Читать онлайн Красные листья Гомбори. Книга о Грузии бесплатно

Красные листья Гомбори. Книга о Грузии
Рис.0 Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Рисованная открытка от Гаянэ Хачатрян

Рис.1 Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

Рис.2 Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

© М. И. Синельников, 2024

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2024

I. Стихи о Грузии

Из давних книг

Шарден в Тифлисе

  • Закрой глаза! Полнеба – за порогом,
  • Вся в радугах подзорная труба.
  • Ты слышишь, осушают рог за рогом,
  • Торгуют богом и пекут хлеба.
  • Татары, турки, персы и армяне.
  • Дары волхвов. За облаком седым —
  • Копытный цокот, музыки зиянье,
  • Коленчатый, волнообразный дым.
  • И мысль пойдет за каждым иноверцем,
  • Скользнет, свиваясь в дымное кольцо.
  • Там за углом… Балконы с красным перцем,
  • Пугливое, прекрасное лицо.
  • Но что твоя смешная серенада!
  • Все это – ложь и серная вода.
  • Я проведу тебя кругами ада,
  • Подземные открою города.
  • Глубокий погреб той грузинской речи,
  • Где никнет хмель и глохнет лития,
  • Уходят уплывающие свечи
  • За цветовые пятна бытия.
  • И в этом закипающем прибое
  • Еще сольются в пенный океан
  • Персидское лилово-голубое
  • И серебро гиперборейских стран.
  • Но есть у нас кузнечный цех и рынок.
  • И под гербами Солнца и Луны —
  • Семи стихий условный поединок
  • И меры веса, скорости, длины.
  • Но есть еще истертая циновка,
  • Упорный молот, огненная печь,
  • Высокая бесовская сноровка
  • Лаваш и меч из пламени извлечь.
  • Так вот они, искусства атрибуты,
  • Под сводом вулканических небес…
  • Теперь гляди, смотри, не перепутай,
  • Удара тяжесть и удельный вес!

Октябрь 1971

Тбилиси. Балет

Вере Цигнадзе[1]

  • Запах сладкой мяты и забвенья,
  • Розовое масло желтых роз,
  • Трепетно-задумчивые звенья
  • Золотых сцепившихся стрекоз.
  • Может быть, растаяла от муки
  • И давно в полете умерла
  • Тетива, застывшая на луке,
  • В воздухе висящая стрела.
  • Неподвижность каждого движенья,
  • Скорость света, ровный ход планет.
  • Будущего головокруженье…
  • Прошлого и не было, и нет.
  • Как твое недолговечно счастье,
  • Хрупкое Адамово ребро!
  • И до устья кисти и запястья
  • В три ручья струится серебро.
  • Ветер славы мчится негодуя,
  • Шевеля подвески потолка.
  • И не может помнить поцелуя
  • Балерины потная рука.

1972

Сумерки

  • С душой вечерней и прохладной кровью
  • Бреду в московских сумерках домой.
  • Но продвигаюсь мысленно к верховью
  • Реки хевсурской пенно-дымовой.
  • Над головой что ни утес – то кубок
  • С дымящим суслом дыбящихся гроз.
  • Могучий дух! И крепости обрубок
  • К туманности эпической прирос.
  • Но в час, когда переселялся эпос
  • В лирические наши города,
  • Торжествовала твердых рек свирепость,
  • Жестокость камня и коварство льда.
  • Закрыл глаза – стал горячей и звонче
  • Сырой напев гремучего ключа.
  • И мчится речка хищной стаей гончей,
  • Обламывая ребра и рыча.
  • Кусается, прыжками сносит бревна
  • Парящего над пропастью моста.
  • Ни в чем, ни в чем природа не виновна.
  • Земля прекрасна. И река чиста!

1974

Пиры

  • Грузинских пиршеств пенье хоровое
  • Гремит до помрачения ума.
  • Ревет шашлык, спешащий с водопоя,
  • А на холмах блуждает хашлама.
  • Томится скот, утаптывая травы,
  • И на губах баранов и коров
  • Цветут и вянут пряные приправы
  • Беспечных песен, будущих пиров.

1975

Фреска

Памяти Г. Д. Джапаридзе

  • Эта женщина с фрески сошла.
  • Огляделась и вышла из фрески.
  • Пели медные колокола
  • И серебряные подвески.
  • И, наверное, храм на горе
  • Был построен единственно ради
  • Этих крыльев в седом серебре
  • И суровой серебряной пряди.
  • Столько света на гордом челе,
  • Столько жизни и сдержанной страсти!
  • Но серебряные запястья
  • Кисти рук относили к земле.
  • Разве ноша была тяжела?
  • И в серебряном молнийном блеске
  • Та, что с фрески грузинской сошла,
  • Возвратилась в безмолвие фрески.
  • Светлый лик я увижу во сне
  • На поблекшей гелатской стене.

1975

Джвари

  • Все взяли строители Джвари,
  • Весь округ земли под ногой,
  • Все небо в чудесном пожаре
  • Одели тяжелой дугой.
  • Коснулись коленями пыли,
  • За все получили сполна…
  • И встали с колен, и забыли
  • Святые свои имена.
  • Потом укрепили скрижали,
  • Где ангелы вьются, трубя.
  • И в самом холодном подвале
  • Поставили склеп для себя.

1975

Имя

  • В ревущей буре Куры, ликуя,—
  • Водоворотов рукоплесканье…
  • Под гул чонгури им вслед бегу я
  • И над лугами, и над песками.
  • О, в этом сильном круговороте,
  • Властолюбивом, крутом разбеге —
  • Раздолье свежей покорной плоти,
  • Блаженной смерти, звериной неги.
  • О жизнь слепая, ты – отраженье
  • Вершин и храмов, долин и хижин,
  • То мир – в тревоге, в передвиженье,
  • То вновь зеркален и неподвижен.
  • Войди в теченье, смежая веки,
  • В миг омовенья забудь мгновенье.
  • Роняя руки в родные реки,
  • Как дуновенье, прими забвенье.
  • Давно, Халдея, твои колена
  • В земле Колхиды свой плен забыли.
  • И только пена, речная пена
  • Летит сквозь время, как туча пыли.
  • В огне и дыме родятся реки,
  • Ведут пророков пути прямые!
  • И только имя гремит вовеки:
  • Иеремия!
  • Иеремия!

1975

Оклад грузинской иконы

XVII век

Ираклию Абашидзе

  • Здесь виноцветная горит камея Рима,
  • Изиды желтый лик, Ирана бирюза.
  • И в образ врезалась так невообразимо
  • Сквозного образка блажная стрекоза.
  • Китайский караван, к Дамаску шедший мимо,
  • Здесь обронил нефрит. Сквозь образ в образа
  • Он, застывая, вплыл буддийским сгустком дыма,
  • Как будто в пыль дорог упавшая слеза.
  • Так ясно-золотист был Бека Опизари[2],
  • Но только годы бед быть рядом обязали
  • Звезду и тусклый крест. Не зря прошла гроза.
  • Все золото земли, крута и плодовита,
  • Здесь оплела лоза и Вакха, и Давида,
  • Орнаментом взяла грузинская лоза.

1978

Старый город

Р. Кондахсазову

  • Плавно-покатый, румяно-гранатовый,
  • Вогнутый город с горой на груди,
  • Далью оглядывай, небом окатывай,
  • По затонувшим мостам проведи!
  • Книгой зачитанной и недоконченной,
  • Выцветшим сонником, темным, как сон,
  • Сводчатый, дымчатый, многобалкончатый,
  • Сам ты похищен и в ночь унесен.
  • В ночь, что спросонья, ворочаясь лавою,
  • Мечется, серной водой клокоча,
  • В ночь, где хлопочет певуньей лукавою
  • И гомонит, горячась, каманча.
  • Сине-прохладный и знойно-сиреневый,
  • Переплетенный закатом Тифлис,
  • Перепиши ты свой свиток шагреневый
  • Там, где заставкою месяц повис!
  • Гулкая улица, дряхлая странница,
  • Сузившись, сжавшись, трясет головой,
  • И по пятам ковыляет, и тянется,
  • Словно застывший напев хоровой.

1978

Свойство города

  • Даже русских смягчает Тбилиси

1978

Озеро Палиостоми

  • Пустынны берега Палиостоми,
  • Здесь рыбами покрытая земля
  • Дрожит и в смертной движется истоме,
  • Хвостами исступленно шевеля.
  • Так сердце, частым схваченное бреднем,
  • Сжимая, нежат руки рыбака.
  • Кто был у женщин первым и последним,
  • Тот жил и жил, и умирал слегка.

1978

Рембрандт. «Даная»

  • В городе, где за тарелку супа
  • Пиршество на вывеске писали,
  • Золото, отвешенное скупо,
  • В сумраке повисло, как в подвале.
  • На границе затеми и теми,
  • На слиянье сна и сонной яви,
  • Зыблется расплавленное время,
  • Забродило желтое манави[3].
  • Ждут суда заложники в Иране,
  • Молится генсек в Афганистане,
  • Созревает заговор в Багдаде.
  • Золото клокочет в исступленье,
  • Вязью очертя твои колени,
  • Воздухом лучистым губы гладя.
  • Золото устанет пить Даная,
  • Родина окликнет ледяная,
  • Жаркий день припомнится едва ли.
  • Но зрачок влюбленно-удивленный,
  • Золотом волнистым заслоненный,
  • Волос золотой на покрывале…

1982

Цебельда

  • Под крепостью Юстиниана
  • Блестит Кодори в глубине,
  • Воспрянув круто и багряно
  • Растет скала, и речь бурьяна
  • Кузнечик переводит мне.
  • Трав однолетних ропот робок,
  • Уснула ящериц семья,
  • И, словно первый слой раскопок, —
  • День беспредельный, жизнь моя.
  • Мелькнувшей жизни, жизни жалкой
  • Блаженный морок, связный бред,
  • Купель, затопленная свалкой,
  • И мак над потолочной балкой,
  • И матери на свете нет.
  • Я вижу детство у границы,
  • Провинции пустынный сон,
  • Мозаик черные крупицы,
  • Траву забвенья, прах времен.
  • Всю явь любовью ставшей боли
  • Я с чистой горечью люблю,
  • Цветка не трону в этом поле
  • И муравья не раздавлю.
  • И только мысль готова взвиться
  • В такую бездну, где свела
  • Империй медленная птица
  • Молниеносные крыла.

1983

«В том городе светоотдачи…»

Памяти Э. А. Фейгина

  • В том городе светоотдачи,
  • Где долго день сиял и гас,
  • Я полюбил еще горячий,
  • Густой предсумеречный час.
  • В час предвечерний, говорливый
  • Казалось, будут вечно течь
  • И жизни уличной приливы,
  • И ветра медленная речь.
  • Роился здесь счастливый случай,
  • И, сколько лет ни проживи,
  • Все той же прозы сон тягучий
  • Жег ожиданием любви.
  • Еще в предсумеречном свете
  • Я вижу ветхость милых лиц.
  • Тянулись долго годы эти,
  • И свету не было границ.
  • Все звезды вспыхивали разом,
  • Ночной Тифлис в наплывах мглы
  • Казался выплеснутым тазом
  • Печного жара и золы.

1982

Порфирий

  • Горы в тюле лиловом дыма,
  • Беспризорного ветра свист.
  • И Порфирий, проконсул Рима,
  • Спит в гостинице «Интурист».
  • Все с похмелья ему немило,
  • Словно кесарь возник во сне.
  • Вот и солнце взошло уныло
  • В застекленной голубизне.
  • А вчера на подмостках театра
  • Ветеранам вручал венки.
  • Улыбалась ему Клеопатра,
  • Аплодировали царьки.
  • Были храмы, торги, ремесла,
  • Государственный интерес…
  • За эфесской гетерой послан
  • Прокуратора «мерседес».
  • Патриархи сидят в папахах
  • И доносчики чинно ждут.
  • Предстоящего пира запах
  • Пробивается там и тут.
  • Нынче дань принесут аулы…
  • Прямо в душу из красной мглы
  • Хмуро кесарь глядит сутулый,
  • Чью-то печень клюют орлы.

1987. Тбилиси

Хоруми[4]

  • Напряженно-натужные хоры
  • И топочущий бешеный круг,
  • И тушинские, пшавские горы,
  • Из тумана шагнувшие вдруг.
  • Их вершины глядят все угрюмей,
  • И в ущельях рождается звук,
  • Стих Важа[5], словно грохот хоруми,
  • Тяжесть за руки взявшихся рук.

1987

Мечта

  • Победно и резко гремит «Марсельеза»,
  • Скрежещущих кровель клокочет железо,
  • И голуби тучей взмывают, звеня.
  • И речь президента, и холод портала,
  • И вялые залпы ложатся устало
  • В горелое золото рыжего дня.
  • И видятся смутно мансарды Тбилиси,
  • Где жадно стремится к полуденной выси,
  • Берется за кисти и лепит слова
  • Мечта о Париже, разлитая в зное,
  • И жизнь прорезает движенье сквозное,
  • В горячих дворах шевеля дерева.

1989

Воспоминания о Параджанове

  • Лишь в хаосе прекрасен Параджанов,
  • На выставках он – средний коллажист…
  • Бывало, на приезжих жадно глянув,
  • Он становился ласков и речист.
  • С печалью многогрешно-величавой
  • Дурил, мертвел, морочил, бредил славой,
  • Метался, простаков сводя с ума.
  • О каторге вещая благосклонно,
  • Вдруг оживал, как черная икона…
  • Но жуткий след оставила тюрьма.
  • Какая-то запекшаяся рана…
  • Он был во многолюдстве одинок.
  • И полотном разорванным экрана
  • Свисающий казался потолок.
  • Какая цельность и какая груда!
  • Обломки, драгоценности, цветы,
  • Ковры, гранаты, бронзовое блюдо,
  • Взгляд виноватый щедрой нищеты.
  • Одно меня бодрило поученье,
  • Когда в душе и в доме – сущий ад:
  • «Всегда имей миндальное печенье,
  • И ты – богат!»

1994

Хванчкара

  • Я думал о свойствах вина хванчкара,
  • Какая в нем светится радость,
  • Как нравится девочкам эта игра,
  • Святая атласная сладость!
  • Позднее полюбишь, как юность свою,
  • Пронзительность кинзмараули,
  • Как будто бы в ту же густую струю
  • Немного печали плеснули.
  • Потом в горьковатом и рыжем вине
  • Оценишь надежного друга…
  • Но только зачем эти праздники мне,
  • Когда начинается вьюга?
  • Когда зацветает родная лоза,
  • Вино прошлогоднего сбора
  • В кувшинах бушует, идет как гроза,
  • Как пенье грузинского хора.
  • И голос его, обжигая до слез,
  • Мерцает в полях ледовитых,
  • Где сорокаградусный русский мороз —
  • Как национальный напиток.

1995

«Растрачены годы в потемках твоих…»

  • Растрачены годы в потемках твоих,
  • Пропали в подвалах, в духане.
  • В груди, колыхаясь, колотится стих,
  • Подъемов твоих задыханье.
  • Я видел: за пыльными стеклами шьют,
  • Тачают, и чинят, и месят,
  • И шел мне навстречу ремесленный люд
  • И плыл заблудившийся месяц.
  • Лазурь с пожелтелой, заблудшей луной
  • И лиственный шум у порога.
  • Родное окно горожанки одной,
  • Излука небесного рога.
  • Где вечные гаммы, терзавшие слух,
  • И вскрики детей голосистых,
  • И светлые лики юневших старух,
  • Пленявших царя гимназисток?
  • Всегда под хмельком и немного всерьез
  • Ты мне говорил о высоком.
  • Твоих живописцев тяжелый психоз
  • Взирает всевидящим оком.
  • Могу, улыбаясь, заплакать навзрыд,
  • Кольцо отпуская дверное.
  • В твоих переулках, порхая, парит
  • Сестра моя – жизнь, паранойя.

1996

Два века

  • Чтобы персидскую не забывали силу,
  • Чтоб с русскими не спелись, —
  •                                                на ноге
  • Всем изнасилованным подрезали жилу.
  • Так пожелалось евнуху Аге.
  • Потом на Авлабаре[6] и в Харпухи
  • Десятилетия и до преклонных лет
  • Все ковыляли смуглые старухи…
  • Той памяти сегодня нет.
  • Еще одна исчезла из империй.
  • Как долгожительницы те,
  • Речь русская бредет по Дидубе и Вери,
  • Очаровательная в хромоте.

1990–1996

Отчет

А. Ц.

  • За двадцать лет, что ты лежишь в могиле,
  • Большие перемены, старый друг!
  • Не выжил мир, в котором все мы жили,
  • Рассыпался и разбежался круг.
  • Твой город пал в дыму кровопролитья,
  • Твоя семья живет в другой стране…
  • Ну а мои поступки и событья
  • Не описать, не перечислить мне.
  • Возможно там, где траурные марши
  • В ликующий мажор перетекли,
  • Все знаешь сам… Теперь тебя я старше,
  • Все тягостней видения земли.
  • Лишь иногда тебе бываю другом
  • В постылой этой жизненной борьбе:
  • Светящееся облако над лугом
  • Порой напоминает о тебе.

1996

«Утро, полное нежной лазури…»

  • Утро, полное нежной лазури,
  • И горит, и сияет Кавказ.
  • Все запело под рокот чонгури
  • И готовится кинуться в пляс.
  • Может быть, в этом праздничном свете
  • Снова юной окажешься ты,
  • Не окончатся пиршества эти,
  • И твои повторятся черты.
  • То ли в чашах вино золотится,
  • То ли шумный пошел листопад,
  • И красавиц нетленные лица
  • Из темницы столетий летят.

1998

Фотограф

Д.Д.

  • Из черноты он брал глаза и губы,
  • И часть руки, придерживавшей маску…
  • Так вылеплено множество личин.
  • И вот, пожалуй, чересчур правдивы
  • Министр самодовольный и продажный,
  • Поэт-осведомитель и актриса,
  • Как щука, проглотившая червя.
  • Не раз пытались выкупить портрет
  • И негатив такие персонажи.
  • Покуда фото сохли на веревках,
  • Варил фотограф дивные ликеры
  • Из пряных трав и высохших сластей.
  • И, наливая, все припоминал
  • Гимназию, где на последней парте
  • Сидел с ним рядом Берия Лаврентий.
  • На сломанной тахте лежал старик,
  • Кремлевского фотографа не вышло.
  • Вернувшись с фронта мировой войны
  • И с Пуришкевичем сдружившись в Ялте,
  • До Грузии добрался, но в Батуми
  • Выл пароход. Семейство собиралось.
  • Ночь проведя бессонную в каюте,
  • Он выбросил на пристань чемодан.
  • Да, Пекелис был брат Грегори Пека.
  • Красив и в девяносто. Моложав.
  • И женщины любили Агасфера.
  • Как он был стар! Таким же стариком
  • Его и в детстве помнили старухи,
  • А он их годы запечатлевал.
  • Ликеров терпких выветрился дух.
  • Сгорело все. Лишь на меня ночами
  • Тбилисские глядят леонардески.

1998

Памяти фотографа

Д. Д.

  • Прекрасны точность, убедительность,
  • Но благородней, богоданнее
  • Таинственная приблизительность,
  • Чем очевидность попадания.
  • Лет шесть меня фотографировал
  • Искусник нищий и великий,
  • Моими лицами жонглировал,
  • Во мгле выискивая лики.
  • И ревность угадал тогда еще
  • И выжидающую ярость,
  • Души, при жизни умирающей,
  • Необеспеченную старость.
  • И эту душу он выматывал,
  • Выхватывал из черной Леты…
  • А в остальном права Ахматова:
  • Умрешь – изменятся портреты.

2002

Праведник

А.Ц.

  • На четверть века, в общем ненамного,
  • Я пережил того, кто жизнь мою
  • Увидел всю из горнего чертога
  • И отбывает новый срок в раю.
  • Клиническую смерть уже изведав
  • И чуть помедлив, чтобы молвить мне
  • О том, что тщетна тяжба двух заветов,
  • Он обращался к звездной тишине.
  • Земные озабоченные лица
  • Он изучал, впадая в забытье.
  • Не ведала грузинская столица,
  • Что в путь собрался праведник ее.
  • Немногословный, пил он ахашени…
  • Иль в учрежденьи, где столкнемся мы,
  • Подписку взяли о неразглашеньи,
  • Как в юности в преддверии тюрьмы?

2000

«Там сейчас краснеют горы…»

Памяти Мориса Поцхишвили

  • Там сейчас краснеют горы
  • И до места торжества
  • Провожает за Гомборы
  • Убежавшая листва.
  • И туманная услада
  • В откровении дана
  • Молодого винограда,
  • Несмышленого вина.
  • И дорожные ухабы
  • И ложбины бодрых рек
  • Утекли бы в чан, когда бы
  • В душу не ушли навек.

2002

«Там грудь выкатывал старик одутловатый…»

  • Там грудь выкатывал старик одутловатый,
  • Звук ухватив,
  • И вторил статный круг молодцеватых статуй
  • И вел мотив.
  • Гнал на закланье звук. Так по холму к терзанью
  • Ведут овцу.
  • Летали ласточки над грустной Алазанью,
  • Крича певцу,
  • Как с молодой женой прощался новобранец,
  • Шел на войну…
  • Был загустевший звук, упоевавший пьяниц,
  • Сродни вину.
  • Кувшины изнутри взрывала та же ярость,
  • Напор вина,
  • И юность, как река, впадающая в старость,
  • Была пьяна.

2002

«Приехать бы опять в Тбилиси…»

  • Приехать бы опять в Тбилиси
  • Лет в двадцать или в двадцать пять,
  • Не суетясь и не завися,
  • Немного раньше все понять!
  • Не останавливая время,
  • Но только медленней летя,
  • Общаться бережнее с теми,
  • Что сниться будут жизнь спустя!
  • Но эти годы пролетели,
  • Но эти выцвели цветы,
  • Оставив привкус ркацители
  • И прелесть яркой пустоты.

2002

«В этом городе помню балкон голубой, голубой…»

  • В этом городе помню балкон голубой, голубой,
  • Как высокое небо над полем заглохшего боя.
  • В доме Лермонтов жил. Слышал утренний гам, разнобой,
  • Из волшебного сна выходил на балкон, в голубое.
  • В этом городе знаю любой закоулок и дом,
  • Я застал только вечер, но было тепло и лилово.
  • Все читали стихи, все писали стихи, а потом
  • Началось избавленье от ига российского слова.
  • Ортачала, Ваке, Авлабар, Александровский сад,
  • Карусельный подъем[7] и одышка голодной свободы…
  • Там теперь листопад, и повсюду с платанов летят
  • Листьев желтые груды, подстрочники и переводы.

2004

Когда-то в Грузии

  • Мне рассветная горлица пела,
  • И, пока заливались звонки,
  • Замечал я, как молодо тело,
  • Как горячие ноги легки.
  • Пробуждаясь под крики: “Мацони!”,
  • Понимал я, что все впереди,
  • И, покуда кряхтели засони,
  • Свежий ветер толкался в груди.
  • Новый день скрежетал тормозами,
  • Начинался в авто головном,
  • С виноградными длился возами…
  • И закатная зыбь Алазани
  • Неизбывным казалась вином.

2005

Тифлис

Лиане Татишвили

  • Почти два века русской власти —
  • Совсем не худшая пора,
  • Грузинок узкие запястья,
  • «Кинзмараули», «Хванчкара»
  • Кинжалы славные Геворга,
  • Сараджишвилевский коньяк,
  • Упорный гул труда и торга,
  • Туман хинкальных, бред зевак.
  • Но помнятся дурные вехи.
  • Ведь кто-то с ужасом смотрел,
  • Как на ночь запертых в Метехи
  • Возили утром на расстрел.
  • Кровавый пир коварных берий,
  • Чуть приглушенная молва,
  • А дальше – участь всех империй,
  • На шпалах первая трава.
  • В дыму гудят духанов своды,
  • Но, как с подносами кинто,
  • В глухой подвал умчались годы,
  • И все не так, и все не то.
  • Идет Кура, сметая снасти,
  • И только лермонтовский стих,
  • Оставшийся от прежней власти,
  • В просторном плеске не утих.

2005

«Строчками Галактиона…»[8]

  • Строчками Галактиона
  • Там объяснялись в любви,
  • А в глубине небосклона —
  • Звезды, огни, соловьи.
  • Где же все это, о боже,
  • Свет кахетинских костров,
  • Холод восторженной дрожи
  • От возникающих строф?
  • Эти стихи, разговоры,
  • И размышления вслух,
  • И восхищенные взоры
  • Девочек или старух.
  • И равнодушные к розам,
  • Ими дарившие дам,
  • Эти поэты с циррозом,
  • С грустной привычкой к пирам.

2006

Памяти Пастернака, Тихонова, Заболоцкого…

  • Без вас белеют горы Гурии,
  • Без вас бушуют на просторе,
  • Безумствуют багряной бурею
  • Леса осенние Гомбори.
  • Все это было неминуемо.
  • Где нескончаемые тосты
  • С бесчисленными поцелуями?
  • Воздвиглись тусклые блокпосты.
  • Во власти сумрака белесого
  • Тбилиси мой… Кому признаться,
  • Что сердце молнией прорезала
  • Ночная улица Дзнеладзе!
  • Что веют взлетами бывалыми
  • Твои высоты знойно-синие,
  • Где строятся над перевалами
  • Оборонительные линии.

2006

Бессюжетная новелла

  • Я ночевал в Тбилиси у флейтиста.
  • Случайное знакомство в первый день.
  • Я помню: было в комнате нечисто,
  • Прибраться же и незачем и лень.
  • Был грустен мой нечаянный товарищ,
  • Перебиравший прошлое в уме.
  • Уже немолод, нищ и многознающ,
  • Он русский изучил на Колыме.
  • А жизнь моя катилась пестрым комом,
  • Я был незрел, наивен и нелеп.
  • Но хорошо быть юным в незнакомом
  • Великом, странном городе судеб!
  • Мы завтракали сохлым хачапури
  • И об искусстве спорили, потом
  • Простились в свежем утреннем сумбуре.
  • Я позабыл его лицо и дом.
  • Напутствуемый жалобой дудуки,
  • Я, выйдя в переулок, полюбил
  • Все эти краски, запахи и звуки,
  • Все, что теперь пошло в размол, в распыл.

2008

Грузии

  • В твой чёрный день грустна Святая Нина,
  • И, как свеча в монастыре Ботбе,
  • Горит душа, сливаясь воедино
  • С твоей судьбой, и плачет о тебе.
  • Кровавый мир страстей и прегрешений
  • Всех запятнал, всё сумраком занёс.
  • Вот и тебя не уберёг твой гений,
  • Твой крест, повитый золотом волос.
  • И вновь мелькнёт дорога, убегая
  • В грядущее, окутанное мглой…
  • Люблю тебя, а ты уже другая,
  • Не разлюбить и не вернуть былой.
  • Но твой Сион, Гелати, Шио-Мгвиме,
  • Самтавро, Джвари и вершины гор
  • Останутся границами твоими,
  • Где не иссякнут натиск и отпор.
  • Всегда, всегда с тобой граничит небо,
  • За пеленой твоих веков и дней
  • Окружена Гергетская Самеба
  • Всей синевой и совестью твоей.

14 августа 2008

«Вдоль красных и светло-лиловых…»

  • Вдоль красных и светло-лиловых
  • Цветов исчерпанного лета,
  • Средь этих поколений новых,
  • Учившихся чему-то где-то;
  • Туда, где шьют, хинкали лепят
  • И, вопреки войне и дури, —
  • На этот гам и тёмный лепет,
  • На звук дудуки и пандури;
  • Туда, где во дворах зелёных
  • Замылились, забылись числа,
  • С бельём и перцем на балконах
  • Ужалось время и зависло.
  • По этим спускам и подъёмам,
  • По улице родной и длинной, —
  • Брести иным, полузнакомым,
  • Сквозь пустоту и запах винный.

2009

Из книги «Пустыня»

(2014)

Тбилиси

  • Балконов щедрая увитость,
  • Мацонщика тягучий зов,
  • Тысячелетняя обжитость
  • Твоих деревьев и домов.
  • Благословляю с чистым сердцем
  • Цветы, веревки, простыни
  • И эти связки с красным перцем,
  • Твои дворы, твои огни.
  • Как очарованный мтиулец
  • Или хевсур, сошедший с гор,
  • Глотал я жадно гомон улиц,
  • Окна с окном ворчливый спор.
  • Жизнь продолжалась как привычка
  • И продлевалась потому,
  • Что не кончалась перекличка
  • И что-то шили на дому.

«Он в сумерках фиолетов…»

  • Он в сумерках фиолетов
  • И розоват на заре…
  • Но только не стало поэтов
  • И музыки в каждом дворе.
  • Нет живописцев отменных,
  • Видевших жгучие сны…
  • Вялое солнце на стенах
  • И голоса тишины.
  • Шорох столетий отцветших…
  • Ни франтоватых зевак,
  • Ни городских сумасшедших,
  • Знавших, что будет вот так.

Тифлис

М.Нинидзе

  • В мире безмолвном и гулком
  • Днём и при полной луне
  • Древним пройди переулком,
  • Словно в магическом сне!
  • Там, где блеснёт в новолунье,
  • Чтобы присниться не раз,
  • Взгляд бесноватой колдуньи,
  • Злобное золото глаз.
  • Или красавицы юной
  • Нежность тебя ослепит…
  • Словно бы звук многострунный
  • В городе этом стоит.
  • В хоры, застолья, молебны,
  • В страсти и в сон забытья
  • Входит хмельной и целебный
  • Дух твоего бытия.

Батуми

  • Проходят волны в ровном шуме,
  • Вдруг пробуждается душа…
  • Гречанка старая в Батуми
  • Так благородно хороша.
  • Из лоджии, плющом увитой,
  • В своё минувшее глядит…
  • Отец, в урочище убитый,
  • У церкви греческой зарыт.
  • Сказать решившийся, что слабо
  • Прикрытье западных рокад,
  • Стратег бессонного Генштаба,
  • Грузовиком задавлен брат.
  • Ей снятся предки-мореходы,
  • Но внятен плеск понтийских вод,
  • И внук её чернобородый
  • Однажды в море уплывёт.
  • Что в этих судьбах мне! Не знаю…
  • Но вижу кружево перил
  • И листьев реющую стаю.
  • Нас только возраст разделил.
  • Как в Грецию уходят греки
  • Из говорливой пустоты,
  • Уходит прошлое навеки,
  • Горят и плавятся черты.
  • Вот, словно в беглом коридоре,
  • Столкнулись жизни и прошли,
  • И лишь немолкнущее море
  • Бурлит, как молодость, вдали.

Из книги «Перевал»

(2015)

Грузинское

  • Я думал о грузинке острогрудой,
  • Но прежде чем её туманный лик,
  • Над мглою лет, над их остывшей грудой
  • Гелатский купол в памяти возник.
  • И предвещает страстное объятье,
  • Свиданье там, где нет забот и лет,
  • Твоих соборов каменное платье,
  • Собой духовный облекая свет.
  • Благая весть греметь не перестанет,
  • Приосеняя зодчего мечты,
  • И вечно сердце эта стройность ранит
  • И алчет небо этой остроты.

Ангел

  • Над городом странным,
  • Где был молодым,
  • С лиловым туманом
  • Сливается дым.
  • Уже осветились
  • Дома и дворы,
  • И тени явились
  • На берег Куры.
  • Блеснула обитель
  • На тёмной горе,
  • И ангел-хранитель
  • Уже во дворе.
  • На лестнице шаткой
  • Меж ранних огней
  • Улыбкою краткой
  • Растаявших дней

В Мингрелии

  • Шествует походкой чинной
  • Дикий кот, смурной на вид,
  • И на выводок утиный
  • Только искоса глядит.
  • Отвернулся, хорошея,
  • Стебли вяло шевеля…
  • А уже ему на шею
  • Надевается петля.
  • Он пленен рукою ловкой,
  • Кинул взгляд… И в тот же миг
  • Через речку шест с веревкой
  • Протянулся и настиг.
  • Так в Мингрелии и ловят
  • Камышового кота…
  • А кругом кувшины ломит
  • Золотая теплота.
  • И в густой и синей выси
  • С переливом камыша
  • Голосистого Эгриси[9]
  • Изливается душа.
  • Эти хоры в небо канут,
  • И столетья напролёт
  • Тот, кто жизнью был обманут
  • В этих звуках отдохнёт.

Архоти

  • Пьющие в мертвой дремоте
  • Ночи густой темноту
  • Древние сакли Архоти,
  • Вещие травы в цвету.
  • Отпировали хевсуры
  • И погасили огни…
  • Грубых утесов фигуры
  • Бражникам грузным сродни.
  • Горные духи с похмелья
  • Бродят, не ведая сна
  • И половину ущелья
  • Заполонила Луна.
  • Здравствуй, нагая Диана!
  • Выхвачен властно из туч,
  • Словно стрела из колчана,
  • Тонкий, стремительный луч.
  • Золотом бледным и томным
  • Тускло горят светляки,
  • Плеском прохладно-бездомным
  • Веет от горной реки.
  • Этот языческий гомон
  • Годы не может истечь,
  • Всё подступает кругом он,
  • Переливается в речь.

«Видел я честолюбье его и чутьё…»

  • Видел я честолюбье его и чутьё,
  • Был он мудр и хитер, а со мной и любезен и кроток.
  • Но однажды в застолье, как будто бы впав в забытьё,
  • Римским жестом схватил меня за подбородок.
  • Впрочем, эта привычка и в старой Колхиде живёт,
  • Если только, как всё, там не вывелась мало-помалу….
  • Перед властным визирем, участником шахских охот,
  • Я стоял, почитая и славу его и опалу.
  • «Ты меня не забудешь!» – внезапно вскричал, просветлев,
  • А потом, сквозь меня в отдалённость грядущего глянув,
  • Невзначай превратился в настенный седой барельеф
  • И названием стал шелестящей аллеи платанов.

Перед поездкой

  • Приготовившись к объятьям
  • И целуясь на ходу,
  • Улыбаясь всем, как братьям,
  • Этим городом пройду.
  • Но уже за мглой и дымом
  • Каждый выступ и подъём
  • В мире людно-нелюдимом,
  • Отчуждённом и родном.
  • Словно след незримой бури,
  • Пролетевшей в пустоте,
  • Лишь грузинский шрифт хуцури
  • Остаётся на плите.
  • Вьётся, вьётся поминальный
  • И наклонный, чуть косой
  • По доске мемориальной
  • Виноградною лозой.
  • Так легка была услада,
  • Но похмелье тяжело
  • Где, как сборщик винограда,
  • Время бодрое прошло.

Из книги «За перевалом»

(2016)

Грузинские переводы

  • Когда не пьянят кахетинские вина
  • И снятся сугробы и мёрзлые брёвна,
  • Война или каторга в этом повинна,
  • Твоя темнота или ясность виновна.
  • Обнимет тебя молодая актриса,
  • И вихри промчатся в прохладе и в зное,
  • Но теплится страх в суматохе Тифлиса,
  • И душу колышет раздумье ночное.
  • Узнаешь долины в их сладостной шири,
  • Названья Арагвы, Малтаквы, Марабды,
  • И скрежет шарманки, и рокот шаири,
  • И шум славословий – и сколько в них правды.
  • Цветущая Грузия пред глазами,
  • А длительность пиршества кажется дыбой…
  • Опомнись! Пришли рыбаки с Алазани,
  • Столы осыпая серебряной рыбой!
  • Рождаясь из рабства и тайной свободы,
  • Грузинские эти встают переводы
  • И утлые судьбы несут в круговерти,
  • И всё прибывают, как бурные воды,
  • Как веянье жизни и знание смерти.

Александр Кочетков

  • С любимыми не расставайтесь…
А.К.
  • Каким-то грезящимся звоном
  • Гостиничный был полон кров
  • В том давнем городе бессонном
  • Ночных арестов и пиров.
  • Безмерно пьяный и упорный,
  • Ты телефонный диск вертел
  • И терпеливой коридорной
  • В конце концов осточертел.
  • А ты шумел всё бесшабашней,
  • Ища связующую нить…
  • Да только телефон тогдашний
  • Не мог с Москвой соединить.
  • Но сердце резала разлука,
  • И женским голосом взывал
  • И надрывался призрак звука,
  • Одолевая перевал…
  • Когда-то, вырвавшись из стужи,
  • Войдя в преданья и пиры,
  • Я шёл по городу тому же
  • Среди удушливой жары.
  • Хотелось мне – в тот мир кровавый.
  • В твой день, в твой безысходный сон
  • Глоток твоей посмертной славы
  • Послать из будущих времён.

«Как ждали все, что скажет Параджанов!..»

  • Как ждали все, что скажет Параджанов!
  • А тот, на миг прислушавшись к стиху,
  • Потом на всех по-режиссёрски глянув,
  • Божественную сеял чепуху.
  • Была мне роль назначена когда-то,
  • Пора постичь, что я сыграл не то,
  • И вот умчался в сторону заката
  • Учтивый вихрь клубящихся кинто.
  • От Бесики к чинарам Руставели
  • Я всё иду по этим склонам вниз,
  • И листья шелестят, как шелестели
  • Ещё когда в Тбилиси был Тифлис.

Драматургия

  • Уже с привычкою к утратам,
  • Виновен, оттого, что жив,
  • Один в последнем акте, пятом
  • Играю, жилы отворив.
  • Всё на земле давно не ново,
  • И нет их всех, и драмы нет,
  • И лишь нечаянное слово
  • Способно жить так много лет.

Из книги «Переписчик»

(2018)

Грузинские переводы

  • Не повторенье звука – отзвук,
  • И не горенье – только дым,
  • И всё же – чужеземный воздух,
  • Вдруг становившийся родным.
  • Так пылко нас благодарили,
  • Ведь пересказывали мы
  • Её извилистые были,
  • Витиеватые холмы.
  • Жизнь проведя сквозь этот эпос,
  • Лишь собственный узнал язык,
  • А эту осаждая крепость,
  • Извёлся в муках и поник.
  • Но, отказавшись от попыток,
  • Уже в иссохшем горле всё ж
  • Блаженный ощутишь напиток
  • И горечь косточек сглотнёшь.

«Балагур, но себе на уме…»

  • Балагур, но себе на уме,
  • Неприметный связной Коминтерна,
  • Отдыхал он в бельгийской тюрьме,
  • А на родине было прескверно.
  • Привозить приходилось жену
  • К обнаглевшему в креслах Лаврушке,
  • Хоть того и клонило ко сну
  • После пыточных дел и пирушки.
  • Запирались в самом партбюро,
  • А в приёмной лежали газеты.
  • Можно было спросить «Фигаро»
  • У насмешливой Елизаветы.
  • Элисо…Ждать и ждать дотемна!
  • Он глядел обреченно и хмуро…
  • Наконец-то, от гнева красна,
  • Выходила красавица Шура.

Дидубе

  • Одни вознесены на гору,
  • Другим, не равным по судьбе,
  • Лежать, доверившись надзору,
  • В не столь почётном Дидубе.
  • И там и тут найду знакомых,
  • Конечно, больше их внизу.
  • Над памятью, в её проломах,
  • Пролью возможную слезу.
  • Вглядевшись в кольца алфавита,
  • Увижу молодость свою
  • И там, гдё всё плющом увито,
  • Найду могилу на краю.
  • В дыму неотданного долга,
  • Оставив всех, пройду туда,
  • Где скрылся – до меня задолго —
  • Тот острослов и тамада.
  • Всегда пустынно там и голо,
  • Ещё темнее стал гранит,
  • Лишь ветра взлёт, как тень Паоло,
  • Над ним в листве прошелестит.
  • Но как его тоскливый выстрел
  • Страны любимейшей распад,
  • Её успение, убыстрил,
  • Задев и тех, что рядом спят!
  • И тишина обетованна,
  • Где, опускаясь на плиту,
  • С чуть слышным хрустом лист платана
  • Прочертит в воздухе черту.

Речь

  • Теперь, когда он в некоторой славе,
  • Поклонникам поведать я могу,
  • Как ездил к старой тётке он в Рустави,
  • Возил ей пахлаву и курагу.
  • Она давно когда-то передачи
  • Ему носила в зону восемь лет.
  • Старухин взгляд язвительно-горячий
  • Встречал людей, которых нынче нет.
  • В семнадцать лет статья «недонесенье»,
  • Вот из чего там всё и проросло.
  • И ранний сумрак, тускло и осенне
  • Вливавшийся в домашнее тепло.
  • Пустырь за домом в жёлтых пятнах дрока
  • И тупика трамвайного петля,
  • И лёгкий ветер, дуновеньем рока
  • Во двор входивший, ветви шевеля.

«Медлительно-плавной, как местная речь…»

  • Медлительно-плавной, как местная речь,
  • Дорожкою спустишься к скверу,
  • Где сможешь на каждой скамейке прилечь,
  • Уж если ты выпил не в меру.
  • Но, если покуда стоишь на ногах
  • И в жилах звенит мукузани,
  • Пройди к перекрёстку, где ветер и страх
  • На свет вызывают сказанье.
  • Здесь юношей кровь пролилась, клокоча…
  • Но прочь от давнишней печали!
  • От дома, где память еще горяча,
  • Как в пыточной ночью кричали.
  • Вот в русле безводном лихой островок,
  • Где пили князья и поэты,
  • И столько нетленных проносится строк,
  • Омытых стремлением Леты.
  • Но – дальше над мутной рекой по мосту,
  • Пустынному в позднюю пору!
  • И скоро в живую нырнёшь темноту,
  • Неспешно всходящую в гору.
  • Ночных чаепитий мелькнёт череда,
  • И отклик минувшего гулок.
  • Давно уж всё стало чужим навсегда…
  • Давай же, сверни в закоулок!
  • К пекарне, где хлеб для тебя испекут
  • Минуты за три, иль четыре,
  • И вечного пламени алый лоскут
  • Ещё шевелится в тандыре.

«Могла бы медведица, или река…»

  • Могла бы медведица, или река
  • Меня унести, затянуть в облака.
  • То ржавые щели, то зыбь озерца…
  • Овчарки гремели и ружья жреца.
  • Я был ненасытен и молод, и груб,
  • А ты бы писал, отложив ледоруб,
  • Что был благороден и так даровит.
  • О, знать бы, что в жизни ещё предстоит!
  • Что спутники сгинут, враги набегут…
  • Сходящей лавины мне чудится гуд.
  • Я вижу коротенький свой некролог.
  • Но ты пособил и подняться помог.
  • Я мог бы сорваться в туман под горой,
  • Иль просто замёрзнуть в одежде сырой.
  • Всё снова скитаюсь в хевсурских горах,
  • И выхода нет в этот холод и прах.

Вино

Памяти Мориса и Розиты Поцхишвили

  • Часовой стоит у входа,
  • Гроздья давят за стеной,
  • Запах винного завода
  • Протекает в жгучий зной.
  • В людный город по уклонам
  • Сквозь пьянящую волну
  • Вдохновлённым и влюблённым
  • От вина идёшь к вину.
  • Дань отдать сердечной буре,
  • Прокатиться кувырком
  • По густой литературе
  • Сочинённой под хмельком.
  • Это юность в свежей славе,
  • Нежность, дружба, теплота,
  • Это горечь саперави,
  • Что повсюду разлита.
  • Грусть и яркость Пиросмани,
  • Мукузани, хванчкара,
  • Ахашени, телиани
  • И тбилисская жара.

Грузинки

  • Всё же отважные эти грузинки
  • Братьев умней и мужей.
  • И при знакомстве в немом поединке
  • Взгляды острей и свежей.
  • Глянуть в лицо из семейного плена,
  • Тронуть пылающим льдом
  • И разгадать чужеземца мгновенно —
  • Гостем вступившего в дом.
  • Гостя в святое везти захолустье,
  • Родиной милой гордясь.
  • Дарит так много веселья и грусти
  • И бестелесная связь.
  • Где не уступит мужчина мужчине
  • И униженья не снесть,
  • Там покориться Тамаре и Нине,
  • Это и доблесть, и честь.
  • – Вами, болельщицы и шахматистки,
  • Я восхищаюсь и чту
  • Чуткость поклонницы, прелесть артистки
  • И артистичность в быту.
  • Вашу отзывчивость и бескорыстье,
  • Смелость в любовных делах,
  • Сладостных, как виноградные кисти…
  • Лишь перед матерью – страх.
  • Эта старуха суровая в черном,
  • Зная все эти дела,
  • Дочерью правит с упрямством бесспорным,
  • Ибо такой же была.

Зар-зар[10]

  • Средь лиц, оттиснутых чеканно,
  • Вслепую и наверняка
  • Бросались кости из стакана,
  • Мелькало счастье игрока.
  • Что деньги! Он, хлебнув чифиру,
  • Здесь прожил жизнь и не одну,
  • И проиграл уже квартиру,
  • И чьи-то серьги, и жену.
  • Но ведь и так бы с ней расстался,
  • С безумной от его игры.
  • Вот куш сорвал, но зря остался,
  • Всё вновь вращаются миры.
  • Отыгран браунинг, и хватит,
  • О, этот друг не подведёт,
  • И скоро все долги оплатит
  • Чаеразвесочный завод.
  • Теперь усушка и утруска
  • Сполна ответят за базар,
  • А если не удержишь спуска,
  • То и в тюрьме пойдет зар-зар…
  • И у меня игра такая,
  • Держу лишь слово на кону,
  • И звук взывает, завлекая
  • Под набежавшую волну.

Из книги «Устье»

(2018)

Воспоминания о Вадиме

В.Л.

  • Сквозь жизнь пройдя почти что невредимо,
  • Высвобождая пленную тоску,
  • Всё вспоминаю циркача Вадима,
  • В отеле он учил меня прыжку.
  • Недавно прыгал он с фуникулёра,
  • Лодыжку подвернул, и – хоть бы что!
  • Вновь радостно лицо и ясновзоро,
  • Овеянное вихрем в шапито.
  • Всё это бред и дикая причуда.
  • Открыв окно, в глубокий двор глядим.
  • – Вон там упасть на дерево не худо,
  • И – вниз по веткам! – говорит Вадим.
  • Горячий день, грузинская столица,
  • Ликующая зелень, синева…
  • – И на ноги здесь важно опуститься,
  • Тогда и уцелеет голова! —
  • Так он вещал в тревожном исступленье
  • И вспоминал прыжки минувших лет,
  • Пластмассовые трогая колени,
  • И трепетал над бездной, как поэт.

«Полудрёма сменит дрёму…»

  • Полудрёма сменит дрёму,
  • И в обыденном бреду
  • Я по городу ночному
  • Снова мысленно пойду.
  • Старый город – в тихой буре
  • И минувшим затемнён,
  • И застыл в комендатуре
  • Крик неведомых времён.
  • Эти пиршества, аресты
  • Понаслышке знаю я,
  • Участь отнятой невесты,
  • Старший друг, – печаль твоя.
  • Нет тебя. Ушёл, ославлен.
  • Мир становится пустей.
  • Но в наследство мне оставлен
  • Сгусток жизней и смертей.
  • Память, ставшую судьбою,
  • Принимаю, не кляня,
  • И несу ещё с собою
  • То, что было до меня.

Ната Вачнадзе

  • Чернота, окрыленная светом…
А.Т.
  • В сизых сумерках Тифлиса,
  • В зыби чёрного вина
  • Мне грузинская актриса
  • Всё мерещится одна.
  • Я её не видел въяве
  • И влюблялся лишь в кино.
  • Был я мал, она уж в славе,
  • Это была так давно.
  • Так вот в звуках мухамбази[11],
  • Разрывающих сердца,
  • Сохранялась на Кавказе
  • Прелесть древнего лица.
  • Не такую ли к Тимуру
  • В паланкине привезли?
  • Что там, прочь литературу,
  • Не в такой уж ты дали!
  • На тебя ещё Лаврентий,
  • Щурясь, глянул, гамадрил.
  • Рвался к блеску и легенде
  • Кто бы позже ни царил.
  • На безногого поэта,
  • На российского поэта
  • Пала тень ресниц твоих…
  • Что сказала власть на это
  • И какой родился стих?
  • Над земным его скитаньем,
  • Расцветая, встала ты
  • Невозможным сочетаньем
  • Красоты и доброты.
  • Лёгкой девочкой подростком
  • Вечно ты к нему летишь
  • По ступеням и подмосткам
  • Мимо взвихренных афиш.

Ладо

  • Был в плену. Мог бы сразу в загоне пропасть,
  • Но в ревире, пройдя процедуры,
  • Был зачислен в грузинскую бравую часть,
  • Охранявшую комендатуры.
  • Форму жгли, выдавали другую без слов,
  • Принималась другая присяга.
  • Всё же вряд ли кого-то он сталкивал в ров,
  • Одинокий и тихий бродяга.
  • А потом Колыма и дорога в Тайшет,
  • И рутина тюрьмы и метели.
  • Ну, а в оттепель, вспомнив, что был он поэт,
  • Земляки, разыскав, отогрели.
  • Я любил его. Столь с ним несхожий, привык
  • К этой грустной улыбке, к душевному складу.
  • Жаль, он рано ушёл. Но на этот язык
  • Перевёл «Илиаду».

Подруга

  • Звуки города, запахи юга
  • И похмелье гуляк, и молва…
  • Тут жила в закоулке подруга,
  • Но, должно быть, давно не жива.
  • Вдруг почудятся в шрамах, в уколах
  • Эти вены и, воздух дробя,
  • Всплески рук обозначатся голых,
  • Обвивавших, как змеи, тебя.
  • Издалёка в минувшее глянув,
  • Словно душу внезапно вдохнул,
  • Слышишь вдумчивый шелест платанов
  • И театра старинного гул.
  • Раззолочены ложи богато,
  • И такое мелькание лиц
  • В зале, помнящем Хаджи-Мурата,
  • Итальянских певцов и певиц!
  • И в гримёрку прекрасной актрисы
  • Здесь с букетом, подобным венку,
  • Важный Берия шёл за кулисы,
  • Напевая, но весь начеку.
  • Выплывают из медленной Леты
  • И, сменяясь, несутся, спеша,
  • Выступленья вождей и балеты,
  • Крики «браво» и вопли «ваша»[12].
  • В шкуре барсовой грезится витязь,
  • Там грустивший во все времена,
  • Где с единственным словом «Проснитесь!»
  • Разбросала листовки она.

Апокриф

  • Былой Тифлис, ночные перевозки
  • Продукции лихой цеховиков,
  • А утром стук сапожника в киоске,
  • И напоённый сторож бестолков.
  • Уже друзья в проулке кличут Гоги
  • И белошвейки из окна глядят,
  • Подводятся расчеты в синагоге,
  • Где молятся и несколько солдат.
  • И свежим хлебов веет из пекарни
  • На тесный мир беспутства и труда.
  • Уже в зар-зар играют эти парни,
  • Жизнь – на кону…Уж такова среда.
  • Но в ней всегда юродивый найдется,
  • И царствие туманное его
  • В почёте у окрестного народца
  • И не от мира в сущности сего.
  • Вот в облаке своей священной дури
  • Ночами он блуждает, сгоряча
  • На клочья жадно разрывая пури[13]
  • И русский стих блаженно бормоча.

«Куда я с ней когда-то брёл?..»

  • Куда я с ней когда-то брёл?
  • В Тбилиси ветер был весенний
  • И платья вскидывал подол
  • И обметал её колени.
  • Она была смела, тверда,
  • Несклонна в тостах к местным перлам
  • И за того пила всегда,
  • Кто этот мир покинет первым.
  • Ну, да, в Кахетии у них
  • Важней всех праздников поминки…
  • Я вижу столько черт живых
  • И взгляд, и поступь кахетинки!
  • И вот уж нет её давно,
  • Всё протекло и стало слаще,
  • Как это рыжее вино
  • С огнём и горечью щемящей.

Медея

  • В раю томительном и пышно-многословном,
  • Медея, знала ты отравы и шитьё.
  • Дарили божество фазаном или овном
  • За девственность твою и знание твоё.
  • Ты жрицею была, служила лишь Гекате,
  • Под лёгкою стопой, кружась, плыла земля,
  • Но в синеве морской, на гулком перекате
  • Блеснули паруса чужого корабля.
  • Ты жаждала любви, тебе досталась пытка,
  • Ты жертвовала всем в скитании своём,
  • Но не слабеет жар волшебного напитка,
  • Который так пьянил и выпит был вдвоём
  • Давно я не бывал в заветном царстве колхов,
  • Драконьи зубы в нем войною проросли,
  • Другой воздвигся мир из радужных осколков
  • И в гавани стоят иные корабли.
  • Мерещится твой дом… Где ты теперь, Медея?
  • Осенний жёлтый лист витает в зыбком сне,
  • И сумрак глух и нем, и сердце, холодея,
  • О юности грустит, о золотом руне.

Эдельвейс

  • С печалью провожая рейс,
  • Когда-то сердцу близкая
  • Мне подарила эдельвейс
  • Красавица тбилисская.
  • Охотник с гор его принёс,
  • Из Верхней Хевсуретии,
  • И было драгоценней роз
  • Священное соцветие.
  • Сам не достиг я тех высот
  • И не пришёл с победою,
  • Но, возвращаясь в город тот,
  • Я молодость преследую.
  • Ну, да, вот здесь она жила
  • И так ждала, и верила,
  • И старых писем не сожгла,
  • Хранила холод Севера.
  • Чтоб здесь на шёлке не поблёк,
  • Мерцающем малиново,
  • Неумирающий цветок,
  • Сосед гнезда орлиного.

Хевсурский мотив

И.Г.

  • Она хотела быть мужчиной —
  • Лихих коней одолевать,
  • Промчатся над речной пучиной,
  • Меча сжимая рукоять!
  • Возможный случай, пусть и редкий…
  • И сердце замысел прожёг —
  • Тут нужен, как учили предки,
  • Для превращения прыжок.
  • Ну, да, над радугой чудесной
  • Всего лишь прянуть в млечный дым,
  • Подпрыгнуть весело над бездной
  • И стать хевсуром молодым!
  • Но мало в жизни было радуг,
  • Мечей и золотых удил,
  • Страшил чернеющий распадок
  • И жалкий муж детей плодил.

«За перевалом спустишься к реке…»

  • За перевалом спустишься к реке,
  • В густую непрерывность канонады,
  • Во мглу теснины. Вот невдалеке
  • Свирепой пены белые громады.
  • Пойдёшь из блеска и гремящей тьмы
  • Туда, где обозначилась дорога.
  • Покатые потянутся холмы,
  • До вечера ещё их будет много.
  • Но после гор уже не устаёшь,
  • И чудится, что отдыхают ноги.
  • Идти, лелея радостную дрожь,
  • Ты можешь вечно по такой дороге.
  • С тобой навеки всё, что миновал…
  • Как вдруг круженье на подъем похоже,
  • И в нежной дымке – новый перевал,
  • Которого не одолеть… И всё же…

Художница

Г. Х.

  • Вижу, вижу две каморки,
  • Тесный морок, и в одной
  • Раздаётся из-за шторки
  • Голос матери больной.
  • А в другой течёт и длится
  • Мир безумий и чудес,
  • И премудры злые лица
  • Королев и клоунесс.
  • Кофе с чахлым хачапури,
  • Запах краски, ералаш,
  • Море яркости и хмури,
  • Мир знакомый и не наш.
  • Вот какая мастерская
  • У художницы была.
  • Чёрным ходом выпуская.
  • Отворачивалась мгла.
  • В заключенье каждой встречи
  • Там, на лестнице крутой.
  • Что-то падало на плечи,
  • Обдавало пустотой.
  • И, рывком толкнув к перилам,
  • Накрывая все цвета,
  • Вихрем духов многокрылым
  • Набегала темнота.

«И с возрастом утрата цвета…»

Р.К.

  • И с возрастом утрата цвета —
  • Исчезли краски прежних лет,
  • В густых снегах лишь снится лето,
  • И воцарились тьма и свет.
  • И этот свет многосоставен,
  • И столь же скрытен, сколь открыт,
  • И темноте, конечно, равен,
  • И эта тьма тебя слепит.
  • В её мерцанье пишет Пимен,
  • И оживают времена,
  • А в живописи цвет интимен,
  • Лишь форма Промыслу верна

Сурб Саркис[14]

К.А.

  • И старцы дряхлые Тифлиса,
  • Бывало, только одного —
  • Ещё дожить до Сурб Саркиса —
  • Хотели, только и всего.
  • Всё тает в городе любимом,
  • И это самый воздух пьян,
  • Смешавшийся с шашлычным дымом, —
  • Такая радость у армян!
  • Но знали праздник и грузины,
  • Все языки, что жили тут…
  • И вот уж лёгкие корзины
  • С цветами первыми несут.
  • Вот жизнь промчалась, как неделя,
  • И невозвратен мой Тифлис,
  • Но веет розами апреля
  • Весны предшественник Саркис.

Из книги «Язык цветов»

(2023)

Грузинское

  • Так волновало это пенье
  • И в нём рыданье
  • И гордое долготерпенье,
  • И ожиданье.
  • Народа мудрость и наивность
  • И с жизнью ссора,
  • Мечтательная заунывность
  • Глухого хора.

«И когда иссякает терпенье…»

  • И когда иссякает терпенье
  • И сникаешь от разных забот,
  • Погрузиться в грузинское пенье,
  • Как уйти в беззаботный народ!
  • Только вряд ли он впрямь беззаботен.
  • Вот, задумчив и даже сердит,
  • Он с клеенчатых чёрных полотен
  • На течение жизни глядит.
  • Оттого и нужда в каламбуре,
  • Что соседствует с пиром беда.
  • О печали сказать, балагуря,
  • Это надо уметь, господа!
  • Плещет море лазоревой нивой,
  • Отозвались глубины земли…
  • С этой грустью, отчасти шутливой,
  • Совладать никогда не могли.

Кахетия

  • В осенний воздух там вина плеснули,
  • Из всех давилен влили поутру
  • Киндзмараули и напареули,
  • Кварели, телиани, хванчкару.
  • Вот в эти виноградные долины
  • Приехать с ней, и в сёлах там и тут
  • Взломают исполинские кувшины,
  • Ковшами с плеском влагу зачерпнут.
  • Увлечь её, не слыша отговорок,
  • Невыносимый оставляя быт!
  • Ты опоздал, конечно, лет на сорок,
  • И жизнь прошла, но вариант пьянит.

«Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире…»

  • Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире,
  • При царице Тамаре, при Берии, ночью и днём
  • Всё рождается хлеб и колеблется пламя в тандыре.
  • Вот вернёмся туда, этот воздух горячий вдохнём!
  • Перебои с мукой и один перерыв с перестрелкой…
  • Но остался собой этот город по воле судеб.
  • Чьи-то жизни сожгли, избавляясь от ветоши мелкой,
  • И опять горячи и вечерний и утренний хлеб.

«В той сакле пищу я отведал робко…»

  • В той сакле пищу я отведал робко
  • Ох, до конца не ведая, что ем…
  • Была из мяса белого похлёбка.
  • В одной же из прославленных поэм
  • О прозорливом горце говорится —
  • Он, случаем вкусив отвар из змей,
  • Постиг, что птица напевает птице,
  • Что волк волчице сообщил своей.
  • Я и теперь во власти этой тяги.
  • Как будто слышу вновь издалека
  • О чём с горами говорят овраги
  • И что бормочет бурная река.

«Все времена сверх всяких вероятий…»

  • Все времена сверх всяких вероятий
  • Слились в одно, и, всматриваясь в мрак,
  • Однажды ночь провёл я на кровати,
  • Где Бабель до меня и Пастернак.
  • Какие гости знали этот город!
  • И я за ними плёлся по пятам.
  • Так день горячий был тягуч и долог,
  • Так быстро годы пролетали там!
  • Здесь очередь была за гонораром,
  • Тут Заболоцкий рылся в словаре
  • И в тот же дом по закоулкам старым
  • Есенин шёл из хашной на заре.

Тициан Табидзе

  • Дивуясь каждому соцветию,
  • Идти весной в страну кистин,
  • В Сванетию, иль в Хевсуретию,
  • В край заповедных палестин.
  • Там луговины изобильные
  • И синие от генциан,
  • И воды малые, но сильные,
  • И твой вожатый – Тициан.
  • Не тот, прельщенный догарессами,
  • Не веницейский Апеллес,
  • Искусник с нежными навесами
  • Адриатических небес.
  • А здешний, слившийся с пейзажами,
  • И на воздушном корабле
  • Вот в это небо взятый заживо,
  • Когда пытали на земле.

Руины

  • На глыбе с прицепившемся вараном
  • Я постоял, вдыхая влажный зной.
  • Вот на закате огненно-багряном
  • Завыли волки в стороне лесной.
  • Мы шли, змеи дремавшей не тревожа,
  • Что древнее надгробье оплела.
  • Она была мощна и светлокожа,
  • И, может быть, от старости бела.
  • Она спала, не выпуская жало,
  • Но тут сама История племён
  • Уже давно не нам принадлежала,
  • Всё больше, больше погружалась в сон.

Мелек Рик[15]

  • Тут разъярённая Алиенора,
  • Проникшая в покои Розамунды,
  • Разлучницу зарезала. Арест.
  • Поэзии начало куртуазной
  • И рыцарства разгул. Отважный принц,
  • Сынок Прекрасной Дамы трубадуров,
  • С обидой в сердце львином мстит отцу.
  • И вот уже он – молодой король
  • В бессмыслице крестового похода.
  • Прибрежье Яффы, смертный зной, хамсин,
  • Чума, недостижимый Гроб Господень,
  • Любезность Саладина, пораженье,
  • Австрийская темница и побег.
  • Вот скачет он по Австрии зелёной
  • И в гулкий рог на радостях трубит.
  • И до Кавказа долетает эхо,
  • В ущелье застревает навсегда.
  • … Я был в горах и жил среди хевсуров,
  • Внимал их речи грубо-церемонной,
  • Пил рыжий эль, напиток Робин Гуда,
  • И в руки брал тяжелый франкский меч.

«В анкете этой вывел я сперва…»

  • В анкете этой вывел я сперва
  • Однообразно-скучные слова.
  • Да, «не был» и «не состоял» – их много.
  • Но сердце жаром обожгла тревога.
  • Я, возвратившись к отчеству, продрог.
  • О, нет, отцу я изменить не мог…
  • Припомнив сына, грустен и тяжел,
  • Тут кадровик вздохнул и глянул строго.
  • Я длинным коридором прочь пошёл,
  • И мне открылась дальняя дорога
  • В одну страну, где шутят и поют,
  • И дарят дружбу и дают приют,
  • Пьют чёрное вино из голубого рога.

Воды Лагидзе[16]

  • Явился опыт в хаосе террора.
  • Когда большевики вошли в Тифлис,
  • Работали расчётливо и споро.
  • Закат был грозен и лилово-сиз.
  • В семнадцатом они, конечно, сдуру
  • Сожгли бы всё, что чуждо и старо,
  • И сокрушили всю аппаратуру,
  • Но уцелело дивное ситро.
  • Простой народ с элитой сроднила
  • Его струя в отливах золотых.
  • Детей и взрослых, тружеников тыла
  • И стихотворцев пришлых и своих.
  • Пойдём к Лагидзе, к сладостным сиропам!
  • Кахури красный, сродственник вина,
  • В Кахетию ведёт по горным тропам…
  • Вот шоколадный, им душа полна!
  • Вот сливочный – упиться так легко им,
  • Чтоб возвратиться в глубину времён!
  • Иль веющий забвеньем и покоем
  • Ты выбрал мяты изумрудный сон?

Лермонтов в Тифлисе

  • Входил он в кузницу Геворга
  • И запылившийся кинжал
  • Выхватывал, не скрыв восторга,
  • И горцев мысленно сражал.
  • Влюбившись в статную грузинку,
  • Гулял перед её крыльцом,
  • Всегда готовый к поединку
  • С ревнивым мужем и отцом.
  • Многобалконный дивный берег
  • Запечатлел на полотне.
  • Малоприметный офицерик,
  • Пресыщен раем был вполне.
  • При тостах в духе местных правил
  • Отъехав чуть навеселе,
  • Своё присутствие оставил
  • В лиловой предвечерней мгле.

Джвари[17]

  • Когда бы я построил Джвари, —
  • Хвалу вознёсший небесам,
  • Горя в беспламенном пожаре,
  • Я стал бы этим храмом сам.
  • Труды такие безымянны…
  • Я видел бы из века в век
  • Походы, свадьбы, караваны
  • И наблюдал слиянье рек.
  • И звуки зыбкие Псалтири
  • Входили бы и в тот подвал,
  • Где временами юный Мцыри,
  • Во мне проснувшись, восставал.

Предание

  • Этот пьяный поэт, обезумев под полной луной,
  • Вспоминая жену, уведённую в сумрак ночной
  • И лишённую там переписки,
  • В чьи-то двери ломился, и, счастливы тем, что забрёл,
  • Пробуждались жильцы, накрывали почтительно стол
  • И внимали стихам… Это так по-тбилисски.
  • Иногда он спускался в любимый ворами подвал.
  • Там порой и расстрельщик усталый бывал.
  • Тут поэт, лишь на миг прерывая дыханье,
  • Подходил, тщетно силясь понять, что почём,
  • И у всех на виду улыбался и пил с палачом.
  • … В этом памятном мне, грязноватом, бессмертном духане.

«Жар спадал, холмы и дали…»

  • Жар спадал, холмы и дали
  • Заволакивала мгла.
  • Где же ты, о, генацвале?..
  • Время лучшее едва ли
  • Было в жизни, что прошла.
  • Там сгорала ночь в подвале
  • И сжигали жизнь дотла,
  • Пораженья и печали
  • Забывали у стола.
  • И приезжих привечали
  • Всплеском жгучего тепла.
  • В этом городе не знали,
  • Что Россия умерла.

«Певец был славный Урия…»

И.А.

  • Певец был славный Урия,
  • Подряд десятилетия
  • Ему внимали Гурия,
  • Рача и Имеретия[18].
  • Он пел в застольях княжеских,
  • На сходках партъячеек,
  • Всё тешил пьяниц кряжистых,
  • Был радостью ночей их.
  • Он, кончив петь, с побаскою
  • Говаривал: «А я ведь
  • Вас, христиане, с пасхою,
  • Сюда пришёл поздравить!»
  • И, оглянувшись у дверей,
  • Гласил он: «Сын Менаше – я!
  • Да, вот я, Урия-еврей,
  • Теперь спешу в Кулаши[19] я!»

«Весь чин старогрузинского уклада…»

  • Весь чин старогрузинского уклада,
  • Ночь, красноречье, жар вина и чада,
  • Рог буйвола в чернёном серебре
  • И позже отрезвляющие звуки —
  • Мацонщика призывы, вздох дудуки
  • И голоса прохожих на заре;
  • Пекарни дух и песенки, и гаммы,
  • Базар, Майдан, всех верований храмы,
  • Глушь переулков и наклонный путь,
  • И памятник, сносимый с пьедестала,
  • И ту любовь, что ненавистью стала,
  • Не позабудь!

«Истерзанное женскою изменой…»

  • Истерзанное женскою изменой
  • И частым пьянством до потери сил —
  • С улыбкою и мукой неприменной —
  • Больное сердце он в груди носил.
  • Тогда я был не чуток и не зорок.
  • По чьей-то просьбе мы автомобиль
  • Закатывали с гиком на пригорок.
  • Он задыхался. Оседала пыль…
  • А, впрочем, и тюрьма его сгубила.
  • В культурно-воспитательную часть
  • С лесоповала зазывало било,
  • Поэзии добавилась напасть.

«Нелёгкую Господь послал судьбу…»

  • Нелёгкую Господь послал судьбу.
  • Из мёрзлой зоны выйдя хилым, квёлым,
  • Болезненным, красив он был в гробу,
  • И сумрак озарился ореолом.
  • Иль с теми так случается всегда,
  • Кого полюбят, несколько жалея?
  • Вот протянулись долгие года,
  • Но с ними этот облик лишь светлее.
  • С годами лишь роднее стали мы,
  • Теперь понятно странное дотоле
  • Прямое предпочтение тюрьмы
  • Столь неизбежной лживости на воле.

«Всё времени не различаем…»

А.Ц.

  • Всё времени не различаем,
  • А ходит метла, шелестя…
  • Ночные беседы за чаем
  • Припомнишь полвека спустя.
  • И утренних шумов докуку,
  • И жар набежавшего дня,
  • И чуткость к блаженному звуку,
  • Который ведь был у меня.
  • И речи о чём-то высоком,
  • Звучанье излюбленных строк,
  • И знанье его, что за сроком
  • Другой образуется срок.
  • Молчанье о лагерной жизни
  • И драмы домашней печаль,
  • И нежность в самой укоризне,
  • Меня провожающей вдаль.

«Метро тбилисского inferno…»

  • Метро тбилисского inferno.
  • Хмельная в обликах ленца.
  • И подземелья воздух серный
  • Течёт до самого конца.
  • Вот путь до кладбища в Навтлуги,
  • Где все застыли времена,
  • И память о покойном друге
  • Сухой листвой занесена.
  • В дни угасанья часто к звёздам
  • Он устремлял пытливый взгляд,
  • И что сулила эта роздымь
  • Десятилетий пять назад?
  • Он спрашивал ночного гостя:
  • «Как будешь дальше жить?», и ты
  • Как будто уменьшался в росте
  • От многозвездной темноты.
  • Был всплесками всезрящей мощи
  • Твой путь овеян и повит…
  • Он, может быть, из райской рощи
  • С упрёком на тебя глядит.

«Осела сакля лет за сорок…»

  • Осела сакля лет за сорок.
  • Хозяин в городе, и с гор
  • На кровлю гулкий сходит морок,
  • И это демонов раздор.
  • Здесь бесы развелись повсюду
  • И заселили пустоту,
  • И, в их кругу подобна чуду,
  • Белеет яблоня в цвету.
  • Единственная в той теснине,
  • Мне в одиночестве она
  • Всё вспоминается доныне,
  • И длятся года времена.
  • А вот и яблоко опало
  • И кто-то поднял… Эту весть
  • Доставит эхо с перевала.
  • Для кровной мести повод есть.

Горная дорога

  • Мгла. Ущелья воздух звонкий.
  • Свист и грохот без конца.
  • То стреляют амазонки,
  • Жёны старого жреца.
  • Муж в отъезде. Злые нравы.
  • Духи гор со всех сторон.
  • И цепные волкодавы
  • Воют путникам вдогон.
  • Долог путь в реке по горло,
  • Путь в камнях, по глыбам льда.
  • Нам дорога ноги стёрла,
  • День и ночь вела сюда.
  • Вот, однако, эти сакли,
  • Где толпа с утра пьяна.
  • Вот мы сели и обмякли
  • От ячменного вина.
  • И похищенной невесте
  • Поздравленья шлём, отпив.
  • От преданий кровной мести
  • Красный в сумраке отлив.

Из новых стихов

Руставели

  • Весна родная, млечно-алычовая,
  • Монастыри на кручах, облака…
  • Твоей души владычица парчёвая
  • Вошла в твои реченья на века.
  • Созданье сберегут священножители,
  • И образ твой, столетьями храним,
  • Окажется сокровищем обители.
  • Не зря пришёл ты в Иерусалим.
  • И в святости твой облик увеличится,
  • В твою державу превратится храм,
  • Где твой кумир, царица и владычица
  • К твоим припала праведным стопам.

Галактион[20]

  • А ведь настолько невзлюбил собратьев,
  • Уж так их презирал, что напоказ,
  • Давно брезгливость прежнюю утратив,
  • Мог выпивать с расстрельщиком не раз.
  • Потом с усмешкой слышал разговоры.
  • Грустил об Ольге и не прятал слёз.
  • В ломбард однажды после пьяной ссоры
  • Пиджак с высоким орденом отнёс.
  • Всё снился голос предрассветно-ломкий,
  • И в двери стук, и револьверный ствол.
  • Он всё собрал и, завязав тесёмки,
  • Две пухлых папки положил на стол.
  • В одной – «Стихи», в другой – «Стихи для этих»;
  • По толщине одна другой равна.
  • И знал, что будет жить в тысячелетьях,
  • В них вывалился, прыгнул из окна.

Ираклий[21]

  • В мой сон через метель утрат
  • И декорации спектаклей
  • Пришёл поэт-лауреат,
  • Герой труда и друг Ираклий.
  • Ну, да, при нём я не тужил
  • В безумстве жизни, шедшей кругом,
  • И переводчиком служил,
  • И был советчиком и другом.
  • Он едок был и так угрюм,
  • Но широка была натура,
  • Любил я этот хищный ум,
  • Меня угадывавший хмуро.
  • Вот входит через много лет,
  • Такой суровый и бывалый.
  • Ещё с лица не стёрся след
  • Времён террора и опалы.
  • И вспыхнули в душе моей
  • Года его карьеры ранней —
  • И разрушение церквей
  • И неуклонность покаяний…
  • И в сердце – юный непокой,
  • Как будто жизнь ещё в начале,
  • И долгий разговор такой
  • С тем, кто на звездной Ортачале[22].

«Привык я пить вино…»

  • Привык я пить вино,
  • Внимая их рассказам.
  • От бывшего давно
  • Ум заходил за разум.
  • Бурлили в той дали
  • Пиры всё изобильней,
  • А судьбы протекли,
  • Как виноград в давильне.
  • За семинарский бред
  • И матери побои
  • Им всем держать ответ
  • Пришлось перед тобою.
  • И уточнялся счёт,
  • Как схимника минея,
  • А время всё течёт
  • И всё поёт, пьянея.
  • Всё заплатил сполна
  • Тот город под горою,
  • И полная луна
  • Стояла над Курою.

«Там были души женские поглубже…»

  • Там были души женские поглубже,
  • Они гостей прочитывали тут же
  • И знали, кто и для чего пришёл.
  • Покуда муж звал за накрытый стол
  • И в тостах изощрялся балагуря,
  • Ломилась в дом невидимая буря.
  • Глаза спешили (хоть чужому – пусть!)
  • Свою тревогу высказать и грусть,
  • Не выразив ни тени своеволья…
  • И длился разговор среди застолья
  • С хозяином – горячий и живой,
  • И молчаливо-искренний – с женой.

Местный колорит

  • Цветы, верёвки бельевые,
  • Детей крикливая игра
  • И связки перца огневые,
  • Всё это – в тесноте двора.
  • Судьба, лишившая простора,
  • В кругу соседского тепла
  • Завмага, опера и вора,
  • И живописца собрала.
  • Обед. Несут вино, закуску
  • На общий стол со всех сторон…
  • А там девчонка гладит блузку,
  • И солнцем высвечен балкон.
  • И к ней-то, нежной и воздушной,
  • Летит над смесью голосов,
  • Над перебранкой добродушной,
  • Влюблённого призывный зов.
  • И вот сбегает по ступеням
  • Она, желанна и легка,
  • Овеянная нетерпеньем
  • Автомобильного гудка.

Звиад

  • И по лицу большие слёзы
  • Размазывавший кулаком,
  • С экрана он, лишённый дозы,
  • Вещал, что с истиной знаком.
  • Вопил, что лучше этой власти
  • Не будет в мире ничего,
  • Был даже искренен отчасти,
  • И время вынесло его.
  • И на одном из первых сборищ,
  • Суливших голод и отстрел,
  • Шептался с дамою, злословящ,
  • И зорко в сторону глядел.
  • А мы в толпе стояли рядом,
  • Он быстро головой повёл,
  • Меня обдал скользящим взглядом,
  • И этот помнится укол.

«Изнурённый ненужной интригой…»

  • Изнурённый ненужной интригой
  • Уходил я в иные круги,
  • Где кричали попутчики: «Прыгай!»
  • И велел провожатый: «Беги!»
  • Я, изведав отвагу и негу,
  • Над провалом бежал по бревну,
  • И, скатившись по вечному снегу,
  • Прожил жизнь за минуту одну.
  • Пусть в долины пришлось возвратиться,
  • Но уже до скончания дней
  • Этих горцев гранитные лица
  • Над дорогой склонились моей.
  • И ничто эти страсти и страхи
  • Перед ведьмой, во мраке ночном
  • Освещенной коптилкою пряхи
  • И с проклятием рвущейся в дом.

«Кузнечики во мраке стрекотали…»

  • Кузнечики во мраке стрекотали,
  • Жемчужные мерцали светляки,
  • И в темноту вошла богиня Дали
  • С победоносным рокотом реки.
  • И то была Диана и Пленира,
  • Белым-бела и вся обнажена,
  • Одним рывком обнявшая полмира,
  • Полнеба охватившая Луна.
  • И ты испил неведомой отравы,
  • И всё припоминаешь вдалеке,
  • Что этой ночью нашептали травы
  • На сокровенном древнем языке.
  • И, может быть, с крутого переката
  • В последнем сне, предсмертном, колдовском
  • Еще туда вернёшься, как когда-то
  • По леднику скатившись кувырком.

Рукопись

А. Ц.

  • Он руку опустил в дупло
  • И вынул рукопись оттуда.
  • Её трухою занесло,
  • Но буквы целы, это чудо!
  • Счастливый случай. Но ведь нет
  • Случайного в чаду сансары.
  • И повесть эта столько лет
  • Ждала, суля судьбы удары.
  • И, может быть, к нему воззвав,
  • Тысячелетья год от года
  • В ней Варлааму Иосаф
  • Твердил о радости ухода.

Гомбори

  • По обе стороны хребта
  • Лесов осенних густота.
  • О, как они гормя горят!
  • А воздух напоён вином,
  • В долинах давят виноград,
  • И горы в мареве хмельном.
  • О, как тогда бушует, пьян,
  • Листвы багряный ураган!
  • И по дороге мчится вслед,
  • И нагоняет столько лет.

Верхняя Хевсуретия

  • Вернуться ль путем небывалым
  • В расселину между мирами,
  • Туда, где прикованный к скалам
  • Страдал Прометей-Амирани?
  • Цвели эдельвейсы на кручах
  • И ржавые цепи свисали.
  • В разрывах туманов текучих
  • Виднелись дороги спирали.
  • Пролёг по высотам Кавказа
  • Путь демонов и скалолазов.
  • Ночами текли многоглазо
  • Над Грузией груды алмазов.
  • Страна под громадной Селеной,
  • Богиней охотников Дали,
  • Казалась особой вселенной,
  • Земных в ней властей не видали.

«В ущелье дарят бурку…»

  • В ущелье дарят бурку
  • И наливают эль,
  • И девочку-хевсурку
  • Кладут тебе в постель.
  • Смеющиеся лица
  • Благословляют дочь.
  • Пытаясь отстраниться,
  • Ты выбегаешь в ночь.
  • И длится гул… О ком он
  • Гласит в годах былых?
  • В нём горных духов гомон
  • И говор водяных.
  • И входят в сон оттуда
  • Разгневанная речь,
  • Напиток Робин Гуда
  • И крестоносца меч.

«И Маяковский, бормотавший что-то…»

  • И Маяковский, бормотавший что-то,
  • Когда его зарезав без ножа,
  • В любви соединялись два сексота
  • И хаяли, на привязи держа.
  • Кляли его, и становился тише,
  • Пока совсем в стенаниях ни стих
  • Теперь пригодный только для афиши
  • Тонический имеретинский стих.
  • Он жалок был, но в недрах сокровенных
  • Его души, во мгле его тоски
  • Вращались очертания вселенных,
  • Пылающих миров материки.

Галактион Табидзе

  • Арест жены припоминая,
  • Он, пьяный, шёл, куда вела,
  • Петляя, бабочка ночная,
  • Туда, где чуть светлела мгла.
  • Вбегая в чью-нибудь квартиру,
  • Кричал: «Пришел Галактион!»
  • И горько жаловался миру…
  • Несли вино со всех сторон.
  • Порой, решив коллег обидеть,
  • Льстецов презревши волчью сыть,
  • Любил с расстрельщиком он выпить
  • И с прокурором пошутить.

«Грузинскую отроковицу…»

  • Грузинскую отроковицу
  • По скалам пронесли в аул,
  • И этот облик нежнолицый
  • В чертах абрека промелькнул.
  • Во исполнение заказа
  • Немало выкрали невест.
  • Роднились стороны Кавказа,
  • Перенимая взгляд и жест.
  • Теперь терпи и брань, и ласки,
  • Наречье чуждое учи
  • И помню, как в заздравной пляске
  • Стучали франкские мечи.
  • … Пришедший к позднему застолью,
  • Ты здесь минувшее нашёл
  • Присыпанное сванской солью
  • И прахом выселенных сёл.

Тифлисское

Д. Кондахсазовой

  • И там корзины с виноградом
  • Кинто[23] в руках носили на дом,
  • Взвалив на плечи бурдюки…
  • Сион и кирха были рядом.
  • Затем, от них недалеки,
  • Армянский храм и синагога,
  • Мечеть суннитов… Выбирай!
  • Различные жилища Бога,
  • А здесь земной тифлисский рай.
  • Жаль, Сталин невзлюбил шиитов,
  • Он их узорную мечеть
  • Из бирюзы и лазуритов
  • С лица земли велел стереть.
  • Потом сатрап, опившись чачей,
  • Разрушил славный мост Ишачий.
  • А ведь когда-то – не совру! —
  • Там Лермонтов, с ревнивым князем
  • Борясь, его швырял то наземь,
  • То прямо в буйную Куру.
  • Застал в прощальном запустенье
  • Я этот город, но зато
  • В мой сон еще врывались тени
  • Вдогонку мчавшихся кинто.

Старо-грузинское

  • И две грузинские красавицы —
  • Одна брала подругу под руку —
  • Прогуливались, где понравится,
  • И снились старику и отроку.
  • При Николае и при Берии
  • Тянулись шествия державные,
  • Но оттеняли гнёт империи
  • Прогулки эти своенравные.
  • И, отлетая в холод Севера,
  • Смущая сон Великороссии,
  • Звучали шелестенье веера
  • И пения многоголосие.

«Красавица мелькнувшая тревожит…»

  • Красавица мелькнувшая тревожит
  • И жизнь спустя… Такую красоту
  • Завоевать случается, быть может,
  • Да только не удержишь на лету.
  • Но пируэт запомнишь стрекозиный,
  • Потом отлёт… Когда-нибудь пойму,
  • Что красота, как говорят грузины,
  • Принадлежать не может одному.

«Улицы эти – подъёмы и спуски…»

  • Улицы эти – подъёмы и спуски,
  • В тучах луна,
  • В этих дворах разговор не по-русски,
  • Запах вина.
  • Хоры, танцоры, горластые дети,
  • В дымке холмы.
  • Припоминанье о пламенном лете
  • В буднях зимы.
  • Бедность и бред старика-живописца,
  • Прелесть швеи,
  • Праведник, с властью решивший погрызться,
  • Ветра струи.
  • Скука сатрапа, блаженство гуляки,
  • Споры, пиры
  • И ожиданье подруги во мраке
  • После игры.
  • Гул декламации в недрах подвала,
  • Эти года
  • Жизни в легенде… Как это пропало?
  • Скрылось куда?

«Снится клёкот в тех теснинах…»

  • Снится клёкот в тех теснинах,
  • Где когда-то в гору шёл,
  • Где над мглой руин старинных
  • Бодрый носится орёл.
  • Башен рушащихся – выше,
  • На поток бросая тень,
  • Над скалой, где в тесной нише
  • Замер розовый олень.
  • Над молчанием суровым
  • Громоздящихся высот,
  • Над твоим имперским словом,
  • Что теченьем унесёт.

«Уж не взойти на перевал…»

  • Уж не взойти на перевал
  • И не увидеть с крутизны
  • Мир, где когда-то побывал,
  • Куда порой уносят сны.
  • Внизу одно селенье есть,
  • Чей камень вихрями продут.
  • Там кровную лелеют месть
  • И кровника полвека ждут.
  • Там он кому-то в грудь вонзил
  • Неистовую сталь свою,
  • И осыпается кизил,
  • Роняя красную струю.

«Поездки в октябре к долинам…»

  • Поездки в октябре к долинам,
  • Где толпы топчут виноград
  • И переполнен духом винным,
  • И долог хоров звукоряд.
  • Так, созревая в общем гаме,
  • Растёт гармония, она
  • Босыми создана ногами,
  • От Диониса рождена.
  • И неизбывен воздух пьяный
  • В том заколдованном краю,
  • Где я бродил, торгуя праной.
  • Теперь остаток отдаю.

«Покуда шла торговля праной…»

  • Покуда шла торговля праной,
  • Легко усваивались там
  • От яств и зрелищ привкус пряный,
  • И воли не было мечтам.
  • Ведь приняли тебя всецело
  • И угощали так тепло,
  • Но превращалось то и дело
  • Твоё искусство в ремесло.
  • И старый лагерник, встречая
  • Тебя подобьем чифиря,
  • Той незабвенной чашкой чая,
  • Гневился, стало быть, не зря.
  • Лишь он испытывал досаду
  • И всё же верил, зоркий страж,
  • Что сочинишь ты «Илиаду»,
  • Под вечер «Сумерки»[24] создашь.

Март-апрель

  • Вновь вино в грузинской грузной бочке
  • Забурлило пенною волной
  • Оттого, что новые росточки
  • Показались на лозе родной.
  • Старенькое деревце лимона,
  • Что зимой томилось взаперти,
  • Несколько помедлив церемонно,
  • Всё-таки решилось зацвести.

Лоза

  • Лоза крепка и плодовита,
  • И мускулиста, и сильна.
  • Кистями спелыми покрыта,
  • Рожала много раз она.
  • Ещё возникнут эти грозди
  • И за столом сойдутся гости,
  • Так будет до скончанья дней…
  • А под землёй в тяжелых, длинных,
  • Давно закопанных кувшинах
  • Неистовствует мысль о ней.

Арагва

  • Казалось, не забыть всего,
  • Что видели в горах вы,
  • Но вот уж спуск и торжество —
  • Звенящий гул Арагвы.
  • Она бежит меж берегов,
  • Взрываясь от досады,
  • И в тесном русле – жемчугов
  • Ворочает громады.
  • Раскатом грома станет гуд,
  • Прервётся рокот струнный,
  • За белой пеной побегут
  • Ревнивые буруны.
  • И эта встряска, этот пляс
  • Под бубны и диплипит[25],
  • Весь долгий путь, томивший вас,
  • Забвением засыпет.

Гомбори[26]

  • В странах кунжута и риса
  • Всё-таки не позабудь
  • Осень в краю Диониса,
  • Красный в Кахетию путь.
  • К сёлам, что радостным винам
  • Дарят свои имена
  • И, проходя по долинам,
  • Воздух поит допьяна.
  • Путь оборвётся, и вскоре,
  • Но посылаются вслед
  • Красные листья Гомбори
  • Из убегающих лет.

II. Переводы

Бесики (ХVIII в.)

Черные дрозды

  • Два дрозда в черной клетке, эти черные двое,
  • Два дружка, однолетки, столь проворные двое,
  • Оба голосом чистым, пересвистом кериба[27]
  • Сразу сердце умеют ухватить за живое.
  • День весны двухголовым, звонким встретивши зовом,
  • Этим ирисам, розам и фиалкам лиловым,
  • Носят радостно вести о цветенье все новом
  • Двое в бархате черном, двое в блеске суровом.
  • Неразлучные вьются два старательных братца,
  • К одинокому сердцу всё не прочь привязаться,
  • Озирают дорогу, непрестанно грозятся
  • И, вселяя тревогу, вперебой веселятся.
  • Приходите, решите, в чем их честь и заслуга!
  • Двое равных, чей траур – знак беды иль недуга,
  • Два нескучно поющих, два смеющихся друга,
  • Два манящих, зовущих, льющих слезы ашуга.

Стройный стан

  • Стана стройностью, зыбкой знойностью сердце ранила!
  • Чудо-локоны с плеч потоками побежали вы!
  • Крутобровая – мгла суровая взгляда карего!
  • Уст коралловых, алых, лаловых блеск и марево!
  • Кликни милого, луноликая, хоть когда-либо!
  • Глаз нарциссами, их ресницами губишь, мучая!
  • Шея чудная, змея чуткого чернь гремучая,
  • Робость родинки в поле розовом – боль горючая.
  • С апельсинами двуедиными – нежность жгучая.
  • Горю вторючи, длится горечи вкус миндалевый.
  • Вскинет вó поле ветки тополя, двинув дланями.
  • Чье объятие благодатнее, благоданнее?
  • Глянь, пригожая, все прохожие – словно в пламени!
  • Лишь оглянется – жизнь растянется – обмираньями…
  • Душу вынула! Милость минула государева!
  • Уст касание несказаннее роз цветения,
  • Мнится, блазнится мне проказница – сновидение.
  • Жар пылания… Что желаннее, где сравнение?
  • Строгость вызову – сразу высохну, как растение.
  • Лишь лукавица сердцу нравится, хоть ударь его.
  • Вспоминание – угасание лика месяца.
  • Что осталось мне в жизни жалостной – гибель грезится.
  • Сердце выжжено, разве выживет кто так бесится?
  • Над возлюбленным, зло загубленным, плачь, любезница!
  • Жизнь превратная, невозвратное жизни зарево!

Александр Чавчавадзе

«О – любовь, не дашь ты воли ни единому созданью…»

  • О – любовь, не дашь ты воли ни единому созданью,
  • И тебе людские вздохи отдаются шедрой данью.
  • В рабстве – царь, мудрей – в безумстве, и душа летит
  • к свиданью.
  • Соловей взывает к розе, нет конца его страданью.
  • О любовь, твоей державе все на свете покорится,
  • Все твое исповеданье примут, чтоб в слезах молиться.
  • О любовь, твой трон – повсюду, ты – всевластная царица,
  • Все сердца тебе покорны, и, как все, моё томится.
  • О, никто уйти не может и не хочет снять оковы!..
  • Ты – мучения источник, ток блаженства родниковый.
  • Все черты твои прекрасны и всегда свежи и новы,
  • Вместе с тьмой и жгучей болью мы тебя принять готовы.

Илья Чавчавадзе

Молитва

  • Когда неверья демон, бес лукавый,
  • Соблазнов чашу, полную отравы,
  • Наполненную лести беленой,
  • Душе протянет, слабой и больной, —
  • Прости, Господь, нам прегрешенья наши,
  • Не дай плениться хмелем едкой чаши,
  • И, если можно, отведи ее,
  • Не дай отведать демонов питье.
  • Но, если сила высшая решила
  • Так душу испытать – швырнуть в горнило,
  • Пред голосом Твоим умолкну я,
  • Да будет воля, Господи, твоя!

Свеча

  • Передо мною свеча, что сначала
  • Комнату щедро мою освещала,
  • Та же свеча, чье горячее пламя
  • Мрак разгоняло перед очами.
  • Но, уменьшаясь, в смутной печали
  • Меркнет свеча, чуть мерцает в шандале.
  • Пламя увяло. Но, словно светило,
  • Вновь из шандала прянуло, взмыло.
  • Борется, смерть одолеть захотело,
  • Где же боец для подобного дела?
  • Стал, ослабев, полумглой голубою
  • Свет, ударяясь во тьме головою.
  • Комнату легкие тени одели,
  • Луч до стены достает еле-еле.
  • Вот и погасла, – и тело нежарко…
  • Что же осталось? Обломок огарка.
  • Так вот, померкнув под черною тучей,
  • И человек исчезает могучий:
  • Вместо венца, вместо цели творенья —
  • Только пыльца на пределе горенья.

Голос сердца

  • Простерла надо мной дуброва
  • Затишье лиственного крова,
  • И о любви из тьмы ветвей
  • Запел безумный соловей.
  • Я долго, долго слушал в чаще
  • Тот голос, вещий и манящий,
  • Что из груди моей исторг
  • Удары сердца и восторг.
  • Глазами я обвел поляну,
  • Но нет певца, куда ни гляну;
  • Так, значит, пел в груди моей
  • Безумствующий соловей.

Элегия

  • Бледный свет полнолунья залил небеса,
  • Землю родины всю изузоривая.
  • Горы дальние… Белая их полоса
  • Исчезала в просторе лазоревом.
  • Не послышится зова в ночной тишине!..
  • Не откроются детям родители.
  • Лишь усталый грузин вдруг простонет во сне.
  • Видно, днём его горько обидели.
  • Одиноко стою… Только тень крутизны
  • Снова нежит страны сновидения.
  • Боже! Сны не кончаются, тянутся сны,
  • И дождёмся ли мы пробуждения?!

На берегу Мтквари[28]

Л. Магалашвили

  • Вновь мчится Мтквари гул грохочущий,
  • Шумом родимым я снова мучим.
  • Вновь мое сердце в той же горечи
  • К волнам взывает, мутным, певучим.
  • Вновь привычными схвачен думами,
  • Разбередившими горе злое,
  • Нáд валами плачу угрюмыми,
  • Словно похитившими былое.
  • Время блаженное! Пылью высушен,
  • Стерся твой след, сметен легче пыли.
  • Выслушай, Мтквари, мой стон, выслушай,
  • Боль передай тем векам, что были!

Акакий Церетели

Поэт

  • Не для того, чтобы, как птица,
  • Петь вчуже отчие края
  • И в звуках сладостных излиться,
  • На землю небом послан я.
  • И на земле воспитан строго
  • Я, вестник неба, сын высот,
  • Затем, чтоб вопрошал я Бога
  • И за собою вел народ.
  • В груди бушует пламень божий,
  • Святого жертвенника пыл,
  • Чтоб я, народ родной тревожа,
  • Беду и радость с ним делил;
  • Чтобы моею стала раной
  • Народа рана; чтоб душа
  • Жила тревогой непрестанной,
  • Его тревогами дыша…
  • Тогда лишь искра с небосвода
  • Всю душу опалит мою,
  • И слезы скорбные народа
  • Я осушу и – запою!
  • Акакий Церетели
  • Одной женщине
  • В волосах ее сияла роза
  • С мотыльком на лепестках…
  • Мотылек, над розой рея,
  • Пил дыханье светлолицей.
  • В мире нет ее милее,
  • Средь цветов она – царица!
  • Созерцателей веселым
  • Опьяняла ароматом,
  • Но язвительным уколом
  • Отвечала нагловатым…
  • И ревнивые – печали
  • Предавалися унылой,
  • Распаленные вздыхали:
  • «О, счастливчик легкокрылый!»
  • А меж тем, кружась вслепую,
  • Словно мотылек в метели,
  • Проклиная судьбину злую
  • Безутешный Церетели.

Григол Робакидзе

Ртвели

  • Скользким драконом, исторгнутым топями,
  • Встала давильня. Дурманно и весело.
  • Мутно-хмельные давильщиков профили,
  • Щиколки красные, буйное месиво.
  • Стиснуты прутьями, сжаты соломою,
  • Кисти – в корзинах, черные с желтыми.
  • Черепом тыквы[29] с носом изломанным
  • Черпают дети сок свежевзболтанный.
  • Блещет янтарь под зарею рубиновой,
  • Лозы взвиваются черными змеями,
  • В темных глубинах мерещится киноварь.
  • Пологов лиственных зыбкое веянье…
  • Звук бездыханный, ветром волнуемый:
  • «Ты! Ты – моя! Не упрямься…» Покатится
  • Шепота шелест меж поцелуями:
  • «Да, я – твоя! Да, я – твой!» И – невнятица.
  • Юношей песня «Одела дилано!»[30]
  • Прыгают краски, везде разбрелись они…
  • Тихо! Откуда приблизилось дивное:
  • «Эгей, Диониси, эгей, Диониси!»?

Амазонка Лонда

Сонет – вышедший из берегов

  • Гомон. Сумятица. Пляски… Заздравные звонки
  • Тосты. Меж тем в круговом азарпеша[31] пути.
  • С сыном Филиппа так жаждут войны амазонки,
  • Но светлоликая Лонда… Ей места себе не найти!
  • Кажется зверем угрюмым, напрягшимся в гонке…
  • Дерзко промолвила: «Наша царица, прости!
  • Александра хочу! Хоть нá день он – мой… О ребенке
  • Я умоляю… Хочу от него понести!»
  • Вот уж три дня амазонка лежит с Македонцем,
  • Тешится с ним среди лоз виноградных под солнцем.
  • Он говорит ей: «Престолы я взял мировые!
  • Судьбу обуздал, но бессмертие – из твоего
  • Неутолимого тела первым – пью и – впервые
  • С тех пор, как пояс я снял золотой с него!»

На Верийском мосту[32]

  • Вот поет косматый ветер на мосту Верийском ночью…
  • И метели мчатся тени, снегопада свищут клочья.
  • На мосту Верийском воя, ветер сказкой веет втайне…
  • Вот! Зловещее, глухое ведьм все громче бормотанье.
  • Ветер на мосту Верийском, как помешанный, бушует…
  • Ведьма голосит и скачет, беглый бес на беса дует.
  • С диким криком ветер прянул прямо с моста в кипень
  •                                                               Мтквари…
  • И ворвался с моста в сердце крови призрак в дымной хмари.
  • Ждет свиданья пьяный ветер на мосту Верийском ночью,
  • Это – буйство пьяной степи, снега свищущие клочья.

Валериан Гаприндашвили

Ночные листья

  • Ночь странная бежит, как черный пес,
  • Цветения вынюхивая запах,
  • Ей – до зари среди незримых роз
  • Перелетать на вытянутых лапах.
  • Дрожаньем туч затóчена луна.
  • Безмолвна, недвижима, бездыханна,
  • Лежит на блюде дымчатом она
  • Отсеченной главою Иоанна.
  • Распятье одиночества влачу,
  • Молюсь лишь ночи. И, подвластен чарам,
  • И проклят всеми, я вослед лучу —
  • В глубь черноты – лечу Элеазаром!

Мамиа Гуриэли[33]

  • Умолкшие стихи – я в желчном их дурмане;
  • Кутила Мамиа – дивлюсь его мечтам.
  • Вот – собственный его и вечный макадам,
  • Судьбинный и глухой, смертельный Балахвани[34].
  • Здесь оргия была, и все размылись грани,
  • И в серой хижине в рассветный тусклый миг
  • Неспящий человек печален, бледнолик,
  • И тающая плоть милей алмазной дани.
  • Чахотка в дом вошла, и принимает греза
  • Поэта в свой пожар из рук туберкулеза,
  • И кашель громовой – как отблески костра.
  • На помощь не спешит в пустыне голубица,
  • Придет закрыть глаза Верленова блудница,
  • Его зловещих язв ужасная сестра.

Али Арсенишвили

  • Юность, неужто прошла ты, промчавшись бурливо,
  • И молодыми не будем?.. Далёко, далече
  • Эта Москва и студенчество, книги и пиво,
  • Лирика – снег, осыпáвший двух ангелов плечи.
  • Милый Али! Я уверен – все в памяти живо!
  • Зимние улицы, стужа, случайные встречи.
  • Власть одиночества, жизни неведомой диво…
  • Но вдохновенье венчало и споры и речи.
  • Разве забуду твою комнатенку на Пресне,
  • Сладость бессонницы, жар чаепития с хлебом!
  • В море стихов мы качались, носили нас песни!
  • Сажей подернутый, был этот мир или не был?
  • Нет, помни все… Поцелуи в снегах, осиянный
  • Бронзовый Пушкин, Неждановой голос желанный.

Тициан Табидзе

  • Мессия для тебя – измученный Пьеро.
  • Подобен стих-джейран шута лихой проказе.
  • Сонетом увлечен, ты предал мухамбази,
  • И, как пиявка, льнет к поэзии перо.
  • Купели грезящей лазурь и серебро —
  • Созвучий слезы льешь, ваяешь ты в экстазе
  • Рукою женственной лозы лиловоглазье.
  • А на душе – огня ордынское тавро.
  • В зерцале огненном твоя встает Халдея.
  • Взирает на тебя из дыма твой двойник.
  • И караван теней приблизился, твердея.
  • И поколений сонм у жарких скал возник.
  • Прародину окинь всей синью глаз, мечтая,
  • Чтоб сказка не ушла, сияньем залитая!

Праздник Офелии

Верико Анджапаридзе

  • Лишь один хочу я праздник праздновать отныне —
  • День Офелии – манящий призрак неотступен.
  • Станет осенью белесым этот воздух синий,
  • Дивным ликом озарится небосвода бубен!
  • Дочь дождя, она печальна, горестно-невинна.
  • С ливнем в мир слетает ангел, Гамлета подруга,
  • И ее с восторгом примет сизая стремнина,
  • И слезами оросится лик замшелый луга.
  • Празднуйте со мной, поэты, этот день рыданий,
  • Пред невестой бедной принца преклонив колено!
  • Потекут людские толпы к новой Иордани:
  • Эту женщину поднимем из пучины пенной!

Дачник

  • Внизу идут вагоны мерным ходом,
  • Вокруг холмы – и нивы и тока,
  • День золотистым истекает медом,
  • Но ветви яблонь в неге холодка.
  • Стоит на горке дремлющая дача,
  • И снова дачник, от безделья вял,
  • На эти дали смотрит, чуть не плача,
  • Припоминает все, что прежде знал.
  • Ему счастливый чудится ребенок.
  • Тогда бежал он, мураву топча,
  • И весь горел, светился, мал и тонок,
  • Как трепетная, робкая свеча.
  • Всегда любил он блеск дождя слепого
  • И бабочки скользящей пестроту,
  • И ястреб реял и взмывал сурово,
  • Его мечту похитив на лету.
  • Волшебная, бывало, снилась птица,
  • И мальчик на току стелил силки;
  • И о любви он грезил, и укрыться
  • Мог звездным небом, близким колдовски.
  • А Цхенис-цкали катится лениво,
  • На берегу купальщица нага.
  • Пусть нежная слегка поблекла ива,
  • Еще ее не тронули снега.
  • Как многих деревенских людный город
  • Его осилил, покорил, увлек.
  • Он потерял свободу, переборот.
  • Так сносит мостик мчащийся поток.
  • Воспоминаний мученик угрюмый,
  • Тоскует дачник, выйдя на балкон,
  • И, юности оплакивая думы,
  • Селенье сновидений видит он.
  • Исчезло детство… Волны беспокойны —
  • Растущий шум Кура проволокла.
  • В глубоком сне ущелье видит войны,
  • И Ташискари атакует мгла.

Галактион Табидзе

Ангел держал длинный пергамент

  • Ангел свиток держал – повесть на длинном пергамене,
  • Скорбно взирая на землю, что-то на ней стерег.
  • Пóлно! Прощай! Напрасно к твоему я тянулся пламени,
  • О, сверкающий вечер, вечер алмазных серег!
  • Молитва моя и Слава, Величье, какого не видели,
  • Вспомнишь меня когда-либо… Когда-либо! О, внемли!
  • Обрушились башни Грааля, упала звонница Лидии
  • Под стопами твоими, и плач я услышал вдали.
  • О, как мечта поблекла, равная небожительнице,
  • Греза, из жизни выбежавшая, вышедшая из тьмы!
  • Померкли цветное облако и тополь, желавший выделиться,
  • Над которым по небу Азии мчались мы.
  • Ангел свиток держал, и с бледных письмен, с их ветоши,
  • С прожелти, – листья падали, осыпав долины рек.
  • Тщетно тебе я верил, напрасно, отравы изведавши,
  • Мы друг друга желали!.. Прощай навек!
  • А уж в затон янтарный занавесы опущены,
  • Вечер, дрожа от ужаса, кончился невзначай.
  • Умирают розы, вечер угас над кущами…
  • Прощай, прощай, прощай!..

Сизые кони

  • Как гряда туманная, на закате рдяная,
  • Блещет берег Вечности и угрюмо светится.
  • Где обетованная радость богоданная?
  • Здесь царит безмолвие, длится гололедица.
  • Область эту стылую сковывая силою,
  • Лишь с тоской унылою делит власть молчание.
  • Жизнь сдавили милую ледяной могилою,
  • Ледяной могилою, и в душе – отчаянье.
  • Сквозь чащобы шумные, черепа безумные,
  • Дни мои воздушные рвутся вновь и сызнова.
  • Кони непослушные, как виденья сумные,
  • Вы ко мне приблизились косяками сизыми.
  • Прочь летят мгновения – гибель в грозном призвуке,
  • Что же в горе быть ли нам, слезы горько лить ли нам?
  • Отошли мучения, как ночные призраки,
  • Как души звучание в пламени молитвенном!
  • Как огня скитание, как судьбы вращение,
  • С гулом в исступлении скачут кони синие.
  • Где земли цветение, сладость сновидения?
  • Здесь отдохновение – кладбища уныние!
  • Только позови меня, назови по имени!
  • Нет, окинут комьями мерзлыми и серыми,
  • Рухну обессиленный в темные извилины,
  • В лабиринты сонные, полные химерами.
  • Зыбких бликов линии реют над пустынею,
  • Числа безучастные, позапрошлогодние,
  • И лесами шумными с лицами безумными
  • Дни воздушно-синие скачут в преисподнюю.
  • Лишь в провалах темени, на пределе времени,
  • В небе или в ямине, прокляты и призваны,
  • Рок и колыхание моря или пламени,
  • С громом – стремя к стремени – мчатся кони сизые!

Ветер

  • Ветра вист, ветра свист, ветра свист,
  • Ветра взлет; ветер гнет дерева…
  • И уносится по ветру лист.
  • Где ты, где ты сейчас, ты жива?
  • Льется дождь, сыплет снег – ни следа,
  • Не найти мне тебя никогда!..
  • Но повсюду, повсюду со мной —
  • Образ твой, облик твой, лик ночной.
  • Небосвод и рассеян, и мглист.
  • Ветра свист, ветра свист, ветра свист.

Луна Мтацминды

  • Безмятежней луны никогда не всходило!
  • И нежна, и безмолвна вечерняя лира,
  • Что сквозным дуновением сизые тени
  • Созывает и вводит в деревьев плетенье.
  • И луна в ожерелье выплывает, как ирис,
  • Сновиденья одели бледный облака вырез.
  • На Метехи и Мтквари с неба льются белила…
  • И светила нежнее никогда не всходило!
  • Старца[35] тень здесь почила, в этом царстве печали,
  • Но ромашки и розы на холмах не опали.
  • Звезд мерцанье струится, длится блеск перелива,
  • Юный Бараташвили здесь бродил сиротливо…
  • Пусть умру в песнопеньи, словно лебедь потока,
  • Только спеть бы, как в душу ночи глянуло око:
  • Как, лазоревой грезы паруса расправляя,
  • Крылья сна охватили твердь от края до края;
  • Как в предчувствии смерти, песнопевец крылатый,
  • Лебедь горестно стонет, словно рек перекаты;
  • Что душе моей, этим взлелеянной морем,
  • Смертный путь – лишь дорога в цветах по нагорьям;
  • Что на этой дороге – лишь мечты новоселье;
  • Что безмолвнее ночи не бывало доселе;
  • Что приму свой конец, как великие тени,
  • Что я – царь и певец, и умру в песнопеньи.
  • В мир уходит нездешний эта нежная лира…
  • Нет, луны безмятежней никогда не всходило!

Горы Гурии

  • В путь!
  • Гони коней, возница,
  • Так, чтоб – гривам с визгом взвиться!
  • Горы я хочу увидеть, головы их великаньи,
  • Склоны их в зеленой ткани, в травяной весенней скани.
  • В океане, в океане…
  • Лаврами хочу окинуть мыслей горестных мельканье.
  • Скачем,
  • Скачем, поскакали!
  • Горы! Их широкий округ, весь простор лугов и пашен,
  • Хрусталем росы осыпан – пылью радужной окрашен.
  • Так чиста небес пустыня, небо так неколебимо,
  • Что приметишь в сизой сини мчащегося серафима.
  • Кипарис, волнуясь, ропщет и качается маяча.
  • И дрожит, порывом ветра пересечен, смят и схвачен.
  • Вырвался родник из камня, – и громада водоската,
  • Словно небеса, бесплотна, словно небо, бесновата.
  • Набегает в рукопашной на базальтовые стены
  • И выламывает лавры, и кипит молочной пеной.
  • На горе стою… И слышу внятной тишины наречье,
  • Плещут крылья вдохновенья и в мои врастают плечи.
  • Вот – Сураби и Дапнари, под крылом – Насакирали,
  • Всюду новыми очами жизнь глядит в родные дали.
  • Чу!
  • Кто там поет в ущелье?
  • Что за мощь, что за услада!
  • Где еще так петь могли бы!.. Звуков мне иных не надо.
  • Нет нигде такого гнева, непокорства и горенья,
  • И гремит в огне напева ветер реющий боренья.
  • Нет нигде такой же страсти, в мире нет такого братства…
  • И нигде, нигде так пылко не умеют целоваться.
  • Девы здесь так огнелицы… Кто еще приманит взором,
  • Как тростинки, как юницы, к тайнопламенным озерам.
  • Что ж, вези! – ухабы вязки —
  • Не про нас, как видно, ласки, что так жгуче-горячи…
  • Горы —
  • приласкать готовы!
  • Горы… Я мечтаю снова
  • Зеленью их насладиться,
  • Слушать пенные ключи.
  • Так хлестни коней, возница,
  • Чохом, —
  • без оглядки
  • Мчи!

Осень в мужской обители «Непорочного Зачатия»

  • Май, июнь, июль – тучами —
  • Над собой промчат кущи осени.
  • Эти страсти пройдут жгучие,
  • Люстры залов уснут в озере.
  • Ветхая желть, берег рдестовый,
  • Но сандалета тепла еще…
  • Подсвечник над «Путешествием
  • Анахарсиса» отдыхающий.
  • «Зачатия Непорочного»
  • Обитель в лиственном ропоте.
  • Вот падает вниз немолчная
  • И черная вьюга копоти.
  • Грозные очи навыкате —
  • О, пристальность выси сводчатой!
  • Здесь хоть распнись, но о выходе
  • И не мечтай. Все тут кончено.
  • Знаю, ты помнишь… Но пóлогом
  • Играет сквозняк, и в обители —
  • Колокол, колокол, колокол
  • Спорит, поет о Спасителе…
  • Вихорь, и – ворох за ворохом —
  • Листва – на четыре стороны…
  • С креста колокольни – мороком —
  • Февраль окликают вороны.
  • Мне все объяснила наскоро
  • Ночь, овладевшая кущею,
  • Но келья молчит неласково,
  • Пламя гудит стерегущее.
  • И, опоенные зельями —
  • Грезой болезненно-сладкою,
  • Грядут менестрель – с газелями
  • И мажордом – с перчаткою.

Химера

  • Стою ослепший.
  • Блеск прянул прямо —
  • Фарфора вспышкой голубою
  • Из тучи хмурой.
  • Преобразилась
  • Вся панорама,
  • Но пламя скрылось под мглой слепою,
  • Свинцово-бурой.
  • Так оглушает
  • Свет Нотр-Дама,
  • И кенгуру бегут гурьбою —
  • Химер фигуры.

Рейн

  • Полуночной тревогой и кошмарами ночи
  • Я не сломлен, и жгучий, как лёд,
  • Пробуждения холод освежает мне очи,
  • И могучее утро встаёт.
  • Всем известно на свете:
  • Мы давно уж не дети,
  • Где-то плещутся волны морей,
  • И туманные воды
  • Сквозь бегущие воды
  • Гонит к Северу
  • Траурный Рейн.

У ЗАГЭСа

  • Бок о бок с ночью прянул из-за леса
  • Свирепой пены раненый олень.
  • Вдруг – топот волн и зарево ЗАГЭСа,
  • Он огнекрасен, как Мариин день.
  • ЗАГЭС и по-грузински звать ЗАГЭСом…
  • Еще подправят Мцыри древний храм.
  • Вода гремящим падает отвесом,
  • Струятся фрески по моим слезам…

Увлекся отдыхом

  • Дворец, очевидец столетий, увлекся отдыхом ты,
  • А сердце мое склонилось под водокрутьем печали…
  • Небо Версаля укрылось облаком суеты,
  • Облаком суеты укрылось небо Версаля.
  • Сколько же раз, о, Версаль, небо твое сотрясали
  • Огненные колесницы, вестницы темноты!
  • Облаком суеты укрылось небо Версаля,
  • Небо Версаля укрылось облаком суеты.
  • О, пальмовая ветвь, о, вестница покоя!
  • Под ветром забытье морское, мировое
  • Здесь без конца поет, меж тем, как ветер свежий
  • Чуть шевелит огни дремотных побережий.
  • Идут за кораблем кипящих волн восхолмья,
  • А там, где окоем, – сплошной стеной безмолвья
  • Растянутых пространств пустынные громады, —
  • Холмов кладбищенских немые мириады…
  • Качнулись двойники зеркальные флотилий,
  • И, разрывая гладь бессильем всех усилий,
  • К тебе плывет одна, блуждая, как в тумане;
  • Тебя зовет она, протягивая длани.
  • Но онемела ночь, но глохнет слабый голос,
  • И вихрь глухонемой взметает черный волос.
  • Отчаянье к тебе взывает вековое,
  • О пальмовая ветвь, о вестница покоя!

В ожидании непогоды

  • Ночь прошла. За окном твоим россыпью —
  • Снег фиалковый, ирисы хлопьями.
  • В палисаднике, спящем без просыпу,
  • Тополь встал караульщиком с копьями.
  • На листах виноградника, нá меди —
  • Отсвет крови, и красное марево
  • Льется в пьяном ковровом орнаменте,
  • Заплетенном в рассветное зарево.
  • Увенчать бы чело твое девичье
  • Золотеющими виноградинами!
  • Но за вечером будет ли день еще,
  • Повечерие с песнями свадебными?
  • Если осень к ненастью склонится,
  • Сгинет гроздь… Никакая конница
  • Не умчится за днями украденными.
  • Как добра молодая душа твоя,
  • Голубая душа, сине-светлая!
  • А теперь – разрывается надвое,
  • Рассекается сильными ветрами,
  • Ледяными лоскутьями стелется!
  • Не согреться… И крыльями рубящий
  • Коршун-ворог, колдунья-метелица,
  • Ворон-вор понесут ее рубище.
  • Воет вихорь, кричит все горластее.
  • Гаснут мысли в тумане, о Господи!
  • Разве вспомнится тихое счастие —
  • Гаснут мысли в тумане, о Господи!
  • Это горькое, жгучее пение
  • Через вьюгу за мыслью все тянется.
  • И цветение веет весеннее —
  • Через вьюгу за мыслью все тянется.
  • … Солнце ранит лучами багряными
  • Облака в предзакатном томлении,
  • И скорбят над смертельными ранами
  • Лани, горы, овраги, олени.

Буре – все краски

  • Бурю, красную бурю, которая чуть побледнела
  • От ярости и накала, как пламенное литье,
  • Ты приветствуешь песней сердца и славишь
  •                                                открыто и смело,
  • И песней, песней сердца, отнимешь у смерти ее.
  • И звонкие брызги красок рассыплешь ты кистью дивной,
  • Чтоб спящий проснулся, чтоб нищий сбросил
  •                                                   железо оков.
  • И грянут гимны твои, грянут гимны.
  • И грянут гимны – вовеки веков!

«О, забвенье! Пепел древний…»

  • О, забвенье! Пепел древний
  • Не сметешь с каменьев Джвари!
  • Двинут в бок Арагвы гребни.
  • В грудь ударит пена Мтквари.
  • Изберешь иные тропы, —
  • И глаза обуглят маки,
  • Будут путать путь окопы
  • И раскопок буераки.
  • Вспять пойдешь, и в котловине
  • Холод твой растопит Мцхета,
  • Рассечет, располовинит, —
  • Ни ответа, ни привета.
  • Безмятежна нега неба,
  • Но взгляни, как почва ропщет,
  • Из бушующего склепа
  • Вышли полчища усопших.
  • Схватит ржавый меч десница,
  • Станет сталью половодье,
  • В поле битвы обратится
  • Даже кладбища угодье.
  • Видишь холм Светицховели,
  • Золотом заполыхавший?
  • Встали с каменных постелей
  • Рати павших питиахшей.
  • Враг бежит через пригорки…
  • Смерть настигнет, бросит наземь,
  • И не дрогнет сторож зоркий,
  • Грозный бастион Армази.
  • Жмется к паперти замшенной
  • Полумертвое забвенье.
  • Мцхете юной, обновленной
  • Я дарю стихотворенье.

Веспер

  • Не в первый раз на чуткой черни
  • Я вижу радужный развод…
  • Сейчас в морях зари вечерней
  • Мгновенный Веспер проплывет.
  • Один стежок, одно движенье —
  • И, свежей синью занесен,
  • Растает Веспер – отраженье,
  • Преображенье жизни в сон.
  • Ветвей зажгутся перепутья,
  • И руки тонкие звезды,
  • Лучами оплетая прутья,
  • Потонут в зеркале воды.
  • Так мы свои сплетаем руки
  • На долгий миг, на краткий час,
  • Так наши встречи и разлуки
  • Уходят в глубь и в память глаз.

Песнь песней Никорцминда

  • Лиру держа на груди,
  • Остановившись в пути,
  • Вижу я луч впереди,
  • Словно во мгле лабиринта.
  • Чудо твой зодчий воздвиг,
  • С благостью отчей воздвиг,
  • Небом венчая твой лик,
  • Тебя, Никорцминда!
  • Стены украсил резьбой,
  • Вещим сплетением чисел,
  • И горизонт голубой
  • С мыслью о вечности сблизил—
  • Кто же зажег здесь для нас
  • Яростный твой хризофраз,
  • Блеск, нестерпимый для глаз,
  • Твой столп, Никорцминда!
  • Что за бесценный завет
  • Был нам оставлен веками!
  • И безграничен свет,
  • И гармоничен камень.
  • Кто же над миром вознес
  • Граней суровый тес,
  • Вытесал твой утес,
  • Тебя, Никорцминда!
  • Словно из области сна —
  • В облаке благодати
  • Пламенная белизна,
  • Плавных порталов объятье.
  • Кто же тебя сотворил,
  • Гору, любя, сотворил,
  • Волею горних сил,
  • Гора, Никорцминда!
  • Ровно двенадцать лампад
  • Смотрят в двенадцать окон.
  • Что за огни горят
  • В доме твоем высоком!
  • Чьим же во тьме времен
  • Духом воспламенен
  • Факел земных племен,
  • Твой свет, Никорцминда!
  • Высекло здесь ремесло
  • Фресок немую поэму.
  • Благоговейно сплело
  • Время из них диадему.
  • Кто же тебя расписал?
  • И по узорам зеркал
  • Искры свои разбросал
  • Костер – Никорцминда!
  • К почве сведя божество,
  • Линий слиянье изведав,
  • Славишь твое торжество,
  • Как исполненье обетов.
  • Свиток твой величав.
  • Смерть и забвенье поправ,
  • Крепко стоит архитрав —
  • Собор – Никорцминда!
  • Словно шумящий лес —
  • Купол широкий крыши.
  • К вольным блаженствам небес
  • Выше восходишь, выше.
  • И – за пролетом пролет —
  • Шаг переходит в полет,
  • Вышнее благо лиет
  • Сама Никорцминда.
  • Здесь твой грузинский взгляд,
  • Пьющий простор, всемирен,
  • Заревом красок богат…
  • Крылья простер Сирин!
  • Крыльев бы, крыльев нам,
  • Силы – живым крылам,
  • Правь же пространством, храм,
  • Цари, Никорцминда!
  • Храм твой громокрылат,
  • Своды его непреклонны,
  • Годы его хранят,
  • Гулко поют колонны.
  • Времени круговорот
  • Зодчества не зачеркнет.
  • Славя родной народ,
  • Свети, Никорцминда!

Паоло Яшвили

Письмо Анне Ахматовой[36]

  • Знай: я тебе соболезную,
  • Плачу о смерти Блока.
  • Робкой, забывшей небесное,
  • Стало душе одиноко.
  • Ко мне приезжай! Отдаленнее…
  • Но станешь сестрою милой!
  • Иль Петербурга агонию
  • Навеки ты полюбила?
  • Спасет благодать тбилисская…
  • Ах, чудится нам обеим
  • Тень принца, такая близкая!
  • И вместе мы сиротеем.
  • Усталое тело ранее
  • Ты омывала туманом…
  • А наша страна – Испания
  • В июле пламенно-пряном.
  • Безвестными перепутьями
  • Брести за судьбой готова.
  • Свой бубен я подарю тебе
  • И лебедя золотого.
  • Воспрянешь, собравшись с силами,
  • Румянец твой загорится…
  • Коснешься устами стылыми
  • Пальцев Тамар-царицы.

Али Арсенишвили[37]

  • Вагон. На лошадях, пять гусаров в Ацкури.
  • Воскрешена твоя оригинальность,
  • Похожа на коралловые груды.
  • И наш вояж… Последняя реальность,
  • Иль, может быть, единственное чудо.
  • За поездом тянулся след цветущий,
  • Похожий на цветение ткемали.
  • Твои слова, пересекая кущи,
  • Левкоями за ветром улетали.
  • Ты с нами был, отбросивший котурны,
  • Наш друг бесценный, шел ты по долинам
  • В раскачке декламации столь бурной
  • Простым солдатом или Лоэнгрином.
  • За горы солнце спряталось абреком,
  • Тьма потекла по горному отрогу.
  • В селенье сонном бедная аптека
  • Дала нам сад бодлеровский в дорогу.
  • Грядущее минувшим опьянилось,
  • Когда стихов нас окружила стая,
  • Нам в блеске Имеретия явилась,
  • Арабских сказок книга золотая.
  • Но ты оглох от выкриков Нерона,
  • Который опьянен пожаром Рима.
  • В костеле пел орган, то монотонно,
  • То громогласно и неутомимо.
  • Иль хан тебя встречал?.. Шумели флаги,
  • Шепталась свита, никли опахала…
  • Иль Ида Рубинштейн тебе, бродяге,
  • Ступни благоговейно омывала?
  • Как вдруг – виденье Иродова трона,
  • И ты услышал клятву Саломеи…
  • Смотрел на поединок изумленно,
  • Глядел на гибель Гамлета, немея.
  • Последним все увидели Брюммеля,
  • Его цилиндр зеленый, взор туманный.
  • Все трое, восторгаясь, обомлели…
  • Урок – Али, Паоло, Тициану!

«Мне, Паоло Яшвили, желтый наскучил Данте…»

  • Мне, Паоло Яшвили, желтый наскучил Данте,
  • Я – за Шекспира, но – занавес! Шекспира долой!
  • Как быть… для меня Бетховен – только старик глухой.
  • Магнит мне вручило минувшее, в любом усомнюсь таланте.
  • Быстр, иль как змей, замедлен, мыслю только стихами.
  • Все-таки предпочитаю всегда разжигать огонь.
  • Всем желающим высыплю искры мечты на ладонь.
  • Мерещится мне бессмертие с ледяными руками.

Танит Табидзе[38]

  • В желтом Орпири по следу цапли
  • Ходит поэт, перепуганно-жалкий.
  • Слезы в глазах, и руки ослабли,
  • В твою колыбель он сыплет фиалки.
  • Певец малярии грезил о мае,
  • Цветенье мая – Танит Табидзе.
  • Но плач орпирского Адонаи[39]
  • Все не иссякнет, не прекратится.
  • Молочные зубки твои – о, горе! —
  • Стенаний отцовских не остановили.
  • Но вырастешь и пожалеешь вскоре
  • Род незадачливый Макашвили
  • В траурных тучах сейчас – Цицамури[40],
  • А там – безоблачные картины…
  • Но жаль, что в Кахетию столько хмури
  • Заносят пришлые имеретины.
  • Ноет отец: «Года ослепили
  • Отца моего в нашей топи хлюпкой!»
  • Танит! Среди аистов рослых Орпири
  • Пухлой ползаешь ты голубкой.
  • Цветущей Кахетией мать гордится,
  • Хафизу отец доверяет печали…
  • Возьмет и тебя, о, Танит Табидзе,
  • Горячка зеленого Цхенисцкали!
  • Гибельна кровь отца – поэта,
  • Кровь материнская – боль и терзанье.
  • Ужас орпирский томит до рассвета,
  • Но Рождество твое – край Алазани.
  • Быть может, отец вас покинет тихо,
  • И горестно мать над ручьем прослезится…
  • Пусть Бог сохранит от всякого лиха,
  • Пусть благословит он Танит Табидзе!

Шалва Апхаидзе

Письмо Сандро из Тбилиси

  • Здесь в иконописи эмалевой
  • Тбилиси меркнет нежнолицый.
  • Сквозь каменную пыль, сквозь марево
  • Мой взор пытается пробиться.
  • О Грузия! К тебе, израненной,
  • К земле – сестре моей – взываю…
  • Но в пламени – дома и храмины,
  • Спасенья нет родному краю.
  • Мир исчезает, нам завещанный,
  • Как призрак знойного Исани[41].
  • Забыл Тбилиси Благовещенье,
  • И мы забыты небесами.
  • Здесь – кашля жар… Глазные впадины
  • Подобно вырытой могиле.
  • Сандро! Все лучшее украдено,
  • Остался быт клопов и пыли.
  • Послевоенный сплин томителен.
  • Сырым стал ветер. На закате
  • Мы – робкие затменья зрители…
  • Грядет последнее Распятье!
  • Паломники в песках… Язычники!
  • Нино[42] и Клеопатра – с ними!
  • Я вновь тоскую по Сапичхиа[43],
  • Твое, Сандро, я слышу имя.

Иванэ Кипиани

Зима

  • Вот сумасшедшая вступила в мой дом старуха
  • И лошадь белую впустила в мое затишье.
  • Погибшие лебяжьи стаи, накаты пуха,
  • Внизу расположились храмы, Кааба – выше.
  • Хрустальные оскалив зубы, конь веселится,
  • Мелькают, вздрагивают степи, дрожат, немея.
  • Гроб черный пуст. Кровь сонных комнат во мгле безлицей
  • Пьют белокрылые, большие, слепые змеи.
  • Чернобородые во мраке встают пьянчуги
  • И с криком разрывают в клочья белье, перины.
  • Здесь бирюзовая пустыня ревет в испуге,
  • Рев непрестанно нарастает, как голос львиный.
  • Погибшие лебяжьи стаи, накаты пуха,
  • Внизу расположились храмы, Кааба – выше.
  • И сумасшедшая внезапно пришла старуха
  • И лошадь белую впустила в мое затишье.

Николо Мицишвили

Цминданиани[44]

  • Раз в сто лет бывает миру явлена цминданиани —
  • Птица-пламень с телом рыбьим, сеющее грех созданье.
  • Лишь церковную ограду заприметит на погосте,
  • Прянет на верхушки елей – метеором – злая гостья.
  • А внизу, в замшелой церкви, растревожатся святые…
  • Как ножи над телом вражьим, свечи вспыхнут золотые.
  • В этот миг Святой Георгий ослабеет в кольцах змия,
  • Вздрогнет Петр; цепенея выронит дитя Мария.
  • И сломает крест Спаситель, руки вскинувший высоко,
  • И закроется, затмится мглой всевидящее Око.
  • Незадачливый прохожий, обданный смолой и варом,
  • Помешается, исчахнет, в пламени исчезнет яром,
  • Сила зла неуязвима, до зари все длится схватка,
  • И душе заблудшей церковь наважденьем мучить сладко.
  • Утром сгинет злая птица, с воплем полетит лесами,
  • Всюду уголья роняя, и леса охватит пламя.

Зевота ночи

  • Вокруг тиха ночная дрема,
  • Но в тонком посвисте тоски
  • Вступили тени в сумрак дома,
  • Неосязаемо-близки.
  • Колокола гудят надрывно,
  • Рыдают бубны… Бред и тьма. .
  • «Мой милый, разве я противна?
  • Придешь ко мне, сойдешь с ума!»
  • Так ночь всегда, всегда взывала. .
  • И чувствую – в глуши ночной
  • Уже иное покрывало
  • Накинуто на разум мой.
  • Храм рушится, чей полный жаром
  • Кирпич я смел в крови обжечь.
  • Бегу отсюда Валтасаром,
  • И пышет огненная печь.
  • Скорее прочь от пепелища!
  • Но нет дороги никуда…
  • – Сойдешь с ума! – так ветер свищет.
  • – … с ума! – грохочут провода.
  • Мы – как разбойники в вертепе,
  • Лихие думы… Воровски
  • С ворот иного мира – цепи
  • Вы сбили и смели замки!
  • О, ночи жуткая зевота!
  • Мозг изменил, как ни лукавь. .
  • О, ярость мысли и тенета,
  • Неведомых видений явь!

Колау Надирадзе

Автопортрет

  • Я азиат, мне снится зыбь залива,
  • Экватор, знойный морок, львиный храп,
  • Возник на дюнах след тяжелых лап,
  • И звери ищут зарослей лениво.
  • Рябь золота, парчи, слоновой кости,
  • В ручьи из пагод идолы глядят,
  • Замкнули путь засовами громад
  • Полярные моря в холодной злости.
  • И с перебитым носом от рожденья,
  • Плыву, пытаюсь одолеть волну,
  • Ношу лорнет и улиц блуд кляну!
  • Когда б Творец пересмотрел творенье,
  • Едва ли так был сир и одинок
  • Стиха недрессированный щенок.

Иерусалим

Сонет

  • Халдеи древний миф вновь золотом горит,
  • О, не забыть луне величье Соломона,
  • И горечь ласк и слез, и сумрак глаз, влюбленно
  • Об умирающей скорбящих Шуламит.
  • Пусть жизнь ее и смерть мгновенны, здесь навзрыд
  • И в миге слезы льет бессмертье уязвленно.
  • Две тени ночью вновь, как и во время оно,
  • Застыли в немоте ерусалимских плит.
  • Внимала твердь псалмам любовников святых…
  • Здесь пела вкрадчиво могилам тайным их
  • Царица Савская, чьи ноги волосаты.
  • По легкости одежд прозрачных я грущу,
  • Блаженство горнее в отчаянье ищу,
  • И в сердце жаждущем все горше боль утраты.

Ивану Мачабели[45]

Сонет

  • Тебя терзали ведьм худые руки,
  • Тебя манили бесы, как Макбета,
  • Ночь с хохотом и хрипом до рассвета
  • Тебя гнала, и ты горел от муки.
  • Был верен цели ты душой больною,
  • Был паладином, рыцарем обета.
  • И Гамлет, околдованный луною,
  • На поединок вызывал поэта.
  • Зеленых звезд причуды, вспышки блажи,
  • Мечты тебя лучами жгли… Когда же
  • Принес ты леди Макбет это пламя,
  • Поблек Тифлис, Офелия в миражи
  • Тебя, окинув прядями, как пряжей,
  • Взяла из жизни нежными руками.

Триптих

I

  • Мне снится шея белая, лебяжья,
  • Касание парчи твоей и кожи!
  • Куда бежать от нежного миража?
  • Мне снится шея белая, лебяжья.
  • О, только б речи медленная пряжа
  • Текла, звуча то ласковей, то строже…
  • Мне снится шея белая, лебяжья,
  • Касание парчи твоей и кожи!

II

  • И Ганнибал бы взял тебя на ложе,
  • Увез бы в лунный холод Карфагена.
  • Любви твоей возжаждавший до дрожи,
  • И Ганнибал бы взял тебя на ложе…
  • Хотела б леди Макбет стать похожей,
  • И нож вручила б мужу… О, измена!
  • И Ганнибал бы взял тебя на ложе,
  • Увез бы в лунный холод Карфагена.

III

  • Сравнись, мой стих, с влюбленною Селеной!
  • Хрустальной шеи мучает загадка,
  • О, этот лик, желанный, незабвенный!
  • Сравнись, мой стих, с влюбленною Селеной!
  • Мечта взмывала, словно ветер пленный,
  • Ярмо любви нести легко и сладко!
  • Сравнись, мой стих, с влюбленною Селеной!
  • Хрустальной шеи мучает загадка.

Джоконда

  • Пятисотлетьем ранее – над Арно —
  • Не так же ли луна была светла?!
  • И нас любовь, как прежде, лучезарна,
  • Опустошила, к смерти подвела.
  • Так эта ночь, расширившись, блистала
  • Так страсть росла, сметая волнолом…
  • Твои уста в улыбке бледно-алой
  • Целуют память, спящую в былом.
  • И не было, и нет пути иного,
  • Одной судьбы нас обожгла печать,
  • И ждет создатель, призывает снова,
  • И снится сад Эммауса опять.
  • Не солнце ли Флоренции и ныне
  • Нам светит, уплывая на закат,
  • И, словно снег горячий, бело-синий,
  • На плечи крылья ангелов летят.
  • В родном кругу, на благодатном лоне,
  • Минувшее вернулось, и луна
  • В своем немом, сверкающем наклоне
  • Все так же ослепительно-бледна.
  • На синий берег нового прилива
  • Вновь наши тени вышли… В тьму и сонь
  • К тебе уходит сердце торопливо,
  • И я горю, и падаю в огонь.
  • Твоя улыбка – та же… Что могло бы
  • Ее стереть на ожившем холсте!..
  • Я – ветхий Лазарь, вышедший из гроба,
  • Спаситель я, распятый на кресте.
  • Пути к спасенью не было иного…
  • Бела садов небесных благодать.
  • И наш Творец нас окликает снова,
  • Клеймит любви блаженная печать.
  • Следишь с улыбкой за живым светилом,
  • Луна белеет и плывет в ночи.
  • Нас обжигает снегом легкокрылым,
  • Потоков звездных падают лучи.
  • Твоя улыбка расцвела в эдеме,
  • Раскрыв небес хрустальный водоем…
  • И входим вновь, переступая время,
  • В Голгофу и Эммаус мы вдвоем.

Раздумья у моря

  • Я к тебе прихожу, чтобы пеньем валов насладиться,
  • Но чего я страшусь и откуда такая тоска?
  • Погляди, это – я, обреченная жить небылица
  • И неслышное зернышко в складках шуршащих песка.
  • И когда в небесах меркнет солнца пожар огнекрылый
  • И восходят светила в полях голубой высоты,
  • Ты зачем, в мою душу вливаясь божественной силой,
  • Волны дум в ней рождаешь, прозрачных и грозных, как ты?
  • Теша слабый мой разум, зачем ты в ночи говоришь с ним.
  • Воплотившее вечность? Затем ли, чтоб, ширью пленен,
  • Я искал отрешенно подобье свое во Всевышнем
  • Или немощным слухом внимал бы теченью времен?
  • Этот мир вне меня, но ведь он и во мне тем не мене.
  • Даже смерть – та же жизнь, ведь она – только мысль!
  • Мы живем…
  • Ну, а где же исток этой жизни?.. Где встать на колени,
  • Где увижу я храм, чтобы жарко молился я в нем?
  • Море, перед тобой я стою в одинокой печали.
  • Где вы, детские годы?! И ночь, словно пропасть, черна…
  • Человек и природа когда-то мне сердце смягчали,
  • Сердцу трепет внушали в далекие те времена.
  • Где то время, когда жадный взгляд устремлял
  • я к созвездьям,
  • И меня овевало высоких небес волшебство?!
  • Но пуста высота, истерзавшая сердце предвестьем,
  • Опустела она, и сегодня там нет ничего.
  • О, совсем ничего! И лазурь вероломна и лжива.
  • Эти нежные звуки, и запах, и красок пожар —
  • Только призрак и сон, лишь блаженная греза прилива,
  • Ощущений мираж, мимолетное веянье чар!
  • И уж если навеки все сущее сгинет в размоле,
  • Я веленье судьбы без упреков, как милость, приму,
  • Сердце, полное грусти, как чашу, о вечное море,
  • Я тебе принесу, чтобы пенью внимать твоему.

Имеретия

  • Я уж не вижу тебя. Не может
  • Марево долов твоих голубое
  • Песни услышать моей, и всё же
  • Рук к тебе простираю с мольбою.
  • Так отчего ж мне, как небылица,
  • Грезятся гребней твоих руины?
  • И умереть я хочу, и слиться
  • Кровью и плотью с твоей сердцевиной.
  • Что ж полюбил я и снег, и ливень,
  • И ключ заглохший, и лист увядший,
  • И май, что моря синей, бурливей,
  • И эти чащи – обитель каджей?
  • Слышу я сладкую песнь пастушью,
  • Слушаю жадно, неутомимо.
  • Пьян алычовой кислою сушью,
  • Снова под летним ливнем я вымок.
  • Вновь, переваливаясь покато,
  • Тропинкой узкой в пыли лениво
  • Волы шагают и до заката
  • Блестят мотыги над шумной нивой.
  • Очи живою водою вымыв,
  • Я пробудился, очнулось тело,
  • И легионами серафимов
  • Вдруг вдохновенье в груди запело.
  • Полон немым и сладостным хмелем
  • Сини бездонной, хочу начать я
  • Давнюю жизнь… Зерно перемелем,
  • Тесто замесим, чтоб выпечь мчади!
  • Нет, никогда, как бы годы не мчали,
  • Зелени пажитей не забыться!
  • Снова в марани бурлит мачари,
  • Золотом спелым бушует пшеница.
  • Снова в ночи на мосту дощатом
  • Полные арбы скрипят все чаще.
  • В полдень на поле пустынном, сжатом
  • Спит крестьянин под солнцем палящим.
  • Солнцем облитая и луною,
  • Благословенная небесами,
  • Родина, снова ты – предо мною,
  • К почве твоей я припал и замер.
  • Так приюти в том плетеном доме,
  • Где по-грузински качают зыбку,
  • Где стоголосая песня сломит
  • Бедное сердце музыкой зыбкой!
  • Вновь босиком, обернувшись ланью, —
  • Перебегать по холмам родимым,
  • Как по коврам, от поляны к поляне,
  • Хижин дыша отдаленным дымом.
  • Снова изведать нежность Орпири,
  • Гостеприимство узнать Чаладиди,
  • И Черноморской соленой шири
  • Почуять ветер, на берег выйдя.
  • Там, где леса, что ушли под воду,
  • Рослая скрыла от глаз осока…
  • Мгла разбежалась по небосводу,
  • Чьи огневые концы далёко.
  • Я прихожу к тебе, чтоб смиренно
  • Молвить, что все ж дана мне награда:
  • Я, соловей, улетевший из плена,
  • Плача, пою у любимого сада!..
  • Молвить о том, что в груди, не смолкая,
  • Сердце поет еще, как саламури.
  • Дорог мне, сыну грузинского края,
  • Даже песок твой, клубящийся в буре!
  • Благословеньем неба родного
  • Року противлюсь, не уставая.
  • Я возвратился, чтоб вновь и снова
  • К тебе приникнуть, земля святая!

Весна в Тбилиси

  • Обошла переулка украдкой
  • И фиалками вышила след…
  • Бирюзовою кровлею шаткой
  • Весь Тбилиси накрыт и согрет.
  • Ты – как милая мать предо мною,
  • Крепость предков! И, полон любви,
  • Я хочу это сердце больное
  • Уронить на колени твои!
  • Ты прими меня, жаждой не мучай!
  • Чистота твоя сердцу мила,
  • Так седая скалистая круча
  • Заточенного манит орла.
  • Мой Тбилиси, поющий спросонья,
  • Ты – как чаша с церковным вином!
  • Этот белый и грузный Сиони,
  • Словно в сердце воздвигнут моем!
  • В блеске чуда, в дурмане всесилья,
  • Грезя морем фиалковых груд,
  • Верю вновь, что могучие крылья
  • На разбитых плечах прорастут.
  • Как ребенка, руками своими
  • Обними меня, к солнцу подбрось,
  • Чтобы сердце, твердя твое имя,
  • От весеннего звона рвалось.

Последнее путешествие с двойником

  • Ты еще раз перейдешь это дымное поле,
  • Друг мой последний, вернешься из долгого сна,
  • Чтобы промолвить: «Сей мир искушенья и боли
  • Вместе оставим, но будет дорога трудна.
  • И заточенье твое, и мучения ныне
  • Будут окончены. Я, тот, кто с детства стерег
  • Грезу твою, через бездны времен и пустыни
  • Вновь прилетел к тебе, неотвратим, словно рок,
  • Парус поднимем, моря одолеем и горы,
  • Солнце, луну пролетим, о, быстрее, быстрей!
  • Вечность сжимает свои ледяные заторы,
  • И безграничности огненный кружит борей.
  • Очи открой и вглядись… О, не будь недоверчив!
  • Мира невидимый лик нам откроется… В путь!
  • Воздух ночной разметали могучие смерчи…
  • Ты одиночества слезы навеки забудь!»
  • К стеклам, качаясь, прихлынули ночи чернила,
  • Звездного хора так нежен призывный напев…
  • Пропасть меня непроглядная не устрашила,
  • И за своим двойником я иду, побледнев.

Язык природы

  • Лишь на ресницах вечера длинных
  • Будет дано загореться алмазам,
  • И на высоких, горючих осинах
  • Отблески звезд зашевелятся разом,
  • И от земли к небесам, словно крепи,
  • Встанет хрустальных столбов колоннада,
  • Горных цветов наплывающий лепет
  • Канет по капле в молчание сада, —
  • Тьма набежит, будет внятен тогда мне
  • Спящей природы язык полуночный!..
  • Сердцебиение слышится в камне,
  • Слуха коснулось дыхание почвы.
  • Мысли мои и мое вдохновенье
  • Пламенный ветер одел, как солому.
  • Жизни божественное теченье
  • Внятно мне, бледному, еле живому!..
  • Благословен пролетающий мимо
  • Миг – незаметная эта пропажа,
  • И приближение неумолимой
  • Смерти, и памяти зоркая стража.
  • Ветвь плодоносная благословенна,
  • Где под листвой укрывается птица,
  • Брызги росы и цветения пена,
  • Трещина в почке, готовой раскрыться!
  • И не устану благословлять я
  • Вечную радость, первую встречу.
  • Славлю святое мгновенье зачатья,
  • Благословляю любовь человечью.
  • Благословенье тому, кто впервые
  • Душу в рабах распознал и душою
  • Мудрость и жалость, все чувства живые
  • Вырастил, мучимый болью чужою.
  • Что за величье! Жрецом онемелым
  • Стал я в смятенье… О, что же в юдоли
  • Этот восторг уместит? Что – пределом
  • Этой любви или, может быть, боли?!
  • Мысли приблизились и вдохновенье
  • К дому природы, к открытому дому…
  • Жизни божественное теченье
  • Внятно мне, бледному, еле живому.
  • Гнет меня долу какая-то сила.
  • Навзничь упавшего окаменело,
  • Звездными хорами оглушило,
  • Безднами небо меня оглядело.

Сон поэта

  • Только лишь ливень осенний свое принесет шелестенье,
1 Цигнадзе Вера Варламовна – знаменитая грузинская танцовщица.
2 Бека Опизари — грузинский мастер чеканки по металлу, златоваятель, живший в XII веке.
3 Манави – марка кахетинского вина.
4 Хоруми — грузинский танец.
5 Важа Пшавела (1861–1915) – великий грузинский поэт.
6 Авлабар, Харпухи, Дидубе, Вери — старые тбилисские кварталы.
7 Здесь названия тбилисских районов.
8 Галактион Табидзе (1893–1959) – великий грузинский поэт.
9 Эгриси — средневековое название феодальной Мингрелии.
10 Зар-зар – кавказское название игры в кости.
11 Мухамбази – напевная твёрдая форма грузинского стихосложения.
12 «Да здравствует!» (груз.)
13 Грузинский хлеб.
14 День святого великомученика Саркиса, отмечаемый армянской церковью 11 февраля.
15 Мелек Рик – «царь Рик», арабское прозвище английского короля Ричарда Львиное Сердце (1157–1199).
16 Семейное заведение газированных вод, достопримечательность Тбилиси.
17 Стихотворение написано от имени вымышленной поэтессы Елены Дариани..
18 Гурия, Рача, Имеретия – исторические области Грузии.
19 Кулаши – поселение грузинских евреев в Западной Грузии.
20 Галактион Табидзе(1892–1959). Его первая жена Ольга Окуджава была расстреляна в 1941 г.
21 Ираклий Абашидзе (1909–1992) – грузинский поэт.
22 Ортачала – старинный район Тбилиси.
23 Кинто – мелкие торговцы, занятые продажей овощей и фруктов в разнос.
24 Название сборника стихов Евгения Боратынского.
25 Грузинские керамические литавры.
26 Гомбори – перевал на пути из Картли в Кахетию.
27 Кериб – народный сказитель, певец.
28 Мтквари – грузинское название Куры.
29 Черпалки для вина грузинские крестьяне делают из высушенной тыквы, насаженной на палку.
30 Припев народной песни.
31 Азарпеша — большая чаша для вина, идущая по кругу.
32 Верийский мост в Тбилиси – мост над Курой (Мтквари).
33 Мамиа Гуриэли — грузинский поэт.
34 Балахвани — район Кутаиси.
35 Имеется в виду А.Церетели.
36 Это послание сочинено от имени вымышленной поэтессы.
37 Али Арсенишвили — критик, принадлежавший к группе «Голубые роги».
38 Стихотворение обращено к Танит Табидзе, дочери поэта Тициана Таидзе и Нины Макашвили.
39 Адонаи – одно из имен Бога у иудеев. Тициан Табидзе написал стихотворение «Адонаи», вероятно, под впечатлением пьесы Гуцкова «Уриэль Акоста» в постановке К. Марджанишвили.
40 Цицамури – место, где произошло убийство великого грузинского поэта Ильи Чавчавадзе.
41 Район старого Тбилиси.
42 Святая Нино – просветительница Грузии, канонизированная церковью.
43 Место близ Кутаиси.
44 Проклятая птица, сатанинская, птица несчастья и «Nevermore». (Примеч. авт.)
45 Иван Мачабели — грузинский переводчик Шекспира.
Продолжить чтение