Читать онлайн По прочтении сжечь бесплатно
© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
W W W. S O Y U Z. RU
Тихий океан
Я помешан только в норд-норд-вест.
Шекспир «Гамлет», акт 2, сцена 2
1
Вам доверяется секрет государственного значения. Будьте настороже на протяжении всего пути. Малейший зевок – и произойдет непоправимое. И тогда немедленно покончить с собой, никаких объяснений и оправданий, только одно: вспороть живот…»
Терано и Идэ – офицеры 3-го отдела японского морского генерального штаба – крепко запомнили слова начальника. Оба направлялись в Америку в качестве дипкурьеров. Но в отличие от обычных дипкурьеров они должны были доставить японскому послу в Вашингтоне не почту, а более важную вещь – новую шифровальную машинку.
До сих пор техника шифровки текста была крайне медлительной. Шифровальщик составлял текст, все время заглядывая в кодовые таблицы и отыскивая нужные цифры или буквы. Таким же примитивным был и процесс расшифровки. Шифровальщики всех стран испокон веков как бы ползали на четвереньках, расходуя впустую уйму времени и сил.
Машинка «97» означала полный переворот в шифровальном деле. Она выглядела просто: две пишущие машинки с латинским алфавитом соединены проводами. Между ними – ящичек с клавиатурой и валиками. Шифровальщик нажимает клавиши – составляет нужную комбинацию – и печатает текст, как на обычной пишущей машинке. А на второй машинке тут же появляется уже зашифрованный текст. Процессы шифровки и расшифровки убыстрились в несколько сот раз. Вместо ползания на четвереньках шифровальщик летел теперь на самолете.
Шифровальная машинка родилась в Токио. Ее придумали и изготовили инженеры специальной мастерской морского ведомства. Изобретение хранилось в строгой тайне. Японское правительство решило вооружить ею свои важнейшие посольства, в первую очередь вашингтонское. Время было крайне напряженное. Война на Западе разгоралась – только что Германия напала на Россию, назревали серьезные события на Востоке, и надо было предельно ускорить шифровальную технику.
Терано и Идэ получили приказ: отвезти в Вашингтон темно-серый чемодан с шифровальной машинкой внутри.
Они были готовы к отъезду. В ожидании приказа о посадке на пароход офицеры жили в европейском отеле в Иокогаме, поблизости от коммерческой пристани. Время от времени по очереди ездили на электричке в Токио. Но ночевать должны были в отеле. Так предписывал приказ.
2
– Я уверен, они – агенты контрразведки, – сказал капитан-лейтенант Донахью, завязывая пояс на купальном халате.
Старший лейтенант Уайт прыснул и затряс мокрой головой. Он тоже был в халате. Оба только что выкупались в большой деревянной кадке, которую администрация этой загородной гостиницы японского типа именовала «бассейном». Им пришлось прервать процедуру омовения из-за двух японок, которые вошли в предбанник, учтиво поклонились американцам и, разоблачившись, полезли в кадку. Донахью и Уайт сейчас же вылезли из воды, обмотались полотенцами и побежали к себе.
– Им приказали соблазнить нас. – Донахью вертелся перед зеркалом, принимая изящные позы теннисиста. – Держу пари!
– Ерунда. – Уайт разлегся на циновке и стал обмахиваться круглым веером. – Провинциальные дамочки, приехали в столицу делать покупки. Судя по акценту, из Акита. Их, наверно, удивило наше паническое бегство.
Донахью брезгливо скривился.
– Дикари. – После паузы он добавил: – Та, полненькая, которая вертелась в воде около тебя, довольно недурна. Явный агент.
– Не имел удовольствия разглядеть ее, – сказал Уайт, – так как повернулся к ней спиной. Но сомневаюсь, чтобы она…
В коридоре послышались скользящие шаги. Донахью поднес палец к губам. Дверь, оклеенная бумагой, бесшумно отодвинулась, и показалось круглое лицо служанки. Она обратилась к Уайту по-японски:
– Соизволите отведать европейский ужин или японский?
Уайт ответил по-японски, почти без акцента:
– Я хочу лапшу с лангустами, а этому болвану дайте кэрри с рисом.
Служанка поднесла рукав ко рту, глаза ее смеялись. Уайт опросил:
– Скажите, в Японии везде сохранился еще этот обычай?
– Простите, какой?
– Я думал, что только в каких-нибудь горных деревушках, где-нибудь на Сикоку, а не здесь, под самым Токио… У вас женщины всегда купаются вместе с не женщинами?
Служанка опять прикрыла рот рукавом и покраснела.
– Для женщин ванна у нас на втором этаже, но там было переполнено, и поэтому, – она поклонилась, – потревожили вас. Извините, пожалуйста.
Донахью нахмурился:
– Что ты болтаешь с ней? Будь осторожен. Наверняка она шпионка.
Уайт тихо рассмеялся:
– Тебе везде мерещатся агенты контрразведки. Настоящий психоз.
Донахью окинул служанку оценивающим взглядом:
– Несмотря на всю мою пресыщенность, эта мартышка мне нравится. Но мне кажется, что я видел ее где-то в Америке. Боюсь, она следит за нами еще с Фриско. У меня великолепная зрительная память.
– Возьмем что-нибудь выпить? – опросил Уайт.
Донахью фыркнул:
– Чтобы эта мерзавка подсунула нам какую-нибудь отраву?
– Больше ничего не прикажете? – спросила служанка у Уайта и, отвесив поклон, вышла в коридор и, повернувшись к Донахью, сказала по-английски, старательно выговаривая слова:
– Простите, я никогда не была в Америке, но у нас вина неопасные.
Она задвинула дверь за собой. В коридоре прошелестели ее шаги. Уайт расхохотался. На красивом лице Донахью появилась гримаса.
– Типичная шпионка.
– Если бы была шпионкой, она скрыла бы, что знает английский, возразил Уайт.
После ужина к американцам пришел гость – филиппинец, бармен из английского клуба в Иокогаме, маленький, сморщенный, с длинными тонкими усами. Донахью сделал знак Уайту, и тот, раздвинув двери, сел у порога комнаты так, чтобы просматривался весь коридор флигелька. Соседние комнаты пустовали.
– Эф-Эн просил передать вам, чтобы вы не беспокоились, – зашептал филиппинец. – С капитаном парохода…
– Капитан филиппинец? – перебил его Донахью.
– Нет, австралиец, а пароход канадский. С капитаном все улажено. Слава мадонне, он запросил не так много. Обещал под предлогом дополнительного ремонта отложить отход. Но только на несколько часов. Больше нельзя.
Донахью покачал головой:
– А что, если не найдем сразу? Придется ведь искать по магазинам.
– Очевидно, японцы привезут чемодан к моменту посадки на пароход, спокойно ответил филиппинец. – Сразу увидим, какой он. Вряд ли чемодан будет какой-то особенный. Им нельзя привлекать к нему внимание. Он, конечно, будет японского производства, а такой можно найти в универсальных магазинах Мицукоси или Мацуя. Эф-Эн наверняка найдет.
– А ключи?
– На чемоданах сложных замков не устанавливают. Ваши специалисты справятся. Возможно, будут поставлены сургучные печати, но и это не страшно. Эф-Эн снабдил Бузони всем необходимым.
– А как куропатки ведут себя? Они в том же отеле?
– Да, около пристани. Все эти дни никуда не выходят, только вызывали к себе массажистку. Личные вещи у них собраны – простые баулы и кожаные чемоданы небольшого размера.
Донахью промычал:
– Они взяли две каюты. Будут ехать раздельно. Интересно, у кого же останется чемодан?
Филиппинец вынул из верхнего кармана тонкую сигару, облизнул кончик и закурил.
– Они просили каюты рядом, но мы устроили так, чтобы одну каюту им дали около трапа на верхнюю палубу, а другую – в конце тупика. Обе находятся далеко от клозета.
– А что, если они возьмут каюту-люкс с собственным клозетом?
– Пять кают люкс уже проданы голландским дипломатам, не беспокойтесь.
– Великолепно! – Донахью хлопнул филиппинца по плечу. – Завидую Эф-Эн. С таким ассистентом, как вы, можно провернуть любое дело – даже украсть Фудзияма. Держу пари: вы, Энрике, скоро откроете собственный бар.
– Спасибо, – филиппинец отвесил подчеркнуто церемонный поклон, – но я молю мадонну, чтобы она ниспослала мне более солидное предприятие.
– Если наша охота на куропаток увенчается успехом, – Донахью еще раз потрепал филиппинца по плечу, – мадонна наградит вас.
– А с нашими каютами все в порядке? – спросил Уайт.
– Все улажено. – Филиппинец покрутил кончики усов. – Сунул кому следует, и сделали перестановку. Ваши каюты рядом, в начале бокового коридорчика.
– А наши профессоры?
– Их каюты будут недалеко от вас. Им и вам будет прислуживать мой человек – стюард Пако, тоже филиппинец, бывший профессиональный боксер в весе мухи. Вы его сразу узнаете по изуродованному носу.
– Надежный? – опросил Уайт.
Вместо ответа филиппинец положил руку на сердце и закрыл глаза.
– Если у вас все пройдет хорошо, – сказал Донахью, – я добьюсь в Вашингтоне, чтобы вам отвалили солидный куш. Откроете ресторан…
– Нет, отельчик, – филиппинец подмигнул, – специальный.
– Пансион с девицами? Смотрите, только проверяйте их как следует, а то вам подсунут шпионок. И не берите такого управляющего, как он, – Донахью кивнул в сторону Уайта. – Его обведет вокруг пальца любой жулик.
3
Каюта № 22 находилась около трапа, а № 39 – в тупике. Чемодан с заветным грузом поместили в 39-й. Решили дежурить здесь по очереди, а отдыхать в 22-й. Туда снесли личные вещи обоих.
Терано дважды ходил к помощнику капитана, но ничего не добился. Все каюты в тупике были заняты индийским раджей и его свитой. Раджа и слушать не хотел об обмене каютами.
– Виноваты идиоты из адъютантского отделения. – Терано сердито потер коротко подстриженные усы. – Думали, что если нас поместят рядышком, то это покажется подозрительным. Болваны.
– Плохо, что клозет далеко, – Идэ говорил очень тихо, словно боялся, что их подслушивают. – Я сосчитал… тридцать два шага… Это занимает почти минуту. Туда и обратно и там… В общем, все дело может занять минуты четыре. За это время могут сделать что-нибудь.
Терано сел в кресло и сладко потянулся.
– Осторожность, конечно, не мешает, но… – он засмеялся, – не надо пугать себя призраками. Вряд ли враг будет круглые сутки следить за нами, чтобы воспользоваться теми минутами, когда кто-нибудь из нас будет в клозете. Малую нужду будем оправлять здесь, а большую – после дежурства.
Идэ покачал головой.
– Нужно предусмотреть все случаи. Я уверен, за нами следят. Надо исходить из предположения, что враг знает, что именно мы везем в чемодане. А если знает, то может что-нибудь предпринять.
Терано открыл ящик столика:
– А где бумага и клей?
– Я положил в нижний ящичек ночного столика. – Идэ подошел к двери и стал прислушиваться. – В коридоре дорожка с очень густым ворсом, скрадывает шаги. Можно неслышно подкрасться к двери и подслушать разговор.
Идэ включил радиоприемник на столике у двери.
– А ты заметил пассажирку в красном плаще? – спросил Терано. – Она приехала самой последней. Кажется, кореянка. – Он цокнул языком. Хорошенькая, бестия. Вот таких надо опасаться.
– Наверное, из-за нее задержали отход парохода.
– Капитан сказал мне, что была неисправна вентиляционная система. Конечно врет. Вот эту кореянку нам надо иметь в виду. Уверен, будет пытаться заговаривать с нами.
– А мне кажется подозрительным английский миссионер, он в каюте напротив трапа. Судя по выправке, спортсмен и, наверное, офицер разведки.
4
Донахью уселся в кресло и закинул ногу на подлокотник.
– Итак, подведем предварительные итоги.
– Может быть, позовем профессоров? – предложил Уайт.
Донахью мотнул головой.
– Операцию провожу я, с твоей помощью. Следовательно, мы проводим ее вдвоем. А они – вспомогательный персонал, и только. Ты брось свои штатские замашки, пора стать военным. Между нами и ими должна быть определенная дистанция. Итак, итоги. Субъект с узкой мордой и выпирающими зубами – это капитан-лейтенант Идэ. Будем именовать его Акулой.
– Слишком избито. Лучше Самма – японская рыба с острой головой.
– Ладно. А второй, с подстриженными усиками, плотного телосложения, капитан-лейтенант Терано. Окрестим его… Куросиво. Дежурят они по восемь часов. Меняются…
– В девять утра, в пять вечера и в час ночи. Сейчас дежурит Самма.
– Ведут себя крайне осторожно. Зафиксирован только один случай выхода в клозет во время дежурства – ходил Куросиво. Вряд ли инструкция разрешает им это. Но Куросиво позволил себе, а Самма вряд ли пошел бы на это. Судя по всему, Самма ревностный служака, самурай аскетического толка. А Куросиво не такой, совсем не сухарь. С удовольствием разглядывает пассажирок на верхней палубе, захаживает в бар, однажды заказал порцию мартини, – словом, не чурается земных радостей. На его физиономии написано жирными иероглифами, что он жуир.
– Насчет бумаги, – напомнил Уайт.
Донахью поднял палец:
– Правильно. Это надо учесть. При выходе из каюты во время дежурства из-за каких-либо экстраординарных обстоятельств им, очевидно, предписано…
– Или, может быть, они сами решили, – заметил Уайт.
– Не думаю. Так вот… при выходе из каюты, где находится чемодан, они наклеивают бумагу на дверь. Так сделал Куросиво.
– Тончайшая рисовая бумага с серебристыми блестками.
– Еще что? – Донахью постучал пальцем по лбу. – Да, Куросиво ходил к капитану и просил переменить каюту, дать вторую, рядом с тридцать девятой. Но капитан отвертелся.
– Им не показалось странным, что задержали отправление парохода?
Донахью пожал плечами:
– По-моему, нет. Задержка была всего на полтора часа. В общем, получилось великолепно. Энрике оказался прав: такие стандартные чемоданы имеются в любом универсальном магазине. Но самой большой удачей я считаю то, что филиппинец сразу же выяснил вес чемодана.
– Энрике молодец, – согласился Уайт. – Если бы не он…
– Но с ним надо быть очень осторожным. Патентованный прохвост, может продать в любой момент. Ты зря с ним откровенничал. Сообщил профессору Дану вес чемодана?
– Он сказал, что сам по себе вес ничего не значит. Главное – устройство механизма.
Донахью усмехнулся:
– Может получиться так, что мы ценой огромного риска и усилий достанем то, что требуется, а наши знатоки не смогут разобраться в машинке. Дан производит на меня впечатление спившегося кретина.
– Профессор Дан один из самых выдающихся криптоаналитиков Америки, – в голосе Уайта звучало искреннее уважение. – Он расправляется с любыми шифрами, как с кроссвордами из детских журналов. А Морнингстар уже свыше десяти лет работает над разными хитроумными машинками и изобрел кое-что. Профессор Бузони, кажется, тоже крупнейший авторитет в своей области.
– Да, – Донахью засмеялся. – Этот «профессор» пять лет отсидел за то, что давал платные консультации бандитам по части самых сложных банковских сейфов. Его освободили досрочно, но правильнее было бы держать его постоянно в Синг-Синге и выпускать только для казенных надобностей. Профессор – его кличка.
– За фотографа Криста можно тоже не бояться. Он уже много лет делает специальные снимки для лабораторий.
– В общем, команда подобрана приличная. – Донахью открыл бутылку чинзано и наполнил рюмки. – Обстановка выяснена, все сведения собраны, враг спокоен, можно действовать. Откладывать нельзя. Удар нанесем по Куросиво. Проинструктировал Пако?
– Да.
– Значит, он подаст Куросиво завтрак… Спустя некоторое время после того как Куросиво заступит на дежурство, начнем операцию. Предупреди профессоров, чтобы завтра утром встали в семь. А то они все ночи напролет режутся в карты. – Донахью повертел в руке рюмку. – Только бы не подвели наши снадобья…
– Могут подвести?
– Будем надеяться, что подействуют. Их ведь проверили как следует на заключенных.
Оба медленными глотками осушили рюмки. Донахью хлопнул себя по колену:
– Если выйдет это дело, мы с тобой займем место в истории.
Уайт усмехнулся и махнул рукой:
– В лучшем случае какой-нибудь будущий Уоллес или Оппенхайм выведет нас в шпионской повести с измененными именами. Припишет все своей выдумке.
– Писакам не разрешат касаться этого дела: оно будет крепко засекречено. Результаты нашей операции будут иметь первостепенное стратегическое и политическое значение. Америка окажется в курсе сокровеннейших секретов Японии и сможет точно предугадывать ее дальнейшие шаги.
– Против нас?
– Прежде всего против русских. К тому времени, когда мы приедем в Сан-Франциско, уже начнется развал Красной Армии.
– Ты что-то слишком быстро…
– Русские скоро прекратят организованное сопротивление. Это ясно каждому, кто хоть немножко смыслит в военном деле. Ты, к сожалению, еще смотришь на вещи как принстонский студент, а не как офицер разведки. Уже по началу войны было видно, что русские не смогут выдержать этой схватки. Но это отнюдь не значит, что с Россией будет скоро покончено. Останутся отдельные очаги сопротивления в разных районах, и особенно в Сибири. Японцам надо как можно скорей закончить войну с китайцами.
– Это не так-то легко.
– Они обратятся к нашему посредничеству. И, когда помирятся с Чунцином, сразу же двинутся на Сибирь. Поэтому нам нельзя сейчас лезть в войну в Европе ни в коем случае.
Уайт, улыбаясь, покрутил головой:
– Хорошо, что Рузвельт не совсем согласен с тобой. Он относится к нацистам не так великодушно, как ты.
– Америка не должна вообще влезать в войну. Выгоднее всего не воевать. Или уж если вступать, то только в самом конце, воевать последние три минуты на стороне победителя, чтобы получить право участвовать в дележе добычи.
Донахью наполнил свою рюмку. Уайт спросил без улыбки:
– Какой добычи?
– Мы не должны допустить того, чтобы Германия и Япония поделили между собой нокаутированную Россию. Если японцы возьмут Сахалин и Приморье, мы установим контроль над Камчаткой и Якутией и договоримся насчет сфер влияния в Сибири.
После паузы Уайт тихо произнес:
– Я бы хотел одного… чтобы то дело, которое нам поручили, не принесло вреда нашей Америке.
5
Терано поднялся на верхнюю палубу. Дул сильный ветер, тучи закрывали небо. В густом мраке грохотали волны, на палубе никого не было.
Сильная качка, продолжавшаяся в течение всего дня, по-видимому, уложила большую часть пассажиров. Терано подумал о кореянке. Интересно, выдержала ли она. Наверное, свалилась. Не будет выходить на палубу и к табльдоту до самых Гавайев.
Мимо Терано прошагал толстый европеец в кожаном пальто, попыхивая трубкой. Он вел на цепочке большого мопса, очень похожего на хозяина.
Терано спустился на нижнюю палубу и подошел вплотную к борту у носа парохода. Его обдало брызгами, он вытер лицо и пошел к трапу, ведущему к каютам среднего сектора. Сверху, со стороны ресторана, спускались, громко тараторя, мужчины и женщины.
Шедший впереди обогнал Терано, заглянул ему в лицо и улыбнулся. Это был тот самый здоровенный миссионер, который показался Идэ подозрительным.
– Как поживаете? – пролепетал миссионер по-японски и погрозил ему пальцем. – Вы совсем трезвый… это грех.
Он был навеселе. Терано ответил ему улыбкой, быстро прошел к себе в каюту, тщательно обследовал ее и лег в постель. Спал хорошо, хотя несколько раз просыпался – боялся, что не услышит будильника. Проснулся ровно в семь от звона будильника.
Помывшись, он сбросил с себя ночной халат, совсем голый сел на линолеум, скрестив ноги, и просидел минут десять неподвижно, уставившись на свой пупок. Этому научили его в монастыре секты дзэн в горах Кисо, где он отдыхал прошлым летом. С помощью этой гимнастики духа приучаешь себя к абсолютному сосредоточению, сокровенному самосозерцанию и к слиянию с Душой Макрокосма.
Затем он позвонил стюарду и, тщательно подбирая английские слова, заказал завтрак: омлет с сыром, жареную камбалу, тосты, апельсиновый мармелад и кофе со сливками. Стюард-филиппинец записал заказ в блокнотик, почесал сплющенный нос и спросил:
– Что-нибудь из вин не прикажете?
– Японцы пьют с утра только раз в год, – строго сказал Терано. Первого января.
Перед завтраком Терано решил совершить небольшой моцион. Поднялся на верхнюю палубу и стал ходить. Море успокоилось. Оно было темно-серое, с зеленоватыми переливами.
У входа в курительную в шезлонге, закутавшись в плед, сидела кореянка. Увидев Терано, она чуть прищурила глаза. Рядом с ней две седые американки в шляпах со страусовыми перьями вязали перчатки.
Терано вернулся в каюту. Его ждал завтрак, накрытый салфеткой. Он поел с аппетитом. Отдохнув с зубочисткой во рту минут десять – на этот раз без погружения во внутренний мир, – он направился в 39-ю каюту. Она была наполнена табачным дымом. Терано оставил дверь открытой и распахнул иллюминатор. Идэ с испуганным видом подскочил к двери и захлопнул ее.
Они подошли к чемодану в углу каюты.
– Все в порядке, – произнес Идэ, потирая красные глаза. – Прошу принять.
Терано коротко поклонился:
– Сокровище в сохранности. Спасибо за усердие.
– Желаю благопо… – Идэ не договорил из-за зевка.
– Прогуляйся по палубе, – посоветовал ему Терано, – проветри башку. Кстати, там сидит красавица кореянка. Наверно, обдумывает план, как бы залучить тебя в сети.
Идэ сердито буркнул что-то и вышел из каюты.
6
Донахью сидел у стола, не сводя глаз с будильника. Пепельница была доверху наполнена окурками. Уайт стоял у двери в позе бейсболиста, ждущего момента для пробежки. На диване и в креслах расселись высокий, нескладный, неряшливо одетый профессор Дан; худощавый, с большой лысой головой Морнингстар; весь в черном, в очках, типичный ученый – Бузони и рыжий веснушчатый Крист.
В дверь быстро постучали. Уайт сосчитал число ударов и с недоумением уставился на Донахью:
– В чем дело?
– А что?
– Четыре удара. Четные относятся к Самма, а не к Куросиво. Надо было три.
– Значит, Пако перепутал, болван безносый. Сейчас он сообщит, что Самма пошел отдыхать.
Донахью подошел к двери и приоткрыл ее. Потом тихо закрыл и прошептал:
– Самма пошел с сосудом в клозет. Сейчас вернется и пойдет отдыхать.
– А Куросиво?
– Дурацкий вопрос. Самма не вышел бы из каюты, если б там не было Куросиво.
Сзади на диване кто-то громко кашлянул. Донахью погрозил кулаком. Спустя несколько минут Пако условным стуком известил: Самма пошел на отдых в 22-ю. В 39-й дежурит Куросиво.
Донахью потушил сигарету и показал Уайту на дверь. Тот подошел к двери.
7
Терано удобно устроился в кресле и стал читать нашумевший недавно в Англии и Америке роман Хилтона «Потерянный горизонт» – о том, как группа европейцев попадает из Пакистана в один из отдаленных районов Тибета. Самолет приземляется, летчик умирает, и пассажиры видят, как к ним со стороны горы идут какие-то люди. Но в этом месте Терано вдруг стало клонить ко сну. Он покачнулся, книга выскользнула из рук, упала на пол. Он поднял книгу, походил по каюте, помахал руками и сел на стул. Почему вдруг захотелось спать? Ведь он выспался как следует. И подышал свежим воздухом. Наверно, слишком сытно позавтракал. Нельзя так наедаться с утра.
Он снова стал читать. Европейцы вместе с тибетцами идут к монастырю, поднимаются в гору, потом спускаются и идут, идут – все это было описано так обстоятельно, с такими подробностями, что Терано все время терял нить повествования. Приходилось перечитывать одни и те же фразы. Книга опять упала на пол.
Он подобрал ее, ударил себя по щеке кулаком и закурил сигарету. Из иллюминатора сильно дуло. Стал ходить взад-вперед по каюте, сделал сто двадцать шагов. Закрыл иллюминатор и сел на диван. Можно посидеть немного с закрытыми глазами – через некоторое время сонливость пройдет. Это временное явление – пока переваривается завтрак, а потом все пройдет, сознание перестанет туманиться, как сейчас, и дух восстановит свою власть над плотью. И снова все станет ясно, и строчки перестанут сдвигаться, а действие будет развиваться как надо… Люди медленно бредут к монастырю, конусовидная ледяная гора вдали сверкает на солнце, над нею плывут облака, и тут откуда-то появилась кореянка в шезлонге, как будто всплыла из воды, неслышно покачнулась, а кругом – крутом колышутся клубы серебристого тумана, колышутся, колышутся, и ледяная гора стала куда-то уходить…
8
Приоткрыв дверь, Уайт сейчас же захлопнул ее.
– Ходит этот толстяк с собакой. Кажется, пьян.
– Может сорвать все, – прошипел Донахью.
Он стоял с темно-серым чемоданом в руках. Брезентовый чехол валялся на полу.
– Немножко отодвиньте этот стул, – попросил Бузони, раскладывая миниатюрные инструменты на столике. Он был похож на хирурга перед серьезной операцией. – Придется встать так, чтобы падал свет настольной лампы.
– А мне удобнее здесь. – Крист поставил большой фотоаппарат на шкаф, другой, поменьше, – около лампы. – Я буду снимать отсюда.
Донахью обернулся и погрозил кулаком:
– Тише!
Уайт приоткрыл дверь, сделал щель шире, затем осторожно высунул голову:
– Ушел.
– Иди, – шепнул Донахью. – С богом.
Уайт вышел в коридор. Из-за поворота выглянула физиономия Пако, он махнул салфеткой. Уайт подошел к двери каюты № 39 и постучал. Ответа не последовало. Он снова постучал – на этот раз громче. Оглянув коридор, снова увидел голову филиппинца. Тот махнул салфеткой. Уайт тихо открыл дверь и вошел в каюту. Вслед за ним вошел Донахью с чемоданом. Японец сидел на диване, откинув голову на спинку. Он спал с полуоткрытым ртом, тихо посапывая. У его ног валялась книга на английском языке в яркой суперобложке.
– Снадобье не подкачало, – шепнул Уайт.
Донахью кивнул головой:
– Слава господу и американской фармакологии.
Уайт прошел в угол каюты и взял стоявший там темно-серый чемодан. На его место встал чемодан, принесенный Донахью.
– Вес почти одинаковый, – сказал Уайт. – Никаких наклеек и печатей нет.
Донахью посмотрел на пол. Там лежала черная ниточка.
– Кажется, это метка. Мы ее чуть-чуть сдвинули.
Уайт передал чемодан Донахью, присел на корточки и, присмотревшись к ниточке, потрогал ее.
– Она в виде буквы «му». Надо вот так… теперь хорошо.
Он встал и, подойдя к столику, стал искать что-то в ящиках, затем открыл верхний ящик шкафа. Донахью подошел к двери и оглянулся.
– Ну, что ты там?
– Ищу бумагу для наклеек и клей. Должны быть, где-то тут.
Японец закрыл рот и перестал посапывать. Шевельнулся. Оба замерли. Японец снова приоткрыл рот. Он продолжал спать – дышал ровно и спокойно. Уайт выдвинул нижний ящичек ночного столика и обнаружил бумагу и баночку с белым клеем. Взял несколько листиков тонкой бумаги с блестками и завернул в листочек из записной книжки маленькую порцию клея.
Донахью вышел первым, Уайт за ним. Закрывая дверь, Уайт взглянул на спящего японца и послал ему воздушный поцелуй. Они проскользнули в свою каюту. Бузони взял чемодан у Донахью и поставил на стол Крист сделал первый снимок – внешний вид чемодана.
Донахью посмотрел на часы и вытер платком руки и лоб. Уайт вытер лицо полотенцем.
9
Терано открыл глаза и вскочил с дивана. У ног лежала книга. Он посмотрел на часы – семнадцать минут двенадцатого. Проспал почти полтора часа. Голова была тяжелая, как после пьянки. Чемодан стоял на месте – в углу каюты. Дверь закрыта.
О том, что нечаянно заснул, не надо говорить Идэ. Тот может раздуть этот случай – напишет в общем докладе или в путевом дневнике, который ему поручено вести, и еще доложит устно своему начальству. А это может отразиться на аттестации. Из-за такой ерунды он, чего доброго, отстанет при очередном производстве от своих товарищей по выпуску из академии.
Терано подошел к умывальнику, налил из кувшина воды в таз, смочил голову, потом принял двойную порцию лекарства от головной боли. Затем сел на пол и проделал гимнастику духа. Он полностью восстановил душевное равновесие.
Подсев к столику, открыл книгу. Теперь читалось легко, все было понятно. Европейцы добрались до монастыря, им отвели комнаты, угостили вкусным китайским обедом – началась их удивительная жизнь в Шангри-Ла. Терано захлопнул книгу, налил из термоса кипятку в японский глиняный чайник и с наслаждением выпил три чашки зеленого чая.
10
– Куросиво сдаст дежурство в семнадцать и снова примет его в час ночи. – Донахью повернулся к профессору Дану. – Задачу, поставленную перед вами, вы знаете. Разобрать механизм, изучить его, сфотографировать все, что возможно, чтобы сделать в точности такую же штуку, которая будет шифровать и расшифровывать так же, как эта. Надо будет узнать, в какой условной последовательности переставляются кодовые таблицы. Но эту систему смены таблиц вы разгадаете, разобрав соответствующую часть машинки. Постарайтесь закончить работу к полуночи, чтобы мы смогли положить чемодан обратно в начале следующего…
– Мы еще не начали, – перебил его густым басом Дан, – а вы уже понукаете. Не порите горячку.
– Я вам объясняю ситуацию, а не порю горячку, как вы выразились, строгим тоном сказал Донахью. – Надо положить чемодан обратно как можно скорее. Чем дольше вы будете копаться, тем больше риска. И лучше всего вернуть чемодан во время следующего дежурства того, кто дежурит сейчас. Поэтому надо постараться…
Бузони поправил очки и сказал подчеркнуто вежливо:
– Простите, пожалуйста, я не могу работать, когда беспрерывно тараторят. Прошу выйти из каме… из каюты и там трещать.
– Как вы смеете! – Донахью вспыхнул и мгновенно принял позу боксера. Хотите получить?
Морнингстар замахал обеими руками:
– Умоляю, только не сейчас. После – сколько угодно.
Бузони, низко наклонившись к чемодану, осторожно повернул ключ в замке, подождал, как будто прислушиваясь к чему-то, потом повернул еще раз и кивнул головой. Вытащив ключ – он оказался очень длинным, – Бузони внимательно осмотрел его головку и сказал Морнингстару:
– Ничего особенного. Такими замками пользовались еще при фараоне Тутанхамоне. Открывайте, только не сразу. Чуть-чуть приподнимите крышку и подержите так, потом дальше.
– Выкладывать сюда? – Морнингстар показал на белую бумагу, разостланную на полу около шкафа.
– И обратно кладите в том же порядке, – заметил Донахью. – Если перепутаете…
– Не мешайте, – огрызнулся Морнингстар. Он открыл чемодан и вместе с Бузони стал вытаскивать вату, которой был обложен большой пакет, обвязанный тесемкой. – Чисто азиатское коварство. На самом чемодане никаких печатей и наклеек, а на этой тесемке наляпаны печати и пломбы.
Бузони стал разглядывать сургучные печати. Потом пожал плечами и усмехнулся:
– Азиатский примитив.
– Не надо быть слишком самоуверенным, – сказал Донахью. – Можно напороться на ловушку, и тогда катастрофа… никак не исправишь. Тут ведь не уголовное дело, речь идет…
Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью:
– Пусть эта балаболка заткнется. Нервирует меня…
Донахью покраснел:
– Я руковожу операцией, прошу иметь это в ви…
Профессор Дан с решительным видом снял пиджак и обратился к Донахью:
– Категорически и ультимативно рекомендую убраться в… – он произнес крайне непристойное слово, – в противном случае я вас… – добавил он еще более крепкое слово.
Донахью весь передернулся, но Уайт схватил его за локоть и быстро зашептал:
– Ради бога, сдержись, сейчас нельзя, умоляю, все пойдет прахом…
Он оттащил Донахью в угол и усадил на кровать. Бузони и Морнингстар распаковали пакет – вынули папку с кожаной обложкой фиолетового цвета и длинную машинку с двумя клавиатурами. Крист начал фотографировать машинку со всех сторон. Профессор Дан уткнулся в фиолетовую папку. Все работали в полном молчании.
Морнингстар снял каретку и стал вытаскивать из-под пружин разноцветные провода. Он повернул голову в сторону офицеров. Лицо его было измазано черной и красной красками.
– Идите сюда и помогайте! – сердито сказал он. – Сидят, как в театре.
Уайт улыбнулся и, сняв пиджак и галстук, подошел к работающим. Профессор Дан пробурчал:
– Расселись словно… – из его уст вылетело еще несколько предельно нецензурных слов.
Донахью дернулся, будто его ударило током. Уайт покачал головой:
– Вот уж не ожидал, что светило науки, гордость Массачусетского технологического института пользуется таким… экстравагантным лексиконом.
Профессор поднял голову и рассмеялся. Его морщинистое лицо с мохнатыми бровями стало совсем ребяческим.
– У нас в институтской команде регбистов всегда говорили так во время тренировок. А потом приносили друг другу извинения. А драться со мной не советую – мои апперкоты смертельны.
Морнингстар заставил Уайта помогать Кристу – нумеровать сфотографированные части машинки и вести их краткое описание под диктовку Дана и Морнингстара. Донахью взял с ночного столика будильник и, подойдя на цыпочках к профессору, поставил перед ним часы. И так же на цыпочках вернулся на свое место.
11
Без десяти минут пять явился Идэ. Он взглянул на чемодан и кивнул головой:
– Все в порядке?
Терано откинулся в кресле и засмеялся:
– Никаких происшествий. Жизнь идет монотонно и безмятежно.
Идэ включил радио и стал разглядывать чемодан. Потом присел на корточки.
– Странно… – Он покрутил головой. – Я положил нитку на пол в виде буквы «му», но, кажется, не совсем так… этот завиток был больше. А впрочем… Ты подходил к чемодану?
– Я ходил по каюте, кружил и подходил к чемодану. Надо было меня предупредить. – Терано улыбнулся. – Или, может быть, проверяешь меня?
– Нет, пожалуй, так и было. – Идэ отошел от чемодана. – Все-таки следовало бы поставить на нем сургучные печати и пломбы на всякий случай. Но наши решили не привлекать к нему внимания.
– По-моему, следовало бы кроме этой штуки дать нам еще другие чемоданы с дипломатической почтой. Чтобы замаскировать.
Идэ не согласился.
– Если бы дали еще и почту, было бы труднее следить за этим чемоданом. Хорошо, что не дали больше. Все время трясусь за этот чемодан, не могу спать спокойно.
– Ничего не сделается. – Терано встал и проделал несколько движений фехтовальщика. – Мы преувеличиваем опасность. Никто не знает о нашем багаже. А книжка эта интересная, недаром ею зачитываются в Европе… о том, как четверо белых попали в ламаистский монастырь и что они там увидели. Читал и не мог оторваться… ни на минуту.
– А я почитаю что-нибудь полегче. О похождениях Миямото Мусаси. – Идэ подошел к столику и вытащил из ящика, книгу в картонном футляре. – Чтобы не заснуть.
Терано пожелал ему спокойного дежурства и пошел в 22-ю каюту. После обеда он лег спать, проснулся в половине двенадцатого ночи и пошел подышать свежим воздухом. На верхней палубе к нему подошел пожилой американец и спросил по-японски:
– Когда Гонолулу?
– Наверно, через четыре дня, – ответил Терано. – Спросите у капитана.
Американец подошел ближе:
– Зажигалка есть? Спички?
Терано похлопал по карманам:
– Оставил в каюте.
– Слышали радио, последние новости?
– Нет.
– Немцы взяли Рига, окружили русский около Белосток, русский совсем катастрофа.
Терано кивнул головой и хотел отойти, но американец слегка коснулся его рукава, продолжал, коверкая японские слова:
– Америка и Япония война нельзя. – Он ткнул себя в грудь. – Мой оффис в Токио, продаю нефть, каучук, покупаю камфара, жемчуг. Америка и Япония…
Он пожал одной рукой другую – изобразил рукопожатие. Терано снова кивнул головой и быстро отошел. Подозрительный тип. Может быть, нарочно заговорил, чтобы задержать здесь, а тем временем кто-нибудь залез в 22-ю каюту? Наверно, роется там. А у него в кармане другого пиджака записная книжка – там есть запись о том, когда была произведена последняя проверка упаковки «особого груза». Если прочитают эту запись, могут догадаться, что «груз» едет в чемодане, находящемся в 39-й каюте.
Терано почти бегом направился вниз. Подбежал к двери 22-й каюты, влетел в нее, но там никого не оказалось. Осмотрел угол за диваном, открыл шкаф, полез в карман пиджака – записная книжка на месте, заглянул под кровать все в порядке. Однако тот американец неспроста заговорил с ним. Но с какой целью?
Посмотрел на часы – надо подкрепиться на ночь. Терано обычно ужинал по-японски. Он позвонил стюарду. Кривоносый филиппинец принес рис в кастрюльке. Терано полил рис зеленым чаем и съел его с консервами сладковатыми мидиями, побегами бамбука и маринованной редькой.
Зазвенел будильник на ночном столике – без десяти час. Терано пошел на дежурство.
12
Морнингстар осторожно закрыл чемодан и подул на него.
– Вот и все. Хирургическая операция окончена благополучно.
Он вынул платок, вытер лысину и стал обмахиваться.
– Без десяти двенадцать. Управились в срок, – тихо произнес Бузони, укладывая инструменты в замшевый футляр.
Профессор Дан громко крякнул, встал с пола и пошел к умывальнику. Помыв руки, он подошел к Донахью и протянул руку:
– Прошу великодушно извинить, капитан-лейтенант, за некоторые гиперболические выражения, вырвавшиеся по вашему адресу совершенно непроизвольно. Чистосердечно раскаиваюсь.
Донахью молча пожал Дану руку.
– За такую работу мы заслужили ордена, – сказал Крист.
– Вот именно. – Уайт рассмеялся. – Всех вызовут в Белый дом, президент вручит награды, а в газетах будут напечатаны ваши портреты и подробное описание того, что вы проделали.
Профессор сел в кресло, закурил трубку и прогудел:
– Никогда барды и менестрели не будут слагать о нас оды, и ни один пес не будет знать о деяниях наших.
Таков удел наш. Во мраке творим дела и во мраке растворимся, как призраки.
– Я сделаю представление, – сухо сказал Донахью. – Может быть, получите отнюдь не призрачные конверты. – Он обратился к Морнингстару: – Сможем сделать точную копию?
Морнингстар пожал плечами:
– А почему бы и нет? Устройство переключателя таблиц и перемещения клавишей довольно остроумное, но мы все сфотографировали и набросали схемы. По-моему, вы должны угостить нас шампанским.
– Правильно, – сказал Дан. – Моя любимая марка Луи Редерер, гран…
Донахью остановил его:
– Не торопитесь. Вы свою работу кончили, но самое главное впереди. Надо положить эту штуку обратно. Это самое опасное.
Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью и Уайта:
– Это верно, что на их долю приходится самая рискованная часть операции. Ведь их могут схватить полиц… то есть японцы.
Профессор вынул трубку изо рта:
– Зато они получат следующий чин на два года раньше. За них не беспокойтесь. Их не обидят, и они сами себя не обидят.
Донахью стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Часто смотрел на часы, подносил их к уху и встряхивал: идут ли они. Он сильно нервничал. Подойдя к Уайту, спросил шепотом:
– А вдруг с Пако что-нибудь стряслось? Кто-нибудь из пассажиров задержит его… или он забудет…
Уайт усмехнулся:
– Трудновато забыть про пять тысяч долларов.
Донахью закурил и снова стал ходить по каюте. Профессор вытащил карманные шахматы и стал играть с Бузони. Крист и Морнингстар развалились на диване, задрав ноги на спинки стульев. Крист вскоре захрапел. Бузони сделал мат профессору, и тот произнес несколько энергичных слов. Они начали вторую партию.
Вдруг стукнули в дверь – три раза. Донахью замер на месте и бросил сигарету на пол. Уайт вскочил:
– Куросиво пошел дежурить.
Донахью кивнул головой и, подойдя к чемодану, простонал:
– А что, если он… не ужинал? Тогда мы погибли.
Он поднес указательный палец ко рту и закусил его.
13
– Добрый вечер, – сказал Терано, входя в каюту.
Идэ показал на кофейник:
– Я заварил крепкий кофе. Отгоняет сон.
– Жалко, что я раньше не догадался. А то сегодня утром… – Терано запнулся, – подумал… есть ли у нас кофе?
Идэ кашлянул:
– Я открывал часто иллюминатор и, кажется, немного простудился. Приму сейчас лекарство и снотворное.
После его ухода Терано налил себе чашку кофе и выпил. Потом выпил вторую. Обезопасил себя с этой стороны – больше никогда не заснет на дежурстве.
Но беда подкралась с другой стороны. Спустя полчаса после того как он заступил в ночное дежурство, у него начались боли в животе. Сперва покалывало, потом стало схватывать острее и острее.
14
– Как только выйдет, пойдешь за ним, – сказал Донахью Уайту, затем приказал Кристу: – А вы встаньте у поворота и, если Уайт подаст сигнал тревоги – поднимет обе руки, – пулей к тридцать девятой, стучите в дверь, затем сюда.
Уайт прильнул к двери. Началось напряженное ожидание. Донахью стал кружить по каюте, время от времени потирая виски. Профессор Дан, Морнингстар и Бузони начали партию покера.
Донахью остановился, ударил себя по голове и произнес свистящим шепотом:
– А что, если… не подействует? И он не выйдет никуда? Я с ума сойду.
15
Патентованные пилюли не помогли – они не могли так быстро подействовать. Рези усиливались с каждой минутой. Терано закрыл глаза и скрипнул зубами. Проклятые консервы, это они. Мидии или редька. Наверное, мидии. Он наклонился и прижал руки к животу – не помогало. Помассировал, двигая рукой по часовой стрелке, – стало еще хуже. Он закусил губу и, затаив дыхание, стал считать в уме, но, досчитав до тринадцати, сообразил, что это ни к чему. Схватывало все сильнее и сильнее – терпеть больше было невмоготу.
Вынув из ящичка листочек тонкой бумаги, смазал его клеем, потом вытащил из кармана пиджака нитку и застыл на месте. Переждав приступ, положил нитку около чемодана и хотел придать ей вид буквы «хо», но раздумал – не было времени. Он вышел из каюты, последним напряжением воли повернулся к двери и наклеил на дверь бумажку. И тут пришлось выдержать новый приступ – на лбу у него выступил пот. Он прижал руки к животу и медленно побрел вдоль кают.
16
Уайт закрыл дверь и обернулся:
– Пошел. Имей в виду: наклеил бумажку.
Уайт вышел, за ним Крист. Донахью вынул из портфеля листочек, смазал его клеем, в другую руку взял чемодан и, приказав Морнингстару стоять у приоткрытой двери, вышел.
Спустя минуту он влетел обратно с чемоданом, бросил его с шумом на пол и плюхнулся в кресло.
– Идите за ними… – сказал он Морнингстару, с трудом переводя дыхание. – Сообщите: операция финита. Все! – Он налил воду из графина и поднес стакан ко рту.
Профессор подошел к Донахью и поздравил с успешным окончанием дела. Бузони и Морнингстар последовали его примеру. Дверь распахнулась, вошел Уайт. Он посмеивался:
– Куросиво ругается по-японски тонким голосом и бьет себя, очевидно, по щекам. Слышно в коридоре.
– А какие у японцев ругательства? – поинтересовался профессор.
– Могу вас успокоить, профессор, – ответил Уайт. – Японцы на редкость бездарный народ по части ругательств. Им так же далеко до вас, как детской свистульке до тяжелой гаубицы.
– А где Крист? – спросил Донахью.
– Крейсирует около клозета, – сказал Уайт. – Наше второе снадобье тоже отлично сработало. – Он вдруг сделал испуганное лицо. – А ты после себя наклеил бумажку?
– Какую?
Уайт ахнул и схватил Донахью за руку:
– Ту са-самую… то-тонкую…
Донахью шевельнул уголком рта:
– Я всегда все помню. И не развожу истерики.
17
Терано пробежал по коридору, содрал бумажку с двери и, вскочив в каюту, подошел к чемодану. Ниточка лежала на том же месте.
Он погладил живот, потом похлопал по нему и широко улыбнулся. Напрасные страхи, зачем пугать себя выдуманными опасностями? Кому взбредет в голову лезть в каюту в половине второго ночи? И вообще в это время никого в коридоре не бывает, а особенно в этом тупике. Правда, какие-то двое, по-видимому пьяные, сейчас стояли перед каютой наискосок от клозета, искали что-то в карманах и на полу, наверное, ключ. Но больше никого в коридоре не было.
Он проглотил еще две пилюльки и сел на диван. Хотел прилечь, но раздумал: опасно. Несмотря на две чашки кофе, можно заснуть. Все-таки он здорово переволновался, а теперь наступит реакция. Боль в животе постепенно утихала. Больше нельзя есть в пути никаких консервов и вообще ужинать по-японски. Не стоит рисковать. Хорошо, что Идэ не узнает об этом случае. И о первом тоже.
Терано еще раз посмотрел на чемодан. Все обошлось благополучно. Он подумал: «А что, если бы украли чемодан?» У него похолодело внутри от этой мысли.
18
Вошел Крист и доложил: японец вернулся в каюту. Профессор Дан хлопнул в ладоши:
– Ну, теперь можно выпить. Выкладывайте, что у вас есть в погребах. Как насчет коньяка хэннеси экстра? Только чтоб был не моложе семидесяти лет.
Донахью мотнул головой:
– Еще рано торжествовать. Самое главное впереди – проявить снимки. А вдруг не получились? Тогда все пойдет насмарку.
– А ниточка лежала? – тихо спросил Уайт.
– Лежала. Я ее не сдвинул. – Донахью вынул бумажник и извлек оттуда конверт. – Вручи Пако, расписку не бери. Скажи, что он получит еще.
Морнингстар покачал головой:
– Значит, шампанского не будет? Нам можно идти?
– Идите, – сказал Донахью, – и помогите Кристу. Я не успокоюсь, пока не выяснится, получились ли снимки. Теперь все зависит от Криста.
Донахью закурил и поставил локоть на стол. Рука его дрожала, и дым от сигареты поднимался зигзагообразно. Крист тряхнул рыжей гривой и провел пальцем по животу:
– Если плохо получилось, сделаю харакири.
Донахью брезгливо скривился:
– Мне нужны отчетливые фотоснимки, а не ваши разрезанные кишки.
Донахью и Уайт остались вдвоем. Донахью вынул из шкафа бутылку шабли и налил себе и Уайту. Они осушили всю бутылку. Открыли вторую.
Уже совсем рассвело, когда явился Бузони – как всегда, чинный и строгий – и сообщил, что все снимки получились – ни одного испорченного. Крист не подвел.
– Садитесь, пейте, маэстро, великолепное вино. – Донахью хлопнул Бузони по спине. – Почему не пришли все? Я уже перестал сердиться. Берите стакан.
Бузони поправил галстук и одернул пиджак:
– Спасибо, я не пью. А другие не пришли потому, что пребывают в состоянии крайнего опьянения – все лежат на полу.
19
После ночного дежурства Идэ захотелось проветриться. В последние дни у него совсем не было аппетита и часто побаливал затылок. Он поднялся на верхнюю палубу. На ней было довольно много пассажиров. Очевидно, все, кого качка уложила в первые дни рейса, ожили и выползли из кают.
Широкоплечий миссионер долго разглядывал в бинокль островок, затем сообщил красивой седой даме в зеленом пальто:
– Это остров Гарднер. На нем, если не ошибаюсь, есть церковь. Смотрите, справа плывет кит, – вдруг закричал он.
Пожилой американец в темных очках тоже посмотрел в бинокль и безапелляционно изрек:
– Сразу видно, что ваше преподобие не в курсе земных дел. Этот кит входит в состав американского тихоокеанского флота и вооружен торпедными аппаратами и сорокамиллиметровыми пушками.
Седая дама взяла бинокль у миссионера.
– За китом пенится вода, – констатировала она. – Это настоящий кит.
– Пенится вода потому, что миноносец движется со скоростью сорок узлов, – возразил американец.
– Марико, идите сюда! – Дама передала бинокль девушке в красном плаще. – У вас нормальные глаза, не пропитанные спиртом. Подтвердите, что это кит,
– Советую встать на сторону истины, а не болезненного упрямства, сказал американец. – Это явный миноносец, мисс Хаями.
Девушка рассмеялась:
– Я ведь немножко близорука. Боюсь, что опутаю. Вы держите пари?
– К сожалению, нет. – Американец покосился на даму. – А следовало бы.
Идэ остановился у борта и внимательно оглядел девушку. Судя по имени, японка. А Терано принял ее за кореянку, вероятно, из-за высокого роста. Наверное, гавайская японка – манеры у нее западные, отлично говорит по-английски, без всякого акцента, без труда выговаривает «эль».
Марико посмотрела в бинокль, опустила его и бросила лукавый взгляд на американца:
– Из этого миноносца только что брызнул фонтан.
Миссионер прыснул. Седая дама повернулась к американцу и ласково протянула:
– Это, наверное, гибрид. Помесь миноносца с китом.
Американец дернул головой.
– По этому случаю угостимся гибридом. – Он взял миссионера под руку. Я ставлю джин, а вашему преподобию придется взять вермут. А нашей даме поднесем коктейль… только томатный.
Дама фыркнула:
– Я не настолько стара, чтобы пить дурацкие соки. Поднесите мне американский бурбон со льдом.
Мужчины ушли в бар вместе с дамой. Марико скользнула взглядом по Идэ и заговорила с проходившей мимо толстой японкой.
Идэ побродил минут десять по палубе и спустился вниз. Он сообщил Терано, что таинственная кореянка оказалась самой обыкновенной гавайской японкой. Зовут ее Марико, а фамилия не то Хаяма, не то Хаями – хорошо не разобрал, потому что фамилию произносил американец. Из подслушанного разговора выяснилось, что она постоянно живет в Гонолулу.
– Если японка, нам нечего опасаться ее, – сказал Терано.
– Но она знакома с молодым миссионером и американцем в темных очках. И при мне стала болтать с толстой японкой, кажется, женой нашего вице-консула в Нью-Йорке. Что-то больно общительна.
– Может быть, она наша… только работает по другому ведомству…
Идэ пожал плечами:
– А может быть, зря подозреваем и английского миссионера, и пожилого американца? Они заговаривали с нами и не боятся попадаться нам на глаза. Я думаю, если за нами ведется наблюдение, то это должны делать незаметно.
– Скорей всего, мы преувеличиваем опасность, – произнес Терано, зевая и потягиваясь. – Не так уж страшна американская разведка, как у нас считают. Возьми эту недавнюю историю в Кобэ. Говорили, что американский консул – один из лучших работников их разведки, а на поверку оказался самой обычной разиней. Мы подсунули ему трех наших и дурачим его уже целый год – кормим дезинформацией. И другие американские разведчики, наверное, недалеко ушли от него. У них нет традиций и опыта. Их разведка, пожалуй, напоминает любительскую спортивную команду.
– А те шифры, которые имеются у нас в четвертом отделе… их взяли в Кобэ?
– Не только в Кобэ. Один шифр мы купили в Португалии у помощника морского атташе, В общем, их разведчики… – Терано махнул рукой.
Идэ усмехнулся:
– В общем, ты прав. Американские военные пропитаны штатским духом, и вряд ли у них могут быть такие мастера разведки, как у англичан и немцев. Но нам все-таки надо быть настороже, особенно теперь. Если американцы собираются предпринять что-либо против нас, то сделают это к концу путешествия, рассчитывая на нашу усталость и притупление бдительности.
Терано кивнул головой:
– Успокаиваться, конечно, нельзя.
– Лишняя предосторожность никогда не повредит. – Идэ бросил взгляд на чемодан. – Давай теперь и дежурить и отдыхать в этой каюте, а ту совсем закроем. Обезопасим себя на все сто процентов.
20
Гонолулу остался позади. Уайт долго смотрел на угасший вулкан, возвышающийся над городом. Потом перешел к другому борту – отсюда был виден остров Мауи с горой Халекала. У самого борта в шезлонге сидела девушка в красном плаще, японка или кореянка, на голове у нее был белый платок. Она читала маленькую книжку. Уайт замедлил шаг и прочитал на обложке имя японского поэта Китахара Хакусю.
Девушка слегка спустила книгу и взглянула на Уайта. Продолговатые глаза, пухлые губы, маленький аккуратный носик, как у японских кукол. Она улыбнулась уголком рта. Уайт кивнул ей головой.
– Простате за назойливое любопытство, – произнес он по-японски. – Я люблю японскую поэзию.
– Наверно, старинных поэтов. Европейцы обычно интересуются только классиками.
– Нет, я люблю и современных. И не только тех, кто слагает танка, но и тех, кто пишет стихи западного образца. Мне, например, очень нравятся Вакаяма Бокусуй и в то же время такие, как Такетомо Софу и Каваи Суймэй.
– А я люблю больше стихи. По-моему, танка все-таки ограничивает поэтическую фантазию. Танка вроде сонета, но еще более стеснительна.
– Вы живете в Нью-Йорке?
– Нет, я живу с мамой и бабушкой в Гонолулу, учусь в университете. Но сейчас еду в Окленд.
– Я сперва принял вас за кореянку.
– Вы наполовину угадали.
– Наполовину?
– Мой отец был японец, он умер, а мама моя – кореянка. – Она привстала и поклонилась. – Меня зовут Хаями Марико.
Уайт присел около нее. Они заговорили о поэзии. Марико сказала, что из американских поэтов любит Флетчера.
– Его стихи очень похожи на японские. Он, наверное, тоже знал японских поэтов. Вы любите его?
Уайт наморщил лоб и пошевелил губами:
– У него есть одна вещица. Она, наверное, переведена на японский. – Он стал читать:
- Обломки на берегу, опавшие листья,
- очертания кровель
- в синеватой дымке
- и ветка сломленной ивы…
Марико шепотом повторила последние строчки.
– Это из сборника «Японские эстампы». Там есть очень хорошие стихи.
– Но больше всех мне нравится… – Уайт сделал паузу и окинул взглядом девушку, – Хильда Дулитл… из той же группы.
– Она мне немного напоминает Йосано Акико. – Марико слегка покраснела и, отведя глаза в сторону, стала декламировать вполголоса:
- Сказали мне, что эта дорога
- меня приведет к океану смерти,
- и я с полпути повернула вспять.
- С тех пор…
Она вдруг остановилась. Мимо них прошел коренастый, с подстриженными усиками японец.
– Он каждый раз смотрит на меня, как удав на кролика, – тихо произнесла Марико. – Он похож знаете на кого? На скупщика живого товара. Наверное, едет в Америку покупать бедных девушек, а потом повезет их в Сингапур… А вы как думаете?
Уайт пожал плечами:
– Я не физиономист. Но мне кажется, что он не коммерсант. А смотрит на вас потому, что он, как и всякий японец, обладает врожденной способностью ценить все изящное.
Марико отвесила легкий поклон.
– Спасибо. А вы… – она искоса посмотрела на Уайта, – сейчас угадаю. Вы – молодой ученый, преподаватель истории японской литературы в университете, специалист-ориенталист. Да?
– Вы почти угадали. Я изучаю Японию.
Они проговорили до обеденного гонга. Две старушки позвали Марико. Они пошли в столовую и заняли места в углу, под щитом гигантской черепахи. Уайт сел рядом с Донахью на противоположном конце стола, где подавали кантонские блюда. После обеда они спустились в каюту. Вскоре пришел Пако и доложил, что японцы поселились в одной каюте, в 39-й, и теперь все время будут вместе.
– Я правильно тогда решил – сразу же провести операцию, не откладывая. И хорошо, что мы быстро обработали чемодан и вернули на место. Теперь мы уже не смогли бы положить его обратно. Все получилось великолепно.
Уайт наклонил голову:
– Но почему они вдруг приняли меры предосторожности? Может быть, заподозрили что-нибудь? Проверили чемодан и догадались?
Донахью разлегся на диване.
– Чепуха. Если бы догадались, то не ходили бы по очереди в бар. Просто решили быть осторожными, потому что приближаются к американским берегам. Не надо преувеличивать достоинства японских разведчиков: у них явно дутая репутация. Все эти разговоры о том, что японские шпионы действуют во всю и в Америке, и на Филиппинах, и в южных морях, сильно преувеличены. Мы сами себя пугаем и дезориентируем.
Уайт покачал головой:
– А я считаю очень опасным такое отношение к японской разведке. У нее богатый опыт. Уже в пятнадцатом веке в Японии разработали теорию разведки и привели в стройную систему все типы агентурных комбинаций, в том числе и…
Донахью перебил его:
– Это все азиатские первобытные приемы. Самурайская разведка вполне соответствовала вооружению самураев – мечу и луку. Все это устарело и может произвести эффект только на тибетских пастухов и каких-нибудь ботокудов.
– Весь мир знает о том, как ловко работали японские шпионы накануне русско-японской войны.
– Эту легенду распространили сами русские, чтобы как-нибудь смягчить впечатление от их скандального поражения.
Уайт покачал головой:
– Все-таки как просто получилось… Хваленые японские разведчики – и так легко дали себя обыграть.
– Вся история разведки заполнена такими случаями, – сказал Донахью. Даже самые умные и хитрые разведчики сплошь и рядом остаются в дураках и в свою очередь одурачивают других.
– На этот раз очко в нашу пользу. Теперь очередь японцев. На чем же они подловят нас?
Донахью пожал плечами:
– Если бы боксеры знали заранее, куда их ударят, пришлось бы отменить навсегда этот вид спорта. Вся прелесть разведки заключается в том, что ты не знаешь, какую пакость готовит тебе враг.
Уайт взял с полочки японскую книжку и стал ее перелистывать.
– Между прочим, я познакомился с японочкой, – сообщил он. – Она студентка, учится на медицинском, американская подданная.
– Откуда она?
– С острова Оаху. Сейчас едет в Окленд к знакомым.
– Наверняка японская шпионка. – Донахью подмигнул. – Очевидно, ей приказано следить за тобой, А всех толковых шпионов японцы бросили против настоящего противника, противника номер один, то есть против России.
– По-твоему, Япония не собирается воевать с нами?
Донахью энергично мотнул головой.
– Ни в коем случае. И особенно сейчас. Вчера в салоне я слушал радио. Немцы уже полностью разгромили русских в Белоруссии и пошли к Смоленску. Генерал Кроули из Сингапура, с которым я вчера играл в бридж, говорит, что русские сложат оружие через месяц, не позже. И тогда японцы двинутся на Сибирь. Поэтому им надо как можно скорей выбраться из китайской трясины. После паузы Донахью добавил: – Скоро мы начнем с божьей помощью расшифровывать все японские телеграммы и окончательно убедимся в том, что японские генералы повернулись к нам задом и смотрят в сторону Урала.
Уайт подошел к карте на стене:
– Итак, две трети пути пройдено, путешествие близится к концу.
Донахью усмехнулся:
– Ты говоришь об этом с явным сожалением. Японочка, очевидно, запала тебе в душу. Будь осторожен с ней.
Вашингтонская «Магия»
18 июля 1941 года
Морской атташе – маленький, одетый со строгим изяществом, в английском духе – усадил Терано и Идэ в кресла у окна, выходившего на Массачусетс-авеню.
– Представляю, как вы измучились… – атташе покачал головой, смазанной бриллиантином. – Не только физически, но и душевно, круглые сутки в нечеловеческом напряжении. Помню, лет десять назад меня посылали в Рим с одним пакетом. Мы срочно меняли шифры…
– Я слышал об этой истории, – сказал Идэ. – У морского атташе пропали документы, и ему пришлось…
– Да, он застрелился. И мне надо было ехать транссибирским экспрессом, потом через Москву и Берлин. Это было ужасное путешествие. Особенно когда ехал по Сибири. Целых десять дней ни одной спокойной минуты. До сих пор вспоминаю и вздрагиваю.
– В Риме все произошло из-за учительницы языка, – бесстрастным голосом произнес Идэ. – Он мог винить только самого себя.
Морской атташе пошевелил усиками:
– А с вами ехали красавицы?
– Какие-то ехали, – Терано махнул рукой, но нам было не до них.
Атташе наклонился вперед и шепнул:
– А Акияма находился далеко от вас?
– Какой Акияма? – удивился Терано.
Идэ тоже сделал недоумевающее лицо. Атташе обвел взглядом обоих и шепнул:
– Не знали?
– Что случилось? – Терано тоже перешел на шепот. – Я знал Акияма, который работал в Джакарте по линии специальной службы.
– Он самый. Но это… – атташе сделал многозначительную паузу, – строго между нами. Он ехал с вами на одном пароходе. В числе пассажиров были два американских дипкурьера, они везли почту токийского посольства и харбинского генконсульства. В пути они свели знакомство с двумя очаровательными итальянками из шанхайского ночного клуба и не смогли устоять… Короче говоря, Акияма провел операцию.
– А кто эти дипкурьеры? – спросил Идэ. – Военные?
– Нет, чиновники государственного департамента. Среди взятых документов оказались копии нескольких телеграмм, отправленных американским посольством в Токио государственному секретарю. Одна из них довольно любопытная. Относится к началу этого года.
– А мы не перехватывали ее в свое время? – спросил Идэ. – Наш четвертый отдел…
– Нет, она нам была неизвестна. Очевидно, прошла по коду, который еще не удалось раскрыть аналитическим путем.
Морской атташе прошел в соседнюю комнату и открыл небольшой сейф в стене, вынул кожаную папку, извлек из нее листок и передал Терано. Тот прочитал и показал Идэ.
На листке был напечатан текст телеграммы, переведенной на японский язык:
27 января 1941 года
«Из Токио, от посла Гру
В Вашингтон, государственному секретарю
Перуанский посланник в Токио сообщил чиновнику нашего посольства о том, что ему удалось узнать не только от японской стороны, но и из других источников о наличии намерения у Японии в случае разрыва отношений с Америкой неожиданно напасть на Пёрл-Харбор, бросив все силы и технику на проведение атаки. Сам перуанский посланник считает эти слухи абсурдными, но тем не менее счел нелишним уведомить о них одного из моих подчиненных.»
[Все приведенные в повести расшифрованные радиограммы – подлинные. – Здесь и далее прим. автора]
Терано покрутил головой:
– Выходит, что уже пронюхали. Наверно, наши дипломаты выболтали.
– Ничего страшного. Перуанский посланник не придает этому слуху никакого значения. И сам Гру, по-видимому, тоже не верит. В прошлую субботу германский морской атташе сказал мне, что недавно он имел откровенную беседу с видным американским адмиралом в отставке, близким к Белому дому. Тот заявил: японцы никогда не осмелятся напасть на Пёрл-Харбор – только сумасшедшие могут решиться на это.
Терано и морской атташе засмеялись.
– А еще что-нибудь интересное взяли? – спросил Идэ.
– Докладную записку Гру – его соображения относительно уступок, которые американская сторона могла бы сделать нам. Очень ценный документ. Акияма сделал хорошее дело.
– Кроме этих итальянок еще кто-нибудь помогал ему? – спросил Терано.
– Один человек из штата пароходной прислуги. Стюард.
– Стюард? – переспросил Терано и посмотрел на Идэ. – А какой национальности?
– Подождите минутку, спрошу, освободился ли посол. Он с утра заперся у себя.
Морской атташе вышел из комнаты. Терано шепнул:
– А не тот ли стюард-филиппинец, который был в нашем коридоре? Со сплющенным носом?
Идэ наклонил голову и со свистом втянул воздух:
– Я несколько раз замечал, как он ходил взад-вперед по коридору… Мне показалось это подозрительным.
– Получается, что он наш человек. Ему было приказано помогать Акияма и заодно охранять нас.
Идэ кивнул головой:
– А нам об этом не сказали, чтобы мы не успокаивались.
В дверях показался морской атташе и пригласил Терано и Идэ пройти к его превосходительству.
Посол, адмирал Номура, несмотря на служебное время, был одет по-домашнему – в ночной халат. Он сидел за массивным столом из черного полированного дерева. Перед ним лежали продолговатые листки шелковистой бумаги, на них были начертаны китайские изречения и стихи – посол занимался каллиграфией.
Морской атташе подошел к столу и замер от восхищения:
– Хо-о… изумительно! У вашего превосходительства настоящий сунский стиль!
Посол поправил очки и прищурил единственный глаз.
– Ты ничего не понимаешь. Это тебе не покер. Раньше у меня получалось кое-что, а теперь нет силы в росчерках. Не тот взмах кисти. Прошу сесть.
Посол отставил от себя малахитовую тушницу, положил кисточку на подставку и, шаркая шлепанцами, надетыми на босую ногу, подошел к дивану. Офицеры сели на стулья с высокими спинками.
– Спасибо вам за труды, – сказал посол и коротко поклонился.
Терано и Идэ вскочили и, держа руки по швам, согнулись пополам. Посол жестом предложил им сесть.
– Вы выполнили чрезвычайно ответственное поручение, – начал тихим голосом адмирал, четко произнося каждое слово, – и доставили все в полной сохранности. Завтра уже пустим машинку в ход. Я не верю шифрам министерства иностранных дел. Самые крепкие и надежные шифры это наши, флотские. Скоро японо-американские переговоры вступят в острую стадию. И хорошо, что мы до начала этих чрезвычайно важных переговоров обеспечили безопасность нашей переписки с Токио. Благодарю за отличное выполнение крайне важного задания, за все ваши исключительные старания.
Посол чуть заметно двинул головой. Офицеры снова вскочили и ответили поклоном. Посол продолжал:
– Мне только что сообщили, что министром иностранных дел назначен адмирал Тойода. Ему будет очень приятно услышать о заслуге двух доблестных офицеров императорского флота.
Открылась дверь, и секретарь доложил о приходе католического священника Драута. Посол сказал:
– Проведи его в комнату рядом с библиотекой. Я переоденусь.
Терано и Идэ откланялись и прошли в кабинет морского атташе. Японка-горничная принесла виски и сифон с содовой водой.
Морской атташе плотно прикрыл дверь, затем включил радиоприемник. Передавали репортаж о матче боксеров. Гости устроились на диване около радиоприемника, атташе подсел к ним:
– Я вам рассказал относительно Акияма. Теперь вы должны поделиться со мной секретами. Как идет подготовка?
Терано стал рассказывать о состоявшемся 2 июля совещании под председательством императора. Было принято решение ввести войска в Индокитай и готовиться к дальнейшим действиям в южном направлении. Пока воздержаться от нападения на Россию, хотя Гитлер требует этого. Очевидно, после падения Москвы начнется развал советского административного аппарата и командования войск. Турецкий посол в Токио в доверительном порядке сообщил генералу Тодзио о том, что турки готовятся к вводу войск на Кавказ и в район Баку. Квантунская армия начнет в подходящий момент продвижение в глубь Сибири. Сейчас пока лезть в Россию не стоит. Надо сперва разрешить проблему нефти и каучука, то есть проблему Юга.
Морской атташе сказал:
– Вчера я был на банкете в шведской миссии. Советник германского посольства сообщил, что бои уже начались на линии Днепра, а группа армий «Север» двинулась на Ленинград.
Репортаж о боксе кончился. Стали передавать объявления с музыкой.
– У нас начали готовить карты Ирана, – сказал Идэ. – Для будущего десанта на побережье Персидского залива.
Морской атташе осушил рюмку и громко вздохнул:
– И вот в такое время сидишь здесь, перебираешь дурацкие бумажки и шляешься по раутам и коктейль-парти. За мной ходят по пятам шпики из Эф-Би-Ай [Эф-Би-Ай – сокращенно – Федерал Бюро оф Инвестигейишн – Федеральное бюро расследований США], ничего не дают делать. Я уже не раз просил отозвать меня. Особенно после истории с Кавабата и Йокоги.
– А что случилось с Йокоги? – спросил Идэ. – Ведь он опытный работник.
Атташе провел мизинцем по усикам:
– Угодил в западню. Ему подсунули матроса с «Пенсильвании». Он завербовал матроса и купил липовые данные о крейсере «Феникс», а когда пошел на следующее свидание, его сцапали и засадили в тюрьму. Только благодаря послу удалось кое-как замять дело.
– У вас здесь интересная и очень нужная работа, – сказал Идэ. – И на Гавайях – тоже. Там надо приготовиться как следует. Создать агентуру для массированных акций на земле. В нужный момент эта агентура специального назначения сыграет большую роль.
Атташе внимательно посмотрел на Идэ. Узкая физиономия с холодными, как у ящерицы, глазами внушала доверие.
– В Гонолулу сидит генконсул Кита, он связан с нами. Очень толковый человек. Ему помогают два офицера флота, прикрывающиеся чужими фамилиями. Скоро у них прибавится работы. Кита будет занят систематическим наблюдением за гаванью и аэродромами. Вы не поехали бы туда?
Идэ тихо откашлялся в руку:
– Я с удовольствием, но…
– Это можно быстро устроить. Посол поддержит меня перед адмиралом Нагано, и вас откомандируют из моргенштаба в наше распоряжение.
– Мне бы не хотелось ехать на Гавайи в качестве чиновника генконсульства, – сказал Идэ. – За мной будут все время следить. Меня смущает также, что я не знаю местных условий, скудный опыт…
Атташе остановил его жестом руки:
– О вашей работе в Бангкоке и Шанхае я слышал. Только на Гавайях придется действовать более мягко. Кое-чего нельзя будет делать…
Терано тихо рассмеялся.
– Когда у человека звание мастера дзюдзюцу четвертой степени, наверное, трудно удержаться. – Терано кивнул в сторону Идэ. – У него еще одно достоинство. Как подобает чистокровному кагосимскому воину, у него иммунитет в отношении женщин. Они вызывают у него тошноту.
Атташе улыбнулся:
– Значит, вкусы у нас расходятся. Я большой поклонник золотоволосых красавиц. Но я имею с ними дело лишь после того, как они завербованы. А до этого даже не смотрю в их сторону.
– Где мы будем жить? – спросил Терано.
– Для вас заказаны номера в «Фэйрфаксе», недалеко отсюда. Только там… – атташе показал на стены и потолок, – ни слова о деле. Где сейчас адмирал Ямамото?
– Он был в Токио, когда мы уезжали. Уже закончили план атаки, но придется отшлифовать детали, это займет время. И надо провести несколько репетиций.
Атташе показал головой на дверь.
– К нашему адмиралу скоро приедет помощник – профессиональный дипломат. Они вдвоем начнут крутить голову Хэллу, будут тянуть до нужного момента. Он повернулся к Идэ. – Итак, будем считать вопрос решенным. Подумаем, под каким соусом послать вас в Гонолулу. Может быть, сперва поедете куда-нибудь в Бразилию или Мексику, чтобы приобрести защитную окраску, и уже потом направитесь на Гавайи. Там такие красотки… Виноват, забыл, что они вас не волнуют.
– Вы не ответили на один вопрос, – сказал с улыбкой Терано, – это не так важно, но все-таки хотелось бы узнать…
– Какой вопрос? – атташе тоже улыбнулся. – Насчет девочек?
– Нет. Кто тот стюард, который помогал Акияма?
– На пароходе? – Атташе наморщил лоб. – Насколько мне помнится, Акияма говорил, что это был филиппинец, бывший боксер, с перебитым носом.
Терано и Идэ переглянулись.
19 июля
Начальник управления морских операций адмирал Старк положил телефонную трубку. На его одутловатом лице с коротким носом появилась гримаса разочарования:
– Сборная тихоокеанского флота проиграла сборной армейцев. Счет: пять два. Все шло хорошо до восьмого гейма, и вдруг они два хомрана закатили, мерзавцы.
Донахью с огорчением покачал головой:
– Наших тренировал радист с «Энтерпрайза», раньше был в команде «гигантов».
– Пусть он провалится к черту. Из-за него я проиграл сто долларов генералу Майлсу. – Старк набил трубку. – Так вот… Я сообщил секретарю президента обо всем, а он доложил самому. Молодцы, здорово обтяпали джапов [«Джапы» – презрительная кличка японцев, употребляемая американскими расистами]! Насчет награды… – Старк несколько раз пыхнул трубкой. – Вы провели дело настолько секретно, что ради сохранения тайны придется пока воздержаться от награждения всех вас. Примерно через полгода, после каких-нибудь маневров, представим всех к награде… придумаем предлог. Значит, этот код у них называется «пурпуровым»?
– Да. Пользоваться им будут посольства в Америке, Англии, России, Германии, Италии…
Старк перебил:
– Мне уже докладывал об этом Уилкинсон. Перехватом и обработкой телеграмм, идущих по «пурпуровому» коду, будем заниматься мы и армейцы вперемежку: один день мы, другой – они, чтобы обеспечить бесперебойность. Как часто джапы будут менять кодовые таблицы?
– В четные дни два раза, в нечетные – три.
– Перехватываемые японские телеграммы будем условно именовать… Старк поднял глаза к потолку и решительно кивнул головой, – «магической информацией»… или просто «магией». Перехватом и расшифровкой «магии» у нас будет ведать отдел разведки скрытой связи. Уилкинсону уже даны указания. Он доложил мне, что непосредственно дешифровкой «магии» будет ведать капитан второго ранга Сэффорд. А ее переводами займется секция переводов капитан-лейтенанта Элвина Крамера. Уилкинсон сказал, что начальник японского направления капитан третьего ранга Макколла уже приступил к формированию группы. Ты будешь состоять при начальнике разведывательного управления. Какие у тебя отношения с Уилкинсоном? В такой максимально доверительной работе надо, чтобы личные отношения между офицерами, посвященными в тайну, были безупречными.
Донахью пожал плечами:
– Мы с Уилкинсоном непримиримые враги за биллиардным и картежным столами.
– Отлично. Но тебе придется быть непосредственно связанным с Сэффордом и начальником японского направления. Как у тебя с ними?
– Сэффорд – мой однокашник. Макколла я знаю мало. Человек он суховатый, педантичный. Но, говорят, умница.
– Надеюсь, вы сработаетесь. А в помощь Крамеру в группу лингвистов, которые будут переводить «магию», можно назначить твоего коллегу по операции… этого, как его… Блэка…
– Нет, Уайта.
– Какой у него чин?
– Старший лейтенант.
– Справится?
– Он великолепно знает японский, учился в Токио, в университете Кэйо, обладает незаурядными лингвистическими способностями, светлая голова…
Адмирал оттопырил нижнюю губу:
– Это не характеристика, а дифирамб. У тебя привычка все преувеличивать. Какие у него недостатки?
– Недостатки? В упрек ему, пожалуй, можно поставить то, что он по характеру и образу мышления больше штатский, чем военный. Очень добросовестен, повышенно эмоционален, иногда наивно принципиален.
– Я вижу, что твой дружок стал офицером по недоразумению. Ну ладно, пусть занимается «магией». А ты будешь ведать специальными сводками для чинов высшего командования и Белого дома. – Старк выколотил пепел из трубки в пепельницу и откинулся в кресле. – Ну, как там мартышки? Готовятся? Мне кажется, что мы все-таки преувеличиваем опасность. А?
Донахью ответил после небольшой паузы:
– Я беседовал с некоторыми весьма осведомленными людьми в Токио. По их мнению, японцы будут всячески пугать нас, делать вид, что пойдут на все. Но вряд ли решатся на войну.
– Я тоже так думаю. Если и начнут, то надо иметь в виду короткую схватку. Десять раундов им без нефти не выдержать. Значит, им надо начать с удара, чтобы послать нас в нокдаун. Куда же они должны ударить? Только по Пёрл-Харбору. Но они отлично знают, что в Пёрл-Харборе нельзя атаковать торпедами. Для торпед требуется глубина не меньше семидесяти пяти футов [13 Фут – единица измерения длины, равная 30,48 см].
– А в Пёрл-Харборе не больше тридцати, – сказал Донахью. – Для того чтобы напасть на Пёрл-Харбор, японцы должны сперва углубить гавань в два раза.
Оба рассмеялись. Старк ударил кулаком по кожаной папке.
– Бог ниспослал нам удачу – мы стащили у японцев машинку и теперь будем регулярно читать «магию». И эта «магия» подтвердит правоту наших предположений относительно дальнейшей политики Токио. Они, конечно, помирятся с нашей помощью с Чунцином [То есть правительством Чан Кай-ши, поддерживаемым американскими правящими кругами