Читать онлайн Алая Топь бесплатно

Глава 1

– Говорю тебе, княжич, проклятье это, – бормотала женщина, высунувшись из окна по пояс.

Из другого окна показалась косматая голова ее мужа:

– Замолчи, глупая баба! Замолкни, пока пуще беды не сделалось.

– Да куда уж пуще, дурень! Сперва засуха, теперь потоп. И дураку будет ясно, что боги гневаются, – покачала она замотанной в платок головой.

– А ты не гневи их еще больше жалобами своими, – шикнул муж и протянул огромные руки, подхватывая из лодки мешок с провизией: хлебом, сушеным мясом и крупой. Еды было немного, но даже эти крохи люди принимали с благодарностью. Еще бы, сам княжич Святослав спускался из терема на холме, чтобы раздать голодающим то немногое, что оставалось в их собственных погребах.

– Не беспокойтесь, скоро уж распогодится, – приговаривал юноша, отбрасывая со лба светлые кудри. Испарина смешивалась с мелкими каплями моросившего дождя. – Помните, как было-то несколько дней назад, когда дождь стеной шел? Сейчас-то полегче.

– Полегче-то полегче, – принялась было причитать женщина, но под грозным взглядом мужа тут же стушевалась. Святослав кивнул хозяину дома и оттолкнулся веслом, чтобы приблизиться к следующей избе.

Всего месяц назад город был окутан облаком пыли и дыма. Засуха тянулась с самой весны, и, как снег сошел, небо не расщедрилось ни одной каплей дождя. Горел лес, иссыхали реки, а дороги раскалялись так, что прожигали подошвы до самой кости. Когда на землю упали первые капли, народ обрадовался, решил, что темная полоса закончена, даже не догадываясь, что принесенное ливнем облегчение скоро станет новой напастью. Дождь лил, не переставая, почти месяц. Иногда к нему присоединялся порывистый ветер. В первые же дни дороги превратились в длинные полосы грязи, поля и долины – в гниющие топи. Город по окна погрузился под воду, а в низинах до земли было не дотянуться и веслом. Реки вскипели и вышли из берегов. Даже княжеский терем не был защищен от лютующей стихии: под градом и дождем протекала крыша, а в горницах пахло плесенью и сыростью. Большинство запасов в кладовых и погребах отсырели или стали пищей крыс, но Святослав делал то единственное, что оставалось в его силах, – брал понемногу из запасов, садился в лодку и на весь день отправлялся в город, раздавать людям еду и, по возможности, надежду.

В вылазках его сопровождал Влас – конюх лет двадцати, низкорослый, с ногами колесом, так и не сумевший отрастить бороду. Зато язык у него был что помело: он подхватывал любой разговор и мог заболтать кого угодно байками и историями, которые «где-то слышал». Вот и в этот раз, когда они поменялись местами и настала очередь Власа стучаться в окна и перебрасывать мешки, он без умолку трещал о том, что скоро дождь утихнет, земля высохнет, а лето задержится до самой зимы. Да так щедро припечет, что они и урожай собрать успеют, и коровы отелятся, и зима пройдет легко и беззаботно. А Святослав кивал и стискивал зубы, чтобы ненароком не вырвалась правда.

Они ведь и сами понимали, что дни становятся короче, а ночи длиннее. Что в сумерках сырость смешивается с прохладой подступающей осени. Что не будет никаких телят и жеребят, ведь скотину пришлось забить, чтоб не помереть с голоду. И все равно помирали… И роптали, мол, прокляли княжество. Мертвую воду наслали.

А Свят и не знал, что сказать. Засуха и ливни пришли ни с того ни с сего, и ни в одной летописи не удавалось найти упоминания о похожем буйстве стихии в их краях. Дол всегда славился мягкими зимами и щедрым, плодородным летом. С чего вдруг богам насылать на людей столько горя? Поиском ответов на эти вопросы занималась княгиня, но и в ее словах было мало внятного, только советы от ведунов: забить самого доброго коня, сжечь на костре самую жирную корову, а голову кинуть в устье реки. Но ничего не менялось.

Святослав тряхнул головой, отбрасывая налипшие на лоб кудри. Ливень хоть и сменился мелкой моросью, а легче от этого не стало. Вода в лодке скапливалась, губя продукты, одежда вымокла насквозь и стала тяжелой, как будто кто-то нагрузил карманы камнями. Но Свят не жаловался. Раздав последние мешки, они подплыли к пустой избе, ушедшей под воду по самую трухлявую крышу. Привязав лодку к коньку, юноши вылезли передохнуть на мокрых досках. Хоть они и устали, а возвращаться в терем не хотелось. Не было ни малейшего желания сталкиваться с его хозяйкой и ее свитой ведунов и юродивых.

– Хорошо бы сейчас на охотку, – потянулся, блаженно прикрывая глаза, Влас. Святослав хмыкнул.

– Какая сейчас охота… вся животина из лесу побежала.

– Так-то оно так. Мужики болтали, мол, лес нынче волками кишит. Дурная примета, говорят. К покойникам.

Свят показал рукой на затопленные дома:

– И как это они догадались?

– Вот ты вроде книжки свои заморские читаешь-читаешь, а чем дольше ты над ними сидишь, тем скучнее становишься, – хохотнул Влас. – А что матушка твоя? Не придумала еще какого обряда, чтоб нас от напасти избавить?

В его голосе прозвучала издевка, и Святослав согласно ухмыльнулся. Иногда ему казалось – он был почти уверен, – что княгиню не смущала обрушившаяся на них беда. Наоборот, она чувствовала себя весьма вольготно. Но и ее уже начинала выводить из себя протекающая кровля и испорченная еда. Свят хотел было перевести разговор, как вдруг под крышей раздался стук. Слабый, но отчетливый. Княжич прислушался. Звук повторился, совсем рядом с ним. А затем раздались скрип и шуршание, как будто кто-то царапал с той стороны гниющие доски.

– Может, кошка, – пожал плечами Влас, но Святослав уже поднялся на ноги и принялся искать, где крыша обветшала достаточно, чтобы можно было ее проломить.

– Да какая разница? Там есть кто-то. Эй! – он дважды ударил ногой в серую, изъеденную гнилью доску, и та почти сразу треснула. В лицо пахнуло тухлой, застоявшейся водой. Свят и Влас в четыре руки принялись расширять дыру.

– Да кто там может быть? Дом вон сколько дней как затопило, – возразил Влас, но не отставал. Наконец дыра стала такой, что в нее можно было просунуть голову.

Конюх лег на грудь и всмотрелся. В мутной воде, словно рыбы, скошенные хворью, плавали фляги, бурдюки и пустые корзины. Белела труба печи, а на самой печи, прямо под проделанной дырой, копошилось что-то бесформенное.

– Эй, есть тут кто? – позвал конюх. Бесформенное нечто дернулось, и на Власа зыркнула пара светящихся, как угольки, глаз. Юноша вскрикнул и отстранился.

– Кто там? – спросил Свят, глядя, как бледнеет Влас.

– Там… т-там бабка на печи сидит! Носатая, – юноша сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. – Пойдем отсюда, а? Там воды по горло, мы мимо этого дома сколько раз проходили!

– Ну так что, сыночки, поможете старой женщине? – раздался голос из дыры в крыше. Свят бросил недовольный взгляд на Власа и принялся расширять отверстие дальше, пока в него не получилось пролезть целиком. В пролившемся в избу свете появилась всклокоченная старуха, укутанная в выцветшие шали. Она сама казалась огромным комком застаревшей плесени.

– Как ты тут очутилась, бабушка? – спросил Свят.

– Как-как? Была я тут. Прилегла поспать на часок, смотрю, а дом-то и залило, – всплеснула руками женщина.

Юноши переглянулись. Даже у Власа не нашлось подходящей шутки. Свят неуверенно пожал плечами и выдавил усмешку.

– Это же сколько ты спала, бабушка?

– Сколько старость требует. Радоваться надо в мои лета-то: сна может ни в одном глазу не быть месяцами, зато потом спишь как младенчик, так что и сам не поймешь, помер или нет.

Свят спустился на печь и протянул руку старухе. Та неуклюже привстала и выпростала из-под платков и шалей узловатую ладонь, покрытую темными пятнами.

– Давай, бабушка, я тебя подсажу, а друг поднимет.

– Ай, славно. Смотри только, чтоб бабушка потом смогла свои старые косточки собрать, – прогнусавила та и зашлась сиплым визгливым смехом. Рука у нее оказалась неожиданно теплой, даже горячей, будто старуха все это время спала на растопленной печи.

С проворством молодой девчонки она оперлась на Святослава и взвилась вверх, выскочила на крышу, почти не касаясь Власа и… тут же снова сгорбилась, принялась вздыхать и кряхтеть. Свят выбрался следом и кивнул, наткнувшись на тяжелый, недовольный взгляд друга.

– Бабушка, есть у тебя где остановиться? Друзья или родные?

– Все бабушкины родные за лес да за реку ушли, – пожала плечами старуха, уверенно шаркая к лодке. – Хотя есть один домишко, в котором я желанная гостья. Во-о-он там подруга моя давняя живет.

Она указала длинным пальцем на терем, угрюмо возвышавшийся на холме. Свят и Влас переглянулись, уже жалея, что достали сумасшедшую бабку из избы. Та, словно почуяв их перемигивания, обернулась и расхохоталась.

– Не бойся, княжич, мы с княгиней уж много лет дружбу водим.

– Не помню, чтобы матушка…

– А-а, – пригрозила пальцем старуха. – Не мать она тебе. А останешься с ней наедине, напомни, что раз уж она решила стать тебе матерью, то женою уже не сумеет.

– Ты сбрендила, карга! – вздыбился Влас, но княжич выставил руку, осаживая его. В голубых глазах юноши застыли страх и непонимание.

– Откуда ты?..

– Бабушка все знает, что птички на своих хвостиках и крылышках носят. Все видит, все слышит. Даже то, чего другие знать не хотят. Ну, давай, вези меня к подруженьке. Да пошевеливайся, пока холод не вгрызся в твои косточки, хворать тебе еще рано, княжич.

Перемахнув через борт лодки, она уселась поудобнее, нашла завалявшуюся корку хлеба и принялась грызть ее, мурлыча что-то себе под нос. Юноши переглянулись, не решаясь произнести хоть слово при странной женщине. Оживление на ее морщинистом лице ясно говорило о том, что старуха изголодалась по хорошей болтовне. Хоть юноши и старались не смотреть в ее сторону, она все равно пыталась разговорить их:

– А что такие невеселые, мальчишки? Как будто и не рады, что жизнь спасли.

– Как тебя зовут-то, бабушка? – подал голос Святослав, усаживаясь на весла напротив старухи.

– А как назовешь, так и будут звать, – она рассмеялась, когда княжич нахмурил брови, и добавила: – Ладно-ладно, пусть буду Олеся. Хорошо? Ну, вот и ладненько.

Глава 2

Княжеский терем безразлично глядел на Дол пустыми окнами. До самой темноты в стенах не зажигали света, а когда становилось совсем уж мрачно, разрешалось затеплить одну или две сальные свечки на комнату: много огня княгиня Дана не терпела.

Она вообще много чего не терпела. Она не любила кошек и собак, птиц, пересоленную еду и незваных гостей. Одиночества княгиня тоже не переносила.

Ей нравилось иметь рядом кого-то, кто не перечил, не спорил и не перебивал, когда княгиня Дана начинала говорить. Речи ее лились бурной рекой. Она рассказывала истории из своей юности, по десять раз на дню могла так и эдак пересказать день, когда князь Всеслав слезно просил ее стать его женой, потому что увидал в ней – простой крестьянской девушке – благодетели настоящей княгини и красоту покойной жены. Святослав едва ли помнил родную маму и просто верил Дане, видя безграничную нежность, появлявшуюся в глазах отца при взгляде на молодую жену. Теперь и образ князя потихоньку выветривался из памяти. Святослав старался его сохранить, задержать, подолгу сидел с закрытыми глазами, восстанавливая в памяти строгие черты, но стоило приподнять веки, и все развеивалось. А ведь болезнь забрала отца всего три месяца назад. И только минули сорок дней, как на Дол обрушились беды. Сперва засуха, теперь потоп. В этом видели дурное предзнаменование, но разобраться, что именно разозлило высшие силы, не получалось, поэтому они просто обращались к каждому, кто мог их услышать. Отправляли скотину в лес, жгли сухие травы в печах, кормили хлебом покойных родственников. Но лучше не становилось.

Тогда-то и появились кумушки – две женщины, которых княгиня расположила в тереме как почетных гостий и в чьей компании проводила все дни. Святославу они не нравились. Холодные, отстраненные, они никогда не обращались к нему напрямую. Даже если кумушки были с ним в одной комнате, они говорили как бы через Дану, не оглядываясь на Святослава и постоянно называя княжича «он» или «этот». Одно хорошо: говорили они мало. То ли таились, то ли боялись. «Уж не Даны ли?» – думал Святослав. С их появлением княгиня, жизнерадостная молодая женщина, утратила всю веселость. Она стала нервной, мрачной, глядела исподлобья и непременно обижалась, как только что-то было сделано поперек ее слова. Дана и раньше была непростой, и за все пять лет, что она жила с ними в тереме, Святослав говорил с ней не чаще, чем того требовали приличия. Она не настаивала.

На отцовом смертном одре Дана поклялась быть матерью Святославу, но, стоило князю спокойно испустить последний вздох, все вернулось на круги своя. Княгиня держалась особняком, почти не заходила на мужскую половину, а Святослав и сам старался с ней не встречаться. Правда, только прошла пора горевания, княгиня стала искать встречи с пасынком. Может, смерть отца лишь теперь пустила корни в ее разуме и перестала виться утренней дымкой. Так или иначе, сочувствия ее утрате Свят не испытывал, как не ощущал сопереживания своей потере. Не искал он и утешения в объятиях девушек, которые первое время еще стремились развеять его тоску, но потом и сами стали сторониться будто одичавшего княжича. Теперь он только и думал о том, как с первой осенней листвой станет совершеннолетним и отправит мачеху на самый дальний хутор, лишь бы не видеть больше ее кошачьих зеленых глаз и кумушек.

Иногда через слуг Дана передавала Святославу гневные послания, в которых корила за вылазки в город и раздачу еды, но на этом все заканчивалось. Пока недавно княгиня сама не явилась к нему.

Святослав налегал на весла и вспоминал вчерашний вечер. Он допоздна засиделся за оставшимися от отца книгами, с трепетом переворачивая страницы, как вдруг в дверь постучали. Воровато оглянувшись, княгиня протиснулась в светлицу, словно боясь, что кто-то из слуг или кумушек увидит ее.

Темные брови удивленно взметнулись вверх, будто она надеялась, что ее пасынок спит. Святослав замер, как мышонок, застигнутый врасплох змеей. С толку сбивал ее вид: после похорон отца княгиня облачилась в траурные одежды и не снимала их, беспрестанно причитая о своей вдовьей доле, но теперь она стояла в праздничном сарафане, расшитом блестящим узором, румяная, с разноцветными лентами в длинных черных волосах. Ей было около тридцати лет, а она так и не смогла подарить покойному мужу ребенка, за что все слуги с жалостью смотрели на нее и ее тонкую талию, которую та подчеркивала плетеными поясами.

– Ну, здравствуй, Святослав, – произнесла она.

– И тебе доброго вечера, Дана.

Она чуть дернула ртом, давя недовольное хмыканье. Святослав так и не стал величать ее матерью, а она быстро оставила попытки стать для него кем-то большим, чем мачеха.

– Я хотела с тобой поговорить. Позволишь?

Святослав кивнул, указывая на лавку. Княгиня села так, что подол коснулся его ноги. Юноша хотел отодвинуться, но княгиня мягко, словно умоляя, удержала его за руку. Свят замер, но по позвоночнику разлилось напряжение, как происходило всякий раз, стоило княгине дотронуться до него.

– В чем дело? – он уткнулся взором в буквы на странице, но не мог разобрать ни слова, кожей чувствуя взгляд мачехи.

– Ты уже совсем взрослый и так на отца стал похож, – проворковала она, перебирая пальцами по его запястью. – Скоро его место займешь.

– Скоро, да.

– Вот только, чтобы стать во главе княжества, нужно быть достойным человеком, отцом всем своим людям. А достойному мужу нужна жена, – говорила Дана, и голос ее становился все тише и тише, а слова тянулись, как смола. Она словно давала пасынку время осознать, предугадать, к чему ведет.

– Не для свадеб сейчас пора, – дернул щекой Святослав. – Еще тело отцово не остыло и слезы по нему народ не выплакал.

– В ином случае я бы с тобой согласилась, – тонкие пальцы начали аккуратно поглаживать кожу над зарукавьем. Княгиня подалась вперед, силясь заглянуть юноше в глаза. – Но сейчас слишком много поводов для слез. Ты видишь, что происходит. Сначала эта ужасная засуха, потом небесная вода. Боги недовольны, что Дол остался без князя.

На слове «боги» она понизила голос и воровато оглянулась, точно боялась, что ее услышит Игнат – священник, что приплыл к ним на хлипком плоту, очередной посланец, намеренный принести в Дол истинную веру. Но сколько княжество ни крестили, народ все равно верил по-своему, по-старому. И только Игнат, в отличие от всех своих предшественников, не сдавался и все ходил к княгине, прося то церковь восстановить, то молебен отслужить. Дана оставалась непреклонна, так что обветшалую церковь мужчина восстанавливал самостоятельно, но не оставлял попыток проповедовать.

Святослав рискнул пошевелиться и высвободить руки из хватки мачехи, мягкой, но крепкой, как силок.

– Что ж, отправлюсь на поиски невесты. Сей же час.

– Ну куда же? – вздохнула Дана, и на ее полных губах появилась снисходительная улыбка, будто Свят сказал наивную глупость. – В княжестве непросватанных благородных девок не осталось. А из соседей ни один отец не отправит сюда свою дочь.

Княжич кивнул. Больше всего ему хотелось, чтоб разговор закончился, но Дана упрямо тянула время, точно играла с ним.

– К тому же, – продолжала она, – тебе нужна не простая невеста, а та, что будет достойна зваться княгиней. Умная. И опытная.

Краем глаза Свят увидел, как белые пальцы вновь подкрадываются к его руке. Он резко отодвинулся и тряхнул головой, натянув на губы улыбку.

– Спрошу у Власа, не видал ли он такой.

– Но… – пробормотала княгиня, поправляя нитку бус на тонкой белой шее. – Зачем же искать?..

– Ежели такой не найдется в теремах, буду искать по избам. Ты же к нам оттуда и явилась.

Щеки Даны вспыхнули гневным румянцем, губы поджались. Свят с трудом сдержал едкую усмешку, а княгиня поднялась и вышла, хлопнув дверью. Стоило ей скрыться, как сердце княжича сжала едкая тоска. Нет, Святославу не было жалко эту странную и временами жестокую женщину. Ему было стыдно за злость, за резкие слова и за удовлетворение, которое они приносили, стоило направить их на мачеху.

Но с женитьбой она была, к сожалению, права. Люди и вправду считали, будто от неженатого князя свершались все беды. Отец часто рассказывал, что стоило одному их предку взойти на престол холостым, как начались падеж скота и лесные пожары. Юношу женили насильно, и все сразу прекратилось. Правда, на свадебке народ стоял с вилами наперевес, чтоб жених не передумал.

Свят с силой потер виски и опустил лоб на сложенные на столе руки. Так княжич и просидел до утра, пытаясь уместить в голове мысль о скорой женитьбе. Но стоило ему попытаться представить это, как образ тут же развеивался, будто пыль на ветру. Не до мыслей о супружестве ему было. Сперва надо отгоревать по старому князю, помочь отстроиться пострадавшему от наводнений княжеству, добыть еды, чтоб если не все, то большинство пережили зиму и дотянули до весны. Эти мысли роились в голове Святослава день и ночь, и он уже не помнил, когда думал о чем-то ином. Казалось, тот легкомысленный юноша, что любил охотиться с Власом, ездить верхом и слушать истории старух и кухарок, был вовсе другим человеком.

Из-за этого ночного происшествия весь следующий день Свят был сам не свой. Бессонная ночь и бурлящая тревога давали о себе знать, княжич засыпал с открытыми глазами. Или ему казалось, что засыпал…

Голос Олеси в очередной раз вернул его из блуждания среди собственных мыслей.

– Отчего ты так волком смотришь, а, княжич? Неужто родные стены не греют?

– Хорошо все, бабушка, – пробормотал он.

Вечерний туман уже начал собираться над водой и тянуть белесые лапы к холму.

– Ложь, княжич, страшное дело. На ней, конечно, можно и выстоять, но как начнешь ее из себя выплевывать, не заметишь, что она тянет тебя, словно топь. И некому будет тебе руки подать.

– Да он задумался, – подал голос Влас. Юноша старался лишний раз не смотреть на старуху, и все-таки, даже спрятав лицо, он не мог скрыть раздражения, которое вызывала в нем незваная попутчица. – Он всегда, как задумается, будто не здесь бродит и хмурый как туча.

– Оно и понятно, – хмыкнула Олеся. – Думать за себя самого – дело трудное, неприятное и даже неблагодарное. Но лучше так, чем когда думают за тебя.

– А откуда ты княгиню знаешь? – спросил Святослав, возвращая разговор в более понятную колею.

Старуха повела плечом.

– Знакомицы мы давние. В одной избе ткали и хлеб пекли, в одной бане бабам рожать помогали.

– Вы родственницы?

– Слава курьим ножкам, что нет, – рассмеялась Олеся.

– Из одной деревни?

– Эх… – махнула рукой старуха. – Сказать не могу, поклялась. Но ты не волнуйся, сам все скоро узнаешь.

– Странная ты, бабушка, – заметил Влас.

Старуха приосанилась и пригладила седые космы, будто получила похвалу.

– Отчего ж странная? Я клятву дала – я ее держу. Не то что те, кто пытаются угодить всем и каждому, а в конце концов теряют и голос свой, и сердце.

Влас только поджал губы и кинул красноречивый взгляд на Святослава. Тот кивнул, а потом дернул подбородком, чтобы Влас покрепче схватился за вторую пару весел. Дело пошло быстрее и ровнее. Туман еще не успел добраться до берега, когда они уже привязали лодку и втроем направились к терему.

* * *

Кумушек звали Анюта и Дарья. Сколько на них ни смотри, невозможно было понять, сколько им лет и кем они приходятся друг другу. Обе светловолосые, так что не разобрать, седые они или молодые. С утра они были быстры и проворны, как девицы, а к вечеру еле двигались, как застигнутые ночным холодом ящерицы, и горбились, как вековые старухи. В глаза Святославу они не смотрели, а если замечали его взгляд, то отворачивались, делая вид, что юноши и вовсе нет. Но он чувствовал, как их блестящие глаза глядят за ним, следят за каждым его шагом, стоит лишь пошевелиться. И Дана чуть что являлась, чтоб в очередной раз пожурить его за отданную крестьянам еду. Вот и теперь за едва освещенными окнами мелькнули два силуэта, замерли, глядя на княжича и его спутников, как совы, и тут же принялись мельтешить, разыскивать княгиню.

– Встречают, – хмыкнула Олеся.

– Я на конюшню пойду, – сказал Влас. Святослав кивнул, отпуская друга подальше от разъяренных женщин.

– Хорош друг, – проговорила старуха, когда конюх скрылся в темноте, пропитанной запахом прелого сена.

– Он мне как брат, – коротко ответил юноша и направился в сени.

Там их уже поджидала Дана, а из-за ее спины то и дело выглядывали кумушки. Княгиня была в ярости. Белая, как раскаленное железо, она сжимала кулаки, и пылающий взгляд ее глаз метался от пасынка к незваной гостье. Она словно не могла выбрать, на кого направить свой гнев.

Олеся заговорила первой:

– Ну, здравствуй, сестрица названая, – хмыкнула она. – Смотрю, все такая же красавица.

– Зачем явилась?

– А что, навестить уже нельзя старую знакомицу? – невинно захлопала ресницами старушка. – Я, может, соскучилась, вот и решила справиться, как ты живешь. Тяжела, наверное, вдовья доля?

– Убирайся.

– Ну, не гони меня. Избу мою водой затопило, ночь на дворе. Приюти хоть до утра, а там я уже в путь отправлюсь.

Княгиня поджала губы и выглянула в окно. Затянутое тяжелыми облаками небо темнело. Казалось, будь это в ее силах, Дана бы вытащила солнце обратно на небосвод, лишь бы гостья убралась прочь.

– Нельзя путнику отказывать, Дана, – прошелестела одна из кумушек.

– Просьба-то простая, – поддакнула вторая.

Дана скрестила руки на груди и закатила глаза.

– Оставайся, хорошо. Но ночевать будешь на конюшне. Хлеба и соли я тебе не предложу, первого почти не осталось, а второй и в помине не было.

– И за крышу над головой благодарю, – расплылась в улыбке Олеся и обернулась к Святославу. – Отведешь меня, княжич?

Юноша кивнул и собрался было проводить гостью, как раздалось шушуканье, а следом – требовательный голос княгини:

– Святослав, не задерживайся. Мне нужно с тобой поговорить.

Свят снова кивнул, и, резко развернувшись, княгиня порывисто вышла вон. Вскоре ее шаги растаяли в коридоре.

– Как мы ее, а? – радовалась Олеся. Они вышли на улицу. После душных сеней, в которых воздух вскипел от невысказанного недовольства, в вечерней прохладе стало легко дышать, как будто с груди сняли огромный камень.

Старуха остановилась, глядя на зыбко мерцающую поверхность воды и пляшущие на ней отблески из окон. Она цокнула языком и покачала головой.

– Надо разбираться с этой напастью. А то дальше хуже будет. Вода застоится и протухнет, поналетит болотное комарье, принесет хворь, а там глядишь – и полкняжества как не бывало.

– Надо увести воду, – сказал Святослав.

Олеся посмотрела на него с улыбкой.

– Эта вода человеческим рукам неподвластна. Чтоб ее увести, нужно добраться до тех, кто ее послал.

– А кто это сделал?

– Не кто, а из-за кого, – вздохнула старуха. – Из-за рода твоего, семьи твоей.

– О чем ты?

Старуха раздраженно замотала головой и, стиснув челюсти, злобно зыркнула на юношу.

– Не могу сказать, говорила же! Какой ты… – она махнула рукой и взглянула на приблизившуюся конюшню. – Ладно, выполним наказ хозяйки. Я останусь тут, а ты возвращайся к ней. Только дам я тебе один совет: ничего из ее рук не ешь и не пей. Понял?

Бесчисленные вопросы сплелись в голове Святослава в один большой клубок. Все казалось очень странным, но в последнее время все и так шло вкривь и вкось, поэтому юноша просто кивнул.

– Я принесу поесть чуть позже, когда все уйдут спать.

– Хорошо, – кивнула Олеся. – Прихвати побольше хлеба да мяса. Но ничего соленого не бери. Чтоб ни крупинки. Понял? Заверни в платочек и спрячь за пазуху.

Юноша кивнул. Он прошел с Олесей еще немного, заглянул в конюшню, поискал глазами Власа, но его там не оказалось. Постелив гостье оставшийся с еще незапамятных времен отцовский зипун на самой сухой куче соломы и попрощавшись, княжич вернулся в терем.

На выходе из сеней его уже поджидала Анюта. Про себя Святослав называл ее «младшенькой» – самая бойкая и смешливая из двух кумушек, своей кожей и белыми одеждами она напоминала снежный вихрь. Смеялась женщина не крикливо, а мелодично, как заливающаяся птичка, и иногда позволяла себе обернуться и не глядя бросить что-то Святославу. Вот как сейчас. Она остановилась и, уткнувшись взглядом в резной узор на лавке, тихо заговорила:

– А ты знаешь, что все вынутое из воды нужно огнем лечить?

– О чем это ты?

– Вода смерть несет. Болезни. Разве сам не видишь? – она чуть улыбнулась. – Но Олеси это не касается. Она хорошая.

– Ты ее знаешь?

– У нас ее все знают. Она за речкой, в лесочке живет.

– А кто она такая?

– Сама тебе скажет, как время будет, – улыбнулась еще шире Анюта и сорвалась с места. – Ты, главное, слушай ее внимательно и запоминай. И никому не говори, чему она тебя учит.

– Да она мне не…

Но Анюта уже прибавила шагу и вскоре оказалась в другом конце коридора, приоткрывая дверь в светлицу, где ужинали княгиня и Дарья. Вторая кумушка была угрюма и неразговорчива, в ее тонких поджатых губах читалось недовольство и постоянное невысказанное осуждение. Она подняла злобно сверкнувшие глаза на севшую рядом с ней Анюту. Святослав устроился на краю стола, напротив мачехи.

– Скажи мне, разве я не просила тебя перестать сбегать в город? – холодно проговорила княгиня, посмотрев на пасынка, а жестами, как радушная хозяйка, указала на стол. Там оказались и каша, и мясо, и хлеб.

– Просила, – кивнул Святослав, чувствуя, как от голода сворачивается желудок. За весь день сам он так и не поел.

– А он все равно не слушает, – покачала головой Дарья. – Никого и ничего.

– Тихо! – шикнула княгиня. Кумушки переглянулись и уткнулись в тарелки. Дана потянулась было к горшку с кашей, но Святослав опередил ее и принялся накладывать себе сам. – Тогда почему ты продолжаешь разворовывать наши запасы и бегать к этим людям?

– Потому что у них нет запасов, – вскинул подбородок Свят. Аппетит тут же испарился. – И это немногое, чем я могу им помочь как будущий князь.

– Как будущий князь ты должен жениться и обзавестись наследниками, чтобы эти люди воспринимали тебя всерьез, – с нажимом проговорила Дана. Кумушки тут же поддакнули.

– Женится – будет ему счастье. Не женится – горя выпьет целое море.

– Да хватит уже! – обернулся к ним юноша. Те тут же спрятали глаза. – Или говорите со мной, или не говорите вовсе.

Ему даже показалось, что кумушки прижались друг к другу, словно он не прикрикнул на них, а замахнулся. Дана ласково улыбнулась.

– Можете идти к себе. Дальше мы сами.

Те закивали и покинули светлицу, оставляя Дану со Святославом наедине. Стоило им выйти, как на лице княгини снова появилась умиротворенная нежность.

– Как ты их, а? – вскинула она бровь.

– Кто они такие?

– Кто?

– Анюта и Дарья. И откуда они знают Олесю? Откуда ты знаешь старуху?

– Ах, ты об этом, – повела плечом мачеха. – Да так. Ты же знаешь, я выросла вдали от княжеского двора. Так и получается: когда растешь в деревеньке и работаешь в поле, со всеми знакомишься. Ешь же.

Она с удовольствием принялась за ужин, а Святослав смотрел на полные до краев блюда и думал о старухе, которой мачеха даже сухаря не предложила. И о людях, которым ей было жалко хлеба. Под кожей медленно закипала ярость.

– Злишься? – взгляд зеленых глаз словно пробрался под кожу, пустив по ней волну мурашек. Святослав не стал отвечать, глядя мимо мачехи. Княгиня улыбнулась, принимая вызов: – О чем думаешь?

– О том, что ты права. И надо бы мне завтра же, с утра, отправиться на поиски невесты.

– Вот как, – губы Даны дрогнули в азартной улыбке. – И далеко ли ты отправишься?

– Начну близко. А потом, ежели что, поеду дальше.

Она согласно кивнула и поднялась из-за стола.

– Тогда как хорошая хозяйка я должна угостить тебя перед дорогой. Я как раз припасла кое-что особенное.

И, не дожидаясь ответа, княгиня подошла к полке в углу. Пока она не видела, Святослав достал из-за пазухи платок и принялся сметать со стола отрезанный хлеб, сушеное мясо, сыр. Завязав свой нехитрый улов в узел, он спрятал его под рубаху. И как раз вовремя – тут же послышался мелодичный звон. Мачеха вернулась с маленьким кувшинчиком.

– Ты пробовал зеленое вино?

– Ясное дело, – кивнул Святослав. Не сказать, чтобы ему оно нравилось, очень уж хмеленое, а от полыни и душистых трав кружилась голова.

– Такого ты еще не пробовал, – улыбнулась княгиня и, перегнувшись через стол, принялась наполнять кружку пасынка.

От запаха трав кожа покрылась мурашками. Пахло мятой, душицей, полынью и чем-то еще, незнакомым, но удивительно манким. А цвет зелья – чистый изумруд. В мыслях сразу стало легко, так захотелось распробовать эту изумрудную горечь. Святослав уже мог представить, как она на выдохе сменяется пьянящей сладостью. Он дождался, когда княгиня отклонит кувшин, когда осядет зеленая пенка на поверхности, и взял кружку обеими руками, как держал бы сокровище.

– Ну, за добрую дорогу и хорошую невесту, – улыбнулась княгиня, наполнив свою кружку, но Святослав ее уже не слышал. В мыслях был только горько-сладкий дурман, обещавший все удовольствия, стоит лишь ощутить его на языке.

– Будем, – пробормотал он и поднес напиток к губам, как вдруг в коридоре раздался грохот и звон.

Вино выплеснулось на стол, когда Святослав вскочил, напряженно оглядываясь.

– Да что там происходит? – процедила княгиня и, подобрав юбки, направилась к двери.

Та распахнулась ей навстречу, впуская Власа, взмыленного и растрепанного. Он ввалился в светлицу и уперся о стол, переводя дыхание.

– Что случилось? – хором спросили Дана и Свят.

– Там это… – он тяжело дышал. – Старуха. Плохо ей стало. Завалилась, скулит. Ох, дайте что-нибудь…

И, не дожидаясь разрешения, конюх схватил Святову кружку, осушив ее одним махом, закашлялся.

– Крепкое какое, – хмыкнул он и покачнулся. Взгляд его остекленел. По лицу растекся румянец, как от лихорадки.

– Влас, – шагнул к нему Святослав. Конюх дернулся, приходя в себя.

– Все хорошо. Нужно это… что-нибудь, позвать кого-нибудь, чтоб проверить, не помирает ли, – заговорил он, тяжело переводя дыхание между каждым словом. Он стиснул кулак на рубахе и шумно сглотнул. – Не в то горло, видать, пошло. Можно мне водицы?

– Во дворе попьешь, – процедила княгиня. Влас обернулся к ней, уставился во все глаза, будто раньше и не видал. Губы его зашевелились, но ни звука не сорвалось. Речистый и говорливый, Влас впервые на памяти Святослава с трудом подбирал слова.

– Пойдем скорее. Позовем кого-нибудь, – бросил Свят, утягивая друга вперед, а тот все оборачивался на застывшую словно статуя княгиню и не мог наглядеться.

Глава 3

– Говорил я тебе: не надо было ее сюда везти, – причитал Влас, пока они вчетвером добирались до конюшни, пытаясь не поскользнуться на размокшей глинистой земле. Несколько дней назад княгиня распорядилась положить мостки, но и те успели погрузиться в грязь.

– Ничего ты не говорил, – возразил княжич.

– Ну, напрямую, может, и не говорил, но я ж тебе намигивал… Говорил, что беда будет, да и княгиня не обрадуется. Никак духа злого привели или водяницу.

– Не водяницу, – послышался сзади голос одной из кумушек. Гостьи княгини молча следовали за ними, и только шумное дыхание выдавало их нетерпение.

– С каких пор тебя волнует, обрадуется княгиня или нет? – нахмурился Святослав.

Влас не ответил, лишь обиженно поджал губы и ускорил шаг, пока не оказался в дверях конюшни, да так и застыл, упершись в косяк. Остальные замерли за ним, пытаясь глянуть поверх его плеча.

– Тебя только за смертью посылать, Влас Микулич, – проворчала Олеся. Живая и здоровая, она сидела на лавке и пыталась заплести космы цвета дорожной пыли в косу. Получалось не очень, то тут, то там выбивались пряди.

– Как же так? Как же немочь твоя? Пена? – пробормотал Влас, ссутулившись. Олеся только сверкнула глазами.

– Нужно же мне было как-то тебя от Данки сманить, а? А вы и не одни пришли, славно, – улыбнулась она, глядя на лица, показавшиеся в просвете между юношами. В глазах Олеси мелькнуло узнавание, и хитрая улыбка сменилась нежной и ласковой, как весенние солнечные лучи. – Вот вы где были, девочки мои!

– Бабушка! Бабушка! – Анюта и Дарья бросились к старухе, вытянув напряженные руки. Та распахнула объятия и приняла их под покров своих бесчисленных накидок и платков. Узловатые пальцы легли на светлые затылки, Олеся прикоснулась губами сначала к одной макушке, потом к другой.

– Ну-ну, девочки мои. Бабушка же все слышит. Бабушка все всегда узнает и придет. Скоро домой отправимся.

Но две хрупкие фигурки затряслись, из-под слоев ткани послышались скулящие рыдания, как будто плакали маленькие дети. Святослав протер глаза: и правда, они же едва ли не младше него. И как он мог принять их за старух? Все дело в волосах и странной поступи, наверное. И в этой их чудно́й манере отворачиваться, не говорить.

– Бабушка, она веретенца наши украла и спрятала, – всхлипнула одна из кумушек.

– А с веретенцами и имена забрала. А без них мы и возвратиться-то не можем, – подхватила вторая. – С княжичем говорить запретила, нам его ни защитить, ни предупредить не дает. Обещала все вернуть, как мы ее волю исполним, а мы…

И снова раздались рыдания. Влас тихонько подошел к Святу и шепнул:

– Ты понимаешь хоть слово? Какие веретенца?

– Не знаю, – пожал плечами Святослав.

– Веретенца волшебные, – невозмутимо сказала Олеся, утешающе поглаживая девушек по волосам. – Без них и имен они – не они. Не могу я забрать девочек домой, пока ведьма проклятая их держит.

И стоило тишине повиснуть в спертом воздухе, пропитанном запахом прелой соломы, Влас дернулся и вскинул руку.

– Не смей называть ее этим словом! – вскричал он и пошел на старуху.

Кумушки взвизгнули и бросились в стороны, и каждая принялась тащить бабушку на себя. Все трое упали на земляной пол, а Влас застыл, словно не зная, на кого обрушить свой гнев. Его грудь тяжело вздымалась, взгляд бегал с одного лица на другое, занесенный кулак дрожал. Святослав, недолго думая, бросился вперед, схватил конюха поперек живота и повалил на пол.

От этого Влас опомнился и принялся вырываться, ерзать и рычать по-звериному. Его глаза горели одержимостью фанатика, готового до последней капли крови защищать свою святыню. Ярость застлала ему взор, и юноша будто не узнавал друга. Свят придавил его за плечи к земле и давил, давил в надежде, что друг перебесится и успокоится. Но чем дольше он держал, тем сильнее разгорался во Власе гнев. Несколько бесконечно долгих секунд, и на шее юноши вздулись вены, а в белках глаз показались подтеки крови, на губах выступила пена. Свят пытался позвать его, но тот не слышал.

Краем глаза княжич заметил движение. Олеся поднялась с пола и с прытью, несвойственной старому телу, подбежала к загону, схватила веревку и, ловко завязав на ней узел, набросила петлю на Власа. Юноша задергался еще сильнее, и веревка зашевелилась на нем, как змея на солнцепеке. В глазах зажегся животный первобытный страх. Свят впился в его плечи, удерживая, чтобы друг не покалечил самого себя. Веревка вдруг обвилась вокруг Власова горла, и юноша тут же присмирел. На его лице застыл испуг. Свят убрал руки, и в то же мгновение Влас весь сжался, скрутился калачиком на полу и… тявкнул.

Свят удивленно сморгнул, глядя на щенка с веревочкой на шее. Зверь изумленно озирался и шумно втягивал в себя воздух, а потом со скулежом бросился на колени к княжичу, да так и застыл. Святослав неосознанно запустил пальцы в жесткую черную шерсть на загривке и непонимающе уставился на Олесю. Старуха потирала руки и выглядела совершенно довольной собой. Встретив взгляд юноши, она указала пальцем на щенка.

– Он выпил что-то из ее рук?

– Зеленое вино, – растерянно проговорил княжич. – Что ты с ним сделала?

– Одела в шкурку, в которой он никому не навредит. Гляди, как ему хорошо: маленький, резвенький, а зубки-то еще не выросли, не покусает.

– Верни как было! – Свят вскочил на ноги, прижимая к себе щенка.

Олеся помотала головой, скрестив руки на груди.

– Могу, конечно. Но не стану. Верну ему человечье обличье, и он побежит своей хозяйке служить, как преданный пес. Будет ли он тогда твоим другом?

Свят потупил взор. Выходило нескладно. Он посмотрел на забившихся в угол сестер. Те по-прежнему прятались от его взгляда. На душе нехорошо заскребло.

– Кто вы все такие? Откуда все знаете? – воскликнул княжич.

Скопившаяся усталость не давала как следует удивиться. Он столько раз слышал от матери рассказы о духах, что, кажется, всегда был готов к встрече с кем-то из-за реки и леса. Но чтоб эти существа, древние и сильные, оказались под одной с ним крышей… От мысли об этом у Святослава затряслись поджилки. И как он раньше не догадался?

– Ответить на твой вопрос не так просто, как кажется, – старуха метнула взгляд в сторону кумушек. – Покуда у них похищены вещи и имена, они – не они.

– А ты?

– А меня ты должен сам узнать и назвать по имени, – ухмыльнулась бабушка, а затем ткнула узловатым пальцем в щенка. – Хочешь понять, что к чему, и друга выручить? А заодно и княжество свое спасти?

Святослав закивал, дыхание перехватило от удивления. Олеся довольно ухмыльнулась и протянула ему руку.

– Мы с тобой от одной беды мучаемся, княжич. Я помогу тебе, а ты поможешь освободить моих девочек. Вернем реку в берега и всякую живую тварь на свое место.

Святослав знал: отказываться нельзя. Кем бы ни была старуха, в ней чувствовалась сила, не доступная ни одному из мудрецов. И редко когда такая сила просит помощи или предлагает прийти на выручку сама, по своей воле. Юноша протянул руку, крепче прижимая к себе разволновавшегося щенка.

– Вот только медлить нельзя, – причмокнула тонкими губами старуха. – Ты принес то, о чем я тебя просила?

Свят кивнул, ощупывая узел с едой у себя под рубашкой, и проговорил:

– А как быть с Даной? Она заметит, что мы пропали.

– Скажи ему, что мы поможем, – раздался голос Анюты.

– Глаза отведем, – поддакнула Дарья.

Олеся кивнула и отошла к стогу сена. Пошарив среди сухих стеблей, она достала кувшин. Старуха откупорила его и поднесла ко рту княжича. Святослав отшатнулся: в лицо пахнуло припрятанным Власом кислым пивом.

– Не брезгуй, набери полную грудь воздуха и выдохни туда как следует, – приказала старуха.

Юноша повиновался. Как только терпеть сделалось невмоготу и в горле и носу стало жечь, Олеся заткнула кувшин пробкой и отдала кумушкам.

– Вот вам немного голоса княжича. Выпускайте его потихоньку, чтоб на все дни хватило, да так, чтобы Данка побегала как следует, – осклабилась она.

Девушки вцепились в кувшин и, поклонившись старухе, выскочили в беспросветную ночь. Олеся же повернулась к юноше.

– Лодочка-то твоя на месте осталась?

– Да, бабушка.

– Вот и славно. Слушай меня, и все у тебя хорошо будет, вернешься целехонький, сестрицы с Данкой и обернуться не успеют.

– А куда мы?

– К внучке моей, Милораде, в Алую Топь.

* * *

Алая Топь была жутким местом. О ней знал всякий ребенок в Доле, и каждого с малых лет предупреждали, что в березовой роще, корнями ушедшей в буровато-алую землю, играть нельзя. Живых людей там не бывало, а тот, кто ненароком забредал туда, встречал мертвых родственников и нежить. Говорили, будто когда-то двенадцать молодых женщин утопли в болоте, и зыбкая земля окрасилась алым. И выросла посреди трясины дюжина белоснежных, словно покрытых инеем, берез.

Любое дитя знало, что, коли занесло в Алую Топь, следовало переодеть одежду шиворот-навыворот, чтоб нечисть не учуяла человеческого духа, поменять местами правый и левый лапоть, достать из карманов все, что было съестного, и громко попросить батюшку Лешего вывести из проклятого места. И теперь Святослав отправлялся прямо туда, откуда остальные бежали, уповая на помощь духов.

Юноша храбрился и налегал на весла, словно пытался шумом и плеском отогнать невеселые мысли. Но тяжкие думы роились вокруг него, как болотная мошкара. Щенок, в которого Власа обратила старуха, свернулся на дне лодки и тихо сопел. Когда плеск весел становился слишком громким, зверь приоткрывал блестящие глаза, всматривался в Святослава и снова с силой зажмуривался. А княжич вспоминал лицо товарища, перекошенное первозданной злобой. И тут же в памяти всплывало еще одно лицо, родное и знакомое до боли. Отцово.

Свят пытался удержать в памяти спокойный образ отца, но он неумолимо ускользал. Зато миг, исполненный ярости, намертво въелся в память Святослава, и юноша никак не мог изгнать его из своей головы. Шли купальские гуляния, и княгиня, простоволосая, в одной лишь рубахе, плясала на потеху толпе, и ее черные пряди взметались в воздух в такт каждому повороту. Князь пил пряное зеленое вино и никак не мог налюбоваться на молодую жену, не замечая, что остальные глядят на Дану как завороженные. Казалось, даже пламень костров приутих, чтоб не отвлекать внимания, которым безраздельно владела Дана. На рассвете они с отцом брели через высокую траву, и воздух пропитался утренней сыростью и горьким запахом истлевших поленьев. Тогда-то князь гордо спросил Святослава, какова ему мачеха. А тот возьми да и ответь, что она всех будто околдовала, словно ведьма.

В первый и последний раз в жизни князь ударил сына по лицу. Размашисто, гневно, а затем схватил за ворот рубахи и прошипел:

– Никогда не называй ее этим словом!

На следующий день князь Всеслав говорил с сыном как ни в чем не бывало. Святослав перебрал в голове все возможные оправдания, пока его обида на отца не улеглась. Они зажили по-прежнему, но то страшное мгновение вновь и вновь взвивалось в его мыслях непослушным вихрем.

Спутники миновали затопленные дома, и впереди показалась немая ершистая громада леса, в которой пропадал всякий свет.

– А фонаря-то мы и не взяли, – пробормотал Святослав, покрепче перехватывая весла. Олеся оторвала взгляд от леса и усмехнулась.

– А зачем тебе фонарь-то? Водице он не надобен, она сама все пути знает и нас выведет.

Святослав кивнул. Он слишком устал, чтоб думать о том, как это странно. Или что ему нужно благоговеть перед древними силами, что влекли его к себе. Все его мысли сошлись на том немногом, что он, казалось, мог понять.

– Получается, ты близко знаешь Дану?

– Знавала когда-то, – хмыкнула Олеся. – Помогла я ей. Я вообще страшно добрая. Помогаю всякому, кто меня по имени кликнет. Отказать не смею. Припугнуть могу. Напросилась тогда Данка мне в ученицы, в помощницы. Так и познакомились.

– А что произошло потом?

Олеся поджала губы. Тень от лесной стены начала наползать на ее черты, но даже в обступившем их мраке Святослав мог различить досаду, показавшуюся на лице старухи.

– Знаешь, что может сдержать даже самую мощную и разрушительную силу, а, княжич? – Святослав мотнул головой. Слова Олеси звучали зловеще. – Обещание. Самые сильные, самые древние из нас не смеют нарушить обещания. Вот и я поклялась сохранить Данкину тайну. Ты можешь спросить ее сам, но я рассказать не могу.

На тонких губах Олеси показалась мягкая виноватая улыбка. Святослав тряхнул кудрями, принимая ее ответ.

– Но ты спрашивай, – ободрила его старуха. – Не стесняйся. Коли тайны нет, я все расскажу. А там, глядишь, придумаешь, как до тайны добраться.

– Она и правда ведьма? – выпалил юноша. Щенок в ногах гневно зарычал. Святослав принялся осторожно почесывать Власа за ухом.

– Правда-правда. Не всегда она такой была, но что с ней случилось – полностью ее рук дело.

– Зачем она пыталась опоить меня?

– А то ты не догадываешься? Ведь и сам знаешь, по глазам вижу. Сам видал, как она такое уже делала, – ехидничала бабушка. Свят опять кивнул. – Ну так и не трать время на пустопорожнее. Спрашивай то, что хочешь знать, а не то, что уже знаешь.

– Если она такая сильная, то как мне от нее княжество защитить?

Старуха довольно хмыкнула.

– Дело нехитрое, но и непростое. Данка-то в первую очередь княгиня. Вот и забрать у нее нужно власть княжескую. Но это ты и сам догадаться мог. Просто так, солью или наговором, ее не возьмешь, и не убить ее, как человека.

– А можно не убивать? – спросил юноша.

– Не так просто это. Ни мечом, ни ядом ее не взять, – пожала плечами Олеся.

– А как мне это сделать?

– Тут уж ты сам решай. Но против колдовства ее тебе Милорада поможет. Там, где я бессильна, она выстоит, – проговорила старуха, и в ее голосе звучала неподдельная гордость.

Святослав кивнул. Разум впился в скудные слова старухи, как нищий – в кусок хлеба. Юноша опустил натруженные руки на весла, но ладони не нащупали гладкого дерева. Святослав принялся озираться. Весел нигде не было, а лодка, словно большая рыба, медленно плыла сквозь затопленную рощу, поворачивая то там то тут, будто ее тянули на веревке.

– Смотри во все глаза, княжич, запоминай дорожку, а то не выйдешь, – велела Олеся.

Святослав послушался. Он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь запомнить каждый ствол, каждую кривую ветку, что попадалась им на пути. Глаза щипало, а сон то и дело норовил его сморить, но стоило юноше хоть немного прикрыть веки, как щенок принимался скулить. И как ни вскидывался княжич, Олеся сидела на носу лодки, повернув голову к лесу, как огромная сова.

* * *

Солнце выкатилось на небосклон быстро, как брошенное на блюдце яблоко. Хоть Святославу было уже достаточно лет, еще ни разу он не встречал такого скорого рассвета. Юноша огляделся. Всюду раскинулся лес, только не такой, каким княжич привык его видеть. Стволы деревьев словно прижала к земле и перекрутила гигантская невидимая рука. То тут то там из реки торчали трухлявые пеньки. На ветвях переговаривались кукушки. Их бесцветная песня отскакивала от воды и разлеталась на много верст вокруг так, что казалось, от звонкого кукования дрожит воздух.

– Встречают, – хмыкнула Олеся. – Давай-ка оставим им гостинчик, чтобы они потом и обратно проводили.

Святослав сонно кивнул и вытащил узел, запрятанный под рубахой. Старуха придирчиво осмотрела его припасы и, отломив кусок хлеба, протянула юноше.

– Подбрось над головой, пусть хватают. И скажи: «Хозяюшки, приглядите за гостем да потом в целости домой отпустите».

– А это обязательно?

– Ежели домой вернуться собираешься и княжество спасти хочешь, – пожала плечами старуха.

Святослав тяжело вздохнул и, покрошив начавшую подсыхать горбушку, вскинул руку над головой. Крошки разлетелись по воздуху. Сквозь сведенные от напряжения челюсти он повторил старухины слова. Олеся только довольно кивнула.

Кукушки тут же закружили над ними рябым облаком, подхватывая кусочки хлеба прежде, чем они упадут в воду. Одна птица даже уселась на борт лодки, но Олеся на нее гневно шикнула.

– Давай-давай, занимайся своими делами, а нам не мешай.

Птица – Свят готов был поклясться – почтенно склонила голову и упорхнула. Только юноша хотел спросить, как такое возможно, как краем глаза уловил движение. Большое косматое пятно, напоминавшее медведя, сорвалось с ветки сосны, но не плюхнулось в воду, а словно отскочило от поверхности и повисло на соседнем дереве. Юноша обернулся, чтобы получше рассмотреть, но стоило ему это сделать, как лес снова замер.

– Что это там? – пробормотал юноша, оборачиваясь к старухе.

– Где? – удивленно вскинула брови Олеся.

– Да вон там.

– Да где? – она приподнялась со скамейки, упорно глядя не в ту сторону. Святослав развернулся, указывая туда, где снова показалось шевеление.

– Да вот же, ну!

Пятно мелькнуло совсем близко, в воду упала сломанная еловая лапа. «Никак рысь», – подумал Святослав. Щенок под ногами принялся скулить и жаться к доскам. Захрустело прямо над головой, в лодку посыпались сухие ветки. Что-то заскрипело, завыло в кронах, и Свята пробрал такой животный ужас, что все тело напряглось в готовности бежать, отбиваться, всеми способами спасать жизнь.

– Ах, это, – расхохоталась Олеся и захлопала в ладоши, крича куда-то вверх. – Батюшка, хватит молодца пугать. К Милораде он путь держит, друга выручать.

Движение в ветвях стихло. Святослав замер, скованный скопившимся в теле напряжением. Все, что было в животе, свернулось в клубок и било под горло рвотными позывами. Во рту пересохло, он не мог вымолвить ни слова, и тут из переплетения ветвей над его головой показалась рука. Волосатая, наполовину скрытая вытертой рубахой, испачканная землей и засохшей грязью. Страх, что Свят давил в себе, пересилил юношу, и он вскрикнул, глядя на раскрытую ладонь.

– Ну что ты верещишь, княжич? – пожурила его старуха. – Знаешь ведь, что нужно сделать. Ну чему только в теремах учат?

– П-позволь, батюшка, пройти. Пригляди за гостем, а потом в целости домой отпусти, – пробормотал Свят, отрывая новый кусок хлеба и вкладывая его в страшную ладонь. Пальцы тут же сжали мякиш, и рука исчезла. Послышалось чавканье, а затем показались две ноги в лаптях, причем правый был на левой ноге, а левый – на правой.

Следом появился сухонький миловидный старичок с густой бородой, достававшей ему до колен и такой пышной, что человек мог целиком скрыться под ней, обернувшись, как в тулуп. Глаза у него были зеленые, улыбчивые.

– А коль вы к Милорадушке, то чего ж напрямую не пошли? – спросил он.

Старуха скрестила руки на груди.

– Можешь напрямую провести – веди. Я парня подготовить пытаюсь, а то они ныне нежные, впечатлительные, – махнула рукой Олеся. – Даже по имени меня назвать не может.

– Ну, дела! А меня назовешь? – хохотнул старик, хлопая себя по колену.

Несмотря на то что дед сел рядом с Олесей на самый край, лодка даже не думала терять равновесия, словно на борту были только Святослав да Влас в собачьем обличии.

Юноша зажмурился и потер глаза в наивной надежде, что стоит ему поднять веки, и странный старик исчезнет. Но не тут-то было. Он все еще сидел с ними, а лапти были надеты все так же неправильно.

– Батюшка Леший? – неуверенно проговорил юноша, чувствуя, как к горлу снова подступает тошнота. Всякий, кто видал Лешего или хотя бы рядом оказывался, разума лишался.

– Ну, вот же! – всплеснул руками старик. – Знают они все! Чего ты наговариваешь? Ну, будем знакомы, малец. Как тебя звать?

– На перепутье свое имя говорить – пути назад не найти, – отмахнулась старуха, и открытый было рот княжича захлопнулся.

– Все помогаешь? – умиленно проговорил Леший. – Ну ладно. Отведу вас к Милораде.

Он чуть согнул колени, оттолкнулся от дна и взмыл в воздух пружинисто, как блоха. Снова послышался хруст в ветвях, и лодка прибавила ходу, будто кто-то потянул ее на невидимой веревке. Святослав смотрел перед собой, дыша сквозь стиснутые зубы в попытках унять бешено бившееся сердце.

– Не бойся, княжич, – откровенно потешалась над ним старуха. – Самое страшное впереди: тебя ждет знакомство с Милорадой.

– А она такая же, как вы? – спросил Святослав, сам не очень понимая, что имеет в виду.

– Нет, она, скорее, как ты. Человек живой, из плоти и крови, просто среди нашего брата выросла, прямо посреди Алой Топи. Оттого она у нас такая… с причудой. Ты же знаешь историю этого места?

– Там дюжина девушек умерла, чтоб нашествие вражеское не прошло к городу.

– Правда. А когда девушки не своей смертью умирают, они русалками становятся. Вот одна под сердцем дитя носила и попросила нас спасти маленькую от жизни утопицы. Мы ее и призрели. Растили как могли, но характер… – она покачала головой и махнула рукой. – Одно запомни: Милораде только правду говори, а какую бы цену она за свою помощь ни назначила – соглашайся. Понял?

– Понял.

– Не пытайся ей польстить или подкупить. Понял?

– Понял.

– И самое главное, запомни. Не говори ей про то, что за рекой есть. А то ж она рваться к вам станет, а нехорошо это. Нельзя ей.

– А почему нельзя? – спросил Святослав, но, стоило ему моргнуть, старуха исчезла. На носу лодки не было никого, а впереди забелела березовая роща, терявшаяся корнями в алой земле.

Глава 4

Лодка ткнулась носом в берег, и почва отозвалась болотным чавканьем. Влас забился по дну, истошно скуля. Святослав неуклюже балансировал на носу, пытаясь подцепить мшистую корягу, торчавшую из-под воды. Трухлявое дерево выскальзывало из рук и трещало, грозясь вот-вот надломиться, и юноша старался одновременно пристать к берегу, не соскользнуть вниз и не перевернуть лодку. На секунду княжичу показалось, что он почти у цели, как вдруг его перевесило, и корма начала разворачиваться поперек течения. Святослав вцепился в корягу, и та натужно хрустнула, рассыпавшись в руках.

– Да ради всего святого, – простонал юноша, видя, как алый берег снова начинает отдаляться. Щенок испуганно повизгивал, мечась от одного борта к другому. Княжичу не пришло на ум ничего, кроме как позвать на помощь: – Милорада! Госпожа Милорада! Помоги мне!

Ничего. Только плеск воды и стрекот птиц, скрывшихся в кронах. И треск, тяжелый стонущий скрип дерева. Святослав обернулся и увидел, как береза, что росла на берегу чуть впереди, клонится вниз, спуская свои длинные ветви. За эту ночь княжич повидал столько, что сомневаться уже не было мочи. Он схватил щенка, сунул его под рубаху и, когда лодка сравнялась с деревом, поднял руки и повис на ветвях. Поток понес их суденышко дальше, а Свят так и остался болтаться над водой. Телом он чувствовал, как дрожит под рубашкой щенок. Княжич подтянулся и, перехватившись, начал подбираться ближе к стволу. Ладони от натуги вспотели и грозили вот-вот соскользнуть с гладкой, словно выкрашенной белилами коры. Наконец под ногами мелькнула алая земля. Святослав разжал руки и спрыгнул вниз, на болотистую мшистую почву. Когда он поднял голову, дерево уже распрямилось.

– Ну, дела, – почесал княжич затылок.

– А спасибо сказать? – раздался в ответ тонкий голосок. Святослав оглянулся. Ему показалось, что краем глаза он увидел шевеление, но никого не было. Юноша обернулся к дереву и поклонился в пояс.

– Спасибо, матушка-береза, – княжич подумал про себя, что после всех встреч на этой странной реке ему уже не кажется таким чудны́м говорить с деревьями и птицами. Тут же снова послышался голос:

– Кто таков? Зачем пожаловал?

– Госпожа Милорада, это ты? – спросил юноша и сделал шаг в сторону рощи. Стоило ему лишь пошевелиться, как земля под его ногами с чавканьем начала оседать. Свят сделал еще шаг, но только сильнее увяз.

– Я-то я, а вот ты кто? – не унимался смешливый голосок.

Юноша склонил голову.

– Меня зовут Святослав, я княжич из Дола. С моим другом случилась беда, его заколдовали, и твоя бабушка сказала, что лишь ты способна мне помочь.

Земля тут же вытолкнула княжича обратно и сделалась твердой. Свят вытер испарину и продолжил озираться по сторонам, ожидая наконец увидеть хозяйку Алой Топи.

– Чего ты башкой-то вертишь, княжич? – раздалось совсем рядом, за его плечом. Свят обернулся и аж подпрыгнул: девица стояла почти вплотную, так, что он мог рассмотреть каждую веснушку на ее бледном лице. – До чего пугливый!

Девушка хлопнула в ладоши и задорно рассмеялась. Она была невысокая и совсем худая, так что белая рубаха, подвязанная красным поясом и перехваченная поневой, болталась на костлявых плечах. Голубые глаза на круглом, мягком лице смотрели остро и хитро. Рыжие как огонь волосы пылали в лучах вышедшего из-за туч солнца так, что Святославу пришлось опустить глаза.

– Госпожа Милорада, – пробормотал он и поспешно поклонился. Влас с тявканьем выкатился из-под рубахи и припал к земле, злобно рыча на хозяйку Топи.

– Да что ты все заладил, «госпожа» да «госпожа»? – наморщила вздернутый носик девушка и тронула его за плечо, позволяя выпрямиться. – Из нас двоих ты кровей княжеских. Почтил меня, в гости пожаловал, а я так, живу тут. Зови меня просто Милорадой.

Девушка ткнула пальцем в щенка.

– Это твой друг?

Не успел княжич ответить, как Милорада упала на колени и принялась гладить щенка, воркуя над ним, словно над младенцем. Черные глаза Власа наполнились нежностью, он приподнялся и аккуратно ткнулся носом в белые ладони, а потом и вовсе повалился на спину, подставляя розовое пузо.

– Ласковый такой, – улыбнулась девушка. – Точно думаешь, что человеком ему будет лучше?

– Да, пожалуйста.

– Ну, раз так просишь, то пойдем.

– Куда?

Она поднялась с земли и посмотрела на него как на круглого дурака. Губы разошлись в усмешке.

– Домой ко мне, княжич, куда же еще? Ты думаешь, что чары снять – это пальцами щелкнуть? Мне травы нужны, отвары. Да и тебе лишним не будет чаю попить и в баньке попариться.

– Спасибо, – Святослав попытался еще раз поклониться, но девушка скривилась и недовольно замахала руками.

– Оставь это, – сказала она совсем серьезно. – Лучше делай что тебе говорят. Иди за мной, след в след.

И, приподняв юбки, Милорада начала прокладывать путь. Земля под ее ногами напоминала красный мох и проминалась почти на полвершка в глубину, а в получившихся ямках скапливалась алая, точно густая кровь, вода. Святослав понимал, что то была игра света и цвета почвы, и все-таки от этого сходства становилось жутко. Милорада шла впереди, пес послушно семенил за ней, а Святослав замыкал их скромную процессию.

Его одновременно снедало любопытство и желание оглядеться, получше узнать проклятую Алую Топь. С другой стороны, он уже столько странного повидал, что боялся, как бы рассудком не повредиться. Поэтому княжич упер взгляд в огненную косу на спине Милорады.

Любопытно, сколько этой девушке лет? Выглядела она совсем молодо, но ведь в этих местах все не то, чем кажется. А ну как она обернется и покажет старушечье обличие? А если не старуха? Как молодая девушка, по виду только в поневу прыгнувшая, стала обитательницей такого места?

– От несказанного голова разболеться может, – ухмыльнулась через плечо Милорада. Они уже отошли достаточно далеко от реки, земля почти не проваливалась, а горбилась скользкими склонами. Впереди Святослав увидел кое-как вделанные в берег дощатые ступени.

И только Милорада промолвила эти слова, как в висках княжича застучали молоточки. Стоило ему зажмуриться, боль тут же пропала. Девушка заулыбалась, мол, то-то же.

– А давно ты здесь живешь, го… Милорада?

– Сколько себя помню, – пожала плечами девица и взяла щенка на руки. Святослав поспешил к ней, чтоб подстраховать, когда она начнет взбираться по скользкой лесенке, но ветки рябины, росшей за березовой рощей, сами потянулись к Милораде, позволяя уцепиться за себя.

– Ты тут родилась? – княжичу очень не хотелось отвлекать ее, но вопросы против воли рвались наружу.

– Кажется. Бабушка говорит, что родилась я тут, но сама не отсюда. Она у меня любит загадки.

– Да, Олеся умеет заморочить голову.

– Олеся? – Милорада уже добралась до самого верха и обернулась, сверкая голубыми глазами. Святослав готов был поклясться, она потешалась над ним, как над деревенским дурачком. – Это так ты ее назвал? Не признал, что ли? А дедушку моего ты как назвал? Алексеем? Или Бориславом?

Она уселась на землю и, скрестив ноги, уперла локти в колени и положила подбородок на руки. Святослав осмотрелся и потянулся за веткой рябины, чтоб уцепиться и подняться наверх, но деревья отклонились от него. Милорада рассмеялась.

– Ты про Лешего? – вскинул голову юноша. Хозяйка Топи закатила глаза.

– Ну, хоть его ты угадал. Без подсказок обошлось, я надеюсь?

– Ну да.

– А с бабушкой не сдюжил?

– Может, ты мне подскажешь? – пожал плечами княжич.

– Ишь ты, хитрый какой, а все равно не очень умный. Вот и не подскажу, – надула губы девушка. – И за что она тебя мне подослала? Ты ей вон какую обиду нанес, а она все равно помогать вызвалась.

– Она дала моей мачехе какую-то клятву, так что теперь не может супротив ее колдовства ничего поделать. Вот только пострадали от этого не один мой друг и княжество, но еще и ваше царство за рекой. Она держит у себя двух сестер. И украла у них веретенца.

– Веретенца? – девушка наклонила голову. Насмешка в ее глазах сменилась тревогой. – Это плохо.

– Ты знаешь, кто они? – Святослав все махал руками и подпрыгивал, пытаясь схватиться за ветви, а те то наклонялись, то опять подымались, стоило ему подскочить.

– С веретенцами – да. А без них они – не они.

«Тут хоть кто-нибудь умеет говорить по-людски?» – раздосадованно подумал юноша, но вместо этого выпалил:

– Помоги мне подняться!

– Не меня проси, княжич, – широко улыбнулась Милорада.

Юноша выдохнул и, склонив голову, повторил просьбу в сторону деревьев. Ветви неохотно, недоверчиво спустились.

– Соображаешь, – снова улыбнулась девушка. – Тут все живое, у всего свое мнение. Я же просто за порядком слежу. А все, кто тут есть, меня оберегают и домик мой.

Несколько раз чуть не поскользнувшись на неверной земле, княжич все-таки вскарабкался к Милораде и опустился на одно колено, пытаясь отдышаться. Он уже было поднялся, чтоб следовать дальше за своей странной провожатой, но ледяной взгляд девушки его остановил. Юноша обернулся и еще раз поклонился деревьям.

– Хорошо, – довольно кивнула Милорада. – Пойдем, тут недалеко осталось.

В этих местах деревья росли совсем редко, и солнца было много. Оно золотилось, путаясь в нитях паутины, сверкало в каплях росы. Мокрая земля сменилась ковром из листьев и сухих веток. Впереди показалась избушка, сложенная из выкрашенных в белый цвет бревен. Она была крошечной, почти игрушечной. Даже миниатюрной хозяйке там было бы не развернуться. Та снова будто прочитала его мысли.

– Это она только снаружи маленькая, а внутри и твой терем перещеголяет, – улыбнулась Милорада и тут же поникла. – Хотя я в теремах ни разу не бывала.

– А я не бывал в избах, которые внутри больше, чем снаружи, – ответил Святослав, памятуя о словах Олеси.

Вблизи избушка оказалась еще меньше, чем издали. Конек крыши был едва выше плеча княжича, а дверь заканчивалась на уровне его пояса. Милорада распахнула дверцу и, пригнувшись, шмыгнула внутрь.

– Заходи в гости, не бойся.

– А я и не боюсь, – сказал княжич и тут же по щиколотку провалился в землю. Из избы раздался заливистый смех, рассыпавшийся гулким эхом. – Ладно, немного.

Земля вытолкнула его обратно. Святослав понадеялся, что в избушке Милорады полы надежнее, и, зачем-то набрав полную грудь воздуха, протиснулся внутрь.

Ему приходилось бывать в крестьянских избах и землянках, его не пугали голые полы и вымазанные глиной стены, из которых по весне могла пробиться трава. Он ожидал увидать что-то похожее и немало удивился, когда под ногами ощутил добротный деревянный настил. Выпрямился, да так и застыл. Он оказался в настоящем тереме с расписными стенами и резными дверями. Проходные комнаты тянулись вперед насколько хватало взора. Свят не сразу понял, что стоит широко распахнув рот. Его отрезвил только очередной смешок Милорады.

– Что, княжич, никогда такого не видывал?

– Нет, госпожа Милорада, – пробормотал он и тут же сам стукнул себя по губам.

Девушка рассмеялась.

– Ладно уж, на этот раз прощу. Давай за мной.

Куда могла его повести хозяйка Топи? Свят предполагал, что они сейчас окажутся в какой-нибудь светелке, где висят пучки засушенных трав, как у деревенской знахарки, но Милорада вела и вела его через комнаты. В одной ткались полотна. Княжич старался не сбавлять шагу и не протирать глаза, когда увидел скачущий сам по себе челнок. В другой комнате на полотнах появлялась вышивка. Золотистая игла, точно выхваченный у солнца луч, порхала над тканью и всякий раз выныривала с нитью нового цвета. В третьей комнате спицы сами вязали шаль. Тут Милорада задержалась и подошла к рукоделию, чтоб потрогать мягкую коричневую шерсть.

– Гляди, – она протянула вязание гостю.

– Красиво, – княжич аккуратно коснулся мягкой материи.

– Это я бабушке вяжу. Хотя она мне и не кровная, но вырастила как родную, – сказала девушка и погрустнела. Вязание выскочило из ее рук и снова повисло в воздухе, спицы застрекотали, вывязывая ряд за рядом.

– Где же твоя семья? – спросил Святослав.

Милорада вздохнула.

– Отца нет в живых, его убили во время осады. А матушка там, у берега живет с подружками.

Святослав не стал расспрашивать. Все, что обитало в этих местах, с живыми имело мало общего. Он бросил еще один пристальный взор на Милораду. А была ли живой она сама? Под его взглядом девушка приосанилась и махнула рукой.

– Пойдем-ка, а то у нас еще дел – не переделать, а мы тут болтаем.

Наконец она привела его в комнату, где стоял огромный стол, накрытый вышитой скатертью. А на столе было все, о чем только можно подумать: каши, супы, рыба, птица, дичь, мясо, похлебка, пиво, вино и что-то еще, пряное, сладкое, чего княжич никогда не видел.

– Я о таком только в сказках слышал, – прошептал юноша, замерев перед открывшимся ему великолепием. Он не ел со вчерашнего дня, и теперь от вида кушаний его замутило. Влас вскочил на лавку, и перед ним тут же появилось блюдо с запеченным мясом. Милорада всплеснула руками.

– Только это все настоящее. Скатерка может принести мне еду со всего света, какую я только ни пожелаю попробовать. Хочешь – будет тебе обед как в княжеском тереме, хочешь – как в султанском дворце, а хочешь – как в королевском замке.

В подтверждение своим словам она хлопнула в ладоши. Знакомые блюда сменились горами какой-то пряной каши, мясом, сочащимся специями и маслом, и воздушными кусочками теста, пропитанными медом и орехами. Девушка подцепила один и поднесла гостю.

– Попробуй, это мое любимое.

Святослав подставил руки, но Милорада, словно не заметив этого, ткнула едой ему в губы. Юноша опешил и открыл рот – и тут же зажмурился: ослепительная сладость растеклась по языку. Он даже невольно облизнул губы, собирая последние крошки орехов и теста. Милорада восторженно захлопала в ладоши.

– Вкусно, правда?

– Очень, – кивнул юноша, а живот стянулся узлом, требуя еще. Хозяйка дома тут же опомнилась и подтолкнула гостя к столу.

– Садись, ешь. Ты устал с дороги, а нам еще твоего друга выручать.

Она дождалась, пока княжич сядет на лавку, а сама устроилась напротив него и принялась ловко орудовать ложками, накладывая еду гостю и себе. Святослав не видел ни одного знакомого блюда и не знал, как к ним подступиться. Кое-где он мог различить в запахе специй курицу или рыбу, но на вкус все было… другое.

– Это кушанье сейчас едят в Константинополе, – пояснила Милорада, смешивая еду в тарелке и поливая ее сверху чем-то пряным. – А вот этот напиток пьют в южной пустыне. Даже в Константинополе о нем еще не слыхивали.

Она подняла высокий металлический кувшин с тонким носиком и плеснула в чашки черную горячую жидкость. Комната наполнилась горьким запахом. Святослав осторожно пригубил напиток. Ни на что знакомое это не походило, но удивительно снимало остроту пряностей.

– Что это? – закашлялся юноша.

Милорада расплылась в улыбке.

– Кахва. Или банчум. А что едят в княжеском тереме Дола?

Святослав старался говорить уклончиво. Не врать, но и не давать точного ответа. А Милорада сыпала вопросами, и как бы княжич ни пытался увиливать, ее любопытство только разгоралось. Она то и дело порывалась схватить его за руку, чтобы буквально вытрясти ответы о том, как на Купалу горят костры, как зимой хрустит снег, как танцуют и веселятся люди на праздниках.

От знакомого одиночества у Святослава разрывалось сердце. У него тоже были вопросы о чужих землях и их обычаях, и в поисках ответов он жадно вгрызался во все книги, какие только можно было раздобыть в княжестве, разговаривал с послами и путешественниками. А Милораде не было доступно даже такой малости.

Святослав виновато опустил глаза. Девушка тоже поникла.

– Ты прости, что я навязываюсь. Я так хочу оказаться по ту сторону речки, но бабушка меня не пускает, – вздохнула она. – Вот и живу всю жизнь здесь. Колдовства много знаю.

– И совсем одна?

Она пожала плечами, теребя косу.

– Иногда ко мне гости захаживают. Но нечасто. И почти все из наших краев. Хотя иногда и ваши бывают.

Милорада испустила еще один тяжкий вздох, а через мгновение встряхнулась и бесцеремонно сунула нос в тарелку гостя.

– Ты, коль закончил, иди за мной. Помогать будешь друга своего спасать, – улыбнулась она и указала на Власа. Тот объелся и спал на лавке кверху пузом.

– А чем я тебе помогу? Я колдовать не умею, – пожал плечами княжич, но послушно встал из-за стола.

– Никогда не знаешь, где сгодишься, – улыбнулась девушка.

Глава 5

Комнатку, где они оказались, попетляв по коридорам, Милорада назвала мастерской. Однако внешне она напоминала обычную избу, окруженную роскошно убранными комнатами. Святослав заметил, что тут, в отличие от остального терема, имелись окна, в которые лился белесый свет, рассеянный нависшими облаками. Снаружи виднелся сад, куда из мастерской вела отдельная дверь. А окна были такими прозрачными… Они совсем не напоминали слюдяные окошки в их тереме и уж точно не походили на крестьянские, затянутые бычьим пузырем. Эти окна были словно из чистейшего льда. Святослав отважился тронуть пальцем незнакомый материал. В отличие от льда, он оказался теплым.

– Это стекло, – благодушно пояснила Милорада.

– А-а-а, – только и протянул юноша. Про стекло он читал в книгах, но вживую видел впервые.

Стены в комнатке были простые, бревенчатые, имелась даже небольшая, точно игрушечная, печка, на многочисленных полках стояли горшки и кувшины, с потолка свисали пучки сушеных трав, а посредине стоял большой стол. На него-то хозяйка и усадила разомлевшего от еды щенка.

– Ну-ка, Влас, посмотрим, что за беда с тобой приключилась.

По дороге Свят успел пересказать Милораде события злополучного ужина, опуская детали, связанные с поведением Даны. Он решил, что молодой девушке не стоит знать о таком. Милорада не стала допытываться. Спрашивала только, какие травы распознал по запаху Святослав, но тот, сколько голову ни ломал, смог вспомнить только полынь и мяту.

Девушка подошла к щенку, тут же принявшемуся тыкаться ей в руки, и когда мокрый нос в очередной раз коснулся ее белых ладоней, схватила его за морду и разжала челюсти. Влас тут же заверещал, уперся лапами в стол, но Милорада, худая и тонкокостная, держала крепко. Свят встрепенулся и, подскочив с другой стороны, схватил щенка за загривок, отчего тот заскулил еще жалобнее. Милорада нахмурила брови.

– Что там?

– Вижу следы волчьей ягоды и черной рябины, – поморщилась она. – Нехорошо, но нестрашно. И заговорила твоя мачеха вино, чтоб всякий, кто его хлебнет, вставал на ее защиту и почитал как хозяйку.

Она отпустила щенка, и Влас, положив морду на лапы, уставился на Милораду со Святославом, как бы спрашивая: «Ну за что же так?» Милорада ласково потрепала его по ушам и улыбнулась.

– Все хорошо будет, песик. Утро уже в своей шкуре встретишь.

– Ты сможешь его расколдовать? – оживился княжич. Кажется, впервые с ночи он смог вдохнуть полной грудью, словно с шеи срезали камень утопленника.

– Конечно. Дело нехитрое, – девушка сняла с полки несколько горшков, достала сушеную траву и ягоды и, положив их в ступку, принялась толочь. Пес внимательно наблюдал за каждым движением ее рук. То же делал и Святослав. Он видел, как похоже изготавливали снадобья знахарки, но в этот раз все выглядело иначе. По-настоящему.

– А как ты поняла, что с ним? – спросил юноша. По блеснувшим щенячьим глазам он догадался, что Власа волновал тот же вопрос.

Милорада оторвалась от своего занятия и подняла на них взгляд. Девушка смотрела пристально, будто взором кожу снимала, и Свят уже подумал, что она сейчас скажет колкость или выпроводит его, но та лишь благодушно улыбнулась и заправила за ухо выбившийся огненный локон.

– Просто все. Когда человека или любое другое существо проклинают, у него на внутренней стороне щек появляются узоры, извилистые такие, черные. Ну а ягоды ему язык покрасили, – улыбнулась Милорада.

Свят тут же ощутил зудящее желание самостоятельно убедиться, что на щеках пса изнутри появился рисунок, но Влас соскочил со стола и спрятался под складками белой скатерти. Милорада рассмеялась.

– Смешные какие! Так бы и оставила вас тут насовсем, чтоб не так скучно мне жилось.

– Как тут заскучаешь? – непонимающе пожал плечами княжич.

Милорада еще раз взглянула на него, в глазах ее плескалась нежность. Так смотрят очень старые женщины на детей, которые мелят глупости.

– А что тут интересного? Покидать Топь мне не разрешают, а если кто в гости и наведается, то лишь русалка или болотница, ну или какая птица поважнее. А с ними разговоров немного: хороша ли погода, довольно ли в речке рыбы, густы ли туманы, толста ли паутинка. И так из раза в раз. А мне другое любопытно.

– Что же?

Казалось бы, княжич задал простой, как лапоть, вопрос, но Милорада просияла. Она искоса взглянула на Святослава, словно желая убедиться в его искренности, но юноша смотрел на нее не отводя глаз. Ему и правда хотелось знать, что может интересовать девушку, живущую посреди проклятой топи и болтающую с русалками.

– Ну… – непослушный локон никак не хотел оставаться на месте и все падал ей на глаза. – Мне многое интересно, но если просто, то хочется увидеть, как люди живут. Как взрослеют, заводят семьи, детей, как стареют и умирают, как пекут хлеб и ткут полотно, как доят коров и вспахивают земли. Это все так… увлекательно!

– Чего ж тут увлекательного?

– Ну как – чего? Жизнь меняется каждый день. Сегодня ты просыпаешься здоровым и полным сил, а завтра после трудной работы не можешь подняться, потому что спина болит и колени скрипят.

«Что ж в этом любопытного?» – чуть не выпалил Святослав, но сдержался. Ему решительно было не понять, как Милорада может находить интересным обыденность, но он промолчал, чтобы не обидеть девушку. Его самого так же увлекали люди из других земель, и Влас смотрел на Свята как на сумасшедшего, когда тот рассказывал, что провел очередную ночь над книгами из заморского царства. Иногда Святослав жалел, что у него не было старшего брата, которому отец доверил бы княжение, чтобы сам Свят мог отправиться странствовать.

Юноша мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли. Если бы да кабы… Эти размышления приводили лишь к разочарованию и обиде.

Милорада заметила его движение. Кивнула, будто забралась прямиком Святославу в голову.

– Знаешь, я не очень хорошая хозяйка, прости меня, пожалуйста. Твоя помощь мне сейчас не нужна, так что сходи-ка ты в баньку. Попаришься, заодно смоешь свою усталость да обиду.

– Спасибо, – кивнул юноша и направился к двери в сад, но Милорада его окликнула.

– Куда ты, княжич? Баня-то в тереме, – улыбнулась девушка. Пару мгновений она с удовольствием наблюдала, как вытягивается лицо юноши, а потом прибавила: – Иди во все открытые двери, и окажешься в бане.

– Хорошо. Спасибо, – еще раз пробормотал Святослав и попытался выудить щенка из-под стола, но Милорада сказала, что Влас ей нужен тут.

Когда княжич вышел, девушка уперла руки в боки и присвистнула.

– Давай-ка, песик, расскажи мне про своего друга, пока я буду тебя от дурного колдовства лечить, – из-под стола тут же появилась заинтересованная мордашка. Ничего на свете Влас не любил так, как добрые свежие сплетни, которые можно подать с пылу с жару. Милорада сощурилась. – Скажи-ка, женат ли наш княжич?

* * *

Святослав никогда не видал такой бани, как в Милорадином тереме. Юноша уже устал удивляться, но всякий раз, стоило ему зайти в новую комнату, брови ползли вверх. Казалось, наутро лоб будет болеть, как натруженные на веслах руки.

Но парная и правда выглядела чудно. Княжич о таких, как и о заморском стекле, только в иностранных книгах читал. Тут не было дерева и веников, лишь каменная скамья, облицованная мелкой гладкой мозаикой. Купальня оказалась просторной, Свят чувствовал это, но оценить размаха не успел. Стоило ему снять одежду и зайти в теплый, дышащий влагой полумрак, как что-то в стенах зашипело, и в комнатку поползли белесые облака пара, густые как молоко. Юноша опустился на каменную скамью и приятно удивился, что та была нагретой.

В воздухе запахло травами, пар каплями оседал на коже, волосах и бороде, отчего лицо начало чесаться. Свят несколько раз провел ногтями по заросшему подбородку, думая про себя, что стоило бы поправить торчавшие во все стороны клоки. Он не брился с тех самых пор, как на них обрушились беды. Руки не доходили, да и не заботило это княжича. Чем больше хотела его женить на себе Дана, тем больше он пытался стать ей противным. Но тут можно было не бояться.

От тепла позвоночник Свята словно расплавился и стал мягким, как кисель. Юноша и сам не заметил, как стек на лавку, вытянул ноги на нагретом камне и расслабленно прикрыл глаза. В бане не было удушающе жарко, и княжич даже думал о том, что тут не страшно и уснуть. Святослава и правда начало клонить в сон. Набитый диковинной едой желудок его не мучил, вместо этого окутав разум сладкой негой. Прошли и злоба, и раздражение. Впервые за долгое время Святославу было хорошо и спокойно. Так хорошо, что в памяти сами собой всплывали слова хозяйки дома: «Так бы и оставила вас тут насовсем».

А что? Может, это было бы и неплохо. Вдали от Даны, от свалившейся на плечи Святослава ответственности за княжество, от напастей, которые обрушились на Дол. Да еще и с такой девицей под боком. Святослав поежился, пытаясь отогнать мысли о хозяйке терема, о ее белых руках, тонких пальцах, которые подносили к его губам заморские лакомства. В своей наивности Милорада даже не заметила, насколько личным было ее движение. Зато заметил Святослав, и воспоминание о нем странно волновало его. Он невольно улыбнулся, вспоминая ощущение чужого тепла рядом со своей кожей, смешавшееся с медовой пряной сладостью. Внизу живота напряженно свернулось знакомое нетерпение. А что? Хороша ведь хозяйка. С такой можно и в глуши жить, забыв про Дол. Конечно, Свят с самого детства знал, что рано или поздно займет княжеский престол и заботы княжества станут его заботами, а родная земля сделается важнее жены и матери. Но сколько бы ему этого ни твердили, даже в свои двадцать он оказался не готов. В груди неприятно сдавило, в горле появился ком. Свят сел и провел ладонью по мокрому лицу. Ни следа от сладкой неги, только горечь осталась.

Стоило княжичу сесть, как туман начал рассеиваться. Из-за молочной поволоки в середине белоснежной комнаты показалась купель. Святослав встал со скамьи и осторожно опустился в холодную воду. Она быстро привела его в чувство и развеяла спутавшиеся мысли. Юноша несколько раз нырнул, а когда оказался на поверхности в третий раз, увидел сложенные на бортике полотенца и бритву с мылом. Памятуя о местных правилах, он снова громко поблагодарил хозяйку за заботу и пошел приводить себя в порядок. В предбаннике Святослав обнаружил зеркало, такое чистое и большое, что юноша смог рассмотреть себя в полный рост. Ежедневные вылазки на лодке высушили тело княжича, и теперь оно выглядело словно свитым из веревок.

«То ли еще будет, когда настанет голодная зима», – подумал юноша и принялся ровнять бороду. Жесткие клочки волос падали к ногам, но вдруг рука дернулась и отрезала слишком много. Святослав раздосадованно цокнул языком, и в следующую секунду бритва вылетела из его пальцев и повисла у лица. Юноша нахмурился.

– Я сам! – он попытался ухватить непослушное лезвие, но то взмыло вверх и описало круг рядом с головой княжича, явно не интересуясь его мнением. Святослав опустил руки.

– Только полностью не сбривай! – пробормотал он.

Юноша запрокинул голову и прикрыл глаза, избавляя себя от соблазна лишний раз взглянуть в отражение и увидеть, как острая бритва парит в опасной близости от его шеи. Он попытался отвлечься, и мысли сами собой вернулись к чудной хозяйке терема.

В Милораде было немало странного, но почему-то Святославу она казалась знакомой и понятной. Ему вспоминалось, как горели глаза девушки, когда та рассказывала о яствах из стран, в которых она ни разу не бывала, и как потухал ее взор, стоило ей осознать, что она в них никогда не окажется.

«Любопытно, чем она занята сейчас», – подумал юноша и тут же услышал звонкий голос Милорады:

«Встреть меня, молодец,
У алого брега.
Я тебя спрячу от первого снега,
От бури, от зноя и от печали.
Нас не увидят,
Нас не узнают…»

Княжич распахнул глаза и увидел девушку прямо перед собой, за тонкой границей зеркала. Она стояла, склонившись над сундуком, одетая в одну лишь нательную рубашку. Рыжие волосы ниспадали по спине, и девушка то и дело заправляла их за уши, когда наклонялась, чтоб достать очередное одеяние. Она прикладывала к себе то тяжелый парчовый сарафан, то тесное расшитое жемчугом платье, то наряд, напоминающий длинный кафтан из тонкой, струившейся как вода ткани. Святослав понимал, что стоило бы отвести взгляд, но не мог заставить себя это сделать. Глаза словно прикипели к острым ключицам и белоснежной коже, видневшимся из-под расшитого ворота.

Алые солнечные лучи вдруг прошли сквозь невесомую ткань рубашки, высвечивая тонкокостное тело – каждую его черту и изгиб. Святослав уже и думать забыл о бритве, подался вперед и замер. Милорада перестала напевать и улыбнулась: так, словно видела его, оторопевшего, с вытаращенными глазами. Подняла руки и принялась неторопливо распускать завязки на вороте, пока рубашка не скользнула на пол. Какое-то смутное понимание приличий требовало, чтобы Святослав закрыл глаза или отвернулся, но тело просто замерло, не тратя ни капли сил даже на простецкое движение век. Свят так и застыл с глазами навыкате и отвисшей челюстью, то ли от дивного колдовства зеркала, то ли оттого, как белоснежная рука Милорады провела по аккуратной груди, потом выше, к шее и алым губам. Рыжие волосы пламенем горели на ее плечах и спине, а россыпь веснушек мерцала на коже искрами. От каждого янтарного пятнышка, от каждого огненного всполоха по телу Святослава прокатывалась волна нетерпеливого жара. Кончики пальцев покалывало, будто это его рука ведет по нежным изгибам, даря неторопливую ласку, настолько нежную, что становится невыносимо. И это его пальцы, губы заставляют Милораду запрокидывать голову, выгибаться ему навстречу, прижиматься к разгоряченной коже. Он готов был поклясться, что почувствовал прикосновение к паху, но не смел отвести глаз от Милорады. А она вытянула руку и коснулась невидимой преграды. Зеркало пошло мелкой рябью, и через мгновение образ пропал, оставив только отражение Святослава, всклокоченного, раскрасневшегося и смущенного, словно он был наивным подростком, а не будущим князем. Бритва сверкнула возле лица. Только сейчас юноша увидел, что его окладистая борода превратилась в ровную аккуратную бородку.

Княжич благодарно кивнул и пошел одеваться, на всякий случай стараясь держаться подальше от зеркала. Если в тот момент, когда он смотрел на Милораду, она тоже могла видеть его… Что ж…

Святослав одернул себя. В жизни есть куда более страшные вещи, чем показаться нагим перед молодой девушкой.

«Правда, не каждый день встречаешь девушку, что живет в проклятой чаще и владеет колдовством», – напомнил себе княжич, наспех оделся и вышел вон.

Он все пытался запомнить расположение комнат в тереме, но тот будто играл с ним. Свят бродил по покоям, но то и дело оказывался в одних и тех же, словно все огромное пространство сжалось до бани, трапезной и комнаты с гобеленами, на которых едва заметно шевелились вытканные цветы и птицы. Святослав чуть не взвыл, когда, в очередной раз пройдя сквозь все двери, снова оказался в комнатке с гобеленами. Подумав, княжич выдохнул, решив, что Милорада вытащит его, когда захочет. Но для себя он отметил, что молодую хозяйку лучше не злить: если ей заблагорассудится, она и правда может оставить его тут навсегда.

Святослав принялся рассматривать живые гобелены. На первом полотне был выткан черный объятый вьюгой лес. Голые деревья сутулились под порывами ветра, а между стволами то и дело вспыхивали искры волчьих глаз. Святослав перешел к следующему и увидел безграничное синее небо, которое расчертила огненным хвостом падающая звезда. Если присмотреться, можно было разглядеть, что в середине пламенного клубка есть кто-то похожий то ли на человека, то ли на демона. Существо то взмахивало руками, то виляло змеиным хвостом. Княжич моргнул, перешел к третьему полотну и замер. В светлице у большого окна сидели две фигуры: то ли молодые девушки, то ли совсем старые женщины, толком и не понять, светлы ли их волосы или пряди выбелила седина. Одна была одета в яркий алый сарафан, другая – в старые черные одежды. Каждая держала веретено. Веретенца то вскакивали на лавки, то плясали по полу, сплетаясь нитями. Внизу Святослав увидел вышитые буквы, и воспоминания о маминых рассказах вспыхнули в памяти: Доля и Недоля. Две сестры-пряхи, которые сучили нить судьбы каждого из живых.

Святослав оторопел. В голове закопошился ворох новых вопросов. Неужели самые настоящие Доля и Недоля – пленницы в его тереме? А если так, то зачем они княгине? И зачем ей прятать их веретена, если в них и заключена сила сестер?

Оглушенный догадками, юноша не услышал, как распахнулись двери за его спиной.

– Ну что, княжич, готов? – прозвенел голос Милорады.

Святослав резко обернулся и чуть не оступился: хозяйка терема опять оказалась вплотную к нему, так, что он почувствовал сладковатый запах трав, исходивший от ее кожи. Юноша сделал шаг назад, восстанавливая приличествующее расстояние между ними.

– Готов к чему? – княжичу вдруг стало жарко, как в бане. На лбу выступила испарина.

– Вот и я не знаю, к чему ты можешь быть готов, – задумчиво протянула Милорада, беззастенчиво рассматривая его лицо. – На первый взгляд – красавец, хоть с порога жениться езжай. А как присмотришься, видок у тебя… будто ожившего мертвеца встретил. Тебе нехорошо?

Насмешка в ее взгляде сменилась участливым волнением. Святослав тряхнул головой и указал на гобелен.

– На этом полотне – Доля и Недоля, которых моя мачеха держит в тереме?

Милорада нахмурилась и подошла к гобелену, сжала губы в тонкую нить.

– Когда при них веретенца – да.

– А что происходит без веретен?

– Беспорядок, – всплеснула руками Милорада. – Нити судьбы переплетаются в запутанный клубок, и произойти может все что угодно. Вот так.

– Но какой от этого прок Дане?

– Не знаю, – пожала плечами девушка и перевела взгляд на княжича. – Давай-ка лучше займемся твоим другом. Мне нужна помощь. Сходи со мной к ручью, набрать лунной воды.

– Лунной? Сейчас? – Святослав готов был поклясться, что солнце взошло пару часов назад.

Милорада кивнула, опять прожигая его взглядом. На губах появилась насмешка.

– А чего ты хотел? Время тут идет немного иначе, чем у вас. Будешь торопиться – день с ночью сменят друг друга быстрее, чем ты глазом моргнешь. Так что не суетись, твое от тебя не убежит.

И, не терпя дальнейших вопросов, Милорада оплела его руку своей и повела через терем. В этот раз чудесный дом и не думал путать им дорогу.

– А что с Власом?

– Он спит, – ответила Милорада. – Я дала ему отвары, чтоб вывести вино, но для обращения нужна рябина и лунная вода.

Святослав кивнул, будто всю жизнь знал, что такое лунная вода. Милорада же принялась расспрашивать, как Святославу ее терем, хорошая ли была банька, понравились ли полотна. Юноша со всем усердием хвалил чудесное прибежище. На языке, правда, вертелся вопрос о зеркалах, но Святослав так и не решался его задать.

Возле двери Милорада подхватила с лавки плетеную корзинку, а Святославу протянула длинную увесистую палку.

– Если темно станет и гость непрошенный заявится, засветим огни.

– Так для огня светоч нужен, – удивился княжич.

– У меня есть кое-что получше, – сказала девушка и достала из корзины черный от копоти череп. Человеческий.

Святослав едва не поперхнулся, запирая в горле возглас. Милорада только улыбнулась.

– Не бойся, то был душегуб. Он мучил людей и обижал детей. Так хоть пользу принесет. Правда, черепушка? – проворковала она и провела ногтями по костяной макушке. Череп тут же согласно щелкнул зубами. Святослав вздрогнул всем телом и наклонил палку, позволяя Милораде насадить череп на верхний конец. Стоило ей это сделать, глаза у черепа зажглись, как два уголька, а рот раскрылся.

– А он не говорит?

– Пришлось лишить его этой радости, – улыбнулась девушка и, распахнув дверь, выскочила в ночь.

* * *

Света от черепушки едва хватало, но Милорада уверенно шла вперед. В темноте алая земля казалась черной, ночь съела все краски, и даже бледное лицо луны, повисшее над деревьями, не могло развеять мрак. Святослав то и дело аккуратно наклонял палку с черепом то в одну, то в другую сторону, освещая обочины тропинки. Ему все казалось, что кто-то или что-то преследует их, он видел шевелящиеся вокруг деревьев силуэты, да и сами деревья двигались, хотя ночь была абсолютно безветренной. Княжича все подмывало спросить, кто еще может жить в этой топи, но он решил, что лучше узнает о чудных соседях при встрече. Слишком ему надоело бояться и удивляться. Зачем надумывать беду, если она сама рано или поздно тебя найдет? Поэтому, уперев взгляд в спину своей провожатой, юноша топал за ней по хлюпающей земле.

В отсветах огоньков-глаз блеснули золото и драгоценные камни. Только сейчас Святослав заметил, что девушка нарядилась в дорогое платье на иностранный манер, слишком уж красивое для ночной прогулки по лесу. Милорада, точно почувствовав его взгляд, обернулась и украдкой улыбнулась.

– Что, нравится тебе мой наряд?

– Да, очень красиво, – кивнул юноша, напоминая себе, что его голова может стать еще одним светильником. Милорада довольно повела плечами.

– А сама я какова? Красивая?

– Ну… да.

– Что значит «ну»? – она резко обернулась и остановилась, так что Святослав чуть не влетел в нее. Ледяной взгляд прошивал насквозь. – Или ты видал девушек красивее и в нарядах побогаче?

– Нет, Милорада, – замотал головой Святослав. Нужно было собрать волю в кулак, показать, кто тут сын княжеский, вниманием боярынь в прошлом не обделенный, но черепушка на палке явно намекала, что рисковать не стоит. – Просто я не ожидал услыхать такой вопрос посреди ночи в темном лесу.

Милорада сменила гнев на милость, приправленную горсткой обиды и благородного снисхождения.

– Ладно уж. Вас, мужчин, пока не спросишь, вообще слова доброго не дождешься.

И она продолжила путь. Святослав почувствовал себя ужасно неуклюжим. Куда подевались вся его прыть и ловкость в общении с девицами? Он прекрасно знал, что нужно сделать, чтоб заставить девушку смеяться или краснеть, украдкой пряча улыбку, но тут у него будто язык отсох. Слишком хорошо княжич понимал, что неудачная шутка или вольность может стать последней. А если он ей понравится? Вдруг Милорада действительно оставит его в тереме? Как ни посмотри, ни один из исходов ему не был по душе. Разве что чуть-чуть.

– А что, княжич, много ли девушек хотят выйти за тебя замуж, чтоб жить в тереме и горя не знать?

Вместо ответа Свят решил напомнить, зачем он здесь:

– Нынче Долу голод грозит, от которого никакие стены терема не спасут.

– Да, голод – дело страшное. Многих унесет, а те, кто выживет, так захворают и истощают, что не смогут по весне поля засеять, – кивнула девушка, насупившись. Не очень ей понравилось, куда зашел разговор. – Вот была бы у тебя скатерка, как у меня, ты бы враз накормил своих людей хлебом и мясом, помог бы им прожить до весны.

– Пожалуй, – кивнул Святослав. – Может, ты еще какие премудрости знаешь, чтоб я сумел людям помочь? Как, например, злую воду прогнать?

– Это дело нехитрое. За водой стоит Водяной. Если он прямо к твоему дому пришел, значит, что-то ему от тебя нужно. Или что-то ему задолжали. Говоришь, после смерти отца все началось?

Святослав снова кивнул. Милорада нахмурилась.

– Занятное дело.

– Может, мне и с ним поговорить? – предложил юноша. Девушка рассмеялась. – А что?

И правда, а что? Лешего он уже видел, не так уж все и плохо оказалось. Сейчас, по прошествии нескольких часов, Святославу и вовсе чудилось, что он держался молодцом.

– Ой, насмешил. Но попробовать можешь, вдруг он чем поможет. Да вот только один ты не справишься, – улыбнулась девушка.

– Ну так научи меня, – осмелел Святослав. Милорада бросила на него еще один быстрый взгляд через плечо.

– Все «ну» да «ну». Это дело не из простых, а мы еще не обсуждали, чем ты мне за спасение друга заплатишь.

– Так скажи, чего ты хочешь?

Милорада улыбнулась, но не ответила. Шустро обернулась и пошла вперед. Шаги зашуршали по рыхлой земле, и вскоре девушка превратилась в силуэт на освещенной луной тропинке, что вилась все вверх и вверх по холму. Тут редко росли рябины, а воздух был пронизан мерцающими лучами, словно луна – огромная, нависавшая низко над самой вершиной, – решила обласкать своим вниманием один лишь этот холмик.

Наверху оказалось маленькое озерцо, идеально круглое, точно зеркальце для ночного светила. Милорада поставила корзину на берег и, достав из нее несколько медных кувшинчиков, принялась наполнять их водой. Поверхность сияла, словно жидкое серебро, а срывавшиеся с рук девушки капли напоминали хрусталь. Стоило Милораде коснуться воды, как ее и саму окружило лунное сияние.

Девушка обернулась и поманила Святослава.

– Если в этой воде в лунную ночь искупаться, то вмиг станешь живее всех живых. В воде не утонешь, в огне не сгоришь, яд тебя не возьмет, стрела не достанет. Сейчас как раз такая ночь.

Святослав потоптался на месте и спросил:

– Ты предлагаешь мне искупаться?

– А что, лишним будет? – съехидничала девушка.

– Нет, но это очень щедро. Такой дар… – пожал плечами юноша.

Милорада благодушно улыбнулась.

– Просто понравился ты мне. Может, и посмелее станешь, если искупаешься. А то страх смерти людей слабыми делает. Сам разденешься или тебе помочь?

– Спасибо, я сам, – кивнул Святослав и принялся стягивать рубаху. Он повернулся к девушке спиной, но в отражении на поверхности озера видел, что Милорада внимательно следит за каждым его движением.

Ее белая рука потянулась к шнуровке платья на груди, и тонкие пальцы принялись распускать узелки. Святослав вылез из сапог и теперь медлил со штанами. Милорада же сбросила свои красные сапожки, повесила на дерево платье и осталась в одной невесомой нательной рубашке. В какой-то момент оба обернулись и посмотрели друг на друга. Милорада игриво теребила тесьму на вороте рубашки, Святослав вцепился в пояс штанов, словно от него зависели вся жизнь и честь юноши.

– Ты тоже решила искупаться? – разбавил повисшую тишину княжич. Более очевидного вопроса в его голове не нашлось.

Милорада улыбнулась и осторожно подошла к нему, крадучись, как кошка.

– А что, боишься, воды на двоих не хватит?

И прежде, чем княжич успел что-то ответить, девушка положила руки ему на плечи и толкнула. Раздался плеск, ледяная вода иглами впилась в кожу, прогоняя страх, в ушах зашумело. Свят принялся барахтаться, всплывая на поверхность. На берегу хохотала Милорада. Дождавшись, когда голова Святослава покажется над водой, она нарочито медленно стянула с себя рубашку и прыгнула следом, ни секунды не стесняясь своей наготы. Вынырнув рядом со Святом, девушка отбросила назад налипшие на лоб мокрые пряди и улыбнулась.

– Не бойся, княжич. Теперь тебе ничто не страшно – ни меч, ни колдовство. Ни проклятье тебя не возьмет, ни приворот. Даже мой.

Не давая ему сказать ни слова, Милорада подалась вперед.

Руки Свята сами обвились вокруг тонкой талии, губы встретились с губами, кожа коснулась кожи, и все мысли и страхи мигом исчезли.

Глава 6

Разбавленная лунным светом темнота все еще царствовала в покоях, которые Милорада отвела Святославу. Княжич лежал на широкой постели, напоминавшей облако. Перина была настолько мягкой, что стоило опуститься на нее – и она тут же обволакивала тело, погружая прямиком в сон, а одеяло оказалось невесомым, и под ним было не жарко и не холодно.

Глаза быстро привыкли к мраку, и юноша разглядывал расписной потолок. Прежде он не замечал, что вся комната украшена узором, изображавшим сцены из сказок. Там были и Птица-Сирин, и Арысь-поле, и русалки, выглядывающие из-за переплетения ветвей ив и тонких берез. Они манили, переговаривались, и Святославу начало мерещиться, будто картины движутся. Юноша усмехнулся. Он уже уяснил, что в этом тереме все, что кажется, есть на самом деле. Поэтому, когда Свят открыл глаза и почувствовал на плече тяжесть рыжей головы и тепло прижавшегося к его боку тела, он понял, что бесполезно даже думать о том, что это был сон. Нет, память тут же услужливо нарисовала все события прошедшей ночи: жаркие вздохи, крепкие объятия, нежная кожа, влажная от воды и пота, и льдистые глаза Милорады, в которых в минуты страсти показывалась колдовская зеленца.

Единственное, чего княжич не мог вспомнить, – это как они вернулись в терем. В одну секунду он закрыл глаза, а в следующую уже лежал на белоснежных простынях. Ткань напиталась влагой и прилипла к коже, на мгновение возвращая в действительность. Но тут же последовал жаркий требовательный поцелуй Милорады, заставивший Свята позабыть, кажется, даже собственное имя. Девушка водила руками по его груди и плечам, притягивая ближе. Она легко и ловко оседлала юношу, направляя в себя его член, и опустилась с протяжным стоном, пока бедра не коснулись бедер с влажным шлепком. Потом приподнялась и снова опустилась. И еще. Всполохи рыжих волос перед глазами выжигали весь мир Святослава, оставляя только ее.

«Милорада», – отрывисто выдыхал он, подстраиваясь под заданный ею темп. Заслышав свое имя, девушка довольно улыбнулась и задвигалась по-новому, вперед-назад, выбивая весь воздух из легких Свята. Юноша покрепче ухватил ее талию и принялся направлять, вскидывая бедра с каждым разом все сильнее и выше. Она вскрикнула и вцепилась в простыни по обе стороны от головы княжича, припала к нему в поцелуе, но новый толчок заставил ее беспомощно застонать в его губы. А Свят пил ее сладкие стоны, пока она не обхватила его ногами и вся не сжалась. А потом обмякла, укладываясь на него всем телом и позволяя кончить следом…

Милорада заерзала на его плече и подняла голову. Комнату тут же залил дневной свет, будто солнце зажигалось по воле хозяйки терема. Святослав уже не удивлялся, только хмыкнул. Милорада расплылась в улыбке и потянулась всем телом, как кошка. Она приподнялась на локте, чтобы оставить на губах юноши требовательный поцелуй.

– Я выбрала плату за спасение твоего друга, – проворковала она, прикусывая Святослава за мочку уха.

По коже пробежала волна мурашек, и Свят невольно дернулся.

– Чего же ты желаешь?

– Забери меня с собой и сделай своей женой.

Утренняя нега тут же схлынула. Святослав резко сел и уставился на девушку, словно она заговорила на чужом языке. Милорада лежала на подушках, совершенно не стесняясь своей наготы, и улыбалась, явно довольная его изумлением. Свят прекрасно знал, что услышал, но на всякий случай решил уточнить:

– Ты не шутишь?

– А что такого? – пожала плечами Милорада и подалась к нему, оставляя еще один поцелуй на скуле княжича. – Ты мне приятен, с тобой можно поговорить, да и силой мужской ты не обделен. А я хороша собой, умна, да и тебе вроде все понравилось. Понравилось ведь?

Она склонила голову набок, и в ее глазах заиграли колдовские искорки. Святослав торопливо кивнул, чувствуя, что еще немного – и он зардеется, как девица. Он не забыл голову, которую Милорада использовала вместо светильника. А в следующее мгновение юноша вспомнил купание в озере, воду, сверкающую лунным серебром, и заключенное в ней колдовство. Княжич расправил плечи, лицо его ожесточилось, напитавшись уверенностью.

– Мне приятно твое предложение, Милорада, но я не могу на тебе жениться.

– Отчего это? – фыркнула девушка, всем своим видом показывая, что ответ ее не обескуражил. Она тряхнула головой, перебрасывая рыжие локоны на спину. – Что же, у тебя много хороших невест на примете?

– Нет.

– Так в чем же дело?

– Может, я лучше отдам тебе свои книги? – попытался повернуть разговор в другую сторону княжич. – Их немного, но все привезены иностранными послами.

– Зачем они мне? – хихикнула Милорада. – Когда я стану твоей женой, я и так смогу их читать. А ты сможешь пользоваться моим приданым.

– Милорада, – вымученно простонал княжич и спустил ноги на пол. Он уперся локтями в колени, тяжело посмотрел на девушку и тут же отвел взгляд. – Не нужно тебе этого. Скоро я буду править княжеством, где царят только голод и смерть. Люди утратят человеческий облик, а все, что было нажито непосильным трудом, исчезнет.

Святослав обернулся и, положив ладонь на белое колено девушки, заглянул Милораде в глаза.

– Ты прекрасна и умна, и ты мне нравишься. Именно поэтому я не желаю для тебя такой доли.

На секунду в глазах девушки блеснули слезы понимания и тоски. Милорада подняла руку и сперва коснулась груди там, где билось горячее девичье сердце, а потом провела ладонью по лицу Святослава. Юноша обмяк под ее прикосновениями, но губы девушки разошлись в ехидной улыбке.

– Столько умных книг читаешь, княжич, а все равно глупости морозишь, – рассмеялась она. – Про приданое мое ты забыл или не подумал? Скатерка-то волшебная может целое княжество от голода спасти.

Она подмигнула ему и тут же отстранилась, вскочила с постели и принялась одеваться, словно Святослава рядом и не было. Милорада мурлыкала под нос какую-то песенку, а веревочки, шнурки и тесемки под ее пальцами завязывались сами собой. Не успел княжич моргнуть, как девушка оказалась полностью одетой, даже волосы заплелись в строгую косу. Милорада оглянулась на Святослава, на котором из одежды был лишь край простыни, смерила его оценивающим взглядом и довольно цокнула языком.

– Ладно, княжич, дам тебе время подумать. Но помни: когда ты отправлялся сюда, готов был заплатить любую цену. А знаешь, что бывает, когда слово не держат? Остальные слова обращаются прахом.

Девушка вздернула подбородок и гордо покинула комнату. Как только она вышла, живот юноши скрутило резкой болью. Святослав согнулся, упал на колени, раскрывая рот настолько широко, насколько позволяли суставы. Но несмотря на боль и рвотные позывы, изо рта ничего не вылилось. Святослав выпрямился, отер выступившую на лбу испарину и закашлялся. Воздух вокруг него заволокло серой пылью, на языке осел вкус угля. Где-то в недрах дома засмеялась Милорада.

Приступ прошел так же неожиданно, как накатил. Мгновение – и слабость исчезла, о дурноте напоминали только бисеринки пота. Свят встряхнулся и принялся одеваться. Он пообещал себе не удивляться, но вот опять ходил как огретый дубиной. В очередной раз княжич ловил себя на странном ощущении: с одной стороны, он прекрасно понимал, что все вокруг него происходит взаправду, а какая-то часть его все равно питала надежду, что он сейчас проснется – и все будет обычно. Хотя какое оно, это «обычно»? Жизнь в тереме, где заправляет княгиня-ведьма, едва ли могла называться обычной.

Чем дольше Святослав думал, тем труднее ему было решить для самого себя: предложение Милорады – это спасение или еще одна возможная ошибка? Чем она лучше княгини Даны? Но чтобы ответить на этот вопрос, нужно было разобраться, кем была Дана.

При мысли о мачехе Святослав дернулся. Век бы не вспоминать о ней. Раздумья о княгине камнем повисли на шее.

Свят подошел к тазу с водой и плеснул себе в лицо, смывая усталость и паутину тяжелых мыслей. Подняв голову, он взглянул на отражение в зеркале. Из-за тонкой глади стекла на него смотрел молодой мужчина, в котором Святослав с трудом узнавал себя. Угрюмый, промеж бровей залегла глубокая складка. И какой князь из него выйдет?

Стоило княжичу подумать об этом, как поверхность зеркала покрылась рябью, отражение расплылось, цвета и очертания перемешались, а через мгновение сплелись в новый узор. Святослав увидел главный зал в отцовском тереме и себя в княжеских одеждах. Его руки крепко держались за подлокотники, на плечи давил тяжелый меховой ворот, а на лице было написано гордое спокойствие и уверенность, которые он прежде видел только у отца. Из-за зеркала донеслись приглушенные ропот и гомон. Сколько Свят ни вслушивался, он не мог разобрать ни слова. Жаловались ли ему? Просили о чем-то? Давали советы? Вдруг отражение зашевелилось. Поверх княжеской руки в зеркале легла тонкая белая ручка. Святослав прилип к стеклу, но в одно мгновение отражение дрогнуло, вспыхнуло и исчезло. Все звуки в заколдованном тереме померкли, и остался только один – оглушительный визг Милорады.

Княжич ворвался в светлицу, где хозяйка занималась колдовством. Сердце колотилось где-то в глотке, по спине бежали мурашки, а разум перебирал все возможные причины, доведшие Милораду до такого ужаса. Но все, что он придумал, растаяло, когда он увидел зажатую в угол хозяйку терема и огромного черного волка, нависшего над ней. Милорада осела на пол и заслонила лицо руками.

Княжич бросился на зверя и, обхватив его за шею, изо всей силы потянул на себя.

– Убегай! – велел он девушке, пытаясь удержать волка. Тот мотнул головой, и ноги Святослава оторвались от пола, словно юноша ничего не весил. Мир перед глазами закрутился, спину пронзила тупая боль, выбившая воздух из груди. Зверь позабыл о Милораде и теперь встал над Святославом. Большие черные глаза всматривались в него. С губ капала слюна, тяжелое дыхание обдавало лицо. Княжич, как ни хотел зажмуриться, заставил себя распахнуть глаза и смотреть на исполинское животное.

Волк облизнулся, раскрыл пасть пошире и подался вперед.

– Свят! – мягкий горячий язык прошелся по лицу княжича, оставляя после себя длинный мокрый след. Святослав дернулся.

– Влас?!

– Это я! – отчаянно проскулил волк. – Не знаю, что эта девка со мной сделала. Она меня чем-то опоила и превратила…

– Никого я не превращала, – Милорада выпрямилась и отряхнула руки. – Ты чарами был покрыт, как коконом. Я просто сняла их.

Святослав немного неуклюже выбрался из-под зверя и поднялся на ноги.

– То есть как – сняла? Почему, если ты сняла их, он не стал человеком?

– Потому что человеком он никогда и не был, – раздраженно повела плечами девушка, словно ей приходилось объяснять им самые простые вещи.

Свят и Влас переглянулись. Из пасти Власа раздался скулеж, напоминающий скрип плохо смазанных петель. Свят провел рукой по лицу, пытаясь привести мысли в порядок. Еще чего не хватало! Влас, сын старого конюха, которого он знал с детства, оказался не человеком. Что еще ему предстояло узнать?

– Тогда кто я? – пискнул Влас, обращаясь к девушке. Черная шерсть на его холке встала дыбом.

Милорада отряхнула руки и подошла к волку, провела ладонями по высокому лбу, вывернула ему уши, потом разжала челюсти и заглянула в пасть. На каждое движение волк отзывался чем-то отдаленно напоминавшим «ай!» и «ой!». Ну точь-в-точь щенок, а не грозный хищник.

– Похоже, двоедушник, – пожала плечами Милорада. – Не видала их еще так близко.

– То есть он может превратиться обратно в человека? – оживился Святослав.

Милорада кивнула.

– Нужно как следует о землю удариться. Попробуй двумя лапами, вот сюда, – она топнула ножкой перед собой.

Волк жалобно взглянул сперва на нее, потом на друга и неуверенно обошел место, на которое указала хозяйка терема. Он поскреб пол лапой, примерился и неуклюже подскочил. Стоило когтям клацнуть о доски, длинные ноги подкосились, волк неловко шмякнулся об пол и распростерся на нем уже человеком, изрядно потрепанным, словно его пропустили через мельничные жернова. Грудь под черной рубахой тяжело вздымалась, глаза ошалело шарили по комнате.

Влас сел и, оглядев себя, радостно закричал. Вскочив на ноги, он принялся с воплями обнимать Святослава. Конюх даже потянулся было к Милораде, но та отшатнулась и наморщила носик.

– От тебя псиной несет. После баньки, может, и обнимемся.

– А когда я псом был, тебя это не останавливало.

– Так я и сказала, что тебе собакой лучше, – хмыкнула девушка и смерила юношей насмешливым взглядом. – Ну, поговорите тут, а я пока своими делами займусь.

И, бросив обрывки ткани и засушенных трав в корзинку, Милорада вышла на задний двор.

* * *

Святослав надеялся, что, как только Влас вернет прежний вид, все наладится само собой. Они смогут по-человечески поговорить, придумают, как справиться с Даной. Но теперь друзья сидели в бане как чужаки. Свят смотрел на коренастого болтливого парня, которого всю жизнь считал человеком, а Влас и вовсе пялился в пустоту перед собой. Только иногда он пошевеливал губами, но слова так и не шли. Хотелось обсудить все причуды Алой Топи, но было не до них.

– А я ведь во снах видал, как волком хожу, – наконец подал голос Влас. Черные короткие волосы налипли на лоб, мелкие капли воды то и дело срывались и звонко разбивались об пол.

– Разве твой отец ничего об этом не знал?

– Говорил, что пройдет, – пожал плечами Влас. – Что воображаю я все…

– Мы вернемся и расспросим его, – быстро пообещал Свят, но Влас только смерил друга хмурым взглядом.

– Куда там? У тебя своя напасть есть, – хмыкнул конюх и еще раз оглядел свои руки. – А теперь и я нечисть. Как я отцу таким покажусь?

– Вот же нюни распустил, – зазвучал где-то поблизости голос Милорады. Юноши подскочили и заозирались, пытаясь различить ее силуэт в плотной пелене пара.

Послышалось шлепанье маленьких лапок, и на скамью между ними взобралась ящерка с переливающейся серебряной спинкой. Ящерка раскрыла рот, и из беззубой пасти полился женский голосок.

– И жалуется, и жалуется, мол, нечисть. Что ты жалуешься? Ты, как захочешь, сможешь бегать в волчьей шкуре и легко перекидываться в человека, а мне, чтоб обратиться, приходится в звериную шкуру втискиваться. И то лишь в того зверя, который сам мне свою шкуру уступит или подарит.

Влас, может, и хотел что-то ответить, но мог только удивленно хлопать глазами, глядя на говорящую ящерку.

– Ну вот что тебе не так? Ты знаешь, сколько всего волки вроде тебя умели? Они при Кощее служили, были его верными воинами, целыми поколениями защищали его крепость и ловили беглые души. Ты не какая-то нечисть, – продолжала она свою отповедь так яростно, что казалось, вот-вот бросится и разорвет крепкого конюха на клочки. Святославу так и хотелось влезть между ними и защитить друга. – Ты настоящий воин. А ведешь себя как трус.

– Я и есть трус! – выпалил Влас. Милорада довольно хмыкнула и повернулась к Святославу, блеснув глазами.

– И это с ним-то ты хотел княжество от мачехи спасать? Прекрасная мысль, ничего не скажешь. Себя не жалеешь, его хоть пожалей. Вам без меня не справиться.

– Чего? – опешил Влас, бешено вращая глазами. – С ума сошел? Я против княгини не пойду!

– Еще лучше, – фыркнула Милорада и, взмахнув хвостиком, скрылась в пару, оставляя друзей наедине.

Сколько Свят ни пытался объяснить Власу, что княжество в беде и нужно его спасать, что предстояло наведаться к Водяному, а еще освободить Долю с Недолей, тот лишь мотал головой и топал ногами.

– Ты сам-то себя слышишь? К Водяному он наведаться решил! Ты хоть знаешь, что он с людьми делает? Мне дядька рассказывал, как мельник вовремя Водяному не принес в жертву черного петуха, так тот в отместку утащил мельникова сына под воду. Парень, правда, ухватился за колесо и принялся звать на помощь, отбили его, вот только Водяной ему обе ступни отгрыз.

– Влас, люди погибнут! Они просто не переживут зиму!

– А так погибну я. А у меня отец старый, на хуторе один лошадей разводит. Не могу я его без подмоги оставить. Я ему обещал денег заработать и с женой вернуться, помощников нарожать, лошадей купить, как в княжеских конюшнях.

Чем больше Влас говорил, тем больше горечи звучало в его словах.

Святослав понимающе кивнул.

– Прости, – только и сказал княжич.

Подпоясавшись полотенцем, он вышел из парной и тут же налетел на Милораду. Девушка слегка коснулась ладонями его груди, а как только убрала руки, Святослав оказался одет в богато расшитый кафтан.

Милорада довольно оглядела его и, не говоря ни слова, поманила за собой. Святослав отправился за ней. Он уже не обращал внимания на движущиеся картины и гобелены, на цветы со всего света и висящие в воздухе свечи. Его взгляд был прикован к причудливо уложенной косе Милорады, унизанной жемчужинами. Девушка нынче была одета в алое платье, расшитое лебедями.

Миновав колдовскую светлицу, они вышли во внутренний дворик. Тут росла мягкая трава, а в прогретом солнцем воздухе пахло цветами шиповника. Девушка остановилась и повернулась к Святославу.

– Я все решила, – заявила она. – Ты мне нужен. И я тебе нужна, если хочешь княжество спасти.

Святослав кивнул, опуская плечи. Милорада ободряюще улыбнулась.

– Не кручинься, княжич. Если тебе будет легче от этого, я за тебя замуж хочу не только по сердечному велению и не ради хором. Просто сама я уйти отсюда не могу, а вот женой или невестой за тобой последовать обязана. А мне страсть как хочется мир посмотреть.

К собственному удивлению, Свят почувствовал облегчение. Милорада продолжила:

– Я и постоять за себя сумею, правда. Возьмешь меня замуж, и я тебе с княгиней справиться помогу. Клянусь, – сказала она, и тут же налетел порыв ветра, подхватывая ее слова и унося под небо.

«Клятва», – пронеслось в голове юноши. Милорада довольно улыбалась.

– Ну, что скажешь, княжич? Сделаешь меня своей верной женой и союзницей? – она протянула руку, и Святослав впился взглядом в белоснежные пальцы.

– Я постараюсь сделать все, чтобы ты не пожалела об этом, – кивнул он, согревая ее ладонь своей. Милорада заливисто засмеялась.

– Теперь нужно получить разрешение у бабушки. Попроси ее сам. Ее имя…

Она подошла к нему вплотную, поднесла губы к уху и прошептала имя. Затем отступила на шаг назад и, набрав в легкие воздуха, что есть мочи закричала:

– Бабушка-а-а!

Глава 7

В тот же миг воздух прорезал оглушительный свист. Налетел ветер, склонивший гибкие стволы берез. Святослав пригнулся и стал озираться, ища, за что бы ухватиться. Он чувствовал, как от мощных порывов земля уходит у него из-под ног. И только Милорада стояла и хохотала. Широкие рукава платья хлопали на ветру, как крылья дикой птицы, а волосы развевались, словно языки пламени. Святослав протянул ей руку, чтобы укрыть, удержать: девушка казалась такой хрупкой в сравнении с бушующей стихией, что юноша не удивился бы, оторвись она от земли, как подхваченный ветром осенний лист. Но Милорада точно и не заметила вихря. Она стояла словно изваяние и глядела куда-то поверх колыхавшихся крон. Свят неуклюже развернулся, все еще держась за высокую траву, и постарался проследить ее взгляд.

По небу прямо на них надвигалась огромная туча. Она выглядела как-то нелепо посреди чистого голубого свода без единого облака. Прямо над крышей терема она замерла и разразилась треском и грохотом, от которых закачалась и затряслась земля. Из терема раздался вопль Власа, а Милорада лишь расхохоталась.

Наконец, тряска улеглась, тучи разошлись, а на лужайке показалась та, что назвалась Олесей. В этот раз она не выглядела старухой, скорее, напоминала здоровую бабу, ту, что была еще крепка и телом, и нравом, несмотря на серебряные нити, вплетшиеся в косу. Крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, множество платков и шалей – это точно была она, но теперь женщина держалась прямо, горделиво. Она уперла руки в боки и хмуро посмотрела на Милораду.

– Ну, чего кричишь? Никак, с молодцем совладать не смогла?

– Смогла, бабушка, – закивала Милорада. Она подошла к Святославу и, ухватив за плечо, потянула на себя, заставляя подняться. – Но дело у нас, в котором только ты поможешь.

– Что же это за дело?

В ее глазах не было и намека на озорные искорки, одна стальная холодность. Она словно заведомо знала, что скажет внучка. Милорада выдержала паузу, а затем подвела княжича к бабушке.

– Хочу, чтобы женился он на мне. Святослав мил мне, пригож собой, статен и умен, слушать умеет и не болтает почем зря. Знаю, сердцем чувствую, что будет и заботливым мужем, и верным другом.

«Хорошо хоть, про мужскую силу не сказала», – с благодарностью подумал Свят, но вот бабушка его радости не разделила.

– Ишь чего удумала, девка, – процедила она. – Человек к тебе за помощью пришел, а ты его под венец тащить собралась?

– Так он и не противится, – махнула в сторону Святослава девушка. Бабушка посмотрела на юношу и тяжело вздохнула.

– Прости меня, княжич. Это ж я тебя надоумила, чтоб Милорада просила о чем захочет. И я виновата, что у тебя ветер в голове, – она хлестко взмахнула рукой в сторону внучки, но Милорада не дернулась и не отвела глаз. Наоборот, только увереннее расправила плечи.

– Коль мою просьбу исполнять ты не желаешь, сделай это для него, – хитренькая улыбка вновь показалась на красивом лице. А вот черты бабушки ожесточились. Она медленно перевела взгляд на Святослава. Юноша почувствовал, как на шее петлей начинает стягиваться ужас. Рассудок подсказывал, что если он хотел остаться в добром здравии, ему не стоило встревать между двумя разъяренными женщинами.

Свят прочистил горло и низко поклонился той, что он привык называть Олесей.

– Ой, какие новости, – осклабилась та. – Ну, чем еще удивишь?

– Прости, что не признал тебя сразу, хозяйка лесов, мать зверей и птиц, – проговорил княжич, не поднимая взгляда от примятой травы. – Бабушка Яга, прошу у тебя дозволения сделать Милораду своей женой.

– Ну, дурак дураком, – покачала головой Яга.

Милорада тут же подскочила к Святославу и повисла у него на руке. Девушка даже пританцовывала на месте от нетерпения. Святослав бросал испуганные взгляды с одной женщины на другую. Глаза Яги горели ледяным гневом, желваки двигались, и казалось, вот-вот раздастся скрип зубов. Милорада же излучала радость и удовольствие, словно ребенок, которому после долгих попыток удалось вывести из себя взрослого.

Продолжить чтение