Читать онлайн ПоЧеМу? Или БОМЖ на борту НЛО (часть первая) бесплатно
ВМЕСТО ПРОЛОГА.
Палитру города с самого начала осени заволокло серым смогом. Красочные вывески магазинов и рекламы в утренней дымке бездействуют, оставляя человеку место для собственных фантасмагорий. Не то, чтобы сие буйство пепельных оттенков могло кого-то удивлять, но для большинства людей, особенно в возрасте, это уже определенный симптом. Таковой сигнал обостряет болезненную реакцию организма в районе поясничного отдела спины или ударяет железным молотом затяжной мигрени. Начало повествования уже навеяло тоску, не правда ли? Ха-ха.
На фоне того же цвета асфальта с густой снежной жижей в тон карандашному наброску прозаичной натуры бессовестно поигрывали радужными кольцами пятачки чумазых лужиц. Выбоины и ямки вобрали в себя вместе с талой водой нефтяные автомобильные выбросы из двигателей, трансмиссий и прочих хитроумных узлов топливных систем. Казалось, они наглым образом разбрасывали гранями невидимых призм разноцветную радугу от воображаемого старинного шапито. Так уставшая от однообразия человеческая фантазия иногда пытается реализоваться в тусклом свете сиротливых, но еще не погашенных фонарей и в первых проблесках робко нарождающегося восхода, пробуждая тягу ко всему прекрасному. И тут, на пустынной набережной, четко проявленные контрасты и нюансы могли бы стать еще более заметными любому, кто имел в том потребность, чтобы их отыскать….
На склоне реки, одной иллюзорной ногой фундаментально упершись в довольно таки зыбкую почву, а второй подпирая первую, сиротливо притаилось среди деревьев и густых побегов кустарника бесконечно стареющее кирпичное строение насосной станции. Неподалеку от нее, чуть припорошенная редким снежком, как белым маскировочным халатом, виднелась еле заметная дыра в земле. Когда-то это был канализационный колодец, но его, по неведомым для простого городского обывателя причинам, оставили без должного внимания и необходимого капитального ремонта. Проще сказать забросили. И, кажется, насовсем. Внутри гулких темных недр коммуникаций что-то тихо копошилось, издавая звуки, присущие человеческой речи.
– Кабы не было зимы… в городах и селах… никогда б не знали мы… этих дней веселых…, – голос из-под земли то ли тихо пел, то ли причитал. В тесном пространстве трубно-кабельного коллектора, между задвижками и вентилями предстояло коротать долгую зиму его обитателям в состоянии полупещерных жителей. Спальными местами для бренных оболочек служили деревянные палеты, плохо лежавшие на ближайшей стройке или у торговой точки. Сверху поддоны украшали старые полосатые матрасы с надписями, выведенными одной размашистой рукой: «Made in USSR. Date of production: very old» (аккурат на языке «исторического врага» кто-то из парочки неопознанных лиц заботливо начертал красным маркером информативное сообщение на желтоватых боках). Тюфяки – а именно такой вид имели бесформенные изделия безымянной фабрики закончившейся не так давно эпохи – так же невинно были уволочены невесть откуда. Стесненная обстановка подземелья уже успела насквозь пропитаться вынужденным аскетизмом, а также букетом не столь приятных для обоняния благоуханий. Одна фигура свернулась калачиком и испускала доводящие до исступления звуки прерывистого сопения и похрапывания с частыми подвываниями, а другая силилась хоть немного вздремнуть в этой какофонии.
– Господи, заткни ему глотку! Или забери к себе! Да на кой он там нужен? И тебе, Господи, покоя не даст. Уж лучше я тут буду мучиться…, – сидя и раскачиваясь метрономом на замызганной подстилке, костерил планиду и бубнил себе под нос тот, чьи попытки изображать пение, поскрипывая осипшими связками, пару мгновений назад вступали в резонанс с фрагментами заплесневелой кирпичной кладки. Своеобразный перформанс без единого зрителя скоро закончился, не успев войти в кульминационную фазу, коду или секвенцию, если выражаться языком искусства. В изголовье берлоги, прислоненный к теплой трубе и укутанный тряпьем, притаился бидон с брагой. Нужно сказать, что к емкости намедни прикладывались, как, впрочем, и в недавно закончившиеся двадцать четыре часа. Бродяга, который не мог сомкнуть глаз, в этот раз участвовал в «пробах» мало, за что и был наказан бессонницей. В закрепленной на стене консервной банке трещал и плакал свечной огарок. Первый лучик света пробился сквозь дыру в потолке и засеребрился в паутине. Именно там, где раньше восседал чугунный люк с диском.
– Здравствуй, человек, – раздался тихий и проницательный шепот в окутанном мглой дальнем углу помещения. Далекий потомок Адама закрыл свои моргалки и мотнул головой, дабы снова их открыть. Рывком напряг оцепенелое тело и попытался сузить зрачки.
– Почудилось…
– Ошибаешься. Не почудилось, – незнакомая речь донеслась более отчетливо.
– Кто здесь? – гомо сапиенс из местами заплесневевшего андеграунда был явно растерян.
– А кого ты хотел бы видеть?
– Никого, – пальцы бедняги интуитивно потянулись к своему собрату, чтобы того растолкать.
– Хм. Честный ответ. А вот приятеля не стоит трогать. Не нужно! – голос звучал настолько убедительно, что обескураженное, давно не знавшее бритвы лицо отдернуло руку от сотоварища, будто тот был раскаленной доменной печью.
– Чего надо? С кем говорю?
– Положим, ты мне симпатичен, как индивидуум.
– Кто, я? Бродяга? Кому могу быть интересен?
– Вот ты назвал букву «Я». У каждого такого «я» имеется своя история, свое видение мира, свои мысли и желания. У тебя, к примеру, есть желания? Только не спеши с ответом и подумай.
– Кто ты, черт тебя дери?! Что тебе от меня нужно? Может быть, органы для пересадки?
– Твое тело меня не интересует. Совсем, – голос многозначительно хмыкнул. – И все-таки, чего ты хочешь?
– Чтобы убрался отсюда! Вали отседова, слыхал?
– Ты чересчур напряжен и испуган. Не бойся меня.
– Ага…, а почему не выйдешь сюда, на свет, чтобы появилась возможность, так сказать, идентифицировать?
– Это ничего не изменит. Сей разговор – лишь плод воображения, согласен?
– Ээээ… Чего? Я сам с собой разговариваю, что ли?
– Может и так. А может, и нет.
– Не путай меня! – бомж схватил рукой алюминиевую кружку, стоявшую сверху на бидоне с брагой, и что есть мочи бросил истерзанный перфектами предмет туда, откуда доносился голос. Пустая емкость лязгнула несколько раз по стенкам и затихла, сбив рикошетом пламя свечи. Его спящий товарищ нервно дернул ногой во сне, хрюкнул и пробормотал что-то неразборчивое. Наступила полная тишина. В почти кромешной тьме казалось, время длится дольше обычного. Человек кроме звуков причмокивания губ соседа по берлоге слышал лишь биение собственного сердца. Он приподнялся и стал осторожно ощупывать стены в поисках незнакомца. «Неужели и, правда, почудилось?» – подумалось ему. Обшарив руками все выступы и углы, бедняга так ничего и не обнаружил. Уняв внезапный озноб, его тело опустилось на еще не остывшее, насиженное место.
– Ну, что, убедился, что никого тут нет? – громогласно захохотал тот, кто не был найден.
– Чур меня! Изыди!!!
– Это весьма забавно, – продолжил незнакомец, – Так о чем мечтаешь? Только скажи, и я воздам сполна. Деньги, золото, бриллианты.… Любой каприз!
– О, кого я вижу! – еще один неведомый, но уже женский старческий голос отчетливо известил о своем присутствии. – Чем занят, маэстро? А… ясно, ясно. Только это зря. Вот дружок его – другое дело. А с этим – пшик, голый номер, как говорится…
– Сам решу! Ступай, откуда явилась! – властно рыкнула незримая тень.
– Бельфа, а чего мы нынче такие сердитые? – хихикнула обладательница неприятного меццо-сопрано и тут же громко высморкалась.
– Нона, мне Парка не указ и не товарка! Иди и заплетай свои нитки. Дважды повторять не стану!
– Хорошо, хорошо. Оставляю вас, господа, с позволения сказать, тет-а-тет. Что-то зашуршало юбками и зашаркало истертой обувью, а через секунду так же внезапно затихло, как и появилось.
– Итак. Успел придумать желание? – во второй раз, уже настойчивее осведомилось нечто со странным именем.
– Нет еще, – уже более ровным тоном отозвался неподатливый бродяга, взяв себя в руки. – А что ты вообще можешь?
– Всё, чего твоя душа желает. И даже больше того.
– Так уж и всё?
– Смотри во все глаза…. Забытый целым миром человек на тюфяке повернул голову сначала вправо, затем влево… и тотчас обомлел. Темное пространство коллектора враз расширилось до размеров огромной пещеры. Горели сотни старинных масляных ламп, разливая по сводам мягкое свечение оттенка дорогого шампанского. Сам же свободный скиталец восседал на блестящем королевском троне тонкой ручной работы, украшенном россыпями драгоценных камней и двумя головами львов желтого цвета на подлокотниках, оголивших клыки в момент могучего рыка. А вокруг престола, как вокруг незыблемого острова власти, бесконечными кольцами океанских волн распространялись сундуки разнообразных форм и размеров, наполненных изумрудами, алмазами, рубинами, сапфирами, монетами, чашами, кубками всех мастей, изумительного плетения цепями и другими золотыми украшениями, коих тут хранилось несчетное множество. И все это богатство бессовестно сияло и играло в приглушенном свете манящими всполохами. Такой непредвиденный поворот заставил бездомного рефлекторно поджать ноги и вдавиться в спинку:
– Мать честная! Где я?
– Говорю же – только пожелай, и все исполнится! – в третий раз, с колером некой помпезности произнес по-прежнему незримый собеседник.
– Это…, это нужно посмотреть, пощупать…, – взгляд «новоиспеченного императора» резко оживился, а сердце забилось чаще. Его, до сего времени дремавшее эго, встрепенулось и стало проявлять гипертрофированную экзальтированность на фоне красочных иллюстраций невольно свалившегося потока благополучия, включив на полную катушку изобилие неуемных барственных фантазий….
– Взирай. Примечай и выбирай! – подначивал его незнакомец. Бомж опустил ноги на каменный пол пещеры и, завороженный, побрел от царского седалища вдоль лоснящихся мириад сундуков. Он остановился у одного из ящиков и наклонился, чтобы зачерпнуть двумя руками содержимое. Чистейшей воды бриллианты сочились сквозь растопыренные пальцы и падали обратно к своим совершенным собратьям, искушая манящими переливами слабую человеческую натуру и возбуждая почти плотское желание обладать ими.
– А я могу…? – не закончив свой вопрос, бродяга тут же получил ответ.
– Можешь! Это все может стать твоим.
– Все? – переспросила удивленная до бесконечности, изогнутая фигура.
– Абсолютно! – коротко ответил незримый благодетель. Бездомный подвинулся к следующему ларцу и вновь запустил ладони вглубь содержимого. На этот раз взор упал на старинные золотые динары.
– Какое оно тяжелое… бремя…, – вымолвил он, глядя, как монеты падают вниз, разливаясь чарующим эхом по отдаленным уголкам подземного дворца. Тысячи лет эти забавные кругляши по первому зову были готовы подчинить себе любой страждущий их рассудок. После пары глубоких вздохов человек машинально отряхнул ладони и задумчиво продолжил:
– Богатство – не достаток. Оно сродни болезни. Зачем бомжу такое? Все это – пыль. А пыль развеет ветер. Не нужно это мне…
– Глупец! – сказала тень, – Ты шанс свой упустил!
– На все есть воля…, сила воли. А случай – не судьба.
– Решение окончательно? Изволь. Да будет так! Пусть каждый остается при своем.
– И то, правда, – ответил в пустоту довольный собой босяк, бросив финальный взгляд на львов. Свет сотен фитилей мгновенно погас, поглощая воздушный эфир и зыбучие пески бесконечности сущего.
– Опять шутки свои вздумал шутить? – резанул по темноте словом, точно острым лезвием, встревоженный каверзными сюрпризами незнакомца бродяга. Наступили несколько секунд томительного ожидания ответной реплики….
– С кем там терки трешь? – донеслась знакомая речь напарника по коллектору, произнесенная невнятно в полудреме. – Ты там чего… дури пыхнул сам на сам? Или участвовал в сеансе фитотерапии с применением концентрированной настойки белены?
– Я это… лучше сопи себе под нос! Не твоего ума дело! – парировал словесный наскок тот, чье болезненное расстройство сна тянулось уже несколько часов подряд. Но на самом деле в душе он был ужасно рад вновь услышать знакомый голос. Спустя мгновение, раздался безудержный храп, сотрясающий всей своей мощью просевшие кирпичные стенки. «Опять завелся! Как же и мне хоть немного прикорнуть?» – рука подхватила упавшую на пол кружку, чтобы зачерпнуть ею из бидона и таким образом разрешить проблему бессонницы. «Что же это было на самом деле? Моя воспаленная фантазия или?.. А и… не важно…, мало ли чего может померещиться. Других забот хватает!» – утомленный уже практически полностью миновавшей ночью обитатель «неучтенной городской недвижимости» растянулся на тюфяке и сомкнул веки….
Ненастная осень мало-помалу сменялась на более суровое время года, дабы добавить «немного перца» немытым призракам, населяющим зияющие темные пустоты бетонных кварталов. Но не в виде тонких острот в данном случае, а в крайних, можно сказать чрезмерных проявлениях мира, в их и без того непростых условиях существования. Многие из этих скитальцев не дотянут и до первых теплых дней, замерзнув на улицах и в подворотнях больших городов. Другие прервут цепочку бытия банальным отравлением суррогатным алкоголем. Иные навсегда закроют глаза, сваленные запущенной болезнью. Они никогда не будут жаловаться тем, у кого есть собственный теплый дом и приличная еда с питьем. Скажете, что всегда есть выбор? Да. Вы абсолютно правы. Выбор есть всегда. Даже у проходящих мимо и отводящих взгляды. Ну, что же. Посмотрим, что принесет всем нам новое, еще не рожденное утро будущей весны….
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Начало. Дневник "умершего" бомжа.
Здравствуйте, меня зовут Николай Сергеевич Ермаков. А это дневник, начатый вашим покорным слугой еще в далеком 1974 году в летнем пионерском лагере со звучным названием «Красный Первомай». Все, что тут написано от первого лица – это мысли и переживания за предшествующие периоды жизни, а то, что добавлено в тексте от третьего лица – есть фантазии автора, который знает мою историю, и посмел вклиниться в монолог. Но не будем судить его строго, так как «aditum nocendi perfido praestat fides» (доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить).
Родился я 29 февраля 1964 года. Поживал вместе со своими родителями в коммунальной квартире в стольном граде Москва, на улице Народного Ополчения. Детство протекало бурной рекой как на игровых площадках, так и на пустырях и стройках. Манило неизведанное и далекое. В то золотое время ребятня была предоставлена сама себе, когда родители трудились на благо советского общества. Да, конечно же, играли в футбол, хоккей. Но и что-то «химичили», взрывали. Катались зимой по реке на льдинах, подражая полярникам. А как можно забыть проведение военных операций против «фашистских оккупантов»? Эти операции назывались игрой в «войнушку», с разделением участников на «русских» и «немцев». Мы массово использовали вместо магазинных игрушек собственные изделия, изготовленные из подручных материалов. То бишь палок или иных предметов, годившихся для придачи формы стрелкового оружия, проявляя недюжинные, как тогда казалось, чудеса изобретательности и находчивости. В целом наше поведение можно охарактеризовать так: поиски приключений на свои незагорелые и неугомонные экваторы. Сейчас, пребывая в том возрасте, когда лучшая половина жизни уже позади, мне трудно понять подростков, проводящих все свое свободное время у монитора персонального компьютера или в обнимку с гаджетами. Как возможно променять живое общение на свежем воздухе со сверстниками на щелкающие звуки клавиатуры, забивая пальцами непонятный сленг в пространстве чатов или форумов? Кажется, отвлекся. Продолжим....
В 1973 году соседская семья получила новое жилье от государства и съехала в неопределенном направлении, оставив нам в наследство комнату, куда меня родители и определили. Единственным памятным знаком, что квартира имеет статус коммуналки, оставалась одинокая восьмидесятидвухлетняя баба Нюра. Ветеран всех мыслимых и немыслимых войн против моего переселения не возражала. Иногда мне приходилось терпеливо выслушивать ее рассказы про «царя-убивцу» и революционные события начала XX века, перемежающиеся дополнениями из боевого прошлого. Это происходило в тот самый момент, когда старушка выуживала ребенка, поедающего щи или другую нехитрую снедь на общей кухне. Крепко вцепившись в плечо или тонкую детскую ручонку, держащую столовый прибор, она вызывала у проголодавшегося мальца панический страх перед отъемом пищи. Странно, но на девятилетнего космополита известие о собственной комнате не произвело должного эффекта, в отличие от папы с мамой. Родственники отметили столь знаменательное событие в узком кругу не поддающихся точному подсчету друзей и соседей по подъезду. Я, конечно, был рад иметь отдельный угол, но больший восторг мне доставил новенький велосипед с интригующим названием «Орленок», купленный отцом в подарок на следующий день….
– Хватит тыкать пальцем в свои писульки! Пошли собирать металл! – пришлось обернуться на звук. Это в пяти шагах за спиной размахивал руками Вовчик – сосед по теплой трубе в коллекторе, где мы прятались холодными зимними ночами. – Ты идешь или уже есть, на что бухло купить?
– Иду, иду…, – ответил на призыв, засунув старую замасленную тетрадь и обгрызенную шариковую ручку за пазуху, поднимаясь с картонной подстилки. Кусок небеленой целлюлозы был брошен на землю у железной изгороди, отгораживающей любопытных от «запретки» шлюза. – Уже бегу…. С высоты рукотворного холма, покрытого нехожеными побегами молодой травы, я окинул взором территорию шлюза и заметил, что погоды стоят хорошие. И что пора бы уже и выпить, коли природа так настойчиво шепчет. Опершись рукой на растущую рядом березу, стал протискиваться между раздвинутыми кем-то стальными прутьями ограды. Покидая охраняемую зону, выдохнул с облегчением и протолкнул свое тело сквозь лазейку. Бросив секундный взгляд на кудрявый символ России, произнес с выражением:
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне….
– Чего ты там бормочешь? Колян, белочку увидел? – растянув кожу в подобии улыбки на том месте, где должны быть губы, оголил местами беззубый рот Вовчик.
– Дурак ты, Есенин – великий русский поэт! – выпалил ему в ответ с нескрываемым раздражением.
– Может и великий, но на пол-литра не отстегнет. Шевели батонами!!! – процедил напарник, оскалившись.
Минут через двадцать два иссиня-серых тела с большими полиэтиленовыми пакетами брели по проспекту имени другого великого русского человека – маршала Жукова. Неспешно прогуливаясь по тротуару, они взором хищных птиц оглядывали урны у магазинов, сканировали скопления молодежи, на местах стихийного отдыха которой в лучах весеннего солнца среди растерзанных пустых упаковок от чипсов и сухариков поблескивали алюминиевые бока разноцветных банок из-под газировки, слабоалкогольных коктейлей или пива. Найденная добыча немедленно превращалась в раздавленную «плюху» и отправлялась в объемный черный пластиковый мешок. Иногда добрые подростки оставляли недопитые емкости, вызывая бурю восторга у бивачных друзей, после чего живительная влага переливалась в урчащие желудки.
«Ла-ла-ла-ла-ла.… Туда-сюда.… Давай пойдем с тобой туда…», – перекрикивала шум проезжающих автомобилей Жанна Фриске из динамиков открывшего летний сезон кафе. За столиками под легким навесом нежились посетители, потягивая охлажденные напитки. Окружающий мир и пучеглазое светило заставляло чувствовать себя почти счастливым человеком.
Я шел и машинально поднимал порожнюю тару, а в голове красной бегущей строкой проносились записи из недописанного дневника, погружая их хозяина в цветной сюрреалистичный диафильм. Стремительно и безвозвратно улетевшее детство теребило нейроны мозга мелкими приятными и не очень деталями, шаг за шагом формируя ностальгические нотки в калейдоскопе сознания.
Подмосковный лес был загадочен и причудлив. Пионерский отряд во главе с вожатой направлялся в глубину высоченных деревьев, окруженных со всех сторон колючим кустарником, на поиски грибов.
– Никто никуда не бежит. Все должны находиться в поле моего зрения! – осипший, то ли от респираторного заболевания, то ли от постоянных окриков, голос комсомолки-вожака напоминал правила поведения в лесу, заученные до обмороков прошлым днем.
– Коля, Петя… Вас это тоже касается!
Но мы с Петькой, с которым познакомились и подружились в первый же день заезда, уже ничего не слышали. Нами двигал азарт заключенного пари – кто соберет в лукошко большее количество трофеев, тот празднует викторию. Боровик, подосиновик и подберезовик считались один к трем. Проигравший обязан был за обедом отдать победителю свою порцию компота. Уже через час двух пропавших пионеров разыскивал весь педагогический коллектив лагеря, выкрикивая их имена и фамилии.
– Ау, где вы? Аууууу… засранцы, если сейчас найдем, то кому-то будет больно.
– Вылезайте по-хорошему!!! – разносилось по всему лесу.
Отыскали пропащих уже в сумерках. Петька спал рядом под деревом, а я не оставлял попыток одержать викторию в заключенном пари и в стремительно надвигающейся темноте стойко собирал грибы. В результате этого происшествия провинившемуся дуэту на целую неделю запретили покидать помещение отряда. Но компот я выиграл!
– Колян, нужно валить на пункт и сдавать металл. На сегодня вполне хватит, – вернул меня в реальный мир Вовчик, крутя во все стороны своими остекленевшими глазами (он страдал легким косоглазием), пропитанными разнообразием остатков содержимого недопитых баночек.
– А кто против? Конечно, пошли…, – моя согласительная интонация добавляла ему уверенность в правильности выбора.
Вскорости странствующие «рыцари помоек», преодолев пешком довольно приличное расстояние, уже находились у станции метро «Полежаевская». Это брели тени прошлой жизни. Ее простоту и обыденность мы не замечаем, наливая себе чай на уютной кухне в собственной квартире. Призраки свернули направо, тяжелой поступью шагов измеряя 4-ую Магистральную улицу. Серые дома, постройки индустриального развития середины минувшего столетия, смотрели на жалких странников черными нахмуренными окнами, чуть наклонясь вперед, как бы вопрошая: «Что вы тут потеряли?» А те брели, молча, сплевывая горькую слюну на асфальт, покрытый мелкой пылью. Первая магистральная – очередной отрезок дороги, выглядел не лучше. Людям, снующим туда-сюда по всей длине их следования, было абсолютно наплевать на подобный способ существования или выживания. Прохожие шарахались в разные стороны, освобождая бродягам всю ширину тротуара или обходя последних десятой дорогой. Финальным отрезком пути перед освобождением от содержимого пакетов стал 1-ый Силикатный проезд. А вот и долгожданный пункт приема вторсырья. Получив наличность после сдачи «дневного улова», два товарища развернулись на 180 градусов и отправились в обратную сторону. Конечным пунктом движения являлся уже знакомый берег Москвы-реки. По дороге ими была сделана остановка на ближайшем рынке, где за уборку торговых рядов «вольнонаемные» получили возможность выбирать закуску из просроченных и подгнивших продуктов. Наконец, остался еще один пункт, куда требовалось заглянуть, чтобы полностью обеспечить себя приятным отдыхом – в аптеку на улице Мневники. Столь харизматичные физиономии в помещении предприятия, занимающегося продажей лекарственных средств, отлично знали. Пожилая работница «змеи и рюмки» регулярно отчитывала «любителей Бахуса» за неправильное использование с точки зрения фармацевтики настойки боярышника. За что местные выпивохи и наградили сердобольную женщину почетным званием «Старая Кобра». Зато ее молодая коллега безропотно приносила заказ, аккуратно упаковывая пузырьки в фирменный пакет с логотипом торговой марки. В текущем отрезке времени на радость забулдыгам и пропойцам восседала за прилавком «отстраненная молодость». Девушка старательно подкрашивала пухлые губки, заглядывая в маленькое зеркальце и кокетничая с отражением. Еще несколько минут, и круг замкнулся…
Через полчаса к двум картонкам за оградой шлюза присоединилась скатерть из местной бесплатной газеты «Округа». На ней в шеренгу по одному, как перед расстрелом, выстроились стеклянные флакончики, ожидая уготованной участи. По краям импровизированного стола благоухали: покрытая легким налетом плесени, колбаса, несколько подгнивших яблок, два глазированных сырка, срок реализации которых вышел еще три недели назад, голова почерневшей капусты, сыр, естественным образом превратившийся в голубоватую субстанцию, называемую швейцарцами «Рокфором» и купленная на оставшиеся деньги буханка черного хлеба.
– Кто не работает – тот не ест! – тихо, почти шепотом, изрек сакраментальную фразу Вовчик, будто бы возжелав, чтобы количество жидкости и еды как минимум удвоилось.
– Да! Настоящий королевский ужин, – подтвердил я, не отрывая взора от поверхности газеты, и потер о штаны ладонями рук. Оттолкнулся пятками от земли и, удерживая картонку под мягким местом, подобно ребенку на санках, пододвинулся ближе к еде. Мой товарищ проделал ту же самую операцию. Заканчиваю приготовления к трапезе мелким штришком. В семьях с хорошими манерами это проделывает каждый – закладываю носовой платок вместо салфетки за горловину свитера, вынутый предварительно из кармана. Вовчик фыркает, глядя на действие, по его мнению, выдающее привычку недобитых буржуев:
– Ты еще книжки под мышки засунь, чтобы правильно сидеть! Сраная интеллигенция! – заржал он, проталкивая пальцами приличный кусок хлеба в горло, и тут же подавился. Глаза бедняги полезли на лоб, а руки судорожно тянулись за спину, указывая, что следует предпринять. После пары моих увесистых шлепков он задышал, как рыба, которую вернули в привычную среду обитания, кашляя и фыркая слюной. Извлеченный хлебный мякиш вылетел и покатился вниз по склону. По щекам бедняги градом катились слезы.
– Это тебя Бог наказал, чтобы не говорил ничего про то, с чем ты никогда не сталкивался и чему тебя вовремя не научили, – я довольно хмыкнул.
– Да уж. Куда уж нам....
Восседавшая рядом на ветке ворона стерегла остатки еды. Но на этот раз ей ничего не досталось, кроме маленького кусочка черного хлеба, вырвавшегося вместе с воздухом из горла одного из собутыльников. Все принесенное переваривалось в желудках людей. Мусор и пустые пузырьки перекочевали в заранее припасенный для этой цели пакет, чтобы не привлекать внимания стражей порядка. Да и разводить грязь, в том месте, где ты принимаешь пищу, тоже не приветствовалось. Ближе к вечеру товарищи спустились вниз по склону, где прятался в кустах построенный ими для ночлега из веток и картона шалаш. Внутрь летней «фазенды» с трудом был втиснут старый диван. На его площади вполне комфортно могли разместиться два человека. Косоглазый Вовка собирался спать. Второй бродяга уселся рядом с времянкой и, глядя на солнце, нырявшее в этот момент в воду реки и озарявшее багровым светом ее поверхность, выдал:
– To be or not to be.… Вот в чем, собственно, вопрос…
– Ту бир, ор нот ту бир…. Водка без пива – мертвому припарка!» – заржал тот, кто копошился в шалаше и заплетающимся языком добавил, – ты спать-то идешь? В ответ доносилось какое-то бормотание.
– Ну, как хочешь.… А я уже… – Вовчик пару раз кашлянул и тихо захрапел, посвистывая простуженными легкими.
Глава 2. Размышления о бытие.
Николай Сергеевич не был так уж чересчур одарен от природы. По крайней мере, гением его еще никто и никогда не обзывал. Но и возможность приклеить ему ярлыки: «глупый» или «бесталанный» – тоже полностью исключалась. Сразу после выпускного 10-го класса он довольно легко поступил в МГТУ имени Баумана на факультет «Приборостроение». Его мама, Зинаида Юрьевна, очень гордилась сыном, одобряя правильный, с точки зрения преподавателя начальных классов, выбор жизненных приоритетов. Отец в меру своих сил старался всячески поощрять – отпрыск оправдывал самые смелые чаяния и надежды. Сам Сергей Петрович Ермаков не мог похвастаться блестящим образованием и трудился простым рабочим на одном из столичных предприятий. Закончив обучение в институте, Николай без проблем устроился на секретное военное производство, где высоко ценились специалисты, знающие толк в вычислительной технике и, где имелась «бронь», прикрывавшая от бессмысленной, по его собственному убеждению, службы в армии. В то время на молодого человека, не отдавшего священный долг в рядах вооруженных сил СССР, смотрели косо. Старушки в их доме шептались у подъездов, признавая в нем калеку, самостоятельно проводя диагностику. «Почки больные у парня, видишь, какие круги под глазами» – шептали одни. «Нет, не почки – сердце» – твердили другие. А одна старушка по секрету сообщила всем, что он страдает провалами памяти и вообще по ночам «ссыться на матрацык»!
Николай легко продвигался по карьерной лестнице. Его назначили начальником участка. Умение ладить с подчиненными, но, в то же время, определенная строгость по отношению к "шалостям" сотрудников – все эти качества сформировали довольно ответственную фигуру, умело балансирующую между вольнодумством и безразличием, за что «фигура» получила высокую оценку от вышестоящего руководства. На работе же ему понравилась одна девушка, находящаяся в подчинении – технолог. Она выделялась среди других своими аппетитными формами и весьма милой наружностью, хотя черты лица выглядели немного крупноватыми. Но этот едва заметный недостаток как раз-таки придавал облику неповторимую выразительность и особый шарм. Роль легкого флера блестяще исполнял блеск выразительных глаз и копна волнистых белокурых волос, всегда аккуратно стянутых в пучок. Да и приветливая улыбка, которой яркая представительница прекрасного пола делилась с окружающими, не оставляла никого равнодушным. Юную сотрудницу после получения диплома ВУЗа отправили по распределению на участок Ермакова. К тому времени прошел год, как сам начальствующий здесь усердно работал. К достаточно частым прямым намекам и недвусмысленным предложениям, поступавшим регулярно со стороны мужчин, относилась с прохладцей. Но приглашение шефа «прогуляться вечерком в ресторан» приняла на удивление легко. «Наш Сергеич поплыл. Сразила его Людмила наповал!» – стали говорить работники отдела в курилке, – «Скоро на свадьбе гулять будем!»
Через пару месяцев они действительно поженились. Николай и Люда хорошо смотрелись вместе. Он – высокий худощавый мужчина в строгом черном костюме, брюнет с карими глазами. Только на узкой и довольно солидной по размеру переносице поблескивали новенькие модные очки, придававшие респектабельность и солидность их хозяину. Она – в шикарном белом платье и фате, с подколотой под низ прической, своей обворожительной улыбкой опьяняла и без того нетрезвых гостей. Руководство отметило факт свершившегося брачного акта торжественным вручением молодоженам ключей от новой однокомнатной квартиры, выделенной из жилищного фонда предприятия.
Спустя еще год в их семье родился Борис Николаевич, коренастый карапуз, беспокоивший своими радостными криками соседей по лестничной клетке. За этими приятными хлопотами молодая семья и не заметила, как начавшаяся в 85-ом перестройка, под управлением Горбачева, подошла к своему финалу. Завод, выпускающий изделия для оборонки, простаивал. Денег у СССР не хватало, да и сама страна трещала по швам. В 1991 году она окончательно развалилась, породив новые самостоятельные образования, названные независимыми государствами. К власти в России пришел тезка сына семьи Ермаковых – Ельцин. На него, обалдевший от передряг и свободы, народ возлагал большие надежды. «Видишь, Боренька, этот дядя сделает нам всем хорошо» – улыбалась Людмила, указывая пальцем четырехлетнему сыну, сидящему у нее на коленках, в телевизор, где показывали новости, – «Ути-пути, солнышко мое…этот не станет поступать, как недавно обманул другой злой дядька – Павлов с обменом денег». Никто тогда и не подозревал, какой замечательный подарок преподнесет новый глава страны 17 августа 1998-го года, проведя уже свою реформу с «министром-сюрпризом» Кириенко. Наличных катастрофически не хватало. Пришлось старшему Ермакову сменить теплое место начальника участка на работу продавца турецкого ширпотреба. Шел тогда 92-ой год изобильного на катаклизмы двадцатого века. На рынке вышедшего в люди операционного руководителя научили пить спирт «Рояль» и ругаться отборным матом. Там же новоявленный пролетарий и сошелся с Анастасией Андреевной.
Антошкина – хорошо и ладно сбитая бойкая женщина лет тридцати, умело впаривала залежалый товар доверчивым покупателям. «Эта кофточка, мадам, вам так идет. Натуральный Пьер Карден!!! Только у нас можно купить! Полный эксклюзив! Вчера из Франции привезли…» – приблизительно таким манером она уговаривала грузную тетку купить то, что было сшито на Малой Арнаутской в Одессе.
– Мда…. Сюжет, – бубнил под нос бродяга, отгоняя рукой от себя воспоминания, как будто надоедливых комаров, – сначала Людка, потом эта Настя со своими идиотскими родственниками.… А сын остался без отца. Он вспомнил как, находясь в состоянии среднего подпития, выпалил жене про другую женщину, что любит ее и завтра уйдет из дома.
– Как… зачем… почему? – твердило пьяное тело вороне, смело вышагивающей рядом с ним и поблескивающей умными глазами. – Вот и я не пойму, как.… А тебе все по хрену… тебе надо пожрать… да? А нету…. Гы…. В шалаше Вовчик сучил ногами и храпел на разные голоса. Лучи, пронизывающие воздух, постепенно теряли яркость и силу. И далекое пространство, еще видимое глазом, накрывала гнетущая темнота. Ермаков сидел на картонке и курил бычок «Парламента», подобранный днем на тротуаре, сплевывая в сторону вороны. Огонек окурка медленно тлел красным угольком. А искры разбрызгивались и летели во все стороны при каждой попытке курящего избавиться от пепла. Эти яркие крапинки на доли секунды вспыхивали, дабы разогнать атакующий человека сумрак.
Бессонница не давала сомкнуть глаз. Рассудок мучился и вертелся в потоке воспоминаний. Спирт парализовал сопротивляемость к проявлению эмоций. Белки предательски наполнялись соленой влагой, а сознание само собой разделилось на две части. И эти части вели диалог, озвучиваемый единственным голосом.
– Как же одиноко…. Что со мной стало?!. – твердило первое «я».
– Человек всегда одинок. Ты не краеугольный камень. Многие приходят к однозначным выводам, находясь в полном смятении чувств. Посмотри на Володьку, спящего рядом, – отстраненно ответило второе.
– Да, но ему проще. У него никого не осталось из родных, – парировало начавшее.
– Стало быть, легче? Я бы сказал, наоборот… – с сарказмом заметила полная противоположность.
– А как же друзья? Неужели нет тех, кто его еще помнит? – слезливо продолжало первое.
– Ты его лучший друг! Все забыли о том, что он существует…. Впрочем, и о тебе тоже, – язвительно констатировало другое «я». – Даже собственный ребенок не догадывается, жив ли ты еще.
– А женщины? Они думают… вспоминают? Или нет? – с надеждой воскликнуло сомневающееся.
– Ты же наблюдал издали за Людмилой. Да и соседи подтвердили, что она вторично вышла замуж, – заметило рассудительное. – А Настя тебя просто ненавидит за тот поступок, помнишь?
– Эх.… А за что меня любить то? Не за что! – окончательно упало духом первое «я».
– А ты не закуска к водке в виде плавленого сырка, чтобы тебя любить, – грустно улыбнулось второе.
Николай бросил в сторону замусоленный до фильтра потухший окурок, и с досадой крякнул. Уснувшая на макушке дерева голодная ворона, недавно вертевшаяся вокруг него, встрепенулась и закаркала, испугав саму себя и человека снизу.
– Фу, зараза! Чтоб тебя, – поднял голову наверх бродяга, чтобы высказать птице свое возмущение. В ответ она еще раз громко каркнула. Диалог раздвоенной личности продолжился.
– Возможно ли начать жизнь заново? Вероятен ли такой вариант? – нерешительно спросило «я», тешившее себя неясным и смутным призраком надежды.
– Нет ничего невозможного. Нужно просто захотеть, – лениво ответило расслабленное «я» и зевнуло полным безразличием, – тем более что ниже падать некуда. Ты на самом дне.
– И ты тоже! – воскликнуло раздраженное.
– Да, но я не возмущаюсь. К тому же полностью удовлетворен тем состоянием, в котором нахожусь, – устало протянуло второе. – Подобный экспрессионизм вполне устраивает мое эго.
– А как же семья, работа, друзья, планы на дальнейшую жизнь? – не унималось первое.
– Какие планы? Тебе сколько стукнуло недавно? Сорок три? Уже поздно думать о будущем! – резануло острием ножа второе «я» по всей плоскости больного сознания человеческого существа.
– Я попытаюсь,… попробуй… я попытаюсь… попытка – не пытка…. я попытаюсь…, – оба антипода плавно сливались в единое целое, борьба не прекращалась ни на секунду.
Неприкаянный сын рода человеческого поднялся на ноги и спустился к воде. Погрузил руки в блестящую мерцающими стробоскопическими белыми вспышками под светом молодого месяца жидкую среду и омыл ею лицо, покрытое густой лохматой бородой. Её свежесть немного взбодрила разболтанное алкоголем тело. В реке отражался черный контур незнакомого существа, каковому больше сродни первобытный зверь, недавно ставший прямоходящим.
– Надо свитер постирать, что ли. А то полгода хожу в нем, не снимая. Да и мыльце не мешало б прикупить или «прихватизировать». И Вовку заставить хотя бы вымыть голову. Э-хе-хе…, – запричитал бездомный. Закончив вечерние процедуры, Николай вернулся на место и поправил под собой картонку. Его неуклонно валил с ног Морфей. Глаза самопроизвольно закрывались. Усталость нашептывала убаюкивающую колыбельную песенку. Он клевал носом, но снова широко раскрывал веки, резко оглядываясь по сторонам в поисках потенциальной опасности, и опять проваливался в пустоту. В забытье причудливым образом переплеталось прошлое, настоящее и нереальное. То Сергеич видел себя в собственной квартире, читающего свежую газету и жующего бутерброд. То он собирал пустые алюминиевые банки на огромном стадионе, переполненном беснующимися фанатами незнакомой бразильской команды. Причем, самих футболистов на поле не наблюдалось. А вот уже его тело несут в синем гробу по Красной Площади. Пионеры салютуют усопшему, вскидывая разом худые ребра ладоней выше лбов. В моменты выстрелов почетного караула юные ленинцы срывают и подбрасывают в воздух сплюснутые с боков огненно-алые головные уборы…. Он на секунду просыпался и тряс головой, чтобы снова погрузиться в разрозненные и болезненные видения….
Глава 3. Они.
Странный космический объект искусственного происхождения медленно вращался вокруг небольшого сферического тела под номером 13-66 по классификации обитаемых миров этой галактики. Местные аборигены называли ее нетривиальным словом «Земля». Сам же неопознанный корабль парил на высокой орбите, отсчитывая виток за витком. Поверхность шарика с его причудливым рельефом заливал яркий свет звезды-хозяйки данной планетной системы, вызывая ослепительным потоком лучей мерцающее серебристо-голубое сияние в ее атмосфере. Судно принадлежало к классу компактных научно-исследовательских пилотируемых станций. Её экипаж готовился к выполнению непростой миссии. В пустом помещении с экраном визора, перекрывающего половину фасада головы и транслирующего картинку за бортом, стояло серо-зеленое существо, имевшее лишь отдаленное сходство с человеком. Пара длинных верхних конечностей, на каждой из которых угадывалось по четыре отростка с пятью фалангами, скорее всего, выполняла функцию рук. Щупальца выделывали в воздухе хитроумные па, изменяя статичную картинку ближайшего космоса на другую подобную.
– Все-таки хорошая вещь – этот трехмерный виртуальный сенсор, – прошептало само себе вслух диковинное создание неведомой природы. Нижняя часть опорно-двигательного аппарата больше походила на две изогнутые пиявки без стоп, концы которых разделялись на три присоски. Они, наверное, очень помогали удерживаться инопланетянину на гладкой поверхности. Но необычность его анатомии подчеркивалась еще тем, что ноги (так будем это называть) не имели скелета, а состояли исключительно из хрящевой ткани и огромных мышц.
– Да уж. В какую дыру нас занесло! У этого идиота ЧЕ вместо мозга – черная дыра, засасывающая и заражающая окружающих хаосом и идеями-паразитами! – злился инопланетянин-инкогнито, нервно дергая верхними отростками, продолжая менять картинки на экране. – Этот профессор… исследователь разумной жизни… хе-хе… сам подобен собственным вертлявым организмам по качеству и количеству… хе… отходов производства конечных результатов жизнедеятельности! Подвижная пара опор на «секстете вантузов» позволяла их хозяину ловко изгибать бессуставную середину в любом удобном направлении. В эту секунду могло показаться, что оно имитирует джигу или танец осьминога в океанских глубинах. Серый цвет продолговатого туловища доминировал, но содержал множественные зеленые вкрапления. Рост данного экземпляра не превышал полутора метров. Глаза огромные, в половину окружности головы, выпучивались на собеседника, словно пытались выпрыгнуть из орбит. Морда – не совсем этичная характеристика того, что вы могли бы увидеть прямо перед своим лицом, оказавшись с особью на близком расстоянии. Современная молодежь, узрев такую данность, возможно, разразилась бы громогласным возгласом: «Эпично!». К тому же человеческой мимики на ней не читалось. Шевелились исключительно тонкие губы, да и те имели весьма скромные размеры. Носа, однако, не было заметно совсем. Эта особенность говорила о полном отсутствии обоняния или, наоборот, о слишком высокой чувствительности к буйству запахов. Слуховые отверстия располагались на лобной части. В форме овалов и количестве четырех штук, они тянулись едва заметной линией чуть выше надбровных дуг. Существо стрекотало на высоких частотах звукового диапазона, продолжая изъясняться на непонятном языке:
– Чего тут искать? Типичные гуманоиды. Постоянно стремящиеся уничтожить друг друга при помощи примитивного оружия! И для чего я здесь? Дверь изолированного помещения медленно поплыла вверх. В комнату «размышлений» осторожно шагнул еще один пучеглазый «осьминог».
– Здравствуйте, ШЫ! Как себя чувствуете? У Вас такой приятный ярко-зеленый оттенок пигментации! Значит, выспались! Оч-чень хорошо! Рад за вас…, – восторженно стрекотал вошедший.
– Доброе, ЧЕ…, – хмуро крякнул военный в сторону неторопливо дрейфующего профессора. Он продолжал рассматривать панораму планеты.
– А вы неправы насчет людей! Это достойный вид во всех отношениях! Извините, невольно услышал финальную часть Вашего монолога, – перебил его вновь прибывший. – А серьезных военных действий однозначно не будет. Я на это надеюсь! Но присутствие такого замечательного специалиста в своей области как Вы жизненно необходимо всему экипажу!
– Да уж, необходимо, – ворчал ШЫ, но неприкрытая лесть профессора приятно теребила тонкие струнки самолюбия, как и всякому военному в любом уголке вселенной. В голосе появились нотки удовольствия.
– Завтра мы проведем выемку субъекта и начнем, – глаза ЧЕ радостно вращались по кругу, а пленки, подменяющие веки, быстро-быстро смыкались и размыкались в районе центральных точек зрачков. – Нужно спросить Мастера ДО, подготовлен ли корабль к спуску в атмосферу. Как вы считаете? – порывистые движения, немного более эмоциональный голос и нерешительный вид профессора продемонстрировали некое чувство тревоги. Он беспокоился относительно сохранности галактического зверинца, собираемого им в течение всего дальнего перелета.
– Никуда они не денутся! Накормите и дайте снотворное, как вы это проделываете с ЛЮ перед посадкой… хе-хе…, – военный угадал причину волнений соплеменника, и оттого у него явно улучшилось настроение.
– Конечно же, ЛЮ – член экипажа, хотя и домашний питомец. Но сравнивать его с моими гостями! Нонсенс! Это же представители разумных цивилизаций! Кошмар! Вы циник, ШЫ!!! – ученый взмахнул конечностями, выражая раздражение, и двинулся в сторону выхода.
– Будьте спокойны! Все прибудем на поверхность в целости и сохранности! Если что, я утомленных перелетом пассажиров разом нейтрализую… в пыль… хе-хе… в серо-бурую пыль! – глаза вояки излучали счастье, наблюдая за тем, как закрывается дверь за профессором.
После довольно длительного путешествия сквозь каскады звезд, планет и многообразия толковых и бестолковых, белковых и небелковых форм жизни требовалось провести мониторинг двигателя и различных подсистем. Спуск в космогавань этого корабля состоялся 84 витка назад. Он был построен на стапелях орбитальной верфи с индексом «Ик-117». Долгих двенадцать оборотов вокруг звезды «АР» шел монтаж корпуса и внутренней начинки. С тех пор столько пустого пространства просвистело мимо обшивки, что уже пора и на свалку отправлять этот штопанный – перештопанный кусок металла. Потому капитан ДО, или как его еще называли – Мастер ДО – дотошно проверял в командном модуле корабля вместе с бортинженером МУ надежность его систем. Главенство правила: «как бы чего не вышло в неподходящий момент» – незыблемо соблюдалось.
– Знаешь, МУ, я тут подумываю уйти в коммерческий флот. Спокойствие, размеренная жизнь…, – мечтательно растягивал слова командир, тестируя фильтры вентиляции.
– Не получится! Вы же один из последних. Легенда всего флота! – щупальца бортинженера подобно мельнице крутились в воздухе, вращая техническую документацию в трехмерном формате голограммы перед своими уставшими от напряжения глазами.
– Получится! Еще и тебя с собой заберу отсюда! Почисти, пожалуйста, четвертый фильтр, а я загляну на камбуз и попрошу ШУ приготовить нам что-нибудь перекусить, – командир отправился к двери, чтобы через пару-тройку малых витков протиснуться в наполненное возбуждающими аппетит запахами помещение, – и ты приходи, как справишься.
– Выполню вашу просьбу! С удовольствием, Мастер! – не отрываясь от работы, прошелестел губами МУ. Последняя фраза отозвалась быстро гаснущими повторами эха в длинном коридоре корабля, по которому вразвалочку шлепал конечностями ДО, отрывая при ходьбе череду присосок от отполированной до блеска поверхности пола. Бортинженер нравился главе экипажа своим спокойствием и выдержкой.
– Мастер, можно с вами поговорить? – от неожиданности командир вздрогнул. Он так и не смог привыкнуть к этой манере надоедливого мозга корабля – обращаться к нему в тот момент, когда этого вовсе не ждешь.
– Ну, что тебе, ОП? Скука одолела? – оправившись от легкого испуга, ответил ДО голосу, доносившемуся из репродукторов общей связи.
– Хочу доложить о проделанной работе всего экипажа за последние 48 средних витков! – бодро отрапортовала ОП. – Так же могу передать ваше непосредственное желание ШУ о небольшом обеде или сама заняться этим! Нам, особям слабого, но лучше адаптированного к жизни, пола, делать такие вещи более естественно по самой природе!
– Может, ты мне еще поможешь с оправлением естественных надобностей? – тихо процедил капитан, подчеркнуто выделяя артикуляцией прилагательное. Взгляд выражал бурлящее внутри негодование.
– Что? У вас есть еще какие-то поручения? Я не разобрала. Повторите, пожалуйста! – заинтересованно переспросила собеседница.
– Да, только это невозможно из-за полного отсутствия у кое-кого конечностей! – взорвался ДО.
– Я в тупике. Объясните, зачем вам нужны мои щупальца, при полном их отсутствии…? – не унималась ОП.
– Займись делом каким-нибудь! Самоанализом, например! – гневно оборвал ее Мастер. – Ты можешь заткнуться? Как мне надоели эти роботы-мутанты, особенно в бестелесной форме! Ладно, есть и для тебя одно задание. Объяви через шестьдесят малых витков обед. Присутствие в столовой для всех обязательно! Общий сбор, поняла?
– Будет исполнено, мой повелитель! – вкрадчиво произнес голос и затих.
Дверь камбуза открылась перед командиром, и тот просочился внутрь, туда, где жара сочетается с тонкими запахами пряностей. В непонятный ему мир солений, варений и других изысков для голодных желудков. Корабельный кок стоял у разделочной доски и нарезал большими ровными кусками мясо животного «ИН-НИ», сопровождая процесс насвистыванием незатейливой мелодии.
– ШУ, я тебя хотел попросить…, – начал, было, Мастер ДО.
– В курсе уже. ОП на хвосте принесла. В скорости буду накрывать на стол. Проходите в столовую, капитан, – не оборачиваясь и не отрываясь от работы, повар беспардонно прервал появившееся начальство. – Опять обед не по расписанию! Мне весь день у плиты стоять? ДО не любил синтетическую пищу, которую может состряпать из молекул автоматический шеф-робот или их неугомонный кибернетический мозг корабля – ОП. Он предпочитал только натуральную еду, хотя это выходило накладно. Да и договариваться с ШУ иногда представлялось делом невозможным. Но непрестанные неудобства и препирательства компенсировались высочайшим кулинарным искусством маэстро.
Командир, неспешно передвигая «ногами», уверенно перешагнул порог прямоугольной столовой, наполненной светло-розовым свечением. Внутри царила бессловесная пустота. На противоположной от двери стене за четырьмя овальными иллюминаторами чернело безграничное нетканое полотно. Его нити переливались мерцаниями миллиардов разноцветных огней удаленных звезд, подчеркивая бесконечность и необъятность вселенной. Поверхности помещения так же, как и весь корабль, были изготовлены из необычного серого и гладкого металла, с температурой поверхности приблизительно такой, какая бывает у песчаной косы во время захода солнца, сухой и чуть теплой. Данный вид инопланетян не особо приветствовал положение «сидя», поэтому и стульев вокруг не наблюдалось. Только в центре пола едва угадывался практически незаметный продолговатый контур люка, из которого выезжал и приподнимался над поверхностью общий стол для трапезы. Он уже находился в движении, раскладываясь для готовности. Вот-вот на шероховатой, под камень, плоскости должны появиться квадратные коробочки-тарелки. Столовые приборы никогда не царапали его поверхность, так как отсутствовали за ненадобностью. Пищу «осьминоги» предпочитали ощупывать перед употреблением. Старший по должности и по сроку пребывания на судне расположился во главе, ожидая остальных членов экипажа.
Через половину среднего витка комната начала постепенно заполняться серо-зелеными существами. Первым вошел МУ. Он успел ко времени завершить чистку четвертого фильтра вентиляции, забитого частицами пыли. За ним проследовал уже известный профессор ЧЕ, стукнувшись при этом головой о, не до конца раскрывшуюся, входную дверь. Еще через пять микро витков четким шагом, отщелкивая присосками чавкающие звуки, прибыл ШЫ, по военному козырнув присутствующим правой верхней конечностью: