Читать онлайн Сыщик. Васюганский спрут бесплатно
Предисловие.
Мне уже многое поздно,
Мне уже многим не стать,
Годы вернуть невозможно,
Но я пытаюсь писать…
Я долго думал и сомневался, стоит ли писать эту книгу именно о тех событиях связанных со мною и людьми, меня окружавшими ровно 17 лет назад, в 2007 году, когда я проходил службу старшим оперуполномоченным по особо важным делам в отделе собственной безопасности ГУ МВД РФ по Сибирскому федеральному округу.
Я отталкивал от себя мысли про те события, ибо они и стали причиной моей ранней отставки и сначала побега и «миграции» аж за полярный круг, в город Норильск, а затем и выхода на пенсию в мои 36 лет от роду, в 2009 году…
Перебирая книги в шкафу, я наткнулся на три из них, подаренные мне в 2007 и 2009 годах замечательным человеком, московским адвокатом, заслуженным юристом РФ, доктором юридических наук, членом союза российских писателей – Марком Соломоновичем Крутером.
В 2007 году, на протяжении нескольких месяцев мы работали с ним (можно и так выразиться) по одному делу о вымогательстве девяти миллионов рублей (а по тем временам это было порядка 330 тысяч долларов).
Он представлял интересы потерпевшей стороны, а я как опер вел оперативное сопровождение данного уголовного дела, где эти потерпевшие напрямую фигурировали.
Мы не виделись с ним 15 лет. Последний раз это случилось в 2009 году, когда я уже вышел на пенсию и работал частным детективом. Именно тогда он и презентовал мне свою последнюю книгу «Территория беззакония», где подробно описал события того дела, произошедшие в Новосибирске в середине двухтысячных годов и затронувшие нас обоих.
Первые две его книги, в том числе интереснейший роман «Я защищаю Япончика», я с удовольствием «проглотил» еще тогда, в 2007 году, а вот последняя книга, подаренная с его автографом в 2009 году, к моему стыду, осталась не тронутой мною до сегодняшнего момента.
Забросив переборку книг и ревизию сейфа, я уселся прямо на полу и начал читать.
Мои, еще только начинающие седеть к 52 годам, волосы сначала встали дыбом, потом поседели еще на целую треть, ибо, к своему удивлению, я обнаружил, что Марк Соломонович, находясь в то время в Новосибирске, работал и еще по одному делу в Горно-Алтайске (по факту заказного убийства). И именно это дело переплелось со мною еще больше, а Марк Соломонович стал косвенной причиной моей ранней отставки со службы.
Я сделаю здесь краткую выписку из предисловия книги, написанной самим автором:
«Маневрируя между адвокатским столиком и письменным столом, мне все же удалось собрать книгу рассказов и повестей. Но когда пришло время нести рукопись с уже устоявшимся названием в издательство, срочная командировка в Новосибирск нарушила все планы. Тогда я не мог себе представить, что эта командировка станет тяжелой изнурительной и роковой… даже мою книгу из-за стечения жизненных обстоятельств я назову совершенно по-иному. Но я не жалею о случившемся… В двух сибирских городах, расположенных не далеко друг от друга, мне пришлось защищать интересы трех людей: Лизогуба, Дильса и Иванова…
В работе следственных органов преобладают дедовские методы и приемы, которые по своей сути являются преступлениями против преступлений… За примером далеко ходить не надо. На протяжении нескольких лет осуществляя защиту в этих городах, я столкнулся с правовым беспределом…
Методами милицейского ведомства в то время являлось психическое воздействие на свидетелей, склонных к даче заведомо ложных показаний. В случае же отказа от сотрудничества со следствием (так это теперь называется) у этих людей с завидным постоянством «неожиданно» обнаруживают в автомобиле, гараже, в квартире, на даче или даже на работе оружие, боеприпасы, наркотики. За этим следует возбуждение уголовного дела. Увы, но при таком стечении обстоятельств большинство граждан становится на путь «сотрудничества», ибо своя рубашка ближе к телу. Так и появляются ложные показания, угодные сотрудникам силовых ведомств. А результат заведомо ясен – неправосудный приговор и сломанная человеческая жизнь…
Мои жалобы в Администрацию президента, Генеральную прокуратуру с указанием конкретных фактов коррумпированности и нарушения законности привели к серьезным последствиям. Меня стали устранять как адвоката: мои телефоны начали прослушивать, за мной ездили разные автомобили, в моих жилищах (гостиницах и квартирах в Новосибирске и Москве) были проведены обыски, изъяты материалы уголовных дел… Противостояние между мной и правоохранительной системой Новосибирской области затянулось на многие годы… Автор этих строк столкнулся с вопиющим беззаконием, не виданным им за его 35-летний опыт работы в качестве адвоката на всей территории бывшего Советского Союза и Российской Федерации. Тяжелая правовая ситуация, суть которой обозначается сочетанием двух слов: «территория» и «беззаконие» – заставили меня по-другому назвать книгу…»
Контактов Крутера у меня уже не осталось, поэтому, прочитав книгу взахлеб, я присел за компьютер и стал искать следы Марка Соломоновича в интернете… К своему сожалению, я обнаружил, что он скончался ровно пять лет назад, 6 сентября 2019 года. Похоронен на Хованском кладбище Москвы.
Сомнений в том, писать книгу или нет, у меня больше не было. Я был очевидцем и участником многих событий, проводимых теми правоохранительными ведомствами на территории Новосибирской области.
Сначала название книги у меня прямо выплыло из уст, и я решил назвать ее: «С моих слов записано верно… мною испытано».
Мне захотелось описать события того самого дела, которое опытнейший адвокат в его 60 с хвостиком лет отроду и своим 35-летним стажем адвокатской работы назвал самым сложным и коррумпированным делом в своей карьере.
Дела, непосредственно в котором мне пришлось поучаствовать самому, окунуться в него с головой, как в прорубь.
Но уже в самом начале написания книги я понял, осознал, так же как и когда-то Крутер М.С., что она должна называться иначе: «Спрут»… точнее «Васюганский спрут». По имени самого большого в мире болота, по стечению обстоятельств вплотную примыкающего к Новосибирску. Потому что окунуться и вынырнуть из болота с головой получается не у всех… По крайней мере, у меня не получилось. Благо что жив остался…
Бытует мнение, что Васюганское болото – это своеобразный Бермудский треугольник, в котором происходят различные мистические вещи. В девятнадцатом веке Васюганское болото было чем-то вроде «ландшафтного изолятора», потому что сюда ссылали политзаключенных. Также здесь спасались от преследований старообрядцы и репрессированные. Существует поверье, что их души до сих пор блуждают на болоте.
Еще существует поверье о медведице-людоедке, которая живет в самом сердце топи, а заманивают людей в это место блуждающие огни. Считается, что так злые духи стремятся завлечь людей как можно дальше в трясину.
Это конечно, сказка, а блуждающие огни – это не что иное, как фосфористый водород. Оказывается, останки людей и животных содержат фосфорные соединения, которые под давлением воды разлагаются и, так сказать, подсвечивают выходящий на поверхность болотный газ. Так образуются пресловутые блуждающие огни, которые получили название «свечи покойника».
Крупнейшая топь в мире занимает 5,5 миллионов гектаров. И она постоянно увеличивается. Реки отсюда вытекают, а не впадают. Болото выпуклое из-за ежегодного наслоения торфа. Вода с него стекает, обводняет все вокруг, и постепенно болото расширяется. Оно все наступает и наступает на прилегающие леса. И способствует их заболачиванию… То есть Васюганское болото становится все больше.
Само болото возникло около 10 тысяч лет назад и расширяется по сей день: за последние 500 лет площадь топей увеличилась в четыре раза. Трясина постепенно поглощает окрестности подобно пескам пустыни.
Я не зря описываю флору и фауну «Васюгана», как какой-то любитель биологии. В книге я отражу не только события того дела, по которому мы с Крутером работали бок о бок и стоившие мне карьеры, но и другие дела и события, показывающие суть системы, засасывающей и захватывающей людские судьбы, как Васюганское болото, постоянно расширяющееся и поглощающее их.
Почему «Спрут»? Да потому что это уникальное животное. Оно обладает выдающейся способностью изменять цвет своей кожи, подстраиваясь под окружающую среду. Это позволяет ему мастерски маскироваться и уходить от хищников или, наоборот, подкрадываться к добыче. Его восемь длинных щупалец, оборудованных мощными присосками, делают его мастером ловкости и точности. Зоопсихологи считают спрутов самыми «умными» среди всех беспозвоночных.
И еще потому, что «Спрут» – это шикарный итальянский сериал про борьбу полицейских с мафией.
И это сочетание – «болото» и «спрут» – показывают, по сути, неуязвимость коррумпированной правоохранительной системы, существующей на «территории беззакония».
В данном произведении я попытаюсь показать не только ту сторону правоохранительной системы, с которой мне пришлось столкнуться, будучи сотрудником тех самых органов, но и затронуть некоторые ее особенности через конкретные уголовные дела из моей частной практики.
Часть событий, описываемых в данной повести, происходила со мною и лицами, оказавшимися в тех обстоятельствах в реальности, часть информации, упомянутая в произведении, будет передана в художественном виде. Ведь речь пойдет о лицах и структурах, обличенных безграничной властью и тогда, и сейчас, и махать у них перед глазами красной тряпкой, заставляя их глаза наливаться кровью и ненавистью, не хочется, так как я не профессиональный матадор, а простой провинциальный частный сыщик. Я даже название этих самых правоохранительных организаций видоизменю. Пусть читатель сам разбирается, где правда, пусть и чуть подкорректированная, а где – откровенная ложь, вышедшая из моих уст, или, может, это просто мой сон, разлившийся черно-белыми буквами по бумаге.
Персональные данные героев публикации и лиц, упомянутых в произведении, также будут изменены. Неизменными останутся описываемые в книге события и отношение автора к ним.
Эту повесть я посвящаю памяти Марка Соломоновича Крутера.
Глава 2. Аверс and реверс
Спартак, я давно хотел тебе сказать.
Люди в мире разделяются на две категории:
одни сидят на трубах, а другим нужны деньги.
На трубе сидишь ты…
В. Цой
Деление людей на категории «свой» и «чужой» характерно для любого времени, любой эпохи. «Правый» и «Левый», «Красный» и «Белый» (в политике и истории), «умный» и «глупый», «добрый» и «злой» (в быту) и т.д.… Такими эпитетами мы награждаем людей постоянно.
А «две стороны одной медали»? Аверс и реверс? Одна из самых умных онлайн-энциклопедий поясняет, что лицевая, главная сторона медали или монеты называется аверс. На ней дается основное изображение, которое раскрывает значение медали. Другая ее сторона – оборотная. Она менее важная и называется реверс. Изображение на этой стороне дополняет содержание лицевой стороны. Вроде бы все понятно и просто: есть главная сторона, есть второстепенная.
Я задумался. А можно ли данные сравнения «приклеить» к людям в той или иной мере и в той или иной ситуации? Всегда ли будет отчетливо видно и понимаемо для нас, где есть аверс, а где реверс в людских поступках, отношениях, возникающих между людьми ситуациях. Возможно ли применить столь простую конструкцию к извечному тандему «опер – жулик», также две стороны одной и той же медали в повседневной жизни и вечном их противостоянии?
Оказывается, что даже в монетах и медалях это понятно не всегда. Так, допустим, в российской монетной системе аверс находится на стороне, противоположной той, где указан номинал. Т.е. сторона с двуглавым орлом – это и есть лицевая сторона монеты, а сторона с номиналом, цифрой – это обратная сторона, реверс.
А вы знали об этом?
Казалось бы, нонсенс. Мы в первую очередь при расчете данными монетами смотрим на номинал, цифру. Именно она выглядит как главная сторона данного изделия, она – лицо монеты, демонстрирующая ее ценность, стоимость, что и является первопричиной ее создания, а обратная сторона дополняет цифру, говоря о принадлежности ее к конкретному государству… Однако на самом деле все получается наоборот…
Хотя есть и исключения. Так, допустим, юбилейные монеты, посвященные какому-либо региону – Краснодарский край, Мурманск, – где на стороне номинала, помимо цифры, нанесены дополнительно всего два слова «Банк России», а на обратной стороне вместо двуглавого орла размещен герб региона – и автоматически аверс с реверсом меняются местами… Аверс находится там, где цифра и «Банк России», а реверс – там, где герб региона… И так в большинстве стран мира и опять-таки, за исключением 12 стран, которые называют аверсом сторону монеты, где написан номинал и отсутствуют какие-либо государственные атрибуты: это Албания, Болгария, Венгрия, Казахстан, Куба, Кыргызстан, Парагвай, Северная Македония, Сербия, Таджикистан, Узбекистан и Филиппины…
В общем, такая абракадабра умещается даже в маленьком куске железа, именуемом монетой или медалью. А уж если применять этот термин к человеческим отношениям, жизненным ситуациям, предполагаю, что иногда бывают существенные «накладки», ибо «не все то золото, что блестит»…
А если попытаться оторваться от мира чеканки монет и снизойти в мир криминологии – науки, изучающей преступность – и попытаться разобрать на запчасти тандем «опер – жулик», попытаться определить, кто здесь аверс, а кто реверс? Кто та главная сторона, которая задает вектор движения для второй, второстепенной стороны, кто тот двуглавый орел, а кто просто номинал, цифра, обозначающая простое количество?
И вновь, казалось бы, что проще: «опер» – представитель власти, направленный ею для борьбы с социально опасным явлением, коим и является преступность, «жулик» – представитель этой преступности, которую нужно искоренять и избавляться от нее, как от плесени на здоровом теле организма…
Однако давайте рассуждать дальше: если бы не было жулика (преступности), был бы тогда опер (правоохранительные органы)? Была ли вся система борьбы с преступностью, с ее методами, правилами, нормами, особенностями, не будь ее, этой самой преступности? Представляется, что вряд ли. Если нет болезни, тогда и незачем изобретать лекарство для борьбы с этим недугом…
Тогда получается, что жулик – это аверс этой системы, этого тандема (опер – жулик), это лицевая сторона, раскрывающая суть социально значимой проблемы, а опер – это реверс, тень, обратная сторона жулика, использующая теневые (скрытые) методы борьбы с ним.
И в подтверждение этому можно рассмотреть отдельные исключения из правил, как в той же монетной системе, когда одна (лицевая) сторона обвинена, осуждена незаконно, когда опер и жулик поменялись местами, когда опер превратился в жулика, а «жулику» нужно доказать не просто свою невиновность, но и обличить опера в жульничестве. И самое главное – как распознать, что опер – уже не аверс и рядом с ним нет двуглавого орла, а лишь его жалкое подобие, тень от герба региона, и его действия (как говорил Марк Соломонович) по своей сути являютсяпреступлениями против преступлений?..
Или, допустим, рассмотреть декриминализованные статьи Уголовного кодекса, которые раньше считались тяжкими преступлениями и наказание за которые грозило длительным лишением свободы (допустим, спекуляция). Когда-то на борьбу с этим чужеродным, противоправным явлением были брошены лучшие силы выпускников школ милиции, создавались целые аппараты БХСС по борьбе и искоренению этого явления… А сейчас только ленивый не занимается ею – спекуляцией, то есть бизнесом…
Но таким путем можно дорассуждаться до того, что вся правоохранительная система есть тень, реверс, обратная сторона преступности, ее необходимое дополнение, функция, способствующая усовершенствованию аверса, всегда отстающая на шаг и находящаяся сзади своего лицевого собрата, как лекарство, бредущее вслед за болезнью. Но ведь это в корне неправильно…
Есть добро и есть зло, есть представители и того и другого. Можно ли назвать опера, ловящего жулика, его тенью, реверсом, обратной, менее важной стороной, дополняющей содержание жулика/аверса – лицевой стороны? Конечно же, нет. Как не можем мы назвать добро тенью зла. И это не должно быть исключением, это должно быть правилом, аксиомой – истиной, не требующей доказательства…
Однако, к моему большому сожалению, в нашей жизни очень часто все бывает наоборот… И даже такие понятия, как закон и справедливость, являющиеся двумя неразличимыми или слившимися линиями, как в геометрии, не являются тождественными понятиями в обыденной жизни и даже не двумя сторонами одной медали/монеты…
А может быть важно не то, кто главнее или второстепеннее, темнее или светлее, правее или левее, а то, что они не могут существовать друг без друга. Не будет правого без левого, не будет умного без глупого, аверса без реверса, опера без жулика, они – единое целое, и одно неизменно дополняет другое.
Вспомним поговорку: «Два сапога – пара». Левый сапог не функционален без правого – и наоборот. Значит, существование для них имеет смысл, только если они неразлучны, составляют пару, единство.
И даже если случается так, что одна из сторон решает или вынуждена жить отдельно, то отпечаток той, второй стороны навсегда остается в ее памяти, как будто запрограммированы они оба друг на друга…
А две самые большие загадки человечества – жизнь и смерть – может быть, тоже две стороны чего-то одного, единого целого?
Глава 3. Свой среди чужих
Чужое мясо к своему телу не приклеишь.
Народная поговорка.
Смысл замечательного кинофильма «Свой среди чужих, чужой среди своих» заключается в том, что человек определенного круга среди таких же, как он, выделяется, то есть не похож и непонятен для других его соплеменников… Он не лучше их и не хуже, он просто другой…
Несмотря на всю свою любовь к этой «системе» и наше взаимное притяжение друг к другу, как минус к плюсу, как яблоко к яблоне, с самого своего «ментовского» детства, я был ей не угоден… Как та же яблоня отторгает свой плод, когда он созрел и стал слишком тяжел для ее ветки… или как будто дерево выбрало именно этот плод в жертву нависающей тени от рядом стоящих деревьев, или гусениц, атаковавших его, или еще какой-либо напасти, разместившейся рядом с ним, и нужно было пожертвовать кем-то одним ради спасения сотен других…
Пожертвовать одним из своих сыновей или дочерей… Я понял это слишком поздно, когда был уже вне ее самой, этой системы, когда «сорвался с дерева»…
А может, наоборот – я вовремя сорвался оттуда, чтобы не гнить вместе с ней? Созрел, набрался сил и опыта и свалил оттуда?..
В свои семь лет отроду я уже знал, что буду сыщиком…
А вот вы помните, кем вы хотели быть в свои семь лет?
Когда в первом классе наша учитель начальных классов попросила нарисовать свою будущую профессию, я нарисовал милиционера, это было в далеком 1980 году… Рисунок этот у меня сохранился до сих пор.
Учительница начальных классов при окончании нами средней школы подарила всем рисунки 10-летней давности, чтобы сравнить, как совпали наши желания через 10 лет… Мои совпали, и через 10, и теперь уже через 45 лет.
И не то, что бы я не прожил без сыска или вдруг мировой сыск загнулся бы без меня… Нет. Но, как сказал один книжный милиционер из популярной в 90-е годы прошлого века книги «Мент поганый», Лев Иванович Гуров, констатируя факт уже случившихся событий:
«Что выросло, то выросло». Что случилось, то случилось.
В российском государственном сыске я лишь песчинка на большом и солнечном «пляже Анапы», но тем не менее знак «Лучший сотрудник криминальной милиции», заработанный мною в 2008 году на исходе моей государственной сыскной карьеры за конкретные раскрытые преступления, у меня имеется и заслуженно, что подтвердят мои коллеги по отделу уголовного розыска Таймырского ЛОВД, Сибирского УВДТ, проходившие службу вместе со мною.
А вот в частном сыске, в котором я оказался после выхода на пенсию в свои 36 лет, оформив лицензию частного детектива и используя опыт оперативной работы в государственной сыскной деятельности, я был как «рыба в воде». Я был свой среди своих.
Единственная существующая легитимная организация частных сыщиков России – Ассоциация Российских Детективов – за прошедшие 15 лет моей частной сыскной практики трижды награждала меня почетным знаком лучшего частного сыщика России по раскрытию преступлений.
Было это в 2011, 2014 и 2023 годах.
Но не об этом идет речь в моей повести. Речь идет о двух сторонах профессии сыщика, опера – лицевой и обратной… Аверсе и реверсе в нашей профессии.
А упоминание о моих наградах и заслугах – это так, чтобы читатель понимал, что перед ним не начинающий философ, сдающий экзаменационный билет о материи и сознании на вступительном экзамене университета, а профессиональный сыщик…
Начав свою карьеру в уголовном розыске, я неустанно повторял своей супруге:
– На первом месте у меня работа, и только на втором – семья…
И моя жена «проглатывала» такое деление… Она знала мою истинную страсть еще с пятнадцатилетнего возраста, когда, сидя с ней за одной партой средней школы или прогуливаясь по пригородному поселку, где жили наши семьи, я бросал все и торопился не к ней на свидание, а на просмотр очередной серии итальянского сериала «Спрут», демонстрирующего борьбу полицейского комиссара Катани с сицилийской мафией…
Я не мог и предположить тогда, что спруты водятся не только в Средиземном море, омывающем солнечный остров Сицилия, но и в самом крупном болоте на нашей планете – Васюганском, вплотную прилегающем к Новосибирску.
Тогда я еще не был ни аверсом, ни реверсом той системы. Я только стремился туда, так сильно хотел им быть, это была мечта всей моей жизни… как мне тогда казалось.
В 1990 году, после окончания средней общеобразовательной школы № 70 пригородного поселка Садовый, в Новосибирском районе, я поступил в Омскую высшую школу милиции (ОВШМ МВД СССР).
Ну как поступил – влетел в нее со всего маху, как патрон, выпущенный из пистолета, попадает в мишень.
Вступительные экзамены состояли из следующих дисциплин: физическая культура, история, обществознание, русский язык (сочинение).
Я готовился к экзаменам. Честно и упорно готовился так, что мой день, мои сутки были расписаны по минутам… Подготовке к экзаменам было выделено не менее 12 часов в сутки на протяжении полутора месяцев июня и июля 1990 года.
Я читал и конспектировал так много, что мое стопроцентное зрение 17-летнего подростка село… Я реально подозревал, что меня могут забраковать на медкомиссии у окулиста. К счастью, зрение вернулось быстро, в течение недели…
Из четырех дисциплин, оцениваемых по пятибалльной шкале каждый, с максимальным количеством баллов – 20, мой расчет был на 18. Зная почти все, что нужно было для поступления, и даже, как оказалось позже, примерно в три-четыре раза больше, чем было необходимо, переживал лишь за сочинение, да и то, точно зная, что на 4 балла напишу его так, как «ботинки губкой почищу».
Сдав физкультуру на 5, сочинение на 4, осечку я допустил на обществознании… 4 балла. Не за то, что я не знал билет, а за то, что знал его на 6 баллов из 5 и начал рассказывать философию не строго по билету, а с самых корней ее возникновения.
– Четыре балла, – сказал мне майор, принимавший экзамен.
– Почему 4? Я знаю на пять…
– Слишком умный, много философствуешь, нужно четко отвечать на каждый поставленный вопрос.
Только позже, через четыре года, заканчивая школу милиции, когда руководство ВУЗА предложило мне остаться преподавателем по выбору на любой из двух кафедр – уголовного процесса или философии, я понял, что знал не просто этот билет лучше майора, принимавшего экзамен, я всю философию знал лучше его.
В общем, подав на апелляцию против той оценки, что поставил мне экзаменатор, я услышал мнение другого майора, бывшего нашим первым начальником вступительного курса, который, выслушав меня, сказал просто и лаконично:
– Историю на пять сдашь?
– Да, – ответил я самоуверенно.
– Ну и не рви сердце, значит, поступишь…
«Ладно, – подумал я, – поживем – увидим».
История – 5… Как в аптеке…
18 баллов при проходном балле 16 для абитуриентов из Новосибирской области. Меня «автоматом» зачислили на первый курс. Так я и стал слушателем ОВШМ МВД СССР.
Слово «автомат» для меня имело несколько иное значение, чем его прямое толкование.
Абсолютно все экзамены, кроме государственных, в конце 4 курса, при выпуске из школы, я сдал «автоматом».
И не потому, что я был такой «задрот, очкарик», «Знайка» из мультика про Незнайку на луне… Нет, потому что впервые в свои 17 лет я увидел и столкнулся с «реверсом» этой гнилой системы. Еще не познав «аверс», я уже видел ее изнанку…
Тогда в 1990 году нас, абитуриентов, было около тысячи человек, может, больше, на триста мест на курсе. Почти все шли по направлениям регионов или республик.
Так, например, для одного туркмена, ставшего впоследствии моим товарищем, служить с которым довелось в одном взводе, чтобы поступить, было достаточно просто написать сочинение русскими буквами, не взирая на знаки препинания и обороты речи…
Он так и написал: «МоЯ сочинение»… Но он был туркмен. И ему нужно было представлять милицию и всю советскую власть в светлом и теплом Туркменистане. Из этой солнечной и южной республики был только один желающих поступить в ОВШМ, поэтому даже такое сочинение шло ему в зачет, и он был зачислен.
Но были и другие регионы, где число желающих поступить было слишком велико… человек 10 на одно место. И вот тогда вылезали на поверхность «реверсы», когда бездарных абитуриентов курировали преподаватели и руководители школы милиции… когда достойных пацанов «забривали», а эти сынки системы проходили по конкурсу… Видел я все это и знал, конечно, к своим-то 17 годам отроду. Все понимал.
Не было у меня таких «толкачей», мои родители простые рабочие, рассчитывать мне приходилось на свои знания, а не на те «связи», поэтому рвал я свой мозг и свое зрение, чтобы хоть как-то встать рядом с этими «мохнатыми» абитуриентами.
Из сотрудников школы милиции этим не гнушался никто: ни простые преподаватели и «профессура», ни простые курсовые офицеры и руководители школы… Знаю это, потому что учиться с такими слушателями пришлось не только на одном курсе, но и в одном взводе… Теми, кто даже школу-то закончить не смог с первого раза, несмотря на их покровителей, те, кто потом ни дня не проработали в милиции, а свалили сразу в коммерцию или иное направление, лишь бы не тащить эту лямку, о которой другие пацаны могли только мечтать… Но не о них, этих смазливых абитуриентах, в последующем слушателях идет здесь речь… Они даже не реверс, обратная сторона, они – лишь жалкое отражение, тень той действительности, тех реверсивных офицеров милиции, прикрывавших их бездарность… Но это была наша действительность, с которой приходилось сосуществовать.
Это было мое первое знакомство с реверсом системы… Я знал: если залет случится у меня и «того парня», то выгонят меня, а не его. Мне нужно было быть лучше него, а для этого нужно было просто хорошо учиться, так хорошо, чтобы к тебе не то что вопросов не было, а чтобы стать одним из лучших…
В предыдущем моем образовательном учреждении – средней общеобразовательной школе – я не был не то что отличником, я даже хорошистом-то стал с натяжкой, так как преподаватели школы, не желая портить советскую статистику по выпуску, «натягивали» нам положительные оценки, как мы противогазы на уши.
Но то было детство, отрочество и юность, вместе взятые, а здесь была уже мечта, цель, смысл жизни… И я готов был «рвать задницу», а не только зрение садить, лишь бы окончить это учебное заведение…
Как это часто бывает в таких ситуациях, я перестарался… Впитывая знания, как губка воду, я стал одним из лучших слушателей курса. А к лучшим и спрос всегда больший… Был бы середнячком, не заметным среди трехсот человек, то и дослужился бы простым слушателем до выпуска… Но нет же, раз уж пошло-поехало, то и останавливаться не за чем… Пришлось в прямом смысле слова соответствовать. В общем, школу милиции я окончил с красным дипломом.
Именно тогда впервые я осознал, что я немного другой, чужой среди своих, не такой, как все, не лучше их и не хуже, я просто другой. Даже на общей выпускной фотографии взвода все наши парни одеты в парадную форму лейтенантов, а я стою в обычном повседневном обмундировании, и не потому, что у меня не было золотых погон, просто я не считал это необходимым. Мне уже не терпелось уйти отсюда и вернуться в родной Новосибирск, продолжить службу…
Начальник курса подошел ко мне как к одному из лучших и попросил выступить с прощальной речью от имени выпускников перед оставшимися слушателями… Я отказался. Я ему просто сказал:
– Виктор Петрович, извините, я че-то так устал от вас за эти 4 года… Я ведь все сдал: и экзамены, и комнату для проживания, и излишнее форменное обмундирование. Может, вы вышлите мне диплом по почте, а я уже поеду домой?
– Ну, смотри, Карпович, как знаешь…
И на доску почета школы милиции повесили не мою фамилию, а другого… послушного, одевшего золотые погоны и согласившегося выступить с прощальной речью… Ну что поделать – что выросло, то выросло.
У меня не было и нет до сих пор друзей или подруг. Были и есть приятели, товарищи, сослуживцы, соратники… Но друзей или просто людей, кому бы я мог доверить до конца свои мысли, дела, с кем бы мог тащить эту лямку, попросту нет.
Иногда казалось, что не хватает мне именно такого же, как я сам, брата-близнеца, одной крови, одной веры, одних мыслей…
Придя на службу в уголовный розыск – туда, куда я стремился последние четыре года своей жизни, – я был не своим и не чужим, ни аверсом, ни реверсом. Я только начинал постигать азы работы и впитывать особенности этой службы.
Четыре года в одном отделе – это не четыре года в школе милиции. Научился я многому, хоть и учителей и преподавателей было гораздо меньше, чем в ОВШМ.
Это, пожалуй, одно из подразделений, где мне было комфортно проходить службу. Хотя отношение отдельных коллег было предсказуемым.
Середина 90-х. С высшим юридическим образованием были единицы. После школы милиции моих однокашников в приказном порядке забирали и чуть ли не принудительно в следствие. Следователей с юридическим образованием не хватало, а тут мы такие «козырные» после «вышки» и в опера…
Но мне повезло. Мое личное дело просто-напросто забыли в школе милиции. Точнее, его просто забыли запросить оттуда. Как это получилось? Да запросто. 7 февраля 1994 года я пришел в свой любимый и родной Новосибирский сельский райотдел милиции на практику.
За четыре месяца до этого, в 1993 году 5 октября, нашему курсу впервые за многолетнюю историю школы милиции, и это было нововведение в милицейском образовании, когда слушателям, уже имевшим неполное высшее образование, присваивалось звание младшего лейтенанта милиции.
Прибыл я на практику уже офицером. Начальник районного отдела очень удивился, но противиться не стал, и я «каким-то чудесным образом» уже 8 февраля был назначен его приказом по отделу на должность оперуполномоченного уголовного розыска. По факту я являлся слушателем школы милиции, и в то же самое время я уже был опером.
Нонсенс, но так и было на самом деле. Мне было выдано служебное удостоверение оперуполномоченного уголовного розыска, назначено денежное содержание – оклад по должности, а в марте я уже заводил дела оперативного учета, получил табельное оружие на «постоянку» и продолжал нести службу.
В июле 1994 года я съездил в Омск, благополучно сдал госэкзамены и вернулся в отдел для дальнейшего прохождения службы.
Но вот приказ по мне остался только местный, отделовский, о назначении меня на должность опера. Приказа по главному управлению не было до ноября 1994 года. Главк просто не знал, что в «сельском» проходит службу выпускник ОВШМ. В ноябре кто-то где-то очнулся, дело мое-таки запросили из Омска, но вот воткнуть меня в следователи не получилось. Сам я желания не высказывал, ибо меня все устраивало в уголовном розыске.
Крайним в этой ситуации сделали местного кадровика, наградив ее почетным выговором, а я так и остался служить на своем месте.
И тем не менее насмешки и шушуканье за спиной: «Красный диплом, отличник…» – я чувствовал постоянно своим реверсным зрением.
Я был моложе и неопытнее многих коллег. Школьное образование – это была лишь теория, практику приходилось познавать прямо «с колес». И все же я остаюсь до сих пор благодарным моему учителю и наставнику за все эти четыре года – Дубовицкому Борису Александровичу. Мною он подробно описан как опер и наставник в книге «Сыщик. Изнанка профессии», где я посвятил ему целую главу.
Благодарен своим коллегам, которые учили 21-летнего бестолкового пацана, еще не оперившегося опера уму разуму… Я не чувствовал себя там чужим среди своих или своим среди чужих… Это пришло позже, когда опыт работы и наваленная в мозг куча негативной информации привели меня к полному осознанию того, что я там лишний. Что я не такой, как многие, угодные той системе.
Именно поэтому сейчас, работая в частном порядке, частным сыщиком, я чувствую себя свободнее и комфортнее, нежели тогда и там, в погонах.
Однако по-настоящему с реверсом своей службы мне пришлось столкнуться в 2007 году, работая вместе с М.С. Крутером по уголовному делу № 30698 о вымогательстве девяти миллионов рублей у гражданки Дильс.
Тогда мне было 34 года, подполковник милиции, старший опер по особо важным…
Я уже отчетливо чувствовал и осознавал себя другим, чужим, не таким, как многие, но все еще обожающим свою работу, несмотря на всезаполняющий мой мозг реверс по отношению к системе, в которой приходилось работать.
Зная свою работу на все 100%, любя и чувствуя ее кожей и каким-то еще внутренним чутьем, понимая, что не могу делать шаблонно того, что от меня требует система, я уже начинал действовать исподтишка. И не специально это получалось. Как-то автоматически, подсознательно.
Видя отчетливо, где начальство покрывает коррупционеров или закрывает глаза на откровенные факты, а некоторые из них набивают свой карман, прикрываясь служебной необходимостью или чувством ложного долга, я уже не искал ни друга, ни брата, ни соратника по службе. Я работал и действовал один, так же как и сейчас, спустя 17 лет, работая частным сыщиком.
Тогда мне приходилось в открытую бастовать или втихую обманывать руководство, лишь бы делать так, как мне считалось правильным… Это не часто, но приносило плоды, вкусные положительные плоды. Иногда я даже наслаждался происходящим…
Так, по одному делу, которым я занимался в течение нескольких месяцев, собирая материал, указывающий на совершения преступления одним коррумпированным чиновником в милицейских погонах, мне необходимо было направить собранный материал в следственные органы для возбуждения уголовного дела. Однако начальник моего отдела запретил мне так делать, приказав забыть про материал, так как этот чиновник когда-то служил вместе с моим начальником.
Тогда я просто дождался, когда он уедет в командировку в другой регион и подписал сопроводительный документ в следствие у его зама, сославшись на то, что начальник в курсе.
Собственноручно и благополучно доставив материал в прокуратуру, дождавшись возбуждения уголовного дела, и даже получив лично в отделе статистики карточки о возбужденном уголовном деле, я привез и доложил руководителю о результатах работы, не взирая на его крики, вопли и сопли…
Скажу вам искренне, что это те редкие, но незабываемые моменты, когда ты катнул шар в лузу и, даже не представляя его истинного пути, совершаемых им маневров, не учитывая встречный ветер, кочки под ровным покрывалом бильярдного стола или иные неровности, неприятности или препятствия, точно знаешь, что он, этот твой «шарик», всяко найдет нужную лузу… Как будто намагничены они оба: он и она… И такая радость тебя одолевает, что не нужно своими руками ничего больше делать, не нужно пуп надрывать, кому-то что-то доказывать, лбом биться об бюрократическую стенку кумовства и «сослуживства»… Нужно просто дать импульс, искру света в этот темный мир коррумпированной системы…
И практически все мне сходило с рук, и даже там, где ходить приходилось по лезвию, по тем разработкам и материалам, на которые отдельные коллеги и руководители откровенно смотрели с упреком или даже ненавистью.
Однако, работая по делу с Марком Соломоновичем, мне все же пришлось допустить одну досадную осечку, позволившую системе избавиться от меня… Ну что же, всего не просчитаешь. Не предусмотришь. Соломку везде не подстелешь.
В итоге одна ошибка, допущенная мною, позволила дереву сбросить, избавиться от этого надоедливого плода…
А может, это все было сделано вовремя? Я наелся ею, научился всему, насытился ее плодами, и она отпустила меня и простила… как заблудшего сына. Как отпускает медведица своего повзрослевшего медвежонка, выросшего на ее молоке, как выросший тигренок уходит от своей матери в самостоятельный путь, на свою тропу, территорию…
Глава 4.Нор
Не будет ветер дуть – листок не пошевелится.
Татарская пословица.
Это был конец осени 2006 года. Я постоянно мотался в городскую прокуратуру к следователю Шушарину Василию Николаевичу, который вел уголовное дело о коррумпированном чиновнике.
Я, как опер, поднимавший материал с самого его дна, инициировавший возбуждение данного дела, осуществлял его же сопровождение, выполняя отдельные поручения следствия, отвозя-развозя запросы, собирая и привозя ответы, выполняя отдельные несложные следственные действия.
Порою я был у Шушарина чаще, чем на рабочем месте в своем служебном кабинете. Объем выполняемой вспомогательной работы по делу был достаточно велик, но это не смущало меня, мне это даже нравилось.
Небольшой кабинет Шушарина был расположен в самом конце коридора помещения, занимаемого следственным отделом городской прокуратуры города Новосибирска.
Вместе с Шушариным в одном кабинете, прямо напротив его стола, находилось рабочее место еще одного следователя. Его звали Илья со странной фамилией Нор.
Мы познакомились с ним тогда же, когда я в первый раз прибыл к Шушарину.
– Илья. Нор. Фамилия такая, – представился он мне.
– Нор? Странная фамилия. Француз, что ли? Парле франсэ? – спросил я, засмеявшись.
– Я-я… натюрлих, – ответил Нор и рассмеялся в ответ басистым смехом.
Скажу вам откровенно, что странных фамилий у героев этой повести будет достаточно много, и не потому, что я их так видоизменил.
Я, естественно, подкорректировал часть из них, но и в действительности участники тех событий просто блистали особыми «прицепами» к своим именам и отчествам…
Когда я был у Василия и обсуждал с ним отдельные моменты нашего дела, Нор постоянно сидел за своим столом, уткнувшись в монитор компьютера.
Его стол был завален томами каких-то уголовных дел или материалов доследственных проверок.
Зачастую мы с Василием громко обсуждали материалы «нашего» дела, какие-то результаты следственных действий, перспективы расследования того или иного эпизода. При этом часто просто балагуря, хохоча, распивали чай в разукрашенных под старую русскую роспись чашках.
Нор же всегда был в одиночестве. Я никогда не видел, чтобы к нему приходил кто-то из оперов хоть по какому-то делу. Я даже жуликов или свидетелей, допрашиваемых им, ни разу не видел в кабинете.
Складывалось впечатление, что он вообще статист какой-то, поглощенный работой над бумажными архивами… Мне казалось, что он отвлекался от своей писанины только тогда, когда я заглядывал в кабинет и начинал балагурить с Шушариным.
Нор с удовольствием присоединялся к нашему чаепитию, вставлял свои «пять копеек» в шутки юмора, и тогда оказывалось, что он свойский парень, очень любящий пошутить и посквернословить.
В один из дней очередного посещения следователя Шушарина и отчета перед ним о проведенных мероприятиях, за распитием очередной кружки чая, балагуря и хохоча над очередным анекдотом, Нор обратился ко мне:
– Слушай, у меня в производстве есть одно дело о вымогательстве девяти миллионов рублей. Я уже кучу поручений разослал: и в управление уголовного розыска, и в УБОП местный, и на территорию, где было совершено преступление, – толку никакого нет. Либо отписки формальные, либо вообще тишина. Я, как погляжу, ты опер «козырный», может, уделишь внимание этому делу?
– А че за дело-то? Если чистое вымогательство, то мне это неинтересно, у нас своя специфика, ОПГ нам подавай и «погоны» должны фигурировать.
– А там в перспективе и ОПГ, и «погоны» будут, – радостно вскликнул Нор, заваливаясь на спинку кресла и широко улыбаясь, закинув при этом руки себе за голову. – Ком цу мир, – произнес он, не прекращая улыбаться и показывая мне рукой на стоящий рядом со мной стул.
– Дело вообще странное, – начал он. – Оно возбуждено еще год назад по прямому указанию генеральной прокуратуры и передано нам на расследование.
– Так вымогательство же – милицейская статья? Его наши следователи расследуют. Вы-то тут причем? – возмутился я.
– Вот и я о том же, но УПК допускает изъятие дел из милицейского производства и расследование их следствием прокуратуры при особых обстоятельствах. Не «парь» голову из-за этого. Дело возбудили еще «ваши» следователи, прокуратура его изъяла из их «оборота», передала нам – я расследую. Только оно мертвым грузом лежит.
– Мне без оперативного сопровождения никак, а у меня одни филькины грамоты от оперов. А там адвокат один московский, весть мозг генеральной прокуратуре вынес, добился и возобновления дела, и его передачи нам. Теперь мне «мозг кушает». Почему, мол, я ничего не предпринимаю по делу… Давай подвигаемся вместе. Дело на самом деле интересное и непростое.
– Ну, давай рассмотрим этот вопрос в интересном для нас ракурсе, – сказал я, и мы оба рассмеялись.
«Интересное и непростое дело» – меня так легко было подкупить этой фразой.
Тем более возбужденное не по устоявшимся уголовно-процессуальным канонам, а по жалобе адвоката, да еще и стоящее на контроле у самого заместителя генерального прокурора в Сибирском федеральном округе.
Это дело заслуживало, по крайней мере, внимания с моей стороны… и стоило мне карьеры, как выяснилось позже.
Я начал тут же изучать отдельные материалы дела, любезно предоставленные мне следователем Нором. Он распечатал мне постановление о возбуждении дела и справку-меморандум по нему.
С одной стороны, оно выглядело вполне заурядно. Двое модных «комерсов» с простыми русскими фамилиями Мухомедьяров Ривхат по кличке «Татарин» и Витя Козлевич по кличке – впрочем я не буду писать здесь и так очевидное прозвище второго вымогателя – требовали деньги у женщины с красивой немецкой фамилией Дильс – такой же коммерсанткой, занимающейся реализацией мясопродуктов крупным оптом на территории нашей области и близлежащих регионов.
Женщина, испугавшись психологического давления, оказываемого на нее, и поддавшись на угрозы и шантаж с их стороны, продала все имущество фирмы, назанимала денег в долг и выплатила негодяям требуемую ими сумму денег в размере девяти миллионов рублей…
Доллар США тогда стоил 27 рублей. Если переводить сумму вымогательства на американскую валюту, получится порядка 333 тысяч долларов. Не хило, даже по сегодняшним меркам.
Однако это была лишь середина болота. Того самого, Васюганского.
Это дело планомерное и вялотекущее, как медленная и неповоротливая маловодная речушка, покидающая просторы Васюгана, выпуклого из-за ежегодного наслоения торфа, стекая с него, обводняя все вокруг и постепенно его расширяя, вытекало из другого дела, по которому сожитель той самой женщины с не менее звучной, но уже хохлятской фамилией Лизогуб, задерживался и арестовывался сотрудниками могущественного силового ведомства – оперативно-розыскного бюро ГУВД по Новосибирской области.
Ему инкриминировали покушение на мошенничество в особо крупном размере.
Лизогуба ОРБшники задержали при получении денег, которые он брал для прекращения проверки фирмы Мухомедьярова и Козлевича, проводимого УБЭП ГУВД по Новосибирской области, по факту нарушения запрета Министерства сельского хозяйства РФ о поставках китайского мяса на территорию РФ… Но и это еще было не все!
Сотрудники областного УБЭП, задержавшие и арестовавшие китайское мясо, принадлежавшее компании Мухомедьярова и Козлевича в объеме 32 тонн, за взятку в сумме 200 000 рублей отпустили его, сфальсифицировав материалы и позволив «Татарину» вывезти мясо со склада, заменив его другим, качественным российским мясом.
В общем, при первом прочтении и ознакомлении с материалами дела в голове у меня сложилась такая абракадабра и каша из трех ингредиентов (по количеству фигурирующих там эпизодов преступной деятельности), о которых мне пытался рассказать следователь Нор.
– Илья, давай поступим таким образом: ты прямо сейчас подготовь отдельное поручение о производстве ОРМ по твоему делу в наш отдел. Я его нарочным заберу, привезу и зарегистрирую. Поговорю с начальником – если он отмашку даст, тогда без проблем, я возьму его в свое производство и отработаю.
– Отличненько! – воскликнул Нор. – У меня шаблон один и тот же набит во все оперативные подразделения области, сейчас «шапку» перепечатаю. На чье имя писать поручение?
Я продиктовал ему данные нашего подразделения и ФИО своего руководителя.
Не особо рассчитывая на помощь Нору, потому что перспективы этого дела казались мне не слишком интересными, я тем не менее забрал его и повез в свою контору, отдав на регистрацию.
Как и предполагалось, начальник отдела отписал проведение мероприятий мне.
Глава 5. Провокация
Грабли всегда найдут способ тебя перепроверить.
Вита Логвиненко
Наутро Лизогуб стремительно помчался в УБЭП. Его интересовало только одно: арестована ли партия китайского мяса и назначена ли экспертиза в Роспотребнадзоре… Ему не терпелось воплотить в жизнь второй пункт своего хитромудрого плана «Барбаросса» по выкачиванию денег из «Мяспродторга».
Услышав от милицейского чиновника положительный ответ, он уже знал, кому и зачем звонить, что и как говорить.
Лизогуб «накручивал» Татарину. Тот не отвечал.
Сначала Мухомедьяров отсыпался после ночного приключения, чуть не стоившего ему и его компании уголовного преследования и краха, затем, уже проснувшись, он впился в монитор телефона, все еще не веря своим глазам…
Если бы Лизогуб позвонил тотчас же, то Татарин просто бы выбросил телефон от испуга, от того, что его кошмар еще не закончился и зачинщик, провокатор, их «головная боль» звонит ему прямо сейчас и что-то от него еще хочет.
Не был Ривхат готов к такому повороту событий. Вести бизнес, хоть и наполовину теневой, – это вам не один на один, лицом к лицу с врагом на нейтральной территории встретиться… Для этого «борода» должна у мужика быть, и не на лице, а внутри… Стержень, которого никогда не было у Татарина.
Два года назад, когда запрет на ввоз китайского мяса обрушился на их с Дильс компании и чуть не парализовал их деятельность, они совместно решали нависшую проблему, несколько раз встречались в ресторанах, общались, консультировались друг с другом, делились контактами поставщиков, логистическими маршрутами. Дошло до того, что они даже поздравляли друг друга с днями рождения.
У них даже мелькала мысль объединить части своего бизнеса, чтобы минимизировать транспортные расходы двух компаний, однако Дильс подсознательно опасалась компаньона Мухомедьярова – Витю Козлевича, который при каждой их встрече просто пожирал ее крупный бюст своими жадными поросячьими глазками, да и Саша Лизогуб, со всей своей хохлятской прозорливостью, ревновал Дильс к конкурентам, отговаривая ее от совместных бизнес-процессов.
В итоге Дильс со своей компанией прекратили поставки мяса из Китая, переключившись на других импортеров продукции, а «Мяспродторг», как я уже и рассказывал выше по тексту, придумали для себя иной выход из сложившейся ситуации.
И тем не менее нет-нет, да и общались все-таки между собой по разным вопросам и Лизогуб, и Мухомедьяров, и Козлевич. Поэтому совершенно спокойно «накручивая» телефонный номер Татарина, как будто звоня своему старому другу, Лизогуб уже предвкушал, как «накинет на его уши партию китайской лапши» и разведет его на ровном месте, предложив посильную помощь в решении их проблемы, им же для них и созданной.
Татарин же в панике звонил Козлевичу:
– Витя, мне Лизогуб звонит… Уже два пропущенных от него на трубке. Че делать будем? Зачем он звонит? Опять что-то задумал… – Мухомедьяров не давал вставить Козлевичу и пары слов в свою речь, выстреливаемую из его уст, как пули из крупнокалиберного пулемета.
– Да угомонись ты… Не отвечай пока ничего, едем к Валере, там будем все решать, и «спасибо» для него захвати, у меня налички нет, в банк потом заедем, снять со счета нужно будет.
Они договорились встретиться на улице Серебренниковской, около здания ОРБ.
В кабинете Недополза на несколько секунд повисла тишина после того, как возбужденный мозг Мухомедьярова вывалил на служебный стол подполковника всю имеющуюся информацию о подставе их фирмы со стороны «ЗюрЗейта» и уже трех пропущенных звонках от Лизогуба.
– Значит так, – почесывая переносицу, произнес Недополз, – сейчас я закрою кабинет, чтобы никто не вошел и не помешал разговору. Включим диктофон, и ты сам наберешь Лизогубу… Давай послушаем, что ему нужно от вас… Может, решать ничего не нужно и он сейчас сам нам во всем поможет… Звони.
Как в воду глядел подполковник.
Ривхат набрал номер Лизогуба:
– Саша, здравствуй! – начал он. – Ты звонил? У меня три пропущенных от тебя. Извини, сейчас заняты, проблемы у нас.