Читать онлайн Например бесплатно
Для удобства чтения
Дорогой читатель, главы в этой книге расположены так, что их можно читать в таком порядке, который кажется Вам наиболее удобным и понятным. Сквозь книгу идут две сюжетные линии, первая – со дня начала событий до последнего, вторая – наоборот берет свое начало с конца и распутывает клубок истории в начало. Вы спросите меня, почему бы просто не написать подряд все главы, как и шла история? На это я отвечу, что так главы рождались у меня в голове, именно в этом порядке и на середине книги две линии встретились и дали мне понимание, как будут развиваться события, какие характеры у героев и что привело их в эту историю. Отсчет дней идет с одной даты, скажем, пятнадцатое ноября, далее одна линия отсчитывает от этой даты дни спустя, вторая – дни до. Поэтому идет прямая связь глав, начинающихся со слов «Спустя» и отдельно «… дней до». Это совершенно не означает, что Вам необходимо читать книгу вразброс, читая по порядку Вы все поймете и также насладитесь сюжетом.
Желаю приятного времяпрепровождения.
Введение
Я сижу на самом краю старого деревянного мостика, с которого мы в детстве с разбега залетали в прохладную воду Пьюджета. Солнце уже начинает садиться, и небо окрашено в бледно розовый цвет пастилы. Передо мной величественно возвышается белая макушка горы Олимпик. Нас разделяет тихая гладь залива. От красоты этих мест у меня всегда перехватывает дыхание. Для повествования совершенно не важно, какое сейчас время года, но, чтобы полностью передать ощущения того вечера – ноябрь. Пусть будет ноябрь. Сезон пробирающего до костей морозного воздуха, дождей и серого неба в Сиэтле. Хотя с таким названием, казалось бы, летним, мы, местные жители, должны наслаждаться морем и теплыми днями круглый год.
Сильный порыв ветра прибивает к старой, почти сгнившей перекладине моего мостика, уже промокшую газету. Я замечаю на главной странице Сиэтл Таймс афишу сегодняшней премьеры мюзикла «Святая правда» в моем родном театре.
Театр на пятой Авеню скоро будет отмечать свой вековой юбилей, и поэтому каждый раз заходя в него, я невольно ощущаю легкий трепет от осознания того, какие люди в него заходили, проводили рукой по шершавой стене в том же месте, где могу коснуться и я. Что это были за люди? Какая история была у каждого из них? Приходили ли они на представление после трудового дня, чтобы расслабиться и отвлечься, или это были жены состоятельных предпринимателей начала двадцатого века? Барон, проездом из Вашингтона, который вывел свою любовницу первый раз в свет, или пожилая семейная пара, надевающая свои лучшие наряды, пылившиеся на антресолях долгие месяцы?
Вообще, думать о прежних временах очень интересно и немного волнительно. Задумайтесь, то место, где вы прямо сейчас находитесь, дом или улица – встречало разных людей, многих уже нет в живых, а вы идете по той же брусчатке, вы можете потрогать шершавую стену дома и обломать крошечный скол штукатурки, и в этом же месте сто лет назад кто-то также прикасался к той же стене. Вам интересна судьба того человека? Кем он был? Как его звали? Что он ел на завтрак и как проводил свои вечера. Мне всегда становится интересно узнать, что было до нас и безумно интересно знать, что будет после.
Потолок в главном зале театра на пятой Авеню – настоящее произведение искусства! Каждый раз я, как завороженная, смотрю на смесь китайского стиля, «ангела», который держит огромную золотую люстру и невероятные узоры. Серьезно, зайдите на трипэдвайзер[1] и посмотрите сами!
Возможно отчасти еще и из-за этой красоты я решила остаться здесь и служить этому театру после окончания университета.
Видимо, пора познакомится – я – главная героиня книги, которую Вы держите сейчас в руках, или листаете на своем смартфоне. Меня зовут Эма Блэк, и да, имя больше похоже на псевдоним какой-то порноактрисы, спасибо моим родителям! Но я просто актриса, служу в самом красивом театре Сиэтла, по пятницам уношу в гримерку охапки колючих роз, по субботам занимаюсь йогой, в воскресенье сплю до обеда.
Чем может быть примечательна такая героиня, спросите Вы, и будете правы. Иногда я читаю современные романы, и главные героини непременно должны иметь интересную профессию, обычно это журналисты в газете или на телевидении, для того, чтобы автору их легко было отправить на другой конец света за приключениями.
Видите ли, со мной произошла исключительно противоположная история и приключения, если их можно так назвать, нашли меня сами, в самой обычной театральной коморке.
Вот почему я сижу сейчас на старом скрипучем мостике, а по моим рукам стекают капли крови в величественный залив Пьюджет. Как, я Вам не сказала про кровь?
Глава 1. 10 дней назад
Как я себя корю по утрам за вечернюю лень, когда прихожу с работы полностью обессиленная и заваливаюсь спать, забывая задернуть шторы. Сегодня утро как раз такое – дневной свет предательски заглядывает через небольшое отверстие между плотными шторами и солнце старательно пытается выжечь мне глаза.
– Эма!!! Какая же ты идиотка! Прекрати сразу заваливаться в кровать вечером и, хотя бы раз зашторь эти долбанные шторы – ругаю я себя и нехотя направляюсь в ванну, чтобы привести себя в порядок к завтраку.
В зеркале ванной комнаты меня встречает незнакомая блондинка, лишь отдаленно напоминающая меня – взлохмаченные волосы небрежно торчат во все стороны. И если есть девушки, выглядящие сексуально с небрежным гнездом на голове, то я, скорее, напоминаю городскую сумасшедшую, способную в любой момент достать из своего гнезда пару голубей.
На щеке отчетливо виден залом от подушки, остатки вчерашнего грима, который я не так тщательно удалила перед сном – добавляет мне усталости и делает меня похожей на панду.
В остальном – все не так плохо – природная худоба и прекрасный метаболизм позволяет мне выглядеть хрупкой, похожей на маленькую балерину, а генетический подарок от мамы – заставляет людей сомневаться в натуральности моей груди. При таком худом теле она является моей гордостью. Твердая троечка, дамы и господа, твердая, упругая троечка.
Но нет ничего, с чем не справится контрастный душ, поэтому я смываю с себя остатки вчерашнего вечера и заряжаюсь на сегодняшний день, переключая смеситель на режим «ледяной Аляски».
Спускаясь на кухню, я ощущаю…Вы сейчас подумаете – ну никакой интриги – панкейки, кленовый сироп, омлет с беконом, что еще едят герои книг по утрам? Ладно, сдаюсь, тут Вы угадали. Завтрак более чем банальный, но безумно вкусный, такой, какой может приготовить только мама! А у моей мамы панкейки самые лучшие в мире. Серьезно, тут уж я не заручусь помощью трипэдвайзер для подтверждения моих слов, но поверьте, панкейки – что надо.
Я подхожу к маме, целую ее в щеку и сажусь за наш обеденный стол из беленого дуба, мама уже поставила всей семье белые тарелки, разложила приборы, подготовила чашки для чая и кофе и стоит у плиты, следит, чтобы панкейки не подгорали. На столе стоят свежие садовые цветы и наполняют кухню ароматом весны.
Немного отойду от темы. Дорогие друзья (я ведь могу уже так Вас называть? Мы вместе с Вами добрые три страницы текста – практически одна семья), разрешите познакомить Вас с самой лучшей женщиной на свете и по совместительству моей мамой. Ее зовут Дженнифер, близкие зовут ее Джен, ей 46 лет, за всю жизнь она ни дня не отработала на какой-нибудь ненавистной работе. Иногда мне кажется, что именно поэтому у нее такое молодое, свежее лицо, отличная фигура и потрясающие густые каштановые волосы! Она ухаживает за собой всю свою жизнь, и я удивляюсь, когда она успевала заниматься мной и моим братом, чтобы мы выросли успешными, воспитанными и образованными людьми.
Ну и пока все не спустились к завтраку, заранее познакомлю Вас с моим братом. Стивен, восемнадцать лет, учится в Вашингтонском университете на юриста. Он младше меня на три года и выше на три головы – его рост сто восемьдесят пять сантиметров, у него густые волосы, как у моей мамы, но чертами лица он больше похож на отца. О, и да, он, как и в любой семье для старшей сестры – заноза в заднице! Мне приходиться его прикрывать перед родителями и полицией по меньшей мере два раза в квартал!
У Стивена есть девушка Элизабет и альтер-эго Стив, у которого девушек в разы больше. Элизабет в курсе его похождений и, Бог знает, как это терпит! Надо отдать брату должное – он не скрывает свою вольнолюбивую натуру и то, что с пятницы по воскресенье у него нет обязательств перед Элизабет.
Их отношения длятся уже больше года и пару месяцев назад в очередную пятницу, когда Стивен ушел отдыхать и наслаждаться жизнью в Гроулерс Сиэтл[2], на другом конце города, в Полар Бар Элизабет в гордом одиночестве была готова к третьему бокалу Лонг-Айленд[3], к ней подсел молодой человек (скажу сразу, это был Нейт, парень моей лучшей подруги Аманды и близкий по духу к моему брату по части верности и уважения к девушкам). Обольстительная улыбка Нейта никого не оставляла равнодушным, а после нескольких Лонг Айлендов и подавно. Внезапно в Элизабет проснулась женская месть – «даже лучше, что у Нейта есть девушка» – подумала она. Ведь ей изменяет Стивен, изменяет долгие месяцы. Почему бы не отомстить ему таким образом?! И она приняла ухаживания Нейта, если съем в баре можно так назвать.
Как и любая девушка, она надеялась, что растопит сердце ловеласа и он забудет с ней обо всех своих подружках всего за одну ночь, останется с ней и будет верным до конца дней своих. Естественно, имена их будущих детей уже были у нее заготовлены. А выражение лица, с которым она пойдет к алтарю мимо Стивена – отрепетировано. Причем Стивен должен стоять на коленях и плакать от досады, какую потрясающую женщину он променял на тусовки.
Реальность настигла Элизабет слишком рано – примерно в восемь утра следующего дня. Нейт не смог вспомнить как зовут его соседку по кровати, да и в принципе когда и где они познакомились он не знал. Через час заканчивалась йога у Аманды, и она не должна видеть очередной трофей Нейта. Поэтому в грубой форме он попросил Элизабет уйти, забрав с собой растоптанную гордость и надежды на красивый роман.
Где-то в Нью-Йорке Вера Вонг[4] оторвалась от шитья платья для Элизабет, убрала иголку на место и отложила ткань, за ненадобностью.
Один из плюсов Стивена – он устроил Элизабет на работу к нашему отцу, секретарем.
А папа наш – мистер Джек Стенфилд, мэр в Муниципальном совете и уж он, в отличие от меня, не стал терпеть «порноактерское» имя и, как Вы могли заметить, взял фамилию своей матери, чтобы мэром Сиэтла не был Джек Блэк.
Именно благодаря такой разнице в фамилии нам с братом хорошо жилось в старшей школе, никто кроме близких друзей не знал, кто наш отец, у нас не было особого отношения со стороны преподавателей, но и загремев в полицию, мой братец не мог сильно навредить репутации отца.
А теперь продолжаем наше утро, пока я Вам рассказывала про членов моей семьи, все спустились и заняли свои места. Солнечные лучи проходили сквозь окна и падали на нашу белоснежную кухню, над плитой тоненькой струйкой шел легкий дымок от жарки панкейков, из чашек приятно пахло свежим кофе. Папа громко размешивал сахар в своей огромной кружке и читал на айпаде новости.
– Вы не забыли, что у нас меньше чем через две недели премьера нового мюзикла в театре? Вы все должны заранее спланировать свои дела так, чтобы не пропустить ее – сказала я, акцентируя свое внимание на отце. Ведь всем остальным не составит большого труда выбраться в пятничный вечер в центр города.
– Я приду, только если там будет самая величайшая актриса – Адриана Чечик[5] – подколол меня брат и стукнул локтем по моей руке, за что сразу получил подзатыльник.
– Мам, твой сын смотрит слишком много порно! Установите у него в телефоне родительский контроль – завопила я.
– Если ты знаешь, что она из порно, значит, ты его смотришь! – колко ответил Стивен.
– Профессиональный долг знать актрис всех жанров – парировала я.
– Правильно, конкурентов надо знать в лицо – засмеялся Стивен в голос.
– Достаточно разговоров о порно для одного завтрака – остановил нас папа – детка, конечно я переговорю с Элизабет, чтобы она включила премьеру в мой график дел и обязательно приеду посмотреть на мою звездочку на сцене. Какой это будет день недели? Элизабет запланировала открытие или закрытие, о Боже, слишком много общественных мероприятий она согласовывает за меня! Словом, что-то будет на крыше Каламбиа Центр[6] в среду.
– Премьера в четверг!
– Отлично, значит я буду в первом ряду гордиться тобой!
Папа встал из-за стола, чмокнул меня в макушку, Стивену дал подзатыльник, что безумно меня обрадовало и я показала ему язык, поцеловал маму в губы и уехал на работу.
– Что ж, дети извращенцы – выдохнула мама – убирайтесь из этого дома и дайте маме отдохнуть от вас. – драматично закатила глаза с улыбкой и начала убирать со стола.
Я схватила с тарелки горячий панкейк, поблагодарила маму за завтрак и вышла из дома к машине, жуя на ходу.
У моего оболтуса-брата недавно отобрали права, о чем он решил умолчать родителям и нам приходилось придумывать каждый день истории, почему я подвожу его до университета. Лично мне эта ложь дарила возможность ездить на Инфинити qx30 брата, а не на своей видавшей виды Хонде Цивик, одному Богу известно, какого года.
Машина брата новая, с панорамной крышей, внутри выглядит, как космический корабль, внутреннюю отделку кожей изготавливали по индивидуальному заказу этого мелкого гада, вплоть до цвета ниток в швах обивки сидений. Я готова через три месяца залить в брата пол бутылки Джек Денниэлс и вызвать копов, чтобы снова иметь возможность управлять этим прекрасным автомобилем.
Несмотря на положение нашего отца в обществе, его состояние и финансовые возможности, мы со Стивом воспитывались в рамках поговорки “не бывает конфет без пота”[7]. Именно поэтому с ранних лет мы знали цену деньгам и в подростковом возрасте начинали зарабатывать свои первые карманные деньги. Конечно, родители выделяли нам лимит на неделю, но вскоре этого стало недостаточно, так как он покрывал только еду в столовой, походы с друзьями в кафе или кино, а навязанные обществом принципы вынудили нас начать тратить деньги еще и на тряпки, чтобы выглядеть не хуже своих сверстников.
Моя первая работа была в Баскин Роббинс[8], и чувствовала я себя, как ребенок, попавший на фабрику к Вилле Вонке[9]! Приходя в детстве с друзьями или родителями в кафе, я обожала заказывать блинчики и мороженое, но порции всегда казались мне до нелепого крошечными. Что я и исправила в свой первый же рабочий день.
Обед включал в себя любую еду из меню, если я сама себе ее приготавливала. Поэтому порции себе на обед увеличивала ровно в два раза. Моей надзирательницей на период работы была Кларисса. Взрослая девушка около тридцати лет. Темные волнистые волосы, небрежно завязанные в хвост, постоянно вылезали из резинки и норовили попасть в тесто для блинчиков или в стаканчик с мороженым. Лицо Клариссы было мужеподобным – грубые черты лица, огромный нос с горбинкой и противная бородавка под этим самым носом. За все пару месяцев, что я отработала в Баскине, я не видела Клариссу хотя бы примерно радостной, она была недовольна абсолютно всем, и более того, с таким же недовольным лицом она обслуживала посетителей. Возможно дело в том, что в своем возрасте она большую шасть времени проводила в дурацком розовом фартуке и козырьке с надписью «31» и раскладывала мороженое по стаканчикам? Стоит ли говорить, что в кафе-мороженое посетители в большинстве своем дети? А эта мегера отпугивала всех клиентов! Зато гости быстро полюбили меня и всегда оставляли хорошие чаевые. Был ли мой успех в лучезарной улыбке и добродушном отношении к клиентам? Еще бы! Влияло ли то, что я зачерпывала ложкой мороженое не восемьдесят грамм, как полагалось, а сто? Вполне возможно. Но суть в том, что за два месяца моей трудовой карьеры я заработала на свою первую сумку от Гуччи. Она была громоздкая, черная и до смешного не подходила для образа пятнадцатилетней школьницы с ярко розовыми толстовками и широкими синими джинсами, но кто я против Гуччи? Придя после летних каникул в школу с этой самой сумкой – я была в центре всеобщего внимания! Повлияло ли то, что начали просачиваться слухи, что я дочь мэра? Вполне возможно. Была ли я инициатором этих слухов? Что ж, оставим это на совести пользователя “gossipgirlseattle”[10], ip адрес которой по случайному совпадению, такой же, как у Вашей покорной слуги.
Вернемся к тому, с чего начинали, почему при том, что я рано начала работать, моя машина давно просится на помойку, а машина Стива только что съехала с конвейера на нашу парковку? Виной тому мой шопоголизм и путешествия – я спускаю все деньги на впечатления и красивую жизнь. И не смейте меня обвинять, уверена, большинство из Вас поступило бы также!
Мы живем недалеко от университета, и дорога занимает не более пятнадцати минут. А театр находится на старой территории университета, поэтому можно сказать, что нам со Стивом ехать в одно и тоже место.
Машину я оставляю у черного входа в театр, через который заходит весь актерский состав, преподаватели, гримеры, костюмеры, словом, все, кроме зрителей. Иду по коридору в полной тишине, странно, что еще никого нет. Старые половые доски скрипят под ногами, передо мной видны столбы пыли, подсвеченные солнечным светом из узких окон, которые расположены практически под потолком. Неожиданно я слышу какой-то шум из подсобки справа от меня и заглядываю в эту комнатку.
В темноте едва различаются силуэты нашей труппы, костюмера и светового режиссера, всего около семи человек стоят вокруг низкого деревянного столика, все склонились над чем-то интересным, даже не замечая, что я зашла в комнату.
– Эма! – первая подскакивает на месте Аманда, хватая себя за сердце – почему ты так тихо подкралась!
Аманда – моя подруга и коллега по театру, мы вместе участвуем во всех важных и самых ярких постановках, и еще ни разу не почувствовали конкуренцию между собой. Возможно, благодаря нашему режиссеру, который распределяет роли так, чтобы никто из нас не обиделся. Как я уже говорила, она встречается с Нейтом, а Нейт встречается с половиной Сиэтла.
Аманда счастливая обладательница четвертого размера груди, темных длинных прямых волос, роскошной осанки королевских особ, бездонных голубых глаз и пухлых сочных губ. Эй, ну я не слепая, хоть мне и нравятся парни, я понимаю, что моя подруга горячая штучка!
– Подкралась? Да я топала, как слон! Но никто из Вас и не шелохнулся! – выпалила я.
– Ладно, смотри, что мы нашли сегодня утром – Аманда потянула меня за руку и растолкала нескольких ребят, чтобы я подошла ближе к столу.
В центре деревянного стола лежала стопка старинных бумаг. Листья уже пожелтели от времени и края их немного начали загибаться. На титульной странице красивым каллиграфическим почерком было написано «Святая правда. 1916 г. США. Вашингтон ДС».
– А мы все как дураки уткнулись в бумажную рухлядь, потому что это…??? – недоумевала я.
– Это сценарий самого первого мюзикла этого театра. – пояснил Холт, актер нашей труппы и невероятный красавчик, человек, глядя на которого я не могу закрыть рот – слюнки так и текут – Ходила легенда, что после написания этого сценария режиссер бесследно исчез, а после премьеры с участниками стали происходить невероятные вещи – люди пропадали, попадали в аварии и разные жуткие истории, а после ухода последнего героя этой пьесы из жизни – рухнул и сам театр. Спустя десять лет на его месте построили наш Театр на пятой Авеню. Но это, естественно, выдумка, поэтому мы с ребятами приняли решение немного изменить наши планы и поставить мюзикл по новому сценарию!
– Немного изменить планы? – я начала повышать голос – у нас премьера меньше, чем через десять дней! У нас есть сценарий, декорации, мы полностью готовы к выступлению! Мы же не можем начать все заново! Аманда! Почему ты молчишь? Или ты сошла с ума вместе со всеми?!
– Эма – начала Аманда осторожно – мы прочитали сценарий, и решили, что не составит большого труда все переиграть, тем более поставить страшилку перед Хэллоуином – отличная идея! Куда лучше, чем «сопли в сахаре», которые мы постоянно играем.
– Хорошо, я поняла – выдохнула я и подошла к окну, чтобы поднять жалюзи и открыть окна – здесь слишком пыльно и душно, у вас началась асфиксия и вы все немного спятили. Я предлагаю подняться на сцену и начать запланированную репетицию. К тому же Майкл нас там явно заждался.
Майкл – наш режиссер. Ему пятьдесят семь лет, но выглядит он намного моложе. Седина обошла его стороной, хотя на первом курсе университета мы с Амандой были уверены, что он ее тщательно закрашивает. У него стройное подтянутое тело и небольшая трехдневная щетина каждый день. По крайней мере не знаю ни одного человека, который бы уверенно заявил, что видел Майкла гладко выбритым. Да и вообще не так много людей, которые знают его ближе, чем студенты. Он интроверт до глубины души, и только на сцене, спиной к зрительному залу раскрывается и полностью отдается любимому делу. Однажды мне пришлось переигрывать одну и туже сцену в течении двух с половиной часов, потому что Майкл считал, что я недостаточно убедительно вживаюсь в роль. К слову сказать, я играла дерево в Питере Пене! От Майкла мы никогда не слышали историй про его семью. Он не рассказывал, а мы не настаивали. Может быть поэтому он так горит работой и отдается любимому, потому что дома его никто не ждет?
Психанув, что все вокруг массово решили сойти с ума, я развернулась и направилась к выходу, ожидая, что все пойдут следом. Однако не услышав шаги, я обернулась. Вся труппа стояла, словно их заморозил Саб Зиро, на лицах была паника и страх.
– Крошка Эм – так называл меня наш гример Энтони – Майкл не пришел сегодня на работу и его телефон не отвечает.
Все вокруг как по щелчку кивнули головой.
– Окей, а нас это пугает потому что…??? – я всерьез начинала злиться на ребят.
– Режиссер исчез, как в рукописи, Эм! Неужели ты не понимаешь? Появился этот сценарий, в котором пропадает режиссер и Майкла сегодня нет в театре! Ты разве не видишь взаимосвязи? – пытался меня переманить на сторону неадеквата Нейтон.
– О, ребята, вижу – начала я с сарказмом отвечать – прекрасно вижу, и вижу то, что даже беря во внимание старый ничего не значащий сценарий, по которому магическим образом испаряется режиссер, у вас семерых не хватает ума сопоставить, что в «Святой правде» режиссер пропадает после постановки, а не в начале!
– После написания, Эм – шепотом сказала Аманда.
– Ладно, сдаюсь – выпалила я – ставим ваш новый мюзикл, Майкл выходит завтра на работу и сообщает, что он выключил телефон и проспал сегодняшний день, а после премьеры, когда все живы и здоровы, вы покупаете мне кофе в Старбакс[11] в течении месяца!
– Идет! – хором ответили ребята и мы пошли в репетиционный зал. В нашем театре это была просторная светлая комната с огромными окнами в пол, светлой мебелью – большой круглый стол посередине и множество стульев вокруг него. У стены напротив окон стояло два крошечных дивана и маленький журнальный столик, на котором всегда лежали чьи-то забытые роли, телефоны всех участников репетиций в беззвучном режиме и прочая мелочь, которую запрещено было брать с собой за круглый стол.
Мы разобрали роли и начали погружаться в волшебный мир перевоплощения, который дарит нам наш театр.
По сценарию у меня был поцелуй с Нейтом. И несмотря на то, что он мой хороший друг, целовать его, все равно, что целовать урну на главной площади – кто и что только ни побывало у него во рту!
– Ребята, надеюсь вы будете держать язык при себе? – с улыбкой спросила.
Аманда обращаясь скорее к своему парню, нежели ко мне.
По залу пронеслись смешки и ухмылки, а слева от меня Холт бросил свою распечатку на стол, резко встал, скрипнув стулом, подошел к открытому окну и закурил. Чтение продолжилось, в ближайших главах у Холта не было текста, поэтому никто не заметил, что он отошел, однако я, как завороженная смотрела и не могла отвести глаз от его профиля. Прямой нос, нахмуренные брови, точеные скулы, которые еще ярче выделялись с каждой затяжкой, а глаза с грустью смотревшие в окно вмещали в себя, казалось бы, целый океан эмоций. Темные волосы небрежно спадали на лицо и несколько прядей попадали в синие, как бушующее море, глаза, но словно не мешали ему, он будто не обращал внимание, а был полностью сосредоточен на чем-то очень важном. Сделав очередную затяжку, я увидела, как слегка дернулся его кадык. Боже, этот парень воплощение секса, и я сейчас растекусь лужицей, если эта чертова сигарета не закончится у него! Сегодня он одет в простые черные джинсы, идеально сидящие на нем, темно синяя футболка, сквозь которую отчетливо видно какое идеальное тело у моего друга. Пройдясь вниманием по всему его телу, до белоснежных кроссовок, я вернулась снова к шее, на которой блестела серебряная цепочка и ого – когда он успел повернуться? Теперь Холт стоял, облокотившись спиной на стену, руки скрещены на груди, в правой до сих пор тлеет сигарета, в левой у него телефон и палец летает над экраном. Ему удобно так печатать что-то? Подняв глаза выше, я заметила его ухмылку и взгляд, обращенный ко мне – такой глубокий, но с искорками веселья.
Отвлек меня звук входящего сообщения – спасибо, Господи, что спустил меня с небес на землю и напомнил, что облизываться на друзей плохая затея!
Холт: Нравится, что видишь?
Черт! Черт! Черт! Черт! Резко заблокировав телефон, бросила его обратно в сумку и с пунцовыми щеками уткнулась в свой сценарий, изучая его, будто в нем есть что-то жизненно необходимое для меня прямо сейчас. И я клянусь Вам, несмотря на шум и разговоры в зале, я услышала, как усмехнулся Холт и вальяжно направился на свое место.
* * *
С Холтом, как и с Нейтом мы выросли на одной улице и с самого раннего детства эти двое были мне самыми близкими друзьями. Хотя по началу мне казалось, что я безумно влюблена в Нейта, позже я поняла, что эта была именно братская любовь – никакого закипания крови, мурашек и потери речи. С Холтом же ситуация была противоположная. Вот мы с ним растем, делимся историями что нам принесла зубная фея, ходим на ночевки с горячим какао перед сном друг к другу, родители умиляются, глядя на нас, а в другой момент на меня будто ведро ледяной воды выливают, и я замечаю, как вырос Холт, как крепко сложен его торс, как непослушные пряди темных волос теперь уложены в сексуальный беспорядок, как он закусывает нижнюю губу, когда чем-то увлеченно занят. И как хочется самой впиться в эту самую губу! Но я старательно не подавала виду, либо пыталась это делать, пыталась продолжать изображать не заинтересованность, а платоническую дружбу. Хотя, сознаюсь, при просмотре фильмов я стала не просто укладывать голову к нему на грудь, как в детстве, но теперь тайно вдыхать его мужской запах, закрывать глаза, не обращая внимания на фильм и фантазируя, как Холт приобнимет меня, страстно поцелует и признается в любви. Однако это были лишь мои фантазии, и со временем я научилась жить со своей тайной любовью, ходила на свидания и даже пару раз была в, казалось бы, серьезных отношениях. Насколько это возможно, если, идя на общие мероприятия я забывала о своем спутнике и таращилась на Холта в смокинге и сжимала кулаки, впиваясь ногтями в кожу до крови, если он был не один.
А теперь мы служили в одном театре, иногда играли влюбленную пару, и я настаивала на повторных репетициях, лишь бы подольше побыть рядом с Холтом. В остальном, наша детская дружба слегка деформировалась, ближе мне стал Нейт, с ним я больше секретничала, с ним делилась своими проблемами. Потому что Холт казался отстраненным и холодным, с тех самых пор, как мы подросли. Нет, мы также смотрели фильмы в обнимку, я также могла его попросить поболтать со мной среди ночи. Но его реакция порой давала понять, как ему это тяжело дается.
Например, в день моего 16летия, когда родители уехали по делам моего отца и мой дом был в полном моем распоряжении. Но я не хотела закатывать грандиозную вечеринку – мне хотелось собрать самых близких друзей, поплавать в бассейне, съесть вредные быстрые углеводы, залить это газировкой и пивом и болтать вечером, смотря на звезды.
Мы с Амандой продумали заранее наши образы, сходили на эпиляцию (в первый раз это нужно делать вдвоем, чтобы не убежать), сделали маникюр и педикюр, купили новые бикини, и спускаясь из своей комнаты в ярко розовом купальнике я столкнулась с Холтом на лестнице. Развернувшись он случайно задел мою грудь, которая тем летом откуда-то вдруг появилась и едва помещалась в моем новом бикини.
Холт бросил взгляд на мою грудь, потом на на меня, в глазах у него было недовольство и капелька злости. Так, глядя друг другу в глаза мы простояли около минуты, пока Холт не наклонился ко мне, чмокнул в щеку и прошептал «поздравляю», а затем резко развернулся и выбежал на задний двор, по пути пнув один из ящиков с пивом, стоящим у подножия лестницы. Тогда-то мои девичьи надежды и рассыпались в прах. Мы выросли и тех нежных отношений нам не видать. Моя повзрослевшая версия оказалась не в его вкусе.
Однако Холт поступил в один институт со мной, в один театр, и каждый день я чувствовала, что рядом близкий мне человек, я всегда была будто бы дома. Потому что неизменно, где бы я ни была, пара ледяных синих глаз прожигала мое нутро до мурашек.
Глава 2. 10 дней спустя
С трудом сдерживая дрожь в руках, я сжимала старенький М1911, который обнаружила в доме отца. Из возможных семи патронов в магазине оставалось всего два, поэтому права на ошибку у меня не было. Казалось, в мире наступила полная оглушающая тишина и только сердце колотилось, как бешеное. По венам тек адреналин с ноткой страха, на грани наслаждения. У меня была одна цель – выстрелить в Холта. Второй патрон был заботливо уготован для Эммы.
Второе действие уже началось. И несмотря на то, что я предупредила не использовать на сцене реквизит – я была уверена, что Эмма и ее команда решат поиграть со мной. Поэтому приходилось самой создавать этот спектакль.
Холт на сцене. В зале слишком много агентов. Папаша Эмы не мог остаться в стороне и привел сюда, кажется всю мэрию, ФБР, парочку полицейских, и, уверена, где-то здесь затаился кто-нибудь из Ми-6. Если бы на эту премьеру пришли обычные люди, они закидали бы его тухлыми помидорами и сделали всю работу за меня! Актерская игра на двоечку. Находясь вдалеке в укромном месте не могу не заметить, что Холт все-таки послушал мой приказ и вышел без какой-либо защиты, рубашка обтягивает его торс, словно вторая кожа, очерчивая каждый мускул его напряженного тела и я абсолютно уверена, что никакой бронежилет он не использует. Браво, храбрый Холт! Однако на игре все-таки сказывается его волнение – путается в репликах, руки заметно дрожат, особенно, когда на сцену выходит Эмма. Я слишком долго прицеливаюсь или у него действительно слезятся глаза?
– Неужели тебе страшно, Холт? – усмехаюсь про себя.
* * *
А ведь когда-то он был самым красивым мальчиком в классе – каштановые волосы всегда неряшливо уложены, глаза – два бездонных голубых блюдца, пухлые губы. Холт был моей первой, нежной, детской влюбленностью в начальной школе. И со всей наивностью, которой обладают дети – я верила, что он – моя судьба, хоть нам и было по девять.
Однажды в конце лета, возвращаясь из Алабамы, где я гостила у своей бабушки Норы – подъезжая к дому я увидела мальчишек из нашего класса, играющих возле старого каштана. Трое стояли на земле и размахивали руками, маленький Холт сидел на ветке, болтая ногами. Увидев меня, он улыбнулся и жестом позвал меня подойти к ним. Это была невиданная удача – не просто тусоваться с мальчиками, но и чтобы они сами позвали девочку. Ну, кроме разве что Эммы, которая путалась с ними с момента своего рождения. А раз уж ее папочка управлял всем городом и вкладывал слова в рот каждому своему подчинённому, и в эту детскую дружбу я не верила. Уверена, родители этих мальчишек заставляли их дружить с Эммой, лишь бы быть ближе к мэру и его семейству. Других девчонок никогда не принимали в свою компанию эти мальчишки, тем слаще было осознание собственной значимости и особенности.
Я попросила папу высадить меня возле дороги и разрешить погулять до обеда. Естественно после долгого отсутствия я была уверена, что стала как минимум самой красивой девочкой в школе, а там глядишь можно замахнуться и на звание «Мисс Мира», ведь бабушка внушала мне о моей красоте и особенности целых три недели! Нельзя же прятать такую красоту до начала школьных занятий! Надо показать себя как можно скорее. Папа высадил меня на обочине, мне оставалось только невозмутимо перейти дорогу. Я шла, высоко подняв нос, гордясь тем, что мальчишки позвали меня играть. Моей самоуверенности не хватило даже обернуться и помахать папе, когда я услышала звук клаксона. Ведь я уже взрослая, иду в компанию своих друзей, а не какая-то маленькая папина дочка, которая будет неловко махать ему ручкой на прощанье, когда мы встретимся через пару часов дома. Вдруг Холт закричал:
– Да что ты тащишься, как улитка! Подходи скорее!
Сделав еще пару шагов и, решив все-таки опустить нос, я заметила, что под кроной каштана собралась здоровенная лужа, а я остановилась буквально в дюйме от нее – от порыва ветра по луже шли крошечные волны и слегка касались носков моих новеньких голубых туфель. Солнце ярко светило и его отблеск сквозь гладь воды слегка ослеплял глаза. Маленькие солнечные зайчики играли со мной, и, словно свет софитов на сцене, освещали мое лицо. Но я в этот момент думала только о том, как мальчишки должно быть восхищаются мной – новый наряд, гладкие блестящие волосы, которые за лето отросли еще на пару сантиметров, и вот вот преодолеют расстояние и дотянутся до поясницы. И хоть, я целое лето не видела своих одноклассниц, была уверена, что такие длинные волосы будут только у меня. Ведь прощаясь с ними в начале лета, никто не мог похвастаться такой длиной как у меня. Почему-то для меня в тот момент волосы были показателем красоты.
Мама, часто расчесывая меня гребешком после мытья волос, говорила беречь волосы:
– Когда ты вырастешь, они станут невероятно красивого оттенка вороного крыла – шептала мама, аккуратно разделяя волосы на пряди.
После воскресного мытья волос у нас был ритуал – мы шли в мою комнату, забирались на кровать, усаживались в позу лотоса, я лицом к окну, мама за моей спиной. Она наносила специальный спрей с ароматом малины по длине волос, затем брала мою ярко розовую расческу с резиновыми зубчиками, плавно и заботливо расчесывала, приглаживала каждую прядь. И каждый раз рассказывала мне какую-нибудь интересную историю или сказку. Причем она никогда не повторялась, а все сказки были ее собственного сочинения, которые вы не найдете ни в одной детской книжке! Затем, когда с волосами было закончено, я забиралась под свое объемное пуховое одеяло, которое, словно невесомое облако, укрывало меня. Мама ложилась рядом, продолжая рассказывать свои истории, иногда она спрашивала про мои дела, но я настолько эмоционально реагировала, что вскакивала в кровати на ноги, выбиралась из под одеяла и оживленно начинала передавать ей свежие сплетни из жизни детского сада – кто разбил нос, спускаясь с горки, пока мисс Лемингтон отвернулась пообщаться с мистером Питером, нашим преподавателем физкультуры, кто кого выбрал в мужья на прошлой недели среди одногруппников, словом, все самые горячие новости. И мама тут же пыталась меня успокоить и уложить обратно, потому что знала, как тяжело ей придется со мной с утра, когда я не смогу разодрать глаза в семь утра. А виной тому будет то, что вместо сна я прыгала на матрасе и сплетничала о мисс Лемингтон и как ей не стыдно общаться с Питером, ведь мальчики всегда такие глупые, неаккуратные и слюнявые!
– Но вороны страшные – с ужасом прошептала я, представив, что мои волосы будут как крыло ворона.
– Нет, сладкая, в античной мифологии ворон всегда указывался как спутник богов, являлся символом удачи, был посланником небес. Ты тоже была послана мне ангелами, в самый трудный период моей жизни ты, моя милая крошечка, единственная кто была рядом, вот здесь – мама взяла мою ладошку и прислонила ее к своей груди так, что я почувствовала биение ее сердца – ты слышишь, как оно стучит? Тук тук… тук тук…первое время, когда рождается ребенок, у него и у матери сердце бьется одинаково. У нас с тобой, я знаю это точно, оно до сих пор стучит в унисон!
Мама отложила расческу в сторону, и обняла меня, закрыв своими объятьями от всего мира так, что ухом я отчетливо слышала в ее груди «тук тук…тук тук». Я положила ладошку в район своего сердца и прислушалась… «тук тук… тук тук»
– Так же! Мамочка, так же! Наши сердца стучат в одинаковом ритме! – я так восторженно кричала, что меня слышали даже в соседнем штате!
– Вспомни об этом милая, когда я не смогу быть рядом с тобой, просто послушай свое сердце и знай, что я рядом.
От страха испортить свои вещи я начала пятиться назад. В это же мгновение с криком «Огонь!» Холт спрыгнул с ветки в самый центр лужи, обрызгав меня с головы до ног. Другие ребята начали смеяться, глядя на меня. Холт держался руками за живот, из глаз его текли слезы от смеха. Время на мгновение остановилось и, казалось, слышен был только мальчишеский смех. Я смотрела на всех по очереди, кто-то показывал на меня пальцем, кто-то утирал слезы, кто-то театрально завалился на землю и покатывался от смеха. А я как будто крутилась на карусели со скоростью света, видя перед собой только ухмылки, оскал и злобные лица. Я хотела провалиться сквозь землю! Нора весь год ограничивает свои расходы, откладывает каждый цент, чтобы побаловать меня. В этом году она накопила на новые голубые туфли и платье лимонного цвета в белую полосочку, на голову – невидимку с бантиком в цвет платья. Теперь, сквозь стекающую грязь, с трудом угадывался мой единственный приличный комплект, который предназначался только для праздников и очень важных событий. И как только папа разрешил надеть его в дорогу! Мы с папой жили вдвоем на его зарплату государственного юриста, до того момента, пока он не попал в мэрию. В престижный район Сиэтла мы приехали после смерти мамы полгода назад, и не вписывались в среду местных жителей. Портить новые вещи в луже было недопустимо. Окружающие, казалось, совершенно не знали цену деньгам, и уж точно ни разу не ломали голову над вопросом – купить туфли, чтобы маленькая девочка ходила в школу, так как на старых полностью развалилась подошва, или пойти к дантисту и починить ее зуб. И то, и то было важным и недосягаемым одновременно.
Закусив нижнюю губу, которая начала предательски трястись, я отвернулась, устремившись в сторону дома.
Холт крикнул мне вслед:
– Да не обижайся! Ты все равно в домашней одежде!
Придя домой, я забралась на чердак, вытирая слезы с багровых щек, достала свой дневник с единорогом и вычеркнув Холта из списка возможных будущих женихов, захлопнула потрепанную тетрадь. Глядя на обложку, я усмехнулась – у нашей семьи не было денег даже на настоящий дневник – я записывала свои мысли и заметки в старую поваренную книгу мамы, на обложке которой детским неуверенным подчерком было накарябано «Личный дневник! Никому не читать!» и рядом небольшое изображение того, что в детстве мне казалось единорогом.
Забавно, ведь в те времена, этот дневник казался мне ничуть не хуже, чем на витрине магазина. Потому что это был подарок от мамы, из этой книги она готовила вкусную выпечку по воскресеньям, и несмотря на то, что многие страницы были перепачканы и смяты – они хранили в себе такие теплые и яркие воспоминания! Невольно я закрыла глаза и вдохнула запах старой книги – выпечка, пыль, уют – вот что ударило тут же в нос, свободную руку я положила на сердце и старалась вслушаться, но оно колотилось как бешеное «туктуктуктуктук» не унималось глупое сердце, и я никак не могла отыскать свою маму.
В июне мистер Стенфилд предложил место папе в Муниципальном совете. Папа, казалось, не сомневался ни секунды, при первом же телефонном звонке он дал свое устное согласие Джеку, а после позвал меня на разговор, думая, что я еще слишком маленькая и глупая. Мы сели за наш обеденный стол, ведь все важные разговоры происходили именно здесь – у нас просто больше не было места. Крошечный дом с двумя спальнями, одной ванной комнатой, кухня и прихожая, в которую едва помещалось два человека, поэтому пока один вешал свою куртку на крючок на входе, второй мог подождать на улице, насладиться свежим воздухом и только потом пройти в дом.
Папа начал разговор издалека:
– Звездочка моя, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю? И что я обещал твоей маме заботится о тебе за двоих и сделать все возможное, чтобы ты была счастлива и прожила свою лучшую жизнь…
– Она уже не может быть лучшей без мамы!
– Знаю, малышка, знаю, но так уж сложилась судьба и по правде говоря, в этой дыре у нас мало шансов на какие-либо перспективы.
– Не смей называть наш дом дырой! – впервые в жизни я повысила голос на отца, и со скрипом отодвинула от стола видавший виды старый деревянный стул.
– Прости, ты неправильно меня поняла. Я хотел сказать, что мне предложили работу. Очень хорошую и высокооплачиваемую, мы сможем позволить себе любой дом, любые вещи, выбрать колледж, какой ты только захочешь! Но, к сожалению, нам придется немного переехать.
– И куда же? – грозно спросила я, сложив руки на груди.
– Сиэтл – со вздохом ответил папа и опустил глаза, стараясь не встречаться со мной глазами.
– Немного? Это ты называешь немного переехать?! – я закипела от ярости. Вскочила из-за стола так, что стул пошатнулся и я была уверена, что вот-вот развалится, но каким-то чудом он устоял, а я убежала в свою комнату, упала лицом в свое одеяло-облачко и позволила слезам и всему отчаянию вырваться наружу. Мне приходилось кардинально менять свою жизнь, оставлять в прошлом друзей, школу, дом, где еще остался запах мамы, и тысяча воспоминаний, которые мы разделяли здесь с ней! А что будет с домом? Он продаст его? И какая-то новая семья въедет и будет заходить в мою комнату, где по воскресеньям я секретничала с мамой, на кухне, где я училась готовить по маминой книге, перепачканная мукой или со склеенными тестом пальцами. А теперь все это бросить? Ради чего? Какого-то колледжа? Сдался он мне! А главное, он уже согласился на должность и переезд и только после этого решил обсудить этот вопрос со мной! Я не решала никакой роли и мое мнение не учитывалось совершенно. Я накручивала себя этими негативными мыслями все сильнее и сильнее и падала в жалость к себе все дальше и дальше. Не помню в какой момент я перестала плакать, слезы наверно просто закончились внутри меня, и когда ночь уже полностью опустилась на город, я вырубилась на своей кровати, в одежде, поверх своего любимого облачного одеяла. В тот вечер что-то внутри меня оторвалось, и я пообещала себе, что ни за что не буду счастлива в новом месте, не буду тратить папину зарплату, не пойду в дорогой колледж, не стану сближаться с новыми людьми и ни за что не предам свою маму! Ведь быть счастливой где-то без нее, в другом месте, я всерьез считала предательством.
С сентября папа приступил к своим обязанностям и потихоньку мы начали обживаться среди богатеньких выскочек. А на Рождество я получила настоящий дневник для девочки, в комплекте – ручка с розовым пушистым помпоном на конце. Но ему я так и не смогла доверять, продолжая рассказывать все свои тайны маминой поваренной книге.
* * *
– Что такое, Холт? Когда тебе страшно, ты забываешь, как вживаться в роль? Что ж, сейчас мы это исправим и добавим немного драматизма. Подождем, только когда твоя подружка Эмма поднимет свой поддельный кольт…
– Огонь! – чуть слышным шепотом произнесла я и резко отпустила курок.
Глава 3. 8 дней назад
Вы помните особый звук на театральной сцене, когда актер выходит на сцену? Звук его шагов нельзя спутать ни с одним другим – скрип половых досок, небольшое эхо, разносящиеся по залу, едва уловимый запах пыли на первых рядах. Приглушенный свет и Вы в предвкушении начала представления. Вы слышите шаги первого актера и все Ваше внимание полностью концентрируется на сцене. Свет в зале гаснет, а сцену начинают подсвечивать десятки софитов, как бы приближая и фокусируя ваше внимания только к театральному действу. Вы перестаете замечать, что рядом с Вами сидит тучный мужчина и занимает практически два места, маленького ребенка, который стучит в спинку Вашего кресла сзади (и зачем только берут таких малышей на взрослый мюзикл), парочку друзей, которые шепчутся через два ряда от Вас, резкий запах дешевых стойких духов от дамы, сидящей перед вами.
Вы полностью абстрагируетесь от всего мира и погружаетесь в происходящее на сцене, будто актеры играют только для Вас.
Скажу честно, меня сцена захватывает всякий раз, даже во время репетиций. Как сегодня. Из-за кулис появляется Аманда, в длинном красном платье с глубоким декольте и начинает играть свою первую сцену, свет прожектора освещает ее, тем самым подчеркивает ее и без того яркую красоту. Я смотрю, словно, завороженная. Мне всегда нравилась Аманда, еще в детстве я замечала ее неповторимый стиль, она не пыталась одеваться как все, а всегда выбирала что-то особенное и необычное, что, однако, на ней сидело идеально. Я редко видела ее в брюках или джинсах, она всегда была в платьях, причем в кукольном стиле, ее наряды дополняли либо огромные рукава-фонарики, либо кружевные воротнички, или множество украшений. И всегда это так ей шло, настолько она гармонично смотрелась, что я завидовала ее стилю. Признаюсь, однажды я купила платье как раз в ее стиле, зайдя в бутик Миу Миу я тут же обратила внимание на него – по длине оно доходило примерно до колен, но юбка была не прямая, а лоскутами создавала эффект цыганской юбки, темно синий насыщенный цвет, кипенно белый воротничок и манжеты на рукавах придавали платью торжественности и праздничности. Как бы подошло это платье Аманде – была моя первая мысль, но тут же пришла и другая – если я надену такое же платье, я смогу выглядеть как куколка и приковывать взгляды, как моя подруга. Поэтому недолго думая, оплатила покупку и стала ждать удобного случая нарядиться.
Случай подвернулся буквально через неделю – в субботу утром Аманда позвала меня выпить кофе и обсудить последние новости, и я тут же принялась отпаривать платье. Несмотря на его, казалось бы, классический стиль, все-таки изменять себе полностью я не собиралась, поэтому образ дополнила тяжелыми кожаными ботинками и белыми гольфами, которые выглядывали из ботинок и гармонировали с белыми манжетами. Дома я покружилась вокруг зеркала и меня более чем устраивал мой внешний вид. Схватив ключи от машины, я вышла из дома и направилась к подъездной дорожке, по пути невольно взглянув в окна дома напротив, как делала это каждый день. Дом Холта. Белый каменный особняк выглядел очень уютно на нашей улице огромных безвкусных домов. Подъездную дорожку обрамляла живая зеленая изгородь, а за домом прятался огромный сад, в котором мама Холта выращивала розы и пионы всех возможных цветов и ароматов.
В детстве я обожала прибегать к ней, пока родители были заняты своими делами, мама Холта, Анна, была добра ко мне, словно моя вторая мама. В целом, я любила всю их семью, словно родную. Анна учила меня правильно и бережно пересаживать растения, заботится о них, словно они живые.
– Не словно, а живые! – наигранно хмурилась Анна, – самые что ни на есть живые, они все чувствуют! Хочешь верь, а хочешь нет, но учеными были проведены эксперименты – два одинаковых растения поместили в равные условия, к одному каждый день подходили и хвалили его, разговаривали по-доброму, а около второго постоянно была ругань и ссоры. И что ты думаешь – второй очень быстро завял! Хотя поливали и удобряли их каждый день одинаково.
– Значит у меня негативная аура, – огорчилась я – какие бы цветы я ни купила, они всегда умирают у меня в комнате.
И это была чистая правда, прежде чем купить цветок, я изучала в интернете что он любит, где должен стоять, как часто его поливать, соблюдала все правила, но они либо сгнивали от слишком большого обилия воды, либо засыхали. И я несла горшки к Анне, чтобы она выхаживала мои горе-растения. Когда спасение происходило и цветок снова начинал расти и цвести, мне было жалко забирать его и снова гробить.
Поэтому за все мое детство я отнесла Анне примерно пятнадцать видов фикусов, две розы, одну орхидею и все они до сих пор находятся в ее саду и прекрасно себя чувствуют.
– Твоя энергетика тут не причем, – утешала меня Анна, – ты сама говоришь, что делаешь все по правилам, но здесь нужна любовь, а в любви правил нет, она просто льется из твоего сердца и освещает все вокруг своим светом. Будь то любовь к родителям, животным, растениям или – Анна замолчала, украдкой улыбнулась глядя за мое плечо и продолжила – мужчине.
Я обернулась и увидела, что на крыльце в большом плетеном кресле сидел Холт, в руках он держал книгу вверх ногами, делал вид что заинтересованно читает, но легкая смущенная улыбка и розовые щеки выдавали, что он подслушивал нас и следил за нами какое-то время.
На втором этаже за светлыми шторами была его комната. В последнее время там побывало слишком много девушек, больше, чем мое бедное сердце могло пережить. В окне я увидела хозяина комнаты и мне показалось, что он улыбнулся мне.
Я была в приподнятом настроении, поэтому не боясь быть отвергнутой, широко улыбнулась Холту и помахала ему, прежде чем сесть в машину.
Подъехав к кафе и выйдя из машины, я впервые почувствовала себя глупо – юбка в платье была слишком пышной и путалась в ногах, манжеты до смешного длинные делали из меня Пьеро, а уж воротник и вовсе походил на слюнявчик пятилетки! Но решив не думать об этом, я собрала свои остатки уверенности и распахнула дверь кафе, нашла столик, где меня ждала Аманда и поприветствовала ее.
У Ами загорелись глаза при виде платья, она нахваливала его и откровенно любовалась им. А я продолжала чувствовать себя не ловко, дошло до того, что мне показалось, будто ворот слишком давит на мое горло и становится трудно дышать.
Так что под конец встречи, я была настроена решительно:
– Мы сейчас поедем ко мне домой, я переоденусь в свою привычную одежду, а ты заберешь это дурацкое платье и сделаешь так, чтобы я больше никогда его не видела!
Подруга обрадовалась и не думая согласилась с моим предложением. Приехав домой мы поднялись в мою комнату, я тут же стащила с себя это платье-удавку, натянула джинсовые шорты и свободную футболку, спадающую с одного плеча. Наконец то я могла дышать и мне в горло не упирался кусок синтетического материала. Аманда же – преобразилась, словно это платье было создано для нее – на фоне такого насыщенного цвета ее волосы иссини черные стали еще более яркого цвета, воротничок аккуратно расположился на ключицах и не пытался задушить свою владелицу, а серебристые лодочки, в которых Аманда пришла изначально – будто завершали весь образ. Вышла подруга от меня уже в обновках, следом я положила ей еще пару платьев, которые мне просто надоели, но я знала, что она вдохнет в них новую жизнь и добавит яркости.
Провожая Ами, я села на подоконник своей комнаты, помахала ей из окна и снова непроизвольно бросила взгляд напротив. Он вообще делом занят или дома сидит? Я проследила за взглядом Холта, как он посмотрел на Аманду, провел взглядом по всему силуэту сверху вниз, затем перевел взгляд на меня, и остановился на моем обнаженном плече. Между нашими окнами пролегала лишь однополосная дорога, но маленькие дворики-стоянки для машин еще немного прибавляли расстояние между нами, однако, готова поклясться, что слышала, как Холт тяжело сглотнул, проведя нежную полосу взглядом от плеча к очертанию груди, затем по шее к губам и остановился на моих глазах. Несколько секунд мы играли в гляделки, пока по моему телу бегали мурашки. А потом мое озорство и хорошее настроение взяло вверх, я смачно облизнула средний палец, показала ему, усмехнулась и спрыгнула с подоконника. Что касается платья, это была последняя ситуация, когда я завидовала Аманде. Я вдруг отчетливо поняла, что каждый человек индивидуален и что хорошо одному, другому – может перекрыть кислород, в прямом смысле этого слова.
– Какая необыкновенная красота – внезапно я слышу шепот и теплое дыхание возле своего уха – ко мне подошел Нейтон и привычного разряда мурашек, как от присутствия Холта, я не почувствовала.
– Да, Аманда невероятная – также шепотом согласилась я.
Нейтон нежно заправил прядь волос за мое ухо, так, что теперь его губы полностью касались моей кожи: – я говорил не о ней.
Я ощутила, как его правая рука легла на мою талию, и он притянул меня к себе, обнимая со спины. Его дыхание щекотало мое ухо, и я почувствовала, как волоски на затылке встают дыбом, но не от возбуждения, а скорее, от холода и раздражения.
– Нейт, то, что нам предстоит играть любовников в сегодняшней сцене совершенно не означает, что тебе ТАК надо вживаться в роль.
– Брось, Эм, мы не первые актеры, которые переносят любовь со сцены за кулисы. – все слова он говорил тихим мягким шепотом. Я была уверена, что он ощущает мое волнение и трепет. – к тому же я не замечаю, чтобы тебе что-то не нравилось – после этой фразы он нежно прикусил мочку моего уха. Отлично, мое оцепенение он расценил как согласие.
Мы одновременно дернулись от резкого шума. Свет на сцене мгновенно погас и воцарилась темнота. Через пару секунд тишину прервал крик Аманды. Мы с Нейтоном бросились на сцену и увидели ее, сидевшую на коленях, в глазах был животный страх, по щекам текли слезы, возле нее лежал Энтони. В неестественной позе, глаза его были открыты, но взгляд был стеклянный и отстраненный. Вокруг головы ярко алым нимбом постепенно нарастал густой круг крови. В двенадцати дюймах от него лежала металлическая балка софита. На краю одного фонаря была заметна небольшая вмятина и след крови.
Я решила увести Аманду в гримерку и немного успокоить ее. Она была в оцепенении, не могла двигаться, страх и ужас в ее глазах не утихал. Произошедшее было всего в паре дюймов от нее. Энтони вышел на сцену поправить ей грим и через мгновение электропривод софитов вышел из строя и рухнул на него. Кто-то начал звонить в 911, возможно это был Холт, но я не могу сказать наверняка. С другой стороны, имело ли это значение, спросите Вы? По моему описанию совершенно очевидно, что человека не стало. Еще совсем молодой парень сегодня не вернется домой, не зайдет в Старбакс за малиновым круассаном для своей племянницы Хлои, она не обнимет его своими пухленькими ручонками. Ее любимый дядя больше не прокатит ее на плечах и не станет изображать самолетик. А его мама зря положит большую порцию лазаньи на его тарелку к семи вечера. Ей также будет все равно, кто вызвал службу спасения и какой офицер, дежуривший со вчерашней ночи, должен будет сообщить ей новость, от которой в миг разорвется сердце.
У Энтони останутся в телефоне неопубликованные фото, которые мы иногда делаем специально с мыслью «выложу в инстаграм». Но однажды нам всем может упасть балка на голову и грош цена будет этим цифровым заготовкам «идеальной» жизни. Никто бы не хотел в свой профиль такой кадр, который врезался нам в память, когда мы в последний раз видели Тони.
Спустя час или около того, успокоительное стало действовать на Аманду. Взгляд начал становиться яснее. Она посмотрела на меня и резко схватила меня за руку.
– Ты и теперь будешь сомневаться? – процедила она почему-то со злобой сквозь зубы.
– Сомневаться в чем, Ам? – постаралась спокойней отвечать я, принимая во внимание ее шоковое состояние.
– В правдивости легенды! В чем! Ты читала сценарий? Сначала пропадает режиссер…и…Але, Майкл?! – она резко вскочила и начала бегать по гримерке, открывая дверцы шкафов и комодов, словно сумасшедшая – никто не видел Майкла? Ах да, он же пропал и не выходит на связь с самого утра! О, и к слову, Эм, ты не в курсе какая специальность у Майкла?! Нет, нет, не говори, я сама – режиссер! – Аманда сделала акцент на этом слове, произнесла его с какой-то заговорщицкой интонацией, поднимая указательный палец вверх. – а потом, что было потом по сценарию, Эмма? Мм? Ну теперь то не молчи! Говори! – крикнула она с надрывом, вложив всю боль и отчаяние в это слово.
– Я…я признаться, не читала весь сценарий, из занятий по современной режиссуре, кажется, я помню, что все участники погибают и на этом все – промямлила я.
– Драматургии! – грозно бросила мне Аманда.
– Что?
– Современная драматургия, не режиссура! Мы проходили это на другом предмете, Эмма, соберись! Следующим после пропавшего режиссера был световик, на которого упали софиты на сцене, потом лучшая подруга главной героини переспит с ее парнем, но его убьют, а потом главная героиня выстрелит в подругу! А какая у вас с Нейтоном роль во всем этом – вот! То то и оно!
– Хорошо, Аманда, я войду в твое положение, я понимаю, что тебе пришлось пережить сегодня, и даже допущу мысль, что это все очень подозрительно. Но существует хоть маленькая вероятность того, что ты ошибаешься? Хотя бы потому, что Энтони наш гример, он не настраивает свет!