Читать онлайн Ожидание Рассказы бесплатно
«По ком глаза заплаканы»
Вика устроила девичник – послезавтра, в субботу была назначена её свадьба. Грустно ей было, очень грустно. Сердце ныло, сердце кричало: Не ходи! Сама себя насильно замуж выдавала. А подруги веселились, пили шампанское, смеялись, болтали о пустяках. Грустно было только двум сёстрам – Виктории и Веронике.
– О чём грустишь, сестрёнка? – Вика обняла Нику.
Виктория старше сестры на полтора года. Сёстры в чём-то похожи, а в чём-то разные: Вика жгучая брюнетка, а у Ники волосы русые.
– Так, – Ника пожала плечами, – ты уходишь из дома. У Паши будешь жить.
Вика кивнула.
– Ты сама не своя, Викуся, как будто не рада. Счастливая, за такого парня выходишь!
– Да, он хороший, – безразличным тоном сказала Вика.
– Ты Юрку, что ли, забыть не можешь? Ты с ума сошла, сестра. Зачем тебе этот уголовник?
– Он не уголовник. Каждый человек может оступиться. Всё, Ника, мне неприятен этот разговор. Давай веселиться.
А у самой Вики слёзы на глазах, она их зло вытерла кулачком, шагнула от сестры, захлопала в ладоши, привлекая внимание.
– Девочки, давайте что-нибудь споём.
– Пусть папка твой споёт. У дяди Вити так хорошо на гитаре играть получается.
– У него репертуар дворовый, – возразила Вика.
– А мы другого и не знаем. Зови.
Вика вышла в другую комнату.
– Пап, бери гитару. Сыграй что-нибудь.
– Дочка, у вас там такой женский тусняк, и тут я со своим блатняком.
– Пап, бери гитару, – настаивала дочь, – нехорошо девчонкам отказывать. И выражения свои при себе…
– Ладно.
Виктор взял гитару, пошёл за дочерью.
– Ну, девочки, что-нибудь весёленькое?
– Да. «Семнадцать с половиною».
– Ты думаешь, Юленька, что это весёлая песня?
Девчонки разом загалдели, что это самая лучшая песня в его репертуаре. Виктору ничего не оставалось делать, как согласиться.
В Москве ночные улицы
В неоновых распятиях.
У ресторана блудницы
Целуются в объятиях.
Гитара звенела в умелых руках. Девчонки дружно подхватили две последних строчки. Очень даже неплохо получилось.
Средь них и ты влюбляешься
С глазами неба синего
В чужих ногах валяешься
В семнадцать с половиною.
Пели бодро, сёстры только почему-то грустили, чем очень удивляли их отца.
Кого так жадно ищешь ты,
Бредёшь дорогой длинною,
По ком глаза заплаканы
В семнадцать с половиною?
В глазах Вики и Ники чуть ли не слёзы стояли, но они делали вид, что им весело.
Всей гурьбой вышли из подъезда в тёплый августовский вечер. Темнело. Провожала подруг Вика, Ника осталась дома мыть посуду.
Вика возвращалась, почти подошла к подъезду, и вдруг из-за большой берёзы вышел мужчина.
– Привет.
Вика вздрогнула.
– Юрка?
И девушка бросилась парню на шею.
– Бежал?
– Ты чего? Отпустили с полсрока, условно-досрочно.
– Как хорошо!
Они прижались друг к другу в порыве нежности и стали жадно целоваться, парень полез девушке за пазуху.
– Ой, Юрка, ты что?
– А что? Соскучился. А ты?
Он вынул руку и не дал ей ответить, стал целовать в губы.
– И я, я очень тебя люблю, – тяжело дыша ответила Вика, когда Юра оторвался от её, – только я замуж выхожу. Послезавтра свадьба.
Юра отстранился от девушки.
– Не дождалась.
– Я же тебе писала. Ты согласился.
– Я тебе написал, чтобы ты повременила, меня дождалась. Если бы я тебе не разрешил, ты бы согласилась?
– Нет! Да! Не знаю.
– Не знаешь? У тебя свадьба!
– Родаки давили.
– Родаки давили, – передразнил он. – А письма какие ты мне писала! Я их наизусть помню. На длительные свидания ко мне ездила.
Юра из кармана достал письмо, развернул, стал читать:
«Юрочка мой любимый. Я приехала от тебя и мне так было очень грустно и одиноко. Я прям с ума сходила от скучашек по тебе, единственное, что меня греет – это мечты и планы на будущее с тобой, как у нас будет с тобой счастливая семья».
Юрий внимательно посмотрел на Вику.
– И что? Планы поменялись?
Вика опустила голову, потом подняла её, посмотрела ему в глаза:
– Нет, Юра, я по-прежнему люблю тебя. Пойдём на наше место.
Они пошли к соседнему дому, там в тени акации маленькая скамеечка, они сели, обнявшись, как когда-то сидели здесь.
– Зачем ты влез в драку? Ну, били тогда Серёгу, прошёл бы мимо. Зачем вы избили тогда того армянина? Серёге дали пять лет, тебе – четыре. Четыре года – целая вечность! Зачем ты влез в эту драку?
– Ты опять с этим вопросом? Друга били, а я мимо проходил. Помочь другу – святое дело.
– За святое дело два года просидел, – упрекнула Вика.
– И отмечаться ещё два года ходить.
– Вот. И что нам теперь делать?
Вика положила голову на плечо парня, он погладил её по волосам.
– Что делать? Бежать, если ты меня и правда любишь.
– Куда бежать? – подняла голову Вика.
Карие глаза Вики смотрели на парня тревожно-вопросительно.
– На край света. Если ты согласна идти со мной на край света, у тебя есть такая возможность.
– Ты шутишь?
– Нет, я серьёзно.
Юра взял её лицо в свои ладони, посмотрел ей в глаза.
– Я очень тебя люблю, все два года только о тебе и думал. Бежим.
– А жить на что?
– Не думай о мелочах, Викуся, найдём на что.
– А свадьба?
Он встал со скамейки.
– Хорошо, – сказал холодным тоном, – будь счастлива.
Вика кинулась к нему, обняла.
– Я согласна, любимый мой. Когда?
– Послезавтра в пять утра я жду тебя у гаражей. Вещи собери. И чтобы никому ни слова. А свадьба у тебя будет, я обещаю.
***
Следующий день у Вики был как в тумане. В доме предсвадебные хлопоты, а она ждёт завтрашнего утра, чтобы сбежать с Юрой и быть с ним всю жизнь. Вика украдкой собрала вещи в рюкзак, вроде никто ничего не заметил. Хотя Ника что-то заподозрила, но вида не подала. Ну и ладно.
Утром Вика выскочила из подъезда и, ежась от утренней прохлады, понеслась к гаражам за домом. У Юры в руках небольшая лопата. Поцеловались.
– А лопата тебе зачем?
– Как зачем? Тебя убить и закопать, – улыбался Юра.
Вика приняла игру.
– Маленькая лопатка, долго провозишься.
– Какая есть, не привередничай. Пойдём.
Юра взял Вику за руку, и они полезли сквозь узкий проём между двумя гаражами. За противоположным торцом Юра сел на корточки и стал лопаткой раскапывать землю. Вскоре в его руках оказался продолговатый предмет, завёрнутый в непромокаемый мешок и в целлофан.
– Юр, что это?
– Узнаешь.
Юра закопал яму, и они полезли обратно. Открыл гараж.
– Заходи.
В гараже стояла тёмно-красная «семёрка».
– Моя машина, вчера купил, на ней поедем.
– Куда поедем?
– В Крым.
– Как же ты поедешь, если тебе отмечаться надо? До меня только сейчас дошло.
– Всё схвачено. Сказал, что мне там работу предлагают. Какая разница, где отмечаться?
Юрий вскрыл перочинным ножиком целлофан, мешок. Внутри оказался «дипломат». Юра открыл его. Там аккуратными стопками лежали пачки долларов.
– Ничего себе! – воскликнула Вика. – И сколько здесь?
– По курсу чуть больше десяти миллионов.
– И откуда они у тебя?
– Теперь уже у нас. Скажем так: один нехороший человек своровал их у очень плохих людей. А я, в свою очередь, украл их у него.
– Ты его убил? – У Вики округлились глаза.
– Нет. Но дальнейшую судьбу его я не знаю, мог и пострадать. Тебе какая разница… Обещаю тебе – такое больше не повторится. Всё, садись, смс родакам напиши.
Юра завёл машину, выехал, закрыл ворота, ключ положил под кирпич, как было условлено с хозяином гаража.
– Юр, а может ты и в тюрьму сел из-за этих денег, чтобы тебя не нашли? – спросила Вика.
– Если бы искали, – усмехнулся Юрий, – нашли бы и в тюрьме. Нет, сел, чтобы не было соблазна их тратить. И из родного города бегу, потому что невесту со свадьбы украл. Логично? Никаких подозрений. А в Крым сейчас, как говорят, многие переселяются и, надо думать, с деньгами. И тоже никаких подозрений. Там нас никто не знает.
– Какой же ты…
– Какой? Зато мы теперь при деньгах, и всё шито-крыто. Надо в ближайшем Сбербанке на дорогу часть долларов поменять.
– А почему бы их все не поменять и положить на карту?
– В Крыму Сбербанка нет.
Виктория задумалась. Если так разобраться, сегодня самый счастливый день в её жизни: она едет с любимым человеком, а там будь что будет.
***
Дома у Виктории творился кошмар. Виктор Витальевич, отец Вики хватался за голову.
– Сбежала в день свадьбы! И с кем? С этим уголовником!
– Пап, он за драку сидел, – как можно спокойнее сказала Ника.
– За драку? Но сидел! Какой позор!
– Она любит его, – Ника заступилась за сестру.
– Любит! Сбежать в день свадьбы. И что нам теперь делать?
– Отменить всё, – озвучила очевидное Ника.
– Отменить?
– А что такого, Вить? – сказала Нина Сергеевна, мать девочек и жена Виктора Витальевича. – Другого больше ничего не придумаешь.
– Это позор, Нин. Банкетный зал заказан, гости подарки купили и скоро подъедут. А мы что им скажем? Извините, но свадьба отменяется? А Павел? Бедный парень! Какой позор.
– Ничего не поделаешь, – мягко сказала Нина Сергеевна.
– Дочка, – Виктор Витальевич резко повернулся к Нике, – а почему бы тебе не заменить сестру?
– В каком смысле, пап?
– Пойти в ЗАГС вместо неё. И всё, всё, не больше.
– Отец, ты с ума сошёл, – сказала Нина Сергеевна.
– А почему нет? А через месяц скажем, что развелись, не сошлись характерами. С кем не бывает? Разница всего в одном имени. Не Виктория, а Вероника. Скажем – перепутали.
– Папа, там паспортные данные другие, и фамилию менять.
Виктор Витальевич задумался.
– Думаю, что были бы деньги, а вопрос решаемый. Фамилию можно и не менять. Ты, дочка, согласна?
Ника покраснела и еле слышно произнесла:
– Да.
– Ну и чудненько. Звоните Павлу и подругам Вики.
– Вить, ты серьёзно? – удивилась Нина Сергеевна.
– Да. Сейчас поеду в ЗАГС, договорюсь.
– Тогда Павлу лучше ничего не говорить пока, до ЗАГСа.
– Правильно, дочка, в ЗАГСе уже будет поздняк метаться.
– Фи, папа́, – сказала Ника, – какой у тебя дурной скус. Что за выражения?
– Извини, дочь, вырвалось.
– Платье свадебное надо ещё под меня подогнать.
– Действуйте, девочки. Я поехал.
***
Павел поначалу не понял, кто перед ним: лицо невесты скрывала фата. Когда они спускались по лестнице вниз среди гостей и слегка растерянных подруг Вики, невеста взяла жениха под руку, и он почувствовал что-то не то.
– Тише, Паша, тише. Это я – Ника. Не подавай виду, новости ужасные: Вика сбежала сегодня утром со своим бывшим парнем. Папа решил не срамить ни тебя, ни нас. Свадьбу отгуляем – разведёмся.
На лице Павла выразилось недоумение, но он справился с собой. В машине пришло понимание: его предали, и предали коварно. Хотелось рвать и метать. Но как это сделать в машине? Волей-неволей успокоился и подумал, что несостоявшийся тесть прав. Это какой позор – прийти в ЗАГС забирать документы. Женщины на него там смотрели бы с лёгким презрением. Правильно – расписаться, отгулять свадьбу, а потом развестись.
– Не расстраивайся, Паш, – сказал Вовка, свидетель со стороны жениха, – выпьем, погуляем спокойно.
– Погуляем… Но ситуация, согласись, идиотская.
– Соглашусь, реально жесть.
Процесс бракосочетания прошёл для Павла как в тумане. Он принимал поздравления с вымученной улыбкой.
Поехали кататься по городу, пока гости собирались в кафе. На смотровой площадке фотографировались, пили шампанское, Ника захотела мороженого. Напряжение спало, молодёжь развеселилась.
Подошла свидетельница Юлия.
– Вика прислала сообщение. Просит её извинить.
– Скажи пожалуйста – прощения просит! И где она?
– Не знаю, – пожала плечами Юля, – где-то едет. Не злись, Паш, всё бывает в жизни.
Павел махнул рукой, подошёл к невесте. Ника ела эскимо, стараясь не накапать на платье.
– Думаешь, что ещё пригодится?
– Всё может быть, вещь чужая. Обычно я за ней донашивала, пусть хоть что-то она за мной доносит.
– Прислала СMС. Извиняется.
– Не злись, побелел весь от злости.
– Как его зовут?
– Тебе не всё равно? Юрий.
– Откуда он взялся?
– Из тюрьмы вышел.
– Уголовник! Она, что, давно его знала?
– Давно, Паша, давно. На длительные свиданки к нему ездила, а ты не замечал.
– Вот!… Не замечал, да. Надолго она и не пропадала.
– Пропасть на три дня можно и не заметить. Но неужели ты не замечал, что она тебя не любит?
– Нет.
– Слепец. Что теперь ругаться? Ты много чего не замечал.
– Что, например?
– Меня, например.
Ника пошла выкидывать обёртку от мороженого и палочку, Павел удивлённо смотрел ей вслед. А на самом деле?
Подошёл Вовка.
– Какая девушка! Я согласен стать её любовником, пока она числится твоей женой. Не против?
– Против.
– Это как-то не по-братски. Зачем она тебе?
– А тебе зачем? Я разберусь. Лучше к Юльке подкати.
Ника махала рукой им от урны.
– Поехали! Что встали, как два истукана?
***
Свадьба шла своим чередом, а Павел думал: когда она закончится? В душе копилась злость на Вику. Ника же вела себя так, как будто это её настоящая свадьба.
Павел схватил Юльку за рукав.
– Слушай, Юль, а что за Юра такой? Что в нём Вика …
– Паш, ты дурак?
– Не понял.
– Ника все глаза проплакала, что ты на Вике женишься. Ника влюбилась в тебя с первого взгляда. Глаза разуй. Смотри, какая она счастливая. Хоть день, а её. А Вике ты сразу не нужен был.
– Почему же она тогда замуж за меня собралась, если я ей безразличен?
– Не знаю. Юрку устала ждать, тоска заела. Всё равно она бы от тебя ушла.
– О женщины! Коварство ваше имя.
– Да-да, конечно, – улыбнулась Юлия.
В конце застолья отец Павла сказал сыну:
– Неплохая замена твоей Вике. Приглядись к девочке. Может быть, не надо разводиться?
– Пап, откуда ты знаешь?
– Так все знают, просто виду не показывают, – удивился полупьяный папа. – Подруги же невесты знали. Скажи курице, а она всей улице. Ты полгода про Вику говорил, а женишься на Нике. По-твоему, мы с матерью полные идиоты? Но замена полноценная. Вместо одной дочки дали другу́ дочку. Точка!
– Что? – не понял Паша.
– Неважно. Приглядись к девочке. Она нам с матерью понравилась.
Ночевать в гостиницу, как и планировали ещё с Викой, поехали в сопровождении Виктора Витальевича.
Вытащили две сумки из такси, вошли в гостиницу. Девушка на ресепшене с удивлением посмотрела на невесту с женихом и выдала два ключа.
– Четвёртый этаж, – сказала она.
На четвёртом этаже оказалось два одноместных номера друг напротив друга.
– Почему два? – удивился Павел. – Должен быть один.
– Я перезаказал, – сказал Виктор Витальевич, – вы же всё-таки не совсем муж и жена.
– А ты, Паша, на что-то надеялся? – язвительно спросила Ника, насмешливо глядя на него своими синими глазками.
Этот вопрос поставил Павла в тупик.
– По документам ты моя жена.
– Это по документам. Спокойной ночи, муж.
Ника взяла у отца сумку со своими вещами, развернулась и ушла к себе в номер.
– А как ты хотел? – сказал Виктор Витальевич. – У меня приличные дочки.
– Вы думаете?
– С Викой потом разберёмся. Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло, парень. Вместо Ульянки даю другу́ дочку. Точка.
– Что? – не понял Паша.
– Это из мультфильма. Не обращай внимания. Утро вечера мудренее. До свидания. На́ тебе снотворное.
С этими словами Виктор Витальевич достал из внутреннего кармана пиджака бутылку коньяка, Павел машинально её взял.
В номере Паша сел на кровать. Запить предательство Вики коньяком? Интересная ситуация: первая брачная ночь и без невесты, но со спиртным. Вроде как женат, а вроде, как и нет. А девочка ему понравилась. И как он её раньше не замечал? Но Вика как заноза в сердце. А что сидеть? В соседнем номере его законная жена, в конце концов. Лучший способ забыть Вику.
Павел решительно взял коньяк и постучался в номер Ники. Она открыла, как будто ждала его, глаза заплаканы, на ресницах слезинки. Стоит перед ним в ночной рубашке и халате.
– Ты знаешь, – отвечая на вопросительный взгляд девушки, сказал Павел, – я решил не откладывать на завтра конфетно-букетный период.
– А это что? – Ника показала взглядом на бутылку коньяка. – В номере зеркала нет, выпить не с кем?
– Я один не пью и с зеркалом не пью, а это Букет Армении. У нас как-то всё по-идиотски получилось – свадьба должна в конце быть. Сначала конфеты-букеты, потом постель…
– Постели пока не будет, – с раздражением в голосе прервала его Ника. – Спокойной ночи, Паша.
Ответ Ники почему-то развеселил парня, он улыбнулся первый раз за этот день и сказал:
– Как я понимаю: ключевое слово здесь «пока». Спокойной ночи, жена.
Павел развернулся и вышел из номера.
13.02.2024 г.
Да кому я нужна?
В кафе молодёжь праздновала день рождения – днюху, как они сейчас выражаются.
Стас, старший брат именинницы Маши, немного припозднился, задержался на работе. Он преподнёс ей подарок, цветы, поцеловал в щёку.
– Съешь чего-нибудь?
– Маш, я что, из голодного края? Я сыт. Я пришёл тебя поздравить, повеселиться.
Стас оглядел скучающим взором толпу молодёжи. Его внимание привлекла симпатичная девушка, которую он раньше в окружении сестры не видел. Она была в джинсах и голубой блузке с распущенными русыми волосами о чём-то оживлённо беседовала с двумя парнями.
– Куда ты смотришь, Стас? – спросила Маша.
– Да вон девушка, что-то раньше я её не замечал.
– А, Баронесса.
– Кто?
– Ирка Бараненко, она перевелась к нам в этом году.
– Красивая. А Баронесса, потому что гордая и неприступная?
– В какой-то мере – да. А ещё фамилия.
– С твоим, между прочим, кокетничает. Или уже не твой?
– Мой, мой. Ну и пусть. К Баронессе я не ревную.
– Что, так?
– Ну так, – пожала плечами Маша.
– Пойду познакомлюсь.
– Братик, не заморачивайся. Если обидишь её, ребята тебя могут и по стенке размазать.
– Что, сразу пугать? Не собираюсь я её обижать.
– Вот и хорошо, посмотрел и забудь.
– Заинтриговала, сестра. Пойду приглашу её на танец, пока музыка подходящая.
Стас, пока шёл, пока пригласил, успел потанцевать с девушкой совсем ничего, только познакомился, и решил продолжить беседу после танца. Но тут подошли к нему ребята и отвели в сторону.
– Стас, без обид. Если Баронессу обидишь, мы за неё всем курсом впишемся.
– Это уже становится забавным. Я трусом никогда не был. Что меня пугать? То Машка, теперь вы. Ваша Баронесса что – хрустальная ваза или писаная торба?
– Стас, просто предупредили. Не обижайся, братан.
Сказать, что Стас был озадачен – ничего не сказать. Он вернулся к Ирине, решив спросить напрямую.
– Слушай, я что-то тему не секу, у тебя, может быть, парень есть?
– Ой, да кому я нужна. А что ты спрашиваешь?
– Да мне все угрожают. Мол, если Иришку обидишь, то мы за неё впишемся.
– А, ну это они могут. А ты испугался?
– С чего это?
– Как с чего? Потому что спрашиваешь.
– Выясняю: что в тебе такого особенного?
– Поверь – есть.
– И что?
– Какая разница?
– Интересно. То, что ты красивая, вынесем за скобки. Это и так ясно, это, так сказать, медицинский факт.
Девушка засмеялась.
– Спасибо за комплимент. Грубо, но приятно.
– Всегда пожалуйста. Так что же ещё в тебе такого?
– Не парься. Я из Донецка, натерпелась, вот ребята меня и жалеют. Немного напрягает ненужная забота. Что меня жалеть?
– Тогда я не буду.
Ира улыбнулась.
– Договорились.
Они пообщались весь вечер, а когда всё закончилось, Стас пошёл её провожать.
***
Начало февраля, они шли по ночной Москве, снег скрипел под их ногами.
– Ты чуть прихрамываешь на правую ногу. Ранение?
– Заметно?
– Почти нет. Город обстреливают? Там страшно?
– Ко всему привыкаешь.
– К этому можно привыкнуть?
– Как ни странно – да. Сначала было страшно, но постепенно привыкли. Ты знаешь, когда обстрел застаёт людей в магазине, очередь к кассе замирает. Кассу закрывают, так положено, а люди в бомбоубежище не бегут, ждут. А что туда-сюда бегать? Обстрел заканчивается, жизнь продолжается. Привыкли. Ты знаешь, Стас, мне неприятно об этом говорить…
– Понял. Ты одна живёшь?
– Можно сказать, что да, одна. Отец – хирург, мама – анестезиолог. Они там.
– Ага. Вот почему ты на медицинском учишься, династия.
– Династия, – согласилась девушка.
– Назад, в Донецк, хочешь вернуться, – сказал Стас и продекламировал:
Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло –
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.
Ирина улыбнулась печально:
– Тебе тоже Фролов нравится?
– Автора я, честно говоря не знаю, а стихи понравились.
– Стравили нас, как два индейских племени, – сказала она грустно, – зачем воюем – не понятно. Мне эти тоже стихи нравятся, но они не про меня. А ты чем занимаешься, Стас?
– У меня микробизнес, торгую.
– Один живёшь?
– Один. Есть однокомнатная квартира.
Они шли, болтали, и им было хорошо вдвоём. У подъезда её дома Стас спросил:
– Я позвоню?
– Зачем?
– Глупый вопрос. Потому что ты мне понравилась. Встретиться хочу.
– Звони, главное, чтобы потом не пожалеть.
– Ну, опять начинается.
– Я пошутила.
Ира послала ему воздушный поцелуй и упорхнула в подъезд.
***
И они стали встречаться. Ира поначалу с неохотой принимала ухаживания Стаса, но потом сдалась под напором молодого человека. Стас был восхищён этой милой жизнерадостной девушкой. Дружба переросла в любовь, хотя они об этом не говорили. С интимом как-то не заладилось; девушка мягко отклоняла поползновения Стаса.
В начале мая они сидели на диване у Стаса дома, смотрели фильм. И так, про между прочем, Стас спросил:
– Ир, а почему ты юбки не носишь?
Ира улыбнулась как-то неловко и настороженно.
– Почему ты спрашиваешь?
– Хочется залезть тебе под юбку.
– И что ты там будешь делать?
– Найду чего делать.
– Вынуждена тебя огорчить: юбок не ношу. В моём гардеробе ни одного платья, ни одной юбки нет.
– Жаль, – искренне сказал Стас.
И вдруг резко притянул девушку к себе, стал целовать её, шарить по её телу руками. Ира не сопротивлялась, а наоборот, обнимала парня, страстно лаская его. Стас осмелел: повалил девушку на диван и стащил джинсы вместе с трусиками. И почувствовал что-то неживое под левой рукой.
Ира посмотрела на Стаса.
– Бионический протез, – сказала она насмешливо, – дорогой, импортный. Осколки раздробили кость, началась гангрена, ногу спасти не удалось, пришлось ампутировать. Хорошо, что ниже колена. Почему ты так изменился в лице, Стасик? Прошла любовь, завяли помидоры? Ну, извини. Этого следовало ожидать.
Девушка натянула на себя трусы и джинсы, встала с дивана и направилась в коридор. Оглянулась и добавила:
– Мне было хорошо с тобой. Прощай.
Стас посидел несколько секунд под впечатлением, а потом в два прыжка оказался в коридоре. Ира уже надела туфли. Он схватил её за плечи, развернул к себе.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь? Ожидала, значит? А я почему-то думал, что, как минимум, тебе нравлюсь.
– Да кому я нужна без ноги? И тебе не нужна, – сказала Ира грустно.
– Откуда такая уверенность?
– А что? Не так? – Ира говорила уже гордо, с вызовом. – Ты не знаешь, Стасик, как я любила платья. В платье женщина выглядит более изящно, более женственно, на каблучках если… Я год плакала, прыгая на костылях. А протез… Учиться ходить на нём, это же больно, трудно. Я уже свыклась с мыслью, что никому я не нужна и семьи у меня не будет. Кому нужна калека? Ты же тоже не захочешь всю жизнь мучиться с безногой? Что родители по этому поводу скажут?
– Они сказали: «Это твоё дело, сынок».
– Сказали? Так ты знал?
Ира удивлённо посмотрела на Стаса.
– Какая ты наивная! Конечно. Ты общаешься с моей сестрой, а она же знает, что у тебя правой ноги нет.
– Что же ты тогда так изменился в лице, когда увидел?
– Одно дело знать, другое дело увидеть.
– И давно ты знаешь?
– С третьего свидания. Машка и мне, а заодно и родителям всё выложила. Честно говоря, я думал, что всё гораздо хуже.
– А сейчас что думаешь?
– Что люблю тебя, и что это лишний повод таскать тебя на руках всю жизнь.
Ира рассмеялась.
– Стас, может, лучше всё-таки не таскать, а носить?
– Как скажешь, спорить не буду, можно и носить.
И он подхватил девушку на руки и, глядя в глаза, спросил:
– Замуж за меня пойдёшь?
– А откажу – бросишь? – она лукаво смотрела на него.
– Брошу, – Стас не понял игры слов.
Ира обхватила его за шею.
– Тогда пойду, а то так ещё одной ноги лишусь.
Стас развернулся со своей ношей и задумчиво произнёс:
– А без протеза, наверное, будет легче?
– Наверное, – согласилась Ира.
Стас поцеловал её и понёс в комнату.
16.02.2024 г.
А жизнь-то прошла
Николая Петровича уволили. У фирмы, где он работал, начались финансовые проблемы, и поэтому увольняли всех, кого можно, и экономили на всём, на чём можно. Николая Петровича на фирме любили: он всё умел и мог починить всё, что угодно – от сантехники до компьютера. Хозяин подумал, что выгодней вызывать соответствующие службы, чем держать такого умельца на все руки, тем более, что он чаще чинил автомобили сотрудников, чем вышедшее из строя имущество фирмы. И походил Николай Петрович больше на директора, чем на ремонтника. На нём неизменный костюм-тройка, свежая рубашка, галстук, он всегда в начищенных до блеска ботинках, чисто выбрит, источает запах приятного парфюма и ходит всегда прямо, как будто палку проглотил.
И всё равно уволили, с неохотой, но уволили.
Николай Петрович сильно не расстроился. Он был искренне уверен, что с его-то золотыми руками и светлой головой работа найдётся. Но не тут-то было. Сказался предпенсионный возраст. У этого возраста то преимущество, что на транспорт не надо тратиться, когда ездишь на многочисленные собеседования. На этом преимущества заканчивались. И деньги тоже. А до пенсии ещё долгих три года, а жить как-то надо. Николай Иванович с макарон и покупных пельменей плавно перешёл на «Доширак» и, наконец, докатился до бомж-пакетов. Дети – сын и дочь – были в шоке. Николай Иванович жил один в однокомнатной квартире, дети жили отдельно, но навещали отца довольно часто.
Учуяв химический запах быстрорастворимой лапши на отцовской кухне, дочь Ольга всплеснула руками:
– Папа, ты докатился до этого?
– Так у меня не миллионы под подушкой, дочка.
– А денег попросить не судьба? – упрекнул сын Пётр.
– Когда я у кого просил? Я привык сам зарабатывать на жизнь, – гордо ответил Николай Петрович.
– Каким образом, папа? – настаивал сын.
– Я что-нибудь придумаю.
– Давай ты просто у нас будешь жить. Хочешь у меня, а хочешь у Оли.
– Где я у вас буду жить? В прихожей на коврике?
– Почему? В комнате у внуков.
– Нет, нет, я уже старею, мне и полежать в тишине на диване охота. И комп у меня тут. Нет. Всё, дети, разговор окончен, я справлюсь.
Брат с сестрой переглянулись.
– Ну и упрямый ты, папа, – сказала Оля.
– Пап, – сказал Петя, – вот двадцать тысяч, кладу в сервант. Не придумаешь ничего – живи на них. Кончатся – ещё добавлю.
– Придумаю, – упрямо повторил Николай Петрович.
– Интересно – что? Ближайшие фирмы ты уже объездил. Не берут. Ты думаешь, что на дальних возьмут?
– Москва большая.
– Но работы для предпенсионеров нет.
– Да, – согласился Николай Петрович, – пенсию ещё не дают, а бабы уже не дают.
– Ну, папка! – возмутилась дочь.
– А что? Я же ещё живой.
– Тебе надо как-то самому зарабатывать деньги, отец, – сказал Пётр.
– Как? Просить милостыню?
– Ну, почти…
– Никогда Николай Баринов не протягивал руки!
– Я не про это. Дать объявление в интернете, что ты можешь починить всё. Твой же бывший работодатель тебе первый и позвонит.
– Хорошая идея, сынок.
***
Идея-то хорошая, жаль только, что пришла в голову не только одному сыну Николая Петровича.
– До чего же работящий у нас народ, – ворчал на конкурентов Николай Петрович.
Ему повезло, его вызвали пару раз, а потом сообщение ушло куда-то вниз и оказалось, что за бесплатное объявление надо платить, если желаешь, чтобы оно размещалось на первой странице, его видели и, соответственно, звонили. Николай Петрович поворчал, вздохнул и заплатил. Ему почти сразу пришёл заказ, да ещё и на соседнюю улицу.
Как всегда, в костюме-тройке, при галстуке, в руке чемоданчик с инструментом, Николай Петрович позвонил в дверь заказчицы. Дверь открылась. В коридорчике стояла моложавая женщина шестидесяти лет в изящном дорогом деловом костюме, чёрные волосы без признаков седины спускались густыми волнами до плеч.
– Я по объявлению, – солидно произнёс Николай Петрович.
– Менять унитаз? – уточнила женщина, удивлённая внешним видом сантехника.
– Да.
– Проходите.
Женщина отступила назад, Николай Петрович вошёл, закрыл за собой входную дверь, на ноги надел синие бахилы, поднял голову и удивлённо воскликнул:
– Лилька! Бик!
Женщина надела очки, пригляделась и тоже радостно:
– Колька Баринов! Ну, конечно. Кто ещё придёт чинить сантехнику при полном параде? Когда ты галстук надел? В пятнадцать лет?
– В четырнадцать, как только снял пионерский. Лилька! Ты же в Израиль уехала?
– Какой Израиль, Коль, нас и здесь хорошо кормят, – улыбалась Лиля.
– Ты же писала…
– Не я писала, Коля, – оборвала его Лиля. – Как ты будешь унитаз менять в таком виде?
– Я переоденусь, с вашего позволения.
– Да пожалуйста. Ты сколько будешь возиться?
Николай Петрович пожал плечами:
– По-хорошему, полчаса, а так и час может быть, и два. Как пойдёт.
– Коленька, я отлучусь, максимум на час. Я хотела соседку попросить приглядеть за сантехником, теперь такая необходимость отпала. И ты будешь спокойно работать. Ты меня дождись. Дождёшься?
– Дождусь.
С унитазом Николай Петрович возился дольше, чем рассчитывал – минут сорок. Всё за собой убрал, сел на кухню ждать хозяйку.
В мойке гора посуды, кран подтекает. Посуду перемыл, в кране поменял прокладку. И опять уселся ждать хозяйку.
Интересно получается – в юности они с Лилей жили на соседних улицах, ходили в одну школу, а потом даже в один выпускной класс. Вот тогда и завертелась у них бешенная любовь. И не только у них. Димка Дроздов с Иркой Медведевой, их одноклассники, поженились и до сих пор живут, счастливы, наверное – не жалуются. А у них с Лилей первая любовь переросла в первую разлуку. И вот много лет спустя, на другом конце Москвы, они с Лилей опять живут на соседних улицах. Надо ли входить в эту реку ещё раз? Жизнь-то, можно сказать, прошла.
Лилия вернулась радостная, вся сияет.
– Не скучал без меня, Коленька? Смотрю, посуду помыл и кран починил.
– Я ещё и лампочки могу вкручивать. Что за еврейская привычка оставлять мытьё посуды на потом?
– Что поделаешь, национальная особенность, – улыбнулась Лилия, – но, вообще-то, вот посудомоечная машина, я специально коплю как можно больше посуды, чтобы воду поменьше тратить.
– Вот, блин, а я и не заметил.
Николай Петрович слегка огорчился. Лиля улыбнулась и предложила:
– Давай я тебя чаем напою.
Она включила электрочайник, поставила на стол чашки, печенье, конфеты.
– Спиртного нет, уж извини.
– Да мне и не надо. Значит, в Израиль не уехала. А что писала мне в армию?
– Это не я писала. А мне пришло письмо, что ты в армии женился?
– Да ты что?
– Да. А ты не женился?
– Нет. Я женился через пять лет после армии. Я приходил к тебе, как дембельнулся, но в твоей квартире другие люди были.
– Мы переехали. Скучал?
– Скучал. Как ту песню слышал: «А я в пруду для Лилии…», тебя вспоминал.
– А помнишь, как ты клумбу с цветами для меня оборвал? Мы ещё от милиции убегали. Правда, тогда цветы были не лилии…
– Тюльпаны. Помню. На девятое мая это было.
– А люльку у строителей угнал, когда ко мне свататься приходил?
– Да ну. Вы с мамой смеялись как сумасшедшие, весь торжественный момент испортили. Я подумал, что так будет романтичнее: на седьмой этаж в строительной люльке.
Лилия звонко смеялась, глаза её блестели, она даже помолодела.
– Ну, Коленька… Ты такой торжественный при галстуке с цветами появляешься в окне седьмого этажа, лето – окно открыто. А там внизу рабочие тебя матом поливают.
– Издержки момента.
– Папа не оценил этого русского ухарства.
– Это он написал мне в армию, что вы в Израиль уехали?
– Нет, не он, но инициатива его.
– А почему?
– Он считал, что еврейский мальчик или девочка должны связывать себя брачными узами только со своими. А если кто женится или выйдет замуж за гоя, то для своей общины они считаются умершими. Над такими даже проводили погребальный обряд.
– Да чушь. Сколько таких пар! Возьмём, к примеру, советское правительство, особенно сразу после революции.
– Папа придерживался таких взглядов. Что я могла поделать?
– Ты была счастлива?
– С Поляковым мы хорошо жили.
– За русского всё-таки замуж вышла, – упрекнул её Николай Петрович.
– Эта фамилия чаще у евреев встречается, чем у русских.
– Ну, хорошо, только я не про это спрашиваю. Где он, кстати, сейчас?
– На кладбище. Три года назад умер.
– Моя Валя два года как умерла. Так ты была счастлива с ним?
– А ты со своей Валей? – спросила Лиля.
– Еврейская манера отвечать вопросом на вопрос. Мы с ней хорошо жили, – улыбнулся Николай Иванович.
– До пенсии тебе сколько?
– Три года.
– С детьми живёшь?
– Нет, у меня однокомнатная квартира, а у сына с дочкой своя жилплощадь. А у тебя?
– Так же. Только у меня два сына. Юридическая фирма братьев Поляковых, может быть, слышал?
– Нет. У вас династия? У тебя отец с матерью юристы вроде как были?
– Да и у меня была нотариальная контора, а у мужа адвокатская.
– А я инженер-конструктор. Но стране больше были нужны юристы, чем инженеры.
– Что же поделаешь, Коленька, не мы время выбираем. Ты не бедствовал?
– Бывало, временами, что и бедствовал, но в целом грех жаловаться: детей вырастил, в детстве ни в чём они не нуждались.
– Вот и хорошо. Оставайся у меня, Коленька, я не хочу тебя никуда отпускать. Не хочу тебя больше терять. Будем вместе век доживать. Будем сидеть на лавочке, молодость вспоминать.
– Давно уж нет лавочек у подъездов.
– Неважно. У меня на даче есть. Лет десять мы с тобой протянем?
– Протянуть можем и двадцать и, даже, тридцать, только вот жизнь-то прошла и воспоминания с годами не прибавятся.
– Не хочешь оставаться?
Лилия заглянула ему в глаза. Николай Петрович вздохнул и отвёл взгляд.
– Вот если бы твой папа не встал между нами, как ты думаешь: мы бы с тобой ужились?
– Ужились, – уверенно сказала Лилия, – мне с тобой было легко и просто. И очень весело.
Она грустно улыбнулась. Николай Петрович встал из-за стола, Лилия тоже поднялась. Она прижалась к нему.
– Как у тебя сердце бьётся.
– Давно не обнимался с любимой женщиной.
Лиля улыбалась.
– С деньгами у меня сейчас не очень, – признался Николай Петрович, – а до пенсии ещё дожить надо.
– Доживём. Тем более, что ты лампочки умеешь вкручивать.
– Я много чего умею, только вот жить за твой счёт не могу.
– И не надо, работай. С работой я тебе помогу, обеспечу. А я тебя ждать с работы буду, обеды, ужины готовить. Форшмак на завтрак. Тебе когда-то нравился.
– Нравился, – согласился Николай Петрович.
– А сейчас?
– С тех пор не ел.
– Ну вот. Хочется просто быть женщиной, женой. Хоть под конец жизни быть счастливой с любимым человеком. Оставайся, Коленька. Не пропадай больше, не надо.
29.02.2024 г.
В расчёте
Он узнал её сразу, а она его нет. Прошло двенадцать лет, как они виделись последний раз. Девятый класс. Потом он ушёл в колледж и из своего класса никого не видел, да не очень-то и хотелось. Школьные годы он вспоминал с ужасом, ну, не с ужасом, но приятных воспоминаний они у него точно не вызывали.
Да и не в том дело. Разве могла она узнать в накаченном мужчине с кубиками на животе, того рыхлого неуклюжего пятнадцатилетнего паренька, которого в классе дразнили Пончиком?
Это точно она: имя и фамилия совпадают, значит, замуж не вышла, а уже слегка располнела. Поэтому и пришла в его группу по фитнесу лишний вес скинуть.
Маргарита Метёлкина, Марго, самая красивая девочка в классе. А он, Миша Белкин, красивым себя не считал и подойти к ней боялся, наблюдал со стороны. Так и она его тоже не замечала, разве что попросит списать что-нибудь. Миша хорошо учился, а она так, средне.
Он уже не помнит сейчас на что собирали те деньги по двести рублей с каждого и почему он отдал самый последний. А собирала Марго.
А потом оказалось, что единственным, кто не отдал эти несчастные двести рублей был он – Миша Белкин.
– Как же так, – удивилась мама, – я же тебе давала деньги.
– Мама, я их отдал Метёлкиной, правда, самый последний из класса, всё забывал отдать, но в конце концов отдал.
– Может быть, ты их потерял, Миша, – предположил отец, – а сказать побоялся. Зря, не велики деньги, ругать не будем.
– Что мне бояться, папа? Я их отдал Рите Метёлкиной. Я их не своровал и не потерял.
Миша оправдывался и чувствовал, что ему не верят и чем больше он оправдывался, тем больше ему не верили, но и не ругали.
В школе Мише тоже не поверили ни учителя, ни одноклассники. Одноклассники дразнили:
– Пончик купил пончиков на двести рябчиков.
А Миша не мог доказать то, что для него очевидно. Загадку разгадала Маша Куницына. Маша – этакая серая мышка, тихая и незаметная: серые волосы, серые глаза, фигура никакая и одежда соответственная. Совместная доля изгоев класса сблизила Мишу и Машу.
– Твои деньги Марго присвоила, – сообщила Маша, – купила себе мороженое и «колу». Она сама девчонкам хвасталась какая она умная и хитрая.
Миша загрустил. Доказать он ничего не сможет и главное, он понял, что не надо оправдываться. Если не виноват, то и не оправдывайся, всё равно не поверят. Миша сжимал кулаки, ему хотелось отомстить этой коварной и подлой девчонке. Но как? Не бить же её, а на подлость он не пойдёт. Единственное верное решение – забыть этот эпизод жизни и всё.
Но забыть не давали до конца, до выпускного, нет-нет да крикнут в спину:
– Пончик купил пончик.
Всеми своими горькими мыслями Миша поделился с отцом.
– Правильно понял, Миша: не виноват, нечего и оправдываться. Но тебе, я думаю, надо подкачать характер и тело, нарастить мышечную массу.
– Что надо делать для этого, папа?
– Работать. Куплю тебе гантели разборные, эспандеры. Будешь делать силовую гимнастику два раза в день: утром и вечером. И ещё бегать по утрам в любую погоду. Бег разрабатывает дыхалку, но, главное, вырабатывает характер. Не так просто заставить себя бегать в любую погоду. И заниматься силовой гимнастикой каждый день тоже тяжело. Бегать будешь сначала на пятьсот метров, потом на тысячу, а затем на три. Тяжело, сын, будет, но надо работать.
– Я буду работать, папа. А со школой что делать?
– Заканчивать девятый класс, другого выхода нет. А потом уйти в колледж, ну в этот наш.
Отец имел в виду колледж, который находился недалеко от их дома.
– Там есть специальность по ремонту и обслуживанию электронных систем. Вот туда и пойдёшь.
– Пап, но это же ПТУ при колледже.
– Сейчас это называется училищем, – поправил Мишу отец.
– Это я стараюсь, учусь, чтобы пойти в училище?
– Да и там будешь учиться ещё лучше. Сейчас очень много электронных устройств: кассы, автоматы, где можно телефонный счёт пополнить. И их будет ещё больше. Если ты научишься их чинить и устанавливать, то без куска хлеба не останешься. А хлебушек ещё маслом намажешь и чёрной икоркой сверху прикроешь. Но чтобы так было, надо работать до седьмого пота.
И Миша работал. Он бегал по утрам, занимался силовой гимнастикой, окончил девять классов, поступил в училище. И ещё деньги зарабатывал. Везде, где брали на работу подростков, он устраивался, работал и копил деньги.
Училище Миша окончил с красным дипломом, и служба в армии прошла как один день. И опять впрягся в работу. Он чинил и устанавливал кассы, по выходным работал тренером в фитнес-клубе, курьером в интернет-магазине – развозил спортивное питание.
Тело Миши стало накаченным, приобрело рельефную мускулатуру и ещё его с удовольствием приглашали снятся в рекламе спортивной одежды, солнцезащитных очков и прочих товаров.
Набравшись опыта и денег, Михаил взял кредит и образовал свою фирму по установки и наладке электронных систем. И своих ещё автоматов понаставил по району. Деньги по кредиту отдал в срок. Можно было уже не подрабатывать. Но Михаил не остановился, а открыл в торговом центре магазинчик по продаже спортивного питания, позировал в фотосессиях, по просьбе друзей и работал фитнес-тренером для души.
Михаил смотрел на Марго и думал, что если бы не она со своей подлостью, то он бы не был тем, кем он сейчас стал. Но проучить её стоило, тем более, что она его не узнаёт и этим надо воспользоваться.
И Михаил стал оказывать Маргарите знаки внимания, не навязчиво, но настойчиво. И она их принимала, по-прежнему не узнавая его. Это раздражало и злило Михаила.
На последнем занятии Михаил пригласил Маргариту посидеть в кафе, она согласилась. Подъехали к кафе на Мишином внедорожнике. Столик уже был заказан. Они не спеша кушали и разговаривали о разном, Михаил рассказал о своём бизнесе, Маргарита восхищалась.
– Ты, наверное, замужем и есть ребёнок, судя по жировым отложениям, которые ты с успехом убрала. Но надо и дальше работать.
– Благодаря тебе, Михаил. А почему мы не пьём?
– Ты хочешь выпить? Пожалуйста, сейчас закажу. Что именно: водка, коньяк, виски, текила?
– Я больше люблю виски, но мне всё равно. Что ты будешь?
– Я ничего не буду.
– Почему?
– Я предприниматель и работаю 24/7. Утрирую, конечно, но близко к истине. Были случаи, когда надо принимать срочные решения, а после пьянки голова раскалывается, не можешь сосредоточиться, решение откладывается и теряются деньги.
– Я думала мы посидим, расслабимся. Как ты расслабляешься?
– Я трудоголик и для меня работа в радость. Плюс занятия спортом.
– Понятно. Я не замужем, а ребёнок действительно есть.
– Живёте гражданским браком?
Марго натужно засмеялась.
– Почти. Вышла замуж за одноклассника, а он сел, но ребёнка мне сделать успел. Вот зачем мне всё это? Закажи выпить. Виски безо льда и прочее. Самогон, он и в Африке самогон, как его ни обзови. Я первый раз его попробовала у бабушки в деревне в шестнадцать лет. Мне понравилось. А виски на него похожи. Если бабушкин самогон закрасить чаем – будет один в один.
Михаил улыбнулся.
– Ладно, сейчас закажу.
Миша встал и зачем-то подошёл к официантам, а мог бы их просто подозвать. Вскоре принесли графинчик с виски. Марго сама налила себе четверть стакана и выпила его одним махом.
– Хороший вискарь. А ты женат?
– Женат и сыну два года, – похвастался Михаил.
– Жена не заревнует, что ты тут со мной сидишь? – кокетливо спросила Марго.
– Нет. Она мне верит.
– Верит?
– Да. А вон и моя жена, – сказал Михаил и помахал кому-то рукой.
К их столику, улыбаясь, шла шикарная блондинка с голубыми глазами, длинными ресницами и одежда соответственная, дорогая.
– Привет, Рита, – сказала девушка, подходя к их столику.
– Мы знакомы? – удивилась Марго.
– Конечно, – сказала девушка, – и даже очень хорошо.
– Ты меня тоже не узнаёшь? – спросил Михаил.
– Нет.
На лице Маргариты выразилось растерянность и удивление.
– Мы твои одноклассники. Я – Миша Белкин, а это – Маша Куницына, моя жена и уже, соответственно, не Куницына.
Маргарита нахмурила брови:
– Что-то припоминаю. Двенадцать лет прошло. Извините, ребята, я и учителей-то многих не помню. Вы, когда школу закончили?
– Из девятого класса ушли в колледж.
– Мы с Мишей учились в одном колледже, но на разных факультетах, – уточнила Маша.
– Ну вы вспомнили. Вы бы ещё из пятого класса ушли. Столько событий за это время произошло – всё забудешь. В одиннадцатом классе у меня любовь случилась с Колькой Борзовым. Помните такого?
Миша и Маша переглянулись: Колька Борзов первый хулиган класса. Как такого не помнить?
– После одиннадцатого мы с ним расстались, а через три года опять сошлись. Кабаки, шальные деньги, развесёлая жизнь, Канары, Бали. А потом всё закончилось, Колька сел. А я от него сына родила. Не повезло, да? Хорошо, что родители помогают. А вы, ребята, шикарно выглядите, молодцы.
– Мы стараемся, – улыбнулась Маша.
Миша смотрел на Маргариту и улыбался как-то нехорошо.
– А помнишь, как ты на мои двести рублей купила мороженое и газировку?
– Да!? – сказала Марго и мотнула головой. – Нет, не помню.
Она налила виски в свой стакан и опорожнила его.
– А я помню, как надо мной класс из-за этого издевался до конца учебного года.
– Может быть так и было. И что теперь?
Маргарита независимо смотрела на Михаила.
– А то, что ты мне должна, Марго. Заплатишь за ужин, и мы в расчёте.
Михаил встал из-за столика, ласково посмотрел на жену и сказал:
– Дорогая, зато тебе не надо готовить ужин.
– Я уже приготовила. Пойдём, милый.
– Зря, ну, пойдём, Машуль. Придётся съесть, не обижать же тебя.
И они, под ручку, мило болтая, ушли не попрощавшись.
Удивлённая Маргарита смотрела им вслед и удивлялась: вот что делает фитнес и косметический салон. Ну кто бы мог подумать, что серая мышка Машка и пухляк Пончик превратятся в таких красавцев?
В уме Марго мрачно подсчитывала: хватит ли денег за ужин или придётся папе звонить? Есть не хотелось, но доесть и допить виски надо. Не пропадать же добру.
Покончив с едой, Маргарита оглянулась на официанта. Он тут же подскочил:
– Что-то ещё? – услужливо произнёс он.
– Нет, что вы. Чек принесите. Сколько с меня?
Брови официанта удивлённо поползли вверх.
– Нисколько. Михаил Антонович всё оплатил. Он вам разве не сказал?
– Нет.
– Михаил Антонович наш постоянный клиент, и он сказал, что, если вам что-то ещё понадобиться – записать на его счёт.
– Да? Как мило. Тогда бутылку водки и что-нибудь из закуски на ваше усмотрение.
– Михаил Антонович заказал для вас бутылку виски, мороженое и «Кока-Колу». Что-то ещё?
– Как мило с его стороны. Да, ещё лёгкую закуску на ваше усмотрение и такси до дома.
01.04.2024 г.
Девушка – не жена, ждать не обязана
Грязно-жёлтый пёс учуял запах мужского пота, пороха и крови. Четверо мужчин прошли мимо него. Пёс понял, что это хорошая стая, у людей с таким запахом всегда есть, чем поживиться, а он уже давно нормально не ел, так перекусывал урывками. Пёс поднялся со своего ложа и решил увязаться за этой четвёркой: а вдруг накормят?
Пёс, виляя хвостом, догнал четверых мужчин и побежал рядом с ними, заглядывая в глаза. Впереди идущий мужчина заметил его.
– Shit, the dog (Чёрт, собака), – сказал он.
– И что? – на том же языке сказал второй.
– Темнеет, она нас демаскирует своим окрасом.
– Брось ты, Джордж, мы почти пришли. Вон на этом холме позиции украинцев.
– Не имеет значения. Прогоните его.
На пса зашикали, замахали руками. Он удивлённо посмотрел на людей и убежал вперёд. Но вскоре вернулся, усиленно виляя хвостом, думая, что с ним играют.
– Какой настырный. Дэн, пристрели его.
– Джо, мы уже пришли.
– Пристрели. Это приказ.
Пули попали псу в голову, он умер, не успев даже взвизгнуть. Но на позиции ВСУ выстрелы услышали.
– Русня! ДРГ! У нас в тылу.
В сторону выстрелов полетела граната, застрочили автоматы. Джордж что-то закричал. Сквозь автоматные очереди слов не разобрать.
– Не по-нашему балакают.
– Буряты. Орки.
И с пригорка полетела ещё одна граната. Всё стихло. Солдаты ВСУ спустились вниз и там обнаружили труп собаки и четвёрку мужчин с шевронами Украины. По документам – два канадца польского происхождения, поляк из Польши и румын. Шли на укрепление обороны украинского опорника.
Украинский командир присвистнул:
– Забавно: три поляка, румын и собака.
Получилось, что убили своих. Бывает.
***
Российская диверсионно-разведывательная группа лежала невдалеке в кустах и наблюдала эту сцену.
– По-хорошему, – сказал командир, – собаку надо наградить посмертно. Всю диспозицию раскрыла, молодец. Уходим.
Их было семеро, они уходили, держась в тени леса на юго-восток к своим.
Когда на востоке небо светлело, а звёзды гасли, группа наткнулась на другую группу – группу «небратьев». Завязался встречный бой. Бой без злобы и ожесточения. Разошлись без потерь: бойцы и той, и другой ДРГ устали и спешили к своим блиндажам, домой.
– Очень плохо, – сказал командир, – по «радейке» своим точняк сообщили. В темпе, пацаны, в темпе.
Российская ДРГ вышла из леса, впереди открытое пространство, за ним в пятистах метрах – жилой сектор.
– «Открытку» преодолеваем бегом.
Бежали через поле.
– «Птичка» справа.
– Засекли, – в голосе командира слышна досада.
Забежали в хату без крыши, отдышались. Командир посмотрел вверх, где жужжала вражеская «птичка».
– К стенам прижимайтесь, чтобы не засекли – сколько нас.
Позывной у командира Мангуп, он из Крыма, из Севастополя, опыт войны с 2014 года.
– Так, – сказал он, – Грач и Тополь останетесь здесь, постреляете, отвлечёте их. А мы по «радейке» «каплю» вызовем. Грач – за старшего. Полчаса постреляете и уходите. В лес зайдёте, по «радейке» сообщите и за вами «каплю» пришлём.
Открыли огонь по «птичке». Беспилотник отвалил в сторону.
– Уходим, – скомандовал Мангуп, – пока они нас не видят.
Грач и Тополь остались одни. Грач старше Тополя лет на пять – десять.
– Следи за «открыткой», Тополь, сейчас появятся, мы их «птичку» обидели, обязательно в накат пойдут.
Грач прислонился к стене, достал пачку трофейных сигарет «Збройные», с наслаждением затянулся.
– Наконец-то покурить можно спокойно.
Тополь пожал плечами и замурлыкал:
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
– Тополь, у тебя жена есть?
– Нет. С девушкой живу второй год.
– А чего не женишься?
– А зачем? И так хорошо.
– Ничего ты не понимаешь, парень. Девушка так ждать не будет, как жена. Другой ей предложит выйти замуж. Ей – что? Согласиться? Девушка – не жена, ждать не обязана.
– Моя Варька не такая.
– Такая – не такая, а вернёшься – женись. И детишек заделайте.
– А убьют?
– След на земле оставишь. И ей, опять же, статус – жена. Честная женщина, быстрее повторно замуж выйдет. А девушка с ребёнком – статус как-то так себе.
– Я умирать не собираюсь.
– И не собирайся, – веско сказал Грач. – Если за спиной жена да дети, у тебя есть стимул не умирать, тебе домой вернуться надо. Знать будешь, что за тебя кто-то молиться, переживает. Родная душа. Женись.
– Хорошее дело браком не назовут, – пошутил Тополь.
Грач шутку не принял.
– Глупец, – сказал он, – жизнь не понимаешь, точно тебе говорю. А почему такой позывной – Тополь?
– Живу на Ясеневой улице.
– В логике не откажешь. Это где? В Москве?
– В Москве, у метро «Красногвардейская».
У Тополя защемило в душе: да нет, ждёт, не может такого быть, чтобы не ждала его Варенька, а он как скотина себя вёл. Пообещал сам себе, что как вернётся или в отпуск, обязательно жениться.
На «открытке» какое-то шевеление.
– Грач, накат, идут.
– Покурить спокойно не дают, – проворчал Грач.
***
Варвара посмотрела на часы: пять утра. Сна как не бывало. На душе тревожно и беспокойно. Сон странный. Или не сон? Решила позвонить свекрови. Ну, как свекрови? Они с Женькой второй год живут в гражданском браке, без росписи. Прошлой осенью Евгения забрали на войну по мобилизации. Он ушёл, бывший десантник, ничего не боялся, обещал с деньгами вернуться, взять квартиру в ипотеку. А то что в однушке тесниться? Общая беда, беспокойство за любимого мужчину сблизило двух женщин. В церковь ходить стали, молиться. А чем ещё солдату помочь можно? Раньше только на Крещение за водой, да на Пасху кулич с яйцами святить. А теперь всё серьёзно: молились, причащались, постились, исповедовались. Иконы дома завели, лампадка горела беспрерывно.
Ольга Петровна, мать Евгения, поначалу невзлюбила Варю. Девушка из провинции, Москву покорять приехала. На самом деле Варя приехала в Москву, потому что в их посёлке городского типа работы не было, а жить как-то надо.
Варя набрала номер.
– Ольга Петровна, у вас машина на ходу?
– На ходу. Что-то случилось?
– На душе тревожно и сон какой-то странный.
– Ой, а я всю ночь не сплю, думаю о Женечке. А машина зачем?
– Поехали в Оптину пустынь.
– В Оптину пустынь? Это же далеко.
– Три-четыре часа. Если сейчас выехать, то в девять-десять там будем. Мне во сне на ухо шепнули: «Поезжайте к оптинским старцам, помолитесь за воина Евгения». Только вот вы не спали ночь…
– Ничего, Варенька, я дремала, доедем, ради Женечки доедем.
Голос Ольги Петровны испуганный, опасения Вари приняла со всей серьёзностью.
– Заезжайте за мной на Ясеневую, – попросила Варя.
***
– Грач, танк.
Грач выругался.
– А я всё думаю: что мне для полного счастья не хватает? Танка мне не хватает. Пора давить на тапки, Тополь, больше получаса прошло, приказ выполнен.
Они ползком добрались до забора. В сетке-рабице дыра, через неё, наверное, их группа ушла. Дальше, за сеткой – сад. Грач и Тополь остановились, чтобы понаблюдать за противником.
Вражеский танк развалил хату и стал крутиться на одном месте.
– Нас заваливает, – сказал Грач, – они думают, что мы в погребе укрылись, идиоты. Сейчас бы долбануть по нему из гранатомёта.
– Динамическая защита, бесполезно.
– По гусеницам или каткам. Главное, остановить его, а потом наша арта его добьёт. Ладно, пошли.
За садом опять «открытка» – поле, его надо проскочить как можно быстрее. И здесь не повезло: беспилотник они заметили поздно. Бойцы кинулись к ближайшим кустам, да не успели. С неба прилетел боеприпас от РПГ. Грачу ноги посекло и в левый бок под бронежилет осколок влетел, а Тополю ничего, только щёку оцарапало. Он затащил Грача в кусты, чтобы сверху не было заметно, по рации сообщил:
– Тополь Мангупу. Грач – 300. Ноги.
– Мангуп Тополю. Вы где?
– Тополь Мангупу. На «открытке» перед посадкой, в кустах.
– Принял. Ждите эвакуацию.
– Принял.
Тополь перебинтовал Грачу ноги и левый бок, вколол обезболивающее, как учили. Потеря крови у Грача большая.
– Грач, сознание не теряй, говори чего-нибудь.
– Бок огнём горит.
– В этом месте никаких жизненно важных органов нет, одни кишки.
– Спасибо, успокоил.
– Не за что. Ты, говори, Грач, говори.
– Я тебе говорю: женись. Отпуск будет – сразу в ЗАГС.
– Как скажешь, Грач, лишь бы улыбался.
– Да мне-то что? Это тебе. Тебе, дураку, надо, тебе, чтобы корень …
Последнее слово Грач произнёс еле слышно, глаза закатил, сознание гасло. Тополь хлестал по щекам.
– Не уходи, Грач, слышь? Не уходи.
Сознание возвращалось.
– Куда уходить? – шептал он. – У меня жена, два пацана и дочка. Куда я уйду? Они как якорь держат … как якорь…
Опять сознание проваливалось.
– Грач, Грач, говори, говори.
***
Киевское шоссе кончилось за Апрелевкой, трасса вела к Обнинску, а оттуда, в обход Калуги, на Козельск. Ехали молча. Ольга Петровна признала Варвару прошлой осенью на пункте сбора. Женька уходил, мать криком кричала, Варя бесшумно плакала. Потом две женщины обнялись, прижались друг к другу и плакали, плакали.
В Оптиной пустыни были в первый раз: куда идти? Спросили монаха, он направил их к могилке иеродиакона Илиодора. На могиле пластиковая коробка, в ней конфеты.
– Батончики, – сказала Ольга Петровна, – Женя такие в детстве любил.
– Вот и возьмите ему. Отец Илиодор при жизни всем конфеты раздавал. И после смерти раздаёт. У нас кто-то приносит конфеты, а кто-то их берёт. И вы возьмите.
Перед ними стоял священнослужитель, совсем старенький, с палочкой, вернее с посохом.
– Отец Анастасий, – представился он. – О ком молитесь, чадушки? Берите конфеты, угостите его.
– Нет, не получится, – сказала Варя, – он далеко, он на войне.
– Всё в руках Господа, чадо. Ничего не возможного для Него нет. Отдашь своему воину, не через неделю, так через месяц.
Варя, помявшись, взяла три конфеты.
– Кто ты ему, доченька? – спросил монах.
– Я? – Варя растерялась. – Вот мама его, Ольга Петровна. А я…
– Понятно, чадо, в грехе живёшь, – монах обернулся к Ольге Петровне, – а что же ты, доченька, попустила, что дети твои в грехе живут?
Ольга растерялась. Какое там «попустила», не хотела, чтобы они вообще вместе жили.
– Грешна, батюшка, – только и сумела произнести.
Монах посмотрел на неё своими ясными глазами, как будто всё понял.
– Ничего, доченька, зато, Господь вас через это к себе привёл. Ведь так, чадушки?
– Так, батюшка. Мы с Варварой и приехали приложиться к мощам Оптинских старцев. Вот ходим от часовни к часовне.
– Мне, батюшка, приснилось сегодня, чтобы мы поехали к оптинским старцам и помолились за воина Евгения, – сообщила Варя.
– Что ж, богоугодное дело, видать, трудно приходится вашему воину Евгению. Надо помолиться и поставить свечи за него и за тех, кто с ним. Провожу вас в храм всех Святых. А потом по часовням походите, помолитесь старцам Оптинским.
В Всехсвятской церкви монах подвёл женщин к священнику. Он указал на Варю и сказал:
– Вот, отец Афанасий, чадо сие, в грехе проживала с воином Евгением, но сказано: спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви. Две святые ипостаси женщины: жена и мать. А воин Евгений кровь проливает за Отечество. А сия жена – мать воина Евгения и будущая свекровь сей грешницы. Время придёт – обвенчаешь их.
***
– Калан Тополю. Открытку прошли. Вы где?
– Тополь Калану. Я вас вижу. На четыре часа от вас.
К ним направлялись четыре бойца-эвакуатора с носилками.
– Стоп, – скомандовал им Тополь. – Находка.
– Уссурийск, – ответили ему.
«Свои», – Тополь облегчённо вздохнул.
«Открытку» проскочили, лесопосадку тоже. На дороге их поджидала «капля» – пикап серого цвета, заляпанный грязью. Только вышли из-под защиты деревьев, как над ними повис беспилотник. Грача погрузили в «каплю». Прилёт снаряда Тополь не слышал.
Тополь очнулся от громкого хлопанья. Это брезент палатки хлопал под ветром. Тополь открыл глаза: мобильный госпиталь. Живот чуть ниже рёбер болел страшно.
– Тополь, очнулся? – раздался голос слева, голос Грача.
– А как? – прохрипел Тополь.
– Не знаю. У «капли» что-то разорвалось. Ты самый тяжёлый. Доехали и слава Богу. А я отвоевался, Тополь.
– Ноги?
– Ноги целы, бок.
– Там ничего жизненно важного. Одни кишки.
– Вот они-то и в труху. Одну операцию сделали, ещё две предстоят и два года реабилитации.
– Хорошо.
Тополь устал от разговора.
– Сыновей буду воспитывать, – продолжал Грач, – сделаю их бойцами.
– А дочь? – прошептал Тополь, но Грач услышал.
– А дочь буду баловать, её пусть жена воспитывает.
Вошла медсестра, позывной Колба, внешне похожая на колбу. В левой руке у неё кювета со шприцом и ампулой. На правой руке у неё лежал кусок металла.
– Сейчас обезболивающий сделаю, – сказала она Тополю, – легче будет. А это тебе на память.
На вопросительный взгляд ответила:
– Осколок. Бронник пробил, брюшную полость, до желудка достал, но не пробил. Видно, кто-то сильно молится за тебя. На, на память.
– Дай ему позвонить, той, кто молился за него, – попросил Грач.
– Обязательно, – сказала Колба, – укол поставлю, и позвонит.
Обезболивающее потихоньку начало действовать, голова у Тополя чуть прояснилась. Колба достала из кармана халата простой кнопочный телефон.
– Говори номер.
Тополь назвал, Колба набрала номер и передала телефон Тополю. В трубке он услышал насторожённый голос Вари:
– Алло?
Тополь слабо улыбнулся и произнёс:
– Это – я. Жив. В госпитале. Люблю. Вернусь, женюсь.
И, не дослушав восторженный Варин визг, Тополь нажал на «отбой» – сил разговаривать не было.
– Это по-нашему, – одобрил Грач.
Цокая когтями по полу, пришёл недопёсок – уже не щенок, но ещё и не взрослая собака, помесь восточно-европейской овчарки и эльдертерьера.
– Тобик, – возмутилась медсестра, – ты зачем сюда пришёл? Ну-ка, пошёл отсюда.
– Колба, не гони его, – попросил сосед справа от Тополя, – он лучше любого лекарства. Он настроение поднимает.
– Собака не стерильна, ругаться будут.
– Да ладно тебе.
– Назвали его как-то чудно: Тобик, – прохрипел Грач. – Что за имя? Дворовый пёс, дворянин, и назвать надо было соответственно. Например, Барон, Граф, Виконт.
– Герцог, – подсказала Колба.
– Можно и так, – согласился Грач, – а то – Тобик.
– Тобик, иди сюда, я тебе печенюшку припас, – сказал сосед справа от Тополя и достал из-под подушки галету.
Пёс подошёл, усиленно виляя хвостом, слизнул угощение с ладони и с чавканьем разжевал.
– Да он же у вас голодный. Не кормите собаку.
– Как не кормим? – возмутилась Колба. – Только что мосол сгрыз.
– У кого-то ногу ампутировали?
– Дурак.
Раненные, кто услышал шутку, лыбились.
– Пойдём отсюда, Тобик, – сказала Колба, – это дурачьё тебя ничему хорошему не научит.
И гордо удалилась, пёс, опустив голову, пошёл за ней. Раненные ржали в голос.
***
В телефоне иерея Афанасия раздался радостный женский голос:
– Батюшка, это Варя, Варвара, мы к вам приезжали в апреле со свекровью.
– С будущей, помню. Вас отец Анастасий привёл.
– Да-да, а свекровь уже почти настоящая, мы расписываемся с Женей третьего июня. Мы хотим обвенчаться, Женя тоже хочет. Когда? Вы обещали обвенчать нас.
– Я помню. Благословляю вас на бракосочетание. Сейчас скажу, когда приезжать на венчание… Вот, одиннадцатого, подъезжайте. Сможете?
– Конечно, батюшка.
14.04.2024 г.
Из жизни Зайцев
– Меня Волков совсем достал, – пожаловалась мужу Ирина, – никак зачёт ему сдать не могу. Ответила на все вопросы, а он в конце меня спрашивает: «Заяц?», я ему: «Заяц, Заяц», а он мне говорит: «Ну, Заяц, погоди». Какая дурацкая фамилия у тебя!
– Не у меня, а у нас. Нормальная фамилия. А Алдошкина разве лучше?
– Лучше, по крайней мере никто не скажет: «Ну, Алдошкина, погоди».
– Ириш, зайка моя, я думаю, что всё наладится, сдашь ты свой зачёт.
– Когда? Скоро экзаменационная сессия.
– А он молодой?
– Кто?
– Ну, Волков этот?
– Не знаю, лет тридцать пять, наверное. А тебе зачем?
– Не зачем, просто так. Молодой, потому и шутки у него дурацкие.
– Да тебе хорошо говорить, а мне ему зачёт сдавать, а потом экзамен.
***
Преподаватель Волков собрал все свои конспекты и стал укладывать их в свой портфель, когда в аудиторию заглянул молодой парень лет двадцати семи.
– Вы что-то хотели, молодой человек? – вежливо спросил Волков.
– Моя фамилия Заяц. Она вам ничего не говорит? – так же вежливо ответил молодой человек.
Когда Ирина ворвалась в аудиторию, драка была в самом разгаре: у противников лица в крови, костяшки пальцев сбиты. Она огрела рюкзаком сначала своего мужа, а затем преподавателя.
– Вы совсем с ума посходили? Серёжа, тебе не стыдно драку затевать? А вам, Эдуард Аркадьевич?
– Что тут стыдного? – тяжело дыша, сказал Эдуард Аркадьевич. – Ваш муж, Заяц, заступился за свою жену. Этим гордиться надо. У вас хороший муж. Давайте зачётку, Заяц, я был неправ, неудачно пошутил, ваш муж мне всё доходчиво объяснил.
В зачётке Волков размашисто написал «отлично».
– Сергей, – сказал Волков, обращаясь к Зайцу-мужу, – а не выпить ли нам по кружечке пивка, по случаю удачной сдачи вашей женой зачёта?
– Мой муж не пьёт, – гордо заявила Ирина.
– И я не пью. Но иногда себе позволяю. Выпьем по кружке пива, чтобы вкус не забыть, ничего страшного.
– По две, меньше нечего и заводиться.
– Согласен. Пойдёмте, Сергей, приведём себя в порядок.
Они вышли в коридор, Волков сказал Ирине:
– Заяц, идите домой, с вашим мужем всё будет в порядке, я ручаюсь за это.
– Да, зайка, иди домой.