Читать онлайн Креативный «пятый альфа» бесплатно

Знание – сила!

Чёрные кроссовки обколупанными носами упирались в песок, спина – в прохладную железную перекладину. Пахло сиренью. Ветер шелестел листьями берёз. Я чуть покачивался.

Скрип, скрип – это качели. Все четыре года, что я здесь учился, они скрипят. И зимой, и в летние каникулы.

На моих коленях кирпич. Ладно, не кирпич. Но очень похоже. По цвету, по крайней мере.

Откроешь гладкую коричневую обложку – увидишь надпись: «Диме от бабушки. Запомни: знание – сила!»

Я не знаю, как насчёт силы, но тяжесть та ещё. Третий день таскал его в рюкзаке, а дальше слова «абстракционизм» так и не продвинулся.

Бабушка мне его по почте отправила, когда узнала, что я всё-таки поступил. Я поблагодарил по телефону:

– Бабушка, спасибо, но почему словарь? Я на физмат поступил – зачем мне абстракционизм с беллетристикой?

– Димочка, во-первых, русский ты при поступлении едва сдал. А во-вторых, знания лишними не бывают. Читай по три страницы в день – глядишь, в сентябре не стыдно будет в глаза смотреть учителю русского.

Я качался, водил пальцем по одним и тем же строчкам в словаре и слушал: не стукнет ли железная калитка. Егорка, мой друг, скинул смс-ку: «Буду через пять минут». Это было полчаса назад. А учитывая словарь и «абстракционизм», можно считать, что три часа.

Калитка стукнула. Я обернулся, улыбка сползла с лица и в песок под ногами зарылась. Потому что пришёл не Егорка, а как раз наоборот. Тима Лапочкин, невысокий, светловолосый и ядовитый, как заросли борщевика. Главный футболист класса.

Говорят, беда не приходит одна. Он и был не один – с Гошиком Червяковым.

Червяков сам по себе безобидный парень. Но рядом с Лапочкиным он в силовой придаток этого гада превращается. Словно Гошику самому думать – труд непосильный, и он делает всё, что Лапочкин скажет.

– А-а-а, Парапланов! – протянул Лапочкин, оглядывая пустую площадку. – Чё припёрся? В городе площадок нет?

Мой дом – последняя многоэтажка на окраине города. Пройти километр мимо заправок, стеклянных магазинов, на которых вывески постоянно меняются, – и будет Аннино, посёлок. А в нём – школа и друзья. И враги тоже.

– Лапочкин, качели заняты. Иди в песочницу, – отозвался я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

Лапочкин мотнул головой в мою сторону, Червяков подошёл к качелям, жирная ладонь обхватила железку. Железка скрипнула горько и жалостно.

Лапочкин сел на зрительские сиденья под навесом, скрестил руки:

– Ты, Парапланов, говорят, здесь больше не учишься.

Я оглянулся на калитку, бросил взгляд вправо на дорогу: может, Егорка уже на подходе? По пустой дороге промчался ветер, поднимая пыль.

Червяков тряхнул стойку качелей:

– Отвечай, раз спрашивают.

Я пристально посмотрел в Гошкины глаза болотно-коричневого цвета. Гошка покраснел и отвёл взгляд. Я немного осмелел:

– Ну да. В лицей поступил.

– Одним дураком меньше – свежего воздуха больше, – Лапочкин попытался уязвить моё самолюбие.

Я обрадовался:

– Лапочкин, дурак тут точно не я. Дураки в лицей не поступают. А вот по башке себя лупасить чем-то легко могут.

Лапочкина перекосило. Он намёк на свой талант забивать мячи головой понял.

– Червяк, ну-ка, покажи ему! – скомандовал он.

Гошка тряхнул стойку. Я слетел с качелей. Больно царапнули мелкие камни – ладони проехались по песку. Толковый словарь упал и раскрылся посередине. Ветер удивлённо листал его, пугаясь слов «катарсис» и «конформизм».

– Дурак ты, Лапочкин, – я встал на одно колено и начал счищать песок и колючие камни с ладоней. – Без Гошика ничего не можешь.

Лапочкин встал с сиденья, прищурил глаза:

– Что, думаешь, раз умный, всё можно? Сейчас припрём тебя к забору, начистим морду – до сентября сверкать будет. Червяк?

Я оглянулся на калитку, но там было по-прежнему пусто. Егорка, где ты?

Слева ко мне приближался Лапочкин, справа на расстоянии шага стоял Червяков.

Рвануть к калитке? Лапочкин – лучший бегун в классе, а вот я на физре как-то не отличался скоростью.

Я понял, что моё спасение – во мне самом. И вспомнил про свои сильные стороны.

Я встал и поднял книгу.

Размахнулся и как дал Лапочкину по башке словарём! Тем самым, толковым. Он обалдело уставился на меня, словно все слова на букву «А» разом влились в его голову.

Мы со словарём повернулись к Червякову Моё свирепое лицо выражало решимость вбить знания в ещё одну голову.

– Не надо, – растерялся Гошка. – Я больше не буду.

Мимо Лапочкина, скулившего на скамейке и потиравшего красное ухо, ко мне мчался Егорка.

– Ну ты, Димыч, даёшь, – восхищённо протянул он. – Один против двоих! Ты крут!

Я посмотрел на словарь. Он чуть испачкался, несколько страниц помялось.

Я показал словарь Егорке:

– Это потому, что знания – сила.

Я словарь теперь всегда на прогулку буду брать, даже летом.

Бабушка оказалась права: знания лишними не бывают.

Немного волшебства

Бывает у вас так: весь день хочешь мороженого, а вечером – раз, приходит мама и приносит целый брикет? Или попадаешь в какое-то место и понимаешь, что здесь уже был?

У меня так случается. Не так часто, как мне хочется, но бывает. Может, я немного волшебник?

Первого сентября я стоял во дворе своей новой школы и пытался шевелить пальцами внутри тесных ботинок.

В воздухе парили шарики, музыка и приподнятое настроение. Причём самое приподнятое – у родителей пятиклашек. У старшеклассников мне оно показалось приопущенным. Даже табличка с надписью: «10 β» была чуть ниже остальных.

Я смотрел на это и понимал, что уже был здесь во сне: видел улетающую в небо связку сине-белых шаров, обнимался с кем-то большим и мягким и вон ту девчонку – с объёмной светлой косой до пояса – тоже видел.

Стоп. Её я видел на самом деле. Не во сне – на поступлении.

Я сидел за предпоследней партой у стены. Она – на соседнем ряду. На фоне окна, за которым виднелось стильно-серое питерское небо. А когда из-за туч внезапно ударило солнце, девчонка отвернулась от него, и я увидел её длинные ресницы. И мне очень захотелось, чтобы она повернулась ко мне и шепнула: «Удачи!»

И она тогда правда обернулась. Но ничего не сказала.

Девочка с длинной косой подошла к табличке с надписью: «5 α». Значит, будем учиться в одном классе. Интересно, как её зовут? Я люблю смотреть на незнакомых людей и думать, какие имена им подходят. Может, она Света? Или Оля? А может, у неё редкое имя: Ангелина или Маша?

Из школы вышел самый важный на празднике человек. Точнее, зверь. Вернее, птица. Огромная сова с жёлтыми глазами, мягкими крыльями, в шапочке, которую носят учёные. Символ школы.

Птица шла по школьному двору и пританцовывала под песню «Волшебство – это просто». Её похлопывали по крыльям учителя. С совой фотографировались школьники. Её, как родную, радостно обнимали родители пятиклашек.

Я загадал: если я правда волшебник, пусть сова обнимет меня. Сова – символ мудрости.

Сова была у Гарри Поттера. Совы не могут ошибаться.

Я спрятался на линейке во второй ряд. К микрофону вышел директор. В таком же синем галстуке с совой, как у меня.

Это они здорово придумали: фирменный галстук. Почти как шарфы в Хогвартсе. Только девчонки вместо галстуков носят синие платки на шее. На углу платка – та же птица с круглыми глазами. Смотрит, наблюдает. Вот бы ещё всё на уроках запоминала и на контрольных подсказывала!

Директор говорил, как нам повезло: мы поступили в замечательный лицей. Я его не слушал – смотрел на пышную косу прямо перед собой, на школьный платок под ней, и в голову лезли совсем дурацкие мысли.

О том, что в доисторические времена с девчонками знакомиться было проще: дубиной по башке – и в свою пещеру. Когда очнётся, поймёт, что тут сухо, огонь разведён, шкура мягкая. И ты улыбаешься нечищеными зубами и кусок мамонта протягиваешь: «Это тебе, жарь!» Куча аргументов за то, чтобы подружиться.

Вы не подумайте, я не влюбчивый. За всю жизнь влюблялся всего четыре раза. Два из них – в детском саду, это можно не считать.

Линейка закончилась. Сова уже трижды протанцевала мимо, но так и не обняла меня. Я сначала расстроился. А потом подумал: если я сам сову обниму это будет считаться или нет?

С одной стороны, это не очень честно. Но с другой – волшебство без участия волшебника невозможно. Заклинания сами себя не произносят.

Когда мы начали расходиться по кабинетам, сова стояла у крыльца и со всеми раскланивалась.

Я немного задержался: полюбовался на её жёлтые глаза и медаль с номером школы, но вспомнил, что даже не знаю, куда идти, и помчался догонять класс.

В вестибюле было целое столпотворение. Кипящий суп из старшеклассников, которые обычно в другом корпусе учатся. Старшеклассники были перемешаны с семиклассниками и шестиклассниками. Растерянные пятиклашки, которые только сегодня стали альфиками и бетиками, оглядывались в поисках ориентира.

Нас принесло к лестнице.

– Ольга! Оля! Куда идём? – крикнула рядом со мной девчонка с разноцветным рюкзаком-ёжиком. Так громко, что у меня в ухе зазвенело.

Девочка с пышной косой была уже на ступеньках. Она оглянулась:

– В триста пятый! На третий этаж.

Я угадал её имя! Наверное, я правда волшебник. Только мои волшебные способности ещё не раскрыты.

Я остановился на секунду, а потом развернулся навстречу потоку входящих людей. Вклиниваясь в их течение, расталкивая, разгребая, протискиваясь, слегка помятый, выбрался на крыльцо.

Сова всё ещё была в почти пустом дворе.

Я с разбега врезался в её мягкий живот, прижался лицом к тёплому плюшевому меху с запахом лаванды. Сова вздрогнула и обняла меня крыльями. Крепко-крепко.

И тут я понял: я – точно волшебник. Только волшебству иногда помогать надо.

Как приобретать друзей

– Опять эти мерзкие пятиклашки! – сказал Попов и встал впереди меня.

Это я потом узнал, что он Попов. Тогда он для меня был просто старшеклассником. Длинным и наглым.

Мало того что сам без очереди влез в очередь в столовой, так ещё и друзей пропускал. Их штук пять набралось! Так я не только параграф по истории прочитать не успею – поесть не получится. Положу на поднос салат из капусты, борщ красный дымящийся и пюре с курицей, а тут – бац! – и звонок.

Если бы нас толпа была, мы бы с шестью старшеклассниками справились. Но были только я и Лёва Ладушкин, поэтому мы молчали. Но, когда влез седьмой старшеклассник, я возмутился. Попов повернулся и сказал:

– Цыц, малявка!

Тогда я решил ненавидеть Попова. Лёва меня поддержал, и после пятого урока мы подстерегли Попова за углом рекреации на третьем этаже и обстреляли жёваными бумажками.

Попов был не один, а с другом. Они пытались нас поймать, но куда им. Нас-то пятеро. С нами пошёл Боря – он рад любой заварушке, Илья Колесников, мой друг, и Саша с Тарасом.

Саша с Тарасом не стреляли, но убегать им всё равно пришлось, потому что Попов за ними погнался.

Через два дня Попов появился в нашем корпусе снова. У них расписание такое: два дня в нашем корпусе, остальные – в старшем. К тому времени мы целую военную операцию разработали. На каждом этаже появлялись три или четыре пятиклассника, кричали: «Попов – гад!» – и убегали. В разные стороны.

К третьей перемене Попов был красный и лохматый. От его взгляда двигались диваны, и мы решили пока ему на глаза не попадаться. Но попались.

Точнее, попался Тарас, хотя он в нашей войне не участвовал. Попов схватил его за ворот, и мне показалось, что сейчас серый пиджак останется в руках годзиллы Попова, а Тарас вылетит из него на пол.

И тогда я налетел на Попова. Я умею налетать. Вскочил ему на спину и вцепился в уши. Попов от неожиданности выпустил пиджак вместе с Тарасом и стал стряхивать меня. Но тут подоспели ещё наши. А трое пятиклашек – это банда.

На следующей неделе Попов от нас шарахался. Один раз даже развернулся и на другую лестницу пошёл. И тогда мы решили, что это победа. И радовались до четверга.

В четверг я сидел после уроков на программировании – доделывал домашнюю работу, и у меня никак не получалось переместить эти дурацкие часы. Точнее, они перемещались, но гасли на секунду, а потом начинали отсчёт снова. А надо было, чтобы стрелки продолжали двигаться, словно часы кто-то бережно перенёс из правой части экрана в левую.

Я уже минут двадцать тупо смотрел на программу, когда краем глаза заметил: в кабинет кто-то вошёл. Я оглянулся и понял: мне конец. Это был Попов.

Я съехал вниз по сиденью стула. Под столом было пыльно, в углу валялся смятый фантик, над головой угрожающе свисала коллекция жвачек. К ножкам стула подошли ноги в громадных ботинках. Я замер. Ноги тоже. «Давай, иди дальше!» – подумал я.

Нос зачесался изнутри и решил чихнуть. Я его зажал рукой. Стул со скрежетом отъехал в сторону, на него взгромоздилось длинное тело Попова. Его колени почти упёрлись в мой нос. Я шарахнулся назад и стукнулся о подстольные жвачки. В голове громыхнуло. Это был грохот провала. Колени отодвинулись, ко мне свесилось перевёрнутое лицо Попова.

Попов увидел меня, усмехнулся и сказал:

– Ты не ту команду написал. Надо «MOVE», а у тебя «DROVE». Ты заново всё отрисовываешь.

Оказалось, Попов соображает в программировании. Он мне тему за пять минут рассказал – я её прослушал на уроке, потому что своего персонажа для комикса рисовал. Я не говорил, что мы с ребятами общий комикс рисуем? Значит, расскажу потом. А ещё оказалось, что Попова Глеб зовут.

Больше мы с Поповым не враждуем. Ни один пятиклассник.

Видишь конфету? У Маринки был день рождения, она всем по две раздавала: «мини-Сникерс» и «мини-Марс».

Я «Марс» съел, а «Сникерс» сейчас отнесу своему другу Глебу Попову. Я помню: он на этой перемене всегда обедает. Потому что эта перемена в столовой только для старшеклассников.

Отличительная черта

Взрослые совершенно не умеют воспитывать. Особенно те, кто уверен, что делает это правильно.

Бабушка всё время рассказывает, какой папа был молодец, когда был мальчиком. И плаванием он занимался, и фигурки из дерева вырезал – такие уж они чудесные были, жаль только, что выкинула. Говорит, разносторонней личностью был папа, и ты, Дмитрий, не отставай – развивайся в разных направлениях.

Раз в год я готов эту процедуру выдержать. Но с тех пор, как я в лицей поступил, бабушка решила помогать мне. И воспитывает каждый вечер. Из другого города. По телефону.

После её лекции смотрю в зеркало: разве есть во мне что-то особенное? Глаза голубые. Не пронзительно-голубые, как у сказочных героев, а так, обыкновенно голубые. Нос и не курносый, и не картошкой – самый обыкновенный нос. Волосы, если их причесать, тоже так себе волосы. Так что лучше их не причёсывать, тогда они торчат во все стороны и превращаются в выдающиеся. Хоть что-то.

А недавно я всё-таки нашёл свою отличительную черту. Не сразу, правда. Любая личность во время роста проходит через проблемы и потери. Правда, в моём случае всё наоборот было: сначала потери, а уже из-за них проблемы.

Потерял я проездной. С кем не бывает? С тем, у кого его нет, правильно. Сунул руку в карман – нет проездного.

Потерял и потерял. Думал, где-то в моей комнате лежит. Нет, кто-то нашёл его и не поленился – в школу написал: «Найдены документы на имя ученика пятого альфа Парапланова Дмитрия, забрать можно по адресу…»

Думаете, всё хорошо? Хорошо, да не очень. Потому что через два дня я его снова потерял.

Бабушка телефонная много чего сказала по этому поводу.

– И в кого ты, Дмитрий, такой уродился? – начала она. – Посмотри на свою сестру. Катя уже девять лет с проездным. Ни разу не потеряла!

Я после первых пяти минут этой беседы трубку радиотелефона на стол положил, игрушку на смартфоне открыл и пошёл с технокотом гулять по лабиринтам, не забывая добавлять «да, бабушка» и «понял, бабушка» после каждого убитого монстра.

Сестра заглянула в дверной проём:

– Дим, будешь обедать? Я разогрею.

Я показал ей трубку. Она понимающе кивнула:

– Бабушка? Понятно. Значит, через полчаса. Я покачал головой:

– Через час, наверное.

Вечером мама выслушала про мою потерю и сказала странным голосом: «А ты, Дима, оказывается, умеешь своего добиваться. С первого раза не получилось – справился со второго. Молодец, упорный».

И таким тоном она это сказала, что я долго думал: это шутка такая дурацкая или она всерьёз меня упорным считает?

А потом решил, что всерьёз: мать же родная, уж если она надо мной издеваться будет, как жить дальше? Значит, это она меня так поддерживает. Не очень умело, но всё-таки.

И я решил, что ей сюрприз устрою. Заодно и бабушке покажу, что нашёл отличительную черту своего характера.

Два вечера я упорно сидел за учебниками. Даже технокота не трогал, хотя он мяукал жалобным голосом из глубин моей памяти и смотрел с укором с экрана смартфона.

Наступил третий вечер. Я ждал маму с работы и всматривался в темноту за окном. Фонари весело подмигивали, дождь постукивал в нетерпении, а мама всё не шла.

Наконец замок в двери радостно защёлкал. Я бросился в прихожую:

– Мама, отгадай, что я сегодня сделал?

– Ещё что-то потерял? – Мама раскрыла зонт.

Я поморщился от холодных брызг, но всё равно улыбался:

– Нет, конечно. Я получил «четвёрку» по английскому и «пятёрку» по литературе. Правда, со второго раза. С первого не получилось, там «двойки» были. Но я же у тебя упорный! Ты сама так сказала.

Мама две секунды смотрела непонимающими глазами, а потом рассмеялась, прижала меня к мокрому плащу и взъерошила мои волосы. И они снова стали выдающимися.

Слоны-каннибалы

Ну не сделал я вчера историю. Ни за что не поверю, что у вас такого не было.

В школу я пришёл рано. Начал портфель расстёгивать, чтобы тему пролистать, но тут подскочил Боря.

– Давай, – говорит, – новую видеоигру покажу.

В школе играть на телефоне нельзя: сразу отберут и к завучу отправят. Сначала телефон, а после уроков – ученика. Знаете, как неприятно стоять у завуча в кабинете, когда тебя воспитывают? Я вот знаю. Поэтому сказал Боре, что не буду видеоигру смотреть. А чтобы он не подумал, что трушу, добавил, что к проверочной по истории не подготовился.

– Да это раз плюнуть, – сказал Борис. – За пять минут расскажу.

Я бы ему не поверил, но читать учебник совсем не хотелось.

Мы сели на красный, почти кожаный диван в уголке рекреации. Диван мягкий, с утра на нём спать хочется. Боря листал учебник и тыкал пальцем в картинки. А я всё-всё запоминал. Ещё и поспать успел немного, но это только потому, что во сне лучше учится.

Видеоигру мы так и не посмотрели. Зато на проверочной я всё написал. Весь лист с двух сторон.

На следующем уроке Алёна Николаевна разбирала наши работы. Люблю её слушать. Она интересно рассказывает. О том, как на археологические раскопки ездила. И с чёрными археологами встречалась. Это не негры-археологи, а бандиты, которые прикидываются археологами, чтобы забрать всё самое ценное.

Я как представлю этих чёрных-чёрных бандитов чёрной-чёрной ночью на чёрном-чёрном джипе и Алёну Николаевну рядом, мне жутко становится. Стоит она, невысокая, худенькая, на развалинах в шляпе широкополой, которая от солнца защищает, в одной руке лопатка для раскопок, в другой – осколок древней вазы. И так улыбается, что бандиты подойти к ней не смеют. Я-то точно знаю, что не смеют: она всегда так улыбается, когда думает, кого к доске вызвать.

Вот и в этот раз она улыбнулась и назвала мою фамилию. Улыбка у неё красивая, про такую на литературе говорят «лучезарная». Но мне от её лучей что-то плохо стало.

– Расскажи-ка мне, Парапланов, – сказала Алёна Николаевна, когда я к доске вышел, – про слонов-каннибалов, которых ты в самостоятельной описал.

Посмотрел я на карты на стенах, на гипсовые бюсты римских цезарей на шкафах с книгами, потом на Бориса. Боря смотрел на учебник истории, словно там обложка ожила.

– Это такие слоны были, – сказал я. – Их один полководец натренировал, чтобы они боевыми стали. Они врезались в строй врага, ломали колесницы и головы пехотинцам откусывали. Их за это называли слонами-каннибалами.

Ребята почему-то захихикали. А Боря стал пялиться в окно так, словно туда Человек-паук время от времени заглядывает.

– Так, – вздохнула Алёна Николаевна. – А что ты можешь рассказать про царя Персии?

– Это про какого, – уточняю я. – Про Дария или про Ксерокса?

Тут ребята засмеялись, хотя я ничего смешного не сказал.

– Как второго царя звали? – спросила Алёна Николаевна.

– Ксерокс, – отвечаю уверенно. – Он всегда молниеносно одерживал победы, поэтому в честь него копировальный аппарат назвали. Он тоже молниеносно всё делает.

Полкласса под столами лежало от смеха. Только Боря сидел красный и не смеялся.

Я огорчился: похоже, «двойка» обеспечена. Но тут же обрадовался, потому что вспомнил, какая часть самостоятельной у меня замечательно написана. Мы это в прошлом году по истории мировых религий проходили.

– Алёна Николаевна, – говорю, – но про принца Гаутаму у меня всё правильно!

– Эх, Парапланов, – вздохнула Алёна Николаевна, и её улыбка погасла, – то слонов полководца Ганнибала превращаешь в слонов-каннибалов, то из могущественного царя Ксеркса копировальный аппарат делаешь. Не заслужил он такого, не заслужил.

– Но Гаутама, – напомнил я.

– Что Гаутама? Написал ты про него верно, молодец. Только надо было рассказать один из мифов Древнего Китая.

– Ну да, – говорю. – Так и есть.

– Немножко перепутал. Миф о Гаутаме родом из Индии.

– Но они же рядом! – Это я по географии помню. – Может, эта легенда из Китая в Индию переползла. Она же древняя. А что там было, в древности, никто не помнит.

Алёна Николаевна только головой покачала. И в журнале что-то поставила. Я надеюсь, что «три», но боюсь, что нет.

А улыбка у неё всё равно очаровательная.

Засекай время!

– Засекай время! – В руках Ильи Колесникова мелькают пятна. Полкласса смотрит на его пальцы. Это как фокус. Он у Ильи всегда получается. Но не всегда за время, на которое он рассчитывает.

– Есть! – Вверх взмыла рука с собранным кубиком.

– Пятьдесят две секунды, – сообщил Боря.

Илья помрачнел. Ещё бы: рекорд класса – тридцать девять секунд, личный рекорд Ильи – сорок семь.

Кто первый принёс в школу кубик Рубика, не помню. Но заболел им почти весь класс. Лёва на литературе под столом собирает, на истории бумажкой с формулой шуршит. Веня в столовую кубик таскает, он у него блестит и колбасой пахнет.

Оказалось, кубик три на три – ерунда. Научиться его собирать проще, чем тридцать слов по английскому выучить. Именно по столько нам задают каждый раз – развивают, стараются. Кубик пять на пять тоже не очень сложно. Труднее всего собирать четыре на четыре.

Сидим мы как-то с Ильёй Колесниковым на нашем любимом диване – красном, с порезом на боку. Илья учит меня собирать кубик четыре на четыре. Илья очень умный. Он когда хочет, решает всё первый в классе. Когда хочет, к доске в одних носках выходит, без ботинок.

Сидим мы, крутим кубик скоростной: щёлк-щёлк-щёлк, – несколько раз в секунду. Рядом Вика села. Смотрит так, словно мы конфеты едим, а ей не даём. И говорит:

– Подумаешь, кубик Рубика. А я слова на ходу могу переворачивать.

– Это как, – заинтересовался Илья, не поднимая головы, – задом наперёд, что ли, произносить?

– Нет, менять смысл на противоположный. Например, – Вика задумалась, подняла голову вверх. – Вместо «белый потолок» говоришь «чёрный пол». Вот что я сейчас скажу: «Мы, девочки, умные»?

– Сама ты дурочка, – обиделся Илья.

Вика, не отрывая взгляда от кубика, сообщила:

– Я и стихи могу переворачивать. Вот смотрите:

– Прикольно, – сказал я.

А Илья прищурился:

– Ты «совсем» пропустила.

И снова: щёлк-щёлк-щёлк – собрал! И мне протягивает:

– Попробуй!

Я ещё не до конца понял, как его собирать, и говорю:

– Нет, я лучше Фонарёву научу три на три собирать.

А она, вредина, глаза прищурила и фыркнула:

– Меня ваши игрушки не интересуют!

Илье перевертыши понравились. Он две перемены так разговаривал, к третьей совсем разучился по-человечески говорить.

Идёт по коридору директор, все ему «здравствуйте» говорят, а Илья – «до свидания!». И головой кивает. Хорошо, нас много в коридоре, Николай Николаевич не услышал. Но Илья всё равно влип, только чуть позднее.

Вика с Ильёй перевертышами про английский разговаривали. Илья быстро мозг приучил переворачивать, а Вика чуть подтормаживала.

– Кто вам сделано по французскому?

– Стихотворение «Твой необычный ужин» не надо было петь.

– Ты её вспомнила забыть! – горестно вздохнул мой друг, раскрыл тетрадь и стал учить тему «Мой обычный завтрак».

Вика была довольна, словно кубик Рубика собирать научилась. Она надеялась, что рубикомания закончилась и настала эпоха перевёртышей. Мне её улыбочка так не понравилась, что я демонстративно перед ней кубик стал крутить. Свой, три на три. Она делала вид, что не замечает.

Тогда я стал листочком с формулой сборки ей в тетрадку тыкать:

– А что это у тебя тут написано так неразборчиво? – спрашиваю.

Она сначала не поняла, а потом формулу увидела, покраснела и превратилась в чудовище. Ростом выше стала и раздулась на две парты. Листочек ни в чём не повинный с формулой сборки кубика скомкала и в дверь кинула. Как раз Лилия Геннадьевна в класс входила.

Вот только перед Лилией Геннадьевной Жанка вбежала. Она и поймала бумажку. Лбом. Точно в середину – спортсменка, залюбуешься!

Жанка хотела заорать, но увидела совиные глаза красной Вики и передумала. Вика в меня пальцем ткнула. И полетела моя бумажечка ко мне, как бумеранг австралийский.

«Хороший момент для боя!» – подумал я. Но уже английский начался. Поэтому я бумажку Вике в рюкзак подложил. Пусть дома побесится. Вот бы посмотреть: у неё от злости потолок рухнет или всего лишь стол пополам треснет?

Илья умный, но не гений. Поэтому на английском тему нормально рассказал. А потом была литература.

Софья Викторовна у нас тоже креативная: если ставит человеку «пять» за стихотворение, он может принимать у других. Я обычно сдаю Жанке. Она хоть и вредная, но прощает одну ошибку. Иногда две. Но сегодня лучше Лёвчику сдам – Жанка после ранения в лоб опасна и непредсказуема.

Софья Викторовна вызвала Илью, и он начал. Медленно, неуверенно.

– Пруд, – пауза, – заглохший, – пауза, – весь в зеленой, – пауза, – ряске.

Мы с Лёвой притихли, как звери перед грозой. «Что-то будет» – это мы одновременно подумали.

Софья Викторовна решила, что Илье кто-то подсказывает. Класс оглядела зорко. Она ж не знала, что для Ильи сегодня русский – почти иностранный.

– Илья, давай поживее. Не выучил, что ли?

Илья ускорил мозги, следующую строчку отчитал чуть быстрее.

– В ней, – пауза, – тростник качается, – пауза, – шумит.

– Колесников, не томи душу. Читаешь, словно луковицу жуёшь.

Илья бросил на перевод все ресурсы оперативной памяти и выдал:

Смеялась даже Софья Викторовна. Она отправила Илью доучивать стихотворение. И попросила в следующий раз в обуви выходить: так на него будет приятнее смотреть не только ей, но и классикам на портретах.

– Засекай время! – Между пальцами рассыпались цветные пятна – мелькали яркие квадраты кубика Рубика.

Под ногами шуршали сухие рыжие листья.

Мы с Викой шли к метро – нам ехать на одну станцию. Идти и собирать кубик – дело привычки. Кто-то не отрывается от телефона – и нормально.

Я отвёл взгляд и увидел мальчишку. Лохматого, с пухлым рюкзаком, в зелёной куртке. Младше нас года на два – из соседней школы, наверное. Мальчишка замер, как статуя: открытый рот, в руке – недоеденный «Сникерс». Он смотрел на пальцы, жонглирующие цветными квадратами.

Три последних движения: влево, вправо, вверх.

– Всё! – Вика вскинула руку с собранным кубиком.

Я остановил таймер.

– Пятьдесят две секунды! – сообщил ей.

Вика засияла:

– Побила!

Это она про свой прошлый рекорд. Три дня назад у неё была минута и восемь секунд.

Честно говоря, она и мой рекорд – минута и три секунды – побила. Но почему-то мне совсем не грустно. Даже наоборот. Ещё немного – глядишь, и до Всероссийских соревнований доберёмся. Она поедет как участник, а я – как тренер. Тоже неплохо, правда?

Креативный «пятый альфа»

Шпажка была белая, острая, тоненькая. Я порылся в кармане серого школьного пиджака и понял: есть подходящая резинка. У меня всегда полно всякой всячины. Болтики там, резинки разные, скрепки, кнопки, магниты. Мама раз в месяц карман зашивает, но она это зря делает – в дырявый больше помещается.

Шпажку дал Илья, когда мы сидели в переполненной школьной столовой. Я ел бутерброд с домашней котлетой, и она пахла на весь первый этаж. У Ильи были финики в белой пластиковой коробке. Я смотрел, как он ест, как в крышку ложатся косточки – ровные, как пули, и мне тоже так хотелось. А потом я увидел шпажку. Илья сказал, этой шпажкой финики цепляют. Зачем, интересно, если проще руками хватать?

Уже прозвенел звонок, когда мы в коридор вышли. Мы не спешили: кто же торопится на музыку, когда есть дела поважнее? Я накрутил тонкую зелёную резинку на пальцы и выстрелил. Шпажка до угла долетела. Никуда не воткнулась: угол твёрдый. Отскочила только, и всё.

Никто тогда не понял: это начало эпидемии в «пятом альфа».

На завтра у Ильи появилась ещё одна шпажка, а Боря принёс горсть резинок. Эпидемия разрасталась. Кто-то сделал ствол для арбалета из бумаги, скрученной в трубочку. Я не стал: моя конструкция универсальная, можно в любой момент в рукав спрятать. Как ничего и не было.

Лиза Семёнова хотя и девчонка, но староста, поэтому понимает важность практики для развития инженерной мысли. Она принесла деревянные палочки для шашлыка. На всех. Целую пачку. И тогда заболел арбалетами весь пятый физматкласс.

Арбалетные стрелы быстро закончились: они лежали под диванами, вылетали в окна, впивались в потолочные плиты. Смотришь на потолок, а там гроздья палочек свисают. Красиво!

И вот, когда стрелы закончились, а ребята всё ещё спорили, чей арбалет круче, кто-то догадался пастик из ручки вытащить. Грише пришлось у девчонок пастики просить – он трёхствольный арбалет сделал.

На русский мы пришли без ручек. Все. Только с карандашами. Софья Викторовна очень удивилась. А потом заметила пастик, торчащий из потолка, и рассердилась. Знаете как рассердилась?

Так, что лучше бы мы контрольную написали, чем всё это слушать.

У нас конфисковали арбалеты. Они лежали на учительском столе горкой – выше стопки тетрадей для самостоятельных работ. Борис оценил их количество:

– Теперь Софья Викторовна готова ко всему. Даже к зомби-апокалипсису.

Мы временно остались без оружия. Но ничего, ещё что-нибудь придумаем. Мы тут все креативные.

Если подумать, Софье Викторовне арбалеты нужнее. Она иногда из школы поздно возвращается. Если что, отстреливаться будет.

Трудное имя

Указка Алёны Николаевны ткнулась в карту, очерчивая древнюю Ассирию, а мне в спину впилась оса. Там, где заканчиваюсь я и начинается спинка стула. Оглянулся: Боря ухмыляется. В руках карандашик. Не простой, а выдающийся: грифель остро заточен и сантиметров на пять вперёд выдаётся. Или на десять.

Из-за Бориса светлую косу видно. Толстую, как канаты на вантовом мосту. Свиридова. Сидит, опустив глаза. Они у неё голубые, я знаю. Только Свиридова всегда их опускает или в другую сторону смотрит, если я к Боре поворачиваюсь. Даже если мутузить друг друга начинаем. Начни мы учебниками кидаться, Свиридова, не отрывая глаз от парты, как джедай, увернулась бы. Что ей на меня внимание обращать? Не существую я для неё.

С Борей мы друзья. Поэтому он то карандашиком острым в спину тычет, то рюкзаком, готовым по швам треснуть от учебников, огреет.

Я вот тоже иногда готов по швам треснуть, когда в меня запихивают русский, биологию, историю, а сверху ещё и английский влить пытаются. Не люблю пятницу – ни математики, ни программирования. Вот зачем физмату знать, что сделал Тиглатпаласар? Кто он, вообще, такой? Его кости давно истлели, а империя превратилась в прах. Совсем Софья Викторовна меня испортила. Даже заговорил на истории, как на литературе.

И вот только я подумал о костях Тиглатпаласара – тигра полосатого, как я его про себя назвал, чтобы запомнить легче. Только подумал, как меня Борин карандашик ужалил.

Я замахнулся на Борю и услышал свою фамилию. Алёна Николаевна ласково на меня смотрит, «молодец» говорит. Думаю, конечно, Борису давно надо было двинуть за все его шуточки дурацкие. Даже Алёна Николаевна одобряет. А она говорит: «Хорошо, что сам вызвался доклад сделать. Четвертную исправишь, она у тебя невесёлая получается».

Борис – гад. Теперь я невесёлый получаюсь. Смотрю на Бориса – взгляд как острие копья царя ассирийского. Мимо. Боря шею вытянул, как у жирафа, и, как сова, завернул. На Свиридову смотрит. А она ему шепчет что-то. Может, ему вообще стул развернуть к её парте?

Из школы я вышел заполненный лишь по макушку: английский отменили, мы едем в Эрмитаж! Биология свернулась клубочком в районе желудка. В горле стоял русский. История расплёскивалась по дороге. Как его звали, того царя ассирийского? То ли тигр, то ли лев, то ли пантера.

Наш класс разноцветными конфетами высыпал на школьный двор. Свободу пятиклашкам! Толпа орущих обезьянок втекла в троллейбус. На его месте я бы с нами не поехал: можем провода оборвать или сиденье вынести. Как Анна Степановна не боится ездить с нами? Костик на поручне подтягивается, Лёша примеряет, чем ударить стекло в случае аварии, Вениамин очередную булку жуёт: крошки сыплются на красное сиденье и на колени сиреневой тётеньке. Он булки вместо учебников носит или телепорт из дома организовал. Не может столько булок в рюкзак влезать. Миша Тихий подсел к чужой бабушке и что-то рассказывает. Судя по глазам бабушки, это что-то нереально страшное.

Сегодня обошлось. Усы троллейбусу не оборвали. Оборвали только лямки рюкзака Свиридовой. Я хотел помочь, но рюкзак был уже у Бориса в руках. Борин взгляд ужалил покруче карандашика. Я не боюсь ни карандашика, ни взгляда. Но дружба есть дружба. Тем более Свиридова опять что-то интересное нашла, в этот раз на асфальте. Стоит, словно мы не в её рюкзак вцепились. Ладно, пусть Боря тащит.

От остановки до Эрмитажа метров двести. Боря пыхтел с двумя рюкзаками, а Свиридова шла рядом и его по имени называла. «Не тяжело, Боря?» – спрашивала. Расплющенный в лепёшку Боря, растекаясь по булыжникам Дворцовой площади, «не тяжело» отвечал. По слогам. Чтобы воздуха глотнуть между ними.

Эрмитаж скрипнул и покачнулся, когда в него вошёл пятый альфа. Мумии расползались по тёмным углам. Мраморные статуи разминали ноги и готовились к пробежке, пока мы заваливали гардероб разноцветными куртками. Каменный пол прогибался под тяжестью сваленных в кучу рюкзаков. В гардеробной почти образовалась чёрная дыра вокруг наших портфелей. Гардеробщица испуганно захлопнула дверцу и смотрела, как вокруг изгибается пространство-время.

Нас разделили на две группы. Те, у кого языки длиннее, чем Дворцовая площадь, и в одежду иголок понапихано, пошли с нашей классной. У неё большой педагогический опыт – взглядом укрощать умеет.

Мы с Борисом попали в другую группу. К Боре подходили родительницы, трогали за плечо и просили вести себя прилично. Ха!

«Отличная кроватка!» – говорил Боря, заглядывая в саркофаги египетских фараонов так, что подошвы кроссовок белели, и таким же белым становилось лицо экскурсовода. А потом её лицо серело и крапинками покрывалось – в тон гранитным колоннам. Это когда Боря вслух подбирал, что в этом зале для игры в футбол подходит.

Ближе к концу экскурсии почти все сидели на полу. Стояли только Миша Тихий и безупречная Свиридова. На Бориса экскурсовод смотрела влюблёнными глазами. И кажется, была готова разрешить ему на пятиметровую статую Зевса-громовержца вскарабкаться. Боря возникал рядом с экскурсоводом, когда никто, даже Миша, на вопросы ответить не мог. Вот вы знаете, каким веком датируются греческие краснофигурные вазы? А чернофигурные? И я не знаю, хотя трижды это слышал. А Боря знает.

Это позавчера было. Сегодня утром в школьной раздевалке я столкнулся со Свиридовой. Глазами. Не успела она их спрятать. Вспыхнула, как сверхновая. Или это я вспыхнул, а на ней отблески увидел. Так растерялся, что даже «привет» сказать забыл.

Сначала переживал, а потом начались история и проверочная. И переживать пришлось потому, что не мог вспомнить, как зовут царя ассирийского. Того, с полосками.

Я поворачивался к Боре, но прочитать перевёрнутое слово за пару секунд трудно. Пишет Борис отвратительно. Надо ему над почерком работать.

«Тиг» я успел подсмотреть, но от Алёны Николаевны за это «минус балл» получил. Так что «тиг» мне плохо помог. В голове крутится «Тигр полосатый», но, боюсь, Алёну Николаевну это не удовлетворит: она перфекционистка. Ей буковка в буковку подавай.

Борин карандаш впился в спину. Нашёл время! В моменты горестных раздумий…

Рядом с моим почти чистым листком шлёпнулся другой. Маленький. В клеточку. «Парапланову» написано. Я сразу узнал аккуратный почерк. Дыхание от него перехватило.

Я оглянулся. Свиридова жгла взглядом самостоятельную. Именно жгла – сидела красная-красная. Наверное, на её листочке дырки останутся, как от мощного лазера.

Разворачиваю листочек. Буквы и цифры. Аккуратным почерком Свиридовой все ответы написаны. Как минимум, «три» обеспечено. Даже с минус баллом.

Слева в груди тепло стало. И даже голова закружилась немного. Это, наверное, от радости, что теперь я знаю трудное имя этого древнего царя. И уже никогда не забуду. Тиглатпаласар.

Универсальное средство

Солнце светило так, словно на дворе август. Только жёлтые пряди в кронах берёз напоминали о том, что уже сентябрь. Налетел ветер, бросил в траву несколько листочков – я застегнул молнию ветровки.

Впрочем, привычно-серое небо не изменило бы моего настроения. Потому что было воскресенье, и я спешил к старым друзьям. За неделю учёбы в новой школе очень по ним соскучился.

Около площадки пахло свежескошенной травой – её обкосили рядом с качелями-каруселями. В дальнем углу участка, возле раскидистого тополя, качалась трава по пояс.

На скамейке у бортика хоккейной коробки сидели Егорка и Арина с Леной. Правда, с дороги были видны только розовая кепка, светлая голова и тёмный длинный хвост, но я знал, что это мои одноклассники. Уже бывшие, правда.

Я подошёл и протянул руку Егору:

– Привет!

– О, Димыч! – обрадовался он и встал.

Светлая чёлка упала на загорелое лицо. Егор небрежно её откинул и крепко пожал мне руку.

– А Никита придёт? – спросил я.

– Никита сказал, что придёт с сюрпризом, – загадочным голосом произнесла Лена, и её зелёные глаза под розовым козырьком стали ещё больше.

– Я думаю, сюрприз – это мороженое, – мечтательно протянула Арина, накручивая на палец кончик хвоста.

Егор усмехнулся:

– Скорее, лимоны. Если судить по голосу.

Сюрприз оказался четырёхлетним, в джинсовом костюмчике и синей кепке, с хитрыми карими глазами и звонким голосом.

Он прятался в густой траве, носился по площадке и пытался удрать за её пределы.

– Мама сказала: или с Тёмой идёшь, или дома остаёшься, – раздражённо пояснил Никита. И тут же охнул: – Ты куда полез? Ну-ка, слезай!

Артёмка был на горке и уже начал забираться на ограждение.

– Хочу на крышу! – пояснил он, вцепился в заборчик, подтянулся на руках, перевернулся и бултыхнулся вниз головой.

Никита еле успел подхватить.

– Ну вот, – понимающе вздохнула Лена, у которой две старшие сестры, – теперь не поиграть.

– Ничего, у меня есть универсальное средство, – Никита достал из заднего кармана потёртых джинсов телефон.

– Почему сразу не дал? – удивилась Арина. Никита молча показал сеть трещин на экране. Лена уточнила:

– Артёмкина работа?

Никита кивнул. Артёмка обрадовался:

– Наконец-то! – выхватил телефон из рук брата, самостоятельно ввёл пароль и сел на скамейку.

А мы начали играть в догонялки.

Я мчался за Леной. Она нырнула под горку, а я за что-то запнулся, грохнулся на песок и охнул от боли в локте. Я ещё не успел понять, что случилось, а кто-то дёрнул меня за ветровку и укорил:

– Чуть на меня не свалился! Раздавил бы. Подбежал Никита:

– Тёма, больно?

Малыш покачал головой, а я разозлился:

– Зачем под ноги сунулся? Сиди – играй на телефоне!

И тут же пожалел: наорал на маленького, вдруг он заплачет. Артёмка покраснел, засопел и заорал на меня в ответ:

– А ты зачем за девчонками бегаешь? Никиту надо ловить!

Никита, отряхивая костюмчик брата, сказал примирительно:

– Всё, он меня поймал. Сейчас я буду водить. Доволен?

– Ага, – согласился Тёма и снова занялся телефоном.

Но ненадолго: через пару минут в песок полетел Никита – брат повис на его ноге, указывая, кого надо догонять.

Мы стояли и молча смотрели на маленького тирана, который нам играть не даёт. И тут мне пришла в голову идея.

Я немного умею с малышами обращаться. У меня есть младшие сёстры и брат. Двоюродные, правда. Но иногда приходится с ними возиться.

Я присел на корточки перед Артёмкой и спросил:

– Умеешь играть в прятки?

Понятно, что водить он не будет. Но если его спрятать, может, посидит спокойно.

– Умею, – кивнул Тёма.

И мы – пять пятиклассников и один вредный четырёхлетка – стали играть в прятки.

Пока Лена считала до тридцати, я забрался на высокий тополь в дальнем углу площадки. Оттуда всё видно: как Лена идёт, заглядывая под горку, за угол хоккейной коробки. Как за грудой ящиков прячется Егорка. Как Никита в траве под соседним деревом суёт в руки Артёмке телефон: выключил звук, запустил игрушку. На экране запрыгал чёрный котёнок.

– Не эта! – заявил Тёма: маленькие пальцы ткнули в экран и включили кровавую стрелялку.

Лена нашла Егорку, потом Арину. Нас она не заметила. Мне стало жаль хорошую прятку, я слез с дерева.

– Ты чего? – удивился Никита.

– Иду сдаваться. Место хорошее, Егор не видел, где я спрятался. Пойдём?

Мы спрыгнули в канаву, по сухому дну прошли до хоккейной коробки и сдались.

Егорка нас долго не мог найти. Точнее, вообще не нашёл. Он позвонил Никите:

– Вы где? Всё, вылезайте. Если Димыч с тобой, пусть тоже выходит.

И Арина нас не нашла – на телефоне Никиты высветился входящий. Артёмка отдавать телефон не стал – ответил сам.

– Опять не можете найти, да? Выходить? – засмеялся он. – А мы…

Он чуть не сдал наше место, но Никита вовремя забрал телефон.

– Я уже водила, – Лена сердито посмотрела из-под козырька кепки. – А вы – нет. Кто-то из вас будет водой.

– Но нас же не нашли! – возмутился Никита.

Я его поддержал:

– Ну уж нет! Лена, тебя нашли первой – тебе и водить!

– Я буду водить! – заявил Артёмка.

– Ты?! – удивилась Арина. – С Никитой, да?

– Нет. Я сам. Прячьтесь.

И толкнул удивлённого брата:

– Иди!

– Ты считать не умеешь, – возразил Никита.

Артёмка протянул Никите телефон. Никита всё понял и поставил таймер на полминуты.

Ребята бросились в разные стороны, а я подумал, что нечестно прятаться по-взрослому: Артёмка маленький. Залез на горку, спрятался за высокими перилами. С того места, где Тёма стоит, не видно. Но пройти пару шагов – и вот он я, как на экране.

Я видел, как скользнула за гору ящиков Арина. Как прыгнул за бортик хоккейной коробки Егорка. Как Лена спряталась в траве.

Никита встал за ствол берёзы. Даже локти торчали. Интересно, кого найдёт Артёмка первым: его или меня?

Прозвенел таймер. «Ничего, маленький, – подумал я, – НЕ бойся: найдёшь нас с Никитой – мы тебе поможем».

Малыш даже не стал осматривать площадку. Он ткнул пальцем в последние принятые звонки. Зазвенело за ящиками. Артёмка подбежал к ним:

– Выходи!

Нажал на следующий контакт. За бортом хоккейной коробки раздалась весёлая мелодия.

Артёмка подбежал, стукнул по бортику:

– Я тебя нашёл!

Удивлённый Егорка выбрался из-за бортика, надвинул кепку Тёме на глаза:

– Ну ты и хитрющий!

Артёмка позвонил Лене. Звука не было – наверное, Лена поняла, что происходит, и поставила беззвучный режим. Артёмка был настойчив: позвонил ещё раз. И ещё – до тех пор, пока Лена не ответила.

– Выходи, я тебя нашёл.

Лена поднялась из травы и увидела Тёму, стоящего спиной к ней.

– Как же ты меня нашёл? – возмутилась она. – Ты меня не видел.

– Я тебя сейчас вижу, – улыбнулся Артём. – Ты – вот!

– Осталось только Диму и Никиту найти, – сказал Егор. – Артёмка, где же они?

Артёмка ткнул пальцем в один из принятых номеров – зазвонил телефон Егора.

Егорка сбросил звонок, развернул Артёма в сторону горки:

– Ты посмотри внимательно.

Но Тёма даже головы не поднял. Его пальцы снова заскользили по экрану. Раздался звонок в кармане Арины.

Артём пожал плечами, вздохнул и заявил:

– Никак не могу найти. Хорошо спрятались.

Основы психологии

Мы с сестрой сидели за столом и пили по второй кружке чая. Не потому, что чай любим, а потому, что бабушка варенье прислала. Клубничное, моё любимое.

– Всё, не могу, – сдалась сестра.

А я налил третью кружку и добавил в блюдце ещё густого душистого варенья.

Я выбирал ложкой красные полупрозрачные ягоды и краем уха слушал телевизор.

Там губернатор приветствовал молодёжный экологический форум:

– Вы же любите Санкт-Петербург, да?

– Да! – отвечали люди в одинаковых зелёных футболках.

– Вы молоды и полны сил, да?

Я чуть не подавился клубничиной под выплеснутое толпой «да». А губернатор продолжал:

– Вы же сделаете всё возможное, чтобы наш город стал чистым и зелёным, да?

– Странные он вопросы задаёт, – я отхлебнул горячего чая. – И зачем в конце каждой фразы «да» добавляет?

– Это основы психологии, – мама махнула полотенцем, тарелка звякнула, укладываясь в шкаф, – он использует специальный приём, чтобы настроить молодёжь.

– Как это? – Я так заинтересовался, что даже не донёс ложку до рта и капнул варенье на футболку.

Мама сквозь шум воды пояснила:

– Когда тебе нужно, чтобы человек с тобой согласился, но ты не уверен, что так будет, сначала задай два вопроса, на которые он точно ответит «да». И только после этого задавай нужный тебе вопрос. Тогда вероятность получить положительный ответ намного выше. Ну что, объелся, наконец, вареньем? Можно мыть твоё блюдце?

Мама повернулась ко мне и увидела каплю на футболке:

– Дима, какой же ты неаккуратный!

Я решил тут же применить полученные знания – традиционная буря по поводу моей аккуратности только начала подниматься, ещё был шанс её успокоить:

– Мамочка, ты же меня любишь, да?

– Конечно, но речь сейчас не об этом, – раздражённо заметила мама.

– Мамочка, ты же меня любишь больше, чем чистые футболки, правда?

– Дима, ну конечно, но пятно…

– Ты же не будешь меня ругать, если я сейчас пойду и пятно застираю, да?

Мама растерялась:

– Застираешь? Конечно, не буду.

Я пошёл отстирывать пятно в ванную, а про себя отметил, что приём правда работает. И решил его испробовать на ком-нибудь ещё.

Папа лежал на диване и читал книжку. Обычно в таком положении его лучше не трогать, но ради науки я решил рискнуть:

– Пап, книжка у тебя интересная, правда?

– Что? – Папа оторвался от книги и посмотрел на меня так, словно не мог понять, в какой реальности находится: – А, да, интересная. И я буду тебе признателен, если ты мне мешать не будешь.

– Папа, ты же ещё не выдал мне карманные за этот месяц, правда?

– Что? – Папа снова попытался вытащить из мозга вопрос, который пропустил: – А, да, не выдал.

– Папа, ты ведь будешь рад, если я больше не буду тебя отвлекать и сам сейчас возьму карманные?

– Конечно, возьми, – папа с удовольствием вернулся в мир постапокалиптической Москвы, наполненной голодными зомби и паникующими согражданами.

Я не стал жалеть, что придуманные зомби ему интереснее, чем живой родной сын, а пошёл за карманными, которые обычно приходится выпрашивать две недели.

Весь вечер я думал, как можно использовать грозное оружие, которое оказалось у меня в руках. Два раза правило сработало. Должно сработать и в третий раз. Идеально бы заставить учителей решать за меня контрольные. Но что-то подсказывало, что начинать надо с более лёгких задач. И я их выбрал.

После большой перемены начинались мои нелюбимые уроки. На парту шлёпнулся учебник истории. Время пришло.

Я подождал, пока Саша Сухов сядет рядом и спросил:

– Саня, ты готовился к тесту?

Саша удивился, но ответил:

– Да, немного.

Знаю я это «немного». Сашу на все олимпиады по истории гоняют. Может, он и правда немного готовился – мне иногда кажется, что он с исторической энциклопедией в голове родился.

Я задал ему второй вопрос:

– Ты помнишь, как называется столица шумеров?

– Конечно, – Санька усмехнулся, словно я спросил у него, сколько будет два плюс один: – Урук.

Я листал учебник истории, чтобы проверить, правильно ли ответил Саша, а сам в это время продумывал формулировку третьего вопроса:

– Саня, а тест за меня сегодня напишешь? – сказал я и онемел от собственной наглости.

Но, видимо, психология – великая наука. Почти как информатика. Если знаешь, как правильно написать алгоритм, весь мир тебе послушен. Потому что Саша кивнул:

– Попробую. Если Алёна не увидит. Наверное, вид у меня был забавный, потому что Санька засмеялся:

– Ты чего? Ты же за меня на программировании целые куски программ пишешь. Мне не в лом разок тебе на истории помочь.

Странный он человек, Саша Сухов: нашёл с чем сравнивать! Программирование – предмет простой и логичный, не то что эта головоломная смесь из дат и имён.

Самое трудное испытание я назначил на перемену между пятым и шестым уроком, но Свиридова всю перемену болтала с Фонарёвой. Приклеились просто друг к другу. Поэтому я решил подождать до продлёнки.

На продлёнке я с последней парты наблюдал, как Свиридова решает математику, а Жанка сидит рядом и списывает. При Жанке точно ничего не стоит спрашивать – этот человек любой план запороть может. Просто так, из вредности.

Когда Жанка ушла, к Свиридовой подсела Вика: «Оля, поможешь с английским?» И я подумал, что лучше свою операцию проделаю дома, через «ВКонтакте».

Дома я ещё раз прокрутил в голове вопросы, на которые она может ответить «да». Я вчера все подходящие даже на листочек выписал. Правда, те, что стопроцентно гарантируют результат, пришлось выкинуть. Согласитесь, немного странно спрашивать человека: «Тебя точно зовут Оля?» – если вы уже несколько месяцев учитесь в одном классе.

Я листал новостную ленту «ВК», время от времени проверяя, не загорится ли зелёный огонёк рядом с фоткой человека, который в списке друзей на третьем месте после Егорки и Лёвчика Ладушкина. Меня мучили сомнения: а вдруг она выйдет из «ВКонтакта» после того, как я задам первый вопрос? Сработает ли тогда правило?

Я открыл текстовый редактор и набрал все три вопроса. Подумал немного и стёр второй: «Ты завтра в школу идёшь?» Кто знает, какие у неё планы на завтра. Она сегодня чихнула на истории – может, заболеть собирается.

Вместо стёртого вопроса написал другой и снова проверил список друзей. Есть! Зелёный.

«Ты сделала домашку по математике?» – отправил я первое сообщение.

Она не просматривала его целую вечность. Зато, когда просмотрела, ответила тут же:

«Да».

Второй вопрос я уже скопировал и ждал лишь её ответа, чтобы отправить:

«А английский ты тоже сделала?»

Ответ она набирала подозрительно долго. Наконец на экране появилось:

«Издеваешься?»

Такой ответ не входил в мои планы. Я стёр уже скопированный вопрос и быстро набрал:

«Нет. Скажи, сделала английский, да?»

«Да», – появился ответ.

Я подумал, не сбился ли алгоритм получения третьего ответа. И решил, что в любом случае надо отправить заготовленный вопрос:

«А номер своего телефона мне дашь, да?»

По экрану поползли точки. Получится же, правда? Три раза всё получилось.

На экране появилось:

«Нет».

И зелёный огонёк тут же погас.

Видимо, в психологии, как и в программировании, есть свои тонкости.

В программировании так: написал не ту переменную, поставил плюс вместо минуса, забыл точку с запятой – и вся программа глючит. Иногда несколько дней приходится искать ошибку. Наверное, и здесь надо было какую-то мелочь сделать по-другому.

Но ничего. Я упорный. Я всё равно добуду этот номер телефона.

Психология не помогла – я ещё что-нибудь придумаю. Говорил же один великий изобретатель: «Я не потерпел сто раз неудачу, прежде чем наткнулся на верное решение – я просто нашёл сто способов, как это не работает».

Второй способ я уже придумал: номер Свиридовой есть на телефоне у Вики Фонарёвой. И я знаю, как получить Викин телефон. Хм, какое же приложение Фонарёва захочет установить, но не сможет обойтись без моей помощи?

Лучшее решение

Ведро загрохотало по лестнице. Хорошо, что пустое. Санька потёр ушибленную коленку, взглянул на ноги. Так и есть: снова правая.

У Саньки странная болезнь: что бы он ни надевал: кеды, кроссовки, ботинки, – всегда на правой ноге шнурок развязывался. А на левой – нет.

Вчера из-за этого Санька злой был. Надел на соревнования новенькие «пумы», старательно завязал оба шнурка. Проверил. Пума на левом боку чёрной кроссовки приготовилась к прыжку. Пума на боку правого загадочно подмигнула.

Санька вышел на старт. Слева стоял Журавлёв: маленький, толстенький, как мяч, шустрый. Справа презрительно щурился здоровенный Буков. «Щурься, щурься, – подумал Санька. – Я три месяца тренировался. Сейчас как рвану».

И он рванул. Сразу же оторвался от Журавлёва и на полметра обошёл Букова. Буков пыхтел, вырывался вперёд, Санька нажимал ещё немного и не давал верзиле вырваться.

Трибуны восторженно скандировали: «Сухов! Сухов!» Сухов – это он, Санька.

На самом деле трибун не было. Были одноклассники и ребята из параллельного. И среди них – Ивлева: смешная, рыжая, классная. Санька успел на бегу заметить: она тоже «Сухов» кричала.

Санька побеждал. До финиша оставалось три шага, когда Санька наступил левой ногой на развязавшийся шнурок правой. И упал, чуть-чуть не дотянувшись носом до финишной черты.

Вечером Санька шёл за хлебом. Солнце по-дурацки отражалось в окнах и лезло в глаза. Он чуть не столкнулся с Ивлевой – заметил в последний момент. Сделать вид, что не заметил, не получилось – пришлось буркнуть: «Привет».

Но Ивлева спросила:

– Ты сильно расстроился?

Санька молчал.

– Ты всё равно его победил. Их всех. Это из-за шнурка. Так не считается.

– Считается, – возразил Санька. – Это спорт. Тут случайностей не бывает.

Ивлева посмотрела на Саньку с восторгом. Закат сделал её волосы ещё более рыжими и тоже похожими на солнце. И Санька понял, что глаза у Ивлевой зелёные.

Потом они ели мороженое и разговаривали обо всякой ерунде. Первые листики на берёзах были похожи на глаза Ивлевой. Шнурок на правой ноге беззаботно болтался, а левая нога, умница, так на него и не наступила!

И вот сейчас на лестнице Санька смешно и позорно растянулся.

На грохот выглянул папа. Спросил:

– Сын, может, пора научиться по-хорошему шнурки завязывать?

Санька посмотрел на ноги и ответил:

– Нет, пап. Давай в следующий раз кроссовки на липучках купим.

Хобби

Неприятности начались, как обычно, с английского.

Я всё написал. Выучил. И даже «четвёрку» получил. Казалось бы, всё хорошо. Но вот этот дурацкий вопрос сидит внутри и дышать не даёт.

Меня спрашивали третьим. Последним. Могли бы вообще не спросить, и не было бы у меня ещё и этих мучений. Спросили бы, например, Гришу. У него дипломы, грамоты, достижения. И хобби. Не одно, а целых три.

Вчера я написал рассказ о себе на английском. Два часа мучился. Нет, перевёл я быстро: гугл-переводчик – лучший друг технаря. Трудно было составить: после третьего предложения сказать нечего.

Стою я у доски в кабинете английского, смотрю в глаза карте Великобритании на противоположной стене и радуюсь, что последнее предложение произнести осталось. И Лилия Геннадьевна довольна.

В жизни всегда так: только расслабишься, а она тебе – бац! – и вопрос в лоб. «What about your hobby?» – «Какое хобби у тебя?» – спрашивает.

А у меня его нет. Я не клею макеты космических кораблей, как Григорий, не вышиваю крестиком, как Полина, не играю в футбол, как Боря.

Лилия Геннадьевна поставила в журнал «четвёрку», а мир на мне, видимо, поставил «крестик». Красный, которыми Полина полотенца в народном стиле вышивает. Потому что у каждого, кто стремится стать целостной и серьёзной личностью, хобби должно быть. Вот что я прочитал в глазах Лилии Геннадьевны, когда она оценку ставила.

И я решил, что стану этой личностью. Поэтому мне надо найти хобби. Срочно.

Я надел спортивную форму, позвонил Егорке, другу из старой школы, и забил на домашнее задание. Домашка – вещь ежедневная, рутинная, отнимает массу сил. Это из-за неё у меня времени нет. Нет уж, раз решил стать целостной личностью, надо чем-то жертвовать.

Через четыре часа я понял, что футбол – это не моё. Цена понимания: измазанные спортивные штаны, порванные в трёх местах, и убитые в хлам кроссовки. Кроссовки ещё можно воскресить. Со штанами надо что-то делать, чтобы маму не травмировать. Я принял наилучшее решение – закопал их в большой ящик с деталями лего.