Читать онлайн Город греха бесплатно
Опасные удовольствия
© Гасс В.В., 2024
© «Центрполиграф», 2024
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2024
Глава 1
Дождь
Амстердам, 15 сентября 1889 года
Эрих поёжился и попытался поднять воротник плаща ещё выше – хотя куда уж? Дождь сыпался сверху настолько мелкий, что казалось, сырость просто повисла в воздухе. Предутренний редкий и слоистый туман висел зябкой пеленой, окутывая своими неровными пластами проступающие в нём неподалёку здание рыбной биржи, примыкающую к причалу площадь и сам причал, который, как длинный помост, врезался в почти невидимую из-за сумерек воду бухты.
Вокруг было промозгло, сыро и неуютно.
– Вы должны найти того, кто это сделал! – жарко проговорил некто прямо в ухо Эриху. – Он должен получить по заслугам! Я… я…
– Ну-ну… – попытался немного умерить пыл говорившего Эрих. – Пока ведь ещё ничего толком не известно.
Говорившего взволнованным шёпотом звали Симон ван дер Берг, он работал адвокатом в муниципальном суде, и Эрих шапочно его знал. Они не то что приятельствовали, но не раз пересекались на общих приёмах. Похоже, Симон полагал Эриха одним из главных среди присутствующих, что, разумеется, не соответствовало действительности.
Симон выглядел сильно деморализованным и, кажется, дрожал. Он то и дело прихватывал Эриха за рукав плаща, словно стараясь передать нервный тремор и ему.
– А, это вы, Краузе? – Из тумана вынырнула фигура крепко сбитого мужчины с сержантскими нашивками на форменной шинели. – Что же вы тут стоите?.. Инспектор вас ждёт у тела! Прошу пройти! – Сержант указал рукой в сумрак, в котором слабо угадывался торец причала.
Эрих вздохнул, в очередной раз деликатно отцепил от себя руку Симона и двинулся в указанном направлении.
Ван дер Берг же, который порывисто двинулся следом, был остановлен сержантом.
– Не положено! – категорично заявил последний, перекрывая адвокату дорогу.
На дальнем конце причала суетилось несколько серых фигур.
Эрих миновал жидкое оцепление из двух констеблей – работы у них пока, по сути, не было, город ещё спал, и зеваки поблизости отсутствовали, – прошёл, пару раз поскользнувшись, по мокрым доскам настила и приблизился непосредственно к месту происшествия.
Над распростёртым телом склонились два человека в плащ-накидках. Один что-то измерял портновским сантиметром, второй осторожно прикасался к телу: в данный момент медленно поворачивал голову жертвы набок.
Судя по ранам, под убитой должна была натечь большая лужа крови, но дождь делал своё дело; а то, что не смылось, утекло через щели в досках настила.
– Приступайте уже, Краузе! – недовольно проговорил, не оборачиваясь, тот, что прикасался к голове жертвы. – Сколько можно вас ждать! Я не собираюсь тут лазить на карачках вместо вас.
– Я тоже рад вас видеть, инспектор Винк! – буркнул Эрих, присаживаясь перед распростёртым телом жертвы на корточки.
«Хорошо ещё, что делом не занялся лично Мертенс, – мелькнуло у Эриха, – этот высокопарный выскочка, непонятно за какие заслуги получивший недавно звание главного инспектора. Впрочем, не дело таким высоким чинам мыкаться по дождю и копаться в грязи, на то есть безотказный Винк. А его достижения в расследовании можно позже и себе приписать…»
Эрих поставил рядом с телом саквояж, раскрыл его и попросил одного из констеблей держать над ним зонт.
– Мало нам массовой драки у префектуры с ножевыми, – желчно проговорил Винк, поворачиваясь наконец к Эриху. – Так теперь ещё и доморощенный потрошитель объявился!
Краузе ничего не ответил, он внимательно осматривал раны жертвы. Под светом тусклых фонарей в руках полицейских, что освещали место преступления, разрезы выглядели ещё более зловещими.
Убитой оказалась молодая девушка. Жертва лежала на спине, на её лице словно бы застыла посмертная маска невыносимой скорби. Платье на ней было разорвано в клочья, обрывки пропитались алой кровью. Эрих осторожно отделил пинцетом прилипшие к холодной коже ошмётки, оголяя грудь девушки. За его спиной один из констеблей болезненно закашлялся и поспешно удалился, согнувшись пополам и прикрывая рот рукой.
Три глубоких разреза на теле убитой образовывали как бы треугольник, внутри которого зияла ещё более чудовищная рана – края разрезанной кожи разошлись, открывая внутренности.
Эрих ощупал сильными пальцами запёкшиеся рубцы, потом внимательно осмотрел шею жертвы.
– Обнаружил её сторож биржи, – пояснил тем временем Винк. – Вернее, не только её. Делал обход, заметил какую-то подозрительную суету на причале. И видимо, спугнул преступника. Всё его описание сводится к убегающей в ночь тёмной фигуре. Никаких примет, естественно. Мы полагаем, убийца свои дела не доделал. Не успел спрятать труп. Скинул бы с причала, и концы в воду, если бы не сторож.
– Труп всё равно бы нашли, – заметил Эрих, продолжая осмотр. – Течения в бухте нет, тело бы всплыло.
Винк пожал плечами. На его круглом мясистом лице блестели дождевые капли.
– А каково ваше предварительное заключение, господин внештатный эксперт? – поинтересовался он угрюмо.
– Причина смерти – асфиксия, – проговорил Эрих, не разгибаясь. – Характерные следы на шее. Разрезы сделаны, скорее всего, посмертно. Поэтому и мало крови. Но не только поэтому. Из грудины извлечено сердце. Причём не варварским способом, а почти профессионально. Значит, резал человек, умеющий работать со скальпелем. Порезы в виде треугольника не такие глубокие, как представляются, и сделаны пока с непонятной мне целью. Больше повреждений на теле, по первому осмотру, нет. Ни следов защитных ран, ни признаков сексуального насилия…
– Чёрт-те что, – не сдержался инспектор. – Похоже на какого-то психа.
– Более подробный отчёт после лабораторных исследований, конечно, – добавил Эрих. – Вы так и не взяли в штат нового судмедэксперта?
– У нас только стажёр, – недовольно буркнул Винк. – Поэтому и обращаемся к вам, Краузе.
– Премного благодарен, – с явной иронией отозвался Эрих. – Вокруг ничего не валялось?
– О чём вы?
– Откуда я знаю? Я вас спрашиваю.
– Нет.
– А там что? – Эрих указал на смутно виднеющийся в разгорающемся рассветном мареве небольшой предмет, лежащий у противоположного края причала.
– Якорь, – пояснил инспектор. – Видимо, кто-то забыл из мелких лодочников.
– С верёвкой? – спросил Эрих, разгибаясь и вставая.
– Ну да.
– Небольшой якорь с верёвкой?
– Вот дьявол! Вы хотите сказать…
– Возможно, его принесли вместе с жертвой. Якорь собирались привязать к ноге, например, и потом уже скинуть тело в воду. Тогда бы точно с концом.
– Что значит «принесли вместе с жертвой»? – недовольно нахмурился инспектор.
– По моему мнению, – сказал Эрих, – девушку убили в другом месте. На ней нет даже верхней тёплой одежды, согласитесь, гулять по ночным улицам в такую погоду без пальто, плаща или накидки может только ненормальный.
– Получается, её притащили сюда для того, чтобы скинуть в воду?
– Притащили или привезли на экипаже, если место убийства достаточно удалено.
– Проверим, – кивнул Винк.
– Опознали сразу? – уточнил Эрих, чувствуя, как проклятые капли продолжают мерзко заползать за воротник.
– Почти. В кармане девушки оказалась визитка некоего Симона ван дер Берга, кстати, вы должны знать этого никчёмного адвокатишку. Его срочно привезли сюда, благо живёт он в двух кварталах. Ну и… Оказалось, убитую зовут Эмма де Беккер. Мадемуазель высшего света с Лейдсестраат. Невеста этого самого ван дер Берга, чёрт его подери! А вовсе не проститутка, как думалось нам вначале.
– Я закончил, – сообщил Эрих, захлопывая и подхватывая правой рукой саквояж. – Остальное в полицейском управлении. Полагаю, я подъеду чуть позже.
– Как изволите, – недовольно пробурчал инспектор. – Не было печали, – в сердцах добавил он.
Эрих кивнул Винку и пошёл обратно в начало причала.
Бледный Симон всё ещё продолжал там топтаться под бдительным присмотром сержанта.
– Ну что? – тоненьким голосом нетерпеливо спросил он, стоило Эриху приблизиться.
– Вы же понимаете сами, Симон, – попытался урезонить его Эрих. – Ей уже ничем не помочь. Соболезную, но…
– Эта мразь должна получить по заслугам! – с пылкостью заявил адвокат, на его щеках проступил нездоровый румянец. – Умоляю вас!
Найдите его и… – Глаза Симона наполнились слезами. – Боже мой, – прошептал он совсем тихо и отвернулся. – Боже мой…
– Я постараюсь, не отчаивайтесь уж так. – Эрих ободряюще похлопал знакомого по плечу, помедлил несколько секунд и пошёл дальше, к кэбу, что получасом ранее выслал за ним инспектор.
Сам Эрих, хоть и не подавал виду, но пребывал сейчас в очень растрёпанных чувствах. И даже не от шокирующего вида жертвы и чудовищности жуткого преступления. В конце концов, биологу, химику и внештатному судмедэксперту главного городского управления полиции часто приходилось сталкиваться в своей практике со всякими неприятными и непотребными вещами. Но данное дело усугублялось тем, что Эрих Краузе всего каких-то семь часов назад сидел с мадемуазель Эммой де Беккер в забегаловке под названием «Голубая утка», что на улице Нювендюк, и пытался пить с ней шипучее шардоне.
Глава 2
Демоны
Заречинск, наши дни
– Да они издеваются, что ли?! – возмущённо воскликнула Элис самой себе. – Что за наваждение?
Последнее время её почему-то стали преследовать потусторонние силы. А как иначе объяснить тот факт, что четыре последних редакторских заказа из пяти оказались связаны с магией и оккультизмом?
Клиенты словно сговорились. Только Эля закончила правку скучного теологического трактата о «Деструктивных общественных организациях и некоторых религиозных группах матрицы „Экологии духа и язычества“, как ей на смену подоспел заказ от некоего адепта магических практик, который якобы корректно (!) расшифровал-таки три енохианских ключа, но не был уверен в пунктуации. Пунктуацию Элис, разумеется, поправила, но…
Она щёлкнула мышкой по тексту на экране:
«Я правлю вами, – молвил Господь Праведный, – властию, вознесённой выше тверди Гнева Небесного, в чьих руках Солнце – меч, а Луна – пламень пронзающий; кто отмерил одеяния ваши среди покрова Риз Моих, и соединил вас вместе, яко ладони рук моих. Чьи престолы озарил я огнём собрания, и украсил одеяния ваши восторгом. Для кого учредил я закон, повелевающий святыми, и передал жезл с ковчегом знания. Сверх того, возвышали вы голоса ваши и клялись в вере и покорности Тому, кто Жив, и Торжествует, у Кого нет ни истока, ни предела – и быть не может; тому, кто сияет, яко пламя, среди чертогов ваших и правит среди вас, как равновесие Справедливости и Истины. Двигайтесь посему и проявляйтесь! Откройте тайны Сотворения вашего! Будьте дружественны, ибо я жрец Бога вашего, почитатель Всевышнего!»
Причём в сопроводительном письме клиент отдельно отметил, какие слова должны начинаться с прописной буквы, сообщив, что это «категорически важно».
– …Кто сияет, яко пламя, среди чертогов ваших, – продекламировала Элис с выражением. – Ну, куда деваться-то?
Но и на этом всё не закончилось. Та самая поэтесса, давняя клиентка, что раньше присылала на правку стишата про белочек и «кОкое всё зелёное», вдруг загрузила Элю «Тёмными сонетами», общее содержание которых хорошо укладывалось в одну из присланных строф:
- Померк туман в сознание моё входящий, и увидала свет,
- Тоннель в небытие,
- Безрадостный, кромешный.
- Смеялся глаз, подмигивал лукаво,
- Он Дьяволом рождён в мой разум
- Чёрный, сумасшедший.
Теперь же, пять минут назад на электронную почту пришло ещё одно задание, которое, собственно, и вызвало такую бурную реакцию молодой редакторессы.
Материал назывался «Международная Школа Золотого Розенкрейца. Синтез религий: от христианства до сатанизма».
Труд состоял из семидесяти пяти страниц «вордовского» текста, и заниматься им предстояло, судя по всему, не меньше недели.
Элис вздохнула и с тоской взглянула на начинающую светлеть синь за окном. Стоял зябкий март, но птицы на ветках клёна, что рос под окнами Элиной квартирки в стандартной пятиэтажке, уже иногда по-весеннему пищали, предвкушая грядущее тепло.
Эля передёрнула плечами.
Рабочего настроения определённо не чувствовалось.
Девушка ради интереса перещёлкивала страницы «Розенкрейца», произвольно натыкаясь профессиональным взглядом на кусочки текста. Где-то на середине талмуда её внимание привлекло следующее:
«Согласно Библии, демоны обладают следующими характерными свойствами:
демоны – бестелесные духи;
демонов много;
демоны организованны;
демоны обладают сверхъестественной силой;
демоны знают о Боге и первоначально находились в согласии с Богом;
демонам позволено скитаться по Земле и мучить неверующих;
нередко демоны вызывают болезни и физические поражения;
демоны могут обладать и управлять людьми и животными;
демоны трепещут перед Богом;
демоны распространяют лжеучение;
демоны противостоят народу божьему;
демоны пытаются разрушить Царство Христа; Бог будет судить демонов на Страшном суде».
– Похоже на тест, – сказала вслух Эля. – Типа, если у вас совпало больше пяти пунктов, есть повод задуматься и обратиться… К кому обратиться? К психиатру? Э-э-э… Так… Я организованна? Да. Я обладаю сверхъестественной силой? А как же. А ещё мне позволено скитаться по Земле и с особой психологической жестокостью мучить неверующих: Бьянка, Веня и особенно подполковник Вихрев не дадут соврать! Физические поражения я вызываю у неверующих постоянно! Управлять людьми? Ха, да это моё призвание, можно сказать. Вот только насчёт трепетания перед Богом пока вопрос. Может, это потому, что я его ещё не встречала? Возможно, мы увидимся только на Суде. Короче, почти всё сходится. Ты, Герцена, – Элис ткнула себя пальцем в грудь, – есть демон во плоти. Ещё и глаза у тебя разноцветные, что явно неспроста. Вопрос закрыт.
Запиликал смартфон.
Эля проворно скосила взгляд: Бьянка, с утра пораньше.
Она поднесла девайс к уху.
– Как де-е-е-ла-а? – по-дурацки растягивая слова, поинтересовалась подруга.
– По сравнению с Бубликовым неплохо, – попыталась пошутить Элис, но успеха это начинание не принесло.
– С каким ещё-ё-ё Бубликовым? – протянула Бьянка, и Эля живо представила её озадаченное выражение лица и томный коровий взгляд.
– Проехали. Классику знать надо.
– А ты не забыла про девичник? Я двух стриптизёров заказала!
– Не забыла…
Бьянка на днях умудрилась помолвиться с неким ветреным гражданином и на радостях решила созвать девичник, хотя свадьбу молодые запланировали только через три месяца. Бьянка назвала мероприятие «пробным девичником», с обещанием ближе к главному торжеству созвать ещё один.
– Только зачем нам два? – добавила-уточнила Элис.
– Ну как зачем? – Подруга на секунду задумалась. – На всякий случай. Вдруг одного мало будет?
– Железная логика. Слушай, ответь мне на очень важный вопрос. – Эля подняла взгляд на экран. – Распространяю ли я лжеучение и противостою ли народу божьему?
– К-кому?
– Народу божьему, – терпеливо повторила Элис. – Это очень важно.
– Если ты кому и противостоишь, то, мне кажется, самой себе. Хрен определишь, что у тебя в голове. Ум за заумь постоянно заходит.
– Завидую людям, у которых есть чёрное и белое.
– А к чему усложнять-то? – хмыкнула Бьянка. – Вот эти все самокопания идиотские. Проще надо быть, и народ, как говорится, к тебе потянется.
– Включая стриптизёров?
– Чего?
– Ты, кстати, только что сформулировала методологический принцип, известный в широких кругах под названием «бритва Оккама»: не следует множить сущее без необходимости.
– Тьфу на тебя!
– Ты зачем звонила-то? Я как бы работаю.
– Тьфу на тебя три раза! Уточнить, придёшь или нет. Мне же надо понимать, сколько вина закупать.
– На тебя тоже – тьфу! Мне бы твои проблемы.
Только Эля отключила звонок, как смартфон завибрировал вновь.
– Дичь пошла косяком, – резюмировала Элис и переместила по экранчику зелёный кругляш. – Смольный на проводе, – сказала она в трубку.
– Отлично, что на проводе! – с энтузиазмом заявил Никита Баженов. – Как настрой, подруга дней моих суровых?
– Ты уж договаривай и цитируй тогда полностью: «… голубка дряхлая моя».
– Э-э-э… – стушевался Никита. – Я, соб-ссно, не об этом.
– А «об чём»? Тебя смущает слово «дряхлая»?
– Ну хорош уже. В филологическом плане у меня против тебя нет шансов. Давай лучше спустимся на твёрдую почву.
– Давай спустимся, но я, так-то, никуда с неё и не улетала.
– Короче. – Баженов посопел в трубку. – Как ты смотришь на небольшой отпуск в недельку-две?
– Какой ещё отпуск? У меня работы полно.
– Работа не волк, а такие отпуска, может, один раз в жизни случаются.
– Не говори загадками.
– Так дай мне тогда объяснить. Помнишь, я тебе пересылал расшифровки с флешки? Ну, насчёт твоего прадеда или кто он там тебе.
– Предположительно, прадеда. И не прадеда, а пра-пра-пра…
– Ну да, да. Так вот. Появились новые данные, но, чтобы их проверить, надо съездить на место.
– На место?
– Ага. Только не думай, что я всё это затеял исключительно из альтруистических соображений. У меня свой интерес тоже есть. Заодно выполнишь небольшое и не опасное – не о-пас-но-е! – повторил Никита по слогам, – поручение. Плёвое дельце. Просто мне самому сейчас туда никак.
– Да куда «туда»-то?
– Ты не догадалась, что ли, ещё? В общем, через три дня ты летишь в Амстердам!
Глава 3
Игра
Амстердам, 15 сентября 1889 года
Дома Эрих первым долгом снял верхнюю одежду, а потом стянул через голову и ненавистную промокшую рубашку. Он попытался сосредоточиться на своём раздражении и не смог определить его истоков. Ну не дождь же тому виной, право слово! Нет, не дождь. «Это и не раздражение, – внезапно осознал Эрих. – Это чувство вины. Пресловутое чувство вины, с которым мне жить все оставшиеся годы!»
Перед его глазами вновь встал чудовищный образ растерзанной бедняжки Эммы. А в ушах стучало отчаянное бормотание Симона: «Найдите его… умоляю…»
Краузе отыскал домашнюю просторную сорочку, напоминающую пижамную куртку, надел её, подвернув по привычке рукава. На секунду задержался перед большим напольным зеркалом, что наличествовало в просторном коридоре. Из отражения на Эриха смотрел мужчина в самом расцвете лет, вполне себе подтянутый, с пронзительным взглядом тёмно-карих глаз. Нет, нельзя сказать, что мужчина в зеркале был красив, слишком уж грубоватые черты лица выдавали некую топорность породы, зато чуть выпирающие скулы подчёркивали целеустремлённость и твёрдость характера. Во всяком случае, сие можно было предположить по внешнему виду. Да, нынешние дамы высшего света предпочитали, пожалуй, более утончённый, более аристократический типаж, но Эрих вовсе не переживал по такому надуманному поводу. Он всегда умел расположить к себе дамочку, используя свой острый ум и ненавязчивый шарм. А те, что оставались холодны к интеллектуальной обработке, не интересовали самого Эриха: что взять с красивой пустышки, кроме непродолжительных отношений известного порядка. Короче говоря, проблем с противоположным полом у Эриха не наблюдалось, но тем не менее ту единственную он пока не встретил и продолжал пребывать холостым. Однако никоим образом не оставляя попыток найти себе-таки подходящую будущую жену.
С Эммой де Беккер Эрих познакомился в общем-то случайно. Она не принадлежала, судя по всему, ни к одному из вышеозначенных лагерей. Была не настолько красива, чтобы этого стало достаточно для лёгкого непродолжительного общения, и не настолько сообразительна, чтобы, например, обсуждать с ней особенности движения небесных светил по космическому своду. Знакомство молодых людей произошло на приёме у бургомистра, организованного в рамках празднования Дня судебной системы. В этом и крылся элемент случайности – Краузе попал туда ввиду того, что его попросил прийти один из его товарищей, Йонатан Кристиане, секретарь Окружного городского суда. Йон приболел и предоставил себе «замену». И вот на банкете, состоявшемся после официальной части, Эрих задержал своё внимание на Эмме, которая обратилась к нему с каким-то пустяковым отвлечённым вопросом. Он машинально ответил с некоторой иронией, что, видимо, показалось де Беккер неким намёком на флирт. То, что девушка является официальной невестой ван дер Берга, Эрих узнал позже, на втором «свидании». На приёме же о том, чтобы оказывать Эмме явные знаки внимания на глазах у всего бомонда, включая бургомистра, не могло быть и речи. Поэтому Эрих вполголоса предложил ей встретиться где-то в более спокойной обстановке: ему понравилась та лёгкость, с которой девушка вела себя; в ней не чувствовалось жеманности или снобизма, что так распространены в высшем обществе среди великосветских дам. А что де Беккер относится к таким, Эрих не сомневался ни разу. Как выяснилось, отец девушки был бывшим председателем общинного совета, а ныне – известным филантропом. К удивлению Краузе, девушка быстро согласилась, и они увиделись на следующий день в Рейксмузеуме на экспозиции живописцев позднего Средневековья. Хотя место снова оказалось присутственным, молодые люди могли вести себя уже более фривольно, не переходя, естественно, определённые рамки. Вот там то, при неспешном дефилировании между полотнами Яна ван Эйка, Яна ван Гойена и иже с ними, Эмма и призналась о своей фактической несвободе и обещаниях, весьма опрометчиво, по её мнению, данных перспективному, но весьма недалёкому Симону ван дер Бергу, начинающему адвокату Амстердамского суда первой инстанции. Данное признание Эриха, впрочем, не очень-то и смутило. Пользуясь своим свободным положением, он никогда не был особенно щепетильным в отношении статусов своих актуальных фавориток, полагая это делом, собственно, оных. Никто ведь не заставлял Эмму либо кого-то ещё проводить с ним своё свободное время. В тот вечер Эрих, возможно, несколько самонадеянно думал о неизбежном продолжении свидания в более интимной обстановке, но произошла некая неловкая, как показалось Краузе, заминка. Эмма как раз рассматривала очень понравившуюся ей картину «Проповедь в церкви» Луки Лейденского, когда на Эриха, который неуклюже переступил вправо за спиной девушки, вдруг «налетела» некая посетительница, высокая худощавая дама средних лет: оказывается, Краузе умудрился своим манёвром перекрыть ей дорогу, и женщина мягко врезалась ему в плечо. Инцидент бы не стоил и выеденного яйца, если бы Эмма, обернувшаяся на переполох и увидевшая женщину, несомненно, её немедленно бы не узнала. Эрих с изумлением наблюдал, как лицо его спутницы стремительно побледнело, будто мадемуазель де Беккер увидела привидение во плоти. Высокая женщина тоже удивилась, но не подала такого явного виду. И повела себя довольно странно: пробормотав нечленораздельные извинения Эриху, вдруг накинула на голову чёрный капюшон (на её плечах лежал бархатный плащ), порывисто отвернулась и стала стремительно, не оборачиваясь, удаляться.
Не нужно было быть великим психологом, чтобы сообразить, что встреча дам явилась для обеих неприятным сюрпризом.
Последовавшие за этим деликатные расспросы Эриха и попытки вернуть встречу в романтическое русло успеха не имели. Эмма после конфуза замкнулась в себе, отвечала односложно, рассеянно и в итоге вскоре попрощалась, сославшись на неотложные дела. Эрих без труда распознал враньё насчёт внезапно открывшихся дел, но настаивать на продолжении вечера не стал: в таком настроении у них вряд ли вышло бы что-то путное. Списав произошедшее на излишнюю женскую эмоциональность, Эрих усадил спутницу в ангажированный экипаж и пожелал счастливого пути.
А сам отправился домой, решив посвятить остаток вечера, – чтобы отвлечься – химическим опытам, тем более на днях он неожиданно для самого себя вывел некую формулу взаимодействия определённых реактивов, что сулило интересное продолжение. И если предположения Эриха оказались бы верными, то он мог стать автором настоящей химической сенсации. Впрочем, говорить об этом было бы категорически преждевременно.
И наконец, вчера состоялась последняя, третья встреча Эриха с бедной Эммой, которая опять же завершилась несколько необычным образом.
Де Беккер сама нашла Краузе, перехватив того у дома, когда он возвращался из карточного клуба. Видимо, какое-то время девушка поджидала его, сидя под козырьком арендованного ею экипажа. Когда Эрих проходил мимо, она выглянула с сиденья и попросила Краузе сопровождать её в некое специальное, как она выразилась, место. От Эриха не укрылось, что девушка взволнованна: её щёчки розовели румянцем, а в глазах отражался нездоровый блеск. Краузе уже мысленно сидел за своим лабораторным столом и с вожделением смешивал реактивы, но, пересилив себя, забрался на сиденье рядом, – не мог же он отказать в просьбе девушке! – и кеб немедленно двинулся вперёд.
Так они с Эммой попали в «Голубую утку», не самое, надо сказать, соответствующее даме высшего света заведение. Обстановка в кабачке оставляла желать лучшего: в зале плавал сизый сигаретный дым, было шумно, пахло квашеной капустой и дешёвым пивом. Да и публика выглядела довольно разношерстно. Нельзя сказать, что Эрих тушевался в такого рода присутствиях: Краузе никогда не относил себя к аристократам, поэтому частенько проводил время и в непритязательных забегаловках вроде этой, пропуская со случайными собеседниками-простолюдинами по пинте пива. Так что особого дискомфорта он не ощущал, но немного смущало нахождение рядом с ним дамы изысканного общества. Однако выяснилось, что это не конечный пункт «путешествия». Эмма сообщила, что они заехали сюда, чтобы «переговорить», а потом уже отправиться в то самое «специальное» место.
– Мне очень нужен ваш совет, – проговорила де Беккер, когда они сели за столик. При этом девушка подозрительно осмотрелась по сторонам. – Я рассчитываю на ваше мнение рассудительного мужчины! – добавила она.
Эрих мысленно хмыкнул на «рассудительного», но спорить, естественно, не стал, а просто кивнул, соглашаясь выслушать «суть дела».
– Понимаете, – начала Эмма, слегка подаваясь над столиком к Эриху, – я оказалась втянута в не совсем понятную игру, которая в последнее время очень меня беспокоит…
– Игру? – переспросил Эрих слегка недоумённо.
– Миссию, игру, не знаю… – Эмма закусила губу. – Я стала подозревать, что меня, возможно, используют как…
– Что ты сказал?! – вдруг пронзительно выкрикнули где-то рядом за спиной у Эриха.
Эмма вздрогнула от крика и замолчала.
– А-а-а! – хрипло продолжили неподалёку, и послышалось отчётливое пыхтение и шум.
Эрих успел обернуться, когда почти ему под ноги грохнулись два дюжих молодца, схватившихся в рукопашной. Раздался женский визг, на близлежащих столиках все повскакивали с мест. Эрих подскочил тоже – сработала привычка. Гвалт рядом с ним продолжался. Один детина молотил кулаком в район головы поваленного им навзничь соперника; нижний пытался закрываться руками.
– Он его убьёт! – пронзительно заверещала какая-то дамочка, перекрывая своим возгласом шум потасовки.
Вокруг дерущихся случилось столпотворение, а из глубины зала через толпу уже протискивалась пара вышибал. Эрих тоже не растерялся и, как находящийся наиболее близко к месту схватки, ловко перехватил одну из рук нападавшего, вывернул её наружу и, используя отработанный борцовский приём, скинул верхнего хулигана вбок. От неожиданности тот бездумно и удивлённо уставился на Эриха, уже не предпринимая новых попыток дебоширить: его вид недвусмысленно давал понять, что он в стельку пьян.
– Кровь, кровь, – пробормотали рядом.
Краузе мельком глянул на того, что защищался: детина слабо шевелился, лёжа на спине, и хаотично махал руками, хотя его никто больше не колошматил. Лицо поверженного было в крови, что и вызвало такую истерическую реакцию у некоторых впечатлительных окружающих. Эрих склонился над раненым, чтобы оценить повреждения. Впрочем, поверхностный осмотр не выявил ничего ужасного: у бедолаги всего лишь обильно кровоточило из ноздрей, возможно, ему сломали носовой хрящ. В этот момент вышибалы наконец-то пробились к месту действия, однако разнимать оказалось уже некого. Оба бузотёра валялись рядышком на досках грязного пола и невнятно стонали.
Эрих разогнулся и поднялся, потом кивнул одному из вышибал и обвёл взглядом людей, находившихся рядом, в поисках Эммы.
Но девушки нигде не было видно. В некотором замешательстве Краузе принялся метаться туда-сюда, надеясь отыскать свою спутницу, но тщетно. Взбудораженный дракой народ потихоньку расходился по местам, но Эммы среди них не было!
– Что за чёрт! – вслух сказал Эрих, продолжая бесполезно крутить головой. – Эй! – Он ухватил проходящего мимо официанта. – Дама, с которой я пришёл? Сидела здесь. – Краузе указал на ближайшее место. – Вы её видели?
– Простите, сэр. – Официант сделал деликатное движение, чтобы освободиться.
– Ну как же?! – не отставал от него Эрих. – Мы сидели вместе, вы должны были видеть!
– Вы о той темноволосой девушке в шляпке с бантом? – вдруг спросил рядом стоящий мужчина, по виду клерк или банковский служащий.
– Да-да. – Эрих отпустил официанта и обернулся к говорящему.
– Могу ошибаться, но, кажется, в разгар… э-э-э… неприятностей она ушла в сторону выхода с некоей высокой дамой в капюшоне.
– Что? Вы уверены? – Голос Эриха просел от волнения.
– Не то чтобы на сто процентов, сэр, но… – Мужчина пожал плечами.
Эрих бросился к выходу, даже не поблагодарив, но снаружи «Голубой утки» уже никого не было. Лишь кебмен того самого экипажа, что они оставили неподалёку от входа, увидев мечущегося Краузе, спустился со своего места и направился ему навстречу.
– Ты видел, с кем… – начал Эрих, подскочив к извозчику, но тот его перебил:
– Та дама, сэр… Просила передать вам, что всё разрешилось и ваша помощь больше не требуется. Она очень извинялась, что ей приходится так спешно вас покинуть. И обещала связаться с вами позже.
– Что за чушь? – Эрих взял кучера за грудки и хорошенько встряхнул. – Немедленно отвечай, с кем она уехала?
– Не могу знать, сэр, – пробормотал кебмен, даже не предпринимая попыток высвободиться. – Она уехала в другом экипаже. И велела перед вами извиниться за неё. Могу сказать, сэр, что её никто не принуждал, у меня в этом смысле глаз намётан. Просто торопилась куда-то очень сильно эта барышня, вот и всё…
Глава 4
Турбулентность
Москва – Амстердам, наши дни
Попутчик Эле попался в этот раз чрезмерно разговорчивый. Впрочем, она приняла данный факт со стоицизмом, уверяя себя, что виновата сама. Она обратила внимание на этого щуплого мужичка ещё в очереди на регистрацию. Обратила, потому что тот периодически тёр ладонью о ладонь, будто «мыл руки» под несуществующим напором воды.
«Расстройство у него какое-то, что ли?..» – тогда подумала она, заворожённо наблюдая за манипуляциями гражданина. Мужичок выглядел, прямо скажем, так себе. Маленький, худенький, с короткой бородкой, которая должна была, видимо, акцентировать нынешнюю модность, но демонстрировала скорее безвкусие обладателя. Жидкие русые волосы потенциального пассажира казались жирными и неприятно блестели.
Когда же мужичок, смущённо улыбаясь, протиснулся мимо коленок Эли и уселся на соседнее кресло в салоне самолёта, девушка смирилась с неизбежностью: если бы она посмотрела в очереди на мамашу с капризным младенцем, можете не сомневаться, те обязательно бы устроились рядом с ней, а ребёнок, не переставая, вопил бы весь перелёт.
Эля, не дожидаясь объявления стюардессы, сразу же пристегнула ремень и стала с тревогой прислушиваться к басовитому гулу двигателей: самолёт, впрочем, ещё не двинулся с места.
Сосед рядом ёрзал и шебуршился. Эля не смотрела в его сторону принципиально.
Когда самолёт очень плавно двинулся по рулёжной дорожке, Элис поняла, что кресло, расположенное у иллюминатора в их ряду, так и останется свободным.
«Мог бы и отсесть от меня! – раздражённо подумала она про мужичка; тот занимал центральное кресло, а сама Эля сидела у прохода.
Но мужчина с бородкой явно не собирался отсаживаться. Напротив, он повернулся к соседке и какое-то время изучающе на неё пялился: Эля прямо ощущала его взгляд кожей. Впечатление было не из приятных.
– А вас как зовут? – сказал, наконец, мужчина. – Меня зовут Богов. Ну, это фамилия такая. Все спрашивают, это что, типа от Бога, значит, а я им отвечаю: да нет, ошибка просто. У моего деда, когда данные в паспорт заполняли, не расслышали, что он Вогов, и записали Богов. А он только потом заметил, но уже переделывать не стал. Занимательная история, правда?
Эля коротко глянула на соседа, ничего не ответила и снова отвернулась. Лайнер застыл на исполнительном, гул турбин усилился, стал выше по тону, салон едва заметно завибрировал. Элис вцепилась в ручки кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Самые опасные в полёте, – сказал мужичок, – это взлёт и посадка. Потому что после набора высоты включается автопилот и пассажирам уже ничего не грозит. А вот взлетать и садиться приходится в ручном режиме. Отсюда – человеческий фактор. – Богов потёр ладони одну о другую.
Эля же боролась с искушением взять в руки какой-нибудь тяжёлый предмет и со всей силы зазвезденить соседу по макушке, чтобы он на хрен заткнулся. Останавливало её только то, что самолёт начал стремительный разбег, и она боялась, что, стоит ей убрать руку с подлокотника, кресло тут же развалится.
Земля в иллюминаторе резко ушла вниз, а желудок девушки, напротив, подскочил к самому горлу.
– Оторвались, – деловитым тоном прокомментировал Богов.
У Эли на висках выступили капельки пота, но постепенно её немного отпустило: желудок вернулся на своё привычное место; лайнер теперь более плавно набирал высоту, и перебоев в работе двигателей вроде бы как не намечалось.
– Так я не расслышал, – снова обратился к попутчице сосед. – Как вас зовут?
– Элис, – сказала Эля мужским басом. От пережитых треволнений у неё перехватило горло.
– Понятно, – немного настороженно проговорил мужичок, скользнув взглядом по сильно выпирающей из блузки груди девушки. – А моя фамилия Богов, – напомнил он. – Еремей Мартемьянович. А вы знаете, зачем на самом деле выпадают маски в аварийной ситуации? Вы думаете, чтобы пассажиры могли дышать кислородом? Ха-ха! Как бы не так!
Эля повела взглядом по сторонам, надеясь-таки отыскать какой-нибудь массивный предмет.
– На самом деле, – продолжил Богов как ни в чём не бывало, – это новшество ввели по согласованию с психологами. При любых нештатных ситуациях в салоне немедленно начинается паника, люди кричат, и наступает цепная реакция. Для этого и маски. Когда пассажир натягивает кислородную маску, он, как вы понимаете, кричать уже не в состоянии. Сидит себе спокойно и ждёт неминуемого конца!
Эля сжала кулаки, а потом прикрыла глаза.
«Накаркает же, – с холодным отчаянием подумала она, – падла бородатая!»
В какой-то степени Эля в своих предсказаниях оказалась права. Когда это произошло, полёт уже подходил к концу; судя по всему, лайнер начал снижение.
Элис, которая почти всё воздушное путешествие делала вид, что дремлет, – что не мешало, впрочем, Богову развлекать её идиотскими историями, – встрепенулась и привычно, для надёжности, стиснула ладонями подлокотники.
– …Аэрофобия, – говорил Еремей Мартемьянович, «моя руки», – возникает в основном у тех, кто привык управлять своей жизнью и контролировать свои поступки. Судите сами: в салоне самолёта или вертолёта человек оказывается в положении, когда никакое из его действий, по большому счёту, не может даже незначительно повлиять на ход процесса. Всё в руках пилота и, если хотите, судьбы. Из-за этого и случается сильнейшая психологическая травма, в итоге развивающаяся в хроническую боязнь полётов.
«Бу-бу-бу… – слышалось Эле, которая полуприкрыла веки. – Бу-бу. Бу-бу…»
И надо же такому случиться: именно в этот момент самолёт сильно накренило, а турбины, казалось, взвыли на закритическом режиме.
– Ахххх… – непроизвольно пронеслось по салону.
Эля в ужасе распахнула глаза.
Началась турбулентность, самолёт затрясло, будто лайнер летел не по небу, а быстро ехал по деревенской дороге с колдобинами. Кто-то истерически взвизгнул, по рядам пронёсся уже различимый ропот. Элис случайно бросила дикий взгляд в иллюминатор: кончик крыла, который увиделся ей с этого ракурса, казалось, вот-вот отвалится, он раскачивался явно с ненормальной амплитудой.
Липкий и холодный ужас заполнил всё нутро девушки. Она оцепенела, уже не чувствуя ни рук, ни ног. Казалось, ещё чуть-чуть, и её разорвёт взрывом изнутри, вместе с остальными пассажирами, самолётом и всей Вселенной.
На крошечном краешке сознания она ещё воспринимала какие-то звуки: панические вскрики, душераздирающий вой турбин, непонятный свист.
Через несколько мучительных секунд ожидания конца она почувствовала на себе некие прикосновения. Создавалось впечатление, что по ней кто-то ползёт. Несмотря на всю сюрреалистичность происходящего, она скосила взгляд вправо и увидела, что тактильные рецепторы её не обманули. Богов с обезумевшим выражением лица, некрасиво перекосив рот, наваливался на неё сбоку и хватал руками, будто хотел опереться и уползти куда-то вверх к багажным полкам.
Несмотря на тотальный ступор, Элис высвободила из-под шевелящегося рядом тела свою правую руку и, отчаянно размахнувшись, отвесила попутчику такую смачную пощёчину, что тот дёрнулся-откинулся назад, а потом обескураженно осел в своём кресле.
Впрочем, аварийная ситуация продлилась минуты полторы, не больше. Самолёт вышел из турбулентности, плавно качнулся пару раз и продолжил штатное снижение. Волнение в салоне тоже постепенно стихло. Очень красивая проводница, очаровательно улыбаясь, объявила на двух языках правила поведения при посадке. Богов после своего позорного демарша наконец успокоился и прикусил язык. Он отстранённо сидел в своём кресле и молча «мыл руки».
А Элю вдруг начало трясти. Зубы клацали друг о друга, а всё тело сотрясали приступы неконтролируемой дрожи. Во многом из-за этого она не успела толком поволноваться из-за посадки; пытаясь справиться с новой напастью, даже не заметила, как шасси самолёта коснулось взлётной полосы. Только когда включился реверс, она осознала, что полёт практически завершился: что «боинг» не развалился в воздухе, не упал в океан и что, слава всем богам, она никогда в своей жизни больше не встретится с Еремеем Мартемь-яновичем Боговым.
Собственно, на этом можно было бы и закончить рассказ о приключениях, связанных с перелётом Эли в Нидерланды. Но есть один нюанс.
Девушка намеревалась добраться до железнодорожной станции, чтобы сесть в поезд до Амстердама, и, когда шла по просторному и многолюдному зданию аэровокзала Схипхол, ей внезапно показалось, что она оглохла.
Элис озадаченно остановилась, вертя головой, как локатором. Но ощущение внезапной неполноценности не пропало, а только усилилось: девушку огибал совершенно беззвучный поток людей. Она не слышала ни голосов, ни неизменного гула огромного общественного пространства, ни пиликанья динамиков, предваряющих объявления диктора. Ничего. На неё обрушилась тотальная ватная тишина.
Наверное, она даже не успела в очередной раз испугаться. Потому что после того как девушка машинально поставила свой небольшой чемодан на пол, у неё пропали ноги. Их попросту не стало. А лощёный кафель пола в зале аэровокзала вдруг резкими тычками стал приближаться к её лицу. И она никак не могла этому воспрепятствовать.
Эля словно бы сложилась в самом центре зала, беспомощно распластавшись рядом со своим чемоданом.
Последнее, что она увидела перед тем, как её сознание заполнила чёрная пустота, – чью-то ногу у своего лица; нога была обута в красивый лакированный ботинок из крокодиловой кожи. Пожалуй, вполне обычный, если не считать необычной трещинки на глянцевом носке в виде перевернутой буквы F.
Глава 5
Психи
Амстердам, 15 сентября 1889 года
Остаток раннего утра Эрих провёл за химическими опытами. Разумеется, после потрясения на причале о досыпании не могло быть и речи.
А до визита в управление полиции оставался определённый временной зазор.
Но дело не спорилось. Цепочка химических реакций, что ещё вчера выстраивалась в непротиворечивый логический ряд, сегодня давала сбой, вызывая дополнительную неудовлетворенность.
Около восьми утра Эрих досадливо отодвинул от себя реторты и стал собираться. Он облачился в официальный рабочий сюртук и удобные брюки; обулся в лакированные штиблеты, на голову надел охотничью шляпу с двумя козырьками – Краузе всегда предпочитал её кургузому и неудобному котелку. Дождь за окном устало стих, и Эрих решил пройтись до здания управления пешком.
Город уже начинал свою суетливую жизнь, на узеньких улицах появлялись хмурые рабочие, спешащие на смену, открывались ставни лавок и ремесленных мастерских, спешил в конторы служивый люд.
Эрих прошёл вдоль нескольких каналов: ветер, как и дождь, тоже успокоился, и вода в руслах казалась мёртвой, стоячей. Лишь иногда редкое в это пасмурное сентябрьское утро солнце играло на поверхности короткими бликами, выбираясь из-за серых туч.
Возле главного входа в управление уже стоял немногочисленный пикет.
Трое взлохмаченных мужчин, при виде которых напрашивалось слово «бродяги», топтались под фанеркой на длинной ручке, на которой было написано: «Остановите пришествие дьявола». Бородач, что держал древко, когда Эрих проходил мимо, вытянул руку в его сторону и изобразил на лице соответствующую гримасу, стремясь привлечь внимание. Однако Краузе прошествовал мимо без всяких эмоций на лице. С другой стороны от входа мыкался ещё один неприкаянный гражданин, который при ближайшем рассмотрении оказался полузнакомым газетчиком-репортёром. Увидев Эриха, он дёрнулся было к нему, но Краузе, ускорившись, ловко юркнул за надёжные двери городского управления полиции.
Судебно-медицинская экспертиза располагалась во дворе учреждения, во флигеле, и занимала два этажа. Эрих, показав пропуск дежурному, сразу же проследовал туда. Требовалось произвести более детальный осмотр трупа Эммы де Беккер и доложить результаты инспектору Винку.
Но в кабинет к инспектору Эрих попал только к обеду.
– Никак не могу взять в толк, откуда эти писаки немедленно узнают о происшествиях? – брюзгливо заметил Винк, нахохлившись за своим массивным столом. Внушительное мясистое лицо инспектора выражало очевидное неудовольствие. – Не успели мы отвезти тело в морг, как у порога уже дежурят репортёры…
– Вашему рядовому составу никогда не мешала лишняя пара десятков центов, – заявил Эрих, проходя по кабинету и усаживаясь в кресло перед столом. – А то и пара гульденов, – добавил он.
– Не замечал, что эти писаки настолько щедры…
– Каждый крутится, как может. Скажите лучше, откуда у вас пикеты под окнами, вы что, не можете принять меры?
– У меня связаны руки! – негодующе воскликнул Винк. – Придётся писать докладную бургомистру, чтобы усмирить этих мерзавцев. Ведь на данный момент они де юре не нарушают общественных законов. Мирный пикет и всё такое. Чёртовы городские сумасшедшие!
– Весело у вас тут, я смотрю, – хмуро заметил Эрих.
– Веселье начнётся, когда вечерняя пресса выйдет с кричащими заголовками. Мне уже сделали втык из префектуры! Убитая имела кой-какой вес в светском обществе. Да и её папаша тоже!.. Что там по отчёту?
– Я уже отдал распечатать. Могу озвучить основные моменты устно.
– Будьте так добры, Краузе, – с нотками сарказма попросил Винк. – У меня сегодня ожидается крайне напряжённый день.
– Я понимаю. Причина смерти – асфиксия, это подтвердилось. Существенная деталь – девушку не повесили, а задушили. Причём не руками, предположительно верёвкой или тонким канатом, рубцы на шее достаточно характерны. Разрезы сделаны посмертно, но почти сразу после удушения. Резал профессионал. Из грудины извлечено сердце. Относительно аккуратно, тоже профессионально. Шрамы в виде треугольника на левой стороне грудной области не глубокие, предположу, что нанесены как некий особый знак. Версию подтверждает то, что «грани» треугольника имеют следы термообработки, возможно, их прижигали неким раскалённым инструментом.
При этих словах Винк отчётливо крякнул.
Эрих кинул на инспектора быстрый взгляд и продолжил:
– Следов борьбы нет, будто бы девушка смирилась со своей участью и не сопротивлялась. Следы сексуального насилия отсутствуют. Под ногтями – чисто. Других повреждений конечностей или органов не обнаружено. Время смерти – полночь прошлой ночи плюс-минус.
– Скверно! – Лицо Винка скривилось, лоб собрался в озабоченных морщинах. – У нас появился какой-то псих, а мы ни сном ни духом! Что за варварство?! Убивать, да ещё и вырывать сердце?! Зачем? Я понимаю, когда с катушек съезжают всякие насильники, но тут? Убить просто так?!
Краузе на тираду инспектора особо не прореагировал, только склонил голову, как бы соглашаясь с неутешительными доводами.
– Вы полагаете, что её убили неподалёку от рыбной биржи? – поинтересовался Винк после паузы, достав из кармана жилетки платок и вытирая им своё вспотевшее лицо. – Мы отправили туда людей, чтобы обошли окрестные здания.
– Полагаю, нет. Её привезли в экипаже. Тащить тело до причала, пусть и ночью, довольно рискованно. Если же подъехать к площади у пирса в экипаже…
– Не проще ли тогда скинуть труп в ближайший канал? Эти чёртовы каналы у нас чуть не в каждом квартале!
– В каналах, как правило, нет необходимой глубины. Скрыть труп в них очень проблематично. Его обнаружат сразу, как рассветёт.
– Вы, Краузе, как-то очень лестно отзываетесь об умственных способностях этого психа. Послушать вас – так он всё распланировал заранее.
– Думаю, так и было. К тому же что-то мне подсказывает, что мы имеем дело не с одним психом, как вы изволите выражаться.
– С группой психов? – Брови Винка поползли вверх. – Ещё не лучше!
– Вырезанный на груди убитой треугольник наводит меня на определённые мысли, – задумчиво проговорил Эрих. – А на вашем месте я бы рекрутировал группу, что производят водолазные работы.
– Что-что? Это ещё зачем? Труп же не успели скинуть в бухту!
– Этот труп – нет. Но вдруг были другие? У вас за последнее время люди не пропадали? Быть может, у убийц отработанная тактика? Якорь к ноге, и за борт, чтобы без следов. Ну, не за борт, а с причала – в воду, имею в виду.
– Чем больше я вас слушаю, Краузе, – заметил Винк кисло, – тем меньше мне всё это нравится.
– Работа у нас такая, – пожал плечами Эрих. – Что по свидетелям?
– Ищем, но пока негусто. Есть письмо, которое Эмма оставила своему женишку.
– Письмо? – оживился Эрих. – Оставила письмо Симону?
– Ну да, – нехотя признался Винк. – Тот нашёл его уже после… после того, как… Там она пишет, что решила отправиться путешествовать, чтобы он не держал на неё зла и тому подобное. Короче, дала ему полный от ворот поворот.
– А могу я взглянуть? – заинтересовался Эрих. – Довольно любопытно. И когда она его написала?
– Дата стоит вчерашняя. Краузе, вы же знаете, что я не имею права передавать вам улики. Как и обсуждать этапы следствия. Вы внештатный сотрудник! Я делаю это только из-за моего к вам расположения. Иногда вы даёте действительно ценные советы, а у меня не так много толковых помощников.
– Винк, вы же меня знаете! – Эрих даже прижал ладонь к груди. – Всё, что сказано в пределах этого кабинета или даже управления, тут и останется.
– Знаю, знаю, – проворчал инспектор.
– И потом, я не прошу передать мне вещественное доказательство, я прошу лишь взглянуть на него.
– Ладно, – смирился Винк. – Дам распоряжение Брендону из канцелярии, подойдёте потом к нему. Ещё есть один ненадёжный свидетель, который утверждает, что видел де Беккер с каким-то представительным молодым повесой. Якобы голубки мило беседовали, хотя эта де Беккер, чёрт бы её взял, числилась на тот момент невестой адвокатишки.
– Хм… И где этих «голубков» видели?
– Позавчера, на выставке живописцев в Рейкс – музеуме.
– Э-э-э… Винк. – Эрих поднял голову и взглянул инспектору в глаза. – Должен вам признаться, что… Короче говоря, ваш свидетель не врёт, но тем самым повесой, как бы это подозрительно теперь ни звучало, был я.
Винк некоторое время молча и непонимающе смотрел на собеседника, а потом вдруг закашлялся. Ему даже пришлось некоторое время прикрывать рот платком.
– Вы… – Инспектор кашлянул ещё раз, сделал новую попытку прочистить горло, захрипел, но в итоге справился. – Вы были знакомы с убитой? – На лице Винка застыло озадаченное выражение.
– Не то чтобы близко, – признался Эрих, понимая, что рано или поздно эта информация так или иначе всплывёт. – Мы познакомились лишь три дня назад на приёме у бургомистра.
Глава 6
Клиника
Пригород Амстердама, наши дни
Эле показалось, что прошло минуты две, не больше, с того момента, как она отключилась. Это выглядело, по её ощущениям, как крепкий предутренний сон, когда ты погружаешься в него без остатка и представляешь, что проспала часа три, но трель будильника ясно даёт тебе понять, что прошло всего десять минут.
С другой стороны, за пару минут она вряд ли смогла бы перенестись в свою нынешнюю локацию.
Элис лежала на удобной и современной медицинской кушетке-кровати, а с внутренней стороны локтя была вставлена гибкая поливинилхлоридная трубка. Прозрачный шланг вёл к стойке капельницы с висящим на нём прозрачным мешочком с жидкостью. Чуть поодаль, установленный на перемещающуюся штангу, виднелся столик с медицинским оборудованием; некоторые кнопочки на аппаратах мигали. Из большого окна в помещение лился приятный приглушённый свет. Лёгкий тюль цвета морской воды создавал определённый уют. Всё вокруг в палате было выдержано в светло-салатовых тонах и выглядело аккуратно и чисто.
Эля повернула голову в другую сторону, чтобы окончательно осмотреться, и испытала некое потрясение. Оказывается, она лежала тут не одна. На соседней кушетке, отделённой от девушки блоками следящей аппаратуры, покоился некий молодой субъект. Глаза парня были открыты, и, судя по всему, он сейчас сосредоточенно разглядывал потолок.
Уловив Элино движение, субъект немедленно повернул голову на звук и радостно осклабился. Широкая улыбка констатировала отсутствие у него одного из верхних передних зубов.
– Быстро ты очнулась! – заявил парень на чистом русском. – Сразу видно…
– Сразу видно что? – недовольно пробормотала Эля, пытаясь разобраться со своим внутренним состоянием: вроде бы ничего не болело, голова не кружилась, тошноты не чувствовалось.
– Меня Ганс зовут, – вместо ответа сообщил парень, сев на кушетке и свесив ноги, обутые в тапочки. Облачён сосед по палате был в салатовый же медицинский халат. – Для близких – Гансик, – доверительно добавил он.
– А мы где? – поинтересовалась Эля, потому как этот вопрос занимал её сейчас более всего.
– В частной клинике, – с готовностью заявил новый знакомый, легко вскакивая на ноги.
Эля присмотрелась к парню получше. Возраст на вид года двадцать два – двадцать три, среднего роста, худощавый и с очень осунувшимся лицом: ввалившиеся щёки, впалые глаза. А большой нос пациента, наоборот, словно слишком выпячен вперёд. На голове – волосы коротким ёжиком.
– А почему ты по-русски разговариваешь? Мы разве не в Голландии… ну, то есть, я хотела сказать, не в Нидерландах?
– И в Голландии, и в Нидерландах, не парься, – успокоил её Ганс. – Что, по-твоему, тут русских, что ли, нет? Главный док тоже русский. Да и пациентов «наших» хватает.
Парень подошёл к кушетке Элис и выдернул иголку из её локтевого катетера.
– Ой! – машинально сказала Эля, потирая рукой оставшуюся белую нашлёпку. – Ты что?
– Пошли воздухом подышим на балкон, – предложил Ганс, кивая в сторону окна.
Он легонько взял девушку за руку. Эля встала на ноги, обнаружила, что одета в такой же стандартный халат, как и сосед, и проследовала за Гансом к ажурному тюлю. Оказывается, в окне, сбоку, была дверца, ведущая на небольшой балкончик, забранный снаружи узорчатой решёткой.
Балкон располагался на уровне третьего этажа, а вид с него открывался не очень-то и живописный. Слева ещё один трёхэтажный корпус, впереди чётко расчерченная дорожками территория с клумбами и газонами, а чуть поодаль приземистое административное здание со шлагбаумом и воротами, вмонтированными в забор, что опоясывал всё видимое пространство.
– Ого, – вырвалось у Эли. – Это военная часть, что ли?
– Не-а, – покачал головой Гансик. – Частная клиника. Больничный городок. Для… ну, короче, для больных.
– Звучит логично, – вполголоса проговорила Элис, вдыхая прохладный воздух: лёгкий ветерок развевал её волосы. – Больница для больных.
– Точно так, – не распознав иронии в её голосе, отозвался новый знакомый. – На… – Он протянул девушке скрученную цигаркой сигаретку явно кустарного производства.
– Чего это? – Она попыталась отпихнуть руку парня.
– Да не бойся, тебе точно не повредит! – улыбнулся Ганс, сверкая дыркой от зуба. – Успокаивает, только в путь!
– Не, – покачала головой Эля. – Я пока – пас. А Амстердам где? У меня просто там дела и…
– Там. – Гансик неопределённо махнул рукой. – Дела теперь твои подождут… – Он сделал некое вытягивающееся движение вверх и извлёк протянутой рукой откуда-то из-под козырька балкона дешёвую одноразовую зажигалку. Потом засунул цигарку себе в губы, цвиркнул огонёк и поднёс его к самокрутке.
– Почему это подождут?! – возмутилась Эля, раздумывая, как бы побыстрее связаться с руководством клиники.
– Шуба! – неожиданно сказал Ганс, делая круглые глаза.
Он заметался, попытался затушить подушечками пальцев цигарку, что у него с грехом пополам получилось, а потом судорожно выкинул её вместе с зажигалкой в проём балконной решётки.
Элис смотрела на него со смесью страха и удивления.
Впрочем, тут же причина такого странного поведения Гансика стала очевидна. Выяснилось, что в эту секунду в палату входил некий мужчина, облачённый в белый халат, что Эля, естественно, заметила не сразу. Но заметил Ганс.
Парень суетливо вытолкал девушку через балконную створку обратно в палату и сразу же зашёл следом сам: прямо пред очи «заглянувшего на огонёк» доктора.
Мужчина в белом халате выглядел представительно. Высокий, широкоплечий, с властным выражением лица – этакий хрестоматийный суровый, но справедливый док. Немного диссонировали с остальным обликом светло-голубые глаза, которые хотелось назвать детскими.
– Балабанов! – резким и не очень приятным голосом проговорил врач. – Ты опять за старое?!
– За какое старое, за какое старое? – речитативом забормотал Гансик, прикрываясь Элей, как щитом. – Наоборот же, за новую, смотрите, какая девушка новенькая…
– Прекрати! – гаркнул док, а Эля вздрогнула. – Зубы мне заговаривать! Отпусти немедленно девушку! Вы уж извините, – тембром на два тона ниже обратился он к Эле. – Вам пока вставать на ноги противопоказано, надо немного окрепнуть. Отпусти, я сказал! – снова приказал он парню.
Тот повиновался и уныло побрёл к своей кушетке.
– Балкон в твоей палате я отныне распоряжусь закрыть! – заявил доктор ему вслед. – Твоя миссия заключалась в том, чтобы оповестить персонал, когда она придёт в себя. И только! Ты мне что обещал? А получается, что тебя, Балабанов, нельзя даже на час самого-то оставить без присмотра!
– Я больше не буду! – быстро проговорил Ганс.
– Ступай в свою палату, разговор у нас ещё не окончен! Позже дообсуждаем…
Гансик, который хотел было присесть на кушетку, снова встал и, понурив голову, пошёл к выходу из помещения.
– Вы уж извините, – повторил доктор, провожая Элю до её места. – Будьте добры, прилягте, вам пока необходим постельный режим.
– Мне срочно надо позвонить! – строптиво заявила Эля, тем не менее выполняя просьбу доктора. Она легла на кушетку и прикрылась простынёй.
– Безусловно! – Доктор посветил девушке маленьким фонариком в зрачки, потом ощупал шею под скулами. – Меня зовут доктор Краузе, – отрекомендовался он, закончив с мини-осмотром. – Я главный врач этой частной клиники.
– Краузе? – в некотором оцепенении повторила Эля. – Не Эрих ли, часом?
– Верно, Эрих, но откуда вы…
– Угадала почему-то… – не стала вдаваться в подробности девушка. – А я – Элис.
– Я знаю, – краешками губ улыбнулся Краузе. – Элис Герцена, подданная РФ. Собственно, поэтому вы и здесь. Я не мог пройти мимо соотечественницы, которая попала в беду.
– Вы тоже русский?
– Не совсем. Я родился в Нидерландах, но учился в Москве. В нашем роду до сих пор очень сильны русские традиции, а многие родственники живут в России. Я взял за правило помогать в первую очередь соотечественникам, поэтому в моей клинике всегда много русскоязычных пациентов.
– Типа Балабанова?
– Да, и его тоже. – Док еле заметно поморщился.
– Так что со мной случилось?
– Пока однозначно сказать нельзя. – Краузе покачал головой. – Надо дождаться результатов исследований. Вы внезапно потеряли сознание, но это не совсем похоже на стандартный обморок.
– Доктор, – подбородок Элис вдруг задрожал, – вы что, чего-то недоговариваете? У меня что, рак?
– Да что вы! – Краузе даже всплеснул руками. – Прекратите! Ни о какой онкологии речи даже не идёт. По истечении пары дней я дам вам квалифицированный предварительный диагноз. Но никаких предпосылок к чему-то серьёзному я пока не вижу.
– Значит, я могу идти?
– Элис, вам требуется покой. Я организую вам связь по Интернету, вы сможете решить все срочные дела дистанционно. Поверьте, я пекусь прежде всего о вашем самочувствии!
Эля внезапно вспомнила о решётке на балконе.
– Но вы же не хотите сказать, что я здесь, если можно так выразиться… э-э-э… закрыта?
– Да что вы! – снова возмутился док. – У меня нет ни малейших оснований держать вас тут насильно. Ваша доставка в клинику из аэропорта согласована с официальными лицами. Вас никто не ограничивает в передвижениях! Вы хоть в эту секунду можете покинуть стены клиники, но… зачем? Чтобы часом позже свалиться без сознания в какую-нибудь придорожную канаву? Нет ничего важнее здоровья! За пару дней никуда ваши контакты не убегут, зато мы дадим вам уверенность в завтрашнем дне. Возможно, назначим щадящее амбулаторное лечение. Но для этого надо немного потерпеть.
Элис некоторое время помолчала, раздумывая.
– Ну, если вы дадите мне телефон…
– Обязательно дадим, я распоряжусь. Правда, у нас тут мобильная связь работает нестабильно, клиника находится, так сказать, на отшибе. Но если постараться, дозвониться можно! – Краузе ободряюще улыбнулся. – Вы поймите, у вас ведь нет местной медицинской страховки, из любой муниципальной больницы вас бы отправили на улицу, как только вы пришли бы в себя. Я же, учитывая обстоятельства, беру вас на полный пансион. Абсолютно для вас бесплатный! Таких условий вы в Амстердаме больше не найдёте.
– С-спасибо…
– Отдыхайте и набирайтесь сил. – Краузе отечески похлопал Элю по руке. – А меня ждут другие пациенты, как вы понимаете. Приятно было познакомиться!
– Взаимно, – пробормотала Элис, погружаясь в некое задумчивое состояние. – Взаимно, – повторила она уже в спину удаляющегося доктора.
Глава 7
Точки над i
Амстердам, 15 сентября 1889 года
От Винка Эрих отправился прямиком в канцелярию, откуда хмурый Карл Брендон повёл его в хранилище вещдоков и долго гремел связкой ключей, отпирая железную решётчатую дверь.
– Инспектор приказал только показать, – угрюмо сообщил он, исподлобья поглядывая на внештатного судмедэксперта. – Навынос не дам.
– Не показать, – поправил дежурного Краузе, – а осмотреть и поработать.
Брендон глянул на Эриха подозрительно, но промолчал. У Карла постоянно был такой вид, будто у него только что отобрали любимую конфетку.
– Оба будете смотреть? – спросил он, выдвигая один из ящиков стеллажа.
– В каком смысле? – не понял Эрих. – Там что, не одно письмо?
– Два.
– А ну да, разумеется! – будто бы «вспомнил» Краузе. – Разумеется, оба! – поспешно добавил он.
– Одно нам отдал адвокат-жених. Второе мы нашли обыском у самой потерпевшей в доме. Как я понимаю, она его написала, но так и не отправила. Ван дер Берг его в глаза не видел.
– Любопытно, любопытно… И якорь тоже!
– Якорь на другом складе, он же весит фунтов тридцать!
– Что ж поделать. Я устроюсь вон там. – Эрих указал на маленький столик, притулившийся в углу хранилища. На столе стояла керосиновая лампа, а рядом – трёхногий табурет. – А вы пока мне его принесите.
Брендон поджал губы, но перечить не стал.
Вскоре Краузе разложил на столешнице два полученных документа, а Карл притащил-таки и поставил у ножки стола тот самый якорь, что полицейские изъяли на причале.
После того как дежурный удалился, Эрих приступил к детальному осмотру. Через какое-то время он раскрыл свой саквояж и извлёк из него обычную канцелярскую лупу.
Писем действительно оказалось два. Одно, неотправленное, которое нашли у Эммы де Беккер, датированное 12 сентября, и второе, от 14 сентября, что отдал полиции Симон и о котором упоминал Винк.
Текст второго был короче и лаконичнее.
«Beste Simon! – писала Эмма характерным наклонным почерком. – Ное triest het оок is от и hierover te informeren, maar ik vertrek morgen voor een lange reis. Incognito. Mijn vader weet er niet eens van. Ik verzeker и dat er geen andere man bij betrokken is. Het is gewoon mijn keuze, die ik heel bewust maak. Zoek me alsjeblieft niet! Ik verontschuldig me dat ik je avances niet rechtvaardigde. Tot ziens! Altijd van jou, Emma. 14.09.89»[1].
Первое письмо оказалось более красноречивым.
«Beste Simon! Er is zoveel opgestapeld de laatste tijd, er zijn zoveel dingen gebeurd dat ik een beetje in de war ben. Ik wil onze overeenkomsten op geen enkele manier vernietigen en ik ben bereid, zoals voorheen, met и mee te gaan tot het einde. Maar ik heb wat meer tijd no dig от mezelf op te lossen. Allereerst in jezelf! Jij hebt er niets mee te maken, net zoals elke andere man er niets mee te maken heeft! Het is alleen ik en de ongewone omstandigheden die plotseling mijn hoofd raakten. Ik weet dat je me niet laat beledigen, maar er is nog geen belediging. Ik moet alleen een paar dringende problemen oplossen en misschien een paar dagen weg. Neem het alsjeblieft niet allemaal ter harte. Alles zal beter worden, en we zullen weer van elkaars gezelschap kunnen genieten, zoals voorheen. En ik hoop dat het zal zijn na ons huwelijk. Altijd van jou, Emma. 12.09.89»[2].
– Интересно, почему же она его так и не отправила? – спросил Эрих сам у себя вслух. – Вроде бы ничего криминального и конкретного. Мало ли у кого могут возникнуть проблемы…
Краузе вооружился лупой и стал внимательно изучать оба листка. Минут через десять он закончил исследования и переместил своё внимание на якорь. Первым долгом Эрих с трудом взгромоздил якорь на стол. К кольцу довольно массивной вещи было привязано несколько метров верёвки. Краузе осмотрел её и отметил, что она вполне стандартная – обычная русская пенька. На самом же якоре его заинтересовала некая потёртость, расположенная на основном стержне, будто бы некто усердно обработал грубым напильником небольшой участок сантиметров в двадцать шириной. Присмотревшись, Краузе различил под царапинами, оставленными на металле, следы красной краски.
Он отложил якорь и некоторое время задумчиво смотрел на колеблющийся под стеклом огонёк керосиновой лампы.
– Меня нет, я же просил никого ко мне… – услышал Эрих, когда во второй раз за день вошёл в кабинет к «шефу». Винк сидел за столом, закопавшись в бумагах, и поднял голову, только когда Краузе скрипнул штиблетами по паркету. – А, это опять вы! – проворчал инспектор. – Ну заходите, только быстро. У меня нет времени!
– Как скажете, – смиренно отозвался Эрих и проворно устроился в кресле напротив. – Буквально пару соображений.
– Ну? – буркнул Винк.
– Я осмотрел вещдоки. Вас, кстати, ничего не удивило?
– Что там может удивлять? – Брови инспектора недовольно поползли вверх. – Письма как письма. Обыкновенная романтическая чепуха. Якорь как якорь.
– Возможно, возможно. – Краузе побарабанил пальцами по подлокотнику. – Но у меня создалось впечатление, что письмо, которое вам передал ван дер Берг, – подделка.
– Что? – Винк даже поперхнулся. – Симон подделал письмо? Но зачем?!
– Я не сказал, что его подделал Симон, – заметил Эрих. – Я сказал, что оно – не настоящее!
– И из чего следует такой вывод?
– Он косвенный, признаюсь, но… Давайте я вам продемонстрирую кое-что. Напишите какую-нибудь фразу на чистом листке.
– Какую ещё фразу?
– Прошу вас, это быстро. Например: «Politic onderzoekt misdaden»[3], – Эрих встал, перегнулся через стол и подхватил со стола перьевую ручку, протягивая её шефу.
– Чёрт-те что, – проворчал Винк, но просьбу исполнил, накорябав на листке требуемое.
– Теперь я, – заявил Краузе и подписал под фразой инспектора те же слова, но своим почерком.
– И что? – поинтересовался инспектор.
– Это не всё. Теперь попробуйте сымитировать мой почерк. Написать ещё раз, но так, как это сделал я.
– Детский сад!
– Прошу вас, Винк. Только не торопитесь, постарайтесь скопировать мой почерк один в один.
Инспектор закряхтел, машинально высунул немного язык, как это делают дети, когда сосредоточенно готовят уроки, и через пару минут стараний вывел пресловутую фразу «почерком Краузе».
– Похоже? – поинтересовался он, поднимая голову.
– Вполне, но дело даже не в этом.
– А в чём? Слушайте, Краузе, мне надоели ваши фокусы! Давайте уже…
– Дело в букве i. Вернее, в точке над ней!
– О чём вы толкуете, чёрт вас возьми?!
Эрих между тем извлёк на свет лупу и снова склонился над листком.
– Посмотрите сами, инспектор, – предложил он. – При естественном написании фразы и вы, и я ставим точку над i машинально, едва касаясь бумаги. Когда же вы пытались меня копировать, вы тщательно выписывали каждую букву, и в итоге точка у вас получилась большая и жирная. Полюбуйтесь сами! – Краузе приложил увеличительное стекло вначале к первой фразе, а потом к последней. Видите?
– И что?
– Во «втором» письме, которое получил Симон, все точки над i именно такие жирные! Я предполагаю, что некто писал его, копируя почерк того самого неотправленного письма. Кто-то подделывал почерк Эммы!
– Зачем?!
– Полагаю, для того, чтобы её особо не искали после неожиданного исчезновения.
– То есть вы хотите сказать… – В глазах инспектора промелькнуло некое просветление. Он взял лупу и некоторое время изучал исписанный только что листок.
– Второй момент. Он не такой очевидный, но всё же, – продолжил Эрих. – Оба письма подписаны абсолютно аналогично: «Всегда ваша, Эмма». Но если в первом случае подпись выглядит логичной – пара собирается пожениться, то во втором девушка фактически разрывает всякие отношения, но тем не менее почему-то подписывается «Всегда ваша»! На мой взгляд, уместнее было бы просто поставить своё имя под таким посланием. Мистификатор же просто перенёс подпись с первого оригинала один в один. Для убедительности.
– Хм, – сказал Винк и отложил лупу.
– Теперь про якорь…
– Ещё и якорь? – испугался инспектор.
– Да, на нём я обнаружил сточенную напильником надпись на сердечнике, нанесённую туда ранее водостойкой краской.
– Ничего удивительного, – буркнул Винк. – Обычный приём. С ворованных вещей часто убирают имя владельца, в данном случае там наверняка была маркировка судна, на котором и находился предмет.
– Согласен с вами, но с одной оговоркой. Вы всерьёз полагаете, что якорь украли?
– А почему нет?
– Украли очень тяжёлую и массивную вещь, чтобы таскаться с ней по городу?
– М-м-м… А вы что думаете?
– Я думаю, что его просто взяли. Понимаете, взяли, как сопутствующую штуковину, которая лежала под рукой. Взяли для соответствующих утилитарных целей. Но на всякий случай сточили название судна, по которому можно определить его принадлежность!
– И это, в свою очередь, означает… – Винк сделал паузу.
– Это означает, что убийство де Беккер произошло в каком-нибудь сухом рыболовном доке или в мастерской, в помещении, как-то связанном с судами.
– Почему не на самом судне?
– Потому что тогда не было бы никакого смысла тащить труп на пирс. Достаточно было бы просто сбросить его за борт.
Глава 8
Взаперти
Пригород Амстердама, наши дни
Вскоре в палате появилась медицинская сестра. Женщина средних лет и очень строгого вида. Даже белый медицинский халатик сидел на ней как-то официально, вовсе не настраивая на привычный фривольный стереотип, распространённый в ролевых играх.
– Drink dit, alsjeblieft[4], – обратилась она к Эле, протягивая что-то на маленьком подносике.
Элис глянула вниз – в кювете лежали две таблетки, а рядом стоял стакан с водой.
– Что это? – машинально поинтересовалась она.
– Pil[5], – сказала медсестра и тут же перевела в силу своих способностей: – Та-бе-лет-ке.
Эля взяла два маленьких кругляша и подумала, что в объяснении логики происходящего местным обитателям отказать нельзя: больница для больных, а таблетки есть таблетки.
Она отправила лекарство в рот и запила из стакана, чтобы проглотить.
– От-чень спасибо! – сказала медсестра. На её безулыбчивом лице не дрогнул ни один мускул. – Afscheid[6].
– И вам не хворать, – пробурчала Эля. – А телефон-то мой где?
Но медсестра ничего не ответила, явно давая понять, что на этом её миссия как представителя персонала клиники закончилась. Женщина развернулась, молча проследовала к выходу и вышла из палаты; после того, как дверь закрылась, раздался глухой щелчок электронного замка.
Элис сунула ноги в больничные тапочки и прошла за ней следом. Подёргала за ручку – заперто. Конечно, она подозревала, что палата запирается снаружи, но после того, как убедилась в этом лично, стало как-то не по себе. В двери – замок, на балконе – решётка. И, несмотря на уверения доктора Краузе, никаких средств связи ей не предоставили. Интересно, а что за препараты ей дали выпить? С этих голландцев, которые косят под русских, станется! Опоят какой-нибудь отравой!
Впрочем, никаких особых изменений в плане функционирования организма Эля не ощутила, что немного снизило её общую тревогу. А когда где-то через час медсестра-надзирательница принесла ей её личную сумочку, в которой пациентка с облегчением обнаружила свой смартфон, беспокойство практически сошло на нет.
Женщина в белом халате протянула ей ещё и мятый листочек, на котором было накорябано шариковой ручкой: «wachtwoord (парол) wi-fi hoop12345».
«С телефоном-то и с доступом в Интернет, – немедленно и радостно подумалось Элис, – я легко выхожу на уровень Бога. Нет такого поисковика, который бы мне не покорился!..»
Оставшись одна, Эля принялась добиваться подключения к Сети, и на несколько секунд это ей даже удалось, но страница почти сразу зависла, и потом на экране лишь уныло крутилось кольцо-индикатор отсутствия соединения.
Справедливости ради девушка вспомнила предупреждения главврача, что Интернет тут слабый и ловит далеко не всегда. «Что ж, – философски решила Элис, – попробую попозже!»
А пока она решила заняться своим внешним видом. Достала из сумочки косметические принадлежности, чтобы с их помощью выгодно выделить некоторые элементы своего лица: наложить тушь на ресницы, тени на веки, чуть подкрасить губы.
Закончив с бьюти-процедурами, Эля ещё раз попробовала попасть в Интернет, но безрезультатно, и от нечего делать вышла на балкон. В пейзаже, открывающемся с высоты, абсолютно ничего не изменилось. Всё те же пустынные газоны, перечёркнутые тропинками, всё тот же недвижимый шлагбаум со словно необитаемым КПП и всё тот же «неживой» корпус справа.
Однако через какое-то время Эля уловила некое внешнее движение. Движение, прямо скажем, было странноватым. Будто что-то мелькнуло перед решёткой на короткий промежуток времени и пропало. Элис не успела рассмотреть, что это, однако через секунду всё повторилось. Некий небольшой предмет появился из-за правого края стены балкона, пролетел по короткой дуге и, словно своеобразный маятник, обратно скрылся за углом, из-за которого вылетел.
«Что за чудеса?» – подумалось девушке, и она на всякий случай отступила поближе к окну.
Предмет вылетел снова, и теперь Эле удалось рассмотреть, что он привязан к тонкой нитке-верёвочке, уходящей ввысь. Сам же предмет похож на малюсенький холщовый мешочек. Мешочек на верёвочке сделал очередную дугу и снова скрылся.
– Эй! – донеслось до Эли откуда-то снаружи. – Ты там?
– Там, – машинально ответила она, снова подходя к решётке.
– Так лови, чего не ловишь-то?! – возмутились сверху.
Элис, кажется, узнала этот голос.
Она протянула руку и в следующий раз, когда мешочек на верёвочке вылетел из-за стены, ловко поймала его в ладонь. К нитке, сложенной в несколько раз, действительно был приторочен маленький холщовый мешочек, похожий на старинный кисет для табака.
– Поймала! – сообщила она.
– Молодец, – похвалил Балабанов. – У меня балкон правее твоего, на четвёртом этаже! – пояснил он. – Поэтому приходится раскачивать!
– А зачем? – Эля попыталась просунуться в дырки между узорами решётки, но голова не пролезла.
– А как ещё? – вопросил Гансик. – Как мне своё имущество ещё-то забрать?
– Какое имущество?
– Слушай, будь другом, по-землячески, – сказал Балабанов с просящими интонациями в голосе. – Там под притолокой тайник у меня. Сходи возьми пуфик, встань на него, а потом достань оттуда… ну, увидишь… и в мешочек положи, а я вытяну! По-землячески.
Эля посмотрела на притолоку и попыталась дотянуться до неё без пуфика, но роста не хватило. Тогда она зацепила мешочек с верёвочкой в загогулину решётки, сходила в палату и вернулась с невысоким стульчиком.
– Ну, что ты там? – нетерпеливо поинтересовались сверху.
– Не гони лошадей! – огрызнулась Элис.
Она встала на стул, вслепую нащупала пальцами выемку под крышей и, пачкаясь в пыли, достала оттуда несколько полиэтиленовых пакетиков с содержимым, похожим на молотые листья чая.
– Пакеты достала! – сообщила она.
– Там ещё… Чуть дальше пошарь! Должна быть коробочка.
Элис чертыхнулась, но опять забралась на стул. С трудом, но ей удалось нащупать и коробочку. Открывать её она не стала.
– Есть, – сказала она в пространство.
– Молодец! – снова похвалил Балабанов. – Ну, теперь клади всё в мешок и выпускай, я вытяну!
Эля сделала, как требовалось, но ниточку пока попридержала.
Гансик дёрнул два раза, но, сообразив, что груз застрял на «таможне», временно оставил свои попытки.
– Ты чего не выпускаешь-то? – капризным тоном поинтересовался он.
– А что я буду с этого иметь? – стала торговаться Эля, размышляя, чем бы таким ей мог быть полезен новый знакомый.
– Так я чего могу тебе дать? – резонно вопросил Ганс. – Я на четвёртом. А ты вон – на третьем.
– Тогда хотя бы скажи, что это за клиника и где она находится? А то тут Интернет еле-еле пашет.
– По Интернету ты тут ничего не узнаешь, – заявил Балабанов. – Его устойчивая работа – местный миф. А клиника эта закрытая. Для лечения наркоманов и самоубийц. Из неё без разрешения главдока не выйдешь. Так что ты тут, подружка, надолго, если не навсегда.
– Как – навсегда? – опешила Элис, не в состоянии осознать только что услышанное.
Её пальцы разжались, Гансик как раз в этот момент дёрнул за нитку, и мешочек, промелькнув за прутьями решётки, взмыл вверх, растворяясь в голубом небе.
* * *
Эля вернулась в палату, и её охватила неиллюзорная паника.
«Да что же это такое?! – с отчаянием думала она, вышагивая туда-сюда вдоль кровати, как арестант в одиночной камере. – Почему я умудряюсь постоянно попадать в какие-то безвыходные ситуации?! Что ещё за закрытая клиника для самоубийц?!»
Эля затормозила, подхватила телефон, снова лихорадочно попыталась открыть браузер, тыкая во всё подряд, – безуспешно! Тогда она набрала 112 – где-то она слышала, что этот номер стандартный для всей Европы у экстренных служб. Но гудка не было! Чёрт подери, мобильная связь тоже отсутствовала!
Элис швырнула телефон на простыни. Потом подбежала к двери и забарабанила по гладкой поверхности.
– Эй! – очень громко крикнула она. – Кто-нибудь! Медсестра! Мне плохо! Выпустите меня срочно!!!
Прислушалась, приложив ухо к створке.
Ничего. Тишина. Ни единого звука.
И тут в мозг Эли словно затыкали мириадами холодных иголочек. Перед глазами заплясали зайчики. Элис развела руки в стороны, пытаясь сохранить равновесие, которое стремительно исчезало. Девушка, шатаясь, как в стельку пьяная, сделала несколько шагов по направлению к кушетке и внезапно воспарила вверх.
Самое удивительное заключалось в том, что данное действо не вызвало у Эли какого-то запредельного изумления. Ну да, подлетела немного, подумаешь. Забавно и прикольно, но и только.
Но подлётом дело не ограничилось. Слегка взмахнув руками, как крыльями, Эля легко поднялась к потолку, а потом и пронзила его, будто перекрытия между этажами были сотканы из тумана. Она влетела в палату, находящуюся над ней. Зависла над двумя кроватями, в которых лежали пациенты: один парень был подключён к системе обеспечения и лежал почти полностью, кроме головы, укрытый простынёй. Второй же сидел на кушетке и тихо покачивался в стороны, смотря вперёд невидящим взором. Никакой реакции на появление парящей Эли оба обитателя помещения не проявили.
Тогда Элис загребла воздух правой рукой и пролетела сквозь стену в соседнюю палату четвёртого этажа.
Балабанов в этот момент лежал на своей койке в необычной позе: он подтянул колени и обхватил их мосластыми руками. Но стоило Эле влететь к нему в палату, он воззрился на неё осоловелым взглядом, разогнулся, отпустив колени, и медленно-медленно привёл себя в относительно вертикальное положение.
Эля притормозила руками, опершись о воздух, и продолжила с любопытством рассматривать нового знакомого, зависнув прямо над ним. Гансик также не отводил от девушки взгляда.
– Мать моя, порядочная женщина! – проговорил он вдруг тоненьким испуганным фальцетом. – Это что ж такое деецца-то?!
Глава 9
«Голубая утка»
Амстердам, 15 сентября 1889 года
Сдав через несколько часов окончательное заключение о причинах смерти Эммы де Беккер Винку, Эрих отправился прямиком в «Голубую утку». Зачем? Он и сам толком не знал. Конкретный план у внештатного судмедэксперта отсутствовал. Подвигла его к этому визиту, видимо, интуиция.
На выходе из здания управления полиции он столкнулся с уже знакомым плакатом про дьявола, однако пикетирующих стало в два раза больше. Эрих насчитал шесть человек, причём утренних бородачей среди новой смены уже не наблюдалось.
Вечер в непритязательном кабачке был в самом разгаре. Пахло в зале так же, как накануне, да и публика выглядела соответственно.
Эрих устроился за одним из крайних столиков и заказал себе эля.
Попивая напиток, Краузе неспешно осматривался, выискивая, сам не понимая кого.
Так продолжалось до тех пор, пока взгляд Эриха не наткнулся на того самого бузотёра, что вчера так рьяно колошматил своего оппонента. Крупный детина сидел перед пинтой светлого пива и угрюмо таращился на кружку. Лицо его своей краснотой напоминало переваренную свёклу. По всему было заметно, что пока он ещё не дошёл до своей обычной кондиции и поэтому пребывает в не очень-то приятном расположении духа.
Эрих коротко вздохнул, подхватил свой бокал и, лавируя между снующими туда-сюда официантами, приблизился к столику с вчерашним хулиганом.
– Вы позволите? – вежливо спросил он, отчего детина перевёл на него мутный взгляд.
Некоторое время он молча рассматривал прилично одетого Краузе, а потом еле заметно кивнул.
– Тяжёлый день? – Эрих попытался завязать разговор, но не знал, с чего начать.
– У меня каждый день тяжёлый, – гулким басом отозвался бузотёр. – А сегодня – тем более.
– Почему же сегодня? – поинтересовался Краузе.
Собеседник снова смерил его оценивающим взглядом и пояснил:
– Потому как я поиздержался. И пока неизвестно, найдётся ли тот парень, что закажет мне выпивку. Может быть, ты?
Эрих непроизвольно поморщился от фамильярности, но сейчас было не до светских условностей.
– Может, и я. – Краузе решил подыграть. – А что, обычно такие спонсоры находятся?
– Когда как. – Детина сделал внушительный глоток из кружки.
– Например, вчера? – спросил наобум Эрих.
– Послушай, сэр, ты, случаем, не из ищеек? Тебе какой интерес до моих мирских делишек?
– Хорошо, давайте переведём разговор в более конструктивное русло. – Краузе достал портмоне и демонстративно его открыл. – Для начала три пива? – Он вопросительно глянул на собеседника.
– С этого надо было и начинать, – осклабился детина. – Для начала сойдёт.
– Как я могу к вам обращаться? – поинтересовался Эрих, выкладывая несколько монет и пододвигая их через стол.
– Малыш Бенни, – снова ухмыльнулся здоровяк. – Меня тут так зовут.
– Прекрасно, так, значит, вчера у вас объявился спонсор?
– Ну, как спонсор. – Бенни слегка замялся. – Эй, ты! – Он ухватил за рукав проходившего мимо официанта, сгрёб своей ручищей монеты и пересыпал их в маленькую ладошку трактирного слуги. – Пива на все, живо! Так вот, – снова повернулся он к Краузе. – Подходят ко мне, значить, вчера и говорят… Постойте-ка… – Он вдруг пристально уставился на Эриха, будто увидел его впервые. – Так это ведь ты и был вчера здесь. Сидел вон за тем столиком с мамзелью. Я хоть и набрался, но помню.
– Да, я там действительно сидел, – не стал отрицать Эрих. – Но давайте не будем отвлекаться. К вам подошли, и что?
– Ну, предложили заработать. Щедро предложили, чего уж там.
– И в чём заключалась «работа»?
– Да ни в чём. Сказали устроить бучу у того вон столика. Ну, значить, где ты с мадамой сидел. Поколотить кого-то для острастки. А я, понимаешь, давно уже хотел проучить этого зазнавшегося Яспера. Давненько он напрашивался у меня, и вот напросился!
– Так-так. – Эрих лихорадочно соображал, прикидывая, какие ещё сведения можно вытянуть из недалёкого громилы. Значит, драка была подстроена! Для чего? Чтобы отвлечь его от Эммы? Неужели всё настолько серьёзно? Прямо заговор какой-то… – А кто вам заказал подраться? Такая высокая, сухопарая женщина, одетая в плащ с капюшоном?
– Какая ещё женщина? – скривился Малыш Бенни. – Обычный мужичок какой-то.
– В каком смысле «обычный»? Как он выглядел? Представительно, как денди? Или как клерк?
– Да обычный. Я что, к нему присматриваться обязан? Вывалил хороший куш, я и согласился.
«Получается, их как минимум было двое, – размышлял Эрих. – Один заказывал драку, а вторая, судя по показанию вчерашнего очевидца, увела Эмму, пока я развесил уши».
– Ну а что-то ещё существенное вы можете сказать? – поинтересовался он у Бенни.
– Да что тут существенное? Маленько я перестарался. Своротил Ясперу нос набок, вот что существенно. Неприятно. Хоть он и конченый проходимец, но всё же товарищ мой.
– А про мужичка того?
– Про мужичка больше ничего не помню. А… ну если только перстень у него на пальце такой, с печаткой. А на печатке череп и перекрещенные кости. Я, когда он мне деньжата протягивал, заметил. А больше ничего.
Эрих вышел на улицу и осмотрелся. У дальнего угла здания, ближе к перекрёстку, дежурила пара кебов.