Читать онлайн Шаман: Тайны мертвого ковена бесплатно

1 глава. Стоит ли спасать осколок души убийцы?

Посвящение:

«Моим родителям, что покинули этот мир слишком рано, но нашли продолжение в Жене и Асе. Доживите свой век на этих страницах и насладитесь нерушимой любовью, которой вы меня научили»

I часть. Терновый куст

Иногда Жене казалось, что лучше бы он не в полицию со своимпроклятием пошел, а в бизнес шуршащие купюры лопатой грести. Духи бы нашептывали ему хитрые схемы о том, как можно кинуть очередного партнера. Быть шаманом-бизнесменом гораздо выгоднее, чем шаманом-полицейским. Не для совести, конечно, но хотя бы для кармана.

– Лучше бы бандитом в девяностых стал. – Тяжело вздохнул Женя, склонившись над бездыханным телом. Его совсем не волновало, что в так называемые «девяностые» он пешком под стол ходил. Металлический варган призывно завибрировал в кармане, но Женя небрежно отмахнулся от назойливого зова. Тут же пришлось извиниться и прикусить наглый язык. Он бросил мысленно, что для расследования убийства не было нужды впадать в глубокий транс и искать душу, чей вой слышится на весь теневой мир, чтобы узнать все подробности.

Убийца сидел на кухне.

– Фас, Ефгений Николаеч, никто не фоспримет серьезно без погон, – прошепелявил прокуренный голос сзади. Женя узнал Славу – своего верного напарника, закончившего вместе с ним академию – по интонации. Даже новоприобретенный дефект речи не помешал.

– Этот душегуб кинулся на меня, как тока я зашел, – продолжал Слава разговаривать со спиной Жени. – Я чуть фсефышнему душу не отдал…

– А чего, душу пожалел? Отдал только язык, – с усмешкой прервал Славу Женя, подивившись тому, какое высокопарное слово напарник вычитал из своих дешевых эзотерических газет. «Всевышний». Через два дня его забудет.

– Послушай, не перебифай. Когда ты чета говоришь, я молчу, – обиженно изрек Слава, и Женя ответил ему тишиной. – Да я чуть половину языка не оттяпал. Он меня под дых, а я его кулаком по башке.

Судя по свисту рассеченного дипломатом воздуха, Женя догадался, что товарищ продемонстрировал сзади немыслимый трюк.

– Он сознался, чем жену задушил? – Резким вопросом Женя прервал занимательный рассказ Славы. Достал из кармана кожаную перчатку и натянул ее на правую руку, дабы не оставить отпечатки. Да и к мертвецам он прикасаться не любил. Не то что брезговал… ему хватало каждодневного общения с ними. Женя аккуратно убрал пшеничные локоны с женской щеки, и его взору предстал желто-синий, несвежий синяк, уродовавший бледную идеальную кожу. Значит, муж бил свою ненаглядную уже давно.

– Еще долго будешь думать над ответом? – Женя кинул на Славу нетерпеливый взгляд через плечо.

– Фообще-то, этот козел молчит. – Слава погладил второй подбородок. На его низкий лоб была надвинута фуражка, а погоны золотом блестели, отражая теплый свет люстры. Под кустистыми бровями были близко посажены большие серо-зеленые глаза, которыми Слава с тревогой уставился на напарника.

– Пятая бытофуха за три дня… – Горечь сделала голос Славы ниже.

– С такими мужьями у нас никогда работа не закончится, – сказал Женя и продолжил анализ, а Слава обошел его и начал ходить взад-вперед перед ним, заложив руки с дипломатом назад. Светло-голубая рабочая рубашка обтянула выпирающий живот, и он все рассуждал о том, что «бабы русские фсе такие жалостливые». Женя был против грубого слова «баба», но спорить со Славой – метать горох об стену.

Женя подцепил острый подбородок покойницы и приподнял голову. Острый взгляд зацепился за красноречивые следы на шее: продолговатые, они обвивали всю шею вокруг. Скорее всего, действовал шнуром. Больно уж тонкие полосы. Женщина лежала на боку, повернутая лицом к Жене. Хорошо, что ее веки были сомкнуты, скрывая стеклянный и пустой взор. Покойница словно спит, а от тела идет едва уловимое тепло жизни, хотя убили ее еще вчера. Но Женя чувствовал, как отчаянно она цеплялась за бренное тело, не веря в происходящее. Возможно, чуть позже он проводит ее душу.

Женя поднялся с корточек и оглядел несчастную полностью. До безобразия худое тело было облачено в вульгарный леопардовый шелковый халатик, одна нога обута в ядовито-розовый и пушистый тапок. Видимо, второй потеряла при борьбе.

– Кто с этой тварью на кухне? – Женя обратился к Славе, убирая перчатку в карман потрепанного черного плаща из кожи.

– Лидка, Илюха и Костян. А че?

– Через плечо, Слав. – Женя щелкнул напарника по козырьку фуражки. – Пойдем.

Женя покинул маленькую гостиную и оказался в узком коридоре, из которого вело всего лишь четыре двери: в спальню, гостиную, кухню и уборную. У избушки было странное, по мнению Жени, строение. Через весь дом проходил один длинный коридор, словно стрела, врезавшаяся в древо. Женя поскреб ногтем побеленную стену и услышал едва уловимое, но недовольное, топанье. У дома, очевидно, был хранитель.

Женя в несколько шагов преодолел расстояние между собой и застекленной дверью на кухню. Через разноцветные ромбы – весьма неаккуратный витраж – виднелись расплывчатые силуэты. Прислушиваться к приглушенным разговорам он не стал. Смело положил мозолистые пальцы на ручку и толкнул дверцу. Три пары глаз уставились из-под фуражек на него со смесью интереса и надежды. Коллеги сразу же поднялись со своих мест, стоило ему зайти, чем скрыли от Жени сгорбленную фигуру убийцы.

– Майор Евгений Николаевич, – металлически отчеканила Лидка, заправив огненную прядь волос под фуражку. От прилива адреналина ее высокие скулы заалели. Женя этому ни капли не удивился. То ведь первое серьезное дело Лидки. – Вам удалось найти важные улики?

– Все осмотрено и найдено, Лидия Васильевна, – уклончиво ответил Женя, кивнув. Все карты, особенно перед преступником, он раскрывать не собирался.

– Вызывайте следака. А я пока с нашим дружком переговорю один на один.

– Но с ним оставаться… Опасно, – тихо предостерегла Лидка. Долговязый Илья прокашлялся и положил ей на хрупкое плечо ладонь. Тыльную сторону ему, как всегда, расцарапала любимая кошка Герда. Своенравная дамочка, которую даже Женя не решался погладить.

– Майор знает, что делает, – обратился к ней шепотом Илья, а Костя тем временем прошаркал к выходу, словно ноги совсем поднимать не умел или нес тяжелый груз на своем горбу. Костя ничего не сказал ни Лидке, ни Жене, ни Илье. Он вообще редко разговаривал из-за того, что заикался. Однако рапорты писал лучше всех. Косте несколько раз выписали премию за такое искусное умение.

Задумавшись, Женя и не заметил, как его оставили наедине с убийцей. Майор облокотился плечом об белую печку, не боясь испачкать плащ, и принялся тщательно изучать сидящего на табуретке человека. Лысый мужчина сложил руки, закованные в наручники, в замок на коленях и согнулся в три погибели, бегая зрачками по деревянному полу. Под засаленной майкой отчетливо виднелись острые позвонки, напоминающие уральские хребты. Женя вдохнул полной грудью. На языке осел кислый и отвратительный привкус самогона или какого-то другого крепкого домашнего алкоголя. Будь он обычным полицейским, то уже бы заключил, что семейная пара – любители пригубить утром, в обед и вечером – и очередная попойка закончилась весьма плачевно. Однако Жене посчастливилось родиться под шаманской звездой и подобные вопросы ему приходилось решать по-другому.

– Ринат Альбертович, сначала парочку стандартных вопросов. Вас действительно зовут Ринат Альбертович и вам сорок шесть лет?

В ответ звенящее молчание. Женя напряженно поскрипел желваками и продолжил гнуть свою линию, разыгрывать спектакль одного актера для коллег:

– Ринат Альбертович, вы проживаете на улице Кооперативная в деревне Эушта на левом берегу Томи?

Мужчина и рта не открыл.

– Какая древность, – пробурчал себе под нос Женя и приблизился к подоконнику. Как и во всем доме, на кухне было не развернуться. Перед открытым окошком стояло старое радио – серая коробочка, вестник беззаботного времени, когда Женя, будучи школьником, прибегал домой к бабушке и выкручивал громкость, как он тогда говаривал, на полную катушку и скакал, как ужаленный, под песни «Мираж». Защитную тряпицу кто-то сорвал с динамика. Женя постучал по «коробочке» указательным пальцем, когда радио не запустилось с первого раза. Послышалось режущее ухо шипение. Женя выкрутил включатель на левую сторону до самого конца, пока из едва хрипящего динамика не послышалась мелодия. По нотам запрыгали слова любимой песни из детства Жени.

– Уведешь его сознание подальше отсюда? – Обратился в пустоту Женя, и ответ не заставил себя долго ждать:

– В этом нет никакой нужды. Он далеко унесся и без нашей помощи. – Слабый ветерок донес до Жени тлеющее эхо духа-покровителя.

– А я уж приготовил для тебя твой излюбленный табак. – Криво усмехнулся Женя, и рассеченная нижняя губа гадко зассаднила. Почти змеиное шипение отразилось от стен. Он коснулся подушечкой большого пальца к губе. На коже осталась капелька крови, и Женя практически мгновенно растер алую жидкость между большим и указательным пальцами, пока никто не явился из теневого мира.

– Проваливай, пока твоя нечисть не ворвалась в мой дом! – Стройная мелодия любимой песни надломилась от сипящей и утробной угрозы. Радио вновь на короткое мгновение затрещало от помех, но быстро пришло в норму.

– А ты сам-то кто, домовик? Не нечисть случайно? – Женя по привычке уже начал поворачиваться, однако вовремя сам себя остановил. На домовых нельзя смотреть, если они не дали своего согласия на это. – Можно мне повернуться?

Женя бегло осмотрелся, пока не наткнулся на грязное зеркало в углу комнаты. Но ничего не успел разглядеть: лишь темный силуэт, и зеркало треснуло.

– Нельзя! – Вскрикнул возмущенно и уже более по-человечески домовой. Монструозные нотки из голоса хранителя дома растворились сизым дымом под потолком. – Зачем стенку поцарапал, паршивец?!

Женя оперся ладонями об подоконник, прикусив щеку изнутри. Как же его временами раздражала до хруста костей наглость домовых, чертей и русалок. Самые отвратительные существа, что ему приходилось встречать на своем извилистом и поросшим колючими кустами пути.

– Сохраняй свой дух в дубовом саркофаге спокойствия и терпения. Помни все, что мыслит, – живое. Даже вампир. А ты повязан со всем сущим на каждом уровне мироздания, – безмятежно заговорил дух-покровитель. – И цветок, и камень мучают думы.

Женя устало потер щеки ладонями и зажмурился, прогоняя из вен кусачее нервы раздражение. Вдохнул глубоко, досчитал до пяти и бесстрастно изрек:

– Хотел проверить одинок этот дом или нет. Я тебе табак, домовой-батюшка, оставлю. – Окончательно успокоился Женя. Браниться с домовыми – дело непросто гиблое, но и бессмысленное. Домовые ни разу не пытались убить человека в отличие от чертей, ради забавы мучавших людей. По крайней мере, на своей практике Женя с таким никогда не сталкивался. Однако в плохом настроении домовые могли нанести физический вред, а Женя не планировал возвращаться с этого дела с тумаками.

– Табак, говоришь? – Призадумался домовой. Женя многое бы отдал, чтобы повернуться и увидеть, как он свой маленький подбородок чешет, размышляя. Но ни один домовой еще не позволял Жене взглянуть на себя.

– Ага, кубинский. – Женя выудил из кармана темных джинсов крохотную металлическую коробочку. Он потряс ей, чтобы домовой услышал шум измельченных табачных листьев. – Чистый, просто великолепный. Я думаю, ты устал от хлеба и молока, да?

Безусловный блеф. Жене бы ни за что не хватило на кубинский табак, а если бы он и поймал подобную удачу за хвост, то явно бы так не разбрасывался им. Однако Жене не жить с этим домовым под одной крышей.

– Меня ничем хозяева не угощали… – Совсем поник домовой. Женя же проглотил бранные слова о том, что люди совсем потеряли связь с теми, кто их защищает.

– Получишь весь этот табак, если ответишь на несколько моих вопросов. – Женя хитро предложил сделку домовенку.

– А ты ведь шаман. Почему в какой-нибудь свой транс не впадешь?

Вообще-то любой транс, общение с душами живых и мертвых требуют огромного количества энергии и сил. Женя предпочитал умалчивать о тонкостях шаманского ремесла, даже перед лицом нечисти, у которой ушки всегда на макушке. К тому же… Женя не придерживался ни полицейского, ни шаманского устава.

– Согласен? Да или нет?

– Что ты хочешь узнать, шаман?

– Значит, да, – заключил Женя и коротко кивнул в сторону Рината. – Вот этот. Давно бухает?

– Над ним недавно нависла тень страсти к спиртному. Где-то шестьдесят три дня назад.

– Жена его пила?

– Никогда. – Обреченно вздохнул домовой. – Ниночка была глубоко несчастным, но кротким и нежным, цветком. С Ринатом она зачахла.

– Кому она молилась?

– Православному Богу.

– А он?

– Аллаху.

– То есть веру мужа не приняла…

– Видимо, нет, – предположил домовой. – Они уже были женаты, когда переехали в этот дом.

– Какие-нибудь потрясения у Рината были? – Женя наблюдал за опадающей каштаново-желтой листвой, пока под черепной коробкой шестеренки искры высекали. – Может, кто-то умер? Уволили в неподходящий момент? Жена изменила?

– Ничего такого не было. Жили душа в душу, а потом самогонка с водкой все загубили.

– Черти пытались проникнуть в дом? Они любят потешаться над смертными, играть на их пороках, чтобы завладеть душой. Им только в радость подливать горячительного в стаканы бедолаг. Вполне возможно… они вложили Ринату шнур в руки. – Женя свел брови к переносице и скрестил руки на уровне ребер, зажав в ладони коробочку с табаком.

– Я бы этих рогатых сам прогнал поганой метлой с порога, – пролопотал домовой.

– Вообще-то… они не все рогатые.

– Проследуешь ли в закоулки прошлого в поисках истины? – умиротворенно вопросил дух-покровитель, прозвенев колокольчиками ветра за окном. Странное место для них. – Но в слепом гневе за отнятую раньше срока жизнь… не забывай, что все души перед тобой равны. Они являются в этот мир для созидания и приходят к разрушению, когда теряют по дороге свои осколки…

«Пустота не может долго оставаться не заселенной. Вскоре свою колыбель в ней находит скверна», – беззлобно передразнил Женя про себя окончание нотации духа-покровителя. Женя знал ее наизусть, но дух-покровитель почему-то все время повторял ее, словно несмышленому малышу.

– Я намекал хозяйке, чтобы бежала! – Ворчанье домового разрезало поток мыслей Жени. – За косы ночью тянул, предупреждая о слезах. Выл, когда все спать ложились, чтобы она поняла, что скоро в доме покойнику быть. Она даже не пыталась меня понять!

– Твой хозяин осколок души, похоже, потерял, – честно признался Женя, зачесав пальцами кучерявые волосы назад, но непослушные локоны в то же мгновение вернулись на место. Путешествовать в прошлое теневого мира, практически в самую изнанку, Женя сегодня не планировал. Да и на кой черт ему выворачивать долину мертвецов, словно пальто, ради убийцы? Среди «потеряшек» много воров, поджигателей, которые бесчинствуют, сами не понимая, что и для чего творят. Таких Женя спасал без особых угрызений совести. Однако, когда дело касалось убийц и маньяков, ему было сложно пересилить себя, наступить на горло собственным эмоциям и придушить на время стервятника собственной ненависти. Безусловно, не все преступники потеряли частички своих душ. Некоторых из них заманивают черти в свои раскаленные свинцовые сети, а порой нечистые насильно удерживают осколки душ в прошлом теневого мира, чтобы получить после смерти ее полностью. После гибели такой бедолага бродит-ходит в разные стороны и никак не может получить желаемого искупления, а потом находит собственный осколок, когда совсем уж измотан. Но только шаман способен отбить частичку души.

«Вот холера, – выругался про себя Женя. – Ладно, пусть его наказывает суд человеческий»

– Мне придется ее вернуть. – Наконец-то решился Женя и залез рукой под плащ, ловко выудив до блеска начищенный варган. – Смотри, чтобы сюда никто не вошел, а я тебе табака щедро насыплю, когда уходить буду.

Домовой-доможил уже было дело начал возражать, что так дела не делаются, мол договаривались только на вопросы, но Женя меж губ зажал металлический инструмент, втянул поглубже пропитанный осенним хрустом воздух и выдохнул. Огненная мелодия вскрывала воздушные вены пространства, воздух вокруг наэлектризовался. Женя виртуозно орудовал пальцами, дергая язычок варгана, пока тени не потекли к нему со всех углов. Казалось, бревна избы затрещали, напитываясь тьмой. Теневой мир открывался Жене навстречу, но ему был нужен конкретный путь.

– Солнечный диск растаял. Луна вышла на небосвод, – заговорил Женя, оторвавшись от варгана. – Лишь бы серебро открыло мне рубиновый путь.

У каждого шамана свой заговор для вхождения в долину мертвых, потому что это индивидуальный обряд и могут его исполнить лишь мощные шаманы. Многие из них придумывают поэтичные заговоры, но Женя никогда не был солнцем русской поэзии.

Загривок Рината заискрился гранатовым свечением, что указывало на моральное и душевное истощение. Женя накрыл это место ладонью, сливаясь с душой убийцы. Несвязные и расплывчатые отрывки воспоминаний закружились вихрем вокруг Жени. Неприятное ощущение иметь дело с человеком, у которого в голове каша. Но только таким и требовалась шаманская помощь.

– Где твой осколок, туда меня и веди.

Мрак острыми зубами-иглами откусил последний луч света и все пространство погрузилось во тьму. Только багровое свечение дарило хоть какую-то надежду. Установилась звенящая тишина, которая, как казалось Жене, захрустит стеклом под подошвой, если он сделает хотя бы шаг в сторону. Женя затаил дыхание, успокаивая бешеное сердце, что вот-вот норовило проломить костяную клетку его ребер и подбитой дворнягой вывалиться наружу, захлебываясь слюной после долгой борьбы. Теневой мир не пускал живого человека в свои владения. Бьющиеся сердце вызывало у тьмы отторжение.

И, когда Жене удалось унять сердцебиение, тьма приняла его за своего и пошла трещинами. Каждый раз Женя обманывал теневой мир. Каждый раз ему сходило это с рук.

Мрак совсем раскололся и упал на пол, словно оконное стекло, разбиваясь на тысячи острых песчинок, что сразу же впитались в… асфальт?

Женя начал озираться по сторонам, крутясь вокруг своей оси, выискивая в толпе Рината. Пахло машинным маслом, сыростью летнего дождя. Чужие тревога, любопытство и едва уловимая радость, что это произошло не с ними, болезненно щипали за щеки. Женя насупился и обошел людей, которые собрались вокруг чего-то, как у новогодней елки. Он вглядывался в лицо каждого, не находя практически ни у кого ни глаз, ни губ, ни бровей. Вообще никаких черт лица.

Почти никто из них еще не умер, поэтому для прошлого теневого мира они оставались безликими фантомами.

Женя проскользнул меж зевак, словно вода между потемневших от влаги камней, и вышел вперед. Перед Женей предстал иссиня-черный БМВ с окровавленным капотом. Клок светлых волос зацепился за табличку с расплывчатым номером, который, судя по всему, Ринат не запомнил, раз Жене он недоступен. Женя сглотнул кислую от горечи слюну, увидев изломанное тельце маленькой девочки. И больше эта горечь принадлежала не только Ринату, но и Жене.

Ребенок лежал практически в той же позе, что и ее мать: лицом к Жене. На щеке же ее красовался не застарелый синяк… она была полностью содрана об асфальт и ее ошметки тянулись за головой девчушки. Похоже, она перевернулась несколько раз, когда летела сбитая машиной.

Женя повернул голову налево и, наконец, отыскал Рината. Безутешный отец стоял на коленях и пытался подползти к дочери, но несколько неравнодушных свидетелей крепко держали его под локтями. Вакуумный пузырь лопнул, и до Жени донеслись рыдания, всхлипывания, проклятия – одним словом, волчий вой над волчонком. Женя прикусил щеку изнутри. Было сложно представить, каково пусть и маленькому осколку, но души, переживать этот кошмар на протяжении, возможно, многих лет.

Женя мягкой поступью, чтобы не спугнуть душу, приблизился к Ринату. Присел перед ним на корточки, закрыв собой изуродованное тело его дочери, и сжал с силой плечо Рината. Мужчина приподнял голову и в его глазах Женя отчетливо увидел, как высокие морские волны разбивались об скалы отчаяния.

Часть души уже успела понять, что она здесь застряла навсегда.

– Да, она умерла. – Слова резали сухую глотку Жени. – И, как бы это было несправедливо, ее срок подошел в этот день. Ей было отмерено лишь…

– Пять лет…

– Пять лет, – поджав губы, подтвердил Женя. – Но тебе придется ее отпустить и вернуться. Тебя ждут дома. Ты был слишком долго заточен в этой темнице. Давай я тебя провожу?

Ринат замотал головой, зажмурившись. Его лицо в теневом мире представлялось более четким, нежели в реальном мире. Женя заключил, что из-за горя и ошеломления Ринат оставил в этом моменте самую большую и важную часть своей души. Ту, что могла любить и сопереживать. Ту, что никогда бы не позволила ему убить свою жену.

– Я не оставлю свою малышку здесь, – жалобно простонал Ринат. – Это я виноват! Я не доглядел. Больше я такой ошибки не совершу. Никогда.

– Ринат, – успокаивающе обратился к нему Женя. – Она уже ушла. Ее здесь нет, и никогда не было. Но ты сможешь с ней встретиться после смерти, только при условии, если уйдешь сейчас со мной.

– Ты обещаешь?

– Клянусь.

Ринат уже потянулся к Жене, как послышалось хлопанье в ладоши. Ринат взревел загнанным зверем и начал неистово вырываться. Только в это мгновенье до Жени дошло, что Рината удерживали вовсе не благодетели…

И лица у них были только потому, что они никогда и не были людьми.

– Ах, шаман, как сладко ты поешь. Прям соловушек, – за спиной Жени кто-то защебетал, галантно растягивая гласные в некоторых словах, и громко закрыл автомобиль. – Но тебя разве не учили, что воровать – плохо?

– Где же ты вора увидал? – Женя поднялся на ноги, обернувшись к нечисти на пятках. – Я лишь возвращаю краденное на место. А тебя, шавка, твой хозяин плохо дрессировал и не привил никакого понятия чести? Этот человек тебе душу не продавал. Ты обязан его отпустить.

– Я обязан всем только одному ему, а не паршивым смертным овцам. – Оскалился черт в человеческом обличье, обнажив тройной ряд сплошных клыков, и клацнул челюстями в сторону Жени. Почти псиный рык завибрировал между ними. Дымящаяся тягучая слюна стекала с уголков рябиновых губ по подбородку. Приземляясь, капли моментально испарялись сизой дымкой. У Жени ни один мускул не дрогнул от омерзительного зрелища. Он уже привык к подобным выкрутасам со стороны нечестивых. У одного, вместо глазных яблок, под веками возбужденно крутились раскаленные угли. Другой щеголял перед Женей в шкуре человека, но со снятой кожей. Женя тогда чуть завтрак с обедом в теневом мире не оставил. Ему никогда не забыть, как волокна мышц сгибались, перекручиваясь меж собой, а ехидный чертенок с кровавым хлюпаньем бегал вокруг него. Так что безобразными зубами Женю было не пронять.

Черт прикрыл рот, спрятав свой, как он, видимо, думал главный козырь, и разочарование промелькнуло в налитом чернилами взгляде. Своим безразличием Жене удалось уязвить жалкое достоинство нечисти. С большим усилием Женя подавил ухмылку довольного кота.

– Знаешь, один вопрос мне все не дает покоя, – цокнул Женя, и Ринат за его плечом перестал по-бычьи пыхтеть, брыкаться. – Вы, черти, так презираете смертных, но всегда перевертываетесь именно в них.

– Волку в овечьей шкуре верят больше. – Черт звонко щелкнул пальцами, и у Жени все нутро свело от звука хруста костей, когда девочка поднялась на изломанных ногах с асфальта. Из ее правой ручонки под локтем торчала кость, а все предплечье посинело от перелома. Она склонила голову вбок и попыталась по-детски улыбнуться разорванным ртом.

– Я же примерил на себя самую невинную мордашку, – заговорил черт устами ребенка, перебирая, словно кукольник, в пальцах невидимые, даже шаманам, нити.

– Прекрати! Хватит! – Заливаясь жгучими слезами, умолял Ринат черта. – Я все сделаю только перестань мучить мою малышку!

– Закрой пасть, – рявкнул черт и снова щелкнул пальцами. Хныканье Рината перешло в отчаянное мычание. Губы мужчины слиплись, словно расплавленная пластмасса, что Жене аж почудилась ее вонь. Бледно-розовый цвет губ и темно-бежевый оттенок кожи смешались в одной массе меж губ Рината, когда он пытался их разлепить. Он почти вскричал в ужасе, видимо, почувствовав нестерпимую боль, и оставил все попытки. Ринат обмяк в чужих руках, и стал больше похож на свою старшую версию в реальном мире.

– Так-то лучше. – С презрением фыркнул черт и изящно запрыгнул на капот рокового для Рината автомобиля, закинув ногу на ногу. Одной из них он беззаботно болтал. – Так… на чем мы остановились?

– Зачем тебе его душа? – Холодно поинтересовался Женя и кивнул в сторону Рината. – Он – убийца.

– Чем грешнее душа, тем она слаще. – Плотоядно облизнулся черт и элегантно постучал пальцами по воздуху. Его голосом вновь заговорила девочка:

– И убийцей он стал, благодаря мне. Как вы, смертные, готовите себе каждое утро яичницу с сосиской на завтрак, так и мы можем мариновать в грехах душу много лет себе на ужин. – Распухший язык еле шевелился в бездне разинутого рта девочки. Речь черта через девчонку звучала утробно и низко, словно из самой преисподней. – Вкусная-вкусная душа у Рината будет. А если же желаешь его отсюда забрать, то можешь занять его место. Я шаманов еще не пробовал. Правду говорят, что нити ваших душ сотканы из лунного серебра?

– Какой ты прожорливый. – Женя резко наклонился вперед и буквально выплюнул слова в обезображенное лицо девочки. Зловоние серы и гнили скрутили его легкие. – Не Бегемоту случайно пятки лижешь, пытаясь услужить?

– А ты, шаман, языкастый больно. – Черт ощерился и зашипел через ребенка, пока Женя еще ниже склонился к иллюзии дочери Рината – частички самого черта, восседающего на капоте, как на коне. Женя под плащом достал свой излюбленный зубчатый кинжал с костяной рукояткой, на которой был выгравирован образ умиротворенного волка – зверя, кому и принадлежала эта кость. – Тебе, может, без языка будет лучше?

Женя без промедления провел острием по застарелому шраму на левой ладони. Сначала сделал длинный вертикальный надрез, а ниже от него, тоже слева, разрезал плоть по диагонали. Алатырь. Руна начала всего Мироздания. Все реки текут под Алатырь-камень к истокам. Так и кровь шамана, усиленная мощью Алатыря, способна откинуть нечисть к началу. Если человек когда-то отдал свою душу в служение мраку, то обратиться ему назад душой, навеки неприкаянной. Если же изначально был рожден нечистым, то к себе в подземное царство вернется.

Черт почувствовал приторный для него запах крови и заблеял от предвкушения.

«Похоже, решил, что я согласился на его условия», – промелькнуло в голове Жени, как он ударил девчонку по щеке, прижимаясь к ней кровавой руной.

– Истоки свои ты забыл, но Алатырь все воротит, – яростно велел Женя, и девчушка упала мешком, набитым кровью, лопнувшими органами, раскрошенными в белоснежный порошок косточками, на асфальт, и иссиня-черный, как и БМВ, пар резво возвратился к черту. Он с искаженным злобой лицом вдохнул свою частичку.

– Значит, по-хорошему ты не хочешь… – Угрожающе начал черт, но Женя не дал ему договорить. Схватив за плечи, скинул его с капота на землю. Две другие частички черта, которые дотоле удерживали Рината, зашевелились сзади, но Женя им не дал себя переиграть.

– Ты, урод обжорливый, еще не сталкивался с шаманами и тебе очень не повезло первым встретиться со мной. – Теперь уже очередь Жени была ощерить зубы. Он уселся на грудь черта и уперся в его лоб окровавленной ладонью. – Алатырь все возвращает. Форму, племя и края.

Черт ничего не успел предпринять, оказавшись под Женей, и от шаманской крови, усиленной рунической магией, нечестивый затрясся в почти предсмертных конвульсиях, пронзительно заверещал, и те, кто некогда удерживали Рината, тоже растаяли, как и образ покалеченной девочки. Женя поднялся с черта, скривившись в отвращении. Человеческая кожа, которую на себя примерил черт, таяла на нем, как сливочное масло на раскаленной сковороде. Он катался по асфальту, пока теневому миру не открылся его настоящий облик: угольная, испещренная бороздами кожа, рябое лицо, покрытое плешивой бородкой, пустота на загривке – совсем не осталось души, даже истощенной.

– Вот тебе и черт возьми, – сплюнул Женя, оглядывая заляпанные ошметками кожи джинсы. Теперь их только на помойку. – Вот так и помогай людям. За одно «спасибо» пашу. А предъявлю духу-покровителю счет на новые джинсы, так неделю со мной разговаривать не будет.

Женя помог Ринату подняться. Он дрожал всем телом и оробело спросил:

– А что… – Ринат сглотнул. Кадык мужчины забегал вверх и вниз. – Что с ним стало?

– Ах с ним… ней. – Женя бегло взглянул на обнаженную старуху, поджавшую колени к обвисшим грудям. Она лежала в позе эмбриона. Ее полупрозрачная, покрытая веснушками, сухая, как истлевший пергамент, кожа покрылась испариной от обращения в изначальную форму. Седые и жидкие волосы разметались почти ореолом святого вокруг головы. – Кое-кто свою душу продал в услужение одному из приспешников лукавого. Самому ненасытному. А нам, Ринат, пора возвращаться домой.

Женя взял две руки Рината в свои, переплетая пальцы. Пришлось немного нагнуться, чтобы упереться в чужой лоб своим. Женя зажмурился, сосредотачиваясь на сочувствии к Ринату, что удалось выудить из сердца, благодаря его покойной дочери. Женя смог проникнуться к судьбе Рината и проявить легкую жалость, насколько это было возможно по отношению к убийце.

– Я эту душу на свет выпускаю. Домой ее путь короткий и легкий, – размеренно произнес Женя и Ринат растворился в его руках, утекая прохладой сквозь пальцы. – А проклятую душу навек запираю. Темница и слякоть, да звон кандалов.

Старуха безумно взвыла, но не успела навредить Жене. Теневой мир пошел трещинами и разбился фарфоровыми осколками. Женя вновь оказался в тесной кухне, в печи уныло потрескивали поленья. Похоже, домовой решил затопить печь, пока Женя отбивал важную часть Рината у черта. Мягкие солнечные лучи затопили помещение и у Жени выступили слезы, что он тут же сморгнул с ресниц.

– Что я натворил… Какой я идиот, – упавшим голосом тараторил Ринат, сокрушенно заламывая запястья. – Я все испортил. Сам разрушил. Майор, убей меня…

– Все вы умоляете о смерти, но не все ее достойны. – Фыркнул Женя и подхватил Рината под локоть, отрывая от табурета. Преступник уже был закован в наручники, однако в них не было никакой нужды. Ринат и не думал сопротивляться, бороться за хрустальную свободу, что ему теперь опротивела.

– Тропу костлявой выбрать, конечно, проще. По ней ты шагаешь невесомо. Одно мгновение и все кончено, – припомнил Жене дух-покровитель. – Путь истинного искупления выбирают только храбрые сердца. Не все способны заглянуть внутреннему монстру в пасть и выпотрошить его.

Женя проглотил очередные вопросы о сущности смерти. Каждому шаману его дух-покровитель в первый же день раскрывает то, что из себя представляет смерть. Но дух-покровитель Жени все время причитал о том, что ему предстоит об этом узнать немного позже.

Женя повел Рината к двери, но возле нее остановился и достал тот самый жестяной футляр с табаком. Сдвинул крышку большим пальцем и высыпал весь табак за печку. В благодарность ему послышался забавный чих. Женя поспешил из кухни, пока домовой не раскрыл его обман.

В гостиной с убитой Женя заприметил фотографию дочери Рината. Перед рамкой с толстыми деревянными краями лежал золотой браслет. Женя вместе с преступником подошел к полке и забрал драгоценность. На крыльце их уже ожидал следователь с двумя женщинами в погонах. Следователь, Иван Петрович, стирал пот со лба засаленным платком. За время, что Женя работал в полиции, следователь совсем расслабился. Работали они всегда в паре, потому что только он с радостью свесил всю ответственность в расследовании убийств на майора. Не на бумажке, конечно, но на деле.

– Я все сделал. Допрос пересказывать не буду. – Женя кивнул следователю, передавая Рината Славе. Слава повел убийцу к служебной машине. – К сочинительству у вас прирожденный талант. Описывайте чистосердечное.

Иван Петрович зашел в избу, а Женя отправился со всеми в участок заканчивать начатое. Состояние Рината не давало покоя Жене. Он не чувствовал в преступнике той самой полноценности.

***

Костян со Славой сразу же посадили Рината за решетку. Женя перед очередным ритуалом решил, что неплохо бы выпить горьковатого кофе из рабочей кофемашинки. Зерна туда засыпали самые дешевые, потому что никто не горел желанием скидываться на что-то подороже. Зарплата и без того оставляла желать лучшего. Желудок урчал от голода. Женя пообещал себе, что после ритуала быстро составит рапорт и уйдет на обед. Коричневая жижа медленно стекала в чашку. Кофемашинка работала со скрипом и шумно жужжала на весь отдел. Первые дни на нее еще обращали внимание, ворчали, что эти адские звуки сбивают с работы, но полицейские быстро приспособились.

На пороге появилась Анна. Женя заметил ее раньше Илюхи и оставил наполовину заполненную чашку, торопясь уйти. Однако девушка последовала за ним, окликнув полным именем. Бежать уже не было смысла.

– Жень, – более ласково обратилась Анна, заставив Женю повернуться к себе. Белое шерстяное платье облегало заметно округлившийся животик. Анна держала серый пакет, из которого доносился сладкий аромат мучного. – Как ты?

– Илюха скоро придет.

Ответ Жени был резким. Он не желал делиться с женой коллеги подробностями своей жизни. Хотя и сам повинен в том, что у них с Анной ничего не вышло. Женя выступил инициатором разрыва их отношений, как бы Анна слезно не умоляла его всю неделю передумать, найти иной выход. Да, это было решением Жени, но что-то в районе солнечного сплетения все равно протяжно ныло при встрече.

И все же это лучше. Лучше и милосерднее того, что случилось с бабушкой Жени.

– Понятно. – Анна сердито поджала губы. В этот раз голубые глаза не застилала слезная пелена. Наконец-то отпустила их совместное прошлое? – Все-таки ты был неправ.

Женя не ответил. Он жестом руки указал, чтобы она продолжала.

– Это не так страшно. Жить вместе. Строить семью. Заводить детей.

Анна красноречиво погладила живот, после чего залезла в пакет, достав сверток с масляными пятнами.

– Я рад, что ты обрела счастье, о котором мечтала. – Женя не лукавил, искренне радуясь за то, что у Анны все получилось, хоть и не с ним. Женя знал, что шаманы не могут быть семьянинами. Пусть некоторые и пытаются доказать обратное. Но нечисть никогда не дремлет. Если нечестивый не может достать до самого шамана, то обязательно сотворит ужасное с его близкими. Женя на своем опыте в этом прекрасно убедился.

Анна протянула сверток Жене. Когда Женя начал отнекиваться и стараться отвернуться, девушка насильно всунула угощение ему в руки.

– Надеюсь, ты тоже найдешь то, что ищешь. – Тоскливо протянула Анна. – И не говори, что ничего не ищешь. Я уже не та наивная дурочка и понимаю, что если мужчина отказался строить семью с женщиной, то это не потому, что он не хочет этого вообще. Вся правда кроется в том, что он не хочет этого конкретно с этой женщиной.

– Ну и чего вкусненького сегодня принесла? – Илюха становился слишком громким, когда видел жену. Коллега потер ладони в предвкушении и забрал пакет, не забыв поцеловать Анну в покрасневшую щеку. – Я бы и сам мог сходить домой. В твоем положении…

Женя откланялся, так и не вернувшись за кофе. У него были свои планы до появления Анны. Сверток с чем-то съестным Женя закинул в кабинет и направился к камерам. Пока Ринат сидел один, и Женя надеялся, что так и будет до конца дня, хоть и осознавал, что такому никогда не бывать. Золотой тонкий браслетик задрожал в кармане, когда Женя открыл со скрипом камеру и зашел. Его опасения оправдались.

Ринат, как и дома, восседал на железной скамье, обивку с которой давно содрали, понурив голову. Женя долго не церемонился, не объяснялся с ним. Осколок души-то Ринату вернул, но чувство вины не только не ушло, а усилилось в несколько раз. Значит, был еще один осколок, который, скорее всего, уже никто не удерживал. В Жене не проснулась внезапная симпатия к убийцам, но если уж начал работу, то доводи ее до конца.

В этот раз заговоров никаких не потребовалось. Хватило коснуться чужого загривка, сформировать четкое и ясное намерение, куда Женя хочет попасть. По серым стенам потекла чернильная жижа, затапливая помещение. В последнее мгновение Женя коснулся подушечками пальцев браслета и задержал дыхание, чтобы сердцебиение утихло.

Приторный запах ладана заставил Женю чихнуть. Мимо него бродили люди с расплывчатыми лицами. Женя обнаружил себя стоящим на пороге церкви с несомненно богатым убранством. Интересно, как долго супруги решали, какую веру выберет их дочь? И каково же мусульманину было находиться под церковными сводами?

Женя обернулся, обрадовавшись, что за спиной была вовсе не улица, а розовая детская. На мягком ковролине разбросаны игрушки, конструктор, открытые вниз книги. Ясно, при жизни девочка не любила читать. Женя шагнул в сторону детской и, преодолев порог, застал убитую жену Рината с их дочерью. Они разглядывали плюшевого медведя и оживленно о чем-то беседовали. Недолго покойница цеплялась за жизнь.

– Он не был на ее похоронах, – сказала женщина, не отвлекаясь от дочери. Она с упоением наглаживала распущенные волосы девочки. Шелковый алый бантик с длинными лентами скреплял несколько прядей сзади.

– Почему же? – Женя присел рядом с ними.

– Он же не православному богу молился. – Пояснила женщина без единого синяка на лице. Красоту ее можно было назвать меланхоличной. Наверное, именно таким дамам посвящали песни. – Я сама устраивала похороны. Он ненавидел меня за это. За то, что после смерти он не встретится с ней.

– Думаю, сейчас ты поняла, что все это чушь?

– Хах, если бы с самого начала знала, то прожила бы совершенно иную жизнь.

– Он воссоздал тот момент из твоих рассказов? –  Женя указал на раскрытую дверь, что вела в церковь.

– Да, все было не так.

– Дядя, вы пришли, чтобы помочь папе? – Неожиданно девочка повернулась к Жене, вопросительно вскинув бровь. Женя ненадолго впал в ступор, вспоминая то, что с ее образом вытворял черт. – Я не хочу, чтобы он страдал.

– Помочь ему сможешь только ты. – Уголки губ дернулись в слабой улыбке, и Женя протянул ей руку, что по сравнению с девичьей ладошкой была огромной. Холодная кожа девчонки заставила Женю вздрогнуть, но он отпустил ее и вместе с ней вошел в церковь. Писклявая поминальная молитва отражалась от расписных стен. Так молитвы не читают. Лики святых были нечеткими, потому что Ринат их не знал. Ринат беззвучно рыдал возле гроба. Женя кивнул на его фигуру, а девочка сделала уверенный шаг вперед, смерив Женю серьезным взглядом. Женя никак не мог привыкнуть к мудрости умерших детей.

Шаги девочки гулко разносились по церкви. Чем дальше она шла, тем больше желтых свечей зажигалось в разных углах. Женя привалился к стене, скрестив руки. Дочь приблизилась к отцу, и тот упал перед ней на колени. Даже издалека Женя разглядел широкие дорожки слез. Дочь похлопала Рината по плечу, обнимая и что-то шепча на ухо. Она привнесла четкости темнице Рината, освобождая его. Теперь святые с сожалением наблюдали за развернувшейся сценой искупления и принятия. Жене словно стало… неловко? Ему частенько приходилось становиться свидетелем семейных тайн, жутких сцен. Но больше всего его трогали темы с детьми.

У Жени никогда не будет своих детей. А если бы такое и случилось, то всем нечестивым созданиям пришлось бы самим строить себе клетки в теневом мире, пока их не настигнет шаманская ярость Жени. Девочка помахала и благодарно улыбнулась. Женя принял это за хороший знак.

Теперь и ему можно вернуться назад.

2 глава. Волк и семеро козлят

Больше, чем бороться с чертями, отбивать заблудших юношей у русалок и выгонять озлобленных призраков из квартир, Женя ненавидел писать рапорты и различные отчеты. Для него найти преступника, даже умело заметающего следы, легче легкого, словно расколоть скорлупу грецкого ореха. На помощь всегда приходит дух-покровитель, мертвецы или магия. Женя и до майора довольно быстро дослужился, потому что усопшие в теневом мире всегда безошибочно указывали на своего палача. За плечами у майора Евгения Николаевича довольно много раскрытых дел о маньяках и прочих психопатах.

Поймать душегуба – раз плюнуть. Написать о нем рапорт – самому удавиться можно.

Женя лениво потянулся к ящику рабочего стола с затертой поверхностью и выдвинул его, достав оттуда новенькую пачку «Тройки». Многие в отделе ругали эти дрянные сигареты, называли дешевкой, от которой можно легкие выплюнуть. У Жени никогда больших денег не водилось, да и с его образом жизни он бы просто не смог курить какие-нибудь тонкие ментоловые «Kiss». Содрав полиэтиленовую «шелестелку», как он ее называл, с темно-коричневой упаковки, выудил зубами сигарету и зажал фильтр меж губ. Женя проворно чиркнул янтарной зажигалкой и прикурил, уронив один локоть на папку с делом Рината. Легкие саднило от спасительного никотина, и Женя весь вытянулся в жестком кресле.

– Ты должен жить в согласии с этим миром, окружать себя созиданием, – сердито отчитывал его дух-покровитель, невидимой рукой скинув баночку с ручками на пол. – А ты себя целенаправленно разрушаешь.

– Меня воротит от всей этой писанины. – Скривился Женя, выдыхая горьковатый дым. – Нет ли ритуала, чтобы какой-нибудь дух писал их за меня?

– Хватит ёрничать, – устало произнес дух-покровитель. – Угораздило же меня выбрать именно тебя.

– А меня угораздило ввязаться во всю эту шаманскую хренотень.

Женя откинулся на спинке ободранного кресла. Дух-покровитель, действительно, избрал его сам, объясняя это тем, что Жене по судьбе было суждено стать шаманом-защитником рода людского. А смертельная болезнь, лейкемия, от которой дух-покровитель избавил Женю, была признаком того, что он долгие годы не исполнял свое предназначение.

– Моим джинсам пришли кранты, – внезапно пожаловался Женя, притворно вздохнув.

– А я тебе говорил… проводить обряды обнаженным.

Женя поперхнулся сигаретным дымком и потушил бычок об пепельницу, потерев мешки, оставленные великодушно хроническим недосыпом, под глазами. Еще бы он голым не щеголял по местам преступлений. Женя поднялся и выключил настольную лампу болотного цвета. Рабочий кабинет он делил с Костей и Славой. Однако ни один из них не явился после обеда. Женя в надежде ожидал Костю, чтобы предложить что-нибудь коллеге за то, что он напишет за него рапорт.

– Все, не могу больше, – зевнул Женя, снимая с вешалки излюбленный плащ. Путешествие в теневой мир его слишком измотало. – Доделаю завтра. Точнее Костя доделает.

Дух-покровитель осуждающе замолчал, на что Женя закатил глаза. Если дух-покровитель не нуждался в сне, еде и горячей ванне, то это не означало, что Женя тоже будет питаться фотосинтезом и не то, чтобы не спать, но и даже не моргать. Вдруг проморгает какую-нибудь важную деталь! Свежий порез на старом Алатырь-шраме защипало под бинтом. Женя накинул на плечи плащ и запахнулся.

– Женя, срочный фызоф! – В кабинет ворвался запыхавшийся Слава. На его подбородке остался след от майонеза. Что же такого важного смогло оторвать напарника от перекуса?

– Моя смена закончилась.

– Жень, ты щас сам забьешь на сфою смену. – Слава вытер подбородок рукавом. – Наши щас пулей фыехали. Позфонил ребенок. На детский дом, говорит, напали.

– Если шутка? – Женя с сомнением относился к подобным вызовам. Ребятня баловались иногда ложными вызовами: то в детский дом, то в школу, то еще куда-нибуди приходилось мчаться их отделу.

– Ладно, – сдался Женя. – Полагаю, все служебные машины разобрали?

Слава кивнул в ответ.

– Поедешь со мной.

Харлей Херитейдж низко замурлыкал Жене в ответ, когда он повернул ключ зажигания. На блестящей смолисто-черной поверхности мотоцикла отражались блики теплого и желтого света уличных фонарей. В свинцовых лужах расплывался кривой силуэт Жени верхом на верном байке, а сзади уселся Слава. Поздняя осень влажным воздухом покусывала красный кончик носа, и Женя стер рукавом дождевые капли с зеркал. Женя потянул правую ручку на себя, и Харлей сорвался с места, по-тигриному зарычав. Знакомая вибрация пробежала по телу, и пронзительный ветер по-разбойничьи засвистел в ушах. На какое-то мгновение Женя пожалел, что не носит ни шарфы, ни шапки, но в следующую же секунду откинул все сожаления. Он ни на что не променяет холод свободы большой скорости на комфорт.

Женя со Славой мчались мимо Новособорной площади, что, казалось, никогда не пустовала. Хотя все осенние праздники давно минули, и главный фонтан города ушел в спячку. И все же у Жени под сердцем потеплело от мысли, что хотя бы некоторые люди не успели позабыть о радостях обычной прогулки без гаджетов. Женя мягко нажал пяткой на задний тормоз и повернул руль вправо, выезжая на Московский тракт. С горы мотоцикл покатился быстрее. Но не успел он доехать до пивзавода, как резко нажал на правый тяговой рычаг, затормозив. Узкая улочка была затоплена красно-синим огнем полицейских мигалок, а дальнейший путь перекрыт служебными автомобилями.

– Ты слышишь этот вой и плачь? – Нервно пролепетал дух-покровитель, что было ему совершенно несвойственно. – Их слишком рано забрали! Они не могут попасть в теневой мир! Гнусно, гнусно их терзали.

Женя никого не слышал. Он обычно закрывался от тех призраков, что блуждали меж мирами. Тем не менее это не помешало ему почуять гнилой запах смерти. Да настолько стойкий и резкий, что у Жени тошнота к горлу подступила, хотя он еще ни крошки в рот за сегодня не взял. Женя заглушил байк и сжал ключи в кулаке, спрыгнув с него. Он пружинисто перебежал через дорогу, не заботясь, успевает ли Слава за ним, и пролез под лентой, которой успели оцепить участок детского дома «Мягкие облака».

– Женька, ты когда, блин, мобилу себе купишь! – Из распахнутых дверей выскочил взлохмаченный Илья, потерявший где-то свою фуражку. На бледном от ужаса лице двумя похоронными ямами зияли глаза. – Я уже за тобой собирался ехать. Вы че так долго?! Там полный пиздец!

Женя бы поспорил, что и пятнадцати минут не прошло, но подобное было не к месту сейчас.

– На детский дом напали?! Скольких убили? – Женя накинулся на Илью с расспросами, вбегая по скользкому крыльцу. – Виновных поймали?

– Жень… – Илья остановился внизу и не поднялся вслед за ним. Женя замер в дверях, уже подозревая, что ему скажет Илья. – Там всех порешали. И детей, и воспитателей… Я пока свежим воздухом подышу. Там невыносимо. Наши пока трупы фоткают и отпечатки снимают. В общем, сам взгляни. Это на словах не описать.

Женя не успел сделать двух шагов в здание, как уже на пороге наткнулся на полураздетый труп шестилетнего или пятилетнего мальчика. Вся спина ребенка была исполосована неаккуратными сигилами, словно их вырезали второпях, да еще самым тупым в мире ножом. Ни одного знака, ни одну руну Женя не показалась ему знакомой. Те (а Женя не сомневался, что убийца был не один), кто устроил здесь ритуальную резню, не принадлежали к сибирским колдунам и ведьмам, точнее ковену, разбитому самоубийством их верховной.

– Ты узнаешь что-нибудь? – Тихо обратился Женя к духу-покровителю, всматриваясь в каждый безобразный след. Ему необходимо было запомнить каждую деталь во всех красках, потому что Женя уже предчувствовал, что без чужой помощи здесь не обойдется.

– Нет… – Задумчиво ответил дух-покровитель. – И я никакой связи между ними прочувствовать не могу, словно это оторванные наугад друг от друга символы, вырванные из контекста разных направлений. И ни одной славянской руны я не вижу.

Женя оторвался от мальчика и пошел дальше. Весь холл был усеян трупами воспитанников детского дома «Мягкие облака», которых теперь им не суждено достичь. Женя ступал аккуратно между детьми. Он не мог отвести взгляда от изуродованных тел, как бы ему этого не хотелось. Женя недоумевал, сколько же последователей лукавого здесь потрудилось? Одно было кристально ясно: то были не демоны, не черти, не какая-либо другая нечисть. Только ведьмы и колдуны использовали различные знаки для усиления своей магии.

– Попробуй опустить завесу и поговорить с несчастными душами. Пообещай проводить их к свету, – произнес дух-покровитель. – На всякий случай запомни все хорошенько. Попросим помощи у Александра. Он многое на своем веку повидал. А я тем временем побеседую со старцами в пантеоне.

Женя коротко кивнул, не решаясь заговорить вслух. Впервые дух-покровитель покинул Женю и отправился в пантеон, в котором находились души древних шаманов. Как рассказывал дух-покровитель, в пантеоне обитали те, кто хранил вековую мудрость мироздания и отказывался становиться наставником у более молодого поколения товарищей по ремеслу. Они обладали слишком обширным спектром знаний, чтобы делиться ими лишь с одним шаманом.

– Я стены разрушаю, мертвецов в свой дом приглашая, – прошептал Женя себе под нос, и целая какофония стенаний настоящим цунами обрушилась на него. Заговор, созданный самим Женей, разбил крепость, что защищала его от мертвецов, не нашедших свой путь в теневой мир. Пространство подернулось сизой дымкой и вокруг опустился молочный туман. Мимо Жени сновали поникшие и ревущие навзрыд дети. Некоторые из них стояли у своих тел, обнимая самих себя в попытке вернуться. Все происходящее, похоже, чудилось им ночным кошмаром. С маленькими ребятами так обычно и бывало: им нужно много времени, дабы понять, что они умерли. Особенно тем, кого насильно забрали раньше срока.

Женя и не пытался с ними поговорить, выискивая кого-нибудь из взрослых. Он было дело направился в сторону столовой, как навстречу ему вышла воспитательница Людмила Игоревна. Она плыла среди воспитанников, почти не касаясь пола. Женщина быстро осознала, что со всеми произошло.

– Подождите, Людмила Игоревна. – Женя ринулся за ней, пытаясь схватить ее, но пальцы проваливались сквозь ее силуэт. – Людмила Игоревна, скажите, кто с вами это сделал! – Женя не оставлял попыток: бежал за ней, тянулся ей вслед рукой. – Я не смогу найти виновных, если вы мне не расскажите!

Женя силился сделать еще шаг, но ноги вязли в молочном тумане, как в зыбучих песках, а Людмила Игоревна совершенно его не замечала или не могла этого сделать. Глухая и немая женщина ушла в учебные комнаты.

«На детях вырезали не просто чепуху, несвязный бред», – дошло наконец-то до Жени.

Тот, кто это сделал, хотел запечатать бедные души именно в этом месте между мирами. Заточить их в эту темницу так глубоко, чтобы никакой шаман не достал до них.

Задерживаться Жене здесь больше было нельзя. Иначе он сам застрянет в мертвенных казематах.

– Я мертвецов выгоняю! Дом на замок запираю!

Туман выпустил его на свободу, впитавшись в засохшую кровь на полу.

– Илюха уже фызфал следака. До нас сюда приехали из октябрьского. – Слава осторожно подошел к Жене.

Женя не сразу обрел дар речи. Легкие болезненно скручивало колючей проволокой, а в ушах стоял режущий звон. Женя сам себе напоминал пустой сосуд, из которого выпили весь жизненный сок. Два серьезных путешествия высосали из Жени столько энергии, что ему бы лучше взять недельку на восстановление. Женя уперся ладонями в колени и часто заморгал, избавляясь от вполне ожидаемого приступа головокружения.

– Я тебя понимаю, – успокаивающе проговорил Слава, протягивая Жене руку. Женя вцепился в предплечье друга, как утопающий за спасительную ветвь. – Сам чуть сознание не потерял, когда тока зашел.

– Только два месяца назад привозили ребятам игрушки, канцелярию… – К ним вышла совсем поникшая Лидка. Ее веки побледнели и опухли, что глаза превратились в две маленькие щелочки. Ей не посчастливилось в первый же день, когда ей позволили выезжать на серьезные вызовы, связанные с убийствами, столкнуться с массовым жертвоприношением детей. – Кому такое вообще могло в голову прийти?

– Нужно поднять архив, – приведя дыхание в порядок, разумно предложил Женя. Если Лидка со Славой не были способны откинуть эмоции в дальний угол при расследовании, то эта обязанность должна возлечь на плечи Жени. Хотя оставаться черствым в такой ситуации – невозможная задача. – Просмотрим все дела воспитанников, сверимся с количеством трупов, установим каждую личность. Возможно, кому-то из ребят удалось сбежать, и нам лучше найти беглецов раньше тех тварей, искупавшихся в невинной крови.

– Мы проверили записи с камер, но ничего не нашли, – Лидка оповестила Женю. – До твоего приезда обошли весь периметр и обнаружили, что все камеры расплавлены. Не знаю, как они это сделали. Может, использовали огнемет?

– Фот же подготовились уебки, – Слава с натугой сжал черную папку. Ярость он привык выплескивать в физическое. – Для таких нужно фозфращать смертную казнь. Медленную, чтобы мучились дольше, чем Чикатило.

Дух-покровитель часто твердил, что Женя обязан любить все живое и жить в созидательном согласии со всем мирозданием. Но Женя ни за что бы не поспорил со Славой в тот момент. Более того, Жене суждено стать тем палачом, который запрет колдунов и ведьм, переступивших закон в его землях, в безвременную темницу в теневом мире.

– И никакой зацепки нет. Откуда нам начинать вообще? – Лидка потерла виски указательными пальцами. Женя уже хотел ответить, что явно стоит начать с детского дома, но после того, как Лидка отдохнет. Предложение так и осталось невысказанным, потому что их беседу прервал крик Кости:

– Н-нашел де-в-очку! По-о-одвал с-с инвент-ар-ем!

Все трое ринулись к Косте, перепрыгивая через трупы, словно они бежали через полосу препятствий. Они уже достигли недавно отреставрированный спортивный зал, в котором до сих пор витал запашок свежей краски, как им навстречу Костя вывел худощавую девчонку в голубых лосинах и салатовой толстовки с изображением фиолетового кота. Костя поддерживал ее под локоть, а на его шее красовались свежие царапины, от которых вниз стекали тонкие багровые струйки. Похоже, выжившая боролась за свою жизнь с сотрудником полиции.

– С-с-пряталась т-т-там. – Костя кивнул в сторону одной из дверей в конце спортивного зала. – З-з-забилась за лыж-ами.

– Как тебя зовут? – Лидка присела перед сиротой на корточки, но девчонка отвернулась от нее. Вырвиглазные ядовито-розовые локоны скрыли нахмуренное лицо девочки. Она предприняла слабую попытку вырваться из хватки Кости, но тот, видимо, так боялся, что она умчится из детского дома, что лишь сильнее стискивал ее руку в длинных, как у пианиста, пальцах. – Мы не причиним тебе зла. Мы здесь, чтобы помочь тебе. Скажи нам, как у тебя получилось сбежать от тех людей? Сколько их было?

– Ничего я вам не скажу! Вы себе-то не сможете помочь, а еще про меня что-то говорите. – Огрызнулась девчонка, заняв оборонительную позицию. – Пусть этот длинный меня отпустит! Мне все равно некуда бежать. Мой дом был здесь.

– Кость, прафда, угомонись. – Закивал Слава, внимательно слушая рассказ сиротки. Костя послушался Славу, нехотя выпустив тонкую ручонку. Девочка потерла предплечье, еще пуще насупившись. – Скажешь нам, пожалуйста, как тебя зофут?

– Уля. – Неожиданно девочка перестала скалиться брошенным щенком. Слава удивительным образом мог ладить с детьми. – Они вернуться сюда, когда поймут, что я обманула их.

– Кто «они»? – Лидка потянулась к Уле, но сама себя отдернула, когда девочка отшатнулась от нее.

– Я не знаю, как их зовут. Но… – Разбитые губы Ули скривились, когда она подавила рыдание, сглотнув болезненный ком в горле. – Они убили всех из-за меня.

– Ее нужно увезти отсюда, – почти в приказном тоне вмешался Женя. Допрашивать ребенка в месте, заваленном трупами его друзей, Женя считал кощунством. – Прямо сейчас.

– Но куда? – Недоуменно Лидка выпучилась на Женю, поднявшись.

– В участок, Лид. И стеречь ее как зеница око. Желательно под замком. – Женя поймал на себе изучающий небесный взгляд Ули. Зрачки были настолько светло-голубым, словно стеклянными, кукольная бутафория. – Лид, Кость, выведите ее через выход из спортзала.

Лидка и Костя понимающе кивнули. Нельзя было вести Улю через весь тот ужас, в который превратился детский дом.

– А чего это у тебя с рукой? – Уля сократила расстояние между собой и Женей, нагло схватив его за запястье перебинтованной руки. Женя попытался мягко вырваться из столь неожиданного плена, но тонкие девичьи пальчики стальными наручниками заковали его.

– Да так. – Отмахнулся Женя. – Порезался утром слегка.

– Ну уж нет, колдун! Ты ритуал проводил! – Уля потянула его на себя, что он пошатнулся и чуть не свалился на нее. – Я с ними не поеду. Только ты сможешь меня защитить! Они убьют твоих друзей, раздавят, как надоедливых мух. Точно так же как моих!

– Послушай. – Женя склонился к раздраженно фыркающей Уле и завел ее свободную руку за спину, положив на загривок. Женя намеревался прибегнуть к хитрой манипуляции и поменять вектор воли Ули, чтобы она согласилась поехать с Лидкой и Костей. Но Женя наткнулся на пустоту. Абсолютное ничего. Даже у ведьм была душа. Тогда кем или чем была Уля? – Э… – Замялся Женя и оторвал руку от чужой кожи, словно обжегся. – Уль, тебе будет безопаснее с моими товарищами.

– Нет! – Запротестовала Уля. – Они разорвут их! Убьют! Почему ты такой глупый?!

Уля отказывалась отпускать Женю, и тогда ему пришлось подбородком указать на нее. Костя поймал намек на лету. Костя аккуратно взял Улю за тонкую талию и оттянул от Жени, приподнимая над полом. Уля начала брыкаться, как дикая кошка, пойманная работниками питомника. Она отчаянно вырывалась, укусила Костю за изгиб шеи, недалеко от царапин. Но Костя и виду не подал, лишь зашипел, оттаскивая ее к выходу. Лидка помогала Косте, причитая, что так нельзя.

Женя провожал их настороженным взглядом, пока они не исчезли в уличной темноте и не наступила давящая тишина. Под ложечкой у Жени тревожно засосало. Сначала он подумал, что девчонка бредит. Кому понадобится вырезать целый детский дом для того, чтобы найти одну конкретную сиротку? Даже если они желали провести какой-то особенный ритуал с ней, все равно пазл не складывался в цельную картину. Однако отсутствие души совершенно сбивало с толку и наталкивало на мысли о том, что, вероятно, Уля несла не такую уж и чепуху.

– Бедолажка… – Сочувственно произнес Слава, сморгнув слезы. – Какой стресс пережила. Ей теперь полжизни придется его прорабатывать с психологом, если не сфихнется…

– Если убийцы затаились где-то недалеко и следят за детским домом, они все равно узнают, что кто-то выжил. В нашем случае конкретно Уля. – Женя прервал размышления Славы о судьбе сиротки. Об этом они поломают голову позже. Сейчас же их задача состояла в том, чтобы защитить ее. – Попробуйте деликатно расспросить ее: сколько было убийц, как выглядели, как ей удалось спрятаться от них. Ни в коем случае не афишируйте официально, что кто-то остался в живых! Эти журналюги сейчас набегут вынюхивать все и быстро разнесут новость, которая не должна дойти до наших потрошителей.

Женя прекрасно знал, что песьи журналисты уже жаждали узнать эксклюзивные подробности резни в «Мягких облаках» и стоит им дать волю, как закапают место преступления едкими слюнями, только сильнее запутывая дело. Женя не тешил себя надеждами, что полицейским удастся найти полезные улики, отпечатки пальцев, потому что им, точнее Жене в одиночку, предстоит бороться далеко не с людьми. Такие преступники, конечно, оставляют зацепки, но лишь те, что никто, кроме Жени, в участке не сможет интерпретировать. Женя снова выходил на тропу войны со сверхъестественным и интуиция не предвещала ничего хорошего.

Вероятно, Уля оставила крупный осколок души во время резни, поэтому Женя ее не ощутил. Он обязательно вернет его ей, но позже, когда он освободит все души из детского дома. Ритуал, проведенный тварями, все равно не позволит Жене вырвать осколок души Ули, потому что он тоже, скорее всего, остался где-то здесь, а не попал в руки прожорливого черта.

– Хорошо, Жень. – Слава почесал затылок, устало вздохнув. – Но ты гофоришь так, как будто не поедешь в отдел.

– Я действительно не поеду. Мне нужно проверить свои источники.

На крыльце Женя столкнулся с побледневшим следователем. Меж пухлых пальцев тлела сигарета, и мужчина с широко раскрытыми глазами заглядывал за спину Жени.

– А мне… нужно?

– Сегодня всем нужно, – приказным тоном изрек Женя и побежал к мотоциклу.

***

Игривый ветерок с примесью запаха тины и жухлых листьев обдувал величественный дом Авдеевых, построенный на берегу речушки Беленькое в поселке Тимирязевское под Томском еще в середине девятнадцатого века, когда коренные шаманы из Эушты, основную часть которых составляли мусульмане-сунниты, позволили вампирам поселиться и укрепиться в их землях. Семейству Авдеевых пришлось дать клятву перед старейшинами, что взамен на их благословение, вампиры не навредят ни одному человеческому существу и будут содействовать шаманам в поддержании равновесия в сибирском городке. Шаманов среди татар не осталось или Женя попросту о них не знал, но Авдеевы до сих пор держали обещание, данное больше века назад.

Женя остановил Харлей у кованных ворот. Стальные бутоны пионов расцветали на прутьях. Женя прошлепал по влажному гравию, застревающему меж зазубрин на подошве ботинок, к калитке и дернул ее. Она ему не поддалась. У Жени не было времени звать хозяев особняка. Они бы точно услышали даже тихий зов шамана, но, вместо этого, Женя начертил в воздухе вертикальную линию – руну Исток. Шпингалет с обратной стороны покрылся корочкой льда. Женя вновь нарисовал в воздухе вертикальную полоску, но в этот раз указательными пальцами обеих рук отвел от нее две диагональные линии книзу. Руна Чернобог. Руна разрушения. Лед затрещал и шпингалет рассыпался в прах.

Окна двухэтажного дома светились новогодней гирляндой, зазывая заблудших путников-мотыльков погреться у камина и насладиться сполна вампирским гостеприимством. Янтарный свет разгонял мрак на пути Жени, а от опрятных елей тянулись длинные тени. Цветы в круглых клумбах, о которых на протяжении всего лета бережно заботилась, буквально пылинки с лепестков пылинки сдувала хозяйка дома, завяли и, погибая, прильнули к рыхлой земле. На пороге особняка Женю встретил Александр.

– Где твой подопечный? – Без каких-либо прелюдий спросил Женя.

– Ни здравствуй, ни добрый вечер. Еще и замок взломал. Годы идут, а ты не меняешься, шаман. – Как бы то ни было, в чарующем голосе Александра не сквозил укор, не было и следа от надменности. Вампир, как всегда, придерживался минималистичного стиля одежды. Александр засунул руки в карманы черных хлопковых домашних штанов, под атласной рубашкой пряталась алебастровая кожа. Александр вопросительно повел тонкой бровью, едва прищурив пепельные глаза. – Какой из моих сыновей тебя интересует? Впрочем со мной остался только один из них.

– Дух-покровитель думает, что ты мне можешь помочь, но мне нужен Ваня. Он ведь у тебя в ковене с ведьмами шашни крутил, когда из-под твоего надзора сбежал?

– Грубо сказано, но зато правдиво. – Александр шагнул босыми ногами в сторону и жестом пригласил Женю пройти внутрь. – Да, Ваня жил во французском ковене Елены.

– На Московском тракте напали на детский дом. – Женя протер подошву об ореховый коврик с какой-то греческой надписью. Только Алина знала греческий, а зная ее характер, то там, скорее всего, написано что-то в стиле «вали к черту». – Всех детей изрезали безобразными сигилами. Никого в живых не оставили. – Женя решил умолчать об Уле. Он не сомневался в Авдеевых, но многие события научили Женю не доверяться полностью никому.

– Ты хочешь, чтобы я взглянул на эти сигилы? – Со второго этажа показалась пшеничная макушка Вани. Вампир перегнулся через перила из красного дерева, а сзади к нему подошла Алина – девушка, которую обратил Александр в середине шестидесятых годов прошлого века. – Принес фотографии?

– Иногда я забываю про ваш супер-чуткий слух, – пробурчал Женя в сторону Александра, а затем взглянул наверх, разведя руками в стороны. – Если ты не забыл, у меня нет телефона.

– Дядь, ты, вроде, меня на сто девяносто восемь лет моложе, а ведешь себя, как пенсионер. – Ваня спрыгнул со второго этажа и мягко приземлился на пол перед Женей. На высоких славянских скулах Вани разливался малиновый румянец. Женя оторвал вампира от ужина. – Зарисовать сможешь?

– Неа. Я не знаю, для чего предназначены те руны и сигилы, – вслух размышлял Женя. – И уж тем более не знаю, что будет, если их коснется шаманская магия.

– Впустишь меня в свою голову? – Искренне удивился Ваня, захлопав пушистыми ресницами. Не у всех вампиров открывались уникальные способности при перерождении. Только у Вани Женя встретил подобные умения, и недоумевал, почему именно он был таким особенным, хотя, по мнению Жени, Ваня – та еще заноза в заднице. Ни Александр, ни Алина ничем не отличались от обычных вурдалаков, быстро бегающих и сильных. Про жену Александра Женя ничего не знал, кроме того, что она родом из Польши и с безграничной любовью ухаживала за цветами в саду, когда приезжала летом, якобы не доверяя такое серьезное дело супругу. Женя никогда не интересовался, какая кошка между ними пробежала, раз в остальное время года они живут отдельно. Да и встречи в знойную пору Женя с ней не искал.

Ваня же читал мысли, проникал в чертоги разума человека и видел образы, всплывающие в чужом сознании. Самый, по мнению Жени, полезный и чересчур опасный навык. Ваня проворно взламывал мысли окружающих, несвязанных со сверхъестественной стороной мироздания или неосведомленных о вампирских дарах. При первой встрече Ваня попробовал провернуть такое с Женей, но чуть сам не остался полоумным. Шаманы знали, как защищаться от подобных атак на ментальном уровне.

– Ненадолго, – угрюмо произнес Женя. Его совсем не прельщало, что Ваня наконец-то добился своего: покопаться в «грязных» мыслишках шамана. – И только попробуй перейти за границы того, что я тебе открою. Иначе в этот раз я закончу дело до конца.

– Оу-оу, остынь, шаман. – Ваня растянул брусничные уста в ухмылке и глухо рассмеялся, хлопнув себя ладонью по лбу. – Не собираюсь я смотреть на то, о ком у тебя каждую ночь влажные сны, или выискивать под твоим черепом любимый сорт пива. Алина, свет мой, мне понадобится твой взгляд художника, – обратился к ней Ваня, взглянув мимолетно через плечо. Все это время девушка наблюдала за беседой сверху, вцепившись в дерево перил до побеления костяшек.

– Иду. – Алина горделиво вздернула смуглый подбородок и отпрянула от надежной опоры, заправив каштановую прядь волос за ухо. В отличие от названного брата, она, явно раздосадованная появлением шамана на пороге, предпочла по-человечески спуститься по лестнице. У Жени с вампиршей отношения сразу не заладились, и он не пытался выстроить мостик дружелюбия между ними. В целом, Жене было плевать с самой высокой колокольни. Только крепкая связь, обвившая Ваню и Алину лианой, иногда занимала Женю. Он не совсем понимал суть их взаимоотношений.

– Думаю, нам лучше пройти в гостиную. – Александр вышел вперед и поманил всех за собой. – Ваня, сегодня без шуток. Много детей погибло.

– Люди каждый день умирают. Нам-то что с этого, – безразлично кинула Алина, усаживаясь на софу, обтянутую коричневой кожей, которая скрипнула под ее весом. Александр уже было дело хотел поставить дочь на место, но Женя его опередил:

– Милочка, тебе бы язык прикусить и помочь следствию, потому что, если в Томск заявятся главы Ордена, то я не стану препятствовать вашей казни.

– Он прав. – Александр завалился в кресло, нахмурившись. Он уперся локтями в подлокотники и сложил руки в замок. За спиной вампира пламя лизало черные стенки камина с античной лепниной. – Нам нужно найти виновных как можно скорее. В противном случае, Ордену будет гораздо легче обезглавить нас, чем разбираться. Не только ведьмы прибегают к ритуальным убийства, но и вампиры тоже.

Алина надулась и выудила из-под толстой книги по вышиванию несколько чистых листов.

– Значит, мне не стоит списывать вас со счетов? – Мрачно пошутил Женя, на что Александр закатил глаза.

– Кончай языком чесать. – Ваня кивнул на место рядом с Алиной. Женя уловил намек и присел недалеко от нее, а Ваня тем временем обошел софу, остановившись позади. – Я буду передавать твои образы Алине, чтобы она зарисовала их на тот случай, если я не узнаю ни один из знаков. Ты готов?

– Валяй уже. – Женя вздрогнул от ледяного прикосновения Вани к загривку. Ничего вампир с нитями его души не сделает, ведь не то, чтобы оборвать, но и банально увидеть их Ваня попросту не способен. Однако нутро все равно неприятно скрутило.

– Ты защиту опускать собираешься или как? – Нетерпеливо спросил Ваня.

– А… сейчас. – От волнения Женя совсем позабыл про такую формальность. Будучи одиноким и нелюдимым человеком, Женя в совершенстве овладел искусством быть посторонним, о котором в годы его юности надрывно пел Егор Летов. Одним словом, Женя выстроил незримую стену между собой и другими, и впервые за долгое время разрушал ее, чтобы затем отстроить заново.

– Крепкая башня. Камень на камне. – Женя прикрыл глаза, погрузившись во мрак. – Но тебя я на грань запускаю.

Для Жени ощущение пространства вокруг ни капли не изменилось. Он, скорее, почувствовал себя полностью обнаженным, хотя даже не разулся, когда зашел. Женя впервые впустил кого-то в бурный поток своих мыслей и беспокоился, что Ване удастся пролезть дальше видений о резне в детском доме, и тогда перед вампиром откроется все нутро Жени, которое он тщательно скрывал от других.

– Хватит дрожать, как осиновый лист, – строго сказал ему Ваня. – Сосредоточься. Покажи мне, что видел.

Женя с трудом возродил в памяти кровавое месиво, а не детские тела. Обрывчатые картинки замелькали режущими вспышками перед взором Жени, передаваясь Ване. Неаккуратно вырезанные сигилы, оставшиеся омерзительными отпечатками на молочной коже, четко вырисовывались перед ним. «Скорее всего, резали ржавым ножом» – про себя известил он Ваню.

– Каббалистическая тетраграмма: круг, а в нем перевернутая звезда – знак Соломона – и дьявольский символ, – шепотом сорвалось с губ Вани. – «Совершенная завершенность», – продолжал вампир, когда Женя показал ему криво вырезанный круг и в середине точку. – Bindu. Цикл завершен и началась новая эпоха.

Алина записывала и зарисовывала все, что передавал ей Ваня.

– Анкх. Крест. Крест с петлей.

В ушных перепонках Жени набатом застучала паника, первородная тревога, страх перед львом. Ему не сразу удалось понять, что это чувствовал вовсе не сам Женя, а Ваня.

«– Пророчат верховной долгую жизнь, – жутко скрипнул неведомый зверь из глубин подсознания. – Иль будущее узреть желают?»

Женя предпринял попытку дернуться в сторону и разорвать контакт, но у него не вышло даже пальцем пошевелить!

– Тришул. Трезубец их царя.

Ваня не смог удержать себя в узде и внезапно слился всеми точками восприятия с Женей. Голова загудела, глаза зажгло. Трупный яд, что тек в венах Вани, начал разрушать их обоих.

– Творение. Поддержание. Разрушение.

Женя собрал всю волю в кулак. Он обратился в заточенную стрелу и всем своим существом направился прочь от вампира. Жене казалось, что их кожу расплавили, словно дешевую пластмассу, и они склеились воедино. Женя с невероятным усилием оторвал себя от Вани и свалился вперед, перевернув кофейный столик. Ваня тоже не устоял на ногах и упал на пол, забрызгав персиковый ковер склизкой и черной вампирской кровью. Ваня схватился за живот, согнувшись пополам, в попытке сдержать рвотные позывы. Так называемая «кровь» продолжала течь из носа. Алина, которая, судя по всему, ничего подобного не почувствовала, подскочила к брату и взяла его лицо в свои ладони. Окружающее пространство плыло перед Женей, его покачивало, словно он плыл на корабле, но у него все же получилось сфокусироваться на Алине, стирающей с лица Вани подолом сливового платья густую кровь, и пришел в себя.

Вонь разлагающегося трупа заполнила гостиную, что Александр со своим чутким нюхом не вынес и, отдернув плотные шторы, поторопился раскрыть окна нараспашку.

– Ты что-нибудь узнал? К какому ковену они принадлежат? – Хрипло вопросил Женя, поднимаясь на негнущихся ногах. Никаких сомнений в том, что действовали ведьмы или колдуны, не осталось.

Раздался хлопок, из-за которого Ваня с Женей невольно вздрогнули. Оказалось, что Александр откупорил новую бутылку виски с надписью на неизвестном Жене языке. Александр разлил темно-желтую жидкость в два стакана и протянул их Жене и Ване. Молодой вампир первый схватился за спасительный алкоголь, сделал большой глоток, прополоскал рот и выплюнул обратно. Женя не был таким расточительным, когда его угощали, и осушил стакан до дна.

– Нет у них ковенов. – Ваня облизал клыки, видимо, в попытке избавиться гнилого привкуса собственного тела. – Беспризорники. Я насчитал как минимум семь разных колдовских течений в метках. Один из этих ублюдков точно видел гримуар Елены.

– Тот самый? Из человеческой кожи? – Обеспокоенно уточнила Алина, возвращаясь к софе. Хоть что-то смогло выбить у нее почву из-под прекрасных туфелек.

– Ага, – коротко подтвердил Ваня ее догадки. – Женя, ты слышал тот утробный голос?

– Я думал, что у меня галлюцинации. – Женя отдал пустой стакан Александру и вернул столик на законное место. Для виду отряхнул с поверхности невидимую пыль, мол постарался. Глава вампирского семейства мимолетно усмехнулся на такой жест.

– Я был бы спокоен, если это действительно было так… – Задумчиво произнес Ваня и пробежался взглядом по полкам, заваленным разношерстными книгами, рядом с камином, словно выискивал что-то определенное. – Эта магия настолько черная, сильная и самодостаточная, что чуть не убила нас с тобой через одни только образы в твоей голове. Более того, у меня сложилось впечатление, что скверна, заключенная в сигилы, обладает собственным сознанием. Ты ведь помнишь, что этот голос нам сказал…

– То есть эти, как ты сказал, беспризорники хотят найти себе здесь верховную? – Женя прокашлялся в кулак. Клубок все больше спутывался. – Бредятина. Сибирский ковен давно распался. Их верховная покончила с собой тринадцать лет назад.

– К убийству могут быть причастны ведьмы и колдуны из ковена Лизы, – предположил Александр, болтая в руках бутылку виски. – Возможно, они хотят возродить ковен из пепла. Они ведь пытались это сделать первые пять лет после самоубийства Лизы. Искали ее дочь, которую она якобы спрятала ото всех. Потом сдались. Многие разъехались в другие города в поисках новых домов, но какая-та часть все же не позабыла свои корни.

– Никогда не понимал этих ведьм. – Женя устало пожал плечами с тяжелым вздохом. – Какая проблема в том, чтобы избрать новую верховную, а?

– В некоторых ковенах все завязано на крови, – принялся объяснять Ваня, уткнувшись подбородком в сжатую ладонь. – Бремя верховенства передается по наследству, если все члены проклятого семейства согласны с выбором. Предать ковенант, данный во время священного обряда, означает стать изгоем, возможно, на целое столетие.

– Вы хоть кого-то из уничтоженного ковена знаете? – Женя уже чертовски был вымотан сегодняшним днем, который, казалось, тянулся вечность. Ему поскорее хотелось приехать домой, залезть под горячий душ и смыть с себя все происходящее. Да сжечь испорченные джинсы. – Потому что я еще не встал на путь шамана, когда ведьмочка глотку себе перерезала.

– Ваня может покопаться в моей памяти и вытащить для Алины подопечных Лизы, – предложил Александр, опершись локтями на спинку кресла. – Свет наш, зарисуешь их портреты для шамана?

– Отец, я уже говорила, что художники не рисуют, а пишут, – притворно возмутилась Алина, закинув ногу на ногу под длинной испачканной кровью юбкой. – Конечно, напишу все, что мне покажет Ваня. Но нам понадобится какое-то время.

– Сколько? – Спросил Женя, поправляя ворот испорченного плаща и собираясь уже уходить.

– Жень, не обижайся на меня. – Ваня нервно провел кончиком языка по побледневшим губам. – Я потратил слишком много энергии. Мне необходимо дня два на восстановление. А дальше все будет зависеть от количества ведьм и колдунов в голове отца.

– Недели хватит?

– Вполне, – за Ваню ответил Александр. – Я примерно знаю, кто из них умер, а кто еще жив.

– Мне нужны точные, а не примерные данные, – бросил Женя, направляясь к выходу из гостиной, но Ваня остановил его своим окликом:

– Жень, погоди… детей нельзя хоронить. Точно не в земле. Лучше кремировать и запереть прах под печатями. Нельзя пускать столь мощную скверну в почву. Иначе чума нам покажется обычным гриппом по сравнению с тем, что грядет.

Женя покинул дом Авдеевых, а в камине остались нетленные рисунки.

3 глава. Где ты этому научилась?!

Женя наступил на пятку правого ботинка, а затем и левого, стягивая их в тускло освещенной прихожей. Скоро лампочка перегорит, и придется бежать сломя голову за новой. Лучше бы, конечно, заранее ее купить, но подобные бытовые вещи Женя делал в последний момент. Отставив грязную обувь в сторону, чтобы самому утром не запнуться, Женя кинул мокрый плащ на советский комод с маленькими ручками в форме перевернутых ракушек. От Жени воняло серой со сладковатыми аммиачными нотками трупного яда и неповторимым ароматом мокрой псины. В надежде, что горячую воду не отключили из-за неуплаты, Женя направился вглубь квартиры, включая по пути свет в каждой комнате.

Заезжать в участок он не стал. Женя был уверен в том, что Слава с Лидкой позаботятся о девочке, а он сам слишком вымотан, чтобы хотя бы два слова связать в одном предложении: «Как дела?». Проникновение Вани в его сознание окончательно добило Женю. Он даже с духом-покровителем не станет ничего обсуждать, если тот вернется из пантеона. Душ и кровать – единственное, что волновало Женю.

А еще его беспокойную голову не покидала последняя фраза Вани. Детей нельзя хоронить.

– И что я должен с ними делать? – В пустоту спросил Женя, повернув кран на кухне. Прохладная водица тонкой струйкой наполняла стакан. – Не могу же я их оставить гнить в детском доме. На кремацию никто не выделит деньги.

По дороге домой Женя уже всякие варианты крутил с разных сторон. Можно было бы предложить губернатору кремировать детей и построить одну общую усыпальницу, чтобы Томск всегда помнил о воспитанниках детского дома «Мягкие облака». Но кто он такой, чтобы губернатор его слушал? Всего лишь майор. Жене, скорее, будет легче найти одну из ведьм уничтоженного ковена Лизы и попросить у нее наложить какие-нибудь защитные печати на каждый труп, дабы остановить скверну и спокойно предать усопших матушке-земле.

– Ага, – буркнул Женя, залпом выпив воду. Холод обжег мягкие стенки горла. – Пока Алина мне этих ведьм намалюет, детей уже похоронят.

– Каких ведьм?

На долю секунды Жене показалось, что с ним заговорил дух-покровитель, но голос был далеко не хриплым и не звенел в пространстве вокруг. Женя резко обернулся, вытянув из ножен на поясе кинжал, на зубьях которого запеклась его, шаманская, кровь. Он наставил оружие на…

Улю.

– Какого хрена… – Ругнулся Женя, почти моментально прикусив язык до едва ощутимого металлического привкуса. Разбрасываться грязными словечками при детях для Жени – табу. – Как ты здесь оказалась?!

– Через дверь. – Уля указала двумя пальцами, увешанными резиновыми разноцветными колечками, в сторону прихожей. – Не через окно же. Ты на пятом этаже живешь.

– Дверь была заперта. – Напрягся Женя. Неужели старческий маразм настиг его в двадцать девять лет, и он уже забывает такие банальные вещи, как повернуть ключ в замочной скважине?

– Я ее открыла, – выпалила Уля, скрестив руки на груди, и подалась вперед, словно теряла терпение, объясняя элементарные вещи детсадовцу. – Шепнула Apertum, зашла, потом закрыла. Ты, вроде, колдун, но соображалка вообще не работает.

– Все у меня работает. – Неожиданно обиженно насупился Женя, откладывая кинжал на заваленную специями, чайными коробками и пакетами с крупами столешницу. – И латынь я тоже знаю. Поэтому мне хорошо известно, что латинские слова не открывают замки перед обычными людьми.

– А я латынь и не знаю, – беззаботно произнесла Уля, запрыгнув на единственную во всей квартире табуретку. К гостям Женя не привык. – Инглиш кое-как выучила. Просто вычитала пару фразочек из одной книжки. Даже не знала, что это за язык. Думала его автор сам сочинил.

– И что это за книжка такая? – Женя уперся копчиком в острый угол столешницы. Вся абсурдность происходящего разрезала упругую ткань батута, на котором ему приходилось весь день бешено скакать, и он болезненно приземлился на бетонную площадь реальности, что был просто не способен облечь всю степень возмущения и непонимания в словесную форму.

– «Колдуем вместе», – пролепетала Уля и сняла с тонкого запястья зеленую резинку, завязав в высокий хвост розовые кудри. Девчонка никак не вписывалась в унылую обстановку квартиры Жени. Яркое пятно на сером холсте художника. – Второй том. Первого не было, а так бы и его стащила из магазина… А ты что, неделю не мылся? От тебя несет, как от навозной кучи.

Мозг Жени едва ли поспевал за речью тараторки-взломщицы.

– Где ты этому научилась?! – Женя хрипло с нервным надломом хохотнул. Похоже, этот бесконечно тянущийся, как прожеванная жвачка, день решил его не добить, а прихлопнуть словно комара. – Я и подумать не мог, что в таких глупых книгах присутствует хоть крупица полезной информации.

– Ничего не глупые книжки, раз работает, – хмыкнула Уля, сердито нахмурившись. – А тебя мой «комплимент» ни капельки не смутил?

Шпилька не сработала. Черти еще хуже облаивали Женю, а он и без Ули прекрасно чуял великолепный «парфюм», оставленный минувшими событиями.

– Все, с меня хватит. Я тебя отвезу туда, где ты должна быть, – в участок. – Женя отпрянул от столешницы и аккуратно схватил Улю под локоть, поднимая с табуретки. – Не знаю, как ты сбежала от моих товарищей, но они, уверен, тебя ищут с мигалками по всему Томску. Не стоит нарушать покой мирных граждан.

– Никто меня не ищет! – Уля вцепилась пальцами одной руки в дверной косяк и потянула Женю на кухню, а он тащил ее к выходу. – Я заставила твоих друзей забыть меня! Я не буду при тебе читать это заклинание, потому что я не хочу, чтобы ты меня забывал!

– Что ты сделала? – Опешив, Женя ослабил хватку. Уля воспользовалась мимолетным замешательством и вырвалась, забившись в дальний уголок кухни у холодильника. Она открыла нижнюю часть – морозилку – и прикрылась по пояс белой с желтыми пятнами дверцей.

– Прошептала короткое заклинание из книжки, когда заика тащил меня к машине, – тихо молвила Уля и пристыженно опустила взгляд. – Я не верила, что оно сработает. Я вообще ту книгу украла, чтобы погадать с подружками на Рождество, но потом прочитала в ней много интересного. Твои друзья остановились, и тот заика спросил у меня, кто я такая. Я пообещала ему, что больше не буду рисовать граффити на остановке.

– То есть соврала?

– Называй это, как хочешь. Но женщина сказала, что меня надо отпустить, мол есть дела поважнее. Вот так я убежала.

– Значит, ты – ведьма? – Женя уже сам догадался, что Уля была не просто сироткой из детского дома «Мягкие облака». Если бы смертная девочка-подросток зачитала заклинание из второсортной книжонки, то произошло бы ровным счетом ничего. Не слова придают заклинаниям и заговорам силу, а мощь, что заключена в читающем, и смысл, который он вкладывает своей волей. Но Женя желал убедиться в том, насколько Уля была осведомлена о своем даре.

– Нет, конечно! – Воскликнула Уля и захлопнула холодильник. – Точнее… я не знаю. Но ты ведь умеешь колдовать и защитишь меня.

– С чего ты вообще взяла, что я колдун?

– Предположила. – Поджала губы Уля, переминаясь с ноги на ногу. – В «Колдуем вместе» много написано про кровавые ритуалы, в которых надо резать ладонь. А ты пришел сразу после того, как эти ушли…

– Кто «эти»? – Женя сделал шаг вперед, но сразу же остановился, потому что Уля испуганно вжалась в угол еще сильнее. – Я не причиню тебе вред. Я – последний, кого тебе стоит бояться, хорошо?

– Не хорошо. – Качнула Уля розовой головой. – Может, я ошиблась, и ты с ними за одно? Я не хотела никого злить, понимаешь! Я просто использовала интересные заклинания из «Колдуем вместе». Если ты тоже колдун, то попробуй им, пожалуйста, объяснить. Я больше так не буду, честно-честно.

«Ясно, она совершенно не знает, насколько ярок ее дар» – промелькнуло быстрой вспышкой в жужжащей голове Жени. Только сильная ведьма способна творить магию, не прикладывая никаких усилий, а тем более используя бредовый словесный набор из такой книжки, как «Колдуем вместе». А у нее ведь еще и несколько томов!

– Уля, – он успокаивающе обратился к ней. – Я ни за кого. Сам по себе. Скажи, кто за тобой приходил? Можешь описать их?

– Ну… – Уля замялась, хотя ее острые плечи под толстовкой расслабленно опустились. – Было семь женщин и один мужчина. Я не смогла разглядеть их всех. Первым зашел мужчина, но лица у него нет! Голый череп, вместо головы!

Женя не стал ее перебивать или поднимать на смех. Скорее всего, на том колдуне был шлем или маска. А возможно, во главе ведьм каким-то образом встал черт или колдун, наводящий морок. Столько догадок, которые в состоянии стресса Уля не может подтвердить или опровергнуть.

– Помню женщину, – дрожащим голосом продолжила Уля, а в уголках ее кристальных глаз скопились жемчужинки слез. – Я спряталась в кладовку с мячами и лыжами всякими. Она зашла туда, вся вымазанная в крови. Встала напротив меня и наклонилась, но словно не увидела меня. Она смотрела как будто сквозь меня, принюхивалась, а потом убежала. Она убила моих друзей, но не тронула меня. Хотя это я виновата.

Уля всхлипнула и потерла кулачком правый глаз, пытаясь прогнать слезы. Женя проглотил дальнейшие вопросы о том, как выглядела та женщина, что на ней было надето. Он был бы последней мразью, если бы наседал на девчонку дальше. Женя приблизился к ней тяжелой поступью и одной рукой загреб в медвежьи объятия. Он не умел подбадривать и поддерживать детей, особенно живых. Уля дрожащими руками обняла Женю за талию и уткнулась лицом чуть ниже груди, заревев навзрыд. Жалобный скулеж отражался от убогих стен с отклеивающимися обоями.

– Почему они наказали моих друзей? На их месте должна была быть я.

– Тише, – прошептал Женя, поглаживая Улю по хрупкой спине. – Сейчас ты в безопасности.

***

Дух-покровитель вернулся тихим грохотом ложек и вилок под утро, когда Уля, накрывшись тонким одеялом, уже сладко сопела на обшарпанном диване, а Женя после горячего душа дремал на полу, прижавшись щекой к подлокотнику. Чернота пустых снов была пронизана тревогой. Мерзкое чувство прошивало толстой иглой с продетой металлической нитью мышцы под кожей.

– Шаманы в пантеоне узнали все символы, – зазвенел вновь посудой дух-покровитель. Женя открыл глаза и, подавившись слюной, из сидячего положения свалился на деревянные половицы. – Но не углядели в них никакой логики. Бессвязный набор меток и сигилов. Старейшины попытались отследить след скверны. Обычно черная магия тянется за ее сотворившим кислым шлейфом, но эти маги, судя по всему, хорошо осознавали, что за ними могут выйти на охоту, и виртуозно замели следы.

Женя хранил молчания, поднимаясь с насиженного места, и сладко потянулся, подавив зевок. Стрелка на настенных часах подсказала, что дух-покровитель поднял его почти в пять утра. Непослушные кудри все еще были чуть влажные, когда Женя провел по ним пальцами израненной ладони. Уля неразборчиво лепетала во сне, зарывшись с головой под одеяло. Жене не понадобилось проверять, проснулась девчонка или нет – все и так было понятно. Женя прошлепал босыми ногами на кухню, чтобы не будить Улю разговорами и разбить пару яиц на завтрак.

– Что это за девочка?

– Выжившая из детского дома, – ответил тихо Женя, открывая холодильник. На верхней полке отыскал пять яиц в целлофановом пакетике, а в выдвижном прозрачном ящике завалялось две сосиски. Негусто, но хотя бы что-то.

– Почему она здесь, а не в участке или в другом детском доме? Ты ее украл?!

– Я не занимаюсь воровством маленьких девочек! – Шепотом возмутился Женя, захлопнув холодильник и уложив продукты на стол. – Она вскрыла замок с помощью заклинания из одного слова и проникла в квартиру, а потом я ее уже выгнать не смог. Уперлась рогом, мол не пойду – и все тут.

Женя не стал признаваться, что, в первую очередь, ему банально стало жаль Улю. Женя не имел привычку возиться с кем-либо, поэтому ни с кем не знакомился с тех пор, как его инициировали в шаманы. Если, конечно, работа не обязывала. Чем больше возишься с кем-то, особенно с ребенком, тем более высока вероятность того, что привяжешься. А привязанность с образом жизни Жени вела к весьма плачевным последствиям.

Обычно он помогал, а потом исчезал.

Так планировал сделать и в этот раз.

– Что в детском доме забыла ведьма? И кто ее обучал?

– Вообще-то, ты здесь дух-покровитель, а не я. Я думал, ты должен все знать. – Женя откупорил новую бутылочку подсолнечного масла и вылил на чугунную сковороду, которая ему тоже, кажется, досталась от бабушки. Покрутил вентиль на газовом баллоне и взял из верхнего шкафчика без дверки коробок спичек. Проворно чиркнул наконечником из красного фосфора, и под сковородой моментально загорелось синее пламя. – Никто ее не обучал. Возможно, родители умерли, и попала в детский дом. Может, они не успели ей передать знания о ее даре или же вообще ничего об этом не знали. Была какая-та бабка-колдовка пять поколений назад, а сила пробилась только в девчонке. Уля вычитала латинские словечки из тупой книжки и начала ими разбрасываться направо и налево.

– Быть может, девчушка привлекла этим самым внимание и навлекла беду на детский дом?

– Дело однозначно в ней. – Масло призывно зашипело, и Женя принялся разбивать белоснежную скорлупу яиц, выливая их склизкие внутренности на раскаленную поверхность. – Я показал Ване то, что видел. Когда он проник в мое сознание, скверна заговорила с нами, даже чуть не прикончила.

– И что она вам поведала?

– Что-то о поиске верховной и про будущее. Авдеевы считают, что эти твари пытаются найти якобы потерянную дочь Лизы.

– Той ведьмы, что убила себя?

– Ага, – Женя подтвердил догадки духа-покровителя и разрезал упаковку на каждой сосиске, выкладывая их дугой в виде улыбок. Вроде как, дети подобную чепуху любят на завтрак. Женя в кино видел. – Ваня с Алиной зарисуют портреты тех, кто состоял в ковене Лизы, и мы проверим каждого из них. Если хоть кто-то из них окажется причастным к зверской резне, то суд уже будет вершиться не человеческий.

– А ты не думаешь, что Авдеевы правы? Что если бывшие союзники Лизы ищут ее дочь, а эта девочка – та, кого они так отчаянно разыскивают?

– Чепуха, – отмахнулся Женя, хотя такие мыслишки его самого посещали. – Сомневаюсь, что такая могущественная верховная стала бы прятать своего ребенка в детском доме. Она бы нашла место куда более надежное.

– Если не хочешь, чтобы твою драгоценность нашли, спрячь у всех на виду, – дух-покровитель уже в который раз взялся за поучительные речи, которые поперек горла Жене стояли. – А что может быть дороже родного дитя?

Женя пожал плечами. Ответа на подобный вопрос у него в кармане не нашлось. У Жени ничего ценнее мотоцикла, варгана, плаща и кинжала не имелось. Да, все это измерялось в материальном эквиваленте, но большее он себе позволить не мог.

– С кем ты разговариваешь? – Уля высунулась из гостиной, которая одновременно служила и спальней. Ее бледные веки опухли от слез, глаза превратились в две щелочки с мерцающими каменьями внутри. Кудрявые локоны безобразно розового цвета спутались меж собой и напоминали ветви-проволочки, сплетенные вороной в мартовское гнездо.

– Сам с собой. Надо же иногда посоветоваться с мудрым человеком, – на ходу сочинил Женя отмазку, подхватив скворчащую сковороду с плиты. – Возьми там досточку.

Женя указал подбородком на висящую на крючке деревянную доску для нарезки овощей, мяса и все того, что можно только порезать. Уля вприпрыжку прибежала на кухню. Она схватила дощечку и поставила ее на стол, заглянув в прикрытую крышкой сковороду.

– Любопытной варваре на базаре нос оторвали. Слышала такое? – Женя уместил горячую сковородку на доску и щелкнул Улю по кончику курносого носа. – Не обожгись.

Женя сполоснул в раковине ложку с вилкой и передал их Уле, предоставляя выбор ей. Девчушка отложила ложку в сторону и накрыла пальцами крышку, чтобы наконец-то приступить к столь, судя по реакции, желанному завтраку. Однако ее внезапный визг немного поменял планы:

– Горячо, блин! – Уля дула на пальцы и трясла рукой.

– Я тебе говорил, чтобы ты была осторожна, – пробурчал Женя, наполняя вчерашний стакан ледяной водицей из-под крана, и сунул его ей в ту самую руку, чтобы хоть чуть-чуть облегчить кусачую боль.

– Ты сказал: «не обожгись», а не «будь осторожна».

– Уля, это одно и то же.

Женя цокнул, снимая со сковороды стеклянную, запотевшую с внутренней стороны крышку. Ноздри защекотал аппетитный аромат жареного. Уля приземлилась на табуретку и со скептическим прищуром оглядела яства, что ей преподнес Женя.

– Ты пытался мордочку сделать, что ли? – Уля обвела ложкой яичницу: по два желтка находились над сосисками в форме дуги-улыбки, а посередине, между ними, расплылся кляксой пятый желток. – Получился какой-то пятиглазый, двухротый сиамский мутант.

– Слушай, ты можешь хотя бы поесть молча? Ты даже во сне языком воротишь. – С укоризной произнес Женя, подцепляя вилкой кусочек сочной сосиски. Завтракать ему пришлось стоя.

– Ладно, профти, – не прожевав, без умолку болтала Уля. – Это офтень фкусно.

– Тебе не знакома случайно пословица: «когда я ем, я глух и нем»? – Женя раскусил задними зубами желток, и он согревающим ручейком потек по деснам.

– Есть ящик Пандоры, а ты – ящик пословиц, которые никто не просил, – Уля проглотила большой кусок и прокашлялась. – Откуда ты, интересно, столько дедовских цитат знаешь?

– Книги умные читал, а не «Колдуем вместе», – без какого-либо укора парировал Женя, закидывая очередной кусочек сосиски в рот. Живот уныло урчал, что Жене захотелось ударить по нему кулаком. Целые сутки без еды не прошли даром.

– Зато я научилась взламывать замки и все в этом духе.

– Взламывать… – Призадумался Женя, постучав ложкой по чугунной сковороде. Кто-то способен вскрывать умело замки, а кому-то никакое заклинание или шпилька не нужны, чтобы проникнуть в чужие мысли. – Приканчивай яичницу побыстрее.

– С чего это? Я предпочитаю не торопиться, когда дело касается удовольствия.

– Нам надо заехать к одним… почти людям. – Женя отошел от стола, кинув вилку в заполненную грязной посудой раковину. Уля скривилась, но почему-то решила сдержать едкий комментарий при себе. – Я пойду умоюсь, а ты пока доедай.

***

– Вау, – присвистнула Уля, закутавшись в поношенное клетчатое пальтишко до колен. Уля натянула выцветшие рукава, покрытые катышками, на сжатые кулачки и переминалась с ноги на ногу у Харлея Херитейджа. – Ты типа крутой коп? Или на лапу часто берешь?

– Есть такое слово, как «копить». Слышала когда-нибудь? – Женя перекинул одну ногу через байк и ловко запрыгнул на него. – Шлема у меня нет, поэтому не отвлекай меня своей болтовней, чтобы мы не улетели в кювет.

– А я никогда не каталась на мотиках, – лепетала беззаботно Уля, залезая сзади Жени. Она проворно пролезла тонкими ручонками под рабочую куртку цвета хаки, которую Женя всей душой ненавидел, но плащ после вчерашнего путешествия ему оставалось как минимум сжечь, и как максимум – отнести в химчистку и наткнуться на целый ворох лишних вопросов. Уля обвила тело Жени и прижалась к его спине всем корпусом. – Только по телеку видела. И то он еле-еле шел. Пузатый был такой, и картинка блеклая.

Женя повернул ключ зажигания, и мотор неукротимо заурчал. Когда Женя потянул правую ручку на себя, урчание перешло в жадный до километров темной от дождя дороги рык. Уля сзади взвизгнула то ли в испуге, то ли в предвкушении, и уткнулась носом меж лопаток Жени. Дрожь девчонки передалась Жене, однако то была пустая, безэмоциональная вибрация. От Харлея и то больше чувств исходило.

Жене стало жутко от того, насколько Уля была неживой.

– Держись крепче, а то улетишь, – шутливо предупредил ее Женя, а Уля в ответ сильнее вцепилась в него, что на мгновение у Жени дух перехватило. Харлей резче обычного двинулся с места и понес их прочь из двора, окруженного пятиэтажками. На площадке развлекались дети, скрип старых качелей уносился к свинцовым небесам и детский смех, который невыносимо было слышать после увиденного в детском доме «Мягкие облака», прорезался сквозь шум мотора.

У Жени холодный пот побежал по позвоночнику, когда до его ушей донесся слабый хохот, вырывающийся из легких Ули. Он даже не услышал его, а, скорее, ощутил. Харлей поднял их в гору, и Женя выкрутил руль влево, сворачивая на Комсомольскую. Летом он редко сокращал путь к Авдеевым через эту улицу, но благодаря дождю, вокруг них не поднялась песочная пыль и не забилась в легкие, раздражая мягкие ткани под ребрами.

– Это просто отвал всего! – Восхищенно заверещала Уля, не ослабляя хватку. Она запрокинула голову назад и снова воскликнула что-то нечленораздельное. Однако несмотря на резкий всплеск радости, ликования, Женя до сих пор не чувствовал Улю на более тонком уровне. Зернышко тревоги все сильнее проклевывалось, намереваясь расцвести не ароматными бутонами, а терновыми колючками, которые будут раздирать уже не плоть Христа.

Женя прибавил газу, дабы поскорее оказаться у Авдеевых.

***

– Ты мне скажи одну вещь: у вас, шаманов, наглость в жилах, вместо крови, течет? Я тебе, вроде, русским языком… – Прошипел бледный Ваня, упершись кулаками в гладкую, натертую до блеска столешницу, но договорить он не успел. Уля обладала искусным мастерством перебивать всех, кто хотя бы на день ее старше:

– А зачем вампирам кухня? Человечину здесь разделываете?

– Что? – Ваня изумленно уставился на нее, а через пару секунд перевел скептический прищур на Женю. – Ты ей рассказал?

– Как ты поняла? – Женя повернулся всем корпусом к Уле, облокотившись локтем на спинку высокого стула, на одном из которых, болтая ногами, сидела «ведьмочка». По пути Женя и словом не обмолвился с Улей о сущности древнего семейства, к которому им пришлось заехать.

– Вы «Сумерки» не смотрели, что ли? – Уля закатила глаза и хлопнула себя по лбу. Женя было дело хотел пошутить, что скоро шишку так себе набьет, но сдержался. – Если сердце не бьется и красавчик – значит, вампир.

– Красавчик? – Прыснул со смеху Женя. Гранатовые уста Ваня гневно искривились, когда он хмыкнул:

– А чего ты хохочешь, шаман? В приличном обществе не принято смеяться над правдой.

– Как ты почувствовала, что сердце Вани мертво?

Уля обернулась на низкий голос Александра, вошедшего на кухню. Девчушка неуверенно пожевала нижнюю губу, насупившись. Появление старшего вампира переменило иронически-приподнятое настроение беседы, грозовым ветром нагнав над собеседниками пухлые тучи.

– Если бурный поток жизни заморозили, обратили в мерное течение реки Стикс, то это еще не означает, что человек мертв, – задумчиво ответствовала Уля. – Просто он живет на пограничье, берет годы взаймы.

– Это ты в той глупой книжке вычитала? – Осведомился Женя, не веря, что Уля сама могла до такого дойти.

– Почти, – лицо Ули просияло, стоило Жене обратиться к ней. – Про Стикс сама придумала. Люблю греческую мифологию. А ты на Аида похож, кстати.

Уля задорно подмигнула Ване и тот, кажется, смутился, залившись алебастровым и едва видимым румянцем. Женя подметил, что если Ваня и питался кровью с утра, то вампиру едва ли это помогло после вчерашнего.

– Почему юлишь? – Продолжил давить на нее Александр, растеряв всю свою галантность, что всегда шла в связке с титаническим терпением.

– Идиотские вопросы потому что. – Уля пошла в открытую конфронтацию с Александром. Тон ее моментально приобрел остроту металлических стружек, летящих при обработке оружия. – У меня музыкальный слух. У людей сердца бьются так, что я из соседней комнаты услышу.

Александр в мгновение ока преодолел расстояние, что пропастью разделяло их, и грубо схватил двумя пальцами Улю за подбородок. Женя не успел среагировать на вампирскую скорость, и стоило ему дернуться в сторону Александра, как глава семейства Авдеевых слабо, по меркам вурдалаков, ударил Женю в грудь, что он отшатнулся. Александр вертел голову Ули из стороны в сторону, тщательно изучая ее черты. Уля вцепилась мертвой хваткой в каменное запястье Александра в попытке вырваться. Однако ее потуги не увенчались успехом.

– Кто твоя мать? – Требовательно спросил Александр, отпустив Улю.

– Нет у меня никого. – Уля обиженно терла подбородок и присмирела после выпада Александра.

– Не перебарщивай, – хрипло начал Женя. Он все еще пытался привести дыхание в порядок. В районе солнечного сплетения ныл комок боли. – Иначе я…

– Ты притащил сюда лизину дочь, дурья твоя голова. – Александр зашел за спину Ули, накрыв хрупкие плечи ладонями. – Я знал о твоем несчастливом везении, но чтобы именно ты нашел потерянную верховную сибирского ковена – это браво, шаман. Ее поисками занимались лучшие ведьмы и ведьмаки, а ты, как всегда, всех обошел.

Уля повела плечами и соскочила со стула. Она с опаской попятилась в сторону Жени, не решаясь даже моргнуть, как бы Александр вновь в нее не вцепился. Уля остановилась лишь, когда наткнулась спиной на широкую грудь Жени.

– Пойдем отсюда. Мне здесь ни капельки не нравится.

– Не может быть. Она вычитала легкие заклинания в какой-то глупой книжонке, – оспорил Женя, проигнорировав жалкие попытки Ули на побег. Где-то в гостиной деревянная кукушка пронзительно оповестила, что наступило восемь утра.

– И они сработали, – Александр не спрашивал – утверждал.

– Конечно, сработали! – Бледный солнечный луч скользнул по мягким чертам, потемневшим от гнева. Уля закатала рукава потрепанной толстовки, и миру открылись бледные круглые шрамы вдоль предплечий. – Там инструкции такие, что даже ты поймешь.

– Уля, остынь. – Женя выступил вперед, закрывая Улю собой. Ее вулкану уже пора утихнуть, иначе, как Женя успел понять за столь короткое время, проведенное с ней, лавина будет самой разрушающей из всех. – Я не отрицаю, что в Уле заложено семя магии. Но если бы она была дочерью Лизы, то в ней бы сила гейзером била и те, кто выпарили детский дом кровавой баней, не прошли мимо нее.

– Давайте я посмотрю, – лениво предложил свою помощь Ваня. Во всех его жестах сквозила утомленность пустым спором. Молодой вампир обогнул медленно стол и остановился напротив Жени, указав взглядом в сторону. – Не лопни, шаман. Ты знал, что так много думать… вредно? Я не съем твою девчонку.

– Ты только что ломал комедию, что не успел отдохнуть. – Женя только для виду поупрямился и отошел. Ему и самому не терпелось раскопать свежую могильную землицу, под которой захоронили истину. Возможно, и сама Уля не подозревала, что прячут чертоги ее спутанного после пережитого стресса сознания.

Главным археологом человеческих дум был Ваня.

Такой рок накрыл Ваню прожорливой тенью. Точно так же, как и Жене, выпало бремя шамана – лекаря душ.

– Я мельком гляну на первое лицо, что отпечаталось в разуме.

– Я не дам тебе ковыряться в моей голове! – Запротестовала Уля, ринувшись влево. Кучерявые локоны, затянутые в тугой хвост, всколыхнулись, но Женя не почувствовал ни отголоска страха, ни волнения от Ули. До его шаманского восприятие донеслись нетерпение Ваня и слабое негодование с примесью сожаления Александра. «– О чем же он жалеет?» – задал сам себе вопрос Женя, обещая найти ответ в скором времени.

– Вообще-то, неприлично спрашивать девушек про возраст и перебирать их мыслишки.

Ваня, в свою очередь, медлить не стал и ухватил бойкую девчонку за щеки. Ваня замер на месте, озадаченно сведя брови к переносице. Он погрузился в неукротимый поток мыслей и так надавил на разрумянившиеся то ли от страха, то ли от смущения – Женя никак не мог почувствовать, как бы он не старался – щеки Ули, что ее губы вытянулись бантиком.

– Ну фто, яснофидящий? – Мямлила Уля. Она приподнялась на носочках и едва устояла на ногах, когда Ваня отпустил ее. – Да по тебе, похоже, «Битва экстрасенсов» плачет.

– Какие печати ты на себя наложила? Я никогда не сталкивался с подобным. – Ваня от удивления приоткрыл рот, а Уля щелкнула его по подбородку. После этого жеста Ваня вновь помрачнел, натянул на себя непробиваемую маску.

– Никаких. В «Колдуем вместе» не было и слова о печатях. Никудышный из тебя экстрасенс.

– Ты тоже обнаружил только пустоту, да? – Осторожно уточнил Женя, вперев пристальный взгляд в розовую макушку Ули.

– Там нет никакой пустоты, шаман. – Женя заметил, как Ваня пожевал щеку изнутри. Нечасто ему доводилось видеть, как вампир настолько волнуется. – Замки вешают не на пустые комнаты, а на полные несметных сокровищ сундуки.

– Лиза сделала это, – прокашлялся Александр, доставая из холодильника изящный графин с серебряным колпачком, который, кажется, сохранился еще с царских времен. Глава семейства выставил на столешницу два стакана и наполнил их бордовой вязкой жидкостью, что текла расплавленной сталью. Один из них он подтолкнул к Ване, и Уля скривилась, стоило ему поймать и испить живительный для мертвецов нектар. Женя никак на это не отреагировал – привык. – Только никак не могу взять в толк, зачем ей понадобилось прятать собственную дочь, а затем убивать себя.

– Что?! С чего вы вообще взяли, что какая-та Лиза – моя мать?! – Вскипела Уля и Ваня отпрянул от нее, как от прокаженной. Он согнулся и выбежал из кухни, прикрыв рот ладонью.

– Возможно, на него все еще влияет вчерашнее, – дух-покровитель прозвенел столовыми приборами, аккуратно сложенными в ящике. – Или же печати не просто прячут, а защищают.

– Потому что я живу гораздо дольше тебя. – Александр с жадностью приник губами к краю граненного стакана и в два глотка осушил содержимое, причмокнув от наслаждения, что доставило ему утоление жажды. Некогда бледные губы налились алой жизнью. – И твоя мать строила свою магию на печатях. Я не знавал еще ведьмы, которая бы их так любила.

– Мы не знаем наверняка. – Женя слегка подтолкнул Улю к выходу. Безусловно, он врал. Версия Александра звучала правдоподобно, хоть в ней и было достаточно белых пятен, дыр, оставленных ружейными патронами. Однако Женя был не просто шаманом, а полицейским, и не мог поверить в первую же теорию, что ему предоставили. – Поэтому пока мы не можем утверждать, что Уля – дочь Лизы.

– На детский дом напали не просто так, и ты это знаешь, – настаивал на своем Александр, постучав костяшками пальцев по столу и согнувшись над ним. Губы его снова приобрели мертвенный оттенок, словно он не насытился кровью несколько мгновений назад. – То, что перед нами дочь Лизы, – неоспоримый факт. Если бы ты видел Лизу в возрасте Ули, то ты бы подумал, что она воскресла и искупалась в бассейне с гуашью.

– Эй! – Фыркнула Уля, поковыряв носком пол.

– Не суть важна, чья Уля дочь, – размышлял Женя вслух. – Мне нужно выяснить, кто за ней охотится, чтобы они понесли наказание и детоубийства не повторились.

– Собираешься их привести к адвокату и прокурору? – Скептически прищурился Александр, вылакав очередную порцию крови.

– Нет. – Женя положил ладонь Уле меж лопаток и повел к выходу. – В этот раз судьей буду я.

4 глава. Выпотрошенные ангелы

– Друзья, конечно, у тебя. – Уля слизывала растаявшее шоколадное мороженое с чайной ложки, накручивая на указательный палец прядь волос. – Неприятные типы. Таких в «Криминальной России» показывают. Уже представляю этот заголовок: «Вурдалаки обсосали весь Томск. А теперь двинулись к Новосибирску, но честный майор успел их перехватить».

– Даже я такую древность не смотрю. Сколько тебе там лет, не напомнишь? – Женя стер салфеткой кофейный привкус с разбитых губ. Благо, что ссадины на этот раз не ныли. После того, как они покинули Авдеевых, Женя предложил отвезти Улю к нему домой, а сам хотел отправиться в участок. Женя был слишком наивен, заикаясь о подобном варианте. Уля, словно боясь хотя бы на секунду остаться в одиночестве, заканючила, что уже проголодалась и не отказалась бы от чего-нибудь сладкого.

Батончик из «Ярче»^[1] ей не подошел, и пришлось везти вредную ведьмочку в кафе-мороженое.

– Шестнадцать. И что? – Уля стукнула ложкой по пустой тарелке, оглядывая людей за соседними столиками. Из-за повышенной влажности кудряшки, что Уля распустила из хвостика, чтобы шальной ветер развевал их, когда они едут на мотоцикле, совсем распушились, и она сейчас больше походила на добродушный одуванчик, нежели не ходячую язву.

– А по тебе и не скажешь. Нолик случайно не забыла в конце?

– Да ну тебя! – Уля смяла чистую салфетку и кинула ее в Женю, но тот ловко увернулся от удара. – Мне скоро семнадцать, между прочим.

– И когда?

– Тринадцатого ноября.

– Не удивлюсь, если еще и в пятницу родилась, – усмехнулся Женя. Посетители кафешки о чем-то яро беседовали, что-то активно набирали в мобильниках или же молчали, наблюдая за шумным потоком машин на площади Ленина – бессмертный вождь взирал на все с каменным безразличием, а за его широкой спиной высился Богоявленский кафедральный собор. «Хороший был вождь» – некогда надрывно пел Летов, разрезая правду-матку. В маленьком пространстве жизнь, сплетенная из множества проволочек, била ключом. Такой кипящий гейзер был чужд Жене, он бежал из подобных мест и забивался озлобленным волком в пещеру, потому что с мертвецами ему было легче найти общий язык, ведь они не могли умереть из-за его опасного ремесла. Уле же, похоже, была чужеродной подобная атмосфера, потому что, возможно, впервые с ней столкнулась.

Женя видел это в горящем в ее глазах любопытстве.

– Если они правы, и эта Лиза – моя мама. – Уля подтянула к себе стаканчик с изображением пингвина и с торчащей из мутной крышки голубой трубочкой, погрызенной сверху. – Зачем она это сделала?

– Я понял тебя, – тяжело выдохнул Женя. Он выудил зубочистку из пластиковой упаковки и зажал ее меж зубов, перекатывая языком в размышлениях. Нет, никакая еда у него не застряла. Так думалось легче. – Я не знал Лизу. Она убила себя, когда я еще школу не закончил. Да, меня уже тогда избрал дух-покровитель, но я не встал еще полноценно на эту тропу. За тот промежуток, когда я поступил в академию и временно уехал в Омск, главный сибирский ковен распался окончательно. От него остались лишь руины. Я не интересовался ведьмами и ведьмаками, что остались от него. Считал, покуда они не доставляют проблем, то и беспокоиться о них не стоит. Я и подумать не мог, что моя беспечность выльется в десятки мертвых детей.

– Ты не виноват в том, что произошло.

– Виноват, Уля. Я охраняю жителей Томска и должен знать о каждой ведьме и нечисти. Видела речушку недалеко от дома Авдеевых?

Уля утвердительно кивнула, потягивая молочный коктейль через трубочку. И как в нее столько сладкого и холодного осенью влезало?

– В ней обитает семнадцать русалок, и я каждую знаю по имени. – Женя развел широко руками. – Одна из них училась со мной в школе перед тем, как утопиться из-за местного хулигана. А тут я не осведомился о парочке ведьм, которые с такой страстью разыскивают потерянную верховную. Возможно, тебя. В общем, я не могу ответить, почему Лиза так поступила, потому что никогда не встречал ее. Только Ваня или Александр способны хотя бы предположить. Может быть, еще жена Александра и другие его сыновья, но они уехали из Томска.

– Если она моя мама, мне плевать на ответ. – Уля теребила большим пальцем резиновое лиловое колечко на среднем пальце. – Она бросила меня, и я за это ее ненавижу.

– Ненавистью ничем не поможешь. Только себя сожжешь.

– Женя, посмотри на семьи за другими столиками. – Уля уперлась локтями в круглый стол, заляпанный засохшими каплями мороженого, и подалась вперед, понизив голос. – Они ведь так счастливы. Родители привели сюда своих детей, чтобы провести время вместе, посмеяться. Тебе сказать честно? Я завидую им самой черной завистью, потому что, видимо, моя мама решила выпилиться, наплевав на своего ребенка… А… коктейль закончился. – Уля потрясла стаканчиком в воздухе, подперев щеку кулачком. Женя прикусил язык, смекнув, что Уля переменила тему не просто так. Рана была слишком свежей. Своими догадками Александр полоснул Улю по застарелому шраму одиночества, и Женя был уверен, что этот зуд, вызванный чувством покинутого всеми ребенка, она ощутила в этот раз в стократ ярче. Одно дело думать, что тебя бросили неизвестные люди или же тебе свезло спастись из семьи алкоголиков, а вот знать, что собственная мать покончила с собой, оставив тебя буквально на растерзание жестокому миру, – другое дело. И не волнует в такие моменты, насколько крепкие печати наложил родитель для защиты.

Женя залез в задний карман джинсов и протянул Уле две помятые сторублевые купюры.

– Купи еще один, и поедем отсюда.

– Ого! – Уля без вопросов и благодарностей взяла деньги и с натянутой довольной улыбкой ускакала к кассе, встав в очередь.

– Листья сегодня беспокойно опадают. – Проскрипел дух-покровитель дождевой каплей по оконному стеклу. Женя выглянул наружу и убедился, что небосвод свободен от свинца туч. – Беду предвещают.

– О чем шепчет тебе листопад? – Женя отвлекся от созерцания неба и начал следить за Улей, которая придирчиво изучала меню, подвешенное над кассой.

– Осенние духи предупреждают, чтобы ты держал ухо востро, – дух-покровитель журчал водой из-под крана на кухне, когда пожилая посудомойщица хлопнула дверцей, выходя на перекур.

– Это связано с нашими маньяками-ищейками?

– Кто знает. Духи предчувствуют, а не предсказывают. Даже старейшины в пантеоне не способны узреть четкие грани будущего.

– Ну и хам! – Недовольство Ули разорвало нить, по которой Женя общался с духом-покровителем, и завладело всем вниманием шамана. Перед Улей стоял высокий мужчина в обсидиановом фетровом пальто с зачесанными назад русыми волосами, что едва вились на загривке. Женя не уловил начало конфликта, однако не сомневался, что Уле многого не надо, чтобы вляпаться в неприятности.

Женя поднялся со стула, чтобы уже разобраться в недоразумении, как незнакомец отвернулся от кассы, потягивая молочный коктейль через трубочку и удерживая под мышкой черную лакированную трость. Он прошел мимо Ули, толкнув ее то ли специально, то ли случайно боком. Уля ощерилась ему вслед, когда мужчина собирался выходить. Отчего-то он остановился на месте и скользнул по Жене бирюзовым глазом, у радужки которого расплывалось поталевое кольцо. Настроение второго глаза спряталось за молочным туманом слепоты.

– Не хочу я больше этот дурацкий коктейль. – Уля пихнула Женю под ребра локтем, чтобы тот обратил на нее внимание – ну точно раздосадованный котенок, с которым отказались поиграть фантиком на ниточке. Женя перевел взгляд на Улю, а, когда вновь глянул на выход, мужчины уже и след простыл.

– Что стряслось?

– Одноглазый тип наступил мне на ногу и еще чуть по лицу мне не заехал, когда беседовал с кассиршей, – бурчала покрасневшая от негодования Уля. – Я вежливо попросила его извиниться, а он даже не посмотрел на меня. Потом вообще толкнул. Ну, ты сам видел. Вот нахал!

Уля привстала на носочки и сняла с крючка пальтишко, сжала тонкими пальцами рукава толстовки, оттягивая их и ныряя поочередно руками в пальто. Женя последовал ее примеру.

– Если ты будешь взрываться так на каждого встречного-поперечного, то никакая краска не поможет скрыть седые волосы. – Женя вышел вместе с Улей на улицу. Целая какофония звуков обрушилась на них: машины сигналили друг другу в пробке, лязг шин, свист пробирающего до самых костей ветра с Томи, болтовня прохожих. – Беспокойство – один из вернейших путей к похоронным венкам.

– Где же столько мудрости набрался?

– Уля, практически все мое окружение составляют мертвые. Поверь мне, никто из них не сожалеет, что слишком мало переживал по пустякам. – Они остановились у светофора. – Напротив же, волнение забрало у них слишком много удачных возможностей, а страх задушил великие мечты. Знаешь, сколько талантливых певцов, актеров, писателей, врачей потерял наш мир еще в зародыше? А известно ли тебе, сколько жизней могли спасти врачи, которые довели себя до нервного истощения волнениями, боясь представить другим свои инновационные разработки? Короче говоря, знаешь, чем для шамана пахнет нервотрепка?