Читать онлайн В кофейне диковинок бесплатно

Heather Webber

AT THE COFFEE SHOP OF CURIOSITIES

В тексте упоминаются социальные сети Facebook и/или Instagram (организации, запрещённые на территории РФ).

Meta Platforms Inc. признана экстремистской организацией на территории РФ.

* * *

Книга для всех, кому не терпится расправить крылья и полететь

Глава 1

АВА

Письмо отправил мертвец.

В этом я нисколько не сомневалась.

Ну ладно, все же немножко сомневалась. Сильно сомневалась. Еще как!

Однако, ломая голову над загадкой все тринадцать часов, что пришлось провести за рулем, я так и не придумала, кто еще мог бы его прислать. Написать такое мог лишь Александр Брайант, со смерти которого вчера исполнился ровно месяц.

И именно вчера легкий августовский ветерок, ворвавшись в окно кухни, стряхнул с лежащей на стойке скромной стопочки свежей почты неприметный конверт. Я в тот момент как раз мыла посуду, и он, плавно соскользнув вниз, бесшумно опустился к моим ногам.

Самое странное, что я как будто впервые видела это письмо. Пишут мне не так уж часто, так что я должна была его заметить. Однако конверт без обратного адреса из хрусткой крафтовой бумаги был определенно мне незнаком. Как и почерк на нем: мои имя и адрес были так аккуратно выведены печатными буквами, что, если бы синие чернила прокрасили бумагу более равномерно, их можно было бы принять за отпечатанные на машинке. Марка с бабочкой, наклеенная в верхнем правом углу, даже не была задета разместившимся рядом почтовым штемпелем – слишком смазанным, чтобы разобрать, откуда письмо пришло.

Только теперь, стоя на светофоре в ожидании, когда можно будет свернуть влево, на дорогу, по обочинам которой высились трепетавшие на ветру пальмы, я сообразила, что хотя бы на марку я уж точно должна была обратить внимание. Обычно мне бросалось в глаза все, так или иначе связанное с миром животных. Однако пришлось признать, что с самой смерти Александра я жила как в тумане. Мысли мои метались в сетях чувства вины, путаясь в бесконечных «а вдруг» и «что, если».

– Ты уверена, что эта работа тебе подходит? – озабоченно произнес из колонок мамин голос.

– Вот и выясним, – ответила я, убавив громкость.

От волнения мама всегда так повышала тон, что у меня начинало звенеть в ушах.

– Ава, – вздохнула она, – я понимаю: прошлый месяц выбил тебя из колеи… Но это как-то слишком уж лихо! Ты всегда работала удаленно, за компьютером. А теперь вдруг решила стать домоправительницей?

О работе я рассказала ей вкратце, опустив подробности. Не упомянула о том, каким образом ко мне попало объявление. И что работать придется в Алабаме. И что ехала я туда всю ночь.

Маму не волнует, что мне уже двадцать семь: как заподозрит, что я недостаточно осторожна, так сразу в истерику.

Я бы и вовсе не сняла трубку, но тогда бы она точно ударилась в панику. Лучше уж немного развеять ее страхи сейчас; тогда, возможно, они не помешают мне в дальнейшем.

К тому же мне не хотелось, чтобы мама за меня тревожилась. Она и так только этим всю жизнь и занималась. Лишь в последние пару лет получила возможность выдохнуть, спать спокойно и жить нормальной жизнью без необходимости постоянно оставаться начеку ради меня.

Не хотелось, чтобы она опять взялась за свое.

– По-моему, мне будет полезно сменить привычный сценарий, – наконец отозвалась я и с трудом сглотнула. – Выйти из зоны комфорта.

За окнами машины серело утро, над дорогой низко нависли тучи. Взглянув на часы на приборной панели – 8:38, – я заметила, что по углам заляпанного мошками лобового стекла блестят крупные капли дождя, оставшиеся после бури, налетевшей перед рассветом.

Не в силах отделаться от мыслей о письме, из-за которого отправилась в дорогу, я забарабанила пальцами по рулю.

В конверте лежал измятый листок, аккуратно сложенный втрое. Объявление о поиске домоправительницы сначала отпечатали на машинке, потом скомкали и снова разгладили. Вверху кто-то сделал приписку от руки.

Кто-то.

Алекс?

Я нашла в коротенькой записке сразу несколько доказательств того, что написал ее он. К примеру, «моя нежная фиалочка». Он вполне мог бы так меня назвать. В его исполнении даже старомодные слащавые комплименты звучали мило. А это «ХХ»? Он всегда заканчивал сообщения именно так. И почерк – мужской, с сильным наклоном – тоже вполне мог быть его. Правда, я не могла утверждать это на сто процентов, а сравнить было не с чем. Из образцов почерка Алекса у меня осталась лишь запоздалая открытка ко дню рождения, которую он вручил мне в июне. Впрочем, от руки он написал в ней только «ХХ». Алекс был парнем милым, но не особенно сентиментальным и довольно забывчивым: всегда слишком пристально глядел в будущее, а потому не умел по-настоящему наслаждаться настоящим, подмечать детали, просто жить.

Собственно, отчасти из-за этого я и порвала с ним всего через три месяца отношений. И мы снова, как раньше, стали просто добрыми друзьями. Условились, что будем общаться и дальше. Но через несколько недель после расставания Алекс нарушил обещание. А потом его не стало…

– Ладно, Ава, – сказала мама. – Давай пока оставим эту тему. Во сколько у тебя собеседование?

Допустим, письмо в самом деле прислал Алекс. Но зачем? И как?

Я с досадой выдохнула, и мой вздох пронесся во влажном воздухе с тихим присвистом, словно пробуя крылышки в незнакомом месте. Положим, насчет «Зачем?» у меня имелись кое-какие соображения, но вот ответа на «Как?» не было. Возможно, Алекс отправил письмо, когда еще был жив. Оно где-то затерялось, а потом его нашли и доставили мне. Такое постоянно случается. Постоянно.

Но…

Зачем бы он стал писать по почте? Он же круглые сутки не расставался с телефоном! Мог бы просто сфотографировать объявление и отправить его мне. Именно так, скорее всего, Александр бы и поступил. Он ведь считал, что ждать писем по нескольку недель – прошлый век. К тому же почему он не написал на конверте обратный адрес? И подписи не оставил… Да и новую работу я начала искать только недавно: меня уволили всего две недели назад – как раз из-за того, что после смерти Алекса я стала очень рассеянной.

– Ава? Ты здесь? – окликнула мама.

– Здесь. Просто задумалась.

– Я спросила, во сколько у тебя собеседование.

И как объяснить, что письмо пришло точно вовремя? Упало к моим ногам ровно за день до собеседования, когда у меня еще оставалось достаточно времени, чтобы добраться до Алабамы… Да не просто упало, а как-то странно опустилось. Как будто…

Поневоле подумаешь, что его извлекли из стопки и положили к моим ногам невидимые руки. По плечам побежали мурашки, и я поспешно растерла их. Призраков не существует! Не существует.

Правда же?

Покачав головой, я наконец решила, что отныне буду считать появление письма необъяснимой загадкой. Загадочное письмо, вот и все.

– Ава!

Я вздрогнула от маминого окрика. В ушах зазвенело, и я поспешно выпалила:

– В девять.

– Ты напишешь мне, как все прошло?

– Конечно.

– Ладно. Раз ты такая рассеянная, не буду отвлекать от дороги. Люблю тебя! Не забудь написать.

– Не забуду. Тоже тебя люблю! – Я нажала отбой и с облегчением выдохнула.

Затем открыла окна, впустила в салон ветер и тут же ощутила запах моря – резкий, соленый. Я узнала его мгновенно, хотя до сих пор была на побережье лишь однажды, в три года, когда мы всей семьей ездили во Флориду. За ту короткую поездку я успела влюбиться в море.

Ветер завывал, заглушая мерное тиканье поворотника. Еще за несколько миль я заметила, что над береговой линией стелется густой туман. Залива из-за этого было не разглядеть, но, сосредоточившись, отключившись от свиста ветра, пения птиц и рева машин, можно было расслышать, как напевно и в то же время нестройно шумят волны, наползая на берег. Словно говорят: «Берегитесь прибоя и не забывайте, что даже в хаосе живет красота!»

Как бы мне хотелось сейчас побродить по мелководью, потанцевать в пенящихся волнах! А может – и броситься в соленую воду, чтобы омыла меня, заглушая все звуки и смывая тревоги. Сколько лет я умоляла снова отвезти меня к морю, а в ответ получала лишь бесконечные отказы? Потому что то путешествие закончилось поездкой в больницу, и моя мать поклялась, что мы больше никогда не уедем так далеко от Цинциннати.

Нужно было отправиться к морю, когда я стала жить одна, но я не решилась – видимо, заразилась материнскими страхами.

Я посмотрела на часы: 8:40.

Красный огонек светофора наконец сменился зеленым, и я закрыла окна, отгораживаясь от звуков улицы. Стоило мне свернуть к Дрифтвуду, как все в животе сжалось от беспокойства. Мама была права: это как-то чересчур лихо. Прочесть письмо – и тут же забыть о благоразумии, наскоро собрать вещи, прыгнуть в машину и погнать в Алабаму только для того, чтобы попасть на собеседование, о котором я узнала из непонятно кем присланного объявления…

Если я что-то о себе и знала, так это то, что Ава Лейн Харрисон никогда не забывает о благоразумии. Не принимает спонтанных решений. Не бросается в погоню за призраком – а именно так мой внезапный вояж на юг и выглядел. Я никогда не выходила из зоны комфорта, не нарушала привычного распорядка жизни. Жила себе тихо и мирно.

Очень-очень мирно.

И вдруг отправилась в уютный приморский городок, в кофейню «Сорока», проходить собеседование на совершенно жуткую, судя по описанию, должность, которую и занять-то не горела желанием…

Ни одной веской причины находиться здесь у меня не было. Но отчего-то я знала, что должна сюда приехать. Ощущение это так крепко засело внутри, что от него не получалось отмахнуться даже в те моменты, когда я уже готова была развернуться и мчать обратно на север.

Добравшись до живописной, усаженной деревьями центральной городской площади, я свернула направо. Почти все улицы тут были с односторонним движением, и ехать приходилось осторожно. Я бы с радостью ползла медленно-медленно, изучая каждую деталь, рассматривая каждую витрину. Но впереди уже маячил бирюзовый домик, в котором располагалась кофейня, и я, не отрывая от него взгляда, гнала вперед. На часах мигало 8:44.

В поисках парковки я свернула налево, еще раз налево и наконец заметила свободное место между двумя гольф-карами неподалеку от кафе. Заглушив мотор, я вытащила ключи зажигания и выскочила из машины.

Поначалу на всех пара́х поспешила к тротуару, но возле кафе «Сорока» стала постепенно замедлять шаг и вскоре остановилась совсем. Заходить было вроде как еще рано.

Вокруг меня громогласным аккордом взвились незнакомые звуки – низко зашелестели листьями пальмы, пронзительно заголосили чайки. Такие разные, эти звуки все же складывались в подобие гармонии, и я обрадовалась ей.

Все это было так необычно! Впрочем, что вообще в моей жизни можно было считать нормальным? Собственно, в надежде это изменить я и приехала в Дрифтвуд! Ведь именно на это намекало письмо, разве нет?

«От всего, о чем ты когда-либо мечтала, тебя отделяет лишь одно собеседование».

Сколько себя помню, я всегда хотела быть нормальной. Меня столько лет прятали от окружающего мира, чтобы оградить и защитить, что теперь я не знала, как в него вписаться. И страстно мечтала поселиться в месте, где со мной будут обходиться как с любым другим человеком. В месте, где буду просто Авой, а не бедняжкой, про которую заранее все известно.

Приехать в Дрифтвуд означало буквально выпрыгнуть из зоны комфорта, и все же моя нервозность здесь почему-то улеглась, а в душе затеплилась надежда, что это путешествие не станет огромной ошибкой.

На первый взгляд этот приморский городок казался абсолютно нормальным. Центральную площадь с трех сторон окружали выкрашенные в пастельные тона здания, на нижних этажах которых располагались разнообразные заведения. С четвертой же стороны, как бы заземляя весь городок, высилась простая жемчужно-белая церковь с колокольней и крестом.

Посреди площади зеленела овальная лужайка. На одном ее краю болтали, устроившись на расстеленном одеяле, две женщины, приглядывавшие за игравшими с красным мячом ребятишками, с другой стороны синхронно двигались под музыку с десяток людей пенсионного возраста. Они то делали шаг вперед, то отступали. Я засмотрелась на них и вдруг услышала шаги и позвякивание собачьего жетона, а оглянувшись, обнаружила, что к кофейне направляется мужчина с собакой.

Высокий и крупный, он гармонично смотрелся бы с лабрадором, золотистым ретривером или немецкой овчаркой, но уж никак не с маленькой светло-коричневой длинношерстной таксой. Меня от души позабавил этот контраст.

Мужчина одарил меня рассеянной улыбкой, привязал поводок к крючку под витриной кофейни и поздоровался:

– Доброе утро!

Голос у него оказался приятный, мягкий, с легкой хрипотцой.

Потрепав пса по длинным пушистым ушам, он добавил:

– Я сейчас вернусь, Норман. Жди.

Пес сел.

Норман? Мне почему-то подумалось, что это девочка и зовут ее Златовласка или Годива. Надо же, такой… очаровательный! Я мысленно извинилась перед песиком за поспешные выводы.

Мужчина прошел мимо и распахнул дверь кофейни. Звякнул колокольчик на карнизе, пахну́ло свежемолотым кофе, до меня донеслись гул голосов, звон посуды и жужжание кофемолки.

Мужчина, придержав дверь плечом, снова обернулся ко мне. Внешние уголки его глаз были чуть опущены книзу, а сами глаза оказались темно-карими с золотистыми искорками. Однако, к моему удивлению, на их дне плескалась затаенная боль.

– Захо́дите? – спросил мужчина, вопросительно изогнув широкую бровь.

Я покосилась на часы: 8:49. Слишком рано. Да и я еще не готова.

– Пока нет.

Он кивнул и шагнул внутрь. Дверь медленно закрылась, но я успела услышать негромкий женский смех – такой натянутый, что, кажется, того и гляди оборвется. Если смеющаяся женщина сорвется.

Пес, видимо, тоже услышал смех и посочувствовал издерганной даме, потому что издал низкий и отрывистый гортанный звук. Не залаял, нет – скорее… крякнул. «Кряколай» – вот как я окрестила это явление. Такое милое! Он такой очаровательный!

– Ты красавчик, – сказала я таксику, а он заморгал своими чудесными карими глазами.

На другой стороне улицы засмеялись дети, и Норман опять закряколаял: видно, ему ужасно хотелось с ними поиграть. Люди сновали туда-сюда. Мимо проносились велосипеды с корзинками, кто-то уже толкал к пляжу тележку, груженную рыболовными снастями.

– Неплохо, наверное, тут жить, – сказала я Норману.

А он склонил голову, словно кивнул. Да что со мной? Может, это сон? Такого же не бывает! Загадочное письмо, странное путешествие, милейший городок, даже под хмурым небом напоминающий открытку, очаровательная и такая общительная такса…

Чтобы убедиться, что воображение не играет со мной злую шутку, я задержала дыхание, а когда стало невмоготу, жадно втянула воздух. Ждала, что сейчас проснусь в своей квартире в Цинциннати, но нет: я все так же стояла возле кофейни «Сорока», вдыхала соленый воздух и наслаждалась шепотом теплого августовского ветерка.

Под задорную кантри-песенку танцоры двинулись влево, потом вправо. А малыши, смеясь, стали то ли повторять за ними, то ли передразнивать – трудно было определить с такого расстояния. На пустое парковочное место рядом с закусочной со скрежетом въехал гольф-кар. Норман, тряхнув поводком, почесал ухо.

Вроде бы все такое реальное – и в то же время ирреальное. Вокруг не было ни одного предмета, ни одного звука, которые я не сочла бы очаровательными. Даже пухлые серые облака очень мило золотились по краям, словно художник разрисовал акварелью их зубчатые гребни.

Получится ли у меня вписаться в эту идеальную обстановку? Я ведь не идеальная: про меня часто говорят «странная» или «с чудинкой» – люди всегда именно так отзываются о тех, кого не понимают.

Лучи солнца, пробившись сквозь облака, скользнули по окрашенному в цвет морской волны фасаду кофейни. И я вдруг заметила за панорамным окном пожилую женщину. Вскинув тонкие, как грифель карандаша, брови, она смотрела на меня пристально и слегка удивленно.

Я не отвела взгляд лишь потому, что меня поразил ее наряд. Одета она была в расшитое пайетками узкое черное платье, обтягивающее сгорбленную спину, и шляпку-таблетку, украшенную вуалью из крупной сетки.

Я неуверенно улыбнулась ей. Она же в ответ скривила губы, словно глотнув кислятины. Потом вздернула подбородок, задрала нос и повернулась ко мне свой согбенной спиной. Пайетки на платье, солидарные со своей хозяйкой, не слишком дружелюбно блеснули на прощание, и в моей груди невольно затеплилась надежда.

– Не исключено, что в этом очаровательном городке чудаки тоже встречаются…

Норман радостно застучал хвостом по земле. Видимо, в знак согласия. А я вдруг поняла, что мне ужасно хочется стать своей в этом чудесном местечке. Мне просто необходимо получить эту работу!

Я снова покосилась на часы: 8:51. Почти пора. Положив руку на живот, я попыталась унять расшалившиеся нервы. У меня получится! Получится.

Я мысленно оценила свое состояние, но никаких признаков надвигающегося припадка не обнаружила. С облегчением вздохнула и в тысячный, если не в миллионный, раз задумалась, когда же перестану прислушиваться к себе и поверю, что окончательно вылечилась.

По правде говоря, наверное, никогда.

Меня с раннего детства учили подмечать опасные симптомы и тревожные звоночки. Ведь мне было всего четыре, когда жизнь вдруг свернула на кривую дорожку, с которой нельзя было вернуться назад.

Понять, что здоровье у меня когда-то было не совсем в порядке, можно было разве что по темным кругам под глазами, которые я старалась маскировать консилером. Правда, я толком и не спала с тех пор, как Александра не стало. А если быть совсем уж честной, и чувствовала себя паршиво. Горе и вина изводили меня не только морально, но и физически.

«Подожди немного, – советовала мама. – Но если со временем не станет лучше, звони врачу. Рисковать нельзя».

Пока что время мне не слишком помогало. Но звонить врачу все равно не хотелось. Я боялась снова свернуть на ту жуткую дорожку.

Я так ушла в свои мысли, что подпрыгнула от неожиданности, когда дверь кофейни вдруг резко распахнулась. Красивая немолодая женщина с длинными черными волосами выскочила на улицу так быстро, словно за ней по пятам гнались черти, и уже через секунду скрылась за углом, торопливо стуча каблучками.

Следом из кофейни вышел хозяин Нормана со стаканчиком айс-кофе. В другой руке он держал пластиковую тарелочку со взбитыми сливками. Ее он поставил перед Норманом, и тот мигом набросился на угощение. Дожидаясь, пока пес наестся, мужчина потянул кофе через соломинку и переступил с ноги на ногу с таким видом, словно проглотить стеклянный стакан ему было бы легче, чем заговорить с незнакомкой.

– Вы не местная, верно? – наконец спросил он.

– Это так очевидно? – отозвалась я.

Он взглянул на меня, и в то же мгновение серые облака расступились, обнажив клочок кобальтово-синего неба. Затем мужчина окинул взглядом мою машину – единственный автомобиль на всей площади. Номерные знаки Огайо отчетливо давали понять, как далеко я забралась в погоне за призраком.

– В нашем городке шерсть носят редко, особенно в это время года.

От улыбки взгляд его потеплел, тоскливое выражение исчезло с лица, и стало ясно, что ему лишь слегка за тридцать. Незнакомец был одет в измятую рубашку с коротким рукавом, разрисованную мелкими крабиками, синие шорты и поношенные мокасины на босу ногу.

– Наверное, не самый подходящий наряд для побережья, но это мой счастливый пиджак.

Я одернула винтажный фиолетовый блейзер. Вообще-то вещь была дорогая, но я много лет назад купила ее на распродаже за бесценок – а все из-за маленькой дырочки на рукаве, которую я заштопала в два счета. Всякий раз, как я приходила на собеседование в этом пиджаке, мне предлагали работу. Правда, случилось это всего лишь дважды, но…

– Значит, рассчитываете, что вам повезет? – спросил он с едва заметным южным акцентом.

– Как и все, верно? – Я улыбнулась, надеясь, что он увидит в моих глазах только надежду, а сожаления не заметит.

Он покосился на свою левую руку – кольца на ней не было, – слегка согнул пальцы и заметил:

– Кое-кто считает, что все зависит только от нас самих.

Между нами пролетела бабочка. «Монарх», – определила я по черно-оранжевой окраске.

– Я не из их числа. Всегда полагаюсь на удачу.

Вообще-то бабочка была необычной: на кончике ее правого крылышка белело пятно, словно она обмакнула его в краску. Пятно мерцало и переливалось в хмуром утреннем свете.

Налетел ветер. Мужчина вздернул подбородок и глубоко вдохнул, словно ему все это время не хватало воздуха.

– Кстати, я Сэм, а это Норман. – Пес как раз доел сливки и теперь облизывался, в пасти мелькал маленький розовый язычок. – В отпуск к нам?

Он слегка подался вперед и вскинул брови, видимо, ожидая, что я назову свое имя.

Я же ощутила его запах: орех, лимон, древесина и печаль.

– Меня зовут Ава. И вообще-то я приехала на собеседование.

Я вдруг подумала, как рискованно было для меня отправиться в такой дальний путь, и к горлу подкатила тошнота. До вчерашнего дня я бывала лишь в тех местах, до которых от дома было не больше часа езды. Да что там! Я и права-то получила всего пару лет назад. А теперь я в Дрифтвуде, штат Алабама, и все из-за какого-то приз… Я мысленно осеклась и поправилась: из-за какого-то загадочного письма.

Почему-то оно – особенно та строчка про «все, о чем ты когда-либо мечтала» – заставило меня поверить, что это возможность начать жизнь заново, довериться судьбе.

Вот почему я оказалась здесь, в этом незнакомом чарующем краю, готовая на свой страх и риск попытать счастья.

– Понятно, – протянул Сэм. – Так вот для чего вам счастливый пиджак!

Я кивнула.

Он снова обернулся навстречу ветру и жадно вдохнул.

– Думаю, можно было обойтись и без него. По-моему, везение сегодня просто разлито в атмосфере. Так вокруг вас и реет!

– Поверьте, это все пиджак!

Сэм лишь улыбнулся в ответ, не соглашаясь, но не желая спорить из вежливости.

Та самая бабочка порхала вокруг нас, двигаясь дергано и хаотично, как пьяная. То резко ныряла вниз, то неожиданно вспархивала. И наконец опустилась мне на предплечье. Плавно сложила крылышки, снова раскрыла – и их шелест заглушил для меня все другие звуки.

– Бабочка ведь тоже доброе предзнаменование, верно?

Золотые искорки в глазах Сэма печально погасли.

– Никогда не слышал про такую примету. В наших краях они считаются символом жизни; вернее, жизни после смерти. Если бабочка сядет вам на руку, местные скажут, что это привет от дорогого человека, которого с нами больше нет.

Я с трудом сглотнула. Вспомнила, что видела марку с бабочкой на письме. А еще подумала, что шелест крыльев монарха отчего-то напоминает стук сердца.

Неужели эта бабочка… Алекс?

Я совсем растерялась: не знала, то ли согнать бабочку с рукава, то ли затаить дыхание.

– Значит, местные скажут так. А что насчет вас? Вы верите в это?

– Я уже сам не знаю, во что верю, – отозвался он так глухо и печально, что сразу стало ясно: за этим кроется какая-то грустная история. Знать бы еще, как она началась!

Я аккуратно подцепила послушную бабочку кончиками пальцев и протянула ему.

– С удовольствием поэкспериментирую вместе с вами!

Он смутился и поспешно отвернулся, принялся отвязывать поводок. Затем подобрал опустевшую тарелочку и бросил в ближайшую урну.

– Не думаю, что получится, но спасибо. Очень мило! Что ж, если верить, что монархи приносят удачу, вам крупно повезло: их тут сейчас пруд пруди. Они как раз направляются на зимовку, а это значит, что через месяц их в наших краях станет еще больше и все небо сделается оранжевым. В конце октября в городе пройдет Фестиваль бабочек. Большое событие!

Я представила, что смогу понаблюдать за миграцией монархов, и на меня вдруг накатила такая радость, какой я уже давно не испытывала. Впрочем, чтобы остаться здесь, мне точно понадобится работа.

Я посмотрела на часы: 8:58. Больше тянуть некуда.

– Мне пора. Приятно было познакомиться с вами обоими!

Сэм снова с любопытством посмотрел на меня и кивнул:

– Добро пожаловать в Дрифтвуд, Ава! Может, еще увидимся.

Они ушли, я же шагнула к кадке с цветами и посадила бабочку на лепесток розы. Она снова сложила крылышки, а затем раскрыла их. Их шелест опять показался мне похожим на стук сердца.

Нет. Конечно же, это не Алекс. Это невозможно! Просто обычная бабочка.

Впрочем, после того загадочного письма… Я уже и сама не знала, что возможно, а что нет.

Прозвонил церковный колокол. Я шагнула к двери, прокручивая в голове строки из записки.

«Просто будь собой – и все получится».

Мне так хотелось, чтобы все получилось!

Но как такое возможно? Ведь именно из-за того, что я была собой, Александр и погиб…

Глава 2

МЭГГИ

– У него крыша едет! А может, уже съехала. Таскается по округе и рассказывает, что из дома вещи пропадают…

– Мэгги, Дезмонд в своем уме, – возразила стоявшая по ту сторону стойки Кармелла Бразил, наблюдая, как я насыпаю в стаканчик льда и заливаю его молоком. – Он, конечно, человек эксцентричный, но вполне вменяемый. И вещи не пропадали – просто оказались не на своем месте. Он разве не говорил тебе, что все нашел?

Говорил, но, как по мне, это только подтверждало, что отец помешался. До семидесяти ему оставалась еще пара лет. Вроде бы рановато для склероза – или нет? Или все дело в том, что он просто никогда не вел себя на свой возраст?

Дезмонд – Дез – Брайтвелл по поведению был сущий подросток; я чаще чувствовала себя его мамой, чем дочерью. Мало того, они еще и с моим сыном Ноа спелись – два сапога пара, вечно что-нибудь затевали. Так продолжалось до прошлого года, пока Ноа не уехал в колледж – на радость себе и на горе мне. «Синдром опустевшего гнезда» – слишком милое название для ощущения, будто сердце вырвали у тебя из груди и увезли в другой штат.

– Хотя, возможно, эксцентричный – это мягко сказано. – Кармелла улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались мелкие морщинки.

Кармелла, владелица местного агентства недвижимости, в свои шестьдесят четыре оставалась невероятно стильной красоткой с пышными формами. Возраст на ней почти не сказывался; сама Кармелла утверждала, что все это благодаря упорному труду, правильному питанию и латиноамериканским корням. Приходя к нам по утрам, она всякий раз заказывала айс-чай-латте, хотя его у нас даже в меню не было. Впрочем, для постоянных клиентов в «Сороке» делали исключения.

Я как раз наливала в стакан чайный сироп, когда на двери звякнул колокольчик. Я оглянулась, привычно надеясь, что увижу маму. Но нет. Она не заходила в кофейню уже двадцать семь лет.

– Привет, Редмонд! – Я улыбнулась новому посетителю. – Сейчас я тобой займусь.

А затем покосилась на Эстрель Кормье, которая сидела за своим любимым столиком у панорамного окна. Облаченная в черное, расшитое блестящими пайетками платье, она пристально смотрела на меня. Даже странно, что Эстрель до сих пор не вмешалась в разговор о папе! Она же вечно во все совала свой нос.

Я улыбнулась ей и оглядела зал. Народу было мало – и слава богу, ведь работала я одна. Кармелла, Эстрель, вот только что вошел Редмонд – и миссис Поллард, что сидела в глубине зала возле доски, занимавшей всю стену от пола до потолка.

– Не спеши, Мэгги.

Редмонд склонился к витрине и стал разглядывать булочки, которые рано утром доставил из пекарни «Береговой хомячок» Донован Куинлан.

Стараясь выбросить из головы Донована и его неожиданное возвращение в город, я плеснула в стаканчик горячего эспрессо, приладила сверху крышечку и энергично встряхнула. Затем, поставив напиток перед Кармеллой, вернулась к разговору.

– Конечно, папа всегда был эксцентричным, но его нынешнее поведение переходит всякие границы. Раньше он обожал тушеную свинину, а теперь вдруг отказался от нее и заделался вегетарианцем. А ведь он ненавидит овощи! Мало того, на днях я видела, как он бегает по пляжу. Бегает! А все мы помним, как он всегда отзывался о регулярных тренировках.

– Бегает? Серьезно? – вскинула брови Кармелла.

– Так это же полезно, – вмешался Редмонд. – Движение – жизнь!

Редмонд, рыжеволосый здоровяк под пятьдесят, был хозяином городского фитнес-клуба с коротким названием «Ред». Все мы знали, что, как бы он ни пожирал глазами черничный пончик с творожным кремом, покупать он его не станет. Поговаривали, что у него и отношения развалились именно из-за фиксации на здоровом образе жизни. Месяц назад Редмонд и его друг Хавьер крепко повздорили прямо у дверей «Перламутра», ювелирного магазина Хавьера. Вроде как причиной ссоры стала горячая любовь Хавьера к мокка-латте и булочкам с корицей. В результате недавние лучшие друзья рванули в разные стороны и с того дня друг с другом практически не разговаривали, не считая постоянных споров на тему, с кем останется жить их любимый попугай карелла.

Редмонд повернулся к витрине спиной. Несмотря на старания Хавьера, много лет уговаривавшего его освежить гардероб, одет он сегодня был как всегда: практичная серая футболка и спортивные шорты.

– В любом возрасте хочется быть здоровым. Сколько Дезу сейчас?

– Шестьдесят восемь.

У меня в голове тут же зазвучал голос отца: «Тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь, милая моя Мэгги-Сорока! Я, например, предпочитаю думать, что мне слегка за сорок. Нет, за тридцать. Нет, за двадцать! Эх, ну и отжигал же я в свои двадцать… Можешь поверить!»

В молодые годы отец успел поездить по миру, но всегда говорил, что его самым невероятным приключением стала встреча с моей матерью Таппенс. Познакомились они на параде Марди Гра. Двадцативосьмилетний Дез заметил Таппенс у обочины, спрыгнул с движущейся платформы и отдал ей любимое печенье «Мун-Пай» – и свое сердце в придачу. Она же охотно приняла и то и другое. Собственно, мама всегда все делала охотно. Родители поселились в Дрифтвуде. И были неразлучны до тех пор, пока…

Я помотала головой. Незачем сейчас в это углубляться.

– Может, он захочет ходить к нам на занятия? В группу для тех, кому за шестьдесят? Называется «Тряхнем стариной». Мы там по большей части танцуем. Это очень полезно для сердца!

Редмонд покосился на Кармеллу, она же смерила его взглядом, как бы говоря: «Попробуй только заявить, что и мне не помешало бы заняться спортом!» Но он, как умный человек, конечно, не стал этого делать.

– Я передам. – Я вбила в терминал кассы стоимость заказа Кармеллы. – Меня беспокоит не только то, что он внезапно заинтересовался здоровым образом жизни. Он еще и имущество распродает! Всегда твердил, что скорее палец себе отрубит, чем избавится от любого из своих «сокровищ», а теперь не только огромную распродажу устроить задумал, но и весь город к этому привлечь!

Прозвище Сорока приклеилось ко мне в раннем детстве. Едва научившись ходить, я по примеру родителей принялась собирать все необычное и блестящее. Однако в итоге все же остановилась на чем-то одном. Отец же тащил в дом все, что ему приглянется. Мало того, что его находки громоздились на всех поверхностях, ими еще и два сарая было забито! И до недавнего времени он ни с одной из них не желал расставаться. Как вдруг…

Кармелла полезла в сумку за кошельком.

– Ты же знаешь, Дез любит всех взбаламутить! Говорит, так жить интереснее.

Кармеллу я знала… сколько себя помню. Она была лучшей подругой моей матери и с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, старалась заполнить пустоту, образовавшуюся в моей жизни после ее исчезновения. Конечно, это было невозможно, но она хотя бы пыталась.

– А как насчет того, что он кофейню решил продать? Это уже не просто «взбаламутить», это… – Я никак не могла подобрать нужное слово.

– В жизни не слышала такой чепухи! – вмешалась миссис Поллард.

– Спасибо, миссис Поллард, – кивнула я. – Именно так я и сказала: «Какая чепуха!»

– Дез продает «Сороку»? – Редмонд, похоже, не верил своим ушам.

– Нет. – Я насухо вытерла стойку и постаралась усилием воли отогнать подступающую головную боль. – Он что-то такое говорил, но это пустая болтовня.

Когда я спросила отца, как такое могло прийти ему в голову, он ответил: «Мэгги, ветер перемен нужно встречать с радостью. Он помогает нам увидеть красоту и несет с собой неисчислимые сокровища. Для меня пришло время отпустить прошлое и двинуться дальше».

Сокровища находить я любила не меньше его, но при этом отлично знала, что ветер перемен способен разрушить многое на своем пути.

Семью, например.

Так зачем раскачивать лодку?

Кармелла глянула на меня сочувственно.

– Вряд ли это пустая болтовня… Он собирается провести оценку бизнеса, подсчитать доходы и расходы. А это необходимо для того, чтобы выставить «Сороку» на продажу.

Редмонд низко присвистнул, округлив темные глаза.

Сердце заколотилось как бешеное. Что за ерунда? Отец не станет продавать кофейню! Мамину кофейню. «Сорока» – сердце Дрифтвуда. Сердце города. Если ее закрыть, случится катастрофа!

В нашей кофейне люди встречались и расставались. Обменивались сплетнями. Обсуждали бизнес. Хохотали до слез. Здесь собирались «Русалки». Начинались – а иногда и заканчивались – отношения. В общем, жизнь тут била ключом. А еще в «Сороке» царило волшебство – не зря же здесь хранилась моя коллекция диковинок!

Снова звякнул колокольчик. И я мысленно взмолилась: «Пожалуйста, если уж не мама, то пусть это будет Розмари Кларк – самый лучший работник в мире!» Она как раз недавно звонила, сказала, что попала в пробку и опаздывает. Однако, к сожалению, в зал вошла не она, а Сиенна Хопкинс.

Я не сомневалась, что относительно спокойное утро – всего лишь затишье перед бурей, ведь скоро в кафе должны были нагрянуть «Русалки» – члены дрифтвудского пляжного клуба. Они являлись сюда каждое утро в районе девяти – сразу после прогулки по пляжу, куда, вооружившись ведерками и контейнерами, отправлялись на поиски сокровищ: коряг, ракушек, окаменелостей и морских бобов. Но прежде всего – обкатанных морем стеклышек. Те не так уж часто попадались на нашем пляже, но после шторма почти всегда можно было неплохо поохотиться. Ночью над городом пронеслась буря, а это означало, что сегодня «Русалок» к нам явится больше обычного.

Я окинула зал взглядом, прекрасно понимая, что всех их здесь никак не разместить. Однако же их это не смутит: часть просто закажут кофе навынос и усядутся пить его на тротуаре перед входом или в парке через дорогу. На меня вдруг нахлынула горячая любовь к родному южному городку и его жителям, которые так преданно относились к моей кофейне и другим заведениям на площади.

Никогда отсюда не уеду! И уж точно не подамся на север, как Эффи Рейес, которая на прошлой неделе уволилась из «Сороки» и отправилась со своим парнем куда-то в Вайоминг на конное ранчо. Впрочем, в отличие от нее, я и не влюблена. Со мной уже давненько такого не случалось… А в прошлый раз я, даже по уши влюбленная, все равно за своим возлюбленным не уехала. Просто не смогла.

С этим городом, с морем меня связывали невидимые путы. Стоило мне какое-то время не появляться на побережье, и из жизни пропадало волшебство – а это было все равно что снова потерять маму. Ведь именно она передала мне волшебный дар в день своего исчезновения. И пока он у меня оставался, не угасала и надежда.

Я привычно покосилась на Уголок Диковинок. Находился он в дальнем конце обеденного зала – прибитые в углу полки из коряг общей конструкцией напоминали массивный дуб. Именно там я расставляла найденные вещицы; там они и оставались терпеливо ждать предназначенного им судьбой хозяина. На верхушке сидела выструганная из темного дерева сорока с маленькой розовой заколкой на голове; она с безмятежной гордостью взирала на свою коллекцию.

Солнце, выглянув через прореху в облаках, осветило зал. Я обернулась к панорамному окну и обнаружила, что Эстрель по-прежнему смотрит на меня. Сверлит взглядом сквозь вуаль, будто заглядывает в самое сердце и видит все притаившиеся там надежды и страхи.

Мне стало не по себе. Я отвела глаза и обернулась к Сиенне.

– Доброе утро! – Я очень старалась держаться приветливо и ничем не выдать, как рада, что эта девушка тут больше не работает. Такая милая, жизнерадостная, но стоит ей попасть за стойку – и случается катастрофа.

Сиенна, оглядываясь на ходу, направилась к витрине с выпечкой.

– Доброе утро всем!

Народ заулыбался, отзываясь. Такие моменты в «Сороке» я любила больше всего. Кофейня работала уже тридцать пять лет (мама открыла ее, когда мне было три) и потому по утрам часто напоминала посиделки добрых соседей. Даже залетным птичкам и туристам в эти часы казалось, что они угодили на семейный завтрак.

– Круассанов сегодня нет? – поинтересовалась Сиенна.

– К сожалению. В пекарне сейчас рук не хватает, поэтому они убрали кое-что из меню.

– Кармелла, Дез тебя уже нанял? Вы подписали контракт? – спросил Редмонд, все так же косясь на пончики.

Кармелла в этот момент как раз прикладывала кредитку к терминалу; к сумме заказа она, как обычно, добавила щедрые чаевые.

– Нет, пока нет.

Я с облегчением плюхнулась на стул. Если бы отец всерьез задумал продать кофейню, он бы подписал контракт.

Почувствовав разлитое в воздухе напряжение, Сиенна вскинулась:

– Что происходит?

– Дез продает «Сороку», – объяснила миссис Поллард.

На этой неделе на нашей доске красовался ее рецепт – мини-булочки с ванилью. Сама же она гордо, как павлин, восседала рядом, готовая помочь советом, если кто заинтересуется подробностями. Времени у миссис Поллард, вдовы чуть за семьдесят, было хоть отбавляй, и она всегда стремилась быть в гуще событий.

– Продает? – раскрыла рот Сиенна. – Что за ерунда?

– Ничего он не продает, – отрезала я. – Просто разок об этом обмолвился.

Сиенна прижала руки к груди.

– Слава богу! Да какой же Дрифтвуд без «Сороки»? – Она расплылась в улыбке. – Эта кофейня работает здесь дольше, чем я живу на свете. Настоящий прямоугольный камень!

Все уставились на нее.

– Краеугольный? – наконец уточнила Кармелла.

– Именно, – просияла Сиенна.

Пускай словарный запас девушки оставлял желать лучшего, и все же она тронула меня до слез. Вот именно! Дрифтвуд никогда не будет прежним без «Сороки» – без своего сердца.

И отец это знал. Вот почему я была уверена: что бы он там ни болтал, продавать кофейню не станет.

Нет, тут что-то другое… Что-то куда более серьезное.

Сморгнув слезы, я обернулась к Редмонду:

– Латте на миндальном молоке?

– С собой, пожалуйста, – кивнул он.

– Думаете, эта странная идея как-то связана с тем случаем пару месяцев назад? Помните, когда он ходил во сне? – понизив голос, спросила Сиенна. – Все еще забеспокоились, не повредился ли он умом.

Я закатила глаза. Немногие рискнули бы заговорить об этом так открыто, но у Сиенны всегда так: что на уме, то и на языке. В свои двадцать с небольшим она уже успела поработать почти во всех городских заведениях, но нигде не задержалась, а увольняясь, вечно оставляла за собой хаос и разрушения. Мне в жизни не доводилось иметь дело с таким неловким и неуклюжим человеком! Кареглазая блондинка, внешне она чем-то напоминала Кэрри Андервуд в период сразу после «Американского идола». Ее близкие, должно быть, уже устали просить бога взять руль ее жизни в свои руки и направить Сиенну на верный путь от греха подальше. Я и сама пару раз обращалась к нему с этой просьбой.

– Лично я тогда так не думала, – поскорее заверила Сиенна, сообразив, что ляпнула лишнего. – А вот теперь уже сомневаюсь. Немножко. Совсем чуть-чуть.

А я-то надеялась, все уже забыли, как сосед миссис Поллард однажды ночью застукал моего отца у себя во дворе в одних трусах. Однако местные жители никогда на память не жаловались. Здесь ничего не забывали!

Отцовские ночные приключения открыли в моей голове ящик Пандоры. Я так за него испугалась, что даже хотела к нему переехать. Вернее, не то чтобы хотела – конечно, в собственном доме, где у меня было личное пространство, я чувствовала себя гораздо комфортнее. Но тогда мне казалось, что переезд станет лучшим решением. Так я буду уверена, что папа в безопасности.

Однако отец сразу же отмел мое предложение. Даже обсуждать его не захотел…

Миссис Поллард тихо присвистнула и отхлебнула кофе.

– Да уж, удивил он тогда этими ночными похождениями… Ну и зрелище!

Она принялась обмахиваться одним из рецептов, которые распечатала «просто на всякий случай» – вдруг у кого-то не будет времени сфотографировать с доски.

Поддавшись порыву, я почему-то взглянула на Эстрель. Она все так же сидела у окна и молча наблюдала за происходящим. А встретившись со мной взглядом, вскинула тонкую бровь. Конечно, с такого расстояния видно было не очень, но богом клянусь: ее светлые глаза искрились весельем. Почему же она до сих пор не встряла в разговор? Меня как-то напрягала эта несвойственная ей сдержанность.

– А ведь как раз в то время Дез и о призраках начал говорить! – прищелкнул пальцами Редмонд.

Я постаралась отключиться от разговора и стала готовить миндальный латте. Обычно работа помогала мне справиться со смятением. Здесь, в «Сороке», я контролировала все процессы – притом с девятнадцати лет! Именно тогда отец, которому не терпелось внести в жизнь какие-то перемены, передал мне бразды правления, решив, что я уже достаточно взрослая, чтобы справиться самостоятельно.

Сегодня, однако, атмосфера в кофейне меня нервировала. А врач говорил, что нервничать мне нельзя.

– О призраках? – переспросила Сиенна. – Серьезно? Я такого не слышала.

Господи! Как это она не слышала? Ах да! Когда отец впервые начал рассказывать эти сказки, Сиенны не было в городе – она как раз отправилась навестить родителей. А через две недели, когда вернулась, в Дрифтвуде уже обсуждали новое происшествие: шестнадцатилетний Амбруаз Симонс, засмотревшись на идущую на пляж девушку в бикини, въехал на мопеде в помидорную грядку миссис Харлин. В аварии парень не пострадал, однако миссис Харлин так отделала его метлой, что пришлось наложить четыре шва. Впрочем, никаких обвинений ни одной из сторон предъявлено не было.

– Только об одном призраке, – поскорее уточнила я, пока история не обросла мифическими подробностями.

И начала взбивать миндальное молоко, надеясь, что за свистом пара не услышу дальнейшего обсуждения. К несчастью, это не помогло.

– Да Дез всем подряд рассказывал, что у него в доме живет призрак! – начал Редмонд. – Ходит по ночам, шумит, разбрасывает все. Его это, правда, не пугало – скорее веселило.

– Он всегда любил истории про привидений, – вставила Кармелла.

Я понятия не имела, что делать с папиным воображаемым призраком. Сначала пыталась отмахнуться от этой байки, убеждая себя, что отец просто шутит, но однажды днем зашла к нему и увидела разгром собственными глазами. Конечно, чистюлей папа никогда не был, но и неряхой тоже. И я никак не могла объяснить, отчего дом так резко пришел в упадок.

Все это, мягко говоря, тревожило.

Игнорировать ситуацию я больше не могла. И раз уж папа, к счастью, не захотел, чтобы я к нему переезжала, я задумала нанять ему помощницу по хозяйству. Даже предложила сама ее оплачивать, хотя, конечно, это вряд ли было бы мне по карману. Отец же в ответ лишь заливисто засмеялся, долго не мог успокоиться, а потом ласково выставил меня за дверь: «Мусорит призрак, а у меня есть дела поинтереснее уборки. Все хорошо, моя маленькая сорока! Не беспокойся».

– Не думает же он, что это призрак его же… – Сиенна осеклась и беспомощно огляделась.

Кармелла подпрыгнула и поспешила заполнить повисшую паузу:

– Как по мне, Дез просто решился изменить свою жизнь. А перемены – это не всегда плохо.

– Оу, – просветлела Сиенна. – Может, он продает «Сороку», потому что решил уйти на покой? Он как-то рассказывал, что на пенсии хотел бы отправиться в кругосветное путешествие на корабле. Говорил, вот здорово было бы и все такое.

Обмахнув капучинатор[1], я уставилась на нее невидящим взглядом. С чего бы отцу такое говорить? Он уже повидал мир. И из Дрифтвуда никуда не уедет. Без мамы – точно нет. Тем более на корабле: он же знает, что я с ума сойду. К тому же я только недавно говорила с ним о пенсии, и он ответил, что пока не готов. Ему нравится работать, заниматься делом. Передав управление «Сорокой» мне, папа занялся ремонтом автомобилей и сдачей в аренду местных развалюх. Даже мне одну из них продал за бесценок. За сущий бесценок!

Я представления не имела, что происходит с отцом, но дело точно было не в пенсии. Где-то с месяц назад мы с ним договорились поужинать, но в назначенное время он не появился. Я отправилась к нему и обнаружила, что дом по-прежнему в ужасном состоянии. А хуже всего было то, что он совсем забросил Молли: в ее мисочке не оказалось ни капли воды. К тому же в тот день мне исполнилось тридцать восемь, а он забыл про мой день рождения…

Появившись наконец дома, папа стал извиняться и делать вид, что ничего особенного не случилось, просто вот такой он рассеянный. Мы поспорили. Я снова предложила нанять кого-нибудь, чтобы присматривать за ним, домом и Молли, и его обычно веселое лицо потемнело от гнева. Такое случалось настолько редко, что я просто онемела.

«Хватит, Магдалена! – рявкнул отец. – Хватит. Оставь все как есть[2]».

Тут его лицо просветлело: успокоился он так же мгновенно, как и разозлился. Схватил со стойки ярко раскрашенный фарфоровый подсвечник в виде обезьянки и стал петь в него, как в микрофон, про мудрые слова матушки Мэри. Отец никогда не упускал возможности исполнить что-нибудь из «Битлов», особенно если это могло разрядить обстановку.

В тот вечер я так разозлилась, что из папиного дома отправилась прямиком в «Сороку». Заперлась в кабинете, напечатала на маминой машинке самое дурацкое в мире объявление о поиске помощницы по хозяйству, прилепила его на витрину, чтобы утром посетители сразу его увидели, и хотела было сфотографировать и выложить в местные группы в соцсетях, однако решимость моя через пару минут испарилась. Я струсила и сорвала листок. Смяла его, бросила в урну у входа в кафе и с тяжелым сердцем отправилась домой.

Теперь же, когда отец заговорил о продаже «Сороки», я стала об этом жалеть. Мне определенно необходимо было запустить к нему в дом шпиона. Кого-то, кто сообщит, если папа начнет вести себя необычно. И позаботится о том, чтобы у Молли всегда была вода. Мы с ней, конечно, друг друга слегка недолюбливали, но мне не хотелось, чтобы с ней что-то случилось.

Я вручила Редмонду его латте и закрыла этот заказ.

Отхлебнув, он блаженно выдохнул:

– Прекрасно, как и всегда, Мэгги!

Редмонд как раз расплачивался кредиткой, когда дверной колокольчик вновь звякнул, приветствуя нового посетителя. И пусть этот звон действовал мне на нервы, увидев, что пришла Роуз, я вздохнула с облегчением.

– Простите, опоздала! – на ходу бросила она, пробираясь за стойку. По ее спине моталась длинна, перевитая серебристыми прядями коса. Убрав сумочку и повязав фартук, Роуз поздоровалась: – Всем привет!

И снова на душе у меня потеплело, когда все хором поприветствовали ее в ответ.

– Кто следующий?

Роуз едва успела надеть фартук и сразу же взялась за работу.

Сиенна стала делать заказ, Кармелла же поманила меня в дальний конец зала и, когда я приблизилась к ней, ласково взяла за руку.

– Мэгги, когда ты в последний раз брала отпуск? Ты волнуешься за отца, а я переживаю за тебя. Ты же вот-вот пополам переломишься! Все время хлопочешь о других, а о себе совсем забыла…

– На себя у меня нет времени! – отозвалась я, некстати вспомнив, что и врач советовал мне сбавить обороты. – К тому же трудно думать о себе, когда все мои заботы сейчас – об отце. Кармелла, вы же его не хуже меня знаете! Вы бы заметили, если бы с ним что-то было не так. Ладно, он в своем уме… Тогда, может, у него проблемы со здоровьем? Что, если ему врачи какой-то жуткий диагноз поставили? И он именно поэтому так зациклился на здоровом образе жизни? – Я выпрямилась. Неужели мне удалось наконец нащупать разгадку? – Ну конечно! Он не говорит мне, что болен, чтобы я не волновалась. О господи!..

Кармелла покрепче сжала мою руку:

– Прекрати, Мэгги. У тебя так подскочило давление, что ты сейчас через крышу вылетишь!

С полгода назад со мной случилась транзиторная ишемическая атака (ее еще называют микроинсультом). К счастью, долгосрочных последствий она не вызвала, но врачи предупредили, что, если я не изменю свою жизнь, мне и до настоящего инсульта недалеко.

«Изменить свою жизнь» означало избегать стресса.

– Все с Дезом нормально, – заверила Кармелла. – Он буквально пышет здоровьем и энергией. Можешь мне поверить!

Я уже была на грани нервного срыва, но ее спокойный безмятежный тон привел меня в чувство. Она говорила так уверенно!

– Вы что-то знаете, верно? – Я окинула ее пристальным взглядом.

Колокольчик на двери зазвенел, приветствуя Сэма Кинделла.

– Доброе утро, Сэм! – тепло поздоровалась Роуз и сразу же начала готовить его обычный заказ: ореховый айс-латте и тарелку взбитых сливок с собой.

Кармелла, пряча глаза, переступила на высоких каблуках.

– Что? Нет.

Я засмеялась, но смех вышел больше похожим на всхлип. Может, в недвижимости она и разбиралась лучше всех в окру́ге, но врать не умела совсем.

– Скажите мне. Пожалуйста!

Кармелла вскинула голову; в ее глубоких темных глазах сверкнула решимость, и я понадеялась, что наконец-то узнаю, почему отец так странно себя ведет.

– Магдалена Мэй Брайтвелл, на два слова!

Ко мне приближалась Эстрель. Пайетки на ее черном платье сияли, как лунный свет на воде.

– Через секундочку, ладно?

– Нет, дело неотложное.

Кармелла же явно обрадовалась отсрочке:

– Мне все равно пора идти! У меня в полдесятого показ.

Она наскоро поцеловала меня в щеку и едва не бегом бросилась к выходу. Вскоре, забрав своей заказ, вышел и Сэм.

Дверной колокольчик явно задался целью окончательно расстроить мне нервы. Его повесил отец, когда сам еще всем тут заправлял. Интересно зачем? Маме бы это точно не понравилось…

Постаравшись выбросить из головы проблемы и паршивое самочувствие, я смирилась с бегством Кармеллы и обернулась к стоявшей рядом пожилой женщине.

Эстрель принадлежал расположенный неподалеку магазин «Стежок», где продавались ткани и швейные принадлежности, а еще она шила одежду на заказ. Никто толком не знал, сколько ей лет, но в том, что не меньше восьмидесяти, не сомневались. У нее была тонкая бледная кожа, сквозь которую просвечивал синим лабиринт вен, и выкрашенные ярко-розовым ногти на скрюченных пальцах. Сейчас Эстрель не мигая смотрела на меня своими серебристыми глазами сквозь густую черную вуаль, свешивавшуюся со шляпки-таблетки. Ссутуленная, она, казалось, наклонилась ко мне поближе, чтобы лучше слышать, хотя проблем со слухом у нее никогда не было. Впрочем, как и с другими органами чувств.

Колокол в церкви прозвонил девять, и в ту же секунду Эстрель твердо произнесла своим звучным скрипучим голосом:

– Ты возьмешь ее на работу.

Глава 3

МЭГГИ

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

Эстрель обладала ви́дением – знала о прошлом, настоящем и будущем такое, чего знать никак не могла. Например, о том, что Дженни Ферн Дженсен беременна, она узнала раньше, чем сама Дженни. Как и о том, что ждет она близнецов. Дженни все в толк взять не могла, с чего это Эстрель подарила ей два слюнявчика ручной работы и посоветовала соблюдать постельный режим. А через несколько лет Эстрель преподнесла Грозному Элдриджу трость за пару дней до того, как он сломал ногу. В школьные годы я однажды удрала ночью из дома, чтобы встретиться с Донованом, а после Эстрель, вскинув брови, спросила, понравилось ли мне пение жаворонка на рассвете. А еще как-то раз, когда Ноа был подростком, она позвонила мне среди ночи и сказала, что он в опасности. После оказалось, что этим звонком она, скорее всего, спасла ему жизнь. Два года назад Эстрель каким-то образом узнала, что Китти Бетан злословила о ней на Черничном фестивале, хотя за весь праздник ни разу к ней даже не подошла. В городе до сих пор помнили этот легендарный конфликт.

Обычно Эстрель охотно раздавала всем вокруг советы, нимало не интересуясь, нуждаются ли люди в ее мнении. Но сейчас, глядя, как она приближается, я всем сердцем надеялась, что она скажет что-нибудь об отце. Уж она-то наверняка знала, что происходит!

– Пардон? – переспросила я. Вот уж никак не ожидала, что речь пойдет о работе.

– Так было сказано, – вскинула тонкую бровь Эстрель, сухо кивнула и развернулась на массивных каблуках.

– Подождите!

Эстрель медленно обернулась, вся деревянная от раздражения. И в этот момент колокольчик резко звякнул – дверь отворилась.

Ладно, с меня хватит. Долой этот колокольчик!

– Вы знаете, что творится с моим отцом? – поморщившись, спросила я.

Пайетки на платье Эстрель затрепетали.

– Может, да. А может, и нет…

– Значит, нет, – фыркнула миссис Поллард за моей спиной.

Эстрель прищурилась.

Миссис Поллард вскочила и пригладила короткие седые волосы.

– Пойду припудрю носик. Мэгги, посмотришь за карточками с рецептами?

– Конечно, – кивнула я, и она поспешила к уборной.

Когда я снова взглянула на Эстрель, та уже отошла к двери. Солнечный луч упал на пайетки, и они весело подмигнули мне на прощание. Взявшись за ручку двери, Эстрель сняла с крючка непонятно отчего замолчавший вдруг колокольчик и, бросив на меня нежный и в то же время озорной взгляд, швырнула его в мусорное ведро, а затем вышла.

Я стояла, открыв рот, и оглядывалась, пытаясь понять, заметил ли кто-то из посетителей ее поступок. Но никто, похоже, не обратил внимания.

– Мэгги, тут тебя спрашивают! – позвала Роуз.

Я развернулась и увидела у стойки незнакомую женщину. Она смотрела на меня с опаской, вцепившись в ремень сумки.

– Проходи же, конфетка! – подбодрила ее Роуз и стала доставать стаканчики, готовясь к нашествию «Русалок».

На вид женщине было лет двадцать пять – тридцать. Такая крошечная – кажется, вот-вот ветром унесет! Она поблагодарила Роуз, улыбнулась, и, как только с ее личика в форме сердечка ушло напряжение, сразу стало заметно, какая она хорошенькая: чистая кожа, высокие скулы, едва заметные веснушки… Стуча маленькими каблучками, она направилась ко мне, но при этом все поглядывала на уголок диковинок. Глаза ее – большие, карие с прозеленью, как мох, растущий на стволе дуба, – изумленно поблескивали, брови ползли вверх. Девушка явно пыталась сообразить, что перед ней такое.

Чаще всего новенькие именно так и реагировали.

– Мэгги? – спросила она, приблизившись и снова взглянув на меня. – Вконец измотанная Мэгги?

Подмечено было так точно, что я засмеялась. Едва пробило девять, а я уже без сил…

– Да, я Мэгги. Привет! Мы встречались?

Лицо ее не показалось мне знакомым, к тому же, судя по одежде, девушка явно была не местная. Шерсть – в конце лета? Так и тепловой удар получить недолго!

– Нет, не встречались. Меня зовут Ава Харрисон. – Она шагнула ближе и протянула мне руку.

Теперь, когда мы стояли так близко, меня вдруг словно волной окатило, а голова закружилась, будто я вот-вот грохнусь. Чувство было знакомое, приятное и успокаивающее, как дружеские объятия. Я сжала ее пальцы.

– Как хорошо, что вы пришли! У меня для вас кое-что есть.

Именно ради таких моментов я и жила – моментов, когда мои диковинки находили свой дом.

– Правда? – с надеждой спросила она.

Голос у нее был легкий и воздушный, как перышко.

– Правда. Секунду, только найду…

Я поспешила к полочкам из коряг. Случайному человеку мои диковинки могли показаться просто кучей мусора. Но лично я видела в них сокровища – пускай и чужие. Ведь принадлежали они другим людям! Я же выступала просто в роли терпеливого посредника, свахи-волшебницы.

Моя мама тоже такое умела, а до нее – ее мать. В детстве, укладывая меня спать, она часто рассказывала, как нашла той или иной вещице хозяина. Мне было обидно, что я таким даром не обладаю, но мама не сомневалась, что однажды и на меня тоже накатит волна. Так и вышло! Это случилось в мои одиннадцать – в худший день в моей жизни.

Я копалась в коробках и корзинках, отыскивая вещицу для Авы, и наконец меня снова, как минуту назад, пробрала дрожь. Я держала в руке наперсток, вдоль ободка которого были выгравированы летящие бабочки. Интересно, где я его нашла? Может, подобрала, гуляя по пляжу? Или купила в комиссионке? Или отыскала на дворовой распродаже? Странно, я словно видела его впервые… Хотя обычно всегда помнила, где раздобыла ту или иную диковинку.

– Это вам. Платить не надо. – Я протянула наперсток Аве.

Все, что хранилось в уголке диковинок, всегда попадало в хорошие руки, и я никогда ни цента с людей за это не брала. Так было бы неправильно, нечестно, к тому же собирала я только недорогие вещицы. Ценны они были лишь способностью пробуждать воспоминания.

Ава опасливо взяла у меня наперсток, рассмотрела узор и сжала подарок в ладони.

– У моей бабушки был похожий, только с птичками и помятый сверху. Только сейчас вспомнила!

Благодаря моим диковинкам люди часто вспоминали нечто давно забытое, некогда доставлявшее им радость. И сразу же загорались желанием снова обрести былое счастье.

Ава провела большим пальцем по краешку наперстка.

– Только не понимаю, зачем вы мне его дали. Это как-то связано с работой?

– С моей работой? В определенном смысле.

Уголок диковинок для меня создал папа – примерно через полгода после того, как мама исчезла и стало ясно, что ее коллекцию теперь продолжаю собирать я. Все равно я постоянно торчала в кофейне, а значит, здесь моим безделушкам было самое место.

Свежие щечки Авы зарозовели.

– Я имела в виду, связан ли он с работой, ради которой я сюда приехала. Кстати, я отлично управляюсь с иголкой и ниткой и очень люблю вышивать. Меня бабушка научила. – Она подтянула рукав пиджака и показала вышитого на ткани ежика в цветах. – Тут дырка была, когда я купила этот блейзер…

Ежик показался мне очень славным. А слова меня озадачили, ведь сотрудников в кофейню я не искала.

– Работали когда-нибудь бариста?

Ава медленно моргнула.

– Кажется, мы друг друга не поняли… Я приехала на собеседование: ищут помощницу по хозяйству. – Она порылась в сумке, вытащила скомканный листок и пробежала глазами по строчкам. – Для эксцентричного упрямого пожилого господина. О нет…

– Что?

– Я так спешила, всю ночь гнала из Огайо и даже не задумалась, сколько этому объявлению недель. Может, оно уже и не актуально? Просто я все думала о… – Она осеклась. – Я слишком много болтаю. Простите! Должно быть, собеседование проходило давным-давно. Какая же я дура! – Она расстроенно выдохнула и тут же посмотрела на меня с надеждой. – Место уже занято, да?

Я не сразу осознала, что она такое говорит. «Эксцентричный упрямый пожилой господин?» Сердце заколотилось в груди.

– Можно? – Я кивнула на листок.

Она протянула его мне.

ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИЦА ПО ХОЗЯЙСТВУ
Эксцентричному упрямому пожилому господину, избалованной чертовке в обличье кошечки и донельзя захламленному дому (возможно, с привидениями) срочно требуется невозмутимая, терпеливая и энергичная домоправительница. Опыт необязателен, но навыки ведения домашнего хозяйства, организованность и способность не обращать внимания на призраков, беспорядок, пыль, кошачью шерсть, птиц на чердаке и летучих мышей на мансарде не помешают. Готовых рискнуть жду на собеседование в понедельник в девять утра в кофейне «Сорока», городок Дрифтвуд, штат Алабама. Спросить вконец измотанную Мэгги.

Сердце билось все громче: казалось, его стук слышат все в зале. То самое объявление, что месяц назад я налепила на витрину, а потом скомкала и выбросила! Сверху кто-то сделал приписку от руки.

– Где вы это взяли?

– Получила по почте.

С улицы послышался гомон – казалось, стая неугомонных чаек заметила на пляже расположившуюся для пикника компанию. Значит, «Русалки» уже добрались до площади…

– Кто же вам это прислал?

– Обратного адреса нет, но я думаю… Думаю, это один мой знакомый. Александр. Мой бывший. Почерк вроде бы его.

– Он что, живет где-то неподалеку?

Я пыталась понять, как такое могло произойти. Неужели парень копался в мусорке?

Ава обернулась через плечо. В стекло билась бабочка-монарх, будто отчаянно желала проникнуть в кофейню. Ава, побледнев, обернулась и печально посмотрела на меня.

– Нет.

– Все это очень странно… Дело в том, что я напечатала объявление, скорее чтобы выплеснуть эмоции, чем в самом деле кого-то нанять. В общем-то, я почти сразу его и выбросила, вот почему оно такое мятое… – Я отдала ей листок. – Не представляю, как оно к вам попало!

Облака разошлись, и в ту же секунду я уловила краем глаза какой-то блеск. Это солнечный луч играл на пайетках с платья Эстрель. Сама же она стояла у фонарного столба прямо за окном и смотрела на меня. В ушах тут же зазвучал ее голос: «Ты возьмешь ее на работу».

Ее – это Аву?

Судя по тому, как Эстрель смотрела на нас, она имела в виду именно ее.

Господи… Меньше всего мне хотелось разозлить Эстрель! Помнится, после того как Китти Бетан отказалась признать, что обозвала ее жуткой старой ведьмой, ее с головы до ног осыпало прыщами. Некоторые считали, что это всего лишь аллергия на чернику или раздражение от морской воды, но мы-то знали, что наказывать Эстрель любит не меньше, чем давать советы. С тех пор Китти больше слова дурного про нее не сказала! И ни про кого другого, кстати, тоже.

– Значит, вы не ищете сотрудницу? – ссутулив плечи, спросила Ава.

А я вдруг обнаружила, что голова у меня уже почти не болит – лишь в висках слегка пульсирует. Словно мое тело поняло, что, если Ава будет рядом с отцом, мне станет спокойнее.

Бог свидетель, я ужасно этого хотела!

– Я этого не говорила. В определенном смысле ищу. Но почему вас заинтересовала эта вакансия? Не сказать, чтобы описание звучало так уж заманчиво…

– Алекс… Он… – едва слышно заговорила она и тут же смолкла. А затем, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила: – Вы сказали, все это странно. На самом деле даже больше, чем вы думаете. Месяц назад Алекс умер, мы с ним расстались за несколько недель до этого.

Она торопливо рассказала мне, что вчера письмо упало к ее ногам с кухонной стойки. Что штемпель на конверте смазался, а ей вдруг отчаянно захотелось испытать удачу, как было сказано в приписке.

– А письмо точно прислал он? – засомневалась я. – Вы ведь сказали, там не было ни подписи, ни обратного адреса.

– Конечно, утверждать я не могу… – Ее глаза цвета мха тревожно блеснули. – Но стиль явно его. К тому же я не представляю, кто еще мог бы мне такое отправить.

– Но где он взял объявление? Я же его выбросила!

– Понятия не имею, – тихо пробормотала она. – Но, по-моему, во всей этой ситуации есть что-то… потустороннее.

По моим рукам побежали мурашки. И в ту же минуту в кофейню ввалились «Русалки». Загомонили. Стали здороваться, пересмеиваться, заказывать латте, чай, маффины и пончики…

Нужно было поскорее броситься на помощь Роуз, пока тут не начался полный хаос.

– Потустороннее? Вы имеете в виду… письмо прислал его призрак?

Не то чтобы я верила в призраков, духов и даже ангелов, но думать, что после смерти существует некая форма жизни, почему-то было приятно.

– Я уже не знаю, что думать! – пожала плечами она.

Я тоже не знала. Но у меня имелся отец, который ходил во сне, внезапно заинтересовался здоровым образом жизни, замыслил распродать все свое имущество – и «Сороку» в придачу. Решение созрело быстро. Оставалось надеяться, что я о нем не пожалею.

– На обычное совпадение и правда не похоже! К тому же письмо упало к вашим ногам. – Я притворно содрогнулась. – Действительно, загадочная история…

Ава так искренне кивнула – мне даже стало немного неловко от того, что я решила сыграть на потусторонней теме. Но только немного. Все же важнее всего для меня было выяснить, что замыслил отец.

– Пытаюсь найти другое объяснение, но не могу, – сказала она.

Я вдохнула поглубже.

– Подождите немного. Я обслужу «Русалок», а после мы с вами сходим к моему отцу. Кстати, работать вы будете как раз у него. И что бы он там ни говорил, ему на самом деле нужна помощница. И мне кажется, что вы прекрасно подойдете.

Она получит эту работу!

Ведь ее уже одобрила Эстрель, а отец не пойдет ей наперекор: в этом я не сомневалась. К тому же Кармелла была права: папа любил истории про призраков и не мог отказаться от возможности поучаствовать в одной из них.

Я посмотрела в окно, гадая, продолжает ли Эстрель наблюдать за нами. Довольна ли она тем, как все сложилось?

Но под фонарем никого больше не было – лишь бабочка порхала вокруг столба.

Глава 4

АВА

Всего час назад я впервые вошла в «Сороку», и вот мы уже вышли из нее вместе с Мэгги. Серые тучи уплыли на север, и теперь над нами простиралось чистое голубое небо. Мы направлялись в дом Дезмонда – отца Мэгги.

Она, рукой заслонив глаза от солнца, окинула взглядом мой пиджак. От нее пахло сладкими сливками, кофе, золотыми закатами и великодушием.

– До папиного дома шесть кварталов. Лучше поедем на гольф-каре, а то взмокнем.

На улице потеплело, и Мэгги в своих джинсовых шортах до колен и зеленой футболке с логотипом кофейни оказалась одета куда более по погоде, чем я. Мне же в твидовом блейзере было жарковато, но я не хотела его снимать, пока не познакомлюсь с Дезмондом. Пока не получу работу. Чтобы не сглазить.

Мэгги уже позвонила отцу и предупредила, что мы скоро будем; она говорила по громкой связи, и, хотя дверь в кабинет оставалась закрытой, я все слышала. Дезмонд идее не очень-то обрадовался, но, когда Мэгги упомянула некую Эстрель и рассказала, что письмо мне, возможно, прислал призрак, сменил гнев на милость.

Я не поняла, почему призрак так его обрадовал, а имя Эстрель успокоило, но меня предупреждали, что он со странностями. Об этом и в объявлении было сказано!

– Он живет возле моря? – с надеждой спросила я.

– На первой линии от пляжа. Из дома открывается прекрасный вид на залив. – Мэгги глянула на меня с тревогой. – Ты же не боишься воды?

– Вовсе нет. – Меня так и распирало от счастья! – Я только раз в жизни была на море, но мне ужасно понравилось!

– Просто у меня с водой все сложно: можно сказать, мы заклятые подруги. Море так прекрасно, что дыхание перехватывает, и в то же время оно очень опасно… Так что в воду я не лезу, но любоваться волнами издалека очень люблю.

У входа в кофейню все еще толпились «Русалки», как назвала их Мэгги. Ну и живописную же компанию они собой представляли! Человек тридцать-сорок мужчин и женщин самого разного возраста – от совсем юных до пожилых. В «Сороку» они ввалились вымазанные песком и с всклокоченными от ветра волосами, но при этом радостно улыбались, заливисто смеялись и хвастались друг перед другом находками. А еще передавали из рук в руки синие и зеленые обкатанные морскими волнами стеклышки.

– Мэгги, ты вечером идешь в библиотеку? – спросил кто-то из них.

– Ага, я буду. В семь? – уточнила она.

– Если хочешь что-то купить до официального старта распродажи, то в шесть, – ответила женщина.

– Значит, в шесть, – рассмеялась Мэгги. – Увидимся.

Я огляделась в поисках самой юной «Русалки», но она куда-то исчезла. Искала я крошечную пухлощекую девочку, которую носила на груди в специальном рюкзачке девушка с розовыми прядями в растрепанных волосах. Полугодовалая глазастая Джунипер в облегающем желтом комбинезончике с ромашками и с пушистыми светлыми волосами была так очаровательна, что легко могла бы сниматься в рекламе детской одежды. А ее мама Грейси подарила мне одно из найденных на пляже морских стеклышек. С тех пор я не могла сдержать улыбки: я ведь тут новенькая, а со мной тоже поделились чудесными морскими сокровищами!

Я и не помнила, когда в последний раз чувствовала себя частью некоего захватывающего приключения, и ужасно обрадовалась этому ощущению.

– В эти выходные «Друзья библиотеки» устраивают распродажу, – объяснила Мэгги, когда мы свернули за угол. – Сегодня вечером мы разбираем все, что принесли люди, и расставляем цены. А значит, как члены клуба, первыми сможем урвать самое интересное. Ты как, любишь распродажи?

– В целом да. Мне нравятся винтажный текстиль и одежда. А их лучше всего искать как раз на распродажах и в секондах.

Каждый раз, делая шаг, я чувствовала бедром лежащий в кармане наперсток. Ужасно хотелось достать его и провести пальцем по дырочкам! Вспомнилась бабушка Банни, как она учила меня вшивать молнию в сумку – это был наш с ней первый совместный проект. Так у меня появилось отличное хобби, ведь я постоянно сидела дома и мучилась от скуки. Конечно, на машинке шить было бы проще, но этого мне мама не разрешала. Боялась, что из-за громкого стрекота со мной может случиться припадок. Такое ведь бывает от шума…

Когда со мной впервые произошел приступ, вся семья пришла в ужас. Меня тщательно обследовали и в итоге поставили идиопатическую эпилепсию – болезнь, возникающую по неизвестным науке причинам.

А три года назад припадки просто взяли и прекратились. Год назад врачи постепенно отменили мне все лекарства и официально подтвердили, что я в ремиссии.

Однако я отлично знала, что болезнь может вернуться. Даже, скорее всего, вернется.

Пускай у меня давно уже не было припадков, я все равно понимала, что с моим телом не все в порядке. Ни один врач не мог с уверенностью ответить, вернутся ли в норму мои слух и обоняние или так и останутся «исключительными», как выразился один из специалистов. Впрочем, к ненормальности чего бы то ни было в жизни мне было не привыкать.

К счастью, за годы я научилась отключаться от чересчур громких звуков, но на это уходило слишком много энергии, и я нечасто пользовалась этим навыком. С обостренным обонянием ужиться было легче, и все же я никак не могла привыкнуть, что чувствую духи еще за квартал. И могу разгадать характер человека по его запаху.

Мы с Мэгги как раз направлялись к парковке за кофейней, когда за спиной послышались торопливые шаги.

– Мэгги, постой! – окликнул кто-то.

К нам, расставив локти и задрав подбородок, неслась приземистая женщина с растрепанными светлыми волосами. Мне она напомнила забавную хохлатую утку, фотографию которой я как-то видела в книге о дикой природе.

– Как хорошо, что я тебя поймала!

На женщине были платье в цветочек, едва вмещавшее ее пышные формы, и розовые туфли на широких устойчивых каблуках. Мне отчего-то подумалось, что она из тех, кто, обнимая, словно пытается заглотить тебя целиком.

– Доброе утро, Беттина! – весело поздоровалась Мэгги.

Дышала Беттина часто, с присвистом; казалось, рядом кто-то работает кузнечными мехами.

– О боже! Я увидела, как ты выходишь из «Сороки», и скорее понеслась в погоню… – Она покосилась на меня и прижала руки к груди. – Ой, здравствуйте! Меня зовут Беттина Хопкинс-Фиш, и мы с вами, юная леди, точно незнакомы. До чего же вы хорошенькая, ну прямо персик!

– Это Ава, – представила меня Мэгги. – Она из Огайо.

– Тогда понятно, почему вы так одеты… – Беттина, вскинув бровь, оглядела мой пиджак и улыбнулась. – Надолго в наш милый городок?

Я не стала рассказывать ей про счастливый блейзер и просто ответила на вопрос:

– Пока не знаю, но надеюсь, надолго.

– Залетная птичка? – Беттина произнесла это так, будто у нее в горле застряла куриная кость. А затем, чуть обиженно глянув на меня, добавила: – Обычно люди, которые приезжают к нам зимовать, намного старше, но мы всех встречаем с распростертыми объятиями.

Видимо, ее гостеприимство вызвано было одной лишь напористостью.

Легкий ветерок выдернул несколько прядей волос Мэгги из-под заколки и принялся ими играть.

– Ава поселится у моего отца. Будет помогать ему по хозяйству.

Беттина изумленно округлила голубые глаза:

– Божечки-кошечки! А я и не знала, что Дезмонду нужна домработница! Может, ему бы Сиенна подошла? Моя племянница, – пояснила она специально для меня. – Она понемногу подрабатывает то тут, то там, но ищет постоянную работу. Я, конечно, стараюсь направить ее на путь истинный, но она все бродит в потемках. Храни ее бог, бедняжку! Никак не может понять, что ей по душе.

Слова Беттины меня слегка задели. За всю жизнь я успела поработать только оператором ввода данных. Нормальная работа, на жизнь мне хватало, удавалось даже немного откладывать. Но никакой творческой искры в ней не было – я никак не могла сказать, что она мне по душе.

Помнится, Александр однажды заметил: «Ава, работы ведь можно менять! Чем бы ты хотела заниматься? Это тебе решать, а не другим».

Сам он успел сменить десяток работ – и не потому, что был лет на десять меня старше, а потому, что любое дело ему быстро надоедало. Когда мы познакомились, он работал администратором в ресторане. Так мы и сблизились. Часто болтали, пока я ждала свой заказ навынос. Потом Алекс уволился и стал разносить еду и напитки на бейсбольном стадионе. Когда же мы начали встречаться официально, он ушел и оттуда – сумел уговорить своего приятеля, хозяина пивоварни, взять его к себе. Он всякий раз как в омут с головой бросался в новую специальность и не понимал, почему я так настороженно отношусь к переменам.

– Одним достается ровный проспект, другим – извилистая тропка. Но я уверена, в итоге Сиенна доберется до цели, – заверила Мэгги. – И поймет, что ей нужно. Просто дай ей время!

Я снова украдкой покосилась на нее. Она, похоже, не заметила, что ее слова проникли мне в самое сердце.

Беттина всплеснула руками.

– Конечно! Жаль, что в кофейне у нее ничего не вышло. Я так надеялась…

– Я тоже. – Мэгги демонстративно посмотрела на часы.

– Ой, не буду тебя задерживать! – всполошилась Беттина. – Мэгги, я хочу попросить тебя об услуге. Надеюсь, ты не откажешь…

Мэгги натянуто улыбнулась и с легкой паникой в голосе спросила:

– Чем могу помочь?

– «Счастливые моллюски» только что обнаружили, что на складе в Фоли прорвало трубу. Боже, это кошмар! Весь декор испорчен! Мы назначили на завтра срочную встречу: будем решать, что теперь делать. До Марди Гра осталось всего пять месяцев. Все в ужасе.

Нить разговора я потеряла еще на «Счастливых моллюсках», а упоминание Марди Гра и вовсе привело меня в недоумение.

Мэгги, сообразив, что я в растерянности, пояснила:

– «Счастливые моллюски» – это наш городской клуб, который вот уже пятьдесят лет обязательно выступает на параде Марди Гра в Галф Шорз. А все их костюмы и платформа, на которой они едут, хранятся на складе в городке Фоли к северу отсюда.

– Ава, если в феврале вы еще будете здесь, обязательно увидите все собственными глазами! – с улыбкой пообещала Беттина. – Я бы пригласила вас прокатиться на платформе вместе с нами, но мы берем к себе только опытных женщин – в смысле, женщин определенного возраста. Однако уверена, вас с радостью примут к себе «Снулые улитки» – команда, которая выступает пешком, – добавила она. – Они так назвались в честь местных улиток, чьи раковины разбросаны по всему пляжу. И берут к себе всех, вне зависимости от пола и возраста. С животными тоже можно. У нас там даже цыпленок есть! Мы встречаемся на лужайке по понедельникам, средам и пятницам в семь утра. Проходим три круга вокруг площади и к восьми уже заканчиваем.

Мозг лихорадочно заработал. Утром, когда я ехала по городу на машине, GPS показал, что площадь простирается на четверть мили в длину. Выходит, полный круг – это примерно миля, а три круга – три мили. Рискну ли я пройти три мили пешком? Да еще в таком влажном и жарком климате?

Меня вновь одолели старые страхи. Впрочем, раз команда называется «Снулые улитки», возможно, ходят они не так уж быстро, и я тоже справлюсь?

– С удовольствием к вам присоединюсь! – Вот так, я начала расправлять крылышки. – Спасибо за приглашение!

– Замечательно! Просто разыщите меня в толпе, и я всем вас представлю. Ну, к делу. Мэгги, прости, что обращаюсь в последний момент, но не могла бы «Сорока» организовать нам перекус для завтрашней встречи? Разумеется, ничего особенного: напитки и легкие закуски. На двенадцать человек. Как считаешь, получится у вас? Мы очень-очень просим! – Она молитвенно сложила руки.

– Точно не знаю… Нужно проверить. – Мэгги вздохнула. – Ладно, рада буду вам помочь!

– О! – Беттина, взвизгнув, бросилась ее обнимать.

Я уж думала, мне придется выдирать у нее Мэгги клещами, но, к счастью, Беттина все же ее отпустила.

– Мэгги Брайтвелл, ты лучшая! – Она глянула на часы. – Ой, мне пора бежать. Увидимся завтра в девять у Делейни Пэррентайн. Ава, было приятно познакомиться. Целую крепко!

Она умчалась прочь, я же покосилась на Мэгги. Ее улыбка слегка померкла, но вскоре снова расцвела.

– Сразу предупреждаю: к полудню весь город будет знать, зачем ты сюда приехала.

– А что, у «Снулых улиток» правда есть цыпленок?

– Ага. И зовут ее Клак-Клак. Это Ханна придумала, внучка Джолли Смит. Ей четыре года, и сейчас она обожает мультик «Золушка».

Я улыбнулась, вспомнив, что именно так звали мышонка из мультфильма.

– Представь себе, Джолли водит ее на поводке. Незабываемое зрелище!

Я так широко улыбнулась, что заболели щеки.

– Не терпится с ними познакомиться!

– От Беттины голова может пойти кругом. – Мы с Мэгги шагали дальше. – Если она будет слишком уж тебя доставать во время прогулки с «Улитками», просто улизни и спрячься в кофейне.

– Запомню, спасибо! – Я перешагнула через цветочек, пробившийся сквозь трещину в тротуаре. – А почему Сиенна так недолго проработала в «Сороке»?

– Я бы сказала, у нее проблемы с координацией, – засмеялась Мэгги. – Она проработала у нас четыре часа и за это время успела сломать терминал и кофемолку, опрокинуть витрину с кружками и банками кофе в зернах и ошпарить Роуз горячим паром. Она очень милая девушка, правда! Но работа в кофейне – явно не для нее.

Навстречу нам из-за угла выехал грузовик с эмблемой пекарни, и Мэгги сразу же расцвела: ее темно-синие глаза так и заблестели на солнце. Она замахала рукой, машина остановилась, и из окна выглянул мужчина с поседевшими на висках каштановыми волосами, сине-зелеными глазами и чертовски обаятельной улыбкой.

– Ты-то мне и нужен! – воскликнула Мэгги.

– Сколько лет я ждал этих слов! – Он прижал руку к груди.

– Ава, познакомься: это Донован Куинлан, – представила Мэгги, и я расслышала, что у нее сбилось дыхание. – Его семье принадлежит пекарня «Береговой хомячок». Это они поставляют нам в «Сороку» выпечку.

Затем она назвала мое имя и объяснила, что я буду работать у ее отца. Удивительно, но говорила об этом она так уверенно, словно в рог трубила.

– Окажешь мне огромную услугу? – обратилась Мэгги к Доновану. – «Счастливые моллюски» устраивают завтра встречу и в последний момент заказали мне угощение. Гостей будет двенадцать. Сможешь помочь?

Донован поднял широкую бровь.

– А если не смогу?

– Мне придется всю ночь стоять у плиты…

– А если смогу?

– Я буду по гроб жизни тебе благодарна!

– Звучит заманчиво, конечно… – Он сделал вид, что задумался. – Но это не то, чего я хочу.

Между ними прямо искрило. Стало интересно, что же там у них произошло в прошлом.

– Чего же ты хочешь? – встревожилась она.

– Свидание. – Он широко улыбнулся и пояснил мне: – Я уже два года пытаюсь зазвать ее на свидание. А она все время отказывает. Вы, конечно, удивитесь, отчего же Мэгги отказывает такому подарку судьбы. Вот и я постоянно об этом думаю. Отчего?

– Ничего подобного! Какие два года? – вспыхнув, выпалила Мэгги. – Ты всего пару недель назад вернулся в город и за это время ни словом не обмолвился о свидании! – Она обернулась ко мне: – Донован служил в береговой охране, а недавно вышел в отставку и вернулся в Дрифтвуд.

– А кажется, будто я уже два года прошу о свидании. Это считается?

– Не считается! – Мэгги скрестила руки на груди.

Донован вопросительно посмотрел на меня.

– Я согласна с Мэгги, – помотала головой я.

– Ну что ж, значит, я намекал.

– Намекать – не значит приглашать, Донован, – возразила Мэгги.

– Я бы пригласил, но мои намеки ты замечать не хотела, а я парень гордый.

Мэгги открыла было рот, потом снова его закрыла.

– И что мне оставалось делать? – он снова обернулся ко мне.

– Господи, ну хватит! – охнула Мэгги. – Ава бог знает что подумает!

– Что, например? – спросил он.

– Что ты по мне сохнешь! – Мэгги поспешно объяснила мне: – Мы с Донованом дружим, можно сказать, с детства. А раз он теперь в пекарне работает, мы еще и коллегами стали. Ходить на свидания с ним будет неэтично.

Она выпалила все это так быстро, что я сразу поняла: это всего лишь отговорка. Но почему? Ведь очевидно, что он ей небезразличен! По тому, как она двигается, по тому, как вспыхнули ее глаза, как только она его увидела. Неужели она сама не замечает? Или просто не хочет признавать?

– Не думаю, что это неэтично, – возразила я. – Вы же не в одной компании работаете.

– Спасибо, Ава! – кивнул Донован. – Наконец-то голос разума! Так что скажешь, Мэгги? Поужинаешь со мной завтра вечером? Пожалуйста!

Мэгги потерла виски.

– Донован, но почему сейчас? Почему ты именно сегодня решил меня пригласить? Ни с того ни с сего. Что на тебя нашло?

Донован посерьезнел, лицо его смягчилось. Посмотрев Мэгги прямо в глаза, он ответил:

– Просто воспользовался шансом. Устал ждать, когда ты заметишь, что я не шучу. Двадцать лет назад не шутил – не шучу и сейчас.

Двадцать лет? Я окинула эту парочку взглядом, надеясь услышать подробности, но, похоже, никто не заметил, что я умираю от любопытства.

– Мы стали другими, – задыхаясь, выговорила Мэгги.

Как ни хотелось мне узнать, что же между ними произошло, я вдруг поняла, что разговор этот не для посторонних. И отошла в сторонку, сделав вид, что рассматриваю симпатичного мультяшного хомячка, нарисованного на фургоне. Конечно, не самый очевидный выбор для логотипа пекарни, но хомячок в крошечном фартуке и с венчиком в руке был таким хорошеньким, что я отдала бы последний цент, лишь бы попробовать его лакомства.

– Не думаю, что мы так уж сильно изменились, но не прочь проверить, – ответил Донован. – Я ведь не прошу чего-то особенного. Просто свидание.

Мне было слышно, как громко бьется у Мэгги сердце. Обернувшись, я заметила, что она смотрит Доновану в глаза, пытаясь отыскать в них что-то видимое только ей.

– Ладно, я согласна, – наконец негромко сказала она. – Одно свидание. Но, пожалуйста, никаких шикарных заведений! Меня вполне устроит фастфуд.

– Да я даже позволю тебе заплатить, если хочешь, – широко улыбнулся он.

– А теперь уезжай! – Она демонстративно вздохнула.

Он, засмеявшись, погнал прочь. А я подумала, что Мэгги наверняка не расслышала в его теплом бархатном смехе то, что услышала я: облегчение.

Жилые кварталы сетью расползались вокруг площади. Мэгги ехала в сторону моря, и зеленые лужайки с дубами, соснами, виноградными лозами и клумбами постепенно уступали место песку, пальмам, высокой сухой траве и кадкам с цветами, над которыми кружили бабочки и колибри. Если ближе к площади располагались дома с каменными и цементными фундаментами, то здесь, возле моря, коттеджи стояли на сваях, возвышаясь над землей на добрые десять-двенадцать футов. Однако же все районы города все равно были выдержаны в одном стиле: спокойные краски, извилистые дорожки и деревянные мостики над заболоченными местами.

Всю дорогу я буквально тонула в окружающих звуках и никак не могла понять, отчего они меня не раздражали. Вот и в кофейне меня ничего не тревожило. А ведь там витало столько резких запахов: кофе, корица, шоколад, орехи, гвоздика… А уж как шумно было! Раньше, проведи я в таком заведении час, у меня появилось бы чувство, что в голове работает десяток радиоприемников, притом каждый настроен на свой канал.

Но сегодня меня почему-то не напрягали ни жужжание блендера, ни визг кофемолки, ни свист пара, ни бряцание кубиков льда, ни звон посуды, ни радио, ни голоса посетителей. Наоборот, все это звучало музыкой для моих ушей.

Да и весь город отчего-то был мне привычен, будто старая песенка.

У пляжа дуло куда сильнее. Улицы и тротуары здесь были запорошены песком. Туман почти рассеялся, осталась лишь эфемерная дымка, от которой одежда пропитывалась влагой.

Я прислушивалась к пению птиц, пытаясь понять, какая из них щелкает, а какая насвистывает. Песок так приятно скрипел под колесами гольф-кара! А звуки, доносившиеся с залива, – рокот волн, плеск воды и шипение брызг – просто завораживали.

Мэгги свернула на Эвентайд-лейн – тупичок, дома в котором были раскрашены в цвета пасхальных яиц. Голубые, розовые, желтые, зеленые – они даже во влажной дымке казались веселыми и приветливыми.

Сразу за деревянными мостками, ведущими сквозь дюны к пляжу, Мэгги свернула к последнему на улице дому. Под навесом во дворе было три парковочных места. Мэгги затормозила и встала рядом со старым грузовиком. Во втором отсеке был припаркован еще один гольф-кар, а третий отсек занимали два велосипеда, трехколесный велик для взрослых и лимонно-зеленый мотоцикл с коричневым сиденьем.

За домом, закрывая вид на залив, желтели заросшие травой песчаные дюны. Кричали чайки. Раз над моей головой пролетел пеликан, бесстрашно разрезая воздух мерными и плавными взмахами крыльев. На ветру, клацая подвесками о металлический флагшток, развевались два красных флага.

Мэгги заглушила мотор и обернулась ко мне.

– Мой папа… В общем, тот еще персонаж. Довольно шумный, довольно буйный. Увлекающийся. Но вместе с тем он самый милый, самый добрый, самый отзывчивый человек на свете. Ты его полюбишь! Его все любят.

– Не сомневаюсь. – Я, однако же, нервничала перед встречей с Дезмондом: очень хотелось, чтобы я ему понравилась и он позволил мне поселиться в этом раю. Выйдя из машины, я окинула дом взглядом. – Так и не скажешь, что здесь живет призрак!

На словах «дом с привидениями» сразу представляешь себе мрачное строение с жутковатой мансардой, разбитыми стеклами в темных окнах и скрипучими дверями, а вовсе не милый двухэтажный пляжный коттедж травянисто-зеленого цвета с голубой и белой отделкой. Присыпанная песком лестница вела на белую террасу, огибавшую дом с трех сторон.

– Нет там никаких призраков! Просто хозяин любит сваливать на воображаемое привидение бардак и свою рассеянность.

– Приятно слышать!

Однако говорила Мэгги неуверенно – скорее себя убеждала, чем меня. За историей о призраке явно скрывалось нечто большее, о чем она пока умалчивала.

– Дому и двадцати лет нет! Откуда в нем взяться призракам? – Она окинула улицу печальным взглядом. – Бо́льшую часть домов по соседству в 2004 году разрушил ураган «Иван». Мы почти все потеряли, кроме вещей, которые успели закинуть в машину при эвакуации, и тех, что хранилось у папы на складе – он стоит дальше от моря. После мы отстроили дом заново, а больше сильных ураганов тут, к счастью, не было. Несколько лет назад «Салли» изрядно потрепала другие прибрежные города, а Дрифтвуд, считай, не тронула. Нам повезло!

Я переводила взгляд с одного милого домика на другой, пытаясь вообразить, как здесь бушуют волны и ветер, унесшие столько жизней.

– Даже представить себе не могу…

– Это было… – Мэгги, содрогнувшись, покачала головой. – Надеюсь, нам никогда больше не придется столкнуться с чем-то подобным.

Я внимательнее рассмотрела пляжный домик, построенный так высоко над землей, и поняла, что не могу согласиться с Мэгги насчет привидения. Если здесь разразилась такая буря, ничего удивительного, что оно решило тут поселиться. Ведь дом построен на воспоминаниях и старых страхах! Понятно, что тут живут призраки вещей, унесенных морем, паника от потери любимого гнездышка, ужас перед неизвестным и опасение, что все может повториться…

Что все это снова можно потерять.

Но ведь в то же время дом стоит на стойкости, силе духа и надежде; здесь живут тепло и любовь. Трудные времена можно пережить! Просто нужно время. И надежда. И решимость. Жизнь тоже можно отстроить заново.

Начать с чистого листа.

Разглядывая правое крыло дома Дезмонда, я старалась держаться за эту мысль. Конец переулка отмечали три выкрашенные в розовый невысокие бетонные колонны. За ними тянулась полоса песка, усеянная клубками ползучих колючек, а за ней – словно из ниоткуда – вставал сосновый лес. Сквозь низкие заросли, уходя в тень, тянулась отмеченная указателем тропа.

– Эта тропа естественного происхождения?

– С востока и запада Дрифтвуд окружен природными заповедниками, – рассказала Мэгги. – Там можно бродить бесконечно, если есть желание. Главное – остерегайся аллигаторов и змей: они здесь повсюду, но, к счастью, боятся людей не меньше, чем люди – их.

Я, однако, не боялась: меня захватило любопытство. Это же такое приключение – побродить по тропе! Где, как не там, мне удастся расправить крылышки?

Где-то наверху открылась дверь, и по террасе застучали шаги.

– Эй, там, внизу, привет!

Незнакомец смотрел на нас сверху, перегнувшись через перила. У него были седые волосы до плеч, густая белая борода, темно-карие искрящиеся жизнью глаза, круглые щеки и темное от загара лицо.

– Я готовлю нам перекус, – объявил он. – Встретимся наверху, и вы мне расскажете историю про призрака. Умираю от любопытства!

Шаги затихли. Дверь, скрипнув, открылась и снова закрылась. Издали доносился шум прибоя: вода то с гулом накатывала на берег, то тихо отползала.

– Я же говорила: он – натура увлекающаяся! – И Мэгги поспешила вверх по ступенькам.

Я двинулась за ней. Поднявшись на возвышающуюся над дюнами террасу, ненадолго замерла. Даже несмотря на остатки утренней молочной дымки, вид был такой, что у меня перехватило дыхание. За полосой белого песчаного пляжа простирался залив, на серо-синей неровной поверхности моря кое-где вскипали белые барашки, а в воздухе, охраняя свои угодья, парил пеликан с длинным клювом, распластав над брызгами широкие крылья. Над пляжем сновали птички поменьше: то ныряли прямо в воду, то снова вспархивали.

– Настоящее чудо, правда? – Мэгги остановилась возле меня.

Вскинув подбородок, она подставила лицо ветру. И выбившиеся из-под заколки пряди закружили в бешеном танце.

Я до побелевших костяшек вцепилась в перила и с трепещущим в груди сердцем прошептала:

– Это…

Мне никак не удавалось подобрать верное слово. Достаточно всеобъемлющее.

Что-то проникло внутрь, разбередило душу и объявило, что здесь, у моря, мне самое место.

– Это невероятно! – наконец нашлась я, хотя слово не выражало и доли эмоций, которые я испытывала.

– Порой я забываю, как здесь прекрасно. Пока кто-то вроде тебя мне об этом не напомнит. Так что спасибо!

Мэгги улыбнулась и махнула, приглашая следовать за ней.

Мы направились к задней части террасы, где были расставлены журнальные столики, стулья и шезлонги – такие пыльные, что сразу становилось понятно: пользовались ими редко. Я же все никак не могла отвести глаз от моря.

Добрую половину террасы в задней части дома занимала крытая веранда с большими окнами. Мэгги распахнула деревянную дверь и шагнула в сторону, уступая мне дорогу. С крытой веранды в дом вели два французских окна, сейчас распахнутых настежь. За ними виднелся массивный стол середины пятидесятых, так заваленный всяким барахлом, что казалось, его ножки вот-вот подломятся. Я услышала, что кто-то невидимый выдвинул и закрыл где-то в доме ящик.

– Папа, тебе помочь? – окликнула Мэгги.

– Нет-нет, я сейчас приду. Чувствуйте себя как дома!

Я рассматривала дом. По углам крытой веранды трепетали на ветру белые тонкие занавески. На ковре цвета фуксии стояли круглый металлический с деревянными вставками столик и четыре стула. На столе розовели три гвоздики в зеленой глиняной вазе ручной работы, на которой было отчетливо видно человеческое лицо: глаза навыкате и торчащие зубы.

«Эксцентричный», – напомнила я себе.

Стол был накрыт на троих: три матерчатые салфетки, три разноцветные десертные тарелки и золоченые столовые приборы. На подносе – кувшин холодного чая и три стакана: голубой, зеленый и розовый. Повсюду разбросаны огромные подушки, а у окна стоит телескоп, направленный оптической трубой на море.

На широком пороге, отделяющем внутренние комнаты от веранды, сидела толстая кошка, ритмично покачивая хвостом: влево, вправо, пауза; влево, вправо, пауза. Я заметила, что паузу она всегда делала в тот момент, когда волна отползала от берега.

Вероятно, это и была та самая избалованная чертовка, про которую Мэгги писала в объявлении.

Мне никогда еще не доводилось видеть такой крупной кошки. Очень пушистая, с кремовой шерстью и бледно-оранжевым носиком, она смотрела на меня и поводила ушами. Хотелось схватить ее на руки и затискать, но стоило мне взглянуть в ее голубые глаза, как стало понятно, что это будет ошибкой. Огромной ошибкой! Честно говоря, кошка напомнила мне льва, высматривающего добычу.

Мои родители были против животных в доме. Сколько бы я ни просила кошечку, собачку или кого-нибудь другого теплого и пушистого, мне дарили лишь бесконечные книги о животных – художественные и документальные. На девятый день рождения Банни сжалилась надо мной и подарила мне хомяка. Я назвала его Мистер Усишкин. Но прожил он у меня всего пару месяцев, а в один прекрасный день выбрался из клетки и исчез.

Мама же пришла в такой ужас от мысли, что где-то по дому может шнырять неподконтрольный грызун, что с тех пор запретила дарить мне живность. Я всегда думала: «Вот начну жить одна – и сразу же возьму какое-нибудь животное из приюта!» Но жизнь внесла в этот план свои коррективы. В моей маленькой съемной квартирке домашние питомцы были запрещены, так что я до сих пор никого не завела, хотя всегда об этом мечтала.

И теперь очень радовалась, что смогу заботиться о кошке – пускай и не о своей. Впрочем, по взгляду пушистой чертовки я начинала подозревать, что и Дезмонд ей не хозяин. Скорее это она была хозяйкой в этом доме.

– Добро пожаловать! – прогремел отец Мэгги, выходя из кухни и переступая через кошку.

Он поставил на стол блюдо с завернутым в целлофан шоколадным кексом, поцеловал в щеку Мэгги, а затем меня, словно мы знали друг друга всю жизнь. Пахло от него опилками, старыми книгами, кокосом и озорством.

– Папа, это Ава Харрисон. Ава, это мой отец, Дезмонд Брайтвелл.

Дезмонд был от шеи до щиколоток облачен в так называемую одежду для пляжного отдыха: просторные белые льняные брюки и такую же белую шелковую рубаху на пуговицах. Однако на ногах у него красовались черные затертые кроссовки с потрепанными язычками, зашнурованные свободно, чтобы можно было надевать их, не развязывая шнурки.

Дезмонд оказался крупным мужчиной. Фигура его напоминала почти идеальный шар, и я с улыбкой подумала, что со своими снежно-белыми волосами и темными глазами он похож на тюлененка.

– Пожалуйста, Ава, называйте меня Дез! Меня все друзья так зовут.

Он меня сразу покорил: такой гостеприимный и очаровательный! Наверное, после поцелуя в щеку пожимать руку было бы глупо, так что я просто сказала:

– Приятно познакомиться!

– И мне тоже.

Дезмонд уставился на мой пиджак и, округлив глаза, стал разглядывать вышитого на рукаве ежика. Склонил голову набок. Вскинул бровь.

– Это у вас винтажная Шанель?

Я кивнула.

– Сами вышивали?

Я снова кивнула.

Он так громко и заразительно расхохотался, что я невольно улыбнулась.

– Ничего себе у вас характер для такой миниатюрной девушки! Мне это по душе! Может, вы здесь и приживетесь, Ава Харрисон. Даже если позвал вас сюда не призрак.

Глава 5

МЭГГИ

Свидание. Свидание.

Это последнее, что я ожидала услышать от Донована Куинлана сегодня.

Или в любой другой день.

Мы с ним ни разу не ходили на свидание. По крайней мере, на настоящее. Несмотря на разницу в возрасте (Донован старше меня на два года), подростками мы очень дружили, а особенно сблизились в то лето, когда семнадцатилетний Донован работал у нас в кофейне. Практически не расставались. А потом он окончил школу и почти сразу же записался в береговую охрану.

– Это Молли, – отец кивнул на сидящую на пороге кошку. – Вы любите кошек, Ава?

Я постаралась выбросить из головы Донована и сосредоточиться на происходящем. Однако сделать это было не так просто. С момента, как он меня пригласил, я не могла думать ни о чем другом.

Свидание.

Девчонка у меня внутри радостно приплясывала от мысли, что мы получим второй шанс. Но нынешняя я, старше и мудрее той юной, сомневалась, можно ли так просто переступить через наше запутанное прошлое.

– Люблю, – ответила Ава. – Это порода рэгдолл?

– Доктор Эйдерман, ветеринар, уверяет, что да. – Отец сдвинул брови. – Но мне кажется, среди ее предков точно встречались мейн-куны.

Мне и в самом деле еще не доводилось встречать таких злющих, вспыльчивых и агрессивных кошек, как Молли. Сидела она сейчас с закрытыми глазами, но я не сомневалась, что она все равно за нами наблюдает. Она всегда была начеку. Вечно медлила, выжидала, а потом раз – и огреет тебя лапкой или вонзит в кожу когти. Кусаться она тоже любила – я могла бы шрамы предъявить в доказательство.

– Молли не слишком любвеобильна, – сказал папа.

Это было настолько мягко сказано, что я улыбнулась. А потом стала разливать холодный чай, продолжая думать о сине-зеленых глазах и озорной улыбке Донована.

Летом после моего первого года в колледже он приезжал в Дрифтвуд в отпуск, чтобы повидаться со мной. Но кончилось все плохо. Так плохо, что мне и сейчас хотелось плакать от одной мысли.

Я разбила ему сердце. А он – мне. Вдребезги.

От нахлынувших воспоминаний руки затряслись, и я пролила чай.

– Эй-эй! – Отец промокнул лужицу салфеткой. – Ты что, слишком много кофе выпила?

– Наверное, да, – соврала я, не желая рассказывать про Донована. На самом деле из-за давления я больше чашки в день себе не позволяла. – Извини.

Папа глянул на меня так, будто знал, что я солгала.

– Ничего страшного. Давай присядь.

Я осторожно поставила кувшин на стол, усилием воли заставила себя перестать думать о Доноване и нашем прошлом. Села и взглянула на тарелку, которую отец поставил в центре стола. Конечно же, его любимые «Мун-Пай»! Покупные, разумеется. Он прямо в пластиковой упаковке выложил их на блюдо. Это печенье было папиной визитной карточкой, он всегда подавал его гостям и приносил на каждую вечеринку.

В каком-то смысле меня это даже успокоило. Если бы на тарелке лежало что-то полезное типа овсяных маффинов с бананом или парфе из йогурта, я бы только сильнее встревожилась.

Но «Мун-Пай» – это мой папа.

А не незнакомец, который хочет продать «Сороку».

Я внимательно разглядывала его, пытаясь рассмотреть признаки болезни. Но Кармелла была права: он просто лучился здоровьем. Даже скинул несколько фунтов, а это ему много лет не удавалось.

Отец взглянул на часы:

– Не хочу показаться негостеприимным, но в одиннадцать у меня встреча, пропустить которую никак нельзя. Так что извините за спешку!

– Какая встреча? – тут же спросила я, надеясь получить хоть какой-то намек на то, что происходит у него в голове.

Должна же быть причина, почему он так себя ведет? Обычно он всегда творил, что в голову взбредет, но за нынешними переменами угадывалось нечто большее.

– Тебе об этом знать необязательно, – нахально осклабился он. – Что ж, Ава… Мэгги рассказала мне об объявлении, которое привело вас в наш город. Должен признать, меня это удивило, ведь я очень доходчиво объяснил дочери, что не хочу нанимать ни помощницу по хозяйству, ни сиделку, ни кого бы то ни было еще.

– Если ты не хочешь, это не значит, что она тебе не нужна, – вставила я. – Папа, я же говорила: я сразу же сорвала объявление и выбросила его! Не знаю, как оно в итоге попало к Аве. Просто загадка!

– Точно-точно, – кивнул он. – Загадочное письмо! Соболезную в связи с потерей вашего друга, Ава. Нужно было с этого и начать. Простите меня за грубость!

– Не нужно извиняться, – любезно возразила она. – Ситуация необычная. К тому же мы явно застали вас врасплох.

– Вот уж точно: необычная! Письмо при вас? Можно на него взглянуть?

Ава вручила папе письмо, вкратце пояснив, как попала в Дрифтвуд.

Щеки у меня пылали. Вот блин! Никогда еще мне так не хотелось плеснуть в чай водки. Мне сейчас точно не помешало бы выпить… Набрав в грудь побольше воздуха, я выпрямилась и приготовилась к обороне.

– Эксцентричный? – Отец глянул на меня, вскинув пушистую белую бровь.

Я пожала плечами.

– Избалованная чертовка? – округлил глаза он.

Я покосилась на Молли.

– Именно так я и считаю.

– Летучие мыши в мансарде? – повысил голос отец.

– Буду счастлива, если ты докажешь, что я ошибаюсь, – не смогла сдержать улыбки я.

Засопев, он закатил глаза и обернулся к Аве:

– Ава, вы верите в призраков?

В воздухе вдруг едко запахло водорослями.

Замерли занавески, еще секунду назад развевавшиеся на ветру.

И весь окружающий мир словно затаился в тревоге.

Вдруг Молли истошно мяукнула, рванула с места и стремительно метнулась в дом.

Соленый запах постепенно развеялся, снова задышал ветер. Я потерла руки, прогоняя мурашки.

Ава огляделась и изумленно уставилась на бабочку, присевшую на спинку одного из стоявших на веранде стульев.

– Кажется, начинаю верить.

Отец, выпрямившись, проследил за ее взглядом.

– Что ж, это перевешивает все остальное. Ава завела себе призрака!

– Я не… – побледнев, пробормотала она.

Я едва заметно качнула головой, давая понять, что не стоит заканчивать это предложение. Ведь призрак – ее билет на эту работу.

Она сообразила и не стала продолжать.

– Так вы думаете, что письмо прислал ваш бывший? – спросил, наклонившись к ней, отец, явно заинтригованный этой историей. – Долго вы были вместе?

Ава поерзала на стуле.

– Не очень, только три месяца. Но до этого мы с Александром еще год дружили.

Отец оперся локтями о стол.

– Как вы познакомились?

Ава принялась нервно дергать нитку, выбившуюся из рукава пиджака.

– Рядом с моим домом был лучший во всем городе ресторан, он там работал. Пару раз в неделю я заказывала еду навынос, но мне не нравилось заходить за ней внутрь. В зале всегда было ужасно шумно: голоса, музыка… Мне это мешало. Я очень чувствительна к звукам. Вскоре Алекс заметил, что мне не по себе, и предложил по звонку выносить мне заказ на улицу.

– Какой внимательный! – отметил папа.

– Это правда, – она кивнула с грустной улыбкой. – К тому же приятно было, что он меня заметил, понимаете? Потом он пригласил меня на свидание, но тогда я не была готова. Мы стали друзьями. Раз в несколько недель отправлялись гулять, или ходили в тихий кинотеатр, или устраивали пикник. Он всегда меня смешил, был очень предупредителен. Рассказывал о своих приключениях: он был бродягой по натуре, постоянно переезжал из города в город. Очень любил путешествовать и без сожалений расставался с очередным местом жительства. Чуть ли не раз в месяц садился в самолет и куда-нибудь улетал.

Тут я задумалась. Что, если этот парень как раз был в Дрифтвуде, когда я написала объявление? Летом к нам всегда приезжает много туристов! Однако, даже если и так, это все равно не объясняло, как к нему попал выброшенный листок. Разве что он успел увидеть его за те две минуты, что объявление провисело на витрине, а потом вытащил из мусорки?

– Я тоже когда-то был бродягой, – улыбнулся папа. – И очень скучаю по тому времени. Надеюсь, когда-нибудь оно вернется.

Минуточку! Что? Он никогда мне об этом не говорил. Зато говорил Сиенне, верно? Сказал, что ему бы ужасно хотелось отправиться в кругосветное путешествие.

– Много мог бы порассказать! – Папины глаза заблестели от приятных воспоминаний. – Но продолжайте. Мы не обо мне сейчас говорим. Я хочу еще послушать про Александра.

О нет, мы говорили именно о нем! Я так разозлилась, что, казалось, от меня искры сыплются. Как ему только в голову могло взбрести отправиться в путешествие? Уехать из Дрифтвуда? Я отвернулась и стала смотреть на море. Любовалась волнами и постепенно успокаивалась. Вскоре злость улеглась, и теперь мне просто хотелось успеть вернуться вовремя.

– Мне кажется, Алекс знал понемногу обо всем, – продолжила Ава. – Он с уважением относился к тому, что я такая осторожная. Сам всегда принимал решения быстро, не задумываясь, и я этому завидовала: мне всегда проще было двигаться потихоньку. Алекс все пытался сделать меня более открытой, больше похожей на него. Через год он снова пригласил меня на свидание; в тот раз я готова была рискнуть и согласилась. Но очень быстро поняла, что нам лучше остаться друзьями.

Отец отхлебнул чаю.

– Если вы не против, я спрошу: почему вы так решили?

– Папа! – вздохнула я.

Иногда он бывал самым несносным человеком на земле. К тому же обожал сплетни.

– Нет, все нормально, – возразила Ава. – Я не против рассказать. До того как мы начали встречаться, я думала, что знаю об Александре все. Но оказалось, что некоторые вещи не узна́ешь, пока не начнешь проводить все свободное время вместе, больше открываться друг другу. Например, он не завинчивал тюбик зубной пасты, не поднимал сиденье в туалете и никогда не убирал за собой. Но было и кое-что более важное: он начал давить на меня, убеждая стать более легкой на подъем, а еще никогда не выпускал из рук телефон. Бывало, даже ночами просыпался и проверял, что нового произошло.

Папа присвистнул и покачал головой.

– Меня это нервировало. Он так боялся что-нибудь упустить, что никак не мог успокоиться. Даже во сне. Получил в свое время степень бакалавра в области бизнеса, а перебивался случайными заработками. Каждые пару лет переезжал, потому что на одном месте ему становилось скучно. Если не удавалось узнать что-то новое, считал, что день прошел зря. Хобби у него было штук сто: воздушные змеи, фотография, кузнечное дело, гитара, альпинизм – продолжать можно бесконечно. Стоило ему заинтересоваться каким-нибудь делом, как он бросался его изучать, становился профи – и тут же переключался на что-то новое.

Кое с какими из упомянутых ею причуд можно было бы примириться. Но со всеми сразу? Это уж слишком! Неудивительно, что они недолго продержались.

– Когда он признался, что не хочет детей, а животных не заводит, чтобы ничто не мешало ему путешествовать, я поняла, что должна с ним порвать, – закончила Ава. – Для меня это сразу «нет» в отношениях.

Отец покосился на меня, и я мгновенно поняла, о ком он думает, потому что и сама вспомнила о том же человеке.

Ноа.

Его отец тоже не хотел детей. По крайней мере, в свои девятнадцать. У меня сердце сжималось, когда я вспоминала, как мы с Тео – два перепуганных студента, – затаив дыхание, смотрели на окошко теста на беременность в ожидании полоски. А все остальные ребята в общежитии беззаботно веселились.

Тяжело вздохнув, отец обратился к Аве:

– И как Александр воспринял ваш разрыв?

– В целом очень неплохо, – ответила она, отпив из стакана. – Он и сам уже понял, что у нас ничего не выйдет. Мы расстались тепло. Можно даже сказать по-дружески. И, скорее всего, оба испытали от разрыва облегчение. Он собирался переехать в Амстердам.

– А не в целом? – отец вскинул бровь.

Теперь я обрадовалась тому, что он такой неделикатный, потому что тоже обратила внимание на эту оговорку и хотела узнать подробности. Я подалась вперед.

Налетевший ветер выдернул из узла волос на голове Авы светло-каштановую прядь.

– Он и после расставания продолжал мне писать, предлагал куда-нибудь сходить. Покататься на роликах. Поиграть в боулинг. Оторваться на концерте. Поплавать на лодке. В общем, понимаете… И был так настойчив, что в какой-то момент я поняла: он и меня стал считать своим хобби. Крепким орешком. Головоломкой, которую пока не разгадал. А значит, не сможет двинуться дальше, пока не закончит начатое в Цинциннати. Он задался целью вытащить меня из зоны комфорта. Но я по-прежнему не была готова в мгновение ока стать легкой на подъем. А потом его не стало: как-то ночью, через пару недель после нашего разрыва, он попал под машину.

Отец хлопнул ладонями по столу, да так громко, что мы с Авой подпрыгнули.

– Вот почему вы думаете, что письмо прислал он? По-прежнему пытается вытащить вас из зоны комфорта?

Она печально кивнула.

– Когда я прочла письмо, на меня нашло что-то странное: я поняла, что пришло время и мне сделать решительный шаг, отправиться на поиски собственного приключения. И вот я здесь.

Теперь, после рассказа Авы, я и сама готова была поверить, что письмо написал призрак. Как ни странно, в этом случае все сходилось. И все же…

– Но зачем Александру присылать тебя сюда? Именно в этот город? На эту работу? Должна же быть причина.

– Разве не видишь, что говорится в приписке? – спросил папа. – Аве суждено обрести здесь счастье. Кстати, у многих так и было, – добавил он, обращаясь к ней.

– Правда?

– Знали бы вы, сколько народу приехало сюда на время, а осталось навсегда! Да я и сам из таких. Мы с женой провели здесь медовый месяц, и мне так понравилось, что в итоге мы купили тут дом.

Он рассмеялся, но вскоре смех его затих. Он отвел взгляд и стал смотреть на море.

Купаться сегодня было запрещено: сильный шторм – двойной красный флаг. Двадцать семь лет назад эту систему оповещений еще не ввели, но я помнила, что море в тот день волновалось точно так же. Моя мама, недооценив опасность, полезла в воду, чтобы поплавать со стайкой морских скатов. А назад так и не вернулась.

Я крепко сжала кулаки, впилась короткими ногтями в ладони, чтобы физическая боль отвлекла от душевной. Нельзя раскисать!

Чуткая Ава поняла, что атмосфера изменилась. Посмотрела на папу, потом – на меня, пытаясь понять, что нас так расстроило.

Я взглянула на папин безымянный палец, надеясь, что меня успокоит тонкий золотой ободок, который однажды надела ему на руку мама. Символ не только их любви, но и единства нашей семьи. И заморгала: кольца не было.

– Папа! – выпалила я. – Где твое обручальное кольцо?

Он посмотрел на свою руку, потом – на меня. Поерзал, явно не зная, что сказать.

– Ты его потерял, верно? – Я обернулась к коридору. – Как думаешь где? В доме? Или на пляже? Или на работе?

Мы теперь только чудом его найдем! У меня дыхание перехватило от мысли, что кольцо могло пропасть навсегда. Нет! Не хочу в это верить. Мы его отыщем!

– Стоп-стоп, Мэгги-сорока, не злись. Кольцо у Хавьера. Я отдал его, чтобы уменьшить. – Он погладил свой заметно похудевший двойной подбородок. – Ты не заметила, что я сбросил пару фунтов? Теперь оно мне велико.

Конечно, я заметила, что отец похудел. Но по выражению лица заподозрила, что он сказал мне неправду. В последние месяцы отец постоянно все терял и утверждал, что вещи в доме перекладывает его воображаемый призрак.

– Да ладно! Признайся, что ты его потерял. Я могу поискать.

– Успокойся, а то еще один инсульт схлопочешь, – засмеялся он.

Ава обернулась ко мне с сочувствием в глазах.

Я вскинула руку в знак протеста:

– Не инсульт, а микроинсульт! И со мной все в порядке. Я полностью оправилась. Папа просто пытается отвлечь меня от кольца.

Несмотря на то что меня с детства мучили головные боли, в тот день, когда у меня вдруг онемела левая половина головы, а речь стала путаться, я изумилась не меньше посетителей кофейни. Роуз отвезла меня в отделение неотложной помощи, но к тому моменту, как мы туда добрались, я уже чувствовала себя нормально.

Почти нормально.

Давление подскочило до небес. Мне прописали лекарства, заставили сесть на диету и заняться физкультурой. А еще предупредили, что, если я не сбавлю обороты, все может кончиться плохо.

– С кольцом все в порядке, – продолжал настаивать отец. – Оно в «Перламутре». Можешь у Хавьера спросить. Возьми «Мун-Пай»! Ты вообще сегодня хоть что-нибудь ела? У тебя вечно от голода в голове мутится!

Есть не хотелось, но в голове так стучало, что я откинулась на спинку стула и сделала глубокий вдох. Потом выдохнула и решила на обратном пути обязательно заехать в ювелирный к Хавьеру Бланко.

– Давайте вернемся к нашей теме, – папа постучал по письму. – Ава, я хотел бы побольше узнать о вас.

Она так сильно дернула ниточку, что та осталась у нее в пальцах.

– Обо мне? Ну что ж… Я всю жизнь прожила в Цинциннати, в одном районе; правда, в разных домах. Когда я была подростком, мои родители развелись, и отец со старшим братом переехали на Западное побережье. Там они до сих пор и живут. Мама вышла замуж и теперь поселилась во Флориде.

Отец подался вперед, явно желая услышать больше.

Она встретилась с ним взглядом, и руки ее замерли. Они определенно сказали друг другу что-то без слов. Когда Ава заговорила, голос ее слегка дрожал.

– В детстве меня сильно опекали. Так заботились, чтобы со мной ничего не случилось, что в итоге я навечно застряла в зоне комфорта и не решалась из нее выйти, хотя очень этого хотела. Мешали страхи. Должна признаться, мне и сейчас страшно до смерти. Но в то же время интересно, что предложит мне жизнь.

Взгляд отца смягчился, в глазах блеснуло сострадание. Побарабанив пальцами по столу, он сказал:

– Ава, я верю, что ваш призрак послал вас в правильное место. Но, прежде чем я приму решение брать ли вас на работу, нам нужно разгладить еще одну складку.

– Складку? – переспросила она.

Отец привычно скользнул рукой под воротник рубашки и подергал кулон, который носил на кожаном шнурке вокруг шеи. Хорошо хоть его не потерял! По крайней мере, пока.

– Да, – ответил он. – Видите ли, прибирать за мной – это работа не на полную ставку.

– Позволю себе не согласиться! – Я потерла ноющие виски. – Одни твои коробки потянут на сверхурочные.

– Ш-ш-ш! Ничего подобного! – Папа спрятал кулон. – В доме и правда бардак, но в следующие две недели, сразу после распродажи, все эти вещи исчезнут. Вот что я предлагаю Аве: две работы на полставки. Утром – помогать тебе в «Сороке», а вечером – мне по дому. С утра в кофейне больше всего народу, а одна из сотрудниц как раз уволилась, так что лишние руки не помешают.

– Папа, но это…

Он взмахнул рукой, прося меня замолчать.

– Таково мое предложение. Или соглашайтесь, или до свидания.

– Ты разве забыл? Аве даже в ресторан тяжело было заходить из-за шума, – напомнила я. – Кофейня ничем не лучше! Мы не должны загонять ее в угол. К тому же помощь нужна не мне, а тебе.

Мне нужно было заслать Аву к нему на весь день. Иначе как я пойму, что здесь происходит?

– Позволю себе не согласиться, – довольный собой, он повторил мои же слова.

Предположение, что у папы поехала крыша, явно не подтверждалось. Он не лез за словом в карман. Ум у него остался острым как бритва. И чувство юмора никуда не делось. И эмпатия… Однако как тогда объяснить эту странную рассеянность?

– Вообще-то, – Ава переводила глаза с меня на него, – утром в кофейне я чувствовала себя нормально. И шум мне… как ни странно, понравился.

– Значит, договорились? – спросил ее отец.

Ава весело улыбнулась:

– По рукам!

Оставалось лишь признать поражение, и все же я вздохнула с облегчением. Пускай технически она работает у папы только на полставки, жить-то ей все равно придется здесь! А значит, так или иначе она приглядит за ним лучше, чем я. И сообщит мне, если что-то покажется ей странным.

Напряжение спало, и меня снова одолели мысли о Доноване. Прогнать их не выходило.

Где была моя голова, когда я согласилась на свидание? Зачем ворошить прошлое, переживать ту боль снова? Надо было отказаться. Да. Точно. Позвоню и скажу, что передумала.

Но…

Мне хотелось пойти.

Сидеть с ним рядом, смотреть в его гипнотические глаза и верить, что у нас наконец-то есть шанс. Я больше не напуганная маленькая девочка. А он вернулся в город навсегда. Если мы сможем справиться со старыми обидами, нам уже ничто не помешает.

Ведь можно не спешить, снова узнать друг друга. Выяснить, осталось ли между нами что-то, что стоит воскрешать. Если повезет, удастся сделать это по-тихому, не ставя в известность весь город. По крайней мере поначалу. Мне совершенно не хотелось, чтобы за нами наблюдали, чтобы на нас давили.

– Ой, чуть не забыла! – Ава полезла в сумку, и глаза ее засияли от радости, став изумрудного оттенка. – Я же привезла рекомендации!

– Да-да, – отец взял бумаги и тут же сунул их мне. – Это все формальности. Я полагаюсь на инстинкты, а они говорят, что вам можно доверять. Да и Шанель врать не станет. Вы мне должны рассказать про вышивку… – Покосившись на часы, он вздрогнул. – Но позже.

Точно! У него же встреча, о которой мне знать необязательно.

– Пока я не ушел, нам нужно разгладить еще одну крошечную складочку. Так, всего лишь морщинку.

– Что теперь? – насторожилась я.

Отец не спешил ответить и все прихлебывал чай.

– У меня не меньше недели уйдет, чтобы разобрать комнату для гостей. Аве пока придется пожить в другом месте.

– Я сниму номер в отеле, – выпалила Ава. – По дороге как раз видела несколько.

– Чушь! – отмахнулся отец. – Комната Ноа сейчас свободна, так что можете остановиться у Мэгги.

– Ноа? – заморгала Ава.

Я попыталась по глазам понять, о чем думает отец, но ничего не вышло.

– Это мой сын. Он сейчас в колледже.

Впервые я радовалась, что Ноа не живет дома. И не знает, что творится с дедом. Ему вовсе не нужно нервничать и видеть, как нервничаю я, не то он захочет вернуться и помочь. Пускай спокойно учится и строит свою жизнь в колледже. Я и сама разберусь с отцом! С небольшой помощью Авы.

– Конечно, Ава, живи у меня. Я буду очень рада!

– Прекрасно! – Отец хлопнул в ладоши и поднялся.

Он обогнул стол, обнял Аву, и в этот момент у него из кармана выпал клочок бумаги.

Я наклонилась, чтобы поднять. Визитная карточка на имя Оррел Гиббс. На обратной стороне папа нацарапал: «Понедельник, 11:00».

Я положила визитку на стол. Отец в этот момент показывал Аве плавник дельфина, скользивший над поверхностью воды неподалеку от берега. Я же пыталась справиться с бушевавшей внутри бурей.

Не знаю уж, что такое отец задумал, но ему зачем-то понадобился поверенный по наследству…

Глава 6

АВА

– Какого черта отцу понадобился поверенный по наследству? – следующим утром спросила Мэгги у Роуз, засыпая зерна в кофемолку. – Я задала вопрос, а он сразу как воды в рот набрал. Правда же, Ава?

Я кивнула, продолжая снимать стулья со столов в другом конце зала. Дез явно не желал обсуждать, зачем идет к поверенному.

Из динамиков под потолком лилась легкая музыка – что-то из классики восьмидесятых, Роуз аккуратно переливала молоко со сливками в тонкий металлический графин.

– Да чтоб я знала! – наконец выдала она, как будто все это время взвешивала слова в попытке найти идеальную комбинацию.

Однако мне показалось, что она чего-то недоговаривает. Правда не знает – или не хочет говорить?

Я поставила на пол еще один стул. Всего в кафе было восемь столиков: все с темными деревянными столешницами, белыми фартуками и ножками, что гармонировало с цветовой палитрой всего интерьера: черный, белый, дерево и редкие вкрапления золота. Нестареющая классика!

Правда, с Мэгги этот стиль совсем не сочетался. По крайней мере, ее дом был обставлен совершенно иначе. Просторные, полные света и воздуха комнаты. Все вокруг бледно-зеленое, голубое и кремовое, как пасмурное небо, отражающееся в морских волнах. На плиточном полу – толстые ковры. Диваны и стулья украшают разноцветные подушки, а раскиданные повсюду плюшевые пледы так и манят прилечь. В «Сороке» же не было ничего мягкого, однако оба места почему-то казались уютными и притягательными.

К меню Мэгги, похоже, тоже и руки не приложила. У нее дома я видела в шкафчиках и холодильнике самые разнообразные специи и приправы. Однако выбор напитков в кафе был, мягко говоря, невелик: всего несколько наименований и два вида порций – большая и маленькая. Никаких особых вкусов, никаких сезонных предложений… Хоть бы тыквенный латте внесли – все же сентябрь не за горами! И молока предлагали всего два вида – двухпроцентное и миндальное. Ни тебе колд брю, ни пуровера, ни айс-кофе…

С одной стороны, я не могла понять, почему меню ни разу не обновили за столько лет, с другой – радовалась, что его легко будет выучить. Пока мы решили, что я работаю в кофейне по вторникам, четвергам и субботам с открытия до полудня. Зарплату обещали приличную, но бонусов никаких предусмотрено не было – кроме бесплатного кофе. Впрочем, я радовалась и ему: не привыкла так рано вставать.

На рассвете меня разбудил будильник в мобильном. Я машинально нашарила телефон и выключила. А когда наконец открыла глаза, не сразу сообразила, где я и почему на стене надо мной висит диаграмма с динозаврами.

Ноа, сын Мэгги, сейчас изучал в Вандербильте геологию и другие естественные науки и в будущем рассчитывал стать палеонтологом, о чем, как поведала мне Мэгги, мечтал с раннего детства. Мне это ужасно понравилось: я даже немного позавидовала. Интересно, каково это – с детства знать, кем хочешь стать? Я, например, до сих пор твердо не решила, а ведь мне уже двадцать семь!

Фотографий в комнате Ноа я нашла только две. Обе были прилеплены к стене над комодом желтым скотчем. На одной Дез и маленький мальчик (видимо, Ноа) стояли на причале и, гордо улыбаясь, демонстрировали фотографу какую-то тощую рыбину. На второй совсем юная Мэгги в заляпанной детской отрыжкой футболке держала на руках малыша и корчила в камеру смешную рожицу, как бы говоря: «Е-мое, во что это я ввязалась?» Лет ей тут было не больше восемнадцати-девятнадцати, а от того, как она смотрела на ребенка, у меня потеплело на душе. Ясно было, что он может срыгивать на нее день и ночь, – она все равно будет безмерно его любить.

Я как раз ставила на пол очередной стул, когда Мэгги сказала Роуз:

– Странно, правда? Добавим к списку последних папиных чудачеств.

После смены мы с Мэгги снова собирались к Дезу. Мне не терпелось увидеть дом изнутри, ведь вчера этого сделать так и не удалось. Дез ужасно торопился на встречу, а потому едва ли не выставил нас за дверь, пообещав, что мы сможем прийти сегодня и рассмотреть все как следует.

Мэгги ничего не говорила, но я видела, что эта встреча ее нервирует. Наверное, и я бы волновалась, если бы мой отец вдруг начал вести себя странно. Вчера вечером, перед тем как убежать в библиотеку, Мэгги за пиццей поведала мне, почему написала объявление и как надеется, что я смогу пролить свет на то, что творится с ее отцом.

С первого взгляда я никаких признаков нездоровья в Дезе не обнаружила. Впрочем, мне ли было не знать, что с виду это не всегда заметно? Я, например, в юности выглядела абсолютно здоровой, но на деле все было иначе. Совершенно иначе…

Утреннее солнце осветило верхушки дубов в парке через дорогу. К морю уже спешили люди с тележками, нагруженными рыболовными снастями. Я заметила пару направлявшихся к пляжу «Русалок» и понадеялась, что позже они принесут свои находки в кофейню.

Заметив в панорамном окне свое отражение, я улыбнулась. На мне сегодня была форменная сиреневая футболка с логотипом кофейни. День обещал быть жарким, так что наряд я дополнила шортами. И была готова сию минуту начать новую жизнь. Нормальную жизнь!

Роуз накрыла графин крышкой и со скрипом завернула ее.

– Может, завещание решил составить? Ему ведь шестьдесят восемь. Так-то давно пора! Мне пятьдесят два, а я уже подготовилась.

Мэгги рассказала, что Роуз работает в кафе с самого открытия. При мне ей лишь пару раз требовалась помощь, а так она вполне могла бы управляться тут и одна. Когда Мэгги официально представила нас друг другу, Роуз обняла меня и коротко рассказала о себе: развод, двое взрослых детей; у обоих уже свои семьи, живут тут же, поблизости; сама она с рождения не покидала Нижнюю Алабаму; любит море, кофе и людей.

– Не стала ломать голову, кого из детей назначить душеприказчиком, и вписала обоих, – со смехом добавила Роуз. – Как умру, вот пусть и разбираются! По крайней мере, мне уже не придется слышать, как они собачатся. В жизни не видела, чтобы родные братья столько препирались. Ощущение, что я им не мать, а судья. А у тебя, Ава, есть брат или сестра?

Если раньше мне показалось, что она чего-то недоговаривает, то теперь я была уверена: она нарочно перевела разговор на другую тему.

Все чудесатее и чудесатее!

– Старший брат. Он живет в Орегоне.

Мы с ним всегда переписывались и созванивались по видео, но я ни разу у него не бывала: все потому, что во взрослой жизни ни разу никуда не ездила. Но теперь? Теперь я точно возьму билет на самолет! И впервые в жизни куда-нибудь полечу.

Однако провести Мэгги было не так просто.

– Если бы он хотел составить завещание, то пошел бы к адвокату по имущественному планированию. А поверенный по наследству занимается только передачей имущества после смерти.

Роуз поставила графин на стойку и посмотрела на меня, безмолвно моля о помощи.

Сообразив, чего она хочет, я выпустила из рук стул, и тот с таким грохотом рухнул на пол, что у меня выступили слезы.

– Ой, извините!

Роуз, одними губами прошептав «спасибо», поспешила по мне. Подняла стул и поставила его на ножки.

– Налей-ка себе чашечку кофе, пока мы не открылись. Не обижайся, конфетка, но за ночь ты явно не отдохнула как следует!

Я и не думала обижаться, потому что спала и правда неважно. После того как Мэгги ушла в библиотеку, я отправилась на пляж, бродила по воде и подставляла волосы ветру, пока солнце не растаяло за горизонтом. Вернувшись, немного понаблюдала за плававшими в аквариуме золотыми рыбками Маком и Чизом. А потом написала маме, рассказала про работу у Деза. А про кофейню говорить не стала. Как и про то, что я в Алабаме. Решила, что пока рановато.

1 Steam wand (англ.) – это паровик или стимер: деталь кофемашины для вспенивания молока. Обычно металлическая трубка с резиновым или пластиковым держателем, подающая пар в молочник (питчер) и силой давления взбивающая молочную пену. Также иногда называется капучинатором. (Здесь и далее прим. переводчика).

2 В оригинале Дезмонд говорит «Let it be», цитируя песню The Beatles.

Продолжить чтение