Читать онлайн Охота на лис бесплатно

Пролог

Солнцa еще не поднялись из-за гор. Во всяком случае, снизу их еще долго не было видно. Лишь у самых вершин кромки склонов начали окрашиваться красными и золотистыми лучами, пока не прямыми, а отразившимися от слоистых облаков. Внизу же, между причудливыми, похожими на застывшие плечом к плечу гигантские фигуры скалами, была ночь. Сумрак клубился, затекая в трещины и щели, цепляясь за чахлые, редко видящие свет деревья. Незаметная в темноте речка журчала и плескалась, пробираясь по каменному ложу и порождая пелену тумана, рваной колеблющейся паутиной застилающую низину и еще более сгущающую мрак.

Привычный к темноте глаз все же легко различил бы в этом сумраке движение. Темные тени нетопырей проносились по ущелью, снижаясь к водному потоку и снова взмывая, с пронзительным писком завиваясь друг вокруг друга, а затем стремительно уносясь в стороны. Человек непосвященный нашел бы в их полете, абсолютно бесшумном, если не считать писка, что-то зловещее. Однако некто, восседавший в седле остановившегося у края тропы коня, знал, что это лишь шалости безобидных созданий ночи. Истинно зловещим было другое, и незнакомец знал, что. Меж чахлых деревьев двигались сливающиеся со мглой силуэты. Лишь местами, словно солнечные пятна на лесной подстилке, сверкали легкие щиты, обтянутые золотистой чешуйчатой шкурой. Разрывая копытами паутину тумана, шли по лощине вороные кони. Едва слышно бряцали удила, да изредка лязгала о камень подкова. Всадники, ссутулившиеся и пригнувшиеся к жестким гривам, старались не шуметь, но это была, скорее, условность: какое бы эхо ни гуляло в ущелье, его вряд ли услышит стоящий на вершине…

1

Паршивая московская весна в очередной раз решила показать свой норов. Две недели стояла такая жара, какой в наших северных краях не то, что в мае – летом не дождешься. В сочетании с продолжающими работать батареями отопления микроклимат квартир был просто бесподобен. Народ, наплевав на все правила хорошего тона, пугающе разоблачался. Даже привычные к жаре приезжие из Средней Азии требовали надбавки за вредность. Знающие люди ворчливо говорили, что быть такого не может, чтобы обошлось без черемуховых холодов, и, дескать, ждите дождей, вероятно затяжных, с ураганным порывистым ветром, а если повезет – то и со снегом. При этом они благоразумно отыскивали тень погуще и прогнозировали оттуда, не забыв прихватить с собой пару-другую бутылочек холодного пивка.

Знающие люди оказались как всегда правы. Видимо, в небесной канцелярии обнаружили непорядок, несанкционированное разбазаривание солнечной радиации и халатное простаивание циклонических вихрей над северной Атлантикой, и повернули некий рубильник. Снег не снег, но город словно накрыло гигантской мокрой и холодной подушкой, периодически ерзавшей из стороны в сторону под воздействием ветра. В сутках остались две части: ночь и сумерки. Когда дождя не было, влажный воздух щупальцами забирался практически во все полости, пропитывая сыростью все трещинки и щелочки на стволах деревьев в парке, белье, сохнущее на закрытых балконах, обивку салонов припаркованных автомобилей. Затем дождь возобновлялся, вода начинала весело булькать вдоль бордюров и по сточным трубам, бодро смывать на мостовую чернозем, щедро насыпанный дворниками на свежевскопанные газоны. Стоит ли говорить, что растраты и халатность заметили и во вполне земных канцеляриях, и с наступлением холодов батареи в домах предусмотрительно отключили.

Я представила, что сейчас по этому «супу» придется вести к черту на кулички свою раздолбанную «четверку» и тихо заскулила. Несмотря на погоду в девять вечера на кольцевой плюнуть некуда. Да и машина дышит на ладан: резина почти лысая, днище в трех местах проржавело, так что при форсировании луж мутная вода брызжет откуда-то из-под сиденья прямо на брюки. Сегодня, пока я доехала до работы, откуда намеревалась отправиться прямиком на дачу, сделав вид, что поверила оптимистичной девушке из «Прогноза погоды», это ведро с болтами дважды глохло по неизвестной причине и устрашающе быстро теряло заряд аккумулятора.

Автомобиль, однако, решил вопрос о поездке на дачу радикально, сообщив, что ему ничуть не хуже стоится и во дворе конторы, в которой я подвизаюсь. Реанимационные приседания ни к чему не привели, кроме того, что ворочающийся с жалобным скрипом стартер еще больше посадил аккумулятор. Я мстительно хлопнула дверцей, смиряясь с необходимостью звонить Наташе – сообщить, что все отменяется, и только тут вспомнила о благополучно оставленном дома мобильном. Я собственноручно аккуратно вынула его из своей дежурной сумочки и положила на видное место на столе, чтобы не забыть. А бумажными телефонными книжками я не пользуюсь уже лет пять. Не мой день…

Госпожа будущий великий финансист ожидала в условленном месте, на углу Новой Басманной и Садового возле странного серого здания Управления железных дорог. Увидев меня не за рулем железного мула, а уныло бредущую под мелким дождем на своих двоих, она удивленно приподняла бровь.

– Все отменяется? – с недостойной финансиста проницательностью поинтересовалась она. Я лишь печально кивнула.

– Личное транспортное средство нас везти не хочет, а общественным транспортом – увольте, в такую погоду я соглашусь ехать на эту фазенду только за дополнительную плату!

– Ладно, не плакай, дитятко! – Нашка с притворным сочувствием похлопала меня по плечу, – Поехали-ка ко мне.

– К тебе?

– Ну, мы же собирались устроить девичник, достойным порицания разгульным образом отметив окончание еще одной рабочей недели. А у меня, готова поклясться, в холодильнике ингредиентов для разгула больше, чем в твоем.

Это было прискорбной правдой: когда единственным клиентом моего холодильника оставалась я, в нем пребывал одинокий пакет молока. Впрочем, поводов не соглашаться с Нашкиным предложением я не видела и без этого железного аргумента.

– Пошли, пошли! – поторопила подруга. – Не знаю, как тебе, а мне тут мокнуть уже надоело.

Народу на вечерней, залитой дождем площади было немного. Те, кто в отличие от нас имели возможность передвигаться на колесах, этой возможностью нагло пользовались. Несколько человек прятались от непогоды в подъезде и под аркой сталинской высотки, бежевым утесом доминировавшей над местностью. Другие перемещались мелкими перебежками и спешили укрыться в метро или в дверях гастронома и «Транспортной книги», чтобы дождаться просвета между тучами и прошмыгнуть дальше по своим надобностям. Два или три зонтика спешили по Кольцу. Унылый бомж, не обращая внимания на непогоду, медленно тащился в сторону Трех Вокзалов. Безучастный к непогоде Михаил Юрьевич1 брезгливо отвернулся от мокрого Мцыри, изо всех сил душащего мокрого же барса. Мы намеревались спуститься в переход. Впереди в том же направлении шагал какой-то молодой человек.

Этот индивидуум и привлек мое внимание, даром что других достойных объектов в поле зрения не наблюдалось. Высокий, хвост радикально черных волос поверх куртки странного покроя, высокие кожаные сапоги. Странно он как-то смотрелся на лестнице московского подземного перехода. Сколько я ни напрягалась, так и не смогла понять, что же в нем такого необычного. Ну, мало ли, кто как одет. Сейчас в столице чего не увидишь, веяния моды неисповедимы, течений всяких культурных и не очень – множество. Да и волосья длинные кто только не носит. И все же мне почему-то не хотелось упускать этого парня из поля зрения – я ускорила шаг, теперь уже поторапливая (не столько словами, сколько действиями) Нашку.

Все-таки упустила. Молодой человек, не обремененный грузом в виде девицы в туфлях на шпильках, быстро сбежал по лестнице и скрылся из вида. Мы оказались там же секунды через две. Переход был пуст…

– Дался он тебе! – фыркнула Нашка, когда я обратила ее внимание на сей удивительный факт. – Эй, эй, куда ты меня тащишь?

Но сейчас тащила не я, скорее меня – нас – волокла вперед непонятная сила. Воздух впереди дрогнул, словно от жаркого марева. Как будто впереди наметилось какое-то движение, но только наметилось, не выдавая себя, находясь за гранью полноценного восприятия.

– Эй, Рене! Куда!.. Лапу-то мою пусти… Да погоди ты!

При всем желании я не могла этого сделать. Если бы и хотела, я не могла остановиться. Что-то неумолимо подталкивало меня идти, бежать вперед. Быстрее и быстрее. Дробный стук Нашкиных каблуков только подгонял…

– Рене! Куда ты надеешься…

– … успеть?

Я приземлилась, больно подвернув ногу. Руки уперлись в заросшую травой плотную почву, которой никак не могло быть на полу подземного перехода. Я осторожно открыла глаза и обнаружила, что на меня уставились чужие. Такие же потрясенные, как, должно быть, и мои, но – нечеловеческие, огромные, золотистые, с вертикальными зрачками.

Вообще-то, меня не просто взять на испуг, но существо, представшее передо мной, вызвало бы резкую реакцию и у человека с более крепкими нервами. Размером с лошадь, облитый золотом сгусток мускулов, длинные когти на мощных лапах, угрожающе утыканный шипами хвост, а челюсти… Несколько секунд мы пялились друг на друга, затем ко мне вернулся голос. Я заорала так, что чуть не оглохла. Такой высокой пронзительной ноте позавидовала бы и Плавалагуна из «Пятого элемента».

Я сжалась в комок, ожидая неминуемого конца своего занимательного существования, но удар так и не последовал.

– Рене! Не ори ты, ради Бога! – голос был как у человека, страдающего хроническим бронхитом.

Приоткрыв глаз, я убедилась, что чудовище, кем бы оно ни было, сидит на земле по-собачьи и вид имеет озадаченный.

– Ну Рене, ты чего?

– Т-т-ты?

– А ты кого рассчитывала увидеть? – хриплый голос приобрел знакомую раздраженно-ехидную интонацию, – Джонни Деппа? Или Папу Римского? Если ты подождешь, я подсуечусь!

– Н-нашка?!

Я с трудом приняла сидячее положение, одновременно пытаясь отодвинуться.

– Тебя заклинило, счастье мое?

Нет, сомнений быть не могло. Но как? И вообще… Все, что я могла, это пялиться на неведомое существо и хлопать глазами…

– Рене! Такие большие глаза сейчас в моде или ты привидение увидела?!

«Привидение» было последней каплей для моего потрясенного рассудка. Я рассмеялась. Истерично. Словно последний раз в жизни, до боли в теле, до пятен перед глазами. Со всхлипываниями и размазыванием слез по лицу. Когда мое зрение снова сфокусировалось на Нашке, чем бы она ни была, та внимательно изучала свои руки… ээ… верхние конечности.

– Это интересно, – пробормотала она.

Я решила, что у нее очень крепкие нервы – реакция была более чем вялая. Потом заметила, как трепещут ее ноздри, и еле-еле успела увернуться.

Ее «ААААА!» было не таким пронзительным, как мое, но милый акцент в виде струи пламени, прогудевшей над моей головой, сделал вопль негодования впечатляющим.

– Что это?!! Сделай что-нибудь!! ГДЕ МЫ, наконец?!!! РЕНЕ!!! Где всё?! МАМА!!! Хочу домой!!! –

Модуляции перешли в хрипатый визг. Похоже, Нашку чуть ли не впервые в жизни посетила добрая тетя истерика. Еще несколько клубов пламени, сдобренные ненормативной лексикой, полетели в разные стороны, прореживая чахлый осинник. Мне пришлось затаиться за кочкой.

– Где Москва? Что это за гребаный лес??!

При виде ее неожиданной, но логичной вспышки я отчасти успокоилась. Если бы подруга была в человеческом облике, я бы знала, как ее угомонить, но давать затрещину существу раза в четыре больше тебя, которое умеет плеваться пламенем, было по меньшей мере глупо. Придется ей справляться своими силами. Впрочем, минут через десять Нашка успокоилась самостоятельно. Неожиданно она снова оказалась передо мной и потребовала:

– Зеркало!

– Наташенька, ты уверена…

– Рене, дай мне зеркало! Сейчас же!!

Когда тебя вежливо просят, размахивая перед носом такими когтями, лучше не спорить. Я нашарила в кармане маленькое зеркальце. Некоторое время она пыталась рассмотреть в отражающей поверхности чуть меньше моей ладони разные части своего нового лица.

– Рене, скажи мне честно, – обычным деловым тоном сказала Нашка, – на что это похоже?

Я нашла в себе силы оторвать задницу от земли и, хрустя подгоревшей от ее истерики травой, обошла подружку кругом. Не так страшно, как показалось вначале. Даже совсем не страшно. Гармонично. С моей точки зрения художника-любителя, даже красиво. Не как приложение к Нашке, а само по себе. Впрочем, ей нужно было выдать щадящую характеристику.

– Ты похожа на дракона, – сказала я, наконец, вспомнив, что подруга лояльно относится к сказкам. – На маленького, очень миленького золотистого дракона.

– Иными словами – на большую желтую ящерицу, хорошо, если не на супер-пупер-мега-червя! – судя по всему с ядом у нее все было в порядке, – А что у тебя с ушами?

С ушами? Я поспешно схватилась за означенные части моей анатомии. Судя по ощущениям, они переместились с привычных мест гораздо выше, вытянулись и… обросли мягким пушком, как у кошки или собаки. Наташкино превращение тут же вылетело у меня из головы. С горестным «Ы-ы-ы-ы!» я отобрала у нее зеркальце и убедилась в отсутствии тактильных галлюцинаций – мои уши действительно стали похожими на слегка закругленные и вытянутые цветки каллы, покрытые черным мехом. Не кошачьи и не собачьи, как я подумала раньше, а… лисьи? Точно, лисьи… Последовало еще одно «ы-ы», когда непорядок обнаружился и во рту. Все зубы заметно заострились, а клыки так вообще стали на страх дантисту, на зависть вурдалаку. Бедная моя мамочка – она-то искренне считает, что я получилась ничего себе…

– Закрой рот – мухи налетят, – деловито посоветовала Нашка. – И что тебе не нравится? Отличные уши! Ты хоть на человека похожа!

– Мне все нравится, – монотонно сказала я, подобрав, наконец, челюсть, и откидываясь на траву, – Я божественна. Ты божественна. Все вокруг тоже божественно… Как ты думаешь, каким образом мы оказались в этом божественном месте?

– На лифте приехали! – фыркнула она.

– Нет, серьезно!

– Куда уж серьезнее! Сама подумай, мы в центре Москвы, идет дождь и воняет бензином, мы идем к метро… – голос ее стал задумчивым. – Ты меня чуть с лестницы не спустила, потому что тебе понравился какой-то перец. Всегда говорила, что в твоем увлечении длинными волосами есть что-то болезненное.

– У него были отличные волосы! – возмутилась я.

– О! – Нашка подняла коготь. – Знаешь, если бы я верила в сверхъестественное, я бы подумала, что мы провалились в… как это называется?

– Портал в другое измерение? А ля «Звездные врата» – раз-раз и там, – лениво подсказала я.

Нашка всегда казалась мне существом слишком материалистического склада, чтобы всерьез воспринимать концепцию параллельных миров или какие они там бывают… перпендикулярные? Я тихо хихикнула.

– Нас протащили! – Нашка вдруг вскочила на все четыре лапы и закружила по поляне. – Ты понимаешь? Нас с тобой кто-то про… не кто-то! Рене, там больше никого не было!! Это он и был!

– Э-э, Наташенька, ты переутомилась, эта трансформация пагубно сказалась на твоих умственных способностях.

– Ах, пагубно! – рявкнула она. – Разуй глаза! Мы в какой-то всеми богами забытой местности! Посмотри туда! Ты ведь тоже их видишь, не прикидывайся!

Черный изогнутый коготь ткнул в сторону пологих холмов, уходящих к горизонту, над которыми маячило… два солнца? Красненькое и желтенькое. Мило.

– Может это метеорологический зонд?! – нашлась я.

Дикость ситуации доходила до меня с неторопливостью вальсирующих улиток. Но и то хлеб: у некоторых моих знакомых картина мира зацементировалась намертво лет в шестнадцать и с тех пор коррекции не подвергалась. Так что у меня были неплохие шансы не сойти с ума.

– ЗонТ, – издевательски рявкнула Наташа, – Шербургский! Ты, творческая личность, ты что, не понимаешь?! Это не долбанная Москва! Это долбанный другой мир! И мы с тобой – в нем! А виновата в этом та хвостатая скотина! И ты! Потому что, если бы кто-то завел себе постоянного бойфренда, мы не имели бы проблем с твоими гормонами!

Нашка завелась, это могло плохо кончиться. В частности, превращением меня в одну большую головешку, как показал опыт осинника.

– А между глаз ты не хочешь? – невинно поинтересовалась я.

Инсинуации в области личной жизни давно перестали меня задевать, но Нашке этого знать необязательно.

– Попробуй, – усмехнулась Нашка, уже остывая и, видимо, чувствуя, что перегнула палку, – только нянчиться со своей сломанной рукой будешь сама.

Я рассмотрела такую возможность и передумала экспериментировать с физическим насилием. Я нужна себе здоровая и довольная.

– Тусик, а как ты думаешь, тот портал был односторонним или двухсторонним? Может, мы еще можем обратно в него просочиться. Давай поищем, а?

Нашка задумчиво почесала подбородок о плечо.

– Вообще-то о сверхъестественном тебе больше положено знать. Ты там в туманной юности ставила бесчеловечные эксперименты над спиритическими блюдцами… Давай, попробуем, если хочешь, хотя не просочиться бы в какую дыру похуже. Нет магов более непредсказуемых, чем дилетанты.

Лицо у меня вытянулось. Последняя фраза Нашки прозвучала как-то странно, словно на два голоса. Один ее – новый хрипатый, другой тоже хриплый, но мужской.

– Что? – просипела я.

– Что «что»? Говорю, не провалиться бы куда похуже…

Я помотала головой. Ладно, замнем для ясности. Если к букету проблем добавится еще и моя поехавшая крыша, это будет забавно, но несколько несвоевременно.

Через пару часов стало ясно, что «гениальная» идея с треском провалилась. Мы истоптали частично покалеченную Нашкой поляну намертво, вдоль, поперек и наискосок. Если бы это был рулонный газон, мы бы заняли первое место за его укладку на каком-нибудь престижном конкурсе озеленителей.

Убитые горем, сидели мы на вершине невысокого холма, куда взобрались для изучения окрестности, и наблюдали смещающиеся к горизонту похожие на неразлучных близнецов солнца. Зависнув над самой кромкой лесистых холмов, красное солнышко как будто сжалось, а желтое, напротив, словно распухло и приобрело странный зеленоватый оттенок. Вокруг них невесомым растрепанным серпантином повисли разноцветные облака. Зрелище было настолько фантасмагорическим, что я крепко пожалела об отсутствии фотоаппарата или хотя бы цветных карандашей.

Упомянутые окрестности, впрочем, не способствовали улучшению настроения. Не то, что явного поселения или хотя бы полей и пастбищ со скотиной, не было ни малейшего дымка над деревьями, обозначавшего какое-никакое присутствие человеческих существ.

– Вообще, довольно глупо с его стороны ставить портал далеко от собственного места жительства, не находишь? – подала голос Нашка.

– Да с чего ты решила, что это вообще он? А что, если эта дырка просто там появилась, случайно!

– Случайно! – фыркнула Нашка, – Скажешь тоже. Запомни, творческая твоя душа, главный закон финансового дела: ничто не появляется ниоткуда и не уходит в никуда!

– Ну, мало ли. Может это какая-то геомагнитная аномалия.

– Аномальнее некуда!

Подруга экспериментировала с хвостом, то скручивая, то раскручивая его. Похоже, действо ее завораживало.

– Да и какая разница, где он там живет, даже если это он…

– Как это какая?! – Нашка оторвалась от созерцания своего хвоста. – Мы бы пошли и навестили его.

– И что? – спросила я.

– Как «что»?! – поразилась Наташа моей беспредельной тупости. – Дали бы в морду и потребовали бы поставить нас на прежнее место. Здесь, конечно, мило и все такое, но у меня в понедельник зарплата.

– А-а… – протянула я.

Мои мысли почему-то вертелась вокруг того, что на понедельник я вызвала компьютерщика с «волшебными» ручками согласно рекомендации, и что теперь мой главный рабочий инструмент, видимо, так и будет впадать в ступор при попытке открыть три графических программы разом.

Мы снова замолчали, погрузившись каждая в свои невеселые мысли.

– Рене, – прервала паузу Нашка. – Ты как думаешь, что это вообще за место?

– Я думаю, – уныло сказала я, поднимаясь, – двигать нам отсюда надо. Найти речку или озеро…

– И утопиться?

– Топиться погодим, – фыркнула я, – а вот вспомнить походные навыки и свить гнездо не помешает!

Подвернув под себя ноги и склонив голову, сидел Иссен-Эри, Золотой Лис, в ожидании восхода. Под ним был лишь камень, обточенный столетиями ветров и дождей, величаво поднимавшийся в хороводе таких же каменных фигур, навеки застывших в своем странном танце. Иссен-Эри сидел, прикрыв глаза, и ждал. Ему не нужно было открывать веки, чтобы увидеть, как на востоке, далеко-далеко, на другом конце страны, темное синее небо начинает наполняться красками. Вначале это были пастельные тона, нежные, нанесенные легкими прикосновениями кисти, розовые, медленно сменяющиеся золотистыми. Не поднимая век, смотрел великий мудрец внутренним взором, как вытянулись в ниточку два перистых облака, как вышли они из неясного серого в чисто-белый, а затем, через несколько мгновений, вспыхнули расплавленным золотом. Видел он, как, еще скрытые за краем Земли, тихо ползут вверх солнца – два колоссальных огненных шара. Два олицетворения беспредельной силы, дающей и отнимающей жизни. Олицетворения абсолютного добра, как полагали многие, и абсолютного зла, как считали остальные. Они заблуждались и были правы одновременно и одинаково.

Иссен-Эри видел, как огненные руки Солнц касаются горизонта, отмеряя мгновения до момента, когда можно будет начать колдовство и познать последнюю тайну Мира. Мига, к которому Золотой Лис шел годами и веками, в течение которых постигал сущность вещей. И сквозь заливавший все золотой свет увидел Иссен-Эри ползущие снизу тени – тени, думающие, что преследуют и уже настигли его, желающие завладеть его знанием и этого знания боящиеся. Мудрец позволил себе усмехнуться, хотя внешне остался непроницаемо невозмутимым.

Никто не может познать Мир – он бесконечен. И можно лишь стремиться, столетиями идти к абсолютному знанию, этой манящей и внушающей ужас награде. Он, Иссен-Эри подошел так близко, как только может живое существо, он всю жизнь стремился к этой Грани, за которой открывается всеведение и всемогущество. И теперь он уже не мог отказаться от последнего шага, но никому и никогда мудрец не пожелал бы повторить этот путь.

Потому что уже знал: нет всеведения, и за Гранью распахнутся врата в столь бездонное Неведомое, что все познанное, действительно казавшееся всем, померкнет. И нет всемогущества, поскольку, поднявшись над Миром, обретя способность решать и решить все его проблемы, лишаешься возможности сделать даже малость. Так цирковой акробат, держащий на плечах пирамиду, не может помочь или помешать кому-либо из своих товарищей. Богом быть не трудно – невозможно. Боги не всесильны – они бессильны в своем всемогуществе…

2

Вполне приличный ручеек нашелся почти сразу, как только мы спустились с другой стороны холма. Неширокий, с каменистым дном, он вполне вызывал доверие жаждущего купания и питья. Водой я пропиталась еще с Москвы, но помыть лапы и физиономию – хотелось. Своего рода условный рефлекс на непредвиденные обстоятельства.

Скинув кожаную куртку, я обнаружила на ней загадочные разводы, которые невольно вызвали мысли о составе нашей дождевой воды. Ну, да Бог с ней. Если все пойдет, как идет, у нас может больше никогда не возникнет досужий интерес к осадкам в мегаполисе.

Я возблагодарила судьбу за то, что она выбрала в общем-то благоприятный день для столь радикального поворота. На дачу я собиралась, как в любое другое место: методом тыка покидав то, что по идее могло мне пригодиться. Лишь бы тащить не тяжело было. На сей раз метод себя на удивление оправдал. Одежда, возможно, и не слишком совпадала с местным климатом, но содержание «переметной сумы» делало настоящее положение не таким убогим. Была понтовая зажигалка «зиппа», удачно свежезаправленная, большая пачка влажных салфеток, рулон армированного скотча, упаковка пластыря… А еще отличный кукри2, который я планировала повесить на стену в дачном доме с остальной папиной коллекцией. Таким здоровым ножом картошку, конечно, не почистишь, но это лучше, чем совсем никакого ножа. Еды вот только не было предусмотрено. Разве что минералки бутылек малюсенький.

– Кушать, однако, хотца…

Наташа почти обернула свое гибкое тело вокруг костра, чтобы сохранить тепло. Блики прыгали по ее блестящей шкуре.

– Тебе проще, – отметила я. – Ты вполне можешь выйти на охотничью тропу и показать дичи кузькину мать.

– Не пори чушь! Я не могу вот так с ходу жрать сырое мясо! – тоном примадонны заявила подруга.

– Разумеется, – миролюбиво согласилась я, обхватив руками колени, – ты предпочитаешь дождаться момента, когда разница между мной и местной фауной для твоего организма исчезнет. Станем героями недолговечной сенсации. Газеты введут рубрику под названием «Из жизни русских каннибалов», где будут публиковать материалы следствия. И все будут давать в суде показания, какая милая и вежливая девочка ты была, какой подающий разнообразные надежды специалист… Даже жаль, что я этого не увижу… Хотя, если призадуматься, тоже мне, супер-новость.

Наташа фыркнула. Через несколько секунд мы ржали обе, потом я продолжила:

– Вообще-то мы могли бы и пожарить то, что ты словишь, никто не просит тебя есть это сырым. Смех смехом, но мне почему-то кажется, что твоему организму требуется намного больше энергии, а значит и жратвы. Эти твои пиротехнические эффекты…

– А что, если рыбу попробовать ловить? – тоскливо предложила Нашка. – Вот только чем? Ягоды еще можно собирать. Коренья там всякие. Не обязательно же на оленей охотиться. А вообще, – она встала и потянулась, – давай подождем до утра.

– Ты надеешься, что у нас коллективная галлюцинация и утром мы проснемся каждая в своей кровати безо всяких лисьих ушей и чешуи? – усмехнулась я.

Нашка обиженно засопела и заняла свою начальную позицию, обернувшись кольцом вокруг костра.

Я вздохнула и, достав нож, отправилась на поиски елок. Потому как если на еловые лапы постелить мою куртку, надеть теплые носки и накрыться свитером, то сны мне будут сниться вполне сносные.

Вот тут я ошиблась. Снилась мне какая-то тягомотная ерунда. Будто нашла я клад и бегу с ним по бескрайнему полю, чтобы кому-то передать. А за мной мчатся почему-то размахивающие сачками люди, чтобы его отобрать. А я бегу и бегу и никак не могу вспомнить, кому же должна отдать ценный приз. И все это продолжается бесконечно долго – я даже поняла, что сплю, разозлилась, развернулась к своим преследователям, состроила рожу и исчезла. Проснулась от холода и с затекшими ушами – оказывается, я спала, уткнув в них руки, а локти уперев в свой импровизированный растительный матрас. Неудивительно, что мне приснилась какая-то чушь.

Да, Нашкины надежды на фата-моргану не оправдались. В чужом мире было раннее-раннее утро, даже мягкие лапы тумана еще только-только робко поползли по низине в нашу сторону. Наташа спала, свернувшись тугим непонятным клубком, из которого вертикально, как флагшток, торчал хвост. Я не стала ее будить: тихонько набрала веточек, развела костер и задумалась на животрепещущую тему питания. Если время здесь идет так же, как у нас, ни о каких ягодах-грибах скорее всего не может быть и речи. Но, с другой стороны, а вдруг нет. Судя по вчерашней температуре, здесь могла быть и середина лета. Мои вялотекущие мысли прервало сонное бормотание:

– Ма, закрой окно, холодно.

– С удовольствием бы закрыла, деточка, – притворно ласково сказала я, – только вот тут с окнами туго. Как только найдем хоть одно, я его сразу закрою, не сумлевайся. И даже запру на оба шпингалета.

Нашка высунула из клубка голову и нехорошо уставилась на меня сонно сощуренными глазами:

– Грр… Рене… с каких пор ты по утрам так болезненно болтлива? Обычно ты в такое время суток издаешь фразы не больше, чем из трех слов. Включая междометия…

– Обычно я вообще не просыпаюсь в такое безбожное время, тем более посреди леса в компании с депрессивной рептилией.

– С депрессивной от голода рептилией, – удрученно отметила Нашка, похлопав себя по блестящему брюшку. – Впрочем, я себя просто накручиваю. Не было в моей жизни диетических подвигов, что ли?.. Говорят, делать паузу в еде вообще полезно. Стимулирует что-то там…

– Вот поскольку нам обеим сие переживание не в новинку, предлагаю направить наши стопы в произвольном направлении. Еду поищем, посмотрим местные достопримечательности.

– Ну, конечно, – фыркнула Нашка. – Слабо надеюсь, что земля и здесь довольно круглая, в крайнем случае вернемся на то же самое место. Впрочем, если тебе все равно, пошли под горку. Что-то неохота на пустой желудок альпинизмом заниматься.

Мы прибрались и пошли.

Редкий лесок сменился некошеным лугом, потом березовой рощицей и снова лугом. К счастью, никаких видимых аномалий с окружающей природой, помимо второго солнышка, не наблюдалось. Полянка – лесок, лесок – полянка. Вполне благополучная с точки зрения экологии местность: ни малейших признаков человека. Хотя для нас это скорее был минус. Вдруг это вообще необитаемый континент. Или еще хуже, тут обитают какие-нибудь злобные туземцы. А колдун-молдун, который нас сюда приволок, сидит себе спокойно дома в другом полушарии, пьет коньяк, закусывает пельмешками и в ус не дует.

Пока я размышляла над нашей незавидной долей, мы снова оказались в лесу, на сей раз состоящем из гигантских ясеней. Основательные пожилые деревья были столь педантично расположены в шахматном порядке, что возникало подозрение о воле какого-либо сапиенса.

– Эльфийское королевство, – пробормотала Нашка, все еще находящаяся под впечатлением от недавно прочитанного Толкиена.

– Что-то мне пока неохота встречаться с теми эльфами, – ответила я, с неудовольствием вспоминая, что этот волшебный народ ловко стреляет из луков и, кажется, страдает обостренной ксенофобией.

Впрочем, никаких иных признаков присутствия разумных организмов не наблюдалось. Дороги не было – мы прокладывали свою собственную. Упрямые плети колючего вьюнка норовили ухватиться за ботинки. Откормленные разноцветные пичуги, которых я не могла опознать, спускались почти к самому носу, чтобы изучить странных посетителей. Если бы не наше странное положение, я могла бы только радоваться такому отпуску. Впрочем, чем дальше мы шли, тем больше растворялись мои «бы», потому что вместо озабоченной состоянием собственного маникюра и банковского счета Рене, тихой сапой образовалась какая-то новая личность. И у нее были совсем иные ценности, никак не связанные с пятном от машинного масла на джинсах. Кажется, даже слуховое и зрительное восприятие мира изменилось. Нет, не просто изменилось: как будто сравниваешь здорового человека и слепоглухого с нарушенным обонянием. Кто бы мог подумать, что человеческая природа настолько ущербна.

Я замерла. Нашка впереди неспешно двигалась, шурша палой листвой, кажется, даже навывая себе что-то такое лирическое. Значит, не показалось, действительно изменилась я. Сотни незнакомых запахов и звуков накинулись на меня как рой диких ос. Слабые и сильные, приятные и не очень, они, не считаясь с моими желаниями, заталкивали в меня информацию о ДНК чужого мира, которую я пока не взялась бы расшифровывать. Все предметы, ближние и дальние, приобрели небывалую четкость: можно было увидеть блестящую росой паутинку на папоротнике метрах в пятидесяти или затаившуюся под листом крошечную землеройку, почти неразличимую в тени, но вполне различимую для меня. «Похоже, именно это называется соколиным зрением», – отстраненно подумала я. Разумом я понимала, что это довольно странно, но удивиться по-настоящему так и не смогла, и, как ни старалась, воспринимала все происходящее как должное. Я «должна» именно так чувствовать, а то, что было до того – не более чем досадное недоразумение, в результате которого какой-то раздолбай-демиург не обеспечил мне нужной чувствительности. Но теперь-то эта ошибка исправлена.

Кроме обновленных трех чувств добавилось еще что-то, что, за неимением лучшего слова, можно было бы назвать усовершенствованной интуицией. Вот, например, Нашка, моя любимая одноклассница, полтора десятка лет знакомая, ведро соли вместе сожрано, вызывала у меня чувство опасности. Причем не умозрительное, а вполне конкретное, сопровождаемое графично-неаппетитными подробностями того, что она может со мной сделать, буде я ее основательно разозлю. И если бы где-то на дне сознания не копошилась та Рене, которой я была меньше суток тому назад, я бы, не задумываясь, шмыгнула в кусты и только меня и видели.

Потом новая я вроде бы смирилась с наличием столь близкой опасности и обратила внимание на другое – на свой пустой желудок и… доступно скачущую по полянке метрах в двадцати еду! И вот это кошмарное несоответствие моя новая личность категорически не собиралась мне спускать.

Сумка почти бесшумно упала на землю, спина ссутулилась, в беззвучном рычании вздернулась верхняя губа, обнажая зубы. Словно судорогой свело пальцы на руках. Но все эти изменения происходили малозначительным фоном. Важно было только то, что я чувствовала. Голодный хищник + еда = довольный жизнью сытый хищник. Еда. Теплое живое мясо. Еще секунда, и я ее уже видела. Мышцы сжались пружинами. Прыжка я даже не почувствовала, услышала только, как легко хрустнуло что-то под моими пальцами. Мягкая тушка упала в траву. «Мало одного», – сообщил внутренний голос. Еда была очень глупой: отдельные ее представители только слегка переместились к лесу и продолжали щипать траву. Хорошо… Просто отлично… Лицо снова исказилось беззвучным рычаньем, и все слилось перед глазами. Впрочем, глаза вообще сейчас были не важны. Движение на уровне инстинктов: прыжок, острые когти входят в покрытую мехом плоть, и снова прыжок за новой жертвой. Комья дерна вылетают из-под моих ног при резком повороте. И снова мягкая шкурка и хрупкие кости под моими когтями. Чужие жизни, оборвавшиеся, чтобы продолжить мою.

В охотничьем угаре тело не чувствовало усталости и наверняка не стало бы останавливаться, если бы добыча вдруг не догадалась, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Словно повинуясь пистолетному выстрелу на старте, животина брызнула в лес. Вслед ей понесся жуткий и торжествующий то ли вой, то ли лай. Такой пронзительный, что у меня заложило уши. И все же были большие подозрения, что родился этот кошмарный звук в моем горле.

Не знаю, сколько прошло времени. Я сидела, упираясь руками в землю и тупо глядя в пространство. Я все еще была голодна, но хищник отступил, видимо, удовлетворившись самим фактом охоты. Руки были в чем-то липком, и мне не надо было опускать глаза, чтобы точно знать, в чем именно. Маленькие беззащитные зайчики. Или это кролики? Нет, я не «зеленая» и не вегетарианка, но как-то это уж слишком брутально. Способность добывать пищу таким образом – это не то, что я хотела о себе знать. Впрочем, моей новой личности виднее. «Приехали, – уныло отметила я, – здравствуйте, мисс Хайд! Очень приятно с вами познакомиться».

Нашка покрутилась рядом, потом, видимо, поняла, что как адекватный собеседник я пока не существую, вздохнула и принесла мою сумку. Потом прошлась по полянке, собирая тушки, которые я по-прежнему не хотела считать своей добычей.

– Шесть штучек, як одна копийка, – удовлетворенно сказала она с такой гордостью, будто сама родила меня, такую замечательную, – а если ты соблаговолишь вынырнуть из своей мировой скорби и развести костер, то мы даже сможем отлично позавтракать. Лучше поздно, чем очень поздно.

– Нашка, я никогда…

– Я тоже никогда не жрала сырого мяса, но если ты еще немного подождешь, то я устрою тебе этот цирковой номер и начну поглощать твою добычу вместе со шкурой, костями и субпродуктами. Так что сделай милость, озаботься жалкими остатками моей человеческой сущности.

**

Голод – двигатель прогресса. Сия немудреная мысль поселилась в моем мозгу, когда стало ясно, что кроме костра, нужно еще, на минуточку, этих зайце-кролей выпотрошить и ошкурить. Чего я, городская девочка и мамина дочка, никогда не делала даже с селедкой. Ну не доводилось, извините. Впрочем, выбора особого не было: Нашка с ее когтями была скорее моральным подкреплением. Моральное подкрепление наворачивало вокруг круги и давало ценные указания, пока не получило по носу рукоятью кукри, после чего занялось полезным делом создания углей, нехорошо на меня поглядывая.

Первый зай пошел со скрипом, физиономию свело под совершенно нечеловеческим углом, но дальше было легче. Я старалась не замечать, как кровь стекает по лезвию на руки, пачкая куртку.

– Просто делай свое дело, краса моя, – рыкнула я на себя. – И все будет в ажуре и с рюшечками.

Советы, данные себе, лучше выполнять, так что я просто прикусила губу и снова взялась за нож. Через некоторое время в движениях даже наметилось некоторое изящество. Ну что ж, на проверку я пока оказываюсь вполне себе прагматичной скотиной. «Быть может, мне следовало учиться на таксидермиста? – мыслила я, изучая почти целую шкурку очередной жертвы. – Такой талант пропадает».

Нашка откуда-то приволокла большую ивовую ветвь. Разделенная на отдельные палочки, она превратилась в шаткое, но сносное подобие мангала, на котором я аккуратно разложила неровно порубленные кусочки мяса.

– Вертел был бы практичнее, – заметила Нашка.

– Ладно, – покорно согласилась я, – остальное пожарим на вертеле.

Нашка не стала ждать, пока мясо прожарится; видимо, человеческая сущность покинула ее до состояния «бифштекс с кровью». Я же из предрассудка дождалась, пока оно почти обуглится. Даже не представляла, что пережаренное, несоленое, без малейшего присутствия специй мясо может быть таким потрясающе вкусным.

– Я их почти не заметила, – пожаловалась Нашка, проглотив свою порцию.

– О, Господи! – я насадила целую тушку на импровизированный вертел и водрузила над углями. – Будь моей гостьей, – я мило улыбнулась.

Нашка поняла меня правильно и принялась обхаживать вертел, вертя его туда-сюда и дуя на угли. Кажется, в этот раз она все-таки дождалась готовности зайчика.

– Надо было бы мяты, что ли найти, – пробормотала она, – или вот еще чеснок дикий бывает. Ох, вкусьна-а…

Я глянула на нее и не удержалась от смешка: Нашка сидела на задних лапах, четырьмя когтями передних удерживая вертел с мясом, и имела вид английской королевы, изволящей впервые в жизни лакомиться сахарной ватой на палочке.

В качестве застольной беседы – когда мы обе смогли беседовать – я рассказала Нашке про свое удивительное открытие в мире ощущений, опустив только детали, касающиеся самой Нашки.

– А почему только три чувства? – проявила она практичность. – Быть может у тебя и осязание со вкусом улучшились?

– Насчет вкуса ничего не могу сказать, кажется, я была такая голодная, что, повизгивая от удовольствия, могла съесть свой ботинок, благо он кожаный, – растерянно сказала я и пожамкала пальцами кустик осоки. Порезалась.

– Ну, что?

Нашка внимательно наблюдала, как я обсасываю пострадавшую конечность.

– Понятия не имею – трава как трава.

– Значит эти два чувства у людей не такие убогие, – сделала оптимистичный вывод подружка.

– А у тебя? – поинтересовалась я. – Наверняка ощущения дракона отличаются от ощущений человека.

– Наверняка, – согласилась Наташа, – но я ничегошеньки не могу сказать по этому поводу, потому что не помню, как чувствует человек. Да-да, не помню. Я догадываюсь, что иначе, но дальше этой догадки дело не идет. Вот если бы я могла перекидываться из дракона в человека… Ладно, что об этом говорить. Знаешь, что меня беспокоит?.. – Нашка сделала глубокомысленную паузу, должно быть формулировала. – Нормальны ли наши облики?

– Ты о чем?! – опешила я. – Конечно не нормальны!

– Тьфу! Да я не об этом. Нормальны ли они ЗДЕСЬ?

Вовремя я помянула ксенофобию: гипотетические эльфы всплыли у меня в голове, потрясая луками. Почему-то они были одеты в хламиды Ку-клукс-клана. Я помотала головой, отгоняя дикое наваждение, и уточнила:

– Тебя интересует, не потащит ли первый встреченный местный житель нас на костер или не изрешетит ли чем тут положено изрешечивать посланцев диавола и других плохих людей?

– А тебя это не интересует? – вопросом на вопрос ответила она.

– Меня это очень интересует, – успокоила я, – поэтому очень славно, что у меня теперь есть продвинутый нюх. Прежде чем открыто приближаться к аборигенам на расстояние выстрела, мы поглядим на них из кустов. И решим, стоит ли с ними водиться…

Нашка хихикнула и вдруг, схватившись лапами за морду, заскулила.

– Ты что? Болит что-то?

– Жубы уроджкие, – прошипела она. – Ш утра уже ноют! Думала, пройдет…

– А где конкретно болит? – спросила я, осторожно заходя сбоку.

– Шсади…

– Открой ротик, деточка.

Вероятно, я рисковала. После того, как Нашка в полевых условиях подтвердила, что с метанием пламени у нее все в порядке, соваться ей в пасть было довольно рискованно.

– А у тебя руки чистые? – подозрительно спросила Нашка, выпустив из ноздрей клубы дыма.

– Чистые, – уверила я, – при тебе сейчас о траву вытирала. И вообще – в природе грязи нет.

Нашка явно осталась при своем мнении, но рот все-таки открыла.

«Да, на таком черепе можно славненько заработать», – отметила я, изучая ряды устрашающих треугольных зубов; для человека их было многовато.

– Ну-ка. Открой пошире и не вздумай дыхнуть на меня.

Нашка скосила на меня подозрительный глаз, но сделала, как я просила. Точно, раза в полтора больше, чем у человека. И в челюсти еще есть место для новых. Не в этом ли дело?

«Крокодильчик мой», – умильно подумала я. Почему-то превращение Нашки в дракона показалось мне сейчас невыразимо милым. Не настолько, конечно, чтобы я рискнула ей об этом заявить.

– Закройте рот, пациент.

Челюсти с клацаньем захлопнулись. Я вздрогнула. Все умиление мгновенно исчезло.

– Ну? – хмуро сказала Нашка.

– Зубки у тебя режутся, – ухмыльнулась я, – новенькие, беленькие.

– Хреново. Думаешь, это надолго?

– Ты искренне считаешь меня таким гениальным специалистом по драконьим зубам?! Могу только предположить, что тебе будет легче, если ты погрызешь что-то жесткое, как собаки делают.

– У меня есть собака, спасибо! Я в курсе, что и как они делают, только сомневаюсь, что ты мне пожертвуешь свои замечательные ботинки.

– Давай ограбим кого-нибудь, – предложила я, – правда, они, возможно, носят тут лапти или деревянные сабо…

– Фу! – почти искренне возмутилась Нашка. – Жрать какую-то мерзкую обувь неизвестно с чьих ног, неизвестно где ходивших! Предложила тоже, любимая подружка!

Я развела руками, дескать, чем мог, тем помог, и начала собираться. Двух не поместившихся в нас зайцев я завернула в полиэтиленовый мешок и обернулась к страдающей Нашке.

– Слушай, я припухла уже все время багаж тащить, не хочешь поучаствовать?

– Могу и поучаствовать, но если я возьму что-то в зубы, я могу это и сжечь случайно.

– А мы можем прикрепить сумку к твоей спине, – осенила меня гениальная идея.

– Как это? – недоверчиво спросила Нашка, на всякий случай отступая.

– Скотчем! У меня есть большой рулон скотча для хозяйственных нужд. Не переживай: если вдруг станет тяжело, я у тебя заберу. Хотя подозреваю, что ты не заметишь, даже если я сама тебе на спину сяду. (Наташа протестующе булькнула). Или хочешь, просто поделим, я все равно не могу положить зайцев в сумку – они все испачкают.

– Ну, ладно, – Нашка с видом первой салемской ведьмы на суде закатила глаза, – давай сюда свое мясо, но если я озверею от запаха, пеняй на себя!

– Не впадай в манию величия, – сказала я, прикрепляя к жесткой шкуре измазанный кровью пакет с мясом. Вид грузового дракона был достаточно диким, но Нашка себя не видела, а я вполне могла пережить и не такое эстетическое потрясение, – Ты только что съела трех зайцев, тебе не должно быстро захотеться есть. В природе все устроено разумно, в том числе и ты.

– Как скажешь. – Нашка сделала попытку пожать плечами, но, видимо, драконья форма не была рассчитана на такие жесты. – Ты, может, и не гениальный, но единственный местный специалист в области меня.

Иссен-Эри открыл глаза. Диск одного Солнца, ослепительно алый, как раз выглянул из-за горизонта, и вершины гор отразили его свет, полыхнув кровавым маревом на фоне колеблющейся у их подножий мглы. Темные тени обрели плоть и обступили мудреца молчаливым кольцом. Потом свет второго солнца, зеленовато-золотой, заиграл на чешуйчатых щитах.

Из круга вышли трое – маги: человек, вампир и оборотень. Даже сквозь человеческое обличие Иссен-Эри видел звериную сущность последнего.

– Ты уже готов к смерти? – спросил вампир.

– Ты не способен причинить мне вред, – Иссен-Эри поднял на собеседника взгляд. – Возможно, другой, но не ты. Мое время еще не пришло…

– Не пытайся заговорить меня, Лис! Ты станешь всемогущ, едва случится Последнее колдовство. И мы пришли помешать этому.

– Помешать?! – рассмеялся мудрец. – Помешать этому не в силах даже я сам, ваши же попытки жалки. Ты еще не понял этого, Сатиар из рода Тевородов?

– Не смейся над нами, старик! – вампир почти прошипел эти слова, блеснув клыками. – Твое время сочтено. Мы долго, слишком долго терпели род Лиса, но я не могу допустить, чтобы он обрел всевластие. Чтобы ты его обрел!

– Ты дурак, Сатиар, – мудрец произнес это спокойно, почти бесстрастно.

– Убейте его! – обнажив клыки, тот, кого называли Сатиаром, обвел взглядом своих воинов.

Воины подняли арбалеты. Старик же, не меняя позы, поднял руки ладонями вверх.

– Твои заклинания не в силах пробить щиты из шкур Азд-ар-Хи! – сказал оборотень, – Умри же с миром, старик. Мы не хотим тебе зла, мы лишь не можем допустить твоего всемогущества!

Тенькнули тетивы арбалетов, но болты рассыпались в прах, едва коснувшись радужного купола, вышедшего из ладоней Иссен-Эри. Взвились мечи – и опали хрустальными осколками.

Все три мага одновременно отступили на шаг и выхватили амулеты. Купол над стариком дрогнул и подался в стороны. Лис поднял руки над головой, и из его ладоней почти зримо потекла Сила, питающая защиту, но точно так же она утекала к его врагам.

– Ты долго не выдержишь, старик, – прохрипел вампир. Он чувствовал, как поток силы, отнятой у Лиса, вливается в него через амулет. – Такого не выдержит никто.

Внизу, во все еще не развеявшихся тенях, раздались крики и звон стали о сталь.

– Уже скоро, – с трудом проговорил Сатиар. – Твои приспешники опоздали, и они не помогут тебе.

Старик не отвечал. Краска уходила с его лица, он словно бы сжался и вдруг безвольно опустил руки. Все три мага подались вперед. Лис, уронив голову на грудь, не двигался. Вампир с трудом распрямился.

– Вот и все, – произнес он, делая пасс рукой, намереваясь нанести последний, смертельный удар, – Вот и все! Где твой род, Золотой Лис?!

Старый мудрец поднял голову, взглянул на вампира и захохотал. Человеческий маг и оборотень отшатнулись. А Иссен-Эри продолжил смеяться как, вероятно, никогда в жизни. И приготовленное заклятие рассыпалось в руке Сатиара облачком искр. Чешуйчатые золотые щиты, непробиваемые для заклятий, лопнули в руках воинов, разлетелись в клочья. Воины попятились, иные побежали прочь, но навстречу уже поднимались другие, в золотистых и белых доспехах.

– Мы дураки, – тихо шепнул человек-маг, но его услышали. – Мы дураки, он сейчас сильнее, чем когда-либо был… и чем когда-либо будет!

– Молодец, – сказал Лис. – Ты догадался.

Он начал словно истончаться по краям, просвечивать, исчезая.

Страшно закричал вампир. Он выхватил из складок плаща темный прозрачный кристалл: ревущий столб зеленого пламени окутал Иссен-Эри.

– Что ты делаешь! – закричал оборотень. – Ты что, еще не понял?!

Но уже ничего нельзя было остановить. Огненный вихрь раскручивался вокруг старика, словно вытягиваясь из руки Сатиара, сжимавшей кристалл…

3

Уже начало темнеть, а мы по-прежнему брели в неизвестном направлении. Не то чтобы у нас был выбор. За последние полтора часа со всех сторон внезапно выросли жутковатые утесы, кокетливо прикрытые потертыми елками, а справа еще разлилась речушка, хоть и мелкая, но, судя по грохоту воды, характера довольно вредного. При желании, конечно, можно было свернуть, но, ведомые инстинктом «сухой кочки перед костерком», мы, не сговариваясь, избрали режим наименьшего сопротивления.

– Мне глючится жилище, – сообщила Нашка, внезапно останавливаясь, и я машинально наступила ей на хвост. Подружка сверкнула глазом и шлепнула меня отдавленным кончиком по ботинкам. Черт, я думала «Мартинсы» делают из толстой кожи – мне словно кирпич на ногу уронили. Когда в ущелье закончило гулять эхо от моего вопля, подруга продолжила свою мысль:

– Нет, серьезно. Вон там между горой странной формы и горелой сосной что-то желтое… чернеется…

Я старательно выпучила глаза в темные провалы между деревьями, но ничего не увидела – ни желтого, ни черного, ни серо-буро-казявчатого. Вместо этого потянула носом и покачала головой.

– Тебе показалось, Наш. Ты же знаешь, каковы признаки жилища, помимо самой постройки.

– Запах сортира?

– Да запах хоть чего-нибудь, – я пожала плечами. – Где есть люди – всегда есть запахи. Если это деревня, здесь вообще не может не вонять! Горелым хотя бы.

– А вдруг это очень маленькое поселение и там ничего сейчас не жгут? – возразила Нашка.

– Ах-ха, – поддакнула я, – и не мусорят, и по земле не ходят. Ты что, дорогу видишь, если на то пошло?

Но права оказалась Нашка. Не успели мы пройти еще сотни метров по жидкому редколесью, как из темноты выступили конструкции явно рукотворного происхождения. Пошатнувшиеся огромные колья когда-то представляли собой основательный забор, но за последние десятки лет позабыли о своей фортификационной функции. Это, впрочем, не означало, что на огражденную территорию можно войти без последствий. С теми бревнами, что уже вросли в землю, я познакомилась обеими коленками поочередно несмотря на то, что для верности держалась за спину подружки. Когда я поскользнулась в третий раз, больно приземлившись на пятую точку, Нашка нервно фыркнула и остановилась чуть впереди меня. Поглощенный драконьей шкурой солнечный свет позволял ей чуть фосфоресцировать в темноте. Было видно, что Наташина спина выгнулась напряженной дугой.

– Ты чего? – спросила я.

– Да так, – она со свистом выдохнула, – странное что-то. Запахов ничего человеческого, ты говоришь, нет, а присутствие чье-то ощущается. Как будто воздух изменился. Ты не чувствуешь, а, лиса-ведьма?

Я вздрогнула. Нашка никогда меня так не называла, и, кроме того, последняя фраза была произнесена словно на два голоса. Один подружки, другой – низкий, мужской свистящий шепот. Снова! Ч-че-ерт! Я нервно дернулась, прислушиваясь, но мы с Нашкой по-прежнему были вдвоем. Только вот отчего у меня волосы на загривке дыбом встали?

– Озоном пахнет, – ответила я, осторожно выпрямляясь и доставая кукри. – У реки так не пахло.

Да черт с ней, с рекой! Так и после грозы не пахнет: странная смесь свежего ветра, хвои и ментола. Холодные иголочки дуновением пробежали по рукам вверх, плотно охватив шею колючим обручем. Стало трудно дышать. Ледяной ветер рванул волосы. На мгновенье мне показалось, что я сейчас грохнусь в обморок. Инстинктивно я снова ухватилась за Нашкину спину. И странным образом колючки исчезли, словно и не было, ветер потеплел, а потом вовсе стих. Остались только неестественный запах озона и мы с Нашкой в темноте. Причем темнота внезапно перестала давить, скорее наоборот, стала уютной и спокойной, почти домашней. Постепенно мои лисьи глаза адаптировались к мраку, и он уже не казался таким густым. Возникло какое-то странное предчувствие комфорта, какой бывает у путешественника, когда он, прошлепав несколько часов под проливным дождем, оказывается перед заветной дверью, где его ждут глинтвейн и сухие носки. Заметив, что еще сжимаю в скрюченной левой руке нож, я, подумав, его убрала. Защититься им все равно вряд ли удастся, а вот, споткнувшись в темноте, покалечиться – вполне.

– Дом.

Нашка мотнула носом. Похоже, попытку моего организма озадачить меня кризом, она не заметила. И голос ее на сей раз прозвучал, как положено, никаких слуховых галлюцинаций.

– Курятник какой-то. Стены да крыша. Тоже мне – иномирная архитектура.

– Ну если курятник, то мне там самое место, – развеселилась я.

– Послушать тебя, так мне самое место в какой-нибудь огромной холодной мокрой пещере, – фыркнула Нашка.

Я хмыкнула:

– Тусик, не обижайся, но мне почему-то кажется, что ты не очень большой дракон и вряд ли пещеру себе заработала. Обойдешься сенями в моем курятнике.

– В твоих интересах, милая девочка, – ласково сказала Нашка, – чтобы я была самым большим драконом, который нам здесь может встретиться.

Госпожа финансист глядела в корень. Впрочем, не исключено, что драконы нормального размера – тоже не самое худшее, что может с нами тут приключиться.

Невежливо обозначенный «курятник» явно предназначался для бройлеров-мутантов, поскольку упиравшийся в скалу одноэтажный дом оказался не куриной и даже не человеческой высоты. Крыльцо его было сложено из таких же огромных бревен, что и частокол. Создавалось впечатление, что кто-то при постройке таки вырубил рощицу столетних секвой. Широкая лестница, открытая веранда с мощными столбами. В общем, ничего сверхъестественного, если б не высота потолка в десяток моих ростов. Дверь отсутствовала. Оно и к лучшему. Если бы она соответствовала дому, мы бы ее никогда не открыли. Нашка сунула нос в темный провал и чихнула.

– Ну, что?

– Ничего особенного. Пыльно. Запах любезной твоему сердцу гари, но очень старый. Думаю, мы спокойно можем здесь переночевать. Тем более, что не знаю, как ты, а мое бренное тело жаждет тепла и горизонтальной поверхности.

Нашка душераздирающе зевнула и вошла целиком. Я поозиралась и последовала за ней.

Внутри была всего одна комната, вернее одно пространство. Это мы выяснили, когда подожгли неопознанный мусор в жаровне хитрой конструкции, и она слабо-слабо высветила только три стены, ту, в которой была дверь, и две боковые. Жаровню нашла я, если определение «нашла» можно сравнить с «упал-очнулся-мат». Оставив Нашку наедине с кроликом и мысленно пересчитывая синяки, полученные за день, я пошла вдоль боковой стены. Когда темнота вокруг опасно сгустилась, я чуть было не повернула обратно, но тут на стене нашелся факел. Очень старый и не раз пользованный, но я обрадовалась ему, как родному. Странно, когда я уговорила его зажечься, торцевая стена в поле зрения так и не появилась. Солидный курятник. С факелом дело пошло куда как веселее, и скоро я нашла еще два. Четвертой стены не было! Вместо нее зиял черный провал с уходящими вверх широкими ступенями, вырубленными в толще скалы.

– Значит, домик к ней не просто пристроили, это только вход. Прихожая, так сказать, – присоединившись, озвучила Нашка мои мысли.

– Знаешь, что мне не нравится? – сказала я.

– Знаю, – обронила Нашка, – размеры этого местечка и то, на фига оно именно такого размера. Всплывает вопрос о параметрах настоящих драконов.

– Ты тоже настоящее некуда, – утешила я ее, – вон и пламенем плюешься, и челюсть у тебя – мечта палеонтолога. Только ты, возможно, еще очень маленький по возрасту дракон. Вспомни сказки, они же живут туеву хучу лет.

– Кто бы говорил, – хмыкнула Нашка. – Как это там: достигнув возраста пятидесяти лет, лис может превратиться в женщину, а после ста лет – в молодую прекрасную девушку или, если захочет – в колдуна, обладающего сверхъестественной силой. Прожив же тысячу лет…

«… становится он Небесным Божественным Лисом с девятью хвостами, прислуживает в чертогах Солнца и Луны и ведает всеми тайнами природы…» Это была всего лишь легенда. Вернее, часть старой-старой легенды, красивой и страшноватой одновременно. И, как в каждой легенде, в ней было зерно истины. Но Иссен-Эри не хватило времени, чтобы ее познать. Всего один час и одна минута оставались до мгновенья Последнего колдовства, до двойного затмения…

– Это ничего не изменит, – спокойный голос Лиса неведомо как перекрыл рев пламени. – Моя сила останется, и через столетия, когда твоей страной будут править повелители пламени, явится Наследник, способный овладеть ею. Твой же род прервется, Сатиар Тевород…

– Нет, – упрямо прохрипел Сатиар. – Этому пророчеству не сбыться!

– Пророчество не может не сбыться. Это то, что уже было где-то и когда-то, и теперь должно повториться…

Вампир не отвечал. Чудовищное заклятие, выпущенное на свободу, высасывало его силы, да и самую сущность. Его тело сжималось, усыхало, сминалось, как бумажный фонарик под порывами шквального ветра. Ураган ревел, набирая силы. С грохотом разлетались камни, отрываясь от скал, в только что чистом небе лиловыми цветами стремительно набухали тучи, скрещивая мечи молний.

– Бежим! – крикнул человеческий маг.

Оборотень огляделся, стремительно принимая вид черного барса, и кинулся прочь из эпицентра хаоса, навстречу поднявшемуся из ущелий мраку.

Человек же метался из стороны в сторону. Ничего живого уже не было видно вокруг, и некуда бежать. Со страшным треском расселись скалы, гора покачнулась, рассекаемая змеями трещин, и просела. Человек, уже не помня себя, бросился прочь, но очередной удар сбил его с ног и опрокинул в беспамятство.

Все завершилось словно бы в одно мгновение. Утих рев пламени и ветра, смолкли разряды молний, облака истаяли, словно пронзенные клинками солнечных лучей. И только камни кое-где еще катились, не найдя успокоения.

**

Лорд Эйх’гхаз’еон (или же Его Высочество герцог-дракон благословенного Нидхерг’ольда Зеон, как было привычнее большинству его подданных) открыл глаза и некоторое время вдумчиво изучал малозанимательную лепнину на потолке. Сценка изображала какого-то местного ныне почившего дворянина во время охоты на единорога. При этом и у дворянина, и у единорога были физиономии преисполненные отвращения и к друг другу и совместному досугу.

Третья ночь без нормального сна. Третья ночь плюс не особо приятные дни, и что самое омерзительное, совершенно некого в этом обвинить, кроме самого себя и своего сомнительного наследства. Стоило только прикрыть глаза, и сознание наводняли звуки и образы далекого прошлого. Давно забытые его собственные воспоминания и совсем непонятные чужие. Причем последние преобладали. Они сливались, скручивались, пытаясь образовать единое полотно, но что-то им мешало. Не хватало какого-то определяющего элемента. Зеон вообще не привык делить свою голову с кем-либо, и такая необходимость в сочетании с неуловимой недосказанностью информации доводили его до мигрени.

Из глубин памяти всплыло имя: Иссен-Эри. Дракон знал о Золотом Лисе ровно столько, сколько было положено знать хранителю силы этого загадочного колдуна, бесследно сгинувшего почти тысячу лет назад. Впрочем, нет, не совсем бесследно. Дикая, неконтролируемая сила Лиса, заключенная в статую, по-прежнему существовала. Статую ту окружала самая мощная магическая защита, какую каждый новый правитель страны мог придумать. Сотни лет сомнительная честь хранить чужую силу передавалась от отца к сыну. И сотни лет легенда о Наследнике Лиса, трансформируясь и обрастая самыми экзотическими подробностями, будоражила не слишком крепкие умы. Одно время это приводило чуть ли не к появлению очередей перед горным храмом, где хранилась статуя. Результатом, впрочем, было не появление новых невиданной силы магов, а стремительная убыль населения. В храм можно было попасть только по частям, и то не слишком крупным. Потом, к счастью, пошел слух, что пророчество Иссен-Эри не более, чем жестокая предсмертная шутка великого мага, способ сказать последнее слово. В результате поток жаждущих беспредельной власти значительно поредел, а затем и вовсе сошел на нет.

Для Зеона последнее появление «наследников» относилось к тому отдаленному периоду, когда и сам он был только наследником, собственно «благословенного Нидхерг’ольда», и лишь понаслышке знал о пророчестве. Да оно его и не очень интересовало. После же коронации герцог посетил храм, убедился в том, что сила на месте и убывать не собирается, добавил собственную защиту и забыл обо всем этом, как о кошмарном сне, искренне полагая, что у него много других неотложных дел. Забыл вплоть до последнего времени.

Очевидно, нечто должно было случиться. И, видимо, без учета интересов Зеона. Не хотелось думать, что именно это могло быть. Даже будучи хранителем, Зеон не знал, что на самом деле произошло с Золотым Лисом, и какую роль в последней битве мага играл собственный прадед Зеона – Нидхег, в последствии соорудивший тот самый горный храм. И самое главное, из-за чего был убит Иссен-Эри. Какова была его цель, столь не понравившаяся другим магам, что они постарались стереть род Лиса с лица земли. Кстати, постарались или стерли?

Переведя взгляд с потолка в стрельчатое окно, Зеон задумался о том, на какой стороне окажется он, если объявится настоящий Наследник. Исторически драконы были наблюдателями, и лишь тот же Нидхег изменил традицию, под шумок отвоевав у вампиров огромный кусок плодородной земли и расширив свои владения до настоящего состояния. Нидхег делал ставку на Лиса и выиграл. И именно Нидхег стал первым хранителем. Неужели это входило в его обязательства перед Иссен-Эри?

– Я займусь этим, – тихо пробормотал Эйх’гхаз’еон, – мы обязательно разберемся, дай мне только время…– он хотел еще что-то добавить, но тут рядом заворочались.

Зеон недовольно перевел взгляд на темноволосую девушку по другую сторону кровати. Это была одна из причин, почему он не любил ездить с визитами вежливости в Акх-Омел, несмотря на стратегическое положение этого герцогства. Местный правитель был мужиком неплохим и в общем-то толковым, но у него была одна проблема, которую он норовил решить при участии Зеона – семь дочерей. Герцог не рассчитывал, что Лорд женится на всех сразу, но сбагрить с рук пару-тройку девиц его вполне бы устроило. Когда Зеон обозначил свою позицию как «через твой труп», герцог пошел на хитрость. Правда, настолько корявую, что дракона чуть удар не хватил, когда на пороге его спальни в первый раз появилась смущенная девушка в чисто символическом белье. «Не мытьем, так катаньем», – подумал Зеон, задумчиво ее разглядывая. Зеон справедливо полагал, что если спровадить эту, другая появится, как только он начнет засыпать, так что ему ничего не оставалось, как получше ее усыпить и поделиться одеялом, а то простудится еще, дурында. Герцог Акх-Омела явно рассчитывал, что почетный гость с собой не совладает, углядев такую красоту, и, как честный человек, женится. Еще лучше, если дочка забеременеет – предел мечтаний. Он не учитывал одного: Лорд Эйх’гхаз’еон был не человеком, а оборотнем, да еще колдуном, причем отнюдь не обделенным женским вниманием, и женитьба не входила в его жизненный сценарий на ближайшие полтораста лет.

Эта девушка была шестой. Зеон даже не трудился запоминать их имена. Что его интересовало, так это как поведет себя герцог, когда не сработает седьмой вариант. Зайдет на второй круг, в надежде, что Зеон рано или поздно дозреет? Или все-таки начнет пристраивать свое разросшееся семейство в другие места?

Надо съездить в храм, решил Зеон, вернувшись к мыслям об Иссен-Эри. Или лучше послать туда Лотана? Пусть приобщается. Хотя у него в голове барышни в прятки играют. Может, понадеяться на Эльдгарда? С момента своего появления, этот вампир ни разу не давал повода усомниться в себе. Все-таки лучше Лотан. Мысль о младшем брате, тоскливо кукующем в Хаюссе вдали от столичных трактиров, значительно подняла Зеону настроение.

**

Трудно было ожидать, что в ночной час у старой твердыни долины Нидхега будет кто-то ошиваться. Собственно, тут и в дневное время толпы не наблюдалось. Разве что страну в очередной раз поразила какая-то иноземная пакость в виде мора или заезжих бандитов-ворлоков. Хозяина это вполне устраивало: и то, и другое случалось не слишком часто, а с прочими проблемами худо-бедно население справлялось само. Устраивало это и того, кто в данный момент, преодолев крепостные укрепления, оказался перед цитаделью. Было ему на вид лет двадцать пять. Небрежно собранные в хвост длинные черные волосы и отделанная серебром кожаная одежда выдавали в нем аристократа. А немалый слой дорожной грязи на этой самой одежде и синяки под глазами – человека, прожившего на редкость паршивый день.

Молодой человек на мгновение замялся, выбирая, откуда именно ему следует попасть внутрь замка. Отклонив варианты парадных и служебных входов, где его могли увидеть слуги, он со вздохом подергал усы плюща, прочно захватившего всю южную стену строения. По идее, это пожилое растение, пережившее не одно поколение хозяев замка, должно было выдержать такое унижение. Молодой человек снова вздохнул и начал восхождение. До карниза второго этажа все шло гладко, потом под ногой что-то хрустнуло и подалось. Парень невнятно выругался и повис на карнизе на одних руках, предотвращая позорный полет к центру Земли. С трудом подтянувшись и устроившись на подоконнике, он счел, что от добра добра не ищут и лучше залезть не в то окно, чем валяться в палисаднике с разбитой башкой. Брату на радость, енотам на удивление.

Молодой человек замер на подоконнике, прислушиваясь. Замок хранил молчание. Непрошенный гость осторожно выдохнул: похоже, ему повезло, брат еще не вернулся. Комнаты были наполнены гулкой темнотой. Осталась ерунда – положить амулет на место и сделать вид, что так и было. Парень осторожно ступил на каменные плиты, безуспешно пытаясь разглядеть препятствия на пути. Последствия путешествия сказывались с неотвратимостью секиры палача: ночное зрение отказало совсем. Пришлось старательно растопырить руки, чтобы предотвратить порчу мебели и своего организма. Оставалось только надеяться, что его никто не заметит в таком виде.

Шорох за спиной заставил молодого человека инстинктивно отскочить, но он опоздал. Кто-то тяжелый навалился на него, прижал к полу, острые когти впились в плечи, пронзив кожу куртки, длинные зубы отчетливо клацнули над ухом.

По пустым комнатам прокатился вопль:

– Эльдгард, ублюдок!!!

В комнате вспыхнули свечи. Молодой человек резко вывернулся и вскочил, раздраженно уставившись на хохочущего приятеля.

– Ты что, со склепа навернулся, скотина?! Я чуть когти не склеил!!

Эльдгард перестал смеяться и изучающе осмотрел жертву. Вертикальные зрачки льдисто-голубых глаз задумчиво сузились.

– А у тебя что, Лот, еноты в ушах? Кто хвастался, что чувствует меня раньше, чем я подумаю о том, чтобы лицезреть твою поганую смазливую физиономию.

– Значит, ты подумал недостаточно громко, – огрызнулся Лотан. – А у «поганой физиономии» все мысли о том, вернулся ли Зеон, заинтересовался ли моим отсутствием, а тут ты играешь в призрака Туманных каменоломен… Куртку порвал, скотина… Воистину у вампиров проблемы с чувством юмора.

– Это у тебя проблемы с моим чувством юмора, – Эльдгард передернул плечами, словно стряхивая все обвинения. – Ну?..

– Что «ну»? – Лотан взял канделябр и открыл дверь в коридор.

– Рассказывай, дружок, где тебя носило и что ты интересного оттуда вынес.

– Себя вынес, – проворчал Лотан, – и меня эта добыча вполне устраивает.

Брат действительно еще не возвращался. Отсвечивающие зеленоватым светом печати на двери были нетронуты. Лотан тихо вознес хвалу всем сущностям за такое счастье ответственным и повернул ключ.

– То есть ты уверен, что место абсолютно бесперспективное?..

Вампир возлежал на стене, как на диване, заложив когтистые руки за голову и разметав длинные темные волосы. Нарушение закона земного притяжения его, кажется, абсолютно не волновало.

Лотан пожал плечами:

– Там стоит мощнейшая блокировка против всякой магии, как будто старое и очень мощное проклятие. Я еле-еле оттуда убрался, а без магии я там ничего не стою…

– Интересно, как они без нее существуют?.. – подумал вслух вампир.

Лотан осторожно вошел в кабинет брата, стараясь не оставлять следов на пушистых коврах. Пятая полка слева? Или справа? Или не пятая? Отыскивая амулет для портала, Лотан перебрал такое количество разнообразных магических предметов, что у него потемнело в глазах. Поэтому задача вернуть укра… одолженное на то же самое место была не самой простой. Интересно, как Зеон в них разбирается… Ага, этот был рядом со статуэткой суккуба со змеем. Лотан давно хотел спросить брата, что она умеет, но как-то не приходилось.

– Ты что там, медитируешь? – послышался голос Эльдгарда из коридора.

Лотан не ответил. Он запустил руку в карман куртки, в котором точно (то есть абсолютно точно) лежал амулет… Дрянной побрякушки не было. Лотан немедленно получил представление, куда в таких ситуациях девается душа: она проламывает пол и проваливается на нижний этаж, отшибая себе все жизненно важные места. Молодой человек мысленно досчитал до десяти, стараясь унять нарастающую панику. От безнадежности он проверил все карманы и даже вывернул тот, в котором был амулет – в ладонь посыпался золотой песок… Песок? Песок?!!

Эльдгард сунул голову в комнату, услышав такой звук, словно приятель собирается грохнуться в глубокий обморок.

– Ты что? Потерял его? – настороженно спросил он.

– Х-хуже, – простонал Лотан, сжимая голову руками, – хуже! Эль, он рассыпался… то есть совсем, в пыль…

Вампир освидетельствовал песок, нахмурив брови:

– Ты знаешь, что это значит… – тихо сказал он.

– Знаю, Зеон откусит мне башку за самовольное шатание между мирами и за уничтожение мощнейшего портального амулета… Вышлет в какую-нибудь глухую провинцию… месхаров пасти.

– Колдун! – неожиданно резко, сквозь зубы сказал Эльдгард. – Недоучка! Подумай своей глупой башкой, отчего бы он мог рассыпаться.

Лотан на мгновение прикрыл утомленные глаза, пытаясь призвать к порядку усталые тело и рассудок. Организм отказывался, подсказывая, что его лимит на ближайшие двое суток исчерпан. «Кой демон меня вообще туда понес? Ведь не туда собирался, совсем не туда. Наверное, с заклинанием напортачил… Вот Эльдгарду такое приключение, поди, ни по чем было бы». В такие минуты Лотан чувствовал, насколько на самом деле вампир старше него, в каких бы дурацких забавах они вместе ни участвовали. И даже без учета удивительных силы и выносливости, несмотря на отрицательную репутацию вампиров в стране в целом, даже Зеону никогда не удавалось лишить Эльдгарда душевного равновесия. Вероятно, в этом и выражался пресловутый жизненный опыт.

Не дождавшись проблеска догадки, вампир вздохнул:

– Это – старый амулет для создания порталов, так?

– Был… так.

– … рассчитанный на переброску одной взрослой условно разумной особи в оба конца, чтобы ни случилось, так?

– Нну…

– … и он должен был перенести тебя обратно без приключений. Мальчик мой, он мог рассыпаться только в одном случае, если обратно он доставлял больше, чем отправлял туда. Причем значительно больше. Если ты не набрал оттуда никаких сувениров, коих я не вижу, остается только один вариант.

Глаза Лотана неожиданно расширились в чудовищном понимании, а Эльдгард расчетливо добил:

– Ты протащил кого-то оттуда, причем не одного. Полагаю, это расстроит твоего безутешного брата гораздо больше, чем потеря амулета.

4

Меня разбудило активное шевеление и невнятное бормотание под боком. Я приоткрыла глаз и попыталась в раннем сумеречном свете рассмотреть силуэт подружки. Видимо Нашке снилось что-то в стиле экшн: силуэт никак не хотел оставаться статичным, крутясь, как курица в гриле. Я подумала было разбудить ее, но вряд ли это был кошмар – «курица» одновременно умудрялась хихикать как ненормальная. Ну что ж, хоть кому-то весело.

Стараясь не давать волю справедливой зависти, я просто перевернулась на спину, засунула кисти рук в рукава и уставилась в светлеющее небо в дверном проеме. Этот мир делает из меня сумасшедшего жаворонка: единожды открыв глаза, мне совершенно расхотелось снова их закрывать.

Тут Нашка капитально меня напугала, внезапно сев торчком и оглушительно чихнув.

– Обалдела что ли! – у меня чуть разрыв сердца не случился.

– Шотакое?

– Ничего, Тусик, ничего. В следующий раз попросим отдельные комнаты. А то еще одно такое твое пробуждение, и я стану заикаться.

– А-а, – Нашка попыталась зевнуть, и, провалив попытку, недоуменно посмотрела на меня, – совсем не хочется спать, – сказала она. – И есть тоже не хочется.

– Вот это и правда удивительно, – фыркнула я.

– Сама-то, – высокомерно сказала Нашка. – Зайчик-то и у тебя за ушами трещал.

– Я-то по крайней мере пожарила его, – проворчала я (после непродолжительных раздумий Нашка заявила, что сырое мясо ей нравится больше, и если меня сей факт шокирует, то это мои проблемы), – ну, ладно, спать и есть мы не хотим, выходить еще рано, так что мы будем делать? Предложения принимаются.

– Есть одно, от которого нельзя отказаться, – Нашка хитро улыбнулась, отчего ее физиономия приобрела на редкость плотоядное выражение. – Помнится, мы с тобой выходили на поиски еды и достопримечательностей. Еду мы, спасибо тебе, мой ушастый товарищ, обрели. А теперь в нашем распоряжении есть и достопримечательность. Грех упустить возможность повысить свой культурный уровень.

– Это ты многословно предлагаешь нам подняться наверх в качестве утренней зарядки?

– Предлагаю, – согласилась Нашка. – Мне интересно, что они там прячут.

– Думаешь, тут еще что-то прячут? – с сомнением проворчала я, когда мы, наконец, добрались до лестницы. Пыль десятилетий клубилась вокруг нас как туман в классических ужастиках, неровным слоем оседая на моей одежде и Наташиной шкуре; мучительно тянуло на чих, – место не шибко жилое, будто давно все переехали.

Конфигурация лестничного пролета оказалась довольно странной: сначала ступени шли широкие и весьма высокие, совершенно не приспособленные для человеческих ног. Мои, например, протестовали. Потом пролет вдруг начал стремительно сужаться, пока не оказался самым что ни на есть среднестатистическим. Уменьшилась и высота ступеней. Кажется, и потолок значительно снизился, теперь на нем иногда появлялись красноватые отсветы от факела.

– Похоже на психическую атаку, – задумчиво сказала Наташа. – Вроде, нормальный человек увидит прихожую, сделает правильные выводы и дальше не сунется.

– А возможно, это просто недостаток фондов? – съехидничала я. – Планировали такое грандиозное сооружение, но чем дальше копали, тем меньше становилось денег, и в конце концов инвестор посоветовал не выпендриваться.

– Ты ничего не понимаешь, – отмела Нашка. – А что, если тут сокровища спрятаны? Прикинь, приедем домой все такие богатые-богатые… Ух, первым делом я куплю такой шикарный кофейный «мерседес»!..

– «Мерседес» жрет только дорогой бензин и пипец дорог в эксплуатации, – ехидно сообщила я, решив приберечь на будущее поучительную историю «Как мой приятель Паша заправил свою новую «мазду» бензином АИ 80 и что ему сказал на это мастер в автосервисе», – неужели ты думаешь, что я из патриотизма езжу на «Жигулях»!

Наташа погрустнела.

– Не говоря уж об аспекте самого возвращения, где бы мы сейчас ни находились, – добила я.

– Уж и помечтать нельзя! – возмущенно фыркнула Нашка.

Лестница вдруг пошла вниз, потом завернула направо, потом пошла налево и вверх, потом ступеньки кончились, и вновь вправо пошел кривоватый коридор.

– Похоже, ты опять права, – отметила я, чувствуя, что у меня начинает кружиться голова от этой архитектурной поэмы. – Вряд ли с недостатком средств стали бы устраивать такой сложный лабиринт. Впрочем, я вообще не понимаю, почему ход такой кривой…

– И-и, дурочка, здесь же горы! Наверняка они рыли там, где порода была менее твердой.

– Умна, хоть под диван прячься, – проворчала я.

Нашка хотела ответить что-то в том же духе, но не успела. Коридор расширился, и мы оказались в небольшом зале, стены и потолок которого были, как лишайником, покрыты бесчисленными друзами неизвестного мне минерала. Казалось, мы стоим в гигантской жеоде3.

В глубинах, похожих на гематит кристаллов – некоторые аж в мой рост – блуждали багровые искры. Какое-то время мы зачарованно следили за ними. Кажется, отсветы появлялись в определенном ритме, словно отбивая пульс непостижимого организма. Спокойный пульс спящего существа.

– Слушай, как красиво, – прошептала Нашка. Я покивала. – Давай отковыряем пару штук на память, – предложила она. – В крайнем случае сможем их толкнуть. Вдруг они какие-нибудь супер-ценные.

Мысль показалась мне вполне здравой. Достойной финансиста. Бог с ними, с мифическими сокровищами, но разменная монета нам не помешает. Я схватилась за выступающую с краю друзу, чтобы не слишком нарушать композицию, и потянула. Кристаллы не шелохнулись. Пришлось воткнуть факел в расщелину и использовать две руки и ногу. С тем же результатом.

– Натаха, помогай!

– Ничего ты без меня не можешь, – картинно закатила она глаза и как шандарахнула своим шипастым хвостом.

Я еле успела отпрыгнуть. Облюбованная мною «щетка» разлетелась на отдельные некрупные кристаллы. Я сгребла несколько горстей и распихала по карманам. Что ж, не исключено, что финансовый гений ведет Нашку по следу, как фокстерьера: возможно, здесь действительно есть что-то интересное.

Минут через пять извилистый коридор, стены и потолок которого были также покрыты кристаллами, решил раздвоиться.

– Лисы налево, драконы – направо, – предложила Нашка.

– Без разницы, – я направилась налево.

– Если что-то случиться – кричи, – напутствовала меня в спину подруга.

– Можешь не сомневаться, – проворчала я. Меня одолевали дурные предчувствия.

Коридор вился себе и вился практически без изменений. Казалось только, что огоньки в кристаллах мерцают чаще и ярче, словно южное звездное небо, на которое смотришь через красное стекло. Красиво, но уже скучновато. Сколько можно полировать ногами чужие полы! И тут, когда я совсем уж было подумала повернуть обратно, коридор вновь резко свернул. На сей раз в небольшой круглый зал, в центре которого на высоком пьедестале из цельной глыбы обсидиана стояла одна из самых необыкновенных статуй, которую я когда-либо видела. Высотой метра два, она поражала своей реалистичностью. Казалось, настоящий огромный лис, старательно присыпанный золотой пылью, замер в задумчивости. Вот-вот он сверкнет янтарными глазами, отряхнется и отправится по своим лисьим делам. В восхищении я протянула руку и дотронулась до груди статуи. Пальцы тут же погрузились в густой, настоящий мех, под которым билось настоящее сердце. В шоке я почти отпрыгнула от статуи. Но Лис не двигался. Показалось? Или… Я снова провела рукой по золотому меху. Надо же. Я представила себе такую шубу и хихикнула. Да уж, в такой шкурке от меня не то, что в подворотне, на центральном проспекте на счет «раз» только тапки останутся, невзирая на время суток. Не быть мне богатой. И тут смех застрял у меня в горле – тончайшие шерстинки под моими пальцами начали стремительно разрушаться, зависая пылью в воздухе. Я примерзла к полу, наблюдая, как цепная реакция охватывает всю статую.

Последней моей разумной мыслью было то, что надо было откусить свои загребущие ручонки, чтобы не тянулись, куда ни попадя. Что в этом мире полагается за порчу национального достояния, я не представляла и не хотела представлять впредь. Статуя на моих глазах теряла очертания, становясь сгустком золотого сияния. Свет разлился по комнате, оседая блестящей пылью на стенах, искрами рассыпаясь по моей коже. Стало душно, словно пыль попала в легкие. Но не было сил даже кашлянуть. Сияние внезапно сконцентрировалось, собралось странным знаком, похожим на бесконечность с тремя петлями…

«Вали отсюда!» – орали инстинкты. «Поздно», – сказал здравый смысл. И действительно было поздно. Треугольная «бесконечность» обернулась вполне материальной стрелой и устремилась ко мне… Горячо. Жар залил тело горячей лавой до самых ногтей. Нет голоса крикнуть, нет сил бежать. Словно сильные руки держат меня, не давая вырваться. Стрела входит в сердце. Взрыв. Мое тело само становится лавой, распадается на атомы, перед глазами только сияющий свет. Сила волнами заполняет меня до кончиков волос. Ее слишком много, я не смогу… и снова тот шуршащий голос, голос, преследовавший меня два дня: «Сможешь… У тебя нет выбора… Я слишком долго ждал…» Новая волна силы душит меня. Сердце горит, словно запечатанное каленым железом. «Терпи!» Еще несколько часов (или минут?) агонии, десятки горячих волн. Пересохшее горло разорвал крик. И вертикально в небо, пробивая свод пещеры, ушел столб белого огня…

Внезапно призрачные руки, державшие меня, исчезли, и мучительно медленно сначала мои колени, потом локти, потом щека встретились с горячим полом. Я слышала цокот Нашкиных когтей, ее обеспокоенный голос, зовущий меня, но ответить не могла.

Далеко на северо-востоке Эйх’гхаз’еон проснулся в холодном поту. Магия далекого, неправдоподобно мощного энергетического выброса все еще гудела в его крови. Все созданные вокруг Храма Иссен-Эри магические ловушки и щиты в одно мгновенье перестали существовать, звоном отозвавшись в теле своего создателя.

Исчезла необходимость посылать кого-то в Хаюсс. Все, что должно было и хотело случиться – уже случилось, и рвать на себе шевелюру было бессмысленно. А вот самому отправиться в хранилище и смысл был, и необходимость насущная. Зеон тихо ругнулся, позволив себе буквально еще три секунды слабости – понежиться под теплым одеялом. В одном герцог Акх-Омелский был консерватором: топить, по его мнению, имело смысл только на кухне и в конюшне, а личный состав, включая членов семьи и почетных гостей, – перебьется. Герцога можно было понять: дрова в Акх-Омеле росли исключительно в виде высокой травы в болотистых долинах или рахитично искривленных дерев на горных склонах. В тех горах, правда, имелись потрясающие воображение сапфиры, но в спальнях теплее от этого почему-то не становилось.

Зеон высунул руку из-под одеяла и похлопал по столу в поисках амулета для перемещений, потом, сощурившись, оценил степень заряда. Зеленоватый огонек в глубине камня ехидно подмигивал, намекая, что хозяину не стоит на него сильно рассчитывать. Даже в самом экономном режиме до самого Храма не хватит. Придется на своих двоих.

– Все сам, все сам, – пробормотал Эйх’гхаз’еон, нашаривая сапоги.

Впрочем, даже к лучшему, что Акх-Омел придется покидать до рассвета. Все деловые и политические вопросы они решили, а уж личные можно, как обычно, отложить на неопределенное «потом». Зеон поймал себя на том, что не без теплоты думает о неизвестном, который лишил его необходимости участвовать в очередном дипломатическом раунде.

Много южнее Акх-Омела, в долине Нидхег, одинокая фигура на башне улыбнулась предрассветному небу. Блеснули светлые глаза с вертикальными зрачками, раздвинулись в улыбке бледные губы.

– Началось, – прошептал вампир, – наконец-то… Долго же ты ждал, рыжий прохвост…

В отличие от Лорда Эйх’гхаз’еона Эльдгарду не надо было никуда бежать. Более того, он мог позволить себе выспаться и расслабиться до того счастливого мгновения, когда события потребуют его непосредственного участия. Время было.

Сколько я провалялась в отключенном состоянии – неизвестно. Нашке показалось, не меньше часа.

– Буду лечить свои нервы в Швейцарии на твои деньги, – заявила она мне и тут же попросила, – попробуй подняться, на камне вредно лежать. Еще простудишься, возись потом с тобой…

Я отлипла от пола с третьей попытки и не без помощи Нашки, подпихивающей меня мордой и хвостом. Ноги категорически отказывались держать. Нашка проворно подставила спину для дополнительной опоры. О выражении лица дракона говорить сложно, но на сей раз беспокойство на ее физиономии было очевидно.

– Ты как?

Я мотнула головой – никак. Тело бил озноб, сновали по позвоночнику мерзкие искорки, сердце выдавало полторы тысячи ударов в минуту. И на фоне этого, совершенно отчетливо и не требуя доказательств, переливалась мысль – надо отсюда двигать. Убирать свои кости с чужого погоста. И побыстрее. Свет от энергетического выброса, оставившего в потолке аккуратный круг утреннего неба, должно было быть видно на десятки километров.

– Нашка, – я облизнула губы, попытавшись собрать в кучку мыслительный процесс, – если я хоть что-то понимаю в том, что здесь произошло, нам надо валить. Скоро здесь будет людно, и готова спорить на что угодно, нам это совершенно не понравится.

Нашка спорить со мной не стала. Но тут, словно подгоняя нас, вся скала явственно дрогнула. Потом еще раз.

– Бежим! – взвизгнула Нашка, когда увесистый камень разбился рядом с ее лапой.

– Да я даже идти не могу! – рявкнула я.

– Полезай мне на спину! Давай-давай, твою лесом!

Я еле-еле успела умоститься на ее жесткой спине, когда Нашка стартовала. Оставалось только сокрушаться об отсутствии представителей какого-нибудь спорткомитета, так что новый рекорд в беге с препятствиями для больших ящериц не был зафиксирован. Как и количество синяков, которые этот пробег оставил на мне. На ездовом драконе не должно быть жесткого угловатого гребня, черт подери! При скачке я непроизвольно переместилась из положения «верхом» в положение «мешок с картошкой», отчего зубцы на Нашкиной спине больно впивались мне в живот.

Пока мы тяжело катились с лестницы, я ощущала себя на танке, который на полной скорости мчится по ухабистой дороге. «По горной дороге», – мысленно поправилась я, когда мелкие кусочки потолка организованным ливнем хлынули на наши спины и головы. К счастью, это не помешало мне вспомнить про сумку с нашим скромным имуществом.

Нашка с воплем дернулась из-под падающей балки, осчастливив меня еще парой синяков. Мы успели отбежать от крыльца метров на двадцать, когда свод пещеры с тяжелым грохотом осел, выдув из еще стоящего дверного проема облако каменной пыли. За ним последовал и потолок деревянного строения.

– У-ё! – емко высказалась Нашка.

– Не замирай, – посоветовала я, – давай-ка выбираться отсюда, пока живы!

Будто в подтверждение моих слов последним акцентом монументальное крыльцо сложилось, как карточный домик.

– А мы что делаем?! – Нашка ловко преодолела последнюю преграду в виде полуразрушенного забора и нерешительно замерла на берегу реки.

Я тоже повертела головой: почему-то идти той дорогой, которой мы сюда прибыли, не хотелось. А когда я подняла глаза в небо, захотелось еще меньше. Далеко в синеве плыл странный крестик, вроде бы и птица, но хвост был длинноват. К тому же существо не кружило, высматривая добычу, подобно большинству пернатых, оно летело вполне целенаправленно. В нашу сторону.

– Через реку! – сказала я. – Там, кажется, ущелье. Хоть след собьем.

– Она же мокрая! И наверняка холодная, – возмутилась Нашка.

– Ты жить хочешь?! Быстро давай! Прыг-прыг!!

То ли Нашка уловила в моем голосе панические нотки, то ли просто решила не связываться с травмированными в голову, но без дальнейших пререканий шипя двинулась вброд.

Глубину мы не рассчитали – где-то на середине Наташа почти целиком ушла в воду, заодно притопив меня, я еле успела поднять сумку. Впрочем, от холодной воды мне стало значительно лучше, так что, когда мы дуэтом стуча зубами выбрались на берег, я даже рискнула встать на ноги.

Ущелье мы нашли почти сразу, хотя мое беспокойство возрастало в геометрической прогрессии, а это здорово мешало соображать. По дури великой мы выбрали проход, который почти сразу резко сужался. Нашка было сунулась и застряла:

– Дальше не пролезаю, – прорычала она. – Давай поищем другое ущелье.

Я, не слушая, только подталкивала ее в бронированный зад и бормотала:

– Тусик, быстрее!

Наверное, я как никогда была близка к тому состоянию, когда от помешательства идет пена изо рта, потому что теперь уже была уверена: стремительно увеличивающийся крестик в небе вовсе не птица, а существо намного больше и опаснее. И, скорее всего, имеет прямое отношение к тому, что мы – ну хорошо, я – учудили. Инстинкты вопили благим матом и размахивали оранжевыми флажками.

Нашка возмущенно заскрипела, но все-таки преодолела узкость:

– Здесь шире, – радостно заявила она. – И, по-моему, там вдали маячит другой выход.

– Отлично-отлично, – краем глаза я успела заметить, что неизвестное существо быстро снижается. Я нырнула следом за Нашкой.

Дно ущелья шло резко вверх, затем полого спускалось, образуя естественное укрытие. Нашка скатилась с горки и пошлепала дальше. Меня же словно за уши кто-то дернул посмотреть поверх валуна. Природное любопытство в моей недолисьей форме приобрело какие-то кошмарные размеры, что вызывало ассоциации с неприятностями, постигшими гипотетическую кошку. Из укрытия было видно и то, что осталось от нашего ночного пристанища, и река, и часть неба, которую быстро пересекла огромная тень.

«Кстати, о драконах!» – потрясенно подумала я. Теперь я, кажется, знаю, какого размера они должны быть. Мелкая речушка вскипела под ударами мощных кожистых крыльев, будто от лопастей вертолета. Еще мгновенье – и существо предстало во всей красе, заставив меня в восхищении распахнуть глаза и рот.

Вся зверюга была размером с частный самолет средней величины. Антрацитово-черная с зеленым отливом. На секунду дракон завис над землей, потом задние лапы встали на твердь, похожие на шатры крылья аккуратно сложились, а передние конечности подобрались под грудь на кошачий манер. Дракон лениво обвел взглядом место действа, скользнув глазами по тому ущелью, где прятались мы. Меня он, похоже, не увидел. Зато я успела заметить, что его глаза, огромные, сверкающие как драгоценные камни, были разного цвета. Левый – пронзительно-зеленый, правый – темно-синий, почти черный. Почему-то именно этот факт меня поразил до глубины души.

Дракон тем временем, задумчиво склоняя голову то так, то эдак, рассматривал живописное нагромождение бревен и каменных глыб, ранее бывших цельной конструкцией. Судя по всему, это зрелище не слишком его порадовало, потому что он вдруг сплюнул, как раздосадованный человек (сгусток сине-зеленого пламени выбил в земле глубокую воронку) и направился к месту нашего бывшего ночлега. Видимо, по его мнению, руины требовали более детального изучения.

– Кто я такая, в сущности, чтобы мешать хорошему человеку… эээ… дракону удовлетворять свое любопытство, – пробормотала я. Пятясь, спустилась с горки и бегом присоединилась к Нашке, которая, высунув нос из ущелья, жмурилась на раннее солнце.

– Где ты там ходишь? – поинтересовалась она. – Смотри, я тропинку нашла.

– Скорее всего, это водосток… А я дракона видела!

– Ты его и сейчас видишь, – фыркнула Нашка.

– Большо-о-ого дракона, – уточнила я, – размах крыльев – метров двадцать, не меньше. И мне почему-то кажется, что когда он отправится в обратный путь, нам лучше отсидеться под деревьями, если они здесь найдутся, конечно. Считай, что мне так будет спокойнее…

– Уф, надеюсь, это мы не его гнездо разнесли! – пробормотала Нашка, внезапно проникаясь трагизмом ситуации. – Что-то мне это не нравится.

– Мне тоже, – согласилась я, закидывая на плечо сумку, – но мы ничего не разносили, оно само рассыпалось. На этом и будем стоять до конца, что бы ни случилось!

Видимо я переборщила с решимостью в голосе, потому что Наташу явно не порадовала перспектива.

– Лучше бы ничего не случилось, – отрезала она и потрусила по тропинке-водостоку.

**

При помощи магии вполне можно было расчистить завал и пройти вглубь обрушившейся пещеры, но Зеон не стал этого делать. Смотреть там теперь явно было не на что. Разве что на кристаллы силы, в изобилии покрывавшие близкие к статуе участки коридоров. Еще в последний свой визит в храм Зеон подумал, что эти камешки – потенциальные артефакты, но поленился отдирать их от стен. Сейчас же, как хранителю, ему оставалось только одно: сделать так, чтобы до кристаллов не добрались ничьи загребущие ручонки, которых в любом мире с избытком.

Как там говорил Нидхег по поводу пророчества: «Только Наследник сможет взять силу, и ему не помешают никакие преграды. Наша же задача – оградить силу от дурака и властолюбца». Силу-то он взял, но зачем защиту разрушать было? Трехсотлетняя октограмма, способная дематериализовать целую армию, выгорела дотла, а ее бы вполне хватило, чтобы прикрыть доступ всем желающим. Зеон заковыристо ругнулся и со вздохом принял свой человеческий облик: предстояло много работы.

5

– А теперь-то куда? – возмущенно поинтересовалась Нашка непонятно у кого.

Вопрос более чем правомерный: водосток легко и непринужденно присоединялся к действительно ярко выраженной двухколейной тропинке – назвать это трактом или дорогой не поворачивался язык. Казалось, что просто какой-то купец в незапамятные времена провел здесь караван, чтобы сократить путь. Причем должен был капитально об этом пожалеть: колдобины не стоили срезанных километров. Тропа выглядела одинаково непривлекательно в обе стороны.

Я беспомощно пожала плечами; вспомнилась наша коллега Алиса, та, что побывала в Стране чудес. Когда тебе, в сущности, все равно, куда попасть, все равно и куда идти. Так куда же, черт побери, идти?! Что-то не видно котов, ни Чеширских, ни обычных.

Впрочем, пока мы в растерянности крутили головами, наш выбор определило совершенно иное существо: инстинкты снова выдали вопль на сотню децибел, волосы сделали попытку встать дыбом, а потом слева послышалось шипение и потрескивание.

– Рене! – сипло пробормотала Нашка. – С-смотри, к-кааа…

– Мама!! – взвизгнули мы вместе, одновременно сделав заведомо провальную попытку убрать все конечности с поверхности земли.

Дорогу пересекала змея. Да какая! Толщиной в мою щиколотку, расцветкой напоминающая растаманский шарф, она непринужденно скользила по траве, вроде бы не обращая внимания на двух существ, замерших в позе абстрактных скульптур. Я понадеялась, что гадина просто переползет дорогу и направится дальше по своим змеиным делам, но не тут-то было. Змея решила обосноваться на меже, из травы наконец-то показался ее хвост, и стало понятно, откуда идет треск. А уж чем отличается гремучка от любой другой змеи, знает даже школьник.

– Она трещит! – голос у Нашки почти пропал. Не доверяя своим связкам, я просто кивнула, наблюдая, как змея живописно сворачивает гибкое тело, и пытаясь параллельно вывести из ступора свое собственное, – Рене, это ведь плохо, когда она трещит!!

– Плохо… – как я и опасалась, голоса у меня не было, – отходим, медленно и осторожно, – это тоже прозвучало почти беззвучным сипом, но Нашка меня услышала.

Мы синхронно начали отступать под учительски-строгим взглядом гремучки, а, оказавшись на достаточном, по нашему мнению, расстоянии, развернулись и припустили так, словно за нами гнались все ядовитые рептилии этой странной местности.

Бег – это не мой вид спорта. Я вообще имею отношение к спорту, только когда изредка (читай: раз в два года) беру в руки теннисную ракетку. Ничего удивительного, что через полкилометра меня стремительно скрутило. Пришлось осторожно прислониться к большому валуну, уговаривая ноющие легкие еще немного послужить мне. Ну, хоть чуть-чуть. Организм уговорам не особо подавался, видимо, решил, что я хочу его уморить.

– Отдохнем? – сочувственно спросила Нашка.

Дракониху вынужденная пробежка, похоже, не особо напрягла. Посмотрела бы я на нее в человеческом обличье.

Я мотнула головой:

– Не… пройдем еще чуток, вдруг их там много… Ты себе даже не представляешь…

– Чего тут представлять, у тебя даже физиономия зеленая стала, как травка весной. Впрочем, подозреваю, что моя была бы не лучше. Терпеть не могу змей.

– Идем пока идется, – предложила я, – а там видно будет.

Тропа, несмотря на маниакальное стремление превратиться в американские горки, принесла нам удачу. Постепенно пошли на убыль утесы, захватив с собой большую часть колдобин, вместо них появились разнообразные деревья. В количестве отнюдь не поражающем воображение, но вполне в достаточном, чтобы не опасаться крылатого соглядатая, если его воздушный коридор случайно пройдет над нами.

– Итак, – оптимистично резюмировала Наташа, – мы узнали, что драконы здесь существа не особенно уникальные. Что еще?

Мы расположились на небольшой полянке с видом на перекресток, если его можно было так назвать. Тропа-двухколейка перпендикулярно утыкалась в свою сестру-близнеца. Не Бог весть что, но появление второй дороги опровергало мои теории об одном единственном купце. Похоже, этих безумцев было двое и на этом самом месте они, поссорившись, разъехались.

Поводом для привала (кроме очередных дебатов о направлении дальнейшего движения и необходимости все-таки обсушить одежду после невольного купания) послужило неожиданное появление дичи, и, как следствие, завтрака в виде большой, похожей на глухаря, птицы. Пернатое имело неосторожность напугать до полусмерти Нашку, взлетев практически из-под ее лап, а поскольку у госпожи финансиста нервы после встречи с гремучкой были ни к черту, птица упала на землю уже с красивой корочкой – Мюнхгаузен бы обзавидовался.

– Что здесь водятся большие, недружелюбные и, скорее всего, ядовитые змеи, – ответила я на Нашкин вопрос.

– Плохо, что мы так и не узнали ничего об аборигенах, – гнула свою линию Нашка. – Вряд ли население состоит из драконов и гремучек. Если бы мы знали, как выглядит обычный местный житель, мы могли бы пойти на сближение или, наоборот, затаиться. Но последнее было бы неприятно. Короче! Где все?!

Удивительно, но на сей раз Наташу не заставили долго ждать ответа на главный вопрос ее жизни. Сначала до моего уха донеслось глухое топотание, потом из-за поворота появилась довольно тощая нескладная лошаденка с не менее тощим седоком. Всадник был сосредоточен на нелегкой задаче сбалансировать в седле кроме самого себя некрупное лохматое существо с плоскими короткими рожками, которое вяло брыкалось, издавая неприятные скрежещущие звуки, и нечеловеческого размера грабли, торчащие в каждую сторону метра на два. Впрочем, надо отдать наезднику должное, сам он тоже был не совсем человеческого вида. Нет, две ноги, две руки, одна голова, – это у нас с ним было общее. Но дальше начинались чудеса из решета.

Цвет кожи у дяди был изысканно серо-стальной, тот, что в автомобильной промышленности называют «мокрый асфальт». Раскосые глаза были явно позаимствованы то ли у ящерицы, то ли у кошки. Жесткий на вид ирокез, служащий ему прической, возвышался над черепом сантиметров на тридцать, не без кокетства ниспадая на лицо челочкой и сзади уходя по хребту под ворот желтоватой туники. С ушами у него тоже была беда, хоть и не столь фатальная, как у меня: они были значительно заострены, то ли эльф, то ли тролль, то ли… Да нет, вряд ли эльф с такой-то физиономией. У кого еще могут быть острые уши?

Судя по всему, мы явились неожиданностью на этой пустынной дороге. Всадник тормознул лошаденку и уставился на нас во все глаза. Мы ответили полной взаимностью, позабыв про завтрак.

Воспользовавшись неожиданной остановкой, грабли накренились, зловредно ухватившись зубцами за куст. Животина же, издавая мерзостные звуки, достойно конкурирующие с ножом, которым водят по стеклу, с удвоенной силой стала драть своего пленителя неожиданно когтистыми лапами. Впрочем, мужик явно привык к таким закидонам недовольного пассажира. Одной рукой он сноровисто ухватил царапающуюся тварь за шкирку, другой отцепил грабли и вновь установил их точно посередине.

– Молодой еще, волнуется в незнакомом месте, – хрипато объяснил мужик, пытаясь одновременно удерживать зверюгу и успокаивающе чесать ее за ухом. – На ярмарку везу.

Мы все еще пребывали в столбняке. Не знаю, как Наташа, а я мучительно соображала, сможет ли подружка его изжарить до того, как он воспользуется каким-нибудь оружием, чтобы отвезти наши головы на ту же ярмарку. Но мужик, не заметив наших напряженных физиономий, спокойно поинтересовался:

– Простите, барышни, что прерываю вашу трапезу, но не подскажете ли, как добраться до Андверда? Первый раз этой дорогой поехал, говорят она короче, да заблудился.

Я было открыла рот, чтобы сказать о нашей неосведомленности, но вместо этого мои губы тоном справочного бюро произнесли:

– Через пять верст поворот направо и еще семь верст, там каменный указатель. Будьте осторожны – Укрючина разлилась, сложно перейти ее вброд.

Мужик рассыпался в благодарностях, стиснул вырывающегося лохматика и, пнув свою пегую лошадку, неспешно скрылся.

Наташа посмотрела на меня.

– Давай не будем больше ничему удивляться! – предложила я в ответ на ее немой вопрос.

К счастью, Нашка поняла, что тему углублять не стоит.

– А я-то хотела спросить, кто мог дать реке такое дикое название – Укрючина, – хмыкнула она.

Я пожала плечами и вернулась к глухариной лапке. Вообще столько мяса есть вредно. Надо бы поискать какой-нибудь зелени.

– И почему он обратился к нам во множественном числе? Как он, извиняюсь, мой пол определил?

– Скорее всего золотыми бывают только девочки. Тот дракон, которого я видела, был черным. И мне почему-то кажется, что это был парень. Но, согласись, информацию об облике местных жителей мы получили.

– Получили, – согласилась Нашка, – честное слово, я в него чуть не плюнула с испугу. Что за идиотская манера – выныривать из-за угла!

Мы немного повалялись на травке, ожидая, что в сторону гипотетической ярмарки проедет еще какое-нибудь человекообразное существо, и вяло обсуждали проблему передвижения в пространстве.

– Андверд – красивое название, – отметила Нашка, – но ярмарка, я думаю, нам не особо подходит. Да еще разлившаяся река, да?

– Ты меня не спрашивай! – фыркнула я. – Я об этом впервые слышу, как и ты.

– В мире происходит много странных вещей, – глубокомысленно заметила Нашка.

– Надо было спросить у этого дядьки, откуда он тащится, может, нам туда.

– А вдруг их там целое поселение таких панкообразных! Я бы предпочла что-то менее экстремальное.

– Ага, – подковырнула я, – что-нибудь такое нордическое и голубоглазое.

– Особенно сейчас для меня это актуально, – оскалилась Нашка и тут же задумчиво добавила: – Я бы предпочла, чтобы оно еще было умным и красивым…

– Богатым, эрудированным, спортивным, с двумя высшими образованиями, сиротой, – ехидно заключила я.

Нашка мстительно запустила в меня шишкой. Я ответила. Некоторое время мы с визгом носились по полянке и воевали, но быстро утомились и снова разлеглись на траве.

Похоже, дорога действительно не была особенно популярной: несмотря на мой обостренный слух, легкий ветерок доносил лишь птичий щебет и шелест листвы. Нашка, от безделья прогулявшись по округе, обнаружила куст с какими-то плодами и уговорила меня попробовать их, клянясь и присягая, что это не что иное, как дикие абрикосы. Она-де видела их в Турции и узнает в лицо. Продегустировав, я пообещала подруге в следующий раз выдать вместо кролика дикобраза: возможно, это и были абрикосы, но в данном мире они были очевидным образом несъедобны. Оставалось надеяться, что той ерундой, которую я надкусила, нельзя серьезно отравиться.

Когда стало ясно, что дальше прохлаждаться бессмысленно, мы решили идти в ту сторону, откуда приехал серолицый, но по возможности не заходить в его родное селение.

**

– Конечно, это довольно глупо, но я предпочла бы знать, куда мы идем.

Нашка неожиданно прервала почти часовое молчание, в течение которого мы сосредоточенно, но уже не очень бодро перебирали кто ногами, кто лапами.

– Туда, – вяло махнула я рукой.

– Меня это не устраивает, – внезапно заартачилась Нашка и села на обочине, всем видом показывая, что с места не сдвинется, пока не получит внятного ответа.

– Мать! – возмутилась я. – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе предоставила подробную карту местности при помощи спутниковой съемки? Извини, я не всемогуща.

– Не нужна мне карта местности, я в них все равно не разбираюсь, но я хочу хотя бы примерно знать, куда мы идем. А вдруг поблизости есть какое-то поселение с недружелюбно настроенными варварами или идет локальный вооруженный конфликт, и мы как раз появимся, чтобы получить шестопером между ушей? Или, может, тут за поворотом устроили лежбище большие злые драконы или какие-нибудь василиски, а? Взлезь на дерево и глянь по сторонам. Вон отличная разлапистая сосенка растет.

Сосенка-чудёсенка! Все бы хорошо, да пресловутые сосновые лапы начинались метрах в трех от земли. Альпинист из меня, как орган из водопроводной трубы – гулко, но до филармонии далеко. Я почесала маковку.

– Только если ты меня подсадишь.

– Опять я какую-то вспомогательную роль играю, – вздохнула Нашка. – То транспорт, то огнемет, то стремянка… Тебе не кажется, что это понижение в должности?

– Но ты же мой личный разлюбимый транспорт, огнемет и стремянка, – оскалилась я. – Пусть это греет твое уязвленное самолюбие.

– Ладно, будем считать, что греет, – неожиданно легко согласилась Нашка. – Если встанешь мне на спину, ты дотянешься?

– Нет, – честно сказала я, – на рост пожаловаться не могу, но эта чертова развилка должна оказаться хотя бы на уровне моих плеч. Вот если ты встанешь на задние лапы, я встану тебе на загривок, а потом ты меня подпихнешь лапой, только нежно, у нас может что-нибудь получиться.

– Номер бродячего цирка у нас получится! – фыркнула Нашка. – Причем из жанра клоунады. Но пока нас никто не видит, мы можем попробовать.

– Обувь снять? – поинтересовалась я, когда Нашка пригнулась к земле со стремлением стать очень плоской.

– Ладно уж, – проворчала она, – полезай, как есть.

Первый этап прошел успешно. Я осторожно утвердилась на Нашкиных плечах, потом подруга встала на задние лапы, опершись на ствол, но сделала это таким образом, что я до дерева доставала только кончиками пальцев.

– Обними его, – потребовала я, – я тебе не белка и прыгать на дерево не собираюсь.

Нашка сделала, как я просила.

– Там овраг, обрати внимание, – сказала она.

Я обратила и подивилась, что не заметила его раньше. И не овраг даже, а надежно скрытое кустами ущелье, как зарубка гигантским топором, сделанная в незапамятные времена. Избранное дерево находилось не совсем на краю этого выдающегося элемента рельефа, но достаточно близко, чтобы при необходимости он мог войти в мою траекторию падения. Я пожалела, что ввязалась в этот акробатический этюд.

В новом положении до веток я доставала лишь задрав руки: хватило только на то, чтобы, подтянувшись, обнять дерево, сцепив от большого ума верхние конечности замком выше развилки. Подобрав ноги и скрестив их похожим образом, я поняла, что с места сдвинуться не могу. Нашка же, убедившись, что я закрепилась на дереве, тут же отошла, оставив меня в одиночестве на высоте, не соответствующей моим представлениям об уюте.

– Подпихивай меня! – шипела я, опасаясь лишний раз пошевелиться и все время памятуя об овраге

– В какое место?! – рычала Нашка. – Спусти ногу, тогда я смогу до тебя дотянуться!

– Если я расцеплю ноги, я грохнусь!

– Не грохнешься пока руками держишься.

Признав справедливость такого аргумента, я осторожно спустила одну ногу вниз, но только чтобы понять, что Нашка, хоть и достает до нее, но подтолкнуть не может.

– Подпрыгни! – потребовала я. – Это была твоя идея.

– Может ты что-нибудь видишь с того места, где висишь? – с надеждой поинтересовалась подруга.

– С этого места я вижу ствол чертового дерева во всех подробностях! Описать? И вообще, я лиса, а не кошка! Лисы не лазают по деревьям!

– Ладно, все ясно, – сказала Нашка, вовремя признавая провал. – Давай слезай, еще действительно, не ровен час, грохнешься и свернешь шею. Тогда мне придется тебя съесть, чтобы не мучилась.

– Экая ты сердобольная… – проворчала я, пытаясь отцепить руки, не ухнув при этом вниз. На роль пожарного столба сосна не годилась, полгода потом будешь щепки из физиономии вынимать.

Нашка снова ухватила меня за ботинок, пытаясь затормозить мое движение вниз, но это привело лишь к тому, что жесткая кора дерева под моим правым профилем неумолимо заскользила вверх. Я в панике отняла ногу и снова обняла сосну, как самое близкое существо во вселенной.

– Ты там до скончания времен сидеть собираешься? – вопросила Нашка.

– Нет, – рявкнула я, – только до тех пор, пока это чертово дерево не сгниет и не рухнет!

Мы помолчали. Нашка взялась нагребать кучу палой листвы и игл, но я решила прервать это интеллектуальное занятие.

– Попробуй поддержать меня за ноги. Я хоть руки перецеплю, – мало того, что в мои разнесчастные верхние конечности впивалась жесткая кора, от неудачного «замка» их еще и свело.

Н-да. Спортсменка, комсомолка и просто… чмо в ботах!

Нашка сработала неожиданно складно, – на ее лапы удалось перенести часть моего веса. Казалось, проблема практически решена, но тут непредвиденный фактор чуть не спутал нам все карты.

– А-а-а-атпусти деви-и-и-ицу, чуди-и-и-ище!!!

Дикий вопль, по пронзительности способный поспорить с боевым кличем каких-нибудь апачей, едва не заставил Нашку и в самом деле отпустить меня. Прямо в нашу сторону, поднимая тучи пыли, мчалась конная фигура, в которой мы опознали рыцаря. По крайней мере, нечто вроде мятого ведра на том месте, где у нормальных рыцарей находится шлем, у него имелось. Было и копье, безбожно гуляющее на скаку и видавшее, судя по всему, иные славные времена, когда оно было свежеокрашено и оснащено целым наконечником.

Не думаю, что в своем ведре он видел пресловутый овраг, на краю которого суетились мы с Нашкой. Не знаю, видел ли он вообще что бы то ни было, или у него просто с глазомером были проблемы, потому что пролетел он метрах в двух от нас. Мы же при всем желании не успели бы ничего сделать, если бы и захотели. Лошадь овраг заметила и резко затормозила, фонтаном взбив комья земли, а вот всадник не успел. С треском всадив копье в землю, он красиво перемахнул через шею словно специально склонившейся лошади и, негероически вопя, покатился по длинному склону.

Через некоторое время вопли сменились коротким всплеском и тишиной. Мы с Нашкой неожиданно быстро завершили процесс снятия меня с сосны и вместе с лошадью незнакомца высунулись посмотреть, чем все кончилось.

На дне оврага протекал славный ручеек, в девичестве видимо бывший небольшой, но бурной речкой. Об этом говорило приличествующее количество гладких бульников по берегам и гигантские кучи бурелома, похожие на групповое скопление бобровых хаток. Из одной такой хатки торчали ноги в сапогах. Ноги не подавали признаков жизни.

– Ты думаешь, он живой? – поинтересовалась Нашка почему-то шепотом.

– Можно проверить, – неуверенно сказала я. Потом набрала побольше воздуха и крикнула. – Сэр рыцарь! Вы живы?!

Ноги остались глухи к призыву.

– А что, если он все-таки умер, – предположила Наташа. – Знаешь, дракон – не дракон, но мне всяких там трупов на дороге не нать, и с деньгами не нать!

– И мне не нать, – согласилась я, – поэтому кому-то придется спуститься вниз, вытащить его…

– И закопать или дать затрещину, – без особого энтузиазма заключила Нашка. – Чур я – главный по затрещинам!

– Тогда нам этого бедолагу в любом случае закапывать придется, – фыркнула я. – Подозреваю, что хук у тебя тяжелый, что справа, что слева.

– В таком случае и лезть тебе, – надулась Нашка.

– Лезть надо обеим, – примирительно сказала я, – если он живой, я его не вытащу.

– А если мертвый?

– Не остри, помоги лошадку поймать.

Лошадь у горе-рыцаря оказалась спокойная до флегматичности. По крайней мере, ни на меня, ни на Нашку, что еще более удивительно, она не отреагировала и позволила себя изловить и осмотреть. К ее седлу, изрядно потертому от соприкосновений с рыцарским задом (а, возможно, не с одним поколением рыцарских задов), был приторочен нехитрый скарб незадачливого драконоборца. Нашка заинтересовалась было походным котелком с затейливой чеканкой, в отличие от всего остального производившим впечатление нового и дорогого, но тут я нашла солидный моток лохматой веревки и придумала план спасения.

– А она меня выдехыт? – пробурчала Нашка.

Веревку она в этот момент уже держала в зубах и готовилась свеситься над кручей, поэтому получилось не особо внятно, но я поняла.

– Выдержит-выдержит, – с идиотским оптимизмом заверила я, – ты только ртом не дыши, а то пережжешь и упадешь туда же. А веревки другой нет.

– А хем а дыхат дохна?! – поинтересовалась она.

Я хихикнула, предложив ей подумать об этом самой. Нашка кремировала меня взглядом и осторожно сползла за край. Через некоторое время я последовала за ней.

Не то чтобы я злостно прогуливала уроки физкультуры в школе, но лазанье по канату никогда не было моей сильной стороной. К тому же, соскользнув за край обрыва, я обнаружила, что Нашка в поисках опоры для своих когтистых лапищ старательно взрыхлила склон, не оставив практически ничего, за что могла бы зацепиться я.

Куча веток с запутавшимися пучками прошлогодней травы и комьями ила плавно покачивалась прямо подо мной. Ну, то есть, это я покачивалась над ней, судорожно вцепившись в вервие, своей неряшливой волосатостью напоминавшее сильно вытянутый хвост очень облезлой и тощей кошки, и пытаясь найти ногам опору на подло осыпающемся обрыве. Куча от этого более гостеприимной не выглядела, и я уже начинала искренне раскаиваться в собственном приступе отзывчивости и человеколюбия. В какой-то момент, когда я особо брезгливо смотрела на сапоги рыцаря, обрыв решил вдруг поддаться усилиям моих ног: солидный кусок глинозема полетел вниз, а я закачалась на одних руках, немедленно обратившись к приличествующим случаю вокальным упражнениям.

– Ты што орешь?! – зашипела Нашка, – Я шуть не шорвалашь!

– А-а-а! – вдохновенно голосила я, сползая по волосатой веревке и краем сознания пытаясь оценить, надолго ли при таком упражнении хватит моих пальцев.

Пальцы решили за меня, нагревшись до точки кипения, и стали разжиматься.

– Нашка, помоги! – возопила я, хотя и не совсем понятно, чем могла бы помочь мне подруга, державшаяся за веревку зубами.

Под влиянием земного притяжения, я съехала к Нашке, последовательно долбанула ее по носу коленкой и локтем и с трудом удержалась, стиснув руками шею подруги. Не имея возможности высказаться, Наташа только скосила на меня глаза и засопела – лохмы веревки начали обугливаться. Я в отчаянии посмотрела вниз, на столь теперь уже нежеланную цель нашего спуска, и тут «хатки» взорвались.

Это был не настоящий взрыв – во всяком случае, никакого грохота я не слышала, – но весьма эффектный. Маленький ручеек вскипел и словно отшатнулся. Куча веток, палок, ошметьев коры, комьев ила и дерна устремилась вверх, с гулом промчавшись мимо нас. Каким-то мусором мне запорошило глаза, и я часто заморгала. С Нашкой, вероятно, тоже произошло нечто неприятное, потому что она задергалась и зарычала. Некая сила подкинула нас вверх, и на краткое время я перестала понимать, что происходит. В какой-то момент меня оторвало от Нашки и не слишком нежно бросило на горизонтальную поверхность. Затем улетевший было под небеса мусор стал возвращаться, и приличного размера корявый сук привел меня в чувство, огрев по спине.

Оказывается, я сидела на земле возле края обрыва. Вокруг на немалой площади валялись обломки веток и бесчувственное тело рыцаря, в комплекте с его мечом и головным «ведром». Нашка сидела рядом по-собачьи, трясла головой и отплевывалась (отчего вокруг нее уже образовалось несколько обугленных воронок), а лошадь, видимо, не любившая дешевых цирковых представлений, опрометью удирала в этот момент прочь, растеряв всю свою недавнюю флегматичность.

– Ох, как это мы… – риторически пробурчала Нашка, обретя дар речи.

– Ты это действительно хочешь знать? – буркнула я, вытряхивая из волос образцы флоры на разной стадии разложения. Спасибо, что не фауны. – Лично я уже перестаю чему-либо удивляться. Быть может, тут какая-то аномалия, гейзер там или еще чего.

Толика истины в этом была: последнее время вся наша жизнь – одна сплошная аномалия.

– Мне не нравятся такие «трах-тиби-дохи»! – пожаловалась Нашка. – И если ты думаешь, что после сегодняшнего утра они мне не нравятся меньше, то ты ошибаешься.

– Уймись, Тусик, если очень хочешь, можешь направить ноту протеста создателям таких бездарных трэш-спецэффектов. Кстати, утренних тоже.

– Я бы им лучше такой счет выкатила, – вздохнула Нашка с давно забытым (уже два дня) мечтательным выражением.

Потом она оглядела окрестности и заметила бездыханное тело в латах.

– Что будем делать с нашим свежеспасенным? – поинтересовалась она. – Парень по-прежнему не выглядит особенно живым.

– Сделай ему искусственное дыхание, – предложила я. – Спорим, на него это подействует лучше литра нашатыря.

– Я ему лучше пятки поджарю, – надулась Нашка. – Никакой нашатырь такого успеха не добьется.

Мы склонились над распростертым навзничь телом.

– Мелкий какой-то, – недовольно сказала Нашка. – Поди и не старше нас, может даже младше, а все туда же, мир исправлять.

Да, пожалуй, первый настоящий рыцарь в нашей с Нашкой жизни мог быть и поэффектнее. Довольно тощая белобрысая персоналия. Лицо костистое, не слишком симметричное. Светлые пепельные волосы собраны в косу, но, видимо, позавчера, потому что сейчас она напоминала гигантскую лохматую гусеницу. В общем, не тот тип, на которого я бы дважды посмотрела в метро.

– С чего ты решила, что он мир исправлять собирался? Скорее всего он просто собирался избавить его от твоего присутствия. И то довольно бездарно. Думаю, овраг спас его от нелегкой судьбы тоста.

– Ну, не знаю, – Нашка, похоже, серьезно задумалась над проблемой. – Не уверена, что я вот так прямо могла бы изжарить человеческое существо.

– А кроликов сырых ты тоже не ешь, о образец гуманности? – бестактно напомнила я.

– Кроликов ем, – призналась она. – Но, между прочим, сырых, а не живых! Почувствуйте разницу… Очень интересный привкус, какого нет у жареного мяса.

– Я посмотрю, как ты заговоришь, когда к тебе вернется твое собственное тело. Небось, вообще в вегетарианки заделаешься.

Нашка возмущенно дернула носом:

– Не думаю, что его надо реанимировать. Дышать – дышит, вот и ладно. Пусть себе лежит, а мы эта… давай, кстати, пообедаем чем-нибудь.

Мое второе «я» согласилось, передав по внутренней телепатической связи: кушать = хорошо. Я прислушалась к окрестностям на предмет дичи, но судьба была жестока к нашим организмам. Неподалеку в траве копошился выводок каких-то мелких грызунов, на деревьях чирикали птички: в общем, ничего такого, что могло произвести существенное впечатление на желудок вечно голодного дракона, да и мне, как ни странно, есть вдруг захотелось зверски. Где-то в полукилометре, впрочем, хрюкало в кустах какое-то крупное зверье, но я глубочайшим образом сомневалась в своей способности с ним совладать.

– Ну, как, нашла жратву? – грубовато поинтересовалась Нашка, нетерпеливо вертя своей клыкастой башкой и пуская из ноздрей струйки дыма.

Не знаю уж, рявкнула ли подруга эти слова громче, чем обычно (я как-то уже успела притерпеться к ее голосовым модуляциям), или сыграл роль какой-то другой фактор, но именно этот момент наш спасенный рыцарь выбрал, чтобы прийти в себя, явив миру в нашем лице наивные голубые глазенки. Весьма встревоженные последней услышанной фразой, надо сказать.

– Вы меня съедите, да? – поинтересовался он, пытаясь отползти.

– Мальчик – неблагодарная скотина, – не оборачиваясь, резюмировала Нашка. – Обвиняет нас в каннибализме после того, как мы спасли его никчемную шкуру от асфиксии.

– О! Вы умеете разговаривать!

– Мальчик еще и не блещет умственными способностями, – раздраженно заметила госпожа финансист. – А что, драконы не разговаривают?

– Ра-разговаривают, – признался он, – но я думал, что вы… э-э… ну, я никогда не…

– Это он тонко намекает, что при первом взгляде не заподозрил в тебе мощного интеллекта, – изящно ввернула я.

– Я умнее вас всех вместе взятых, – фыркнула Нашка.

– Опять не повезло, – вздохнул рыцарь. – Вот уже пять лун я посвящаю свою жизнь прекрасной миссии избавления мира от чудовищ, но все, что мне встретилось с того момента, как я покинул отчий дом, было либо разумным и не причиняло никому вреда, либо… – он стыдливо замолчал, но коварная Нашка продолжила:

– Либо давало тебе сдачи? Откуда ж ты такой взялся, счастливчик?!

– Из графства Хан-Дет, – простодушно сообщил «счастливчик», – мой отец там сейчас правит. Две дюжины дней конного пути к западу от границ Хаюсса.

– Так чего ж тебе не сиделось в твоем благополучном дому? – поинтересовалась я, не уточняя, что название местности нам не говорит ровным счетом ничего.

Рыцарь с трудом принял сидячее положение, пытаясь определить целостность организма. Убедившись, что руки-ноги на месте, он ответил:

– Рок повелел мне быть шестнадцатым сыном моего отца. В такой ситуации сложно рассчитывать на существенное наследство.

– Шестнадцать детей в семье! – шокировано пробормотала Нашка, похоже, она даже про голод забыла. – Если хотя бы половина семей вашего графства размножается так же рьяно, вам грозит жестокое перенаселение…

– Шестнадцать сыновей, – педантично поправил ее рыцарь, – у меня еще пять сестер. На самом деле, это большая редкость. А вы путешествуете, да? – спросил он с неожиданным любопытством, – а можно мне с вами?

– Дружок, ты, видимо, головой сильно ударился, – сказала я. – Ты же нас первый раз видишь!

– Это же замечательно, что мы встретились – двум дамам не следует путешествовать в этих суровых местах! Здесь очень опасно. Вам обязательно нужен сопровождающий.

В его светлых глазах зажегся какой-то нехороший фанатичный огонь. Мы с Нашкой в ужасе переглянулись, потом посмотрели на него и снова переглянулись.