Читать онлайн Чёртова черта бесплатно
81. Чёртова черта.
Какую черту ты готов преступить, защищаясь от реальности, какой бы вымышленной она ни была?
|
Иса.
Или просто тот придурок-сосед решил царапнуть дверной косяк? Опять небось к нему по стеночке черти зелёные ползли, вот и он полез ножичком с моей дверью драться.
Хотя, всё-таки скорее Иса.
А может, просто неосторожный курьер?
Ну да, Марин, курьер. Курьер умный, в отличие от тебя, курьер вглубь коммунальной квартиры соваться не станет! По крайней мере, точно не дошёл бы до твоей комнаты за самым поворотом.
Или соседская овчарка решила когти о твою дверь поточить?
Да блин, кто вообще заводит овчарку в таких клоповниках?!
И кто придумал руну, похожую на «палку, палку, огуречик», на незаконченный восклицательный знак, на ширинку джинсов бывшего, на идиотскую шутку, но никак не на мой свежий ночной кошмар?
Всё-таки. Иса. Опять.
|
– Курьеры к нам шастать? А ты и рада, проститутка, клад ищешь!
Я обернулась. Ну да, «Ирин Василльна» – мерзкий визгливый голос, очки толщиной с ворота оборонного завода, а также её лучший друг – запах тухлой свинины вперемешку с «Красной Москвой». Соседушка, Божий одуванчик!
Я-то думала, что бабули на лавочке и их крики «наркоманы, проститутки» – это что-то вроде городской легенды, той, которой пугают 16-летних девочек, чтобы те не особо не веселились. А тут смотри-ка, живой пример, ещё и с главной «любимицей» в лице меня самой!
Хотя я сама виновата – дурацкая привычка говорить с собой вслух.
– Ирин Василльна, я имела в виду курьера из доставки еды. И не оскорбляйте меня «проституткой», будьте так любезны. Была бы проституткой – не жила бы в этом сарае, где все двери уже исполосовали.
– Да мы таких видали! А косяк не зря тебе решили попортить – каждый день твои завывания, точно наркоманка или сатанистка!
Я улыбнулась, покивала и пожелала добрейшей души женщине Ирин Василльне приятного вечера. Ведь на Руси юродивых любят, разве не так?
В чём-то она, конечно, права: если читателю этого дневника юного графомана нужен совет на жизнь, то запомни, дитя – не будь музыкантом, живя в коммунальной квартире. Можно, конечно, быть музыкантом и жить не в коммуналке, но разве ж нашему поколению реально в неполные 19 лет купить нормальную квартиру без помощи родственников?
Ладно, может, вы такие умные и богатые, а у меня не вышло, тут уж извиняйте. На что денег хватило.
Насчёт наркоманки Ирин Василльна угадала почти точно – по крайней мере, моей зависимости от эклеров с малиной и фисташкой из кофейни в двух кварталах отсюда и большому капучино оттуда же позавидовал бы любой героинщик.
А вот с сатанизмом ошибочка вышла. Я всегда была ярым атеистом, сколько себя помню. Точнее, почти всегда.
– Риночка, доченька, ну одевайся, надо поставить свечку за бабушку!
– Не пойду! Мне Миша в школе сказал, что Бога нет, иначе бы не было войны и немцы бы не пришли!
Да, как сейчас помню. Мне 9 лет, третий класс, бабушку год как схоронили. И в этот год мы с мамой минимум раз в месяц в церкви бывали – сдала она, конечно, после смерти своей мамы, да и до этого старалась в церковь заходить почаще. Тем более, что всё равно по пути на работу и с работы через неё проходила, рядом совсем. Человек, просыпающийся от колоколов первого часа, то есть в седьмом часу утра, волей-неволей задумается о вечном, тут уж ничего не попишешь.
– Риночка, ну что ты такое говоришь, Бог ведь за дела людей уже понёс кару, а второго пришествия не было! Так что люди теперь платят сами.
Она говорила и улыбалась. Психопатка. Теперь я думаю, что она психопатка. Разве можно было так спокойно и даже снисходительно относиться к невинным жертвам?
Вот и в третьем классе мне это показалось чем-то неправильным – жалко, что нормально сформулировать свои контраргументы я тогда не могла. Поэтому вышло только что-то вроде:
– Нет! Бог же должен всё видеть! Он бы и бабушку у нас не отнял! Я её любила! Ты её любила! Никуда я не пойду!
И я побежала себе в комнату, как была – в одном ботинке, шарфом, стремящемся куда-то за пределы моей куртки, и, собственно, самой весенней куртке – посреди-то февраля. Смешная.
Впрочем, мама моя вовсе не оценила, какая я смешная и не разговаривала тогда со мной почти неделю. Обиделась страшно. Но я думаю, Мишка всё-таки был прав.
Или его вообще звали Пашка? Сейчас уже и не вспомнить: просто какой-то мальчик, с которым мы толком не общались, так как вместе ещё на тот момент не садили – в общем-то, и не успели, потому что к четвёртому классу он, кажется, переехал или что-то вроде того, да и ушёл из нашей школы. Глупо, как люди заводят дружбу, ведь правда? То, кто станет твоим лучшим другом (или злейшим врагом – тут как повезёт), определяется исключительно фантазией твоей классной руководительницы и её соображениям, кто будет влиять на тебя хорошо, а кто – не очень. И Бог в этот момент точно был где-то в действиях класснухи. А вот потом, в студенчестве, я точно прочувствовала отсутствие Бога, о котором говорил Миша-Паша-Саша, кем бы он на самом деле ни был: тут с кем за соседние места усядешься, да с кем в блоке поселят – вот и друзья.
А может, это был просто Бог Великого Случая? Хочется ведь верить, что не просто так тебя подселили именно к этим девочкам или усадили за парту именно с этим мальчиком. А если есть Бог Великого Случая – то может, он слеп? Может, тот момент, когда я заговорила с Мишей-Пашей-Сашей был решающим, и если бы я развила тему, то всё сложилось бы иначе? Что, если он был моим мужчиной по судьбе, тот смешной светленький полноватый мальчик с умными тёмными глазами? А я теперь, дура такая, на всю жизнь останусь одинокой и не обрету счастья в личной жизни. Что, если именно он мог понять меня, как никто, но мы теперь разбрелись по разные стороны дороги жизни только потому, что в 9 лет я не нашлась, что ответить, на его пассаж об отсутствии Бога?
|
Как бы то ни было, тогда мне казалось, что Миша-Паша-Саша точно был прав: иначе бы я и не перестала ходить в церковь. И не перечитывала бы детскую Библию, с которой впервые познакомилась ещё лет в 7, пытаясь понять, есть ли там недостатки.
И тогда я правда находила в ней несостыковки и сомнительные смыслы. Да и реакция мамы мне казалась странной: такие жестокие аргументы, которые по сути своей даже и не доказывали ничего. Так что это лишь подкрепило моё разочарование в мизовоззрении, которое всё детство казалось мне правильным.
Кто бы знал, что сейчас я отдала бы все свои кровные за хоть какую-то гарантию божественной защиты.
Всё после того случая. Это всё моя вина. Какая же я слабачка.
27 августа, мне 17 с половинкой, а я сама, к счастью, цела, как никогда, ведь я наконец исполнила свою мечту с детства – стану журналистом! Вот уже и заселение в общежитие.
С порога меня встречает бодрящая смесь ароматов сырости и пыли. Где-то в углу одиноко догрызает хлебные крошки здоровенный таракан. Но мне наплевать, ведь я буду круче Парфёнова, круче Познера, круче всех!
От размышлений о невыносимой крутости бытия меня тогда отвлёк странный запах – что-то среднее между увядшими розами и кошачьей мочой.
Запах доносился из туалета блока.
Открыть?
В ответ на мой неозвученный, вообще-то, вопрос из-за двери донеслось странное дребезжание.
Ууу, призраки в туалете студенческой общаги, вот это материал для статьи!
Всё-таки решаюсь дёрнуть ручку двери. Дверь поддаётся, а я в этот же самый момент поддаюсь той степени шока, которую можно описать в четырёх буквах, от «а» до «й» – но буквы те, к моему великому сожалению, нецензурные, а я всё-таки всю жизнь считала себя девочкой приличной.
Из туалета на меня взирало нечто взлохмаченное, разукрашенное, совершенно обнажённое и застывшее в странной позе. В тазу. Прямо посреди крошечного общажного сортира.
Кажется, женского пола.
– У меня ритуал! – прошипело нечто, и прошипело настолько убедительно, что дверь я немедленно захлопнула.
Что ж, кажется, в туалет мне придётся идти в соседний торговый центр…
Я уже набрасывала сюжет для леденящего душу репортажа о странных духах студенческого общежития на улице Студенческой (вот ведь ирония) – в таком-то месте ведь точно что-то должно быть нечисто!
Однако сортирный «дух» не спешил сдаваться. Он пришёл прямо за мной, плюхнувшись на соседнюю кровать в когда-то ярко-зелёном застиранном махровом халатике и видавших виды порванных сланцах кислотно-розового цвета – собственно, как-то так я и представляла себе призрака из замызганной общаги. Но «дух» молвил вполне себе человеческим голосом:
– Я Света! Напугала ты меня жуть, да и ритуал весь к чёрту. Посмолить хоть найдётся? Это за моральный ущерб?
– Ну так если ритуал «к чёрту», как ты выражаешься – разве это не по адресу?
Она хохотнула. Теперь её можно было разглядеть, чем я и занялась: длинные чернющие волосы, явно крашеные, такие, что аж с синим отливом. Лицо с грубыми чертами, которые будто топором рубили, но приветливое. Кожа серая – явно не от лучшей жизни.
– Сигаретка-то у меня, пожалуй, найдётся… к сожалению. Дурацкая привычка, мозг затуманивает, а отказаться сложно, зачем начала только. И объясни, кстати, что за ритуал? – протягиваю пачку вместе с зажигалкой. – Да, и меня зовут Марина!
– Марина, так, значит, зовут человека, с которым я голышом познакомилась! – она закурила, взглянув на меня смеющимися глазами. – Страшная ты женщина, Марина, вломилась так, что не сбежать, я уж думала облава! А ритуал как раз на избавление от всего плохого, типа чистки. Ты что, не видела соль и свечи?
– Знаешь, меня как-то отвлёк сам факт нахождения незнакомой голой женщины в тазу посреди толчка.
– Ой, а я полна внезапностей! – и ухмыльнулась так сладко, словно внезапность была её лучшей чертой, которой она страшно гордилась. Впрочем, в этом мне не раз ещё пришлось убедиться на своей шкуре.
Как оказалось, адский начёс в духе 80-х и разрисованное лицо были нужны Марине, чтобы отвадить злых духов, на всякий случай. Тазик был полон соли, в который были закопаны её ноги, а вокруг всей этой сюрреалистичной скульптуры было размещено 13 свечей – для пущей эффектности.
– Зря ты так, Светка, ну куда студенту столько соли переводить? Все пять лет могли с ней готовить и готовить ещё! Сколько ты извела, пачки три? Четыре?
– Много соли жрать вредно, будешь отекать. Ты завидуешь мне просто – я тут с чистой энергетикой в новую жизнь вступаю!
– Не верю я в эти ваши паранормальные явления. Зачем придумывать каких-то духов, демонов и прочих сущностей, если мир удивителен сам по себе? – Светка посмотрела на меня смешливо и снисходительно, будто долгожительница на ребёнка, который только учится ходить. Я замялась, но решила разрешить конфликт. – Ладно, будем считать, что соль мы съедим в метафорическом смысле – тот самый, который пуд, что друзья должны съесть вместе. И твоя чистая энергетика не отменяет необходимость добиться чистоты ещё и в комнате. Поможешь убраться?
– Ничего не поняла, объясняешь всё криво-косо. Но убраться надо, как раз соль в тазу сгодится – сейчас мы и у этой комнаты энергетику прочистим до самых тайных мест!
К концу первого семестра я уже успела перегореть к журналистике. Да, конечно, было здорово писать всякие эссе, но хватало и совсем странных моментов – зачем мне, например, занятия по физкультуре, которые ведёт чуть ли не карикатурный физрук из анекдотов с пивным пузом и одышкой? Да и от философии одно название, преподаватель появился раза три. И все три раза превращались в какой-то фарс с рассуждениями о новой этике, роли мужчины и женщины в обществе и его ячейках. Никакого Платона, девочки, личные проблемы препода и его обиженность на женщин важнее, тьху!
Зато в комнате нас теперь четверо – я, Светка, Ленка и Анька. На удивление, мы быстро смогли подружиться: мы были Самантой, Мирандой, Шарлоттой и Кэрри, те самые легендарные четыре иствикские ведьмы проживали в задрипанной комнатушке студенческой общаге на улице Студенческой и чувствовали, что море им по колено, а горы – по плечу, несмотря на некомпетентных физруков и обиженных философов.
|
Забавно, что мы все и вправду были ведьмами. Светка регулярно проводила свои странные ритуалы очищения и наполняла наши серые будни яркими ароматами благовоний, которые все были похожи на смесь ароматов кладбища, дешёвого ресторана и детского утренника. Ленка была рыжеволосой бестией с экспрессивными крупными чертами лица, однако это оказался именно тот случай, когда внешность бывает обманчива: таких тургеневских барышень я в жизни ещё не видела! Она любила собирать травы и предсказывала нам результаты контрольных и зачётов на таро. Не сбывалось никогда, зато вдохновляло ужасно.
Анька была самой старшей и вообще не училась на нашем потоке – её миссия была возвышенней, она собиралась руководить оркестром, но в общежитии консерватории мест не хватало, вот и пришлось привести строгую точёную блондинку с тонкими аристократичными чертами лица и прозрачной кожей в грубый и прагматичный мир журналистики. Впрочем, свою строгость она направляла в поистине жёсткое хобби – гадания на кофейной гуще. Аутентично, олдскульно, винтажно! Но главная суровость такого хобби была в перманентно высокой тревоге Аньки, из-за чего гадала та раз по пять на дню – соответственно, выпивая минимум 5 чашек крепкого кофе в турке. У всех возникал почти философский вопрос: что было первее – её тревожность или усугубляющий эту тревожность кофе? Но, как можно понять, в философии из-за обиженного преподавателя мы смыслили мало, так что вопрос на уровне бытия или сознания продолжал висеть где-то посреди комнаты, прямо под люстрой.