Читать онлайн Сердце-пламень бесплатно

* * *

«Сердце-пламень» продолжает историю Лесёны, однако оно темнее, взрослее «Светлолесья». И всё-таки в нём прячется не только опасность, но и непреодолимое влечение. Колдовство пронизывает каждую страницу, а любовная связь героев становится испытанием для читательского сердца.

Анастасии Родзевич удалось найти идеальный баланс между трагичными событиями и яркими приключениями.

И я всегда буду благодарна за возможность поближе познакомиться с великолепной Лесёной, многогранным Дареном, обезоруживающим Альданом.

В Светлолесье я влюблена ещё с первой книги, но именно вторая часть заставила меня самой пожить в этом бережно выписанном песенном мире, прикипеть к нему и захотеть остаться навсегда. Перелистнув последнюю страницу, так и тянешься начать читать заново.

Я буду хранить эту книгу на полке для особых, самых родных историй.

Ника Ноябрева, писательница и художница

Вслепую вновь перелистай
Пергамент нам доступных тайн —
Лед, раскаленный докрасна,
Любовь страшнее, чем война,
Любовь разит верней, чем сталь.
Вернее, потому что сам
Бежишь навстречу всем ветрам,
Пусть будет боль и вечный бой,
Не атмосферный, не земной,
Но обязательно – с тобой.

«Любовь во время зимы» Мельница

1. Лес

Мгла ползла из расщелин, цеплялась за наши плащи, подгоняла двигаться быстрее. Выйти из низины сейчас незамеченными – почти безнадежная задача, но колдун оставался непоколебим. Еще бы! Его облик целиком укрывало щитовое заклятье, в то время как мой был вполне себе привлекательной целью из крови и плоти для тех тварей, что обитают здесь.

– Кто-то прошел до нас, – пробормотал Терн. – Слишком тихо.

И это нравилось мне еще меньше, но я молчала. Все же встретить живое существо в одном из самых дремучих уголков Светлолесья нужно еще ухитриться. Даже следы чуди не должны были здесь появиться. Но слава Отцу-Солу, с лица Терна хотя бы исчезла его самодовольная ухмылка. Теперь колдун уплотнял свое колдовство и плел вокруг себя больше заклинаний на случай драки.

Я с усилием вдохнула мшистый, горький воздух. Это должна была быть простая вылазка. Ничего опасного! Пройтись по лесу, сделать пометки на карте… Как и хотел царь-чародей. Всего-навсего!

У меня с собой имелся только тот клинок, что дал мне Минт, и за те три месяца, что провела без колдовства, я все еще неуверенно им владела. И знал об этом, опять же, только мой побратим. Ведь я надеялась подобраться к тайнам Ворона и Чудовой Рати прежде, чем обитатели чародейского города прознают, что я потеряла свои колдовские силы.

Но сегодня Дарен послал меня сюда.

И, как всегда после его вмешательства, все пошло наперекосяк.

– Мы должны вернуться в Нзир-Налабах, – проговорила я.

– И доложить повелителю, что испугались шорохов? – Терн даже не обернулся. – Два сильнейших колдуна Нзира бегут из леса с пустыми руками? Как я после этого Велене на глаза покажусь?

Надо сказать ему. Надо признаться.

– Терн, я…

– Лесёна, лучше побереги силу.

– Послушай…

– Хороший след. Свежий. – Терн склонился над вмятиной во мху. – Чую неровный ток колдовства. Что скажешь?

Горло сдавило. Надо признаться. Но…

Если меня вышвырнут из Нзира, в Светлолесье я сразу попаду в руки червенцев. Мои приметы теперь знают в каждом захудалом селении – жрецы позаботились об этом. А что сделает со мной Дарен, когда поймет, что я обманывала его? Что тайком готовила план, как лишить царя-чародея его самого грозного орудия, Чудовой Рати? И что ждет Минта, раз он помогал мне? Изувечат, как и моего наставника?

– Да. Неровный ток, – солгала я.

– Выследим его. Может, еще и поэтому Дарен послал именно нас, – Терн явно воодушевлялся все больше и не замечал моего смятения.

С тем же настроем он соткал вокруг себя несколько щитовых рун-заслонов и, опять же не замечая более чем говорящую пустоту рядом со мной, ринулся по только ему различимому следу вперед.

Я вытащила заговор-клинок и побежала за ним. В лесу с каждым мгновением становилось все темнее: быть может, деревья густели, а может, солнце садилось здесь быстрее, чем в Нзире. Да еще и закат предвещал черную, дурную ночь, когда лишь тусклый свет Червоточины падает на землю.

Мы с Терном отвыкли от опасностей Светлолесья, но для него и это не являлось причиной для прекращения преследования. Еще недавно мы порадовались, что сами не стали пищей для неведомой чуди, теперь же сами превратились в охотников. Надолго ли?

Земля будто вторила моим сомнениям и бросала под ноги то коряги, то череду взъемов и низин.

– Вижу! – вдруг воскликнул Терн. – У воды!

В корнях старой, склоненной к ручью ракиты запуталась молодая навка. Если бы не оберег, позволяющий видеть чудное, я бы ее не заметила, ведь люди не могут видеть чудь.

Навка, в свою очередь, тоже заметила нас и захныкала.

– Кажется, с лешим что-то не поделила, – сказал Терн, опуская щитовые чары. Я клинок убирать не стала.

Корни душили навку, не давали соскользнуть в спасительный для нее ручей. Я слыхала от старших чародеев, что хозяева лесов и вод, леший и водяной, часто враждовали меж собой в былые времена… Видно, и их слуги тоже не могли договориться.

Но поди сейчас разбери эти склоки!

После освобождения Чудовой Рати, как и предсказывал Дарен, земля вздохнула свободно. Вернулась чудь, что прежде жила лишь в сказках – банники, суседки, водяные, лешие, – и потянулась обживать свои старые владения. Но эта часть Мглистого леса еще только начинала наполняться невидимой простому люду жизнью: нам за весь день никто не встретился, но корни деревьев подтверждали слова Терна. Похоже, где-то тут завелся леший.

– Хорошее донесение, – сказала я. – Можем уходить.

Навка потянула бледные руки к нам.

– Ничего с тобой не сделается, – прошипела я. – Вот вода, вот лес. Выползай сама или зови своего хозяина. Идем, Терн, Червоточина скоро проклюнется.

– Лесёна! – с укоризной воскликнул колдун. – Мы можем отвести ее к нам, – сказал Терн. – Дарен говорил, что такая чудь нужна, чтобы управлять водами города. Эта сгодится. Пригласим ее. Как думаешь, пойдет?

– В прошлый раз навки при мне сожрали человека.

Терн был старше, но еще питал надежды на дружбу с чудью. Неужели под этой шапкой золотых кудрей сплошная солома вместо мозгов?

– Что ж, сам слажу.

Навка качала головой, как лютик на ветру, и все протягивала к нам белые руки, но я и не думала приближаться.

– С тех пор многое изменилось. На нашей стороне Чудова Рать. Да и мы не так слабы, как прежде.

Он пошел к ней, но я заступила ему дорогу.

– Уходим отсюда!

Терн возвел ладонь ко лбу, ненароком взлохматил кудри и обнажил белесый шрам, пересекающий лоб.

– Лесёна, Дарен назначил меня старшим.

Это была правда. Терну одному из немногих удавалось возводить крепкие сплетения. Настолько, что он в одиночку восстановил четверть Первого Круга. Ему наш царь доверял не в пример больше, чем мне. И не сказать, чтобы он ошибался…

Но какой же дурень этот Терн!

– Пусть уходит!

Я вытащила заговор-клинок и, развернувшись, метнула его в корни. Оружие человека не могло причинить чуди вред, но Минт, будто предчувствуя что-то, дал мне заговоренный клинок. Ножички я метала не лучше, чем управлялась в ближнем бою, но здесь попала: тонкий корень, обвившийся вокруг руки и горла чуди, отвалился, а зачарованное лезвие обожгло ей кожу. Навка зашипела. Хорошо бы опомнилась и убежала! Но нет: осталась на месте, и Терн, явно возмущенный моим поведением, тут же бросился ее лечить. Как и все с Пути Созидания, он исцелял Касанием.

– Тише ты, ну!

Он опустился перед навкой на колени и принялся сращивать рану на ее руке. Из глаз чуди струились жемчужные слезы. Вот зараза! Когда я подошла, чтобы достать из дерева клинок, она отшатнулась и зашипела на меня.

– А ты шутить не любишь, да? – ухмыльнулся Терн. – Хотя я видел тебя с наемником из Сиирелл. Вот уж кто за словом в суму не лезет!

Я отошла чуть в сторону, наблюдая за работой колдуна и не спуская глаз с чуди.

– Каково это – быть единственной с Пути Разрушения?

– Если ты не перестанешь болтать, мы застрянем тут на ночь.

– А ты не больно-то разговорчивая.

– У меня нет времени на веселье, – буркнула я, все-таки отворачиваясь.

– Совсем? Велена упоминала, что ты была танцовщицей, – в голосе парня слышалось игривое сомнение. – Отчего не приходишь на вечеры? Или из-за жениха? Это правда, что ты путалась с червенцем?

Я чувствовала, как его насмешливый взгляд изучает мою спину.

– Понял. Быть колдуньей с Пути Разрушения ужасно скучно, – Терн беспечно рассмеялся.

Я обернулась. Навка снова зашипела, и даже корни задергались, будто черви в поисках земли.

– Как давно ты понял, кто ты?

На лице Терна проступила легкая озабоченность.

– Меньше года, – тихо сказала я за него. – Ты ничего не знаешь.

Терн сцепился со мной взглядом.

– Да, я мало знаю о колдовстве, – наконец произнес он. – Но о червенцах ведаю достаточно. Тот, что держал меня у себя в подземелье, оставил кое-что на память.

Он поднял кудри и открыл рубец, рассекающий лоб. От этого край левого глаза слегка покосился, а бровь съехала, запечатав навеки на лице Терна какое-то детское удивление. Но холодный пот прошиб меня не от этого: его рубец был как две капли воды похож на мои отметины на запястьях. Червенское око. Тот, кто заклеймил меня, сделал то же самое с Терном…

– Тот жрец показал мне настоящее уродство, – сказал Терн. – Таскал меня за собой, как игрушку, забавлялся, пока не надоело. Потом его отправили куда-то, кажется, в Асканию. Я просидел еще год с его дружками, прежде чем бежал и в скитаниях познакомился с Дареном…

– Его звали Колхат, – сказала я, с трудом проглатывая вставший в горле комок. – И он мертв.

Терн осекся.

– Откуда ты…

Я медленно закатала рукава и показала ему свои рубцы. Терн перевел взгляд с одного на второй и моргнул, будто смахивая с ресниц страшный сон.

– Ты убила его?

– Можно… и так сказать.

Было в этом что-то такое роднящее, даже больше, чем преломить вместе хлеб или даже чем делить кров. Внезапно я осознала, что злюсь на Терна именно за это: что похож на меня больше, чем мне бы того хотелось. Похож на ту меня, что рисовала в голове колдовские города и их обитателей, готовых срастить пропасть между людьми и чародеями. На ту меня, что позволила себе вручить свою долю в руки других.

Теперь же я знала – нет того спасения, кроме того, какое человек выбирает для себя сам.

А все, что я могу исправить – это распутать тот узел, который сама же по глупости и затянула.

– Прости за вопросы, – сказал Терн. – Что ж… Ты права. Надо идти. Но мы еще не обошли рощу. Поищем ее подруг? Если приведем достаточно навок, сможем запустить воду в Первый Круг. – Колдун рассыпал над навкой последние части исцеляющего заклинания, а затем протянул ей ладонь, и навка робко пожала ее. – Пойдешь с нами?

Я помедлила, наблюдая за странной парочкой.

– Ладно. – я убрала клинок в ножны. – Пойдем вдоль ручья. Но надо успеть, пока Червоточина не набрала силу.

В густых смородиновых сумерках мы двинулись дальше. Черные корни прогнивших елей оживали и втягивались в студеную воду, как будто в страхе.

– Почему днем всего этого не было? – я кивнула на навку, отшатнувшуюся от дерева.

– Из-за нее, – Терн остановился, покосился на загорающуюся где-то за макушками елей Червоточину. – Дарен говорил, чудь всегда тянулась к ней. Вот и сейчас… Гляди-ка.

Я стиснула оберег и внезапно начала различать в тумане над ручьем какое-то шествие. Но это были не навки, а волки, лисицы, зайцы, белки… люди. Всех их, полупрозрачных и бредущих в неведомую даль, стегала призрачная хворостина.

– Что это?

Терн поежился, отвел взгляд, но явно не удивился.

– Ах, да. Ты же первый раз спустилась в Светлолесье со времени освобождения Рати. Я и забыл. Не смотри на них так пристально. Заметят.

– Кто они? – я с тревогой вглядывалась в поникшие тени, скрывающиеся в волглом речном тумане.

Вдруг одна из теней отделилась от шествия и побрела к нам. Навка с интересом манила ее пальцем, но та зависла в нескольких шагах.

– Ну вот, – с невеселой усмешкой сказал Терн, – теперь не отцепимся.

В потухшем лице наметились знакомые черты.

– Кария?

Эта колдунья исчезла из Нзира две седмицы назад.

– Да. – Терн сложил руки в защитном жесте, и нас от теней отделил золотистый щит. – Помнишь, в город недавно прорвались жрецы?

Еще бы не помнить. В начале месяца в Нзире случилась резня: червенцы как-то пробрались в город и успели ранить двух учеников, прежде чем Чудова Рать разодрала их в клочья… Но причем здесь Кария?

– Это она им помогла пройти. – Терн с угрюмым осуждением смотрел на тень колдуньи. – Я был на Совете, слыхал. Кария была мунисой, когда у нее открылся Дар. Она специально пришла в Нзир, чтоб потом втихую провести жрецов. Ее судили за измену.

Я застыла, а Терн продолжил:

– Совет даровал ей последнюю милость: выбрать, как искупить свою вину. Знаешь ведь, что колдун принадлежит сразу всем мирам и не может просто покинуть Срединный мир после смерти. Неизрасходованный Дар мучает и привязывает его к земле. Изменнице дали выбор: сотня лет среди Чудовой Рати или вечность в облике тени. Кария сказала, что ей все равно, ведь она уже проклята Даром… Даже договорить не успела. Я видел, как Ворон ее уволакивал, – голос колдуна просел на имени воеводы Чудовой Рати. – До сих пор на дверях Палаты Судеб видны следы от ногтей.

Кария с мольбой смотрела на меня, прежде чем над ее головой возникла хворостина… И она вновь отступила в череду теней.

Навка засмеялась.

Я же не могла избавиться от внезапно пробравшего меня холода. Выбор, предоставленный оступившейся колдунье, стал предвестием, напоминанием, что, если и я ошибусь, мне тоже суждена такая дорога. Или хуже: раз Дара во мне больше нет, без обряда я могу и вовсе переродиться чудью в Светлолесье. Или раствориться в воинстве Ворона. Кто знает?

– Это проклятые, заложные колдуны. – Терн распустил щит, а затем наколдовал два светца с голубоватым огнем. – До заката времен ходить им теперь по Мглистому лесу.

– Ворон их сюда определил? – я взяла протянутый светец и обхватила немеющими пальцами металл. – Как Дарен это допустил?

– Дорога предателей, – сказал Терн, разворачиваясь. – Предавший раз – предаст еще. Неизвестно, сколько невинных сгибнет из-за таких, как она!

Я нехотя пошла следом.

– А животину зачем гоняют?

– Это все жертвы Чудовой Рати. Необходимые жертвы. – он вдруг остановился. – Ручей разливается. Предлагаю разойтись, пока светло, осмотреться и потом встретиться здесь.

Я запоздало вспомнила про нашу добычу, но та вела себя смирно: лишь опасливо косилась на огонь и протяжно вздыхала.

– Что-то сомневаюсь, что у меня получится договориться с навками.

– Дарен сказал, что колдуны должны договариваться с чудью. – Терн махнул рукой на прощание. – Дерзай. Это у нас в крови.

Только… только я больше не была колдуньей.

Я шла, пытаясь уловить ток, пронизывающий все вокруг, тонкие нити, что прежде ощущались так ясно, но все было без толку. Ковер из темно-зеленого мха глушил шаги, из глубины долетали скрипы и шорохи потревоженного леса. Как тихо! Лес будто замер. Меня охватило странное чувство: лесные хозяева, духи, оставили это место сотни лет назад, но вот теперь все менялось, наполнялось потаенной дикой жизнью, неровной, как угасающий свет осени, что едва пробивался сейчас сквозь частокол темных елей.

Мой мир казался мне изломанной картинкой мира Терна. Я все еще не шагнула в новое время. В мир, где люди, чудь и колдуны живут бок о бок, как добрые соседи. Может, Терн прав? Нужно научиться обращаться с чудью, как наши предки, научиться трудиться вместе…

Но я-то кто теперь?

Ветер ловил падающие листья осин и нес их к ручью, где они охряными монетами падали на дно. «Все кончено, я ничего не чувствую», – подумала я. Ни крупицы колдовства в смородиновых сумерках, ни самой яркой нити. Пустота. Я ощутила холод своей уязвимости, увечность своего состояния. И где? В поредевшем от ветра осеннем лесу.

Там, наверху, среди чародеев, я не позволяла себе думать об этом. Но здесь тщательно запрятанные чувства вырывались на свободу, принося безжалостную истину. Я утратила Дар, и жизнь без колдовского чутья казалась ополовиненной.

Жалость к себе горчила на языке, словно зола.

В водах Неведомого моря, к которому выносит души небесная река, моя нить жизни оборвалась, но Минт поделился своей, и богиня Крылатая разделила ее меж нами. Я вернулась и заплатила за это огромную цену – утратила колдовской Дар. Минт помог мне, и его цена была не меньше.

И ради чего все? Мы ничего не добились. Седмицы тщетных поисков, а руины колдовского города по-прежнему молчат, не желая пролить хоть каплю ясности на самую чудовищную тайну колдунов прошлого: кто такой Ворон, воевода Чудовой Рати? В чем заключается его небывалая даже для чародеев сила? Отчего он повелевает Чудовой Ратью? Какова его цель? И самое главное – как их всех остановить?

А может, потому, что я человек, и молчит колдовской город?

Вдруг светец, наколдованный Терном, потух.

Я обернулась. Мои следы, как и следы Терна, терялись под туманом, но я помнила дорогу. Лес хранил безмолвие, но теперь это была иная тишина: ни шороха лесной мыши, ни шума деревьев. Лишь когда совсем стемнело, я спохватилась, что на таком зловещем языке со мной всегда говорили только неприятности.

– Терн!

Вот низина, вот и ручей. Нет ни колдуна, ни навки – лишь между деревьями темнеет столб черного дыма. Издали я приняла его за дерево – так неподвижно он стоял – и на миг замерла, а затем все мои человеческие чувства взвыли: «Беги!»

Но я спустилась. Одной рукой вытащила клинок, другой схватила оберег.

Столб, явно порождение морока, распался. В поблескивающих темным корнях лежала, устремив невидящий взор в небо, голова Терна.

Тело лежало выше. Или мне показалось? Ведь стоило только мне подумать об этом, как его втянуло внутрь дерева с такой скоростью и с такими изломами, что нутро сжалось от одного только вида.

А из-за дерева поползли навки. Не одна, не две… пять. Они шипели, облизывая перепачканные в крови белесые руки. Одна пригнулась к земле, слизнула с щеки колдуна брызги алого… «Они разорвали его, разорвали!» Руки остальных принялись удлиняться, тянуться…

Ко мне.

Долю мгновения я тряслась, не помня себя от ужаса, а затем часы тренировок и теперь уже голос Минта в голове раздались истошным воплем: «Беги же, Сёнка!»

Я рванула назад. Кровь зашумела в ушах, все вокруг сжалось до ручья передо мной, мысли исчезли. Нужно было бежать, нужно было увеличивать расстояние между нами. Это поможет выиграть время!

Бежать. Бежать. Бежать!!!

Но меня загоняли, как дикого зверя. Корень вылез из-под земли, стеганул по коленям. Два раза мне хватило проворства отскочить, но удача кончилась, и я полетела в ручей.

Сырая грязь облепила руки и лицо. Я поднялась и вновь увидела перед собой то, что осталось от Терна.

Хуже некуда. И дорогу все же украли!

Навки окружили со всех сторон. Я выставила клинок перед собой, стараясь не терять из виду корни дерева и тянущиеся руки. От запаха крови тошнота подкатывала к горлу. Сумею ли я сладить хоть с одной упившейся кровью навкой и прорваться дальше? Им ведь еще явно помогает леший. Да даже если так… Ледяной холод осознания сковал меня новым страхом. Дорога в Нзир открывается, когда ее ищут колдуны. Но Терн погиб, а значит…

Я не найду дорогу в парящий над облаками город чародеев. Даже если смогу прорваться мимо чуди.

Внутренности скрутило от страха.

Навки не спешили нападать, будто знали, что деться мне некуда.

Я заставила себя сосредоточиться на дыхании, а затем, как учил Минт, проделала несколько мысленных упражнений, чтобы успокоить ум. О навках я знала лишь то, что в нашей прошлой битве они боялись огня. И все они в прошлом подчинялись Ворону…

Но это невозможно.

Ворон теперь служит Дарену. Он не может ослушаться своего повелителя. Значит, они здесь по своей воле. Если только… кто-то другой не заставил их.

– Твари! – выкрикнула я.

С тех пор как разведение огня вручную стало для нас обычным делом, Минт приучил меня носить с собой сухой мох, железное кресало и кремень.

Слава Крылатой и Отцу-Солу, все это не промокло в кожаной суме у меня за пазухой. Я выбралась и бросилась к мху на склоне, дрожащими руками принялась высекать искру. Затылком я чувствовала, как могильный холод окутывает поляну. Огонь…

– Ну же!

Занялся чуть сухой мох, взвился тонкий язык костерка. Быстро, как могла, я очертила себя заговор-клинком. Не великая защита – круг без защитных рун! – но хоть что-то. Смерть дышала в спину холодом. Таким знакомым… Я не смела обернуться, даже когда услышала у самого уха смех.

Больше огня!

Но нет, не отзываются нити, и пламя, успевшее стать верным другом, не приходит на подмогу.

– Крылатая, помоги!

Надо мной зависло огромное деревянное лицо с вытянутым в оскале ртом, руки-корни чудовища тянулись ко мне. Бледные глаза сияли мертвенной белизной из-под опущенных век. Готовое проглотить меня… Навки ждали у ручья, стерегли выходы. В погруженной в ночную тьму низине едва светился мой островок, но его было недостаточно, чтобы уберечься.

Знакомое ледяное прикосновение вод Ангмалы, небесной реки… Снова…

Но вдруг низина озарилась неистовым зеленым светом и разом затрещали над головой сучья.

– Не отходи от огня!

Голос Дарена громовым раскатом прокатился по низине. Изломанные ветви, охваченные зеленым колдовским пламенем, падали в ручей. Чудовище истаяло, вновь обратившись в тонкую дерганую тень, а потом и вовсе пропало.

Он появился рядом. Темноволосый, в черном одеянии, точно сам вылепленный из тьмы. Тяжелый подбородок выдвинут вперед, оба глаза горят яростным черным пламенем. Его тело заметно просвечивало, что говорило о том, что настоящий колдун послал сюда свой сотворенный чарами облик. Дарен бросил злой взгляд на то, что осталось от Терна, а потом обратился ко мне:

– Мой огонь задержит их, но ненадолго. Ищи путь!

Теперь, когда здесь сам правитель Нзир-Налабаха, я должна попытаться найти путь наверх.

Я бросилась в лес, Дарен следовал за мной.

И вновь бег. И мысли.

«Что, если это ловушка? Новый обман? Вдруг Дарен все узнал и хочет меня убить? Что, если Терн подвернулся ему под руку? Я бежала от царя колдунов, от чуди, от всех тех ужасов, что нес с собой ночной лес. Но и остаться здесь не могла».

Я обернулась. «Что делать?»

Вой, стон, потусторонний крик! Грозное колдовство бросало на деревья всполохи зеленого, а следом за ними являлись жуткие тени тварей, что гнались за мной. Все сжалось до одного простого вопроса здесь и сейчас: довериться или нет?

Тень выросла и бросилась на меня, но взявшийся откуда ни возьмись Дарен закрыл меня собой. Навьи когти вспороли морок, но он свалился на меня, как настоящий. Его руки обхватили мою спину.

– Почему ты все еще здесь? – выдохнул он мне на ухо, и дыхание совсем по-настоящему обожгло шею.

– Я…

Его чуть светящиеся глаза, оказавшиеся так близко надо мной, потемнели. Я хватала ртом воздух, не зная, как сказать ему, что не могу открыть дорогу.

– Беги же к лестнице, – хрипло сказал он. – Беги же к лестнице, Лесёна!

В его голосе неожиданно ясно прозвучало эхо тех далеких дней, когда он мальчишкой защищал меня от жрецов.

И, не думая, я встала и побежала.

Как мне, человеку, открыть путь в чародейский город?

Если я скажу, если признаюсь, мне и потом не жить!

Я крепко, изо всех сил сжала в ладони оберег.

– Нзир! Город чародейский! Открой мне дорогу!

И вдруг…

Увидела ее.

Лестница возникла прямо на горке. Каменная, с неровными выступами. На вершине клубился и подрагивал плотный молочный туман. Я, не помня себя от облегчения, взлетела по ней и вывалилась на площадку. За шиворот и в рукава набился снег. Меня колотило, из ворота рубахи поднимался пар, на лбу застывали капли пота. Я обернулась: туман рассеялся, вход закрылся. Под обрывом проплывали облака, а где-то внизу темнел лес, из которого я едва унесла ноги.

Светлокудрому Терну повезло меньше.

2. Город Чародейский

Я сморгнула слезы и заставила себя встать. Ноги странно обмякли, как будто все еще не смели опереться о спасительную землю Нзир-Налабаха.

Кажется, еще мгновение назад я говорила с Терном, спорила с ним, а теперь его уже нет. И я ничего не смогла с этим сделать! А я ведь чувствовала, знала, что нельзя терять бдительность. Но не сумела ни донести это до Терна, ни помешать навкам.

Тошно от себя. И тошно от мысли, что нужно продолжать свой танец между жертвой и клеймом изменницы.

Дарен уже стоял на ступенях, ведущих в город. Весь его вид выражал холодную ярость, и после пережитого я тоже почувствовала себя захваченной ею. Разве не по чужому наущению дикая чудь посмела вредить чародеям? Чья воля стоит за убийством? И у меня все еще не было весомых причин, чтобы доверять Полуденному царю.

Даже причина, по которой я еще жива, могла быть частью его плана.

– Кто-то напал на нас, – едва отдышавшись, сказала я. – Чудь загнала нас в ловушку!

Я выдержала пристальное внимание разноцветных глаз – колдовского зеленого и человеческого карего. Поискала в окружавших нас заснеженных руинах длинную тень Минта – вот кто должен все услышать! – но вместо этого снова наткнулась на цепкий, колючий взгляд.

– Терн, мой подданный, мертв, – наконец тихо проговорил Дарен. – Если бы Минт не заметил огонь, тебя бы я тоже потерял. – Он замолчал, будто сомневаясь, осознаю ли я свою удачу, но тут же продолжил: – Почему твое пламя было таким хилым? Почему ты так долго не могла открыть путь в город?

– Они застали нас врасплох, – быстро сказала я. – За весь день нам даже не встретилась чудь, это…

– Это не то, что я хочу услышать, – оборвал меня Дарен, наконец спускаясь со ступеней. – Иди в лечебницу. Я вернусь и заберу то, что осталось от Терна. Потом ты все расскажешь.

Он исчез прежде, чем я кивнула.

Что, если Дарен догадался? Все про меня понял? Шатаясь, я побрела в город, к крепости. Можно еще попытаться сбежать. Найти Минта. Взять те берестяные грамоты, что я еще не успела перевести. Украсть еды. Заставить кого-нибудь из чародеев открыть нам проход в Светлолесье… Без толку. Если Дарен хочет получить ответы, он отыщет нас в два счета.

Ветер унялся, видимость улучшилась, и взгляд мой сам собой заскользил по каменным аркам, перекрытиям, залам и провалам, сквозь которые проглядывало черное небо с полоской Червоточины.

Наступила зима, но никто в колдовской крепости этого не заметил. Вечный холод, царящий на небесных просторах, превратил Нзир-Налабах в город, где зима властвует безраздельно. Город летел так высоко над землей, что порой, казалось, был ближе к небу, Верхнему миру и его обитателям, чем к Светлолесью. И все здесь ощущалось иначе. Я боялась представить, что начнется, когда в Светлолесье придут настоящие холода. Впрочем, быть может, я этого уже и не узнаю и мое время здесь подойдет к концу. Быть может, сегодня?

Но как же холодно! Ветер, секущий старые камни, был немилосерден и к живым. Руки стыли, щеки стягивал холод. Я поглубже надвинула плащ, и вой ветра поутих, хотя все равно казалось, что вой этот – песня старому городу о давно минувших днях Срединного мира.

Нзир-Налабах, город из преданий. Сейчас он представлял собой парящий остров, на котором умещались три Круга каменных стен и строений меж ними и тем, что осталось от громадной крепости. Крепость – сердцевина не только города, но и всего колдовства в Светлолесье.

Я как раз шла мимо остовов Третьего Круга, когда из развалин послышался шорох…

Живые не приходят сюда ночью. Чародеям не разрешается вступать в разговоры с Чудовой Ратью. Мы только соседи и помним, для чего Дарен держит их здесь: пока его рука удерживает этих чудовищ, с нами считается каждый правитель внизу.

За спиной послышался топот.

– Не смейте меня преследовать! – прорычала я в темноту.

Сделав два вздоха, я вернула себе самообладание и прибавила ходу. Дальше по городу пронеслась, задыхаясь от рвущего нутро ледяного воздуха, и, когда наконец поднялась к лекарке, едва не рухнула от усталости на ее пороге.

Алафира встретила меня у дверей.

– Я думала, ты сбежала, – сказала она и отошла в сторону, пропуская меня. У Алафиры были желтоватые седые волосы, перехваченные кожаным обручем с деревянной руной Пути Созидания. Глубокие морщины бороздили ее загорелое лицо, делая похожей на старый идол, оживший от векового сна вместе с городом.

Я рухнула на лавку, на которую она мне указала. С плаща на покрытый свежей соломой пол ссыпались снег и ледышки. Меня трясло, в горле саднило. Видимо, я все же простудилась. Но это казалось сейчас самым меньшим из бед. Навки. Терн. Правда обо мне…

Я поискала глазами Дарена.

Чародей в настоящем своем облике стоял чуть в стороне, но при свете неверных синеватых огней в светцах я ясно видела каждую черточку его лица.

И боялась. Ведь на нем прочно запечатлелся сдерживаемый гнев: разноцветные глаза сузились, длинный, чуть с горбинкой нос заострился, точно клюв; крупные губы плотно поджаты. Одной рукой Дарен опирался на посох, а другой нетерпеливо барабанил унизанными перстнями пальцами по столу. Он мазнул по мне взглядом, а затем склонился над столом вместе с Алафирой – они рассматривали нечто, накрытое холстиной.

– Дай мне таблицы, что нашла Велена, и перевод к ним, – бросил чародей.

Дарен напоминал птицу, зависшую над добычей. Где-то я уже это видела… Ворон? Ох, нет! Я потрогала пышущий жаром лоб – сейчас и не такое покажется!

– Лесёна, – хрипло окликнула меня Алафира. – Долго еще нашему повелителю ждать?

Я встала и, покачиваясь, подошла к длинной стене, вдоль которой тянулись полки с грамотами. Пляшущие огни скакали по старой кладке, и нет-нет да угадывалась в переплетении трещин какая-нибудь руна.

Сюда, в лекарскую башню, приносили все найденные грамоты, таблицы и книги. Нужно было переписать все, прежде чем разница между теплом и холодом обратит в прах заветные руны. Чародеи-мастера прошлого знали, как создавать книги, и под пытками передали знания жрецам. Поэтому книги в Светлолесье были либо очень старые колдовские, либо новые – но червенские. Алафира с учениками в свободное время трудились над спасением чародейского наследия.

Большинство свитков выдавалось с разрешения Дарена и Алафиры, но я старалась по ночам брать подработку с переписываниями. Благодаря этому я изучила почти все, имевшееся сейчас в распоряжении чародеев Нзира. Пожалуй, до знаний голоднее был только Дарен: я не раз замечала, как он забирает что-то из свеженького к себе. У царя чародеев было свое собрание, и хранилось оно в его покоях на вершине Главной башни, куда просто так было не проникнуть.

– Живее, – велела Алафира.

Я наконец сняла с полок искомое и положила на стол перед Дареном.

– У нее жар, – пробормотал он, прежде чем погрузиться в чтение.

Уже снова сидя на лавке, я поняла, что Дарен сказал это Алафире. Та, как обычно, поняла нашего повелителя раньше и скрылась за пологом, не забывая, впрочем, чем-то угрожающе греметь. Алафира жила здесь же: за пологом виднелось меховое одеяло и бытовая утварь. Это напомнило мне избу травника, и сердце дернуло тоской. Не сейчас, не сейчас, велела я себе. Если я буду думать о нем, исчезнет вся решимость, которую я сумела собрать.

– А где Минт? – шепнула я появившейся Алафире.

– Я тебе сводница, что ли, чернявая? – она сунула мне в руки кубок. – Потом со своим хахалем повидаешься.

Я махом осушила кубок. Терпкая горечь со слабым привкусом брусники прояснила мой ум, и я вдруг поняла, что именно лежит на столе перед Дареном и Алафирой.

– Да, – сказала лекарка, откидывая холстину. – Рассказывай, кто посмел такое сотворить с нашим Терном.

Лекарское варево едва не вырвалось обратно, но я не отвернулась, а тряхнула головой. Соберись, Лесёна!

– Леший и навки напали на нас. И они действовали заодно. А значит… – Я собралась с духом: – Кто-то заставил их напасть на нас.

Дарен оторвался от свитка.

– Но ты была единственной колдуньей рядом с Терном.

К щекам прилил жар. Дарен и Алафира обменялись взглядами, будто продолжая разговор, начатый когда-то между собой.

– Думаете, это я? – прошипела я, вскакивая. – У вас полная крепость голодной чуди, которой вы приносите жертвину, а под подозрением я?

– Мы под защитой нашего повелителя, – угрюмо сказала Алафира. – А там, внизу, вы были вдвоем.

Я схватилась за голову, внезапно ощутив прилив невероятной злости.

– И… – прохрипела я с закрытыми глазами. – Зачем мне это?

– Может, ты хотела сбежать, а Терн пытался тебя остановить.

Слушать невозможно.

– Дарен. – Я открыла глаза и впилась взглядом в молчавшего колдуна. – Как думаешь, кто заставил чудь напасть на нас?

– Как смеешь ты так говорить с самим царем… – зашипела Алафира, но Дарен прервал ее.

– Мы узнаем. – Он провел рукой над тем, что осталось от Терна. – Благодаря заклятиям, что нашла Велена, мы все сейчас ощущаем следы колдовства крови рядом с телом Терна. Алафира, проверь ее, – вдруг сказал он. – Этим же заклятьем, на следы чар. Любых.

Я положила руку на рукоять клинка.

– Только троньте.

Дарен сдвинул брови.

– Есть причина, из-за которой ты сейчас сопротивляешься?

– Кто-то убил Терна, – сказала я. – Может быть, кто-то из вас. Я не хочу быть следующей.

– Сядь. – Глаза Дарена полыхнули черным огнем.

Алафира накрыла Терна холстиной и подошла ко мне, выражая в поджатых губах презрение. Затем она простерла надо мной чуть светящиеся золотым светом ладони. Я распрямила плечи, хотя меня все еще потряхивало от холода, и заставила себя ответить на взгляд Дарена.

После произошедшего в Линдозере между нами воздвиглось нечто вроде ледяной стены. Я избегала Дарена, как могла, а он никак не выделял свою подругу детства среди других.

За эти месяцы Дарен увеличил число своих последователей, его имя гремело по Светлолесью, приводя в Нзир новых чародеев. Он стал настоящим царем.

А еще он сбросил простое серое просветительское облачение, которое носил летом, и переродился в антрацитовом, подобном его драгоценным аспидам, цвете. Наряды Дарена часто менялись, и всегда на плечах или у горла растекались золотые лучи, переливающиеся дивным солнечным светом. Если приглядеться, можно было увидеть созвездия, мерцающие на его кафтане. А тяжелые серьги, которые он изредка надевал, едва слышно позвякивали.

Дарен носил роскошь небрежно, легко, будто соглашаясь с ней, будто позволяя городу обрядить его в ночь и драгоценности. Подчеркнуть сияние того, кого чародеи нарекли Полуденным царем.

И Дарен сиял. Особенно безупречны были мороки, которые он посылал по своим поручениям. Лощеные, статные. Но только на настоящем колдуне перстни и серьги были чуть тусклее и только настоящий Дарен опирался при ходьбе на простой посох из темного дерева. Только у настоящего на пальцах виднелись пятна от золы или чернил, а отросшие волосы небрежно набегали на лицо, а не лежали прядка к прядке. Вдобавок лицо настоящего Дарена временами искажала нахальная улыбка, будто бы обращенная к чему-то внутри себя. Царственные предки одарили своего потомка чертами, как нельзя лучше подчеркивающими его дикую колдовскую суть, но сам он как будто смеялся над ними, подтрунивал над своим обликом: мол, люди и чародеи одарили, а боги все же посмеялись, заключив в хромоногое тело.

– На тебе нет следов колдовства крови, – вдруг ледяным голосом сказала Алафира, вырвав меня из воспоминаний. – Ты человек! На тебе не просто нет следов колдовства крови… В тебе вообще нет Дара.

Резко стало нечем дышать.

– Я объясню…

– Значит, ты больше не колдунья, – процедила Алафира.

Дарен медленно и осторожно сложил грамоту, а затем так же медленно отнес ее на прежнее место. Мы с Алафирой следили за ним. Я – с опаской, лекарка – с все возрастающим гневом:

– Первый раз о таком слышу! Чтоб лишиться Дара… Сильно ты кого-то прогневала, видать! Что же ты натворила, девчонка? Как это случилось?

– Сотворила чары Пути Разрушения, нарушив главное правило, – проговорила я.

– Да? – Алафира осеклась и смерила меня еще одним недобрым взглядом. – Странно, что не погибла…

Вообще-то, погибла. Но тебе, карга, об этом знать необязательно.

– Никогда о таком не слышала, – повторила Алафира и бросила взгляд на ворох непереписанных грамот.

Дарен все еще молчал, и это его молчание пугало меня все больше.

– Лесёна солгала нам, – меж тем проговорила Алафира. Я опустила взгляд, но резко подняла, когда услышала: – Тогда она должна предстать перед судом Палаты Судеб и заплатить за ложь. Цена ее молчания – жизнь Терна. Это измена!

– Решать Совету. – Дарен повернулся к двери и отрывисто бросил: – Алафира, подготовь Терна для обряда перехода.

Лязгнули плохо смазанные петли, и на мгновение повисла тяжелая, почти осязаемая тишина.

А потом ее оборвало эхо удаляющихся шагов да стук посоха.

– Он был моим лучшим учеником, – Алафира указала трясущимся пальцем на стол. – А погиб из-за лжи. Лучше бы они разорвали тебя, предательница!

Я медленно поднялась и пошла вслед за Дареном.

Если кто-то и может сейчас мне помочь, так это он. Мой когда-то самый близкий друг. Мой нынешний заклятый враг.

* * *

Переходы вывели меня к подножию Главной башни.

Что задумал Дарен? Он сейчас же соберет Совет? Или… сразу отдаст меня Ворону и его Рати?

Нет. Нет. Нет!

Кто-то убил Терна. Важнее понять кто… Ворон может знать. Ворон должен знать.

Я дернула на себя тяжелую дверь и влетела в просторную палату. Сквозь узкие окна изливались последние мазки ночи, уже светлеющие предвестники утра. Светцы, зачарованные светить тут всю ночь, уже догорели, и я все-таки сделала несколько неуверенных шагов в полумгле.

Дарен хотя бы не убил меня на месте. Это уже можно называть хорошим началом?

Горловина палаты раскинулась дюжиной переходов и лестниц. Здесь легко можно заплутать. Мы с Дареном могли пойти разными дорогами. Кто знает, что ему захочется сейчас сделать? Прежде я была нужна, пока нужны мои силы. Дарен запросто мог сейчас выдумывать план, при котором моя жизнь снова стала бы разменной монетой.

Я прикрыла веки.

– Выведи меня к нему, – шептала я Нзиру, Крылатой, оберегу. – Не дай заплутать. Если мне суждено сгибнуть – пускай! Но не дай допустить разорения Светлолесья! Дай мне сперва остановить Ворона!

Как же я ненавидела Дарена в этот миг. Выбивая крошку, задыхаясь, с горящим горлом, с дрожащими от перенапряжения мышцами, с отпечатавшимся на обратной стороне век улыбкой Терна, со всем своим ужасом перед Вороном и его Ратью…

Что мне ему предложить? Как умолять? Чего вообще хочет Дарен?

Дарен хочет процветания для своего народа, а своим народом он нарек чародеев. Он уверен, что, сдерживая силу Рати, справится.

Но он ошибается.

Так что же нужно Дарену? И как я могу обернуть это сейчас в свою пользу?

Дарен умел ценить то, что обрел.

Нзир. Дарену нужен город. Он хочет постичь все его тайны.

А уж тут мне все-таки есть что предложить.

Я бежала наверх, перепрыгивая ступеньки. Меня мутило от страха, и я на каких-то последних, запредельных усилиях добралась до первой площадки. Темно-серый камень с выступами, с неровными гранями и всю широкую площадку покрывали плавно летящие хлопья снега. Здесь было так тихо, что даже не верилось, что такая кровавая ночь переродилась в столь безмятежное утро.

В Нзире светлело раньше, чем в Светлолесье, на которое рассвет ложился жемчужными оттенками, и тени, отбрасываемые башнями Нзира, делили их на полоски. Под обломками старого города виднелись леса и горы. Прищурившись от резкого света, я тем не менее быстро нашла его взглядом – Дарен стоял на краю и смотрел вниз. Черным, резким пятном чародей выделялся среди окружающей его местности. За спиной Дарена величественно и вместе с тем угнетающе вился плащ, и на мгновение я замерла, подыскивая слова.

– Я… – голос мой запнулся, вильнул, потерялся в горле, но потом снова обрел твердость: – Я искуплю свою вину, – продолжала я, стиснув кулаки для уверенности. – И не подведу тебя больше.

– Почему ты солгала?

Правая рука Дарена, облаченная в перчатку из тонкой черной кожи, легла на перила и что-то на них вычертила. На рукаве сверкнуло созвездие Аспида.

– Ты бы изгнал меня из Нзира, а я не хочу уходить. Мне дорого это место. Пусть я человек, но многое помню о Пути Разрушения, – уже тверже сказала я. – Я пригожусь, когда здесь появятся колдуны с таким Даром.

– Все, что я хотел знать, уже давно узнал из твоих воспоминаний, – неторопливо произнес чародей и затем повернулся, бросая тяжелый взгляд из-под полуприкрытых век. – Я тебе не палач, а ты не жертва, так что убери, пожалуйста, этот несчастный вид. Ты сама пришла сюда, в Нзир. Сама сделала выбор.

Держись, Лесёна. Не время вспоминать об этом. Не время для гнева.

– Да. Сама, – произнесла я и все-таки не удержалась: – Я помню, ведь это ты научил меня колдовскому обмену.

Чародей пристально посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на бездну. Потом еще раз на меня. И снова вниз.

Я потянулась к клинку на поясе.

Дарен криво усмехнулся и, перехватив, несомненно, отраженную на моем лице мысль, сказал:

– Я колдун, а не червенец. Я не стану тебя убивать только потому, что ты другая.

– Так ты не считаешь меня… предательницей?

Он повернулся и посмотрел на меня так, что душа ушла в пятки.

– А следовало бы?

«Вот и решающий миг. Если я хоть немного права, ты жадно ищешь мощь предков и тайны Нзира. И не устоишь перед этим».

– Я знаю, где находится собрание книг Галлаи.

Он ухмыльнулся.

– Торгуешься за свою жизнь, Лесёна? Похоже, ты и правда научилась у меня кое-чему.

Не поверил.

– Разве ты не чувствуешь своим колдовским Даром, что я не лгу тебе?

На лице Дарена мелькнуло какое-то странное выражение. Совсем легкая тень, которую я не смогла распознать.

– Вот только Лис и его ученики облазили почти весь город, – тихо сказал он, но я уловила в его голосе угрозу. – Но ничего подобного читальне не встретили. А ты вот так запросто, будучи человеком, нашла утраченные колдовские знания?

Я пожала плечами.

– Еще нет. Я нашла место, отмеченное Галлаей. – Я присела и чехлом от клинка принялась чертить на снегу проход к нему. – Но туда не так просто попасть. Нзир водит кругами. Быть может, там защита из рун для отвода глаз, ведь, скорее всего, Галлая не могла все унести и спрятала часть книг где-то в Нзире…

– Зачем ты рыщешь по Нзиру, если ты человек?

«Можно утратить Дар, но по-настоящему потерять Путь у меня уже не выйдет», – подумала я, а сама сказала:

– У меня просто было время.

– Время, – эхом повторил Дарен, глядя на мою карту на снегу.

На его рукаве появилось еще одно созвездие Аспида, а первое ожило и переместилось ближе ко второму.

Возможно, я никогда не смогу по-настоящему его ненавидеть. Пока в моей памяти – я коснулась жемчужной пряди с заключенными в ней воспоминаниями – живут его мрачные шутки о судьбе, забота обо мне, зареванной девочке, потерявшей мать, заступничество от помешавшегося отца… Он сам – как нить, сшивающая мое прошлое, настоящее и будущее. Я помнила его первые неловкие попытки изменить цвет на лепестках зарянки, острые колени, злые глаза. Неужели за этим непроницаемым колдовским кафтаном все тот же угрюмый вихрастый парень, с которым я делила тонкие лепешки, тот же изобретательный упрямец, придумавший, как оросить наш сад в старом городе?

Я помнила запах кожи Дарена: терпкий и сухой, будто сама пустыня въелась в его жилы. И тогда, и сейчас он порой напоминал мне выпавшего из безвременья путника.

Я узнала бы его где угодно. Он отпечатался внутри меня.

Дарен был моим самым близким другом.

Ох, Лесёна… Нет.

Он уже тогда был царевичем.

Моим царевичем. Ведь моя семья тоже была из Ардонии и служила его семье.

Может, в моей крови просто есть что-то, заставляющее меня подчиняться ему, помимо моих собственных убеждений? Если это так, я попытаюсь обмануть и себя тоже.

Потому что ни моя жизнь, ни мои убеждения не стоят нового века Полуночи.

«Чудь побери, почему все так запутанно?»

– Убьешь меня, да?

Дарен, не отрываясь от моей снежной карты, ответил:

– Сперва тебя будут судить по нашим законам. Ты предстанешь перед Советом.

О, да. Теперь узнаю тебя, колдун из Линдозера. Это ты привел меня в западню, разыграл целое представление, чтобы заставить разрушить своим колдовством Печать, сдерживающую Чудову Рать.

Узнаю и тебя, царь колдовской. Это ты сказал, что иначе нельзя.

Что Чудова Рать разрушит наш мир, если ее не освободить.

И это ты подчинил ее себе с помощью Феда, чтобы вновь удержать ее в узде.

Да, это ты.

– Как угодно, мой повелитель. – я отвесила поклон.

Будь здесь кто-то третий, я бы удержала свой норов, но моя отчаянная попытка выторговать свою жизнь выбила меня из колеи. Рядом с Дареном я помнила о том, как может чувствоваться доверие, и теперь ранилась об это. Чудов предатель. Чудовище…

– Обиженная девчонка.

«Я точно пожалею об этом, но…»

– Зато ты сама степенность! Где ты был все это время? Ах, да! Стоял и смотрел! Я искала тебя, а ты… Почему остался в стороне тогда?! Как ты мог?!

А Дарен будто ждал этого. Его лицо не изменилось, разве что стало чуть бледнее.

– Что-то еще?

Я отшатнулась. Щеки горели, глаза тоже – на них вскипала злая, непрошенная влага. Болезненный жар внутри разгорался все сильнее.

– Ты видел, что со мной сделали, видел! И ничего не сделал! – проговорила я, задыхаясь. – Преспокойненько ждал, пока Ворон разыграет свои карты, а после выложил свои. Ты просто ждал… И твоим козырем было мое доверие к тебе. Дарен, которого я помнила, никогда не предал бы меня!

Я мельком взглянула на него, намереваясь потом отвернуться, но не смогла.

– Ты думала, все эти годы я терзался воспоминаниями о тебе? – произнес он тихо. – Ты поставила под удар будущее Светлолесья… да и всего мира… из-за детских обид? Ты действительно настолько глупа, Лесёна?

«Дыши. Просто дыши».

– О да, я усвоила твои уроки, – со смешком сказала я, утирая тыльной стороной ладони злые слезы. – Ты хочешь править Светлолесьем, а я всего лишь один из рубежей, которые надо было пройти. Что ж, предложение о собрании книг Галлаи все еще в силе.

– Я и не ждал, что ты поймешь. – Дарен склонил голову, и пряди волос опустились на лицо. – Поэтому дал тебе это.

Он кивнул на жемчужную прядь в моих волосах. Уговор. Еще один дурацкий уговор, который я заключила с ним. Он, видите ли, хотел, чтобы я помнила нашу дружбу.

– Да, твои поступки – это другое, – сказала я, качая головой. – Колдовской обмен, я помню.

– Ты бы сама разрушила Печать, если бы не травник, – сказал Дарен, чуть поджав губы. – Ты понимаешь это. И злишься на меня. Злишься, потому что я вижу это в тебе.

– И потому отбираешь свободу воли? – спросила я. – Совсем как Ворон.

– Ты хотела этого, – вдруг сказал Дарен, обводя пространство вокруг посохом. – Нзира, колдовства, старых преданий. Ты хотела видеть Полуденного царя, и я стал им. Да, пришлось заплатить. Но с колдовством всегда так.

– Тогда зачем все это? – Я коснулась жемчужной пряди. – Прежде ты охотился за моей силой. Теперь, когда ее нет, в этом нет необходимости.

Я подняла клинок, чтобы срезать прядь.

– Да, – мягко согласился Дарен. – Нет ничего, кроме твоего обещания помнить.

– Поверь, – сказала я тихо, глядя ему в глаза. – Я помню.

Дарен чуть прикрыл веки, как будто признавая разговор бессмысленным.

– Но я допускаю, что ты можешь найти читальню, – вдруг сказал он. – Докажи мне это, и я, быть может, помогу тебе на суде.

Неужели? Я медленно опустила клинок и повернулась к выходу.

– Погоди. – Дарен поднял руку, и в рассветных лучах блеснули перстни. – Здесь скоро будет Ворон.

– Я ухожу!

– Я не отпускал тебя, – холодно проговорил Дарен. – Останься.

К горлу подступила тошнота.

– Прошу…

Мольба в моем голосе заставила его обернуться.

– Нет, – сказал он тем же тоном, но потом чуть смягчился: – Я хочу знать, что ты думаешь о его донесении. Это может спасти тебе жизнь.

Я сглотнула. Несколько месяцев я избегала его – хвала Крылатой, это было легко, – и вот теперь, вот так, сейчас…

– Знаю, тебе больно видеть его в теле Феда, – сказал Дарен уже совсем другим тоном. – Но я слежу за ним. Тебе не нужно бояться Ворона. Я подчинил его, и он не причинит вреда.

«Этот гадючий день никогда не кончится».

Я отошла к перилам и опустила голову на сложенные руки. «Дыши».

– Лесёна.

«Дыши, чудь тебя побери!»

Я собрала все, что когда-либо говорил мне Минт о дыхательных упражнениях, о том, как поддерживать разум в холодном состоянии, в единую мысль.

– Позволь напомнить тебе, кто действительно противостоит нам. – Дарен встал рядом со мной. – Особенно теперь, когда у людей просыпается Дар к колдовству, а чудь заново обживает земли.

– Жрецы, – произнеся это слово, я вздрогнула так, будто холодный ветер подул на рану.

Дарен отвернулся, и я проследила за его взглядом, но не увидела ничего, кроме заснеженной пустоты.

– Испуганный народ бежит в города вместо того, чтобы вспомнить прежние обычаи, а там, где чародей может договориться с чудью или как-то помочь по хозяйству, жрецы сжигают целые дворы, – проговорил он спокойно, но я уловила гнев, незримо присутствующий в его словах, как осколок стекла в прозрачной воде. – Люди бегут в города, но враждуют друг с другом. Еды уже не хватает.

– Стало быть, мы зря все это затеяли, – сказала я.

– Только в детских сказках все меняется к лучшему самой собой. Мы же живем во времена перемен и вряд ли застанем настоящее Полуденное время, – он замолк.

Я тоже молчала. Нутро прожигало жаром, но я не двигалась и смотрела на то, как меняется свет в ясном небе за Дареном. Как поднимается солнце и как ложатся бледные лучи поверх его головы.

– Помнишь, я говорил, что Чудова Рать, заточенная под землей, нарушает верное течение тока жизни? – спросил, наконец, Дарен. – Чудова Рать действительно чужда живому, но та чудь, что испокон веков жила рядом с человеком, помогая ему, не должна исчезнуть. Жрецы мешают нам со всех сторон. Из-за них я не могу распустить Рать, и из-за них не получается пока вернуть жизнь в прежнее русло. Червенцы мешают исцелению Срединного мира.

– С помощью Рати вопрос точно не решить.

– Это цена, которую я готов заплатить за все это. – Дарен, как мне показалось, устало вздохнул. – Червенцы не могут достать Нзир, но на землях Светлолесья лютуют по-страшному. Мы должны восстановить город. Должны дать защиту и дом для чародеев.

– Но Ворон и его Рать питаются колдунами! – воскликнула я в ужасе. – Ты просто накрываешь для них стол, как ты не понимаешь!

Дарен ударил по перилам и резко перехватил посох в другую руку. Я отпрянула, но ничего не произошло, только над полом закружился зеленый туман.

– Что ж, смотри!

Дымное колдовство сплелось в круги, а в них, будто в зеркалах, появились картины.

Очень страшные картины. Невыносимые. Жар внутри меня разгорелся сильнее, путая и без того тяжелые, почти неподъемные думы.

– В Злате вешают чародеев, закапывают живьем в землю, половинят, – сказал мне в спину Дарен. – Привязывают к согнутым березкам и рвут на части, а части те закапывают по разным сторонам света, а то и вовсе рыбам на корм отправляют. Червенцы оставляют у лестниц тела колдунов.

Все это я сейчас и видела. Растерзанные тела, брошенные на ступенях. Звериные маски на них. Те, кто сотворили такое, будто потешались над колдунами, будто с нелюдями только так и можно.

Дарен заговорил громко, яростно, зло:

– Я отправляю своих учеников по городам и весям, чтобы те напоминали людям старые обычаи! Идешь в лес – напросись, идешь в поле – поклонись. Это так просто! Но люди отвыкли мириться с невидимыми хозяевами домов, лесов и полей. Жрецы научили их не видеть себя частью Срединного мира. Люди считают себя властителями, стоящими над всеми остальными! Войны за власть не утихают годами. Ответь мне, кто, если не мы, должен показать, что можно иначе?

Я молчала, совсем не чуя под собой земли от картин, разворачивающихся передо мной. «Дыши, Лесёна». Горло будто ободрало изнутри, голову мутило от жара.

Дарен смахнул колдовство, и перед глазами снова оказалась заснеженная площадка.

– Чародеи, попадающие в Нзир, напуганы. Меняющийся мир, проснувшийся Дар некоторыми воспринимается как проклятие, – продолжил Дарен. – Нужна не одна седмица покоя, чтобы новое знание уложилось внутри. Я не хочу войны, но Светлолесье охватило пламя. Кочевники Екадии снова нападали на границы земель, на полупустые приграничные веси… Мир слишком долго жил под тенью Чудовой Рати, и вернуться к ясности будет нелегко. Срединный мир гнил изнутри. Разве ты не видишь, Лесёна, что участившиеся войны за превосходство в полной мере отражают ненасытное желание подчинять себе все вокруг?

– Колдуны прошлого тоже воевали.

Дарен замолк.

– Да. Защита превратилась в наваждение. Нападение – в единственное решение.

– Я не понимаю…

– Мы не станем такими. Я не допущу.

– Но Ворон…

– Не твоя забота.

– Что мы будем делать с Вороном? – спросила я осипшим голосом.

Дарен явно сделал вид, что не заметил этого «мы». Он протянул руку и убрал от моего лица жемчужную прядь.

– Да ты горишь! – произнес он. – Возвращайся в лечебницу. Я сам поговорю с Вороном.

– Когда будет обряд погребения Терна?

– Послезавтра вечером.

– А когда я предстану… перед Советом? Сколько у меня времени?

– До завтра.

– Чем бы все ни кончилось, я приду на обряд. – Я с трудом оттолкнулась от перил.

Дарен еще раз осмотрел мой рисунок, а потом снова вернулся к моему лицу. Или мне показалось? Нзир и снег перед глазами расплывались.

– Возьми меня под руку.

«Только не это».

– Я больше не та девочка, о которой надо заботиться, – прохрипела я, удивляясь, как у меня еще получается связать между собой несколько слов.

– Зато благоразумие прежнее.

Выход с площадки плясал перед глазами, но я медленно шла к нему. Сбоку, совсем близко, появилось что-то темное, а потом созвездия Аспида качнулись навстречу.

– Радо мао, мао риохэ… Аррадо маос, Зар-ръяна.

– Я знала, что ты снова заморочишь мне голову…

3. Башня Крыльев

Одно из преимуществ обучения у Минта – это способность просыпаться на ходу. Вот и сейчас я вскочила прежде, чем поняла, что правая моя рука сама собой зависла в воздухе, будто пытаясь схватить что-то.

– Чур меня. – Другой рукой я нащупала оберег и потянулась к клинку. С тех пор как начала перед сном принимать сон-траву, странные сны о прошлом и мороки Дарена больше не тревожили меня по ночам. Но кто знает, что со мной снова пытались сделать, пока я была без сознания?..

«Только не снова».

И оружия при мне не оказалось: я стояла в одной нижней рубахе, мокрой от пота. У ног валялась медвежья шкура, которую я, похоже, скинула с себя только что. Холод обжигал ступни.

– Одежда в сундуке, – вдруг сказал чей-то недовольный, приглушенный разделявшей нас занавесью голос. – Питье на лавке.

Алафира. Лечебница. Я облегченно пошарила около себя в темноте и, нащупав на лавке рядом кувшин, припала к нему. Кости все еще слегка ломило, но, кажется, хворь покинула тело. Должно быть, на сей раз старуха не пожалела для меня целебного колдовства.

– Благодарю.

– Синяки свои и ссадины сама залечивай, – отозвалась та. – Еще не хватало на тебя корпии переводить!

Над постелью вспыхнул колдовской светец и осветил маленькую горницу синеватым огнем. Все мое снаряжение лежало на сундуке. Верхняя рубаха и штаны почему-то были теплыми и как будто даже стали чище. Может, мне повезло и о них ночью позаботились духи-обережки?

– Ну, оделась? – Алафира заглянула и окинула меня недовольным взглядом. – Тело с себя согнала, смотреть противно. То-то холод тебя пробирает на раз, а мне потом возня. С утра еще новых таблиц притащили, когда тобой заниматься?

От Минта я слыхала, будто Алафира прежде была рабыней. Нрав у нее был нелюдимый, и я не знала, когда она начала служить Дарену. Знала только, что теперь она заправляла лекарской башней, к ней приходили на уроки колдуны, и всех она нещадно гоняла, но благодаря ей обитатели Нзира не свалились с простудами или еще чем хуже.

– Так, может, попросишь Дарена перегнать Нзир куда-нибудь поближе к теплу? – Я затянула ремень и откинула занавеску. Как раз чтобы еще раз столкнуться с сумрачным взглядом лекарки.

– Он-то тебя пожалел, дуру, – процедила она. – А я не стану.

Она даже чары над варевом не доплела, так и оставила висеть, расходуя силу на пустяшное сплетение.

– Насквозь тебя вижу, – процедила она. – Тебе не нужно все это. Ты порушить хочешь все. Не держишься, не ценишь. Так знай: холод в Нзире из-за тебя.

Я начала злиться.

– Мне тоже жаль, что Терна больше нет! Но сваливать все беды на меня…

Алафира фыркнула.

– Знаешь ли ты, что Нзир удерживают в воздухе колдовские создания – аспиды, летающие змеи?

– Еще бы не знать! – Раздраженно произнесла я. – Аспиды-то ветра́ ладят.

– Прежде у Дарена было три змея, и каждый за свое отвечал, и тот, которого ты сожгла в Линдозере, был змеем теплого ветра. И если б не ты, сейчас в Нзире даже посередь зимы все б росло. У нас были бы свои целебные травы, даже поля – места-то довольно! Нам бы не приходилось расходовать дрова и колдовство, не пришлось бы посылать учеников в Светлолесье. Но нет!..

Я не знала, что ответить. Алафира это заметила и сказала веско:

– Ты только портить горазда тут все. И Совет узнает об этом, не сомневайся.

Сплетение перед ней набралось силы и лопнуло, как перезрелая ягода. Пока я стояла, осмысливая сказанное, лекарка нетерпеливо соткала новое.

Если это правда… Теперь понятно, почему все приближенные Дарену чародеи избегают меня. Да уж. Не думала я, что мое положение в городе настолько шатко.

Не самые лучшие новости перед грядущей встречей с Советом в Палате Судеб.

Новое сплетение Алафиры осело и впиталось в варево, окрасив его золотистым.

– Женишок твой очередной за порогом топчется. – Алафира поставила передо мной кружку. – Послушай, может, что дельное скажет.

Я развернулась и вышла, оставив нетронутым целебное варево. Без лекарской помощи придется туго, но, видит Отец-Сол, верить здесь можно только…

– Минт!

Он ждал в переходе. В отличие от меня, растерявшей, по общему мнению, девичью красу, Минт как раз-таки возмужал: все такой же худощавый, высокий, свитый из жил и сухих мышц, он привлекал многих чародеек. За пролетевшие месяцы кожа у него стала грубее и темнее, волосы отросли, а пучок, прежде схваченный на затылке, превратился в косицу. Лишь виски на манер сиирелльцев Минт выбривал по-прежнему. Вдобавок к усам он стал носить небольшую бороду и выглядел довольно сурово, в отличие от колдунов: те, в подражание Дарену, как-то ухитрялись начисто лишаться бороды. Мои соседки болтали, что прежде у колдунов древности, до того как их кровь разбавилась человечьей, вообще не росли волосы на лице. Дарен, должно быть, и впрямь был чистокровным колдуном, раз не прибегал к ухищрениям и наговорам, чтобы свести лишние волосы. Я подавила смешок от мысли, что при всех невзгодах, сейчас меня занимает такая чепуха, как отсутствие бороды у чародейского царя.

Я бросилась к другу и, на миг задержавшись в объятиях, отметила, как сильно напряжены его плечи.

– Они знают? – спросил Минт.

Я кивнула, и мы, не сговариваясь, пошли по длинным хоромам, в которых сходились женская и мужская части. Несмотря ни на что, видеть друга было все равно что видеть солнечный луч в непогожий день. Мне сразу стало легче, и тревога, навалившаяся после разговора с Алафирой, отступила.

Минт был одет по-походному: дубленая поношенная куртка, штаны, сапоги с меховой оторочкой, сумка с беличьими шкурками. Дарен позволил Минту жить среди чародеев, и Алафира частенько гоняла его по своим поручениям вниз. Должно быть, и сейчас посылала его в Светлолесье. Все леса, кроме Мглистого, нынче обрели хозяев. Но Минт вырос в Сиирелл, а там чтили обычаи, знали, как в лес напрашиваться. Минт оказался незаменимым добытчиком для Нзира.

– Когда ты вернулся?

– Не здесь. – Минт потянул меня в немноголюдный переход. – Поговорим в другом месте.

И правда – нас окружали десятки колдунов. Кто-то спешил в мастерские, кто-то на занятия в другие башни, кто-то возвращался с отработки в Кругах. Все они бросали на нас любопытные взгляды, от которых становилось не по себе.

– Минт, – друга окликнула беловолосая колдунья с Пути Превращения. – Ты придешь сегодня на вечеры? Мы будем слагать песню для Терна.

– Постараюсь, Мания. – Минт послал ей короткую улыбку, и девушка вспыхнула.

– Никто не знает, что произошло внизу, – прошептал Минт, когда она отошла. – Утром Дарен выступил с речью, но назвал гибель Терна волей богов.

Миновав еще несколько поворотов, мы забрались в одну из потайных ниш, обнаруженных нами еще в самом начале наших поисков по Нзиру. Местечко защищали руны-обереги для отвода глаз, выбитые на камне неведомо когда и неведомо для чего.

– Что будем делать? – спросил сразу же Минт.

– Продолжать.

Он хмуро покачал головой.

– Ты не хочешь?

Только сейчас я заметила суму с вещами, одиноко притулившуюся в его тени.

– Я готов уйти с тобой отсюда хоть сейчас, – проследив за моим взглядом, сказал Минт. – Неужто тебе по нраву эта холодрыга? Эти мерзкие жертвины?

Минт и так недолюбливал колдовство, а после того, что случилось с Федом и со мной, и вовсе возненавидел. Я догадывалась о его нежелании делить кров с колдунами, но это было неудобство, на которое приходилось закрывать глаза… Но надолго ли?

– Вчера я почуял холод твоей смерти, – сказал Минт. – И это не то же самое, что видеть ржавый заговор-клинок. Лесёна, это много хуже.

Он мучается здесь, поняла я. Это осознание кольнуло почище холода Нзира. Мне показалось, что даже каменные стены взглянули на меня с укором. Как теперь сказать ему про Совет и мой шаткий договор с Дареном?

– После всего, что ты сделал… – прошептала я, кланяясь. Минт слегка отпрянул, вжавшись в стену, и на его лице застыло непонимание. Он явно предпочел бы моим поклонам иное.

– Ты спас меня, оберегал и учил… Меньшее, о чем я могу мечтать, так это отплатить тебе тем же добром. Ты уже сделал для меня многое, и я сумею выстоять.

– К чему ты это болтаешь?

– Возвращайся к своему народу.

Минт закашлялся.

– Ты думаешь, я хочу уйти один? – сказал он с кривой усмешкой. – Брось, Лесёна. Наши доли переплелись, и теперь мне все больше кажется, что это меняет мое нутро. Я не могу оставить тебя. Здесь слишком опасно.

– Здесь, помимо нас, живут сотни колдунов.

– Но ты человек! – сказал он в запале. – Это место не для таких, как мы. Мы должны оставить колдовские дела колдунам. Ты должна смириться с человеческой долей.

Алафира знала, что Минт предложит мне сбежать, вдруг подумала я. Снова проверяет меня? Она ждет, что я сбегу, и она окажется права. Я предам Дарена и навеки закрою себе дорогу сюда…

– Не могу, Минт. Ради Феда. Ради тех жертв, что мы уже принесли.

– Со мной ты в безопасности, – резко сказал Минт. – Вернемся в Сиирелл! Я как-нибудь договорюсь с общиной…

– Дай мне еще немного времени! – выпалила я. – Прошу.

Минт вздохнул.

– Что ж, я с тобой. Как всегда.

– Минт, ты лучший друг!

– И единственный, – проворчал он, распахивая вход.

* * *

Башня Крыльев встретила нас ветром с ледяными осколками. Мы с Минтом вбежали в один из проемов, наугад пробираясь к каждому мало-мальски целому участку. Под ногами валялись кучи битой кладки, покореженные металлические чаши, а порой и вмерзшие в пол обломки деревянной утвари.

Как хорошо, что рядом есть живая душа, которая подхватит твой голос.

Нзир будто возводили великаны или богатыри: внутри круглых стен высились остовы величественных каменных хором, разбитые камни со странными письменами на неведомых языках, высохшие деревья, щербатые идолы богов. Я думала, что знаю, кому поклонялись наши предки-колдуны, но некоторые божества выглядели совсем незнакомыми, обликом и чертами больше схожие со зверьем. Минт как-то пошутил, что, должно быть, давным-давно чародеи подражали им. Все возможно: Инирика как-то рассказывала на своих уроках, что прежде чародеи понимали звериный язык.

Колдунам приходилось искать в сохранившихся текстах имена и обряды этих забытых богов. Совет предлагал пока обходить странные идолища стороной, но Дарен пресекал любые попытки остановить строительство и предать забвению хоть что-то в Нзире.

Говорят, Ворон хохотал в лицо колдунам Совета, когда Дарен велел ему рассказать об известных ему тайниках. Тогда его ответы не вышли за пределы Палаты Судеб, но все откуда-то прознали, что город возведен с помощью заклинаний изменения веса и что сейчас этим мастерством владеет только Дарен, но поскольку чары Пути Превращения недолговечны, они не подходят для починки колдовского города. Свита Дарена уже несколько седмиц рыскала по руинам в поисках подобного заклинания с Пути Созидания или с другого Пути, лишь бы оно было способно вдохнуть колдовство в Нзир.

Эх, вот если бы мне сейчас удалось отыскать такое заклятье, Дарен бы наверняка согласился оставить меня здесь!

Пока все рыскали по Первому Кругу, мы с Минтом сосредоточились на поисках покоев Галлаи, ведь именно она была последней чародейкой, распоряжавшейся читальней Нзира. То, что Галлая спрятала наследие предков где-то в городе, было лишь моей догадкой. Да, она успела вывести несколько десятков колдунов через горы, основала в Светлолесье Обитель, тайную пещеру, в которой уцелевшие колдуны хранили оставшиеся знания и обряды. Но вряд ли Галлае хватило тогда времени, чтобы унести из города все его богатство.

– И все-таки… что случилось с вами внизу? – Минт помог мне забраться на один особенно высокий уступ. – Когда я почуял холод твоей гибели, то бросился к Дарену… Сам-то я не могу открыть лестницу. Хорошо, что он как раз обходил Первый Круг, а то не знаю, что бы я делал.

– На нас напали словно по приказу, – пропыхтела я. – Совсем как тогда, когда Ворон натравил на нас навок.

– Думаешь, Ворон это сделал? – Минт забрался следом.

– Почему нет? Там были заложные души, а туда их определяет именно он.

– Но ведь он не может без ведома Дарена творить такие вещи. Разве не в этом смысл жертвы нашего Феда?

Я поразмыслила над его словами.

– Да, ты прав. Если это Ворон, Дарен узнает. А если нет… Если это кто-то из колдунов Нзира, то зачем им убивать нас?

– Может, кому-то снова нужна жертва. – Минт запнулся. – Как думаешь, Фед еще там? Он жив? Что с ним стало?

Я промолчала, а потом судорожно предложила поискать другую лестницу.

– Ненавижу это место, – отрывисто сказал Минт и спрыгнул вниз.

Башня Крыльев, несмотря на свое название, была далека от сопутствующих облику Крылатой изяществ. Одна из самых высоких в Нзире, она торчала на границе меж Первым и Вторым Кругом, словно воздетый к небу укоряющий перст. Единственное ее украшение – литые бронзовые крылья на верхней площадке. В отличие от привычных Нзиру крупных арочных окон с витражами, окна башни Крыльев напоминали бойницы, а окна нижнего яруса так и вовсе рассекали прутья.

Такое роскошество наводило лишь на одну мысль – башня Крыльев строилась как тюрьма.

Подступы к ней были соответствующие. Мы с Минтом нашли два входа: через первый ярус со стороны Второго Круга и через крышу самой крепости. К вершине от крепости вел узкий каменный мост, укрепленный, скорее всего, заклинаниями, потому как ступить на такую тонкую полоску на самой верхотуре и не разбиться вдребезги надо было еще ухитриться. Мы пробовали подобраться к башне оттуда, но так и не нашли начало моста, а потому с облегчением пользовались первым входом.

О том, что здесь когда-то могла обитать Галлая, говорили неявные детали: по внутренним стенам башни тянулись едва заметные желобки золота. Сердцевина ее была пустой, а вдоль стен вилась лестница. Естественно, теперь уже вся разрушенная. Это напоминало мне одновременно и Обитель, и само мировое Древо, ведь эти желобки сплетались между собой, как побеги.

– Смотри! – воскликнул Минт. – Кажется, мы впервые добрались досюда засветло.

Я прищурилась от неожиданно яркого солнца. Было что-то странное в этом свете: проникнув в узкое верхнее окно, он отражался от бронзовых крыльев и казался осязаемым, как жилы золотой руды, оплетающие башню изнутри.

Мой оберег начал нагреваться, и вдруг на несколько мгновений все озарилось разноцветными огнями.

– Минт, я вижу… Оберег показывает мне скрытое!

Вкрапления камней, подсвеченных полуденным солнцем, походили на указатели: малахитовые, гранатовые и аметистовые. Они мерцали, призывая разгадать их тайны.

– Это двери! Там, где камни.

– Вижу!

Их было было превеликое множество, и мы с Минтом ринулись проверять одну за другой.

– Скрытые сокровища! Ну конечно! – Я лихорадочно шарила по серому камню, еще недавно блестевшему, как самоцвет. – Для любого колдуна сокровища – это его знания. А знания заключены в таблицах, книгах и свитках…

На самой верхотуре обнаружилась малахитовая дверь. Руны на ней мерцали одним именем…

– Галлая! Мы нашли!

Мы остановились у кромки разрушенной лестницы. Площадка перед дверью была цела, но между ней и нами отсутствовало несколько ступеней. Минт, ругнувшись, сделал петлю из веревки и перекинул ее через одну из верхних балок.

– Будем прыгать?

– Я первый… Постой. – Минт сощурился. – Ты слышишь?

Я прислушалась, но ничего, кроме завывания ветра в недрах разбитой крепости, не различила.

– Музыка-а-а, – протянул друг, а потом вдруг воскликнул: – Лесёна, это песня Феда, ты слышишь?!

– Нет, Минт, я…

Но тот вдруг сорвался вниз. Только не сейчас!

– Постой! Куда ты?

Я слышала, как он вбежал в один из переходов.

– Нет-нет-нет, – затараторила я, спрыгивая за ним и пускаясь следом. – Минт, это чей-то морок!

Или чья-то шутка. Да мало ли кому взбредет в голову играть в пустых палатах? Но угнаться за Минтом мне никогда не удавалось.

– Ми-и-инт!

Он исчез в темноте переходов.

– Ищешь дорогу?

Я обернулась, краем глаза выхватив нечеткую тень, сотканную из дрожащей тьмы. Иная, нежели та, что была внизу и убила Терна. Человеческая. Девичья.

Моя?

Я остановилась.

Она походила на меня, и даже одежда была тех же блеклых и землистых цветов, что и моя. Разве что лицом мы отличались: ее глаза – темные колодцы, распахнутые с тревожным ожиданием, но вместе с тем и с обманчивым восторгом, трепетом… узнаванием? На ее бедрах покачивался пояс из монеток, а ноги были обуты в шнурованные кожаные сапоги, каких у меня в мою бытность странствующей танцовщицей никогда не водилось.

Она была лучше меня, ловчее, гибче, красивее, но, когда подняла руки, и украшения на руках и пояс звякнули в такт, не было в этом ничего веселого, лишь жуткое бряцание подземных далей.

Я среди Чудовой Рати.

– Иди с нами, здесь хорошо. Спокойно. Все, что ты ищешь, уже здесь.

Я открыла было рот, чтобы позвать на помощь… Но кого мне звать? Минта? Дарена? Да и зачем? Эти твари не тронут меня. Не посмеют!

А все же…

Она будто знала, что я не позову на помощь, и издевательски усмехнулась.

Я с трудом заставила себя отвернуться и побежала, а она, чудово наваждение, пошла следом медленным, валким шагом.

– Будет не гнев, но надежда. Тебе будет так хорошо, так спокойно с нами!

Ворон и чудь знает, что я ищу в Нзире!

– Ми-и-инт!

Я петляла меж хором, сворачивала, но, когда бы ни обернулась, наваждение следовало за мной. Сжав оберег, я вдруг обратилась через него к Нзиру:

– Выведи меня к Минту!

Сверху раздался шелест, похожий на трение тысяч мелких камней друг о друга. Сперва этот звук казался далеким и едва спорил с возникающими за спиной шагами, но скоро усилился и подмял под себя все… «Аспид!»

Я успела броситься в сторону, когда тьма под куполами расщепилась и одна из ее частей с ревом обрушилась.

Крылатый змей едва помещался в узком проходе башни. В его древних, мерцающих смарагдовой зеленью глазах отражалась холодная ярость.

Аспид стремительно оттолкнулся и перемахнул через меня. Дохнуло свежим ветром да запахом пепла. Я упала навзничь и замерла, не шевелясь, а потом медленно приподняла голову. Змей нырнул в переход, и я еще какое-то время слушала, как стихает шорох когтистых лап.

Ходило много слухов, но никто не знал, как Дарен сумел найти и приручить трех – точнее, уже двух – взрослых змеев. Аспиды жили где-то в пещерах под городом и редко показывались в Нзире. Минт говорил, они кормятся плотью, а как они ее себе добывают на острове среди небес – большой вопрос.

Но все стихло. Ни топота чуди, ни шелеста аспида. Пошатываясь, я добрела до разрушенной лестницы в башне Крыльев. Там, среди руин и нанесенного ветром снега, на коленях стоял Минт.

– Вот ты где!

Минта била крупная дрожь. Его плечи и грудь тряслись, а сам он прятал лицо в ладонях.

– Что с тобой?!

Я положила поверх его ладоней свои и отняла их от лица. Глаза Минта были сухими, но широко распахнутыми от ужаса.

– Он был здесь, – сдавленно прохрипел Минт. – Я видел его! Он только что был здесь… не мог прикоснуться к гуслям… Это чудовище сожрало его изнутри! Он сказал, что, когда переварит его, придет за всеми нами… Если мы сами не присоединимся к Рати.

Я обхватила его голову и прижала к груди, затем провела рукой по волосам.

– Лесёна, – глухо простонал Минт. – Он пожрет весь мир.

4. Палата Судеб

Я привела Минта в свои покои, напоила отваром сон-травы и оставила дремать на постели.

Глупо было думать, что Ворон даст нам спокойно разгуливать по городу. Но то, что он напал именно сегодня, лишив меня последней возможности защититься перед Дареном и судом, стоит воспринимать как прямую атаку. А значит, я должна попытаться завершить то, ради чего пришла в Нзир.

Пусть даже это будет последним, что я успею сделать здесь.

У главных дверей меня догнала Ханзи. Девочка-вакханка, чью семью за помощь чародеям покарал Колхат и для которой Нзир тоже стал единственным домом. Ханзи передала мне послание, что на закате меня ждут в Палате Судеб.

– Говорят, Совет собирается в полном составе, – добавила она и, не скрывая любопытства, спросила: – А куда ты идешь?

– Навестить старого друга.

– А можно с тобой?

– В следующий раз.

– Ну, тогда передавай Феду мой поклон. – Она согнулась, а потом скрылась в переходе, прежде чем я успела сообразить, что не называла имя своего бывшего наставника.

Все в Нзире знали, что Фед пожертвовал своим телом и свободой ради того, чтобы Дарен получил власть над Вороном и Чудовой Ратью. Для всех здесь Фед был героем. Но не раз я представляла его среди заложных колдунов Чудовой Рати и не раз хотела спросить, стоило ли оно того.

За самым большим, Третьим Кругом, там, где нет ни одного целого дома, где холоднее всего, обитает Чудова Рать. Ее никто не видит, но иногда, в сумерках, если смотреть из окон Главной башни, можно различить тусклые огни в заброшенных избах и тени, рывками скользящие по стенам Третьего Круга.

Закрываясь от пронзительного холода, я шла к этим стенам. Солнце уже почти опустилось, и облака, подсвеченные снизу бликами ярко-рыжего, будто лисьего меха, пробегали по синим теням спящего города.

В Третьем Круге повсюду виднелись следы битвы, отгремевшей здесь три сотни зим назад: занесенные снегом курганы из человеческих костей, пробитые щиты и сломанные копья. Каменные обломки, скорбно взирающие на колдунов нового времени, и их оплавленные края, еще хранящие обрывки защитной рунической вязи. Говорят, прежде чем рухнули стены и по улицам города потекла кровь, Галлая, приближенная царя Полуночи, изрекла перед враждующими воинствами вещие слова. Она предрекла возрождение – Весть о Полуденном царе.

Но кто знал, что возрождение начнется с появления не только еще одного колдовского царя, но и Чудовой Рати?

Колдуны прошлого, отдавшие свои души взамен на силу Нижнего мира. Позволившие теням разместиться в их телах, поделившие с ними свое естество… Не стареющие. Безумные. Опасные. Они вынесли столетия заключения под землей и превратились в нечто. Чуждое, дикое, непонятное.

Что снилось им, заточенным под землей? Быть может, стены родного города? Ради него ли они присягнули Ворону? Или ради силы?

Что ж, колдовство крови умеет исполнять желания: те колдуны теперь сильнее всех, но вернулись сюда лишь проклятыми, заложными душами. Превратились в тени тех колдунов, что обосновались сейчас в крепости, и их повелитель, Ворон, сам стал подобен тени Дарена…

Дойдя до камней с защитной вязью, я очертила вокруг себя круг и закричала:

– Явись тот, кто называет себя Вороном!

Ворон не его истинное имя. Лишь одно из многих. Чем бы он ни был, он пришел из небытия, чтобы сделать все живое частью своего воинства. Но, как и над всем, имеющим чудову природу, обереги и заклинания богов Верхнего мира обладают над ним слабой, но все же властью.

Я резанула ладонь, и кровь заструилась вниз. Тень вынырнула из-под мерзлой земли раньше, чем капли успели застыть на ней. Я бросилась в сторону, закрывая черту зачарованным клинком.

– Белой тебе дороги, ученица, – прошипело чудовище губами моего наставника. – Ну что, нравится тебе Город-на-Облаках? Такой ли, как себе представляла?

Один глаз у него закрывала черная плотная повязка, но я знала, что там воткнута игла, связывающая в одного человека Ворона, воеводу Чудовой Рати, и человека, заменившего мне отца.

Тем временем Ворон с интересом осмотрелся: взгляд его скользнул по черте, по каменным обломкам, из которых я выложила второй обережный круг.

– Круг из старой защитной вязи? – он похлопал в ладоши. – Умно. Удержит человека, колдуна или чудь… Вижу, ты подготовилась.

Стараясь не всматриваться в лицо, я рванула к нему. Ворон резко качнулся вперед, но я ушла вниз и, выхватив второй клинок из голенища, по короткой дуге крутанула его вверх.

– Лесёна! – гаркнул Ворон голосом Феда.

Имя, произнесенное им, шибануло не хуже ответного удара. Рука дрогнула, клинок прошел мимо, и я, неловко кувыркнувшись, упала в снег.

Именно Фед нарек меня Лесёной и выхаживал после червенского плена, именно он оставался со мной, когда я была не опаснее котенка. Фед привез меня в Обитель, где пробудился мой колдовской Дар, учил всему, что я знала о колдовстве и жизни в Светлолесье.

– Не можешь, – хрипло рассмеялся Ворон. – Не можешь убить меня в этом теле.

Я осела еще ниже, уперлась рукой в колени, пытаясь отдышаться. Он прав. Не могу. Нет.

Сегодня Ворон посмел напасть на Минта и помешал мне добраться в башню Крыльев, тем самым оставив с пустыми руками. Я на волосок от клейма изменницы, и мне нечем выкупить свою жизнь. Кто продолжит борьбу с Вороном, если меня не станет? Минт? Но если у нас с ним одинаковый срок жизни, значит ли это, что мы погибнем вместе?

Взрыхляя под собой снег, я отползла за вторую защитную черту. Слабая… все еще слабая.

– Тебе станет легче, если я скажу, что ты бы все равно не преуспела?

Ворон осклабился и присел на корточки, чуть наклонив голову и заглядывая мне в глаза. Одна половина лица, та, под которой была спрятана игла, почернела и высохла. Ворон тянул из Феда соки, и даже связующее заклятье не могло ослабить жажду существа из Нижнего мира. То ли сумерки, то ли его собственная темнота, но даже снег рядом с ним выглядел еще более холодным и тусклым. Тени, падавшие на его глаза, были не такими черными, как пустота в его зрачке. Потому что даже в тени таилась кроха света, но в глазу Ворона – лишь беспредельная тьма. Беспредельный холод.

И голод.

– Ты сожрал Феда, да?

Ворон чуть наклонил голову и сказал голосом наставника:

– А тебе меня не хватает?

Я не позволила себе отвести взгляд, но с трудом выдержала его. В Вороне теперь странным образом смешивались черты Феда, его игривость и манерность, но в то же время в этом было нечто потустороннее. От него веяло такой беспросветной тоской, таким безрадостным будущим, что сердце стыло при виде музыканта, чье сердце теперь навеки оказалось брошено в этой тюрьме, руки больше не могли касаться струн, а голос больше не пел…

Глаза распекло влагой, к горлу подкатил вязкий ком.

– Я не разговоры пришла сюда разговаривать.

– Зря. А я так ждал… А уж как ждал он, твой наставник!

– Фед мертв. А ты, тварь, не суйся больше к Минту, – хотела бы я, чтобы мой голос не дрожал, был тверже, но слова сорвались с губ вместе с дрожащим паром, и Ворон понимающе поджал губы.

– Бояться не стыдно.

Он протянул руку и, без преград пересекая защитное колдовство, вытер с моей щеки слезу.

– Я покажу тебе кое-что.

От его прикосновения я вся заледенела, а воздух вышел из легких. Оберег полыхал под душегреей, но в глазах уже темнело… Тьма схлопнулась, и в ней, как по дну торфяной реки, поползли мутные образы.

Ветви, ветви, ветви.

Мглистый лес шумел, не в силах скрыть под пологом ветвей творящееся колдовство. Чары набегали волнами, просачивались в холодную землю вместе с кровью и силой того, кто ткал их.

– Убейте.

Чудь льнула к кровяной дорожке, услужливо целовала край накидки колдуна, отдавшего приказ убить нас с Терном.

– Прочь! – взревел чей-то голос, и нас с Вороном отшвырнуло в разные стороны.

Перед глазами еще прыгали, царапая щеки, еловые лапы, оберег все еще горел пламенем, когда я наконец вдохнула ледяного воздуха.

– Я видела! Я все видела! Это было колдовство крови! Это был кто-то из Нзира!

– Зачем? – прорычал Дарен, поднимая меня за шкирку на ноги. Едва встав, я отскочила от него и выставила клинок. Видение еще жило во мне, мешались перед глазами колдуны и враги… Может, это Дарен был там, внизу?

– Зачем ты пришла сюда одна?! – повторил он, не делая даже попытки уклониться. Я опомнилась и спрятала клинок. Дважды судить за измену не станут, но искушать его не стоит.

– Дикая девка, – со смешком произнес Ворон. – Сладишь с ней сам или того, беловолосого позвать?

Дарен если и был в ярости, то быстро вернул себе самообладание.

– Молчи, дух речистый, – в его голос уже просочилась обычная твердость. – Лесёна, я жду объяснений.

– Ты ведь хотел, чтобы я выслушала Ворона!

Колдун потер переносицу. Блеснули перстни, раздался короткий вздох.

– Я ошибался, – коротко, явно через силу произнес Дарен. Затем он перехватил посох в другую руку и, указав им на Ворона, угрожающе произнес: – Вчера я запретил тебе говорить об этом с колдунами Нзира. Ты ослушался моего повеления?

– Но я и не разговаривал с колдунами, мой повелитель.

Дарен сжал челюсти и метнул на меня такой тяжелый взгляд, что захотелось втянуть голову в плечи.

– Я запрещаю тебе разговаривать со всеми живущими в Нзире.

– Как угодно, повелитель. – Ворон склонился перед Дареном.

– Тебя ждет наказание, – бесстрастным голосом сказал Дарен. – Сними повязку.

– Не лучше ли приказать ей отвернуться и зажать уши? – отозвался Ворон с улыбкой.

Прежде чем я осознала, что происходит, мелькнули рука и игла. А потом раздался такой жуткий крик, что стены Третьего Круга будто бы подались вперед, готовые обрушиться нам на головы. Игла… Фед… Я встретилась с ним взглядом. На миг в его покрасневшем глазу зажглось узнавание.

– Мне так жаль, – прошептала я.

– Ну почему же, ученица, – с кривой ухмылкой сказал Ворон, затягивая повязку. – Я это заслужил. Страдания – это специя, без которой игра теряет остроту.

Когда он исчез, в моих ушах еще дрожал крик. Крик Ворона. Крик Феда. Мой крик. Я наткнулась на другой взгляд – холодный и злой.

– Идем. – Поток воздуха толкнул меня вперед, когда Дарен развернулся и пошел к крепости. – Он питается отчаянием. Еще бы чуть-чуть и… Почему ты так упорно пытаешься быть сожранной?

– А почему ты так упорно пытаешься помешать мне? Осторожнее, а то я могу подумать о тебе что-то хорошее.

Его губы чуть дрогнули.

– Вижу, ты успела пореветь. Вон, нос весь красный.

Я подавила смешок. Колдун, только что пытавший воеводу Чудовой Рати, справлялся о моем зареванном носе. Что ж, самообладания Дарену и правда не занимать.

– Ты хочешь утаить правду о нападении?

– Видения Ворона, как и слова, сеют раздор, – проговорил он зло. – Ему лишь на руку, если чародеи сцепятся друг с другом. Прежде, чем правда всплывет, я должен сам во всем разобраться.

Я чуть отстала.

Видениям Ворона нельзя верить. Никогда нельзя было! Но что, если… что, если он специально напал на нас сегодня, чтобы показать мне это? Знал, что тогда я решусь прийти к нему?

Я мысленно дала себе оплеуху.

– Он заманил меня к себе. Помешал поискам в башне Крыльев.

Дарен тоже остановился.

– Я не могу помешать тому, кто по доброй воле лезет к Ворону в силки, – проговорил он. – Он живет в этом мире за счет наших жизней. Не подставляйся.

– Так, может, Ворон заодно с тем, кто убил Терна?

– Я сам разберусь со всем этим. – Дарен окинул меня строгим взглядом. – А тебе сейчас стоит волноваться о своей судьбе.

– Да… я ведь не нашла читальню, – сказала я, ощущая, как под оберегом, внутри, расползается леденящая пустота, будто Ворон все еще был где-то рядом.

Хотелось бежать. Уткнуться в грудь кого-то далекого и родного, долго плакать, комкая пахнущую травами рубашку, может, даже кричать до хрипоты от несправедливости, но знание того, что даже думать об этом – пустая затея, заставляло меня горько поджимать губы и держаться.

– Лучше сам убей меня, – сказала я чужим, ломким голосом. – Но одной из них я не стану.

– Не станешь, – вдруг сказал Дарен со странным выражением. – Твоя воля сильна. Ты победила Шепот.

– Дарен, – в отчаянии прошептала я. – Мне нечего тебе дать. Я ничего не нашла, но… Я знаю, книги где-то там. В башне Крыльев.

Он отвернулся, и в ставшей тяжелой тишине мы дошли до Палаты Судеб. Но перед тем, как войти, Дарен обронил сухое:

– Не говори им того, что показал Ворон.

– Но если они начнут обвинять меня…

– Не начнут.

– Там будут Алафира и Инирика.

– Ты мне веришь?

Я подавила тревожный смех.

– Лучше все-таки убей меня.

– Лучше молчи, Лесёна, – с каменным лицом произнес Дарен, а потом и вовсе исчез.

Ветер донес тихий голос:

– Не дай Ворону добиться своего.

Час от часу не легче. Довериться Дарену или попытаться спасти себя тем, что показал Ворон? Может, это если и не станет оправданием, то хотя бы отвлечет от моего обмана с Даром? Так и не придумав, что говорить, я откинула назад растрепанную косу и вошла. Коснулась оберега. Крылатая, помоги!

Шестеро колдунов Совета уже сидели на своих престолах. Трое Созидающих и трое Превращающих. Престолы Пути Разрушения пустовали, ведь с тех пор, как Дарен выпустил Рать, ни одного колдуна этого Пути в Нзире так и не появилось.

Пол – простой серый булыжник, по которому струились золотые нити, образуя орнамент Путей, трилистник. Я остановилась в центре, как раз в том месте, откуда расходились лепестки. Каждый лепесток вел к престолам своего Пути. А еще в центре виднелось выжженное пятно – говорят, тут царь Полуночи когда-то сжег заживо Совет чародеев, когда те пытались помешать ему полностью завладеть городом. Тут же виднелись борозды от ногтей… Следы Карии еще не успели стереться. Может, Палата хотела, чтобы все это было здесь? Следы чужих судеб делали ее живой и устрашающей.

Я подняла взгляд на Созидающих. Инирика, конечно, тут. Ее навыки по управлению Обителью оказались незаменимы в Нзире, и степенная колдунья быстро обрела здесь прежнее, а то и более почетное положение. Видимо, даже Дарен высоко оценил ее способность ладить жизнь в тесном каменном улье, раз доверил заботу о быстро развивающейся общине колдунов. Теперь в руках Инирики оказалось снабжение и решение всех вопросов, связанных с жизнью чародеев.

Жаль, что вопрос с холодом решить не удалось, и привыкшая к вечному теплу Обители Инирика частенько с раздражением куталась в меха и теперь явно злилась, что я заставила себя ждать.

Справа от Инирики сидел Казимек, ее прежняя правая рука, а слева – Еж, старый хранитель читален.

С колдунами Пути Превращения я прежде не общалась и толком ничего про них не знала. Только, что растрепанного рыжеволосого парня звали Лис. И вид у него был такой, словно он оказался здесь лишь потому, что кто-то из Совета не смог прийти и попросил первого встречного себя заменить. Вид Лиса явно беспокоил и Инирику. Ее рука сама будто бы тянулась к костяному гребню, висевшему у нее на поясе.

Рослый колдун с посеребренными висками – Леслав. Немногословный, пользующийся большим уважением среди чародеев-мастеров. В прошлом он воевал на войне Трех Царств за отца Дарена, а после долго искал царевича в Светлолесье. Леслав растерял все свои земли, долго скитался и, говорят, когда они с Дареном наконец встретились, первым назвал его своим царем.

Меньше всех я знала про асканийку Эсхе, хотя ее имя было у всех на устах. Про ее вечеры упоминали и Минт, и Терн, и на них же без конца бегали мои соседки. Ее считали одной из самый прекрасных колдуний города. Но сейчас Эсхе предпочла скрыть свое лицо за плотной вуалью.

Узор стелился дальше, к дальнему концу Палаты. Там, за престолом правителя Нзира, он сплетался в Древо. Сам престол представлял собой огромный каменный трилистник, который не под силу изготовить ни одному человеческому мастеру. Сейчас Дарен сидел на нем, чуть откинувшись назад, с видом отстраненным и безучастным, будто и не спорили мы с ним несколько мгновений назад. Рядом с ним стояла явно недовольная чем-то Алафира.

В горле возник холодный комок.

– Лесёна, дело срочное, поэтому обойдемся без долгих вступлений, – важно произнесла Инирика.

Я поклонилась. Сердце стучало в ушах.

– Мы решили, что престол твоего пути не должен стоять пустым, – сказал Казимек. – Раз никто не объявился, значит, ты должна занять это место.

– Что?

Дарен равнодушно смотрел куда-то вдаль. Я перевела взгляд на Алафиру – она, не стесняясь, прожигала меня взглядом так, что было удивительно, как еще не вспыхнуло ее сухонькое лицо.

Почему они молчат?

– А как же… Терн?

Инирика чуть сузила глаза:

– Гибель Терна – несчастье. Он переоценил свои силы в приручении чуди. Нам следует усилить Совет для принятия более взвешенных решений. Что скажешь?

Дарен не сказал обо мне Совету? Неужели он велел молчать и Алафире?

Невероятно. Водит за нос Совет… или все-таки помогает мне?

Я еще раз взглянула на царя. Он выглядел все таким же отстраненным, но я бы не удивилась, если бы узнала, что где-то внутри себя он потешается над нами.

– Престол Пути Разрушения пустует уже несколько месяцев, – повторила Инирика, теряя степенность. – Займешь его?

Я едва выдавила из себя:

– Нет.

Инирика и Казимек выглядели оскорбленными. Я не знала, чем скрасить проявленную мной неблагодарность, и с поклоном сказала:

– Каждого из вас выбрал наш царь и наш народ. Я не могу занять это место, будучи не равной вам по положению. И уважению… Боюсь, что моя юность и неопытность перевесят все благие намерения.

Инирика побелела от гнева. Я оглядела остальных колдунов в Совете, но непохоже было, что им есть дело до моего решения: Леслав и Лис о чем-то переговаривались между собой, а старик Еж накрылся шубой, и оттуда доносились звуки, подозрительно похожие на храп.

– Что ж, возможно, ты и правда не готова, – проговорила Инирика. – Ты всегда поздно созревала, когда дело касалось важных вопросов.

Я сочла за благо согнуть спину в еще более глубоком поклоне. Все-таки не каждый раз вместо Чудовой Рати предлагают престол Разрушения! Вот только почему они сами не спросили меня про гибель Терна? Неужели по той же причине, что и Дарен – чтобы не подозревать своих же побратимов в страшном?

Когда все разошлись, ко мне, шаркая сапогами по полу, подошел Казимек.

– Не отказывай Инирике, – сказал он.

– Я не…

– Не обязательно быть готовой. Достаточно просто следовать за госпожой. – Он мягко погрозил мне пальцем. – Она много лет заботилась о нас. Подумай.

Что ж, вот и разгадка щедрости: Инирика надеялась, что с моим приходом получит еще один дополнительный голос в пользу своих решений. Созидающие часто поддерживали ее, а чародеи с пути Превращения, видимо, не стремились. Инирика хотела так расширить свое влияние.

От мысли, что меня снова затягивают в какие-то игры, я почувствовала лишь усталость. Одно было хорошо в потере Дара – действительно сильным мира сего больше не до меня. Судя по всему, Дарен даже не сильно волновался насчет моего обмана, его волновал только тот, кто стоял за колдовством крови. Должно быть, совсем списал меня со счетов.

Значит, я вполне могу вернуться к поискам читальни Галлаи.

Меня накрыло странное облегчение. Впервые за многие месяцы.

Найду читальню – найду и записи времени Полуночи. Узнаю, как именно Ворон проник в наш мир и почему его погибель, как упоминала линдозерская болотная чудь, спрятана на Изнанке нашего мира.

Говорят, Ворона невозможно убить зачарованным оружием или колдовством. Даже Мечислав, первый жрец, сумел лишь заточить его Рать под землю.

Он возрождается, и у него есть все время мира, чтобы терзать всех нас до смерти. Он питается нашими страданиями. И если у Дарена есть хитрость, то у Ворона – вечность.

У меня же есть лишь половина человеческой жизни.

* * *

Я вернулась к Минту глубокой ночью. Соседки еще не пришли: сегодня они будут оплакивать Терна и готовить все для обряда проводов. Может, поэтому Нзир был тих и печален, ветер выл тише обычного, а я никого не встретила по дороге в Женскую башню?

Я распалила лучину и принялась пересматривать свои записи, лихорадочно надеясь найти в них зацепку.

Серый кот спал, растянувшись на постели и подергивая во сне куцым хвостом. Пока я шарила в сундуке, он соизволил проснуться и даже поприветствовать меня хриплым мяуканьем.

– Хорошо, что ты здесь. – Я кинула ему полоску вяленого мяса, а себе достала яблоко. – Поможешь с читальней?

Кот обнюхал подношение и как будто снова заснул. Ну да. Жди от этой животины помощи! К слову, кота у меня язык так и не поворачивался назвать «своим». Он пришел за нами с Минтом в Нзир, но ходил где хотел, иногда терпел нашу еду и ласку и порой, не иначе как из жалости, показывал тайные ходы.

Я откусила яблоко – лежалое, мороженое, но все еще сладкое, – потом подкинула дров в затухающий очаг и продолжила поиски. На дне сундука, среди поношенной тренировочной одежды и одной нарядной рубахи, еще одним приветом из прошлого лежал невероятной красоты платок, а в нем – обрядовый шнур Альдана.

Здесь, в покоях, рядом с его котом и его подарками, так легко было вспоминать его слова, его дом и даже его прикосновения. Но так трудно – лицо. Как будто травник из Линдозера остался где-то в другой жизни.

Что ж, так оно и было. Еще один человек из прошлой жизни…

В груди защекотало, застрекотало, забродило. Слезы выкатились, будто непрошенные гости.

Я закрыла лицо руками. Дыхание жгло тыльную сторону запястий, касалось шрамов, уносило время вспять…

– Лесёна… Грядет новая война. Не возвращайся. Они будут этого ждать.

– Ворон или Дарен?

– Оба.

– А ты?

Я не хотела произносить этого вслух, боялась выглядеть жалкой. Альдан отвернулся, проверяя, надежно ли сидит меч. Это промедление усилило страх перед мучительной неизвестностью, разделявшей нас.

– А я – не буду.

5. Альдан. Разоренное гнездо

В тот вечер думалось плохо. Альдан склонился над картой, разложенной на столе, но муторная духота комнаты отвлекала, не давала сосредоточиться. Он откинулся на спинку резной скамьи, потер виски, а потом резко вскинулся, убрал с уголков карты деревянные фигурки и подошел к окну. Распахнул раму.

Первый снег залетел в гридницу, но молодому княжичу не стало легче. Так он и стоял, долго вглядываясь в лиловые сумерки и растворенные в них очертания крепостного двора. Редкий снег гладил землю, ласкал его щеки, нес с собой прохладу и покой, но Альдан знал, что не стоит обманываться этой ласкою – совсем скоро лютая, жестокая зима грянет в Светлолесье, придет в его растерзанный город, кинет в его людей стылой болотной моросью, и начнется новый виток тяжелейшего времени в истории Линдозера.

Так началось его правление.

Альдан провел рукой по все еще непривычному княжескому венцу, и снова сердце кольнуло глухой тоской. Да что же такое? Отчего так тоскливо? Может, дело в том, что сегодня он вернулся с линдозерских гуляний, где сам благословлял на житье с ладными парнями подружек своих, близняшек? Множество горожан стояло перед ним, и за каждого он теперь был в ответе. Альдан вспомнил, как бабушка Косома положила ему на щеку сухую ладонь, а соседки зашикали на нее, но старушка шепнула:

– Не кори себя, Данушка. Лишнего на себя не бери.

«Какое уж тут лишнее, когда все самое необходимое?» – удивился тогда Альдан.

Но он и правда устал за эти месяцы. Выдохнул лишь, сидя на большом обрядовом гульбище, где праздновали свадьбу молодые из Линдозера.

И чудилось ему, будто его судьба села рядом с ним, а потом, не прощаясь, ушла. Что толку ворошить несбывшееся? Альдан сам не заметил, как потянулся к обрядовому шнуру, забыв, что отдал его… Лучше бы швырнул его в Вороненку.

Не бывать солнцу и луне вместе. Пора идти дальше.

Теперь на плечах Альдана ноша, а на голове – княжеский венец рода Зари. Блестят в пепельно-седых прядях золото да рубины, не дают забыть о цене. И он не забывал, разбирая днями и ночами обращения от горожан, отстраивая кром, выводя дух пепла и пожара из своего гнезда, а заодно – и из своих мыслей.

Но надвигались голод и болезни. Еще летом горожане заговорили о стае волков, замеченной на краю леса, и стало понятно, что зимой соперничать за жизнь придется еще и со зверьем. Линдозерцы все те годы, что Чудова Рать была заключена под землей, боялись охотиться в лесу, и многие просто не знали, как противостоять волкам. Альдан решил эту задачу, отрядив своих людей обучить мужчин стрельбе из лука, и тревожных слухов поубавилось. Но он знал: затишье временное.

И в это затишье вокруг Линдозера собирались тучи. Самое ужасное, что отчасти в этом были повинны жрецы – ведь жрецы Единого не имели подданства. Ни один правитель не мог судить их. Только заветы Единого имели над ними силу. Единственное исключение – он, княж Зари, из-за своего родства с Мечиславом владеющий землей в Святобории.

Но царь Святобории, Залесский, тоже приходился Мечиславу родственником. Согласно старым законам, жрецы должны были доставлять обвиняемых в колдовстве в Цитадель – оплот жречества в столице царства.

Но после того, как Дарен поднял в воздух Нзир-Налабах и освободил Чудову Рать, напуганный Залесский выпустил указ, позволяющий жрецам ради защиты убивать колдунов, не доводя до суда.

И началось. Жрецы опускались до зверских расправ над обвиняемыми. Вершили самосуд, нагоняя ужас на простых людей. И – Альдан знал это от проезжавших мимо торговцев – святоборийцы сами уже прятали у себя начинающих колдунов, самые смелые из которых уходили на поиски Нзира, понимая, что на земле им грозит либо темница в Цитадели, либо смерть.

Альдан, сидя в Линдозере, видел это слабое место в мерах жрецов и понимал, что Дарену это тоже очевидно.

Теперь Альдан не недооценивал противника. Дарен был хитер и в противостоянии не спешил, умел выжидать, а потом принимал быстрые, хладнокровные решения. Дарен точно знал, чем пожертвовать ради победы. Альдан, наблюдавший за ним в Линдозере, уже имел представление о его уловках: расположить к себе простой люд, чтобы потом, умело лавируя между общими интересами, добиться своего.

Альдан хотел знать о каждом шаге Дарена в Светлолесье и, благодаря близости к Мечиславу, получал из Цитадели частые донесения о ходах колдовского царя.

Как он и предполагал, Дарен разослал гонцов в Святоборию, Ардонию, Сиирелл и остальные царства, тем самым показав мирным жителям, что против них Нзир никакой войны не развязывал. Первое время люди в страхе стекались в большие города, но прошло несколько месяцев, а чародеи были замечены разве что в торговле каменьями и оберегами да в помощи оставшимся в весях мирным жителям с дикой чудью, что ползла из Мглистого леса. «Уж не сам ли он ее натравил?» – с негодованием думал Альдан.

Но Дарен даже приструнил екадийских всадников! А этого за несколько веков не удалось сделать ни одному из правителей царств. Святобория и Ардония все эти годы были заняты междоусобицей и погоней за чародеями, пока их подданных год за годом уводили в рабство.

Ардония, царство, в котором Дарен родился царевичем, сильнее всех пострадала от распрей – и то только потому, что там наместником после войны Трех Царств был Ворон и это царство превратилось в одну большую Цитадель. После пробуждения Чудовой Рати и исчезновения Ворона знать Ардонии, несколько лет изнемогающая от вынужденного жречества и налогов, быстренько взяла правление в свои руки. Они признали Дарена наследником престола и изгнали жрецов из Ардонии. Те подались в Злат, под крыло святоборийской Цитадели.

Но Дарен не спешил возвращаться в родное царство. Он вел переписки со знатью, убеждавшей его вернуться на трон предков, и даже ввел в двор Нзира нескольких представителей знатных родов Ардонии, и всем очень скоро стало понятно, что править на земле он не собирается.

Между Ардонией и Нзиром начался обмен и робкая торговля: с одной стороны шли ткани, еда, утварь, травы, а с другой – зачарованная защитными рунами одежда, светящиеся в ночи камни и обереги от чуди.

Сиирелл, верный своим правилам, не желал принимать чью-то сторону. Им нравилось торговать по-тихому со Святоборией рабами из Аскании, большинство подрядов у них также было оттуда, и, даже если жрецы пытались навязать им свою веру, наемники каждый раз ухитрялись ускользнуть от подданства. Сиирелл никогда не участвовали в войнах Светлолесья и всячески избегали столкновений, связанных со жрецами и колдунами. Но как долго они смогут оставаться в стороне?

Итак, жрецы собирались в Злате. Мир трясло от столкновений на всех ярусах: знать сцепилась со знатью, жрецы с колдунами, чудь с народом… предания с преданиями, новые боги со старыми. Прошло целых пятнадцать лет с последней войны…

И вот теперь наступали привычные времена для Светлолесья.

Времена войны.

Только теперь многие понимали, что, когда закончится передел, настанут либо самые лучшие времена, либо такие темные, каких еще никто в Срединном мире не видывал.

Люди, чудь, колдуны – все бежали вперед в поисках лучшей доли.

Альдан же, после того как Мечислав не пустил его в Злат, пытался теперь уберечь свою многострадальную землю от потрясений.

Единственное преимущество, что сейчас было у него в рукаве – время на подготовку.

Карта медленно скручивалась в свиток. Альдан тяжело прикрыл веки – нельзя верить даже своим глазам.

Колдовской город появлялся то тут, то там, и предугадать ничего было нельзя. Снова.

В дверь скромно постучали, но человек, открывший ее и затем вставший напротив Альдана, заметно волновался:

– Началось.

– Я знал, – с мрачным торжеством отозвался Альдан и бросился из гридницы, на ходу набрасывая протянутую кольчугу.

Стены выгоревшего крома отражали грохот его шагов, неупокоенные души скользили мимо, и в тусклом, едва пробивающемся лунном свете их черты дрожали, отбрасывая на пол робкие тени.

Слуги боялись после захода солнца ходить здесь, хотя пустота вокруг казалась зыбкой, ненастоящей, изменчивой и уж точно не зловещей. Раньше было хуже. Холодный, предзимний ветер гулял по плохо протопленным хоромам, и Альдан встречал его с усмешкой. Раньше было во сто крат хуже!

Альдан выбежал во двор, вскарабкался на вершину сторожевой башни. Его человек уже был там: в его дерганных движениях угадывался затаенный страх.

– Господин, – Игмар указал на лес вдали, – их заметили там!

Альдан прищурился.

Созвездие Аспида, обычно мерцающее над лесом, скрывала туча. И туча росла.

Альдан нутром ощутил болезненное, чуждое живому присутствие Чудовой Рати.

– Прикажешь выводить Стрелы, мой княж? – начал было Игмар, но в следующий миг ничком свалился Альдану под ноги.

Сумрак будто отделился от сводов припорошенных снегом елей, и Альдан почуял, что это означает, даже прежде, чем тень приняла человеческие очертания.

– Ты! – Альдан вытащил клинок, и верный Обличитель не замедлил выскользнуть из ножен. Меч легчайшим взмахом рассек едва сгустившийся морок перед молодым княжичем.

– Ничего ты мне не сделаешь, пес, – с издевкой сказал голос. – Тебе же лучше перестать лаять и послушать, что я скажу.

– Твой голос – льстивый мед. Лей его другим, – процедил Альдан.

– Это кому, интересно?

Дарен с мерзким смешком возник перед ним. Черный и золотой пришли на смену просветительскому серому, а соболиный плащ струился по полу, словно влажный змеиный язык. На руках – уйма перстней. Кажется, Дарен всем своим видом подчеркивал свое происхождение, прямо-таки почти кичился этим. И на нем это выглядело естественно, словно влитое, будто всегда он таким был, в отличие от Альдана, чей обруч и княжеская кольчуга сидели на нем, как чужая кожа. Дан вдруг подумал, а что бы сказала сейчас Лесёна, и тут же оборвал себя.

С каждым разом делать это становилось все проще и проще.

– Уж не для меня ли вырядился? – процедил Альдан. Он мельком, так, чтобы не заметил колдун, присмотрелся к городу над лесом: кажется, тот все-таки приближался.

– Не можешь забыть ее, да?

Княжич ничего не сказал, даже взгляда не опустил, а меж тем холодное касание снега с ветром остудило его разум. Может, удастся отвлечь чародея? Пусть попробует приблизиться к его городу… Уж Альдан его приветит!

– С чем пожаловал? – наконец произнес княжич.

Что ж, можно и притвориться. Просто разговор, будто и не пытался Альдан зарубить своего собеседника несколько мгновений назад.

– Передай мое послание Мечиславу, – охотно ответил Дарен. – Я знаю, он в Злате, но мне туда сейчас хода нет.

Княжич смотрел на колдуна как на безумца. Как смеет он являться сюда с подобными просьбами? Как смеет просить о таком его, Альдана, потомка первого жреца?

– Скажи, что я хочу пойти на мировую.

И от этих слов Альдан онемел. У Дарена ведь Чудова Рать. Он мог бы сравнять с землей любое царство хоть сейчас! Но чего он выжидал, теряя все эти месяцы? Трудно было представить, что на уме у колдуна. Но и недооценивать его не стоило, ведь в прошлом именно Дарен сумел перехитрить всех.

– Отчего сам не скажешь?

– О, мне он не поверит, – растекся в широкой улыбке колдун. – Ты же другое дело. Любимый потомок, избранная кровь.

Альдана затрясло. Видеть Дарена – все равно что гореть от собственного бессилия и ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть себя за это. Предательство и обида внутри слились в жаркий ком, что жег его днем и ночью, и ни одна идея, мысль не могла остудить жажды поквитаться. Дарен и Ворон стали его целями, и очень трудно было останавливать себя. Мечислав, дважды говоривший об этом с Альданом, конечно же, замечал лихорадочный блеск в глазах потомка и не потому ли не взял Дана с собой в Злат готовиться к войне, не потому ли оставил его здесь, следить за городом, мужать, набираться сил?

Перед тем, как уехать, Мечислав оставил с Альданом двух наставников: одного по воинскому ремеслу, другого по княжескому воспитанию. «Учись пока», – сказал перед отъездом его прославленный предок. И молодой княжич остался с Усором, старым воеводой, и, правду сказать, времени зря не терял. Строил оружие. Колхат, томящийся в темнице под кромом, выводил для него все, что прежде чертил Ворон, когда тот еще носил облик воеводы и правил Ардонией.

Прежде чем Альдан спустился по лестнице своих воспоминаний на самое дно, Дарен сказал:

– У тебя нет выбора. – И мотнул головой в сторону леса, на город.

Летающий замок был все ближе: уж и вырисовывались темные башни, и переходы, и каменные грани, и куски земли, служившие опорой. Так близко! Уже почти, чуть-чуть… Резанула мысль: что будет с Лесёной, если он… если он… Но нет. Она сама выбрала свою дорогу. Каждый день рядом с этим проклятым колдуном, а может, и не только день…

Он гнал от себя решение до последнего.

Альдан всмотрелся в небо, снег падал ему на глаза, покрывал талой водой щеки. Ветер овевал их, будто заставляя сохнуть скорее. Еще чуть-чуть. Альдан больше не тот пылкий юнец, влюбленный травник, и больше не даст повода Дарену обратить его чувства против него. Теперь все надежно спрятано внутри. Засыпано снегом. Убаюкано зимой.

Но если то, что говорят про колдовской город, не ложь, у Альдана и правда не останется выбора. Княжичу вспомнился тот вечер, когда ему впервые донесли слухи про Нзир-Налабах.

В тот вечер Яния принесла в горшочках запеченную дичь и перед тем, как покинуть гридницу, бросила на Альдана выразительный, яркий взгляд. Он, нахмурившись, вгляделся в ее блестящие глаза, темные косы, зовущую улыбку.

– Долго тянуть будешь? – фыркнул в усы воевода. – Все ее подружки замуж повыскакивали по осени, а она, строптивица, в кром пошла служить. Знамо к кому! Приголубь девку, дурень. Чего сам маешься и ее маешь?

Альдан подтянул к себе карту.

– Где, говоришь, замок видали?

Усор крякнул и сел, положив локти на стол.

– Да вот же, над Мглистым лесом все ошиваются…

– Нелегко к ним подобраться будет.

– Нелегко, мой княж.

– А если сюда заманим?

Старик побелел, и усы стали видны отчетливее, заполыхали на обескровленном лице.

– Единый помилуй тебя с такими разговорами, княж! Будто не слыхал, какая слава за проклятым городом ходит?

– Какая?

– Будто там, где он появляется, земля мертветь начинает, скот падает и люди мрут.

Альдан еще раз склонился к карте.

– Думаешь, по этой дороге нам к лесу не пройти?

Усор со скупой горечью признал:

– Не сдюжим мы, господин.

– Еще посмотрим.

– А то не слыхали вы, что стряслось с весями у Мглистого леса!

Люди пропадают, чудь утаскивает колдунов. Город на севере, вторая торговая пристань Святобории, из которой по осени, пока не встало море, купцы перебирались в Асканию, ныне остался лишь в воспоминаниях. Говорят, все люди сгибли – то ли в лес ушли, то ли чудь задавила.

С севера с котомками потянулись люди, потом – птицы и лесная животина. Альдан и сам заметил, сколько дичи прибавилось в его лесах. Всю осень он исступленно, до дрожи в пальцах, строчил письма в Злат, пытался достучаться до Мечислава, объяснить, как мало у них времени и что ему, Альдану, не место вдали от столицы. Мечислав скупо отвечал: никому другому не доверю город. Но Альдан злился. Будто у них в запасе еще сотни лет! Альдан одергивал себя, ведь Мечислав всегда был для него примером, опорой. Но до чего трудно усидеть на месте, когда где-то по небу плывет проклятый город, неся за собой гибель всему живому!

Правда это или нет?

Лишь бы успели вывести Стрелы…

Лишь бы город подлетел ближе…

– Знаю, что у тебя в плену червенец-каратель по имени Колхат…

Отпираться было бессмысленно.

– Отдай его мне, – потребовал колдун.

– Нет.

Этого пленника Альдан спрятал ото всех. После того как Колхат переродился, в нем почти не осталось ничего человеческого – Альдан сам допрашивал его. Много ужасного узнал. Но и полезного тоже. Взять хотя бы Стрелы…

Да где же, где они?!

Дарен начал исчезать, и Дан попытался задержать его отчаянным:

– Почему ты думаешь, что Мечиславу будет интересно твое предложение мира?

– Сам догадаешься, – одними губами произнес Дарен и растаял.

И вот теперь горькая тьма заволокла небо, и снег полетел черный, словно сажа.

– Иди к Мечиславу, – голос колдуна изменился, стал злым и безумным. – Передай все, что видел, и скажи, что времени до исхода зимы. К годовщине войны Трех Царств!

Княжич только и успел обернуться.

И разверзлись чернильные хляби, и рухнула на город голодная, стоокая тьма.

6. Бел-Горюч-Озеро

За священной рощей, неподалеку от того места, где река Ангмала срывается с уступа, раскинулось Бел-Горюч-Озеро. Название говорило само за себя: вода в озере кипела, а с поверхности шел плотный, как неразбавленное молоко, пар. Говорили, за озером смотрит какой-то могущественный старый водяной. Может, потому между женским берегом для омовений и мужским всегда висит непроглядная белая пелена?

Я любила приходить сюда до рассвета, пока все спят.

Вот и сегодня по дороге к озеру меня сопровождала только тишина древнего города. Лишь в некоторых оконцах крепости да в сторожевых башнях на стенах дрожали слабые огни. Но такая пустота была кругом!

До чего странно здесь ощущалось одиночество: маленький человек наедине с каменной махиной и ее злой зимней природой, а все равно не чувствуешь себя одиноким, даже если это правда так. Только оглушающая пустота, тишина, холод. Вот и все. Ты становишься тенью среди теней города, просто странницей, мимолетно наслаждающейся гостеприимством сказочного чудовища. Легко поверить, что спустя столетия потомки местных колдунов так же будут бродить меж руин и задаваться вопросами: «Что за великаны возвели Нзир в порыве вдохновения?». Порой я замечала в очертаниях переходов, крыш и окон странное единство, будто был он когда-то единым живым созданием, и словно бы только время, ощущавшееся здесь иначе, раскидало его останки по колдовской земле.

Все дороги Светлолесья ведут к тебе, Нзир, все Пути! Город, в котором возможно все. Не спасли меня от чар твоих ни вынужденное избегание чародеев, ни присутствие Чудовой Рати. Нет, не открыть мне всех твоих тайн, великий город. Да и кто бы мог?

Дарен?

Я скинула одежду и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Дарен всегда был себе на уме. Когда предание говорило, что Полуденный царь придет и все исправит, в нем не упоминалось одного – в каком пламени нам всем придется сгореть, чтобы измениться.

«Тот Дарен ведь и правда сгорел».

Я нырнула и поплыла сквозь толщу воды глубже, перебирая по дну руками. Вода порой пугала меня, но теперь я находила в ней утешение. Находила свою память, прикасаясь к вплетенной в волосы жемчужной нити. И сейчас от воспоминаний о Дарене некуда было деться – теперь эта нить соединяла меня с детством, с той стороной моего бытия, что существовала до жизни среди чародеев. Я принадлежала к знатному ардонийскому роду, и именно мои родители спасли от жрецов молодого царевича. Мы все укрылись за морем, в Аскании, но когда пришли червенцы, прежняя жизнь кончилась. Жемчуг хранит то, что осталось от моего детства. То, что нашел Дарен посреди руин моего разума, ведь после тех событий я почему-то потеряла память.

Дарен и Ворон были там. Они знали что-то, но молчали. Один сказал, что я сама должна вспомнить, а у другого я никогда не спрошу. И день за днем я перебирала жемчуг в надежде заполучить все воспоминания, хотя и знала, что там одна только горечь.

Я вынырнула на поверхность, хватая ртом холодный воздух. Вода, а особенно такая, как в Бел-Горюч-Озере, помогала унести печали. Она соединяла границы миров и была проводником неведомого.

Вода… огонь… вода…

«Забери, озеро, мою неверную память, погаси, вода, былые чувства».

«Ведь та Лесёна тоже сгорела».

– Неужели это и есть ты? – спросил смеющийся женский голос.

Я обернулась. На камнях сидела женщина. Пар и длинные темные кудри частично скрывали ее наготу, но я не могла не заметить темный цвет ее кожи. Асканийка.

– Мы знакомы?

– Нет, но виделись. – Асканийка плавно соскользнула в воду и, не переставая улыбаться, подплыла ко мне. – Я Эсхе, наставница с Пути Превращения и, по скромному мнению девиц-колдуний, лучшая устроительница вечер в Нзире.

У Эсхе были полные ярко-алые губы и спокойные, карие с красными крапинками глаза. Ей явно не требовались чужие рассказы о ее красоте: судя по гордому и спокойному взгляду, она совершенно точно знала о ней сама. Кожа Эсхе завораживающе мерцала, и от воды на ней четче проявились узоры – звезды, водопадом стекающие вниз, к поджарому животу. Эсхе выждала несколько мгновений, будто давая мне возможность изучить себя.

– Чего ты хочешь? – спросила я вслух.

Асканийка медленно прикрыла веки, а потом резко взмахнула ресницами, не переставая улыбаться.

– Приходи вечером. Может быть, расскажу.

– Я занята.

– Если хочешь, я помогу тебе найти нарядную одежду. У меня много друзей среди ремесленников-чародеев.

– Мне нравится моя одежда.

Я уже привыкла к постоянным насмешкам от соседок по поводу своей поношенной рубахи и линялых штанов, из которых я теперь почти не вылезала. Но мне нравилось, что в этой одежде удобно ползать по заброшенным коридорам и уворачиваться от ударов Минта. Теперь такова была моя новая жизнь. Жизнь вдали от плясок с пестрыми нарядами.

– Мне пора.

На берегу я начала быстро обтираться холстиной, но не тут-то было.

– Ты вся в синяках, – рассмеялась Эсхе. – Поспорю, что твои бедра покрыты ими вовсе не от жарких ночей.

– Веселитесь без меня, ясно?

Асканийка медленно вышла из озера. Вода стекала с тела, покрытого рисунками, и испарялась с кожи, отмеченной созвездиями и изящными завитками… Нет, белыми и черными змеями.

Так она из культа Змей!

– Лесёна, я зазываю тебя не только ради нарядов и жарких ночей. – Эсхе протянула руку и помогла оправить рубаху. – Нам надо поговорить. Я знаю, что ты больше не колдунья.

Сердце упало вниз. Картинка начала собираться…

– Это Дарен рассказал тебе обо мне?

В ее взгляде промелькнуло что-то оценивающее.

– Приходи.

Дарен. Он ей сказал? Зачем? Кто она ему?

Я вырвала из ее рук свою рубаху, молча заткнула ее в штаны и, не прощаясь, поспешила уйти.

Культ Змей помог Дарену в Аскании и, похоже, не остался в стороне и теперь. Что за игру ты опять затеял, Полуденный царь?

Или я зачем-то понадобилась культистам?

* * *

Поздним утром, похлебав на кухне остатки горячей похлебки, мы с Минтом отправились на тренировку в руины. После вчерашнего друг был молчалив, и я не лезла к нему, зная, что хорошая драка взбодрит его лучше душеспасительных разговоров.

И только когда мои колени затряслись от усталости, а рука уже не могла поднять тренировочный меч, Минт кивнул на раскидистое дерево, под которым мы обычно отдыхали между подходами.

Я рассказала ему обо всем, кроме Ворона. С одной стороны, не хотела тревожить его напоминанием, а с другой – опасалась гнева за свою несдержанность. Минт учил меня не поддаваться на словесные атаки в том числе, а вчера я не сдержалась. Вдобавок узнай он о видении, в котором кто-то приказал чуди убить нас с Терном, наверняка снова бы поднял вопрос об укрытии в Сиирелл.

– Что ж, – Минт устало потер переносицу, – Инирика зазывает тебя в Совет для своих мутных делишек, и культистка из Аскании позвала тебя к себе… для чего?

– Для того же самого, возможно.

Минт прикрыл глаза и улыбнулся.

– Рассказ про Эсхе на озере здорово поднял мне настроение. Можно подробнее все описать?

Я пихнула его в плечо, но он, не глядя, уклонился.

– Не хочу связываться ни с Инирикой, ни с Эсхе. Кстати, – пальцы едва слушались, но я извлекла из своей сумы склянку с сон-травой, – вот, возьми. Это снадобье для спокойных ночей. Никаких дурных снов.

Минт взял склянку, но, ничего не спросив, убрал ее за пазуху. Потом снова откинулся на дерево, глядя на крепость. Искра любопытства в его глазах затухала.

– Я тут подумал… Если у нас одна жизнь на двоих, мы, скорее всего, умрем в один день.

– Ну-у, скорее всего.

– Знаешь, мой старший брат погиб на войне Трех Царств, – вдруг проговорил Минт. – Он был крепким, рослым, вечно лез на рожон и любил тесать кулаки о всяких выскочек. Говорил, что рожден воином. – Он улыбнулся. – Такой дуралей. Пошел в дружину. Наша мать почти следом за ним ушла. Подалась в странствующие жрицы. Я остался с отцом, но он не больно-то…

Я молчала, понимая, что ему сейчас важнее просто быть услышанным. Вынести Шепот Ворона в своей голове невероятно трудно: он вытаскивает из закоулков души все самые болезненные воспоминания, все самые потаенные страхи и желания.

– Я хотел быть, как брат. Стать воином. Стать лучше, чем мой брат, чем все, кто меня окружал. Но я потерял себя. Потерял цель своего пути… А может, никогда ее по-настоящему и не знал, ведь все, кого я любил, вечно выбирали не меня. Шли куда-то. И я тоже куда-то шел и что-то делал…

– Как Странник.

Губы Минта исказила ломаная улыбка. Я знала, Минт не верит в божество наемников, но мне хотелось сказать ему хоть что-то.

– Не подстегивай мою гордыню.

– И не собиралась.

– Лесёна, – он обернулся ко мне и прямо посмотрел в глаза, – что, если мы с тобой поженимся?

– Мы… что? Что ты сказал?

– То и сказал, – отозвался Минт.

– Не понимаю…

Злой взгляд потемневших глаз блеснул обидой.

– Правда не понимаешь, да? Я думал, теперь, когда мы остались одни, теперь, когда ты человек… Мы могли бы создать свой собственный род. Мы ведь всегда были против всех.

Чего-то такого я и боялась. Чувствовала, что после битвы за Линдозеро мы уже не сможем оставаться друзьями.

– Ты…

– А почему нет?

– Ты же не любишь меня.

– Кто тебе это сказал?

– А как же Лада?

Девушка, что осталась на острове наемников, девушка, из-за которой Минт когда-то рисковал порвать связь с принявшим его родом.

Минт отвернулся. Голос его звучал глухо, словно его обладатель борется сам с собой:

– Я потерял свою честь. И право быть с ней. Пора взглянуть правде в глаза – я не справился. Ты тоже вчера едва не погибла. Мы проиграли, мир катится в бездну.

Нельзя сказать, что я об этом не думала. Какая-то часть меня хотела уехать и все забыть. Малодушно сбежать, украсть для себя кусочек отмеренного времени и драгоценного покоя, оставить червенцев и чародеев рвать друг друга за право ходить по Срединному миру. Но именно из-за меня рухнуло древнее заклятие, сковывающее Чудову Рать, и моя судьба тесно переплелась с судьбой мира.

Про Альдана мы не говорили, но его тень сама собой возникла между нами, словно он еще мгновение назад был здесь и не прошло этих долгих месяцев, когда я упорно старалась не говорить о нем. Но почему-то сейчас воспоминание об Альдане явилось и добавило тяжести в наш и без того сумрачный разговор.

– А вдруг… вдруг все это из-за того, что ты отдал мне половину своей жизни?

Минт сделал для меня больше, чем кто-либо. Он как Фед, только Феда больше нет, а если я потеряю еще и его…

– Минт, ты спас мне жизнь. Ты самый щедрый и добрый человек из всех, кого я знаю. Ты мой друг, но…

Его глаза сузились.

– …но неправильно жениться не по сердцу. Даже если мы с тобой оба безродные и неприкаянные.

Друг стряхнул снег с темно-русых волос, с меха росомахи на вороте, а затем встал.

– Думай, – бросил он ровно. – Я спускаюсь в Светлолесье. Дарен приказал подготовить жертвину к вечернему обряду.

Он ушел, а я не знала, куда деть свой взгляд, и он невпопад шарился по углам, то и дело натыкаясь на снег и разруху. Все вокруг враз сделалось неуютным и нелепым, словно куча стылой земли и камни не стоят того, чтобы за них бороться. Словно все мои идеи по изгнанию Ворона ничего не стоят.

Но хуже всего было другое: в этот раз Шепот Ворона проник слишком глубоко в Минта… И все-таки его надломил.

«Ворон питается отчаянием. Пора, Лесёна».

Я побежала по улицам со скоростью, какую только могла выжать из своих обессилевших после тренировки ног. Перепрыгивая камни, перелезая через разбитые окна. Кое-где виднелись шеломы, оплавленные рукояти мечей, исполосованные стены… оставалось только гадать, сколько жизней оборвалось тут когда-то.

Обычно мы с Минтом подбирались к башне Крыльев со стороны Второго Круга, и каждый раз это занимало разное количество времени. Иногда город водил кругами по пустынным улицам, будто сердился на что-то. Может, если бы и здесь кто-то обитал, Нзир был бы милосерднее, но земли Второго Круга пока никто не заселил: живые не рвались к близкому соседству с Ратью. А может, дело было и в другом: колдуны-ученики и их наставники все еще трудились над Первым Кругом, и не оставалось времени думать над загадками Второго.

А загадок Нзир-Налабах подкидывал достаточно.

Многие думали, что Галлая жила рядом с читальней, расположенной в Главной башне, и искали ее собрание именно там. Но за три месяца ничего значительного так и не нашли и потому гадали, куда подевались те самые, древнейшие знания о Путях.

И, если я хоть немного понимаю Галлаю и Нзир, они оставят искателям возможность попытать свою удачу.

За два часа до заката город сжалился и наконец пропустил меня к башне Крыльев. Добравшись до подножия разрушенной лестницы, я рухнула на уцелевшие ступени, чтобы перевести дух. Скоро для Терна начнется обряд перехода, но я еще могу успеть. Редкий снег, залетевший в окна, кружился и полностью исчезал в многочисленных дырах в полу. Горло и легкие снова болезненно горели. Я заглушила их несколькими глотками травяного настоя, а потом нашла глазами малахитовую дверцу. Ее почти полностью скрывал иней, но я явственно видела проступающую сквозь него зелень.

Оберег как будто бы потеплел.

– Ну, вперед, – шепнула я ему и начала подготовку к восхождению. Убрала баклагу, закрепила в голенище клинок, перемотала ладони полосами холстин, нашла болтавшийся конец веревки. Минт закрепил несколько петель на балках, но не успел закрепить последнюю, с помощью которой можно было бы перебраться на площадку заветной дверцы. Что ж…

Я ухватилась за торчавший из стены камень и, подтянувшись, полезла вверх. Несколько удачно выпирающих камней, щели, в которые можно втиснуть ногу, и я оказалась вровень с площадкой. И наконец смогла взглянуть на дверь. Это была сплошная стена покрытого инеем малахита. Тусклый свет из разбитых окон отражался на ее поверхности, и, когда я это поняла, оберег нагрелся сильнее.

Там точно что-то было.

Я обвязала живот веревкой, накинула петлю на балку сверху и поползла по покатой стене, стараясь не смотреть вниз.

Но, перехватывая веревку в другую руку, поскользнулась. Веревка натянулась, мир качнулся вверх-вниз и перевернулся.

– Нет!

Вцепившись в конец, я успела лишь замедлить падение. Этого хватило, чтобы не разбиться от удара об пол. Правый бок прошибло болью, а в глаза брызнули черные зерна.

Хрясь! Раздался треск, и пол подо мной разошелся. Я зацепилась за веревку, попыталась подтянуться, но балка, к которой я привязала свою веревку, поехала дальше. Веревка впилась в живот, мигом выбив воздух из легких.

Вздыбились трухлявые половые доски.

Холодный ветер просвистел в ушах с утроенной силой, и меня понесло в темную глубину, как одну из снежинок.

Ветер.

Тьма.

Жар…

Боль!

* * *

Радо мао, мао риохэ… Аррадо маос, Зар-ръяна.

Я отдышалась, потерла виски и, подняв голову, увидела высоко наверху пятнышко света.

– Это ж сколько я пролетела, – хрипло пробормотала я, все еще не вполне уверенная, на каком именно свете сама пребываю. Ощупав руки и ноги, я удостоверилась в их полной сохранности.

Ладонь кольнуло шершавой соломой. Я поерзала и через мгновение скатилась с огромного стога сена.

Теперь я стояла в крошечном пятнышке света. Здесь было жарко, как в бане. Под ногами ощущались камни, и к запаху соломы примешивался сладковатый запах, показавшийся мне неприятным.

И мне почудилось, что рядом со мной кто-то есть.

Как говорил Минт, что может быть неприятней, чем остаться беспомощным в темноте? Только узнать, что ты в этой темноте не один!

Я присела на корточки и вытащила из сапога клинок. Свет упал на серебристое лезвие, и я повернула его, направляя блик в сторону источника звука.

– Кто здесь?

Отраженный свет нашел стены каменного мешка, но трескучий звук тут же повторился.

А затем усилился. Или приблизился? Теперь к нему добавился шелест перекатываемых камешков.

Я отступила в темноту, выставив клинок.

Свист. Натренированное тело само подсказало, в какую сторону увернуться.

В освещенном круге появился и исчез покрытый чешуей хвост…

Аспиды!

В горле пересохло.

Меня угораздило свалиться к аспидам.

Внезапно то, что похрустывало под ногами, приобрело другое значение.

Глаза чуть пообвыкли в темноте, и только это помогло мне подпрыгнуть от новой атаки змеиного хвоста.

Я откатилась в сторону и побежала сквозь тьму, спотыкаясь и падая на камни.

Сзади раздался новый звук, как если бы аспид набирал полную грудь для того, чтобы…

Нет!!!

Я упала ничком на пол, и сверху полилась струя пламени. Жар опалил щеки, и чудом не пропали волосы.

– Лесёна! Сюда, – раздался чей-то шепоток. – Ползи сюда!

На краткий миг все снова озарилось пламенем, и я, превозмогая одурение и слабость, подняла голову. Не так далеко от меня в породе зияла трещина.

– Ползи быстрее, они тебя видят.

Я изо всех сил устремилась на голос. Сзади раздался новый, сулящий незабываемые впечатления, свистящий звук, но вдруг меня втянуло в трещину.

– Аспиды! Аспиды!

– Они многих недолюбливают, – заверил меня кто-то.

– Их отношение ко мне находится где-то между «оторвать голову» и «испепелить заживо», – прохрипела я. – А это точно далековато от «просто недолюбливают».

– С тобой они просто поиграли, поверь.

– Кто ты? Где ты?

– Ползи дальше, – велел мой спаситель, но дальше вместо голоса раздался какой-то странный звук, похожий на «уру-ру-ру».

Я послушно работала локтями и коленями, пока проход не расширился и голос не велел:

– Все, здесь можно встать.

Поднявшись, я приложила ладонь к ушибленной голове и осмотрелась. Все еще плыло перед глазами, но было ясно – я под землей. Своды каменных арок уходили во все стороны, но терялись во тьме.

– Нижний город?

Немыслимо. Под крепостью был самый настоящий город со своей сетью переходов, мостов, ярусов и хором! И он, этот город в подземелье, почти не пострадал. Удивительно, как это мы с Минтом не нашли его раньше? И знал ли о нем кто-то из колдунов наверху? От удивления я позабыла об усталости и боли во всем теле. А еще – о таинственном шепоте. И лишь когда поднялась, оглядываясь, встретилась взглядом со светящимися зелеными глазищами.

– Не подходи!

– И не собирался.

– Кто ты? Чудь?

Я выхватила клинок и вмиг очертила себя кругом.

– Стал бы я тебя вытаскивать, если б хотел задавить, – обиженно прошипел кто-то и приблизился.

Я резко выдохнула: передо мной дыбил шерсть Серый, Альданов кот.

Или не кот?

– Серый… ты…

– Ну?

Сколько раз я спала, беззащитная, рядом с ним! И ничего не почуяла! Даже оберег, и тот молчал!

– Как… как ты нас всех обманул?

– Больно надо, – фыркнул Серый, садясь у обережной черты.

– Но почему ты раньше не заговорил?

Кот уставился на меня блестящими от зеленого потустороннего блеска глазами.

– Так силы с моим народом ушли. – Зелень чуть потускнела. – Да и что от меня толку, если ни послужить, ни набедокурить как следует не можешь?

Я потерла ушибленную голову, припоминая. Чудь, прижившаяся в доме, помогала по хозяйству. Люди оставляли ей дары, чтобы та хлопотала, дом берегла. И бывало так, что люди уходили, а чудь оставалась, привязанная к месту. Серый жил при Дане на мельнице, но знал многое о Линдозере. Однажды вывел меня к Вороньему Яру…

– Так ты суседил в Яру, – поняла я.

– Неблагодарные людишки!

– А Дан?

– Дан хороший.

– Он знал, кто ты?

– Говорю же, слаб был тогда, – прошипел кот. – Хотя мне лет больше, чем всем вашим царствам, вместе взятым!

– Почему ты… помогаешь?

– Без вас, людишек, мир скучнее, – как будто нехотя признал он.

Я хмыкнула:

– Ну, без тебя он тоже многое бы потерял!

Серый выразительно посмотрел на обережную черту, а потом вдруг повел носом, будто принюхиваясь к чему-то.

– Ну, Лесёна, – с хитрым прищуром произнес он. – На обряд прощания с Терном идешь или на меня так и будешь глазеть?

Я огляделась. В Нижнем городе, похоже, можно плутать вечно. Но довериться чуди?

– Да не нужна мне твоя жизнь, – сказал, облизываясь, Серый.

– Чего же ты хочешь?

– Оставляй мне дары, как делали твои предки. И не принуждай меня колдовством крови! Тогда, быть может, я и буду тебе помогать.

Будь Серый врагом, мог сотню раз навредить мне, но я видела от него всегда только помощь. Не раз этот чудов кот выводил меня на нужную дорогу, но и легкой ее назвать было нельзя…

– Что ж, ты уже не раз помогал, – проговорила я. – Альдану, Минту, мне. Похоже, людей ты любишь больше, чем колдунов. Но я верю тебе. И принимаю твою помощь с благодарностью.

Глаза Серого блеснули ярко-зеленым.

– Правильно говоришь, – сказал он.

И я стерла обережную черту.

* * *

По Нзиру плыл тихий печальный звон – будто голос из подземных далей. То была песнь города, песнь его прощания.

Начинался обряд перехода для Терна.

Минта нигде не было видно, поэтому я шла одна. Я смазала рану на голове Живой, обмоталась корпией и поглубже надвинула шапку. Каждый шаг давался с трудом – словно не по расчищенному булыжнику идешь, а по непролазному снегу дорогу торишь.

Меж тем солнце уже село, и холм, а вместе с ним роща у подножия тонули в алом. Повсюду виднелись заснеженные курганы, но все они принадлежали тем, кто жил в Нзире задолго до нас. За холмом шумно несла свои воды Ангмала, небесная река.

Колдуны помладше собирались внизу, остальные же поднимались дальше. Побратимы Терна возводили у корней ветвистого дуба каменный курган, а девушки-колдуньи рядом с ними пели обрядовую песню. Я хотела присоединиться, но в горле стоял ком, поэтому я просто опустила камень, что принесла с собой, к другим камням и прикрыла глаза, растворяясь в песне. Голоса колдуний переливались в воздухе, и снег, деревья и камни, от которых отражалась обрядовая песня, тоже звенели, переплетаясь в единый напев. Колдуньи пели, помогая Терну проститься со всем, что он любил.

Я вспомнила видение Ворона. Неужели убийца среди нас? Стоит где-то в этой толпе, вслушивается в хрустальное пение, чувствует все это… Нет, невозможно. Дарен прав – Ворон хочет, чтобы мы подозревали друг друга.

Я не стану его оружием.

Напротив меня стояла Велена, девушка, смеявшаяся в трапезной громче всех над шутками Терна. Ее я знала еще по Обители. Опухшее лицо Велены хранило следы слез, но глаза горели непокорным огнем. Столкнувшись с ней взглядом, я отвела глаза и, поколебавшись, двинулась наверх вместе с несколькими старшими учениками.

На вершине холма, очерченные сиянием Червоточины, дремали старые идолища. Их инистые лики молчаливо взирали на собравшихся. Уж и не разобрать черт, и стерлись имена, а все же я не могла не задаться вопросами: помнят ли они век Зари, помнят ли время, когда мир был юн? Что шепчут эти старинные божества стенам колдовского города? Вся ли их сила упокоилась здесь или за столетия забвения разнеслась ветрами по Северным горам?

Дарен, стоявший в центре перед жертвенником, вдруг резко поднял руки. Миг, и он рассек воздух клинком, очертил круг и зашептал слова древнего заговора. Вода реки зашумела сильнее. Я уловила какую-то белую дымку над камнем, прежде чем она полетела к Ангмале… где, провожаемая немигающими взорами старых идолов, унеслась вниз по небесной реке.

Вход в Верхний мир, царство предков и богов, был для Терна закрыт насильственной, нечистой смертью.

Из-за меня. Из-за того, что я промолчала.

Каждая ошибка в борьбе с Вороном стоит дорого.

Печальная обрядовая песня стихла под журчание колдовской реки. В ушах шумело все сильнее: то ли ветер, то ли кровь, то ли вода…

– Лесёна, его убили червенцы?

Казимек стоял рядом со мной и внимательно вглядывался в мое лицо. Я помотала головой, жалея, что не догадалась уйти раньше. Слезы закипели на глазах, собрались комком в горле… Глаза Велены, девушки Терна, отпечатались внутри.

Моя соседка, колдунья с пышными рыжими волосами по имени Аза, воскликнула:

– Чего молчишь, Лесёна? Терн был с тобой! – На ее крик обернулись другие. – Это чудь или червенцы?

Колдуны зашумели. Ряды вокруг меня сомкнулись. Похоже, без ответов они меня отпускать не собирались. Перед глазами все плыло, но тем сильнее росло во мне желание признаться.

Сказать правду. Не червенцы убили Терна, нет… Его убила ложь, в которую он так истово поверил. Но его обманули. Все мы поверили в то, чего никогда не будет. Полуденное время не даст нам защиту.

Я могу сказать им правду. Или промолчать, снова спасая собственную голову.

– Ищешь ответы, Казимек? – громко сказал Дарен, и все обернулись к нему.

Бородач опешил, явно удивленный тем, что его услышали, но в следующий миг снова нахмурился:

– Не все знают, что случилось, мой царь.

Дарен медленно спустился с возвышения и ответил куда тише, чем задал вопрос, но каким-то образом его было слышно так, будто он стоял совсем близко:

– У нас довольно врагов. – Дарен обошел вокруг жертвенника, оглядывая советников, наставников и остальных. – Земли слишком долго обходились без хозяев и колдунов. Мы отвыкли, чудь одичала, а у людей короткая память.

– Так давайте спустимся! – не унимался Казимек. – Как же мы всех приструним, если мы тут, а они – там?

Инирика едва заметно качнула головой, Еж при ней беспокойно потер краснеющий нос.

– Мы должны отвоевать свое, – прогудел высокий колдун, кажется, кузнец с Пути Созидания. Его поддержали согласным гулом другие колдуны-мастера рядом с ним.

Но Дарен не повел и глазом. Ветер рвал его смоляные волосы, бросал на глаза, но спокойствие колдуна было непробиваемым. Костер по Терну еще не успел остыть, и колдуны рвались на битву.

– Чародеи не воины, – проговорил он. – Мы не повторим того, что делал царь Полуночи. Мы изыщем иные способы вернуться в Светлолесье. Я знаю, некоторые из вас принимали участие в войне Трех Царств, и есть те, кто почтет за честь пасть во славу справедливости, снискав славу вечную. Но для защиты у нас есть Чудова Рать. А для славы и справедливости – эти стены.

– Но жрецы режут нас, как скот, – проговорил с недобрым огнем в глазах высокий косматый чародей с загорелой кожей и екадийским говором. – Уклоняться от битвы – подло и бесславно! Мы должны почтить предков вражеской кровью! Иначе они страдали зазря!

– Тогда мы ничем не отличаемся от тех, кто посеял ужас, – ответил Дарен. – Наши предки веками работали во благо мира. Лишь один оступился так, что подвел остальных. Мы боремся против того, что нарушает порядок вещей в Срединном мире. Настоящие наши враги не люди.

– Но люди нам не рады. – Инирика поджала губы.

– Нет. – Дарен обернулся к ней с легкой улыбкой. – Но тем, кто выберет мир, нам будет что предложить.

– И что же? – Инирика тоже улыбнулась, но глаза ее оставались холодными. Рядом с ней шептались другие колдуны. Было заметно, что речи Дарена не произвели на них особого впечатления.

Как и на меня. Чудова Рать не зверюшка, ее не удержишь даже на крепком поводе. Даже земля не смогла – отравилась. Что уж говорить о Вороне-Феде?

– Мы предложим им наше мастерство. – Дарен поднял вверх руку с посохом, и откуда-то издали раздался крик аспида. – То, для чего мы рождены. Земли ожили, чудь стремится к людям. Лесные хозяева возвращаются. Это хороший, добрый знак. Мир возвращается к прежнему укладу, когда мы, колдуны, выступали посредниками меж миром чуди и людей. Им потребуется наша помощь. Наберитесь терпения и учитесь. Стройте город и чтите заветы предков.

– Но разве не заветы отцов привели нас к войне? – я с трудом узнала свой собственный осипший голос. – На том пути, что они проложили, появился царь Полуночи. Нужно ли безоглядно доверять прошлому?

Глаза Дарена сузились.

– Царям не чуждо желание, – сказал он в тон мне. – Царь Полуночи хотел власти, и, к несчастью, он мог распоряжаться слишком многим.

Инирика едва слышно рассмеялась. И чуть заметно подмигнула мне.

– Вот поэтому, – Дарен сделал легкий поклон, – я и отказался от трона Ардонии. И не желаю власти. Поэтому жизнью Нзира управляет Совет.

– Многие, – кузнец поклонился, – и я в том числе, думали, что, заполучив Чудову Рать, ты первым делом выбьешь жрецов из родного царства, вернешь царский венец и займешь престол отцов. Но ты в первые же дни правления чародейским городом отрекся от Ардонии!

– Здесь, в Нзире, – сказал Дарен тихо, – все мы начинаем новую жизнь. И я тоже. Вы доверились мне, и я не поведу вас на бойню с червенцами, дабы свершить кровную месть. Мы не можем подвести поколения колдунов, проливших кровь за Нзир. – Он обвел рукой руины города и заснеженные курганы. – Сперва мы должны возродить наш город, наши обряды и имя…

Тишина, свалившаяся на нас, расходилась по собранию, как круги на воде. Стихла река, унялся ветер. Даже Инирика замерла, не сводя глаз с царя Нзир-Налабаха.

– Теперь уже – вместе с людьми!

Дарен развернулся, взмахом посоха расчеркивая облака над городом. Небо, повинуясь его колдовству, мгновенно расчистилось, и все увидели уходящую вниз с холма широкую лестницу. Сотни ступеней, а у подножия – сотни людей.

– Ардонийцы пожелали жить вместе с нами, – сказал Дарен. – Они поселятся в отстроенной Терном части Первого Круга. Среди тех, кто сейчас поднимается в Нзир, есть ремесленники, мастера, лекари. Поприветствуем же людей в Нзир-Налабахе.

Холм грохнул криками.

– Дарен! Дарен! Вот наш истинный царь! – кричали колдуны. – Полуденный царь! Царь из легенд!

Дарен поклонился людям, а затем городу. Его имя гремело над колдовским городом, ибо каждый после этого был готов идти за Полуденным царем на край света.

«Но разве знали они всю правду?»

В свете Червоточины идолища грозно взирали на Дарена и на людей, склонившихся перед ним. Говорили, что Полуденный царь – любимец богов. Но чьи имена сейчас славили на этом холме? Мудрые старцы в Обители говорили, что страшен удел тех, кому боги завидуют. Ведь шутки их жестоки.

Дарен поднял голову и встретился со мной взглядом поверх согнутых в поклоне спин других колдунов. На его губах играла горькая усмешка.

7. Небесная река

Утром меня разбудил шум. Соседки, давясь смешками, отправлялись на занятия. Затем послышался недовольный голос Азы – кажется, Ксантра снова добралась до ее рукописей.

– Отдай, Алафира на меня в прошлый раз за твои жирные отпечатки так взъелась!

– Да тише ты. – Что-то шлепнулось на стол. – На.

– Лесёну-то разбудим? Она вроде с нами на урок собиралась?

– И потому опять до ночи где-то бродила? – пробурчала Ксантра. – Я до утра ворочалась. Да еще и кот этот ее скребся! Нет уж, пусть опоздает и на отработку сходит, как все. Давай, я щит накину.

Ксантра – длинноволосая колдунья с по-беличьи подвижным лицом, дочка кузнеца из одной из многочисленных весей, рассеянных близ большака у Мглистого леса. Аза – пышнотелая красавица, единственная дочка знаменитого торговца золотой пряжей из Святобории. Ксантра пришла в Нзир сама, Азу же под белы рученьки привели родители, когда оказалось, что жрецы сажают всех колдунов в Цитадель. Обеим много лет удавалось скрывать свое колдовство от жрецов.

Азу и Ксантру поселили вместе со мной, но сойтись нам так и не удалось. Колдуньи частенько, когда им было нужно, брали у меня что-нибудь без спроса, будь то чистая береста или травы. И это ужасно злило, потому что приходилось прятать свитки и еду для Серого, а также мешало ночным вылазкам. В Нзире сейчас многое считалось общим, и оттого отношения между нами полыхали взаимной неприязнью.

Теперь, если уж я не успела улизнуть из горницы до рассвета, придется немного полежать, пока колдуньи не покинут комнату. Скорее бы ушли!

Но они накинули щитовое колдовство, глушившее звуки. Правда, слабенькое: мой оберег, позволяющий видеть скрытое, с легкостью его подавил, и я терпеливо выслушивала сплетню за сплетней, пока разговор снова не зашел обо мне.

– Вот Лесёне хорошо! На все уроки ходить не надо. Других колдунов Разрушения у нас нет, а в Обители она, говорят, была среди смышленых! – звонко сказала Аза, а Ксантра на нее шикнула, после чего та продолжила уже тише: – Вот и дал ей наш царь воли… Если б Разрушающих стало больше, тогда другое дело!

– Ага. Лучше бы полезное что-то сделала, как Тормуд или Терн.

– Тормуд хоть и тоже из Обители, а не гнушается учиться и успевает стены восстанавливать.

– Скорей бы у нас появился еще один с Разрушения, мы бы их точно переселили в отдельную башню.

– Ты такая злая.

– Ну-ну. – Ксантра посмотрела на свет через один из самоцветов. – Мутно все как-то с Терном произошло. Непонятно. Я пыталась расспросить Лесёну, но она сбежала. Ну, как обычно. А Карию помнишь? Я вот не хочу рядом быть с той, что с червенцами путалась.

Я приоткрыла глаза. Аза сидела на постели и, болтая ногами, вплетала в волосы перышки и бусины, пока Ксантра, тихонько ругаясь, что-то искала среди самоцветов на своем столе. На поясе Ксантры висели обереги, металлические листья и кристаллы. Она успешно занималась украшениями: в мастерской выстраивалась длинная очередь на ее изделия. Но, в отличие от подруги, Ксантра редко улыбалась, и даже невинные вещи ей удавалось произносить с таким надменно-язвительным лицом, что даже многочисленные поклонники ее искусства старались лишний раз ее ни о чем не спрашивать.

– Кстати о жрецах… Ты слыхала новости о ее червенском женихе?

– Нет, а что?

– Он стал княжем Линдозера. Говорят, народ его любит.

– Интересно, чем она его взяла?

Приглушенный смех.

Я закусила губу. Держись, Лесёна. Не поддавайся. Дыши. Не в первый раз меня пытаются уязвить Альданом, и, если я хоть кому-то отвечу, они будут трепать его имя на каждом углу.

Наконец Ксантра втиснула в суму самоцветы, клещи и молоточки.

– А вот Минт и правда хорош. Не мямля, ничего. Вчера утром прихожу сюда… Он тут сидит. Взъерошенный весь и злой. Я ему воды поднесла, а он как глянул на меня голодным взглядом…

– Постой, – захихикала Аза. – Так это с ним ты сегодня всю ночь пропадала, да?

– Ай, не щипайся ты, Аза!

– Всю ночь она из-за Лесёны не спала, да? Кот скребся? Не стыдно тебе? Ты к нему ходила!

– Все равно, лучше бы мы жили отдельно.

Шелест страниц, хохот, топот. Наконец, со знакомым стуком дернулось дверное кольцо.

Я открыла глаза и шумно вдохнула.

Ничего. Не успев как следует со всеми познакомиться, я обзавелась тайной, рубящей дружбу на корню. Когда другие делали первые шаги в чарах, сталкивались со сложностями в обучении и вместе строили планы по жизни в новом Светлолесье, я оставалась в стороне, слонялась по замку, пытаясь понять, кто я… И должно быть, правда превращалась понемногу в одну из теней древнего города. Постепенно меня перестали приглашать на общие посиделки, а некоторые колдуньи обращали внимания не больше, чем на духов-обережек.

Фед говорил мне когда-то, что любые узы опасны для колдуна. Тогда я его не понимала, но теперь понимаю гораздо лучше.

В провале очага темнели непрогоревшие дрова. Я повернула голову, правой рукой начертила руну Дарицу в воздухе – обряд, который я выполняла каждое утро с особой злостью, – и… ничего не произошло. Потом соскочила на пол, стащила с приставленной у камина перекладины чуть влажную нижнюю рубаху и начала, подпрыгивая на прохладном полу, натягивать ее на себя.

Кто-то опять позаботился о моей одежде: она была чистой. Я оставила подношение из ломтика хлеба и сушеных яблок в углу у очага.

Набросив на ходу плащ, я побежала через мост, перекинутый от нашей башни к Главной. Порыв ветра тут же пронял до костей. За два месяца, что прошли с той ночи, в Городе-на-Облаках становилось только холоднее.

Я добежала до Главной башни и остановилась перевести дыхание. За ночь ушиб на голове зажил, а лихорадка отступила, но я чувствовала ее языком, прикасаясь к горячим губам, горячему небу, ощущая вкус льда в ветре.

Чудь побери, к этому холоду невозможно привыкнуть.

Я вспомнила вчерашнюю ночь. Колдуны во главе с Инирикой занялись размещением прибывших ардонийцев, остальные члены Совета занимались тем, что принимали ко двору знать, и потому роща с идолами быстро опустела.

Когда все разошлись, я все еще стояла. Ресницы смерзались от лютой стужи: слезы застывали, не успевая выкатиться из глаз. В памяти всплывали другое государство и другой курган. Где-то в красных песках Аскании нашло свое пристанище тело моей матери.

А душа? Интересно, куда ушла она?

В Верхний мир?

Встретимся ли мы хоть когда-нибудь с теми, кого любим?

Я затянула любимую песню Феда, «Царевну-бродяжку». У песни было несколько разных трактовок. Одну из них Фед придумал специально для меня и пел ее вместо колыбельной.

Когда я умолкла, в роще пел только ветер. Вой его смешался, стал однообразным, но вскоре превратился в голос:

– Это не твоя вина.

– Моя.

– Терн был сильным и добрым колдуном. Но иногда этого недостаточно, чтобы победить.

Да. Последнее утверждение было знакомо не понаслышке.

– Ты понимаешь, Лесёна?

Я обернулась. Морок Дарена чуть светился в лучах Червоточины. Пряди волос падали на глаза, как когда-то давно, когда он склонялся над рукописями.

– Да, – кивнула я.

С моих задубевших одежд слетело несколько льдинок. Дарен покосился на меня с укором, как будто желая напомнить, сколько сил Алафира вложила в мое исцеление накануне.

– Ты пришел, чтобы утешить меня или все-таки выразить свое царское недовольство? Мне ведь не стоило при всех сомневаться в твоем стремлении возрождать старые обычаи.

– Да.

– Видишь, я все понимаю.

– Сомневаюсь, – ледяным тоном отозвался он.

Я вздохнула. Но Дарен не дал опомниться, огорошив внезапным:

– Завтра с тобой на поиски читальни пойдет Лис.

Наставник Пути Превращения и советник Дарена?

– Вот так честь.

Дарен окинул меня еще одним выразительным взглядом и добавил:

– И ходи на общие уроки. Колдуны должны чаще видеть тебя рядом.

– Как скажешь.

– И больше не лги мне, – помедлив, сказал он. – Иначе я действительно накажу тебя.

– Поняла.

Дарен начал растворяться в темноте, но прежде, чем он исчез полностью, я выпалила:

– Почему ты не сказал Совету про меня? Ведь я ничего не принесла тебе, ничего не разузнала!

– Потому что Нзир слышит тебя, – прошелестел ветер. – Это важнее.

– Почему…

– Лестница… – Ветер утих, но вскоре донес мне ответ Дарена целиком: – Когда на вас напали в Мглистом лесу, ты открыла проход в Нзир, будучи человеком.

Что?..

– Так это не ты сделал?

Какое-то время в воздухе еще сиял след созвездий с рукавов Дарена. Созвездие называлось Грозовая Соль. Нзир-Налабах так и переводится с расканийского…

Я стояла, обхватив себя руками, и глядела на Нзир в странном ознобе. Странное признание от его царя будто наделило меня невидимой силой.

Поглощенная своими мыслями, я поспешила на занятия. Но, завернув за угол, вдруг с размаху влетела во что-то.

– Какого чудня, – загудел низкий мужской голос.

– Тормуд?

Колдун из Созидающих, который прибыл в Нзир вместе с Веленой. Когда-то мы учились у Инирики, но у меня в памяти остались о нем лишь обрывки бессвязных воспоминаний.

Несмотря на холод, на нем были одни штаны да рубаха, от горловины которой поднимался пар.

– Ты чего тут делаешь? – спросил Тормуд, отряхивая волосы от пыли.

– Хотела тебя спросить о том же, – протянула я, потирая ушибленный нос.

Тормуд вдруг расплылся в улыбке.

– Мне поручили возведение опор. – Он махнул на каменную глыбу, над которой трудился. – Это потруднее, чем всякая утварь, но я не жалуюсь. Раньше это была работа Терна.

Я осмотрела тесаные камни, из которых колдун прямо сейчас пытался достать резную подпорку. За его спиной тянулся вдаль внушительный ряд ее сестриц.

– У тебя неплохо получается.

Тормуд разгладил пятерней свои густые, как пшеничные колосья, брови и устало улыбнулся. Сейчас он больше походил на пахаря в разгар страды, а не на колдуна. В руках Тормуд даже держал нечто похожее на плуг – какое-то изогнутое деревянно-металлическое нечто, с помощью которого он, похоже, измерял расстояние между опорами.

– Ага… Дарен сказал, что у меня большие задатки на Пути Созидающих, – продолжая улыбаться, сказал Тормуд. Голос его был мягким и сладким, словно мед, однако глаза сделались беспокойными, забегали по сторонам. – Ты, говорят, здесь одна из самых сильных чародеек.

Я пожала плечами.

– Рада была повидаться.

– Постой со мной, – продолжил чародей. Его взгляд обрел твердость, а улыбка стала так и вовсе широкой. – Хочешь, сделаю и для тебя что-то особенное?

– Сделай в Нзире потеплее.

– Это я могу. – Взгляд Тормуда на мгновение вспыхнул. – Можешь рассчитывать на меня. Мы же неплохо ладили в Обители, так ведь?

– Ладили? Ты однажды забросал меня кашей в трапезной, и все. – Я обошла его и помахала на прощание рукой. – Белой дороги, Торм!

Может, мне стоило быть более дружелюбной к другим обитателям Нзира? Невозможно победить в одиночку… как бы ни хотелось. Как бы я ни боялась уз.

Общие уроки проходили на берегу реки с видом на город. Когда я приблизилась, стало заметно теплее. Поискав глазами заколдованную черту, я заметила и мерцающий купол. Для удобства колдуны-наставники ставили заслон, сдерживающий ветра и стужу.

Урок почему-то еще не начался, хотя свободного места на лавках не осталось. Аза махнула мне рукой, и ее наряд, напоминающий длинную цветастую паутину, в которой запутались жучки, ожил. Несколько человек рядом с ней восхищенно охнули и тут же принялись упрашивать Азу сплести им нечто похожее. Я хотела подойти к ним, но Ксантра скорчила такое лицо, что я решила послушать с дальних рядов.

Остальные ученики тоже собрались разношерстные: были как дети, так и годящиеся мне в родители колдуны и колдуньи. Сейчас Дар проявлял себя внезапно, и тем, кто открывал его в себе и приходил в город, приходилось не только полностью менять свою жизнь, но и осваивать новое ремесло. Наверняка многие из здешних учеников ни за что бы не согласились поместить свою обустроенную жизнь в Светлолесье в котомку странника и перенести в холодный город, но выбирать не приходилось: жрецы все еще лютовали по-страшному.

Вдруг на берегу появилась высокая колдунья со статным лицом и длинной русой косой. Ее наряд будто повторял волны реки: те же сине-сизые, холодные, спускающиеся к подолу волны, та же серебристо-белая пена зачарованных бусин. Ученики охнули, и я тоже удивилась, ведь сама Инирика явилась вести урок.

– Обычно занятия ведет Велена, – сказала она ровным, грудным голосом. – Но сегодня я подменяю ее. – Взгляд Инирики остановился на мне. – О, Лесёна, зачем же стоять? Попросила бы кого-то из наших создать лавку. Здесь есть такие умельцы.

Из речной гальки тут же наколдовали приземистую лавку.

– Лесёна обучалась у Феда, – сказала Инирика, указывая мне на место в первом ряду, прямо перед ней. Сопровождаемая десятками взглядов, я вышла вперед.

Колдуны вокруг зашептались, а розовощекий паренек, укутанный в чей-то огромный тулуп, охнул:

– У Феда? У того самого Феда?

Инирика кивнула, и паренек кивнул мне с явным уважением. Но я заметила, что остальные смотрели скорее со страхом.

– Отрадно знать, что ты решила освежить свои знания, – сказала Инирика, когда я уселась и достала из сумы ворох бересты, таблички и перо.

– Кто знает, как называется река за моей спиной?

Все, как один, подняли руку. Инирика кивнула Ханзи.

– Ангмала. Колдовская река. Проводник душ, – выпалила девочка. – Ангмала берет начало в Верхнем мире, мире богов, а потом звездным дождем спускается в наш мир, Срединный.

– Да, и в Срединном мире Ангмала берет начало за крепостью Нзир-Налабаха, – добавила Ксантра. – Она спускается с Северных гор и течет через все Светлолесье к Неведомому морю.

Аза, отложив грамоту, удивленно произнесла:

– Как река может течь из Нзира в Светлолесье, если Нзир все время летает, а река по-прежнему течет за стеной?

Инирика обернулась и окинула ласковым взглядом серые волны.

– На то она и колдовская река, Аза. Когда душа праведника отправляется в Верхний мир, воды Ангмалы меняют направление и текут в обратную сторону. Отчего бы ей не течь и у нас, и в Светлолесье? Она исчезает за обрывом, где бы мы ни находились. – Она махнула рукой в сторону руин Третьего Круга. – Но появляется всегда в своем русле в Северных горах, там, где когда-то стоял Нзир.

– А-а-а, – протянула с пониманием Ханзи. – Священная загадка!

Инирика подарила ей скупую улыбку, а потом снова посерьезнела:

– Итак, Ангмала спускается с Северных гор и течет через Светлолесье к Неведомому морю. А воды Неведомого моря ведут в Нижний мир. Что вы знаете о Нижнем мире?

– Это обитель для неупокоенных, теней и родной мир чуди, – сказал кто-то с дальних рядов.

– Лесёна, есть что добавить?

Многое я помнила из таких же уроков в Обители, но слова Феда врезались в память пуще всего остального:

– Если человек или колдун уходит рано или слишком поздно или погибает от чуди, он отправляется туда.

Все снова притихли.

– Да. – На мгновение у Инирики меж бровей образовалась складка. – Но в Нижнем мире люди и колдуны хоть и не познают вечного лада Верхнего мира, они все же находят покой.

– А как быть с теми, кого приносят в жертву? – прохрипел колдун с первого ряда. Он тряхнул седой головой, явно с раскачки подбирая слова. – Кого пользуют для кровавых обрядов?

– Они перерождаются в чудь или неупокойников. Они не могут покинуть Срединный мир, становятся заложными душами, – ответила Инирика.

– А Чудова Рать?

– В Чудову Рать может взять только ее воевода, а воевода – наш слуга. Не бойтесь. Тот, кто работает во благо Нзира, никогда не пополнит ряды Чудовой Рати.

Раньше я думала, что нет страшнее участи, чем попасть в Нижний мир, но, оказывается, есть – стать заложным покойником в Чудовой Рати. Потерять себя навечно в хороводе Ворона. Путь без конца. Никакого покоя. Никакого приюта. Никаких близких. Только вечный холод, мрак и одиночество…

– Чудова Рать неподвластна законам Трех Миров, – сказала Инирика. Ее голос дрогнул от восторга. – Бессмертна и всесильна. Нам нужно держаться ее. И нужно быть заодно.

Меня не покидало чувство, что этим она хотела мне что-то сказать. Неужели надеется, что я вступлю в Совет? Она не выносила меня в Обители, ревновала к вниманию Феда и верила, что я принесу одни разрушения. Неужели она думает, что напускное радушие и частичка общего прошлого сделают из меня послушную девицу?

После урока и дневной трапезы мы с Минтом встретились и, привычно обмениваясь шутками, пошли на тренировку. Во дворе играли в снежки дети, а Велена и ее подруги за ними присматривали.

– Ого, делают успехи. – Минт кивнул на вход в город.

От ворот по камням и деревьям ползли тонкие ледяные иголки. От малейшего ветерка они складывались в морозные узоры, и свет играл через них, оставляя на домах радужные брызги. Ханзи улыбнулась мне, прикрывая варежкой созданную сосульку.

– Узнаю руку мастера! – крикнула я ей.

– Ханзи, перестань! – Велена с сердитым лицом двинулась к девочке.

Ханзи спряталась за нами с Минтом и, старательно подбирая слова, сказала ему с сильным вакханским говором:

– Ты, длинный, не выдавать меня!

– А что мне за это будет? – тут же нашелся Минт.

Ханзи нырнула за остов стены, и в следующее мгновение в Минта полетел снежок.

К нам подошла взъерошенная Велена. Я с сочувствием кивнула ей: иногда общение с детворой выматывало похлеще тренировок.

– Где эта негодница?

– Кажется, побежала туда. – Минт махнул рукой на орущую детвору.

Велена тихо выругалась и пошла обратно. Из-за стены вылетело яблоко. Минт поймал его, перекинул мне, потом схватил Ханзи за шиворот и поволок к остальным детям.

– Это обман!

– Нет, это обмен. – Минт с легкостью уклонялся от маленьких кулачков. – Кому сегодня вечером рассказать сказку? Нормальную, не как эти, колдовские.

– Сперва ты, длинный, пустить меня на место!

Минт, посмеиваясь, остановился.

Когда Колхат с червенцами напали на вакхан, Ханзи чудом удалось уцелеть. И она не только выжила, но и сумела сама найти дорогу в колдовской город и провести сюда младших. Все они держались обособленно, гуськом ходили за Ханзи, и она развлекала их на свой манер. Приставленные к ним няньки менялись с пугающей скоростью: детей вакхан никто не мог ни угомонить, не уследить, и, собственно, им дозволялось многое. Лишь бы учились и шибко не бедокурили. Мне и самой иногда выпадало задание то последить за ними, то поучить чему-нибудь. Но поскольку учить я могла только танцам, рунам или языку Светлолесья, то после моих уроков половина детей была довольна, а другая сбегала от меня во Второй Круг, и потом приходилось вместе с Минтом их до ночи искать. Хотя эти хитрецы обычно сами являлись к вечерней трапезе.

Вот и сейчас Ханзи с самым что ни на есть плутоватым лицом задумалась над предложением Минта.

– Ла-а-адно, длинный! Ты уметь уговаривать. Расскажешь про Арзу Костянику и его сокровища! – Она милостиво пожала Минту ладонь. Тот подхватил проказницу на руки и уронил ее в снег на радость остальной ребятне.

В нас полетели снежки и разгневанный взгляд Велены.

– Будьте добрее с Веленой, ей сейчас непросто, – сказал Минт.

– А чего она мне колдовать не дает?

Я присела рядом с ней, поправляя бусину, запутавшуюся в ее буйной прическе, но Ханзи увернулась.

– Твое колдовство очень красивое, – честно сказала я. – Представляешь, как замечательно будет, если вдоль лестницы вырастет целый ледяной сад? Папоротник. Полынь. Вьюнок. Или вообще любой диковинный цветок, какой только можно представить!

Ханзи задумалась и, положив ладошки на перила, принялась колдовать. От ее ладоней, насколько позволял видеть мой оберег, быстро побежали золотые искры. Там, где они падали, вырастали ледяные цветы.

– Ну я вам! – закричала Велена. Другие колдуньи подоспели и теперь что есть силы ругались на нас с Минтом. Они загнали нас в руины, но мы с Минтом и Ханзи, укрывшись за каменной стеной, ответили им снежками. Колдуньи возвели золотые сверкающие щиты. Ребятня визжала от радости.

В это самое время из руин Первого Круга в крепость шел Дарен-морок во главе с десятком старших чародеев и ардонийскими придворными. Они что-то оживленно обсуждали. Взгляд Дарена опустился на крыло ледяного папоротника. Он чуть замедлил шаг, а советники едва успели приноровиться, кто-то даже упал, поскользнувшись на льду.

– Велена! – проворчал один из них, с седым венчиком волос вокруг красного лица. – Вы чего тут натворили? Получше за малышней гляди. Скользко же!

Велена покраснела.

– Сейчас уберу.

– Нет, – вдруг сказал Дарен. – Оставьте сад. Красиво. Молодцы.

Он улыбнулся девочкам и Велене, и они прямо-таки растеклись под лучами его внимания.

– Можете возвести ледяной сад во-о-он за той стеной? – спросил Дарен. – В стороне Бел-Горюч-Озера?

– Да-а-а!

Дети дружно завопили от важности выпавшего им поручения. Да и у Велены лицо озарилось улыбкой.

Как только Дарен с советниками скрылись в крепости, а дети с няньками убежали колдовать над садом, мы с Минтом пошли дальше.

– Вижу, тебе полегчало.

Минт бросил в меня снежок.

– У меня свои способы справиться с хандрой. И к тому же сегодня я иду в мастерские. Дарен приказал ремесленникам полностью обновить мое снаряжение. Сказал заказывать все, что пожелаю.

– Ого…

– И это еще не все. – Минт покусал губы. – Он даст мне в обучение колдунов. Говорит, нам это сейчас пригодится.

– С чего это он так расщедрился?

– Не знаю. Может, ты его впечатлила своими успехами?

– Мы оба знаем, что успехом тут и не пахнет. Не так-то легко превратить колдунью в воина…

– Да, но плясунью полегче. Все ж упражняться придется много. И тебе придется продолжать в основном отрабатывать все это самой, ведь теперь у меня появятся ученики и охота, а у тебя – учеба и поиски с Лисом.

Я кивнула. С одной стороны, было жаль наших тренировок, а с другой, нам явно требовалось побыть вдали друг от друга.

– Но как я без наставника?

– Отрабатывай то, что я тебе уже показал. Давай. – Он встал напротив меня и вытащил клинок. – Сегодня слушай как никогда внимательно.

* * *

За час до заката я, полностью собранная, вышла из крепости. В руке у меня была баклага с настойкой – не колдовское исцеляющее снадобье, а мое собственное, составленное из украденных у Алафиры трав. Мятный настой грел горло, а терпкий привкус уносил мыслями в лето. Я спустилась с лестницы, вдоль которой разворачивал листья ледяной папоротник, и повернула направо, к дороге на Бел-Горюч-Озеро.

Совсем недавно кто-то из Созидающих нашел и восстановил идол Крылатой. Инирика велела установить ее на распутье между священной рощей и дорогой к Озеру, мол, где же еще быть мастерице Путей, небесной матери, управительнице ночей и ветров?

Теперь богиня возвышалась над руинами Первого Круга. Резные лебединые крылья вспарывали синее, рассвеченное крошечными огнями небо, а одеяние, подхваченное ветром, вилось вокруг нее тончайшим облаком. Сотворенная не камнем, а воздухом и ночью, готовая плести долю смертных… Людей и колдунов.

У стоп Крылатой лежало немало веретенец, железных светцов и жемчужин на полотенцах – колдовских дел мастера больше прочих почитали небесную матерь, мастерицу Путей, и еженощно оставляли ей здесь небольшие дары.

Я тоже пришла не с пустыми руками.

– Матерь небесная, оставляю тебе пряжу. – Я положила перед Крылатой моток, выменянный сегодня у Азы на мое последнее сиирелльское украшение. – Прошу, сплети для нас сегодня немного удачи.

Потом вытащила клинок, резко провела по руке. На пряжу упало несколько капель.

– Колдовство крови запрещено, – произнес мужской голос.

– Я не колдую!

– А что же ты делаешь, дикарка?

Я вздрогнула. Нет. Не может быть.

Обернулась на голос.

Его обладатель был ровно такой же, каким я его помнила: высокий и стройный, с серыми и спокойными, как волны Ангмалы в предутренний час, глазами. Стоял и спокойно смотрел на меня, как обычно, скрестив руки на груди и с едва заметной улыбкой в глазах.

Альдан. Из рода Зари. Альдан Заревич.

– Откуда ты здесь? – спросила я как будто не своим голосом.

Дан чуть улыбнулся, расцепил руки и сделал шаг ко мне.

– Пришел за тобой, Лесёна.

Что, если это морок? Но как? Ворону запрещено приближаться к колдунам. Неужели?.. Он и правда здесь?

Настоящий. На русые волосы падал, смешиваясь с седыми прядями, снег. Высокий лоб стискивал граненый золотой обруч с родовым знаком Зари. Одежда почти та же, что и всегда: просторная рубаха, штаны, заправленные в высокие сапоги, но на поясе вместо серпа висел меч с приметной рукоятью и в новеньких ножнах. Плащ красный, но не червенский, подбит мехом росомахи – такой не намокнет при долгой дороге через снега. Неужели и правда?..

– Как ты вошел?

– Ты же знаешь, на меня не действуют заклинания. – Альдан склонил голову набок и чуть усмехнулся. – Неужто не ждала?

– Так ведь это ты сказал, что не будешь меня ждать.

Я оглянулась по сторонам.

– Уходи, пока не явилась Чудова Рать.

Альдан стремительно преодолел разделяющее нас расстояние.

– Уходи, – успела прошептать я, прежде чем он стиснул меня в объятиях.

– Я пришел за тобой.

– Зачем? Ты ведь не можешь любить такую, как я… Уходи! – шептала я, стараясь скрыть ком тяжелой тоски, хранящийся в груди с тех самых пор, как мы расстались в Линдозере.

Слезы подступили, и я уткнулась носом в его рубашку. Оберег потеплел, когда я вдохнула запах снега и книжной пыли. Запах осаждал меня, заставляя вспомнить.

И прежде, чем успела до конца все осмыслить, мои руки уже с силой отстраняли его от меня.

Я отступила к Крылатой, а потом сказала, глядя ему в глаза:

– Хоть я и безмерно по тебе скучаю, но ты не он. Кем бы ты ни был, прими свой истинный облик.

Глаза Альдана наполнились непониманием, потом он застыл, будто собираясь еще что-то сказать… И рассмеялся. Вслед за смехом его облик переменился, напоследок кольнув меня равнодушным, бьющим навылет взглядом знакомых глаз.

– Я должна была догадаться.

Лис. Его Дар позволял ему играть обликами, и был он, конечно же, наставником с Пути Превращения.

– Зачем? – процедила я.

– Хотел убедиться, – в голосе Лиса не было ни тени раскаяния. Бледно-зеленые глаза все еще изучали меня.

– Ты проверял меня, верно? Тоже думал, что я предательница?

Я поправила снаряжение, чтобы унять дрожащие от гнева руки. Проверка. Еще одна. Крылатая, помоги!

– Чья это была идея? Дарена?

– Моя, – теперь в речах Лиса послышалось что-то отдаленно похожее на ревность. – Я забочусь о его благе и думаю наперед.

– Но Дарен уже облек меня своим доверием… Стой. – Сердце пропустило удар. – С Альданом что-то случилось? Ты же не просто так посмел сделать это?

Лис поморщился.

– Я не обязан тебе докладывать.

Я сжала зубы и остановилась.

– Так не пойдет. Говори.

– Никакого уважения к моему положению! – притворно вздохнул рыжий.

Я положила руки на клинок:

– Тогда иди в башню сам. Посмотрим, что ты сегодня вечером доложишь Дарену.

– Ты ослушаешься его приказа?

– Я не обязана показывать тебе дверь. – Я кивнула на возвышающуюся вдали башню. – Он приказал мне идти с тобой на поиски читальни, – с мстительной усмешкой сказала я. – Вот. Мы можем искать ее дни напролет…

И для убедительности махнула рукой, но за свистом ветра, гуляющего в руинах, явственно расслышала скрежет зубов.

– Интересно, где была твоя хитрость в Линдозере? – сказал Лис, мгновенно взъярив меня еще больше.

– У меня были хорошие учителя, – процедила я, подступая к нему ближе.

Лис поднял руки вверх. Сверкнули многочисленные кольца, показались тканевые и кожаные браслеты на запястьях.

– Признаю, мы с тобой начали знакомство не совсем правильно. Извини за эту проделку. – Он набрался наглости еще и похлопать меня по плечу.

– Ну так что там с Альданом? – проговорила я со сталью в голосе.

Лис расплылся в улыбке.

– Да ничего. Идет твой женишок в Злат вместе со своим крошечным войском да игрушки свои деревянные тащит. Покрасоваться, должно быть, перед святоборийским царем. Или царевной.

Альдан оставил Линдозеро? Он не бросил его, даже когда все от него отвернулись. Даже тогда не ушел.

– В Линдозере что-то случилось?!

Лис притворно вздохнул:

– Можешь спросить у Дарена, если так хочется. Но это все. У меня ты больше ничего не выведаешь. Не то у тебя место… среди нас. Уж прости, дикарка!

Рыжий сложил руки за голову и, насвистывая «Царевну-бродяжку», пошел вперед.

Я чувствовала, как присутствие ледяного ветра смягчает огонь моего гнева. Что ж, это малая цена за действительно важные новости. Альдан идет со своими воинами в Злат.

«Началось!» Ночь, опускающаяся на Светлолесье…

И во мне бьется глубокое желание остановить ее.

* * *

На этот раз город легко пропустил нас вперед. Меня подгоняла тревога и что-то такое, чему еще не было объяснения. Я следила за спутником: Лис внимательно оглядывал своды башни, вырисовывающиеся в тусклом лунном свете ступени и малахитовый рисунок на зачарованной двери. Каждый жест выдавал его крайнюю заинтересованность.

Надо признать, Лис пригодился. Ступени наколдовал он – правда, они исчезали так быстро, что приходилось бежать со всех ног. Но все-таки это было надежнее, чем взбираться по веревке.

– Так, значит, это она? – Лис ощупал дверцу, скользя по ней своими по-паучьи тонкими пальцами.

– Да. Видишь ручку?

В свете синих наколдованных огней малахит мерцал, как идеально гладкое зеркало, но никаких выемок или хоть чего-то, что можно было бы принять за ручку, на нем не обнаружилось.

– Нет, но я чувствую вкус старого колдовства. – Лис высунул длинный красный язык и лизнул камень, оставив на нем влажную дорожку. – Да, точно. Заперто заклинанием.

– Ты прежде встречался с таким?

– Да, это творение могущественных Созидающих. Так они оставляли знания и послания своим преемникам, – произнес он, но я отметила в его взгляде несогласие с таким способом защиты. – Ключом может быть что угодно. Какое-то сплетение. Может, даже слово.

Я прислонилась лбом к двери.

– Хорошая находка, Лесёна, но нам потребуются годы, прежде чем мы перепробуем сотни заклинаний…

Годы! Годы! Альдан уже начал движение навстречу битве… Навстречу Ворону.

– …и, может быть, заклинание вообще читается на каком-то забытом наречии! Нам нужно будет перебрать все известные произношения, – продолжал рассуждать у меня за спиной Лис.

Да что же это такое, в самом деле!

Я нашарила под рубахой оберег.

Галлая. Матушка. Это ведь твои хоромы там, верно?

«Говори со мной. Как тогда».

Кем ты была до того, как вошла под каменные своды? Кем ты была, прежде чем твоя душа на сотни лет обрела приют в Древе? Почему ты стала хранить старые заветы, как пережила битву Полуночи?

Отчего я не задавала себе вопросов о тебе раньше? Что я знала о великой чародейке, вещунье, матери Обители? Она не всегда была великой. Когда-то она была такой же женщиной, как и я. Жила в Нзире, ходила по тем же переходам, что и я… Видела царя, что вел своих подданых на погибель всему Светлолесью.

А ведь мы и правда похожи в чем-то.

Она продолжила свою собственную войну, за ту истину, в которую верила. Благодаря ей не угасло в Светлолесье древнее слово, благодаря ей я выучилась основам колдовства, и это помогло мне совладать с даром Разрушения…

Она разбудила меня.

– Душа моя, – прошептала я. – Аррадо маос.

В тот же миг башня содрогнулась. Не сильно, но я ощутила толчок под ногами и услышала гул из тех самых недр, где обитали аспиды.

– Лесёна-а-а! – лицо Лиса смешно вытянулось, а огоньки за его спиной мигнули, будто испугавшись.

Малахитовая дверь со скрежетом ушла в пол, обдавая нас пылью. Мы с Лисом заорали от радости.

– Получилось!!!

Синие огни скользнули в недра открывшегося прохода, освещая путь. Я нырнула следом, стараясь не отставать. Темный проход оказался лестницей, которая, так же как и та, что снаружи, закручивалась вверх. Лис с изяществом скомороха запрыгал по ступеням, но я опередила его – все-таки не зря меня Минт столько гонял!

Спустя тысячу ступеней я первой оказалась в круглой горнице с высокими потолками.

Как же тяжело дышать! Воздух здесь отличался от того, что был внизу. Голова закружилась… На миг я прикрыла глаза, восстанавливая сердечный ритм и направляя потоки дыхания в своем теле. Лишь когда пол и потолок перестали плясать перед глазами, я увидела в узком окне полоску черно-синего неба да брошенную в него горсть ясных звезд.

Три сотни лет здесь никого не было. А могла ли я представить еще год назад, что окажусь здесь? Жаль, что ни книг, ни утвари не сохранилось – сплошные голые стены. Но какие! Цельный малахит, причем самый разный: от темно-зеленого, с прожилками черных ветвей, до бледно-зеленого, зернистого, в свете колдовских огней напоминающего листья. А потолок! Весь в самоцветах с голубиное яйцо.

– Это же лес! – благоговейно произнесла я. Если в глубине души я хоть немного сомневалась, принадлежали ли эти палаты Галлае, теперь все сомнения развеялись.

Лис за моей спиной хрипло сказал, присвистнув.

– Вот так хоромы, – и в его голосе читалось восхищение. – Чую, что тут долго жила женщина. Ученая. Стены помнят, что она много времени проводила здесь за чтением.

Я кивнула, будто тоже чуяла все это.

– Да, червенцы точно не добрались сюда. Камни-то не выцарапаны.

Значит, Галлая точно была последней обитательницей этих палат. Она могла успеть спрятать здесь колдовские книги и свитки. Она видела времена Полуночи. И царя Полуночи. И Ворона!

– Но пустовато-о-о, – тут же разочарованно протянул Лис. – Если что и было, оно давно истлело.

Да…

– Может, здесь что-то спрятано?

Мы обошли палаты. Напротив окна прямо в малахитовую стену было заключено огромное зеркало в три человеческих роста. Округлой формы, но с заметным сужением книзу и кверху, в обрамлении тонкой рамы из потускневшего золота. Своим видом зеркало что-то смутно мне напомнило.

Я стиснула чуть теплый оберег, но на поверхности зеркала ничего нового не проявилось.

– Лис, а тут есть колдовской замо́к? – позвала я рыжего. Тот, как раз пока я осматривалась, задрал одну ногу на подоконник и деловито перешнуровывал начищенный сапог.

Чтобы почуять колдовство, Лис прибегнул к уже знакомому мне способу поближе познакомиться с зеркалом: понюхал его и облизнул.

– Ничего… Это просто зеркало. – Он обернулся ко мне с разочарованным видом. – Да, она была здесь, Лесёна, но кроме самоцветов поживиться тут нечем.

Несколько часов мы изучали покои Галлаи. Лис перепробовал все известные ему способы проявления чар. Я сделала то же самое, оглядывая каждый камень с помощью оберега. Но ни книг, ни новых подсказок не нашлось. Моему разочарованию не было предела. Вдобавок согревающий настой кончился, и пальцы рук медленно, но верно коченели.

– Зови Дарена, – сдалась наконец я. – Пусть тоже посмотрит тут все.

Лис, который в это мгновение простукивал зеркало в одной ему известной последовательности, замер и бросил на меня острый взгляд.

– Он не станет прибегать сюда по каждому поводу.

– По каждому важному поводу!

– Я сам доложу ему обо всем. Потом.

– Хватит юлить! – Я с досадой хлопнула по подоконнику. – Ты же знаешь, нет ничего важнее, чем найти читальню Галлаи!

Лис сузил глаза:

– Ты забываешь, что он в первую очередь царь-государь и великий колдун, а я, как один из его приближенных, наставник Пути Превращения, для тебя, кстати, господин советник, и у всех нас есть более важные дела, чем быть на посылочках у одной взбалмошной девицы!

– Господин советник, я только что несколько часов имела удовольствие наблюдать, как ты облизываешь камни, так что прости, поздновато ты что-то спохватился! Зови давай Дарена!

Лис зевнул, показывая, как сильно его утомил наш разговор.

– На сегодня все, Лесёна. Идем.

– Тогда я сама к нему пойду. – Я шагнула к выходу, но Лис заступил мне проход с видом еще более усталым и раздраженным.

– Да нет его в Нзире, ясно тебе? Доложу, когда вернется!

– Как это нет? – Я оторопела от этой новости. – А где же он тогда?

Лис опять сделал вид, что не расслышал.

– Это как-то связано с Альданом и Линдозером?

Лис тряхнул челкой и, явно вынимая из кладезя улыбок самую шальную, подарил ее мне.

– То есть не скажешь, да? – озвучила я очевидное.

– Да, – все так же со сцепленными зубами ответствовал рыжий. – Я сам доложу обо всем Дарену.

Вдруг в его взгляде зажглась хитринка.

– Слушай, Лесёна, – изменившимся тоном произнес он, – а давай так: ты со мной сегодня сходишь на вечеры Эсхе, а я тебе взамен расскажу кое-что?

Я, все еще прикидывающая, где может быть Дарен и уберегут ли меня остатки настоя от возвращения лихорадки, спросила:

– А что, тебя одного уже не пускают?

– Сегодня особая встреча, – сказал он и улыбнулся с неким намеком.

Знает, чем меня взять, паршивец!

– А твоя тайна-то хоть стоящая?

– Не государственная, уж извини… Но будет интересно, обещаю.

– Ты настоящий плутень, Лис, – вздохнула я, растирая озябшие пальцы. – Пойду, если там тепло и кормят.

– За это не беспокойся! – Услышав мои требования, он как будто даже расстроился, что продешевил.

Но когда мы спустились вниз и вышли из башни, Лис оглянулся по сторонам и тихо спросил:

– Кстати, а почему ты вообще сейчас здесь? – Он махнул рукой, создавая вокруг нас бледные огонечки рун. – Могла бы сбежать к своему жрецу. Он же княж, сумел бы защитить тебя.

«Он знает». Я прошептала:

– Ты знаешь…

– Знаю. Дарен сказал, – в голос Лиса пробрался диковинный сплав из сочувствия и самодовольства. – Как ты вообще, без колдовства? Я бы, наверное, сразу с уступа спрыгнул.

– Люди же как-то живут. – Я пропустила ответ на первый вопрос, и Лис явно все понял.

– Может, тебе и правда лучше вернуться в Светлолесье? Если надо, я помогу тебе изменить облик. Достану нужные снадобья…

Лис повернул ко мне лицо, вглядываясь с непонятной жадностью. Я на миг замерла, против воли представляя, что было бы, не разрушь мы Печать в Линдозере. События недавнего прошлого все еще стояли перед глазами, и отчего-то на миг показалось, что все еще можно изменить, поворотить обратно.

Ночь Папоротника. Обряд. Альдан. Представилась избушка на окраине города, где мы могли бы жить вместе. Я бы стала травницей, как и он. Может, я бы даже родила от него детей? И со временем тишина вокруг меня заполнилась бы голосами родных людей, а жизнь – смыслом. Не погоней за призрачными мечтами, а чем-то настоящим…

– Лесёна?

А потом бы пришли жрецы, как в ту ночь, когда они напали на наш дом. Или Ворон вселился бы, а потом и сожрал кого-то из них. Или Чудова Рать вырвалась бы на свободу и поглотила весь мир.

Я потеряла бы все, что обрела, как потеряла Елара, Дарена и Феда…

А теперь уже и Альдан сказал мне не возвращаться.

– У нас с Дареном уговор, – твердо сказала я. – Я обещала ему найти читальню. Просто скажи… Альдан действительно цел?

Лис наморщил нос, и веснушки на его лице пустились в пляс.

– Он цел.

Я отвернула лицо к темноте, мысленно благодаря богов за эту правду.

Вскоре Лис привел меня на один из ярусов Главной башни. Там жили наставники Путей, хотя большинство покоев оставались заброшенными. Мимо нас по коридору скользнула голубоватая тень – явно кто-то из духов-обережек Нзира. Уже на подходе к Эсхе я услышала тихую музыку. И остановилась, не осознавая до конца, как сильно мне ее не хватало.

Лис тоже встал, а потом вдруг резко перекувыркнулся через себя.

Поднялся он уже в облике девицы с рыжими волосами, резкими чертами и глазами-смородинами.

– Зови меня Лисёна! – заявила она звонким голосом и оглядела сперва себя, потом меня. – Да, по сравнению с тобой я выгляжу намного привлекательней.

– Советник, скажи честно… ты совсем дурак?

– И все-таки красивей тебя.

Вот связалась на свою голову!

Покои Эсхе представляли собой лиловое с золотым, сумеречное царство шелка, пряных благовоний и танца огня в ажурных масляных лампах. Сердце сладко замерло в плену асканийской роскоши, напоминая о далеком и теперь уже невозвратном прошлом. Даже стены, медово-песочные, напоминали старые асканийские дворцы.

Пол устилали ковры, а с высокого потолка свисали тонкие полупрозрачные ткани. В нишах переливались зачарованные поющие самоцветы – новая придумка мастеров с Пути Созидания. Я заметила, что сюда все пришли наряднее, чем обычно. Хотя с тех пор, как чудь стала возвращаться в Светлолесье, облик чародеев тоже стал меняться. Если раньше колдуны Обители рядились в одинаковые простые рубахи из неокрашенного льна, то в Нзире все старались выделиться. В ход шли птичьи перья, звериные маски и рога. Кто-то подражал зверям, кто-то тертым углем наносил на тело руны и узоры, кто-то заплетал волосы в сложные прически, цеплял к очельям зачарованные бусины и металлические кольца.

Дарен ничего не запрещал. Наоборот, его как будто это веселило.

Здесь сегодня были одни только колдуньи, и каждая украсила себя чем-то особенным. Девушки расположились вокруг хозяйки на цветастых, разложенных на асканийский манер прямо на полу подушках. Мы с Лисом устроились на свободных. Эсхе, облаченная в сливовое полупрозрачное платье, заметила нас и поприветствовала кивком. Остальные колдуньи, среди которых я увидела Ксантру, Азу, Велену и даже Ханзи, проделали то же самое.

Над нами парили масляные лампады, в кувшинах на полу стояли охапки светящихся асканийских цветов. На низких столиках стояли блюда со сладостями: орехи в меду, сладкие лепешки и сочные крупные ягоды, из которых изготавливалось ардэ. Терпкий заморский дух придавал этому месту даже больше загадочности, чем маленькая чудь, неторопливо скользящая в зернистой темноте уходящего ввысь потолка.

– А вот и еда. – Лис отправил в рот одну из сочных ягод. – Ума не приложу, откуда Эсхе берет все это, но у нее самые лучшие угощения во всем Нзире!

Я набрала себе полную тарелку еды и, стараясь избегать чересчур пристальных взглядов Азы и Лады, плеснула в кубок ардэ.

Вдруг как ни в чем ни бывало появился Серый – он просто выскользнул из воздуха, словно открыл одному ему видимую дверь. Несколько колдуний ахнули, и даже Эсхе с интересом проводила Серого взглядом. Тот, впрочем, ведя себя как самый обычный кот, важно прошествовал вдоль подушек и сел на одну из них рядом со мной.

– Зверьем воняет, – сказал он вместо приветствия.

– Сам ты зверье, – нежно ответила ему «Лисёна».

– Вам бы обоим помолчать, пока не выгнали, – пробормотала я, приникая к чашке с ардэ. – Серый, а ты здесь какими судьбами?

– Я всегда там, где хорошо угощают. – Кот сверкнул глазами на мельтешащих наверху духов-обережек, а потом, к моему удивлению, слизнул остатки ардэ из моего кубка.

– Ты слышал что-нибудь об Альдане?

Кот сделал вид, что не расслышал, а я еще раз задалась вопросом, зачем вообще пытаюсь подружиться со своенравной чудью.

– Ты говорил, что суседил, даже когда твой народ ушел, – осторожно начала я. – Это было в Линдозере?

– Нет. В Вороньем Яру.

– Но он же сгорел!

– Да и к Лешему этот Яр, – прошипел кот, а Лис засмеялся. – Я вот служил людям, служил! А они что? Забыли меня. Ни одной даже плесневелой крыночки не оставляли. Я еле держался! Дураки! Я один прятал весь их захудалый городок от Ворона! А он, знаешь ли, рыскал по лесу, чувствовал их… Все пытался к живым подобраться! И что, где благодарность? Я ослабел и все! Ардонийцы пришли, и колдун среди них сумел учуять его сквозь мою ворожбу! И все равно всех сгубили!

Я удивленно смотрела на пушистый хвост перед собой. Неужели эта маленькая чудь сумела столько лет отводить глаза самому Ворону? Даже Лис заинтересованно подался вперед.

– Только когда изба моя сгорела, тогда я смог уйти. – Серый подцепил когтем с моей тарелки лепешку и притянул ее себе. – Обернулся котом, скитался, сам себя позабыл… таял и таял… да в Линдозеро как-то пришел. Там меня Дан подобрал и выкормил.

– А чего ты тогда от него ушел? – встрял Лис.

Голос Серого отдавал насмешкой:

– Так он бы скоро догадался обо мне. Да и наши стали возвращаться, а с ними и силы мои прибыли. Но память все еще не больно-то… А с колдунами-то, поди, спокойнее будет.

Я кивнула, пододвигая к нему всю тарелку:

– А чего мне не сразу сказался?

– Ты сама знаешь чего. – Кот насупился и потом долго ходил вокруг да около, будто сомневался, говорить или нет. – Ты человек теперь, видеть и чуять чудь не можешь. Не сегодня завтра помрешь. Оберег тебе, конечно, подсобляет… Носи его.

Лис фыркнул, и на нас покосилась добрая половина собравшихся.

Серый же, исподлобья сверкая на колдуний зелеными глазищами, прошипел:

– И если хочешь знать, это я ночами за тобой приглядываю. И вообще от всяких проходимцев прячу.

Я с шумом перевела дыхание. Покосилась на Лиса, который вдруг стал увлеченно заплетать свои рыжие косы.

– И чего им всем надо?

– Сама, сама знаешь чего! Передел начался. – Серый целиком заглотил большую сочную ягоду и будто бы даже сам стал крупнее. – У каждого свой интерес. Только один меня обойти может – сила его похитрее моей будет. Не забывай про сон-траву, Лесёна.

– Милый котик, благодарю тебя, мой хороший! – Я не удержалась и потянула к нему руки.

Серый замер, потрясенный таким обхождением, а потом вдруг сам потерся о мою ладонь.

– Дай мне имя, – велел он.

– Имя?

Серый вздохнул:

– Тяжко, тяжко без имени. Тебе ли не знать!

Я кивнула.

– Царёг, – сказала я. – Как тебе? С расканийского – «благородный защитник».

Лис подавился ягодой.

– Подходит! – Царёг довольно промурчал, а потом покосился на Лиса: – А с тобой мы еще свидимся, хвостатый!

Мне пришлось похлопать рыжего колдуна по спине: он до того раскашлялся, что того и гляди обратится обратно в небритого рыжего мужика. Царёг свернулся клубочком. Мне хотелось распросить его подробнее обо всем, но вдруг музыка, доносящаяся из камней в нишах, притихла. Голоса девушек тоже смолкли. Все посмотрели на хозяйку вечеры.

– Белой дороги, сестры! – произнесла Эсхе, поднимаясь. – Сегодня мы собрались здесь не просто так. Наверняка вы заметили, что я пригласила одних только женщин. Колдуньи знают, что бытие – это колесо, а за темной ночью всегда следует утро. Мы каждый месяц видим, как наши тела следуют за природой. Таков удел женщин Срединного мира, и неважно, колдунья она или нет. Этой частью все мы связаны с матерью-землей, и между нами нет различий.

В свете ажурных масляных ламп лицо Эсхе выглядело золотым, а рисунки на ее теле становились похожи на движущихся змей.

– Недавно мы проводили в путь достойнейшего из мужей, но он не ушел бесследно, – тихо сказала асканийка и подала руку Велене. – Город запомнит его деяния. И род Терна…

Велена поднялась и под всеобщий радостный вздох погладила свой живот.

– …продолжится здесь! Их дитя будет первым ребенком, рожденным в Нзире за долгие годы. – Эсхе открыла крышку сундука и подарила Велене моток золотой пряжи. – В нем будет сила отца и доброта матери. Отпразднуем же возрождение!

Покои заполнились голосами. Ханзи так и вовсе зашлась в радостном визге. Колдуньи-созидающие тут же осыпали Велену живыми, сотворенными прямо из воздуха цветами. Эсхе подарила Велене расшитую обережными знаками длинную рубаху.

– Давайте почтим тех, кто ушел по небесной реке дальше.

Ханзи подняла руку.

– Можно я скажу? – Глаза девочки блестели, как черные маленькие жуки. Она робко огладила колени. – У моего народа есть сказание. Давным-давно жил разбойник. Он был такой ловкий и смелый, что никто не мог его поймать. И однажды он похитил у самого царя Полуночи сокровище, и тот, лишившись его, уже не был таким сильным, как прежде. Говорят, Мечислав сокрушил колдуна, убил его, но тот разбойник отнял у царя Полуночи нечто важное, и все мы, колдуны, непобедимы, пока с нами наши сокровища… наши друзья и родственники. Пусть воспоминания о наших любимых, где бы они ни были, станут нашими сокровищами. Станут тем, что никто никогда не сможет отобрать. Ни время, ни войны, ни смерть.

У многих в глазах стояли слезы. Я и сама поняла, что плачу, лишь когда два мокрых пятна расползлись по моей рубахе.

– Ханзи… это были слова сердца. Спасибо тебе, что разделила их с нами. – Велена обняла девочку.

Слова Ханзи вселяли надежду.

– А теперь, – сказала Эсхе, вновь обращаясь к собравшимся, – я попрошу покинуть нашу вечеру тех, кто явился сюда незваным.

Все колдуньи обернулись и посмотрели на меня. Почему я не удивлена? Но Эсхе опеределила всех, с улыбкой сказав:

– Я рада, что ты решила прийти, Лесёна.

И сама подошла к нам. К моему удивлению, Серый позволил ей почесать себя за ухом, а потом, ни слова не говоря, нырнул в открывшуюся для него одного дверь в полотне мироздания.

– А для самых непонятливых…

Асканийка покосилась на «Лисёну», которая с невозмутимым видом продолжала жевать ягоды.

– Лис, тебе пора. – Эсхе погрозила ему пальцем. – Обычно я не против, когда ты приходишь, но не в этот раз. Сегодняшний обряд не для мужских глаз!

– Ох, да ладно тебе, – протянул Лис, принимая свой прежний облик.

Ксантра тут же запустила в него подушкой, а другие девушки осыпали колдуна ругательствами. Впрочем, вперемешку с хохотом.

Лис шагнул к выходу, но я опередила его.

– Ты ничего не забыл? – угрожающе сказала я.

– Ну, меня же выставляют! Так что…

Я сгребла обманщика за ворот и подтащила к себе. Девушки в покоях ахнули. Аза осуждающе пискнула:

– Лесёна, он же ничего не сделал!

– Он же из Совета! – Ксантра попыталась влезть между нами.

Лис сверкнул улыбочкой и прежде, чем я успела хоть что-либо сделать, обратился в лису и, радостно повизгивая, выскользнул из покоев.

Мои опустевшие ладони сжались в кулаки.

– Я знаю, зачем ты пришла сюда, – вдруг сказала Эсхе. – Ты ищешь ответы.

Оказывается, она все это время наблюдала за мной. Обернувшись, я заметила, что в руках асканийки появились карты-кощуны.

Все притихли.

– Будь моей гостьей, Лесёна. – Эсхе приветливо указала на подушки и сама села на одну из них.

Я почувствовала, что ей удалось захватить мое внимание. Не для этого ли она пригласила меня сюда? Я медленно опустилась на подушки.

– Она будет предсказывать, – благоговейно выдохнула Ханзи и вмиг очутилась у меня на коленях. – Лесёна, тебе так повезло!

– Предсказания тоже лгут.

Ксантра, стоявшая теперь за плечом Эсхе, насмешливо изогнула бровь.

– Меня обучили этому жрицы в Аскании. – Эсхе тасовала карты не глядя, и ее теплый, но немного насмешливый взгляд все еще был прикован ко мне. – Они учились этому у Крылатой. Знаешь, Лесёна… Та, что ведает жизнью и смертью, никогда не лжет. Ее милость – правдивые уста.

Меня не покидало чувство двойной игры. Но и остановиться было уже невозможно.

Эсхе наклонилась ближе, карты одна за другой плясали в ее ловких темных пальцах. Свет от лампад ажурной тенью падал на ее щеки, вторя узору из змей на теле.

Асканийка выбросила первую карту, но следом за ней на пол слетела еще одна.

Едва увидев, что на первой, я закрыла Ханзи глаза и уши. Девочка заелозила у меня на коленях, но, быстро смирившись, затихла.

– Любовники, – торжествующе произнесла Эсхе. – Скоро ты встретишь мужчину. Он будет силен и яростен, и ваши сердца будут гореть в одном пламени.

Повсюду раздались смешки. Самые смелые колдуньи принялись вслух перечислять имена каких-то, даже незнакомых мне колдунов. Но когда Эсхе подняла карту с пола, веселье резко прекратилось.

– Смерть, – проговорила асканийка.

Теперь все смотрели на меня с жалостью.

– Давай следующую, – холодно сказала я.

– Если не нравится предсказание, можешь сама задать вопрос.

Я с усмешкой смотрела, как Эсхе возвращает карты в колоду.

– К чему мне вопрос, если ты все равно не даешь ответы?

– Тебе ли не знать, что удел колдунов – прислушиваться к миру. – Темные пальцы Эсхе выудили еще одну карту. – Смотри.

На карте было изображено колесо.

– Предсказано. – Эсхе взяла меня за руку. – Круговорот. Колесо. Ночь сменяет день. На одной стороне дороги жизнь, на другой – смерть.

Я отняла руку. Асканийка прикусила губу. Кажется, она выглядела раздосадованной.

– Пророчества говорят о выборе, но если в них верить, то выбора не останется.

Я ссадила на соседние подушки Ханзи, которая разочарованно смотрела на меня.

– Не хочу быть орудием. Ни в чьих руках. Благодарю за гостеприимство, но свои ответы я получу сама.

Может, во мне теперь действительно больше человеческого? Под неодобрительный ропот колдуний я вылетела из теплых покоев Эсхе.

8. Стена терновая

Мне снилось Древо.

Все три мира покоились на нем как полагается. И Древо то, сотканное из тысяч и тысяч нитей, сияло в безбрежной темноте Неведомого моря.

Мне было так хорошо и спокойно. Место, куда хочется вернуться. Дом, к которому ведут все дороги. Сияющее светлое Древо. Я видела все это, потому что у меня были крылья. И я знала, что могу отправиться куда захочу.

Верная примета – если тебе снится что-то хорошее, значит, тебя пытаются обмануть или, когда ты проснешься, все пойдет наперекосяк.

Я распахнула глаза и встретилась взглядом со светящимися зелеными глазами. Взгляд притягивал, и даже без колдовских умений я сразу ощутила бегущий по коже мороз и почувствовала, почти как прежде, тонкую ткань междумирья.

– Дарен?!

Я вскочила, сдернула с себя одеяло, вскинула руки в оборонительном жесте, а потом, очнувшись, рванула к ножнам у постели…

Но на постели дыбил шерсть Царёг.

– Иди за мной, – прошипел он. – И клинок захвати!

Не вдаваясь в подробности, чтобы не будить колдуний, я наскоро собралась в свете тлеющего очага.

– Лесёна, ну какого чудня! – взвыла со своей постели сонная Ксантра. – Уймись уже, ночь на дворе!

– Уже ухожу!

– И кота своего забери!

Царёг тут же издал душераздирающий вой. Когда я выскользнула следом за вредной чудью, вслед донеслись ругательства.

– Ну, рассказывай, что случилось?!

Но Царёг уже несся дальше по переходу. Лунный свет выхватывал его пушистый удаляющийся хвост.

Я побежала следом, и таким образом мы миновали нашу башню, переходы, мост, а потом довольно быстро, по меркам Нзира, оказались на распутье Главной башни.

Царёг повел носом.

– Дальше пойдем медленнее, – решительно заявил он. – Быстрее не могу, собьемся.

– Да что случилось?

– Увидишь.

Я потерла глаза и выругалась.

– Как ты понимаешь, куда идти?

– Чувствую нутром. Как и ты, – снизошел до пояснения Царёг. – Нзир общается. Но язык у него для каждого свой…

Я вспомнила, как Лис облизывал малахитовую стену в башне Крыльев – лучше и не скажешь.

Половицы и рамы скрипели, поддаваясь дыханию замка. Но лапы чуди оставляли дорожку кошачьих следов. Мы миновали несколько довольно мрачных переходов, потом Царёг, похоже, обнаружил, что сбился, потому как вернулся назад, снова принюхался и на следующей развилке уверенно отправился к лестнице на верхний ярус.

– Царёг, пока не скажешь, зачем мы здесь, дальше я не пойду!

Все в Главной башне, что было выше лечебницы Алафиры, считалось негласной вотчиной Дарена. Насколько я знаю, никто без особого дозволения туда не заглядывал. Да и я после нашего разговора о моей судьбе не стремилась здесь показываться лишний раз.

– Сейчас мы его поймаем, – пробурчал кот и резко повернул.

Мы вышли на площадку наподобие той, где я уговаривала Дарена не выдавать меня. Такие же перила, резьба, вид на город, ночное небо и облака. С площадки открывался захватывающий вид на пропасть. Похоже, эта площадка находилась прямо под площадкой, примыкающей к покоям Дарена. Я задрала голову – так и есть. Огромный полукруг, правда, на большом расстоянии.

«И зачем Дарену жить так высоко, если, чтобы спуститься, ему приходится преодолевать такие расстояния?» – мелькнула в голове непрошенная мысль.

Царёг уселся на перила и уставился на меня своими зелеными глазищами.

– Хватит глазеть, смотри, какая добыча! – зашипел он, указывая лапой в сторону.

Я повернулась – там, в снегу, лежал бесчувственный Лис.

– Ну, что будем с ним делать? – Царёг спрыгнул и довольно потерся о мою ногу.

Приблизившись, я увидела, что вокруг Лиса сияют руны. Колдовство.

– Что с ним? Он жив?

– Жив, конечно! Просто попался в мою сонную ловушку.

– Ты поймал советника Дарена? – осипшим голосом спросила я.

Но Царёг выглядел совершенно довольным собой.

– Ну, ты же хотела вытрясти из него должок.

– Ты шутишь, правда? Боги, нам конец.

Я повернулась и медленно пошла к выходу.

– Ты куда?

– Собирать свои пожитки.

– Нет! – зашипел Царёг, появляясь из тени перехода. – Он должен тебе! Давай вытрясем из него все, что нужно!

– Так нельзя…

– Ах нельзя! – полыхнул глазами кот. – А с тобой, значит, можно?

Я осеклась.

– Долго еще ты собираешься ползать по руинам? Пора показать всем! Бери клинок и выбей уже из него все, что тебе надо! Выпускай коготки, лисонька, а не то тебя тут сожрут звери покрупнее!

– Царёг, мы не должны нападать на своих! Враги только этого и ждут!

– Да? А ты хоть знаешь, что этот плут тебя за нос в Линдозере водил?

Я замерла.

– Как это?

Царёг потушил руны своей ловушки, и Лис, что-то бормоча, начал приходить в себя.

– Ты знаешь, что со мной за это будет? – шепнула я коту. – Давай в следующий раз советоваться, что ли…

– К-к-какой еще следующий раз? – прохрипел Лис. – Да я вас за это на отработку в Третий Круг отправлю!

– Ты сам виноват. – Царёг распушился, укрупнился и прыгнул между нами. – Давай, расскажи ей про свой линдозерский облик!

– Ничего я вам не скажу. – Лис встал, отряхивая пестрый кафтан от снега. – Вы хоть понимаете, что наделали?

Я уперла руки в бока:

– Мы с тобой встречались прежде?

Колдун попытался перекинуться, но Царёг предупреждающе прорычал:

– Лесёна, я могу его сожрать.

Глаза кота сверкнули так, что Лис невольно отступил назад. Да и мне стало не по себе.

– Лис? – Я нахмурилась. – Ты обещал рассказать мне кое-что интересное.

– Ладно, – мрачно сказал Лис. – Тебе же хуже.

Лис отступил еще на шаг, а потом вдруг перекувыркнулся и снова поменял облик. Только на этот раз принял облик старика с сальными, спутанными в комок волосами.

– Постой, – я вгляделась в смутно знакомые черты, – Менай?

Теперь пришла очередь Лиса наслаждаться моей растерянностью. Старик кивнул с кривой ухмылкой, а Царёг издал гортанный рычащий звук.

– Тогда… в Линдозере… – я присела на ступеньку, осознавая все события прошлого заново. – Это был ты! Но как?..

– Это была часть плана Дарена, – произнес он. – Мы искали Печать. Я был соглядатаем в городе. Собирал слухи в корчме.

– Но я видела, что произошло тогда на площади… Жрецы казнили Меная! То есть… тебя!

– Нам пришлось разыграть это представление, потому что в нашем плане появился твой распрекрасный Альдан и едва не загубил все дело. Я подстроил смерть, чтобы отвести подозрения от Дарена. Хорошо, что наш царь потом понял, кто такой Альдан на самом деле, и как нельзя лучше обставил это в битве за Печать.

Я и не догадывалась о величине раскинувшийся паутины… И всей безжалостности Дарена.

– Ну, – Лис улыбнулся, сверкнув неполными рядами зубов, – тебе было интересно?

Меня затрясло от злости. На него. На себя. На Дарена.

– Ненавижу его, – процедила я, вскакивая. – Ненавижу все, что с ним связано!

Я выхватила клинок, и только выражение довольства, промелькнувшее на лице Лиса, остановило меня от того, чтобы срезать жемчужную прядь.

– Нет, – сказала я, выдохнув. – Это было скучно. Теперь расскажи что-нибудь действительно интересное.

И убрала клинок в ножны. Отец-Сол знает, чего мне это стоило. Царёг запрыгнул мне на плечо и ободряюще потерся о мою щеку.

Лис тем временем принял свой обычный облик, и на его лице отразилась злая досада.

– Дарен вернулся в Нзир. Я как раз шел к нему на собрание, – произнес он угрожающе. – Если я не приду туда, он найдет меня, и вам несдобровать!

Я усмехнулась.

– Ну давай, зови его. Расскажешь, как облажался в колдовском обмене.

Было слышно, как Лис скрипит зубами.

– Никто не совершенен!

– Тогда я доберусь до Дарена и все ему расскажу про твои выходки, – угрожающе произнесла я и добавила: – Особенно про ту, где ты превратился в Альдана и разболтал мне про Линдозеро.

Мы замолчали, кромсая друг друга взглядами.

– Хорошо. Что ты хочешь знать?

– Ты сказал, что шел на собрание. – я указала на верхнюю площадку. – Я тоже хочу послушать.

Колдун помрачнел.

– Я не могу ничего тебе рассказать, иначе это будет измена. Но вообще… Есть один способ.

Царёг выпустил в мое плечо когти, но от радости я этого не заметила. Ну, почти.

– Ты можешь подслушать то, о чем говорят наверху.

Он присел на колени и быстро-быстро принялся расчищать перила и перекладины от наносов льда и снега.

– Я нашел эту вязь, когда изучал город…

Под перилами обнаружилась целая руническая вязь. И более того, большинство рун были мне знакомы. Центральное сплетение – как в щитовом колдовстве.

– Облегчу твои думы. – Лис ухмыльнулся. – Это заклятье защищает от подслушивания. Но с этого места можно кое-что и услышать.

Он принюхался к вязи, а затем показал мне на крохотный узор. Там была руна с Пути Разрушения – Разрыв-трава.

– Эта штука отпирается ключом-заклинанием, – сказал Лис. – Но это просто. Даже ты должна справиться. Давай, кот пусть тебе подсобит, а я пошел.

Наконец-то он рассказал мне действительно что-то полезное!

Лис, почему-то улыбаясь до ушей, выбежал с площадки. Я же поскребла носком сапога несколько плит и совсем не удивилась, обнаружив на одной из них крохотную Разрыв-траву. Затаив дыхание, я встала на нее и прочитала вслух:

– Дарце ранглу аррадо эльхиос, – голос дрожал от волнения. – Вайтарн ехо маос…

И едва последний звук эхом отозвался от каменных стен, как я услышала речь.

– …дороги развезло, но через месяц они доберутся, – сказал голос Леслава. – И не нравится мне это. Может, отправим Рать проредить его войско?

– Нет, – в голосе Дарена слышалось недовольство. – Не хватало еще все испортить.

– Заведем их в болото, там все лишнее и оставят.

– Ты забываешь, кто он такой. Его не заморочить.

– Не переживай, Леслав. Червенцам не добраться до нас в воздухе, – со смешком сказал женский голос, принадлежащий, похоже, что Эсхе.

– Мне донесли, что жрецы строят новую тюрьму для чародеев, – снова Леслав, – и повезут туда всех, кто замечен в колдовстве.

– Что скажешь, Дарен? – спросил нетерпеливо Казимеж.

– Злат надо открыть изнутри.

– Позволь мне отправиться. – Снова Казимеж.

– Нет. Отправь еще одного соглядатая. Пусть разузнает про все тюрьмы. Новые и старые.

– Как угодно, мой повелитель.

Раздался звук шагов, потом послышался запыхвашийся голос Лиса:

– Прошу меня простить, повелитель. Лесёна…

– Что вы узнали? – нетерпеливо оборвал его Дарен.

Послышался тяжкий вздох, принадлежавший, конечно же, Лису.

– Башня Крыльев пуста.

– Продолжайте, – процедил Дарен после небольшой заминки. – Пока меня не будет, вы должны сделать все… Погодите-ка, – вдруг протянул он, – нас кто-то подслушивает.

– Здесь?! – удивленный хор голосов.

Моя спина покрылась мурашками.

– Беги! – зашипел Царёг и первым бросился наутек.

Я последовала его совету.

– Чудь вас раздери! – ругалась я себе под нос, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Длинный подол нижней рубахи и плащ здорово мешали бегству, то и дело путаясь в ногах.

Все-таки как хорошо, что башня такая здоровенная! Я возрадовалась тому, что Дарен живет на такой вышине, да еще и лестница такая крутая. Пока кто-то из колдунов спустится, я успею затеряться на нижних ярусах, я успею…

Из-за следующего поворота появился Дарен. Судя по лицу, злой донельзя.

– Твою же чудову бабушку – у-у… – Я качнулась на пятках, но вместо того, чтобы впечататься в чародея, прошла сквозь него.

Я забыла о его мороках.

– Ну… – я обернулась и развела руками, – это вышло случайно. Почти.

Бровь колдуна немного приподнялась вверх.

– Сколько собраний ты умудрилась подслушать?

– Ну-у-у…

– Как обошла мое заклятье?

– Должно быть, ты и правда знаешь далеко не все тайны этого города, – ответила ему я и усмехнулась. – Что случилось, Дарен? Неужели ты чего-то не предусмотрел?

– Злорадствуешь? – Он пристально посмотрел на меня, и его разноцветные глаза будто бы вобрали в себя то, что он увидел, и сделались равномерно темными.

– Что с Линдозером? – мой голос чуть дрогнул. – Где Альдан? Что случилось?

– Случится, если я еще раз застукаю тебя за подслушиванием. – Он придвинулся чуть ближе, а я, забыв, что его облик сотворен из морока, отшатнулась к стене.

– Про что ты говорил? Что разрастается?

– Я был к тебе терпелив, Лесёна. Очень, – проговорил он тихо. – Но я не добрый сочувствующий травник. Я опасен для тебя, и тебе следовало бы это помнить.

Дарен придвинулся ближе и вдруг втянул носом воздух.

– Я слышу запах сон-травы.

Я моргнула и отвела взгляд. Да, Дарен. Сон-трава. Противодействие твоему Дару. Как жаль, что нет чего-то подобного от неясного жара, разрастающегося под грудной клеткой.

– Не приближайся ко мне, иначе тебя снова утянет в самый центр грозы, – прошептал он мне в ухо.

– Что, если я уже там?

Я почувствовала, что он улыбается.

– Что ж, тогда… Идем со мной.

* * *

Ночь была черна, тиха и тревожна. Мы скользили по небу, теряясь в складках Срединного мира, и лишь аспид, порождение неба, слюды и камня, находил дорогу в бескрайней ночи. Червоточина изредка бросала багровый отблеск на мир, и тогда я видела пролегающие под нами редкие огни весей и городов.

От ветра и холода нас защищал купол, наколдованный Дареном. Мое тело, наконец оказавшись в тепле, предательски мякло. Если б не бодрящее снадобье, выпитое до того, как мы сели на аспида, я бы наверняка уснула: хоть посреди неба, хоть на аспиде, хоть рядом с Дареном.

О том, что он здесь, говорила лишь ткань, зажатая между моими стиснутыми пальцами. Но тепло его тела просачивалось сквозь рукавицы, словно еще одно заклинание.

И я теряла ощущение времени и своего присутствия. Мы казались мне вечными странниками: какая-то тоска, древняя и немыслимая, по чему-то утраченному, что никак не вспомнить, овевала мысли. Будто летим мы не ночь, а вечность. Что так уже было, что так еще будет. Что это? Попытка вспомнить себя, вызванная близостью страха и гибели?

И я спросила:

– Зачем ты хочешь меня запугать?

Тьма забрала чувство границ, размыла мое присутствие рядом с ним. Я как будто задала вопрос себе, а не ему. Но колдун ответил, и ветер все-таки донес звук его голоса:

– Коль скоро ты ищешь правду, то и бояться не должна.

– Я и не боюсь. Тем более тебя, Дарен, – отозвалась я. – Сейчас или в прошлом… Неважно.

– Опасное заблуждение.

– Что заставляет тебя угрожать мне снова и снова?

– А что заставляет тебя искать тайны Нзира? Сочувствие травнику?

– Ты сомневаешься в моей преданности Нзиру?

– Я сомневаюсь, что ты осознаешь, чему бросаешь вызов. Но если тебе хватает смелости поступать так – это достойно уважения.

Я обдумала эти слова.

– Ты что, хвалишь меня?

– Леслав, когда я еще рос в Ардонии, сказал, что высшее уважение – дать человеку самому справиться со своим страхом.

– Ну так выходит… плохо ты его слушал.

Ветер донес до меня обрывок хриплого смеха.

– С чего ты взяла?

– Ты спасал меня уже несколько раз.

– Это мой долг как правителя. Страх и угроза гибели все-таки разные вещи.

– Поэтому тебя волнует Нзир-Налабах и участь колдунов? Дело не в страхе, а в гибели?

– Я был рожден для этого, – отозвался Дарен и добавил жестче: – И намерен положить конец страданиям колдунов.

– Но как ты понимаешь, когда вмешаться, а когда дать кому-то справиться самому?

– Никак. – Он вдруг нашел мою руку и стиснул ее. – Я ведь не бог.

Аспид резко нырнул в подавшуюся нам навстречу тьму елового бора, и мне пришлось оставить свое удивление беззвездному небу.

Порой мне казалось, что мы с Дареном говорим об одном и том же, но каждый раз я не знаю, чего от него ждать. Нас разделяло всего несколько слоев одежды, но он по-прежнему оставался далек и непостижим. Похоже, я больше не смогу понять его.

Но одно я теперь поняла – он привез меня сюда, чтобы показать что-то страшное.

Змей опустился на окраине леса. Подлесок уже оплело снежное кружево, и чудь, веселясь, носилась меж веток, то и дело свиваясь в клубки под еловыми корбами. Я стащила рукавицу и поймала одну из снежинок.

– Первый снег, – сказала я. – В Светлолесье выпал первый снег. У Феда была песня про это. Он пел ее в Сиирелл…

Змей взмыл обратно в ночное небо и издал такой протяжный крик, что вся лесная чудь бросилась врассыпную. Широкие взмахи крыльев подняли снег на опушке.

– Куда это он?

– Аспиды не любят землю, – ответил Дарен, вынимая из воздуха посох. – И не любят чудь.

– Ты нашел их в горах? А как их приручил?

– Хочешь поговорить со мной про аспидов?

Я вспыхнула.

– Мне жаль, что я убила одного из них, но, если бы пришлось, сделала бы это снова.

Он кивнул с таким видом, будто нашел в моем ответе ответ и для себя.

– Идем.

Он пошел через опушку, и я последовала за ним. Тьма сомкнулась, деревья обрели дрожащие серебристые очертания.

– Я уважаю тебя, Лесёна, за силу твоей воли, но это не значит, что буду потворствовать тому, что ты делаешь. Особенно если ты намерена вставать мне поперек дороги.

Тишина в лесу стала всепоглощающей. Я словно оказалась внутри сновидения. Все, кроме Дарена, подернулось кровавой пеленой.

– Что это значит?

Дарен бросил на Червоточину резкий, презрительный взгляд.

– Обернись.

За мной, по другую сторону опушки, уходила вверх глухая стена из терновника. Зимнее серебро инея прочно обхватило ветви и шипы и топорщилось морозными иглами во все стороны.

– Что здесь стряслось?

Ни оберег, ни Дарен не дали ответа; я почувствовала их негласное желание предоставить мне самой получить его.

Я подошла ближе и услышала, как от терновника исходят тихие голоса. Это были самые печальные звуки, какие только слышала в своей жизни, и сердце преисполнилось сострадания к существам, заключенным по ту сторону.

Не по ту, вдруг поняла я.

Терновник поглотил их так же, как и Мечислава когда-то…

– Там люди? – выдохнула я. – Дарен, они… все они… там?

Я обернулась, не в силах объять происходящее разумом. Дарен молчал.

– Как ты это допустил?

– Как я это допустил? – переспросил он зло. – Ты настолько ослеплена верой в справедливого Полуденного царя, Лесёна?

Я ощутила, как осознание хватает меня за горло.

– Ты велел Ворону это сделать…

– Слушай меня внимательно, Лесёна, – его голос задрожал от гнева, а между ключиц забилась жилка. – Я не остановлюсь ни перед чем, пока колдуны не обретут свое место.

Я хотела сказать, что знаю это и так, но слова все еще терялись в горле, не находя выхода.

Он подошел ближе.

– Что же ты молчишь?

– Как это поможет колдунам обрести свое место?

– Чудова Рать тянется к той земле, в которой пролилась кровь колдунов, Лесёна. Чтобы сдержать ее, нужно приносить большие жертвы. Нужно много крови.

– Ты отдал их? Всех этих людей?

– Они спят, как спал Мечислав. Ворон и его Рать черпают их жизненные силы… пьют. Капля за каплей.

– Как же ты мог допустить такое зло!

– Зло? – насмешливо спросил он. – Они остались живы. Мы должны прекратить войну между колдунами и людьми, и только тогда я смогу отпустить Рать.

– Ты не Полуденный царь, – произнесла я звенящим от ненависти голосом. – Ты не он.

– Посмотри хорошенько, Лесёна, – хрипло сказал он. – Вот во что ты лезешь. Вот где ты сама можешь оказаться. Посмотри еще раз на то, что стало с Линдозером.

9. Альдан. Золотое наследие

Альдан натянул поводья и окинул взглядом простиравшийся перед ним город. Злат – достояние Святобории. Не даром из самоцветных пещер день за днем добывали и вывозили руду, потому что крыши на закате блестели нестерпимым огнем жаркого, раскаленного золота. Альдан, никогда не бывавший прежде за пределами родного Линдозера и знавший о мире вокруг лишь со слов заезжих купцов и червенцев, теперь стоял, впитывая в себя эти всполохи величия и красоты. Вот он, город с Врат Милосердия. Первый город, построенный после победы над царем Полуночи и Чудовой Ратью. Детище Мечислава окрепло за три сотни лет, и Дан жалел, что не может сейчас спросить своего предка, каково это – наследовать миру нечто великое.

У Альдана все внутри обмерло, когда он увидел посреди степи город, а за ним – голубую ленту Моинского моря. Такого простора Альдан никогда в жизни не видывал, и по началу от вида даже закружилась голова, а в груди стало тесно от распирающего воздуха, будто от широченных степей и щедрого, вызолоченного солнцем неба он и сам сделался больше. Льнули к ногам низенькие степные травы. Одной лишь разновидности полыни Альдан насчитал не меньше дюжины, прежде чем опомнился, что не травником сюда пожаловал, а княжем Линдозерским.

Взгляд его скользнул еще дальше, к приметной даже за высокими посадскими стенами маковке жреческой Цитадели.

При мысли, что Мечислав уже рядом, Альдан ощутил толику утешения. Он найдет опору в словах своего предка. Кто, как не первый жрец, сокрушивший царя Полуночи, восставший из мертвых, сумеет вселить в сердце огонь пламенной веры? Кто, как не Мечислав, сумеет разделить с ним гнев на колдовскую скверну? Уж он-то, Мечислав, как никто поймет, как жаждет Альдан оборвать нити жизни проклятого Дарена и его Ворона.

– Ввечеру поспеем, – сказал Усор, поравнявшись с ним. – Дозволь оставить Стрелы в рощице с моими самыми лучшими людьми.

– Хорошо. Так правильнее. Ни к чему они в городе.

– Сам тоже останусь, а дружина с девчонкой пусть с тобой поезжают.

– Но ты мне тоже будешь нужен.

Воевода улыбнулся в бороду, скрывая довольство. Видит Единый, у них было слишком мало поводов для радости. Все они, выжившие, измучились долгой и разбитой осенней непогодой дорогой. Яния, увязавшаяся с ними, хоть Альдан и предлагал ей остаться в Березани, тоже терпеливо сносила поход. Одна, среди мужиков, она поначалу осторожничала, а затем, пообвыкшись, радовала мужичье родными линдозерскими песнями и прибаутками.

– А этого что же? – Воевода качнул головой в сторону пленника. – С собой потащим?

Помимо Стрел привезли они с собой клеть, и в той клети сидел Колхат. Сейчас бывший червенец-каратель был облачен в плащ, скрывающий его увечья.

Пока они жили в Линдозере, днем и большую часть ночей Колхат вел себя тихо, но, когда Червоточина всходила над миром, кидался на стены клети и выл не своим голосом.

Тогда Альдан сторожил его сам.

Не раз и не два Усор предлагал заколоть чудовище, но Альдан не позволил – первое время они сам подумывал об этом, но потом понял, что тогда лишится источника знаний о своих врагах, ведь Колхат был слугой Ворона и долгое время охотился за Дареном. К тому же именно на Колхате Альдан придумал проверять целебное действие своей мази.

Альдан пытался вытравить из Колхата скверну: потчевал его толченым свирюллом и Живой. Это дало свои плоды. К исходу осени Колхат перестал дичать в ночи Червоточины. Даже шрамы на его лице немного рассосались, перестав напоминать стежки неумелой швеи.

Колхат же, и без того благоговеющий перед Альданом, стал охотно делиться с ним всем, что знал. Не хотелось признавать, но именно рассказы о придумках Ворона в Ардонии навели Альдана на мысли о создании Стрел.

Для этого, правда, пришлось половину лета выуживать из линдозерских болот лиственницу: топленое дерево обладало именно той необходимой крепостью, что требовалась для Стрел. Но враги научили Альдана терпению, и теперь два орудия были в его распоряжении.

Когда Чудова Рать напала на город, Колхат оказался в числе тех, кого Рать не тронула. И пришлось Альдану везти его вместе с остальными в Злат.

Теперь, размышляя о дальнейшей доле Колхата, Альдан понял, что должен отвезти его в Цитадель.

Многие, многие искали прибежища в Злате.

По большаку тянулись караваны купцов и телеги весчан: их тощие коровы и козы жались к обозам, но тоже упрямо брели к Злату. Вести про колдунов, про пропавшие города, про чудь, ползущую из лесов, вынудили людей сняться с обжитых мест и податься за защитой в столицу.

Перемены случились и в червенских обыкновениях. Помимо червенцев-карателей, орудовавших по Святобории, теперь, по распоряжению Цитадели, оставшиеся червоные жрецы стерегли большак вместе со святоборийскими воинами. Если раньше червенцы годами протирали штаны в хоромах, изредка вылавливая для острастки местных шептуний, то теперь им приходилось вставать стеной на большаке, проверять каждого, дрожа на осеннему промозглом ветру. Злые – а по мнению Альдана, изнеженные – червенцы цеплялись к путникам, пороча свои плащи поборами и, хуже того, замутненными страхом глазами. Страх червенцев перед колдовством рос, и побороть его в бою с истинным противником не получалось: колдуны засели в своем городе, чудь, кроме них, изловить никто не мог, а слухи о пропавших городах бередили думы, пугали народ, и желающих помочь правому делу становилось все меньше. То там, то здесь случалась резня меж жрецами и наемными купеческими воинами, потому что не все согласны были терпеть разгул жреческого самосуда. Дан насмотрелся дорогой на многое, и сердце его, оказавшись на острие собственной боли и чужой, каменело день ото дня.

На въезде в Злат случилось и вовсе неслыханное:

– Без дозволения из Цитадели в город не пустим. – Стражник на входе лениво обошел их небольшой, всего в дюжину воинов, отряд.

Усор нахмурился, собрал кустистые брови к переносице:

– Княжичу Зари не требуется ваше дозволение.

Когда бы еще такое случилось, чтобы княжа, да еще и потомственного жреца, остановили какие-то стражники!

– Княж Зари? Кликни старшего, – посоветовал озябший красноносый стражник.

Ему явно не хотелось задерживать отряд Альдана, но первый уперся, и Альдан процедил:

– Подождем.

Явился светловолосый червенец. Вынес какую-то грамоту с распоряжением от верховных жрецов и помахал ею перед Альданом со словами:

– Меня зовут Рагдар. Велено разместить тебя в моем доме.

Альдан, собиравшийся сразу устремиться к Цитадели, к Мечиславу, разъярился пуще прежнего. Промедление било по вискам, безжалостно приближало еще один восход солнца, который не увидит его родной город.

– Чего мешкать?! – вскричал Альдан. – Я тем утром послал гонца с письмом! Меня ждут в Цитадели!

Но Рагдар стоял на своем.

– Велено принять тебя в моем доме. Не откажи в чести, княж Альдан из рода Зари.

Говоря это, он смотрел на Рухару в ножнах у Альдана на поясе. И неспроста: Альдану стоило невероятных трудов удержаться и не взяться за меч. Он был готов требовать, если понадобится – пробиваться словами или мечом на встречу с Мечиславом, но, опомнившись, взглянул на своих уставших людей, на потерянную Янию и скрепя сердце все же согласился на предложение Рагдара.

При подъезде к Злату Альдан освободил Колхата из клети, но привязал его за связанные руки к стремени.

– Нет ли у тебя, Рагдар, подпола какого тайного? – спросил Альдан у жреца, втайне надеясь, что тот даст слабину и пропустит их к Цитадели.

Но Рагдар оценивающе разглядывал высохшего, закутанного в серый плащ Колхата.

– Идемте, покажу, что есть.

– Хорошо, – процедил Альдан. Он передал веревку с Колхатом Усору, а сам двинулся вслед за жрецом в город.

Вблизи Злат оказался не таким прекрасным.

Люди на улицах толкались и топтались в нечистотах. Альдан никогда раньше не видел такой оглушающей, душераздирающей бедности. Никогда прежде не замечал, как уродливо соседство роскоши и бедности, как бросается в глаза всякое невежество. Поднялась со дна глухая тоска по отчему дому, а вместе с ней – неизбывная вина и отчетливое: «Увы, мой царь, увы, ты опоздал… ты был рожден, а мир твой умирал!» Про кого проклятая вещунья обронила эти строки, и отчего звучат они, будто поминальная, невпопад спетая песня? Про Дарена или про него, Альдана? Альдан не был царем, но подспудно с того рокового дня не мог отделаться от мысли, что ему не угнаться за миром, не остановить разрушений, причиняемых Чудовой Ратью…

Проницательный Усор сразу заметил перемены в своем княжиче:

– Привыкай, молодой господин. Чем больше город, тем меньше в нем человек.

Альдан потом не раз задумывался над напутствием воеводы. Легко было потеряться взгляду в великолепии золота, оно будто нарочно отвлекало на себя, уводило от правды. Город распускал перед ними свои бесчисленные улицы, ткал десятки дорог, и княжич скользил по ним, подгоняемый своей жестокой долей.

Немыслимо, как громко здесь было! В сто раз шумнее, чем на торжищах. Альдан погрузился в свои мысли, холодно, словно мимоходом отмечая, как мало его стали заботить тяготы пути и шум вокруг. Будто ничего больше не осталось от того восторженного юнца, что с надеждой бежал в Гранатовую палату. Надежды на червенцев было мало: ясное дело, всем жрецам сейчас приходится жарко. За всем этим сквозила вина. Знают ли все эти люди вокруг, кому обязаны бедами? Род Мечислава должен был охранять Печать, да что толку теперь?

Продолжить чтение