Читать онлайн Огнетрясение бесплатно

Пролог

Кира

– Сто баллов по Разрушению… Сто баллов по Взаимодействиям стихий… И с водой, и с воздухом, и, да, с огнем… – Кира вела пальцем по строчкам и, остановившись на последней, закончила: – И сто баллов даже, какое чудо, по физкультуре!

Ректор облизнул губы, такие сухие, что напоминали потрескавшуюся под солнцем землю. У многих из Земли была сухая кожа.

– А по Логике?

Кира точно помнила, что озвучила оценки по всемпредметам, и все они равнялись ста баллам. Но чтобы не сердить ректора, она сделала вид, что ищет оценку, а потом с прояснившимся лицом оторвалась от зачетки, и сказала:

– Сто.

Ректор вздернул брови. Кира не обиделась его удивлению. Она и сама поразилась, что ей удалось закрыть Логику на сто. Хотя что странного – разве Кира когда-нибудь отказывалась от цели, не попробовав все возможные пути ее достижения?

Ради этой оценки пришлось постараться. Преподаватель Логики в Академии Земли знал, что его предмет – самый бестолковый и нелюбимый у студентов. Поэтому самоутверждался, занижая оценки. На сто баллов вышла одна Кира. Кажется, за все время его преподавания. Сперва пришлось усердно учиться весь семестр и терпеть его ухмылки в классе, а потом, уже в густых сумерках майского вечера, его сухую ладонь на колене и удивительно влажные губы на своих губах. Дальше не зашло, но Кира испугалась самой себя, подумав, что, может, и не стала бы бросать свою затею, если бы все же зашло. Меньше всего на свете она хотела и на последний курс остаться в Академии Земли.

– А ну, дай-ка.

Кира отдала зачетку, и стала наблюдать за тем, как ректор изучает ее. Что он хочет там увидеть? У нее идеальная успеваемость. Идеальная. За все три года обучения в Академии Кира не получила ни одной оценки ниже максимальной. Даже девяносто девяти не было. В основном справлялась своими знаниями, но, конечно, не всегда ими.

– Уникальный случай, – сказал ректор, откладывая зачетку.

Он улыбнулся и Кира тоже улыбнулась. Когда ректор снова заговорил, Кира, стараясь действовать незаметно, вытерла о штаны вспотевшие ладони.

– Ты лучшая студентка потока… Даже так: лучшая студентка за все потоки последних лет.

Ректор ненадолго замолчал, давая Кире посмаковать этот комплимент. Но она не могла радоваться, пока не подтвердится то, из-за чего она так старалась.

Однако, ректор с этим не торопился. Он выжидающе смотрел на Киру, словно ждал, что она начнет его благодарить. Кира не собиралась этого делать. Все ее успехи – результат ее действий. Единственный человек, которого она может благодарить за них – это она сама.

– Знаешь, Академии Земли было бы не очень хорошо терять такого хорошего студента.

Кира уже открыла рот, чтобы вспылить. Она почувствовала, как к глазам подбежали слезы. Три года идеально учиться, чтобы сейчас уговориться остаться одним этим предложением?

Но ректор, увидев, как Кира готова взбелениться, сказал:

– Но, конечно, уговор есть уговор… Просто я, честно говоря, не думал, что ты выполнишь условия.

Кира кивнула без эмоций. Никто не думал. Только она в себя верила.

– Никому за последние несколько лет не удавалось перевестись в Центральную Академию.

Это Кира тоже знала. Но ее не пугали все эти фразы «ни у кого не получалось», «никто не осмелился», «никому не удалось», которые ей на протяжении последних трех лет говорили все: и мама с папой, и преподаватели, и одногруппники. Словом, те, кто знали о ее мечте… нет, цели – переводе в Центральную Академию. Самую престижную, среди всех учебных заведений. Попасть туда не просто. Практически невозможно. Ты либо обучаешься там по праву рождения, либо не суешься. Особенно если ты Земля.

Но – Кира часто задавалась этим вопросом – почему нельзя быть первым среди тех, кто сделал что-то, что другим не удавалось? Вопрос ведь не в том, получилось ли у кого-то до тебя сделать что-то, чего тебе хочется. Вопрос в том, получится ли это у тебя.

«Типичные Козерожьи суждения», – сказали бы Кире, если б она произнесла это вслух. Вот она и не говорила.

– Так что поздравляю, – ректор снова улыбнулся, но в этот раз вымученно. – Отныне вы студентка Центральной Академии.

Дальше ректор говорил что-то про документы, которые необходимы для перевода, копии личных удостоверений, медицинской карты и прочей бюрократии. Кира не слушала. А должна была – привычка слушать старшего за эти три года почти рабского повиновения стала крепкой, как заледеневшая земля. Но сейчас она просто не могла.

Слезы все-таки побежали. Разумеется, это были слезы счастья. А еще напряжения, нервов и ужасающей усталости. Синяки под глазами занимали едва не бо́льшую часть лица, дела его сизоватым, словно у водных. Кто-то из одногруппников шутил, что с таким бледным лицом Кире и правда не место среди земляных, по природе своей более смуглых, словно вечно загорелых.

Но она и так уже давно чувствовала, что не вписывается сюда. Но одиночество никогда ее не расстраивало. Наоборот, это было источником ее силы. По крайней мере Кира так думала.

Нет, неужели она и правда смогла? Все эти три бесконечных года, и вот, он, конец…

То есть, конечно, это не конец. Это самое начало.

Глава 1

Кира

Кира думала, что она не барахольщица, и что вещей у нее очень мало, то есть чемодан не будет тяжелым. Но все же она еле дотащила его до жилого корпуса, а потом узнав, что комнаты четвертого курса находятся на четвертом этаже, едва сдержалась, чтобы не пнуть его, и не забиться головой об стенку.

Корпус был необъятным. Не удивительно – в нем жили все студенты. Вроде и преподаватели. Кира потом выучит территорию. Сейчас она должна заселиться. И самое сложное в этом – не отыскать свою комнату, а поднять на четвертый этаж дурацкий чемодан, который весит как маленький слоненок.

По большей части там были книги – учебники за четвертый курс.

С минутку Кира стояла на лестничном пролете между первым и вторым этажом. Она вглядывалась в прохожих. Вообще, она занималась этим все время, что не думала о том, какой у нее тяжелый чемодан. В центральной части было так… необычно. Кира привыкла, что в ее части – земляной – почти все одинаковые. Ну, не буквально. Но все земляные, и Тельцы, и Девы, и Козероги, походили друг на друга комплекцией, цветом кожи, волос, повадками и характерами, которые соответствовали их знакам. Кира не была белой вороной. Ее волосы, почти как у всех, были каштановые, сложение – не мелкое, скорее даже крупное, рост невысокий. Хотя с ее 160 см Кире еще повезло. Но все же там она чувствовала себя не на своем месте. Особенно в последний год.

А здесь…

Здесь у людей могли быть светлые волосы, почти белые. Воздушные. А могли быть темные, с синим и зеленым отливом. Водные. А еще… Рыжие.

Кира, конечно, видела в своей жизни рыжих людей. Но в ее части их было так же мало, как в огненной – таких, как она. Почти все земляные знаки хорошо совместимы лишь с такими же как они. Поэтому в земляной части мало представителей других стихий. Немного воздушных, чуть больше водных. А вот в центральной части все иначе.

Рыжие. И парни, и девушки. Как же их здесь было много. Для Киры и трое таких считалось бы за «много». А тут некоторые стояли группками по пять человек. И такая группа такая была не одна! У одних волосы ярко-рыжие, словно выгоревшие под солнцем, у других – глубокого медного цвета, а у третьих – почти красные.

Огненные. Высокие, почти все поджарые, они даже пахли по-особенному – пеплом, костром, то есть непокорством и разрушением. А еще высокомерием и заносчивостью.

Правда, в последнем она убедилась лишь когда на секундочку забылась и коснулась за руку одного такого. Навскидку – первый-второй курс. От касания Киры он не растворился в воздухе, словно марево, но отшатнулся.

Кира уже прокляла себя за это. Но раз уж начала, спросила:

– Поможешь? – и кивнула на чемодан.

В корпусе царил бедлам. На каникулах студенты жили в родных домах. Поэтому сегодня, за два дня до начала занятий, все спешили заселиться. Бегали с чемоданами, или комплектами полотенец, или ворохом одежды, или всем сразу. Кира видела одну девочку, которая несла целую икебану. Та была в полтора раза больше нее, но девочке было совсем не тяжело. Только присмотревшись Кира заметила, что икебана плывет по воздуху, а девочка просто ее направляет.

Пока Кира ощущала на себя уничижительные взгляды второкурсников Огня, мимо них по лестнице успело промчаться человек десять.

Парень, ярко-рыжий, с веснушками, широко ухмыльнулся, округлив глаза. Он переглянулся с друзьями, а затем снова посмотрел на Киру, изучая оттенок ее слегка вьющихся волос, круглое лицо с пухлыми губами и, наконец, полные бедра. Разумеется, это было не любование. Парень просто убеждался – перед ним Земля. Едва сдерживая смех, он выдавил:

– Нет.

Потом повернулся к друзьям, которые дожидались его на несколько ступеней выше, и расхохотался уже с ними.

Кира ненавидела себя за то, что сделала. Она всегда со всем справлялась сама. А тут вдруг решила обратиться за помощью. И к кому? К огненному! Она слышала про них гадости, но всегда думала, что народ преувеличивает. Теперь поняла, что, в целом, не сильно. Конечно, среди всех стихий есть люди хорошие, и люди плохие… Так что, наверное, ей просто не повезло попасть на последнего.

Просто чтобы самоутвердиться, Кира показала ему средний палец. Но он уже был на втором этаже и ничего не заметил. Тогда Кира, закусив губу и чувствуя себя полной дурой, взялась за ручки чемодана. Те почти отвалились. Молясь, чтобы это случилось лишь когда чемодан окажется в комнате, Кира потащила его вверх, минуя ступеньку за ступенькой.

Преодолев всего один лестничный пролет, Кира уже не досадовала. Она провела работу над ошибками, сделала выводы, и плелась дальше почти довольная собой. Она уже снова не боялась разглядывать других. Особенно когда поняла, что другие тоже разглядывают ее.

Центральная академия была меньше той, где Кира училась с первый по третий курс. Поэтому казалось, что все здесь друг друга знают. Хотя бы в лицо. Она же не знала никого. Кира понимала, что, раз попасть сюда так трудно, к новеньким здесь не привыкли. Но не думала, что все буду прямо так на нее пялиться.

В основном во взглядах было безразличие. Другие же смотрели, поджав носы. Восторга от нее никто не испытывал. Но Кира не была уродиной. Скорее наоборот. Может, красота ее была не общепринятой – ноги у Киры были не спички, а скулы она видела лишь на картинке и никогда в зеркале – но она знала, что ее вид притягательный. А кто-то мог счесть ее даже красивой.

Так что понимала: отвращение вызывает не внешность, а ее стихия.

Больше не обращая ни на кого внимание, Кира прошла по широкому коридору, который заполнял нежный свет последних лучей августовского солнца. Настроение снова было чудесное. Послезавтра наступит осень – прекрасное время. И хотя день рождение у Киры, как у многих Козерогов, в январе, осень она все же любила больше зимы. Идеальное время года: ни жарко, ни холодно, падают листья, и приятно ходить в свитерах на рубашки или прямо на голое тело.

Кира подошла к двери, где значилось «437». Ее дом на ближайшие девять месяцев, если верить огромной таблице с расселением, которая висела в холле первого этажа. Кира внимательно ее изучила. Поняла лишь то, что ее соседкой будет некто по имени Аска. Больше Кира ничего про нее не раскопала. Но это просто потому, что не хотела.

Вообще, по имени можно узнать знак – обычно совпадают их первые буквы. Но есть два знака, которые этому правилу не соответствуют. Например, Весы, которые никогда не могут определиться, и потому иметь одно имя для них – просто страх, и они дают своим детям сразу несколько, которые могут начинаться на любую букву. Либо Аска, не дай бог, Скорпион. Те вообще плевали на правила, и назывались, как хотели. Жить со Скорпионом. Это еще хуже, чем с Девой. Впрочем, Кире было все равно. Она не собиралась ни с кем дружить – для другого приехала в Академию.

Постучать Кира не успела. Едва она занесла руку, как дверь распахнулась.

Аска оказалась несколько иной, чем Кира ее себя представляла. Во-первых, жутко похожей на нее, во-вторых, парнем, в-третьих, Кира поняла, что ошиблась.

Парень был едва ли выше нее, еще и с волосами такого же цвета, но короткими и всклокоченными. Он бочком протиснулся мимо Киры, глядя на нее каким-то озорным взглядом, и застегивая пуговички на рубашке поло. Земля. Это было очевидно. Что очевидно не было – так это что он забыл в комнате, которую отвели девушкам.

Кира хлопала глазами, пока он, чуть склонив голову, изучал ее. Впрочем, надолго его интерес Кира не задержала. Он слегка пошатывался, довольный и словно немного пьяный, как кот, который долго грелся под солнцем. С трудом преодолел порог. А потом, заметив, что Кира до сих пор на него пялится, чуть склонился к ней, держась за створку двери, которая покачивалась в такт ему, и сказал:

– Мур-мяу.

За миг, который он отстранялся, Кира заметила маленький белый клычок, чуть выступающий на нижнюю губу. Еще миг – и Кира была уверена, что ей показалось.

Тут же парень развернулся и ушел, на ходу потягиваясь, так что с таким трудом застегнутая футболка-поло, приоткрыла полоску кожи над штанами с низкой посадкой.

Кира не смотрела долго ему вслед, потому что знала – ее взгляд тяжелый и он обязательно его почувствует. Подхватив чемодан, она наконец-то зашла в комнату.

Она оказалась просторнее, чем Кира предполагала. Она вообще привыкла надеяться на худшее. Верила: пусть лучше реальность окажется лучше, чем ты думал, а не наоборот.

Свет из огромного окна едва не ослепил Киру. Так что лишь поморгав, она увидела два высоких платяных шкафа, две кровати, и огромный письменный стол-подоконник, выступающий за рамы окна, чтобы служить еще и прикроватной тумбочкой. Никаких излишеств. Кира улыбнулась – все как она любит.

Комната была бы совсем хорошей, если б там не было того, что Кире не нравилось. Людей. Какая-то девушка сидела на краю кровати и, пока Кира изучала комнату, смотрела на нее. Потом Кира тоже посмотрела на девушку. На ней была лишь майка. Что до нижней части одежды – Кира не была уверена, потому что девушка сидела, закинув нога на ногу.

Судя по всему, это Аска. Ее длинные волосы спутанными прядями доставали почти до пола. А их едва заметная синева говорила об одном – Аска водная. То есть Скорпион.

Черт.

– Кира?

– Аска?

Спросили одновременно. Кира вымучила улыбку – Аска даже не пыталась.

– Как добралась? – сказала Аска, кивнув на чемодан.

– Как спалось? – сказала Кира, кивнув на развороченную постель.

Вопросы тоже прозвучали одновременно, поэтому не понятно было, кто должен ответить первым. Вот никто и не ответил. Аска продолжила сидеть на кровати, только ноги подтянула, и Кира заметила, что она в шортах. От этого полегчало.

Оставив чемодан у двери, Кира прошла к идеально застеленной кровати, которая стояла в дальнем правом углу. Комната была симметричной относительно центра. Судя по тому, что Аска заняла левую кровать, ее сторона – левая. Тогда у Киры – правая. Разобравшись с этим, она бросила на кровать сумку, и прошла к шкафу.

Открыть его оказалось не так-то просто. Крепление, которое удерживало створки, оказалось мудреным. Еще труднее стало бороться с ним, когда Кира поняла, что ее спину прожигает взгляд Аски.

– Помочь? – спросила она.

Ее голос был до неприятного тонким. Может, он терпимый, если Аска использует его для нормальной речи, а не для ироничного вопроса. Но Кира в этом сомневалась.

– Нет, – сказала она.

Кажется, тоже более звонко, чем обычно говорила. Просто так старалась скрыть проступающую злость на эту долбанную дверцу, что переусердствовала, и говорила тоньше, чем хотела.

– Там с подвохом.

– Я уже поняла.

Кира воевала с дверцей, пока та не распахнулась так резко, что створка стукнула ее меж глаз.

– Черт! – воскликнула Кира теперь уже низким голосом.

Она услышала, как Аска хохотнула, но не обратила на это внимание. Главное – шкаф открыт. Да еще и без помощи дурной соседки.

Почему дурная? Кира не знала ответ на этот вопрос. Но не сомневалась – уже очень скоро отыщет на него массу ответов.

Она открыла чемодан и принялась разбирать вещи. Одежды было немного, почти всю Кира повесила на вешалки. Так что многие полки шкафа остались свободными и Кира выставила на них книги. Закрыв дверцы, ей почудилось, что у нее теперь есть тайная библиотека.

Встав рядом с кроватью, чтобы переодеться, Кира заметила, что Аска уже поднялась. Она не спешила стелить постель, вместо этого с ногами взобралась на подоконник, и с видом одинокого домашнего кота уставилась на улицу. С четвертого этажа открывался симпатичный вид. Хорошо просматривался внутренний двор, с трех сторон огороженный жилым корпусом, который изогнулся буквой «П». Дальше шло большое спортивное поле, которое с дальней стороны словно огораживалось негустым леском. А если сильно напрячь глаза, можно было увидеть речушку, которая оббегала территорию Академии, как бы отделяя ее от внешнего мира. Насколько Кира знала, покидать территорию можно. Главное – присутствовать на занятиях. Но Кира не собиралась никуда уходить, у нее и тут полным-полно дел.

Присутствие Аски до жути напрягало. Кира пыталась успокоиться, не обращать на нее внимание. Но ее мерный стук пальцами о столешницу бесил так, словно Аска ей по голове стучала. Если так пойдет дальше – Кира не сможет спать в собственной постели. Тревога – по сути, беспочвенная – снедала ее. Кира долго терпела. Все две минуты, которые переодевалась. А потом решила озвучить все, что думала.

– Аска! – сказала она, сразу как-то резко. – Давай озвучим правила.

Аска вздернула брови, но не повернулась. Кира дала ей немного времени исправиться. Изучала ее профиль и нашла его симпатичным. Только нос все же был длинноват. Потом сказала:

– Ты никого не будешь сюда водить. Даже когда меня нет в комнате.

Тут уж Аска повернулась. Причем ее лицо было до смешного удивленным и Кира позволила себе ухмыльнуться.

– Что-то еще? – спросила Аска.

– Да. Не разбрасывай вещи, не оставляй окно открытым, когда ни тебя, ни меня нет в комнате, не буди меня, даже если это срочно, не разговаривай со мной, когда я читаю, не приноси сюда еду, не оставляй обувь на полу, а сразу прячь в шкаф. И не стучи, пожалуйста, пальцами по столу… Вот как сейчас ты делаешь.

Аска прекратила, но Кира сомневалась, что такой же покорной она будет и на других замечаниях.

– Послушать тебя, так ты не Козерог, а Дева. Сентябрьская.

Кира фыркнула и отвернулась. Хотела спуститься на первый этаж, чтобы получше изучить доску объявлений. Переписать расписание занятий, перерисовать карту, изучить список выборочных дисциплин и определиться, что же ей интереснее. Но Аска остановила ее своим мерзким, высоким голосом:

– Попросила бы я тебя тоже никого не приводить, но, кажется, я могу за это не переживать.

При этом Аска осмотрела Киру, наверное, желая ее смутить. Но такое Киру никогда не обижало, так что она лишь приподняла уголок губ. Это подействовало. Может, Аска думала, что Кира так сильно переживает за свою стихию, что станет тушеваться перед ней просто потому, что она Вода. Но нет. Аска не знала, с кем связывается. Она чуть посмирнела, но лишь на миг. Чего хватило, чтобы Кира засекла эту перемену. А потом вид Аски сделался по-прежнему безмятежным.

– Твоя форма, кстати, у меня в шкафу. Только смотри, не убейся дверцей.

Вторую часть фразы Кира пропустила. Она уже бросилась к шкафу Аски и распахнула его, что получилось на удивление легко.

Словно прокаженная, ее форма висела отодвинутая на самый край, не касаясь вещей Аски. Киру удивило, что их не многим больше, чем ее одежды. Она бы задержалась чуть подольше, чтобы разглядеть ее вещи – просто так, из чистого любопытства. Интересно ведь, что предпочитает человек, с которым предстоит жить целых девять месяцев. Но Кире так хотелось увидеть форму, что любопытство ее не задержало.

Стянув вешалку и захлопнув шкаф, Кира мельком заметила до неприятного довольное лицо Аски, которая все это время наблюдала за ней. Потом вытянула руки, поддерживая форму. А разглядев ее, не сдержалась и сказала:

– Какой кошмар.

***

На линейку… или как они тут это называли? Короче, Кира опаздывала. Она ненавидела опаздывать. Не любила ощущать, как быстрее начинает колотиться сердце, как потеют ладошки, как по тебе рыскают любопытные взгляды тех, кто пришли вовремя. Поэтому без уважительной причины Кира не опаздывала.

Хотя в этом году первое сентября выпало на воскресенье, собрание все же проводили. Занятий не будут – они начнутся завтра. Так что сегодня нужно пережить лишь час на ногах, а после заниматься чем хочешь. Знакомиться с одногруппниками, дать им узнать себя и найти друзей хотя бы на первое время.

Только Кира не собиралась всем этим заниматься. Она хотела освоиться. Ее раздражало, что она плохо ориентируется не только в корпусах, но и, в целом, на территории Академии. За два дня, что она провела здесь, Кира, казалось, изучила лишь один процент того, что тут находилось. Жить так было все равно, что жить в темноте. Однако, дорогу до поля, где проходило собрание, она знала. Просто потому, что ее хорошо было видно из окна комнаты номер четыреста тридцать семь.

Кира шла, совсем не ощущая утренней промозглости. Надо было бежать, тогда она бы успела вовремя. Но этим ранним утром сил на такое не было. Да и не хотелось привлекать внимание вот так сразу. Хотя, судя по тому, что вместе с ней, кто позади, кто впереди, кто быстрее, кто медленнее, шагала еще примерно половина Академии, Кира уговорила себя не нервничать.

На туфлях оставалась роса, если Кира задевала траву. Она особенно ярко блестела из-за черного лака туфлей, но Кира этого не замечала – старалась на себя не смотреть.

Сколько она себя помнила, всегда предпочитала юбкам штаны. Поэтому сейчас она чувствовала себя жутко не комфортно. Форменная юбка была не короткой. Ниже колена. Наверное, именно длина делала ее такой уродской. Или крупные складки? Или цвет грязной… грязи? Или черный, лаковый под стать туфлям поясок? Ладно, в этой юбке ужасным было абсолютно все. Хуже нее только жилетка.

Все это составляло уродский сарафан. У верхней его части был настолько глубокий, круглый вырез, что надевать его без белой рубашечки значило бы подписать докладную о наказании. Кира еще не знала, как здесь проходят наказания. Не то, что она собиралась попадаться. Просто интересно было, как сильно может не повезти, если оплошаешь.

Ну и худшим элементом формы, кроме жесткой ткани, из-за которой юбка торчала и немного кололась – была черная бабочка.

Она душила Киру, сколько бы та ее ни ослабляла. В таком наряде она чувствовала себя официанткой в пивоварне. Ладно все остальное – но бабочка!.. Это было словно издевательство над Землей. Кира понемногу начинала думать, что так и есть. Почему у остальных стихий одежда такая симпатичная, а у Земли напоминает форму работников сферы обслуживания?

Больше всего, по мнению Киры, повезло Воде. У девочек длинное в пол свободное платье с рукавами, которые закрывают пальцы до второй фаланги. У таких платьев пуговички были по всей длине, даже под горлом, на стоячем воротничке с круглыми углами. И цвет восхитительный. Неоднородный сине-зеленый, с завитками узоров, словно бензин в воду разлили. У парней такая же длинная на пуговичках кофта, которая закрывала бедра, и штаны в тон. В таком бы Кира походила. Пускай даже это платье. Но, к несчастью, ее предпочтений никто не спрашивал.

Аске, наверное, в нем очень красиво. Кира еще не видела ее в форме – ушла из комнаты до того, как Аска проснулась. Ничего. Встретятся на линейке. Хотя, судя по бойкоту, который они негласно друг другу объявили, Аска, если увидит Киру, сделает вид, что не знает, кто это такая. Ну и черт с ней.

Индивидуальность в одежде можно было проявлять лишь в воскресенье, когда занятий не было. Ну и всегда – в аксессуарах. Кира и доселе собирала верхнюю треть волос, стягивая ее на затылке черной лентой, которую завязывала в бант. А сейчас сделала это с остервенением, словно самой себе желая доказать: она не похожа на других, она сама по себе. Правда, сейчас, продвигаясь к стадиону, Кира чувствовала себя с ним слишком нарядной и заметной. Так что решила позже заменить его на более тонкую ленточку.

Другие студенты проходили мимо Киры, почти не обращая на нее внимание. Кто-то знал, что в этом году на четвертом курсе будет странная новенькая, которой удалось перевестись в Центральную Академию. Но большинству было до лампочки. Они проходили, даже не глядя на Киру. Ее это устраивало.

Солнце уже показалось, но еще не грело. Осень наступила четко по расписанию. Отлично. Кира не пережила бы еще одного жаркого дня. Особенно в этой мерзкой, отвратительной форме из шерсти, где… А, впрочем, довольно с формы. Кира почти чувствовала, как та начинает колоться сильнее, с каждой новой плохой мыслью в ее адрес. Да и что переживать о форме, если сменить ее нельзя?

Кира с бо́льшим удовольствием оказалась бы сейчас в стенах учебных корпусов. Походила бы там в полном одиночестве, разглядывая коридоры с их паркетными полами и высокие стены, до середины забитые такими же темными, как пол, деревянными панелями. Там сейчас так тихо. Одиноко. Идеально.

Вместо этого она примкнула к толпе, которая у входа на стадион ширилась человек на десять. Хотя Кира яростнее других протискивалась ко входу, ее так никто и не коснулся. Особенно, если рядом находился кто-нибудь рыжий. Лишь люди с коричневыми волосами, светлыми, или совсем темными, иногда бросали на нее поддерживающие взгляды и скромные улыбки. В таких случая Кира отворачивалась. Все это походило на жалость. А эту эмоцию она не любила ни в себе, ни в обращенных на себя взглядах.

Отыскать свое место на линейке оказалось легче, чем Кира думала. На всех студентах была форма – так что хорошо просматривалось деление по стихиям. Потом группы делились на три сборища. Наверное, по знакам. В инструктаже что-то было про построение на линейке, но Кира не вчитывалась – думала, сама разберется. Разобралась.

Позади площади начинался лесок, но несколько деревьев росли прямо возле асфальтированной дороги стадиона. Они давали тень, такую желанную после пробежки под солнцем. Заметив, что линейка еще не начинается, Кира решила недолго посидеть. Она так находилась, что чувствовала: не выстоит собрание, если хоть немного не отдохнет.

Добравшись до ближайшего дерева, Кира опустилась у ствола и вытянула ноги, не боясь испачкать форму. Как можно испачкать то, что и так выглядит, как скопление грязи?

Трава у корней, еще не сухая, но уже колючая, неприятно кусала Киру за вспотевшую спину и бедра. Но она не обращала на нее внимание. Прижалась спиной к стволу и запрокинула голову.

Тут же стало скучно. Тогда Кира открыла глаза и стала рассматривать толпу со спины. Она бурлила и шумела. Казалось, здесь и правда все всех знают. Даже первокурсники, которых Кира вычисляла по излишне уверенным и пренебрежительным лицам. Ну или если не знали, то спешили нагнать это упущение.

Громко, но все же тише толпы, играла музыка. На помосте, который возвели вдоль короткой стороны поля, собирались какие-то важные люди. По крайней мере лица у них были серьезные и осунувшиеся. Наверное, преподаватели. Странно, что они такие печальные, еще до начала учебы.

Перед ними на длинной кафедре, накрытые плотными материями, отделанными по краю золотой каемкой, высились четыре изваяния. С места Киры их было почти не видно, и она сверлила взглядом лишь их верхушки, чувствуя, как от напряжения сжимаются внутренности. Символы факультетов. В них не была заключена никакая сила. Просто статуэтки, символизирующие стихии. Доселе Кира видела лишь одну такую – в Академии Земли. А в Центральной их четыре и Кире не терпелось рассмотреть их всех.

Некоторые студенты, которые все не могли отыскать свои группы, проходили мимо Киры, не обращая на нее внимание. Когда зазвучали фанфары, они ускорились. Кира не торопилась подниматься. Она сидела всего пару минут, и мысль о том, чтобы подняться утомляло ее больше, чем само это действие.

Наверное, Кира уснула бы. Фанфары едва не разрывали барабанные перепонки, но Кире приходилось засыпать и не в таких обстоятельствах. Она уже снова запрокинула голову и закрыла глаза, когда различила жуткий хруст, стук, и сдавленное «ай…».

Распахнув глаза, Кира глянула в сторону. В шаге от нее приземлился, получается, неудачно, кто-то из Земли со всклокоченными, каштановыми… А, Кира уже видела его. Тот парень выходил из ее комнаты, когда Кира впервые туда заходила. Он пока не обнаружил Киру и потому тер то место, на которое плохо приземлился, с таким остервенением, словно его никто не видел.

Кира была уверена, что одна здесь. Поэтому этого дурачка испугалась сильнее, чем должна была. Обнаруживать себя не спешила. Что он здесь забыл? Кира на мгновение оторвалась от него, чтобы поднять голову. С луны свалился, ведь так? Ну или с ветки этого дерева. Не понятно только, как он туда забрался. Хотя как для Земли он довольно тощий и кажется ловким.

Когда он выровнялся, Кира поняла, что с формой не повезло не Земле. С формой не повезло лишь ей. На этом парне она сидела хорошо. Даже прекрасно. Вместо юбки были широкие штаны, со складками у пояса. А вверх был идентичным. Только в отличии от бабочки Киры, затянутой под горло, у него та едва не улетала.

Парень закончил отряхиваться и двинулся к толпе. Потом вдруг замер и, развернувшись, посмотрел прямо Кире в глаза. Этого она не ожидала еще сильнее, чем того, что рядом с ней кто-то свалится, как кот с забора. Поэтому вздрогнула.

Но парень просто кивнул и приподнял руку. Кира прочитала в этом сразу три слова: «привет», «извиняюсь», «пока». Он развернулся и пошел к толпе. За его два шага Кира успела подняться. Она отряхивала юбку и потому не заметила, что парень, оказывается, не только остановился и развернулся, но и подошел к ней.

– Я тебя помню.

– Надо же, – сказала Кира. – Это откуда?

Она старалась говорить с иронией, но это удавалось с трудом. В глубине себя она чувствовала, как всколыхнулось волнение.

– А вот этого я уже не помню.

Когда Кира перестала мучить юбку и подняла голову, то заметила, что парень улыбается и, как и в тот первый раз, осматривает ее, чуть склонив голову набок.

– Я тебе подскажу, – сказала Кира, желая поскорее от него отделаться. – Позавчера ты уходил от Аски и мы встретились на пороге комнаты.

– Кто такая… А, точно! Аска! Ну, конечно!

Его взгляд прояснился. Но тут же он снова нахмурился, причем сильнее, чем до объяснений.

– Получается, мы втроем…

Он не закончил, и Кира принципиально не продолжала, потому что ей плевать было, что он думает. Она двинулась к толпе, которая уже стояла смирно, слушая речь кого-то с помоста. Но когда до нее дошла суть незаданного вопроса, она замерла и воскликнула слишком громко:

– Фу! Кошмар какой! Нет, конечно!

– Да не кричи, я верю тебе, верю.

Он даже похлопал Киру по плечу, но та дернула им, не поощряя прикосновение.

Дальше шли молча. Около четырех шагов. Потом Кира не выдержала и спросила:

– Ты чего за мной плетешься?

– Я иду к своему знаку и задаюсь вопросом, почему это ты плетешься за мной.

– Вообще-то это я иду к своему знаку, а ты…

Кира запнулась, осознав, что это значит. Она остановилась, и парень тоже остановился.

До группы, где стояли Козероги оставалась всего пара шагов. Кира чувствовала вину, ведь не слушала вступительную речь. Должна была. Она собиралась слушать все, что будут говорить преподаватели, быть примерной ученицей и продолжать зарабатывать одни сотки. Зачем прерывать эту традицию? Кира уже стала исключением, учась на высшие баллы три года подряд. Почему не стать тем единственным, редким случаем, которые зарабатывал сотки всю учебу?

Тем не менее она спросила:

– Как тебя зовут?

Парень протянул руку и, широко улыбаясь, сказал:

– Киса.

Кира фыркнула. Руку не пожала. Вместо этого двинулась вперед и наконец-то примкнула к толпе. Здесь не слушать торжественную речь было чуть менее совестно.

– А тебя как?

Обернувшись, Кира увидела, что парень встал за ней. Если он не соврал с именем, то он и правда Козерог. Но что-то было в его внешности, из-за чего Кира понимала: правду он говорит редко и нехотя.

– Псина, – сказала Кира.

И отвернулась. Попробовала услышать, о чем говорит преподаватель, но не преуспела. Киса воскликнул:

– Эй! Я тебе вообще-то честно сказал!

Смирившись с тем, что не сможет слушать преподавателей, пока находится в поле зрения Кисы, Кира схватила его за руку и отвела от толпы на несколько шагов. А потом заговорила грозным шепотом, надеясь, что ее не слышит никто, кроме него.

– Прекрати мне докучать! Я не собираюсь тут ни с кем дружбы водить, особенно с тобой! Или отстань от меня, или…

Кира запнулась, досадуя, что не смогла быстро выдумать, чем бы угрожать. Киса этим воспользовался:

– А то что?

Кира хотела просто уйти. Что она собиралась доказывать этому обормоту? Но теперь он схватил ее за руку и заговорил каким-то патетичным тоном:

– Понимаешь, мы встретились с тобой уже дважды… Один случайность, два совпадение, три закономерность. Боюсь, если мы встретимся еще раз, то придется нам стать друзьями на веки вечные.

– Мы же Козероги, – сказала Кира, кажется, в первый раз в жизни произнеся свой знак без удовольствия. – Мы точно еще встретимся, как минимум на общем занятии.

– Значит, давай не будем тянуть и станем друзьями на веки вечные уже сейчас.

Кира глянула на него, поджав губы. Она ничего не говорила, давая Кисе осознать, какую глупость он сказал. Киса что-то там понял, но по-своему. Он сказал:

– Дружбу скрепляют поцелуем.

Кира нервно хохотнула.

– Это уже какая-то дружба с привилегиями, – сказала она.

Киса нахмурился так, словно она его оскорбила.

– О! Брось! Я ничего такого не имел в виду. У меня и так подобных друзей достаточно!

Кира уже снова шла к толпе, но остановилась, чтобы невинным тоном поинтересоваться:

– Друзей?

– Подруг! – быстро исправился Киса.

Когда они снова стояли в строю, Киса еще раз попытал удачу:

– Так как тебя зовут?

Осознав, что не отделается от него, даже если будет пытаться весь учебный год, Кира шумно выдохнула и сказала:

– Кира.

Киса отшатнулся, как от пощечины.

– Какое дурацкое имя!

Округлив глаза, Кира медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, как на дурачка.

– Сказал человек с именем «Киса».

– Отличное имя!

– Ассоциации странные, – сказала Кира.

– Нормальные ассоциации… – помялся Киса, но тут же сменил защиту на нападение: – А с твоим именем какие ассоциации? А? Кира звучит как «кирка». Долбит и долбит, пока до алмазов не докопается… А, в целом, не далеко от истины. Ты же Козерог.

Кира не хотела продолжать этот бессмысленный диалог. Но испугалась, что Киса никогда не заткнется. Поэтому сказала:

– На тебя это тоже похоже. Только додолбался ты не до алмазов, а до моей головной боли.

– Все сходится, – сказал Киса, пожав плечами. – Я же тоже Козерог.

Качнув головой, Кира отвернулась. Голова у нее не болела – болело все тело. Ей не хотелось здесь торчать. Но она не стала сбегать, как некоторые студенты, которые выдержали лишь первые минуты вступительной речи. Кира хотела посмотреть на символы факультетов. Ей так не терпелось, что коленки тряслись.

Целых десять минут Киса молчал. Кира понадеялась, что на этом их дружба на веки вечные закончилась. Но ошиблась.

Кира разок обернулась, чтобы убедиться, что Киса не сбежал и не умер. Но все с ним было в порядке. Он стоял вразвалочку и скучающим взглядом следил за тем, что происходит на сцене. На Киру не смотрел. Но, когда она обернулась, заметил ее взгляд и довольно улыбнулся. Чтобы не сильно радовался, Кира бросила:

– Бабочку поправь, – и отвернулась.

Она сомневалась, что Киса послушается. Но как-то надо было оправдать то, что она на него посмотрела, ведь так?

Когда подул свежий ветерок, стало полегче. Кира даже на пару минут забыла, как щиплется ткань, особенно когда кожа влажная от пота, как болит грудь, то ли от неудовольствия, то ли реальной физической болью, и как ей не нравится стоять в толпе, где, к счастью, всем нет до нее дела. Всем, кроме Кисы.

– Это ректор, – шептал он ей на ухо. – Хуже него только его сын. Вон он, смотри…

Это началось, когда на середину помоста вышел высокий мужчина с волосами цвета плавленой меди. Его и рыжим не назовешь. Цвет казался таким благородным, что Кира не сразу сообразила, что он относится к Огню.

Мужчина что-то серьезно говорил, но Кира ни черта не слышала, потому что Киса бубнил ей на ухо:

– Ректор настолько ненавидит другие стихии и знаки, что даже женился не Льве. Прикинь? А ведь Лев со Львом не совместимы, ты знаешь… Меня постоянно мучит вопрос: как они уживаются? Нет! Больше всего меня мучит другой вопрос: как они зачали сына? Не удивительно, что он у них единственный ребенок. Вон, смотри, он тоже на помосте сейчас. Стоит. Довольный такой… Ты глянь…

Кира хотела бы оглохнуть на то ухо, которое оккупировал Киса. Но это была слишком большая жертва. Вместо этого она обернулась и зашипела:

– Во-первых, зачем ты мне это говоришь. Во-вторых, откуда ты все это знаешь. В-третьих, почему решил, что мне это интересно.

Столько вопросов за раз голова Кисы не выдерживала. Поэтому он ответил лишь на первый:

– Надо ввести тебя в курс дела. Ты же новенькая.

– Откуда ты знаешь? – почему-то удивилась Кира.

– Я здесь все про всех знаю, – Киса довольно улыбаясь. – А тебя не знал, следовательно, ты та самая…

Кира наступила ему на ногу. Она не любила, когда кто-то говорил о ней в ее же присутствие. Пусть даже с ней самой.

– Что они тебе сделали, что ты их так не любишь? – сказала она, кивнув не помост.

– Мне лично ничего, – сказал Киса. – Я, вообще, знаешь ли, добрый и всепрощающий… Ай! Да хватит уже наступать на меня!

– Ближе к делу, – сказала Кира, не извинившись.

Киса явно хотел съязвить, но это пошатнуло бы его репутацию «доброго и всепрощающего». Так что он просто продолжил:

– Они самые отъявленные стихисты, которых я знаю.

Кира нахмурилась. Такого слова она не слышала. Она не любила чего-то не знать, поэтому напряглась. Но тут Киса объяснил:

– Если что, «стихист» это я сам придумал. Только что. Эта типа расисты, но те, которые не по расе не уважают людей, а по стихиям. Поняла?

Улыбнувшись, Кира кивнула. Ладно, этот Киса не такой бестолковый, как казалось на первый, второй… на первые десять взглядов.

– И что же, – сказала она. – Академией заправляет стихист?

Киса закивал так яростно, что Кира удивилась, как это у него голова не отвалилась.

– Точнее стихисты. Ректор – преподавателями. А сын – студентами. Оба мерзкие, как…

– Ну он красив.

Опешив, Киса умолк. А Кира продолжила разглядывать сына ректора.

Его волосы были такого же благородного рыжего оттенка, как у его отца. А вот черты лица отличались – были не такими грубыми. Лоб и подбородок – уже, глаза и губы – больше. И нос не прямой, а вздернутый, словно у маленьких девочек. Но это ему шло.

– Красив? – воскликнул Киса, наконец-то ожив. – Я тебе скажу кто красив! Хорошо знаю этого человека! Каждое утро вижу его в зеркале!

Кира не обратила на него внимание. Даже со своего места она видела, какого яркого цвета изумрудные глаза сына ректора. Но, может, так лишь казалось из-за контраста с цветом волос.

– Эй, прекрати… – Киса толкнул ее локтем в бок. – Кира, перестань… Мне не приятно, когда в моем присутствии любуются кем-то, кто не я.

Кира послушно отвела взгляд и посмотрела на Кису, но лишь для того, чтобы спросить:

– Он тоже Львенок?

– Ну а как ты думаешь, если оба его родителя Львы?

Кира снова перевела взгляд на помост.

– А как зовут?

Киса побурчал что-то о том, что по обложке книгу не судят. Но все же сказал:

– Лео.

Кира поджала нос.

– Как банально.

– Это у них семейная традиция. И сын Лео, и папа, и дед, и… В общем-то, про деда не уверен. Я его никогда не встречал.

Киру немного пугала осведомленность Кисы. Впрочем, она еще ничего такого не спросила, что нельзя было узнать простым наблюдением.

Издалека Лео-сын, выглядел хорошо. Впрочем, Кира не сомневалась, вблизи он еще лучше. Пока она смотрела на него, Лео успел несколько раз склониться назад и что-то кому-то прошептать. Он сдавленно смеялся и переминался с ноги на ногу. Одет был в форму, как и все студенты.

Форма Огня состояла из темных брюк в обтяжку, и такой же темной водолазки. Одежда облепляла тела огненных, не пропуская между кожей и тканью ни одной молекулы воздуха. Кира понимала почему. Огонь – самая непредсказуемая стихия. Ему ничего не стоит обратиться против того, кто его вызвал. И потому летящая одежда – широкие рукава, как у водных, или пышные юбки, как у воздушных – сделают плохое дело, если не будут полностью подвластны хозяину. То есть если не будут идеально его облегать.

– И что же, он ненавидит Землю?

– Кира! Если бы ты меня слушала, а не смотрела на него, представляя, как он тебя… Короче, мы говорили об этом в начале разговора. Точнее моего монолога.

Кира кивнула, не отводя взгляд от Лео. Киса снова что-то побурчал насчет того, что внешность обманчива. Да Кира и не собиралась с ним спорить. Она прекрасно знала, как может не соответствовать внешность человека его характеру. Но разве нельзя иногда позволить себе вот так вот обмануться?

Потом отвести взгляд все же пришлось. Кто-то объявил о том, что вот-вот откроют символы факультетов. Во всех Академиях этот завершающий этап линейки означал начало учебного года.

Киру охватил трепет. Она стояла в задних рядах, как многие четверокурсники, но все же хорошо видела эти изваяния, которые, укутанные, едва ли чем-то отличались друг от друга.

Даже Киса присмирел. Смотрел на помост, чуть щурясь от солнца, которое уже поднялось достаточно, чтобы докучать. Тень от деревьев заканчивалась в паре метрах за спинами задних рядов. Солнце освещало всю толпу. Так что теперь многие студенты ставили козырьком ладони или закрывали глаза почти до щелочек.

Ректор сказал заключительное слово. Что-то про то, как он рад видеть всех учащихся – новеньких, и тех, кто из года в год посещает Центральную Академию. Киса фыркнул, но Кира этого не заметила – пялилась на изваяния.

Затем ректор отдал приказ открыть символы. Кто-то, наверное, из Воздуха, взмахнул рукой. Не касаясь покрывал, он заставил их слететь с символов.

В следующую секунду стало так тихо, что Кира слышала клекот своего сердца. Что-то не так. Очевидно – что-то не так. Только вот не разглядеть: солнце так слепит, что хочется, наоборот, смежить веки, а потом еще и накрыть их ладонью. Да и все молчат. Словно воды в рот набрали. Может, проказа кого-то водного?

А потом кто-то закричал. Вряд ли от страха – ничего жуткого не случилось. Кричали скорее от неожиданности.

Проморгавшись, Кира сумела наконец-то сфокусировать взгляд на символах факультетов. Ничего такого они из себя не представляли. Обычные статуэтки, разве что большие. Огонь – язык пламени, такой же яркий, с такими же неуловимыми очертаниями, но без тепла. Вода – волна натурального цвета, полупрозрачная, но затвердевшая. Воздух – завиток ветра, он казался неосязаемым, но все же твердо стоял на помосте, как и все остальные символы. Ну и Земля. Ее представлял резкий склон, цветом между мокрой грязью и светлым песком. То есть совершенно обычного земляного цвета. Он казался менее величественным, чем остальные символы.

Но, в отличии от них, не был измаран грязью.

Верно, именно это так поразило присутствующих, что началось что-то типа паники. Студенты громко переговаривались. Выражения их лиц со скучающих изменились, и теперь показывали полный спектр эмоций. Одни гневались, другие так удивлялись, что не могли ни слова сказать. А были и те, в основном коренастые с каштановыми волосами, кто довольно ухмылялся.

Никакого ущерба. Просто засохшая грязь покрывала рваными клочьями величественные изваяния, означающие Огонь, Воду и Воздух. На таком фоне Земля смотрелась чистенькой. А ведь грязь – это ее суть, как говорили некоторые.

Преподаватели, сперва замершие от удивления, как и студенты, теперь носились по кафедре. Некоторые спустились к студентам, чтобы угомонить их. Другие пытались оттереть грязь. Символ Земли обходили, словно боялись к нему прикоснуться. Уж кто виноват в этом всем, так явно не изваяние. Это дело рук человека. Причем не последней силы – преподаватели не справились с грязью сразу. Несколько водных полоскали символы, обволакивали их нежными волнами. С каждой секундой они все больше напоминали водоворот. Но отмыть грязь все же не получалось. Тот, кто измарал символы, явно не хотел, чтобы от грязи так быстро избавились. Словно он желал, чтобы присутствующие подольше смотрели, как уничижительно смотрятся стихии на фоне чистой Земли.

Никто не знал, какой цели он добивался. Но результат получился ощутимым. Народ переполошился. Только земляные были относительно спокойны. А вот кто не собирался молчать – так это огненные. Даже преподаватели впали в ярость, а те, которые находились на кафедре, встали рядом с ректором и о чем-то рьяно с ним переговаривались.

Кира просто смотрела вперед и не шевелилась. Ладони сжимали юбку, пальцы ног поджимались, словно чтобы сцепиться с землей. Кира видела, как ректор выкатил грудь, как строго, но спокойно отвечает на вопросы. Он держался хорошо, как для человека, которого прилюдно щелкнули по носу. Уж кому, как не ректору знать, что с символами сотворилась какая-то чертовщина. А все же Кира заметила, как бегал его взгляд, когда он молчал.

– Обалдеть, – сказал Киса. – Просто о-бал-де-е-еть.

Кира не спешила оборачиваться к нему. Она наблюдала за тем, как преподаватели справляются с грязью. У них почти получилось. Минута – и все символы будут сиять чистотой.

– И зачем кому-то это понадобилось?

Тут Кира не выдержала и все же глянула на Кису. Тот недоумевал. Затем, словно Киса задал свой вопрос во всеуслышанье, кто-то на помосте вышел на середину и закричал, махая руками:

– Грядут перемены! Услышьте меня! Это начало новой эпохи!

Это был низенький дедуля в светло-голубом костюмчике, который так ему не шел, что уже как будто и неплохо смотрелся. Если бы не его слова, то Кире он показался бы смешным. Но сейчас, глядя на него, она поджимала нос, словно у пафоса его слов был запах, и он очень Кире не нравился.

Киса хохотнул и, прежде чем Кира обернулась, сказал:

– Это Душный.

– В смысле, воз-душный?

Киса снова усмехнулся и продолжил:

– Не-не-не! Это я ему такую кличку дал. И теперь вся Академия его так называет. Преподаватель. Воздух. Он смешной, но не на экзаменах. На экзаменах вообще мало смешных преподавателей.

Пока Киса говорил, пара других преподавателей, схватили Душного под локти и повели с помоста. Тот брыкался, и еще пару раз успел повторить, что «грядут перемены!» Слышно его было замечательно – словно не существовало воздуха между его ртом и ушами Киры.

– Откуда ты знаешь, какой он преподаватель? – сказала он.

– Он у нас был на Взаимодействие стихий. И на четвертом курсе будет.

Кира кивнула. Хотела спросить, как проходят эти занятия. В Академии Земли Взаимодействие стихий было унылым, потому что часто не хватало смежных преподавателей. Они не задерживались в земляной части – если ты не Земля, то стремишься покинуть эту область.

Но тут вниманием завладел кто-то другой. Его тягучий голос, хоть и не усиливался магией, зазвучал словно у Киры в голове. Она резко обернулась, так что волосы взвились и улеглись на плече.

– Ой, ну начинается… – протянул Киса.

А с помоста донеслось:

– Кто бы это ни был! Знай, что ты понесешь наказание! Просто так это тебе с рук не сойдет! Мы отыщем тебя и, клянусь, ты пожалеешь о содеянном!

Лео продолжал говорить что-то о справедливости и наказание, которое обязательно настигнет того, кто в этом виновен. Кира подумала, что преступление как будто не такое страшное, чтобы так громогласно, да еще во всеуслышанье грозиться расправиться с тем, кто за ним стоит.

– Что-то он размяукался, – сказал Киса. – Как будто это его в грязь сунули.

Он тоже наблюдал за Лео, словно забыл, как осуждал Киру за подобное. За ним на помосте стояли еще несколько рыжих студентов. Кира не видела их во время линейки. Наверное, они стояли за помостом, и именно с ними Лео то и дело шушукался.

– Оскорбился, – тихо сказала она.

Киса ненадолго задумался, а потом сказал:

– Походу. Уж что оскорбит Огонь, так это если Земля хоть в чем-то станет его превосходить.

Поджав губы, Кира кивнула. Первое, что она назубок выучила в Центральной Академии, так это то, что Огонь здесь господин.

Еще несколько секунд она вглядывалась в Лео, и за мгновение до того, как отвернуться, Кира почувствовала, что их взгляды пересеклись. Может, просто показалось. Потому что, когда Кира тут же снова посмотрела на Лео, тот уже развернулся к ней спиной и шагал к спуску с помоста.

Глава 2

Неизвестная

Едва ли есть более приятное чувство, чем осознание того, что твоя шалость удалась. Получать результат кропотливых, иногда опасных действий – вот что приносит истинное удовольствие.

Только я не была уверена, что моя затея удастся. Мне было страшно. Да, прямо до дрожащих коленок. Я-то думала, что уже ничего не боюсь. Но вдруг бы меня засекли?.. Люди – вот чего я еще немного боялась. Впрочем, этот страх был таким не рациональным, что я не обращала на него внимание.

Я поднырнула под помост, и из промозглости раннего утра перешла в подвальную сырость. Здесь было не уютно – не хотелось надолго задерживаться. Я и не собиралась. Сделаю дело – и свалю. Главное, чтобы меня никто не отвлекал.

Отчего-то мне казалось, что символы факультетов – это что-то едва ли не священное. А не обычная материя, которую можно коснуться, поломать, испачкать.

Они не завизжали сигнализацией, когда я сдернула покрывала. И не пошатнулись, когда я пнула ближайший – лепесток пламени. Даже просто видеть символ Огня было пыткой. Жалкие выскочки. В Академии это чувствовалось сильнее, чем где-либо. Спрашивается, чем их стихия лучше? Она всегда считалась самой опасной. Ее сложнее контролировать. Так что хорошего?

Марать их символ было приятнее всего. Чуть склонив голову, я медленно проводила ладонью по застывшему пламени, и вслед за рукой на нем появлялась полоса грязи. Огонь оказался неожиданно прохладным. Хотя что удивляться – это ведь не настоящее пламя.

Грязь застывала не мгновенно, поэтому успевала чуть потечь, ложась узором, который, кажется, был мил лишь мне одной. Застывшую грязь убрать было трудно. Просто соскоблить или смыть водой вообще невозможно. Преподавателям придется постараться, чтобы справиться с моими чарами. Я разузнала, как сделать их достаточно прочными, чтобы все, кто увидят грязь на символах своего факультета, смотрели на нее как можно больше. Они недооценят меня. Сперва попробуют просто смыть водой. Но потом справятся. Это ничего. Мне нужно лишь устроить представление.

Зачем нужно? Просто очень хочется, чтобы все увидели: Земля чище других стихий. Как бы странно это ни звучало. Пусть готовятся к тому, что теперь так будет всегда. В этом году Академии переживет переворот. Ей предстоит побороться с врагом и проиграть ему.

Кое-кому Неизвестному.

Я уже заканчивала марать Воздух, когда услышала, как к помосту кто-то приблизился. Я так увлеклась мыслями о своих планах на этот учебный год, что не слышала ничего, кроме шороха ладоней и вытекающей из них грязи.

Если меня засекут, то увидят, что я затеяла. И выпрут. Наверняка сразу из Академии. Попасться – значит поставить крест на всех своих стремлениях. Такое мне хуже смерти.

Только вот прятаться было негде. Символы фигуристые – за ними меня будет видно. Да и сомневаюсь, что тот, кто меня настигает, не станет их обходить. К тому же пространство за помостом вытянутое. И открытое. Здесь не за чем спрятаться. А выскакивать и просто убегать поздно. Я слышала шаги прямо за деревянной стенкой.

Сердце колотилось уже где-то в горле. Я успела накинуть покрывала, но не успела найти, где спрятаться. Мгновение – и он… нет, они, поднырнут под помост и увидят меня. Мне ничего больше не оставалось.

За миг до того, как они меня заметили, я рассыпалась.

– Тут есть кто?

Голос был незнакомым. Но я видела форму, так что знала – это студенты, и они из Огня.

– Вряд ли… – сказал другой голос.

Я могла их видеть, но как бы издалека. Слышала хорошо. И даже чувствовала – особенно сильно, когда ноги одного из них ступили на песок, рассыпанный по земле.

Обращаться в свою стихию – самое сложное, чему учат в Академии. Этот курс проходится в восьмом семестре, то есть последнем семестре последнего курса. Это настолько тонкое искусство, что даже после выпуска не все им владеют.

А вот я владею. Научилась заранее, ведь знала, как это может пригодиться. Вот, например, как сейчас.

Теперь я стихия, я одно из ее воплощений. Песок. Я покрыла землю таким тонким слоем, что никто не догадается, что кто-то здесь рассыпался. Эти оболтусы уж точно не допрут.

– Обязательно торчать здесь всю линейку?

– Хочешь – можешь стоять на стадионе. Солнышко сегодня обещали яркое.

– Не думаю, что твой папа обрадуется, когда обнаружит нас здесь.

– Поверь мне, ему насрать. А так хоть мне весело будет там болтаться.

Последнее сказал некто, кто, видно, считался в этой компании за главного. Высокий и ладный он опирался на стену помоста и прикуривал от собственного пальца, на котором плясал огонек, который зажегся сам собой, и сам собой потух, когда парень выпустил струйку дыма.

Но не это было в нем примечательно. Его волосы. Такого цвета я еще не встречала. Медь с золотым отливом. Самый приятный рыжий оттенок, который я когда-либо встречала. Остальные в его компании тоже были рыжими. Но их волосы не сочились таким благородством, как его. Эти ребята были посредственны, а он выделялся. Красота в глазах смотрящего – но мне было все равно на всех них. Так что моя оценка максимально объективная.

Всего их было пять человек: две девчонки и три парня. Они болтали о пустяках и, кажется, никуда не спешили.

Черт.

Силы были на исходе. Кроме чуда, обращение в стихию, было еще и крайне энергозатратным занятием. Моим пределом пробыть ею было десять минут. Сейчас прошло три, а я уже чувствовала, как песчинки магнитятся друг к другу, желая поскорее соединиться в мое тело.

– Грустно, что это последний год, – сказала одна девчонка. – Я бы еще поучилась.

Она и так была тощей, а в темной форме выглядела тросточкой, на которую опираются, чтобы не упасть.

– Тьфу! – воскликнул другой парень, плечистый, словно был Землей. – Я бы с удовольствием никогда больше сюда не явился.

– Я думала, тебе здесь нравится.

– Мне и правда многое здесь нравится. Но «учиться» в этот список не входит.

– А что входит?

– Ты!

Дальше пошли ожидаемые звуки. Смех и лобзание.

Жаль в этом воплощении я не могла отворачиваться. С радостью сделала бы это, чтобы не видеть, как эти двое, противоположные по строению, набросились друг на друга, словно не виделись все каникулы. Хотя, откуда мне знать, может, и правда не виделись.

– А ты?

Другая девчонка обратилась к тому, кого я определила здесь главным.

– Что я?

Он словно только зашел сюда. Не следил за разговором, и пялился в пол невидящим взглядом. Сигарета истлела на треть, а он ее не струшивал. Но когда девчонка обратилась к нему, все же сделал это.

– Тебе нравится в Академии?

– Разумеется.

Прозвучало без выражения, так что она продолжила допытываться:

– А все-таки?

– Да все прекрасно.

– Я думала, тебе не нравится, потому что здесь ты под постоянным присмотром папы.

Парень наконец-то перестал изучать песок на земле и поднял на нее обескураженный взгляд.

– Кто тебе такой бред сказал?

Девушка повела плечом.

– Папа мой лучший друг, – сказал парень.

– Не очень солидное заявление для того, кому двадцать один!

Это отозвался крупный. Он хохотнул и отвернулся, не дожидаясь ответа.

– Просто мне показалось, что ты напряжен…

Девушка коснулась его плеча. Уж не знаю, что она хотела – просто поддержать его этим жестом, или приобнять, или начал массировать его плечи, или вообще притянуть к себе. В любом случае, ничего это не произошло. Парень отмахнулся и, оттолкнувшись от стены, прошел к месту, где песка было больше всего, так что его слой был заметен.

– Дело не в том, – сказал он, хотя девушка уже не ждала ответ. – Просто у меня такое ощущение…

Он резко шаркнул ногой по песку, что было мне равно, как получить той же ногой в грудь. Будь я в форме человека, то из меня выбило дыхание, и, наверное, я бы на миг ослепла. А в таком воплощении после урона тело желает скорее вернуться в начальное. Поэтому вместе с «ударом» песок зашевелился, соединяясь в бархан.

– … словно мы тут не одни.

Он бы заметил это, он бы пинал меня, пока я не соберусь в тело, ослабленное такой мощной магией. Но тут же он развернулся, когда услышал:

– Какого хрена вы все тут делаете? Только не говорите, что хотели помочь с возведением символов.

Пришел кто-то еще. Наверное, преподаватель. Может, сам ректор. Я плохо видела, картинка расплывалась, и я не фокусировала ее, концентрируясь на том, чтобы не собраться прямо у них на глазах.

Последовал какой-то бубнеж, потом шаги. Все поспешили на выход и в мгновение, когда последний вынырнул из-под помоста, песок словно сдуло к противоположному краю помоста. Я вытекла и собралась у его внешней стены. Уже там, обернувшись в истинное тело, я недолго просидела, глотая воздух. Почувствовав, что снова могу двигаться, я опустила голову и пошире распахнула рубашку на груди. Там расплылся уродливый синяк.

Я с остервенением застегнула все пуговички до самой верхней и затянула бабочку. Злость придала сил и я, вскочив, понеслась к корпусу вдоль посадки так, чтоб меня не заметили.

Что же, рыжий, считай, ты бросил мне вызов.

***

Через полторы недели о происшествии с символами уже забыли. Ну или умышленно об этом не говорили, чтобы не расстраиваться. По крайней мере сколько бы я ни вслушивалась в чужие разговоры, там ни слова не было о том, что случилось на линейке.

Даже как-то обидно.

Я так постаралась. Едва не подохла там, обессиленная. Хотя если бы какая-то там грязь переполошила Академию, мне было бы совсем не интересно проворачивать свой план. Слишком слабый противник – неинтересный противник.

За последнее время я так много думала, что моя голова потяжелела. Может, дело было лишь в усталости – не знаю. Но сейчас, на последней сегодня паре по преобразованию объектов, я удерживала себя в реальном мире лишь усилием воли. Подперла щеку кулаком и, ничего не видя, пялилась на доску.

Предмет был скучным, преподаватель скучным т почти все мои одногруппники – скучными. Преобразование было стихийным занятием, как и большинство других предметов. То есть на нем присутствовали все студенты Земли четвертого курса. Итого тридцать человек. Собрались как-то десять Тельцов, десять Дев, десять Козерогов и стали спорить, кто из них упрямее… Звучит как начало плохого анекдота. Им мое положение и было. Я знала все, о чем рассказывали, поэтому не стушевалась, когда преподаватель обратился ко мне.

– Уважаемая! – воскликнул он. – Как спится?

Надо было зевать не так широко. Ну или хотя бы прикрывать рот.

Прежде, чем ответить, я поморгала, возвращая зрению фокус. А потом осознала, что вопрос риторический. Перехватив мой взгляд, преподаватель сказал:

– Как вас зовут?

Я назвалась.

– Вы слушали, что я рассказывал? Это базовые знания, необходимые для дальнейшего обучения.

Я кивала на каждое слово. Но препод явно не верил, что я соглашаюсь с ним, поэтому сказал:

– Может, покажите мне тогда на практике, так сказать, что я только что объяснил?

Ну да, он был прав – я ни черта не слушала. Первые полчаса по-честному пыталась. Но потом это теплое солнышко, эти убаюкивающие шепотки с передних рядов и монотонный голос преподавателя… О, каждый, кто не спал вчера полночи, расклеился б на моем месте!

Но выдавать оплошность я не собиралась. Сама соображу, что надо. «Тупая» – последнее слово, каким меня можно описать.

Я уставилась на преподавательский стол и чуть нахмурилась. Типа думаю над тем, как «показать на практике то, что он объяснил».

На столе в горшке росла высокая роза. Живая. Судя по тому, что предмет называется «преобразование объектов», мне нужно ее во что-то преобразовать. Наверняка в стихию. Было что-то об этом в тех первых получасах лекции, которые я еще слушала.

С живыми объектами обращаться труднее, чем с неживыми. Но я не то, что с растением – я с самой собой справлялась. Так что уже через несколько секунд моего чересчур напряженного взгляда вместо розы в горшке поверх обычной земли был песок.

Преподаватель сперва даже не понял, как что-то произошло. Лишь когда я, сдерживая улыбку, кивнула на горшок. Он повернулся, и его брови подлетели в кромке волос. Вглядываясь в не-розу, он сказал:

– Камней было бы достаточно.

Я усмехнулась. Чем больше предмет – тем легче с ним обращаться. До некого предела. Например, песок, капля, искра и вздох требуют большего сосредоточия и мастерства, чем камень, лужа, костер или вихрь. Но с горой, морем, пожаром и ураганом обращаться еще труднее, чем с мельчайшей частичкой стихии. Даже мне.

Вообще-то я поклялась себе не показывать другим, как много я на самом деле знаю. Это вызовет вопросы, и, что хуже – лишнее внимание. Одни, думая, что я очень умная, будут просить списать домашку. Другие объявят конкуренткой. Третьи просто почувствуют во мне главную и начнут утомлять. Нет, всего этого мне не надо.

Поэтому я не ответила на похвалу, словно преподаватель не мне ее сказал. Откинулась на спинку стула, желая до конца занятия больше ничем не выделяться. Сложив руки на груди, я уставилась в окно.

За время, что прошло с начала учебы, я ни на йоту не приблизилась к своей цели. Я здесь для того, чтобы восстановить репутацию Земли. Здорово было бы перевоспитать весь мир. И хотя я думала, что, в целом, мне это под силу – просто понадобится много времени и сил, очень много времени и сил – начать я решила с Академии. Это ограниченное пространство, где исправить несправедливость за год вполне возможно.

Особенно если я буду что-то делать, а не ковырять в носу, как эти полторы недели.

В общем-то, я осваивалась. Заново привыкала к расписанию. Оно здесь довольно жесткое. Занятия почти весь день. Но бывают, как сегодня, расслабленные дни, когда из пяти – занято всего две первые пары.

А еще я и правда много думала. У меня уже был некий план того, как я хочу организовать свой бунт. Но четкого расписания действий я пока не составила.

Я понимала: невозможно восстанавливать справедливость в месте, которым «правит» кто-то, у кого понятие справедливости не совпадает с моим. Поэтому первым делом – ну или как получится – я хотела добраться до ректора. Сделать это можно было многими способами. Но я предпочла самый приятный.

Осталось лишь решиться на него. Собраться с силами и принять то, что у меня ничего не получится. Только проиграв в голове худший вариант развития событий, прочувствовав, какими последствиями он обернется, только так можно обрести безразличие, из которого родится смелость, необходимая для моей проказы.

Вот этим я и занималась остаток занятия. Конечно, не приятно думать о том, что тебе может что-то неудаться. Но зато если у меня и правда не получится, я не буду так сильно расстраиваться. Честно – я чувствовала, что сегодня это пригодится. Негативный настрой? Отнюдь. Просто знаки Земли никогда не отличались развитыми коммуникативными навыками. Договариваться – это не про нас. Мы привыкли все делать самостоятельно.

Конец занятия ознаменовал удар гонга, усиленный кем-то из Воздуха так, чтобы звуковые волны хорошо слышались во всех уголках Академии. Я ожидала его, но все равно вздрогнула. Вещи собирать мне не надо было – я их не раскладывала. Так что, подхватив сумку, я понеслась к выходу, сделав вид, что не услышала, как преподаватель меня окликает. Что-то мне подсказывало: он хочет спросить, где я научилась обращаться с песком. Он удивится, и не поверит мне, если я скажу, что самоучка. А раз так, зачем вообще этот диалог разыгрывать?

Я быстро мчала до жилого корпуса, надеясь, что не опоздаю. Не хотелось являться взвинченной. Пусть лучше думает, что я долго ждала его и успела так отдохнуть, что уже замаялась. Да, пусть решит, что я дожидаюсь его с самого утра. Это потешит его эго. Вот уж хороший способ борьбы со Львами – это льстить им так, чтобы голова шла кругом.

По крайней мере мне так казалось. Не учла я того, что даже приятные слова такими не окажутся, если их скажет кто-то, кто человеку изначально не нравится.

Впрочем, попытка не пытка. Я редко когда видела Лео самого по себе. Вечно с ним крутилась эта мерзкая компашка. Я уже всех выучила. Девчонки Стрельцы, крупный парень – Овен, второй, который при мне ни слова не произнес – Лев. Ну и Лео, тоже Лев. Они все меня раздражали, но Лео – чуть меньше остальных. К тому же я понимала, что он будет мне полезен. Подружиться… «подружиться» с ним мне просто необходимо.

Зная, что быстро это не получится, именно с него я и решила начать. Поэтому я высчитала то редкое время, когда Лео будет один. Перемена перед последней парой вторника, физкультурой. Он вернется в комнату переодеваться. И никого с ним не будет, потому что Лео живет один в отличии от остальных студентов.

Выяснилось это простым наблюдением. На каждом этаже в торце коридора находилось техническое помещение. На первом, втором, третьем, но не на четвертом, предназначенном для четвертого курса. Тогда мне стало интересно, что же там находится. По занавескам на окне я поняла, что помещение жилое. А по тому, что туда заходил Лео, и никогда никто больше, подтвердилось мое предположение. М-да, несправедливость в Академии проявлялась даже в этом. Сынку ректора – хоромы. Остальным тесниться с соседями.

Впрочем, вряд ли комната Лео больше остальных. Скорее даже меньше. Но суть остается – он живет один. Я о таком могла лишь мечтать.

В такое время в корпусе было тихо и пустынно. Кое-где хлопали двери и слышались голоса. Но не в том пролете коридора, где находилась я. Даже преодолевая лестницу, я никого не встретила. Все были на занятиях и потому никто не станет свидетелем моего позора. А, может, удачи – кто знает?

Добравшись до торца коридора, я встала у двери без номера. Подергала за ручку – заперто. Значит, он еще не пришел, значит, я успела.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы успокоить дыхание, я привалилась к стене, взяв сумку обеими руками. Впрочем, опиралась я совсем недолго. Почти сразу съехала по стене, сев на пол. Еще немного времени прошло перед тем, как я начала засыпать, прямо как на минувшем занятие. Здесь, как и в аудитории, приятно грело сентябрьское солнышко и слышался отдаленный гул голосов.

Поэтому хорошо, что шаги Лео были твердыми, уверенными, и я услышала их до того, как он свернул в коридор. Только вскочить я не успела. Распахнула глаза, потерла их, прислушалась. А когда сам Лео вышел ко мне, убедилась, что выучила звук его шагов. Я как настоящий сталкер. Призадуматься – так это жутко. Особенно если учесть, что он даже не знает моего имени.

Я осматривала его, отнюдь не стесняясь. Взлохмаченные легким ветром волосы, капельки пота на шее от того, что форма была плотновата для раннего сентября. Дышал он ровно, хотя только что взобрался на четвертый этаж. Я от такого едва не умирала, хотя за время, что провела здесь, стала понемногу приспосабливаться. А для Лео – это было видно по твердости его тела и расслабленному лицу – совершенно не составляло труда.

Он шел к двери, не замечая меня. Кажется, демонстративно. Лишь когда я искусственно прокашлялась, он обернулся. Прищурился, словно для такой букашки, как я, нужно хорошенько напрячь зрение. А потом спросил:

– Что-то не так, Земля?

Я поднялась. Выше него не стала, хотя это сейчас было бы очень в тему. Обращаться по стихии – как же это по-дурацки! Меня покоробило, но я не выдала этого даже взглядом.

– Все так.

Он кивнул с поджатыми губами и шагнул вправо. Хотел обойти меня, чтобы попасть в комнату. Но тогда я шагнула влево, и мы снова стояли лицом к лицу. Затем он шагнул влево, а я вправо. Он повторился, и я тоже.

– Что ты от меня хочешь? – наконец не выдержал Лео.

– Поговорить, – сказала я с легкой улыбкой, стараясь большую часть времени смотреть не на глаза, а на его губы.

– О чем же?

– Да просто о чем-нибудь, – начала я бесхитростным тоном. – Главное, что с тобой. Надоело просто смотреть издалека. Захотелось познакомиться, раз уж ты этого не делаешь первым.

От этих слов во рту стало мерзко. Как закончим – пойду мыть рот с мылом. Но пока что я держалась молодцом. Мой взгляд наверняка был мечтательным, и я переминалась с ноги на ногу, и сжимала ручку сумку, и постоянно опускала взгляд, словно смущалась.

А вот Лео от моих слов явно мерзко не было. Ему было смешно. А это еще хуже, чем если бы ему стало мерзко.

Усмехнувшись, он сказал:

– Я и не собирался. Встречаться с Землей не в моем стиле.

– О! – воскликнула я, возведя руки к потолку, так что сумка съехала, шлепнув меня по бедру, и теперь висела на локте. – Никто и не предлагает тебе встречаться.

– А что же ты предлагаешь?

Лео веселился… нет – он насмехался. Терпеть это было все невыносимее. Если это не закончится через минуту, я плюну ему в лицо. Или ударю. Или коленкой заряжу куда достану. Или насыплю земли за шиворот. Вот уж я бы посмотрела, как он будет доставать ее из своей водолазочки.

– Не догадался еще? – я вскинула брови. – Вроде большой уже мальчик.

Теперь я опустилась взглядом ниже, но всего-то ему на грудь. Когда снова его подняла, смутилась, наверное, как сам Лео.

Хотя доселе я довольно уверенно представляла, как он меня раздевает, как обнаруживает синяк на груди, который сам мне оставил, как спрашивает, откуда он у меня, а я лишь хитро улыбаюсь в ответ.

Или это не румянец смущения? Не думаю, что Лео вообще возможно смутить. Да и все огненные известны своим природным румянцем. Просто такова суть их кожи, как у воздушных – бледность, у земляных – смуглость, а у водных – зелень или синева.

Правда, чем больше я смотрела на него, а он – на меня, тем ярче становился румянец у нас обоих. Я так вообще пылала. Что за хрень я устроила? Откуда во мне такая самоуверенность? Я же не Овен, в конце концов!

Лео качнул головой, глядя на меня как-то… о нет, неужели это жалость? Я бы сквозь землю провалилась. О, я могла – это мне по силам. Но сдаваться… Нет, это не в моем стиле.

Тогда я пошла ва-банк. Сразу знала, что затея дурная. Но что-то меня заставило это сделать. Может, взгляд, каким он скользил по мне. Может, выражение лица, из-за которого я подумала, что он сожалеет о своей холодности. Может, мозг закаменел, так что я не могла размышлять над разумностью своих действий. Но, наверное, просто захотелось.

Я подалась к нему и обвила рукой его шею, крепко, чтобы не сбежал. Он хотел. Дернулся, но я его уже целовала. Ответа не было, но Лео и не отстранялся. Окаменел от шока – так что мне показалось, что это я его силами пригвоздила к земле. На это я тоже способна.

Я так вдавливала пальцы в его кожу, что чувствовала первый позвонок. Его губы оказались такими же горячими, как я и думала. Обжигавшись, я хотела отстраниться, но что-то заставляло меня продолжать касаться их своими губами. Уж точно не сам Лео.

Отстранилась я, лишь когда мне показалось, что он умер, а продолжает стоять, просто потому что забыл свалиться на пол. На миг испугалась, что он перешел в мир иной, хоть и чувствовала его дыхание на лице. Но нет. Вот он живой – я видела, как вздымается от дыхания его грудь. А разве мертвые дышат?

Сердце билось гулко, и у меня, кажется, тряслись коленки. Я сама не понимала, что чувствовала: не восторг, не страх, и уж точно не возбуждение. Ощущение было такое, словно я сделала что-то очень-очень плохое – своровала редкую драгоценность или даже убила кого-то. Но в то же время я была уверена, что поступила правильно. Совсем не долго, но все же эта мысль была в моей голове.

Целую секунду он смотрел на меня, и я все не понимала, что значит этот взгляд. Он, конечно, ошалел. Да так, что у него, всегда такого бравого, отнялся язык. Вот уж что удивительно. И кто его до такого довел? Какая-то там Земля. От этой мысли я улыбнулась.

Оказалось, что зря. Улыбка плохо на него подействовала. Взгляд вспыхнул, как будто Лео разозлился. Потом мне показалось, что он меня ударит, и в испуге я отступила на шаг. Странно, что я так подумала. Он не поднимал рук – вместо этого, как и я, шагнул назад.

Я видела: он хочет что-то сказать. Но тут Лео развернулся и наконец-то добрался до своей комнаты.

Все еще не совсем осознавая происходящее, я подобрала сумку, которая, оказывается, выпала из моих рук. Я не слышала, как она стукнулась о пол, а лишь почувствовала, как что-то путается под ногами.

С каждым мгновение сознание становилось все яснее. Развернуться и бежать – вот какая мысль проступила первой.

Но вдруг щелкнул замок, распознав ладонь хозяина на дверной ручке. В одно мгновение я вскинула голову, а Лео обернулся. Секунда – и он задал мой нелюбимый вопрос:

– Как тебя зовут?

Теперь пришла моя очередь поджимать губы и качать головой. Он ждал, и я сказала:

– Для тебя я останусь неизвестной.

И чтобы не портить такое красивое мгновение, я развернулась и бросилась по коридору. Сумка, которую я повесила на плечо, лупила по бедру. Я разочек споткнулась – о что вообще можно споткнуться на ровном полу? – но выстояла и невредимой добралась до поворота.

Потом замедлилась, чтобы подышать. Дыхание еще не восстановилось после поцелуя, а я сразу на марафон пошла. Правда, боясь, что Лео услышит, как я тяжело дышу, я не остановилась совсем. Быстро добралась до своей комнаты и захлопнула дверь. Потом прислонилась к ней, отбросив сумку.

И с чего я взяла, что у меня получится вот так просто, с первого раза? Так искушенный тип, как Лео, просто не мог соблазниться моим кривым подкатом. Катастрофа! Да я никогда в этом не преуспевала! Почему решила, что с этим выскочкой у меня получится?

Нет, все-таки «тупая» это иногда и про меня.

Глава 3

Кира

В мире было очень мало вещей, которые Кира любила больше одиночества. Например, черный кофе натощак в одиночестве. Хотя такой завтрак почти не содержал калорий, Кире хватало его до обеда. И это несмотря на то, что здесь, в Академии, обед был поздним.

К сожалению, самого желанного компонента этого завтрака – одиночества – Кира уже давно не пробовала. Выносить еду за пределы столовой запрещалось. Хотя многие студенты не соблюдали такое правило, Кира не хотела лишний раз привлекать к себе внимание. Поэтому каждое утро сидела в переполненной столовой.

Часто к гаму, звону посуды, и топоту сотен ног примешивалась тревога, с какой Кира боялась опоздать на первую пару. Но сегодня, в погожее утро конца сентября, Кира никуда не спешила. Пятница была замечательным днем не только потому, что ознаменовывала выходные, но и потому, что лишь в этот день не было первой пары.

С мыслями о том, что ближайшие полтора часа можно никуда не торопиться, Кира пила кофе так долго, что он остыл. Она даже хотела подняться, чтобы взять еще одну порцию. Но тут за продолговатый стол, где Кира сидела сама, потому что больше никто не хотел есть на проходе, сел Киса. В его руках был огромный поднос, доверху заполненный жаренным мясом.

– Бодрого утречка! – сказал он.

Кира лишь кивнула. Знала, что разговор в любом случае завяжется, поэтому не смела начинать его раньше времени.

Однако, Киса не стал больше говорить. Набросился на еду, как кот, которого хозяева на неделю бросили. Наблюдая за ним, Кира сделала что-то совершенно необычайное – заговорила первой.

– Это все тебе?

Киса оторвался от еды и прищурился.

– Сказала бы, я бы и тебе взял… Одним кофе сыт не будешь.

– Это второй, – сказала Кира, как будто не поняла, что Киса имеет в виду.

Тот фыркнул и, отпив из стакана, вернулся к мясу. Смотреть на него во время еды было противно, но Кира поймала себя на том, что улыбается.

– Ты пьешь молоко и ешь мясо?

Киса поднял взгляд и, убедившись, что это вопрос, сказал:

– А я что, виноват, что это самая вкусная еда?

Кира и не спросила бы ничего, если бы хоть раз увидела на тарелке Кисы что-нибудь другое.

Он повадился садиться с ней каждое утро. Сперва Киру это злило. Потом раздражало. А сейчас она даже нервничала, если Киса долго не являлся на завтрак, и не выводил ее своим присутствием.

– Это не очень сбалансированно, – сказала Кира.

Она и сама питалась не очень-то правильно. Взять хотя бы завтрак. Вот и Киса оскорбился. Правда, про кофе Киры больше ничего не сказал. А начал объяснять:

– Что же несбалансированного? Мясо – это белок, правильно?.. Правильно. Молоко по большей части углеводы, правильно?.. Правильно. Ну а жиры есть в масле, на котором мясо жарилось! Улавливаешь?

Кира улавливала, и даже не стала с Кисой спорить. Она вроде понимала, что где-то в его логике есть ошибка, но так и не смогла ее найти. К тому же по нему казалось, что он не миску мяса ест с утра, а ложку йогурта. И это его самый сытный прием пищи за день.

– Как это? – спросила она.

Киса снова оторвался от тарелки и посмотрел на Киру с недоумением. Только сейчас Кира вспомнила, что Киса не следил за ходом ее мыслей хотя бы потому, что она их не произносила.

– Как жарится мясо? Ну, смотри, берется барашек…

– Нет, – сказала Кира, даже не вспомнив улыбнуться. – Как так получается, что ты ешь, как слон, а выглядишь, как…

Кире очень не хотелось делать Кисе комплименты. Его самооценка и без того была так высоко в поднебесье, что ее не достали бы даже воздушные. Но Киса и так догадался, о чем Кира подумала. Он хмыкнул, отложил вилку и, утерев губы ладонью, спросил:

– Как есть и не толстеть, если ты Земля?

Кира кивнула. Постаралась сделать это словно бы нехотя. Как будто ей вообще нет дела до своего веса. Но реальность была такова, что, сколько не голодай, если ты Земля, «стройным» тебя никогда не опишут.

– Все очень просто, – сказал Киса. – Нужно, чтобы твоя мама была Весами.

– Что?! – воскликнула Кира.

Даже кружку с кофе перевернула. Благо, та была уже пустая. Кира со стуком поставила ее донышком на стол. А когда подняла взгляд, увидела, что Киса все это время пил молоко, и смотрел на нее, чуть прищурившись.

Она видела, что тот знает, какой вопрос она хочет задать. Видела, что и ответ на него у Кисы есть. Однако, Кира ждала, думая, что либо сама сейчас все поймет, либо Киса не выдержит и первым заговорит. Но тот, кажется, задался целью выпить как можно меньший объем молока за как можно большее время. Поэтому первой не выдержала Кира.

– Если ты Козерог, – начала она. – Значит, кто-то из твоих родителей Козерог. Если мама Весы, значит, Козерог папа. Вопрос: как так, если эти знаки плохо совместимы?

Киса уже ерзал на стуле, и тут Кира осознала, откуда у него все эти замашки воздушных. Это было очевидно – но все же непонятно, пока в лоб не спросишь.

– Да к черту совместимость! – воскликнул Киса. – Я тебе скажу, как в паре определить совместимость! Надо посмотреть, смеется ли мама с папиных шуток! Вот тебе и совместимость! Такое больше любого гороскопа говорит!

Киса умолк резко, как и заговорил. Затем снова приложился к стакану с молоком, и теперь уже осушил его за два глотка. Он выглядел злым, но Кира понимала, что это он не из-за нее. Даже не из-за ее вопроса – тот был вполне естественным. Просто, кажется, Кису выводило, что все вечно сомневаются в истинности любви его мамы и папы.

У Киры семья была классической, как и у большинства ее знакомых в части Земли. Мама Козерог, папа Телец, и трое детей: старшая Кира, и младшие брат с сестрой, где один пошел в папу, а вторая – в маму. Так что услышать, что у кого-то ситуация иная, было как минимум интересно.

Кира откинулась на спинку стула, сложив руки на груди, и всмотрелась в Кису пристально, как некогда он смотрел на нее, ожидая вопрос. Она словно по-новому его изучала. Смотрела будто с бо́льшим уважением.

Отставив стакан, Киса словно почувствовал своим долгом сказать:

– Кстати, они развелись.

Прозвучало так печально, что Кира не смогла сдержать смех. Киса не оскорбился. Ему как будто и самому смешно было. Наверное, развелись его родители так давно, что это его уже не тревожило. Однако, словно для протокола, он сказал:

– Ничего смешного!

– Да я не с того, – сказала Кира, уже угомонившись. – Просто можно было догадаться: ты выглядишь, как человек, которому не хватает внимания.

Вот тут Киса уже оскорбился. Может, в шутку, как он делал абсолютно все. А, может, и в самом деле. Он расправил грудь, одновременно с этим натягивая жилетку, отчего та едва не лопнула. А потом заявил:

– Это ты о чем?

– Ну, ластишься ко всем, как бродячий кот.

Киса фыркнул – ну точно бродячий кот.

– Просто чтобы ты знала, – сказал он. – Я такой не со всеми… Только с девчонками.

Кира вскинула брови. Немного потомив ее тишиной, Киса собрал посуду на поднос, захватив даже чашку Киры, а потом сказал:

– Просто жил с папой. Мама ушла. Вот и тоскую по женскому вниманию.

Он говорил это так задорно, что иного ответа, кроме как смеха, Кира и не могла дать. Засмеявшись, она едва различила его последние слова:

– Все-таки она воздушная особа… Я бы даже сказал ветренная.

Затем Киса ушел, оставив Киру в одиночестве, которое было уже скорее тягостным, чем желанным. Он забрал смех – Кира прекратила заливаться, едва потеряла его спину в толпе людей, которая становилась все меньше. Вот-вот начиналась первая пара, и студенты спешили попасть на нее. Кто с тревогой – первокурсники. Кто нехотя – все еще первокурсники. Кто с показушным безразличием – те же первокурсники. Кто без особых эмоций – вот уже студенты со второго по последний курс.

Кире даже захотелось к ним примкнуть. Собственные занятия оказались скучными. Пожалуй, интересным было лишь взаимодействие стихий. Особенно с огнем. Но таких занятий было всего три в неделю. На остальные можно было и не приходить. Только Кира все равно старательно являлась на все, хотя мало четверокурсников отличались такой прилежностью. В особенности Киса. Но ему как-то удавалось становиться в зачетных работах на второе место после Киры. Она недоумевала – как у него это получалось? Все хотела спросить. Но никак не могла – Киса улепетывал прежде, чем эта мысль поселялась в голове Киры.

Решив, что раз спешить некуда, Кира поднялась, чтобы взять еще одну порцию кофе. Нанюхавшись жареного мяса с подноса Кисы, Кира почувствовала, как заурчал желудок. Нужно было перебить это мерзкое чувство. Только есть Кира не собиралась.

Людей стало совсем немного. Кира думала, что, когда она справится с кофе, в столовой уже никого не будет. Людей и правда стало меньше. Но это значило лишь то, что к оставшимся внимания будет больше.

– Земля! – услышала Кира.

Она уже закончила с кофе, и повернулась, чтобы вернуться к столу. Она надеялась, что это не к ней, но все же понимала, что ошибается. Надо было не обратить внимания. Козероги отличались терпением, но Кира постоянно про это забывала.

На раздаче слева от нее стояла компания рыжих. Незнакомые. Вообще, Кире все рыжие были на одно лицо. Но этих она точно раньше не встречала.

Один из парней кивнул ей и сказал:

– Это твой завтрак?

Оказалось, кивал он на кружку. Кира глянула на кофе, словно впервые его видела. Хотя в Академии кофе был вкусным, сейчас Кире захотелось выплеснуть его в рожу этого парня. Он пока ничего ей не сделал. Но Кира уже поняла этих огненных. Поднеси к ним спичку – и пожара не миновать.

Да, можно было не подносить спичку. Можно было вот на этом закончить. Но тут вмешался друг оценщика чужих завтраков:

– Да ладно тебе, не старайся! Все равно никогда не похудеешь.

Кира уговаривала себя, что ей нравится, как она выглядит, что ее тело красивое, по крайней мере по канонам Земли. Но как же досадно становилось, когда кто-то такой по природе поджарый говорил ей меньше есть.

Короче, тема была больной. Но Кира так и не сказала ни слова. Нет, не сдержалась. Просто разговоры никогда не были ее сильной стороной. Вот она решила и не прибегать к ним. К тому же вряд ли на этих оболтусов подействует воспитательная беседа.

Кира просто вскинула руку.

Песка в столовой было достаточно: грязи, которую занесли на ботинках, пыли, которая попала сама собой. Так что, когда Кира захотела, чтобы эти уроды перестали на нее смотреть, они больше не моглиэтого делать.

– Сука! – заорал один.

Его поднос с глухим стуком упал на пол – так быстро этот парень поднес руки к глазам, чтобы попытаться их вытереть.

– Нельзя! – заорал второй. – Нельзя использовать силу на других студентах!

Он тоже тер глаза, пытаясь очистить их от песка. Оба жмурились, растирая по лицу грязь и слезы, поэтому ни один, ни второй не заметили, как Кира ухмыляется.

– А то что? – спросила она, поднеся чашку ко рту.

Но кофе так и не глотнула. И не потому, что заметила, что и туда попал песок. А потому что на плечо легла горячая ладонь.

Сосредоточившись на пакости, Кира не заметила, что все время рядом с ней кто-то стоял. Почувствовав на плече эту тяжелую руку, Киру обуяло такой тревогой, что она услышала, как колотится сердце, хотя в столовой еще было шумно.

Она медленно развернулась. Потом так же медленно подняла голову. Встретившись со взглядом зеленых глаз, особенно ярких на контрасте с медными волосами, Кира сглотнула ком в горле.

– А то придется писать объяснительную, – ответил на вопрос Киры, который она уже и забыла, сам ректор Академии.

***

В кабинете ректора было очень жарко, но Киру все равно било крупной дрожью.

– Первая объяснительная, считайте, я вас просто пугаю.

Кира хотела сказать, что она и так боится его до ужаса без всяких объяснительных. Но сдержалась – продолжила в сотый раз выводить на обычном белом листке обычной черной ручкой, что она клянется больше никогда не использовать свою силу во вред, особенно в стенах Академии, особенно на других студентах.

– Вторая объяснительная идет как серьезное предупреждение.

Кира кивнула, не отрываясь от листка. От усердия она даже кончик языка высунула, но тут же спрятала его, вспомнив, как глупо выглядит.

– Третья – это последнее предупреждение.

Снова кивнув, Кира расчеркнула свою подпись и пододвинула свою объяснительную к ректору. Листок проехал по гладкому столу, заваленному стопками папок и бумаг. Забирая объяснительную Киры, ректор так резко схватился за нее, что задел какую-то другую бумажку. Кира глянула на нее, просто потому что та была такой ярко-белой, на фоне такого темного стола. Она ее не интересовал. Просто взгляд сам собой зацепился за заголовок, где было что-то про выборы.

Но вниманием Киры тут же снова завладел ректор. Он накрыл ту бумагу ладонью и задвинул ее за стопку документов. А затем, глядя прямо Кире в глаза, заговорил спокойным тоном, который, однако, сочился угрозой:

– А потом вы вылетаете из Академии.

Кира едва сдержалась, чтобы не спросить, почему это тогда Киса до сих пор числится в Академии. Он уж точно за четыре года безобразничал больше трех раз.

Но своих не сдают. Так что Кира прикусила язык, стараясь не рассмеяться, и даже не улыбнуться.

Ей и смешно-то не было. Она все еще дрожала. Просто нервная система истощилась за то время, что ректор вел ее в свой кабинет в тишине коридоров Академии, какая бывает лишь во время сонной первой пары в пятницу. Так что теперь Кире хотелось посмеяться. Пускай даже только с того, как солнечный зайчик прыгает по шевелюре ректора, окрашивая ее в светло-рыжий, почти оранжевый. Забывшись, ректор отмахивался от него, но зайчик не упрыгивал.

– Вы меня услышали?

Кира кивнула так резво, что хрустнула шея. Она скривилась. А ректор почему-то ухмыльнулся – верно, подумал, что это она его так испугалась.

– Я могу идти? – спросила Кира.

Собственный голос показался ей незнакомым – слишком высокий. Ей не нравилось, что, сама того не сознавая, она так перепугалась. Подумаешь, попалась на баловстве – с кем не бывает? А все же Кира чувствовала, как трясутся колени, хотя она сидела уже около получаса. Кира ненавидела свое тело за то, что оно так боится, хотя разум кричит, что ничего уж такого непоправимого не произошло. Да, Кира хотела вообще не попадаться. Но, одно дело сделать что-то воистину плохое и понести наказание, и другое – просто по-глупому оплошать.

– Вы меня услышали? – повторил ректор.

Кире захотелось его перекривить. Но язык не слушался. И правильно делал. Единственное, что он позволил сказать Кире, это:

– Да.

Теперь ректор кивнул и Кира поняла, что наконец-то свободна.

Поднявшись, Кире хотелось первым делом ударить ногой в пол. Причем злость клекотала не из-за ректора. Злилась Кира на саму себя. Тупая. Надо же было так подставиться!

Кира не успела подойти к выходу – лишь кулаки сжала, чтобы не разрыдаться прямо в кабинете ректора. Но тут дверь распахнулась. В кабинет дохнуло прохладой коридора, а вместе с тем резким, но приятным запахом пепла.

– Пап, я…

Из-за того, что Кира все это время смотрела на дверь, она сумела рассмотреть смену лица Лео с «радостного» на «потрясенное».

Кира, конечно, не подумала, что это она такая «потрясающая». Просто Лео не ожидал ее тут увидеть… Да и вообще она многовато на себя брала. Лео не думал о ней. Не ждал ее увидеть, и не не ждал ее увидеть. Удивился он лишь тому, что застал папу не в одиночестве.

Потупив взгляд, Кира прошла к двери. Отчего-то ужасно не хотелось ловить взгляд его прищуренных глаз. Могло показаться, что она смущена. Но это скорее был стыд.

– Да, Лео? – сказал ректор.

Но тот уже не обращал на него внимания. Просто Кира как раз миновала порог. Точнее очень хотела это сделать.

Лео до сих пор недоумевал, разглядывая ее, поэтому не пошевелился – так и стоял в проеме. Кира его не ждала. Ей было мало удовольствия стоять в этом кабинете, который походил на клетку, хоть и без решеток на окнах. Да и к тому же в этой клетке было слишком много львов.

Хотя нет, целую секунду она подождала. Ректор как раз успел спросить:

– Что ты хотел? Почему не на занятии?

А потом Кира, задержав дыхание, шагнула в проем. Не дышать приходилось не из-за того, что она втягивала живот. Просто, когда находишься в такой близости к сыну ректора прямо на его глазах, дышать становится тяжеловато.

Но Кире это ощущалось даже как-то приятно. В отличии от Лео. Тот замер, все так же продолжая глядеть на нее. Кира на мгновение разрешила себе подумать, что это все-таки она «потрясающая». Но потом опустила глаза, словно смутилась, и словно случайно провела ладонью по груди Лео. Может, Кире лишь хотелось, чтобы так было, но он тоже забыл дышать.

Нет, конечно, ей просто так хотелось – а желания и реальность редко когда совпадают.

В кабинете было тепло, в коридоре холодно, в дверном проеме – адски горячо. Кира хотела обернуться, просто чтобы убедиться, что Лео вспомнил, как пользоваться носом, и что ему не нужна помощь. Но сдержалась, чтобы не позориться еще больше. Может, она и вела себя сдержанно, но ее выдавал взгляд.

Еще на линейке первого сентября Кира захотела рассмотреть Лео поближе. И вот ее желание исполнилось – но уж слишком буквально. Она оказалась к нему так близко, что и забыла его рассматривать.

Только обожглась о горячую даже сквозь одежду кожу, и вдохнула дымный запах, думая, как же так хорошо может пахнуть кто-то такой плохой?

***

– Ну зачем так меня мучить?

Кира проследила за взглядом Кисы и уперлась прямо в задний разрез юбки-карандаша из коричневой шерсти. Даже преподавателей обязывали одеваться в цвет стихии. Впрочем, Кира была уверена: Киса так очарован не цветом юбки, а ее длиной. Да и не юбкой вовсе, а той, кто в нее нарядилась.

На самом деле Кире тоже нравилась Данаката – преподавательница, которая вела единственный интересный Кире предмет, взаимодействие стихий. Как и любая Дева, она была по-хорошему дотошной, и к преподаванию относилась как к смыслу своего существования. Делала это хорошо и как будто даже с любовью, какой вообще может быть достойно нечто неодушевленное, такое, как предмет в Академии. Да, Кира ее любила. Все Данакату любили. А Киса – больше всех, но у него эта любовь была особенной.

– Думаю, у нее в родословной есть кто-то из Воды… – говорил Киса.

Он едва не лежал на парте, подперев щеку кулаком. Его мечтательный взгляд был таким нежным и пристальным, что Кира подивилась: как это Данаката еще его не почувствовала, и не вышвырнула Кису за домогательства. Пускай он касался ее только лишь этим взглядом.

– Почему же? – спросила Кира.

Она, как и все шестьдесят человек, которые сейчас находились в аудитории, следила за тем, как Данаката шарит по полу рукой, пытаясь найти карандаш. И вряд ли хоть кто-то из них задавался вопросом, зачем ей сейчас этот чертов карандаш.

– Ты только посмотри, какое изящество!

Стоило уточнить, что именно Киса посчитал изящным: то, как Данаката наклонилась, почти не сгибая колени, или как задралась ее юбка, волнительно, хоть и в пределах приличий. Но Кира не стала. Да и вообще, ей было интереснее смотреть на серединную парту левого ряда, пускай даже Данаката вела бы занятия голой.

Сегодня всех четверокурсников Земли и Огня собрали в большой аудитории, где кафедра преподавателя стояла как бы внизу, а ряды парт уходили вверх. Голос Данакаты хорошо слышался в любой точке. Тем не менее Кира ее почти не различала. Она пыталась, ей было искренне интересно. Но Киса, как всегда, занял ее уши, рассказывая последние сплетни, половина из которых были выдумками, а вторая – приукрашенной правдой. Правда, каждый раз, когда Кира проверяла то, что поведал Киса, оказывалось, что он не ошибался. Так что Кира всерьез стала к нему прислушиваться.

Обычно занятия по взаимодействию проходили в зале для практики. Преподаватели чередовались – на одной недели такое занятие вел кто-то из Земли, на другой – кто-то из стихии, с которой было взаимодействие. На прошлой неделе по взаимодействию с огнем был этот сумасшедший Овен. Даже Киса его побаивался. Кира не понимала почему, пока не пришла на первую пару семестра.

Ор соответствовал своему имени, и, к сожалению, совершенно не соответствовал своей роли. Преподаватель из него был плохой, человек и того хуже. Среди всех преподавателей, которые попались Кире, он был самым молодым. И хотя Кира старалась не судить по возрасту, Ор был еще и самым бестолковым. Может, потому что этот учебный год был в его практике первым. Они с Кисой записали его в «стихисты», где он занял почетное третье место после пары Лео-отец, Лео-сын.

Впрочем, последний вел себя хорошо со стычки в кабинете ректора. Ну как «стычки». Скорее «стерки». Иногда даже оборачивался на Киру, перехватывая ее взгляд. Впрочем, она сразу же опускала глаза, а потом убеждала себя, что он смотрел на кого-то рядом ниже, а не на нее.

– Знаешь, – вдруг сказал Киса, отчего Кира вздрогнула. – Я не одобряю твой выбор, но, понимаю, любовь зла – полюбишь и козла… Ну или как в нашем случае – льва, но не суть…

– Ты о чем? – сказала Кира, впрочем, прекрасно понимая, что Киса имеет в виду.

Тот продолжал так, словно Кира молчала:

– Но бездействием действию не поможешь… Вот такая мудрая мысль.

Кира продолжала притворяться недоумевающей, а Киса продолжал этого не замечать. Он придвинулся к Кире, хотя они и так уже сидели близко, словно в аудитории похолодало и согреться можно было лишь другим человеком. Завитки волос Кисы коснулись виска Киры, когда тот приблизил свое лицо к ней, чтобы с ее ракурса смотреть на серединную парту левого ряда.

Лео сидел с привычной компанией, но словно бы чуть поодаль. Он прислушивался к активному разговору, которой по большей части вел этот его полный, как для Огня, друг. Но сам пока ни слова не сказал. Даже когда кто-нибудь из соседей тыкал его локтем в бок. Лео хмурился, и Кире было до жути интересно узнать, что же такое они обсуждают, раз он так серьезен… Да, серьезность ему шла. Впрочем, как и любой другой вид.

– Поэтому вот что я тебе скажу. Если ты не хочешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, то нужно самой идти, и брать этого быка за рога…

– Ну или как в нашем случае, – перекривила его Кира. – Льва за гриву.

Киса рассмеялся, да так звонко, что Данаката умолкла, и с осуждением глянула на ряд, где сидели они с Кирой. Киса рассыпался в извинениях, но Данаката вряд ли их приняла. По крайней мере по ее лицу так не казалось.

– Минус бал Земле.

Нахмурившись, Кира глянула на Кису, но тот на нее не смотрел.

– Дана! – воскликнул он, вскакивая со скамейки. – Ну как вы можете так поступать с родной стихией!

За что еще Кира уважала Данакату, так это за справедливость. Только вот лишать собственный факультет баллов… Тут можно и не быть такой принципиальной. Насколько Кира знала, другие преподаватели не наказывали вычетом баллов студентов собственной стихии.

Вся эта гонка факультетов с баллами придумалась, кажется, просто для того, чтобы был плюс один способ как унизить Землю. Так что Кира наступила Кисе на ногу под партой, чтобы тот поменьше нарывался.

Впрочем, тот этого, кажется, не почувствовал, потому что Данаката сказала:

– Минус два бала Земле. За панибратство с преподавателем.

Киса рухнул обратно, видно, что с трудом сдерживаясь, чтобы не взвыть от отчаяния. Кира прятала улыбку в ладони, а когда Данаката отвернулась от покрасневшего Кисы, шепнула:

– Прости, Киса, но ты плохой пример в любовных делах.

Сильнее оскорбить Кису Кира могла, только если бы заявила это на всю аудиторию. Он отпрянул от нее с до смешного недовольным лицом, и уставился на Данакату. Кира еле сдерживала смех.

Особенно когда Киса, который забыл обиду уже через три секунды, сказал:

– Как же я люблю умных женщин.

Он снова сидел в позе ценителя умных женщин – развалившись на парте, и удерживая голову обеими руками.

Кира была только рада переменить тему, потому что говорить о Лео было как-то… неправильно. Она сказала:

– Как же ты можешь так говорить, если я постоянно вижу тебя с Аской.

– Кто?.. – сказал Киса, нехотя отвлекшись от кафедры. – А! Аска! Нет, тут другое.

Киру удивляло, что Киса никогда с первого раза не вспоминал, кто такая Аска. Ведь судя по тому, как часто он бывал в комнате номер четыреста тридцать семь, он ее не забывал.

Заметив, что она недоумевает, Киса сказал:

– Понимаешь, Кира, это разные вещи – любить и тра…

– Я поняла! – взвизгнула Кира.

Она до сих пор, бывало, забывала о прямолинейности Кисы. А тот забывал прикручивать громкость. Поэтому уже несколько раз весь коридор узнавал подобные философские умозаключения Кисы.

– Да вы можете оба заткнуться? – раздалось с передней парты.

Оттуда на них обернулась Тассия. Телец, о которой Кира вспоминала, лишь когда с ней взаимодействовала. Просто она была какой-то непримечательной. Киса, даже сейчас ее не заметил, хотя она к нему обращалась. Кира кивнула ей и, едва Тассия отвернулась, забыла про нее.

Тем временем Киса, кивнув на кафедру, сказал:

– А тут любовь.

Различать, когда он шутит, а когда предельно серьезен, Кира тоже еще не научилась. Сперва думала, что все его слова – ирония. Но нет. А где грань – Кира не улавливала.

Чтобы очистить совесть, Кира недолго рассмотрела каждого в аудитории, и лишь потом снова посмотрела на Лео. Тот как раз кивнул своему другу. И тот кивнул. И вся компания кивнула. Кире еще интереснее стало, что они там решили. Но тут поднялся Овен, Отас – Кира уже знала, как кого зовут, все-таки месяц учебы прошел – и сказал на всю аудиторию:

– А почему мы сегодня не в зале практик?

Данаката оборвала речь. Вот чего Кира не могла ей простить, так это абсолютной неуверенности. Особенно когда дело доходила до Огня.

– Я же в начале занятия объясняла, что…

– Разве можно такую дисциплину изучать в теории? – перебил Отас.

Кира напряглась. Что-то происходило, но она не улавливала. И это жутко раздражало.

Впрочем, Данаката тоже не совсем понимала. Она стянула очки в уродской прямоугольной оправе, и посмотрела на Отаса. Убедившись, что тому нечего сказать, и он не будет ее перебивать, Данаката начала:

– Дело в том, что…

– Просто на прошлой паре, – сказал Отас, вставая из-за парты. – Мы очень хорошо продвинулись… Ну, когда преподаватель был из Огня.

Кира призадумалась: в чем же они продвинулись? Пара на прошлой неделе была с Ором. И продвинулись они там разве что в стихизме.

Данаката умолкла, и даже Кира с предпоследнего ряда видела, как она растеряна. Ну же? Почему не скажет «минус бол огню» или хотя бы «давайте уладим это после занятия, чтобы не срывать его».

Но она медлила, а потом время было утеряно.

Поднялась Селия, еще одна подружка из компании Лео. Ее лицо вообще Кире не нравилось – слишком вытянутое, а оранжевые волосы смотрелись как парик. Но в основном оно Кире не нравилось, потому что слишком часто оборачивалось на Лео.

– Все-таки мы уже четвертый курс. – Сказала Селия. – Нам надо не конспекты писать, а применять на практике знания, которые мы добывали все эти года. Ор это понимает… Не удивительно. Он же из Огня.

Тут даже Киса прекратил нашептывать Кире достоинства умных женщин, которые находились в верхней половине тела, но по его трактовке не включали голову, где, вообще-то, находится мозг, который отвечал за ум.

– Ну все, – сказал он. – Начинается.

Был бы у него капюшон – натянул бы прямо до носа, чтобы комфортнее было спать. А так Киса просто обнял себя, и откинулся на спинку стула, с явным нежеланием слушать лекцию до самого конца пары. Кира наоборот – напряглась. Она сжала кулаки.

Поднялась Старка, еще одна девчонка из их компании. От нее Кира уж точно не ждала ничего хорошего. Так и произошло.

– Вот мы и подумали, – начала Старка невинным тоном. – Что, наверное, на ваших парах мы изучаем теорию, потому что вы, как представитель Земли, преподать практику нам просто не способны… Хорошо, что среди преподавателей так мало из Земли. Ну это потому, что ректор из Огня, да, Лео?

Тот поднялся. Вроде даже открыл рот, но сказать ничего не успел.

Вся пыль, что была в помещении, вдруг взвилась в воздух, и плотным облаком укутала ту часть аудитории, где сидели огненные. Оттуда кричали. Не удивительно – мелкие частички имеют свойство колоться особенно неприятно, когда попадают на слизистую, например, рта.

– Это Дана делает? – сказал Киса.

Кира его не услышала. Просто вдруг почувствовала ужасный жар, а потом увидела, как заискрился вокруг нее воздух.

Искры. Огонь.

Наверное, еще мгновение и всем из Земли пришлось бы ходить без бровей и ресниц, и с обугленными волосами. Это в лучшем случае. Просто воздух на их половине аудитории стал словно бы плотным и горячим, так что Кире показалось, что ее засунули в духовку. Она почти чувствовала, как плавится кожа.

Потом невовремя вспомнила, что самое болезненное, что может случиться с человеком – это сгореть заживо. Она не кричала, хотя многие вокруг – да. Бессвязно. Кира услышала звон бьющихся окон. Будь это дело огня – стекла бы расплавились. Значит, их вышиб кто-то из Земли. Кто-то, кто устроил пылевую бурю.

Началось все так же быстро, как прекратилось. Данакарта вдруг воскликнула:

– Хватит!

Она держала руки вытянутыми, а потом опустила их, словно придавливая беспредел. Так и получилось. Каждую искорку обволокло пылью, и они без кислорода затухли. А потом пыль осела на пол, и в аудитории вмиг стало тихо, словно в вакууме.

Кира проморгалась. Облизнулась. На ее губах тоже был песок, а вся непокрытая кожа горела. Но больше всего болели онемевшие от усилий кулаки.

Проморгавшись, Кира обнаружила, что беспорядок гораздо сильнее, чем она думала. От разбитых окон, мешаясь со стеклом, тянулась земля с улицы. А огонь оставил на побеленных стенах уродливые черные пятна. А еще ужасно пахло жжеными волосами.

– Я не буду разбираться, кто это устроил! – кричала Данакарта. – Кажется, в уставе черным по белому написано «НЕ ПРИМЕНЯТЬ свою силу к живым людям в пределах Академии»!

Уверенность, нехарактерная ей, вдруг появилась. Впрочем, обращалась Данакарта как будто только к той половине аудитории, где сидела Земля.

– Поэтому, – продолжала она. – Все, абсолютно все, вы будете наказаны!

Глава 4

Неизвестная

Унизительнее, чем получить наказание, было лишь узнать, каким оно будет. Мне бы, конечно, не понравилось, каким бы оно ни было, ведь любое наказание отнимает время. Но дежурство на кухне… Нет, разве нельзя было выдумать что-то оригинальнее?

От влажности волосы вились сильнее, чем обычно, и мне пришлось стянуть их резинкой. Не для того, чтобы в глаза не лезли, а чтобы я о них лишний раз не вспоминала. Я себя знаю, меня лучше не раздражать. Конечно, вспыльчивость – это грех огненных. Но я, как Земля, если уж возьмусь стричься, так побреюсь налысо.

Я любила воскресенья, потому что это был единственный день, который не занимала череда бесконечных скучных пар. Даже так: бесконечно скучных пар. Единственный день, который я могла посвятить восстановлению справедливости, заняли дурацким наказанием. А ведь у меня только появилась зацепка!

Пришлось прийти раньше всех, чтобы поменьше взаимодействовать с другими провинившимися. Я планировала справиться с наказанием поскорее. Впрочем, не одна я была такой умной. Для получения задания даже пришлось встать в небольшую очередь. Среди тех, кто пришел до меня, стояли несколько рыжих, но большинство были из Земли.

Интересно, что будет, если не прийти отрабатывать наказание? Как тебя вычислят? Или тут все на добром слове держится? Или учет ведется лишь для Земли, а огненные могут не напрягаться? Да, последнее звучит логичнее всего. Интересно, какое наказание предусмотрено для тех, кто не явился на наказание?

Я так и не нашла ответ, когда меня окликнула крупная женщина, даром что ее волосы были зелеными и словно мокрыми, как водоросли, которые выкинуло на берег. Управляющая хозяйственными делами. Меня она никогда не интересовала, потому что не была мне полезна.

Она отправила меня убираться на склад. Хорошо, что не картошку чистить. И не мыть посуду. Или это склад грязной посуды с нечищенной картошкой?

Я не переспрашивала. Чем больше говоришь, тем больше кажешься заинтересованным в работе, тем больше тебе дают ее выполнять. Я просто кивнула и шагнула в служебный коридор, который ветвился на подсобные помещения. Везде были таблички, так что я не заблудилась.

В коридоре было сыро. Этим он не отличался от улицы. Октябрь в Центральной части мне нравился. Дождливый, пасмурный, в общем, какой-то сопливый. Хотелось заболеть, чтобы немного отдохнуть. Но в Академии у меня на это не было времени.

Входом в склад оказалась последняя дверь, которая находилась в торце коридора. Я толкнула ее левую створку и вошла в помещение.

Здесь было пустынно. Провинившихся я не видела. То есть на складе я точно не была одна – слышала, как кто-то копается то за полкой с посудой, то за соседней. Но не показываться друг другу словно было условием наказания.

Стеллажи делали это место похожим на лабиринт. Я петляла меж полок, не находя, чем себя занять. Если бы меня отправили сюда одну, я бы, конечно, начала что-то делать. А так, зная, что работа командная – чего напрягаться?

Я медленно шла в поисках чего-нибудь съедобного. Позавтракать не успела – проспала. Обычно я не ела с утра. Хотя время уже было скорее дневным. Я не любила, пропускать любую часть суток. У каждой свое применение. Но что делать, если человеческий организм такая несовершенная вещь – не может бодрствовать круглосуточно? Мало ему нескольких часов сна буднями – хочется восполняться хотя бы на выходных. Когда-нибудь это меня доконает. Но пускай сперва Земля перестанет считаться отсталой стихией. А там мне и не стыдно будет умереть – свою главную цель я выполню.

Поесть во время выполнения наказания было хорошей мыслью. Наверное, поэтому она пришла в голову не только мне.

Я брела на запах выпечки, которой в такое вялое утро хотелось больше всего. Особенно посыпанную сахаром. В голове мелькнула мысль, что, раз сдоба пахнет пеплом, значит, она подгорела. Это чуть убавило аппетит. Но оказалось, что я все не так поняла – стоило пораньше задуматься над тем, как эти запахи еще могут быть связаны.

Лишь очутившись на свободной от стеллажей площадке перед кухней, я поняла, как катастрофически ошиблась. Впрочем, тут же решила, что это скорее прекрасная возможность, чем досадная оплошность.

– Так это был ты? – сказала я. – Разнес по классу жар, так что тушь на ресницах свернулась?

Сложив руки на груди, я привалилась спиной к ближайшему стеллажу. Тот недовольно брякнул посудой, и я отпрянула, боясь, что сейчас на меня упадет кастрюля, или какой-нибудь поддон.

Например, похожий на тот, с которого Лео стаскивал булочки. Плюшки, посыпанные сахаром.

Я старалась казаться уверенной. Но когда заметила, что его взгляд, скользящий по мне, скорее раздосадованный – вера в себя поугасла.

– Как так получается, что ты вечно находишь меня, когда я один? Я редко бываю один.

Меня неприятно кольнуло от того, что он сказал это с раздражением. Так что держать лицо стало сложнее. Однако, раз уж начала, сдаваться я не собиралась. Заведя руку за спину, я заговорила, улыбаясь, как мне казалось, расслабленно.

– Вопросом на вопрос не отвечают. Сначала ты говоришь, потом я.

Лео отложил булочку, и я с неверием посмотрела на пустой ряд. Ну везет же некоторым! Ешь четыре булки – и хоть бы одна складочка появилась.

– Мне кажется, где-то здесь есть подвох, – сказал Лео, отряхивая руки от сахара. – Но не узнаю, пока не проверю, правильно я понимаю?

Поджав губы, я кивнула.

– Только можно я поменяю свой вопрос?

Я снова промолчала, но взглядом дала понять, что не запрещаю этого, хоть и не поддерживаю.

– Я скажу тебе, кто там всех чуть не поджарил, – продолжил Лео. – А взамен ты назовешь свое имя.

Мне хотелось сказать, что это неравноценный обмен. Но все же кивнула, потому что знала – я на шаг впереди.

Лео снова мелко кивнул. Потом утер губы, и я лишь сейчас заметила, что все это время над его верхней губой был белый след сахарной пудры. Мысли о том, как здорово было бы ее слизнуть, рассеялись внезапным, и слишком громким ответом Лео:

– Да, – сказал он. – Да. Это был я.

Я улыбнулась, довольная собой. Честно говоря, не думала, что это он. Спрашивала без особой надежды. А он почему-то решил быть откровенным. Неужели ждет этого и от меня?

– Зачем ты это сделал? – спросила я.

– Не люблю, когда моих друзей обижают.

Весело хмыкнув, я опустила взгляд на свои ноги, которые сделали два уверенных шага в сторону Лео. Теперь в моем поле зрения были и его ноги. Так что, когда я вновь посмотрела в его глаза, лицо Лео было всего в десятке сантиметров от моего.

– Как будто все было наоборот, – сказала я. – Они обижали. Они получили. Разве не справедливо?

Лео прищурился. Я поняла, что подставилась. Впрочем, я и не собиралась этого скрывать.

– А грязь призывала ты, да? – догадался Лео.

– Не грязь, – ощетинилась я. – А землю.

– Какая разница?

Я отпрянула и неосознанно потянулась рукой к лицу, словно там горел след пощечины.

Лео этого либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил.

– Твоя очередь отвечать, – сказал он. – Как тебя зовут, неизвестная?

Я медленно вытянула руку из-за спины, и показала ему свою ладонь. Ладонь со скрещенными указательным и средним пальцем.

Несколько секунд Лео тупо смотрел на нее. Я уж начала сомневаться в его умственных способностях. Но потом на его лицо скользнула такая досада, что мне захотелось рассмеяться.

– Это ребячество, – сказал он.

Его голос был таким расстроенным, что я все-таки рассмеялась.

– Нечестно, – повторил он, и мне стало еще смешнее. – Я тебе ответил. А ты…

Уяснив, что я не стану оправдываться, по крайней мере пока не досмеюсь, Лео махнул рукой. Не говорить ему свое имя – это стало игрой.

– Какие же вы мерзкие…

– Кто? – спросила я. – Земляные?

– Нет, – сказал Лео, качнув головой. – Женщины.

– Ты же можешь посмотреть в списках… В крайнем случае, спросить мое имя у папочки.

Ляпнув это, я едва не закрыла рот руками – словно так слова могли вернуться. Не стоило это говорить, да? Наверняка Лео сейчас разозлится. Насколько я знаю, подобные ему не любят, когда намекают об их происхождении.

Но Лео не разозлился, не помрачнел, и даже не нахмурился. Он чуть склонил голову, и мне показалось, что он сдерживает улыбку. Потом Лео сказал:

– Это слишком просто. Я хочу узнать сам.

Я хмыкнула. Надо же, какой самостоятельный.

Тем временем Лео приблизился на шаг, и заговорил совсем о другом. Словно не хотел, чтобы я думала об этой его миссии.

– То есть, – сказал он. – Все тут отрабатывают наказание лишь из-за нас двоих?

Я вдруг поняла, что не задумывалась об этом. А ведь так оно и было. Отчего-то это показалось очень смешным. Наверное, мои глаза блеснули. Но я чувствовала, лишь как разъезжаются губы в улыбке.

Кажется, Лео ощущал то же самое. По крайней мере он заулыбался.

– Представляешь, – сказала я. – Как же им будет обидно, если те, кто виноват на самом деле, сбегут и не будут отрабатывать наказание?

На секундочку мне показалось, что я перестаралась. И что не надо было к нему придвигаться, и говорить все это, и вообще идти на запах горелых булочек. Но потом я услышала:

– Но мы ведь не обязаны об этом говорить, правильно?

И от души отлегло. Уж не знаю, что он решил. Может, вспомнил, как мы так вот близко поговорили в первый раз. Это было прискорбно, потому что у меня до сих пор щеки горели от стыда при одном лишь воспоминании о том коридорном разговоре. Я им не гордилась, и вообще не понимала, что на меня нашло. Как и многим другим, мне мало что доставалось с первой попытки. Так что глупо, очень глупо было думать, что Лео станет исключением.

Впрочем, не с первой попытки, так со второй.

– Правильно, – шепнула я. – Осталось только мимо них пробраться незамеченными.

Сказала бы обычным тоном – Лео оглох бы, уж сильно близко стоял ко мне. Я острее почувствовала запах пепла. Да, это он меня обманул. А булочки нормальные получились, не подгоревшие.

Потом Лео еще ближе склонился. Еще пара мгновений, или, может, одно, и наши губы снова соприкоснулись бы. Мне хотелось этого. Так же сильно, как не хотелось. Подумать только: этими же губами он совсем недавно назвал землю грязью. А мне как будто все равно. Это ужасно, это… непростительно.

Когда осталось полмгновения, я сказала:

– Так что каждый сам за себя.

Потом я скользнула вправо. Еле успела. Толкнула Лео плечом, хотя не собиралась его касаться. Пока что. Мне до жути хотелось обернуться и посмотреть, каким стало его лицо после такого маневра. Хотя что уж там? Ровно таким же, какое я видела в зеркале, после того коридорного разговора.

Может, из-за того, что уже нашла ответ на вопрос, я не обернулась. Но скорее всего потому, что услышала жуткий грохот. Я хохотнула – сразу поняла, что это свалился тот дурацкий поддон, который меня чуть не пришиб.

Почти сразу раздалась сдавленная ругань Лео, но я была уже за стеллажом, где мы прятались. Я бросилась вдоль него, вслушиваясь, последовал ли за мной Лео. Но так этого и не поняла – все звуки перебивал клекот моего сердца. От страха, или от близости к тому, кто так легко воспламеняется? Или просто от предвкушения пакости?

Остановившись на развилке стеллажей, как путник на перекрестке, я огляделась. Слышала шаги, слышала голоса, но никого не видела. На мгновение подумалось, что Лео меня не понял, или не услышал. Иначе почему не бросился за мной?

В любом случае, возвращаться к отработке наказания мне не хотелось. Тогда я подбежала к окну. Быстро осмотрела его, ведя пальцами по раме. Добравшись до ручки, я попыталась ее провернуть.

Та не поддалась. На мгновение меня обдало паникой, горячей и поглощающей, как взрывная волна. Но тут же я придумала, как изменить план действий.

Окно, может, и не поддалось, но стекло так затарахтело, что я поняла: между ним и рамой огромные полости, пускай их не видно невооруженным глазом. Тогда я глубоко вдохнула и, стараясь не думать, что кто-то может увидеть меня в это самое мгновение, я рассыпалась.

Мне нравилось быть стихией, несмотря на то что это такое утомительное занятие. Просто я чувствовала: с каждым разом я могу продержаться все дольше. То есть, конечно, в критическое время, я бы могла пробыть землей и все полчаса. Но потом пришлось бы слишком долго восстанавливаться.

Щели окна оказались не такими огромными, как я решила по тому, как тарахтело стекло. Но все же толще диаметра песчинки. Я ссыпалась в наружу тонкой струйкой, какой бежит песок в часах.

Я молилась, чтобы никто не стоял с этого фасада здания. Я не проверила, так это или нет, и теперь кляла себя. Если кто-то заметит, движущийся песок, который потом соберется в меня, вопросов будет слишком много.

Но, к счастью, это окно выходило на ту часть посадки за территорией Академии, куда никто не забредал. По крайней мере сейчас здесь никого не было. Я собралась у стенки и стала собой, которая сидит, опершись спиной на холодный камень, и тяжело дышит.

Это оказалось чуть сложнее, чем я думала. Держаться кучей гораздо легче, чем распадаться до тонкой песчаной струйки.

Я сидела не долго. Все-таки из окна могли выглянуть, и уж тогда мне не объясниться. Облизнув пересохшие губы, я поднялась медленно. Давление все равно подскочило. Я оперлась рукой о стену, ощущая ее холод. А когда перед глазами перестали плясать темные пятна, сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вдоль стены, пробираясь к переднему фасаду здания.

Хотя на мне была лишь легкая кофта и длинные широкие штаны, я не замерзала. Пробудь я на улице без движения хоть десять минут – околела бы. Но сейчас моя кровь бежала быстро, она словно бы кипела, разнося по телу адреналин. Не знаю, почему мне так неймется. Наказание перестало быть таким уж пугающим, едва я зашла в склад. А стихией я была совсем недолго…

Ладно, конечно, я себя обманывала. Страшно было лишь от мысли, что Лео может меня не ждать.

Только вот увидев, как он спокойненько стоит у входа, облокачиваясь на перила лестницы, я едва не закричала. От досады. От злости. И от радости – он все-таки меня ждал.

Странно было, что Лео, кажется, даже не запыхался. Неужели давно здесь стоял?

Я подходила к нему как могла медленно. Тянула, чтобы восстановить дыхание. Тупо будет, если он заметит, как, в отличии от него, я напряглась.

Только вот оторвав взгляд от земли, я увидела, что Лео уже заметил меня. Мне его взгляд не нравился, потому что словно бы насмехался.

Людей практически не было. Стояло затишье, какое бывает лишь в полдень воскресенья. Многие уже проснулись, но, словно уставшие за неделю бесконечных лекций, молчали. Взвыл ветер – и в такой тиши он показался до того громким, что жутко стало. Холодный порыв обдал мою потную спину, и я поняла, что одеваться уже стоит потеплее.

– Ты куда умчала? – спросил Лео, когда я подошла. – Я мог нас провести. Сказал бы, что нужно отлучиться… по поручению ректора, например. Нас бы пропустили. По крайней мере меня.

Я молчала. Зря. Лео задал вопрос, на который я не хотела отвечать:

– Так как ты выбралась?

Махнув рукой, мол, неважно, я заговорила, боясь, что Лео спросит еще что-нибудь, что ему знать не обязательно, и у меня не получится отвертеться.

– Так какие планы? – спросила я.

Потом оперлась на колени, чтобы отдышаться, но тут же вспомнила, как это некрасиво выглядит. Да и вообще я не хотела выдавать то, как забегалась. Поэтому мигом выровнялась, а Лео как раз сказал:

– Ну я, например, не довел одно дело до конца.

Я непростительно долго пыталась вспомнить, что за дело такое. А потом было уже поздно.

Лео стоял на второй ступеньке – я на земле у крыльца. Так что ему пришлось в два раза согнуться, чтобы дотянуться до моих губ. Это произошло так неожиданно, что я и забыла ответить на поцелуй. Хотя, черт возьми, представляла, как сделаю это сотней разных способов.

– Один-один, – сказал Лео, отстранившись, но все еще перегибаясь через перило.

Я нахмурилась. Захотелось коснуться собственных губ, но я сдержалась. Мысли ворочались неохотно – мне как будто нужно было толкать их другими мыслями, чтобы скорее соображать. Тем не менее, я так и не поняла, о чем говорил Лео.

– Что? – сказала я.

Лео ухмыльнулся.

– Ты застала меня врасплох тогда, в коридоре, помнишь?

Кажется, по моему лицу было слишком хорошо видно, что я помню тот позор, и что я о нем думаю. Так что кивать не стала.

– Ну вот, – продолжил Лео. – А теперь это сделал я… Или ты была готова?

Хотелось натянуть рукав кофты на кулак и стереть с его лица эту поганую ухмылочку. Но, что же, он прав – в этом раунде победа за ним. Так что я просто качнула головой.

– Вот и чудесно.

Он все не отстранялся – нависал надо мной, так что даже закрывал солнце. Хотя оно и так сегодня тусклое было. Уж точно не такое яркое, как волосы Лео. Стоило лишь поднять руку, чтобы коснуться их. Интересно, они такие же горячие, как его кожа?

– Ну? – спросил Лео, когда тишина затянулась.

– Что?

Я в который раз за сегодня почувствовала себя глупышкой. Мне не нравилось это чувство, а рядом с Лео я ощущала его уж слишком часто. Следовательно, он мне не нравился. Да. Так и есть. Не нравился.

– Теперь твоя очередь снова застать меня врасплох, – ответил Лео.

Я соображала слишком долго. А когда поняла, чего ждет Лео, рассмеялась, и отшатнулась. Нет, ну что за наглость?

Уверенная, что он последует за мной, я направилась в сторону жилого комплекса таким бодрым шагом, что под ногами пару раз взвились кучки бурых листьев. Так и произошло. Всего дюжина моих шагов, и я стала слышать не только их.

– Опять сбегаешь от меня? – спросил Лео.

Я недолго молчала, пытаясь понять, проскользнула в его голос досада, или я просто очень хотела, чтобы она там была. Так ничего и не решив, я весело сказала:

– Отнюдь.

Знал бы он, о чем я думала, не стал бы так печалиться.

– А что тогда?

Жилой корпус уже просматривался целиком. Кое-где окна светились, хотя до темноты было еще далеко. Но то, что находилось в торце четвертого этажа, оставалось словно спящим. Да и весь корпус будто расползся и разленился. Казалось, единственное из-за чего он до сих пор стоит, а не лежит – это оплетающий его дикий виноград, который утягивал здание, словно барышню корсет.

– Думала, ты покажешь мне свою комнату.

Пара секундочек тишины, во время которых Лео, вероятно, осознавал, что ему не послышалось. Потом его лицо прояснилось – не осталось и капельки былой печали. И он, уж больно радостно сказал:

– Это можно.

Я хмыкнула, но внутренне как-то сжалась. Мне вроде тоже хотелось посмотреть его комнату, что, в общем, включало много всего. Но главной мотивацией было то, что у Лео, как у сына ректора, я найду подсказки о том, как провернуть переворот.

Я плохо продвигалась со своей главной целью, и ужасно себя за это ругала. Честно говоря, я не думала, что учеба в Центральной Академии будет занимать прямо так много времени. Домашних заданий здесь не было, и мне не приходилось просиживать часы, стараясь выполнять их все в срок. Но пары тянулись с утра и буквально до ночи. Особенно сильно это ощутилось с уменьшением светового дня. Бывало, я выходила из учебного корпуса, а солнца уже не было. Свет давали лишь высокие фонари с алым пламенем под плафоном. А ведь стоял всего только октябрь.

Да вот оказалось – зря я страшусь. Лео вдруг остановился, и сказал:

– Только… – он запнулся и глянул куда-то в сторону. – Давай раздельно… Пойдем в смысле.

Я глянула туда же, хотя, казалось, Лео этого не хотел. Увидев кучку студентов, которые, я могла поспорить, поглядывали в нашу сторону, я начала осознавать, что он имел в виду. Хотелось оттянуть это мгновение, ведь доселе все шло так гладко. Но, понаблюдав за той кучкой еще несколько секунд, я спросила, заранее зная ответ:

– Почему?

Лео стушевался. Мне захотелось заплакать. Нет, если я права, то мне нужно прямо сейчас разворачиваться и уходить. А я редко ошибаюсь.

– Просто тут такое дело…

Мне не нравился его взгляд, и этот ужасный тон, который предполагал, что я должна его понять.

– Какое такое дело? – воскликнула я. – Нельзя, чтобы тебя увидели с какой-то там Землей?

Еще была вероятность, что Лео будет это отрицать. По-честному, или лукавя – но все же я ждала, что он станет оправдываться.

Но этого не произошло. Я сглотнула – и стало горько. Оказывается, у досады такой вот мерзкий привкус. Еще секунда и я, резко развернувшись, понеслась к корпусу. Он припустил за мной, и я, совсем себя не сдерживая, закричала:

– Кажется, нас видят вместе!

Я ускорилась, но шаг Лео был раза в полтора шире моего. Ему моя пробежка была все равно, что легкая прогулка. Почти сразу он схватил меня за плечо. Я попыталась вырваться, но куда мне было с ним тягаться? Тогда я остановилась, и уставилась в его глаза, насколько могла злым взглядом.

– Не совсем так, – промямлил Лео.

Еще раз дернув плечом, чисто для профилактики, я наконец-то замерла, и сказала:

– А как?

Я была уверена – мне в любом случае не понравится то, что я услышу. Но Лео молчал так долго, как будто выбирал вариант ответа, который мне не понравится больше всего.

– Просто это плохо не только для моей репутации… Но и для твоей.

Будь я Огнем, а не Землей, тут же стала бы пламенем – так жарко мне стало. Да, здорово было бы обернуться сейчас стихией, только бы Лео не мог больше держать меня за плечо. Но делать это перед ним, да и вообще на общем обозрении… Конечно, нет. Я не настолько глупа. И не становлюсь таковой, лишь от того, что Лео так долго меня касается.

– У меня нет здесь никакой репутации! – воскликнула я. – В Академии я – никто. Может, ты забыл, но моя стихия – Земля!

От такого резкого ответа стало дурно нам двоим. Мне не казалось, что я погорячилась. Но вместе с тем подумалось, что надо было помягче ответить. Я не думала так, как сказала. Конечно, нет! Даже будь у меня выбор, под каким знаком и под какой стихией родиться – я бы выбрала Землю.

Только вот, кажется, Лео мне поверил. Мало того – проникся. Он вдруг сказал как-то нежно:

– Я даже не знаю твой знак зодиака.

Я молчала.

– Попробую угадать.

Я снова молчала.

– Такая упрямая… Если б ты была рыжей, я бы решил, что ты Овен. Но… – Тут глаза Лео сверкнули догадкой. Его рука на моем плече сжалась чуть плотнее. – Ты Телец, да? Тот же баран, но земляной.

Он хохотнул, и я дернула плечом. Наконец-то у меня получилось высвободиться. Я в который раз за это ненормальное утро направилась к жилому корпусу. Снова думала, что быстро, и снова Лео нагнал меня за полторы секунды.

– Угадал, да?

Не останавливаясь, я глянула на него с поджатыми губами.

– Угада-а-ал, – протянул он, довольный, словно раскрыл большую тайну. – Тогда, получает, тебя зовут как-то на «Т»?

Я не стала это ни подтверждать, ни отрицать. Даже маленькие дети знают, что почти у всех первая буква имени совпадает с первой буквой знака.

– Тея? – начал Лео. – Теона?.. Тана?.. Нет? Ну хорошо. Может, Тирель?

– Да прекрати! – воскликнула я, и, прежде чем он снова заговорил, сказала: – Иди первый. Я жду десять минут, и тоже иду.

Слова дались с трудом. Мне было противно от себя. Покажется, словно я легко прощаю такое большое унижение. Лео так и подумал, судя по его прояснившемуся лицу. Только вот он все забывал, с кем имеет дело. Верить мне, понимать мои слова однозначно – какая же это глупая ошибка.

Он так обрадовался, думая, что я его прощаю, что даже ничего не сказал. Бросился к корпусу. Но потом словно вспомнил, что так торопиться не солидно, и пошел ровным шагом.

Я уселась на ближайший парапет. Тут же встала – камень оказался неожиданно холодным. Очень бы хотелось, чтобы все это притворство принесло результат. Иначе я себя совсем перестану понимать.

Стоило поскорее оказаться в тепле. Вопреки логике, чем ближе был полдень, тем холоднее становилось. Я обнимала себя руками, но это едва ли помогало. И чуть раньше, чем через десять минут, зашагала к корпусу.

Подъем на четвертый этаж отлично помог согреться. Но и после этого я его не полюбила. Мне нужны были силы, в особенности моральные. Так что не хотелось их понапрасну тратить.

Только оказалось, что гораздо труднее будет не взобраться по лестнице, а открыть дверь в комнату Лео. Я стояла долго – думала, что все должно быть наоборот. Он переживает, а я чувствую, что контролирую ситуацию. Но, как всегда, получилось не так, как я планировала.

Казалось, весь четвертый этаж пустует. Так что я не боялась, что кто-то заметит это мое мгновение преодоление себя. Тишина стояла как под землей. Поэтому я очень хорошо слышала свои мысли, которые кричали: «какого черта ты тут забыла?»

Прежде, чем оглохнуть от них, я занесла руку, чтобы постучать в дверь. Не успела. Та распахнулась, едва не стукнув меня створкой по лбу.

– Я уж думал, что ты меня обманула.

– Это я могу, – улыбнулась я.

Лео выглядел растерянным. Этот его вид мне очень нравился. Особенно, если он становился таковым из-за меня.

– Заходишь? – спросил он.

Надо же, какой обходительный. Интересно, где была его галантность, когда он просил меня не идти рядом, чтобы о нем не думали плохо?

– Ну зайду, раз пришла, – сказала я, нахмурившись.

Но тут же взяла себя в руки, и шагнула в его комнату.

Я очень хотела побывать в этом помещении. Но оказалось, что оно совершенно посредственное. Даже скучное. Все как в моей комнате, только кровать одна и шкаф один. Да и площадь поменьше. Не каморка, конечно, но и не бальный зал.

Быстро осмотревшись, я плюхнулась на единственный стул, радуясь, что успела занять его первой. Подперев щеку кулаком, я уставилась на листки на столе. Не вчитывалась в них – взгляд ни на чем не концентрировался. Но Лео резко подскочил, чтобы перевернуть их вниз записями и какими-то несуразными картинками. Конечно, вмиг мне стало интересно, что же там такого было.

Перехватив мой недоумевающий взгляд, Лео заулыбался.

– Секретная информация.

Я едва не заплакала. Знала бы – не стала рядом с ней маячить. Изучала бы издалека.

– Что же там такого секретного? – спросила я, не надеясь на ответ.

Лео качнул головой и с легкой улыбкой уставился в окно. Он все еще накрывал ладонью листки, так что я не видела надписей даже в перевернутом виде. Я не думала, что он ответит. Но тишина тянулась, словно подначивая его. А потом Лео все же сказал:

– Стратегия победы команды Огня на соревнованиях.

– Каких соревнованиях? – спросила я.

Лео нахмурился.

– Ты не знаешь про факультетские соревнования?

– А-а-а, – протянула я. – Точно. Знаю, конечно.

Уж не знаю, поверил мне Лео или нет. Мне было все равно. Он и так казался напряженным. Складывалось впечатление, что он скрывает побольше моего. Я призадумалась, и быстрее, чем он придумал, как поймать меня, сказала:

– Так что за стратегия?

Лео ухмыльнулся. Сгреб листки и сунул их в ящик стола, так что они стали для меня навеки недоступны.

– Так я тебе и сказал.

Я поджала губы и, застучав пальцами по столу, сказала:

– Больно надо. Как будто эти соревнования что-то значат.

– Может, и не значат. Но факультету дают сотню балов за победу.

– Сто балов?!

Я даже со стула вскочила. Глянула на ящик стола, только бы не смотреть на насмешливое лицо Лео.

– Разве это что-то значит? – спросил он, перекривляя меня.

– Ты прав, – сказала я и снова села. – Ничего не значит.

Лео тоже сел, но на кровать, прямо напротив меня. Теперь наши колени касались. Я этого словно бы не замечала. Так прошла, наверное, целая минута. Я изучала его лицо, он – мое.

Когда совсем невмоготу стало, я сказала:

– Так что там за испытания в этих соревнованиях?

Лео снова состроил это ужасное выражение лица, из-за которого я понимала, что знаю меньше него – улыбнулся надменно и повел плечом.

– Секрет.

– Раз секрет, – сказала я. – Как ты его знаешь?

Секунду ничего не происходило. Только лицо Лео из насмешливого сделалось испуганным. Он постарался это скрыть, но я только тем и занималась, что изучала его лицо. Так что от меня эта перемена не укрылась.

– Ты тоже не должен знать этот секрет, да? – обрадовалась я непонятно чему. – Своровал его?

– Не совсем так… – сказал Лео.

– Так что за секрет? Ну? Скажи! – затараторила я, не давая ему и слова вставить. – А то придется всем рассказать, что Огонь на соревнованиях мухлюет!

Осознав, что Лео тоже нарушает правила, я так обрадовалась, что не заметила, как он насупился. Потом Лео вдруг схватил меня за ладони. Я задержала дыхание – думала, он хочет притянуть меня к себе. Но он лишь сжал мои указательные и средние пальцы, и сказал, глядя в глаза:

– А теперь пообещай, что не сделаешь это, если я тебе отвечу.

Я засмеялась. Ну разве лишь скрещенные за спиной пальцы останавливают меня от вранья? Тем не менее кивнула, все еще с улыбкой. Тогда Лео отпустил меня и сказал:

– Ты ведь все равно не собираешься участвовать, ведь так?

– Больно надо! – сказала я. – У меня есть дела поважнее.

Лео не стал спрашивать, что за дела, и я была этому несказанно рада.

– Все мухлюют, – сказал он, словно извиняясь. – Важно только, у кого это окажется действеннее.

В целом, я была согласна, так что кивнула. Несмотря на мое одобрение, Лео еще сколько-то сомневался. Но потом заговорил:

– Все испытания утверждаются ректором. Вот и мой доступ к ним.

Я фыркнула. Так банально. Слишком просто. Разве не Лео мне недавно говорил, что не любит, когда ему что-то достается так просто? Например, мое имя. Или любить не любит, но все же положением пользуется?

Да что там. Я бы на его месте действовала точно так же. Но мое происхождение мне скорее мешало, пускай я им и гордилась.

– В этом году суть соревнований будет, как и всегда, в том, чтобы пройти все четыре стихии. Но главное условие: ни в коем случае не пересечься с противниками взглядами.

– Что это значит? – нахмурилась я.

Лео поджал губы. Потом он подался ко мне, сжал коленями мое колено, и заговорил прямо у моего уха.

– Кажется, я и так уже слишком много сказал.

– Я все равно не собираюсь… – начала я, но меня оборвали совершенно бесцеремонным образом.

Ладонями Лео обхватил меня за щеки, словно боялся, что я начну вырываться, а потом прижался губами к моим губам. Я, конечно, не брыкалась. Наоборот. Чем дольше это длилось, тем больше я ощущала жар, но не от его ладоней на моей коже, и даже не от губ. Жар разгорался где-то внутри меня.

Кажется, он ощущал то же самое. Прошло совсем не много времени, как Лео переложил руки мне со щек на плечи и потянул к себе. Всего одно движение – и Лео лежал бы на кровати, а я на нем.

Но тут уж я не поддалась.

– Куда? – спросила я, словно не понимала.

Он чуть отстранился. Взгляд полуприкрытых глаз с трудом сфокусировался на мне.

– В кровать, – сказал он с моим любимым недоумением.

– Хорошо, – шепнула я, а потом, резко отстранившись, сказала громко: – Только давай раздельно… Ляжем в смысле. А то, боюсь, моей репутации навредит, если меня увидят, с… ну, понимаешь? С огненным.

Я вскочила, что было жутко трудно – ноги сделались ватными. Затем, не оборачиваясь, выбежала из комнаты, и не отказала себе в удовольствии хлопнуть дверью.

Сердце заходилось, внутри что-то ныло. Но я была довольна собой, как никогда.

***

– Что вам известно про выборы ректора?

Две девчонки с короткими, чуть ниже ушей, ярко-синими волосами глянули на меня словно на надоедливую муху. Знали бы они, на что мухи слетаются – поменяли бы свое мнение.

Они даже не остановились, когда я к ним обратилась. Так что я, как дурочка, шла за ними, понемногу отставая, потому что они ускорялись. Чем быстрее шла я, чтобы нагнать их, тем менее лестными становились их взгляды. Так и не получив ответ, я остановилась.

Надо переменить стратегию. Никто не хочет со мной разговаривать. Может, попробовать улыбнуться?

Я попыталась сделать это, но ничего не вышло. Мой рот словно физически не мог искривляться в такую гримасу.

Обед заканчивался – приближалось начало четвертой пары. Я почти целый час перемены пыталась опросить народ. Но добилась лишь того, что на меня поглядывали, как на сумасшедшую. Острее, чем всегда, я ощутила себя изгнанницей.

Качаясь с пятки на носок, я задумчивым взглядом смотрела на выход из столовой. Я стояла чуть поодаль, так, чтобы не перекрывать вход. Не хотелось бросаться в глаза. Но, кажется, все уже запомнили меня, как надоедливую девчонку, которая спрашивает про какие-то там выборы.

Заметив, как из столовой выходят парень и девушка с волосами цвета шоколада, я дождалась, пока они спустятся с крыльца, и повернут в мою сторону. Затем нагнала их, стараясь улыбаться.

– Что вам известно про выборы ректора? – спросила я.

Вопрос натер на языке мозоль. Но, к счастью, это был последний раз за сегодня, когда я его задала.

– Что? – сказала девушка. – Какие выборы?

Это было уже что-то. Я приосанилась.

– Выборы ректора. Ежегодное мероприятие, во время которого студенты голосуют, чтобы решить, кто станет ректором Академии на будущий год.

Парень и девушка переглянулись. Мне это не понравилось.

– Не было такого, – сказал парень.

Я нахмурилась. Парочка не стала прояснять мне ситуацию, так что я спросила:

– Что это значит?

– В Центральной Академии нет никаких выборов ректора, – пояснил парень.

Меня словно землей засыпало – ни вдохнуть, ни пошевелиться. Я замерла. Парень и девушка, кажется, чисто из вежливости, тоже остановились. Наверное, решили, что мне нужна помощь. Пару секунд я тоже так думала, а потом спросила:

– А вы бы хотели, чтобы они были?

Парень и девушка снова переглянулись. Меня это начало раздражать. Словно друг без друга они не могли принять решение.

– Пожалуй, да, – сказала девушка, видно, сделав выводы из размышлений их коллективного разума. – Только вряд ли такое возможно. Раз уж ректором стал огненный, вряд ли он позволит главенствовать другой стихии. Даже если ректор сменится, то скорее всего снова на кого-то из Огня. И если так, то разве не все равно, кто именно им будет?

Я покусала губу. Такой настрой мне не нравился. Впрочем, каким ему еще быть с такой стихийной социализацией?

– А что, если я скажу, – начала я. – Что выборы на самом деле существуют, но просто их никто не проводит?

Прежде, чем они снова переглянулись, то есть запустили размышления коллективного разума, я продолжила:

– Вы на каком курсе?

– Второй, – ответила девушка.

– А ректор наш сколько лет на посту?

Они все же переглянулись, так что я едва не взвизгнула. Только на этот раз оба не пришли ни к какому выводу. Зато пришла я и заговорила:

– Я вам скажу. Десять. Десять лет. За это время все, кто помнят о том, что в Академии были выборы, уже закончили ее. Ректор этим воспользовался. Он отменил студенческое голосование, и просто каждый год назначает сам себя. Как вам такое? А?

Полная надежд на понимание и сотрудничество, я перевела взгляд на парня и девушку. Они широко улыбались. Я обрадовалась – подумала, что это они так меня поддерживают. Но чем дольше я смотрела на них, тем сильнее убеждалась, что это взгляд не поддержки, а сострадания. То есть они мне не поверили.

– Нет, правда! – воскликнула я. – Нам просто нужно выдвинуть других кандидатов, провести голосование и…

– Удачи, – бросил парень и, схватив девушку под локоть, быстрым шагом направился в сторону корпусов.

Девушка уже находу улыбнулась мне с извинением, и отвернулась прежде, чем я успела открыть рот.

Я смотрела, как их силуэты становятся все меньше, сливаясь с побагровевшим виноградом на стенах учебных корпусов, бурой палой листвой, и словно бы посеревшим с приближением вечера воздухом.

Еще пара секунд, и я почувствовала на глазах слезинки. Хотя мне стало жутко досадно, они были результатом не печали, а ветра. Поганого, холодного октябрьского ветра, который не сулил ничего, кроме приближения зимы.

Сжав руки в кулаки, я топнула, и, не сдержавшись, рыкнула. Выглядело наверняка глупо. Я понадеялась, что этого никто не заметил. Но, разумеется, зря.

– Что за хищнические замашки? – спросил кто-то за спиной. – Неужели переобщалась с кем-то плотоядным… например, со львом?

Я резко развернулась, но сзади уже никого не было. Тогда я встала прямо и наконец-то заметила того, кого уже различила по голосу. Этот парень, Киса, как же он меня заколебал!

Он вечно ко всем приставал. Не только ко мне, а, кажется, абсолютно ко всем в Академии. Я ненавидела, когда он подкрадывался сзади, и словно бы случайно пугал меня. Я трусила, и вскрикивала, чего очень стыдилась. Просто шаги Кисы оказывались бесшумными, словно вместо ступней у него были мягкие подушечки.

– Закройся, – сказала я.

– Грубиянка, – обиделся Киса.

Прежде, чем я успела поспорить, он сказал:

– Ты почему сегодня весь обед выпытывала у людей про ректорские выборы?

Поджав губы, я мысленно чертыхнулась. Неужели я была прямо настолько заметной? Хотя этот Киса – он все про всех знает. Так что неудивительно, что от него не скрылась эта моя… ну да, предвыборная кампания.

– Собираю голоса, – брякнула я.

Киса понял все буквально. Он посмотрел на мои пустые руки, которые я тут же сунула в карманы юбки, и сказал:

– Вижу, безуспешно.

Я цокнула языком, и устремилась к корпусу. Конечно, Киса припустил за мной.

– Я только начала… – сказала я. – И вообще, что тебе за удовольствие ходить за мной? Иди к своей… Как ее? Подруга твоя.

Киса либо не понял, либо сделал вид, что не понял. Он умолк, и ступал так тихо, что, задумавшись, я на какой-то миг решила, что иду сама.

Оказалось, все гораздо проще, чем я думала. Свергнуть нынешнего ректора можно вполне себе законным путем. Неужели он настолько самоуверенный, что без зазрений совести скрывает такую важную информацию, как перевыборы? Это… нечестно. Впрочем, откуда бы у Лео было такое мнение о мухлеже, если бы подобным не промышлял его папочка?

– Тебе бы поучиться с людьми общаться.

От голоса Кисы я вздрогнула. Впрямь забыла, что он здесь. Я замерла, и он тоже замер. Студентов на улице, кроме нас, осталось совсем немного. Если мы с Кисой тут же не бросимся в аудиторию, то опоздаем на занятие. Но это сейчас парило меньше всего.

– Очень смешно, – сказала я, наблюдая, как промозглый ветер гонит по земле темно-оранжевый, почти коричневый лист. – Ты, как Земля, должен меня понять – общение, это не то, в чем я сильна.

Когда лист шлепнулся в лужу, мне стало не за чем наблюдать, и я подняла взгляд на Кису. Тот улыбался уголком рта. Еще чуть-чуть, и, как мне думалось, покажется белый клычок.

– Ну так найди того, кто силен, и заставь его содействовать. Как будто принуждать других делать то, что угодно тебе – у тебя хорошо получается. Не правда ли?

Потом Киса, не дав мне ответить, развернулся, и, сунув ладони в карманы, поплелся к корпусу. Я недолго постояла. Но уяснив, что такой глухой тишина может быть лишь во время пары, я бросилась к аудиториям, в которых уже начались занятия.

Глава 5

Кира

Кира недоумевала: Тассия тоже была Землей, но взбираться по лестнице у нее получалось куда лучше. Почти без отдышки, и, кажется, без желания расплакаться к пятому лестничному пролету.

– Ну пожалуйста! – молила Кира. – Я могу быть полезна, клянусь!

Тассия слушала ее с легкой улыбкой. Такой удостаивают маленьких глупых детей. Кира знала это хорошо, ведь частенько смотрела так на своих младших брата и сестру. Особенно когда они просили у нее то, что Кира давать не собиралась. Ровно как сейчас Тассия.

– Нет, – сказала она в сотый раз. – Команда давно сформирована. Поверь, если бы я хотела тебя в ней видеть, то пригласила бы еще в сентябре.

Кира остановилась на миг, чтобы запрокинуть голову и беззвучно пробормотать проклятия. Эта упрямая Тассия не зря была Тельцом. Практичная и непоколебимая. Первое проявилось в том, что она, лидер команды Земли, не хотела брать в нее Киру, которую еще не видела в деле. Хотя у них было много совместных занятий, Кира ни разу не участвовала в соревнованиях Академии, просто потому что не училась в ней. Так что Тассия не видела ее в настоящем бою. Вот и не хотела рисковать. Второе же Кира уловила еще на первой минуте разговора. Что бы она ни говорила, как бы ни маслила, на Тассию ничего не действовало.

– Ну хорошо, – сказала Кира, нагнав Тассию, которая уже добралась до этажа четвертого курса. – А если я заменю кого-то в команде? Какое-нибудь слабое звено… Неужели такого нет?

Тассия скосила на нее глаза – даже не расщедрилась на полноценный взгляд.

– Везде такие есть, – сказала она, и Кира на миг возликовала. – Но даже самый слабый из наших будет посильнее тебя.

Тут Тассия все же посмотрела на Киру. Лучше бы этого не делала – заметила, как Кира ее перекривляет. Очков репутации этой ей не добавило. Но, кажется, Кира и так в глазах Тассии ими не располагала.

– Поверь мне, Тассия, – заговорила Кира, надеясь, что чем быстрее она переведет тему, тем скорее Тассия забудет ее клоунаду. – Я знаю, как справляться с испытаниями, которые будут в этом году.

Тассия поджала губы и хмыкнула.

– Вряд ли ты знаешь больше моего, – сказала она, глядя в полные отчаяния глаза Киры. – Я здесь подольше твоего. Так что источников информации… достоверной информации у меня тоже побольше.

Она кивнула Кире, как бы прощаясь, и двинулась по коридору. Уже когда Тассия нажала на ручку двери в свою комнату, Кира сделала последнюю попытку:

– Ну а кого ты возьмешь на замену, если кто-нибудь из команды не сможет принять участие в соревнованиях? Не знаю, заболеет, или упадет с лестницы и сломает ногу?

Глаза Тассии округлились от ужаса, и она уже открыла рот. Но Кира мигом поняла, какой ужас сморозила, и тут же заговорила:

– Нет, нет! Я не то имела в виду! Какой кошмар, Тассия, я бы не стала никого калечить! В смысле, нарочно калечить…

Последнюю фразу Тассия уже не слышала. Хлопнула дверью прямо перед носом Киры. Та недолго постояла, посмотрела на нее. Задерживаться не стала. Боялась, что Тассия откроет дверь, чтобы прогнать ее, и угодит створкой по лбу.

Кира сделала шаг назад, потом еще один. Влетела в кого-то спиной, но не извинилась, и даже не обернулась.

Надо было что-то выдумывать. Кира захотела участвовать в соревнованиях, едва услышала о них. Кому, как не ей, абсолютной отличнице, удастся разгромить всех соперников? Но все же Кира надеялась, что соперники окажутся достойными, и победить их будет не так-то просто.

Побороться и выиграть на факультетских соревнованиях – вот что разгонит скуку. Конечно, в Центральной Академии всегда было, чем заняться. Да и Кире расслабляться не стоило, все-таки у нее была своя цель. Но каждый день с понедельника по субботу, с утра и до самого вечера просиживать в аудиториях или площадках для практики… Это было пыткой. Да, соревнования скрасят это уныние. Уныние. А ведь ноябрь еще не наступил. Вот уж когда уныло станет во всех смыслах.

Кира двинулась по коридору и наконец-то добралась до комнаты «437». Первым делом она хотела стянуть этот клятый сарафан – шерсть кусалась, ведь Кира была в тепле уже минут десять. К тому же взбиралась по лестнице, из-за чего вспотела.

Закрывая дверь, она потянулась к завязкам. Но опустила руки, когда развернулась, и увидела, что не одна в комнате.

На вечно развороченной кровати Аски, упираясь ступнями в красных носках, которые совершенно нелепо смотрелись с коричневой формой, лежал Киса. Кира почти не удивилась. Иногда ей казалось, что в Академии несколько таких Кис. Или что кроме стихийной магии он владеет искусством клонирования. О, это многое объясняло бы. Например, то, как он все про всех узнает.

– Привет! – воскликнул он.

Киса радовался Кире. В отличии от Аски. Она сидела в углу, занимая едва ли больше места, чем подушка. Если не учитывать волосы, которые растеклись темными ручьями по постели. Издалека казалось, что кровать потрескалась. Аска не застилала ее, даже когда Кира показушно заправляла свою кровать, приговаривая, как же она любит, когда все кровати в комнате застелены.

Голова Кисы лежала на коленях Аски, и она понемногу перебирала его пряди. Кира хотела пошутить про вшей. Но не стала. Это обидело бы Кису, а не Аску – так что оно того не стоило. К тому же Киса едва не мурчал. Особенно когда заметил, что у него появилась еще одна зрительница.

– Что-то ты сегодня не радостная! – сказал он неуместно счастливым тоном.

– Ничего нового, – добавила Аска.

Кира уже приучилась ее игнорировать, так что делала это на автомате, без зазрений совести, иногда даже не замечая, что ведет себя так грубо.

Она оседлала стул задом наперед. Сложила руки на спинке, и опустила на ладони подбородок. Кисе пришлось приподняться на локте, чтобы видеть ее.

– Я хочу принять участие в соревнованиях, – сказала Кира. – Но эта сука Тассия не берет меня в команду.

Киса так дернулся, что Аска едва не свалилась. Она айкнула и потянула свои волосы. Киса быстро извинился, отмахиваясь от прядей, и заговорил:

– Брось, Кирочка, это ниже твоего достоинства!

Поджав губы, Кира покачала головой. Может, Киса думал, что это он так ей льстит. На деле Кира чувствовала себя лишь ущербней. Она всегда была сама по себе, и тут первый раз в жизни захотела в команду. Думала, что делает одолжение. Но оказалось, что команда ее брать не хочет.

– Откуда тебе знать? – спросила Кира.

Она имела в виду, что Киса не так уж хорошо успел ее выучить, чтобы знать, как расположены соревнования относительно ее достоинства. Но он, как обычно, понял все по-своему:

– Потому что я сам в команде.

– Что? – воскликнула Кира. – Какого черта? Как насчет твоего достоинства?

– С моим достоинством все в порядке, – сказал он и как-то нехорошо посмотрел на Аску.

Та предпочитала делать вид, что кроме нее никого в комнате нет. Стянула со стола пилочку и принялась рихтовать свои ногти, которые логичнее было называть «когти».

– Мне в соревнованиях участвовать не стыдно, – продолжал Киса, наблюдая за пилкой Аски. – Потому что я в этой грязи уже четвертый год. А тебе незачем пачкаться… Да и ты пойми – единственное, что я там делаю, это стараюсь никому не мешать.

Едва умолкнув, Киса схватил кончик пилочки одним стремительным движением. Аска шлепнула его по ладони, и, медленно вытянув пилочку из хватки Кисы, повернулась, и продолжила заниматься ногтями.

Кира смотрела на эту сценку, но ничего не видела. Думала. Потом сказала:

– Киса, так ты не в восторге от соревнований, да? Может, хочешь, чтобы тебя кто-нибудь заменил?

Киса не отвечал – пилочка снова увлекла его. Аска отчаялась привести ногти в порядок, и теперь просто игралась с Кисой, размахивая пилкой, пока тот пытался ее поймать.

Киру все это ужасно раздражало. Ей надо было решить вопрос.

– Киса! – воскликнула она.

– Что?

Он вдруг совершенно перестал интересоваться пилкой, и глянул на Киру так, словно только заметил ее присутствие. Аска не успела сориентироваться. Поэтому со следующим взмахом зарядила Кисе по лбу. Тот лишь моргнул.

– Можно я пойду на соревнования вместо тебя? – сказала Кира.

Она уже приготовилась рассказывать Кисе, почему она справится лучше него, хоть и не участвовала никогда в соревнованиях. Может, у Киры не было его ловкости, но она быстрее схватывала, и верила, что скорее сориентируется при непредвиденных обстоятельствах, какими и были соревнования.

Однако Киса сказал:

– Да пожалуйста, – и продолжил хвататься за пилочку, хотя Аска больше ею не махала.

Кира несколько секунд молчала. Потом сказала:

– Что? Так просто?

– Ну а что же? – ответил Киса, больше не глядя на нее. – Я не жадный. Уже три раза участвовал. Почему бы в этом году не уступить место прекрасной даме?

На «прекрасную даму» не отреагировали ни Кира, ни Аска. Обе знали: Киса так называет всех, даже некоторых парней. Так что можно не ревновать.

Кира вскочила, чтобы поведать эту радостную новость Тассии. Может, стоило подождать, пока та остынет после их разговора. Но Кира хотела покончить с этим вопрос, и с чистой совестью приступить к подготовке.

Но тут Аска взвизгнула и Кира чисто машинально глянула на кровать. Киса лобзал ее руку – другим словом и не назовешь. Он то ли кусал ее, то ли целовал. Визг Аски перешел в смех.

Первым позывом Киры было поскорее выйти. Но она не удержалась, и сказала:

– Даночка не будет ревновать?

Киса замер и, не отнимая руки Аски ото рта, посмотрел на Киру своим наиболее осуждающим взглядом.

– Что еще за Даночка? – воскликнула Аска возмущенно, так что ее и без того тонкий голос прозвучал ультразвуком.

Она переводила взгляд с Кисы на Киру, и недоумевала. Данаката читала у Аски один предмет – взаимодействие Земли и Воды. Так что она могла догадаться, про кого они говорили.

Но не успела. Киса принял стратегически верное решение – немного слукавить. А то грозился потерять подругу. Вдруг взревнует? Да и с Даночкой еще ничего не ясно. Она на него даже не смотрела. Точнее смотрела, но лишь по делу – когда нужно было на всю аудиторию воскликнуть: «минус бал Земле!» Да, терять Аску сейчас было просто глупо, ведь замена ей пока не нашлась.

– Одна моя… – начал Киса.

Кира попыталась перебить:

– Пре…

– Пре-предательница, – воскликнул Киса. – Точно не преподавательница.

Сперва Киса глянул на Киру с укоризной, а потом посмотрел на Аску – теперь уже с восхищением. Кира не чувствовала притворства, но все же не понимала, как можно смотреть на Аску так, словно она что-то прекрасное.

– Но ты не волнуйся, – продолжал Киса, – ее уже нет в живых. Не пережила, когда поняла, кого потеряла…

Все молчали, так что Киса решил уточнить:

– Меня в смысле.

Все снова молчали. Хотя тон Кисы был максимально искренним, Аска не спешила ему верить. Посмотрела на Киру – но, кажется, той верить хотелось еще меньше.

Уяснив, что напакостничала достаточно, Кира покинула комнату. Хотела поскорее обрадовать Тассию.

***

День был удивительно солнечным, как для второго ноября. Кире это не нравилось. Раз повезло с погодой, значит, не повезет с чем-то другим.

Солнце слепило так, словно за сегодня должно было потратить все лучи, которые не успело истратить за летний сезон. Кира щурилась, но продолжала смотреть в небо. Ведь даже слепнуть от солнца было приятнее, чем глядеть на Тассию.

– Команда, – повторяла она. – Мы одна команда. Соревнования – это командная работа. По одному не справимся. А вот вместе мы сила.

Кира закатила бы глаза, но те уже так болели от света, что мучить их еще больше не хотелось. Вместо этого она перевела взгляд на Тассию, и, дождавшись, когда зрение восстановится, сказала:

– Один вопрос: можно чуточку меньше пафоса?

Тассия сощурилась, отвернулась, и больше не смотрела на Киру. Она продолжила вдохновлять этими нехитрыми речами остальных участников команды. А Кира тем временем закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях.

Хотела немного отдохнуть. Хотя что уж – перед смертью не надышишься. Да и как можно отдохнуть в таком гомоне? Провожать участников на первый этап собралась целая толпа. Но у самих соревнований зрителей не будет – это не стадионное мероприятие, и наблюдающих просто некуда посадить. Да и длиться прохождение всех этапов будет несколько часов.

Конечно, были шустрики, которые проходили соревнования за час. Абсолютный рекорд несколько лет назад поставил какой-то огненный – прошел все этапы за тридцать девять минут, четырнадцать секунд. Но, как Тассия повторила уже миллиард раз, скорость не главное, главное – пройти до конца полным составом.

Суть у соревнований из года в год была единая – пройти четыре этапа, каждый из которых являлся представлением какой-то стихии. Следовательно, если этап представляет твою стихию, тебе его пройти легче, чем соперникам. Из команды какой стихии доберется до финиша больше человек, та и выиграет.

Кроме того, каждый год вводилось дополнительное условие, которое осложняло прохождение. Оно было секретным. Ко всему можно подготовиться – но нельзя подготовиться к неожиданности. Так что именно из-за этого условия сливалось большинство игроков.

– Если мы будем держаться вместе, то нас будет труднее победить, вы это понимаете?

Никто ей не ответил. Причем не потому, что не восприняли Тассию всерьез. Просто народ был сосредоточен. К голосу Тассии все привыкли – считали его за белый шум, под который хорошо засыпается. Но сейчас, несмотря на сонный вид, Кира видела: ребята настроены решительно.

Всего их было восемь. По идее с каждого курса по два человека – но это не было правилом. Например – Кира была уверена – в огненной команде с четвертого курса будет пять человек. Кира даже знала, каких именно.

– Кира?

– Что? – спохватилась та.

– Ты меня услышала?

Кира закивала, больше не пытаясь грубить Тассии. Та и так озверела, когда узнала, что Кира добилась участия. Но что ей было делать? Все-таки главное условие приема участника – это его желание. Не так много земляных хотели присоединиться к этому мероприятию. У Огня на участие в команде было даже свое отдельное соревнование. А Земля таким особо не интересовалась.

Тассия еще что-то сказала, но Кира услышала лишь последнее ее: «идемте». Нехотя поднявшись, Кира затянула резинку на волосах, и поплелась за остальными к центру площади, которая считалась стартом соревнований.

Народ собрался. Кира не понимала зачем. Все равно никакого шоу не будет – они просто зайдут в это огромное каменное сооружение, и выйдут… а где выйдут, Кира даже не догадывалась. Все этапы создавались специально для соревнований. Как и где они существуют – Кира не знала. Это была такая тонкая стихийная магия, что Кира на нее пока не посягала. Но все участники знали: ничего плохого с ними произойти не может. Это просто игра. Сгореть, утонуть, удушиться, или быть погребенным там – это не то, что умереть по-настоящему. Хотя, как заверял Киса, приятного в такой смерти мало.

Играла веселенькая музыка, которая сменилась фанфарами, едва Кира попыталась в нее вслушаться. Откуда она доносится, было неясно. Впрочем, Кира не забивала себе голову размышлениями над такой ерундой. К тому же громче музыки ревела толпа. Кира пыталась найти в ней Кису, но тот, наверное, так яростно болел за свою стихию, что уже на ногах не держался, хотя еще и полудня не было.

Все четыре команды стояли рядами, образовывая квадрат, контур которого прерывался по углам. В середине стояли четверо преподавателей – от каждой стихии по одному. От Огня был, конечно, ректор.

Дожидаясь, когда фанфары отыграют, Кира рассматривала противников. Многих она не знала в лицо. Даже из своей команды поименно всех выучила лишь потому, что провела с ними время подготовки к соревнованиям.

А вот из команды Огня Кира знала целых пятерых. Никто иной, как Лео и компания. Кира ожидала их увидеть, поэтому не удивилась, не расстроилась, и уж тем более не обрадовалась.

Хотя не стоило так делать, Кира вглядывалась в Лео. Он переговаривался с теми, кто стоял поближе. Ее взгляд он не замечал долго, а когда все же глянул в ее сторону, Кира отвернулась.

– Дорогие учащиеся! – начал ректор. – Участники нашего сегодняшнего соревнования, а также болельщики и болельщицы! Объявляю начало ежегодных факультетских соревнований. Как вы помните…

Дальше Кира не вслушивалась. Ректор напоминал правила, и заводил интригу по поводу особого условия, того самого, которое каждый год менялось, и, вроде как, еще ни разу не повторилось.

– … кроме того, – продолжал ректор. – Каждый участник будет под, так называемым, незримым наблюдением преподавателей всех стихий. Заклятие будет вашим щитом, и вашим врагом. Благодаря нему вам нечего бояться физических увечий. Хотя в миг их нанесения, конечно, будет больно, так что не подставляйтесь…

Кто-то захихикал, но Кира этого энтузиазма не разделяла. Она не хотела калечиться, пускай даже ненадолго. Она хотела выиграть. Только и всего.

– Также это заклятие гарантирует, что, нарушив особое условие, вы мигом будете исключены из игры. Не пытайтесь обмануть. За все года проведения соревнований это еще никому не удалось.

Далее были напутственные слова. Их Кира пропустила. Думала, что же там за условие. Исходя из того, что знала она, и что говорила Тассия на тренировках, это будет какое-то физическое ограничение. Не очень здорово. Впрочем, на свое физическое воплощение Кира никогда не надеялась. Все-таки ее козырем был ум.

Когда ректор закончил, шеренги участников повернулись в колонны, и двинулись ко входам в строение. На Киру оно навевало тоску. Высокое и каменное. Впрочем, так можно описать почти все здания.

Соревновательный дух был едва ли не самым сильным чувством Киры. Быть во всем лучшей – вот что приносило ей наслаждение. Но сейчас, зевая и переминаясь с ноги на ногу, Кира подумала, что лучше бы она сейчас вместо всего этого еще немного поспала. Занятия отменили из-за соревнования. Так что весь день мог быть свободен.

Однако, подумав, как приятно будет размазать огненных, Кира воспряла. Снова глянула на их ряд, но те не обращали внимания на других.

Шеренги теперь представляли собой очереди. Во главе каждой стоял преподаватель. Тот, что был у Земли, ненадолго касался указательными пальцами закрытых глаз участников. Невысокий дядечка, который вел теорию знаков, улыбался каждому из команды своей стихии, и желал удачи.

Его касания никак не ощутились, хотя Кира ожидала как минимум покалывания. Когда прошла ее очередь, она глянула на остальных преподавателей. Они занимались тем же. Кира нахмурилась. Она думала, каждый преподаватель отметит свою часть тела. Но все сосредоточились на одной.

Открыв глаза, после того как их коснулся ректор, Кира ждала, что он скажет что-то особенное для нее. Ректор ведь должен был ее запомнить, не правда ли? Но тот сразу же потянулся к следующему участнику. Все-таки не запомнил. Кира подумала, что это очень хорошо. Она не хотела запоминаться. И хотя считала себя личностью выдающейся, выделяться не любила.

Только когда вся команда собралась у входа, Кира почувствовала что-то типа тревоги. Она смотрела на своих союзников, и те тоже смотрели друг на друга и на нее. Молчали. Даже Тассия. Едва Кира этому обрадовалась, та заговорила:

– Глаза, да? Они что-то сделали с нашим зрением…

Ей никто не ответил. Не успел. Потому что, разведя руки, снова заговорил ректор:

– Действие особого условия начнется, едва вы зайдете… Удачи всем!

С пожеланием он резко свел руки – вместе с хлопком распахнулись двери строения. Вопреки ожиданию, оттуда не дохнуло сыростью.

Кажется, чуть громче заиграла музыка, словно чтобы скрыть тревожный стук сердец соревнующихся. Кира сжала кулаки и, дождавшись, пока в строение зайдут все из ее команды, сама шагнула внутрь. Когда она обернулась, дверь уже была закрыта.

Каждая команда заходила со своего входа, поэтому сейчас, оказавшись внутри здания, Кира видела только своих. Семь приземистых человек с волосами оттенков от осенних листьев до горького шоколада. Семь студентов из Земли со второго по четвертый курс. Семь олухов, с которыми Кира не собиралась иметь ничего общего.

Они слушали Тассию, которая считала своим долгом утвердить каждый шаг каждого участника. Кира была уверена: такая увлеченная, Тассия не заметит, как она свинтит. Но услышала ее окрик, сделав всего три шага.

– Ты куда? – воскликнула Тассия.

Кира услышала панику в ее голосе. Это хорошо. Значит, не одна Кира чувствует себя здесь неуютно.

– Выполнять задание, – ответила она, словно именно это не понимала Тассия.

Отвернувшись, Кира припустила вдоль стены. Но не разгонялась – знала, что их разговор еще не окончен.

Внутри строение было, может, не таким жутки, каким Кира представляла его, стоя снаружи. Но находиться здесь ей не прямо что нравилось. Поскорее бы пройти этот этап… Вряд ли, конечно, остальные окажутся более приятными. Хотя кто знает?

Высокие стены уходили так высоко, что Кира не видела потолок. Было светло, но как в пасмурный день. От стен не веяло холодом, что ожидалось по их виду. Можно было прикоснуться и проверить. Но Кира пока не рисковала притрагиваться здесь к чему бы то ни было.

– Стой!

Кира остановилась. Наверное, не стоило – да, это грубо. Но Кира не сомневалась: разговор вряд ли будет уважительным.

– Да? – сказала она, развернувшись.

Тассия щурила свои и без того узкие глаза. Остальные участники смотрели на Киру примерно так же. Только, может, ненависти в их взглядах было поменьше.

– Что это за фокусы? – спросила Тассия.

– Я еще ничего не сделала…

Может раньше Тассия держала Киру за дурочку, из-за ее дурацкой привычки постоянно такой прикидываться. Но теперь она ее раскусила, и смотрела просто как на проблему.

– Только не говори, что хочешь уйти и проходить этапы в одиночку.

Кира промолчала.

– Ну? – воскликнула Тассия. – Почему ты молчишь?

– Ты же сказал не говорить, если я хочу…

У Тассии такой вид сделался, что Кира не сдержалась и прыснула со смеху.

– Так и знала, что принять тебя было плохой идеей. Соревнования едва начались, а ты уже создаешь проблемы.

Кира пожала плечами, все еще улыбаясь. Чем хорошо быть источником проблем – это тем, что не тебе надо будет решать эти проблемы.

– Ты не можешь уйти…

– Уже ухожу, – сказала Кира.

Она повернулась с намерением больше не разворачиваться, и пошла по коридору.

– Стой! – кричала Тассия. – Кира, стой! Эгоистично так себя вести!

Она не обращала внимания. Уже сосредоточилась на изучении обстоятельств, в которых оказалась. Почти решилась коснуться стены, ощутить ее шероховатую и наверняка холодную поверхность. Но замерла с занесенной рукой, когда услышала:

– Особое условие как-то связано с взаимодействием с соперниками! Говорю тебе, чтобы ты сразу не продула, раз уж ты не собираешься больше с нами разговаривать.

Несколько секунд было тихо. Ни шума ветра, ни шагов, ни сдавленных голосов – только напряженная тишина. А потом шаркнули подошвы – это Кира двинулась дальше.

– Я знаю, – сказала она, не разворачиваясь.

И бросилась бегом за ближайший поворот.

Вслед ей ринулись крики и ругань, которые быстро стихли. Кира не поняла – это потому, что она зашла за поворот, или потому что ее коллеги отчаялись до нее достучаться. Скорее второе. Потому что, прислушавшись, Кира услышала топот их ног. Они пошли в противоположном направлении.

Оказавшись в этих стенах совершенно одной, Кира на миг почувствовала тревогу. Но тут же прогнала это чувство. Все-таки в одиночестве лучше думается… Да и вообще, в одиночестве абсолютно все делается лучше.

Теперь Кира шла медленно – осматривалась и прислушивалась. Она даже осмелилась коснуться стен, и те оказались… никакими. Просто камень, который и камнем не ощущался. Немного фактурный, но ни теплый, ни холодный. Никакой.

Минув несколько поворотов, Кира решила чуть сдать назад. Отчего-то ей показалось, что на предыдущей развилке нужно было повернуть не вправо, а влево. Только вот прошагав назад, она поняла, что понятие не имеет, откуда пришла. Одинаковые стены, одинаковых коридоров сливались в одинаковую картинку.

Нет, Кира не заблудилась. Она с самого начала догадалась, что попала в лабиринт.

Поэтому шагала, держась правой стороны. Поворот, еще один, и еще…

Ничего не происходило. И от этого тревога росла. Уж лучше бы Кира слышала, как за ней гонятся, или видела соперников, или даже натолкнулась на кого-то, кто ей не рад. Так было бы интереснее. Да и занимаясь делом, не остается времени на мысли о том, как тебе страшно.

Кира брела, ведя ладонью по стене. Думала о том, что есть стоило не так плотно, что на следующей неделе пара по взаимодействию, к сожалению, с Ором, а не с Данакатой, что в воскресенье она все-таки выспится, что гораздо веселее было бы сейчас висеть где-нибудь с Кисой, что очень хочется спать, ведь эта теплая стена напоминает матрас, пусть и очень жесткий каменный матрас…

Тут Кира замерла. Что-то было не так – что-то изменилось. Значит, под вопросом ее безопасность. Доселе Кира не напрягалась – теперь же поняла, что все-таки стоит. Она замерла и прислушалась.

Да, где-то слышались шаги. Кира прижималась к стене всем телом, боясь выглядывать за поворот. Зрение. Взаимодействие с противником. Сложив два и два, любой мог вывести особое условие. Но Кира пока не смела на него полагаться, потому что еще не проверила его.

Вслушиваясь, Кира поняла, что ее так напрягало. Стена. Чем дольше Кира к ней прижималась, тем горячее она становилась. И дело явно было не в тепле ее тела. Вдобавок к тому, что Кира слышала шаги, нагревание стены значило одно – приближается кто-то очень теплый. Даже горячий. Как, например, огонь.

Кира раскинула руки и, ненадолго посвятив себя ощущениям, двинулась в ту сторону, где, как ей показалось, стена не такая теплая. Завернув за угол, она остановилась и снова прислушалась. Тут же донеслись шаги, затем последовали и голоса. Кира зажмурилась и втиснулась в стену, надеясь, что ее не заметили.

– Эй! – услышала она. – Земля!

Голос был знакомым и девичьим. Кира точно слышала его, но где – вспомнить не могла. Наверняка на занятии, где же еще?

Сердце Киры стучало уже в ушах. Она ощущала этот клекот так явно, что боялась, как бы его не заметили новоприбывшие. Конечно, Кира не откликалась. Очевидно, что звали ее. Но ведь не обязательно, что она услышала, ведь так?..

– Что тебе надо?

Новый голос Кира тоже знала, причем даже получше. Это был ее коллега. И он зачем-то решил взаимодействоватьс соперницей. Хотя, если она может к нему обращаться, значит, и ему бояться нечего, ведь так?

– Хочу, чтобы ты выбыл.

– Надо же какое совпадение, я тоже этого хочу.

– Тогда предлагаю не тянуть, и начать поединок. Где ты? Покажись…

Стена едва не горела с приближением этой девушки. Получается, она Огонь. Интересно, как лабиринт отмечает приближение земляного? Или Кира их не чувствует, потому что сама такая?

Или лабиринт вообще на них не реагирует?

– Неужели трусишь? – сказала огненная, и Кира услышала в ее голосе улыбку.

Потом были шаги. Стена пекла так, что Кире больше всего на свете сейчас хотелось отойти от нее. Тем не менее она не двигалась – даже глаза не открывала.

Шаги перешли в бег, потом в резкое торможение – Кира даже услышала, как отскочили мелкие камешки из-под ног бегуна. Судя по всему, земляного, которого взяли на понт, обозвав трусом.

Затем Кира услышала мерзкий звук – смех огненной. Ему отозвалась сдавленная ругань земляного, хлопок, но слишком громкий, как для ладоней, и… Все.

Кира старалась даже не дышать – так ее точно не слышно. Только вот сердце колотилось от страха неизвестности с такой силой, что его стук должен эхом расходиться от стен по всему лабиринту.

– Минус один, – сказала огненная.

Затем она куда-то направилась. Шаги становились все тише. И только совсем перестав ее слышать, Кира поняла, что стена охлаждается. Она открыла глаза, но тут же закрыла, ослепившись, хотя свет в лабиринте был не таким уж сильным. Кира поморгала, привыкая, и наконец оттолкнулась от стены, хотя та перестала быть горячей.

Несколько секунд Кира просто стояла, осознавая, что произошло.

Огненная, судя по ее последним словам, исключила земляного. Но Кира не слышала драки. Он просто… исчез. Что сделал не так? И почему огненная не выбыла, если делала все то же, что и он? Да и к тому же, почему Кира не выбыла? Она ведь ее слышала…

Но не видела.

На всякий случай Кира приложила руку к стене – вдруг огненная вернется за ней? Но та ее не заметила. Как это могло произойти, Кира не понимала. Кажется, лабиринт ощущает, человек какой стихии движется коридором. И дает подсказку. Только вот на нее, Киру, он не реагировал. И на ее коллегу тоже. Значить это может только одно: лабиринт – это этап Земли. То есть для Киры и ее команды он будет самым легким.

Готовая в любой миг зажмуриться, Кира двинулась коридором быстрее. Не хотела прийти последней. А в том, что доберется до финиша – у нее сомнений не было.

Кира бежала и останавливалась, бежала и останавливалась. Бежала, чтобы скорее добраться до выхода. Останавливалась, чтобы прислушаться, и, возможно, ощутить перемены самого лабиринта. Раз на огненных стены нагреваются, то как-то отображаются на нем воздушные и водные.

Пару раз Кира ощущала, как стены нагреваются. Тогда она возвращалась за поворот, и дожидалась, когда огненные пробегут. В другой раз в лицо Кире дул ветер. Она ему радовалась. Так бегала – что вспотеть успела, поэтому легкий ветерок был как раз тем, что надо.

Когда Кира услышала шаги, тот был уже едва не ураганом – хватал за волосы и грубо дергал штанины. Вернуться за поворот Кира не успела. Но, к счастью, вспомнила зажмуриться. Почти сразу она услышала досадливое:

– Вот сука!

И отчетливо слышимый хлопок. А вместе с ним прекратился ветер – исчез в одно мгновение, как в природе не бывает. Еще немного постояв, опираясь на стену, Кира медленно открыла глаза. Перед ней была лишь очередная развилка, где никто не стоял. Пронесло.

Кто-то выбыл по ее вине? Вероятно, кто-то воздушный. Абсолютно все равно… Это даже хорошо для победы в соревнованиях. Как бы там ни было, Кира вины не чувствовала.

Еще пару раз она ощущала ветер, но больше не рисковала подставлять ему лицо. Сразу забегала за поворот и дожидалась, пока шаги стихнут. Лишь потом возобновляла путь.

Следующие минут двадцать прошли спокойно. Даже слишком спокойно. Кира шла все медленнее. По большей части не потому, что боялась стать заметной из-за топота или сбивчивого дыхания. Нет. Просто Кира утомилась.

Пара пролетов – и она решила отдохнуть. Совсем чуть-чуть. Посидит пару минут, а потом побежит, чтобы наверстать время. Не самый безопасный вариант, ведь на бегу сложнее прислушиваться. Но так Кира скорее достигнет выхода – а оказаться там в тысячу раз безопаснее, чем даже очень тихо красться коридорами.

Она села прямо на землю и оперлась на стену, откинув голову. Закрыла глаза, но не чтобы обезопасить себя, а просто потому, что те устали разглядывать полутемень. Кира ерзала – все ей было неудобно. Земля твердая, стенка внизу сырая и от того холодная.

Тогда Кира стала медленно подниматься – отдых явно не задался. Она принялась отряхивать штаны, но вдруг услышала:

– Там кто-то есть?

В этот раз голос снова был знакомым. Но Кира не спешила обнаруживаться. Она кляла себя, что остановилась, еще и в таком дурацком месте, на Т-образной развилке. И что не заметила признаков ее приближения.

– Я слышала, как ты прерывисто дышишь… Что, Земля, такая физическая нагрузочка оказалась тебе не по зубам?

Соперница засмеялась, а Кира не сдержалась и цокнула языком. Все равно ее уже обнаружили.

– Закройся, Аска, – сказала Кира.

– О! – воскликнула Аска неуместно радостно. – Кира! Надо же… Я думала, ты первой выйдешь из игры.

Кира не ответила. Она стояла, шевельнувшись лишь для того, чтобы коснуться стенки. Ну конечно – та была сырой. Отняв ладонь, Кира увидела, что та стала мокрой. Она ощущала приближение водной, и проигнорировала это. Вот теперь расплачивалась.

Они с Аской стояли, глядя на одну развилку, но стоя в разных коридорах. Кира не смела шевелиться, и Аска тоже.

– Так и будем стоять до утра?

– Я не стою, я лежу, – сказала Кира.

– Правда? – удивилась Аска.

– Можешь сама посмотреть.

Аска шагнула, но тут же спохватилась, и рассмеялась. Кира поджала губы. Она понимала, что такая дурацкая провокация не сработает, но попытка не пытка.

– Думала, я такая тупая, что поведусь?

– Да, – спокойно сказала Кира.

Аска фыркнула. Потом снова воцарилась тишина. Земляные терпением отличались, водные – нет. Так что первой не выдержала Аска. Она сказала:

– Давай просто обе закроем глаза, и пройдем мимо друг друга этот перекресток, хорошо? Сыграем в ничью.

Кира не ответила.

– Или ты, коза упертая, либо выиграешь, либо сдохнешь?

Кира снова молчала. По голосу Аски она слышала: та начинает беситься. Это было приятно. Стоило того, чтобы тратить тут столько времени.

Потом Кира зашагала обратно по коридору, отдаляясь от Аски. Шла, нарочито громко топая, но прислушиваясь. Аска отозвалась почти сразу:

– Ты ушла?

Кире хотелось ответить: «да», ведь она и правда уходила. Но тогда Аска точно не пойдет за ней. Скорее всего она прислушивалась. Тогда Кира стала шагать все тише. Достигнув конца коридора, она шаркнула ногой у поворота, но потом на цыпочках вернулась к развилке, которая хорошо просматривалась с той, где они застряли с Аской. Затем Кира встала в середине перекрестка, раскинув руки так, чтобы ее было хорошо видно.

Все это время Аска пыталась ее дозваться. У нее ни разу не получилось. Кире пришлось немного подождать. Она уже почти отказалась от своего плана. Подумала, что Аска, верно, развернулась и, как сама Кира, решила идти обходным путем.

Но потом Аска все же вышла из-за развилки. Кира стояла с закрытыми глазами, но как же хотелось их открыть. Увидеть досаду на лице Аски – о, это было бы незабываемо. Но вместо этого Кира услышала только:

– Какая же ты мразь, – сказанное тонким голосом Аски.

А потом та исчезла с громким хлопком.

Кира сперва прислушалась, и только потом открыла глаза. В коридоре никого не было, а стены перестали сочиться. Да и атмосфера стала приятнее. Тогда Кира бросилась к злополучной развилке и, свернув в тот коридор, откуда ни вышла ни она, ни Аска, вскоре очутилась у высоких двустворчатых дверей. На всякий случай Кира зажмурилась, а потом толкнула их. Вопреки своим габаритам и старинному виду, открылись двери без единого звука.

На Киру дохнуло свежим воздухом. Все-таки была в помещении затхлость. Сперва Кира даже испугалась, что ее настиг кто-то воздушный. Но ветер не усиливался, да и ощущался иначе, чем в лабиринте. Поэтому Кира осмелилась открыть глаза.

От испуга она едва не вскрикнула. Но сдержалась. Лишь отступила на несколько шагов, чтобы быть подальше от одного из своих самых больших страхов.

Стихия навязывала не только внешность и черты характера. Вместо со стихией приходили вкусы, расположенности, таланты, некоторые навыки и, конечно, страхи. Высоты боялись почти все из Земли. Воздушные, наоборот, ее любили. А чего бояться высоты тем, кто может парить? Пускай у этого мало общего с полноценным «летать». Но все же очевидно: пробраться через полосу препятствий, которая находится так высоко, что земли не видно, легче всего будет воздушным. Это их этап. А для Киры, судя по тому, как заходилось ее сердце, он будет самым сложным.

На площадке перед резким обрывом она была одна. Вроде бы. Головой вертеть боялась – вдруг натолкнется взглядом на соперника? Тогда вылетит, и получится, что доселе все мучения были напрасными.

Но не слыша голосов, Кира все же огляделась. Так и было – она стояла одна. Площадка была слишком маленькой, чтобы вместить еще кого-нибудь. Но если кто-нибудь прямо сейчас покажется из двери лабиринта?

Обернувшись, чтобы смотреть на дверь, Кира недолго подождала. Но никто не вышел – даже шаги не слышались. Кира зачем-то нажала на ручку. Она не поддавалась – значит, вернуться в лабиринт нельзя. Получается, отсюда лишь один выход.

Кира медленно прокралась к краю. Знала, что вниз смотреть не стоит, и все же глянула. Потом отшатнулась, размышляя над увиденным на безопасном расстоянии.

На самом деле размышлять было не о чем. В десятке метров под ногами начиналась белая дымка. Наверное, чем ниже, тем плотнее она становилась. Казалось, что туман холодный и мокрый, как облако. Но скорее всего, упав, Кира не почувствует его касаний – сразу исчезнет с хлопком, как Аска и тот земляной.

Тут же Кира прекратила об этом думать. Это бесполезно. Зачем размышлять о проигрыше, если не собираешься выбывать?

В следующий раз Кира уверенно подобралась к краю и шагнула на первую ступеньку.

Кира и раньше слышала, что все этапы соревнований, хотя содержат заковырки и требуют логику, наполовину состоят из проверки физических возможностей. Но она не была спортивной. То есть, если без этого никак, Кира пробежала бы сколько нужно. И запрыгнула куда надо. И, наверное, смогла бы пару раз подтянуться. Но она не думала, что делать все это придется над огромной, белой, как молоко, пропастью.

Мысли о том, как страшно упасть, забирали гораздо больше сил, чем преодоление препятствий. Но Кира справлялась – не смотрела вниз. И по сторонам особо не глядела. Случайно наткнуться взглядом на соперника и выбыть – это было бы даже хуже, чем свалиться.

Ступеньки находились на расстоянии друг от друга, но таком, что Кира ступала по ним, даже не прыгая. Но чем дольше шла, тем выше и дальше находилась следующая ступенька от предыдущей. Вскоре пришлось перепрыгивать. А потом и это перестало быть хорошей идеей. Расстояние между ступеньками увеличивалось. А вот сами они уменьшались – приземляться становилось все сложнее.

Перед следующий Кира замерла. Она находилась в полутора метрах от нее и где-то на уровне пояса. Как до нее добраться, Кира не представляла. Попыталась дотянуться рукой, но не то, что не зацепилась – даже не коснулась сухой на такой высоте земли.

Ветер трепал ее волосы, и Кира перетянула их из полухвоста на верхнюю половину волос, в обычный, чтобы те не лезли в лицо. Кофту она уже давно заправила в штаны. Наверное, выглядело не очень, но на Киру сейчас точно никто не смотрел. Кроме, разве что, земляных. Впрочем, Кира не слышала ничего, кроме воя ветра в ушах. Так что вряд ли рядом с ней кто-то был.

Она стояла и смотрела на маленький клочок земли, подобный тому, на котором стояла. Тот был одновременно очень близко, но крайне далеко. Прыгнуть невозможно – разве что Киру подхватит ветер. Но она воздухом не владела, так что он не станет ее слушаться, как воздушных. Она владела только землей…

Землей. Той самой, из которой сделаны ступеньки.

Едва не заплакав от счастья, Кира снова потянулась рукой к ступеньке. Хотела притянуть ее к себе – ведь она, как что-то из земли, должна была ее послушаться. Но ступенька не шевелилась. Кира нахмурилась.

Затем попробовала изменить ее. Немного расширить, чтобы суметь опереться руками.

Тут земля поддалась и Киру накрыло волной облегчения. Заставив ступеньку вытянуться так, чтобы можно было схватиться за нее, Кира «просверлила» в ней дырки для пальцев. Крепко взявшись, Кира оттолкнулась от предыдущей ступеньки и перенесла на нее сначала одну ногу, а потом вторую.

Очутившись на ней, Кира медленно выровнялась и увидела, что эта ступень была последней. Обрадоваться не успела. Следующее препятствие оказалось еще хуже. Впрочем, как могло быть иначе?

Дорожка такая тонкая, что невозможно было на ней поставить две ступни рядом, уходила куда-то далеко, где ее съедал белый туман. Кира облизнула губы, сухие и без этого ненормального ветра. Потом поджала их. Что же, если бы она вовремя заметила, из чего состоят ступени, то преодоление этого этапа было бы для нее еще более простым, чем предыдущего.

С этими мыслями Кира, вытянув руки, расширила проход. Дождавшись, когда тот расползется до метра, Кира смело шагнула.

Хорошо, что ее вторая нога еще не оторвалась от предыдущей ступеньки. Едва ступня Киры приземлилась на новое препятствие, земля под ней словно бы хрустнула и провалилась. Кира вскрикнула. Она шагнула назад и стала заваливаться. Хотела сделать еще шаг назад, но ступенька уже закончилась. Махая руками, Кира едва поймала равновесие, и тут же присела, чтобы легче было его удержать. Оперлась о ступеньку руками, и не шевелилась пока не отдышалась.

Все это время Кира смотрела на полосу земли следующего препятствия. У начала зияла дырка по форме ботинка Киры. Земля не выдержала ее – провалилась. Не удивительно. Кира так расширила ее, что она стала ужасно тонкой. Такая и ребенка не выдержит.

Тогда Кира снова вытянула руки, и под ее желанием полоса перестала быть такой широкой. Теперь в ней было меньше полуметра. Зато толщина увеличилась.

Кира попробовала на нее ступить. Полоса опасно захрустела. Поджав губы, Кира сделала ее еще тоньше. А затем осторожно пошла по ней.

Руки держала вытянутыми в стороны – балансировала. Полоса стала такой, что на нее помещались в ширину ровно две ступни. Примерно такое расстояние Кира занимала, когда просто шла. Но сейчас ей все равно было не по себе. Хотя полосы было достаточно, обрывы по бокам не давали идти спокойно. Кира оступалась, когда думала, как ужасно будет оступиться. Но это ни разу не закончилось падением.

Чем ближе был финал, тем медленнее Кира шла. Она уже видела небольшую площадку, где передохнет перед последней полосой этого этапа… по крайней мере Кира надеялась, что третья будет последней. А то дурацкий ветер ее заколебал. Во всех смыслах. От него Кира пошатывалась. Да, не будь здесь пропастей, и не будь ветра, пройти эту жалкую полоску было бы проще простого. Кира даже пробежалась бы.

Но последнюю пару метров Кира прошла едва не ползком. Она оказалась самой страшной.

Кира снова оступилась, когда оставался последний шаг. Левая нога соскочила. Кира снова вскрикнула, но уже после того, как упала на колени, и вцепилась руками в землю широкой площадки – начала последнего препятствия.

Кира осторожно сползла с полосы и развалилась на площадке. Сперва сидела, а потом лежала, накрыв глаза рукой. Солнца не было. Что вверху, что внизу – туман. Но из-за его белизны свет, откуда бы он ни лился, отражался так, что его было слишком много. Так что глаза уставали.

Да и вообще, давненько Кира никого не видела. Ни своих, ни чужих. Либо кто-то где-то затаился, либо Кира катастрофически отстала, либо всем на нее плевать. Да, последнее – вероятнее всего.

Полежав пару минут, Кира нехотя поднялась. Она и лежа слышала шорох, с каким перемещались платформы. Но до последнего надеялась, что ей кажется. Что они не двигаются.

Кира видела только одну из них. Та с периодичностью в полминуты касалась площадки, где находилась Кира. Слегка подталкивала в торец, словно котенок, который хотел, чтобы его погладили.

Рассчитав, когда платформа прибудет, Кира шагнула на нее. Пошатнулась, но устояла. А затем поехала с платформой куда-то вверх и вправо.

Кира хотела обнять себя руками – стало прохладнее. Но предпочла оставить их вытянутыми, чтобы проще было удерживать равновесие. Туман здесь становился словно бы плотнее. Кира вглядывалась в него, уже не боясь увидеть соперников.

Интересно, как Тассия думала проходить эти этапы в команде? Что в лабиринте, что здесь, логичнее держаться одному… удобнее, надежнее… в общем, лучше.

Радуясь, что проходит соревнования в одиночку, Кира не осознала, что заметила секунду назад. Другая платформа, такая же, на какой Кира стояла, поднимаясь вверх, мелькнула в тумане буквально на пару секунд, а потом скрылась за белой пеленой. Еще несколько мгновений и платформа Киры поехала вниз.

Та чувствовала себя уже вполне уверенно, чтобы топнуть ногой от досады, и не пошатнуться. Кира чертыхнулась, и стала дожидаться, когда дурацкая платформа снова повезет ее верх.

Время тянулось бесконечно долго. Кира замерзала. Натянула на пальцы рукава кофты, чтобы было хоть немного теплее – но это едва ли помогало.

В следующий раз Кира была готова. Она ступила на вторую платформу, как только та показалась из тумана. Тут же первая платформа покатила вниз, а Кира поехала вверх и немного в сторону. Кира уже не совсем понимала, где находится относительно входа в лабиринт. Уехала далеко вправо или немного влево? Или, может, она все это время находилась как раз напротив двери? Кира перестала ориентироваться в пространстве. Нет, все же лабиринт был приятнее. Да, здесь никого не было – это значило, что ее никто не отвлекал, и не подставлял. Но Кире все равно хотелось поскорее добраться до следующего этапа. Холод. Все этот проклятый ветер, который выдувал тепло.

Кира ехала, всматриваясь в туман. Главное, не переполошиться, увидев следующую платформу. Если так – с большой вероятностью Кира упадет. Уж лучше еще раз проехать туда обратно, чем свалиться, испугавшись, что не успеешь ступить.

– И рас… и два… и три!

Еще на «рас» Кира зажмурилась. Услышать чужой голос было очень неожиданно. Но не так неожиданно, как понять по звуку, что его обладатель прыгает.

Потом Кира услышала вскрик. Кто-то падал. Наверное. Кира не видела – глаз так и не открыла. Не зная, чем руководствуется, она вытянула руку. Сперва ее сознание решило так сделать, а потом уже задумалось, насколько это рационально.

Ну и самым неожиданным было ощутить на своей руке неловкую хватку чужой теплой ладони. Кажется, что случайную. Словно этот кто-то махал руками просто от отчаяния, и встретить чужую ладонь не ожидал так же, как и Кира.

«Неужели огненный?» – мелькнуло в ее голове. Ладонь была такой приятно теплой, что Кира по-настоящему испугалась. Этот этап казался не таким уж сложным. Но встретить на этих крошечных платформах соперника… да еще из команды Огня! Это было бы ужасным осложнением.

Впрочем, чем дольше Кира ощущала на себе касание чужой кожи, тем больше понимала: это не огненный. Их кожа горячее раз в десять. А эта показалась теплой лишь из-за того, что Кира продрогла. На такой высоте даже уши закладывало. Что уж говорить про холод?

Обо всем этом Кира подумала лишь мельком. Просто мысли перебила одна главная – она начала падать.

Кира попыталась сбросить руку, но ладонь крепко цеплялась за нее. Она разозлилась. Зачем хвататься? Если бы соперник отпустил ее, то упал бы сам. А теперь они упадут вдвоем.

Равновесие потерялось – а Кира все пыталась отнять от себя эту руку. В ушах шумело. Но это уже был не ветер, а, верно, шум крови. Кира так испугалась этой внезапной атаки, что в глазах потемнело бы, будь они открыты.

– Да отцепись! – воскликнула Кира, хотя уже понимала, что даже если ладонь разожмется, она все равно упадет.

Кира успела рыкнуть от злости. А в следующую секунду осознала, что теперь держит не она, а ее.

– Если я отцеплюсь, ты упадешь! – услышала она.

Голос был незнакомым, но, кажется, девичьим.

– Еще секунду назад все было наоборот, – пробурчала Кира.

Она бы сказала еще что-нибудь, пренепременно обидное. Но вдруг почувствовала, что ветер словно бы помогает ей. Потоки воздуха подтолкнули ее в спину, и вскоре Кира снова стояла обеими ногами на платформе. Хватка поутихла, но чужая рука так и не отпустила Киру. Более того: владелец, то есть владелица, этой руки, уже держалась второй за плечо Киры. Они почти обнимались. Вдвоем, с закрытыми глазами, стоя на одной платформе, они ехали вниз.

Несколько секунд обе молчали. Кира пыталась понять, что ей делать. Первым позывом было столкнуть эту девчонку. Но вспомнив потоки воздуха, которые ее подхватили, решила пока так не делать. Не честно. Она и подставила Киру, и спасла – так что пока не понятно, как к ней относиться.

Еще две секунды и Кира услышала:

– Привет! Как тебя зовут?

Голос был бодрым и необычайно счастливым. Кира знала только одного человека, который мог радоваться без причины. Но он сейчас болел за нее в компании других болельщиков в холле корпуса.

– Ты кто? – спросила Кира.

Не любила, когда отвечают вопросом на вопрос. Но редко сдерживалась, чтобы самой так не сделать. Да и собеседница не оскорбилась, а воскликнула:

– Лола! В смысле сегодня… Завтра, наверное, буду кем-то другим… Не знаю. Еще не решила.

Имя могло много сказать. Но сейчас Киру лишь запутало.

Не могла эта девчонка быть Львом. Кира не чувствовала опасности, которая ощущалась всегда, когда рядом был кто-то из Огня. Да и она уже выяснила – ее кожа недостаточно горячая.

Следующим отчаянным желанием Киры стало прикоснуться к волосам этой девочки. Это прояснит стихию.

Отчего-то ей подумалось, что соперница жеста не заметит. Но она спросила:

– Что ты делаешь? – причем ее интонация не перестала быть менее восторженной.

Кира медлила с ответом. Она уже нащупала пористые, тонкие волосы, и определила, что они едва ли достают плеч. Что они легкие и наверняка светлые. Да и Кира помнила дружелюбный поток воздуха, который не дал ей свалиться. Так что очевидно: сперва ее чуть не сбросила, а теперь обнимала воздушная девчонка.

– Пытаюсь определить твою стихию, – честно сказала Кира.

– Я Воздух!

– Я поняла.

Потом обе недолго молчали. Платформа сменила направление и стала подниматься. Скоро придется перешагивать на другую. А как это сделать с закрытыми глазами в обнимку с воздушной, Кира не представляла.

Вопросов была тьма, и все важные. Тем не менее Кира задала самый бестолковый:

– Так ты меняешь имя каждый день?

– Нет! – сказала Лола. – Только когда есть настроение.

– А как часто у тебя есть настроение?

– Каждый день!

Кира усмехнулась. Все это было смешно, пока не задумаешься над тем, как же трудно быть Весами. Никакой определенности, никакой решительности. Каждый день что-то новое, и ты даже не знаешь, что именно. Вот даже имя.

– А вчера ты как называлась? – спросила Кира.

Стоять в обнимку было теплее, несмотря на то что Лола была костлявой. Но ветер не стихал, а препятствия сами собой не проходились – так что стоило пошевеливаться.

– Тоже Лола.

– Тогда получается, не каждый день у тебя есть настроение менять имя?

– Ну как же! – воскликнула Лола. – Как-то я меняла имя каждый день на протяжении недели! Недели!

– Да, – пробормотала Кира. – Завидная стабильность, как для Весов.

Лола так увлеклась, что не слышала Киру, и продолжала:

– Если брать выборку из этой недели, то получится, что я меняю имя каждый день. Правильно?

– Правильно, – согласилась Кира.

Спорить и правда было не с чем.

Кира понятия не имела, как им теперь быть. Обеим нельзя открывать глаза, значит, нельзя увидеть следующую ступеньку. Они могли бы попытаться не смотреть друг на друга. Но как это сделать на таком крошечном клочке земли? Лола, например, случайно взмахнет рукой, пытаясь удержать равновесие, пока Кира с открытыми глазами будет искать следующую ступень. Тогда ее взгляд машинально переместиться на нее, и Кира продует, хотя Лола, может, и не собиралась ее подставлять.

Размышляя, Кира ощущала лишь как платформа снова сменила направление. Только когда Лола дернула ее руку, Кира встрепенулась, снова чуть не упав.

– Что такое?

В голос проскользнула злость. Все-таки если не эта дурацкая Лола, то Кира уже приступила бы к следующему этапу. Наверное. А, может, она бы свалилась с последней ступеньки.

– Как нам перейти на следующую ступеньку, если мы ее не видим? – спросила Кира, впрочем, не надеясь на вразумительный ответ.

– Откроем глаза и увидим, – сказала Лола бодренько.

Кира даже хохотнула. Получилось нервно и наверняка обидно. Но Лола, кажется, не стушевалась. Наверняка Кира не знала – вместо ее лица видела лишь темноту под веками, которая ей уже надоела. Хотела едко ответить «отличная идея», но сдержалась. Все-таки не стоит злить того, кто может просто взять и спихнуть тебя в туманную пропасть.

А может, плюнуть на все, и самой столкнуть Лолу?..

Чуть сильнее сжав ее плечи, Кира тут же отказалась от такого плана. Но не потому что совесть измучила. А потому что Лола отвлекла ее, заговорив:

– Если не хочешь сама рисковать, давай я открою… Только ты тогда не дергайся, ладно? Потому что если ты дернешься, я тоже дернусь, и тогда не смогу сосредоточиться на ступеньке, и нам придется снова ехать туда-сюда, а меня, честно говоря, уже немного подташнивает, под нами, конечно, никого нет, но я все же не хотела бы, чтобы на такой высоте мой желудок…

– Давай короче! – воскликнула Кира, чувствуя, что ступень снова поехала вверх.

– Да, да, конечно! – затараторила Лола. – Извини! Я просто… Да. Короче. Говорю короче.

Кира чуть сильнее сжала плечи Лолы, давая понять, что она на пределе. Впрочем, что плохого она может сделать воздушной в воздухе? План того, чтобы столкнуть Лолу – разбился о логику. Если Лола все же потеряет равновесие, то подключит ветер, который ее удержит. Предав доверие, Кира станет жертвой. Точно так, как она ее, Лола столкнет Киру. Может даже не руками, чтобы не марать их, а сразу воздухом.

Нет, не стоит сейчас выводить Лолу. Все-таки она еще может быть полезной.

– Короче, короче, я открою глаза, шагну, и сразу уйду. А потом ты откроешь глаза, шагнешь…

– Откуда мне знать, – сказала Кира. – Что ты уйдешь? Вдруг снова спустишься на ступени, чтобы я тебя увидела и выбыла?

Только сказав это, Кира поняла, что мысль просто глупая. Она еще даже не видела Лолу, не знала, как она выглядит, но как-то… по голосу, наверное, или по тому, как та касалась ее плеч, понимала, что Лола не стала бы ее нарочно подставлять.

– Я бы никогда…

По голосу Кира поняла, что Лола надула губы.

– Извини, – быстро сказала она. – Я просто…

– Да ладно! – воскликнула Лола. – Я понимаю, почему ты так подумала, все-таки все мы здесь соперники, и главная суть соревнований в том и заключается, чтобы пройти этапы, и не дать их пройти другим, но просто я, честно говоря, по приколу во всем это участвую, и вообще…

– Я поняла, – перебила Кира. – Давай, наверное, открывай глаза…

– Если ты все еще мне не веришь, – сказала Лола. – Можешь просто держать меня за руку – я нас перенесу. В смысле не открывать глаз, пока не очутимся на следующем этапе, или где мы должны быть?

– Что? – переспросила Кира, не веря в услышанное.

Лола не унывала, а начала по новой:

– Если ты все еще мне не веришь, можешь просто…

– Это я поняла, – сказала Кира. – Как ты… перенесешь нас?

– Ну да, – ответила Лола. – Воздух поможет. Я шагну, потяну тебя, ты начнешь падать, но ветер тебя подхватит и поставит рядом, но самое главное в этом всем, чтобы ты не отпускала руку, справишься?

Это все звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому Кира, не переживая, обидит это Лолу, или нет, спросила:

– Почему ты мне помогаешь?

Лола не сразу сообразила ответить. Кира не понимала, из-за чего именно она недоумевает. А когда Лола заговорила, недоумевала уже Кира.

– Как же? Ты меня спасла! Перенести тебя всего на одну ступеньку, это меньшее, что я могу для тебя сделать! Я бы выбыла, если бы ты не протянула мне руку, и я бы ее не схватила. Воздух, конечно, помог бы, но я бы не смогла вернуть себя на платформу, если бы у меня не было опоры… Кстати, как тебе удалось перехватить мою руку?

Кира не стала уточнять, что это вышло случайно. Она лишь сказала:

– Да, ты права.

Хотя, в общем-то, так не считала.

– Вот видишь, – сказала Лола. – Ну, погнали!

Кира не успела возразить. Она уже не ощущала течение времени. С закрытыми глазами, сосредоточенная на словах Лолы, Кира с трудом держала баланс. И то лишь потому, что ее ноги уже словно бы слились с землей.

Одновременно со словами Лола потянула Киру куда-то… куда-то. Вперед, влево, вправо… Может, вообще назад. Кире очень хотелось открыть глаза, чтобы сориентироваться. Но она не рисковала.

Почувствовав, что падает, Кира была почти что рада. Если она продует, то сможет открыть глаза.

Но не успела эта мысль пронестись в голове, как Кира почувствовала, что ее тело подхватывает ветер. Хотя воздух был холодным, чувство того, как он обволакивал, было приятным. Словно убаюкивал, но вместе с тем бодрил.

Кира не успела им насладиться, как снова почувствовала землю под ногами. Нет, никакой полет не сравнится с ощущением устойчивой поверхности под собой. Новая платформа еще и не ездила вверх-вниз, ну что за чудо?

– Как полет? – спросила Лола, не выпуская руку Киры.

– Нормально, – сказала она.

Вообще-то «хорошо», даже «чудесно». Но Кира туго соображала – казалось, все адекватные мысли вынес из головы дурацкий ветер.

Кира хотела сесть. Хотя бы ненадолго. Просто привыкнуть к ощущению твердой земли, которая никуда не едет.

Но Лола тянула ее за руку, приговаривая:

– Давай-давай! Осталось только в дверь зайти…

Осознав, что войдут они вдвоем, Кира остановилась, не отпуская руки Лолы, поэтому и та замерла.

– Что?

– Если мы обе зайдем, – сказала Кира. – То и очутимся на следующем этапе вдвоем. Тогда, может, стоить зайти по одному?

Лола молчала. Соображала. Кира чувствовала, что она не преуспевает в этом, и потому объяснила:

– Я так поняла, что дверь выкидывает в разные места, чтобы мы толпой не бегали по этапам. Один заход – одно место. Так что, если мы сейчас зайдем вместе, то будем и на следующем этапе мешать друг другу.

Снова ненадолго воцарилась тишина. А потом Лола уверенно сказала:

– Ты мне не мешаешь.

Она как будто даже немного обиделась такому заявлению.

Кира не знала, как отвечать. С одной стороны, она не хотела, чтобы ей мешались. Но с другой… Хотела бы Лола ее подставить – уже сделала бы это. Но пока она лишь помогала. Кажется, ей можно доверять. Наверное. А, может, она все еще ждет подходящего мига…

Лола, наверное, подумала, что молчание – знак согласия. Все-таки лица Киры она не видела, раз еще не исчезла. Не дожидаясь ответа, она неслышно щелкнула ручкой двери и, втянув туда Киру, запрыгнула сразу за ней.

Не успев возмутиться, Кира почувствовала под ногами песок. Да и ветер оборвался. Все это было так стремительно и неожиданно, что Кира открыла глаза.

Солнце било в лицо нещадно. На самом деле светило оно не слишком ярко, и не слишком тускло. Просто Кира долго держала глаза закрытыми – да и не ожидала, что откроет их так скоро.

– Вода, – сказала Лола.

Вытирая слезы, Кира и забыла, что не одна перешла на следующий этап. Она снова жмурилась, думая, какую глупость совершила, открыв глаза. Но, к счастью, пронесло.

– Где? – спросила Кира.

Сама она тоже успела ее заметить. Но не поняла, как далеко она тянется.

– Везде, – ответила Лола.

Кира чуть испугалась. Воду она тоже недолюбливала. Водные хоть и уступали огненным, но тоже смотрели на земляных свысока. Взять хотя бы Аску…

– Можешь открывать глаза, – продолжала Лола. – Я справа. Просто сделай ладонью шору, и смотри себе спокойно. Тут красота, конечно… Купаться я не люблю, но, похоже, спрашивать у меня никто не будет. Да, очень красиво. Вот бы еще второй берег был поближе. А что это, кипит что ли вода? Ха, смотри! Обалдеть! А ну, какая она наощупь? Горяченная, наверное…

Пока Лола болтала, Кира приложили по ее совету ладонь к глазам так, чтобы не видеть, что происходит справа. Лола не обманывала – Кира ее не увидела. Впрочем, Кира, могла понять врет Лола или нет о своем местоположении по тому, откуда доносился ее голос.

Наконец Кира открыла глаза. Место, где они оказались, явно было этапным водных. Вода и правда была повсюду… Да, Кире стоило прекратить думать, что Лола все еще хочет ее обмануть. Но, что же, Кира привыкла судить по себе, так что не спешила расслабляться.

Где-то вдалеке виднелся такой же песчаный берег, на котором Кира сейчас находилась. Откуда-то доносились голоса. Но едва слышно, поэтому Кира не переживала. Кажется, береговая линия была единой для всех участников. То есть не стоило лишний раз смотреть по сторонам. Кира и не стала. Сделала два шага и, очутившись у кромки воды, присела.

Вода и правда словно бы кипела. Несильно – в пределах квадратного метра в одно время всплывали не больше, чем десяток пузырьков. Поэтому у Киры забралась мысль: а что, если вода не кипит, что, если эти пузырьки – результат чужого дыхания?

В следующую секунд Лола завизжала. Кира едва не обернулась на нее. Сама она тоже тянула руку к воде. Уж больно интересно было знать, какой она температуры. Может, все-таки кипит? Успела даже сунуть палец. Так что вскрикнула через секунду после Лолы.

Киру укусила рыбина. Непримечательная, обыкновенная рыбешка с серебристой чешуей вцепилась в ее палец. Но долго это не продолжалось. Вокруг Киры взвился песок, защищая повелительницу. Так что уже через несколько мгновений рыбина, облепленная песком так плотно, что залепило жабры, плюхнулась обратно в воду.

Затем Киру привлекла рыбина Лолы. По крайней мере одна такая пронеслась над водой, гонимая мощным воздушным потоком. Кира проследила за ней, пока та не ударилась о воду последний раз, и не скрылась под ней. До жути сильно хотелось повернуться, и увидеть наконец эту Лолу. Но нет, конечно, нет.

– Сколько же их тут? – спросила Лола.

Вопрос остался без ответа. Судя по тому, что вода бурлила – сотни, тысячи, а на всю реку, верно, сотни тысяч.

– Как нам перебраться?

Кира снова не ответила. Ей все еще дико было слышать это «нам» и «мы» от соперницы, которую она даже в лицо не знала.

– Есть идеи? – снова спросила Лола.

Покачав головой, Кира спохватилась и сказала:

– Нет.

– Тогда воспользуемся моей.

– Что?

Кира снова едва не глянула на Лолу. Просто услышала, как та встает и подходит к ней.

– Что ты делаешь? – спросила Кира с ноткой тревоги.

– Ты же не умеешь дышать под водой?

– Что?

Кажется, не было еще разговора, в котором Кира так часто за такое короткое время произнесла бы слово «что». Но сейчас боязнь показаться глупой мучила ее в последнюю очередь.

Кира вскочила и, закрыв глаза, чуть попятилась. А через несколько секунд поняла, что Лола прошла где-то перед ней.

– Ой, – сказала она, остановившись в паре метров. – Ты где?

Кира молчала. Не понимала, что Лола замышляет. Вот сейчас… сейчас замечательный момент, чтобы как-то ее подставить.

– Ну? Будешь молчать?.. Ладно. Тогда сама выдумывай, как дышать под водой. Честно говоря, не представляю, как ты это сделаешь. Водные сами по себе могут. Воздушные, включая меня, сожмут себе воздух в легких, чтобы одного вдоха хватило на… ну, не знаю, минут на десять. Огненные, уверена, как всегда заранее все знали. А земляные… Ну, короче, удачи.

Еще мгновение – и Кира услышала бы всплеск. Но вместо этого Лола услышала ее голос:

– Стой!

Она и замерла. Но по звуку Кира не могла этого определить. Она слышала лишь едва заметный шум, с какими скромные волны набегали на песчаный берег. Да и он был едва различимым.

– Стоишь? – спросила Кира.

Лола ответила с промедлением – наверное, сперва кивнула.

– Да, – сказала она.

– Давай… – начала Кира.

Затем прервалась на вдох-выдох. Что, просто взять и попросить? Может, все-таки есть иной способ перебраться на другой берег, кроме как нырять?.. Да и зачем вообще нырять?

Кира закрыла ладонями глаза так, чтобы видеть лишь то, что находится впереди нее в узком радиусе. Подошла к воде и всмотрелась. Рыбин было так много, что сквозь них не просматривалась глубина. А ведь день был солнечным – Кира могла бы увидеть дно, наверняка песчаное, если бы вся поверхность не блестела чешуей.

– Что ты хотела? – переспросила Лола.

– Как ты думала пересечь воду?

– Мне кажется, они хотят, чтобы мы нырнули. Типа переплыть реку просто так – это слишком легко, поэтому на поверхности эти ужастики плавают… Хотя, знаешь, довольно милые рыбки, немного зубастые, да, палец до крови прикусили, смотри… ой, нет, не смотри! Прости-прости! Забыла немножко…

– Лола, – сказала Кира, как могла мягко. – Меньше слов, больше дела. Я правильно понимаю, ты хочешь поднырнуть под… слой этих рыб? Уверена, что под ними ничего нет?

Дурацкая привычка Лолы, говорить много и не в тему, до жути раздражала Киру. Но она не собиралась выказывать злость. Пока что. Раз Лола так рвется ей помогать, грех этим не пользоваться.

– Давай глянем, – сказала Лола с энтузиазмом. – Закрой глаза, я иду к воде.

Кира закрыла глаза и отняла руки от лица. Вместе с тем она услышала, как прошелестел песок под ногами Лолы.

Несколько секунд ничего не происходило. А потом Кира услышала всплеск воды. Причем, судя по звуку, взвилась половина реки. Кира была уверена: сейчас ее обдаст волной, которая полнится этими рыбами-хищниками. Она даже неосознанно накрыла голову рукой, словно это могло помочь, и вжала шею в плечи. Но глаза не открыла.

– На середине реки нет никого! – сказала Лола. – Я отхожу, можешь сама глянуть.

Теперь со стороны воды доносился какой-то странный шум. Словно начался сильный ветер, который поднял волны. Но вместе с тем Кира не чувствовала его касаний на своей коже.

Подождав немного Кира открыла глаза. От удивления она отпрянула. Но тут же поняла, что бояться ей нечего, и подошла к кромке воды.

Во-первых, глубина у водоема была большой и резкой. Кажется, плавно зайти в воду не получится – сразу придется нырять.

Во-вторых, в метре от берега, гонимая воздухом, вода расступалась где-то до середины реки. Водоворот был идеальной цилиндрической формы. Впрочем, никаким водоворотом он и не был. Вода не шевелилась – воздух удерживал ее. Так что сперва Кире показалось, что в воду просто кто-то засунул очень широкую и высокую вазу.

Вглядываясь в нее, Кира увидела, что рыбы-людоедки и впрямь находятся лишь на поверхности. Занимают едва не метр глубины, но все же заканчиваются, и вниз вроде плыть не собираются. Увидеть, что происходит у дна, Кира все еще не могла. Но надеялась, что там пустынно.

– Почему ты не можешь просто перелететь реку? – спросила Кира, наблюдая за магией воздуха, которую редко встречала в своей жизни до Академии.

Тем временем «ваза» стала потихоньку сужаться, а через дюжину секунд и вовсе исчезла. Осталась лишь бурлящая от рыб поверхность.

– Ну я же не фея, – рассмеялась Лола. – Если бы по реке везде находились хотя бы небольшие островки, я бы, может, и справилась. Но просто взять и перелететь… Ха-ха! Нет! На такое воздушные не способны. Интересно, с чего ты это взяла? Неужели в части Земли такие сказки рассказывают, словно мы птицы, которые летают по небу целыми днями, и…

– Нет-нет, – сказала Кира. – Просто это было бы явно безопаснее, чем нырять.

Она уже почти не чувствовала вины из-за того, что перебивала Лолу. Просто, кажется, если не делать этого, то каждую свою фразу она бы говорила до вечера.

– Думаю, да, – сказала Лола. – Но, к сожалению, это невозможно. Я бы, знаешь ли, очень хотела уметь прямо по-настоящему летать, но, увы…

– Давай, – снова перебила Кира. – Приступим. Кто первый?

– Давай ты!

Кира хотела возмутиться. Что же это Лола хочет проверить свой способ преодоления реки? Кира не хотела быть подопытным кроликом. Хотя что ей оставалось?

Однако, Лола, хоть и не видела недовольного лица Киры, бросилась пояснять:

– Просто если я пойду первой, то не смогу тебе помочь. Как только воздух сожмется – нужно сразу нырять. Иначе не успеешь переплыть. Вообще, мы, и сразу нырнув, можем не успеть, но…

– Давай, – сказала Кира. – Я готова… Говори еще что-нибудь, что угодно, просто чтобы я по звуку поняла, где ты стоишь.

– Хорошо!

Лола заговорила еще радостнее, чем в предыдущих своих речах, хотя, казалось, куда уж?

– Честно говоря, когда я только поняла, что придется с тобой в паре ходить, жутко расстроилась. Но ты же мне так помогла! Я бы уже выбыла из соревнований, если бы ты мне не подставила руку… Нет, не понимаю, как ты это сделала, не глядя на меня! Ну ладно, это неважно. Просто, знаешь ли, несмотря на то, что я Воздух, я такая неуклюжая! Мне все говорили, Лора… это меня так звали неделю назад… Короче, говорили мне, чтобы я не шла на соревнования, что я сразу продую, но я не сдавалась…

Кира в два шага добралась до Лолы, но не касалась ее, вслушиваясь в речь. Но терпение быстро кончилось и Кира протянула руки. Сразу же ощутила плечи Лолы. Та взвизгнула – похоже, так заболталась, что и забыла, зачем это делала. Но тут же спросила:

– Готова?

Не успев ответить, Кира почувствовала, как пальцы Лолы коснулись ее лица. Лола ойкнула и стала опускать ладонь, пока не добралась области чуть пониже ключицы.

– Вдыхай, – сказала она.

Кира вдохнула. Ничего не происходило. Немного давило в груди, но это как будто от того, что Лола не стеснялась давить ладонью.

– Ну! – воскликнула она.

– Что «ну»? – сказала Кира с выдохом.

Лола убрала руку и, кажется, струсила ее.

– Вдыхай как можно больше и чаще. Я скажу, когда остановится. Чем больше воздуха вдохнешь – тем больше сможешь продержаться потом без него. Поехали!

Кира снова не успела и слова вставить. Но инструкции были простыми, так что Кира приступила к ним, едва снова почувствовала ладонь Лолы под ключицей.

Она стала вдыхать. Сначала маленькими порциями, потом осмелилась вбирать большие. Кире все казалось, что вот сейчас придется выдохнуть. Так неестественно казалось вдыхать, и не выдыхать. Но каждый раз она пробовала еще, и у нее получалось.

Сперва в легких почти не было необычных ощущений. Потом понемногу Кира начала ощущать давление изнутри. Легкие распирало – не удивительно, ведь в них теперь столько воздуха.

Как это так получалось, Кира не задумывалась. Уже поняла, что сейчас ее главная задача, это вобрать как можно больше воздуха.

Лола словно бы его сжимала. Спрессовывала, чтобы в Киру влезло побольше.

Казалось, это будет бесконечным. Кира вдыхала и вдыхала. Уже почти забыла какого это, дышать нормально. Но с каждым разом вдыхать становилось сложнее. Словно Кира пила воду и живот начало разрывать, но жажда не проходила. Только сейчас вместо воды был воздух, а вместо живота – легкие.

Последний вдох оказался каким-то судорожным. Кира даже кашлянула. От этого давление ослабилось, но стало лишь досаднее. Вдруг Кире потом не хватит именно этого последнего вдоха, который она только что выкашлянула?

– Вперед! – воскликнула Лола.

Прозвучало все так же бодро, но теперь с долей тревоги. Кира, конечно, ничего не ответила – что тратить воздух? Лола развернула ее за плечи и подтолкнула.

По привычке Кира хотела вдохнуть перед прыжком в воду, но вовремя себя остановила. Задержала дыхание и шагнула.

Вода была чуть ближе, чем Кира рассчитывала. И чуть плотнее. Кира ударилась, нырнув. Она не спешила открывать глаза. Сперва хотела привыкнуть к этому странному дыханию. Точнее к его отсутствию.

Когда боль от столкновения с поверхностью не проходила секунд пять, а лишь нарастала, Кира поняла, что дело не в прыжке. Тянуло за волосы, кололо ноги и руки. Тогда Кира попыталась схватить прядь, которую кто-то, кажется, пытался выдрать, ладонь пронзило острой болью. Кира не сдержала вскрик, отчего вырвался целый поток воздуха. Вдоха три, не меньше.

Мысленно ругая себя, Кира забила на рыб, которые, казалось, хотели съесть ее. И неплохо в этом преуспевали. По крайней мере больно было настолько, что Кире и впрямь казалось, что ее едят живьем.

Она попыталась не обращать на это внимания, и что есть силы погребла к глубине. Воздух в легких тянул вверх. Но туда было нельзя – иначе рыбы точно ее загрызут. Добравшись где-то до трети реки, Кира попыталась стянуть рыб. С ног и рук убрать получилось легко. С волос тоже – но не так быстро. Кажется, ей выдрали клок. Или уже успели съесть. Впрочем, Кире было плевать на волосы. Она кляла себя, что потратила так много воздуха в самом начале пути. И вместе с этими мыслями поплыла вперед.

Глаза то открывала, то закрывала. Потом поняла, что вода не щиплет. Вряд ли она морская, но чистая, так что хорошо просматривалось и дно, и все, что было впереди. Точнее, ничего, что было впереди. Только глубина красивого темно-синего цвета у дна, который, поднимаясь, становился все светлее, пока на поверхности совсем не терялся, становясь прозрачным.

Плыть было странно. Кире казалось, что она барахтается на месте. И так долго не дышать тоже было странно. Но время шло, а легкие не сдавливало болезненными судорогами. Наоборот, чем дольше Кира плыла, тем легче было. Воздуха, который выходил пузырьками из носа и рта, становилось все меньше. Он переставал тянуть Киру вверх, так что легче было бороться с силой, которая тянула ее к тем жутким рыбами. Но чем меньше воздуха – тем меньше у Киры времени. А она преодолела едва ли половину.

Кира и доселе подозревала, что живность в этом водоеме есть не только на поверхности. Но решила, что не будет на этом сосредотачиваться. Конечно, никогда не работало так, что, если не думаешь о проблеме, она исчезает. Но сейчас Кире казалось вполне логичным, что, игнорируя рыбин, они будут игнорировать ее.

Только когда одна такая заняла почти все ее поле зрение, Кира поняла, что делать вид, будто не замечает ее – плохая идея. Рыбина была широкой и довольно плоской. Для того, чтобы поймать себе съестного, ей придется лишь пасть раскрыть.

Кира уже представила, как будет выживать в брюхе этого чудовища. Но скорее всего ее расплющило бы еще во рту – наверняка у этой рыбины мощные челюсти. Воображение подсовывало картины того, как это будет происходить, но Кира от них отмахивалась.

Ни влево, ни вправо Кира отплыть не успела бы. Вверх плыть – тоже не вариант. Оставалось только вниз.

С каждым гребком росло давление. Уши заложило уже давно, а теперь Кира боролась с ощущением, что вот-вот выскочат глаза. Хотя она приближалась ко дну, оно словно бы все хуже просматривалось. У Киры темнело в глазах.

Она перестала грести, чтобы чуточку передохнуть. Воздух в легких тут же потянул ее вверх. Она медленно запрокинула голову – резкие движение заставляли выпустить изо рта лишние пузырьки. Но те все же выскочили – Кира на мгновение забылась и вскрикнула.

Рыбина сменила направление. Она тоже плыла вниз, на Киру.

Теперь ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз. Рыбина заполнила весь мир, и Кира снова решила, что актуальнее, чем грести, сейчас планировать, как выбираться из ее брюха.

Кира понурила голову. Не хотела видеть, как рыбина ее проглотит. От этих мыслей даже не было грустно. Они казались бредовыми, нереальными, словно от давления и стольких минут без вдохов и выдохов Кира начала бредить.

Но потом Кира не то, что грустить перестала. Она возликовала. Это сопроводилось пузырьками изо рта, но Кира так обрадовалась, что забыла себя отругать.

Опустив взгляд на дно, Кира увидела песок. Тогда она вскинула руки и песок тут же взвился, словно только и ждал, когда им начнут повелевать. Он не создавал шорохов – вообще ни единого звука. В абсолютной тишине, какая стояла под водой, Кире даже на миг показалось, что она утратила силу. Что песок не слушается ее, а взвился потому, что рядом взмахнул хвостом кто-то очень большой.

Но нет. Кира еле успела закрыть глаза. Хотя песок обходил ее, он поднимался так быстро, что мог навредить. Из-за мощности потока Киру поднимало к поверхности. Силы быстро заканчивались. Кира и хотела бы остановиться, но боялась, что рыбина еще здесь, над ней, только и ждет, когда песок прекратит щекотать ей животик.

Кира остановилась лишь когда поняла, что, если не остановится, не сможет добраться до берега. Она расслабила руки, и песок, повинуясь лишь силе притяжения, стал медленно опускаться.

Открыв сначала один глаз, Кира тут же его закрыла. Рыбина приближалась. Правда, что-то в ее движение было не так. Тогда Кира осмелилась открыть оба глаза и посмотреть вверх.

Рыбина и правда опускалась, приближаясь быстро, ведь воздух, подгоняя, выталкивал Киру на поверхность. Только вот Кира больше не тревожилась. И лишь поравнявшись с рыбиной, поняла почему. Вблизи она оказалась почему-то не такой жуткой, как издалека. Наверное, потому что была мертвой. Кира хотела выдохнуть от облегчения. Но вовремя спохватилась и погребла к берегу.

Воздуха оставалось совсем мало. Кира уже ощущала, как легкие снова начинают сжиматься. Но не от того, что их распирало, а наоборот – от нехватки кислорода.

Берег был вроде далеко, но словно бы очень близко – вода создавала такую иллюзию. Хотя Кире казалось, что это она начала бредить. Вдохнуть, ощутить, как расширяются, а потом сужаются легкие – вот было бы здорово. И обсохнуть. Вода, конечно, лучше высоты. Но все же неприятна, особенно если нужно находиться в ней так долго.

Когда силы закончились, Кира просто перестала грести. Тут же попробовала это сделать, не желая сдаваться. Но мало ли чего хочет разум, если тело больше ни на что не способно?

С губ Киры срывались пузырьки и неслись к поверхности. Так быстро. Гораздо быстрее, чем сама она поднималась. Ее волосы тиной обволакивали лицо. Звуки вроде бы приближались. Но понять, что поверхность вот уже совсем близко, Кира сумела, лишь когда вынырнула.

Тут же она глубоко вдохнула. Хлебнула воды, но даже так было лучше, чем не дышать вовсе. Кира закашлялась, и попыталась убрать волосы с лица. Они не слушались. Резинка куда-то делась, и Кира рассердилась на себя за то, что забыла взять запасную. Хотя наверняка и та уже куда-нибудь запропастилась бы.

Впрочем, следующий этап наверняка будет горячим. Так что волосы скорее всего высохнут быстрее, чем Кира его пройдет. Если вообще пройдет.

Мысль о том, чтобы выбыть была не такой уж страшной. Если предпоследний этап выкачал из нее все силы, то каким окажется последний?

Кира выползла на берег. Не переживая, что может посмотреть на соперников, она лежала с открытыми глазами, глядя в светлое, но не слепящее небо. Видеть и дышать – это было прекрасно.

Глава 6

Неизвестная

Проследив за тем, чтобы за мной никто не увязался, я толкнула дверь. На меня дохнуло теплым воздухом. Даже горячим. Сперва я обрадовалась. Согреться бы – а то после сраного этапа воды я так продрогла, что, думала, окочурюсь, так и не добравшись до двери.

Но потом, вспомнив, с чем сейчас придется иметь дело, я перестала радоваться.

Лучше бы последний этап был земляным, то есть самым легким для меня. Я так утомилась, что с бо́льшим удовольствием похожу по лабиринту, чем поломаю голову над загадками огненных. Зная их, мне не поздоровится. Хотя, если это будут и впрямь просто загадки, без упражнений на силу и выносливость, как в предыдущих этапах, я буду им даже рада. Только бы не бежать никуда, ни плыть, и не взбираться.

Закрыв дверь, я развернулась и осмотрелась. Никого. Обычно я такому радовалась, но сейчас это пугало. Я уже поняла, как здесь работают двери. Но все же иногда мне казалось, что по этапам я иду одна. Словно все остальные уже выбыли. Или, наоборот, давно дошли до финиша.

Помещение походило на то, что было на первом этапе. Только здесь было очень тепло, слишком тепло. От жара воздух казался слегка оранжевым. Или это у стен такой оттенок? Я прикоснулась к ближайшей. Сперва быстро и одним пальцем. А осознав, что она не раскаленная, всей ладонью. Наверное, не стоит сейчас отогреваться. Уверена, еще десять минут, и я возненавижу это помещение, которое напоминает сауну. Так что лучше бы мне двинуться вперед, пока я не начала гореть заживо. Чую, это очень даже вероятное событие.

Я сделала несколько осторожных шагов. Помещение полнилось звуками. В каменных чашах, которые словно бы выросли из стен, потрескивал огонь. Он скорее светил, чем грел. Тепло явно давало что-то другое. Эти крошечные огоньки не могли согревать такое огромное помещение. Впрочем, может, оно и не такое уж большое. Я видела лишь площадку, где стояла, и продолговатый коридор. Он двоился на два прохода, и мне стало дурно от мысли, что придется снова проходить лабиринт. Но нет, вряд ли на одном соревнование два этапа будут походить друг на друга. Это слишком… просто? Не сказать, что предсказуемо. Было бы хитро, сделать два этапа одинаковыми, чтобы участники думали-гадали, какая загадка у огненных, не давая себе смириться с тем, что она такая же, как у земляных.

Кроме того, я слышала шаги. Топот нескольких… может, нескольких десятков ног. Чувствую, на этом этапе большинство вылетит из-за того, что случайно налетит на соперника. Надо будет не забывать смотреть себе лишь под ноги.

Я подошла к той части комнаты, где начинался коридор. Он отличался – менялась даже напольная плитка. Из обыкновенной, буро-оранжевой, становилась вычурной, словно бы кружевной. Как-то я поняла, что именно это начало этапа. А я стояла на площадке, где можно передохнуть.

Ступить я не решалась. Но что тянуть? Чем дольше жду, тем меньше остается сил. Ведь они тратятся на всякие глупости – тревогу и переживания – даже когда я просто стою. Вдохнув-выдохнув, я ступила на узорчатую плитку. Зажмурилась, но тут же распахнула глаза. Было страшно – но уж лучше видеть опасность, чем думать, что, если буду стоять с закрытыми глазами, она меня не заметит.

Но ничего не произошло. Я прислушивалась, всматривалась в стены, и пыталась заглянуть за поворот коридора. Осознав, что не происходит ничего необычного, я сделала еще шаг и еще. Снова прислушалась. А затем зашагала уверенно.

Страшновато было заворачивать за поворот, но я сделала это, уверенная, что там никого нет. Так и оказалось.

Коридор не двоился. Он вел вперед, сворачивая то направо, то налево, но все же ведя меня по одному пути. Не заблудиться, не потеряться. И не скрыться.

Я понимала, что не одна здесь. Слышала шаги, но неявно. Кто-то был впереди меня, кто-то – позади. Но я не переживала из-за этого. Главное, что рядом никого. Да и грела мысль, что никто не хочет увидеть меня так же, как и я этого не хочу. Грела. Все здесь меня грело – я успела вспотеть, так что почти ностальгировала по водному этапу. Да и воздушный был не таким уж страшным. Там хотя бы ясно было, в чем подвох. А здесь все так просто… слишком просто.

А еще я не сомневалась: если решу вернуться, не прийду к той площадке, откуда стартовала, а буду бесконечно долго идти обратно. Так что лучше бы мне идти вперед.

На всякий случай – вдруг кто выпрыгнет из-за поворота – я шла как могла долго с закрытыми глазами, рядом со стеной. Вела по ней рукой, ощущая, какая она горячая. Если бы я ее не касалась, то не нагрелась бы так скоро. Но лучше я перестрахуюсь и, придерживаясь за стену, не стукнусь о стену, пропустив поворот коридора.

Потом я решила ускориться. Ничего не происходило, и это было ужасно подозрительно. Может, если я пробегу коридоры, то сумею легко справиться с этим этапом? Что, если его суть в том, чтобы идти как можно скорее?

Я зашагала быстрее. Потом еще быстрее. Потом побежала. Сделалось жарко. Сперва я не удивлялась. Бежать в помещении с такой высокой температурой – конечно, от жары дурно станет.

Но лишь когда усилился треск пламени, а с кожи буквально капнул пот, я поняла, что что-то не так. На бегу обернулась и увидела, как из-за поворота выскользнул язык пламени. Он извивался, словно живой – оббегал стены, ненадолго задерживался на потолке, и лился по полу. Он вился быстро, так что казалось, что горит весь коридор. А еще пламя приближалось ко мне так стремительно, что я не придумала ничего лучше, чем остановиться.

Сдалась? Наверное, да. Хотя это было не в моем характере, я вдруг осознала, как ослабла. Мне не победить пламя. На самом деле сделать это было просто нечем. Земли здесь не было. Я попробовала призвать ее, думая, что глиной или чем-то подобным соединены камни, которыми все тут выложено. Но отозвался лишь песок, который налип на ботинки. Таким количеством земли не потушить такой мощный поток. Нет, он просто сейчас поглотит меня.

Пот заливал глаза. Так что я не сразу сообразила, что произошло. По моим подсчетам, язык пламени уже должен лизнуть меня. Волосы вспыхнуть, кожа расплавиться, одежда загореться.

Но лишь вытерев лицо от пота, словно бы умывшись, я поняла, что ничего не происходит. Так и не добравшись до меня, пламя ослабевало до тех пор, пока не разложилось на искры, которые затухли с тихим шипением. Словно их водой облили.

Я огляделась, но никого не увидела. Да, глупо было так озираться. Но все это было так странно… Меня кто-то спас, да? И судя по тому, что я не чувствовала ветра, не видела воды, и не могла призвать землю, это сделал огненный.

Стало еще страшнее, чем когда ко мне приближалась змея из огня. Ну же? Где он? Мой спаситель… Интересно, зачем он это сделал. Впрочем, таким вопросом я задавалась недолго. Кто бы это ни был, он спас меня, лишь чтобы самому со мной разделаться.

Прошло полминуты, потом целая, потом еще половина. Ничего не происходило. Даже я не потела. В коридоре стало почти холодно. По крайней мере так казалось из-за душегубки, которая была здесь, когда по стенам бежало пламя.

Ладно. Чем дольше стою, тем большей опасности себя подвергаю. Тогда я развернулась и спокойным шагом пошла дальше.

Кожа стала неприятно липкой. Пахло горелым, и я надеялась, что это не мои брови. Шагая, я снова стала нагреваться. Да, неприятное ощущение. Надо бы поскорее выбираться.

Я побежала. И чем быстрее, тем жарче становилось. Логично, это было абсолютно логично. Наверное, поэтому я не сразу поняла, в чем здесь подвох. Успела услышать, как снова громче затрещало пламя. Обернувшись, заметила, как оно выскальзывает из каменных чаш и, словно протоки реку, образует огненную змею.

А потом, осознав, что все это значит, я резко замерла.

Снова стало холодать. Пламя, еще не собравшееся в общий поток, словно бы растаяло. Чем дольше я стояла, тем холоднее становилось. Получается, верно и обратное: чем быстрее я бегу, тем сильнее все тут нагревается.

Раскусив загадку огненного этапа, я заулыбалась. Это легко! Но все же неочевидно. Если я все правильно поняла, чтобы пройти этот этап, мне нужно просто спокойненько идти. Выходит, что, если бы я пробовала убежать от огненной змеи, то есть ускорялась, я бы лишь помогала ей себя покорить. Ведь чем быстрее я, тем жарче в помещении, тем сильнее огонь и его поток.

Замечательный этап! Если не торопиться, то пройдешь его, совершенно не напрягаясь. Только я старалась не думать о том, что, если здесь не позволялось бегать, вполне вероятно где-то прячется кто-то, от кого убегать предстоит.

Я даже хохотнула. Уже хотела развернуться, но услышала:

– Я бы на твоем месте так не радовался.

Я все же развернулась, но с закрытыми глазами.

– А я бы на твоем месте молчала.

Мне не нужно было смотреть на этого человека, чтобы понять, кто он. Достаточно было его голоса. Да и тут же я вобрала воздух полной грудью – почувствовала запах пепла.

Если бы он не заговорил, я бы не почуяла, что за моей спиной… точнее около поворота, находится соперник. Увидела бы его и выбыла. Но когда огненные отличались сдержанностью?

– Неизвестная? – услышала я его голос.

Хотела бы я видеть его лицо, которое наверняка такое же раздосадованное, как и голос. Я заулыбалась, представляя его.

Отвлекалась, потому не сразу заметила, как ладони коснулось пламя. Или… что это, черт возьми?

Опустив голову, чтобы не видеть Лео, я открыла глаза, и посмотрела на свою ладонь. По ней и вправду скользил язычок огня. Я очень этого не хотела, но вскрикнула. Попыталась стряхнуть огонек, но он вместо того, чтобы затухнуть, перепрыгнул на ногу и побежал вверх по моему телу. Огонек не жегся, и это было так странно, что я забыла возмущаться.

Затем услышала, как Лео усмехнулся. Одарила бы его нелестным взглядом, пускай даже выбыла из соревнований из-за этого. Но не стала – все равно он не смотрел на меня, раз я все еще его слышала.

– Он не кусается, – сказал Лео. – Так что не бойся. В смысле его не бойся. Так-то бояться тебе можно… Даже нужно.

Пока я вглядывалась в тьму под веками, от негодования сжимая и разжимая кулаки, огонек полз по мне. Коснулся бедер, обдал жаром живот, потом взобрался на грудь, шею и, наконец, на лицо. На губах задержался, словно проводя по ним пальцем. А затем взвился на макушку и, соскользнув по волосам, с шипением затух.

– Да, это и правда ты, неизвестная.

Так он язычком пламени… щупал меня? От этой мысли было смешно, досадно и… приятно? Последнее разве что совсем чуть-чуть.

Затем я услышала, как он шагнул. Потом еще и еще. В третий раз к нему добавились мои шаги. Лео приближался, я отступала.

– Это не разумно, – сказал он, но я продолжила потихоньку пятиться. – Знаешь, зачем нужен этот этап?

Я молчала. Может, если не буду издавать звуков, он потеряет меня, и перестанет досаждать?.. Впрочем, вряд ли. Потеряет – пошлет своих огоньков искать меня. Я бы даже хотела посмотреть на это, если бы не боялась открыть глаза.

– Он нужен для того, – продолжил Лео уверенно, словно и не ждал ответ, – чтобы исключить тех смельчаков, которые сумели пройти предыдущие этапы. Последний этап всегда огненный, и на нем всегдавыбывает больше всего участников. А еще всегда… слышишь, всегда, в соревнованиях побеждает Огонь. Так что даже не думай о победе, неизвестная. Ты не выберешься отсюда без ожогов.

По голосу я понимала, что он уже совсем близко, но не думала, что настолько. Я попятилась скорее, но оказалось, что все это время двигалась к стене. С последним шагом я врезалась в нее спиной. Голова по инерции запрокинулась, ударившись о горячий камень, и я зашипела от боли.

Но долго это не продлилось, хотя затылок продолжал пульсировать глухой болью. Просто я прикусила язык, чтобы больше не издавать звуков, когда почувствовала руку Лео сначала на плече, потом на шее.

– Ты же обещала не участвовать в соревнованиях, – прошептал он.

Я слышала в его голосе гнев и обиду, и от этого сердце приятно сжималось.

– Ты все еще думаешь, что мне можно верить?

– И правда, – сказал Лео. – Это я сглупил.

Потом он ощупью добрался с моей шеи до щеки. Провел пальцем по губам, и я не сдержалась – лизнула его, отчего Лео отшатнулся, словно ошпарился. Хотя уж кто тут кого мог обжечь, так это он меня.

Правда, долго я на свободе не была. Не успела даже подумать о том, чтобы убежать, как он вжал мои плечи ладонями в стену.

Как же было жарко. Сзади грела стена, спереди – его буквально горячее тело. Еще и пальцы на моей кожи… Хотя они вызывали скорее не жар, а дрожь.

– Открой глаза, – шепнул Лео, и я поняла, что его лицо гораздо ближе к моему, чем я думала. – Посмотри на меня.

Я отвернулась, прижавшись ухом к стене. Не то, что я думала, словно так буду хуже его слышать. Просто хотелось отдалиться от Лео. Глупо, учитывая, что здесь я во власти огня. Но попытка не пытка.

Это сработало. В обратную сторону, и тем не менее. Я больше не чувствовала его губ у своего уха. Теперь я ощущала его дыхание на своей шее. Судорожно втянула воздух: я боялась не его действий, а того, что они мне понравятся.

Лео этого словно бы не услышал. Он коснулся губами моей шеи, но не целуя, а как бы прочерчивая линию до самой мочки. Там он остановился, да так надолго, что я едва не попросила его продолжать. Но тут Лео заговорил:

– Что же, не хочешь со мной побороться?

– А смысл? – сказала я, к неудовольствию отметив, что голос слишком тонкий. – Мне не с тобой бороться надо, а выбираться отсюда. Ты же не будешь держать меня вечно? Потерплю тебя, а потом доберусь наконец-то до выхода.

Его неудовольствие моими словами я заметила не только по едва слышному звуку, который уж больно сильно напоминал рык. А еще по тому, как его руки вместо моих плеч резко схватили лицо, поворачивая его так, что я бы смотрела прямо на Лео, если бы открыла глаза.

Я попыталась его оттолкнуть, хоть и очень этого не хотела. Уперлась руками в его грудь, но, конечно, не справилась.

– Потерпишь? А по-моему, ты не терпишь. По-моему, тебе очень даже нравится.

«Не обольщайся», – хотела сказать я. Но единственный звук, который из меня вырвался, это едва слышный стон, когда Лео накрыл мои губы своими.

Они были горячими. Все здесь было горячим – но они особенно.

Показалось, что пламя снова выбралось из каменных чаш, которые висели на стенах, и объяло меня, с каждой секундой разгораясь все сильнее. Только сосредотачивалось оно не на коже, а где-то внутри меня.

Когда он отстранился, сама того не сознавая, я потянулась за ним. Но так как глаза были закрыты, я лишь врезала лбом в его лицо. Подалась назад – но, к счастью, не ударилась затылком. Чувствую, не пережила бы очередной схватки моей головы и стены. М-да, в таком случае Лео даже не пришлось бы за мной гоняться, ведь я бы сама себя обезвредила.

– Что такое? – спросил он, и его голос мне ужасно не понравился. – Хочешь еще немного потерпеть?

Я зажмурилась – мне просто нужно было дополнительное усилие, чтобы глаза не распахнулись сами по себе. Что-то больно он довольный. Хотела бы я как-то его загасить. Может, плюнуть? Тогда буквально получится загасить…

– Как ты не поймешь, – продолжал Лео. – В твоем положении улыбаться просто глупо? Чем дольше ты здесь стоишь, тем меньше у тебя шансов пройти этот этап.

От этого я улыбнулась еще шире.

– Тогда, получается, у тебя тоже шансов меньше.

Я знала, что он ухмыльнулся, хоть и не видела его лицо. От этого кожу пробрал… ну, не холодок, но какое-то неприятное чувство.

– Отнюдь. Огненные на огненном этапе почти неуязвимы… Не понимаешь? Ну смотри. Помещение потихоньку нагревается, в независимости от того, бежишь ты или стоишь. Просто, если бежать, тебя сразу настигает пламя. Я к нему неуязвим. А вот ты… Ты проиграешь, едва огонь коснется твоей кожи.

А вот тут улыбка поугасла. Так он просто тянет время? Что же, у него неплохого получается. Я и правда не хочу никуда уходить. Да и самому Лео, верно, нравится, что здесь, в этом ужасно жарком коридоре, нас никто не может вместе увидеть. Жаль только, что при этом и мы друг друга не видим.

– Вот так мне больше нравится, – сказал Лео.

Потом я почувствовала его пальцы на своем подбородке, и почти мгновенно его губы, изогнутые в улыбке, на своих, вытянутых в линию.

Может, он провоцирует меня? Что, если на самом деле, времени у меня побольше? Может, ему просто нравится смотреть, как бегают мои глаза… Так, нет, этот вариант отметаем.

А все же мне не казалось, что он врет. По крайней мере его поцелуй был искренним. Я чувствовала это, и отвечала тем же. Мне нравилось то, какими обжигающими кажутся его губы, язык, и все тело. Я его не трогала – лишь чувствовала, какой жар от него исходит.

Мне бы хотелось прикоснуться. Понять хотя бы наощупь, во что он одет – как много кожи оставляет непокрытой его одежда. Но я себе сдерживала. Не хотела лишний раз напоминать Лео, как мне его хочется. Да и стена уже не просто грела спину. Она обжигала.

Нет, он действительно не врал. Еще немного, может, всего пара минут – и я проиграю. Надо же, как обидно. Столько пробираться, столько терпеть, чтобы сейчас сразиться каким-то поцелуем.

В то время как моя настороженность росла, во многом благодаря жгучей стене, у Лео бдительность явно остывала. Теперь он касался меня не чтобы удержать, а, кажется, просто потому что желал. Нежно и аккуратно, словно и не хотел никогда мне вредить. Я бы, может, не так явно ощущала эти касания, если бы мои органы чувств не обострились благодаря тому, что отключилось одно из них – глаза.

Да, мне бы хотелось точно так же коснуться его. Провести пальцами по шее, скользнуть под рубашку, или футболку, или что там на нем? Второй рукой я бы нашла подол, и, поднырнув под него рукой, провела бы по позвонкам – по всем, до которых дотянулась бы.

Но время шло, стена пекла, да и я сама уже горела. Дождавшись, когда он на миг отпустит меня, наверное, чтобы подхватить под бедра, и еще сильнее прижать к стене, я резко дернулась в сторону.

Успела. Готовая к тому, что ослепну на миг от яркости, я распахнула глаза. Не хотела налететь на стену. Тогда мой побег был бы не таким фееричным.

Устремившись по коридору, я бешено моргала, старясь привыкнуть к свету, и не расшибиться о камень. Все вокруг стало ярче. Может, я бредила – уж больно много переживаний за последние несколько минут. Но что-то мне подсказывало: зрение не обманывает, и посветлели стены от того, как они раскалены.

Несмотря на жар, липкий пот, ноги, которые не слушались – я была рада. Бежала и улыбалась. Расслаблюсь сразу, как заверну за поворот, чтобы эта клятая змея из пламени меня не нагнала.

Продлилось это блаженство секунд пять. Я не успела добежать до поворота, и толком обрадоваться. Что-то обняло мою лодыжку. Что-то одновременно склизкое и жгучее. Словно лассо, оно обхватило мою ногу и дернуло. А потом я с криком рухнула плашмя на пол.

Я не успела ни руки подставить, ни сгруппироваться. От неожиданности было во стократ обиднее больнее и обиднее, чем если бы я обернулась, и увидела, что Лео не захотел просто так меня отпускать.

Из глаз брызнули слезы, дыхание сперло. Все тело пульсировало тупой болью и, хотя она с каждой секундой все слабела, до нормального состояния мне было еще не менее суток.

– Чтобы я еще хоть раз тебе поверил, – услышала я.

Я не поднимала голову, чтобы не чувствовать, как слезы стекают по щекам. Если они не выберутся из глаз, можно будет считать, что их не было, ведь так? Вместо с тем я сжимала кулаки, чувствуя, как то, что обхватило мою лодыжку, потихоньку ослабевает.

Собрав крошки сил, я, все еще лежа на животе, посмотрела на ногу. От нее уползала тонкая огненная змейка, которая возвращалась к своему хозяину. Кажется, он наклонился, чтобы змейке было проще взобраться ему на руки. Не знаю. Я тут же зажмурилась. Да, я все еще надеялась, что… может, и не выиграю в соревнованиях, но проиграю хотя бы не по вине Лео.

Он подошел к моему лицу – я слышала это по шагам. Наверное, если открою глаза, увижу его ботинки.

– Ты правда думала, что сможешь убежать?

Лео говорил не со злорадством и, надо же, не ухмыляясь. Я слышала лишь жалость, но от нее было во стократ обиднее, чем от любого другого тона, пускай даже насмешки.

Потом я услышала его вздох, и еще через мгновение почувствовала, как он касается моей ладони. Не ботинком, к счастью, но и от руки сейчас приятного было мало.

Я отдернула руку, да так резко, что боль, которая уже начала затухать, всколыхнулась новой волной.

– Да ладно тебе, – сказал он. – Я просто хочу помочь тебе подняться.

Фыркнув, или простонав от боли, или, может, даже как-то не по-хорошему обозвав Лео, я стала подниматься. Сама. Не знаю, что я там бубнила – сознание плыло. Сложно было подниматься с закрытыми глазами, особенно после такого дурацкого падения.

Я чувствовала, как по мне скользит язычок пламени.

– Тебе так интересно знать, как я?

Попробовав поймать огонек, я почувствовала себя медленной. Но когда мне удалось коснуться его, я отдернула руку, ошпарившись, хотя телом я жара не чувствовала.

– Не обижайся, – сказал Лео. – К тому же ты сама в этом виновата. Я же сказал: без ожогов тебе отсюда не уйти.

Я бы закатила глаза. Но, да, не могла, ведь они все еще были закрыты.

Лео недолго молчал. Потом сказал:

– Еще минута. Потом ты сгоришь. Как насчет провести ее как-нибудь… увлекательнее?

На внешнее проявление реакции не хватило сил, но я взаправду негодовала. Ну что за человек? Откуда такая самоуверенность?

Я попробовала пятиться. Ступала неслышно, надеясь, что вот сейчас… ну вот сейчас Лео точно ослабит бдительность, и не заметит, как я сбегу. Черт возьми, у него закрыты глаза, а я никак не могу от него отделаться!

Конечно, у меня и в этот раз не получилось. Я снова почувствовала этот дурацкий огонек. Он взобрался по моей ноге, перепрыгнул на руку и обвил ее браслетом. Потом заставил меня поднять запястье – секунда – и моя ладонь была в руке Лео.

– Поймалась.

– Да я и не пыталась…

Он не дал мне соврать – снова поцеловал. Только теперь держал крепко, и не за плечи. За предплечья – притягивая к себе, за бедра – в ответ прижимаясь своими, за талию – сдавливая, словно мне и без того не было чем дышать.

А потом я услышала треск пламени, и поняла, что коридор затапливает – только не водой, а огнем. Попробовала отстраниться от Лео, и, что неожиданно, мне удалось.

Только вот толку в этом не было. Едва он перестал меня касаться, я почувствовала, как, еще мгновение, и меня поглотит пламя. Я проиграю – и все, что я проходила за сегодня окажется напрасным. Не сказать, что это было так уж трудно. Но уж лучше бы я покалечилась и выиграла, чем проиграла, из-за чего пострадает гордость. Да и команда Земли… Они ведь надеялись на меня.

На размышления была всего секунда. Этого хватило. «Ты проиграешь, едва огонь коснется твоей кожи» – сказал Лео. А что, если, когда коридор займется пламенем, у меня кожи не будет?

Открыла бы глаза – наверное, увидела б, как заискрился воздух. Запахло горелым. Не этим сладким пеплом, как кожа Лео, а неприятным, горьким запахом сожженного.

А потом нас накрыл огонь.

Лео больше не держал меня. Отпустил за мгновения до огня, наверное, думая, что тоже исчезнет, если будет держаться меня в мгновение, когда я выйду из игры.

Так что он не понял, что я рассыпалась.

Раньше я никогда не пыталась не видеть, когда становилась стихией. Может, у меня бы получилось с подготовкой. Но в первый раз… Нет, я все-таки увидела Лео. Как он стоит среди пламени, не глядя под ноги, где бархан песка, словно бы раздувает по коридору. Я хотела тонким слоем разложиться по полу, чтобы, когда огонь остынет, Лео не понял, куда я делась. То есть он все равно поймет, но по-своему. Решит, что я выбыла из игры. Ну уж нет.

Только я увидела его и поняла, что проиграла. Мне нельзя было смотреть на него. А все же я видела, как, не дожидаясь, пока пламя ослабнет, он тронулся медленным шагом по коридору. Огонь расступался перед ним, но вряд ли Лео обжигался, даже если касался его.

Продолжалась это уж как-то слишком долго. Я хорошо успела рассмотреть его. И рыжую медь волос, из-за которой они сливались с бушующим пламенем, и черную одежду, которая, наоборот, контрастом выделялась среди всего, что здесь находилось. Я видела, как он озирается, словно ищет меня, и как самодовольно улыбается, никого не находя.

А потом я перестала его видеть. Но лишь потому, что он завернул за угол коридора.

Пламя стихало. Понемногу укладывалось на каменный пол, растекаясь по нему, обжигая рассыпанный там песок.

Я чувствовала его жар, но горячо не было. Силы уходили быстро, но я все думала, что вот-вот исчезну, поэтому не обращала на это внимания.

Еще немного. Миг. Два мига… Вообще, игроки выбывали моментально, как только нарушали какое-то правило. А я, вот, все еще в коридоре.

Кажется, все-таки сработала моя хитрость.

Дождавшись, когда потухнет последний островок огня, я стала собираться. Еще несколько секунд и я стояла в середине коридора в своем истинном обличье. Голова шла кругом, в глазах темнело от нехватки сил. Я пошатнулась, оступилась, но все же поймала равновесие. Поднесла руки к голове, чтобы пощупать волосы. Почему-то очень хотелось пощупать волосы – наверное, понять, что они не сгорели.

Первый пункт, не касаться кожей огня, я выполнила, потому что вместо кожи в миг бушующего пламени, у меня был песок. А не смотреть на противника… Наверное, тут дело было в глазах. Их у меня как бы тоже не было в то время, как я была стихией. А заклятие, которое накладывали преподаватели, касалось именно что глаз.

Как же это было легко.

Оборачиваться в стихию – слишком крутое умение для соревнований. Наверное, именно поэтому они проводятся в первом семестре, когда студенты даже четвертого курса не владеют им. А я владею. И это не мои проблемы, что остальные не могут. И что этим можно обойти большинство препятствий.

Довольная собой, я уверенно зашагала по коридору. Никто меня сейчас не нагонит, никто не поймает. Все думают, что я выбыла. Как бы не так.

Хотелось побежать, броситься вприпрыжку. Но я не смела. Как бы глупо было после всего, что я прошла, попасться на этом. Я еле заставляла ноги удерживаться от бега. Но все же добралась до двери быстро. Кажется, что за несколько минут. Ну надо же – моя цель была так близка. Если бы не Лео, я бы пришла, наверное, одна из первых… Или меня бы караулил другой огненный за другим поворотом. Сказал же Лео, что они тут этим занимаются: отлавливают тех, кто сумел пройти предыдущие этапы.

Толкнув дверь, я снова по привычке зажмурилась. Услышала голоса, и топот, и другие признаки посторонних. Но тут же вспомнила: это последний этап. Я прошла все четыре. Я победила.

То есть, конечно, это было неправдой. Соревнование – командная работа. Победа считается по количеству тех, кто прошел все этапы. Но все же для меня главным было то, что их прошла я. А сколько таких вот, подобных мне – абсолютно все равно.

Нет, конечно, мне бы хотелось увидеть разочарование на лицах огненных, когда они поймут, что продули. Особенно, если Лео не врал, после многолетней череды выигрышей. О, это было чудесно. Да и что-то мне подсказывало: я все-таки наслажусь ими.

За дверью оказалась та же площадь, с которой мы стартовали. Только теперь она была людной, и как будто более светлой. Я щурилась. Солнце слепило так, что я не могла посмотреть на небо, и определить хотя бы примерно который час. На этапах соревнований все мои естественные нужды мне не досаждали. А тут мне разом захотелось есть, пить, и, конечно, поспать.

Было шумно. Чуть свыкнувшись с ним, и со светом, я огляделась. Да, толпа была раза в три больше той, которая провожала участников на соревнования. Они все что-то горланили. Откуда столько эмоций? Разве не у нас, участников, должно их быть во стократ больше? Но мы молчали – утомились. Отыскав своих, я медленно к ним поплелась. Села рядом с ними, стараясь держать спину ровно, и стала осматривать других.

Из водных прошло два человека, из воздушных, кажется, один. Наших, включая меня, осталось трое. Обрадовавшись, я посмотрела на огненных. Их было двое.

– Мы выиграли? – шепнула я соседу.

Старалась не ликовать, понимая, что чего-то не улавливаю. Но губы все же растянулись в улыбке, которая ту же сошла, когда парень сказал:

– Еще не конец. Дожидаемся двух последних участников.

Я нахмурилась. Так я почти что последняя? Неужели так медленно проходила испытания?.. Нет, нормально я проходила. Просто, если бы не Лео на последнем этапе…

Вглядевшись в толпу огненных, я поняла, что именно его и не хватает. Неужели мы его все ждем? То есть он один из последних, самых медленных, участников? Я снова заулыбалась. Даже если не выиграет Земля, меня будет тешить уже то, что я обогнала Лео.

Он мог выйти из двери, а мог возникнуть прямо по середине площадки, как проигравший. Только что так появилась одна воздушная, у которой в миг перемещения лицо застыло в удивлении. Потом она ослепилась ярким светом. А уже через несколько секунд шагала к своим, кажется, особо не расстроенная. Наверное, хорошо быть воздушными. Кажется, что у них все так легко.

Оказалось, что я переживала. Топала ступней по полу, так что даже пыль поднималась. Сосед попросил меня прекратить. Я сперва хотела огрызнуться. Но оказалась, что и правда уж слишком сильно дергалась. Напряглась, перенервничала – конечно, мне сейчас сложно усидеть на месте.

Лео появился через пару минут после воздушной. Вышел из двери. Его лицо, как и когда он подумал, что победил меня, было довольным. Я не сомневалась: он подставил эту воздушную, как некогда пытался сделать со мной. Надеюсь только, ее он задерживал иным способом…

При мыслях об этом неприятно скребло где-то в груди. Да, наверное, она просто увидела его – и потому выбыла из соревнований. Не хочу верить, что они… Лео мог, конечно. Но нет, нет, конечно, нет.

Впрочем, все неудовольствие растворилось, когда Лео перехватил мой взгляд.

Он даже остановился. Вгляделся в меня, хотя нас разделяла пара десятков метров. С надменного его лицо сделалось недоумевающим. Совсем ненадолго – все-таки он понимал, что все сейчас на него смотрят. Но мне хватило и этой пары секунд.

Лео снова двинулся, больше на меня не глядя. Но я-то знала, как он этого желает. Хотелось помахать ему. Конечно, не стоило этого делать, да и он больше не смотрел на меня.

– Все в сборе? – услышала я голос ректора.

Кто-то усиливал его – казалось, что он говорил прямо мне на ухо. Я даже обернулась, но за спиной было лишь строение лабиринта.

– Я прошу всех, кто сумел пройти четыре этапа, подойти ко мне и выстроиться в соответствии со своей стихией.

Ректор как раз подошел к середине площади. Я нехотя поднялась и поплелась к нему.

Пока мы выстраивались, ректор говорил:

– В этом году особым условием стала невозможность видеть своих соперников. Как обычно, из-за него было исключено наибольшее количество участников – целая половина.

Далее ректор перечислял выбывших по этапам. В первом проиграло больше всего воздушных. Не удивительно: ветер, которым лабиринт реагировал на них, был заметнее теплоты или сырости стен. На втором этапе выбыло больше водных. Я сперва не понимала почему. Логично, если бы продуло больше земляных – все-таки мы боимся высоты. Но потом осознала: на такой высоте влажность воздуха совсем небольшая, так что водным просто нечем было себе помогать. На этапе Воды, как я и думала, посыпался Огонь. Но все же самый убыточный этап оказался последний.

– Что же, ситуация у нас нестандартная, – сказал ректор, отчего я снова посмотрела на него.

До этого пялилась на Лео. Хотела, чтобы он тоже не сводил с меня глаз. Пусть видит: по его правилам больше не играют. А ведь я даже их не нарушала… Просто нашла небольшую лазейку.

– Последнее место занимает Воздух: один человек.

Из «зала», который был открытыми трибунами, послышалось слабое улюлюканье. Уж лучше бы молчали – вот что читалось на лице воздушного, который подбегал к ректору, чтобы пожать руку.

– На третьем месте Вода: два финалиста.

Вышли двое девчонок. Тоже не шибко довольные. Хотя, кто знает, может, они просто уставшие.

– Ну и на втором…

Ректор умолк, чтобы осмотреть присутствующих. Кто будет на третьем, и четвертом местах было очевидно. А вот первое и второе… И земляные и огненные пришли по трое. Неужели нам всем дадут по сто баллов? Мне этого не хотелось. Смысл тогда в соревновании, если мы окажемся на одном месте? Нет, я хочу, чтобы Огонь проиграл. Впрочем, вряд ли к моему мнению будут прислушиваться.

– Давненько такого не было, – продолжил ректор. – Как вы все знаете, уже много лет подряд выигрывал Огонь.

Он усмехнулся, но вторили ему едва ли более четверти собравшихся. Среди них, очевидно, огненные, а также покорившиеся из других стихий.

Я сжимала-разжимала ладони. Стоять на месте было трудно. Не люблю, когда мучают ожиданием. И когда пытаются превознести себя. Но все это вместе было просто невыносимо.

– Огонь на всех этапах показывал себя с лучшей стороны…

«Это как так?! – хотела воскликнуть я. – И кто за этим наблюдал?» Я бы и воскликнула – кто меня держал? Но тут неожиданно для всех оживился единственный выигравший воздушный:

– Показывать себя с лучшей стороны, в вашем понимании, это жульничать?!

Все так удивились этому возгласу, что умолкли. На площади повисла тишина – даже ректор не вспомнил отчитать воздушного. Тот словно бы получил разрешение продолжать:

– В правилах четко сказано: нельзя иметь при себе личные вещи! Но почему-то у всех огненных были мешочки со спрессованным воздухом, которыми они успешно пользовались на этапе Воды!

Я нахмурилась. Как он это узнал? Проигравшие сокомандники нашептали? Что же, ясно, почему большинство из них выбыло. Лучше бы занимались прохождением этапом, а не подглядыванием за другими. Впрочем, спасибо им за это. Иначе никто бы из нас не узнал правду. То есть, конечно, ректор сказал, что «огненные показали себя с лучшей стороны», значит, наблюдение за нами все же велось. Но кто наблюдал? Наверняка, сам ректор. Так что очевидно – сколько бы огненные не жульничали, это все сходило им с рук.

– Не так уж и успешно, раз первое место не однозначно наше, – шепнула Селия Лео.

Наверняка она не хотела, чтобы ее слышал кто-то еще. Но то, что их победа под вопросом, явно так ее расстроило, что она забывала сдерживать эмоции. А я стояла не так далеко, поэтому хорошо ее слышала. Но кроме меня, кажется, больше никто не обратил на нее внимания, потому что его привлек Отас:

– А с каких это пор воздух – личная вещь?

Он тут же захохотал, и ему вторили четверть присутствующих. Иногда даже завидно становилось от того, как чувствуют и поддерживают друг друга огненные. Словно одной командой были не восемь участвующих – а все огненные, которые в этом году учились в Академии.

– Я не про это! – воскликнул воздушный, которые злился все больше. – А про то, что вы, верно, знали, каким будет этап… Ну, как обычно. А потому сумели подготовиться…

– Подготовка к соревнованиям – часть соревнования.

Это сказал Лео. Все посмотрели на него и, конечно, я не была исключением. Он держался молодцом. Не улыбался, но и расстроенным его нельзя было назвать. На его лице была холодная уверенность.

Мне досаждало, что все так долго им любуются. Или уничтожают глазами, как в моем случае. Может, мне захотелось, чтобы они отвели от него взгляд, как будто смотреть на него разрешалось лишь мне. Может, я просто хотела восстановления справедливости… Да, верно, дело было именно в этом. Я же тем в Академии и занимаюсь: пытаюсь восстановить справедливость. Раз все так долго смотрят на огненного, надо чтобы теперь внимание привлекла Земля.

Ну или оправданию моему поступку не было. Такой вариант тоже возможен, да.

– В любом случае, – громко сказала я. – Все мухлюют, ведь так? Важно лишь, у кого это получится более действенно.

Наверное, со стороны выглядело так, словно я поддерживала Огонь. Кто-то из команды пихнул меня бок. Я не обернулась – смотрела на Лео. Все вольны думать, что хотят. Но эта фраза предназначалась ему одному. Пусть помнит, пусть, черт возьми, помнит, что я всегда на шаг впереди.

Он и смотрел. Испепелял взглядом – ему, как огненному, это выражение подходило больше всех.

Теперь молчал даже воздушный. Наверное, решил, раз уж Земля «поддерживает» Огонь, значит, ему уж точно нет смысла сопротивляться. Но он все не так понял. Все всё не так поняли. Но главное: понял Лео. Это было видно по его лицу. Этого мне было достаточно.

Словно ничего не произошло, ректор продолжил:

– Но и Земля не отставала…

«… к сожалению». Наверное, так он хотел закончить фразу. Но, может, я просто предвзята. Да, я предвзята. Честно говоря, я и не следила за его словами. Увлеклась губами Лео, которые что-то мне прошептали. Разобрать я не смогла. Мне это и не интересовало. Наверняка там было что-то нелестное.

– Поэтому мне придется поделить одно место…

– Погодите!

Я вошла в раж. Иначе непонятно, почему вдруг подумала, что мое безумно важное мнение кого-то заинтересует. Более того: я не думала, что его услышат, и что возьмут на рассмотрение. Как-то не привыкла к тому, чтобы другие меня поддерживали – обычно я сама за себя.

Все посмотрели на меня. Я бы стушевалась, но… Да что мне было терять?

– Я считаю…

Начала я уверенно, но вдруг по-глупому подавилась слюной и закашлялась. Это от волнения, которое стрельнуло в голову, едва я поняла, что все, кто здесь есть, теперь смотрят на меня. Коммуникация – все еще моя слабая сторона. Но ведь я сейчас просто хотела озвучить свою позицию. С этим-то у меня проблем никогда не было.

К счастью, никто меня не перебил. Иначе, наверное, я бы так и не закончила. Но я вдохнула, и заговорила:

– Я считаю, справедливо будет отнести Землю на первое место, а Огонь на второе…

Кто-то засмеялся. Наверняка Отас. Это у него такой заливистый, заразный хохот, что попробуй сам рядом с ним не засмейся – даже если потешаются над тобой.

– … потому что, – продолжала я, – сами посудите. Раз мы не можем определить стихию победителя по количеству человек, то почему бы не добавить еще какой-то фактор. Например, скорость. А? Вполне справедливо. Кто быстрее справился, тот и выиграл. А так как я пришла скорее… последнего игрока команды Огня, следовательно, команду Земли можно считать победителем.

Сердце колотилось и кулаки так сжались, что, наверное, расцарапали кожу ладоней. А еще я была уверена: к лицу прилила кровь. Не от стыда. О, стыдно мне не было! Скорее всего от жара, который стал нестерпимым не только от солнца, а словно от того, что кто-то огненный так возмутился, что буквально накалил атмосферу.

– Да что за бред! – выкрикнул Отас.

К счастью, к нему не прислушались.

– Но… – начал ректор.

Однако, не договорил. Его перебили. Сначала кто-то, кто стоял рядом. Верно, мой сокомандник. Потом кто-то из водных девчонок. Потом возгласы послышались с трибун. Вскоре на площадке стоял еще больший гомон, чем в начале соревнований. Кричали о том, что это справедливо, что это логично.

Меня поддерживали.

Это было так странно, что я забыла смотреть на ректора. Все-таки важнее было его мнение – это он принимает решение.

Вместо него я смотрела на трибуны. Какие решительные стали у всех лица. Как они кричали радовались. Как показывали пальцами на огненных, которые притихли. Они не стушевались, но как-то приуныли.

В какой-то миг мне показалось, что зря я такую бучу подняла. С одной стороны, мне именно этого и хотелось. Но столько внимания… Я не хотела привлекать его к себе.

Потом я наконец снова посмотрела на Лео. Но он меня словно бы не видел. Шептался с друзьями, которые, в отличии от него самого, поглядывали в мою сторону. Шептались обо мне? Ох, черт. Зря я это все, зря…

– Тишина!

Слово раздалось громче всех других на площади. Оно сработало. Народ вмиг замолк и уставился на меня и ректора. Тут я поняла, что вышла из шеренги финалистов. Тогда шагнула, чтобы вернуться в нее. Меня снова кто-то ткнул в бок. Но теперь это было не из-за досады. Это была поддержка.

Ощущалось странно. Ведь не может быть такого, что…

– Я вас услышал, – произнес ректор.

Он мял пальцы и переводил взгляд с меня, на команду Огня, на трибуны, и снова на меня. Я сама не заметила, как затаила дыхание.

– Раз уж большинство за, – продолжил он. – То так тому и быть. Победила Земля.

Трибуны снова взвыли. Голосили отовсюду, но не оттуда, где находились огненные. Я должна была оглохнуть, я словно бы и сделала это. На миг показалось, что я нырнула – звуки исчезли, осталась лишь неясная картинка перед глазами, и смутное ощущение собственного тела. Кто-то хлопал меня по плечам и спине, хватал, словно утягивал в пляс. Мне кричали на ухо, мне улыбались, мне радовались.

Но я едва на ногах держалась. Смотрела на Лео, который во все глаза уставился на папу. А отмерла лишь когда он наконец-то обратил на меня внимание. Всего-то для того, чтобы поджать губы, едва заметно качнуть головой, и отвернуться. Но мне этого хватило.

Впервые за долгое время на факультетских соревнованиях Огонь проиграл.

Победила Земля.

Победила я.

***

На самом деле, я победила не войну, а всего лишь бой. Но ведь надо с чего-то начинать?

В воскресенье было затишье. Это не могло не радовать. Хотя, на самом деле, мне было без разницы. Почти весь день я проспала. Силы истощились – я даже не подозревала, что потратила их так много.

Зато в понедельник, особенно к вечеру, народ словно с ума сошел. Я плелась по учебному корпусу после четвертой пары уставшая за день, как и в любой другой понедельник. А вот студенты вокруг, наоборот, становились все оживленнее.

Я весь день замечала одобрительные взгляды, улыбки, кивки. В Академии у меня почти не было знакомых, и совсем не было друзей. Так что почти каждого, кто обращал на меня внимание, я не знала поименно. Самое странное: среди них была не только Земля. Водные и воздушные тоже мне радовались. Огненные, конечно, нет. Они, наоборот, смотрели на меня свысока. Ничего нового. Я давно привыкла сносить такие взгляды, так что они меня не трогали.

Но все остальные… Нет, это какое-то помешательство. Я не хотела привлекать столько внимания. Но за один этот променад по коридору меня уже дважды похлопали по плечу, и крикнули что-то одобрительное.

Парочка ребят даже остановилась, чтобы сказать:

– Ты молодец!

Хмурясь, я протянула что-то невразумительное.

– Нет, правда! – продолжали они. – Бросить вызов Огню на глазах у всей Академии…

Они что-то еще хотели сказать, но поджали губы, улыбаясь, словно это было очевидным. Затем похлопали меня по плечу, где уже наверняка синяк образовался, и двинулись по коридору.

Еще недолго постояв, я крепче стиснула ручку сумки, которая висела у меня на плече, и двинулась дальше.

Оказывается, я все же любила, когда меня не замечают. Это внимание… Оно утомляло. Я чувствовала себя самозванкой. Надо же. Раньше я бы сказала, что хочу хотя бы на денек стать звездой, всеобщей любимицей. Но когда это произошло, я почувствовала себя не в своей тарелке.

Сразу за поворотом меня снова остановили.

– Вот ты где!

Это была девчонка воздушная, которую я раньше никогда не встречала. По крайней мере мне так казалось. Что-то в ней было знакомым. Но когда круглые сутки третий месяц подряд проводишь с одними и теми же людьми в замкнутой территории Академии – все начинают казаться знакомыми.

– Что? – спросила я.

Девчонка отпрянула, да так резко, что подпрыгнули ее короткие кудряшки. Они облаком окружали ее голову. Раньше мне казалось, что такие кудри никому не идут. Но эта девочка была симпатичной. Светлые волосы с легким пепельным оттенком обрамляли ее лицо сердечком так естественно, что – я была уверена – никакая другая прическа ей бы так не шла.

– Да, ты меня наверняка не помнишь, но я тебя вспомнила!

– Надо же, – сказала я. – Откуда?

Девчонка уже открыла рот. Но тут очередная группка ребят перехватила мой взгляд, который я все забывала прятать.

– Это же она! – воскликнул кто-то.

– Да, точно! Земляная! Как тебя зовут?

Я молчала, глядя на них перепугано. Нет, я не боялась. Просто мне уже так надоела эта масса новых знакомых, которые вдруг увидели во мне кумира, что я не могла нормально на них реагировать.

– Слушай, – продолжили из группы. – Ты хоть представляешь, что сделала?

– Да? – сказала я, впрочем, неуверенно.

– Это супер! Это просто супер!

Каждый из группки улыбнулся мне, а потом они скрылись за поворотом, откуда я только что вышла. Сперва мне казалось, что они все издеваются. Что это поклонение на самом деле чья-то проказа. Что я должна посылать их, а не тушеваться и отнекиваться. Но нет. По глазам ведь видно, что люди говорят так, и смотрят искренне. Да и не может вся Академия сговориться против меня. К тому же, зачем им это?

Разве что огненные так хотят мне отомстить. Но как-то это слишком вычурно и безрезультатно.

Я видела их компанию у дальней стены коридора. В учебных корпусах после четвертой пары всегда было жуткое столпотворение. А возле компании Лео словно лава протекала – никто не смел к ним приближаться. Вроде не хотелось смотреть в их сторону. Но я все бросала туда взгляды. Да и от меня не укрылось: они тоже поглядывают на меня.

Потом у меня перед лицом пощелкали пальцами. Я поморгала и перевела взгляд на воздушную.

– Ты помнишь, как меня зовут?

Конечно, я не помнила. Как можно помнить то, чего не знаешь? Да и с каждой секундой мне все меньше казалось, что я когда-то и правда знала эту девчонку.

Может, заметив мой недоумевающий взгляд, а, может, просто так, воздушная сказала:

– Впрочем, неважно! Все равно я уже десять тысяч раз сменила имя! Так что давай знакомиться, меня зовут…

– О-о-о! Земля! Ну ты красавица! – услышала я, но так и не сумела определить, кому слова принадлежат.

Меня тут же завернули в объятия, отчего я едва не задохнулась – забыла втянуть воздух. Сдавили. Я начала брыкаться и кашлять, но тот, кто меня обнимал, кажется, этого не чувствовал. Потом он схватил меня за плечи и вытянул, наверное, чтобы заглянуть в мое лицо.

Это был парень из Земли, которого я, конечно, не знала.

– Мо-ло-дец! – сказал он. – Так держать!

Улыбнулся последний раз и наконец-то отпустил меня.

Надо бы научиться отстаивать личные границы. Еще пара таких объятий, и я точно задохнусь.

– Вспомнила? – спросила воздушная.

Я все забывала, что она тут, и чего-то хочет от меня. Просто чтобы она меня поменьше мучила, я кивнула.

– Отлично! – заулыбалась она. – А тебя как все-таки зовут?

– Что ты хотела? – сказала я как могла более уставшим голосом. – Мне нужно бежать, сама понимаешь…

Я не закончила, потому что ничего не имела в виду. Мне некуда было торопиться, как и почти всем здесь. Да, у кого-то есть пятые пары, но у большинства из обязательных дел на сегодня остался лишь ужин, до которого еще два часа.

– Нет, нет, ничего! – затараторила воздушная. – Я просто хотела сказать, что очень рада тебе и твоей помощи, так что, если вдруг что, пожалуйста, не стесняйся, обращайся ко мне вообще по любому поводу: помочь, подсобить, посодействовать, поддержать, посотрудничать…

– Я поняла! – воскликнула я. – Хорошо, договорились.

Воздушная хотела еще что-то сказать. Но я быстро коснулась ее руки, как бы прощаясь, улыбнулась широко и вымученно, и умчала.

Общество утомляло. С одной стороны, мне льстило, что все так хорошо восприняли мое выступление на соревнованиях. Но с другой… не привлекать внимания – вот каким было мое главное правило.

Да, интересное ощущение… странное. Не помню, чтобы еще когда-то в жизни столько людей поддерживали меня в моих эгоистичных стремлениях. Хотя, раз так, может, они не такие уж эгоистичные? Даже водные и воздушные рады тому, что Огонь не выиграл. То есть они как бы и не рады победе Земли. Но все же больше им по душе проигрыш Огня. А ведь он всего-то на втором месте.

Конечно, это все замечательно. Но что мне толку с этой толпы? Найти бы, как еще она может мне помочь. Впрочем, озадачиваться этим нужно было пораньше. Если бы я знала, чего просить, то сделала бы это сейчас. А так… Наверное, утратила шанс. Ну и черт с ним. Придумаю еще что-нибудь. Выдумывать – вот в чем я мастерица.

По коридору я шла быстро, чтобы как можно меньше студентов узнали меня, и захотели стукнуть по плечу. Но когда почувствовала на себе его взгляд, замедлилась. Наверняка не надо было. Лео несносен, когда окружен своими друзьями, как он их называет. Однако, мельком глянув в его сторону, я обнаружила, что он один.

– Неизвестная, – позвал он.

Сказал тихо, что в шумном коридоре, заполненном студентами, я не должна была услышать. Но, конечно, его голос дошел до меня. Более того: заставил остановиться.

Я замерла и посмотрела на него.

– Как дела? – спросил Лео.

Я молчала. Просто пялилась на него, не зная, что отвечать. И стоило вообще? Откуда это дружелюбие? Конечно, по его лицу не скажешь, что Лео настроен дружелюбно. Но ведь мои волосы и брови еще не искрятся, так что все в порядке.

Я стояла в полутора метрах от него. Поэтому то и дело наши взгляды разъединялись, когда между нами проходил кто-то из студентов. Один такой выкрикнул:

– Что, Лео, думаешь, как уничтожить того, кто сумел тебя обскакать?

После кто-то засмеялся. Я не оборачивалась, чтобы увидеть, кто это такой смелый.

Однако, у Лео ни одна мышца на лице не дрогнула. Он словно оглох на секунды, что звучали те слова. Хотя я была уверена: они его обидели.

– Надо поговорить, – сказал Лео и качнул головой.

Не дожидаясь моего ответа, он скользнул за дверь ближайшей аудитории.

Идти? Но зачем? О чем таком он хочет со мной поговорить? Да и оказываться с ним наедине в одном помещении… Не помню, чтобы хоть раз это закончилось чем-то хорошим. Да и этот его взгляд – не зря ведь тот смельчак выбрал словно «уничтожить».

Закусив губу, я сомневалась всего пару секунд. Потом огляделась, словно кому-то было дело, в какую аудиторию я захожу, и скользнула вслед за Лео.

Закрытая дверь отсекла шумы коридора. В пустой аудитории было тихо, а в сравнении с гамом коридора – жутко тихо. Я не спешила оборачиваться. Отчего-то сердце заходилось. Вспотели ладони, особенно та, которая сжимала ручку двери. А прижавшись лбом к створке, я услышала:

– Так и будешь там стоять?

Тогда я отпустила дверь и наконец-то развернулась.

Лео стоял, опираясь на преподавательскую парту. Мягкие вечерние сумерки подсвечивали его сзади, из окна, куда он смотрел, чуть обернувшись.

Я не спешила приближаться. Он тоже, кажется, не собирался отходить от парты. Все стоял, скрестив руки на груди, так и не посмотрев на меня ни разу.

– О чем ты хотел поговорить? – спросила я.

Голос прозвучал уж слишком тонко. Хорошо, что аудитория была не большая, и эхо не разнесло слова.

Лео наконец-то отвернулся от окна и посмотрел на меня. Мне отчего-то захотелось отступить на шаг. Но я делала вид, что не смущаюсь и не боюсь, что мое сердце не заходится, а руки, сведенные за спиной, не сжимаются в кулаки. Хотелось, чтобы Лео думал: его присутствие на мне не сказывается. Но, кажется, у меня не получалось – хотя обманывать его мне было не впервой.

– Как ты могла?

– Что? – нахмурилась я.

– Все это так обстряпать.

Не стоило уточнять, что он про соревнования. Все только об этом и гудели последние два дня.

– Я не сделала ничего такого.

Я искренне в это верила. Народ поддержал меня, потому что я была на стороне справедливости. Моя роль – всего-то рупор.

– Подойди, – сказал он.

Я судорожно втянула воздух. Он оказался горячим. Вряд ли это проделки Лео – скорее всего мне просто так кажется, из-за того, как накалилась атмосфера.

Тем не менее я подошла. Встала рядом с партой, в то время как Лео с нее поднялся. И снова этот безумный порыв – мне захотелось отшатнуться. Или такое желание, наоборот, разумное? Судя по его взглядам и словам, Лео не сделает мне ничего хорошего. Он словно допрашивал – испытывал на прочность. Может, со стороны так не казалось, но я чувствовала напряжение, и сомневалась, что выдержу его.

– Сядь.

Произнесенное шепотом, слово оглушило меня. Зажмурившись чуть дольше, чем на пару мгновений, я послушалась. Взобралась с узкой стороны парты так, что ноги перестали касаться пола.

– Что ты?.. – начала я.

Я не знала, что хочу спросить. Но какая разница, если я все равно не сумела договорить?

Лео поставил руки по бокам от моих бедер, но не касаясь меня. А потом поцеловал. Резко, так что я даже не успела вобрать воздух. Задыхаясь, я приникла к нему.

Он все еще не касался меня, а я хваталась за его одежду еще не стаскивая, но уже очень желая это сделать. Мои ноги обвили его талию, пытаясь прижать к себе. Но он стоял непоколебимо, словно ему ничего не нужно было, кроме моих губ.

Но, конечно, это было не так. Темень уже наступила, а фонари еще не зажглись, так что в аудитории стоял полумрак. Поэтому, на миг оторвавшись от Лео, я сумела различить лишь блеск его глаз.

Потом я больно стукнулась затылком. Вечно оно так, когда я рядом с ним – бьюсь головой обо что-нибудь. О стеллаж, о камень, о стену или, как сейчас, о парту. И хожу потом словно пришибленная. Правда, сейчас не ходила, а лежала. Вдавливалась спиной в парту, которая была сделана будто бы изо льда. Но холодно мне не было. Меня грели его руки, которые, наконец получившие разрешение, касались меня словно бы одновременно везде. И губы. Губы горячие, как солнце в полдень, как раскаленные угли, горячие, как сам огонь.

– Если ты не хочешь этого просто скажи, – прошептал Лео где-то между моим ухом и шеей, – я остановлюсь… Но учти, уйти тебе придется быстро – я не смогу долго себя сдерживать.

Я еле удержалась, чтобы прямо сразу не простонать ему в рот поспешное «просто замолчи». Вместо этого я немного оттолкнула Лео, на что потребовалось совсем мало сил – он почти не сопротивлялась.

– Пожалуйста, не надо, – сказала я и, выждав несколько нестерпимых мгновений, наслаждаясь тем, как округляются глаза Лео, добавила: – Пожалуйста, не останавливайся.

Глава 7

Кира

– Я тебе говорю, Кирочка, лучше женщины нет на всем белом свете!

Кира прошла уже все стадии принятия. Сперва она думала, что Киса забавляется – и его обожание Данакаты просто очередной прикол. Потом она злилась, пытаясь понять, почему Киса решил, будто преподавательница ответит ему взаимностью. Затем наступил торг: Кира все пыталась убедить Кису, что эта его забава – временное явление, а раз так, не нужно постоянно об этом говорить. Осознав, что не справляется, Кира загрустила. А теперь она была в полнейшем принятии. Киса настолько много говорил про Данакату, что Кира уже научилась пропускать эти разговоры мимо ушей, так что они ее больше не трогали.

– Что скажешь? – спросил Киса.

Все это время Кира пыталась удержать стену песка, которая закрывала их с Кисой от мощных порывов верта, которые насылал кто-то воздушный. Кира не любила ту часть занятий, когда взаимодействие стихий означало противостояние. Все-таки ее больше интересовало, как стихии могут помогать друг другу.

– Мне… вот что… интересно… – сказала Кира, прерываясь, когда натиск воздуха становился уж слишком сильным, и требовал большего сосредоточия. – Почему это в прошлых годах ты не обращал на нее внимания?

– Кирочка! – воскликнул Киса так резко, что стену песка чуть не снесло. – Ну как же ты не понимаешь! Женщины, они как хорошее вино, с годами все лучше! Поэтому и не замечал, что она для меня еще не дозрела!

Киру тошнило от таких речей. Но она уже научилась делить слова Кисы на два, чтобы они ее меньше трогали.

Пальцы болели от напряжения. Удерживать воздух было не таким уж сложным занятием, но скучным и монотонным. К тому же к концу четвертой пары Кира утомилась, поэтому даже такая ерунда требовала сосредоточия всех ее сил. Благо, ее противник, кем бы он ни был, тоже не упорствовал. Но даже несмотря на это, уже через несколько секунд он победил. Просто Киса сказал:

– А у тебя как с твоим хищником?

На миг взвившись, песок обрушился на Кису, которому не посчастливилось сидеть рядом. От неожиданности Кира то ли вскрикнула, то ли рыкнула. Песок попал в глаза. Взмахнув рукой, она убрала его, и наконец-то посмотрела на Кису.

Он сидели в куче песка, который был повсюду: не только под ногами, но и на одежде, волосах и, кажется, нижней губе, которую Киса чуть выпятил. Может, из-за губы, а, может, из-за печального взгляда его округлых глаз, Киса выглядел таким грустным, что Кира не могла на него злиться. Но, наверное, ее взгляд все еще был суровым, так как Киса воскликнул:

– Да что я такого спросил?

Кира тяжко вздохнула, подошла к Кисе и опустилась рядом на песок. От напряжения, с каким Кира им управляла, он разогрелся, поэтому сидеть было тепло.

– Ничего, – сказала Кира, опустив голову Кисе на плечо.

Тот отпрянул и заголосил:

– Вот и я так считаю! Поэтому ответь, что же у вас там происходит, раз ты так нервничаешь?

Хмурясь, Кира ответила:

– Я же сказала: ничего. Это и был ответ на первый вопрос.

– А, – коротко отозвался Киса.

Ответ ему не понравился и, кажется, вверг в недоумение.

– Кирочка, – сказал он, но печально, без своего всегдашнего энтузиазма. – Понимаешь ли, пока ты здесь играешься в песочнице, какая-то другая дама, наверняка более прыткая и решительная, чем ты, берет этого львенка за гриву, и…

– Это моя шутка, – сказала Кира, перестав играться с песком, который просыпала меж пальцев.

Обида в ее голосе была не из-за авторских прав на шутку, а из-за того, что Киса слишком много болтал.

– И тем не менее…

– Давай не будем, – сказала Кира, хмурясь.

Наверное, Киса хотел поспорить. Но тут вдруг солнце резко загородила туча, и оба вскинули головы.

– Ну что? Попробуем еще разочек?

Это была не туча, а воздушная. Та, с которой Кира училась взаимодействовать стихиями. Она улыбалась заразно, и Кира поймала себя на том, что тоже улыбается.

– А сколько до конца пары? – спросила она.

Воздушная посмотрела на запястье, которое, правда, пустовало, а потом воскликнула:

– Не знаю!

Кира поджала губы и перевела взгляд на Кису.

– Я хочу есть, значит, совсем не много.

– Ты всегда хочешь есть, – ответила Кира.

Она уже готовилась пререкаться с Кисой, но тот, как всегда, ее удивил: просто молча согласился. Кире даже как-то грустно стало. Она поежилась и обняла себя руками. А потом снова подняла голову, и обнаружила, что воздушная еще не ушла.

– Что такое? – спросила Кира.

– Ты снова меня не узнала?

Кира вглядывалась в нее, чувствуя, что что-то упускает. Но все не могла нащупать это что-то хотя бы за хвостик.

– Ну же, – сказала воздушная. – Мы с тобой…

– Ох, точно! – воскликнула Кира, да так резко, что Киса отшатнулся и едва не свалился в песок. – Лола! Да? Это ты мне попалась на соревнованиях?

– Да-да! В общем, меня сейчас уже по-другому зовут, но, раз уж тебе так хочется, называй меня Лолой, я не против, ты, главное, сама потом не запутайся, а то вечно так, что…

– Да, конечно, Лола, – перебила Кира с легкой улыбкой.

Та тоже улыбнулась, а потом плюхнулась рядом в песок, хотя Кира ее не приглашала.

– Замечательная погодка! – заговорила Лола, прикрыв глаза, чтобы солнце не слепило. – Мне, конечно, по душе ветер, но как приятно вот так сидеть под теплыми лучами вечернего солнца и думать, как же прекрасно живется…

– Она ненормальная? – шепнул Киса на ухо Кире.

Та больше не улыбалась, но и с Кисой не соглашалась. Она глядела вперед, где проходили противостояния других студентов. Все были в работе. Наверное, поэтому не замечали отдыхающую троицу. Может, если бы они стояли поближе к Данакате, та уже обратила бы на них внимание. Но она занималась другими студентами. Бегала от одних к другим, помогая им справляться лучше.

– Ты посмотри, как старается, – сказал Киса, который тоже следил за Данакатой. – Уверен, она такая старательная во всем.

Киса не уточнил, что имеет в виду. Но даже когда его слова звучали однозначно, Кире хотелось отправить Кису мыть рот с мылом. Однако, сейчас она не успела это сделать. Шум с левой стороны оборвался, и вместо него Лола начала другой:

– Я тоже так ее люблю! Жаль, у воздушных всего один предмет с ней. Хорошая тетя…

– Тетя?! – взревел Киса.

Кира поспешила вмешаться, уже чувствуя, как Киса втягивает воздух, чтобы начать тираду о прекрасных женщинах и их названиях. Она сказала:

– Вам не кажется, что Данаката достойна большего?

– Определенно! – воскликнул Киса. – Я даже знаю, кого именно…

– Да, хотя бы двух пар в неделю, – вместе с ним заговорила Лола.

– Ну не знаю… – протянула Кира.

По тишине, которая возникла после ее слов, Кира поняла, что сказала что-то не то.

– То есть, – сказала Лола. – Ты это спрашивала с намеком на то, что она достойна меньшего?

Кира повела плечом, не прекращая смотреть на Данакату. Она что-то рассказывала студенту, который слушал ее с такой внимательностью, какой на других лекциях не отличался. Одновременно с этим Данаката поправляла прическу – толстую косу, из которой выбилось слишком много прядей. Исправлять нечего – только переплетать.

– Кирочка! – воскликнул Киса. – Как ты могла? Ты же мне сама говорила, как ею восторгаешься!.. Было-было!

– Но она такая скромная, – сказала Кира. – С таким качеством далеко не уйдешь.

– Согласна, – кивнула Лола и, притянув к себе ноги, положила голову на колени.

Она произнесла это с такой печалью, словно разговор шел про нее. Но кто-кто, а Лола скромностью не отличалась.

– Знаете что! – воскликнул Киса. – Я считаю… уж простите мне мое скромное мнение… Но я считаю, Даночка достойно не то, что преподавательского поста, а даже ректорского!

На «мнение» Киса вскочил, на «Даночка» его слушала половина присутствующих, на «ректорского» – абсолютно все. По крайней мере Кире так показалось по тишине, которая воцарилась после его слов. Или, может, Кира просто оглохла от того, как Киса верещал.

Осознав, что многие на него смотрят, Киса одернул жилетку, и поправил бабочку, которой лучше не стало – осталась перекошенной. Потом он облизнулся и медленно сел.

– Ясно? – сказал он с достоинством.

Кира часто закивала, пряча глаза, мол, смиряется с его позицией, хоть и не до конца ей верит.

– Мне кажется, – сказала Лола, как обычно мечтательно-восторженным тоном. – Виновата все же скромность, или какая-то… неуверенность, наверное, да, вы как думаете? По-моему, ты прав… Как тебя зовут? Ты дело говоришь, просто, кажется…

– Ты так не думаешь? – спросил Киса, обращаясь к Кире.

Лола умолкла и с интересом уставилась на Киру, что делал и Киса. Сама Кира все еще на них не смотрела – разглядывала Данакату, которая наконец-то заметила бездельников, и приближалась к ним. Если бы Киса не орал, они бы наверняка досидели спокойно до конца пары. А теперь пришлось изображать активную деятельность.

– Почему же, – сказала Кира, поднимаясь. – Что-то в твоих словах есть. Но и Лола права… Лола, давай еще один раунд.

Лола кивнула и подскочила, отряхивая от песка не по сезону светлую юбку-баллон.

– Сам подумай, – продолжала Кира, – какая разница, что тебе по силам, если ты сам в эти свои силы не веришь?

Нарастал воздушный поток, от которого волосы Киры так сносило, что они больше не падали на плечи. Она смотрела на Кису с вопросом, потихоньку возводя из песка стену. Так что Киса не заметил, как стал сидеть не на теплом песке, а холодной ноябрьской земле.

Лишь когда Кира отвернулась от него, чтобы сосредоточиться на стене, Киса с горечью сказал:

– Знаешь, ты права.

Ветер стал настолько сильным, что Кира не услышала, как Киса поднялся. Когда со стеной было покончено, и ветер больше не мешал разговорам, она обернулась. Но Кису не застала.

– Лола! – крикнула она. – Заканчиваем упражнение!

Мгновение Кира боялась, что Лола не услышала ее, и придется снова обсыпаться песком, чтобы закончить их столкновение. Но тут ветер начал стихать, и Кира принялась плавно опускать песок.

– Что такое? – спросила Лола, когда стихии улеглись.

Кира не ответила – пыталась найти Кису. Не ожидала, что он успеет отойти так далеко. Когда она его заметила, тот стоял рядом с Данакатой, и что-то ей втолковывал. Ее лицо оставалось непроницаемым, а Киса выглядел расстроенным.

– Интересно, – сказала Лола очень внезапно и очень близко, так что Кира вздрогнула. – О чем они разговаривают?

Ответа не последовало. Кира вглядывалась в них, удивляясь, что Данаката терпит его так долго.

Лола, верно, подумала, что Кира ее не услышала. Толкнула в бок, и повторилась.

– Да откуда мне знать, – сказала Кира, улыбнувшись. – Кисе как взбредет что-то в голову, так не остановить потом. – Переведя взгляд на Лолу, Кира продолжила: – Поэтому важно, чтобы это что-то было дельным. Ты согласна?

Лола кивнула, но Кира не была уверенна, что та ее понимает.

***

За ужином Кира, как всегда, сидела в одиночестве. Знакомых в Академии становилось все больше, поэтому прятаться от них было все труднее. Кира справлялась. Думала, ужин пройдет спокойно – народу в пятницу вечером была уйма, так что Кира в глаза не бросалась. Но блаженство, разумеется, длилось не долго.

В столовой горел яркий свет, но все равно было как-то тускло. Верно, из-за дождя. Кира не любила дождь – влажной землей сложнее управлять. Наполненная водой, земля все еще подчинялась, но словно бы нехотя. Казалось, Кира много чего не любила. Так и было. Когда слишком влажно, слишком ветрено, или слишком жарко… В общем, все то, что ассоциировалось с другой стихией.

Но в помещении было как раз хорошо – сухо, в меру тепло, а воздух шевелился лишь от движения студентов. Единственное, что Кире не нравилось – навязчивые запахи еды. Но они приглушались, стоило постоять в столовой больше минуты.

К счастью, запахи не мешали смотреть. А смотреть в столовой было на что. Впрочем, как и в аудиториях, и в залах для практик, и в коридорах. Главное условие – нахождение там Лео.

Сперва Кира думала, что дело в его волосах. Она выхватывала их из толпы скорее, чем сознавала, что делает. Взгляд сам к ним бросался. Но ведь рыжих в Академии ходило много. В том числе те, у кого яркость волос была настырнее, чем у Лео. Они должны бросаться в глаза первыми. Так что, вероятно, дело было не в волосах.

Кира смотрела, как Лео в противоположном конце столовой стоит у раздачи с полным подносом, и сознавала, что Киса прав. Какой толк с ее взглядов? Она только больше грустит. Надо действовать. Пока не поздно. Все-таки была между ними с Лео какая-то недосказанность, она это чувствовала… А, может, выдумала, как выдумывает подобное каждая девочка.

Лео, вон, даже не смотрел в ее сторону. Да и с чего бы? В очереди других студентов он медленно продвигался с подносом вдоль раздачи.

Кира уже хотела возвращаться к еде, как заметила в стороне Лео резкое движение. А ведь к вечеру пятницы все так уставали, что двигались вяло. Так что любая резкость ощущалась острее.

Потом раздался звон посуды. Не такой уж громкий – в столовой и без того было шумно. Кира наверняка даже не подняла бы голову на него, если бы не пялилась все это время на Лео.

Упал его поднос. Причем – Кира успела это заметить – по вине того, кто стоял в очереди чуть впереди Лео. Какой-то грузный земляной нажал на него. Лео не придерживал поднос – и ужин полетел на пол.

Началась потасовка. Что-то крикнул Отас, который стоял за Лео. Земляной ему что-то ответил. Они бранились, а Лео просто наблюдал за ними с отсутствующим видом. Отас злился, а вот земляной выглядел довольным.

Кира до последнего думала, что земляной сделал это нечаянно. Но тут ее пронзила догадка: это было нарочно. Непонятно только, чего он этим добивался. Не может ведь такого быть, что ему просто захотелось поиздеваться над Лео. Это же какую смелость надо иметь земляному, чтобы задирать огненного?..

Однако, чем дольше Кира смотрела на перепалку, тем сильнее убеждалась: земляной получает от нее удовольствие. По большей части от того, как Лео опешил.

Отас что-то орал и показывал пальцем на рассыпанную еду. Земляной качал головой и говорил спокойно. Кира их не слышала, но наверняка Отас предлагал земляному полакомиться прямо с его родной стихии, а тот вежливо-насмешливо отказывается.

Потом что-то гаркнул Лео. Кира пожалела, что не услышала, ведь его слова вмиг оборвали спор. Оппоненты уставились на Лео с одинаково непонимающими взглядами. А тот потянулся за прилавок и, спросив что-то у поварихи, достал тряпку.

Кира не верила, что увидит сейчас, как Лео убирает. Она и не увидела. Но не потому, что Лео не убирал, а потому что отвернулась, услышав:

– Что между вами?

До неприятного высокий голос прорезал слух на такой частоте, что Кира подняла ладони, думая, что нужно прихлопнуть комара, который пищит на ухо. Но это была Аска. В отличии от Киры, абсолютно сухая, она сидела напротив нее, нависнув над столом так, что ее длиннющие волосы едва не падали в кашу. Кира хотела отодвинуть их. Но Аска резко отшатнулась, словно думала, что та хочет ее за волосы дернуть. Поджав губы, Кира подняла глаза и сказала:

– Откуда такая подозрительность?

Аска откинулась на спинку и принялась расчесывать пальцами пряди у лица.

– И правда, – сказала она. – Откуда? Вовсе не после подставы, которую ты мне устроила на соревнованиях, да?

Кира ухмыльнулась и, отодвинув тарелку, сложила руки на столе. Радовалась она лишь тому, что Аска вроде забыла о первом вопросе.

Она спросила о Лео, ведь так? Заметила, как пристально Кира за ним наблюдала. Она о чем-то догадывается? Но как, если… если Кира привлеклась, например, лишь тем, что рядом с ним разбилась посуда. Вот, да. Ничего такого в этом нет. Многие сейчас смотрят на Лео. Вроде.

Больше не переживая, что взгляд ее выдаст, Кира посмотрела на Аску и сказала:

– Это же соревнования. Ничего личного.

Аска фыркнула и откинула пряди. Кира подумала, что вовремя перехотела есть. А то после жестов Аски еда будет с ее волосами.

– Я понимаю, – закивала Аска, поджимая губы, будто бы с сочувствием. – Просто не удивляйся потом, если вдруг кто-то подставит тебя, хорошо?

Кира качнула головой, давая Аске понять, что угроза не сработала. Затем оперлась руками на стол, помогая себе подняться – пропало желание здесь оставаться. Но Аска вдруг накрыла ее ладонь, и сказала с прищуром:

– Так что?

Сглотнув, Кира уставилась на ладонь Аски, которая сдерживала ее руку. Да что ей надо? Какая, к черту, разница, как и на кого Кира смотрела? Или Аска ищет, как ей отомстить? Да, она может… Думает, сделать это с помощью Лео? Что же – хороший вариант. Осталось только заставить Аску думать, что это не так.

– Что? – проблеяла Кира.

– Я задала вопрос!

Аска выходила из себя, и Кире это не нравилось. Ей не хотелось на ночь глядя ссориться с соседкой по комнате. Мало ли – вдруг подушкой задушит.

– Не придуривайся, – возмутилась Аска. – Просто скажи «да» или «нет», и я от тебя отстану.

Она умолкла, выглядываясь в Киру, и та тоже молчала, не понимая, что нужно сделать, чтобы свести все на нет.

– Что? Все еще не догоняешь? – Ненадолго умолкнув, Аска наконец сказала: – Я говорю про Кису.

Кире захотелось выдохнуть от облегчения. Дело не в Лео. Аска ничего не подозревает. Кажется, даже мстить не хочет… Хотя нет, это вряд ли. Хочет, конечно – это в духе Скорпионов. Но дело не в Лео, так что все хорошо.

Но облегчение быстро прошло. Кира села, хотя очень хотела уйти. Аска беспокоилась, еще и за Кису. Беспокойство и он – полярные вещи. Как Аску угораздило их свести?

– Что с ним? – спросила Кира.

Аска громко цокнула языком и стукнула ладонями по столу.

– Ты несносна! – сказала она, словно читая мысли Киры о себе самой. – Я у тебя спрашиваю: что между тобой и Кисой! А ты ссышь нормально ответить! Давай же, ну!

Пару секунд Кира вглядывалась с Аску, а потом, не заметив подвоха, расхохоталась.

– Что такое! – воскликнула Аска, забыв про вопросительную интонацию.

Кира все смеялась. Знала, что выглядит глупо, и что раздражает Аску, но остановиться не могла. Как ей вообще взбрело в голову такое спрашивать? К тому же не похоже, что Аска шутит – правда думает, что Киса… О, нет, это невозможно даже произнести!

– Аска! – воскликнула Кира. – Ты хоть понимаешь, какую глупость сморозила?

Хотя говорила Кира задорно, Аска ее энтузиазм не разделяла. Смотрела на Киру с подозрением, но без прежнего холода во взгляде. Вроде как это значило, что злиться она перестает.

Кира прожила с ней три месяца, но так и не выучила ее поведение. Она вообще старалась не замечать Аску, чтобы лишний раз не беситься. Сперва Аска негодовала, но потом и сама поняла, что это лучшая модель их взаимоотношений.

– Почему глупость? – сказала Аска с полной уверенностью, что если и звучат тут глупости, то лишь от Киры. – Вы же часто вместе.

– И что же?

– А то, – продолжала Аска с нарастающей злобой. – Что он меня избегает. И я больше, чем уверенна, без твоего участия тут не обошлось.

Кира хотела снова засмеяться. Но судя по негодованию Аски, это было бы большой ошибкой. Нет, она правда не понимала, какой бред несет. Если бы Кира претендовала на Кису, то это уже Аска давно задохнулась бы от подушки, которой глубокой ночью кто-то прижал к кровати ее голову.

– Когда это началось? – спросила Кира.

А все-таки беспокойство Аски не было напрасным. Кира не выучила ее, но выучила Кису. Тот не допустил бы, чтобы подруга подозревала его во всяких глупостях, без веской причины. Терять… друзей он не любил. И до последнего морочил их головы, не чувствуя угрызений совести. Вроде бы.

– Сегодня, – сказала Аска.

Кира усмехнулась – рановато Аска бьет тревогу. Той и без ухмылки Киры было неловко. Да и вообще вся эта ситуация была странной и неловкой. С каких это пор водная так переживает из-за земляного? Кира уже назубок выучила: Аска презирала стихии, которые в иерархии стоят ниже Воды. Но за Кису она почему-то переживала.

Конечно, Кира не удивлялась двуличию Аски. Но иногда задавалась вопросом: да какого черта?

– Клянусь, я тут ни при чем, – сказала Кира.

Потом задумалась, что, может, и при чем. Но Аска не поймет. И так не поняла. Прищурилась, явно что не поверила, и сказала:

– Учти, если я…

Аска не договорила. На миг в столовой потух свет, но тускло не стало – настолько яркая молния прорезала небо. Тут же прогремело. Кира вздрогнула и глянула в окно. Дождь усиливался, и Кира пожалела, что не осталась в жилом корпусе. Есть особо не хотелось, а теперь придется еще под ливнем промокнуть.

Аска тоже смотрела в окно. Не ясно, что она там видела. Капли, которые бежали по стеклу, закрывали пейзажи. А ведь вид из столовой был красивым. На строения воздушных, которые словно бы парили в воздухе. Кира все хотела взобраться на них, или хотя бы понять, как это сделать без помощи воздуха. Но руки… точнее ноги не доходили. Да и страшно это до жути – взбираться на такую высоту без сопровождения. К тому же корпуса воздушных выглядят такими хрупкими. Казалось, дунет ветер, и они рухнут. Хотя будь это правдой, нынешнюю грозу они бы не перенесли.

– Такая гроза, наверное, река из берегов выйдет, – сказала Аска, все еще глядя в окно.

Кира вскинула брови.

– А что, бывало такое?

– Да как-то да… Еще когда я на первом курсе училась. Но не из-за грозы. Просто кто-то решил подшутить: намудрил что-то там с каньоном… Мы потом неделю всей Академией ночевали у воздушных, потому что вода все не прекращала поступать. Было весело.

Забывшись, Аска мило болтала. Но переведя взгляд с окна на Киру, опомнилась, и снова сощурилась.

– В общем, Кира, если я узнаю, что ты мне врала…

Аска поджала губы и покачала головой. Вид у нее и впрямь был грозный. Кира впечатлилась. Конечно, вряд ли бы это подействовало, если б она была виновата. Но как проверить такое, если она не врала?

Выдерживая строгий взгляд Аски, пока та поднималась, Кира размышляла. Как же, оказывается, неприятно, когда тебя подозревают во лжи там, где ты был честен.

Когда Аска ушла и даже ее синеватые волосы до пола не выделялись в пестрой толпе, Кира встала, чтобы уйти. Дождь убаюкивал. Впрочем, Кира знала: пробежка под ним взбодрит, так что рано еще мечтать о постели.

Выходя из-за стола, Кира осматривалась. Кисы нигде не было. Либо он проскочил незамеченным, либо не ужинал. Второе – ну очень маловероятно. Первое – вполне логично, ведь Киру то и дело отвлекали. То Лео со своим подносом, то Аска с претензиями. Она могла его не заметить.

Впрочем, Данакату она тоже не видела. Но она могла пропустить ужин. Киса прав: уж больно она изящная, как для земляной. Хотя, конечно, красота в глазах смотрящего.

Глава 8

Неизвестная

– Да какие дела могут быть в воскресенье утром?

Я тоже недоумевала: почему придумала забивать всякой ерундой единственный день в неделе, который я могу проваляться в постели? И ладно бы валялась я одна. Но ведь тут такая приятная компания!

– Секрет, – сказала я, улыбаясь.

Впрочем, вряд ли Лео заметил мою улыбку. Я развернулась к нему спиной, чтобы встать. Не преуспела. На ноги я поднялась, но не задержалась. Лео схватил меня за предплечье и дернул на себя. Больно не было – я упала прямо на него. Обидно тоже не было. Что уж тут? Вставать я не хотела, так что Лео просто помог мне принять неверное решение. И, конечно, грустно тоже не было – я рассмеялась.

Но смех оборвался, когда я снова оказалась в его объятиях. Он сменился на прерывистое дыхание, и шелест простыней. Еще десяток секунд, минута, а потом целая дюжина.

Это все плохие знаки. И что дала застать себя врасплох – теряю бдительность. И что рассмеялась – ничего такого уж смешного Лео не сделал, чтобы я хохотала. Получается, мне достаточно одного его присутствия? Дурной, дурной знак.

– У тебя слишком много секретов, – сказал Лео, когда я все же высвободилась.

– Не больше, чем у любой другой девушки.

Я хитро улыбнулась, просто чтобы голос стал таким вот елейным. Лео улыбку не видел, потому что я не смотрела на него. Ходила по комнате, собирала вещи. Меня коробило, что все это время в комнате был такой беспорядок. Привыкла сперва убираться, а потом уже идти спать. Но Лео умел отвлекать даже от настолько раздражающих вещей, как бардак.

Натягивая кофту, я услышала, что он сел. Тогда я заторопилась в слепом поиске рукавов, чтобы поскорее увидеть его вечно загорелую кожу на фоне белых простыней. Впрочем, мне хватало одного воспоминания о ней, чтобы сердце заныло. И это я еще не вспоминала контраст его волос с ярко-зелеными глазами, тонкую линию губ… А, проклятье, вспомнила.

Я копошилась все быстрее, задыхаясь то ли от того, как пережимала горло дурацкая кофта, то ли от собственных мыслей. А когда наконец из ворота показалась моя голова, и мы встретились взглядами, Лео сказал:

– Придет время, и я разгадаю их все.

Я хохотнула и Лео нахмурился. Да, наверное, не стоит сомневаться в мужчинах – вдруг ущемляться? Но меня подобное мало волновало, поэтому я не сдержалась, и сказала:

– Ты для начала хоть выясни, как меня зовут.

Потом я нагнулась, чтобы натянуть штаны. Увидев, как далеко на полу лежат лучи солнца, я засуетилась. Конечно, время уже ушло, и эти мои потуги не помогут его вернуть. Но когда торопишься, хотя бы не совестно от того, что опаздываешь.

И вот еще плохой знак: я так задумалась, что не заметила, как Лео встал прямо напротив меня. Почему плохой? Я не должна так расслабляться в его присутствии. Конечно, поздновато об этом думать. Но лучше так, чем в какое-то мгновение обнаружить себя на крючке. Пока что мне все сходит с рук, потому что я толком ничего не сделала. Но с первыми деяниями пойдут первые подозрения. Вот тогда уже ни в коем разе нельзя будет терять бдительность.

А сейчас еще немножко можно. Особенно когда его лицо с приоткрытыми губами так близко.

– Мне уже и не хочется знать, как тебя зовут, – шепнул он, когда я положила руки ему на грудь, вдыхая запах пепла.

Прозвучало не обидно. Не казалось, что Лео плевать на то, кто я. Наоборот. Эта интрига и есть моя личность. Рушить ее – значит поломать часть меня.

– Неужели так легко сдаешься? – улыбнулась я.

Сперва я думала, что Лео не ответит. Он чуть склонился и поцеловал меня. После такого слов в голове не оставалось – только пустота, но приятная. Однако, Лео почти сразу отстранился и сказал:

– Нет. Говорю это просто, чтобы ты ослабила бдительность.

Я засмеялась прямо у его лица. Лео отпрянул, и я увидела, что он тоже улыбается.

– Не надейся. Тебе не застать меня врасплох, – сказала я, разворачиваясь, чтобы обуться.

– Я всегда собрана… – тянула я, завязывая шнурки, при этом поглядывая на Лео снизу-вверх. – Всегда внимательна…

– Да что ты говоришь, – сказал Лео лукаво.

Он подошел к двери, готовясь меня выпроваживать. Опираясь на стену, Лео сложил руки на груди, и наблюдал за моей борьбой со шнурками.

– И вообще! – продолжала я. – Меня невозможно надурить! Я сама кого хочешь надурю… Веришь?

С последним словом я выровнялась и посмотрела прямо ему в глаза. Лео поджал губы и, сделавшись нарочито печальным, покивал. Даже руки выставил, мол, сдается.

– Вот и замечательно, – сказала я, открывая дверь. – Все, давай. До субботы.

Я хотела обернуться, чтобы увидеть напоследок его улыбку. Но вместо этого ощутила резкую, но по-мазохистски приятную боль в ягодице, и услышала звонкий шлепок.

От неожиданности я не вскрикнула, но звонко пискнула. Потом с гневным прищуром обернулась, придерживая открытую дверь.

Лео улыбался самодовольно, и не спешил убирать руку.

– Теперь счет два-два, Земля! – сказал он. – Не так уж сложно застать тебя врасплох.

Я ничего не ответила, но всем своим видом показала, как недовольна. Хотела вот так же осуждающе глядя ему в глаза выйти из комнаты, и пренепременно хлопнуть дверью. Но вдруг услышала:

– Ну ничего себе!

Вздрогнув, я неосознанно шагнула обратно в комнату. Я едва не упала, так как Лео перестал поддерживать мою пятую точку, едва услышал голос друга. Голый по пояс он встал за створку так, что в дверном проеме виднелась только его голова. А вот меня Отас видел полностью.

– Земля! Ты что здесь делаешь? – воскликнул он. – Просишь прощения за то, что выиграла в соревнованиях? Надеюсь, на коленях уже стояла?

Больше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы Лео вступился – как-то осадил Отаса с его дебильными шуточками. Ну, то есть на самом деле больше всего мне хотелось вмазать ему меж глаз. Но я не стала, давая Лео возможность сделать это.

Но он лишь усмехнулся.

Я так резко глянула на него, что шея хрустнула. Но даже поспешив, не застала ухмылки на его лице. Может, все-таки показалось? К тому же Лео сказал:

– Заканчивай, Отас. Не смешно.

Тот лишь хохотнул и снова уставился на меня.

– Волшебство, – сказал он.

Я не думала, что это он меня считает такой уж «волшебной», поэтому не спешила радоваться. Так и стояла, хмурясь и сжимая кулаки. Просто на всякий случай. Вдруг придется кого-то сейчас бить? Ну мало ли?

– Ты чего пришел? – спросил Лео.

Меня почти радовало, каким строгим голосом он обращается к Отасу. Но Лео все еще как бы прятался за дверью, и это раздражало.

– Да вот, подумал, что же может задерживать моего друга, который ни в одно воскресенье, ни разу за все четыре года в Академии не пропустил завтрак…

Он как бы смотрел в мою сторону, но словно меня не видел. Раздражало, что он говорит обо мне в моем же присутствии. Словно я вещь какая-то.

– И не сказать, – продолжал Отас. – Что причина уважительная.

Я рванула к нему скорее, чем осознала это. Хорошо, что сжимала кулаки, и что Лео стоял слева. Иначе успел бы перехватить моя руку, которая так резко влетела Отасу в грудь, что я успела почувствовать лишь то, какая она твердая. Надо же. По виду казалось, что она мягкая, как ожидалось от человека комплекции Отаса. Получается, все огненные и правда крепыши, состоящие из одних мышц.

Когда Лео прижал меня спиной к себе, удерживая за локти, я уже осознала, что сделала. Конечно, не каялась. Но и повторяться не хотела. Что на меня нашло? Я же не животное, и не огненная. Должна себя сдерживать… Хотя как тут, если на тебя так смотрят?

Отасу больно не было. Он просто опешил.

– Ненормальная, – сказал он, впервые посмотрев мне прямо в глаза, а потом, подняв взгляд на Лео, добавил: – Хотя что еще ожидать от Земли.

И снова мое тело среагировало раньше меня. Я крепче прижалась локтями к Лео, и правой ногой со всей силы зарядила Отасу в живот. Точнее хотела. О, теперь я много чего хотела с ним сделать! И первым на очереди – зашить рот ржавой иголкой.

Но Отас ожидал новое нападение и успел отпрянуть. Лео тоже держал ушки на макушке – шагнул назад, едва почувствовал, как я напряглась.

Короче, в этом раунде я проиграла.

– Какой кошмар! А говорят, это у огненных проблемы с агрессией! Как бы не так! Ну, Земля, ты меня удивила! В плохом смысле, разумеется!..

Все это Отас говорил, пока я пыталась высвободиться из хватки Лео. Я уже хотела и ему больно сделать. Странно думать, что я буду адекватно мыслить, когда он так меня к себе прижимает.

– Успокойся, – сказал Лео, склонившись прямо к моему уху, чтобы Отас не услышал.

Я фыркнула, и снова попыталась боднуться. Хотела посмотреть на него осуждающе, но он все еще слишком сильно прижимал меня к себе.

– Ну и вкус у тебя, Лео, – говорил Отас, отступая, чтобы дать Лео выйти из комнаты. – Одно дело истеричка. Других среди Огня не сыщешь… Но земляная истеричка! Это еще поискать надо.

Лео продолжал держать меня, даже когда мы вышли из комнаты. Я смотрела прямо на Отаса, но он моего взгляда избегал. Все пытался достучаться до Лео. Но тот был непроницаем. То есть, может, Отас и справился – просто Лео не показывает этого, пока я свидетельствую.

Потом я вспомнила, что, вообще-то, в таком положении еще могу плеваться. Собрала слюны, но, наверное, слишком громко. Лео закрыл мне рот ладонью, и снова зашептал на ухо:

– Извини. Я не знал, что он начнет… Короче, извини.

Тут уж я сумела выкрутиться. Гневно глянула на Лео, а Отасу показала, что у меня между указательным и безымянным пальцем.

– Любую, Лео, а ты выбрал пасть так низко… – было последним, что я услышала.

Гнев клекотал – я еле его сдерживала. А ведь утро начиналось так хорошо!

Я так топала, что на меня оборачивались другие жители четвертого этажа. Мне было все равно. То есть потом я пожалею, что привлекала внимание, когда пойму, что слезы обиды брызнули из глаз гораздо раньше, чем я думала. А пока я шагала к комнате, заботясь лишь о том, чтобы не стереть зубы в порошок – так плотно я сжимала челюсти.

***

В холл первого этажа я спустилась лишь минут через пятнадцать. Народу там было немного. Солнце уже который день скрывалось за тучами, поэтому казалось, что сейчас не утро, а вечер. Дурацкая погода, дурацкий ноябрь, дурацкие Лео с Отасом, дурацкая иерархия, и вообще все такое дурацкое, что плакать хочется.

Но ничего. Главное, что у меня есть план, как это исправить… Ну, все, кроме погоды. И ноября. Ноябрь не исправить. Ноябрь надо просто уничтожить.

Воздушная увидела меня первой. Она бросилась с объятиями, но я увернулась, а потом сделала вид, что ничего не произошло.

– Привет! Я так долго тебя ждала, а ты все не появлялась, я подумала, что-то случилось, уже хотела лететь выручать… ну, не лететь, а парить, летать-то я не умею, поэтому…

– Как тебя зовут? – спросила я.

Воздушная наконец-то заткнулась и уставилась на меня со смесью радости и недоумение. Странное сочетание. Наверное, другие так показывают недовольство. Но, я уже поняла, эта воздушная злиться не умеет.

– Прости, я знаю, ты говорила, но память – не самая моя сильная сторона.

Воздушная подобрела и закивала. Она хотела положить руку мне на плечо – наверное, поддержать. Но я тут же бросилась чесать плечо, просто чтобы занять его. Уж слишком тактильная эта воздушная. Ну ничего. Она выглядит как человек, которому можно доверять. Именно такой мне и нужен.

– Сегодня Лоа, – сказала она. – Завтра, наверное, буду Лопой… Ну это ладно! Не забивай голову. Лоа. Лоа. Запомнила? Не сложно вроде, да? А ну, повтори…

– Я запомнила, – сказала я, начиная злиться.

Но тут же одернула себя, и облизнулась, чувствуя, какие сухие у меня губы. Отчего-то было неловко.

Пока я собиралась говорить, Лоа тараторила:

– Честно говоря, я просто сгораю от любопытства! Понятия не имею, что ты хочешь попросить… Чего бы это могло касаться?

– Лоа, – сказала я, просто чтобы оборвать ее. – Дело серьезное.

Лоа выпрямилась и кивнула, нахмурившись. Правда, длилось это около секунды. Потом она снова заулыбалась, едва не захихикала. Наверное, смешно ей было из-за моего лица.

Я огляделась, словно собиралась делать что-то незаконное. Но в холле почти никого не было. Даже через высокие окна вряд ли бы кто мог подсмотреть, что происходит в помещение – так тускло было. Кроме нас с Лоа, в противоположном углу зала в глубоких креслах сидели несколько водных. Они увлеченно болтали, так что было ясно: нас они не слушают.

Тогда я снова посмотрела на Лоа и, поражаясь, что она молчала целых полминуты, заговорила:

– Мне нужно, чтобы ты собрала немного данных. Ничего сложного! Просто берешь, вот бланк, и просишь, чтобы люди проголосовали…

Я вытащила из сумки несколько бланков и протянула Лоа. Она схватила их и принялась изучать. Чем дольше смотрела – тем суровее становился ее взгляд. Я поджала губы, чувствуя, как растет напряжение.

А вдруг она не согласится? Она, конечно, заверяла меня, чтобы я не стеснялась и просила, если что, у нее помощь. Но, может, она просто так это сказала? У меня вообще такое впечатление складывалось, что она редко когда говорила серьезно. Воздушная. Что с нее взять?

Но оказалось, что напряглась Лоа не из-за просьбы.

– Я не знала, что ректора можно свергнуть…

– Не свергнуть, – зашипела я, оглядываясь. – А просто допустить вариант, что можно сделать голосование… Понимаешь, вдруг не все довольны нынешним ректором? Нужно поспрашивать у студентов. Этим ты и займешься.

– А это… законно?

Я усмехнулась. Незаконно было фальсифицировать результаты голосования. Точнее вообще его не проводить. Раз ректор обманул нас в этом, у меня есть полное моральное право сделать по отношению к нему точно так же.

Лоа я сказала:

– Конечно! Это студенческое самоуправление. Абсолютно… законная вещь.

Лоа просветлела и кивнула. Я почувствовала облегчение, но Лоа тут же застала меня врасплох:

– А почему ты сама этого не сделаешь?

На этот вопрос я не готовила ответ. Закусила губу и отвела взгляд. Лоа все ждала и, чтобы прозвучало хоть немного искренне, я не медлила с ответом. Сказала то, что первым пришло в голову. Точнее вторым – после правды.

– Стесняюсь.

Лоа прыснула со смеху.

– Ничего смешного! – воскликнула я, понимая, что Лоа тушуется и поддается, если чувствует, что собеседник расстроен из-за нее.

– Прости-прости! – заговорила она. – Просто… Ну, что сложного? Подходишь, спрашиваешь… И все.

И правда ничего сложного. Если ты воздушный. К Лоа, пусть она этого не понимает, многие настроены добродушно. В отличии от меня. Раньше я так не думала. Но, когда провела целый час обеда, гоняясь за студентами, чтобы выспросить у них про выборы, поняла, что коммуникация и правда – не мой конек. Я всегда это понимала. Но в тот день убедилась окончательно.

– Я буду считать голоса. Ладно? Этим ведь тоже нужно кому-то заниматься, правильно?

Лоа закивала. Прежде, чем я успела ей улыбнуться, она воскликнула:

– Ну, я пошла!

– Стой! – сказала я.

Даже попыталась схватить ее за рукав. Но Лоа не услышала меня – проскакала уже ползала. Она мчала к водным, которые развалились в креслах, вытянув ноги. Не лучшее начало. Вряд ли водные так уж не любят ректора.

Наблюдая за Лоа, но так, чтобы водные этого не замечали, я подошла к ближайшему креслу и медленно опустилась в него. Подперла щеку кулаком и стала ждать.

Мне казалось, я что-то упустила. У Лоа слишком мало бланков. Да, надо было сделать их побольше… Какой кошмар, во что я ввязываюсь? Что если сам ректор пройдет сейчас коридором, и увидит, чем мы тут занимаемся? Он же может меня исключить, ведь так? Хотя какова вероятность, что он сейчас сюда придет? Я никогда не видела его в жилом корпусе. К тому же как он поймет, о чем именно Лоа расспрашивает водных? Нет, я зря переживаю…

Потом что-то заставило меня поднять взгляд. Я вскинула голову и моментально ухватилась своими глазами за глаза ректора. Точнее они меня ухватили. Точнее мне лишь показалось, что это он. Но я не спешила выдыхать от облегчение.

Это Лео с Отасом проходили холл, чтобы выйти из корпуса. Лео сразу меня обнаружил, но никак этого не выказал. Отас продолжал что-то ему втолковывать. Меня он не замечал.

Несколько секунд Лео шел, глядя на меня. Я даже занервничала: надо смотреть под ноги хоть иногда, а то свалишься. Но он не свалился. А улыбнулся мне на миг и отвернулся. Я тоже улыбнулась, чего он уже не видел. И хорошо. Улыбка у меня была плотоядной. По крайней мере мне хотелось в это верить. Зря Лео мне радуется. Скоро я уничтожу его папочку, а потом и до него доберусь. А ведь он даже не подозревает, на что я способна.

Когда Лоа подошла ко мне, я больше не хмурилась.

– Готово! – воскликнула она.

Я взяла у нее бланки. И тоже, словно Лоа совсем недавно, пока вглядывалась в них, становилась все мрачнее.

Бланки были нехитрыми. Нужно было заполнить всего-то имя, курс, и ответы на вопросы, суть которых была одна: нравится ли опрашиваемому нынешний ректор. Стихию я умышленно не указывала. Конечно, можно предположить ее по имени. Но пусть лучше этот пункт не бросается в глаза. Потому что я не собиралась опрашивать огненных. Чтобы не портили статистику.

– Не так, – сказала я, поднимаясь. – Идем, еще раз попробуем.

– Что не так? —проблеяла Лоа, устремившись за мной.

Я широким шагом преодолевала расстояние до лестницы. Подлавливать народ будем прямо у выходов из комнат. Пусть они будут сонными – все-таки не зря я выбрала утро воскресенья. Пусть слабо соображают, что делают. Им не нужно думать, хотят ли они в самом деле сменить ректора. Уже я об этом за них подумала. Я за них приняла решение. Осталось создать видимость демократии. К тому же я понимала: одну меня не послушают. Так что нужно много голосов.

– Смотри, тут такое дело, – сказала я. – Голоса тех, кто не против нынешнего ректора, у меня уже есть. Тебе же нужно опрашивать только тех, кто против него.

– Но когда ты успела…

Я понимала, что Лоа хочет спросить, поэтому поспешила ее оборвать:

– Если видишь, что человек всем доволен, не мучай его, поняла? Иди к следующему… даже бланк на него не трать.

– Но как…

– Огненных, наверное, лучше не спрашивать, ты согласна? А земляных захвати побольше.

– Но что это за голосование! – воскликнула Лоа так резко, что я не успела ее перебить. – Разве это справедливо?

– Конечно! – сказала я уверенно, делая вид, что крайне удивлена такому вопросу. – Просто, понимаешь, при прошлых опросах было большинство довольных. Значит, они не захватывали недовольных… Понимаешь?

Если бы Лоа подумала хоть несколько секунд, то наверняка осознала бы, какой бред я несу. Но я подхватила ее под руку и потянула вверх по лестнице, приговаривая, чтобы она не задумывалась, и что я, если что помогу. Она лишь раз замерла, чтобы всмотреться в меня. Тогда я сказала:

– Ты же пообещала, что поможешь с чем угодно, помнишь?

Лоа поджала губы и кивнула почти воинственно.

– Вот и замечательно, – сказала я добродушно. – Ты молодец. Ты мне очень поможешь.

Так мы провели все время до обеда. Иногда Лоа все же брала голоса довольных ректором. Что же, без них было бы совсем неправильно. Не может ведь быть сто процентов недовольных, ведь так? Кто-то должен быть довольным. Иначе покажется, что голосование несправедливое. Кому это надо? Мне точно не надо.

Лоа вошла во вкус. Я старалась прямо рядом с ней не стоять, и не смотреть пристально, чтобы народ не замечал моего участия в этом движении. Через полчаса она уже получала удовольствие, а через час, вместе с ней хохотало полкоридора. Я понятия не имела, что такого смешного можно говорить в связи с выборами. Но видела, как растет стопочка заполненных бланков подмышкой Лоа. Значит, что бы она ни делала, это работало.

Когда подошло время обеда, я уже полчаса как сидела на ступени лестницы, и глядела в стену. Приятное оказалось занятие. Никуда не бежишь, ничего не делаешь. Просто сидишь и думаешь.

Я ждала Лоа. Не хотела ее отвлекать и потому не сказала, где меня искать, как закончит. Поэтому села туда, где проходят все – на первый пролет лестницы жилого корпуса. Чем ближе было время обеда, тем больше людей проходили мимо меня. Они не обращали на меня внимания, и меня это более чем устраивало. Не запомнюсь, не стану ассоциироваться с этим днем. Это мне и надо.

– Вот ты где! – услышала я, но не обернулась.

Несколько секунд и Лоа села рядом со мной, вытянув ноги. Бланки перекочевали ей на колени, а оттуда мне в руки.

– Прикольно! – сказала она, хотя я ничего не спрашивала. – Я сперва думала, ерунда получится. Но это так интересно оказалось! Я вообще так люблю, когда люди удивляются… Ну, если это приятное удивление. У большинства сегодня было приятное, представляешь? Были, конечно, и те, кому это не нравилось. Но я на таких внимание не обращала, как ты и сказала… Ну что там? Все ок? Короче, мне понравилось! Если что, зови еще! Ну все, давай, я пошла кушать, голодная, просто жуть какая!

Чуть подождав мой ответ, Лоа ушла. За это время я так ничего ей не сказала. Даже заткнуться не попросила, а ведь ее бубнеж бесил меня еще сильнее, чем утром, потому что я утомилась. Я перебирала листки и едва сдерживалась, чтобы не расплыться в улыбке. Не стоит, а то буду выглядеть, как сумасшедшая, и меня точно запомнят.

Пока это не произошло, я поднялась к себе в комнату, и не выходила, пока не пересчитала все голоса.

Сперва я думала, что собрать их будет самым сложным этапом. Но оказалось, что самый сложный этап, это тот, который тебе нужно преодолеть следующим. И так во всем.

Почти весь обед я провозилась в комнате. К счастью, она пустовала – все, кто мог зайти, ушли кушать. Желудок урчал, но я пыталась не думать о том, как голодна. Что желание поесть против желания справедливости? Нет, мне нельзя отвлекаться. Особенно сегодня – сегодня надо действовать быстро.

Покончив с бумажками, я аккуратно сложила их в сумку, и выбралась из комнаты. Огляделась. Корпус пустовал. Тогда я, стараясь действовать незаметно, прокралась через него, и вышла на улицу. Потом через посадку, чтобы меня никто не видел, добралась до учебного корпуса, где находился кабинет ректора. Идти через парадный ход не хотелось. Студентку, которая шныряет по учебному корпусу в воскресенье, заметят и запомнят. Нельзя, нельзя, нельзя.

Недолго я постояла, разглядывая задний фасад. Обнаружив единственную открытую форточку, я подбежала к ней, и, подпрыгнув, закинула в нее свою сумку. Та упала слишком звонко, как для такой мягкой вещи. Наверное, мне показалось, но звук разошелся по коридору эхом. Я втянула голову в плечи, и недолго подождала.

Конечно, никто не шел. Даже если кто-нибудь охраняет коридоры учебного корпуса в воскресенье, то он точно сейчас обедает. Впрочем, вряд ли вообще такая должность существует.

Оглядевшись, и никого не обнаружив, я рассыпалась.

Ненадолго. Просто чтобы пробраться через форточку в помещение. Внутри я собралась, почти не чувствуя упадка сил, какой бывает после того, как побудешь стихией.

В коридоре было почти темно. Но я быстро нашла свою сумку, подобрала ее, и, в который раз оглядевшись, помчала по коридору.

Благо, я знала, где находится кабинет ректора, и не блуждала слишком долго в его поисках. Остановившись перед дверью, я прислушалась. Тишина. Что в кабинете, что в коридоре, где я стояла. Разумеется. Кто будет шарахаться по учебному корпусу в обед воскресенья, кроме всяких сумасшедших? Ну, меня, в смысле.

Затем я вытащила бланки из сумки и просунула под дверь. Пришлось разделить их на несколько пачек, чтобы все пролезли.

Справившись, я струсила руки, словно правда могла стряхнуть все нехорошее, что сделала ими. А потом припустила по коридору, желая найти другую форточку, через которую смогу просыпаться.

Такая отыскалась очень скоро. Жалко было кидать сумку в грязь, но, увы, в виде стихии у меня нет рук, чтобы ее удерживать. А на то, чтобы сделать руку из песка, и перенести сумку, уйдет неоправданно много сил.

Оказавшись ногами на земле, я поспешила в столовую. Надеялась перехватить остатки обеда. Да и было у меня в столовой еще дельце.

***

До вечера я старалась никому не попадаться на глаза. Сидела в комнате, ощущая, как потихоньку вскипает кровь. От тревоги, страха, радости, возбуждения. Все эти эмоции заставляли меня подрываться с кровати и нарезать круги по комнате. Я бы хотела скопить сил к вечеру – чувствовала, они мне пригодятся. Но вместо этого тратила их на челночные забеги. Впрочем, не страшно. Стоило слить энергию – иначе ее стало бы слишком много.

Я еле дождалась ужина. Не потому, что все же пропустила обед. Просто знала: к ужину мои усилия принесут первые плоды. И я не прогадала.

Пока выходила из жилого корпуса, ощущала какое-то возбуждение. Оно охватывало не только меня. Казалось, вся Академия немного изменилась. Студенты кучковались и шептались, а не уверенно шагали и громко говорили. Я вслушивалась в их речи, но почти ничего не долетало до моего слуха.

Обнимая себя руками, я плелась к столовой. Хорошо, что вместо с остальными. Без людей в это время путь был бы жутким. Завывал ветер и желтый свет фонарей едва ли справлялся с темнотой. Я слышала шелест крон деревьев, ощущала холод воздуха, который залазил под кофту, и щупали кожу ледяными пальцами, заставляя ежиться. По спине бежали мурашки – только вряд ли от холода. Но предвкушение чего-то радостного, затмевало все ощущения. Поэтому я улыбалась.

У входа в столовую я остановилась, и присела, чтобы завязать шнурки, которые не развязывались. Несколько студентов стояли слева от дверей и читали объявление. Студентов всегда было трое-четверо, но – отвернешься на несколько секунд – и это уже не те люди, которые там были, до того, как ты отвел взгляд.

– А когда проходил опрос? – спросил кто-то.

– Да сегодня вроде…

– По-моему еще неделю назад кто-то спрашивал про выборы, помнишь?

– Неделю? Я думала, прошел месяц.

Удовлетворившись, я прекратила мучить шнурки, и выровнялась. Никто не знает ничего конкретного. Никто не кричит «да это те две сумасшедшие сегодня мучили жилой корпус!» Это хорошо.

Слившись с потоком студентов, я зашла в столовую. Затем в полном одиночестве уселась за дальний столик. Еды взяла немного – на случай, если придется быстро уматывать. Хотя после нервного денечка аппетит разыгрался. А ведь день еще не закончился.

Прошло около получаса. Я не только успела съесть все, что взяла, но и поразмышлять, стоит ли пойти за добавкой. Но едва я решила, что заслужила дополнительную порцию, услышала, как резко распахнулись обе створки двери. Не знаю, как я это сделала, ведь сидела у противоположного от входа углу зала. Да и гам в столовой, как всегда, была таким, что даже мысли свои едва слышались. Наверное, дело было в том, что я ждала этот звук. И последовавший после него голос ректор, и тишину за ним.

Народ даже жевать перестал. Все напряглись, словно это им, а не мне, было чего бояться. Я же просто облокотилась на стол и подперла кулаком щеку. Сделаю вид, что ничего не понимаю, и ничего не боюсь. Или стоит напрячься, как остальным, чтобы не выделяться?

Решить, как лучше, я не успела. Заговорил ректор, который так и стоял у дверей. Он словно бежал сюда всю дорогу от корпусов. Хотела бы я застать его за этим. Увидеть, как он переполошился, как спешит, как задыхается, боясь опоздать. Вот уж когда вид у него не был таким строгим.

– В связи с событиями сегодняшнего дня, я объявляю внеплановое собрание. Через полчаса жду всех в стихийном зале. Всех. Предупредите тех, кто сейчас меня не слышит. Повторяю: я жду всех.

К последним словам ректор был абсолютно спокоен. Так и не скажешь, что произошло что-то необычное. Но все же произошло. Иначе не стал бы ректор устраивать внеплановое собрание. Еще и в стихийном зале, куда вся Академия помещается.

Я думала, он еще что-то скажет. Но ректор лишь обвел притихших студентов взглядом, и, развернувшись, спокойно вышел из столовой.

Конечно, я не сомневалась, что дело в моем сегодняшнем опросе. Объявление, которое я повесила еще в обед у входа в столовую, переполошило студентов. Это подхватили работники. И, конечно, суматоха дошла до ректора. Не уверена, что он заходит в свой кабинет в воскресенье. Но, услышав о перевыборах, наверняка захотел проверить, не пробрался ли кто в его обитель. Там он увидел бланки, которые я подсунула, и у слухов, которыми сегодня полнилась Академия, появились вещественные доказательства. Поэтому ректор решил с ними разобраться.

Так это было или не так – неважно. Пускай иначе, но какая разница? Главное, что сработало. Ректор видит в этом проблему, и собирается что-то предпринимать.

Я не поднималась, пока не заметила копну светлых кудрявых волос. Лоа встала, чтобы отнести поднос. Секунду я размышляла. А затем подскочила, чтобы сделать то же самое. Потом мы пошли к выходу из столовой. Она впереди в паре десятков метров, я позади, теряясь среди других студентов.

Вообще-то я надеялась, что Лоа будет одна. Но что ожидать от воздушной, как не толпы друзей вокруг? Глупая. В смысле я. Нужно было раньше сориентироваться. Не мне одной нужно было сегодня прятаться. Лоа тоже под прицелом. Ей нельзя являться на собрание.

Когда она вышла, толпа вокруг нее поредела. Остались всего трое девчонок, тоже воздушных. Ну что же, придется действовать при свидетелях.

Впрочем, было кое-что хорошее в попутчиках Лоа. Они так щебетали, что не слышали происходящего вокруг. К тому же так самозабвенно, что не думали оборачиваться, и обнаруживать, что их кто-то преследует.

Мне было жаль это делать, поэтому я долго не решалась. Лоа так помогла мне. И теперь из-за этого ей придется страдать. Но это ради ее же блага!.. Да, надо будет почаще себе об этом напоминать.

Полпути я собиралась с духом. Никто из воздушных ни разу не обернулся с обеспокоенным лицом. Они ничего не подозревали. Просто шли себе, минуя то светлые куски тропинки, над которым возвышался фонарь, то темные, бывало, на целый метр, где не видишь даже собственных ног.

Когда они снова оказались на одном таком, я шепнула «прости», и провернула ладонь с растопыренными пальцами.

Кто-то закричал. Лоа. Кто же еще? Потом и остальные завизжали. Они то чего?

Я бы хотела просто растолковать все Лоа. Нормально сказать, почему ей не стоит сегодня являться на собрание. Но ведь она не поймет. А если поймет, то подружки уговорят ее все же пойти, просто чтобы им не скучно было.

Да и просто не прийти на собрание – это будет подозрительно. Нужна уважительная причина. Поэтому я и заставила ее упасть.

Наверняка было больно. Просто падение – разве из-за этого отправляют ко врачу? В идеале я хотела, чтобы Лоа получила только растяжение связок голеностопа. Не такая уж большая беда, ведь так? Недельку полежит… Даже сможет занятия посещать. Главное, что прийти на собрание сегодня не сможет.

Но, судя по звуку, растяжением не обошлось. Я свернула с тропинки, чтобы они меня не увидели, и еще немного подошла. Затем завернула за ближайший кустарник и села прямо на холодную землю.

Лоа уже не кричала, но все еще шипела от боли. Я заставляла себя сопереживать. Сердце должно сжиматься, я ведь подставила… кого? Ну ведь не подруга она мне? У меня здесь друзей нет. И хорошо.

– Можешь подняться? – пищала одна из воздушных.

– Давай помогу?

Тут Лоа снова вскрикнула и одна из подружек сказала:

– Стойте! Посмотрите…

Неужели все-таки перелом? На что еще они там могут смотреть?..

Я поджала губы и хотела стиснуть ладони в кулаки, но так плотно прижимала руки к земле, что сумела лишь загнать ее под ногти.

Надо было помягче. Надо было предупредить словами… Вдруг послушалась бы? Надо было…

А, ладно. Ничего уже не изменить.

– Это как так можно было на ровной поверхности? – услышала я звонкий голос очередной воздушной.

Более низкие звуки до меня уже не долетали. Меня мутило. Я нанесла физический ущерб человеку… Да еще тому, кто мне помог! Конечно, я действую ради ее же блага, но… О нет, какой ужас.

– Я перецепилась…

Это была Лоа. Хотя она говорила тихо, мои уши выхватили из общего гомона ее голос.

– Обо что? – воскликнул кто-то другой.

Наверное, они принялись искать. Но, конечно, ничего не нашли. Я заставила землю принять исконное положение, едва она помогла мне покалечить Лоа. Немного неровностей земной поверхности, немного темноты – и не заметишь, как подвернешь ногу так сильно, что сломаешь ее. Да и эти воздушные… У них же кости, как у птичек – полые. Нет, наверняка это не так. Но люди Воздуха известны своим хрупким телом. Вечно что-то ломают.

Лоа хватило бы просто подвернуть ногу, чтобы получить растяжение. Этого было бы абсолютно достаточно!

Чувствуя себя паршиво, я подождала, пока стихнет суета. Слушала болезненные стоны Лоа, пока ее, очевидно, поднимали, чтобы отправить ко врачу. Я сосредотачивалась на ее боли, чтобы по полной ощутить вину. Это меньшее, что я заслуживала, но накажу себя хоть так.

Когда гам стих, я рискнула подняться. Прислушалась. Потом выглянула на тропинку, и не увидела никого, кроме случайных прохожих. Они не обращали на меня внимания, просто потому что не видели.

Тогда я невзначай вышла на тропинку, и поплелась к стихийному залу. На душе было гадко. А ведь я еще не слышала, что ректор собирается говорить в мою честь.

Стихийный зал был самым большим в Академии. Зимой там проходили практические занятия, на которых присутствовали два потока. В этом году мы в зале еще не собирались. И хорошо. Все практические занятия лучше проводить на открытом воздухе. Стихия – это не то, что существует в помещении. Эта сила, которой нужно открытое пространство.

Потолки были высоченные. Запрокинув голову, я вгляделась, пытаясь рассмотреть потолок. И лишь спустя несколько секунд поняла, что стены не такие уж высокие. То есть, конечно, они все еще обгоняли даже самую большую аудиторию учебного корпуса. Но главный подвох, на который я поймалась, был в том, что потолка здесь не было. Вот и показалось, что стены уходят в самое небо.

Сегодня оно было облачным… как будто даже туманным. И таким темным, что казалось, будто это все же потолок, просто расписанный под пасмурную ночь.

Сам зал примечательным не был. Здесь не стояли скамейки, лишь у противоположной от входа стены находилась вытянутая сцена с кафедрой и рядами сидений за ней.

Не было окон. Стены украшали резьба и как бы впечатанные в них колоны, которые не служили ничем больше, как украшением. Светильники располагались так высоко, что до пола свет едва ли доставал.

В зале уже собрались студенты, которые наполняли его тихим гулом. Большинство стояли у стен – остальные сидели, привалившись к ним. Я бы тоже хотела сесть, но больше хотела быть начеку. Я не горела желанием улепетывать, но вдруг придется?

Ждали недолго. Я поглядывала на дверь, думая, что ректор появится оттуда. Хотелось понаблюдать за тем, как он осмотрит присутствующих, пока будет проходить от входа до кафедры. Может, уже подозревает кого-то? Выяснить бы это, чтобы не изменять своей традиции быть всегда на шаг впереди.

Однако, вместо ректора напоролась на Лео. Как-то я позабыла, что он вообще-то тоже приглашен. Едва он оказался в помещении, наши взгляды встретились. Думала, на этом наше взаимодействие закончится. Но он не отводил взгляд, и я улыбнулась. Лео не улыбнулся. Еще пара секунд, и он бросился ко мне. Вид у него был грозным, и я подумала – надо же – что и это ему идет.

Лео не пересекался со мной, когда знал, что нас видят. Я пыталась этого не замечать – уж больно неприятно было. Но, может, я себе надумывала? Просто так совпадало, что никто нас вместе не видел. Мне даже казалось, что после соревнований его позиция изменилась. А когда мне кажется – мне не кажется. Ведь сейчас Лео, ни капли не шифруясь, подошел ко мне в переполненном зале, и мало того, что схватил под руку, но и прошептал на ухо:

– Жди меня после.

Я даже кивнуть не успела. Он мигом развернулся и пошел к своим друзьям, которые рассаживались у стены поближе к сцене.

Нет, он не грозный. Он по-настоящему зол. Интересно, зачем мне ждать его? Да и судя по тону, с каким он обращался ко мне, я не должна встречаться с ним просто в целях безопасности.

Впрочем, что он может мне сделать?

Предвкушая скорую встречу, я не заметила, что гул в зале утих. Ректор зашел через черный ход, а вместе с ним – несколько преподавателей. Они переговаривались и, в отличии от ректора, не выглядели такими уж обеспокоенными.

– Дорогие учащиеся! – начал он, когда весь шум сошел на нет. – Думаю, вы все понимаете, зачем я вас здесь собрал.

По залу побежали шепотки. Я ни на кого не обращала внимания. Знала: они действительно догадываются. Трещали о том же, что и те ребята перед входом в столовую в начале ужина. Так их взволновало мое объявление с результатами некого опроса о перевыборах.

Я стояла, привалившись к стене, и сложив руки на груди. Кусала губу, делая вид, что хочу поскорее отсюда уйти и лечь спать, как все тут. Но на самом деле ловила каждое слово ректора.

Прежде, чем продолжить, он недолго помолчал. Наверное, обвел зал взглядом. Не знаю – я на него не смотрела. Не хотела подставляться. Хотя вряд ли в такой темени ректор выхватил меня из этой толпы. Конечно, явились не все студенты, но достаточно, чтобы никто не выделялся. Народ все прибывал, так что в конце концов людей стало так много, что я больше не могла смотреть на Лео – не видела его за чужими головами.

– Для тех, кто не в курсе… Хотя, уверен, здесь таких нет. В общем, сегодня, некто неизвестный проводил опрос касательно того, удовлетворяет ли учащихся нынешний ректор Академии… То есть я.

Ректор вытянул какие-то бумаги, и я узнала в них свои бланки. Тут же отвернулась от сцены, чтобы смотреть на реакцию народа. Некоторые удивлялись, но большинство оставались спокойными.

Потихоньку перебирая бланки, ректор продолжал:

– Я вам честно признаюсь: мне за таким наблюдать прискорбно…

Я едва сдержалась, чтобы не цокнуть языком. В тишине зала это слышалось бы слишком хорошо. Прискорбно ему! Надо же! А врать студентам все это время ему не прискорбно? Еще и слово какое подобрал! «Прискорбно»!

– Но раз уж волнения возникли, значит, на то были причины… – понизив голос ректор добавил: – Хотя совершенно не понимаю, какими они могут быть.

Он словно бы не хотел, чтобы последние слова слышали. Но умолк после них надолго, словно чтобы они осели в сознании каждого, кто здесь находится. Затем ректор снова заговорил в полную силу, однако, в его голосе осталась нотка жалости.

– И результаты опроса, знаете ли, неудовлетворительные для текущего порядка вещей. То есть я… мое положение… оно теперь под угрозой.

Разумеется, в Академии находились и те, кто поддерживал ректора, и те, кто были категорически против него. Но большинству было абсолютно плевать. Вот на таких я и рассчитывала. Склонить их к нужной точке зрения – это будет не так уж сложно. Главное, чтобы не было того, кто будет склонять их к другой.

– Конечно, я не могу не обращать на это внимания. Моей позицией всегда были честность и справедливость, поэтому я поступлю в соответствии с ними.

Ректор снова умолк, и я снова едва сдержалась, чтобы не цокнуть языком на весь зал. Честность? Справедливость? Интересно, как это выражалось? Или в понятии ректора очень честно и очень справедливо поддерживать иерархию стихий, где главный – огонь? Что же, тогда он и правда не обманывает студентов. Но обманывает себя.

– В этом году будут проводиться перевыборы ректора.

Тут наконец-то зал ожил, хотя ректор не замолкал для многозначительной тишины. Студенты зашептались, и ректору пришлось повысить тон.

– Для этого с каждой стихии будет выдвинут один кандидат, выбор которого решится голосованием в конце года. Студентов каждой стихии одинаковое количество. Поэтому, чтобы мы не имели равное количество голосов на каждого кандидата, я попрошу вас все-таки задумываться, и голосовать в связи с заслугами этого человека, а не из-за преданности стихии.

Что же, это единственная «честная и справедливая» вещь, которую ректор сказал за все время.

Я снова обвела зал взглядом, и заметила, что народ переполошился. Вообще-то, я думала, что они возликуют, но… Нет, кажется, не всем такое по душе. Интересно. Почему народ не рад переменам? Или они думают, что они не сулят им ничего хорошего?.. Ладно, кажется, напрячься придется чуть больше, чем я думала.

Гул нарастал. Некоторые студенты потянулись к выходу. Я бы хотела к ним присоединиться, но чувствовала, что ректор еще не закончил. Тут же он сказал:

– Это еще не все.

Тишина не воцарилась, но стало заметно тише. Людской поток замер. Слышались лишь редкие шепотки. Народ напрягся – видно, не только я уловила в некогда жалостливом голосе ректора нотки угрозы.

– Раз уж мы все здесь собрались, – продолжал он. – Я бы хотела узнать, кто проводил опрос… Не подумайте, что этому человеку что-то грозит. Просто мне бы хотелось выслушать его, понять, с какой мотивацией он действовал.

Теперь тихо было так, как ни разу за все время собрания.

– Ему нечего бояться… Ну же? Пусть выйдет. Не обязательно говорить при всех присутствующих, мы можем пообщаться один на один.

Никто ничего не говорил, и не шевелился. Я, разумеется, не собиралась отчитываться перед ректором. Еще чего!

А Лоа здесь просто не было. Уверена, она бы, не чувствуя подвоха, сразу же объявила свою причастность ко всему этому. Еще и меня бы втянула. Даже если бы я предупредила, что не стоит себя вскрывать.

Но ее здесь нет.

– Хорошо… – протянул ректор, когда тишина затянулась. – Может, кто-то видел того, кто это делал… Собирал голоса, считал их, вешал объявления?

Мне вмиг стало жарко. Я содрогнулась от приступа кашля, но прижала ладонь ко рту, и подавила его. К глазам подступили слезы – так хотелось покашлять. Но нельзя привлекать внимание. Вдруг меня вспомнят? Вдруг, несмотря на осторожность, меня кто-то видел?

Студенты гомонили, но не громко. Я видела, как они переглядывались, как свелись их брови, как наморщились лбы. Тогда я тоже стала такой, словно бы озадаченной и серьезной. Но на самом деле я просто паниковала.

– Никто не помнит? – сказал ректор чуть более тонким голосом.

– Слушайте! – воскликнул кто-то. – Ну голоса собирала воздушная. Она…

Потом этот кто-то закашлялся. И все не мог успокоиться. Многие смотрели на него, включая ректора, который приговаривал что-то ободряющее.

А человек… парень из Воды, как я теперь поняла, все кашлял. Словно заядлый курильщик. Словно у него была аллергия на пыль, которой в этом старом помещении очень много.

Ну или ему першило горло от песка, который невесть как туда попал. Действительно, как?

Кашель все продолжался. Мои пальцы сводило от напряжение. Водный все избавлялся от песка, а я все мешала ему это сделать. Если бы я его видела – было бы полегче. А так я лишь на слух понимала, где он находится, поэтому напрягалась сильнее.

Я все пыталась отыскать его, и наконец-то преуспела. Как раз когда я посмотрела на него, водный махнул рукой.

– Может, есть еще, кто вспомнит?

Следующих тоже сразил кашель. Потом смельчаков не оказалось. У меня раскалывалась голова: от напряжения, от усталости. Все-таки с песчинками обращаться трудно. Легче было бы заставить этих ребят замолчать свалившимся им на голову камнем. Но я еще не настолько отчаялась.

Когда ректор распустил собрание, я едва держалась на ногах. Кто-то даже спросил, все ли у меня в порядке. Я лишь отмахнулась. Брела вдоль стены, опираясь на нее. От бессилия меня переполняла злость. Я смотрела под ноги, и думала лишь о том, как окажусь в постели.

Впрочем, когда я осознавала, что провернула, губы растягивались в улыбке.

Конечно, не факт, что все и дальше будет складываться так хорошо. Не факт, что моя затея выгорит. Не факт, что меня не вскроют раньше, чем я доведу начатое до конца. Но начало положено. Этому нельзя не радоваться.

Когда я выходила из стихийного зала, студентов там осталось совсем немного. Я брела медленно, потому что знала: если ускорюсь, голова так закружится, что я упаду. Не хватало сейчас потерять сознание. Подумают, что от стресса, решат, что это я так перенервничала после собрания, потому что виновата в том, из-за чего его устроили. Короче, внимание – это последнее, что мне нужно в Академии, особенно сейчас.

Оказавшись на воздухе, я чуть отступила к углу здания, чтобы не стоять на проходе, и не мешать другим студентам. Их осталось немного, так что почти никто не смотрел в мою сторону. Так мне казалось.

Я остановилась подышать. Дурацкие смельчаки, которые помнили, кто собирал голоса… Из-за них я не могу сейчас по полной радоваться содеянному. Хорошо хоть сразу придумала, как их угомонить. Иначе сидела бы сейчас в кабинете ректора, подписывала заявление на отчисление. А, может, он правда просто хотел знать, почему я это сделала… Бред. Конечно, он бы тут же меня ликвидировал, а тему с собранием замял. Особенно когда заметил бы, что я Земля.

О Лео я забыла. Не думала, что способна на это на физиологическом уровне. Но я правда сильно испугалась, когда почувствовала, как он схватил меня под локоть.

Точнее сперва, до того, как до меня долетел запах пепла, я решила, что это ректор догадался, что дело во мне, и подослал кого-то поймать меня. Может, так оно и было – я ведь не знала, о чем Лео хотел поговорить. Но осознав, что это он, тревога стихла.

С ним я ничего не боялась. Кроме, разве что, него самого.

Он затащил меня за угол здания. Так резко, что я бы упала, если б этот путь складывался не из трех шагов. Здесь нас никто не видел. Очень жаль. Судя по тому, как Лео на меня смотрел, лучше бы у этой сцены были свидетели. Иначе кто опознает мой изжаренный труп?

– Привет, – пискнула я, когда он за плечи вдавил меня в стену.

В отличии от той, что была на этапе Огня в соревнованиях, эта стена была холодной и ужасно неровной. Наверное, на спине, несмотря на одежду, останутся вмятины по форме камней. Впрочем, сейчас это волновало меня меньше всего.

– Это была ты, неизвестная?

– О чем ты?

Говорить не получалось – только пищать. Поэтому мои слова звучали не очень убедительно.

– Не строй из себя дуру! – закричал Лео, так что я прижалась ухом к стене, чтобы оглохнуть не на два, а только на одно.

Я молчала, мои губы дрожали. Я хотела, чтобы еще слеза выкатилась из того глаза, который был к Лео поближе. Но на такое моих актерских навыков не хватило.

– Не вздумай говорить, что не имеешь ничего общего с этим клятым опросом, который подрывает авторитет папы!

– Я не имею ничего… – начала я.

Не договорила, потому что Лео сильнее прижал меня к стене, уже не только руками, но всем телом. Я чувствовала, как часто вздымается его грудь, и как вдавливаются ноги в землю, словно отталкиваясь, чтобы сильнее на меня давить.

Затем я услышала прямо возле своего уха:

– Почему ты постоянно мне лжешь?

На ответ мне потребовалось слишком много времени. Словно я размышляла над ним, словно думала, признаваться во лжи, или не стоит. Но на самом деле мне просто не хватало воздуха на связную речь. Только когда Лео чуть отстранился, дав мне вдохнуть, я произнесла:

– Я не лгу…

Тут же я втянула воздух, зная, что следующая порция достанется не скоро. Так и оказалось. Лео еще сильнее вдавил меня, и я призадумалась, как я умру быстрее: удушусь, или сгорю от жара его тела?

– Еще одна попытка, – сказал Лео. – Почему ты постоянно мне лжешь?

Может, подожди он еще полминутки, я бы растаяла – призналась бы ему во всем, только бы он меня отпустил. Ну или буквально растаяла.

Но он вовремя понял, что в таком положении, в какое он меня загнал, особо не побеседуешь. Поэтому отстранился.

Я сумела нормально посмотреть на него. Надо же, даже в темени ночи волосы Лео были яркими, как пожар. Не светятся, конечно – это было бы странно. Но внимание привлекают… А, может, я пялилась на них, просто чтобы не смотреть в его глаза. Не была уверена, что выдержу взгляд.

– Что-то ты слишком долго думаешь, – сказал Лео.

Тогда я наконец-то посмотрела ему в глаза. Но сперва на губы.

– Лео, – прошептала я, и ощутила, как он вздрогнул.

Кажется, я его еще ни разу по имени не называла. Как и он меня.

– Сам подумай, – продолжала я. – Как я могу тебе врать… после всего что между нами было?

Мне очень захотелось коснуться его кожи. Хотя и без того было жарко, я очень хотела ощутить ее тепло. Но тут же показалось, что это плохая идея, что я переиграю, и тогда Лео мне уже никогда не поверит.

Но он молчал и просто смотрел на меня. Пока он не обдумал все, и не пришел к правильным выводам, я продолжила втолковывать ему чушь:

– Вот скажи, даже если бы я все это делала… Какой мне с этого прок? У меня здесь нет ни друзей, ни приятелей – только ты один. Кто меня поддержит? Неужели ты не понимаешь: невозможно в одиночку бороться с системой. – Умолкнув ненадолго, я продолжила, глядя исключительно на его губы: – Я не настолько глупа, чтобы думать, будто у меня получится.

Не дожидаясь ответа, я прильнула к нему и поцеловала. Ему нельзя сейчас думать. Он ведь не дурак – догадается. Особенно когда вспомнит, сколько раз до этого я обманывала, и, глупая, признавалась в этом. Так что да – надо было сбить его с толку единственным доступным мне сейчас способом.

Получилось удивительно легко. В первый раз я была с ним ведущей, а не ведомой. Мне нравилось. Ему, кажется, тоже. По крайней мере возражений я не встретила. Да и как их скажешь, если рот занят?

Глава 9

Кира

Кира улыбалась. Отчего-то это удовольствие, быть отличницей, не надоело ей за все года учебы. А ведь нынешний был последним. Конечно, предстояло пережить еще целый семестр. Последний, восьмой. Да и седьмой еще не закончился. Но Кира все равно уже начала чувствовать что-то типа ностальгии. По учебным корпусам, по тревоге перед экзаменами, и по запаху раннего утро понедельника.

– Ты посмотри на нее! – возмущался Киса. – По созиданию у нее сто баллов! По теории знаков сто баллов! Интересно, сколько по практике знаков?.. О! Сотня! Неожиданно!

Киса вроде злился, но Кира не могла ему сочувствовать. Он озвучивал ее оценки задорно, словно шутку рассказывал. Кира все ждала смешную развязку, но Киса внезапно запнулся и сказал:

– Кирочка, ты уж проcти, но я, честно говоря, совсем в тебя не верил. Когда услышал, что к нам переводится студентка из земляной, у которой по сто баллов за каждый предмет за всю-всю учебу в Академии… Что же, я думал, она слетит на первой же сессии! А ты оказалась не такая.

– Да я вообще необыкновенная, – согласилась Кира, подражая его задорному тону. – Ты даже не представляешь, как я могу удивлять.

Киса махнул на нее рукой, и снова уставился на рейтинги.

Огромные белые листы, усеянные крохотными черными буковками, висели на доске объявлений. Результаты экзаменов привлекали всех студентов, которые не поленились подняться в субботу утром. То есть тех, у кого на сегодня был назначен очередной экзамен. Короче, народу было немало.

Среди них находились почти все четверокурсники Земли, которым не повезло сдавать преобразование объектов в день, когда многие могли отоспаться. Впрочем, Кира этого экзамена не боялась, хотя трепет ощущала. Не сказать, что неприятный. Но и наслаждаться им не могла.

– Нет, ты скажи мне, как тебе это удается? – не унимался Киса. – Честно говоря, я до тебя не верил, что есть люди, которые могут всю свою учебную жизнь получать лишь сотки.

Кира перестала любоваться результатами экзаменов, и перевела взгляд на Кису. Как и всегда, тот выглядел так, словно проснулся минуту назад. Хотя они уже сходили на завтрак, где обсудили корреляцию наличия блинчиков со сгущенкой с настроением преподавателя, а, значит, их успехами на экзамене.

– Потому что надо учебой заниматься, – сказала Кира громко, а затем, склонившись к Кисе, добавила: – А не думать, что тебе поставят сто баллов по всем предметам, если ты будешь с одним из преподавателей сношаться.

Киса отшатнулся и захлопнул рот с такой силой, что Кире показалось, будто она услышала, как клацнули его зубы.

– Кирочка, ты так не шути!

Сложив руки на груди, Кира отвернулась и сказала:

– Разве я шучу?

– Не знаю, что ты там делаешь: шутишь или издеваешься. Но я тебе не позволю говорить гадости про Даночку…

Киса умолк ненадолго, но рот у него не закрывался – он то и дело порывался что-то сказать. Топтался на месте, вбирая воздух, верно, чтобы заявить что-то громогласное. Кира улыбалась и ждала. Смотрела то на таблицы, отчего улыбалась сильнее, то на Кису, из-за выражения лица которого и вовсе хотелось рассмеяться.

– Просто тебе говорю… – начал он. – Чтобы ты там себе ничего не напридумывала…

Осмотревшись, и наклонившись к самому уху Киры, Киса сказал тихонько:

– Никто ни с кем не сношался.

Кира все-таки рассмеялась. Отпрянув, Киса уставился на нее негодующе.

– Теряешь хватку, – сказала Кира, когда к ней вернулся дар речи.

Ничего не ответив, Киса развернулся, и, гордо выпятив грудь, зашагал по коридору.

Кире больше нечего было смотреть на доске. Все-таки ее успеваемость легко запоминалась.

Но расслабляться было рано. Еще целая неделя сессии. Да и экзамены оставались на самые легкие. Взять хотя бы практику по взаимодействию стихий. В этом семестре экзамен заключался в поединке. Кира победила на прошлой неделе воздушного. Но это было не так сложно. Другое дело будет бороться с Водой. И с Огнем. В особенности с Огнем.

В последний раз глянув на доску, Кира устремилась за Кисой, который успел уже полкоридора промаршировать.

– Не обижайся, – сказала она, нагнав Кису. – Просто… Ну, это так странно. Ты же типа студент. А она преподаватель.

– Кто бы говорил! – воскликнул Киса. – Я видел, как ты на экзамене по теории знаков стояла перед этим… как его?

– Тирном?

– Да! Тираном этим! Наклонилась над кафедрой, щебетала что-то там, и хвостиком влево-вправо… раз-два… туда-сюда…

В такт словами Киса махал ладонью влево-вправо прямо перед лицом Киры. Она отмахивалась, но хихикала, поэтому Киса не прекращал.

– Ты не понимаешь! – сказала Кира, схватив его за ладонь, чтобы не получить по лицу. – Просто иногда нужно показать немного…

– Декольте?

– …уважения и восхищения, – закончила Кира, и прежде, чем Киса начал ее высмеивать, спросила: – Почему ты вообще на мой хвостик смотрел?

Киса забубнил что-то в оправдание, но вскоре умолк, заметив, что на Киру это не действует.

Они шли по дорожке, которая вела к стихийному залу. Там проходило большинство практических экзаменов, так что за последние две недели Кира бывала там чаще, чем за весь первый семестр. Здание почти перестало казаться ей жутким. Да высокое, да старое. Но была в нем атмосфера. Кире даже казалось, что в этих стенах стихия лучше подчиняется. Так что идеальней места для экзаменов во всей Академии просто не существовало.

Остаток пути Кира прошла молча. То есть Киса пытался вывести ее на разговор. Что-то говорил, то и дело вскрикивая, словно так Кира слушала его с большим удовольствием. Но та не поддавалась. Хотела немного очистить разум перед экзаменом. Говорили, он не будет длинным. Но это скорее проблема. Чем короче экзамен, тем больше он сконцентрирован по силам. То есть напрячься придется сильнее, чем на других экзаменах.

Когда они зашли в зал, Киса сказал:

– Удачи, – и умчал так быстро, что Кира не успела ответить.

Она остановилась слева от входа, и стала прикидывать, куда бы сесть.

Сегодня в стихийном зале рядами стояли одноместные парты. Столы пустовали. Впрочем, что студентам надо на практике, кроме собственных умений? Кира вообще не любила вот эти обязательные двадцать минут перед сдачей экзамена, которые выделялись на подготовку. Какой в них смысл? Разве она не готовилась к экзамену весь семестр? Как ей могут помочь несчастные двадцать минут? Это время можно потратить лишь на переживания. Так зачем оно?

До начала экзамена оставалось не более десяти минут. Собрался почти весь поток, так что свободных мест было не много. Кира заняла серединную парту в крайнем левом ряду, хотя с большей охотой села бы где-нибудь сзади. Вопреки стереотипам про отличниц, Кира предпочитала последние парты. Оттуда хороший обзор. Хотя такой огромный зал ни с одной точки не просматривался целиком.

С места Киры были видны кафедра, и преподаватель, который за ней сидел. Этого было достаточно.

Преподавателя звали Кантидиан, но, когда никто кроме студентов не мог его слышать, они называли его просто Кант. Кире он нравился, но вел уж слишком простой предмет. По скромному мнению Киры преобразование объектов стоило изучать в первом семестре… ну максимум во втором. Однако, он велся в седьмом семестре, потому что, по сути, был подготовкой к главному курсу, какой вообще читался в Академии. Преобразованию себя. По прохождению его любой студент приобретал самый главный навык – преобразование себя в стихию. Вот что Киру интересовало. Ну и раз этот курс такой сложный, то, конечно, стоит подготовиться к нему.

Так что Кира не в последний раз сдавала экзамен Канту – поэтому стоило быть внимательной. И не жечь мосты. Да, она не огненная, но бывала такой же категоричной, как и всякий Козерог.

Поглядывая на Канта, Кира ковыряла ногти. Отчего-то она нервничала. Вроде была уверенна, что все сдаст на отлично. Однако чувствовала: что-то сегодня пойдет не так.

Как раз когда Кира отогнала эти мысли, из-за кафедры поднялся Кант. Доселе казалось, будто он спит с открытыми глазами. Сидит ровно, не шевелится, и смотрит вперед. Однако, едва пробил час начала экзамена, спохватился, хотя Кира не заметила, чтобы он смотрел на часы.

Вместе с тем захлопнулись обе створки входной двери. Так резко, что Кира вздрогнула. Вслед за этим она услышала чье-то ругательство. Видно, кого-то опоздавшего. Кант был известен своей принципиальностью, как и многие преподаватели из Земли. Так что опозданий, да и любых других нарушений дисциплины, он не терпел.

– Доброе утро, студенты, – начал Кант. – Начинаем наш экзамен по дисциплине «Преобразование объектов»…

Пока он говорил небольшую вступительную речь, Кира попыталась отыскать Кису. Справилась быстро. Тот, развалившись на парте, смотрел в стену. Раньше Кира думала, что это так Киса наблюдает за птичками за окном. Но окон здесь не было, да и птичек в декабре – тоже. Поэтому, верно, Киса просто спал.

Убедившись, что хорошо его видит, Кира вернулась вниманием к Канту. Тот как раз объявил, что можно тянуть билеты.

Кира прекрасно знала, как будет проходить экзамен, потому что это тысячу раз объясняли на парах. Вот и сейчас, пропустив почти всю речь, она тем не менее все сделала правильно и вовремя. Поднялась, лишь когда сел студент перед ней, быстро прошла зал и вытянула билет, особо не всматриваясь. Хотела тут же разворачиваться, но вдруг услышала, как Кант тихо сказал:

– Поменьше смотрите по сторонам.

Кира замерла, но разворачиваться не стала. Не хотела показывать свое настороженное лицо, чтобы не вызвать подозрений. Да и по тому, что она остановилась, Кант уже наверняка понял, что Кира его услышала.

Неприятное ощущение усилилось. Чуть улыбнувшись, чтобы ее тело осознало, что Кира не боится, она вернулась к своей парте. Лишь затем перевернула билетик.

Пятьдесят первый. Фрукт в глыбу.

Кира тут же отложила билет. Абсолютно ничего сложного. То есть, конечно, добавлять объем объекту при его преобразовании – не самая легкая задача. Но, благо, глыба не песок. Так что ничего страшного.

Подперев щеку кулаком, Кира стала наблюдать. Студенты выходили один за другим. Сдача происходила быстро. Даже Кант заскучал – его работа была монотонной. Когда к нему подходил студент, он брал его билет, смотрел, и потом взмахом руки превращал кучку песка, или камень, или целую глыбу, в объект, который значился на билете. Как правило, это было что-то живое – растение или маленькое животное. А иногда, как выпало Кире, фрукт. Еще реже – одежда или мебель.

Справлялись неплохо. Но хуже, чем Кира думала. Она наблюдала за каждым студентом, даже не думая над тем, чтобы самой немного подготовиться: собраться с мыслями, или, наоборот, распустить их. Ей хватило того сосредоточия, которое она приобрела, пока они с Кисой добирались до стихийного зала.

Солнечные лучи ложились все длиннее, студентов становилось все меньше. Чем больше проходило времени, тем лучше они справлялись. Особенно те, кому доставался песок. Нет, не «лучше» – идеально. Без ошибок, и даже легких прегрешений, типа взволновавшейся по углам зала пыли. Кант почти ничего не отмечал в своих бумагах – кажется, лишь ставил оценку.

На этой позитивной волне выступить решился и Киса. Насколько Кира помнила, тот на занятиях справлялся не хорошо, и не плохо. Нормально. Этого достаточно, чтобы сдать предмет. Но Киса, кажется, нервничал. Экзамены были едва ли не единственным временем, когда Кира видела его не абсолютно довольным и расслабленным. Может, волновался, что станет тем, кто сорвет эту восхитительную череду «удач», с которой справлялись студенты?

– Песок, – объявил Кант и, взмахнув рукой, превратил в лилию камень, который остался после предыдущего студента.

Лилия словно бы росла из парты. Пристально вглядываясь, Кира почти верила, что замечает, как та шевелит листьями, хотя сквозняка в стихийном зале не было.

Киса испуганно пялился на нее. Кира не видела его лица, но знала, какое оно, когда он так переминается с ноги на ногу. Что же так волноваться? Неужели справиться с цветочком, прямо так трудно?

Однако, едва Киса поднял ладонь, лилия преобразовалась в песок. Кажется, он сам ничего не успел понять. Глянул на свою руку и тут же спрятал ее за спину. Кира видела, как он стискивает локти ладонями противоположных рук. Усердствовал – едва не рвал ткань рубашки.

Кант отпускал студентов, едва они справлялись. Но сейчас почему-то не спешил так делать. Посмотрел на Кису, потом на песок, потом снова на Кису.

– Как вам это удалось?

– Да… спокойно, – сказал Киса.

Кира хотела прыснуть со смеху. На подобные вопросы преподавателей рассказывают технологию процесса. А не свои буквальные ощущения.

Вот и Кант улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он. – Я понял. Спасибо. Можете быть свободны.

Воздев руки к небесам, Киса сложил ладони в общий кулак, потряс им в воздухе, так и продолжая смотреть в потолок, и, кажется, прошептал благодарности. Может, если бы на этом он и закончил, то ничего страшного не произошло бы. Но опустив руки, он подмигнул Кире, и она улыбнулась ему в ответ.

Тут же ее взгляд перехватил Кант. Она и не поняла, как он это сделал, если Кира на него смотреть не собиралась. Хотя длился этот контакт не более пары секунд, Кира почувствовала, как снова взвилось где-то в ее груди нехорошее предчувствие.

Пока Киса едва не вприпрыжку добирался до выхода, Кант поднялся, и обвел взглядом зал. Дождавшись, когда Киса скроется, он сказал:

– Я так понимаю, кто-то здесь решил побыть помощником?

Если бы это было дозволено, по залу побежали бы шепотки. Но все оставшиеся студенты, около половины, молчали. Однако, Кира по лицам поняла, что они напряжены так же, как и она.

– Ну же, кто придумал помогать своим коллегам? Или вы хотите сказать, что мне показалось, да? Что я, наверное, маловато опыта имею в общении со студентами, чтобы не понимать, когда они пытаются меня обмануть?

Разумеется, никто не отвечал. Кажется, все вообще слабо понимали, что от них хотят. Заметив это, Кант, пояснил:

– Не могли вы все так идеально сдавать экзамен. Так что, могу поспорить, кто-то из вас сейчас преобразовывал объекты вместо своих одногруппников. Либо вас было несколько… Но стиль один, так что, скорее всего, это дело рук одного человека. Ну же? Кто это был?

Кант замолчал, и обвел зал взглядом. Народ, и без того молчавший, словно бы притих. Не слышались ни зевки, ни ерзанье на сиденьях, ни даже вздохи.

– Если что, – продолжал Кант. – Я уже знаю, кто это был. По крайней мере одного человека я вычислил. Если этот кто-то признается прямо сейчас, я обещаю, что не поведу его писать объяснительную к ректору.

И снова тишина. Кире полегчало, когда Кант сказал «его», а не «ее». Впрочем, вряд можно было надеяться, что он и правда подозревал лишь парней.

– Пять минут даю на признание. Потом вы все выходите из зала, и на сдачу я вас приглашаю по одному. Чтобы никто друг другу не помогал. Ясно?

Никто ничего не сказал. Кажется, народ и не кивал. Но то, что информация до них дошла, Кант, видно, не сомневался. Он спокойно сел на свое место, и, как и перед экзаменом, уставился вперед. Только вот Кира видела: он ждет.

Словно чтобы занять эфир, Кант разъяснил спокойным тоном:

– Я не имею права без веских причин и доказательств не засчитывать те оценки, которые уже выставил. Так что они будут зачтены. А остальные… считайте вам не повезло. Впрочем, нет ничего такого в том, чтобы сдавать экзамен самостоятельно.

Когда он замолчал, воцарилась жуткая тишина. Время шло, и никто не поднимался. Спустя минуту студенты осмелели достаточно, чтобы глядеть по сторонам и друг на друга. А спустя три минуты до Киры стали долетать слова.

Когда прошло пять минут, Кант поднялся, и пригласил всех на выход, сказав, что будет вызывать поименно.

Никто не сдался. Как будто и не было на самом деле виноватого. Так что вышли все.

Далеко не отходили – собрались около двери. После полутьмы помещения солнце показалось Кире слишком ярким, так что она недолго щурилась.

– Мне кажется, это у него уже маразм, – воскликнула Тассия.

– Ага, – поддакнул кто-то из Дев. – Расстроился, что его глупую дисциплину сдают так просто, что решил хоть как-то самоутвердиться.

Кто-то засмеялся. Кире смешно не было. Она обняла себя, и прислонилась к стене. Но тут же отпрянула – та оказалась холодной.

Кира не рассчитывала, что будет ждать на улице, поэтому не захватила теплую форменную кофту. Впрочем, многие поступили так же, поэтому Кире хотя бы обидно не было.

– Народ, а кто-то реально помогал? – спросил тот же Дева.

Никто не ответил.

– Ну здорово! – горько усмехнулся он. – Сейчас из-за этого маразматика жопы отморозим.

Снова кто-то захихикал. Наверное, это было просто нервное.

Кира рада была размять ноги. Но хватило бы пары минут. А торчать на морозе, пускай легком, ей пришлось почти час. То и дело из зала кто-то выходил и называл имя того, кого Кант приглашал к экзамену следующим. Киру все не вызывали.

Студентов осталось совсем немного. Все дрожали, так что это даже заметно было. Кира уже не стояла. Она носилась из стороны в сторону, чтобы хоть как-то согреться. В какой-то миг ей все равно стало на то, как выглядит, и она начала прыгать. Косо никто на нее смотрел. Понимали. Потом некоторые из оставшихся тоже занялись физкультурой.

А потом Кира осталась одна.

– Иди, – сказал смелый парень Дева.

Наверное, Кант услышал, как тот его обзывал, вот и заставил до последнего стоять на морозе. Но если так – что же такого страшного сделала Кира, раз ее он оставил последней?

Кира кивнула и зашла в стихийный зал. Аккуратно закрыла за собой дверь и развернулась. Кант, как и когда она выходила, сидел за столом, на котором лежала внушительная куча песка.

Шаги Киры гулко разносились по стихийному залу. Оказывается, тут было эхо. Впрочем, не удивительно. Просто доселе Кира не находилась здесь ни с кем один на один. Кроме нее в зале всегда было полно народа, следовательно, и звуков.

Остановившись возле парты, Кира перестала себя обнимать. Жарко не стало, но под пристальным взглядом, да еще в помещении, она быстро согрелась.

– Билет?

Кира протянула бумажку, которую все это время сжимала в ладони, так что выглядела она теперь не завидно. Тем не менее Кант спокойно ее принял и быстро прочел. Затем махнул рукой, и из кучи песка сформировался апельсин.

– Глыба, – сказал он.

Кивнув, Кира приподняла обе руки, и всмотрелась в апельсин. Почему-то ей показалось, что апельсин жутко кислый. Но прогнав этим мысли, Кира закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. А когда открыла вместо апельсина была глыба.

Едва она улыбнулась, как Кант сказал:

– А теперь роза.

Кира напряглась. Остальные по одному преобразованию делали. Почему ей сказали совершать второе?

На миг нахмурившись, Кира постаралась скрыть досаду. Кивнула и снова приподняла руки. Ненадолго задумалась, а потом вместо огромной каменной глыбы, которая почти закрывала Канта, на парте образовалась роза. С крупным бутоном и колючками, чуть более темными, чем стебель.

Кира улыбнулась и открыла рот, чтобы сказать, какая красивая получилась роза. Но не успела. Кант вдруг сказал:

– Песок.

Улыбка слетела с Киры.

– Но… – начала она.

– Песок.

Облизнув сухие губы, Кира вгляделась в розу. Она стала песком быстрее, чем апельсин глыбой, и глыба – розой.

– Отлично, – сказал Кант, делая какие-то пометки в бумагах. – Просто отлично.

Затем он сложил свои документы и взмахнул рукой. Песок. Взяв бумаги подмышку, Кант поднялся и вышел из-за парты.

– Я могу быть свободна? – спросила Кира, шагнув в сторону, чтобы пропустить Канта.

Остальным он говорил «свободен» или «свободна», а тут почему-то молчал. Вряд ли забыл, ведь так? Все-таки Кира верила: про маразм были шуточки.

Так и вышло. Кант не забыл. Едва заметно улыбнувшись, словно радуясь догадке, он сказал:

– Отнюдь. Мы с вами идем писать объяснительную.

– Что?! – воскликнула Кира.

Она отшатнулась и, забыв, как сегодня в стихийной зале выставлены парты, налетела на одну из них, едва не упав.

– Почему вы так удивлены? – спросил Кант.

Он прошел пару метров, но, заметив, кто Кира не торопится следовать за ним, остановился и развернулся.

– Я… – начала Кира, показывая, что она так опешила, что даже не может сформулировать ответ.

– Хотите сказать, не вы помогали товарищам первую половину экзамена?.. То есть начали вы не с самого начала, а где-то человека с десятого.

– Это была не я! – сказала Кира с возмущением. – С какого… С чего вы это вообще взяли?

Кант поджал губы и шумно выдохнул.

– Вы еще и врете.

– Да не вру я!

Качнув головой, Кант двинулся вдоль парт. Кира поняла: тот не настроен на разговор, и ожидает лишь того, что Кира пойдет за ним.

Кире захотелось закричать, обозвать его, поставить подножку, чтобы Кант упал, и выглядел глупо. Ну или хотя бы ногой топнуть.

Но сдержалась. Не даром ведь она Земля. Глубоко вдохнула, выдохнула, и пошла за Кантом.

– Это несправедливо, – сказала она, когда успокоилась. – Почему вы решили, что это я? Где доказательства?.. Да и вообще, с чего вы взяли, что студентам кто-то помогал? Может, это вы такой замечательный преподаватель – вот они и справлялись хорошо.

Кажется, в последней фразе было уж слишком много яда. Кант обернулся – в первый и последний раз за всю дорогу до учебного корпуса – и отвернулся. Кире стало совестно. Вот уж она не думала, что строгие взгляды преподавателей, заставлявшие умолкнуть, еще будут в ее жизни. Разве это не удел малышей?

Но взгляд сработал отменно. Кира молчала. Шла и смотрела себе под ноги, только бы не видеть, как на нее пялятся прохожие. Хотя, может, никто и не пялился. Верно, всем плевать было. Кто она вообще такая? Земля, которая решила немного помочь своим одногруппникам… Да с чего Кант решил, что Кира кому-то помогает? Зачем ей это вообще надо?

У входа в корпус Кира была уже почти спокойна. Решила, что будет все отрицать. Вряд ли это поможет… Да и вряд ли у нее спросят, что она обо всем этом думает. Кому ректор поверит: ей, уже раз провинившейся, или преподавателю, пускай тот и Земля?

Едва не захныкав от этих мыслей, Кира шагнула в корпус, пока Кант придерживал ей дверь. Кира даже кивнуть ему забыла. Да и вспомнила бы – не стала.

А вот в кабинет ректора Кант не пропустил ее. Сам зашел первым, не забыв постучаться.

– Привел вам писать объяснительную, – сказал он, когда Кира шагнула в кабинет. – Помогала своим одногруппникам сдавать экзамен… Точнее делала это вместо них.

Не сдержавшись – уж больно много моральных сил потратила на это – Кира цокнула языком. Зря. Впрочем, она и до этого была у ректора не на хорошем счету.

Он уже успел не только оторваться от бумажек на столе, но и изучить Киру. Вспомнить. Той от его взгляда делалось почти что страшно. Но внешне это не проявляла.

– Вторая объяснительная, – сказал ректор. – Это как серьезное предупреждение.

– Вторая? – сказал Кант, вскинув брови.

Но тут же стушевался, напоровшись на взгляд ректора, и, извинившись, удалился.

Ректор кивнул Кире, чтобы садилась. Та сделала вид, что не заметила. Конечно, рано или поздно ей придется опуститься – все-таки неудобно писать записку стоя. Но Кира до последнего не хотела приближаться к ректору.

– Значит, помогала одногруппникам сдавать экзамен?

Кира молчала. Что толку от ее слов, если ей не верит преподаватель даже из Земли? Да он вообще подставил ее! Где же стихийная солидарность? Кира была уверена: будь это конфликт студента и преподавателя Огня – дело решилось бы скромным выговором. Но Кант почему-то решил действовать по справедливости. Впрочем, этим он заслуживал уважение. По крайней мере у ректора.

– Это правда?

– Нет, – сказала Кира.

– Хотите сказать, Кантидиан мне наврал?

Кира облизнула губы. Разве есть смысл это отрицать? Впрочем, соглашаться Кира тоже не спешила. Она стояла, обнимая себя одной рукой, а второй сжимая подол юбки. Кира так хмурилась, что лоб болел, хотя доселе она не знала, что у него есть такое свойство. Она смотрела на ректора, думая о своем, отчего сильнее сжимала руки. Ладно юбка – но было больно и предплечью, за которое Кира ухватилась.

– Сядьте, – сказал ректор.

Тут уж Кира решила послушаться. Что ей оставалось? Да и какой толк с того, чтобы гневить ректора? Он и так не в лучшем расположении духа.

Когда он оснастил ее необходимым, Кира принялась писать записку. Голову не поднимала, чтобы не видеть довольное лицо ректора. А тот приговаривал:

– Что же, еще один такой раз… На четвертый, боюсь, ваш статус студента Академии станет под вопрос. А учитывая, что вы на четвертом курсе, под вопросом будет все ваше образование.

***

Кира надеялась, что к утру снег растает. Проснувшись, она первым делом подскочила к окну. Небо было пасмурным – утреннее солнце едва пробивалось сквозь тучи. Не плотные, но их было достаточно, чтобы сделать небо серым, а настроение – отвратительным. Впрочем, больше туч постаралась Аска.

– Ну тебе не повезло, – сказала она, вставая рядом с Кирой.

Та не отвечала. Смотрела в окно, ослепляясь отраженным от снега светом. И это несмотря на то, что бо́льшую часть лучей съедали тучи.

– А мне повезло, – продолжала Аска.

Затем она посмотрела на Киру – та заметила это краем глаза. Поворачивать и смотреть на Аску в ответ не спешила. До тех пор, пока та не сказала:

– Потому что снег – это вода.

– Гениально, Аска, – сказала Кира, отталкиваясь руками от стола-подоконника. – А насчет дождя подскажешь? Вода это или не вода?

– Глупая, – сказала Аска, не обидевшись. – Я это к тому сказала, что раз повсюду моя стихия, справиться на экзамене будет легче. А тебе соболезную…

Кира не отвечала. Молча заправляла кровать. Аска не видела ее лицо и, наверное, поэтому решила, что Кира ждет-не-дождется объяснений.

– Потому что твою стихию укрыла моя. Как будешь ее призывать?

Взмахнув одеялом, которое легло неровно, Кира быстро смяла его, швырнула на пол, и развернулась к Аске.

– Что же ты так за меня переживаешь? – воскликнула она.

– За тебя ни капельки, – сказала Аска. – Это я о Кисе волнуюсь… Он же тоже сегодня сдает практику?

Кира промолчала – не любила говорить, когда ответ и так очевиден. Но и отворачиваться не спешила, хотя покрывало уже начало ее раздражать. Все-таки оно валялось на полу уже больше пяти секунд.

– Что о нем вообще слышно?

Прозвучало так наивно, что Кира переполошилась: та ли эта Аска, которая жила с ней весь семестр. Да и сам вопрос странный. Слышно обычно не о нем, а его самого.

Впрочем, в последнее время это было почти не так. Даже к Кире он приставал не так часто. Только вот ее, в отличии от Аски, это радовало.

– Можешь, пожалуйста, передать ему…

– Аска! – воскликнула Кира. – Не обманывай себя! Если бы Киса хотел что-то от тебя услышать, он бы сам у тебя это выспросил. А не спрашивает, значит, ему все равно на тебя.

При этом Кира с такой злостью струшивала одеяло, что оно не рвалось разве что чудом.

Лишь застелив постель, Кира поняла, что в комнате подозрительно тихо. Разгладив покрывало, чтобы кровать была идеальной, без единой морщины, Кира выровнялась и прислушалась. Можно было почуять, как бегут слезы по щекам Аски, но у Киры был не настолько острый слух. Она заметила их, лишь когда обернулась.

Аска полулежала на кровати, так что ноги находились на полу, тело на постели, а голова затылком упиралась в стену. Она смотрела вперед, но, кажется, ничего не видела.

На долю секунды Кире стало ее жаль. Потом она вспомнила, на кого смотрит, и сказала:

– Ты что, плачешь?

Глупый вопрос – Кира пожалела, что задала его. Однако, ответ был не очевидным. Аска вскинула ладонь, и слезы, подчинившись жесту, облепили руку, которую Аска тут же вытерла о простыню.

– Нет, – сказала она.

– Ты врешь.

– Что же ты так за меня переживаешь? – сказала Аска, перекривляя интонацию Киры.

Непонятно, что этому поспособствовало: непривычная Кире печаль Аски, или, может, усталость от вражды с нею, которая копилась четыре месяца. Но Кира подошла к кровати и села рядом с Аской. Не глядя на нее, она вытянула руку, надеясь, что Аска догадается, что так Кира зовет ее обняться.

Несмотря на то, что сама это предложила, Кира вздрогнула от неожиданности, когда Аска приникла к ней. Секунду Кира размышляла, а потом все же прижала Аску к себе, принявшись гладить ее по предплечью.

У Киры возникло чувство, что она стирает конденсат с окна зимним утром. По крайней мере Аска ощущалась такой же мокрой и холодной. Кира даже поднесла пальцы к глазам, чтобы убедиться: на них не остается влаги, хотя Аска вся как будто сочилась.

Вспомнив, что она водная, Кира прекратила панику. А Аска тем временем тихонько говорила:

– Если это не ты, значит, кто-то другой, да? Точнее другая. Знать бы кто… Ты знаешь?

Кира молчала. Знать не знала, но догадывалась. Точнее даже надеялась. Но говорить об этом Аске не собиралась.

– Или все-таки ты? – сказала Аска ей прямо в ухо.

Несмотря на шепот, Кира едва не оглохла. Впрочем, не от громкости слов, а от их сути.

– Не неси ерунду, – сказала Кира. – Такое счастье мне и даром не нужно.

Аска иронии не уловила – Кира услышала очередной всхлип. Ее влажность начала надоедать, поэтому Кира потихоньку отстранилась. Нет, все-таки скользкие типы эти водные.

– А кому надо? – ныла Аска.

Кира молчала. На самом деле она не пыталась ничего скрыть – еще не была уверена в своей догадке, поэтому и делиться ею не собиралась. Тем более с Аской.

– Знаешь, да? – продолжала она, видно, заметив, как прояснилось в догадке лицо Киры. – Скажи мне… Хотя бы стихию назови.

При этом Аска так прижалась к Кире, что та по новой ощутила холодную влажность ее кожи. Уяснив, что все это ей надоело, даже с перспективой наконец-то наладить с Аской отношения, Кира вскочила с кровати, и воскликнула:

– Перестань! Выглядишь жалко!

Тут же Кира подумала, что зря так сказала. Аска не заплакала вновь, но состроила такое лицо, что Кира поняла – лучше бы ей найти другое место для ночевки. Хотя, если Аска и правда думает, что Кире что-то известно, тогда она не станет ее убивать… Да, Кира будет жить.

Наскоро переодевшись, Кира вышла из комнаты. Аска, как счастливый человек, у которого сегодня не было экзамена, осталась в постели. Пускай осталась она там рыдать. Даже это лучше, чем сдавать взаимодействие стихий.

На экзамены разрешалось одеваться как заблагорассудиться. Так что, шагая коридором, Кира слышала приятный шорох любимых штанов. А на верх, несмотря на снег и морозное утро, Кира надела тянущуюся, обегающую кофту. Мороз морозом, но в поединках на взаимодействии стихий главное – удобство. И чтобы ничего не мешало. Кира даже разувалась, несмотря на холодную землю. Хотела чувствовать с ней контакт. Так победить словно было легче. Конечно, все это – психосоматика, в которую Кира не верила с присущим Козерогам скептицизмом. Но увереннее ощущалось… да, твердо стоять ногами на земле.

Умывшись, Кира расчесала пальцами волосы, чтобы не сильно тормошить пряди, которые после сна ложились идеальными крупными волнами. Затем затянула верхнюю часть волос черной ленточкой, которая все это время обвязывала ее запястье. Лишь затем Кира снова вышла в коридор, где студентов, а из-за них суеты, стало побольше.

После того, как узнала о снеге, сильнее всего Кире хотелось узнать, кто ее противник в предстоящем поединке. Она думала об этом все время, что умывалась. Это так много значило… Повезет, не повезет – слабый попадется противник, или сильный. С воздушным повезло, с водной повезло.

Из этого следует: с огненным не повезет.

Получалось, что по взаимодействию экзамен не столько показывал уровень владения стихией студентом, сколько его удачливость. Кира не считала себя такой. И раз уж два раза ей попались слабые противники, в третий, конечно же, это не произойдет.

Может, Кира себя недооценивала? Вдруг она была таким хорошим бойцом, что все ей казались слабаками?..

Впрочем, Кира себе не льстила. Что угодно, но не обращение земли во вред и чьи-то страдания. В этом она не хотела быть сильной. Впрочем, и это получалось у нее неплохо.

Она спускалась, чувствуя неприятное возбуждение, какое бывает перед болезнью. Правда, долго это чувство не владело ею. Со следующего лестничного пролета выскочил хмурый Киса. Но его лицо прояснилось, едва он увидел Киру.

– Кирочка! Вот ты где! Несу тебе хорошие новости!

У Киры от души отлегло. Вряд ли Киса говорит не про экзамен. Хотя краешком сознания Кира понимала: ей не стоит радоваться, потому что хорошие новости в понимании Кисы, не всегда… далеко не всегда равняются хорошими новостями в ее понимании. Однако улыбнулась и, остановившись, спросила:

– Какие же?

Добравшись до нее, Киса несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с силами, а потом, хитренько улыбнувшись, сказал:

– Ну ты угадай.

Кире не нравились эти загадки. К тому же те, которые, как она была уверена, касались таких важных вещей, как экзамен. Но не стал бы Киса так заразительно улыбаться, если бы дело и правда было плохо. Он ведь плохо контролирует эмоции, в отличии от той же Киры. Так что, случись что-то ужасное, он бы выглядел иначе.

– Это связано с экзаменом?

– Да!

– С моим соперником на поединке?

– Да-да!

Киса стоял на две ступеньки ниже Киры, поэтому она возвышалась над ним. Кисе пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ей прямо в глаза своими, круглыми, абсолютно счастливыми. Правда, его взгляд потускнел, когда Кира спросила:

– Это кто-то хороший и слабый?

Киса нахмурился, спустился спиной на ступеньку вниз, и сказал:

– Нет.

– Мне будет легко его победить?

Спустившись еще на ступень, Киса сказал:

– Нет-нет.

– Тогда почему ты такой счастливый? И кто это вообще?

– Идем сама посмотришь!

Кира едва не упала, когда Киса, поравнявшись с ней, схватил ее под локоть, и поволок вниз. Хотя он снова выглядел счастливым, Кира больше не заражалась его весельем. В нем точно был какой-то подвох.

Они под ручку прошли всю лестницу и холл первого этажа. Добравшись до доски объявлений, Киса подтолкнул Киру в спину, и сказал:

– Смотри!

Кира нарочно долго искала свое имя в списках. Кто будет их соперником на поединке, студенты могли узнать лишь в утро перед экзаменом. Таким образом они не могли подготовиться к поединку физически, но морально все же настраивались.

Впрочем, Кира была уверена: она не смогла бы ни морально, ни физически подготовиться к такому, даже если бы ее предупредили в начале семестра. Из всех огненных четвертого курса, с которыми Кира когда-либо имела дело, меньше всего на поединке она хотела встречаться с Лео.

Надеясь, что ее подводят глаза, Кира шагнула почти вплотную к доске, распихав других любопытствующих. Перечитала свое имя и Лео еще раз десять. Легче все не становилось.

– Ну красота! – сказал Киса, который уже был у нее за спиной.

Он положил подбородок Кире на плечо, но та грубо отмахнулась.

– Что хорошего! – воскликнула Кира, резко разворачиваясь, чтобы выйти из толпы.

Она душила слезы отчаяния, досады, и обыкновенные – грусти. Наверное, если бы Киса так не лыбился, Кира не расстроилась слишком сильно. Хотя «расстроилась» – не совсем то слово. Она была в панике. В ужасе.

– Как что? – удивлялся Киса, следуя за ней к противоположной стене холла, где стояли незанятые кресла. – Это же замечательный повод познакомиться! Вас таким образом просто судьба сводит…

– Мне нужно сдать экзамен на сто баллов! А не знакомиться!

Плюхнувшись в кресло так, чтобы почти лежать в нем, оставаясь ногами на полу, Кира закрыла лицо ладонями. Она не плакала. Но очень боялась, что это произойдет, и очень не хотела, чтобы у ее слабости были свидетели.

– Да сдашь ты, не переживай! – продолжал Киса, устроившись на подлокотнике кресла Киры. – Все равно оценку ставят с учетом работы за весь семестр…

– Вот именно, Киса! Мне не поставят сто, если я не выиграю в поединке! Весь семестр горбатиться, чтобы меня сейчас размазал лапой по стене какой-то лев!

Киса почему-то не отвечал. Хотя тема его явно интересовала. Кира почти злилась на него: как можно такую чепуху нести, да еще с таким уверенным видом?

– Ты меня слышишь? – спросила она и отняла ладони от лица.

Секунду она смотрела на Кису, который гипнотизировал кого-то у доски объявлений.

– Что там? – сказала Кира, но тут же сама перевела взгляд.

Первым делом ее глаза выхватили из толпы перед доской рыжую макушку. На этом и закончили – больше ничего примечательного в помещении не было.

– Вспомнил лучик, вот и солнышко, – сказал Киса, убедившись, что Кира понимает, о ком он.

Лео в каком-то смысле и правда походил на солнышко. Может, в другой раз Кира решила бы, что это лестное сравнение. Но сейчас она думала, что ненавидит солнце, его слепящие лучи и неприятную жару. Кто вообще любит жару? Кира ее ненавидела.

Она смотрела ему в затылок, не понимая, какой колючий у нее взгляд. Поэтому удивилась, когда Лео, обернувшись, глянул прямо на нее.

Он улыбался. Смотрел из противоположного края помещения и улыбался. Кира ощутила дежавю. Но это чувство быстро потонуло в страхе, который всколыхнулся, когда Кира поняла, что Лео развернулся не для гляделок. Он шел к ней. Нет, он уже буквально стоял рядом с ней.

Эти секунды Кира могла лишь пялиться на него. То есть, будь она смущена, отвела бы взгляд, и убежала бы, только чтобы не пересечься с Лео. Но она сидела и смотрела на него во все глаза. Нет, все-таки никакого смущения – один лишь страх.

– Значит, Кира, – сказал Лео.

Он мельком глянул на Кису, который сполз на соседнее кресло, и теперь делал вид, что его совершенно не волнует происходящее. Уяснив, что тот не против, Лео уселся на подлокотник кресла Киры. Она как раз думала, какие же это дурацкие кресла. Зачем им такие огромные подлокотники, что на них целый человек может усесться?

– Приятно познакомиться, – сказал Лео, улыбнувшись.

Затем он протянул Кире руку.

Та вскочила. Однако, уяснив, что ладонь Лео поднял для рукопожатия, а не чтобы ударить ее, Кира медленно вернулась в кресло. Затем осторожно пожала его ладонь, ощущая, какая она горячая, но не удивляясь этому.

– Значит, настрой у тебя не радужный?

Кира молчала. Чем меньше скажет, тем меньше будет жалеть о своих словах. Как там говорится – любое ваше слово может быть использовано против вас? Что же Кира не будет ничего говорить, просто чтобы не снабжать Лео оружием против себя.

– Лапой по стене, да? – усмехнулся Лео, отчего Кира сильнее вжалась в кресло.

Это не спасало от стыда, но внушало чувство безопасности, пускай и фантомное. Кира смотрела куда-угодно, лишь бы не на него. А вот его взгляд жегся прямо на лице Кире. На глазах, немного на щеке, и на губах.

– Знаешь, я на это и рассчитывал, – продолжал Лео, склонившись к Кире так близко, чтобы его не слышал даже Киса. – Когда просил папу поставить тебя со мной на поединок.

Кире хотелось отшатнуться. Но она, сжав ткань штанов, тихо сказала:

– Зачем тебе это? Почему именно я?

Пропустив второй вопрос, словно он был глупостью несусветной, Лео ответил лишь на первый:

– Потому что я не люблю, когда меня унижают. Особенно когда это делает Земля. Вот и решил, что было бы здорово победить ее так же прилюдно, как на соревнованиях победила она.

После этого, сказав все, что хотел, Лео поднялся и, не оборачиваясь, пошел по коридору. Почти мгновенно его окружили друзья. И уж они на Киру оборачивались, причем с любопытством и злорадством.

Когда они скрылись, Кира зашептала, все еще глядя на угол, за который свернул Лео:

– Киса, мне конец. Киса, я умру сегодня. Ровно через час… Киса, ты слышишь?

Она повернулась к нему, но тот лишь довольно ухмылялся.

– Что смешного? – проблеяла Кира.

– Ничего смешного! – ответил Киса. – Просто я очень радуюсь тому, что вы наконец-то познакомились!

***

Сколько бы Киса ее ни успокаивал, Кира знала: сегодня она продует. Она осознавала это так четко, что даже мыслями не пыталась бороться против этой истины. Это очевидно. Ожидаемо. Предсказуемо. Лео выиграет, и Кира перестанет быть той, кто получает сто баллов по всем предметом за всю учебу в Академиях.

В панике она даже подумывала рассказать ему о своем положении. Разве не уникален ее случай – идеальная успеваемость? Разве не будет ужасно испортить ее?

Только Кира знала: если скажет об этом Лео, он лишь с большим удовольствием уничтожит ее. И что она ему такого сделала?

– Выше нос! – говорил Киса, единственный счастливый человек на всю трибуну. – Подумаешь, дурацкий экзамен! У тебя все равно минимум девяносто будет за предмет, даже если ты проиграешь…

– Девяносто, – пропищала Кира.

– Отличная оценка! – продолжал Киса. – Многие могут о ней лишь мечтать… И вообще, Кира, эгоистично так переживать. Сто баллов почти никому из Земли не ставят за взаимодействие с Огнем…

– Почти? – воспряла Кира. – То есть были такие случаи?

Киса махнул рукой, поджав губы, и уставился на площадь перед трибунами, где состязались огненная и земляная. В какой-то миг последняя вскрикнула, упав спиной прямо в кучу снега, который уже логичнее было называть лужей.

Это был одиннадцатый поединок, и во всех побеждали огненные. В другой раз Кира не переживала бы. Кому, как не ей, удалось бы прервать эту череду неудач у земляных? Но не сегодня, нет. Сейчас Кира могла лишь паниковать.

– Бери пример с меня, – сказал Киса. – Видишь, я не волнуюсь. Поэтому побеждаю.

– Ты побеждаешь только потому, что в противники тебе попадаются девчонки, которым ты нравишься.

– И тем не менее!

Кира накрыла голову руками и, уткнувшись лицом в колени, застонала. Похлопав ее ладонью по спине, Киса сказал:

– Я просто играю на опережении. И тебе тоже следовало. Как-нибудь запугала бы своего львенка, как он с тобой сделал, тогда не тряслась бы сейчас от страха.

– Это от холода, – ответила Кира.

Конечно, дрожала она по большей части все же от страха. Киса убедил ее захватить одежду потеплее, ведь неизвестно сколько им придется сидеть на трибунах, которые продувает морозным ветром. Кира сперва отказывалась – она вся горела после разговора… точнее монолога Лео. Поэтому не думала, что охладится в ближайшие сто лет. Однако, физика сделала свое, и Кира, кроме собственной кофты, закуталась еще в покрывало Кисы. Тому было холодно, все-таки он рассчитывал на покрывало. Но Кире оно было нужнее.

Скрутившись креветкой, Кире стало почти хорошо. Покрывало грело, штаны впитывали редкие слезы, еще и Киса молчал. Ну просто счастье.

Как и все хорошее, долго оно не длилось. Потому что Киса вдруг заговорил:

– Иди.

Кира хотела отмахнуться – она только успокоилась. Точнее просто уложила тревожные мысли, которые снова начнут досаждать, всколыхнувшись в голове, едва Кира перейдет в горизонтальное положение.

Но еще пара секунд, и Кира поняла, что на самом деле значат слова Кисы. Тогда она вскочила с лавочки, передавая покрывало Кисе. Многие смотрели на нее, хотя ей этого не хотелось.

– Удачи, – шепнул Киса и Кира кивнула ему.

«Спасибо» не сказала, потому что помнила, чем закончился предыдущий экзамен, на котором Киса желал ей удачи.

Разминая запястья, Кира двинулась вдоль рядов, чтобы добраться до прохода трибуны, который вывел ее на площадку. Она не поднимала голову. Что толку наблюдать за тем, как на тебя глазеют. Только больше станешь переживать. Да и видеть, как уверен Лео, станет тем еще испытанием. Впрочем, этой пытке Кире не миновать.

Спустившись, Кира нехотя ступила в снег. Конечно, дорожку уже протоптали, но все же неприятно было ощущать под собой не теплую землю, а холодную жижу, которая так легко тает.

Лео спускался с противоположного края трибун, и двигался шустрее. Так что несмотря на то, что идти ему было в два раза дольше, к преподавательскому месту он подошел одновременно с Кирой.

На экзамене присутствовали и Ор, и Данаката. Только сейчас Кире было плевать и на того, и на другую. Выслушивая их, Кира едва ли воспринимала слова. Все силы уходили на то, чтобы не смотреть на Лео. А вот он себя не сдерживал. Поглядывал на Киру, и от того держаться ей было сложнее.

Наконец, получив разрешение отправиться к середине площади, Кира развернулась. Она двигалась медленно, чтобы не утомляться раньше необходимого. Но несмотря на осторожность, Кира едва не упала. Дело было не в скользком снеге, и даже не в ее рассеянности. Просто Лео, разворачиваясь, так толкнул ее плечом, что Кира едва удержалась на ногах.

Кира на миг крепко зажмурилась, чтобы при всех на разрыдаться от напряжения, которое нарастало в ней с тех пор, как она увидела имя Лео напротив своего. А потом открыла глаза, сжала зубы и кулаки, и, притворяясь уверенной, зашагала к середине площади.

– Привет, – сказал Лео, когда она встала в пяти метрах от него, как предписали преподаватели.

– Уже здоровались, – ответила Кира.

Раскидав снег, она поставила одну ногу чуть впереди, а вторую позади, чтобы лучше сцепляться с землей. Вряд ли она долго простоит на одном месте. Вероятно, едва объявят начало поединка, Кире придется отскочить, пригнуться, испариться, чтобы не попасть под пламя. Но пока эта проблема не пришла, Кира не рыпалась. Правда, даже так она чувствовала, как скользят ботинки. Недолго решаясь, Кира наклонилась, чтобы расшнуровать их. Слишком скользкие подошвы. Да и помнила Кира предыдущие поединки – босиком она действовала увереннее.

Отшвырнув ботинки в сторону трибун, Кира выровнялась, и наконец-то заставила себя посмотреть на Лео.

Он насмехался, видно, его очень позабавило швыряние ботинками. Так что Кира быстро опустила взгляд. Под ногами Лео снег таял сам собой. Тепло его тела было настолько сильным, что грело даже сквозь обувь. Впрочем, не весь талый снег был заслугой Лео – все-таки до него здесь уже стояла дюжина огненных, распаленных… буквально распаленных в ходе поединка.

– Готова проиграть?

Кира хохотнула так громко и резко, что Лео на миг испугался. Что не сочеталось с тем, как пафосно прозвучали его слова. Но насмешила Киру не интонация. Просто она и правда чувствовала себя как человек, готовый проиграть. Лео пытался ее напугать? Что же, она сама себя так запугала, что вызывающие взгляды Лео на нее почти не действовали.

– Три, два, один… – Донеслось с места преподавателей. – Начали!

Едва прозвучало первое слово, Кира пригнулась. Шестым чувством, она понимала, как Лео будет действовать. Ей почему-то казалось, что достаточно хорошо его знает, чтобы предугадывать его действия. А ведь он ее имя узнал лишь пару часов назад.

Так и произошло. Над Кирой тут же пронесся язык пламени. Жар обдал макушку. Кира на миг задумалась о том, какой сухой станет ее и без того обезвоженная кожа после этого поединка. А потом резко выровнялась и взмахнула рукой.

Лео бросился в сторону, но споткнулся о земляной порог, который едва виднелся из-за снега. На всякий случай Кира окружила его порогом, ведь не знала наверняка, куда он бросится. Но Лео не упал. Выстоял, однако, потерял мгновение. Этого Кире хватило, чтобы вырастить порог в высоту Лео.

Она удивилась, что ей удалось так легко заключить его в ловушку. Земля теперь окружала Лео так, словно он в колодец упал. Там даже была вода от талого из-за самого Лео снега.

Надо было тут же закрывать ее сверху. Но Кира решила, что Лео захочет ее пробить, поэтому стала укреплять стены, забыв о потолке. Еще пара секунд и, гонимый пламенем, Лео показался сверху. Он встал на верхний край «колодца» и помахал Кире, зазывая огонь, чтобы тот из ступеньки сделался стрелой, которую Лео направит на Киру.

Не фокусничал бы – может, и успел бы пустить стрелу. Но пока Лео ей улыбался, Кира успела обрушить стену, на которой он стоял. Спрыгивать с нее было всего ничего. Лео стоило сразу это сделать. Но, сосредоточившись на стреле из пламени, он забылся и, когда стена обрушилась, потерял равновесие.

Стрела уже приобрела форму, оставалось лишь пустить ее в противника. Однако, Лео стал падать на спину и, чтобы не покалечиться, приказал стреле подхватить себя. Он упал на землю, но мягко.

Всего секунду Лео собирался с силами, но Кира успела обвить землей его запястья, словно наручниками, и таким образом приковать Лео к полу.

Она тут же бросилась к нему, так радуясь, что не заметила, как ей за спину скользнул язычок пламени.

– Сдаешься? – спросила она, призывая землю обвить еще и ноги Лео.

– Сегодня точно нет, – улыбнулся он.

Кира не почувствовала угрозы, потому что решила, будто победила. Лео удерживает земля – все, что он может, это приподняться на локтях, и вот так вот из-под бровей глядеть на Киру.

Пару секунд она смотрела на него, а потом вскрикнула от боли. Ей прожгло кожу на голове… Хотя нет. Будь это кожа – Кира лишилась бы сознания. Но огонь скользнул ей на волосы и, пока она безуспешно пыталась его потушить, переместился на брови.

Кира перепугалась и больше не контролировала землю, так что Лео удалось вырваться. Пока не сгорели все ее волосы, Кира бросилась на землю, и стала перекатываться, сбивая пламя. Касаясь луж, оно с шипением затихало, а с тем, что не потушила вода, справлялась земля, которая перекрывала кислород, заставляя огонь потухнуть.

Хватило всего двух оборотов, чтобы потушить пламя. По крайней мере, когда Кира перекатилась на спину, огня уже не было. Она хотела подняться, но тут вдруг что-то сдавило ей грудь.

Борись она с воздушным, подумала бы, что он заставил воздух покинуть ее легкие. Но с трудом разлепив глаза, она поняла, что никакой воздушный не вмешивался, а все давление на легкие исходило снаружи.

Это Лео придавил ее к земле одной ладонью чуть пониже ключицы, а второй удерживая ее руки. Кира тут же стала брыкаться.

– Если продолжишь, мне придется…

Кира продолжала вырываться, совершенно не интересуясь тем, что Лео придется сделать. Она чувствовала: ему все труднее ее держать. Еще пара движений, и он сдастся.

Однако, вместо этого Лео, поджав губы, словно очень сожалеет о том, что ему придется сделать, влез на Киру. Теперь он придавливал ее не только ладоням, но и бедрами, голенями… короче, всем телом. Руки Киры он завел над ее головой, удерживая за запястья так, чтобы она не смела ими махать – призывать землю.

Кира попыталась. Она разозлилась и теперь не видела ничего такого в том, чтобы заставить булыжник впечататься в голову Лео. Даже если это его убьет – главное, что она победит.

Но сейчас она не могла даже пылью повелевать. Попыталась сжать кулаки, но Лео это вовремя заметил, так что перехватил их, нависнув над Кирой еще ниже. Его лицо теперь было меньше, чем в полуметре от нее.

– Встань с меня! – зашипела Кира.

Она старалась не думать о том, как они смотрятся со стороны, но эти мысли проникали в ее голову тем резвее, чем сильнее Лео стискивал ее ногами.

– Но мне не хочется, – сказал он тоном, полным такого сожаления, что Кира почти ему поверила.

– Я заставлю тебя это сделать.

Она дергалась и извивалась, но добилась лишь того, что Лео крепче ее стиснул. На руках и ногах останутся синяки. Но что эти глупости по сравнению с горечью проигрыша?

– Разве что с помощью волшебного слова, – сказал Лео, чуть склонив голову вбок.

– Какого? – Нахмурилась Кира. – «Пожалуйста»?

– Нет. «Сдаюсь».

Фыркнув, Кира хотела отвернуться. Но везде были лишь мерзкие ошметки снега, поэтому Кире приходилось смотреть прямо в лицо Лео, пускай ей этого очень не хотелось.

– Ну же, – продолжал он. – Скажешь и твое унижение закончится.

– Унижение?

Кира хотела пошутить, что очень много из их зрительниц были бы не прочь вот так вот поваляться с Лео, поэтому ничего унизительного в ее положении не было. Но он ее опередил. Склонился еще ниже и тихо сказал:

– Ну а как же? Ты же внизу, значит, унижение. А я сверху.

Тут уж Кира отвернулась, зажмурившись. Снег обжег холодом. Потом жег не только снег.

– Ладно, раз ты не хочешь по-хорошему…

Чтобы призвать огонь, Лео на миг отпустил Киру. Она успела лишь сжать кулак. Но пыль, которая успела откликнуться, не долетела до глаз Лео, и осела, когда он снова перехватил руки Киры, но теперь уже одной ладонью.

Она хотела сказать что-нибудь. Раз уж не может победить его действиями, попробует сделать это словами. Вдруг получится? Снова посмотрев на Лео, Кира уже открыла рот, но Лео вдруг коснулся ее лица. Причем слишком нежно.

– Что за… – начала она.

А потом почувствовала, что неприятное ощущение остается даже когда Лео перестает ее касаться. Он вел пальцами от виска через скулу до губ, внимательно наблюдая за собственными пальцами.

Запахло жжеными волосами. Кира с ужасом сознавала, что это ее собственные. Наверное, по ее лицу, Лео понял, что Кира в ужасе. Тогда он спросил:

– Ну что?

– Ты не…

Не договорила, потому что жар усилился. Кира почти чувствовала, как плавится ее кожа. Хотя если бы это было так, Кира уже не сознавала происходящее от боли.

Она стискивала зубы, что не помогало сдерживаться. Пламя кусало все сильнее, это было невозможно терпеть. Мявшись меньше дюжины секунд, Кира крикнула:

– Сдаюсь!

– Что? – спросил Лео.

Кира не сомневалась: он ее услышал. Просто для него это слово из ее уст звучало так сладко, что хотелось услышать его еще хотя бы раз.

Но этого удовольствия она ему не доставила. К тому же пламя в миг затухло, а Лео наконец-то слез.

Кира тут же поднесла руки к лицу. Кожа была шероховатой – но не более обычного. Наверное, станет немного шелушиться, и это будет максимальным ущербом. Хотя еще дюжину секунд назад Кире казалось, что половина ее лица расплавилась. Но она лишь покраснела. Больше всего – щеки. И пламя тут было ни при чем.

Закрыв лицо ладонями, Кира пыталась успокоиться. Ее уже душили слезы, но она надеялась, что удастся их сдержать. Какой же это был бы позор – разрыдаться тут у всех на виду. Больший позор – лишь продуть тут у всех на виду.

Больше не будет ста баллов. Прощай репутация.

Вот из-за чего было обидно. Все-таки Кире не впервой было унижаться прилюдно из-за Огня. Да, проиграла… Но оценка!

– Можно вставать, – сказал Лео, который уже возвышался над Кирой.

Она еле услышала его из-за шума трибун. Кире даже показалось, что ликуют не только огненные, но и земляные. По крайней мере шум оглушал. Но, может, дело было лишь в том, что Кира чувствовала себя пришибленной, из-за чего любой звук ей казался криком. Кроме голоса Лео. Его она предпочитала не замечать.

Отняв руки от лица, Кира провела ладонями по волосам, просто чтобы отвести их от глаз. Но вдруг остановилась. Волосы были гораздо более сухими чем обычно, и… рваными?

Схватив странную прядь, Кира попыталась ее рассмотреть. Она была недостаточно длинной, чтобы нормально в нее вглядеться. Но Кира все же заметила ее обугленный кончик.

Ощупав еще несколько прядей, Кира со стоном откинулась обратно на землю. Лежать было почти приятно. Особенно когда на тебе никто не сидит.

– Поднимайся, – сказал Лео, чуть согнувшись, словно это помогало Кире. – Нужно уметь принимать поражение.

Кира плюнула бы ему в лицо. Но боялась, что сама попадет под удар, ведь Лео возвышался прямо над ней.

Уже хотела послать его, но тут пришла идея получше.

– Может, поможешь даме подняться? Подашь руку…

Лео довольно ухмыльнулся и, всем своим видом давая Кире понять, что это ниже его достоинства, протянул ей руку. С покорной улыбкой Кира взялась за нее. Сделала вид, что поднимается, она тут же крепче стиснула его ладонь, и дернула на себя. От неожиданности Лео не успел сориентироваться. Поскользнулся на снеге и, неловко махнув второй рукой, упал рядом с Кирой.

В Киру полетели ошметки снега, но она увернулась, улыбаясь и жмурясь от удовольствия.

Вставать не спешила, хотя лежать на холодной, мокрой земле было плохой идеей. Но сил подняться не хватало. У Лео, кажется, тоже. Иначе непонятно, почему он развернулся на спину и, раскинув ноги и руки, как и Кира, уставился в небо.

– Неплохо у тебя тут, – сказал он.

– Без тебя было еще лучше, – ответила Кира.

Она не смотрела на него, поэтому лишь услышала, как Лео усмехнулся. Несколько секунд так лежать было почти приятно. Может, Кире это лишь казалось, но, когда рядом был Лео, становилось теплее – земля казалось не такой холодной, а лужа снега не такой мокрой. Физически так и могло быть. Но Лео лежал рядом слишком недолго, чтобы успеть нагреть все вокруг.

Когда эти блаженные секунды прошли, в поле зрения Киры, которое охватывало лишь пасмурное небо, и что-то рыжее справа, попала голова Данакаты.

– Подъем. Поединок окончен, – сказала она, и нехотя добавила: – В пользу Огня.

Глава 10

Неизвестная

Я шла быстро, постоянно оборачиваясь. Не покидало ощущение, что меня преследуют. Оно щекотало открытую кожу, заставляя то и дело чесаться. Это было мучительно приятно. Но по большей части мучительно.

В последнюю субботу сессии, которой начинались каникулы, учебный корпус пустел, шевелились лишь тени от пламени в чашах на стенах. Лучше бы и они замерли. Лучше бы вообще света не было, чем такой пугающий. Я постоянно вздрагивала, краем глаза замечая очередное движение тени. Казалось, это не игра света, а кто-то живой, кто караулит меня, дожидаясь, пока я ослаблю бдительность. Чего он хочет? Напугать меня? Поймать? Убить?

Я шагала почти без звука, и все же казалось, что меня слышно за несколько пролетов. Не шаги, так дыхание. Встревоженное, оно вполне могло меня выдать. Поэтому сначала я задерживала его. Но когда телом овладела сонливость, решила, что лучше я буду дышать, и доберусь до своей цели, чем потеряю сознание и грохнусь тут, в коридоре, где меня обнаружат, верно, уже после каникул.

Последние сутки перед днем отъездом большинства студентов был лучшим для проворачивания моего плана. Все – и студенты, и преподаватели – были уставшими, и словно сонными. Их бдительность ослабла. Вот как у меня, если бы я перестала подозревать каждую тень, которую отбрасывал на меня огонь.

А еще пустовал учебный корпус, где находился кабинет ректора, который снова, снова был мне необходим.

Я хотела справиться без него, без бумажной волокиты. Честно. Но что делать, если этот внимательный Кантидиан устроил мне подставу? Как он вычислил, что студентам кто-то помогает – до сих пор не пойму. Наверное, какой бы знающей я себя не считала, есть вещи, которые пока что ускользают от моего понимания. Знать бы какие… Впрочем, уже неважно.

Все равно я выдумала другой способ, как помочь Земле стать лучшей стихией в Академии. То есть такой, какой она и должна быть.

Так и не встретив никого, пробираясь корпусом, я осмелела. Ускорилась, несмотря на то что стала громче. Кажется, здесь и правда никого нет.

С этой мыслью я завернула за очередной угол. И тут же рассыпалась.

Все-таки не одна я решила, что учебный корпус в первый не учебный вечер – уединенное место. Прямо в середине коридора целовалась какая-то парочка. Я бы закрыла глаза, будь они у меня в образе стихии. Но нет, пришлось смотреть. При это я перебиралась вдоль стены ужасно медленно, чтобы они не заметили, и не услышали, как шелестит песок.

Я бы забыла их уже на следующем повороте, но вдруг песок замер, рассыпавшись у стены, когда я поняла, что оба лица мне знакомы. Оба земляные, оба чуть выше, чем привычные люди из Земли, оба с каштановыми, немного вьющимися волосами. Только у одного они были короткие, а у второй – стянутые в косу, которая к вечеру растрепалась.

Кто это, я поняла сразу. Но признавать этого не хотела еще очень долго. Как минимум до тех пор, как Киса воскликнул:

– Нет, это замечательная идея!

– Тише…

– Вот скажи, кто как не ты, достоин этой должности?

Киса все еще восклицал, но теперь шепотом. Правда, слышно его было так же хорошо.

– Пожалуйста, тише… – взмолилась Данаката.

Стало грустно, что я застала их в образе песка, где у меня нет челюсти. Просто хотелось посмотреть, как низко она отвиснет.

Нет, все, кроме слепых, видели, как Киса обожает Данакату. Но чтобы это работало и в обратную сторону…

– Да какая разница! Все равно здесь никого нет! – разошелся Киса. – А если и есть, то пусть слышат: я настаиваю, чтобы ты выдвинула свою кандидатуру на пост ректора!

Я даже шевелиться перестала – легла тонким слоем песка у стены. Но не только я, а все перестали двигаться. Слышно было лишь как Киса тяжело дышит.

Данаката смотрела на него распахнутыми глазами… Нет, я все еще не могла поверить, что она ему сдалась. Хотя среди преподавателей Академии моложе ее был разве что Ор, мне странно было понимать, что она… путается со студентом. Ладно бы еще Киса мыслил старше своих лет. Так все же наоборот!

– Ты не понимаешь, о чем говоришь… – сказала Данаката, качая головой.

– А вот и понимаю! Это ты не понимаешь!

Конечно, мне было очень любопытно наблюдать за этой сценкой. Но силы испарялись, и я поспешила за поворот коридора. Наверное, слишком быстро – Киса замер и прислушался. Слух у него был острый.

Я замерла, чтобы не подставляться. Но Киса уже снова обернулся к Данакате:

– Ты лучше всех преподавателей!

– Ты говоришь так, лишь потому что…

– По крайней мере из Земли. Просто поверь! Мне, как студенту, виднее!

Наверное, слово «студент» действовало на Данакату удручающе. Потому как на нем она скривилась, и закрыла лицо ладонями. Я бы понаблюдала за этим редким явлением – смущение Данакаты. Но вместо этого сосредоточилась на том, чтобы завернуть за угол. Вот он уже совсем близко.

Оказавшись там, где Киса и Данаката не могли меня видеть, я собралась. Недолго дышала, привыкала к телу. Поэтому не заметила, как Киса сказал:

– Все, идем. Это не обсуждается.

И как он завернул за угол тоже не услышала.

Увидеть меня он не ожидал так же, как я его. Секунду мы просто пялились друг на друга, слушая, как вяло шагает Данаката. А потом я приложила указательный палец к губам.

Наверное, видок у меня был странный. И страшный. Глаза округлые, волосы всклокоченные, и взгляд перепуганный. Еще и к коже кое-где прилип песок. Впрочем, Киса выглядел не лучше. Только почему-то ему такое шло.

Целую секунду я думала, что мне конец. Меня засекли, значит, придется перенести свою пакость. Но проблема в том, что тянуть было больше некуда. Уже завтра вечером объявят итоговые оценки по всем предметам, включая практические экзамены. Я не могу откладывать свою миссию.

Однако, Киса кивнул, не меняясь в лице, и тут же развернулся.

– Куда ты? – спросила Данаката.

– Вспомнил, что нам в другую сторону.

Я слышала уверенные шаги Кисы, и опасливые – Данакаты. Они тут же оборвались, а потом она сказала:

– Но кабинет ректора там…

– Так он сам не там, – сказал Киса.

– Откуда ты знаешь? – по голосу слышалось, что Данаката нахмурилась.

– Просто поверь мне.

Что там было дальше, я уже не слышала. Они завернули за поворот, который уводил от кабинета ректора. Как раз куда направлялась я.

Вопросов у меня образовалась тьма. Почему Киса меня не выдал, а, наоборот, решил помочь? Неужели ректор сейчас все-таки в кабинете? И как так получилось, черт возьми, что они теперь вместе?!

В ближайшее время ответ я получила лишь на один вопрос. Достаточно было опустить взгляд и увидеть, что из щели между дверью и полом не льется свет. То есть ректора в кабинете нет.

Я дернула за ручку, но та, разумеется, не поддалась. Обычно двери в личные покои открывались лишь тем, кто там жил. На отпечатки пальцев, что ли, срабатывали? В таком случае мне было бы не пробраться в кабинет ректора без него самого.

Но ведь это не личные его покои. Да и как сюда заходят преподаватели и другие студенты? Неужели ректор каждого заводит за руку?

Надеясь, что не ошибаюсь, я собрала немного пыли у замка, а потом заставила ее залезть в скважину. Затем приказала ей затвердеть, и, взявшись за кончик, провернула «ключик».

Замок щелкнул. Получилось.

Выдохнув от облегчения, я тихо открыла дверь, зашла внутрь, и так же тихо закрыла.

Света не было, но мне хватало того, что лился из фонаря за окном. Сердце заходилось. Уж сколько всего нехорошего во благо себя и Земли я за жизнь сделала – но все еще каждый раз это чувствовалось так, словно я преступаю закон. В каком-то смысле так оно и было. Я шла против негласного закона про иерархии стихий. Может, мои действия были слишком ничтожными, чтоб так высокопарно о них говорить. Но лучше такие, чем вообще никаких.

Я действовала как могла тихо, и все равно мне казалось, что от меня много шума, как от Кисы, когда у него хорошее настроение. То и дело останавливаясь, я прислушивалась – не идет ли кто к кабинету? Пару раз даже слышала шаги. Но это лишь воображение меня пугало.

Я перебирала бумаги – механическая работа. Так что мне удавалось еще и размышлять.

Насколько я знала, сегодня – последний день, когда можно подать кандидатуру на пост ректора. Верно, Киса поэтому активизировался. Он думал найти ректора, поэтому и завел сюда Данакату.

Либо они просто искали уединенное местечко, где бы их никто не застукал.

Нет, эту мысли мне думать не хотелось. Все еще дурно становилось. Я отбросила ее и замерла, чтобы в который раз прислушаться. Ректор вполне себе мог прийти сейчас сюда. Все-таки завтра ответственный день. Он наверняка должен был переделать еще уйму работы.

Так что мне просто везет, что его сейчас здесь нет. Пришлось пропустить ужин, чтобы так получилось. Но это мне не впервой.

Документы с оценками нашлись довольно быстро. Я потратила всего минут десять, хотя рассчитывала, что угроблю полчаса. Просто здесь было столько бумаг, что жутко становилось от мысли перебрать их все.

Разложив списки на столе, я оперлась на локти, и всмотрелась в материал, которым выводились оценки. Сланец. Везде. Та же земля, только название посложнее. Впрочем, я не удивилась – на списках, которые вешали на доску объявлений, был он же.

Выровнявшись, я коснулась пальцем первой клетки с оценкой. Я почти чувствовала, как сланец перемещается, собираясь из «75» в «90».

Убрав палец, я увидела, что не ошиблась. Вот так просто кто-то из Тельцов первокурсников повысил бал по истории стихий. Осталось сделать так со всеми остальными… Ну, не со всеми. Во-первых, достаточно лишь того, чтобы у Земли процент пятерок был выше, чем у других стихий. Во-вторых, идеальная успеваемость всех-всех студентов будет подозрительной. Оно и без того так будет. Но если нет доказательств, как поймут, что оценки кто-то изменил? Может, земляные и правда такие умные. Это даже логично – вообще-то у нас тут Девы и Козероги.

Я правила оценки лишь по теоретическим экзаменам. У результатов практических было слишком много свидетелей. Конечно, хотелось исправить, например, плачевное состояние оценок четверокурсников земляных, которое было на взаимодействии Огня и Земли. Но ведь все видели собственными глазами как огненные размазывали земляных.

Просто это было испытание скорее на физическую подготовку. Люди Земли всегда в таком уступали. Всегда. Исправь я эти оценки – проблем не оберешься. Одно дело письменные работы, которые не видит никто, кроме преподавателя и конкретного студента, который ее писал. Тут можно и пошалить. Но с практическими, за которыми наблюдают минимум два потока? Нет, нет, нет.

Чем больше оценок я переделывала, тем проще это мне давалось. Через дюжину оценок я могла справляться одновременно с двумя клеточками, заполненными сланцем. Потом с тремя. Потом и со всеми шестью.

Лишь справившись, я поняла, что вспотела. И что силы меня покинули, хотя физически я почти не напрягалась.

Утерев лоб, я сложила документы так, как они лежали до меня. А затем направилась к двери. В тысячный раз прислушалась. Ничего не слышала – лишь шум крови в ушах. Так всегда бывало, когда я злоупотребляла стихией. Вроде и не много ее только что использовала, но была так сосредоточена, что истратила больше, чем хотела. Впрочем, это того стоило.

Когда я вышла из кабинета, обнаружила, что мой самодельный ключ так и торчит из скважины. Недочет. Надо было растворить его. Вдруг бы кто проходил, и заметил этот странный объект? Я бы спалила себя вот такой дурацкой мелочью… Но нет. Мне везло.

Щелкнув ключом, я расщепила его, так что через несколько секунд он улегся пылью вдоль стены. Глянув на дверь в последний раз за этот семестр, я убедилась, что она не отличается от своего вида до моего прихода. Тогда я развернулась и, довольная, пошла по коридору.

Останавливалась, прислушивалась, но двигалась уверенно, поэтому до выхода добралась быстро. Коридорами мне больше никто не встретился. Наверное, поэтому я расслабилась. Мне было тепло и весело, словно я опьянела. Хотя всего-то подделала немножечко оценок… Ну ладно, множечко. Но удовольствие, конечно, было не в этом. А в том, что меня на этом не поймали.

Я все еще улыбалась, когда, распахнув дверь, увидела Лео. Не ожидала его здесь увидеть… да вообще кого-либо! Поэтому не успела затормозить. Влетела в него, даже немного оттолкнув. Если совсем точно – то едва не завалив на землю. Вот смешно было бы. Потом. Сейчас мне смешно не было.

Он уже нахмурился и открыл рот. Наверное, хотел какую-то грубость сказать – все-таки перед ним была земляная. Но признав меня, захлопнул рот. Однако, хмуриться не перестал.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, и добавил чуть тише: – Почему вчера не пришла?

– Забыла, – честно сказала я.

Я правда забыла о нашей с Лео еженедельной традиции. Хотя мне она очень даже нравилась. Даже очень.

Просто на эти выходные у меня были планы поважнее.

– Опять врешь?

– Нет, – ответила я.

Лео улыбнулся и сказал:

– Я тебе не верю.

– Твои проблема, – сказала я и зашагала прочь.

Точнее попыталась – Лео схватил меня за руку. На миг зажмурившись, чувствуя, как заходится сердце, я обернулась. Чтобы выглядеть более грозно, я вздернула подбородок.

– Что тебе надо?

Я старалась, чтобы голос звучал уверенно. Но на самом деле так испугалась, что Лео наверняка уловил это. Почему забоялась? Наверное, краем сознания понимала: Лео удастся вытянуть у меня, что я здесь делала – обманным путем, или прямым – так что мне нужно просто поскорее от него отделаться.

– Я задал вопрос.

– Я же сказала, что забыла…

Попыталась вырваться, но Лео держал крепко. Я по собственному опыту знала: он не отпустит, пока не добьется своего. Поэтому перестала брыкаться, желая сохранить силы. Все-таки еще до жилого корпуса шлепать. Когда сил так мало, кажется, что он ужасно далеко от учебного.

– Я про другой вопрос, – сказал Лео и, увидев, что я не догоняю, добавил: – Что ты здесь забыла? Тебе, как студенту, здесь ничего не может понадобиться аж до следующего семестра.

– Могу спросить у тебя то же самое! – сказала я, вспомнив, что лучшая защита это нападение.

Лео чуть сильнее сжал мое запястье. Несмотря на тусклый свет луны, я увидела, как стиснулись его челюсти. Злится? Интересно, почему. Не любит, когда его застают врасплох? Что же, пускай привыкает, раз уж решил иметь дело со мной.

Однако, оказалось, что врасплох застали меня.

– Я папу ищу, – сказал Лео.

Потом уставился на меня. Я не знала, что сказать. Поэтому ляпнула первое, что, как мне казалось, должно сработать:

– А я тебя.

Лео вскинул брови.

– Зачем?

Времени было в обрез. Мыслей и того меньше.

Говорить правду я, конечно, не собиралась. И все не могла придумать, что бы соврать. К тому же, уверена, Лео раскусил бы вранье. Он уже знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать: я лгу, если вот так долго мнусь перед ответом. Время утеряно. Надо было раньше что-то выдумать на такой случай… Только кто же знал, что именно Лео меня здесь обнаружит! С кем-угодно мне было бы объясниться легче, чем с ним. Но Лео… Он меня раскусит. Он все поймет.

Оставалось лишь одно: мне нужно было его отвлечь. Чем-то резким, обжигающим, но вместе с тем правдивыми, потому что ложь Лео почует.

Я смотрела на него круглыми глазами. Вместо того, чтобы пытаться освободиться, наоборот, так жалась к нему, что он даже отступил на шаг. Я теребила его рукав, глядя на свои пальцы. Решалась. Взвешивала «за» и «против». Уяснив, что других вариантов нет, я подняла голову, и сказала:

– Просто я хотела сказать… Я больше никогда к тебе не прийду.

Лео нахмурился.

– Что это значит? – спросил он.

– То и значит, – ответила я.

При этом попыталась всхлипнуть. Но у меня не получилось – я ведь не чувствовала горечи на самом деле.

– Будем встречаться у тебя? – все не понимал Лео. – Но у тебя же соседка… как ее?

Я качнула головой и заглянула ему в глаза.

– Я имела в виду, что мы больше не должны встречаться.

Мне уже довелось видеть Лео разным, но грустным – как будто еще никогда. И это из-за кого? Из-за меня! Из-за какой-то там Земли!

Радостно стало настолько, что я едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Но это бы все испортило. Лео подумает, что я пошутила, и я не смогу это отрицать.

Почему же так сложно? Не только мне. Лео, вон, до сих пор не мог догнать то, о чем я говорю.

– Ты хочешь расстаться? – наконец спросил он.

Я молчала. Правда в том, что расставаться я, в общем-то, не хотела. Но и не не хотела… Короче, мне было все равно. Кажется. Или не все равно?

Отогнав эти мысли, чтобы они не заставили меня сейчас глупостей наделать, я потянулась к Лео и поцеловала его. Только не в губы, а куда-то правее. Получилось едва ощутимо. По крайней мере я ничего не почувствовала.

Только отстранившись, я поняла, что, в отличии от меня, Лео оглушен. Неужели это мои слова с ним такое сделали?

Он стоял, подсвечиваемый лунным светом, со все теми же пылающими яркостью волосами и лучистыми глазами. И все равно сейчас он показался мне каким-то… тусклым.

Ни разу до этого мига я не думала попросить Лео о помощи. Я вообще редко когда это делала. Но сейчас мне подумалось: мы могли бы объединиться. Вряд ли Лео сразу понял бы мои цели. Наверняка мне пришлось бы очень долго разъяснять ему, как несправедлива иерархия стихий, как он ее поддерживает, и как плохо это сказывается не только на таких, как я, но и на нем самом. Я ведь видела, как к нему стали относиться после победы Земли на соревнованиях. После, по сути, моей победы над ним. То, как он обращался с теми, кого считал ниже себя, потихоньку начало обращаться на него самого. И в этом была моя вина. Точнее моя победа.

Он мог понять… Нет, он наверняка бы понял. Да, потребовалось бы время. Но разве у меня его нет? Полно – еще целый семестр. О, объединившись, мы бы много сумели.

Наверное.

И эта последняя мысль, препятствуя всем предыдущим доводам, заставила меня сказать:

– Прощай, – и уйти.

Сначала я шагала, ускоряясь, а потом и вовсе побежала. Сперва я думала, что ничего не чувствую, кроме покалывания в боку и общей усталости. Думала, что внутри меня пустота. Но она так грызлась, так сжимала и колола сердце, что я понимала: это не пустота. Это печаль, которая разрасталась тем сильнее, чем больше я на ней сосредотачивалась.

Неужели мне так грустно после тех слов? «Ты хочешь расстаться?»

На миг я замерла, но, подумав, что Лео может меня догонять, тут же снова побежала.

Но он не догонял – не в его это стиле.

Я даже обернулась, чтобы проверить. Но темнота декабрьского вечера Центральной Академии, которую не в силах были разогнать даже фонари, сгустилась настолько, что я его не видела. А, может, Лео просто ушел.

От этой мысли почему-то стало совсем печально.

Глава 11

Кира

Среди вещей, которые Кира привезла в Академию, одежды было не много – а платье всего одно. Кира брала его нехотя. Просто знала: хотя бы раз за учебный год случится какое-то торжественное событие, куда придется нарядиться.

В Академии Земли последний день учебного года почти не отмечали. Ребята могли собраться сами, но Кира к ним никогда не присоединялась. Близких друзей у нее никогда не было, и это не казалось чем-то ужасным. А проводить время со знакомыми… Зачем? Что они могут дать, кроме сплетен, которыми Кира не интересовалась?

А в Центральной Академии было иначе. Последний день отмечали – да еще как. Мероприятие считалось новогодним, потому что январь наступал уже на следующей неделе. К тому же встречать новый год большинство студентов разъезжались по домам. Отдохнуть от стен Академии и ее обитателей – возможно, даже немного соскучиться. А потом с новыми силами вступить во второй семестр.

Короче, сегодня стояла суета, как и в день, когда Кира только приехала. Народ шумел, толкался, тарахтел чемоданами. Поэтому Кира старалась не высовываться в коридор. Суета улеглась лишь под вечер. У Киры уже голова побаливала. К тому же она не выспалась – слишком много мыслей крутились в ее голове вчерашней ночью. Она ощущала завершение чего-то большого и стоящего. Это чувство жглось. Ну неужели конец семестра мог так действовать на Киру?

Вот и сейчас она видела себя в зеркале грустную, хотя платье ей нравилось, да и вечер обещал быть хорошим.

– А у нас что, маскарад в этом году? – спросила Аска.

Задумавшись, Кира не уловила в ее голосе иронии.

– Нет, – сказала Кира, продолжая рассматривать себя. – С чего ты взяла?

– Тогда почему ты нарядилась монашкой?

Кира глянула на Аску. Ее платье было коротким, поэтому Кира надеялась, что это не полный наряд, и Аска наденет еще… штаны, например? Наверное, Аску так утомило таскаться по Академии в длинном балахоне, что на празднество она решила надеть, что-то совсем другое. Короткое, облегающее и яркое, как гирлянда в темноте.

Сообразив, что это Аска так шутит, Кира снова посмотрела на себя в зеркало.

– Еще длиннее нельзя было платье выбрать? – продолжала Аска, заметив, что Кира не обижается, да и вообще не понимает, о чем она. – Чтобы по полу волочилось… Не?

Платье Киры действительно было в пол, еще и с длинными рукавами – но скромным не казалось. Просто вырез у него был едва не до пупка. А так да – вполне себе приличное платье. Хотя самым примечательным в платье было декольте, Кире больше всего нравилось не оно, а цвет ткани. Темно-зеленый – не бутылочный, но и не изумрудный – сочетался с цветом кожи Киры. Например, на Аске, бледной и голубоватой, словно с просвечивающими сквозь кожу венами, оно было бы совсем не выразительным. А на Кире, от природы смуглой, платье казалось легким, пусть и было темным.

– Что-то случилось?

Кира глянула на Аску. Оказалось, она уже прекратила хихикать от собственной шутки, и смотрела на Киру с… Неужели ее взгляд обеспокоенный? Чего это она смилостивилась? Хочет снова расспросить о Кисе?

– Нет, – сказала она.

– Тогда почему ты такая грустная?

– Я не грустная.

– Кира, ну я же вижу… – не унималась Аска.

Что она видит, Кира так и не узнала. Просто ненавидела, когда начинают вот так докапываться до нее. Она грустная? Отнюдь. Просто немного… меланхоличная. Разве не все в Академии сегодня такие? Все-таки конец года, да и разъедутся многие уже завтра утром. Вполне логично немного погрустить, разве нет?

Не дослушав Аску, Кира вышла в коридор, хлопнув дверью. И, к удивлению, обнаружила, что печальная и правда она одна.

Оказалось, что суета не улеглась. Просто Кире так приелась, что она перестала ее замечать. Студенты продолжали сновать коридорами, перекрикиваться, ругаться, громко топать и, когда ждешь меньше всего, взрывать помещение хохотом.

Толпа и в будние дни была пестрой. Бывало, Кира стояла у окна в учебном корпусе, дожидаясь начала пары, и наблюдала за тем, как она бурлит и словно бы переливается. Светловолосые, рыжие, темненькие – в основном пестроту создавали волосы. Ведь форма у всех стихий была умеренных цветов. Но даже так в глазах рябило, если студентов собиралось немало.

Так что сейчас, разодетые, они пестрели, словно калейдоскоп. Не только Аске захотелось надеть что-то совершенно не похожее на форму. Так что водные были в коротком, воздушные в приталенном, девочки земляные в штанах, парни в спортивном, а огненные в чем угодно, только не в черном.

Кире было даже немного страшно вписываться в это движение. Словно оно раздавило бы ее, если б Кира упала. А вдруг на платье наступят? Порвут ведь – а переодеться не во что.

Но, конечно, ничего плохого так и не случилось. Кира сперва шла, подобрав юбку, но вскоре расслабилась и забыла о ней.

Первым дело она хотела посмотреть оценки. Их долго не вывешивали – а ведь Кира думала, что сможет посмотреть на них с утра. Даже специально сбегала в холл до завтрака. Но не было толпы вокруг доски объявлений, поэтому Кира загодя поняла, что оценок еще нет. Недолго постояв, разглядывая плакат, который зазывал присоединиться на сегодняшнее вечернее мероприятие, Кира ушла, чувствуя, как нехорошо на душе.

Она ведь знала, что увидит напротив своего имени – абсолютно идеальную успеваемость. И девяносто в столбце «Взаимодействие Огня и Земли».

Ее до сих пор это угнетало. Впрочем, не странно – прошло меньше недели. За это время печаль и негодование лишь окрепли. Кира старалась не смотреть на ту клеточку, но взгляд то и дело возвращался на нее.

Пока спускалась с четвертого этажа, Кира еще думала, что, может, над ней сжалились. Все-таки это здорово сыграло бы на репутацию Центральной Академии. Выпускница какой Академии еще могла получать лишь сто баллов за всю учебу? И не важно, что три курса Кира училась в земляной части.

Но, конечно, никто над ней не сжалился. Да и многовато было свидетелей ее позора… Ну или, как сказал Лео, унижения.

Так что теперь Кира не знала, что ей делать. Продолжать стараться? А какой смысл? Цель ведь уже не достигнуть. Зачем хорошо учиться, если уже и сама Кира не видит в этом смысла? Нет, теперь вряд ли у нее выйдет быть прилежной студенткой.

Хотя, как там говорится? Сначала ты работаешь на зачетку, а потом зачетка на тебя? Впрочем, даже если так – какой в этом всем смысл?

Надо было заранее подумать о том, как бы победить. Надо было схитрить: разнюхать, договориться, заручиться. Кира понятия не имела, как это сделать, но наверняка знала – она бы что-нибудь придумала. Взаимодействие – тот предмет, где важна коммуникация. Может, поэтому земляные вечно проигрывали в поединках? Договариваться – не их конек.

А все же Кира верила: не будь она такой самоуверенной, заранее бы придумала, как ей справиться с экзаменом на сто баллов. Да, это было возможно. Но сейчас… сейчас слишком поздно.

Кира уже хотела разворачиваться, чтобы выйти из жилого корпуса, и, дыша морозным воздухом, пройти до стихийного зала. Но тут услышала:

– Не, ну что за несправедливость!

Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать Кису. Чем-то его голос был примечательным. То есть, конечно, каждый голос уникален. Но у Кисы он был особенным – одновременно писклявым, низким, но и звонким, хотя не по-женски. К тому же он звучал всегда на тон выше, чем шумы вокруг. Так что сейчас Киса почти орал.

– Что случилось? – спросила Кира.

Честно говоря, ей было совсем не интересно. Девяносто. Три года стараться, чтобы получить девяносто.

– Ты глянь! – Киса кивнул на оценки. – Ерунда какая-то!

– Это уж точно, что ерунда, – невесело отозвалась Кира.

И тут уж обернулась. Что несправедливого с оценками Кисы? Насколько Кира помнила, он за них не переживал. Учился он как будто никогда – даже на парах предпочитал с кем-нибудь потрепаться, как правило с Кирой. Тем не менее почти все оценки у него были высокими. Вот уж что значит – уметь договориться.

Хотя Кира обернулась резко, Киса на нее даже не глянул. Все смотрел на доску, тыкая в нее пальцем.

– Я точно помню… уверен прямо на сто… нет, миллиард процентов! Короче, я знаю наверняка, что по разрушению у меня было восемьдесят. Не девяносто – восемьдесят.

Только сказав это, Киса посмотрел на Киру. Однако та уже смотрела на оценки. Отыскала Кису, а затем стала просматривать его строчку. Ну почти отличник!.. Или не почти?

– Ты что, на пятерки вышел? – удивилась Кира.

– Конечно, нет! Например, по разрушению у меня…

Киса запнулся и глянул на Киру с подозрением. Та в ответ вглядывалась в него, только вместо подозрения в ее глазах была настороженность, и немного зависть. То есть Кира, конечно, тоже была отличницей – такими были все, у кого оценки не опускались ниже девяносто. Но она так старалась – а Киса целыми днями лишь языком чесал. Наверное.

– Несправедливо, – снова сказал Киса. – Надо сказать, что тут ошибки в оценках! Я же точно помню…

Он уже развернулся и, верно, хотел помчать прямиком в кабинет ректора. Но Кира схватила его за руку, и он остановился.

– Что?

– Ты реально хочешь пожаловаться?

– Ну да, – сказал Киса с таким недоумением, словно Кира назвала его скромным.

– Но ведь оценки лучше, а не хуже, чем те, которые ты на самом деле заработал.

– Это все еще несправедливо!

Киса дернулся, но Кира удержала его – не так уж сильно он рвался восстановить справедливость.

– Идем, – сказала Кира. – Я кушать хочу.

Она потащила его на выход, и Киса, надо же, не сопротивлялся. Просто Кира знала: слово «кушать» действует на него безотказно.

Как и многие другие, до стихийного зала, в котором проходил праздник, они добрались без верхней одежды. Мороз кусал, но, зная, что вот-вот попадешь в тепло, это ощущалось не так уж плохо. Кира обнимала себя руками, словно бы пыталась согреть. Но на самом деле она просто хотела скрыть вырез. Почему решила именно это платье взять? В нем было неуютно. Лучше бы старые добрые штаны надела. Лишь на верх – что-нибудь нарядное. Хорошо бы получилось. Как она проведет в нем весь вечер, если ей некомфортно уже сейчас? Кира старалась бы этом не думать. Понадеялась, что в зале будет достаточно темно, чтобы ее такая же темная одежда не бросалась в глаза.

Кира не ощущала приближение праздника, хотя все вокруг было ярким и торжественным. Даже самый заядлый циник поверил бы в чудо, находись он в таких обстоятельствах весь вечер. Но Кира не смотрела по сторонам. Она глядела лишь под ноги. Нет, не боялась поскользнуться. Просто что-то внутри клекотало, рассеивая по телу тревогу, и меньше всего Кире хотелось смотреть другим людям в глаза.

Однако, очутившись в стихийном зале, от души отлегло. Кира видела: никто ни на кого не смотрит с подозрением. Всеми овладел дух праздника. А Киса, у которого каждый день был как праздник, едва не прыгал от счастья.

Они сразу приступили к фуршету, как и многие, кто уже собрался здесь. Но Кира почти не чувствовала вкус – так увлеченно разглядывала зал.

Раз и навсегда описать его было невозможно, потому что каждый раз зал выглядел и даже ощущался по-разному. В день собраний – темным, и словно бы колючим. На экзамене – спокойным и немного тревожным. А сегодня – праздничным и ярким, пускай света было не так много.

Зал украсили. Огонь не просто горел в чащах, а узорами растекался по стенам. Фигурки изо льда – снежинки, бантики и всякие зверушки – казались хрустальными и висели прямо в воздухе, ни к чему не крепясь.

Кира заставляла себя радоваться, но все же то и дело поглядывала на сцену, чувствуя, как возвращается тревога, которая властвовала над ней на улице. Как бы Кира ни пыталась ее унять, она лишь разгоралась. Особенно когда в зале стало на еще одну рыжую макушку больше.

Лео и его компания едва не опоздали – вот-вот начнется официальная часть вечера. Кира все это время осматривала зал не для того, чтобы обнаружить его. Но, когда Лео пришел, она поняла, что теперь ей словно нечего делать.

– Что-то не так?

Кира промолчала, чтобы Киса по голосу не понял, как она раздражена. Неужели все сегодня сговорились, чтобы достать Киру этим дурацким вопросом? Все с ней в порядке. А лицо грустное просто потому, что вот такая Кира уродилась – когда не улыбается, кажется, словно ей хочется всем тут горло перерезать.

– Попробуй вот эту штуку, – сказал Киса, которого игнорирование никогда не смущало. – Вкусно. Наверное, на сметане.

Кира отмахнулась. Лучше бы попробовала. Во-первых, Киса разбирался во вкусных штуках. Во-вторых, он, снова не получив ответ, проследил за взглядом Киры.

– Ах, вот оно что! – воскликнул он, откладывая на ближайший стол вкусную штуку. – Снова дело в этом хищнике.

– Не называй его так, – сказала Кира.

– А как называть? Плотоядный?

– Никак не называй.

Кира едва сдерживалась, чтобы не накричать на Кису. Но, первое, это бы не подействовало. Второе, это бы привлекло внимание, чего Кире с ее декольте не хотелось.

– Хорошо, – удивительно быстро согласился Киса. – Никак так никак.

Он умолк и у Кира расслабилась. Однако, длилось это не более трех секунд.

– Кирочка, уже целый семестр прошел! Твой никак подозрительно долго одинок. Так что, не знаю… Куда еще тянуть? Ты, наверное, не совсем понимаешь, как устроена мужская природа. Мы, если долго не…

– Сегодня, – сказала Кира.

Она смотрела, как Лео усаживается на один из немногочисленных стульев и подпирает щеку кулаком. Друзья гомонили рядом, и все пытались втянуть его в беседу. А он просто смотрел вперед. Не ловил ничей взгляд, и себя не давал поймать. А Кира пыталась.

– Что сегодня? – не понял Киса.

– Я его заполучу, – спокойно ответила она.

– Кирочка, мне, конечно, нравится твой настрой. Уверенность в таких делах – самое важное. Но я имел в виду, что нужно просто начать движение, а не сразу бросаться… в полымя.

Слова Кисы не умерили ее пыл. Она собиралась… вот уже шагнула в сторону Лео. Кира и вправду решилась сейчас подойти к нему. Но тут воздух прорезал голос ректора.

Как и всегда, ей на мгновение показалось, что это заговорил Лео. Но он никогда не звучал так торжественно. Да и за последние время, кажется, не случалось такого, чтобы все замолкали, когда говорил Лео.

– Всем добрый вечер! Приветствую учащихся Центральной Академии, преподавателей и, конечно, остальных сотрудников…

К последнему слову Кира уже подпирала стенку, прижимаясь к ней едва не всем телом. Киса пару раз обернулся на нее что-то беззвучно спросить одними губами. Но оба раза Кира лишь качала головой. Киса стоял у края толпы, лица которой обращались к ректору и оттого Кира почувствовала что-то типа дежавю. Так они глядели друг на друга первого сентября: та же толпа, тот же голос. Только ощущения у Киры совсем другие.

И что это на нее нашло? Вряд ли Лео обрадуется ей – кажется, он ясно дал понять, что думает, о таких, как она… Впрочем, Кира сомневалась, что его точка зрения нерушима. А, может, ей так лишь казалось, потому что она очень этого хотела.

Ректор говорил что-то про итоги семестра. Звучал он уж слишком радостно и участливо. Кире этот тон не нравился – казалось, он выдавал себя не за того, кем являлся на самом деле… Либо Кира просто придиралась. Что вероятнее. Остальным, вон, так не кажется.

Вслушиваться в его речи Кира начала лишь когда ректор заговорил о гонке факультетов. Отчего-то Кире казалось, что, какие бы усилия Земля ни приложила – ей в этом состязании не выиграть. Весь семестр она слышала лишь «минус бал Земле!» или «минус два бала Земле!» Впрочем, слышать такое про другие стихии она не могла, просто потому что не присутствовала на их занятиях. Да и победа на факультетских соревнованиях что-то да значит.

– Конечно, окончательный результат гонки будет лишь в конце года, то есть вы еще можете на него повлиять. Например, улучшить состояние оценок. Хотя мероприятий типа соревнований во втором семестре нет, вы вполне себе можете заслужить баллы своей стихии, благодаря хорошему поведению и учению… Ну а сейчас я назову нынешнее положение дел. Четвертое место…

Кире хотелось захныкать – неужели ректор с каждым местом будет так тянуть? Она запрокинула голову и закрыла глаза. Но успокоиться не удалось, ведь зал тут же пронзил голос ректора и вялые аплодисменты.

– Вода!

Настроение чуть поднялось. Кира даже улыбнулась уголком рта.

– Третье место…

«Земля», – готовилась услышать Кира. Уж слишком часто ее лишали баллов. Хотя, конечно, в глубине души Кира знала, что услышит сейчас:

– Воздух!

Улыбка стала широкой. Впрочем, надолго ли?

– Ну и первое место по результатам первого семестра занимает…

Кира подошла к ближайшему стулу и опустилась на него. Верно, ждать придется долго. Ее бесило, когда устраивали такое вот шоу из ничего. Но что же ей оставалась, кроме как терпеть?

Словно чтобы не сглазить, Кира даже не думала слово «Земля». По крайней мере пыталась. Ей казалось, что она сделала все подвластное, чтобы победить. Впрочем, что ее силы, если гонка факультетов – командная работа?

– Земля!

Заголосили так громко, что Кире захотелось зажать уши. С чего это?..

На то, чтобы осознать, что это значит, Кире потребовалось несколько секунд, которые прошли в ужасном шуме. Наверное, если бы Киса не подскочил к ней с ненормальным криком, Кира так бы и осталась грустить у стеночки. Но он загомонил:

– Земля, земля! Нет, ну ты представляешь!

И Кира поняла, что все-таки не зря старалась. Она тут же запищала от радости, что совсем на нее не походило. Но как тут сдержишься, если все вокруг так радуются?

То есть, конечно, не все. Огонь рад не был. Вода тоже – но некоторым все же доставило удовольствие, что победил не Огонь. Воздух всегда всему радовался, поэтому и тут отметился. Ну и сильнее всех, конечно, гомонила Земля.

Киса сжал Киру в объятиях, и тут же исчез, наверное, делать то же самое с каждым встречным земляным.

– Земля в этом семестре показала небывалые успехи в учебе… Хотя земляные всегда отличались хорошими оценками, сейчас все они намного… намного лучше прошлогодних…

Кира все улыбалась, обнимая себя руками. Хотя это счастье не было ее личным, она все же ощущала его. И вместе с тем какое-то новое, немного странное, но очень приятное чувство. Оно обострялась, когда Кира случайно перехватывала счастливый взгляд кого-то из Земли. Поддержка, единение. Наверное, это было оно.

Уже собравшись снова сесть, Кира снова услышала ректора.

– Ну а теперь, – сказал он. – Еще одно объявление. Непривычное, абсолютно непривычное для вас и, конечно, для меня. Как вы помните, в этом году некто неизвестный решил, что нужно… сменить ректора, и провел соответствующее голосование. Конечно, я, как человек с обостренным чувством справедливости, не могу это игнорировать. Поэтому… Что же, думаю, пора представить кандидатов на роль ректора. В следующем семестре вы сможете определить, кто из них займет этот почетный пост.

Студенты не вслушивались. Переговаривались, улыбаясь, или молчали с кислыми лицами – например, как Лео.

Кире интересно было, что он подумал, что почувствовал, услышав, что продул. Хотя второе место – не такое уж плохое положение. Впрочем, Кира знала: для огненных «проиграть» это занять любое место, кроме первого.

Она пристально смотрела на него, а тот понемногу переговаривался с друзьями. Когда Лео все же перехватил взгляд Киры, она приготовилась злорадствовать. Хотела улыбнуться высокомерно и первой отвести глаза. Но вместо того, чтобы разозлиться: нахмуриться, и заставить Киру по губам прочитать что-то нехорошее, Лео просто улыбнулся. Опешив, Кира забыла и про ухмылку, и про намерение первой отвернуться. Она так и пялилась. Смотрела, как Лео словно бы в ее честь приподнимает стакан. Отвернулся он тоже первым.

Кира еще с полминуты смотрела в его сторону, но ничего не видела. Так до конца вечера просидела бы, если не Киса. Он появился рядом, как всегда бесшумно, заставив Киру вздрогнуть, заговорив ей на ухо:

– Его Даночке не победить.

– Что? – сказала Кира, подняв голову на сцену.

Оказалось, что все кандидаты на пост ректора уже стояли на сцене. Кроме ректора, который, конечно же, сам выдвинул себя, там находились еще неизвестная Кире преподавательница из Воды, а также Данаката, и преподаватель из Воздуха, которого Кира хорошо знала, ведь он вел взаимодействие.

– Он слишком крут, хотя, конечно, на экзаменах не прям душечка, – продолжал Киса.

– Ты про кого? – сказала Кира, но тут же поняла, что Киса имел в виду.

– Про Душного. Ты же знаешь его. И любишь. Все любят. Как и Даночку. Но ему она проиграет! Из-за возраста. Помяни мое слово!

Странно было слушать, как Киса говорит словно бы рывками. Да и Кира не помнила, чтобы он хоть раз усомнился в Данакате.

– Ты что же, – сказала Кира, глянув на него с удивлением. – Не веришь в Данакату?

Киса посмотрел на Киру с таким недоумением, что Кире стало неудобно. И правда, что это она за глупость сморозила?

Заметив, что Кира поняла свою ошибку, Киса сказал лишь:

– Я просто смотрю правде в глаза. Часть проголосует за Огонь, потому что такой нынешний ректор. Подумают, зачем что-то менять, если и так все нормально? Но это, скорее всего, будет не такая уж большая часть. Потом будет группка преданных Земле, они выберут Даночку, и такая же группка из Воды, которые выберут эту водную. Остальные – воздух и неравнодушные – выберут Душного. Ты посмотри на него! Он же идеальный ректор. Посмотришь ему в глаза, и как будто тебе сразу все в этом мире стало понятно…

– Ну, с глазами это ты уже переборщил, – сказала Кира.

Она сильно хмурилась. Но не от того, что Киса слишком громко орал ей на ухо, стараясь перекричать шум музыки и гомон голосов – официальная часть кончилась, и началось празднество. Нет, хмурилась Кира, потому что понимала: Киса прав. Может, они и выиграли гонку факультетов в этом семестре. Но разве это не мелочь по сравнению с выборами ректора.

– А эта водная? – закричала Кира на ухо Кисе, как некогда он ей. – Она какая?

– Ну, – Киса призадумался. – Она красивая.

Кире захотелось стукнуть его по лбу, ощущая, как за ним зазвенит пустота. Но лишь хмуро глянула на Кису.

– Я спрашивала про то, какой она препод. За нее проголосуют?

– Говорю же: я понятия не имею, кто это. А если я кого-то не знаю, следовательно, это совершенно непримечательный человек.

– То есть угрозы на выборах она Дане не представляет?

– Абсолютно! – воскликнул Киса и в нетерпении потянул Киру за руку: – Идем, Кирочка, ты должна мне минимум один танец за то, что я развлекал тебя весь семестр…

На слове «танец» у Киры округлились глаза, и кровь побежала быстрее – тело готовилось удирать. Меньше всего Кире хотелось танцевать, еще и в таком платье. Она выдернула руку из хватки Кисы, и, сославшись на какую-то ерунду, побежала к выходу.

Но так и не покинула стихийный зал. Она и не собиралась уходить – хотела наблюдать за происходящим со стороны, а не быть его участником. Да и было на душе какое-то неприятное чувство. Кира все пыталась разобраться, как с ним справиться.

Она опустилась на ближайший к выходу стул, и стала большими глотками пить какой-то терпкий сок из стаканчика, который захватила по пути сюда. Кира вообще воду хотела – но здесь ее, кажется, не было. Верно, это и не сок вовсе был. Слишком кислый – захотелось его вылить.

Это Кира и сделала, когда отняла стаканчик от губ. К сожалению, прямо на себя. Просто она испугалась, уяснив, что больше не одна здесь. Да, глупо было надеяться на долгое одиночество в переполненном зале. Но Кира не думала, что ей прямо так быстро составят компанию. И что она будет такая.

Глядя вперед себя, Кира до последнего делала вид, что не замечает его. Это полезно для их репутаций. Вытирала платье – благо, на темное ткани пятна были почти не заметны.

Но Кира все же не смогла сдержаться, чтобы не уставиться на него круглыми глазами, когда Лео спросил:

– Когда у тебя день рождения?

Она несколько секунд просто вглядывалась в него, а потом сказала вызывающе:

– На кой черт тебе знать, когда у меня день рождения?

Кира даже забыла стесняться. Она смотрела на Лео, ожидая, когда он посмотрит на нее. Думала, заметит в его глазах издевку. Наверное, поэтому он не поворачивался к ней, а все смотрел на бурлящую под музыку толпу.

Однако, когда он повернулся, Кира поняла, что слишком плохо о нем думала. Лео был… искренним?

– Ты же Козерог, значит, день рождения у тебя скоро. Вот я и решил, что хочу подарить тебе что-нибудь.

– С какого это перепуга?

Кира чувствовала себя грубиянкой, но не могла сдерживаться. Испугалась, что скажет что-то не то – вот и говорила все не то.

– Захотелось.

И снова прозвучало искренне. Кира смотрела ему в глаза, пытаясь отыскать там подвох. Но сколько не рыскала – все не находила.

На Лео была белая рубашка, и Кира поняла, что ни разу не видела его в светлой одежде. Конечно, подлецу все к лицу, но белый Лео и правда шел. Как будто больше черного, хотя он – универсальный.

– Что ты задумал? – допытывалась Кира.

Чем больше она старалась владеть собой, тем меньше у нее получалось. Вот и сейчас думала, что прозвучит грозно, а получился писк новорожденного котенка.

– Я – ничего.

Слабо в это верилось. Поэтому Кира сказала:

– Сначала ты прилюдно меня унижаешь, а потом…

Лео вскинул брови.

– Ну? – сказал он, когда понял, что Кира не торопится заканчивать. – Что было потом?

Кира еще недолго вглядывалась в него, а потом отвернулась. Сложила руки на груди и уставилась вперед. Надо было уйти. Но… Нет, объективных причин на то, чтобы оставаться, у Киры не было. Тем не менее она все же оставалась.

– Давай, скажи… Кира. Когда у тебя день рождения?

– Я не буду тебе ничего говорить.

– Тогда мне придется дарить тебе подарок каждый день с двадцать второго декабря по девятнадцатое января, – тут Лео чуть склонился к Кира, и она также немного отпрянула, сжав ладонями подлокотники. – Тогда получится, что я попаду и в день рождения. Так что если тебя так раздражают подарки от меня, назови один день, тогда и подарок получишь лишь один.

Кира фыркнула. Все это было приторно мило. Но на Киру сработало. Она бы хотела повернуть голову, чтобы их губы соприкоснулись. Вот что было бы замечательным подарком.

Но вместо этого Кира лишь отодвинулась вместе со стулом. Еще чего. На глазах у всей Академии! Нет, этому не бывать.

– Я понял! – сказал Лео, отшатнувшись. – Ты злишься, потому что я опоздал, да? Твой день рождения уже прошел?

Сощурившись, Кира глянула на Лео.

– Фактически, да, – сказала она. – Уже двадцать раз как прошел.

Лео засмеялся, а вот Кире смешно не было.

– Давай я еще раз спрошу: что ты хочешь? – спросила Кира.

– Подарить тебе подарок, – ответил Лео с неприсущим огненным терпением, и несмотря на это, даже с какой-то веселостью.

– А потом?

– Поцеловать тебя.

Кира почувствовала, как к щеками прилила кровь. Если Лео хочется сбить ее с толку, то у него замечательно получается. Так что, все еще ожидая подвоха, Кира не унималась:

– А потом?

– Потом? Не могу тебе сказать, что потом…

Улыбаясь, Кира радовалась, что ей уже почти удалось выведать, как Лео хочет ее подставить. Но вмиг перестала, когда Лео снова наклонился к ней и сказал:

– … не могу, потому что там неприлично.

Кира закрыла глаза и втянула воздух. После всего, что произошло, поведение Лео все еще казалось ей странным. Но сил не оставалось. Он был так близко, а все остальные так далеко. Казалось, никто на них не смотрит. А даже если так – какая к черту разница?

– Что-то ты слишком долго общаешься прилюдно с Землей, – сказала Кира. – Это не испачкает тебе репутацию?

Лео чуть отстранился. Посмотрел Кире в глаза и спокойно сказал:

– Да к черту.

Кира подалась к нему и поцеловала. Губы Лео были горячими. У Киры, наверное, теперь тоже – нагрелись из-за него. Кире даже захотелось прикоснуться к ним пальцами. Но больше хотелось не прекращать поцелуй.

Из-за очередного вскрика кого-то из толпы Кира вспомнила, где они находятся. Тут же нехотя отстранилась, до последнего не желая открывать глаза. Просто, когда они закрыты, лучше работает обоняние – а им Кира ощущала такой приятный запах пепла, что хотелось подольше с ним не расставаться.

Она его поцеловала. Поцеловала, а он не высмеял ее и даже не отстранился. Наоборот. И уже не понятно было, кто кого целует.

Пожалела Кира об этом сразу. Ведь, когда она наконец-то открыла глаза, Лео зачем-то сказал:

– Все-таки Земля Земле рознь. Ты, вот, не похожа на земляных.

Почувствовав, как внутри нее что-то оборвалось, Кира осторожно сказала:

– Ты о чем?

Их лица все еще были слишком близко, поэтому они не говорили – лишь шептали.

Лео несколько секунд собирался с мыслями, пялясь на губы Киры. Но затем посмотрел ей в глаза и сказал:

– Ну, ты не похожа на земляных. Не унылая, не скучная. Наоборот. А еще красивая и соображаешь. Может, иногда перегибаешь палку, но лучше так, чем не иметь своего мнения, как… ну, ты поняла…

Потом Лео неожиданно для Киры провел носом по ее щеке, потихоньку втягивая воздух, и сказал:

– А еще пахнешь пылью, но приятно.

Он явно не чувствовал подвоха и не ощущал, как Кира напряжена. Что ее вопросы не дежурные, и что ответы, пускай такие льстивые, ей тем не менее не нравятся. Однако, вместо всего, что скопилось у нее в душе, Кира сказала лишь:

– Пылью?

Она так сильно скривилась, что Лео подумал, будто она придуривается, и рассмеялся. Но Кира взаправду опешила. Заметив это, Лео чуть вскинул брови, и как ни в чем ни бывало спросил:

– Я что-то не так сказал?

Кира буквально ощущала, как округляются ее глаза. Как ее затапливает чувство такой поглощающей обиды, что даже не получается вдохнуть полной грудью. Потом почувствовала, как скапливаются слезы в уголках глаз.

Прежде, чем разрыдаться, Кира вскочила и крикнула:

– Ты не так сказал абсолютно все!

Вот теперь стало по-настоящему плевать, кто их видит, и как это оценивает. Кире важен был лишь один взгляд – Лео.

А он смотрел, опешив. Кажется, даже не моргал. Откинулся на спинку, словно желал находиться как можно дальше от Киры, но вместе с тем и не собираясь уходить.

– Что… – начал он.

Но Кира перебила его с ужасным осознанием: Лео даже не понимает, в чем не прав.

– Я – это моя стихия! Мало на свете более преданных земляных! Когда ты оскорбляешь их, ты оскорбляешь меня! И нет, я совершенно не отличаюсь от людей Земли. Я не уникальная, я ровно такая же, как они. И горжусь этим!

Если бы Кира обернулась, то заметила бы, как на них поглядывают. Но она даже не глянула в сторону. Развернулась к выходу, не желая больше ни секундочки здесь находиться.

Ну как же она могла так легко обмануться? Хотя не так уж легко… Лео красиво все выкрутил, мол, она такая особенная и прекрасная, в отличии от остальных земляных. Нет, прав был Киса: он такой стихист, на какого даже смотреть должно быть неприятно. Не то, что говорить! И, конечно, не то, что целовать.

От последней мысли Кире совсем дурно стало. Но как следует подумать ее она не успела.

Оказалось, Лео тоже вскочил. Он схватил ее за руку, и Кира так этого не ожидала, что даже вскрикнула. Развернувшись, она попыталась освободить руку. Но как ни пыталась, как бы злостно ни смотрела на Лео, какие бы проклятия ему ни шептала – все это не работало. Ну, конечно. Он ведь огненный. Значит, сильный. Значит, лучше ее.

Тогда Кира заглянула в его глаза, такие печальные, что даже тусклые.

– Что тебе?! – воскликнула она. – Когда уже ты меня отпустишь?

Прозвучало так, словно Лео держал ее в клетке. Однако же, он просто касался ее руки. Причем достаточно нежно, если бы Кира не вырывалась.

Она совсем не думала, что это произойдет, но очень надеялась, что Лео извинится. Вот за эти полминуты поймет, каких глупостей наговорил. Осознает, как был неправ не только сейчас, но и всегда, когда считал Землю недостойной стихией.

Но он сказал:

– Так когда твой день рождения?

Причем его взгляд не сочился издевкой. Как будто он даже немного сожалел… Как будто. Наверняка было ясно одно: он не собирается извиняться.

В последний раз дернув руку до боли сильно, Кира наконец-то высвободилась. Она чувствовала, как жглась рука от хватки Лео, как жглись на ее теле взгляды посторонних, как жглись глаза от слез. Но сильнее всего она чувствовала, как жглось сердце от непонимания Лео.

Еще пару секундочек Кира просто смотрела ему в глаза. И прежде, чем развернуться и умчать из стихийного зала, чтобы наконец-то очутиться в блаженном одиночестве, Кира бросила:

– Первого января.

Глава 12

Неизвестная

Я перестаралась. Действовала с запасом – просто знала, как оно обычно получается. Чтобы прийти к результату, нужно сделать больше, чем, как ты думаешь, будет достаточно. Максимум усилий равно минимум результатов. Так что нужно понять, какие усилия приводят к результату, и делать лишь их, не распыляться.

Но как-то так оказалось, что практически все мной сделанное дало свои плоды. Мне везло. Наверное. Хотя, может, я себя недооценивала, может, я действительно сделала достаточно, чтобы иметь то, что имею. А именно:

1) ректор из Огня под угрозой смены;

2) среди кандидатов есть земляная;

3) Земля победила не только в факультетских соревнованиях, но и в семестровой гонке;

4) репутация Огня пошатнулась – над студентами Огня осмеливаются прилюдно потешаться;

ну и самое сладкое

5) Лео больше не такой уж категоричный в своем мнении.

Неплохо, как для одного семестра. Однако меньше, чем я бы хотела. Но, да, я понимаю: аппетиты у меня не маленькие. Впрочем, не вижу в этом ничего плохого. Амбиции – это хорошо. Большие амбиции – еще лучше. Осталось лишь запастись терпением. А как земляной, это для меня не трудность.

Если так и продолжится, то я могу не переживать. Все смогу. Я смогу все.

Разве что кто-то начнет мне противодействовать. Но кто? И каким образом? Я действую скрытно. Вряд ли кто-либо замечал, что я делаю. Вряд ли вообще кто-либо об этом задумывался. Я проворачиваю переворот прямо под их носами – а они ничего не замечают. Ни студенты, ни преподаватели… Вообще никто. Глупое стадо.

Только вот что-то мне подсказывало: если не угомонюсь хоть немного, вскрыть меня будет легче. Земля была подозрительно хороша в этом семестре. А как насчет оценок? Как там ректор сказал? Лучшие результаты за последнее время?.. Я видела, как он хмурился, когда произносил это. Может, он ничего не подозревает сейчас, но все же начнет, если я не угомонюсь.

Как объяснить подделанные оценки? Один раз этот трюк прокатил. А вот в следующем семестре вряд ли, так что я этого делать не буду. Придумаю что-то другое. Я хитрее. Умнее. Я Земля.

Над всем этим я размышляла, сидя утром первой субботы января в практически пустой столовой.

За окошком была благодать. Хотя я не особо любила снег, здесь, в Академии он был приятным, словно бы не таким мокрым и холодным. Может, я так думала, пока не успела набрать его в ботинки. Но даже если так, местности с ним все равно выглядели красиво. Впрочем, может, дело было в том, что его почти не топтали люди?

Я не ожидала, что так много студентов разъедутся по домам на каникулы. Да, шум в последний день, когда все таскались с чемоданами и искали свои вещи, должен был навести меня на такие мысли. Но я же знаю, как оно бывает. Шумит десятеро – а кажется, что сотня.

Однако, сколько раз я ни приходила с утра в столовую, народу было одинаково мало. В первый день я списала это на то, что многие решили отоспаться, поэтому не явились на завтрак. Но назавтра ситуация повторилась.

Меня это не смущало. Наоборот. Я никогда не любила толпу, но приходилось терпеть ее весь семестр в столовой и аудиториях. А сейчас благодать: ни полной посадки в столовой, ни занятий во вместительных аудиториях.

Так хорошо, что даже скучно. Первые дни каникул я, как и все, ничего не делала, и даже почти не чувствовала из-за этого вины. Сейчас же ощущала, как это чувство просыпается. Я бы и хотела что-то делать. Но все мои планы реализуемы лишь при полной Академии. Так что смысла сейчас дергаться просто нет.

Вот я и не дергалась. До тех пор, пока ко мне не подсела Лоа.

– Привет!

Она помахала мне и, хотя ее ладошка была узкой, она загородила мне все поле обозрения. Лоа решила, что нужно махать, пока я не откликнусь. Хотя я уже кивнула.

– Привет, – сказала я и ладошка опустилась. – Ты что-то хотела?

– Нет! – воскликнула Лоа. – Просто так подошла. Ты тут так грустила… и вчера, и позавчера. Я подумала, может, тебе нужна компания? Я не прочь ее составить. Многие разъехались на каникулы, поэтому мне скучно… Ой! Я не то имела в виду! Конечно, я подсела к тебе ради тебя, а не чтобы утолить скуку. Хотя, конечно, скуку я тоже утоляю, хотя ты почти не реагируешь на меня, но, я уже поняла, что ты так всегда себя ведешь, поэтому не злюсь, хотя поначалу думала, что что-то делаю не так…

Пока Лоа тараторила, я думала, как можно обращаться к человеку просто так? Зачем? Просто языками почесать? Какой в этом смысл? Я, вот, всегда… ну, почти всегда, обращаюсь лишь к тем, кто может мне как-нибудь помочь. Чересчур практично? Эгоистично? Может быть. Но пока что эта тактика меня не подводила. Да и к тому же сберегала массу времени, которую я бы потратила на бестолковые разговоры.

Хотя сейчас времени полно. Так что я не ушла, а поставила локти на стол, подперла подбородок ладонями, и стала слушать Лоа, подавляя желание перебить ее. Но оказалось, это гораздо сильнее моих способностей. Уже через полминуты, я оборвала Лоа:

– Слушай, может, ты расскажешь мне немножко о нем?

Как всегда, не обидевшись из-за того, что я ее перебила, Лоа умолкла и повернулась в ту сторону, куда я кивнула. Надо было сказать ей, чтобы не палила так явно. Но уже поздно. Да и Лоа довольно быстро отвернулась. Вместо счастливого ее лицо сделалось озадаченным.

– Вери́л?

Я чуть нахмурилась.

– Ну, он больше известен среди студентов, как Душный. Но, представь себе, имя у него тоже есть!

Лоа хохотнула, а я просто сдержанно улыбнулась.

Значит, Водолей. Любимчик публики, но легко предает доверие. Впрочем, не казалось, что последнее действительно про Душного. Судя по возрасту, он здесь давно, следовательно, ничье доверие не предавал. Да и студенты его любили, как я поняла, на протяжении всей учебы в Академии.

– А что такое? – спросила Лоа.

Я смотрела на Душного, который сидел в противоположном углу столовой столько, сколько здесь была я, то есть очень долго. Он все ел и ел, но медленно, так что слишком много калорий не поглотил. То и дело к нему подходил кто-то из студентов – как правило, воздушный – и что-то говорил с широкой искренней улыбкой.

– У тебя же с ним много предметов, да? Мне, вот, просто интересно узнать у тебя, как у воздушной… Как ты считаешь, он победит в выборах ректора?

Сперва мне показалось, что Лоа успела прочитать мою мысль до того, как ее сказала. Просто она уж слишком быстро и резко воскликнула:

– Конечно! Кто же еще? Тут смотри какая ситуация. Народ подумает…

Получив ответ, я тут же прекратила слушать. Наблюдала, как светятся глаза Лоа. И старалась не расцарапать кожу шеи – ногти впились в нее, едва я услышала уверенность Лоа.

То есть мне не казалось, что Душный будет препятствием к тому, чтобы на выборах победила Земля. Я даже не говорю Данаката. Я говорю Земля. Неважно кто из преподавателей – важна стихия. По крайней мере для меня. Лоа, вон, наоборот, конкретного человека выбирает. И правильно – так и должны проходить выборы.

– Кроме того, что у него смешные шутки, он еще никогда не злится, представляешь? Спросишь что-нибудь, все спокойно ответит, разъяснит… Даже если сто раз спросишь! Я проверяла! То есть, конечно, он раньше понял, что я просто эксперимент провожу… Но даже тогда не разозлился. Подумать только! Он просто…

– Да, Лоа, ты права, – сказала я, хотя прослушала бо́льшую часть из того, в чем же она была права. – А как насчет Данакаты?

Лоа умолкла и посмотрела на меня, хлопая ресницами. Отлично. Она даже не знает, кто такая Данаката. А ведь у нас были совместные пары.

– Кандидат на ректора от Земли. Как она тебе?

– Ох, точно! Да! Данакату же выбрали! Ну, слушай, она неплохая…

Я не перебивала. Я молчала. Просто Лоа больше ничего не говорила. У нее не было слов на Данакату. Это у Лоа! Не было слов!

Сильнее впившись ногтями в шею, я тут же опустила руки на стол. Лоа глянула на ладони мельком, но тут же вернулась к ним взглядом, и воскликнула:

– Ой, у тебя тут кровь! Ты видела! Давай я…

Вымученно улыбнувшись, я спрятала руки под стол.

Хорошо, конечно, что Данаката поверила в себя и выдвинула свою кандидатуру на пост ректора. Но что толку, если даже Лоа особо ее не знает? Да, считает ее… неплохой? Но разве этого достаточно, чтобы отдать свой голос? Особенно когда Лоа, да и, уверена, все воздушные, с таким восторгом говорят о Душном.

Данаката все еще лучший представитель из преподавателей Земли. То есть, конечно, мне нравились и другие преподаватели моей стихии. Но они были еще более замкнутыми и нелюдимыми. Так что Данаката наилучший вариант. Но даже так – уступает.

– Что-то случилось, да? Ты расстроена?

Задумавшись, я почти забыла, что Лоа все еще здесь. Смотрела в окно, наблюдая, как падают снежинки. Наверное, их просто с крыши ветром сдувало, а не снег пошел. Долго я этим вопросом не задавалась. Перевела взгляд на Лоа.

Наверное, она из-за моего лица подумала, что я грустная. А я просто сосредоточенная.

– Давай о чем-нибудь хорошем поговорим… О подарках! Давай? Это «что-нибудь хорошее», так что нам подходит!

Я рассеянно кивнула, думая, как бы изменить предпочтения в выборах в сторону Земли. Даже если Данаката вдруг станет всеобщей любимицей, бо́льший кредит доверия все еще будет у Душного. Так что ситуация не изменится, как бы Данаката ни старалась. Единственное, что поможет, это если он отзовет свою кандидатуру…

– А тебе что подарили?

Поморгав, я посмотрела на Лоа, и поняла, что прослушала весь список ее подарков. И хорошо. Зачем мне эта информация? Разве что Лоа сейчас начнет меня тестировать – я провалюсь, и она больше не захочет мне помогать.

– Да ничего особенного, – сказала я.

Подарок от родителей, какая-то фигня от младшей сестры, и пара подарков от знакомых из Академии. Все пришли мне в первый день года, который я очень не люблю. В основном из-за медлительности и сонливости.

– Ну скажи, скажи! – просила Лоа.

Меня раздражало такое поведение – суетливое и шумное. Но больше всего бесило, что Лоа не услышала меня с первого раза. Однако, я подавила вспышку гнева. Сделать это легко, если ты земляной.

Через несколько секунд, которые Лоа с приподнятыми из-за интереса бровями смотрела на меня, я сказала:

– Слушай, а почему все эти люди подходят к Душному? Что им от него надо?

Не изменив улыбке, Лоа обернулась, и стала вместе со мной смотреть на дальний от нашего стол. С Душным как раз разговаривал какой-то парень с такими белыми волосами, что казалось, будто его голову занесло нетающим снегом.

– Так у него сегодня день рождения… Вон, видишь, даже подарки дарят. Преподам Водолеям и Козерогам повезло, конечно. Могут получать от студентов подарки, потому что их дни рождения попадают на каникулы. Ну и Близнецам – но, по-моему, среди преподавателей нет майских.

Я как раз смотрела, как парень вручает Душному коробку конфет, или еще чего-то съестного. Интересно, откуда он их взял? Наверное, родственники прислали – я такие нигде в Академии не видела.

Душный был рад. То есть он всем подаркам был рад. Но съестному как будто больше остального. Конечно, питание в Академии было разнообразным и вкусным, как бы странно это ни звучало для столовой учебного заведения. Но ведь вечно хочется чего-то этакого, правильно? Чего-то, что ты ешь редко…

Лоа пощелкала пальцами передо мной. Судя по тому, каким озадаченным было выражение ее лица, она делала это уже долго.

– Что? – нахмурилась я, сжав кулаки под столом, чтобы сдержаться и не гаркнуть на нее.

– У тебя такое лицо, как будто ты какую-то гадость задумала.

Лоа глядела на меня, чуть сощурившись. Примерно с таким же выражением она смотрела, когда я говорила ей, каким образом нужно собирать голоса.

– О, нет, нет, – сказала я. – Что ты? Конечно, это не так.

Улыбнувшись Лоа, я поднялась и, кивнув ей на прощание, медленно пошла вдоль столов. Рядом с Душным я чуть затормозила и, с той же улыбкой, какая предназначалась Лоа, посмотрела на него. Он, наверное, меня не вспомнил, но улыбнулся добродушно, как и любой воздушный.

Ну что же – это хорошо, что он меня не помнит.

***

Я не знала помещений, куда не мог пройти песок. По крайней мере в Академии таких не было. Даже комнаты студентов, куда якобы без приглашения не может зайти никто кроме жильцов, имели такие щели под дверью, что забраться в них мне не составляло труда.

Так странно было присутствовать в них. Все они были одинаковы и походили на мою комнату. Но все же каждая отличалась. Где-то цветом стен, где-то немного планировкой – жильцы передвигали кровати и шкафы, так что комната теряла пространство, но, наверное, ощущалась как что-то новое. Что же, иногда полезно сделать небольшую перестановку. По крайней мере большая в таких пространствах просто невозможна.

Только вот эти отличия были мизерными. Ну разве так уж заметен другой цвет занавесок? Конечно, нет. Гораздо ощутимее, пускай ее и не видно, комнаты отличались атмосферой. Я так до конца и не поняла, что входит в это понятие. Запах? То, как льется свет из окна? Отличалась даже как будто плотность воздуха. Хотя, вероятно, мне так лишь казалось, из-за того, что к комнатам первого этажа я уже так устала, что трудно было дышать. Словно воздух сгущался.

Хорошо, что осматривать мне приходилось не все комнаты, а лишь те, где жили девушки. Конечно, кое-кто из парней тоже носил украшения. Но их было в разы меньше – так что я решила не усложнять себе задачу.

Я искала бижутерию. Чем больше и чем хуже она качеством – тем лучше. Недолго щупая массивные сережки, колье, кольца и прочую ерунду, я решала: брать их или не брать. И затем некоторые из них я совала в карман, который к первому этажу уже так оттягивало, что я боялась, как бы с меня штаны не спали.

Было у земляных такое свойство – мы могли ощущать породу, просто потрогав предмет, который ее содержит. Хотя, конечно, гораздо проще понять, что держишь свинец, если трогаешь булыжник, который состоит из него.

Этому бесполезному навыку, посвящался целый предмет на втором курсе. Не помню, чтобы все так уж прилежно его изучали. Каким образом такое, скажите пожалуйста, пригодится в реальной жизни? Наверное, этим вопросом задавался каждый студент, корпящий над учебником ко второму часу ночи. Никогда бы не подумала, что у меня найдется на него ответ. К тому же такой ужасный.

Узнавание наличия определенной породы в предмете может понадобиться, если, например, вы захотите с помощью свинца, который содержится в дешевых украшениях, сделать одну нехорошую вещь с конкурентом Земли на пост ректора… Ну, например, отравить.

Отчаянно и жестоко, но что мне оставалось? Данаката не победит с таким мощным конкурентом. А заставить Душного покинуть Академию, где он, кажется, провел всю жизнь, можно лишь по причинам здоровья. Точнее нездоровья.

Нет, я не такая ужасная – рассчитаю дозировку, и он не умрет… О нет, конечно, нет! Я бы не стала никогда никого не убивать. Это ужасно. Я… я не способна на такое. Даже немного стыдно в этом признаваться. Мне ведь всегда казалось, что ради своих целей я способна на все. Так и есть, но в этот список никогда не войдет убийство. Нет, нет, нет…

Я старалась не думать о том, как жестоко поступаю. Пыталась убедить себя, что ничего уж прямо такого плохого в этом нет. Аргументы были слабыми. Однако же я продолжала рыскать по комнатам в поисках украшений.

Хорошо, что были каникулы, и большинство жилищ пустовали. Не все. Пару раз я чуть не попалась, когда пескам засыпалась в очередную комнату, где сидела одна водная и пилила ногти. Она была так увлечена, что не заметила струйку движущегося песка. Да и я тоже растяпа. Увидела ее лишь когда просыпалась на половину. Но вовремя опомнилась. И со следующими комнатами действовала осторожнее.

Я сновала всего час, но сил ушло столько, словно я весь день таскалась за украшениями. Затем вернулась в свою комнату. Наверное, в сентябре я бы сразу легла спать – такой вымотанной себя чувствовала бы. Но за семестр я поднатаскалась в искусстве оборачивания в стихию. Так что сейчас я хоть и ощущала слабость, но с ног не валилась.

Выгрузив на стол все, что добыла, я грузно опустилась на стул, и уставилась на эту кучу. Я бы вернула все украшения их хозяйкам, если бы трудилась запомнить, какое у кого забрала. Но у тех, кому они принадлежали, других украшений было, как правило, так много, что они наверняка не заметят пропажи парочки сережек, или дурацкой подвески.

У одной девчонки, любительницы сэкономить на некачественной бижутерии, я стащила несколько колец, тяжеленное колье в виде уродливого цветка, и огромные сережки. Но даже их я возвращать не собиралась – перерыла такую огромную кучу в той комнате, что пропажи этих сережек владелица уж точно не заметит. Кажется, я видела их у одной воздушной. Они так уродливо оттягивали мочки, что, украв их, я, можно сказать, одолжение ей сделала. Взяв их в руки, я сосредоточилась на свинце, который в них находился.

Недобросовестные производители используют его в изделиях. А ведь у свинца масса негативных последствий для человека: ухудшение когнитивных способностей, сна и памяти, снижение концентрации внимания. А еще он вызывает анемию, гипертензию и ужасно влияет на иммунную и репродуктивное системы – но это при большой дозировке в течение длительного времени. Не мой случай.

Мой – это месяц, причем с небольшой дозировкой. Совсем крохотной. Просто чтобы Душному, которому не повезло быть слишком хорошим кандидатом на пост ректора, пришлось чуть помучиться ночами без сна и забыть, кто его на это обрек. Ну и поехать домой отдыхать. Какое тут ректорство?

Прикрыв глаза, я чувствовала, как свинец начинает отзываться на мои просьбы. Мучительно долго. Я давно в таком не практиковалась. Как сдала зачет… или экзамен? Короче, как сдала этот предмет, так больше подобным не занималась. Кто же мог подумать, что этот навык мне пригодится?

Самым важным тут было вовремя остановиться. Если прогадаешь – порода, которую притягивают твои пальцы, заползет тебе прямо под кожу. Опасно. Особенно когда это токсичный свинец. Скорее всего сама я с ним не справлюсь: пока буду вытягивать частички из одной руки, свинец глубже войдет во вторую. А после такого обращаться за помощью плохая идея – это вызовет вопросы, ответы на которые я дать просто не могу.

Но даже размышляя над всем этим, я не прогадала мгновение. Едва почувствовала, как свинец коснулся пальца, резко оборвала нашу связь. Глянула на результат. Ничего не поняла. Тогда положила сережку на стол, и еще на мгновение приказала свинцу податься ко мне. Тогда он серой пылью вышел из украшения на стол – словно сережка чихнула. Я улыбнулась и приступила к следующей.

К обеду я провалилась в сон. Вообще-то мне хотелось к этому времени закончить. Но, как всегда, я себя немного переоценила. Да, с учебой в Академии мои силы росли и крепчали. Но все еще имели пределы.

Уснула я прямо за столом. Хорошо хоть до этого додумалась смахивать свинец в пакетик. Иначе бы, пока спала, весь его вдохнула, и сама отравилась. Как же это было бы тупо.

Я очнулась, уже когда было темно. Конечно, для января это не такой поздний час. Но глянув на часы, я стукнула кулаком по столу – столько времени потеряла! Впрочем, злиться на себя по-настоящему я не могла. Сил прибавилось, и с оставшимися украшениями процесс пошел быстрее.

Покончив с ними, я спрятала все улики, чтобы потом их закопать. Затем достала один из подарков, который обнаружила под дверью в первый день года. Конфеты в ячейках с цифрами. Если бы я ела сладкое, то уже должна была съесть двадцать две штуки. Но все конфеты были целыми. Не выкидывала я их лишь потому, что руки не доходили. Я не собиралась их передаривать – это тупо.

Но разве мне впервой уступать своим принципам? Да и передаривать подарки, из всех моральных кодексов, которые я нарушила сегодня – самый незначительный.

Я аккуратно распаковала коробку. Интересно, стоит ли мыть руки перед тем, как брать конфеты? Или не важно, насколько они грязные, если я собираюсь затягивать в конфеты свинец?

Недолго думая, я вытерла руки о штаны, и вытащила все тридцать конфет. Немного помучилась совестью, но вскоре затолкла ее в дальний уголок сознания, и, набрав на палец свинцовую пыль, прикоснулась к конфете. Один миг – и «присыпка» оказалась внутри.

Нет, какая же я все-таки мразь.

Справившись со всеми конфетами, я аккуратно сложила их обратно. Потом вытянула руки с коробкой и всмотрелась в нее. Ну как новенькая.

Снова обессиленная, ведь такая ювелирная работа требовала большого сосредоточия, я поднялась со стула. Меня повело – ноги затекли, да и сонливость вернулась. Я тут же выровнялась, но коробка выпала из рук.

Зашипев проклятия, я нагнулась, чтобы поднять ее. Уголки не сбились – это хорошо.

Только вот осматривая коробку, я увидела кое-что, из-за чего могла страшно оплошать. На обратной стороне коробки была записка со словами: «На случай, если ты снова соврала».

Отодрав ее, я взяла коробку подмышку и пошла к двери. Нужно поторопиться, если хочу застать Душного за ужином в столовой.

Надо будет объяснить ему, что такие конфеты едятся по одной в один день на протяжении месяца. Мне ведь не нужна преждевременная интоксикация. Пусть она будет медленной, но такой, что через месяц Душному все же придется уехать из Академии отдохнуть, полечиться. Это лучший вариант и для него, и для меня.

Глубоко вдохнув и выдохнув, я открыла дверь и шагнула за порог.

Глава 13

Кира

В первый день после каникул столовая показалась Кире в тысячу раз более шумной, чем в любой другой учебный день. За эти три недели она хорошо отдохнула. В смысле от людей. Но за несколько минут в столовой эффект словно бы исчез.

С недовольным лицом Кира невидящим взглядом смотрела в противоположную стену. Между ней и глазами была толпа студентов, десятки столов, сотни стульев. Так что как бы Кира ни старалась, а она этого не делала, до стены ее взгляд так и не добегал.

То, что время стояло обеденное было понятно лишь по тому, что горячих блюд предлагалось больше, чем выпечки. А так с утра и до вечера свет, который попадал сюда с улицы, был примерно одинаковым: тусклым, серым, короче, таким, что Кире хотелось заплакать от тоски. А ведь, по идее, в первый день семестра, она должна полниться силами.

По привычке выхватив из толпы рыжую макушку, Кира тут же отвернулась. Но теперь не от смущения. Мысли о том, что сказал Лео, когда они виделись в последний раз, досаждали ей последние три недели. Интересно, догадывался ли он, на какие муки ее обрел? Даже будь эти мысли приятными, к сегодня они бы осточертели Кире настолько, что она бы их возненавидела. Так что, изначально неприятные, сейчас они ее просто убивали.

Ковыряясь вилкой в каше, Кира смотрела то на нее, то в окно. Истоптанный снег больше не казался красивым. Но это Кира узнала, еще когда шла в столовую. Сейчас же стекла запотели, поэтому вид за ними лишь угадывался.

Кира продолжила бы думать о том, как ненавидит зиму, пускай в это время года она родилась. Но тут вдруг протарахтело что-то совсем близко к ней и, вздрогнув, Кира резко обернулась. Теперь, прищурившись, и стиснув ладонями край стола, она смотрела прямо в искрящиеся ярко-зеленые глаза Лео. И как они могут так переливаться в этом тусклом помещении?

– Ты уже определилась с выборочными предметами на этот семестр?

От его наглости у Киры отняло дар речи. Единственное, что она сумела выдавить, это:

– Что?..

– Я спрашиваю: знаешь ли ты, на какие выборочные предметы будешь ходить в этом семестре?

Кира прекрасно его услышала. А спросить хотела «что ты здесь забыл?»

Или из них двоих только Кира думала, что расстались они не на приятной ноте?

Еще несколько секунд вглядываясь в глаза Лео, Кира поняла, что не ошиблась. Она поджала губы и покачала головой. Имела в виду «я не понимаю, зачем ты сюда сел». Но Лео, конечно, понял все иначе, и сказал:

– Отлично! Тогда у меня к тебе предложение, от которого невозможно отказаться.

Нет, он правда думает, что Кира просто возьмет и забудет все, что он ей наговорил? То есть, конечно, среди его слов были приятные. Про то, какой замечательной он ее считает и все такое. Просто не стоило подавать их через сравнение с остальными земляными. Словно будь Кира любой другой стихии, с присущими ей качествами она была бы обычной, а так – уникальная, ведь среди земляных больше таких нет. Что за бред?

– Может, ты молчишь, – продолжал Лео с завидным энтузиазмом. – Но я знаю, что тебе не терпится спросить, о каком таком завидном предложении я говорю… Ведь так?

Кира поняла, что у нее больше нет сил молчать. Она перестала сжимать стол, который уже должен был запищать от силы, которую Кира к нему прикладывала. Затем она заправила за уши волосы, которые выбились из полухвоста, и сказала:

– Какого черта?

Пару секунд Лео хлопал глазами – явно не понимал, что сделал не так. То есть сегодня он и правда пока еще не провинился. Пока. Но Кира все еще ждала извинений. Хотя что уж там – ничего она не ждала. Просто знала: Лео не собирается этого делать.

Впрочем, она раньше думала, что он не собирается с ней больше разговаривать. И сама не собиралась.

– Не понял, – честно ответил Лео.

– Я спрашиваю, – начала Кира, приподнявшись, чтобы нависнуть корпусом над столом, то есть быть лицом ближе к Лео. – Я спрашиваю какого черта тебе от меня надо?

Если доселе Лео просто не понимал, что происходит, то теперь он хмурился.

– Я что-то…

Тут он умолк, словно бы вспомнив, что уже спрашивал у Киры «что я не так сказал?» И что ответ получил вразумительный.

Заметив, что Лео призадумался, Кира медленно опустилась на стул, и снова вцепилась руками в стол. Но теперь не для того, чтобы утолить свое желание хоть кому-нибудь сделать больно. А словно чтобы не сбежать. Так хотелось сделать это. Не ждать ответа Лео, боясь, что он будет не таким, каким Кире хочется его слышать. Он ведь может опять сказать что-то такое, из-за чего Кира снова три недели будет ночами глядеть в потолок, сложив руки поверх одеяла.

В целом, примерно то же он и сказал. Но бодрствовать ночами Кира в ближайший месяц теперь предстояло из-за противоположных эмоций.

– А, ну да, – сказал Лео, явно просто для того, чтобы решиться на главное. – Наверное, мне стоит…

Пока он молчал, Кира от счастья упала до смятения, а потом вернулась к равнодушию. Когда ее лицо перестало что-либо выражать, Лео потянулся к ее ладоням, которые так и сжимали стол, и сказал:

– Я был не прав… не совсем прав. Извини.

Ладони Киры он так и не коснулся. Едва он дотянулся до нее, Кира спрятала ладони под стол. Теперь пришел черед Лео недоумевать, а Киры – решать, сколько он будет это делать.

Она предпочла мучить его дольше, чем он ее. Чуть склонив голову, Кира смотрела, как Лео потихоньку забирает свою руку. Чем больше времени проходило, тем более суровым становилось его лицо.

Когда он был за секунду до того, как стукнуть кулаком по столу, вскочить и унестись прочь, Кира сказала:

– Извинения приняты.

Брови Лео поднялись. Кира и сама удивилась, что ей удалось так легко его простить. Казалось бы: ущерб нанесен репутации Земли. Такое прощать нельзя.

Но еще в минуты, когда Лео говорил все те вещи про ее стихию, в глубине души Кира понимала, что простит его. Кроме того, что он оскорблял Землю, он еще и сомневался в том, что она такая уж плохая. Он больше не думал о ней категорично. Это ли не победа?

Чтобы Лео понял, что Кира говорила искренне, она улыбнулась. Едва заметно – чтобы не разбаловать. Затем сказала:

– Так что за предложение?

– Предлагаю тебе записаться на «Способы контроля».

Кира нахмурилась.

– Это же предмет для Огня.

– Он для всех стихий. Просто Огню он более… актуален.

Замолкнув, Лео вгляделся в Киру. Она думала, что он еще не все сказал. Просто пока что предложение не походило на то, «от которого невозможно отказаться». Но Лео молчал. Его рука снова была на столе, но он больше не тянулся к Кире. Просто опирался предплечьем, чтобы чуть нависать над столом. На фоне светлой столешницы рукав его кофты был настолько темным, что как будто вбирал в себя свет.

С чувством ужасного разочарования Кира прождала еще дюжину секунд, и, убедившись, что на этом и правда все, сказала:

– Предложение отклоняется.

Тут же она отвернулась и поднялась, чтобы уйти. Грустить будет там, где он ее не увидит.

А ведь Кира уже обрадовалась его извинениям. С таким началом под предложением можно было понимать как минимум предложение руки и сердца.

Но, уже шагнув, Кира почувствовала, как Лео схватил ее за запястье. Тогда она остановилась, но пока не оборачивалась. Кире нравилось, что на них поглядывают. Но больше того ей нравилось, что Лео на это все равно.

На самом деле Кира просто не понимала, какое решение принять – смилостивиться и дослушать, или заставить его догонять? Решив, что последнее, скорее всего, не случится, Кира обернулась.

– Что еще?

Лео попытался скрыть улыбку, но у него не получилось.

– Сядь, – сказал он.

Кире очень не хотелось его слушаться, но она все же сделала это. Села, но принялась стучать пальцами по столу, словно бы намекая, что она очень спешит.

– Это не все, – сказал Лео.

– Я слушаю, – ответила Кира, стараясь звучать так, словно бы ей совсем неинтересно.

Хотя еще с улыбки Лео она почувствовала, как ее распирает от нетерпения. Он явно имел в виду гораздо больше, чем сказал. Осталось, чтобы он все-таки договорил – иначе Кира просто изойдет от нетерпения.

– Дай свою руку, – сказал Лео.

Кира тут же послушалась, отчего-то решив, что это часть предложения. Но Лео просто стал мять ее ладонь своими. Прежде, чем Кира успела возмутиться, он сказал:

– Если ты запишешься в группу этого предмета, то я посвящу тебя в еще одно… гораздо более интересное сообщество.

Он умолк. И снова Кира почувствовала, будто он хочет сказать что-то еще, хотя на самом деле Лео закончил. Только на это раз Кира молчала достаточно, чтобы тишину разорвал он:

– Так что? Принимаешь предложение?

Кира поджала губы. Вместе с тем она хотела вернуть себе ладонь, потому что массаж рук, хоть и был едва ощутим физически, думать мешал изрядно. Однако, дернув на себя руку, она обнаружила, что Лео не собирается ее отпускать.

– Я не знаю, – сказала Кира. – Слишком мало информации.

– Это все, чем я могу тебя снабдить.

– Вот как?

Кира вскинула брови и снова попыталась высвободить руку. Снова безуспешно.

– Зачем мне записываться на предмет, который мне, по сути, не нужен? Земля самая спокойная стихия. Какой смысл учиться ее сдерживать?

– Не хочешь, как хочешь, – сказал Лео.

Затем он отпустил ладонь Киры, и она едва подавила желание податься к нему, чтобы их руки снова соприкасались. Хотя доселе так стремилась их разорвать.

– Просто поверь: ты об этом не пожалеешь.

Кира не успела придумать, что ответить. Хотя Лео медлил – долго смотрел на нее после своих слов, долго поднимался, долго уходил. Даже обернулся несколько раз, что было уже просто забавно. Кира и улыбнулась. Но едва Лео перестал ее видеть, посмурнела.

Ну и что это было?

Непонятное предложение с непонятными условиями и еще более непонятной пользой. По крайней мере от предмета, на который Лео просил ее записаться, никакого толку Кире не будет. Разве что на нем она будет отдыхать от остальных занятий… А, впрочем, это не так уж плохо.

В задумчивости Кира поднялась со стола. Сгребла посуду и отнесла ее. Затем остановилась, вглядываясь в толпу. Все вели себя как обычно. Огненные в том числе. Не желая, но все же отыскав среди них друзей Лео, к которым он как раз успел подойти, Кира вглядывалась в них достаточно долго, чтобы они ее заметили.

Первым Киру увидел Отас. Когда их взгляды пересеклись, он прищурился, словно желая убедиться, кто именно позволяет себе так долго пялиться на него. Отас нахмурился и, качнув головой, что-то произнес. Разумеется, Кира не слышала его, да и вряд ли Отас на это рассчитывал. Он тут же дернул Лео за рукав, но тот, увлеченный разговором со Старкой, не сразу обратил на него внимания. Однако, настойчивости Отасу хватало, поэтому уже через несколько секунд, он кивнул на Киру.

Кире хотелось выведать хоть какую-то дополнительную информацию о странном предложении Лео. Однако, спрашивать напрямую не собиралась, чтобы не показывать заинтересованность. Так что она просто стояла и ждала, вглядываясь в них.

Словно бы по просьбе Отаса Лео глянул на Киру. Его взгляд был непроницаемым. Но он улыбнулся и кивнул, когда снова посмотрел на Отаса. Тот испугался. Испугался! В самом деле.

Развернувшись, Кира пошла к выходу из столовой. Она не знала, о чем они говорили, не была уверена, что смотрели и правда на нее – может, они обсуждали кого-то более интересного, кто стоял у нее за спиной?

Однако, шагая по мерзкому талому снегу по направлению к учебному корпусу, Кира точно знала, какой предмет выберет.

***

Кира еще десять раз подумала бы, так уж ей хочется досадить огненным, если бы знала, что «Способы контроля» поставят последней парой в субботу. Кажется, больше ни одна живая душа не занималась в этот час. Время с полшестого до семи в субботу вечером было самым умиротворенным. Закончилась учебная неделя, а впереди ждал единственный выходной.

Но суббота ни в первом, ни в этом семестре не была сильно загруженной. У Киры в расписание стояли первая пара и… последняя. С разницей почти в десять часов. И хотя лучше так, чем если бы заняты были все пары с первой по последнюю, Кира ужасалась, что придется всю субботу жить в ожидании последнего занятия, а не расслабиться, предвкушая выходной.

Жилой корпус кишел народом. Несмотря на это там было уютно. По крайней мере так казалось Кире, которой предстояло тащиться по снежной слякоти до учебного корпуса. А там взбираться на пятый этаж.

Хотя учебный корпус был раза в два больше жилого, он еще и высился на этаж. Просто аудитории, особенно для практических занятий, занимали огромные площади. Их было много, потому что на практику студентов делили маленькими группами. Иногда даже по знакам, то есть человек по десять. Так что помещений требовалось немало.

На четвертом этаже Кира остановилась, хотя опаздывала. Просто хотела унять стук сердца, перед тем как зайти в аудиторию. Хотя опаздывать Кира ненавидела. Кажется, за весь первый семестр она опоздала всего единожды.

Однако, еще больше она ненавидела показывать себя огненным не в лучшем свете. Наверняка их на занятии будет больше всего. Так что не стоит вваливаться в аудиторию с жуткой отдышкой после подъема на пятый этаж. Этого им хватит, чтобы издеваться на ней весь семестр.

Часов Кира не носила, так что ей не на что было тревожно поглядывать. Поэтому она надеялась, что, может, еще не опоздает. Осмотревшись, Кира не нашла часов и в коридоре. Да и с чего бы они здесь были? Коридор казался пустынным. Если бы не свет огня, который разлился по стенам, коридор был бы еще и жутким. Пара закрытых дверей на обеих сторонах, и огромное окно в торце, зияющее темнотой февральской ночи.

Вдохнув-выдохнув, Кира собралась и, взобравшись по лестнице, добралась наконец-то до нужной аудитории. Сперва она постучалась, поэтому, когда зашла, взгляды присутствующих приковались к ней.

Аудитория была меньше, чем многие другие. Видно, здесь проводили лишь лекционные занятие для маленьких групп. Наверняка позже, когда начнется практическая часть уроков, они перейдут в другое помещение. Но пока, хотя студентов было немного, аудитория казалась переполненной.

Кира думала незаметно прокрасться на последнюю парту, чтобы не привлекать внимания. Не хотелось, чтобы новая преподавательница запомнила ее, как ту самую студентку, которая опоздала на первую пару.

Однако, Кира замерла, едва развернулась после того, как закрыла за собой дверь.

С ужасом она осознала, что ошиблась. Огненных в аудитории было не больше всего. Огненными здесь были абсолютно ВСЕ.

Они смотрели на нее, кто с удивлением, кто веселясь. Дверь в аудиторию находилась напротив преподавателя, то есть за спинами студентов, так что они развернулись на шум. И все не отворачивались. Под их взглядами Кира не могла шевелиться – так опешила.

Вот дура. Это просто обман. Подстава. Ловушка. Лео подтрунивал над ней. Мял ладошку и мурлыкал на ухо, понимая, что взять Киру на понт – лучший способ убедить ее что-то сделать.

Особенно если это что-то такое дурацкое, как записаться на предмет, в котором земляные не нуждаются.

Интересно, можно ли поменять выборочный предмет, если занятия уже начались? И куда обращаться? К ректору, что ли?.. Ну все, тогда это полная катастрофа. Кира у ректора не на лучшем счету, так что вряд ли он пойдет ей на уступки. Да и раз это проказа Лео, то вряд ли папочка будет мешать сыночку.

Нет, выхода у Киры нет. Только оставаться здесь еще полтора часа. И так каждую субботу ближайшие нескольких месяцев.

Она хотела пискнуть, что извиняется за опоздание. Но ощутив, что на внятную речь сейчас не способна, Кира просто кивнула непонятно кому, и заняла последнюю парту ближайшего ряда. Затем пригладила волосы и приложила ладони к щекам, чтобы понять, как сильно те пылают. Наблюдение было неутешительным, но Кира постаралась забыть о нем, уставившись на преподавательницу, но пока что не воспринимая ее речь.

На миг забывшись, Кира хотела отыскать взглядом Лео, как делала всегда, когда попадала в помещение, где он мог находиться. Но, к счастью, вовремя спохватилась. Какой смысл смотреть, если Кира прекрасно понимала, каким будет его лицо? Насмешливое, надменное, нахальное, напыщенное, на… короче, неприятное, с эмоцией, которая начинается с «на».

Краем глаза Кира уловила, что он сидит не так далеко от нее – в паре парт спереди и немного справа, ближе к окнам. Хотя эта информация была бесполезной. Не будет она на него смотреть. Зачем умножать его удовольствие от проделки своим взглядом загнанной в угол антилопы?

Раньше Кира думала, что быстро находит Лео в толпе из-за цвета волос. Но оказалось, что мигом его отыскивает даже в толпе таких же рыжих. Удивительно.

Рыжей была даже преподавательница. Кира раньше ее не видела, даже в коридорах Академии и столовой. Ясно, что занятий у Киры она не вела, ведь была огненной, как и все здесь. Как и каждый, черт возьми, человек в этом помещении…

Чтобы не разрыдаться, Кира решила больше об этом не думать. Ну, хотя бы попытаться. Сосредоточиться на занятии и не переживать о том, какая же она дура, раз решила… Ладно, достаточно.

Судя по надписи на доске, преподавательницу звали Сесиль. Стрелец. На самом деле Кире мало что говорил знак огненного. Она всех их считала неадекватными придурками. Хотя награждать таким званием эту милую бабулю Кире не хотелось. Пока.

Тонкие волосы Сесиль казались совсем светлыми, почти желтыми. Из-за пышного начеса их было словно больше, чем на самом деле. А еще она была низкой – как для Огня, так вообще катастрофически маленькой. Однако, миниатюрность не мешала ей держать дисциплину. Либо все студенты к вечеру субботы уже так утомились, что на баловство у них просто не было сил.

Сесиль с энтузиазмом рассказывала о предмете неожиданно мощным голосом, как для ее телосложения. Было почти что. Однако, Кире быстро надоело наблюдать за ней, и она стала блуждать взглядом по классу, нарочно избегая ряда парт у окон.

– На вашу силу влияет абсолютно все, – говорила Сесиль. – В особенности, что часто недооценивают, ваше физическое воплощение, ваше тело. Выспались ли вы, как себя чувствуете, что ели, что пили, какое настроение… ну и так далее. Да, даже пища. Есть даже специальные продукты, которые помогают… как бы сказать? Увеличить вашу силу… Да, Отас, типа виагры. Механизм работы похожий. О таких продуктах мы будем говорить чуть позже. Сперва давайте вспомним о настроении. Вспомните, как легко поддается огонь, когда вы, например, злы. Кажется, он словно бы горячее… Да? Знакомо? Ну или какой он неспокойный, когда не спокойны вы. Или, может, когда вам грустно, кажется, что более мокрой и оттого тяжелой не только буквально, но и в управлении, становится Земля. Я правду говорю?

С последними словами Сесиль посмотрела прямо в глаза Киры, хотя та думала, что преподавательница ее забыла. В другой раз она бы закивала с видом старательной ученицы. Но сейчас Кире было плевать на оценки. Она не собиралась посещать этот предмет. Выберет другой. Ну или если это будет невозможно, просто перестанет ходить на способы контроля. А что ей терять? Круглой отличницей ей больше не быть. Так что можно больше не париться, и пропускать то, что душе не угодно. Что теперь зря себя насиловать?

Получив от Киры лишь едва заметный кивок, Сесиль продолжила рассказывать о физиологии силы.

Кира вдруг почувствовала, что от слов Сесиль ей стало лучше… Пожалуй даже хорошо. Получается, Сесиль не намерена презирать и игнорировать Киру? Иначе зачем вспомнила про Землю, да еще в том же ключе, что и про Огонь? Она их не разделяет. Надо же.

Тогда Кира решила, что, кажется, встретила наконец-то огненную, которая не считает ее, земляную, хуже себя. А ведь речь о преподавателе и студенте. Конечно, такими и должны быть их отношения. Но ведь Кира знала – в Академии явственнее, чем где-либо, ощущается иерархия стихий. Пускай и многие закрывают на это глаза.

Нет, справедливая огненная – это просто удивительно. Но что еще удивительнее: позже выяснилось, что Кира в таком выводе относительно Сесиль не ошиблась.

Только бы не смотреть на Лео, Кира внимательно следила за Сесиль. А чуть позже поняла, что лекция ее затянула, так что не отвлекаться было совсем просто. Занятие не просто увлекло, оно Кире понравилась. Оказалось полезным даже для Земли, хотя по большей части, конечно, для Огня. Впрочем, Кире нравилась и возможность получить побольше знаний про стихию заклятых врагов.

Наверное, прошло уже полпары. Кира все еще не раздобыла часов, а по длине лучей ориентироваться было невозможно, потому что за окном стояла такая темнота, что, конечно, лучей не наблюдалось. В темени не было видно даже макушек деревьев. Хотя с тех пор, как выпал снег, ночи стали светлее. Впрочем, на сегодняшний вечер это не распространилось. Либо дело было в том, что Кира находилась на пятом этаже.

Прямо перед ней сидела огненная, с волосами, стянутыми в высокий хвост. Кира не заметила бы ее, если бы она вдруг не развернулась. Оказалось, что щеки у нее в веснушках. Она была бы красивой, если б так не кривилась.

– На, – сказала она и швырнула что-то Кире на парту.

Первым желанием Киры было сунуться под парту, зажмуриться и закрыть уши. От огненных, которые смотрят на нее с таким презрением, она ожидала чего угодно плохого, но не клочок бумажки.

– Что это? – спросила Кира, не торопясь касаться листка.

Но когда она подняла голову, огненная уже отвернулась.

Тогда Кира решила, что вряд ли бумажка сделает ей что-то плохое. Но сперва она коснулась ее лишь на мгновение. Вдруг та окажется ужасно горячей? Огненные вполне способны на такую пакость.

Однако, бумажка была… обычной. Впрочем, не совсем. Развернув ее, Кира поняла, что это записка.

«Прошел уже час, как мы в одном помещении, а ты ни разу на меня не посмотрела. Это на тебя не похоже, ведь так?»

То, что записка от Лео, Кира не сомневалась. Это точно его кривой почерк. Кира уже где-то видела его, а где – вспомнить не могла.

Едва осознав слова записки, Кира фыркнула. Какое высокомерие! Хотя ничего удивительного. Как будто она доселе не знала, что Лео именно такой. Высокомерный, пакостливый, льстивый… Его можно описать еще кучей прилагательных, но лучше всего подойдет одно существительное – идиот.

Решив, что не будет унижаться ответом, Кира скомкала записку и щелчком отправила ее куда-то под парту. Ей даже не было совестно мусорить. Хотелось, чтобы Лео видел, как Кира обошлась с его посланием. Но она не собиралась смотреть на него, чтобы проверить так ли это. Еще чего.

Следующая записка пришла почти сразу. Кажется, Лео все же заметил, как Кира обошлась с предыдущей. Ее передала та же огненная, и Кире, к своему неудовольствию, не терпелось узнать, что Лео написал.

«Молчание знак согласия».

Кира фыркнула громче, чем в первый раз, отчего огненная обернулась посмотреть, что за лошадь сидит за ней. Но Кира этого не заметила. Как и того, что тут же принялась строчить ответ на том же листочке.

«Прости, я просто не замечала, что ты тоже тут. А что? Так жаждешь моего внимания?»

Толкнув огненную, Кира сунула ей записку. Та не была в восторге от переписки, но ничего не сказала и передала послание.

Подперев щеку кулаком, Кира принялась ждать. Теперь речь Сесиль показалась ей совсем не такой интересной, как в начале. Кира больше не могла на ней концентрироваться. То и дело поглядывала на огненную впереди, ожидая, когда же она передаст записку.

Даже когда ответа не было подозрительно долго, Кира не решалась смотреть на Лео. Хотя жутко хотелось. Что он удумал? Хочет видеть, как ей тут неуютно? Не дождется. Не потому, что Кира такая вредная. А потому, что ей на этой лекции уже вполне комфортно. Кто же мог подумать, что в Академии существует хотя бы одна огненная, от которой Киру не будет воротить? И что она окажется преподавателем этого странного предмета.

Ругая себя за это, но не в силах ничего с собой сделать, Кира достала из сумки огрызок какой-то бумажки и написала новое послание.

«Молчание знак согласия».

Передала ее, хотя огненная этого не одобрила. И принялась ждать.

Кире так сильно хотелось увидеть лицо Лео, когда он будет читать ее сообщение, что она долго решалась, но все же сдалась и посмотрела на него. Успела вовремя. Лео как раз с предвкушением тянулся к записке, которую ему передавала Старка, которая сидела позади него.

Прочитав ее, Лео широко улыбнулся, почти оскалился, но словно бы по-доброму. Хотя Кира так и не поняла как это возможно – скалиться по-доброму. Но долго она этим не озадачивалась. Лео вдруг посмотрел прямо на нее, таким простым действием выбив из головы Киры все мысли.

Позже она себя за это ругала, но сейчас подумала, что Лео как будто совсем не хотел ее обижать. И что всю эту затею с выборочным предметом устроил и правда для какого-то своего… безотказного предложения.

Кира кусала губу, думая, верить или не верить этому взгляду. Лео уже успел отвести глаза, написать записку, и передать ее. А Кира все не пришла к ответу.

«После занятия на крыше».

Прочитав это, Кира снова подняла взгляд на Лео. Но тот на нее уже не смотрел.

Эту записку она тоже скомкала и выкинула. Но, конечно, запомнила ее нехитрое содержание. И до конца пары так и не сумела сосредоточиться на лекции. Хотя там было, что послушать.

Терпеть предстояло не так долго. Уже через двадцать минут Сесиль поблагодарила за внимание и объявила конец лекции. Студенты принялись подниматься с мест и покидать аудиторию, грохоча стульями и шаркая ногами. Кира сидела. Ждала.

Едва зайдя сюда, она думала, что выбежит из аудитории, как только занятие закончится. Однако теперь ей было интересно, что удумал Лео. Да и смотреть на него теперь можно было официально – он ведь уже перехватил ее взгляд.

Лео, кажется, тоже интересовался планами Киры. Поглядывал на нее, не спеша покидать аудиторию. Однако, хоть и тянул время, но поднялся вместе со своими друзьями, и последовал за ними на выход.

Когда проходил мимо Киры, провел ладонью по ее парте. Кира так и не поняла, как такой простой жест передал сразу уйму слов: идем, поторапливайся, я жду, вставай, пошевеливайся. Но она их считала. Ответа не дала. Да и как это сделать, если Лео уже скрылся за дверью?

Отвлекшись, Кира поняла, что в аудитории почти не осталось студентов. Сесиль с интересом на нее поглядывала и улыбалась, призывая подойти. В любой другой раз Кира сделала бы это. Но сейчас у нее были другие дела. Например, поиск выхода на крышу.

Все это звучало… точнее писалось очень странно. Что Лео забыл на крыше? Как туда пробраться? Зачем это делать?.. Да, Кира, зачем тебе это делать?

Последний вопрос звучал в ее голове, когда Кира, добравшись до лестницы, прислушивалась к голосам, которые доносились с верхнего пролета.

Она стояла в теперь уже пустом коридоре, который, однако, из-за голосов не ощущался пустынным. Никто не видел, как Кира стоит и решается, поэтому она позволила себе подумать подольше. Все равно Лео ее дождется – иначе бы не писал записку. Так что грех не помучить его ожиданием подольше.

На крыше будет холодно. Темно. Ветрено. Опасно. Неуютно.

А еще там будет Лео и, как Кира надеялась, пояснения о группе, в которую он хочет ее втянуть.

Уяснив, что стоит в тишине, Кира поторопилась. Может, ее не будет никто ждать. А узнать этот секретик Лео очень хочется. Обидно только, что знает его явно больше людей, чем они двое. Впрочем, Кира уже давно поняла: без своих друзей Лео почти ничего не делает.

Она пробежала лестничный пролет, свернула, прошла небольшой узкий коридор и очутилась у лестницы из перекладин, которая венчалась открытым люком. Оттуда дуло настолько холодным воздухом, что Кира почти решилась отказаться от затеи. Но вспомнив, что наверху ее ждут огненные – горячие ребята в прямом смысле слова – вцепилась в перекладины и полезла на крышу.

Подол сарафана то и дело цеплялся за носки, но Кира добралась до крыши, не увечив ни себя, ни сарафан. Наверное, потому, что лестница тянулась меньше, чем на два метра.

На крыше и правда было ветрено, холодно и неуютно. Зато темно не было. Едва Кира выровнялась, отряхивая юбку от снега, который налип, пока она вылезала из люка, как ей под ноги скользнула огненная линия. Кира отшатнулась, едва не свалившись обратно в люк. Но тут же поняла, что змейка не опалит. Она здесь, чтобы подсветить Кире путь. Хотя та уже по голосам поняла, куда идти.

Ступать за змейкой было приятно. Она вмиг растопила снег и нагрела пол. Так что Кире словно бы не так холодно стало, хотя морозил в основном ветер.

Кира шла, пытаясь распознать силуэты у противоположного края крыши. Пятеро. Огненные. Кира сразу поняла, что это Лео с компанией, но до последнего хотела верить, что ей кажется.

Когда она подошла вместе с ними к краю крыши, никто ничего не сказал. Но Кира не могла не заметить оценивающие, как правило, нелестные взгляды, которыми ее забросали огненные.

Едва она подошла, Киру по новой забила дрожь. Но не от холодных взглядов. Просто змейка, которая вела ее сюда, подсвечивая путь и согревая, свернула налево и, взобравшись по ноге Лео через плечо к его ладони, потухла, едва он сжал кулак.

Кира хотела перехватить его взгляд, но он смотрел лишь вниз, в темноту, которая стояла за задним фасадом учебного корпуса.

– Зачем мы здесь? – спросил Отас.

Кира жутко хотела сделать то же самое, но не решалась. Она лишь нерешительно поглядывала на Лео.

– Так короче, чем через первый этаж, – сказал он.

Вместе с ним заговорила Селия:

– Чтобы посвятить новобранцев.

– Во что посвятить?

Все глянули на Киру, и она осознала, что последние слова принадлежали ей. Хотя звучали уж слишком высоко и тревожно. Она пожалела, что задала этот вопрос. Особенно когда не получила ответ. Все промолчали. Жуть какая. Более неловкая ситуация, чем когда никто не ответил на твой вопрос, может случиться, лишь когда никто не посмеялся с твоей шутки.

Кира поджала губы и, шагнув к краю, глянула вниз. Тьма. Если бы они стояли у переднего фасада, то эту ужасную темноту разбавляли бы фонари с пучками огня, торчащие вдоль аллей. Но здесь темень стояла такая густая, что Кира боялась вытянуть руку, думая, что погрязнет в ней, едва коснется.

– Кто первый? – спросила Селия.

Из всех огненных эта раздражала Киру больше всего. Не злила, не выводила, не вызывала ненависть – именно что раздражала. Голос у нее был мерзкий, почти такой же высокий, как у Аски, но… да, Аска звучала приятнее. Надо же. Все познается в сравнении.

Кроме того, у Селии были омерзительные тонкие губы, такие же тонкие брови и волосы. Это все Кира увидела раньше. А сейчас, в темноте, она различала лишь блеск ее глаз, хотя Селия стояла к ней ближе остальных.

– Может, новенькая?

Кира отшатнулась от края. Шестым чувством она уже поняла, что все они тут хотят спуститься вниз с крыши просто… прыгнув. Однако, надеялась, что ошибается.

– Ладно, давайте я.

Это была Старка. Еще до того, как все успели посмотреть на нее, она шагнула в пропасть. Упала. Кира похлопала глазами. Но тут же различила в темноте вспышки огня. Одна, вторая, третья… Язычки пламени подхватывали Старку и уносили вперед и вниз. Надо же – огненные и так могут. Ясно теперь, как они преодолели этап воздушных в факультетских соревнованиях. В отличии от них, Кира высота боялась. Ладно, есть все-таки минус в том, чтобы быть земляной – этот неоправданно сильный страх высоты.

Кира следила за Селией и ее язычками пламени так пристально, с округлыми глазами, что не заметила, как прыгнул Отас. Вспышек стало в два раза больше. А те, по которым шагал Отас, были еще и в два раза шире. Кира улыбнулась. Впрочем, долго она не веселилась. За Отасом прыгнул Лу. А потом она услышала:

– Кира?

Имя из уст Селии вышло словно ругательство. Кира не ответила, делая вид, что не понимает, о чем речь. У нее коленки тряслись уже от того, что она так близко стояла к краю. Дурно становилось просто от мысли… прыгнуть. С пятого этажа. Прыгнуть. Ну что за ужас? Она не огненная – пламя ее не подхватит. А земля на такое не способна.

Затем Кира вздрогнула, почувствовав на лопатке ладонь Селии. По идее это был жест поддержки. Но ощущался так, словно Селия хотела Киру прихлопнуть.

– Боишься? – спросила она, наверняка ощущая, как Кира дрожит.

– Отстань от нее, мы вместе прыгнем.

Кира обернула на Лео, едва не до слез радуясь его словам. Однако, он на нее не смотрел. В темноте, которую лишь кое-как прорезал свет луны, Кира видела, как ветер дергает его за волосы. То же самое он делал с юбкой Киры, но не с одеждой огненных. Та облегала их, словно шкура змей. Такая же гладкая и такая же черная.

Селия и в прямом смысле на змеюку походила. Она шипела:

– Да ладно, пусть сама попробует.

Кира уже хотела скинуть ее ладонь и отступить. Затем она хотела сказать что-нибудь остроумное – такое, что унизит Селию и рассмешит Лео. Да, так бы и произошло, если бы Кира располагала временем.

Но Селия вдруг толкнула ее. Да так сильно, словно не рукой, а ногой пнула. Кира вскинула руки, надеясь вернуть равновесие. Но это была жалкая попытка, и выглядела при ней Кира так глупо, что Селия хохотнула.

Она упала. Будь впереди хотя бы еще метр крыши, может, Кира успела бы сориентироваться и не сорваться вниз. Но она не думала, что Селия окажется настолько подлой, что просто… столкнет ее.

Кира не полетела с крыши – она просто ухнула. Летели огненные, которым помогал Огонь, единственная стихия, которая могла браться из ниоткуда, при условии, что в месте призыва для нее есть кислород. Еще летать или, как говорила Лола, парить, могли воздушные. Эту стихию не надо призывать – она сразу везде. Да и сами воздушные такие легкие, словно птички, что им не нужно прикладывать слишком много сил на парение. На третьем месте была Вода. Она могла подхватить в воздухе, вытянув из него влагу, но это не позволяло водным ни лететь, ни парить – они могли просто чуть мягче упасть.

Ну и на последнем месте по пригодности к полетам была Земля.

Возможностей у Киры было немного. Первая – разбиться. То есть, конечно, она бы не умерла. Наверное. Пятый этаж – это не так уж высоко. Кира сломала бы, верно, обе ноги. Или руку и ногу. Или обе руки и ногу. Или… Вариантов было много – но все неутешительные. Так что Кира решила выбрать что-нибудь другое.

Второе, что она могла сделать – это призвать Землю. Несмотря на то, что она укрыта снегом, то есть сдерживаема водой, Кира все же могла до нее достучаться. Она бы притянула Землю, чтобы упасть на нее, например, на уровне четвертого этажа. Но пока Земля поднимется, Кира будет уже на втором. Так что убиться еще вполне вероятно.

Тем не менее, Кира решила прибегнуть ко второму варианту. Все-таки первый ей нравился еще меньше. Она сгруппировалась и стиснула кулаки. Зажмурилась, словно чтобы не видеть свою смерть – но на самом деле чтобы из глаз не выбивало слезы.

Ветер хлестал нещадно. Даже на крыше он был неистовым. А теперь, когда Кира падала, ощущался как ураган. Словно неподалеку бушевал очень-очень злой воздушный.

Задний подол юбки летел вровень с головой. Но Киру это парило меньше всего. Все-таки зимой она одевала подштанники. Не хватало еще к куче своих проблем добавить цистит.

Земля слушалась катастрофически нехотя. Отчаяние затапливало, словно Кира прямо в него ныряла, а не по воздуху летела. Она готовилась к боли. Уже неважно на уровне какого этажа она столкнется с землей. Мучиться будет одинаково сильно.

Все эти мысли проносились в голове так же быстро, как Кира приближалась к земле. Точнее к снегу, который едва ли смягчит падение.

А потом вдруг стало тепло. Не горячо, не жарко, и не едва заметно приятно – а идеально тепло. Еще и не ярко, а светло, как от очага в темной комнате. И лишь открыв глаза, Кира поняла, что ее обхватил огонь. Он не пытался ее спалить или хотя бы обжечь. Он приятно обволакивал.

Потом Кира поняла, что уже не падает. То есть она все еще приближалась к земле, но теперь скорее спускалась. Еще несколько секунд, особенно приятных после первых мгновений полета, когда Киру охватил ужас, и она плавно опустилась на землю.

Встретившись со снегом, огонь с шипением затух. Кира еще несколько секунд сидела, обхватив колени и уткнувшись в них лицом. Она все ждала, когда наступит боль, но она не приходила. Потихоньку, словно щупая, ее касался лишь холод. Талый от огня снег пропитывал юбку, отчего та становилось все тяжелее. Но пока что Кира этого не ощущала. Сидела, не шевелясь, и единственная тяжесть, которую она чувствовала, была на сердце.

– Ударилась что ли?

Кира нехотя отвела лицо от коленей. Испугавшись, Кира едва владела конечностями. Они словно бы заиндевели, хотя вот же недавно их грел огонь. Кира чувствовала себя куклой, неспособной не только шевелиться, но и думать. Так что смотреть сейчас на других казалось ей чем-то ужасным. Однако, для Лео можно было сделать исключение.

Подняв голову, Кира увидела, что он уже стоит рядом. Спокойный. Но это было то спокойствие, скорее даже облегчение, которое приходит после шока.

Едва их взгляды пересеклись, Лео протянул руку.

– Этого не должно было произойти, – сказал он. – Прости. За Селию. Она неправа.

Поджав губы, Кира попробовала шевелить руками. Те слушались. Надеясь, что ее не подведут и ноги, Кира схватилась за ладонь Лео и поднялась с заснеженной земли.

– Почему ты за нее извиняешься? – сказала она, только бы Лео ничего у нее не спрашивал. – Это же Селия сделала. Пусть она и извиняется. Это ее вина.

Едва Кира поняла, что может держаться на ногах без посторонней помощи, отняла у Лео руку, и отступила на шаг. Словно бы не заметив этого, Лео пожал плечами и сказал:

– Мы одна команда. Сплоховал кто-то один, значит, не правы все мы. Победил один, значит, выиграли все мы.

Кира фыркнула и огляделась. Спорить, разумеется, не стала. А ведь она уже почти решила, что Лео умнее всей этой компашки… ну, не отморозков, но людей неприятных.

– Идем, – сказал Лео, заметив, что Кире не терпится куда-то деться.

Стоять в ночи в луже талого снега не нравилось ни ей, ни ему.

– Что ты задумал? – спросила Кира, когда они двинулись вперед, приближаясь к стихийному залу с бока. – Что за предложение? Что за группы? Что здесь вообще происходит?

Оказывается, у Лео тоже была дурацкая привычка отвечать лишь на последний вопрос. Хотя Кира говорила так сумбурно, что и сама не помнила, с чего начинала.

– Собрание отряда, – ответил Лео.

– Что?

Кира даже остановилась. Но Лео этого не сделал, поэтому она снова поспешила за ним. Когда они поравнялись, Лео сказал:

– Не задавай больше вопросов. Раздражает. Сейчас ты сама все поймешь.

На «раздражает» Кира хотела разразиться возмущением. Его, значит, вопросы раздражают? А как насчет нее? Может, ему интересно, что раздражает Киру? Точнее, что раздражает больше: падение с пятого этажа, пуская даже он ее спас, тупая компания тупых огненных, которых Лео почему-то называет друзьями, или мокрая юбка, которая не только холодила пятую точку, но и неприятно липла к ногам, мешая каждому шагу.

– Что такое? – спросил Лео, заметив ее недовольное лицо.

Он тут же замер. Кира по инерции сделала еще пару шагов, но остановилась, заметив, что Лео остался позади. Хорошо, что она успела в уме повторить список вещей, которые ее бесят. Сейчас как раз сможет без промедления их озвучить. Интересно, что Лео соберется с ними делать?

Однако, Кира не успела даже развернуться. Там, где юбка была самой мокрой и холодной, она вдруг ощутила касание. Непрошенное, но не сказать, что неприятное.

От негодования Кира хотела закричать. Но сумела выдавить лишь:

– Какого черта ты…

– Да у тебя вся юбка мокрая от снега, – пояснил Лео, словно Кира не могла это ощущать. – Я просто хотел ее немного… высушить.

Кира хотела сказать, какая же это дурацкая отмазка. Но за мгновение до этого осознала, что Лео не соврал. Ей становилось теплее не только потому, что чья-то горячая ладонь настойчиво сжимала самое пострадавшее от падения место ее тела. Но и потому что одежда перестала быть мокрой.

– Кажется, можно убирать руки, – процедила Кира, почувствовав, что ткань уже не сохнет, а нагревается.

– Думаешь? – спросил Лео уж больно озадаченным тоном.

– Думаю.

Тогда он наконец-то отнял ладонь и Кира глубоко вдохнула, кажется, впервые за все это время.

Затем они направились к стихийному залу. Кира смотрела под ноги, впрочем, не оступаться это не помогало. Но упасть она не успела. Уже через пару минут они обогнули здание стихийного зала и вышли к переднему фасаду.

У двери Лео остановился. Взялся за ручку и повернулся к Кире. Она едва успела затормозить. Думала, Лео откроет ей дверь, но вместо этого он, нахмурившись, заговорил:

– Я понимаю, что все это выглядит очень странно. Но, поверь, я… мы все предельно серьезны. И ты здесь не просто так. Ты здесь, потому что я тебе доверяю. Хотя остальные пока со мной не согласны, пройдет время, и они поймут, что я в тебе не ошибся. Так что у меня к тебе, кроме прочего, небольшая просьба: пожалуйста, потерпи немного все эти издевки. Ты же знаешь, как огненным тяжело сдерживаться.

Лео замолчал, но Кира не спешила отвечать. Она просто смотрела ему в глаза, думая, что сделать: умилиться, или послать к черту. Потом решила, что последнее не разумно, пока она находится если и не в логове огненных, но в месте, где их достаточно, чтобы поутру нашли лишь ее обугленный труп.

Да и ей все еще ничего не было понятно. Она потихоньку вспоминала все вопросы, которые хотела задать Лео, до того, как он… решил высушить ее одежду. Вопросы о том, что Лео задумал и про какой отряд говорил. К ним добавился еще один вопрос: причем здесь она, Кира?

Однако, взгляд Лео обещал, что ответы она получит. Так что Кира кивнула, хоть и не удержалась от поджатых губ. Лео кивнул в ответ и открыл дверь.

В стихийном зале не было ни одного предмета. Свет давал растекшийся по стенам огонь. Обычно он лежал узорами, но сегодня тот, кто его распределял, не думал о красоте.

Четверо огненных расселись в середине зала прямо на полу. Из-за его площади они казались крошечными, хотя все были выше Киры, а Лу был даже выше Лео.

Кира поняла, что ноги слушаются нехотя. Отчего-то она боялась. Что за глупое чувство? Лео ведь предупредил, что огненные не хотят в самом деле причинять ей вред. И что Кире нечего бояться, если рядом с ней Лео. Ну, последнего он не говорил. Кира сама сделала такой вывод, надеясь, что не поспешила.

Когда они зашли, все обернулись. Их лица были по-прежнему недовольными. Кира в который раз за вечер подумала, что не стоило во все это ввязываться. Как бы Лео себя сейчас с ней не вел, не стоило забывать, что он огненный. Опасный – некогда презиравший Землю до скрежета зубов.

Из этих мыслей Киру выдернуло легкое касание ладони Лео ее ладони. Можно было списать на случайность – они ведь двигались, шли к середине зала. Но отчего-то Кира была уверена: на самом деле Лео демонстративно хотел взять ее за руку, чтобы его друзья в который раз убедились, что, обижая Киру, они обижают и его.

Но Кира отшатнулась. Обняла себя руками, делая вид, что не поняла намека. И, так и не коснувшись Лео, добралась до огненных.

– Всем добрый вечер, – сказал Лео, усаживаясь.

Кира села рядом, но так, чтобы не касаться его.

Лео произнес это так претенциозно, что Отас хохотнул. Но не стал разводить комедию, ведь Старка шлепнула его по ноге. Она видела: Лео и без того трудно собраться с мыслями.

Кира могла зауважать ее хотя бы за то, что у нее есть власть над Отасом. Уже почти сделала это, но тут перехватила ее взгляд, что оказалось не так уж просто, ведь глаза Старки почти полностью закрывала челка. Взгляд был привычно высокомерным, сколько бы Кира не тянула улыбку. Старка отвернулась первой, кажется, хмыкнув. Тогда Кира поклялась, что больше не будет никому здесь улыбаться. Даже Лео. По крайней мере в ближайшее время. Она уже столько раз за сегодня попала в неловкое положение по его вине! Сколько можно?

Тем временем Лео продолжал не только нервничать, но и говорить:

– Вы, наверное, задаетесь сейчас вопросом, зачем я вас всех здесь собрал…

У Киры отлегло от сердца. Получается, не она одна не понимает, что здесь происходит. Что же, это… приятно.

– Как вы, надеюсь, заметили, в Академии с начала прошлого семестра творится какая-то… ерунда.

Никто не ответил, но Кира чувствовала: огненные согласны с Лео. Сама она не знала, что думать – все-таки это ее первый год в Академии.

– Ну так вот мне это не нравится. Вам, уверен, тоже.

– Про что конкретно ты говоришь? – спросила Селия.

В отличии от остальных она не сидела, а лежала. Смотрела в небо, которое едва ли своей темнотой отличалось от стен. Длинные волосы Селии растеклись по полу ярко-оранжевыми змеями. Судя по насыщенному, словно неестественному цвету, змеи были ядовитыми. Впрочем, Кира уже вкусила их яд, и больше приближаться к Селии не собиралась. Ее словно бы не интересовало происходящее. Но вопрос задал не кто-нибудь, а все же она.

Лео отчего-то медлил. Глянул на Киру, что она заметила краем глаза, ведь не смотрела на него. Слишком близко сидела – пришлось бы поворачивать голову.

На таком же расстоянии друг от друга сидели Отас и Старка. Осознав это, Кира чуть отодвинулась. А Лео тем временем заговорил:

– Измаранные символы в первый день учебы, победа Земли в факультетских соревнованиях, победа Земли в гонке факультетов первого семестра…

Осознав, наверное, что звучит как помешанный, Лео чуть сбавил громкость, но с прежним отчаянием продолжил:

– Я видел оценки земляных, они все слишком хороши, чтобы не быть подделанными.

Чем больше Кира слушала Лео, тем сильнее скручивало в узел ее внутренности. Так Лео ерундой считает то, что Земля наконец-то утерла нос огненным? Может, ему стоит поучиться принимать поражение, а не сидеть и рассказывать о том, как это несправедливо?

Возмутиться она не успела. Старка вдруг сказала:

– Ну и что же? Разве не могут земляные немного порадоваться? Уверена, в следующем году все вернется на круги своя. А оценки у них всегда были лучше всех.

Лео качнул головой.

– Одно дело, если бы они выделились в чем-то одном. Но, гляди, везде они. И как на счет испачканных символов факультетов? Помните? Практической ценности это не несло, следовательно, это было предупреждение. Знак. Предвестие того, что грядут перемены, что Земля взбунтуется.

Речь была пламенной. Кира едва не прониклась. Едва. Так-то все внутри нее бушевало. Ей претило сидеть тут и слушать все это. Но не мог ведь Лео позвать ее на это странное собрание просто для того, чтобы поиздеваться, ведь так? Ведь так?..

– Ну да, странно это все.

Кира глянула на Лу, самого молчаливого из собравшихся. Ну, кроме нее. Она так и не произнесла ни слова. Но ведь она земляная, неразговорчивая, а Лу – огненный.

– Вот и я о чем говорю! – воскликнул Лео и, успокоившись, добавил полушепотом: – Да и если вы не заметили, репутация у Огня уже не та.

Уверенная, что народ начнет бурно это отрицать, и высокомерно на нее поглядывать, Кира приготовилась сдерживаться – стискивать зубы и сжимать кулаки. Но к ее удивлению, огненные молчали. Думали. А главное – не спорили.

Тогда Кира и сама призадумалась. А ведь было кое-что в словах Лео. Он прав. Вспомнить, как огненные шагали по коридорам Академии в начале семестра – народ едва ли не шарахался от них. А сейчас? Кира сама пару раз была свидетельницей того, как огненных прилюдно унижали. Даже самого Лео. И началось это все… Да, кажется, после того как на соревнованиях выиграла Земля.

– И что ты предлагаешь? – спросил Селия, снова едва ли заинтересованная в ответе.

– Я предлагаю… – Лео запнулся.

Кира подивилась: она не помнила, чтобы какие-то слова Лео произносил прямо с таким трудом… ну, разве что в столовой извинения ей.

– В общем, я хочу… – продолжил Лео. – Хочу найти того, кто за этим стоит.

Снова повисла тишина. Могло показаться, что огненным просто плевать, поэтому они молчат. На самом же деле они шокировались.

Кира недоумевала не меньше их… Да что там! Она едва не скулила. Нет ничего хорошего в том, что она здесь единственная земляная, стихию которой обвиняют непонятно в чем.

– Почему ты так уверен, что за этим стоит конкретный человек? – спросил Отас. – Может, Старка права, и все это разовая акция? Подождем немного, конец семестра, и увидим, что нам так лишь показалось.

Все умолки, раздумывая, а потом каким-то удивительным образом Лу узнал вывод, к которому пришли тоже все, и озвучил его:

– Или не увидим.

– Вот правильно! – воскликнул Лео. – Нам нельзя сидеть, сложа руки. Иначе в конце семестра мы увидим не как все нормализовалось, а как Огонь окончательно утратил авторитет.

И снова тишина. Кира хотела заговорить, просто чтобы народ не слышал, как колотится ее сердце. Но, кажется, огненные этого не замечали. Наверное, ее заглушал стук их собственных сердец – не менее тревожный.

– А она зачем здесь? – сказала Селия.

Кира мигом поняла, что говорят про нее, хотя Селия даже не глянула в ее сторону.

– Не она, а Кира, – сказал Лео.

От такого Кире захотелось его расцеловать. Однако, это желание пропало, едва Лео продолжил:

– Дело в том, что тот, кого мы ищем… или та, в общем, это наверняка человек из Земли. Поэтому нам будет полезно иметь там своего… агента.

И снова тишина. От предыдущих она отличалась лишь тем, что теперь Кире было сложнее не расплакаться. Да, она все еще надеялась, что Лео привел ее сюда, просто потому что хотел видеть ее рядом, потому что, как он сам сказал, доверял ей. Но, разумеется, на самом деле он видел в ней исключительно практическое применение.

К счастью, расплакаться у Киры не получилось – лишь фыркнуть после слов Отаса:

– А можно только ты будешь ее иметь?

Старка хохотнула. В чем, впрочем, была одинокой. Остальные либо не отреагировали, либо злились. К последним кроме Киры принадлежали Лео и… Селия, что Кире даже польстило.

– Это не смешно, Отас, – едва сдерживаясь, но все еще ровным тоном сказал Лео. – Я говорю о серьезных вещах.

– Я тоже! Тоже! – воскликнул Отас, выровняв спину. – Может, расскажешь всем, как ты в первом семестре проводил…

Отас умолк лишь потому, что Старка в сотый раз за эту речь шлепнула его по ноге. Даже не шлепнула – стукнула. На последнем подходе Кира даже услышала, как звонко влетела ладонь в его ногу. Отас, кажется, хотел заскулить от боли. Но сдержался, решив, наверное, что на сегодня уже достаточно опозорился.

– Никто ведь не будет спорить, что это кто-то из Земли?

Лео говорил торопливо, словно лишь для того, чтобы скорее перевести тему. Как бы там ни было, ему удалось. Народ задумался, впрочем, Кира видела: никто не сомневался, что их противник – земляной.

– Видите, значит, Кира нам…

– Почему ты решил, что это студент?

Селия говорила тихо, но ее голос был таким звонким, что все ее прекрасно слышали. Огненные и Кира глянули на нее, но сама она продолжала смотреть вверх, на звезды.

– Ну как же… – начал Лео растерянно, но чем больше он говорил, тем увереннее звучал: – На такие пакости способен лишь студент. Вернее, важны они лишь для студента. На кой черт, скажи пожалуйста, кому-нибудь, скажем, преподавателю, выигрыш в факультетских соревнованиях?

– Все еще переживаешь, что выскочка тебе обыграла? – улыбнулась Селия.

Она глянула на Лео, но тот либо сделал вид, что не заметил ее, либо впрямь так распалился, что ничего не слышал.

– За пределами Академии все победы этого человека ничего не значат. И тем не менее, раз уж он способен пошатнуть строй такого большого учебного заведения, значит, ему под силу… и гораздо большее.

У Киры перехватило дыхание. Но она так и не успела ни одну мысль сформулировать. Внимание собравшихся перехватила Старка, воскликнув:

– Жуть какая! Лео! Хватит уже страх нагонять! Просто скажи, что нам надо сделать?

Лео растерялся. Дай ему Старка хотя бы несколько минут, он бы накидал план действий. Но она почти сразу осадила его, сказав:

– Если ты еще не понял, мы все здесь просто потому, что ты наш друг… ну, почти все, – Старка глянула на Киру и продолжила: – Честно говоря, я согласна с Селией. Земляным немножко повезло, вот они и…

– Нет! – воскликнул Лео и, осознав, что теперь уж точно похож на помешанного, добавил спокойнее: – Я уже объяснил свою позицию. Если вы со мной не согласны, и не хотите принимать участие в освобождении Академии от тех, кто хочет перевернуть привычные порядки, то… Ну, что же, я никого не держу. Только, как уйдете, будьте добры, держать рот на замке о том, чем я собираюсь заниматься.

Все умолкли. Даже Отас не обвинил Лео в помпезности, а ведь это была самая пафосная речь, что он произнес за сегодня. Кира едва подавила желание уйти. Не потому, что не верила Лео, а потому что эта неделя так ее вымотала, что она хотела лишь лечь в свою постель и заснуть. А сейчас, все эти раздумья и переживания… Да, Кира была уверена: Лео глупо поступил, пригласив ее сюда.

– Да угомонись, – сказал Отас нарочито весело, хотя ясно было, что ему не смешно. – Мы с тобой.

Он потянулся хлопнуть Лео по колену. Но тот вскочил, причем не ясно было: это он избегал Отаса, или ему просто захотелось размять ноги. Лео принялся ходить взад-вперед. При этом он тер подбородок и постоянно то открывал, то закрывал рот. Кира гадала, что же он хочет сказать. Почти решилась спросить. Но тот вдруг обратились к ней.

– А ты что думаешь, Земля? Кто бы это мог быть?

Кире поплохело. Она привыкла, что все здесь, кроме Лео, не обращают на нее внимания. И это даже ее устраивало. Так что сейчас, глядя на Селию, которая изменила традиции, и теперь смотрела прямо на нее, Кира могла лишь хлопать глазами.

– Я… – начала Кира, только бы не молчать. – Я не…

Не дав ей сказать ничего связного, Селия снова заговорила, словно бы ни к кому не обращаясь:

– Вот видишь! Зря ты ее привел. Что с нее толку?

Лео замер.

– Во-первых, – сказал он. – У нее есть имя. Которое, я надеюсь, ты сумеешь вспомнить без подсказок – а не сумеешь, обращайся, я помогу. Во-вторых… Что же, Селия, может, ты сама дашь нам какую-то подсказку? Или зря я тебя сюда привел? Что с тебя толку?

Селия поджала и без того тонкие губы. Руки, которые доселе лежали у нее на животе, она скрестила на груди. В общем, вид у нее стал воинственный. Хотя Кира прочитала в нем то, что Селия сдается.

– Может, кто-то еще хочет доказать, что зря сюда пришел? – спросил Лео, обведя взглядом остальных.

Когда его глаза остановились на Кире, он замер. Однако, Кира поняла: это значило не то, что он в ней сомневается. Наоборот. Это было что-то типа поддержки. Тогда она ему кивнула, и Лео отвел взгляд.

– Хорошо. Тогда вот моя идея. Мы можем противодействовать этому… неизвестному человеку, даже пока что не зная его личность.

– Это каким образом? – спросил Отас.

Он вроде как выказывал заинтересованность, но прозвучало так, словно он сомневался в Лео. Но тот сам в себе не сомневался и этого было достаточно. Кажется, именно это его качество больше всего нравилось Кире.

– Все просто. Будем действовать его же методами. Как насчет выборов ректора? Несомненно, это часть его плана. Сместить папу, то есть огненного с верховной должности, и поставить взамен земляного… Странно, конечно, что выбрали эту молоденькую преподавательницу. Кто вообще за нее проголосует?

– Ну, она милая, – сказал Лу.

Все уставились на него. Кто с улыбкой, кто с недоумением.

– Нет, я не то имел в виду, просто…

– Можешь не оправдываться, – сказала Селия и, хотя ее лицо скрывала полутень, Кира по голосу слышала, что она улыбается. – Она и правда… милая. Просто, понимаешь ли, это не то качество, которое нужно ректору Академии. Не пойму вообще, как могли выбрать ее…

– Просто из всех преподавателей Земли она самая достойная.

Сказав это, Кира почувствовала, какая горькая от этих слов стала слюна. Хотя она знала, что сказала правду. Особенно когда перехватила взгляды огненных. Из высокомерных те сделались удивленными, а у Старки даже одобряющим.

– И то правда, – сказал Отас, в голосе которого слышалось веселье.

– В любом случае, она папе не конкурент. Водная тоже. Остается только воздушный.

– Не остается, – сказала Селия, качнув головой, так что заскользили по полу ее ядовитого цвета волосы.

Кира дернулась от того, каким надменным прозвучал голос Селии. Она еще не понимала, о чем та говорит, но знала: Селия слишком пренебрежительно отозвалась о чем-то серьезном.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Лео.

Он наконец-то снова сел. Может, специально, или все же случайно, он сделал это так, что соприкоснулись их с Кирой колени. Та не стала шарахаться, хотя такой была первая ее мысль. И вторая. И все последующие – отодвигаться или не стоит? – до тех пор, пока Селия не сказала:

– Вы что, не слышали?

В повисшей тишине она приподнялась на локте и недоумевающим взглядом оббежала присутствующих.

– Он же слег, – наконец-то сказала она. – Что-то с желудком. Вроде. Я не знаю. Реально не слышали?

– Так он скоро поправится, не? – сказал Отас, когда понял, что больше никто ничего не скажет.

Селия повела плечом.

– Не знаю. Наверное.

Затем она снова легла и, как ни в чем ни бывало, уставилась вверх. Кира продолжала смотреть на нее, даже когда заговорили другие. Хотела расспросить что она знает о Душном и откуда ей это известно. Но решила, что не будет лишний раз обращать всеобщее внимание на Селию. Отчего-то после ее слов на душе становилось неспокойно.

– Очень странно, конечно, – сказал Лео. – Он вроде крепкий был… то есть и сейчас есть. Но я предлагаю на это не надеяться. Поболеет и перестанет. Да и он такой… да, хороший кандидат на пост ректора, что народ проголосует за него, даже если он весь семестр в больничном проваляется. Пускай даже из жалости, что скажете?

Кира и Старка кивнули. Остальные удержались.

– Так что пока мы не знаем личности того, кому противодействуем, нам нужно сделать так, чтобы студенты поняли: лучше нынешнего ректора в Академии не было и не будет.

– И что для этого нужно? – спросила Старка.

– А вот затем я вас всех и привлек. Одному все не придумать. Будем делать это вместе. А потом встречаться вот на таких собраниях, и говорить, что надумали. Дальше начнем действовать вне собраний и…

– Лео, – вдруг сказала Селия.

Он умолк, хотя доселе говорил так проникновенно, что едва ли мог кого-то услышать.

– Ты правда думаешь, что тебе под силу противостоять неизвестно кому, преследующему неизвестно какие цели, неизвестно каким способом?

Слова повисли в воздухе. Даже Отас не сказал ничего: ни дурацкого, ни тупого. Кира смотрела на Селию, желая, чтобы ее взгляд, как у некоторых прокачанных огненных, мог испепелять. Но Селия его даже не чувствовала. По крайней мере виду не подавала. Она просто смотрела на Лео с непонятными эмоциями. Как будто даже с безразличием.

Глаза Лео блеснули. Кира не видела этого, но знала его достаточно, чтобы понять, какой будет реакция Лео на такое обвинение. Наверняка он сжал кулаки. Еще, наверное, облизнулся или, может поджал губы. А потом сказал:

– Да.

Коротко, но так проникновенно, что у Киры мурашки побежали. Она хотела глянуть на него, запечатлеть в памяти то, какой он в этот миг. Но не успела. Вниманием снова завладела Селия, которая сказала вопреки ожиданиям:

– Это хорошо. Тогда можешь на нас рассчитывать… Да? Народ?

Все, не сговариваясь, но по очереди согласились.

– Да, – сказала Кира последней, хотя как будто никто не ждал от нее подтверждений.

Однако, глянув на Лео, Кира поняла, что только ее он и ждал. Захотелось улыбнуться ему, но мгновение вроде как было неподходящим. Тогда Кира просто едва заметно кивнула, и он вторил ей. Затем посмотрел на остальных и сказал:

– Тогда вот задание на следующую неделю. Во-первых, наблюдайте за земляными. Может, кто из них будет вести себя странно… Да, я понимаю, что вряд ли тот, кто нам нужен, будет аж таким примитивным. Но мало ли. Нельзя терять бдительность. Во-вторых, думайте, как бы сделать так, чтобы народ выбрал папу. Голосование в конце семестра, но, если мы хотим повлиять на итоги, нужно действовать сейчас. Так, ну вроде на этом все…

Огненные уже начали подниматься. Некоторые еще надеялись успеть на ужин. Другие, как Кира, мечтали поскорее очутиться в постели и, если не спать, то хотя бы лежать и ничего не делать.

Но тут все замерли, ведь Лео сказал:

– А, еще. Кира. У меня к тебе вопрос.

Кира почувствовала, как холодеет. Это что-то невозможное, когда находишься в одном помещении с пятью огненными. Но ее страх был сильнее их тепла. Она сжала кулаки, пряча их в складках юбки, и подобрала ноги, готовая, если что, броситься прочь через задний выход. Если он тут есть, конечно. Просто огненные стояли ближе к переднему, и Кира сомневалась, что сумеет проскочить мимо них…

Впрочем, к чему такие мысли? Кира выдохнула, пытаясь расслабиться. Но окончательно сделала это, лишь когда Лео наконец-то сказал:

– Ты же знаешь эту… воздушную… с белыми такими волосами? На «Ло» имя…

– Лолу? – сказала Кира.

Ее голос прозвучал почти так же звонко, как у Селии. Захотелось прокашляться. Но прежде Лео сказал:

– Нет. Как-то по-другому ее звали… Лора, наверное?

– Она Весы, – сказала Кира.

– А, – коротко отозвался Лео. – Тогда она. Знаешь, да? Вы подруги?

– Не совсем.

– Ну, ты можешь у нее кое-что спросить? – Лео склонил голову и улыбнулся. – Для дела отряда.

Кира кивнула. Что ей оставалось?

– Спроси у нее, только как-то аккуратно, кто ее надоумил проводить голосование.

Нахмурившись, Кира хотела сказать, что не такие уж они большие подружки, чтобы такое спрашивать, да и какая вообще разница, кто проводил голосование. Провели и провели – теперь нужно разгребать последствия.

Но Лео тут же и продолжил:

– Есть у меня подозрение, что это может быть тот, кто нам нужен. Хорошо? Справишься?

Кира услышала, как фыркнула Селия. Сомневается, что она справится? Что же, Кире остается лишь опровергнуть это. Поэтому, прежде чем осознала это, Кира кивнула.

– Отлично, – сказал Лео. – Тогда… Объявляю собрание законченным? Так говорят?

– Закрытым, – исправила Селия.

Но никто ее не слышал, потому что одновременно с Селией заговорил Отас:

– А можно, пожалуйста, проводить их после ужина. Хорошо? А то там уже, наверное, все вкусное разобрали…

Казалось, он ни к кому не обращается, просто жалуется, чтобы не так грустно было. Все, кроме Киры и Лео, направились к выходу. Их голоса звучали все тише, но разносились эхом.

– Не бойся, – сказала Старка. – Я приберегла для тебя кое-что сладкое.

– Правда? Когда успела?

Что и когда она приберегла, Кира уже не слышала. Еще недолго – и до нее донеслось, как закрывается входная дверь. А потом в стихийном зале стало тихо. Слышно было лишь как огонь лижет стены. Правда, с каждой секундой его становилось все меньше. Ведь тот, кто его создал – кто бы это ни был, но точно не Лео – удалялся от зала, верно, по направлению к столовой.

Еще недолго и его не стало. Кира почти не видела Лео. Знала, что он сидит рядом и смотрит на нее, лишь потому что застала его на этом, когда свет еще был.

Он молчал, и Кира тоже не смела говорить. Так как глаза почти не видели, обострились слух и обоняние. Прислушавшись, Кира различала, как Лео дышит. А еще, даже не концентрируясь на этом, чувствовала запах пепла, и думала, отчего же, такой простой, он настолько ей нравится?

Наверное, осязание тоже обострилось. Иначе непонятно, почему Киру так пробрало, когда Лео ее коснулся. Положил ладонь сначала на одно колено, потом, не встретив сопротивления, на второе. Надавил, словно ему нужна была опора, чтобы приблизиться к ней.

– Так что, Кира? – услышала она. – Поможешь мне вернуть порядок в Академии?

Кира зажмурилась и сглотнула. Знала, что Лео внимательно смотрит на нее, хоть и не видит, но все равно не удержалась от этой слабости. Ее губы дрожали и ресницы, кажется, тоже. Она не совсем понимала, почему хочет заплакать. Наверное, поэтому так и не сумела это сделать.

Кивнув, Кира открыла глаза и прошептала:

– Да, конечно, Лео. Можешь на меня рассчитывать. Я на твоей стороне.

Давление на колени усилилось, но тут же прекратилось. Следом Кира ощутила, как Лео коснулся ее лица. Так, словно забыл, как она выглядит, и теперь пытался наощупь вспомнить. Вел пальцами ото лба через висок по скуле. Потом коснулся уголков рта, до последнего избегая губ.

Кира задержала дыхание и не шевелилась, словно боялась его вспугнуть. Касания, такие аккуратные, едва заметные, вызывали приятную тянущую боль где-то внутри. Кира едва справлялась с тем, чтобы усидеть на месте. А потом Лео наконец-то склонился к ней.

И за мгновение до того, как коснуться губами ее губ, сказал:

– Спасибо. Я очень на это надеялся.

Глава 14

Неизвестная

Лео глуп… Нет, не так! Лео катастрофически туп.

Как он мог подумать, что я не догадаюсь о его задумке противодействия? Ему бы еще громче говорить со своими дурацкими друзьями – так вообще каждый земляной узнал о их чудо-планах. Нет, вряд ли, конечно… Просто я прислушивалась. Так уж устроены мои уши: если в зоне слышимости говорит кто-то значимый, или если сами речи полезны, то они поворачиваются в сторону говорящего, словно у кошки. Полезно.

Я стояла, точнее почти сидела на подоконнике, который находился в торце широкого, не по-зимнему светлого коридоры учебного корпуса. В спину из щелей между стеклом и рамой окна дул морозный ветер. Нехорошо так подставляться – лучше бы отойти, чтобы не простудиться. Но я отчего-то была так зла, что плевала на это. Может, и хорошо будет простудиться – слягу и будет мне оправдание, почему я не могу ничего путного сделать.

А я и правда не могла ничего сделать, если видела кучку этих дурацких огненных. Они стояли у двери в огромную аудиторию, где будет проходить пара по взаимодействию. Шушукались. С тем же успехом могли кричать, ведь я уже настроила уши на их волну.

Мой взгляд, наверняка жутко тяжелый, вдруг перехватил Лео. Прежде, чем он мне улыбнулся, я отвернулась. Конечно, не стоило быть с ним грубой, как бы он меня ни обижал. Все-таки, чем больше негатива он со мной свяжет, тем быстрее поймет, что меня нужно остерегаться. Что я цель его поисков. Что меня нужно придавить, прижучить, сломить, чтобы Академия жила как прежде.

Значит моя задача теперь, кроме того, чтобы довести переворот до конца, то есть сделать Землю верховной стихией – это не попасться Лео и его долбанному отряду.

Что за хрень вообще? Почему они решили, что у них получится? И почему я так боюсь? Неужели это из-за того, что думаю, будто они справятся?

– Чего грустишь?

Я вздрогнула, едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть. Была уверена, что одна здесь стою. Но, повернув голову, увидела Кису.

Как так? Кажется, всего секунду назад я видела, как он болтает с земляной, имя которой я так и не запомнила. Кажется, она была Козерогом… Или Тельцом? Ну или Девой – выбор небольшой.

Но – мгновение – и Киса сидит на подоконнике с ногами, словно только что прилез через окно. Я даже на несколько секунд отвела взгляд, чтобы вглядеться в стекло. Оно на месте? А само окно закрыто? Как же он…

– Что-то Ор опять опаздывает, – сказал Киса, спуская ноги с подоконника.

Кажется, он хотел ими поболтать. Но его ноги были слишком длинными, так что он просто ступил на пол, продолжая опираться на подоконник.

– Ага, – кивнула я без малейшего желания поддерживать разговор.

Я устала. Я зла. Я ненавижу, когда мне мешают. Например, Лео, который со своими друзьями вздумал противостоять моим планам, которые доселе воплощались в жизнь подозрительно гладко. Или, например, будь это Киса, который… Нет, он мешал просто так.

– Как думаешь, что он сегодня удумает? – продолжал Киса, явно не замечая, как я вскипаю.

Не отвечая, я тяжело вздохнула. Скорее бы обед. Еще полтора часа – и наконец-то нормально поем. Наверное, это из-за голода я так злюсь.

– И не говори, – сказал Киса, хотя я, кроме вдоха, ни звука не выдала. – Может, как в прошлый раз, подпалит чубчик Дану… Нормально, вообще, а? Калечит студентов! Это что вообще такое? Кто его такого… вспыльчивого нанял?

Киса возмущался уж слишком театрально, чтобы я вслушивалась и пыталась проникнуться его волнениями. Однако, последнее слово меня словно по голове ударило.

Я повернулась к Кисе, и тот умолк, видно, не ожидая столько внимания к своей особе.

– Что? – испугался он.

– А ты дело говоришь, – шепнула я, чувствуя, как рот растягивается в ухмылке.

– Я всегда дело говорю, – нахмурился Киса.

Я его словно бы не слышала. Продолжила:

– И правда, как можно нанимать таких преподов, да?

Киса повел плечом.

Наверное, постой мы так еще пару секунд, и он ответил бы что-то вразумительное. Но тут в коридоре словно жарче стало. А может, он буквально нагрелся. Я уже давно это заметила: если в помещение заходит разъяренный огненный, температура поднимается. Впрочем, ничего удивительного.

Как же все-таки хорошо быть Землей. Никто никогда не догадывается, что ты чувствуешь на самом деле.

До того, как в коридоре появился Ор, здесь висел приятный гул, под который здорово было бы заснуть. Но он вмиг прекратился, и атмосфера сделалась напряженной. Ор ничего не говорил, и все студенты, целых два потока, тоже молчали. Так что тишина тревожила – хоть бы кто вздохнул.

– Сегодня практикуемся, – сказал Ор, ни на кого не глядя.

Словно это не очевидно. Мы ведь стоим у двери в зал для практики. Как и перед всеми занятиями по взаимодействию Огня и Земли, которые вел Ор.

С одной стороны, мне нравилось, что мы так много практикуемся. С другой – хотелось бы мне услышать от Ора что-то дельное, кроме его постоянных «Огонь – это мощь… в отличии от Земли», и «Огонь сжигает, а что может Земля?» То есть это я еще красиво передала его слова. Обычно он говорит рвано, резко, словно за каждый звук платит. А судя по тому, что он вечно кривится, платит Ор болью.

Складывалось впечатление, что в теории Ор не смыслит. Все они так обвиняли Данакату в том, что она в первом семестре лишь ею и занималась, вместо того чтобы показывать практические приемы. Но что ей оставалось, если ее «сменщик» такой бестолковый? Только и может, что махать руками. А понимания силы – никакого.

Когда Ор распахнул дверь, мы все потихоньку просочились в аудиторию. Этот огромный зал был еще светлее, чем коридор. Наверное, потому что окна в нем были больше, а за ними – снег. Уже давно не такой красивый белый, как на каникулах. Но все еще светлый, он отражал солнце так, что мне хотелось зажмуриться. Если бы не темная земля под ногами, которая устилала пол зала по всей его площади, я бы почти все время стояла с закрытыми глаза.

– Разбейтесь на пары! – крикнул Ор, без долгих вступлений.

Каждое занятие одно и то же – тренировка поединков. Сперва мне это нравилось. Но потом я поняла, что едва ли совершенствую свои силы, когда дерусь с кем-нибудь. Всегда работало одно правило: если я сильнее, противник проигрывает – если наоборот, то и результат обратный. Прямая закономерность. Никаких тебе стратегий, тактик, приемов. Просто драка. Словно на улице в подворотне. Хотя выглядят они эффектно. Но что толку, если они не… эффективны?

Но, конечно, я не спорила с Ором и его методом обучения, или, какой кошмар, с ректором, чтобы убедил его сменить тактику. Не хватало привлечь к себе еще больше внимания.

На занятиях Земля показывала худший результат, чем Огонь. Но сейчас я могла с этим лишь смириться. Все-таки это в природе стихий: Огонь разрушитель. А земляные умнее и хитрее, но… да, слабее физически.

Когда-нибудь это перестанет считаться постыдными. Ну а пока я слушала:

– Старайтесь разбиваться на пары так, чтобы ваши с противником силы были примерно равны… Конечно, в таком случае пришлось бы Огню драться с Огнем, а Земле с Землей, – Ор хмыкнул, словно оскалился, и закончил: – Но все-таки предмет называется взаимодействие. Так что, народ, взаимодействуем.

Эту несмешную шутку я слышала уже столько раз, сколько пар у нас было с Ором. И всегда она казалась мне не смешной (какой и была), зато огненным – уморительной.

Вот и сейчас я услышала несколько смешков. Хотя надо отдать огненным должное, не такие уж они и тупые – ведь с каждым разом смешков было все меньше. Шутка приедалась. Всем, кроме Ора.

Я бы с удовольствием по его напутствию встала в пару с Кисой. Но вместо этого примкнула к огненному, который словно бы ненароком прогуливался поблизости. Он не удосужился даже посмотреть на меня. И правильно сделал. В ответ получил бы лишь мой надменный взгляд.

Краем глаза я заметила, что Киса примкнул в огненной, волосы которой собирались в высокий конский хвост. Она и виляла им, как кобылка. То махнет головой, закидывая его на плечо. То снова махнет – но теперь чтобы плечо освободить.

Я ее откуда-то помнила. Но все не могла понять откуда, пока Киса не заговорил с ней, надев на себя самую искреннюю и милую улыбку, что хранилась в его арсенале. Арсенале истребителя сердец.

Тогда я поняла, что с этой же огненной он сдавал экзамен по взаимодействию Огня и Земли. Она его размазала, но Кису это словно бы не оскорбило, раз он снова решил встать в поединок против нее. Впрочем, огненная тоже не была против. Особенно когда Киса, чуть склонившись к ее уху, начал что-то ей втирать. Она улыбалась, и теребила кончик своего хвоста. Потом даже усмехнулась.

Я так завидовала этой суперспособности Кисы. Он с кем угодно находил общий язык. Даже, черт подери, с огненными! Конечно, больше всех стихий я всегда буду любить Землю. Но иногда хотелось, чтобы какая-нибудь мой прабабушка была воздушной. Впрочем, вряд ли бы мне тогда достались преимущества людей Воздуха. Обычно способности закладывались днем, когда ты родился. А отклонения Кисы, или вернее дополнения к его характеру – лишь необыкновенное исключение.

Однако, едва я об этом подумала, огненная начала хмуриться. Зная их, я понимала: Киса запустил обратный отсчет до того, как она рассвирепеет.

Мне хотелось досмотреть их перепалку. Может, огненная вмазала бы ему по лицу? Было бы здорово посмотреть, как Киса на такое ответит. Однако, вниманием снова завладел Ор, и я повернулась к нему.

– Чтобы на следующем экзамене нам было чуть поинтереснее, чем просто ждать, пока огненные разделаются с земляными, я предлагаю сегодня и на последующих занятиях ставку сделать на последних. Все-таки Огню тоже надо совершенствоваться, а как это делать, если противник такой слабый? Короче, давайте так: огненные сегодня действуют в полсилы, а земляные пытаются их одолеть, используя… какие у вас там достоинства? Ну, короче, победить Огонь попытайтесь. Иначе мы, наверное, никогда с места не сдвинемся.

Я наблюдала за тем, как Ор вворачивает каблуки в землю. Он так это делал, словно ненавидел ее… Хотя почему «словно»? Или, может, я придираюсь?

Просто от этих речей хотелось закрыть уши и закричать, чтобы больше никогда их не слышать. Я бы с удовольствием взрастила клочок земли, который Ор так усердно мял ногами, чтобы она резко стукнула его между ними. Но, наверное, за такое меня погонят писать очередную объяснительную… Если бы поняли, что это я. В любом случае, это бы того стоило.

Только вот я не решалась тратить силы на такую ерунду. Единственное верное средство давать отпор таким вот стихистским речам Ора – это в поединке победить огненного. То есть показать, что Земля не бестолковая.

Хотя… Я понимала, что Ор на такое ответит: «конечно, вы победили! Я ведь сказал огненным драться в полсилы!» И так будет, даже если огненные в целях самозащиты ослушаются и будут действовать на полную.

Мне вдруг стало противно едва ли не до рвотного позыва. Что Ор себе позволяет? Таких преподавателей не должно быть в Академии. Не знаю, как он ведет себя с воздушными и водными, но что-то мне подсказывало: едва ли они им довольны. Думалось, как ректор мог нанять такого преподавателя. Однако, ничего удивительного. Они чем-то похожи. Думаю, не нужно уточнять, чем именно.

Раз уж мне вроде как удалось разделаться с Душным, может, попробовать…

Нет, травить я больше никого не буду. Во-первых, возникнут подозрения, если вдруг несколько человек слягут с одинаковыми симптомами. И конфет в календаре у меня больше нет… К тому же вряд ли бы Ор принял от меня подарок. Это само по себе будет подозрительно.

Короче, исключить его мне надо иным способом. То, что это сделать необходимо – абсолютно логично. Во-первых, каким бы ни был другой преподаватель, он явно будет лучше Ора. Во-вторых, показав непрофессионализм Ора, я подставлю ректора. Мол, как это он мог такого ненормального нанять? А это в свою очередь скажется на голосовании при выборе ректора.

Показать непрофессионализм – вот что мне нужно. Только… Как это сделать? В смысле, Ор и так все время показывает себя не очень хорошим преподавателем. Но все еще держится на своем месте. Вопрос тогда, как сделать так, чтобы его некомпетентность сыграла против него? И чтобы это не только все заметили, но и приняли соответствующие меры?

Короче, надо было как-то жестко его подставить.

Я бы, наверное, размышляла над этим до конца пары. А потом до конца дня. А потом до конца семестра. Но вдруг услышала пронзительный вскрик Кисы:

– Ай! Горячо!

И идея пришла ко мне. Жестокая. Подлая. Но не более других моих идей. И… да, я уверена, это будет того стоить. Наверное. А нет – ничего страшного. Все-таки подопытным котиком… то есть кроликом, буду не я.

Глянув на Кису, я заметила, как огненная крепко держит его за запястье и что-то втолковывает. Ее глаза сощурились, а рот так кривился, словно она какие-то жуткие гадости говорила. Верно, так оно и было. Киса едва ли слушал – пытался выкрутиться. При этом так стенал, что Ор воскликнул:

– Что там такое?

– Соперница попалась строптивая! – воскликнул Киса таким тоном, словно его резали, хотя его скорее жарили.

Думаю, абсолютно все поняли, что он прикалывается. Даже огненная, которая крепко стискивала запястье Кисы, отпустила его, словно стеснялась этого. Киса уж слишком театрально стал дуть на запястье. Хотя, может, он и не играл на публику. Даже со своего место я видела – рука раскраснелась.

– Не устраивает соперница? – спросил Ор. Его белесые с рыжиной брови подлетели ко лбу. – Надо поменять?

– Да нет, не надо… – пробормотал Киса, в чем читалось: «конечно надо!»

Я улыбнулась. Ну что он комедию ломает?

Однако, долго я не веселилась. Все это время Ор осматривал зал. Но студентов сегодня было четное количество. Замены Кисе не было. Так что Ору ничего не оставалось, как сказать:

– Тогда иди, будешь со мной состязаться.

Киса враз бросил руку, словно она так уж быстро перестала болеть. Круглыми глазами он уставился на Ора. Затем сказал:

– Может, не надо?

– Надо, Киса, надо.

Ор едва не потирал руки. Чем страшнее становилось Кисе, тем радостнее он был. Мне это не нравилось. Особенно, учитывая, что выбрал Ор именно Кису. Который, среди всех, был мне наименее противен. Еще не друг, да и вряд ли когда-нибудь им станет. Но и не чужой человек.

Что же… менять планы я не собиралась. Прости, Киса, но ради блага Земли я готова даже на такое вот предательство.

– А я? – спросила огненная.

– Ты… – Ор призадумался.

Он единственный среди преподавателей, кто обращался к студентам не на «вы». Вот, пожалуйста, очередной признак некомпетентности. Но за такое не увольняют. И очень жаль.

– Можешь быть свободна, – продолжил Ор. – Успехи у тебя неплохие, так что можешь отдохнуть.

По аудитории пронесся раздосадованный вздох. Не радовалась даже огненная, которую вдруг освободили от занятия. Наверное, она чуяла в этом подвох. Но спорить, разумеется, не стала. Посмотрела чуть ли не с благодарностью на Кису, который внезапно вспомнил, какая больная у него рука и теперь то дул на нее, то чесал. А потом огненная, кивнув Ору, медленно пересекла аудиторию. Мы смотрели ей вслед, досадуя, что это не нас Киса вывел, и не мы теперь свободны.

Когда дверь за ней закрылась, я резко повернула голову к Ору, потому что он сказал:

– Ну?

Ясно, что обращался к Кисе. Но тот этого словно бы не замечал. То есть я прекрасно понимала: он знает, что это к нему обращаются. Но смотрел в окно, и едва ли не насвистывал, строя из себя дурачка.

– Долго ждать?

Огненный, который стоял к Кисе ближе всего, толкнул его в плечо, и тот наконец-то оторвался от окна.

– Что? – сказал он.

Кто-то усмехнулся, но я-то понимала, что Киса не дурачок. Вроде. Просто очень не хочет… взаимодействовать с Ором. Что же, думаю, любой земляной поступал бы так же.

– Иди ко мне. Считай, тебе повезло. Попробуешь сражаться с лучшим.

Под «лучшим» Ор имел в виду, конечно же, себя. Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Мне мерзко стало от такой его самоуверенности.

Хотя он был прав. Уверена, в сражениях он неплох… Взяли же его почему-то в преподаватели? Значит, хоть в чем-то он хорош. Наверное, на потоке был лучшим студентом в поединках.

Проблема Ора была лишь в том, что преподаватель из него получился никакой. Все-таки учить – это в первую очередь взаимодействовать со студентами. А быть хорошим в своем предмете – дело не первой важности. Как бы странно это ни звучало.

Уверена, Ор лучше показал бы себя где-нибудь в реальном бою, чем в мирной обстановке Академии. Наверное, поэтому он каждое занятие пытался сделать похожим на настоящую битву. Повсюду кто-то с кем-то дрался, было грязно и жарко, на лица и одежду налипла земля, и настроение так у всех падало, что мы только и ждали, когда это все закончится.

Осознав, что его заметно, даже когда он так сильно хочет стать невидимым, Киса медленно двинулся к Ору. Тот его не торопил. Но Киса брел так медленно, что уже я захотела на него прикрикнуть.

Я тоже нервничала. А Киса едва не побелел от ужаса. Хотя он даже не знал, что самое страшное в предстоящем поединке – это не Ор.

Может, сменить свой план действий?.. Все-таки Киса не заслужил того, что я собиралась сделать.

Но едва эта мысль закралась в голову, как я осадила себя. Я так всех буду жалеть. А потом семестр кончится, я выпущусь – и в Академии все будет как прежде. Ректор огненный, правила устанавливают огненные, иерархия по-прежнему огненная.

Нет. Медлить нельзя.

К сожалению, Киса так не думал – он как раз медлил. Ну словно чувствовал, что подвергает себя опасности, приближаясь к Ору. Впрочем, так оно и было, даже если бы я не вмешивалась.

Ор вроде не злился, но забавлялся. Кису было жаль. А все же я, как и остальные, ничего не делала, чтобы остановить это. Лишь понемногу пятилась, не осознавая, но чувствуя, что места Кисе и Ору понадобится много.

– Да что ты как пришибленный? – спросил Ор, когда Киса встал в пяти метрах от него.

Ор разминал запястья. Только их: был уверен, что одолеет Кису одним лишь взмахом ладони, так что не было смысла разминать все тело.

Киса в самом деле как пришибленный стоял. Его как всегда развязанная бабочка так перекрутилась, что виднелся лишь один ее конец, вытянутый почти до пояса. По сравнению с ее чернотой, кожа Кисы была такой бледной, что он больше, чем когда-либо, напоминал воздушного.

– Подготовиться не хочешь? – спросил Ор, все еще крутя запястья.

– Перед смертью не надышишься, – сказал Киса.

Ор усмехнулся, но сказал:

– Ну что за настрой? Ты хоть попытайся выиграть…

Потом он снова усмехнулся, но мерзко, имея в виду, что попытка будет глупой.

Когда Ор спросил, могут ли они начинать, Киса так и не пошевелился – разве что моргнул. А потом все же кивнул с тем же выражением потерянности и тщетности бытия на лице.

Остальные студенты разбрелись вдоль стен, хотя я не замечала, чтобы кто-то ходил. Верно, все просто пятились до тех пор, пока не стукнулись спиной о стену.

Некоторые даже сели. Я тоже так сделала. А затем приложила правую ладонь с растопыренными пальцами к земле, которая покрывала весь пол аудитории. И стала ждать.

– Отсчитайте кто-нибудь! – крикнул Ор.

Он встал, выставив правую ногу чуть вперед, чтобы легче сохранять равновесие. Поднял руки. Вид у него сделался воинственный. А вот Киса просто стискивал кулаки. Прощупывал землю, понимал, готова ли она его слушаться. Она была. Пока ее не позвал кое-кто более искусный.

Какой-то огненный начал обратный отсчет с пяти.

– Помни, я буду действовать всего лишь вполсилы, – сказал Ор.

Он обращался лишь к Кисе, но услышали его все. Этим Ор словно бы намекал, что легко расправится с Кисой, не прибегая ко всей своей мощи.

Наконец, огненный сказал:

– Один! – и поединок начался.

Ор атаковал. А Киса тут же возвел стену из пыли – защищался. Он, конечно, догадывался, что Ор нападет мгновенно, поэтому даже не попытался напасть первым.

Я следила за тем, как в воздухе смешиваются языки пламени с клубами пыли. Как Ор мечется с места на место, а Киса стоит на одном, едва успевая отражать атаки.

Если бы Ор остановился, Киса сумел бы блокировать его землей, на которой он стоит. Но Ор, конечно, догадывался об этом, поэтому едва ли земли касался. Подхватываемый языками пламени, он больше перемещался по воздуху, чем по полу. Так что Кисе оставалось лишь защищаться. Он, конечно, мог и в воздухе добраться до Ора. Но пришлось бы направить на это все силы. То есть перестать защищаться. Чего Киса не мог себе позволить.

Я часто моргала – пыль долетала даже до меня. Но не хотелось упускать подходящий миг, поэтому я и не думала отворачиваться. Вспышка пламени, взрыв земли, еще пламя, еще земля. Одно и тоже повторялось, и повторялось, разве что темп чередования ускорялся. Я уже почти не видела Кису из-за клубов пыли, которые он поднимал. А Ора не видела из-за того, как быстро он перемещался, гонимый огнем.

Пару раз Киса попытался атаковать. Из-за этого едва не попал под пламя. Жарко было даже сидеть в дюжине метров от схватки. Не представляю какого там Кисе.

В целом, он неплохо справлялся – держался дольше, чем я думала. Так что мне стоило поторопиться. Я положила и вторую ладонь на землю, чувствуя, как она приникает ко мне. Родная, своя. Она послушается меня скорее, чем любого студента в этом зале. Ведь я искуснее каждого земляного, который здесь находится.

Теперь я следила лишь за Ором. Дожидалась, когда он войдет в раж, когда забудет, что сражается со студентом, а не с жесточайшим противником насмерть. Я видела, что Ор понемногу забывается. Клубы пламени, которые срывались с его рук, становились все больше, а огонь синел.

Подождав, пока очередной сгусток синего у пальцев Ора пламени сорвется с них, я крепче втиснула ладони в землю и приказала ей расслабиться. Перестать подчиняться кому бы то ни было, кроме меня. Успокоиться. Отдохнуть.

Я не остановилась, даже услышав, как Киса вскрикнул. Крепче втиснула пальцы в землю, чувствуя, какой она становится склизкой из-за моих потных ладоней.

Нет, Киса не вскрикнул. Он заорал. И длилось это гораздо дольше, чем я предполагала.

Жар спал. По сравнению с предыдущими минутами наступила холодрыга. Крик Кисы оборвался. Но начались перешептывания студентов. С каждой секундой они набирали обороты, я даже могла слышать отдельные слова:

– Как!..

– Неужели…

– Он что?..

Но в осмысленные реплики они не собирались. Я все втискивала ладони в землю, удерживая ее. Хотя необходимости в этом уже не было. Лишь когда я отняла руки, то поняла, что мокрая поверхность не только от моего пота. С глаз, стекая к подбородку, а оттуда к земле, падали слезы. Редкие, но крупные.

Я утерла их тыльной стороной ладони. Но все равно чувствовала, что размазала землю по лицу.

Лишь потом я осмелилась поднять голову.

Когда я приникала к Земле, студенты стояли ближе ко мне. Теперь же большинство находились в передней части аудитории, а я как бы отставала от них. Они гомонили – переполошились.

За этой толпой я не видела, ни Ора, ни Кису. Хотя первого слышала.

Он пытался распоряжаться, говорил кому-то куда-то пойти, кого-то позвать, что-то сделать. Ор держался, но я слышала панику в его голосе. Нет – отчаяние.

Такое глубокое, что я понимала: своей цели я достигла.

Ор, преподаватель, сделал что-то такое, за что его теперь отстранят от занятий. Я так надеялась. Иначе Киса зря пострадал…

Пострадал же? Насколько сильно?

Я думала, буду слышать его стоны – чуть более сильные, чем нужно. Как иначе, если речь про Кису.

Однако, я совсем его не слышала. Может, стенания Кисы заглушала толпа? Надо бы подняться, посмотреть. Я же не могла… Я же… Не перестаралась?

Точнее Ор. Это он нападал. Я… Я просто на миг лишила Кису способности защищаться, заставив Землю не слушаться его.

Ор сказал, что будет действовать вполсилы. Он… не мог сильно покалечить Кису. Не мог. Не способен, он же…

Я поднялась, чувствуя, как кружится голова. Не стала дожидаться, пока перед глазами перестанут плыть темные пятна. Сразу направилась к Кисе, то есть к месту, где он по идее должен находиться. Пробираться сквозь народ было трудно. Мне никто не мешал, но шла я, пошатываясь. К горлу подступала тошнота. Увидеть бы, что Киса дышит – остальное вообще неважно.

Конечно, если ранение Кисы, будет недостаточно сильным, Ора не уволят, но… Не убил же он его?

Держать себя в руках не получалось. Один раз мне даже пришлось опереться на кого-то, кто оказался поблизости. Судя по температуре кожи – земляной. Он подставил руку, а не стряхнул мою – точно земляной. Но я даже не взглянула в его лицо. Оттолкнулась и двинулась дальше. Затем, собравшись с силами, растолкнула двух земляных и наконец-то вышла в первый ряд.

Первым в глаза бросилась макушка Ора с короткими стриженными волосами. Разумеется, рыжими, но такими светлыми, что издалека казалось, словно Ор – побрился налысо.

Слишком долго я смотрела на него. Он суетился. Обращался к кому-то, или, вернее, ко всем сразу. То приседал рядом с Кисой, наверное, чтобы нащупать пульс. А, может, дело было не в Кисе, и он просто так приседал.

Я старалась не опускать глаза. Боялась.

Один раз Ор перехватил мой взгляд. Выражение его лица не поменялось. А вот я, наверное, побелела от страха, если уже не была светлее свежего снега.

Но нет. Он меня не заподозрил. Никто не заподозрил. Да и как они могли это сделать? Я умнее всех здесь. Хитрее. Искуснее. Конечно, они не догадаются, что я на какой-то миг осадила Землю, отчего Киса не сумел защищаться. Они подумают, что он сам виноват. Что ему не хватило ловкости, что, может, он начал уставать и потому потерял бдительность.

Да мало ли что могло произойти? Засмотрелся в окно на птичку – почему нет?

– Занятие окончено! – услышала я.

Уже в сотый раз. Студентов в зале становилось все меньше. Уходили все, кроме Кисы. Они толкали меня плечами, но, скорее всего, случайно. Просто я не шевелилась, и потому в этой толпе ощущала себя, как глыба в море, которая держится под напором воды, лишь потому что очень крепко втискивается в землю.

Потом меня толкнули особенно сильно. Я стала часто моргать и приложила ладонь ко лбу. Забывшись, перестала избегать Кису. И тут мой взгляд наконец-то коснулся его.

Он не шевелился. Лежал. С закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Кончики светло-каштановых волос разъехались, открывая его красивое лицо с большими, круглыми глазами и густыми бровями.

Он не шевелился. Дышал? Я не понимала. Шагнула к нему ближе, пялясь на ладонь, которая лежала у него на груди. Мне просто очень хотелось увидеть, как она приподнимается. Это значило бы, что приподнимается его грудь, а, значит, Киса дышит.

Но она не подавала признаков жизни – Киса не подавал признаков жизни.

Я почувствовала, как меня обдает холодом. Вместе с тем я перестала дышать, ощущая, что в зале вмиг закончился кислород.

– Занятие окончено! – снова услышала я.

Взгляд Ора остановился на мне. Я вздрогнула и, хотя не осматривалась, как-то поняла, что студентов в зале почти не осталось.

А потом от едва заметного вдоха сполз свободный край бабочки Кисы. И от души отлегло.

Я даже попыталась улыбнуться. Не получилось. Тогда я кивнула Ору, словно прощаясь, и выскочила из зала.

Глава 15

Кира

Новость о том, что Ор едва не убил студента, разнеслась по Академии, словно пожар по степи. Она ранила всех. Но больше всех – Киру.

Не было такого, что Киса проводил с ней каждую минут. Но Кира не нуждалась в общении более того времени, что Киса ей уделял. Поэтому сейчас, когда эта постоянная исчезла, Кира почувствовала пустоту. Непропорционально большую, относительно времени, которое она обычно проводила с Кисой.

С другой стороны, теперь у Киры были другие люди, которые удовлетворяли ее крошечную потребность в общении. Хотя она с радостью променяла бы всех друзей Лео на единственного Кису.

Он теперь лежал в медпункте – не так уж плохо. Однако, к нему никого не пускали. От этого Кира впадала в панику. Конечно, переживала она не из-за того, что не может поговорить с Кисой. Конечно, нет! Беспокоилась Кира из-за того, что не представляла, какой же серьезной должна быть травма, что с Кисой нельзя разговаривать.

Сообщили его папе о том, что с ним теперь? Может, забыли, и этим заняться должна Кира? Но она не знает адреса отца Кисы, да и не представляет, какими словами это сделать… Последнее, конечно – дурная отмазка. Но Кира держалась за нее, надеясь, что еще сумеет рассказать Кисе об этом переживании, чтобы он над ней посмеялся.

– Он не мог лишиться контроля! – кричал Лео.

Кира едва его слушала. Думала о том, какой ужасной была вся эта ситуация с Ором и Кисой.

Она сидела на полу стихийного зала, опираясь боком о стену. Кира как бы лежала на ней, но вертикально. Стена холодила щеку, хотя огонь, который давал свет, пробегал прямо над головой Киры. Однако, тепла он не давал – лишь светил.

Невидящим взглядом Кира смотрела на дальнюю стену. Думала, может, удастся пробраться к Кисе ночью, когда никто не сможет ее увидеть? Или не стоит этого делать, раз уж сказали, что нельзя? Посещать его не запрещали бы, если б это не было для него опасно, ведь так?

– А ты?

Кира поняла, что обращаются к ней, лишь потому что Старка пихнула ее в плечо. Тогда Кира оттолкнулась от стены и перевела взгляд на огненных.

– Ты же тоже там была, да? Как думаешь, это дурачок и правда случайно пропустил удар? Или специально это сделал, чтобы подставить Ора?

Несколько секунд Кира соображала. Сознание потихоньку возвращалось в реальность. А когда Кира поняла, что Старка имела в виду, ее обуяло возмущение.

– Ты нормальная? – возмутилась Кира, от злости забыв, где и с кем находится. – Плевал Киса на вашего Ора, который не умеет сдерживаться! Зачем ему подставляться! Какая же ты…

«… идиотка», – хотела закончить Кира. Но вовремя запнулась. Огненные смотрели на нее прищуренными глазами, с которых сочилось презрение. Будь оно реальным токсичным веществом, Кира давно удушилась бы. Но, к счастью, кроме чувства, что она здесь лишняя, Кира ничего от него не получила.

– Еще и имя такое дурацкое, – сказал Отас.

Кира вскочила. Хотела понестись к выходу и больше никогда не приходить на собрание отряда. Она чувствовала себя опустошенной, и оттого гораздо более уставшей, чем на самом деле была. Ее вымотала прошедшая неделя, вымотала эта суббота. Вымотала зима, которая, к счастью, уже заканчивалась, и вымотала ужасающая беспомощность, которую она теперь чувствовала чаще и сильнее, чем когда-либо.

Хотя Кире было интересно, о чем огненные говорят на своем почти тайном собрании, она была бы рада больше никогда на нем не присутствовать. Она искренне хотела уйти – а не делала это демонстративно, чтобы ее остановили.

Но Лео схватил ее за руку. Он единственный не лежал на полу, и не сидел, прислонившись к стене. Лео то стоял, то ходил из стороны в сторону, словно так быстрее перетекали одна в другую его мысли.

Его хватка была крепкой и, конечно, очень теплой. Горячее, чем обычно, так что Кира поняла: Лео злится и с трудом это подавляет.

– Далеко? – спросил он.

Почти с нежностью. Но ее было так мало, что Кира услышала лишь злость. Она попыталась выдернуть руку, и вместе с тем сказала:

– В комнату. Устала. Пусти.

С последним словом она еще раз бесплотно попыталась освободиться. Но Лео не отпустил ее, пока не сказал:

– Если уйдешь сейчас, можешь никогда не возвращаться.

Кира с испугом глянула ему в глаза. Она поняла: Лео не это имел в виду, он не хотел ее пугать. Однако, отпустил ее руку и Кира потерла запястье, чувствуя, как оно саднит от пальцев Лео.

Продолжая глядеть ему в глаза, Кира снова опустилась на пол. Она видела… или, может, лишь хотела видеть в выражении лица Лео, что он сожалеет. Но извиняться он не спешил. Потом Кира подумала, что не такой это серьезный проступок, чтобы извиняться. Поэтому перестала злиться на Лео. Сил и так оставалось немного – что их тратить на такую глупость, как злость?

– Нет, я не верю, что Ор просто потерял контроль, – продолжил Лео.

Он посматривал на Киру, кажется, переживая, что грубо с ней обошелся. Кира взглядом ответила, что все с ней в порядке.

– Вот именно! – воскликнула Старка, глянув на Киру. – Следовательно, виноват земляной.

Кира снова хотела подскочить, но вдруг почувствовала на плече горячую ладонь. Лео так давил, что словно бы опирался на нее, чтобы не упасть. Кире на миг показалось, что он и правда сейчас упадет. Но Лео прекратил сжимать ее плечо, едва она прекратила сопротивляться.

– Но он не виноват, как говорит Кира…

– Да мало ли что она говорит! – сказала Селия.

Она в первый раз за сегодняшнюю встречу подала голос. Реже нее говорил лишь Лу.

– Она земляная, – продолжала Селия. – Конечно, будет защищать своего!

Кира уже рот открыла, чтобы ответить. Она чувствовала, как едкий ответ скопился во рту вместе со слюной, которая словно бы прожигала ей язык. Но тут вмешался Лео:

– Ты же знаешь, у земляных нет такого чувства единения. Только огненные им отличаются. Она бы не стала защищать… как его? Кису? В общем, дело не в том, что он тоже земляной. Дело в том, что он не виноват.

Селия поджала губы и, подняла руки – показала, что сдается, хоть и не одобряет все это.

Кира тем временем смотрела на Лео, стараясь перехватить его взгляд. Однако, он будто забыл про нее, хотя Кира еще чувствовала жар, который словно бы стекал с ее плеча, где сжимались пальцы Лео.

Он вроде защитил ее. А вроде такое чувство, что предал.

Лишь позже Кира осознала, что защитил он не ее. Лео поддержал всего-то ее мнение. Больше, чем ничего, но меньше, чем хотелось бы.

– Ну если ты так уверен в этом… – проговорила Селия с иронией.

– Да, – оборвал ее Лео. – Уверен.

Кира от такого лишь поежилась. Сильнее чем обычно она ощутила холод, который окутывал ее с приближением огненных – хотя, казалось бы.

– Значит, что мы имеем? – сказал Отас преувеличенно радостно.

Молодец, конечно, что попытался поднять дух. Но у него не получилось. Кира почти услышала звук, с каким залегла первая трещинка между Лео и его братией. И, какой бы мерзкой себя при этом ни чувствовала – порадовалась.

– Очевидные факты, которые Лео отрицает, – сказала Селия.

Никто ее не поддержал, и злорадство Киры удвоилось.

– Ора, которого явно подставили. Кису, который явно не виноват… Нет, ну а что? К нему ведь до сих пор никого не пускают. Прикиньте как его покалечило? Стали бы вы подвергаться такой опасности, просто чтобы досадить Ору?

Огненные молчали – даже Селия. Наверное, решила не тратить слова на тех, кто не воспринимает их всерьез. Кира тоже ничего не говорила. За Кису было обидно. Мало того, что так пострадал – так его еще виноватым делают.

Тишина длилась слишком долго. Кира едва не заснула. И то лишь потому, что снова приникла к стене, холод которой словно бы удерживал ее в реальном мире.

– Либо он тот, кого мы ищем.

Все глянули на Лу, который спокойно сидел, обняв колени. Его догадка была настолько очевидной, что никто о ней не подумал. А теперь, когда ее произнесли вслух, она показалась самым разумным предложением, которое прозвучало в стихийном зале за сегодняшний вечер.

– Неужели… – выдохнул Лео.

– Да ну бред! – воскликнула Селия. – Не мог так много бед наделать такой дурачок.

Кира недоумевала, почему это Селия считает Кису таким дурачком. Потому решила спросить об этом у него самого. Если… когда сможет поговорить с ним.

– Давайте так, – сказал Отас. – Немного понаблюдаем. Если за время, что земляной лежит в медпункте, не будет происходить никаких… пакостей, значит, он виновен. Если же будет, очевидно, этим промышляет кто-то другой.

Все согласились. Последней, как обычно, отозвалась Кира. Впрочем, ее мнение было не важным для всех, кроме Лео. По крайней мере Кире надеялась, что хотя бы он видит в ней здравомыслящего человека, а не просто земляную, которая хочет защитить своего друга. Иначе не стал бы он приглашать ее в отряд, ведь так?

– Хорошо, – сказал Лео. – Что дальше надо обсудить?

Наконец-то он уселся на пол рядом с Кирой. Ей вдруг очень захотелось положить голову ему на плечо. Но делать это при его друзьях… Ох, Кира пока не была на это готова. Представила, как Селия закатит глаза, как хихикнет Отас, и как высокомерно глянет на нее Старка. Лишь Лу, вероятно, сдержится, но лишь потому что не заметит этого – он так редко моргал, словно спал.

Кира осмелилась лишь сесть, опираясь обеими руками на пол за спиной. Пальцы одной ладони коснулись бедра Лео. И он это заметил. Воскликнул:

– Кира!

Она не сдержалась и хитренько улыбнулась. Но оказалось, что Лео не о ее касаниях думал.

– Ты поговорила с Лорой?

– Кем? – нахмурилась Кира.

– Воздушной, которая собирала голоса.

Почувствовав, как внутри что-то ухнуло, Кира поджала губы.

– Она Лола.

Лео отмахнулся, мол, неважно. Киру это почему-то задело. Она не понимала, почему расстроилась: из-за того, что Лео забыл имя, или потому что не отреагировал на ее касания. Так ничего и не решив, она отвлеклась от этих мыслей, услышав:

– Так что? Вы общались?

Тут Кира обнаружила, что все смотрят на нее. Ну неужели! Когда им что-то от нее требуется – огненные само внимание! А когда надо прислушаться или хотя бы услышать – делают вид, что ее не существуют.

– Нет, – сказала Кира с вызовом.

Но тут же пожалела об этом. Огненные почти синхронно отвернулись от нее, словно она вмиг стала для них пустым местом. А Лео нахмурился. Хотя Кире нравилось иногда его вот так осаждать, сейчас она почувствовала: делать этого не стоило.

– Кира, – сказал он. – Это очень серьезно. Почему ты не поговорила с ней?

Голос Лео был спокойным, но строгим, словно у преподавателя. Больше, чем когда-либо он напомнил своего отца. Кире это не понравилось. Она опустила взгляд и, принявшись мять подол, сказала с извинением:

– Мы… поссорились.

– Так вы все-таки общались?

Кира по голосу слышала: Лео начинает злиться.

– Нет-нет! – воскликнула Кира с покаянием. – Мы… Еще давно поссорились.

– Из-за чего же?

Вернувшись к и так мятой ткани подола, Кира не поднимала глаз. Наверное, Лео подумал, что Кире неприятно вспоминать этот миг. Поэтому перестал наседать. Лишь спросил с шуткой:

– А ты не могла сначала спросить про голосование, а потом с ней ссориться?

Первую секунду стояла тишина, а потом хохотнул Отас. И то, кажется, лишь чтобы поддержать друга.

Медленно подняв взгляд на Лео, Кира поджала губы. Давала понять: ей жаль. Качнув головой, Лео отвернулся. Кира решила, что тема исчерпана. Но он вдруг снова глянул на нее и воскликнул:

– Нет, ну как так можно было? Кира! Единственная просьба! И ты с ней не справилась!

Лео смотрел на нее, прищурившись – взглядом, каким доселе другие огненные испепеляли Киру. Все – но не Лео. Теперь же злился и он. Да еще из-за такой ерунды.

– Я… – начала Кира.

Она попыталась добавить в голос раскаяние. Не справилась лишь потому что Селия ее оборвала:

– Ну что ты еще ожидал от земляной?

Селия не смотрела на Киру. Снова. Делала вид, будто ее не существует, будто она… сливается с землей, получается?

Все это было не обидным. Что там? Кира привыкла к тому, как в Академии огненные относятся к земляным. Нет, ранило ее другое.

Кира посмотрела на Лео, дожидаясь, когда он снова защитит ее перед своими неадекватными друзьями. Но он промолчал и в тысячный раз поджал губы. На Киру даже не посмотрел. Затем, словно решив, что Кира его не слышит, Лео сказал:

– И правда?

Почувствовав, как к лицу прилила кровь, Кира еле сдержалась, чтобы не вскочить прямо сейчас, и не броситься на выход. К черту огненных. К черту их глупые собрания, и надменные взгляды. К черту иерархию. К черту Лео.

Злость была сильной, но улеглась так же быстро, как накатила. Еще секунду назад Кира ощущала, как она полыхает в груди… да, полыхает, словно огонь. Огонь и есть зло. Но тут же Кира заставила себя успокоиться. Злость – дурацкое чувство отравляющее каждую мысль, которой коснется. Ровно как огонь портит каждый встречный ему предмет.

В стихийном зале повисла тишина. Лишь едва-едва слышалось, как пламя лижет стены. Потом Отас зевнул, да так смачно, что Кира сама не заметила, как тоже зевнула. Глаза заслезились. Кира поспешила утереть их незаметно. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из присутствующих решил, что это она от переживаний плачет. О, нет, Кира не такая нюня. Она тверже, она словно сухая земля. Чтобы ее расколоть, придется приложить немало усилий.

– Слушайте, может, стоит у Ора спросить, как он думает, что произошло?

После слов Отаса снова повисла тишина. Но не напряженная, а, наоборот, словно бы дающая надежду. Кира почти слышала, как крутятся шестеренки в головах у огненных. Видела, как растягиваются в улыбках их рты. Сама же она ни возбуждения, ни радости не чувствовала. Отас глупость сказал – отчего все так приосанились?

– Действительно, – сказала Старка.

Видно было: она досадует, что не сама эту идею предложила.

– Так его же уволили, – сказала Селия.

Уяснив, что ее слова не произвели такой эффект, как она ожидала, Селия чуть громче добавила:

– Уволили, значит, выгнали из Академии.

– Он уже уехал? – удивился Лео.

– Это ты лучше нас должен знать, – сказала Селия, пожав плечами.

Еще дюжина секунд тишины, во время которых Кира бегала взглядом от Лео к Селии. Они смотрели друг на друга и Кире это не нравилось. Впрочем, взгляды у обоих были настороженные. Селия не любила, когда в ней сомневались. Лео не любил, когда лишний раз вспоминали о его… связях.

– Так а чего мы сидим? – воскликнул вдруг Отас. – Если не уехал, значит, вот-вот уедет. Идемте прямо сейчас спросим…

– Та ну, ерунда, – буркнула Кира.

– Не думала, что скажу это, – заговорила Селия. – Но Земля права. Бред это. Он ничего не скажет. Видели, какой он был перепуганный? Ор не виноват, он сам не понимает, что происходит. Его подставили.

Затем она снова выразительно посмотрела на Киру, но та этого не заметила. Все ругала себя, что не сдержалась, и бросила это перепуганное «та ну». Хотя страхи ее были беспочвенными – все забыли о ней, едва заговорила Селия.

– Короче, кто куда, а я спать.

Селия поднялась с пола и стала потягиваться. То в одну сторону, то в другую… Ждала, пока к ней присоединяться – не идти ведь одной, как ходят земляные?

Дождалась. Лу тоже поднялся и сказал:

– И я спать.

Но по нему хотя бы видно было, что это не тупой предлог. Они медленно двинулись к выходу, словно давали время желающим присоединиться. Но Лео сказал:

– А мы все же пойдем.

Старка и Отас закивали.

Кира не понимала, к чему такой спех. И что им Ор может сказать, тоже не понимала. Все они были там, и все видели: он испугался не меньше них. Даже больше! Понимал, какие последствия это влечет и… не хотел их. Он не хотел. Правда, не хотел. Был не таким жестоким, как Кира всегда о нем думала. Ведь не просто так он решил стать преподавателем. Было в нем сострадание. Хотя часто, очень часто он заигрывался и вел себя со студентами… непрофессионально.

– Идемте, – сказал Лео, вскакивая. – Думаю, он еще здесь. А уедет в воскресенье, то есть у нас еще вся ночь впереди.

Кира сомневалась, что им целая ночь потребуется. Скорее всего они просто помнутся на пороге комнаты Ора, посочувствуют, побубнят что-то о том, что хотят ему помочь, и не подскажет ли он, кто мог так его подставить. Ор либо сразу их выгонит, потому что, очевидно, будет зол. Либо выслушает и потом выгонит, потому что… Причина, верно, будет все той же. Наверняка в его комнате сейчас, как в парной.

Лео не звал Киру с собой. Так что она медлила. Но он и Старку с Отасом не звал – а они поднялись и поспешили за ним.

Мучаясь в нерешительности еще несколько секунд, Кира сжимала кулаками подол сарафана. Но потом Лео обернулся и качнул головой, мол, поднимайся. Он не остановился, чтобы подождать ее. Но Кира быстро их нагнала и вместе с огненными вышла из стихийного зала.

На улице было не холодно. По крайней мере когда шагаешь с тремя огненными, температура ощущается иначе.

Они шли молча. Думали. Причем Кире казалось, что, если бы кто-нибудь сейчас вытряхнул их мысли, перемешал, и сунул обратно в головы – никто бы не заметил подмены. Ор. Киса. Кто кого подставил. Подставлял ли? И догадаются ли они когда-нибудь, кто за всем этим стоит?

Вел Лео. Он единственный знал, где находится комната Ора. Преподаватели жили в разных корпусах. Большинство – в учебном. Туда они и направлялись.

– Надеюсь, это нам поможет, – сказал Лео, открыв дверь и пропуская всех внутрь.

Он больше не злился. Кира слышала в его голосе лишь грусть. И глянул он на нее с грустью. Кира попыталась ему улыбнуться в качестве поддержки. Но Лео на улыбку не ответил.

Впрочем, Кира не обиделась. Она понимала, почему Лео так сосредоточен, что даже улыбнуться ей не может. Просто Ор его единственная зацепка. Больше ничто не может вывести его на того, кто устраивает беспорядки в Академии. Пока что. Потом они наверняка найдут еще зацепок. Но, верно, уже после того, как неизвестный снова проявится. Только дожидаться этого не стоит. Мало ли что в следующий раз придет ему в голову, если сейчас он жертвовал здоровьем студента… а, может, даже его жизнью.

Остановившись у двери, Отас перехватил взгляд Лео, и сказал:

– Да я уверен, Ор поймет, кто его подставил, едва глянет этому человеку в глаза.

Кира оступилась о порог. Вроде бодро шла, но тут вдруг ноги подкосились. Если бы не Лео – упала. Он подхватил ее под руку и вздернул вверх, так что у Киры чуть суставы не выскочили. Ее сердце колотилось. Нет, она правда думала, что упадет. Испугалась.

– Думаешь? – с сомнением спросил Лео, наблюдая за тем, как Кира отряхивает юбку, просто чтобы занять себя чем-то.

– Уверен, – хмыкнул Отас.

Его оптимизма хватало на всех присутствующих. Но не в этот раз. Ни Лео, ни Старка не улыбались. А Кира едва не рыдала. Глядя себе под ноги, она взбиралась по лестницы, из-за медлительности отстав настолько, что брела позади Лео.

Казалось, что кроме них в учебному корпусе никого нет. Шумы были, но отдаленные, так что казалось, будто они с улицы льются. Как обычно тусклый свет едва ли справлялся с тем, чтобы идти коридором было комфортно. Кира несколько раз спотыкалась, из-за чего Лео то и дело оборачивался на нее. Конечно, Кире нравилось, что он за нее переживает. Но сейчас хотелось, чтобы он ее не замечал. Кира хотела исчезнуть. Уже десять раз пожалела, что не ушла вместе с Селией и Лу. Наверняка, они уже в своих комнатах. А не бредут этим жутким во мраке субботней зимней ночи коридором.

Еще и тени, которые отбрасывали фигуры огненных из-за пламя на стенах, прыгали так резво, что у Киры голова кружилась. Хотя, может, дурно ей было лишь из-за страха.

В этой части корпуса Кира еще не была. Двери здесь находились плотнее, так что было ясно: помещения за ними скрываются небольшие. Кира осматривалась, запрокидывая голову, поэтому чуть не врезалась в спину Лео, когда он остановился. Обтянутая черной тканью форменной кофты, она была широкой и темной, как и все в этом коридоре. Кроме, разве что, окна. Оно было еще и высокое, с большим подоконником, который ловил едва заметный этой ночью свет луны.

– Какая комната? – спросил Отас.

– Предпоследняя вроде, – сказал Лео, кивнув на дверь.

Отас постучался, потом отошел на шаг, чтобы его створкой не пришибло, и стал переминаться с ноги на ногу. Старка взяла его под руку и что-то шепнула на ухо. Не меняясь в лице, Отас кивнул.

Затем они услышали удивленное:

– Войдите!

Дверь стала открываться, и Старка с Отасом скользнули внутрь. Лео подался за ними, но Кира вдруг схватила его за руку, и оттащила от двери. Он сопротивлялся, словно думал, что не Кира его утаскивает, а одежда за дверную ручку зацепилась. Лишь оглянувшись и заметив, как Кира на него смотрит, он по-доброму прищурился, и спросил:

– Что такое?

Кира не ответила. С прежней лукавой улыбкой качнула головой и, открыв соседнюю дверь, юркнула туда, утягивая за собой Лео.

Здесь было темно, поэтому Кира не видела его лица. Однако, если оно не изменилось с того, что было в коридоре, Лео не прочь был оказаться с ней в темноте маленького пространства.

Щелкнула ручка двери – в комнате не осталось и полоски света. Кромешная тьма. Так даже лучше.

Она обвила руками шею Лео с кожей горячей, как воздух над углями. Притянула к себе. Но вместо поцелуя сорвала с его губ лишь слова:

– Ты что делаешь?

Кира сперва приникла к его губам, провела языком по нижней. А потом, отстранившись где-то на миллиметр, сказала:

– Они справятся без нас.

Снова хотела его коснуться, но Лео, взяв ее за талию, попробовал отодвинуть Киру. Не прям ревностно пытался – наверное, поэтому у него не получилось. Но прежде, чем Кира снова его поцеловала, успел сказать:

– Но мы должны быть там.

Уже касаясь его губ своими губами, Кира качнула головой. Больше Лео не спорил. Он отвечал Кире, но длилось это не дольше, чем она того хотела.

Отстранившись, Кира заглянула ему в глаза, где видела лишь влажный блеск зрачков. А потом, ведя пальцем от его уха по шее, вниз, к вороту кофты, сказала:

– Значит, ты ничего не ожидал от земляной, да?

Она знала, что Лео щекотно, к тому же он попытался перехватить ее руку, когда она скользнула под кофту, пробираясь позвонками вниз по его спине, насколько далеко вообще могла скользнуть ладонью.

– О чем ты? – сказал он, прикрыв глаза.

Ему словно все равно было, что Кира скажет. Да и той уже плевать стало на свою маленькую обиду, когда получасом назад в стихийном зале Селия ополчилась против нее, а Лео к ней примкнул. К тому же Кира чувствовала, как от ее касаний по спине Лео бегут мурашки. Но все же надо было показать ему: он зря так поступил, и этот разговор нельзя откладывать.

– Не стоит обижать Землю, – шептала Кира. – Особенно при мне.

Несколько секунд Лео соображал. Потом сказал досадливо:

– Да брось, Кира, это было несерьезно… Ты же не обиделась?

Он уже не просто удерживал Киру за талию, он прижимал ее к себе, обхватив ладонями бедра. Втискивал, вдавливал, словно желая с ней слиться. Может, делал это специально, чтобы Кира забылась. Но она знала зачем здесь, и потому не сдавалась. Произнесла:

– Просто скажи, что был не прав.

Она мягко уворачивалась от его рта, словно даже мысль снова поцеловать его была возмутительной. Но вместе с тем Кира двинула бедрами вперед. Совсем легко – но, конечно, Лео это ощутил.

– Я был не…

Лео умолк, и Кира уже пожалела, что поставила такое условие. Конечно, Лео никогда не признается в таком. Даже если искренне в это поверит.

– Ну же! – шепотом воскликнула Кира, мечтая снова услышать то, каким низким становится его голос, когда Лео шепчет.

– Я был не… много… – продолжил Лео.

Но снова оборвался. Кира плотнее притиснулась к нему, ведя носом по его шее и словно бы случайно касаясь ее губами. Она уже снова хотела его поцеловать – в губы, и чтобы надолго, не переживая о том, что нужно вытянуть из Лео извинения.

Кире было жарко – открыть бы окно. Но отрываться от него? Нет, конечно, это того не стоило. Лучше сгореть заживо, чем сейчас сделать это.

– Немного неправ, – наконец закончил Лео.

Едва сдержав стон, Кира наконец-то впилась в его губы. Она делала с ними все, что хотела, пока его руки, скользнув ей под юбку, то гладили, то сжимали бедра.

Меньше мгновения – вот сколько это длилось по ощущениям Киры. Потом по стене скользнул огонь. Плоская, широкая змея, которая не грела, но ярко светила.

Кира поняла, что это огонь не Лео. Скажи ей подобное раньше – она бы посмеялась. Не думала, что когда-нибудь сможет отличать огненных по их стихии. Словно пламя может разниться чем-то кроме цвета. А ведь он показывает всего-то температуру – никак не принадлежность.

К тому же Лео держался за нее, не отвлекаясь, чтобы вызвать огонь – даже головой не качал. А чтобы вызвать стихию, надо хотя бы кулаки сжать. Но Лео сжимал лишь ее бедра.

Увидев в свете огня его испуганное лицо, Кира тоже перепугалась. А мгновением позже поняла, какую тупость совершила, когда зашла сюда. Еще через мгновение они услышали:

– Я вас поздравляю, но давайте заканчивайте. Я бы хотел спать один в комнате.

Кире стало жутко холодно. Лишь спустя несколько секунд она поняла, что это Лео ее отпустил. Больше не было его горячих ладоней на ее коже – не было тепла.

Но главным чувством стал страх. Кира не оборачивалась на голос, просто чтобы его владелец не опознал ее, то есть чтобы не позориться еще больше. Но он опознал Лео, который стоял лицом к кровати, которая, наверное, находилась в противоположном углу комнаты.

Глаза у Лео стали круглыми, их яркая зелень потускнела, ее словно выжгло огнем, который плавно растекся по стенам комнаты. Лео вытер рот, провел рукой по волосам, тем временем второй рукой нащупывая дверь.

– Извините, – пискнул он. – Извините.

Кира еще ни разу не слышала его голос на таких высоких частотах. Это было бы смешно, если б она не дрожала от страха. Впрочем, она не то, что боялась – скорее так устыдилась, что это было страшно. Кровь прилила к лицу, стало жарко. То есть ей и до того было очень… тепло. Но в сравнении с таким горячим стыдом, прошлые чувства казались прохладными.

– О, Лео младший… Это вы?

Лео уже открыл дверь, не глядя на нее, и теперь пытался вытолкнуть Киру, которая одеревенела – ноги не слушались, руки не шевелились. Двигались лишь ее мысли. Почти сразу их всех вытиснула одна: «КАКОЙ ПОЗОР».

– Да, – сказал Лео.

Врать смысла не было. А молчать глупо. Препод его узнал. А кто еще мог спать в комнате той части корпуса, где находятся покои некоторых преподавателей? Узнал он Лео по голосу, или распознал его лицо – не важно. Главное, что личность установлена.

– И кто с вами? Земля?.. Какой интересный выбор.

По голосу Кира слышала, что этот мужчина не злится. Он забавлялся. Но и так приятного ей мало. Интересно, в какое мгновение он проснулся? Едва они вошли? Позже? Раньше?

Еще секунда и Кира была в прохладе коридора. Еще две – там оказался и Лео. Он захлопнул дверь и прислонился к стене, дыша так тяжело, словно долго от кого-то убегал.

Они не смотрели друг на друга. В отличии от Лео, Кира даже дышать не могла.

Они нарушили какое-то правило? Но вряд ли в уставе Академии есть что-то на этот счет. Наказание, полагающееся студентам, которых застали за любодеянием в комнате преподавателя…

Жуть какая! Конечно, такого нет!

Кире оставалось лишь надеяться, что этот преподаватель ничего у нее не ведет. Голос она не узнала – так что, очевидно, этот огненный преподает лишь своим.

Зато у Лео он явно что-то вел. Во-первых, узнал его – хотя кто в Академии не знает Лео? Во-вторых, его лицо стало таким бледным, каким Кира никогда не видела вечно загорелую кожу Лео.

Она первая посмотрела на него. Лео недолго пялился в стену противоположной от той, к которой прижимался. А потом, почувствовав ее взгляд, посмотрел на Киру.

Пара секунд – и они рассмеялись. Это были нервные смешки, которые, усиливаясь, мигом перетекли в полноценный хохот.

За этим их застали Старка и Отас.

– Вы че ржете? – спросил Отас.

– Вы куда пропали? – сказала Старка.

Лео и Кира не отвечали. Кира уже слезы утирала. Она себя не сдерживала – забыла, что препод, которому они помешали, все еще может их слышать через щель под дверью. Да и через стены мог – так громко они хохотали.

Потом Лео взял Киру за плечи, притянул к себе, и поцеловал. Совсем не страстно, но как-то… по-домашнему? По-доброму? Любя?

Потом они наконец-то обратили внимание на Старку и Отаса. Те заждались. Смотрели на них со странной смесью эмоций: и удивлением, и презрением, и даже каким-то одобрением.

Отстранившись, но продолжая сжимать плечи Киры, Лео со всей серьезностью сказал:

– Были заняты.

– Я вижу, – хмыкнул Отас.

– Юбку поправь, – добавила Старка.

Кира провела руками по подолу и поняла, что, задравшись, тот так и не опустился. Стараясь не меняться в лице, Кира оправила его и с каменным лицом посмотрела на огненных.

У Лео поймала тут же исчезнувшую улыбку. А потом он сказал:

– Ну что?

Звучал бодро, выглядел теперь так же. Но осунулся, когда Отас качнул головой и сказал:

– Ничего. Ор ничего не понял.

***

Кира больше не увидит Ора. Его и правда уволили. А Лео был прав, когда сказал, что он уедет из Академии в воскресенье. Кира радовалась – скорее даже злорадствовала. Хотя то, что произошло с Ором было несправедливо. Он каялся. Даже Кира этому верила – видела, каким осунувшимся он ходил по Академии в последние дни.

Но подобное за ним уже числилось. Всякие мелочи, но их было немало. Подпалил Дану волосы, обжег Тассию, так что тлела ее одежда… И это лишь те проступки, о которых Кира слышала. Вероятно, не меньше их было с воздушными и водными.

Так что не удивительно, что Ора уволили. Кира предполагала, что ректору он нравится. Взял ведь он его на эту должность? Да и они так похожи. Вспыльчивые огненные с желанием повелевать и приказывать. Но для репутации ректора нельзя было держать Ора на должности после всего, что он сделал. Пошли бы толки. А зачем это ректору сейчас, когда его положение такое шаткое? Так что да – Ору пришлось принять этот удар.

Теперь Кира гадала, кто же будет их новым преподавателем по взаимодействию Огня и Земли. Они пропустили уже три занятия – ректор все не мог отыскать замену. Наверное, к этому времени пожалел, что уволил Ора так быстро, еще и в середине семестра. Но ждать было нельзя. Сколько еще студентов пожалуется на него? Сколько пострадает «от его рук»?

Несмотря на любовь к правильности и четкости, Кире не было жаль, что у них пропало столько занятий. Все равно они были не продуктивными. При Оре они просто состязались друг с другом. Результаты почти всегда были одинаковыми: огненные выигрывали. Только несколько раз за все время выигрывал кто-то из Земли. Кира помнила: единожды это была Тассия. Старательная студентка, она быстро схватывала материал, и еще быстрее – чужие слабости. Вот и обыграла одного огненного. Но больше это не повторялось. Кире тоже очень хотелось кого-нибудь обскакать. Но до того на занятиях она по большей части училась принятию.

Однако, на следующей неделе уроки пообещали восстановить. Все были заинтригованы. Будет новый преподаватель лучше Ора или хуже? Как будут проходить занятия? Как будут выставлять оценки, учитывая, что прошла почти половина семестра?

Кира думала обо всем этом, шагая по траве, мокрой от талого снега. Странно. Снег уже пару недель как сошел – времена года в Академии наступали по расписанию. Осенняя прохлада пришла первого сентября, снег – первого декабря, и вот, запах свежести, а с ним яркое солнце и щебет редких птичек – первого марта. С тех пор прошло больше недели, а Кира не переставала удивляться запаху весны в воздухе. Это радовало, потому что весна Кире нравилась почти так же сильно, как осень. Но это и расстраивало – время шло необыкновенно быстро. Так что с каждым новым градусом тепла, Кира чувствовала, как ее движения ускоряются, словно тело хотело поскорее уладить какие-то дела. Казалось, что молекулы, из которых оно состояло, реагировали на тепло так, что двигались быстрее, отчего быстрее двигалась и Кира. Не логично – но как-то так оно ощущалось.

Медпункт находился в дальней части территории Академии. Кира бывала здесь, но так редко, что каждый раз боялась заблудиться. Спрятанный среди посадки, которая отделала Академию от внешнего мира, медпункт походил на домик лесной ведьмы. Строение было большим и плоским. Словно высокую избушку с двускатной крышей кто-то придавил большой ладонью, и теперь она приникла к земле, расползшись со всех сторон.

Кира несла гостинец, не сколько желая угодить Кисе, а сколько думая, что это будет забавно. Всем больным носят апельсины, правильно? Значит, и Кисе они положены.

То, что к нему можно наведаться, Кира узнала от Аски. Та ходила в медпункт едва не каждый день. Вечерняя прогулка по лесу – вот как это у нее называлось. Так что, когда Аска вечером выходила из комнаты, перед этим полчаса расчесывая волосы, Кира знала, куда она направляется, даже не спрашивая об этом.

Правда, Аска всегда возвращалась грустной. И только в последний раз – веселой. Она ничего не сказала, да и Кира ничего не спрашивала. Но было очевидно: Киса поправился настолько, что к нему наконец-то стали пускать посетителей. Такой радостной Аска могла быть лишь после встречи с ним.

Хотелось тут же броситься в медпункт. Но было уже поздно – вряд ли в такое время Кире в медпункте будут рады, даже сам Киса. Так что она решила наведаться к нему завтра. А затем постаралась скорее заснуть, чтобы скорее очутиться в дне, когда они увидятся с Кисой.

Так что с утра Кира выпросила на завтраке апельсины, а потом потопала к медпункту.

Дверь открыли по первому стуку. Земляную, которая дежурила тут, Кира уже знала. Поздоровалась с ней кивком, и, прежде, чем спросить, услышала:

– Ты к котенку?

Кира снова кивнула, но теперь смущенно улыбаясь. Хотя кем еще Киса мог здесь прослыть? Наверняка, он только и делал, что спал, ел и ленился – настоящий котенок. Возможно, иногда шкодничал. Но, судя по лицу дежурной, она не сильно из-за этого злилась. Верно, Киса успел очаровать и ее, даже будучи больным и немощным… котенком.

Дежурная провела Киру по светлому коридору и остановилась у двери. За той послышались какие-то стремительные движения, но Кира не обратила на них внимания, потому что дежурная заговорила:

– Только не говори ему ничего, что может вызвать эмоциональное потрясение, хорошо? Он еще слаб.

Кира кивнула, чуть нахмурившись. Как жаль. Она думала, что Кису вот-вот выпишут. Неужели он тут еще долго будет торчать, раз до сих пор слаб?

Убедившись, что Кира поняла всю серьезность, дежурная открыла ей дверь, и ушла, даже не заглянув в комнату. Затем Кира зашла и беззвучно закрыла за собой дверь.

Помещение оказалось очень маленьким, и очень светлым, если не считать пол. Планировкой походило на комнаты студентов, но мебели здесь было на одного. Если бы не огромное окно, у Киры случился бы приступ клаустрофобии. Но то словно бы увеличивало пространство, особенно когда было открыто. Как сейчас. С улицы тянуло холодом, и Кира не понимала, зачем Киса ее открыл.

Она глянула на то, как он растянулся на кровати лицом в подушку. Ноги едва не на голове, руки почти что на полу. Но судя по тому, как он мирно посапывал, спать так Кисе было удобно.

Кира поджала губы, расстроившись, что застала его спящим. Было не так уж рано – но и не поздно. Впрочем, Кира понимала: если ты болен, спать нужно как можно больше. Поэтому решила не будить Кису.

Она недолго постояла на месте, опустила мешочек с апельсинами на стульчик в углу. Потом обняла себя, чтобы не было так холодно. Переминалась с ноги на ногу. Затем решила, что стоит закрыть окно – а то Киса вдобавок ко всему еще и простудится… Хотя, может, после ранения огненным, Кисе прописан холодный воздух? Черт знает, как такие травмы лечатся.

Кира подошла к окну и, взобравшись одним коленом на подоконник, потянула на себя створку. Бросив взгляд из окна вниз, Кира словно бы оступилась. Она привыкла, что из ее окна до земли еще четыре этажа. А в медпункте этаж был всего один.

Кира тут же об этом забыла бы. Но тут ее взгляд зацепился за какое-то яркое пятнышко на земле. Кира долго приглядывалась, силясь понять, что видит. До последнего не верила, что это тлеющая сигарета. Но тут Кира вспомнила, какой шум донесся из комнаты, когда они с дежурной подошли к двери. И тогда все поняла.

С грохотом закрыв окно, Кира отошла от него и, уперев руки в боки, сказала:

– Подъем, Киса.

Он не шевелился. Дышал – но не более того.

– Киса, вставай. Иначе я всем расскажу, чем ты тут балуешься.

Тут уж Киса повернул голову. Телом все еще не шевелился – просто вывернул шею, чтобы посмотреть на Киру. Удивительно, что при этом голова у него не отломилась.

Вопреки ожиданиям, Киса не обрадовался, увидев ее. Смотрел одним глазом – второй скрывала простыня, в которую Киса упирался головой. А потом сказал:

– О чем?

– А ты как думаешь?

А вот Кира не улыбаться не могла. Она… да, соскучилась по Кисе. Кто бы мог подумать? Как вообще можно скучать по человеку, который заполняет собой помещение, как воздух заполняет все доступное ему пространство?

– Неужели они догадались, что сюда приходит Даночка?

– Сюда приходит Данаката? – взвизгнула Кира.

Тут же зажала рот, перехватив строгий взгляд Кисы. Но оказалось, такой он по другому поводу.

– Это я просто мои подозрения, – сказал Киса и добавил с грустью: – Не приходит она сюда.

Затем он выкрутился так, чтобы сидеть на кровати, подпирая голову рукой, и уставился на Киру.

– Тогда что? – спросил он. – Узнали, что я краду спирт?

– Ты крадешь спирт? – воскликнула Кира, скривившись сильнее, чем после вопроса о Данакате.

– Всего один раз! Просто интересно было, правда ли что от него слепнут…

– И как?

– Ну… Тебя я узнал по голосу.

Кира почувствовала, как кровь отлила от лица. И язык отнялся. Это какая-то побочка от ранения Ора? Неужели… Неужели он повредил глаза Кисы и теперь…

– Да что с тобой! – воскликнул Киса, заметив, как Кира побледнела. – Я узнал тебя по голосу, просто потому что не видел тебя, как ты вошла, а сперва услышал!

– Дурак, – сказала Кира.

Она перепугалась по-настоящему, ведь столько слушала от медперсонала, в каком ужасном Киса положении, что не может ни с кем видеться. Вдруг он не мог видетьсябуквально?

– Ты просто разучилась понимать мои шутки, – сказал Киса, не желая брать вину на себя.

– Ясно, ясно, – сказала Киса, чувствуя, что теперь Киса ведет разговор. Тут же она добавила: – Но я не о том.

Киса задумался. Словно у него столько секретов, что так сразу и не поймешь, какой раскрыли.

– Сигарета, – сказала Кира, кивнув на окно.

– А! – воскликнул Киса, хлопнув себя по бедру. – Это ничего!

– Тогда почему ты ее выкинул, когда услышал, что к твоей комнате приближаются?

Киса махнул рукой, мол, отстань. Но Кира не отступалась. Сложила руки на груди и вздернула брови, ожидая ответ. Киса поерзал немного, а потом сказал:

– Честно говоря, хочу просто, чтобы здесь подольше думали, что я смертельно болен. Не очень хочется снова в трудовые будни… А если курю, значит, здоров, верно?

Кира не нашла, что сказать. Хлопала глазами, глядя на Кису, и не понимала, почему он так спокоен. Выглядел он как обычно. Может, чуть более замученный и бледный, чем всегда. Но… Да, Киса был здоров.

Тем временем он продолжал:

– Впрочем, наверное, зря я тебе это сказал… предательница.

Тут уж Кира возмутилась. Ее брови подскочили, и она сказала:

– Почему это?

– Ты не навещала меня! – воскликнул Киса. – Знаешь, как тут было скучно? Да, спирт, разок своровал… Но самое интересное, что я с ним сделал – это выкинул в окно.

Киса словно бы обиделся – по крайней мере так звучал его голос. Кире заранее стало совестно, хотя она пока не понимала за что.

– Так нельзя было к тебе наведываться, – сказала она, чувствуя, что ошибается.

– С чего ты это взяла? Первую неделю правда нельзя было. Но потом! Почему ты не приходила потом?

Кира призадумалась. И правда, почему? Она лишь раз спросила у медсестры про Кису – на следующий день после поединка с Ором. Конечно, тогда он был не в лучшей кондиции, и Киру к нему не пустили. Но потом?..

Потом она не приходила, потому что Аска возвращалась в комнату грустная, и Кира решала, будто это значит, что ее не пустили к Кисе, значит, и ей там не место.

– Потому что Аску не пускали, – наконец сказала Кира, чувствуя себя глупой.

Киса застонал, запрокинув голову, так что Кира услышала, как его голова стукнула о стену. Судя по звуку, ему было больно. Однако, тональность визга Кисы изменилась, лишь когда он схватил подушку, обернутую больничной идеально белой простынью, и накрыл ею лицо.

Пока он разыгрывал эту сценку, Кира взяла мешочек с апельсинами, села на стул, и положила его себе на колени.

Закончив, Киса резко убрал подушку, отпихнул ее ногой, и уставился на Киру. Заметив, что она до сих пор недоумевает, он сказал:

– Аску не пускали, потому что я сказал этого не делать. Надоела она. Вот я и попросил, чтобы дежурная говорила ей, что я слишком слаб, чтобы взаимодействовать с внешним миром. Вчера, правда, эта отмазка уже не сработала… Но я как-то это пережил.

Кира чувствовала себя ужасно глупо. Поджала губы и опустила голову. Киса бросил что-то ободряющее, но Кира не прониклась.

– В любом случае, Кирочка, – сказал он. – Я хорошо отдохнул. И от тебя в том числе.

Улыбнувшись, Кира подняла голову. Обидно не было. Да и как она могла обижаться, видя Кису целехоньким? Кира ведь думала, что с ним что-то ужасное приключилось… То есть так оно и было. Но Киса быстро выкарабкался.

– Как ты? – спросила Кира. – Очень… больно было?

Киса, доселе выглядевший хорошо, если не сказать прекрасно, принял вид великомученика.

– Ой… – протянул он. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить…

Кира улыбнулась, готовая слушать сказки. Хотя Киса не врал, он умел так рассказать реальность, что казалось, словно это пересказ романа-эпопеи.

– Оказалось, очень неприятно, когда тебя пожирает пламя. Вроде бы Ор сразу отозвал огонь, как понял, что… попал в яблочко. Но первые мгновения… Кирочка, это было ужасно больно. Я чуть сознания не лишился!.. – запнувшись, Киса нахмурился, и добавил: – Нет! Я ведь в самом деле лишился сознания!

Хотя все это было совсем не смешно, Кира хохотнула. Заметив, что Кира благодарный слушатель, Киса продолжил с прежней театральностью:

– И ладно бы эту мою слабость никто не застал! Но на глазах у двух потоков! Упасть в обморок! Как девчонка какая-то!

Тут Кира нахмурилась, но просто чтобы Киса не думал, что ей нравятся такие сравнения. Судя по тому, что он, а не она три недели валялся на больничной койке – девчонки не такие уж слабачки.

– Я когда очнулся здесь, подумал, что умер. Все такое светлое, как, наверное, в раю. К тому же, вон, – Киса махнул рукой на окно, – свет в конце тоннеля.

Кира снова хихикнула, наблюдая, как Киса смахивает с бледного лба спутанные волосы. Потом он, забывшись, почесал плечо, отодвинув футболку.

– Но здорово, что здесь уход такой хороший, люди ласковые. Знаешь, я даже немножко жалею, что за четыре года Академии лишь разочек полежал в медпункте. Тут своя атмосфера. Как будто ты в другом мире, где все очень добрые и заботливые…

В какой-то миг Кира перестала его слушать. Сперва улыбалась, потом стала Кису осматривать. Привлекшись его ладонью, которая чесала плечо, Кира недолго вглядывалась в него. Уже хотела отвести взгляд, но вдруг поняла, что место, которого Киса касался, слишком яркое, особенно в сравнении с его кожей в других местах. Лицо бледное, словно в сметане, а плечо… Что с плечом?

Кира думала, что сказала это вслух. Но подскочила к Кисе без предупреждения, вернув мешочек с апельсинами на стул. Киса продолжал рассказывать хроники своей больничной жизни, когда Кира оказалась рядом с ним, чтобы пристальнее вглядеться в его плечо, ключицу… В общем, то красное пятно, которое уходило под футболку.

Сперва Киса не обращал внимания на то, какой Кира стала встревоженной. Продолжал говорить – и Кира не заметила, в какой миг его речь оборвалась.

Она коснулась плеча Кисы, потом ключицы, потом оттянула его футболку, чтобы посмотреть на предплечье.

По телу Кисы, начиная чуть ниже шеи, расплывалось жуткое красное пятно. Даже не пятно – а целый рассадник уродливых… что это? Ожоги? Да, верно, что ожоги. Сухая кожа, корочки – где толще и темнее, где тоньше и светлее – шелушащиеся ошметки, и расцарапанные клочки плоти. Чем больше Кира вглядывалась, тем хуже ей становилось. Значит, говорит, ничего такого с ним не случилось? Не больно? Не страшно? Из-за речи Кисы создавалось впечатление, словно он случайно в медпункт попал. На деле же Кира видела: ему досталось, ему пришлось не сладко. Значит Ор заслужил увольнение. Черт возьми, уволить его должны были до того, как он это сделал!

Когда Кира потянула ворот футболки так, чтобы посмотреть на грудь Кисы, он сказал спокойным голосом:

– Кирочка, перестань меня раздевать. Я начинаю возбуждаться.

Кира отпрянула, не прекращая глядеть на ожоги. Испугалась она, конечно, не слов Кисы, а тому, как плохо он на самом деле выглядел.

Справившись с потрясением, Кира наконец-то подняла взгляд на Кису.

– Что такое? – спросил он. – Расстроена, что я тебя остановил? Мы же, помнишь, договорились с тобой, что просто дружим. Нет, конечно, если ты хочешь…

Кира едва не стукнула его по голове. Но сдержалась, учитывая, что вот только осознала, как Кисе досталось и без нее.

– Киса!.. – воскликнула она и запнулась, ведь еще не придумала, что сказать.

Он просто смотрел на нее, потом потянулся поправить ворот, но перед этим еще немного почесал начало пятна на костлявом плече.

– Что? – сказал он, уяснив, что Кира не в состоянии сама заговорить.

– У тебя ожоги!

– А?.. Ну да, – Киса теперь сам оттянул футболку и посмотрел на себя, словно забыл про собственные увечья. Затем отчеканил профессорским тоном: – Магические. Третья степень.

– Третья степень?!

Кира не понимала, как можно быть таким спокойным. Еще и рассказывать про абсолютно все, но не про самое важное.

– Три недели прошло, – сказал Киса. – Уже почти зажили. Может, шрамы останутся, но, – Киса ухмыльнулся, – шрамы украшают мужчину.

Не соглашалась Кира лишь потому, что едва слышала Кису. Хотя что удивляться? Разве она не чувствовала даже на расстоянии, какое жаркое пламя неслось в Кису? Не слышала его стона? Не видела перепуганный взгляд Ора?

– Какой кошмар, – наконец выдала она.

– Да что ты, Кирочка! – воскликнул Киса. – Не расстраивайся, я же выжил!.. – тут он нахмурился и добавил: – Или ты из-за этого и переживаешь?

Кира не отвечала. Еще недолго смотрела на Кису, хотя почти все пятна скрывала футболка. Но потом отмерла, провела рукой по волосам, и посмотрела ему в глаза.

– Так долго ты тут еще будешь?

– Та нет. Завтра уже, сказали, можно идти грызть гранит науки.

– Завтра? – воскликнула Кира. – Но как же…

Она хотела спросить, как Кисе, такому изувеченному, носить форму? Как он будет себя чувствовать? Как ему вести себя на взаимодействии? Вдруг новый препод будет еще хуже Ора? Кира, конечно, сомневалась, что существуют преподаватели хуже Ора. Но мало ли?

Однако, она запнулась, раздумывая, что хочет спросить скорее. Так что заговорил Киса:

– Как я продолжу пользоваться успехом у женского пола? Ой, Кирочка, не дави на больное. В целом, можно не раздеваться, просто…

– Пожалуйста, без подробностей, – осадила его Кира.

– А что ты хотела? – возмутился Киса. – Как будто не понимала, что в марте со мной лучше не связываться?

– Скажи лучше, когда пятна сойдут.

– Хочешь записаться ко мне на это время?

Кира не отвечала, просто строго смотрела на Кису, чтобы не поощрять такие его шуточки. Но целевой аудиторией шуток Кисы был он сам. Поэтому Кире пришлось подождать, пока он похихикает, и лишь потом получить ответ:

– Наверное, еще около месяца. Но это если мазаться чем-то вонючим, и не чесаться.

Кира кивнула. Пока она в который раз пыталась осознать, какой ужас произошел с Кисой, он осматривал ее. Самым интересным в Кире оказался неопознанные мешочек. Вот Киса и сказал:

– Что у тебя там?

Сперва Кира не сообразила, но когда Киса кивнул на мешочек, сжала его и рассеянно сказала:

– Я тебе… гостинец принесла.

Вся эта история про больного и гостинцы уже не была такой смешной. Кира приуныла. А вот Киса, наоборот, приосанился.

– Давай еду… Что ты там принесла? Кормят тут отвратно… Мяса не дают, мол, это слишком тяжелая еда для больного. Хорошо хоть молока столько, что хоть облейся…

Попытавшись улыбнуться, Кира протянула мешочек. Киса полез туда, облизываясь. Но вдруг с ненормальным визгом отбросил мешок, и он глухо стукнулся о пол. Апельсины выкатились, и теперь лежали на темном ламинате яркими пятнами.

– Ты издеваешься?! – воскликнул Киса.

Кира недоумевала. Посмотрела на него, но не заметила, чтобы Киса шутил.

– Что такое? – спросила она с паникой.

– Я ненавижу даже запах апельсинов! – причитал Киса. – А ты говоришь о том, чтобы…

Он остановился, чтобы сделать вид, как подавляет рвотный позыв. Затем кашлянул, и продолжил:

– … чтобы их есть?

Кире совсем дурно стало. Мало того, что не подозревала, какие ужасы Киса перенес, так еще ни разу не наведалась к нему, хотя можно было, и – какой ужас! – принесла цитрусовые, которые он, оказывается, ненавидит.

– Извини, – буркнула она, опускаясь со стула, чтобы собрать апельсины.

Пока они лежали на полу, Киса боялся ступать на него. И даже говорить. Подполз по кровати ближе к окну, и стал демонстративно дышать свежим воздухом. На извинение ответил грустным голосом:

– Да ничего страшного. Хотя, конечно, не думал, что ты так плохо знаешь своих друзей

– У меня нет друзей, – ляпнула Кира.

Вырвалось по привычке. Она столько раз сама себе так говорила, что поверила в это. То есть, почему «поверила»? Так оно и было.

– То есть… – Кира вскинула голову. – Прости. Это не так. Ты… ты мой друг.

Киса не отвечал и не улыбался около пяти секунд. На память Киры – самое долгое время. Но, как всегда, быстро опомнился, и, как всегда, заговорил жизнерадостным тоном:

– Да ничего, бывает! Я, знаешь, тоже не многих называю друзьями… Чаще любовницами.

Как всегда, пропустив подобное мимо ушей, Кира долго мялась, не зная, что ответить. Зря она так сказала. Потому что соврала? Или это все же правда? Неясно. Кто вообще такие друзья? И зачем они нужны? Разве Киса входит в их число? Они просто вместе завтракают, ходят на занятия, садятся рядом, иногда вечером сидят на крыльце корпуса, иногда заворачивают за него, если охота курить. Но у Кисы полно таких… знакомых. Разве в таком случае можно говорить, что друзья они именно с Кирой?

Ерунда какая-то. Он Кире не нужен. Просто обстоятельства их свели, поэтому приходится много общаться. А в медпункт Кира пришла, потому что… Захотелось. Чем не причина?

Кира не хотела снова смотреть Кисе в глаза. Но когда она это сделала, то поняла, что зря боялась. Он почти улыбался, расчесывал волосы пальцами, и смотрел на нее. Кажется, он думал примерно о том же, о чем и она. Только его такие мысли почему-то радовали.

– Так что? – сказал он. – Как ты без меня, скучала? Наверное, нашла себе новых вовсе-не-друзей?

Кира попробовала улыбнуться. Получилось. Правда, уяснив, что у нее есть что Кисе ответить, стушевалась, и пробормотала:

– В общем-то, да.

У Кисы округлились глаза. Он, кажется, по-настоящему расстроился, но тут же чуть не завизжал от радости, когда Кира сказала:

– Я про Лео…

Киса захлопал в ладоши и принялся скандировать что-то радостное. Но вмиг погрустнел, когда Кира добавила:

– … и его друзей.

– Вот это мне уже не нравится.

– А что? – спросила Кира. – Они неделимы. Огненные, что с них взять?

Киса призадумался. Снова стал чесать плечо, но там уже сукровица проступила, поэтому он айкнул и отдернул руку.

– И часто вы вместе? – спросил Киса.

Не услышав в его голосе ревности – да и с чего ей там быть? – Кира едва не начала рассказывать про отряд, про собрания и про миссию, которую им назначил Лео. Но вовремя осеклась и сказала лишь:

– Да у нас общий предмет. Вот мы после него и… общаемся.

– Что за предмет?

– Способы контроля.

Киса так удивился, что даже спину выровнял, хотя доселе полулежал.

– Зачем ты туда записалась? Это же…

– Я знаю, что это для огненных. Но…

Что «но»? Но Лео сказал прийти, чтобы поведать ей о своем секрете? Про отряд и все остальное? Он бы расстроился… он бы разозлился, узнай, что Кира треплется об этом. К тому же Кисе! Того, кого они подозревают.

К тому же ничего странного в Академии не происходило, пока он был на больничном. Значит, их подозрения окрепнут… Нет, Кисе нельзя ничего говорить. Хотя Кира знала наверняка: он тут ни причем. Он жертва… Как и Ор. Впрочем, к последнему она жалостью не проникалась. Разве что чуть-чуть.

– Я пошла туда, чтобы быть ближе к Лео. Группа на этом предмете маленькая, так что… да.

Отчасти так оно и было, поэтому Кира не расстраивалась, что соврала. Да и Киса так возликовал, что она лишь убедилась в том, что правильно поступила, когда пошла на способы контроля.

– Обалдеть! – восклицал Киса. – Кирочка! Ну ты даешь! Молодец! Мо-ло-дец!..

Киса что-то там еще болтал про то, как здорово, что она наконец-то решилась брать быка за рога, то есть льва за гриву. Кира слушала и улыбалась. Знал бы Киса, как далеко уже зашли их отношения. Только рассказывать Кире почему-то не хотелось. Не потому, что она Кисе не доверяла. Отнюдь! Он, конечно, балабол, но – Кира знала – о ней с другими не будет трепаться. Просто отношения это такое личное. Кире хотелось, чтобы это было только между ней и Лео. И больше никого – ни в прошлом, ни в будущем.

Когда Киса умолк, радуясь такому повороту, едва не больше Киры, она сказала:

– А еще они размышляют о том, что могут сделать, чтобы папа Лео остался ректором.

Лицо Кисы вытянулось.

– Подлецы! – сказал он. – Разве могут студенты на это влиять?

– Могут, – сказала Кира, пожав плечами.

Призадумавшись, Киса стал мять подушку, которая теперь лежала у него на коленях. Он вдавливал в нее то одну ладонь, то вторую, смотря при этом в потолок так пристально, что и Кира туда глянула. Подушке вообще за сегодня досталось. Только пока Кира находилась здесь, она и на полу повалялась, и стала убийцей неудачливой мухи, которая залетела за окно, и теперь, вот, была у Кисы вместо антистресса.

Наконец Киса выдал:

– Тогда и нам с тобой надо придумать, как помочь Даночке.

– Но ведь мы тоже тогда станем подлецами, – улыбнулась Кира.

– Кирочка, нам можно. Им нельзя, а нам можно.

Улыбка Киры стала еще шире. Она бы не сказала Кисе обо всем этом, если бы не понимала, что он точно захочет ей помочь. Точнее не ей – а Данакате. За такое Лео по голове Киру не погладит. Но ему не обязательно это знать.

Поднявшись со стула, Кира сложила руки на груди, и, принявшись мерить шагами комнату, сказала:

– Только я понятия не имею, как ей помочь.

– Мы что-нибудь придумаем! – Киса не изменял оптимизму.

Теперь, когда Кира мельтешила перед глазами, он предпочел совсем на нее не смотреть. Вытянулся на кровати и локтем закрыл глаза.

– Нужно думать уже сейчас! – воскликнула Кира, раздраженная тем, что Киса вроде как отдыхать улегся. – Нет, не сейчас! Думать надо было раньше, а сейчас пора действовать!

Киса нехотя убрал руку с глаз.

– Может, нам не помогать ей надо, – сказал он, отчего Кира нахмурилась.

– А что же тогда?

– А мешать нынешнему ректору.

Кира замерла и медленно повернула голову к Кисе. Тот лыбился, радуясь тому, как подействовали на Киру его слова. Только вот она опешила, не потому что посчитала его идею хорошей. Наоборот.

– И как ты себе это представляешь?

Улыбка Кисы дрогнула, но не исчезла. Он подскочил, и теперь снова сидел в кровати. Принявшись мять свои ступни в красных носках, он заговорил:

– Ну, смотри: важно, чтобы те преподы, которых выдвинули в кандидаты, были по-настоящему хорошими преподами. Так?

Кира кивнула, не совсем понимая, с чем соглашается.

– Следовательно, – продолжал Киса, – их студенты должны получать хорошие оценки.

Кира снова кивнула с прежними эмоциями.

– Ну же! – воскликнул Киса. – Не тупи, Кирочка!

Чувствуя себя глупой, Кира удержалась от кивка, хотя очень захотелось это сделать, уже просто по инерции.

– Значит нам, и всем-всем-всем, ну или хотя всем-всем-всем земляным, нужно зарабатывать только плохие оценки у ректора!

От кивков уже болела шея, но Кира все же сделала это. Смотрела на то, как Киса светится гордостью за свою идею. А потом сказала:

– Ага, отлично придумано. Только есть одна проблемка.

– Какая? – удивился Киса.

– Ректор у нас ничего не ведет.

Поджав губы, Киса принялся барабанить пальцами по простыням. Хорошо, что не по чему-то твердому – звук Киру раздражал, и отвлекаться на него она не хотела.

– Ла-а-адно, – протянул Киса. – Тогда придумаем что-то другое.

Тяжко вздохнув, Кира опустилась на стул и, облокотившись на колени, подперла ладонями подбородок. Неосознанно она принялась стучать ступней по полу. Киса шикнул на нее, чтобы прекратила, и Кира перестала – но просто от возмущения. Кисе, значит, можно, а ей нельзя?

– Тогда нужно, чтобы у Данакаты все были отличниками… – сказала Кира. – А ты знаешь, она слишком справедлива, чтобы просто так хорошие оценки ставить. Только за знания.

– Да, строгая, справедливая… – мечтательно тянул Киса. – За это я ее и люблю.

– Киса! Прекрати! Я все еще… не могу свыкнуться с… этим.

Насупившись, Киса сказал:

– Тебе, значит, можно про своего львенка рассказывать, а мне нельзя про Даночку.

– Ты же сам просишь про него рассказать, – нахмурилась Кира.

– И тем не менее.

Кира хотела захныкать, но сдержалась. Не о том они говорили. Надо думать, как помочь Дане на выборах. Нужно сделать все, что в их силах. Но в голову ничего не приходило – словно они были бессильны.

– Ну, слушай, это я возьму на себя, – заявил Киса, задумчиво глядя в окно.

Он снова полез рукой к ожогу, но, опомнившись, отдернул ее прежде, чем коснулся кожи.

– Что? – приосанилась Кира, хоть и сильно сомневалась, что Киса предложит что-то дельное.

– Хорошие оценки у всех студентов Даночки.

– И как же? – спросила Кира, изогнув бровь.

– Просто доверься мне, ладно?

Кире ой как не хотелось «просто доверяться» Кисе. Но как она ни пыталась выспросить у него, что же он удумал – у нее не получалось.

***

– Овощи, овощи, овощи… Одни овощи! – возмущался Киса, придерживая Кире дверь столовой.

– Еще фрукты.

– И того лучше! Апельсины! А пахнут как! Ужас просто! Я скоро не смогу заходить в столовую… А ведь ты знаешь, это мое любимое место во всей Академии!

В отличии от Кисы Кире изменения в рационе нравились. Больше полезной еды, в том числе овощей и фруктов. Конечно, их и раньше подавали, но сейчас подносы на раздаче заполнялись словно бы только ими.

Но Кира не говорила вслух, что ей по душе нововведение ректора. Ведь с другой стороны – она негодовала. Пытается сделать Академию лучше? Похвально, конечно. Только желательно, чтобы студенты такому не радовались. Пусть громко кричат о том, как изменения им не по душе. Пусть сеют смуту, пусть возмущаются, и пусть заражают негативом других.

Вот, как Киса. Только он досадовал искренне. Как любителю мяса, ему не нравилось, что прилавки захватила зелень.

– Я думала, что твое любимое место во всей Академии, это кровать.

Киса призадумался. Даже остановился, уставившись под ноги. Из его ботинок, как всегда, торчали красные носки. Кира все пыталась выведать, почему он их носит, зная, что они, мягко говоря, не сочетаются с одеждой. Вразумительного ответа не получила. Только что-то про удачу и любовные дела.

– Знаешь, – сказал Киса, нагнав Киру. – Ты права. Все-таки на первом месте у меня кровать. И желательно, чтобы не моя.

Фыркнув, Кира ускорилась. Они засиделись на обеде, потому что Киса все не мог найти куриные крылышки в «этих зеленых джунглях». Потом он решил устроить голодовку, чтобы вернули прежний рацион. Однако, к концу обеда понял, что это не его способ борьбы с властью, и набрал себе тушеного мяса. Перед этим он поссорился с работником кухни, потому что тот не разрешил Кисе вынести весь поднос к себе на стол, несмотря на то что осталось там всего ничего.

Кира не хотела опоздать. Не только потому, что не любила это. Нет – все сегодня не хотели опоздать на взаимодействие Огня и Земли. Все-таки новый препод. Надо показать себя с лучшей стороны. До конца семестра так мало времени – нужно успеть понравиться ему.

– Хорошо было в медпункте, – ныл Киса. – Там что хочешь, то и ешь… А если нет того, что хочешь – просишь, и тебе назавтра это готовят. Круто?

Кира кивнула, хотя почти не слушала Кису. Сосредоточившись, она пыталась вспомнить, что вчера вычитала в учебнике по взаимодействию. Решила проштудировать его, чтобы не сплоховать, если ее вдруг вызовут. Вдруг новый препод будет гонять по теории? Вот он удивится, узнав, что с Ором они ни странички не прошли. Если бы не Данаката – никто бы и не придумал взять учебник из библиотеки.

Раздел «Земля» они проходили. По крайней мере земляные… по крайней мере Кира. А вот с «Огонь» не знакомились. Кира пролистнула пару страниц, но не заметив ничего полезного, отложила книгу. Однако, вчера она решила наверстать упущенное. Увлекшись, осилила еще и «Воздух», и «Вода». Так что теперь ее переполненная голова гудела от обилия информации, которая еще не успела осесть. Хотя, вероятно, дело было лишь в том, что Кира не выспалась.

– … но это было не очень вкусно. Почти как конфетки Душного. Не понимаю, как он их ел…

– Что?

Слово «Душный» выдернуло Киру из раздумий.

– Откуда ты…

Кира запнулась. Сглотнула, на миг зажмурилась, и наконец сказала:

– Откуда ты его знаешь?

Брови Кисы медленно поднимались, пока губы растягивались в издевательской ухмылке. Прежде, чем он заговорил, Кира сказала:

– Не Душного, конечно! Я про… его рацион.

– Ничего я не знаю про его рацион.

– Но ты же… Как ты сказал? Конфетки? Что за конфетки?

Киса уже нахмурился, но тут же повеселел.

– Ой, ужасные какие-то! Но красивые, заразы. Еще упаковка у них прикольная. Поделены так, что одну в день ешь… Не знаю, какой садист это придумал – не понимаю, как держаться, когда перед носом столько конфет. Но Душный держался. Сказал, студентка подарила и велела есть одну в день. Дурость. Но Душный был довольным. Когда приходил в себя. Я всего одну съел, так у меня… извините, дама, не при вас будет сказано – но день не вставал с белого трона. Крутило и крутило живот, а как это все выглядело…

– Я поняла! – сказала Кира, потом добавила: – Думаешь, это от конфет? Ты же всего одну съел.

– Может, и не от них… А что?

– Ничего, – Кира качнула головой. – Так ты вместе с Душным был в медпункте?

– Да, но мы вместе всего пару дней лежали. Ему с каждым днем все хуже становилось. Потом его домой отправили… Жаль. Мне он нравился. Больше, чем новая преподша по взаимодействию.

Киса умолк, и они с дюжину метров прошли молча. Кира решалась: говорить или не говорить то, что пришло ей в голову. Но решив, что раз уж они с Кисой обсуждали, как бы им справиться с ректором, чтобы он им больше не был, все же сказала:

– Зато он больше не конкурент Данакате.

Охнув, Киса уставился на Киру круглыми глазами. Делал это на ходу, поэтому Кира переживала, как бы он не споткнулся и не упал.

– Какая удача, – произнес Киса, впрочем, не веселясь. – То есть это, конечно, все очень грустно. Но… Кирочка! У Даны есть все шансы победить!

Не уверенная в этом, Кира качнула головой. Конечно, ее шансы теперь повыше. Но еще был папа Лео. Кира слышала уже несколько раз, как студенты радуются изменениям в Академии. Они выберут его. Данаката не выиграет. Только если они не придумают, как ей помочь.

– Ну, посмотрим, – ответил Киса, и Кире показалось, что он так пристально смотрел, потому что читал ее мысли.

На улице уже было не холодно, но все еще промозгло и как-то неприятно. Так что занятие проводили в аудитории. Кира не хотела туда возвращаться. Киса, кажется, тоже. Не сговариваясь, они замедлялись, приближаясь к ней.

Коридоры пустовали – занятие уже началось. Кира бранилась про себя, досадуя, что опоздает. Шаги эхом разносились по коридору. Хотелось что-то сказать, и чтобы Киса что-то ответил. Но они молчали, и вместо шума их голосов нехорошее предчувствие заполняло коридор.

Киса шагнул к двери аудитории, и Кира обрадовалась, что он примет на себя удар. Но оказалось, он хотел просто придержать ей дверь. Так что первой в аудиторию шагнула все же Кира.

Все уставились на нее, а когда Киса закрыл дверь и развернулся – и на него. Студенты расположились в половине зала и сидели прямо на земле. Сидели смирно. С ровными спинами и такой сосредоточенностью, что лбы морщились.

– Вы опоздали, – донеслось с противоположного края зала.

Кира кивнула и так и не подняла взгляд. Ей очень не нравилось смотреть на ректора.

Он стоял, сложив руки за спиной, и смотрел на опоздавших. Киса что-то ответил, но Кира не слышала.

Нет, все-таки есть преподаватели взаимодействия хуже Ора. Может, ректор, и был силен в предмете. Но он – последний, кого Кира хотела видеть вместо Ора.

Лишь из-за того, что Киса потянул ее за локоть, Кира отмерла и двинулась к студентам. Они сели так, чтобы смешаться с толпой. Но Кире все равно казалось, что все на них смотрят. По крайней мере ее лицо горело.

Только когда ректор заговорил, рассказывая что-то про Ора и предмет, Кира осмелилась поднять взгляд. Посмотрела на Кису. Тот почему-то был счастлив.

– Что хорошего? – шепнула она, пихнув его в бок.

– Как что? – так же зашептал он. – Раз ректор теперь ведет предмет, мы можем сделать так, чтобы его студенты получали плохие оценки. Кирочка, его студенты это мы!

Ничего не отвечая, она смотрела на Кису, который светился счастьем. Понемногу она стала чувствовать, как начинает улыбаться.

И правда. Кире теперь было плевать на оценки – все равно идеальной успеваемости не будет из-за экзамена по взаимодействию в первом семестре. Она может пожертвовать своими оценками, будет ошибаться, тупить и не справляться с заданиями, просто чтобы казалось, что ректор плохой преподаватель.

– Действительно, – сказала она, улыбаясь почти так же лучезарно, как Киса. – Чего это я?

Глава 16

Неизвестная

Вода, вода, вода. Повсюду вода. Вода – универсальный растворитель. Так говорят? Добавь сахар в воду, она его растворит. Больше не будет кристалликов сахара – будет сладкая вода. Добавь соль – вода станет соленой. Но это все еще будет вода.

Самая опасная стихия – огонь. Но добавь воду и его не будет существовать. Она разберется с ним быстро. Не смешается, не станет бороться – просто уничтожит и все тут. Сделает это мгновенно, можно сказать, элегантно. Иногда я даже завидовала этой силе.

Только вот землю вода не уничтожает. Касаясь ее, она превращает землю в грязь. Но земля остается. Под каждой рекой есть земля, под каждым морем, даже океаном, находится дно. Из чего оно? Из земли. Земля основа. Не будь ее – воде не по чем было бы разливаться. Да, она покрывает ее, словно бы становится выше земли. Но разве не у каждой реки есть склоны? Не у каждого моря – берега? А раз так, выше все равно земля.

Земля ждет. Вода высохнет, сольется с воздухом, уйдет, смоется… А Земля останется. И когда все это случится, она снова будет главной.

Мне никогда не хотелось стать другой стихией. Но иногда, задумавшись, я представляла, что здорово было бы иметь силы водных. Быть такой же элегантной, такой же универсальной. Дождь – вода, пот – вода, лед – вода, и даже снег – это вода. Сейчас я думала, как хорошо быть тем, кто владеет водой. Только прикажи – и ноги станут сухими. Но потом я вспоминала, что может моя стихия, и глупое желание отступало.

Потерплю немного. Подумаешь, мокрые от снега ноги? Разве это способно меня остановить?

Я вышагивала по траве, которая едва виднелась за серой кашицей. Дорог я избегала – только бы не привлечь внимание. Я никогда его не любила, но сейчас оно просто опасно.

Только вряд ли меня кто-нибудь видел. Вокруг так темно, что я едва могу разглядеть свои руки. А вытянув их, с трудом угадываю даже очертания пальцев. Если бы я не чувствовала землю, то уже свалилась бы раз десять. Но прежде, чем шагнуть, я старалась ощутить ее. Несмотря на то, что ее покрывала талая вода, я все еще чувствовала землю. Свою, родную. Она вела меня, и я не смела с ней спорить.

На ночь фонари не гасили. Огонь в их чашах полыхал от заката до рассвета. Мне интересно было, кто за ним следит. Чей это огонь? Кто отдает свою силу просто для того, чтобы студенты не оступались, возвращаясь с ужина в учебный корпус? Кто не спит ночами, чтобы огонь не тух? Какой огненный согласился на то, чтобы свою разрушительную мощь использовать для такой мирной цели?

В любом случае, это не мои проблемы. Моей проблемой было то, что огонь светил. Поэтому мне приходилось выбирать места, на которые его свет не попадал. Вдоль учебного корпуса таких было немного. Я едва справилась. Справилась ли? Может, за мной кто-то следил?

Однако, я спрашивала у земли, и она отвечала, что чувствует вокруг лишь воду. Воду, воду, воду.

Рядом со стадионом дело обстояло лучше. Здесь огня, а вместе с ним света, почти не было. Мои глаза привыкли к темноте, так что я уже не только свои руки видела. Я могла смотреть на то, как возвышаются трибуны, как рассыпались по ним рядами пустые сиденья. Видела постамент, на котором так давно высились символы факультетов.

Ноги уже болели. Их кусал холод, особенно там, где они намокли. Я шла уже долго. А ведь не казалось, что территория Академии такая большая. Посмотришь из окна комнаты, кажется, что рукой подать до речушки, которая окружает Академию. Но на деле я перла к ней едва не полчаса. Справилась бы скорее, если не кралась. И если бы шла дорогами, а не продиралась по траве, укрытой кашей снега.

До сих пор я не видела речушку. Зашла в посадку, редкую, даже когда деревья облепляли листья. А сейчас из земли просто торчали палки – такое и посадкой называть странно. Больше похоже на сад, который планировал плохой садовод: думал, через десятилетие здесь все зарастет, но вот, прошло уже несколько, а густота посадки не изменилась.

Пробираясь, я то и дело оборачивалась. Чувство, что меня преследуют, не отступало. Но сколько бы я ни останавливалась, чтобы вглядеться в широкое пространство между деревьями, никого не замечала. Странно. Очень странно. А кажется, что преследователь меня буквально касается. Я дернула ногой, в глупой попытке сбросить воду, и продолжила путь.

Еще минут десять… или пятнадцать… или все двадцать – и я наконец-то вышла к речушке.

На самом деле вблизи она была не речушкой, а самой настоящей рекой. Насколько я знала, это вообще было озеро. Окружало Академию, словно кольцо, занимая естественную впадину, которая образовалась здесь, верно, раньше, чем построили Академию. Такое себе естественное ограждение от внешнего мира.

Что там во внешнем мире? За месяцы, что я провела в Академии, казалось, что его не существует. Что там нет ничего – ни других людей, ни других занятий. Некуда стремиться, хотя на уроках нам частенько говорили о том, что нас ждет, когда мы окончим обучение. Взрослая жизнь, которую ждешь так же, как боишься. Мне хотелось туда. Но вместе с тем я понятия не имела, что буду делать. У меня всегда был план. Всегда. Но сейчас, стоя через реку от внешнего мира, я смотрела на внешний мир едва не с ужасом. Однако, быстро угомонилась.

Скорее всего, план появится, когда я выполню текущий. Как иначе? Все же нужно доводить дела до конца – и лишь потом планировать дальнейшее.

Чуть погрустив, обнимая себя руками, я наконец дернула головой, словно бы смахивая мысли с сознания. И затем опустила взгляд на воду.

Вода, вода, вода.

Как же она достала меня. Не только сейчас из-за того, что я повсюду ее видела, и потому что вымокла. Нет – она сделала это гораздо раньше. Вода была на втором месте после Огня в негласной иерархии стихий. Водные не выражали пренебрежение так яро, как огненные, но все же были высокомерными, смотрели на других свысока – иногда даже на огненных. И чем они кичатся? Да, они словно бы элегантные, можно сказать, творческие. А еще заботливые и преданные. Но лишь когда дело касалось близких – то есть таких же водных. Но эта постоянная апатия. Казалось, что водные устают быстрее и чаще встают не с той ноги. Невозможные. Огненные хотя бы не скрывают своих недостатков. Но водные… Я любила их не больше Огня. И презрения они заслуживали одинакового.

Я стояла по щиколотку в реке. Холодно и мокро. Но мне и доселе было холодно и мокро, так что какая разница? Мысли накопили злость, и я так топнула, что вода разлетелась брызгами.

На миг мне показалось, что я услышала вскрик. Но, конечно, это было лишь мое воображение. На всякий случай я обернулась, но ничего не заметила.

Тусклый в эту ночь свет луны отражался от реки… Да почему реки? Это озеро. Просто форма у него такая, что кажется, словно перед тобой река. Но посмотришь на карту, и увидишь, что протоки в него лишь втекают, начинаясь где-то далеко, в горном массиве.

Ладно, пора начинать. Иначе паранойя погонит меня в жилой корпус прежде, чем я сделаю задуманное.

Я зашла в воду по колено. Потом стиснула зубы, на секунду зажмурилась, и сделала еще шаг. Вода словно бы впилась в ноги тысячами ледышек. Я старалась не думать о том, какая она холодная. Это даже немного помогало.

Когда я попривыкла к воде и ко мне вернулась возможность соображать, я попыталась ощутить землю, которую вода придавила, сделав ее дном озера. Разуться бы, чтобы лучше ее ощущать… Впрочем, уже поздно.

Песок со дна стал потихоньку собираться ко мне, хотя я пока не давала ему этой команды. Просто сила из меня едва не брызгала – так много ее было.

Я пыталась понять глубину озера по тому, как низко уходила земля. Хотела осознать: долго ли придется ее поднимать.

Песок продолжал собираться. Он уже облеплял ноги. Но это не было неприятно. Он льнул ко мне, словно собачонка к доброму хозяину. Только я сегодня доброй не была. Как, впрочем, и всегда.

Я пока не понимала, почему не могу нащупать дно. Но затем, когда земля отозвалась, я поняла, что она просто было слишком глубоко. Потребовалось время, чтобы земля с тех глубин отозвалась. Она была далеко – да еще задавлена водой.

Сперва я испугалась. Работы будет больше, чем я думала. Однако, с другой стороны, мне это лишь на руку. Чем глубже озеро, тем больше в нем воды, тем сильнее получится потоп.

А потом я сжала кулаки.

Земля откликнулась мигом. Стоило мне подумать о том, что я хочу сделать, как она зашевелилась. Вода забурлила. Но не так, словно закипела, а совсем иначе. Она расступалась перед чем-то большим, что пыталось выйти из воды. Если бы я не знала, в чем дело, то сильно испугалась. Решила бы, что со дна поднимается что-то большое и… живое. Словно подводное чудище, которое дремало на дне, вдруг проснулось и, зевнув, стало медленно подниматься.

Длилось это недолго. То есть земля продолжила подниматься, и все не прекращался этот жуткий звук, похожий на грохот взрыва. Но вместе с тем, как поднималось дно, вода начала… выходить из берегов.

Она хлынула в обе стороны. И к Академии, и в долину. Поросшая высокой травой, степь была пустынной и словно нежилой. Но, конечно, там жили всякие насекомые и мелкие зверушки. На которых мне, в общем-то, было плевать. А вот на что мне не было все равно – это на то, что таким образом вода затопит не Академию, а польется во внешний мир. Нет, не это моя цель.

Но заранее я об этом не вспомнила. Вода хлынула и на меня. Обдала жгучими от холода брызгами уже и бедра. Дошла до пояса, когда я вспомнила, поднять тот клочок земли, на котором стояла. Песок подо мной засобирался стремительнее. Только сейчас он не лип ко мне, а скучивался под ногами.

Теперь я возвышалась над водой – она обтекала клочок суши, на котором я стояла. Вот теперь можно подумать и о степи.

Я не останавливала дно, я лишь сделала так, чтобы оно поднималось неравномерно – становилось выше со стороны степи. Еще дюжина секунд, и вода перестала туда литься. Теперь потоки стремились лишь в сторону Академии.

Выдохнув – оказалось, я ужасна напряжена – я повернулась так, чтобы смотреть на редкую посадку. Вода уже добралась до нее. В темноте неясно было, что это такое блестящее близится к ней. Но я знала: это ручейки. Сверкающие под светом луны, сейчас они были тонкие, но с каждой минутой… с каждой секундой они становились все шире и мощнее. Вода сливалась быстро, но даже так мне предстояло торчать тут еще достаточно, прежде чем вода переберется через посадку, а оттуда, минуя стадион, доберется до корпусов.

Я не могла управлять водой. Но зачем она мне? Я обуздала ее, заставила действовать в моих интересах, лишь потому что я – Земля.

Ветер стал холоднее. То есть, конечно, мне так лишь казалось из-за того, что я промокла. Создавалось впечатление, что мокрая я с пяточек до макушки. Но ветер трепал волосы, и я чувствовала, что пряди сухие.

Прижаться бы сейчас к кому-то теплому. Но все теплые, с кем я могла такое провернуть, не одобрят моих нынешних действий. Это ничего. Мне не нужно их одобрение.

Земля поднималась, вода бежала. Уже неясно было, где озеро начинается или заканчивается. Если бы я сейчас ступила вперед со своего возвышения, то мне бы не поздоровилось. Наверное, поскользнувшись, я бы упала. А затем эти мощные потоки понесли бы меня, и прежде, чем я успела сориентироваться, впечатали головой в ближайший широкий ствол. Нет, такой бесславной кончины мне не нужно.

Вместе с тем стоять здесь становилось невыносимо. Ветер не осушал, хотя, наверное, все же делал это – против законов физики не попрешь. Но мне казалось, что я лишь сильнее мокну. Пора идти. Иначе не доберусь до постели прежде, чем жители Академии поймут, что же произошло.

Хотя, скорее всего, они осознают произошедшее лишь утром. По крайней мере те, которые ночуют на втором этаже и выше. Хотя в мои планы не входило затапливать комнаты, я не знала, как поведет себя вода. Вдруг ее хватит достаться до первого этажа? Вдруг преодолеет крыльцо и зальется в корпус? Впрочем, вряд ли.

Я заставила подняться землю впереди себя. На этот миг ослабла мощь, с которой поднималось дно. Я сильна, но не всемогуща. Направив все силы на то, чтобы поднималась земля озера, я почти не оставила ее, чтобы прокладывать себе путь.

Две прошедшие недели я почти не использовала силу. Не отвечала на занятиях и не усердствовала на практиках. Я копила ее, чтобы сейчас быть переполненным сосудом, которому срочно нужно сделать что-то достаточно мощное, чтобы сила меня не разорвала.

Я уже чувствовала, как она это делает. Грудь распирало, словно я с каждым вдохом вбирала слишком много воздуха. Саднило ладони – так сильно хотелось сжать их в кулаки. Да и в целом я чувствовала себя словно бы очень полной – и в смысле толстой, и в смысле наполненной.

Но сейчас… сейчас пришла легкость. Приятная, какая бывает, когда долго не ешь, и уже настолько голоден, что больше не ощущаешь это чувство. Еще немного и я начну чувствовать недомогание. Потом еще и еще – и я почувствую себя слабой, как после недельного заточения без еды. Я почти ждала это состояние. Как будет трещать моя голова, и как станет плохо даже от мысли пошевелить конечностями. Но это будет того стоить.

Черт возьми, это будет того стоить!

Земля передо мной уже сформировалась в тропинку, которая вела меня вперед. В посадку, потом через стадион к корпусам. Но пока я хотела просто зайти в лес, чтобы ветер не так ревностно обдувал меня.

Холодно, очень холодно. Насквозь мокрая одежда липла к телу. Надо же, я так люблю все свои вещи, которых у меня совсем немного – а сейчас они ощущаются, как обуза. На миг в голове мелькнула мысль раздеться. Снять все-все и больше не мучиться этими ужасными ощущениями. Но я не смела – наверняка так станет еще хуже.

Я ступила на продолговатый островок, который возвышалась над водой. С каждым шагом он тянулся на полметра вперед, но сзади укорачивался на столько же.

Я шагала медленно. Чтобы не выдохнуться раньше времени. Несколько минут – и я была в посадке. Вода окружала меня. Обтекала, словно я ею повелевала. Какое же это приятное чувство – управлять тем, что тебе не подвластно.

Там, где деревья росли поплотнее, я остановилось. Зря думала, словно это поможет скрыться от ветра. Спряталась я разве что от света луны, и без того тусклого, словно проходящего сквозь окно, подернутое инеем.

Интересно, мои губы синие? Я кусала их, пытаясь хоть так разогнать кровь, но они оставались ледышками. Твердыми, но вместе с тем влажными от того, как часто я их облизывала.

Я села. Опустилась прямо на землю, которая оказалась неожиданно теплой. То есть, конечно, она такой не была. Просто ощущалась не такой холодной, как все тут.

Оказалось, ноги у меня дрожали. Они продолжили, даже когда я села.

Только расслабившись, но не отпуская контроль землей, я поняла, что дрожат не ноги – дрожу я вся. В особенность руки. А зубы стучат.

Осталось немного потерпеть. Совсем чуть-чуть. А потом… потом еще более получаса плестись до кровати. Но говорят же, что обратный путь кажется короче? Наверное, ключевое слово здесь «кажется».

Потом я осознала, что пора выдвигаться, если хочу, чтобы мне хватило сил добраться до постели. Тогда я поднялась.

Сделала шаг вперед, и земля мне подчинилась – вытянулась вперед и сократилась сзади. Но на этом я и остановилась.

Что-то было не так.

Вода по-прежнему текла, земля откликалась, луна светила, дрожь била. И все же что-то изменилось. Паранойя усилилась, так что я резко обернулась и… никого не увидела.

Это от усталости. Ведь так? Она накатывала быстрее и мощнее, чем я предполагала. Тем не менее я к этому готова, я выдержу. Я сильная.

Вода, вода, вода.

Что-то где-то капало. Странно, что я выделила этот звук – все вокруг сейчас было мокрым. Но… нет, чужое присутствие, которое я ощущала все это время, мне не мерещилось… Или я себя накручивала? Непонятно. Неизвестно.

Что ясно было наверняка, это то, что мне страшно. Я не боялась темноты, не боялась таких больших открытых пространств, не боялась ночи, и не боялась одиночества. Пугало меня лишь то, что меня могу обнаружить.

И, кажется, именно это сейчас произошло.

То есть я, конечно, не допускала этого. Просто пыталась понять, почему страх такой сильный. Долго думала, спрашивала у земли. Но она едва отзывалась – ее затопила вода.

А потом я почувствовала ее прямо на себе. То есть я и до этого сухой не была. Намокла, когда начинала потоп. Да и сейчас, хоть и стояла на возвышении, оставалась мишенью для брызг, которые приносил ветер.

Но… вода словно бы взбиралась по мне. Я чувствовала ее все выше и выше на своем теле. Щиколотки, колени, бедра. А потом живот и грудь. Когда вода добралась до шеи, я запаниковала. Трогала плечи, лицо, и очень сильно хотела закричать.

Лишь когда вода поднялась до лица, я поняла, что это не совсем вода. Это кто-то, кто стал водой.

Она затекла в нос, и я закашлялась. Думаю, если бы этот кто-то захотел пробраться прямо мне в голову, он бы смог это сделать. Но он не захотел – вышел из носа, и я судорожно вдохнула. Снова закашлялась.

Затем вода попробовала забраться мне в глаза, но не сумела – так сильно я жмурилась. Да и глаза уже и так были мокрыми. Я плакала. Не осознавала этого, но слезы полились. По крайней мере скопились в глазах, а вышли лишь когда я их распахнула.

Волосы тоже намокли и оттого стали тяжелыми и словно более длинными. Мне было уже не просто холодно. Я почти чувствовала, как превращаюсь в ледышку.

Или… Нет, нет, нет… Нет!

Если это кто-то живой, ему ничего не стоит стать льдом прямо на моем теле. Тогда я… ну, не умру. Но вряд ли сумею добраться до корпуса… Что там! Я едва ли смогу даже пошевелиться.

Но потом холод, а вместе с ним вода… или вернее наоборот? В общем, все это отступило. Однако, открывать глаза я не спешила. Еще немного кашляла, вытирала нос, водила ладонями по волосам. И лишь потом распахнула глаза.

Как же мне не хотелось этого делать. Я знала, что не увижу ничего хорошего. Точнее никогохорошего.

– А мне так интересно было, куда и зачем ты ушла в два часа ночи.

Фигура Аски еще на половину состояла из воды. Она словно бы вырастала из нее. До колен была водой, а потом перетекала в простое темно-синее платье с длинными рукавами. Ткань была мокрой – неудивительно. В темени ночи она выглядела черной, отчего еще бледнее казалась кожа Аски. Это выглядело прекрасно.

Но восторгаться я не спешила. Очень сильным был страх, который я чувствовала, лишь подозревая, что за мной следят. А сейчас, когда я в этом убедилась, он так усилился, что я оцепенела. Не могла шевелиться – даже раскрыть рот. Но моргать я могла. Значит, цепенела я исключительно от своих чувств.

Получается, это присутствие Аски я ощущала все то время, что шла к озеру. А земля не сказала мне про нее, потому что Аска была не собой, она стала своей стихией. Вот и земля не различила в ней постороннего – лишь воду.

Можно было догадаться. Аска хорошо справлялась с преобразованием себя, на тех редких уроках, когда мы занимались всем потоком. Все-таки уже половина семестра прошла. Некоторые четверокурсники тоже теперь могли обращаться в стихию. С каждым занятием их становилосьвсе больше, а к концу семестра такими будут почти все.

Я больше не уникальна, умея преобразовываться в стихию. Надо теперь почаще себе об этом напоминать.

– До последнего я надеялась, что ты сбегаешь к кому-то. Я даже предполагала к кому именно… Но это оказалось не так.

Аска чуть склонила голову вбок. Ее волосы ссыпались направо, и я заметила, что они не заканчиваются – перетекают в воду. Я вглядывалась, пытаясь понять, где заканчиваются пряди и начинается вода. Но грани так и не заметила.

– Почему ты молчишь? – спросила Аска и, улыбнувшись, добавила: – Набрала в рот воды?

Она хохотнула. Мне смеяться не хотелось. Хотя ее фраза… она… довольно остроумная.

– Когда ты вышла из корпуса, я все еще думала, что ты идешь к кому-то. Хотя, казалось бы, разве не холодновато еще для уличных свиданий? Но… – Аска то ли хмыкнула, то ли хохотнула. – Но это не свидание.

Аска обвела рукой то, что я сделала. Потоп. Воду, которая мне не подчинялась, но следовала моим указаниям.

– Я так и не поняла, что это, – продолжала Аска. – Может, объяснишь мне, а? Что ты хочешь сделать?

Разумеется, это была не просьба, а приказ. Я крепче стиснула губы. Слова вертелись на языке, но я не собиралась их выпускать. То, что я делаю – ужасно. И никому не надо знать об этом раньше времени. Тем более никому не надо знать, кто все это натворил.

Затопить Академию. Вот чего мне хотелось. Во-первых, это нанесет урон репутации Воды. Их стихия вдруг ни с того, ни с сего разбушевалась. Как это они ее не проконтролировали? Как позволили воде выйти из берегов? Неужели у водных власть над стихией ослабла? Наверное, поначалу решат, что это прикололся кто-то из них.

Они еще станут думать, откуда воды так много. И лишь прибыв к озеру, поймут, что дело не в воде. Дело в земле. Она поднялась и перестала быть рвом, который окружает Академию. Повинуясь законам физики, вода ушла искать более глубокое место.

И снова они осознают: это сделала Земля. Земля их обставила. Обыграла. Обскакала. Хотела бы я видеть лицо Лео, когда он это осознает. Но старалась я, разумеется, не ради него. А ради его папочки.

Как это так, что при его властвовании произошел такой казус? Почему не проследил? Почему не принял меры? Ответ на эти вопросы был один, и до смеха простой. Он просто не подозревал, что кто-то захочет подставить его таким образом. Да кому это вообще надо? Какому человеку не спится в ночь с воскресенья на понедельник? Такую спокойную ночь, когда все предпочитают отдохнуть перед началом новой недели.

– Если ты не ответишь…

«Что? Что будет, если я не отвечу?» – хотелось мне спросить. Но я продолжала молчать. Конечно, Аске это не нравилось.

– Ответь! – крикнула она. – Ответь, что здесь, черт возьми, происходит!

Я радовалась, что она выходит на эмоции. Под ними человек теряет бдительность – с таким легче справиться. Там, где по идее находились ее ступни, вода бурлила. Хотя, когда Аска только предстала передо мной, она была спокойна – и вода была спокойна. Теперь же она едва не кипела. Я смотрела Аске под ноги, только бы не сталкиваться взглядами. Не хотела, чтобы она видела, как мне страшно.

Я не представляла, что мне с ней делать. Ясно одно: утопить не получится… Да, несмешная шутка. Какой бы она ни была, смеяться – не то, чего мне сейчас хотелось. Я бы продолжила плакать, если бы не вспомнила, что слезы – тоже вода.

Вода, вода, вода.

Она повсюду. Я не смогу скрыться. Бежать некуда. Летать я не умею. Нырять – просто глупо. Сражаться с Аской тоже не получится. То есть, конечно, я могу попробовать. Но ясно, какой будет исход, учитывая, какая стихия меня кружает.

Теперь мне не казалось, что я управляю потоками, которые несутся с озера. Шум, с которым они бежали, больше не казался мелодичным. Он стал жутким. Пугал бы меня до ужаса, если б я и так уже не боялась до такой степени, какой, думала, никогда в жизни не испытаю. Черт, мне нужно думать о том, что делать – а не как мне страшно.

– Последнее предупреждение, – сказала Аска. – Ты объясняешься…

Ее голос не смазывался шумом воды. Странно было его слышать. Словно бы он звучал прямо в голове. Аска открыла рот, чтобы продолжить. Но тут я втянула воздух, пропахший тиной со дна озера, и сказала:

– Или что ты мне сделаешь?

Хищно улыбнувшись, Аска тут же поджала губы, словно не было ее ужасной гримасы. Мне это не нравилось. Хотя ее превосходство в нынешней ситуации было очевидно.

– Не стоит огрызаться, земляная, – сказала Аска, вложив в голос как могла больше яда. – Не в том ты положении, чтобы командовать.

Да, она была права. Абсолютно и точно права. Но я не собиралась говорить это. Пусть думает, что у меня в рукаве еще есть какой-нибудь козырь. Хотя на самом деле мои рукава пустые. И мокрые.

Так что я молчала. Сказала же Аска не огрызаться. А мне ничего другого не хотелось – так что оставалось молчать.

Она тоже ничего не говорила. Словно бы ждала, что я сорвусь. Но нет – не такая моя стихия. Хотелось сперва выслушать ее условия. А уж потом решать, что делать.

Когда Аска двинулась ко мне, я вздрогнула. Аска улыбнулась, а я досадовала, что выдала страх.

– Боишься? – спросила она, зная это наверняка.

Я качнула головой. Соврала. Но за сегодня это меньший из моих грехов.

Аска не шагала ко мне – ног то у нее не было. Но и не плыла. Все-таки для такого нужно полностью опуститься в воду. Она приближалась, и я видела лишь как двигаются ее колени… или что там у нее сейчас вместо них? Вода у ее ног больше не бурлила, в отличии от той, что соприкасалась, например, с деревьями или с островком, на котором я стояла.

Когда Аска остановилась, ее нос практически касался моего. Я чувствовала на лице ее дыхание. Холодное, влажное. Это она пахнет тиной? Или все здесь так пропиталось этим запахом, что я не могу отличить, откуда именно он доносится. Наверное, я сама уже пахну, как русалка.

– Будешь молчать? – спросила Аска.

Даже не проговорила: просто выдохнула. Я облизнулась. Не то что губы пересохли – «сохнуть» явно не то слово, которое описывало сейчас хоть что-нибудь. Просто мне захотелось выкрасть себе хотя бы секунду на раздумья. А потом я кивнула.

Боль разнеслась по телу мгновенно. Я закричала. Уже истратила все моральные силы на то, чтобы скрывать страх, а физические – на подъем дна. Поэтому сдерживаться больше не могла. Я вообще больше ничего не могла. Даже определить, что это за боль, и откуда она идет.

Мне казалось, что во все мое тело впиваются иголки. В живот и спину, в ноги, даже под коленями, в руки, особенно больно под ногти. Иголки впивались в сомкнутые веки, уши и, кажется, даже в губы. В губы особенно сильно. Я ведь только что облизнулась – они были мокрыми.

Не кололо разве что щеки и лоб. Лишь вечность спустя я догадалась: так получилось, потому что они успели обсохнуть.

Исчезла боль так же резко, как началась. Иголки вдруг исчезли, и я едва не засомневалась, что они вообще когда-то были.

– А теперь? – спросила Аска.

Даже если бы я хотела ей ответить, то не сумела бы. Я просто еще не успела прийти в себя.

Как она это сделала? Эти… иголки. Что это? Вода? Ясно, что вода, что еще это может быть? Значит, пока я мокрая, Аска имеет надо мной полный контроль. А учитывая, что обсохнуть я сумею только когда доберусь до постели, эту власть у Аски не отнять в ближайшее время.

Хуже и не придумаешь.

Аска не отходила и меня это ее близость не радовала. Я бы оттолкнула ее землей, но та меня уже почти не слушала. Дно поднималось еле-еле. Вода бежала совсем не так стремительно, как когда я только начала. Она будет литься, даже когда я перестану тянуть землю. Все-таки дно уже сильно поднялась, и воде ничего не остается, как занять другую низину.

В целом, со своей задачей я справилась. Осталось только придумать, как выбраться отсюда. Ну и как заставить Аску молчать, что видела меня здесь. Каким образом? Хотела бы я знать. Но озарение все не снисходило.

Аска ждала. Вода, покрывавшая меня, больше не впивалась в кожу. Боясь, что это повторится, я заговорила:

– Как ты… – я сглотнула и с ужасом подумала, что слюна тоже вода. – Как ты меня вычислила?

– Ты бы еще громче дверьми хлопала.

– Но… – начала я, однако, не договорила.

Я тянула время, надеясь, что вот-вот на меня упадет озарение о том, как мне выбраться из этой ситуации. Но зря. Наверное, все, что я сейчас сделаю – все будет зря.

Боль снова окутала меня. Я снова закричала. Из глаз брызнули слезы, хотя я того не желала. Дело уже было не в том, что благодаря ним Аска заметит мой страх. Она уже видела его и упивалась ним. Просто слезы намочили лицо и боли стало больше. Совсем на чуть-чуть, но это уже была та степень, когда даже малейшее усиление казалось чудовищным.

– Знаешь, что бывает, когда вода касается земли? – громко спросила Аска.

Тем не менее я едва ее слышала. Крик – наверняка мой, чем же еще? – заглушил все другие звуки. Я не слышала даже шум воды, хотя она все еще была повсюду.

В этот раз боль отступила скорее. Наверное, потому, что Аске не терпелось услышать ответ. А я готова была его дать – только бы больше не ощущать то, как вода буквально просачивается сквозь мою кожу.

– Она становится грязью.

Аска довольно улыбнулась. В прояснившемся после приступа боли поле зрения я увидела, как она кивнула.

– Молодец, – сказала Аска, перехватив мой взгляд. – А теперь скажи, что ты это грязь. Грязь, которая пачкает все вокруг. Академию, ее порядки, ее правила, ее жителей… Ты ошибаешься если думаешь, что я не замечала, как ты проворачиваешь свои… – Аска хохотнула, – свои грязные делишки. А теперь давай, признай это, скажи, кто ты на самом деле.

Так она хочет просто меня унизить? Что же, если… Мерзко даже думать об этом, но если это все, чего хочется Аске, то я сделаю это.

Вода на мне уже напряглась, словно бы затвердела, готовая снова впиться в меня, попробовать сделать грязью, хоть я и не буквальная земля. Но все это прекратилось, когда я сказала:

– Я… грязь.

Во рту стало отвратительно. Помыть бы его, но касаться воды… О, нет, пощадите.

Когда зрению вернулся фокус, я увидела, что Аска довольна. Вряд ли этого достаточно, чтобы она от меня отстала. И уж точно недостаточно, чтобы она забыла, что здесь сегодня происходило. Но… сейчас я была готова на любые ее условия. Думаю, она это понимала, как понимала то, как важно мне, чтобы она молчала о том, что происходило сегодня ночью, и кто в этом виноват.

– Еще вопросы? – спросила Аска.

Словно у нас тут мирный разговор двух подружек. Она контролировала ситуацию, и знала это. Мне оставалось лишь быть ведомой.

– Мне все-таки не понятно… – я запнулась, чтобы вобрать воздух, легкие отказывались брать его порциями, достаточными для целого предложения. – Не понятно… Почему решила… Следовать за мной…

Аска чуть подождала, думая, что я перевожу дыхание, чтобы продолжить. Она словно бы ждала определенного вопроса. Но потом все-таки сказала:

– Говорю же: стало интересно! – Она веселилась. – Интересно, с кем ты путаешься, и оправданы ли мои опасения… насчет всего.

Аска умолкла, но не перестала вглядываться в меня. А затем выдала:

– К тому же я сама эту идею подкинула тебе.

– Не помню, чтобы мы с тобой много общались, – мигом отозвалась я.

Вода на мне напряглась, и я захлопнула рот.

Тишина не воцарилась – все-таки нас окутывали звуки ночи, в которых громче всего громыхала вода. Я вдруг поняла, как болит голова. Сил не осталось – даже моргать было тяжело. Совершенно неожиданно для себя я осознала, что готова на все, лишь бы Аска меня отпустила. Лечь бы сейчас и проспать до завтрашнего вечера. Как бы сильно мне ни хотелось увидеть лица обитателей Академии, когда они увидят ужас, который я сотворила – еще больше я мечтала о том, чтобы просто оказаться в постели. Сухой постели.

– Что ты хочешь за молчание? – наконец спросила я.

Аска снова склонила голову. Мне показалось, что я не тот вопрос задала.

– Что я должна сделать, чтобы ты меня отпустила?

Улыбнувшись, Аска наконец-то поняла, что я в ее власти. Что она действительно может попросить меня, о чем угодно… Нет, не попросить – заставить. И мне ничего не останется, как выполнить ее приказ.

Интересно, что нужно от меня такой, как она? Мы редко пересекались – можно сказать были незнакомцами. Поэтому я понятия не имела, что она прикажет. Однако, я боялась. Как тут не бояться? Либо согласиться с Аской, либо… утонуть? Она ведь в состоянии убить меня? Или нет?

При большом желании она сможет это организовать. О, Аска сделает это на раз-два! Утопит меня, а потом все подстроит так, словно я сама сделала это с собой. Или, например, другой вариант. Пока я проворачивала свои грязные, как выразилась Аска, делишки, так заигралась, что не заметила, как потонула. Вода накрыла меня, я не смогла выбраться, и пошла ко дну. Оно не так уж далеко – если испугаться, вполне себе можно больше не выплыть. И все это будет выглядеть так, словно стихия меня победила.

В общем, Аска могла легко со мной разделаться. А потом обставить все так, словно я сама себя довела.

Прекрасно сознавая все это, я старалась не вякать. Ждала. Ужасно долго ждала вердикт Аски. И надеялась, что это не моя смерть.

– Значит, ты хочешь уйти отсюда? – спросила Аска.

Я кивнула.

– И хочешь, чтобы я молчала, когда спросят, кто сотворил все это?

Я снова кивнула и вместе с тем сглотнула. Водянистая, негустая слюна пробежала пищеводом, напоминая мне, как глубоко может проникнуть Аска.

Когда я перехватила ее взгляд, Аска улыбнулась почти по-доброму. Я бы напряглась, если бы остались силы.

– Тогда… – Аска заправила за ухо прядь волос, отчего всколыхнулась вода, в которую она перетекала. – Тогда сделай для меня одно одолжение.

– Говори, – попросила я.

И Аска сказала.

Глава 17

Кира

Утро понедельника началось с такой ужасной головной боли, что Кира решила, словно дверь стукнула не по стене, а прямо по ее макушке.

– Кирочка! Кирочка… Ты еще не встала?! Подъем! Вставай! Там такое творится!

Голос Кисы доносился из другого измерения. Особенно если считать коридор другим измерением. В общем, Кира едва его слышала.

В ушах шумело. Давление? Вряд ли. Просто головная боль настолько сильная, что уже неясно, какие еще симптомы у… Что это с Кирой? Понедельник, конечно, день тяжелый. Но чтобы настолько? Очень странно. Весь день воскресенья Кира отдыхала. Решила ничего не делать, чтобы набраться сил. Все-таки они пригодятся. Целая рабочая неделя впереди – к тому же напряженная. Со второй половины семестра начиналась череда проверочных работ. Длилось это до самых экзаменов. Да, силы Кире необходимы. Жаль, что их совсем нет.

– Ну же!.. – просил Киса.

Кира ответила бы ему. Но… Ох, нет, открывать рот – это слишком тяжело. Еще и придумывать какими словами выразить мысль… Пожалуйста, не надо. Просто оставьте ее. Еще хотя бы на часик… На полчаса…

Но Киса не дал ей и минуты. Он подскочил к кровати, и потряс Киру за плечо. Заметив, что Кира спит одетая, он сдернул одеяло.

– Пора вставать! – повторял он, пока одеяло оседало на пол большим серым мотыльком. – То есть, она уже давно прошла, и… Кирочка!

Ее не интересовало, что он там мямлит. Кира уже научилась в нужное время воспринимать Кису за фоновый шум. Теперь у нее это легко получалось.

Вот и сейчас она лишь притянула к себе колени, чтобы было теплее. Без одеяла стало неуютно и холодно. Но спать хотелось настолько сильно, что Кира и так бы заснула. Если не Киса, который продолжал трясти ее за плечо.

– Кирочка, давай же! Посмотришь кое-что, а потом, так уж и быть, можешь идти спать…

Совершенно того не желая, Кира вытянула ноги и открыла глаза. Лучи утреннего солнца не доставали до нее, хотя окно было огромным. Просто их загораживал Киса. Да и сами лучи не были яркими – в комнате царил полумрак, и у Киры закралось подозрение, что произошло что-то нехорошее. Тревога силилась вместе с тем, как Кира просыпалась.

Киса выглядел переполошенным. Сновал из стороны в сторону, то и дело приглаживал волосы, что им не помогало. А еще он не улыбался и был таким взволнованным, что Кира поняла: произошло не что-то нехорошее – произошла настоящая катастрофа.

Протерев глаза, Кира села в кровати и опустила ноги на пол. Ступня коснулась ботинка, который Кира вспомнила вчера снять, лишь когда уже взобралась в кровать.

– Что случилось? – спросила она.

В окно пока что не смотрела, хотя знала: там она найдет все ответы.

– Это необъяснимо, – ответил Киса, остановившись. – Это нужно просто раз увидеть.

Кира кивнула. Голова отозвалась болью. Все-таки нет в мире более ужасных вещей, чем утро понедельника.

– Что происходит?

Тонкий голос удивил всех, но больше всех Кису. Видно, он забыл, что Кира, как и почти все студенты, живет не сама.

Кира глянула на Аску и заметила, что той нездоровится. Она вся была такой бледной и словно бы зеленой… Хотя многие водные этим отличаются, цвет кожи Аски сейчас был еще и болезненным. Словно она всю ночь не спала. Еле-еле моргала. А осознав, что в комнате Киса, пригладила волосы. Правда, это не помогло ей выглядеть лучше. Кира позлорадствовала бы, если б не понимала, что и сама сейчас не в расцвете красоты.

– Да что вы заладили! – воскликнул Киса. – Говорю же: надо просто посмотреть.

Кира и Аска почти синхронно вдохнули и выдохнули. Потом переглянулись, и, ни слова друг другу не сказав, легли на подушки.

– Да вы что, издеваетесь!

Кира хотела сказать Кисе, чтобы он покинул их комнату… Как он вообще вошел? Неужели они дверь забыли закрыть? Наверняка, это Аска виновата. Она заходила последней – Кира к тому времени уже спала.

Но Киса схватил ее за плечо и заставил сесть. Хотя казалось, что он своими тонкими руками не держал ничего тяжелее пакета молока, силу прикладывал такую, что сумел стянуть Киру с кровати.

Сопротивляться она вспомнила, лишь когда Киса схватил ее за руку и потащил к двери.

– Погоди, я обуюсь, – сказала Кира. – И оденусь.

Удивительно, но Киса остановился. Продолжал что-то говорить, махая руками, пока Кира искала обувь, которую не надо шнуровать. Возилась долго. Легче было обуть ботинки, которые лежали у кровати. Отыскав шлепки, она хотела открыть шкаф, чтобы вытащить оттуда куртку.

Киру знобило, и казалось, что она заболела. Шумно носом втягивала воздух, дрожала, медленно моргала, а ее губы посинели, словно у Киры были дальние родственники из Воды.

– Помочь? – спросила Аска, которая тоже поднялась с кровати.

Дурацкий замочек на шкафу не поддавался и, забывшись, Кира кивнула. Аска уж больно поспешно стала ковыряться в нем – секунда – и шкаф открылся.

– Спасибо, – буркнула Кира, осознав, какую оплошность допустила.

Кира ненавидела, когда ей делают одолжение или помогают, потому что тогда ты как бы должен отплатить своему благодетелю. Однако, справившись со шкафом Киры, Аска даже не глянула на нее. Отошла к своему, и выудила оттуда что-то длинное и темно-синее. Абсолютно вся ее одежда была длинной и темно-синей, так что Кира не поняла, что это было: форма, выходной наряд, или, может, банное полотенце.

Достав свою кофту, и завернувшись в нее, Кира вышла в коридор, откуда Киса позвал ее уже раз десять.

– Вы далеко?

Кира обернулась и увидела, что Аска последовала за ними. В этот раз длинное и темно-синее оказалось халатом, который шлейфом волочился по пыльному полу коридора. Ничего не ответив, Кира в целях безопасности стала вновь смотреть под ноги.

Не только Кису охватила паника. Все, кто был в коридоре… Нет, наверное, все, кто вообще находился в Академии, поддались этому ужасному чувству. Гомон стоял такой, словно все говорили одновременно. Верно, так оно и было. Молчали лишь Кира и Аска. Все, что они делали, кроме того, как шли за Кисой – это зевали.

Лестницу преодолели в молчании. На первом этаже было еще хуже, чем на четвертом. В корпус постоянно кто-то входил и выходил, и оттого здесь было холоднее, чем Кира привыкла.

Она поежилась. Перестала казаться хорошей идея выйти из комнаты в пижаме. Хотя она была приличной – длинные широкие штаны и футболка с такими же длинными и широкими рукавами – Кире было неуютно. На нее поглядывали. Впрочем, надолго взгляды не задерживались. Внимание студентов приковывало нечто иное. Да и сами они выглядели не лучше. Видно, почти всех подняли с постели так же резко, как Киру и Аску – Киса.

– Обещайте не падать в обморок, – сказал Киса.

Он придерживал Кире и Аске створку входной двери, что, в общем-то было бессмысленно, ведь они не закрывались. То и дело шокированные и потерянные лица заходили с улицы. На завтрак никто не спешил. На занятия тоже. Видно, то, что произошло, было важнее всего этого.

Очутившись на улице, Кира первым делом оперлась о перила крыльца. Добраться до них было не так просто. Народу на крыльце было много, как никогда. Толпа бурлила и гомонила. Но голоса смешивались – Кира не могла ни слова разобрать. Ее единственной целью было на что-то опереться. Чувствовала: еще немного этой беготни, и она просто упадет. Головная боль не ослабевала. Такая лечится лишь сном и покоем. Желательно, на протяжении недели.

Только мысли обо всем, даже об этом мучительном чувстве, исчезли из головы Киры, как только она увидела… воду.

Вода, вода, вода.

Так близко, что Кира почти чувствовала, как мокнут ее ноги в шлепках. Она перегнулась через перила, словно чтобы лучше видеть воду. Только вот как она на нее не смотрела – вода не исчезала.

Высотой в полступеньки она укрывала землю. Тусклые лучи еще не весеннего, но уже не зимнего солнца вяло прыгали по ряби, которую создавал ветер.

– Это что? – спросили слева от Киры.

Она даже глянуть на этого человека не успела. Киса втиснулся между ним и Кирой, и воскликнул:

– Снег растаял!

Потом неубедительно рассмеялся. Кире показалось, что он с ума сошел. Но Киса просто разволновался.

Все здесь сейчас были такими. Нервными, дерганными, перепуганными. Изредка то тут, то там раздавались взрывы смеха, но Кира слышала: хохот нервный.

– Нет, правда, что произошло? – спросила Аска тонким даже для нее голосом.

Прозвучало неубедительно. Кира с прищуром глянула на Аску, но та на нее не смотрела. Пялилась на Кису, пока он трусил ступней, которой заехал в лужу. От ног студентов крыльцо было в воде, так что мокнущие ноги Кире не почудились.

Правда, услышав Аску, Киса замер, продолжая держать ногу в воздухе. Медленно посмотрел на нее такими круглыми глазами, словно только заметил, что она все это время была рядом с ними.

– Не видно? – спросил он.

Аска потупилась. Отвела взгляд и снова глянула на Киру, хотя та смотрела лишь на укрытую водой землю.

Видно, устыдившись, что так грубо ответил, Киса поставил наконец-то ногу на крыльцо, и сказал:

– Вышло из берегов речко-озеро. И затопила ко всем чертам Академию. Пока непонятно почему… Но хотелось бы мне, чтобы это поскорее выяснили! И устранили! Я не водоплавающее, я вообще воду недолюбливаю… Как мне пробираться до столовой? А? Я кушать хочу!

Кира прыснула со смеху, осознав, что Киса такой нервный не из-за воды. Он просто голодный.

На самом деле воды было не так много. Наверное, по щиколотку. Если не меньше. Вероятно, в каких-то частях территории ее по колено, но в других – на полступни.

Киру подмывало сказать Кисе, чтобы он учился плавать, если хочет не умереть от голода. Однако, когда она обернулась, Кисы уже не было.

Лишь Аска мялась позади, поглаживая пряди своих блестящих, словно бы мокрых волос. Она выглядела взволнованной. А еще уставшей, помятой, нервной, бледной… Аска смотрела вслед Кисе, хотя Кира не видела его, сколько не следила за взглядом Аски.

– Значит, недолюбливает воду, – тихо произнесла она.

Потом Аска глянула на Киру. Так резко, что Кира не успела отвернуться.

– Я жду, – сказала она и скрылась в толпе так же быстро, как до нее Киса.

Кира тяжело вздохнула и снова посмотрела прямо. Наводнение не вселяло ужас, но навевало что-то типа паники. Кира не понимала, что чувствовать.

С одной стороны, ясно, что все это не так уж страшно. Водные разберутся со своей стихией. Кира уже видела, как несколько преподавателей с темно-зелеными, или синими волосами бегут по воде, словно она толстое стекло, на которое можно ступать. Наверное, они собираются на площадках для тренировок, чтобы обсудить все это и принять меры. Короче, проблему решают.

Однако, с другой стороны… Кто это сделал и зачем? Они ведь задаются этим вопросом? Как скоро найдут на него ответ? Найдут ли?

Кира облокачивалась на перила и смотрела вниз, на покрытую водой землю. Еще вчера кое-где на ней валялись ошметки снега – бело-серые неприглядные кучи, которые даже буцать было противно. А сейчас их не было – все заполнила вода. Сквозь нее Кира видела бледно-зеленые стебли свежей травы. Или они сухие и прошлогодние?

Может, все правда подумают, что дело тут лишь в талом снеге? Весна, наводнения… Вполне логично… Нет?

Не по-весеннему холодный воздух прокрадывался под козырек крыльца. Продрогнув, Кира хотела оттолкнуться от перил и вернуться в корпус досыпать. Плевать, что пары, плевать, что желудок неприятно урчит – больше всего Кира хотела поспать.

Однако, едва она напрягла руки, чтобы оттолкнуться, как сзади ее обдало теплым воздухом. Странно, если учесть, что только-только улегся очередной порыв холодного ветра. Еще мгновение – и Кира почувствовала, как ее талии касается что-то горячее. А потом от чужого дыхания ухо словно паром обдало:

– Через полчаса внеплановая встреча отряда.

Сердце замерло. Кире стало не хватать воздуха. Она хотела глубже вдохнуть, но получилось лишь закашляться. Приятное тепло Лео превратилось в жар, хотя сам он, кажется, уже ушел.

Когда Кира была в состоянии обернуться, то уже не заметила в толпе Лео. Где-то мелькнула рыжая макушка. Но вглядевшись в нее, Кира поняла, что это другой, незнакомый ей огненный.

Хотя Лео исчез, Кира еще чувствовала его горячую ладонь на своем теле. Собрание? Но зачем? Что он хочет обсудить?.. Впрочем, глупые вопросы. Наверняка дело будет касаться потопа. Только зачем так торопиться? То есть, конечно, это логично. Но Кира так хочет спать…

Выждав еще недолго, Кира наконец-то оторвалась от перил. Ее место тут же кто-то занял. На крыльце находилось столько любопытствующих, что пробраться к корпусу было не так уж просто.

Собрание так собрание. Что Лео скажет, то она и сделает. Зря что ли Кира все это время заслуживала его доверие и уважение? Глупо было потерять его из-за желания вздремнуть.

Однако, переодеться все-таки стоило. До стихийного зала минут двадцать шлепать… а плыть и того дольше. Так что у Киры не много времени, чтобы привести себя в порядок.

В следующий раз Кира вышла из корпуса, сменив пижаму на обычную одежду. Не на форму, потому что занятия, кажется, сегодня не состоятся. По крайней мере никто на них не торопился. Может, к третьему уроку паника уляжется, соберутся преподы, и занятия проведут. Но пока что Кира видела: едва ли тут кому-то до учебы.

Кира замерла на предпоследней ступеньке крыльца и вгляделась в воду. Она не сменилась за эти пятнадцать минут, разве что стала беспокойнее от того, что ее постоянно трогали.

Водные ступали прямо по воде, воздушные перепрыгивали-перелетали с кочки на кочку. А огненные ругались и мокли, разбрызгивая воду ногами, словно чем сильнее они ее пнут, тем больше самоутвердятся.

Понаблюдав за всем этим, Кира сжала один кулак и ступила на клочок земли, который поднялся над уровнем воды. Сжимая то один кулак, то второй, Кира шагала по кочкам, которые вырастали за секунду до того, как Кира на них ступала.

У водоемов всегда холоднее. А так как Центральная Академия теперь была одним большим водоемом, холодно здесь было, как в феврале. Кира решила, что не замерзнет за время, что будет добираться до стихийного зала. Так оно и было. Просто замерзла Кира гораздо раньше. Впрочем, с теми, кто ждал ее на собрании, согреться будет легко. А учитывая то, какие огненные сегодня злые, холодно Кире не будет точно.

Добравшись до стихийного зала, Кира толкнула дверь. Прежде, чем она развернулась и закрыла ее, немного воды хлынуло на пол помещения.

– Да какого черта! – услышала она крик Отаса. – Только высушили!

Извиняться Кира не собиралась. Разминая запястья рук, которые болели от несильной, но монотонной работы, Кира медленно повернулась.

В стихийном зале не было ничего кроме четверки огненных. Пустынный, он казался больше, чем был на самом деле, и даже внушил Кире немного страха. Слова Отаса эхом отбились от стен, но к мигу, когда Кира подошла к компании, давно затихли. Пол кое-где блестел от воды. Но в месте, где кучковались огненные, ее не было. Воздух там словно потрескивал – то ли от жара, то ли от напряжения. Кира чувствовала: до того, как она пришла, огненные о чем-то говорили.

Сейчас же они молчали, поджимая губы и глядя куда-угодно, но не на Киру. Обычно ее такое не обижало, но сейчас стало грустно. Наверное, дело было в том, что отсутствовал Лео. Куда он подевался? Почему опаздывает?

Кира думала, что, если бы обернулась на него в миг, когда он звал ее на собрание, то увидела бы, какой он злой. Это чувство стекало с его пальцев, которыми он обжигал ее спину, оно сочилось со слов, которые горячим паром забирались ей в уши. Тем не менее Кире не терпелось его увидеть. Что плохого он может ей сделать?

Привалившись к стене на своем обычном месте, Кира притянула колени, чтобы обнять их, и осмотрела присутствующих. Селия, как всегда, лежала с закрытыми глазами, сложив руки на животе. Лу сушил подолы штанин, напоминающих женские брюки для пилатеса. Старка и Отас о чем-то увлеченно разговаривали, но так тихо, что Кира не слышала ни слова.

Они как будто… напуганы? Кажется, как и Кира, не понимают, зачем Лео их позвал. Наверняка ему известно больше, чем остальным. От других Кира слышала лишь всякие глупости. Кто-то искренне верил, что всему виной талый снег, заполнивший озеро, окружающее Академию. Кто-то обвинял водных. Но большинство просто ничего не понимали и предпочитали воздерживаться от комментариев. Кира была из их числа. Что попусту языком молоть? Если и говорить – то что-то полезное… Или хотя бы смешное.

– Что смотришь? – спросил Отас.

Кира поморгала, выныривая из раздумий, и осознала, что все это время невидящим взглядом смотрела на них со Старкой.

– Ничего, – ответила она, без сил пререкаться.

Как же Кира хотела спать. Уж точно больше, чем собачиться с Отасом. И даже больше, чем увидеться с Лео.

– Радуешься, что вовремя подружилась с тем, кто хочет перевернуть Академию вверх дном?

– О чем ты? – спросила Кира, искренне не понимая Отаса.

– Да прекрати, – осадила его Старка. – Это не он.

Отас уже вобрал воздух, верно, чтобы разораться о том, что Старка ничего не понимает. Но затем он перехватил взгляд Киры. Заметив, что та до сих пор недоумевает, Отас спихнул с колена ладонь Старки, которая безуспешно пыталась его успокоить, и сказал:

– Хочешь сказать, это не твой друг сделал?

Кира нахмурилась. Отас молчал, и остальные молчали, так что ей пришлось самой догадываться, кого он имел в виду.

– Ты про Кису, что ли? – наконец улыбнулась Кира.

Ответить никто не успел. Резко распахнулись обе створки двери, отчего вода волной закатилась в зал и прошлась по полу. Но Лео, который возник на пороге стихийного зала, этого словно бы не заметил.

Отас снова хотел закричать о том, что они только высушили пол. Но, заметив выражение лица Лео, удержался. Тот стискивал зубы и кулаки. Вода, которая затекла, пока Лео закрывал дверь, брызгами разлеталась при каждом шаге.

– Привет, – сказал Лу.

Лео его не услышал, или сделал вид, что не услышал. Он взмахнул руками, и пламя горячими полосами понеслось по стенам, давая столько света, что Кире захотелось поставить ладонь козырьком над глазами. Когда Лео добрался до друзей и Киры, воды на полу уже не было, а в зале стало так жарко, что Кира пожалела, что здесь нет окошек, которые можно открыть.

По всему этому было ясно: Лео зол.

– Все в сборе? – зачем-то спросил он.

Если бы атмосфера в зале не была такой напряженной, то наверняка Отас и еще, скорее всего, Старка и Селия посмеялись бы над таким вопросом. Но они ни звука ни проронили, заметив, как горят глаза Лео.

Окинув взглядом присутствующих, он сел на пол и, скрестив ноги, положил ладони на колени. Кира видела, как вздымается и опускается его грудь. Лео дышал одновременно глубоко и часто – слишком сильные эмоции его одолевали. Таким он казался Кире красивее, чем всегда. Даже лучше, чем его счастливая версия. Кира тут же задумалась, видела ли она когда-нибудь Лео счастливым. Так и не вспомнив ничего, ее мысли оборвались неприятным голосом Селии:

– Так что ты хотел?

Лео словно бы не понял, о чем его спрашивает. Однако, звук слов вывел его из оцепенения. На миг глянув на Киру, Лео заговорил:

– Ваши догадки, кто это сделал и зачем.

– Ее дружбан! – воскликнул Отас, показывая пальцем на Киру.

Старка что-то ему прошептала, и попыталась опустить его руку. Отас не заметил, как это произошло, ведь все время прищуренным взглядом смотрел на Киру. Та делала вид, что ее это не трогает.

Осознав, что все молчат, потому что ждут ее вердикта, Кира сказала:

– Если ты про Кису, то ты ошибаешься. Он перепугался произошедшего не меньше, чем остальные.

Старка фыркнула и прежде, чем она заговорила, ее мысли озвучил Отас:

– Да неужели? А не кажется ли вам подозрительным, что новое происшествие случилось ровно после того, как его выписали из медпункта?

Кира понимала: что бы она ни сказала, ей не поверят. Так что она качнула головой и опустила взгляд, мол, не знает, как с этими идиотами разговаривать. Она ждала, что скажет Лео. Но ко всеобщему удивлению заговорила Селия:

– Вряд ли это он.

Тишина повисла такая, что Кире стало интересно, и она подняла голову. Тут же наткнулась на взгляд Лео, но он отвернулся, едва Кира осознала, чьи это ярко-зеленые глаза выжигают в ней дырку. Она перевела взгляд на Селию, но думать продолжала о Лео.

Довольная фурором, который произвели ее слова, Селия приподнялась на локтях, чтобы видеть свою благодарную публику, и продолжила:

– Сами посудите. Это потоп. Наводнение. От слова «вода». Тот, кто это сделал – водный.

Хотя Кире это претило, она захотела поддержать Селию. То, что она говорила, было абсолютно логично. Однако, ее опередил Лео.

– Ты ошибаешься, – сказал он.

Селия вскинула брови. Она перевернулась, и теперь лежала на животе, подпирая подбородок руками. В таком положении она хорошо видела лишь Лео, который сегодня почему-то решил сесть не рядом с Кирой, а напротив нее. Верно, так удобнее наблюдать за ней: смотреть прямо, а не вбок.

Глядя, на Лео снизу вверх, Селия ждала ответ. Все ждали ответ, замечая, что ему есть что сказать.

– Это пока секретная информация, только ректор и приближенные ею владеют… – сказал он и поджал губы.

Неужели решается, доверять или не доверять эту информацию отряду? Неужели Лео решил, словно здесь есть кто-то, кто не достоин этого? Это как-то связано с тем, что он сел напротив Киры?

– В общем, дело такое, – наконец продолжил он, распрямляя спину. – Потоп случился не из-за снега, и не из-за водных. Это случилось из-за того, что поднялось дно озера, которое окружает Академию. Дно – земля. Это сделал земляной. Верно, тот, которого мы ищем.

После его слов повисла тишина. Даже Селия не лезла со спорами. Отас пару раз открыл-закрыл рот, но на звуки так и не решился.

– Есть какие-то зацепки? – тихонько спросил Лу.

После тишины, которая повисла в зале из-за слов Лео, фраза Лу прозвучало словно сказанная в рупор. Так что ответ Лео было просто оглушительным:

– Нет, черт возьми, никаких зацепок! Никаких! Зацепок!

Он снова дышал часто, но теперь поверхностно. Кире захотелось положить руку ему на грудь, услышать, как под ее ладонью замедляется его сердцебиением, заметить, как от ее касаний он успокаивается. Только вот подсаживаться к нему Кира не решалась – боялась оглохнуть, ведь Лео продолжал:

– Пока мы здесь сидим, неизвестный строит дальнейшие планы! Он рушит все! Академию! Порядки, которыми здесь жили на протяжении десятилетий! Папину репутацию, в конце концов!.. А мы сидим здесь и ни черта не можем сделать!

Слова Лео еще недолго разносились эхом. Громкое, хоть и звучало гораздо тише его голоса, оно все равно пугало.

Кира могла думать лишь о том, как ей сейчас хочется прикоснуться к Лео. Наверняка его кожа горячая, как угли, и температура всего на пару градусов ниже той, при которой касаться его будет невозможно.

Остальные думали о более высоком: соображали, кто бы мог стоять за всем этим.

– Это кто-то очень сильный, – вдруг сказала Селия.

Умолкнув, она, верно, ждала, что Лео снова начнет орать. Но он даже не глянул на нее. Смотрел вперед, но не на Киру, а мимо нее, невидящим взглядом куда-то в стену за ней.

– Поднять, нахрен, дно! Вы представляете вообще, что это значит? И откуда столько воды? Я вам скажу: дно было чертовски низким, и на то, чтобы овладеть им, сила нужна такая, что ни одному студенту не снилось.

Селия умолкла, хотя еще не закончила. Киру раздражала такая манера, но, разумеется, не высказала этого. Во-первых, неуместно. Во-вторых, что привлекать к себе внимание… А, ну и в-третьих, какая разница, что Кира скажет, если ей не верят?

– Короче говоря, – продолжила Селия. – Я ставлю на преподавателя, – она посмотрела на Киру. – Например, на кандидатку на пост ректора от Земли. Как ее?

– Данаката, – ответила Кира спокойно.

Она не переживала из-за предположения Селии. Сколько бы они ни рыли под Данакату – ничего не найдут. Она сама справедливость, ей нечего скрывать.

– Данаката! – повторила Селия. – Предлагаю, проверить ее. Что скажете?

Народ промолчал, и Кира сомневалась, что все с ней согласны.

– Ну, народ, призадумайтесь просто, – продолжала Селия. – Она главный конкурент ректора. До этого был Душный, но его ликвидировали. Следовательно, теперь она вошла во вкус: понимает, что соперник у нее всего один, и очень хочет, чтобы не было и его. А как еще обогнать соперника, если не показать, как плохо в Академии при его… правлении?

Народ поджимал губы и кивал. Кажется, только Кира понимала, какую ерунду Селия наговорила. Она рассуждала как огненная. Не понимала, что Данаката не такая. Конечно, Кира не сидела в ее голове, но она была достаточно наблюдательной, чтобы хорошо ее выучить. Нет, это не она. Только вот попробуй докажи это огненным… Впрочем, нужно ли?

– Хорошо, – наконец-то сказал Лео и его слова звучали гораздо тише предыдущих. – Ты этим и займешься.

Селия цокнула языком, но не спорила. Они с Лео принялись обсуждать какие-то детали, а Кира думала, какие же они тупые. Недальновидные. Эгоистичные. Разве только ей очевидно то, что Данаката не стала бы заниматься подобной ерундой?

– Так, ладно, – сказал Лео чуть громче, и хлопнул себя по коленям. – Это решили.

Кажется, с мнимым чувством приближения к разгадке его настроение поднималось. Думает, они нашли зацепку? Ладно, пускай радуются – все равно Кире их не отговорить.

– А я все-таки считаю, – сказал Отас. – Что не стоит сбрасывать со счетов ее подельника!

Кира не смотрела на Отаса, лишь краем глаза заметила, что он показал на нее пальцем. Грубиян. И что он никак не запомнит имя Кисы? Неужто оно такое сложное? Или он считает ниже своего достоинства запоминать имена земляных? Он и Киру по имени не называет. В те редкие случаи, когда ему надо к ней обратиться, он говорит: «земляная» или «Земля».

– Его тоже проверим, – кивнул Лео.

Киру все подмывало спросить, как они собираются это сделать. Но решила молчать, чтобы никто не услышал, каким недоверием и иронией сквозит ее голос. Она в них не верила. Да, не верила. И не испытывала по этому поводу угрызений совести.

– Теперь давайте подумаем, каким будет его следующий шаг.

Народ загалдел. Предположения сыпались одно за другим. Каждое было нелепее предыдущего. Кто-то говорил, что раз неизвестный действует через воду, им стоит опасаться воды в целом – не пить ее и вообще не касаться без особой необходимости. Другие думали, что он сделает упор на выборах, а, значит, нужно придумать, как защищать ректора и водную, которая тоже в них участвует.

Кира не принимала участия в обсуждениях. Какой смысл, если ответ на любое ее слово – нелестный взгляд? Она видела, что Лео поглядывает на нее, словно ждет предложений. Но она лишь ковыряла манжет рукава, пытаясь вытянуть нитку, которая вытягиваться не желала.

Опустив взгляд, Кира не обращала внимания на происходящее. Поэтому не заметила, что стихийный зал опустел. Больше не было гула недружелюбных голосов. Не было глупостей, которые почему-то говорили вслух. Не было жаркого дыхания огненных, от которого в стихийном зале стало парко, словно в душный летний полдень.

Лишь подняв голову, Кира заметила, как теперь здесь пустынно. Кроме нее и Лео никого не осталось. Как и прежде он сидел, скрестив ноги. Но теперь облокотился на колени, а не на пол за собой, отчего между ним и Кирой стало не больше метра. Податься бы вперед и ощутить его горячее дыхание на своей коже. Но Лео выглядел так, словно очень сильно хотел что-то спросить. Кира знала: вопрос ей не понравится. Поэтому не торопила его.

Время шло. Становилось жарче. Кира переживала, что такими темпами не попадет на завтрак. Хотя голода она практически не ощущала – гораздо сильнее были другие чувства. Грусть, жалость, в конце концов, тревога. Кира смотрела в глаза Лео и все больше хотела вскочить и убежать из стихийного зала. Он же, наоборот, выглядел все спокойнее.

Потом его губы зашевелились. Зачарованная ими, Кира лишь спустя несколько секунд осознала, что значили эти движения:

– Ты знаешь, кто это сделал, ведь так? – спросил Лео.

Кира сглотнула. Неужели Лео думает, что Кире известно что-то сверх того, что они обсудили? С чего такие подозрения? И почему при этом его голос такой нежный, словно он не видит ничего плохого в том, что она может скрывать от отряда такую важную информацию?

Облизнувшись, Кира еще недолго смотрела на губы Лео. Они казались алее, чем обычно. Почти по-женски красными. Чтобы не сосредотачиваться на этом, Кира подняла взгляд на его глаза, и сказала:

– Нет.

Лео продолжал в нее вглядываться. Кира знала: он бы не стал, если бы верил ей. Так что не удивилась, когда Лео спросил:

– Ты врешь?

О чем он думает? В чем ее подозревает? Это, в общем-то, неважно. Главное, что он не до конца ей доверяет. С чего бы? Может, не стоило вести себя тихо на обсуждениях? Ведь чем громче говоришь, тем больше правды в твоих словах. По крайней мере большинство так думает.

На миг зажмурившись и стиснув зубы, показывая, как ранят его слова, Кира одними губами прошептала:

– Нет.

Оказалось, она склонилась к Лео почти так же близко, как он к ней. Между ними было не более дюжины сантиметров. Его дыхание опаляло – как она и мечтала об этом. Только вот она не думала, что при этом его глаза будут излучать такое подозрение, а кулаки так сжимать колени, что непонятно, почему Лео не кричит от боли.

Чтобы коснуться его, оставалось всего ничего. Поднять подбородок, и еще капельку податься вперед. Но Кира не смела. Ждала, пока его взгляд изменится. По крайней мере она надеялась, что это произойдет.

Наконец он сказал:

– Я тебе верю.

Кира выдохнула шумно, почти со стоном. Узел, стягивающий внутренности, стал развязываться. Сердце так колотилось, что Кира едва услышала, как Лео продолжил:

– Но вряд ли тебе… или кому бы то ни было поздоровится, если я узнаю, что ошибаюсь.

– Ты не ошибаешься, – сказала Кира.

Отчего-то слезы застелили глаза. Так что Кира не заметила, как перестало существовать расстояние, которое разделяло ее и Лео. Его губы оказались такими же горячими, какими выглядели. И Кира подумала, что не простит себе, если потеряет это тепло. Да и не только его.

Кира не помнила, чтобы в Академии было что-то, что нравилось ей больше, чем его руки на ее теле, его движения, какими он прижимал ее к себе, и то каким холодным кажется пол, если кожа касается его горячей кожи.

Впрочем, и до Академии подобного было не много. Трудовые будни, сменяющиеся такими быстрыми выходными, что потом сомневаешься, были они на самом деле или нет. Все, что тогда существовало для Киры – это единственная цель, которой она так увлеклась, что теперь, когда ее не стало, Кира слабо понимала, что ей делать.

***

К началу апреля, которое от марта отличалось лишь сменой цифры в колонке месяца, земля иссушилась. Котлован озера вернули в прежнее положении в тот же день. Однако, вода стекла в него не сразу. Она медленно лилась, выискивая низины, по которым возвращалась, чтобы снова стать озером. За время, что оно восстановилось в полном объеме, Кира, бредя территорией Академии, то и дело слышала, как под ногами хлюпает. А вдавливая ботинок в землю, чтобы сделать очередной шаг, Кира немного проваливалась, словно шла по песку у берега моря.

В тот день так и не провели занятий и потому его вспоминали с нежностью. Хотя, конечно, наводнение многих напрягло. Но расследование о нем шло вяло, новой информации не поступало, и потому оно забывалось. Словно и не было ничего.

Однако, отряд не забывал. Огненные пытались что-то выискать, вынюхать. Строили планы о том, что еще может сделать неизвестный. Но не выдумывали и не находили ничего такого, что было бы достойно хоть упоминания на собрании.

Кису все еще подозревали, но, кажется, уже понимали, какое это предположение глупое. В любое время дня и ночи Киса был не один – его видели или хотя бы слышали. Так что, если бы огненные вздумали его обвинять, Киса легко нарыл бы им алиби. Но они не обвиняли, и ни о чем не спрашивали. Действовали настолько скрытно, что не имели результатов.

– Мне кажется, она меня хочет.

Сложив руки на груди, Киса спиной опирался на дерево, и с прищуром глядел в сторону огненных. Кира, которая стояла рядом, разминая конечности после долгого сидения, остановилась и проследила за его взглядом. Огненные были слишком далеко – так и не поймешь, на кого именно Киса смотрит. Но что-то Кире подсказывало: он про Селию.

– Думаю, да, – сказала Кира и вернулась к наклонам туловища.

Она потянулась руками к носочкам, поэтому увидела лишь как ступни Кисы вместо того, чтобы опираться о землю и стучать по дереву, встали параллельно ее ступням. Потом сверху донеслось:

– Правда? Откуда ты знаешь?

Выровнявшись, Кира потянулась вверх и вместе с тем сказала:

– Ну ты же у нас самый желанный персонаж в Академии.

Радостное предвкушение слетело в лица Кисы, и он махнул рукой, пока Кира самодовольно улыбалась – не каждый день удавалось обмануть Кису. Снова опершись о дерево, он вернулся к разглядыванию огненных.

– Нет, ну а почему тогда она так сюда поглядывает?

– Не смотрит она, – сказала Кира, снова опускаясь к носкам. – Это все твоя мания величия.

Киса побурчал что-то про то, что не согласен с Кирой. И был прав. Кира слукавила. Она знала: Селия смотрит. И Старка смотрит. И Отас с Лу смотрят. Верно, надеются, что Кира выведывает у Кисы какую-нибудь секретную информацию. На последнем собрании отряда Киру вынудили пообещать, что она поговорит с ним. Но она знала, что Киса не виноват, так что не уточнила, что говорить с ним будет о чем угодно, но не о потопе.

Испытующие взгляд огненных жглись, словно правда имели такое свойство. Только Лео сосредотачивался на занятии. Между прочим, самом сложном в Академии.

Преобразование себя.

Тот самый навык, который позволяет человеку обернуться в собственную стихию. Каждый должен овладеть им до конца восьмого семестра. Были уникумы, которым это удавалось на первых занятиях. А были те, кто выпускался, не умея преобразовываться. Над такими, конечно, хихикали, но по-настоящему не презирали. Преобразование дело тонкое. Оно даже особо не зависит от количества твоих сил. Ты либо умеешь сосредотачиваться и чувствовать каждую клеточку тела, либо… либо учишься это делать.

Кире занятия не нравились, потому что были не продуктивными. Хотя им уделялась половина субботы, целых три часа с перерывом в полчаса между ними. Однако, даже за такое время Кант не успевал уделять время каждому.

На занятие собирались всем четвертым курсом. Неадекватное количество людей. Кант оправдывал такое расписание тем, что преобразование – очень личная вещь. Тут не нужен учитель постоянно. Студенту стоит лишь разобраться, что делать, и, собственно, пытаться это делать. Для этого не нужен постоянный надзор.

Но Кант упускал из виду, что при таком количестве народа в одиночестве на занятие остаться очень трудно. Студенты кучковались и больше мололи языками, чем практиковались. Однако, несмотря на это, некоторые делали успехи.

Перекинуться в стихию это почти то же, что научиться ездить на велосипеде. Раз понял, как это делается – и все, едешь. Однако, кроме того, здесь нужно иметь достаточно физической силы и уметь сосредотачиваться. Трогаться с места это одно, а долго ровно ехать – совсем другое.

Хорошо чувствовать тело, значит, хорошо его размять. Вот Кира и разминалась с самого начала пары – то есть уже почти час. Все-таки нужно изображать активную деятельность, чтобы не прослыть бездельником. Пробовать перекидываться под присмотром Канта она не рвалась. Боялась. Да и очередь к нему всегда была гораздо больше, чем Кире хотелось отстоять.

Киса снова подпирал дерево и смотрел на огненных, когда Кира снова выровнялась, и спросила:

– А у тебя как успехи с преобразованием?

Поджав губы, Киса скорбно посмотрел на Киру, и сказал:

– Лучше бы спросила, как у меня успехи в личной жизни.

Киру не важно было о чем разговаривать, главное, не молчать. Ей просто хотелось отвлечься от занятия. На них атмосфера вечно была напряженной. Кто уже мог преобразовываться, болтал и ничего не делал – а на замечания Канта отмахивались, мол, вы уже научили меня всему, чему могли. А те, у кого не получалось, злились и пытались наверстать упущенное. Они спешили и потому не успевали.

Так что Кира спросила:

– Как у тебя успехи в личной жизни?

Киса приложил ладонь ко лбу и тяжко вздохнул.

– Не спрашивай… – траурно начал он.

– Ты же сам… – нахмурившись, начала Кира, но Киса ее перебил.

– Даночка сказала, что нам нельзя… общаться до конца выборов.

У Киры внутри похолодело. Она все думала, как бы обратить на пользу эти жуткие отношения. Но, кажется, пора бросать это гиблое дело.

– Но ты не волнуйся, – добавил Киса, словно прочитав мысли Киры. – Уверен, после моей работы по ее предмету у всех будет миллион баллов.

Кире хотелось спросить, что значит «его работа», но подумала, что ей не нужно это знать. Вместо этого она сказала:

– А что там Аска?

Киса повернулся к ней с таким лицом, что Кира ждала его извечного ответа «а кто такая… А! Аска!» Но Киса лишь недолго вглядывался в Киру, прищурившись. А потом сказал, удивив, кажется, и самого себя:

– Да, надо бы к вам наведаться.

Вспомнила ее Кира не просто так. Аска была из тех, кто уже замечательно умел обращаться стихией. И сейчас демонстрировала Канту это умение с таким видом, словно делает глубочайшее извинение.

Кант и студенты, которые хотели получить от этого занятие абсолютно все, стояли на центрально площади для практик. Кира и Киса развалились у дерева с левой крайней площади. Вместе с ними тут было полно народа.

Поочередно Кант что-то объяснял студентам. После они пробовали перекинуться, но, как правило, не справлялись. У кого-то получалось сделать стихией только руку. У другие наоборот – все кроме руки. Выглядело это жутко, так что Кира старалась лишний раз туда не смотреть.

А вот Киса палил безотрывно. Особенно когда настала очередь Аски. Она не вызывалась – Кант сам ее пригласил, заметив, что она уж слишком громко хохочет в компании своих подружек-водных. Сделав лицо как могла более надменным, Аска с легкостью обернулась водой. Шустрым узким ручьем оббежала Канта и ближайших студентов, а потом вернулась в то место, откуда начинала. Когда она становилась собой, ручей оторвался от земли и скользнул вверх. В лучах утреннего субботнего солнца вода сверкала и была бы прозрачной, если б не отливала такой темной синевой – ровно как волосы Аски. Приняв форму человека, который сложил руки на груди и чуть выпятил нижнюю губу, Аска уставилась на Канта. Он с присущим ему профессионализмом скромно похвалил Аску и сделал какое-то уместное замечание. Кира вслушивалась, пытаясь выхватить для себя полезных советов, но из-за бубнежа Кисы ничего не уловила.

– Иногда мне кажется, – сказал Киса. – Что она не до конца возвращается в форму человека.

Кира глянула на него, нахмурившись. Не заметив ее взгляда, Киса продолжал:

– Ты просто посмотри… На волосы особенно. Как будто они все еще вода… Видишь?

Едва сдержавшись, чтобы не захныкать, Кира вернулась к разминке. Предпочтения Кисы менялись катастрофически быстро. О чем она ему не сказала.

– Понимаешь, Кирочка, – сказал он таким тоном, словно глубоко разочаровался в ней. – Дело в том, что у меня очень большая душа…

– И все? – спросила она, но Киса ее не услышал, потому что продолжал.

– И в этой большой душе помещается много любви, которой хватает на всех. Улавливаешь?

Кира качнула головой. Она не понимала, как с такой философией Киса может быть Козерогом. Этот знак ему не подходил.

Впрочем, задумавшись, Кира убеждалась в обратном. Ведь Киса всегда добивался поставленных целей… Пускай его целями обычно были не что-то, а кто-то, как правило – дамы. К тому же он был верен своим принципам. Другое дело, что принципов у него было немерено, которые, однако, не противоречили друг другу. Да и несмотря на общительность и веселость, Киса не проводил со своими многочисленными друзьями так уж много времени. Со всеми по чуть-чуть – и оттого получалось, что не такие уж эти люди были ему близкие. Даже Кира. Хотя с ней он бывал, кажется, почаще, чем с остальными. Верно, просто чуял родственную душу. А с родственными душами приятнее, чем говорить – просто молчать. С ними не нужно проводить много времени, чтобы они знали: вы друг, на вас можно рассчитывать.

– Так мне сегодня подольше не возвращаться в комнату? – спросила Кира, очень сильно стараясь не улыбаться.

Сдвинув брови к переносице, Киса долго молчал. Смотрел, как Аска возвращается к подружкам, а потом, как откидывает за спину свои словно бы мокрые волосы, и говорить что-то такое, из-за чего компания заливается смехом. Потом, словно почуяв их взгляд, Аска повернулась и глянула на Киру и Кису. Недолго сомневалась, а потом помахала. Ни один, ни вторая не ответили. А потом Киса сказал:

– Да. Погуляй, пожалуйста, где-нибудь.

Тут уж Кира не удержалась от смешка. Благо, Киса не обратил на это внимания. Иногда Кира задумывалась, как же хорошо, что Козероги друг с другом не совместимы. Очароваться Кисой было бы просто ужасно. Постоянно видеть, как он смотрит на водных, слушать о том, какая прекрасная Даночка. А потом сознавать, что он не видит в этом ничего дурного. Нет, Кира этого не простила бы. Но, раз влюбившись, уже не смогла бы думать ни о ком другом. Да, замечательно, просто замечательно, что выбор пал не на Кису. Это было бы противоестественно.

Впрочем, не более противоестественно, чем ей, Козерогу, влюбиться во Льва. Что Кира отрицала каждый раз, когда смотрела на Лео. То есть за день около сотни раз.

Вот и сейчас она смотрела на него, думая, что ничего уж такого хорошего в нем нет. Широкие плечи – это еще не все. И по-женски вздернутый нос, который на нем отчего-то выглядит мужественно. И увлеченность, особенно когда дело касается чего-то для него важного. И любвеобильность, которая, правда, проявляется лишь без свидетелей, то есть совсем не часто… Нет, ну ничего хорошего!

Он даже не может обернуться стихией. Хотя все его друзья уже сумели. Языки пламени Селии были тонкими, но яркими. У Отаса – струились широко, и Кира, хотя сидела далеко, знала, что они пышут жаром. А пламя Лу было таким блеклым, что под яркими солнечными лучами его было почти не заметно.

Из их компании остались лишь Старка и Лео. Последний злился. Но, конечно, скрывал это. Однако, Кира знала его достаточно, к тому же была наблюдательной, так что его настроение от нее не укрылось.

Друзья не обращали на него внимания, скорее всего, по его же указу. Кира видела, как белеют его губы, от того, как сильно Лео их сжимает. Изредка на его руке вспыхивало пламя, и он с шипением его струшивал. То есть, вероятно, огонь не вспыхивал – это ладонь им становилась. Однако, пламя, которое состояло буквально из Лео, не слушалось его. От этого он злился сильнее – по крайней мере Кире так это виделось.

Она хотела помочь ему. Даже примерно понимала, как это сделать. Однако, не торопилась подходить. Пусть огненные думают, что она тут Кису раскручивает на признание в преступлениях против Академии. А не треплется с ним о любовных делах. Да и предложи она помощь Лео, он отмахнется, скажет, что сам справится. И потом обвинит Киру в том, что она в него не верит. Это было бы несправедливо. Кира верила. Просто хотела ускорить его обучение.

Лео опускался до того, что подходил к Канту. Его, хоть и земляного, народ уважал. По крайней мере таких выходок, как на уроке Данакаты, с ним не случалось. Он пресекал их и другие шалости. Словно загодя знал, как студенты захотят его разыграть, и потому был готов к любым проказам. Спокойным тоном, не прерывая лекции, он выводил нарушителя спокойствия, бывало, утягивая за ухо. Даже стихию не применял – все своими руками. Это было забавно. Так что жаль, что в этом семестре занятия остались лишь практические, и потому в лекционных залах, откуда вот так вот уводили проказников, их больше не было.

Кира уже сидела под деревом. Так долго разминалась, что это походило на полноценную тренировку. Поэтому захотелось отдохнуть. К тому же до конца первой половины занятия оставалось всего ничего.

А Киса влез на нижнюю ветку этого же дерева. Они друг друга не видели, но слышали прекрасно. К тому же оба смотрели на одно и то же, поэтому уточнений их слова не требовали.

– Что же у него не получается.

Кира повела плечом. Потом вспомнила, что Киса этого видеть не может, и захотела что-то сказать. Но еще через мгновение осознала: как она выучила его, так и он выучил ее. Знает, в какой миг она ведет плечом, в какой хмурится, в какой поджимает губы. Да и сама Кира, хотя не смотрела на Кису, знала, что он пригладил волосы, которым от этого лучше не стало, и вот-вот заговорит.

– Не знал бы его – решил, что он слабак, – заговорил Киса.

– Ты же знаешь, тут не в силе дело.

Не думая, что сказала что-то не то, Кира продолжала смотреть, как Лео внимательно глядит на свои пальцы и так же внимательно слушает Канта. Его ногти то и дело вспыхивали. Пламя ползло вниз по пальцам… точнее обращая пальцы в себя. Но редко опускалось ниже второй фаланги. Если же это происходило, Лео шипел, но терпел, и, когда огонь затрагивал ладонь, он его стряхивал. Тогда Кант поджимал губы, что-то говорил, и Лео начинал сначала.

В начале очередной итерации Кира отвлеклась, потому что прямо перед ее лицом возникла голова Кисы. Он свесился с ветки так, что смотрел на Киру вверх тормашками. Его волосы, которые теперь ложились не по голове, а тянулись вниз, оказались чуть длиннее, чем Кира о них думала.

– Что? – удивилась она хмурому Кисе.

– Ты защищаешь его?

– Кого? – спросила Кира, хотя, конечно, понимала, о ком речь.

– Огненного.

– Нет.

– Ну, хорошо. Не защищаешь. Тогда оправдываешь?

Кира попыталась оттолкнуть Кису, коснувшись его лица. Он мотнул головой, а потом попробовал укусить Киру за ладонь. Не преуспел. Но потом наконец-то вернулся в вертикальное или, может, горизонтальное положение. Радовало одно – Кира его больше не видела.

Отчего-то от слов Кисы она разозлилась. Не высказала этого, но чувство опаляло внутренности и рвалось наружу. Конечно, она в нем не сомневается! А остальные сомневаются, что ли? Как могут? И нет, она его не защищает и не оправдывает, просто…

Или это так и называется? Впрочем, как еще?

Тяжело выдохнув, Кира притянула к груди колени, обняла, и опустила на них подбородок. Сидеть было холодно, но вставать не хотелось. Торчать бы тут под деревом до конца занятия, смотреть, как Лео безуспешно пытается стать огнем. Думать, что можешь помочь, лишь коснувшись его руки, чтобы он успокоился и сумел сосредоточиться.

На улице звонков не было слышно, так что конец пары Кира определяла благодаря Кисе. Он начинал говорить громче и суетиться. Примерно этим же он занимался во время занятий, но на перемене словно бы не стеснялся своего поведения.

Он тянул Киру куда-то, то ли в столовую за водичкой, то ли в корпус переодеть носки, потому что эти промокли за полтора часа лазания по деревьям. Кира не сопротивлялась. Что угодно, лишь бы не оставаться один на один со своими мыслями.

Вот и сейчас Кира брела, а Киса бодро шел, но при этом их скорость была одинаковой. Киса болтал, Кира не слушала. Привыкнув к фоновому шуму его речей, Кира теперь чувствовала себя неуютно в тишине.

Однако, еще более неуютно она ощутила себя, когда услышала низкий голос Канта:

– Постойте, пожалуйста.

Сперва Кира решила, что это не ей, но на всякий случай ускорилась. Потом Киса, предатель, коснулся ее плеча, останавливая, и сказал:

– Тебя зовут!

Сказал радостно, так что Кира решила, что, возможно, ее хотят похвалить или что-то в это духе. Но тут же опомнилась: за что ее хвалить? Да и, обернувшись, заметила, что Кант не выглядит, как преподаватель, довольный студентами. Он был сосредоточенным. Но совершенно не так, как Лео, который все стоял рядом с ним.

Его взгляд пробежался по Кире – от каблуков темно-коричневых, тяжелых туфель, по пальто в тон через пушистый шарф, и до начала крупной кудри на макушке. Сам Лео был одет не по погоде. В темной форме огненных, но без верхней одежды. Видно, тренировка так его разогрела, что он решил от нее избавиться.

Лица Киры его взгляд не коснулся. Лео словно бы делал вид, что они незнакомы. Кира сжала кулаки, чего не было видно в складках юбки, а потом попыталась улыбнуться, и сказала:

– Что вы хотели?

Кант махнул Кисе, мол, можешь быть свободен. Тот не упорствовал и сразу сбежал. Кира снова подумала о том, какой он подлец-предатель, но как следует разозлиться не успела. Кант отвлек ее внимание, сказав:

– Во-первых, я еще не видел, как вы преобразовываетесь. Во-вторых, товарищу нужен хороший пример.

– Почему вы сами его не покажете? – огрызнулась Кира.

Сразу, но все же поздно вспомнила, что лучше бы так не делать. Особенно с Кантом. В ней все еще клекотала обида, когда она вспоминала, как Кант повел ее писать объяснительную, решив, что Кира помогала сокурсникам на экзамене.

Надо же, а сейчас он хочет, чтобы она и правда помогала.

– Потому что моих объяснений недостаточно. Вот я подумал, что, может, у вас получится лучше.

Кира силилась расслышать иронию. Но ее не было в его словах. Получается, в просьбе нет подвоха.

Только вот Кира надеялась, что из-за такого огромного количества студентов Кант забудет про нее, и она сможет прятаться весь семестр – ни разу при нем не преобразоваться.

– Но сейчас перемена…

– У вас какие-то неотложные дела на эти полчаса?

Кира качнула головой. Не врать же преподавателю? Особенно тому, кто повадился водить ее к ректору писать объяснительные.

– Ну же, – сказал Кант. – Покажите, что умеете. Мне ведь нужно вам за что-то ставить оценку.

Порыв холодного ветра потрепал Киру по волосам, но не справился с краснотой ее щек. Кира и сама не заметила, когда успела так разнервничаться. Было бы из-за чего! Всего-то нужно обернуться разок песком…

При Канте Кира этого еще не делала. К тому же тут еще Лео. Не повредить бы его хрупкое мужское эго, сделав то, что у него не получается.

– Давайте, начинайте, – поторопил Кант. – Один раз мне покажете, вспомните, как это делается. А потом объясните теоретическую часть вашему товарищу.

На «товарищ» Кира поджала нос. Товарищ. Что за глупое слово? Особенно для обозначений их отношений с Лео. Впрочем, спроси у Киры, какое слово ей кажется более подходящим, она бы не ответила. Пара? Так вроде не оговаривали, что встречаются. Влюбленные? Слишком пафосно. Любовники? Еще хуже.

Думать сейчас надо было не об этом, но избавиться от таких мыслей Кира не могла. Смотрела на Лео, пока тот изучал свои обожженные пальцы, словно рядом не было ничего важнее их.

Потом посмотрела на Канта, взгляд которого жегся, словно у огненного.

– Ладно, – вздохнула Кира, сложив ладони. – Я попробую.

Кант весело хмыкнул. Словно «попробую» из уст Киры такое уж смешное слово.

Тем временем она попыталась сосредоточиться. Не думать об этом испытующем взгляде прищуренных глаз Канта. Не обращать внимания на то, что Лео не обращает на нее внимания. Не переживать, что их отношения, хоть и длятся уже немало, до сих пор никак не называются.

Она закрыла глаза, еще раз вздохнула, и рассыпалась.

Быть песком Кире нравилось. Еще бы не нравилось. Это… волшебно. Иначе и не скажешь. Магия в чистом виде. Нет ничего чище и естественнее, чем обращаться в свою стихию. Это все равно, что птице лететь в небе. Все равно, что рыбе плыть в океане.

Когда ты стихия – ты неуязвим. Идеален. Прекрасен. Какой бы стихия ни была – огонь, вода, воздух, земля – она безукоризненна. Они истоки целой Вселенной. Разве может что-то еще сравниться с такой мощью?

В образе стихии становилось легко и свободно. С Киры спадали всякие ограничения физического мира: от глупостей типа натирающих ботинок и желания втягивать живот, до серьезных вещей – типа давления воздуха и земного тяготения.

Рассыпавшись среди сухой прошлогодней травы, которую за зиму сберег снег, Кира почти чувствовала, как она ее щекочет. Или ей казалось, просто потому что она ощущала, как лежит на ней? Или не ощущала? Сложно понять.

Открыв глаза, которых у нее сейчас как бы не было, Кира заметила довольную полуулыбку Канта. Казалось, он провел эксперимент и тот ему удался – оставалось лишь записать наблюдения в блокнотик. На такого при Канте не было и он ограничился лишь едва заметным кивком.

А вот Лео себя не сдерживал. Кира видела, как округлились его глаза, и приоткрылся рот. Это льстило и обижало. Льстило, потому что Кира его удивила и словно обогнала в гонке, которую они вели, пускай негласно. Это же обижало – потому что уж слишком сильно он удивился. Словно Кира слишком глупая и слабая, поэтому не могла преобразоваться так легко.

Легко. Как будто уже делала это тысячу раз.

Лео ни слова не сказал, но Кира видела, что ему хочется кричать. Только вот дело тут было не в обиде на нее, как Кира сперва подумала. Нет. Злился он лишь на себя. Лео слишком строг к себе. А ведь на курсе еще далеко не все научились обращаться стихией. К тому же среди огненных таких было больше, чем в остальных стихиях. Огонь сложный. Огню нужно больше времени, чтобы подчиниться. Это опасная и мятежная стихия. Не зря для него ввели выборочную дисциплину «способы контроля». Огнем сложнее управлять и, следовательно, сложнее стать.

Вернувшись в человеческую форму, Кира для проформы оступилась, мол, так утомилась, что ее уже ноги не держат. Кант на это не купился. Лео этого не заметил.

Как всегда бывало после обращения кожу покалывало. Кира думала, что это последние песчинки возвращаются, образуя ее тело. Но потом заметила, что дело скорее в воздухе. Словно бы Кире требовалась парочка секунд, чтобы привыкнуть к нему после того, как она его не ощущала кожей.

На глухие скупые хлопки Кира обернулась. Доселе она терла глаза, словно… Да, словно под них забрался песок.

«Аплодировал» Кант. Перехватив взгляд Киры, он заставил ее почувствовать себя неловко. А потом, словно вернув авторитет, сказал:

– Вы очень способная студентка.

Затем ненадолго умолк, и Кира подумала, что, наверное, это для того, чтобы она поблагодарила. Но отчего-то язык не поворачивался даже для простого «спасибо». Простое слово, а так сложно его сказать. Особенно когда ты не особо-то благодарен.

Не дождавшись, Кант чуть склонился к Кире. Он заговорил на несколько тонов тише, словно не хотел, чтобы Лео их подслушал:

– Благодаря вашим способностям и умениям вы можете многое. Вы уже сделали многое. Но, лично моя к вам просьба: лучше обратите свою энергию на созидание, – Кант почти шептал, – а не на разрушение.

Когда он отстранился, Кире показалось, что окружающему миру вернулись воздух и свет. Она глубоко вдохнула и зажмурилась, хотя солнце не было таким уж ярким, а кислорода и так было вдосталь.

Сердце колотилось, словно Кант поведал ей страшную историю. Впрочем, Кире так и звучали его слова – как ужастик на ночь. Он что-то знает? Догадался? О чем?

Хлопая глазами, и чувствуя себя оглушенной, Кира медленно перевела взгляд на Лео. Тот смотрел на нее по странному, как раньше никогда не смотрел. Со смесью страха и настороженности. Словно понял наконец: она может больше, чем он себе думал.

Кира наблюдала этот взгляд всего несколько мгновений. Потом Лео сморгнул его и теперь смотрел на нее как обычно – с интересом, крохотной капелькой обожания, и еще меньшей капелькой высокомерия.

– Теперь вы, – сказал Кант, поворачиваясь к Лео.

Если бы не он – Кира могла поспорить – они с Лео так и стояли бы здесь, играя в гляделки, гадая, чей взгляд быстрее из презрительного сменится на нежный. Однако, из-за чужого голоса исчезли магия, или напряжение, или что это было.

Лео не торопился. Кира видела, что он уже начал собираться с силами, чтобы преобразоваться. Но Кант к таким тонким переменам был слеп, просто потому что не так хорошо знал Лео. Решив, что он сомневается, Кант обернулся к Кире.

– Поможете? – спросил он.

Она рассеянно кивнула. Не понимала, что делать. Поэтому заговорила заученными фразами:

– Нужно сосредоточиться… Не на конкретной части тела, а как бы в целом на теле… Не нужно хотеть стать огнем. Ты и есть огонь. Нужно просто…

Лео поднял ладонь и Кира умолкла. С удовольствием. Ее неуверенная речь не помогала. Казалось, она, наоборот, отвлекает Лео.

Потом оказалась, что руку он вытянул не только для того, чтобы Кира замолчала. Он продолжал держать ладонь. Но теперь протягивая ее Кире. Та смотрела на нее, глупо хлопая глазами. Потом догадалась: за ладонь нужно взяться. Это она и сделала.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Кант.

Впрочем, разрывать это странное рукопожатие не стал.

Коснувшись Лео, Кира ощутила, как он расслабляется. Она даже заметила это – по тому, как перестала натягиваться его одежда на плечах, как расслабились челюсти, как прикрылись глаза. Нет, Кант был не прав – это помогало. Кире оставалось лишь не обжечься.

Теперь пламя охватывало его не с пальцев, а с волос. Короткие пряди вспыхивали. Кире даже почудилось, что запахло жжеными волосами…

Почудилось ли?

Пламя спускалась по плечам Лео, и Кира чувствовала его жар. Ей очень хотелось отстраниться, очень. Но она этого не делала – лишь крепче сжимала пальцы Лео. Или наоборот?

Потом одна из змеек, скользнув по черному рукаву, добралась до голой кожи ладони. Кира не видела этого, но заметила, как Лео стиснул зубы и зажмурился. Ему было больно – огонь жег его. Она осознала это, лишь когда та же шустрая змейка пламени добралась до ее кожи.

Кира еще сильнее стиснула его пальцы. Хотелось закричать и заплакать. Огонь жегся. Кира почти ощущала, как сгорает, пузырясь, кожа на ее руке.

Из глаз брызнули слезы. Этот огонь – не он. У Лео не получается им стать. Снова.

Еще несколько секунд, и из Киры все-таки вырвался болезненный стон. Тут же по щекам побежали слезы. Было больно, очень больно. Но ради Лео она терпела, думая, что ему это помогает.

Однако, Лео отпустил ее, едва понял, что Кира страдает. Струсил ладони, хотя пламя исчезло, едва они разжали руки. Затем посмотрел на Киру.

Она уже стояла в нескольких шагах, хотя только что была так близко. Смотрела на свою руку, которую лизал огонь. Кожа раскраснелась. Кое-где вздулись волдыри. Потом на руку что-то капнуло. Приглядевшись, а потом утерев глаза другой ладонью, Кира поняла, что это слеза. Она плачет.

Соленая слеза пекла рану, и Кира попробовала на нее подуть. Стало хуже.

– Сильно больно?

Подняв раскрасневшиеся глаза, Кира увидела, что Лео смотрит на нее не как обычно. Теперь в его глазах читались нежность и жалость. Она хотела ответить, что ничего страшного, и что она знает: он ненарочно. Однако, смогла лишь облизнуть сухие губы. А когда все же собралась с мыслями, их разогнал Кант:

– Попробуете еще раз?

Это был вопрос – не приказ, и даже не предложение. Однако, Лео вспыхнул, словно Кант его оскорбил, или – еще хуже – оскорбил Киру.

Та заметила, как сгустились на его пальцах огоньки. Все – синие. Исчезли они так же быстро, как появились – словно спички задули. Вспышка была короткой. Вряд ли ее заметил кто-то кроме Киры. Да и заговорил Лео почти сразу, пока его пальцы еще тлели.

– На сегодня достаточно, – сказал он.

Потом, сжав кулаки, резко развернулся и бросился прочь. Не бегом, но казалось, вот-вот перейдет на него.

Кире так и держала ладонь на весу. Словно в ожоге станет больнее, если опустит ее, чтобы свободно свисала.

Глядя Лео в спину, она не знала, что делать. Он, как всегда, не звал ее. Но – Кире хотелось в это верить – как всегда, будет рад, если она за ним последует.

И Кира бросилась за ним, не глянув на Канта, чтобы не видеть этого то ли ехидного, то ли презрительного, то ли просто усталого взгляда. Она спотыкалась о неровности земли, не успевая прослушивать ее перед шагом – это бы ее сильно замедлило. Сухая трава цеплялась за подол пальто, расстегнутого, так что оно, распахнутое, тормозило Киру, словно паруса. Но она этого не замечала. Через дюжину метров нагнала Лео и позвала его.

Он тут же остановился и обернулся. Первое мгновение его взгляд был испуганный и злой. Кире показалось, что его глаза блестели – не от утреннего света, а словно бы от слез. Впрочем, вряд ли он плакал. Просто в глазах скопилась обида. Иссушенные и раскрасневшиеся от огня, они сами чуть увлажнились, чтобы Лео не ослеп.

– Дай руку, – сказал он.

Кира сглотнула. Та продолжала печь. Причем казалось, что с каждой секундой все сильнее. Ее касался манжет, совсем легонько – но грубой ткани не надо многого, чтобы сделать больно нежной коже.

Или, может, это так жглась обида? Неприятное, словно бы склизкое чувство, которое поселилось в Кире, едва она перехватила взгляд Лео. Она просто хотела помочь. А Лео смотрит на нее, как на врага.

Только вот Кира ошиблась. Лео совсем не злился. По крайней мере на нее. Взяв ее ладонь, он чуть подтянул рукав пальто, чтобы не загораживал ожег. Затем посмотрел в глаза Киры и, не отрывая взгляда, поднес ее ладонь к губам. Потом нежно коснулся ими ожога.

В отличии от всех других касаний, от этого Кире не было больно.

Глава 18

Неизвестная

Воздух хлестал меня моими же волосами. Ветер дул теплый, весенний, и тем не менее навевал тоску. Уж слишком сильный. Хотя днем теперь было почти тепло, ночью воздух становился словно бы морозным. Но, конечно, изо рта уже давно не вырывались клубы пара, благодаря которых в детстве думаешь, что среди твоих предков были драконы.

Но земля еще холодная. Я чувствовала это не силами, а буквально ногами, которыми касалась ее через тонкую подошву. Тонкую, гибкую, резиновую подошву – идеальную для лазанья.

Стоило взять шарфик. Или хорошо, что не взяла? Вдобавок к волосам ветер сейчас хлестал бы меня еще им – больно надо. Порывы такие сильные. Из-за этого кажется, что воздуха слишком много. Казалось бы, как такое возможно? Вдыхаешь сколько нужно – и дело с концом. Однако, если порывы такие сильные, дышать получается с трудом. Пытаешься вдохнуть порцию, которую принес ветер, но он тут же ее отнимает, принося новую. Вот что значит слишком много воздуха.

Я дрожала от пронизывающего ветра, но не досадовала, потому что понимала, что скоро перестану мерзнуть. Интересно было, от чего это произойдет скорее: от страха или от физической нагрузки? Ни то, ни то я не любила. Так что надеялась, что не согреюсь. Хотя понимала, что эти надежды разобьются, едва я приближусь хотя бы еще на полшага к зданиям воздушных.

Высокие. Величественные. Недосягаемые.

Они высились над землей где-то в дюжине метров. Так что приходилось запрокидывать голову и… все равно не суметь их разглядеть.

С земли виднелся лишь пол. Протяженные бетонные плиты светло-серого цвета. Площадью они казались небольшими. Но я понимала – дело в расстояние. На самом деле они такие же по размерам, как и остальные площадки для практических занятий.

Строения воздушных на самом деле не здания, а огромные платформы. Они создавались для практических занятий студентов из Воздуха. В родной стихии легче обучаться.

То есть, конечно, да – их стихия и так повсюду. Но одно дело, когда она тебя накрывает, другое – когда окружает. Больше материала для практики. К тому же, как бы дико это ни звучало, на высоте воздушным не так страшно.

У меня же от мысли взобраться на платформу темнело в глазах. Или это просто давление подскочило, потому что голова запрокинута?

Очутиться на площадке я боялась так же сильно, как хотела. Земляным там нечего делать. Как и водным. А вот огненные и, разумеется, воздушные эти строения любили. Там раздолье, какое не найдешь внизу, на земле. Кажется, что весь мир тебе подчиняется, ведь он буквально под тобой. Когда видишь это, создается впечатление, что так оно и есть. Не только на физическом уровне, но и на ментальном. И правда легче вообразить себя королем мира, стоя на высоте, чем, например, спустившись глубоко под землю. Но это все глупости. Хотя – что уж врать? – я тоже мечтала ощутить это чувство без страха, обязательного для земляной на такой высоте.

Но сейчас, ночью, когда меня никто не видел, я боялась этого, даже вдавливаясь ногами в землю. Однако, знала, что лучший способ победить страх – это испытать его с такой мощью, чтобы в конце концов он казался тебе сущей ерундой.

Этим я и собралась сейчас заняться. Хотя, конечно, не собиралась ради одной такой глупости рисковать своим нахождением в Академии. Я пробралась сюда, потому что хотела показать: Воздух – такая же ненадежная стихия, как Вода. По-настоящему надежна лишь Земля, на которой твердо стоишь ногами.

Попозже, доберусь и до Огня. Я пока не понимала, как осажу его. Четкого плана в голове не было – лишь блеклые наброски. Но я не сомневалась, что мне это удастся. Удалось ведь с Водой? Ее авторитет пошатнулся, на ректора тоже косо поглядывают. А до меня никто не добрался. И не доберется. Не оставляю следов, договариваюсь со свидетелями, избегаю вмешательств и не подставляюсь. Я действую аккуратно. Верно, потому что действую одна.

Так что я не сомневалась: у меня все получится и сейчас с Воздухом. А Огонь оставлю на сладенькое.

Мне все было интересно, как эти плиты удерживаются на высоте. Я понимала, что какой-то воздушный этим занимается, как, например, какой-то огненный занимается огнем в чашах на стенах корпусов, который освещает коридоры и аудитории. Но ведь плиты такие большие… Слишком много сил нужно, чтобы их удерживать. Так что я не сомневалась, что этот процесс автоматизирован. Осталось лишь понять – как именно.

А для этого нужно на строения воздушных взобраться. Потому что на земле я ничего не могла придумать. Вроде не нужно понимать, как вещь устроена, чтобы сломать ее. Но, к сожалению, сейчас это был не мой случай.

Я уже обогнула площадки так, чтобы стоять ближе к посадке. С другой стороны строений находилась столовая, еще дальше – учебный и жилой корпуса. Хотя я их едва видела из-за расстояния, как, впрочем, и столовую – все равно боялась, что оттуда видно меня. И не важно, что сейчас начало третьего. Ночь такая глубокая, что бодрствуют разве что мотыльки… Впрочем, наверняка спят и они. Что им еще делать в апреле?

Потом я непростительно долго собиралась с силами. Трусила. Хотя не должна была. Я же преодолела этап воздушных на соревнованиях! А здесь… здесь почти то же самое. Разве что, если упадешь – не вылетишь из игры, а разобьешься. Может, не насмерть, но приятного будет мало. Да и вопросов потом не оберешься.

Для храбрости я обняла себя, а потом шагнула на первую ступеньку, которую сама себе вырастила из земли. Правда, тут же пришлось расставить руки. Для равновесия. Обнимать и жалеть себя буду потом. Сейчас главное справиться с задачей.

Только, наверное, я переоценивала себя, когда думала, что подняться на платформы будет самым легким этапом. Взобравшись всего на три метра над землей, я уже ощущала себя хлипким деревцем на пути урагана. Очень удачное сравнение. Потому что я, словно деревце, втискивалась в землю, надеясь, что это спасет меня от ветра, который на такой высоте был сильнее, чем внизу.

Хотя на какой «такой»? Это еще не «такая». Ползти оставалось в два раза дольше, чем я преодолела. А я уже хотела плакать от ужаса. Ветер как будто понял, что мне нужно мешать, потому лишал меня равновесия, как бы я ни болтала руками.

Я делала свои ступеньки шире, чтобы не так страшно было оступиться. Но времени это занимало больше. Моя земляная лестница по шири и мощности уже, казалось, вела во дворец. Перил только не хватало. Но на их созидание я решила не тратить время. Лучше буду ползти на четвереньках, словно ребенок, который не умеет ходить, чем потрачу ресурсы на дурацкие опоры.

На большой высоте, говорят, не стоит смотреть вниз. Я решила это проверить. Пожалела.

Воздух, словно чувствуя мой страх, стал усерднее сталкивать меня, едва я глянула вниз. Не сознавая этого, я заскулила. Отпрянула от края, сама себя испугавшись. Подумала: что это за звуки? Неужели меня кто-то застукал? И лишь замерев на несколько секунд, слушая, как колотиться мое сердце, я поняла, что боюсь сама себя.

Жуть какая. Так и с ума сойти недолго.

Нет, никто не мог за мной проследить, как в прошлый раз получилось с Аской. Уж не знаю в какой миг она меня застукала. Но сегодня я перестраховалась. Стала песком прямо в постели и ссыпалась через спинку кровати на стол к подоконнику. А там, преодолев окно, ухнула вниз. Не самый приятный опыт. Но зато не пришлось хлопать дверьми.

Недолго постояв, вдавливаясь в землю, и подставляя лицо ветру, чтобы иссушил слезы, я принялась ползти дальше. Чем выше – тем хуже слушалась меня земля. Стихия не боялась высоты. Конечно, нет! Дело было в моем страхе. В мыслях о нем, которые из головы не выдувал даже такой сильный ветер. Чем больше я боялась, тем слабее была, следовательно, тем менее охотно мне покорялась земля.

Думала, закрыть глаза хорошая идея. Мои намерения встать со страхом лицом к лицу перестали быть таким нерушимыми. Зачем этот вызов? Сделаю дело, и уйду. Больше никогда не взберусь по доброй воли на такую высоту. Никогда… Наверное.

Однако, высота – это не страшная картинка. Страх ее – это cтрах ощущения себя в таком положении. Так что сколько бы я ни жмурилась, это чувство не уходило. Но я хотя бы занимала свои мысли, думая, что могу как-то ослабить ужас, который меня охватывал.

Спину прошиб пот. Вроде как холодный – говорят, именно такой выступает от страха. Странно, потому что я словно горела. Хотя с высотой температура уменьшалась, мне становилось жарче. Наверное, это смешно звучит. Не такая уж тут высота, чтобы ощутить перепад температур. Однако, если судить по разнице между жаром моей кожи и холодом ветра – смешно быть перестает.

Поравнявшись с платформой, я выдохнула, думая, что самое страшное позади. Но оказалось, что на нее еще нужно перебраться. Темная земля подо мной тянулась от сухой травы, до самой площадки. Я снова посмотрела вниз, и снова заскулила. Лежа на клочке земли, я прижималась к ней щекой. Она пачкала лицо из-за того, что размокла от слез, которые из меня выбивал ветер. Вставать было не страшно. Вставать пугало до ужаса. Но потихоньку я все же приступила к этому. Сперва оторвала голову, стараясь смотреть лишь на свои руки, чтобы не пугаться. Потом оперлась ладонями, вдохнула-выдохнула, перенесла вес на ноги, еще подышала, оторвалась коленями от земли…

И шагнула, прежде чем зрачки скосились, чтобы глянуть вниз.

Едва моя нога коснулась бетона платформы, я снова рухнула. Сначала на колени, стукнувшись ими так, что назавтра будут синяки, а потом всем телом, ударившись локтями. Я хныкала, хотя хотелось плакать. Я едва слышно что-то бубнила, хотя хотелось кричать. Уговаривала себя, что самое страшное вот уже теперь точно позади. И старалась не думать, что мне еще предстоит спускаться.

Хотя на холодном бетоне было совершенно неуютно, я почти заснула. Обессиленной, мне казалось, что он мягкий и податливый, как песок. А мелкая крошка, хоть и липла к потному телу, но не раздражала – хотя в другой раз я бы обратила на нее внимание.

Нет, мне пора подниматься. Раньше начну – раньше закончу.

Кое-как встав на ноги, я отряхнула одежду и осмотрелась. Бесконечное воздушное пространство. Темное из-за ночи, и холодное из-за ветра. Волосы раздувало, они лезли в глаза, так что я пожалела, что забыла их завязать. Взбираясь, волосы закрывали обзор и, в целом, этим помогали не сойти с ума. Но теперь они мешали.

Я сделала несколько шагов вглубь платформы. Не упала, не разрыдалась, и меня не стошнило. Успех. Тогда я чуть ускорилась, чтобы ноги вспомнили, как ходить. Ну и чтобы кровь разогнать. Холодно мне не было еще с трех метров над уровнем земли. Но уж очень хотелось размять мышцы.

Та платформа, на которую я влезла, была крайней, но не самой высокой и не самой низкой. Под и над ней на некотором расстояние были другие платформы. Из-за этого снизу казалось, что строения воздушных это все-таки домики, хоть и без стен.

Когда занятия проходили в аудиториях, окна которых выходили на строения, я любила смотреть, как практикуются воздушные. Как они гоняют порывы ветра, как перекрикиваются и смеются, как подпрыгивают так высоко, что пропадают из моего поля зрения. Если я вглядывалась слишком долго, то слышала, как в ушах свистит ветер. Конечно, это было всего лишь мое воображение. Но в такие мгновения хотелось закрыть уши ладонями – чтобы не дуло.

Сердце замирало, когда кто-нибудь из воздушных падал. Прямо с высоты платформы, прямо на землю. Я чувствовала, как округляются и не моргают мои глаза. Замирает дыхание. Вдохнуть я не могла, пока не замечала, что упавший спокойно поднимается и отряхивается, словно не произошло ничего такого.

Вообще, падали они редко. Но когда кому-то удавалось соскользнуть с платформы, потоки воздуха его подхватывали и аккуратно приземляли. Наверное, за падения вычитали баллы из общего рейтинга Воздуха. Потому как случалось это редко. Да и, кажется, чтобы упасть, нужно было прямо постараться.

Ладно, мое зрение не такое хорошее. На самом деле многое из этого мне рассказывала Лоа, после того как я просила ее посидеть в тишине. Она сыпала фактами, интересными и не очень, не заботясь о том, слушаю я ее или нет. Я слушала. Что мне оставалось? Даже я не такая ужасная, чтобы встать и уйти в середине чужого монолога. Короче, информации о воздушных у меня было достаточно.

Сейчас нахождение в воздухе не казалось мне таким классным и радостным, как об этом отзывалась Лоа. Особенно в темени ночи, густой и холодной, словно поверхность реки, которая вот-вот заледенеет.

Я еще недолго осматривалась, поражаясь тому, что мои глаза привыкли к темноте. Хотя, может, я хорошо видела из-за того, что платформы были почти белыми, и между ними и светом луны, пускай блеклым, не находилось абсолютно ничего. Ни строений, ни деревьев, ни теней сновавших по земле людей. На самом деле здесь было очень даже неплохо. Еще бы коленки не дрожали со страху – так вообще замечательно.

Я бродила по платформе диагоналями то из угла в угол, то параллельно ее контурам. Но к краям не приближалась. Сделай я это пораньше, то пораньше пришла бы идея, что плохого я могу с ними сделать.

Кусая губы и растирая виски, я смотрела то под ноги, то в небо, усеянное звездочками, то на степи, которые ширились от территории Академии до самого горизонта. Где-то там, далеко, столица Центральной части. Уже совсем скоро я в ней побываю. Хотя бы в качестве туриста. Однако, я очень надеялась, что приеду туда полноправным горожанином. Родную, Земляную часть я, конечно, любила. Но чем дольше я там жила, тем больше чувствовала, как она меня ограничивает. Словно гиперопекающий родитель, она не хотела мне ничего плохого, но и дышать полной грудью не давала.

От таких мыслей пробрало ностальгией. Или это ветер? Хотя не такой уж он сильный, чтобы…

Я остановилась. До края платформы было три шага. Я сделала один и замерла. Ветер. Здесь он ощущался совсем не таким сильным, как пока я взбиралась. Что странно. Я на открытой площади, к тому же стою в полный рост, то есть должна всем телом ощущать порывы. Но… они совсем не такие, какими я, по идее, должна их ощущать.

Недолго собираясь с мыслями, я сделала еще шаг к краю платформы. Теперь меня и пропасть разделяло не более полуметра. Я села на холодный бетон. Так менее страшно. К тому же мне хотелось провести один эксперимент.

Я подползла к самому краю так, чтобы свесить ноги. Жуткое ощущение. Даже пяточки пощипывало, словно они наравне со всем телом ощущали страх. Поболтать бы ножками.

Но едва они свесились, как их подхватили мощные порывы воздуха. Я вроде расслабила ноги, но они продолжали вытягиваться. Однако, это не я их тянула.

Это воздух, который дул снизу, поддерживал ноги на весу.

Я попыталась надавить на порывы, то есть опустить ноги. Но у меня не получилось. Ветер поддерживал их снизу мягко, но едва я пыталась с силой их опустить – словно становился каменным.

Подтянув ноги, чтобы ветер их больше не холодил, я обняла себя за колени, и наконец-то поняла, что буду делать.

Что имеем: платформа поддерживается снизу порывами воздуха, которые бьют снизу. Не знаю, как далеко вниз они уходят, все-таки у земли порывы не ощущаются. Но этого достаточно, чтобы поддерживать такие тяжелые сооружения. Я бы могла выискать, кто создал эти порывы и обезвредить этого человека. Но быстро я это не сделаю. Да и выглядеть оно будет подозрительно. К тому же больше не хотелось никого калечить. Уж слишком много жертв на моей совести. На самом деле всего две… Но это на два больше, чем я рассчитывала.

Да и я могу поступить хитрее.

Уже ясно, что платформы я хочу обвалить. Какой кошмар! Воздушные просчитались – не проследили за тем, что находится полностью под их ответственностью. К тому же – о ужас! – очередная беда, которая приключилась во время правления нынешнего ректора. Как же ему не везет…

Только вот просто сделать так, чтобы они вмиг обвалились, будет слишком подозрительно. Сразу станет ясно: это сделал кто-то с конкретной целью. Вспомниться наводнение, а, значит, у тех, кто меня разыскивает, появится очередная зацепка.

Нет, мне нужно справиться с этим более… элегантно.

Сделаю так, что обвал будет походить на случайность. Кто-то не доглядел, кто-то расслабился, и, какая жалость, платформы обвалились. Главное, чтобы во время, когда это произойдет, под ними никого не было… А, впрочем, чем больше жертв, тем больше недовольство ректором, и, в целом, его стихией. Разве не этого я добиваюсь?

Если все пройдет так, как мне хочется, то это будет просто гениальное преступление. В отличии от наводнения, где ясно было, что виновата Земля, здесь никто ни о чем не догадается.

Платформы будут опускаться медленно. Я и сама не пойму, когда они преодолеют рубеж и ухнут вниз. Я испугаюсь так же сильно, как остальные. Это хорошо: заподозрить меня будет невозможно.

Я не заметила, как на губы скользнула улыбка. Уже приступила к выполнению плана. Чтобы проверить свою теорию, я снова вытянула ноги. Их мигом подхватили воздушные потоки. Чуть понежившись, ощущая эти массажные движения, я надавила обеими ногами на потоки. Не получилось. Потом попробовала сделать это только одной ногой, и затем только второй. Не получилось, не получилось. Хотя это были, по сути, неудачи, мои губы все ширились и ширились в улыбке, пока гримасничать не стало больно. Тогда я расслабила лицо.

Затем я легла и, опершись локтями, подтянулась как могла близко к краю. Хотела понять, когда порывы обрываются. Пришлось вылезти почти на метр. Я больше не боялась так сильно, потому что понимала: ветер не пытается меня столкнуть, наоборот – он удерживает.

Затем я снова подобрала ноги и вскочила, почти не боясь упасть. Потом опустилась, потому что хотела ощущать бетон голой кожей ладоней. Так он будет лучше меня слушаться.

Закрыв глаза, я сосредоточилась, нащупывая связь с этим представителем стихии Земля. Бетонная крошка липла к рукам, пока я трогала ими поверхность. Кажется, ладони расцарапало. Их кололо и немного тянуло, но боль была едва заметной из-за того, какое другое, мощное ощущение меня охватывало.

Власть. Контроль. Непоколебимость.

Почувствовав, что вся громадина готова меня слушать, я приказала ей стать… легче. Совсем немного. Снизу посыпалась крошка, но ее подхватил ветер, и она не упала на землю – не оставила улик.

Меня немного мутило от переизбытка мощи. Хотелось открыть глаза, но я не решалась, пока не поняла, что вся громадина выполнила мою просьбу. Тогда я наконец-то распахнула глаза. Еще через миг – завалилась на платформу.

Она вздрогнула. Мое сердце ухнуло к пяткам. Если платформа упадет прямо сейчас, мне не поздоровится…

Куда там! Я умру еще в полете от страха. А если переживу его – то сгину под обломками.

Но волна вибрации была короткой – словно очень быстро мимо меня промчал поезд, за секунду сотню метров. На этом и прекратилось. Платформа не упала, но… она начала падать. Я чувствовала, как медленно, очень медленно, ужасно медленно, она продавливает порывы ветра, которые удерживают ее в воздухе.

Она упадет. Преодолеет этот метр сопротивления ветра – или сколько тут? И упадет. Это наверняка. Но когда это произойдет, не знаю даже я. В этом и прелесть. Катастрофа настолько непредсказуемая, что ее не предугадает даже ее создатель.

Идеально.

Я медленно поднялась, но полностью колени так и не выровняла. Меня пошатывало. Раньше просто от страха и неуверенности. Теперь от ощущения, что платформу тянет вниз. Меня тянуло вниз. Вдруг она ухнет прямо этой ночью? Вряд ли… По крайней мере мне бы хотелось, чтобы это произошло при свете дня.

Чтобы все видели, как ненадежен Воздух.

Выровнявшись, я подняла взгляд на остальные платформы. Со своего места я даже не все их видела. Просто знала: платформ около дюжины. А я справилась лишь с одной.

Что же, ночь будет долгой.

Глава 19

Кира

От холода до погожих весенних деньков прошло около трех суток. Еще на прошлой неделе на улице нельзя было показаться без пальто. А сейчас, надев кофту с рукавом, думаешь лишь о том, как хочешь ее снять.

Кира не привыкла к такой резкой смене сезонов. В Земляной части было иначе. Почти весь год там было что-то вроде осени в Центральной части, как в Огненной – лето из-за жары, в Воздушной – зима из-за холодных ветров, а в Водной – весна из-за вечной капели. Конечно, везде первые полгода были холоднее, чем вторые. Но нигде погода не сменялась так резко, как в Центральной части. Разнообразие сезонов радовало. Однако, надо было привыкнуть подстраиваться под их смену.

Поэтому сегодня Кира, в отличии от многих, надела зимний вариант формы, в котором вместо рубашки под сарафан, надевался черный шерстяной гольф. Думала, что лучше потеплее оденется, но не станет носиться с курткой. Однако, к середине дня стало так жарко, что она ужасно пожалела о своем решении. Другие студенты, видно, более осведомленные в погоде Академии надели летнюю форму и сверху куртку, чтобы, если что, снять ее и не париться. А Кира во всем темном чувствовала, как по спине течет пот.

Она хотела переодеться. Как раз успела бы за обеденный перерыв сгонять до комнаты и вернуться к учебному корпусу, забежав на перекус в столовую. Вероятно, она бы опоздала на приличные блюда, и довольствовалась ненавистными Кисе тушенными овощами. Но лучше они, чем совсем ничего.

Однако, Кира не успела ни то, ни другое. Когда она выходила из аудитории с теории знаков, предвкушая обед и легкую сухую одежду, ее перехватил Лео.

Он стоял возле двери в аудиторию и смотрел на каждого, кто оттуда выходил. На лекции, как всегда, задержали, и Кира, как всегда, осталась на пару минут сверх того. Она делала это, чтобы запомниться преподавателям. Это работало – многие улыбались ей на экзаменах и не валили дополнительными вопросами. И хотя оценки больше не были Кире важны, привычка задерживаться осталась. Да и, честно говоря, ей было просто интересно спорить с преподавателями, которым, в общем-то, это тоже нравилось.

Так что Лео пришлось осмотреть каждого Козерога четвертого курса, прежде чем его взгляд встретил взгляд Киры.

От неожиданности она замерла прямо в дверях.

– Привет, – сказал Лео, пока его губы растягивались в улыбке.

Искренней, солнечной улыбке. Кира удивилась ей сильнее, чем тому, что Лео пришел встретить ее с пары. Они редко пересекались в учебное время. То есть в светлое время суток общались очень мало. Даже на общих парах типа взаимодействия Огня и Земли и способах контроля, они могли перемигиваться, но не более. Лео не обращался к ней при свидетелях. Она решила, что будет отвечать ему тем же.

Раньше от такого ей было неуютно и обидно. К сегодняшнему дню это Киру почти не волновало. Она приняла то, что Лео, кажется, всегда будет вот таким высокомерным, избегая того, чтобы его видели с Землей. Но это можно простить. У всех свои заскоки, разве не так? Да, обидно. Но пока что это единственный существенный недостаток, который Кира в нем обнаружила.

Но, вот, светит солнце, в коридорах полно народа, а Лео смотрит прямо на Киру и улыбается.

От всего этого в животе потеплело. Кира хотела улыбнуться в ответ, но почувствовала, как ее подтолкнули в спину.

– Выходите? – спросил преподаватель.

Пробормотав что-то извиняющее, Кира выскочила из дверного проема, почему-то, прочь от Лео. Но он не растерялся и тут же подался к ней. Потом, словно чтобы она никуда не убежала, оперся вытянутыми руками на стену, к которой Кира прижималась, слева и справа от ее плеч. Тут же склонился близко-близко, будто хотел поцеловать. Кире все это очень нравилось – даже то, что за ними наблюдают.

Но в метре от них преподаватель закрывал дверь. При нем целоваться не хотелось. Еще и с огненным! Жуть какая!

– Как дела? – спросил Лео, не замечая ничего и никого кроме Киры.

Дела были замечательно. Особенно хороши стали, когда Лео, не дожидаясь ответа, попытался коснуться ее губ своими. Но Кира отвернулась. Встретилась взглядом с преподавателем, пока Лео неловко ткнулся ей в щеку. Взгляд был абсолютно безразличным. Кира зачем-то кивнула на прощание, и даже дождалась ответного кивка. А потом наконец-то преподаватель ушел.

Смотреть на Лео почему-то не хотелось. Словно от ее взгляда он исчезнет. Сознавать, что он пристает к ней на публике было так здорово, что Кира до последнего не глядела на него. Она провожала взглядом преподавателя, пока не наткнулась на Кису.

Тот с восторженным видом что-то говорил ей одними губами. Кажется, это продолжалось все то время, что Кира стояла между стеной и Лео. Она ни слова не разобрала. Но все объяснял один взгляд на Кису. Видно, он был очень доволен положением, в котором Кира находилась. Даже не заметил, что лямка рюкзака оттянула его рубашку так, что виднелось костлявое плево с остатками ожогов.

Киса, совершенно счастливый, продолжал что-то орать шепотом, а потом еще и жесты добавил. Кира взглядом приказала ему прекратить клоунаду и убраться отсюда.

– Почему не отвечаешь?

Лео не говорил – мурлыкал. Кира хотела ему ответить, честно. Вот уже собралась, но тут осознала, что значили жесты Кисы. Дернулась, желая отыскать его и прихлопнуть хотя бы взглядом.

Чуть нахмурившись, Лео вглядывался в Киру, пока она гримасничала. Проследив за ее взглядом, он обернулся. Но Кису уже не застал – он скрылся в толпе.

– Привет, – возвращая внимание Лео, Кира попыталась наверстать упущенное. – Дела хорошо. Ты пришел, так еще лучше стали.

– Правда? – брови Лео подскочили. – Помню, когда-то все было иначе.

Кира попыталась, но так и не вспомнила, про что он. Просто улыбалась, глядя в его лучистые, даром, что зеленые глаза. Вот сейчас можно было поцеловаться. Ни преподавателя, ни бесстыдного Кисы поблизости не наблюдалось. Но, кажется, миг упущен. Вместо этого Лео спросил:

– Свободна сейчас?

Хотелось съязвить. Перемена – очевидно, что все студенты сейчас свободны. Но Кира сдержалась – просто улыбнулась и кивнула. Вот что любовь с людьми делает. Хотя, конечно, это еще далеко не любовь… Нет-нет. Просто… взаимное уважение. Легкая симпатия. Незначительная привязанность. Мимолетная заинтересованность. В общем, не любовь. Точно не она.

За те секунды, что Лео медлил с ответом, Кира придумала массу увлекательных занятий, ради которых он хотел ее похитить. Уже и расплылась в улыбочке, думая, что, возможно, даже первый раз в жизни пропустит пару, просто чтобы провести с ним больше времени.

Но, как часто бывает, реальность оказалась гораздо хуже ожиданий.

– Сегодня день рождения у Отаса, – сказал Лео.

Улыбочка слетела с губ Киры. Нет, ради такого она занятия пропускать не будет. Даже наоборот – она бы пошла на дополнительное, даже самое скучное, только бы не присутствовать на этом мероприятии.

– И? – спросила Кира.

Лео ожидал другой реакции. На миг приуныл, но тут же воспрял. Наверное, подумал, что Кира не приглашена, и сказал:

– Мы с тобой идем.

– Только мы с тобой? – спросила Кира. – Отаса не будет?

Лео рассмеялся, решив, что это шутка. Чтобы не оглохнуть, Кира оттолкнула его от себя. Ей смешно не было. Единственный вариант, при котором она бы согласилась пойти на это… что это? Праздник? В общем, что угодно – лишь бы там не было именинника.

– Сегодня вечером, – сказал Лео, когда успокоился.

Кира кивнула и оттолкнулась от стены. Ей казалось, что она там оставила мокрое пятно. Пот уже не только по спине бежал, но, кажется, и по ногам. Это Лео виноват. Мало того, что Кире жарко, так он еще ее зажимает. Померял бы температуру. Конечно, он огненный, но такое ощущение, что заболел. Ненормально, чтобы тело было таким горячим.

Закусив губу, Кира очень старалась о нем не думать.

Куда угодно… куда угодно, но не к огненным, особенно если это не собрание отряда. Но Лео увязался за ней. Кира потеряла надежду успеть переодеться. Поесть бы и на пару не опоздать.

– Так что? – сказал он. – Ты будешь? Что мне Отасу сказать?

– Скажи, что я плевать хотела на его день рождения.

Почему-то Лео снова рассмеялся. Даже остановился, чтобы протереть глаза. Кира думала быстренько свинтить. Да, очень мило, когда Лео не пренебрегает ею на публике. Но лучше бы он этот делал, когда от нее не разит потом.

Однако, едва она попыталась ускользнуть, он схватил ее за локоть. Тогда Кира снова развернулась к нему, забыв улыбнуться.

– Ну же, – сказал он. – Не будь такой злюкой. Я ему скажу, и он не будет тебя обижать.

– Смотри, чтобы я его не обидела, – ответила Кира, вздернув нос.

Она решила, что точно убежит, если Лео снова рассмеется тогда, когда она не шутит. Но он, словно прочитав ее мысли, лишь сдержанно улыбнулся.

– Я знаю, ты можешь, – сказал он. – Но давай сегодня будешь держать себя в руках, хорошо? Не станешь портить день рождения моему лучшему другу.

Кира фыркнула. Как он может считать Отаса своим лучшим другом? Отчего-то на Лео не работала поговорка «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Ну, либо Кира еще плохо его знала.

Лео теперь не держал ее за локоть, а висел на нем и тянул вперед, словно непослушный ребенок строгую маму. Кира плелась еле-еле. Еще более нехотя слушала уговоры Лео:

– Просто из-за того, что мой день рождения первого августа, и я не праздную его с друзьями в Академии, день рождения Отаса мы отмечаем как бы за двоих. То есть, по сути, отвергнув предложение Отаса, ты отвергнешь и меня. Понимаешь… Кира?

Лео с каким-то особым наслаждением произносил ее имя. Даже облизнулся после, словно после сладости, которую ждал с нетерпением, но съел очень быстро. Киру притянул вид его влажных губ. Она сама не поняла, как остановилась.

– Ну? – спросил Лео, заметив, что Кира не про Отаса сейчас думает. – Идешь?

– Давай так, – сказала Кира, с трудом подняв взгляд на его глаза. – Я клянусь прийти к тебе первого августа. Даже если ты праздновать не будешь. А сейчас оставь меня. Отасу можешь сказать, что в мире полным-полно занятий интересней, чем праздник в честь него.

Очередной грубости в адрес, как он выразился, его лучшего друга, Лео не рассмеялся. Хотя Кира на это рассчитывала. Тишина стала уж слишком гнетущей. Хотя их окружал шум коридора и редкие вскрики «нифига себе!», когда какой-нибудь несдержанный студент замечал, как близко стоят друг к другу земляная и огненный.

– Не уверен, что дотерплю тебя до августа, – сказал Лео, чуть склонив голову.

На его губах была улыбка. Но Кира так возмутилась, что при взгляде на нее больше не чувствовала, как внутренности скручиваются в истоме. Дернула локтем, высвобождаясь, и быстро зашагала прочь.

Но не возражала, когда Лео тут же снова поймал ее, только теперь не за локоть, а за ладонь. Вот так они теперь и стояли: прямо посреди коридора, прямо в шумный обеденный перерыв, прямо держась за руки.

– Или ты меня вряд ли дотерпишь, – исправился Лео, впрочем, явно лукавя. – Так что давай. Сейчас или никогда.

Кира смотрела на него, и понимала, что согласится. Он так просит – верно, для него это важно. А что Кире стоит больше на один вечер в неделю потерпеть надменные взгляды. Да и, честно признаться, с каждым разом они были все менее обидными. То ли потому, что Кира к ним привыкала, то ли потому, что сами огненные перестали быть таким предвзятыми. Видели, что Кира не так уж от них отличается. Одеть ее во все черное – и разницы между ними почти не останется.

– А что мы там будем делать? – спросила Кира, просто чтобы время потянуть.

– Хороводы водить, играть в прятки, и считать попой, сколько орешков под подушкой, на которой сидишь.

Кира слишком долго не могла понять, шутит Лео или нет. Только когда он щелкнул ее по носу, Кира заморгала и сказала:

– Что, реально?

Он снова рассмеялся, но сейчас это было уместно. Кира еще секунду соображала, а потом фыркнула и отвернулась. Но уже улыбаясь.

***

Вечерами еще было холодно. Только Кира об этом не подозревала. За день она так перегрелась, что не собиралась больше мучиться в шерстном гольфе. Да и куртку решила не брать – жара ведь.

Так он думала недолго, но достаточно, чтобы, замерзнув, полениться и не вернуться в комнату за одеждой. Да и знала она этих огненных – в их компании холодно не будет.

Чем ближе было время встречи, тем больше Кира убеждалась: зря она согласилась. Вряд ли бы Лео обиделся. А на остальных плевать. Однако, она уже дала обещание. Отступиться было бы неправильно – не по-козерожьи.

Добравшись до стадиона, Кира остановилась и осмотрелась. Лео сказал прийти сюда. Где-то здесь было место, где они компанией часто собирались. На зиму из-за холодов их логовом стал стихийный зал. Но теперь, когда на улице так тепло, можно было вернуться к прежнему месту.

Только вот Лео не уточнил, где конкретно оно находится. Стоя посреди огромного стадиона в совершенном одиночестве, Кира в который раз задумалась: а не издевался ли он над ней? Вполне в его духе… Хотя Кире казалось, что прошло то время, когда Лео мог бы на такое решиться, червячок сомнения никуда не делся. Сейчас же он превратился в жирную гусеницу и так кусался, что ощутимо кололо где-то в сердце.

Кира обнимала себя руками – стало холодно из-за северного ветра, который на открытой площади стадиона ощущался сильнее, чем в серединной части Академии, где находились корпуса. Он хватал волосы и так тянул, что они практически распрямлялись. Кира кусала обветренную корочку губ. Еще минуту подождет – и уйдет. Никакие обещания не достойны этого позора.

К тому же стадион не пустовал. Вечерело – быстро летели несколько свободных часов перед сном. Несмотря на ветер, погода была неплохой. Солнце еще не село, но сумерки вот-вот наступят. Правда, они будут уютными – Кира видела это по пушистым розоватым облакам закатного неба, и мягкому шелесту деревьев из посадки, который приносили порывы.

В общем, народ высыпал на улицу. Стояло время ужина. Кто-то шел в столовую, кто-то шел из нее, кто-то сидел там и из окна смотрел на то, как мягко вдавливается солнце в кучерявые облака. В корпуса не торопились. Предпочитали чуть подышать свежим, пускай таким холодным воздухом. Хотя, кажется, мерзла лишь Кира. Остальные надели куртки, ведь знали, что такое апрельский вечер в Академии. Они сидели прямо на трибунах, и – Кира была уверена – пялились прямо на нее.

Она вглядывалась в ответ. Видела, что среди парочек или целых компаний на трибунах есть рыжие. Краешком сознания она понимала, что среди них нет Лео. Но все же продолжала смотреть, надеясь, что ошиблась – что он ее не разыгрывал.

Она и правда ошиблась. Уже хотела разворачиваться, чтобы вернуться в корпус и заняться чем-то полезным. Но тут почувствовала, как на плечо легла чья-то рука. Теплая. Словно до того, как коснуться ее, Лео долго держал ладони под горячей водой.

Кира на миг испугалась. Но сразу же ощутила, что это он, и повернулась уже с улыбкой.

– Я тебя по стадиону бегал искал.

– Я тут, в середине, давно стою.

– Ну вот, в середине, – усмехнулся Лео. – А я же по кругу бегал.

Кира засмеялась, хотя смешно не было. Она знала, что Лео только пришел – иначе заметила бы его первой. Отчего-то в его присутствие настроение было похохотать. Плохой знак.

– Идем, – сказал он, протягивая ей руку. – Народ заждался.

Поджав губы, Кира сжала его ладонь и поплелась за Лео. Ей не верилось, что народ и правда заждался. Да и когда они нырнули под помост, на котором во время собраний стояли преподаватели, поняла, что вот в этом она не ошиблась.

Взгляды, которыми касались ее огненные, были совсем недружелюбными. Наверное, на самом деле никто из них, даже Отас, не хотел, чтобы Кира здесь присутствовала. О, она бы с радостью ушла! Но и Кира, и огненные терпели – ради Лео.

Он один выглядел так, словно это у него был день рождения. Много говорил, вовлекая в разговор абсолютно всех. Улыбался и шутил. Потом так увлекся, что остальные еле уговорили его не начинать типичные для дней рождения дурацкие игры. Аргументом стало лишь то, что ни у кого не оказалось ни орешков, ни подушки.

Вскоре более-менее счастливо выглядел и Отас. Потом подключились остальные. В конце концов даже Кира почувствовала себя, может, и не абсолютно своей, но и не лишней.

Под помост ветер не забирался. Здесь было теплее. Хотя, верно, дело в огненных. К тому же Лео то и дело касался Киры – то ладони, то плеча. Даже обнял ее, когда утомился вскакивать, чтобы сказать что-то особенно эмоциональное.

Они сидели полукругом на жестких покрывалах, которые кто-то принес из жилого корпуса. Ужин пропустили, но Старка позаботилась об этом заранее. Вместе с Селией они стащили из кухни и склада ужасно много еды. Даже когда все наелись, нетронутой осталась почти половина.

Кира думала, что заснет, когда Лео накрыл ее и себя покрывалом, на котором никто не сидел. Да и солнце уже село, хотя немного его лучей еще боролись с ночью, которая, впрочем, побеждала.

Теперь она почти не слушала, о чем говорят огненные, хотя только недавно после ее реплик слышались ответы, а не тишина, которую кое-как разбавлял Лео. Кира смотрела из-под помоста на быстро темнеющее небо, и думала, что ни за что бы не поверила, если бы в начале учебного года ей сказала, что она будет ощущать такое умиротворение в компании огненных. Она бы сказала: «глупости!» Как сейчас сказала бы то же самое, если бы кто-то при ней обозвал огненных высокомерными выскочками.

Да строптивые. Да шумные, эксцентричные и самоуверенные. Но ведь это не всегда плохо, разве нет?

С места Киры хорошо виднелась посадка и небо над ней. Слева поля зрения висела крайняя платформа – жуткая бетонная плита, в компании дюжины других таких, служившая воздушным полем для практических занятий.

Кира часто смотрела на них. Особенно когда сидела в столовой. Наблюдала, словно они живые, а не неподвижные. Последнее время Киру не покидало ощущение, что платформы вот-вот рухнут. Смотреть на них с каждым разом было все страшнее. Иногда Кире казалось, что она видит, как они опускаются. Но медленно-медленно. Словно воздух под ними твердый, как камень, отчего продавить его резко – невозможно.

Платформы гипнотизировали, хотя, по сути, ничего занимательного в них не было. Совершенно ничего. Разве что ощущение опасности, впрочем, фантомное.

– Давайте залезем туда?

Кира глянула на Лео, который, как оказалось, следил за ее взглядом. Теперь он тоже смотрел на платформы. В отличии от Киры его взгляд был спокойным и словно бы мечтательным.

– Тебе не хватило сегодня занятия с воздушными? – спросила Селия.

– Не хватило, – согласился Лео и тут же добавил: – С них такой вид красивый открывается.

– Ага, – поддакнула Кира.

Ее никто не услышал, потому что после слов Лео закричал Отас:

– С каких это пор ты такой романтик?

Неопределенно пожав плечом, Лео продолжал смотреть на краешек платформы.

После этого тишина длилась недолго. Вероятно, если бы ее не было, то ни огненные, ни Кира не услышали бы этого странного звука. Грузного, жуткого из-за своей мощи. Словно где-то вдалеке что-то взорвалось. Только вибрация по земле не пошла. Получается, дрогнуло что-то в воздухе.

– Мне так нравился Душный, а эта новенькая… – начала Старка.

Наверняка она тоже услышала этот звук, просто не обратила на него внимания. Иначе быть не могло. Он был таким мощным… не громким, не звонким, а словно бы совсем тихим, но таким, что его слышали все.

Старку никто не перебивал, она сама умолкла. Случайно перехватив ее встревоженный взгляд, Кира почувствовала, как ее холодными пальцами за спину щупает тревога.

– Вы слышали? – спросил Отас.

Ему не ответили. Не потому, что все тут были такими грубиянами. Нет. Просто молчание – знак согласия.

Ровно как Отас умолк, звук повторился. В третий раз он звучал куда громче и явственнее. Кира и не подозревала, что доселе слышала, как перекрикиваются и смеются студенты за помостом. Их было почти не слышно. Но сейчас, когда умолкли абсолютно все, тишина встала такая густая, что Кире казалось, словно она попала в космос, в вакуум. Только вот космическая тишина вряд ли такая тревожная. Да и ее не разрезает внезапный оглушительный грохот.

Вместе со следующим звуком наконец-то содрогнулась земля. Доселе казалось, что все это не по-настоящему. Словно у всех тут коллективное помешательство, и потому они слышат то, чего на самом деле нет.

Но теперь, когда у звука появилось физическое подкрепление, сомнения исчезли. Он существует. Он мощный. От него страшно.

Никто ничего не говорил, не призывал посмотреть в сторону платформ, и не предполагал, что дело в них. Но снова, как будто у всех было общее сознание, огненные и Кира глянули на бетонные громадины, возвышавшиеся над землей в паре дюжин метров.

Да, дело в них. Кира лишь не могла понять, откуда звук. Они ведь еще не… падают? Отчего тогда вибрация? Или они все-таки…

Первым вскочил Лео. Он ничего не говорил, но было ясно: Лео хочет пробраться к платформам.

Едва осознав это, Кира тоже подскочила.

– Стой! – закричала она уже на ходу.

Лео не услышал. Или сделал вид, что не услышал. Он бежал быстро. Всего за секунду вынырнул из-под помоста и понесся к строениям воздушных по сухой, некогда прибитой снегом траве.

Если бы Кира обернулась, то увидела, как подорвались остальные. И как Отас глядит на нее таким подозрительным, колючим взглядом. Кира не ощущала его, лишь потому что сосредоточилась на одном: не дать Лео добраться до строений.

– Стой! – кричала она, хотя от каждого слова легкие горели сильнее. – Лео, стой!

Кира никогда так громко не говорила. Она вообще не помнила, когда в последний раз кричала. И когда так быстро бегала. Ноги болели, легкие горели. Очень сильно хотелось остановиться. Но по сравнению с главным желанием – это было едва ощутимым.

Остановить Лео. Он не должен добраться до строений. На кой черт он вообще туда бежит? Думает, может что-то сделать? Он хоть понимает, чему именно хочет помочь?

– СТОЙ! – в последний раз крикнула Кира.

Согнутые в локтях локти двигались вдоль туловища – назад-вперед, туда-сюда, раз-два. Мышцы ног одеревенели, но чудом продолжали повторять почти те же движения, что и руки.

До строения воздушных оставалось не так много. Кира понимала, что не успевает, и что вряд ли сможет ускориться. Но рыжая макушка Лео, кажется, была ближе. Тогда Кира, выкинув из головы все мысли, стала думать лишь о том, как быстро двигаются ее ноги. И они задвигались быстрее.

Еще несколько секунд и она схватила Лео под локоть. Сперва подумала, что пальцы вцепились лишь в ткань. Показалось, сейчас она оторвет клок. В ее руках останется лишь ткань. А Лео отправится дальше и обязательно попадет под завал.

Но страшно было лишь секунду. Потом Кира поняла, что Лео остановился. Только сама Кира не успела сориентироваться. Врезалась в него, а из-за того, что бежала очень быстро – сшибла с ног.

Кто-то вскрикнул. Наверняка Кира. Может, оба. Упали на землю точно оба.

Кира тяжело дышала. Она сжимала локоть Лео, и жмурилась, словно, если она не видит ничего плохого, то плохое и не происходит. Глупо, наверное. Но в моменте помогало.

Колючая трава колола щеку, а земля ее холодила. Но тело было в тепле. Половиной – левой ногой и левой рукой – Кира лежала на Лео. А вторая половина ничего не чувствовала – так резко проехалась по земле, что ощущения атрофировались.

Кира хотела открыть глаза. Но вдруг совсем рядом, словно бы в паре метров, упало что-то тяжелое. Землей пошла вибрация. Показалось, словно великан шагнул, и его ступня резко опустилась рядом с головой Киры. Она почувствовала, как дрогнул Лео, и сама сжалась. Чувствовать его страх было еще хуже, чем бояться самой. Все-таки боязнь меньше, если знаешь, что рядом человек, которому не страшно.

Когда упало следующее что-то… То есть, конечно, Кира знала, что именно: платформы. Не знала она лишь того, что они будут раскалываться в воздухе – значит, падений будет не дюжина, по количеству платформ, а минимум в два раза больше.

В общем, когда упал следующий кусок, Кира крепче притиснулась к Лео. Он же попытался пошевелиться. Подняться? Или крепче прижать к себе Киру? Она не понимала. Думала лишь о том, как ужасно, что Лео побежал, и как прекрасно, что она успела его остановить.

На пятый грохот Кира чуть расслабилась. На шестой почувствовала, как копошится Лео. На седьмой он аккуратно переложил ее руку со своей груди на плечо, и сел на землю. На восьмой села и Кира.

Голова кружилась, но вряд ли от смены положения в пространстве. Скорее всего дело было в спринте. Она пробежала от помоста и почти до платформ – огромное расстояние. Кира понимала: без экстренных обстоятельств она бы не смогла преодолеть его за такое время. Она физически на это не способна. Но, гонимая адреналином, Кира справилась. Однако, она знала – это больше не повторится.

Хотелось посмотреть на Лео. Если он ушибся так же сильно, как Кира, то у него как минимум трещит голова и содрана кожа на лице. Но он точно ушибся сильнее – ведь принял на себя основной удар при падении.

Только перевести на него взгляд Кира не могла. Не потому что было стыдно за то, что налетела на него. Нет. Просто она смотрела на платформы и не могла оторваться.

Кира и Лео сидели достаточно близко, чтобы бояться до невозможности пошевелиться. И в то же время они находились слишком далеко, чтобы им нанесся ущерб… Ну, кроме того, который они сами друг другу причинили.

Отчего-то страшнее всего был не тот миг, когда очередная громадина врезалась в землю. А ведь он сопровождался жутким звуком и этой ужасной вибрацией. Нет. Самым страшным было наблюдать, как платформа раскалывается и сперва одна ее часть, а потом вторая словно бы соскальзывает с держателя и ухает вниз. Как соскальзывает? Почему?

Платформы держались в воздухе. Но, вот, настал миг, когда воздух перестал их удерживать. Он сдался. Он ненадежен.

Воздуху нельзя доверять.

Кира осознала, что затаила дыхание, лишь когда поняла, что вот-вот упадет в обморок. Тогда она судорожно вдохнула и закашлялась.

Лео решил, что она подавилась – не соображал от шока. Начал хлопать ее по спине. Удары были несильными, но ощутимыми. Кира не просила его прекратить. Просто не могла, потому что все еще кашляла. К тому же ощущать на себе руку Лео было приятно – вроде как такая ненавязчивая поддержка.

На Киру он почти не смотрел. Пялился на завалы, которые образовали платформы. Так что не заметил, как Кира взяла его ладонь, не торопясь отпускать.

После того, как в воздухе не осталось платформ, еще какое-то время в ушах стоял неприятный гул. Казалось, словно обвал продолжается, просто отчего-то глаза его не замечают.

Но и гул вскоре стих. Теперь слышался лишь шум ветра. Кира знала, что, если они двинутся к середине Академии, то услышат крики. Вот-вот к завалу сбегутся люди. Испугаются, что кто-то под него попал. Начнут разгребать бетонные глыбы, которые, однако, так расщепились, что вряд ли под ними кто-то спрятался. По крайней мере вряд ли этот кто-то еще жив.

Однако, сейчас, в сухой колючей траве, на которую серым облаком оседала пыль с завала, было так спокойно, что почти хорошо. Кире не хотелось вставать и уходить. Она слабо представляла, как подняться на ноги в ближайшие пару часов, и как ими пользоваться.

А потом Лео сказал:

– Ого, – и тишина исчезла.

Это дурацкое «ого» прозвучало так неуместно, и так резко, что кровь Киры вдруг вскипела. Возможно, она бурлила все это время, просто Кира не замечала – так сильно увлеклась тревожной тишиной и созерцанием завала.

– Что значит «ого»? – воскликнула она, не совсем понимая, что говорит. – Что это значит?

Наконец-то она перевела взгляд на Лео. Тот словно и сам не понимал, что это за «ого» и почему оно вырвалось. Его глаза округлились, рот приоткрылся. Из расцарапанной щеки сочилась кровь. Выглядело так, словно Лео жестоко избили. Но раз он в сознании, да и, кажется, не страдает от боли, скорее всего, грязи и крови на его лице больше, чем ран.

Лео посмотрел на Киру, только когда она толкнула его локтем в бок. Легонько, едва ощутимо, так что он и не должен был почувствовать. Выражение его лица было странным. Кира все не могла прочитать, какая эмоция сейчас на нем главная. Сперва подумала, что страх. Но, кажется, это было не так.

Вглядевшись чуть подольше, Кира поняла: это была грусть. Чувство, которое, казалось, Лео никогда не испытывал. Только единожды Кира застала его за таким. Но это было давно, и неправда.

Не дождавшись ответа, Кира попробовала еще раз:

– Ты зачем побежал?

Теперь она не возмущалась, а говорила нежно. Кира еще полнилась негодованием, но угомонилась, застав этот беззащитный взгляд.

Лео молчал и не шевелился. Кажется, даже не моргал. Кира успела испугаться. Но тут Лео облизнулся – наверное, это было единственное движение, на которое ему хватило сил. А потом он сказал так спокойно и проникновенно, что Кира подивилась: как это она сама не догадалась?

– Думал, что смогу помочь.

Помочь. Он хотел помочь. Помочь воздушным.

Захотелось спросить едкое: «И как? Получилось?» Но у Киры было не то настроение. У Лео очевидно тоже. Не дождавшись реакции, он снова перевел взгляд на завалы. Ладонь, за которую держалась Кира, сжалась в кулак. Лео открыл рот, и как-то Кира догадалась, что сейчас он скажет что-то очень эмоциональное и очень громкое. Но рот тут же захлопнулся. Наверное, Лео решил не тратить силы на крики. Потом чуть подождал, немного успокоился, и наконец-то сказал:

– Я найду того, кто это сделал. И уничтожу.

Прозвучало так тихо и спокойно, что могло показаться, словно эти слова ничего не значат, что Лео забудет о них, едва сейчас заговорит кто-то другой. Но Кира уловила угрозу, которая из них сочилась. Она испугалась.

– Но что, если они упали… сами?

Даже не договорив, Кира понимала, какую глупость сморозила. Конечно, не сами. Висели столько… лет? Десятилетий? И вот просто так взяли и упали?

– Конечно, нет!

Кира испугалась того, что Лео прочитал ее мысли. Даже вздрогнула, отчего он крепче сжал ее ладонь. Но теперь это была не поддержка. Теперь казалось, что Лео решил, будто Кира хочет уйти – а он не собирался ее отпускать.

– Ты правда настолько глупа, что думаешь, будто они могли упасть сами?

Он не кричал, но говорил так громко, что у Киры уши заложило. Ножом по сердцу проехался смысл слов. Кира не заметила, как выдрала руку из его хватки, и как отскочила от него.

Полным презрения взглядом она смотрела на Лео. Он злился. Но разве это оправдание, чтобы заставить злиться и ее?

Потом Лео осунулся. Нахмурился. Провел рукой по волосам, тыльной стороной ладони утер глаза.

– Прости, – сказал он, продолжая хмуриться, отчего казалось, что он не имеет в виду то, что говорит. – Просто я…

Расстроен. Обижен. Взбешен. Лео не сказал этого, но Кира и так понимала. Тем не менее она не ответила. Отвела взгляд, чтобы снова глянуть на завалы. Очень хотелось смотреть на Лео, на то, как он злится и кается, как грустит и в то же время полнится решимостью. Но Киру отвлекли новые звуки, доносившиеся со стороны рухнувших платформ.

Там уже собрались люди. В основном студенты, но и пара преподавателей подоспела. Стихии были разные, однако, все – перепуганные. Они не понимали, что произошло. Да и вряд ли поймут. Никаких следов и зацепок. Просто платформы были в воздухе, а потом – бах! – и они лежат.

Народ гомонил. Кто-то кричал, остальные молчали – среднего не было. Кира видела среди них друзей Лео. Они либо не посчитали нужным догонять Лео и Киру. Либо не увидели, куда те сбежали. И хорошо. Кира не хотела, чтобы на них смотрели. Особенно на нее. Причин много. Покоя не давало то, как испачкалось ее лицо. Только сейчас Кира начала сознавать, что она тоже пострадала. Болели рука и бок, которыми она проехалась по земле. А еще ужасно щипалось лицо. Расцарапанное, как у Лео? Наверняка. Еще и все в грязи.

– Идем, – сказал Лео, поднимаясь.

Кира тоже начала вставать, но не потому что Лео сказал. Просто ей хотелось хоть что-то делать. Сидеть ей больше не нравилось – да и когда Лео поднялся, земля стала для этого слишком холодной.

Он подал руку. Кира ее не взяла – поднялась сама. Потом нарочито долго отряхивала одежду. Когда она выпрямилась, Лео еще был тут. Они синхронно зашагали в сторону завалов, но больше за руки не держались.

***

– Уверена, вы все уже давным-давно заметили, что у каждого огненного пламя отличается. Это как с отпечатками пальцем – не найдешь двух одинаковых. Чем огонь может отличаться? Достаточно того, что у него разная температура. Но вы, скорее всего, отличаете пламя по цвету…

В Академии осталось не так много преподавателей, которых Кира слушала внимательно. В их число входила Сесиль. Получалось, что некоторых земляных Кира игнорировала, а огненную слушала. Да, мир перевернулся. Только не казалось, что с ног на голову. Скорее наоборот – но Кира не спешила себе в этом признаваться.

Субботние вечера на способах контроля стали для Киры приятным времяпровождением. Кто бы мог подумать? Предмет для нее был, по суть, бесполезным. Однако, именно на нем Кира услышала больше новой информации. К тому же интересной. И прикладной.

Сесиль еще что-то рассказала про то, как отличают пламя. А потом вызвала добровольцев, чтобы продемонстрировать разницу. Среди них затесалась Старка. Кира помнила, что ее огонь яркий, и словно более светлый, чем у других. Под стать ее волосам он казался почти что неоновым, словно ядовитым.

– Давайте посмотрим на разницу, – продолжала Сесиль, потом обратилась к добровольцам: – Выпустите, пожалуйста, огонь.

Все пятеро почти синхронно вытянули руки. Где медленно, где с шипением, где с элегантным завитком зажегся огонь. Сгустки отличались даже по форме, хотя, конечно, суть была не в этом.

У Старки пламя, как Кира и помнила, было очень ярким. От этого казалось, что лицо у нее бледнее, чем на самом деле. У парня, который стоял рядом с ней, огонь был странного цвета. Вроде теплого оттенка, но в нем так явственно угадывалась синева, что даже Сесиль обратила на это внимание:

– Вот, посмотрите, пламя почти синее, хотя молодой человек не злится… Вы же не злитесь?

С последними словами Сесиль улыбнулась. А вот молодой человек – нет. Кажется, ему не нравилось не только то, что его пламя такое горячее, что даже кожа ладоней краснеет. Но и то, что на него теперь все смотрели, как на Киру на первом занятии этого предмета.

У других добровольцев пламя не сильно отличалось. Наверное, если бы Киру попросили закрыть глаза и сказать, чем они отличаются, она бы не смогла. Но сейчас, вглядываясь, она замечала, что кое-где огонек более желтый, а кое-где – тусклый.

– Существуют шкалы классификации огня. Ну, это вы и без меня знаете. Они очень условные, эти шкалы. В их координатах значения могут колебаться лишь от минус тысячи до тысячи условных единиц. Шкалы две: одна указывает цвет, другая – яркость. Следовательно, всего значений может быть… сколько?

«Минус тысяча по модулю плюс тысяча, умножить на два, и все это равно четыре тысячи. Четыре тысячи. Вот сколько существует вариантов разнообразия пламени». Эти мысли пронеслись в голове Киры за две секунды. Она знала, что права, но поднимать руку не торопилась. Она знала, что Сесиль обрадуется, если она ответит. Но так же понимала, что лучше не высовываться. Да, ей нравится предмет. Но огненные все еще не нравятся. Может, не так сильно, как раньше. Однако, Кира не хотела лишний раз с ними взаимодействовать. Все, кроме, разве что, Лео и компании, смотрели на нее все так же косо или даже с насмешкой.

– Да, Селия?

– Четыре тысячи.

Селия ответила скучающим тоном, мол, эта задачка ей на один зуб. Но ответила через дюжину секунд, в то время как Кира, если бы не… боялась? Стеснялась? В общем, ей ответ пришел скорее.

– Правильно! – улыбнулась Сесиль.

Кира почти расстроилась, что эта улыбка адресована не ей. Досадовала. Глянула на Селию, но та скучающим взглядом смотрела вперед, подпирая щеку кулаком.

– Но, сами понимаете, в мире существует побольше, чем четыре тысячи огненных. Так что в ход идут иррациональные числа – итого чисел бесконечное количество. Каждому из вас… ну, почти каждому, – Сесиль глянула на Киру, и та попыталась улыбнуться, но получилось неискренне. – В общем, каждому огненному принадлежит своя точка на этой системе координат. Точное значение узнать почти невозможно. Когда вы умрете, родится огненный, у которого пламя будет такое же, как у вас. Скорее всего им будет ваш правнук, но не обязательно. До этого с таким огнем будете вы один.

Решив, что это очень мило – такая вот связь родственников, которые никогда друг друга не встретят – Кира почти расстроилась, вспомнив, что у Земли подобного нет.

Сесиль назвала примерные координаты каждого добровольца, отчего те так прояснялись в лице, словно она им что-то роковое ведала. Когда все сели, Сесиль оперлась одной рукой на стол. Улыбнулась заговорщицки, потянула трепетную тишину, а потом наконец-то сказала:

– Тогда, может, кто-нибудь из вас скажет, кому принадлежит точка ноль-ноль на этой системе координат?

С ужасом Кира осознала, что не знает ответ. Но катастрофичной ситуация стала, когда Селия подняла руку с прежним скучающим видом.

Разумеется, Кира и в этот раз ничего не сказала бы, даже если б знала ответ. Но то, что Селия знает что-то, чего не знает она… Нет. Невозможно… По крайней мере очень обидно.

– Да? – сказала Сесиль, вскинув брови.

– Никому не принадлежит, – ответила Селия. – Она считается абсолютным пламенем.

Улыбнувшись так широко, что углубились морщины на лице, Сесиль кивнула и что-то отметила в журнале. Селия в лице не изменилась. А вот Кира хотела разрыдаться. Не потому что та заработала похвалу преподавателя… Ну, не только из-за этого. Обиднее Кире было потому, что она так сильно из-за этого расстроилась. Ерунда ведь. Да и она еще в конце прошлого семестра поклялась себе больше не переживать из-за такого. Однако, когда много лет подряд вырабатываешь в себе какие-то принципы – избавиться от них не так уж просто.

– Хорошо, – приговаривала Сесиль, – очень хорошо. Может, вы скажете, что же такое, это абсолютное пламя?

Селия либо не знала, либо подумала, что вопрос адресовали не ей. Впрочем, Сесиль больше не смотрела на нее. Она медленно скользила взглядом по классу, выбирая жертву. Руку никто не тянул. Сперва Кира думала, это из-за того, что огненным неизвестен ответ. Но оказалось, что все наоборот – ответ считался настолько простым, что никто не удосуживался его произнести.

– Может, вы?

Взгляд Сесиль остановился на Кире. Та вздрогнула от испуга. Причем тут она?

Но это, конечно, глупый вопрос. Она – такая же студентка, как и все огненные. Ничем от них не отличается, кроме стихии. Сесиль то и дело подмечала это, но так легко и как бы невзначай, что Кира не злилась. Наоборот – Сесиль ей за это нравилась.

– Скажете, что такое абсолютное пламя? – повторила она.

Наверное, подумала, что Кира молчит потому что не услышала вопрос. Но она услышала и даже стала думать, как ответить, хотя не собиралась этого делать.

Про абсолютное пламя Кира где-то слышала. Вероятнее – читала. Но ничего конкретного вспомнить не могла. Поэтому к собственному стыду начала бормотать общие расплывчатые сведения, которые не тянули на приличный ответ.

– Это огонь, который… никому не подчиняется?

Сесиль кивнула, но как-то вбок, так что Кира не поняла, правильно ли начала. Дальше позориться ей не хотелось, но все молчали, так что Кира продолжила:

– Вообще, абсолютная стихия есть среди всех четырех. Но просто огонь самый опасный, поэтому о нем столько толков.

– Это да. Может, скажете, как такой огонь распознать? Чем он отличается?

Кира молчала. Огонь и огонь. Она его не различала, разве что, как сегодня в классе, сравнивая между собой два конкретных сгустка. Ну, и еще Кира могла распознать огонь Лео. Но это исключительный случай, возникший из-за привязанности. С абсолютным огнем это не сработает – раз он никому не принадлежит, значит, и привязаться к нему невозможно.

– Хотя бы цвет назовите, – улыбалась Сесиль.

Доселе огненные оборачивались на Киру просто как на ту, кто говорит, пока остальные молчат. Тем же образом они бы смотрели на огненную. Но сейчас их взгляды сделались насмешливыми.

– Оранжевый? – сказала Кира тихо, уже понимая, что говорит глупость.

Кто-то хохотнул. Кто-то вздохнул, мол, зачем мы на нее время тратим.

Сесиль тоже усмехнулась, но не по злому. Однако, Кира все равно расстроилась.

– Если ему принадлежит точка ноль-ноль на оси от синего до желтого, значит он…

Понятнее не стало. «Оранжевый» все еще казался правильным ответом. Но после него над Кирой посмеялись.

– Белый, – сказала Сесиль.

Кире захотелось хлопнуть себя по лбу. Абсолютный огонь. Логично, что и цвета он абсолютного.

– Так, с этим разобрались… – Сесиль снова отметила что-то в журнале. – Может, кто-то скажет мне, как он появляется?..

Отметка в журнале вряд ли была хорошей – так что Кира не трепетала, как при отметке Селии. Даже особо не расстроилась. Грустно стало из-за того, что она не знала то, что было хорошо известно огненным.

Сесиль продолжала задавать вопросы, но к Кире больше не обращалась. Либо поняла, что та не сильна в этой области, значит, не стоит ее мучить. Либо уже поставила оценку и больше не считала нужным уделять Кире внимание.

Та была не против. Молчать ей нравилось больше, чем говорить глупости. И даже больше, чем говорить умные вещи. Кира поставила локти на парту и опустила подбородок на скрещенные пальцы. Щеки немного пылали – хотя теперь Кира плевала на оценки, она все еще чувствовала себя ужасно, давая неправильные ответы.

Долго думать о позоре не пришлось. Едва мысли стали слишком навязчивыми, как Киру отвлекли.

– На, – сказала огненная, которая сидела на парту впереди Киры.

Почти не оборачиваясь, она протянула сложенный листочек, который держала двумя пальчиками. Кира оживилась – вспомнила, чей это стиль. Правда, тут же приуныла. Что сейчас Лео может ей сказать? Разве что высмеять из-за того, что она не знала цвет абсолютного огня.

Развернув записку, Кира прочитала:

«Не забудь – сегодня собрание».

Кира оскорбилась. Она не забыла о собрании – никогда не забывала. Отчего это Лео решил напомнить? Еще и тон у записки какой-то… грубый? Слова написаны привычным корявым подчерком. Но они словно бы кричали.

Оторвавшись от записки, Кира глянула на Лео. Не думала, что перехватит его взгляд. За все занятие он ни разу не обернулся. Словно забыл, что она тоже ходит на способы контроля. Как будто не сам ее сюда притащил.

Однако, сейчас Лео смотрел прямо на нее. Хмурился. Кира не понимала, чем такое заслужила. Попыталась улыбнуться, но Лео не изменился в лице. Он просто смотрел на нее, не моргая. Выглядело жутко. Кажется, Лео даже не шевелился. Даже когда Отас пихнул его локтем в бок. И еще раз, и еще. Потом Отас наконец-то додумался проследить за взглядом Лео. Заметив Киру, он пробормотал что-то с усталым видом, и отвернулся.

Лео все еще смотрел. Кире сделалось неуютно. Она кивнула, мол, придет на собрание, хотя ответ Лео явно не ждал. Потом Кира отвернулась.

Когда она в следующий раз глянула на него – а случилось это всего через пару секунд – Лео на нее уже не смотрел. Но Кира и так это знала, чувствовала, как легко стало без его тяжелого взгляда на ее теле.

***

Кира опоздала. Огненные привычным образом добрались до стихийного зала, прыгнув с крыши учебного корпуса. Киру с собой не позвали, чему она была несказанно рада. Не обиделась, конечно. Падать с пятого этажа ей больше не хотелось. Да и Лео сегодня не выглядел как тот, кто побежит ее подхватывать.

Минуя лестницу, затем огибая учебный корпус, Кира потеряла уйму времени. Зато на свежем вечернем воздухе чуть успокоилась. Щеки перестали гореть после глупых ответов и подозрительного взгляда Лео. На сердце полегчало, хотя Кира понимала: сегодня собрание будет не из приятных. Лео не злится просто так. А уж если злится, лучше с ним не связываться.

В стихийный зал Кира пришла последней. Но, кажется, ничего не пропустила. Тишина стояла такая, что она отчетливо слышала каждый свой шаг. Огненные сидели на прежних местах в прежних позах. Однако, Кира все равно чувствовала, что сейчас здесь что-то не так.

– Ты опоздала, – сказал Лео.

В отличии от остальных, он стоял, а не сидел. И это тоже было обыденным. Необычным был лишь тон, с каким он к ней обращался.

– Но пришла, – отозвалась Кира с холодом.

Отвечать Лео не стал. Наверное, знал, что этот глупый спор ни к чему хорошему не приведет. Дождавшись, пока Кира сядет, опираясь на стеночку, как и кучу раз до этого, он сказал:

– Мы проигрываем.

Слова были тихими, но слышались ясно, словно Лео шептал на ухо. К тому же от его слов еще и дрожь брала. Но не приятная, а такая, с которой в придачу бежит по хребту холодный пот.

Чтобы не смотреть на Лео, которым сейчас любоваться было трудно, Кира оглядела остальных. Но и они выглядели, как обычно. Разве что чуть более грустными и усталыми. Селия, которая и сейчас лежала, сложив руки на животе, еще больше походила на спящую. Кире даже захотелось потрусить ее за плечо – убедиться, что она не спит. Но когда Лео снова заговорил, Селия открыла один глаз, наблюдая за ним.

– Неизвестный напал на Воду. Использовал Землю, чтобы озеро вышло из берегов и затопило Академию. И мы ничего не смогли с этим сделать, – Лео загнул один палец вытянутой руки. – Неизвестный напал на воздух. Обвалил платформы, чем поставил под сомнения их надежность, да и всех выдумок воздушных. Но главное: и тут мы оказались бессильны.

Лео умолк, но явно еще не закончил. Тишина между его словами была гнетущей и отпечатывалась в сознании крепче слов.

– Но он не оставлял подсказок, – сказал Отас жалобно.

Через мгновение после того, как Кира подумала, что зря он это сказал, Лео воскликнул:

– А может, это мы плохо искали?!

Кира вжала голову в плечи. Они не плохо искали. Они вообще не искали. По крайней мере, сама Кира этим не занималась. За остальных ручаться не могла. Занимался ведь чем-то Лео в то время, которое не занимала ни учеба, ни Кира.

– И что ты предлагаешь? – спросила Селия.

Она так и лежала лишь с одним открытым глазом. Киру это раздражало. Словно бы Селии интересно, что тут происходит, но и не прям чтобы очень. Хотя Кира, едва вошла сюда, видела, что Селия такая же хмурая, как остальные.

Лео провел рукой по волосам и шумно выдохнул. Таким образом показывая, как не доволен собравшимися. Кире нравилось смотреть, как Лео перебирает волосы, как переливается медь его прядей под неровными вспышками света от огня, который разлился по стенам. Хотя, верно, не в цвете было дело – хотя и он был прекрасен. Просто, когда Лео так делал, он чувствовал себя растерянным и проигравшим. Отчего-то от этого вида у Киры сжималось сердце – но по приятному, как от истомы.

– Я предлагаю приготовиться к его следующему шагу.

Лео говорил спокойно, но Кира чувствовала, как много сил ему требуется, чтобы сдерживаться.

– Чтобы подготовиться к следующему шагу, – сказала Селия, – нужно знать, каким он будет.

– Так очевидно какой он будет, не? – спросил Лу, который занимал меньше всех пространства, прижимая колени к груди.

Все повернулись к нему. Он смутился. Опустил взгляд и стал ковырять ниточку на манжете штанов.

– Ну, говори, – сказал Лео, махнув на него рукой.

Он знал, что Лу хочет сказать. И Кира знала. И остальные, может, и не знали, но догадывались. Тем не менее, после слов Лу все выглядели пришибленными.

– Неизвестный нападет на Огонь.

Воцарилась тишина, в которой было слышно, как колотится сердце Киры. Вероятно, только она это слышала. Но думала, что все сейчас подметили, как она боится.

Однако, это было не так. Уж на чьем страхе огненные сосредотачивались – так это на своем. Глубоко вдохнув и выдохнув, стараясь быть беззвучной, Кира притянула к себе ноги. Хотелось упасть лицом в колени и зажмуриться так крепко, чтобы больше никогда ни одна слезинка не капнула с глаз.

Кира переживала не из-за атаки на Огонь. Не из-за того, что, учитывая разрушительную мощь этой стихии, последствия для Академии будут страшнее, чем при атаке на Воду и Воздух. Нет, нет. Переживала Кира из-за того, какими последствиями это обернется для нее. Плевать на Академию и уж тем более на репутацию Огня – главное, чтобы с ней не случилось ничего плохого.

– И как он это сделает? – тихонько спросил Отас.

Кто-то нервно хохотнул. Кира даже не поняла кто: так увлекли ее собственные переживания. Она подняла голову, и заметила, что никто на нее не смотрит. Хотя все тело горело, словно его испещряли злыми взглядами тысячи глаз.

Но все смотрели на Лео. А он уставился на выход из стихийного зала. Только вряд ли потому, что хотел уйти. Скорее всего, он даже сам не сознавал, куда смотрит. Его затуманенный взгляд не фокусировался, хотя глаза были распахнуты так широко, что Кира видела в них отблески пламени, которое облепило стены.

– Вот поэтому я вас всех тут собираю из недели в неделю, – сказал Лео, а затем, тряхнув головой, словно чтобы выйти из оцепенения, добавил: – Сам я не справлюсь.

Кире захотелось фыркнуть. Может, Лео прав в том, что ему такая задачка не по зубам. Но разве эта кучка огненных помогала? Кажется, они только и делали, что сомневались в нем.

– Нужно подумать, что такого есть в Академии огненного, что неизвестный может использовать против нас. – Сказала Старка.

Ее голос был удивительно блеклым. Кира даже глянула на нее, чтобы понять – правильно ли решила, подумав, что Старка боится. Пытаясь вспомнить, видела ли ее когда-нибудь такой, Кира не могла подобрать ни единого воспоминания. Потом в голове всплыло одно с самого начала учебного года. Но мысль так и не сформировалась, потому что внимание Киры переключилось на Отаса.

– Не против нас, а против всей Академии, – уточнил он с грустью и необычным для него благоговением. – От Воды пострадали так или иначе все. От Воздуха, в основном, конечно, воздушные, но и у огненных там были занятия, а под завалы могли попасть и водные, и земляные. – Ненадолго умолкнув, словно чтобы его словами глубже прониклись, Отас закончил: – Так что, когда из-под контроля выйдет Огонь, могу поспорить, пострадают абсолютно все.

От этой многозначительной тишины, которая воцарялась после каждой реплики, у Киры уже дергался глаз. Она хотела вскочить и закричать, чтобы все перестали так тревожиться. Может, Огонь заслужил небольшую взбучку – в отличии от остальных стихий. Но Кира держалась, понимая, что каждое ее слово может быть использовано против нее.

– Это понятно, – мямлил Лео, перебирая волосы на затылке. – Нам просто нужно попытаться… ну, хотя бы придумать, как бы можно было…

– Слушайте, – вдруг сказал Лу.

Лео умолк и вместе со всеми посмотрел на него. Лу никогда не перебивал. Никогда. И таким оживленным, но вместе с тем испуганным он тоже никогда не выглядел. Так что стало ясно: сейчас он скажет что-то особенное. Даже Лео не возмутился из-за того, что он его перебил, а слушал, затаив дыхание. И сильно нахмурился, когда Лу сказал:

– Может, неизвестный, чтобы отомстить Огню, воспользуется абсолютным пламенем?

Снова кто-то хохотнул. Но теперь Кира поняла, что это Селия. Ничего дельного она за сегодня не сказала. Впрочем, и глупостей не выдавала, как, например, тот же Лу.

– Нет, – резко ответил ему Лео, качнув головой. – Он этого не сделает.

– Почему? – сказал Лу почти обиженно.

– Потому что даже огненные не могут на сто процентов контролировать абсолютное пламя, – ответила ему Старка вместо Лео. – Земляному с ним и подавно не справиться.

Лео снова качнул головой. Тут же сказал:

– Даже не в этом дело. Просто это опасно. ОЧЕНЬ опасно.

Лу еще что-то побурчал. Ему казалось логичным и словно даже правильным использовать абсолютный огонь, чтобы подорвать репутацию стихии и нанести ущерб Академии. Старка с ним спорила. Что-то втолковывала тоном строгой учительницы, не замечая, как с нее веселится Отас.

Кира все так же крепко обнимала колени. Она не влезала в спор. Понимала: Лу прав. Но в то же время может быть и не прав. Кто знает, что взбредет в голову неизвестному? Только он сам это осознает.

Погрязнув в мыслях, Кира не сразу поняла, что речь зашла про нее. До этого Отас сказал:

– Так зачем спорить могут или не могут. Давайте у земляной спросим! Земля!

Не замечая, что ее зовут – все-таки стихия это не имя – Кира продолжала до боли стискивать колени и глядеть вперед затравленным взглядом.

Только когда Отас, перегнувшись через вытянутые ноги Старки, опираясь на них, пощелкал у Киры пальцами перед лицом, она отмерла и глянула на него. Отас веселился.

– Что? – возмутилась Кира.

– Ты можешь хотя бы немного управлять абсолютным огнем?

– Конечно, нет!

– Вот видите! – воскликнул Отас, возвращаясь на место. – Земляные не могут. Наверное, даже создать его не могут.

Аргумент был таким себе. Да и опираться на мнение одной лишь Киры в таком глобальном вопросе было просто глупо. К тому же было еще одно «но». Его озвучила Селия:

– Она может врать.

О, Кира могла! Знала, как это делается. Знала, как заставить других ей поверить. Знала, какой горькой становится слюна, после того как во рту побывает ложь. Только вот было в этом «но» свое «но»: Кира не врала без жизненной необходимости. У лжи, как и у правды, был свой предел. Скажешь ее слишком много и, как бы искусно ты это ни сделал, тебе никто не поверит.

Поэтому Кира, не кривя душой, ответила:

– Я не вру, – и не солгала.

Если огненные не могут управлять абсолютным пламенем – разве что оказывать на него совсем крошечное, незначительное воздействие – как им может управлять та, кому не подчиняется даже обычный огонь?

Не замечая Киру, Селия продолжила:

– К тому же абсолютную стихию может создать кто угодно. Есть буквально рецепт.

После ее слов не повисла многозначительная тишина лишь потому что включился Лео:

– Так, все, – сказал он, махнув рукой. – Отставить. Уверен, к абсолютному пламени наш противник если и обратится, то лишь в крайнем случае. А пока давайте подумаем, как еще он может навредить Огню. Будет вам такое домашнее задание.

Кира глянула на Лео, лишь на его первых словах. Потом ее внимание привлекла Селия. Неизвестно как – ведь она просто смотрела на Лео, слушая, что он говорит. При этом лишь поджимала губы и мелко качала головой. Кира видела, что ее взгляд полнится разочарованием. Когда-то, в прошлой жизни – то есть в прошлом семестре – этот ее взгляд был нежным, почти любовным. Но теперь, уже давно, на самом деле, Селия на него так не смотрела. Лео изменился – это было очевидно. Кире осознавать это было радостно. Селии – наоборот.

Когда Лео закончил, она сказала:

– Если мы, огненные, не можем придумать, что еще неизвестный может сделать с огнем, то как это сделает он, земляной?

Вопрос остался без ответа. Если бы кто и хотел его дать – не смог бы, потому что ответа просто не было. Пока не было.

Еще что-то сказали Отас и Лу. Селия ничего не говорила. Старка, кажется, устала спорить. Так что долго разговоры не продлились. Прошло еще немного времени – и собрание закончилось. Огненные поднялись, потягиваясь, и стали расходиться. Их фигуры в черном исчезали из поля зрения гораздо быстрее, чем это сделали бы, например, воздушные, у которых форма светлая.

Кира тоже поднялась. Ноги болели, хотя, казалось бы – она только сидела. Под коленями пекло. Наклонившись, Кира провела там пальцами. Стало больнее. Скривившись, она поднесла пальцы к глазам, но ничего не увидела, потому что Старка, чей огонь разливался стеной, уже ушла. Тогда Кира лизнула палец и наконец-то поняла.

Из-за переживаний она сама не заметила, как расцарапала кожу до крови.

– Все нормально?

Кира думала, что Лео тоже ушел. По крайней мере его фигура исчезла в темноте. Было досадно, что он ее не подождал. Но, отвлекшись на увечья, Кира забыла об этом.

Только, получается, зрение ее обмануло. Вглядевшись в темноту, она поняла, что не одна здесь. Лео ждал ее. Как иначе? И почему каждый раз Кире казалось, что он этого на сделает?

К тому же, чем дольше Кира здесь стояла, тем лучше ее глаза видели. Свет луны, хоть и незначительный, проникал в стихийный зал. Еще недолго, и Кира различила бы всего Лео, даже если бы он к ней не приблизился.

Сейчас из темноты вырывались лишь блики его глаз и совсем немного медь волос. Да и он подошел. Коснувшись ее локтя, Лео повторил:

– Все нормально?

Кира попыталась заглянуть в его глаза, но теперь не понимала, где они находятся. Она чуть отпрянула. Не потому что не хотела, чтобы Лео ее не касался. Наоборот – теперь она хотела сама коснуться его.

Это и сделала. Отчего-то очень захотелось его обнять. Просто обнять. Прижаться всем телом, обвить руками.

Кира чувствовала под ладонями мягкую ткань его форменной кофты, под которой, напряженные, чувствовались твердые мышцы спины. Кожа была теплой. Как и всегда. Кира уже и не представляла, как обнимать кого-то, у кого температура тела хотя бы на градус ниже. Неуютно, неприятно, холодно. Прижавшись щекой к его груди, Кира не заметила, как всхлипнула.

Она плакала? Не может быть. Из-за чего ей плакать?

– Кира?..

Голос Лео, удивленный и немного встревоженный, звучал у Киры рядом с ухом. Дыхание щекотало шею, запах пепла дразнил. Только Киры всего этого не замечала. Она чувствовала, лишь как сжимается сердце. И неприятную, щипающую из-за ее слез ткань его кофты. Но это ничего. На таком горячем теле она быстро высохнет.

Да и сам Лео не возражал. Иначе стал бы так гладить ее по голове, прижимая к себе? А ведь он даже не понимал, из-за чего она так расстроилась.

– Мне страшно, – сказала Кира абсолютно честно.

Лео ее не понял. По крайней мере не так, как должен был. Крепче прижав ее к себе, он сказал:

– Не переживай. Я не дам тебя в обиду.

***

До жилого корпуса добрались вместе, держась за руки. На крыльце расстались. Отпуская его ладонь, Кира помедлила. Лео это заметил. Крепче сжал ее пальцы, не давая высвободиться, и снова притянул Киру к себе. Поцеловал едва ощутимо, кажется, в губы. Потом наконец-то отпустил и, медленным шагом добравшись до входа, зашел в корпус. Дверь закрыл тихо-тихо.

Кира смотрела в дверь, не зная, что думать. В голове было пусто, все тело болело, но больше всего – сердце. Правда, эта боль была приятной. Вроде и не угадывалось в ней ничего хорошего, но Кире она нравилась.

Пока они стояли на крыльце, мимо прошли несколько человек. Кира не различила ни их лиц, ни даже стихию. Хотя света было достаточно. Просто смотреть на других в те моменты казалось кощунством. Зачем – если так близко стоял Лео?

В общем, они видели их. Смотрели на них. На огненного и земляную, которым дела не было до того, что их видят вместе. Или все же было? Почему Лео удалился? Почему не дождался Киру, чтобы вместе добраться до четвертого этажа? Впрочем, если бы он все еще стеснялся ее общества, разве прошел бы половину территории Академии, держа ее за руку?

Кира не знала, что думать. Неопределенность выматывала. Приятная боль в сердце стремительно становилась мучительной. Кира даже руку к груди приложила, словно думала, что от тепла ладони боль уляжется. Этого не произошло. Кажется, подействовало наоборот.

Оттолкнувшись от торца перила, на которое Кира опиралась, не доверяя своим дрожащим ногам, она подошла ко входу и, толкнув дверь, очутилась в жилом корпусе.

Здешняя суета Кире уже почти нравилась. Она помнила, как та раздражала ее в первый день в Академии. Когда, утаскивая тяжеленный чемодан, Кира с трудом взбиралась на четвертый этаж. В то время все, кроме земляных, казались диковинными зверушками – в особенности рыжие. Тогда ее никто не замечал и от этого было досадно. Сейчас кто-то ей кивал, кто-то улыбался, кто-то даже здоровался. Но от этого тоже не было радостно. Что толку от этих людей? Кира не может поделиться с ними сокровенным – они просто не поймут. Так какая разница, замечают они ее или игнорируют?

Тело Киры обессилело, она еле взобралась на четвертый этаж. Время было не позднее. Но за прошедшую неделю Кира так устала, что собиралась лечь спать, едва доберется до комнаты. Вероятно, Аска не будет ей мешать, даже несмотря на свой пакостливый характер. Все-таки, когда Кира спит, она Аску не раздражает – так зачем ее будить?

Хотя за прошедшие несколько недель Аска вела себя почти хорошо. Не хамила без повода и даже тон ее голоса перестал казаться Кире таким уж мерзким. Стерпелась, слюбилась? Или просто устала Кире досаждать?

Последние пару метров, что оставались до комнаты, Кира даже рукой на стену опиралась. Хорошо, что завтра выходной. Иначе – честное слово! – она бы прогуляла два первых занятия.

Но не все разделяли усталость Киры. Оживленные вечером перед единственным выходным на неделе, студенты носились по коридору, хлопая дверьми и перекрикиваясь. Кира все задавалась вопросом: что им всем друг у друга надо? Зачем столько слов? От них же немерено шума. Почему все просто не могут замолчать? От гомона болит голова – разве они этого не замечают?

Потом кто-то взвизгнул прямо перед Кирой. Громче всех в коридоре. Причем голос, почти неузнаваемый в визге, был Кире прекрасно знаком. Она надеялась добраться до комнаты, не встретив никого из своих немногочисленных знакомых. Но как оно всегда бывает – чем сильнее чего-то хочешь, тем вернее притягиваешь обратное.

– Кирочка! – прозвучало над ухом. – Ты где была?

Кира удержалась от ответа. Не потому что вредничала – просто она берегла силы на то, чтобы суметь справиться с входной дверью в комнату, а потом добраться до постели. Правда, присмотревшись, заметила, что дверь в ее комнату распахнута. А потом Киса схватил ее за плечи и чуть потряс, чем не привел ее в чувства, а сделал только хуже.

– Кирочка! – снова воскликнул он. – Ужасно выглядишь! Кто тебя так измучил?

Киса, напротив, выглядел замечательно. Лучился счастьем, а на щеках играл румянец. Кира почти залюбовалась. Потом вспомнила, с кем имеет дело, и стряхнула с плеч его ладони.

– Секрет, – сказала Кира.

Сказала, хотя понимала, что, как только поверила это Кисе, секрет перестал таковым являться. Киса нехорошо заулыбался и прищурился. Прежде, чем он начал уточнять, Кира сказала:

– А ты чего такой счастливый?

Глупый вопрос. Во-первых, Киса почти всегда счастливый. У него даже есть особая эмоция счастья на то время, когда ему грустно. Во-вторых, Кира наконец-то сопоставила факты: открытая дверь в ее комнату, и румянец Кисы. Но зачем-то сказала:

– Ты что там делал?

Прозвучало с детской обидой. Кира недоумевала по другому поводу, но Киса, разумеется, понял это по-своему:

– А я предлагал тебе…

– Я не про то, – перебила Кира. – Я…

Говорить об этом было неловко. Кира осмотрелась, убеждаясь, что никто не обращает на них внимания. А потом похлопала Кису по плечу, чтобы он склонился, и прошептала ему прямо на ухо:

– А как же Данаката?

Киса отпрянул, как от пощечины. Прежде, чем Кира успела сориентироваться, он воскликнул:

– Я просто не хочу ее отвлекать! Даночка так занята выборами…

Кира зажала ему рот, но было уже поздно. Если на «Даночке» еще непонятно было, о ком он говорит, то на «выборы» всем, кто их слушал, стало все известно. К счастью, их никто не слушал.

Нехотя отняв ладонь ото рта Кисы, опасливо озираясь, Кира спросила:

– Так вы больше не вместе? – а потом, не удержавшись, добавила с ехидством: – Прошла любовь, завяли помидоры?

Киса оскорбился. Начал что-то лепетать о том, что Кира не умеет разбираться в настоящих чувствах. Может, так оно и было. Но уж в Кисе она научилась разбираться. Так что понимала: он не уверен в своих словах.

– А если честно? – спросила она.

Вопрос был риторическим – Кира не ожидала от Кисы честного ответа. Уже шагнула к комнате, но вдруг остановилась, услышав:

– Да я тут подумал… Наверное, это неправильно.

– Что?

Киса, который уже сделался печальным, навострил уши. Кира и сама не ждала от себя такой реакции. Ее пугали эти… что это? Отношения? В общем, ей казалась жутко странной связь Кисы и Данакаты. Кира радовалась, что не видела, как она развивается. Когда Киса порывался рассказать ей о пройденных этапах, Кира всегда умоляла его прекратить. На удивление, он слушался. Может, не из-за просьб Киры, а из уважения к Данакате. И тем не менее.

Однако, сейчас Кира вдруг поняла, что вот так просто прекратить все это Киса не может. Не подумав, решила прямо это и сказать:

– Ты не можешь… – но запнулась, осознав, что прозвучит грубо.

Но было поздно. Киса сощурился.

– Что не могу? – спросил он.

Тоска пропала из его голоса. Теперь там поселилось подозрение. Так что Кира молчала. Думала, как перевести диалог на другую тему. Но делала это слишком долго – Киса успел понять, что она имела в виду:

– Не могу расстаться с ней, потому что она еще не выиграла в выборах, а, значит пока нужна тебе?

Поджав губы, Кира отступила на полшага. Отрицать это смысла не было. Да и врать Кисе не хотелось. Он не заслужил. К тому же, был абсолютно прав.

Пока она мялась, ковыряя одной рукой ногти другой, Киса сказал:

– Кира, ты такая черствая и практичная… Ты случайно не Козерог?

Кира не понимала, почему ее имя прозвучало так по злому. Потом поняла: Киса, кажется, впервые жизни назвал ее не «Кирочка».

– Ну, скажи «нет»! – возмутился Киса. – Скажи, что расстроилась, только потому что тебе жаль меня. Скажи, что болела за Дану, потому что считала ее достойном кандидатом, а не просто потому что она Земля… А еще скажи, что не хотела добираться до нее через меня.

Кира молчала – пообещала не врать, значит, не будет. Она пялилась в пол, словно стыдилась. Однако, это было не так. Да, Кира думала все то, что Киса попросил ее не говорить. Только почему ей должно быть за это стыдно? И почему Киса так возмущен, что даже поправляет сползшую бабочку, которую отродясь не поправлял?

– О, Кирочка! Сейчас можно было и соврать! – продолжал Киса, а потом, чуть задумавшись, добавил: – Я вот, когда думаю, что тебе не понравится правда, всегда вру!

Возмутиться Кира не успела. Решившись поднять голову, она заметила, что Киса развернулся и даже сделал первый шаг прочь от нее.

Ссориться с ним Кире не хотелось. Киса был ее единственным другом в Академии и к тому же… еще мог быть ей полезен. Наверное, это мерзко. Только Кире так не казалось. Поэтому она закричала ему:

– А ты, Киса? Разве ты не обрадовался, если бы выиграла Земля? Ты же тоже Козерог! Такой же, как я, в конце концов!

Киса остановился, едва Кира его позвала. Но разворачиваться не спешил. Отчего-то Кире показалось это ужасным. Кажется, он еще ни разу на нее не злился. По крайней мере взаправду. Никогда не обжался, не грубил, и не считал ее неправой. Ощутив такое в первый раз, Кире стало не по себе. Она поежилась и обняла себя рукой. В этом положении Киса, развернувшись, застал ее.

Уголки его рта опустились. Он выглядел… грустным? Кира не думала, что он умеет таким становиться. И что это произойдет из-за нее.

Потом он заговорил и его слова стали неожиданностью. Кира предполагала, что Киса устроит сцену – громкую и эмоциональную. Это было бы в его стиле.

Но Киса сказал:

– Кирочка, я помню, как ты возмущалась из-за того, какой Лео стихист. А сейчас… Сейчас ты стала такой же. Стихии у вас, может, разные. Но помешались вы на них одинаково.

Кира хотела возразить. Но не сумела. Она даже рот открыла, думая, что так правильным словами будет легче найти выход. Но ни одно не приходило. Она все мяла пальцы, и продолжалось это так долго, что они заболели.

Киса поджал губы. Потом пожал плечами, словно бы извиняясь. А затем, сунув руки в карманы, развернулся и медленно пошел коридором до своей комнаты. Кира его не остановила – так и не нашла правильных слов.

На душе словно котики нагадили. Кира почувствовала, как в углах глаз собираются слезы. Киса неправ. Неправ и все тут. Он же знает ее – зачем так сказал? Знает, как ей не нравилось какой есть… каким был Лео. К тому же он изменился! В лучшую сторону! А Кира… Кира не менялась. Она такая, какая была. Да, ей присуща тяга Козерогов к справедливости. Где-то, может, с перебором. Но не с таким, о каком говорил Киса.

Потерев переносицу, а потом и глаза, потому что те слипались, Кира развернулась и наконец-то зашла в комнату. Мягко закрыла за собой дверь, сделала пару шагов по направлению к кровати, и замерла.

Аска сидела на своей, как обычно, развороченной постели. Необычным было то, что она ждала Киру. Вместо того, чтобы не замечать ее, Аска сказала:

– Добрый вечерочек! – и улыбнулась.

Кира прищурилась. Что это сегодня – все с ума сошли? Лео злится, Киса обижается, Аска… что это она? Радуется?

– Что-то случилось? – спросила Кира.

Впрочем, очевидно, что случилось. Просто Кира не могла поверить, что настроение Аски преобразилось лишь из-за общества Кисы. Который, судя по тому, что около ножки кровати валялся красный носок, провел здесь немало времени.

– Ничего, – Аска пожала плечами.

Прищурившись, Кира кивнула и развернулась к своей постели. Уже думала переодеваться, когда Аска снова ее позвала:

– Кира?

Ее тон Кире не нравился. Уж больно радостный. И неуместно игривый.

– Что? – спросила Кира, обернувшись.

– Спасибо.

Нахмурившись, Кира развернулась полностью. Аска сидела, скрестив ноги и, опираясь на них руками, подавалась вперед. Словно хотела быть ближе к Кире, чтобы, как настоящей подружке, поведать ей какой-то секрет.

– За что? – спросила Кира.

Она подозревала за что, но не была уверена в этой догадке. Поэтому ждала ответ от Аски. Который все не поступал. Она лишь повела плечом. А потом развернулась и легла, с головой накрывшись одеялом.

Кира пару секунд смотрела на этот мерно дышащий холм, а потом наконец-то сама разделась и легла.

Нет, ну сегодня точно все с ума сошли.

Глава 20

Неизвестная

Во сне Аска выглядела милой и безобидной, словно ребенок. Если не считать острые скулы и слишком длинные волосы, казалось, что ей лет пятнадцать. Еще и голос тонкий – ну точно малышка.

Лунный свет из огромного окна комнаты «437» падал на ее умиротворенное лицо. Я бы никогда не сказала ей в глаза, что оно красивое. Но сейчас, глядя на него, я сама про себя тысячу раз повторила это слово. Красивое, красивое, красивое.

Я завидовала. Мне с моей породой никогда не иметь таких острых черт. Мои щеки круглые. Как и бедра, которые у Аски по красивому костлявые. Вот одеяло ее укрывает, а кажется, что оно просто сбилось, что под ним ничего нет – такая Аска тонкая.

Ну и, конечно, волосы. Волосы у Аски роскошные. Длинные. В таком случае говорят «до пола». Но у Аски они не просто достают пол – они по нему волочатся. В другом мире, где у людей не бывает настолько длинных волос, Аска озолотилась бы на продаже натуральных прядей. Но здесь с такими ходит каждая вторая водная. Впрочем, не у всех волосы длинные настолько. Да и встречаются неухоженные – что смотрится отвратительно. К тому же, не у всех такой цвет, как у Аски. Иссиня-черный. Даже в тьме ночной комнаты виден синий подтон.

От волос пахнет водой. Говорят, у нее нет запаха. Но это не так. Аска – Вода, и у нее есть свой запах. Он кажется чистым, и он не такой выразительный, как, скажем запах Земли. Но его можно уловить. Аска пахнет рекой, и даже немного соленым – морем. Однако, это не тот запах, который ассоциируют с рекой. Не болото, не тина. Это тонко-уловимый аромат, в котором, конечно, угадывается водная растительность, но по большей части слышится приятная свежесть.

Волосы манили. Мне не нужно было наклоняться, чтобы коснуться их. Я сидела на корточках, отчего наши с Аской лица находились друг напротив друга. Только она спала – а я бодрствовала. Наблюдать за ней спящей не было таким уж большим удовольствием, но я отчего-то это делала. Смотрела, как дрожат ее глазницы за закрытыми веками. Словно Аске снился такой интересный сон, что она хотела охватить его глазами сразу со всех сторон.

Интересно, что будет, если Аска меня за этим застанет? Насколько сильно она испугается? Поседеет? О, это было бы печально. Все-таки цвет волос – это лучшее, что в ней есть.

Я бы, может, и разбудила ее. Уж очень интересно, какой будет ее реакция. Но тогда она поднимет переполох, и еще долго не будет спать. А мне надо было кое-что у нее взять. Немного воды, которое отдало ее тело.

Посмотреть со стороны – так я сумасшедшая. В каком-то смысле так оно и было. Ненормальная. Помешанная. Только вот стыдно мне не было, и меняться не хотелось. Я понимала: чтобы сделать что-то стоящее, только таким ты и должен быть. Не бывает адекватных, среди тех, кто многого добился. Для больших достижений с твоей головой должно быть хоть что-то не в порядке.

Поджав губы, я глянула в окно. Ночь светлая. Полнолуние? Очень жаль. Стоило отложить сегодняшнее приключение до времени, когда темнота по ночам снова станет кромешной. Только вот ждать я больше не могла. Уже столько ждала. Чувствовала, что опаздываю. Вот-вот май – а там экзамены, за которыми конец учебного года. Конец моего пребывания в Академии. По крайней мере в этом году. Медлить – значит не успеть.

Так что я протянула руку к волосам Аски, наверное, слишком резко. Хотя движение было бесшумным, я со стуком ткнулась костяшками пальцев в пол.

Аска зашевелилась. У меня замерло сердце. Задвигались по полу ее пряди. Словно живые, они ускользали от моих пальцев. Мне, как котенку, захотелось их схватить. Одну, вторую, третью – сжать их в кулачке и дернуть на себя, чтобы навсегда забрать с собой.

Но я приглушила этот странный порыв. Слушала, как колотится мое сердце, пока Аска переворачивалась. Она всего лишь переворачивалась. Расслабившись, мои плечи немного опустились. Но теперь стоило действовать быстрее и тише. Один раз потревожила Аску – значит, еще одна осечка и она наверняка проснется. А если так, придется перенести свою затею.

До того, как Аска замерла, а ее волосы-ручейки перестали течь, словно покрытая льдом река, я, кажется, не дышала. Потом медленно вдохнула-выдохнула. Аска больше не двигалась – лишь дышала, и едва слышно сопела. Тогда я поняла, что можно действовать.

Подняв с пола прядь ее волос, ту, что потолще, я скомкала ее так, чтобы Аска это не почувствовала. Существовала вероятность, что я случайно дерну за какую-то волосинку, отчего Аска проснется с криком. Но я старалась об этом не думать. А то бояться буду до дрожи пальцев, а такими управляться гораздо сложнее.

Вечно влажные волосы Аски отдавали влагу плохо. Мне пришлось набрать в кулак в два раза больше волос, чем я взяла в первый раз. И лишь тогда еле-еле мне удалось выжать из них несколько капель воды.

Я отправила их в заранее приготовленную емкость, которая стояла тут же у меня под боком. Как и еще три подобных, доселе она была пустой.

Хотя, на самом деле, одна была полной. То есть, как и в соседних, в ней ничего не находилось. По крайней мере так могло показаться. Но я-то знала, что там.

Воздух, которым дышала воздушная.

Не пришлось исхитряться, чтобы достать его. Он был повсюду, когда Лоа… или Лола? Да неважно. В общем, эта воздушная не затыкалась. Как и многие из ее стихии. Поэтому воздуха, который прошел через их тело, рядом с ними было немерено. Мне нужно было лишь подловить мгновение, когда Лоа отвернется, и забрать баночкой воздух, который она только что выдохнула. Надеюсь, этого никто не заметил. Впрочем, даже если, вряд ли запомнил. Осталось только не перепутать емкости, хотя ту, что пустая, но с воздухом, я пометила.

С водой тоже не пришлось мучиться. Я сегодня весь день, если видела Аску, смотрела на ее волосы. Вечно влажные, они блестели под солнцем. Не жирным блеском, а элегантным сиянием драгоценного камня. Тогда я поняла, откуда мне достать воду. И вот, я в комнате «437».

Сунув емкости в карманы штанов, я, стараясь шагать неслышно, подошла к двери. Чтобы не хлопать, я просочилась песком под ними.

Очутившись в коридоре, я сперва осмотрелась. Никого. И тишина. Все-таки ночь – приятное время. Никто не мешает, никто не навязывает разговоры, и не отвлекает приветствиями, бесполезными, ведь за ними ничего не следует. Зачем вообще люди здороваются, если не собираются дальше разговаривать? Кивнули – и достаточно. А зря трепаться языком, пускай даже ради одного слова… Нет, я этого не понимаю.

Для моей сегодняшней пакости мне понадобится и Земля. Достать ее легче, чем Воздух, и даже чем Воду. Ведь я это Земля.

Встав у стены между дверьми в соседние комнаты, я достала пустую емкость. Потом посмотрела на свою руку. Отчего-то стало страшно, хотя ничего плохого не предполагалось. Да, преобразовываться в стихию сложно. Еще сложнее, если преобразовываешь не всего себя, а только часть. Контроль нужен более четкий. Впрочем, кому-кому, а мне такое под силу.

Вытянув палец над емкостью, я на миг зажмурилась, а потом рассыпалась.

Только в этот раз не целиком. Короткий импульс моего желания был таким незначительным, что песком стал лишь мой ноготь – самый его краешек. Едва импульс прекратился, я почувствовала острую боль в пальце. Зашипела, хотя не собиралась ни единого звука проронить. В ночной тишине это было слишком заметно. Но боль была такой внезапной, что я не сдержалась.

Тут же сунула палец в рот. Это не помогало. Просто привычка такая – как в детстве порезавшись, облизываешь палец, чтобы кровь остановилась.

Когда я вспомнила, зачем вообще все это делала, опустила взгляд в емкость. Там был песок – совсем немного, но мне и не нужно его столько. Довольно кивнув, я закрыла емкость и сунула ее в карман к двум другим. Теперь остался лишь Огонь.

Вытащив палец, я вгляделась в него. Отсутствовала половина ногтя. Кончик пальца без него выглядел жутковато. По контуру оставшегося ногтя понемногу сочилась кровь. Откуда взялась? Разве что я сама не поняла, как дернула ноготь… Хорошо хоть палец целым остался. А ноготь отрастет.

– Что-то случилось?

Я вздрогнула от испуга. Теперь от крика удержалась, но с большим трудом. Резко вскинув голову, я увидела, что Лео стоит у поворота коридора, опершись боком о стену. Глядит точно на меня, хотя его глаз я не видела из-за того, что свет из окна бил ему в спину, оставляя лицо в тени.

– Я же попросила дожидаться меня в комнате, – сказала я, впрочем, без должного осуждения.

Лео хмыкнул и, оттолкнувшись от стены, медленно побрел ко мне. Его лица я все еще не видела, поэтому, словно чувствуя угрозу, пятилась. Почти сразу я натолкнулась на стену. Конечно, я могла развернуться и убежать. Но зачем? Я ведь сама его позвала.

– Просто ты так зашипела – я подумал, что-то случилось.

Остановившись где-то в сантиметре от меня, Лео так и продолжал касаться меня лишь взглядом. Я наконец-то увидела его глаза. Уже такие знакомые, что я легко по ним угадывала, какое у Лео настроение. Вот и сейчас поняла: несмотря на упрек в голосе, он рад меня видеть. Еще бы.

– Я скучала, – прошептала я.

Очень хотелось его коснуться. Положить руки на грудь, или провести по плечам. Поцеловать в конце концов. Но не хотелось быть первой. К тому же стало интересно, сколько Лео вот так продержится. Кого он испытывал, стоя так близко – себя или меня?

– Да ладно тебе, – улыбнулся Лео. – Не так много времени прошло.

Я повела плечом. Время в Академии ощущалось странно. Если бы не менялись сезоны, я бы думала, что живу в вечном сентябре. С другой стороны, я четко сознавала ход времени. Быстрый и неконтролируемый. Вот-вот все закончится – и это вдохновляло так же, как и пугало.

Не ответив, я все ждала, когда Лео пошевелится. Он лишь дышал. Когда вдыхал особенно глубоко, его грудь почти касалась моей. Почти. Терпеть становилось невыносимо. Неужели Лео этого не чувствует? Остыл? Как бы не так. Наверное, ждет, что я сдамся первой. Ну как обычно.

– Мы еще долго будем здесь стоять? – спросила я.

Хотелось звучать с наездом. Но Лео, верно, чувствовал то же, что и я, потому как он лишь ухмыльнулся, различив в моих словах нетерпение.

– Пока ты не скажешь, зачем меня позвала.

Закрыв глаза, я расплылась в улыбке. Надеялась, что она хорошо видна Лео. На самом деле мне не нравилось, что он этим заинтересовался. Но, как и я его, он меня знал достаточно, чтобы понять: просто так я ничего не делаю.

– Просто так, – ответила я, глядя ему не в глаза, а на губы.

Не из-за того, что хотела поцеловать. По крайней мере не только из-за этого. Просто, не видя моих глаз, Лео с меньшей вероятностью меня раскусит.

– Просто так? – удивился он.

Я этого не видела, просто знала: Лео вскинул брови. Не дожидаясь, пока он начнет расспросы, я сдалась. Подалась к нему – преодолеть нужно было всего сантиметр – и наконец-то коснулась губами его губ. Горячие и сухие. Я не врала, когда сказала, что соскучилась по нему. Не уточнила, что по его губам соскучилась сильнее.

Мои ладони сжали ткань его кофты на груди. Только когда почудился треск – так сильно я ее натягивала – я поняла, что Лео мне не отвечает.

Я отстранилось, забыв расслабить лицо. Тут же опомнилась, но Лео заметил, как я недоумеваю.

– Получается, три-два, Земля? – улыбнулся он.

Глупая игра – я совсем по нее забыла. До боли стиснула зубы, досадуя, что так легко проиграла. Но подумала, что еще не все потеряно, и заявила:

– По-моему, там совсем другой счет. Просто мы забыли считать.

– И кто, по-твоему, выигрывает? – спросил Лео.

При этом он склонился так, что его нос касался моей шеи. Как тут отвечать? Я не представляла даже, как дышать. Особенно когда почувствовала, как его пальцы, втискиваясь в мои бедра, прижали их к стене.

Когда он на секундочку отстранился, наверное, перевести дыхание, я собралась с силами и воскликнула:

– Конечно, я!

Глупый вопрос. Даже если бы я не верила в это, все равно ответила, что выигрываю. Вот как сейчас сделала. Уж сколько раз Лео заставал меня врасплох – не сосчитать.

– Ты врешь. Врешь, врешь, врешь…

После каждого «врешь» Лео касался губами моей шеи. К последнему слову я едва не начала повторять слова за ним. Уже почти призналась, что вру. Но спохватилась. Потом сжала плечи Лео и оттолкнула его от себя, хотя очень не хотела.

– Идем, – сказала я.

Лео этой решительности не разделял. Он и в глаза мне не смотрел – только ниже.

– Зачем? – говорил он. – Давай здесь, в коридоре. Все-равно все спят.

От его слов мне перехватило дыхание. То, что он сказал, показалось такой замечательной идеей, что мне досадно стало, что не я это придумала. Все внутри приятно тянуло, мышцы напряглись. Особенно когда Лео взялся за мои плечи, с легкостью струсив мои руки со своих, и попытался развернуть. Мне бы и хотелось почувствовать, как он прижимается грудью к моей спине, как его руки скользят по моему телу. Или вовсе не скользят – останавливаются через каждый сантиметр, чтобы крепче прижать меня к себе. Словно так уж сложно спокойно провести ладонями от моих плеч до бедер и не сбиться с пути.

Мне даже нравилась идея, что кто-то может нас застукать. Если не увидеть в темноте, то услышать. Услышать – это наверняка. Я не смогу не шуметь. Именно поэтому я все-таки сказала:

– Ну нет, – и поднырнула ему под руку.

На свободе мне не нравилось. Тут было неожиданно холодно. К тому же идти нормально я не могла. Пошатывалась – ноги не слушались.

Лео, наверное, подумал, что я неровно иду, потому что не вижу в темноту. Тут же по полу скользнула огненная змейка. Цвета она была оранжево-красного, медного. И совершенно не горячая.

Последнее я поняла, потому что змейка скользнула на меня. Сначала осторожно коснулась ступни, словно это я могла ее обжечь, а не наоборот. Я остановилась, потому что боялась. Лео я доверяла, а вот Огню – не очень. Однако, змейка не пропалила мне кроссовки и даже не обожгла. Удостоверившись, что и я ее не обижу, она скользнула по моей ноге вверх, до ладони. Там остановилась, распластавшись так, что загорелись все мои пальцы. Я поднесла руку к лицу. От огня не шел жар – только свет. Я делала вид, что это зрелище меня очень занимает. Хотя эту змейку я видела тысячу раз. И примерно столько же ощущала ее на своем теле.

– Ну? – сказал Лео, нагнав меня. – Идем?

Его голос сквозил нетерпением. Мне нравилось его слышать, особенно зная, как это нетерпение утолить.

– Да, – сказала я, разглядывая собственные пальцы, покрытые огнем. – Идем.

Лео двинулся. Наверное, не заметил, что я за ним не последовала. Я все продолжала пялиться на руку, словно это было так уж интересно.

Когда Лео скрылся за поворотом, я быстро достала из кармана пустую емкость, и отщипнула ею кусочек огня.

Сердце клекотало. Я не придумала, как отвечу, если Лео спросит, что я делаю, и зачем. Мои действия странные. Впрочем, Лео уже мог к такому привыкнуть.

Честно говоря, я думала, что моя афера не прокатит. Но, взглянув в баночку, заметила, что там суетливо колышется крошечный лепесточек огня. Он то и дело почти тух, а потом заново разгорался. Тем не менее я каждый раз задерживала дыхание, думая, что вот сейчас он погаснет окончательно.

Мне нужен был огонь Лео и позвала я его сегодня тоже поэтому. Сомневалась, что он согласится – все-таки я давненько не бывала в его комнате. Но Лео даже не раздумывал. Потом я думала, как бы так попросить его вызволить пламя, чтобы он ничего не заподозрил. И как спрятать его в емкость, чтобы он не заметил? Ведь если бы заметил….

Вспомнив, что занимаюсь не тем, я сунула емкость в карман. Потом подумала, что, наверное, это огнеопасно. Но тут же эту мысль вышибло из головы словами Лео:

– Ты что делаешь?

Только сейчас я заметила, что моя рука больше не горит. В коридоре стало темно, даже еще темнее, чем до змейки, потому что мои глаза, пялясь на нее, отвыкли от темноты.

Теперь же я хлопала ими, гадая, как много Лео увидел. Понять бы какое выражение его лица. Голос, кажется, был нейтральным. Хотя, чем дольше я об этом думала, тем больше недоумения и угрозы мне чудилось в нем.

Потом Лео двинулся ко мне. От страха я вдавливалась в пол, желая, чтобы он провалился. Может, упав, я набью синяков и получу балкой по голове. Но это лучше, чем быть сожженной заживо.

Когда Лео подошел, я задержала дыхание. Еще секунда и я зажмурилась – только бы не видеть его глаз.

Потом прошла еще секунда, и еще. Ничего не происходило. А ровно в то мгновение, когда я открыла глаза, Лео аккуратно взял меня за руку и сказал:

– Идем.

И я пошла.

Сердце еще клекотало так громко, что я не сомневалась: Лео его слышит. Только вряд ли догадывается, что оно вытворяет такое не из-за его близости или проникновенности голоса. А просто из-за страха.

Только вот, получается, зря я боялась. Он ничего не увидел. Либо не понял. Нет, скорее всего, просто не увидел. Иначе поинтересовался… Хотя он поинтересовался – спросил, что я делаю. Или это был дежурный вопрос?

Наверное, я была дерганной, нервничала, едва не дрожала. Лео это чувствовал, и крепче стискивал мою ладонь. Помогало. Он не знал, от чего меня успокаивает, а знал бы – не стал так ласково глядеть, пропуская меня, чтобы я первой зашла в его комнату.

Я сомневалась еще очень долго. Когда за нами щелкнул замок двери. Когда по стене скользнула огненная змейка, давая свет, а я попросила ее потушить. Когда снова почувствовала его губы на своих губах, а руки – на бедрах. Даже когда единственной тканью, которую я касалась кожей, были простыни, пропахшие пеплом.

Расслабиться не получалось. Я думала, о том, что емкости выкатятся из карманов штанов, о том, что времени до конца ночи осталось не так уж много, и я не успею справиться со своей затеей.

Я ругала себя за эти мысли – все же было в жизни нечто большее, чем постоянная гонка за справедливость и совершенствование. Но так сложно от них враз отказаться. Всю жизнь быть такой, а сейчас вдруг резко измениться? Невозможно.

Потом я смотрела на его лицо, а он на мое. У него в подушке утопала левая сторона головы – у меня правая. Его волосы контрастом выделялись на белой наволочке, а их рыжина была заметна даже в темени. Мои волосы не были ничем примечательны. По крайней мере мне так думалось. Хотя Лео наверняка бы со мной не согласился. Он точно видел в них что-то необычное, но наверняка прекрасное. Как и вообще во мне.

Мы так и лежали, пока глаза не слиплись, хотя что он, что я, хотели подольше смотреть на человека перед собой. Лео дышал глубоко, мерно – спал спокойно. Я же то и дело просыпалась. И хорошо. Мне не стоило расслабляться. Вот совсем недавно мне надо было это сделать, но я не могла. А сейчас перестать беспокоиться казалось таким естественным.

Только вот мне нельзя засиживаться… залеживаться. Еще немного – я покину Академию и наконец-то задышу свободно, без мыслей о долге Земле, который я поклялась себе выполнить. Но сейчас… Сейчас я должна уйти.

Аккуратно сняв с себя его руку, я медленно села. Опять стало холодно. По коже пробежали мурашки.

– Ты куда?

Я вздрогнула. Он же спал так крепко – как почувствовал, что я ухожу?

Или притворялся? Это было бы логично. Увидел, что я сделала в коридоре, но сразу не спросил, боясь, что вспугнет. Было видно по его взгляду – он не хотел, чтобы я уходила. А сейчас можно.

– Пойду к себе, – спокойно сказала я, поднимаясь.

Вроде голос не дрожал. Зато дрожали ноги. Я еле заставляла их передвигаться, с трудом удерживала равновесие.

– Ты можешь остаться.

Сперва я замерла. Конечно, могу. Уже делала так много раз. Поэтому очень странно, что сейчас мне вдруг потребовалось куда-то умотать. Вот куда я могу спешить в середине ночи? Например, досаждать Огню, да?

Отмерев, я продолжила одеваться. Заговорила, только когда поняла, что голос точное не будет дрожать.

– Не хочу.

От этих слов было неприятно даже мне. Лео, наверняка, еще хуже. Он ничего не говорил, а это значило, что сейчас красноречиво его лицо. Вот поэтому я не оборачивалась. Быстро закончила с одеждой, пригладила волосы – не чтобы выглядеть лучше, а потому что надо было сделать хоть что-то, пока решалась уйти. Но затем все же шагнула к двери и, аккуратно ее отворив, юркнула наружу.

В коридоре снова было холодно. Может, дело не в Лео? Просто коридор холодное место. Вон окно какое громадное, а по контуру рамы – щели. Уж я-то знаю. Если бы не они, не смогла бы так просто перемещаться в те разы, когда хотела незамеченной.

Чем дальше я удалялась от комнаты в торце, тем хуже становилось. Чувство, что делаю ошибку – мое нелюбимое, кроме, разве что, унижения – возникло так резко, что я остановилась. Откуда оно?

В тишине коридора, где перестали слышаться мои шаги, я поняла, что все это время отчаянно хотела услышать его шаги. Но нет. Я так резко сказала это свое «не хочу», что Лео хотел бы – не стал меня нагонять. И хорошо. Да. Мне это не нужно. Сегодня я должна сделать что-то гораздо более важное, чем поддерживать наши отношения.

Когда я подумала об этом, кулаки сжались. Пока не растерялась решительность, я зашагала. И теперь с каждым шагом лишь ускорялась. Вместе с тем чувство близкой ошибки, как окрепло, так никуда и не делось.

Хорошо, что не нужно было заходить в комнату за верхней одеждой. Разбудить соседку – явно не то, что мне сейчас необходимо. А она спит чутко.

Да и в конце апреля, пускай сейчас ночь, не так уж холодно – хватит кофты с рукавом, которая была сейчас на мне. В любом случае, я знала, что мне будет жарко, даже если бы я надела футболку.

Сбежав по лестнице, я понеслась к выходу. Затем по неосвещенным участкам территории – к стихийному залу. Казалось, что емкости так гремят в кармане широких штанов, что будят всю Академию. Глупость, конечно. Но сейчас все мои органы чувств так обострились, что казалось, будто эта мысль – не такая уж несуразица.

Я то и дело оглядывалось. Было страшно. Это странно. Страх мне, конечно, известен, но бывал со мной не часто. Например, когда я находилась на высоте. А сейчас, этой ночью, все было по-другому. Ярче ощущалось, хуже давалось, сильнее обжигалось.

Мне казалось, что огонек выскользнул из емкости. Что он прожигает мне ногу, а затем, почувствовав обилие кислорода снаружи кармана, вспыхивает так ярко, что я сгораю. Но, на бегу ощупав карман, я поняла, что это просто емкость нагревается. Странно. Когда Лео запускал огонь, тот был совсем не горячим – я же буквально держала его в руке. Верно, чем дальше пламя от своего источника, тем меньше тот на него действует. Да и Лео не печется о контроле над ним – он ведь даже не знает, что маленький лепесточек его огня я унесла с собой. Звучит почти романтично.

Открывать двери стихийного зала было тяжело. Он словно не хотел меня пускать. Правильно делал. Но это мне лишь чудилось, как и многое на пути от жилого корпуса до стихийного зала.

Очутившись внутри, я прислонилась спиной к закрытой двери, чтобы отдышаться. Так бежала, что даже икры горели. Стало жарко – а я переживала, что будет холодно.

Потом я запрокинула голову, насколько позволяла стена, и вгляделась в небо. Сейчас казалось, что оно совсем далеко. Словно дальше, чем обычно. Не темное, не светлое, обычное небо необычной ночи. Даже звезды виднелись – одна даже подмигнула.

Посчитав, что это хороший знак, хотя в знаки я не верила, я оттолкнулась от стены и пошла к середине зала. Шаги делала широкие и медленные, словно бы величественные. Казалось, что так надо.

Вообще, для моей затеи сгодилось бы любое помещение. Мне нужно было просто скрыться от ветра. Хотя этой ночью его почти не было, я боялась, что он испортит всю мою подготовку. Затушит огонь, испарит воду, поглотит воздух. В конце концов, сдует землю – но это проблемой не будет. А вот все остальное будет.

Первый этап – смешать стихии. Я не представляла, как это сделать. При взаимодействии стихии не смешиваются больше, чем им это доступно по правилам физики. Но в правилах именно так и было написано: «смешать стихии». Кроме того, значилось, в каком порядке.

Опустившись прямо на пол, конечно, холодный, я скрестила ноги. Вдохнула-выдохнула. Успокоиться не помогло. Но я на это и не надеялась. Пульс все еще был высоким, но не таким, как при беге. Хотелось пить и даже бок кололо.

Однако, когда я сосредоточилась, все это перестало быть существенным.

Я достала баночки из кармана, и аккуратно выставила их перед собой. Четыре. На всякий случай пересчитала их еще пару раз. Потом сфокусировала взгляд, переживая, что это у меня в глазах двоится. Но нет – ни одна емкость не потерялась. Ни выпала при забеге, ни выкатилась в комнате Лео. Вот бы глупо получилось, если бы я потеряла хоть одну. Особенно ту, что с огнем.

Порядок добавления стихий я выучила назубок. Повторяла про себя все время, что бежала сюда. И все равно сейчас казалось, что он перемешался в голове. Словно бы от тряски при беге.

Первым делом я потрусила емкость с землей, чтобы все песчинки ссыпались на дно. Затем сняла крышку. Я задержала дыхание с ожиданием, что сейчас что-то произойдет. Но, конечно, было спокойно.

Тогда я взялась за воду. Открыла крышку и стряхнула капли в песок. Они мигом впитались. Снова ничего не произошло. Воды в земле словно не было. По крайней мере я не видела ее следов в темени зала, который нарушал лишь огонек, трепыхавшийся в прозрачной емкости. Он шел следующим.

Крышечку его емкости я снимала аккуратнее, чем предыдущие. Отчего-то казалось, что, едва почувствовав свободу, пламя сбежит. Уж такая его натура. Но… да. Ничего не произошло. Я все ждала подвоха, а он все не наступал. Наверное, я и правда все делаю правильно. Аккуратно смешиваю стихии, думая о том, что хочу от них получить.

Подождав пару мгновений, я поднесла емкость к земле и воде, и струсила в нее огонь. Лепесточек упал на кашицу, что выглядело неестественно. Словно он – осязаемая стихия, которая имеет форму, как земля.

Едва коснувшись песка, огонь распластался по ее поверхности. Это тоже было странно. Теперь вся площадь земли полыхала, но огонь был низким. Непонятно, откуда он брал ресурс, чтобы гореть. Однако, я понимала: его ресурс не сухая трава и не поленья. Его ресурс – Лео.

Едва я это осознала, как тревога усилилась. Если это его огонь, который питается его силой, то… Он ведь чувствует его? Мне, вот, казалось, что покалывает палец, ноготь которого послужил в этой затее песком. Но была уверена, что это ощущение фантомное. Мне ведь столько всего чудилось этой ночью. Взять хотя бы паранойю – я до сих пор от нее не отделалась. Хотя постоянно оглядывалась, и даже остановилась, прежде чем зайти в стихийный зал, чтобы знать наверняка: за мной никто не следует.

Я не до конца понимала, какая связь между пламенем и его владельцем. Все-таки эта стихия уникальная в этом смысле. Пламя берется из ниоткуда, в отличии от других стихий. Воздух и земля есть повсюду. А вода может взяться из воздуха, но тогда он станет очень сухим, так что дышать будет тяжело. В этом плане вода – самая ущербная стихия. Для ее колдовства нужен водоем. От этой мысли стало чуть лучше.

Стараясь больше не думать о Лео, я взяла емкость с воздухом. Нужно действовать быстро. Воздуха не так много и, смешавшись с тем, что находится тут повсюду, его концентрации не будет хватать для моей затеи.

Помня об этом, я поднесла емкость совсем близко к полыхающей, смоченной земле. А потом очень быстро сняла крышку, и накрыла этой емкостью ту, где смешались три другие стихии.

Огонь разгорелся. Вмиг заполнил все пространство. По природным законам он должен был тут же затухнуть – все-таки огонь питается кислородом. Но вопреки физики и в соответствии с моим желанием он не потух. Наоборот, казалось, он становится все ярче. Почти глаза выжигает. Смотреть на смесь становилось больно. Но это лишь потому что я уже привыкла к темноте.

Теперь последний этап. К четырем стихиям, которые принадлежат кому-то, добавить стихию, которая не принадлежит никому. Ту, которая возникла естественным образом, и в обозримом прошлом не подчинялась колдовству.

Для этого я взяла спички. Если бы я хотела обратить в абсолютную стихию не огонь, было бы сложнее. Уверена: почти весь воздух, которым дышала Академия, использовался относительно недавно. Почти вся вода, что собралась в почве и в небе, а также стояла в озере, окружающим территорию, тоже была отмечена магией. И с землей было бы трудно. На ней, как и на других стихиях, не стоит отметка о том, кто и когда ею пользовался.

А с огнем просто. Хоть где-то просто. Нужно лишь чиркнуть спичкой о коробок – и вот он, огонь, который никто не призывал, и никто не использовал.

Это я и сделала. Звук, с каким спичка прошлась по картону, оглушил меня. Я даже вздрогнула – глупая, пугливая девчонка. Сама не замечала, как ссутулила плечи, как тянула пятки, и как напрягла, кажется, все мышцы в теле. Даже от такого незначительного движения оно заныло. Вмиг накатили прошлые ощущения – боль в ногах, сонливость в глазах, и это странное покалывание в пальце.

Но я тут же собралась. Все это не важно. Важно лишь то, что я делаю.

Огонек на спичке был неспокойным. Я пялилась на него, словно в жизни пламени не видела. Глупость какая. Огонек подчинялся непонятно откуда взявшимся порывам воздуха. Дергался, словно очень боялся чего-то. А я все смотрела на него.

Лишь потом поняла, что двигается он от моего дыхания. А то, что спичка полностью сгорела стало ясно по тому, как обожгло пальцы. Очнувшись, я с шипением отбросила спичку. Огонь затух еще в полете. Ну и что это было?

Поругав себя за странное поведение, я взяла другую спичку. Благо, коробок стащила с кухни полный, и даже несколько спичек спрятала в кроссовках – просто чтобы, вдруг что, было чем воспользоваться.

Звук, с каким загорелась вторая спичка, не испугал. Хорошо – значит, я еще не сошла с ума. Больше не медля, и сильно не задумываясь, я приподняла с одного бока верхнюю емкость со смешанными стихиями, и бросила туда спичку.

Вот сейчас должно что-то произойти. Я выполнила все пункты для того, чтобы создать абсолютную стихию. Это оказалось так просто. Никаких физически тяжелых заданий, и даже никаких жертвоприношений.

Но чем дольше я об этом думала, тем сильнее убеждалась в том, что ошиблась. Ничего не происходило. Прошло мгновение, потом два, потом три.

Пульс, казалось, исчез. Словно я умерла. Хотя вернее было то, что время для меня так замедлилось, что тишина между ударами сердца казалась слишком длинной, достаточной для того, чтобы вызвать смерть.

Однако, я зря паниковала. Уже подумала, что упустила какую-то важную деталь, недосмотрела необходимое замечание. Но тут вдруг света стало больше. Всего на миг. Но мне этого хватило, чтобы испугаться. Что же это такое? С каких пор я такая пугливая. Только что думала о том, как редко чувствую страх – и вот, за сегодняшнюю ночь испытала его уже сотню раз.

Потом вспышка повторилась, но теперь я была готова. Смотрела на смесь стихий, которая менялась с каждым мгновением.

Сперва это походило на то, как разгорается бенгальский огонь. Белые вспышки сперва были едва заметными. Они уступали медному огню Лео. Но с каждым мгновением тот словно угасал, а белое пламя разгоралось.

Это произошло очень быстро, и вместе с тем казалось, что тянулось вечность. Белый огонь поглощал медный, а затем и остальные стихии. Песка становилось все меньше, а когда огонь добрался до воды, которая находилась в земле, слышалось шипение. Только вопреки природе, от воды огонь не тух. Наоборот – он ею питался. Как питался и воздухом, которого в емкости становилось все меньше.

Еще недолго – и всю ее занимало лишь пламя. Белое. Абсолютное.

Выглядело это… волшебно. Иначе и не скажешь. Абсолютный огонь походил на сгусток света. Тем не менее я замечала его лепестки. Нет, свет горел. Это все же был огонь.

Я просидела так, любуясь абсолютной стихией, непростительно долго. Не знаю, сколько времени прошло. Когда я оторвалась от огня и посмотрела в небо, мне показалось, что уже светает. Но это лишь свет огня отпечатался в моих глазах и яркими пятнами бороздил поле зрение. Поморгав, я поняла, что еще ночь. Я успеваю.

Тогда я попыталась подняться. Ноги не слушались. Я их отсидела, и пришлось руками помогать им выпрямиться. Я едва не сшибла верхнюю емкость, которая накрывала абсолютный огонь. Замерла, когда поняла, что едва не выпустила его.

А что будет, когда выпущу? Он уничтожит все на своем пути? Разгорится так, что поглотит камень, из которого сооружался стихийный зал? Наверняка, и меня заодно.

Как же мне его перенести? Как добраться до озера, а затем пересечь его, чтобы добраться до поля? Я хотела выпустить его не в Академии, а там, за территорией. Коснувшись степной травы абсолютное пламя примется за нее. Оно будет пожирать сначала растения, потом насекомых и мелких зверушек. Когда огонь доберется до деревьев, его будет видно даже с противоположного края Академии.

Пожар будет страшным.

Это мне и надо. Выпустить абсолютный огонь за пределы Академии, где он, не повинуясь никому и ничему, будет сначала медленно, а затем все быстрее пробираться до внешнего мира. До ближайшего селения доберется за ночь. А к вечеру следующего дня, вполне вероятно, коснется проселочной дороги, которая ведет в столицу. Это будет кошмарно. Ужасно. Это посеет панику. Но, главное, это покажет, что Огонь – страшная стихий, неуправляемая, мощная, такая, которой нельзя доверять.

Все мои проделки внутри Академии, конечно, были важными. Но попасть во внешний мир было главной целью. Сначала Академия, потом вся центральная часть, а потом и весь мир. Случится настоящая катастрофа. Сегодняшней ночью огонь еще возможно затушить. Его будет не так много и, пользуясь другими стихиями, с ним можно будет справиться. Но потом…

Поэтому я и выбрала ночь. Не ожидая подвоха, никто не будет меня останавливать. Я сделаю все незаметно. Осталось лишь донести огонь до поля. С этим могут быть проблемы. Однако, сдаваться – не мой стиль. Особенно когда сделать осталось так мало.

Встав на ноги, я склонилась к огню. Красивый, конечно. Даже не верилось, что такое совершенство может обладать такой разрушающей мощью.

Хотелось бы сказать, что стало страшно. Но на самом деле страшно мне быть не переставало. Тревога жглась, растекаясь горячими ручьями по всему телу. Я пыталась не обращать на нее внимания. Но с каждой секундой она была все ощутимее. Однако, я пока справлялась.

Коснувшись емкости, которая накрывала огонь, я тут же отдернула руку. Не обожглась – боялась обжечься. Но оказалось, что она не горячая. Огонь не грел. По идее и не должен был. Я читала: абсолютная стихия обретет свои истинные свойства, когда ее выпустят. Так что пока огонь был просто белым.

Осмелев, я подняла две емкости, стараясь, чтобы они не раскрылись. Стоило скрепить их, чтобы огонь не просочился на свободу раньше положенного. Но, хотя я была в себе уверена, краешком сознания думала, что не справлюсь. Не зайду так далеко. Отчасти мне этого даже хотелось. Испугаться. Понять, что я не способна воплотить все те планы, которые так долго крутились в моей голове. Была бы уважительная причина, чтобы сдаться.

Но вот она я, шагающая по территории Академии, с абсолютным пламенем в руках, которое сама создала. Оно светило, но не так ярко, чтобы выжигать сетчатку. Поэтому я то и дело на него поглядывала, любуясь. Но больше смотрела под ноги и вперед. Так тупо было бы сейчас упасть. Уроню огонь – и он расползется по Академии. Вряд ли успеет ее уничтожить – народ проснется быстрее, чем это произойдет, и еще успеет его затушить. Да и обравшись до озера, огонь потухнет. До степи не дойдет, а, значит, не дойдет до внешнего мира.

Став чуть уверенней, уяснив, что нет ничего страшного в том, чтобы нести огонь, я ускорилась. Потом побежала. Хотя я почти что благоговела перед абсолютной стихией, хотелось поскорее от нее избавиться. Вполне вероятно, выпустив его за озером, я до утра буду сидеть и смотреть, как огонь пожирает траву, продвигаясь все дальше и дальше от Академии. Это будет ошибкой, ведь, чтобы меня не заподозрили, мне стоит вернуться в комнату, а потом делать вид, будто я не понимаю, что происходит. Но так хотелось посмотреть на огонь хотя бы чуть-чуть… Да, так и сделаю.

Озеро было уже близко. Я замечала, как на его глади отражается лунный свет. Красиво, конечно. Но по сравнению с великолепием абсолютного огня это казалось посредственной картинкой.

Не помню, в какой миг я услышала шаги. Не свои. Чужие. Они ворвались в поле моего слуха слишком резко. Я увлеклась собственными мыслями, прелестью огня и ночной темнотой. Хотя паранойя клекотала, я не замечала ее, ведь за эту ночь уже привыкла отталкивать от сознания все неприятные мысли, а от тела – болезненные ощущения.

– Стой! – услышала я.

Голос смазался расстоянием, я его не узнала. Да и перепугалась так, что больше не соображала. Я побежала. Так быстро, что тело воспротивилось. Но я словно бы перестала его ощущать. Ноги сами переставлялись, сами ускорялись.

Кто это? И как на меня вышел? Неужели яркость огня была достаточной, чтобы разбудить тех, у кого окна выходили на эту сторону территории? Невозможно. Жилой корпус слишком далеко. Даже если бы я прямо здесь устроила пожар, света не хватило бы, чтобы разбудить того, кто спит так далеко.

Рассуждения проносились в моей голове еще быстрее, чем я бежала. Так что я не могла в них вникнуть. Просто набор мыслей, который ко мне словно бы не относился.

Зачем я вообще побежала? Раз уж меня догоняют, верно, что я не смогу незамеченной перебраться через озеро.

Все. Это провал. Конец. Так почему же я бегу?

Потом быстро произошла ужасная глупость. Я споткнулась. Зацепилась за что-то ногой, но бежала так быстро, что, прежде, чем упасть, еще немного пролетела. Это мгновение в невесомости было почти спокойным. А потом меня накрыл ужас.

Язычок белого пламени теперь находился в метре от моих вытянутых вперед рук, пока я распласталась по земле. Ладони больше не сжимали емкость. Пугаться больше я не могла – и так уже достигла крайней степени ужаса.

Я слышала, что преследователь приближается. Он все еще кричал мне остановиться, надрывая горло. Казалось бы, я не должна его слышать – он довольно далеко. Но кроме звуков природы и клекота собственного сердца мои уши ничего не отвлекало. Поэтому мне казалось, что я даже дыхание его слышу. Впрочем, главное, чтобы он не слышал меня. И еще важнее – чтобы не видел.

Прижимаясь всем телом, от ладоней до пальчиков ног, я прекрасно видела, как огонек выскользнул из емкости. Потом, словно принюхиваясь, он на несколько сантиметров подался вперед, и тут же откатился назад.

В голове успела лишь мелькнуть мысль о том, что, может, он вернется в емкость и спрячется мне в карман. Остановится. Вернется ко мне. Даст мне второй шанс на эту затею.

Но тут абсолютный огонь словно проснулся. Показалось, что в него налили бензин. Первые несколько секунд он накрывал всего по сантиметру земли, покрытой высокой, по бедро, травой. А потом ускорился.

Процесс обратимый, если затушить огонь прямо сейчас. Но я даже не подумала это сделать. Сил оставалось ужасно мало – я только сейчас это почувствовала. Не знаю, на сколько меня хватит в виде стихии. На минуту? Полминуты?

Но уж лучше умереть от истощения, чем показать свою личность преследователю.

С этой мыслью я рассыпалась.

Глава 21

Кира

Лео бежал впереди. Кира бежала за ним. Ей вообще бегать не нравилось, а среди ночи это было вдвойне неприятно.

Впереди был белый свет. Не тот, который видишь, когда умираешь – хотя Кира была бы не против вот прям сейчас откинуться. Нет. Это был свет абсолютного пламени.

Он приковывал взгляд и внушал благоговение. Если бы Кира не бежала, то чувствовала бы, как дрожат ее коленки перед таким великолепием. На фоне белого пламени мерк даже Лео. Так вот она какая – эта абсолютная стихия.

Кира чувствовала, каким жаром пышет огонь. Он опалял даже на расстоянии. У Киры сохли глаза, которые тут же смачивали слезы, которые выбивал ветер. Этой ночью его почти не было. Но Лео, а за ним Кира бежали так быстро, что порывы воздуха подхватывали волосы и заставляли глаза слезиться.

– Лео! – крикнула Кира, чувствуя, что вот-вот снова упадет.

Он замер мгновенно. Обернулся тоже. Между ними был десяток метров, который Лео преодолел, кажется, за секунду.

– Кира? – удивился он.

Она кивнула. На большее не хватило. Затем села прямо на землю и провела руками по лицу и волосам, чтобы хоть на мгновение скрыть нервозность. Прежде, чем он начал расспрашивать ее, Кира подняла голову, перехватив его взгляд, и сказала:

– Ты куда так бежишь?

Судя по тому, как округлились его глаза, вопрос был глупым.

– Куда я бегу! – не спросил, а воскликнул он. – Куда я, черт возьми, бегу!

Кира молчала, ждала ответа.

– А этого ты не видишь?! – он махнул за спину, не оборачиваюсь. – Абсолютный огонь, Кира! Ты что, не видишь?!

Кира снова кивнула. Видела, конечно. Здесь только его и было видно. Огонь распространялся быстро, охватывая все новые участки полевой травы, которая всего-то к апрелю вымахала по колено.

– Надо его затушить! – продолжал Лео, махая руками. – Пока он не уничтожил все здесь!

Лео дело говорил. Огонь расползался во все стороны. Он не преодолеет озеро, и там затухнет. Но на пути к корпусам его ничего не остановит.

Заметив, что Кира не в силах продолжать разговор, Лео развернулся и побежал к пламени. Он явно пытался что-то с ним сделать. То и дело взмахивал руками и ругался прямо на бегу.

Огонь понемногу подчинялся. Кира не понимала, как это возможно. Абсолютный огонь ведь никому не подчиняется – они совсем недавно проходили это.

Но у Лео получалось. Правда, лишь отчасти. Огонь лишь замедлялся с пожиранием новых территорий. Когда Лео останавливался, всеми силами сосредотачиваясь на магии, огонь совсем переставал множится. Но не затухал – а именно это Лео хотел с ним сделать.

– Кира! – вдруг крикнул он. – Помоги!

Как помочь? Кира сумела лишь подняться. Сидеть на холодной земле было неприятно, но стоять – и того хуже. Смотря на Лео и словно придерживаясь за него взглядом, Кира потихоньку побрела к нему.

– Быстрее!

Кира ускорилась. Добравшись до Лео, она остановилась. Но прежде, чем успела заговорить, это сделал он:

– Накрой его песком. Пока я удерживаю. Хотя бы с этой стороны. Чтобы не дошло до корпусов.

Не представляя, как сделать это и не умереть от изнеможения, Кира кивнула. Вскинула руки, но тут же их опустила.

– Ну же! – кричал Лео.

Он уже слишком долго удерживал огонь, который слишком долго его слушался. На миг заглянув в глаза Лео, в которых горела решимость, Кира поняла, что он на пределе.

Если не поможет, он либо с ума сойдет, либо упадет замертво, от того, что использовал слишком много сил.

Тогда Кира снова вскинула руки. Вместе с тем поднялась волна песка.

Они стояли в паре десятков метров от ближайших языков пламени. Кира даже слышала треск сухой травы, которую пожирал огонь. С каждой волной тепла, которую посылал огонь, она пошатывалась. Как в таком состоянии совладать со стихией?

Но стихия была ей знакома и слушалась хорошо. Вероятно, в таком изнеможении у другого земляного ничего бы не получилось. Но Кира была сильной и старательной. У нее в глазах уже плыли мутные пятна, она едва видела окружающий мир. Но продолжала засыпать огонь, понимая, куда двигать песок, лишь потому что чувствовала жар пламени.

– Получается! – кричал Лео.

Она бы и правда не увидела этого, если бы Лео не сказал. Его слова приободрили. Кире захотелось улыбнуться ему, но тут же она решила не тратить на это силы. Сильнее напрягла руки – хотя думала, что уже и без того на пределе.

Кира песком чувствовала, как жжется огонь. Это было непривычно. То есть Кира и до этого, бывало, «трогала» что-то на расстоянии через стихию. Необычным было не это. Необычным было ощущение. Огонь словно бы гладил землю, не пытался с ней бороться. Это и значило, что огонь был обычным. Но вместе с тем он выглядел так странно, что назвать его обыкновенным казалось просто глупым. Абсолютный огонь, не состязаясь с песком Киры и удерживаясь силой Лео, потихоньку затухал, когда его накрывала земля.

Стало темнеть. Словно ночь наступала, а не вот-вот должна была закончиться. Затуманенным разумом Кира не понимала, почему так происходит. Потом ноги подогнулись. Она неловко оступилась, сосредотачиваясь на том, чтобы держать руки вытянутыми. Так и упала с напряженными мышцами. Лишь ударившись всем телом о холодную землю, Кира опустила руки.

– Кира! – слышала она. – Кира!

Потом краешком зрения, которое потихоньку стало проясняться, уловила что-то рыжее справа от себя. Испугалась. Как это огонь добрался до нее? И почем он не белый, а медный?

– Кира, не пугай меня! Очнись!

Ей по щекам стали прилетать легкие пощечины. Она хмурилась и пыталась отвернуться, но ладони ее словно окружили – куда не повернись, везде они. И сколько же их у Лео? О, это Лео. Не огонь – Лео.

– Живая? – спросил он.

Кира порадовалась бы отчаянной тревоге в его голосе. Но сейчас радоваться хоть чему-то казалось кощунством. Она лишь что-то простонала. Нужных слов выбрать не смогла, хотя хватило бы простого «да». Однако, сподобиться на то, чтобы пошевелить языком, Кира все равно не сумела бы.

В какой миг пощечины прекратились Кира так и не поняла. Касания Лео стали нежными. Он трогал ее руки. Лишь спустя полминуты… или минуты? Или получаса? В общем, спустя какое-то время Кира поняла, что Лео пытается ее поднять и усадить.

Кира не сопротивлялась лишь потому что у нее на это не хватало сил. Садиться не хотелось. Хотелось до самой смерти лежать вот так вот на земле, смотреть в темное ночное небо, где сияют звездочки, и краем глаза замечать неясный медный огонек где-то справа от себя.

Но Лео не слышал ее мыслей, и оставлять ее в покое не собирался. Кира не понимала, почему ему так важно, чтобы она села, удерживаемая его руками, и чтобы посмотрела на него. Почему просто нельзя оставить ее здесь, в покое? К тому же земля, хоть и холодная, но успокаивала. Даже придавала сил – все-таки родная стихия.

– Кира, Кира… – слышала она и чувствовала, как что-то горячее скользит по ее волосам.

На миг Кира снова испугалась, что до нее добрался огонь. Но к этому времени уже достаточно пришла в себя, чтобы понимать – то горячее, что ее касается, это не огонь. Это ладони Лео.

Когда его пальцы обняли ее лицо, Кира наконец-то сумела на него посмотреть. Надо же, какие беспокойные у него глаза. Переживает? Получается, что так. Еще и голос так надрывался. Нет, правда тревожится. И за кого? За нее, за Киру.

– Живая? – снова спросил он.

Кира кивнула вполне осознанно. Говорить пока еще не хотелось. Но Лео ждал ответ. После того, как Кира кивнула, его плечи расслабились, а глаза перестали быть такими идеально круглыми.

Больше не мучая Киру вопросами, Лео просто обнял ее. Прижал к себе обеими руками крепко-крепко, хотя Кира ему не отвечала тем же. Ее руки Лео прижимал к телу, так что она хотела бы – не смогла бы ими пошевелить.

Он бурчал что-то ей между шеей и плечом. Его дыхание обжигало, но не волновало. Кира даже чувствовала, как его губы касаются ее кожи, но не целуя, а выдавливая какие-то слова.

Кира почти что у него на руках сидела. Сама не поняла, как это произошло. Хотела коснуться земли, почувствовать ее, чтобы хоть немного напитаться. Но отрываться от Лео? Ну уж нет.

– Ты как тут оказалась? – спросил Лео, пытаясь заглянут ей в глаза.

Его голос звучал без упрека, но Кире показалось, что он сердится. Верно, лишь потому что сейчас она такая обессиленная – не поберегла себя.

Кира все еще соображала туго. Поэтому смогла выдавить лишь:

– Услышала, что ты побежал, и последовала за тобой. Почувствовала, что что-то не то происходит.

Вряд ли Лео удовлетворился таким ответом. Так что Кира задала встречный вопрос:

– А ты?

Он немного отодвинулся, продолжая поддерживать Киру за плечи, иначе она бы упала – даже лечь сама не смогла.

Вопрос обескуражил Лео. Он словно сам не понимал, как так произошло.

– Я… что-то почувствовал, – сказал он. – Словно какая-то часть меня… не знаю… взбунтовалась? Мне тоже показалось, что что-то не так, и я вышел проверить. А потом… Потом как-то понял, что белое зарево – это огонь. Абсолютный огонь.

Он сказал это так, словно лишь только что осознал, что произошло. С тревогой глянул в сторону озера. Кира тоже туда посмотрела. На миг испугалась, что им не удалось затушить абсолютный огонь. Что она так ослабла, что сдалась слишком рано.

Но затем, поморгав, Кира поняла, что блеклый свет со стороны озера – не огонь, а рассвет. Который час? Верно, мутит ее не только от того, что она потратила столько магических сил. Но и потому что ночка выдалась бессонной. Сперва Кира ерзала в кровати. Потом… потом вот.

– Как это почувствовал? – спросила она, едва шевеля губами.

Лео посмотрел на них, но без обыкновенного для такой ситуации вожделения. Просто как будто не ожидал, что у губ Киры есть свойство шевелиться.

Он долго думал. Потом сказал:

– Не знаю.

Кира тяжело вдохнула и выдохнула. Она ничего не понимала. Но решила, что будет думать обо всем этом, когда поспит. Сейчас мысли в голове ворочались вяло. Кира едва заставляла их это делать.

Лео поглядывал на нее, явно собираясь что-то спросить. Кира заметила это, лишь когда Лео сказал:

– Что это тебе не спалось сегодня ночью? – спросил он.

Потом отвернулся, не нуждаясь в ответе, и Кира услышала, как он хмыкнул.

Было темно, но редкие лучи уже прорезали небо у горизонта. Кира смотрела туда, но не чтобы любоваться. Просто отвести взгляд казалось чем-то ужасно сложным. Даже чтобы посмотреть на Лео. А вот он головой крутил: то на Киру смотрел, то на выжженный участок поля, усыпанный песком.

– Спасибо, – вдруг сказал он, крепче стиснув плечи Киры, но лишь на мгновение, словно боялся, что они хрустнут.

Кира с трудом перевела на него взгляд. Посмотрела в слишком яркие из-за медных волос зеленые глаза и сказала:

– О чем ты?

– Ты затушила абсолютный огонь.

С этими словами внутри Киры что-то неприятно кольнуло. Но она попыталась улыбнуться и кивнула.

– Спасибо, – повторил Лео.

– Пожалуйста, – сказала Кира. – Без тебя этого бы не случилось.

Слова дались с трудом. Но Лео этого словно не заметил. Он улыбнулся краешком рта, признавая, свою заслугу в победе над абсолютным пламенем. Если бы он не удерживал его, то Кира не успела бы накрыть его песком. Огонь умножался, и Кира за ним не поспевала, даже если б полнилась силами.

Лео еще недолго смотрел прямо на Киру, обняв ее голову обеими руками. Сама она силилась понять, когда это голова успела так разболеться. Казалось, она вот-вот расколется на две части, и тогда в левой руке Лео останется одна половинка, а в правой – другая.

А потом Лео склонился к ней слишком резко и поцеловал неожиданно аккуратно. Словно даже губы помогали Кире с абсолютным огнем, и теперь их не стоило излишне напрягать.

***

К концу месяца стало тепло, как летом. Скорее всего, к середине мая выдастся еще одна холодная неделька. Но сейчас даже вечером температура стояла такая, что Кира и не вспомнила одеть что-то сверху рубашки. Да и колючая ткань сарафана, летней вариации формы студентов Земли, уже кусалась. Значит, началась по-настоящему теплая погода.

Но жарко в стихийном зале было не поэтому. Вглядываясь, Кира почти замечала, как из ушей огненных валит пар. Хотя Лео еще не закончил свою речь, все его друзья выглядели так, будто услышали достаточно.

О том, что кто-то создал и выпустил абсолютный огонь, почти никто в Академии не знал. Сгоревшие участки у края территории не бросались в глаза. Туда мало кто ходил. Разве что те, кому надоели другие тропки. С наступлением теплых деньков они решали изведать новые направления. Заметив уродливые черные пятна, на которых уже начала пробиваться новая трава, гулявшие наверняка думали, что дело в огненных, которые решили попрактиковаться на незанятой территории. И проходили мимо. То, что это могло быть абсолютное пламя, они даже не задумывались. Абсолютная стихия? Здесь, в Академии? Еще и Огонь? Да ну нет, конечно, нет.

О том, что произошло, знали немногие. Это скрывалось. Зачем зазря тревожить студентов и преподавателей? Это ведь единичный случай. Это больше не повторится.

Как Кира понимала, Лео не многим рассказал о том, что им пришлось пережить той ночью в середине неделе. Ведь так подорвало бы авторитет Огня. Да и эта проблема уже решенная – ведь им удалось потушить пожар. Или, как говорил Лео: «мне удалось».

Он не упоминал Киру в этой истории. Но если бы не Кира и ее песок – огонь уже достиг бы столицы. Разрушения были бы огромными. Страшно даже подумать, каким количеством денег и живых душ исчислялись бы убытки. Да, Лео задерживал огонь, хоть и не мог его затушить. Но Кира… без нее он бы не справился.

Кира знала, что он рассказал о произошедшем папе, и, вероятно, еще кому-то из высокопоставленных лиц Академии. Но то, с какими подробностями он это делал, она слышала впервые.

Лео рассказывал подробно. Очень подробно. Начал с середины той ночи, и закончил мигом, когда лег с постель, справившись с огнем. Он проговаривал каждое свое чувство, при этом заглядывал в глаза всем, кто его слушал. Лео искал понимание, но не встречал его. Хотя друзья его и не осуждали.

Единственная деталь, которую Лео упускал – это Кира. Казалось, что он умаляет ее заслуги, присваивает все лавры себе. Но все было наоборот. Он не говорил про нее, потому что понимал – на Киру упадут подозрения.

Кира не знала, как его благодарить. Просто смотрела на Лео широко распахнутыми глазами, чувствуя, как в них собираются слезы. Она не думала, что когда-нибудь кто-нибудь станет ее вот так выгораживать. Привыкла всегда выкручиваться сама. А тут… Она даже не просила его об этом! Лео сам решил, что вычеркнет ее из этой истории. И да, Кира была уверена, что он это делает не для того, чтобы самому стать героем. Он делает это, чтобы она не стала злодейкой.

Ладони, которыми Кира прижимала к себе колени, так вспотели от волнения, что она время от времени проводила ими по бокам, вытирая о жесткую ткань сарафана. Кира думала, что ее жестов никто не замечает. И слез не замечает. И благоговения, с которым она смотрела на Лео.

Теперь она вспоминала, что почти всегда во взгляде, которым она смотрела на него, было восхищение. В первый раз это произошло очень давно – на линейке первого сентября, когда Кира впервые услышала от Кисы имя Лео, хотя тут же узнала, как он относится к неродным стихиям. Даже тогда Кира не могла не думать о том, как он прекрасен. Но теперь, когда это чувство вызывала не внешность, а его действия, оно усилилось. Кира не помнила, чтобы так восхищалась кем-то. Кем-то кроме себя.

Правда, эта почти эйфорическая радость потухла, когда Лео закончил, и Кира отвела от него взгляд. Она посмотрела на остальных огненных, и поняла, что они не разделяют ее чувств. Совершенно. Кажется, они наоборот с каждым словом Лео убеждались в чем-то другом. Не в обратном ли?

– Что-то не сходится, – сказала Селия.

Собрание началось около получаса назад. Из-за того, как сильно Лео хотел поделиться произошедшем, весь отряд пропустил ужин. Они сразу припустили к стихийному залу, и Кира даже не побоялась снова прыгнуть с крыши, поддерживаемая огнем Лео.

Заинтриговал Лео знатно. Но сейчас, когда его рассказ закончился, слушатели чувствовали себя обманутыми – словно у них взяли многовато денег за билет, как для такого посредственного спектакля. Или сюжет показался им дырявым?

Селия не лежала, как привыкла, а сидела, опершись локтями прямо на сложенные ноги. Она слушала Лео, кажется, внимательнее всех. Вот и подвох заметила первой:

– Абсолютный огонь не мог тебя слушаться, только если…

Она умолкла, чтобы придать словам большей значимости. Либо, как надеялась Кира, потому что не знала ответ. Хотя, судя по напряженному и немного самодовольному лицу Селии, этот вариант отметался.

– Только если что?

Это был не Лео – он-то знал, что Селии показалось подозрительным. Это спросила Старка. Но несмотря на звонкость ее голоса, которой она привлекла внимание, все до сих пор смотрели на Селию.

– Только если ты не причастен к сотворению абсолютного огня.

– Ты еще скажи, что это благодаря мне он появился, – усмехнулся Лео.

Он пошутил – но прозвучало так, словно он сам в себе сомневается. Затем Лео опустился на привычное место рядом с Кирой. Она старалась не смотреть на него, когда он так близко. Боялась не сдержаться, и броситься на него с поцелуями прямо тут. Вот уж тогда огненные станут совсем кислыми. К тому же, повернись она к нему, Лео заметит, какие мокрые у нее глаза. Еще подумает, что расстроил ее, не упомянув в этой истории. Но ведь все было наоборот.

– Ну почти… – продолжала Селия.

– Ты совсем что ли? – спросил у нее Отас, покрутив пальцем у виска. – Лео тот, кто пытается найти виновного. Да и мы все знаем, что это земляной.

Селия поджала губы. Теперь она выглядела, как воспитатель в детском саду. Вроде сказала что-то, по ее мнению, очевидное, а все вокруг, словно несообразительные маленькие дети, недоверчиво смотрят ей в рот.

– Разумеется, – сказала она спокойно, но прекрасно слышалось, как трудно ей это далось. – Но ведь Лео мог это сделать неосознанно.

Лео сощурился – разумеется, ему не понравилось, что она решила, будто его так уж легко обвести вокруг пальца. Он стиснул кулаки, и Кира это почувствовала, ведь его ладони лежали слишком близко к ее бедрам. Лео пока молчал, но Кира понимала: это ненадолго. Не странно ли, что его так злит одно-единственное предположение Селии? Пускай пока он не спорит с ним.

– Как это? – удивилась Старка.

Селия ее не услышала. Она смотрела на Лео, а он – на нее. Эти взгляды Кире не нравились. Она ощущала какую-то неясную тревогу. Вряд ли ревность – взгляды не были нежными. Просто… Да какие-то они не такие.

Лео молча стискивал зубы. Наверняка знал, что, если начнет говорить, то не остановится. Поэтому решил и не начинать. Тем временем в стихийном зале становилось жарче. Кира чувствовала, как по ее спине течет пот. Только, почему-то, холодный.

– Лео, не будь так глуп, – начала Селия устало. – Если абсолютный огонь тебе подчинялся, значит, там была твоя частица. Иначе ничего бы не получилось. Значит, его создал кто-то приближенный к тебе.

– Например, кто-то из вас?

Что в самом деле значит выражение «гнетущая тишина» Кира осознала только сейчас. Огненные напряглись. Словно бы даже оскорбились. С их лиц пропала недоверчивость – осталась лишь растерянность.

Глядя на них, Кире показалось, что Лео пожалел о своих словах. Но когда она перевела взгляд на него, увидела, что он полон решимости.

К удивлению Киры, разорвала эту в самом деле гнетущую тишину не Селия. Это сделал Отас.

– Думаю прошла пора поднять вопрос о предателе, который определенно точно затаился среди нас.

Без привычной насмешки голос Отаса исказился так, что Кира не сразу сообразила, кто говорит. Подумала, что это Лу и глянула на него. Но тот, как всегда, молчал. Внимательно следил за спором, но ни слова не говорил. Как и остальные, он напрягся. Сильно напрягся.

– Что ты хочешь этим сказать? – проблеяла Старка.

– То и хочу, – отрезал Отас.

А потом посмотрел на Киру. Ее пробрала дрожь. Такая ощутимая, что даже Лео ее почувствовал. Он накрыл ладонью ее руку, и это не укрылось от Отаса, хотя действо проходило по большей части в складках юбки Киры. Отас опустил взгляд на их ладони, почти скрытые тканью. Смотрел туда уж слишком долго. А потом, словно убедившись в своей правоте, заговорил:

– Вы разве не помните, как повела себя Земля, когда случился обвал зданий?

Кира не любила… Нет, она просто ненавидела, когда кто-то говорил о ней в третьем лице в ее присутствии. Так поступают с маленькими детьми. Говорят о них, пока они, ничего не соображающие смотрят по сторонам и слюнявят палец. Но Кира не маленькая – к тому же соображает хорошо.

Вот и сейчас она поняла, что, несмотря на гнев, который Отас сумел вызвать всего двумя репликами, ей лучше помалкивать. Знала: что она ни скажет, ее слова будут использованы против нее. Да и хотела бы заговорить – не успела. Тут же крепче сжалась ладонь Лео, которая стискивала ее руку, а потом он сказал:

– Не говори чепухи…

Он хотел продолжить, но, видно, ему не доставало аргументов. Да и Отас его перебил – заговорил в два раза громче:

– Ты тогда побежал понять, что происходит. А она побежала тебя останавливать. Значит, знала, что там опасно, значит, знала, что именно случилось!

Лео нервно хохотнул. Отрицать не стал. Он глянул на Киру и сказал тоном, с каким обращаются, заведомо зная ответ:

– Скажи им, зачем ты побежала тогда за мной.

– Хотела узнать, что там происходит, – ответила Кира дрожащим голосом.

При этом она смотрела на Лео, а не на Отаса и остальных, хотя тот попросил ее объясниться именно с друзьями.

– Вот видишь, – сказал Лео, переведя взгляд на Отаса. – Твое предположение просто глупое. Как тебе такое вообще в голову пришло?

– Не хочу тебя расстраивать, – вмешалась Старка. – Но люди могут лгать.

Кира глянула на нее, стараясь, чтобы ее взгляд был не злой, а перепуганный. Они все тут против нее? Абсолютно все?

Очевидно, что Селия всегда ее недолюбливала. Отас тоже не упускал возможности поддеть Киру. Старка, разумеется, поддерживала Отаса. Лишь Лу отмалчивался. Но, вероятно, лишь потому что никто у него пока прямо не спросил, как он относится к Кире. Так бы она наверняка услышала очередную гадость.

Только Лео ей верил. Осознав это, Кира почувствовала, как от нежности сильно сжалось ее сердце. Так сильно, что даже больно стало.

– Да что с вами такое? – удивился Лео. – Кира все это время была с нами. Она помогала.

Селия захохотала.

– Ну и аргумент, – сказал Отас вместо нее. – Думаешь, она не могла вести двойную игру? Сейчас тут с нами думать, как поймать неизвестного, а потом идти и делать ровно то, что мы от него не ожидаем… Мы до сих пор не поймали его, просто потому что Земля, – Отас ткнул пальцем в сторону Киры. – Слышала все наши планы и с легкостью их обходила.

Кира громко всхлипнула. Ей было ужасно страшно. Здесь, в логове огненных, где лишь один из них не думал про нее плохо, она, как никогда раньше, чувствовала себя не в своей стихии. Несмотря на ободряющие жесты Лео, Кира чувствовала себя все хуже. Отас говорил так уверенно и все ему очевидно верили. А Кира не могла возразить. Что ей говорить? «Нет, нет, это не я, пощадите, отпустите»? Ей никто не поверит.

– Отас, прекрати. Ты же знаешь, мы давно… знакомы. Будь это она, я бы уже давно все понял. Неужели вы все думаете, что я настолько глуп?

Отас хмыкнул. Кроме него, больше никто ни звука не издал. Несмотря на то, что голос Лео звучал почти ласково, Кира знала, что он на пределе. Еще немного и взорвется. Допустить это нельзя… или наоборот?

– Вы глупые, – вдруг сказала Кира. – Глупые, самоуверенные и эгоистичные.

Кира не поднимала взгляд. Ломала пальцы и смотрела на них. На руку вдруг упала слезинка. Кира потихоньку плакала. Раньше она была уверена, что перед кем, а перед огненными, особенно перед друзьями Лео, никогда не расплачется. Но сейчас показать, как ее расстраивают их слова, казалось единственным выходом. Она давила на жалость. Впрочем, Кира не лукавила – ей правда было жаль, что все так получилось.

С Кирой никто не спорил. Она не отрывала взгляда от пальцев, но знала, что все смотрят на нее. Смотрят и ждут продолжения ее речи с таким многообещающим началом.

Чувствуя это, Кира вскинула голову. Слезы перестали капать – потекли по ее щекам. Она еще раз шумно втянула воздух, а потом заговорила:

– Вы настолько глупы, что не замечаете, что другие могут быть умнее вас. Уверены, что самые лучшие, просто потому что принадлежите Огню? Но что это значит на самом деле? Просто набор характеристик, среди которых есть не только положительные, но и отрицательные. В вас столько же плохого, сколько в других стихиях. Хорошего столько же. Другие стихии не плохие и не хорошие, они просто… другие. Лео это понял, поэтому верит мне, верит, что я не плохая, только из-за того, что я Земля. Вот и вам, чтобы докопаться до истины нужно перестать быть такими… стихистами.

Закончив, Кира шумно втянула воздух. Потом несколько раз всхлипнула. И в конце концов привалилась к плечу Лео. Ей не нужна была опора. Просто Кира не хотела, чтобы другие видели, как дрожат ее губы, как покраснело лицо, и какая она растерянная, когда плачет.

Лео не стал ее обнимать, но Кира понимала: это лишь для того, чтобы не потерять бдительность. Успокоить ее он может потом. А сейчас главное – убедить огненных в том, как сильно они ошибаются.

Тишина длилась достаточно, чтобы Кира подумала, что ее слова подействовали. Что она не зря наговорила столько всего, и не зря расплакалась. Однако тут, отметая ее надежды, заговорила Селия:

– Это все очень мило. Но не отменяет того, что ты виновата в беспорядках.

Кира вздрогнула. Потом отстранилась от плеча Лео и посмотрела на Селию, которая скользила по ней надменным взглядом. Кира соображала, как переубедить Селию и остальных. Что ей сказать дрожащими губами? Но в голову лезли мысли лишь о том, как ей грустно и больно. Провела тут с огненными весь семестр, а сейчас они обвинили ее во всех грехах. Разве это справедливо?

Только она открыла рот, чтобы сказать какую-то ерунду в свою защиту, как заговорил Лео:

– Это она затушила абсолютный огонь. Кира. Я бы сам не справился.

Кто-то охнул, кто-то хмыкнул. Кира всхлипнула. Ей все еще не хотелось фигурировать в этой истории. Но… Да, кажется, без такого аргумента они бы казнили ее прямо тут, в стихийном зале.

– Почему ты не говорил? – со спокойствием, которое давалось ей с трудом, спросила Селия.

Причем сдерживала она не злость – Селия едва не смеялась.

– Не хотел ее втягивать, – сказал Лео, ни капли не раскаиваясь.

– Зачем за это переживать? – усмехнулся Отас. – Она сама втянулась.

Он хотел что-то добавить. Старка открыла рот, видимо, хотела поддержать. Селия тоже взмахнула рукой, чем начинала многие из своих колючих реплик. Но никто из них так ничего и не сказал. Ведь Лео вдруг воскликнул:

– Хватит!

И все правда замолчали. Даже как будто немного отстранились, испугавшись его тона. Кира тоже испугалась. Одно слово – а столько в нем неприязни.

– Вы можете думать, что хотите, – продолжил Лео. – Не смею вас ограничивать. Все-таки с дураками не спорят. Просто знайте, что это последнее собрание отряда. Всем спасибо. Свободны.

Он поднялся так резко, что Кира отшатнулась по инерции. Но Лео не отпускал ее руку, и Кира не упала. А через мгновение она почувствовала резкую боль в плече из-за того, как резко Лео дернул ее руку.

– Идем, – сказал он Кире. – Нам тут больше нечего делать.

Кира кивнула и послушно поднялась, хотя уходить ей не хотелось. Им стоило остаться. Уйти – значит признать поражение. Нельзя оставлять огненных с мыслью, что они правы. Нужно их переубедить. Причем как можно скорее, пока догадки не укрепились в их сознании.

Только вот Лео больше не хотел иметь с ними ничего общего. Раньше Кира порадовалась бы такому. Наконец-то! Наконец-то Лео понял, какие его друзья идиоты. И как он мог столько времени так их называть? Друзья. Какие же это друзья? Он им втолковывает, как они не правы. А они уперлись и даже выслушать его не могут. Ну точно земляные. Неужели они сами этого не видят? Разницы, получается, между ними никакой – отличаются лишь стихии, которые им подчиняются.

Кира понемногу тянула Лео назад. Но он был непреклонен. Она пыталась шепнуть ему, что он погорячился. Но Лео ее словно бы не слышал. До двери стихийного зала он дошел молча. Лишь оказавшись на улице, хлопнул ею так, что Кире показалось, будто с каменных стен посыпалась крошка.

На улице, где почти стемнело, Кира наконец-то могла говорить так, чтобы он ее слышал. Хотела сказать, что он не прав, что стоило дослушать его друзей, потерпеть немного, а потом аккуратно, понемногу, переубедить их. Как это пыталась сделать она. Сначала слезами, потом весомым аргументом, который вкинул Лео про Киру и абсолютный огонь. Потом они бы еще что-то придумали. Добавили про преданность Киры, про то, что она на их стороне, раз водится с ними, а не с земляными. Они бы сумели их убедить. Но Лео не стал терпеть.

Только вот заглянув ему в глаза, Кира остановилась. Пропала ее решительность и капелька злости, возникшая из-за того, что Лео вскочил и убрался оттуда так резко.

Просто взгляд у Лео был испуганным. Глаза не бегали, смотрели прямо на Киру, но все равно чувствовалась его нервозность. К тому же ладонь, которая касалась ладони Киры, так дрожала, что она чувствовала это, несмотря на то, как крепко Лео ее стискивал.

– Лео, – выдохнула Кира.

Он не шевельнулся. Даже не моргнул. Кира не знала, что еще сказать. Боялась, что неправильное слово сделает хуже. А правильное подобрать не могла.

Мысль о том, чтобы поругать его, уже растворились в другой, которая теперь казалась такой логичной, что Кира подивилась, как она сразу не придумала это сказать.

– Спасибо, – произнесла она.

Лео снова ничего не ответил. Кира на миг задумалась, а не ошиблась ли она и с этим словом. Но Лео не злился. Все еще выглядел таким недоумевающим, что Кира решила уточнить:

– За то, что не упоминал меня в истории про абсолютный огонь. За то, что помог той ночью добраться до спальни. За ладонь – очень поддерживала. За то, что не оттолкнул, хотя я тебе, наверное, слезами кофту намочила. Еще за то, что поверил. Спасибо.

Слова срывались прерывисто. Кира не задумывалась над речью, и она вышла рваной, словно на чужом языке, который Кира плохо не знала. Она испугалась, что и сейчас Лео промолчит. Просто продолжит вот так смотреть на нее, словно она глупости говорит. Или, что еще хуже, переспросит: «что ты сказала? Не услышал». Кира не смогла бы это повторить. Тем временем по ее щекам проторенной дорожкой покатились слезы.

Но Лео вдруг сказал:

– Не за что.

А ведь было за что. Но он так верил, что делает все правильно, что даже словно бы оскорбился словам Киры. Она захотела это уточнить. Сказать, что он не понимает, сколько всего делает для нее, и как важна его вера в ее безгрешность.

Но не успела. К сожалению, Лео не поцеловал ее, хотя сейчас хотелось больше, чем когда-либо. Он снова дернул ее за руку, которая все еще болела после предыдущего такого раза. А потом быстрым шагом, утягивая Киру за собой, двинулся в сторону жилого корпуса.

Кире много хотелось у него спросить. Почему Лео ее так выгораживает. Не думает ли он, что ответил слишком резко. Как он теперь будет без вечно сопровождающей его компании товарищей. И – самое главное – неужели он думал, что все это стоит лишь ее одной?

Кира почти решилась снова его остановить. Но тут вдруг взвизгнула от боли, удивив не только Лео, но и себя. Что-то было не так, но что именно, Кира не понимала, пока не посмотрела на ладонь, которую стискивал Лео. Ее привлекла не сколько неприятные ощущения, сколько свет. Ладонь обдавало короткими синеватыми вспышками, которые вызывали жгучую, но быструю боль.

Лео первым понял, что произошло.

– Прости, – быстро сказал он, отняв руку.

Кира не ответила – следила за ним. Лео хмурился и струшивал ладонь. С нее сыпался синий огонь. Выглядело странно, но вместе с тем маняще. Кира не могла отвести взгляд, а Лео так сосредоточился, что не заметил, как она улыбается.

В ночной темени голубые вспышки казались яркими, хотя при дневном свете, вероятно, не были бы заметны. Лео тихо ругался, пытаясь стряхнуть огоньки. Но они все появлялись. Словно насмехались над Лео – чем усерднее он старался, тем больше их становилось. Потом оказалось, что это и правда связано. Но пока Кира лишь забавлялась.

Устроить поджег Лео не боялся. Огоньки тухли на полпути к земле. Они исчезали без шипения, так что неясно становилось – существовали они в самом деле, или Кире все это мерещилось.

Лео злился. Это было очевидно еще со стихийного зала. Но теперь, раздразненный огоньками, он перестал сдерживаться. И чем дольше это продолжалось, тем более насыщенным синим становилось пламя.

Потом Кира поняла, что это не смешно. Уж слишком долго Лео боролся с огнем.

– Остановись! – воскликнула она, думая, что поняла, что это значит.

Лео лишь глянул на нее. Взгляд был нелестный, так что стало ясно – он ее не послушает. Тогда Кира, пугаясь, что огня стало уж слишком много, схватила Лео за предплечье и подняла его.

Первые несколько секунд Лео пытался вывернуться. Но Кира держала его обеими руками. Смотрела на ладонь, и ее догадка подтверждалась.

– Да что такое? – спросил Лео, хмурясь.

Он так увлекся поединком с огоньками, и потом с Кирой, что не заметил главного.

– Смотри, – сказала Кира, удерживая руку Лео так, что его ладонь находилась у нее перед глазами.

Лео прекратил вырываться. Уставился сначала на отражение синего пламени у Киры в глазах, а потом на сам огонь. И чем дольше он смотрел, тем меньше становилось огня, и тем теплее становился его оттенок.

– Это то, что я думаю? – спросил он.

Кире хотелось воскликнуть: «да!» Хотя она не была уверена. Все-таки она не наблюдала за тем, как у огненных происходит первое преобразование в стихию. Кира могла ручаться лишь за земляных. С ней тоже происходило что-то подобное. Она шла – а за ней песок сыпался. И не ясно было, откуда он берется. Все конечности целые, а песок все сыплется и сыплется. Она тогда испугалась. Но говорить никому не стала. А потом как-то сама справилась. Как и всегда.

Вместо ответа Кира отпустила предплечье Лео, и взяла его за ладонь. Лео следил за каждым ее движением, словно это было так уж важно. Огонь на его руках понемногу успокаивался и теплел. Еще недолго и его пламя сделалось привычного медного оттенка.

Кира ждала, а он просто смотрел на их переплетенные руки.

– Ну же? – сказала она.

Лео поднял на нее растерянный взгляд. Он словно не понимал, что делать. Хотя Кира сама несколько раз слышала, что Кант объяснял ему, что нужно делать.

– Сосредоточься, – сказала Кира, хотя Лео ничего не спрашивал.

Он отвел взгляд и нахмурился, крепче стиснул ладонь. Огонь еще понемногу вспыхивал на его пальцах, но не обжигал. Кира чувствовала тепло, и то, как кожа идет красными пятнами. Но это была такая мелочь, что она не обращала на нее внимания.

– Или наоборот, – добавила Кира, заметив, что Лео уж слишком сильно напрягся. – Расслабься.

Она не знала, что подействовало. Может, Лео не послушался, и обернулся по тому, что очень сильно напрягся, сосредоточился. А, может, все было наоборот. Может, это «расслабься» Киры стало ключом.

Ровно с этим словом Лео исчез. Кире не часто приходилось видеть, как обращаются в стихии. В это время наблюдать за собой в зеркало просто невозможно. На долю секунды ты словно бы перестаешь существовать. Даже сердце не бьется – как уж тут глазами смотреть?

На занятиях по преобразованию Кира тоже на других не смотрела. Это ощущалось как подглядывание. Да и у многих просто не получалось преобразоваться. Можешь хоть все три часа смотреть за студента, а у него за это время получится лишь палец намочить.

Но сейчас преобразование произошло прямо у нее на глазах. Почти что буквально. Вот Лео держит ее за руку, стискивает, будто боится, что сейчас упадет. А вот вместо его пальцев медные язычки пламени.

Кира вскинула голову, но увидела лишь как стало светло. На нее дохнуло жаром. Только вот касаясь ее, огонь не обжигал. Он был теплым и словно бы ласковым, как котенок. Пламя словно держало ее за руку. Кира не удерживала его в ответ, но ощущала его передвижения.

Огонь поднялся по ее руке, прошелся по плечам, и спустился по другой руке. Тепло, которое он излучал, было уютным, а от света не хотелось зажмуриться, хоть в какой-то миг он горел у самых глаз.

Кира тут же опустила взгляд на вторую ладонь. Но успела лишь на долю секунды застать огонь на своих пальцах. Еще мгновение – и Лео снова держал ее за руку. Только теперь правую. Но снова так крепко, словно думал, что вот-вот упадет.

Он и пошатнулся, но поймал равновесие, сильнее стиснув ладонь. Кира глянула ему в глаза. На миг почудилось, что вместо зрачков там остались огоньки. Но Лео моргнул, и они исчезли. Если вообще там были.

Он молчал. Молча смотрел Кире в глаза. Приоткрылись его губы, покрасневшие то ли от огня, то ли от того, как он их сжимал. Но с них ни слова не сошло, пока Кира не сказала:

– Получилось?

Потом поругала себя, что спросила это, а не утвердила. Получилось. Конечно, получилось! Она сама видела, как это произошло. Она буквально чувствовала это. Даже сейчас ощущала приятное тепло в плечах, словно огонь, укутавший ее шарфом, все еще оставался там. Но это было не так. Лео, целехонький стоит справа от нее, и смотрит так, словно это Кира только что первый раз в жизни обратилась целиком стихией.

Мгновение радостное, но отчего-то оба стояли смурные, едва что не хмурились.

Первой улыбнулась Кира. За ней, все еще не осознавая произошедшее, улыбнулся и Лео. Кира улыбнулась шире – и он вторил. Затем он рассмеялся, и повторяла уже Кира.

– Получилось! – крикнул кто-то из них.

– Получилось! – подхватил другой.

Смеясь, Кира чувствовала, как ее наполняет счастье. Она буквально ощущала, как оно бежит по венам – теплое, и цвет у него, наверняка, медный.

Радоваться за другого для Киры было необычно. Но сейчас она увлеклась – поэтому не заметила, как делает что-то такое нетипичное для себя. Лишь когда вместо Лео ее снова касалось пламя, она вздрогнула и замерла. Улыбка спала.

Теплый, но не горячий огонь теперь прошелся по земле. Он заложил петлю, обогнув ступни Киры. Если не знать, что тут происходит, за Киру впору было испугаться. Стоит одна в сухой траве, окруженная огнем, словно ловушкой. Кажется, вот-вот он ее поглотит. А Кира стоит спокойная, и разве что немного ошарашенная.

Минуло еще несколько мгновений, во время которых ясно слышалось потрескивание сухого хвороста, словно целый лес горел. А потом огонь, собравшись в столп пламени, который был выше Киры, стал человеком.

Лео радовался. Но, заметив, что Кира больше не улыбается, он тоже перестал. Чуть склонился к ней, но не успел спросить, что случилось. Кира первая заглянула ему в глаза и спросила:

– Как это получилось?

– Что? – нахмурился Лео.

– Почему на занятиях у тебя не получалось преобразовываться, а сейчас вдруг получилось?

Лео улыбнулся, но едва заметно – одним лишь уголком губ. Казалось, он знает ответ, но отвечать честно Кире не собирается.

– Наверное, дело в злости…

– Злость?! – воскликнула Кира.

Не похоже было, что Лео злится, особенно сейчас, когда касается Киру таким жгучим взглядом. Но секундой позже Кира вспомнила: из стихийного зала он выходил не в лучше расположении духа.

Кира не знала точно, как эмоции подвязаны к стихийной магии. С Землей в этом плане было проще. Ее чувство – спокойствие. Так что Кира всегда была уверена: чтобы хорошо владеть стихией, нужно хорошо владеть собой. Оставаться спокойным, уравновешенным даже в экстренных ситуациях – вот залог успеха.

Но с Огнем, кажется, было иначе. Спокойствие – это не про Лео. Особенно сегодня.

– Не знаю, – сказал он. – Может, и не злость.

– А что же тогда?

Лео повел плечом. Кире казалось, что он знает ответ, просто говорить ей не хочет.

– Не знаю, – сказал он и улыбнулся. – Но какая-то очень сильная эмоция.

– Сильная? – рассеянно спросила Кира.

Она в самом деле пыталась понять, в чем дело. А Лео, оказывается, просто дразнился.

– Сильная, – кивнул он, а потом склонился к самому уху Киры, и добавил: – Может, страсть?

Кира выдохнула. Она доселе так напряглась, а теперь, слушая этот волнительный шепот, из-за которого от шеи вниз, по спине, бежали мурашки, слишком быстро расслабилась. Лео это почувствовал – взял ее под локти и сказал:

– А ты как думаешь?

– Я согласна, – сказала Кира с закрытыми глазами.

Она не совсем понимала, на что соглашается. Чувств внутри было слишком много. Кире в одночасье хотелось и разрыдаться, и запрыгать от счастья. К тому же Лео ее куда-то потянул. Если бы он при этом ее не держал под руку – то она бы упала. Ноги не слушались. Кажется, легче сейчас было бы обратиться песком, и так добраться до корпуса.

Так что дорога показалась слишком длинной. Ничего удивительного – они еле плелись. Лео то и дело останавливался, чтобы проверить, не утратил ли он способность обращаться в Огонь. Он то несколько пальцев, то целую ладонь превращал в пламя, и смотрел на него, отчего по его лицу разбегались тени. Кира предупреждала, что такими темпами силы у него закончатся очень быстро. И Лео соглашался. Но через несколько минут забывал о своем обещании. Не назло – просто мыслей и чувств было так много, что обещание в его голове просто не помещалось.

Расстояние от стихийного зала преодолевали долго. Но идти было хорошо – разве что колени немного дрожали. Поля для практик прошли чуть быстрее. Но лишь потому что они были не такими широкими. И вот уже учебный корпус так близко, что можно пересчитать все его окошки, даже те, в которых не горит свет.

А Лео все не отпускал руку Киры. Он уже давно не стеснялся прилюдно касаться земляной. Но в предыдущие разы отпускал ее здесь, на крыльце. Однако, вот они поднялись по ступенькам, вот Лео открыл дверь, пропуская Киру вперед – и все это не разжимая ладонь.

Учебный корпус встретил приглушенным желтым светом и гомоном студентов, которые вернулись с ужина, но еще не успели подняться в комнаты. Обычный вечер субботы. Кто стоит у стенки с усталым видом и слушает друга, который, махая руками, рассказывает о событиях минувшей недели, или о том, как боится экзаменов, которые начнутся совсем скоро. Кто бредет, еле волоча ноги, но поспевая за собеседником, который идет и говорит так же медленно. Кто сидит в креслах, кто прямо на полу.

Необычным здесь было лишь то, что Кира и Лео, держась за руки, вместе взбирались по лестнице. Они не замедлялись, хотя Кира пыталась – не хотела оступиться и упасть. Ведь Лео так сжимал ее ладонь, что упали бы они вместе.

Киру что-то тревожило. Она думала, что это, может, чужие взгляды? Но, вглядываясь в лица прохожих – зеленоватые у водных, загорелые у земляных, румяные у огненных, и бледные у воздушных – она понимала, что им на Киру с Лео так же все равно, как и наоборот. Чудеса. Разве не так?

Возле комнаты «437» Кира неосознанно замедлилась. Почувствовав это, Лео остановился. Обернулся на нее, заглянув в ее испуганные глаза, и сказал:

– Тебе не обязательно идти со мной.

В его голосе слышалась паника. Словно, если Кира оставит его, это станет концом света. Но она качнула головой, потому что в самом деле не хотела его оставлять. Во-первых, Лео был на взводе. Он нуждался в ком-то, кто его успокоит. Во-вторых, сама Кира, проведя с Лео столько времени, словно бы переняла его тревожность. Теперь ей тоже нужен был кто-то. И это точно не Аска, которая с тревоги Киры разве что посмеется.

– Нет, – сказала Кира, заметив, что Лео ей словно бы не верит. – Идем. Я хочу быть с тобой.

Прозвучало так, словно это значило гораздо больше. Но Лео понял ее правильно. Всегда он так – ему не нужно ничего объяснять. Он может понять Киру неправильно, лишь если она ему соврет. В остальных случаях Лео считывал ее мысли скорее, чем она успевала их произнести.

В его комнате было темно. Теплый желтый свет коридора, который Киру так успокаивал и уже ощущался ей домашним, проникал сюда из тоненькой щели между дверью и полом. Его не хватало, чтобы осветить все помещение, хотя оно было небольшим.

Кира осматривалась, словно впервые здесь была. Она остановилась за порогом, едва дверь за ней закрылась. Тут уж Лео отпустил ее ладонь. Он на ходу разулся, швырнув ботинки куда-то под кровать и взобрался с ногами на широкий подоконник-стол.

Разглядывая комнату, Кира не сразу заметила, что Лео разглядывает ее. Не смотрела на него, потому что до последнего не хотела заводить разговор. Чувствовала какую-то торжественность этого мига, когда они зашли вдвоем в комнату, при том, что все могли их видеть. Правда, неясного страха в этом мгновении было еще больше.

– Идешь? – спросил Лео очень тихо.

– Да.

Кира ответила так же неслышно. Еще и кивнула – чтобы в темноте Лео наверняка не понял, идет она или не идет. К тому же Кира еще недолго постояла, решаясь. Но потом тоже разулась, только обувь поставила аккуратно, у входа. А затем наконец-то медленно подошла к столу и взобралась на него.

Места было так мало, что соприкасались не только их колени, но и голени. Если бы Кира подалась чуть вперед, то ткнулась бы носом в нос Лео. Но пока они лишь сидели напротив и смотрели друг другу прямо в глаза. Света было немного, так что если бы Кира не выучила так хорошо глаза Лео, то не могла бы сейчас различить, где зрачок, а где радужка. Однако, она видела не только это, но и то, как он взволнован.

– Не жалеешь? – спросила Кира и сама тут же пожалела об этом.

Не стоило заводить этот разговор, да? Лео, кажется, только успокоился. Хотя выглядел он скорее испуганным, чем расслабленным.

– О чем? – просто спросил Лео.

Кира знала, что он прекрасно понял, о чем она. Знала и то, что переспросил он, просто чтобы потянуть время для раздумий. Так что решила не торопить его. Посмотрела в окно, удивляясь, что вид отсюда не заставлял трепетать, хотя эта комната, как и «437» находилась на четвертом этаже. Просто отсюда вид открывался не на стадион, а на поле, за которым находилось река-озеро. К тому же виднелся торец учебного корпуса. Почему-то сейчас он показался Кире еще больше. И стены выше, и фасад шире, и окна здоровее. И Кира рядом с этим такая маленькая, что ей кажется, будто все, что она думает и делает – такие незначительные мелочи, что и стараться не стоит.

– О них? – вдруг спросил Лео, кивнув в сторону учебного корпуса.

От звука его голоса Кира вздрогнула. Она, конечно, не забыла, что он тоже здесь. Зато забыла, каким его голос может быть низким.

Проследив за взглядом Лео, Кира не увидела ничего конкретного. Верно, он так указывал на стихийный зал, который находился за учебным корпусом. Ушли огненные оттуда или еще нет? Из окна Лео хорошо виднелась тропинка, по которой они могли возвращаться, но Кира так и не увидела, ни одну из их рыжих макушек. Они до сих пор там? Собрание продолжается? Без предводителя? Странно. Вероятно, они разошлись – просто Кира и Лео их не заметили.

– Да, – наконец-то сказала Кира, почувствовав, что тема не запретная.

– Нет, – ответил Лео.

Кира нахмурилась. Неужели Лео все же неправильно ее понял?

Но потом она уяснила: это ответ на ее вопрос.

– Как же ты без них будешь? – спросила Кира с сочувствием.

Лео глянул на нее, оскорбившись, и Кира поспешила исправиться:

– В смысле, как же ты в одиночку найдешь того, кто устроил… устраивает переворот в Академии?

– Почему в одиночку? – теперь хмурился Лео. – Не в одиночку.

Кира окончательно запуталась. Опустила взгляд на ноги, чувствуя, что те горят. Впрочем, лишь до колена – так что не страшно.

– Ты вернешься к ним? – спросила Кира, не отрывая взгляд от ног.

В ее голосе слышалось неудовольствие. Она забыла его скрыть. Лео поссорился со свитой – о таком можно было лишь мечтать. Но Кире отчего-то казалось, что и она лишилась чего-то дорогого.

– Кира, да что с тобой! – воскликнул он неожиданно громко.

Кира вскинула голову. Прочитав непонимание, которое до сих пор оставалось на ее лице, Лео продолжил так же громко:

– Я про тебя говорю! Мы продолжим с тобой вдвоем! Никто из нас не будет одинок. Нам ведь достаточно друг друга. Разве ты не думаешь так же?

Кира, конечно, ровно так и думала. Она сама – максимум они вдвоем с Лео. Просто это признание так оглушило ее, немного даже буквально, что все слова вышибло из головы. Еще и этот взгляд Лео. Нет, он правда верит в то, что говорит.

По щекам Киры снова покатились слезы. Слезы, слезы, слезы. За этот вечер их было слишком много.

Заметив, как блестят глаза Киры, и что этот блеск стекает с ее век вниз, по лицу, до подбородка, а там капает на их ступни, Лео поднял сразу обе руки, чтобы вытереть его. Управился парой движений. Но оставил ладони на лице Киры. Ей стало очень тепло. Только теперь казалось, что дело не в температуре тела Лео. А в тепле, которое он вызывал, даже не касаясь ее.

– Ты думаешь, у нас получится? – прошептала Кира.

– Что за глупости? – воскликнул Лео преувеличенно радостно. – Конечно, получится!

Он звучал так бодро, что Кира усомнилась, так уж ли крепко он верит в собственные слова. Тем временем Лео отнял ладони от ее лица и посмотрел в окно. Кира разглядывала его профиль с носом вздернутым, как у вредных маленьких девочек. А Лео тем временем говорил:

– Знаешь, все то время, что мы занимаемся этим… что это? Расследование?

Лео хмыкнул и глянул на Киру. Та забыла улыбнуться, увлеченная тем, как тени от лунного света бегают по его лицу, когда он вот так кивает головой.

– В общем, весь семестр я думал, что мы ищем земляного. Но, кажется, я ошибался.

Кира напряглась. Оторвалась от теней и глянула Лео прямо в глаза. Он уже снова смотрел на нее, а не наблюдал за тем, как тухнут последние окошки учебного корпуса.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Кто это может быть, как не земляной?

Может, Лео, так и не разобравшись, как обрушились здания воздушных, решил, что это сделал кто-то из Воздуха? Подумал, что, раз он, огненный, не может догадаться, что сделал неизвестный, значит, не могут догадаться и другие стихии. А так как платформы принадлежат воздушным, значит, им понятнее, как с ними совладать. Вот и решил, что раз они не могут найти подозреваемого среди земляных, стоит переключиться на другую стихию.

Интересная теория, но вряд ли правильная. Все-таки остальные грехи неизвестного четко указывали на то, какой он стихии.

– Ну, это всего-то моя догадка, – начал Лео. – Но, сама посуди… Да, тебе будет даже виднее. В общем, смотри… Каждая пакость была спланирована. Четко. Хитро. И так… изобретательно.

Лео умолк, но Кира видела: он не закончил. Задумался, решая, как лучше выразить мысль. Он молчал так долго, что Кира не выдержала первой.

– Ну же? – спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе больше слышалось нетерпение, чем страх. – Что ты хочешь сказать?

– Это не земляной, – повторил Лео с улыбкой.

Его глаза блеснули. Видно, он хотел, чтобы Кира сама ответила. Но она даже близко не догадывалась.

– А кто? – хмурилась Кира, несмотря на то, что Лео улыбался. – Воздушный?

Она умолкла, надеясь, что Лео похвалит за правильный ответ. Но он просто шире улыбнулся. Кире не нравилась эта его улыбка – она не сулила ничего не хорошего. К тому же Киру раздражало, когда кто-то знает то, что неизвестно ей.

– Ну? – сказала она с обидой. – Скажи.

– Давай последнюю попытку.

Кира едва сдержалась, чтобы не толкнуть его плечом – стоило всего лишь чуть податься вперед. Но вместо этого она сказала:

– Водный? – хоть и понимала, что идет куда-то не туда.

– Кира! – воскликнул Лео, отшатываясь. – Ты же сообразительная девочка! Как так долго не догадываешься?

Кира нахмурилась сильнее. Глянула на дверь, словно прикидывая, через сколько сможет оказаться за нею, подальше от глупых расспросов Лео.

– Земляная, – сказал он.

– Что?

Кире все еще не нравилось, когда ее называли по стихии. Она удивилась – Лео уже давно так не делал. Правда, посмотрев ему в глаза, Кира поняла, что снова что-то недопонимает.

– Это земляная.

Еще несколько секунд Кира хмурилась, глядя Лео прямо в глаза. Уже приоткрыла рот, чтобы повторить «что?», которое сказала слишком много раз за один вечер.

Но тут наконец-то Кира поняла, что с самого начала Лео хотел сказать. Заметив узнавание в ее глазах, он заговорил:

– Так аккуратно, так ловко и хитро все это могла сделать лишь женщина. Это не земляной. Это земляная.

Кира молчала. Говорить не хотелось – разве что скулить. Слова Лео оказались неожиданностью, хотя были абсолютно логичными. Как Кира сама не догадалась? И почему дрожит? Казалось, вместе с ней и стол дрожит, и даже Лео. Только он почему-то этого не чувствовал.

Он радовался. Смотрел на Киру и радовался. Думал, она его похвалит? Сомневался в догадке и ждал подтверждения? Рассчитывал на восторженный крик или хотя бы взгляд?

Кира не могла дать ему ничего из этого. Все, что сейчас было в ее силах, это сжимать ладонями колени, и прижимать язык к небу, чтобы тот не выдал ничего раньше времени.

Слезы снова покатились. Надоели уже. Кожа еще не высохла с предыдущих, но, вот появились новые дорожки. Кира хотела разучиться плакать. Мама говорила, в детстве она была совсем не плаксивой. Стоило постараться, чтобы выбить из нее слезу. Что же произошло сейчас?

За минуту, что оба молчали, лицо Лео прошло полный спектр эмоций: от восторженной, почти глупой радости, через спокойствие, к чему-то вроде страха.

– Что такое? – спросил он с беспокойством.

Кира шумно втянула воздух. Потом утерла рукавом нос, не заботясь о том, как некрасиво это выглядит. А затем честно сказала:

– Мне страшно, – и снова расплакалась.

Кира знала, что выглядит жалко, по-глупому, по-детски. И все равно ничего не могла с собой сделать. Разве не надоедает столько плакать? И могут ли слезы заканчиваться? Должны. Только вот чем дольше Кира ревела, тем больше слез было. Они щипали сухую кожу щек и век, и делали неприятно скользкими ладони, которыми Кира их вытирала.

Один плюс в плаче – когда рыдаешь, глаза закрыты, так что не видно, как на тебя смотрят. Кира не торопилась их открывать. Особенно когда почувствовала руки Лео на себе – одну на спине, вторую на колене. Он притянул ее к себе – стараться не пришлось, так близко они сидели – и забормотал на ухо какую-то ерунду. Про то, что все будет хорошо, и что они справятся, пускай остались лишь вдвоем. Ведь осталось совсем немного – Лео чувствовал, что они близки к разгадке.

Кира почти его не слышала. Кроме жгучей грусти в груди, она по большей части ощущала запах пепла. Уже такой родной, что Кире начало казаться, что им пахнет сама грусть. Да и радость тоже. И растерянность, и страх, и надежда, и возбуждение – чувства, которые Кира ощущала рядом с Лео. Плохие и хорошие – все они пахли одинаково.

Это отрезвило. Когда такое успело случиться? Раньше Кира не задумывалась над тем, как пахнет какая эмоция. Но если бы ее спросили – подобрала бы для каждой свой запах. Для радости – нагретой на солнце земли. Для грусти – мороза, который приносит северный ветер в начале зимы. Для страха – слабый запах гари, чтобы не понятно было, что и где горит. Для надежды – свежий запах первого весеннего цветения, который ощущается так, словно нюхаешь не цветы, а мыло.

А теперь все это разнообразие перекрыл пепел. И не сказать, что Кира была против. Просто ощущалось это странно.

Почувствовав, что слезы иссякли, Кира на всякий случай всхлипнула еще раз. Потом зашевелилась – захотелось вдохнуть свежего воздуха. От этого Лео разжал объятия, хотя Кире того не хотелось. Она знала, что сейчас будет: станет ужасно холодно. Потом Лео заглянет в глаза и увидит, как она безоружна перед ним. Все это время Кира держала броню. Хотя уже состоялись мгновения, когда они были ближе, чем сейчас – только в эту минуту Кира почувствовала себя по-настоящему голой перед ним.

– Ты чего? – улыбнулся Лео.

У кого-угодно эта улыбка показалась бы неуместной. Кира так рыдает, а он ухмыляется.

Но у нее даже мысли не возникло о том, что Лео что-то не так сделал. Наоборот. Кира сама почувствовала, как начинает улыбаться.

– Ничего, – сказала она, улыбаясь тем шире, чем шире улыбался Лео.

В этот раз Кира соврала. Какое «ничего» – если причин плакать у нее так много? Но, кажется, Лео не совсем это спрашивал. Он и сам не понимал, что именно его интересует. Просто надо было что-то сказать и улыбнуться – вот он это и сделал.

Киру вело, словно она очень-очень устала, или вдохнула вязкий дым дурмана. Чтобы не упасть со стола, она оперлась обеими ладонями на стол позади себя. Поверхность ощущалась… ну да, холодной. Но главное – устойчивой.

– И что теперь? – спросила она.

Лео, который все улыбался с такой нежностью, что сердце щемило, вдруг чуть нахмурился. Кира уточнила:

– Ты правда больше не собираешься участвовать в собраниях отряда?

– А ты?

Кира ненавидела, когда отвечают вопросом на вопрос. В таких случаях она принципиально не отвечала. Но сейчас позабыла о принципах. Усмехнулась и, вскинув брови, сказала:

– Меня там, кажется, не ждут.

– И то правда.

Лео стал серьезным и отвернулся. Глянул в окно и так долго туда смотрел, что Кире тоже захотелось посмотреть. Но кроме темноты она там ничего не увидела.

– Как им только такое в голову пришло? – спросил Лео после минуты тишины, от чего Кира вздрогнула.

Когда Лео говорил тихо, его голос становился таким низким, что у Киры мурашки бежали. Вот и сейчас она сперва их почувствовала, и лишь потом осознала суть вопроса. Призадумалась, но до ответа так и не дошла. Стыдясь смотреть Лео в глаза, она повела плечом. Потом спросила:

– Так что?

Лео поджал губы и мотнул головой. Только потом сказал:

– Нет. Нет, я больше туда не пойду.

Кира видела: это решение серьезное и принять его было сложно. Так что Лео не просто так тянул время.

– Но как? – Кира почти удивилась. – Они же… Это же ты сделал отряд. Как он будет без предводителя?

– Ну раз я больше там не числюсь, это не моя забота, ведь так?

Лео улыбнулся, но теперь вымученно. Кира вторила – тоже вымученно. Ее грызла тревога и, кажется, не ее одну. Лео провел рукой по волосам, снова глядя в окно, за которым не происходило ничего интересного. Его глаза были широко распахнуты, а лбом шли волны.

– Знаешь, что меня больше волнует? – спросил вдруг Лео, глянув на Киру.

Если бы не его растерянный вид, у Киры было бы много догадок о том, что Лео волнует. Например, то, что они сидят близко достаточно долго, чтобы захотелось касаться не только ногами. Или, может, то, что Кира по большей части смотрела на его губы, которые, к сожалению, поджимались от волнения, а не алели от прилившей к ним крови. И много других таких мыслей терзали Киру. Рассказать о них, и тем более превратить их в жизни прямо сейчас она не могла. От этого сердце ныло – но миг и правда был неподходящий.

– Что же? – спросила Кира.

Даже ее шепот был волнующим. Но Лео не обратил на это внимания. Он опустил горячую ладонь на ее колено, отчего Киру словно током прошибло. Но затем сказал отрезвляюще:

– В одном Отас был прав. В отряде и правда завелся предатель.

Кире хотелось захныкать. Податься к Лео, закрыть ему рот поцелуем – и чтобы его руки снова грели ее озябшее от ночного холода тело, и чтобы от каждого его касания так же сладко тянуло внутренности, как от узоров, которые он выписывал сейчас пальцами на коленке Киры.

Но вместо всего этого она сказала то, что Лео хотел от нее услышать:

– Правда? Почему ты так решил?

– Я думал, может, ты тоже это заметила. Но земляной… земляная… В общем, она словно бы брала те идеи, которые мы обсуждали на собраниях, и воплощала их в жизнь. Тебе так не показалось? Мы не думаем, что она так поступит – а она ровно так и делает. Разве это возможно, не знай она о наших разговорах?

Кира повела плечом. Хотела отделаться хмыканьем или ничего не значащими словами. Но Лео не заговаривал снова. Он ждал от нее что-то вразумительное. Так что Кире пришлось сказать дежурные слова:

– Возможно, ты прав. Но кто им может быть?

– Вот над этим я и задумался.

Со словами Лео сел как Кира – опершись руками о стол позади себя. Кира едва не зашипела. Теперь он находился еще дальше от нее – пускай всего на десяток сантиметров. Кира переживала из-за каждого. Ну когда разговоры закончатся? И почему эта тема кажется Лео такой интересной?

– Нужно попробовать вычислить методом исключения, – продолжал Лео. – Вычеркиваем нас с тобой, – Лео усмехнулся, – и остаются Старка, Селия, Отас и Лу.

Кира усмехнулась, когда это сделал Лео, и кивнула тоже в такт ему. Размышлять не хотелось. Хотелось, чтобы вместо края стола Лео сжимал ее бедра.

– Селия для этого слишком равнодушная. Ее не интересовал отряд, и она плевала на переворот в Академии. А на собрания ходила, потому что не знала, чем себя занять, пока все мы сидели в стихийном зале.

– Вот как? – сказала Кира, потому что сейчас надо было сказать именно это.

Еще и брови вскинула, мол, интересуется. На деле же с нетерпением ждала, когда Лео закончит.

– Да, – ответил он. – А Старка с Отасом… Ну, мне кажется, это не они. Просто, понимаешь, они ничего друг от друга в секрете не держат. Так что если сотрудничают с земляной, то вдвоем. Но, тогда не один, так вторая уже спалились бы.

Лео улыбался едва заметно, но со следующей мысли исчезла и эта полуулыбка. Он потер губы пальцами, словно на них собралась горечь, которую стереть можно было только вот так, рукой. А затем сказал:

– Когда-то и от меня Отас ничего не держал в секрете. Но, как видишь, обстоятельства сменились. И он теперь не то что бы мне доверяет.

В растерянности Лео провел рукой по волосам. И от того, как они взъерошились, Кире тоже захотелось их коснуться, но чтобы пригладить. Она помнила, что наощупь его волосы не такие жесткие, как кажутся. И не такие горячие, как выглядят из-за цвета плавленой меди. Да, Кира прекрасно это помнила, но все равно хотела снова коснуться прядей.

– Ты меня слушаешь?

Кира несколько раз моргнула и лишь затем посмотрела Лео в глаза. Он глядел на нее, чуть улыбаясь. Видно, знал ответ, как и знал то, что Кира ему честно не ответит, если он оказался прав. Вот она и сказала:

– Конечно, слушаю.

Лео поджал губы, но улыбаться не перестал. Он снова открыл рот – наверное, рассказать догадку о том, кто мог все это время доносить до земляной наработки отряда. Но правильно решил, что Кира тогда снова пропустит его слова мимо ушей. Поэтому спросил:

– А ты как думаешь? Кто предатель?

Кира ожидала, что он спросит это. Тем не менее не подготовилась. Отвела взгляд, расчесала пальцами волосы на затылке, поглядела в окно, а потом на свои ступни. Лишь затем она сказала неуверенно:

– Даже не знаю… Если предатель вообще был…

– Был-был, – сказал Лео поспешно.

Он словно бы думал, что Кира знает ответ. Слушал ее, стараясь даже не дышать, чтобы не упустить ни малейшей дрожи голоса. От этого Кира еще больше затянула с ответом. Была бы ее воля – молчала бы, и лишь слушала, как Лео говорит. Но он смотрел на нее в ожидании и, чтобы его не расстраивать, Кира сказала:

– Кто у нас остается? Лу? Получается, он?

Кире не хотелось никого ни в чем обвинять. Что зря обсуждать догадки, в которых не уверен? Но Лео вдруг сказал:

– Слушай…

На этом и закончил. Но по лицу Кира видела, что мыслей у него много. Лео смотрел сквозь нее, и едва заметно шевелил губами. Потом облизнулся, и сказал:

– Это похоже на правду.

– Что? – нахмурилась Кира.

Она назвала Лу просто чтобы не молчать. Он и правда казался ей подозрительным типом. Но не более остальных.

– Он ведь постоянно отмалчивался… – начал Лео с блеском в глазах.

– И что? Я тоже, как правило, молчала на собраниях.

Осознав, что сказала лишнего, Кира едва сдержалась, чтобы не зажать рот ладонью. Уже приподняла руку, но тут же шлепнула ею по колену. Получилось звонко, но Лео этого не заметил.

– Да и мне всегда казалось, что ему не стоит доверять.

«Казалось» – это не аргумент. Но Кира не смела перечить. Она смотрела на Лео, чуть склонив голову. Догадок не высказывала – не хотела сбивать его с мысли.

Однако, Лео больше ничего не говорил. Поэтому Кира подначила:

– Так что теперь делать?

– Никому не верить, – просто ответил Лео.

У Киры снова сердце замерло. Он сказал это так серьезно, что она и в себе усомнилась. Что, если Лео сейчас ото всех закроется? Это будет несправедливо. Кира плевала на огненных из отряда, но она… Чем она сама заслужила недоверие? Разве ее действия не были аккуратными? Разве она не думала сотню раз, прежде, чем сказать что-либо?

Но тут ее сомнения развеяло. Почти буквально – просто Лео склонился так резко, что Киру обдало порывом горячего воздуха.

– Никому, кроме тебя, разумеется, – прошептал он у ее уха.

Кире все это надоело. Она уже давно переставила руки со стола на колени, и так их стискивала, что кожу саднило. Наверняка она покрылась пятнами, а от ногтей остались синеватые полумесяцы.

Оторвав ладони от коленей, она быстро обвила ими шею Лео. Хотела поцеловать. Столько бы проблем так решилось. Во-первых, Кира наконец-то перестала бы думать лишь об этом. Во-вторых, заткнула бы Лео рот. Она торопилась, боясь, что он отстранится. Но даже спех не помешал ему сбежать.

На мгновение перед глазами Киры стало так ярко, что она зажмурилась. Даже испугалась немного. Сложно не испугаться, когда близко вспыхивает так много огня. В первую секунду пламя опалило. Потянуло жженым волосом и Кира, отстранившись, провела пальцами по бровям, чувствуя, что с ними что-то не так.

Возмутиться не успела. Кира только догадалась, что Лео таким образом сбежал от нее, как почувствовала, горячий плотный обхват вокруг своей щиколотки. Ее обнимал огонь. Кира глянула на ногу, но всего на секунду. Лишь яркость пламени отпечаталась на сетчатке. А потом ее ноги вздернуло. Кира чудом успела сгруппироваться. Поэтому не стукнулась головой, а плавно опустила ее на стол, после того, как оказалась прижата к нему всей спиной.

Кира хотела подняться. Ей не нравилось, когда ее лишали равновесия, укладывали буквально на лопатки – и все это так повелительно. Однако, она успела лишь вдохнуть. Огонь, охватывавший ее щиколотку, проскользнул по телу вверх и обвил шею. В следующую секунду вместо пламени ее горло сжимала рука Лео. Сам он, стоя обеими ногами на полу, нависал над ней с печальной улыбкой.

– Мы еще не договорили.

– Я не хочу разговаривать, – на выдохе произнесла Кира.

Уговаривать Лео не пришлось, чего Кира боялась. Хотя она была готова и на это – только бы прекратилась бесконечная болтовня. Лео склонился еще ниже. Чтобы сделать это, пришлось влезть одним коленом на стол, поставив его рядом с бедром Киры. Теперь их даже воздух не разделял. Его отсутствие Кира ощутила сразу, но почему-то в области носа – стало сложно дышать.

– А что ты хочешь? – спросил Лео.

Пока он говорил, его губы касались линии ее подбородка. Всего одно легкое движение, и они будут на ее губах. Но сколько Кира не мотала головой, этого не происходило.

Отвечать она не собиралась. Прозвучало бы с мольбой, а, значит, унизительно. Вместо этого Кира одной рукой коснулась его шеи, а второй зарылась в волосы. Да, мягкие, и да, теплые. Хотя как вообще волосы могут быть теплыми?

Поразмышлять над этим Кира не успела. Наконец-то не выдержал Лео. Он прижался губами к ее губам, и это было так долгожданно, что Кира не сдержала стон. Потом вырвался еще один, но от разочарования. Просто Лео отстранился.

Осознав, что он не собирается возвращаться, Кира распахнула глаза. Боялась, что в них читается растерянность. Но успокоилась, когда поняла, что ровно его же она видит в глазах Лео.

– Что такое? – спросила Кира.

Звучало испуганно? Ну и пусть. Кажется, поздно переживать, что он подумает о ней что-то не то, когда их разделяет только лишь два слоя ткани.

– Я просто вспомнил кое-что, но… неважно.

Когда Лео посмотрел на Киру, та успела заметить, какими стеклянными в эти мгновения были его глаза. Он хотел снова приникнуть к ней, но Кира отвернулась, и, прижимаясь щекой к столу, сказала:

– Кое-что? Может, кое-кого?

Она ни в чем его не подозревала, просто дразнилась. То, что Лео мог думать сейчас о ком-то другом, это ерунда. Все-таки был он с ней – а остальное неважно.

– Что ты? – Сказал он. – С чего взяла?

Он улыбался, пока говорил, так что голос получился сладким. Кира не спешила на него ловиться. Она пожала плечами, насколько вообще могла ими шевелить. А потом, дождавшись, пока Лео снова захочет ее поцеловать, рассыпалась.

Голова шла кругом, так что Кира едва могла себя контролировать. Она вся как-то размякла. И хотя ощущала себя спокойно, песок едва ей подчинялся. Кира сумела лишь ссыпаться на пол, где снова стала собой. Сидя на коленях, она закинула обе руки на кровать, прижимаясь к ней грудью, и опустила лоб на сложенные на простынях ладони. Пыталась собраться с силами. Такой расхлябанной, земля ей почти не подчинялась.

– Так нечестно, – услышала она.

Кира с трудом подняла голову и медленно обернулась. Лео возвышался на ней и смотрел сверху-вниз, а все равно казалось, что контроль в руках Киры. Она молчала, наблюдая, как Лео обходит ее, чтобы сесть на кровать справа от ее рук.

– Почему же? – спросила Кира и, не дожидаясь, пока Лео заговорит, продолжила: – Тебе, значит, можно думать о ком-то другом, а мне нельзя сбежать?

– Я не думал ни о ком, кроме тебя.

С недоверчивой улыбкой Кира медленно поднялась, опираясь о край кровати. Не торопясь, очень аккуратно, она переставляла руки, словно шагала, пока одна не встала на левую ногу Лео, а вторая – на правую.

Он не смел их убирать. Прикрытыми глазами смотрел на губы Киры, которые неспешно произносили:

– Неужели ты хочешь сказать… – Кира медлила. – Неужели ты думаешь, я поверю, если ты скажешь…

Ее саму эта тягомотина выводила. К тому же на кровати было в разы жарче, чем у окна. Да и здесь более тесной казалась одежда. Но Кира видела, как ее неспешность действует на Лео, как он сжимает ладонями простыни. Что там – ее саму она будоражила. Так что Кира не торопилась, зная, что ожидание будет стоить того.

– Ну же, – попросил Лео.

– У тебя ведь кто-то еще был в первом семестре?

Со стоном разочарования Лео завалился на кровать. Кире пришлось лечь на него, ведь она опиралась уже не на его колени, а на плечи.

Протерев глаза и открыв их, Лео заметил, что Кира все еще ждала ответ. Слегка улыбалась, но в глазах светилась решимость.

– Конечно, нет! – сказал он.

– Врешь?

Лео захныкал, удивляясь то ли глупости Киры, то ли ее выдержке. Вместе с тем он скользнул руками вверх по ее ногам. Кира не возражала, но и не поддавалась – ждала ответ.

– Я тебе не вру, и никогда не врал, – сказал Лео как мог спокойно.

А затем, прежде, чем Кира успела еще глупостей наговорить, он положил ладонь ей на затылок, и притянул к себе. Сопротивляться у Киры уже просто не было сил. Вот она и не сопротивлялась.

***

Оказалось, последняя учебная неделя перед экзаменами на самом деле не такая страшная, если не переживаешь за оценки. Кира наоборот радовалась ей. Вот-вот конец. Такой долгожданный. Пускай Кира подходила к нему не совсем с теми достижениями, на какие рассчитывала, она тем не менее к нему приближалась.

Чувства одолевали противоречивые. С одной стороны, Кира рада была вернуться домой, хотя бы ненадолго. Она не виделась с родственниками уже так долго. Да, общалась, но чем больше времени проходило, тем слабее становилась их связь. Кира чувствовала это, и печалилась. С другой стороны, это было и хорошо. Кира не хотела продолжать жизнь в Земляной части. Она и раньше так думала, но теперь, вкусив разнообразие стихий, Кира не хотела возвращаться туда, где главенствует одна. Пускай даже родная.

Да и вряд ли туда поедет Лео. Даже если бы сильно хотел, все отговорили бы его так поступать. Огненные – это про единение, это про команду, помощь, и взаимную выгоду. В Земляной части он зачахнет. Как Кира зачахла бы в Огненной.

Она очень не хотела, но все же иногда думала о том, как могла бы сложиться их жизнь за пределами Академии, если бы они не были такими… разными. Огонь и Земля. Лев и Козерог. Они не могут сосуществовать – так сказали звезды.

Но что, если звезды ошибаются? Да, такое почти не случается, но что, если… у правила есть исключения? Какое же это правило, без исключений?

Они могли бы жить в Центральной части. Тут таких полно – совместимые чураются друг друга, а несовместимые вместе. Пускай их любовь короткая, но какая яркая. А, может, у них все иначе получится. Не стыкуются они лишь в одном – отношении к стихиям. Но разве такое нельзя терпеть? Да, всю жизнь. Но если это единственная жертва во имя любви – разве это того не стоит?

Поговорить бы об этом серьезно, с глазу на глаз – но ведь страшно. Чего Кира боялась? Очевидно, что самого страшного.

Лео может просто не захотеть всего этого. Зачем мучиться? Почему бы не выбрать ту, с кем будет легко и предсказуемо? Разве не говорят, что настоящие здоровые отношения – это скучно? Значит, если с Кирой не скучно, ничего хорошего с ней не светит. Лео лучше бы найти девочку-Стрельца. Вот с кем у него все будет хорошо. А Кире предписаны Тельцы. Идеальные партнеры, с которыми никогда… всегда будет скучно.

Так она думала. Мучилась, не решаясь прямо спросить: «а мы будем вместе после последнего экзамена? Когда потеряем статус студентов, захочешь ли ты и дальше со мной водиться?» Спросить – совсем не сложно. Но ведь не вопрос страшен, а ответ.

«Конечно, не будем. Не захочу водиться, потому что с тобой не скучно».

Ответит ли он так? Вряд ли. Вероятнее, скроет истину за изворотливыми формулировками. Распишет для начала, какая Кира замечательная, сколько в ней хорошего. Какая она красивая, и какая умная – банальности, но ведь так приятно их слышать. И Кира улыбнется. Почувствует где-то в животе теплоту надежды. Но потом Лео скажет, что им не по пути. Они такие разные – не стоило даже начинать.

Или не скажет?

Не узнаешь, пока не спросишь. Но, спросив, можешь услышать совсем не то, что хочется. Как после такого продолжать отношения, пока они еще в Академии, еще студенты? Нет, Кира не собиралась воровать у себя эти четыре последние недели. Почти месяц – еще столько всего может произойти! Глупо было бы одним неосторожным вопросом разрушить то, что Кире так нравилось. Еще недолго… еще несколько недель и все решится. В худшую сторону, или в лучшую – главное, что решится.

А пока Кира старалась не думать о том, что придет время, когда она не сможет видеть его ежедневно. Однако, грустные мысли сами лезли в голову. Так что Кира старалась запомнить каждое чувство, которое в ней просыпалось, когда Лео был неподалеку. Перехватить его улыбку, случайно, чтобы затем повернуть голову, убедиться, что не показалось. Уловить в воздухе запах пепла, и лишь потом заметить, что это он пришел. Почувствовать тепло, согревающее изнутри, а затем понять, что это его взгляд.

– Может, ты прекратишь так пялиться?

Шепот Кисы прямо возле уха Киры заставил ее вздрогнуть. Она резко повернула голову. Киса не отстранялся, так что они оказались нос к носу. Его прищуренные глаза теперь находились как раз напротив испуганных глаз Киры.

– О чем ты? – спросила она, стараясь звучать равнодушно.

Конечно, она знала, о чем Киса. И что он знает, что она знает. Тем не менее Кира должна была это спросить, просто чтобы выиграть время перевести дух.

– Кирочка, – Киса скривился в подобии улыбки. – Не делай из меня дурачка. Согласен, я не самый смышленый человек в мире. Но два и два сложить могу.

Кира продолжала делать вид, словно не понимает, к чему он клонит. Слушала Кису внимательно, разве что рот не раззевала. Но вот он умолк и Кира со скуки – просто делать было нечего – снова глянула в сторону Лео.

– Ну вот, – сказал Киса странным тоном, смесью разочарования и восторга. – Сложно не догадаться, что у вас происходит.

Проходила последняя паре по взаимодействию Огня и Земли не только в семестре, но и в жизни Киры. По этому поводу она особо не трепетала. Гораздо сильнее ее мучили мысли о Лео. Вот он сейчас тоже поглядывает на нее. Но останется ли он таким же, когда отзвенит самый последний звонок с пар?

– Вы что думаете дальше делать, после Академии? – спросил Киса, наблюдая за взглядом Киры.

Та предпочитала не отвечать. Четкого ответа у нее не было – так что зря воздух сотрясать? Киса мог порассуждать об этом вслух сам с собой, раз ему так хотелось. Он этим и занялся.

Кира его не слушала. Следила за тем, как Лео, который точно так же, как она, стоял у стены, но в противоположном конце зала, струшивал с пальцев голубые огоньки. Он был совсем один – непривычное зрелище. Раньше рядом с ним всегда кто-то был. Как правило, весь отряд, как минимум, Отас. Но вот уже несколько дней, где бы Лео не появлялся, он был сам. Однако, печальным не выглядел. Казалось, что так и должно быть – он один, пускай и огненный.

На последнем занятии никто ничем не занимался. А ведь его вел ректор. Он сидел за преподавательским столом и что-то бесконечно писал в бесконечных бумагах. Конец не только семестра, но и года – у ректора полно работы. Так что студенты развлекали сами себя.

На прошлых занятиях было иначе. Ректор по-честному выполнял свою новую роль, которая досталась ему после увольнения Ора. Как преподаватель, он ничем не отличался. За все время, что он вел взаимодействие, прозвучала лишь парочка стихистских шуточек. Но по сравнению с тем количеством, которое сыпал Ор, это показалось такой мелочью, что Кира их даже не заметила. И чего она боялась? Когда они с Кисой в первый раз пришли на занятие с ректором, Кира думала, что прямо на пороге аудитории умрет от страха. Но оказалось, все эти переживания такая ерунда. Какая разница, что скажет ректор? Гораздо важнее, что скажет его сын.

К тому же зарабатывать плохие оценки на его уроках было не сложно. Их с Кисой план выставить в плохом свете ректора, как преподавателя – работал безотказно. Ему придерживались даже те, кто в него не посвящался. Были студенты, которые с ума сходили по хорошим оценкам. Но большинство просто хотели сдать на проходной, и наконец-то освободиться от этих обязанностей. Хотя, возможно, Киса подговаривал их зарабатывать у ректора плохие оценки – вел свою игру, просто не говорил Кире об этом. Однако, с течением времени разговоров о Даночке становилось все меньше. А, следовательно, и смысла в том, чтобы помогать с ее выборами.

Еще пару месяцев назад Кира разозлилась бы от осознания, что они с Кисой так и не сумели повлиять на выборы. Она бы с ума сошла, узнай, что Кира из будущего совсем перестала этим интересоваться. А она перестала. Какая разница, кто победит? Огонь, Земля… Пускай даже Вода! Киры тут в следующем году не будет.

– Зовет, – вдруг сказал Киса.

Кира снова повернулась к нему, но в этот раз Киса не висел у нее над душой. Он спокойненько крутил на пальце прядку с макушки и смотрел в окно. Птички? Кира тоже туда глянула.

– Да куда ты? – сказал Киса и кивнул на противоположную стену. – Я про него.

Переведя взгляд, Кира заметила, что Лео кивает ей, а потом на выход. Она в недоумении уставилась на Кису, но тот уже словно бы е. не интересовался. Как он вообще уловил знаки Лео? Смотрел ведь в другую сторону…

Кира поежилась. Все этот Киса знает. За то время, что они знакомы, уже можно было привыкнуть. Но у Киры все не получалось.

– Сейчас приду, – сказала она, приглаживая волосы.

– Да ладно, – Киса пожал плечами. – Можешь не торопиться.

Кира усмехнулась, хотя Киса делал вид, что ему очень грустно. Впрочем, сомнений не было – он найдет, чем заняться. Это же… Киса.

В огромной аудитории было шумно. Предоставленные сами себе, студенты галдели и хаотично перемещались по помещению. То там, то сям вспыхивал огонь, или взрывалась в песчаной буре земля. Кира то и дело кашляла – в воздухе висела пыль.

Так что, очутившись в коридоре, Кира почувствовала себя так, словно закопалась глубоко под землю. Тихо, спокойно, но как-то холодно.

Лео сидел в паре метров от двери в аудиторию. Смотрел в противоположную стену и стучал пальцами по полу. Его медные волосы показались неожиданно блеклыми на фоне деревянной панели.

– Привет, – сказала Кира.

Подняв голову и встретившись с ней глазами, Лео так ничего и не сказал. Он не улыбался. Он не похлопал рядом с собой по полу, и даже не кивнул, приглашая Киру сесть рядом. К тому же выглядел Лео таким измученным, что, казалось, лучше к нему не приближаться. Синяки под глазами были такими темными, что с ними сливалась даже тень от ресниц.

Но Кире приглашение и не требовалось. Она опустилась рядом с Лео, подобрав юбку. Коснулась плечом его плеча. Потом, не в силах терпеть, да и не понимая, зачем это делать, положила голову ему на плечо.

Сидеть на полу было неудобно, Кира даже чувствовала сквозняк, проникавший из щелей окон, а ведь день был теплый, майский. Ее даже передернуло от прохлады. Стена и пол рядом с Лео стали теплыми, но скорее жглись, чем грели. Вопреки его натуре, Кира чувствовала со стороны Лео холод.

Уверенная, что ей показалось, Кира просунула руку ему под предплечье, добралась до ладони, и попыталась ее стиснуть. Но Лео не поддавался. Он совсем не шевелился, словно не понимал, что Кира хочет сделать.

Она нахмурилась. Не показалось, что ли? Получается, это был не сквозняк – а дело и правда в Лео.

Затем Кира немного отстранилась, чтобы понять, ошибается или нет. Лео перехватил ее взгляд, которых оказался неожиданно обжигающим, но ничего не сказал. В близи его лицо казалось еще более осунувшимися. Кира даже заметила морщинки в уголках глаз. Неужели они там всегда были?

– Ты плохо спишь? – спросила Кира, и нешироко улыбнувшись, добавила: – Тебе кто-то мешает это делать?

Она подалась вперед, хотела провести носом вдоль его скулы. Отчего-то именно там сильнее всего был его запах пепла. Но Лео чуть отстранился. Дождавшись, пока в ее глазах покажется паника, он спросил:

– Ты точно мне не врешь?

Дрогнула его ладонь, которую накрывала Кира. Но так ей и не поддалась.

Кира смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она чувствовала, как дрожат ее губы. Но, к счастью, на слезы пока не пробило. Неуместно сейчас плакать. Тогда Лео подумает, что Кира пытается им манипулировать. Но она бы не стала так с ним поступать. Кира многое себе позволяла – но плакала при нем всегда искренне.

– Что ты… – сказала она. – Почему ты так думаешь?

Сердце кололо. Эти иголки были тупыми и ржавыми. А Лео смотрел, не переворачивая ладонь, хотя Кира уже ногтями пыталась ее от пола отскрести, только бы почувствовать тепло его кожи под пальцами. Он не шевелился, даже в лице не менялся. Может, чуть плотнее губы сжал – но Кира на них не смотрела. Сейчас ее сильнее интересовали его глаза. Сузившиеся, с огоньками, но не задорными, как обычно – а неприятно жгучими.

– Потому что у меня такое чувство, словно меня кто-то обводит вокруг пальца, – сказал Лео. – Уже и голова кружится.

Он говорил тихо и оттого, как всегда, его голос стал низким. Такой он все еще будоражил Киру, но теперь это не было приятным чувством.

– Почему ты решил, что это я? – голос Киры дрожал.

– Потому что у меня больше никого не осталось.

Тут он наконец-то пошевелился – склонил голову. Но оттого его взгляд сделался не игривым, а проникновенным. Лео признавался в слабости. Вот так просто, словно это ничего не значило.

Лишь подумав над этим, Кира осознала, что на самом деле значат его слова. У него никого не осталось? В смысле, никого не осталось, кроме… Киры?

Но когда это произошло? Кира помнила его в начале семестра. Нет, он не был совсем другим человеком. Но, да, что-то в нем изменилось. Как минимум, окружение. Оно исчезло.

– Это… – начала Кира, но так и не придумала, чем закончить.

Это хорошо? Плохо? Удивительно? Ожидаемо? Глупо?

– Поэтому, если я узнаю, что не ошибаюсь, тебе придется здорово постараться, чтобы не быть сожженной заживо.

Кира перестала дышать. Лео шутит? Шутит, конечно, шутит. Только почему его губы даже не дрогнули в улыбке? Почему взгляд такой холодный, даром, что в глазах огоньки?

– Ты ошибаешься, – прошептала Кира. – Я тебе не врала.

Она хотела выпутать свою руку, перестать касаться Лео. Но он, почувствовав ее движение, перевернул ладонь, прибив к полу руку Киры.

– Очень хочется в это верить, – сказал он.

Кире почему-то не терпелось отнять ладонь. Отстранится от него, вскочить с пола, и, не оборачиваясь, броситься прочь по пустому коридору.

Но Лео удерживал ее. А когда Кира захотела отвернуться, он второй рукой схватил ее за подбородок. Его пальцы обхватили лицо Киры, сжимая щеки, отчего надулись ее губы. Лео смотрел на него, чуть двигая ее то вправо, то влево. Взгляда Киры он избегал. Потом сказал:

– И правда? Как ложь может выходить из такого хорошенького ротика?

Кире дух выбило, но она и рада была стать такой обездушенной. Внутренности скрутило – тем плотнее, чем ближе к ней был Лео. Вот он коснулся губами ее губ, но пока не целовал. Чуть сильнее сжал щеки Киры, так что ей даже больно стало. Она хотела дернуться – то ли высвободиться, то ли крепче прижаться к нему губами. Но боялась пошевелиться. С закрытыми глазами она чувствовала лишь его опаляющее дыхание на своем лице, и думала, когда же это пытка закончится.

Ждать пришлось ужасно долго – несколько секунд. Потом Лео шепнул прямо ей в рот:

– Сегодня я тебе еще верю.

А затем наконец-то поцеловал ее по-настоящему. Кире снова захотелось высвободиться. Но не для того, чтобы сбежать – ни в коем случае. Наоборот, она хотела вернуть себе руки, чтобы обвить ими Лео. Прижаться к нему, ощущая жар его тела. Но он ее удерживал. Не терял бдительность, так что Кира не сумела высвободиться, хотя сосредотачивался сейчас Лео явно не на ее руках.

Потом скрипнула дверь. Кира едва это услышала. Она должна была испугаться: ее могло ударить створкой. Да и едва ли Кира хотела, чтобы ее застали вот так на полу с сыном ректора. Особенно если вышел сам ректор – это было вполне вероятно.

Но обо всем этом Кира не думала. Оглушенная, она слышала только свое дыхание. Прерывистое, поверхностное – такое скорее лишает воздуха, чем насыщает им. Поэтому не удивительно, что Кира задыхалась.

Когда Лео отстранился, осознав происходящее скорее Киры, она подалась к нему. Но он все еще удерживал ее за щеки – так что получилось лишь неловко дернуться.

– Что-то случилось? – спросил Лео.

Распахнув глаза, Кира поняла, что обращается он не к ней, а к кому-то, кто стоял чуть дальше и левее. Взгляд Лео был скучающим, губы блестели. Коснуться бы их, а то становилось так тоскливо, что Кира чувствовала, как в глазах темнеет от печали. Неосознанно она снова дернулась. И снова не приблизилась к Лео ни на миллиметр.

– Ничего, – услышала Кира девичий голос.

Ей потребовалась целая секунда, чтобы осознать, кто это. Удивительно, что так долго, ведь у голоса Тассии была одна отличительная особенность. Всегда казалось, что она чем-то ужасно раздражена.

– Вот и ступай, – кивнул Лео.

Тут Кире наконец-то удалось высвободиться. Она отвела руку Лео, которая так и осталась у ее лица, хотя больше его не удерживала. А потом резко повернулась, так что даже волосы взметнулись со спины и опустились на плечо.

Тассия мигом перехватила ее взгляд. Кире очень захотелось его отвести, но она не стала – это значило бы проиграть. Только пока было не понятно, что она проигрывает, и кому.

– Хотя знаешь, – обратилась Тассия к Лео, но глядя все еще на Киру. – Случилось.

Тассия умолкла, но не потому что передумала говорить – просто ей надо было собраться с силами.

– Ну же, говори, – сказал Лео таким тоном, что было ясно: ему совсем не интересно.

Кира призадумалась: откуда они вообще знакомы? Впрочем, Тассия тут с первого курса. Было бы странно, если бы они друг друга не знали.

Подумав об этом, Кира перевела взгляд на Лео. Задержалась на нем лишь на мгновение, но успела засечь, как стискиваются его челюсти. Отчего это? Ему не терпелось снова поцеловать ее? Или его так вывело то, что у них появилась свидетельница?

– А я скажу! – воскликнула Тассия, возвращая себе внимание Киры. – Это ужасно! Противоестественно!

– Вот как? – глаза Лео округлились, но он заулыбался.

Тем временем у Киры складывалось впечатление, что она пропустила начало разговора, и теперь ничего не понимает. Все слова знакомые – а рядом друг с другом утратили смысл.

– Не нужно улыбаться, – сказала Тассия, на миг глянув на Лео. – Как так можно?

– Что? – буркнула Кира, все еще не понимая происходящее.

Тассия скривилась. Она словно бы осуждала Киру, но вместе с тем жалела ее. Кулаки Тассии стискивались, что было видно, хотя руки она держала в карманах юбки. Сперва она злилась. Но чем дольше молчала, тем спокойнее становилось. Затем она сказала ровным тоном, глядя Кире в глаза:

– Он же Огонь.

У Киры вырвался нервный смешок. Она тысячу раз слышала, как при ней кто-то говорит Лео подобное, только про нее и Землю. А тут все наоборот.

– Ничего смешного, – сказала Тассия. – Это просто ужасно.

Не дожидаясь ответа, она лихо развернулась и потопала по коридору прочь. Кира смотрела ей вслед. Чувства одолевали противоречивые.

– Что это она? – спросила Кира, не поворачиваясь.

Она не ждала ответ. Так что удивилась, когда Лео сказал:

– Ревнует, наверное.

Нахмурившись, Кира резко повернулась к нему.

– Что ты хочешь сказать?

Заметив, какой Кира стала серьезной, и даже немного испуганной, Лео широко заулыбался.

– Да шучу я! – сказал он и, заметив, что Киру это ни в чем не убедило, добавил: – Мне от тебя скрывать нечего.

– Мне тоже, – неуверенно сказала Кира, поглядывая за плечо, хотя Тассии в коридоре уже не было.

Чтобы вернуть себе ее внимание, Лео снова взял Киру за подбородок. Она вспомнила, чем это закончилось в предыдущий раз, так что больше не могла рассуждать здраво.

– Вот и замечательно.

Лео снова ее поцеловал. Но сильнее, чем ответить ему, Кире хотелось обернуться. Знать бы, что Тассия на самом деле имела в виду. Однако, Кира подавила это желание. А потом прозвенел последний звонок.

Глава 22

Неизвестная

В этот раз стихийный зал казался маленьким. Его заставляли стулья, причем беспорядочно. Я не могла сказать, что сидела в последнем ряду – рядов не было. За мной кто-то стоял, передо мной кто-то сидел. Слева и справа тоже находились студенты. Столько людей – просто нестерпимо. К тому же кто-то еще толпился за стенами стихийного зала. Сейчас они помнутся недолго, потом уйдут, а когда спросят, почему их не было на последнем собрании перед днем тишины, они скажут, что не поместились. В общем-то, будут правы. Несмотря на то, что потолка не было, а, значит, воздуха в «помещении» находилось бесконечно много, дышать было нечем. От волнения? Или потому что вокруг так много людей? И то, и другое? Хотя что из-за них волноваться – им на меня все равно.

Я сторонилась огненных. Мне вообще не хотелось, чтобы на меня обращали внимание. Но огненных я почти что боялась. Не любила их обжигающие взгляды. От них становилось неуютно.

Я пришла не первой и не последней. Ни с кем не заговаривала. Знакомых сторонилась. Вот так и получилось, что теперь я была, кажется, единственной в помещении, кто ни с кем не разговаривал. Сложив руки на груди, я смотрела вперед, но ничего не видела.

Оживилась, лишь когда заметила движение на сцене. Кажется, никто кроме меня пока не замечал, что туда выходят преподаватели, которые боролись за звание ректора. Всего трое. Нынешний ректор – огненный. Данаката – земляная. И водная, имя которой я узнавала, но сейчас уже забыла.

Меня что-то грызло. Как бы я не ерзала, все не могла отделаться от этого чувства. Не удивительно – грызло изнутри. Ужасное ощущение, которое шептало: «ты недоработала. Ты могла лучше. Ты не справилась. Чем ты вообще занималась?»

Я кусала губы, пока не почувствовала холодный привкус метала. Неужели губа лопнула? Надо же… Впрочем, кусать губы – сейчас единственное, куда я могла направить свою злость. А ее много! Поэтому странно, что губа порвалась только в одном месте.

Если бы я рассчитывала только на себя, то – могу поспорить – результаты выборов были бы очевидны даже до голосования. Но я решила, что могу перераспределить обязанности. И, вот, ничего из этого не вышло.

Впрочем, сдаваться рано. Голосование даже не началось, в конце концов. Я еще могу что-то сделать. По крайней мере надеяться на это.

За следующую минуту шум зала с оглушающего снизился до тишины. Слишком долго, если учесть, что к тишине призывал ректор. Я смотрела, как он мечется по сцене, что-то рассказывая, поправляя, вспоминая и забывая. Его растерянный вид заставлял меня думать о Лео. Когда я видела его в последний раз, он был точно таким же. Пытался скрыть растерянность за улыбкой, которая, тем не менее была как всегда обаятельной. Но я-то знала его достаточно, чтобы знать: за ней он скрывал отчаяние. Почему так? Это мог сказать только сам Лео.

Мне ужасно сильно хотелось найти его в толпе. Он, конечно, явился на собрание. Но перехватить его взгляд, значило бы позвать его. Даже если я буду смотреть строго, и даже если нахмурюсь – Лео решит, что нужно подойти. Но сейчас он может думать, что меня здесь нет. Как я хотела думать про него.

– Добрый вечер! – наконец-то донеслось с помоста. – Уважаемые…

Пока ректор говорил, мне было легче не думать о плохом. Я слушала, как он в сотый раз напоминает процедуру сессии, а затем голосования. Хотелось вскочить со стула, взобраться прямо на него. А когда все посмотрят на меня, закричать о том, что не заслуживает Огонь в который раз стать главным. Потому что… Ну не может он!

Только привлекать внимание мне не стоило. Я и так чувствовала себя на мушке. Теперь каждый огненный казался мне врагом. Мне все думалось, что они планируют что-то против меня. Как им знать, что во всем виновата я? Разве я не действовала аккуратно? Разве не подчищала следы, и не выжидала лучшего мгновения? Почему тогда такое ощущение, что меня вот-вот вскроют? Дурацкое чувство. А как избавиться от него – неясно. Остается только терпеть. Но мне не привыкать.

– Возможно, у кого-то из вас будут какие-то пожелания или предложения?.. – с сомнением спросил ректор с помоста.

Я выровнялась и осмотрелась. Все молчали. Неужели ни у кого нет никаких… пожеланий или предложений? Они прямо всем довольны? Или им все равно? Ну раз все равно…

Глянув на воздушного, которые сидел слева от меня, я недолго поразмышляла. Ладно, была не была.

– Смешно, да? – сказала я, склонившись к нему.

Воздушный сперва не понял, к нему ли обращаются. Нахмурился. Но потом заметил меня и, чуть склонившись, спросил:

– Что?

– Говорю, забавно, что сейчас он нас о чем-то спрашивает, хотя обычно мнение студентов не учитывает.

Воздушный улыбнулся, поджав губы, вежливо покивал и отвернулся. Мне захотелось его стукнуть. Ну же, глупый, передай это дальше!

Я уже почти в лицо ему это сказала. Но воздушный вдруг склонился к своему соседу и что-то ему шепнул. Я испугалась, что сейчас они оба глянут на меня с этими ужасными издевательскими улыбками. Но сосед, глядя исключительно на своего друга, тоже поджал губы, и закивал так, что запрыгали его белесые кудряшки.

Мне не нужно было дальше наблюдать за ними. По шороху и невнятному шепоту я слышала: мои слова пошли по соседям. Кивнув сама себе, я снова осмотрелась. Искала воздушных, чтобы пустить новую мысль. На огненных я даже смотреть боялась. Земляные мне лишь кивнут. А водные одарят высокомерным взглядом. Но воздушные… воздушные те еще сплетники.

– Я так понимаю, вопросов нет? – сказал ректор с помоста.

Он был так уверен в своей правоте, что даже не глянул на зал.

– Тогда… – продолжил он, видимо, готовясь прощаться.

Но тут откуда-то слева от меня, в десяти сидениях, кто-то взорвался смехом. Я вытянулась, чтобы посмотреть, кто это. Но ничего не поняла. Как и ректор.

Сам он вскинул голову. Присмотрелся, но, ничего не увидев, сказал:

– Что там?

Я снова склонилась к воздушному. Когда он обратил на меня внимание, я, усмехнувшись, сказала:

– Переживает, что воздушные не забыли о том, как за время его ректорства полетели ваши площадки?

Не ожидая ответа, я сама себе посмеялась, и вернулась на свой стул. Держа руки сложенными на груди, я как бы смотрела вперед. Но на самом деле боковым зрением наблюдала, понеслась ли моя мысль по ряду.

Может, я много на себя брала. Но зал загудел. Больше не было этой убаюкивающей тишины, которая стояла, пока говорил ректор. Он и сам это заметил. Но, наверное, не верил в то, что хоть что-нибудь может пойти не так. Пока не заговорил первый, самый смелый… кто это воздушный? В полумраке зала я плохо различала лица, особенно на таком расстояние. Хотя, судя по тому, что эта девчонка выделялась белым пятном одежды, она все же была из Воздуха.

– Есть замечание! – воскликнула она.

– Какое же? – сказал ректор, но воздушная и так продолжала.

– Как так получилось, что упали наши платформы? Почему раньше такого не случалось? И как теперь не бояться взбираться на них? Вдруг они упадут прямо во время занятия?

Ректор этого не ожидал. Он растерялся. Но, вспомнив, что стоит на сцене, где огня, а с ним и света было больше всего, ректор тут же собрался. Спина выровнялась, ладони разжались. Разве что грудь, которая вздымалась и опускалась чуть чаще положенного, выдавала то, что он не спокоен. Но мне хватило мгновения, когда округлились его глаза и сжались кулаки, чтобы возликовать.

Да, он говорил уверенно. Да, его ответы казались вменяемыми и, более того, абсолютно логичными. Словно иначе произойти просто не могло. И, если бы на единственной реплике воздушной все и закончилось, то можно было сказать, что ректор хорошо справился с напастью. Ее словно и не было.

Но этим не закончилось.

– А как объяснить затопление Академии?

– Как так получилось, что упала успеваемость?

– Почему это случилось за время вашего ректорства?

Вопросы сыпались скорее, чем ректор отвечал. Сперва студенты были сдержанными – не вскакивали и ничего не кричали прежде, чем ректор закончит отвечать. Но сложить такие эмоции и такую толпу – конечно, долго спокойствие не продлилось.

Студенты переполошились. Все вспомнили, что плохого произошло в Академии за этот учебный год. Многие сказали об этом вслух. На организованное собрание, где совсем недавно все засыпали от скуки, это больше не походило. Мне даже немного совестно стало.

Огромное пространство стихийного зала теперь полнилось спорами, вскриками, громкими вопросами и еще более громкими ответами. Я не успевала услышать один вопрос, как заговаривал кто-то другой.

Долго это не продлится. Еще минута, максимум две, и у всех нас на миг воздух пропадет из легких. Это случится так быстро, что мы и не заметим. Но все умолкнем. Покажется, словно мы нырнули, не закрыв ни уши, ни глаза. А потом так же резко вынырнули, только почему-то абсолютно сухие.

Я уже видела, что ректор бросил отвечать на вопросы. Нахмурившись, но не срываясь на злую гримасу, он развернулся и позвал кого-то из-за сцены. Наверняка, какого-то воздушного, чтобы он провернул фокус, благодаря которому мы все замолчим.

Они уже перекрикивались, когда я услышала неподалеку:

– А кто нанимает таких преподавателей?

Я не хотела оборачиваться на знакомый голос. Не хотела, чтобы меня узнавали. Но сперва повернулась к Кисе, а потом осознала, что сделала. Киса стоял, привалившись к стене у самого входа в стихийный зал. Рядом с ним стояли несколько земляных и воздушных. После его слов они глянули на него распахнутыми глазами. Что-то загалдели. Наверное, говорили: «да!», «точно!», «ты же чуть не умер!»

Но я не обращала на них внимания. Смотрела на Кису. Тот не улыбался в первый раз, кажется, за всю жизнь. Я даже не с первого раза смогла понять, что это такое странное с его лицом.

К счастью, моего ошарашенного взгляда он не заметил. Смотрел вперед, словно ожидая, что вот кому-кому, а ему ректор ответит. А я тем временем не понимала, что меня так удивило. Что Киса подал голос? Да нет же, это вполне в его духе. Может, то, что он выглядел так, словно ранение ударило по нему сильнее, чем казалось?

Он ведь правда чуть не умер. Разумеется, если бы не я, этого бы не произошло. Но ведь остальные не знают, в чем дело. Они уверены: Ор и правда чуть не убил Кису. Это жутко.

Надо было развернуться и снова смотреть на сцену. Но меня ошарашило это осознание, я замерла, да так и не двигалась, пока не почувствовала, как кто-то пытается поймать мой взгляд. Я зачем-то поддалась. Глупая. Обещала же себе, что не буду ни с кем переглядываться. Пусть потом думают, что меня не было на собрании. Что шумно стало не из-за меня. Что беспорядки начались не из-за меня. Что все пошло не по ректорскому плану – это тоже не из-за меня.

Но вот я моргнула несколько раз и скосила зрачки – глаза прямо тянуло отвести правее и ниже. Поймав его взгляд, я словно ошпарилась. Но продолжала глядеть, и так увлеклась, что уже не могла отвести глаза и списать все это на случайность.

Лео не улыбался, но и не злился. Просто внимательно смотрел на меня. Он ничего не говорил, а говорил бы – я все равно не услышала бы. Но его мысли до меня доходили. Уж не знаю как. Впрочем, нас ведь что-то связывало.

Я знала: он хочет поговорить после собрания. Он знал: я этого не хочу. А что случится на самом деле, пока что было не ясно. Я бы рассыпалась и прокралась песком до выхода из зала, только бы он не смог схватить меня за руку, и отвести туда, где у нас не будет свидетелей. Но если обернусь стихией, это слишком сильно меня выделит. Лео будет еще легче заметить меня. А легче заметить – легче поймать. Нет, надо будет слиться с толпой. Вдруг смогу сбежать? Последнее, что мне сегодня нужно – это разговорчики с Лео.

Потом случилось ожидаемое – на миг из моих легких исчез воздух. Я не говорила, но воздушный, который заставил нас всех замолчать, не собирался выяснять, кто шумит, а кто молчит. Просто казалось, что шумели все – вот он и отключил всех. Это было неприятнее, чем я ожидала. Опасное колдовство. Если бы воздушный задержался – мы бы тяжко пострадали. Это экстренная мера, и она сработала.

На миг мне показалось, что во мне сейчас что-то лопнет. Может, легкие, или барабанные перепонки, или глаза. Я не успела осознать. Ощущение исчезло, едва появилось. А потом мне очень захотелось глубоко вдохнуть.

Это же захотелось остальным. Теперь в зале слышались лишь глубокие вдохи и кашель. Я тоже закашлялась, из глаз брызнули слезы. Я утерла их и лишь потом подняла взгляд на сцену. Тем временем ректор говорил:

– Я вас понял, – его голос звучал скорбно, и в это даже верилось. – Но и вы меня поймите. Обстоятельства, при которых время от времени стихии… как бы это сказать? Сходили с ума? Верно, что так. В общем, мне неизвестна причина этих катастроф. Но вместе с преподавательским составом мы решаем эти задачи во благо Центральной Академии и ее обитателей. Поймите нас. Мы… в частности я, хотим, чтобы Академия удерживала свое звание лучшей. Просто сейчас мы переживаем не лучшие времена.

Закончив, ректор кивнул, да так и не поднял голову. Студенты думали, что он еще что-то скажет. Но ректор молчал. А потом чуть затух огонь на сцене, и она больше не выделялась яркостью от остального помещения. Почти не заметно было, что ректор ушел. И что засобиралась другие преподаватели. Неужели собрание будет таким коротким? И что это, ректор в который раз не напомнит, что с понедельника начинается голосование? Наверное, решил, раз так все обернулось, неплохо бы закончить на пафосной, грустной ноте.

Это сработало. Народ больше не выглядел таким воинственным. Студенты потихоньку поднимались с мест и шли к выходу. Толпа густела. Я смотрела на нее и ждала, когда она станет достаточно плотной, чтобы я в нее вмешалась и проскочила мимо Лео незамеченной. Что ему от меня надо? Зачем снова устроил эту охоту?

Я аккуратно встала, стараясь даже не скрипеть стулом по полу, что все равно никто бы не заметил, из-за гула, который поднялся шепотом и шорохом подошв. Просто не хотелось издавать лишних звуков.

Среди других студентов я шла к выходу. Старалась не замедляться, и не ускорятся – только бы не выделятся из толпы. Кажется, я даже не дышала.

Но вдруг дыхание сперло по-настоящему – Лео схватил меня за запястье. Значит, доселе я все-таки дышала.

Я знала, что Лео меня не отпустит. Так что попыталась вырваться просто машинально. До выхода оставался один шаг. Я уже чувствовала прохладу майского вечера. Почувствовала сквозняк на лице – он дразнился. Погладил меня по волосам, отчего качнулись пряди у лица. Блаженство.

Но тут, словно Лео дернул меня за руку, так что я даже зашипела. Так уж больно не было – шипела я от злости. Он вывел меня из толпы всего одним движением. Пока что я даже глаз его не видела. А то, что запястье сжимает именно Лео, я поняла по теплу его руки. Да, не слишком однозначная черта. Но уж его тепло я ни с кем другим не спутаю.

Я наступила кому-то на ногу, а потом мне зарядили локтем в ребра. Все это не специально, и все это без извинений. Я бы двигалась грациознее, если бы Лео меня отпустил. Но он, конечно, ошибок не делал.

Когда наши взгляды встретились, я на миг ощутила, как тянет сердце – кажется, я истосковалась по его глазам. Вот этим зеленым, полыхающим… злостью? Он злится на меня?

Я думала над этим совсем недолго. Секунду, что Лео утягивал меня прочь от толпы. Потом он остановился и так резко поцеловал меня, что я даже не заметила, как оказалась свободна. Лео больше не держал мою руку – он обнимал ладонями мое лицо за щеки. Его губы были жадными, мои – вялыми, от того, что я не понимала, что происходит. Опешила. Как тут не опешить? Он же всего секунду назад чуть не испепелил меня взглядом. А теперь целует. Странный.

Это закончилось очень быстро. Хотя я по полной успела испытать и удивление, и возбуждение, и страх. Потом наконец-то осознала, что он больше не касается моих рук. Тогда я вскинула их и за плечи оттолкнула его от себя.

– Ты что делаешь?!

Мне даже не приходилось стараться, чтобы в голосе звучала истерика, а глаза округлились. Я предусмотрительно завела руки за спину, чтобы Лео не сумел снова утащить меня за запястье. Так что теперь стало сложнее удерживать равновесие. Это и с разведенным руками было трудно – взгляд Лео, особенно когда он вот так полуулыбался – скашивал меня с ног.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, причем половинка улыбки не исчезла. Но прежде, чем Лео заговорил, я воскликнула:

– Тут же столько людей!

– А ты меня стесняешься?

Лео зачем-то спрашивал, хотя ответ знал. Несмотря на это, я воскликнула:

– Это ты меня стесняешься!

Он пожал плечами. Лео слишком беспечен. Так нельзя.

Я обернулась, уверенная, что на нас смотрят все студенты Академии, даже те, которых не было на собрании. Однако, оказалось, что я слегка преувеличиваю. Кое-кто и правда на нас поглядывал. Но, кажется, лишь потому что я разоралась. Огненная и земляная – кажется, это больше не вызывало такой резонанс, как даже в начале семестра. И когда это успело произойти?

– Что ты хотел? – резко спросила я, обернувшись.

Лео как раз шагнул ко мне. Теперь мы стояли достаточно близко, чтобы интересовать прохожих, даже если бы мы были одной стихии. Качнись я вперед, боднула бы его в грудь. А он, если склонит голову, положит подбородок мне на макушку. Вот бы странно все это выглядело. Так что мы не шевелились.

– Хотел узнать, что ты делаешь сегодня вечером.

Если бы я не владела Землей, то решила бы, что кто-то колдовством вышиб ее у меня из-под ног. Чувство было таким реальным, что я даже пошатнулась.

Он знает ответ на свой вопрос, ведь так? Знает: мне есть, что скрывать. Иначе не спрашивал бы… Или это наоборот работает? И почему он так смотрит? Он знает, знает, знает…

– Ты ужасно выглядишь, – сказала я.

Брови Лео подскочили, он улыбнулся шире. Почему не возмущается? Понимает, что я правду сказала? Он ведь смотрится в зеркало хотя бы раз в день? Знает, какой бледной стала его вечно загорелая кожа, и как запали глаза.

– Ты давно спал?

– Ты хочешь составить компанию?

От негодования я даже рыкнула. Резко развернулась и бросилась к выходу. Хватит с меня. Сказал бы сразу, чего добивается, может, и дошел бы до цели. Но в игры играть мне не хочется. Надо сберечь силы – есть у меня незавершенное дельце. Все-таки с понедельника начинается сессия и голосование. Осталась последняя ночь. Либо сегодня, либо никогда. Хорошо хоть больше никто не знает о моих сроках.

Лео снова схватил меня за руку.

Или знает?

– Да что такое! – воскликнула я, оборачиваясь.

– Просто скажи, что сегодня ночью ты будешь спать.

– Сегодня ночью я буду спать, – буркнула я и дернула руку.

Слишком резко – Лео так крепко держал меня, что я ощутила, как натянулась кожа на запястье, едва не порвалась. По крайней мере мне было настолько неприятно.

– Пусти, – ворчала я.

Потом произошло невообразимое. Лео и правда меня отпустил. От неожиданности я остановилась и, потирая запястье, подняла на него взгляд. Это что за щедрость?

Лео заметил, как я недоумеваю. И тут же объяснил мне, почему его жест никакая не щедрость:

– Если ты сейчас уйдешь, я буду уверен, что ты мне соврала.

Я захныкала. Даже глаза утерла. Надеюсь, Лео не заметил, как в них блеснул страх. Затем я снова посмотрела на него, и без особой надежды спросила:

– Ну и что мне сделать, чтобы ты мне поверил?

– Все очень просто, – Лео хмыкнул. – Спи со мной.

***

Он очень ловко все это придумал. Когда его горячая грудь прижималась к моей голой спине, я думала, что, в целом, не так уж важен это переворот. Затухнет абсолютный огонь? Ну и черт с ним. Зачем мне творить такой ужас, если можно эту ночь и все последующие, что мне остались в Академии, вот так греться о него, чувствуя, как стягивает внутренности от истомы.

Он еще когда выдыхает, немножечко сопит. И этот звук низкий – у Лео сел голос от усталости. Так что с каждым разом я все распалялась. Заснуть не получалось.

Я выпытывала, но Лео не сказал мне, почему выглядит таким разбитым. Не поверю, если скажет, что его усталость из-за конца семестра. Он, наверное, догадывается, что так будет – вот и не говорит. Но почему же тогда ему по ночам не спится? Лео сказал, что позже объяснит. Когда позже? С завершением семестра это вообще перестанет меня интересовать – ведь мы расстанемся навсегда.

Я в ловушке. И буквально, и фигурально.

Буквально, потому что его рука лежит у меня на талии, а ладонь – на животе. Пошевелюсь, и он проснется. Вот такая ловушка. Из нее тяжело сбежать, просто потому что не хочется этого делать.

А фигурально, потому что сложно представить, как двигаться дальше, и не попасться. Лео предложил проводить все оставшиеся в Академии ночи у него. Просто чтобы он был спокоен на счет меня. Что это не я сбегаю по ночам, не я устраиваю переворот, не я подставляю его папу, не я унижаю Огонь.

Только вот проблемка – это все-таки я.

И Лео знает. Просто пока не хочет в это верить.

Когда я ворочалась, он просыпался. Мне не сбежать отсюда, пока он меня держит.

– Убери руку, – шепнула я.

– Мм?

– Мне жарко.

Лео медленно открыл глаза, моргнул несколько раз, и лишь затем посмотрел на меня осознанно.

– Что-то случилось?

– Нет, – сказала я. – Просто… жарко.

Он улыбнулся и глубоко вдохнул-выдохнул, словно зевнул. Потом шепнул мне:

– Мне тоже.

После этого Лео поцеловал меня сначала в лоб, потом в висок, затем в щеку. Если бы добрался до губ, я бы точно осталась тут до утра. Но усилием воли я заставила себя отвернуться.

– Не в том смысле, – сказала я. – Правда жарко. Сейчас сгорю.

– Уж такая твоя участь, – шепнул Лео мне прямо на ухо, ведь теперь его рот находился напротив него. – Раз связалась со мной.

Мне стало жутко. Хотя Лео не вкладывал угрозу в свои слова, я вдруг почувствовала, как позвоночником пробегает холод. А ведь только что так жарко было.

– Ты это серьезно? – зачем-то спросила я.

Доселе Лео, сонный и довольный, моргал медленно, и немного улыбался. Но после моих слов окончательно проснулся. Я пожалела, что спросила. Уж лучше бы продолжалась его полудрема.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего, – я качнула головой.

Лео мне не поверил. Вглядывался в меня, пока я пыталась придать себе сонный вид. Хотя на деле была бодрой. Если бы Лео положил руку мне на грудь, почувствовал бы, как колотится мое сердце. Но он пока просто смотрел мне в глаза.

– Ты какая-то…

Я готовилась слушать комплимент. Надеялась на это. Но вопреки ожиданиям Лео сказал:

– … напряженная.

– Нет-нет, – пробормотала я, надеясь, что звучу беззаботно. – Просто не спится… Из-за тебя, наверное.

Улыбнувшись, я глянула на Лео из-под ресниц. Он пару секунд вглядывался в меня. Наверное, пытался понять, шучу я или правду говорю. В общем-то, я не врала. Не спалось мне из-за Лео. Только не потому что он уж так сильно меня волновал. Скорее страшил. Его подозрения вышли на тот уровень, что он предпочитал держать меня подле себя, пока все не утрясется. Знал бы он, как прав… Тогда я бы точно сгорела.

– Ну извините, – сказал Лео, ухмыльнувшись.

Затем он крепче обнял меня и уткнулся носом мне между шеей и плечом. Я недолго подождала. Судя по тому, что Лео больше не шевелился, он собрался вот так спать. Тогда я шепнула:

– Руку все-таки придется убрать. Иначе точно не засну.

– Ладно, – он чуть помедлил, но перестал меня обнимать. – Как скажешь.

Его голос был недовольным, но я понимала, что он прикидывается. Если бы он еще хотя бы немного помедлил, если бы притиснулся плотнее, если бы снова поцеловал, пускай даже только в щеку – я бы осталось. Тоже ведь не железная. Еще одна немая просьба – и я бы не смогла от него уйти.

Но он отстранился. Наверное, сильно хотел спать. Не удивительно – время позднее, начало третьего, или около того. Впрочем, не уверена. Время для меня текло неравномерно. Я засыпала, просыпалась, ворочалась и думала, глядя в потолок.

Но теперь, когда он больше не держал меня, я наконец-то могла уйти незамеченной. Ну или просто надеяться на это.

Я тянула еще долго. Сперва убеждалась, что он крепко спит. Слушала его сопение, дожидалась, пока оно станет равномерным. Потом полежала еще немного. Просто для уверенности.

Показалось, что уже светать начало. Но, присмотревшись, я поняла, что мне мерещится. Затем я стала аккуратно выбираться из-под покрывала. Осторожно, незаметными движениями, высовывала ноги, потом руки, потом сползла на пол всем телом. Там я задержалась – прислушивалась к его дыханию. Сначала минуту сидела на полу, опираясь на кровать, потом пошла вторая. К концу третьей я поняла, что мне удалось – Лео не шевелился. Он дышал глубоко и мерно. Не проснулся.

Ликовать я не спешила. Мне еще предстояло собраться и выйти из комнаты. А когда мне удалось и это, я все же позволила себе порадоваться.

Неужели удача сегодня на моей стороне?

Убедилась я в этом лишь когда добралась до выжженных абсолютным огнем участков. Они понемногу зарастали свежей зеленью. Когда я смотрела на них, чувства одолевали противоречивые. Я гордилась собой. Но вместе с тем боялась. Кстати, тоже себя.

Неужели сегодня все кончится? Я наконец-то запущу абсолютное пламя. Перейду озеро, и оставлю его уничтожать сначала степи, окружавшие Академию, а потом… Что будет потом я старалась не думать. И так уже слишком много размышляла об этом.

Потом случится настоящая катастрофа. Самый страшный пожар, может, не за всю историю Центральной части, но уж точно за последнее десятилетие…

Нет, нужно прекратить думать. Да, действовать бездумно – вот, что мне сейчас нужно. Я до того слишком много размышляла. Уже так все обмозговала, что сорваться ничего не должно. Пришла пора действовать.

Обернутые землей лепестки абсолютного пламени, которые я успела схватить, когда рассыпаласьв ту злополучную ночь, все это время хранились в стихийном зале. Я попросила землю спрятать его. Так что она, укутав огонь по форме одной из небольших выбоин в стене, хранила пламя, пока я за ним не пришла. Приходилось постоянно думать об этом тайнике, поддерживать его форму. Это тянуло мои силы – и когда я бодрствовала, и когда спала. Меня измотало ожидание, землю тоже. Но абсолютное пламя так и не затухло – дождалось, пока я заберу его сегодняшней ночью.

Теперь же, когда оно теплилось у меня на ладони, грея даже сквозь укутавшую его землю, мне казалось, что я могу им управлять. Конечно, это было не так. Едва пламя коснется степи, едва почувствует свободу, оно снова станет таким, каким его описывают. Могущественным, необузданным, беспощадным.

Но почему-то я этого не боялась. Не из-за того, что была такой уж бесстрашной. Просто, наверное, к концу учебного года мои чувства атрофировались. Я сделала столько всего неправильного для кого-то и плохого для чего-то, что уже не ощущала ничего. Разве что усталость. Довести бы дело до конца – и наконец-то нормально выспаться.

Майская ночь оказалась неожиданно холодной. Наверное, из-за ветра. Это хорошо. Ветер поможет огню разнестись по округе. Но пока он просто сдувал волосы с моего лица. Я бы хотела глубоко его вдыхать. Может, это помогло бы избавиться от горечи, которая слизью собиралась где-то между горлом и небом. Но из-за быстрого шага я дышала поверхностно. Сердце бешено колотилось. Только вряд ли из-за бега. Вероятнее, из-за страха. Откуда он вообще взялся? Я же все так складно продумала. Неужели еще могу допустить ошибку?

Только если я уже ее не допустила.

Добравшись до озера, я остановилась. У воды было еще холоднее, но я этого не чувствовала. Просто знала, что так должно быть, что воздух, который гонит рябь на поверхности, несет прохладу. Но пламя в моих руках словно бы забрало все мои чувства, заставив сосредоточиться на нем, на тепле, которое вот-вот перестанет греть, и начнет обжигать.

Глубоко вдохнув и выдохнув, я подобралась к кромке воды. Дождавшись, пока земля выступит со дна, я ступила на нее. Дорожка вырастала прямо передо мной. На середине озера захотелось обернуться. Я этого не сделала. Казалось, если перестану смотреть прямо перед собой, то упаду. Меня вело. От усталости, или, может, от обилия свежего воздуха. К тому же меня одолевала паранойя. Но я уже перестала обращать на нее внимание. Не знаю, обманывал так меня мой мозг, или за мной и правда вечно кто-то следил. Но я, чтобы не сойти с ума, предпочитала этого не замечать.

Ступив на берег по другую сторону озера, я почувствовала себя иначе. Что это? Призрачная свобода? Верно, что так. Я первый раз почти за девять месяцев покинула территорию Академии.

Меня никто не держал. Я могла уехать на каникулах и сбегать среди семестра. Некоторые так делали. Исчезали на несколько дней, не являлись ни на занятия, ни в свои комнаты. А потом возвращались, помятые, но довольные. Однако, я таким не занималась. Развлечения, удовольствие – глупая трата времени. Я, вон, даже не отвлекаясь, едва не опоздала. Но эти опасения в прошлом. Я пришла вовремя.

Я преодолела еще десяток метров. Потом обернулась. Не из-за того, что думала о преследовании. Просто поняла, что, кажется, ни разу не видела Академию с этого ракурса. Хотя почти всю ее загораживали деревья редкой посадки, которые шумели свежей зеленью, я видела, какая Академия красивая. Я каждый день смотрела на корпуса, площади практик и прочие строения, так что глаз привык к их великолепию. Из-за облицовочного камня холодного цвета и увивающего его дикого винограда казалось, что здания старые. Но в них не было ни сырости, ни разрухи, которыми сопровождается возраст.

Как бы оно ни было, мне нравилось там жить. При мысли о скором прощании сердце сжималось. Неужели я привязалась? И к кому – к простым зданиям. Впрочем, не такие уж они простые. Территория пропиталась воспоминаниями. Шагая коридорами, я ощущала едва уловимые запахи, и звуки, которые возвращали мысли к прошлому. Здесь я что-то говорила, там слушала, где-то боялась, а где-то радовалась. Обжитая за девять месяцев комната мне уже так нравилось, что я бы хотела и в будущем жить в подобном месте. Пускай она маленькая, но зато какая уютная. Я была бы даже не против делить ее с соседкой. Лучше с соседом. Пускай мы бы молчали целыми днями – все равно лучше, чем молчать одной.

Наконец, я развернулась, чтобы снова смотреть на бескрайнюю степь. Затем прошагала еще немного вперед, пока трава не стала такой густой, что я с трудом двигала ногами. Надо же – а ведь только начало мая. Какой она станет к июлю? Хотя, вероятно, сейчас она переживает свое лучшее время – высокая, зеленая, и такая сочная, что хочется ее попробовать на вкус. А летом она иссохнет, только я этого не увижу. Никто не увидит. Потому что трава сгорит прямо сейчас. Она поднимется вновь, но это случится не скоро. Отравленные абсолютным огнем поля не быстро придут в себя.

Чтобы самой не загореться вместе с травой, я попросила землю поднять меня над ней, окружить так, чтобы огонь до меня не добрался. Я не думала, как буду возвращаться. Может, краешком сознания понимала, что до этого не дойдет. В каком-то смысле я была бы не прочь умереть прямо здесь. Когда огонь разгорится, моя цель будет достигнута.

Чем мне заняться после этого?

Эта мысль отрезвила. Плечи расправились сами собой. Выровнялась спина. Я посмотрела вперед, туда, где укрытая темно-синей ночью, убегала степь. Одно движение и она запылает.

Я сделала это движение.

Подбросила земляной сверток с лепестками абсолютного огня, и перестала держать землю в его форме.

Сперва показалось, что я ошиблась. Что огонь пробыл в земле слишком долго, чтобы загореться. Он ведь мог потухнуть… Мог? Я не проверяла. Но ведь чувствовала тепло, которое исходило от свертка.

Когда пульс подскочил так, словно я неслась быстрее света, замерцал клочок травы в нескольких метрах от моего помоста. Мне показалось, что это галлюцинация, которая случилась, просто потому что я очень сильно хотела увидеть ее. Но, вот, белого света стало больше. Еще немного и я различила в сиянии лепестки пламени. Дерганные, словно бы очень нервные, они сперва пробовали каждую травинку на вкус. И лишь потом, на мгновение отпрянув, брались за нее уже для того, чтобы сжечь.

Пламя распространялось чуть медленнее, чем я ожидала. Наверное, в предыдущий раз оно казалось мне таким шустрым, потому что тогда я не хотела, чтобы оно расползалось. А сейчас, когда мне нужно, чтобы огонь поторопился, он кажется слишком медленным.

Я опустилась на землю – ноги устали. Идти сюда было непросто. Сонная после прерывистого сна в кровати Лео, я чувствовала, что сил не осталось. Совсем. Подняться на ноги? Ну уж нет. Я с трудом даже руку поднимала. Да, умереть сейчас будет очень даже кстати.

Обняв колени, я положила на них подбородок. Так и сидела, глядя, как белое пламя пожирает траву. Стало ярко и это выглядело очень странно. Обычно свет льется сверху, с неба. А тут наоборот – с земли.

Я часто моргала. Глаза сушило. Не только от света, но и жара пламени. Хотелось зажмуриться и сидеть так, пока не прекратится треск пламени. Когда все здесь сгорит и абсолютный огонь доберется до горизонта, я наконец-то смогу уйти. Просто потому что к тому времени, надеюсь, наберусь достаточно сил.

Островок, на котором я сидела, окружило огнем. Огонь, огонь, огонь. Он повсюду. Обжигающий, иссушающий. Он заполонил не только поле зрения. Все, что я могла слышать, это его треск. Все, что обоняла, – его запах.

Запах пепла. Едва заметный, он все же добрался до меня, укутал, едва не усыпил. Но огонь только начал уничтожать степь, пепла пока немного. Поэтому его запах почти не ощутим. Ведь так?

Наверное, мне стоило убраться. Скоро поднимется зарево. Сбегутся люди. Попробуют затушить пожар, но не справятся. Будут думать, кто же учинил такое страшное бедствие. Ну или не будут – найдут меня, и все поймут. Да, мне нужно уходить. Но как подняться? Земля такая теплая – нагрелась от огня. Тем не менее она, кажется, высасывает из меня последние силы. А ведь все должно быть наоборот. Земля, родная, всегда давала мне энергию. Может, так на нее подействовал огонь?

Или она разлюбила меня за то, что я сделала?.. Конечно, нет! Что за сентиментальная чушь! Просто… просто я устала. Очень сильно устала.

Удовлетворения от победы я не чувствовала. Во рту стоял привкус горелого. Надо же. Столько стараться – и сейчас ощущать лишь пустоту. Как будто зря старалась. Или, может, дело в том, что я и не победила?

То, что я больше не одна здесь, мне стало ясно заранее. Земля подсказала. Получается, она от меня еще не отказалась. То, что по земле ступают я ощутила так резко, словно наступили на меня. От страха сил прибавилось. Я вскочила и развернулась лицом к Академии.

Огонь, огонь, огонь.

Я пока никого не видела, но знала, что за белыми вспышками кто-то есть. Кажется, даже не один, а целая компания… отряд. Нужно скрыться. Только непонятно где. Я в ловушке, в которую сама себя завела. Надо же, обо всем позаботилась, а об этом забыла. Как глупо. Словно бы прошлая я даже хотела, чтобы меня будущую обнаружили. Чтобы я знала: ничего не остается безнаказанным. Ну или поняла то, что такие масштабные вещи, как переворот в Академии, невозможно продумать в одиночку. Хоть где-то, да просчитаешься.

Вот я и просчиталась. Это даже не удивительно.

Они приближались. Кажется, почти перебрались через озеро. На время, что они были в воде, я их не ощущала – они ведь не касались земли. Но когда первый из них ступил на берег, меня с новой силой накрыло страхом. От него я оцепенела, поэтому несколько секунд просто стояла и смотрела, как в белое пламя вмешивается другой огонь. Разный, но весь – теплых оттенков.

Как они меня нашли? Да, уже глупо думать, что я все делала красиво и аккуратно. Но знать бы, в чем именно я ошиблась. Где-то оплошала? Была слишком самоуверенна? Может, доверилась не тому? Вероятно, все из-за последнего. Что обидно – это то, что было легче всего предупредить.

Я редко кому доверяла. Не любила людей и не считала их достойными того, чтобы тратить на них свое время. Когда люди помогали мне – просто так, не требуя ничего взамен – я сильно удивлялась. Благодарности от меня было не дождаться. Я до последнего думала, что вот-вот они запросят с меня столько, сколько позаимствовали. А когда оказывалось, что я зря так думала, было уже слишком поздно для благодарностей.

Когда между мной и чужим, не абсолютным пламенем, осталось с десяток метров, я рассыпалась и струйкой песка стекла со своего помоста, который исчез вслед за мной.

Я не думала, что буду неуязвима для огня в виде стихии. Но и не думала, что это будет так больно. Абсолютное пламя не признало меня, как создательницу. Оно вообще «разума» не имело.

Вспомнился огонь Лео. Он мог приказать ему не жечься. Так и делал, когда его пламя касалось меня. Но абсолютный огонь – дикий, ничейный. Конечно, он не стал жалеть меня.

Страшно было думать, каким будет мое тело, когда я обернусь собой. Но пока что я, не видя ничего, кроме белых всполохов, стремилась песком туда, куда абсолютный огонь еще не добрался. Добираться было долго. Я знала, где край пожара, пока сидела на возвышении. Но теперь, распластанная по земле, я видела лишь сожженную траву, и пожирающее ее белое пламя.

Теплая земля, словно бы пропитанная огнем, отторгала меня. Я скользила по ней. Поле зрение ограничилось до нескольких метров. Дым, огонь, пепел. Я бы заплакала от боли, если бы в этом обличье у меня были глаза. Я бы застонала, если бы у меня был рот. Но оставалось лишь терпеть. Благо, совсем недолго.

То, что меня настигает медный огонь, я узнала, когда он был совсем рядом.

Вдруг резко похолодало. Песок перестал обжигаться огнем. Мне потребовалась целая секунда, чтобы осознать – пламя передо мной расступилось. Этот странный оазис возник не потому что я того пожелала. Он сделал это… сам собой? Неужели абсолютное пламя опомнилось, признало во мне родительницу, и решило пожалеть? Нет, нет, нет… этого не может быть. Оно мне не подвластно. Оно никому не подвластно.

Но почему тогда не пылает клочок земли, на котором я собралась барханом песка?

Единственный, кто мог немного управлять абсолютным пламенем, которое я создал, был тот, кто пожертвовал для него частичку себя.

Гонка закончилась – я не могла заставить себя сдвинуться с места. Снова нырнуть в огонь? Не хочу, но надо, надо…

Секунда, что я решалась, оказалась решающей.

На мой оазис скользнул огонь благородного медного цвета. Мгновение и он коснулся песка, а потом вздернул его. Еще мгновение и я, человек, стояла напротив Лео, тоже человека. Он тянул меня вверх за предплечье, которое обвил, еще когда мы были стихиями.

Его взгляд был бесконечно печальным. А его тихий голос я едва различила за треском пламени.

– Все-таки это была ты, – сказал Лео.