Читать онлайн Не ангелы бесплатно

1

(Илай) Запыхавшись, мы одновременно перепрыгнули последнюю ступеньку, оказавшись в прохладном переходе. У стены просила милостыню, вытянув руку, бабулька в голубом платочке. Я бросил скейт под ноги, чтобы поправить взлохмаченные волосы и завязать шнурок на шортах.

Жарко.

Мой дорогой друг не выглядел ни довольным, ни уставшим после безумного соревнования: мы пронеслись километра два без остановки и только по вискам струился тонкий ручеёк пота. По его лицу никогда было нельзя сказать, что он чувствовал на самом деле. Переложив свой скейт в другую руку, Ди серьёзно произнёс:

– Пошли на канал. Есть разговор.

Глаза его на секунду потемнели, и я понял, что дело плохо. Мы вяло плелись по раскалённым московским улицам, таким родным, что можно было бы с закрытыми глазами добраться из пункта А в пункт Б и ни разу не споткнуться. Обычно летние каникулы Динар проводил с кем-то из родителей в дальних поездках или отправлялся к бабушкам. Но в этом году что-то изменилось: отец уехал один и вернулся довольно быстро. Я мог только догадываться о происходящем.

Несколько лет назад в семье Ди случилось большое горе: его мать после тяжёлой беременности родила мёртвого мальчика. Тогда я не очень понимал, насколько это страшно, пока не увидел настоящий труп – замёрзшего бомжа в соседнем дворе. Каково это, когда из живого тела достают маленького человека без признаков жизни? С ума можно сойти. Вот мать Динара постепенно и слетала с катушек.

Раньше я часто забегал к нему домой на обед или ужин, оставался ночевать. Теперь же так поступал Ди, появлясь у меня дома, и я слышал, как родители обсуждали на кухне сложную ситуацию, с которой столкнулась его семья. Не скажу, что взрослые дружили, как и мы, но, безусловно, были вполне близки, чтобы знать гораздо больше, чем я или даже чем сам Динар.

Ему приходилось тяжелее всех: боль, ненависть и гнев матери направился на старшего сына. Иногда даже при мне она могла пройтись по его внешнему виду или поведению в самых нелестных выражениях, как-то я слышал её ссору с мужем, отцом Ди. Может, и были основания обвинять его в изменах или болезни одной из дочерей, но заявлять, что рождённый ею ребёнок – чужой, это сумасшествие. Особенно если знать, как Динар похож на своих родителей.

Он никогда не заговаривал со мной о ситуации в семье, не комментировал и все прочие случайные свидетельства больших проблем. Только я знал, насколько приходилось моему другу нелегко: как-то после фразы его матери «сними эти идиотские шорты, парни твоего возраста такое не носят. И дети не носят, если у них кривые ноги» больше Ди никогда не показывался на улице ни в чём, кроме длинных штанов.

Мы добрались до канала и уселись на ступеньках старого моста, перекинутого на другую сторону. В это время прохожих было не так много, и возможность поговорить маячила совсем близко. Ди смотрел куда-то в сторону, не то на воду, не то на ограждение. Я же поигрывал пыльными колёсами скейта, пространно соображая, когда заняться его ремонтом.

– Матери плохо, – выдал он глухо.

– Опять беременна?

– Хуже.

– Как это? – я попытался взглянуть на него, но мешало яркое солнце.

– Так это. Лучше б уж рожала. Я нашёл у неё таблетки новые, которые врач не выписывал. Сообщил отцу… Но он в Париже… И сам понимаешь.

Конечно, я понимал. Из тихих разговоров своих родителей знал прекрасно, зачем отец Ди так часто летает во Францию – не из-за бизнеса, там он встречался со своей постоянной любовницей. А, может, и с несколькими. Когда я впервые услышал это слово (было это давно), то не сообразил, что оно значит, но теперь-то понимал более чем хорошо.

– Может, ей врач выписал?

– Может, – Ди дёрнул плечами.

– Гадко, да?

– Да.

– Что думаешь делать?

– Не знаю. Она орёт на меня постоянно, к Ли не подпускает… Я вообще не хочу идти домой.

– Оставайся у меня?

– Отец вернётся сначала…

– У вас же няни!

– И что? Я им не доверяю. Они тоже с матерью не справляются.

– Ха! Будто ты справляешься…

– Илюх… Мне страшно.

– В смысле?

Его слова больно ударили меня в самое сердце. Ди никогда ничего не боялся, и я опирался на него, сколько себя помнил: школьные выходки с прогулом уроков, взрывы петард под окнами вредной бабульки, прыжки с крыши на крышу, первая выкуренная сигарета и позаимствованный у родителей коньяк, а ещё раньше – ночные вылазки, сражения со старшеклассниками. Он всегда если и не был зачинщиком, то помогал не растеряться и довести дело до конца, невозмутимо выступал адвокатом перед взрослыми и учителями, выкручивался как мог, подражая отцу. А теперь – ему было страшно.

– Я не знаю, что она может сделать в следующий момент. Вдруг выгонит нянек и сотворит что-нибудь с девочками?

– Ну они ж не маленькие…

– Да! Но мать – сумасшедшая!

– Не говори так…

– А что, если так и есть? Ты сейчас как отец, пытаешься глаза закрыть!

– Ди…

– Что мне делать?

– Ещё раз поговорить с отцом? Тут лететь-то из Парижа… Ты вообще уверен, что всё серьёзно? Может, вы просто чего-то не знаете?

– Как же… Отец всё держит в своих руках, мать одна без него к доктору не ходит.

– А таблетки откуда тогда?

– Купила?

– Ну… Динар! Наверное, они какие-то простые, другие без рецепта не продают. Помнишь, я болел зимой? Мама ругалась ещё, что половину лекарств без рецепта не продали.

– Думаешь?

– Предполагаю…

– Всё равно дело плохо.

– Согласен. Останешься сегодня у меня?

– Нет… Домой пойду. Только попозже…

Наутро я честно образом проспал наше привычное время созвона: на каникулах мы всегда договаривались о том, как проведём день часов в десять утра. Сегодня же со мной случилось нечто неизвестное, и глаза разлепились ближе к полудню. Уронив одеяло с подушкой, я пару раз ударился о раскрытые двери, пока добирался до телефона, но боялся не столько обиды Ди (такие вещи он игнорировал со спокойствием динозавра), сколько переживал на пустом месте. Дрожащими отчего-то руками, я набрал номер, но никто не подходил. Ни вторая, ни третья попытки не дали результата, и мне пришлось дозваниваться матери на работу.

– Ма! – крикнул я в трубку, когда услышал знакомый голос.

– Да, Илюш, что случилось?

– Я проспал! Динар не звонил?

– Нет, я ухожу рано, ты же знаешь. Попробуй набрать отцу, он сегодня тоже проспал, поехал на работу чуть позже, чем всегда.

– Спасибо!

Я бросил трубку и тут же принялся набирать телефонный номер папы. Только бы он не ушёл на обед.

– Алло, – недовольно пробурчал он.

– Па! Это Илья! Скажи, Динар не звонил утром? Я проспал наш созвон… И не могу никак до него достучаться.

– Нет, не звонил. Но я видел около их дома скорую. Может, случилось что.

– Серьёзно?!

– Ну да… Ты чего такой нервный?

– Да так… Я, наверное, сбегаю тогда к нему.

– Давай. До вечера.

– Пока!

Забыв о завтраке, я бегом умылся, запрыгнул в шорты, а футболку натягивал уже в коридоре, путаясь в рукавах, одновременно пытаясь влезть в кроссовки. Скорая! Не дай Бог, что-то случилось у Ди. К нему я бежал быстрее, чем кросс на физкультуре, обливаясь потом не от жары, но от собственных переживаний. У подъезда уже стояла не только скорая, но ещё и несколько полицейских машин, толпились зеваки, и подъехала приземистая чёрная иномарка, из которой торопливо вышел человек в костюме. Я поспешил за ним в подъезд и взлетел по лестнице.

Дверь квартиры Динара была распахнута, изнутри доносились тревожные голоса и приглушённые шаги. Я оторопело смотрел на спины полицейских, мелькающие в коридоре, и не решался войти, пока меня не окликнули. Одна из нянь девочек.

– Илюша…

– Я к Ди, – удалось выговорить.

– Зайди, пожалуйста. Не бойся, тут уже ничего… – она замолчала и часто-часто заморгала, пытаясь справиться с чувствами. Тут-то страшная догадка стала превращаться в реальность, но я всё равно уверенно перешагнул через порог, почти одновременно с мужчиной в строгом костюме.

– А это кто? – осведомился он у няни.

– Это Илюша, друг Динара. Я разберусь.

Она взяла меня за плечи и осторожно повела по коридору мимо хорошо знакомых дверей, за которыми сейчас творилось что-то неизвестное, в комнату к Ди. Осторожно постучав, эта тихая приятная женщина, приоткрыла створку и шепнула:

– Динар, прости, что врываюсь. К тебе пришёл Илюша.

– Хорошо, пусть.

Няня чуть подтолкнула меня вперёд и закрыла за спиной дверь. Я стоял, не в силах что-либо сказать. Из-за стены слышались монотонные голоса, всхлипы и невнятное бормотание Ли. Динар сидел на кровати, глядя в окно, занавешенное тёмной шторой. В узкую щель светило солнце, прочерчивая яркую белую границу между мной и другом. Чуть ухмыльнувшись, незнакомо приподнимая уголок рта, Ди совершенно спокойно, даже безучастно, произнёс:

– Мать наглоталась таблеток. Труп уже забрали.

Меня будто ударили под дых. Динар вчера был прав. Будто бы знал будущее…

– А отец?

– Вернулся поздно ночью, она спала. Ну как спала… Притворялась. Он ничего не нашёл, ругал меня дико… Мать встряла… Разошлись тихо. Только мы с отцом спать пошли, а она… В общем, кто-то сегодня проснулся в постели с мертвецом, – мне показалось, или Ди действительно улыбнулся. Бегло, зло.

– Боже… – я подошёл и сел с ним рядом. – Как девочки?

– Да никак. Лиана не понимает.

– Амалия?

– Рыдает всё утро. Устроила истерику, отец не знал, как справиться. Поэтому все няни тут.

– Она мала…

– Ей десять.

– И что?

– Да ничего. Скоро прилетят родные. Будет кошмар.

– Ди… – я глянул на него, но лицо друга оставалось непроницаемым, отчего меня захлестнул безумный, незнакомый страх. – Ты сам-то как?

– Нормально. Знал, что этим кончится.

– Я родителям позвоню. Вдруг помощь нужна.

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показался отец Динара. Я вжался в кровать, боясь его гнева, но он тихо и строго произнёс:

– Илья, добрый день.

– Здравствуйте. Соболезную.

– Спасибо. Если нетрудно, приютишь Динара до вечера?

– Конечно! Вы бы позвонили моей маме, она может подготовить цветы… – осмелился я, чтобы показать – тоже не лыком шит, не хуже Ди. Верный и серьёзный друг.

– Дельная мысль. Ещё раз спасибо. А теперь двигайте отсюда, быстро. Динар – будь на связи.

– До свидания, – поднялся я следом за товарищем.

Отец Ди потрепал меня по плечу, когда мы проходили мимо, а собственного сына не удостоил даже взглядом. Понятно – пытался держаться. Под испуганными взглядами соседей и прохожих мы выбрались на улицу и отправились ко мне, где я тут же позвонил и матери, и отцу. Оба передавали слова соболезнований и инструктировали меня касательно обеда, ужина и вообще – стратегии действий. Конечно, ни слова из этих инструкций я не услышал, да и вообще не хотел ничего обсуждать.

(Илай) Сейчас, когда Ди сидит передо мной, спокойно потягивая холодный кофе и рассматривая легкомысленных девиц, проходящих мимо, те давние события кажутся чем-то нереальным, увиденным в фильме или прочитанным в книге. Но, к несчастью, всё это было правдой, ей и осталось. Тогда впервые я столкнулся с тем самым взглядом, похожим на непробиваемую бетонную стену, и пугающей полуулыбкой. Позже, когда я вдоволь насмотрюсь на все эти маски и начну различать их вариации, мне станет ясно, что за ними скрывается, хотя бы частично. За ними – Ди, мой друг, не желающий принимать реальность и отгораживающийся от неё.

2

(Илай) В тот день Ди остался у меня: его квартира превратилась в Содом, не хватало только Гоморры в лице убитого горем подростка. Я вышел из душа и вместо былой тишины оказался оглушён орущим телевизором, по которому крутили какие-то клипы. Вряд ли Динар решил развлечься.

Подкравшись к двери в комнату, я, пользуясь басовым фоном, заглянул внутрь, чуть шире приоткрывая створку. Ди лежал на кровати, уткнувшись лицом в смятое одеяло, а сверху накрыл голову подушкой, настолько сильно придавив её руками, что я чётко видел напряжённые вены. Тело его содрогалось от неслышных рыданий.

К горлу подступил отвратительный ком горечи, и я поспешил вернуться в ванную.

Мы с Ди всегда всё делили на двоих. И если раньше по большей части это были радости и дурачества, то теперь нужно было взять на себя половину его боли. Его горя. И я боялся, что не справлюсь с такой ношей. Я не знал, что мог бы сейчас сказать или сделать для него.

– Илюх, – раздался стук в дверь.

– А? – отозвался я, запивая ком водой из-под крана.

– Ты там живой?

– Да. Жарко. Решил умыться.

– Скорее утопиться.

– Идиотская шутка, – гаркнул я, вылетая в коридор. – Ты на фига телек врубил?

– Чтобы шума с улицы слышно не было, – парировал Ди, отпихивая меня в сторону и скрываясь в ванной.

Я не стал сопротивляться. Успел заметить его красное помятое лицо. Но говорить об этом, ясное дело, ничего не стал. Запомнил, но сделал вид, что забыл и никогда не видел, надеясь, что тем самым помогу.

Мы молча жевали бутерброды, запивая их минералкой, так и не выключив телевизора. Ди молчал. И я тоже. Казалось, что над домом собиралась буря, которую надо было переждать. Может, даже уже грохотал гром и сверкали молнии, может, ветер срывал листы кровли и швырял их на прохожих. Но искусственный шум, созданный Динаром, заглушал всё, что могло помешать находиться в безопасности.

Он жевал, как робот. Я даже засекал время, чтобы убедиться: вот Ди подносит бутерброд ко рту, это занимает две секунды; надкусывает и кладёт его на тарелку, пять секунд; ровно десять секунд жуёт, делает глоток минералки, некоторое время сидит, молча созерцая стену. И всё повторяется. Мне стало тошно, будто это умерла моя мать, а не его, и я отставил еду в сторону, довольствуясь водой. Из открытого по случаю жары окна внезапно донёсся не то плач, не то надрывный крик, и Динар не выдержал. Швырнул остаток бутерброда на тарелку и резко встал, опрокинув стул.

– Ди? – встрепенулся и я.

– Это слишком.

– Может, тебе нужно… Ну… Поплакать? – осторожно предложил я, ожидая любой реакции.

Динар же затравленно глянул на меня, тут же сделался невероятным злым и зашептал, опираясь на стол:

– Они сейчас все будут страдать. Будут рыдать. И даже отец. Они сделают вид, что им её жаль. Что им жаль нас. Но правда в том, что мать давно стала для всех обузой. И знаешь, кому хуже всех? Ли! Потому что она ничего не понимает. Теперь няни заменят ей мать.

– Не говори так… У тебя хорошая семья.

– Хорошая? – он усмехнулся, дёрнулся, как в нервном тике и замахнулся ногой на стул, но вовремя остановился. – Где был отец, ты помнишь?

Мне нечего было сказать. Я слишком хорошо помнил и по разговорам с Ди, и по слухам, и по тихим беседам родителей на кухне, где и с кем бывал его отец. Как часто. Но до конца так и не понимал – почему? Кажется, Динар разбирался в этом лучше меня. Так что я просто верил. И проникался болью друга. Обидой. И наверное, ненавистью. Во всяком случае, мне казалось, что он готов снести не только стул, но и полностью разрушить квартиру, дом, город…

– Я думаю, смерть матери – это правильно. Мы все устали. А она – особенно.

– Не говори так, пожалуйста.

– Да что ты можешь понять, Илюшка… Ну что?

– Может, ничего. Но одно я точно понимаю – тебе плохо. Так плохо, как никогда не было. А я твой друг. Так что буду тебе помогать справиться. Давай сходим куда-нибудь? Так день пройдёт быстрее.

– Куда?

– Куда глаза глядят. А?

– Пошли.

(Илай) Я хорошо помню, как мы бродили по знакомым центральным улицам до самого вечера, плавясь от жары. Кажется, исходили все пути-дороги, которые только могли придумать. Благо Ди избегал набережных, и я мог не бояться, что он задумает что-нибудь опасное, как это частенько случалось после. Он внимательно рассматривал окна первых этажей и витрины магазинов, останавливался перед каждым кафе, будто пытался узнать в посетителях знакомых. Иногда тормозил у светофоров, и мы пропускали несколько зелёных сигналов. Случалось так, что он шёл слишком быстро, и я успевал взмокнуть, пока пытался идти с ним шаг в шаг, а бывали моменты, когда проще было стоять, чем двигаться, – настолько медленно шевелился мой друг.

Мне и по сей день кажется, что если Динар вдруг отправился куда-то пешком, значит, случилось что-то для него тяжёлое.

(Илай) Домой мы вернулись гораздо позже, чем должны были. Родители уже поужинали и ждали нас на кухне. Мама явно была готова разрыдаться при виде Динара, но всеми силами сдерживалась, суетясь вокруг. Отец же крепко пожал нам руки и усадил за стол.

– Нагулялись, пацаны? – слишком бодро спросил он, предлагая салат.

– Да, спасибо, – отозвался я. Ди же только пожал плечами.

– Динарчик, звонил твой папа, – заговорила и мать, – попросил, чтобы ты сегодня переночевал у нас. Останешься?

– Если это не доставит вам неудобств, – отрапортовал Ди, без особого энтузиазма ковыряя вилкой овощи.

– Конечно, нет. Ты желанный гость в нашем доме в любое время, а в такое – тем более. Я постелю тебе на диване в комнате Илюши. Нормально? Или ты хочешь спать один?

– Лучше с Ильёй.

– Ма, ну это даже не обсуждается! – встрял я. – Когда было по-другому?

– Илья! – встрепенулся отец. – Сейчас другие обстоятельства.

– Вы ничего не знаете о сёстрах? – уточнил Ди. – Не хочу звонить домой.

– С ними останутся няни и бабушки. Все твои самые близкие родственники уже прилетели. Так что девочки не будут одни, можешь не переживать.

– Вас позвали на похороны? – с каменным лицом продолжал расспросы Динар.

– Конечно.

– Цветами как раз моя фирма будет заниматься, – добавила мама, накладывая в тарелки мясо.

– Можно, Илья пойдёт с нами? – выдал мой друг, и я вздрогнул. Такого мы не обсуждали.

– Наверное, тебе лучше спросить у него, – пожал плечами отец в ответ и воззрился на меня с просьбой в глазах.

– Я пойду. Конечно, пойду, – пришлось согласиться. Правда, голос предательски сорвался, так как я уже успел представить, что будет происходить на похоронах и хуже того, – на кладбище.

– Спасибо, – отозвался Ди.

Чуть позже, несколько часов спустя, мы лежали в моей комнате, наблюдая, как на потолке играет свет уличных фонарей и слушая звук проезжающих машин, – в центре никогда не бывает абсолютно тихо, дажеглубокой ночью. И если раньше такая ситуация казалась привычной, незаметной, то сейчас через этот шум мне слышалось то, что слышать не хотелось: сирены несуществующих скорых, встревоженные голоса и плач, будто бы даже молитвенные песнопения и перезвон далёких колоколов. Ди молчал, но не спал, изредка подавая сигналы едва заметным шевелением.

– Динар? – позвал я. – Не спишь?

– Нет.

– О чём думаешь?

– Думаю, что когда соберусь жениться, не стану выбирать жену такую, как мать.

– В смысле?

– Не вижу причин жениться на той, кто будет меня любить.

– Почему?

– Мать слишком любила отца. Это её убило.

– Да ну… Не может такого быть.

– Она сошла с ума из-за этого.

– А мне казалось, что ей стало хуже после того, как ребёнок умер.

– Зачем она его рожала? Ты не думал?

– Нет, – соврал я.

– А я думал.

– И?

– Хотела маленькую копию отца. Чтобы любить. И чтобы он её любил.

– А ты? Ты же так на него похож! – я даже перевернулся набок и опёрся на локоть, чтобы лучше видеть и слышать Ди. Он сел и посмотрел в окно.

– Я вырос, Илюх. Давно.

– Бред. Матери любят своих детей даже большими.

– Не прикидывайся дураком! Ты сам прекрасно всё видел и слышал. Она меня ненавидела! Копия отца, которая предавала её. Она терпеть не могла, когда я поздно приходил или долго болтал по телефону, когда надевал что-то такое, что напоминало отца.

– Так может, она ненавидела его, а не тебя?

– Наверное. Только уже никакой разницы.

– Ди, но ведь и папу твоего можно понять, – я вдруг вспомнил недавний разговор своих родителей и решил процитировать несколько фраз. – Жить рядом с… Ну…

– Помешанной?

– Что-то вроде. Прости… Это ведь трудно. Да ещё Ли…

– И дура Амалия.

– Как вы теперь станете жить?..

– Как и раньше. Няньки. У меня школа, у отца – работа.

– Всё равно не представляю… – я откинулся на подушку и замолчал. Что можно было добавить?

– И не надо. У тебя другая семья. Родители любят друг друга…

– Ага. Только кроме них и тебя, никого нет. Это грустно.

– Младшие сёстры – это кошмар, особенно если они как Ама.

– Она ж орёт, когда ты её так зовёшь.

– Пусть орёт.

– Страшно на похороны идти.

– Забей. Просто рядом постоишь, а то родные меня сожрут. Не хочу.

– Слушай, а ведь и правда…

– Чего? – Ди тоже лёг, завернувшись в тонкое одеяло.

– Получается, мы с тобой как братья.

– Ну да.

– Это хорошо.

– Спасибо, Илюш.

– Да ладно…

Спал ли Динар, я не знал. Но мне сон не шёл. Вспоминались последние года два нашей жизни, дружбы, и в будущее я смотрел с некоторой опаской. Нам всего-то было по четырнадцать. Почти по пятнадцать. Ди считал себя достаточно взрослым для многих вещей, а теперь станет ещё серьёзнее, – в этом сомнений не было, но мне хотелось подольше оставаться ребёнком. Брать скейт и полдня колесить по улицам, резаться в приставку, сидеть на набережной без дела до самого вечера, дразнить девчонок из параллельного класса. Да что угодно, только бы не стоять рядом с другом у гроба его матери, лишь бы не дать ему озлобиться и превратиться в мрачного маленького взрослого.

Жизнь казалась несправедливой и жестокой. И мне хотелось оставить Динара у себя дома, сделать его родным братом и провести рядом всю жизнь. Без больных сестёр, умирающих матерей и отцов, летающих в Париж к любовнице.

3

(Илай) Собственно, до момента похорон, Ди провёл все дни у нас. Пару раз заглядывал к себе, чтобы повидаться с родными, и возвращался.

В день икс, мы оба облачились в строгие чёрные костюмы, несмотря на жару, легко позавтракали и в сопровождении моих родителей двинулись вслед за целым кортежем из чёрных дорогих авто к моргу. Странно, но там я не чувствовал ужаса или горя, да и обстановка была довольно тихой. Меня больше занимали присутствующие, чем само действо. Амалия стояла подле отца и, кажется, совершенно не понимала, что происходило. Во всяком случае, на лице её не было скорби или страданий. Ди тоже представлял собой каменное изваяние, статую, без чувств и эмоций. Плакали только дамы старшего поколения, но довольно тихо.

Весь ужас начался, когда процессия проследовала на кладбище, и гроб поставили около глубокой могилы. В первом ряду встала вся семья Динара, и я рядом с ними, стараясь не смотреть на лицо умершей. От звучащих слов прощания становилось невыносимо грустно, кто-то рыдал в голос, не стесняясь, и незаметно из моих глаз тоже полились слёзы. Наверное, я плакал за двоих, потому что Ди даже не шелохнулся, будто врос в землю. Сейчас он был похож на отца ещё больше, чем раньше, – тот так же стоял с безучастным выражением лица и только сжимал кулаки. Иногда я видел, как тяжело он сглатывает, и боялся, как бы с ним чего не случилось.

Никогда ещё я не видел столько скорбящих и плачущих людей. Бабушку Динара вели под руки, сама она была не в состоянии даже ничего сказать, целовала бледную, будто восковую маску на лице матери Ди, и я боялся, что меня или заставят делать то же самое, или желудок прямо сейчас вывернется наружу. Но, когда подошла очередь братишки прощаться, он встал рядом с гробом и молча смотрел на мать долго, ни слова не говоря и опустив голову. Лучше б рыдал, кричал, валялся. Что угодно – только не эта тишина. Моё сердце тогда не билось, потому что сердце Ди тоже остановилось.

Он вернулся ко мне и больно вцепился в руку. Так мы и простояли, пока могила не оказалась засыпана свежей прелой землёй. Я всё ждал, что отец подойдёт к собственному сыну, обнимет его, как обычно делали мои родители, когда я страдал, но только когда мы покидали кладбище, он похлопал Ди по плечу и кивнул, тихо бросив: «молодцом», а мне пожал руку.

– Илюша, – шепнула мать, когда Динара отобрали бабушки, чтобы обнимать и утешать, хотя он внешне не подавал признаков скорби. – Как Динарчик?

– Кажется, плохо.

– Хочешь, я попрошу, чтобы он сегодня остался у нас?

– Если можно.

– Мы с папой считаем что нужно.

– Спасибо, ма, – я прижался к ней крепко, готовый разрыдаться, потому что вдруг явственно представил, как когда-нибудь буду стоять так же, как Ди, и смотреть на безжизненное любимое лицо.

– Ну что ты…

– Люблю тебя.

– И я тебя, мой хороший. Пойду, поговорю. Ладно?

– Ага.

(Илай) Мы никогда не вспоминали и не обсуждали ту ночь, которую Ди провёл у меня дома после похорон. Ночь, наполненную болью и ужасом. Я благодарен родителям, что они не стали вмешиваться, позволив нам разобраться самостоятельно, но были рядом, готовые помочь, если потребуется.

(Илай) Свой чёрный костюм Динар вынес в мусоропровод, а когда вернулся, тут же ушёл в ванную. Я стоял около двери и прислушивался: вода не лилась, никаких других звуков тоже не было. Но всё изменилось в один момент: не знаю, что заставило меня без стука ворваться внутрь в ту самую секунду, когда мой друг, сложившись пополам, склонился над ванной.

Его трясло и колотило со страшной силой, и мне пришлось крепко держать неуправляемое тело, насколько хватало умения. Я боялся, что не справлюсь, и Ди рухнет на кафель или чего хуже – ударится о край ледяной белой ванны. Он задыхался, то краснея, то бледнея. Такого ужаса, мертвенного, подбирающегося к сердцу, я никогда больше не испытывал. Меня самого трясло не меньше, чем Динара, но о себе не думалось.

– Ди! – шепнул я ему на ухо в надежде, что слова дойдут до цели. – Динарчик! Плачь! Слышишь! Плачь!

Он только помотал головой.

– Плачь, говорю! Не хочу, чтобы ты умер! Динар!

Изловчившись, я включил кран на полную, зашумела вода, и Ди сдался. Другой бы на его месте просто выл, но он рыдал беззвучно, цепляясь за мои руки. Перекошенное болью лицо сводило судорогами, и я не нашёл ничего лучше, как иногда умывать друга ледяной водой, сам готовый впасть в истерику. Казалось, прошла вечность, но Динару не становилось легче. Теперь его ещё и рвало, выворачивало наизнанку пустой желудок, который, как мне думалось, тоже заполнили слёзы.

(Илай) Страшно представить, как два подростка умудрились справиться с тем потоком эмоций, который выплеснулся тогда наружу. Я до сих пор не понимаю, как с невероятным хладнокровием и уверенностью смог поддерживать Динарчика, пока тот не успокоился. А случилось это не скоро. Сейчас, когда я смотрю на то, как холодно он реагирует на любые события, меня одолевает вопрос, – а не рыдает ли он потом в ванной так же, как и в тот день? И наверное, именно поэтому я всегда где-то рядом. Чтобы вовремя сказать ему: «плачь!».

(Динар) Илай смотрел на меня так пристально, что становилось не по себе. Не люблю такие прямые взгляды, они напоминают мертвецов, чьи глаза уже никогда не смогут закрыться самостоятельно. Хочется достать из кармана плоские гладкие камушки и положить их на глазные яблоки, подобно вечным ставням. Сегодня Илюша слишком задумчивый, витает в облаках или погружается в пучины воспоминаний… Из года в год происходит одно и то же в день годовщины: мы пьём и молчим, а он ещё и смотрит.

Обоюдное соглашение, которое так и не было озвучено, существует между нами вот уже почти десять лет: никаких словесных воспоминаний, никаких слов сожаления или поддержки, никаких вопросов. День похорон матери был последним днём, когда я позволил себе показать собственную слабость перед Илаем. Он – несомненно, друг, знающий меня лучше любого другого человека на Земле, но… У него слишком добрая и ранимая душа, слишком чистая, чтобы я желал запачкать её ещё больше, чем уже сделал.

4

(Динар) Первый год после смерти матери мне практически не запомнился, поглощённый туманом принятия. Жизнь нашей семьи не сильно изменилась, только мне казалось, что я теперь должен активнее участвовать в воспитании девочек. Но Амалия тянулась к отцу, так что почти всегда была где-то недалеко от него или с нянями. Ли же, моя милая Лианочка, словно позабытая на антресолях игрушка, всё чаще тосковала или в одиночестве, или под присмотром фактически сиделки. Если раньше с ней занималась мать, возила её в реабилитационные центры, бассейн, на массаж, постоянно разговаривала, то теперь этим заниматься в привычных объёмах было некому.

Именно тогда я вдруг понял, что мать была для всех большей обузой, чем больной ребёнок. Мне, в общем-то, тоже дышалось легче – меньше контроля и почти полная свобода. Отец никогда не был жаден, но видя моё состояние (а в его присутствии я старался молчать и выглядеть пай-мальчиком), жертвовал в копилку карманных денег суммы, равные месячной зарплате родителей некоторых моих одноклассников. И никогда не спрашивал, куда эти деньги потрачены.

Так что мы с Илюшей чувствовали себя королями жизни, только вкуса этого положения в тот год я не понимал. Тосковал ли я по матери? Как и любой ребёнок, – да. Винил ли я отца? Конечно, но в то же время был ему благодарен. Общее горе могло бы нас сблизить в человеческом плане, и оно сблизило, только в плане деловом.

Когда мне исполнилось шестнадцать – чуть больше чем через год после смерти матери – я стал всё чаще появляться в головной мастерской и флагманском бутике, сначала рассматривая камни и украшения в ярких витринах, лежащие на бархатных подушечках, а после, – наблюдая за работой мастеров. Это дело было мне по душе: не нужно ни с кем разговаривать, пока работаешь, не нужно строить из себя вежливого продавца, чтобы у тебя купили товар. Украшения, которые производила наша фирма, продавали себя сами. А иногда за них это делало имя.

Именно тогда я понял, чем хотел бы заниматься, – продолжать семейное дело и зарабатывать столько, чтобы иметь возможность покупать самые лучшие камни для наших украшений. Я хотел, чтобы мной, как владельцем всего этого богатства, восхищались. Привыкнув к похвале, к тому, что и дома, и в школе на меня смотрели почти как на героя, стойко переживающего сложный период, я понял, что быть на вершине определённо лучше и даже безопаснее, чем на дне.

Отец не был против моего стремления к изучению семейного дела, но настаивал на получении образования. Учёба никогда не вызывала у меня особых проблем, в особенности теперь, когда учителя спокойно делали поблажки, считая меня несчастным сиротой. Так что мы с Ильёй с удовольствием пользовались лояльностью и школы, и моего отца, отношения с которым внезапно изменились, сделав из нас партнёров, а не родственников.

Поскольку я выглядел немного старше своего настоящего возраста, мне без проблем продавали сигареты, только покупал я самые дорогие и редкие. Иногда мы с Илаем баловались ими сами, но чаще, – загоняли одноклассникам и ребятам из соседних дворов по цене пачки дешёвой отравы за одну папиросу. Выходил неплохой бизнес, прибыль от которого делилась абсолютно по-братски.

Шли зимние каникулы, только не хватало мороза. Так что мы в куртках нараспашку бродили из одного двора в другой, в поисках приключений. Родители Илая уехали отдыхать, оставив его на моё попечение. Отец отпустил всех нянь на каникулы, оставив только сменщицу для Лианы, и был занят девчонками. И я, предоставленный самому себе и Илюшке, не прекращая мечтал.

– К восемнадцати у меня будет достаточно денег, чтобы снять квартиру. Съеду от отца, – забалтывал я друга.

– А как же Ли?

– Буду навещать. Отцу до неё дела нет, Амка та ещё оторва…

– Отец ходил в школу? Даже моя мать прослышала о скандале…

– Ходил. Как всегда – мило поболтал с директрисой, денег, наверное, сунул. Или пригрозил чем…

– Да уж… А дома, не скандалил?

– Не знаю, когда я пришёл, уже тихо было. Амалия спала, отец с кем-то по телефону говорил. Вряд ли он стал её ругать из-за сигареты, если только за хамство и мат. Только ж ей плевать.

– М-да, – протянул Илья, а я пихнул его в бок и рассмеялся.

– А ты чего, воспитывать её решил?

– Да не, просто интересно. Меня б за такое родители убили.

– Пф… Ты-то не дурак, чтобы на директора матом орать.

– Я его вообще не люблю.

– И я.

– Поэтому ты мой друг, – улыбнулся Илья, толкая меня в сугроб, притаившийся за углом, куда мы свернули.

– Эй!

Я не удержался и рухнул в снег, оказавшись припорошённым белой ледяной мукой. Наотмашь махнув ногой, я задел Илая, и тот с воинственным криком свалился на меня. Мы словно впали в детство: мутузили друг друга что было сил, закидывая снег за шиворот и утопая в сугробе всё больше.

– О! Голубки! – раздался отвратительный хохот откуда-то сверху.

Мы тут же замерли и попытались подняться, но Илью кто-то резко схватил и оттащил в сторону. Я вскочил, отходя от сугроба. Снег противно холодил спину, тая и затекая под свитер. С волос капало. Илюшу держали двое крупных пацанов, третий же курил чуть поодаль.

– Ну чё, буржуи, сладко живётся? – пробасил он, и я, присмотревшись, узнал его. Выпускник нашей школы позапрошлого года, уже тогда поблескивающий в унылой толпе школьников бандитскими замашками. На деле же – шпана обыкновенная, так и не выросшая из мелкого шкодничества.

– А если жить несладко, то и зачем бы? – невозмутимо отозвался я, тем не менее тревожась за притихшего Илая. Нас только двое, а эти бугаи – полнейшие отморозки.

– Действительно, – рассмеялся главарь. А я всё пытался вспомнить его имя, но никак не мог. Да и зачем бы оно мне могло понадобиться? – Бизнес свой прикроете, тогда поймёте.

– Чего поймём-то? – подал голос Илюха.

– Кто тут главный! – орнул ему на ухо один из подельников.

– А вы претендуете? – пошёл я ва-банк, только чтобы попытаться уболтать уродов.

– Зачем? Это вы претендуете. А мы – давно уже главные. Так что, мелкая шушера, сдали бабки, сигаретки и чешите отсюда.

– С какой стати? Сигареты – моя личная собственность. И если кому-то хочется тоже попробовать, то я не благотворитель, чтобы просто так раздавать ценность. Слишком дорогое удовольствие.

– Че-го? Кто ты? – озадачился гад. Вроде одиннадцать классов закончил, а нормальных слов не понимал. Мне вдруг стало брезгливо. От таких даже в морду получить стыдно. Да и прогнуться – тоже.

– Динар. Рад знакомству.

– Ты дебил, что ли?

– Друга моего отпусти, – прошипел я, готовясь к нападению. Словами ситуацию не исправить, – было совершенно ясно. Жаль, что драться хорошо я так и не научился, придётся стать жертвой, да потом ещё дома оправдываться. А этого я не любил больше всего. Если оправдываешься, значит, или виноват, или слаб. Я сейчас не был виновен, но был слабым. – Бесишь!

– Ди! – негодующе крикнул Илюша, но его тут же окунули головой в сугроб.

– Черти! – я бросился вперёд, тараня пацанов, которые секундой ранее держали моего друга.

Встретили меня как положено – блоком и мёртвой хваткой, хотя одного я успел хорошенько пнуть в живот. На помощь пришёл Илай, и вместе мы сумели одолеть кого-то из противников под позорный хохот главаря. Внезапно всё затихло и получилось немного отдышаться.

– Вы ж дети ещё, – приблизился вплотную переговорщик, метивший в хозяина положения, и пыхнул на меня сигаретным дымом. – Драться поучись, золотой мальчик.

– А ты научись не завидовать, как тебя там… Серёга? Серёженька… – понесло меня. Такую злость и отвращение я никогда, пожалуй, не испытывал. Смотрел на прыщавое сальное лицо, выбритое неумело и пренебрежительно, и хотел в него плюнуть. С таким-то отношением к себе, чего он ждал? Что все будут падать ниц? Будут, но только до тех пор, пока силы у вышибал не иссякнут, или пока не придёт кто-то сильнее. Я должен стать тем, кто первым поставит ему подножку, покажет, какими бывают хозяева жизни на самом деле. Не деньги решают, и даже не сила – изворотливость, хитрость и мелкие удары по слабым точкам. Судорожно припоминания, что мог знать об этом идиоте, я поглядывал на Илая, надеясь, что он сумеет помочь, поймёт без слов, как всегда это делал. – Кстати… Как там твоя Катюша? Вчера видел её с каким-то пацаном, полпачки у меня взяли… Ты только скажи ей, чтобы юбки короткие зимой не носила, простудится…

Надо было видеть его лицо, фотографировать перекошенную физиономию. Как хорошо, что я всё же вспомнил и его, и девчонку эту из соседнего подъезда, за которой он ещё со школы таскался. Илай встал ко мне вплотную, но я уже не хотел понимать последствия своих слов, кровь требовала выплеснуть гнев наружу.

– Что ты сказал?! – взревел Серёжа, и я заметил в его взгляде удивление и даже намёк на боль, как у маленького ребёнка, которому вдруг сообщили, что Деда Мороза не существует.

– Ты ещё и глухой? Не только слепой.

– Чё ты гонишь, парень? – вступился за друга один из бугаёв, в растерянности поглядывая на соседа.

– Я говорю, что сила не в тех же руках, что и деньги. Сила – в информации. Так что идите-ка вы отсюда, пока ещё какое-нибудь говно про вас не всплыло.

– Динар, – шепнул Илюха, – ты в себе?

– Да, – отозвался я, а на лицо выползла злобная ухмылка. Как мне нравилось наблюдать искажения этой ситуации, я будто бы видел со стороны перетекание власти в свои руки. Теперь уже не мне диктовали условия, не-е-ет. Тиски унижения сжимались в пустой голове Сергея, рискуя раздавить черепушку. Только по тупости своей причину унижения он видел не в себе и своей неверной девушке, а во мне. Я – источник и цель его ненависти. Азартный источник. – Ну что, Серёженька, ещё что-нибудь тебе рассказать или дальше ты уже сам справишься?

– Ты врёшь! Испугался меня вот и придумал, – заорал он благим матом, рискуя навлечь на себя праведный гнев и месть премилых старушек с первых этажей.

– Думаешь, мне это надо? Я тебе не по зубам.

– Сопляк!

Если человек перешёл на личные оскорбления, значит, он проиграл. И всё дальнейшее уже было неважно – ни удар под дых, ни затрещина Илаю, ни пинок под колени, ни даже мой собственный ответный выпад в противную лоснящуюся морду. К несчастью, я только успел схватить по касательной удар по лицу, и из губы потекла кровь, как появились те самые старушки, вооружённые палками.

– А ну, пошли отсюда! – зычно закричала выступающая во главе делегации, облачённая в допотопное пальто с каракулевым воротником. – Шпана!

– Мы приличные люди, – отвесил я поклон, стирая ладонью кровь. – А вот эти… не умеют сдерживать гнев!

– Идиот хренов, – ругнулся Сергей и поспешно бросился под арку.

– Извините его, – развёл я руками, подспудно помогая Илаю отряхнуться от снега. – Невоспитанный.

– Мы-то извиним, но в следующий раз накостыляем! – брызжа слюной, бухтела бабуля. – Ходят тут, ироды. Окурки швыряют, бутылки бьют…

– Больше не повторится. Хорошего вечера, дамы, – я улыбнулся и потянул Илюшу подальше от этого двора.

В этот раз обошлось. Но и мы уже не маленькие, чтобы со смирением принимать оскорбления и подставлять лбы для тумаков. Да и собственные, заработанные деньги отдавать бездельникам я не собирался ни в каком виде. Деньги – это возможности и власть, это стабильность и тот уровень жизни, к которому я привык, и только они могли дать мне большее, чего я так желал. Возвыситься над теми, кто меня жалел, кто ненавидел, кто задирал, и даже над теми, кто пытался любить, маскируя всё ту же жалость. Я не нуждался в ней, считая, что имею всё: дом, родных, возможность учиться, одеваться, тусить с другом, зарабатывать уже сейчас и перспективы. Такие, каких не было у большинства ребят на улице.

За что меня жалеть? За то, что я остался без матери? Так её никогда и не было. Эта женщина, которая жила рядом со мной и произвела на свет, – совершенно чужое существо. Она никогда не любила меня, не принимала и если бы могла, то задним числом бы сделала аборт. В её сердце жил только отец и яростное желание угодить ему, только вот из-за тумана любви, она не видела истинных потребностей собственного мужа. Мать жила с образом, боготворила того, кто ежедневно причинял ей боль. Я не думаю, что отец любил её. Во всяком случае последние годы – точно. Именно поэтому я, как старший ребёнок в семье, когда узнал о его изменах, не то что не удивился, – принял как само собой разумеющееся. Верность возможна только в дружбе.

– Ди! – дёрнул меня за руку Илай.

– А?

– Ты не слышишь меня?

– Нет, задумался…

– У тебя кровь, и свитер испачкан.

– Плевать.

– Что отец скажет?

– Ничего.

– Да не может этого быть…

– Все пацаны дерутся. Это – нормально!

– Но ты же помнишь… – затянул Илюшка знакомую песню. Я помнил, прекрасно всё помнил. – В прошлый раз он устроил тебе дикий выговор, до сих пор боюсь вспоминать.

– Он пацифист. Не приемлет силовых методов в том числе. Ну, придётся, значит, принимать…

– У тебя сотрясение, что ли? Динар!

– Слушай, хватит паниковать! Разберусь.

– Может, ко мне лучше пойдём? И, кстати, ты серьёзно про ту девчонку?

– Идём куда должны. Сегодня ты у нас ночуешь – не обсуждается. А про девчонку – отчасти. Ну да, была она с парнем, только я не знаю, кто он. Может, брат или друг.

– И что ж теперь будет? – он остановился и затормозил меня в паре метров от перехода, на другой стороне которого приветливым тёплым светом горели окна родного дома.

– Что-то интересное!

– Ты ненормальный!

– Ага, псих. Пошли, есть уже хочется.

Я не боялся реакции отца, хотя знал, как сильно он ненавидит любые следы физического воздействия: синяки вызывали у него приступы негодования, а более серьёзные раны, свидетельствовавшие о настоящей драке, – неконтролируемую злость. Как-то раз бабушка проболталась, откуда это взялось: в юности, когда ещё он не перебрался в Москву, оказался свидетелем и впоследствии непосредственным участником большой потасовки, перешедшей в откровенные беспорядки, в которых погиб его друг. Кто-то вместо кулака, перепачканного в крови, использовал нож. С тех пор отец не переносил ни вида крови на чьих-то руках, ни факта решения конфликта не словами.

Мне же в его поведении виделась слабость. Если бы вдруг пришлось защищать семью от вероломного нападения беспринципных преступников, смог бы он это сделать словами? Что вообще могут слова, если на тебя направлено дуло пистолета или к горлу приставлен нож? Могут. Очень много могут, но настоящая сила – в гармонии обоих методов. Так что пока мы с Илаем поднимались по лестнице, в моей голове сложился прекрасный план, родилась история, достойная быть описанной в не самой плохой книге. Я попросил Илюшу молчать и соглашаться со всем сказанным и повернул ключ в замке.

5

(Динар) В коридоре горел свет и слышался довольно возбуждённый разговор со стороны кухни. Мы с Ильёй молча сняли куртки, убрали обувь и почти успели проскользнуть в ванную, как нам навстречу вышел отец.

– Привет молодому поколению, – довольно бодро произнёс он, протягивая ладонь сначала Илюше.

– Доброго вечера, – промямлил тот.

– Динар? – отец не отпустил мою руку, воззрившись на лицо. Заметил кровь? Я вроде бы её стёр. Но взгляд его опустился ниже, к вороту свитера. – Что это у тебя?

– Где?

– На лице и свитере.

– Помада, – соврал я. Ложь была настолько очевидной и глупой, что только младенец мог бы ей поверить. Осталось дождаться реакции отца. Илья же превратился в тень.

– Не рановато ли тебе общаться с теми, кто пользуется такой помадой? – последовал серьёзный ответ.

– Почему нет?

– Тогда не жалей, пожалуйста, денег и общайся с теми, кто в состоянии купить стойкую помаду и не оставлять таких отвратительных следов. Это же явно не твои распрекрасные ровесницы? Да? – он всё ещё держал мою ладонь и сжал её так крепко, что стало больно.

– Да. Они мне неинтересны.

– Мне грустно, Динар, что ты не пришёл ко мне с вопросами о столь важных вещах.

– Хочу иметь свой опыт.

– И непростительные ошибки? Пожизненные?

– Пап, я понял.

– Ну, хорошо. А ты, Илья, – отец отпустил меня и уставился на Илюшку. – Не бери с него пример, а как человек разумный и адекватный, умей вовремя остановить. Даже если тоже хочется быть безрассудным. Друзья нужны и для равновесия в том числе, – он помолчал, рассматривая нас, уже догнавших его по росту, выросших на его глазах, и добавил, – ладно… Вы не маленькие, чтобы вас ругать. Но я надеюсь на ваше благоразумие. Репутация, честь, чистоплотность, этика и даже эстетический вкус в любых сферах – самое драгоценное. Идите, ужин на столе. Мне нужно сделать несколько важных звонков, так что не шумите.

– Спасибо, – пробормотал Илья, а я ничего не ответил. Отец всё ещё думал, что словами можно воспитать идеального ребёнка, тогда как я видел его насквозь. С лицемерием, изворотливостью и предательством.

На кухне нас действительно ждал ужин, как и всегда – с полной сервировкой. Чёртовы замашки аристократии, коей никто из семьи не являлся. Все они, мои родственники, сделали себя сами и отчаянно хотели показать, что заслужили то положение, в котором находились. Но я имел несчастье родиться уже на всё готовое, приличную часть из которого не хотел принимать: какой смысл есть ножом и вилкой, если после этого ты пойдёшь развлекаться с проститутками, пусть и дорогими? Я не понимал этого, не хотел принимать, но уже хорошо усвоил правила игры и совершенствовался в их применении, придумывая свои.

– Ди, – шепнул Илья, с опаской оглядываясь на дверь. – Это сейчас твой отец что, разрешил… Ну…

– Именно. Разрешил покупать секс за деньги.

– Неужели он не понял, что это кровь, а не помада? – продолжал удивляться мой наивный друг, ни разу, кстати, ещё не целовавший девушку.

– Разве это так важно? Главное, что я получил желаемое – ещё больше свободы.

– Да зачем? Ты разве будешь пользоваться?

– Нет. Пока – нет. Но ты подумай, сколько всего оказывается разрешённым вместе с этим? Более безопасное и не такое вульгарное. Мне теперь будто бы авансом исполнилось двадцать один. Кто ещё из наших знакомых может таким похвастаться?

– Никто. Ты прав. Вот только зачем, всё равно не пойму.

– Потому что я хочу жить по-другому. Хочу быть своим хозяином! Ты видишь, Илюша, что у нас происходит? Мы с тобой явились строго ко времени, за моими оценками в школе следят как за самым опасным шпионом, внешний вид, лексикон – отец придирается ко всему. Готовит себе смену, лицо фирмы. А мне тошно! Потому что я хочу делать что-то своё, я хочу другое! Няньки вольны заниматься Ли на своё усмотрение, он только денег даёт. Они и готовят, что считают нужным, они будто бы и вовсе не на работе. Амка! Где она сейчас, ты думаешь кто-то в курсе? Кроме отца? «Я ушла гулять с подружками», – передразнил я сестру. – С какими подружками? Куда? На прошлой неделе два дня подряд она возвращалась ближе к одиннадцати. И что?

– Что? – Илай поднял на меня удивлённый взгляд и перестал жевать.

– Ничего. Пожурили её немного. И всё. А вспомни, как месяц назад я потерял часы и вернулся на полчаса позже?

– Ну да… Сколько? Три дня, да? Ну да… Гулять не выходил.

– Угу. И до школы на машине. И из школы с сопровождением.

– Ди, он ведь просто переживает за тебя.

– Почему только за меня? Почему разбаловал Амалию? Раз уж так любит и волнуется, мог бы…

– Спроси.

– Смешно. Скорей бы съехать.

– А я бы хотел подольше с родителями пожить…

– У вас всё иначе. Жаль, что я не твой родной брат.

– Да ну! Родной! – Илья пихнул меня в плечо и улыбнулся. Брат. – И родители тебя чужим не считают.

– Почему они тебе не родят кого-нибудь?

– Мама не может. Говорит, я тяжело ей дался. Но зато у меня ты есть. Это тоже хорошо.

– Хо-ро-шо…

(Динар) Я часто вспоминаю, глядя на Илая сейчас, тот самый день. Тогда он стал свидетелем моей первой откровенной лжи, задуманной не просто для выгоды, а для самоутверждения. Это вышло случайно, но заметив силу собственной изворотливости, я уже не смог остановиться и врал постоянно, если видел во лжи смысл. Знает ли Илюша, сколько раз и он был мной обманут? А если и знает, то почему молчит? Следует наставлению моего отца и держит баланс нашей дружбы?

Хотел бы я знать. Этот его проникающий в душу взгляд разжигает костёр стыда, сжигающий меня вот уже который год почти ежедневно, отчего иногда я избегаю встреч, пытаясь потушить пожар ледяным чувством вины.

И всё же – брат. И всё же – хорошо.

6

(Илай) Не думалось мне тогда, когда отец разрешил Динару тратить деньги на женщин, что он действительно рискнёт попробовать. Нам было по семнадцать – нормальный возраст для начала половой жизни, притом что большая часть одноклассников уже имела немалый опыт в этом вопросе. Ди не рвался ни с кем встречаться, да и в целом по большей части избегал общения с девушками, предпочитая учиться, заниматься с Ли или пропадать в отцовских мастерских. Я же страдал чисто платоническими чувствами, не рискуя переходить черту. Ну и девушки подходящей не было.

Казалось, что с нами что-то не так, что-то неправильно. Но и бросаться в омут продажной любви я бы тоже не стал, – слишком гадко, хоть и жутко любопытно. Но случилось, как и всегда, хоть и ожидаемое (пусть и в страшных снах), но – неожиданное.

Ди должен был ночевать у меня, так как родители по многолетней привычке уехали отдыхать на моря, а я остался из-за учёбы. Раньше они меня с собой тоже брали, но в этот раз семейный совет постановил, что Илья достаточно взрослый восемнадцатилетний юноша и ему неплохо было бы проявить самостоятельность и даже сотворить нечто запрещённое, правда, уже с негласной родительской аудиенции. А я не хотел. Мне было достаточно ночёвки с Ди: мы бы полночи болтали о всякой ерунде, потрошили сигареты, организовывая из них самокрутки под бессмысленные сериалы, а к утру угомонились, памятуя о грядущей учёбе.

Динар не пришёл. Мы разошлись у светофора, как обычно: я побрёл домой, а Ди перебрался через дорогу и скрылся в своём подъезде. Я ждал до ужина, но ни звонка, ни стука в дверь так и не дождался. Тогда я набрал его номер сам – такая же тишина. Испугавшись, что произошло нечто плохое, я захватил куртку и выскочил на улицу. Поздняя, склизкая осень. Москва погрузилась в изморось, неприятно-холодную, зазывающую скорый снег. Взгляд тут же упал на окна квартиры Ди – свет.

Мне стало ещё страшнее, и я опрометью бросился через переход и взлетел через три ступеньки на предпоследний этаж. Нажал на звонок. Послышалась знакомая мелодия, и, спустя минуту, дверь распахнулась, являя испуганному мне не менее испуганную няню. Одну из.

– Здравствуйте! – громко поздоровался я, на нервах позабыв, как звали эту высокую полноватую женщину.

– Илюша! Проходи скорее, – она воровато оглянулась, втащила меня в квартиру и закрыла дверь. – Раздевайся. Динара пока нет дома, но ты подожди его. Ладно?

– А что случилось? – я повесил куртку, обратив внимание, что вешалка наполовину пуста. Никого нет?

– У нас Амалия пропала. Все её ищут теперь. Дома только я и Лианочка.

– Как так? – я даже чуть не присел, но вовремя вспомнил, что стула подо мной не было.

– Не знаю. Из школы не пришла. У подружек нет, во дворах тоже.

– Так не первый раз она поздно возвращается!

– Сегодня по плану у нас с ней был поход к стоматологу. Так что я ждала её сразу после школы, вот даже сменщицу вызвали…

– Кошмар. Ди мог бы мне позвонить…

– Ну, Илюша, он сразу с порога и побежал искать. Не пообедал даже.

– Давайте я, может, тоже пойду искать?

– Не надо, ты же не знаешь, где её уже пытались найти. Зачем два раза ходить по одним местам. Ты лучше помоги мне здесь, надо хотя бы ужин приготовить…

– А вам домой не пора? – вдруг вспомнил я, что время-то уже позднее.

– Ну куда я пойду, раз такая беда?

– Да уж…

– Хорошо, что ты здесь. Ди поддержка, да и… Ладно. Пойдём на кухню, только руки вымой.

Моя мама всегда говорила, что беда не приходит одна. Мол, раз уж что-то пошло не так, жди ещё чего-нибудь вдобавок. Вот вроде бы только у Динара жизнь стала налаживаться: постепенно забылось горе, устаканился семейный режим, с учёбой всё хорошо (мы тогда оба уже окончили школу и благополучно осваивали первые курсы вузов, Ди, естественно, пошёл на финансы в один самых престижных университетов, а я, долго колебавшись, выбрал всё же культурологию), появились тогда же и задумки нашего первого совместного дела, уже совершенно серьёзного, взрослого. И тут такое. Не хватало ещё потерять Амалию. Она хоть и отбилась от рук в последний год, всё же оставалась ему родной сестрой. И любимой дочерью отца.

Я выполнял все поручения няни: резал овощи ровными кусочками, начистил кастрюлю картошки, даже вынес мусор. Два раза. Мы могли бы приготовить ужин ещё на десять персон и не добраться до полуночи. Ближе к десяти вечера удалось накормить Лиану, и обе прекрасные, просто волшебные дамы, напоминающие скорее ласковых бабушек, чем нанятых за колоссальные деньги, чужих женщин, уложили малышку спать.

Мне всегда было её жаль. Казалось, что Ли понимает абсолютно всё, только не может собрать эти мысли правильно, чтобы получилось сказать или запомнить. Когда я был поменьше, то любил сидеть рядом с ней и читать детские стишки. Больше всего нам нравились четверостишия Агнии Барто: Ли улыбалась и пыталась копировать мою интонацию, а я грустил. Но какой-то светлой грустью, похожей на холодный лунный свет. Наверное, она мне тоже была как сестра. Если вдруг что-то случится с отцом Ди, с ним самим, с Амалией, то Ли останется совсем одна. И никто не сможет ничего для неё сделать. Может, только я?

Пепельно-коричневый чай в кружке стыл, навевая мысли о родителях. Когда-нибудь их не станет, и тогда я тоже, как и Лиана, могу остаться один. У меня, конечно, будет Динар… Но… Он наверняка заведёт семью, женится обязательно на какой-нибудь дерзкой девчонке, красивой до невозможности и такой же надменно-холодной. И тогда я стану лишним. Почему-то мысли о собственной женитьбе не возникали в голове ни при каких обстоятельствах. Я не мог представить себя главой семейства. Не понимал – зачем?

Надо бы спросить у Ди, что он думает по этому поводу.

Из коридора послышалась возня, и я с надеждой выскочил из кухни. Но там домой собиралась сменная няня. Мы попрощались, и я вернулся к созерцанию чая.

– Илюша? – Надежда Владимировна показалась из темноты прихожей, я внезапно вспомнил её имя. – Тебе домой не пора?

– Не-а. Родители на отдыхе, Ди сегодня должен был со мной ночевать. Так что я посижу ещё, если вы не против.

– Тебе тут всегда рады.

– Как Ли?

– Спит, слава Богу. Как Динару повезло с таким другом.

– Ага. И мне тоже повезло.

– Как учёба? – она пыталась поддержать разговор, но выходило плохо. Я не был настроен на беседу, погруженный в мрачные мысли.

– Пока вроде нормально. Скоро сессия. Зимой. Может, надо было написать заявление? Ну, чтобы Амалию начали искать как положено?

– Это уж не мне решать…

– Ну да… Ведь могло быть и похищение? Из-за бизнеса.

– Могло, – она испуганно взглянула на меня и тут же отвела взгляд.

– Давайте надеяться на лучшее.

– Слышишь? – встрепенулась Надежда. – Кажется, кто-то за дверью… Я сейчас.

Она подорвалась и почти бегом оказалась у входной двери, я поспешил следом. Навстречу нам створка распахнулась, и в квартиру ввалился безумного вида Динар. Растрёпанный, мокрый и дико злой. С остервенением он швырнул куртку на пол и хлопнул дверью так, что подпрыгнули не только мы с няней, но и наверняка весь дом.

– Идиотка! – гаркнул он, но тут же крепко сжал губы. Кулак вонзился в стену, и я невольно сделал шаг назад. Ди был в бешенстве. Таким я его не видел никогда, даже в самые отвратительные моменты нашего безбашенного детства.

– Что? – шепнула Надежда Владимировна.

– Ничего, – процедил Динар. – Никаких следов. Похоже, она с ребятами из другой школы куда-то уехала. Отец у дежурного, пишет заявление.

– Боже мой… – выдохнула няня, но тут же взяла себя в руки. – Ли мы уложили, всё хорошо. Динар, будешь есть?

– Я бы выпил чего-нибудь горячего. Замёрз.

– Бегу!

Она оставила нас одних. Я смотрел на Ди, а он на меня. И всё было ясно по этому взгляду: если бы Амалия оказалась здесь, то моментально превратилась бы в кучку пепла. Они никогда не любили друг друга, как того ждёшь от брата и сестры: вечное тихое противостояние, борьба за внимание, за лучшее место под солнцем, хотя места этого было хоть отбавляй. Динар хотел видеть в ней смиренную, добрую и тихую девочку, а не оторву, откровенно шляющуюся по подворотням с сомнительными друзьями. Но в схватке с характером Амалии все оказались бессильны, а потакание отца только подливало масла в огонь. Во всяком случае, так видел я эту ситуацию. Как же дело обстояло на самом деле – знал только Ди и делиться не спешил.

– Я могу уйти.

– Не надо, останься, – отозвался он, пожимая мою ладонь. – Я не предупредил…

– Всё нормально. Ситуация…

– Да.

– С ней ничего не случится.

– Смотря где она и с кем, – ухмыльнулся Динар, как мне показалось, с неким злорадством и даже удовлетворением. Я отступил.

– У меня там чай… Остыл. Может, тебе бутербродов сделать?

– Илюш… – он поджал губы и ушёл в ванную.

Я хотел было дождаться его и всё же сказать что-то если не ободряющее, то тёплое и в крайней степени дружеское, но в голову лезла полнейшая белиберда. Мы все, в общем-то, понимали, что к этому всё и шло – ко взрыву подросткового бунта и безрассудства, коим в разных степенях обладали все представители этого семейства. Подавив тяжёлый вздох, как часто показывают в фильмах, – я медленно развернулся и поплёлся на кухню, где обнаружил свою кружку с обновлённым чаем, тёплым и ароматным, тарелку бутербродов, конфетницу, полную любимых сладостей Ди, и встревоженную няню, в спешке укладывающую нож и вилку рядом с ужином моего товарища, перепутав стороны.

Он появился минут пять спустя, привычно тихо, свежий и переодетый в домашнее, будто только что проснулся после долгого целительного сна. Для меня всегда оставалась загадкой эта его способность – скрывать самого себя, преображаться и превращаться. Как-то около полугода назад, моя мама попала в больницу с обыкновенным аппендицитом, но я переживал так, что не мог уснуть, припоминая её не самое простое состояние здоровья. Отец не отвечал на звонки, пока устраивал всё наилучшим образом, и мне пришлось передумать всё самое страшное, что только приходило в голову. Наутро зеркало в ванной отразило смертельно бледного, измученного юношу, взглядом своим напоминавшего наркомана в период ломки (даже не хочу говорить, откуда я знаю, какие у них взгляды). И не помогло ни умывание, ни две порции крепкого кофе, ни даже какие-то бодрящие таблетки, которые предложил отец, когда вернулся домой. Ди же, то ли награждённый природой, то ли применяющий неведомую мне тайную магию, умудрялся никогда не страдать от столь неприятных проявлений усталости и нервозности.

– Спасибо за ужин. Мне кажется, что последний раз я ел вчера, – проговорил с сухой вежливостью Динар, мягко опускаясь за стол.

– Динарчик, ну как же… Разве ты не завтракал? Я специально вчера оставила сырники в холодильнике, – расстроилась няня.

– Я видел и даже съел пару штук, пока собирался. Было вкусно. Скорее, мои ощущения таковы… Поиски сестры, знаете ли…

– Ох, да… Но ты ешь, ешь. Если хочешь, я могу разогреть суп.

– Не стоит. Мне достаточно.

– Я сегодня останусь у вас, нужно же кому-то присмотреть за Ли, – продолжала она, с мольбой о помощи посматривая на меня.

– Благодарю, но я мог бы и сам.

– Нет-нет! Вдруг твоя помощь ещё понадобится отцу…

– Ещё есть я. Тоже могу посодействовать, – добавил я, чтобы не выглядеть отстранённым и показать Динару готовность подставить дружеское плечо. Хотя, в этом не было сомнений, он и так всё прекрасно знал и, может, был уверен во мне больше, чем я сам.

– Давайте поступим так, – он отложил столовые приборы и новым для меня жестом, слишком изящным и несколько аристократичным, промокнул губы салфеткой, – вы оба попеременно станете присматривать за Ли и обстановкой в целом, если что-то понадобится, а я подожду отца. Дальше решим в зависимости от ситуации.

– Ну, хорошо, – наша взволнованная собеседница принялась смиренно убирать со стола, пока мы оба пробирались по полутёмному коридору к спальням.

Динар осторожно заглянул к Ли и с удовлетворением вернулся ко мне. В тусклом свете его лицо показалось мне гораздо более печальным, чем пятью минутами ранее, и я не удержался, чтобы не положить руку ему на плечо.

– Ди…

– Я знаю, Илай. Знаю, что ничего хорошего дальше с этой мелкой дурочкой не будет. Но больше тревожусь за отца. Ему не нужны очередные внутрисемейные проблемы, он вообще устал от передряг.

– Семья – это ответственность, и вы всё же его дети. Амалия ещё ребёнок, тем более.

– Ну какой ребёнок! Дети играют в куклы, а не глушат пиво за углом…

– Серьёзно?

– Абсолютно. Это ты у меня такой весь… Ангел, блин, – он грустно улыбнулся, пропуская меня в свою комнату. – Не пьёшь, не куришь, по девчонкам не ходишь…

– А надо?

– Может, и надо… Кто знает. Я бы сейчас выпил. Или нет… Побил бы кого-нибудь. Хотя тоже не сказать чтобы очень хотелось, – Ди плюхнулся на кровать, раскинув руки, и закрыл глаза. – Знаешь, сейчас мне больше всего нужна тишина. Я так устал…

– Тогда просто помолчим. Всё равно я не знаю, что можно для тебя сделать и сказать, – чтобы не тревожить его, но быть поблизости, – я уселся на пол, облокотившись на кровать.

– Эх, Илюшка… Что бы я без тебя делал?

– Могу спросить то же самое.

– Думаю… Твоя жизнь была бы гораздо спокойнее.

– Дурак ты, Ди.

– Тоже мне – новость, – он помолчал и добавил уже тише, – я ведь совершенно потерян. Мой смысл – не знаю в чём и где. В заботе о Ли? В поддержке отца? В его бизнесе, который обязательно станет моим? Я даже влюбиться не могу – смотрю на девчонок и ничего. Понимаешь? Хоть бы одна встревожила да затащила бы в постель. Просто так. Ради забавы и интереса. Но нет! Пустота, Илюш…

– Ты на нервах, Динарчик…

– И что? Это ведь ненормально. Может, я вообще болен?

– Чем интересно?

– Не знаю. Фригидность? Или как там…

– Иди ты… Импотент восемнадцатилетний.

– Вот ты зараза!

– Скажи ещё, что ты ко мне со всей душой, а я… – мне было понятно, что он шутил, как бывало мы издевались друг над другом, когда были помладше. Маскировал боль, тревогу и нежелание говорить о серьёзном. Откровенничать Ди не любил, но отчаянно в этом нуждался. Пусть так, через шутки и подколы.

– Илюха… – Ди резко сел, повернулся на постели и захватил меня руками, крепко сжимая в неловкой попытке обнять.

– Да знаю я всё… Знаю, Ди… И очень за тебя боюсь. Ты же брат. Брат!

– До конца?

– Конечно.

– У меня есть два человека, которых я действительно люблю, – внезапно заговорил он так тихо, что я едва различал слова. – Это Ли и ты.

Я только опустил голову и, ухватившись за его ладонь, крепко сжал. Не было смысла говорить, что я в этом мире любил только родителей и Динарчика. Мама иногда подшучивала над нами, говоря, что в утробе она, вообще-то, носила меня одного, но, похоже, в роддоме серьёзно ошиблись, и у неё всё же два сына. Причём не близнецы, а зеркальные отражения друг друга. Мы с Ди и, правда, были словно фотография и её копия в негативе: у меня светлые волосы, вечно лохматые и непослушно-прямые, от чего не помогало ни одно средство, кожа бледная и телосложение худощавое, да и весь я представлял собой несколько потрёпанного жизнью акселерата, совершенно неопределённого возраста от пятнадцати до двадцати. Динар, так же выделяясь ростом, был моей противоположностью с тёмными чуть, вьющимися волосами, всегда лежащими крайне аккуратно и несколько вычурно, смугловатая кожа, мускулистая фигура, как ходячая реклама спортзала, в который он заглядывал от случая к случаю, и, конечно, светло-карие глаза. Чёрное и белое. Плюс и минус. Суровый и холодный характер, мягкий и податливый. Громкий и тихий. Пастух и его овца. Вернее – барашек.

7

(Илай)

– Слышишь? – встрепенулся он. – Кажется, дверь!

– Отец?

Динар не ответил, вскочил с постели и поспешил в прихожую, я последовал за ним. Надежда Владимировна нас опередила и уже стояла с растерянным видом перед своим нанимателем. Он же, всегда серьёзный и несколько грозный, сейчас напоминал скорее детоубийцу, чем взрослого, адекватного человека. Лицо, напоминающее сильно постаревшего Динара, посерело и осунулось, вместо привычного прямого взгляда, выражающего скорее пренебрежение, чем внимание, взгляд обезумевшего зверя.

– Ну что? – мрачно поинтересовался Ди.

– Ничего. Написал заявление. Только активные поиски они начнут не раньше утра или ещё позже. Ничем их не пронять, чёртовы… Ладно. Ладно! – он скинул пальто на вешалку с таким взглядом, будто это был мешок из-под картошки. – Что у вас?

– Всё хорошо, – вмешалась Надежда. – Ли спит, я останусь на ночь у вас, для подстраховки. Динар накормлен, Илюша вот… С нами тоже.

– Действительно, хорошо, – неловко пожал плечами он и, внезапно приосанившись, проскользнул на кухню. – Отдыхайте пока. Я выпью чаю и тоже лягу. Утром разберёмся.

– Боже мой… – зашептала няня, обращаясь к Динару, – что это с ним?

– Смирение? – отозвался он с деланным безразличием. – Рано или поздно Амка бы натворила дел. Думаю, мы все были готовы.

– Ужасно, Динарчик… Ужасно.

– Не убивайтесь. Эта мелкая безобразница ни о ком из нас не подумала. И не подумает. Давайте отдохнём. Весь день в беготне.

– Если что, будите меня. Я лягу у Ли на всякий случай, – кивнула нам Надежда Владимировна, после чего мы все разбрелись по комнатам, оставив отца Ди в тишине светлой кухни. Пил он чай или что покрепче – осталось неизвестно.

В спальне Ди никогда не было абсолютно темно, даже если задёрнуть шторы – окна выходили на проезжую часть, где постоянно горели фонари, сновали машины и гуляющие. Когда я был поменьше, то развлекался тем, что прикреплял к стеклу разные фигурки, вырезанные из бумаги, и наблюдал за жуткими тенями, вырастающими на противоположной стене. Динарчик всегда относился к этому с долей скептицизма, а мне – нравилось. Сейчас, покуда мы лежали молча, каждый на своей постели, я решил немного разбавить витающую под потолком тоску, вспомнив этот забавный факт.

– Ты всегда был мечтателем, – отозвался Ди.

– Мне просто было скучно!

– Илюш…

– А?

– Расскажи мне о ней.

– О ком? – я насторожился, предполагая, кого Динар имел в виду. Вовсе не думал, что он догадался…

– О девушке этой, которая тебе нравится.

– Откуда знаешь?

– Я не слепой, вообще-то. Да и так… Птичка напела. Думал, ты поделишься со мной.

– Да я и сам толком ещё ни в чём не разобрался. Она милая, и я бы хотел попробовать как-то сдружиться, но совершенно ничего не знаю о ней.

– Так давай узнаем?

– Она учится в нашей школе, в одиннадцатом классе. Новенькая. Живёт в переулке.

– А зовут?

– Анюта.

– Смешное имя, – фыркнул Ди как-то по-детски, и мне стало немного обидно.

– Нормальное. Ей подходит очень. Ростом небольшая, не сказать чтобы худышка.

– С формами? – он опять рассмеялся, почти скабрёзно.

– Дурак ты…

– Ладно, прости… И чего ты не подойдёшь к ней?

– Да не знаю! Что скажу? А вдруг ничего не выйдет? Потом ещё слухи поползут… До мамы дойдёт.

– Ну если эта Анька тебе нравится, почему не попробовать-то?

– Не готов я!

– К разговору?

– К большему.

– До него надо ещё добраться.

– Не уговаривай меня.

– И не собираюсь, – пробормотал Ди, шумно заворачиваясь в одеяло. – Надо было переодеться хотя бы.

– Действительно… Как это мы так…

– Вдруг придётся куда-то бежать? Лучше уж…

– Ты думаешь, с Амалией что-то случилось?

– Лучше б случилось.

– Динар!

– А иначе как мозги на место встанут? Только так. Подзатыльник судьбы. Родители же не могут врезать как следует, вот и…

– Можно ведь и без этого.

– Илюха!

– Да-да… Я помню прекрасно, что она – сложный подросток, никого не слушает и всё прочее… Но…

– Никаких но. Отец сам разберётся, правда.

– Хотелось бы верить. Знаешь, – я чуть помолчал, чтобы убедить себя в необходимости следующей фразы, – мне кажется, что если с ней произойдёт нечто совсем нехорошее, твой отец не выдержит. Сначала мать…

– Выдержит. Ему, в сущности, на неё плевать.

– Так не бывает.

– Думаешь, он балует её от любви? Нет. Чтобы просто не отсвечивала, не лезла, куда не просят и была чем-то занята. У отца свои дела и своя жизнь, в которой нет места маленьким вредным подросткам.

– Но ведь у тебя с ним нормальные отношения…

– Нет.

– Ди…

– Давай не будем, пожалуйста. Не хочу.

– Ладно, – сдался я и отвернулся к стене.

В негустой, бледной темноте хорошо знакомой комнаты, я лежал и думал о нас с Ди, о том, что случилось за последние несколько лет. Свойственный всем взрослеющим людям неожиданный переход из детскости в более или менее приемлемое по уровню ответственности состояние, произошёл. Только я никак не мог взять в толк – когда конкретно мы так изменились, что былое вспоминалось с ностальгией и смущением, а будущее обсуждалось исключительно в формате слишком серьёзных перспектив. С другой же стороны, жизнь продолжала казаться мне игрой, которая, начавшись при рождении, теперь набрала обороты, обросла правилами и исключениями из них, не позволяя нам сдаться и попробовать что-то другое.

А пробовать можно было многое: отец Динара довольно прямолинейно намекал на то, что хотел бы видеть нас продолжателями его дела; мои родители вовсю строили планы, касательно карьеры единственного сына и подкидывали разные идеи. Мы же сами продолжали промышлять перепродажей всякой несущественной ерунды типа элитного алкоголя, дорогих сигарет, да мелкой драгоценной крошки, которую щедрая рука отца Ди отсыпала нам для развлечения.

К своим условным восемнадцати годам мы успели обрасти приличным количеством не самых пристойных и важных, но интересных связей. Какие-то из них могли бы пойти на пользу в дальнейшем, какие-то я бы уже сейчас отсеял за ненадобностью. Но обычно эти вопросы решал Ди, моя же роль состояла только в том, чтобы грамотно поддакивать и брать на себя рутинное общение. И если кто-то говорил, что я просто его шестёрка, то мне хотелось возразить, но делать этого не стоило. Уважение и авторитет не заработать оправданиями. Так что я просто делал то, что устраивало меня со всех возможных сторон, учтиво избегая ответственности, которую с удовольствием на себя брал Динарчик.

И как раз в это время, в самый неудачный момент, когда мы задумали расширять поле деятельности, Амалия подкинула этот дурацкий сюрприз. Я не разделял желания Ди проучить её дланью Судьбы, но сладковатый привкус отмщения всё же приятно радовал. Эта шебутная девчонка, хитрая и горделивая не раз вставляла нам палки в колёса, откровенно пытаясь напакостить брату. Ревность её безумствовала всё больше и больше, списываемая на сложный подростковый период. Я мог бы догадаться о причинах, но оставлял эти раздумья Ди, дабы не лезть не в своё дело.

– Илай? – позвал он тихо.

– А?

– Ты ничего не слышал?

– Да вроде нет. А что?

– Пойду посмотрю, – показалось, будто за дверью шум.

Динар поднялся и осторожно вышел в коридор, преследуемый мной. Из-под двери комнаты его отца пробиралась полоса света, в соседней спальне царила тишина, нарушаемая лишь нашими мягкими шагами и тиканьем огромных старых часов в гостиной. Когда мы были совсем малышами, они били каждый час, заставляя нас заворожённо ждать этого момента. Теперь же, чтобы не беспокоить тревожный сон Лианы, часы превратились в обыкновенный механизм со стрелками, перебегающими от одной римской цифры к другой.

– Ха! – воскликнул Ди, изучая в глазок лестничную клетку. – Явление блудной дочери!

– Что там? – запереживал я.

– Смотри! – он чуть ли не в голос рассмеялся, распахивая дверь.

За ней стояла довольно-таки колоритная компания подростков и ребят постарше: от них так несло алкоголем и сигаретными парами, с примесью чего-то едкого, что я отшатнулся. Двое парней нашего с Ди возраста с совершенно стеклянными глазами держали под руки Амалию в традициях американских подростковых комедий с опущенной головой и сосульками, свисающими с неё, слеплённых из мокрых волос. Отвратительное зрелище. Поближе к двери переминались с ноги на ногу девчонка лет пятнадцати, наверное, подруга, и ещё один паренёк с землистого цвета лицом. В целом – картина понятная и даже обыденная, если бы только случилась на несколько часов раньше.

– Мы тут… Это… – завели «сопровождающие» сломанную шарманку.

– Привели! – пискнула девчонка и с трудом повернулась к Амалии. – Совсем плоха.

– Тащите сюда, – скомандовал Динар, отступая в глубину коридора.

Не учли мы все только одного – присутствия главы семейства за нашими спинами. Отец Ди молча взирал на это безобразие, и мне при взгляде на его лицо показалось, что случится страшное – казнь или смертоубийство. Без слов он схватил дочь за плечо, удостоившись невразумительного стона и сдавленной судороги, говорящей о том, что грядёт нечто отвратительное.

– Пошли вон! – просипел он в стельку пьяной компании. Говорить о том, что ребята не только пили, думаю, не стоит. Всё было совершенно ясно каждому из присутствующих.

Как только входная дверь захлопнулась, к нам со стороны спален поспешила Надежда Владимировна.

– Ох, Боже мой! – всхлипнула она.

– Надя, прочистите этой дурочке желудок для начала, – всё так же холодно и будто бы безразлично, отец Ди затолкал Амалию в ванную, туда же пробралась няня.

– Пап, давай лучше я, – встрял Динар.

– Нет. Ты нужен для другого, – он поманил нас в кухню и, остановившись рядом со столом, глянул на Динарчика так, словно тот был на допросе. Я же пытался слиться со стеной. – Узнал кого-нибудь?

– Нет. Впервые вижу всех.

– Будешь её покрывать…

– Мне это неинтересно, ты знаешь.

– Тебе интересна личная выгода, Динар.

– Ты слишком плохо думаешь обо мне. Твоя дочь – вконец избалованная, наглая дура. У неё в голове, кроме бутылок, сигарет и, прости, – членов… Ни-че-го. Я мог бы этого не говорить, но вынужден отстаивать собственную честь. Разбирайся с ней сам, пожалуйста.

– Вот как… Ты, Динар, мог бы и получше за ней присматривать…

– А должен? – Ди незаметно расправил плечи и выпрямился. Лицо его я бы сейчас видеть не хотел, да и присутствовать при этом разговоре – тоже.

– Братья должны быть для сестёр опорой и защитой.

– После отца.

– Значит, – после паузы, продолжил он. – Ты никого из них не знаешь?

– Никого.

– Ладно…

– Я полдня провёл в поисках, пока здесь, в твоём доме, хозяйничали няньки, да мой друг. Я постоянно занимаюсь с Ли, вывожу её на прогулки. Учусь. Работаю. Не прошу у тебя денег уже давно. Амалия – терпеть меня не может. Так что думаю, что моя роль в семье совершенно достаточна и оправдана, – выдал Динарчик спокойно, но я видел, как он осторожно поигрывал пальцами, то ли не решаясь сжать кулак, то ли подавляя ненужную жестикуляцию. Верх самообладания.

– Лучше бы ты просил денег… Принципиальный мой сын.

– Наверное. Советую вызвать врача – судя по звукам из ванной, у твоей принцессы дела совсем плохи.

Я тоже давно прислушивался к тому, что творилось за стеной: причитания няни стали громче и более тревожными. Но мы не успели и шагу сделать, как дверь распахнулась и нас позвали на помощь:

– Мальчики! Кто-нибудь. Плохо Амалии, не удержу.

Мы с Ди метнулись к ванной: девчонка полулежала в руках Надежды Владимировны, бледная, с совершенно обескровленными губами, больше похожая на труп, чем на живого человека. Я весь похолодел от страха – не хотелось бы видеть, как кто-то умирает. Но Динар, опередив любые слова и мои собственные мысли, подхватил сестру на руки и вынес в коридор.

– Скорую вызывайте, – негромко, но каким-то новым, командным тоном, произнёс он, обращаясь ни к кому конкретно, но ко всем нам. Я оглянулся: за спиной стоял отец Ди, и между ними происходил молчаливый диалог посредством ледяных, бесчеловечных взглядов. Они так были похожи сейчас друг на друга, как более поздняя и более ранняя копии одного и того же человека. Вот только выдержка Динарчика была гораздо крепче.

– Надя, – отозвался отец, отворачиваясь, – звоните.

Мы снова остались вдвоём: Амалию увезли, Надежда Владимировна, напоив нас чаем, а себя – валокордином, ушла спать к Ли. Я молча таращился в тёмное окно, чувствуя себя впервые в доме Динара – чужим. А ему, кажется, было всё равно. Из коридора он принёс пачку сигарет и зажигалку, уселся на стул, подвинув его к плите, включил вытяжку и закурил.

– Эй, – среагировал я.

– Плевать, – безразлично бросил Ди. – Если раньше я ещё как-то пытался заставить себя уважать его, то теперь и пытаться не стану.

– Ситуация…

– Сложная? Не смеши. Амалия далеко не первый подросток в мире. Глупо было не обращать внимания на её выходки или считать, что всё обойдётся. Меньше бы мотался по своим любовницам, может, и пронесло бы. Отец ещё называется, – проговорил он на выдохе и замолчал.

– Наверное, нет смысла искать причины, раз уж всё случилось, – чуть подумав как можно более нейтрально высказался я.

– Конечно. Забей, Илюх. Надо строить свою жизнь и не думать о других. Ей четырнадцать! Вспомни нас…

– Мы тоже были дураками.

– Но не настолько же!

– У всех свои истории…

– Портит тебя твоя культурология, – хмыкнул он так, будто не было тяжёлого дня, кошмарного возвращения Амалии и разговора с отцом. Будто мы только вернулись с вечеринки и болтали ни о чём.

– А тебя – финансы.

– Ну не надо… Я тут задумал кое-что, уляжется немного с Амкой ситуация, возьмусь за переговоры с отцом. Если он поможет нам деньгами, то…

– Ты уверен, что стоит у него просить?

– Да. Это единственный вариант оставить меня в семье. Откажет – уйду на вольные хлеба.

– Ди… Может, не надо так резко? – я растерянно огляделся, в сердце прокрался страх. Затеи Динара чаще заканчивались крахом, чем победой. Хотя в вопросах заработка он отличался лёгкостью и проворно раскручивал даже ерунду, обеспечивая нас дармовой прибылью.

– Нормально. Я знаю, что делаю.

(Илай) Он действительно знал – в этом я убедился буквально на следующий день и перестал сомневаться чуть позже. Ту ночь мы провели у Динара, а утром после завтрака разбрелись по своим делам. Но я очень хорошо помню решительность и злость Ди, когда вечером он пришёл ко мне с новостями про Амалию. Причина её ужасающего состояния была не только в алкоголе – она банально оказалась беременной. В четырнадцать. То, что творилось в семье моего любимого товарища в последующую неделю, я вспоминать отказываюсь.

Ди фактически жил у меня, пережидая бурю. Хотя я склоняюсь к тому, что он просто пытался уберечь родных от собственного гнева, если судить по сотням тирад, которые мне пришлось выслушать в те дни. Кто знает, может, я бы на его месте тоже вёл себя так – отстранённо, но в то же время сохраняя твёрдую позицию. А позиция Динара была до пошлости проста: аборт, частная школа и непомерная строгость. Об этом он каждый день сообщал отцу по телефону из моей гостиной.

Семья решила иначе. Побоялись навредить здоровью Амалии, да и на тот момент нянек в виде бабушек-дедушек и наёмных работников было даже слишком много. Я не переставал удивляться превратностям судьбы и количеству испытаний, пришедшихся на этих людей. Пока сам не оказался вовлечён в не менее странные и ужасающие события.

8

(Илай) Амалия уже месяц как притихла, окружённая заботливыми и строгими гувернантками, похожими на приставов. После того как ей с подругами пришло в голову устроить выкидыш, она провела достаточное количество времени в больнице, полностью отвернув от себя Ди, который, казалось, вычеркнул сестру из списка родных. Он полностью сосредоточился на Лиане, учёбе и том самом проекте. Отец, к моему удивлению, не поскупился – так что руки у нас были развязаны настолько, что Динарчик решился на осуществление не одной своей идеи, а нескольких.

Только я ему был плохим помощником: учёба отнимала почти всё свободное время, даже вне университета. Приходилось посещать дополнительные лекции, ходить на выставки и очень много читать, чтобы не плестись в конце списка успеваемости. Кроме того, я прилично сох по Ане, всё пытаясь обратить на себя её внимание так, чтобы не вызывать подозрений. Я тушевался. Ди посмеивался, но советов больше не давал, – к моему великому сожалению. У него как раз в тот момент с девушками всё стало резко удачно: они чуть ли не вешались на моего прекрасного товарища, стоило нам прийти в компанию или забежать к кому-нибудь из старых друзей на квартиру. Правда, сам Динарчик динамил каждую. По его выражению, «не желал связываться с легкодоступными, тем более бесплатными». Не хотел слухов, берёг репутацию.

Странно, но играл этот факт против него же. Среди общих знакомых говорили в нелестном ключе об избирательности Ди, о его странных наклонностях в вопросах любви, девчонки смеялись над вопросом фертильности и мужской функции, кто-то в открытую оскорблял за отказы, считая его «зажравшимся золотым мальчиком» и устраивая провокации.

Динар долго молчал, не реагировал и даже не обсуждал со мной. До одного момента. Как-то ближе к концу зимы, когда первая его идея с перепродажей драгоценных камней (которые он после предложил мастерам отца для обработки, с чего мы, собственно, и получили первый ощутимый доход: продали родителям однокурсника Ди кольцо по индивидуальному эскизу) сыграла, как и ожидалось, он позвонил мне, приглашая прогуляться по Волхонке. В противную ветреную погоду идти никуда не хотелось, но отказать я не мог. Ближе к вечеру мы встретились у выхода из метро «Кропоткинская».

– Я бы хотел здесь жить, – начал Динарчик безо всяких предисловий.

– Окнами на Храм? (речь идёт о храме Христа Спасителя (прим. автора))

– Не обязательно. Только отец никогда мне столько денег не даст.

– Ну и хорошо. Мне здесь не нравится. Тем более мы и так с тобой всю жизнь живём в самом центре. Смысл менять шило на мыло?

– Атмосфера, Илюш… Здесь домишки маленькие, улочки совсем другие. Какой-то особый дух.

– Купеческий? – хмыкнул я, пытаясь намекнуть Ди на его стремления.

– Ага… Как раз для таких дельцов, как мы. Знаешь… Я решил заняться инвестициями. Камушки и дело отца, – это хорошо, но мне нужно что-то своё, чтобы ни от кого не зависеть.

– Хм… Но ты же понимаешь, что без его денег у тебя бы ничего не было из того, что есть сейчас.

– Слишком ты умный для своих лет, Илай.

– Я разумный.

– И что? Против моего выбора?

– Нет. Почему? Ты же не делаешь ничего противозаконного. А попробовать что-то новое всегда можно. Только я тебе в этом вопросе не помощник, увы.

– Знаю. Просто хотел с тобой поделиться…

– Ди, как у вас дома?

– Не знаю. Я там почти не появляюсь.

– И ко мне не заходишь…

– Да.

– Почему?

– Мне кажется, что… – он опустил голову и некоторое время шёл, глядя под ноги. Я же смотрел по сторонам, прикидывая, смог бы действительно жить в этом районе или нет. – Что наши семейные дела слишком уж какие-то грязные для тебя, Илюш. Ты всегда был рядом, но я ничем так и не смог отплатить.

– Разве надо платить? Друзьям.

– Надо хотя бы попытаться. Ты – не бездонный источник.

– Брат же.

– Пришли, – Ди резко остановился перед красно-коричневой обшарпанной дверью. – Приглашаю тебя на безумную вечеринку!

– В смысле? – я проследовал за ним в тёмный подъезд и опасливо поднимался по лестнице за спиной друга.

– Отметим наш первый большой успех.

– Не понял.

– Илюх, я наладил канал перекупки камней. Отец передал мне половину дела. Официально, – небрежно бросил Динар, взлетая наверх через три ступеньки.

– Да ладно?!

– Серьёзно.

Я не нашёлся что ответить: слишком неожиданной оказалась новость. Ди так сопротивлялся помощи отца, даже не желал быть похожим на него, хотел иметь что-то своё, но с такой радостью принял половину бизнеса сейчас, когда не имел под ногами никакой твёрдой почвы и даже не достиг порога двадцати одного года. Сейчас, когда семья его рушилась на глазах, когда впереди несколько лет учёбы, когда… Я не понимал его. Впервые не понимал совершенно ничего. Камни. Он любил их. Всегда. Только мне казалось, что не было в этой любви искренности, скорее она досталась ему по наследству, ибо не видел Динарчик ничего иного перед своими глазами. Да и его отец испытывал настоящие, честные чувства только к своему делу, горел им, переживал за него.

Когда с Амалией случилась беда, его лицо не было настолько встревоженными, каким мне удалось его увидеть в момент срыва серьёзной сделки, когда я некоторое время назад забежал забрать Ди из мастерской. Мне хотелось верить, что Динарчик не такой, что у него действительно будет свой путь. Но прельщённый щедростью и доверием отца… Неужели он, мой друг, почти брат, готов был использовать подачки, не гнушаясь, готов разрушить собственные принципы ради достижения целей? Когда с ним это случилось? И почему я не заметил?..

Мы стояли в небольшом ярко освещённом коридоре чужой квартиры. Из комнат доносилась музыка, разговоры и смех. Вешалки полнились куртками, пальто и яркими шарфами. Одежда лежала и на широком пуфике. Столько пар обуви – и женской, и мужской, – давно не приходилось встречать. Я хотел было задать Ди несколько вопросов, но он меня опередил:

– Если уж жить я в этом месте не собираюсь, то хотя бы просто проведу какое-то время. Только сегодня и только для вас… Прекрасная съёмная квартира – отдыхаем как хотим, без чужих глаз, без районных сплетен. Полная свобода! Ну и некоторые наши общие знакомые – для поддержания имиджа.

– Ты снял эту квартиру?

– Ну да. Ты пройди и посмотри… Идеальное место для хорошего вечера.

– Динар… Зачем?

– В клубах скучно. Здесь больше приватности и свободы. Тебе понравится.

И, скинув куртку, Динарчик упорхнул от меня. А я всё ещё не понимал, кто передо мной – этот слишком весёлый и беззаботный парень, сорящий деньгами, не мог быть моим Ди. Он никогда не пылал любовью к вечеринкам, никогда не стремился быть своим в больших компаниях, не пытался показать благосостояние, которому обязательно бы позавидовал каждый. Нет. Сегодня рядом со мной был не Динарчик, не мой братишка, а кто-то другой. С некоторым отвращением выслушав приветственные возгласы, я всё же разделся и незаметно прошёл в большую яркую гостиную – современно, дорого, стильно и со вкусом. Изящные девушки, холёные парни… Попадались лица знакомые и нет. Поверить глазам было сложно – Ди собрал всех тех, кто мог бы ему быть чем-то полезен. Наши старые знакомые, его однокурсники и много тех, о ком только предстояло узнать.

Ко мне подплыла прекрасного вида блондинка с искрящимися голубыми глазами и предложила бокал вина. Я отказался. Тогда она с совершенно печальным видом исчезла в коридоре, и мне не осталось ничего, как только поискать взглядом Ди. Он уже устроился в высоком кресле синего бархата – кричащем и немного вульгарном. С непроницаемым лицом, но в позе хозяина жизни, Динарчик придерживал за талию… Аню, сидевшую на подлокотнике.

Дыхание на секунду перехватило, и первым порывом было открыть рот от удивления, спросить, сказать – только вот что? Она премило улыбалась, болтая с незнакомым мне парнем, изредка потягивая вино из бокала. Такая красивая… Но чужая. Такой я её не видел и не хотел бы видеть: слишком развязная и свободная, с легко-считывающимися намерениями и желаниями. Стало тошно, но, преодолевая себя, я свинцовыми шагами приближался.

– А вот и мой Илюшка, – с улыбкой выдал Динар, холодно поглядывая на меня.

– Привет, – внезапно охрипшим голосом поздоровался я, утопая взглядом в грязноватых жестах Ани. Она повернулась.

– О! Не думала, что ты придёшь…

– Почему?

– Ну… – замялась Анюта, но Ди успел перехватить инициативу в свои руки.

– Репутация, Илай, – штука очень классная. Но я рад, что ты здесь сегодня, – с этими словами он чуть притянул Аню к себе и второй рукой плавно повёл вверх по и так излишне оголённому бедру. Ещё несколько секунд, и ничто не помешает ладони пробраться под юбку. Я с такой чёткостью увидел этот момент, что не выдержал и буркнув «отойду», развернулся в сторону двери.

Внутри всё зудело. Такая близкая и доступная Аня. Холодный Динар. Шум. Радость. И тошнота. Понять смысл увиденной картины не представлялось возможным. Больнее было думать не о том, что Анюта неказистая, на всё готовая девчонка, а о том, что Динар оказался предателем. Он прикасался к ней так, будто рядом с ним сидела обыкновенная проститутка. Именно так. Не постоянная посетительница клубов, готовая поразвлечься, не просто знакомая девчонка, позволяющая вольности… А именно как женщина, не имеющая ценности, – только цену. Где его чувство достоинства? Где та самая верная дружба?

Я нашёл кухню – она была пуста – и встал у приоткрытого окна. Внизу шумел город. Наш родной и любимый город. Москва. Такая близкая, изученная вдоль и поперёк. С каналами, с тёмными дворами, с разномастными домиками центральных улиц, с дурацкими фонарями, гаснущими не вовремя, с попрошайками в переходах и спонтанными концертами уличных музыкантов. Грязная весной, яркая летом, нежная весной и тихая – зимой. Мы впитали с молоком матерей противоречивый характер столицы, стали её частью, напитались воздухом, погрузились в атмосферу, задели отравленные страстями испарения. Мы брали. А она – отдавала. МЫ! Теперь же в отражении мутного стекла был только я.

За спиной послышались шаги, но я не шелохнулся. Мягкие руки легли мне на плечи и медленно, чуть поглаживая, опустились ниже по груди к животу.

– Скучаешь? – пропел нежный голос на ухо шероховато и волнительно.

– Отчасти.

– Я могла бы скрасить твой вечер… – девушка, чьё отражение я смутно видел в окне, смело и настойчиво рвалась в мой внутренний мир посредством примитивных ласк. А я, к своему стыду и её разочарованию, ничего не чувствовал. Ни возбуждения, ни желания продолжать игры.

– Увы…

– Другу Ди не по душе девушки?

– По душе. Но не сегодня.

– А ты мне так нравишься… – снова шепнула она, касаясь губами шеи.

Противно было осознавать, что всё это происходит со мной впервые, а рядом – неизвестная. Без имени, без истории, просто образ женщины. С таким же успехом я мог бы подвергаться вероломному нападению резиновой куклы. Безликая. Многоразовая. Пустая внутри. Для меня – пустая. Резервуар для физического. Я остановил её руки и довольно грубо отодвинул от себя, наконец-то повернувшись. Лицо выражало только разочарование, но скорее искусственное, чем искреннее. Она была красива.

До сих пор не знаю, какого цвета были у неё глаза. Помню только аккуратные губы и лёгкую улыбку. Девушка отступила так же просто и бесшумно, как и появилась, оставив мне пустоту и гулкие басы музыки, отдающиеся в пол, будто поступь несметного войска. Зря я думал, что наша дружба с Динаром будет вечной. Ничего вечного не существует на этой бренной земле, всё рано или поздно умирает. Даже то, что не имеет тела.

Мы были как братья, не стоило и отрицать этого. Да, в последнее время Ди отстранился, иногда казалось, что даже избегал меня. Но это нормально – всё же у нас разные интересы. Но от родителей я не стал дальше, может, наоборот, сблизился. Почему же с Динарчиком вышло иначе? Если он был в курсе, что Аня вот такая, почему не сказал раньше? Зачем выставлять меня дураком…

Никогда не думал, что буду так делать, но взял первый попавшийся стакан, налил в него воды из-под крана и выпил. Неприятный железистый привкус сделал только хуже, будто бы я попробовал всю ту грязь, в которой оказался.

– Илюш? – свет, проникающий из коридора через дверь, перебил Динар.

– Что тебе?

– Поговорить хотел.

– Зачем? Ты ведь уже сделал больше, чем разговор. Может, хватит?

– Так было нужно.

– Кому?

– Тебе.

– О! А ты научился читать мысли? Или угадывать желания?

– Если бы я тебе сказал прямо, ты бы не поверил. Я и сам не верил, пока не увидел.

– Разве когда-нибудь я сомневался в твоих словах? – в груди стало неуютно, будто бы тесно. Уши горели огнём, и единственным желанием было раствориться в воздухе. Отмотать жизнь лет на десять назад или вперёд, только чтобы этот момент остался где-то в другом времени.

– Нет. Но… Это другой случай.

– Почему ты так?

– Я встретил её на какой-то вечеринке. Зашёл случайно, по делу. И потом не знал, как поступить. Сказать тебе как есть – значило сильно ранить без доказательств, ты бы всё равно захотел увидеть своими глазами, но успел передумать столько… Резать, так сразу. Одним махом. Не так больно, – Динар пожал плечами и прошёл мимо меня к злополучному окну. – Ты прав. Район этот мне не подходит…

– Ди! Да что же…

– Илюша. Пусть лучше я своими руками сделаю тебе больно и буду виноват, чем какая-то шваль станет играть твоими чувствами. Ты заслуживаешь лучшей женщины.

– Не тебе решать, чего я заслуживаю. Мы же друзья! Больше даже… Были…

– Она бы ещё немного поиграла с тобой, потом подцепила бы коготочком тонкую венку на шее и подтащила к себе ближе, пустила бы в постель, нашёптывала разные приятности… А знаешь почему? Потому что она всегда так делает. Ты – лакомый кусочек. Не такой притязательный, как остальные. Ты красив. У тебя есть деньги и я. Ни одна не откажется. Только вот… Я хотел, чтобы у вас всё было по-настоящему. Искренне, Илюша…

– Может, мне требовался этот урок? А что теперь?

– Теперь ты будешь знать, как на нас смотрят девушки из ближайшего окружения. И не только.

– Мне это неинтересно.

– Если б так было на самом деле, ты бы не смотрел сейчас на меня как на врага.

– На предателя.

– Пусть так. Ты мне слишком дорог, Илюша… И только.

(Илай) Тот вечер стал для меня откровением. В минуты отчаяния и душевной боли я вспоминаю его и первую одинокую ночь после смерти родителей. Обе я провёл совершенно один. Не потому, что Динар не хотел быть рядом. Мне нужно было одиночество, чтобы чувствовать всё как есть. Мы тогда ещё какое-то время постояли на кухне. Ди молчал, я тоже. Мир замер.

Почти до самого утра я бродил по Волхонке, добрался до Арбата и, шаркая как старик, прошёл его из одного конца в другой раза три.

Динар уже тогда играл по-крупному, сам того не понимая. У меня же внутри зрело ясное ощущение начала большого и сложного пути, с которого мы уже не в состоянии свернуть. Аня была началом, послужила маячком, отметившим старт. К утру я принял решение быть с Ди. Мы знали друг друга и были честны, не ждали ничего, не искали выгоды от дружбы.

Теперь же, спустя довольно много лет, когда он сидит передо мной, явно читая мысли, я могу сказать, что не ошибся. В нашем ограниченном мирке не было и не будет человека честного и открытого, любящего нас просто так. Как там? Большие деньги – большая ответственность? Ерунда. Большие деньги – большое одиночество…

И даже Таль… Моя изящная Таль.

9

(Илай) С того дня я потерял способность видеть цвета. Небо – серая ткань. Дома – серые стены. Под ногами – серая слякоть. Даже Ди казался серым, блёклым, сливающимся с обстановкой. Я ходил на лекции, посещал семинары, умудрялся что-то сдавать и получать неплохие оценки, ездил с родителями к родственникам и помогал матери по дому, заглядывал к Динару, чтобы присмотреть за Ли, слушал его отца, когда тот внезапно решался провести с нами вечер на кухне за чашкой чая. Только всё это будто бы происходило не со мной, а с каким-то другим Ильёй, о существовании которого я только узнал. Туман в голове сливался со снежным туманом улицы, оставляя неотвеченным вопрос: где реальность?

Так я и прожил следующий месяц. Или два. Кто там разберёт, когда в Москве кончается зима и начинается весна? Аню за это время ни разу не удалось увидеть, но зато новым, отрешённым взглядом, я рассмотрел другое: Ди отдалялся от меня, занимаясь семейным делом и всё больше разворачивая дело собственное. Его будто бы затянула трясина взрослой, слишком серьёзной жизни, только вот относился он к ней, как к игре. Однажды я стал свидетелем того, как Динар общался с кем-то из постоянных клиентов отца во флагманском бутике, и был поражён манерой держать себя – такого надменного, снисходительного, но холодного взгляда у друга не помнил. Но самым неприятным оказалась реакция собеседника – подобострастие. Он ведь платил деньги! Ему требовалось получить желаемое! И при этом хозяином положения был Ди. Мой Ди!

Я не узнавал его. И чем больше находил подтверждений того, что Динарчик внезапно стал неизвестным для меня человеком, тем больше оглядывался на себя. Кем стал я? Что с нами произошло за последние несколько лет? Выросли? Конечно. И всё же… Мне была интересна учёба, но я не видел себя в культурологии дальше. Может, мы оба ошибались? Динар в том, что хотел независимости от отца, а я в том, что уверял себя в личной свободе?

Эта странная, неприглядная история с Аней показала, насколько всё усложнилось – я был слеп, продолжая наивно верить в чистоту и доброту людскую, Ди же прозрел гораздо раньше, но наблюдал мир через искажающие линзы. Да и что могут видеть, более того, – знать, парни, только вчера выбравшиеся из-за школьной парты?

Последовавшая за нашей размолвкой с Динаром весна показала мне, как изменчив мир и как много значат в нём близкие люди. Хоть я и выбрал Ди, заставил себя ему поверить, в переломный момент где-то на границе двух времён года, появилась навязчивая мысль – проверить. Благодаря нашим мелким делишкам, разрастающимся в нечто большее, я мог без проблем переговорить со всеми завсегдатаями шумных домашних вечеринок, с затравленными учениками собственной школы, с подъездными наркоманами и мажорами, покруче нас, но остаться при этом в уверенности, что никакая информация не просочится никуда. Ни один из моих собеседников не готов был расставаться с возможностью быстро и просто получить нечто особенное в свои руки. Через меня или Ди, конечно.

Вместе с неприятными, иногда даже чересчур, – историями об Анюте, я узнал и кое-что другое. Гораздо более ошеломляющее и удивительное: оказалось, что мы с Динаром имели вес, несравнимый ни с одной компанией в нашем районе. И за его пределами о нас тоже прекрасно знали. Правда, чаще говорили или спрашивали о моём друге, а некоторые, совершенно потерявшие берега, – предлагали мне совсем уж противные вещи. Подогнать Ди девушек. С разными целями – кто-то хотел занять место рядом с ним, кто-то готов был ограничиться вхождением в закрытые тусовки. Я же не подозревал, что всё настолько серьёзно, и слухи правдивы.

И если пару лет назад забава по перепродаже сигарет казалась игрой, а мелкая возня с камнями – предпосылкой для большой семейной работы, то теперь всё внезапно приобрело для меня другие оттенки, глубже, опаснее и серьёзнее. Мы были в шаге от незаконного оборота веществ запрещённых и теневой торговли. Как только эта мысль укоренилась в моей голове, я позабыл и про Анюту с её довольно фривольной жизнью и примитивными желаниями, полностью пересмотрел окружение, разом разорвав знакомства с некоторыми людьми, и пару дней провёл в полнейшей прострации, ни на шаг не отходя от родителей. Ди за это время звонил несколько раз, но не зашёл, – я попросил мать сказать, что болен и не хочу его заражать. Глупая, детская ложь.

– Илюш, – вечером, уже ближе к полуночи, мама постучалась ко мне. – Можно?

– Заходи.

– Не заболел ли ты на самом деле? – она присела на край кровати, где лежал я, завёрнутый в одеяло с головой, и осторожно погладила меня.

– Боюсь, что нет.

– Что у вас случилось с Динаром?

– Не знаю.

– Можешь не говорить. Просто я переживаю. Вы ведь с самого детства так дружны…

– Да-да. У тебя два сына, ма…

– Илюшка…

– Он стал другим, мам. Я не узнаю́ его! Ди прячется, закрывается… Он делает что-то такое, чего я не могу понять. Он по-прежнему мой друг, но…

– Вы просто выросли. И у него всё ещё сложные времена.

– Это не оправдание!

– Это – объяснение.

– Мне хочется, чтобы всё было как раньше.

– Так уже не будет. Нужно принять, – мама заглянула в мои глаза и совершенно серьёзно спросила. – Чего ты боишься?

– Ну…

– Остаться один?

– Наверное… – к горлу вдруг подступил ком, но я всё равно продолжил говорить, потому что остановиться уже не мог. – Я ужасно боюсь, что когда-нибудь вас с папой не станет, и тогда… Если ещё и Ди меня покинет… Постоянно вспоминаю день, когда мы хоронили его мать. Тогда я подумал, что станется со мной, если вдруг…

– Тогда ты был ребёнком. Теперь ты взрослый, и сможешь позаботиться о себе.

– Да. Смогу. Но я… Я так вас люблю. И Ди – тоже.

– Поговори с ним. Скажи всё, что сказал сейчас мне, – её мягкая, тёплая ладонь ласково коснулась щеки, и я, вырвавшись из-под одеяла, сел.

– Мам…

– Да?

– Спасибо… Знаешь, я иногда думаю, что если бы Динар жил с нами, если бы ты была его матерью… Может, ему стало бы легче.

– У каждого свой путь, Илюш. Банально звучит, но так и есть на самом деле. Наверное, все те испытания ему нужны. Но я была бы не против иметь второго сына, особенно если это твой Динарчик, – она улыбнулась, и я не смог не обнять её. Мама последнее время выглядела неочень, сильно уставала на работе, и мы с отцом переживали больше чем обычно. Крохотная, худенькая. Я давно уже перерос свою любимую женщину на свете. Только бы с ней всё было хорошо.

– Прости, мам.

– Ну за что же, Илюш?

– Я у тебя дурак.

– Скажешь тоже. Совсем как отец.

– Ну, правда!

– Вовсе не дурак, а так… Дурачок, – мама рассмеялась и потрепала меня по голове. – Ладно, время позднее. Я пойду спать, а ты можешь добежать до Динара – у него горит свет, а домашние уехали на несколько дней.

– Правда?

– Да. Мы ведь разговаривали с ним днём.

– Тогда пойду. Да? И могу остаться на ночь, если что?

– Можешь, конечно.

– Мам…

– Ну что? – она уже встала и добралась до двери.

– Спасибо…

– Беги, отцу я всё сама скажу.

Собрался я моментально. Вернее, даже не собирался толком. Как был – в домашних потрёпанных штанах и футболке с ярким принтом из любимого аниме, – выскочил в коридор, накинул куртку, кроссовки и, схватив ключи, через три ступеньки слетел вниз. Светофор не работал, мигая жёлтым. Пользуясь тем, что дорога была пуста, я без оглядки перескочил на другую сторону, только перед подъездом задрав голову – свет, действительно, горел. На кухне.

Звонить в дверь я не стал, а тихонечко постучал. Створка открылась нескоро, и очень осторожно, будто на пороге стоял не Динар, а кто-то другой. Его уставший взгляд скользнул по моему прикиду и вернулся к лицу.

– Полегчало? – только и спросил он.

– Да. Могу войти?

– Входи.

Ди отошёл в сторону, пропуская меня в квартиру. Пахло сигаретами и чем-то съестным, но непривычная тишина резала слух. Я скинул куртку на вешалку и разулся под пристальным взглядом друга.

– Ты прямиком из постели? – уточнил Динарчик.

– Типа того.

– Если болеешь, зачем пришёл?

– Я не болею. И… Нам надо поговорить.

– Ладно. Руки вымой, я на кухне. Чай пью.

Послушно проследовав в ванную комнату, я долго мыл руки, хоть и не видел в этом никакого смысла. Отгоняя неприятное чувство вины за обман, заставляя себя настроиться на разговор, который уже успел сложиться в голове по дороге сюда, я медленно зашёл на кухню. Динар сидел за столом, спиной к окну и монотонно перебирал синие и голубые камни, рассыпанные по столешнице, застеленной бархатистой тканью.

– Александрит… Танзанит… Сапфир… Аквамарин… Шпинель… Турмалин… Не хватает индиголита… Или ну его… Забыл, – бормотал Ди, не обращая внимания на меня. Свет причудливо играл на драгоценной россыпи, а я не мог сообразить, к чему всё это.

– Мама сказала, что ты один…

– Как видишь, – нет.

– Прости.

– Чай будешь?

– Нет, спасибо.

– Ну как знаешь.

– Динар!

– А?

– Нам нужно поговорить.

– О чём?

– Да обо всём.

– Я тебя слушаю.

– У меня сложилось несколько неожиданных разговоров за последнее время… И вскользь они коснулись нас с тобой. Ты многое скрываешь, недоговариваешь, а ведь ситуация складывается серьёзная. Я боюсь, что мы влезем в то, от чего невозможно отмыться. Ди, ты слишком изменился. Если раньше я понимал тебя, твои желания и знал цели, то теперь, – нет. И дело не в том, что случилось зимой, не в Ане. Я понял, что ты был прав. Даже хорошо, что вышло именно так…

– Тогда в чём проблема?

– Ну в тебе же… Динар.

– Слушай, Илюх, не пойму, что ты хочешь? Ничего уже не будет как прежде! Ни-че-го! Я устал, если ты не видишь. На мне учёба, занятия с Ли, помощь отцу, наше с тобой дело, на которое ты постоянно забиваешь. Детство кончилось! Ясно? – он опустил голову и сжал руки в кулаки, опираясь на стол. Мне стало не по себе, горло сковало, и жар ударил в уши и щёки.

– Я забивал только потому, что… Мне тоже было трудно! Я лишился надежды на светлое чувство, получил удар в спину от лучшего друга, пусть и полезный такой удар. У матери плохо со здоровьем, я не понимаю, что творится в наших с тобой отношениях. А потом прихожу к каким-то левым ребятам, которые намекают, что ты можешь достать для них кое-что…

– Что с матерью? – Ди встрепенулся, и наконец-то я смог увидеть его глаза. Красные, будто заплаканные.

– Не знаю. Она не говорит. Наверное, очередное обострение.

– Она была у врача?

– Да.

– И что?

– Прописал таблетки.

– Держи меня в курсе.

– Динар! – я накрыл свободной стороной ткани камни, лежавшие перед ним, и наклонился вперёд. – Что с тобой?

– Ничего, Илюш. Или всё.

Он ухватил меня за затылок и подтянул к себе так, что мы столкнулись лбами. Я вдруг вспомнил, как однажды, за несколько месяцев до того, как жизнь Ди начала рушиться, случилось нам убегать от разъярённой соседки сверху. Ей не понравились наши разговоры на лестнице, и она решила прямолинейно намекнуть, что делать так нельзя. Позже её, кстати, забрали на лечение. И немудрено! В нас тогда летело всё, что только могло – начиная от обуви и каких-то булыжников, до зонтов и бутылок. Ди успел перемахнуть через перила на пролёт вниз, а мне пришлось отчаянно сигануть в окно, благо этаж был невысокий, а на улице аккурат вплотную к стене припарковался знакомый отца. Я честно думал, что переломаю себе все кости, но – повезло. Кажется, что было это вчера…

– Ты – мой единственный друг. Ближе никого нет, Илюш. Я хочу оградить тебя от всего, что может представлять опасность. Понимаешь? Пусть бы я весь извалялся в грязи, но ты должен остаться чистым. Ты не должен страдать, тебя не должны обманывать.

– Ди. Нет. Помнишь? Мы – вместе. Один ты никогда бы не справился и не справишься. И я один тоже не смогу. Если уж мы – братья, то… Не отгораживайся от меня, пожалуйста.

– Не могу. Ты прав, кое-какие дела зашли слишком далеко. Но я сделаю так, что нас с тобой это перестанет касаться. Мы уйдём в тень и будем делать всё чужими руками.

– Зачем? Зачем вообще это делать?

– Ты же видел, что лежало на столе?

– Да.

– Кажется, что целое состояние. А на самом деле, как думаешь, сколько останется нам?

– Не знаю.

– Малость. Один камень из сотни. Я так не хочу. Слишком много в них нужно вложить.

– Не понимаю.

Динар отпустил меня, свернул ткань и отодвинул в сторону с тяжёлым вздохом.

– То, чем занимается отец, приносит очень хороший доход. Я не думал даже, какие суммы проходят через счета фирмы, пока не увидел своими глазами. Потом сравнил расходы, всё пересчитал несколько раз… Он обманывает меня. Вернее – обманывал. Я не смогу ничего исправить, пока полностью не стану владеть всем. Но, чтобы быть свободнее в распоряжении той частью, которую мне доверили, требуются деньги. И не малые. Честным путём я зарабатывать их буду лет десять. Долго! Так что… Если есть возможность…

– Это же риск!

– Деньги решают.

– Нет, Ди. Они приносят беду. Те, о которых ты говоришь.

– Я не полезу в криминал. Полезут другие. Им не привыкать.

– Динар!

– Илюш, это временно. Пока я не получу столько, сколько нужно.

– Давай найдём другой способ!

– Он есть, но требует времени. Я не хочу его тратить.

– Расскажи. Вдруг я помогу?

– Илья… – он глянул на меня печально, потухшим взглядом.

– Репутация, Динар. Один раз поставишь пятно и…

– Не говори как отец.

– Но он прав!

– Да.

– Тебя не переубедить?

– Странно, что ты надеялся. Знаешь, Илай… Илай! Представляйся так везде. Очень хорошо звучит, – Динарчик встал и налил в чашку воды из чайника, выпил, приоткрыл окно и задумчиво повертел в руках пачку сигарет. – Знаешь… Всё так глупо. Я бы с радостью бросил бы и камни, и учёбу, и семью… Хотя… Я не могу тебе лгать. Близким ведь не лгут. Камни и Ли… От этого я не откажусь. Только вот… Если ты родился в определённой среде, вырваться из неё почти невозможно. Тебя везде достанут, обязательно появятся отголоски, признаки, проступят следы, как на кальке… Тебя узна́ют. Тебя приставят к стенке и спросят – какого чёрта ты не там, где должен быть? Почему ты не тот, кем родился?

– Ди, человек сам решает, кем быть.

– Ты уверен? Ко мне недавно подкатила очень милая девчонка. Видел её впервые. И казалась совершенно искренней, немного наивной. Я даже подумал – этой мой шанс прикоснуться к чему-то настоящему. Вот как ты думал про Анюту.

Здесь я шумно сглотнул, снова вернувшись на пару месяцев назад, когда мы почти точно так же говорили на другой кухне.

– И что? Не прошла проверку. Сдалась. Просто тупо хотела переспать. Типа это круто – «залезть в постель к Динару». Скажешь, что не слышал о такой забаве местных девчонок? Можно было бы и позволить ей поразвлечь меня, только вдруг она такая же отшибленная, как и Амалия? Обойдусь без проблем… Не смотри так! – он отвернулся от моего удивлённого взгляда. – Чтобы не выглядеть идиотом в случае… Короче, Илюха… Секс с дорогими проститутками – просто секс. Только безопасный. И да, они искренние. Хотят денег – получают. Никакой лжи. Никакого лицемерия.