Читать онлайн Инсомния бесплатно

Лили

– Твою ж мать!

Пробегающий мимо парень сильно толкает меня в плечо, так что я роняю тетради и книги на промокший от ночного дождя тротуар.

– Извини! – бросает он через плечо и торопится скрыться в здании университета.

Провожаю его злым взглядом, со вздохом опускаясь, и собираю свое барахло. Теперь все мои усилия не опоздать в первый же день занятий в новом университете провалены. А начиналось все так хорошо: я проснулась, сходила на пробежку и за завтраком погрузилась в чтение нового романа. Это меня так затянуло, что я совершенно забыла о времени. Вместо того чтобы сделать легкий макияж и хотя бы привести волосы в порядок после душа, я вынуждена была натянуть первые попавшиеся под руку джинсы и толстовку, а мокрые волосы собрать в пучок, который десять раз уже растрепался, пока я бежала от парковки до корпуса, где начиналось первое в этом семестре занятие по английской литературе.

Чертова Гиллиан Флинн и ее «Исчезнувшая»! Кто пишет настолько захватывающий сюжет, что я не смогла оторваться от книги?

Теперь придется заходить в аудиторию после начала занятий и привлекать к себе ненужное внимание.

Моя тревожность не давала мне покоя, поэтому я еще на неделе до начала занятий обошла все корпуса и нашла все аудитории, где будут проходить мои занятия. Поэтому сейчас не теряю время и быстро нахожу нужную аудиторию. Курс английской литературы проходит в самом старом корпусе университета. Пол выстелен паркетом из темного дерева, который поскрипывает под моими ногами.

Я замираю у нужных дверей темно-вишневого цвета и перевожу дух. Отдышавшись, открываю дверь. Яркий солнечный свет бьет в глаза. Взгляды студентов обращаются на меня, и в тишине аудитории дверь с громким хлопком закрывается за моей спиной. Профессор стоит за кафедрой, спиной к двери, и оборачивается на шум. Взгляд стальных серых глаз пригвождает меня к месту, взирая из-под поблескивающих стекол очков.

– Мисс, займите место и не отнимайте время, – произносит он.

Профессор кивает подбородком на свободное место в первом ряду. Его голос звучит сухо и серьезно, но без раздражения.

Встряхнув волосами, я приказываю своим конечностям двигаться и занимаю указанное место.

– Начнем заново. Всем доброе утро. Я профессор Эванс, и в этом семестре я буду читать вам курс английской литературы. Те из вас, кто выбрал в рамках учебной программы семинары по творческому письму, еще встретят меня там. Первый семестр будет посвящен…

Профессор продолжает говорить о программе курса и контрольных точках, поправляя указательным пальцем съехавшие на нос очки. Я, стараясь не производить шума, достаю карандаш и тетрадь. Оглянувшись вокруг, вижу, что многие сидят с ноутбуками, но мне привычнее бумага и ручка. Поерзав на месте, я бесшумно выдыхаю и возвращаю свой взгляд на профессора.

И только сейчас позволяю себе хорошенько его рассмотреть. Он молод. Очень молод. Наверное, ему слегка за тридцать. Вытянутое, скуластое лицо с резкими чертами, бледная кожа, слегка крючковатый нос, черные непослушные волосы, лежащие в легком беспорядке. Он высок. Рукава черной водолазки закатаны до локтей, обнажая жилистые предплечья и кисти рук с длинными пальцами, которые сейчас сжимают край кафедры. Он похож на эдакую смесь Гарри Поттера и Северуса Снейпа. Голос спокойный, глубокий, с небольшой хрипотцой и английским акцентом, пускающим волну мурашек по телу. Он навевает мысли о темных, укромных местах, тихом дожде в осенний вечер, обволакивающем тумане и смятых простынях.

Понимаю, что мои фантазии завели меня не туда, снова встряхиваю волосами и концентрируюсь на том, что говорит профессор, а не на… как.

– Поражает, да? – раздается легкий смешок над ухом.

Я поворачиваюсь к своей соседке и вижу улыбающееся лицо милой девушки с рыжими, как пламя, волосами и россыпью веснушек на носу и щеках.

– Обычно только первокурсницы страдают «лихорадкой Эванса», – говорит она, почти не двигая губами. – Но это чувство проходит после первой сданной работы.

– Он валит?

Терпеть не могу людей, которые, пользуясь своим положением, отыгрываются за счет студентов, упиваясь своими знаниями и стараясь намеренно высмеять недостатки других, вместо того чтобы помочь человеку развить свои качества и передать свой опыт. Таким людям не место в преподавании.

– О, нет, – легко улыбается девушка. – Мы все для него бесполые существа. Он будет говорить только о предмете и твоей работе.

– Тогда мы с ним поладим, – облегченно выдыхаю я.

– Мне кажется, что если раздеться перед ним, он просто хмуро посмотрит и скажет: «Мисс, застегните обратно вашу кофточку и уделите внимание десятой странице вашего реферата. Вы неправильно определили проблематику произведения».

С моих губ срывается громкий смешок. Голова профессора резко поворачивается в нашу сторону.

– Мисс Уолш, меня поражает ваша способность так быстро находить общий язык с новыми людьми, но дождитесь конца занятий.

– Конечно, сэр, – весело отвечает соседка, ничуть не смущенная замечанием.

Я же вжимаю голову в плечи и бормочу слова извинения:

– Прошу прощения, профессор.

Эванс уже потерял к нам интерес и вернулся к чтению лекции. Какое-то время мы молча фиксируем информацию, но когда профессор поворачивается к аудитории спиной, чтобы сделать запись на доске, девушка говорит:

– Я Миа, кстати, – она протягивает хрупкую ладошку, унизанную кольцами.

– Лили, – я с радостью жму протянутую руку.

Меня подкупает непосредственность и открытость этой девушки. Кажется, что с ней будет легко поладить и, возможно, подружиться. А знакомый человек в совершенно новом городе мне бы не помешал.

– Я раньше тебя не видела. Ты сменила специальность?

– ВУЗ.

Я не добавляю, что, вдобавок к этому, поменяла город, уехала на другой край страны и оставила всех своих знакомых, друзей и всю прошлую жизнь.

– Ого, на последнем курсе. Вероятно, это тяжело.

– Да, это непросто, – устало выдыхаю я.

Я кривлюсь и стараюсь не вспоминать, что мне еще нужно дописать статью для страницы одного блогера. Я безумно рада, что нашла эту подработку, и будет глупо ее потерять. Но этих денег мне все равно не хватит, чтобы обеспечить себя и продолжать снимать квартиру. А залезать в накопления не хотелось. Поэтому я откликнулась на вакансию в небольшом книжном магазине, расположенном недалеко от университета. Придется выпрыгивать из штанов, чтобы работать и не провалить выпускной год.

Миа больше ничего не говорит до конца лекции, и когда профессор всех отпускает, быстро складывает вещи в большую вязаную сумку.

– Ну, еще увидимся, – говорит она на прощание.

– Увидимся, – улыбаюсь я.

– Мисс Миллер, задержитесь, пожалуйста, – подзывает к себе профессор.

Я подхожу ближе, но предусмотрительно останавливаюсь в нескольких шагах от него. Вблизи он еще выше, и мне приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. От него исходит легкий аромат парфюма с древесными нотами, пробуждая мысли о нагретом солнцем сосновом лесу на берегу моря. Я глубоко вдыхаю, и внутри головы воцаряется оглушительная тишина. Я чувствую себя умиротворенно и… защищено. Как будто кто-то окружил меня куполом, через который не пробиваются невзгоды и проблемы окружающего мира.

Хм. Странное чувство.

– В деканате мне передали информацию о вашей успеваемости в университете Орегона. Это впечатляет. Надеюсь, у нас вы покажете себя не хуже.

– Спасибо, сэр.

От неожиданной похвалы я начинаю ковырять носком кроссовка проплешину в паркете.

– Я бы также рекомендовал вам уже сейчас начать поиски дипломного руководителя и назначать консультации.

– Спасибо, я уже записалась к профессору Рочестер.

Рискнув, поднимаю голову от кроссовок и снова попадаю в капкан серых глаз. Профессор окидывает меня взглядом снизу вверх, и когда его глаза поднимаются к моему лицу, я вся вспыхиваю под этим ртутным взглядом.

– Отлично, – сухо отвечает он.

Он опускает голову к своим бумагам, всем видом показывая, что больше меня не задерживает. Помявшись, я прощаюсь и выхожу из аудитории. На улице подставляю лицо прохладному осеннему ветру и шумно выдыхаю.

Что это было? Уж не настолько он красив, чтобы превратить все мои мысли в бессвязную кашу. Но сейчас это именно так. Порывшись в памяти, я не могу припомнить, чтобы кто-то и близко вызывал у меня такую реакцию. Хотя у меня был только Итан, а он скорее вызывает реакцию ужаса, от которого кровь стынет в жилах. Я с силой зажмуриваю глаза и стараюсь стереть это имя из своей памяти.

Черт. Я поклялась даже в мыслях не произносить его имени, словно это заставит его почувствовать, где я, и материализоваться на другом краю страны. Ну уж нет. Слишком много усилий я приложила, чтобы скрыться от него.

Лучше уж подумать об учебе. Сегодня у меня еще одна лекция, но до нее есть окно. Поэтому я иду в небольшую кофейню на территории кампуса. Как раз есть время, чтобы дописать статью.

В кафетерии тихо. Несколько студентов сидят за ноутбуками и что-то печатают. В воздухе стоит восхитительный запах кофейных зерен и свежей выпечки. Вооружившись шоколадным круассаном и большим латте, я приступаю к работе. Время пролетает незаметно, и к началу лекции работа готова и отправлена заказчику.

На второй лекции задали огромную самостоятельную работу. Поэтому я покидаю корпус с легкой мигренью, торопясь на первый рабочий день в книжном магазине. Тревожность не отпускала меня всю дорогу до работы. Я даже не замечала прохожих и то, насколько красив город и природа в это время года. Все мысли были заняты планированием, как успеть после смены начать делать домашку или хотя бы начать искать материал для нее.

Оливия – пожилая, но активная владелица магазина – встречает меня с приятной улыбкой. Несколько часов она проводит мне экскурсию по небольшому, но очень атмосферному магазинчику.

Он занимает два этажа. На первом расположены стеллажи и несколько столов, нагруженных книгами и канцелярией. На первый взгляд в них царит беспорядок, но приглядевшись, я вижу в этом систему. На потолке и витрине растянуты гирлянды в форме кленовых листьев, и стоят горшки с пышными папоротниками и другими растениями, названия которых я не знаю.

На втором этаже также стеллажи с книгами, но есть место для чтения и кофейня. Там стоят пара уютных, мягких кресел из темно-бордовой вельветовой ткани, журнальные столики и небольшая софа. И снова очень много зелени в горшках.

Сейчас, в послеобеденное время, в магазине немного посетителей: я замечаю только одну женщину, прогуливающуюся между рядами с книгами, и еще двоих, листающих журналы в креслах.

Оливия подводит меня к барной стойке, где за кофемашиной мелькает белая копна волос.

– Лили, познакомься, это Эмма.

Девушка, услышав свое имя, выныривает из-за аппарата.

– Привет! – машет она пустым холдером.

У нее приятная улыбка, белые длинные волосы, забранные в высокий хвост, теплые карие глаза и спортивное телосложение. Я легко могла бы представить ее легкоатлеткой или чирлидершей. Своей улыбкой она словно заряжает пространство вокруг себя.

Кажется, мне сегодня везет с новыми знакомыми.

– Лили будет твоей сменщицей, – говорит Оливия, положив руку мне на плечо. – У нас еще есть Джон, но он работает только по выходным, когда людей больше. Эмма, покажи здесь все Лили? А я спущусь вниз, возможно, мадам что-то подобрала себе.

– Конечно, – кивает Эмма.

Оливия, не торопясь, спускается по узкой лестнице на первый этаж, а Эмма проводит меня в подсобное помещение и выдает футболку и фирменный фартук.

– Ты тоже студентка? – спрашиваю я, пока переодеваюсь.

– Ага, на втором курсе. А ты?

– Выпускной год.

– Ого, – вскидывает черные брови Эмма. – Я думала, ты младше меня, – беззлобно смеется она.

– Многие так говорят, – отвечаю я и смотрю, как завязан фартук Эммы, стараясь сделать так же.

Из-за моего небольшого роста и миловидной внешности с тонкими чертами лица мне едва давали восемнадцать, хотя на самом деле два месяца назад я отпраздновала двадцать первый день рождения.

– Тебе здесь нравится?

– Еще бы! – горячо отвечает Эмма. – Мне очень повезло, что я устроилась сюда в прошлом году. Оливия не очень любит нанимать новеньких. Моя знакомая работала у нее, когда училась. Она по сути привела меня на свое место. В этом году она открыла еще и кофейню, поэтому работы прибавилось, но я не жалуюсь. Это лучшее место, где я работала, – улыбается она.

Я согласно киваю. Место действительно приятное, а хозяйка кажется милой. Тем более что оплата оказалась чуть больше, чем я ожидала. Возможно, если я также буду писать статьи и подрабатывать здесь, то смогу позволить себе сменить квартиру и не трогать деньги, оставшиеся от продажи дома.

Эмма показывает кухню, напоминает, как варить кофе (небольшой опыт у меня уже был, поэтому я быстро вспомнила, что к чему). И до самого закрытия магазина весело щебетала обо всем на свете, выдергивая меня из мрачных мыслей. Она показала фотографии своего пса, милого корги по кличке Один, и познакомила с парнем, который пришел забрать ее после работы.

Закрыв магазин и распрощавшись, я села в автобус и с тихим спокойствием в душе добралась до дома.

Лили

– Лили! – окликает Миа, когда я вхожу в столовую и пытаюсь найти свободное место.

Она и еще две девушки расположились за столом у окна, и я с радостью к ним присоединяюсь.

– Спасибо, – говорю я, снимая сумку.

– Как неделя?

– Честно? – спрашиваю я, набрасываясь на еду. Я потратила почти весь перерыв, стоя в очереди и ища место, так что закидываю еду, не жуя. – Это катастрофа. Я ничего не успеваю. Рочестер – сущий ад. Я переписывала введение три раза, и каждый раз она говорила добавить то, что просила убрать на прошлой консультации. Это что, какая-то проверка на прочность?

Миа и ее соседки смеются.

– Понимаю, – она похлопывает меня по плечу. – Держись, дальше будет легче. Она поначалу придирается, но потом станет попроще.

– Хотелось бы.

– Я знаю, что тебе нужно, – заговорщицки улыбается Миа.

– Двенадцатичасовой сон?

Миа фыркает и закатывает глаза, от чего я улыбаюсь краешком рта. За эту неделю мы с ней много общались – оказалось, что у нас совпадает большая часть курсов.

– Парни из братства устраивают вечеринку, и нам точно нужно сходить.

Я протестующе мычу, потому что рот набит едой.

– Ну же, Лили. Ты всю неделю сидела в библиотеке или работала, а сегодня у тебя выходной. Может с кем-то познакомишься.

Я делаю нечеловеческое усилие и шумно глотаю.

– Меня не интересуют вечеринки.

– Как знаешь, – не настаивает Миа. – Но если вдруг передумаешь, напиши. Мы тоже не будем там долго, но развеяться хочется. Неделя и правда была тяжелой.

Девочки прощаются и первыми выходят из столовой. Я доедаю и тоже спешу на занятия.

Вечером без сил возвращаюсь домой. Хоть сегодня нет смены в книжном, новые люди и начало занятий сильно вымотали меня. Бросаю сумку в кресло и плюхаюсь рядом. В своей квартире я постаралась создать уют: на кровати лежит вязаный плед и маленькие подушки, на столе светильник в форме дерева, переливающийся мягким светом. На стенах развешаны несколько плакатов фандома детства: Гарри Поттер, Сумерки и группа Bad Omens.

В голове полный раздрай, поэтому решаю принять расслабляющую ванну. Я долго стою перед зеркалом, разглядывая свое лицо. Напряженная неделя не прошла бесследно: под глазами залегли тени, без того бледная кожа стала еще более бледной, а каштановые волосы потускнели и не отливают красным, как прежде. Хотя в этом скорее виноват скудный, холодный свет ламп в ванной.

Быстро сушу волосы и забираюсь в кровать с кружкой чая и книгой, намереваясь добить роман Флинн. Но отвлекает сигнал сообщения на телефоне. Смахиваю экран блокировки и вижу селфи Мии с воздушным поцелуем и подписью: “Скучаешь? Мы да”.

Хмыкнув, обвожу взглядом темную комнату. Сейчас она мне кажется уже не такой уютной. Я с горечью представляю, как провожу здесь каждый свой одинокий вечер. Мне не хватает подруг и девчачьих разговоров. Своей лучшей подруге Мэдисон, которая осталась в Юджине, я позвонить не могу. Она все еще общается с Итаном, и это слишком рискованно. Мы общаемся с ней в директе, но даже там я не могу рассказать о том, в каком штате обосновалась.

Недолго подумав, я выпрыгиваю из кровати и быстро пишу сообщение Мии, что скоро буду. Она отвечает кучей безумных смайликов и скидывает адрес. Не хочется выглядеть на первой вечеринке с новыми людьми ханжой, поэтому я к своим обычным черным джинсам надеваю поверх открытый топ на тонких лямках. Делаю легкий макияж, волосы собираю заколкой наверх. Проверяю, что в сумочке есть все необходимое: ключи, деньги, перцовый баллончик. Заказываю такси, и спустя двадцать минут меня обнимает Миа.

– Лили, это Лиам, – она кивает за спину, за которой стоит красивый парень с темными каштановыми волосами.

– Привет, красотка.

Карие глаза светятся искорками любопытства или, может быть, глуповатого озорства. Он протягивает руку, и моя ладонь утопает в его большой, горячей ладони. Рукопожатие затягивается, и я с неловким смешком вырываю свою руку. Этот парень выглядит как модель: правильные черты лица, чуть пухлые губы, каштановые волосы, падающие на лоб, которые он с легкой небрежностью откидывает назад. Прямой нос и мерцающая кожа с легким бронзовым загаром. В нем нет ничего вызывающего или неправильного, но почему-то это пугает меня.

– Тебе принести что-нибудь выпить? – спрашивает он.

– Бутылочное пиво, если есть, – я оглядываюсь на Мию, в руках которой стаканчик с выпивкой. – И я открою сама, спасибо.

Лиам уже повернулся, чтобы уйти, но, услышав последнюю фразу, замирает на месте и окидывает меня недовольным взглядом.

– Мы только познакомились, а ты уже записала меня в конченные мудаки? – он с осуждением приподнимает черную бровь.

Я смеюсь, потому что в какой-то степени это действительно так, за что извиняюсь и говорю, что никоим образом не думаю о нем настолько плохо. Он покачивает головой, но улыбается и оставляет нас вдвоем. Из колонок в гостиной доносится трек Doja Cat – «So High», но громкость приятная и не мешает говорить.

– Как тебе Лиам? – спрашивает Миа.

Я смотрю ему вслед, провожая взглядом его задницу, обтянутую синими джинсами.

– Симпатичный, – пожимаю я плечами.

Что еще можно сказать о человеке, с которым только что познакомился?

– Да. А еще он хороший друг.

За тоном, которым была сказана эта фраза, будто стоит что-то большее. Окинув подругу взглядом, все-таки спрашиваю:

– Вы не вместе?

– О нет, – смеется она. Этот смех легкий, не напряженный. – Лиам для меня прочитанная книга, как и я для него. У нас были отношения на первом курсе, как только мы познакомились. Но знаешь… ничего серьезного, мы просто тусовались. Убедились, что дружить у нас получается лучше, чем быть парой.

Мы замолкаем, когда возвращается Лиам. Он протягивает мне закрытую бутылку короны с напускным осуждением, посматривая на меня.

– Итак, Лили, – говорит он, провожая нас к освободившемуся дивану. – Миа сказала, что ты тоже учишься на кафедре английского языка.

Миа садится рядом со мной на спинку дивана, а Лиам с другого бока. Он по-хозяйски вытягивает длинные ноги и кладет руку позади меня, но не касается. Но это движение все равно заставляет меня сжаться внутри. Вся его поза кричит об уверенности, и это пугает.

– Да, я только что перевелася, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно.

– Хочешь стать писателем?

– О нет, – я делаю глоток пива. – Сценаристом.

– Давай договоримся: я пишу книгу, становлюсь неебически популярной. Мою книгу экранизируют. Ты пишешь сценарий для фильма, и мы обе становимся неебически популярными и богатыми, – предлагает Миа.

– Договорились, – смеюсь и даю Мии "пять".

– А мне вы какую роль отводите? – спрашивает Лиам, с улыбкой наблюдая за нами.

– Хм, – Миа постукивает пальцем по подбородку в притворной задумчивости. – Пожалуй, ты можешь приносить нам кофе и делать другие маленькие штуки, знаешь.

– Ха-ха, – Лиам толкает мое колено своим. – Хочешь, я могу показать тебе город? Я вырос здесь.

– Думаю, справлюсь.

– Пф, ты не знаешь, от чего отказываешься. Ты можешь никогда не побывать в самых интересных местах, – Лиам пилит меня взглядом. – Ты знала, что в Филе есть книжный магазин в Старом городе, и в нем живет кот по имени Пиклз?

Я смеюсь, запрокинув голову назад. Миа фыркает в стакан.

– Да, это написано на сайте университета.

– Лиам, ты забыл, с кем разговариваешь. Мы не твои баскетбольные фанатки. Мы девушки, которые читают книги. Очень много книг.

Она кидает в него попкорном, и тот смешно морщится, когда он попадает ему в лицо.

– Разве это звучит не скучно? – спрашивает он, отпивая пиво.

И я помимо воли залипаю на том, как дергается его горло.

– О, не для меня, – бормочу я.

– Да, – горячо поддакивает Миа. – Прямо в моей голове тринслируют фильм, где я главная героиня, которой нужно спасти мир или путешествовать на край земли, неистово влюбиться. Я могу быть брюнеткой или блондинкой, а могу быть драконом или кракеном… У меня даже может быть несколько членов.

Лиам давится пивом, а мы с Мией заходимся смехом.

– Мне кажется, ты читаешь не те книги… – говорит он, вытирая пиво с подбородка.

– Хм, может, как раз наоборот, – я поднимаю одну бровь. – Книги могут многому научить, знаешь ли.

– Ага, я вижу, – настороженно говорит Лиам. – Ну ладно, с этим понятно, но как ты оказалась здесь? Почему перевелась?

Я в задумчивости кручу бутылку, пытаясь отодрать этикетку, тем самым получая время на размышления. Насколько можно им открыться? В конце концов, могу сказать, из какого университета перевелась – эту информацию можно узнать и в деканате.

– Я перевелась из университета Орегона в Юджине.

– Ого.

Миа и Лиам обмениваются удивленными взглядами. Первой я тоже об этом не рассказывала, да и, честно говоря, она и не интересовалась.

– Это хороший университет. Что же тебя заставило сменить его и уехать на другой край страны?

Одно имя. Четыре буквы. Нужно изменить свою жизнь, чтобы избавиться от одного человека в ней. И все из-за него. От этих мыслей у меня холодеют пальцы, и я с силой сжимаю горлышко бутылки.

– Думаю, мне больше по вкусу климат восточного побережья, – отвечаю я после долгой паузы, стараясь звучать беззаботно.

– А если серьезно? – спрашивает Лиам, после легкой улыбки.

Шумно выдыхаю и откидываюсь на спинку дивана. Моя голова касается руки Лиама, но сейчас я не обращаю на это внимания. Врать новым знакомым не хочется, поэтому решаю сказать им лишь часть правды.

– Это сложно… Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я училась на первом курсе, – Лиам и Миа бормочут слова сожаления, и я принимаю их. Невозможно забыть, как в один день ты потерял обоих родителей, даже сейчас, спустя четыре года. Но ты учишься жить с этим. – И этот город и университет хранят столько напоминаний о них. Отец тоже там учился. У нас было столько разговоров об этом, когда я поступила. Он показывал мне кампус, говорил о всех сумасшедших вещах, которые они делали в студенчестве. – Эти воспоминания вызывают у меня улыбку и теплое чувство в груди. – И после всего этого я не могла себе представить, что их не будет рядом на моем выпускном. И если бы я осталась там, я бы, наверное, сошла с ума или что-то подобное.

Миа берет мою руку и крепко сжимает.

– Прости, – сокрушается Лиам. – Я не имел понятия… Чувствую себя дерьмово, что заставил тебя рассказать это.

– Ничего. Ты же не знал.

– Друзья, вторая половинка?

Я поворачиваюсь к Лиаму, смерив недовольным взглядом: ты не охуел задавать столько вопросов?

– Нет и нет, – спокойно отвечаю я.

Мысленно хвалю себя за то, что на последнем "нет" не дрогнул голос.

– Что ж, мы это исправим.

Миа снова фыркает, а я закатываю глаза, но смеюсь. У Лиама, конечно, есть брава крутого парня, но, приглядевшись получше, я вижу, что на самом деле он довольно прост и бесхитростен. Мне все еще не совсем комфортно, когда он сидит так близко, и его колени и бедро касаются моих, но это уже мои проблемы. Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я чувствовала себя в безопасности рядом с мужчиной.

Хотя, если вспомнить, это было не так давно на лекции одного профессора.

Хм. Не стоит об этом думать – я тогда переволновалась, и мои ощущения были запутаны.

Лиам, наконец-то, заканчивает свой допрос. Он знакомит меня со своими друзьями. Эти баскетболисты оказываются очень шумными и утаскивают Лиама развлекаться. Мы с Мией остаемся вдвоем, и после бурного обсуждения недавно прочитанной книги она утаскивает меня танцевать. Миа смеется, и ее волосы весело подпрыгивают в огненном вихре, заражая меня своим весельем. В какой-то момент музыка и алкоголь берут свое, и внутренние стены становятся не такими толстыми. И я чувствую себя Лили – юной, веселой и свободной. Той, которой была до встречи с ним.

Вечеринка медленно начинает затихать, и я решаю, что пора возвращаться домой. Попрощавшись с друзьями, я выскальзываю из шумного пространства, вдохнув свежий, прохладный ночной воздух.

Дома, в тишине собственной комнаты, я села на край кровати, и на лице снова появилась улыбка.

– Возможно, будет не так плохо, – шепнула я себе, обнадеженная первой неделей и хорошим вечером.

Лили

Еще одна неделя пролетела незаметно. В пятницу я проснулась в небольшом возбуждении от предстоящего первого семинара у Эванса. С особой тщательностью уложила волосы и достала из шкафа свою любимую тонкую кофточку. Я надела её на голое тело, благо маленькая грудь позволяет мне делать такие вещи. И в течение десяти минут, глядя в зеркало на свои выступающие соски, пыталась себя убедить, что одеваюсь так только потому, что мне этого хочется, а не чтобы обратить на себя взгляд серых глаз.

– Твою мать, Лили, что ты делаешь? – задаю вопрос вслух.

Разве я не хотела начать здесь новую жизнь? Первым правилом было не привлекать к себе внимание. Зачем тебе вызывать интерес этого профессора, который, судя по рассказам Мии, никогда этого не сделает? И извращенная часть меня отвечает, что именно поэтому я этого отчаянно хочу.

Не давая благоразумной части изменить моё решение, я собираю сумку, беру толстовку и выхожу из дома.

– Мисс Уолш, поделитесь своим мнением, – говорит Эванс.

Семинар был посвящен разбору творчества Эрнеста Хемингуэя. Вся группа была в восторге и сейчас делилась своими наблюдениями из книг этого автора. Судя по лицу профессора и тому, как поблескивали глаза из-под очков, я могла сделать вывод, что и его увлекало творчество писателя. Было легко заметить довольную улыбку, которая озаряла его лицо каждый раз, когда он слышал, по всей видимости, выводы студентов, похожие на собственные.

А я сидела и закусывала щеку изнутри, чтобы не сорваться и не брякнуть чего-нибудь дерьмового и не разрушить воцарившуюся драйвовую атмосферу. Потому что… потому что это не мой автор от слова совсем.

– Я бы сказала, что это не идеологическое противостояние – это была борьба ни за что. Словно наводнение или цунами – катастрофа, не имеющая логики. Она не несёт морального итога и остаётся необъяснённой. Знаете, как то, что было послано нам за грехи, – воодушевлённо говорит Миа о «Фиесте».

Я согласна с этим, но для меня, в отличие от Мии, это минус, а не плюс произведения. Я отвожу взгляд от профессора, потому что чувствую, что буду отвечать следующей, и стараюсь выглядеть очень занятой, рисуя каракули в тетради. Но это не спасает.

– Мисс Миллер?

– Ну вот, – бормочу я. – Полностью согласна с Мией. Очень интересная точка зрения. Мне добавить нечего, – говорю громче, не отрывая взгляда от тетради.

– Мисс Миллер, – голос профессора звучит ближе.

Я все таки поднимаю голову и вижу, как Эванс встаёт из-за стола, обходит и облокачивается на него, вытянув длинные ноги в чёрных брюках, скрещивая руки на груди. Рукава его белой рубашки закатаны по локоть, обнажая мускулистые предплечья, испещрённые венами. Этот вид пробуждает во мне голод. Не понимаю, чего я хочу: вгрызться зубами в сочный стейк или встать перед ним на колени и попробовать его.

Ого. А это откуда сейчас взялось?!

– Вы же читали хотя бы один роман Хемингуэя? Уверен, что у вас есть что сказать.

Я купаюсь в серебре его глаз и встряхиваю волосами, чтобы прогнать ненужные мысли, и прочищаю горло.

– Боюсь, мне они не нравятся по тем причинам, по которым вы их любите, – говорю я, как на духу, потому что не могу врать под этим взглядом.

– Расскажите, – просто просит профессор, и я замечаю в его глазах вспышку интереса, словно проблеск молнии.

– Как бы сказать… мне он не интересен. Мне понятно, для чего это сделано, как это сделано. Даже в той же «Фиесте» герои очень типичны, и эти лобовые метафоры о том, что герой не может любить женщину как мужчина, имея это позорное ранение, – по классу прокатывается смешок, но лицо Эванса остается серьезным. – Для меня литература это что-то более тонкое, мистическое и туманное. Не сказанное в лоб, а заставляющее пробираться сквозь скрытые смыслы, оставленные автором. Каждое слово должно иметь вес. И чтение – это удовольствие, а ты получаешь его тогда, когда тебе удалось распутать клубок этих замыслов, – как на духу говорю я.

Профессор долго смотрит на меня и потирает указательным пальцем подбородок, а после раздумий наконец-то говорит:

– Вы хотите сказать, что Хемингуэй переоценен?

– Я хочу сказать, что он действительно важен, но, возможно, больше для исторического контекста. В наше время его произведения теряют свою актуальность.

– Это можно сказать о многих авторах. Тот же Джон Стейнбек и его повесть «О мышах и людях» о временах Великой депрессии. Вы думаете, что писатели имеют значение только в рамках времени, в котором живут? – спросил профессор, по-прежнему сверля меня взглядом.

Он даже подался вперед, словно и его этот разговор утягивает так же, как и меня. Я слышу согласное хмыканье Мии и чувствую ее взгляд своей щекой. Хороший вопрос. И невозмутимое лицо профессора пробуждает у меня желание отстоять свою точку зрения.

– Литература всегда отражала время, в котором она была создана. Но ведь не обязательно, что она должна оставаться актуальной. Локации и обстоятельства меняются, но всегда остается что-то важное, фундаментальное и вечное в произведениях, которые мы читаем и сейчас. И я думаю, сегодня мы нуждаемся в более философском подходе.

Эванс почесывает бровь и упирается руками в стол позади себя. Мой взгляд опускается к кистям рук, которые сейчас сжимают край стола, и я замечаю на безымянном пальце правой руки серебряное кольцо с черным камнем внутри. Оно выглядит готично и так не вяжется с его строгим, классическим стилем.

– Итак, вы выступаете за то, чтобы литература была более сложной и многослойной? – подытожил профессор, затем добавил, чуть помедлив: – Но не считаете, что при этом вы, возможно, теряете что-то важное?

Об этом я не задумывалась. Но прежде чем я успеваю ответить, профессор опрашивает еще несколько человек и дает огромное домашнее задание. У меня даже волосы на затылке встали дыбом, когда я прочитала его. У меня нет ни малейшей мысли о том, как к нему подступиться, не говоря уже о том, чтобы сделать. Представляю, как проведу следующие недели в библиотеке, и у меня начинает дергаться глаз. Надеюсь, сейчас я устала, и когда взгляну на него в следующий раз, он уже будет не таким сложным.

Семинар заканчивается, Миа быстро обнимает меня на прощание и уносится на репетицию. Недавно я узнала, что она поет в группе. И когда эта женщина все успевает?

Я не спеша собираю вещи в рюкзак, и когда поднимаю голову, вижу, что профессор все еще в аудитории. Проходя мимо, хочу пожелать хороших выходных, но натыкаюсь на его тяжелый взгляд, который опаляет ненавистью. От неожиданности я чуть ли не спотыкаюсь на ровном месте.

Не в силах удержаться, в дверях я метнула быстрый взгляд на его лицо, ища объяснение этому странному поведению. Но профессор уже опустил голову. Лишь то, как ходили желваки на его скулах, и крепкая хватка на портфеле выдавали напряжение.

Я выхожу из аудитории с ощущением, что последние пятнадцать минут прошли без моего присутствия. Иначе как объяснить этот взгляд? Что его так взбесило?

Снаружи холодный воздух ударил в лицо, и я остановилась, чтобы перевести дух. Это напомнило момент двумя неделями ранее, когда я покидала лекцию Эванса с такими же смешанными чувствами. Кажется, это становится нормой.

Я поднимаю голову к нависшему серому небу. Пара холодных капель дождя упала на лицо. Достаю толстовку из рюкзака, чтобы отгородиться от разыгравшейся непогоды.

– Эй, Лили!

Я вытираю капли дождя плечом, прежде чем повернуться к Лиаму.

– Привет.

Его искренняя улыбка немного разгоняет холод. Но этого недостаточно.

– Как дела? – спрашивает он, не дожидаясь ответа. – Не хочешь пойти с нами на вечеринку? – говорит он, кладя руку мне на плечо и подстраиваясь под мой шаг.

За эту неделю я так привыкла к его небольшим прикосновениям, что перестала на них обращать внимание.

Я вспоминаю свои планы. Нет ничего такого, что нужно сделать сегодня, и уже открываю рот, чтобы согласиться, но следующая фраза Лиама ударяет по мне, как товарный поезд:

– Сегодня у малыша Чарли день рождения. Засранцу исполняется двадцать один год.

В надежде на то, что я ошиблась, смотрю на дату на телефоне, и чувство вины накрывает так сильно, что я с трудом отвечаю:

– Э… я, наверное, не пойду. У меня куча домашки, и еще нужно к выходным закончить статью.

– Ты уверена? Будут только свои. Пара стаканчиков, немного музыки. Я даже позволю тебе включить свой плейлист на Spotify, – он легко толкает меня плечом.

Буквально все его аргументы сыграли в ноль. Сейчас я бы не вынесла беззаботные, смеющиеся лица. Мне просто хотелось побыть одной и упиться своим уничижением.

– Да, давай как-нибудь в другой раз, – говорю я и, не дождавшись ответа, разворачиваюсь на выход из кампуса.

Я прошу себя потерпеть и шумно выдыхаю, сдерживая слезы. Не хватало еще разреветься посреди кампуса! Чувствую себя израненной, опустошенной, такой никчемной, что хочется выть.

Понимаю, что нужно заглушить свои мысли чем-то крепким, поэтому сворачиваю к бару недалеко от дома. Накинув капюшон на голову, включаю на полную громкость музыку на телефоне. Angel группы Massive Attack обволакивает, как мрачное покрывало. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы вслушаться в знакомые слова, и это помогает.

В баре шумно и тепло. Сев за барную стойку, заказываю стакан джина с тоником и морщусь, когда первый глоток обжигает горло. Я редко пью крепкий алкоголь, но сегодня пива недостаточно.

Когда первый стакан согревает желудок, я прошу бармена обновить напиток, и только тогда позволяю воспоминаниям накрыть меня с головой.

Перед глазами всплывает смеющееся лицо мамы с такими же теплыми карими глазами, как у меня, и ямочками на щеках. Вот она возится с выпечкой и замахивается на отца, который облизывает тарелку, где было тесто для печенья.

Он возится в гараже со своим старым пикапом и возвращается домой, пропахший бензином и машинным маслом. Я читаю в своем любимом кресле, а он наклоняется, треплет меня по голове и оставляет легкий поцелуй на макушке, царапая небритым подбородком.

Из меня вырывается судорожный вздох. Все. Я никогда этого больше не почувствую. Не услышу их голоса. Не расскажу о своих заботах. И сегодня, в годовщину их смерти, я даже не могу прийти на кладбище, чтобы их навестить.

О чем я? Я даже забыла, что она сегодня! Меня накрывает такое сильное чувство вины, что я прячу голову в руках. И буквально кожей чувствую пронизывающее одиночество, от которого хочется бежать, скрыться и не дать этой твари с безобразным черным лицом утащить меня в свое логово.

В прошлый раз так все и было. Я была слишком расстроена. Слишком ранима. Мне хотелось почувствовать себя нужной. Любимой. Важной для кого-то. Для чьей-то жизни. Поэтому появился он.

Итан.

Слезы застыли от воспоминания о нем. Это имя, словно яд, распространяющийся по телу, от которого немеет язык, холодеют руки и ощущается железный привкус крови во рту.

Мы познакомились на одной из тех грязных тусовок, которые ты хочешь удалить из памяти. И до сих пор не понимаешь: это действительно происходило со мной? Бесконечные попойки, которые длились по нескольку дней в непонятных, незнакомых квартирах, где в воздухе витало ушлое веселье, наполненное алкоголем и наркотиками.

В то время это давало ощущение свободы, словно это была последняя преграда между мной и тем, что осталось от прежней жизни. А все происходящее казалось лишь блеклым отражением реальности.

В один из таких вечеров я была на тусовке в старой квартире. Стол был заставлен пустыми банками и плавающими в остатках пива бычками. Висел плотный дым сигарет, и я не могла вспомнить, как оказалась там.

В этом хаосе, между мечущимися телами, я впервые увидела Итана. Его черные волосы были растрепаны, а темные глаза буквально прожигали меня насквозь. Он твердым шагом пересек комнату и оказался рядом, поймав мой затуманенный взгляд.

– Ты не должна здесь быть, – сказал он.

Тогда мне показалось, что в его твердом голосе звучала забота. Но нет. Это был приказ. Лишь со временем, когда пелена спала с моих глаз, я поняла, что он всегда таким был: властным, жестоким ублюдком, скрывающимся под красивой маской внимательного парня.

– Это почему? – я отпила пива и искоса взглянула на него.

Он определенно не вписывался в окружающую обстановку; явно бутылка пива – это единственное, что он употребил, в отличие от меня.

– Ты слишком хороша для этого места.

– Хм.

Я не очень хорошо помню подробности того вечера, но, кажется, пыталась флиртовать с ним. Мы еще несколько часов потусовались там. Он забрал у меня пиво, заставил выпить воды и отвез к себе домой.

Вдруг в баре раздаются аплодисменты. Несколько человек поднимаются на ноги и что-то возбужденно кричат. Кажется, транслировали какой-то матч. Это вытащило меня из ядовитого тумана воспоминаний, и, расплатившись, я вернулась в холодную квартиру.

Лили

С большим чувством внутреннего удовлетворения рассматриваю ровные ряды книжных полок. В это солнечное, но слегка морозное субботнее утро магазин был полон посетителей. Эмма и Джон стояли за барной стойкой и варили кофе. Джон оказался молчаливым долговязым парнем с приятной улыбкой. Он мало говорил, и я заметила, что Эмме с ним комфортно – она говорила за двоих. В целом эти двое составляли хороший тандем: Эмма общалась с посетителями и собирала заказы, а Джон готовил кофе.

Меня Оливия попросила расставить недавно полученную партию новинок. Большую часть времени я потратила, листая красивые переплеты и фиксируя в заметках названия тех книг, которые хотела прочитать. Два ряда полок на уровне глаз были заполнены и расставлены яркими, привлекающими внимание обложками.

– Идея оказалась удачной. Продажи книг из твоей подборки увеличились, – прозвучал позади тихий, но воодушевленный голос Оливии.

Обернувшись, я застала ее, уткнувшуюся в отчет по продажам. Неделю назад я предложила выставлять на главную витрину подборки по атмосфере книг. Сейчас там были собраны произведения с мрачной осенней атмосферой: несколько триллеров, современных и классических, дарк романы и мистика. Все это было окружено фонариками в форме тыкв и кленовых листьев. Хоть до Хеллоуина было еще далеко, но мы решили задать настроение пораньше.

– Ты молодец, – сказала она, улыбаясь.

– Спасибо. Что сделать с остатками книг, отнести на склад? – спросила я, показывая на две коробки книг, которым не нашлось места.

– Поставь их на верхние полки. В понедельник приедет большая поставка канцелярии, и место на складе нам пригодится, – посоветовала Оливия, и, посмотрев на меня, добавила: – Стремянка там же.

Я приношу лесенку. Забираюсь наверх и просматриваю полки, прежде чем выкладывать книги. На них лежит тонкий слой пыли, и я решаю сначала убраться. Не хотелось бы портить только что отпечатанные книги. Периодически посетители просят помощи в выборе книг, Оливия зовёт подменить её на кассе, и из-за этого лёгкое дело растягивается на большую часть дня.

После обеда посетителей становится меньше. Запыхавшаяся и покрытая книжной пылью, я забираюсь на стремянку и доделываю работу. Мне осталось поставить пару книг в конце полки, но я не дотягиваюсь. Шумно сдуваю мокрые волосы со лба.

Чёрт. Я не хочу спускаться и двигать лестницу. Поэтому аккуратно сдвигаюсь к краю ступеньки, пытаюсь дотянуться и впихнуть последнюю книгу.

Делаю сильный рывок, земля уходит из-под ног вместе с лесенкой, а моё сердце ухает вниз. Я успеваю слабо пискнуть и зажмуриваюсь, ожидая боли, когда поцелую деревянный пол, но этого не происходит. Вместо этого чувствую на талии твёрдую, тёплую руку, которая останавливает моё падение. Открываю глаза и поворачиваюсь, чтобы поблагодарить своего спасителя. И в этот короткий миг я скорее предчувствую, чем знаю, кого обнаружу, когда повернусь. Понимаю по тому, как щекочет в затылке и как моя кожа горит от прикосновения ладони с длинными тонкими белыми пальцами.

Но слова благодарности всё равно застревают в горле, когда я вижу обеспокоенный взгляд серых глаз профессора Эванса.

Он всё ещё держит меня за талию, и его большой палец, будто машинально, гладит открытую полоску кожи. Это происходит так естественно, словно он делал это тысячи раз.

– Осторожнее, мисс Миллер.

– Спасибо.

Он убирает руку и помогает мне спуститься. Я прячу голову, стараясь скрыть горящие щеки и боюсь смотреть на него, чтобы он не прочитал в моих глазах, как мне стало тоскливо от отсутствия его руки и как мне хочется прижаться к его высокой фигуре.

Хотя сегодня у профессора и выходной, он не изменил своему строгому стилю: тонкий серый пуловер мягко обрисовывает впечатляющие грудные мышцы и бросает тень, от чего его глаза выглядят ярче, чем обычно. Чёрное в пол пальто подчёркивает ширину плеч, а неизменный беспорядок в волосах навевает мысли о том, что профессор только что занимался бурным сексом, и жадная женщина запускала в них руку.

Эванс ещё раз окидывает меня внимательным взглядом, сухо кивает и скрывается в проходе. Встряхиваю волосами и вытираю вспотевшие руки о джинсы.

– Ну и ну.

– О, Лили, ты уже закончила?

Я подскакиваю от голоса Оливии. Та смеётся и просит помочь Эмме, потому что Джон отпросился пораньше.

Отношу стремянку на склад и заглядываю Эмме через плечо на чек, чтобы узнать, какой заказ приготовить.

– С тобой всё в порядке? – Эмма вскидывает свои ровные брови.

– Да… не знаю. А что?

– Ты выглядишь… нервной.

В подтверждение её слов из моих дрожащих рук падает холдер, рассыпав кофе по всему бару.

– Чёрт.

Я кидаюсь к совку, убираю беспорядок и заново молю кофе.

– Да что с тобой такое? Ты словно привидение увидела.

– Скорее, вошла с ним в контакт, – бормочу я себе под нос. И всё-таки решаюсь рассказать. Сейчас мне хочется поделиться этим, словно если я не расскажу, то этого никогда и не было. – У тебя было когда-нибудь такое, что ты не особо знаешь человека, но по какой-то необъяснимой причине его присутствие тебя волнует?

– О боже, – Эмма, оторвав рот, поворачивается ко мне и даже забывает о приготовлении напитка. – Ты кого-то встретила?

Как любой человек, счастливый в отношениях, Эмма находилась в заблуждении, что если ты одна, то непременно несчастна. Она даже порывалась свести меня с одним из своих друзей, чтобы я не чувствовала себя одиноко в новом городе, но оставила эти попытки после моих твёрдых «нет».

– Можно и так сказать.

– Расскажи мне всё: кто он, где вы познакомились?

– В университете.

– Это кто-то из баскетболистов? Умоляю, скажи «да», – Эмма с блестящими глазами хватает меня за руку. – Они все такие горячие.

– Что я слышу? – смеясь, подталкиваю её плечом. – А как же Томас?

– Он по-прежнему лучше всех, но это не означает, что я не могу оценить привлекательность других. А ты не переводи тему – рассказывай уже.

– Хорошо, – я шумно выдыхаю. – Он красивый, любит литературу и очень умный. А когда он смотрит на меня своими внимательными глазами, знаешь, у меня возникает желание разорвать на себе одежду и наброситься на него, как какой-нибудь оборотень.

Эмма хихикает.

– И я его сейчас встретила. Здесь. В магазине. Он помог мне не упасть с лестницы и потрогал меня за талию.

Я трясу руками и начинаю кружить по бару, желая как-то выплеснуть напряжение. Эмма с открытым ртом смотрит на меня и смеётся:

– Боже, я впервые вижу тебя такой. Он действительно тебя волнует! Мне теперь безумно хочется узнать, кто же взбудоражил мир малышки Лили, что она теперь не находит себе места? Я его знаю?

– Возможно, – я наклоняюсь к ней, и следующие слова произношу шёпотом: – Это профессор Эванс с кафедры английского языка.

Вся веселость слетает с лица Эммы.

– О нет, – она со злостью бросает полотенце на стол и возвращается к приготовлению напитка. – Ты же понимаешь, что из этого ничего не получится? Даже на моей кафедре ходят слухи об Эвансе: сколько бы студентки к нему не клеились, он никогда не ответит взаимностью. Это уже не говоря о том, что устав университета запрещает отношения между преподавателями и студентами. Он легко может из-за этого потерять свою работу.

– Понимаю, но это не означает, что я не могу понаблюдать за ним со стороны и немного пожить в грёзах.

– Уж лучше грезить о ком-то более реальном.

Я следую примеру Эммы и тоже варю кофе, повернувшись спиной к входу. Слова подруги кололи горькими иглами правды. И теперь я уже жалела, что поделилась с ней этим. Нужно было оставить свои мысли при себе. Чувствую, будто в мой мирок, где было уютно и чисто, наплевали.

Конечно, тот вечер после семинара немного поубавил мой пыл. Я поняла, насколько глупо себя вела, пытаясь привлечь его внимание откровенными нарядами. Не хотелось, чтобы он думал, будто я очередная пустоголовая студентка, пытающаяся его соблазнить. Хотя, подождите. Именно это я и хотела сделать.

– Добрый день, профессор. Что будете?

– Ред ай, пожалуйста.

Я резко выпрямляюсь, словно меня огрели ремнём по заднице, и чуть не проливаю приготовленный кофе на себя.

Эмма поворачивается ко мне, забирает напитки и уходит в зал, перед этим шепча на ухо:

– Лили, приготовь своему мужчине кофе.

Стиснув зубы, зло смотрю ей вслед, пока она, легко смеясь, оставляет меня вариться в котле сумбурных чувств.

Я не рискнула поднять на него голову. Не суетясь, приготовила напиток, про себя отметив, что профессор любит крепкий кофе. Почему-то этот факт показался мне горячим. Боже, Лили. Ты больная.

Отдаю профессору кофе, отсчитываю сдачу и протягиваю монеты, слегка коснувшись его ладони. Но и этого мимолётного касания хватает, чтобы по моей руке пробежал непонятный разряд. От чего я, как дура, резко одергиваю руку назад.

Профессор хмурится, словно у него разом заныли все зубы, и смеряет меня недовольным взглядом. Господи. Он наверняка думает, что я какая-то ненормальная идиотка.

Я думала, он схватит свой кофе и уйдёт как можно быстрее, и я спокойно смогу стукнуть себя по лбу, но вместо этого он говорит:

– В среду жду вас у себя на консультации.

– Что-то не так с моей последней работой?

Все ненужные мысли мигом покинули мою голову. Мысленно прохожусь по ней. Конечно, в некоторой части поленилась и не уделила должного внимания, но в целом работа была крепкая. Явно в ней не было ничего такого, что требовалось бы разобрать.

– Нет. К вашей работе у меня нет вопросов. Как обычно.

Чувствую, как от этой скупой похвалы краснеет шея, и непонимающе смотрю на Эванса, ожидая пояснений.

– Профессор Рочестер не предупреждала вас? – И, после того как я качаю головой, продолжает: – Она уезжает в командировку на месяц и передала на это время мне всех своих студентов.

О нет. Я буквально чувствую, как лицо покидают краски. Целый час наедине с ним в замкнутом пространстве кабинета? Я забираю все свои желания назад.

Нет. Нет. И нет.

Я уже представляю, как буду блеять что-то нечленораздельное. Он разочаруется во мне и подумает, что меня похитили пришельцы и сделали лоботомию. Лучше бы грёзы оставались грёзами.

Словно прочитав мои мысли, уголки его губ дрогнули в намёке на улыбку.

– Тогда понятно, почему вы не записались. Осталось единственное свободное окно в семь вечера. Буду вас ждать. И спасибо за кофе.

Профессор сухо кивает на прощание и уходит. Пальто за его спиной развевается, подобно мантии. Ну точно вылитый профессор Снейп.

Кажется, мне нужно перестать читать фанфики по Гарри Поттеру.

– О чём вы говорили?

Эмма расставляет подносы на место и облокачивается на стойку.

– О моей дипломной работе.

Я щёлкаю её по носу, от чего подруга недовольно морщится.

– Ладно. Я тебя понимаю, – Эмма смотрит на лестницу, ведущую на первый этаж, где недавно исчезла макушка профессора. – Он и правда слишком горяч для профессора, а ещё этот акцент…

Я делаю вид, что слишком занята вытиранием несуществующих капель на стаканах, чтобы не приходилось ей отвечать. Мне неприятно слушать эти слова, и особенно коробит явно звучащее в них желание.

Что она понимает? Он же гораздо больше, чем просто красивое лицо и его голос. Один взгляд чего стоит. Серые глаза, по-волчьи смотрящие из-под очков. В них столько мудрости и силы, словно буря, заточённая в теле человека, ждущая мимолетного проявления слабости, чтобы разнести всё вокруг.

Но я не спешу делиться этим с Эммой. Хочу оставить это только для себя, словно животное ревностно защищающее свою добычу.

Оливия просит Эмму спуститься и помочь, избавляя меня от необходимости продолжать этот разговор. Вернувшись, она уже рассказывает о том, как они с Томасом провели последние выходные. Я облегчённо выдыхаю и с радостью хватаюсь за новую тему.

Остаток рабочего дня проходит спокойно, но в голове всё бурлит. Мысли о предстоящей консультации не дают покоя, и, немного волнуясь, я иду домой, не находя ясного ответа на свои сомнения.

Джеймс

Робкие лучи солнца пробивались сквозь ватную серость облаков. Но это – пока. Приложение показывало, что температура сегодня поднимется до 69 градусов по Фаренгейту. А значит, ожидается очередной невыносимо жаркий день для первой недели октября, что уже выглядит ненормально.

Я выливаю остатки недопитого кофе в раковину и с тоской вспоминаю прохладную туманность Англии, где сегодня наверняка идет дождь. Я переехал в Америку десять лет назад, но все еще отвергаю здешний климат.

Беру с мраморной столешницы часы, застегиваю их, попутно отмечая, что у меня еще есть время позвонить Аве из машины. Я неторопливо иду до парковки, кидаю вещи на заднее сиденье и закуриваю сигарету. Дым смешивается с влажным воздухом, окутывая плотной дымкой.

Набираю номер и несколько минут слушаю безжизненные гудки. Я знаю свою сестру; она точно уже не спит в это время. Только бормочу тихое ругательство, как в трубке раздается недовольный голос Авы:

– Ну чего тебе?

Я проглатываю раздражение новой затяжкой.

– И тебе доброе утро.

– Извини, – раздается глубокий вдох и шорох одеял. Следующие слова она произносит уже без злобы: – Ты прервал меня на самом интересном месте.

Я хмыкаю. Сестра действительно становится раздражительной, если кто-то отрывает ее от чтения.

– Как ты?

– Не знаю. Нормально.

– Мне вчера звонил твой физиотерапевт после занятия. Сказал, что ты заставила его давать больше нагрузки.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, но в нем все равно проскальзывают нотки осуждения. За что я ненавижу себя. Ава – взрослый человек и не нуждается в нравоучениях. Но беспокойство за здоровье сестры, которая еще месяц назад лежала под аппаратом искусственной вентиляции легких, заставляет меня нарушать границы. Я словно вернулся в то время, когда ей было четырнадцать, и мне приходилось следить, чтобы она не связалась с мутной компанией и не сломала себе жизнь.

– Все в порядке, – говорит Ава, и по ее тону понимаю, что она закатывает глаза. – Я уже не так быстро устаю. Врач сказал, что если я чувствую в себе силы, то мы можем попробовать.

– Хм, – недовольно выдыхаю сигаретный дым, но оставляю эту тему. Она знает, что делает. А ее голос, несмотря на раннее утро, звучит бодро, что успокаивает меня.

– Ты заедешь сегодня?

– Не получится, – с сожалением говорю я. – Буду в университете до позднего вечера. Увидимся завтра.

– Хорошо. С тебя пицца.

– А как иначе?

Ава прощается и кладет трубку. Затушив сигарету, я сажусь за руль, попутно вспоминая, что сегодня меня не ждет ничего примечательного. Уже давно каждый день напоминает день сурка: все те же бестолковые студенты, лишь малая часть из которых проявляет рвение и желание чему-то научиться, а не провести впустую четыре года, отсрочив начало взрослой жизни и необходимость принимать решения.

Ни новых проектов на горизонте, ни свежего ветра перемен в жизни. С того момента, как подтвердился диагноз Авы, моя жизнь напоминала застоявшееся болото с краткими проблесками света, когда сестре становилось лучше. Все мысли крутились вокруг нее, поэтому мне пришлось приостановить работу над своим романом.

Хотя Ава, наоборот, говорит, чтобы я перенес свои переживания на бумагу. Возможно, эта идея не так уж плоха, и я делаю мысленную пометку поразмышлять над этим. С каждым днем Аве становится лучше, да и прогнозы врачей становятся оптимистичнее. Конечно, до полного выздоровления еще долгий путь, но врачи говорят, что у Авы хорошие шансы избежать осложнений.

По дороге в университет решаю включить радио. Тишину салона прерывают переливчатые звуки трека "Time is Running Out" группы Muse.

Думаю, я тону…

Вот-вот задохнусь…

Я хочу развеять твои чары,

Околдовавшие меня.

Ты, несомненно, красива…

– Противоречие.

Я хочу поиграть в игру…

Хочу выяснения отношений!

Ты доведешь меня до погибели…

Ты доведешь меня до погибели…

Странно, но перед глазами предстает лицо новенькой студентки с ее большими карими глазами. Почему у нее такой взгляд? Внимательный, любопытный, словно читает все твои мысли и хочет залезть тебе под кожу, а в тени – печаль и страх, раздирающие душу. А иногда – ясный и мудрый, словно она видела что-то такое и прожила что-то такое, что делает ее выше остальных. И эти глаза, занимающие половину лица на хрупком, маленьком теле молодой девушки. Если бы я не читал ее дело, то никогда бы не поверил, что ей двадцать один год.

Посмотрев на дату на приборной панели, я с удовлетворением отмечаю, что сегодня увижу ее на консультации. От этих мыслей в груди появляется тянущее чувство предвкушения. Я не хочу копаться в себе и выяснять, что это значит. Но сейчас убеждаю себя, что мне просто интересно это противоречие. Уверен, когда я залезу к ней в голову, узнаю, как она думает, и обнаружу там все то же, что и у всех, то интерес пропадет так же быстро, как появился.

Лекция у первого курса. Я надеваю на себя стандартную профессорскую маску, которая, как мне кажется, уже приклеилась к моему лицу. Когда захожу в аудиторию и бросаю взгляд на первый ряд кресел, мысленно похлопываю себя по плечу.

Ничего не меняется. Из года в год одно и то же: находится пара студенток, пытающихся произвести на меня впечатление старым, как мир, образом.

И вот она. Кислотно-розовая футболка в вырезе которой я наверняка увидел бы все, если бы опустил голову, но я смотрю поверх блондинистой головы и подавляю желание закатить глаза.

Спокойно веду лекцию, но блондинка теперь уже на пару с соседкой не оставляют меня в покое. Сначала они перешептываются и давятся смешками. Когда я не обращаю на это внимания, становятся громче и сыпят дурацкими вопросами.

– Мы с вами исследуем такие ключевые темы, как любовь, смерть, идентичность, пол, а также их представление в литературных текстах…

– А как же секс?

Ну, понеслась.

– И секс в том числе.

– А в каком контексте, профессор?

– Коснемся того, как представлена сексуальность в литературных произведениях, включая поиск идентичности, исследование тем интимности и желания. А также рассмотрим сексуальность через призму феминизма, включая анализ репрезентации женщин и их сексуальности, – ровно отвечаю я. Меня сложно смутить такими вопросами, и ни один мускул не дрогнул на моем лице, а вот блондинка заливается краской, видимо, смущённая тем, сколько раз я произнес слово “секс”. Я решаю поставить точку в этом разговоре. – В целом, секс и сексуальное самоопределение являются важными темами в литературе и будут основой для глубоких и значимых обсуждений в рамках нашего курса.

Блондинка игриво прикусывает губу, а я стираю кислое выражение со своего лица. Мысленно вздыхаю и уже скучаю по лекциям у четвертого курса, где люди прислушиваются к словам, вылетающим из моего рта, а не раздевают меня глазами.

Лекция заканчивается. Я мешкаю, пока убираю планы в портфель, и стону, когда краем глаза отмечаю студентку, торопящуюся к кафедре.

– Профессор Эванс, я хотела сказать, что прочитала все ваши книги. – Конечно, ты это сделала. – А роман “Направляющие нити” я перечитывала трижды.

– Вот как. – Я останавливаю взгляд на ее карих глазах, попутно отмечая, как он не похож на взгляд другой студентки с таким же цветом. Этот коричневый плоский, словно пересушенная, потрескавшаяся земля. Нет ничего похожего на глубокие, темные воды с легким проблеском зеленого на свету. – Что в нем вам особенно понравилось?

– Абсолютно все. Сюжет, такие честные герои. Очень глубокая и мудрая книга.

– Что ж. Надеюсь, после моих лекций вы перечитаете ее еще раз и откроете для себя больше.

– Думаю, так и будет, профессор.

На слове “профессор” она понижает голос, словно это обращение ее заводит. Кажется, мне пора. Бумаги уложены, я сдержанно прощаюсь и покидаю аудиторию.

Занятия заканчиваются, и я возвращаюсь в свой кабинет. У меня есть час перед консультацией, чтобы спланировать лекции на завтра и разобрать бумаги. Большая часть людей покинула здание, и на пустые коридоры легла тишина. Я зажигаю свет и разгребаю беспорядок, царящий на столе – стопки книг, заметки. В этот момент усталость обрушивается на меня, словно груз, который я неосознанно нес целый день.

Сажусь за стол и включаю компьютер. Уставшие глаза жадно требуют времени на отдых, но я заставляю себя сосредоточиться на письмах. Начинаю делать заметки, чтобы равномерно распределить занятость на следующую неделю. Рочестер сильно спутала мои планы своим отсутствием, поэтому приходится отодвигать свои задачи, чтобы в первую очередь уделить внимание студентам.

Время пролетает незаметно. Я снимаю очки и кладу их на стопку бумаг. С силой протираю глаза, пытаясь выжать из них усталость, и откидываюсь на спинку кресла. За окном сумерки. Расплывчатым взглядом осматриваю кабинет, погружённый во тьму, куда не попадает свет настольной лампы. Раздается легкий стук, и в темноте дверного проема появляется маленькая фигура.

– Добрый вечер, профессор.

– Мисс Миллер.

Неспешно протираю очки, надеваю их и рукой указываю на кресло напротив. Она медлит, прежде чем сделать первый шаг и сесть на указанное место, давая мне немного времени, чтобы рассмотреть ее. Сегодня на ней темные джинсы и пуловер с высоким горлом в тон им. Длинные волосы забраны наверх, лишь пара прядей обрамляет бледное лицо без грамма косметики. Я мысленно благодарю высшие силы, ведь если бы на ней снова была та блузка, что на прошлой лекции, мне бы пришлось туго.

Садится в кресло, и даже отсюда видно, как взволнована: руки сжимают папку, дыхание частое, словно зашла в клетку с тигром. Она бросает затравленный взгляд на окно, словно всерьез раздумывает о том, чтобы, в случае чего, покинуть кабинет через него. И её не остановит то, что он находится на третьем этаже.

Я выжидательно смотрю на нее, и от пристального внимания ее щеки покрывает прелестный розовый румянец. Вопросительно поднимаю одну бровь и протягиваю руку. Она непонимающе смотрит на мою ладонь.

– Вашу работу мисс Миллер, – поясняю я.

Мой голос звучит тихо и немного хрипло после целого дня лекций.

– Извините.

Она тяжело сглатывает и протягивает мне папку. При этом ее тонкие пальцы на мгновение касаются моих и я снова чувствую эту легкую вибрацию, как несколько дней назад в книжном магазине.

Я читаю название ее дипломной работы: “Исследование особенностей жанра магического реализма в американской литературе”, и прежде чем погрузится в чтение первых глав, бросаю на нее еще один взгляд.

Быстро пролистываю вводные главы, делая пометки на полях о том, что ещё можно добавить, и дохожу до анализа текстов. Выбор произведений меня немного удивляет. Ожидал, что в этом списке непременно будет Маркес, но здесь «Возлюбленная» Тони Моррисон, «Дети полуночи» и одна из моих любимых писательниц – Анджела Картер.

– Пока идёт недурно. – Она ерзает на стуле и с интересом подаётся вперёд. Неужели меня перестали бояться? А то я уже начал чувствовать себя волком, заманившим бедную овечку в своё логово. – Как вы планируете дальше развиваться?

– Хочу построить карьеру сценариста.

Она слегка улыбается, словно эта идея ей кажется недостижимой.

– В таком случае необходимо это отразить в дипломной работе. Я бы посоветовал написать сценарий для короткометражного фильма, основанного на одном из произведений, что вы взяли для анализа. Я дам вам список литературы. Почитайте, прежде чем приступить к работе над сценарием. И на следующий семинар по творческому письму принесите наработки.

Заканчиваю и протягиваю ей бумаги. Она хмурится, пока читает мои заметки, и когда доходит до списка литературы, её глаза почти кричат: «Я ничего не успею!» Она поднимает на меня глаза лани и я уже жду, что она попросит больше времени или разрешения не делать основное задание к семинару, но она только кивает и встаёт. Я по инерции делаю то же самое.

“Джеймс, ты дебил.” – подумал я. Я хотел узнать её и поговорить, а в итоге мы не перекинулись и парой фраз, а теперь у меня нет причин её задерживать. Она укладывает свои вещи в рюкзак, и я предпринимаю ещё одну попытку.

– Вас подвезти? На улице уже стемнело.

– Нет, спасибо, я доберусь сама.

Она наклоняет голову, от чего каштановый локон скользит по скуле, исчезая за воротником свитера. Я ловлю себя на желании подойти ближе, притянуть её к себе, заправить непослушные волосы за ухо и проделать этот же путь только губами, чтобы почувствовать, как бьется пульс под тонкой, бледной кожей. Желание настолько сильное, что у меня перехватывает горло и колет пальцы.

– Хорошего вечера, – говорю я хриплым голосом и отворачиваюсь к окну. Лучше не видеть её лица. Так становится легче.

Тихое прощание заглушает звук закрывающейся двери, и я остаюсь один.

Лили

Оказавшись в коридоре, я шумно выдыхаю и без сил прислоняюсь к двери. Сердце колотится так, будто я пробежала марафон. Слова прощания, сказанные усталым, хриплым голосом, еще отдаются отголосками где-то внизу живота.

Кажется, он не хотел меня отпускать? Да нет. Это бред. Как только я вошла, он сразу принялся за дело. Верно говорила Миа: его не интересует в студентах ничего, кроме их успеваемости.

Он сидел в темноте кабинета, слабый свет от лампы бросал тени на лицо и подчеркивал скулы, делая их еще острее. При этом у него был такой спокойный и усталый взгляд, что захотелось подойти ближе, запустить руку в растрепанные волосы и прижаться к его груди.

А когда он откинулся назад, читая работу, и чуть раскинул свои мускулистые бедра, обтянутые тканью брюк, я хотела пищать. А может, опуститься на пол и вскарабкаться на него, расположиться у него на коленях, будто это место было для меня создано.

Да что со мной?!

У меня несколько месяцев не было секса, но это же не причина исходить слюной и хотеть наброситься на первого попавшегося мужчину. Внутренний голос шепчет, что дело совсем не в сексе, а в конкретном мужчине. Лиама-то я трахнуть не хочу. А вот образы того, как профессор Эванс садит меня на стол, целует и смотрит своими внимательными серыми глазами, возбуждают так, что я краснею до кончиков волос.

Интересно, что было бы, если бы я сейчас вернулась в его кабинет и попросила его сделать всё то, о чем сейчас подумала?

Из меня вырывается легкий смешок. Я тут же его обрываю и отскакиваю от двери, словно через неё он узнает, о чем я думаю.

Ну точно чокнулась.

Эти мысли не отпускают меня даже когда я иду в библиотеку, беру книги и сажусь делать домашку. В отличие от опустевших аудиторий здесь яблоку негде упасть, и мне приходится потратить время, чтобы найти свободное место.

Телефон вибрирует, и я читаю СМС от Мии: «Где ты?». Отвечаю и, спустя пятнадцать минут, рыжая копна волос плюхается рядом.

– Мне профессор Девис сейчас рассказала: через две недели университет организует встречу с издательствами и продюсерами. Говорят, будут агенты из Universal и Warner Bros.

Я приподняла одну бровь, пытаясь сосредоточиться на ее словах, но мысли будто сами по себе уводят меня в сторону.

– Земля, прием! – говорит Миа, дергая меня за кончик локона. – Такую возможность нельзя упускать.

Встряхнув волосами, я задумываюсь над ее словами, и мои глаза распахиваются от удивления. Я с силой хватаю подругу за руку.

– Ага. Теперь дошло, – смеется она.

– Я хочу. Очень хочу. Кого нужно убить, чтобы туда попасть?

Миа открывает пакетик арахиса и закидывает пригоршню себе в рот.

– Ты не так уж далека от истины. Университет каждый год проводит такие встречи, и попасть туда реально тяжело. Профессора рекомендуют лучших своих студентов. Меня профессор Девис записала. Спроси Рочестер. Уверена, она тоже тебя внесла в списки.

– Черт.

– Что?

Миа протягивает пакетик, но я отказываюсь – аллергия.

– Рочестер сейчас на конференции, и я сомневаюсь, что она позаботилась об этом.

На лицо подруги набегает тень.

– Ты права, у нашей старушки плохая память. Слушай, а кто тебя консультирует вместо нее?

– Эванс.

Я стараюсь произнести его имя как можно небрежнее, но все равно мой голос слегка дрожит, сердце на мгновение замирает, а внизу живота появляется трепет. Я бросаю быстрый взгляд на Мию, но та, кажется, ничего не замечает и радостно хватает меня за руку.

– Это же супер! Иди к нему и попроси записать тебя.

– Прямо сейчас?!

– Сейчас, Лили. Он еще в здании.

– А ты откуда знаешь? – сердце сжимает холодный обруч ревности.

– Эванс по средам не покидает университет раньше десяти вечера. В прошлом году, когда мы готовились к конкурсу, я все вечера среды проводила в его кабинете.

Да что ты говоришь! Я проглатываю желание взять Мию за волосы и долбануть лицом об стол.

– Если тебе стремно, хочешь, я пойду с тобой? – спрашивает она, посмотрев на меня.

Не знаю, что за выражение появилось на моем лице, но я рада, что Миа неправильно его истолковала. Я мысленно даю себе пощечину, и меня накрывает чувство вины.

Ну что я за человек!

– Хорошо, – говорю я и начинаю собирать вещи.

– Ты не вернешься?

– Лучше позанимаюсь дома, – качаю головой.

На прощание обнимаю подругу, закидываю рюкзак на плечо и вылетаю из библиотеки. Мое внутреннее животное довольно урчит от скорой возможности снова с ним встретиться. Идя по темному коридору, я размышляю, какие у меня есть варианты.

Как его получить? Пытаться соблазнить – глупо. Он раскусит это на раз. Уверена, что попыток до меня было много, и это лишь вызовет у него раздражение.

Нет. Здесь нужно действовать тонко. Обставить все так, чтобы его интерес вспыхнул сам собой без моего участия. Нужно подавать противоречивые сигналы, чтобы пробудить в нем желание распутать клубок загадок. Что-то мне подсказывает, что профессор Эванс – их любитель. Он не будет обращать внимания на то, что лежит, готовое к тому, чтобы он взял.

И это будет непростая игра, и она потребует смелости и терпения. От этих мыслей у меня даже начинает колоть пальцы от предвкушения.

Я останавливаю себя от желания зайти в туалет и проверить, как я выгляжу. Сегодня я должна быть естественной. Все должно остаться так, как он видел меня в последний раз. Если я что-то поправлю, то он может заметить, а значит, подумать, что мне не все равно.

Я останавливаюсь перед дверью из темного дерева, стучу и хриплый голос говорит:

– Войдите.

Профессор отрывается от бумаг и удивлённо осматривает меня. Раздражённым он не выглядит, но и радостным тоже.

– Что-то забыли, мисс Миллер?

Ну что ж. Поиграем.

– Да. – Я подхожу к столу, но не сажусь, а нависаю над ним, заглядывая в его серые, грозовые глаза. – Мне только что сказали, что скоро будет встреча с продюсерами из Universal, и я подумала, может быть, вы порекомендуете меня?

Его лицо после этих слов становится деловым.

– Хоть эта встреча носит неформальный характер и на ней не нужно презентовать свои работы, будет лучше, если у вас уже есть что-то, что вы можете направить агентам или поделиться своими идеями в беседе. Есть что-то подобное? Может быть, написанный сценарий или какие-то наброски?

Чёрт. Из готовых работ у меня только одна, и та, которую не хотелось бы выставлять на всёобщее обозрение. Да куда там. Я не собиралась показывать это вообще никому. Это слишком личное, но, похоже, выбора у меня нет.

– У меня есть одна готовая работа.

– Хорошо, – он поворачивается к компьютеру и морщится от яркого света. – Я внесу вас, но пришлите мне сценарий до встречи, я просмотрю.

Он записывает электронную почту и протягивает мне листок. Я нарочно нежно касаюсь его пальцев и позволяю всем своим фантазиям и желаниям отразиться в глазах. Взгляд Эванса медленно поднимается от наших сомкнутых рук и задерживается на моих губах. Его горло дёргается, а в глазах вспыхивают угольки.

– Конечно, профессор.

Я прощаюсь и нехотя выпускаю его руку. Не разрешаю себе обернуться и во второй раз за последний час покидаю его кабинет. В коридоре шумно выдыхаю и мне не нужно смотреться в зеркало, чтобы понять, что на моём лице сейчас играет дьявольская улыбка.

Бедный англичанин. А он оказался не таким уж и сухарём. Конечно, его реакция сейчас – это мелочь. Но он её показал, а значит, я смогла нажать на какие-то кнопки.

Теперь нужно проверить, насколько он твёрд в своих принципах. Он может сколько угодно испытывать влечение, но никогда не перейти границу.

А так хочется подтолкнуть его к краю и посмотреть, как он бьётся в агонии. Увидеть, как холодный, чопорный англичанин сходит с ума и сгорает от желания.

По дороге в квартиру я купаюсь в этих грёзах. Но чем ближе подхожу к дому, тем сильнее во мне чувство тревоги, и всё веселье сходит на нет. Мне кажется, будто спину сверлит чей-то взгляд, а волосы на затылке начинают шевелиться. Я замедляю шаг и нащупываю в кармане куртки ключи, позволяя холодному металлу впиться в ладони. Заворачиваю за угол и подпрыгиваю от громкого смеха. Стук сердца так громко отдается в ушах, что я больше ничего не слышу.

Воздух медленно проникает в грудную клетку, когда я понимаю, что это всего лишь компания парней, которые вышли покурить из бара. Глубже натягиваю капюшон и быстрым шагом иду вверх по дороге.

Городской шум смолкает, и я останавливаюсь на тротуаре, не дойдя до своего дома. Желтый фонарь уличного освещения подсвечивает моросящий дождь. Я часто дышу, выпуская пар изо рта. На противоположной стороне улицы припаркован чёрный мерседес с наглухо затонированными стеклами. Я мало разбираюсь в марках машин, но она сильно выделяется на фоне остальных, не таких блестящих и новых. Немного расслабляюсь, рассмотрев на номерном знаке надпись штата «Пенсильвания».

Позади слышатся шаги, шаркающие по мокрому асфальту. Я встряхиваю волосами, пытаясь сбросить напряжение. Придумала тоже! Но ещё раз бросаю взгляд на машину, прежде чем открыть дверь. Внезапно мой рот накрывает рука в перчатке. Другая рука обхватывает затылок и с силой прижимает меня к металлической двери. Сзади наваливается твёрдое тело. Я хочу закричать, но широкая рука крепко зажимает рот, и из меня вырывается приглушённое мычание.

Резко откидываю голову назад, попадая нападавшему в грудь, от чего у него сбивается дыхание, и следом со всей силы бью локтем в живот. Он хрипит, скорее от неожиданности, чем от боли, и мне удаётся повернуться и увидеть мужчину на добрых две головы выше меня, одетого в обычную тёмную толстовку и лыжную маску.

В слабом свете от входной двери на меня смотрят блеклые глаза неопределённого цвета, пронизанные красными капиллярами. Он приходит в себя и кидается ко мне, протягивая руки к горлу. Мой крик о помощи тонет в паническом вдохе, но тело приходит в себя быстрее. Рука ныряет в карман и выуживает газовый баллончик. Задержав дыхание, я выпускаю мощную струю газа прямо в прорези лыжной маски.

Ублюдок стонет и падает на колени. Я тупо застываю на месте, а он вскакивает на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, закрыв голову руками, убегает вниз по улице.

Адреналин покидает тело, и на меня накатывает истерика. Я не могу успокоить дыхание, из меня рвутся рваные всхлипы и вздохи. Всё тело трясёт. В мгновение ока влетаю в квартиру, закрываю все замки. Прислоняюсь к двери спиной и без сил падаю на колени, разражаясь рыданиями.

Судорожными пальцами достаю телефон и набираю Мию. Она не отвечает, звучит автоответчик. Меня накрывает ужас, но она тут же перезванивает.

– Хей, как ты? Удалось поговорить с Эвансом? – раздаётся весёлый голос.

Я пытаюсь отдышаться и ответить, но из меня вырываются лишь рыдания.

– Боже, Лили, с тобой всё в порядке?! Почему ты плачешь? – обеспокоенно кричит Миа.

– Меня пытались ограбить или что-то вроде того, – я глотаю слёзы и пытаюсь объяснить. – Какой-то чувак напал на меня возле дома, когда я пыталась попасть в подъезд. Я брызнула ему в лицо перцовым баллончиком, и он убежал.

– Боже… Где ты сейчас? Ты дома?

Судя по звукам, доносящимся из трубки, Миа начинает бежать.

– Да, я закрылась в квартире. Ты можешь приехать? Мне сейчас страшно оставаться одной.

– Уже. Скинь адрес, я скоро буду, – твёрдо говорит Миа.

Я скидываю адрес и на дрожащих коленях поднимаюсь на ноги. Нужно принять душ, от меня смердит перцовым баллончиком, и сейчас, когда шок немного отступил, я чувствую, как горят руки. Видимо, на них тоже попало.

Раздеваюсь догола и закладываю все вещи в стирку. Я рассматриваю своё опухшее от слёз и перекошенное от страха лицо. На скуле виднеется сильная краснота, которая скоро превратится в синяк.

– Ублюдок! – я, рыча, с силой ударяю кулаком по краю раковины. – Какого черта? Почему я? Ненавижу свою чертову жизнь!

Я включаю горячий душ и сижу под ним до тех пор, пока не раздаётся звук домофона, а следом звонок от Мии.

Спустя пятнадцать минут я сижу в гостиной с чашкой горячего чая в руках. Миа не отрывает от меня обеспокоенный взгляд и то и дело начинает гладить меня по спине. Лиам с явным раздражением меряет шагами комнату.

– Я так рада, что с тобой всё в порядке, – сиплым голосом говорит Миа. – Ну, почти.

Она разглядывает синяк на скуле и приносит лёд. Я морщусь от холодного компресса, но благодарю подругу.

– Расскажи, что случилось, – требует Лиам, садясь рядом.

Он в ярости, если не в бешенстве. На его скулах играют желваки, и он то и дело сжимает кулаки, словно готовится дать в морду воображаемому обидчику.

Я рассказываю в подробностях, что произошло, и в конце Лиам шумно выпускает воздух, словно сдувшийся шарик.

– Нужно заявить в полицию, – убеждённо говорит Миа.

– Слабо верится, что его смогут найти. Ты говоришь, что видела только его глаза? – спрашивает Лиам, и после моего кивка продолжает: – Сколько таких хмырей по городу. Тебе бы переехать в район получше, где в доме хотя бы есть камеры видеонаблюдения.

Я соглашаюсь – не представляю, как мне теперь возвращаться одной после всего, что произошло.

– Можешь пожить у нас с девочками, пока ищешь квартиру. У нас хоть мало места, но всё же лучше, чем одной.

– Ты серьёзно? – на моих глазах снова выступают слёзы.

Кидаюсь к подруге на шею, и та крепко меня обнимает в ответ.

– Конечно. Это меньшее, чем я могу сделать, чтобы помочь тебе сейчас.

– Спасибо, и спасибо, что приехали. Не знаю, как бы я провела эту ночь одна.

– Перестань, – отмахивается Лиам, а Миа согласно кивает.

Мы заказываем пиццу. Чтобы отвлечься, друзья включают глупые комедии нулевых. Лиам обнимает меня за плечи. Я устраиваюсь возле его бока и медленно уплываю в сон, успокоенная его теплом и их лёгким смехом.

Лили

– У тебя на удивление мало вещей, – говорит Лиам, занося последнюю коробку в квартиру Мии.

Он ставит её на пол рядом с остальными и с усталым видом падает на диван. Мы проснулись несколько часов назад и сразу начали собирать вещи. Я не хотела ещё хоть сколько-то времени проводить в этом доме, и друзья меня поддержали.

– При переезде я брала всё самое необходимое, а в той квартире прожила недолго.

Я сажусь на диван рядом с ним и вытираю испарину со лба. Хотя вещей у меня и правда немного, но я всё равно вымотана от переезда. Тем более что в прежнем здании не было лифта, и пришлось несколько раз подниматься по лестнице.

Миа протягивает нам газировку и открывает первую коробку. Выуживает черно-белое фото родителей в простой белой рамке – одна из немногих личных вещей, что я не продала и привезла с собой из Юджина.

– Твои родители? – спрашивает она, садясь рядом на край дивана.

Я киваю, делаю глоток и чувствую внимательный взгляд Лиама, который напрягается всем телом после этого вопроса.

– Ты очень похожа на маму, – тихо и мягко говорит Миа, обнимая меня за плечи. – Хочешь, поставим это фото здесь?

Она ставит фотографию на полку в центре комнаты рядом с другими фотографиями её и девочек.

Я шумно выдыхаю и потягиваюсь всем телом. В носу начинает щипать, а я не хочу второй день подряд проливать слёзы. После вчерашнего вечера их и так было достаточно. Моё лицо опухло, скула ноет, и на ней расцвёл ярко-красный синяк, закрывающий добрую половину лица.

– Спасибо, что помогли с переездом, но не нужно было ради этого пропускать лекцию, – осуждаю я Лиама.

– Не то чтобы я сильно хотел на ней быть, – отмахивается он. – Профессор фанатеет от нашей баскетбольной команды. Всё, что мне нужно, – это не накосячить на следующей игре.

Мы ещё немного сидим и болтаем. Миа первой убегает на занятия. Лиам не торопится и предлагает разобрать вещи.

– Оставь, я сама, – чуть ли не силой забираю у него из рук коробку. – Тебе нужно отдохнуть. Хоть побили меня, но ты выглядишь не лучше.

Это правда. Не знаю, сколько ему удалось поспать прошлой ночью, но выглядит он помятым. Под глазами залегли тени, а загорелая и сияющая кожа сейчас выглядит серой.

– Я в порядке.

– Лиам.

– М?

– Я хочу побыть одна, – говорю прямо, когда он не понимает намёков.

– Прости, – смеётся он и почесывает свои слегка вьющиеся волосы. – Напиши мне, если тебе что-то понадобится.

Закрываю за ним дверь, и комната погружается в оглушительную тишину. Соседок Мии тоже нет, так что я остаюсь одна. И впервые с прошлого вечера могу спокойно подумать о том, что произошло. Я сажусь на диван и вспоминаю его до мельчайших деталей.

Это не мог быть Итан, нет. Его черный, изливающий безумием и злостью взгляд я бы узнала сразу. Да и нападавший был ниже ростом. Это просто совпадение, успокаиваю я себя. Он не знает, где я, и никогда не сможет меня найти.

Дерьмо. На моём лице написано: “я – жертва”? Будто я магнит, притягивающий к себе придурков. Можно уехать на другой конец страны, но всё равно быть избитой.

Я морщусь, ощупывая лицо. Что ж, бывало и хуже. Удар был несильный, кости целы, а синяки пройдут.

Это не сравнится с болью от треснувших ребер, когда Итан решил, что я флиртовала с его другом. Он редко бил меня по лицу, только если совсем выходил из себя.

– Ты же будешь хорошей девочкой? Я бы не делал этого, но ты ведёшь себя неправильно. Зачем ты так поступаешь, Лили? Ты же знаешь, что за этим последует, правильно? – он с силой сжимает мой подбородок и рычит эти слова мне в лицо. – Но нет. Ты провоцируешь меня. Потому что тебе это нравится. Нравится выводить меня из себя. Нравится делать из меня монстра, хотя я не такой. Я хочу только лучшего для тебя. Хочу быть добрым с тобой.

Из моих лёгких вырывается хриплый смех. Я знаю, что пожалею об этих словах, но всё равно выплёвываю их:

– Ты больной ублюдок, Итан. Я не сделала ничего! Ничего! Тебе не нужен повод, чтобы издеваться надо мной.

Слёзы боли и бессилия заливают моё лицо, и я пытаюсь отползти от него как можно дальше, зажимая бок, потому что каждый вдох даётся с невероятной болью.

Его глаза темнеют и наливаются кровью. Черты лица давно потеряли человечность и мягкость. Вместо этого они искривлены безумством.

Он резко хватает меня за лодыжку и рывком притягивает к себе. Я кричу от боли, пронзающей грудь, из глаз сыплются искры. Я задыхаюсь и кажется, что потеряю сознание. Это слишком. Слишком много боли. Я устала с ним бороться. Я молю, чтобы это закончилось. Не важно, каким образом. Но если Бог и существует, то он остается глухим к этим молитвам.

– Кажется, я должен преподать тебе ещё один урок, милая.

Я не вижу его, всё расплывается, но слышу эти слова над ухом. Он берёт меня за волосы, вырывая при этом несколько прядей, и следующий удар приходится по лицу. Наконец-то мир погружается в блаженную темноту.

Я трясу головой, пытаясь прогнать эти яркие картины прошлого. И только спустя несколько минут, придя в себя, понимаю, что по моему лицу катятся слёзы, а под ногами валяются осколки разбившегося стакана.

– О, боже! Да забудь ты про него! Тебе удалось сбежать, и ты его больше никогда не увидишь.

Я специально произношу эти слова вслух, словно так они приобретают большую силу. Словно так я прогоняю демонов прочь и показываю им, что не боюсь.

На распаковку всех вещей уходит всего час. Я разложила одежду в отведённом шкафчике в комнате Мии и перед университетом решаю принять душ, чтобы привести себя в порядок.

Пока сохнут волосы, я отправляю Эвансу свою работу и делаю макияж. В моей косметичке всё ещё валяется плотный консилер, который перекрывает даже татуировки. Я с ненавистью смотрю на злосчастный тюбик – не думала, что когда-нибудь ещё им воспользуюсь.

Недовольно хмыкаю, глядя в зеркало. Сильно лучше не стало: одна половина лица всё ещё опухшая, но хотя бы синяков не видно. Оставляю волосы распущенными, чтобы они хоть как-то закрывали лицо, и натягиваю капюшон.

В этот день у меня одно занятие, и мне удаётся не привлекать к себе лишнего внимания, спрятавшись за спинами других учеников на последнем ряду. Но когда я иду на смену в книжный, Оливия, увидев меня, роняет ножницы.

– Лили! Что с тобой произошло?!

Она бросается ко мне и осматривает меня, бережно держа за здоровую щеку.

Чёрт. Нужно было проверить, как я выгляжу, чтобы не пугать эту добрую женщину. Оливия провожает меня за прилавок и усаживает на стул.

Я быстро рассказываю, что произошло, преуменьшая пережитый страх, но она всё равно переживает.

– Почему ты не позвонила? Эмма бы вышла за тебя. Иди домой, – она тянет меня за руку. – Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя.

– Если позволите, Оливия, я бы поработала. Я себя хорошо чувствую, а работа лучше всего отвлекает от других мыслей.

Оливия с сомнением смотрит на меня, но всё-таки соглашается.

– Тебя кто-то может встретить? Не хочу, чтобы ты возвращалась одна.

– Оливия, – я обнимаю её за плечи, и мой голос звучит твёрдо, – со мной всё будет в порядке.

И прежде чем она успеет ещё что-то сказать или передумать, быстро поднимаюсь на второй этаж.

Смена проходит быстро: в кофейне полно студентов, которым нужна вечерняя доза кофеина. Физический труд и общение с посетителями не дают мне погрузиться в свои мысли, и после закрытия я покидаю магазин уставшей, но на удивление с отдохнувшей головой.

Квартира Мии находится дальше от книжного, и мне приходится идти на остановку, чтобы сесть на автобус. На телефон приходит уведомление. Лиам. Просит написать, когда я буду дома. Рот растягивает улыбка. Приятно, когда есть человек, который беспокоится и переживает за тебя.

Следующим утром вместе с Мией еду на занятия. Она водит симпатичный белый жук, и всю дорогу мы подпеваем под сладкий голос Mila J трек "Kickin' Back", так что в университет приезжаем в приподнятом настроении.

Моё лицо выглядит лучше: отёк спал, а плотный макияж перекрывает синяки. Люди даже не шарахаются от меня.

Когда я подхожу к аудитории, где будет проходить семинар у Эванса, в моей груди неприятно свербит. Я не хороню идею залезть к нему под кожу, или точнее, в штаны (как я ужасна), но сейчас не чувствую в себе уверенности и желания флиртовать с ним. Наоборот, я распускаю волосы, чтобы они закрывали лицо, и занимаю последний ряд подальше от профессорского стола. Мия, зайдя в аудиторию, не сразу находит меня, но, пошарив глазами по кабинету, садится рядом.

– Есть что-нибудь? – продолжает она наш утренний разговор. Весь вечер я искала варианты квартир, и тех, что находятся в приличном районе, есть какая-никакая система безопасности и не стоят как крыло от самолета, – мало. Куда там. Их нет. Похоже, мне нужно смириться с тем, что придётся залезть в деньги от продажи дома и найти ещё одну подработку. А часов в сутках не прибавилось. Ощущение, будто я тону в этих проблемах, и с каждым днём болото безнадежности затягивает всё больше и больше. Я устала и просто хочу хотя бы пару дней пожить немного для себя: прогуляться по городу, почитать книгу за чашкой кофе. Я уже третий месяц в Филадельфии, но видела только дорогу от университета до работы. Эти мысли так расстраивают меня, что я чувствую, как на глазах выступают слёзы. Нервы стали ни к чёрту.

– Как тебе эти? – я открываю ноутбук и показываю подруге варианты, которые добавила на всякий случай, если не найдётся чего-то дешевле.

– Симпатичная кухня.

Согласно бормочу. Не то чтобы для меня это было важно – готовка никогда не была моим любимым делом. Раньше я всегда готовила с мамой, но теперь…

Разговоры смолкают, как только Эванс входит в кабинет. Поерзав на стуле, я двигаюсь за спину Бена, чтобы меня не было видно с профессорского места. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии.

Сегодня профессор явно в приподнятом настроении: на обычно бледном и хмуром лице играет румянец, будто он вернулся с пробежки, на лице то и дело пробегает улыбка. От этого вида мне становится лучше, и хочется улыбаться в ответ. Он раскладывает вещи и поднимает взгляд на аудиторию. Его глаза быстро пробегают по залу и немного дольше задерживаются на том месте, где обычно сидим мы с Мией. Слегка хмурится, и уголки его губ опускаются. Расстроен, что не увидел меня? Ха-ха. Да-да.

Профессор начинает занятие, я внимательно слушаю, и ненужные мысли отходят на второй план. Группа веселится и ведёт активное обсуждение. Мне есть что сказать, но сегодня я молчу. Мия тоже витает в своих мыслях, и я вижу, что она часто отвлекается на телефон, где идёт активная переписка в чате её группы. У них скоро концерт, и с площадкой, где они должны были выступать, возникли проблемы.

Мы смеёмся от нелепого высказывания одногруппника, и в это же время Бен впереди меня отодвигается в бок, подперев подбородок рукой, открывая меня. Взгляд профессора моментально находит мой, и с его лица слетает усмешка. Глаза темнеют, и он выглядит в серьёз разозлённым.

Я судорожно втягиваю воздух и отворачиваюсь к окну, скрывая половину лица.

Блядь.

Эванс прочищает горло и возвращается к обсуждению, но атмосфера в аудитории уже не такая лёгкая. Студенты замечают перемену в его настроении, и по кабинету прокатывается непонимающий шёпот. Речь профессора становится резкой и обрывистой, а его английский акцент звучит сильнее.

Мия поднимает голову от телефона и тихо шепчет:

– Что с ним? У него как будто живот скрутило.

– Не знаю… – глухо отвечаю я.

Кровь бьет в ушах, я не слышу, что говорит Эванс. Отчего-то мне хочется сползти под стол или выйти в окно, чтобы не видеть этого взгляда, который сейчас мечет молниями.

Впервые на его лекции я не свожу глаз с часов, приказывая стрелкам двигаться быстрее, чтобы покинуть кабинет.

Наконец-то он заканчивает, бросив Мие короткое «увидимся», я пулей вылетаю из аудитории.

Благодаря моему побегу первой прихожу на следующую лекцию и наблюдаю, как аудитория постепенно заполняется людьми.

После занятий иду в библиотеку и до позднего вечера корплю над заданием Эванса, которое немного поубавило мой интерес к нему. Мысленно рыча от злости, я несколько раз переписываю введение, стараясь соответствовать требовательному взгляду профессора. Закончив, перечитываю получившееся. По телу пробегает дрожь, и кончики пальцев колет от волнения. Я могу дать трезвую оценку своему тексту – это лучшее, что я когда-либо писала. Кто бы мог подумать, что от желания впечатлить его будут такие плюсы? Эта мысль заставляет меня хмыкнуть.

Закинув вещи в рюкзак, иду к выходу. Мои шаги гулко разносятся по пустым коридорам университета. Размышляю, чем бы заняться сегодня вечером? Мия будет на репетиции, а с её соседками я ещё не так хорошо общаюсь и не хотелось бы их обременять. Может, написать Лиаму?

Я не успеваю достать телефон, как вдруг чья-то рука крепко хватает меня за запястье и разворачивает. Из меня вырывается приглушённый крик, который смолкает, как только я вижу, кто это.

– Извини, не хотел пугать, – Эванс отпускает мою руку и делает шаг назад.

Он с опаской смотрит на меня и хмурится, замечая, как я судорожно сжимаю кулаки. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, будто борется с тем, чтобы не сказать лишнего.

– Что случилось? – он указывает острым подбородком на моё лицо, а его голос звучит грубее обычного.

– Неудавшееся ограбление.

– Нужно было готовиться лучше, – его губы подрагивают в легкой улыбке, но он тут же снова становится сосредоточенным. – А если серьёзно?

– Я возвращалась домой, и на меня напали… – я пожимаю плечами, словно хочу сказать «да ничего страшного, с кем не бывает». – Но всё обошлось.

– Это ты называешь «обошлось»? – Эванс вздыхает и раздраженно засовывает руки в карманы брюк.

Эй, он что, сейчас закатил глаза?

– Куда сейчас, домой? – и после моего кивка продолжает: – Подожди здесь.

– Профессор?…

– Жди здесь, – отрезает он и широким шагом идёт в направлении своего кабинета.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и оглядываю пустой коридор, ища того, кто мне объяснит, что сейчас происходит. Ждать долго не приходится, и спустя несколько минут профессор возвращается, одетый в пальто, неся в руках портфель.

– Идём, – говорит он, но это больше похоже на приказ.

Я хочу возразить или сказать, что не стоит обо мне беспокоиться, но слова застревают в горле, когда широкая тёплая ладонь профессора ложится между лопаток, подталкивая к выходу.

Ого.

На улице морозно и влажно. Эванс ведёт меня к парковке, подстраиваясь под мой медленный шаг. Он такой большой, от него вибрациями исходит тепло, что я неосознанно тянусь к нему ближе.

Он подводит меня к низкому спортивному автомобилю темно-серого цвета и открывает пассажирскую дверь. Пока он обходит машину, я делаю глубокий вдох, и мой рот наполняется слюной – внутри запах, как у него. Легкие ноты древесного парфюма и кожаных сидений смешиваются с запахом табака и сладостью вишни.

С неожиданной для его роста грацией он садится за руль. Повернувшись, бросает сумку на заднее сиденье, и в этот момент его скула и шея оказываются так близко к моему лицу, что я вновь ощущаю аромат его парфюма. Я задерживаю дыхание – тело охватывает дрожь. Боже, как же я сейчас выгляжу – наверняка, как задыхающаяся, покрасневшая свинья! Чувствую себя неуместной здесь, словно инородный объект, который нужно скорее убрать. В своей ушатанной толстовке и потертых джинсах я кажусь потасканной на фоне исходящей от него уверенности.

Эти мысли угнетают, и я двигаюсь ближе к окну, стараясь занять как можно меньше пространства. Он просит назвать адрес, и машина, издавая низкий рокот, срывается с места.

Джеймс

Нужно как-то отвлечь её, иначе она превратится в статую. Я буквально чувствую, как от Лили волнами исходит напряжение. Она ерзает на сиденье, старательно смотря в окно, а огни ночного города мягко освещают её бледное лицо. С самого начала мне казалось, что её нужно оберегать – она выглядит такой хрупкой и беззащитной. И, как оказалось, мои чувства не подвели. Какой ублюдок осмелился поднять на неё руку? Она же выглядит, как беззащитный котёнок.

Я выдыхаю через нос и сжимаю руки на руле так сильно, что костяшки пальцев белеют. Всё это очень плохо. Мысли в голове накаливаются, пробуждая во мне инстинкты пещерного человека: сначала взять её в охапку и укрыть у себя дома, охранять, как сторожевой пес, а потом найти этого мудака и отомстить, чтобы он понял, каково это – иметь дело с теми, кто может дать отпор.

Я чувствую её взгляд, и скорее ощущаю, чем слышу, как она задерживает дыхание. Чёрт. Наверное, я пугаю её.

– Я прочитал твою работу, – вспоминаю безопасную тему. Надеюсь, это отвлечёт нас обоих, и кровавая пелена гнева рассеется.

– Так быстро? – удивляется она. – И как вам?

– Неожиданно, – это первое, что приходит мне в голову. – Эротический триллер – сложный жанр. – Меня также удивило, что ты выбрала его, но об этом я не говорю вслух. – Ты хорошо с ним справилась. Есть, что доработать, например, постельные сцены.

– Что, это было слишком откровенно?

Она краснеет от похвалы, придвигается ближе и буквально впивается в меня глазами, стараясь не пропустить ни слова. В её глазах горит неподдельный интерес, и сейчас она выглядит так красиво, что у меня на миг щемит сердце.

– Наоборот, нужно раскрутить на максимум. Показать в этих сценах, как власть от мужского персонажа переходит к женскому, – мысленно стону, вспоминая некоторые из сцен. Чёрт, это было действительно горячо. Зря я затронул эту тему. Как теперь бороться со стояком? Осознание того, что это были её мысли и, в какой-то степени, её желания, возбуждает ещё больше. Мне приходится прочистить горло, чтобы сказать: – Меня удивила концовка. Не думал, что Ирен решится на убийство.

– Почему? – она хмурится, переводя взгляд на свои пальцы, теребя замок от рюкзака. Это ощущается, как будто солнце отвернулось от меня и больше не согревает своими лучами. Посмотри на меня!

– Я ставил на побег. – Она резко вскидывает голову, глядя на дорогу, и бледнеет. Эта реакция сбивает с толку, но я продолжаю: – Поэтому нужно прописать трансформацию героя: как она из безвольной героини превратилась в человека, способного на хладнокровное убийство. Что стало точкой невозврата?

Она погружается в глубокие размышления, долго молчит, глядя в даль на дорогу. Мне начинает казаться, что вопрос останется без ответа, когда она, наконец, произносит:

– Вы имеете в виду, что Ирен нужно дать сильный толчок?

– Да. Должно произойти нечто серьезное и из ряда вон, чтобы подтолкнуть её к этому. Она должна по-настоящему испугаться за свою жизнь.

В моей голове сразу всплывают сцены из её сценария, полные ужасных подробностей о побоях женского персонажа. Она, без сомнения, проделала большую работу, собирая эту информацию. От некоторых сцен мне становилось жутко. У девчонки настоящий талант.

– А почему ты оставила главного персонажа без имени? – это ещё одна загадка, терзающая меня с того вечера, как я прочитал сценарий.

– Не знаю… – отвечает она глухо. – Не могла решиться наделить его именем, словно от этого он станет реальным.

Этот ответ так неожидан, что я несколько минут тупо смотрю вперёд, не замечая дороги, чуть не пропуская нужный поворот. Но после этих слов начинаю понимать её мысли, и это не может не радовать.

– Назови его Чип.

– Чип? – она поворачивает ко мне голову, и её волосы рассыпаются по кожаному сидению, я вновь утопаю в шоколаде её глаз.

– Да, Чип. Пусть ужасный человек носит имя маленького бурундука.

– Тогда ни у кого не возникнет вопросов, почему он стал таким, – её глаза блестят от смеха.

– Точно.

Я паркуюсь возле нужного дома, и атмосфера легкости начинает растворяться, мне не хочется прощаться. Я помогаю ей выйти и провожаю до дверей. Она глубоко вдыхает, поднимает глаза к тучному вечернему небу и хмурится.

– И тебя хотели ограбить здесь? – недоверчиво осматриваю ярко освещённую парковку. Прозрачные двери ведут в вестибюль, через которые хорошо видно, как улицу, так и консьержа за столом. Не удивлюсь, если у каждого входа стоят камеры наблюдения.

– Нет. Я переехала к Мии после этого. Мой прежний дом был… не таким новым, – говорит она, слегка подергивая плечами, словно ей неудобно говорить об этом.

– Разумно.

– Да, но мне всё равно нужно найти новое жильё. Не хочется стеснять девочек.

Она останавливается возле дверей, опуская взгляд и пряча лицо. Я прикидываю варианты: в доме, где живёт Ава, насколько я знаю, освободилась одна из квартир.

– Дай свой телефон, – говорю я, быстро набирая себе и сохраняя её номер. Дождавшись, пока он отобразится, возвращаю ей устройство. – У меня может быть неплохой вариант. Хороший, современный дом. Я пришлю тебе контакты арендодателя, если квартира ещё свободна.

– Спасибо, – она держит телефон будто это бомба замедленного действия, но благодарность звучит тепло и искренне. Хотя я мельком замечаю на ее лице выражение сдерживаемого скептицизма.

Она прощается, я придерживаю дверь, наблюдая, как она вызывает лифт и одновременно набираю нужный номер.

– Джерри, та квартира на Спрус-стрит ещё не занята?

– Завтра пара записана на просмотр.

– Отлично. Сдашь её мисс Миллер, она с тобой сегодня свяжется.

Слышу, как старик устало выдыхает в трубку, но согласно бормочет и записывает контакты.

– Сдашь её за пол цены.

На том конце трубки воцаряется тишина.

– Ты шутишь? – шипит он. – У нас и так одни из самых низких цен на недвижимость. Это убытки!

– Этот дом построен на мои деньги. Если я говорю за пол цены, значит, так и будет. Продолжишь спорить – она будет жить бесплатно.

– Ладно, – соглашается он и вешает трубку.

Джерри нагнетает. Я мог бы позволить ей жить бесплатно, но она в жизни не согласится. Она явно не любительница быть кому-то обязана или эксплуатировать людей. Её наверняка итак смутит низкая цена, но это я смогу уладить.

Я возвращаюсь к машине, отправляю Лили контакты и закуриваю сигарету. Хм, приятно называть её по имени даже в своих мыслях. Это имя идеально ей подходит: нежная, милая и хрупкая.

Вдруг приходит сообщение.

Лили: Профессор, какой пример вы подаете своим студентам?

Я вскидываю голову, но среди множества светящихся окон не могу найти её.

Джеймс: Вне стен университета не стоит на меня равняться. Ничему хорошему я не научу.

Лили: Я бы хотела, чтобы вы научили меня плохому.

Дым застревает в горле, а в голове каруселью проносятся дикие образы с её участием. Руки дрожат, кровь приливает в низ, как у озабоченного подростка. Не успеваю ответить, как приходит следующее сообщение:

Лили: Я только сейчас поняла, как двусмысленно это прозвучало… Извините, я не имела в виду ничего такого. Пожалуй, пойду закопаюсь в одеяло от стыда. Спасибо за контакты и снова извините.

Джеймс: Спокойной ночи, Лили.

Утром в субботу я еду к Аве. Ей однозначно стало лучше, это видно по её свежему лицу и тому, как она резво передвигается по квартире. Как только я вхожу, она начинает метаться: заваривает чай и гордо ставит на стол финиковый пудинг.

– Нет, не может быть! – Я смотрю на сестру с недоверием. Она всегда любила печь, но когда ей поставили диагноз синдромом Гийена-Барре, готовка отошла на второй план. У неё просто не было сил стоять у плиты. – Ты – лучшая сестра на свете!

– Считай это моей благодарностью за все месяцы, что ты возился со мной. Я знаю, как я бываю невыносима, когда болею. Меньшее, что я могу сделать – это приготовить твой любимый пудинг. – Она наклоняется, крепко обнимает меня и целует в щеку. В её голосе слышатся слезы, а у меня в горле застревает ком размером с теннисный мяч.

Она отпускает меня, садится напротив и вытирает уголок глаза.

– Скажи что-то ублюдское, чтобы этот момент не был таким трогательным.

– У тебя козявка в носу.

Ава закатывает глаза, но с неё вырывается лёгкий смешок.

– Сколько тебе лет, пять?

– Нет, десять, – я откусываю большой кусок пудинга. – Ммм… Боже, как же это вкусно!

Ава хмыкает, и нас окутывает уютное молчание, которое прерывается только звоном посуды. Съев половину пудинга, я с полным животом откидываюсь назад.

– Прогуляемся по городу? Погода сегодня просто шикарная! – говорит сестра, подходя к окну и подставляя лицо под осенние лучи.

– Ты как, все в порядке?

– Лучше не бывает, – она широко улыбается. – Если начну уставать, сразу вернемся.

– Окей, я не против прогуляться.

Ава быстро одевается, и мы спускаемся вниз. В холле стоит несколько коробок, и моё сердце сжимается ещё до того, как я вижу её. Как будто я приемник, настроенный только на ее волну и если она рядом, то мое тело безошибочно обнаружит ее.

В дверях появляется Лили, держа в руках коробку, в половину своего роста. Я делаю шаг к ней и забираю коробку из её рук. Она испуганно вскидывает голову, но когда видит меня, её шоколадные глаза щурятся в улыбке.

– Добрый день, профессор.

– Переезжаешь?

– Да, не стала откладывать, квартира чудесная. Спасибо за рекомендацию.

– О, профессор Эванс, вы живёте здесь? – раздается голос мисс Уолш.

Я быстро смотрю на Лили, которая кажется смущённой. Видимо, она не рассказала подруге, откуда узнала о квартире. Чувствую, как внутренности холодеют.

– Нет, я здесь в гостях.

– Всё, это последняя коробка, – громкий голос парня разносится по холлу, отделанному мрамором.

Он подходит ближе, и вся эта компания становится странной. У него довольная улыбка и он выглядит как щенок, ждущий мяч. На нём куртка Ястребов. Ясно, один из баскетболистов. Надеюсь, что это друг Мии. Очень надеюсь, что парень.

Сзади раздается тихое покашливание Авы.

– Извините, – говорю, обнимая Аву за плечи и выдвигая вперед себя. – Это моя…

– Ой! Я тебя знаю! – перебивает Ава. – Ты же солистка группы Вольница? – она протягивает руку Мие. – Я обожаю ваши песни!

Миа смеется, и они начинают обсуждать последний альбом. Я не отрываю глаз от Лили, которая с интересом рассматривает Аву, опуская голову и выглядя растерянной и подавленной. Эта реакция ставит меня в тупик. Я прерываю Аву – знаю, если её не остановить, мы можем застрять здесь на весь день. Предлагаю отнести коробки, но Лили отказывается, и я не хочу настаивать.

– Ты странный, – бросает Ава, когда мы выходим из здания. Ветер подбрасывает к нашим ногам сухие листья, которые приятно хрустят с каждым шагом. Воздух сухой, немного морозный и чуть пахнет дымом.

Я вопросительно смотрю на неё, и она продолжает:

– Ты как-то странно себя вел. Ты всегда такой со своими студентами?

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Не знаю… какой-то мягкий, как плавленный сырок. Обычно ты ведёшь себя, как претензионный идиот. Хочется тебя ударить.

– Какая ты добрая, – хмыкаю я. – Нет…не знаю. Кажется, обычно я действительно выгляжу, как идиот.

– Хм. А у той девушки всё в порядке? У неё сильно разбито лицо.

– Её хотели ограбить.

– Бедная, – качает головой Ава. – Хорошо, что она переехала. Я сделаю ей печенье. Узнаешь какую квартиру она сняла?

Я киваю, завидуя, что Ава может вот так легко общаться и проводить время с ней. Открываю рот, чтобы сказать сестре, что Лили меня заинтересовала, но тут же закрываю. Пока сам не знаю, что делать, и не хочу впутывать в этот клубок противоречивых чувств ещё кого-то. Хотя сестра была бы в восторге послушать. Она обожает драмы.

Мы долго блуждаем по парку. Ава в подробностях рассказывает мне о последнем прочитанном романе про хоккеиста, а я пытаюсь сдержать смех, но получается плохо. Сестра бьет меня шариком-гусеницей, который выпросила на входе, и начинает гоняться за мной. Впервые за долгое время я смеюсь так, что живот начинает болеть, и эта надоевшая удавка беспокойства за здоровье сестры, наконец, ослабляет хватку.

Лили

– Какая милашка, – шепчет Миа вслед удаляющейся пары.

Мое горло горит. Чувство отвращения к себе вспыхивает, как спичка. Хочется вскрыть собственное лицо – настолько ужасно ощущаю себя в своем теле. Хотя с утра была в отличном настроении. Синяки наконец начали сходить, лицо не ныло, а новая квартира привела в восторг. Даже Миа с открытым ртом бродила по комнатам. А теперь я чувствую себя полной дурой, обманутой в своих иллюзиях. Как будто его помощь была чем-то большим, чем просто вежливость. Но при виде Авы все хорошее настроение разбилось вдребезги. А то с каким теплом он смотрел на нее…

– У вашего профессора хороший вкус, – хмыкает Лиам.

– Ты думаешь это его девушка? – выдавливаю из себя, делая вид, что мне все равно.

– О, думаю да, – смеется Миа, не замечая, как скривилось мое лицо от этих слов. – А они хорошо смотрятся вместе. И тоже англичанка.

Лиам согласно бормочет и вызывает лифт. Я иду за друзьями, стараясь выкинуть мысли об Эвансе из головы. Как в один миг меняется все от надежды к отчаянию. Только вчера я засыпала с мыслью, что теперь, когда у меня так удачно появился его номер, я смогу подобраться к нему поближе, но нет. План по соблазнению профессора рухнул, не успев обрести форму.

Друзья помогают мне занести вещи. Пообещав расплатиться с ними пиццей на следующих выходных, я убегаю на смену в книжный. А воскресенье провожу за распаковкой вещей. Новая квартира находится на солнечной стороне и каждое утро меня будят лучи солнца, сразу поднимая настроение и отгоняя мрачные мысли. Дом офигенный: есть бассейн, тренажерный зал и зона для коворкинга. На крыше маленькая терраса с красными кленами в огромных кадках. Все еще удивляюсь, почему аренда такая дешевая, но после прочтения договора не нашла никаких подводных камней.

Мы отпраздновали Хеллоуин. Миа нарядилась Плющом из вселенной ДС, а Лиам был самим Бэтменом. А мне достался костюм Женщины-кошки.

Из-за вечеринок и праздников я не успела внести правки в свой сценарий. Поэтому за день до встречи с продюсерами пришлось засесть в библиотеке на целый вечер.

Перечитываю последний переписанный абзац, стараюсь не краснеть и медленно выдыхаю воздух. Профессор хотел более откровенную историю? Что ж. Теперь это в одном шаге от порно. Но это действительно хорошо. Я кожей чувствую это предвкушение от того насколько это годное дерьмо теперь. Из меня вырывается легкий смешок и я, потягиваясь, откидываюсь на спинку стула.

– Смотрю дело продвигается, – раздается голос над ухом.

Смех застревает в горле и я прячу руки под столом, чтобы он не заметил, как у меня задрожали пальцы.

Профессор выдвигает соседний стул и садится рядом. Чувствую, как предательски краснеют щеки и мое тело буквально тает от тепла, исходящего от его массивной фигуры. Слишком близко…

– Покажешь, что у тебя получилось?

Я без слов поворачиваю ноутбук к нему и из-под опущенных ресниц подглядываю за его реакцией.

Он тут же становится сосредоточенным: брови сходятся на переносице. Когда он доходит до самой откровенной сцены, его брови взлетают вверх, он приоткрывает рот и длинным пальцем потирает подбородок, словно говоря: "Ну и ну!"

– Что скажете?

– Лучше, – выдает он с хрипотцой, от которой у меня дергается низ живота. Прочищает горло и качает головой. – Ты сделала больше и лучше, чем я ожидал.

Он поворачивается ко мне и не сводит своих серых глаз, которые сейчас похожи на расплавленное серебро.

В библиотеке всегда было так жарко?

Следующие слова он произносит, не отрывая взгляда от меня, подчеркивая каждое слово:

– Ты очень талантлива. У тебя есть все шансы стать классным сценаристом. Не воспринимай это как запасной вариант – сделай своим приоритетом.

От его похвалы я краснею больше, чем от того, что он так близко. Только подумать, стоит слегка протянуть руку – и я коснусь его бледной щеки. Его колено касается моего, посылая по всему телу волну жара. Мой взгляд задерживается на его открытой груди под расстегнутой рубашкой. Я смотрю на его руки, и ладонь на столе сжимается в кулак, отчего вены на предплечьях становятся заметнее.

В переполненной библиотеке становится тихо, и я слышу наше частое дыхание. Я облизываю пересохшие губы, и его взгляд мгновенно устремляется к ним. Я невольно наклоняюсь ближе, вдыхаю аромат его парфюма и кожи, который сводит с ума. Но внезапно он резко зажмуривает глаза и отворачивается, смотря вперед.

– Жду от вас окончательный вариант, – резко бросает он, не глядя на меня, и уходит.

Его шаги быстрые и резкие, словно его подгоняют демоны. Он запускает руку в волосы, а я тупо смотрю ему в спину, пока моё тело постепенно оттаивает. Как только осознание доходит до рациональной части мозга, я ругаюсь и прячу голову в руках.

Черт побери! Что это было?! Я хотела поцеловать профессора в библиотеке, полной студентов и преподавателей.

О чем я только думала?

Надо сматываться отсюда и поскорее забыть о том, что чуть не произошло.

Я встаю, отряхиваю юбку, которую надела с утра. После того, как неделю ходила с синяком на лице, и сейчас, когда они полностью сошли, мне хотелось чувствовать себя красивой и уверенной. Поэтому я выбрала чёрное мини и мягкий, пушистый свитер. Невидимыми доспехами уверенности стали чулки и кружевное белье.

Нужно только отнести книги на место. Среди стеллажей тихо и спокойно, так что моё сердце и разыгравшееся воображение наконец успокаиваются.

– Ты ведёшь опасную игру.

Я чуть не падаю на стеллаж от неожиданности. Оборачиваюсь. Эванс стоит в начале прохода и медленно, как кот, загнавший свою добычу в угол, подходит ко мне.

– О чем вы? – спрашиваю я, заплетающимся языком.

Он подходит так близко, что носки его туфель касаются моих конверсов. Мягко забирает книги из рук и кладет их на полку.

– Тихо. – Он протягивает руку и нежно касается моего подбородка. Его пальцы скользят по скуле и утопают в волосах, притягивая мой затылок ближе. – Мы оба понимаем, о чем идет речь. Я тоже этого хочу.

В его взгляде звучит немой вопрос, запрашивая разрешение. Сердце колотится как бешеное, заглушая все звуки вокруг.

Его рука опускается на талию, притягивая меня к своей груди. Вместо ответа я поднимаю голову ему навстречу. Воздух не успевает проникнуть в мои легкие, когда его твердые, горячие губы запечатывают мой рот. Я чувствую вкус вишни и приглушенный запах табака. Поцелуй поначалу неуверенный и мягкий, словно он пробует воду. Но мою голову и тело уже затопил жар. Мне хочется больше, глубже, ближе. Я обвиваю его шею и запрокидываю голову, углубляя поцелуй. Мой язык скользит по его, и я слегка прикусываю нижнюю губу.

Поцелуй становится жадным, влажным, отчаянным.

Правильным.

Это срывает с профессора крышу. Его горло вибрирует от глухого стона, и руки нагло исследуют мое тело. Горячее дыхание обжигает шею, а через секунду там же оказываются и его губы. Он сильно прикусывает ключицу – наверное, останется синяк, но сейчас мне этого мало. Он проводит большим пальцем под грудью, и я машинально подаюсь навстречу его руке, пока вторая ласкает бедро и скрывается под юбкой, крепко сжимая задницу и притягивая к своему твердому члену. Из меня вырывается полустон-полувсхлип.

Он везде.

Такой большой, сильный и горячий.

Профессор на мгновение отстраняется и окидывает меня взглядом. Его губы покраснели и припухли, щеки горят, волосы растрепались от моих прикосновений, взгляд затуманен таким сильным желанием, что у меня подкашиваются коленки.

– Блядь, – задыхаясь, говорит он. – Это даже лучше, чем я себе представлял.

Я ерзаю, желая унять боль от пустоты внизу живота. А в какой-то части мозга бьется мысль: «О, Боже! Он это представлял!» Профессор, что вы творите?

Посматривая на меня из-под опущенных ресниц, его горячая ладонь перемещается на внутреннюю поверхность бедра, пуская по телу батальон мурашек и заставляя сжимать пальцы ног.

Из него вырывается шипение, когда пальцы находят насквозь промокшее белье, а из меня стон, когда он твердо стискивает промежность, надавливая большим пальцем на клитор.

– Профессор? Профессор Эванс, вы здесь? – раздается голос одной из библиотекарш совсем близко.

Руки Эванса замирают. Он вскидывает голову и осматривает библиотеку, словно забыл, где мы находимся.

Сексуальный экстаз мигом рассеивается. Я отпускаю его плечи и отшатываюсь, как ошпаренная.

– Я видела, что вы пошли сюда. Мне нужна ваша помощь. Привезли новую поставку книг, а вы же знаете, какие эти коробки тяжелые.

Пока профессор медленно соображает, я не придумываю ничего лучше, чем быстро скрыться за соседним стеллажом. Я опускаюсь на корточки, закрывая рот руками, и смотрю за ним через просвет между книгами. От адреналина и возбуждения тело подрагивает.

– Ах, вот вы где, профессор, – говорит женщина. – Я уже думала, мне показалось, что вы здесь. Поможете?

Эванс растерянно смотрит на свои руки и на место, где я была. Он выглядит таким потерянным, что я прикусываю костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться.

Он тяжело сглатывает, ерошит свои волосы.

– Да, конечно.

Женщина мнется на месте, не понимая, чего он ждет. А Эванс не сводит взгляда с того места, где нахожусь я. Еще раз бросив взгляд на стеллажи, он наконец уходит.

Выждав немного времени, чтобы они точно ушли, я возвращаюсь к своему столу. Кое-как закидываю вещи в рюкзак, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, вылетаю из библиотеки и захожу в первую же уборную.

Скидываю рюкзак на пол, опираюсь на раковину, чтобы посмотреть на свое отражение, и ахаю в ужасе. Волосы растрепались, щеки покраснели, губы распухли, а в глазах пляшут бесенята. Включаю холодную воду и брызгаю себе в лицо, стараясь унять жар. Тело все еще кипит на костре неудовлетворенного желания. Я окидываю себя взглядом.

– Блядь!

Юбка немного задралась там, где профессор запускал руку мне между ног. Я снова ахнула, вспомнив где меня касались его руки, и так вцепилась в раковину, что суставы побелели.

Идея соблазнения профессора была хорошей только в теории, но никак не в жизни. Некоторым вещам лучше оставаться несбывшейся фантазией. Что если нас кто-то видел? Меня исключат быстрее, чем я смогу сказать что-то в свое оправдание. Эванс вовсе потеряет работу…

Боже…у него же еще есть девушка. От стыда во рту стало горько. А коготочки совести сжали сердце.

Я умываюсь, нещадно расчесываю волосы и, прежде чем выйти в коридор, облачаюсь в латы полного безразличия и опускаю забрало равнодушия.

Профессор Эванс? Да, я, кажется, что-то слышала о нем. Он, по-моему, ведет курс английской литературы, но не уверена. Да, именно так я буду реагировать на любой вопрос о нем.

А как он себя ощущает? Уверена, не находит себе места и ругает себя за то, что позволил причинить боль любимому человеку. Он не выглядит как придурок, для которого это ничего не значит. Ладно, его чувства – не моя забота. Удвоенного чувства вины я не выдержу.

В каком-то дурмане добираюсь до дома. Не раздевшись, падаю на диван лицом в подушку и надавливаю на свои глаза так сильно, что в них пляшут красные точки. Но это не помогает.

Перед глазами возникают картины: как он касался меня, какими на вкус были его губы, как его язык исследовал мой рот, как он крепко прижимал меня к себе, как его большая ладонь коснулась груди, как она опустилась ниже, и его пальцы коснулись меня через белье…

Из меня вырвался стон, приглушенный подушкой. Развеявшееся возбуждение накатило новой волной, и боль внизу живота стала нестерпимой.

Моя собственная рука огладила живот, заползла под юбку и белье. Палец беспрепятственно проник внутрь, и я довела себя до оргазма за жалкие минуты, фантазируя о том, как Эванс трахает меня возле книжных стеллажей.

Дрожь оргазма еще не оставила тело, когда раздался стук в дверь. Я замерла, приподняла голову и выплюнула волосы, попавшие в рот.

Не показалось. Стук повторился, и на этот раз громче.

На еще подрагивающих ногах я подошла к двери и взглянула в глазок. И тут же испуганно ахнула и присела, словно стоящий за дверью мог меня видеть.

Тысячекратное твою мать!

За дверью раздалось тактичное покашливание. Меня услышали. Отступать некуда. Я смотрюсь в зеркало и дрожащей рукой приглаживаю спутанные волосы, прежде чем открыть дверь.

– Привет! – девушка радостно протягивает вперед большое блюдо с чем-то похожим на шоколадный пирог. – Если помнишь, меня зовут Ава. Джеймс нас знакомил, когда ты переезжала. Я принесла тебе немного пудинга. Ты же Лили, верно? – она наклоняет голову и с милой улыбкой на лице разглядывает меня, отчего становится похожей на любопытную маленькую птичку.

– Хм, да, – я не узнаю свой голос и, откашлявшись, говорю: – Привет.

– Надеюсь, ты не против, что Джеймс сказал номер твоей квартиры? – она неловко переминается с ноги на ногу и добавляет: – Я не думала, что тебе надоедать или что-то подобное. Просто хотела поздравить с новосельем.

Я наконец вспоминаю о приличиях и открываю дверь шире, приглашая войти.

Ава с интересом осматривает квартиру и ставит пирог на кухонный остров.

– Здесь мило.

Мы стоим в неловкой тишине. Не могу выдавить из себя и слова. Кажется, если я открою рот, то из него вырвется что-то типа: знаешь, а я мастурбировала на твоего парня до твоего прихода.

– Что ж, не буду мешать. – девушка неловко сжимает руки в кулаки и идет к двери. – Если что, я живу в квартире над тобой. Если будет скучно – заглядывай. Я почти всегда дома.

– Буду иметь в виду, – выдавливаю я. – И спасибо за пирог.

Ава еще раз напоследок ободряюще улыбается. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней лбом, желая выжечь весь сегодняшний день раскаленной кочергой.