

С вершины открывается потрясающий вид: виден лес, фьорд и на противоположной стороне посёлки с крошечными домиками. А летом, по утрам в воскресенье, фьорд усеян белыми парусными лодками. (Мы с Хелле уже интересовались насчёт обучения: хотим к весне пройти начальный курс по управлению яликами. Надеемся, что нам разрешат!)

Собачий свитер

Мама Хелле любит собак и всегда держит ньюфаундлендов. Она их так любит, что даже связала себе джемпер из их шерсти! (Вначале мне казалось, что это не слишком приятно, но от джемпера вовсе не пахло мокрой псиной. Джемпер большой, тёплый и пахнет мамой Хелле. И всё, больше ничем.)

Я спросила, как ей удалось набрать шерсти на целый джемпер. Она ответила, что ньюфаундленды сильно линяют. Они постоянно теряют старую шерсть, и у них вырастает новая. (Разумеется, это происходит одновременно: не то чтобы собака ходила какое-то время вся лысая и ждала, пока снова обрастёт.)

У нас, у людей, тоже бывает линька. Каждый день мы теряем примерно сто волос с головы. Значит, меньше чем за полторы недели у каждого выпадает ТЫСЯЧА волос! Я даже не знала, что у нас так много волос на голове! (Я сочувствую Эрленд: у неё такие тонкие и слабые волосики! И так было всегда. Наверное, в недалёком будущем она облысеет.)

Мама Хелле расчёсывала своих собак, собирала оставшуюся на щётке шерсть и складывала её в плотный чёрный пакет для мусора. Времени на это ушло очень много. Потом она отнесла всё в контору, где шерсть моют и чистят. Из чистой шерсти спряли нитки. Мама Хелле принесла пряжу домой и начала вязать.

Но по мере того как она вязала, джемпер становился всё более пушистым и в конце концов превратился в толстенный косматый шар, и в нём мама Хелле стала похожа на одну из своих собак! Джемпер ужасно кололся, и его пришлось подшить тканью.

Так получилось, что теперь он всё больше висит на чердаке.

Золотые рыбки

У нас нет и никогда не было собак (и кошек), зато есть золотые рыбки. Рыбки живут не так долго, как кошки, или собаки, или другие животные. Но это ничего, потому что, когда рыбка умирает, она просто рассеивается, смешивается с водой, и всё это оседает на камнях на дне аквариума. В точности как русалки — они, когда умирают, превращаются в морскую пену. Это не больно, ничего такого. Всё абсолютно естественно…

И это чистая правда! Однажды об этом рассказал папа — давно ещё, когда умерла моя рыбка Ариэль. Когда я утром встала с постели, Ариэль уже исчезла. Она умерла и, как русалка, растворилась в воде, пока была ночь. Той ночью я проснулась оттого, что папа спустил воду в туалете — тогда он и обнаружил, что Ариэль исчезла.

Сейчас у нас только три рыбки. Было четыре, но мамина почти сразу умерла. Моя рыбка Эстейн совсем крохотная, такая прелесть, вся серебристая и почти прозрачная. Рыбка Эрленд тоже маленькая, но намного толще моей. Она оранжевая, ярко-оранжевая, и у неё большой хвост. Её зовут Толстушка, и она едва поспевает за другими рыбками. Папину рыбку зовут Дядюшка Торлейф — она чёрного цвета.

Это телескоп, разновидность золотой рыбки. Мамину рыбку — ту, что умерла, — звали Клифф Ричардс.

R. I. P., Ариэль и Клифф Ричардс (и все остальные, кто сейчас на небесах — на небесах для рыбок).

R. I. Р., если кто не знает, значит «Покойся с миром».

Так пишут на памятниках в Англии.

Факты о собаках

Первая собака мамы Хелле (по имени Паке) тоже умерла. Паке был мальчиком.

Он умер задолго до рождения Хелле. Адам и Эгир — сыновья Пакса. Бедный Адам умер, ещё когда был щенком, а Эгир жив, но он уже очень старый.

У Пакса была привычка — убегать из дому и уводить с собой Эгира. Чуть ли не каждую неделю маме Хелле звонили люди и говорили, что видели её собак на дороге, которая ведёт к причалу. Собаки примелькались и стали на главном шоссе вполне своими. Ходили они по жёлтой полосе, посередине, — впереди, чуть прихрамывая, шёл старый Паке, за ним его сын Эгир. Маме Хелле нужно было только подъехать на машине и забрать их. Когда она их находила, они сами запрыгивали в машину и спокойно возвращались домой. Не то чтобы им не нравилось дома, просто у них было такое хобби — убегать.

Я знаю только тех собак Хелле, которые сейчас живы: это Эгир, До-мажор и Начальник. Мама Хелле хорошо их воспитала. Они ласковые и добрые, все трое. Не то, что этот Дизель-ревун, злой и кровожадный…

Факты о мамах

Мама Хелле классная! То что надо! Она, например, говорит «буфера». Моя мама утверждает, что нужно говорить «грудь», на что мама Хелле возражает, что так говорят одни только старые дамы. Тогда моя мама замечает, что нужно говорить не «старые», а «дамы в возрасте». В ответ мама Хелле закатывает глаза и просит покончить с подобной старомодной речью, ведь пройдёт не так много времени, и они обе станут «скрюченными старыми тётками с обвисшими буферами». И добавляет, что лично она будет этому только рада.

Наши мамы — самые близкие подруги, как мы с Хелле. И это несмотря на то, что мамы АБСОЛЮТНО разные. Почти во всём. Они договорились, что когда уйдут на пенсию, сделают всё то, на что сейчас нет времени, — например, вставят фотографии в альбомы.

Всё позади

Дорогой дневник!

Хочу признаться по крайней мере в одном: Я БОЛЬШЕ НЕ ВЛЮБЛЕНА В АРНЕ СВИНГЕНА!!! Это прошло СОВСЕМ, АБСОЛЮТНО. Не факт, что я вообще была влюблена. Его электронное письмо я читала по меньшей мере сто тысяч раз!!! И очень много над ним думала. Долго и серьёзно. Он ведь ответил только на один из наших вопросов.

НА ОДИН! Невероятно! У нас всего-то было двадцать шесть вопросов! И вопросы-то были самые лёгкие! На то, чтобы их написать, у нас ушло минут пять или около того. Так что у него на ответы тоже ушло бы пять минут. Не больше!!!

На его домашней странице мы нашли ответы на самые неинтересные вопросы. А про то, что мы очень хотели узнать (например, глаза и волосы какого цвета его больше привлекают и какая стрижка ему больше нравится, длинная или короткая), там не было НИ СЛОВА.

Вот поэтому я и хочу сказать: «ПРОЩАЙ, АРНЕ СВИНГЕН!»

Торобоан

(= наоборот наоборот)

Аердна Адо — это я, Ода Андреа. Читай справа налево. Мне кажется, это круто! Звучит в точности как имя директора цирка! Или директрисы. Я бы хотела быть директором цирка: у меня были бы мои собственные слоны, и трапеции под крышей, и гигантский трамплин. И я бы КАЖДЫЙ день могла есть на обед попкорн и на десерт сладкую вату.

У Хелле и Эрленд имена для директора цирка не подходят. Не то, что у меня. Они были бы Днелрэ (или Етаеб Елрэ) и Еллех — ни разу не слышала о директорах цирка с такими именами. А Стиан «наоборот» был бы Наитс. Вот так имечко! Ужасно глупое!

Мне очень интересно, что получается, когда читаешь наоборот Есть много такого, что звучит одинаково и «туда», и «обратно». Когда слово, предложение или число читается одинаково в обе стороны, это называется «палиндром». Вот список некоторых таких слов и имён:

1. Отто

2. Анна

3. Тит

4. Поп

5. Мим

6. Радар

7. Кабак

Существуют даже предложения-палиндромы (!):

1. А роза упала на лапу Азора

2. Аргентина манит негра

3. Умер, и мир ему

Я знаю даже группы с такими названиями:

1. ABBA

2. A-ha

Хотя в последнем слове есть дефис, но он не считается. Вообще в палиндромах не обращают внимания на дефисы, пробелы и на всё такое, только на буквы.

Я всё время выискиваю палиндромы. Когда вдруг что-то находишь, это так классно! Я, например, всегда радуюсь, если случайно взгляну на часы, а они показывают 11:11 или 20:02. Этот момент вроде как волшебный. Но только если увидишь случайно!..

САМАЯ плохая группа в мире

Сегодня я скачала некоторые песни этих самых DumDum Boys. Но не потому, что они мне НРАВЯТСЯ! Я только хочу понять, насколько они ПЛОХИЕ. И высказать это Стиану. Сижу в наушниках, так что никто не слышит, кого я слушаю. Поставила песню «Звездопад». Значит, вот это он и крутит целыми днями? «Чёрно-белое солнце, шёпот веток усталых»? Город, про который они поют, не похоже, что очень красивый, если в нём «все мосты сожжены…». Да они писали всё что в голову взбредёт, лишь бы рифмовалось!

Я, во всяком случае, НИЧЕГО не понимаю в их текстах.

Но