Читать онлайн Миссия невыполнима, или Never a laughing girl бесплатно

Глава первая.

В воскресенье, когда хуторяне еще не закончили полдничать, неожиданно заявился Петька-Длинный – запыхавшийся и с новой повязкой на рукаве: на блеклом желтом поле два красных сердца, пронзенных одной стрелой.

– Что бежал? – осведомилась Марья Моревна.

– Вот! – Петька приосанился и повернулся к ней плечом, чтобы повязка была хорошо видна. Затем с такой же гордостью продемонстрировал ее остальным – старичку Прохору, коту Василию и Джону. Поискал глазами Ивана с Василисой, даже посмотрел наверх, в пролет лестницы.

– Гуляют они с Алешей, – пояснила Марья Моревна и спросила про повязку. – Что это у тебя на руке? Новую должность никак получил?

– Нет, ответил Петька, – временное поручение исполняю. Срочное. А это – эмблема!

– На двух карасей похожи, – сказал, приглядевшись к сердцам, старичок Прохор.

– Не, не на карасей, а на Discus Red Melon или на Red Parrot Cichlid

1

. У нас такие рыбки теперь в прибрежных кораллах водятся. Аквариумы на курортах чистят, и в океан сливают. Только на них не охотятся – они мелкие и костлявые, – поправил старичка Прохора Джон.

– Всегда-то вы все сливаете, да сливаете, – упрекнула Джона Марья Моревна. – Весь берег гостиницами застроили, лучшие люди к вам приезжают, а потом их снимки в чем мать родила по всем марсианским каналам транслируют

2

.

– А пусть они приличия соблюдают, – стал оправдываться Джон, – а то напялят на себя панамки-невидимки, и думают, что у обычного народа приборов chi-vi

3

нет. А их на любом африканском рынке под каждым прилавком – горы. Производство, правда, тау-китянское, изображения порой расплываются, но узнать можно. Народ-то любопытен. Душа у народа как у ребенка – все хочет знать, в каждую грязную лужу хлюпнуться.

I don't know if a person has a soul, but the people definitely have one – заметил кот Василий и сразу же, не желая прослыть не уважающим собеседников снобом, перевел:

– Не знаю, есть ли душа у человека, вот у народа она точно есть4.

– А от чего это у тебя глаза горят, – переключился старичок Прохор на самого Петьку, и все обратили внимание, что Петька действительно как-то по-особенному сияет и улыбается.

– А вы не знаете? – искренно удивился Петька. – В поселке только об этом и говорят, на берегу озера уже подготовительные работы начали, три батальона роботов-строителей десантировались. Они сейчас стройплощадку огораживают!

– Зачем? – Марья Моревна села на стул и сложила руки на коленях – приготовилась слушать.

– И на каком озере? – спросил старичок Прохор. – Если на Темном, то ничего не получится – глубинный народ вынырнет, все зараз смоет, как тогда, когда Кощей к Будущему пробовал подлететь5. Тогда тоже чего только не навезли, кого только не нагнали, а чем закончилось?

– Нет, в этот раз у нас – на Отворотном, – сиял Петька. – Специальное исследование проводили. Наш берег всех победил. Места у нас замечательные, неописуемые, прямо так и пишут – сказочные.

– Ну, насчет мест мы спорить не будем. Сказочные, они и есть – сказочные. Зря, что ли, стараемся. Так если на северном, высоком берегу что-то затевается, может и получится. Однако, как бы Стенькина невеста, утопленница наша сказочная, снова не вмешалась, как тогда, когда перезагрузку устраивали6.

– В этот раз все получится, – уверенно заявил Петька и сдвинул фуражку на затылок. Северный берег высокий, ей ни за что не достать. Тем более, что на берегу будет выстроена специальная гора.

– А гора-то для чего? – Марья Моревна нахмурилась. – Наворотят разного, а народу как потом ходить? Вкруг горы́, или сначала наверх, потом вниз?

– Маршруты после праздника еще не оговаривались, – серьезно ответил Петька, – а вот на празднике все ясно: полоса разбега, потом наверх. Если кто до вершины доберется, то там ступенька. Постоит на ступеньке, задание выполнит, тогда к нему ковер самолет присылают. А если не доберется, то по той же стороне, по которой бежал, скатывается обратно, откуда начал.

– Хорошо, – вздохнул Батя.

Помолчал, и добавил:

– А то и плохо.

– Что хорошо? – спросила Марья Моревна, заботливо заглядывая в батин стакан в тяжелом серебряном подстаканнике – не подлить ли еще чаю.

– А то хорошо, что народу веселье. Давно не веселились, скучает народ, жизнью не довольничает. Молодежь все на ракеты засматривается, в города уезжает учиться, в космос рвется.

– Точно так! – согласился старичок Прохор. – Я недавно одного пострела за шиворот схватил, когда он с моей яблони яблоки таскал. Зачем, спрашиваю, тебе яблоки? А он отвечает, что сухофрукты делать будет, к космическому пайку привыкать. Бестолковое поколение, звездами грезят, а яблоню обтрясти не умеют. Прыгал вокруг, по одному срывал. Нет, чтобы залезть, и ветки потрясти, а потом с земли подобрать, как мы делали. Нет! Прыгает, как заяц. На ракету тоже, наверное, зайцем пробраться хочет, раз сам себе пропитание заготавливает. Если б не зайцем, а с билетом, то в столовую ходил бы вместе со всеми. А раз зайцем, значит, у мамки не спросился. Вот она – молодежь! А все от того, что без больших праздников живут, с горок не катаются. А что, Петька, можно будет с той горы свободно кататься? Или только по приглашениям?

Петька только пожал плечами – не знал.

– А что плохо? – бесцеремонно прервал старичка Прохора кот Василий, уже строчивший очередную страницу своих исторических записок.

– А плохо, что Петька еще не сказал, что на самой горе будет. Зачем кому-то на нее забираться? – ответил Батя.

– Вот-вот, зачем на гору лезть? Умный в гору не пойдет! – старичок Прохор подступил совсем близко к Петьке и покачал у него под носом костлявым пальцем. – Ты давай, все выкладывай, а то Марья Моревна тебе пряников не даст.

Петька округлил глаза:

– Так вы и телевизор не смотрите? Это же историческое событие, все новости о нем. Это же такое, такое…

– Нам новости смотреть некогда, страда у нас, – прервала петькины восторги Марья Моревна, – у нас история простая: что сеем, то и жнем, что жнем, то и сеем. С разницы и живем.

– Вот-вот, зачем нам новости? – тут же снова вмешался старичок Прохор. – У нас все свое, все под боком.

– Судя по размаху, что целых три батальона прислали, это уже не новость, а событие, – заметил Джон, – мне недавно Василиса разницу объяснила, с тех пор телевизор не смотрю. И в лупофон вот только сейчас заглянул. Хотите узнать, что пишут?

– Погоди, пусть девоньки на стол хоть что соберут. А то мы еще и не чаевничали толком, пряники вот только вчерашние. И ты, Петр, присаживайся, с утра, видать, носишься.

Петька с готовностью схватился за ближайший стул и сел, придвинувшись к расписному блюду с пряниками. Ожидая, когда подавальщицы принесут ему чашку с блюдцем, спросил:

– А в чем разница между новостью и событием? Мне повязку-то дали, сказали, чтобы я новость про гору по поселку разнес, чтобы все, у кого страда или какое еще дело, все равно обязательно приходили, а то, что это на самом деле событие – умолчали.

– Le notizie fanno impressione e gli eventi hanno conseguenze. По-нашему: новости производят впечатление, а события имеют последствия, – пояснил кот Василий. – Приведу интересный пример, о котором многие знают, но который мало кто осмысляет: в семьдесят девятом году уже нашей эры, заметьте – нашей! – в Италии в одном неплохом городке тоже все на рынке обсуждали, мол, закурился Везувий, признаки жизни подает. Поговорили, посудачили, поохали, поахали, с этим и спать легли. А он как вздрогнет! Ни Помпеи, ни Геркуланума! И море отступило! Где теперь те впечатлительные граждане? В музеях. Так прожарились, что и реконструкции не поддаются.

– А на картинках потом другие подзаработали, – въедливо добавил старичок Прохор, – малевали в количествах, не меньших, чем лютики-ромашки, или девочек с фруктами. «Последний день»! «Последний день»!7 Так вот и июль четырнадцатого, и ноябрь семнадцатого проспали, и сентябрь тридцать девятого, и июнь… Что и говорить, любят людишки поспать! Наболтаются за день, на картинки насмотрятся, и – баюшки-баю.

– Кто рано встает, тому… – проговорила Марья Моревна, но не закончила фразу, так как Джон наконец-то нашел в лупофоне, что искал, и поднял курчавую голову, приглашая всех послушать.

– … тому лучше видно и слышно, – закончил за Марью Моревну кот Василий и дернул когтями Джона за штанину, – начинай!

– Я не подряд буду читать, – сказал Джон. – Тут в основном все об одном и том же, только чуть разными словами. Поэтому я по пунктам, как понял.

– Правильно, – похвалил старичок Прохор. – Давай по пунктам, как в инструкции к дистиллятору.

– Первый пункт, – начал Джон. – Дочь Кощея выйдет на вершину горы и покажется людям.

– Ага, – воскликнул старичок Прохор, – эта та самая тихоня, которой когда паспорт выдали, то сразу налоги подняли!

– Подняли, – подтвердил кот Василий. – Чуть-чуть, но было. Она же донорские пункты стала развивать, чтобы нашими лейкоцитами опрыскивать планеты с враждебными микроорганизмами, а эритроцитами обогащать тамошнюю атмосферу и океаны. У нас на берегу Темного озера до сих пор избушка пустая стоит, где пункт устраивали. Там юные кентаврята дождь пережидают, когда на ярмарки глубинного народа приходят. Глубинные ребятишки любят на лошадках кататься, а на таких, которые по-человечески говорят, тем более. И ребятишкам радость, и кентаврятам сладости перепадают. А в избушке до сих пор дух лекарственный, потому комаров и слепней нет.

– А почему она пустая? – испуганно спросил Петька. – Туда же по накладной много оборудования сгрузили. Баки, колбочки всякие, пробирки, шприцы. Сепараторов два, перегонный куб один. Мебель всякая. Я расписывался и замок повесил.

– Замок до сих пор висит – на одной петле, – ответил старичок Прохор. – Только разве замком кого удержишь. Там и Яга прибиралась, ей для всяких снадобий пробирки, колбочки, шприцы очень нужны. Сепараторы тоже вещь нужная, у Морозовых коросилов-то сколько. А перегонного куба не было. Точно не было, – старичок Прохор наморщил лоб. – Ты хоть скажи, в каком углу он стоял. Справа от окна, что ли?

– Плохо! – вздохнул Батя.

– Что плохо? – спросила Марья Моревна и снова заглянула в стакан Бати. – Дай я тебе чаю подолью!

– А то плохо, что ярмарки два раза в год, а остальное время пустует избушка. Сходили бы вы с Иваном, да посмотрели, может, сгодится на что. Рыбалка на Темном озере хорошая, так лодку бы на зиму убирали.

– Сходим, – согласился Джон, и покраснел так густо, что из темно-коричневого стал почти черным. – Только там рыба, говорят, слишком умная. Она мимо школ глубинного народа плавает, потом на крючки насмешливо поглядывает и мимо проплывает. И еще, говорят, ее там глубинный народ вместо птиц подкармливает. Вот, как мы синиц и снегирей зимой.

– Ладно привирать-то! Придумал – рыбы в школу ходют! Насмешил! – хихикнул старичок Прохор. – Скажи честно, что русалок на Темном озере нет, вот тебе и неинтересно.

Потом перестал смеяться и повернулся к Бате:

– А за избушкой следят. Кентавры каждый год полы перестилают. Их молодежь на отдыхе топчется, играется, полы проламывает, старшие потом исправляют. С этим полный порядок. Кентавры хоть и себе на уме, но честь соблюдают. И шишки мои не трогают. У меня там под навесом шишки можжевеловые выдерживаются. Я их потом перемалываю, а какие и целиком в эликсиры идут…

– Дальше будете слушать? – прервал старичка Прохора кот Василий, – что с пунктом два?

– Пункт два, – продолжил Джон. – Названо имя кощеевой дочки.

– Неужто? – удивился старичок Прохор. – Это же государственная тайна! От всех скрывали, чтобы всякие ушлые персонажи вниманием небескорыстным не досаждали. А тут и на́ люди, и имя! Неспроста это все – покровы с государственных тайн снимать. Это тебе не пенка на кастрюле с вареньем.

– Театр, – задумчиво пробурчал Василий. – Настоящий театр. Сидят зрители в зале, шушукаются, покашливают, ничего толком не знают. Но вот поднимается занавес, и хитроумный сюжет постепенно проясняется, и вот – наконец на зрителей обрушивается неожиданный финал. Зрители аплодируют, кричат «бис». Потные артисты неоднократно выходят на поклон. Кассир, довольно потирая руки, докладывает директору о барышах…

– Василий, что ты там себе под нос бормочешь? – окликнула кота Марья Моревна, – тебе чай в молоко наливать, или без чая хочешь.

– Без чая, но с сахаром, – ответил Василий. – А разговариваю я так, сам с собой, мысли всякие приходят, ассоциации. Предок мой в старину в театре одно время проживал, рассказывал. А тут Прохор про покровы обмолвился, а где покровы, там и занавес, и театр. Но это к делу не относится. Джон, так как дочку зовут?

– Странное имя, я такого ни разу не встречал – ни у людей, ни у русалок.

– Так она, может, и не человек, и не русалка. Она же кощеева дочь, какое захочет, такое имя и выпросит, папашка не откажет, – Прохор пододвинулся поближе и даже приложил ладонь к уху. – Так как дочку зовут?

– Странные, все-таки, родители, – продолжал размышлять, как бы не слыша вопросов, Джон. – Мне бабушка говорила, что в имени человека – его и характер, и судьба. Эх, так девочку обидеть! Детства лишить. Не ребенок, наверное, рос, а сундучок с комплексами. Потому, наверное, и прятали.

Открылась дверь, неслышно появились подавальщицы. Запахло свежей сдобой, пирогами с яблоками и малиной.

– Никак в тебе родительские чувства заговорили? – насмешливо проговорила Марья Моревна, указывая подавальщицам, куда ставить пироги. – Рановато что-то, сначала жениться полагается. Признавайся, как девочку зовут? Смотри, Петька весь извелся, аж дышать перестал.

Петька заерзал на стуле, еле слышно подтвердил:

– Очень хочется узнать, как девушку зовут. И сколько ей лет. И какая она – брюнетка, или блондинка.

– Фотографии, к сожалению, нет. Может, потом найду. А зовут необычно – Несмеяна. Я в разных источниках смотрел. Везде одинаково. Необычное имя, – повторил Джон. – Даже забавное.

Воцарилось молчание.

– Не смешно, – наконец сердито произнес кот Василий. – Последний раз, когда дочку первого лица государства так звали, а было это очень-очень давно, лет этак тысячу назад, она засмеялась только тогда, когда замуж выходила8. А замуж она вышла за простого рабочего человека. Правда, он заснул, едва ее увидел. А какие-то зверушки – вроде бы добрые, но не особенно развитые, им манипулировали. За его же деньги, между прочим. Якобы чистили, отмывали, поскольку он, как заснул, в грязь упал. Вот эти манипуляции царевну и рассмешили. А откуда перед резиденцией грязь? И заснул ли он, или сознание потерял? Странная история, на спецоперацию похожа. В общем, охомутали нормального парня, а что с ним дальше стало – неизвестно. История короткая. Дети в старину за четыре минуты прочитывали.

– А почему «не смешно», – заинтересовался Джон. – Ну, выбрал Кощей дочке легендарное имя. Кощей, не кто-нибудь, имеет право на исключение9.

– Ты, Джон, на Петьку становишься похож. Смысла не улавливаешь. Некоторые смыслы в слова не только сложно облечь, а даже опасно. В смысле, свихнуться можно. Так что давай эту тему оставим за скобками, ты просто живи и наблюдай.

– Вот-вот, наблюдай, но будь наготове! – поддержал кота Василия старичок Прохор.

– К чему? – Джон искренне удивился.

– К чему, к чему! Сказали же – охомутали простого человека, а что дальше, неизвестно, концы в …

– Прохор! – Батя недовольно глянул из-под густых бровей на старичка. – Не гони.

Старичок Прохор засопел, но замолчал.

– А, – радостно догадался Джон. – У нас тоже такое бывало. Тоже очень давно. Позовут кого-нибудь во дворец, и там съедят. Но это все в прошлом, теперь у нас все по-другому, я, например, механик, бабушка моя – программист.

– А что, механики и программисты несъедобные? – усмехнулась Марья Моревна.

– Марья! – одернул и ее Батя

– Ладно, молчу. Что-то старина вспомнилась. Ну да ладно! Джон, что еще пишут? И Петьку толкни, а то он больно задумчивый сидит, не заснул ли, глаза прикрыл.

Джон толкнул Петьку, тот вздрогнул, широко улыбнулся и прошептал:

– Несмея-яна!

Потом открыл глаза, удивленно осмотрелся, и добавил:

– Какое замечательное имя. Мягкое, нежное!

И снова, блаженно улыбаясь, отключился.

– Итак, третий пункт, – продолжил Джон. – Гора. Гора в форме конуса. Угол наклона – сорок пять градусов, материал – хрусталь. Высота – чтоб была выше самых высоких деревьев, чтобы и вид был приличный, и сороки не досаждали, в общем, высокая. Внутри горы замурованы сокровища – для обозрения публикой. Чтобы публика не расходилась ни днем, ни ночью, ночью сокровища будут подсвечиваться. На самом верху – площадка. На ней кресло. За ним лесенка, о которой Петр уже сказал, от нее фуникулер до самого низа. Несколько ниже кресла вкруг горы балкон – тоже хрустальный, для наблюдателей.

На этом третий пункт закончился, и Джон только собрался глотнуть чая, как в сенях послышалось негромкое пение, дверь с ласковым шорохом «шу-у-у, шу-у-у, шу-у-у-у-у-у» открылась, и в горницу вошли Василиса с засыпающим Алешенькой на руках, и Иван. Пела, убаюкивая Алешеньку, Василиса. Иван держал в руках листок бумаги с печатью. Тут же в аромате свежей выпечки стал ощущаться еле уловимый кисловатый запах серы.

– Нагулялись? – спросила Марья Моревна

– Нагулялись, ответила Василиса. – Алешенька засыпает. Сейчас отнесу его в кроватку, и спущусь. Чаю хочется.

– А у тебя что за бумага? – старичок Прохор подозрительно смотрел на листок в руке Ивана. – И зачем на ней печать?

Кот Василий, оставив блокнот возле лавки и осторожно ступая, как его предки вокруг мышки или старшие родственники вокруг антилопы, сделал круг вокруг Ивана, медленно приблизился и понюхал печать.

– Так и есть, я сразу учуял, – Василий вернулся к блокноту и уселся, положив его на вытянутые задние лапы, – печать Вия. Что же, Ваня, рассказывай, как это тебя угораздило в воскресный день вляпаться в историю с официальными бумагами?

– Да я не вляпался, – ответил Иван и на всякий случай посмотрел на ноги, чтобы убедиться, что на сапогах нет грязи или чего «поароматней». – Мы спокойно шли лесочком, подальше от шума на берегу. Вдруг молодой вороненок подлетел, прямо в руку листок сунул, а сам сел на ветку рядом. Клюв раскрыл, чтобы отдышаться, а глазом смотрит, не выброшу ли я послание, прочитаю ли. Наблюдает! Ну, я трубочку развернул, пробежал по диагонали. Вижу, приглашение. А тут Алешенька бабочку увидел, не до приглашений стало, пришлось с ним на руках за бабочкой бегать – очень она ему понравилась.

– Что ж, с приоритетами адресата определились, – кот Василий что-то записал и обратил взгляд на Ивана. – Сыночек, бабочки. А теперь самое время прочитать, что за приглашение: кому, куда?

Иван под пристальными взглядами присутствующих с грустью посмотрел на самовар, на пустой стул рядом с Джоном, и развернул листок. Текст был коротким, тем более, что преамбулу, в которой излагалось выдающееся значение предстоящего события для Всеобщей Истории вообще и для «Всеобщей истории, том AD10 XXV» в частности с кратким пересказом древних событий, о которых уже сообщил кот Василий, предварив его эпиграфом «Не смешно», но изложенных в строгом соответствии с каноническим текстом, Иван с согласия слушателей пропустил.

Не стал он дочитывать и перечень упомянутых собственных заслуг, начинавшихся с грамот за стишки, прочитанные в детском саду с табуретки по просьбе Деда Мороза, и заканчивавшихся благодарностью за участие в предстоящем мероприятии. Точно также был пропущен и список достижений Василисы, оказавшийся на четверть длиннее его собственного. Старичок Прохор по этому поводу, заглянув в листок из-за спины Ивана, сказал, мол, доиграемся мы с энтим феминизьмом, но развить мысль ему не дал кот Василий, зашипевший и растопыривший усы.

– Бу-бу-бу, – пробегал Иван текст, и наконец, дойдя до главного, сбавил темп. – Приглашаетесь в качестве наблюдателей на выборах жениха Несмеяны Кощеевны Дракуловой-Василискиной.

– Уф, – Иван опустил листок. – Теперь-то чаю дадите?

– Присаживайся, – Джон пододвинул стул рядом с собой. – Занесло же тебя, дружище, в наблюдатели. Теперь не отвертишься. Даже если на сверхурочную попросишься, начальство не даст. Оно ведь тоже благодарность получит, что такого достойного человека воспитало.

– А как же! – старичок Прохор был тут как тут со своим мнением. – Начальство оно, конечно, к воспитанию мало руку прикладывает, это вам не мамка с папкой, но лоску придать может. Кстати, там про родителей написано что-нибудь? А ну, глянь.

– Родителям наблюдателей отведены места в первом ряду вдоль дорожки для разбега. Номерки нужно будет получить при регистрации, – прочитал Иван.

– Что за дорожка для разбега? – спросила, спускаясь со второго этажа Василиса. – Как на гонках? На Сатурне специальное кольцо для разгона отведено, возле него все команды питстопы оборудуют11. Я знаю, мы проходили.

– Про это я где-то видел, – Джон заглянул в лупоглаз. – Нашел! Дорожка для разбега – прямое пустое пространство, покрытое постриженной не позже, чем накануне травой, свободное от публики, предназначенное для разбега кандидатов перед подножием хрустальной горы. Общая длина пути по дорожке и склону равняется одной соловецкой версте12.

– Что за верста? – спросил Джон. – В соловьях измеряется, раз соловецкая?

– Эх, вот уж догадался, так догадался! – тонко засмеялся старичок Прохор. – Где ж столько соловьев напасешься. Проще нужно быть, ближе к земле, к архивам моим, которые в подполе!

– Острова есть на Севера́х, на Белом море. Там монастырь, – пояснил кот Василий. – Но вот почему про нее сейчас вспомнили – вопрос интересный. Оно, вроде бы и понятно – старину вниманием почтить, традицию соблюсти. А если глубже копнуть, то и следующая загадка возникает – куда эта верста может привести? В монастырь? Может, и в монастырь. А может и куда еще. Лагерь там одно время был, тюрьма. Очень строгая. Те, кто соловецкую версту вспомнил, может, о том и не помышляли, но, как говорится, оговорочка по Фрейду. Побегут охотники невесту смешить, полезут, а где на самом деле окажутся – не думают13. Наверх многие стремятся, а куда соскользнуть могут – не задумываются!

– С верстой вопросов нет, а вот почему у невесты фамилия другая, не как у Кощея, – игнорируя подробности организации праздника, спросил Иван. – Он же Бессмертный? И она должна быть Бессмертной.

– Нет, Ванечка, – ответила Василиса. – Бессмертный – это не фамилия, это псевдоним. И звучит лучше – короче, торжественнее и для всех яснее. Это еще на первом курсе объясняют при посвящении в студенты.

– Давно так заведено, – подтвердила Марья Моревна. – Еще при царях. Их то Батюшками называли, то Великими, то Миротворцами, то Кровавыми. А наш – Бессмертный. Вроде и не царь, а давно сидит. Помню, приехали гонцы из Столицы, бравые, статные. Артистов с собой привезли. Хороводы вокруг дуба водили. Прохор весь свой запас им сбыл. Ходил, руки потирал. Все веселились, подписывали что-то не глядя. Артисты уехали и подписи с собой забрали. С тех пор и сидит.

– Помню, было. Не отказываюсь, – согласился старичок Прохор. – Жаль, праздник быстро закончился. А то я бы от своей избушки трубопровод мог бы протянуть. Я уже и на космодроме насчет списанных шлангов договорился. Но, делу время, потехе час. Уехали посланцы, и артистов увезли, а от шлангов топливным духом так разило, что никаким ароматом не перешибешь. Оно, конечно, под музыку да пляску могли бы и не заметить, но как потом людям в глаза смотреть? Засмеют ведь!

– А с тех пор и гонцов не видно. Ни бравых, ни статных, никаких. Во́роны вместо них прилетают, либо такие, как Петька. Бумажку несет, будто ценность невесть какую. А что в этой бумажке, и сам не знает.

– Зря вы, маменька, Петеньку обижаете, – пожалела Петьку Василиса. – Он просто исполнительный, старательный. Кто-то ведь должен новости разносить. Это и в учебнике астропсихологии написано: непосредственный контакт с иной цивилизацией лучше осуществлять при непосредственном общении, так как даже самая совершенная визуализация, аудиовизация и текстовизация не может передать весь спектр человеческого голоса, жестов и мимики. Лучше один раз улыбнуться самому, чем показать семь смайликов на экране. А у Петеньки улыбка добрая.

– Когда не ест, – заметил старичок Прохор, насмешливо наблюдая за тем, как Петька-Длинный выбирает пирог порумяней.

– Вороненок, случайно, не улыбался, когда приглашение вручал? – спросил Джон у Ивана, одновременно пододвигая Петьке второе блюдо с баранками. – У нас в Африке птицы не улыбаются. Попугаи, бывает, насмехаются и хохочут гомерически. Хотя те, что пообразованней, обычно помалкивают.

– Вороненок не улыбался, просто дышал тяжело, – ответил Иван и вернулся к прежней теме, – все-таки, интересная фамилия у дочки. С одной стороны строгая – что-то и от дракона есть, и от акулы, а с другой стороны – простецкая, можно сказать, детская. Если бы я был художником, я бы девочку с фамилией Василискина нарисовал с двумя косичками, личиком, как солнышко, и носиком в веснушках, и с котенком на руках.

– И снова не смешно, – кот Василий, не отрываясь, строчил что-то в блокноте, изредка прихлебывая теплое молоко с сахаром. – Дракулова она потому, что отец – сами знаете из какого княжеского рода. И черты отцовские, безусловно, наследовала. Я как эти шприцы в избушке на Темном озере увидел, аж похолодел. Не у каждого богатыря кровушки хватит такой заполнить без вреда для здоровья.

– Может, мама добрее была? – предположил Иван. – Василиска какая-то. Цветочница, наверное, васильки выращивала. Вот плюс минус и нейтрализует. Обычная девушка получается – чуть-чуть посердится, а потом простит.

– Что!? – прищурилась Василиса. – Это кто у тебя обычная девушка? Опять Джон тебя куда-нибудь водил?

– Нет, не водил, – стал оправдываться Иван. – Только рассказывал.

– Так!? – Василиса повернулась к Джону.

– Так, – признался Джон, но тут же пояснил, что его как механика посылают оборудование в каютах налаживать, а пассажиры и пассажирки бывают разные, порой – очень даже своеобразные, вот механикам лекции по психологии и читают, чтобы реагировать правильно. А он, когда на рыбалке долго не клюет, Ивану пересказывает.

– Чепуху болтаете, – голос Василия совсем помрачнел. – Не угадал Иван. Про Василиску в летописях сказано, что «имеет лице улыскательно, егда человека увидит», и различными кознями губит человека, живет же в непроходимых местах.

– И вообще это получеловек-полузмея, – добавила Василиса. – Я знаю, нам показывали. В музее факультета астропалеонтологии что-то похожее есть – в созвездии Змеи нашли. Там звезд много, и планеты попадаются. Условия на них ужасные, для нас непригодные, а другим существам вполне могут подойти. Только в музее вторая половина не человеческая, а больше на лягушку похожа. Может, они когда-нибудь на Землю прилетали, вот Василиски и пошли.

– Может. Все может быть. Прилет, перелет, недолет. Вариантов много. – Василий закончил абзац и встал на все четыре лапы. – Но историю вспять не повернешь. Будем действовать согласно расписанию, а проблемы решать по мере их поступления. Давайте вернемся к тому, что на вершине горы? К чему все будут стремиться?

– На вершине кресло, – напомнил Джон. – Простое золотое кресло с драгоценными камнями. Подушки красного бархата. Спинка, ножки, подлокотники покрыты витиеватой резьбой, в растительные мотивы которой гармонично вплетаются символы достижений землян, преимущественно – ракеты, и эмблема ООГЦ.

– Новодел, – констатировал Иван.

– Кустарщина столичная, – добавил Джон. – Лучше бы у Данилы-мастера из малахита заказали. Он бы в него массажер встроил. Сидеть-то долго придется.

– Да хоть у меня бы попросили! Я такие венские стулья в подполе храню, на которых кто только не сидел. Многие отлично титулованными особами притертые – как сядешь, так словно прилип. Век бы не вставал.

– Я так понимаю, – что в кресле и будет сидеть кощеева дочка, а кандидаты в мужья по хрустальному склону должны будут до нее добраться и рассмешить, – Марья Моревна поднялась, потом снова села возле Бати. – Хотела у щуки спросить, чем закончится, да передумала. Лучше сама посмотрю, давно не смеялась.

– Не знаю, не знаю. Смеяться или плакать, – кот Василий сделал несколько кругов по горнице, потом запрыгнул на лавку и уставился немигающим взглядом на Петьку.

– Несмея-яна, – снова не открывая глаз прошептал Петька.

– Не зря, однако, повязку надел. Уже зацепило. – Джон потряс Петьку за плечо. – Просыпайся, а то невесту проспишь.

– А ты сам чего не вздыхаешь. Или не по нраву кощеева дочка? – спросила его Марья Моревна.

Джон отрицательно покачал головой:

– Она же не смеется, скучная. Мне такие не нравятся. Пусть лучше Петька попробует. Мы ему поможем, подтолкнем. Илью бы попросить импульс придать, да он на коротких дистанциях плохо пристреливается.

– Правильно, – поддержала Джона Марья Моревна. – он же с тех пор, как его ворон за шкирку в Столицу уволок, там еще не женился. Пусть пробует, а мы поможем – мало ли свадеб сыграли. И Яга у нас – знатная сватья.

– Хорошо, – сказал Батя. – Пора Петрухе человеком стать. Да и нам своя рука в Столице лишней не будет.

– Вот-вот! Зашлем казачка! У меня в Столице вопросов много, – старичок Прохор стал загибать пальцы. – Лицензия – раз, возврат тары – два…

– А с другой стороны и плохо. Спит жених. Грезит. Проспит свадьбу. Сколько там попыток дается? Джон, глянь-ка.

– О…, – только и успел проговорить Джон, поскольку был прерван старичком Прохором, который тут же подскочил к Петьке.

– Сейчас мы его разбудим! – старичок Прохор достал из кармана небольшую фляжечку, отвинтил крышку и поднес к петькиному носу. – личного запаса своего «Экстренного» не пожалею, а в чувство приведу.

Петька чихнул и очнулся.

– Несмеяна, – проговорил он уже твердым голосом, но увидев, что все смотрят на него, сжался и испугано спросил, – я ничего лишнего не говорил, пока дремал? Такие пироги сытные, а у меня с утра маковой росинки во рту не было. Вот и сморило.

– Так, бормотал всякое, – успокоил Петьку старичок Прохор. – А я вот давно хотел спросить, ты почему не женился еще? Мы с тобой договорились, что на свадьбу два вагона эликсира закажешь. А свадьбы не было! Хорошо, что я не стал их приготовлять, средства, так сказать, в складском запасе замораживать. А если бы заморозил? Кто бы их тогда размораживал? Повезло, что интуиция у меня развитая на исторические события, не зря архивы берегу. Как в воду глядел, почувствовал, что не надо торопиться.

Петька хлопал глазами, пытаясь понять, о чем ему толкуют, но тут Прохору пришлось поутихнуть, поскольку его прервал кот Василий, не признававший за старичком даже второго места в освоении исторического пространства.

– Нет у тебя интуиции, – надменно заметил Василий, – и историк из тебя никудышный. Видел я, как ты над бадьей склонялся, щуку высматривал. Вот она-то тебе и посоветовала повременить.

– Какая щука! – вскипел старичок Прохор, тут же забыв про Петьку – Я наклонялся, чтобы запах проверить, не воняет ли тиной. Беречь воду надо, может, очистку какую изобресть. В нее же что ни попадет, оживает, бултыхается, воду мутит. Я недавно сверчка на краю бадьи видел. Сидел, охорашивался, усы закручивал. А до этого такие тоскливые трели выводил, если бы я уши не заткнул, так и побежал бы в поля полынные.

– Хорош! – приказал Батя. – Хватит болтать. Что с попытками?

Старичок Прохор замолчал.

– Одна, – ответил Джон. – И вторая, если во второй тур пройдет. Но во второй уже сложнее – умом брать надо.

– Хорошо, – Батя посмотрел на Василия с Прохором. – Первый тур пусть инженеры выигрывают – Джон с Иваном, да Финиста позовите, а второй – народными средствами. Батя перевел взгляд на кота Василия, потом на Прохора. – Команду подберите. А женщины пусть кандидатом займутся. Ослаб он что-то. Гуся, что ли зажарьте, стерлядки. Не каждый день по соловецкой версте к собственной невесте бегать приходится.

Потом перевел суровый взгляд на Петьку:

– Согласен?

– Согласен, – не раздумывая кивнул Петька. – А с чем?

– С яблоками, – ответил Джон. – У Марьи Моревны гуси с яблоками такие, что пальчики оближешь!

– Вот и хорошо, – Марья Моревна поднялась и пошла на кухню. – Вы пока тут все осмыслите, а я пойду насчет обеда распоряжусь.

– Нам бы за успех мероприятия неплохо бы.., – старичок Прохор недвусмысленно кивнул на буфет у стены, в котором Марья Моревна за занавесками в цветочек держала его эликсиры для особенных случаев. – Сложная миссия, почти что невыполнимая.

– После, – ответил батя и встал. – Готовьтесь, а я пойду с Игорем потолкую.

И вышел, по привычке прихватив хлыст, в услужливо распахнувшуюся дверь, запевшую:

Another journey for me

Another challenge to win

I'm here again to complete

My mission impossible…14

Глава вторая

На следующее утро петух не кукарекал, зато сороки трещали, что понедельник объявлен выходным днем. Хуторяне, настроив огородников, подметальщиков и прочую электронно-механическую челядь на режим «один дома15», оделись понарядней и пошли на берег. Было тепло, дождя не ожидалось. От воды Отворотного озера долетал прохладный ветерок, развевая кудри выстроившихся по периметру снесенного по окончании возведения Хрустальной Горы забора витязей. Витязи, стоявшие вдоль берега, сурово смотрели вдаль, готовясь встретить и не пустить Волну Набежавшую. Остальные нет-нет, да и поглядывали по сторонам, высматривая среди прибывающих жителей поселка и других гостей барышень повеселей и посимпатичней: вечером ожидались танцы.

Возле одного из проходов к Горе хуторян встретил князь Игорь, как обычно, в кольчуге, шлеме и красном плаще. Взгляд его был удручен.

– Проходите, – сказал князь Игорь, – вон к тому шатру. Я скоро подойду, там и обнимемся. Сейчас некогда. Усиление из Столицы прислали, за ними глаз да глаз нужен: то бердыш на кого-нибудь уронят, то за щит спрячутся и к фляжке прикладываются. Ты, Прохор, смотри, им не давай.

– Да нешто я не понимаю. Дело государственное, ясность взора, четкость шага – без этого никуда, – ответил старичок Прохор, хотя сам только что прикидывал в уме, сколько витязей в строю, сколько в смене, сколько каждому можно выделить, и куда потом свалившееся богатство складывать.

– Воздержись, Прохор, – посоветовал старичку и Батя. – Никакой самодеятельности. После все наверстаешь.

– Не подведу! – обещал старичок Прохор.

– Василиса, проходя между ЗНВ, задержалась, пытаясь поправить локоны, но удивилась:

– Отчего они такие мутные? Ничего не видно. Вань, может, эти испорчены. Пойдем в другие воротца.

Иван объяснил, что ЗНВ – Зеркала Насквозь Видящие, ограждающие проходы к Хрустальной Горе, потому и мутные, что настроены не на внешнюю сторону человека, а на его мозг.

– Да уж! Иногда подумаешь, что у нашей публики в мозгу, так и мутит, – не преминул сыронизировать кот Василий, на что удостоился недовольного взгляда Марьи Моревны, а Джон пропел:

– Лгут зеркала. Не верь зеркалам! Верь лишь глазам влюбленным!16

– Чего это ты распелся? – спросила Марья Моревна. – Неужели передумал? А то смотри, столичные невесты любят оригинальничать, черного мужа, наверное, еще ни у кого не было.

– Это правда, – подтвердил кот Василий, – До таких высот собратья Джона не поднимались. Был один, в восемнадцатом веке, но он женился всего лишь на дочке морского офицера, гречанке по происхождению. Потом, увы, нрав дал себя знать, практически сжил жену со́ свету. Вторую нашел, но тоже – всего лишь офицерскую дочку, из пехоты, из немцев. Да и сам происхождения до конца не выясненного, хотя и был приближен к первому лицу в государстве. А вот он, кстати, и сам идет.

По боковой тропинке к шатру приближался темнокожий курчавый мужчина среднего роста. В осанке чувствовалась военная выправка. За ним, на расстоянии пары шагов, следовали две женщины – брюнетка с роскошными распущенными по плечам и спине волосами и блондинка, волосы которой были собраны в сложную прическу и возвышались над головой вроде морской волны.

– Арапка17 не в счет, – сказала Марья Моревна. – Он не натуральный.

– Давай, Джон, давай! – подзадорил товарища Иван. – Будешь первым, надо крепить дружбу между континентами на высшем уровне. А то, что мы, туда-сюда нефть и бананы гоняем. Нужно выходить на новый уровень!

Темнокожий мужчина с дамами приблизился и остановился, разглядывая Джона.

– Дядя Том?

– Нет, земляк, ошибся! – дружелюбно ответил Джон незнакомцу, которого Марья Моревна назвала Арапкой.

– Геркулес?

– Нет.

– Мартин?

– Нет.

– Обама18?

– Нет. Все время мимо, – Джон решил помочь незнакомцу и протянул руку. – Просто Джон. Джон настоящий, в смысле натуральный. Механик. Ракеты чиню.

Арапка пожал плечами, сказал: «Привет, Джон Натуральный», и зашагал дальше, не обратив на протянутую руку внимания. Две дамы последовали за ним, наградив Джона заинтересованными взглядами, первая – лукавым, вторая оценивающим.

– Подкачали реконструкторы, доброжелательности не доложили, – заметил Иван. – А мог бы и остановиться, поговорить. Судя по сопровождающим, знает, что тут к чему.

– Его одним из первых восстановили по одному роману начала девятнадцатого века. Автор – Пушкин Александр Сергеевич. К сожалению, биологического материала в достаточном объеме и состоянии не сохранилось, а сам Пушкин не посещал родину своего персонажа, поэтому недостаточно ярко изобразил его глубинные, заложенные на генетическом уровне, свойства характера, а больше придал значения окружающему его блеску российского царского двора. Поэтому он такой… малоразговорчивый с незнакомыми, – пояснила Василиса и под насмешливым взглядом кота Василия сконфуженно добавила:

– Я знаю. Мы проходили.

– Пушкин – наше все! – провозгласил Василий и задрал хвост трубой. – Гуляка, дуэлянт, остряк, лирик непревзойденный, гений, почти революционер. В общем, коктейль Молотова. Не зря его до сих пор не реконструировали. Сколько раз пытались, а не получается. Какие-то бледные копии – то гуляка, то лирик. От гения вообще ничего не нашли. Я одну копию видел в ДУРКе19. Стоял на балконе, пустой бокал в руке держал. Меня увидел, кивнул на закат, пробормотал что-то вроде: «За закатом будет рассвет. Не забудем четырнадцатое декабря». И тут за ним пришли двое специалистов, взяли под руки и увели с балкона.

– А жёны, если это жёны, лучше получились, – Джон смотрел вслед удалявшимся дамам. – Не отличишь от натуральных.

– С женщинами всегда проще, – Иван тоже смотрел вслед дамам. – Их образов в сети больше. Мне наш нейродизайнер рассказывал, что достаточно составить запрос из двух слов: горячая брюнетка или изысканная блондинка, так за одну секунду миллиард вариантов выпадает – устанешь выбирать. А для мужиков, если задать: кучерявый механик, то либо барышня-одуванчик, увешанная шестеренками, подшипниками и прочим железом как древний дикарь бусами, либо лохматый пацан в солнцезащитных очках верхом на лазерном луче сварочного аппарата в окружении тех же шестеренок и подшипников, как будто заблудившийся шаттл в куче космического мусора. Я как-то попросил нарисовать диспетчера космодрома – так вообще ничего одушевленного – только пульты с десятками кнопок и джойстиков, как будто диспетчер – это не человек, а агрегат какой-нибудь. А на запрос «Русский богатырь» – хотел Илье подарок сделать – одни «лоси» какие-то с маленькими головами, но большими бородами, все в броне, из каждой заклепки либо ствол торчит, либо рукоятка кинжала, а на плече непременно шипастая дубина и два меча на поясе.

– Как это ты сразу разглядел, кто горячая брюнетка, кто изысканная блондинка, – возмутилась Василиса. – Не смей смотреть туда, куда Джон смотрит! Я вас вообще теперь на рыбалку вдвоем не отпущу, сама буду ходить! Хоть с рыбой будем возвращаться.

– Да я на Арапку смотрел. Говорю же – знающий, похоже, товарищ. Могли бы расспросить, что теперь делать. А то пришли вроде как свидетели, а дальше куда?

– Сами разберемся, что тут к чему. Вон Игорь идет, его попытаем, – старичок Прохор замахал руками:

– Тут мы!

– Чего не заходите? – спросил, подходя, Игорь. – Все здесь. И наблюдатели, и родители, у кого еще остались. Ну и друзей ученых тоже не прогоним.

– Да нас же вроде в свидетели пригласили, не в наблюдатели, – спросил Иван. – Для свидетелей где-то балкон есть. Нам бы туда.

– Успеете, ответил князь Игорь. – Это я оговорился. Сначала точно, были наблюдатели. А потом организаторы по башке получили, мол, какие наблюдатели! Наблюдатели – это марсиане – бродят тут, все высматривают, подслушивают, прочие из ООГЦ тоже ни рыба ни мясо. Так что, своих переименовали в свидетели. Оно и точней – свадьба как-никак намечается. И не выборы теперь, а состязания, чтобы слов на ветер меньше бросать.

Он откинул полог, отороченный алыми лентами с золотым шитьем:

– Прошу!

В шатре было многолюдно и шумно. Изнутри он казался больше, чем снаружи, так, что противоположная сторона была почти не видна за гостями, либо стоящими группами, либо прохаживающимися без видимой цели. Вдоль белых стен стояли накрытые столы с угощением. Бледные копии известных музыкантов, чьи портреты украшают стены всех музыкальных школ планеты, выводили что-то позитивное, долго споря, чье сочинение играть следующим.

Глаза кота Василия загорелись, и он, на мгновение припав к настилу из гладких пластосок20, побежал между ног и скоро скрылся за скатертями, свешивающимися со столов до самого пола.

Хуторяне, приняв от асинхронно моргающей золотыми ресницами подавальщицы бокалы с шипящим напитком, отошли в сторонку. Князь Игорь, постояв с ними пару минут, собрался отойти к войску, но старичок Прохор дернул его за рукав:

– Слушай, княже, – зашептал старичок Прохор, – я о твоих не говорю, а эти, пришлые, чем интересуются? И когда назад оправляются? Вдруг им там, на месте постоянной дислокации, чего не хватает, а у меня есть? Узнай, княже. Я тебе из старых запасов кое-что подарю. Тебе, может, самому и не нужно, а по службе поможет.

Будут уезжать, я тебя с их командиром сведу, – ответил князь Игорь. – Его Чинганчгук зовут. По-нашему «Большой змей». Через него и пробуй. Но будь настороже. Это направленная реконструкция, некоторые качества предков существенно усилены. Но ты, Прохор, пока они здесь, уговор все же соблюдай. Мои-то мужики сдержанные, особенно, когда на посту или в походе. А эти – командированные, будто на праздник приехали. Сорваться могут.

– Так ведь и правда – праздник! – вставил Джон. – У нас в Африке, когда воины собираются, то всегда сначала танцы в боевой раскраске, потом застолье у костра. Теперь этим и заканчивается, иногда, правда, еще спектакль покажут на историческую тему. А прежние времена прямо из-за стола – и вперед, на соседнюю деревню коров отбивать. Им, коровам-то, все равно, кто их доить будет, а воинам завидно, если у кого больше.

– Понимаю я! Понимаю, – с досадой проговорил старичок Прохор. – Не буду! Замок повешу. Да они и дороги не знают ко мне. Не местные ведь.

– Правда, не местные, – согласился князь Игорь. – Но некоторые в наших краях наездом бывали. Помнишь, как твою избенку зачищали. Тогда у тебя из подвала ящик дряни какой-то вылетел. Подпол-то чаном завалило, да еще щенок твой трехголовый круговую оборону занял. В общем, пришлось тогда командированным отступиться, но ящик по карманам успели растащить. Не знаю, как она называется, дурь твоя артефактная, но после этого дисциплина явно захромала. Особенно у тех, кто с перьями. Вон у входа двое с копьями стоят, с топориками за поясом. Их батальон с Северо-Американского континента прислан в порядке обмена опытом. Я вчера посты обходил, вижу: над щитом перья торчат, а из перьев дым. Подхожу, за щит заглядываю, дыхнул – аж голова кругом. Замечание делаю, а мне в ответ: «Трубка мира! Трубка мира!». С кем мириться-то. Врагов-то нет, так – для порядку стоят.

– Да какие у них трубки могут быть! – переключился старичок Прохор на знакомую тему. – Они же не натуральные все, реконструированные по литературным источникам. Они и трубки только на картинках видели, да и то, если в книжках картинки были. Что они могут? Разве только козью ножку свернуть – для этого много ума не надо. Берешь вот так, – старичок Прохор достал из кармана аккуратный квадратик, вырезанный из газеты, – сворачиваешь вот так, загибаешь, насыпаешь…

Прохор потянулся в другой карман.

– Подготовился, – с насмешкой заметил кот Василий. – А я думаю, почему у Прохора карманы оттопырены. И куда газета утренняя подевалась. Думал, что ЭДИП опоздал.

– Прохор, – сурово повторил Батя. – Воздержись.

Старичок Прохор замолчал, убрал заготовки обратно в карман, потом вспомнил, что держит бокал в руке посмотрел его на свет, понюхал, лизнул. Сморщился, хотел сплюнуть, но устыдился и просто резюмировал:

– Гадость! Пойду, гляну, что еще есть.

И ушел, подмигнув Бате.

– Я с Прохором, – сказал Джон, и тоже ушел, подмигнув Ивану.

– Плохо, – нахмурился Батя. – Народу много, а толку мало. Пораспросить бы кого! А, Иван? Что думаешь?

– Да, непросто здесь как-то. Куда дальше, чего ждать, – Иван покрутил головой. – Хоть бы объявление повесили. У кота, когда он экскурсии проводит, и то расписание к дубу приколото. А здесь пустота, даже плана эвакуации нет.

– Зачем здесь план, Ванечка? Он бы нарушил гармонию белых стен. Смотри, как они чуть колышутся, как Море-Океан в тихую погоду, – Василиса прижалась к мужу. – А все-таки, хорошо бы узнать, что теперь делать.

К счастью, снова появился князь Игорь, ведя за рукав Петьку-Длинного.

– Привел вам проводника. Он тут все и всех знает. Спрашивайте, а меня витязи ждут.

И ушел.

Петька первым делом поинтересовался, пришли ли старичок Прохор, Джон и кот Василий.

– Они помочь обещали с забегом. Я речь выучил, которую мне Василий составил. Теперь главное – гора. Джон говорил, что знает способ подняться, и чтобы не запыхаться. А то на речь четыре минуты дается – мало, можно не успеть, если запыхаешься.

– Здесь они, здесь, – успокоил Петьку Иван. – За хлебушком отошли. Ты лучше, пока они ходят, расскажи, куда дальше идти?

– Это просто, – ответил Петька и достал яркую брошюрку. – Это полная программа, в ней есть раздел для участников состязания, для свидетелей, для родителей участников и родителей свидетелей, и для остальных гостей. Вот, у меня два экземпляра. Ознакомьтесь. Раздел для свидетелей начинается со списка свидетелей.

Василиса забрала один экземпляр, второй взял Иван, протянул Марье Моревне, но та только посмотрела в начало списка и отмахнулась, мол, тебе нужнее.

– Пока свидетели читают, я вам покажу, кого увижу, – Петька встал на цыпочки.

– Вон, видите, Руслан с Людмилой. Тоже свидетели. У Руслана ножны пустые. Он с некоторых пор, как кого бородатого увидит, сразу за меч хватается, вот у него меч и забрали. Справа от них у блюда с ананасами Ванька Корабельщик с Забавой. Они на летучем корабле прибыли, а пропуск не судно не оформили. Пришлось к елкам в лесу причаливать. Пока слезали на землю, обкололись. Забава сильно ругалась – выясняла, почему Ваня пропуск не заказал, уколотые места не стесняясь демонстрировала. Если бы не массажист одного из гостей – Клавдий21, до сих пор не утихла бы. Клавдию, между прочим, наш колобок помогал. А в центре той большой группы Ромео и Джульетта. У них больше всего гостей, потомки противоборствующих сторон решили заключить временное перемирие в честь праздника. Они, кстати, от каждой семьи по кандидату выставили. На них многие ставят. Ой! Я сейчас!

Петька метнулся ко входу и вскоре вернулся, следуя на шаг позади Вия.

Вий подошел, поздоровался с Батей за руку. В сторону Марьи Моревны чинно наклонил голову, Ивану с Василисой коротко кивнул.

– Я так понимаю, – сказала Марья Моревна, что в свидетелях все влюбленные парочки. Красиво задумано, по романному.

– Да, постарались, – сухо ответил Вий. – Романтично, а для свидетелей еще и практично. На балкончике с тыльной стороны горы специальные кабинки пристроены, чтобы свидетели могли в перерывах уединиться. Там и музыка, и напитки, и закусить есть чем. Главное, конечно, награды за добросовестность, усердие, самоотдачу – тоже уже там, в коробочках.

Вий повернулся к Василисе, читающей программу, и добавил:

– Можешь не листать. Про награды в программках не пишут.

Василиса прочитала еще страничку и вдруг, выронив брошюрку из рук, покраснела и спрятала лицо на груди Ивана:

– Я не смогу. Я стесняюсь. Неужели даже простынку не дадут.

– Чего там? – спросил Иван.

– Ой, Ванечка, на семнадцатой странице такое написано! Я не смогу. Ты меня потом разлюбишь!

Марья Моревна выхватила программку из рук Ивана, пролистала и молча показала семнадцатую страницу Бате.

– Плохо, – после паузы проговорил помрачневший Батя, и в голосе его послышался звук, напоминающий гул приближающейся горной лавины. – Так не пойдет.

– Ничего не поделать, – развел руками Вий. – Дресс-код обязателен. Наблюдатели, пардон, оговорился, по-нынешнему – свидетели, должны строго соблюдать установленный порядок, придерживаться формы одежды, не позволяющей скрывать что-либо, способное повлиять на ход состязания, но при этом мотивирующей претендентов прилагать максимум усилий. Да и традиции, кстати, соблюдать требуется. Гора ведь хрустальная, скользкая, другими словами – Лысая Гора. А за одежку не беспокойтесь. Кабинки специально оборудованы шкафами для хранения. Кроме того, возле них стоит охрана. Ничего не пропадет. И в конце концов, – очки Вия стали краснеть, про награды правительственные помните. Некоторые ради них только и женятся! Этот, например, – Вий указал на подошедшего Черномора, за которым шла, обвитая бородой, как серебристой змеей, заплаканная девушка в скромном платье, – расписку написал, что после праздника женится.

– Срам какой! А свиньи-то зачем? Или, вот еще про козлов написано, – прошептала, от волнения потеряв голос, Марья Моревна.

– Свиньи – тоже традиция, как и козлы, – ответил Вий. – Ну, так что? Идете в свидетели?

– Нет! – ответил Иван.

– Нет! – ответил Батя.

– Ни за что! – ответила Василиса.

– Не пущу! – ответила Марья Моревна, к которой вернулся голос, от чего многие гости повернули головы в ее сторону.

Вий помолчал, затем повернулся к Петьке:

– Ты чего, шляпа? Почему сразу не согласовал? Почему кандидаты в свидетели основных положений не знают? Плохо работаешь!

Петька покраснел, потом побледнел, попытался что-то сказать, но закрыл рот и понуро опустил голову.

– Доброе утро, – послышался мягкий голос снизу.

Вий посмотрел под ноги и снова повернулся к Петьке:

– Мог бы кота записать. Взял бы русалку, и записал обоих? Она вообще всю жизнь голая, только легкую пелеринку в жару набрасывает. Сегодня, кстати, и не жарко. Коту – так вообще снимать нечего, а бриться никто не заставляет.

Петька тут же наклонился к Василию:

– Пойдешь с русалкой в свидетели? Мы ее быстро уговорим.

– Да не живу я с ней! – зашипел Василий, обнажив розовую пасть. – Устал повторять – не живу. Она мне никто, просто собеседница. Между нами три толстенных ветки. Сколько можно повторять!

– Ягу возьмите, – посоветовал Черномор, выступая из-за спины Вия. – Она тут любому приворотного зелья в шампанское капнет, романтики будет – хлебай, не расхлебаешь. Она, кстати, где-то недалеко.

– Приворотное зелье к проносу на праздник запрещено, – сурово предупредил Вий. Я сейчас к ней воронов пошлю, пусть досмотрят. Если найдут – выведем и пинком обратно в лес, в избушку. Ступу конфискуем, пусть пешком походит. А зелье – мне! Впрочем, – Вий вдруг успокоился и осклабился, – у нее другая миссия. Тут некоторые гостьи специально приехали, чтобы к ней на прием попасть. Она, известное дело – порчу снимать умеет. Причем даже на поздних сроках. Пинать, пожалуй, не будем, а насчет зелья я услышал. Разберемся.

На цирковой трапеции под куполом шатра затрепыхал крыльями и закукарекал петух.

Вий посмотрел на часы, потом на Петьку.

Петька спохватился и обратился к Ивану с Василисой:

– Пока окончательное решение об отстранении не принято, прошу свидетелей пройти на инструктаж.

– У нас самоотвод, – сказал Иван. – Какое еще решение нужно?

Вий напутственно похлопал его по спине:

– Узаконить нужно ваш самоотвод. Петька проводит.

– Я с вами, – Василий забежал вперед, обернулся. – Меньше болтайте, ничего не подписывайте.

Петька проводил троицу до другого шатра, предупредительно откинул полог, сам заходить не стал, а, виноватым голосом сославшись на многочисленные важные дела по организации праздника, удалился быстрым шагом – почти бегом.

В шатре было светло, душно и жарко от слепящих со всех сторон софитов. Сразу за пологом стояла конторка, за которой молодая индианка в сари вела учет вошедших. В одной руке она держала веер, которым обмахивалась, а во второй стилос, занесенный над планшетом. Она мило улыбнулась и поправила рукой со стилосом табличку на конторке. Рядом с табличкой стояли миниатюрные копии Эйнштейна и Евклида.

– Шакунтала Деви-XXI, – прочитал Иван.

– Ах, я знаю! – обрадовалась Василиса. – Нам рассказывали! Вы – потомок великой Шакунталы Деви Первой22, открывшей секрет моментального счета в уме. Как жаль, что ваша семья хранит этот секрет в секрете. Так было бы полезно, если бы штурманы звездолетов умели это делать. А то компьютеры рассчитывают, а какая-нибудь черная дыра раз – и наводит электромагнитные помехи. Компьютеры могут ошибиться, а человек – никогда.

– А этих все знают, – сказал Иван. – У нас по лестнице к диспетчерской все стены увешаны такими портретами.

– Кого знают? – спросил снизу кот Василий, – мне отсюда не видно.

Иван поднял кота за шкирку, подержал перед конторкой, пока Василий рассматривал и обнюхивал фигурки.

– Отпускай! Все понятно, – Василий, отпущенный Иваном, приземлился на все четыре лапы, встряхнулся и добавил, – совсем не оригинальное соседство. Точность и относительность. Все как всегда!

– Я не задержу вас, только отмечу, что вы пришли, – мило улыбнулась Шакунтала Деви Двадцать первая. – Пожалуйста, назовитесь. Я, к сожалению, не всех знаю в лицо.

– У нас самоотвод, – угрюмо ответил Иван. – Нас записывать не надо.

– Записывать надо всех, – снова мило улыбнулась Шакунтала. Она опустила глаза вниз на невидимый список. – Хотя я догадалась. Все остальные пары уже здесь, значит, вы Иван и Василиса! Правильно! Всего пар семь. Но ваши клеточки первые – номер один, и номер два. Они еще не заняты. Итого семь плюс семь – четырнадцать свидетелей. Я в уме сосчитала!

Маленький Евклид на конторке удовлетворенно качнул головой, а Эйнштейн заложил руки за спину, гордо вскинул голову и отвернулся.

– Ну, я потом еще пересчитаю, – сказала Шакунтала, мельком взглянув на седой затылок Эйнштейна, и виновато заговорила о другом:

– У нас тут жарко, извините. Ведущей программы по желанию самой, ну, вы понимаете, о ком я говорю, приглашена сама Жар Птица. Она недавно прибыла прямо с выступления, из Парижа, еще не остыла. У нас будет выступать под псевдонимом «Милена Рыжая». А ведь еще группа разогрева с ней. Один Фил Великолепный на три градуса температуру поднял. Кондиционеры не справляются. Пирог с вишней уже потек.

– There are three kinds of lies: lies, damned lies, and statistics23, – процитировал Василий и дернул Ивана за штанину.

– Да понял я, – с досадой ответил Иван, – штаны не порви.

– Я не о том, – Василий хитро улыбался. – Подними-ка меня снова. Хочу кое-что барышне сказать. Только не бросай потом. Я, хоть и кот, но все же ученый. Не солидно, когда за шкирку, и потом вот так – небрежно. И звук при таком приземлении неприличный – шмяк! Я же не шмякодавка какая-нибудь.

Иван наклонился, взял Василия подмышки и поднял над конторкой.

– Я по поводу вишни, которая потекла, – обратился Василий к Шакунтале. – Вы этот пирог чем-нибудь накройте, и в тень уберите. К концу праздника будет пирог не просто с вишней, а с пьяной вишней. Черномору предложите, он с руками оторвет.

– Только тут старик один может появиться – Прохором зовут, – вмешался Иван. – Ему не говорите. Он конкурентов не любит. И тебя, Василий, за то, что бесплатные рецепты раздаешь, чего-нибудь обязательно лишит.

– Хорошо, – ответила Шакунтала, – я записала: Василисе, Ивану и говорящему котику на десерт пирог с пьяной вишней.

Рука со стилосом на секунду замерла в воздухе:

– Пьяная – это как-то связано с пианино? Ну, знаете – форте, потом пьяно?

– Не важно, – ответил Василий. – Вы только Черномора не обделите. Ваня, опускай.

– Тогда я уточню: Василисе, Ивану, говорящему котику и Черномору на десерт пирог с вишней и пианино. Хотя… Подождите минутку…

Шакунтала прищурилась, подняв глаза на купол шатра, бормоча: «Подъемная сила дежурных ковров-самолетов… так… применяем формулу Жуковского… учитываем тягу кисточек по периметру в вертикальном положении… вычитаем среднюю массу гвардейца…», потом тряхнула головой, отчего сари соскользнуло и со второго плеча.

– Я сначала засомневалась, – пояснила она, неторопливо вытирая блестящую от пота грудь салфеткой, – смогут ли доставить в кабинки пианино. Но, думаю, доставят. Не велика тяжесть.

– Но все-таки, – Василиса выступила вперед, загораживая от взгляда Ивана Шакунталу, – вы правильно записали? У нас самоотвод. От слова «сами» и «отвод». Не «от вод», в смысле не от воды, хотя где у вас тут вода? – попить бы, а одним словом – «отвод». Как громоотвод, плазмоотвод и так далее.

– Газоотвод, – добавил Иван. – У нас на каждой стартовой площадке их несколько. Большие, как тоннели или шахты.

– Еще песня такая была – про самоотвод24. Там в припеве все «под нейтральным небом, снегом, флагом, страхом…». А что именно под этим всем – непонятно. Я и запомнил ее как историческую загадку, не как произведение песенного жанра, – ввернул историческую справку кот Василий.

– Ладно, пусть будет с пианино, куда нам теперь идти? – Василиса торопилась увести Ивана подальше от конторки с полуобнаженной Шакунталой.

– Никуда, – Шакунтала наконец поправила сари, – инструктаж и представление свидетелей и претендентов будет здесь через тридцать семь минут. Ваши места в первом ряду, на спинках кресел таблички с именами. А пока заходите за ширмочку, там фуршет, напитки, претенденты и остальные свидетели, аккредитованная пресса, иностранные гости, VIP-ы… Посторонних нет, сами понимаете, чтобы комар носа не подточил. Если увидите летучую мышь-альбиноса в черных очках, не удивляйтесь. Это как раз специальное средство от комаров. Их с озера и леса очень много сначала прилетело, но мыши почти всех съели, а остальных отпугнули. Теперь ни одного.

За ширмой действительно под негромкую, но жизнеутверждающую музыку настоящего человеческого ансамбля – не роботов, что было легко определить по потным лбам и рубашкам музыкантов, в толпе озабоченных организаторов состязаний, напыщенных претендентов со свитой, где-то слонялись остальные свидетели.

Первым на появившихся Ивана и Василису обратил внимание Синяя Борода, которого нетрудно было узнать именно из-за синей бороды. На полшага позади него стояла высокая молодая девица в вечернем платье до пола с разрезом от бедра и со сверкающей диадемой на голове.

– Ты откуда, – спросил Синяя Борода, хлопнув Ивана по плечу.

– Местный, – ответил Иван.

– То-то я вижу, одет странно. А как зовут?

– Иван.

– Здорово, барон Иван, – Синяя Борода огляделся. – Где бы тут нам жен оставить, а самим то да се, закуска хоть и не как у меня в замке, но сойдет. Что поделаешь! Времена не те пошли.

– Я не барон, простой диспетчер. На космодроме работаю. Ракеты запускаю и сажаю, – чуть отстранился от Синей Бороды Иван.

– Диспетчер – это кто? Круче барона? – не отставал Синяя Борода.

– Круче, – подал реплику кот Василий. – в космос ракеты запускает и обратно сажает. Вся Вселенная в руках.

– Ну, тогда снимаю шляпу, – Синяя Борода снял шляпу с перьями и помахал ею, впрочем, не как положено по этикету – согнувшись в поклоне, а, скорее, как веером.

– Технарь, значит! Технарь мне тоже нужен. А то забарахлил мой квадрик четырехногий. Надо бы пощупать, где у него что болит.

– Сам этим не занимаюсь, а познакомить с хорошим механиком могу. Не вопрос. Он тут где-то, в соседнем шатре.

– Ладно, приводи после. А я пойду на холодок, тут что-то жарковато.

– А вы, уважаемый барон, разве не свидетель? Нам сказали, что скоро начнется инструктаж, – обратилась к Синей Бороде Василиса.

– Конечно, нет! – ответил Синяя Борода. – Я – претендент. Сейчас этой, – он указал на роскошную спутницу, голову отрублю, освобожусь, и вперед, за дочкой кощеевой.

Василиса испуганно повернулась к спутнице Синей Бороды, стоявшей рядом и меланхолично наблюдавшей за пузырьками в бокале.

– Вы слышали, – спросила встревоженно Василиса, – вам сейчас голову отрубят!

– Да ладно, за все заплачено, – девушка не проявляла ни тени беспокойства. – Там скорая помощь ждет, сразу и пришьют. Заодно и вот тут поправят, а то складочка появилась, – она показала ладонью на горло под подбородком. А у меня в агентстве рейтинг повысится. За риск, знаете ли, доплачивают.

Василиса пожала плечами и отошла, но ее тут же схватила за рукав другая девушка лет восемнадцати-девятнадцати – миловидная и стройная, та самая, которая недавно покорно шла за Черномором, обмотанная его бородой.

– Можно я с вами постою. Вы такая храбрая! С Синей Бородой разговаривали.

– Постой, – согласилась Василиса. – ты ведь с Черномором пришла, я его знаю. Он раньше совсем несносным был, а теперь немного успокоился. К нам иногда заходит, за столом посидеть любит, поесть. Наш старичок Прохор на нем эликсиры испытывает.

– Да, вздохнула девушка. В институте тоже сказали, что ничего страшного. А я побаиваюсь. Сначала ничего, даже забавно было. А теперь страшновато. Обхватит бородой, она у него колючая и пахнет тиной или собакой, особенно если на дожде намокнет. Я его спросила, почему он феном не пользуется. А он ответил, что опалить боится, вдруг замыкание случится. Юбку вот заставил одеть, притащил откуда-то, из музея, наверное. Такой ретроград! И странный он, все суетится. Вот и сейчас куда-то убежал, сказал здесь стоять, ни с кем не разговаривать, ни на кого не смотреть.

– А ты все же разговариваешь! – удивилась Василиса. – И правильно делаешь. Ему людей заколдовывать запрещено под страхом лишения бороды. Так что ничего не бойся.

– Как ничего? – не согласилась девушка. – Он запросто может и без колдовства. Поставит за практику неуд или тройку, а мне меньше пятерки нельзя. Я красный диплом хочу получить. Я даже поплакала, думала, пожалеет. А он вообще внимания не обратил, черствый какой-то.

– А где учишься? – Василиса схватила девушку за обе руки, – Я тоже учусь! В Университете, на ракетном факультете. Вселенную изучать буду, новые контакты устанавливать.

– А я на инопсихолога. ИНО – означает не Интеллект Неопознанных Объектов, как некоторые шутят, а вообще – психологию любого иного существа, главное – не человека. И существ с других планет, и реконоструктов, и сказочных персонажей, и живых геологических образований, и, например, океана на Солярисе25. Учить много приходиться. Так что я тут на практике.

– А как же? – Василиса наклонилась и что-то прошептала девушке.

– А! Делов-то, – немедленно отреагировала та. – Я же и говорю, что изучаю любой нечеловеческий разум. Некоторых иначе, как движениями тела, танцами, гимнастикой, в общем, всякими выкрутасами, на контакт и не раскачаешь. Я поэтому и в спортзал дополнительно хожу, и танцами занимаюсь, даже старинными, и диету соблюдаю. А тут кого только нет. Может, еще в кино сниматься позовут.

Девушка быстро выдернула ладони из рук Василисы и чуть отступила назад:

– Он возвращается. Видишь, на чалме звездочка. Он на это состязание специальную чалму надел – высотой в свой рост, и звезду у Деда Мороза стащил. Мороз хотел его догнать, но Черномор взлетел выше ДОхЛ-а26 над усадьбой Деда Мороза, где уже снова тепло. Дед Мороз и отстал. Пару снежков бросил. Снежки растаяли и потом сообщили, что рядом в одном городишке, на «У» начинается, внезапно выпала месячная норма осадков.

– Да, забавный он. С комплексами, и одновременно хитрый и скорый на неблаговидные поступки. С нами он себе такого не позволяет. И ты что, в отчете так и напишешь. Думаешь, Черномор за такую правду о себе тебе пятерку поставит?

– А ему нравится. Он сам говорит, пиши, какой я сложный, болезненный, легкоранимый и коварный. Ну, все, молчим, – и девушка отступила еще на шаг от Василисы.

– Тогда удачи, – Василиса легонько помахала ладошкой. – Если капризничать будет, или пятерку не поставит, напиши на Хутор Трофима Трофимовича у поселка Лукоморье. Наш старичок Прохор его быстро вразумит!

Появившийся Черномор посмотрел подозрительно на девушку, на Василису, насупился и хотел что-то сказать, но кот Василий успел раньше и поинтересовался, почему он оставил свою партнершу, хотя в правилах четко сказано, что свидетели, вступив на охраняемую территорию состязаний, не должны разлучаться ни по какому поводу.

– Я по важному делу. Чтобы соответствовать. А то тут церемония некоторые нюансы предусматривает, так вот, чтобы лицом в грязь, так сказать, не упасть, не подвести сами знаете кого, пришлось постараться. Сложно было, но достал.

Он чуть отодвинул бороду и показал рулон наклеек с эмблемой состязаний – те самые красные сердечки на желтом фоне, пронзенные стрелой, и пояснил:

– А то эта дуреха необразованная, – он кивнул на девушку, стоявшую поодаль потупив взгляд, – никак не подготовилась. Не хочу, говорит, даже и думать. Мне надо, я и должен соображать. А она, мол, будет делать так, как захочет и как умеет. Ну, за мной не заржавеет, я-то быстро сообразил. В палатку к организаторам наведался. Нашел выход из положения. Вы то сами готовы? Чем «сами знаете кого» удивлять собираетесь?

– У нас самоотвод, – Иван выглядел мрачнее тучи. – А тут резину тянут.

– Да, – удивился Черномор, – странно? Для всех, значит, праздник, а у вас похороны? Хотя Яга мне тоже говорила, что Василиса как до семнадцатой страницы дочитает, сразу откажется. Мол, таких скромниц свет еще не видывал, хотя и в столичном Университете учится, значит, часто из дому отлучается – экзамены, практики, то да се.

– Замолкни, Борода! – Иван положил руку на плечо Черномора и сжал ладонь. – Смотри, как бы я тебя Руслану не отдал, он хоть и без меча, но мешок с собой всегда носит. Так из мешка и будешь свидетельствовать.

Черномор сморщился и, извернувшись, избавился от тяжелой руки Ивана. Проговорил скороговоркой:

– Понял, понял. Шутка не удалась. Простите старика, думал, у них там все, как в мои молодые годы. А у них вот как все перевернулось! Простите, простите. Ухожу! Ухожу!

И ушел, закинув спутнице, снова шмыгающей носом и готовой пустить слезинку, на плечи свою бороду так, что голова ее выглядывала из бороды, как из пышного мехового манто.

Проходя мимо Василисы с Иваном, девушка на мгновение изменила выражение лица, озорно подмигнула им и улыбнулась, прошептав: «Такая роль».

– Она и не знает, наверное, еще, что Черномор расписку дал, что женится на ней, – вздохнула Василиса.

– Обещать – не значит жениться, – сказал кот Василий. – Мы, коты, все про это знаем. Расписки мало. Нужно еще справок чемодан собрать. Это же какой мезальянс! Древний старик колдун и такая симпатичная юная студентка. Уверен, на ее факультете найдется немало заступников. Если кого-нибудь из них будут звать Русланом, Черномор тут же откажется, сославшись на немощь старческую. Он после того, как я ему про цикличность исторических процессов рассказал, некоторых повторений избегает.

– Кто тут Руслана поминает? – раздался из-за спин бархатный баритон, и к Ивану с Василисой протиснулся рослый богатырь в кольчуге, с палицей, пустым мешком на поясе и с пустыми же ножнами. Рядом стояла белокурая статная девица в синем плаще, из-под которого тоже блестела кольчуга, но более тонкой выделки, чем у богатыря.

Богатырь протянул руку Ивану:

– Руслан.

– Иван.

Следом представилась белокурая девица:

– Людмила.

– Василиса, – ответила Василиса, и добавила:

– Тут Черномор до вас проходил. Мы и про вас вспомнили.

– Ага! – обрадовался Руслан. – Где-то здесь, значит, прячется. Ну если он только что-нибудь антиобщественное совершит, я его за бороду – и в мешок. Специально ношу!

Людмила в это время пристально разглядывала Василису, и, прикоснувшись кончиками пальцев к ее сарафану, спросила:

– Натуральное?

– Натуральное, – ответила Василиса. – У папеньки лен растет, так самопрялки все и ткут, а маменькины подавальщицы в свободное время и шьют, и вышивают.

– А в чем секрет? – продолжала допытываться Людмила.

– Какой секрет? Для чего? – не поняла Василиса.

– Как для чего? Для неожиданности, для вау-эффекта. Не через голову же снимать.

– А я и не собираюсь снимать, – насупилась Василиса. – У нас вообще самоотвод.

– Не понял! – воскликнул Руслан. – Как это, самоотвод! Пренебречь доверием. Отказаться от наград! Я, пожалуй, повременю с Черномором. Давайте поговорим.

– Нам, прошу прощения, некогда. Церемония инструктажа начнется скоро, а за вами, как мне кажется, уже образовалась очередь. Создание очереди в наше время – непростительное антиобщественное деяние, – кот Василий выговорил это не торопясь, вкладывая значение в каждое слово, и указал лапой на людей за Русланом и Людмилой. Они явно ожидали возможности тоже поговорить.

Руслан замолчал и задумался, похлопывая ладонью по мешку на поясе.

– Пойдем, дорогой. У нас с ними места рядом. Я потом уговорю, – и Людмила увела продолжавшего задумчиво молчать Руслана.

– Как я их спрова… – Василий не успел договорить, как на место Руслана и Людмилы заступила новая пара – сухощавый среднего роста молодой мужчина – почти юноша, в белоснежной рубашке под черной короткой курткой и в широкополой, тоже черной шляпе на почти рыжих волосах. Неудивительно, что брюки на нем тоже были черные и с атласными лампасами. Такая же атласная лента украшала и шляпу, и спереди на ней был приколот значок в виде серебряного штурвала. Вокруг его загорелой шеи был повязан широкий белый платок, выполняющий роль галстука, а серые глаза на, разумеется, тоже загорелом лице, сверкали задором и отвагой.

Рядом стояла стройная совсем юная девушка с длинными волнистыми волосами почти медного цвета. Чуть раскосые черные глаза сияли счастьем, причиной которого, как позже заметил кот Василий, может быть только полное удовлетворение жизнью, увлекательными путешествиями и непрекращающейся удачей в делах и любви.

– Платье должно быть. Должно быть белое платье, гармония должна быть с рубашкой, – бубнил кот Василий.

Но на девушке не было белого платья. На ней было что-то наверчено и накручено, наподобие сари как на индианке Шакунтале, и это что-то было алого цвета. Через плечо на девушке на золотой цепочке висела небольшая подзорная труба, украшенная бриллиантами.

Пара представилась:

– Капитан Грей. Ассоль.

– А я догадалась! – обрадовалась Василиса, – А мы просто Иван и Василиса. Ваня диспетчер на космодроме, а я учусь.

– Василий. Ученый историк, – Василий встал на задние лапы и облокотился о колено Ивана. – Вы, позвольте спросить, издалека? Из южных краев, судя по загару.

– А кто это у нас говорит! – умиленно воскликнула Ассоль и тут же посмотрела на кота Василия в свою подзорную трубу. – Какой миленький котик!

– Из южных, подтвердил капитан Грей. Мы оттуда и не вылезаем. Оставили лайнер на помощника, а сами сюда. «Сами знаете Кому» не откажешь, хотя бархатный сезон в разгаре. От туристов отбоя нет, чуть не гроздьями на бортах висят. Но Вий лично обратился, сами понимаете, такими знакомствами не пренебрегают. Особенно, на глубине.

– А как ваш корабль называется? – спросил Иван

– Титаник, – ответил Грей.

– Он же утонул! – ахнула Василиса. – Как же туристы не боятся?

– Утонул, – подтвердил Грей.

– Утонул, – подтвердила Ассоль.

– И регулярно тонет, – саркастически добавил кот Василий и дернул Ивана за штанину. – Рекламу читать надо.

– Именно так, – Ассоль сияла счастьем. – Как доходим до точки 41°46՛՛ северной широты и 50°14՛ западной долготы, так сталкиваемся с айсбергом и тонем. И постоянно об этом пишем рекламу: наш тур – это единственный надежный способ проверить себя на прочность в трудной жизненной ситуации. Мужчинам – уступаешь ли место дамам, подаешь ли им руку при сходе с борта, умеешь ли плавать в бурном море, готов ли пожертвовать самым дорогим – собой. А женщинам – способна ли сохранять самообладание и не впадать в истерику, когда холодные соленые воды смыкаются над туфельками, за которые ой сколько заплачено, умеешь ли принять последнюю жертву от близкого мужчины и не размазать при этом тушь на ресницах, способна ли удерживать равновесие и махать платком в качающейся лодке, что тоже не просто… В общем, у всех есть, что проверить. Можете прямо сейчас забронировать каюту класса «командор» – две спальни, холл с панорамным остеклением, ну или хотя бы первого. Вий просил вам персональную скидку предоставить, не пожалеете.

– Теперь понимаете, почему я и сказал, что такими знакомствами и просьбами «Сами знаете Кого» не пренебрегают, – напомнил Грей. – Рекомендую прислушаться.

– Мы все же пренебрежем. Нам проверять нечего, – ответил Иван.

– И вообще, у нас самоотвод! – гордо подтвердила Василиса. – А Ваня за меня Змея Горыныча победил, и каждое утро кофе варит, а платочком махать я и так умею. Только я лучше веслами грести буду… в трудной жизненной ситуации. Меня грести тоже Ваня научил.

– Поэтому детей учите

Самих держать свое весло!

Пусть сами ставят запятые

И точку, если допекло! – пафосно продекламировал кот Василий

– Фи! – сказала Ассоль и посмотрела на Василису в подзорную трубу через объектив, – мелко вижу. Пойдем, капитан Грей! Это не наши люди!

– Советую все же курс-то проверить. Всякое может случиться, – насмешливо проговорил Грей, тремя короткими наклонами головы попрощался с Иваном, Василисой и Василием, и пара ушла.

И тут же, как в игре в ручеек, к еще не переставшим изумляться калейдоскопу знакомств хуторянам походкой профессиональных моделей подошли новые свидетели, удивляющие, прежде всего, своей молодостью. Не соответствовала походка их молодости, чувствовался подвох. Они держались за руки, синхронно поднимали и опускали плечи, покачивали бедрами и расточали вокруг сдержанные отточенные улыбки. Их худые тела были оплетены чем-то вроде ремней из шкур переливающихся, как перламутровые ракушки, венерианских ящеров. Оставленные головы выполняли функцию пряжек. При ходьбе и, особенно, при покачивании бедрами, ремни раздвигались, открывая довольно широкие участки бледной, едва-едва тронутой золотистым загаром, кожи.

Внезапно за ширмой стало тесно – сюда набились режиссеры, звукорежиссеры, их помощники, осветители, гримеры, помощники без особых обязанностей, оформители, даже несколько гвардейцев из охраны «сами знаете кого», а за всеми ними колыхнулись даже перья командированного гвардейца из-за Моря-Окияна, над которыми вился дымок. Свет софитов направили на новую пару, отчего Василисе и Ивану стало нестерпимо жарко, а кот Василий расплылся черно-белой кляксой у них под ногами и дышал тяжело.

– Ах, – выдохнула толпа, и над ней взвились непрерывно сверкающие лупофоты, когда пара остановилась и две тонкие руки протянулись к Ивану и Василисе.

– Ромео, – представился юноша ломающимся голосом.

– Джульетта, – еле слышно прошептала девушка, чуть поправив черные волосы, свободными волнами ниспадающие на плечи и на спину, прежде, чем протянуть руку.

– Воды бы, – озираясь проговорил Иван, не глядя протягивая руку юноше.

Тут же из толпы несколько рук протянули бутылочки с наклейками состязаний. Иван передал парочку Василисе, а сам первым делом открутил крышку и одним глотком влил воду в себя.

– Холодная, с лимончиком, – Иван повеселел и, наконец, пожал руку юноше:

– Иван.

Василиса, сделав первый глоток, не обращая внимания на Джульетту, присела и поднесла ладошку лодочкой к морде Василия:

– Жарко, Васенька. Попей водички.

Василий приподнялся, вылакал воду из ладошки и тоже обрел дар речи и прежнее самообладание. Поэтому снова встал на задние лапы, забрал бутылочку из рук Василисы, и, поклонившись публике, громко сообщил, что и сам умеет держать бутылку в лапах, что незамедлительно и продемонстрировал.

– Ах, – воскликнула Василиса, когда лупофоты перестали ослеплять со всех сторон и позволили увидеть Джульетту и протянутую руку, – вы такая юная! А меня Василисой зовут!

– Я знаю. Нас предупредили, – ответила Джульетта, мгновенно переменившись, как будто упоминание о ее юном облике тут же придало ей уверенности. И, кстати, мне уже не четырнадцать, а целых двадцать один год! Просто я диету соблюдаю и тренировки не пропускаю.

– Мадам, мне всего тридцать восемь, а вам уже двадцать один27, – меланхолично пропел Василий, перемежая слова бульканьем из бутылочки.

– А вам, следовательно, – обратилась Василиса к Ромео, – двадцать три! Я знаю, мы проходили! Вы на два года старше должны быть.

– Правильно, – согласился Ромео, оглядывая Василису с ног до головы взглядом, от которого Василиса несколько смутилась. – Я ожидал, что вы будете не такая тонкая в талии, исходя из ваших … э-э…корней.

– И с румянцем надо что-то делать, – добавила Джульетта. – А молния у вас на спине – и такая короткая? Сейчас модно сбоку делать – от подмышки до самого низа. Щелчок пальцами, и все само спадает. Автоматика!

– Какая есть! – сердито отрезала Василиса. – И молния мне не к чему. У нас самоотвод, ничего спадать не будет!

– О чем она говорит, – Джульетта повернула голову к Ромео. – Что такое самоотвод? Куда они сами себя отводят? Нам туда не надо? Вдруг что-то интересное пропустим?

– Вам туда не надо, – ответил Иван. – Приятно было познакомиться. До свидания, уступите место следующим.

– Как?! Уже? А съемка? А интервью? – Джульетта растерянно крутила головой. Нам сказали ждать съемочную группу из Столицы. Вы же понимаете, это мгновенная слава! Крупным планом на всех теле- и лупоэкранах Земли и в новостях членов ООГЦ!

– А нам ничего не сказали, – развеселилась Василиса. – Нам и без этого славно. Пойдем, Ванечка, куда-нибудь в тенечек.

Они развернулись и пошли искать тенечек, но тут впереди них забежала новая пара, и пришлось остановиться.

– Ого! Коллега! – обрадовался кот Василий, заметив в руке молодого мужчины перо. – Вы в каких сферах подвизаетесь? Я, например, историк. И как хобби – лекции туристам почитываю. Знаете ли, даже в XXV веке просвещения не хватает. Вот, например, предыдущая пара родом из Вероны, так девушка даже не представляет, что ее оригинал несколько… курпулентнее, так что со спортзалом и диетой нужно быть поскромнее. Впрочем, она, может, и не причем, и на родине не была, памятник себе не видела, а вот инженерам-реконструкторам следовало бы матчасть изучать!

Мужчина, одетый в какие-то длинные зеленые одеяния, простер руку с сорванным с головы красным колпаком и, повернувшись к Василисе, со взглядом, исполненным обожания, но направленным, впрочем, куда-то мимо ее плеча в одному ему ве́домые да́ли, хорошо поставленным голосом продекламировал:

– В своих очах Любовь она хранит,

Блаженно все, на что она взирает;

Идет она – к ней всякий поспешает;

Приветит ли – в нем сердце задрожит.

Так, смутен весь, он долу лик склонит

И о своей греховности вздыхает…

– Что это за самодеятельность? Кто тут грешник и кто вздыхает? И о ком это вообще? – Иван угрожающе сдвинул брови и придвинулся к мужчине почти вплотную, но, заглянув его полузакрытые в экстазе глаза и не увидев намерения отвечать, отошел на шаг назад и пожал плечами, а мужчина продолжил декламировать, хотя и значительно тише:

– Надмение и гнев пред нею тает.

О, донны, кто ее не восхвалит?

Всю сладостность и все смиренье дум

Познает тот, кто слышит ее слово.

Блажен, кому с ней встреча суждена.

Того ж, как улыбается она,

Не молвит речь и не упомнит ум:

Так это чудо благостно и ново.

– Не беспокойтесь, это не о вашей даме. Это он обо мне, – сказала спутница мужчины, разглядывая маникюр на своих пальчиках. Потом поправила атласное белое платье с изысканной вышивкой и посмотрела на Ивана и Василису ясным взглядом женщины, давно привыкшей к обожанию и поклонению. Настолько давно, что теперь предпочла бы что-нибудь попроще, может быть, что-нибудь, не связывающее обязательствами, особенно формальными.

– А вы кто? – хмуро спросил Иван, – тоже свидетель, тоже молниями интересоваться будете?

– Конечно, свидетель, как и вы. А молния у меня сбоку, начинается вот здесь – подмышкой. Можете потрогать, только не щекочите. Щелчок пальцами, и все само спадает. Автоматика! Ни разу еще не подводила.

– Данте и Беатриче, – утомленно сообщил Василий и вытер морду о колено Ивана. – У тебя вода еще осталась? А то в сухомятку плоды эпохи Возрождения трудно усвоить. Жаль, Прохору сюда нельзя. Он бы тут озолотился, заливая этот чувственный пожар.

– Ой! – Василиса округлила глаза. – Я про вас читала. Вы наконец-то встретились.

– Да, встретились, причем нежданно-негаданно и совсем недавно. В одной постели, а вокруг разные люди в белых халатах. Радуются, поздравляют друг друга, говорят, что с первого раза так удачно получилось.

– И что, правда, удачно? Он же мечту о вас через всю жизнь пронес!

– И что с того. Мало ли поэтов на свете. В наш замок постоянно заходили: то театр бродячий, то менестрель какой-нибудь. Впрочем, этот – самый активный и, кажется, самый искренний. И уверяет, что не за деньги.

При слове «деньги» Данте перестал шептать стихи и встрепенулся:

– Кстати, у меня есть интересное предложение!

– Вряд ли нам будет интересно, – вежливо ответила Василиса. – Мы уже всем говорили, что у нас самоотвод.

– Чепуха! – заявила Беатриче. – Не прокатит. Я вот тоже домой попросилась, в смысле, чтобы и за́мки вернули, и состояние с процентами за столько лет. Обещали, все сделают и выполнят, но только после.

– У нас нет за́мков. И состояние теперь, в двадцать пятом веке, не очень-то нужно. Так, для самоутверждения некоторые собирают, с комплексами борются.

– Что-нибудь ценное наверняка найдется, – скучая, как будто говорит о погоде со случайной попутчицей без за́мков и состояния, ответила Беатриче. – А, кстати, если не состояние, то что ценится у вас, в двадцать пятом веке?

Василиса задумалась, но кот Василий всегда был готов прийти на помощь. Он пригладил усы и ответил назидательным тоном:

– В некоторых кругах считается, что теперь на первом месте по значимости находятся высшие интеллектуальные ценности, личные достижения, базирующиеся на социальном капитале. А социальный капитал это, говоря коротко, знакомства, деловые отношения и узы дружбы. Впрочем, круги, как вы, кстати, сами знаете, бывают разные.

– А нам лишних связей не нужно, – вставил Иван. – Нам и на Хуторе хорошо. Особенно, когда из Столицы никто не приезжает и праздников среди рабочей недели не устраивает. Я, например, сегодня в вечернюю смену выйти должен, а перед этим выспаться, а не веселиться и предложения всякие выслушивать.

– А у меня предложение не к вам, – сказал Данте, даже не взглянув на Ивана, а присел и протянул руку коту Василию. – Привет, брат мой меньший! Слушай, что скажу.

– Могу выслушать, только желательно покороче, не стихами, а прозой и по пунктам. Заранее сообщаю о своем скептическом отношении к любым предложениям и называю свой интерес сугубо научным.

– Могу и прозой, – глаза Данте загорелись лихорадочным блеском. – Тема такая: мое собрание сочинений с твоими, брат мой меньший, комментариями. Объем комментариев не ограничен. Желательно подробный экскурс в историю, разбор общественных отношений, допускается углубление в психологию. В общем – полный разгул. И гонорар баснословный. Отдельно мне за сочинения, отдельно тебе, брат мой меньший, за комментарии. Ты же, вроде как по этой части мастер туман напускать. Что важно – выплата гонорара сразу после согласия. Единственная просьба, для укрепления, как ты так умно, брат мой меньший, высказался – социального капитала, на товарищей твоих повлиять. По секрету скажу, очень им там, в высших сферах твои товарищи нужны. Помоги, брат мой меньший, и тут же – гонорар в лапы.

– Скучно излагаете, – надменно ответил Василий. – И вообще, что это вы мне все «брат мой меньший» да «брат меньший»? Это, позвольте заметить, чистой воды плагиат28. И предложение ваше по вашим же словам в вашей же «Божественной комедии», приводит, если не ошибаюсь, в восьмой круг. Что-то мне, как ученому, подсказывает, что поторопились реконструкторы вызволять вас из сонных анналов истории. И вполне вероятно, что сразу после состязаний и определения победителей они постараются исправить свою ошибку. Так-то вот, уважаемый бессмертный до недавнего времени Данте. Иногда бессмертие не стоит менять даже на жизнь.

– Так что передать? Неужели отказываешься, брат мой ме..?

– Решительно и бесповоротно, – ответил Василий, и добавил с усмешкой:

– Не стоило ради такой примитивной прозы приседать перед котом, даже ученым.

Петух под куполом шатра прокукарекал первый раз, и публика потянулась к креслам. Иван и Василиса остались на месте, но тут к ним подошла улыбающаяся Шакунтала.

– Не забудьте, у вас места в первом ряду, они подписаны. Ваш претендент уже готовится.

– Так у нас же самоотвод, – одновременно сказали Иван и Василиса. Иван – зло, Василиса – недоуменно.

– Да-да, конечно. Все зарегистрировано. Но нельзя же допустить, чтобы претендента никто не представил. А вопрос с заменой еще не решен… к сожалению, – Шакунтала была само обаяние, весьма опасная, как позже отметил в своих неоконченных мемуарах кот Василий, смесь сочувствия и осознания долга.

– Тем более, – добавила она, – к вам, похоже, спешат ваши земляки. Поговорите с ними, но помните, уже был первый ку-ка-рек. Жар-Птица обижается, когда гости опаздывают.

Земляками, как и следовало ожидать, оказались Иван и Забава. Несмотря на неудачную парковку к елям, были они жизнерадостны и оживленно болтали друг с другом, удивляясь убранству шатра, столам с яствами и напитками, слепящим софитам, бодрой музыке и потным музыкантам. Каждый нес в одной руке тарелку с горой разнообразной еды, а в другой умудрялся удерживать за тонкую ножку бокал и вилку.