Читать онлайн Собрать пазл бесплатно

Глава 1

Следователь Михаил Иванович Кулдышов стоял недалеко от группы полицейских. Это был высокий мужчина тридцати пяти лет, с подтянутой фигурой и уверенной осанкой, что выдавало в нем человека, привыкшего к дисциплине. Его карие глаза изучали происходящее вокруг с присущей ему внимательностью и вдумчивостью. Тёмные, густые волосы были аккуратно уложены, но на висках уже пробивалась седина. Снег тихо падал на его волосы, а он периодически стряхивал его легким движением руки. Михаил Иванович всегда отличался вниманием к деталям и способностью находить решение в самых сложных ситуациях, что делало его незаменимым в расследовании самых запутанных дел.

Сюда, на железнодорожные пути, недалеко от моста он прибыл после получения сообщения от оперативного дежурного. Была ранняя зима, начало ноября, на улице -10 градусов, а одет он не по погоде, в легкой куртке. Для передвижения по городу на машине – нормально, а вот для длительного стояния на улице – не очень. Осмотр места происшествия затягивался, и он все больше ощущал, как холод проникает сквозь одежду. Рука по привычке тянулась к карману, где обычно лежала пачка сигарет и зажигалка, но карман оказался пуст. Внезапно вспомнив свое решение бросить курить, принятое недавно, он почувствовал лёгкую досаду. Пытаясь справиться с нахлынувшим желанием, Михаил Иванович начал хлопать себя по всем карманам, проверяя, может, привычка взяла вверх и он переложил их в другое место. Однако сигарет и зажигалки нигде не оказалось. Минутная слабость сменилась осознанием решимости и силы воли, которыми он гордился. Несмотря на искушение, он понимал, что это испытание лишь укрепит его намерение. Он дал слово себе, что бросит. А значит, точно бросит. Потому что слов данных себе он никогда не нарушал.

«Как все это не вовремя, – подумал Михаил Иванович. – И вызов этот, и сигареты, да и, вообще, я сам. Холод собачий, а я одет как на пляж».

Увидев, как Михаил Иванович, характерными движениями хлопает себя по карманам куртки, один из полицейских, мужчина лет пятидесяти, окликнул его:

– Михаил Иванович, у меня есть, могу угостить.

Предложение прозвучало просто и по-дружески, но Михаил Иванович решил держать себя в руках. Он выпрямился и ответил с уверенностью:

– Нет, Вадим Петрович, не надо. Я бросаю. И тебе советую. Здоровье прежде всего, а здоровье на нашей работе надо беречь, – с убежденностью, которой в данный момент не чувствовал, ответил Михаил Иванович.

– Да какое тут здоровье. И работа такая, что не позавидуешь. Много ли радости смотреть на такое.

Тут полицейский махнул в сторону, где на железнодорожных путях лежало нечто, что раньше было человеческим телом, а сейчас напоминало груду кровавого тряпья. В воздухе ощущался тонкий, но характерный для таких сцен металлический запах крови, смешанный с холодным воздухом.

– Кто на что учился, кто на что учился, Петрович, – ответил Михаил Иванович, повторив дважды фразу об учебе и развел уже синеющими от холода руками.

– И я говорю, – сказал тот, кого назвали «Петрович». – А сам как? Как жена?

– А…, – произнес Михаил Иванович, махнул рукой, и неожиданно для себя сказал то, о чему думал. – Разводимся, похоже.

– То есть? Хотя, не объясняй, мне тоже жена часто говорит, что я женат на работе, а не на ней, – сокрушенно покачал головой Петрович.– Помиришься еще.

Может ты и прав. Посмотрим, – ответил Михаил Иванович. – Ладно, давай осмотрим все, наконец. Криминалист там готов?

– Прибыла. Идёт к нам, сегодня – Ольга Дмитриевна – сообщил Петрович, предварительно связавшись с кем-то по рации.

Михаил Иванович кивнул и пошел к железнодорожным путям. С каждым шагом издавался едва слышное поскрипывание по слегка подмерзшей земле. Там лежали останки попавшего под поезд человека. Ничего приятного или интересного в этом зрелище не было. И Петрович был прав, говоря, о том, что мало радости на такое смотреть. Ее, этой самой радости, вообще не было. Смотришь на тот мрак, что творят одни люди с другими, и понимаешь, что тяжело это все. И если не выстроить стену между собой и тем, что происходит, то в собственном уме остаться сложно.

Михаил Иванович уже давно стал махровым циником и перестал доверять кому-либо. Из-за этого и проблемы в семье начались. «Ты стал другим, с тобой невозможно говорить», – говорила она всё чаще, – «тебя все время нет дома, тебе наплевать на меня и на детей». Эти слова, как заевшая пластинка, повторялись с угрожающей регулярностью, ведь они касались не просто личных упреков, а всей его жизненной философии.

Поначалу это действительно ранило. Он возвращался домой, надеясь на тёплый приём, а вместо этого сталкивался с ледяной стеной непонимания и раздражения. Михаил Иванович верил, что выполняет свой долг, защищая общество, и что его работа – это вклад в безопасное будущее их семьи. Но со временем он привык, его реакция притупилась к подобным речам, и он начал замыкаться в себе.

Всё чаще он замечал, что стал иногда избегать дома, как стал оправдывать лишние часы на работе : ещё одно дело, ещё одна важная улика, ещё один запутанный узел, который нужно развязать. Он понимал требования жены, но каждый раз перед ним стоял выбор – семья или работа. И хотя семья была ему важна, сам факт необходимости выбора разрушал его изнутри. Планам, мечтам из юности, созданию дружной семьи, где семья – это тыл и поддержка, грозила опасность просто исчезнуть в постоянных недопониманиях и ссорах.

Участились претензии жены даже из-за того, что Михаил Иванович категорически возражал, чтобы жена выкладывала их совместные фотографии в социальные сети. Видите ли, она желает всем показать своего мужа, а то как будто живет одна и у нее есть только дети. Сам он профиля в соцсетях не имел. Дети тоже были предупреждены, что фотографии с папой ни в какие соцсети попадать не должны. Михаил Иванович объяснял супруге, что все эти вопросы связаны с безопасностью, в том числе ее самой и детей. Кто знает, а вдруг с ним решат свести счеты те, чьи дела он расследовал.

Но разве же она хотела слушать? Ей надо, она хочет, она так видит, он ее обесценивает. Вот, обесценивает – новое любимое слово жены. А она его, Михаила, не обесценивает? Но он отчего-то считал, что поговорит жена и успокоится, что она уже привыкла, что их отношения все это выдержат, но это оказалось не так.

Михаил Иванович чувствовал, что с каждым годом между ним и женой будто бы возводится невидимая стена из недопонимания, ожиданий и обид.

И вот, не смотря на очевидную логичность ситуации, все равно, как гром среди ясного неба, для него прозвучало вчерашнее объявление жены о том, что она подает на развод, а Михаил может и дальше работать на своей любимой работе. Глядя на его опешившее выражение лица, жена добавила, что он, скорее всего, этого и не заметит. Да как ей вообще в голову такое могло прийти, что он не заметит? Семья была отдушиной от того, с чем он сталкивался на работе.

И сейчас, глядя на то, что осталось от человека, Михаил Иванович, задумался, а ведь этот человек тоже имел планы на жизнь. Как же можно так не ценить жизнь свою или чужую, в очередной раз задался вопросом Михаил Иванович. А может это был просто несчастный случай? Как сказал машинист электропоезда, погибший шел вдоль железнодорожного полотна, а потом резко упал на рельсы почти перед самым поездом. И машинисту показалось, он не уверен, но как будто рядом с погибшим мелькнул темный силуэт. Но это не точно. Затормозить машинист уже не успевал. А сейчас все смотрят на останки того, что раньше было человеком. Так сам или не сам? Если силуэт, то точно не сам. Но без записи регистратора не разберешься.

Глядя как судмедэксперт Ольга Дмитриевна, женщина лет пятидесяти, сноровисто управляется с останками погибшего, Михаил Иванович как будто свежим взглядом посмотрел на происходящее: для всех присутствующих это была просто работа, ничьи чувства не задеты, никто не расстроен, все делают то, что должны. Но какой ценой дается такое отношение? Сколько раз всем надо такое увидеть, чтобы считать все работой, важной работой, но при этом не отвлекаться на переживания.

«Эти дела не закончатся никогда», – внезапно подумал Михаил Иванович.– «Всегда будет что-то происходить и я буду ездить, осматривать и расследовать. Я следак и больше ничего не умею. Увольняться, чтобы перейти в службу безопасности какой-нибудь компании или банка? Не мое, не хочу. Принять решение жены и остаться одному, превратившись в воскресного папу? Или даже не в воскресного, а вообще непонятного какого, если жена найдет другого мужика? Но все же, нет, разводиться я не желаю. Нужно еще раз поговорить с женой. Не может быть, что все годы нашей жизни можно так просто перечеркнуть. А сейчас нужно сосредоточиться на работе». И Михаил Владимирович усилием воли заставил себя думать о том, что происходит здесь и сейчас. О работе.

Не так все и плохо, в ходе осмотра нашли документы погибшего. Как минимум можно будет установить личность. Паспорт был на имя Романа Андреевича Губарева одна тысяча девятьсот девяностого года рождения. Регистрация по месту жительства так же была читаема, хотя и с трудом. Погибший был местным и проживал в городе в доме номер 88 по улице Ленина. Судя по адресу – это были старые дома в центральной части города, постройки еще пятидесятых годов прошлого века, их называли «сталинками». Но стоили в этих домах квартиры дорого до сих пор. Потому что их площадь была большая, полнометражка, потолки высокие. Больше в паспорте ничего разобрать не удалось.

«Получается, что погибший был мой ровесник, если это его документы – сделал вывод Михаил Иванович. – Как все же скоротечна жизнь.»

Телефон погибшего так и не обнаружен. Хотя это многое бы упростило. В итоге оперативная группа была отправлена по адресу, указанному в паспорте, чтобы выяснить что-то еще о погибшем на месте и сообщить родным о случившемся. Так же нужно было запросить запись с регистратора переговоров машиниста и дежурного по станции, запись с ж/д видео-регистратора, а еще расшифровку кассеты регистрации параметров в железнодорожном депо. А Михаил Иванович вынужден ехать на очередной осмотр следующего места происшествия. Сегодня он дежурный следователь.

Но перед отъездом он все же украдкой сделал то, что если бы остальные участники осмотра места происшествия заметили, то задали бы ему вопросы, на которые не был бы готов отвечать. Осмотр уже закончился и сейчас все стояли одной группой примерно в метрах трехстах: пятеро мужчин и женщина.

– Мужики, я похоже ручку потерял, пройду вдоль путей. Может найду, иначе новую заезжать покупать в магазин придется, – сказал Михаил Иванович, обращаясь к остальным. – Ольга Дмитриевна, если вы сегодня на выездах, то могу вас подвезти, только дождитесь меня. Моя машина стоит у дороги, рядом с продуктовым магазином. А, вы, мужики, отправляйтесь по адресу погибшего, надо сообщить.

– Дождусь, я тогда пойду к вашей машине, ее номер и марку я знаю. Мне еще нужно зайти в магазин, хочу что-то купить из еды, чтобы перекусить, – ответила Михаилу Ивановичу Ольга Дмитриевна и пошла в сторону автомобильной дороги.

Остальные в мужской компании махнули рукой Михаилу Ивановичу в знак прощания. А Михаил Иванович бодро развернулся и пошел к железнодорожным путям, ему нужно было взять со снега каплю крови погибшего. Был у него один способ задать несколько вопросов, который он никогда и никому не афишировал. Но без крови он сделать ничего не мог. Так что он дошел до первого кровавого пятна на снег, быстро наклонился, как будто завывал шнурки и, быстрым движением руки вытащил бумажный платок, в который схватил пригоршню кровавого снега. Затем встал и упаковал его в целлофановый зиппакет. Теперь можно идти к Ольге Дмитриевне.

Когда Михаил Иванович шел обратно, то Петрович вновь окликнул его:

– Что, уже нашел ручку? И как ты это в темноте разглядел?

Нашел, Петрович. Нашел, – махая рукой, ответил он и пошел в сторону дороги, где стояла его машина.

Через пятнадцать минут он подошел к своей машине. Это была уже далеко не новая инормарка – черный внедорожник. Мало ли куда ехать придется. Да и личный досуг никто не отменял: Михаил Иванович любил выбираться с семьей на природу, но особенно ему нравились экскурсии по заброшенным местам в области: деревням, поселкам, церквям. Эти экскурсии организовывал его знакомый, но добираться то места приходилось самостоятельно. Это развлечение супруга тоже не разделяла. Так что чаще всего на эти экскурсии он ездил один. Так что, машина эта его выручала не только по работе, но и во внерабочей жизни. И вот, сейчас, стоя рядом со своей машиной Михаил Иванович ждал, когда из магазина выйдет Ольга Дмитриевна.

Наконец, вышла и она. Улыбнувшись ему она спросила:

– Ну, что, едем?

– Поедем, садитесь.

Ольга Дмитриевна села вперед, на пассажирское место, которое находится с водителем. Михаил Иванович тоже сел и завел машину. Ехать до места было минут сорок. Смерть произошла в одном из частных домовладений в поселке Ямская слобода, который уже стал частью города, но дома там были очень и очень дорогими, практически дворцы. Им с Ольгой Димитриевной нужно было в «Усадьбу «Глаза души», находящуюся в этом поселке.

– Ольга Дмитриевна, посмотрите пока едем, что это за место такое «Глаза души», да еще и усадьба, – попросил Михаил Иванович.

Ольга Дмитриевна достала смартфон и, открыв браузер, внесла туда адрес и название усадьбы. Какое-то время она читала информацию, а потом сообщила Михаилу Владимировичу:

– Там проводят всякие просветляющие мероприятия, шаманские практики, ретриты, перезагрузки и все в таком духе. Сейчас там идет недельный курс, который называется «Тишина ума».

– И что это значит? – с удивлением спросил Михаил Иванович.

– Не знаю, пишут о погружении в тишину, полное молчание, отдельные комнаты для проживания, отсутствие связи с внешним миром, чтоб отключиться от всего и услышать себя и свои желания, медитации, чтобы дух мог отделиться от тела и начать путешествовать в другие миры, а потом начать новую жизнь.

– И кто-то из этих молчунов умер. Надеюсь у них хоть камеры там есть у этих «Глаз» и свидетели будут говорящими.

– Все будет понятно, когда приедем, – сказала очевидное Ольга Дмитриевна.

На этом их разговор закончился сам собой. И дальше они ехали молча до самых «Глаз души», думая каждый о своем.

Через полчаса они подъехали к дому с нужным адресом и уперлись в шикарные кованные ворота. К этим воротам примыкал высоченный забор.

– Ну, что выходим, осмотр сам себя не сделает, – произнесла Ольга Дмитриевна, покидая машину.

Михаил Иванович вышел вслед за ней и тоже пошел к воротам. Машину оперативно-следственной группы он заметил тоже. Значит все сборе.

Глава 2

У ворот их уже ждал полицейский. Его Михаил Иванович тоже знал. И решил перекинуться парой слов.

– Ольга Дмитриевна, минутку подождите, я кое-что спрошу и пойдем, – попросил Михаил Иванович. Та согласно кивнула и остановилась.

– Привет, Слава, ну, что там? Если вкратце, – обратился к полицейскому Михаил Иванович.

– Труп. Молодая женщина. Ирина Алексеевна Котова 1998 года рождения, двадцать шесть полных лет. Прибыла сюда на курс «Тишина ума». Упала и при падении ударилась виском об угол комода. Персонал попал в ее комнату спустя сутки или около того, когда она перестала выходить из комнаты. Сначала думали, просто сидит одна и не мешали, но она перестала выходить на приемы пищи, поэтому спохватились и решили проверить, что с ней. Уверяют, что ни при чем и в ее смерти не виноваты. А в остальном, как обычно, крики, вопли, желание сбежать и никто ничего не может внятно объяснить, – объяснил уставший Слава. – Там одни женщины. Руководство этих «Глаз» тоже вызвали, но пока никто не приехал.

– А камеры, надеюсь камеры у них есть? – спросил с надеждой Михаил Иванович.

– А тут полная засада. Камеры только у ворот. Остальной дом не только камер не имеет, они даже все телефоны собирали у пребывающих на этот курс. Тишина должна быть абсолютной, – ответил Слава и развел руками.

– Ну, понятно, легко не будет, пошли что ли, осмотр сам себя не сделает, – сказал Михаил Иванович, повторив слова Ольги Дмитриевны.

Когда они вошли внутрь, то оказались в просторном холле. Михаил Иванович профессиональным взглядом оглядел обстановку. Обилие белого и серого оттенков, казалось, подчёркивали атмосферу спокойствия и концентрации, создавая идеальный фон для размышлений и умиротворения. Полированные мраморные поверхности, переливаясь, придавали пространству ощущение глубины и бесконечности.

Диваны и кресла, выполненные в классическом стиле честерфилд, аккуратно расставлены, чтобы обеспечить максимальный комфорт для гостей. Их богатая обивка из натуральной кожи добавляла нотку традиционной роскоши в современное минималистское окружение. Каждый предмет мебели казался произведением искусства, соединённым со своим местом в едином оркестре стилевых решений. Свет из огромных окон проникал мягко и естественно, скользя по лицам и вещам, добавляя простора и воздуха. Яркими пятнами были только композиции из живых цветов в напольных вазах, которые были расставлены по всюду. Красочные бутоны роз, лилий и орхидей привносили нотку свежести, пробуждая чувства и воображение.

«Богато тут у них. Видимо, хороший доход дают такие курсы. На полу мягкое покрытие, которое глушит все шаги. А камер действительно нет,– подумал он.»

На встречу Михаилу Ивановичу шел оперуполномоченный Иван Григорьевич Тимашов. В его руке уже было несколько объяснений. Одно из них он протянул Михаилу Ивановичу. Это было объяснение дежурного администратора.

Михаил Иванович принял протянутый листок бумаги, вскользь взглянув на уверенное выражение лица оперуполномоченного. Тимашов всегда импонировал ему своим умением быстро разбираться и не теряться в сложных ситуациях. Михаил иванович приступил к чтению, объяснения в протоколе зазвучали в голове Михаила Ивановича уверенной речью. Их писал уверенный в себе человек.

Администратор описывала строгий порядок, царивший в усадьбе для обеспечения полного погружения клиентов в курс «Тишины». Правила строги: все приезжающие любители покоя и уединения должны сдавать свои мобильные устройства при входе. Контроль доступа к телефону, помещённому в надёжный сейф в подвале, был необходимым шагом для создания атмосферы максимальной конфиденциальности. Подвал, техника безопасности которого исключала возможность проникновения посторонних, оставался зоной только для обслуживающего персонала, персонал называл его «служебным помещением». В условиях этой «тишины» камеры наблюдения отсутствовали внутри зданий, размещаясь исключительно на территории вокруг усадьбы, делая невозможным вмешательство в личное пространство постояльцев и, конечно же, для достижения целей курса «Тишина».

Администратор пояснила, что она вместе с горничной обнаружила труп. Двери были не заперты, они вошли, просто повернув ручку двери.

«То есть кто вошел и вышел увидеть можно, а что делал внутри – нет,» – подумал Михаил Иванович вздыхая. – Очередные сложности. А телефон так же нужно изъять».

Следом за объяснением администратора Михаил Иванович прочитал объяснение горничной, которая подтверждала, что вместе с администратором вошла в комнату и увидела труп. После чего они сразу же вызвали полицию. Ничего подозрительного никто из них не слышал и не видел.

– Что же, практически, как и всегда, – тихо проговорил Михаил Иванович и кивнул полицейскому Славе.

Полицейский провел их на второй этаж. Комната, в которой было обнаружено тело, была пятой от начала коридора. Обстановка так же была в белых с серым тонах. Из мебели был стенной шкаф, комод, большая кровать, тумбочка. А рядом с комодом лежала на спине молодая темноволосая девушка лет двадцати пяти, ее глаза были приоткрыты. На девушке были надеты футболка и спортивные брюки, на левой ноге был тапочек, а правая была босой. И тапочек с правой ноги лежал недалеко от тела. При жизни девушка была красива. Смерть не успела еще не обезобразить ее черты. Но кровь, растекшаяся темным пятном вокруг ее головы, уже пропитала мягкое покрытие пола. Немного крови было и на комоде. Сейчас уже кровь была побуревшей. Что говорило о том, что с момента смерти прошло какое-то время.

– Понятых нашли? – спросил Михаил Иванович.

– Нашли, – ответил тот же Слава.

– Кому принадлежит эта усадьба выяснили? – спросил Михаил Иванович. Что-то в комнате передвигали, меняли или переставляли?

Минькову Андрею и Миньковой Варваре. Миньков Андрей Евгеньевич – учредитель ООО «Глаза души», а Минькова Варвара Николаевна генеральный директор ООО «Глаза души». Это муж и жена. Семейный бизнес, – сообщил Слава. – Просили без них не начинать. Сотрудники говорят, что в комнате ничего не трогали и не перемещали.

– И когда приедут? Второй осмотр за сегодня и все кто-то где-то едет. Ждать никого не будем. Если через пятнадцать минут не появится, то начинаем, – отрезал Михаил Иванович. – Работники тут есть, как я понимаю, значит, представители имеются. Ведите понятых.

Михаил Иванович смотрел еще раз на девушку и вышел из комнаты, чтобы заполнить необходимые документы для начала осмотра места происшествия, а заодно распорядиться, чтобы со всех остальных свидетелей, присутствующих в усадьбе, взяли объяснения, а так же выяснить обо всех, кто вообще тут работает.

Буквально минут через десять прибыли и оба владельца усадьбы. Понятых привели. Эксперт-криминалист тоже подготовил свое оборудование и начался осмотр. Муторная и небыстрая процедура, да еще и грязноватая. Потому что криминалист засыпал все черным порошком, чтобы найти отпечатки пальцев.

Затем, и Ольга Дмитриевна приступила к осмотру тела погибшей девушки. И вновь Михаил Иванович удивился ловкости обращения с телом Ольги Дмитриевны. Она переворачивала, ощупывала, сгибала конечности и смотрела, комментируя. Он слышал знакомые слова: черепно-мозговая травма, ушиб, кровоизлияние, пятна Лярше, ригор мортис, зубы целы, глаза открыты, сине-багровые темные пятна, бледнеющие при надавливании, запаха алкоголя нет, реакция зрачков и так далее. Он все записывал.

Но тут Ольга Дмитриевна произнесла, что на шее имеются травмы. Михаил Иванович внимательно присмотрелся, продолжая записывать, похоже на то, как будто с шеи что-то сорвали. На руках и на плече было несколько синяков. Но под ногтями следов крови не нашли. Примерное время смерти Ольга Дмитриевна назвала тридцать шесть часов назад.

Затем все проследовали в подвал, где из сейфа был изъят телефон умершей. Осмотр закончился, вещественные доказательства упакованы. Михаил Иванович получил оставшиеся собранные со свидетелей объяснения и сейчас пролистывал их. Он сидел в холле усадьбы, разложив документы на журнальном столике. Кроме него в холле находилась вся следственная группа.

К Михаилу Ивановичу подошел владелец усадьбы Миньков и резко потребовал:

– Когда из моего дома будет убрано это?

– Что это? – уточнил Михаил Иванович, отвлекшись от документов.

– Это – тело. Оно создает моему дому плохую ауру, – так же резко говорил мужчина.

– Это – не так давно было живой, красивой девушкой, которая приехала к вам в эту самую усадьбу, заплатила свои деньги за ваши услуги, а сейчас лежит наверху мертвая. Не скажете как так получилось? И что вы лично предприняли для того, чтобы этого не произошло? Она заслуживает уважительного отношения. Это чья-то дочь, сестра, любимая женщина, может, даже мать, – устало ответил Михаил Иванович.

– У нее не было детей, я посмотрел в ее анкету, – все так же на взводе настаивал Миньков.

– И что? Что это меняет? Имейте уважение, скоро приедет спецтранспорт и увезет тело, – так же устало ответил Михаил Иванович.

– Я настаиваю, чтобы ее забрали немедленно, – раздельно повторил Миньков. – Каждая секунда ее пребывания в моем доме рушит мой бизнес сильнее и сильнее. Да я сам бы ей заплатил, чтобы не приезжала, если бы знал, чем для меня закончится ее приезд. Мне не нужны такие клиенты.

– А вы не делайте свое поведение все более и более подозрительным. Вот, сейчас у меня могут появиться к вам дополнительные вопросы, – с намеком сказал Михаил Иванович. – Ваша настойчивость заставляет меня обратить пристальное внимание на вас.

– Я ни в чем не виноват! Я ее не убивал и ничего не делал. А вы! Вы! В чем вы меня сейчас обвинить хотите? – заорал на Михаила Ивановича Миньков.

– А у меня есть повод вас сейчас обвинять и подозревать? – стараясь сохранять спокойствие ответил Михаил Иванович.

– Вы специально! Вы нарочно! Вы провоцируете меня, – продолжал разговор на высоких тонах Миньков, размахивая руками. – Я требую, слышите, требую, чтобы вы убрали тело этой девки из моего дома. Немедленно!

– Снизьте голос на два тона ниже. Вы разговариваете со мной, как должностным лицом, я вам не подчиненный, держите себя в руках. Объясняю вам еще раз, скоро приедет спецтранспорт и заберет тело. Точка, – жестко ответил Михаил Иванович.

За годы работы он уже насмотрелся таких истерик вдоль и поперек. Михаил Иванович следил за Миньковым. Бывали случаи, что крикуны и скандалисты от слов переходили к делу: кидались с кулаками. У всех разная реакция на стресс. По лицу Минькова словно судорога пробежала, сначала он побледнел, затем покраснел, и выдохнув сквозь зубы произнес:

– Я этого так не оставлю, я подам на вас всех жалобу!

– Это ваше законное право, вы вправе так поступить, – согласно кивнул Михаил Иванович.

Миньков отошел он него, было видно что мужчина едва сдерживается, чтобы не наброситься на него с кулаками. Михаил Иванович проводил его взглядом.

«Ну, что же, драки не будет, уже хорошо, а может и нет, – подумал Михаил Иванович. – А если бы он меня кинулся, то часть негатива я бы определенно слил от сегодняшнего дня. И этот деятель из тех, кто точно жалобу подаст, а мне за него еще и отписываться придется. Хорошо, что свидетелей полно».

Ну вот, бумаги проверены и аккуратно сложены в стопочку.

Сейчас Михаилу Ивановичу нужно было изобрести предлог, чтобы подняться наверх, в комнату, где все еще лежал труп Ирины Котовой. Но это было излишне, потому что вся группа сейчас активно обсуждала «выступление» Минькова, поэтому Михаил Иванович без лишних слов вышел из холла, поднялся наверх и бумажной салфеткой, аккуратно собрал немного засохшей крови с поверхности ворса. Эту салфетку он так же поместил в пустой зиппакет. Его действия напоминали те же, что он сделал несколькими часами ранее, на железной дороге.

Спустившись вниз, Михаил Иванович перекинулся парой слов со следственной группой. В это время приехали за телом, чтобы увезти его в бюро судмедэкспертизы.

– А они быстро, – сказал вездесущий Слава, проследив за поднявшимися с черным мешком на второй этаж мужчинами.

– Повезло, – немного равнодушно ответил оперуполномоченный Иван Тимашов. – Может, хозяин дома успокоится. А очень нервный какой-то.

– Ну что, кто куда? – спросил Михаил Иванович.

– Мы дежурные сегодня, катаемся туда-сюда, – ответил Тимашов.

– А я в контору поеду, если кого подвезти, то давайте ко мне, – предложил Михаил Иванович.– Я тоже дежурный сегодня.

Но все отказались. А Ольга Дмитриевна решила уехать вместе с телом в бюро судмедэкспертизы. Сопроводить, так сказать, потому что у нее вызовов пока больше не было.

Михаил Иванович попрощался и пошел к выходу. На улице он столкнулся с Миньковым, он что-то бурно обсуждал с женой. При виде Михаила Ивановича они замолчали и внимательно посмотрели на него.

Михаил Иванович кивнул супругам Миньковым в знак прощания, но Миньков отвернулся, а его жена просто продолжила смотреть как Михаил Иванович покидает территорию Усадьбы «Глаза души», никак не реагируя на его кивок.

«Вот они какие, эти глаза души, слепо-глухо-немые», – с усмешкой тихо сказал Михаил Иванович, оценив поведение супругов Миньковых.

Сев в машину, он хотел завести мотор, но вдруг остро захотел услышать голос жены. Пока еще жены. Михаил набрал номер, вслушиваясь в гудки – ответит или нет.

На пятый гудок его жена сняла трубку.

– Привет, Мила, это я, – сказал Михаил.

– Зачем ты звонишь так поздно? Тебе стало скучно на твоей важной работе, и ты вспомнил о семье?– прозвучал недовольный голос жены. – Я тебе уже все сказала.

– А может подумаешь еще? Неужели ты так легко можешь отказаться от нашей семьи? – немного просяще ответил Михаил.

– Миша, а о чем думать? Я устала. И думать устала. И ждать устала. Все устала делать. Я живу одна. Тебя нет. Мы с детьми не вписываемся в твою жизнь. Отпусти нас и всем будет проще. Закрепим существующую ситуацию юридически, – резко ответила жена.

– Какую ситуацию? – недоуменно переспросил Михаил.

– Что каждый сам по себе: я с детьми отдельно, а ты со своей работой отдельно. Живем и не пересекаемся. В течение двух месяцев я съеду вместе с детьми. Как раз закончится косметический ремонт в квартире, которую получила в наследство от бабушки. А пока потерпим друг друга, – вновь резко сказала жена.

– Я не понимаю. Мила, как можно так резко и легко рвать? Я ведь люблю тебя и детей, – начал было Михаил.

– Не любишь. Ты нас не замечаешь. И твердишь только о себе сейчас: я да я. Ты не думаешь ни обо мне ни о детях. Я отвыкла от тебя, ты всегда где-то, но не рядом. Подсчитай сколько ты времени провел со мной и детьми, а сколько на работе. Этот разговор у нас не первый раз. И от разговоров я тоже устала, – резко оборвала его жена и повесила трубку.

Михаил Иванович на мгновение посмотрел на телефон, потом с силой ударил руками по рулю, задев клаксон. Машина издала резкий, громкий и протяжный сигнал. Словно, это не машина, а сам Михаил Иванович кричал от бессилия и злости на ситуацию.

Сначала он хотел перезвонить, но потом подумал, что так поругается еще сильнее с женой. И решил отложить разговор до личной встречи. Как говорится, хочешь чтоб тебе отказали – позвони по телефону. Что он, собственно, и сделал, итог разговора подтвердил это правило.

Посидев пару минут в тишине, Михаил Иванович завел машину, и тронулся в путь. Но поехал он не в контору. А к своей тетке по отцу. Она одна из немногих его родственников поддерживала с ним общение. А с работы, если что случится, то наберут. Телефон и машина рядом, поэтому он быстро приедет. Михаил хотел хоть немного положительных эмоций на сегодня. А тетка ему всегда радовалась, как и всякий одинокий в возрасте человек. Кроме того, у тетки была бессонница и почти не спала ночью, так что он ее не разбудит. Но на всякий случай Михаил Иванович все же позвонил тетке и поинтересовался может ли он к ней заехать. Как он и предполагал, тетка не спала и была бы рада его увидеть.

Заехав по дороге в круглосуточный супермаркет продуктов, он поехал к своей тетке Валентине Михайловне.

– Ну, зачем же ты опять столько всего накупил, Мишутка, – такими словами встретила его тетка.

От этого «Мишутка» повеяло такой ностальгией. Кроме тетки, его никто так не называет уже очень давно. Он обнял тетку крепко-крепко, когда уйдет и она из этой жизни, больше его никто так не назовет.

– Видела бы тебя твоя мать, какой ты стал, – в унисон его мыслям произнесла тетка, легко поглаживая его по спине. Михаил вздохнул и уткнулся носом еще глубже в пушистые волосы тетки.

Потом Михаил неохотно разомкнул руки и отстранился от тетки.

– Ну, что, пойдем, кормить тебя буду, – позвала его тетка на кухню.

– Теть Валечка, а можно я на кухне немного один посижу. День тяжелый выдался, – попросил Михаил Иванович.

Тетка проницательно взглянула на него.

– Если вдруг понадобятся свечи, то я их храню в верхнем правом шкафчике, у окна, – сказала она и, еще раз погладив Михаила по спине, вышла.

Михаил Иванович достал из шкафа не только свечи. Заодно и большую миску. Набрал воды в нее воды и поставил на стол. Свечу тоже. Затем принес оба зиппакетика пакетика и положил их на стол. Выключил свет, зажег свечу.

Какое-то время Михаил Иванович смотрел на огонь свечи и тихо произносил какие-то слова. Закончив шептать, он взял один из пакетиков, открыл его и положил в воду. Внезапно по воде прошла рябь и она запузырилась, как будто вскипела. В эту воду Михаил Иванович опустил обе руки. И вновь начал шептать. Внезапно фитиль свечи вспыхнул и огонь вытянулся узкой полосой до потолка. Полоса огня от свечи становилась все шире и шире, как будто открывались ворота. И, наконец, Михаил Иванович увидел то, ради чего все это затеял.

Глава 3

Перед глазами распахнулось огненные ворота и мгновенно исчезли, оставив только тонкие огненные полосы по периметру. И в этом проеме он увидел через несколько секунд человека, внешне похожего на фото из паспорта, найденного на железнодорожных путях. Сейчас этот мужчина был как будто в легкой светящейся дымке, которая заменяла одежду. Вместо глаз у него были темные провалы. Это был дух покойного Романа Губарева. Михаил Иванович всматривался в эту слегка святящуюся фигуру. Затем, внутренне собравшись с силой и сосредоточившись еще сильнее, Михаил Иванович произнес:

– Губарев Роман Андреевич, иди ко мне. Гроб без окон, гроб без дверей, среди людей и среди нелюдей. Отпустите его силы сна хоть на полчаса, хоть на минуточку.

В эту секунду то, что было духом Романа Губарева, бросилось с воем на Михаила Ивановича, но столкнулось с прозрачным препятствием. Дух не мог преодолеть этой тонкой прозрачной границы, по периметру которой горел тонкий огонек. В тот момент, когда дух врезался в границу, то огонь засиял чуть сильнее, ярче и загудел. Дух снова разогнался и бросился вперед, пытаясь добраться до Михаила Ивановича.

Но граница вибрировала, но не пропускала дух в мир живых. У Михаила Ивановича был только один шанс задать вопрос. Потом дух, скорее всего, не придет, а если и объявится, то справиться с ним будет гораздо сложнее. Дух понял, что барьер ему так просто не преодолеть и остановившись у границы, друг увеличился в размерах, его лицо, вернее, то, что им когда-то было, стало почти полностью во всю рамку. Михаил Иванович почувствовал, что темные провалы глаз духа сфокусировались и смотрят прямо на него, пытаясь поймать его взгляд. Если духу это удастся, то Михаила Ивановича втянет на ту сторону. И это будет большой проблемой.

Но Михаил Иванович был уже давно не новичок и даже не пытался реагировать на эти происки. Он сохранял расфокусированность взгляда и смотрел, как бы, за духа. Сейчас время задавать вопрос:

– Кто тебя убил?

Услышав вопрос, дух вновь завыл и забился о барьер. В его вое можно было разобрать искаженное: «мееертв, нееет». Затем дух остановился и четко произнес: «он» и добавил «ищи». После чего дух резко выбросил руку вперед и перед глазами Михаила Ивановича быстро промелькнули три объекта: большой паук, что-то золотистое и кукла. Что же, информация передана, большего дух не скажет. После этого Михаил Иванович быстро произнес:

– Уходи, откуда пришел, мертвое к мертвым.

Как только эти слова были произнесены, огненная граница стала сужаться, как будто ворота вновь закрывались. Дух опять попытался прорвать барьер, но появившиеся несколько фигур за спиной духа, быстро приблизившись, схватили духа и потащили прочь от закрывающейся границы. Дух Губарева пытался вырваться, но у фигур, оттаскивающих его от границы, появились длинные когти, которые проткнули выросли когти. Этими длинными когтями они проткнули призрачное тело духа насквозь. Дух Губарева завизжал как от боли, а еще у нескольких фигур появились кнуты, которыми они стали хлестать его. Дух взвыл еще отчаяннее и страшнее, в этом звуке не осталось ничего, что напоминало бы звуки человеческого голоса.

Михаил Иванович вынул одну руку из все еще бурлящей воды руку, протянул ее к свече и потушил ее. После этого все исчезло. Михаил встал и вылил воду из миски в раковину и выбросил потухшую свечу. И снова сел на стул, на то же место, устало привалившись к стене. Ему нужно было немного отдохнуть. Сегодня у него еще одна встреча с миром мертвых. Ведь у него было два пакетика с содержимым. Губарев был первым. За ним еще нужно узнать, что произошло с Ириной Котовой.

Сейчас он вспоминал, что сказал и показал ему дух Губарева. Во-первых, было сказано «он». Значит, Губарев умер не сам. Ему помогли уйти на тот свет. И помог этот таинственный «он». Из списка виновных можно вычеркнуть половину подозреваемых – всех женщин. Потом были показаны паук, кукла и что-то золотое. Духи мыслят не так, как люди и не нельзя понимать их буквально. Они посылают образы. Причем, это может чем-то буквальным, а может быть и что-то ассоциативным. Но это будет понятно далеко не сразу.

«Надо бы записать, – подумал Михаил. – Вдруг, что-нибудь перепутаю. Надо записать, заодно и приметы, что паук был большой и черный, кукла старая, потрепанная, с головой склоненной влево и вывернутыми ручками и ножками, а что-то золотистое напоминало свернутый жгут или толстую цепь».

Михаил Иванович достал смартфон и начал записывать в заметки то, что увидел и услышал. Не все ему может пригодиться, потому что эти дела не всегда отписывались ему. Но это было что-то похожее на личный ритуал: если он выезжал на осмотр места происшествия, где была смерть, то он всегда брал с собой что-то, что могло ему помочь узнать сам человек ушел за грань или нет. Кровь была проводником к духу умершего. Она хорошо и прочно связывала мир живых и мир мертвых. Духи ушедших всегда хотели, если они умерли насильственной смертью, чтобы виновных нашли, но еще больше они хотели сами найти тех, кто виновен и покарать. И тут уже нужна была сила его рода.

На службе никто не знал о том, что он так может, и считали, что у Михаила Ивановича просто бешеная интуиция по раскрытия убийств. Говорили, что у него невероятное чутье. И одни из самых лучших показателей. Частично причина крылась и в том, что у Михаила Ивановича был дар, который ему помогал. Он мог говорить с мертвыми. Дед ему рассказывал, что когда в его роду были те, кто не только мог говорить, но и заставлял повиноваться мертвых, даже, возвращал в жизнь. Но за это платилась очень высокая цена. Жизни в обмен на жизнь. Поэтому это могли сделать только ради очень важного человека. Например, своего ребенка.

Свой дар он получил по роду, от деда. Его отцу не досталось ничего, а к нему, Михаилу, дар пришел. Не в тех объемах что был у деда, но и этого было достаточно, чтобы он мог говорить с мертвыми. Они всегда откликались на его зов. Информацию выдавали, правда, своеобразно. Тем не менее, шарады Михаил Иванович наловчился разгадывать. Помогала интуиция. Эта самая невероятная интуиция. Которую он считал еще большим даром. Хотя работала она только на рабочие вопросы и если ему грозила личная опасность. А именно, опасность его жизни. В остальных случаях интуиция крепко спала.

Он бы, может, и хотел, как дед, уметь лечить. А его дед был легендарным знахарем, о нем слава вышла далеко за пределы их города и, даже области. Он умел переносить болезни на неодушевленные предметы. Это мог быть даже камень. Но, чем страшнее болезнь, тем сложнее от нее было избавиться. Чаще всего в таких случая деде перекидывал чужие недуги на деревья. Можно было бы и на животных, помогало бы быстрее. Но тут дед принципиально так не поступал. Он был в твердом убеждении, что ни одна болезнь просто так не возникает. И если она есть, то дается для чего-то человеку. Что-то нужно переосмыслить в себе, изменить свою жизнь и свои взгляды. Перенос болезни на дерево делало случай излечимым, но выздоровление медленным. Обычно, хватало времени, чтобы урок был усвоен. Человек успевал прочувствовать все, от безнадежности до невероятной надежды. И менялся. А дерево, принявшее на себя болезнь, оно умирало. Как медленно человек выздоравливал, так отмирало постепенно дерево. Поэтому подходили не все деревья, а только те, которые были старше двадцати лет, сильные и мощные.

Но некоторым людям дед отказывал сразу. Хотя и мог помочь. Он видел душу. А поскольку после каждого такого обряда дед отлеживался не меньше двух недель, то соглашался страдать далеко не за каждого. И это тоже было правом и выбором. За которое он понес ответственность, но не перед людьми.

А Михаил Иванович этого всего не умел, дед его этому не учил, потому что считал, что дара для этого недостаточно. А вот отец Михаила – Иван Забродов, без капли дара, умудрился организовать в столице эзотерический салон. Объявил себя экстрасенсом-колдуном и исправно стриг бабло с доверчивых граждан. Он за свою жизнь насмотрелся, как дед работал с духами, и устроил похожее, снабдив разными спецэффектами. Наивные люди ему безоговорочно верили.

Дед вычеркнул сына Ивана из своей жизни, узнав о том, что тот сделал. Деда успокаивало только одно, что Иван устраивает театр одного актера, потому что настоящая сила не терпит свидетелей. Это может плохо кончится для них. Дух может вырваться и вселиться в человека. Поэтому нужно еще тратить силу на защиту того, кто рядом с тобой и не имеет своих сил. И меловые круги могут не помочь. Любое лишнее действие, утрата концентрации хотя бы на секунду, все это черевато большими проблемами для тех, кто пытается иметь дело с тем, что недоступно простому человеку. А раз сил у него нет, то и не сможет Иван никому по-настоящему навредить.

А вот с этим уже мог поспорить Михаил Иванович. Он считал отца аферистом по которому тюрьма плачет. Это было связано не только с тем, что отец в свое время развелся с его матерью. Михаил по роду службы имел вполне конкретный взгляд на вещи и считал, что обман – это всегда обман. Поэтому не хотел иметь с этим человеком ничего общего. Михаил так и называл своего отца – «этот человек». Как только Михаилу исполнилось восемнадцать лет, то сразу же поменял свою фамилию на девичью фамилию матери и стал Кулдышовым. Дед этого не понял и сначала очень обиделся на внука. Но Михаил сказал, что «этого человека» он не уважает и терпеть не может, поэтому фамилию, которую он ему дал, носить не будет. А дед вправе делать то, что считает правильным для себя. Но Михаил не отступится от своего решения.

Дед дулся почти год, но в итоге продолжил общаться с внуком. Отец Михаила тоже не говоре желанием общаться со своим сыном. Их неприязнь была взаимной. А потом Иван Забродов сменил имя и фамилию и стал Илларионом Македонским. Это имя, по мнению Ивана Забродова, больше соответствовало его роду деятельности и придавало ему веса в глазах тех, кто нему приходил за помощью. Так все ниточки родства были практически разорваны. Уже нет ни деда, ни матери, а он все никак не может отпустить эту ситуацию. Но Михаил никогда ни с кем не обсуждал эту ситуацию, считал, что это слабость, да и ни к чему об этому кому-то знать. Тем более друзьям и близким.

Михаил Иванович тряхнул головой, отгоняя мысли и воспоминания. Он взглянул на время на смартфоне, оказывается уже минут пятнадцать Михаил сидел и смотрел в одну точку. Нужно приступать ко второй части поиска ответов. Михаил Иванович снова встал, подошел к окну и отдернул штору. На улице ярко светила луна.

– Хорошая ночь для вопросов, – прошептал Михаил Иванович, глядя на круглую луну на темном небе. Потом он потянулся и пошел доставать новую свечу и наливать новую воду в миску.

Снова сосредоточенность и слова вызова духа. Вот, вода уже бурлит от погруженной в нее крови погибшей. Огонь свечи тоже вырос ввысь и окно в мир за гранью снова стало открываться. Сейчас оно шло быстрее. Буквально пара минут и Михаил Иванович увидел дух Ирины Котовой. И в жизни, и в посмертии она была хороша. Девушка удивленно озиралась по сторонам. Но Михаилу нельзя расслабляться. Поведение духов нельзя предсказать. Сейчас она спокойна, а потом будет пытаться прорвать границу, чтобы найти источник питания среди живых. Присосется к кому-нибудь и будет пить жизнь. А человек даже и понимать не будет, почему ему так плохо и откуда появилось такое количество болезней. А потом, выпив до дна жизнь в одном человеке, оно уже вдвоем «перепрыгивали» на другую жертву. Эту жертву они приканчивали быстрее. А уничтожить их было не так просто. Да и мало осталось тех, кто мог это видеть и противостоять такому.

Михаил Иванович позвал дух Котовой. Только тогда она обратила внимание на окно в мир живых. Дух медленно приблизился к границе миров. Кидаться на границу она пока не собиралась. Котова так же была окутана светящейся дымкой вместо одежды, а на месте глаз были черные провалы.

Дух Котовой поднял руку и прислонил руку у прозрачной границе. Огонь предупреждающе загудел и дух отдернул руку. А потом Котова стала с интересом рассматривать Михаила Ивановича.

– Кто тебя убил? – четко произнес Михаил Иванович, расфокусированно глядя за дух Котовой.

– Убил? – произнес дух Котовой. – Несчастный случай.

Михаил Иванович хотел было завершать обряд. Но дух сказал:

– Меня хотели убить, а я хотела жить. Верни меня, колдун. Ты можешь. Дай жизнь.

Михаил Иванович молчал. В такие разговоры с духами вступать нельзя.

– Я молодая и красивая. Хочу жить, – продолжал дух. – А тут мне не нравится.

Но видя, что Михаил Иванович молчит, дух продолжал просить и умолять. Но Михаил уже начал произносить слова, которые отпускали духа и закрывали границу в мир живых.

– Найди тех, из-за кого произошел несчастный случай! – крикнул на него дух женщины. Дух вскинула руку и перед Михаилом появилось что-то золотистое, напоминающее то, что показывал ему недавно призрак Губарева.

Но внезапно завибрировал телефон, который Михаил Иванович забыл отключить. Это отвлекло внимание. Заминка на доли секунды и призрак с воем кинулся к границе, пытаясь прорваться в мир живых. Михаил резко потушил свечу и все исчезло. Сердце колотилось. Едва успел. А телефон продолжал заливаться.

Михаил Иванович выбросил свечу и вылил воду. И только тогда ответил на вызов продолжающего звонить телефона.

– Здравия, – произнес в трубке голос Петровича. – Ну что, съездил я с напарником по адресу этого Губарева.

– Петрович, а чего ты мне с этим звонишь? – спросил, успокоив дыхание Михаил Иванович.

– Ну, а кому я должен это сообщать? – удивился Петрович.

– Петрович, по процедуре ты знаешь как ты это должен сообщать, но ладно. Не звонками уж точно. Хорошо, давай рассказывай, – устало ответил Михаил Иванович.

– Значит, приехали мы к этому Губареву, двери не открывали. Мы и звонили и стучали – ноль реакции. Но на шум вышла соседка по площадке и сказала, что Губарева давно не видела. Он там практически не бывает. Дала телефон Губарева, мы тут же решили ему позвонить, но его телефон не ответил. Тогда мы спросили, а есть ли у Губарева родственники? – тут Петрович сделал паузу.

– Не подвешивай интригу, говори, – поторопил Михаил Иванович.

– Так вот, его братом, причем, родным братом оказался бывший местный журналист Матвей Сергеевич Погодин, – с заговорщическим тоном сказал Петрович.

Не сразу Михаил Иванович вспомнил историю восьмилетней давности, когда Матвей Погодин возглавил крестовый поход против одного из предприятий. Он писал разоблачительные статьи, писал заявления в прокуратуру, но возбуждения дел так и не дошло. Владелец бизнеса хорошо спрятал концы в воду. А вот Погодину пришлось уехать. Против него организовали травлю.

– Слышь, Петрович, а чего у них фамилии разные, если они родные браться? – вернулся к вопросу Михаил Иванович, который захотел узнать, как только услышал про разные фамилии.

– А, это, сейчас расскажу, соседка словоохотливая попалась. Сообщила, что у братьев одна мать, а отцы разные. Погодин – старший, ответственный, толковый, а Губарев – младший, не очень такой персонаж, с гнильцой, – с готовностью поведал ему Петрович.

– А чего ты тогда их родными назвал? Они же неполнородные? – въедливо уточнил Михаил.

– Слышь, Иваныч, ты мне своими «пере» и «недо» мозги не парь,я с тобой как нормальным человеком говорю. По мне мать одна, значит, родные, а в твои бумажки я правильно напишу. Я ж тебе сейчас не по регламенту докладываю, – недовольно сказал Петрович.

– Ладно, не начинай. Что-то еще есть? – вернул Петровича к теме Михаил Иванович.

– Приедет Погодин через пару дней. Ключи от квартиры у него есть и откроет квартиру для осмотра, готов брата опознавать и рвется хоронить. Но мне показалось, что он как-то странно реагировал. Слишком спокойно. А так все, – закончил отчет Петрович.

– Понятно, Петрович, спасибо, что сообщил, – сказал Михаил Иванович.

Закончив разговор, Михаил, вернулся к тому, чтобы записать все, что сказал дух Котовой. Пока помнит подробности.

*****

Матвей Сергеевич Погодин.

За столом в просторном кабинете сидел мужчина лет сорока, блондин с серыми глазами. По его внешнему виду было заметно, что мужчина очень следит за собой и занимается спортом. Широкие плечи и стильная прическа делали его очень привлекательным. Это был Матвей Сергеевич Погодин. Он медленно отнял телефон от уха и положил перед собой на стол. Потер ладонями лицо. Посмотрел на свои записи в ежедневнике. Нет, точно не сон. Перед ним была краткая запись разговора с полицейским.

– Этого не может быть, – тихо сказал Матвей Погодин. – Просто не может быть. Ромка умер и теперь мне его хоронить.

После этого мужчина резко встал и быстро вышел из офиса. Оставив ежедневник на столе.

Глава 4

Закончив записывать все, что запомнил в подсказках Губарева и Котовой, Михаил Иванович еще раз задумался ехать ему или нет в контору. Никакого желания ехать сейчас на работу, чтобы ждать новый вызов на рабочем месте, не хотелось. Поэтому справедливо рассудив, что вызов он может ждать и в комфорте, в доме у тетки, сидя в любимом широком и удобном кресле, дремая, Михаил Иванович решил предупредить дежурного, что он на связи и ждет вызов, но занят вне работы. Если будет вызов, что чтобы звонили ему и он приедет прямо на место. Поскольку таких финтов, как отсутствовать на рабочем месте во время дежурства, Михаил Иванович не позволял раньше, то дежурный немного удивился, но принял информацию. Михаил Иванович сам, если что, будет объясняться с руководством. На том и порешили.

После всех этих разговоров Михаил Иванович пошел в большую комнату, где сидела и спокойно смотрела телевизор его тетя.

Едва Михаил показался в дверях, его тетя произнесла:

– Ну, что, пришел в себя?

– Есть такое. Мне надо было немного времени, личного времени, – ответил Михаил.

– Совсем ты себя не бережешь, Мишутка, совсем, – сокрушенно покачала головой тетя Валя.

– Теть Валечка, я уже взрослый, от меня многое зависит, ценный кадр, как говорят на работе, – с бравадой сказал Михаил.

– А дома что говорят? Ты не подумай, я рада тебе. Очень люблю, когда ты приезжаешь, но ты мог бы и домой заехать, – вопросительно сказала его тетя.

– Мог бы. Но пока все сложно. Да и тебя проведать надо, – после этого Михаил Иванович к дивану, где сидела его тетя, и сел рядом с ней. – Не ворчи.

– Не ворчу. Я ведь знаю зачем ты там сидел: опять мертвых клика. И не убеждай меня в обратном, – остановила она возражения Михаила. – Я сестра твоего деда. И что-то , да понимаю. Не играй с этими силами. Это не дар, а проклятье. Очень тебя прошу, не тащи в это своего сына. Даже если дар будет. Не буди лихо, пока оно тихо. Ты же не знаешь, как за это расплачиваются.

– В том и дело, что не могу я не делать этого. Это сильнее меня. Может и по службе такие успехи от того, что я голос рода слушаю, – со вздохом ответил на упрек Михаил. – Куда мне деваться? Знаешь же, что если не буду время от времени грань открывать, то срок жизни себе сокращу. А я хотел бы увидеть внуков, как это не банально звучит.

– А будешь применять, то сократишь еще сильнее. Деда вспомни. Ему жить бы и жить. А его уже нет с нами, – с грустью сказала тетя Валя.

– Из жизни вообще никто живым не выберется. Все будет хорошо, – постарался успокоить тетю Михаил.

–Но на вопрос, почему не домой, а ко мне приехал, ты так и не ответил, – вдруг резко перевела тему тетя и требовательно посмотрела на него. – У тебя все в порядке?

– Все нормально. Если будет не нормально, то я тебе расскажу первой, – бодро ответил Михаил.

– Врешь, – констатировала тетя. Она не поверила ему.

– Разве что, саму малость, – согласился Михаил, не желая рассказывать о том, что происходит дома. – Потом расскажу.

Тетя вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по голове, говоря:

– Хороший ты у меня, Мишутка. Очень хороший.

После этого тетя пошла в кухню, чтобы приготовить для Михаила поздний ужин. А он пошел за ней, ему хотелось посмотреть на эту уютную суету, которой он давно не видел дома. Михаил уже не первый год готовил сам себе и ел в одиночестве. Мила все меньше готовила, чаще брала полуфабрикаты. А сейчас ему тетя готовилась готовилась варить домашние пельмени. Не то чтобы это блюдо было каким-то особенным, но это было целиком домашнее блюдо: тетя сама сделал фарш, раскатала тесто и слепила пельмени. Энергетика и вкус у этой еды совсем другие.

После ужина они с тетей какое-то время еще сидели и смотрели телевизор, затем он пошла читать к себе в свою спальню. А Михаил перебрался с дивана в кресло и сидел смотрел телевизор в полудреме. Телефон был поставлен на самый громкий звук, чтобы точно не пропустить.

Однако, вызовов на место происшествия в эту ночь больше не было. На службу Михаил Иванович пришел не выспавшийся. И тут же от дежурного узнал, что его ждет руководство. Пришлось идти. Было предчувствие нагоняя. Но отступать он не привык, поэтому шел уверенным шагом, периодически здороваясь с коллегами.

Войдя в кабинет начальства, Михаил Иванович поздоровался:

– Здравия желаю, Петр Викторович. Прибыл по вашему приказанию.

– Ты садись, я с тобой сейчас буду долго и предметно говорить.

Начало разговора Михаилу Ивановичу не понравилось. Неужели это из-за того, что он не сидел вместе с дежурным в ожидании вызова? Михаил Иванович сел за стол, который примыкал к столу Петра Викторовича, образуя букву Т. На столе лежало несколько прошитых пухлых папок с документами.

– Думаешь, я тебе сейчас нагоняй устрою за то, что ты своевольно таскался где-то всю ночь, вместо того, чтобы быть на месте? – словно прочтя его мысли, произнес Петр Викторович.

Михаил Иванович пожал плечами. Он не первый год работал под начальством Петра Викторовича и знал в какие минуты лучше промолчать. Это был тот самый момент, когда тишина – залог здоровья. И Михаил молчал, ожидая продолжения речи.

– Надо бы, надо бы. И нагоняй я тебе дам. Но позже. Сейчас другое дело, – угрожающе произнес Петр Викторович. – А сейчас вот о чем поговорим.

Тут он взял паузу, прокашлялся и продолжил.

– Перед тобой лежат папки. Это дело давнее. Периодически мы находим тела. Ты может быть слышал о нем. Убитые – все асоциальные элементы. Но убиты затейливо – обезглавлены. Находим их тела в разных местах. Порой, достаточно поздно, когда от тел толком ничего не остается. Людей убивают в одном месте, а тело потом перевозят и выбрасывают в другом. Пока обнаруживаем только тела, голов или черепов с телами нет. В общем, твоя очередь искать. Забирай все папки, изучай. Но вначале зарегистрируй его в канцелярии. Что дальше делать – знаешь. План следственных действий и мероприятий принесешь мне на утверждение как можно скорее. А я жду результат. Если будет нужна конкретная помощь , то доложи. Найду, чем тебе помочь.

Михаил Иванович кивнул, собрал все пять подшитых папок дела со стола и пошел в канцелярию. Там, в канцелярии делу присвоили входящий номер, он расписался за получение и ушел на свое рабочее место.

В кабинете кроме Михаила Ивановича работал еще один следователь следственного отдела – Поленов Григорий Львович. Поленов устроился в следственный отдел два года назад и был на несколько лет младше Михаила Ивановича. Поскольку свободное место оставалось только в его кабинете, то сюда новичка и определили. Теперь Кулдышов и Поленов делили кабинет на двоих. Весь следственный отдел был размещен таким образом: один кабинет на два рабочих места. Это создавало определенные неудобства. Но что есть, то есть. С соседом по кабинету Михаил Иванович всегда сосуществовал мирно, работа у обоих была выстроена так, чтобы максимально возможно не мешать другому. Но нет-нет, да и вспоминалось Михаилу привольное житье в кабинете без соседей.

Войдя в свой кабинет, Михаил Иванович увидел, что Григорий Поленов уже был на месте. Поздоровавшись, Михаил прошел к своему рабочему месту, где положил на стол полученное от шефа дело. Затем повесил куртку в шкаф и сел за свой стол, планируя изучать документы.

– Миха, – обратился к нему Поленов. – В каком настрое шеф?

– А чего? – вопросом на вопрос ответил Михаил.

– Да я пойти к нему хочу, мне надо пару дней за свой счет попросить. А ты, как я вижу от него, – объяснил Григорий.

– Гриш, как всегда. Только чуть более боевой, – сообщил Поленову Михаил.

– Думаешь пошлет подальше с такими просьбами? – продолжал задавать вопросы Григорий.

– Я не знаю. Честно, не знаю. Мне вот новое дело выдал, теперь мой черед искать черную кошку в темной комнате, – вспомнив удачное выражение, поделился Михаил.

– Ты в любимчиках, это да, – усмехнулся Поленов.

– В смысле, в любимчиках? – удивился Михаил Иванович.

– Если бы ты пошел просить, то тебе бы точно дали эти пару дней, – с завистью в голосе сказал Поленов. – У тебя же раскрываемость и «все-такоемость».

– Гриша, я тебе вот что скажу и повторять не буду: я не любимчиках, я честно работаю, пашу как трактор в борозде и как белка в колесе. Я ни разу не попросил какого-то особого отношения. Не знаю почему у тебя сложилось обо мне какое-то превратное мнение, что я на особом счету. А чтоб была раскрываемость в сроки, то нужно работать, даже больше, пахать, Гриша, надо. Только пахать. Преступления сами себя не раскроют и преступник сам к нам не придет. Не расследуется ничего само по себе. Вот тебе и «все-такоемость». Слово же еще откуда-то взял дурацкое.

– Воу-воу, не злись, мой серьезный друг и лучший из лучших следователей. Я ничего такого, если что. Хочется иногда иметь такую же интуицию-радар как у тебя, – замахав руками в сдающемся жесте, сдался Поленов.

– Гриша, ты дошутишься. По грани ходишь. Я тебя предупредил, – серьезно ответил Михаил, не приняв легкого тона Григория. Ему было неприятно, что все его достижения сейчас приписали к какому-то особому отношению и привилегиям.

Михаил Иванович демонстративно пододвинул к себе первый том дела и раскрыл. Разговор увял сам собой.

Прежде чем принимать заполнить бланк о приеме дела к своему производству, Михаил Иванович пролистал часть материалов. Остановился на первых попавшихся фотографиях с места обнаружения первого обезглавленного тела, разглядывая их. Что сказать, тело нашли в лесополосе, недалеко от дороги случайные грибники. К моменту находки труп мужчины уже какое-то время пролежал там и его значительно повредили лесные звери. Одежда так же была повреждена, на ней имелись разрывы, местами куски ткани были просто вырваны. Голова так и не была найдена. Пролистнув еще часть страниц Михаил Иванович стал разглядывать следующие фотографии. Там уже было мумифицированное обезглавленное тело женщины, обнаруженное в сарае на одной из заброшенных дач. Одежда особых повреждений не имела. Но и головы тоже не нашли. Было еще кое-что общее у этих тел: были обнаружены следы проникающего удара в переднюю стенку грудной клетки колюще-режущим предметом. Имелись дырчатые переломы костей плоских костей и трещины. Удар наносился единожды, но достаточно сильный.

На этом Михаил Иванович закрыл папку и заполнил необходимые бланки, в том числе и приеме дела к собственному производству. Теперь это его головная боль. Хуже всего было то, что почти все тела оказались невостребованными, их никто не искал, заявлений не подавал, личности не установлены. Как будто они и не жили нигде и ни с кем. Как лишние люди.

Михаил Иванович задумался. Объем работы предстоял большой. Нужно будет выехать на места обнаружения тел. И воззвать к мертвым тут не получится. Только сам. Разве что, вновь найдут тело, но этого не хотелось бы. Но в глубине души Михаил иванович понимал, что если такие тела находят последние семь лет, то есть очень большая вероятность обнаружения нового тела. Затем он погрузился во внимательное чтение всех переданных ему материалов дела. Это заняло у него время до самого вечера. Даже на обед не пошел. Сидел и читал.

Михаил Иванович посмотрел на время только тогда, когда его сосед Григорий засобирался домой.

– Ты снова задержишься? – задал вопрос Григорий. – Горишь на работе, неужели дома тебя не теряют?

Этими случайными словами Григорий нечаянно задел за живое Михаила.

– Гриш, ты пошел? Вот и иди! Мы с моей семьей сами разберемся, – недовольно пробурчал Михаил Иванович. Семья – это сейчас больная тема для него. И, даже, просто упоминание о ней очень сильно портило настроение.

– Ну, привет семье, а я пошел, – снова пошутил Григорий уходя.

Михаил Иванович молча кивнул, его излишне резкая реакция на юмор Григория была бы неоправданна. Григорий не только не знал о том, что у Михаила проблемы в семье, но и обидного в общем-то ничего не сказал. Поэтому криво ухмыльнушись, Михаил Иванович прощально махнул Григорию рукой.

Оставшись в кабинете один, Михаил Иванович откинулся на спинку компьютерного кресла и посмотрел на потолочны светильники.

"Надо идти домой, – подумал Михаил Иванович, массируя одной рукой себе шею. – Домой. Но там Мила, которая наверняка продолжит то, что начала сутки назад. Снова будет обливать меня презрением и упрекать".

Закончив разминать уставшую шею, Михаил облокотился на стол, положив голову на руки.

"Идти нужно все равно. Разговор с ней нужен, – продолжал размышлять он. – Мила может делать что угодно, она взрослый человек и удержать ее я не смогу, если она твердо захочет уйти. Но с детьми я хочу сохранить контакт. Как минимум, договориться с ней по детям, если уж ее от развода не отговорю".

Михаил Иванович убрал все документы по делу в сейф. Оделся и поехал домой. На пороге квартиры в него радостно влетел его десятилетний сын Данька, следом за ним в объятия Михаила влетела и его семилетняя дочь Маша. Пока он обнимался и тормошил детей, а они его в ответ, из комнаты на секунду вышла его жена, посмотрела и тут же зашла обратно.

Папа-папа, а я сегодня две пятерки получил, – громко рассказывал Даня.

А я с классом в цирк ходила, знаешь какое там представление было? – перебивая сына рассказывала дочь.

Михаил Иванович на секунду задумался: вот увезет от него жена детей, захочет ли он тогда приходить в этот пустой дом? Где его никто не будет ждать?

– Дайте я сейчас переоденусь и выслушаю все ваши новости, – попросил Михаил Иванович.

– Папа, ты переодевайся, а мы с Машей накроем тебе на стол. Ты же не ужинал еще? – спросил очень по-взрослому его сын.

– Нет, Даня, не ужинал. А вы поели с Машей? – в свою очередь спросил Михаил у детей.

Те в ответ утвердительно покивали головами.

– Ну что, тогда переодеваюсь и вы мне все расскажете, – произнес Михаил. Дети радостно убежали на кухню и загремели там посудой, захлопал холодильник, и, с писком включившись, загудела микроволновка.

Михаил Иванович прошел в комнату, где была его жена. Она сидела на кровати и что-то внимательно разглядывала на планшете, который держала в руках.

– Привет, Мила, – произнес он входя.

Она подняла голову и равнодушно пострела на него, затем не сказав ни слова, снова уткнулась в планшет.

«Вот и поговорили, – подумал разозлившись Михаил».

– И что? Так и будешь молчать? Или все же есть что сказать? – уже вслух обратился к жене Михаил.

– Что надо? – отложив планшет, спросила Мила.

– Давай поговорим, – продолжил Михаил.

– Не о чем. И не хочу. Избавь меня от этих дешевых мелодраматических сцен. Раньше нужно было говорить и делать выводы, – грубо ответила Мила.

– Никогда не поздно говорить и выяснять проблему, чтобы ее исправить, – стараясь держать себя в руках, проговорил Михаил.

– Тебе надо ты и выясняй с кем хочешь и что хочешь. Но не со мной. Я приняла решение. Оставь меня в покое. У нас с тобой теперь разные жизни, – грубо ответила ему жена и демонстративно уткнулась в планшет.

Михаил усилием воли сдержал себя от резких слов в ответ. Он переоделся и вышел из комнаты, напоследок хлопнув дверью. Его на кухне ждут дети и он не должен показать им что что-то не в порядке.

Придя на кухню, он увидел, что стол уже накрыт: согрет суп и картошка с мясом. Шумел, закипая электрический чайник.

Михаил Иванович очень остро сейчас почувствовал любовь детей к себе. Погладил обоих по головам и сел ужинать. Дети, перебивая друг друга, рассказывали о том, что у них было сегодня еще. Михаил улыбался, кивал и что-то им отвечал, радуясь, что эти двое – его дети. Весь вечер он посвятил детям: помог сыну с решением уравнения и выучить стих, а дочери – нарисовать рисунок. Мила несколько раз заходила к ним, что-то спрашивала у детей, а потом уходила. Михаила она игнорировала. В десять часов он уложил детей. Сначала дочь, а затем пришел в комнату к сыну.

– Папа, я хочу с тобой поговорить, – серьезно начал сын. Он еще не лег в кровать, а стоял рядом с ней , даже не раздевшись.

– О чем? – удивившись серьезному тону ребенка, спросил Михаил.

– Я нечаянно. Я не хотел, но случайно подслушал разговор мамы,– начал сын, тяжело вздохнув.

– Михаил сразу понял, что сын, похоже, подслушал жену, когда та кому-то говорила о разводе. Слишком серьезен был сын.

– Папа, я не хочу чтоб вы с мамой разводились. Вы мои родители. И я вас люблю, продолжил сын.

– С чего ты решил, что мы разводимся, – решил потянуть время Михал.

– Она сказала так тете Марине по телефону. И что мы втроем уедем от тебя. Папа, у меня у нескольких одноклассников родители родители развелись. И я не хочу, – тут Даня прерывисто вздохнул, но взяв себя в руки закончил- Не хочу, чтобы и вы развелись тоже. Я хочу жить с вами обоими. Я не хочу видеть тебя раз в месяц. Ты мне нужен каждый день.

– Даня, это серьезный разговор. Я постараюсь этого не допустить. И тоже не хочу жить без вас. Но ты же понимаешь, что если мы с мамой разведемся, то я все равно останусь твоим отцом и буду тебя любить? И мама будет тебя любить? – не желая врать ребенку, сказал Михаил.

– Папа, ну пожалуйста. Может я что-то могу тоже сделать? Если ты чем-то обидел маму, то извинись. Она же добрая и простит. Я всегда у нее прошу прощения, и она всегда меня прощает, – просяще говорил его сын.

Михаил понимал, какого ответа хочет его ребенок. Очень хотел его утешить. Но обманывать он тоже не хотел. Он не знал как правильно подобрать слова, чтобы объяснить уже достаточно взрослому и все понимающему сыну то, что происходит. Развод родителей – это крушение мира ребенка. Он сам прошел через такое: его отец и мать развелись. И он очень сильно тогда переживал. И не хотел, чтобы его сын проходил через такие переживания. Но Михаил понятия не имел, как ему сейчас достучаться до Милы. Ведь они нормально жили. И не настолько он плохой муж, чтобы от него так легко уходить. Но Мила не готова сейчас говорить ни о чем.

– Данил, ты уже взрослый. Говорить с тобой я буду как со взрослым, – прокашлявшись, произнес Михаил. – Так вот, Данил, я могу пообещать тебе одно, что я постараюсь сделать так, чтобы убедить нашу маму этого не делать. Приложу все усилия.

– Папа, все же пообещай, что этого не будет, – настаивал ребенок.

– Данил, я дал тебе то обещание, которое сдержу, – серьезно ответил Михаил сыну. – Я тебе пообещал как мужчина мужчине. Нельзя обещать того, в чем заранее не уверен, что сможешь сдержать слово. Это не по-мужски.

– А я могу тебе помочь? Может я тоже что-то могу сделать? – немного нервно теребя одеяло спросил его Данил.

– Самое лучше, что ты можешь сделать, это вести себя хорошо не давать нам с мамой поводов для расстройств, – уверенно произнес Михаил, затем наклонился и обнял сына. – Ты у меня растешь настоящим мужчиной. Я очень горжусь тобой, сынок. И ничего не говори Маше пока.

Детские руки обняли его за шею в ответ и крепко сжали.

– Папа, я тебя очень люблю и сделаю все, чтобы помочь тебе, – пообещал сын. – А Маша еще маленькая, я ей ничего не скажу, не волнуйся.

Михаил дождался когда сын ляжет в кровать, потушил свет и ушел в комнату к жене. Там свет был выключен, Мила уже спала. Михаил тихо разделся и тоже лег спать. Но сон долго не шел к нему. Он прокручивал в голове разговор с сыном. Не сказал ли он ему что-то из того, что не нужно было говорить ребенку. В итоге утром проснулся совершенно невыспавшимся. Услышал как хлопнула входная дверь. Жены уже дома не было, это она повезла детей в школу. Михаил Иванович уже почти опаздывал. На завтрак и кофе времени уже не оставалось. Нужно было собираться бегом. Сегодня нужно закончить читать материалы дела и составлять план на утверждение начальства. День обещал быть нелегким.

Спустя три часа, после того, как Михаил Иванович пришел на работу, в город прибыл Матвей Сергеевич Погодин. Его никто не встречал в аэропорту. Да он и не сообщал никому о том, что прилетит. Матвей вызвал такси и в ожидании машины решил набрать одну знакомую, из прошлой жизни в этом городе. На звонок долго не отвечали, и когда Михаил Иванович уже решил сбросить вызов, то на том конце женский простуженный голос ответил:

– Алло, кто это?

– Лида, привет. Это Матвей Погодин. Помнишь такого?

На том конце голос закашлялся и удивленно произнес:

– Ничего себе, голос из прошлого. Узнаю. Какими судьбами?

– Я в городе. Прилетел недавно. Мне с тобой встретиться. Разумеется, когда тебе полегчает.

– Согласна. Расскажешь, как жил все это время. И мне тоже есть что тебе сказать. Это касается твоего брата.

Матвей вздохнул. Вот где она была раньше с информацией о брате? Хотела бы – могла найти. Сообщать о смерти брата он ей не собирался. Тем более по телефону. А в слух сказал:

– Жду звонка. Я тут примерно на месяц.

Глава 5

После звонка Матвей какое-то время листал контакты телефона. Может быть он найдет еще кого-то, с кем можно встретиться и узнать о том, как брат жил последние несколько лет. Но другие номера телефонов ему не отвечали. Приехало такси и водитель увез Матвея Погодина в гостиницу «Юбилейная».

Номер в гостинице он забронировал еще до вылета. Матвей обдумал ситуацию со всех сторон и решил пока не будет ясности точно это тело брата или нет, не ехать в квартиру, которой он владел совместно с братом в этом городе. И воспоминания о последнем разговоре с братом, и то, что родителей больше нет, и все неприятности, которые у него тут было до отъезда – все это еще сильнее напомнят вещи в той квартире. Да и если брат погиб не случайно, может квартиру будут осматривать, улики искать, пусть все лучше лежит как сейчас лежит, так размышлял Матвей.

На ресепшене в гостинице его встретила милая девушка лет тридцати. У нее было красивое лицо, которое портили очень сильно накачанные губы. Матвей не любил перекачанные губы-уточки. Одно дело слегка скорректировать форму, а с другое дело – иметь одни губы вместо лица. Спроси его через пару минут, как выглядела девушка-администратор, он кроме огромных губ ничего и не вспомнил бы. Оформили его достаточно быстро и выдали ключ от номера. Через несколько минут двухкомнатный номер полу-люкс был в его распоряжении. За него он заплатил на десять дней вперед. За весь планируемый месяц пребывания сразу платить не стал, мало ли что, вдруг по делам уехать придется. А десять дней кряду он тут пробудет.

Номер ничем особенным Матвея не удивил. Главное, что есть две комнаты и работать можно будет спокойно за столом, а не лежа на кровати. Что-то печатать в спальне Матвею не нравилось. Спальня – это очень личное пространство. Поэтому и сейчас он выбирал такое разделение: в одной комнате кровать, в другой рабочее место.

Разложив и развесив свои вещи в шкаф, Матвей набрал тот номер, который ему оставил полицейский. Нужно было позвонить и сообщить о том, что он в городе и узнать когда ему будет предложено опознавать труп брата или то, что от него осталось. Если они Звонок был не самым приятным. Но и его нужно сделать.

Матвей перезвонил по указанному телефону. Его переключали несколько раз с одного сотрудника на другого, но в итоге ему сообщили, что ждут послезавтра, еще раз внимательно расспросили о приметах брата. Он рассказал и шраме под коленом, о татуировке на плече и большой родинке на кисти правой руки. Матвею назвали адрес, куда ему следует прибыть для проведения опознания и точное время.

После этого разговора Матвей долго сидел и смотрел в окно. В глубине души у него была небольшая надежда, что тут ошибка и Ромка жив. Но рациональная часть твердила, что ошибки нет и из всей семьи он остался один. На брата можно злиться, делать вид, что его больше нет, игнорировать его, но когда на самом деле брата не стало, то пришло ощущение пустоты.

При жизни они с братом очень сильно поругались. Да так, что Матвей перестал с ним общаться и ни на один звонок брата он больше не ответил – Роман был заблокирован везде. Но за квартиру Матвей платил исправно, приставы периодически списывали с него долги за квартплату, это тоже злило. Брат живет а платит Матвей. Живешь – плати, в чем проблема? Но это был бы не Роман. Он все время искал кого-то крайнего в его несчастьях. И чаще всего это был его брат – Матвей. Все мы родом из детства. И история братьев не была исключением.

Матвей был все время главным ответственным за себя и за брата. Родители – мать и отчим – всю ответственность за действия брата возлагал на Матвея и спрашивали с него за это. Роман что-то натворил – Матчей недосмотрел, Роман не сделал домашнее задание и получил двойку – Матвей не проконтролировал. И так во всем. Матвей старше, значит, он должен быть умнее и уступать брату во всем. И Роман привык, что брат все решит, со всем разберется. И Матвей привык к тому, что он ответ на все проблемы и сложности Романа.

А когда не стало родителей, сначала ушел отчим, а за ним и мать, то Роман полностью перевалил все свои проблемы на брата. И Матвей все это тащил. Первый звоночек прозвенел, когда Роман потребовал от брата съехать из квартиры, потому что он желает жить один и привести сюда свою девушку. Матвей подумал-подумал и арендовал квартиру, в которую переехал. За все время пока они жили отдельно, инициатором разговоров и встреч был Матвей, младший брат выбирал удобное время, причем только для него, время и занятость Матвея не учитывались. Но Матвей и на это шел. Потом брат предложил продать квартиру, которая им досталась от родителей. Тут Матвей уже отказался. Роман устроил некрасивый скандал, который свелся к тому, что эта квартира изначально была выдана его отцу, а Матвей неродной сын, и если бы мать умерла раньше, то Матвей ничего бы не получил. А сейчас Роману нужны деньги и Матвей обязан согласиться, потому что покупатель хочет всю квартиру, а не половину.

Вот тут Матвей уже встрепенулся и посмотрел на брата совсем другими глазами. То есть только Матвей считает брата своим родственником, со стороны Романа нет и в помине родственных чувств. Но так или иначе, не смотря на скандалы с братом, согласие он не дал. Квартира осталась непроданной. Но, внезапно, старшему брату стали звонить разные темные личности и требовать долги, сделанные Романом. Матвей начал проверять что происходит. И выяснилось, что Роман влез в торговлю ценными бумагами, чем-то торговал на биржах и прогорел. Назанимал денег в расчете на большие заработки, которые ему обещали, и все потерял.

Матвей тогда сам позвонил брату и потребовал объяснений. Тот нехотя признался во всем. И старший брат вновь взял на себя решение вопроса. Под залог квартиры братьями был взят займ в банке и розданы все долги. А выплачивать долг банку Матвей закончил пару лет назад. Роман не вложил в это ни копейки. Но, хотя бы, сказал спасибо.

Буквально через год после этой истории Роман попал в секту. И что только не делал Матвей, чтобы его оттуда вытащить – бесполезно. Вернее, не в секту, официально это называлась община, которая жила по своим правилам. Возглавлял один руководителей и собственников крупного предприятия в городе. Им была выкуплена земля одного из колхозов и выстроен большой поселок с инфраструктурой. Они даже свой детский сад и школу умудрился на территории поселка возвести. Дома тоже там не продавались просто так. Там жили последователи единомышленники, которые разделяли его ценности и могли внести финансовый вклад в дела поселка. Внешне выглядело очень благопристойно: выращивание своих овощей, фермы и птичники, обслуживающие потребности общины,коллективные медитации, единение с природой, возврат к корням предков и все такое. А на самом деле за этим всем был очень неприглядный фасад: рядовых членов общины нещадно эксплуатировали и обирали, заставляли делать во имя общины разные неприглядные вещи. Они не просто работали, они пахали, отдавали свое имущество в собственность общины, а сами переселялись в так называемое общежитие. Да им там предоставляли комнату и трехразовое питание, даже однотипную одежду. Но это были почти рабы. Они теряли всякий контакт с внешним миром. И все это происходило добровольно со стороны жертв, их настолько сильно обрабатывали психологически, что они просто не понимали что делают. Родственники попавших туда, пытались их вытащить, но никто не уходил. А потом и вовсе терялся всякий контакт.

И Роман попал в это. И он шел уверенно по пути в кабалу как рядовой член этой общины. И снова встал вопрос квартиры. Спасло только то, что квартира была в залоге у банка. Поэтому сделку дарения Роман не смог совершить. И снова проклинал брата.

Когда Матвей, как журналист, решил привлечь внимание общественности к тому, что творится в той общине, то столкнулся с тем, что практически все более-менее значимые персоны города связаны с Николаем Андреевичем Глушковым, руководителем и идеологом этого всего движения. Его статьи о том, что на самом деле творится за закрытыми воротами поселка перестали печатать. Тогда Матвей объявил крестовый поход простив предприятия, которым руководил Глушков, но и тут ничего не вышло. Никто в упор не замечал нарушений, проверки не подтверждали ни один факт, которые с трудом узнавал журналист.

И в один момент Матвей обнаружил, что вокруг него образовался вакуум. С ним никто не общался, даже те, кого он считал друзьями, отошли от него. А потом его уволили по сфабрикованному основанию с работы: якобы он прогульщик. Все его коллеги по перу в редакции газеты дали объяснения, что он отсутствовал на рабочем месте, в то время как все прекрасно знали, что Матвей был направлен главным редактором брать интервью, о котором якобы договорилась газета.

Матвей подал в суд, но ничего не смог доказать. А в другие компании его не брали. Так что он был вынужден уехать. Нужно было платить кредит, да и вообще на что-то жить. В столице неожиданно все пошло, устроился на работу, через какое-то время из журналистов перешел в маркетологи, а затем и и вообще ушел в частный бизнес, создав маркетинговое агентство. И дела шли лучше и лучше. Кредит платился. И все бы нормально, а вот с братом отношения наладить так и не смог. Хотя из-за того, что квартиру не получили, то Романа перестали так активно тащить в эту секту. Он по прежнему ходил на их собрания, они даже что-то по-мелочи делали для него, например, помогли устроиться на работу, пусть и в пригороде. А за он он им пол-зарплаты отдавал в качестве взносов в так называемую «кассу взаимопомощи».

Со слов Романа он наконец-то был окружен тем вниманием, заботой и искренним интересом, которого к нему никто и никогда в жизни не проявлял. Там якобы его принимали любым и давали ему по потребностям то, в чем он нуждался в конкретный момент. А то, что это жертвовали такие же оболваненные как и он, Роман не замечал, считал, что это на деньги богатых членов общины все делается. Матвей ничего не мог противопоставить этой «атаке любовью». Голоса здравого смысла Роман не слушал.

Матвей вспоминал в деталях предпоследний разговор по телефону с братом, состоявшийся несколько лет назад:

– Привет, бро, – сказал ему Роман.

– Привет? Как сам? – в ответ спросил Матвей.

– Я это, чего звоню. Знаю, что ты доплатил весь кредит и мы больше ничего не должны банку, – начал Роман совсем не с того , что ожидал услышать Матвей.

– И что? – уточнил Матвей.

– Ты когда залог снимешь в банке? Я хочу подарить свои пол-квартиры, – снова услышал Матвей те слова, которых боялся.

– Платил я, долги твои, а квартиру ты решил кому-то дарить? – начиная злится спросил Матвей. – А жить ты где и на что будешь? Это память, оставшаяся от наших с тобой родителей. Если бы ты хотел продать эту квартиру квартиру, чтобы купить собственное отдельное жилье, то нет проблем. Но дарить?! Ты в уме?!

– Ты не понимаешь. Это мое. И я как хочу, так и распоряжаюсь. Мне нужно помочь другим, как в свое время помогли мне, – на повышенных тонах заявил Роман.

– Кто тебе помог? Они?!Не я ли выплатил все твои долги? – окончательно разозлившись, агрессивно напомнил Матвей.

– Я знал, что ты не поймешь. Если ты сам этого не сделаешь, то у меня есть те, кто мне помогут. И без тебя разберемся, – пообещал Роман Матвею.

– Ты понимаешь, что можешь остаться на улице? Вот ты отдашь деньги, а дальше что? – попробовал еще раз убедить брата Матвей.

Тебя это не касается. У тебя останется твои пол-квартиры. И делай с ними что-хочешь. Я может вообще сейчас решу, что в квартиру нужно не дарить, а продать тем, кто и тебя подвигнет к продаже. Я получу деньги и передам их в кассу взаимопомощи, а ты получишь то, что заслужил, не давая мне жить и дышать свободно, – рявкнул Роман.

– Если ты сейчас повесишь трубку, то я тоже могу принять меры. Я уже не такой молодой и приобрел кое-какие связи, – пригрозил Матвей.

– Ну, ты и сволочь. Ты мне всегда завидовал. Это из-за того, что ты в нашей семье неродным. Ты мне сейчас мстишь, – заявил Роман и бросил трубку.

Матвей тогда какое-то время посидел и подумал,а потом решил, что раз он выплатил кредит за двоих, то сейчас самое время взыскать с брата половину того, что он должен был вносить за кредит, но не вносил. Не теряя времени даром, Матвей на следующий же день озадачился этим вопросом.

В отличие от брата, он понимал, что оставшись без квартиры Роман перестанет быть кому-либо интересным и неизвестно вообще что с ним будет дальше. Ну, не мог он позволить остаться брату на улице. Несколько месяцев шел суд, но юрист Матвея отстоял его право на получение половины оплаченного с Романа. Обжалования ник чему не привели и в итоге Матвей сумел наложить арест на долю брата. На этом посчитал, что можно остановиться, пока квартира под арестом, то продать или подарит ее не смогут. А для того, чтобы снять арест , нужно было погасить значительную сумму долга. На что никто из тех, кто так подталкивал Романа к дарению, не пошел бы. Это же не получать, а тратить.

А потом состоялся последний разговор с братом, когда тот позвонил и крыл Матвея последними словами. Матвею казалось, что прямо из трубки льется чернота от тех слов, которые ему говорил тот человек, о котором он столько времени заботился, любил и искренне переживал. Но когда Роман пожелал ему сдохнуть, Матвей просто повесил трубку. Как-то стало понятно, что говорить с братом больше не о чем. Он увидел происходящее в реальном свете, что он все это время, всю жизнь стучался в закрытие двери. Роман его даже не уважает, он всегда считал, что Матвей ему должен. Это было болезненным открытием. Хотя Матвей не мог понять, почему не замечал очевидного раньше. Ведь Роман всегда себя так вел. Ну, значит, что мог, старший брат сделал для младшего, а дальше, видимо, их пути расходятся.

И тогда Матвей заблокировал Романа везде. Он больше не хотел ругаться, не хотел ничего доказывать. Пусть каждый из них теперь живет своей жизнью. К брату он больше не полезет, и все дальнейшие проблемы Роман будет теперь решать сам. Как сможет.

А сейчас, в эту минуту, все произошедшее не имело значения. Эта квартира, будь она не ладна, он бы ее отдал легко и не сопротивляясь, если бы знал, что Роману это продлило бы жизнь. Может он умер из-за этой квартиры. Матвей думал о том, что каждому из людей суждено прожить свою жизнь и совершать свои ошибки. И зря он вообще так отчаянно боролся за то, чтобы брат не потерял свое имущество. Жизнь дороже. И если смерть брата произошла из-за этой квартиры, то Матвей себе этого не простит.

Возвращение в город еще и по такому поводу заставляло не любить его с новой силой. Матвей себя чувствовал тут чужим. Он знал всё, все улицы. Но все было знакомым и чужим одновременно, странное и неприятное ощущение.

Весь оставшийся день Матвей провел в номере. Даже еду заказывал в номер, не захотел спускаться в ресторан. Его мучало желание что-то делать, как-то действовать, ожидание сводило с ума. Спал он плохо. На следующий день Матвей вышел из гостиницы с намерением обойти места своего детства. Сидеть в номере уже тоже надоело. Идти решил Матвей принципиально пешком. Было холодно. Тут было холоднее чем в столице. Но Матвей не хотел наглухо застегивать куртку, ему хотелось чтобы легкий мороз прочистил его голову от тяжелых мыслей.

Он медленно шел разглядывая свои-чужие виды города. Зашел даже в парк, где часто гуляли всей семьей в детстве. Хотел было пройти мимо дома, где он жил, но тут воли не хватило. Нет, туда он не готов идти.

Прогулка по городу скорее расстроила его еще сильнее. И Матвей принял решение вернуться в гостиницу. Но перед этим взят машину в каршеринге. Нужна была маневренность. Он отвык зависеть от такси или общественного транспорта. Смартфон помог ему сориентироваться, где искать ближайший салон каршенирнг.

В салоне Матвей выбрал себе не новый, но и не сильно потрепанный черный седан и на нем уехал в гостиницу. Больше он в этот день из номера не выходил. Снова еда была заказана в номер. А потом была работа поздней ночи. Нужно было хоть чем-то занять голову.

А утром Матвей уже был по указанному адресу бюро судмедэкспертизы. Специфический запах он почувствовал уже на подходе к зданию. Его немного замутило от этого. Но основное испытание началось, когда его провели к тому, что можно было назвать только останками. Даже не телом. Первое, что бросилось в глаза, это кусок руки с кистью, где была такая памятная родинка. Ему что-то говорили, но звуки отдалялись. Он как загипнотизированный смотрел на эту руку. Он понимал, что сейчас точно поставлена точка. Ему показали фрагмент тела, где была част татуировки, часть черепа с темно-русыми волосами, это все уже было больше для официальных документов. Матвей все понял по одной родинке. Поэтому чисто механически подтверждал уже ставшую для него очевидной реальность. Потом ему предложили проехать в отдел, где взяли с него показания.

У Матвея был только один вопрос, который он задал сотруднику полиции, который выяснял у него все, что ему известно по факту смерти его брата, да и о жизни его. Вопросы сыпались и сыпались: где, что когда, были ли враги, когда последний раз говорили и т.д. Матвей рассказывал все, что помнил, но особо упомянул о том, что брат рвался дарить свою долю квартиры и что брат состоял в этой толи секте, толи общине , которой руководит Николай Андреевич Глушков. А когда возникла небольшая пауза, то Матвей задал свой важный вопрос:

– Вы меня все спрашиваете, а скажите он сам или как?

– Разбираемся, – последовал ответ. – Проводим проверку, об итогах уведомим.

Но Матвей молча пристально смотрел в глаза мужчине.

– Ну, есть вероятность, что не сам, но это не точно, проверяем, – наконец со вздохом ответили ему.

Этого Матвею сейчас было достаточно. Хотя бы не сам. Он пропустил мимо ушей, все эти «вероятно», «проверяем», «это не точно». В голове у него четко выстроилось – брат не сам.

– А когда тело можно будет забрать? Я похоронить хочу, – а это уже следователь скажет. Пишите заявление, – посоветовал ему тот, кто его опрашивал или допрашивал, тут Матвей так и не понял разницу.

Матвей прочел и подписал протокол, что с его слов записано верно. На каждом листе. Все это тоже было почти автоматически.

Матвей пропустил почти что мимо тот факт, что завтра будут проводить осмотр в квартире, где жил Роман. Матвей сообщил, что там не был с момента приезда в город и вся обстановка в квартире будет как есть. После протокола дальше он все подписывал автоматически и не глядя.

Но когда он встал со стула, чтобы уходить, то ему о завтрашнем осмотре квартиры снова напомнили. Тут только разум Матвея включился в реальность и он кивнул, на это раз уже осознанно.

На следующий день в 10 утра он был на месте. Полицейские и понятые уже были на месте. Матвей открыл двери и впустил всех. Начался осмотр. Ничего не перевернуто, кое-где пыль. Квартира как будто была почти не жилая. Никаких следов пребывания кого-либо кроме брата.

Матвей не замечал что что-то пропало. Не мог ничего подтвердить или опровергнуть. На первый взгляд, было все как и раньше, как он помнил. Новую мебель и бытовую технику брат так никакую и не поставил. Разве что микроволновка на кухне была новой и телевизор в большой комнате. О чем он и сказал.

На Матвея снова накатило странное чувство, что зря он приехал в этот город, ничего хорошего его тут не ждет. Через какое-то время осмотр закончился. Он снова подписал документы и посторонние покинули квартиру. Он остался один на один с этим неуютным когда-то домом. Находиться тут не хотелось. Было не по себе. Матвей стоял в коридоре у двери и тоже собрался выходить. Он посмотрел на себя в зеркало, которое висело на входной двери, перед выходом автоматически. И в этот момент он увидел, как в зеркале на против, которое было на двери стенного шкафа, и сейчас находилось за его спиной что-то мелькнуло. Зеркало на двери и зеркальная дверь стенного шкафа находились почти напротив друг друга. Матвей резко обернулся. Ничего. Тот же коридор, зеркало напротив зеркала, везде отражается интерьер и он сам. Он подошел ближе к зеркальной двери стенного шкафа. И всмотрелся в нее.

– Кажется, – подумал Матвей. – Уже галлюцинации. Хотя как-то не по себе.

Затем он снова вернулся ко входной двери, еще раз мельком взглянул зеркало на зеркало, висящее на ней. Заметил, что магнитик, который там повесил Роман слегка сдвинут и решил поправить его перед тем, как уйти.

И только он протянул руку к магниту, как зеркало на входной двери вновь отразило зеркальную дверь стенного шкафа, словно бесконечный коридор. В глубине этого коридора Матвей вновь краем глаза зафиксировал движение. В это раз он решил не оборачиваться, решив что опят ему кажется. Но как завороженный продолжил смотреть.

Нечто стало двигаться по коридору все ближе и ближе к нему. Сначала это была просто размытая фигура, затем стало отчетливо видно, что это мужской силуэт. И в какой-то момент Матвею показалось, что он узнает в этом мужчине Романа, который стремительно летит по этому зеркальному коридору куда-то к нему. Тело было искорежено, как будто те куски тела, которые ему показали в бюро судмедэкспертизы, попытались соединить вместе, но вышло не аккуратно и все места соединений видно. И Матвея его прошиб реальный ужас, все волоски встали дыбом, по спине потек холодный пот. В голове мелькнула мысль, что надо срочно что-то сделать. Если Роман доберется до него, то… Что будет этим самым тем, думать не хотелось. Но тело как будто примерзло и не могло пошевелиться. Но усилием воли Матвей взял панику под контроль и развернувшись швырнул в зеркальную дверь шкафа смартфон, которые резко вытащил из кармана. Он успел вовремя – из зеркала уже к нему тянулась рука.

Зеркальная дверь разбилась с грохотом. Осколки попадали на пол. Раздался нечеловеческий вой. Рука, которая высунулась из зеркала, тоже была отсечена осколком. Она упала на пол вместе с осколками и через секунду исчезла. Среди осколков валялся и смартфон. Матвей подскочил одним прыжком к смартфону, резко наклонился, схватил его и выбежал из квартиры.

Как хорошо, что дверь защелкивалась на замок сама, потому что воли закрыть входную дверь снаружи Матвею бы не хватило. Не дожидаясь лифта, он сбежал по лестницам и вылетел во двор. Только там он заставил себя остановиться и медленно пойти к машине. Матвей похлопал по карманам, в поисках ключей от машины. Если бы их он не нашел, то сегодня в квартиру обратно он бы не вернулся.

Матвей был далек от всего мистического. И сегодняшнее происшествие просто не укладывалось у него в голове. Только сейчас , вытаскивая ключи от машины из кармана куртки, он заметил, что порезал руку об осколки зеркала. Вдоль указательного пальца правой руки шла длинная и глубока царапина. Именно этой рукой он поднимал с пола смартфон.

– Надо чем-то замотать или наклеить пластырь – подумал Матвей.

Затем он сел в машину и вернулся в гостиницу. На сегодня было достаточно приключений. Но по дороге, Матвей заехал в канцелярский магазин и купил скотч и бумагу. И первое что он сделал в номере, это заклеил бумагой все зеркала, с мыслью, что сейчас ему так спокойнее.

Потом лег на кровать и бездумно переключал каналы телевизора. Через какое-то время ему стало казаться, что сегодняшнее приключение – это результат расшатанных нервов и переживаний. Но тут зазвонил смартфон, который Матвей оставил во второй комнате, на столе, рядом с рабочим ноутбуком.

На дисплее телефона высветился незнакомый номер, Матвей ответил ан вызов:

– Алло, слушаю вас.

– Матька, а Матька, – раздался сквозь треск словно издалека голос. – У тебя год, не найдешь кто меня, приду за тобой. У меня твоя кровь.

На слове «кровь» , голос превратился в визг. Смартфон упал из его рук на пол второй раз за сегодняшний. Это был голос Романа, который Матвей ни с кем не спутает. И Матькой называл его в детстве только он.

Глава 6

– Это чей-то дурацкий розыгрыш, – такой была первая мысль Матвея. – Это продолжение той травли, от которой он уехал отсюда. Они узнали , что я вернулся и продолжают.

Матвей п