Читать онлайн Возможный театр бесплатно
Пьесы для чтения.
Игрушечный брак
Шутка с классической сценой из Мольера
Я нигде не встретил дамы той, чьи взоры непреклонны.
Н. Гумилев.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ШАРЛОТТА – бизнес-леди, около 40 лет.
МАТЮРИНА – домработница, студентка, 23 года.
ДОН – нигилист и баловень женщин, около 33 лет.
ПРОЛОГ
Ночной клуб. Корпоративная вечеринка по поводу Нового года. Шумно. Пестро. Дымно. Мигающие разноцветные огни. Она в образе и «прикиде» Мэрилин Монро, он в костюме Элвиса Пресли. Скачущая толпа фотографируется с ними вместе и с каждым в отдельности. Они строят друг другу глазки. Потом танцуют. В блеске и мигании огней он целует ее. Они замирают, не разжимая объятия. Долбежка клубной музыки усиливается. Все погружается в темноту, и звук становится тише…
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Студия в квартире Шарлотты в элитном доме. Она сидит и спит за столом, положив голову на стол, руки висят как плети. На ней все та же одежда, но макияж размазан. Парик съехал. Когда Шарлотта медленно открывает глаза, звуки клубной музыки окончательно стихают.
Посреди комнаты валяются туфли с высоченными каблуками. Осторожно женщина поднимает голову и замечает официальное письмо, лежащее перед ней на столе.
ШАРЛОТТА. Не приснилось…
Перечитывает письмо и брезгливо отбрасывает его. Стягивает парик, одежду, надевает халат и пушистые уютные тапочки. Достает зеркало и приводит в порядок лицо… В комнату входит Матюрина, она в удобной немаркой одежде и ярком переднике, в кармане которого резиновые перчатки. Матюрина поправляет мебель, подбирает туфли Шарлотты. В общем, наводит порядок в комнате. В результате ее манипуляций по центру оказывается стул.
МАТЮРИНА. Доброе утро, Шарлотта! Заварить вам кофе?
ШАРЛОТТА (чуть быстрее, чем следовало, берет со стола письмо, аккуратно складывает его и кладет в карман). Спасибо, Матюрина, лучше чаю. Покрепче…
МАТЮРИНА. Я сейчас…
Матюрина выходит из комнаты. Шарлотта оглядывается, как будто ищет что-то, подходит к «упорядоченному» Матюриной стулу, снова достает письмо и перечитывает. Садится на стул, как подкошенная, и опускает голову на руки.
Входит Матюрина с чашкой чая. Шарлотта не шевелится, в руке дрожит письмо.
МАТЮРИНА. Хм! Чай!
Шарлотта поднимает голову, снова складывает и убирает лист.
Матюрина с интересом смотрит на письмо. Шарлотта берет протянутую ей чашку и делает глоток.
ШАРЛОТТА. Горячо!
МАТЮРИНА. Долить холодненькой?
ШАРЛОТТА. Да нет, не надо.
МАТЮРИНА. Как хотите… (Собирается выйти из комнаты, чтобы продолжить уборку.)
ШАРЛОТТА. Подожди. Ты где учишься?
МАТЮРИНА. В медицинском.
ШАРЛОТТА. А от чего лечить будешь?
МАТЮРИНА. Зубы буду лечить.
ШАРЛОТТА. Стоматолог, значит?
МАТЮРИНА. У меня мама зубной врач была…
ШАРЛОТТА. А мама где?
МАТЮРИНА. На пригорке под березкой!
ШАРЛОТТА. То есть?
МАТЮРИНА. Ну у нас в городе на кладбище есть холм, там самые престижные могилы…
ШАРЛОТТА. Ой, извини…
МАТЮРИНА. Ничего. Уже пять лет прошло.
ШАРЛОТТА. А сколько маме лет было?
МАТЮРИНА. Может, как вам…
ШАРЛОТТА. Болела?
МАТЮРИНА. Рак!
ШАРЛОТТА. О Господи! (Хватается за голову, некоторое время молчит.)
Матюрина смотрит выжидательно. Шарлотта замечает это.
ШАРЛОТТА. А ты в столице давно?
МАТЮРИНА. Примерно столько же. Я как маму похоронила – сразу квартиру нашу продала и сюда уехала. Я что-то не так делаю?
ШАРЛОТТА. Да нет. Все так. А что?
МАТЮРИНА. Вы раньше меня ни о чем не спрашивали…
ШАРЛОТТА. Не люблю выходные и праздники. Не знаю, чем заняться…
МАТЮРИНА. Я бы знала…
ШАРЛОТТА. Это только кажется.
МАТЮРИНА (воодушевляясь). На Бали куда-нибудь… На концерты! В ночные клубы! В гости, наконец!
ШАРЛОТТА. Все «Баунти» я видела. В гости – не к кому. Светские мероприятия надоели. Да и скучно одной. Ты где живешь?
МАТЮРИНА. В общаге. Я комнату купила, но в ней жить совсем нельзя. И там соседи – наркоманы. Я жду, когда дом сломают и что-нибудь другое предоставят. Ведь должны?
ШАРЛОТТА. Должны… Я просто хотела к тебе в гости напроситься.
МАТЮРИНА. У вас что-то случилось?
ШАРЛОТТА. Может быть.
Матюрина некоторое время ждет. Шарлотта вся в своих мыслях.
МАТЮРИНА. Я пойду убираться?
ШАРЛОТТА. Иди. Спасибо. Извини меня еще раз.
МАТЮРИНА. Не за что! (Выходит.)
ШАРЛОТТА (снова доставая письмо и просматривая его глазами). Как будто текст может измениться!
Входит Матюрина с пылесосом. Снова обращает внимание на письмо. Шарлотта снова его убирает. Матюрина включает пылесос и начинает уборку, поглядывая на Шарлотту.
Шарлотта пьет чай, и с каждым глотком слезы накапливаются в глазах. Она очень себя жалеет. Когда чай допит, она протягивает чашку на вытянутой руке, и Матюрина, замечая этот жест, выключает пылесос и забирает чашку.
МАТЮРИНА (участливо). Я могу вам чем-то помочь?
ШАРЛОТТА (с пафосом и указующим перстом). Никто!
Матюрина, ожидая продолжения, замирает с чашкой, а Шарлотта начинает рыдать, как будто прорвалась долго сдерживаемая плотина.
МАТЮРИНА (выбегает из комнаты и возвращается с пачкой салфеток, вытаскивает по одной и протягивает «хозяйке»). Может, валерианочки?
ШАРЛОТТА. Лучше гильотиночки!
МАТЮРИНА. А это где лежит?
ШАРЛОТТА (немедленно прекратив рыдания). Что?
МАТЮРИНА. Ну это… Лекарство, которое вы назвали…
ШАРЛОТТА. Лекарство, говоришь…
МАТЮРИНА. Я что-то не то сказала?
ШАРЛОТТА. Да нет, все то.
МАТЮРИНА. Может, я в другой день приду?
ШАРЛОТТА. Зачем? Ты ж почти все закончила? Деньги там, на холодильнике, как обычно. Под магнитом.
МАТЮРИНА. Я видела…
ШАРЛОТТА. Я кажусь тебе странной сегодня?
МАТЮРИНА. Может, вы плохо себя чувствуете?
ШАРЛОТТА (серьезно и сосредоточенно прислушивается к себе). Прекрасно! Я себя прекрасно чувствую! (Себе под нос.) Несмотря на вчерашнее!
МАТЮРИНА. Это хорошо.
ШАРЛОТТА. Меня только заботит, что вот если я завтра умру, мне даже завещание написать не на кого… Может, на тебя? Подойдет тебе этот пентхаус?
МАТЮРИНА (оглядываясь). Мне?! Этот?!
ШАРЛОТТА. Прекрасный вид из окна, просторные апартаменты с лоджиями и зимним садом?.. Две спальни…
МАТЮРИНА (возвращаясь к реальности). А че вы помирать-то собрались? Вон чувствуете себя прекрасно…
ШАРЛОТТА (протягивая девушке письмо). Вот!
Матюрина читает письмо.
МАТЮРИНА. Моя мама тоже себя хорошо чувствовала. Сначала…
ШАРЛОТТА. Вот видишь…
МАТЮРИНА. Давайте я вам бульончик варить буду. Куриный. Хотите, кашки…
ШАРЛОТТА. Я с детства каши не ем.
МАТЮРИНА. Это и плохо! Мама тоже каш не ела…
ШАРЛОТТА. Что ж теперь, кто не ест кашу – заболеет раком?
МАТЮРИНА. Ну не обязательно, но возможно.
ШАРЛОТТА. Тогда свари мне кашу.
МАТЮРИНА. Прямо сейчас?
ШАРЛОТТА. Ну да.
МАТЮРИНА. А у вас крупа есть какая-нибудь?
ШАРЛОТТА. Как-то никогда не задумывалась, из чего кашу варят…
МАТЮРИНА. Манную из манки, гречневую из гречки…
ШАРЛОТТА. Ну тогда сваришь, когда купим…
МАТЮРИНА. Может, вам полежать? Давайте я вам спальню подготовлю?
ШАРЛОТТА. Не надо. Ты уборку закончи и иди.
МАТЮРИНА. А когда прийти?
ШАРЛОТТА. Как всегда, через неделю.
МАТЮРИНА. А вдруг вы плохо себя почувствуете? Я могла бы за вами ухаживать… Ну там в магазин, в аптеку…
ШАРЛОТТА. Спасибо. Сейчас у тебя, наверное, сессия? Ты учись.
МАТЮРИНА. Но как же…
ШАРЛОТТА. А я как-нибудь справлюсь. Каникулы, опять же, рождественские…
Раздается звонок в дверь. Весьма настойчивый.
ШАРЛОТТА. Кого еще несет?
МАТЮРИНА. Открыть?
ШАРЛОТТА. Спроси кто, но не пускай.
Матюрина уходит, а Шарлотта напряженно размышляет, что-то вспоминая. Матюрина возвращается.
МАТЮРИНА. Псих какой-то. Говорит, «сам Элвис» к «прекрасной МерлИн»…
ШАРЛОТТА. Не приснилось…
МАТЮРИНА. Делать что?
ШАРЛОТТА (выходя). Я пойду переоденусь, а ты предложи гостю чаю или кофе.
МАТЮРИНА. Я думала, вас зовут Шарлотта…
КАРТИНА ВТОРАЯ
Дверь открывается, и на пороге стоит человек в белом костюме, парике Элвиса и с бутылкой шампанского. Вместе с ним «входит» громкая клубная музыка, которая звучит из гаджета Дона.
Матюрине не стоится на месте, ее так и тянет в пляс. Они говорят громко, потому что музыка грохочет.
ДОН (ставит шампанское на тумбу). Я не ошибся, Цветочек? Здесь проживает прекрасная Мерлин?
МАТЮРИНА. Может быть, Матюрина?
ДОН. Так тебя зовут, Цветочек?
МАТЮРИНА. А вас?
ДОН. Зови меня Элвис, крошка…
МАТЮРИНА. Шарлотта сейчас придет. Может быть, чаю? Или кофе?
ДОН. Не уходи, малютка, ты такая очаровательная! Две красотки сразу – это еще лучше! Ты кто? Дочь или сестра?
МАТЮРИНА. Не то, не это. Девушка по вызову.
ДОН. Вот как! (Пытается к ней приблизиться.) Прекрасная притом…
МАТЮРИНА. Э! Вы не так поняли!
ДОН. А как надо?
МАТЮРИНА. Прихожу, когда зовут помочь по хозяйству.
ДОН. Жаль… Я уж подумал, ты свободна от предрассудков…
МАТЮРИНА. Обычно мужчины скрывают свой цинизм…
ДОН. Часто он приносит гораздо большие дивиденды, чем пошлая галантность.
Выходит Шарлотта. Она скромно одета, с гладкой прической и «потупленными очами». Очень стильная. Дон выключает музыку. Тишина.
ШАРЛОТТА. Здравствуйте, Дон.
Делает приглашающий жест в комнату.
ШАРЛОТТА. Матюрина, принеси нам чаю, пожалуйста.
Матюрина выходит. Дон подходит к Шарлотте очень близко и пытается прижать ее к себе. Шарлотта отстраняется.
ДОН. Шарлотта, мне кажется, я в офисе опять… Вчера вы были не в пример… Такой! (Делает жест, выражающий восхищение. Ему явно не хватает слов.)
ШАРЛОТТА. Вчера был корпоратив. Праздник удался. Пора отдохнуть.
Слышен слабо долетающий звук церковного колокола. Шарлотта крестится.
ДОН (снимая с себя парик «Элвиса»). Шарлотта – боговер?
ШАРЛОТТА. А вы безбожник, Дон?
ДОН. Я думаю, что Бога люди придумали, чтоб было, на кого кивать и за кого спрятаться.
Входит Матюрина, вкатывает сервировочный столик с чаем и выходит. Однако остается подслушать.
ШАРЛОТТА. А я не знаю. Не хочется думать, что мученики творили свою подвижническую жизнь зря.
ДОН. Я думаю, что, если человек произошел от обезьяны, а у меня нет причин сомневаться в этом, зачем морочить голову всякой романтикой и прочими бреднями про высокие чувства и устремления? Вчера был прекрасный вечер, и мне хотелось продлить его. Ты настояла, чтобы я пришел с утра, сославшись на усталость. Я поверил! И поддержал игру твою… Такой чудесный флирт… И легкий слог… И поцелуй отменный… Пришел, а тут совсем другая леди? Так кто из нас шельмец?
ШАРЛОТТА. Шельмец?
ДОН. Ты играешь! Ты хочешь истомить меня, разжечь?.. Напрасно. Я уже готов!
ШАРЛОТТА. Как пионер?
ДОН. Как… рыцарь верный и любовник страстный…
ШАРЛОТТА. Прости меня, но настроенья нет!
ДОН. Случилось что-то?
ШАРЛОТТА. Может быть…
ДОН. Вчера была ты так искриста и прекрасна… Я б даже сказал – отвязна!
ШАРЛОТТА. У женщин настроенье «скачет» часто…
ДОН (плаксиво). Вы, женщины, – источник многих бед! Моих потерь и разочарований…
ШАРЛОТТА (улыбаясь). Теперь Гарольда станешь «городить»?
ДОН. Хочу тебя я рассмешить!
ШАРЛОТТА. И получается прекрасно…
ДОН. Холера ясна… Что тебя так расстроило?
ШАРЛОТТА. …Похмелье.
ДОН (срывается за шампанским и сразу начинает открывать). Тогда шампанского!
ШАРЛОТТА. Спасибо. Не поможет. Ты был женат?
ДОН (замирает с недооткрытым шампанским). Не в этой жизни.
ШАРЛОТТА. И я! Даже не попробовала ни разу.
ДОН. Какие наши годы?
ШАРЛОТТА. Это, конечно… Я просто подумала, что совсем одна… Вот попаду завтра под машину… Даже квартиру оставить некому…
ДОН. Это вот как удачно я зашел… Оставь мне?!
ШАРЛОТТА. Слушай, я вот подумала… Давай поиграем…
ДОН. В «Поле чудес»?
ШАРЛОТТА. Почти. В замужество. Мое…
ДОН. А это как?
ШАРЛОТТА. Ну… На все эти праздники ты побудешь мне мужем… А я на тебя завещание оформлю?
ДОН. Игрушечный муж?
ШАРЛОТТА. Ненадолго… Небезвозмездно…
ДОН. Это как посмотреть. Может, я раньше… под машину попаду.
ШАРЛОТТА (доставая из кармана письмо). У меня тут… В общем, все плохо…
ДОН (читает). Мужчины не продаются!
ШАРЛОТТА. …Но позволяют пользоваться собой.
ДОН. У меня на эти праздники были грандиозные планы!
ШАРЛОТТА. Ты себя уже кому-то обещал на все праздники?
ДОН. Я обещал себя многим! Праздники-то длинные. Две недели!
ШАРЛОТТА. То есть этим многим повезло? Они тебе небезразличны?
ДОН. Не надо передергивать!
ШАРЛОТТА. Матюрина!
МАТЮРИНА (делая вид, что бежит издалека). Да?
ШАРЛОТТА. Приезжай к нам в гости!
МАТЮРИНА. К вам?
ШАРЛОТТА. Да, на Новый год или на Рождество, если у тебя не будет предложений поинтереснее.
Затемнение.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Тот же день. Поздний вечер. На плечиках сохнет «костюм Элвиса». Шарлотта и Дон сидят на диване, довольно далеко друг от друга. Он в ее спортивном костюме, который ему маловат, закрывает огромный альбом с фотографиями.
ДОН. Ты смешная в детстве. Я думал, ты была «девочкой с косичками».
ШАРЛОТТА. Нет, я была «девочка-барашек».
ДОН. Я видел… (Дотягивается до ее волос.) Короткие кудряшки…
Неловкая пауза.
ШАРЛОТТА. «Ты запрокидываешь голову – затем, что ты гордец и враль. Какого спутника веселого…» (Вставая.) Юношеский альбом мы посмотрим в другой раз. Уже поздно. Я, пожалуй, спать… Твоя спальня —там! (Показывает в противоположную сторону той, куда собралась уходить.)
ДОН. Спокойной ночи, мэм.
ШАРЛОТТА. Мы в офисе?
ДОН. Да нет, любая прихоть за ваши деньги и наследство!
ШАРЛОТТА. Я завтра завещанье напишу! Мне с вами интересно…
ДОН. Я вам верю.
ШАРЛОТТА (пускаясь в объяснения). Многие замужние подруги говорили мне, что самое грустное в замужестве – когда все предопределено…
ДОН. Что именно? Что мужа принято кормить ужином?
ШАРЛОТТА. Ты голодный?
ДОН. Да, «ты» – голодный, в смысле – он, в смысле: обедали мы в три, сейчас двенадцать.
ШАРЛОТТА. Прости, я как-то не подумала. Я не ужинаю…
ДОН. Это многое объясняет!
ШАРЛОТТА. Что, например?
ДОН. Что ты так хорошо выглядишь… И тебе никогда не придет в голову, что мужчину надо иногда кормить…
ШАРЛОТТА. Файл сохранить! Есть творог и кисель… И йогурт…
ДОН. Мне бы мяса…
ШАРЛОТТА. Мясо мы доели за обедом… Ты доел… Мне б хватило еще на пару дней!
ДОН. То есть я – обжора? Три бутерброда с ветчиной!
ШАРЛОТТА. Я не о том. Я завтра все куплю. Готовить не умею. Не люблю…
ДОН. Купим вместе! С меня – жаркое, плов и… рябчик… в тесте!
ШАРЛОТТА. Да ты гурман!
ДОН. Покушать я привык! Чем женщины еще нас привлекают?
ШАРЛОТТА. Не знаю, я все это покупаю. Еду…
ДОН. Да, я заметил…
ШАРЛОТТА. Подожди! Так в женщине тебя влечет – хозяйка?
ДОН. На мой желудок трудно угодить. Так я поужинаю?
ШАРЛОТТА. Да. Иди…
Дон уходит на кухню…
ШАРЛОТТА. Какая трата времени, однако… Стирать да стряпать…
Шарлотта уходит в свою комнату…
Затемнение.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Утро. Выходит Шарлотта в пеньюаре и босиком. Включает музыку. Громко. Из своей спальни выскакивает Дон.
ДОН. В такую рань – Шопен?
ШАРЛОТТА. Предпочитаешь ночью Шопена слушать?
ДОН. Предпочитаю спать подольше! А это правда Шопен?
ШАРЛОТТА. Шопен.
ДОН. Как будто камнепад… (Ноет.) У нас каникулы!
ШАРЛОТТА (выключает музыку). Прости, привычка быть одной…
ДОН. Чего уж… все же выходной…
ШАРЛОТТА. Я в магазин схожу… пока… Ты спи… (Выходит.)
ДОН (улыбается). Да, спать… И видеть сны… И в них – тебя… Тебя… нелепую, смешную, но милую… (Кривляется.) Шопен… Я, кажется, рифмую… и ревную, что ты пойдешь куда-то без меня… (Смотрит на проигрыватель и виниловую пластинку Шопена.) Винил… Шопен… Действительно Шопен… Так вот ты какой…
Дон включает Шопена.
Затемнение.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Входят с улицы, после кино. Стряхивают снег. Дон галантно «принимает» манто Шарлотты. Она достает из сумочки завещание и бутылку вина. Завещание протягивает ему, вино ставит на стол.
ШАРЛОТТА. Хороший фильм! Наверное, ты хочешь есть?
ДОН. Ну и зачем я должен был все это посмотреть? Любительница кинотеатра «Иллюзион»? (Разворачивает и читает заверенную бумагу.)
ШАРЛОТТА. Тебе не понравилось?
ДОН. По-твоему, я должен себя с кем-то проассоциировать? Вот! Завещание! Это я понимаю. А кино… Ты хотела, чтоб я – что? (Убирает бумагу во внутренний карман пиджака.)
ШАРЛОТТА (подходит с двумя бокалами и штопором). Я бы не отказалась, если бы ты просто налил мне вина.
ДОН. Вина?
ШАРЛОТТА. Вина.
ДОН (открывает, наливает). Вот чаша и полна!
ШАРЛОТТА (морщится от этой рифмы). Давай выпьем за наш второй день и за твое наследство.
ДОН. А он закончен, этот день?
ШАРЛОТТА (чокаясь с Доном). Уже поздно. Я устала.
ДОН. Близости ты предпочитаешь психоанализ?
ШАРЛОТТА. Как раз пытаюсь близость предпочесть… Мы далеки, как инопланетяне… Так ты не хочешь есть?
ДОН. Цыплята бы не помешали!
ШАРЛОТТА. Нет, рябчики.
ДОН. Хоть перепелки. А завтра купим елку! (Недвусмысленно наступает на Шарлотту.)
ШАРЛОТТА (отстраняясь). Я разогрею. Будешь чай? (Уходит на кухню.)
ДОН (кричит ей вслед). Ну хоть цыплят и чай давай! А ты, наверное, в музыкальной школе училась?
ШАРЛОТТА. И в училище… И на клавесине играла в ансамбле старинной музыки.
ДОН. А как тебя в рекламу занесло?
ШАРЛОТТА (приносит тарелку с едой). Надоело жить впроголодь.
ДОН (доливая вина). Так надо было замуж выйти. Удачно!
ШАРЛОТТА. Я и так поступилась многими принципами.
ДОН. Поэтому решила меня прикупить?
ШАРЛОТТА. Я бы назвала это взаимовыгодным сотрудничеством!
ДОН. Зачем я тебе?
ШАРЛОТТА. Ты мне нравишься.
ДОН. А вдруг я к тебе привыкну? Тогда ты будешь за меня… Как это?.. В ответе! Кажется, так это у вас называется?
ШАРЛОТТА (смеется). «Они это называют любовью». Надеюсь, тебе это не грозит?
ДОН. Ты меня поэтому выбрала? По-твоему, я безнадежен?
ШАРЛОТТА. Судить других совсем не сложно. Жаль, что мы поздно понимаем, что это бессмысленно.
ДОН. А ты меня всегда не очень жаловала.
ШАРЛОТТА. Ты слишком яркий и красивый и слишком всем нравишься. Симпатизировать тебе – «общее место».
ДОН. А может, у меня богатый внутренний мир? Я даже Шопена отгадал! Случайно. В нашей компании вся классическая музыка обзывалась «Шопеном».
ШАРЛОТТА. Хоть не Бахом! Оригинально… А какая музыка нравится тебе?
ДОН. Хорошо, что спросила. (Включает гаджет.)
Шарлотта танцует. Дон присоединяется.
ШАРЛОТТА. «В музыке она больше всего любила слова романсов»…
ДОН. Это про кого?
ШАРЛОТТА. Это про мадам Бовари – и про меня.
ДОН. То есть тебе нравится?
ШАРЛОТТА (улыбаясь). Да.
ДОН. Надо же.
ШАРЛОТТА. Всю жизнь занимаюсь манипуляциями, а думаю, что только большие художники имеют на это право.
ДОН. Манипуляциями? Ты про рекламу?
ШАРЛОТТА. Съешьте это, купите то, если ваш выбор будет правильным, вам станет хорошо!
ДОН. Сколько лет ты креативный директор?
ШАРЛОТТА. Лет десять.
ДОН. И как ты смогла? Мой цинизм – просто ребенок рядом с твоим.
ШАРЛОТТА. Я раньше так не думала. Я решала творческие задачи. Это захватывало и приносило удовольствие.
ДОН (подходит к ней очень близко и дотрагивается до нее). Ты мне нравишься.
ШАРЛОТТА. Я знаю.
ДОН. Но ты задумала поиграть со мной в брак, почему же…
ШАРЛОТТА. Я хочу насладиться неизвестными мне сторонами совместного проживания мужчины и женщины…
ДОН. Ты меня просто дразнишь. И это неоригинально.
Тянется к ней – она отстраняется.
ШАРЛОТТА. Умирать полезно… Чувствуешь себя свободной… Не боишься никого разочаровать… Так что не дави на меня и не навязывай мне чувство вины! Спокойной ночи!
Шарлотта уходит в свою комнату. Дон остается один. Свет гаснет.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Матюрина, одетая более броско и ярко, как ей кажется – соблазнительно, что отнюдь не означает стильно, пылесосит. Дон накрывает на стол на три персоны. Елочка подмигивает в углу.
ДОН. Цветочек, ты поужинаешь с нами?
МАТЮРИНА. Что? (Выключает пылесос.)
ДОН. Ты поужинаешь с нами?
МАТЮРИНА. Вы уже друг другу надоели?
ДОН. Я приглашаю тебя за стол, а не…
МАТЮРИНА. А что скажет Шарлотта?
ДОН. Обрадуется.
МАТЮРИНА. А где она?
ДОН. По-моему в парикмахерской, но это – тайна!
МАТЮРИНА (унося пылесос). Секретный секрет?!
ДОН. Ты любишь сациви?
МАТЮРИНА. А что это?
ДОН. Грузинское блюдо. Моя бабушка была грузинка, она меня научила некоторым хитростям.
МАТЮРИНА. Я пельмени могу.
ДОН (хохочет). И яичницу?
МАТЮРИНА. Да нет, не из пачки, сама!
ДОН. А!
МАТЮРИНА. Фарш делаю из трех сортов мяса, а тесто тоненькое, почти прозрачное! Могу приготовить.
ДОН (приносит вино). В следующий раз. Сегодня у нас грузинский стол!
МАТЮРИНА (подходит и все нюхает). Как пахнет! Неужели ты все это сам приготовил? Пожалуй, я останусь!
ДОН. Отлично!
С улицы входит Шарлотта с красивой укладкой.
ШАРЛОТТА. Добрый вечер! Сегодня холодно!
ДОН. Здравствуй, дорогая, а у нас тепло. (Демонстративно обнимает Матюрину за плечи.) Мы тут с Матюриной тебя заждались!
ШАРЛОТТА (глядя на парочку). Приятная новость!
МАТЮРИНА (смущенно). Я там крупу принесла…
ШАРЛОТТА (неискренно улыбаясь). Спасибо, детка!
ДОН. Пройдемте к столу!
ШАРЛОТТА. Одну минуту. (Выходит.)
МАТЮРИНА. Может, я пойду?
ДОН (целуя ей ручку). Оставайся!
МАТЮРИНА (смущаясь). Шутишь?
ДОН (шепотом). Ты очень мне нужна!
МАТЮРИНА. Тебе просто скучно! Но ты ж не за так скучаешь?!
ДОН. Я за эдак!
МАТЮРИНА. В костюме Элвиса ты мне больше нравился!
ДОН. Почему?
МАТЮРИНА. Был веселей!
ДОН. А теперь?
МАТЮРИНА. А теперь какой-то странный. Она уже завещание написала?
ДОН (пугая ее). Ты думаешь, я замышляю преступленье?
МАТЮРИНА. Я не знаю.
Дон включает музыку и приглашает Матюрину на танец. Она мнется, но смущенно соглашается. В приоткрытую дверь Шарлотта некоторое время наблюдает этот танец и прикрывает дверь. Звон!
За сценой раздается грохот и громкий звон разбитого стекла. Матюрина и Дон бегут в комнату Шарлотты.
Затемнение.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Звучит классическая музыка. В исторических костюмах выходят две крестьянки – Шарлотта, Матюрина – и Дон Жуан. Это кошмарный сон Шарлотты. Сцена из мольеровского «Дон Жуана».
«Матюрина. Эй, Шарлотта, не годится это – перебегать другим дорогу! Меня сеньор увидел первую.
Шарлотта. Зато меня увидел вторую и обещал на мне жениться.
Матюрина (Шарлотте). Ну уж это извини, он на мне, а не на тебе обещал жениться.
Шарлотта. А я говорю, что на мне.
Матюрина. Не изволь дурачиться, еще раз говорю – на мне.
Шарлотта. Да вот он тут сам, пусть скажет, коли я неправа.
Матюрина. Вот он тут сам, коли я лгу – пусть говорит.
Шарлотта. Обещали вы ей, сударь, жениться на ней?
Матюрина. Правда ли, сударь, что вы дали ей слово взять ее в жены?
Дон Жуан (обеим). Как это вам могло прийти в голову? Вы смеетесь надо мной!
Шарлотта. Ты видишь, он подтверждает.
Матюрина. Он признает мою правоту.
Шарлотта. Пожалуйста, сударь, разрешите наш спор.
Матюрина (Дон Жуану). Ну, говорите!
Дон Жуан. Разве каждой из вас неизвестно, как обстоит дело, и разве нужно, чтобы я еще что-то объяснял?..»
Женщины наступают на него. Свет меркнет. Все исчезает.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Темнота и тишина. Еле слышен проявляющийся «почти шепот».
ГОЛОС МАТЮРИНЫ. Стекольщик закончил.
ДОН (тихо). Хорошо, что в этот момент никто не проходил под окнами.
МАТЮРИНА. Хорошо, что там не стояла ничья дорогая иномарка…
ДОН. Подумать только…
МАТЮРИНА. Она мне эту вазу даже протирать не разрешала… Дорогая, наверное?
ДОН. Так, глядишь, и все наследство мое в окно повыкидывает!
МАТЮРИНА (грустно). Это нервное. У меня мама тоже психовала, когда узнала, что больна…
ДОН (жалея ее, приобнимает). А ты что же не поела?
МАТЮРИНА (опустив голову). А можно я тебя поцелую?
ДОН. А тебе нужно разрешение?
Она целует его, он отвечает на поцелуй, но отстраняется.
МАТЮРИНА. С вами тут все как-то не так… Мне кажется, я на другой планете…
ДОН. А что не так? Руки, ноги, уши… И все остальное на месте… Просто я… староват для тебя… наверное…
МАТЮРИНА (хихикая). Да я не об этом.
ДОН. А о чем?
Слышен стон Шарлотты из спальни Дона.
ДОН (громко). Шарлотта, наверное, спит. (Притягивает Матюрину к себе.)
МАТЮРИНА (отталкивая его). Я пойду.
Выходит Шарлотта, наигранно страдая.
МАТЮРИНА. Как вы себя чувствуете?
ШАРЛОТТА. Как выкипевший чайник.
МАТЮРИНА. Вам доктор укол сделал, успокоительный.
ШАРЛОТТА. Упокоительный?
ДОН. Шарлотта, перестань «актрису включать»… В конце концов, все живы, пока.
ШАРЛОТТА. Пока!
МАТЮРИНА. Ладно, мне пора. Я завтра заскочу, проведать вас.
ШАРЛОТТА. Не надо!.. (Дон с удивлением смотрит на Шарлотту.) Приходи на Рождество… Отметим?!
Матюрина некоторое время с удивлением смотрит на Шарлотту, потом уходит.
ДОН. Вам плохо?
ШАРЛОТТА. Да, нехорошо…
ДОН. Разочарованы?
ШАРЛОТТА. Хотелось обмануться, что ты – прекрасный принц…
ДОН. А я – «гордец и враль»?
ШАРЛОТТА (улыбается). Веселый спутник ты, я не ошиблась.
ДОН. А что все это значило?
ШАРЛОТТА. Не справилась с управлением… Мне стыдно! Прости…
ДОН. Ты выкинула в окно раритетную китайскую вазу!
ШАРЛОТТА (выходя в свою спальню). От ярости, что узы уж никто не чтит…
Дон остается один.
ДОН. А это еще что за стихо-творение[И.Е.1] ?
Дон подходит к накрытому столу. Зажигает две свечи в виде ангелочков.
КАРТИНА ФИНАЛЬНАЯ
Раздается звонок. Дон открывает дверь. На пороге Матюрина в шубке. В комнате накрыт стол со свечами и рождественскими украшениями.
ДОН. Привет, цветочек!
МАТЮРИНА. Здрасьте! Как поживаете?
ДОН. Чудесно! Лучше всех!
МАТЮРИНА. Я знала, что…
ДОН. Нас ждет успех?
ШАРЛОТТА (из-за кулис). Любимый, кто там?
ДОН. Наша гостья. Дайте, я вашей шубке место приглядел…
Матюрина снимает, а Дон вешает шубку. Матюрина в еще более соблазнительном, на ее взгляд, наряде.
МАТЮРИНА. А вы, похоже…
ДОН. …Не у дел? Дела – удел хозяйки.
МАТЮРИНА. Все скучаете?
ДОН. Есть некоторые нюансы…
МАТЮРИНА (вертится, демонстрируя наряд). Я вам нравлюсь?
ДОН (сдерживая смех). Вы прекрасно знаете, что… обворожительны.
МАТЮРИНА. А Шарлотта?
ДОН. О, Шарлотта…
МАТЮРИНА. Если верить классикам, вы должны мне говорить, что я прекрасней всех.
ДОН. Вы – прекрасней всех.
МАТЮРИНА. А Шарлотта?
ДОН. И Шарлотта.
МАТЮРИНА. Дон, но почему вы говорите это мне? Это вы должны Шарлотте говорить, когда я не слышу. Я в спектакле видела!
ДОН. Зачем?
МАТЮРИНА. Чтоб я поверила, что для вас я – самая лучшая.
ДОН. Это правда.
МАТЮРИНА. А как же Шарлотта?
ДОН. И Шарлотта!
МАТЮРИНА. Так не бывает! И вообще, я – моложе… И вы меня целовали…
ДОН. Или вы меня?..
Входит Шарлотта, вносит торт на блюде, ставит на стол.
ШАРЛОТТА. Прошу к столу!
МАТЮРИНА (хватая шубку). Пожалуй, я пойду. (Выбегает.)
Дон смотрит ей вслед.
ШАРЛОТТА. Что случилось?
ДОН. А? (Поворачивается к Шарлотте.) Соблазнить меня не получилось!
ШАРЛОТТА. Ты устоял?
ДОН. Я наши узы чту! (Целует ее руку.)
ШАРЛОТТА. Как неожиданно… Ты можешь быть свободен… Праздники заканчиваются… Вот сейчас попьем чаю…
ДОН. Еще старый Новый год!
ШАРЛОТТА (грустно). Два Новых года – странная традиция. Нелепая какая-то…
ДОН (возвращая бумагу с печатью). Возьми.
ШАРЛОТТА. Что это?
ДОН. Завещанье.
ШАРЛОТТА. Оно твое.
ДОН. Не перебивай. Мне кажется, я был счастлив эти дни… Жизнь была так интересна, наполнена… Я подумал… вдруг… если мы по-настоящему станем мужем и женой…
ШАРЛОТТА. Ты что, делаешь мне предложение?
ДОН. Вроде того… (Вставая на колено.) Я хочу быть с тобой. Выходи за меня замуж.
ШАРЛОТТА (не веря своим ушам). Ты считаешь, видимо, что встать перед женщиной на колено – верх романтики? Или думаешь, что я так считаю?
ДОН (поднимаясь). Я ничего не считаю. Я прагматичное животное и люблю, когда мне комфортно. У тебя прекрасная квартира, ты неравнодушна ко мне и смело выкидываешь дорогущий антиквариат в окна, ты красивая и необыкновенная… А значит, есть чем гордиться! И раньше мне даже не казалось, что я могу быть счастлив с кем-то…
ШАРЛОТТА. А я не умею готовить!
ДОН. Глупости, вместе мы испекли прекрасный «Наполеон»!
ШАРЛОТТА. Я убираться не люблю…
ДОН. Для этого есть специально обученные люди.
ШАРЛОТТА. Я – старше…
ДОН (поднимаясь с колен). Мы никому не скажем.
ШАРЛОТТА. Я – твоя начальница!
ДОН. Меня это не смущает. Я незакомплексованный.
ШАРЛОТТА. Собственно, что я так волнуюсь? Тебе же не так долго меня терпеть… (С угрозой.) Я ведь могу и согласиться!
ДОН. Ну?!
ШАРЛОТТА (очевидно, исчерпав аргументы). Чай?!
ДОН. Ты уверена, что хочешь еще меня помучить?
ШАРЛОТТА. Ты научишь меня готовить?
ДОН (подходя к ней совсем близко). Я буду тебя кормить!
ШАРЛОТТА. Симпатизировать тебе – общее место!
ДОН. Сопротивляться чувствам – тоже.
Они стоят напротив друг друга, но кто здесь бык, а кто тореадор – неясно. Наконец она решительно целует его. С улицы в этот момент раздается еле слышный веселый праздничный церковный колокол.
ДОН (отстраняясь от Шарлотты). Подожди! Вот (протягивает ей еще одну бумагу).
ШАРЛОТТА. А это что?
ДОН. Звонили из больницы… Я съездил. Там какая-то путаница… Сбой программы компьютерной… В общем… Ты здорова.
ШАРЛОТТА (потрясенная). Как? Правда?
Праздничный колокольный звон усиливается. Потрясенная Шарлотта, не способная поверить в свое нереальное счастье, смотрит в зал. Дон подхватывает ее на руки и, наконец, уносит в сторону спальни Шарлотты.
Затемнение. Занавес.
2015
Белый шум
Театральный твист для трех мужчин и женского голоса.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
РАКОВ.
ЩУКИН.
ЛЕБЕДЕВ.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Занавес открывается. На сцене – обычный большой городской двор спального района со множеством металлических «ракушек», уходящих за горизонт (на заднике). Одна «ракушка» по центру с открытым зевом – пуста. Рядом ведро и мужик, стоит лицом в зал с задранной вверх головой, как будто переговаривается с кем-то в окне этажа эдак пятого. Это РАКОВ, у него в руках большая кисть в белой краске. Одет он соответственно моменту – в рабочую одежду, но многоцветно: при ярком резиновом фартуке и перчатках.
РАКОВ (кричит). Почти закончил!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Завтра дождь обещали.
РАКОВ. Теперь не заржавеет! А?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну че ты ее открыл?
РАКОВ. Проветриваю. Вещи уход любят.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Вещи любят…
РАКОВ. Я хочу, чтоб когда машиной обзаведемся – ей все у нас понравилось.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (с угрозой). Кому – ей?
РАКОВ. Машине.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. И когда ты собрался ей «обзаводиться»?
РАКОВ. Надеюсь, в этом году.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А че, мы потом не могли за эту «ракушку» заплатить?
РАКОВ. А потом не будет, и придется за километр на стоянку ездить…
Мимо проходит ЩУКИН, он в джинсовом костюме, а на голове у него белая капитанская фуражка.
РАКОВ. Здоро́во!
ЩУКИН. Привет. Как дела?
РАКОВ. Да вот «ракушку» прикупил. Теперь дело за малым…
ЩУКИН (ухмыляясь). А у тебя разве машина есть?
РАКОВ. Будет. Надо приближать желаемое всеми силами!
ЩУКИН. Главное, чтоб это не был берег или риф, если ты капитан корабля! Ха-ха…
РАКОВ. Щука, ты с флота уже когда уволился, а шутки у тебя все боцманские!
ЩУКИН. Да я там всю жизнь, считай… Был бы флот, я б и сейчас…
РАКОВ. А ты в круиз поезжай… Сейчас туризм развит!
ЩУКИН (снимает фуражку и промокает носовым платком лоб). Боюсь.
РАКОВ. Чего боишься? Воды?
ЩУКИН (ржет). Что на воображаемые педали жать начну… По привычке… Ты когда-нибудь на штурманском сидении сидел, когда за рулем кто-то другой?
РАКОВ. На каком?
ЩУКИН (махнув рукой). Я все забываю, что ты не водила… Ты б на курсы, что ль, сходил… Чтоб приблизить желаемое!
РАКОВ. Не… Это потом… А то спугнуть боюсь…
ЩУКИН. А-а-а…
Мимо проходит ЛЕБЕДЕВ. Он в белом плаще, застегнутом на все пуговицы, в очках и с мягким потертым кожаным портфелем под мышкой.
ЛЕБЕДЕВ (растерянно, но доброжелательно кивает). Добрый день!
РАКОВ и ЩУКИН (хором). Здрассьте.
РАКОВ и ЩУКИН поворачивают головы, провожая его.
РАКОВ. А че он все время с портфелем ходит?
ЩУКИН. Может, у него там ноутбук?
РАКОВ. А когда ноутбуков не было, что он там носил?
ЩУКИН (пожимает плечами). Книжки, тетрадки…
РАКОВ. А дома нельзя почитать? Че с собой-то таскать?
ЩУКИН. А может, он без них не может? Как наркоман без дозы. Как рыба без воды…
РАКОВ. Без книжек? Я вот после школы только газеты и журналы читаю. Ну в интернете еще… Иногда. Редко. Телик же есть…
ЩУКИН. Телик – да…
РАК. И ничего, не умер…
ЩУКИН (достает из пачки сигарету). Может, нам просто удалось избежать… зависимости?..
РАКОВ (угощаясь). Да, страшная это штука…
ЩУКИН (закуривает). Он ведь не только читает, он еще и сам пишет, бедный… И неизвестно, от чего больше зависит!
РАКОВ (затягиваясь). А че пишет-то? Стихи?
ЩУКИН. Не знаю. Я не читал…
РАКОВ (мечтательно). Может, почитаем? Сейчас же никто не читает, жалко товарища… Для кого он старается?
ЩУКИН. Господина!
РАК. Что?
ЩУКИН (достает карманную пепельницу с крышечкой). Давай… Все-таки в детстве вместе тут по лужам на плотах плавали… весной…
РАКОВ (тоже затушил). А здорово было! Помнишь, как я однажды чуть не утоп? Ты ж меня вытаскивал.
ЩУКИН. Смешно было. У тебя глаза вытаращились, по воде лупишь…
РАКОВ. Я ж за корягу зацепился… испугался… Меня тогда Раком и окрестили… А тебя – Щукой…
ЩУКИН. А Лебедев тогда, как старший, нас успокаивал…
РАК. Ща вот и не скажешь, что он старше… (Кивает в сторону, куда прошел Лебедев.) А все равно…
ЩУКИН. А глубина была – всего-то метр с небольшим…
РАКОВ. А у нас рост тогда какой был?
ЩУКИН. Вообще-то да… карапеты… Ну и влетело нам тогда!
РАКОВ. Ща вот кому-нибудь расскажи, что лужа была глубиной больше метра и величиной с озеро…
ЩУКИН. Да… Если сами по ней не плавали – вряд ли поверят…
РАКОВ. Да-а…
ЩУКИН. А за грибами, помнишь, ходили, там у леса еще от деревни несколько домиков оставалось…
РАКОВ. Э-эх, наша лужа… Я даже по ней скучаю…
ЩУКИН. Теперь дети вон в торговом центре «плавают»… Чего там только нет: и кино, и компьютерные залы, и игровые зоны, и рестораны… Суши-муши всякие… Сплошное разорение для родителей…
РАКОВ. Да-а… У них – своя «лужа»…
ЩУКИН. Они ее, кстати, так и называют!
РАКОВ. Значит, сохранилось предание!
ЩУКИН. Это как?
РАКОВ. Раз место называется «лужа»!
ЩУКИН. А говоришь, что со школы не читаешь… Предание…
РАКОВ. Ну… (с выражением) «старины глубокой»…
ЩУКИН. Не дави на меня интеллектом…
РАКОВ. Я таких «словов» не знаю! (Ржут.)
Мимо в обратную сторону проходит Лебедев. Он все так же растерянно кивает Ракову и Щукину. Портфель держит перед собой, как бы обнимая.
РАКОВ (провожая его взглядом). «Страшно далеки они от народа…» А он, наверное, много слов знает…
ЩУКИН. Наверное.
РАКОВ. А если читатели этих слов не знают, зачем их писать? Чтоб они комплексовали?
ЩУКИН. Кто – они? Слова?
РАКОВ. Те, кто читать станут.
ЩУКИН. Кто это от этого когда комплексовал?
РАКОВ. Мне неприятно, когда я чувствую себя идиотом.
ЩУКИН. А ты не чувствуй! Зачем тебе читать? Тебе ж и так не скучно?
РАКОВ. Нет.
ЩУКИН. И мне – нормально. Мы, в конце концов, свободные люди, приближаемся к общеевропейскому уровню. Вон у нас и торговые центры, и отели, и «Макдоналдс»… Все как у людей!
РАКОВ (поддерживая). И лужи уже нет давным-давно!
ЩУКИН. Да! И банкоматы, и карточки пластиковые…
РАКОВ. И всякие перформансы и недели моды…
ЩУКИН. И все-таки я скучаю. Только ты никому не говори, ладно?
РАКОВ. По луже?
ЩУКИН. Засмеют!
РАКОВ. А ты не обращай внимания!
ЩУКИН (ностальгически). Мне мама носки вязала и шарф…
РАКОВ. Помню, рыжий такой шарф, длиннющий…
ЩУКИН. Я его три раза вокруг шеи обматывал!
РАКОВ. Ты этим шарфом всем глаза мозолил!
ЩУКИН. У меня его потом в стройотряде сперли… Жалко так было… Мама уже больше связать не успела…
РАКОВ. А я борщ помню, который твоя мама варила… Вкусный…
ЩУКИН. А мама Лебедева, помнишь, курицу с корицей на его день рожденья готовила?..
РАКОВ. …И мы все мечтали, чтоб он нас пригласил, чтоб попробовать…
ЩУКИН. А ты разве не пробовал?
РАКОВ. Ни разу.
ЩУКИН. Извини…
РАКОВ. Да чего там… это просто… обедать пора, наверное…
Слышен женский голос.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Э-э-эй!
Раков задирает голову.
РАКОВ. Ну че?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. У меня все готово! И борщик поспел!
РАКОВ. Пойдем? Выходной все ж, по рюмашке?
ЩУКИН. Не откажусь!
Раков закрывает «ракушку», которая оказывается белой, забирает ведро, и они уходят. Вслед за ними проходит Лебедев, неся портфель на голове, придерживая рукой. Останавливается, ставит портфель у ног, достает из кармана коньячный шкалик, отвинчивает пробочку, делает маленький глоток, из другого кармана достает белый мел и пытается что-то написать на «ракушке». Ничего не видно. Белое на белом пропадает.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Занавес открывается, на сцене сумерки – все кажется серым и стертым, даже одинокая «ракушка», стоящая на том же месте по центру. Серое на сером. Все как будто «висит» в пустоте.
Ближе к авансцене в позе лотоса с закрытыми глазами сидят Раков и Щукин, одетые в серое. Мычат и вроде как медитируют. Через некоторое время выходит Лебедев, тоже в сером, и садится точно так же, но в стороне и глубже. Достает очень длинную сигарету, прикуривает и выпускает дым, потом закрывает глаза и продолжает курить.
ЩУКИН (открывает глаза). Где это мы?
РАКОВ (открывает глаза, озирается и говорит таинственно). Где-то в пространстве.
ЩУКИН. В каком еще пространстве?
РАКОВ. В пространном.
ЩУКИН. Типа мы спим, и нам все снится?
РАКОВ. Может быть.
ЩУКИН (кивая на Лебедева). А это кто?
РАКОВ (таинственным шепотом). Кто-то.
ЩУКИН. А че он делает?
РАКОВ (внимательно рассмотрев Лебедева). Осваивает, не видишь, что ль?
ЩУКИН. Что осваивает?
РАКОВ. Время! Да это Лебедь, кажись…
ЩУКИН. А зачем его осваивать?
РАКОВ. Осваивать надо все! В смысле «делать своим»…
ЩУКИН (ржет). Ты слова перепутал. «Делать своим» – это «присваивать», а он просто пускает на ветер!
РАКОВ. Ветер, знаешь, тоже не в одну сторону дует!
ЩУКИН. И что?
РАКОВ. И все.
ЩУКИН. В чем смысл твоей мысли? Я что-то не усек!
РАКОВ. Ну… Ветер тоже осваивает… Горы там, пустыни, моря…
ЩУКИН. В смысле – стирает с лица земли?
РАКОВ. Где ты тут землю увидел?
ЩУКИН (озирается). Тут вообще ничего нет.
РАКОВ. «Ракушка» вон есть. Моя!
ЩУКИН. И что, мы теперь в ней жить будем?
РАКОВ. Это же лучше, чем просто «в пространстве». В каком-никаком, а в домике…
ЩУКИН. Может, лучше проснемся? Я домой пойду…
РАКОВ. Можно подумать, это я тебя тут удерживаю. Заложник нашелся…
ЩУКИН. Так мы спим или нет?
РАКОВ. Глаза у нас открыты – значит, мы не спим!
ЩУКИН. А у Лебедя вон – закрыты, но он курит. В смысле осваивает… В смысле пускает на ветер…
РАКОВ. Может, мы ему снимся?
ЩУКИН. Давай тогда его растолкаем. Он проснется, а мы – домой пойдем…
РАКОВ. А че ты так заторопился? А поговорить?
ЩУКИН. Не нравится мне тут. Неуютно как-то. И дымом пахнет…
РАКОВ. А помнишь, как осенью пахло, когда листья жгли?
ЩУКИН. Еще бы! Это был самый грустный запах на свете…
РАКОВ. Не, самый грустный – это в больнице…
ЩУКИН. А самый веселый?
РАКОВ. Тополь и сирень… Лето впереди!
ЩУКИН. Не, самый веселый – пирожками мамкиными.
РАКОВ. А кофе помнишь, в гастрономе мололи…
ЩУКИН. А почему, интересно, в детстве все так ярко пахнет, а потом…
РАКОВ. Может, мы просто принюхиваемся?
ЩУКИН (подозрительно). А мне кажется, это провокация. Теперь все как-то одинаково пахнет…
РАКОВ. Скажешь тоже… Я вон по телику видел, что сейчас даже специальные спреи выпускают с запахами разной вкусной еды, горячей выпечки.
ЩУКИН. Зачем?
РАКОВ. Чтоб покупателя дразнить, и чтоб он больше покупал.
ЩУКИН. А мы и «ведемся».
РАКОВ. Не, меня жена научила всегда в магазин сытым ходить…
ЩУКИН. Экономный метод. Ну ладно, давай Лебедя будить!
РАКОВ. Страшно.
ЩУКИН. Почему?
РАКОВ. А вдруг он проснется, а мы – исчезнем?
ЩУКИН. Как это?
РАКОВ (начинает вставать, ощупывая все вокруг себя). Как-то все непонятно…
ЩУКИН (тоже встает). Да разбудим его – и дело с концом!
Подходит к Лебедеву и пытается отнять у него все такую же длинную дымящуюся палочку, но у него ничего не получается.
ЩУКИН. Че-то время-то ни фига не осваивается.
РАКОВ (подходит). Как?
ЩУКИН. Пепел не падает, хотя дым идет. Сигарета не уменьшается.
РАКОВ. Может, это какие-то новые технологии?
ЩУКИН. Наносигарета – вечная сигарета?!
РАКОВ. Мало ли чего придумают! Эти. Которые много слов знают…
ЩУКИН. А зачем тогда она такая длинная? Ну дымилась бы себе вечно, будучи обычного размера…
РАКОВ. А может, этот нанозакон вступает в силу только при такой длине?
ЩУКИН. Что нам делать?
РАКОВ (усаживаясь на прежнее место). Расслабиться и получить удовольствие!
ЩУКИН (плюхаясь рядом). Донт ворри?
РАКОВ. Би хэппи!
ЩУКИН. Да-а… времена… Даже мы с тобой чего-то по-английски знаем!
РАКОВ. Да! Мне лужу нашу, конечно, жалко, но есть многое, что мне теперь гораздо больше нравится… Что вот детские площадки… Что цветы во дворах, никакого дефицита, можно поехать за границу… Отдыхать или даже работать… И там – не заблудишься – те же самые «ашаны-машаны»…
ЩУКИН (мечтательно). Банки и «Макдоналдсы»… И пахнет так же… Если, конечно,
не рядом с морем…
РАКОВ (принюхивается и оглядывается). Да чего здесь об этом вспоминать?
ЩУКИН. А что делать?
РАКОВ. Плохое тоже есть!
ЩУКИН. Объяснись!
РАКОВ. Ну вот сейчас – кризис, и выясняется, что все государства – должники.
ЩУКИН. Ну?
РАКОВ (шепотом). А кому они должны? Ты понимаешь?
ЩУКИН. Банкам?
РАКОВ (громче). А банки чьи?
ЩУКИН. Хозяев…
РАКОВ (еще громче). А хозяева кто?
ЩУКИН. Не знаю.
В этот момент Лебедев очнулся, поднялся и ушел со сцены, воткнув дымящуюся палочку в пол.
РАКОВ (громко). Они что – ничьи, не граждане? На другой планете живут?
ЩУКИН. Ты меня запутал совсем.
РАКОВ (опять шепотом). Я сам запутался. Как начну про это думать – просто голова пухнет.
ЩУКИН. Я никогда об этом не думал… Ты знаешь что? Ты лучше машину себе купи.
РАКОВ. Вот и я о чем! Надо себя занять чем-нибудь, а то… думать начнешь…
ЩУКИН. Пойдем все-таки Лебедя будить… (Поворачивается и замирает.)
РАКОВ. Рискнем! (Поворачивается…)
Пауза.
РАКОВ. Не понял…
ЩУКИН. Может, это наш сон?
РАКОВ. Но мы ж не спим?
ЩУКИН. Или спим. Одно из двух.
РАКОВ. А эта все дымится, но не уменьшается. Может, тут времени нет?
ЩУКИН. Как это – «нет времени»?
РАКОВ. Ну… Все застыло и остановилось…
ЩУКИН. А мы?
РАКОВ. А мы – духи… Бестелесные сущности!
ЩУКИН (подходит к Ракову и сильно щипает его).
РАКОВ. Ой! Больно!
ЩУКИН. Значит, не бестелесные.
РАКОВ (подходит к «ракушке» и открывает ее). Мне как-то не по себе. (Забирается в «ракушку».)
ЩУКИН. Ты что – автомобиль?
РАКОВ. Нет, я – в домике. Иди ко мне, если хочешь…
ЩУКИН (садится с ним рядом). Вроде как под крышей.
Некоторое время сидят молча и съежившись. Сумрачный свет постепенно еще меркнет до полной темноты. Раздается женский голос, который поет песню на стихи Мандельштама «Раковина» под аккомпанемент гитары…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС.
Быть может, я тебе не нужен.
Ночь. Из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.
Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь…
Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей.
И хрупкой раковины стены,
Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены
Туманом, ветром и дождем… ( О. Мандельштам, М.Конина)
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Ночь. Верхом на покрашенной Раковым белой «ракушке» сидит Лебедев в белом плаще, как в первой сцене. Пятками упирается в покатую крышу, обнимает свой портфель. На глазах слезы.
ЛЕБЕДЕВ. Я сегодня видел несчастный случай! Человек упал… плашмя почти… Показалось даже, что звон стукнувшейся головы был слышен… Вроде как сознание потерял или умер… Все под Богом ходим.
Я шел по улице, думал о чем-то своем… Нет. (Надо иметь смелость быть честным.) Я шел на крышу. Чтоб с нее спрыгнуть. Обстоятельства такие у меня… безвыходные… Не вписываюсь я никуда… И тут краем глаза замечаю: человек падает и лежит… Около него хлопочут, кто-то звонит в скорую, а я стою как пришитый… Парень такой высокий, красивый… Стоял и вдруг упал… А я – на крышу… Дурень. (Достает платок, вытирает испарину.)
Он с кем-то говорил… с коротышкой каким-то… И тот стукнул его… А потом, когда красавец этот упал, – смылся быстро… Легонечко так… стукнул… в «солнышко»… Я в кино видел… что такие удары есть, которые смертельные… а их даже можно и не заметить…
(Открывает портфель, достает коньячный шкалик, откручивает пробочку и глотает, некоторое время следит за тем, как внутри становится теплее, завинчивает пробочку, убирает шкалик, пожимает плечами.)
Может, это, конечно, сказки… для кино… ну, чтоб позанимательней… Я сам тоже люблю чего-нибудь навыдумывать… Что, например, люди – прекрасны… Что они всегда хотят быть хорошими, а плохими становятся от условий… Потому что не получают того, чего им хочется… А чего всем хочется? Я на это отвечаю так: всем хочется быть любимыми, востребованными и полезными другим людям… Разве не так?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Возможно.
ЛЕБЕДЕВ (испуганно). Кто здесь?..
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Может, всем хочется быть счастливыми?
ЛЕБЕДЕВ. А счастье у всех разное.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Что-то вроде того… Кому-то счастье – любить, а кому-то…
ЛЕБЕДЕВ (задирает голову вверх). Мне вот когда-то гипнотизер один рассказывал, что под гипнозом человек не может убить…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. И что это доказывает?
ЛЕБЕДЕВ (смотрит в сторону). Что человек рожден нравственным существом.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (смеется). Тут кто-то на крышу собирался…
ЛЕБЕДЕВ (смотрит в другую сторону). Каюсь.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Какой прекрасный нравственный человек мне встретился!
ЛЕБЕДЕВ. Я не виноват… Я жертва обстоятельств… Мы все!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Каких обстоятельств?
ЛЕБЕДЕВ. Жизнеустройственных.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ладно. Крышу вычеркиваем.
ЛЕБЕДЕВ. Это провидение просто…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Скажите еще – благословение…
ЛЕБЕДЕВ. Оно же проклятие…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну и как вы до такой жизни дошли?
ЛЕБЕДЕВ. У меня – родители с высшим образованием, спецшкола, музыкальная школа, литературный кружок…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. МГИМО, Консерватория или МГУ?
ЛЕБЕДЕВ (перебивает). Какая разница?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (продолжая). А где ж еще про добро и зло «заморачиваться»?
ЛЕБЕДЕВ. Ну почему… Школа… Русская литература… Тогда ж еще никому в голову не приходило, что она не нужна…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Зато атеизм пришел во все головы!
ЛЕБЕДЕВ (о своем). Учителя у нас были прекрасные… Обращались на «вы» к ученикам…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну вы просто с другой планеты… Это что-то из царскосельских времен…
ЛЕБЕДЕВ. Просто повезло!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Счастливчик!
ЛЕБЕДЕВ. Это как посмотреть… Мне в жизни места нет! Столкновение с жизнью, знаете ли…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Тепличные растения на воле не выживают.
ЛЕБЕДЕВ. Я вот за границу поехал, там чисто, все продумано и удобно устроено, для людей! Никто никого не ужасает и себе не ужасается… Старину свою они холят… Остатки города XIIвека… Все ухоженное, улочки узенькие, лесенки, вместо газона – горшки с цветами… прям на камнях… Хотелось к этим камням прижаться… дотронуться до прошлых времен… И никому не приходит в голову что-нибудь испортить, разбить… Почему у нас не так?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Загадочная русская душа?
ЛЕБЕДЕВ. Ну если в этом загадочность – на фиг она нужна?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Это все легенды и мифы…
ЛЕБЕДЕВ. Мы как будто создаем себе реальность, а потом страдаем от нее… И никто не должен быть круче нас… в страдании.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. «Или доброту чужую видя и тою уязвлен быв…»
ЛЕБЕДЕВ (улыбаясь и поднимая указующий палец вверх). «… Или лукавое помыслих…»? Да. Теперь модно в благородных поступках находить гаденький мотивчик.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Если поступаешь достойно, значит, тешишь свою гордыню?..
ЛЕБЕДЕВ. Выпендриваешься, значит… противопоставляешь себя. Грустно. Быть Человеком стало неприлично…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Смена ценностей после разоблачения «строителей коммунизма»?..
ЛЕБЕДЕВ. Какая смена? Разве быть человеком – значит быть завистливой, обидчивой,
жадной, подлой, ленивой и подозрительной гадиной?..
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Вы говорили, что человек – прекрасен… Похоже, это не жизненное утверждение.
ЛЕБЕДЕВ. Я – точно не прекрасен… И очень трудно поверить, что другие лучше.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А этот красавец, упавший сегодня на улице…
ЛЕБЕДЕВ. Про убийство я все же не уверен… Воображенье разыгралось… (Снова мысленно погружаясь в увиденное.) Хотя коротышка, напротив, стоял и быстро смылся…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Детектив – самое популярное чтиво?!
ЛЕБЕДЕВ (не слыша). Люди не виноваты. Виновата «идеология наживы»…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Вы детективы писать не пробовали?
ЛЕБЕДЕВ (не слушая). А? Это, конечно, вопрос философский, но человечество должно его разрешить!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Детективы?
ЛЕБЕДЕВ (услышав). Какие детективы?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну у вас сюжет развивается…
ЛЕБЕДЕВ. Ясный сюжет нужен тому, кто хочет скрыть пустоту содержания.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Эва!
ЛЕБЕДЕВ (смущаясь). Ну… почти…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Надо же быть занимательным!
ЛЕБЕДЕВ (заводясь). Надо преодолевать негативный опыт! Вернуться к социальным завоеваниям, не для блага «одного человека» или горстки, а всех людей!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Это уже не детектив, а оскомина.
ЛЕБЕДЕВ. Помните анекдот такой, времен застоя? «У нас все во имя человека и для блага
человека, и все мы по телевизору каждый день видим этого человека».
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. «Благими намерениями», «Власть развращает» – это даже школьники знают…
ЛЕБЕДЕВ. И деньги!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Детский сад, честное слово. Представьте на минутку, что для того, чтобы жить, – работать не нужно. Не нужно платить за жилье, еду, одежду и путешествия, за образование… Это что ж дальше будет?
ЛЕБЕДЕВ. Люди, наконец, станут заниматься творчеством, думать о прекрасном… Начнут жить, а не выживать!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Утопия. А кто хлеб будет растить? Поддерживать порядок? Чинить жилье и транспорт?
ЛЕБЕДЕВ. Но… мы же все разные… Кто-то любит все чинить и усовершенствовать, а
кто-то – писать картины… Я к тому, что все смогут заниматься любимым делом… Люди должны заниматься любимым делом и получать удовольствие от своей деятельности… И двигать этим все человечество вперед!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А сейчас вам кто-то мешает?
Эхом разносятся последние слова «кто мешает… кто мешает… кто мешает?», и свет начинает меркнуть…
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
В сером пространстве появились качели. По разным сторонам сцены. Две дощечки на цепочках. На них болтаются двое с закрытыми глазами. Сидят спинами в зал, откинувшись и запрокинув лица в зал. Это Раков и Щукин. Ракушка открыта и на своем месте.
РАКОВ (открывая глаза). Ой!
ЩУКИН (вздрогнув, но глаз не открывая). Я падаю?
РАКОВ (шепотом). Мы висим.
ЩУКИН (зажмуриваясь сильнее). Где?
РАКОВ. В пространстве…
ЩУКИН. Опять?
РАКОВ. Как говорится: «Снова»! (Садится и принимается раскачиваться, вертит головой.)
ЩУКИН. Что ты видишь?
РАКОВ. Все серое!
ЩУКИН. Мы же в домике были!
РАКОВ. Были.
ЩУКИН (открывая глаза, видит зал и вглядывается). Кто здесь?
РАКОВ. Ты поднимись, а то красный весь уже!
ЩУКИН (садится аккуратно). Должна бы голова кружиться… Ан нет! (Ныряет головой вперед и смотрит в зал как бы из-под качелей.) Кто здесь?!
РАКОВ (отслеживая взгляд Щукина в зал). Ты с кем разговариваешь?
ЩУКИН. Да вот представил, что я на сцене, а там зал зрительный… Вроде не так страшно…
РАКОВ (глядя в зал). Зрительный? Думаешь, на нас оттудасмотрят? А может, оттуда? (Задирает голову вверх.)
ЩУКИН (вдруг развеселившись, садясь на качели, как на коня, и раскачиваясь к Ракову). «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…»
РАКОВ (подхватывая). «… И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю-у».
Свет из сумрачного становится ярко-слепящим.
ЩУКИН. Э-эй!!!
РАКОВ. Если бы это был Крайний Север, было бы холодно.
В этот момент слышно завывание ветра, свет принимается мигать, и оба друга начинают мерзнуть.
ЩУКИН (соображая). Это что, ты устроил этот морозильник со стробоскопом?
РАКОВ (подпрыгивая на качелях, снова запевает, все больше клацая от холода зубами). «Ты узнаешь, что напрасно называют Север Крайним, и увидишь – он бескраен. Я тебе его дарю-ю-у-у!»
ЩУКИН (стараясь перекричать Ракова). «Чунга-чанга – синий небосвод. Чунга-чанга – лето круглый год!!!»
РАКОВ (замолчав и наблюдая, как свет становится тепло-желтым). Работает! «Чунга-чанга – весело живет! Чунга-чанга – песенки поет!»
«Чудо-остров, чудо-остров,
Жить на нем легко и просто,
Жить на нем легко и просто! Чунга-чанга!
Наше счастье постоянно!
Жуй кокосы, ешь бананы!
Жуй кокосы, ешь бананы! Чунга-чанга!»
Песня подхватывается женским голосом и аккомпанементом, качели опускаются, Щукин и Раков слезают с них, и вместе с ними сцену заполняют зеленые лианы и яркие цветы. Цветные одежки, которые Раков и Щукин натягивают на свои серые робы. Пространство преображается, а Раков и Щукин пускаются в пляс. К ним выходит Лебедев, снимая белый плащ, выворачивает его и оказывается красно-желтой жар-птицей посреди «чунга-чангового» великолепия. Музыка трансформируется в звуковое шоу с пеньем птиц, шумом моря и постепенно приходит к умиротворяющему звучанию. «Ракушка» тоже освещается изнутри. Постепенно все затихает. И звук, и свет. Только ярко горит «ракушка», в которую прячутся герои и захлопывают за собой зев. Острые лучи, пробивающиеся сквозь щели и дыры почти прозрачной ракушки, оставляют на сцене светящегося ежа. Поют птицы. Шумит море…
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЯТАЯ
В сером пространстве вокруг «ракушки», среди зеленых лиан и ярких цветов, пестрых пляжных зонтов и белых пластиковых лежаков, двухлитровых пустых коричневых баллонов из-под пива, в сумрачном свете раздается знаменитая тема из «Лебединого озера», и на сцену выпрыгивает Лебедев. Это не танец Одиллии или Одетты, это чудовищный пляс жар-птицы в ярком оперении.
Свет становится ярче.
Драматическая тема сменяется темой «маленьких лебедей», и в знаменитых па появляются Раков и Щукин.
Перепляс заканчивается тем, что вымотанные танцоры падают на лежаки и тяжело дышат.
РАКОВ. Жарковато…
ЩУКИН. Да, вжарили…
ЛЕБЕДЕВ. Ко всему человек привыкает!
РАКОВ. Ты это к чему?
ЩУКИН. Я думаю, это он к тому, что когда мы играли в «Вечера на хуторе», было веселее…
РАКОВ. А чего плохого в веселье? Всем хочется радости!
ЛЕБЕДЕВ. Радости или праздности?
РАКОВ. Вот зануда. Но не в Одиссея же играть?!
ЩУКИН. Там слишком много женских ролей. Сирены всякие…
ЛЕБЕДЕВ. Во времена Шекспира мужчины играли все роли.
РАКОВ (встает и потягивается, восстанавливая дыхание). Я, честно говоря, по своей Пенелопе тоже соскучился…
ЩУКИН (тоже встает, снимает с лианы яркую ткань, подходит к Ракову и оборачивает его полотнищем).
РАКОВ. Э-э-э! Ты чего?
ЩУКИН. Сыграем роль. (Начинает разматывать ткань, заворачиваясь сам и совершая недвусмысленные па.)
РАКОВ. Я тебе не стриптизерша!
ЛЕБЕДЕВ (лежа и глядя на них, смеется). «Любить иных – тяжелый крест, а ты – прекрасна без извилин, и прелести твоей секрет – разгадке жизни равносилен!»
ЩУКИН (оторопев). Ты написал?
ЛЕБЕДЕВ. Нет.
ЩУКИН (разочарованно). Я думал – ты!
Щукин и Раков стоят, замотанные в ткань.
ЛЕБЕДЕВ (улыбается). Я бы хотел, но он… опередил.
РАКОВ. Я вообще стихи… не очень. А это ничего… Красиво… Моей Дульсинее бы понравилось. Дай списать?
ЛЕБЕДЕВ. Она же Пенелопа?
РАКОВ. Ага. Она же Лаура, богиня и королевна!
ЩУКИН. А моя просто – Дуся… (Лебедю.) А твоя?
ЛЕБЕДЕВ. А я – один. Нет у меня… дамы сердца…
РАКОВ. В смысле сейчас? Или вообще?
ЛЕБЕДЕВ. Маме мои избранницы не нравились… А теперь… мамы нет… А я как-то… разучился…
ЩУКИН (ржет). Что? Как это можно разучиться?
ЛЕБЕДЕВ (краснея). Да нет… Знакомиться… общаться…
РАКОВ. Чудак! Да ты им стихи читать начни – они ж сразу как за волшебной дудкой пойдут! «Разгадке жизни равносилен…»
ЛЕБЕДЕВ. Это только так кажется… Да и вообще… теперь другие времена.
ПАУЗА
Щукин и Раков смотрят друг на друга…
ЩУКИН (приглашает Ракова к танцу, поет). «Утомленное солнце нежно с морем прощалось… В этот час ты призналась, что нет любви…»
Танго подхватывается инструментально и постепенно затихает, на музыкальную тему накладывается шум моря. Лебедев разворачивается на лежаке, заложив руки за голову, Щукин и Раков «утанцовывают» на задний план. Свет меркнет. Одежда сцены превращается в звездное небо. Из звуков остается только шум моря…
КАРТИНА ШЕСТАЯ
(Лебедев на лежаке с заложенными за голову руками.)
ЛЕБЕДЕВ (напевает).
«Ты успокой меня,
Скажи, что это шутка,
Что ты по-прежнему, по-стар-р-рому моя.
Не покидай меня,
Мне бесконечно жутко.
Мне так мучительно,
Так больно без тебя…
Уходишь ты холодной и далекой.
Закутав плечи в шелк и шиншилля…
Не покидай меня,
Не будь такой жестокой…
Пусть мне покажется,
Что ты еще моя…» (А.Вертинский)
Шум прибоя «слизывает» этот напев, и вдали слышен раскатистый счастливый женский смех, который хрустально рассыпается и замолкает…
Лебедев лежит на лежаке, как будто в звездном небе парит.
ЛЕБЕДЕВ (как будто продолжая разговор). Я где-то читал, что заводить женщину надо, чтобы тешить ее самолюбие, а не свое… Потому что свое всегда безутешно… (Поворачивается в зал, подпирая голову рукой.) Счастье – это оборотная сторона одиночества. А святители говорили, что эта жизнь дана человеку не для счастья, а чтобы заслужить его.
Из женского смеха возникает голос…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Святители много чего говорили.
ЛЕБЕДЕВ (обрадовавшись собеседнице). А я вот думаю, что наши желания – это тот крючок, который заставляет нас шевелиться… И еще выживание…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А как же тогда «любимое дело»?
ЛЕБЕДЕВ. Оно возникает, когда есть уже хоть какое-то сознание. А до «сознания» – бессознательное: желание и выживание…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Может, желание выжить?
ЛЕБЕДЕВ. Бывает, человек не замечает, как начинает осуждать других людей, презирать их…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Люди меряют палками…
ЛЕБЕДЕВ. А Бог?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Шелковой нитью. Так святители говорили…
ЛЕБЕДЕВ. Я бы хотел верить…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (как читает с листа). Вера – это всего лишь сокращение расстояния между человеком и Богом…
ЛЕБЕДЕВ. По образу и подобию же… Зачем мы Ему? Кто мы? Кого Он хотел бы в нас видеть? Всего лишь инструменты или равноправных партнеров???
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну ты хватил…
ЛЕБЕДЕВ. Ты что-то знаешь? Кто ты? Как тебя зовут?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Зови меня Ева или Мария…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (поет). A-а-а-аve Mari-i-ia-a-a…
ЛЕБЕДЕВ. Еву я дергал за косички…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (перебивает). Она была «недостаточно серьезной»?
ЛЕБЕДЕВ. Мама с папой сказали, что сначала надо закончить институт.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А Ева?
ЛЕБЕДЕВ. Мы целовались до умопомрачения, и я ее очень любил…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А потом?
ЛЕБЕДЕВ. Оправдывал доверие родителей.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А Ева?
ЛЕБЕДЕВ. Потерял из виду.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Значит, прилежный студент…
ЛЕБЕДЕВ. С Марией мы познакомились в институте. Я не подошел ее родителям…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (с эхом). Ева… Мария… где вы?..
Раскатистый женский смех хрустально рассыпается и замолкает… Звезды гаснут. Сцена погружается в темноту.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
В темноте раздаются странные голоса:
РАКОВ. Что ты привязался ко мне со своим «белым шумом». Лично я думаю, что раз есть белый, значит, должен быть и черный. (Споткнулся-чертыхнулся.)
ЩУКИН. Эй вы, эзотерики, вы мне надоели. Оба!
Раздается женский смех, и
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (запевает). Бессаме, бессаме мучо…
РАКОВ (обламывая напев). Вот я тут у тебя читаю цитату: «Если сообщение было послано, но не было воспринято, оно так и пойдет по миру белым шумом».
Постепенно становятся видны очертания сцены. В белом кабинете белая «ракушка» и остальные белые предметы. Пространство смахивает на кабину звездолета. Раков, Щукин и Лебедев в белых скафандрах. Идут медленно и тяжело, как будто вязнут в «глицерине». Их голоса слышны как из передатчиков. У Ракова в руке раскрытая белая книга.
ЩУКИН (Лебедеву). Это ты написал?
ЛЕБЕДЕВ. Нет.
ЩУКИН (разочарованно). А я думал ты… Может, читать начать?
РАКОВ. Это ж, наверное, доброе сообщение, белым-то, а злое какое, подлое, оно ж, наверное, черным шумом пойдет?
ЛЕБЕДЕВ. Ну это образно так говорится…
ЩУКИН (пытаясь внедриться в разговор). А я вот думаю, что люди разучились понимать друг друга.
ЛЕБЕДЕВ (почти огрызаясь). Разучиться можно тому, что умел!
РАКОВ. Я! Я знаю! Я читал! Это называется – кризис вербальности и отсутствие «витаминов ума»!
ЩУКИН. Это что за хрень?
РАКОВ (натыкаясь на пластиковый пятилитровый пузырь с водой). Без главного коммуникатора не разберешься.
Снимают шлемы и выкарабкиваются из скафандров. Их белые одежды похожи на исподнее. Рассаживаются вокруг «ракушки». Она начинает светиться изнутри. Достают стаканы из карманов.
РАКОВ (отвинчивая пробку). Я вот «ракушку» купил…
ЩУКИН. А у тебя разве есть машина?
РАКОВ (разливает по полстакана). Надо приближать желаемое всеми силами.
ЩУКИН. Жить надо проще… Веселее как-то…
Лебедев задумывается.
РАКОВ. Это да, но тут место такое…
ЩУКИН. Какое?
РАКОВ. Тут всем нравственные искания подавай!
Щукин оторопело берет стакан и нюхает жидкость, потом пробует на вкус, смотрит на Ракова с удивлением. Раков тоже пробует, пожимает плечами.
РАКОВ (оправдываясь). Говорят, что любой человек на восемьдесят процентов состоит из воды!
ЩУКИН (ржет). Ты думаешь, что мы тоже?
ЛЕБЕДЕВ. А мне хочется, чтоб все были счастливы! По-настоящему.
РАКОВ (торжественно). Это серьезно!
И Раков доливает по полному стакану.
РАКОВ. За счастье!
ЩУКИН. Для всех!
Трое торжественно чокаются, но не успевают донести до рта…
ЛЕБЕДЕВ. А здорово было бы… Вот так чокнулись, выпили, а наутро проснулись – и все счастливы… Просто молитва такая… волшебная палочка… (Смотрит на свой стакан.) «Мы в этом мире не утолим жажду, а лишь разбудим ее»…
ЩУКИН. Это ты написал?
ЛЕБЕДЕВ. Напишу еще…
Мужики переглядываются и опрокидывают стаканы. Пьют жадно, но медленно, мелкими глотками, как будто молитву читают.
Свет медленно меркнет. Звучит гитарный перебор.