Читать онлайн Гусли, звените… бесплатно

Издательство Азбука®

Из романа «Волкодав»

«Одинокая птица над полем кружит…»

Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.

Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.

Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землёй небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул —
До чужой лишь потом докатился черёд.

Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.

Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И ещё не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.

Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного – умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.

Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке…
Я бы спрятал клыки и улёгся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.

Я бы верно служил – и хранил, и берёг,
Просто так, за любовь! – улыбнувшихся мне…
…Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.

«Отчего не ходить в походы…»

Отчего не ходить в походы,
И на подвиги не пускаться,
И не странствовать год за годом,
Если есть куда возвращаться?

Отчего не поставить парус,
Открывая дальние страны,
Если есть великая малость —
Берег родины за туманом?

Отчего не звенеть оружьем,
Выясняя вопросы чести,
Если знаешь: кому-то нужен,
Кто-то ждёт о тебе известий?

А когда заросла тропинка
И не будет конца разлуке,
Вдруг потянет холодом в спину:
«Для чего?..»
…И опустишь руки.

«Зачем кому-то в битвах погибать…»

Зачем кому-то в битвах погибать?
Как влажно дышит пашня под ногами,
Какое небо щедрое над нами!
Зачем под этим небом враждовать?..

Над яблоней гудит пчелиный рой,
Смеются дети в зарослях малины,
В краю, где не сражаются мужчины,
Где властно беззащитное добро,

Где кроткого достоинства полны
Прекрасных женщин ласковые лица…
Мне этот край до смерти будет сниться,
Край тишины, священной тишины.

Я не устану день и ночь шагать,
Не замечая голода и жажды.
Я так хочу прийти туда однажды —
И ножны ремешком перевязать.

Но долог путь, и яростны враги,
И только сила силу остановит.
Как в Тишину войти по лужам крови,
Меча не выпуская из руки?..

««Оборотень, оборотень, серая шёрстка…»

«Оборотень, оборотень, серая шёрстка!
Почему ты начал сторониться людей?»

«Люди мягко стелют, только спать жёстко.
Завиляй хвостом – тут и быть беде».

«Оборотень, оборотень, ведь не все – волки!
Есть гостеприимные в деревне дворы…»

«Может быть, и есть, но искать их долго,
Да и там с испугу – за топоры».

«Оборотень, оборотень, мягкая шубка!
Как же ты зимой, когда снег и лёд?»

«Я не пропаду, покуда есть зубы.
А и пропаду – никто не вздохнёт».

«Оборотень, оборотень, а если охотник
Выследит тебя, занося копьё?..»

«Я без всякой жалости порву ему глотку,
И пускай ликует над ним вороньё».

«Оборотень, оборотень, лесной спаситель!
Сгинул в тёмной чаще мой лиходей.
Что ж ты заступился – или не видел,
Что и я сама из рода людей?

Оборотень, оборотень, дай ушки поглажу!
Не противна женская тебе рука?..
Как я посмотрю, не больно ты страшен.
Ляг к огню, я свежего налью молока.
Оставайся здесь и живи…»

…а серая
Шкура потихоньку сползает с плеча.
Вот и нету больше лютого зверя…

«Как же мне теперь тебя величать?..»

«Утратив в неволе надежду на солнечный свет…»

Утратив в неволе надежду на солнечный свет,
Душа замирает, и сердце смолкает в груди.
И кто-то шепнёт: «Всё равно избавления нет…»
Кто сломленным умер в темнице —
ты их не суди.

И тех не суди, кто, не вынеся груза цепей,
Спастись не умея и тщась досадить палачам,
Все счёты покончил в один
из безрадостных дней…
Не лучше ли сразу конец – и себе, и цепям?

Не смей укорять их за то, что они не смогли
С таким совладать, что не снилось тебе самому.
На собственной шкуре попробуй сперва
кандалы…
А впрочем, не стану такого желать никому.

Я знал и иных – кто оковы едва замечал,
Строку за строкой составляя в рудничной пыли
Трактат о любви и о битве вселенских начал…
Те люди – что солнца: они и во мраке светлы.

Я был не таков. Я был зол и отчаянно горд.
Я знал, для чего меня Боги от смерти хранят.
Сперва отомстить за измену, за лютый разор —
Тогда только пращуры примут с почётом меня.

Я смертью за смерть расплатился и кровью
за кровь.
За всех, кто до срока ушёл в беспредельную тьму.
За всех, превращённых в клубки из когтей
и клыков…
Такого я тоже не стану желать никому.

«Где ты, Мать…»

Где ты, Мать?
Как мне встретить Тебя, как узнать?
Почему далеко до родного крыльца?
Почему не могу даже толком припомнить лица?..
Кто обрёк нас друг друга по свету искать?

Где наш дом?
Отражаются звёзды в реке подо льдом.
Я утраты считать разучился давно.
Не сыскать ни следа, и на сердце темно…
Кто судил нашу жизнь беззаконным,
жестоким судом?

Отзовись!
Может быть, мы у разных племён родились?
Может, разных Богов праотцы призывали в бою?
Всё равно я узнаю Тебя. И колени склоню.
И скажу: «Здравствуй, Мать. Я пришёл.
Вот рука – обопрись…»

«Когда во Вселенной царило утро…»

Когда во Вселенной царило утро
И Боги из праха мир создавали,
Они разделили Силу и Мудрость
И людям не поровну их раздали.

Досталась мужчине грозная Сила,
Железные мышцы и взгляд бесстрашный,
Чтоб тех, кто слабей его, защитил он,
Если придётся, и в рукопашной.

А Мудрость по праву досталась жёнам,
Чтобы вручали предков заветы
Детям, в любви и ласке рождённым, —
Отблеск нетленный вечного Света.

С тех пор, если надо, встаёт мужчина,
Свой дом защищая в жестокой схватке;
Доколе ж мирно горит лучина,
Хозяйские у жены повадки.

И если вдруг голос она повысит,
Отнюдь на неё воитель не ропщет:
Не для него премудрости жизни,
Битва страшна, но в битве и проще.

«Неслышные тени придут к твоему изголовью…»

Неслышные тени придут к твоему изголовью
И станут решать, наделённые правом суда:
Кого на широкой земле ты подаришь любовью?
Какая над этой любовью родится звезда?

А ты, убаюкана тихим дыханием ночи,
По-детски легко улыбнёшься хорошему сну,
Не зная, не ведая, что там тебе напророчат
Пришедшие властно судить молодую весну.

И так беззащитно-доверчива будет улыбка,
А сон – так хорош, что никто не посмеет мешать,
И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой
Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.

А с чистого неба льёт месяц свой свет серебристый,
Снопы, и охапки, и полные горсти лучей,
Черёмуха клонит душистые пышные кисти,
И звонко хохочет младенец – прозрачный ручей.

И что-то овеет от века бесстрастные лица,
И в мягком сиянии чуда расступится тьма,
И самая мудрая скажет: «Идёмте, сестрицы.
Пускай выбирает сама и решает сама».

«Покуда живёшь, поневоле в бессмертие веришь…»

Покуда живёшь, поневоле в бессмертие веришь.
А жизнь оборвётся – и мир не заметит потери.
Не вздрогнет луна, не осыпятся звёзды с небес…
Единый листок упадёт, но останется лес.

В младенчестве сам себе кажешься пупом
Вселенной,
Венцом и зерцалом, вершиной людских
поколений,
Единственным «Я», для которого мир сотворён:
Случится исчезнуть – тотчас же исчезнет и он.
Но вот впереди распахнутся последние двери,
Погаснет сознанье – и мир не заметит потери.

Ты ревностью бредишь, ты шепчешь заветное
имя,
На свадьбе чужой веселишься с гостями чужими,
Ты занят делами, ты грезишь о чём-то желанном,
О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто
о данном,
Как будто вся вечность лежит у тебя впереди…
А сердце вдруг – раз! – и споткнулось в груди.

Кому-то за звёздами, там, за последним пределом,
Мгновения жизни твоей исчислять надоело,
И всё, под ногой пустота, и окончен разбег,
И нет человека – а точно ли был человек?..
И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда,
Одно Поражение стёрло былые победы,
Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!
А крылья сломались – и мир не заметил потери.

«Идём в поводу мимолётных желаний…»

Идём в поводу мимолётных желаний,
Как дети, что ищут забавы,
Последствия нынешних наших деяний
Не пробуем даже представить.
А после рыдаем в жестокой печали:
«Судьба! Что ж ты сделала с нами!..»
Забыв в ослепленье, как ей помогали
Своими, своими руками.

За всякое дело придётся ответить,
Неправду не спрячешь в потёмках:
Сегодняшний грех через десять столетий
Пребольно ударит потомка.
А значит, не траться на гневные речи,
Впустую торгуясь с Богами,
Коль сам посадил себе горе на плечи,
Своими, своими руками.

Не жди от судьбы милосердных подачек
И не удивляйся подвохам,
Не жди, что от жалости кто-то заплачет,
Дерись до последнего вздоха!
И может, твой внук, от далёкого деда
Сокрыт, отгорожен веками,
Сумеет добиться хоть малой победы
Своими, своими руками.

«Было время когда-то. Гремело, цвело… и прошло…»

Было время когда-то. Гремело, цвело… и прошло.
И державам, и людям пора наступает исчезнуть.
В непроглядной трясине лежит потонувшее Зло
И герой, что ценой своей жизни увлёк его
в бездну.

Что там было? Когда?.. По прошествии
множества лет
И болото, и память покрыла забвения тина.
Только кажется людям, что Зло ещё рвётся
на свет:
До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина.

До сих пор, говорят, там, внизу,
продолжается бой:
Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира,
До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной
судьбой
За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.

«Я всякое видел и думал, что знаю, как жить…»

Я всякое видел и думал, что знаю, как жить.
Но мне объяснили: не тем я молился Богам.
Я должен был жизнь на добро и любовь
положить,
А я предпочёл разменять на отмщенье врагам.

Воздастся врагам, мне сказали. Не ты,
так другой
Над ними свершит приговор справедливой
судьбы.
А ты бы кому-то помог распроститься с тоской,
Надежду узреть и о горе навеки забыть.

Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал.
Ты только сражаться науку одну превзошёл.
Когда воцарится на этой земле Доброта,
Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол.

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше
беречь
Свободы и правды крупицы в душе научись…
Но те, на кого поднимал я свой мстительный
меч,
Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов.
Пир праведных душ, не замаранных чёрной
виной.
И тем буду счастлив, поскольку,
в конце-то концов,
Туда соберутся однажды спасённые мной.

«Всякому хочется жить. Но бывает, поверь…»

Всякому хочется жить. Но бывает, поверь, —
Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.
В безднах души просыпается зверь.
Тёмный убийца. И помысла нету о жизни.
Гибель стояла в бою у тебя за плечом…
Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.

Что нам до жизни, коль служит расплатою Честь,
Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!
Что нам до смерти и мук, если есть
Ради кого поднимать даже смертные муки?
Тех, кто в жестоком бою не гадал, что почём,
Боги, бывает, хранят и Своим ограждают мечом.

Кончится бой, и тогда только время найдёшь
Каждому голосу жизни как чуду дивиться.
Тихо баюкает дерево дождь.
Звонко поёт, окликая подругу, синица.
Вешнее солнце капель пробудило лучом…
Павших друзей помяни. И живи. И не плачь
ни о чём.

Песня смерти

Торопится время, течёт, как песок,
Незваная Гостья спешит на порог.
С деревьев мороз обрывает наряд,
Но юные листья из почек глядят.

Доколе другим улыбнётся заря,
Незваная Гостья, ликуешь ты зря!
Доколе к устам приникают уста,
Над Жизнью тебе не видать торжества!

Незваная Гостья, в великом бою
Найдётся управа на силу твою.
Кому-то навеешь последние сны,
Но спящие зёрна дождутся весны.

Незваная Гостья, повсюду твой след,
Но здесь ты вовек не узнаешь побед.
Раскинутых крыльев безжизнен излом,
Но мёртвый орёл остается орлом…

Незваная Гостья, ты слышишь мой смех?
Бояться тебя – это всё-таки грех.
Никто не опустит испуганных глаз,
А солнце на небо взойдёт и без нас…

Доколе над нами горит синева,
Лишь Жизнь, а не гибель пребудет права.
Вовеки тебе не бывать ко двору,
Незваная Гостья, на нашем пиру!

Покуда мой меч вкруговую поёт
И дух не забыл, что такое полёт,
Я буду идти, вызывая на бой,
Незваная Гостья, – смеясь над тобой!

«Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье…»

Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье
Могучий и грозный, украшенный мудростью Бог.
«Иди, – Он сказал, – и убей Сигомала в сраженье.
Давно ожидает его мой небесный чертог!»

Свела их назавтра друг с другом судьба боевая,
И видит Комгал, что достойней соперника нет;
Людей, Сигомалу подобных, немного бывает:
В одном поколенье второй не родится на свет.

Рубились герои… Комгал, поскользнувшись,
на землю
Коленом припал… Вот сейчас голова затрещит!
Сказал Сигомал: «Я победы такой не приемлю!» —
И подал ему, наклонившись, оброненный щит.

И надо б разить, исполняя небесную волю!..
Но в самый решительный миг задрожала рука:
Комгал поклонился герою средь бранного поля
И прочь отступил, покорён благородством врага.

Бог Воинов грозный явился ничтожному Дагу
И тоже убить Сигомала ему повелел:
«Хоть раз прояви, малодушный, мужскую отвагу!
Давно ожидает его мой надзвёздный предел!»

Не смея ослушаться, Даг устремился в дорогу
И выследил воина – тот был с любимой вдвоём.
И пал Сигомал на ступени родного порога,
Рукою трусливой сражён, вероломным копьём.

Что ж дальше? А вот что. В небесном чертоге
пируют
Комгал с Сигомалом, и пенистый мёд не горчит.
А трус и предатель – досталась награда холую! —
Скорбит за оградой, в сырой и холодной ночи…

«Весёлый колдун тебе ворожил…»

Весёлый колдун тебе ворожил
До века не знать утрат.
Словца поперёк тебе не скажи,
А скажешь – будешь не рад.

Богатство и удаль – залог удач,
А ты и богат, и смел.
А под ноги кто-то попался – плачь!
Когда ты кого жалел?

Отвага мужчин, девичья краса,
Едва пожелал – твоя!
Но всё же нашла на камень коса:
Тебе повстречался я.

Тебе не поладить со мной добром,
Как водится меж людьми.
В гробу я видал твоё серебро,
А силой – поди сломи!

Не будет пощады или ничьей,
Не кликнешь наёмных слуг:
С тобой нас рассудит пара мечей
И Правда, что в силе рук.

Богатство и власть остались вовне:
Теперь отдувайся сам.
Кому из нас, тебе или мне,
Оставят жизнь Небеса?

В священном кругу лишь Правда в чести
И меч – глашатай её.
Из этого круга двоим пути
Не быть. Кричит вороньё.

««Что в когтях несёшь ты, друг-симуран?1…»

«Что в когтях несёшь ты, друг-симуран?[1]
Что за чудо из неведомых стран
На забаву любопытным птенцам?
Расскажи мне, если ведаешь сам!»

«Я в диковинную даль не летал,
У порога твоего подобрал.
Прямо здесь, в краю метелей и вьюг…
Не большая это редкость, мой друг».

«Что же это? Удивительный зверь?»
«Нет, мой друг. Не угадал и теперь».
«Может, птица с бирюзовым хвостом?»
«Ошибаешься: невольник простой.

Он бежал, но не удался побег.
Одеялом стал нетронутый снег.
Горный ветер колыбельную спел…
Этот парень был отчаянно смел».

«Так спустись скорее, друг-симуран!
Мы согреем, мы излечим от ран!
Не для смертных – в поднебесье полёт.
Пусть ещё среди людей поживёт!»

«Нет, мой друг, тому уже не бывать.
Вы отца его сгубили и мать,
Самого не выпускали из тьмы…
Хватит мучиться ему меж людьми.
Он довольно натерпелся от вас,
И никто не оглянулся, не спас.
Ни один не протянул ему рук…
Слишком поздно ты хватился, мой друг».

«О чём вы нам, вещие струны, споёте…»

О чём вы нам, вещие струны, споёте?
О славном герое, что в небо ушёл.
Он был, как и мы, человеком из плоти
И крови горячей. Он чувствовал боль.

Как мы, он годами не видел рассвета,
Не видел ромашек на горном лугу,
Чтоб кровью политые мог самоцветы
Хозяин дороже продать на торгу…

Во тьме о свободе и солнце мечтал он,
Как все мы, как все. Но послушай певца:
Стучало в нём сердце иного закала —
Такого и смерть не согнёт до конца.

О нём мы расскажем всем тем, кто не верит,
Что доблесть поможет избегнуть оков.
Свернувшего шею двуногому зверю,
Его мы прозвали Грозою Волков…

Он знал, что свобода лишь кровью берётся,
И взял её кровью. Но всё же потом
Мы видели, как его встретило солнце,
Пылавшее в небе над горным хребтом.

Мы видели, как уходил он всё выше
По белым снегам, по хрустальному льду,
И был человеческий голос не слышен,
Но ветер донёс нам: «Я снова приду».

Нам в лица дышало морозною пылью,
И ветер холодный был слаще вина.
Мы видели в небе могучие крылья,
И тьма подземелий была не страшна.

Кровавую стёжку засыпало снегом,
Но память, как солнце, горит над пургой:
Ведь что удалось одному человеку,
Когда-нибудь сможет осилить другой.

Священный рассвет над горами восходит,
Вовек не погасят его палачи!
Отныне мы знаем дорогу к свободе,
И Песня Надежды во мраке звучит!

Из романа «Право на поединок»

«Ты – всё за книгой, в чистом и высоком…»

Ты – всё за книгой, в чистом и высоком,
А я привык тереться меж людьми.
Тебя тревожат глупость и жестокость,
А я – мне что! Меня поди пройми.

Различье наше – в чём-то самом главном.
Я хмур и зол. Ты – светоч доброты.
Тебе не стать как я, а мне подавно,
Мой славный друг, не сделаться как ты.

Твою учёность превзойдут едва ли,
А дело к драке – тут меня держись.
И может статься, Боги не дремали,
Таких несхожих выпуская в жизнь?..

«Я – меч. Прославленный кузнец…»

Я – меч. Прославленный кузнец
Меня любовно закалял.
Огонь Творящий – мой Отец,
А Мать – глубокая Земля.

Вспорю кольчугу, как листок,
Чертя свистящую дугу.
Пушинка ляжет на клинок —
И распадётся на лету.

И всё ж не этим я силён.
Иным судьба моя горда:
Я Божьей Правдой наделён
И неподкупностью суда.

Когда исчерпаны слова
И никакой надежды нет
Понять, кто прав, кто виноват, —
Спроси меня! Я дам ответ.

Суров мой краткий приговор:
Всему на свете есть цена!
Огнём горит стальной узор —
Священной вязи письмена.

Закон небесный и земной
Навеки вплёл в себя мой нрав…
И потому хозяин мой
Непобедим, покуда прав.

«Шагал я пешком…»

Шагал я пешком
И крался ползком,
Нащупывал носом путь.
А встретился лес,
На дерево влез —
Вокруг с высоты взглянуть.

Свой собственный след
За несколько лет
Я вмиг оттоль рассмотрел!
И понял, каких,
Беспутен и лих,
Успел накрутить петель!

А что впереди?
Неисповедим
Всевышний разум Богов!
Под солнцем искрясь,
Гора вознеслась
В короне белых снегов!

И понял я: вот
С каких бы высот
Земной увидеть предел!
Я ногти срывал.
Валился со скал.
Я сам, как снег, поседел.

Но всё же достиг!
Взобрался на пик.
Открылся такой простор!..
Все страны земли
Вблизи и вдали
Нашёл любопытный взор.

Куда же теперь?..
И снова я вверх
Гляжу, мечтой уязвлён.
Там синь высока.
И в ней облака.
И солнца сизый огонь.

Там Правды престол…
Но Божий орёл
Пронёсся рядом со мной:
«Мой друг, не тянись
В запретную высь,
Коль нету крыл за спиной!

Немногим из вас
Та тропка далась;
Тебе они не чета.
Мой друг, ты и так
Душой не бедняк.
О большем – и не мечтай!..»

Я спорить не стал.
Я попросту встал,
Не жалуясь и не кляня,
И прыгнул вперёд…
Паденье? Полёт?..
Пусть Небо судит меня.

«Не строй у дороги себе избы…»

Не строй у дороги себе избы:
Любовь из дома уйдёт.
И сам не минуешь горькой судьбы,
Шагая за поворот.

Идёшь ли ты сам, силком ли ведут —
Дороге разницы нет!
И тысячи ног сейчас же затрут
В пыли оставшийся след.

Дорога тебя научит беречь
Пожатье дружеских рук:
На каждую из подаренных встреч
Придётся сотня разлук.

Научит ценить лесного костра
Убогий ночной приют…
Она не бывает к людям добра,
Как в песнях про то поют.

Белёсая пыль покрыла висок,
Метель за спиной кружит.
А горизонт всё так же далёк,
Далёк и недостижим.

И сердце порой сжимает тоска
Под тихий голос певца…
Вот так и поймёшь, что жизнь коротка,
Но нет дороге конца.

Следы прошедших по ней вчера
Она окутала тьмой…
Она лишь тогда бывает добра,
Когда ведёт нас домой.

«Я когда-нибудь стану героем, как ты…»

Я когда-нибудь стану героем, как ты.
Пусть не сразу, но всё-таки я научусь.
Ты велел не бояться ночной темноты.
Это глупо – бояться. И я не боюсь.

Если встретится недруг в далёком пути
Или яростный зверь на тропинке лесной —
Попрошу их с дороги моей отойти!
Я не ведаю страха, пока ты со мной.

Я от грозного ветра не спрячу лицо
И в суде не смолчу, где безвинных винят.
Это очень легко – быть лихим храбрецом,
Если ты за спиною стоишь у меня.

Только даром судьба ничего не даёт…
Не проси – не допросишься вечных наград.
Я не знаю когда, но однажды уйдёт
И оставит меня мой защитник, мой брат.

Кто тогда поспешит на отчаянный зов?
Но у края, в кольце занесённых мечей,
Если дрогнет душа, я почувствую вновь
Побратима ладонь у себя на плече.

И такой же мальчонка прижмётся к ногам,
Как теперешний я, слабосилен и мал,
И впервые не станет бояться врага,
Потому что героя малец повстречал.

«Была любимая…»

Была любимая,
Горел очаг…
Теперь зови меня
Несущим мрак!
Чужого паруса растаял след…
С тех пор я больше не считал ни месяцев, ни лет.

Была любимая
И звёзд лучи.
Теперь зови меня
Скалой в ночи!
Я просыпаюсь в шторм, и вновь вперёд
По гребням исполинских волн мой конь
меня несёт.

Была любимая
И свет небес.
Теперь зови меня
Творящим месть!
Со мною встретившись, уйдёшь на дно,
И кто там ждёт тебя на берегу – мне всё равно.

Была любимая
И степь весной.
Теперь зови меня
Кошмарным сном!
Дробится палуба и киль трещит —
Проклятье не поможет и мольба не защитит…

Была любимая
И снег в горах.
Теперь зови меня
Дарящим страх!
Поставит выплывший на карте знак —
Меня там больше нет: я ускакал назад во мрак.

Была любимая,
И смех, и грусть.
Теперь зови меня —
Не отзовусь!
Пока чиста морских небес лазурь,
Я сплю и вижу прошлое во сне – до новых бурь…

«Когда восстанет род на род…»

Когда восстанет род на род,
За преступление отмщая,
Попомнят люди чёрный год
И внукам кротость завещают.

Коль чести нет, пусть лютый страж —
Надёжный страх – прочистит разум!
И потому обычай наш —
Платить за всё. Сполна. И сразу!

…Но всё ж противится душа
И жалость гасит гнев наследный…
Убить легко. А воскрешать —
Сей светлый дар нам свыше не дан…

Окончен бой. Свершилась месть…
Но как на деле, не для виду,
Черту под прошлое подвесть,
Забыв про древнюю обиду?

Как станешь ты смотреть в глаза
И жить забор в забор с соседом,
Над кем всего лишь день назад
Хмельную праздновал победу?

Чтоб не тянулась эта нить,
Сплетаясь в саваны для гроба,
Быть может, лучше всё простить?
И не отмщать? И жить без злобы?..

…Попробуй это докажи
Тому, чей сын уже не встанет!
А те, кого оставил жить,
Тебя же вздёрнут на аркане…

«На могилах стихают столетий шаги…»

На могилах стихают столетий шаги.
Здесь давно примирились былые враги.
Их минует горячечных дней череда:
За порогом земным остаётся вражда,
И ничтожная ревность о том, кто сильней,
Растворилась в дыму погребальных огней.
Об утраченных царствах никто не скорбит —
Там, где Вечность, не место для мелких обид.

…А наследников мчит по земле суета,
И клянутся, болезные, с пеной у рта,
На могилах клянутся в безумном бреду
До последнего вздоха продолжить вражду:
Неприятелей давних мечу и огню
Безо всякой пощады предать на корню
И в сраженьях вернуть золотые венцы…
Ибо так сыновьям завещали отцы.

«Эта подлая жизнь не раз и не два…»

Эта подлая жизнь не раз и не два
Окунала меня в кровищу лицом.
Потому я давно не верю в слова,
И особенно – в сказки со счастливым концом.

Надо ладить с людьми! Проживёшь сто лет,
Не погибнув за некий свет впереди.
Четвертьстолько протянет сказавший «нет»:
Уж его-то судьба навряд ли станет щадить!

Если выжил герой всему вопреки
И с победой пришёл в родительский дом,
Это – просто чтоб мы не сдохли с тоски,
Это – светлая сказка со счастливым концом.

Если прочь отступил пощадивший враг
Или честно сражается грудь на грудь —
Не смешите меня! Не бывало так,
Чтобы враг отказался ножик в спину воткнуть.

Если новый рассвет встаёт из-за крыш
И любовь обручальным сплелась кольцом,
Это – просто чтоб ты не плакал, малыш,
Это – добрая сказка со счастливым концом.

Если в гибельный миг прокричал «Держись!»
И собой заслонил подоспевший друг —
Это тоже всё бред, ибо учит жизнь:
Не примчатся друзья – им, как всегда, недосуг.

Но зачем этот бред не даёт прожить,
От несчастий чужих отводя лицо?..
А затем, чтоб другому помочь сложить
Рукотворную сказку со счастливым концом.

«По морю, а может, по небу, вдали от земли…»

По морю, а может, по небу, вдали от земли,
Где сизая дымка прозрачной легла пеленой,
Как светлые тени, проходят порой корабли,
Куда и откуда – нам этого знать не дано.

На палубах, верно, хлопочут десятки людей,
И кто-то вздыхает о жизни, потраченной зря,
И пленники стонут по трюмам, в вонючей воде,
И крысы друг дружку грызут за кусок сухаря.

Но с нашего мыса, где чайки бранятся без слов,
Где пёстрая галька шуршит под ударом волны,
Мы видим плывущие вдаль миражи парусов,
Нам плача не слышно и слёзы рабов – не видны.

А им с кораблей разорённый не виден причал
И дохлая рыба, гниющая между камней, —
Лишь свежая зелень в глубоких расселинах скал
Да быстрая речка. И радуга в небе над ней…

«Нам всем навевают глухую тоску вечера…»

Нам всем навевают глухую тоску вечера.
Нам кажется вечер предвестником
горькой утраты.
Ещё один день, точно плот по реке, во «вчера»
Уходит, уходит… ушёл… И не будет возврата.

Нам утро подарит и радость, и новую тень,
И вечной надеждой согреет нас юное солнце,
Но то, чем хорош или плох был сегодняшний
день,
Уже не вернётся обратно, уже не вернётся.

Мелькают недели, и месяцы мчатся бегом…
Мы вечно спешим к миражу послезавтрашней
славы,
А нынешней глупости, сделавшей друга врагом,
Уже не исправить, мой милый, уже не исправить.

Мы время торопим, мечтая, как там, впереди,
От бед повседневных сумеем куда-нибудь деться…
А маленький сын лишь сегодня лежал у груди —
И вдруг повзрослел. И уже не вернуть его
в детство.

В минувшее время напрасно душой не тянись —
Увяли цветы, и соткала им саван пороша.
Но может быть, тем-то и светел божественный
смысл,
Что всякое утро смеясь разлучается с прошлым?..

И сколько бы нам ни сулил бесшабашный
рассвет
На деле постигнуть вчерашнюю горькую
мудрость,
Он тем и хорош, что придумает новый ответ…
А вечеру жизни – какое наследует утро?..

«Дома, братцы, у Небес…»

Дома, братцы, у Небес
Не допросишься чудес.
День за днём – как те горшки на заборе.
Дома – скука и печаль;
Нас притягивает даль —
Чудеса живут, известно, за морем.

И народ вокруг – не тот!
Хоть бы раз пойти в поход:
Кто же чудо у порога отыщет?
А за морем – пир горой!
Что ни парень, то герой,
Что ни девка – вмиг утонешь в глазищах!..

Так мы плачемся в глуши.
И однажды, вняв души
Устремленьям, да и просто в науку,
Нас хватает и несёт…
И судьбы водоворот
С надоевшим домом дарит разлуку.

…И окажется, что где б
Ни прижиться – горек хлеб,
Не рукою материнской спечённый,
Не в отеческой печи,
Не от дедовской свечи,
Не на пращуров земле разожжённой.

Там героев – как везде:
Что алмазов в борозде.
Вместо раскрасавиц – дура на дуре.
Ну а чудо из чудес —
Твой земляк, какой невесть
В тот заморский край закинутый бурей.

И на сердце ляжет мрак,
И назад потянет так,
Что хоть волком вой на площади людной.
И поймёшь, что дом, где рос,
Где по тропкам бегал бос,
Он и есть на свете главное чудо.

И вспорхнуть бы, полететь!..
Но уж врос в чужую твердь;
Корни рвать – себе и ближним на муку…
Что и как в родном краю
Да про молодость свою —
Это всё теперь рассказывай внуку.

А взрослеть возьмётся внук,
Он осмотрится вокруг,
Станет привязью родительский корень:
Дома чуда ждать сто лет,
Вот в краях, где вырос дед, —
Там-то жизнь! Эх, кабы съездить за море…

«Привыкший сражаться не жнёт и не пашет…»

Привыкший сражаться не жнёт и не пашет:
Хватает иных забот.
Налейте наёмникам полные чаши!
Им завтра – снова в поход!

Он щедро сулил, этот вождь иноземный,
Купивший наши мечи.
Он клятвы давал нерушимее кремня,
Верней, чем солнца лучи.

Сказал он, что скоро под крики вороньи
Завьётся стрел хоровод
И город нам свалится прямо в ладони,
Как сочный, вызревший плод.

Там робкое войско и слабый правитель
И обветшала стена,
А звонкой казны – хоть лопатой гребите,
И век не выпить вина!

Мы там по трактирам оглохнем от здравиц,
Устанем от грабежей
И славно утешим весёлых красавиц,
Оставшихся без мужей!..

…Когда перед нами ворота раскрыли,
Мы ждали – вынесут ключ,
Но копья сверкнули сквозь облако пыли,
Как молнии из-за туч!..

Нас кони втоптали в зелёные травы,
Нам стрелы пробили грудь.
Нас вождь иноземный послал на расправу,
Себе расчищая путь!

Смеялись на небе могучие Боги,
Кровавой тешась игрой.
Мы все полегли, не дождавшись подмоги,
Но каждый пал как герой!

Давно не держали мы трусов в отряде —
На том широком лугу
Из нас ни один не просил о пощаде,
Никто не сдался врагу!

Другие утешили вдов белогрудых,
Сложили в мешки казну.
А мы за воротами сном беспробудным
Которую спим весну!..

Погибель отцов – не в науку мальчишкам:
Любой с пелёнок боец!
Бросаются в пламя, не зная, что слишком
Печален будет конец.

Жестокую мудрость, подобную нашей,
Постигнут в свой смертный час…
Налейте наёмникам полные чаши!
Пусть выпьют в память о нас!

«Гудящее море с ветрами боролось…»

Гудящее море с ветрами боролось,
По палубе брызги стеля,
Когда мы услышали сорванный голос,
Донёсшийся с мачты: «Земля!..»

В разорванных тучах проглянуло небо,
И солнце метнуло лучи,
И берег, похожий на зыбкую небыль,
Жемчужный туман облачил.

Был с нами на судне один северянин,
Он руки вперёд протянул:
«Утёсы в снегу!.. Вот мой берег буранный,
Где я расцелую жену!..»

Вскричал уроженец далёкого юга,
Смолёных канатов черней:
«Я вижу пустыню! Там плачет подруга;
Мы скоро обнимемся с ней!»

И третий, с востока, заплакать готовый,
Всем телом к форштевню приник:
Он видел вдали заострённые кровли
И слышал, как шепчет тростник.

«Мой город!..» – восторженным крикам
я вторил,
Неистовой радостью пьян:
Гранитная крепость вставала из моря,
И башни пронзали туман.

Но спряталось солнце, и в отблесках молний
Седой океан опустел.
Лишь мерно катились железные волны,
Да ветер над ними свистел…

«Раскинув стынущие руки…»

Раскинув стынущие руки,
Не видя неба в серой мгле,
Уже на том краю разлуки —
Убитый парень на земле.

Он, может, сам во всём виновен
И получил, что заслужил.
Но ток живой горячей крови
Не дрогнет больше в руслах жил.

Пусть оправдают, пусть осудят —
Ему едино. Он ушёл.
Теперь угадывайте, люди,
Кому с ним было хорошо.

А он не сможет оглянуться
Из-за последнего угла,
И протрезветь, и ужаснуться
Своим же собственным делам.

Нам словно мало тех напастей,
Что посылают небеса.
С какой неодолимой страстью
Себя двуногий губит сам!..

Пока ты жив, ещё не поздно
Начать сначала бренный путь.
Там, наверху, пылают звёзды.
Там, дальше, – есть ли что-нибудь?

Дано ли будет нам обратно
Сойти во славе новых тел,
И смыть всю грязь, и выжечь пятна,
Коль в этой жизни не успел?..

Быть может, вправду наше семя
Бессмертным спит в кругу планет
И ждёт, когда настанет время,
И прорастёт… А если нет?

А вдруг в последний раз, не в первый,
Вершится жизни кутерьма?
И впереди – лишь тьма и черви,
А рай и ад – игра ума?

А вдруг не будет ни возврата,
Ни похвалы, ни укоризн —
Куда, зачем, на что потратил
Одну-единственную жизнь?

«Спи, родной, сомкни ресницы…»

Спи, родной, сомкни ресницы,
Кончен грозный счёт.
Перевёрнуты страницы,
Дальше жизнь течёт.

Дремлют сумрачные ели
Вдоль пустых дорог.
Все мы что-то не успели
В отведённый срок.

Не отбросит больше радуг
Солнце на клинке.
Гор закатные громады
Гаснут вдалеке.

Мы проснёмся утром ясным
И продолжим путь.
Будет Зло уже не властно
Людям души гнуть.

Что-то мы с тобой свершили,
Что-то – не смогли…
Спи, родной, раскинув крылья,
На груди земли.

«Наши судьбы текут, как ручьи…»

Наши судьбы текут, как ручьи,
Как прибрежный песок.
Что – песчинка? Что – капля?..
И всё-таки в жизни не раз
Каждый делает выбор.
И выбор порою жесток.
Даже если судьба королевств
Не зависит от нас.

Если Зло и Добро
В откровенной схватились борьбе
И последним пророчествам
Сбыться мгновенье пришло,
Загляни в свою душу:
Что вправду милее тебе,
Что влечёт тебя с большею силой —
Добро или Зло?

А потом присмотрись,
Кто силён и наденет венец,
А кого проклянут
И навеки забудут, как звать.
И опять загляни себе в душу:
Хорош ли конец?
И спроси себя снова:
Неужто охота встревать?..

Что за радость —
Безвестно погибнуть в неравном бою?
Может, спрятать глаза,
Ведь уже никого не спасти?..
Мало толку в геройстве,
Которого не воспоют…
Время лечит —
Однажды и сам себя сможешь простить.

А ещё – ты поверь, так бывает! —
Нет хуже врагов,
Забывающих в битве жестокой
Про всякую честь,
Чем стоящие – тот и другой! —
За Добро и Любовь…
Где меж ними различье? С кем правда?
Кого предпочесть?..

…А потом победитель
Устало опустит свой меч —
Враг стоит на коленях,
И мир не постигла беда…
И раздастся приказ:
«Всем ослушникам —
головы с плеч!»
С кем пребудет твой выбор,
мой доблестный друг?
С кем тогда?..

«С младенческого крика…»

С младенческого крика
До самого «прости»
Таинственную книгу
Слагаем по пути.

Теснятся чьи-то лица
За каждою строкой…
Мы чёркаем страницы
Бестрепетной рукой.

Мы веселы и правы,
Мы скачем напрямик…
Размашистые главы
Заносятся в дневник.

А если и помаркой
Испорчена строка —
Ни холодно ни жарко
Нам с этого пока.

Успеем возвратиться,
Попридержать коней…
Подумаешь, страница!
Их много в книге дней.

Что гоже, что негоже
И кто кому должник?
Когда-нибудь попозже
Исправим черновик…

…Но поздно, милый, поздно.
Не отыскать мостов.
И делается грозным
Шуршание листов.

Обиженные люди,
Забытые долги…
Поправлено не будет
В минувшем ни строки.

Кому мы, обещая,
Солгали без стыда,
Уходят не прощаясь,
Уходят навсегда.

Кого мы оттолкнули,
Кого мы подвели…
Корявых загогулин
Напрасно не скобли.

И наша повесть мчится
К финалу… А потом
Последняя страница
Покроет пухлый том.

И так же, запоздало
Стирая слёзы с глаз,
Как мы иных, бывало, —
Другие вспомнят нас.

Из романа «Знамение пути»

«В низкое небо смотрят глазницы…»

В низкое небо смотрят глазницы
Улиц пустых и гулких дворов.
Медленный вихрь листает страницы
Воспоминаний, мыслей и слов.

Не передвинешь – названы сроки,
И не возьмёшь с собой за порог
Писем забытых жёлтые строки
В траурных лентах старых дорог.

Холодно что-то стало на свете…
Всё обретает истинный вид:
Милой улыбки нет на портрете —
Злая усмешка губы кривит.

А ведь когда-то – дальше от края —
Думал, что вечно будешь любим…
Саваном пыли след заметает
Времени ветер – неумолим.

«Все мы, братишка, кто поздно, кто рано…»

Все мы, братишка, кто поздно, кто рано,
Сгинем в холодных волнах океана.
В кои-то веки добравшись на сушу,
Как тут в трактире не выплеснуть душу?
Ну-ка, подруга, пивка на полушку,
Да пощедрее наполни нам кружку!
Пусть оно в глотки потоком прольётся —
Выпьем за тех, кто уже не вернётся.
Выпьем за пахарей сумрачной пашни,
Кто разворачивал парус бесстрашно,
Кто навсегда у подводного Бога
Загостевал в Его мокрых чертогах.
Поздно ли, рано ли – все под волнами
В круг соберёмся за теми столами…

«Иногда происходят-таки чудеса…»

Иногда происходят-таки чудеса:
Взяли с улицы в дом беспризорного пса.
Искупав, расчесали – и к морде седой
Пододвинули миску со вкусной едой.
Вполовину измерив свой жизненный круг,
Он постиг благодать человеческих рук.
И, впервые найдя по душе уголок,
На уютной лежанке свернулся в клубок…

Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,
Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.
Поводок и ошейник – немалая честь:
«У меня теперь тоже Хозяева есть!
Я не тот, что вчера, – подзаборная голь.
Я себе Своего Человека завёл!»
И Хозяйка гордилась. Достигнута цель —
Только ей покорялся могучий кобель!

А потом на прогулке, от дома вдали,
Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.
И услышали над головой небеса,
Как она призывала любимого пса…

Вот вам первый исход. Спрятав хвост
между ног,
Кобелина трусливо рванул наутёк.
Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:
«Этак, братцы, недолго пропасть самому!
Ну и что, если с ней приключится беда?
Я другую Хозяйку найду без труда.
Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,
И матрасик постелит в кухонном углу…»

А второй был на первый исход не похож.
Пёс клыки показал им, и каждый – как нож!
«Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?
Подходите – померимся в честном бою!
Я пощаду давать не намерен врагу!
Я Хозяйку, покуда живой, – сберегу!
Это право и честь, это высший закон,
Мне завещанный с первоначальных времён!»

А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?

«Тебя я знаю вдоль и поперёк…»

Тебя я знаю вдоль и поперёк.
Ты мог
Моим бы стать, пожалуй, близнецом.
В мой дом
Войдёшь и тоже знаешь, что да как, —
Мой враг.

Тебя я знаю вдоль и поперёк.
Исток
Вражды потерян в изначальной тьме.
Ты мне
Роднее брата, ближе, чем свояк, —
Мой враг.

Тебя я знаю вдоль и поперёк.
Жесток
От прадедов завещанный закон.
Но он
С тобою навсегда нас вместе спряг,
Мой враг.

Тебя я знаю вдоль и поперёк.
Итог —
С такой враждой не надо и любви…
Живи
Сто лет. Удач тебе и благ,
Мой враг.

«Становятся длинными тени…»

Становятся длинными тени,
Спадает дневная жара.
Дружище, довольно сомнений!
Пора нам в дорогу, пора.

Родным поклонившись воротам,
Шагнуть, как бывало, вдвоём
За ближний рубеж поворота,
А после – за сам окоём.

Познать, как бывало, ненастье
От тёплого крова вдали
И, может, сподобиться счастья,
Где радуга пьёт из земли.

Узнать, что воистину свято
И с кем разойдутся пути…
Ещё далеко до заката —
Немало успеем пройти.

«Меч звался Гнев. Казалось нам, разить…»

Меч звался Гнев. Казалось нам, разить
Он должен всех, с кем выпало поспорить.
А если нет, то бешено грозить
Упорствующим в глупом разговоре.

Небось обратно в ножны не спешил
Ужасный Гнев, не выплеснувшись в деле!..
Лишь удивляло, как таки дожил
До бороды седой его владелец?

Уж верно, был он всем бойцам боец
И побивал, с кем выпало рубиться…
«Поведай нам, пожалуйста, отец,
Что Гневу твоему ночами снится?»

«С таким, как он, разящим наповал,
Обязан быть хозяин осторожен…
И оттого почти не покидал
Мой добрый меч своих уютных ножен.

Уж как легко рубить, рассвирепев!
Да только вспять не вывернешь былого.
Ну а доколе в ножнах дремлет Гнев,
Любой пожар легко погасит Слово».

Так говорил нам старый удалец,
И размышляли мы, что это значит.
Он вправду был прославленный боец.
Ведь лучший бой – что так и не был начат.

«Что совершенней, чем алмаз…»

Что совершенней, чем алмаз?
Сияют сказочные грани…
Но он, услада наших глаз,
Не содрогнётся, плоть поранив.

Не он виной, что вновь и вновь
Кругом него вскипают страсти…
Он отразит пожар и кровь —
А сам пребудет безучастен.

Ему едино – зло, добро…
Желанен всем и проклят всеми,
Своей лишь занятый игрой,
Плывёт сквозь суетное время…

Но это камешек в земле.
А если взор поднять повыше?..
Молись хоть десять тысяч лет,
Коль Совершенен – не услышит.

Ведь гнев, любовь, упрёк судьбе —
Суть рябь на лике Совершенства.
А значит, нет Ему скорбей,
Ни мук, ни страсти, ни блаженства.

Ему что радость, что беда,
Что ночь в канун последней битвы…
Коль Совершенен – никогда
Не отзовётся на молитвы.

Ему хвала или хула,
Святой елей и комья грязи,
Благой порыв и козни зла —
Что блики пёстрые в алмазе.

Не изменяется алмаз,
Хоть свет, хоть тьма его окутай…
Вот так и жреческий экстаз
Не достигает Абсолюта.

Он – сам в себе. Он полн собой.
И наше напряженье духа
Не возмутит Его покой:
Коль Совершенен – Небо глухо.

Ему едино – зло, добро…
И, что б ни пело нам священство, —
Своей лишь занято игрой,
Плывёт сквозь время Совершенство.

Хоть вечный век Ему молись,
Ни с чем останешься в итоге.
И поневоле брезжит мысль:
«А для чего такие Боги?»

«Рассуждали поэты о чести… Читали стихи…»

Рассуждали поэты о чести… Читали стихи,
Высекавшие искры из самых бессовестных душ.
Были песни свободны от всякой словесной трухи
И на жертвенный подвиг немедленно звали
к тому ж.

Лишь один опоздал поучаствовать в их торжестве.
А когда появился – заплакал: «Не дайте
пропасть!
Я по злобе людской без вины обвинён
в воровстве…
Поручитесь, прошу вас, что я не способен украсть!

Среди белого дня надо мной разразилась гроза!
Неужели позволите, братья, втоптать меня
в прах?..»
Но молчали поэты и лишь отводили глаза:
Ведь у каждого только одна голова на плечах.

Нет, конечно, любой обвинённого издавна знал,
И стихами его восхищался, и был ему друг.
И конечно, никто не поверил, что этот – украл.
Но чужая душа, как известно, – потёмки:
а вдруг?..
Уходили поэты, спокойствие духа храня,
Отвернувшись от слёз: пусть во всём
разберётся судья!
Им ещё предстояло назавтра стихи сочинять
О величии дружбы, о «жизни за други своя»…

«Расскажу я вам, люди…»

Расскажу я вам, люди,
Не совсем чтоб о чуде —
Будет прост мой недолгий рассказ.
В рыжей шкуре я бегал
И любил человека:
Это счастьем зовётся у нас.

Сын старинной породы,
Я нанизывал годы,
Ликовал, отмечая весну.
Время мчалось недаром —
Стал я сивым и старым
И однажды навеки уснул.

Вытер слёзы Хозяин:
«Больше ты не залаешь,
Не примчишься, как прежде, на зов.
Спи спокойно, мой милый…»
Но какая могила
Удержала собачью любовь?

Убегать беззаботно,
Оставлять без присмотра
Тех, кого на земле защищал?!
Да когда так бывало,
Чтоб меня не дозвались,
Чтоб на выручку я опоздал?..

…А потом было вот что.
Как-то зимнею ночью
Возвращался хозяин домой.
Я – по обыкновенью —
Бестелесною тенью
Провожал, укрываемый тьмой.

Было тихо вначале,
Только сосны шептали
Да позёмка мела под луной…
Недоступную взгляду
Я почуял засаду
У развилки дороги лесной!

«Что, Хозяин, мне делать?
Мне, лишённому тела,
Как тебе на подмогу успеть?..»
Я рванулся из тени,
Из нездешних владений,
И возник перед ним на тропе!

1 Симуран – вымышленное животное, разумный крылатый пёс.

Продолжить чтение