Читать онлайн И мир погас бесплатно

Пролог

Вновь бегу за ним. Мне 5, а в лесу повсюду ветки мешают ступить, но его это не смущает. Он быстрее, выше, даже успевает обернуться мне с самой яркой улыбкой из возможных. Машет рукой.

– Ну же, Анна, скорее!

Прошу, сжалься. Мне так страшно остаться без него вновь, упустить из виду. Дыхание – единственное, что я слышу, а все тело пульсирует от усталости.

Лес становится реже, мальчик набегу подбирает оставленную корзину с ягодами и грибами, вытирает пот со лба краем рубахи. Его щеки красные, глаза горят и смотрят на меня, выбившуюся из сил, едва волочащую ноги.

– Ты каждый раз так делаешь… – запыхавшись, выдавливаю я.

– А ты каждый раз не поспеваешь. Идем же, Анна, моя мама ждет ягоды для пирога. Ты же тоже его любишь?

Он хватает мою ладонь и тянет за собой. Солнце слепит и нагревает макушку, а мои руки грязные, так что я вытираю свободную ладонь о юбку. Нам на встречу выбегает пес Мир, весело скачет вокруг и лает.

– Не могу больше! Ноги горят, – я канючу и дергаю руку мальчишки, на что он вновь ставит корзину и сгибается в коленях.

– Всегда ты так, – он выставляет руки за спину, – залезай, понесу тебя. Но это в последний раз!

Я счастлива. В моей ладони тяжелая корзинка, лицо щекочут золотые волосы мальчишки, но мне так нравится, что он вновь несет меня на спине. Мы движемся в сторону знакомых одинаковых небольших домиков, рядом бежит пес, а справа, у реки, тетушки стирают белье, пока под их ногами кувыркаются в траве разноцветные котята.

– Ты каждый раз говоришь, что это последний раз, но все равно несешь меня, – мои ноги болтаются в воздухе.

– Это лучше, чем слушать твое ворчание.

– А если я и через 10 лет буду ворчать?

– Придется и тогда тебя нести.

– А вот и не сможешь! Я буду уже высокой, как мама или даже папа, так что ты меня не поднимешь!

– Я сам буду высоким и сильным к тому времени, – мальчишка перехватил меня поудобнее, – мама сказала, что для этого надо просто хорошо кушать, так что весь сегодняшний пирог – мой!

– Нет!

Ветер несет семена одуванчиков, я громко чихаю, а мальчик куда-то указывает рукой. Мне пришлось прикрыться рукой от солнечного слепящего света, чтобы разглядеть впереди маму, на груди которой в перевязи сидит мой маленький брат.

– Вильям, ну зачем ты ее опять несешь, она так разучится ходить совсем! – голос мамы звонкий, а улыбка

яркая.

– Тетя, мне не тяжело! – не смотря на слова, он ставит меня на землю возле мамы. – Вы же придете к нам вечером кушать пирог?

– Конечно, я же обещала приготовить твоего любимого цыпленка.

Папа колет дрова за домом. У тетушки во дворе блеют козы. Здесь ничего не меняется, дома всегда хорошо. Вечером мы соберемся у тетушки на ужине, дядя будет петь песни, а брат хлопать своими маленькими ладошками, пока Вильям будет один доедать целого цыпленка.

В деревне всегда хорошо, но, может быть, завтра будет еще лучше.

Глава 1

– 502-ой год от благословения Богини Морин, 3-его месяца, 22-ого дня, в 6 часов 3 минуты скончался император Халькопирит Дориан де Рутил, – томным голосом объявил лекарь, поворачиваясь лицом к нам с детьми, – вы можете проститься, Ваше Величество.

В комнате было темно и душно, тяжелая атмосфера звенела голосами прощающихся, что лили слезы в спальне молодого императора. Служанки утирали лица фартуками, дети мои на коленях стояли у постели. Мне так хотелось остаться наедине с ним.

– Будь спокоен, Дориан, – прошептала я ему, касаясь серой руки, – я буду помнить твою любовь вечно.

Я лила тихие слезы, ступая по коридорам, в которых расставляли траурные цветы. Эта огромная страна не могла ждать.

– Пусть объятья Морин принесут ему вечный покой, – послышался голос графа Морган, одного из членов сената.

Я растерянно смотрела на мужчину, что пресек мой путь. В голове было так пусто и тихо, коридор словно стал бесконечным, так что мысли мои долго не могли выстроиться хоть в что-то похожее на логическую цепочку. Не было сил даже звук выдавить из себя.

– Спасибо за ваши слова, граф, – язык словно обратился ватой, – вы что-то хотели?

– Я хотел бы знать, как скоро вы оставите вашу идею самовольно занять трон, пренебрегая кронпринцем, являющимся законным наследником.

– С мужем моим еще даже дети не простились, а вы уже беспокоитесь за пустующий трон, – без особых эмоций упрекнула я, замечая за спиной собеседника одну из служанок Ракель, – вы прекрасно осведомлены, что я являюсь наследницей рода Таафеит, которое со дня благословения Богини Морин дарит империи матерей наследников, но смеете говорить, что для роли правящей императрицы я не гожусь?

– Ваше Величество, позвольте напомнить, что вы были и остаетесь императрицей консорт, ведь династия Таафеит никогда не была правящей.

– Вы говорите с человеком, получившим благословение от нашей Богини, – строго напомнила я, подзывая к себе служанку, – а этот вопрос будет обсуждаться на сегодняшнем совете, так что если не стремитесь наговорить себе на виселицу, то советую его дождаться.

– Ваше…

– Прошу вас на этом откланяться, граф.

Граф вряд ли в тот момент подозревал, что я обеспечивала себе поддержку еще с того момента, как мой муж слег с болезнью. Большая часть самых знатных родов, входивших в сенат, уже пообещали мне свой голос, так что причиной для моего нынешнего волнения оставалась лишь девушка, что переминалась с ноги на ногу, теребя белый промокший платок в руках.

– Что стряслось, Марта? Ракель стало дурно от новостей?

Но все было хуже. Милая девушка, нежная как цветочный лепесток, светлая и добрая, как и всегда, была в оранжерее, подрезая цветы. Дориан любил меня, а я его, но случались времена, когда я поддавалась эмоциям в силу юности. В один из похожих дней я привела в наш дом Ракель в качестве наложницы, которой она по итогу не стала из-за прямого отказа императора, но осталась при дворе в качестве моей единственной фрейлины. Она была моим другом, чистой душой, к которой я могла прильнуть для собственного утешения.

Но в этот раз утешать надо было мне.

Она сидела в своем роскошном платье у клумбы, подрезая цветы, улыбалась так тревожно, что это немного пугало, но мне нужно было поговорить с ней. Подруга семьи была так же убита известием, но не могла ступить в покои для прощания на ровне с семьей.

– Ракель, дорогая… – я хотела склониться к ней, коснуться толстой светлой косы, но девушка так резко развернулась ко мне с полными слез глазами, что я отпрыгнула.

– Они говорят какие-то глупости, Бель, – в ее голосе была надежда, что я опровергну опечалившие ее слова, – говорят, что Его Величество… император…

– Мне жаль, дорогая, – опустившись рядом с дрожащей девушкой, я обняла ее, принимая на своей платье ее слезы, – тебе нужно пойти проститься.

– Нет, Бель, все не так…

Я плакала с ней. Имя Аннабель она сокращала так же, как и мой муж. Ракель терзала мне душу этим обращением, вряд ли я смогу хоть когда-нибудь привыкнуть к этому, перестану слышать голос мужа из ее уст.

Мы вместе вернулись в спальню Дориана. Ракель стояла рядом с тремя моими детьми, заливаясь горькими слезами. В последние дни король не пускал друзей к себе, говоря, что не хотел бы представать перед ними в таком виде. Он не стеснялся лишь нас с детьми, его истинной семьи, так что для юной особы было тяжелым испытанием видеть его истощенное, измученное долгой болезнью, тело.

– Мама, ты останешься? – шепот старшего сына отвлек меня от созерцания печальной сцены прощания.

– Прости, родной, но мне нужно как можно быстрее разрешить возникшие вопросы, – я оставила быстрый поцелуй на его щеке, – позаботься о брате с сестрой и леди Ракель. Я рассчитываю на тебя.

К этому дню я подготовила целый гардероб из траурных одежд. Три месяца болезни дали мне подготовиться и хоть немного обвыкнуться с мыслью, что самый близкий мой человек оставит меня, однако удушающая скорбь обрушилась на меня с неожиданной силой. 23 года брака. Вот каков конец этой истории.

Свободный крой платья, кружевная вуаль, никаких украшений кроме подвески с портретом и обручальных колец. Черная одежда, черная накидка, и мир за спиной в зеркальном отражении стал черно-белым. Совсем поникшие синие глаза, сливающиеся с ними синяки, бледная кожа, присущая северянам и рыже-ржавая коса до пояса. И эта женщина собиралась претендовать на трон, выступая против двух наследных принцев и одного отпрыска побочной ветви королевской семьи? Какое нахальство и высокомерие.

– Ваше Величество, приготовления закончены, – объявила служанка, отступая на шаг.

– Что думаешь, Эмми, женщина перед тобой сможет отстоять свое право на престол перед кучкой несносных мужчин?

Будь она честна со мной, то ответила бы отрицательно. Я не была выдающимся политическим деятелем при жизни мужа, не заслужила признания у мужчин, узурпировавших власть в этой стране даже при том, что Богиня, которой они поклонялись, благоволила лишь женщинам, да и лицом я не вышла. Тощая, вечно мерзнущая на суровых морозах, до смешного низкая, от чего все смотрели на меня сверху вниз, а после смерти императора, из меня словно последние признаки жизни вытянули. Большую часть прошлого месяца я провела у постели умирающего, что не могло не сказаться на моем состоянии.

– Если позволите, Ваше Величество, то я думаю, что Богиня Морин благословила именно женщин рода Таафеит зная, что однажды вы сможете передать власть ее помазанницам.

В коридорах вечно было холодно. Высокие потолки, каменные стены и большие свободные пространства были сложным препятствием в отоплении дворца. Эмми вела меня под руку, а я чувствовала, что вот-вот свалюсь на пол и забьюсь мелкой дрожью. Нужно было поесть перед этим собранием.

– Ее императорское Величество Аннабель де Рутил фон Халькопирит, – по залу заседаний прокатился скрип ножек отодвигающихся стульев, когда самые знатные люди государства встали для приветствия.

– Хотелось бы мне выказать радость от нашей встречи, господа, но не осталось у моей души сил на светлые эмоции, – я опустилась на свое место, касаясь подлокотника кресла моего мужа, – прошу, присаживайтесь за стол, нам предстоит серьезный разговор.

– Ваше Величество, нет нужды так спешить с коронацией наследного принца, вам нужно набраться сил, – с искренней заботой обратился ко мне совсем юный маркиз Монро.

– Думаю, императрица изрядно потрясет ваши чувства своими речами, герцог, – граф Морган усмехнулся.

– Порой я жалею, что мы не отрезаем языки за излишнюю язвительность, – пожилой граф Риован поправил свои очки, – некоторым юношам это бы явно не помешало.

– Прошу вас, господа, Ее Величество сейчас не в лучшем состоянии, так давайте не будем затягивать, – вмешался герцог Однер, – императрица, если вы не против, то начинайте.

– Спасибо вам, герцог. Как вы все знаете, наш император сегодня почил. Мы все были в ожидании этого дня, молясь за то, чтобы Богиня Морин не позволяла ему слишком долго мучиться. В связи с этим, встал вопрос о том, кто дальше будет нести бремя правления империей Халькопирит… – мой голос был глухим и слабым, что заставляло меня чувствовать себя незащищенной в окружении взрослых опытных мужчин.

– Разве наследный принц не готов занять этот пост? – маркиз Бонте переплел пальцы на руках, – Помнится, наш почивший император принял трон в более юном возрасте.

– Императрица желает сама править страной, вместо того чтобы принять титул императрицы-матери и стать регентом при сыне, как и было ей предначертано. Кажется, что даже благословленные Морин создания могут поддаваться гордыне и жадности, – насмешки и демонстративные выпады графа были встречены недовольными взглядами.

– Довольно, граф. Кронпринц еще слишком юн для становления королем, ему лишь 14 лет. Нет никакого смысла сажать его на трон сейчас, учитывая, что сам он не в состоянии будет управлять государством. Не лучше ли отдать власть в руки того, кто сможет самостоятельно принимать решения? – грубый голос эрцгерцога Мусгравит звучал уверенно и заставил на некоторое время повиснуть в комнате тишину.

Все три эрцгерцогских рода империи не могли не быть на моей стороне. Дома Мусгравит и Пейнит происходили из рода Таафеит в самом его зачатке, поочередно предоставляя своих дочерей в качестве жен правителей, чтобы избежать кровосмесительных связей. Если я, императрица из главного рода тройки обладателей крови Морин, сяду на трон, то они в будущем тоже смогу претендовать на подобное.

– Но ранее не бывало прецендентов, когда женщина занимала правящий пост, а как я понимаю, говорите вы именно об этом. Даже наследным принцессам не удавалось сесть на трон.

– Еще 10 лет назад мы не знали, что можем использовать яд фруктовой осы в качестве лекарства. Некоторые изменения, даже если они кажутся пугающими, таковыми не являются, – заметила я.

– Думаю, императрица Аннабель является одной из лучших кандидатур на роль правителя, ведь в жилах ее течет кровь Морин. Возможно, признание ее главой государства станет началом радостного периода для нас всех, – наконец напомнил о себе эрцгерцог Пейнит.

– Верно, разве не это завещала нам Богиня? Усадить на трон ее помазанницу.

– Напомню, что королевская кровь течет так же в жилах барона Аврил, сводного брата почившего императора… – не унимался граф, а я начинала терять терпение. Его неумолимое желание усадить на трон брошенного принца было обусловлено тайной помолвкой его дочери с бароном, кои влюбленные совершили без ведома родителей.

– Как вы можете даже заикаться о том, чтобы назвать королем бастарда, рожденного в результате нелепой ошибки? – усмехнулся граф Риован.

– Господа, я вынуждена напомнить, что по законам нашей империи, на трон не может взойти мужчина, не державший в руках меча. А мой сын, как и барон Аврил, в сражениях не участвовали.

А вот моего мужа отправили на поле войны в возрасте десяти лет. Его мать перенесла тяжелую болезнь, так что иметь детей не могла, в связи с чем дворянство настаивало на том, чтобы юный принц как можно скорее получил право на престолонаследование и обзавелся собственным ребенком, как только то позволит закон о семейном ложе.

Я знала, что последней мой аргумент станет окончательным в данном споре. Единственный военный конфликт, затрагивавший империю в данный момент, проходил в княжестве, сохранявшим в империи автономию, так что мы не могли вмешиваться в их дела. Сколько бы эти мужчины не пытались обозначить женщинам их права и место, они не могли оспаривать законы, написанные другими мужчинами. Графы и маркизы, молчавшие до этого, начали шептаться с графом Морганом в то время, как мои союзники в лице герцогов и маркиза Бонте, который скрывал наш союз, расслабленно раскинулись в своих креслах. Все предрешено. Даже поддержка графа Риована была очевидна для меня заранее. Он был консервативен в силу возраста, придерживался устоев, так что его постоянное посещение храма Морин не было секретом. Человек, погруженный в веру, знавший наизусть многие писания, не мог противиться наследнице крови Богини.

Покидая зал заседаний, я даже не смогла уделить времени главам домов, поддержавшим меня. Мне бы хотелось спросить у брата, по какой причине мать, глава Таафеит, в очередной раз не явилась, почему он все время молчал, но в итоге отдал голос за меня, однако сил у меня не было.

Эмми придержала меня, как только мы зашли за угол, боясь, что я свалюсь на ледяной пол. Дикий кашель потряс даже меня своей неожиданностью, показалось, что за ним последует тошнота, но мне удалось сдержаться.

– Хотите навестить детей, Ваше Величество? – уточнила девушка на развилке бесконечных коридоров, но я мотнула головой. Не сейчас. Адам, мой старший сын, был полной копией своего отца. Я не могла его видеть. Смотреть на него и видеть погибшего мужа, рыдать от горя у него на плече, зная, что сын тоже вынужден нести бремя этой печали, было слишком унизительно.

Я забилась в угол спальни, обняв колени. За окном бушевала снежная буря, небо было серым и безжизненным, как и то, что осталось у меня внутри. Я ощущала себя комнатой, из которой вынесли мебель, ковры, сняли люстры и лепнину содрали, оставив лишь воспоминания, о которых рассказывали царапины на полу и местами обшарпанные стены.

Щеки стягивало от высыхавших слез, голова болела. Порой я жадно хватала воздух, понимая, что совсем забыла дышать, словно разучилась. Впереди было так много дел, столько нерешенных вопросов, а женщина, назвавшая себя правителем, сидела на жестком ковре, жалея себя. Никчемная дрянь. Я пошла на это ради защиты сына, но находила силы лишь на слезы.

– Я была плохой женой, но подобного точно не заслужила, Дориан, – шепот разошелся по комнате, – молю тебя, дай мне сил вынести это.

***

Панихида собрала в дворцовом городе весь народ, что смог съехаться из округи. Представители знатных родов, большинство которых находилось на юге, привозили с собой цветы, коими окружали гроб. Погода благоволила нам, так что с проведением традиционного прощания на улице проблем не возникло.

– Мы прощаемся с Дорианом де Рутил фон Халькопирит, 23-им императором Халькопирит, – голос главы духовенства Берты заставил прочие разговоры многотысячной толпы стихнуть, – его судьба была тяжела и слишком коротка. Он был выдающимся потомком Богини Морин, вся жизнь которого была отдана службе народу, сохранению его славы, гордости и благополучия. Сегодня мы все молимся о том, чтобы император Дориан отправился в загробный мир, где будет вечность счастлив в покровительстве Богини.

Эмили впилась в мою руку, задыхаясь от слез. Она была нашим с Дорианом первенцем, любимицей своего отца. Почему-то мое сердце мучала странная вина за то, что умерла не я. Словно так было бы лучше для всех. Сыновья держались лучше, изображая сильных взрослых мужчин, но я знала, что все три дня в ожидании церемонии они не выходили из своих комнат и лишь плакали.

– Приветствую Ваше Величество, дочь Богини, императрицу Аннабель, – голос Марии заставил меня вздрогнуть.

Эмми набросила на мои плечи шубу, а я в непонимании смотрела на расходившуюся толпу, контролируемую стражей. Церемония была окончена, гроб закрыт и готов к сожжению, но я совсем ничего не помнила. Судя по сильной дрожи от холода, прошло порядка часа, как мы с детьми оказались на улице, неужели рассудок мой настолько был потрясен, что даже не позволил мне запомнить прощание с супругом?

– Рада видеть вас в добром здравии, наставница Берта, – вяло ответил я, все еще прибывая в растерянности, – вы по какому-то делу обращаетесь, или же хотите стать одной из множества, принесших мне соболезнования? Если второе, то не стоит, пустые звуки лишь ранят, а успокоения не приносят.

– Нет желания расстраивать Ваше Величество сильнее, – мягкая улыбка на сером лице была раздражающей, – мне хотелось поговорить с вами, но возможно, что я выбрала неподходящее время…

– Напротив, в ближайшем будущем на вас и минутки не выкроится, так что ступайте за мной, если, конечно, уверены, что не вызовите в этот скорбный день во мне раздражения.

Уверена, наставница понимала, что мне не до нее, но шла за мной по длинной лестнице и серым коридорам с улыбкой. К сожалению, я нуждалась в ее поддержке. Храм Морин имел слишком большое влияние в империи, хоть и не входил в совет, ведь все служители были женщинами, коих не часто подпускали к политике.

Духовенство было основано еще при жизни Морин, рожденной в обычной семье, даже не принадлежащей к дворянству. Девочка в возрасте 5 лет была мудрой не по годам, самоотверженной и сопереживающей. К 10 годам она открыла в себе силу, начала исцелять и предсказывать будущее, чем привлекла внимание короля Рутил, который лично отправился к деревенской гадалке. Тогда девочка представилась ему Богиней, рожденной от человека, но умеющей использовать силу, что течет вокруг нас. Она велела поклониться короля ей, обещая взамен обучить и его своему дару. Гордый правитель склонился, а затем поставил и весь свой народ на колени перед девчонкой.

Богиня росла, завоевывала всеобщую любовь и повиновение. Не прошло и 6 лет, как она стала символом королевства и встала позади королевского трона, предсказывая для страны благое будущее. Она несла мысль о том, что женщина, рождавшая жизнь, должна решать кому жить, а кому умереть, женщина должна решать, что плохо и хорошо, где правда, куда нужно идти. Король был зол, что его влияние постепенно угасало, голос затмевался девичьим, но поделать было нечего. Смиренный, он молил Морин о силе, которая помогла бы его народу жить подобно богам. Тогда девушка обучила народ призыву Аним – душ, способных на невероятные вещи.

– И все же, я поторопилась, – вырвал меня из мыслей голос Марии, – Ваше Величество не в лучшем…

– Довольно, я же сказала, что приму вас.

Эмми и стража тоже смотрели на меня растерянно. Видимо я остановилась посреди коридора, завороженная вновь начавшейся пургой за окном.

– Вы ранее бывали в монастыре? – задала мне вопрос наставница, когда мы продолжили движение по коридору.

– Разумеется.

– Я не верно выразилась. Насколько мне известно, вам не потребовалось обучение?

– Разумеется.

– На самом деле, случай, когда наследница Божьего рода была вынуждено отправиться в храм за учением был в истории, – снисходительным тоном напомнила мне женщина, – хотя обычно с призывом у благословленных и наследников короны не случается. А вот среди простого народа чаще встречаются люди, которым нужна помощь в раскрытии духовной силы достаточной, чтобы призвать Анима. Да и дворяне среди наших учеников не редкие гости.

Мне это было известно и без нее. Духовность необходима, чтобы призвать помощника из другого мира, хотя изначально Морин говорила, что призыв возможен для всех уверовавших в нее с подросткового возраста, как только они смогу понять свое предназначение, в котором Анимы и будут помогать им своей силой.

– Наша Богиня говорила, что Анимы являются второй жизнь для верующих, не успевших отдать долг империи, что только после второй своей жизни они смогут отправить в загробный мир для вечного счастья…

– Зачем ты мне рассказываешь то, что известно и так? – с легкой злостью спросила я, ожидая, пока стражники откроют дверь в переговорную комнату.

– Мне хотелось сказать вам, что за долгие годы служения в храме и монастыре, я научилась определять, когда почивший вновь вернется к нам, а когда будет благословлен вечным счастьем. С уверенностью мне хотелось обнадежить Вас, что наш император отойдет в мир иной.

Прихлопнула бы эту девицу на месте, не будь она такого высокого сана. Заявляет такие серьезные вещи, хоть нет ни единого человека, способного утверждать, душа какого переродившегося к нему привязана.

Переговорная комната была в темнокоричневых тонах, так что моя собеседница в белой свободной одежде, сильно выделялась на ее фоне. Простота и прямые линии ее одежды, мягкая улыбка, спрятанные под барбетт волосы создавали для женщины светлый и комфортный образ, в то время как я выглядела скорее угрожающе с уставшим недовольным лицом, в черном платье, приталенном под грудью, в ужасно тяжелой шубе и с распущенными рыжими волосами – достоянием и символом наследников Божьей крови, которые я не могла прятать или обрезать по собственному желанию.

– Что ж, я готова выслушать вас, – выгнав налившую чай прислугу из комнаты, я обратила взор на гостью, – начинайте.

– Как глава духовенства и представитель храма Богини Морин я хотела бы предложить Вашему Величеству поддержку, – холодные серые глаза смотрели на меня уверено.

Для меня ее предложение было огромной удачей, хоть и теплых чувств к женщине у меня совсем не было. Призыв Аним был даром Божества, так что не способные считались порочными. Дворяне и простолюдины отправлялись в монастырь для обучения, нося одинаковые скромные одежды и не имели возможность разглашать свой род и титул, так что все в нем были равны. Монастырь и храмы стали центром рождения сплетен, к тому же обладали возможностью влиять на умы людей. Многие мысли можно было завернуть в проповеди, наложить писания на ситуации, предрешая их исход. Служительницы не отказывали в исполнении маленьких просьб своих спонсоров в обмен на скромные пожертвования. Так был разорен дом Мартинос, занимавшийся производством вина, когда маркиз Винсон, отдавший внушительную сумму на нужды храма, попросил упомянуть его товар. Так вино из марки стало тем, что пила сама Богиня при земной жизни, а рецепт напитка Мартинос внезапно оказался созданным неверующими, которых выгнали с наших земель. Порой даже императоры платили баснословные деньги за то, чтобы служительницы назвали очередной военный поход волей Божьей.

Восьмая императрица вела жестокую войну с храмами. Она вынудила их спонсировать с пожертвований больницы, требовала помогать школам, ведь народ должен был развивать разум, дабы суметь понять ученья Морин. Она ненавидела монастырь. Набожная императрица не могла принять коррупцию в божьем храме.

– Я рада, но складывается ощущение, что поддержка ваша рождена не из любви к Божьей помазаннице, а из возможности выгоды.

– Даже Божьи дети рождены лишь смертными, склонные к грязным и жалким мыслям. Однако, я и мои послушницы верим, что вы станете той, кто приведет мир к тому идеалу, что заповедовала нам Морин. Жизнь дающая теперь будет правящим монархом, уверена, что и прочие ее идеалы будут приведены в жизнь.

Это меня злило. Мне было больно видеть перевирание храмом учений Богини. Многие рукописи переписывались, что стало для меня фактом после обнаружением записей первой императрицы, спасенных от сжигания второй. Она писала, что Богиня учила нас быть миролюбивыми и мудрыми, говорить правдивые слова, но в итоге служительницы миролюбие заменили наигранной добротой, нацепив улыбки, мудрость превратилась в заучивание и скандирование, повторение за вышестоящим, без попытки удостовериться в правдивости, а наставление говорить лишь то, в чем уверен, вдруг стало запретом врать.

Морин любила народ, призвала в наш мир Анимов – духов, обладавших поразительными способностями. Разноцветные, маленькие летающие облачка, издающие легкий писк и способные говорить лишь со своим избранным владельцем, они служили годами. Богиня верила, что империя может существовать лишь при общем усилии народа, от того и наделила нас помощниками, чтобы раскрыть потенциалы.

И вот чем обернулась любовь Морин к народу – паразитированием на вере. Наставница желала поддержки любых религиозных начинаний. Монастырь и храмы существовали на пожертвования, в том числе от императорской семьи, но не спонсировались официально государством. Если я начну сыпать на них деньги из казны, то признаю их власть, и тогда следующий шаг станет очевиден – прошение о принятии наставницы в сенат.

– Вы хотите построить больше храмов?

– И монастырей. Народ должен быть образован и иметь возможность обращаться к Богине из любой точки нашей великой империи. Чем сильнее будет вера наша в Богиню, тем больше блага снизойдет на нас.

Снова ложь. Никогда Морин ничего похожего не говорила.

У меня разболелась голова.

– Что ж, если дворец будет спонсировать Монастырь, то признает его государственной организацией, вы готовы к этому? Мой муж, хоть и был болен, но в своем уме оставался, что было заверено тремя советниками и пятью лекарями. К вашему сведению, я лично писала с его слов последние указы, которые будут приведены в исполнение, так что ваше предложение мне как нельзя кстати.

Я видел, как исказилось ее лицо, однако улыбка даже не дрогнула. Сколько же лет она тренировала ее? Снимала ли вообще эту маску вечного понимания и поддержки?

– Монастырь будет признан империей не как свободное религиозное общество, а государственное, что обязует его платить налоги в замен на защиту именем императора. Раз вы будете спонсироваться из бюджета, то все принятые пожертвования будут ограничены единой суммой и облагаться налогом. – Я откинулась на спинку кресла, пытаясь не подавать виду, насколько мне больно. – Каждое пожертвование будет документироваться, будет информация о спонсоре, вам придется отчитываться о том, на что идут деньги. Готовы ли вы сдавать отчеты 4 раза в год, наставница?

Ее молчание было говорящим. Сейчас у монастыря была достаточная свобода действий и почти полное отсутствие контроля, что не могло не радовать их и не напрягать меня. К большому моему сожалению, я не могла сейчас сократить влияние монастыря из-за своего шаткого положения, но и сильнее развязывать им руки не собиралась.

– Подумайте хорошо, Берта, готовы ли вы выставлять мне условия в данный момент? Знаю, вы надеетесь на то, что сенат поддержит предложение храма, даже не сомневаюсь, но также вряд ли они отклонят указ, подписанный рукой предыдущего императора. Но если так выйдет, что вы решите поддержать нынешнего монарха, ведь она дочь Богини, а вы ее послушница, то я придержу указ в своем столе до поры до времени, – я ярко улыбнулась гостье, – что думаете? Разве наш дует не тот, что желала бы видеть Морин?

*

Я вдруг осознала себя в кровати, укутанной в одеяло. Уснула? Когда это случилось? Я вызвала прислугу, засуетившуюся в утренней рутине, помогая мне умыться и сесть перед зеркалом для приведения в надлежащий вид. В зеркале были только глаза, окруженные черными синяками, и впалые щеки. Волосы мягко расчесывали аккуратные руки, а я все думала: кто это в отражении? Всегда ли я была такой изнеможденной?

– Эмми, сколько дней прошло с похорон?

– Ваше Величество, вам снова плохо? – обеспокоенные глаза были покрасневшими.

– Плохо? О чем ты?

– За последний месяц вы три раза задавали этот вопрос.

Месяц? Неужели… Оставшись наедине в ожидании завтрака, я открыла записную книжку, которую, к счастью, вела даже в наихудшем состоянии по привычке.

«Не могу есть. Слышу голос Дориана. Иногда вижу.

Рвет после приемов пищи почти сразу, голова стала болеть чаще. С детьми все вечера проводим вместе, стараясь поддерживать друг друга. Ракель совсем не вижу.

Неделю не помню, надеюсь на свои записи, хоть они и слишком сухие по сравнению с моими обычными. Перечитывала отчеты с собрания сената как в первый раз. Не желаю жить, а уж так и подавно.

Переписала в дневник важные события за две недели, но они для меня самой открытие. Эмми говорит, что я почти не ем с похорон, а если ем – выплевываю. Лекарь заметил ожоги гортани от желчи. Но мне нельзя умереть так жалко, от истощения. Спать не могу, кошмары одолевают постоянно. Помню: открываю глаза, а рядом лежит Дориан. Разрывает на части. Плачу много – заметно по опухшим глазам. Голова болит. Если уж мой разум выбрасывает воспоминания, то пусть и Дориане все заберет. Сил нет, хочется уйти за ним следом.

Желаний нет, сил тоже. Лежу на кровати, смотрю в окно. Документами заведует майордом. Из-за провалов в памяти нет доверия к себе и собственным суждениям, от того и отрекаюсь от бумажной работы до полного выздоровления. Империя не может страдать из-за принятых решения в состоянии скорби».

– Ваш завтрак.

– Благодарю. Назначь встречу после обеда с маркизом Бедфордом.

– Конечно.

Стоило двери закрыться, как я поднялась из-за стола и направилась к гобелену, изображавшему три птицы на ветви могучего дерева, что представляли собой 3 рода-потомка Богини. За ним был потайной вход в хранилище всех предыдущих императриц, преследовавших единую цель – сохранение воспоминаний и истории империи.

Если верить записям третьей императрицы Стейши, то она впервые заметила, что ее детские чудаковатые сны излишне реалистичны еще в 5-летнем возрасте. Позднее, уже попав во дворец, она нашла личный дневник второй императрицы Лиралей, в которой нашла сходства со своими снами, а также записи о том, что в разуме Лиралей так же всплывали образы из жизни первой императрицы. Стейша поняла, что в общих воспоминаниях должен быть потаенный смысл, так что как смогла восстановила на бумаге историю своих предшественниц, отталкиваясь от истории и воспоминаний, мучавших ее голову, а так же сама вела дневник и наказала то же своим последовательницам. Однако, став 22-ой императрицей, переняв осколки историй прошлых жен монархов, мне пришлось столкнуться с осознанием, что никому из нас так и не удалось понять смысл передачи этих знаний.

– Приди, Аним, – прошептала я и рядом образовался фиолетовый комочек света. Аннабель, севшая на трон в 9 лет, из всех возможностей, выявила в себе непоколебимое желание согреться, что и стало единственной способностью моего Анима.

В маленькой пыльной комнате стало теплее. Я смотрела на стеллажи с бесчисленным количеством личных дневников. По большей части мое перо обращалось к личному дневнику, в котором я писала ежедневно, вынося основные события в большие записные книги, одна из которых уже красовалась в длинных рядах. Собственно, за ней я пришла. Сотни исписанных листов долгие годы служили гарантией, что ни единая важная деталь не будет забыта, что в конечном итоге общими усилиями будет найден смысл наших общих мыслей, но я пришла за воспоминаниями о муже. Мне хотелось окунуться в них, забыться, остаться в счастливых годах…

Нельзя.

Я потратила месяц на бесполезные слезы. Императрица должна заботиться о благе страны. Страны, которую так любил мой муж.

– Ваше Высочество, Ее Величество принцесса Эмили хочет посетить вас, – отвлек меня голос из гостевой части покоев.

– Хорошо, пусть проходит, выйду через минуту.

Стоило увидеть синие глаза, как пришло осознание, что время с похорон действительно прошло. Моя высокая статная дочь, за месяц несколько изменилась и уже могла улыбаться, хотя мне это действие далось через силу. Однако, стоило ей обнять меня, а моим пальцам коснуться рыжих волос, затем вдохнуть ее запах – стало лучше. Запах ее менялся с возрастом, что естественно, но я вновь почувствовала себя 16-летней с первенцем на руках, уставшей, но безусловно влюбленной в родившееся чадо.

– Вам уже лучше, матушка?

– Насколько это возможно.

Мы опустились на диван, держась за руки.

– Мой разум поддался скорби, от того мало, что помню с момента похорон. Как у тебя дела, что с братьями?

– Не о чем переживать, Ваше Величество, – ее улыбка была теплее солнечных лучей, – пока вы болели, я старалась помогать вашему камергеру, он многому меня обучил. Адам и Генри неделю назад вернулись к тренировкам в рыцарской академии, а завтра возобновят обучение наукам.

– Вы молодцы, я очень горжусь.

Эмили расправила юбку на своего траурного платья, а я смотрела на ее профиль. Время и впрямь беспощадно. Моей дочери уже столько же, сколько мне было, когда я ее родила. Она на полголовы выше меня, все чаще смотрит без вопроса и все реже жмется ко мне. Принцесса обращалась с мечом на ровне с рыцарями и никогда не пропускала тренировки, а также получила прозвище «белка» из-за специфического передвижения с оружием в руках. Как-то я спросила ее, к чему ей так сильно напрягаться и потеть на тренировочном плаце, и она ответила: «Мне не превзойти уровень братьев, с возрастом они обгонят меня, но я хочу создать между нами такой разрыв, чтобы догонять им пришлось меня долгие годы».

– Простите, если мои слова прозвучат как упрек, но вам тоже пора возвращаться к работе, матушка, – принцесса опустила голову, – понимаю, что вы узурпировали трон из нежелания отправлять кронпринца на поле боя, что является благим намереньем, но сейчас нельзя давать спуску знати и дать им понять, что у вас достаточно сил удержать власть.

Я чуть усмехнулась и погладила ее по голове.

– Знаю. Впереди много дел, но я позволила себе лить слезы. Обещаю, что впредь не допущу подобного.

Я здесь только из-за детей. Если бы мне не о чем было переживать, не о ком было заботиться, то я бы ушла за мужем. Но мне придется приложить много сил, дабы обеспечить им безопасность и спокойствие в ближайшие годы, а затем… Затем я передам трон сыну и уйду.

– Что желаете надеть сегодня? – Эмми открыла гардеробную после разговора с принцессой и начала готовить меня к встрече с Теодором Бредфордом.

– Сурми черного цвета, тот, с белыми цветами.

Сурми был национальным костюмом народов севера, присоединившихся к империи добровольно, но сохранивших обособленность. Многослойный костюм из нижних свободных брюк на завязках, рубашки на запахе, среднего слоя похожего кроя, но подходящего к верхнему по цвету. Верхний слой был из плотного бархата: брюки, настолько свободные, что могли бы быть спутаны с юбкой, и длинная рубашка на запахе. Знать, привыкшая к платьям, была поражена своеобразной модой северян, не сильно различавшей женщин и мужчин, но вышедшая в Сурми 6-я императрица, перенесшая столицу на север, привнесла наряд в массы.

– Только румяна, Эмми, на большее нет ни времени, ни сил, – быстро скомандовала я служанке, попутно просматривая отчеты, отданные майордомом.

Выйдя в коридор, я сильнее закуталась в наброшенную на плечи шаль. Здесь всегда было холодно, в самые суровые зимы можно было увидеть и пар изо рта, так что я привычным спешным шагом направилась в сторону кабинета камергера моего мужа.

– Почему вы назначили майордомом вашего камергера, который в детстве был вашим компаньоном? – спросила я Дориана в 14 лет, пока мы прогуливались по двору. – Учитель говорил, что все это должны быть разные люди.

– Незадолго до смерти отец сказал, что ожидать предательства можно от любого приближенного. Почему-то тогда это оказало на меня сильное впечатление, настолько, что я все еще не могу этого забыть, как и мысль, что посетила меня тогда: «в таком случае пусть рядом будет только один».

– Но вы ведь привязаны к маркизу Бедфорду сильнее, чем к кому-либо, – заметила я, – разве от этого не будет больнее?

– Сильнее всех я все же привязан к тебе, моя Бель. – Дориан с улыбкой поцеловал мою руку. – Лучше уж пусть мне вонзит в спину один нож мой компаньон, камергер и майордом, чем три разных человека ударят меня.

В конечном итоге Теодор стал для моего мужа и для меня и слугой, и братом, и добрым другом, а также женихом несостоявшейся фаворитки.

– Ваше императорское Величество, – радостный голос из недр кабинета приветствовал меня, пока я жмурилась от неожиданно яркого света из окна напротив входа, – я рад видеть вас в добром здравии.

– Я тоже рада нашей встрече.

Теодор поцеловал мою руку, после чего долго смотрел в глаза. Ком в горле заставил меня поджать губы, я колебалась целую минуту, прежде чем обнять его.

– Осмелюсь сказать, что разделяю вашу боль, хоть и не могу сравнивать степени нашего горя.

– Мне все еще не верится, – я опустила веки, надеясь, что это поможет сдержать слезы.

– Знаю, Ваше Величество.

Теодор был единственным мужчиной, которого я могла обнять помимо мужа, начиная с 9 лет, когда меня забрали во дворец и выдали замуж. У нас никогда не было чувств по мимо дружеских, как и не было меж нами недопониманий. Маркиз обещал, что всегда будет на стороне правящей семьи и верил, что пока правим мы с Дорианом, ему не придется видеть семейных распрей внутри дворца.

Стол заполнился закусками, а комната – ароматом кофе.

– Вы читали мои отчеты?

– Да, ты отлично постарался за это время. И прекрати говорить формально хотя бы на едине.

– Как пожелаешь, – он шуточно поклонился в своем кресле, – Аннабель, со следующей недели прогнозируют улучшение погоды, так что многие дворяне покинуть столичные резиденции и отправятся домой. Как смотришь на то, чтобы провести заседание сената сегодня вечером?

– Хорошая идея, наверняка эти мужланы уже составили пару чудных планов о том, как сместить меня.

– Жаль, что состав сената нельзя менять так скоро, если не хотим столкнуться с критикой, – он поправил свои блондинистые волосы и откинулся на спинку с чашкой в руках, – из-за нарушения права наследования необходимо сохранить стабильность в управляющем органе, дабы не допустить больших волнений.

– Что вообще говорят обо мне сейчас?

– Народ не выказывает недовольства, а вот дворянство естественным образом раскололось на две фракции, хоть и радует, что пока нет тех, кто планирует прервать род Рутил.

– Хвала Богине, – я вздохнула, прокручивая в руках чашку так же, как единственную мысль в своей голове, – Тео, мне придется надеяться на твою помощь.

– Я только рад, – камергер улыбнулся, – что прикажешь, обучить кого-то другого на мое место?

Я нахмурилась, подняв глаза на своего друга.

– Посмеялась бы, не имей я желания бросить в тебя чем-нибудь тяжелым, – он рассмеялся, – тебя от роли моего приближенного вассала избавит разве что смерть.

– Угроза?

– Зависит от твоего поведения, – Теодор вновь разразился смехом от чего и на моем лице появилась чуть грустная улыбка, – выкроишь время для обучения принцессы?

– Конечно, но зачем?

– Хоть я отняла трон у сына силой, но порядок соблюдать необходимо. Мне нужно отправиться на осмотр земель. Хочу посмотреть, как на самом деле живет народ.

– Точно, три года с последнего осмотра почти прошли, – задумчиво протянул мужчина, – значит, принцесса останется за регента? Я подготовлю для тебя артефакты для активации врат телепортации.

Когда Морин призвала Анимов, назвав их второй жизнь для тех, кто не отдал долг империи при жизни, она сказала, что те души, что совершили за жизнь много несправедливых поступков, нанесших вред невинным, будут обладать исключительными способностями, дабы возместить нанесенный ущерб. Такие Анимы обладали возможностью создавать артефакты – кристаллы, заполненные изначальной силой души. Мой Аним может создавать камушки, отдающие тепло, а Аним Теодора, способный открывать канал для общения, создавал артефакты, благодаря которым можно было переместиться на некоторое расстояние без затраты времени. Эта голубая душа служила народу империи уже почти сотню лет, так что искусный мастер создал 30 рам, служащих порталами, позволяющими усилить эффект от артефактов телепортации. Врата были размещены по территории империи.

– Отлично. Хочу отправиться с приходом лета… Нет, зачем я только вру? – вздохнула я.

– О чем ты?

– На самом деле, у хочу исполнить мечту Дориана – собрать истории о богах прошлых лет.

С приходом Морин королевство Рутил начало завоевательные походы, основавшие империю Халькопирит. 70 лет первой непрекращающейся воины, которые уничтожали записи, храмы, идолов, памятники культуры. Армия, несшая новую религию, не щадила тех, кто отрекался от Богини и пытался защитить свою веру.

Дориан был большим любителем истории, постоянно выписывал книги из заморских стан, но в тоже время не мог найти почти никаких источников о истории земель империи до ее становления. Империя, завоевавшая практически весь материк, была безжалостна к тому, что могло разъединить народы, ставшие едиными под гнетом.

– Если отправиться в отдаленные деревни и поселения, то точно можно будет найти места, где люди еще чтят память предков. Если я смогу собрать их, то напишу самую большую работу о вере людей до нового времени.

Камергер смотрел на меня, как на умалишенную.

– Аннабель, прошло пол тысячелетия, ты правда в это веришь? Думаешь, кто-то еще верит в сраженных богов?

– Говорят, раньше верили в легенды о невиданных существах, о хранителях деревень, во власть животных над лесом…

– О Богиня, она и правда в это верит… Даже если ты и соберешь все эти сказки, то что тогда? Ты правда хочешь заняться научной работой? Если тебе так скучно, то я найду для тебя работу в этих стенах!

– Ты понимаешь, что я смогу выучить все эти истории и передать их Дориану в загробном мире? Я смогу исполнить его мечту!

Кажется, в тот момент Теодор потерял надежду на то, что я справилась с горем. То, как тихо он уткнул локти в колени, а на руки опустил лицо, стало знаком для меня, что в его понимании я осталась тоскующей вдовой. Впрочем, так и есть. Мне хотелось убежать отсюда, хотелось на юг, посетить графство Вильямс, прокатиться на лошади, увидеть места, где жива память о прошлом.

– Я помолюсь Богине, чтобы твои надежды оправдались, – вдруг произнес он, – будь по-твоему.

– Значит, ты поддержишь меня?

– А что остается, я ведь обещал быть на твоей стороне, – он вздохнул и пробубнил, – и кто меня за язык тянул только?..

Стало легче дышать. В какой-то мере мне хотелось поддержки даже с учетом того, что решение уже было принято. Отправиться на осмотр земель означало, что я буду посещать случайно выбранные вассальные имения и проверять порядок на подчинённых им территориях, но при этом мне будет необходимо постоянно возвращаться во дворец для посещения мероприятий и решения вопросов. С учетом того, что мне бы хотелось и под прикрытием посетить места, которые могли бы сохранить память прошлого, подобное путешествие займет около года.

После того, как Теодор взял с меня слово, что к поездке я оправлюсь и приведу себя в надлежащий вид, я спустилась на первый этаж. Мой путь лежал к смотровому балкону, открывавшему вид на заснеженный сад, где словно по волшебству передвигались сани со слугами, перемещающимися меж дворцами. На деле сани везли самоеды – белоснежные собаки, вой которых часто заменял северянам пение птиц. Из-за погоды собак и оленей в столице использовали чаще лошадей.

Белая земля, хвойные деревья и серое небо – вот почти беспеременный вид дворцового города. Когда-то столица была на юге, но 6-я императрица Генриетта была обеспокоена севером, оставшимся без особой заботы. По ее приказу началось строительство новой столицы, представлявшей собой полностью каменный город с тремя стенами. За первой жил простой народ, за второй располагались торговые гильдии, рынки, мастерские, а также поселились малые дворянские семьи, а за внутренней стеной раскинулись резиденции самых влиятельных вассалов империи и императорский дворец. Как и свойственно, к столице стали тянуться все пути, что спасло север от голода, ведь стены, образовавшие крепость, способную уместить в себе треть всего населения империи, были хранилищем для провизии и всех необходимых ресурсов.

Вспоминая ощущение радости, испытанное Генриеттой от переезда на бескрайние заснеженные земли, ее восторг от величественных стен, выстроенных самыми искусными мастерами, мне становилось грустно, ведь я постоянно мечтала хоть на неделю вернуться на юг. 6-я императрица была счастлива видеть жизнь, бурлившую в новом городе, я чувствовала это через ее воспоминания, однако ее эмоций я не разделяла. Грусть по обилию цветов, птичьим напевам и обилию фруктов меня убивала.

Теперь и грусть по мужу прибавилась. Смотря на серое небо, я думала о Морин, нарекшая отпрысков семьи Таафеит носителями Божьей крови. Тройня, родившаяся у ее кузины, разделилась и возглавила три рода: Таафеит, Пейнит и Мусгравит, окрасив волосы и глаза девочек этих родов в рыжий и зеленый – символ наследия Морин. Три знатных рода отдавали своих дочерей на роль императриц, так неужели я, Божья помазанница и мать наследника, не заслужила лучшей участи, чем похоронить мужа в 32 года?

Пальцы мои околели.

Но уже вскоре кровь в моих жилах кипела.

Заседание проходило вполне себе гладко до определенного момента. Сенат соглашался со мной, предоставлял документы и хвалился проделанной работой, однако за время моего отсутствия они пришли к единому решению, ставшему для них выходом – женить меня на ублюдке императорской семьи. Этим замшелым кретинам настолько тошнотворна была идея женщины у власти, что омерзительный брак казался им лучшим вариантом. Страх, порожденный нежеланием терять укоренившуюся за ними власть, вынудил их подсунуть мне сводного брата моего мужа, надеясь управлять мной через него. Грязные выродки были готовы пробраться в мою постель, наградить моего любовника своим голосом, ведь неразумная женщина не способна распознать стоящие идеи собственных подчиненных, но готова поверить всему, что выскажет согревающий её по ночам мальчишка.

Может быть я так же больна, как они, ведь подавить желание схватиться за меч и перерубить их было крайне сложно. Благо, что лицо мне удалось сохранить спокойным.

– После заседания отправьтесь в храм, господа. Вам стоит просить наставления от Богини, дабы та указала вам путь, идя по которому вы не осмелитесь говорить столь грязные идеи собственной императрице.

Давно я не ощущала подобную злость.

– Что ж, хотя бы не все из членов сената были согласны с этой идеей, – неловко заметил Теодор, когда мы остались одни в кабинете.

– Эта поддержка дорого мне обошлась.

Готовясь к кончине императора, я обратилась за помощью к самым верным вассалам, надеясь на сохранение доверительных отношений, но этого оказалось мало. Надеясь заручиться большим количеством союзников, я воспользовалась и подкупом, и угрозами, и прощением прошлых преступлений.

– Рано или поздно они сдадутся.

– Либо посчитают, что меня проще убить, – я потерла лоб рукой, чувствуя головную боль, – проследи, чтобы никто не имел возможности встретиться с кронпринцем без моего ведома. Все письма проверять, следить за его компаньоном и наставником.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – камергер поклонился, – вы хотите отдохнуть или сразу направитесь на ужин?

– Ужин. Но сначала нужно переодеться.

Дориан часто переносил совместные ужины после заседаний, на которых обсуждались тяжелые темы. Говорил, что ему проще одному сбросить оставшееся после них напряжение, а к семье прийти спокойным и радостным мужем и отцом, так что я старалась следовать его примеру.

Но увидев Адама, я ощутила, как земля ушла из-под ног. Мне снова 9 и 12-летний Дориан смотрит на меня своими пронзительными карими глазами. Руки сами коснулись его щек, большой палец скользнул по ряду из трех родинок на левой скуле – как у отца. Радость и тоска ныли в унисон в груди, когда сын прижался ко мне в объятьях.

– Пусть Морин вечно хранит вас, матушка, – нежный голос коснулся моего слуха, – я так рад видеть вас.

– Моя радость, – я отодвинула мальчика, дабы взглянуть на него еще раз, – ты так быстро растешь.

– Мама! – едва дождавшийся своей очереди младший сын прижался к моему боку. – Вы здоровы? Мне столько хочется вам рассказать!

Зеленые глаза искрились, круглые щечки были румяными, как и всегда, когда он здоров и весел. Его черные волосы, как у отца и брата, стали короче и все так же смешно торчали на макушке.

– Тогда нам и ждать нечего, давайте садиться за стол.

За трапезой и обыденным разговором, в которым все старательно не упоминали императора, я любовалась своим отпрысками с легкой грустью. Не помнить месяц для меня совсем не страшно, но в отношении детей это был достаточный срок. Эмили уже 16, так что скоро должна состояться ее помолвка с князем, Адам скоро отметит 14-ый день рождения, но уже через пару-тройку лет представители знати начнут давить на него из-за ребенка, а Генри 12-ть, но его учителя в академии уже пророчат ему успехи на политическом поприще. Время так скоротечно в этом юном возрасте, что вернувшиеся с летних поездок дети, кажутся изменившимися до неузнаваемости настолько, что сводит сердце.

– Все еще непривычно ужинать без папы, – вдруг произнес Генри, – это когда-нибудь пройдет?

В тишине столовой слышен был лишь вой ветра за окном.

– Со временем станет легче, – выдавила я, – нам нужно хранить память, но не поддаваться грусти.

– К тому же, мы все еще должны служить на благо империи, – чуть сдавлено напомнила Эмили, – как заповедовала нам Морин. Вы же помните, как отец любил эту страну? Нам нельзя его подвести. Встретившись с ним в загробном мире, мы должны с гордостью рассказать о своих заслугах.

– Тогда… Можем мы всего один денек еще погрустить? – глаза моего младшего сына наполнились слезами, которые он силился не пролить, так что Адам в знак поддержки погладил его по плечу. – В последний раз все вместе, а завтра будем стараться, ладно?

Руки вдруг онемели и едва удерживали приборы. Нельзя вновь поддаваться этому чувству утраты, скручивающему органы в жгут.

– Конечно, родной. Но давайте говорить о светлом.

Ужин закончился в моей спальне, где на большой кровати мы вспоминали былое, предаваясь слезам. Эмили легла рядом, заплетая кончики моих волос в косы, Адам сидел с другой стороны от сестры, а Гени устроился головой на моих коленях. Скоро уже и этот ребенок дорастет до того, чтобы стесняться спать на моих ногах, однако сегодня все мы уснули под одним одеялом и в единой тоске и любви.

Глава 2

Имя императрицы всегда содержало в себе имена двух последних императриц в знак того, что три Божественных рода ранее были одной семьей и служат до сих пор единой цели. Но после того, как воспоминания прошлых императриц стали приходить ко мне во снах, а порой и наяву, словно видения провоцировали похожие действия и слова, словно даже дуновение ветра могло принести мне картинку мрачного дня похорон или же светлого праздника, я стала пугаться своего полного имени. Потому что оно не только мое, как и воспоминания в моей голове не только мои. Слыша свое полное имя в детстве, я оборачивалась в страхе, ожидая, что две мои предшественницы появятся за спиной. А если их увидят другие, назовут и их по именам? Что если все императрицы явятся в мою спальню? Они были в моей голове, хоть я не слышала их голосов, я знала, что они чувствовали. И большую часть их воспоминаний я не хотела бы знать.

Аннабель Мария Августа была дочерью герцога Таафеит, рожденной стать императрицей, от того к ее имени и прибавилось "из королевства Рутил, что в Халькопирите". Аннабель Мария Августа Таафеит де Рутил фон Халькопинит – набор имен, местоположений и часть моей истории. Так же волосы говорили о многом, а вернее их цвет. Если в эрцгерцогской семье рождалась девочка с рыжими волосами, то ей сразу же присуждалось имя, тянувшее за собой память о двух предыдущих матерях наследников. Порядок семей соблюдался строго, а в них следили за тем, чтобы три семьи имели минимум родственных связей, создавая целый конкурс на примаков.

Каждая Божественная семья была обязана родить дочь, которая передаст свою кровь детям, а в случае, когда подходила их очередь отдавать дочь на роль императрицы, дочерей должно было родиться две: одна уйдет из дома, а другая продолжит род. Мою мать корили за то, что она не может родить дочь, ведь кронпринцу уже было 2 года, тянуть нельзя было. Перед отправкой меня в дом жениха мать расчесывала мои волосы, дергая их с силой, словно злясь, что ее волосы не рыжие, что она родилась не императрицей.

– Знаешь, – сказала она мне, – однажды в нашем доме родилась будущая императрица, но волосы ее были не рыжие. Поразившись, родители все же дали ей имперское имя, а вскоре девочка умерла. Следующая их дочь была рыжая… Если бы я столько ждала удачной беременности, а ты бы родилась черноволосой, как твой отец, я тотчас бы убила тебя сама. Ведь все, что мне суждено сделать в этой жизни – родить двух наследниц.

Ненависть матери я осознала в 6 лет, так что ее слова не были шокирующими для меня, а историю я знала из воспоминаний 16-ой императрицы Карин. Позднее, во дворце, я обнаружила ее дневник, в котором она описывала свои отношения со старшей сестрой, рожденной на 8 лет раньше, оставшейся в семье, а также утверждала, что помнила короткую жизнь почившей сестры. Я сомневалась в ее словах, ведь погибшая не носила в себе Благословение, хотя жизнь преподносит порой доказательства своей экстраординарности.

Принцессы всегда рождались с волосами схожими с отцовскими и не могли сесть на трон. Они становились женами князей, герцогов или прочих хозяев значимых земель и владений, но моя дочь вызвала активные споры. Ее достали из меня с трудом, давя на живот, так как я была слишком худа и слаба, роды проходили тяжело. Когда ее голова показалась мне в свете свечей, я подумала, что разум играет со мной злую шутку. Рыжая. Принцесса была рыжей. Месяцами я думала, что волос потемнеет, годами допытывала ее, нет ли в голове ее не принадлежащих ей воспоминаний. Но Эмили ничего не помнила. Первая принцесса, получившая имя, носящее историю, – Эмили Аннабель Мария де Рутил фон Халькопирит.

Длинный титул, длинное имя – все не сравнимо с тем, что изначально Аннабелью звалась мать Морин. Женщина, ниспославшая миру провидицу и спасительницу, но забытая в истории, словно была она второстепенным героем. Она умерла в тот же день, в какой Морин объявила себя божеством, словно выполнила свое предназначение по рождению и обереганию юной спасительницы, а может должна была унести некий секрет в могилу.

– Ваше Величество? – вытянул меня из раздумий голос принцессы.

Я вздохнула. Лето наконец пришло даже на злой север, уводя от нас снег и напоминая, что земля и деревья еще могут покрываться зеленью, а значит – пора отправляться в путь. Последние месяцы выдались тяжелыми из-за работы, которая не могла сравниться с прежними моими заботами об устройстве двора и заботе о детских домах и столичной больнице. Вымотанная, я слишком часто начала обращать взор к окну, любуясь сменившимся пейзажем.

– Как ты знаешь, я отправлюсь на осмотр земель, твои братья поедут в эрцгерцогство Пейнит и графство Риован для тренировок, а ты останешься во дворце и будешь учиться. Есть какие-то пожелания для твоего расписания?

– Хочу учителя, который обучит меня быть главой дома, – выпалила радостно дочь, словно только и ждала моего вопроса.

– Прости что?

– У герцогства Оттон уже 2 года временный правитель, я хочу занять его место.

Герцог Виктор Оттон звался призраком войны. Он участвовал в каждой военной компании, на балах появлялся с новыми шрамами, потом без глаза, следом без руки, пока и вовсе вместо него не пришло известие о смерти. Неженатый, он не обзавелся наследниками, так что один из его вассалов занял его место, но это стало лишь временное решение.

– Ты принцесса, должна выйти замуж за влиятельного человека, а не пытаться стать главой рода. Если так желаешь править, то станешь княжной.

– Но я не хочу в княжество, оно слишком отлично от прочей империи, разве вы не знаете? Они даже нашу Богиню приняли лишь ради помощи в подавлении восстания! – голос ее был спокоен, но нервозность выдавало топтание на месте.

– И что ты хочешь? Главой рода может стать женщина только в случае отсутствия прочих наследников или вдовства. Или может мне изменить ради тебя правила?

– Да! Вы ведь дочь Богини, так почему не можете? И разве Морин не это нам завещала? Жизнь дающие во главе.

Я вздохнула. Не дочь я Богини, а лишь человек у власти, позиция которого все еще остается шаткой. Одобрить подобное назначение без сената было не проблемой, однако возмущения, которые последуют за ним удерживали меня от необдуманных действий. И основной дилеммой было не желание ребенка правителя занять пост главы рода, а то, что этот ребенок носит платья.

Однако, отказывать дочери мне было сложно.

– Я приставлю к тебе подходящего учителя, но обещать роль главы не буду.

– Почему, мама?

– Раз так хочешь звание герцогини, то приучись обращаться формально. Какие бы ни были наши отношения в семье, ты по закону будешь моим вассалом, будешь подчиняться и станешь равной со всеми пред законом. Ты выросла любимым ребенком монарха и явно не все понимаешь, так что вот тебе задачка: позволить тебе занять пост я могу при благополучном положении дел империи и при поддержке сената. Найди способ заставить вассалов доверить решению самопровозглашённому монарху и принять твою кандидатуру на голосовании, тогда я подумаю о поднятии этого вопроса на заседании. И будь готова выйти замуж.

И не смотри ты так на меня, я и сама на себя зла. Я перевернула эту империю с ног на голову своим восшествием на престол, так как могу ослабить хватку? Позволю много и ты привыкнешь, а случись со мной беда, как сможешь ты существовать в это мире? Мне так страшно. Если я умру так же внезапно, как ваш отец, то ты умрёшь следом, ведь наши противники не станут рисковать. Руки трясутся… Я просто хочу знать, что ты сможешь справиться сама. Даже если разозлишься, возненавидишь, только убедись, что нож в твоих руках, а не направлен в твою спину.

Моя дочь была первым ребенком, к тому же залюбленным и избалованным. Дориан отказал в заключении помолвки с княжеским отпрыском, предложение о которой поступило, когда малышке было 3. Он настаивал, что та имеет право отказать от брака и выбрать супруга сама, хотя мы с ним подобной блажи не заслужили. Однако, моя любовь к дочери была так же сильна, я не хотела стать для нее вершителем судьбы, так что решение мужа не оспаривала. И все же назначение дочери на пост главы было вопросом, в котором я готова было согласиться с советом, даже не зная решения, ведь сама определиться не могла. Стань она княжной со своим неясным статусом из-за цвета волос, и роди подобное себе дитя, это вызвало бы массу проблем. Княжество могло обособиться еще сильнее или даже отколоться от империи, выставив себя страной, в которой теперь на троне так же сидит Божья кровь.

Будучи герцогиней, она так же могла родить дитя с рыжими волосами, что поставило бы под сомнение право лишь трех семей рожать императриц. Я не имела четкого мнения на вопрос о том, как лучше поступить здесь. Единственное, что мне было ясно, так это сожаление от рожденных в моей голове мыслей, что лучше бы ей было не рождаться. Моя дочь нарушила устои и равновесие лишь своим появлением на свет, что не мешало мне любить ее безусловно, но делало ее слишком привлекательной целью для многих. Я слишком боялась, что она притянет к себе множество чужих глаз.

Княжество Цимбидиум тоже было проблемой, может не сейчас, но в перспективе. Государство было крайне богатым на ресурсы при скромных размерах. Страна, которой суждено было стать богатейшей на континенте, была разорена жадностью своего народа. Коррупция разделила княжество на два класса, меж которыми пропасть стала чрезмерной. Революция, гражданская война, сотни тысяч погибших. Халькопирит вмешались в конфликт, подавив восстание, а правительство княжества, вернее сказать, оставшаяся функционирующая его часть, пошла на принятия Моринства и вступила в империю. Религия смешалась с язычеством княжества, обретя новую форму, а присоединение к могущественному соседу помогло вывести страну из кризиса.

И все же, годы неумолимо шли, князья, пришедшие к власти на процветающих землях империи, все чаще думали, что договор меж их регионом и короной крайне невыгоден для них, так что они принялись поднимать цену на покупку их ресурсов. Надо отдать им должное – они воспользовались войной империи, при которой некогда было заниматься столь мелкими вопросами, так что их условия были приняты, а цены все продолжали подниматься, как и увеличивалось желание народа княжества вернуться к статусу независимого государства.

– Нужно найти новую невесту для юного князя, – вздохнула я с тяжестью.

– Вам нужно хоть немного отдыхать, – вздрогнув от внезапного комментария, я подняла взгляд на Тео, серые глаза которого в солнечном свете казались пугающими, – ужасно выглядите.

– Благодарю за замечание. В следующий раз за такое отправлю на дыбу, – он рассмеялся, а мои руки принялись искать последний документ, с которым я работала, в ворохе прочих, – и почему без доклада явился?

– Вот ведь, то другом вам быть, то докладывать, – массивное тело опустилось с противоположной стороны стола, – и у меня есть ключ камергера, так что могу являться когда захочу.

– Отберу.

– Сначала дотянись.

Я в полном шоке взирала на то, как мой подчиненный с задором поднял свой значок над головой, хвастаясь собственным ростом.

– Ну же, попробуй. Рухнешь ведь! Ты когда спала нормально в последний раз?

– Не могу спать, голова болит. И страшно.

– Снится?

– Постоянно. Усну и вижу, глаза ночью открою – и так вижу. Сидит на кровати как ни в чем небывало, а порой ложится рядом, – зацепившись взглядом за чашку кофе, я поднесла ее к губам и выпила совсем остывший напиток, – а если не сплю, то слышу голос, порой тень его замечаю и шаги в коридоре.

Теодор молча слушал меня, но мне страшно было посмотреть в его лицо и узнать реакцию. И без того жутко. Мой Аним почти все время теперь был рядом, так как мне вечно холодно, а слугам запрещалось тушить свечи даже на ночь.

– Ты поэтому постоянно работаешь?

– Верно. Так чуть спокойнее.

– Уезжай отсюда, Анна, – камергер наклонился, чтобы попасть в поле моего зрения, – для империи не будет лучше, если ты выжжешь себя изнутри в этом дворце.

– Хочу убежать, – призналась я, закусывая губы, – что, если уехав, я не решусь вернуться?

– Я тебя даже из-под земли достану, не переживай. Так что поезжай завтра же в Большой театр, бери артефакт для обращения и отправляйся в путешествие. У тебя много работы и за пределами этого треклятого дворца.

Пальцы сжались в кулаки, я силилась не расплакаться.

– Только на тебя у меня надежда.

– Я буду наготове каждую секунду. Свяжешься во время моего купания – отвечу, даже в бреду отвечу, даю слово.

Мои губы растянулись в улыбке. Теодор был самым приближенным человеком к нашей семье. Когда Дориан должен был завершись свой прошлый обзор подконтрольных земель, у меня начались третьи роды чуть раньше срока. Камергер оказался рядом и донес меня до спальни, куда созвал повитух, а я наказала ему остаться и поддержать меня. Это решение было необдуманным, свойственным взволнованной преждевременными родами, и вскоре по дворцу прокатился слух, что Тео стал моим любовником. Уверена, в сложившейся ситуации, когда он стал моей единственной поддержкой, грязные сплетни вновь возымели силу, но дела мне до этого не было.

Я взглянула на его аккуратно уложенные светлые волосы, на добрые глаза, подумав, что если и верно утверждение, что за божьей помазанницей стоит хранитель, то он сейчас прям передо мной.

– Выслуживаешься, – моя насмешка развеселила Тео, – мало тебе трех жалований?

– За всю ту работу, что на меня взвалило Ваше императорское Величество, мне уже титул герцога положен.

– Женишься – будет тебе титул. Сколько Ракель еще в девках ходить?

– Вообще-то я сделал предложение, но получил отказ, так как Ракель придется покинуть дворец после свадьбы, а она желает оставаться подле тебя.

– Я слышу осуждение в голосе?

– Как бы я посмел, – мужчина поднял руки в сдающемся жесте, – и не нужен мне титул герцога, без того работы столько, что скоро забуду, как небо выглядит.

Теодор, естественно, страдал от излишнего доверия императора к нему, хоть за свои мучения и был щедро вознагражден. Ему было уже 37 лет, но он не женился даже при том, что от недостатка любовниц никогда не страдал, ведь большую часть времени проводил за работой. Если я все же собираюсь уйти вслед за мужем как только разберусь с делами, то стоило бы его отблагодарить за годы стараний.

– Я позволю остаться Ракель при дворце, так что планируйте свадьбу к празднику рождения Морин. Обручитесь в столичном храме под императорским знаменем.

Подобные церемонии были редкими и обычно проводились лишь для членов трех благословленных семей, ведь свадьба под императорским знаменем значит, что этот союз одобрен потомками самой Богини.

– Анна, так нельзя! Под знаменем еще и в праздник, такого не было раньше!

– Как и женщины на правящей позиции, – я хмыкнула, – не пора ли этой империи начать двигаться? Сколько еще нам нужно цепляться за устаревшие мысли?

*

Большой театр находился на центральной площади, соседствуя с судом и музеем. В большом светлом помещении холла меня с рыцарем встретили распевающиеся актрисы, голоса которых отражались от сводов и заполняли собой все пространство. На мгновение я так заворожилась подготовкой девушек к вечернему представлению, что остановилась на зеленой ковровой дорожке, смотря на расписанный потолок, где маленькие девочки рассыпали по небу звезды, а мальчики складывали их в знакомые мне созвездия.

– Нам нужно идти, Ваше Величество, – напомнил мне сопровождающий, поправляя свой капюшон.

– Верно.

Из желания скрыть личности, мы оба были укрыты плащами. Наш путь из светлого свободного холла лежал в крохотную комнату возле гримерки, где сидел седовласый старец, такой, каким изображают мудрого мага в старинных сказках. Его безоконную комнату освещали лишь пара свечей, а сам хозяин помещения читал что-то через лупу.

– Зачем пожаловали? – голос старика соответствовал его дряхлому виду.

– Я хочу купить у тебя артефакт для преображения, – произнесла я, сильнее опуская капюшон, – мне нужно скрывать свою внешность примерно 6 месяцев.

– Преступница?

– Хуже.

Гример театра наконец повернулся ко мне, отвлекшись от какого-то списка в своих руках, и я заметила, что он слеп на один глаз.

– И зачем мне помогать тебе, если ты даже хуже преступника?

– А тебя не о просьбе просят, а предлагают продать твой товар. Да и скажи я, что не от правосудия бегу, то ты бы мне поверил?

Рыцарь за моим плечом был напряжен. Он с опаской наблюдал, как старец встал и захромал по маленькой комнатке к сундучку, открыв который, продемонстрировал невероятное количество кристаллов на веревочках.

– Кем хочешь быть? Могу мужчиной обратить и старухой, могу дать другой голос и цвет кожи.

– Достаточно изменить цвет волос и глаз.

Худая рука протянула мне подвеску из мутного белого камня на кожаном ремешке.

– И как мне угадать, что менять, коли я тебя не вижу?

– Если увидишь, то тебе придется умереть после моего ухода, – я приняла артефакт, – хочу быть блондинкой с голубыми глазами.

Рядом с нами появился Аним, который с радостным писком поглотил камешек и уже через мгновение вернул его мне на руку. Поразительно, никогда не видела, чтобы наделение даром происходило так быстро.

– Сколько мы должны тебе? – спросил рыцарь.

– За полгода выйдет 100 золотых.

Мы с моим сопровождающим переглянулись. Я планировала отдать в 10 раз больше и думала, что придется постоянно возвращаться в театр для обновления дара в кристалле.

– Точно хватит на полгода? – уточнила я.

– Коли не помру, то хватит.

– Это обнадеживает, – хмыкнула я, – накину тебе еще 30 золотых. Питайся лучше и живи долго. А теперь отвернись, я хочу проверить, что все работает.

В зеркале едва ли можно было разглядеть что-то из-за мрачности помещения, так что я несколько разочаровалась прибыв во дворец и примерив артефакт еще раз. Кудри выпрямились, рыжина обратилась светлым золотом, синие глаза стали голубыми, и все это сделало мое лицо еще более детским. Хоть я злилась на то, что не додумалась попросить старика сделать меня старше, нужно было признать, что с такой внешностью я больше соответствовала выбранной роли для прикрытия.

Собранный багаж, кареты и мельтешащие слуги. Большие проводы 3-х из 4-х членов императорской семьи на летнее время встревожили весь дворец поголовно. Я впервые за долгое время надела платье, так как на юге сурми не пользовался популярностью и слишком сильно выделял бы меня.

– Я положил вам достаточно артефактов, чтобы вы могли связываться со мной каждый день, – бубнил над ухом Тео.

– Я в любом случае буду часто возвращаться во дворец. Мне нельзя на совсем оставлять дела, да и будет много мероприятий в ближайшее время.

Как бы не хотелось, но забрасывать светскую жизнь было крайней степенью глупости. Приемы служили доказательством благополучия правящей династии, стабильности империи и хорошего финансового положения, а также рычагом влияния на общество через мое личное отношение к самым мелким на первый взгляд проблемам. К тому же, даже за пределами дворца у меня были товарищи, которых я была не прочь увидеть.

– Связывайтесь каждый вечер со мной, – настаивал камергер, – если вам нечего будет поведать, то будете слушать мои жалобы.

– Еще чего не хватало, – я нахмурилась.

– Не хватало видимо мне, раз вы еще и принцессу мне на шею повесили! – сквозь зубы прошептал он.

– Тебе просто нужно нагрузить ее работой, дабы не расслаблялась. Пусть помогает тебе, а станет отлынивать, то я заставлю ее забыть о роле главы рода.

Ракель подошла к нам после прощания с моими детьми. Ее светло-русые волосы по обыкновению были собраны в толстую косу, а на шее красовалась синяя лента с отличительным знаком управляющей дворцовой прислугой.

– Оставляю на тебя заботы о доме, – я улыбнулась ей, – приглядывай за принцессой. Проследи, чтобы она не питалась одними десертами в мое отсутствие.

– Конечно, Ваше Величество. Вы тоже заботьтесь о своем здоровье, ведь вы главная драгоценность нашей империи.

Каждое лето все дети минимум на месяц покидали пределы столицы и каждый раз прощения сжимали мое сердце. Мне хотелось вцепиться в плечи детей и прокричать, что никуда я их не отпущу, что они останутся в том месте, где ничего им не угрожает и я всегда могу увидеть их… Но в этот раз мне не терпелось убежать из дома, в котором умер мой муж.

Долгие объятья и обещания оставаться здоровыми, вернуться с новыми успехами, напутствия и пожелания. Я подарила своим сыновьям поцелуи в обе щеки и с легкой грустью смотрела, как кареты направляются к вратам для перемещения.

– На тебя мои самые большие надежды, – мои руки сжимали ладонь дочери, – от тебя я всегда требовала большего, но лишь потому, что знаю, что ты сможешь этого достичь.

Все что угодно могла даровать своей единственной принцессе императрица, но мне так же требовалось защитить ее от чужого влияния. Я смогу дать ей желанный титул лишь при понимании, что она справится с грузом ответственности и пренебрежения, которые падут на ее плечи.

– Мне радостно уже от того, что вы верите в меня.

После прощания из окна кареты я наблюдала, как фигура моей дочери становилась все меньше, пока не исчезла из поля зрения. Дети были отдушиной моей жизни, но остаться с ними означало быть запертой в этом мрачном месте. Мне так надоел север и печальные воспоминания не делали лучше.

В карете со мной ехал мой рыцарь Карлайл. Последний выходец из рода Кальтц, который когда-то славился лучшими мечниками. Я нашла его, потерявшего фамилию и положенную ему славу, когда жуткое воспоминание 7-ой императрицы Катрины дошли до меня во снах.

Империя на пике своего завоевания получила в качестве своего правителя слабого императора Авраама, допустившего большую ошибку. В попытке уничтожить королевство Альтмар, благородные семьи которого обладали чудовищной силой, он объединился с несколькими государствами, павшими перед могущественным врагом. В попытках спастись, они оказали поддержку Альтмару в захвате дворца Халькопирит. Тогда-то, 7-ая императрица, озабоченная долгом спасти наследника престола, который был лишь 3-х месячным младенцем, попыталась уйти через тайный ход в своих покоях, о котором знала из чужих воспоминаний в своей голове.

– Ничего не бойся, сынок, я позабочусь о тебе, – шептала она, спускаясь по лестнице, еще не зная, что кроме нее уже никто не помнил об этом ходе и не заботился о его сохранности.

Дверь, ведущая на улицу, была заперта. Я помню холодный пот, прокатившийся по спине императрицы. Она вернулась назад, думая, что может быть еще есть шанс выбраться через коридоры дворца, но поднимаясь выше, она все отчетливее слышала то, что и заставило ее спрятаться: голоса захватчиков и крики убиваемой прислуги. Великая империя под руководством дурака стала слабовольной и неорганизованной, а ослабленная длительной войной армия допустила захват дворцового города.

3 дня. 3 дня Катрин провела в холодном коридоре, молясь Морин без устали. В молодой девушке не было волнений о своей жизни, только бы не пропало молоко. Молоко было единственным, что спасало наследника в месте, где было холодно и темно, в месте, куда проникали лишь голоса оккупировавших покои захватчиков.

Когда императрицу все же отыскали, первым делом с ее рук забрали сына, что привело ослабшую девушку в ярость. Свет слепил ее, она думала, что их нашли злодеи, уроды, желавшие убить ее сына, так что она кинулась на своих спасителей.

Император был убит в пытках, так что младенец был объявлен новым правителем, а его регентом назначен брат Авраама, который приказал организовать расследование. Он выяснил, что на самом деле захватчики Альтмару пытали императора не из ненависти, а из желания выяснить нахождение легендарного артефакта, который на деле был главной ценностью рода Таафеит после божественной крови. Драгоценный камень обладал способностью к усилению, что было возможным за счёт его постоянного потребления окружающей энергии. Осознание, что рано или поздно история с пытками может повториться, вынудило меня заменила камень на фальшивку, надеясь, что потенциальные похитители сочтут легенду лишь легендой, а мой род лжецами. Не было мучительнее воспоминания, чем то, когда дряхлый знахарь со своим Анимом по моему приказу вспорол мне грудную клетку прямо посреди храма и запихнул настоящий артефакт за сердце. Боль была несравнима ни с чем до и после того дня, а возможность смерти была встречена в моем сердце равнодушием, но умирать мне было нельзя. Себя 14-летнюю я наградила долгом сохранить артефакт в себе до момента, пока не нашла бы места для его сокрытия получше. Там, где его смогли бы обнаружить лишь будущие императрицы, найдя подсказки в моих воспоминаниях. Полученная от камня сила позволила мне раскрыть способности, близкие к тем, которыми обладала 3 императрица, – самая могущественная носительница божьей крови. Она была воительницей, наперекор запретам отправлялась на поле боя, держа в руках меч, который я теперь могла призывать при слиянии с Анимом.

Где в нашем времени находился меч было не ясно, но исходя из того, что призыв его был временным, то можно было говорить о том, что оружие "заперто" где-то, от чего исчезало после использования. Призыв впервые произошел по случайности, но было ясно, что возможен он из-за камня в рукояти, так похожего на тот, что хранился в моем теле. Ко всему прочему, увидев меч, я все гадала, зачем все чужие воспоминания в моей голове, если я не помнила о столь важном? Мое умение сливаться с Анимом было рождено из записей и догадок моих предшественниц, искавших повое применение духам, упершимся в ограниченность собственной духовной силы… Но я помнила об их стараниях, о трудах и опытах, так от чего же нигде не было даже упоминаний о мече императрицы Стейши?

В любом случае, с ранних лет, как императрица империи, славящейся своими завоеваниями, я обучалась фехтованию. Моим оружием были шпага и рапира из-за их легкости и маневренности, так что длинный меч стал проблемой, из-за которой я и была вынуждена найти себе подходящего учителя, который и отправился со мной в путешествие. Карлайл был на 2 года младше меня, почти 2 метра ростом, широкоплеч и силен до безумия. Еще он все время собирал свои кудрявые черные волосы в маленький хвостик на затылке, от чего выглядел моложе своих лет.

– Что? – абсолютно невежливо поинтересовался мой спутник, когда его карие глаза встретили мой взгляд.

– Уже и посмотреть на тебя нельзя? И хотя бы притворись, что тебе есть дело до субординации.

– Все равно никто не видит.

Характер у него был не сахар. 13-летний парнишка, которого я притащила во дворец в качестве учителя, выглядел даже мило хамя, как обучила его голодная жизнь в трущобах, но вот здоровый 30-летний лоб, способный сломать меня пополам голыми руками, таковым уже не казался.

– Надо было тебя пороть.

– Надо было.

– Готовимся пройти через врата, будьте готовы! – прокричал кучер и у меня внутри все сжалось.

Телепортация была малоприятным впечатлением, причем настолько, что некоторые дворянки предпочитали потратить в дороге неделю, нежели вытерпеть ту тошноту и головокружение, что возникают при сокращении пути. Мне каждый раз казалось, что органы перемешиваются внутри, да и легендарный камень неприятно жгло.

– Приказать остановиться? – озабочено поинтересовался Карлайл, когда я скукожилась от незабываемых ощущений.

– Не надо, – глаза поднялись на его позеленевшее от тошноты лицо, но за ним, в окне, сочные листья и голубое небо словно околдовали меня.

– Вы точно в порядке?

– Мы на юге, – вырвалось из моего горло, пока я прижималась к окну, уже чувствуя запах богатой разнообразной природы, так отличавшейся от серости лета севера.

Была бы возможность контролироваться собственные мысли, я бы отдала все свои богатства за то, чтобы больше никогда даже мыслями не возвращаться к собственной матери, однако юг всегда навевал мне детские воспоминания. Здесь, на морской границе империи, под защитой гор, среди виноградников и фруктовых деревьев, я вновь ребенок, опечаленный фактом, что приобретенные таланты нельзя было передать с молоком матери. Эрцгерцогиня Таафеит естественно всегда была в центре внимания, обладала обширным кругом общения и немалым влиянием, что вынудило ее проводить существенную часть жизни за письменным столом. Пару раз мне выпала честь лицезреть ее выверенный строгий подчерк, хоть листок с этим произведением искусства был в ярости брошен ею на стол, ведь я в 7 лет не поспевала за ее талантом к каллиграфии. Моя мать словно всю жизнь знала, что смерть императора не за горами и скоро меня придётся отправить во дворец, от чего так торопила мое обучение, а может просто не могла дождаться моего отъезда.

Одну весну я боялась, что уже никак не смогу оттереть чернила со своей руки, так много писала. Приняв титул императрицы, я строчила записки мужу, хоть мы и находились в одном дворце, оформляла их как и прочие письма и передавала через слуг. Сразу после рождения дочери Дориан подарил мне большое поместье на юге, по которому я страшно скучала. Поездка в новый дом с младенцем на руках стала первой для меня с момента переезда в столицу. Я помню, как прошла сквозь врата и солнце обняло меня. Глубокий вдох сделался так легко, что улыбка не спадала с моего лица до самой ночи. Мой муж должен был прибыть только через неделю из-за дел, от чего нас с дочерью целыми днями должны были окружать лишь суетящиеся слуги. Так приятно было выходить на большой балкон, открывавший вид на закатный океан. Мне тогда казалось, что я не смогла бы вернуться на враждебный для меня север, если бы мой муж мог бы вечно оставаться здесь со мной.

У кровати в день прибытия я нашла записку:

"Моя Бель, я благодарен тебе за рождение дочери. Это поместье было отстроено к твоему 15-летию, так что я рад наконец представить его тебе. Ни этот дом, ни прилегающие территории не были награждены названием, хоть уже и носят звание графства, так что дай им имя и запиши в прилагающиеся документы.

С любовью, вечно твой, император Дориан".

Небо окрасилось в оранжевый от заката, обретя цвет моих волос, однако мне он всегда напоминал об императрице-матери. Ее воспоминания не сохранили от меня секрет того, что на имени Дориана настоял император, а она грезила о имени Вильям, так как оно пришло ей во сне во время беременности. Она никому не рассказывала об этом, так что посчитала это знаком и написала в пустующей строфе "Вильямс". Если у императрицы-матери есть возможность наблюдать с небес, то я надеюсь, что мое решение ее обрадует.

"Мой драгоценный супруг, уготованный Богиней,

Едва почувствовав дуновение теплого южного ветра на своей коже, я ощутила тоску по тебе. Все моё существование завязано на тебе, моя жизнь и душа в твоих руках, может от этого так странно находиться далеко от нашего дома? Две недели разлуки кажутся вечностью, ведь меньше чем за день ваша покорная слуга измучилась настолько, что готова вновь собрать чемоданы и ринуться домой. Однако, ваш подарок прекрасен, я благодарю вас за внимательность к моему желанию вернуться на юг хоть на несколько дней, однако тепло, море и пение птиц, по коим я тосковала, мне не кажутся теперь такими родными. Может дело в том, что самая драгоценная часть моего сердца, самый родной человек, остались на другом конце света? Простите мои жалобы и стенания, Ваше Величество, ведь я должна была благодарить вас за столь щедрый подарок, но я вынуждена признать, что главным даром для меня стало откровение, что не будет мне счастья и покоя, покуда вы не держите меня в объятиях.

С любовью и уважением, тоскующая по вам жена, императрица Аннабель".

– Это и есть поместье Вильямс? – Карлайл указал в окошко, жмурясь от яркого света.

– Верно.

Бело-синий особняк красовался на возвышенности, объятый с двух сторон виноградниками, а с третьей морем. Дом, в котором мне довелось провести так мало времени, но который сослужил мне огромную услугу.

Признаться, я нарушила закон. Получив в распоряжение здешние земли, мне сразу стало понятно, что достаточно времени для заботы об этом месте у меня не найдется, так что я поставила управляющими этой землей брата и невестку Ракель, но запретила называться доверенным лицом, а представляться графом и графиней Вильямс. Благодаря этому, пока Дитрих Вильямс с женой по моему приказу занимались развитием угодий, они так же вписались в светское общество, что позволяло им шпионить для меня.

– У вас лицо просветлело, – заметил рыцарь, – впервые за 4 месяца.

– Хочу хотя бы на пару дней забыть, что мне чуть за 30, я вдова с 3-я детьми, которую не прочь убить с дюжину влиятельнейших людей этой страны, – с улыбкой ответила я.

– Как об этом забыть можно? – его лицо скривилось. – И стоит ли, если есть угроза вашей жизни?

– Безопасность моя в твоих руках, – я пожала плечами, – так что просто рассчитываю на тебя.

Выстроенные в ряды слуги встречали нас у поместья вместе с Дитрихом и Авророй.

– Приветствуем, Ваше императорское Величество, – объявила графская чета, – молимся о вашем здравии.

– Взаимно, мои дорогие. Аврора, как твое здоровье? Когда ты готовишься к родам?

За неспешным диалогом прошла прогулка по саду поместья и совместный ужин. Впервые за годы увидеть закат с террасы под шум наката волн было незабываемо. Солнце неспешно опускалось к воде, давая мне насладиться прекрасным зрелищем.

– Море цвета ваших волос, – с улыбкой заметила Аврора.

– Завтра будет жарко. Вам действительно стоит отправляться в деревню в такую погоду еще и с одним сопровождающим? – озабоченный граф налил мне еще вина.

– Я же буду под маскировкой, так что переживать не о чем. И неужели в империи все так плохо, что мне бы попытались навредить, едва признав монарха?

– Конечно нет!

– Кажется, я перебрала с вином, – призналась я, – но должна похвалить вас, ведь случилось это из-за прекрасного вкуса, позволившего мне забыться.

Путь до покоев мне помнился уже достаточно смутно, ведь едва встав на ноги, я сразу осознала, что состояние мое хуже, чем представлялось до этого. Воспоминания обрывались на кровати, где мой нечеткий взгляд смотрел в распахнутые окна, за которыми легкий ветерок трепал кроны деревьев. Мирный сон был не долог, ведь внезапное пробуждение ночью открыло мне чужое присутствие в комнате и абсолютное отсутствие контроля тела.

– Ты с первого взгляда полюбила эти земли, – заговорила тень у окна, вызвав мурашки по всему телу, – я так рад, что ты начнешь свое путешествие отсюда.

– Уходи, – хоть губы и не двигались, но тень все же обернулась на мои слова, – прошу, Дориан, оставь меня…

– Ты совсем не соскучилась по мне? – фигура моего мужа вдруг оказалась на краю кровати.

– Как ты можешь так говорить? Я сбежала из дворца из-за невозможности избавиться от мыслей о тебе, но ты последовал за мной. Зачем ты продолжаешь меня мучать?

– Видимо, ты никак не можешь отпустить меня, ведь я всего лишь твое видение, – сквозь слезы я видела лишь знакомую улыбку.

Поцелуй коснулся моего все так же недвижимого тела, после чего я смогла проснуться. Рассвет.

Глава 3

Моей первой целью была деревня у степей рядом с графством. Когда-то на этих землях было царство, вся информация в плоть до названия о котором была уничтожена из-за сопротивления народа. Люди были настолько патриотичны и так агрессивны в своем неподчинении завоевателям, что был отдан приказ казнить любого, кто упомянет имя павшего государства. Если в подобном месте, где до массовых убийств отказывались принимать новую веру, не сохранилось воспоминаний о легендах и повериях, то искать их на других землях почти бессмысленно.

– Формально я нахожусь здесь до начала следующей недели, когда буду вынуждена вернуться во дворец для проведения праздника в честь рождения Богини, – отдавала я указания Дитриху, – так что письма будут приходить вам. Я оставила список писем, которые стоит оставить нетронутыми, какие вскрыть и по надобности доложить мне об изложенной информации. По несрочным вопросам не беспокоить, в особых случаях связываться с Теодором.

– Но он же во дворце.

– Мой камергер обладает надоедливой способностью находить меня в любой точке этой огромной страны. К тому же, с большей частью вопросов он проинструктирован разбираться самостоятельно.

– Что ж, тогда я спокоен, – граф улыбнулся, – кстати, вам очень одет, Ваше Величество.

– Благодарю.

Мне тоже нравился грим, хоть и было так странно смотреть в зеркало. К тому же, здешняя мода стала мне совсем чужда, так что в легком светлом платье казалось, что тело едва ли прикрыто, словно меня одели ко сну. Однако, рано проснувшись, я вышла в сад, где обычно проводились пикники и чайные вечеринки, чтобы просто пройтись босиком по свежей зеленой траве. Наблюдая за пробуждением дня, ощущая голыми стопами влагу россы и вдыхая прохладный воздух, мне казалось, что я стала чуть более живой, а мир хоть на каплю, но менее невыносимым.

Мы с Карлайлом сели в скромную наемную карету, намереваясь провести в дороге около трех часов. Пейзаж постепенно менялся с виноградников на необработанные поля, которые я пометила на небольшой карте. Местный климат был подходящим для выращивания фруктов, так что я намеревалась раздать местным дворянам больше земель и проложить несколько новых дорог к вратам, чтобы север мог получать фрукты по более выгодным ценам.

– Такие просторы и всего 30 врат, – с задумчивым видом смотрел в окно мой спутник.

– Я уже нашла нового мастера, который сможет продолжить строительство врат. К сожалению, он еще юн, так что может лет через 5…

– Выходец академии Суран?

– Верно.

Суран звали 4-ю императрицу Халькопирит, которой счастье в браке уготовано не было. Император Мартин считал ее чем-то равным короне – символом его власти, так что после рождения единственного сына он забыл о ее существовании окончательно. В то время империя находилась в разгаре своих завоеваний и Мартин лично участвовал в войне, так что в столице находился крайне редко, да и страсти к политике никогда не испытывал, от чего сделал своим регентом младшего брата.

«Наставница ошиблась, назвав моим мужем императора. Я обручена с империей», – так писала о своей жизни Суран. Забота о народе стала для нее отдушиной, а для будущих поколений – нерушимыми законами. Нескончаемые военные походы породили такое количество сирот, что императрицы издала свой самый главный указ для дворян, который все еще красуется в кодексе империи.

«Главная ценность империи и главная его сила – народ.

Каждый осиротевший ребенок в возрасте до 18-ти лет имеет право просить помощи в любом фамильном доме империи, а дворянин не может отказать в помощи своему подданому. Дитя, не способное самостоятельно сохранить и обеспечить свою драгоценную жизнь, будет определен на подходящую работу при дворе или же отправлен в столичную академию».

Конечно же, полностью обеспечиваемые империей дети не были до конца свободны. Их обучали в зависимости от нужд государства, взращивая в них желание заниматься определенными вещами. Таким образом и обреченные на голод и смерть дети могли сохранить жизнь, и империя получала достаточное количество талантов и могла знать, что ценные Анимы найдут своих хозяев.

– Сколько вы планируете сделать новых врат?

– Еще не знаю. В первую очередь необходимо озаботиться пропитанием народа, а для этого врата необходимы, ведь большая часть провизии портится при транспортировке.

– Разве сейчас север голодает?

– Нет, но нас в скором времени может застать война, так что…

– О чем вы, какая война? – Карлайл выглядел шокировано, что и не удивительно, ведь за последние 60 лет армия использовалась лишь для подавления мелких нападений на границах с королевствами, требовавших вернуть захваченные территории, да для контроля кочевых народов.

– Пока что это лишь мои опасения, но на западе меж государствами ведется непонятная мне игра и вряд ли она нас не затронет.

– Прошлые императоры поступили опрометчиво, перестав продвигаться на запад.

Так и есть. Получив большую часть плодородных земель, Халькопирит отозвал войска для восстановления, оставив на границе несколько мелких прибрежных государств, которые не представляли угрозы, планируя захватить их позднее. Однако, армия империи вернулась в родные угодья в компании страшной болезни, вызвавшей эпидемию, чем сильно подкосила страну. Спустя годы продвижение по материку продолжилось на восток, а оставленные государства в то время воевали меж собой за оставленные им клочки земли, образовав в конечно счете 5 прибрежных королевств, теперь обладавших практически равными флотами.

Из-за случайных факторов прошлого мне теперь было необходимо беспокоиться о получивших поддержку от заморских наций королевств, способных не покорить империю, но вернуть себе некоторые угодья, да и напасть на нас с моря. Приличный флот был лишь у княжества Цимбидиум, но его не будет достаточно для достойного отпора, так что мне нужно было получить из за моря поддержку, технологии и знания для строительства кораблей, однако никто из предыдущих императоров не озаботил себя установкой дружеских отношений с морскими государствами… Будь Дориан жив, он бы точно нашел решение, смог бы договориться, а мне остается лишь надеяться, что зарубежные монархи станут сотрудничать с женщиной. Стоит ли мне отправиться лично? Выписать мастеров? Позволят ли? Выкрасть? Купить?

– Ваше Величество! – меня одернул голос Карлайла, заставив выбраться из тревожных мыслей и понять, что я едва не задыхаюсь.

– Все… Все в порядке, – прохрипела я, а рыцарь достал из сундука бутылку с водой и наполнил ей бокал.

– Вижу я, как все в порядке, – я приняла сосуд, – у вас руки трясутся, может мне напоить вас? Разольете ведь.

– Не стоит, – смех был сдавленным, – если я попить не могу без помощи, то как смею носить титул монарха?

– Думал, что за пределами дворца вам будет лучше, но, видимо, обманулся.

– Я себя не утруждала политикой, верила, что умру до Дориана, когда мой сын будет достаточно взрослым, дабы принять корону. Сейчас же ощущаю себя так, словно иду с кувшином на голове, который даже придержать не могу.

– Вам не стоит так говорить.

– Все эти странные движения на западе лишь от того, что на троне женщина. Почувствовали возможность… Слабая, неумелая – так они обо мне и говорят, уверена, да и правы они. Если начнется война, то причиной ее будет мой эгоизм.

– Вы лишь хотели защитить кронпринца Адама. Если бы вы отправили его на битву в царстве, он мог бы пострадать, к тому же, Цимбидиум с трудом в нынешнее время можно назвать подконтрольными землями.

– Верно, они могли бы взять Адама в заложники, требуя отсоединения от империи, – кивнула я, – это позволило бы им получить больше свободы в морской торговле…

– Но?

– Но даже если есть риск, мне нужно было отправить Адама на сражение, ведь для империи он в первую очередь кронпринц, а уже потом чей-то сын.

Я откинулась на спинку неудобного сидения и закрыла глаза. Вновь головная боль. Для меня оказалось невыносимо сложно совмещать роли матери и правителя.

– А я бы хотел себе такую мать, – вновь слова мужчины оторвали меня от тревожных мыслей, – меня выбросили из дома в 8 лет, так как не могли прокормить. Моей маме было плевать, что единственным спасением для меня будет вступление в ряды армии в качестве оруженосца, она даже не написала мне ни разу до момента, пока я не отличился в битве и не получил титул рыцаря.

– Кажется, тебе было 20 при посвящении? – с легкой улыбкой спросила лишь для того, чтобы разговор увел меня подальше от тяжелых дум. – Что же она написала тебе спустя столько лет?

– Не знаю, я сжег письмо, – он с легкостью пожал плечами, – помню, как смотрел на конверт и не мог понять, что же я хотел увидеть в этом послании. В итоге решил, что единственное мое желание – оставить все в прошлом.

– Мне жаль.

– Есть ли смысл жалеть человека, служащего напрямую императрице? – карие глаза обратились ко мне. – Я личный учитель фехтования Ее Величества, сопровождающий рыцарь императрицы, один из лучших мечников империи. Может я бы и не стал таким, не выбрось меня мать на улицу.

*

Небольшая деревня у реки выстроилась рядом с рисовыми полями, на которых и работала большая часть жителей. К большому нашему счастью, через это поселение так же проходил торговый путь, так что Карлайл быстро нашел постоялый двор, в котором мы могли бы остановиться.

– Нам бы хозяина, – обратился рыцарь к сидящему на лавочке у входа в двухэтажное здание курящему мужчине.

– А, мадам, – незнакомец улыбнулся, – да вон она, прям за спиной вашей. Мадам!

– Чего кричишь, бездельник? Иди коли дрова!

Перед нами была пожилая женщина с курчавыми седыми волосами, собранными в пучок. Ее пышное тело было закутано в зеленое платье, поверх которого красовался белоснежный фартук.

– Чего колоть-то, вон гора в сарае лежит!

– То же мне гора, на два дня едва ли. Иди, кому говорю, пока не зашибла тебя!

Милая старушка хоть и ворчала, но явно без злобы. Ее фигура и карие глаза напоминали мне о няне, приставленной ко мне во дворце.

– Добрый день, мы хотели бы остановиться у вас, – с улыбкой обратилась я к ней.

– Конечно-конечно, проходите, найдем вам комнату, – ее рука приобняла мою талию и подтолкнула в сторону входной двери, – я Арта, но все зовут меня мадам. А вы кем будете, дети?

– Мое имя Анна Кальц, а это мой охранник Карлайл, – непривычно называть себя чужой фамилией.

– Ох, а я было подумала, что муж твой, – женщина приблизилась ко мне, говоря тише, – и хвала Богине, что ошиблась, не лучший вариант, по деревне нашей и то ребята посимпатичнее ходят.

– Кхм, – Карлайл обратил на себя внимание, явно услышав неприятные слова, но мадам полностью его проигнорировала.

– И что же красавица без мужа забыла в нашей глуши?

На первом этаже было достаточно темно даже не смотря на солнце в зените, но в воздухе витал сладкий запах свежего хлеба. Арта открыла ключом небольшую комнатку и распахнула маленький настенный шкафчик с записной книгой и набором ключей.

– Я вдова.

– Ох, тяжело тебе придется без помощи супруга. Ты хоть работала когда-нибудь? Совсем тонкая и ведра не поднимешь, – сетовала женщина.

– Я… Мой муж оставил мне достаточно имущества, а я его продала и решила путешествовать, чтобы рассказать ему, что видела. Детей Богиня нам не дала, так что…

– И что же ты, с этим охранником путешествуешь? – она хлопнула себя по щекам. – Да он же худющий, меч-то поднимет? Хочешь, обменяю его на одного своего дуралея? Он хоть и следит у нас за порядком, но мужик работящий, сильный, весит как целый конь!

Я невольно рассмеялась, а Карлайл, кажется, был на грани.

– Пожалуй откажусь.

– Что ж, тогда не будем о грустном. Так, хотите остановиться на втором или первом этаже?

– Мадам, если есть такая возможность, то я бы хотела выкупить весь второй этаж на неделю.

– Ох, решили озолотить меня?

Хоть Арка и подивилась моему желанию, но с удовольствием предложила в наше распоряжение весь этаж, кроме одной комнаты, в которой на постоянной основе жила девушка, почти не покидающая свои 4 стены.

– Проблем от нее не будет, так что если вас устроит, то вот ключи.

На втором этаже было 5 свободных комнат и значительно светлее, чем внизу. Сами жилые помещения были одинаковыми и представляли пустые стены, кровать с комодом и зеркалом, да крохотный круглый стол с одним стулом. Однако, вид из окна был очень вдохновляющим. Рисовые посевы, широкая спокойная речка, сверкавшая от яркого света и зелень под голубым небом. Большего мне и не надо было.

Здесь пахло детством. Мать часто отправляла меня в деревню в качестве наказания. Она стремилась показать мне, что я должна быть благодарной и покорной, живя в богатстве, но только в деревушке я чувствовала себя живой. Живя в доме своей служанки, муж которой потерял ногу в войне, играя с их детьми, падая в лужи, ловя мальков в реке руками, гоняясь за птицами с детворой я чувствовала, как радость наполняет тело. Никаких манер за столом и на перепачканное платье плевать, а еще можно было громко петь, да и никаких формальных обращений. Я мечтала провиниться достаточно, чтобы меня вновь отправили в деревню.

Позже я стала своих детей отправлять к их няне в маленькое виконство, давая им ненастоящие имена, историю и приставляя к ним с десяток стражников под прикрытием. Они могли видеть труд людей, попробовать простую еду, увидеть жизнь вне золота и прописанных правил. К сожалению или счастью подобный опыт очеловечивал простой народ, сильно влияя на принятие важных решений.

Ужин в постоялом дворе накрывали на заднем дворе под большим навесом для всех гостей. Мадам предупредила, что сегодня будет рисовая каша со свининой. Я очень любила кашу.

– Нами теперь правит императрица и это правильно, даже наша Богиня это завещала, – из мыслей меня вырвал строгий голос мадам, спорившей о чем-то со своей подчиненной, – этим несносным мужикам надо в поле всем идти работать, для тяжелой работы и рождены, а не в бумажках ковыряться.

– Большинство мужей высшего сословия считает, что женщины слишком эмоциональны и неуравновешенны, чтобы принимать решения, – неосознанно вырвались у меня слова, а каша в тарелке так вкусно пахла, что рот невольно наполнялся слюной.

– Они это могут говорить лишь по тому, что в старину все жили на равных, деля обязанности поровну, но потом этим невозможным ленивцам захотелось раздавать приказы, а самим лежать на кровати. Пока женщины продолжали работать и думать о благополучии, мужчины поднялись на камень повыше и принялись руками размахивать, прививая привычку их слушать. Знаешь что, дитя? У меня было трое мужей, все они смели мне приказы отдавать, будто слугу купили, в не в брак вступили. Двух прогнала, третьего взяла и прибила собственными руками, когда он на меня с кулаками бросился. Эмоциональные бабы? Да все мои девочки, коль уж довести их, поплачут, да дальше работать пойдут, сидеть не любят, а мужики чуть что – вилы побросают, топоры покидают и в запой идут. Непроходимые идиоты! Неделю пьют, месяц вспоминают и под нос себе бубнят ходят, ну невозможно!

Старушка ворчала так громко, что несколько мужчин, куривших поодаль, быстро ретировались, словно опасаясь попасть под горячую руку.

– Вы правда думаете, что императрица будет лучшим правителем? – вдруг вмешался Карлайл, в тарелку которого мадам наложила целую гору свинины, приговаривая, что охранник таким худым быть не может.

– Это одной Богине известно, однако это правильно. Империя должна чаще полагаться на заветы Морин и больше уважать женщин. Думаю, если Халькопирит и нуждается в изменениях, то правление императрицы Аннабель хорошее начало нового пути.

Рыцарь не выглядел так, словно ждал ответ, будто знал его наперед. Он спросил это для меня?

– Ох, госпожа, а вы прибыли с севера, правда ведь? – с неожиданной улыбкой поинтересовалась помощница мадам. – А, простите, мое имя Иша… Ох, о чем я говорила? А, точно, мне было всегда интересно, правда ли, что в столице не проводят ночные кострища?

– Дура, там и полей нет, откуда же взяться ритуалам степных регионов?

– Что за ночные кострища? – спросила я, поняв, что съела кашу и не заметив.

– Это традиция. Вся деревня разжигает большой костер, поет вокруг него песни и танцует, дабы развлечь духов, которые заботятся о посевах, – мадам заглянула в мою тарелку, – положить еще?

– Верно, ведь духи тоже стараются и им нужно отдохнуть, а иначе нас ожидает неурожай! – у Иши был очень звонкий голос, режущий слух. – Госпожа, вы когда-нибудь бывали на рисовых плантациях? Хотите посмотреть?

– Оставь ты гостей в покое, дай хоть отдохнуть с дороги, а завтра сходите. Конечно, вид на рассвете самый лучший.

И это действительно было несравнимо. Иши разбудила меня в 4 часа утра и повела к затопленным землям, поделенным на квадраты, в которых рядами высажен был рис. Мы обе были в похожих зеленых сарафанах и рубашках с длинными пышными рукавами, шли босяком по мокрой траве. Пели первые птицы, летала мошкара, а темно-синего неба касались первые лучи солнца.

– Люблю выходить в такую рань, – девушка придерживала рукой юбку, дабы не намочить росой, – через час проснутся остальные и заполнят поле, а сейчас не спят только наши пекаря, чтобы к завтраку сделать горячий хлеб. В это время кажется, что есть лишь ты и солнце, прогоняющее духов отдыхать.

– А что это за духи, у них есть имена?

– Наверняка есть, но людям все равно нельзя их знать, – Иша пожала плечами, – как и давать имена Анимам, ведь при жизни их уже как-то нарекли. Мы просто зовем их хранителями полей.

– А те кострища, часто они устраиваются?

– С посадки урожая до его сбора каждые 2-е недели. Вот оно, смотрите.

Рассвет. Небо стало оранжевым, отражаясь в холодной воде посевов. Казалось, что весь мир поместили в янтарь, когда среди пения птиц, кваканья лягушек и писка насекомых послышался плеск. Мои ноги стояли на границе посевов.

– В воде рыбки, – удивленно заметила я.

– Верно, их запускают в воду, чтобы избавиться от кладок насекомых и водорослей.

Полчище мелких разноцветных рыб плескалось в воде. Одна из них высунула голову и схватила водомерку, издав смешной звук. Мне казалось, что все это представление для наивной императрицы. Неужели и правда существует что-то настолько поразительное? В месте, где люди вынуждены зарабатывать тяжелым трудом, для меня все было похоже на яркую картину, выставленную на аукционе.

– Невероятно красиво, – казалось, даже шепотом можно спугнуть эту умиротворенную картину.

– Стоит того, чтобы проснуться так рано. Жаль, что это миг такой короткий. Ох, госпожа, у вас глаза на мокром месте!

Мне сводило все внутренности. Мысль, появившаяся и ускользнувшая за секунду, что хотелось бы показать все это Дориану, была похожа на воткнутый в спину кинжал. Когда-нибудь это прекратится, рано или поздно, но пройдется, мне просто нужно потерпеть…

Вернувшись в постоялый двор, от тревоги я связалась с Тео, надеясь, что его голос сможет меня успокоить, а он, как верная собачонка, действительно ответил мне, хоть в столице и было еще 3 часа ночи.

– Анна, что-то случилось? – серые глаза едва ли могли оставаться открытыми.

– Нет, просто мне стало одиноко.

– А где твой хваленый мастер меча?

– Ты же не думал, что мы будем спать в одной комнате? – я нахмурилась, а Теодор, отодвинувшись от зеркала для связи, заглянул в обычное.

– Ох, ну и бардак у меня на голове, – его руки принялись укладывать волосы, – не думал, но ты же не отходишь от него далеко, верно?

– Будет тебе, здесь безопасно. Как там Эмили?

– Всего-то день прошел, что с ней могло статься? Начала подготовку к празднику в честь рождения Богини, встретилась с новым учителем. Тебе не о чем беспокоиться, Аннабель. Прошу, просто оставь все тревожные мысли и отдохни за эту неделю. Разве не для этого твоя поездка?

Но просто оставить уничтожавшие меня мысли я не могла, разве что перекрыть. Всю неделю я была рядом с мадам, общалась с ней, помогала по хозяйству, только бы не оставаться с собой на едине. Ее удивляло, что путешествовавшая девушка не отдыхает, а стремится бесплатно трудиться, так что Арка отправляла нас с Карлайлом на конные прогулки или развлечь детей, пока их родители заняты на полях. Честно говоря, мадам тратила на меня столько времени, что мне стало стыдно.

За день до моего отъезда мою голову вновь пронзила ужасная боль. Приступы случались с самого детства, со дня, когда я впервые нашла чужие воспоминания в своей голове, и сохранялись до сих пор. Большую часть времени боль была терпима, но порой была похожа на наказание за провинность, понятия о которой я не имела, да еще и дополнялась жаром. Как и в этот раз. Озноб объял мое тело, закутанное в одеяла, неспособные согреть. В бреду на постели, в тусклом свете свечи, старушка так ласково ругала моего стражника.

– Это ж надо так заболеть летом, когда жара стоит! Что, пустил хозяйку купаться в речке в одной рубахе, а? Отвечай, подлец! – старушка ударила парня полотенцем, что почти заставило меня улыбнуться. – Смотрел, пади, как мокрая ткань ее фигуру обнажает, а? Что ты глаза прячешь, паршивец, как подниму ее на ноги на коленях прощения просить будешь, бездарь!

Но Карлайл смотрел на меня с ужасом, который было возможно распознать даже сквозь застлавшие глаза слезы. Он был моим учителем, знал о легендарном камне и мече, но многое все еще было сокрыто от него, ведь ему не было доступа к императорской части дворца. Мне хотелось извиниться, что не предупредила его о возможном приступе, из-за чего он от неспособности помочь побежал за мадам.

Чаще всего подобное состояние свидетельствовало о открытии нового малоприятного воспоминания. Самым страшным и первым из похожим припадком было воспоминание 14-ой императрицы. Я страдала от хронических головных болей, а у Амалии было нечто пострашнее: голова болела так, как словами было невозможно описать, даже свет и звуки становились мучением. Она могла сутками лежать в постели, спальня погружалась в темноту, а слуги ходили на носочках. Болезнь брала начало из детства, но с годами становилась страшнее и невыносимее, а в беременность достигала пика.

Я помню ее обессиленное тело на кровати и себя запертую в ее голове, помню кровь, стекавшую по ногам, и крик новорожденного, разрубавшего голову частей на шесть. Воспоминание было ярким, рисую 3-х повитухи, 24 свечи, потные простыни и прилипшую сорочку, ощущение опустошенности и этот режущий, уничтожающий плачь крохи, умещавшегося на двух ладонях. Я держалась за голову, молила, чтобы он замолчал, а лучше пусть выбросят его в окно, нет сил терпеть эту боль… А потом рука дотянулась до ножниц, которыми перерезали пуповину, а можно было бы наконец разрезать голову и выпустить то, что разрывало ее изнутри. Повитухи завопили, когда мы воткнули ножницы в правый глаз, но уже не было больно.

Это воспоминание по какой-то причине приходило три ночи подряд, стоило векам опуститься. Я была в ужасе и истощена, боялась, что вот и пришел тот конец, который пророчили все эти ведения – я заперта в чужом теле и в единственном моменте. Еще двое суток я пролежала в бреду. Дориан был рядом все время, хоть знахари и пугали его, что лихорадка может быть заразной. Он обтирал мое тело и заставлял пить бульон с ложки.

– Давай, Бель, ешь же. Ты меня не можешь оставить, а если уж решилась на это, то изволь выбрать способ, при котором твоих мучений я видеть не буду. А дети как же? Ты и их оставишь?.. Или может так: ты жена императора и должна быть покорной. Да так, я приказываю тебе жить.

Он был напуган и сломлен. Три дня проваливаться в сон и подниматься с криком, в ужасе, а следом слечь в бреду, со страхом уснуть и увидеть это вновь. Что ему было думать? Что ему было говорить мне, если не упрекать?

Очнувшись вновь 19-летней Аннабель, я первым делом разразилась плачем. Мне просто хотелось, чтобы кто-то разделил со мной эту боль, знал, что у меня внутри, но я не могла сказать ему. Клятва, написанная кровью, была дана за долго до моего рождения. Джейн, 5-я императрица, призналась своему мужу о чужих воспоминаниях в своей голове, а тот умер через 2 дня во сне. Не важно, была ли смерть императора совпадением или нет, не было ни единой реальной причины выяснить правду. Риск жизни императора недопустим. Он был всем, что у меня осталось. Папа, няня, Дориан. Последний из списка моих драгоценных людей.

– Прости, прости меня, Дориан, – я плакала, обливаясь слезами и потом, прижимая его ладонь к своей щеке, – мне страшно, но я не могу подвергать тебя опасности. Если можешь – прости, нет – обвиняй и обижайся, но я ни за что не рискну тобой.

– Эй, моя Бель, успокойся, чего ты?

Моя истерика была встречена облегчением на его лице. Рыдающая я была лучше, чем мертвая. Перепуганная я была лучше бессознательной. Мой муж обнял меня, зарываясь лицом в мои влажные волосы, целуя висок и ухо.

– Если это так важно, то ври мне, скрывай, обижай меня. Бель, пока ты говоришь, что это необходимо, я готов принять все. Прошу тебя, просто больше не пугай меня так сильно. Прошу тебя, просто будь рядом…

Его руки дрожали. Я тогда впервые задумалась о том, помнит ли меня Дориан новорожденной. Хранятся ли у него воспоминания юного кронпринца, преподнесшего мне подарок на первый день рождения? Теплил ли он ко мне те же странные чувства, что и я, с самого раннего детства? Что ты думал о маленькой эрцгерцогине, тренировавшей каллиграфию на письмах к тебе? Радовался ли каждому новому аккуратному завитку, как я? Сохранил ли первый стих, написанный мной?

На следующий день я уже чувствовала себя сносно, намеревалась вернуться к расписанию, но Дориан строго наказал лежать в постели и даже стакан в руки не брать. Служанки суетились вокруг него, раздающего приказы, с серьезным лицом кивая и поддакивая. Это была надоедливая забота, но все же милая. В конечном итоге только через три дня мне разрешили самой спускаться на этаж ниже, дабы посетить библиотеку, и то разрешение было выдано лекаршей, которая отчитала императора за чрезмерную строгость. Время наконец задвигалось в привычном русле, скользя лучами солнца по книжным страницам. К вечеру за мной приходил Дориан, уносивший в спальню на руках.

– И сколько раз мне вам повторять, что ноги мои в полном порядке, так что я в силах дойти сама.

– Кто же спорит? Ножки просто прелесть! – Он поднял меня выше, чтобы чмокнуть в согнутые колени. – Но мне так нравится носить свою жену на руках, неужели откажешь в таком маленьком удовольствии императору?

– Не хочу… – прошептала я на кровати в постоялом дворе.

– Что вы сказали?

В комнате остался лишь Карлайл, а за окошком уже перекрашивал небо рассвет. Неужели я проспала всю ночь, а нового воспоминания так и не пришло? К добру ли это?

– Я ничего странного не говорила во сне?

– Хватило и того, что вы внезапно свалились с жаром, – обеспокоенно буркнул рыцарь, – не будем ждать, отправляемся в поместье Вильямс немедленно.

– Исключено. Я хочу увидеть кострище, – я отвернулась к окну в надежде скрыться от взгляда Карлайла, – переживать не о чем, в ближайшее время подобное не повторится.

– Это что, не впервые? И вы не потрудились предупредить меня? Не дали распоряжений? Госпожа, видимо я забыл свое место, раз считал, что мы партнеры, способные доверять друг другу.

В его обиде не было ничего удивительного. Он стал моим учителем, когда ему исполнилось всего 15 и с тех пор мы провели несметное количество часов в тренировочном зале. Карлайл потратил так много сил для приведения моего бесполезного тела в приемлемую форму, терпел мои слабые руки и бесконечные повторения одного и того же. Он обещал, что сделает все, чтобы мне не пришлось показывать свои жалкие потуги в реальном бою, а если уж судьба не будет благосклонна, то он встанет со мной плечом к плечу… Как я могла забыть предупредить его?

– Мне жаль, что тебе пришлось видеть меня в таком жалком состоянии. И я виновата, что не предусмотрела вероятность приступа. Ты простишь меня?

Эти карие глаза смотрели с такой же обидой на мать, бросившую 8-летнего сына? Тошно. Как же омерзительно чувствовать себя виноватой.

– А что мне остается? – он вздохнул. – Что бы я делал, умри вы здесь вот так?

У нас было отвратительное настроение до самого ужина.

*

С закатом на улице стало совсем пустынно. Как и прочие жители деревни, мы с мадам были в доме, готовясь к ночному празднеству.

Арка собрала мои волосы в две косы и завязала их на лбу вместе, а получившийся обруч накрыла белым платком, края которого обернула вокруг моей шеи.

– Бабка моя говорила, что раньше так волосы при работе убирали, а потом начали обвешиваться украшениями поверх платка, – ее ловкие пухлые руки затянули на моей голове расписную ленту, завязав узел на затылке.

– Так аккуратно, – я смотрела в чуть мутное зеркало за тем, как мадам достала из шкатулки подвески длинной с ладонь.

– Это рясны, их вешают на очелье, – она указала на ленту, – эти из серебра, но еще с бусинами бывают. Раньше цвет бусин значение имел, а сейчас уж просто из красоты выбирают. Многие девицы носят рясны с бубенцами, от чего в танце вечно слышен звон. Ну и когда в лесу молодняк прячется, чтоб развлечься, легко их найти по этим бубенцам.

Арка нарядила меня в свой старый синий сарафан, туго затянув талию широким поясом. Мне так нравилось отражение в зеркале, но все равно мой взгляд вечно обращался к окну, хватаясь за проскакивающий сквозь деревья свет от костра.

У меня едва ли хватало терпения идти рядом с не особо расторопной из-за веса и возраста мадам, пока мы пересекали деревню. Кострище было на самой окраине поля, на котором пасли скот и лошадей, и чем ближе мы были, тем громче были голоса жителей деревни и музыка.

– Хорошо отдохни сегодня, – на прощание произнесла Арка, прежде чем примкнуть к собравшимся поодаль старшим.

– Вы тоже.

Карлайл с присущей ему внимательностью следил за танцующими и смеющимися подростками, крутившимися у кострища с человеческий рост так, словно одежда их не могла вспыхнуть в мгновения ока. Здесь, под звездами, среди степей и редких деревьев, под музыку и напевы, все веселились. Босые ноги скакали по еще теплой земле, не боясь грязи, дети зазывали духов из темноты присоединиться к ним, а старейшины, усевшись на три поваленных бревна, наблюдали за разворачивающимся празднеством.

– Госпожа! – я обернулась на голос Иши. – Господин рыцарь, что же вы стоите? Проходите к костру и станцуйте с нами.

– Но ведь мы не умеем, – напомнил мой сопровождающий.

– Просто слушайте музыку, – ее ладони схватили наши с Карлайлом и утянули туда, где воздух был горячим, а если быть честным, даже пьянящим, ведь как иначе объяснить, что в этой чуждой толпе мое тело отринуло смущение и пустилось в пляс.

Карлайл с легким румянцем поддался мои движениям, ведь я и не оставила ему выбора, сцепив наши руки. Оглядываясь на людей младше и старше меня, слушая звон бубенцов, вторивших ритму неизвестных мне музыкальных инструментов, скинув обувь, я ощущала себя счастливой. Мне было смешно представлять лица дворян, увидевших свою императрицу здесь и сейчас. Мне было так хорошо.

Неведомым образом, мы с рыцарем одновременно с другими развернулись к костру, подняв переплетенные руки к небу, когда мелодия вдруг сменилась. За мое бедро что-то ухватилось, и я увидела меж нами мальчика лет 5-и, кричавшего на огонь:

– Да будет большой урожай!

– Пусть не будет засухи в этом году! – прокричала девочка, просунувшаяся между другой парой справа от нас.

– Обойдут нас стороной вредители!

– Будет солнце!

– И будет дождь!

– Мы будем трудиться вместе!

– Пусть этот сезон станет счастливым!

Выкрики детей прекратились, вперед вышли старейшины, в руках которых были большие бокалы с вином, начавшие свой путь по рукам всех присутствующих. Каждый приложился губами, тут же передовая сосуд, даже детям доверяли участие в этом ритуале, как и нам, чужакам, а последние, кому довелось испить из чаш, вылили содержимое в огромный костер.

Меня так захватило это зрелище. За неделю мне удалось узнать, что здешние люди веруют в Морин, большинство владеет Анимами, но они продолжают чтить традиции, завещанные им предками. Они приняли новое, не отрекаясь от старого, так стоила ли того война, прошедшая по этим землям много лет назад? Стоило ли бояться чуждой веры?