Читать онлайн Любовь короля. Том 1 бесплатно

The King in Love

Kim Yi Ryoung

왕은 사랑한다 1 The King is in Love Vol 1

Originally published by Paranmedia

Иллюстрация на переплете Naoki dead (Серикова Алеся)

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Что есть любовь, а что – дружба? Юным героям романа предстоит разобраться в этих непростых вопросах и понять, готовы ли они потерять друг друга, если выбор невозможен».
Анна, the_adventures_of_Anna

1
Друзья

Кэгён[1], сердце государства Корё. В этот город ведут все дороги, сюда везут все товары, сюда стекаются люди. Несмотря на вражеские набеги и попытки перенести столицу, Кэгён не одну сотню лет остается главным городом государства, потому что здесь родился будущий основатель Корё – ван[2] Тхэджо, из-за чего Кэгён считается священной родиной королевской династии.

Гора-хозяин Сонаксан, питаясь энергией горы-предка Пэктусан, ограждает Кэгён с севера, точно гигантская ширма. Высокая вершина Огонсан на западе и низкая Тогамбон на востоке, то есть белый тигр и синий дракон, защищают королевский город справа и слева. Северо-западная возвышенность сменяется юго-восточной равниной – идеальное место выхода на поверхность земной энергии. Королевский дворец строился в строгой гармонии с природным ландшафтом, чтобы в полной мере впитать драгоценную живительную силу[3].

Во дворце живут самые высокородные люди государства: ван и его семья. Казалось бы, государевы подданные должны любить и почитать королевскую семью – потомков первого правителя Корё, в котором текла кровь Горного и Морского богов, однако такие чувства испытывают не все.

Прошло более десяти лет с тех пор, как страна покорилась монголам после череды разорительных нашествий. Королевский двор и влиятельные кланы бежали на остров Канхвадо, а простые люди, на чьи плечи легли тяготы сопротивления завоевателям, в конце концов были так истощены, что втайне приветствовали окончательное поражение. Во многом это произошло потому, что даже во время войн людям приходилось платить высокие налоги. Когда наконец пришел мир, рухнул военный режим, для которого ван был всего лишь марионеткой, и правитель вернулся в Кэгён, люди надеялись, что все изменится к лучшему. Но надежды так и остались надеждами: и до монгольских нашествий, и во время вторжений, и после заключения мира простым корёсцам жилось одинаково плохо.

Корё превратилось в вассала монгольской империи Юань, и новым бременем для населения стала выплата дани и принудительная отправка корёских девиц в жены монголам. Сказались на простых людях и последствия двух неудачных попыток монголов завоевать Японию. Как будто мало захватчиков, местная знать тиранила и притесняла народ. Однако ван словно не видел этого и не пытался облегчить страдания низших слоев населения, а лишь поощрял сановников. Конечно, простые люди теряли любовь и почтение к королевской семье.

Ван во всем слушался жену, монгольскую принцессу[4], и в Корё это считали унизительным. Простолюдины между собой часто поливали грязью монарха и его супругу. Вот такая польза была от непопулярного вана: злословя о монархе, люди хотя бы отчасти избавлялись от накопившихся недовольства и гнева.

В такой обстановке и началась эта история.

Если идти вниз по течению ручья Энгечхон, берущего начало за крепостной стеной на вершине Огонсан и пересекающего Кэгён с запада на восток, рядом с мостом Сурюккё можно увидеть большую конную ярмарку, где превосходные скакуны ожидают новых хозяев. Обычно ярмарку посещали самые богатые и знатные люди Кэгёна, но сегодня здесь было непривычно тихо. В ожидании покупателей торговцы, собираясь по двое, по трое, негромко переговаривались о наболевшем.

– Слышал, зять генерала Чана забрал у тебя двух лошадей; ты серебро-то за них получил? – спросил торговца Ёма один из его приятелей.

– Если бы. Был не сам зять, а его слуга. Сказал, что лошади нужны генералу для поездки в Юань и чтобы за платой я пришел к ним в дом. Я-то сходил, только там мне сказали, что отряд уже отбыл, и велели явиться позже.

– Вот это да. Похоже, не заплатят, – вступил в разговор третий.

– Может, генерал и не думал уезжать.

– И ведь не одну лошадь взяли, а две. Тебя не побили, и то хорошо.

– Как думаешь покрыть убытки?

– Придется в следующий раз завышать цену. Не повезет моему следующему покупателю. А виноваты Чаны и их жадные родственники.

– В этот раз двух лошадей увели, а в следующий раз и трех могут. Не лучше ли подкараулить того слугу и отвести к стражникам, чтобы разобрались?

– Да ты подумай, что со мной тогда будет! Еще самого упекут в темницу, кто тогда мою семью будет кормить? Это же Чаны. Генералу благоволят и ван, и его супруга. От меня и места мокрого не останется. Перед такими, как они, нам только до земли кланяться да падать ниц.

Главой семьи Чан, о котором злоязычничали торговцы, был генерал Чан Суллён. Этнический уйгур, он прибыл в Корё в свите монгольской принцессы как ее доверенное лицо. Его настоящим именем было Самга. В Корё он получил звание генерала и, обладая немалой властью, не брезговал любыми способами обогащения, чем вызывал негодование простого народа. Не только члены его семьи, но даже и его слуги частенько нарушали закон, оставаясь безнаказанными, так как были защищены неприкосновенностью генерала. Тот, кто осмеливался жаловаться, сам подвергался наказанию. Именно поэтому торговцы были настроены так враждебно.

Двое юношей, которые прислушивались к разговору торговцев, рассеянно разглядывая ряды лошадей, покинули ярмарку и пересекли мост. Оба были свежи и хороши собой, хотя их облики разительно отличались. У одного были глаза феникса – небольшие, удлиненной формы, с чуть приподнятыми внешними уголками, правильный высокий нос и полные красные губы, такие чарующие и манящие, что позавидовали бы многие красавицы. Легкая улыбка была слишком искушенной для его возраста и больше подошла бы взрослому мужчине. Черты его спутника были проще, но выразительнее. Прямые брови и нос, спокойный взгляд черных глаз, отражающий ясный ум, плотно сомкнутые узкие губы, говорящие о волевом характере. Если первый походил на великолепного павлина, то второй – на благородного белого журавля. Казалось, оба юноши из знатных семей, однако одеты они были очень просто.

– Евнух[5] Чхве Сеён присвоил чужого раба[6], родственник генерала Чан Суллёна присвоил чужих лошадей… Но никто на них не жалуется, и виновных не наказывают, я правильно понимаю? – спросил похожий на белого журавля.

Его прекрасный спутник покусал нижнюю губу и ответил:

– Все, что мы сегодня услышали, очень печально. Любимчики вана крадут чужие земли, чужих рабов и чужое имущество, будто воры. Люди только об этом и говорят.

– Будда сравнивал человека с мотыльком, летящим на огонь. Похоже, некоторых привлекает адское пламя, ваше высочество.

– Запиши все, что мы сегодня услышали, Лин. Я позабочусь, чтобы они угодили прямиком в это адское пламя.

Улыбка исчезла с губ, брови нахмурились, пленительное лицо стало суровым. Юноша, похожий на павлина, смотрел прямо перед собой, его еще по-детски круглый подбородок напрягся. Это был не кто иной, как наследный принц Ван Вон. Его благородного спутника звали Ван Лин, он был третьим сыном Ван Ёна, высокопоставленного сановника из королевского рода, и лучшим другом наследного принца.

Эти двое, переодевшись, появились на улицах Кэгёна, потому что наследный принц захотел послушать, о чем говорят жители столицы. Сегодня друзья узнали, что самые приближенные к вану сановники открыто и бесстыдно обманывают народ. Довелось им услышать и сплетни о самом ване, который ничего знать не хочет, кроме охоты, а также о его жене, юаньской принцессе, которая играет с монархом, как кошка с мышкой. Чем больше проклятий в адрес родителей достигали ушей наследного принца, тем сильнее мрачнело его прекрасное лицо и тем реже на чувственных губах играла улыбка.

Внезапно Вон остановился и посмотрел на спутника. Слабая улыбка опять тронула губы, но брови остались нахмуренными.

Со странным блеском в глазах Вон так близко наклонился к Лину, что чуть было не уткнулся носом ему в лицо.

– Мы договорились, что ты не станешь называть меня «высочеством» во время прогулки, забыл?

– Простите, ваше высочество.

– Опять!

– Извини. Я буду осторожнее, – смущенно выдавил Лин.

Его неловкость развеселила наследного принца.

Лин собрался идти дальше, но Вон схватил его за рукав.

– И называй меня по имени.

– Я не могу.

– Неужели не знаешь, как меня зовут?

– Ваше высочество… – очень тихо, но твердо возразил Лин.

Когда Вон услышал отказ, его и без того узкие глаза превратились в две щелки.

– Я здесь не для того, чтобы весь Кэгён узнал, кто я такой. Мы друзья и должны называть друг друга по имени.

– Даже если это приказ…

– Нет, не приказ. Я не могу приказывать другу. Ты вообще меня слушаешь?

Наследный принц упрямо поджал красные губы. Пусть он и сказал, что это не приказ, было понятно, что лучше бы согласиться, если не хочешь несколько дней выслушивать упреки. Лин, прекрасно знавший характер принца, смиренно улыбнулся и уступил. Время от времени Лину становилось неловко за ребячество Вона, но еще чаще он поражался великодушию наследного принца, который действительно относился к нему как к другу, невзирая на свое высокое положение.

Почти сразу за мостом широкая улица, протянувшаяся от западных ворот Соныймун до восточных ворот Сунинмун, пересекалась с самой большой улицей города Намдэга, которая начиналась от главных ворот Кванхвамун и вела на юг. Участок от ворот Кванхвамун до перекрестка был торговым, деловым и культурным центром Корё.

На перекрестке юноши свернули на улицу Намдэга, по обеим сторонам которой теснились торговые лавки. В отличие от конной ярмарки здесь было не протолкнуться. Судя по всему, большинство пришло за бесплатной рисовой кашей. Ее получали в большом шатре, где стояли огромные глиняные горшки онги. Все сами накладывали или скорее наливали кашу – ее традиционно готовили жидковатой – для этого рядом лежали чаши и черпак. Кашу мог есть любой, независимо от социального статуса, и, конечно, это был самый желанный подарок для бедноты. Обычай существовал издавна: время от времени милосердие проявляли королевский двор и богатые буддийские монастыри. Однако сегодня благодетелем был лично Ван Вон. Наследный принц и его друг с удовольствием наблюдали, как люди идут и идут к шатру за бесплатной едой.

– Ваше высочество, разве мы не возвращаемся во дворец? – спросил Лин, когда его спутник неожиданно повернул на юг к мосту Нактхагё.

– Лин, ты опять забыл, – упрекнул его Вон, вместо того чтобы ответить.

Наследный принц юркнул в переулок, где теснились домики с соломенными крышами, и Лин, которому по-прежнему с трудом давалось обращение на «ты» и без титула, последовал за ним. Через какое-то время они дошли до большого красивого дома с черепичной крышей. Еще дальше прятались, словно крабы в песке, совсем бедные хижины. В Кэгёне можно было увидеть любое жилье, какое только умели строить в Корё; богатые дома и лачуги часто располагались совсем близко друг к другу.

Место, в котором оказались юноши, даже по меркам Кэгёна было слишком неприглядным и жалким. В основном тут жили одинокие старики и дети-сироты, потерявшие близких во время монгольских нашествий. Впервые друзья забрели сюда несколько месяцев назад. Наследный принц, которого до глубины души потрясло увиденное – особенно бледные и худые, точно скелеты, дети, – дал себе слово как можно чаще устраивать на рынке раздачу бесплатной рисовой каши. Сейчас он вернулся сюда, чтобы убедиться, что детям достается хоть немного еды.

Мимо юношей пробежала стайка детей. Их щеки раскраснелись, точно цветущие розы. На губах принца заиграла улыбка.

Лин, наблюдавший за ребятишками, но не выпускавший из виду и своего спутника, тихо сказал:

– Эти дети не голодны, но они поели не на рынке.

Наследный принц недоверчиво приподнял бровь, но Лин оказался прав: с той стороны, откуда прибежали дети, донесся запах еды. Похоже, что-то происходило в глубине переулка. Друзья быстро пошли вперед и вскоре увидели шатер, откуда выходили местные бедняки, державшие в руках миски с дымящейся едой. Вон раздвинул полы шатра и вошел внутрь, Лин не отставал от него ни на шаг.

Внутри шатер почти не отличался от тех, что устанавливали на улице Намдэга. Большой котел с кашей, груда деревянных мисок. Разница заключалась в том, что рис накладывала толстая приземистая женщина лет сорока, тогда как на рынке люди брали еду сами. Рядом с женщиной трудилась помощница, которой на вид было чуть за двадцать, – она следила за тем, чтобы каша немного остыла, и только потом вручала тарелки. Внутри шатра аппетитный запах еды мешался с кислым запахом, исходившим от тряпья бедняков. Толстая женщина сразу заметила необычных гостей, и ее маленькие глазки-фасолины уставились на вошедших. Взгляд был недобрым и подозрительным: женщина явно не верила, что юноши пришли за едой. Ее помощница, напротив, без колебаний вручила миски с рисовой кашей красивым юным незнакомцам.

Увидев, как Вон, не моргнув глазом, взял миску, толстуха проворчала, помахивая черпаком:

– На рынке не могли поесть? Зачем сюда приходить?

– Госпожа велела кормить всех, – ответила помощница, легонько толкнув женщину локтем.

Вон прихлебнул кашу и широко улыбнулся, девушка тоже расплылась в улыбке. Она не могла отвести от него глаз.

Вон добродушно спросил:

– Госпожа? Разве кашу раздают не благодаря наследному принцу?

– Его кашу раздают на рынке, а это пожертвование единственной дочери Ёнъин-бэка[7] из королевского рода. Когда старики и дети, живущие здесь, приходят на рынок, к ним не очень-то хорошо относятся: жалуются на запах, подозревают в воровстве. Так что получить там еду здешним жителям очень непросто. Поэтому госпожа отправила нас сюда. Мы приходим раз в три дня.

– А почему просто не оставить черпак и миски, чтобы каждый сам брал еду?

– Госпожа говорит, что старики и дети здесь такие голодные, что набросятся на горячее и сделают себе еще хуже. Она велела студить кашу и только потом раздавать. К тому же дети могут не справиться, еще обожгутся о горячий котел.

Губы Вона округлились от удивления.

Помолчав, он сказал:

– Ваша хозяйка поистине добра. Значит, дочь Ёнъин-бэка?

– Именно так. Госпожа устраивает раздачу пищи здесь, потому что люди не могут получить бесплатную еду, которую раздают по приказу наследного принца. Она поступает так всякий раз, когда на рынке кормят народ.

– Наша госпожа не хвастает добрыми делами, поэтому все и думают, что эта каша тоже от наследного принца. Если доели, идите отсюда, не мешайте кормить детей, – грубо встряла в разговор толстуха.

Однако Вон лишь отступил от стола, давая проход детям, тянувшимся за мисками с кашей, и спросил недружелюбную женщину:

– Означают ли ваши слова, что благодетельствует госпожа, а пожинает лавры наследный принц?

– Наша госпожа говорит, что следует благородному примеру наследника, – опережая толстуху, быстро ответила молодая помощница.

Женщина, по-видимому, решила больше не обращать внимания на незваных гостей и принялась орудовать черпаком.

Вону понравились слова девушки, и он со значением взглянул на Лина:

– Как хорошо сказано! Госпожа не только добра, но еще и умеет красиво говорить. Интересно, как она выглядит, да, Лин?

Лин молча кивнул. Чтобы в ответ не называть принца по имени, он решил просто не говорить ни слова. Разгадав его уловку, Вон хмыкнул и слегка сморщил нос. Отвернувшись от безмолвного спутника, он вновь взглянул на девушку, которая не сводила с него сияющих глаз и была готова ответить на любые вопросы.

– Осмелюсь предположить, что ваша госпожа столь же красива, сколь и добра.

– Ох, она была настоящей красавицей…

– Была? То есть сейчас она изменилась?

– Теперь у нее на лице большой шрам. Ей приходится носить шелковую повязку, чтобы его скрывать.

– Не может быть! Что же случилось?

– Несколько лет назад, когда она путешествовала вместе с матушкой, на них напали разбойники. Они жестоко расправились с матушкой, а молодая госпожа чудом осталась жива.

– Какое несчастье!

– И не говорите. Бедная наша госпожа! Она теперь не выходит из дома и прячет лицо под повязкой. Одна радость – из-за этого шрама ее не отправят в Юань вместе с другими девушками.

– Разве ее могут отправить к монголам, если она единственная дочь вельможи из королевского рода?

– Неужели вы ничего не знаете? Господин Ёнъин-бэк очень богат, и ни для кого не секрет, что королева положила глаз на его богатство. После смерти господина имущество достанется его единственной дочери, вот он и боится, что жадная королева велит ей ехать в Юань.

– Чхэбон, несносная девчонка! Сколько раз велела тебе не трепать языком! Не ровен час, нам обеим не сносить головы! – прикрикнула толстуха, грохнув черпаком по котлу, и полоснула острым взглядом по Вону, который горько молчал, услышав сплетню о матери. – Хватит выспрашивать и идите уже отсюда. Вы, похоже, ребята из благородных семей, но все равно не ровня нашей госпоже.

Вон проигнорировал женщину с маленькими глазками и опять обратился к Чхэбон:

– А кто именно говорит, что королева завидует богатству Ёнъин-бэка? Да еще так сильно, что готова отослать его дочь в Юань?

Девушка лишь пожала плечами, но все же ответила, когда Вон подарил ей улыбку:

– Да все говорят. О жадности королевы знает в Кэгёне каждый. Разве вы не слышали, что по ее приказу угнали триста рабов из поместья Кванпхён-гона?[8] А еще она возжелала золотую пагоду из монастыря Хынванса. Если уж ей что-то приглянулось, готовься распрощаться с имуществом. На рынке много таких историй рассказывают. Хвалят ее только за рождение достойного наследника.

– Ну что мне с ней делать! Того и жди накликает беду!

– Достойного наследника? – Вон опять не обратил внимания на окрик толстухи, а уголок его рта пополз вверх.

В его темных глазах разгорался гневный огонь, но в то же время принц не мог побороть любопытство. Очень уж интересно было услышать, что о тебе скажет тот, кто не знает, с кем разговаривает.

– Сама я его не встречала, но люди говорят, что он прекрасен, как белый пион. У женщин, прислуживающих во дворце, дыхание перехватывает, когда они его видят.

Вон не сдержался и прыснул. А он-то думал, что речь пойдет о его уме или добром нраве!

Видя, что девушка и не думает останавливаться, толстуха замахнулась черпаком и ринулась в атаку. Каша из черпака разлеталась во все стороны.

– Ты замолчишь или нет, негодница?!

– Ох, вы же всех кашей забрызгали!

Чхэбон ловко уворачивалась от свирепо размахивавшей черпаком женщины, а старики и дети, посмеиваясь над ними, утирали лица и отряхивали одежду.

Друзьям удалось выбраться из переполненного шатра и даже не запачкаться кашей. Лин, который в шатре не сказал ни слова, хмурил брови, однако Вон, судя по всему, был в хорошем настроении.

Наследный принц весело зашептал на ухо товарищу:

– Только подумай: пион! Это не тот цветок, с которым сравнивают кого угодно! Я имею в виду: «Любуются друг другом дева и пион…» Будь я женщиной, в Корё могло бы случиться свое восстание Ань Лушаня[9]. Как думаешь, Лин?

Стихотворение, процитированное Воном, написал китайский поэт Ли Бо для императора династии Тан Сюань-цзуна, оно воспевало красоту его возлюбленной Ян-гуйфэй, которую Ли Бо сравнивал с пионом. Лин неодобрительно покосился на принца: ему не нравилось, что Вон легкомысленно приравнял себя к императорской наложнице.

– Только у Ли Бо пион не белый, а розовый; как думаешь, это считается? – продолжал Вон, его глаза улыбались.

– Ваше высочество не женщина, так что не считается.

– С тобой и не посмеешься, – добродушно заметил наследный принц на сухой ответ Лина.

Его спутник поторопился сменить тему:

– За Ёнъин-бэком тянется дурная слава – говорят, что он обогащается любыми способами. Не ожидал встретить в таком месте женщину, которая ему сочувствует.

Вон кивнул в знак согласия:

– Я тоже. Он получил свой титул, когда смог угодить хану, и тот даже одарил его императорским вином. Ёнъин-бэк обдирает всех, лишь бы делать богатые подношения монголам.

– Ходили слухи, что нападение на жену Ёнъин-бэка подстроил кто-то из пострадавших от его жадности.

– Выходит, дети не всегда похожи на родителей, раз его дочь тайно помогает бедным. Пусть ее добрые дела и не искупают проступков отца, но они достойны похвалы.

Юноши уже вышли из переулка и направились в сторону рынка, когда их разговор прервал чей-то резкий голос, лязгнувший точно молот в кузнице. Казалось, голос принадлежит разгневанному мужчине, который находится где-то совсем близко. Следом послышался детский плач, и Вон с Лином остановились, прислушиваясь. Теперь опять вскрикнул мужчина, и друзья, не сговариваясь, быстро зашагали туда, откуда доносились голоса. Из боковой улочки вдруг вылетел, точно мячик, мальчик лет десяти. Его глаза покраснели, он прижимал к груди двух кроликов. Ребенок мчался с такой скоростью, что врезался бы в наследного принца, не увернись тот в последнюю секунду. Проводив взглядом пролетевшего, как стрела, мальчишку, друзья озадаченно повернулись к улочке, откуда он появился. В узком проходе у земляной стены они увидели трех человек: юношу примерно их возраста и двух взрослых бородатых мужчин. Один из бородачей, схватившись за живот, сидел на земле и стонал, раздувая огромные ноздри. Судя по виду юноши, который смотрел на страдальца, уперев руку в бок, это он ударил мужчину.

Второй бородач, поддерживавший первого, заикаясь, проговорил:

– Т-ты… это… усы еще не отрастил, а п-поднимаешь руку на с-старшего?.. Да т-ты знаешь, кто мы т-такие?..

– Как же не знать! Презренные воры, напавшие на ребенка, – ответил юноша чистым и звучным голосом.

Похоже, он остановил воров, которые чуть не отобрали кроликов у мальчика.

Увидев, как упавший на землю мужчина неловко поднимается, Лин зашептал Вону:

– Они вдвоем сейчас на него набросятся. Ему нужна наша помощь.

– Думаю, нам стоит немного подождать, Лин, – с легкой улыбкой ответил наследный принц. – Он как будто совсем не боится этих здоровяков. Давай посмотрим, что будет дальше. Вмешаемся при необходимости.

Вероятно, из-за того, что уже получил в живот, Большие Ноздри не полез в драку, а заорал:

– Воры, говоришь?! Ах ты, паршивец! Да мы из Соколиной службы! Для королевских охотничьих соколов пропитание ищем! А тебя посадят за то, что помешал делу государственной важности!

– А не потому ли слюни у тебя текли, что сам хотел полакомиться крольчатиной? Воровство называешь делом государственной важности?

– Т-так мы бы п-пожарили и с-съели, а остатки-то с-соколам! Н-ничего-то т-ты не знаешь! – встрял Заика.

– Говоришь, кормите соколов объедками и костями? Ты их с дворовыми псами не перепутал? – насмешливо спросил юноша.

Большие Ноздри с досадой хлопнул Заику по спине. Тот отступил, а Большие Ноздри, напротив, шагнул к юноше.

– Я с тобой спорить не собираюсь, – заявил он. – Из-за тебя мы потеряли кроликов, так что придется тебе заплатить. К тому же ты помешал дворцовым служащим. С тебя два ляна[10] серебра.

– Платить бессовестным ворам? Ну уж нет. Идемте-ка лучше к стражникам. Расскажу им, как вы грабите население, прикрываясь Соколиной службой, где о вас даже не слышали.

Любой другой на его месте перепугался бы, как только бородачи упомянули Соколиную службу, однако юноша и глазом не моргнул. Он был прав: Большие Ноздри и Заика были всего лишь ворами, которые вымогали живность и серебро, называясь дворцовыми служащими. Они отнюдь не горели желанием оказаться перед стражниками, но и уступать зеленому юнцу было им не с руки. Тем более что юнец посмел ударить старшего.

Большие Ноздри предпринял новую попытку, грозно крикнув:

– Думаешь, не пойдем? Еще как пойдем, если не заплатишь по-хорошему!

– На словах ты на все готов, только не вижу, чтобы ты сдвинулся с места.

– Да просто жаль тебя, глупого щенка. Последний раз говорю: плати за кроликов!

– П-последний раз!

– Да нет у меня серебра, а если бы и было, не заплатил бы. Идем к стражникам!

– Вот же паршивец! Еще раз попадешься мне на глаза, руки-ноги переломаю!

– Можешь попробовать прямо сейчас, если такой смелый.

– Ах ты, щенок!

Мужчины бросились на юношу. Их дерзкий соперник ловко увернулся, оказавшись между бандитами. В узкой улочке он двигался легко и проворно, словно угорь, и при любой возможности наносил удары – судя по всему, юноша знал кое-что о боевых искусствах. Но и его соперники были не так просты, улица научила их жестоким сражениям. Особенно разъярился Большие Ноздри, видимо, не простивший обидчику удара в живот. Чем дольше продолжалась схватка, тем неизбежнее становилась победа бородачей.

Через несколько мгновений Заика, оказавшийся за спиной юноши, который отражал удары второго бандита, уже готов был схватить соперника, но вдруг оба бородача почти одновременно схватились за шеи. Их колени подогнулись, и оба грузно шлепнулись на землю. Все произошло так быстро, что ни Заика, ни Большие Ноздри не поняли, что случилось, и лишь недоуменно пялились на появившегося из ниоткуда Лина. Юноша тоже удивленно посмотрел на нежданного спасителя.

– Это еще кто? – с трудом поворачивая онемевшую шею, хмуро спросил Большие Ноздри.

Боевой стиль их нового соперника слишком отличался от уличных драк, к каким привыкли напарники, его безупречная боевая стойка выдавала прошедшего обучение воина. Появление Лина застало их врасплох.

– Так ты потому дерзил, что у тебя есть помощник?

– У т-тебя есть п-помощник!

– Притворялся, что один, чтобы усыпить нашу бдительность и нанести удар в спину? Ах вы, трусливые щенки!

– Удар в с-спину! Т-трусливые щенки!

Большие Ноздри возмущался так, словно Лин испортил честную схватку, и Заика ему вторил.

Вслед за ними и юноша взглянул на Лина неодобрительно:

– Ты кто такой, чтобы вмешиваться в чужие дела? Иди куда шел!

– Двое напали на одного, требовалось восстановить равновесие, – подходя ближе, ответил Вон, опередив Лина.

Оглянувшись и увидев его, Большие Ноздри оскалился:

– Так вас трое! Трое щенков! Ничего, мы вас всех уделаем.

– О нет, я всего лишь зритель. Продолжайте по-честному, двое на двое.

Встретив насмешливый взгляд Вона, Большие Ноздри презрительно фыркнул. Однако на душе у него стало неспокойно: первый появившийся юнец казался непростым соперником, а второй был так уверен в победе, что даже не собирался драться вместе с остальными. Но не мог же Большие Ноздри уступить щенкам, которые были как минимум вдвое младше его. Решив, что надо надавить посильнее, он ткнул Заику в бок, подавая знак.

– Зритель, как же!

– К-как же…

– Да ты просто хочешь спрятаться за спинами этих двоих, трусливый крысеныш! Недаром выглядишь, как девчонка!

– Хватит уже! Я их не знаю, – вдруг вспылил юноша и попытался оттолкнуть Лина.

Воспользовавшись тем, что Лин на мгновение отвлекся, Большие Ноздри молниеносно выхватил нож.

– Берегись! – крикнул Лин.

Одной рукой он схватил юношу за плечо и толкнул назад, а другой перехватил кисть нападавшего и резко вывернул ему руку. В следующую секунду, оттолкнувшись от бородача, Лин взмыл в воздух и ногой выбил нож из руки Заики. Два ножа почти одновременно упали на землю. Бандиты в растерянности попятились, потирая ушибленные места.

Были юнцы одной бандой или нет, но каждое нападение на них оборачивалось унизительным поражением. Напарники накопили большой опыт уличных драк и умели правильно оценивать противника. Двух попыток хватило, чтобы Большие Ноздри решил, что пора отступать. Толкнув Заику, он направился к главной дороге.

Когда они поравнялись с Воном, тот спросил:

– Что, уже закончили?

Задетый насмешливым тоном, Большие Ноздри ощетинился и шумно выдохнул воздух, однако не остановился.

– Я, Кэвон Огненный Кулак из Чхольдона, щенков не трогаю, – бросил он на ходу. – Надо бы, конечно, привлечь вас за то, что помешали дворцовым служащим, но, так и быть, отпущу вас сегодня. Считай, что вам повезло, красавчик. Оставляю вас ублажать друг друга.

С последними словами они исчезли.

Наследный принц рассмеялся, жестом остановив Лина, который хотел преследовать наглецов.

– Не бери в голову, это просто жалкие мошенники. Какое, однако, нелепое прозвище. Как думаешь, он его назвал, чтобы его было легче найти?

– Из-за таких, как они, народ и озлоблен на королевскую семью. Люди думают, что Соколиная служба отбирает у них последнее.

Лин замолчал, чтобы неосторожным словом не выдать тайну своего спутника. Он взглянул на юношу, который сидел на земле, так и не поднявшись после того как Лин толкнул его, спасая от ножа.

– Ты в порядке? – спросил Лин, протягивая руку.

Юноша холодно ее оттолкнул:

– Не трогай меня.

Он поднялся сам и хмуро уставился на Лина и подошедшего к ним Вона:

– Кто вы такие и почему лезете в чужие дела?

– Это все, что ты можешь сказать тем, кто тебе помог? Если бы мой друг не вмешался, твое лицо сейчас украшал бы шрам…

Вон вдруг замер, даже не закрыв рот. Пораженный, он всматривался в лицо юноши. Его можно было понять. Кожа юноши была белее снега, будто ее никогда не касались солнечные лучи, нос – идеально ровным, а влажные губы – такими притягательными, что хотелось коснуться их рукой. Большие черные глаза, обрамленные длинными ресницами, сияли, словно обсидиан. Красота наследного принца не уступала женской, но этот юноша затмил бы даже известных красавиц.

Не замечая обращенного на него восхищенного взгляда, юноша смущенно посмотрел на Лина, видимо, признав справедливость замечания.

– Мне жаль, что я доставил столько хлопот. Спасибо за помощь.

Лин внезапно почувствовал, как потеплело в груди – прекрасные глаза незнакомца нарушили его вечное спокойствие. В отличие от Вона Лин не придавал большого значения внешности, но прямой взгляд похожих на обсидиан глаз затронул тайные струны его души. Так истинная красота находит отклик даже в тех, кто не привык ценить прекрасное.

Вон, более восприимчивый, чем его друг, пробормотал, словно во сне:

– О боги! Лин, белый пион находится не во дворце, а на грязной улочке рядом с рынком. Такую красоту редко встретишь не только в Кэгёне, но и в самом Тэдо[11]. Я-то думал, что тот разбойник меня называл девчонкой, а он обращался вовсе не ко мне.

Вон сказал это по-уйгурски. Хотя он искренне восхищался незнакомцем, говорить такое открыто было бы невежливо.

Однако юноша тут же разгневался:

– Как ты смеешь говорить о моей внешности! Еще одно слово, и останешься без языка!

– Ты знаешь уйгурский? Кто ты? – изумился Вон.

Юноша усмехнулся:

– А что, уйгурским владеют только такие господа, как вы?

– Мы… просто изучаем языки, чтобы стать переводчиками.

– Ну и я тоже, – быстро ответил юноша, явно не желавший называть свое имя.

Наследный принц расплылся в улыбке:

– А ты не хотел бы служить при королевском дворе?

– Что?! – воскликнули вместе незнакомец и Лин.

Вон подмигнул Лину.

Их собеседник скрестил на груди руки и недовольно сказал:

– Если вы хотите стать переводчиками, значит, вы не из богатых семей. Даже если имеете должности при дворе, вы не можете предлагать мне работу.

– Любому понятно, что такого красавца сразу возьмут. При королевском дворе нет никого, кто мог бы с тобой сравниться.

– Чтобы служить в королевской страже, нужно быть из богатой семьи, а чем еще заниматься во дворце? Ты предлагаешь мне пойти в евнухи?

– Нет, что ты! Если ты станешь евнухом, это разобьет множество женских сердец.

– Тогда что?

– Я отведу тебя в Восточный дворец. Там ты сможешь встретиться с наследным принцем. Он умеет ценить красоту.

– Другими словами, ты надеешься за мой счет попасться ему на глаза.

– Что?!

– Вижу, хотя лет тебе немного, ты уже выучился подольщаться к тем, кто выше тебя. Пусть ты и знаешь чужестранные языки, а грош тебе цена. Мне известно, что наследный принц – не тот человек, кто убивает время, любуясь подданными, точно цветами. Он заботится о простых людях, о которых ты просто вытер бы ноги. Он ненавидит сановников, которые держат вана в неведении и творят беззаконие. Придет время, и он одним махом избавится от таких, как ты.

Юноша говорил так пылко, что наследный принц не мог вставить ни слова. Белая кожа юноши разрумянилась от негодования, но улыбка на лице слушавшего его Вона становилась только шире. Даже Лин, опустив глаза, украдкой улыбнулся.

– Как же мне это нравится, – наконец пробормотал довольный Вон.

Юноша приподнял бровь:

– Что ты сказал?

Наследный принц пребывал в эйфории. Ему нравилось слышать такие похвалы от человека, не подозревавшего, кто находится перед ним.

Он посмотрел юноше прямо в глаза:

– Похоже, тебе многое известно о наследном принце. Почему ты так расхваливаешь его, если он даже не знает о твоем существовании?

– Его высочество любит своих подданных и сочувствует их несчастьям. Разве ты не слышал, как он пожалел бедного дровосека в обносках? А о том, как, заботясь о крестьянах, он упросил вана не отправляться на охоту? Ему тогда не исполнилось и десяти лет! Только представь, принц, живущий во дворце в богатстве и роскоши, думает о голодных и нищих. Он милосерден, как Будда. Я слышал, что он избегает увеселений и пиров при королевском дворе и всегда настаивает на том, чтобы раздавали еду бедным. Такой человек не станет держать рядом с собой кого-либо только из-за внешней красоты. Твое предложение отправиться к нему во дворец очерняет наследного принца!

Когда юноша закончил свою страстную речь, Лин согласно кивнул, и Вон недовольно зыркнул на друга.

Словно посчитав, что все уже сказано, юноша собрался уходить, но Вон схватил его за рукав:

– Ты прав, его высочество не приближает к себе людей только из-за их внешности. Но он также ставит талант выше статуса. Если ты искусный переводчик, он заметит тебя, несмотря на происхождение. Как тебя зовут и где ты живешь?

– Я не настолько талантлив, чтобы предстать перед его высочеством. Отправляйся один – если ты считаешь, что принцу важна красота, с твоим смазливым лицом помощник тебе не нужен.

Юноша сильно дернул рукав, сбрасывая руку Вона, и помчался прочь.

– Приходи завтра к Мандариновому дому возле масличного рынка! Если не придешь, переверну весь Кэгён, а все равно тебя найду! – бросившись вслед за юношей, прокричал Вон.

Юноша даже не обернулся и скоро исчез из виду.

Услышав, как наследный принц раздраженно выдохнул, Лин покачал головой:

– Вы расстроены, ваше высочество?

– Таких красивых лиц не бывало даже у королевских наследников. Как это возможно?

– В таком возрасте юноши часто красивы, как девушки, но это продлится недолго. Забудьте о нем.

– Какой же ты скучный. Если такой красоте суждено скоро исчезнуть, надо быстрее насладиться ею.

– Наш новый знакомый сказал, что наследный принц не станет держать рядом с собой кого-либо только из-за внешней красоты.

– Но Белому Пиону как будто известны приемы борьбы субак[12]. Разве он не ценное для нас приобретение?

– Я бы сказал, он дрался, как разъяренная дикая кошка.

Лин опять покачал головой, вспомнив, как яростно незнакомец пообещал оставить принца без языка, если тот еще раз обмолвится о его внешности. Если бы принц продолжил на него пялиться, незнакомец наверняка захотел бы выколоть ему глаза. Что-то в этом юноше было странное, необычное. Для такого дерзкого драчуна он был недостаточно мужественным. Похоже, именно эта странность привлекла внимание принца.

Все еще расстроенный, Вон мрачно спросил друга:

– Ты думаешь, он не придет?

– Не придет.

Услышав честный ответ, Вон поджал губы.

– Неужели тебя совсем не тронула его красота? – спросил он чуть погодя.

– Любая внешность – всего лишь иллюзия. Будда учил, что форма есть не что иное, как пустота; познав это, узришь истину в ее полном объеме. Бессмысленно рассуждать о красивом или некрасивом облике.

Ну вот! Вон надулся, увидев посерьезневшее лицо друга. Лин не любил подобных разговоров.

Наследный принц, всегда готовый очароваться прекрасным, будь то вещь, природа или человек, женщина или мужчина, не понимал безучастного отношения Лина к красоте. Пока они шли к рынку, Вон думал только о том, как разыскать поразившего его незнакомца в огромном Кэгёне. Стоило удержать его, узнать имя и где он живет! Принц был всерьез раздосадован.

На рынке по-прежнему было не протолкнуться. Торговцы, зеваки, люди, пришедшие за рисовой кашей, которую раздавали от имени наследного принца… Чего только не продавалось здесь в лавках! Были даже заморские товары, попавшие в Кэгён через Тэдо: шелк, обувь, посуда, конская упряжь, – зеваки с удовольствием их разглядывали. Наблюдая за любопытными у прилавков, друзья не спеша шли по улице Намдэга, направляясь к воротам Кванхвамун.

Когда они почти дошли, Лин внезапно остановился.

– Совсем забыл. Сестра просила купить кое-что, мне надо вернуться.

– Что она хочет? Я заплачу. Обязательно скажи ей, что это мой подарок.

– Спасибо, но эту вещь не преподносят в подарок. Прошу вас дойти до дворца без меня.

Вон, которому отказали в возможности сделать доброе дело, недовольно сморщил нос, но больше ни о чем не спросил и зашагал вперед. Примерно в тридцати шагах за ним следовали двое крепких молодых мужчин – вооруженные мечами телохранители, не спускавшие глаз с Вона и Лина ни на конной ярмарке, ни в переулках и улочках.

Проводив взглядом наследного принца, Лин быстрым шагом направился в один из ближайших переулков. Несколько минут назад, когда они с Воном проходили мимо, Лин заметил, как туда свернул хорошо знакомый ему человек. Это был один из его старших братьев, Ван Чон. Лин надеялся, что брат не разглядел его и принца, переодетых в обычную одежду, хотя сам сразу узнал Чона, тоже сменившего привычное одеяние. Лину показалось подозрительным, что его брат, известный модник, появился на людях в скромном облачении ученого мужа, да еще и нервно оглядывается по сторонам. Так как Чон был открытым противником наследного принца и королевы, его странное поведение не могло не привлечь внимания Лина.

Свернув с дороги, Лин едва успел заметить, как подол нефритового турумаги[13] его брата исчезает за поворотом в конце переулка. Осторожно последовав за ним, Лин вскоре оказался на улице, где располагались питейные заведения, узнаваемые по синим полотнищам. Тут были и простые кабаки, и внушительного размера питейные дома, обнесенные стенами, – в таких гостей развлекали куртизанки. Двери простых заведений были распахнуты в ожидании гостей. Хотя еще не стемнело, желающих выпить находилось немало.

Мужчина в черном одеянии, вышедший из главных ворот большого питейного дома, поприветствовал Ван Чона. Прежде чем войти внутрь, они огляделись, и Лин поспешно спрятался за стеной обветшалой таверны. На воротах заведения, куда вошли Ван Чон и встретивший его незнакомец, золотыми иероглифами было выбито название «Павильон пьянящей луны».

«Тайная встреча под видом обычной попойки», – подумал Лин.

Он не решился войти внутрь, рассудив, что, даже если проберется в питейный дом, вряд ли ему удастся что-то узнать о встрече, а риск столкнуться с братом слишком велик.

«Придется подождать здесь. Хотя бы узнаю, с кем он встречался».

Прислонившись спиной к земляной стене таверны, Лин терпеливо ждал, не спуская глаз с «Павильона пьянящей луны». Он приготовился простоять на посту три или четыре часа, однако ему не пришлось ждать так долго. Всего через несколько минут из ворот питейного дома выбежал человек. Лин с удивлением понял, что узнаёт стройное тело и белоснежное лицо. Прямо к нему бежал юноша, которого они с Воном встретили немногим больше часа назад, тот самый дикий звереныш, что покорил наследного принца. Не успев подумать, стоит ли ему вмешиваться, Лин схватил юношу за запястье, как только тот оказался рядом, и увлек в узкую улочку за таверной. Он сделал это, потому что увидел, как из ворот питейного дома появился преследователь в черном.

Миновав несколько переулков, они нырнули в приоткрытые задние ворота одного из торговых складов и затаились. Через некоторое время Лин осторожно выглянул в щель, и его спутник, еще не успевший отдышаться, последовал его примеру. Они увидели, как в переулок вбежал мужчина. У Лина была хорошая память на лица, и он узнал человека, который встретил его брата у «Павильона пьянящей луны». Быстро оглядевшись, незнакомец в черном негромко выругался и поспешил дальше. Спасенный Лином юноша с облегчением выдохнул. Заметно расслабившись, он наконец рассмотрел человека, который ему помог, и его глаза округлились от удивления. Эти большие черные глаза показались Лину глубокими, как колодец. «Действительно, белый пион», – внезапно подумал Лин.

– Это опять ты! И снова мне помогаешь. На этот раз я действительно благодарен, – со смущенной улыбкой сказал юноша.

Он попытался освободить руку, которую все еще держал Лин, но последний только усилил хватку.

– Кто ты такой? – спросил Лин. – Кто и почему тебя преследует?

– Не твое дело, – последовал холодный ответ.

Юноша толкнул Лина, но тот и не подумал разжать пальцы, сомкнутые вокруг тонкого запястья. Лин твердо решил выяснить, что связывает его брата, этого юношу и мужчину в черном. По лицу Белого Пиона стало заметно, что ему больно, но Лин не смягчился.

– Говори! – резко приказал он.

– Я тебя даже не знаю! Почему я должен что-то рассказывать?

– Когда тебе оказывают услугу, ты отвечаешь тем же. Ты сам признал, что я помог тебе дважды. Отвечай, кто ты такой и кто за тобой охотится.

– По-настоящему добродетельный муж не похваляется добрыми делами. Тот, кто помогает другому, ожидая получить что-то взамен, просто мелкодушный человечишка, преследующий собственные интересы.

Предприняв еще одну безуспешную попытку вырваться, юноша стиснул зубы. Видя, как яростно тот сопротивляется, несмотря на боль, Лин разжал руку. Даже в наступивших сумерках было заметно, как покраснело белое запястье незнакомца.

Почувствовав укол совести, Лин заговорил мягче:

– Я не хочу причинить тебе вред. Мне просто нужно знать, с кем встречался твой преследователь в «Павильоне пьянящей луны». Расскажи мне, и я смогу тебя защитить.

– Защитить? Ты меня чуть не изувечил, – юноша криво усмехнулся и поднял алеющее запястье прямо к лицу Лина.

Лин осторожно коснулся его руки, отводя ее от лица:

– Говори, иначе синяками не отделаешься.

– Ха! Только что пообещал защищать и уже угрожает.

– Что за упрямец! – неожиданно для себя воскликнул Лин.

В то же мгновение до них донеслись голоса – кто-то находился в здании склада. Юноша тут же прижал ладонь ко рту Лина и замер, почти не дыша. Лин тоже затаил дыхание. Он чувствовал слабый аромат орхидеи, исходивший от ладони незнакомца.

Когда все стихло, юноша убрал руку и раздраженно прошипел:

– Говори тише! Я не хочу, чтобы меня схватили и объявили вором!

– Тогда отвечай на мои вопросы.

– Если будем и дальше здесь торчать, нас увидят. Я ухожу. Если тебе так надо, иди за мной.

– Подожди, я проверю, нет ли кого снаружи.

Оставив его слова без внимания, юноша направился к воротам, и Лин толкнул его в грудь, чтобы остановить. Белый Пион ахнул. Лин непонимающе уставился на свою ладонь. Что-то было не так: он коснулся чего-то мягкого. Пока Лин соображал, юноша рванул прочь. Лин его не остановил. Он легко мог бы это сделать, более того, ему следовало это сделать, ведь юношу преследовал человек, как-то связанный с Ван Чоном, однако ноги Лина будто приросли к земле. Не веря в произошедшее, ошеломленный и смущенный, он разглядывал ладонь, коснувшуюся груди юноши, попеременно то сжимая, то разжимая кулак.

Усадьба Ёнъин-бэка, располагавшаяся в районе Чахадон на севере Кэгёна, размером и богатством почти не уступала королевскому дворцу. Осторожно, словно опасаясь, что его поймают, юноша проскользнул в небольшие ворота в бесконечной стене, окружавшей усадьбу. Эти ворота вели в большой сад, где росли прекрасные цветы и деревья, среди которых важно расхаживали павлины.

За беседкой, украшавшей сад, находились еще одни ворота, которые вели в маленький и простой садик. Он тоже был окружен стеной, и в ней тоже был проход – на этот раз ведущий к флигелю, стоявшему довольно далеко от большого дома, в котором жил сам хозяин. Юноша, нет, девушка, переодетая мужчиной, тихо открыла дверь. Во флигеле, окруженном двумя садами, стояла такая тишина, словно здесь никогда никто не бывал. Никем не замеченная, девушка вошла внутрь.

В большой комнате ей навстречу поднялась служанка Пиён. Она была примерно одного возраста с вошедшей и могла бы считаться довольно-таки миловидной, если бы юное лицо не обезображивал длинный багровый шрам. Когда девушка сняла шелковую шапочку муллакон и верхний халат, Пиён быстро взяла у нее одежду.

– Оставь, я сама, – попыталась остановить ее девушка.

Пиён с улыбкой покачала головой:

– Вам пришлось бежать, госпожа? Шапочка намокла от пота.

– Да, – неохотно ответила та, падая на кровать.

Переодевавшуюся в мужчину девушку звали Ван Сан, и она была единственной дочерью Ёнъин-бэка. Несколько лет назад, когда она путешествовала с матушкой в малую восточную столицу Тонгён[14], на них напали разбойники. В тот день Сан потеряла мать, однако вопреки распространившимся слухам, разбойники ранили не ее саму, а ее служанку Пиён.

Почему же люди говорили, что молодая госпожа не выходит из дома, так как ее лицо навеки обезображено шрамом? Об этом позаботился Ёнъин-бэк. Он способствовал распространению слуха, так как боялся, что со временем дочь отправят в Юань, как отправляли других девиц. Ее не уберегла бы даже принадлежность к королевской фамилии – все зависело лишь от воли королевы Вонсон. Ёнъин-бэк знал, что королева его ненавидит, поэтому, воспользовавшись обстоятельствами, выдавал Пиён за свою дочь, намереваясь отправить служанку к монголам, если возникнет такая необходимость.

Чтобы тайна оставалась тайной, он поселил Сан и Пиён во флигеле и сократил количество слуг в усадьбе. Во время нападения разбойников кроме двух девушек выжили всего несколько человек, так что мало кто из прислуги знал правду.

Ёнъин-бэк был не единственным отцом, содрогавшимся от одной мысли об отправке юных дев в жены монголам – соглашении, которое неукоснительно соблюдалось с восшествием на трон вана, породнившегося с юаньским императором. Семьи скрывали рождение дочерей даже от соседей, а некоторые родители прятали дочерей в монастырях, обрив им головы.

Сложив одежду, Пиён спрятала ее за ширмой в углу комнаты и присела рядом с молодой госпожой. Когда Сан тайком покидала усадьбу, она всегда рассказывала Пиён о своих приключениях – вероятно, потому, что жалела девушку, запертую в четырех стенах в том самом возрасте, когда любопытство бьет через край. Однако сегодня Сан молчала, уткнувшись лицом в матрас. Пиён хотела спросить, что случилось, но удержалась, увидев, как рука госпожи вдруг сжалась в кулак.

– Да чтоб тебе пусто было! – неожиданно воскликнула Сан, резко садясь на постели и пугая Пиён.

Сан не могла выбросить из головы последнюю встречу и чуть не лопалась от злости. Тот юноша был стройным и худощавым, из-за чего не казался сильным, и тем не менее она не смогла с ним справиться. Нет, ей не было дела до соревнований, но все-таки она изучала боевые искусства, и ее гордость оказалась задета. Конечно, он был серьезным противником, раз в один миг расправился с напавшими на нее мошенниками, и все же она не могла успокоиться. Хуже всего было то, что он дотронулся до ее груди, которой не касался ни один мужчина. И при этом он не проявлял к ней интереса – в отличие от своего спутника, который пожирал ее глазами и твердил про пионы.

По правде говоря, гневное возмущение Сан было вызвано не только самим прикосновением. Ведь юноша считал, что имеет дело с мужчиной, так почему он остался спокойным, когда узнал правду? Дотронувшись до ее груди, он просто отвел взгляд и глупо уставился на ладонь. Как же она его ненавидит!

«Неужели он ничего не почувствовал?» – мучил ее вопрос.

Сан коснулась своей груди. Небольшие холмики явственно ощущались сквозь тонкий шелк. Вот же бесстыдник! Ее лицо залила краска.

– Зови Кухёна, – приказала она служанке. – Буду тренироваться до самого утра.

Кухёном звали слугу, которого Ёнъин-бэк приставил к дочери для охраны; слуга знал субак и хорошо владел мечом. Сан каждый день упрашивала Кухёна позаниматься с ней в малом саду. Похвалы учителя вселили в нее уверенность в своем мастерстве, но сегодня, в первой настоящей схватке, она не справилась без посторонней помощи. А потом еще и была унижена прикосновением незнакомца. Она станет заниматься усерднее и отомстит! Стыд гнал ее вон из флигеля. Сан стиснула зубы.

Видя, как ее всегда жизнерадостная хозяйка почти трясется от гнева, Пиён с беспокойством спросила:

– Госпожа, что-то случилось?

– Все в порядке. Зови Кухёна. Живее!

Пиён послушно встала и подошла к окну. Над окном висел колокольчик, которым призывали во флигель слуг, – вход во флигель без разрешения был почти всем заказан. Одним звонком вызывали нянюшку, тремя – Кухёна. Пиён уже взялась за шнурок, когда вдруг услышала, как кто-то подошел к двери.

– Пиён, это я, – раздался сердитый голос, и в комнату вошла толстая приземистая женщина.

Это была няня молодой госпожи, одна из немногих женщин в усадьбе, кто мог свободно входить во флигель. Она казалась чем-то разгневанной.

Увидев Сан, няня закатила маленькие глазки:

– Пришла наконец? Где тебя носило? Я ждала-ждала, когда раздавала кашу бедным, а ты так и не явилась! Прихожу домой, спрашиваю Кухёна, а он говорит, что потерял тебя! Сбежала от него и одна бродила по городу?

– Да нет же, случайно потеряла его в толпе. Людей было слишком много. Отвлеклась ненадолго и уже не смогла его найти.

– Такого-то верзилу и не смогла найти?! Да его голова всегда торчит над толпой! Он сказал, что ты велела ему идти вперед, а самой и дух простыл!

– Ох, нянюшка, прости, что заставила волноваться. Мне просто нужно было кое-что сделать, – с улыбкой ответила Сан и взяла женщину за руку.

Няня громко вздохнула. Она прекрасно знала, что упреки на молодую госпожу не подействуют. Но ее пугали вылазки воспитанницы, которая вела себя как сорванец, и она не могла скрыть тревоги. Зная об этом, Сан ласково погладила ее по пухлой руке.

– Ну хватит сердиться, я же извинилась. Лучше расскажи, как сегодня все прошло, – попросила девушка.

Нянюшка вздохнула еще громче:

– Ох, никакого сладу нет с этой девчонкой Чхэбон. Язык у нее без костей.

– Зато не скучно.

– Да я не про обычную ее болтовню. Сегодня заявились двое красавчиков, так ее будто прорвало. Трещала и трещала про нашу семью, меня чуть удар не хватил. Как бы не попали мы из-за нее в переплет. Соберусь да и зашью рот этой негоднице. С собой-то уж точно больше не возьму.

– Тогда в следующий раз я сама с тобой пойду. И Пиён тоже возьмем – ей полезно прогуляться.

– Ой, правда? – оживленно переспросила Пиён, и ее лицо просветлело.

– Да как же мы ее возьмем? – неодобрительно возразила нянюшка. – Ведь из-за шрама люди подумают, что это сама госпожа. А вдруг кто-то из прихвостней королевы ее заметит? Вот стукнет ей восемнадцать[15], тогда пусть разгуливает, а до тех пор – ни в коем случае.

Пиён надулась, и Сан, относившаяся к ней как к подруге, хотя их и разделял социальный статус, встала на ее защиту:

– Она может надеть монсу[16], никто и внимания не обратит.

– А ты в чем пойдешь?

– Как обычно.

– Когда ты переодеваешься в мужскую одежду, все на тебя глазеют. Где это видано, чтобы юноша был красивее девушки! Да и пристало ли молодой госпоже скакать по улицам, как жеребенку? Избавься от этого мужского тряпья, пока тебя не вывели на чистую воду!

– Не волнуйся, никто не догадается. Сегодня вот ни один прохожий меня не заподозрил.

Не заподозрил, потому-то она и получила толчок в грудь. Вспомнив об унижении, Сан почувствовала новый прилив злости. Ей надо сейчас же позвать Кухёна, чтобы он показал ей какой-нибудь особый прием. Сан вскочила, готовая броситься к колокольчику, но и в этот раз ей не суждено было вызвать слугу – за дверью кто-то вежливо кашлянул, давая знать о своем присутствии.

– Я могу войти?

– Господин! Молодая госпожа как раз переодевается, – быстро ответила нянюшка, услышав голос Ёнъин-бэка.

Женщины задрожали как осиновые листья. Сан бросилась срывать оставшуюся мужскую одежду, а Пиён и нянюшка – ей помогать. Впопыхах Сан натянула белое чогори[17] с желтой шелковой юбкой и обвязалась широким поясом оливкового цвета. Пиён молниеносно расчесала ей волосы и завязала их красной шелковой лентой. Из красивого юноши Сан в мгновение ока превратилась в очаровательную юную даму. Только после этого нянюшка отворила дверь.

Ёнъин-бэк, увидев скромно стоявшую посередине комнаты дочь, склонил голову набок:

– Зачем ты переодеваешься на ночь глядя?

– Молодая госпожа неважно себя чувствовала и полдня провела в постели, – быстро нашлась нянюшка.

– Вот как? Моя дочь, которая не простужается даже зимой? Что случилось? – подозрительно спросил Ёнъин-бэк.

Когда он в ком-нибудь сомневался или чего-нибудь не одобрял, голос его становился немного гнусавым, а тон – требовательным, что отнюдь не украшало столь важного человека.

– Слишком долго упражнялась и повредила запястье, – ответила Сан, приподнимая рукав и показывая отцу опухшую руку.

Нянюшка, ничего не заметившая, пока Сан переодевалась, теперь изумленно вытаращилась, но сразу же опустила глаза, так как Ёнъин-бэк обрушился на нее за то, что она не уберегла его дочь.

– Нянюшка не виновата. Просто я слишком неопытна, вот и допустила ошибку, – поспешила вмешаться Сан.

Ёнъин-бэк неодобрительно поцокал языком и жестом попросил оставить его вдвоем с дочерью. Видя, что господин не в духе, нянюшка схватила Пиён за руку и с поразительной для толстухи прытью выскочила из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Ёнъин-бэк уселся на стул и продолжил отчитывать дочь:

– Субак, тренировки с мечом… Когда ты начнешь учиться тому, что необходимо знать каждой женщине?

– Отец, вы же говорили, что я должна уметь постоять за себя, если вновь нападут разбойники.

– Но я не говорил калечить себя тренировками. Ты что, собираешься стать генералом?

Сан села напротив отца и пожала плечами. К чему продолжать бесполезный спор?

Заметив непокорный взгляд дочери, Ёнъин-бэк тяжело вздохнул.

– С таким характером лучше бы тебе родиться мальчишкой. И не пришлось бы беспокоиться, что тебя отправят к монголам.

Сан почувствовала, как от отца пахнуло алкоголем.

– Вы ужинали с друзьями?

Ее вопрос прозвучал невинно, однако Сан знала, как провел вечер ее отец – она видела его в «Павильоне пьянящей луны». Ей было отчасти известно и о том, почему он там оказался.

– Просто деловая встреча. Надо было кое-что обсудить.

– Я думала, вы вернетесь позже. Вы предупреждали, что задержитесь.

– Нам пришлось прерваться, – с горечью ответил отец.

Сан опустила глаза. Скорее всего, встреча в «Павильоне пьянящей луны» прервалась из-за нее. Девушке удалось проникнуть в питейный дом и подслушать часть разговора, но ее заметили и едва не поймали пришедшие позже всех молодой человек в нефритовом одеянии и его спутник в черном.

– Сегодня мы не смогли толком ничего обсудить, но я все равно должен сказать тебе кое-что.

– Мне?

– Да, эта встреча касалась твоего будущего. – Ёнъин-бэк подался вперед и заговорил тише, будто поверял тайну: – Я нашел тебе мужа.

– Что?! Но ведь я не могу выйти замуж до восемнадцати! Если вы нарушите запрет, вас накажут и сошлют!

– Тише, тише! – зашипел Ёнъин-бэк, прикладывая палец ко рту.

Хотя в комнату в отдаленном флигеле не пробрался бы и муравей, Ёнъин-бэк предпочитал осторожность. К тому же его слишком встревожило произошедшее в «Павильоне пьянящей луны».

– Твой будущий супруг тоже из королевского рода, так что для вас сделают исключение. Его величество знает о якобы случившемся с тобой несчастье и не станет препятствовать свадьбе. Брак вернее защитит тебя от отправки в Юань.

– Что за мужчина не возражает против невесты со шрамом? – ядовито спросила Сан.

Новости ее раздосадовали. Наверняка жениться на ней вознамерился охотник за состоянием отца – кому еще придет в голову брать в жены обезображенную девушку?

Ёнъин-бэк просиял, игнорируя ее язвительный тон.

– Мужчина, который сделает тебя первой женщиной государства.

– Что вы имеете в виду?

Сердце ее пронзило зловещее предчувствие.

Ёнъин-бэк наклонился еще ближе и прошептал:

– Твой будущий супруг станет следующим ваном.

Сан с недоверием воззрилась на отца. Следующим ваном должен был стать наследный принц, но она знала, что речь идет о ком-то другом.

– Его величество нас поддерживает. Это самая большая тайна, о которой никто не должен знать.

– Ты хочешь выдать меня за наследного принца? – делая вид, что ничего не понимает, спросила Сан.

Она хотела, чтобы отец сам все рассказал.

Услышав наивный вопрос дочери, Ёнъин-бэк фыркнул:

– За наследного принца, как же! Этот монгол никогда не сядет на трон.

– Он сын корёского вана, так что в нем есть и корёская кровь. А его мать – дочь юаньского императора. Кто, если не он?

– Ну а если его величество не хочет делать наследного принца своим преемником? Есть, есть претендент получше и наследного принца, и Канъян-гона[18]. И этот претендент станет твоим мужем!

– Да кто же он?!

– Второй сын сановника Ван Ёна, Ван Чон. Как ты знаешь, он приходится племянником первой жене вана. Он умен, красив и благороден. Говорят, женщины влюбляются в него с первого взгляда. Самый завидный жених в Кэгёне, да что там – самый завидный жених во всем Корё.

– Выходит, собственной красоты ему достаточно, раз его не беспокоит шрам на лице будущей жены?

– Скажи спасибо своему отцу. Ван Чону достаточно того, что ты моя дочь. Вот уж он удивится, увидев такую красавицу.

Как Сан и предполагала, жениха интересовало только состояние ее отца. Она рассмеялась. Ёнъин-бэк, всегда толковавший реакции людей в свою пользу, решил, что дочь смеется от радости, и тоже заулыбался, но почти сразу же помрачнел.

– Пока что мы ни о чем не договорились. Ван Чон как будто твердо намерен жениться, но его отец не любит нашу семью, так что переговоры предстоят непростые, и я хочу просить помощи его величества. Сегодня, едва мы начали все это обсуждать, встреча прервалась из-за крысы, которая нас подслушивала.

– Кто же вас подслушивал?

– Если бы я только знал! Мне не удалось увидеть его своими глазами. Те, кто видел, сказали, что крысеныш совсем молодой. Когда его спугнули, он бросился наутек и как сквозь землю провалился. К счастью, мы не успели сказать ничего для нас опасного, но мне все равно тревожно.

Узнав, что отец ее не видел, Сан почувствовала огромное облегчение. Пусть он и называет ее крысой, зато ни о чем не догадывается.

Взглянув на притихшую дочь, Ёнъин-бэк серьезно проговорил:

– Я не знаю, когда мы сможем это устроить, но начинай готовиться. Научись хотя бы рукоделию у своей няньки.

– Его устраивает невеста со шрамом, но не устраивает невеста, не умеющая шить? Не откажется ли он, когда выяснит, что невеста любит поупражняться с мечом?

– Не говори ерунды, – нахмурился Ёнъин-бэк.

Дочь слишком странно восприняла новость о том, что однажды станет королевой, и это его беспокоило. Ему казалось, что она ведет себя как ребенок, ничего не понимающий в жизни.

– Ты должна думать о будущем. Жаль, что твоя мать умерла, не успев ничему тебя научить. Тем больше внимания ты должна уделять своему поведению.

– Отец, вы действительно верите, что следующим правителем станет Ван Чон, а не наследный принц? Разве наш ван пойдет против королевы Вонсон и ее семьи? Только благодаря монголам он занимает сейчас престол. И вы думаете, что ван осмелится обойти внука юаньского императора и провозгласить наследным принцем кого-то другого?

Сан говорила холодно. Воодушевление отца неприятно ее поразило, так как план замены наследника казался неосуществимым и глупым.

Однако Ёнъин-бэк чувствовал себя уверенно как никогда.

– Все уже готово. Ты должна лишь сыграть свою роль.

– Это ваш собственный план или вас кто-то втянул?

– Ты думаешь, твой отец станет плясать под чужую дудку? Я присоединился, потому что нашел это правильным.

– Тогда кто придумал план?

– Один очень умный человек. Тебе необязательно знать, – с раздражением сказал Ёнъин-бэк, утомленный расспросами дочери, и поднялся со стула.

Сан тоже вскочила на ноги. Ей хотелось знать больше.

– Говорят, что наследный принц станет хорошим правителем, – не отступала она. – Зачем же сажать на трон кого-то другого?

Немного подумав, Ёнъин-бэк тихо ответил:

– Чтобы смыть позор повиновения варварам и очистить королевскую кровь.

Сан недоверчиво прищурилась. Ее отец не стал бы участвовать в заговорах ради высоких целей. Его тяга к обогащению была непомерной, как и его богатство. Он имел обширные связи: осыпал подарками вана и его приближенных, не любившую его королеву и ее приближенных – и все ради того, чтобы самому получить еще больше. Люди настолько привыкли к его жадности, что даже смерть его жены считали местью кого-то из пострадавших от ненасытности Ёнъин-бэка. Сан не могла поверить, что отец, который не только владел обширными поместьями, но и делал огромные деньги на торговле с монголами, чувствовал себя униженным общением с «варварами». Кроме того, королевская семья раньше его не заботила, пусть он и был дальним родственником вана.

«Неужели я так плохо его знала?» – спрашивала себя Сан.

Она всегда проявляла к отцу почтение, как подобает дочери, но на самом деле ей было трудно уважать его, поэтому сейчас, когда перед ней, казалось, открывается новая сторона его характера, сердце ее затрепетало.

Все встало на свои места, как только Ёнъин-бэк продолжил:

– Так говорит тот, кто придумал план. Ну а для меня главное – сохранить и приумножить нажитое. Если для этого нужен новый наследный принц, то так тому и быть. Королева и сейчас едва меня терпит, а когда ее сын займет трон, ее уже ничто не остановит. Первым делом она избавится от меня.

Ну, разумеется! Сан огорченно поджала губы.

Не замечая, как его слова подействовали на дочь, Ёнъин-бэк направился к двери.

– Так что учись вести себя как пристало будущей супруге наследника.

Оставшись одна, Сан села, поставила локти на стол и глубоко задумалась. Все это обрушилось на нее неожиданно, и она не понимала, что делать. Из-за того, что за дочь Ёнъин-бэка выдавали Пиён, Сан уже привыкла к свободе, и переговоры о свадьбе, которые отец вел за ее спиной, были ей неприятны. Но больше всего злило, что ее используют заговорщики, желающие свергнуть наследного принца и сделать Ван Чона королевским преемником.

«Чтобы избавиться от наследного принца, Ван Чону нужны деньги – вероятно, поэтому он и хочет жениться на мне. Отец поддерживает его, потому что ему это выгодно. Смыть позор повиновения варварам и очистить королевскую кровь? Достойная цель, только человек с благородными помыслами не искал бы помощи моего отца. Выходит, они одного поля ягоды. Если Ван Чон получит королевскую власть, это не принесет облегчения народу. Пусть на троне и окажется правитель чистой корёской крови, пользы от него будет не больше, чем от изваяния Будды. Наверняка заговорщики просто боятся за свое будущее, так как наследный принц неподкупен и тверд, как скала. Я не хочу быть частью их грязного плана».

Сан приняла решение. Хотя брачный договор всегда заключался по воле родителей будущих супругов, она слишком привыкла жить по-своему и не могла согласиться с выбором отца. Прежде всего она настоит на том, чтобы дождаться восемнадцатилетия. Брак до восемнадцати лет можно заключить только с особого разрешения вана, и она скажет отцу, что вмешательство вана привлечет к ним нежелательное внимание королевы. Ее предложение отложить свадьбу прозвучит разумно и убедительно.

«А значит, и рукоделие может подождать. Сейчас мне нужна тренировка с Кухёном».

В знак решимости Сан ударила ладонью по столу и тут же вскрикнула от боли. Она совсем забыла о распухшем запястье, и теперь осторожно потерла руку. Вернувшись мыслями к вечернему происшествию, Сан опять почувствовала гнев.

Вдруг ей вспомнились слова незнакомца: «Мне просто нужно знать, с кем встречался твой преследователь в “Павильоне пьянящей луны”». Неужели ее спаситель был как-то причастен к этой истории? Но какая могла быть связь? Сан помнила, что, хотя в глазах юноши светился ум, его одежда была небогатой, и его муллакон указывал на простолюдина[19].

«Нет, он явно не так прост, как хотел казаться», – покачала головой Сан.

Второй юноша сказал, что они собираются служить переводчиками, но Сан почему-то ему не верила. Что ж, она это выяснит, ведь позвали же ее завтра к Мандариновому дому.

А пока она подготовится. В предвкушении тренировки с Кухёном Сан трижды дернула колокольчик.

Невысокая гора Чанамсан, расположенная между внутренней и внешней крепостными стенами Кэгёна, в сложных вычислениях геомантов тоже имела особое значение для столицы. У подножия горы был устроен масличный рынок, и здесь всегда было много людей. Масло требовалось и для приготовления пищи, и для ночных фонарей, и для изготовления косметических средств, а поэтому пользовалось неизменным спросом. Среди покупателей часто можно было увидеть молодых женщин.

Это местечко находилось не очень далеко от улицы Намдэга и по старой памяти называлось селением Намсанни, хотя бывшее селение уже давно стало частью столицы. Когда-то здесь жил полководец Чхве Чхунхон, с которого началась более чем полувековая власть военных из рода Чхве.

Найти в Намсанни так называемый Мандариновый дом не составило для Сан труда. Мандарины поступали в Корё в качестве дани от государства Тамна[20], а мандариновые деревья были такой редкостью, что ими украшали королевские сады, и не каждый мог опознать мандариновое дерево, когда на нем не было плодов, но Сан, к счастью, знала это растение и сразу разглядела овальные блестящие листья. Несколько лет назад знатный сановник Лим Чонги решил подарить вану два мандариновых дерева, и Ёнъин-бэк, вдохновившись его примером, раздобыл мандариновые деревья в подарок королеве, а одно деревце оставил для своего сада. Деревья Лим Чонги доставляли во дворец так долго, что они успели засохнуть, но деревья Ёнъин-бэка прибыли в целости и сохранности, и королева осталась очень довольна. Деревце в саду Ёнъин-бэка тоже прижилось, и Сан видела его почти каждый день, так что и сейчас без посторонней помощи отыскала такое же.

Дом, рядом с которым росло мандариновое дерево, давшее ему название, стоял поодаль от масличного рынка и других жилищ. Очень большой, с черепичной крышей, он был окружен стеной, но деревья в саду, среди которых было и мандариновое, возвышались над ней и были видны снаружи. Сан, быстро нашедшая, что искала, еще больше засомневалась в своих странных знакомых: здесь не могли жить простолюдины, мечтающие служить переводчиками.

После минутного раздумья Сан не стала стучать в наглухо запертые ворота, а пошла вдоль стены, надеясь отыскать способ заглянуть внутрь, оставаясь незамеченной. К ее удивлению, стена оказалась длинной, хотя и не такой длинной, как та, что окружала ее собственный дом. Обнаружив большой камень, Сан подкатила его к стене и заглянула во двор. Глазам открылась обширная земляная площадка, достаточно большая даже для игры в кёкку[21]. И действительно, там разъезжали всадники. Все они были в одинаковой одежде и с широкими повязками на лбу. Кроме того, несколько молодых мужчин практиковались в борьбе субак, а еще несколько – прогуливались между колоннами каменной галереи с книгами в руках. Всего Сан насчитала около тридцати человек. Как она и предполагала, это место не могло быть домом будущих переводчиков.

«Похоже на частный военный отряд какого-то клана», – решила Сан.

Она опять пошла вдоль стены и в конце концов увидела флигель, который почти прижимался к горе. Поднявшись по ее склону чуть выше, Сан разглядела и флигель, и прилегавший к нему отдельный двор. Этот двор было не сравнить с первым, однако и он был достаточно просторным. Там находился всего один человек. Юноша упражнялся с деревянным мечом, неотрывно глядя на его заостренный конец. Прямая спина, сильные ноги, слегка приоткрытые губы. Он двигался быстро, уверенно и красиво и, несмотря на возраст, казался умелым воином. Сан, бравшую уроки владения мечом у Кухёна, заворожил воинственный танец юноши.

«Он владеет мечом так же хорошо, как Кухён. Нет, даже лучше».

Чтобы разглядеть юношу как следует, Сан оперлась руками о верх стены и подтянулась. Неплотно подогнанные друг к другу желобчатые черепицы, сверху украшавшие каменную стену, сдвинулись с места, и один из черепичных кусков полетел вниз, во двор. Услышав звук бьющейся черепицы, юноша резко обернулся.

– Кто…

Он даже не договорил, потому что сразу узнал девушку, которая еще не оправилась от испуга и таращилась на упавшую черепицу. Его взгляд посуровел.

Лин был уверен, что она не придет. Переодетая в мужское платье, она холодно отшила наследного принца и сбежала, а позже сбежала и от него самого, не ответив ни на один из вопросов. Потому-то Лин никак не ожидал, что она появится в Мандариновом доме по собственной воле. Вчерашнее неожиданное открытие помешало ему преследовать незнакомку, и хотя он жалел, что не узнал, с кем встречался брат, решил просто забыть обо всем, так как больше ничего нельзя было сделать. И вдруг она здесь. Появилась новая возможность все выяснить. Больше не раздумывая, Лин ринулся к стене, схватил девушку за руку и резко дернул. Не сумев отбиться, она свалилась со стены и громко вскрикнула.

– Ты из тех кинё[22], что занимаются надзором за рынком? – грозно спросил Лин, пока девушка, постанывая, потирала ушибленное плечо, и добавил, что не потерпит вранья.

Сан встрепенулась, вперив в него яростный взгляд:

– Ты о чем?

– Разве ты не шпионила в «Павильоне пьянящей луны»? Я слышал, что кинё из пансиона Кёнсиса используют для тайного сбора информации в торговых лавках и питейных домах. Ты одна из шпионок?

Корёские кинё были артистками, исполнявшими музыку на официальных государственных церемониях, и не имели ничего общего с продажными женщинами. Кинё делились на три класса и получали специальное образование. В основном их обучали придворной церемониальной музыке, но не только. Двести шестьдесят девушек учились в пансионе Тэакса, еще двести шестьдесят – в Кванхёнбане, и триста – в пансионе Кёнсиса. В последнем некоторых девушек готовили для работы в крупных питейных домах столицы и отдельным из них поручали прислушиваться к разговорам посетителей, а также покупателей и торговцев на рынке. Лин подумал, что странная девушка, которая только что подглядывала за домом, прибыла из пансиона Кёнсиса.

Сан понимала, что ведет себя вовсе не так, как пристало девушке благородного происхождения, и все же была задета предположением Лина.

– Судя по тому, как хорошо тебе знакомы закоулки рядом с «Павильоном», ты частый клиент в тех злачных местах. Уже и забыл, что не все женщины – кинё или шлюхи?

– Что?!

– Теперь понятно, откуда эта бесстыдная манера трогать девушек!

Лин потерял дар речи. Из-за одного случайного прикосновения его называют любителем шлюх! Но ведь он думал, что толкает мужчину! Да он еще ни разу в жизни не был с женщиной!

Однако вместо того чтобы возмущаться и спорить, Лин только скривил губы.

– Как я мог знать, раз ты такая плоская? Я всего лишь…

«…хотел, чтобы нас не поймали», – собирался закончить он, но внезапный удар кулака прервал его объяснение.

Голова Лина резко дернулась в сторону – недаром говорят, что те, кто практикует субак, могут одним ударом пробить стену. Он почувствовал во рту вкус крови. Все это было настолько неожиданно, что Лин мог лишь ошарашенно взирать на девушку. Та тяжело дышала, не сводя с него полыхающих глаз. Ударить представителя королевской фамилии, родственника первой жены вана! Да за это ждет немедленное наказание! Но девушка, задыхавшаяся от гнева, конечно, не знала, кто он такой. Лин великодушно решил, что не прав именно он. В конце концов, женщины все еще оставались для него загадкой, и он не знал, что у них на уме. Даже ударив его, девушка чуть не скрипела зубами от злости.

Вытерев кровь с губы, Лин спокойно спросил:

– Ну что, полегчало?

Сан лишь гневно сверкнула глазами. Она из знатной семьи, и никто не смеет даже пальцем к ней прикоснуться! Мало того что бесстыдник дотронулся до ее груди, он еще и не придает этому никакого значения! Как будто один удар все искупит! И почему он так спокоен, хотя она разбила ему губу?! Возмутительно!

Словно прочитав ее мысли, Лин слегка наклонился к ней и сказал:

– Если хочешь, можешь ударить еще раз.

Сан видела, что юноша совершенно безмятежен. Как же он отличался от своего вчерашнего спутника, который никак не хотел оставить ее в покое! Этот человек отнюдь не шутил и действительно был готов безропотно принять наказание. Сан поняла, что не дождется от него извинений: он стерпит новый удар, но не станет просить прощения. Какой смысл, если она ничего не добьется? Ее кулак безвольно разжался.

Поняв, что девушка больше не собирается размахивать кулаками, Лин молниеносно приставил деревянный меч к ее шее, чтобы она не вздумала убежать. Ему нужно было узнать о вчерашнем.

– А теперь рассказывай все, что знаешь. На этот раз я не дам тебе ускользнуть. Что за человек преследовал тебя вчера и почему? Кто был вместе с ним в «Павильоне пьянящей луны»? Не думай, что деревянный меч не опасен: я одним ударом могу перебить тебе шею.

– Твой друг сказал, что перевернет весь Кэгён, если я не приду, а ты собираешься снести голову приглашенному гостю? – бесстрашно ответила Сан.

Однако про себя она лихорадочно размышляла, как исхитриться и выбраться через стену наружу. Юноша перед ней не отличался гибкостью характера, которая, по-видимому, была свойственна его другу. Даже если она скажет, кем является на самом деле, он не поверит. Не умирать же ей в этом странном месте от руки незнакомца! Она должна что-то придумать.

Но ситуация казалась безвыходной, и план спасения не возникал в голове, так что Сан, хотя и старалась казаться спокойной, сильно занервничала. Если бы только появился вчерашний спутник юноши!

Стоило ей подумать об этом, как дверь флигеля распахнулась и раздался жизнерадостный голос:

– Лин, ты нашел его?

Задавая вопрос, Вон еще не видел, что происходит во дворе. Но уже через мгновение он вышел и сразу узнал юношу. Вон рассмеялся от удивления и радости.

Лин быстро опустил меч: перед наследным принцем он не мог угрожать незнакомке, переодетой в мужское платье.

Сан обрадовалась не меньше, чем Вон. Как же вовремя он появился! Вчера он страшно ее раздражал, но сейчас она просто счастлива его видеть. Когда Лин опустил меч и чуть отступил, Сан облегченно вздохнула. Но вдруг глаза ее расширились от изумления. Приближавшийся к ним юноша был в повседневном монгольском халате, на его голове красовалась монгольская шапочка, из-под которой спускалась коса, заплетенная в три пряди. Его облик разительно отличался от вчерашнего. Указом вана монгольские прически и одеяния давно ввели в обиход, однако носили их лишь придворные и небольшая часть аристократии. Не только простолюдины, но даже и знать, включая представителей королевского рода, продолжали одеваться в корёское платье. Облачение Вона ясно давало понять, что он занимает очень высокое положение в обществе.

– Лин, это ты его привел, или он сам… – Вон остановился на полуслове, пораженный видом друга.

Разбитая губа Лина распухла. Судя по свежести раны, ударил его этот красивый юноша, чьи обсидиановые глаза вдруг беспокойно забегали. Вон прищурился, взглядом спрашивая Лина, что здесь произошло. Неужели его действительно ударил мальчишка? Отвечая на безмолвный вопрос, Лин кивнул, и Вон разразился смехом.

– Тебя не могут одолеть даже искусные воины, а этому зеленому юнцу удалось? Вчера он не казался серьезным противником, могло ли что-то измениться за один день? Рассказывайте, что происходит.

Однако Лин и Сан словно воды в рот набрали. Вон ждал, поглядывая по сторонам, но в конце концов сдался.

Хлопнув в ладоши, он сказал, обращаясь к гостю:

– Ладно, зато нам не придется разыскивать тебя по всему городу. Раз ты пришел, значит, согласен стать человеком наследного принца, как я тебе предлагал?

– Нет, я пришел не за этим. Просто…

«…хотела кое-что выяснить о подозрительном типе, с которым столкнулась вечером», – мысленно продолжила Сан, но так отвечать было нельзя.

– …подумал, что вчера не отблагодарил за помощь как следует.

– Странная у тебя благодарность, – усмехнулся Вон, указывая на разбитую губу Лина.

Сан надулась, точно ее несправедливо обидели.

Попятившись к стене, она заявила:

– Вижу, здесь мне совсем не рады, так что я лучше пойду.

– Ну уж нет! – Вон схватил ее за рукав, а Лин преградил ей путь. – Если не хочешь отправляться к наследному принцу, не настаиваю. Вместо этого предлагаю дружить.

Сан и Лин одновременно нахмурились. Это еще что такое?

– Дружить? Разве ты не из знатной семьи? – недоверчиво переспросила Сан.

– Какое это имеет значение?

– Я тебе не ровня.

– Мы с Лином не выбираем в друзья кого попало, но уж если кого выбираем, то на статус не смотрим. Верно, Лин?

– Прежде всего стоит выяснить, кто он такой, – сухо ответил Лин вместо того, чтобы согласиться.

Вон мягко возразил:

– Ты был бы прав, если бы мы нанимали человека на работу, но для дружбы этого не требуется. Друзьями становятся близкие по духу.

Он снова с интересом осмотрел гостя.

– Меня зовут Вон. А тебя?

Сан вздрогнула и на мгновение перестала дышать. «Вон! Он сказал, что его зовут Вон!»

Она слышала только об одном знатном юноше, который носил такое имя. Ей вдруг вспомнились слухи, исходившие из дворца: наследный принц прекрасен, как белый пион. Взглянув в его удлиненные смеющиеся глаза, глаза феникса, Сан окончательно убедилась в том, кто стоит перед ней. Теперь она понимала жесткое отношение к ней друга наследного принца и могла предположить, почему он так стремился узнать, что происходило в «Павильоне пьянящей луны». Он предан Ван Вону и хотел выяснить, не собирались ли в «Павильоне» противники наследного принца.

«Удалось ли ему что-то узнать? Рассказал ли он наследному принцу о заговорщиках?» Сердце похолодело, когда Сан подумала об отце. Но она тут же отмела страшные мысли: «Если бы он что-то выяснил, не стал бы допрашивать меня, угрожая мечом».

Видя, что гость молчит, Вон решил подбодрить его:

– На меня произвели впечатление твои слова о наследном принце. Я хотел бы иметь больше таких друзей, как ты. Поверь, мне совсем не важно твое происхождение.

– Но это… – вдруг заговорил Лин, делая шаг вперед. Он не мог рассказать Вону всю правду, однако и не мог допустить, чтобы наследный принц дружил со шпионкой, переодетой в мужчину. – Это девчонка!

На мгновение лицо Вона стало пустым, как будто его сильно стукнули по голове. Он с самого начала считал, что юноша красив женской красотой, но ни разу не подумал, что перед ним переодетая девушка. Про него самого говорили, что красотой он не уступает женщинам, да и при дворе было немало миловидных мужчин. Взять хотя бы Лина: гладкая кожа и благородные черты придавали его облику нечто женственное. Было совершенно естественно принять их нового знакомого – нет, знакомую – за красивого юношу. И теперь, узнав правду, Вон был потрясен до глубины души. Но, как только ему открыли глаза, он сразу же решил, что эта девушка ничуть не похожа на мужчину.

– Девчонка… А ведь действительно девчонка!

– Что, женщин ты в друзья не принимаешь? Можно быть любого происхождения, но быть женщиной недопустимо? – сердито спросила Сан наследного принца, делая вид, что до сих пор не догадывается, кто он такой.

Вон, удивленный ее вспышкой, замахал руками, показывая, что она не права.

– Ни происхождение, ни пол человека не могут быть меркой при выборе друзей. Но меня беспокоит он, – наследный принц указал пальцем на Лина. – Мой самый близкий друг слишком застенчив с женщинами. Не знаю, поладит ли он с тобой.

– Застенчив с женщинами? – усмехнулась Сан, бросая на Лина быстрый взгляд. – Я не отличаюсь пышными формами, и меня легко принять за мальчика, так что твой друг не будет смущаться.

– Что-то случилось? – немного растерянно спросил наследный принц, видя, что слова девушки странно подействовали на Лина.

– Нет! – хором ответили Сан и Лин.

Вон недоверчиво приподнял бровь, но не продолжил расспросы. Вместо этого он ударил в ладони, как делец, после долгих переговоров сообщающий о завершении сделки.

– Вот и хорошо. Раз вы сможете поладить друг с другом, то вопрос решен. Итак, ты согласна с нами дружить?

– Ты называешь его другом, – Сан кивнула на Лина, – но он относится к тебе как к своему господину. Должна ли и я обращаться к тебе почтительно?

– Да ты с самого начала только и делаешь, что грубишь, – рассмеялся Вон.

До встречи с этим нахаленком Вону ни разу не случалось говорить с человеком, который не только не принижал бы себя перед ним, но и открыто показывал раздражение. Конечно, если бы его новый знакомый – то есть знакомая – знала о том, что он наследный принц, то не смогла бы говорить с ним так свободно. И все-таки она необычная девушка: даже поняв, что он намного выше по положению, не пыталась заискивать перед ним. Вону она очень нравилась. Он был не против еще немного ее подразнить, но Лин решительно положил конец этой игре.

– Можно простить непочтительность по незнанию, но если продолжишь грубить, будешь наказана. Перед тобой его высочество наследный принц Корё!

– Ох, Лин, какой же ты скучный, – печально промолвил Вон, не подозревая, что девушка и без Лина обо всем догадалась.

Посмеиваясь про себя, Сан изобразила подобающее изумление и низко склонилась.

– Ваше высочество! Я готова принять наказание за недопустимую грубость!

– Остановись, хватит! Лучше расскажи наконец, кто ты такая и где живешь.

Требовалось быстро принять решение. Правильно ли честно все рассказать? Если признаться, что она дочь Ёнъин-бэка, отца могут наказать за сокрытие правды. Но если соврать, а позже станет известно, что отец участвует в заговоре, будет намного хуже…

Отбросив сомнения, Сан представилась, на глазах преображаясь в хорошо воспитанную юную даму:

– Меня зовут Ван Сан, я единственная дочь Ёнъин-бэка из королевского рода.

– Что?!

Лицо Вона опять стало пустым, будто его ударили по голове второй раз. Но теперь таким же ошеломленным выглядел и его друг. Видя, как оба потрясены, Сан улыбнулась, показав жемчужные зубки.

– Но я слышал, что дочь Ёнъин-бэка обезображена шрамом… – неуверенно начал Вон, пристально изучая ее нежное лицо без единого изъяна. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы обо всем догадаться. – Это ложный слух, не так ли? Ёнъин-бэк побоялся, что королева отправит его единственную дочь в Юань, я прав? Надо же, говорят, что Ёнъин-бэк не храбрец, но обмануть королеву и Управление браков[23] – невероятно смелый поступок!

– Мы заслужили наказание за обман, ваше высочество.

– И каким, по-твоему, будет наказание?

– Я слышала, что другие семьи лишали всего имущества и отправляли в ссылку, а их дочерей немедленно вывозили в Юань.

– И зная это, ты все-таки назвалась? Почему?

– Я не могла солгать человеку, который хочет стать моим другом. Дружбы без доверия не бывает.

Пока Сан говорила, Вон не сводил с нее проницательного взгляда. Ее глубокие черные глаза под длинными ресницами казались искренними. Дерзкая упрямица оказалась натурой чуткой и мягкой. Наконец-то он видел перед собой женщину, а не дикого жеребенка.

– Мы не можем бросить только что обретенного друга, верно, Лин? – лукаво улыбнулся наследный принц.

Он допускал, что признание девушки могло быть простым расчетом на его милость, но готов был это принять. В конце концов, если бы решение отправить ее в Тэдо или оставить в Кэгёне зависело от него, он выбрал бы последнее.

– Стало быть, тебя зовут Сан… Слушай же мой приговор, Сан. Прежде всего ты никогда не предашь нашу общую дружбу и будешь ценить ее так же высоко, как ценишь жизнь отца и свою собственную. Кроме того, ты будешь хранить секрет своего происхождения до восемнадцати лет. После этого я сделаю все, чтобы тебя и твоего отца не наказали.

– Вы слишком добры, ваше высочество, – Сан изящно склонилась перед наследным принцем. «Отец должен сказать мне спасибо», – одновременно подумала она про себя.

Безмолвно наблюдавший за ними Лин чувствовал нарастающее смятение. Преображение вчерашнего сорванца в прекрасную даму было настолько полным, что он уже и не верил, что получил от нее кулаком в лицо.

«Неужели девушка из королевского рода может расхаживать по злачным улицам в мужском платье?» – спрашивал себя Лин. Он не мог сразу отбросить все подозрения.

Видя, как хмурится Лин, Вон подумал, что тот все еще против дружбы с девушкой, и подтолкнул его к Сан.

– Это самый близкий мне человек, так что относись к нему с добротой. Его зовут Ван Лин, он третий сын сановника Ван Ёна из королевского рода.

– Не может быть! – удивленно воскликнула Сан.

Это открытие потрясло ее намного сильнее, чем знакомство с наследным принцем. Человек, стоявший за заговором, в который был вовлечен отец, хотел сделать новым королевским наследником Ван Чона, а этот юноша, поджавший разбитую губу и взирающий на нее с недоверием, был его младшим братом!

Заметив, как побледнела девушка, Лин еще больше насторожился.

2
Поиски ответов

Кванмёнса, один из десяти буддийских монастырей, построенных в Кэгёне и окрестностях по указу вана Тхэджо, таким способом укреплявшего свою власть, являлся главной резиденцией буддийской школы сон. На территории монастыря находился колодец, у которого была своя история. Дед вана Тхэджо Чакчегон, искусный стрелок из лука, смог убить Старого лиса, который враждовал с Драконом, повелителем Западного моря, за что Дракон отдал Чакчегону в жены свою старшую дочь. Для того чтобы время от времени посещать родительский дом, молодая жена Чакчегона приказала вырыть под окнами спальни колодец, в который спускалась, превращаясь в желтого дракона. Этот-то колодец и принадлежал теперь монастырю Кванмёнса. Он считался священным наряду с Большим колодцем, который выкопали, как только дочь Дракона оказалась в Сонаке, как тогда именовался Кэгён.

Рядом со священным колодцем в монастыре Кванмёнса всегда было много молящихся. Известно, что женщины относятся к молитвам с большей пылкостью, чем мужчины, так что неудивительно, что и сюда чаще всего приходили именно женщины. Знатные дамы в длинных, до земли, вуалях; монахи, идущие мимо, благоговейно сложив ладони; ласковый весенний ветерок… Все располагает к тому, чтобы пообщаться друг с другом.

– Вы слышали, что старший сын дворцового секретаря провалил экзамен на государственную службу?

– А сын его младшего помощника сдал.

– Надо же! Говорили, что секретарь приглашал известных ученых, чтобы подготовили сына к экзаменам.

– Мать с него глаз не спускала. Так и следила, чтобы не отвлекался от книг.

– Секретарь рвет на себе волосы. Его собственный сын провалился, а сын его подчиненного преуспел!

– Теперь все хотят выдать дочерей за сына младшего помощника, а про сына секретаря и думать забыли.

– Но сын секретаря сможет получить должность и без экзамена, ведь его отец дослужился до высокого ранга.

– Не знаю, не знаю. Секретарь не особенно любезен с евнухом Чхве Сеёном, а от того многое зависит.

Одни женщины обсуждали новости о сыне высокопоставленного чиновника, другие же сплетничали о тратах известных людей.

– Вы знаете, что семья помощника министра финансов пожертвовала в монастырь Хынгукса двадцать кынов[24] серебра?

– Должно быть, они настоящие богачи. Очень щедро.

– Вы так думаете? Совсем недавно глава управы Чхонджу пожертвовал монастырю Синбокса земли, которые стоят в три раза дороже.

– Вот это да! Сколько же у него земель?

– Это земли его новой супруги. Семья первой жены растеряла все связи, да и доходов почти не имеет, так что он отправил первую супругу обратно к родителям и женился на девице из клана Тэ. Неужели вы ничего об этом не слышали?

– Ну и ну! Наверное, скоро переберется в Кэгён.

– Судя по всему, этого он и добивается. Ходят слухи, что освобождается теплое местечко.

– Вот что значит удачно жениться!

– Денег-то у нее полно, да только говорят, что она та еще штучка…

– То есть?..

– Ну сами подумайте: молоденькая, хорошенькая…

– Неужели закрутила с другим?!

– А что ей остается, с таким-то мужем! Он же с первого дня назначения в Чхонджу по уши влюбился в какую-то кинё, так и таскается за ней.

– Да уж, они стоят друг друга! А с кем видится женушка?

– Она встречается с…

Чем откровеннее становился разговор, тем тише говорили женщины. На благородных лицах появлялось неподобающее любопытство, услышанная история запоминалась в мельчайших деталях. Сегодняшняя сплетня была особенно интересной, и женщины обсудят ее дома с мужьями. Разговор супругов подслушают служанки и понесут новости дальше. Пикантный анекдот достигнет ушей юных студентов, которые за чашкой чая перескажут его своим друзьям – и так далее и так далее.

Позорная история о высокопоставленном сановнике расползется не только по улицам города, но станет известна и королевскому двору, куда новости доставят мужья. Вскоре каждый в Кэгёне узнает, с кем спит молодая жена сановника и сколько было разбито бесценных чаш во время семейных скандалов.

Каждый добавит к истории кое-что от себя, так что от правды почти ничего не останется, и наверняка найдутся люди, которым ложный слух будет на руку. Возможно, сплетня, развлекавшая знатных дам у колодца в монастыре Кванмёнса, уже не содержала и половины правды, однако дамы верили каждому услышанному слову.

Пока женщины, забыв о молитвах, обсуждали последние новости, к колодцу приблизилась девушка, и все внимание обратилось к ней.

Она была не только в монсу, но и в широкой конусовидной шляпе, какие надевают во время дождя или в долгое путешествие. Ни лица, ни даже шеи и плеч девушки было не рассмотреть, и это, конечно, вызвало любопытство.

– Кто это?

– Вы не знаете? Это же единственная дочь Ёнъин-бэка. Она приходит сюда молиться вместе со своей нянькой.

– Так это та несчастная со шрамом?

– Неудивительно, что она так старательно прячет лицо.

– Говорят, вторая половина лица у нее в прыщах, невыносимо смотреть.

– Я слышала, она лечится у знаменитого доктора, который пообещал, что шрам сойдет через несколько лет. Должно быть, они потратят на доктора целое состояние.

– Ёнъин-бэк готов выложить сколько угодно, лишь бы дочь исцелили. Даже не торгуется.

– Да разве шрам может сойти? Она ведь уже не ребенок.

– Если рана неглубокая, есть надежда.

Расслышав, о чем перешептываются женщины, Пиён покрылась холодным потом. Ее сердце сжалось, а руки, сложенные в молитве, дрогнули. Чувствуя, что к ней прикованы женские взгляды, она уже не могла молиться о благополучии молодой госпожи.

«Лучше бы я спряталась за пагодой и дождалась нянюшку там», – сокрушалась Пиён. Но она не решалась уйти – за ней пристально наблюдали все благородные дамы, и кто-то из них по походке мог бы заметить, что она вовсе не дочь Ёнъин-бэка, а всего лишь служанка. Поборов желание скрыться, Пиён принялась молиться о том, чтобы нянюшка поскорее увела ее отсюда. Хорошо хоть, никто не пытался заговорить с ней.

– Молодая госпожа любит побыть одна? – вдруг раздался тягучий, какой-то ленивый, странно липнущий к слушателю голос.

Пиён, которая твердила, зажмурившись: «Нянюшка, пожалуйста, поспеши!», от испуга распахнула глаза. На нее смотрела незнакомая женщина. Лицо незнакомки было цветущим, как роза, красные губы чуть приоткрылись, показывая белоснежные зубки. На ней была очень широкая шелковая юбка и длинная вуаль, касавшаяся земли; пышную прическу незнакомки усыпали драгоценности.

От женщины исходил притягательный аромат, какого Пиён не встречала раньше: как будто мускусный, но в то же время и амбровый, и сладко-цветочный. Казалось, он способен вскружить голову даже тому, кто не слишком восприимчив к запахам.

Пиён могла бы узнать элегантный аромат горной орхидеи или другие простые запахи, однако состав духов незнакомки казался девушке слишком сложным. Опьяненная неведанным запахом, она безмолвно смотрела на заговорившую с ней женщину. Незнакомка чуть приподняла длинную бровь и улыбнулась краешком рта – улыбка была красивой, но какой-то искусственной, словно женщина умело управляла своим лицом.

– Иначе как молодая госпожа оказалась здесь без сопровождения? – продолжила женщина.

Сладкий аромат стал сильнее, и у Пиён защекотало в носу. Пробежавший ветерок донес приглушенные возгласы благородных дам и их возмущенный шепот: «Что она себе позволяет?», «Распутница!», «Какая наглость!». Пиён вдруг поняла, что незнакомка стоит слишком близко, и в испуге опустила пониже голову, чтобы женщина не смогла разглядеть под шляпой ее лицо. С ней заговорили, приняв за госпожу! Сердце Пиён сжалось от страха.

– Вы ведь знаете, что скоро в вашей усадьбе состоится большое музыкальное представление?

«Что же мне делать?! Госпожа! Нянюшка!»

Сомкнутые ладони Пиён стали липкими от пота, она не смела поднять голову. Однако женщина как будто и не ждала ответа, она продолжала говорить так же медленно и лениво.

– Я тоже там буду. Вероятно, мы снова увидимся.

Пиён по-прежнему молчала.

– Молодой госпоже не нравится, когда с ней заговаривают?.. Может быть, я помешала?.. Говорят, что вы очень добры, и я вижу, что это правда: вы терпите такую, как я.

«Такую – это какую?!» Пиён не понимала, что имеет в виду незнакомка, но вдруг подумала, что стоять рядом с ней неправильно. Не на это ли намекал шепоток благородных дам? Но как уйти, если она едва жива от страха?

Незнакомка продолжала говорить, и ее слова липли к Пиён, как липнут к рукам размякшие конфеты:

– Вы так искренне молитесь, что мне тоже захотелось помолиться о вас… Например, попросить избавить вас от шрама…

Даже не поднимая глаз, Пиён поняла, что женщина улыбается. Но почему? Девушка не знала, считать ли слова незнакомки грубостью и стоит ли дать ей отпор. Ведь если сделать неверный выбор, пострадает ее госпожа!

– Как ты посмела заговорить с госпожой?! – вдруг раздался грозный окрик нянюшки, и она решительно втиснулась между Пиён и женщиной.

Оказавшись за мощной спиной кипящей от гнева нянюшки, Пиён наконец-то вздохнула с облегчением.

– Простите меня! Увидеть девушку столь высоких моральных достоинств и не подойти к ней оказалось выше моих сил.

Женщина изящно изогнулась в поклоне, но нянюшка лишь нетерпеливо махнула рукой, давая понять, чтобы та уходила. Холодно улыбнувшись, женщина поклонилась еще раз и пошла прочь, шурша шелковой юбкой.

– Идемте, госпожа, – нарочито громко сказала нянюшка и обвела взглядом благородных дам, которые сразу же сделали вид, что эти двое их вовсе не интересуют.

Пиён наконец разжала руки и сдвинулась с места.

Нянюшка шла за ней по пятам и свирепо шептала:

– Пиён, ты с ума сошла? Стоять рядом с этой девкой! Да с первого взгляда понятно, чем она занимается!

На глаза Пиён навернулись слезы. Статус человека, как правило, можно было определить по одежде, однако встречались в Кэгёне и обедневшие аристократы, и разбогатевшие простолюдины. Служанки в богатых семьях порой одевались не хуже господ. Пиён жила взаперти, так как же она могла с первого взгляда понять, что перед ней куртизанка, а не дворянка?

– А если поползут слухи, что дочь Ёнъин-бэка якшается с кинё? Ты должна была сразу ее прогнать!

– Но если бы я заговорила, и она поняла, кто я…

– Ну, значит, надо было уйти, не говоря ни слова!

– Но я должна была дождаться вас… – все жалобнее возражала Пиён.

Няня лишь вытаращила маленькие глазки.

– Да ты могла бы потом вернуться! Даже до этого не можешь додуматься? – Не привыкшая понижать голос нянюшка едва сдерживалась.

Плечи Пиён затряслись от беззвучного плача, и нянюшка похлопала ее по спине, сказав уже нормальным голосом:

– Подумать только: весной – и такой холод. Идемте скорее домой, госпожа, вы совсем замерзли.

Она обхватила Пиён за плечи и ускорила шаг.

– Вот что бывает, когда госпожа пытается меня обмануть, – опять зашептала она в ухо Пиён. – Надо же, что удумала, подослать тебя, как будто я с первого взгляда не догадаюсь. Раз уж ты вырядилась как дочь господина, веди себя подобающе… Куда же подевалась сама госпожа?

Пиён тоже не знала. Пока шли из монастыря, она даже не осмелилась вытереть слезы.

Сан не понимала, что происходит. В секретном убежище наследного принца Кымгвачжоне – свое название дом получил из-за мандаринового дерева, плоды которого ценились не меньше золота[25], – ее встречал сегодня один Лин. Он шагал к ней, держа в руках лук для стрельбы. Десятки людей, изучавших здесь медицину, искусство и монгольский язык, куда-то исчезли, просторный двор был абсолютно пуст. Даже Вона нигде не было видно.

– Держи, – сказал Лин, протягивая лук.

Он даже не посмотрел ей в глаза, и Сан мгновенно вскипела, почувствовав себя обузой.

Подавив вспышку гнева, она спросила как можно спокойнее:

– Почему никого нет?

– Ты сказала, что раньше не стреляла из лука, так что я принес самый простой. Сначала посмотрим, как ты справляешься, а потом подберем подходящий. Вставай сюда.

– Я видела здесь раньше человек тридцать, куда они делись? Разве они живут в другом месте?

– Ноги на ширине плеч, опирайся на пальцы ног, ступни широко не разводи, – второй раз оставив без ответа ее вопрос, сухо инструктировал Лин.

Однако Сан не сдавалась:

– Есть какое-то другое место для тренировок и все отправились туда?

Лин холодно посмотрел на нее.

– Ты сказала, что хочешь научиться стрелять из лука, и его высочество предоставил тебе эту возможность. По его приказу все покинули Кымгвачжон. Чем быстрее ты научишься, тем быстрее они вернутся. Давай, ноги на ширине плеч.

– Но зачем было их выпроваживать? – глаза Сан округлились от удивления.

Лин слегка нахмурился.

– Не твое дело.

Причина, по которой Вон приказал освободить Кымгвачжон, вероятно, заключалась в том, что он считал неправильным оставлять девушку из благородной семьи среди мужчин, пусть она и переодета в мужское платье. Услышав приказ, Лин подумал, что наследный принц слишком ее оберегает, но возражать не стал – его устраивало, что Сан лишалась возможности выяснить что-либо о людях из Кымгвачжона.

Ее расспросы ему не нравились, и голос юноши прозвучал резко:

– Сначала попробуй натянуть тетиву. Большой палец левой руки ставь в центр рукояти, средним, безымянным и мизинцем удерживай рукоять. Не напрягайся. Указательный палец согни.

– Мне показалось, что люди, которые тут учатся и тренируются, находятся здесь тайно. Разве могут они так просто оставлять Кымгвачжон? – продолжала любопытствовать Сан, следуя наставлениям Лина.

Сан не заметила, что ее учитель еще сильнее нахмурил брови. Она взялась правой рукой за тетиву и подняла лук. Лин, стоявший чуть позади, подошел к ней вплотную. Почувствовав, как он коснулся ее спины, Сан напряглась.

– Не сгибай ноги и держи спину прямо. Расправь грудь.

Лин отвел назад ее плечи, и Сан на секунду задержала дыхание. Он всего лишь поправлял ее стойку, но она продолжала чувствовать его прикосновение, даже когда он убирал руки.

– Дыши глубже.

Сан сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и почувствовала себя спокойнее. Но когда Лин поправил ее правую руку, чтобы локоть находился на правильной высоте, ее дыхание снова сбилось.

Оставаясь позади, Лин наклонился к ее уху и тихо сказал:

– Пусть ты и дочь Ёнъин-бэка, я по-прежнему думаю, что ты что-то вынюхиваешь. Имей в виду, если мои подозрения подтвердятся, ты не отвертишься.

Затем он коснулся ее подбородка.

– Не задирай подбородок, а потяни его немного вперед. Когда поднимаешь лук, руки должны оказаться чуть выше лба. Теперь склони подбородок к левому плечу. Представляй, что тянешь тетиву не кистью, а локтем. Медленно сосчитай до трех и опусти лук.

Лин говорил все так же сухо. Когда Сан опустила лук и взглянула на своего наставника, лицо Лина было непроницаемым. Сама же Сан едва не взрывалась от злости.

– Я что-то вынюхиваю?! С чего ты взял?

– Люди, которых ты здесь видела, готовятся служить наследному принцу. Почему они так тебя интересуют?

– Потому что мы с Воном друзья. Это для тебя не причина?

– Ты видела его всего дважды. И первое, что сделала, – добилась его обещания защитить тебя и твоего отца. Я не знаю, что еще тебе нужно, но ты так и не объяснила, что произошло в «Павильоне пьянящей луны». Теперь попробуй со стрелой. Вот, обвяжись поясом для стрел.

– Может, это как раз ты притворяешься лучшим другом Вона, – возмутилась Сан, вырывая пояс из его рук, – а сам следишь за каждым его шагом. Только не думай, что сможешь обмануть всех.

– Что за вздор!

– Да кто поверит, что племянник первой жены вана и сын второй жены вана могут быть лучшими друзьями?

– Его высочеству известно, кто моя тетка. Не пытайся выкрутиться, да еще так глупо – просто расскажи все как есть. Я не допущу, чтобы кто-то навредил его высочеству.

– Неужели? А что скажет на это твой старший брат? – ядовито спросила Сан.

Впервые за их встречу Лин почувствовал беспокойство. Как он и подозревал, что-то связывало Сан с его братом. Положив ладонь на рукоять меча, Лин шагнул к девушке.

– Ты хочешь сказать, что мой старший брат что-то замышляет против наследного принца? И зная это, ты отрицаешь, что хочешь навредить его высочеству?

– Я не хочу ему навредить. Это ты и твой брат хотите этого, – бесстрашно ответила Сан.

Некоторое время Лин сверлил ее взглядом, а затем сказал тихо, но твердо:

– Если мой брат действительно связан с врагами наследного принца, меня это не остановит. Можешь так им и передать.

– Я сама знаю, что мне делать, – огрызнулась Сан, быстро вставила стрелу в лук и направила оружие на Лина. – Только попробуйте причинить вред наследному принцу, и я расправлюсь и с тобой, и с твоим братом.

Хотя их разделяло всего несколько шагов и девушка не могла промахнуться, Лин даже не моргнул глазом. Молча они смотрели друг на друга, чувствуя, как растет напряжение. Видя, каким праведным гневом пылает Сан, Лин в конце концов отступил. Она не убедила его до конца, но что-то в нем смягчилось. Он расслабился и слегка улыбнулся.

– Я запомню твои слова. Но знай, что я сделаю то же самое: если окажешься заговорщицей, умрешь от моей руки. – Лин шагнул вперед и отвел направленный на него лук. – Цель в другой стороне. Если поддашься желанию непременно ее поразить, то промахнешься. Соберись, разведи плечи, расправь грудь. Не готовься слишком долго, начинай растягивать лук.

Спокойствие Лина, не дрогнувшего, когда она направила на него лук, укротило ярость девушки. К тому же его улыбка не была улыбкой злодея.

«Неужели он действительно предан наследному принцу и не поддерживает собственного брата?»

С этой мыслью Сан выпустила стрелу, и та красиво упала на землю, даже не задев цель.

– Хорошо.

– Хорошо? Я же промахнулась! – Сан недовольно дернула плечом.

Она взяла следующую стрелу, и Лин, поправляя ее стойку, ответил:

– Твоя стрела упала рядом, и это действительно хорошо. С таким луком лучше целиться не в центр, а в левый верхний угол, попробуй.

Сан выстрелила из лука еще трижды и все три раза промахнулась. Лин подробно объяснял, что она сделала не так. Следуя его наставлениям, Сан выпустила пятую стрелу, и та вонзилась почти в центр мишени.

– Попала! – радостно воскликнула Сан, преисполнившись гордости.

Лин тоже слегка улыбнулся, но тут же строго сказал:

– Даже после удачного выстрела сохраняй спокойствие.

В поясе Сан оставались еще три стрелы, и каждая из них поразила цель. Сан торжествующе взглянула на Лина. Тот кивнул и позволил ей отдохнуть. Девушка уселась на один из стоявших неподалеку стульев, и Лин, скрестив руки на груди, встал рядом.

– Ты точно стреляешь впервые? – подозрительно спросил он.

– Сад рядом с флигелем, где я живу, слишком мал для стрельбы.

– В таком случае ты на удивление быстро учишься.

Похвала Лина звучала искренне. Сан обрадовалась, но не подала виду.

– Не слишком ли усердно ты учишь шпионку? Ты же считаешь, что я могу навредить наследному принцу.

– Он попросил серьезно отнестись к твоему обучению, и я выполняю его просьбу.

– А если бы не он, не старался бы? Позволил бы мне стрелять как стреляется?

– Нет, если я кого-то учу, то учу хорошо.

Ответив, Лин подошел к линии стрельбы и поднял свой лук. Прямая спина, расправленные плечи, уверенные движения. Лин выпустил стрелу. Каждый его жест был наполнен таким изяществом, что Сан восхитилась. Она увидела, что он делает все точно так же, как заставлял и ее.

– Спасибо, что научил меня, – серьезно проговорила Сан.

Лин, уже зарядивший вторую стрелу, на мгновение замер и только потом выстрелил.

– Благодари его высочество, – не оборачиваясь, ответил он.

– Что бы ты там ни думал, ради Вона я сделаю все, что смогу. Я владею борьбой и умею обращаться с мечом, знаю монгольский и уйгурский.

– Если ты хочешь сделать что-нибудь для наследного принца, – холодно начал Лин, поворачиваясь к ней, – то расскажи все, что тебе известно о встрече в «Павильоне пьянящей луны».

Сан все еще сомневалась. Действительно ли он не знает о заговоре, в котором участвует его брат, или же хочет выяснить, как много ей удалось узнать? Не понимая его намерений, она опять промолчала. Если Лин действует заодно с братом, то, значит, и заодно с ее отцом. Сан не могла ответить ни на вопрос о скрытых мотивах Лина, ни на вопрос, почему она не сказала отцу о знакомстве с наследным принцем.

Лин опять подошел к ней.

– Я знаю, что мой брат был в тот вечер в «Павильоне». С кем он встречался?

До этого момента Сан не знала наверняка, был ли Ван Чон в «Павильоне». Она всего лишь подслушивала за дверью и ясно смогла различить только голос своего отца. С ним в комнате находились двое или трое молодых мужчин. Был ли один из них братом Лина?

– Брат встречался с кем-то из близких тебе людей? – вдруг неожиданно спросил Лин, и Сан очнулась от размышлений.

Похоже, он хочет загнать ее в угол. Ну уж нет.

– Если мне станет известно что-то, полезное Вону, я обязательно расскажу. – Избегая смотреть Лину в глаза, она поднялась со стула и зашагала к линии стрельбы. – Но расскажу не тебе, а Вону.

Она выстрелила. Стрела отклонилась и попала в самый край мишени. Лин тоже подошел и выстрелил.

– Не называй его высочество по имени, – тихо сказал он.

– Его высочество просил как раз об обратном, мой господин. Разве господин не слышал этого собственными ушами? – ответила она, повернувшись к Лину и одаривая его лучезарной улыбкой.

Лин безнадежно покачал головой и взялся за следующую стрелу.

Как только он прицелился и вдохнул, Сан спросила, точно хотела, чтобы он сбился:

– Ну ладно, допустим всех отсюда отослал Вон, но где же он сам?

Стрела Лина поразила центр мишени, как и три предыдущие.

– Не твое дело.

Лин потянулся за последней стрелой. Еще раз отметив, как изящны его движения, Сан тоже взяла стрелу.

Тем временем Вон с небольшой свитой прибыл в дом своего единокровного старшего брата, Канъян-гона.

Когда Вону исполнилось семь лет, старшего брата выслали из столицы в монастырь Тонсимса. Мать Канъян-гона, принцесса Чонхва, приходившаяся Лину тетей, стала женой вана, когда тот был еще наследником престола. После прибытия из Тэдо королевы Вонсон первую королеву разжаловали и заперли в удаленном дворце, лишив возможности видеться с мужем. Несколько лет спустя Канъян-гона, потерявшего право занять престол, вернули в Кэгён, однако жить ему приходилось под неусыпным надзором королевы Вонсон. Наследный принц Вон всегда чувствовал жалость к единокровному брату и его матери, ставшим жертвами болезненной ревности и неумеренной подозрительности королевы Вонсон, однако сегодня он навестил брата по другой причине.

Канъян-гон был так удивлен неожиданным визитом наследного принца, что вышел встречать его в одних носках. Вслед за ним приветствовать высокого гостя вышли еще несколько молодых людей. Вон обвел взглядом склонившихся мужчин и улыбнулся. Здесь были и аристократы из королевского рода, и ученые мужи. Был тут и брат Лина, Ван Чон.

– Чон! Давно не видел тебя, и надо же где встретились!

– Я случайно оказался неподалеку и решил засвидетельствовать свое почтение. – Ван Чон склонился еще ниже, расслышав иронию в приветствии наследного принца.

– Решил скрасить одиночество моего брата? Поистине, деяние, достойное представителя королевского рода.

– Я как раз собирался уходить, ваше высочество. Вы хотите побыть с братом, не буду вам мешать.

– Да брось, чем больше людей, тем веселее.

Глаза наследного принца холодно блеснули. Не смея ослушаться, Ван Чон застыл на месте и бросил быстрый взгляд на Канъян-гона. Тот вроде бы улыбался, но, присмотревшись, можно было заметить, что первый сын вана едва не плачет. Он жил одиноко, словно отшельник, и младшего брата почти не видел. Его выслали из Кэгёна, боясь, что он представляет опасность для Вона, но Канъян-гон никогда не стремился вернуть себе право престолонаследия. Он был счастлив уже тем, что ему не приказали лишить себя жизни. Желания его были простыми и скромными. Неожиданный визит наследного принца его напугал, и за неловкой улыбкой проглядывал страх.

Прибытие высокого гостя переполошило весь дом. Канъян-гон распорядился накрывать праздничный обед и звать артистов и музыкантов, однако Вон его остановил.

– Давайте просто попьем хорошего чая, – мягко сказал он брату и молодым людям, которые все еще стояли перед ним, склонив головы. – Все вместе.

Просьба наследного принца сродни приказу. Канъян-гон отменил свои распоряжения слугам, и все мужчины отправились в дом. В небольшой, но уютной комнате для чаепитий находились два стола, покрытые шелком. На одном из них стояли изысканные чайные чашки и дорогие чайные принадлежности: того и другого было так много, что они полностью скрывали рисунок на шелковой скатерти. Были здесь и небольшой жернов для измельчения чайных листьев, и маленькая серебряная угольница.

Гости расположились за другим столом, а Канъян-гон лично занялся приготовлениями. Достав из селадонового[26] горшочка прессованный чайный брикет и раскрошив его, он заварил чай по всем правилам и сам раздал чашки гостям.

Сделав глоток, Вон удовлетворенно улыбнулся:

– Сладкий и бархатистый. Откуда этот чай?

– С плантаций Хвагэ. Это вы мне его прислали.

Улыбка Вона стала еще шире, но Канъян-гон, усевшийся за стол напротив брата, все еще был на взводе. Страх мешал ему увидеть истинные чувства наследного принца – симпатию и сожаление. Очаровательная улыбка наследника казалась ему оскалом Мрачного Жнеца.

– Этот чай похож на моего брата: такой же чистый и мягкий, – сказал Вон, взглянув на Чона. – Если человек не ослеплен страстями, это чувствуется и в приготовленном им чае. Ты так не думаешь?

Подбородок Ван Чона едва заметно дрогнул.

– Именно так, ваше высочество. В чистой душе вашего брата нет места алчности. Он пример для всех нас.

– Верно. Все, кто приезжает сюда, должны брать пример с Канъян-гона и отбрасывать пустые желания.

Вон по-прежнему улыбался, но Чон и другие молодые люди за столом побледнели. В словах наследного принца они услышали предостережение. По спине Чона пробежал холодок. Однако молодой человек взял себя в руки и улыбнулся в ответ.

– Я последую вашему совету, ваше высочество.

Они продолжили пить чай в молчании. Все уже было сказано. Наследный принц расслабленно наблюдал, как подрагивают губы Ван Чона.

– Ты уже вернулся? – Тан радостно поспешила к брату, но увидев его перекошенное злобой лицо, замерла.

Не ответив на ее приветствие, Чон грубо бросил:

– Лин дома? Где он?

– В своей комнате, как обычно. Что-то случилось?

Чон лишь толкнул ее, проходя мимо, и Тан в беспокойстве последовала за ним. Но когда Чон яростно дернул дверь в комнату Лина и захлопнул ее за собой, Тан осталась стоять у входа, от волнения прижимая руки к груди.

Когда Чон ворвался в комнату, Лин отложил книгу и поднялся навстречу тяжело дышащему брату.

– Ты уже дома?

Лин еще не успел закончить, как Чон бросился к нему и схватил за ворот одежды.

– Что ты наговорил обо мне наследному принцу? Все ему докладываешь: и как я ем, и как испражняюсь?

– Я не понимаю, о чем ты, – спокойно ответил Лин, отводя трясущиеся руки брата.

Спокойствие Лина еще сильнее разозлило Чона, и он заскрипел зубами.

– Хочешь сказать, наследный принц случайно заявился в дом Канъян-гона, когда там находился я? Таких совпадений не бывает!

– Ты сегодня был у Канъян-гона?

– Не притворяйся! Это ты подучил наследного принца угрожать мне! Я, видите ли, должен отбрасывать пустые желания! Что это за бред?!

– Если ты ни в чем не повинен, то почему так разъярился?

– Что?! – багровея, взревел Чон.

Несколько мгновений он простоял, тяжело дыша. Это немного его успокоило, и Чон разжал стиснутые в гневе кулаки. В конце концов он пришел в себя и заговорил привычным высокомерным тоном.

– Конечно, я ни в чем не повинен. В отличие от тебя, угождающего монголу, чтобы забраться повыше. – Сказав это, Чон повернулся спиной и взялся за дверную ручку.

– Подожди.

Чон остановился и недовольно буркнул:

– Что тебе нужно?

– С кем ты был у Канъян-гона?

– С друзьями. Не лезь не в свое дело.

– Канъян-гон – наш родственник, и навестить его непредосудительно, но все же ты должен проявлять осмотрительность и не давать поводов для подозрений. Частые посещения насторожат не только наследного принца. Если твои друзья не отговорили тебя от визита, стоит ли считать их хорошими друзьями? А если это они предложили пойти к Канъян-гону, то лучше держаться от них подальше.

Ненадолго воцарилась тишина, а затем Чон громко расхохотался. Вот только в глазах у него не было ни капли веселья – в них снова заполыхали огоньки гнева.

– Мой братишка так заботлив, что даже готов выбирать для меня друзей. Тебе впору быть моей женой, а не братом.

– Я желаю тебе добра.

– Нет, ты запугиваешь меня ради своего дружка-монгола.

– Я сказал это ради тебя. Ради тебя, ради нашего отца, ради нашей семьи и, если на то пошло, ради всего Корё.

– Ради Корё? Я, знаешь ли, тоже думаю о Корё. Только не о таком Корё, где заправляют монголы.

– Наследный принц такой же корёсец, как ты. И у него есть права на престол. Как ты смеешь оскорблять королевскую семью?

– Это я-то оскорбляю королевскую семью?! А помнишь ли ты, кто запер в четырех стенах нашу родную тетю? Кто вышвырнул из столицы старшего сына вана? Кто ложно обвинил и отправил в изгнание других дворян королевского рода? Королева Вонсон – вот кто оскорбляет королевскую семью! Неужели я виновен больше ее, если всего-то называю монголом наследного принца, рожденного монгольской принцессой?!

Чон опять побагровел, слова извергались непрерывным потоком. Но Лин слушал старшего брата с высоко поднятой головой, не дрогнув перед гневным напором. Его холодный и спокойный взгляд все больше распалял Чона.

– Беги, доложи своему приятелю, что твой брат клевещет на королевскую семью и строит заговоры!

– Хватит! Если твои слова услышал бы не я, а кто-то другой, пострадала бы вся наша семья. И тетя, и Канъян-гон.

– То есть ты считаешь себя моим спасителем? Надо же, какая трогательная братская любовь!

– Если ты действительно замышляешь что-то против наследного принца, на мою братскую любовь не рассчитывай.

Негромкие, но решительные слова Лина стали последней каплей. Словно дикий зверь, Чон набросился на него, пытаясь вцепиться в шею, однако Лин перехватил запястья брата так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Казалось, еще мгновение – и они свалят друг друга и покатятся по полу в ожесточенной схватке. Но этому помешало неожиданное появление отца братьев Ван Ёна. Как только он открыл дверь, братья отшатнулись друг от друга и склонили головы. Ван Ён сурово оглядел сыновей, заметив и трясущийся от негодования подбородок Чона, и растрепанные волосы Лина.

– Вы в своем уме? Разве братья из благородной семьи ведут себя как дворовые псы?

– Простите, отец, – в один голос ответили сыновья.

Однако Ван Ён не смягчился:

– Чон, тебя было слышно во всем доме. Знаешь ли ты, что случится, если кто-то подслушает?

– Мне было трудно сдержаться, отец. Но Лин тоже…

– Недостатки брата не могут служить тебе оправданием. Ты в самом деле не понимаешь, что своей болтовней ставишь под удар всю семью? Лин был прав, когда сказал, что пострадаем мы все.

Чон больно закусил губу. Его отчитывали перед дерзким мальчишкой Лином, и это было невыносимо. Оскорбленный до глубины души, Чон даже не услышал, что Лину тоже крепко досталось за то, что вел себя непочтительно с братом. В конце концов отец велел каждому из них оставаться в своих комнатах. Чон нашел, что одинаковое наказание несправедливо – ведь младший брат провинился сильнее! – и в его глазах затаилась обида. Пусть он и проговорился по неосторожности, но его намерения благородны. Разве отец не разделяет его устремлений? Ван Ён, младший брат принцессы Чонхва, должен сильнее других ненавидеть королеву Вонсон и ее монгольского отпрыска. Так почему отец не показывает, что они на одной стороне?

Уже собираясь уйти, Ван Ён вдруг остановился и тихо сказал:

– В политику лучше не лезть. Особенно сейчас и особенно нам, близким родственникам вана. Держитесь подальше от любых политических группировок.

Отец вышел из комнаты Лина, и между братьями воцарилось ледяное молчание.

Нарушил его Чон, ядовито выплевывая слова:

– Пока будешь бегать за наследным принцем, я тебе не брат.

Видя, что Лин не собирается отвечать, Чон вышел, злобно пнув жалобно скрипнувшую дверь.

Лин продолжал стоять, не трудясь прикрыть дверь за братом. Это сделала Тан, вошедшая в комнату. Заметив беспокойство в глазах сестры, Лин горько улыбнулся.

– Отец сильно тебя отругал? – с тревогой спросила Тан.

Это она позвала отца, испугавшись за братьев, но теперь жалела о своем поступке.

Однако в голосе Лина не было осуждения:

– Я это заслужил.

– Чон был так зол, что я испугалась и побежала к отцу, не подумав…

– Мне очень жаль, что мы тебя напугали.

– Лин…

Тан была искренне огорчена. Она любила молчаливого, но доброго Лина. За открытый, веселый нрав она любила и Чона, хотя тот и бывал несдержан. Такими, как сегодня, Тан их еще не видела. Она замечала, что отношения между братьями ухудшаются, однако еще ни разу они не набрасывались друг на друга. Думая о причине разлада, втайне она винила Лина.

– Лин, – повторила она, – неужели наследный принц настолько тебе нравится, что ты готов отвернуться от брата?

Лин тихо рассмеялся. Слова сестры прозвучали как упрек человеку, который влюбился в кинё и пренебрегает женой. Нравится ли ему наследный принц? Конечно нравится. Но не потому, что он красив, остроумен или высокороден.

– Наследный принц может стать хорошим правителем. Я верю в него как в будущего вана Корё.

Тан поняла, что не сможет переубедить брата, и решила не продолжать. Про себя же она подумала: «И все-таки наследный принц не стоит того, чтобы ссориться с родным братом. Я никогда не откажусь от братьев ради наследного принца и продолжу любить их одинаково».

Пока она размышляла, Лин как ни в чем не бывало сел и снова взялся за книгу. Казалось, он забыл, что сестра все еще в комнате. Понаблюдав за неподвижным братом, Тан тихо вышла, придерживая шелковую юбку, чтобы та не шуршала.

Лин наконец смог расслабиться и спокойно подумать. Чон, который взбесился от одного лишь замечания наследного принца, вел себя как простак. Такой человек не смог бы организовать какой-либо заговор. Значит, есть кто-то другой. Лин чувствовал, что за братом стоит некто, и знал, что должен найти этого человека. Неизвестный кукловод использовал Чона, чтобы сокрушить наследного принца. Стоило остановить его, не навредив ни другу, ни брату.

«Должно быть, Ван Сан знает, кто стоит за всем этим».

Лин вспомнил, как Сан целилась в него из лука, и сделал глубокий вдох и выдох, чтобы вернуть спокойствие. Ему не нравилось, что двери Кымгвачжона теперь для нее открыты, пусть она и обладала ценными сведениями. Можно ли верить ее словам о готовности защищать наследного принца? Вспоминая обсидиановые глаза, Лин понял, что хочет ей верить, однако не находил для этого достаточных оснований.

«Сначала нужно узнать, что у нее на уме. Над планом подумаю после».

Он опустил глаза и продолжил читать.

Имея достаточный опыт тайных вылазок, Сан проскользнула в большой сад усадьбы со сноровкой заправского вора. Ей осталось проникнуть в малый сад рядом с флигелем, и сегодняшнее приключение успешно закончится.

Когда она добралась до беседки, за которой находился вход в садик, со скрипом открылись ворота в сад со стороны отцовского дома. Сан подумала, что это может быть кто-то из слуг, но даже они не должны были видеть ее, переодетую в мужское платье. Инстинктивно она припала к земле и перекатилась под беседку.

– Раз наследный принц заговорил об этом, стоит на время затаиться. Если стоять слишком близко к огню, могут посыпаться искры.

Услышав гнусавый голос, Сан поняла, что отец не в духе.

Ему ответил незнакомый мужчина:

– Не думаю, что наследному принцу что-то известно. Разумеется, его не могут не тревожить визиты к Канъян-гону, но что он сделает, если заглянул родственник? Мы еще даже не начали, так что нет причин опасаться.

Сан попыталась вспомнить, слышала ли она этот голос в «Павильоне пьянящей луны». Как будто да, но уверенности у нее не было. Отец с незнакомцем прошли прямо к беседке, под которой укрылась Сан, и уселись. Стараясь не пропустить ни слова, Сан едва дышала.

Ёнъин-бэк раздраженно проговорил:

– Какого дьявола Ван Чона понесло к Канъян-гону? Или Канъян-гон тоже из наших, а я не знаю?

– Нет-нет, Канъян-гон для нас бесполезен. Он безволен и живет в постоянном страхе. Он всю жизнь будет верен наследному принцу.

– Тогда зачем? Его собираются сделать ваном, а он отправляется к человеку, у которого больше прав на престол!

– Ван Чон наивен. Он хочет показать, что верен королевской семье. Он всем сердцем предан его величеству и его первому сыну.

– Ему что, самому трон не нужен? Кого он хочет обмануть? Ишь, какой благородный сынок у Ван Ёна! Ну нет, я не выдам за этого дурня свою дочь.

– О, Ван Чон честолюбив, хотя и скрывает это. Ему просто нужно оправдание своего поступка. Мол, Канъян-гон – законный наследник, но, раз не хочет бороться за престол, то ему, Ван Чону, не остается ничего другого, как согласиться стать преемником. И раз эта ступень уже пройдена, вскоре можно приступить к осуществлению плана.

При слове «план» Сан встрепенулась. Боясь что-нибудь пропустить, она передвинулась прямо под деревянную лавку, на которой в беседке сидели мужчины. И вовремя: незнакомец понизил голос, так что Сан приходилось вслушиваться изо всех сил.

– Кого вы отправили в Чхольдон?

– Своего самого надежного человека. Беспокоиться не о чем: до начала королевской охоты он все подготовит.

– Хорошо, что охота пройдет на вашей земле – это упрощает задачу.

– Земля принадлежит не мне, а моей дочери.

– Вот как?

– Усадьба Покчжончжан, в которой остановятся его величество с семьей и свитой, была построена специально для моей дочери.

– Она ничего не знает, верно?

– Само собой. А даже если и узнает, что с того?

– Чем меньше посвященных, тем лучше. Речь об устранении наследного принца, а слухи распространяются быстро.

– О чем это ты? – повышая голос, резко спросил Ёнъин-бэк. – Все это делается на мои деньги, а ты позволяешь себе так отзываться о моей дочери? Ты думаешь, она из тех, кто сплетничает на улицах? Да она даже не выходит из дома!

– Тише, тише, нас могут услышать.

– Лучше переживай об отребье, которое мы берем на охоту! Людям с темным прошлым нельзя доверять!

– Прошу вас, говорите потише… Ну, конечно же, на них можно положиться. У них большой опыт в таких делах, никого лучше нам не найти. Вы же знаете, кто их выбрал. Этому человеку вы доверяете безгранично.

Шумное дыхание Ёнъин-бэка постепенно стихало. Похоже, слова незнакомца его успокоили. Ёнъин-бэк снова понизил голос, но в нем все еще сквозило недовольство.

– Да, доверяю. Без него не существовало бы плана… И все же не многовато-то ли мы отправляем головорезов?

– Там соберутся полторы тысячи человек. Охотники, следопыты, сотни слуг. Наши три десятка человек легко затеряются.

– Кстати, а что это за тридцать всадников наследного принца?

– Его личный отряд. Наш общий знакомый считает, что наследный принц не доверяет военным, вот и нашел себе новых стрелков и телохранителей.

– Они не станут помехой?

– Не только не станут, но и помогут нашему плану. На них ляжет ответственность за гибель наследного принца. Говорят, большинство из них обычные простолюдины чуть ли не с улицы. Наследный принц держит их в Кымгвачжоне, доме Чеан-гона, а младший сын Ван Ёна, Ван Лин, их тренирует.

– Чеан-гон? Он ведь женат на старшей дочери вана и принцессы Чонхва? А Ван Лин, значит, брат Ван Чона?

– Именно так.

– Вокруг наследного принца слишком много людей, связанных с принцессой Чонхва. Что об этом думает наш общий знакомый?

– Чеан-гон слишком покладист, он не станет ни с кем враждовать. А его жена, разумеется, ставит волю его величества превыше всего. Что до Ван Лина… Он полная противоположность своего брата. Наш общий знакомый рад, что вместе с наследным принцем мы избавимся и от Ван Лина, иначе он может стать серьезной помехой в будущем.

– Он так и сказал?

– Да. Вся вина за то, что произойдет на охоте, будет возложена на Ван Лина. Он единственный высокородный в отряде, ему и отвечать.

От напряжения Сан дернула пучок травы, зажатый в руке. Теперь она точно знала, что Лин не связан с заговорщиками.

Что же они задумали? К беспокойству Сан примешивалось раздражение. Из разговора отца с незнакомцем она поняла, что заговорщики снарядили секретный отряд из тридцати человек, который прибудет на охоту с целью убить наследного принца и подставить Ван Лина, однако конкретные детали не обсуждались. Она надеялась, что мужчины продолжат говорить о плане, но ее отец со злорадством переключился на нелюбимого им Ван Ёна.

– Я думал, что у Ван Ёна растут трое прекрасных сыновей, а семейка-то гниет изнутри. Как же я завидовал, когда его сестра стала женой будущего вана! У меня-то нет сестры, которую можно выдать замуж. Конечно, когда принцессу Чонхва выгнали из дворца, я уже не жалел, что не имею сестры, но продолжал завидовать Ван Ёну из-за его сыновей. А теперь, выходит, его второй сын собирается погубить третьего, чему уж тут завидовать.

– Ван Чон не знает, какая судьба уготована Лину. Наш общий знакомый приказал держать его в неведении, так как Ван Чон не умеет скрывать свои чувства и выдаст себя. Если Ван Чону станет известно, что мы готовим, ничего не получится.

Ёнъин-бэк понимающе хмыкнул. Больше мужчины не говорили. Когда они покинули сад, Сан выбралась из-под беседки и отряхнула одежду. Все это ее сильно встревожило. Ей необходимо спасти Вона и Лина, но так, чтобы отца не обвинили в предательстве. Начинала болеть голова, и она с силой потерла виски.

Когда Сан вошла в большую комнату флигеля, нетерпеливо поджидавшая ее Пиён бросилась ей навстречу.

– Госпожа, где вы были? – со смесью осуждения и облегчения воскликнула служанка.

– Я слишком поздно? Прости. Как все прошло в Кванмёнса? Помолилась у колодца, как собиралась? – сказала Сан, улыбнувшись и взяв руки напуганной девушки в свои. Она говорила без остановки, словно пытаясь отвлечься от навалившихся на нее забот. – Нянюшка не догадалась? Ты ведь с ней не разговаривала, как я тебя учила? Нянюшка только кажется бестолковой, а на самом деле соображает быстро. Даже по кашлю смогла бы понять, что ты это не я. Если она прознает, что я отправила тебя к колодцу, будет ругаться и говорить, что я сведу ее в могилу. Но почему у тебя ладони влажные? Ты не заболела?

– Госпожа, я…

– Ты сведешь меня в могилу! – возопила нянюшка, выскакивая из-за ширмы.

Пиён умоляюще взглянула на госпожу. Маленькие глазки толстухи воинственно светились. Она на мгновение остановилась в центре комнаты, уперев руки в обширные бока, а затем грозно приблизилась к Сан, точно генерал к рядовому.

– И чем же занималась наша ловкая госпожа, когда отправила меня в Кванмёнса к служанке? Почему опять в мужской одежде? Да еще вся такая грязная? Неужели с кем-то подралась?!

– Что ты выдумываешь! Я занималась с Кухёном и перепачкалась, – ответила Сан, изображая обиду и избегая смотреть нянюшке в глаза.

Та гневно выдохнула через нос.

– С Кухёном, значит? С тем самым Кухёном, который тут слонялся без дела, пока хозяин не отправил его с поручением в Чхольдон? Ты никак в Чхольдоне с ним занималась? Что ж тогда вернулась одна? Опять его бросила?

– В Чхольдон? С поручением?

– А чего ты так удивляешься, как будто не знаешь? Ты же с ним занималась все это время! – фыркнула нянюшка, все еще сверкая глазами.

Сан не ответила. Она подумала о подслушанном разговоре: отец с незнакомцем говорили о человеке, отправленном в Чхольдон. Отец сказал, что это надежный человек. Стало быть, он имел в виду Кухёна. Кухёну поручили подготовить что-то перед королевской охотой.

Видя, что воспитанница умолкла и призадумалась, нянюшка решила, что это признак раскаяния, и начала причитать:

– И за что мне все это на старости лет? Я уж ее и растила, и берегла как зеницу ока, а она переодевается мальчишкой и сбегает от старой няньки. Является вся в грязи, где была – не говорит, а ведь отвечать мне. Сведет, сведет в могилу, не так долго мне и осталось. Встречу на том свете ее матушку, а сказать-то и нечего, не смогла я усмотреть за молодой госпожой. Нет бы рассказать старой няньке, что стряслось и почему убежала из дома. Уж нянюшка-то всегда поймет, всегда выручит…

– Ты прекратишь, если я честно все расскажу? – с ласковой насмешкой спросила Сан, протягивая руку.

Нянюшка с жаром схватила ее ладонь, в глазах вспыхнуло любопытство.

– Так уже прекратила. Где же ты была?

– На горе Мансусан.

Брови нянюшки взлетели вверх. Воспитанница смотрела на нее серьезно и грустно.

– Я была на горе Мансусан у могилы матушки, – повторила Сан.

– Но зачем ты туда отправилась? Можно было вознести молитву о матушке в Кванмёнса.

– Скоро мне исполнится восемнадцать – и меня выдадут замуж. Не подумай, что я мечтаю стать чьей-то женой, это отец вчера заговорил о замужестве. И меня сразу же потянуло к матушке. Она отдала свою жизнь, защищая дочь, и вот дочь выросла и скоро покинет родительский дом, но матушка этого не увидит. Мне стало так грустно… Конечно, можно было и помолиться, но мне захотелось побывать на ее могиле.

– Что ж ты не сказала? Мы могли бы отправиться вместе. – Нянюшка расчувствовалась до слез.

– Пришлось бы брать слуг и паланкин, сборы бы затянулись, да и добираться всем вместе гораздо дольше. Еще и отец бы переживал. Я подумала, что лучше взять лошадь и добраться туда одной. К тому же мне хотелось поговорить с матушкой наедине.

– Ох, бедное мое дитя…

Растроганная нянюшка прижала Сан к себе и заплакала. Ей было грустно от того, что девушка тоскует по умершей матери, однако новости о грядущем браке ее обрадовали.

– И все-таки не стоило так рисковать. Знаю, знаю, ты прекрасная наездница и умеешь за себя постоять, но вокруг слишком много опасностей. Если опять захочешь совершить такое путешествие, возьми с собой хотя бы Кухёна.

– Хорошо. Прости, что заставила тебя волноваться, – мягко сказала Сан.

Взяв с воспитанницы обещание, что та непременно предупредит о следующей отлучке, няня, шмыгая носом, отправилась по своим делам. Сан обернулась к Пиён, которая все это время стояла ни жива ни мертва. Глаза и кончик носа Пиён покраснели – она была такой же чувствительной, как и нянюшка.

– Завтра я приболею, – заявила Сан.

– Что? – От неожиданности Пиён забыла закрыть рот.

– Утром, когда нянюшка принесет завтрак, скажу, что так вымоталась от скачки до горы Мансусан и обратно, что не могу встать с постели. Нянюшка оповестит всех, чтобы меня не беспокоили, а ты будешь вести себя так, будто я в комнате.

– Вы же знаете нянюшку, она сядет у двери, чтобы никого не пускать, и вы не сможете выбраться из флигеля.

– Вылезу через окно в соседней комнате. Положим под одеяло подушки, чтобы казалось, будто я лежу, укрывшись с головой. Нянюшка не станет проверять, так что не беспокойся.

– Но…

Пиён неожиданно разрыдалась. Для нее это было уже слишком.

Сан нежно обняла служанку за плечи и прошептала:

– Прости, но это действительно очень важно. Прошу, помоги мне.

– Да, госпожа… – спустя несколько мгновений слабо отозвалась Пиён, с самого начала понимавшая, что не сможет отказать.

Получив нужный ей ответ, Сан наконец избавилась от грязной одежды. Пока она мылась, мурлыча под нос какую-то песенку, как обычно поступали служанки, а не благородные дамы, Пиён успокоилась и даже заулыбалась. Пусть день и принес ей много тревог, благодаря госпоже она пережила интересное приключение.

«Я сделаю для нее все», – пообещала себе Пиён, когда освежившаяся Сан ослепительно ей улыбнулась.

Тайную комнату в «Павильоне пьянящей луны» освещала всего одна большая красная свеча. На полу, на шелковом одеяле, лежал мужчина, заложив руку за голову. Тук-тук-тук. Пальцами свободной руки мужчина постукивал по полу. Его глаза были закрыты, словно он о чем-то задумался. Дверь в комнату тихонько приоткрылась, и стук прекратился.

Послышалось шуршание шелка и запахло чем-то дурманяще сладким. Осторожно ступая, женщина в шелковом одеянии, подчеркивавшем изгибы ее фигуры, поставила к ногам мужчины маленький горшочек, до краев наполненный ароматическим маслом. Вынув из рукава флакончик размером с палец, она добавила в масло несколько капель мирры.

Затем она принялась раздевать мужчину. Тот привычно подчинялся, не открывая глаз, а когда она обнажила его до пояса, перевернулся на живот. Увлажнив руки, женщина принялась медленно массировать шею и плечи мужчины. Вскоре мужчина удовлетворенно застонал, чувствуя, как под умелыми пальцами расслабляются затвердевшие мышцы.

Еще некоторое время женщина массировала его спину, а затем склонилась, обняла за шею и тихо проговорила на ухо:

– Ваш посланник вернулся от Ёнъин-бэка.

– Панъён вернулся? Что говорит?

– Ёнъин-бэк рассержен встречей Ван Чона с наследным принцем в доме у Канъян-гона.

– Ван Чону не следовало туда отправляться. Насколько зол Ёнъин-бэк?

– Он говорит, что не хочет выдавать дочь за дурня, который заботится о Канъян-гоне.

Мужчина хмыкнул:

– Один дурень распознал второго. Однако без дурней наше дело не сделаешь. Что еще?

– Ёнъин-бэк нервничает из-за нашего отряда. Панъён считает, что Ёнъин-бэк осторожничает из-за того, что земли, где пройдет королевская охота, принадлежат его дочери. Но…

– Но что?

– Мне кажется, нервничает и сам Панъён.

– Он что-то сказал?

– Нет, но по нему это видно. Он не доверяет отряду. Вероятно, считает его сборищем бродяг.

Мужчина перевернулся на спину, притянул женщину к себе и с улыбкой спросил:

– А ты как думаешь? Можно ли доверять нашим бродягам?

– Я их не знаю. Но если вы им верите, то и я тоже.

– Я никому не верю.

Во взгляде женщины промелькнула обида.

Мужчина опять усмехнулся:

– Конечно, кроме тебя, драгоценная Пуён.

Женщина прикрыла глаза и точно во сне принялась обводить кончиками пальцев лицо мужчины. Его угловатый подбородок покрывала шелковистая борода. Женщина погладила ее, дотронулась пальчиками до губ мужчины и стала обводить и их.

Не прерывая ее, мужчина пробормотал:

– Главное – они верят мне. И дурень Ёнъин-бэк, и дурень Ван Чон, и мой двоюродный брат Сон Панъён… Все.

– Включая меня.

Пуён приподнялась и поцеловала мужчину в губы. Ее поцелуй был глубоким и страстным, недвусмысленно соблазняющим. Однако мужчина лишь позволял себя целовать, но сам оставался безучастным, и Пуён снова легла, прижавшись к нему.

– У них нет другого выхода, кроме как верить вам. Весь план, начиная с королевской охоты, составлен вами. Вы придумали все идеально. Тридцать человек у вана и тридцать человек у наследного принца. У первого отряда красные стрелы, а у второго – синие, чтобы легче вести подсчет, сколько зверей кому удалось подстрелить. Однако до объявления победителя дело не дойдет. Один из наших людей поразит вана синей стрелой, и тогда отряд вана атакует отряд наследного принца. В этой схватке принц будет убит.

– Именно. При этом ван отделается царапиной, случайно погибнет только наследный принц. Мало ли что может случиться в неразберихе.

– Да-да, все будет выглядеть так, словно провалилось покушение на вана, подготовленное наследным принцем. Но что, если наследный принц тоже выживет? Сможет ли он выяснить, кто стрелял в вана?

– От наших наемников избавятся сразу, как они покончат с отрядом наследного принца. Даже если принц выживет и заявит о своей невиновности, мы с помощью евнухов внушим вану, что принц затеял это, чтобы устранить оппозицию. Однако я думаю, что все получится. На охоте будет полторы тысячи человек, но только тридцать постараются защитить наследного принца. А если ему повезет – что ж, его отношения с отцом все равно безнадежно испортятся. Не забывай, что охота – это лишь часть плана. Кстати, как продвигается дело с изготовлением фальшивых именных стрел?

– Это поручено Кухёну. Он уже отправлен в Чхольдон.

Рука мужчины, уже некоторое время гладившая женщину по спине, замерла.

– Почему Ёнъин-бэк отправил Кухёна? Он что-то подозревает?

– Вовсе нет. Просто считает его своим самым надежным человеком.

– Ха-ха, самым надежным человеком Ёнъин-бэка оказался мой шпион.

Видя, что мужчина развеселился, женщина попыталась снять с него остатки одежды. Однако он перехватил ее руку.

– Ты еще не рассказала о встрече с дочерью Ёнъин-бэка в монастыре Кванмёнса.

Распаленное страстью лицо женщины презрительно искривилось.

– Как и говорил Кухён, это просто ряженая.

– Мы могли бы ее использовать?

Мужчина сильнее перехватил ее нетерпеливую руку. Женщина издала слабый стон.

– Разумеется. Она еще наивнее и глупее, чем докладывал Кухён. Предоставьте это мне.

– Хорошо.

Оскалившись в ухмылке, мужчина приподнялся и подмял под себя женщину, так что она больше не могла шевельнуться. В глазах Пуён горело страстное нетерпение. Никто не устоял бы при виде такого неприкрытого желания, однако голос мужчины остался сухим.

– Ты знаешь, почему я привез тебя сюда?

– Должно быть, вы думали, что я буду полезна.

– Чем полезна?

– Я точно не знаю. Это решать вам.

– С таким телом и такими познаниями ты мое секретное оружие. Догадайся, против кого я его направлю.

– Вы хотите, чтобы я соблазнила Ван Чона?

– Этот дурень того не стоит. До тех пор, пока он считает, что спасает Корё от монголов, я могу управлять им, как мне вздумается.

– Тогда Ёнъин-бэка?..

– Ты слишком хороша для этой жадной свиньи. Он и так отдаст мне все и сдохнет.

– О ком же вы говорите?

Она потянулась рукой к его шее, но он перехватил ее руку и прижал к полу. Женщина была полностью обездвижена, и в ее глазах появилось отчаяние. Так смотрят на палача перед пыткой.

Мужчина тихо спросил:

– Пуён, кто я такой?

– Сон Ин, секретарь ученой канцелярии Мунхансо[27], старший сын правительственного чиновника…

– Верно, верно, но кем считаешь меня именно ты?

– Человеком, который свергнет бесполезного вана и станет могущественным властителем Корё.

– Приятно слышать… Чтобы добиться этого, я прежде всего уберу наследного принца, благо он и так бельмо на глазу вана. Знаешь ли ты, что будет потом?

Пуён не ответила. Она изнемогала от бездействия и уже не вникала в его слова. Теперь она смотрела на него с мольбой. Но Сон Ин был по-прежнему равнодушен.

– Когда ван умрет и его место займет Ван Чон, Корё будет в моих руках. Но до тех пор мне нужно контролировать вана. Сейчас я делаю это с помощью евнухов, однако есть способ лучше. Ты станешь нитью, которая свяжет меня и вана. Край нити будет в моих руках, мне останется только дергать. Ты понимаешь, о чем я говорю, Пуён?

Сон Ин отпустил ее и резко приподнялся. Женщина жалобно застонала, словно ее бросили. Она терла руку и плечо, на которые слишком сильно давил мужчина, но делала это так, словно жалела даже о потерянной боли.

– Пуён, – уже ласковее обратился к ней Сон Ин. – Мое секретное оружие я использую против вана. Ты легко окрутишь этого старого волокиту. Не надейся, что он сможет удовлетворять тебя – ему за пятьдесят, и сил у него не осталось. Но ты сможешь удовлетворять его, если будешь достаточно искусна. Ты ведь достаточно искусна? Покажи мне.

Увидев, как она послушна закивала, Сон Ин довольно улыбнулся и откинулся на шелк. Теперь он казался совершенно расслабленным, почти обессиленным – трудно было поверить, что всего минуту назад этот мужчина демонстрировал мощную волю. Не сводя с него глаз, Пуён развязала пояс. Когда она склонилась над ним, пламя красной свечи затрепетало от сквозняка и уменьшилось, словно смущаясь и дальше освещать комнату.

3
Охота

– Ой!

Деревянный тренировочный меч взлетел в воздух и упал к ногам Вона. Тот попеременно взглянул на хмурую Сан, потиравшую запястье, и безмятежного Лина, направлявшегося к мечу, и поднял вверх руку.

– Третья победа Лина. Он выиграл!

Не намеренная так просто сдаваться, Сан бросилась к Лину и схватила его за рукав:

– Нет, подожди, давай еще раз.

– Я убил тебя уже трижды.

Лин наклонился и поднял деревянный меч, даже не посмотрев на девушку. Сан умоляюще взглянула на Вона, но тот лишь пожал плечами.

– Ничего не поделаешь, – сказал наследный принц. – Лин для тебя слишком сильный противник.

– Но…

– На сегодня хватит.

Вон протянул ей руку. На его ладони лежал кинжал длиной около шести чхи[28]. Рукоять и ножны были богато украшены кораллами и росписью, шелковый шнурок переплетен в затейливый узор. Сан насупилась и взглянула на стоявший чуть поодаль меч, украшенный золотом и слоновой костью. Этот роскошный меч она могла получить в подарок, если бы доказала, что умеет сражаться. Таково было условие: Вон пообещал подарить ей меч, если она хоть раз победит Лина. Сан старалась изо всех сил, но трижды проиграла.

Вон не понимал ее разочарования:

– В юбке ты все равно не сможешь носить меч. А кинжал всегда будет с тобой. К тому же такого ты не найдешь, их делают только для королевского двора. Он немного длиннее обычного.

– Но для охоты такого кинжала недостаточно.

– Для охоты? – удивился наследный принц.

– Ты ведь знаешь, что в этот раз королевская охота пройдет на нашей земле. Усадьба Покчжончжан, где ты остановишься, принадлежит мне.

– Хочешь сказать, что тоже будешь охотиться? Как сейчас, переодевшись в мужское платье?

– Я слышала, приедут больше тысячи человек, никто не обратит на меня внимания. Я буду тебе помогать.

Вон хмыкнул и улыбнулся краешком рта. Казалось, ему приятна горячность Сан, но все же он покачал головой.

– Участвовать или нет – решать тебе. Но помогать мне ты не будешь. Я ценю твое намерение, однако мы с его величеством договорились о состязании, и количество участников определено. У каждого из нас будет отряд из тридцати человек. К тому же мы будем использовать только луки, а лучник из тебя совсем никудышный.

– Луки? – как-то задумчиво переспросила Сан.

Услышав, как изменился ее голос, Лин, находившийся неподалеку, с подозрением обернулся.

Вон объяснил:

– Да, так легче делать подсчеты. У отряда его величества будут красные стрелы, а у моего отряда – синие. Стрелы готовят специально для этой охоты, и на них также будут высечены наши титулы. Каждая стрела на счету, и я даже не смогу с тобой поделиться.

– Именные стрелы… Вот оно что…

Лин старательно прислушивался к тихому голосу Сан, делая вид, что проверяет деревянные мечи. Вон, похоже, не замечал ни задумчивости Сан, ни настороженности Лина.

– Не думаю, что тебе приходилось охотиться раньше, – продолжал он. – Охота – это не что иное, как отвратительное убийство, где смешиваются в пыли люди, собаки и дикие звери. Вряд ли тебе понравится это адское столпотворение.

– Твой отряд состоит из людей, которые тренируются в Кымгвачжоне?

В отличие от Лина Вон нисколько не встревожился, услышав ее вопрос.

– Да. У каждого из них есть способности, но скромное происхождение мешало им себя проявить.

– А кто входит в отряд его величества?

– Даже не знаю. Мне это неинтересно. Должно быть, старая гвардия: люди Ли Чона, Вон Кёна или Пак Ы.

– Понятно… Но охотиться будете не только вы со своими отрядами, верно? Другие тоже будут стрелять дичь, только простыми стрелами?

– Конечно. Много людей, много суматохи. Не хочу, чтобы ты там оказалась.

Сан кивнула. Наследный принц подумал, что сумел ее убедить, однако девушка, сама того не осознавая, кивнула в ответ собственным мыслям, так как вдруг поняла, каким может быть план заговорщиков. Вон же был доволен, что вечная упрямица наконец-то послушала его и притихла. Он также обрадовался, что она не стала больше говорить о мече, а приняла кинжал и спрятала его за пазуху.

Вон хвалил себя за мысль украсить кинжал кораллами, которые указывали на ее имя[29]. Он знал, что Сан была бы счастливее, если бы завладела мечом, однако искренне полагал, что кинжал – лучший подарок, так как она всегда могла иметь его при себе. Что-то ему подсказывало: подари он ей шпильку для волос или мешочек, наполненный благовониями, она не спрятала бы их на груди.

– Если подумать, вы двое немного странные, – сказал Вон, устраиваясь на веранде. – Принадлежите к королевскому роду, а больше всего любите упражняться. Вам даже мало стрельбы из лука и верховой езды – и субак изучаете, и деретесь на мечах… Я устаю, даже наблюдая за вами. Лин, где инструмент?

Лин зашел во флигель и вернулся с комунго[30]. В отличие от друга, который предпочитал физическую активность, у наследного принца был талант к каллиграфии, живописи и музыке. Искусно исполнив одну мелодию, он обратился к Сан, которая все еще задумчиво стояла посередине двора.

– Женщине благородного происхождения достаточно посвятить себя хозяйственным делам, детям или рукоделию, однако мужчине не пристало терять интерес к искусствам. Сан, ты ведешь себя как мужчина, но до сих пор тренировала лишь тело. То есть ты неполноценна не только как женщина, но и как мужчина тоже. Почему бы тебе не оставлять хотя бы сотую часть увлеченности, с какой ты занимаешься с Лином стрельбой и сражениями, для музыки и поэзии?

Легкая усмешка на губах наследного принца не ускользнула от внимания Сан. Улыбнувшись в ответ, она отправилась во флигель и появилась с тонкой флейтой.

1 Кэгён – современный город Кэсон на территории КНДР. – Здесь и далее прим. пер.

2 Ван – титул корейских монархов. Строго говоря, ваны не являлись королями в привычном нам смысле слова, однако по сложившимся историографической и литературной традициям эти титулы в книге будут использоваться как сино- нимы.

3 «Гора-хозяин», «гора-предок», «белый тигр справа», «синий дракон слева», «место выхода на поверхность земной энергии», «живительная сила» – терминология учения пхунсу (корейской формы фэн-шуй), в соответствии с принципами которого выбирались места для основания городов, строительства зданий и проч.

4 Речь идет о двадцать пятом правителе Корё Чхуннёль-ване (годы правления: 1274–1308) и королеве Вонсон, дочери хана Хубилая. С целью «монголизировать» корёскую династию монголы ввели порядок, согласно которому главной женой корёского правителя становилась юаньская принцесса.

5 В описанное время евнухи выполняли различные гражданские и военные чиновничьи функции.

6 Здесь и далее рабами называются ноби – лично зависимая часть населения, низший слой «подлого» сословия чхонъинов. Как правило, ноби выполняли роль домашних слуг, но также могли использоваться в сельском хозяйстве и ремесле.

7 Пэк/-бэк – титул эпохи Корё, примерно соответствующий европейскому графу. Добавлялся к географическому названию пожалованного владения.

8 Кон/-гон – титул эпохи Корё, примерно соответствующий европейским князю или герцогу. Добавлялся к географическому названию пожалованного владения.

9 Одной из причин восстания военачальника Ань Лушаня (началось в 755 году и переросло в масштабный внутрикитайский военный конфликт) считается его неодобрение связи императора со знаменитой красавицей Ян-гуйфэй, которой посвящено стихотворение.

10 Лян – мера веса и денежная единица (в лянах измерялся вес серебряных слитков, служивших валютой), равная 37,5 г.

11 Тэдо – корейское название зимней столицы Юаньской империи Ханбалык. По-китайски она именовалась Даду (大都), то есть «главная столица» – эти иероглифы по-корейски читаются как Тэдо. Современный город Пекин на территории КНР.

12 Субак – древнекорейская техника безоружного боя.

13 Турумаги – долгополый мужской халат.

14 Тонгён – современный город Кёнджу на территории РК.

15 Возраст, после которого корёских девушек уже не отправляли в Юань. После восемнадцати они получали право выйти замуж в Корё.

16 Монсу – вуаль с вертикальной прорезью посередине. Могла быть длинной и закрывать все тело.

17 Чогори – верхний элемент корейского традиционного костюма ханбок (как женского, так и мужского), распашная блуза с длинными рукавами.

18 Канъян-гон – старший сын Чхуннёль-вана, рожденный в браке с принцессой Чонхва до восшествия вана на престол. Когда Чхуннёль-ван заключил новый брак, с монгольской принцессой, ранг его первой по счету жены был понижен, а его первенец потерял статус наследного принца.

19 Хотя муллаконы в Корё носили и богатые и бедные, шапочки отличались материалом, кроем и наличием узора.

20 Тамна – древнее государство на острове Чеджудо, сохранявшее независимость до 1404 года.

21 Кёкку – конное поло.

22 Кинё – общее название для куртизанок-кисэн и женщин, равных кисэн по социальному положению, но занятых и другими видами деятельности.

23 Кёрон тогам – учрежденное в 1274 году временное ведомство, занимавшееся отправкой в Юань корёских девиц, предназначенных в жены монгольской знати, офицерам и солдатам.

24 Кын – мера веса, равная 600 г, а также денежная единица, равная 16 лянам.

25 Название Кымгвачжон является корейской транскрипцией иероглифической записи 金果庭, где 金 означает «золото», 果 – «фрукт» и 庭 – «двор/сад».

26 Селадон – серо-зеленая глазурованная керамика, традиционная для искусства Китая, Кореи и других стран региона.

27 Мунхансо – учреждение, занимавшееся составлением королевских указов и других деловых бумаг.

28 Чхи – корейский дюйм. Один чхи составляет 3,03 см.

29 Китайский иероглиф 珊, которым записывается имя Сан, означает «коралл».

30 Комунго – корейская шестиструнная цитра.

Продолжить чтение

Читать онлайн Любовь короля. Том 1 бесплатно

* * *

1Друзья

2Поиски ответов

3Охота

1
Друзья

2
Поиски ответов

3
Охота