Читать онлайн Следствие ведёт сердце бесплатно

🙤 · Новый друг · 🙦

Подставив бумажный стаканчик к автомату, я с трудом подавляю зевоту, ожидая, пока он наполнится горячим напитком, который поможет разлепить мне веки.

Кто-то вместо того, чтобы наслаждаться своим выходным, которого не было с незапамятных времён, вносил правки в базу данных, словно переписывал страницы судьбы, которая уже предрешена за него.

Обожаю, твою мать, эту рутинную рутину.

Глаза стали косить уже после трёх из пяти описанных мной случаев, которые до сих пор остаются нераскрытыми. И это полная задница, которая означает ночные выезды по необходимости. В такие моменты шеф сам звонит на рабочий дохленький телефон, выданный агентством, извиняется за столь поздний час и просит приехать на место.

Ага, сто раз.

Реальность такова, что в трубку я слышу только второпях адрес. А если в то же мгновение, когда он заканчивает невнятно тараторить из-за своей картавости, не отвечаю: «Да, Анатолий Сергеевич, выезжаю», то за адресом последует громкое и недовольное: «Уволю к чёйтовой матейи!». И ещё много красноречиво сказанных мне слов вдогонку.

Откуда столько скопилось дел?

«Да всё просто», – думаю я, входя в кабинет и замечая, что соседний стул пуст.

Часы показывают 8:45.

Где носит этого мелкого хомяка? Мы ведь должны начать работу в девять.

Если эта скряга заметит его уже второе опоздание за эту неделю, а сегодня только среда, про такие слова, как «премия», «выходные» и «отпуск», можно будет забыть на этот год уж точно. Октябрь только начался, а уже такие мрачные перспективы.

Смысла ждать напарника нет. Нужно эту электронную версию «долгов» распечатать, подписать и зайти к начальнику за новой порцией «хвалебных» слов о том, какие мы «трудяги» и такие работники буквально «на вес золота». Ведь шефу приходится ещё и платить нам, когда он, вероятно, рассчитывал на простые бартерные отношения, набирая сотрудников в частную организацию.

Однако стоит мне посмотреть на настенные часы в кабинете (09:10), как по коридору разносится эхо. Нетрудно догадаться, кто это будет, даже не глядя на прозрачные перегородки между кабинетами. Вспомнишь же…

– Доброе утро, босс! – раздаётся голос Макса, и он бесшумно прокрадывается в кабинет, держа в руках два стакана, от которых уже знакомый мне неприятный запах распространяется по всему помещению.

За ним, как будто это было его собственное агентство, заходит незнакомый парень, чья наглость заставляет мою бровь недовольно дёрнуться, а взгляд уже медленно поднимается с его люксовых кроссовок вверх.

– О, Леон, это новенький! Встретил его у входа в отдел, кофею вот вам прихватил… – Его взгляд скользит к моему краю стола, где уже стоит такой же чёрный картонный стакан, и он добавляет с сомнительной улыбкой: – Но если ты уже взял, то будет моим.

Напарник предлагает один из стаканов новичку, который уже с опаской косится на его содержимое.

– Пожалуй, откажусь, – с лёгким оттенком брезгливости произносит он. – Даже в самые трудные дни я не притрагиваюсь к такому. – И, словно пробуждаясь от сна, парень достаёт руку из кармана джинсов и протягивает мне: – Лео, значит? А я – Антон.

В голове уже сформировалась едкая рифма на его имя, которую мой язык норовит выплюнуть ему прямо в раскрытую ладонь. Друг нервно ставит кофе на стол и спешит опередить, уловив мой недовольный взгляд исподлобья:

– Э-э… Не Лео, а Леон! Не называй так, ему не нр…

– Не нравится своё же имя? Почему это? – с усмешкой спрашивает новенький, словно дразня.

– Не твоего ума дело, Антон, – резко обрываю я.

Последнее прозвучало так, словно я действительно спереди ещё и букву добавил, а «т» сменил на «д». Однако парень ничего более не говорит в ответ. И нет, не потому что ему нечего было сказать, просто наше знакомство прервал шеф, позвав того в кабинет.

Его счастье.

Пробудь он здесь ещё хоть минуту, на одну порцию этого дешманского вонючего пойла на моём столе стало бы меньше. Благодаря напыщенному сопляку, который едва ли достиг 20-летнего возраста, во мне вновь закипает кровь, и тяжёлый взгляд я перевожу уже на запыхавшегося Макса.

– Время.

Тот спешно вскидывает большую руку, глядя на свои наручные часы.

– Почти половина, а что? Сегодня совещание?

– Если только по поводу твоего увольнения. Какого хрена ты повадился опаздывать? У нас дел ворох и телега.

Парень бросает свой рюкзак к столу напротив и брякается в кресло на колёсах, от чего то начинает поскрипывать.

– Толик отправил вчера на ночнуху, – зевает он, потягиваясь. – Пока добрался домой, уже рассвело…

– И что?

– А потом позвонили из больницы и спросили про обстоятельства наезда на ту девку…

– Чего? Ты, дурак, человека что ли сбил? – Я в недоумении смотрю на него, надеясь, что мне это послышалось из-за недосыпания.

– А я разве не рассказывал? – удивляется Максим. – Видимо, из-за твоего «отличного» утреннего настроения я всё позабыл. Да и новенький этот голову вскружил…

– Надо было его на пороге и оставить. Мы не приют для избалованных мажоров, чьи родители вручили им новенькую игрушку в виде юридического диплома, – небрежно бросаю я. – Так что с женщиной? Она жива? И как вообще ты умудрился…

– Да она сама бросилась под машину! Ей повезло, что я медленно катился с горки…

– И, конечно же, ты не пялился в телефон? – фальшиво интересуюсь я, зная о его любимом занятии за рулём.

Друг замирает. Взгляд его тревожно скользит по стаканам, и он тянется к одному из них. Я, словно в порыве, хватаю за запястье, от чего Макс вздрагивает и торопливо выдаёт:

– Да моська моя писала, я отвлёкся лишь на миг, а она тут как тут, из ниоткуда! Ещё и ни единого фонаря! Проклятый центр.

– Идиот, – не удерживается у меня, и глубоко вздыхаю.

– А ты чего с нашим кофе? Ты же не пьёшь его?

– Не было времени, чтобы по Старбаксам бродить. Я надеюсь, этого индивидуума не к нам на подмогу подыскали?

– Не-е, к Саньку пойдёт, там похлеще… – Заметив мой вновь недовольный взгляд на себе из-за висяков, напарник сразу умолкает.

И правильно делает.

Я ни спавши, ни жравши, ни ср…

Ничего не делавший, разгребаю кучу этой бумажной волокиты, и настроение у меня даже не просто в минусе. Осталось получить повторный выговор от шефа, и можно сказать, что на сегодня все пункты из планера выполнены успешно.

Стрелки часов неумолимо приближаются к обеду, и я жажду насладиться хотя бы крепким эспрессо через дорогу, потому что к той бодяге я даже не притрагивался. Пить воду с кофейным жмыхом – это верх извращения даже в новой для меня реальности.

По коридору начинается возня, и аромат домашней еды окутывает каждый уголок, проникая в самые потаённые щели кабинета. Голод, как взбушевавшийся волк, терзает изнутри, и я, не в силах сдержать ещё большей нервозности, порываюсь закрыть дверь – ведь документы ещё не готовы, и я не могу позволить себе даже этот законный, чёртов перерыв. Высунувшись в проход, тянусь к ручке, но тут взгляд останавливается на знакомом лице, что маячит справа. Тяжело вздохнув, я приглашаю рукой войти.

Женщина с измученным видом едва ли перебирает ногами, дотаскивая своё истощённое тело до стула возле моего рабочего места. От этой картины аппетит тут же улетучивается, сменяясь горечью жалости. А при воспоминании о том, что мы так и не нашли её дочь, в душе закипает злость на самого себя. И я не понимаю, какие слова подобрать вновь, чтобы не пришлось вызывать бригаду медиков в участок, поскольку, боюсь, что мой очередной отрицательный ответ станет для неё последней каплей.

Боковым зрением замечаю, как Макс старается дать дёру, потупливая в пол, потому что знает эту женщину так же хорошо, как и я.

Ну уж нет. Будет сидеть и слушать, как дорого нам обходятся его опоздания и лень.

Взяв оставшиеся бумаги, я с тяжёлой душой кладу их на стол напарника, бросая на него взгляд, полный укора. Он обречённо вздыхает, уступая моему натиску и снова опускаясь на стул. А я возвращаюсь к себе, пытаясь успокоить сердце и не сказать лишнего.

– Вера Василь…

– Вы нашли мою девочку?..

В горле образуется ком, разом перекрывающий доступ к кислороду, и я не могу. Просто не могу сказать ей снова «нет», когда она смотрит на меня своими пустыми, лишёнными цвета глазами, под которыми отчётливо видны тёмно-синие круги от недосыпа и опухшие веки от слёз. Но в этих глазах также мелькает проблеск надежды, что мой ответ не начнётся со злосчастной буквы «н». Я вижу, как она ждёт моего ответа, как её сердце замирает в ожидании. И я понимаю, что не могу разрушить эту хрупкую надежду. Не могу снова причинить ей боль.

Вот только я не умею или, вернее, не желаю лгать.

Особенно там, где мой долг – искать и спасать людей, чего бы мне это ни стоило. Однако ещё больше я не хочу давать ложные надежды. Её случай не первый и, увы, не последний. И здесь гораздо больнее, чем в обычной криминальной драме или в трагедиях самоубийств. Ведь отыскать без вести пропавшего человека – задача невероятно сложная, а порой и вовсе невыполнимая…

– Послушайте…

– Это «нет»?..

– Мы прилагаем все усилия, чтобы найти вашу дочь, но это требует времени и терпения…

– Сколько ещё вы будете меня кормить обещаниями о каком-то там терпении, когда прячетесь в своих норах, даже не пытаясь её отыскать? Мой ребёнок пропал! Исчез буквально из-под носа и уже больше месяца скрывается в неизвестности! И вы говорите, что делаете всё возможное? Если бы я хотела, чтобы моё горе было забыто и закрыто под большой амбарный замок, я бы обратилась в местное отделение полиции, а не в частное агентство! – Её слова полны отчаяния и боли. Слёзы, словно бурный поток, хлынули из глаз, отражая безысходность и материнскую боль. Женщина закрыла лицо руками, и её всхлипы заполнили кабинет. Она не смогла больше сдерживаться, и её голос дрожал от переполнявших эмоций.

– Мы понимаем ваше горе и делаем всё возможное, чтобы помочь вам, – попытался успокоить я, но слова прозвучали неубедительно.

– Вы не понимаете! – воскликнула женщина, резко подняв голову. – Моя дочь пропала, и я не могу сидеть сложа руки и ждать, пока вы найдёте её! Я хочу знать, что вы делаете для этого, и хочу видеть результаты!

Её взгляд был полон решимости и гнева, и она не собиралась отступать. Она была готова бороться за свою дочь до конца, и её слова ясно давали это понять.

Стиснув челюсть, я отодвигаю стул и поднимаюсь, чтобы приобнять её за плечи, подумав, что мои жалкие попытки смогут утешить горем убитую мать. Но остаться в стороне я просто не могу.

– Клянусь вам, Вера Васильевна, что сделаю всё, что в моих силах и даже больше, чтобы найти Катю. Я лично займусь её поиском.

Её дрожащие холодные ладошки вцепились в ворот моей рубашки, и, уткнувшись в моё плечо, она заплакала навзрыд. Я поглаживаю женщину по спине и чувствую, как её горе разрывает моё сердце. А уловив напротив ошалелый, где-то даже трусливый взгляд напарника, понимаю, что это дело я буду тащить на своём горбу, как и предыдущие.

Но здесь я уже не отступлю, чего бы мне это ни стоило.

🙤 · Бить или не бить, вот в чём вопрос… · 🙦

Проведя повторный анализ своих долгов в базе данных, я решаю сделать перерыв, чтобы немного отвлечься. Мои мысли настолько перегружены информацией, что с трудом могу сохранять ясность ума, пытаясь логически связать все имеющиеся данные в три часа ночи, находясь на кухне съёмной квартиры. Но что может быть общего у двух суицидников, двух потеряшек и бытовухи? Это как пытаться собрать пазл в полной темноте, когда каждая деталь кажется несущественной, но ты всё равно продолжаешь искать связь.

А я отвечу: ни хрена общего.

И ничего хуже быть не может, ведь это очередной голяк. Вот в такие времена и накатывает смута, типа «это не моя профессия» и тому подобное. Но даже если меня понизят до самого плинтуса, я не уйду. Не смогу. Возможно, моё обучение было продиктовано корыстными целями, и я никогда не мечтал о ночных свиданиях с трупами, но это уже неважно. Я влился в это благодаря одному непреодолимому желанию, которое стояло выше всех остальных – помогать. Помогать людям, оказавшимся в такой же… Да в любой ситуации. Если мои знания и опыт могут кому-то помочь, значит, я потратил восемь лет жизни не зря. Хотя вряд ли это время можно назвать жизнью…

Как будто стою на краю окружающей меня пропасти, а внизу зияет бездна. И я знаю, что если сделаю шаг назад, то упаду в эту тьму и никогда не найду выхода. Но если сделаю шаг вперёд, то, возможно, смогу преодолеть эти преграды и достичь своей цели.

Я чувствую себя как птица, которая взлетает всё выше и выше, преодолевая сопротивление воздуха. Но каждый взмах крыльев требует всё больше усилий, и иногда кажется, что я не смогу подняться ещё выше. Вот только я всё же продолжаю лететь благодаря каким-то невиданным силам.

Мои знания и опыт – это меч, который я держу в руках. И я готов использовать его для защиты тех, кто нуждается в помощи. Даже если это означает, что мне придётся сражаться с самим собой и своими страхами.

Чёрт, в голове сложилась какая-то фэнтезийная бурда, похожая на сказочную историю. Только конец в ней несчастливый.

Осознавая, куда вновь заводит внутренний монолог, я прилагаю все усилия, чтобы вытеснить эти мысли из головы и сосредоточиться на работе. Иначе рискую сорваться к холодильнику и опустошить ещё одну бутылку дорогого крепкого в надежде забыться.

Не то чтобы я когда-то был фанатом сушняка на следующее утро, но жизнь меняется, и вместе с ней меняются реакции организма, помогающие ему просто выживать. О том, чтобы «жить и наслаждении жизнью» речь уже не идёт, а скорее о существовании на грани, как на тонкой льдине, которая может в любой момент треснуть.

От долгого сидения на деревянной табуретке мой зад затёк до такой степени, что я едва ли могу двигаться. Спина, согнутая буквой «Г» с самого вечера, не разогнулась ни разу, и теперь она отчаянно требует пощады.

Я медленно и с трудом двигаю ножками табурета по холодной плитке, нарушая тишину, которая разрывается только тихим тарахтением холодильника. Закрываю ноутбук, чувствуя, как последние остатки трезвых мыслей улетучиваются, а физические силы полностью истощены. Нет больше энергии на поиски новых зацепок по висящим делам. Максу всё-таки придётся оторваться от своих бабочек и заняться работой, если он не хочет переехать на ночные дежурства вместе со спальником.

Мне бы его беззаботную жизнь, где нет места для рутинных переживаний или серьёзных отношений. Это как жить в раю, где нет забот и тревог. Только я ад предпочёл раю.

Правда, если бы мне дали такую возможность, я бы всё равно не отказался от того, что имею на данный момент. Это как держать в руках драгоценный камень, зная, что он твой, несмотря на все искушения окружающих, пусть он сейчас и утерян… Поэтому к чёрту всё это.

Не помню, как оказался в шесть утра у своей квартиры, которую уже несколько лет собираюсь сдавать, но всё не решаюсь. Не понимаю, какого чёрта я сейчас делаю на рабочем месте в семь утра. В глазах временами накатывает помутнение, а тело, даже сидя в кресле, не контролирует себя полностью.

И нет, так рано я здесь не потому, что решил спихнуть Лёху с доски почёта. Просто ноги сами привели меня сюда, а я, видимо, не смог отказать бреду в своих мозгах.

Закинув мятную жвачку в рот, я открываю свой скрипучий ноутбук и снова вхожу в систему. На сегодня намечены грандиозные планы – я намерен распутать дело Кати. Ну, или хотя бы продвинуться вперёд, выйти из мёртвой зоны. Не знаю, жива ли она, но неопределённость гораздо хуже, чем надежда на светлое будущее, которого, возможно, и нет.

Поэтому я уже продумал план действий. Нужно будет ещё раз поговорить с её матерью, потому что не может быть, чтобы девушка семнадцати лет просто исчезла в…

Мысли обрываются, и их тут же сменяют другие.

«А что, если…?» – Нет, это невозможно. Как невозможно, чтобы солнце взошло на западе.

«А если всё же это одно и то же?..» – Как будто маленький росток надежды пробивается сквозь асфальт, несмотря на все преграды.

Не знаю, то ли это алкоголь ещё не выветрился из моей головы, то ли мозг, лишённый сна, действительно работает быстрее, но я решительно бросаю все дела и погружаюсь в общую базу данных через ноутбук. Спустя час набирается внушительный файл, который совершенно не радует. Особенно удручает тот факт, что из всей этой груды информации по пропавшим без вести только одного человека удалось найти. Мёртвым.

Внутри что-то болезненно сжалось, но изо всех сил стараюсь прогнать все мрачные мысли, как и раньше, и начинаю копать глубже. Ощущаю себя не лучше археолога, ищущего древние сокровища в детской песочнице. Шансов, что мы найдём нечто ценное, у нас примерно поровну.

Ранние пташки начинают потихоньку заполнять офис, и я замечаю как раз того, кто мне и нужен.

– Некит, на пару слов!

Невысокого роста светловолосый парень заходит из коридора в кабинет и пожимает мне руку в приветствии.

– Ты чего, с ночного, что ли? Или отмечал чего? – усмехается он, явно намекая на амбре, исходящее от меня.

– Нет, ты лучше скажи, как у тебя обстоят дела с глухарями пропаж за этот год?

– Как-как… – Молодой человек потягивается и зевает. – Никак. Жопа какая-то. Даже кинологи руками развели. Все словно в воду канули. Опережая события, хочу отметить, что мы проверили все водоёмы, канавы и даже канализационные системы по городу. Из-за этих нераскрытых дел статистика ушла в ту же воду… Про годовой отчёт даже думать не хочу.

– А можешь мне копии дел дать? Я в долгу не останусь.

– Слушай, я понимаю, что это важно, но ты хоть представляешь, сколько у нас этих дел? Если я тебе дам все копии, ты месяц будешь разбираться. – Он медлит, а потом спрашивает: – А зачем тебе? Насколько знаю, у тебя того же добра не намного меньше.

– Вот за этим и надо. Есть мысля, хотелось бы проверить…

Парень смотрит на меня с сомнением, но в конце концов соглашается и кивает в сторону выхода из кабинета, и я порываюсь за ним. Резкий подъём был явно не лучшим решением. В голове тут же всплывают обрывки воспоминаний о бутылке виски, которую я допил ранним утром в своей квартире. Тогда это было как глоток свободы, но теперь ощущаю себя как корабль без руля, потерявший управление. Приходится выдохнуть в кулак, чтобы избавиться от внезапного головокружения и быстро подкатывающей тошноты.

Предоставить документы он отказался, однако позволил сделать фото. С точки зрения безопасности, его решение было оправданным: передача оригиналов документов в мои руки могла бы привести к нежелательным последствиям. В случае, если бы с документами произошло что-либо непредвиденное, шкуру бы спустили с него. Следует отметить, что копирование документов и их фотографирование также запрещены. Ведь это не просто висяки. Это «элитные» висяки. Речь идёт о десяти пропавших девушках, принадлежащих к состоятельным и влиятельным семьям, которые исчезли примерно за девять месяцев. Это расследование требует максимальной осторожности и внимания к деталям.

Совпадение? Не верю.

Только не после прошаренных потеряшек ещё у нескольких коллег, у кого дела в открытом доступе для остальных. И картина действительно ужасающая. Но моя догадка может оказаться правдой, а это означает, что это далеко не конец пропаж. Хотя вряд ли бы эту догадку не проверили в первую же очередь. Я и сам её поднимал к вниманию, но почему-то отмёл.

Это как если бы в тёмной комнате кто-то разбросал зловещие тени, а затем внезапно исчезли бы все источники света. Сначала кажется, что это просто совпадение, но чем дольше находишься в этой темноте, тем больше понимаешь, что за ней скрывается нечто гораздо более зловещее.

Моя догадка подобна тонкой нити, которая тянется сквозь густой туман неопределённости. Её можно увидеть только в том случае, если знаешь, куда смотреть, но даже тогда её легко упустить из виду. Как будто кто-то невидимый играет с нами в прятки, и каждый раз, когда мы думаем, что нашли его, он исчезает, оставляя за собой лишь пустоту и страх.

Изучив дела Никиты и сопоставив их с информацией, полученной от других дел, я потратил целый час на анализ. В итоге в моём блокноте появились первые записи:

Пропавшие: Девушки в возрасте от 16 до 25 лет.

Внешность: Общих черт не выявлено, за исключением привлекательной внешности.

На этом, к сожалению, всё.

Хотя можно было бы добавить ещё несколько пунктов, но есть одна проблема. Все девушки пропали из разных концов города. Это исключает возможность единого места, где они исчезли одновременно. Это, конечно, существенно усложняет задачу, но я не собираюсь сдаваться.

Шея затекла, и я чувствую, как напряжение сковывает тело. Хочу размяться, но не успеваю встать, как резкий возглас срывается с моих губ:

– Твою мать! Что ты делаешь?

Макс, глазеющий на меня сверху, доедает эклер и облизывает пухлые пальцы, покрытые кремом, с явным наслаждением.

– А я думал, ты и во сне работаешь, – бормочет он с набитым ртом. – Я тут уже минут пять стою, а в ответ только твоя щёлкающая ручка. Нервишки шалят?

Его ехидный тон раздражает меня, отчего судорожно выдыхаю. Нервы и правда ни к чёрту…

Друг начинает принюхиваться и хмурится, разглядывая последний эклер в коробке.

– Они что, с коньяком? А я и не заметил… – Он вновь вдыхает аромат у коробки и бросает косой взгляд на меня. Я возвращаюсь к своему занятию, стараясь не обращать внимания на его слова: – Или это ты с коньячной пропиткой?

Вдыхая запах уже возле меня, я отмахиваюсь от него, сетуя на занятость.

Он бы задал всего один вопрос, как обычно.

Но этот вопрос попал бы прямо в десятку. Как обычно, чтоб его…

Однако сейчас меня спасает шеф, нагрянувший с новичком. Первый требует Макса к себе в кабинет сразу же, когда второй решает занять место друга, чтобы продолжить наш любезный утренний разговор.

Вот это ты не вовремя, Антон.

Анатолий Сергеевич застыл в проходе, терпеливо ожидая моего напарника. Его лицо постепенно искажается, а нос морщится от неприятного запаха. Спасибо Максу, который решил спихнуть моё алкогольное фиаско на свои эклеры, оставив коробку на своём столе.

– Для кого-то утро не совсем доброе, да?

Парень, который вчера был с тёмными волосами, теперь стоит с почти белыми. Единственное, что выдаёт крашеные волосы, это его жгуче чёрные брови. С трудом подавив усмешку, я игнорирую его протянутую мне руку и вопрос. Он ухмыляется, убирает руку обратно в карман классических синих брюк и усаживается на край стола напарника. Указательным пальцем придвигает к себе маленькую бежевую коробку с последним эклером.

Если нервозность появилась вместе с его приходом, то сейчас она нарастает, превращаясь в злость, которая почти готова вырваться наружу, как магма из вулкана, от его вседозволенности. Особенно остро это ощущается, когда вспоминаю, как шеф осыпал его буквально пару минут назад похвалами, словно золотыми монетами, не пробудь он здесь и полноценного рабочего дня. За какие такие заслуги, интересно?

– Любопытно, где он взял такие эклеры. Лео, ты случайно не в курсе? Я бы прикупил на обратном пути. Правда, виски они использовали даже не среднего качества…

Вот, кажется, и превратилась.

Отшвыривая кресло назад, я резко подаюсь вперёд, ухватив сопляка за шкирку, и с силой дёргаю на себя. Впечатав его спиной в стол, сквозь стиснутые зубы цежу:

– Не забывай своё место, Антон. Твоя задача «принеси-подай» ещё не переросла в «управляй и властвуй». Я Леон. Больше предупреждений не будет.

Каждое брошенное ему слово пропитано ледяным холодом и сталью, а глаза мои практически метают молнии. Я чувствую, как напряжение в комнате сгущается, и воздух становится почти осязаемым.

Швырнув его со стола в сторону, как щенка, собираюсь забрать свою исписанную бумажку и уйти. Собирался.

Пока он не говорит:

– Смени имя, Лео, если оно тебе так противно! Денег одолжить для оплаты госпошлины?

Не успевает он доязвить, как мой кулак уже летит в его напыщенную харю.

Треск.

Только непонятно чей.

Однако, видя, как из его носа брызнула кровь, можно догадаться.

Вроде я выплеснул эмоции. Поставил его на место. Но, видимо, мозгу этого мало, как и моему зудящему кулаку, который вновь замахивается. И если бы не парни из кабинета напротив, которые начали нас разнимать, я бы вышиб ему и несколько зубов в придачу.

– Да я засужу тебя, сука! – в бешенстве бросает Антон, запрокинув голову и вытирая кровь с лица, которая не останавливается.

– Ты ещё говорить можешь? Добавить, что ли?! – рычу в ответ, тут же сжимая кулаки до онемения.

Один из коллег пытается остановить меня, быстро встав между нами.

– Эй, Леон, остынь! Сдался он тебе! Толик не похвал…

Не успевает тот договорить, как этот самый «Толик» вбегает в кабинет, а за ним и Макс с выпученными глазами. Наверняка в голове друга сейчас крутятся такие слова, как «ночное… ночные дежурства» и «мокруха», потому что после воплей новичка о сломанном носе мне ничего хорошего не светит.

Плевать.

Но язык никому не дам развязывать. Можно и без него уйти в один день.

Вот как раз такой день и настал для Антона.

🙤 · Персиковые мечты · 🙦

Я не буду рассказывать о том, что шеф орал: «Уволен!», потому что он этого не говорил. Зато он дал мне на сегодня отгул со словами: «Чтоб духу твоего здесь сегодня не было!»

Этот сопляк сам напрашивался на «горячий приём» с первой же секунды, как вошёл в наш кабинет. Я лишь осуществил его прихоть.

Жалею ли я о том, что произошло?

Да, жалею. Так жалею, что рука, словно по памяти, сжимается вновь, вместе с уже влажным листком из блокнота с заметками.

Сидя сейчас в баре неподалёку от съёмной квартиры и размышляя над полученной за день информацией, я делаю пометки на мятом клочке бумаги. К уже имеющейся информации добавилось немногое, но каждая деталь важна. Поэтому после той стычки в офисе я вернулся домой, где уже полностью протрезвел, переоделся (те вещи замарал своим высокомерием один г… Антон) и наведался к двум заявителям, а к одной из них уже в четвёртый раз. И чёрт. Лучше бы я стоял столбом и дал себе навалять этому новичку в ответ, чем видел это повторно.

Вера Васильевна, мать пропавшей 17-летней Кати, выглядела даже хуже, чем вчера. Её растянутый «бабушкин» халат висел на ней бесформенно, полностью лишённый жизни взгляд казался потухшим, а волосы, собранные в неаккуратную гульку, заметно поседели с нашей первой встречи. Несмотря на то, что ей всего 47 лет, она выглядит гораздо старше своих лет, словно бремя утраты и тревоги оставило неизгладимый след на её внешности и самочувствии.

Ничего нового она мне так и не рассказала. Катя была ответственной, доброй и домашней девочкой. После школы та сразу шла домой, не увлекалась вредными привычками и всегда вела себя скромно. За день до исчезновения, с пятницы на субботу, ночевала у одноклассницы. К той я тоже наведывался. «Мы посмотрели фильм, а потом легли спать» – весь её ответ.

Конечно, с ними могло произойти что угодно. Однако, как можно объяснить полное отсутствие каких-либо зацепок? Это вызывает серьёзные сомнения и вопросы. В таких ситуациях каждая деталь имеет значение, и отсутствие ключевых улик только усиливает беспокойство и тревогу. Пропала девушка и впрямь из-под носа матери. С её слов, они разделились в продуктовом магазине, и с тех пор дочь найти не удалось. Я также общался с другой женщиной, у которой пропала внучка в том же районе. Их истории поразительно похожи: тихая, скромная девушка двадцати лет, никогда не имевшая проблем с законом, неделю назад уехала утром на учёбу и не вернулась.

Размышления прерывает входящий звонок на телефон.

Макс. Звонит, оказывается, уже во второй раз. Я и не заметил.

– Леон, ты где? – с отдышкой спрашивает он. На фоне противно пищит датчик ремня безопасности.

– Чего хотел? Я занят.

– Ты в норме? Антон поднял на уши весь…

Услышав имя, на которое у меня быстро образовалась аллергия, глаза невольно закатываются.

– И пристегни уже этот чёртов ремень. – Перебив напарника, я сбрасываю.

Меньше всего мне хочется сейчас слушать про этого персонажа из сатир. Тем более на трезвую голову, которая начинает раздуваться от внутренних мыслей, словно воздушный шар, и без всяких Антонов.

Так о чём же я думал до этого звонка?

Глядя на исписанную бумажку в руке, чувствую, как к горлу подкатывает горечь, словно проглотил что-то несвежее. Чёрт, это чувство знакомо мне уже слишком хорошо.

Кажется, я схожу с ума. Как будто потерялся в лабиринте собственных мыслей и не могу найти выход.

Откинувшись на спинку небольшого углового дивана, я пытаюсь закрыть глаза и выдохнуть, но перед ними стоит только одна картина, яркая и чёткая, как фотография, сделанная в момент вспышки. Снова Вл…

– Вот как в воду глядел, а!

Кто-то пытается выхватить бумажку из моей расслабленной руки. Рефлекторно ладонь сжимается, вот только в ней остаётся лишь уголок от листка.

– Я ведь мог тебе и в пятак дать. Инстинкты самосохранения вообще отключились? – нервно бросаю я. – И как ты здесь оказался…

Девушка с чёрным каре в униформе официантки несёт нам два бокала с выпивкой. Вот только я ничего не заказывал.

– За счёт заведения, мальчики, – мурлычет она.

– В долгу не останусь, пупсик, – почти поёт Максим на удивление тонким голоском, уже разваливаясь рядом со мной и поглядывая на глубокое декольте девицы, засовывает ей прямо туда несколько тысячных купюр.

Воспользовавшись моментом, я вырываю бедный листок обратно. Хотя разобрать, что на нём было написано до моих «раздумий», практически невозможно. А замечая уже и косой взгляд Макса, прячу этот листок в задний карман джинсов. Уж в зад он мне не полезет. Я надеюсь.

Его лицо сменяется на снисходительное, даже где-то жалобное, и я снова предвкушаю наш разговор, который мне уже не нравится.

– Ты же знаешь, что напиться – это не выход… Тебе пора отпустить и…

– И что? – резко вставляю я. – Отпустить и жить дальше? Найти себе девушку или лучше сразу нескольких, да засовывать им в силикон бабки?

Эти слова вырвались резким порывом и грубее, чем хотелось, отчего собеседник рядом притих.

Я не собирался его в чём-то упрекнуть. Но он лучше всех знает, насколько это больная тема… Влада…

– И ты знаешь, что я бы не смог… – почти беззвучно выходит напоследок у меня.

– Но и неосознанно писать везде её имя – это заболевание. Пора лечиться, Леон, и я знаю, как тебе помочь!

Парень разворачивается лицом к барной стойке, которая находится примерно в пяти метрах от нас, и едва повышает голос. Официантка, принёсшая алкоголь, довольно улыбается. Поправив самое важное – свою грудь – она начинает двигаться в нашу сторону.

– Ты получишь в нос быстрее, чем она доцокает до нас, – грубо предупреждаю напарника.

Тот быстро машет ей, чтобы вернулась обратно.

– Сообразительность всё же присутствует. Неплохо, – подмечаю я.

– Ну и зря… – Он вновь ловит мой недовольный взгляд и поправляет себя: – Я про то, что зря ты отказываешься от новой жизни… К тому же, может, Влады уже нет в живых, а ты…

– Заткнись, а. Ради тебя же прошу, я сегодня не в духе.

– Да, заметил, «любитель носов»… Но и смотреть на реальность нужно трезво, Леон. Прошло уже столько лет… А ты в почти тридцать лет всё скитаешься по дешёвым однушкам да питаешься готовой едой из «Пятёрки», когда у самого можно дом из золота построить… Ну да ладно, твоё дело, – вдруг на удивление быстро отмахивается парень. – Где был весь день? Приоделся, смотрю?

Кажется, Макс говорит что-то ещё, но слова его звучат приглушённо и нечётко, словно доносящиеся из-за стены.

Всё моё внимание, все мысли, все чувства сосредоточены на одном слове. Точнее, на имени. Женском имени.

Влада…

Перед глазами возникает странная пелена, и я словно проваливаюсь в прошлое, перемещаясь назад во времени.

Влада отошла в уборную припудрить носик, а я обливаюсь потом в этом смокинге, как школьник на первом свидании.

Я выбрал лучший ресторан в Самаре.

Да, копил. Откладывал каждую заработанную на всевозможных подработках копейку. Но это того стоит. Одна лишь улыбка, от которой на её щечках появляются ямочки, стоит больше всех этих бессонных и усталых до мозга костей ночей.

Ведь я хочу, чтобы она запомнила этот день навсегда. Потому что собираюсь сделать ей предложение…

Для нас должен заиграть скрипач, чтобы создать романтическую атмосферу, официант принести ведёрко, наполненное льдом, в котором охлаждается белое полусладкое вино, потому что она не любит газировку и всё, что с ней связано. Исключительно для нас должны зажечься свечи и начать гореть ароматические лампы. И только за нами через полтора часа должен подъехать белый лимузин, ведь ей всегда было так интересно знать, что же скрывается внутри. Этот вечер должен стать особенным и незабываемым для нас обоих.

Водитель должен прокатить нас по всему ночному заснеженному городу, начиная с вертолётной площадки и заканчивая старой Набережной с её уникальной архитектурой, которой так восхищается Влада (хоть я и не понимаю полуразвалившихся зданий и одноэтажных избушек среди новостроек). Но на это она мне бы опять ответила: «Здесь целая эпоха! Столько домов политических деятелей и писателей, в которых они жили!», и я бы просто молча слушал её.

Слушал бы её нежный голосок, словно звон хрустальных колокольчиков, что нежно звучат в тишине, пробуждая в душе тёплые чувства и светлые мечты. Этот голос, как мелодия весеннего ручья, обволакивает слух, даря ощущение покоя и гармонии. Слушал бы рассказы о городе и удивлялся, как в такой маленькой, но умной голове может поместиться столько интересной информации. Интересная она лишь потому, что её преподносит Влада с особой харизмой, а не потому, что мне действительно интересен 19 век или рассказы о стоянии Зои, которыми я сыт с пелёнок. Её рассказы увлекают и вдохновляют даже отправиться на митинг против сноса ветхого жилья в центре.

В её голосе чувствуется страсть и любовь к родному городу, и это передаётся мне. Я представляю, как мы едем по заснеженным улицам, и она показывает мне на старинные здания, рассказывая их историю. В такие моменты я забываю обо всём на свете и наслаждаюсь каждой минутой, проведённой с ней.

Ноги дрожат, одна рука барабанит по краешку сервированного круглого стола, накрытого алой скатертью, а другая нервно сжимает в кармане маленькую коробочку так сильно, что пальцы сводит от напряжения.

Ожидание тянется бесконечно, как будто время решило взять отпуск. Воздух становится густым и вязким, точно сироп, и я безуспешно пытаюсь ослабить галстук, который, словно удавка, сжимает мою шею. Ком эмоций, состоящий из трепетной любви, радостного волнения, страха и нервного напряжения, застрял на стыке моего самообладания и паники.

«Ну где же ты, Лада?» – эта мысль пульсирует в голове, сменяясь другой: «Согласится ли она? Или скажет, что я тороплюсь?».

Взглянув на часы, понимаю, что прошло уже более десяти минут, и Влады до сих пор нет. Внутри закрадывается беспокойство. Чувство, что что-то пошло не так, не покидает с момента её ухода в уборную и пронизывает меня насквозь, заставляя сердце биться быстрее. Я пытался убедить себя, что это просто моя взвинченность из-за сегодняшних намерений, но теперь это кажется напрасным оправданием.

Я поднимаюсь из-за стола и направляюсь к туалетным комнатам, расположенным за поворотом от главного зала. Но там никого нет. Обе двери в уборную приоткрыты, и внутри пусто. Возвращаясь к столику, прохожу мимо гардероба, но её пальто и шарф висят на тех же крючках, где и мои вещи. А это означает, что она не выходила на улицу. Конечно, она могла бы это сделать, но не почти в -25°C в одном шёлковом платье.

Тревога мгновенно разрастается, как капля чернил на белом листе бумаги. За считанные мгновения я оббегаю весь двухэтажный зал и заглядываю в отдельные приватные кабинки. Вылетаю на улицу, но и там ни души. Лишь дневная пурга усилилась, и теперь ветер завывает так, что невозможно открыть глаза полностью. Огромные снежные хлопья с силой ударяют по разгорячённым щекам, обжигая и пощипывая кожу, мгновенно превращаясь в капельки воды. Рука в кармане снова сжимает тёмно-красный бархатный коробок в виде сердца. В виде моего сердца, которое я хотел подарить своей девушке сегодня безвозвратно.

Но под рёбрами теперь другие эмоции.

И лишь два слова, пустившие корни вглубь всего моего естества:

«Влада исчезла».

Эти слова, словно острые ядовитые стрелы, проникают в самое сердце, вызывая дрожь по всему телу.

Я метался по залу, как потерянный зверь в клетке, не находя ни малейшего следа. Каждая минута казалась вечностью, а сердце колотилось, как бешеное, словно пытаясь вырваться из груди.

Я вспомнил, как мы только зашли в этот зал, как её глаза светились радостью и теплом. Теперь этот зал казался мне пустым и холодным, как заброшенный склеп. Чувствовал себя беспомощным, будто ребёнок, потерявшийся в лесу.

Её пальто и шарф висели на крючках, как молчаливые свидетели её исчезновения. Они были единственным, что осталось от неё в тот день, и я знал, что должен найти её, чего бы это ни стоило.

Этой зимой, 22 декабря 2024 года, исполнится ровно восемь лет с того дня, как я потерял Владу. А вместе с ней и свой покой, сон и здравомыслие. Поскольку почти сразу после её исчезновения (а она именно пропала, а не сбежала, «почувствовав кольцо на шее», как многие твердили, да и твердят до сих пор) я поступил на факультет криминалистики.

Зачем? Всё предельно очевидно.

Как выразилась бы Вера Васильевна, на мои заявления о пропаже человека «вешали амбарный замок». Поэтому, скрипя зубами каждый раз, когда я покидал отделение полиции с пустыми руками, я вынашивал эту мысль. Сначала она не казалась такой уж бредовой. Потом всё же дошло, что это полнейший идиотизм. Только в тот момент я уже оплачивал очное обучение в Москве.

Приходится признать, что оказался в долговой яме из-за того, что категорически не хотел продавать квартиру, в которой мы с Владой прожили почти три года. Сдавать её тоже не поднималась рука, и даже сейчас, спустя восемь лет, я не могу заставить себя это сделать. Она остаётся в том же состоянии, в каком мы её оставили в последний раз, восемь лет назад – восемь бесконечных, мучительных лет.

Я с отличием окончил университет, и меня с распростёртыми объятиями ждали во многих отделениях полиции Москвы. Но я вернулся в Самару. Целью моего обучения были не карьера и ранний выход на пенсию, а знания и полномочия, которые позволили бы мне находить людей. Людей, без которых жизнь теряет все краски и становится серой. Людей, как Влада.

Найти её – моя главная цель, ради которой я готов на всё, даже если придётся искать её в песках Египта, перебирая каждую крупинку вручную.

Каждый день, просыпаясь, я думаю о ней. О её улыбке, о её смехе, о её голосе. Эти воспоминания – единственное, что поддерживает меня в самые тёмные моменты. Я знаю, что она где-то есть, и я найду её, чего бы мне это ни стоило.

Не сдамся, пока не найду её.

Пока не верну её в свою жизнь.

Пока не увижу её снова.

Перед глазами вновь всплывает её образ в тот самый день перед тем, как зайти в заведение…

Её лицо, словно озарённое внутренним светом, с лёгким румянцем и россыпью веснушек, укутано тёплым платком шоколадного цвета. Ещё пока что лёгкий мелкий снежок укладывается в её длинные, воздушные локоны цвета овсяного печенья. Влада старается удержать волосы с одного бока, боясь, что те из-за ветра выйдут из-под её цепкого контроля и спустят на «нет» все старания у зеркала.

Глупенькая, не понимает, что в любом виде она очаровательна.

Я всё же пытаюсь помочь ей, ловлю непослушные завитки и укладываю их на правую сторону. Они принимают форму волн и покорно остаются на своём месте, пока их хозяйка поднимает на меня взгляд снизу вверх. Из-за падающего снега ей не удаётся полностью распахнуть большие голубоватые глаза, часть снега уже осела на её веерообразных, смоляных из-за туши ресницах. Зрачки Влады расширяются всё больше, когда её ладонь ложится поверх моей на её волосах. Щёчки розовеют ещё сильнее в ответ на моё лёгкое поглаживание большим пальцем нежного запястья.

Внезапно меня охватывает странное ощущение, и вся эта картина, представшая перед глазами, кажется нереальной. Поддавшись неведомым силам, которые побуждали меня танцевать без повода, я наклоняюсь к её сияющим губам. И будь я проклят, если сейчас на них не персиковый бальзам для губ. Мне даже кажется, что я уже улавливаю этот аромат сочных, спелых персиков, сорванных прямо с дерева поутру, отчего тут же предвкушаю этот вкус у себя на губах. Вот только Влада засмущалась ещё сильнее и прикрыла глаза, слегка опустив подбородок.

Ну что за сказка…

Вместо губ траектория сменилась на не менее притязательный, маленький и уже холодный носик. Я начинаю слегка подталкивать её в сторону ресторана, чтобы она не превратилась в ледяную статую (в прекрасную ледяную статую, надо сказать).

Внезапно Лада резко открывает глаза, поднимается на носочки и чмокает меня в губы, оставив на них сладость персикового поцелуя. И вот уже она утягивает меня за собой к входу в заведение, а я ловлю ртом белых мух от внезапно разлившегося тепла где-то в районе солнечного сплетения.

В носу всё ещё кружит её шлейф фруктовых духов, словно призрак прошлого, который не желает отпускать меня. Я перерыл всё, что только можно, но её всё равно нет. Нигде. Ни на одной из камер видеонаблюдения по всему городу. Порой мне кажется, что я иду не туда, что это всё ложь и иллюзия. Что мне нужно отпустить её.

Может быть, она действительно сбежала и сейчас живёт где-то за границей с уже полноценной семьёй?

Эта мысль терзает меня, как ржавый гвоздь в сердце.

Я трясу головой, пытаясь избавиться от чужих мнений и сомнений, которые кружат вокруг. Хочется влепить себе затрещину за каждый домысел о том, что она могла так поступить. Кто угодно, но только не она.

– Эй, Ромео, может, ты уже ответишь? – Макс треплет моё плечо, приводя в чувство и вытаскивая из приятного мира воспоминаний.

Лёгкая улыбка и расслабленное лицо мгновенно сменяются привычной суровостью и прищуренным взглядом.

– Какого…

– Ответь ты уже!

Макс показывает лишь пальцем на мой личный, а не рабочий телефон, словно боится, что тот, кто звонит, откусит ему за это его. Я вздыхаю и неохотно подношу трубку к уху.

– Слушаю, Анатолий Сергеевич…

– Бойко! Ты что, в кйай охйенел? Или вакансий на «Авито» скопилось так много, что ты йешил не бйать тйубку? – Шеф от злости брызжет слюной по ту сторону линии, отчего его картавость буквально режет слух.

– Извините, Анатолий Сергеевич…

– Пйибейеги извинения, они тебе ещё пйигодятся! Адйес получил?

Я отодвигаю телефон и смотрю на всплывающие окна, но ничего.

– Пока н…

– Я отпйавил его уже десять минут назад!! Ищи в полученных, недотёпа!

– Да, Анатолий Сергеевич, получил, – стиснув зубы, отвечаю я.

– Неужто! – Шеф набирает полную грудь кислорода, пытаясь успокоиться. – Слушай внимательно, повтойять не буду. У тебя есть только один выход – пойти и извиниться перед Антоном. И убедить его забйать заявление на тебя из суда.

– Извините, но вам какое дело до моего…

– До твоего заявления – совейшенно никакого! – вдруг снова вспыхивает он. – Но ты даже не пйедставляешь, чем это может обейнуться для всех! Сейчас нагйянут пйовейки, а где пйовейки – там и огйомные штйафы! К тому же ты выбйал не того человека для выяснения отношений… Поэтому тебе говойю – у тебя есть весь вечей, хоть ночуй у него, делай что угодно, но чтобы он забйал эту бумажку! Всё! Завтйа как штык, чтоб без пйиключений!

Звонок сброшен.

Кровь должна кипеть от ярости, но внутри – абсолютный штиль.

Это значит, что давний вопрос, терзавший меня изнутри, наконец-то нашёл ответ сам и принял решение: увольняюсь.

– Л-леон? Мне не нравится твой взгляд… Что ты задумал? – спрашивает Макс, сидя на диване и бросая на меня подозрительный взгляд.

Я поднимаюсь, небрежно бросив несколько купюр за выпивку на стол. Не люблю быть кому-то должным. Пора извиниться перед новым другом. Кажется, мы начали разговор не с того кулака.

🙤 · Как мухи в клейкую ленту · 🙦

– Леон?! Куда ты собрался? – всё недоумевает друг, уже спешно поднимаясь.

Игнорирую его слова уже во второй раз и выхожу из бара. Часы на руке показывают 19:49. Надеюсь, новичок не ляжет спать сразу после «Спокойной ночи, малыши». А если и ляжет, то мне придётся нарушить его режим.

Внезапно кто-то хватает меня за рукав кожаной куртки. Я резко разворачиваюсь, заломив руку незнакомцу и уже сжав челюсть, готовый к любым неприятностям.

– Ты сегодня решил всё-таки дорваться? Мазохист, что ли? – буркнул я с подозрением, отпуская испуганного Макса и продолжая быстро идти вдоль дороги к остановке, чтоб поймать такси.

– В чём дело? Что сказал Толик? – Друг пытается не отставать, но из-за лишнего веса и коротких ног ему едва ли удаётся наступать мне на пятки. – Он понизил тебя? Или вовсе уволил? Это потому, что Антон – сын Фиджера? Или…

– Стой, – от моего резкого торможения он врезается в мою спину, – того самого бизнесмена?

Макс кивает, его глаза широко раскрыты от тревоги. А я чувствую, как напряжение вновь сковывает мои плечи.

– А ты откуда знаешь?

– Санёк шепнул после ухода новичка… Сказал, тот из трусов вылез от злости на тебя, а заодно и на Толика взъелся…

– Он что, недостаточно руки ему нацеловал за день?

Внутри распускается зерно обиды.

Какого чёрта мне не плевать на эти лживые похвалы от шефа?

Может, потому что я пашу как конь без выходных?

Может, потому что за четыре года работы под его крылом я ни разу не услышал чего-то получше, чем «уволю»? Хотя вначале моей карьеры раскрываемость дел была на высшем уровне среди остальных.

Вот только год назад наше агентство начало приходить в упадок из-за конкуренции. Появился новый частный детективный отдел с безупречной репутацией, и большинство наших клиентов перешли к ним в центр города с нашей окраины из-за престижа. После такой большой текучки шеф стал сам не свой. Не сказать, что он и до этого нас обнимал при встрече, но теперь на рукопожатие можно не надеяться. А тут какой-то Антон с горы, которому предпенсионного возраста майор в отставке ботинки начищает до блеска своими похвалами.

Передёрнуло от настигшей волны злости.

Извиниться перед Антоном?

Да, я извинюсь.

Так извинюсь…

– Леон?

Напарник резко дёргает меня за куртку, и я останавливаюсь в шаге от оживлённого шоссе.

– Так что звонил шеф?

– Велел к Антону заглянуть.

– Зачем это?

– Он увольняется, нужно забрать документы.

Макс обиженно хмурится:

– Что чешешь мне? Толика было бы невозможно не услышать, даже если бы он позвонил тебе на улице.

– Зачем спрашиваешь тогда?

– Проверял, скажешь ли ты правду или соврёшь, как обычно. Я не пущу тебя одного к нему.

Моя бровь невольно выгибается, и Макс добавляет:

– Сесть до седых бровей за мокруху богатого сынка – вот что тебя ждёт, если ты продолжишь в том же духе! А я, как и медики, давал клятву… – Он задумался.

– Тоже Гиппократу?

– Твоей покойной матушке, что глаз с тебя не спущу! Я столько не выпью, чтобы такой грех на душу взять. К тому же, на тралли-валли ты долго будешь добираться до старого города.

– На чём? – не понимаю я.

– На троллейбусе, деревня, – усмехается парень, и его живот издаёт громкое урчание, которое слышно даже сквозь рёв огромного потока машин, мчащихся по соседним полосам.

– Прости, кажется, эклеры были и впрямь с изюминкой… забродившей…

Не удержавшись, я посмеиваюсь, глядя на его сморщенное лицо от спазма в желудке. Он отвечает, что машина осталась припаркованной возле бара, и нам нужно вернуться туда.

Открыв дверь и заметив, что переднее пассажирское кресло откинуто почти полностью, я на мгновение замираю. Макс ловит мой осуждающий взгляд и торопливо нажимает на кнопку возле сиденья. Спинка тут же поднимается, а сиденье занимает привычную для меня комфортную дистанцию.

– Так как ты меня нашёл, говоришь? – спрашиваю я, сохраняя спокойствие.

Макс медлит с ответом.

– Интуиция, – наконец произносит он, но голос звучит неуверенно.

– А разве на её пейджере не было написано «Роза»? – Всё же сажусь в машину, подавив брезгливость и устремив взгляд вперёд. – В этом баре только четыре девицы строят тебе глазки. У Карины сегодня выходной, Роза в вечернюю смену. Значит, в ночную выходит либо Диана, либо Мира. А судя по тому, что разложено именно переднее место, у девушки длинные ноги. И это была Диана, потому что сзади она бы не поместилась в твоей рабочей колымаге. Именно она позвонила Розе по твоей просьбе, а не «Интуиция».

Я медленно поворачиваю голову к нему, и уголок моих губ ползёт вверх, замечая его удивлённый и растерянный взгляд.

– Как ты Владу до сих пор не нашёл, я не понимаю…

Он вздыхает и заводит машину. С первого раза не получается, приходится повторить попытку.

– Любимый ВАЗ, чтоб его… – бурчит он, глядя на приборную панель. – Так чем занимался, кроме того, что исписывал листок сердечками?

– Я не исписывал листок сердечками, – опровергаю его слова, стараясь придать своему голосу уверенность. – Это во-первых. Во-вторых, я обдумывал новую версию похищений в городе. А в-третьих, – я сглатываю внезапное першение в горле, – это получается у меня на автопилоте…

– Я и сказал, что ты болен и тебя пора лечить. Если не клин клином, то работой, чтоб её… Лучше бы выбрал девочек, они хоть находятся в приятных условиях, а не в трущобах с потенциальными подозреваемыми по всем нашим глухарям. Что за новая версия?

– Не то чтобы новая, но… Я вернулся к началу – к работорговцам. Почему ещё пропадают только симпатичные молодые девушки? Либо их продают в притоны, либо отправляют за границу. В тот же Египет, где их с руками оторвут прямо из отеля. К тому же ни одной зацепки по их пропажам. Их никто не видел. Даже уличные камеры видеонаблюдения.

Макс сворачивает с ярко освещённого шоссе на узкую извилистую улочку в центре старого города, и в салоне автомобиля воцаряется зловещая тишина. Его голос становится напряжённым и серьёзным.

– Представь себе, что это не просто версия, а неопровержимая реальность. Мы имеем дело с организованным преступным синдикатом, который действует с пугающей эффективностью. Их методы остаются незамеченными, а жертвы исчезают без следа. Каждая пропавшая девушка – это трагедия для семьи, общества и нас самих. – Сжав руку в кулак, он прикладывает его к груди слева, а голос дрожит от напряжения: – Мы не можем позволить себе закрывать глаза на это. Наши действия должны быть решительными и целенаправленными, чтобы, наконец, привлечь этих злодеев к ответственности!

С этими словами он резко ударяет кулаком по оплётке руля, задевая и клаксон посередине. Вечернюю тишину тут же разрывает оглушительный писк, который эхом разносится по улице, подчёркивая серьёзность его слов и готовность к действиям. И я почти поверил бы в его боевой настрой, если бы не эта чересчур вдохновляющая речь и не искусственное, наигранное, серьёзное выражение лица, которое так явно противоречит его образу трусливого опера в отставке, за что и был уволен с предыдущей должности.

Поэтому решаю ответить в его же стиле:

– В целях обеспечения эффективной коммуникации рекомендуется воздержаться от высокомерного поведения. В противном случае может возникнуть необходимость в поиске хотя бы одного функционирующего устройства видеозаписи внутри помещения.

– Ля, как завернул, а… – посмеивается парень. – А что было внутри с камерами?

– Происходило отключение для установки системы.

– И это оправдание у всех? – удивился он.

– У последнего. У всех причины разные, придраться не к чему.

– Умно… Похоже, действует какой-то фанат-фетишист, и не один. А что с Катей?

– Смотрели «Русалочку» и легли спать, – процитировал я её одноклассницу.

– «Русалочку»? Серьёзно? И ты поверил? – Я недоумённо поворачиваюсь на слова Макса. – Девчонка была под строгим контролем, и вдруг её отпустили впервые на ночёвку, чтобы она смотрела какой-то мультик?

– Её подруга утверждает, что это был фильм.

– Пф, о темнокожей русалке?

– А с каких это пор ты расист? Или дискриминация по признаку принадлежности к «волшебницам» не распространяется?

– Не расист, – отрезает парень. – Логично любить румяных красавиц, а то, что русалка, живущая на дне морском, вдруг загорела там, куда не проникают солнечные лучи, – нелогично. К тому же в их районе есть клуб «Русалочка». С вероятностью 99,9% Катя была там, а подружка выпалила первое, что пришло ей на ум, испугавшись. Но потом опомнилась и решила оправдаться.

– Это всё притянуто за уши, – я скептически посмотрел на него. – С чего бы отличнице идти в клуб в ночь перед важным экзаменом?

– Вот именно! Если она там была, значит, это не просто оправдание. Значит, что-то произошло. И мы должны выяснить что.

Я устало вздохнул.

– Вот ты и съездишь на разведку, пока мы поболтаем с Антошкой.

Мы приближаемся к величественному, помпезному дому в три этажа. Он скрыт за высоким каменным забором, который отбрасывает жуткие от луны тени на дорогу. Вокруг не горит ни один фонарь. Темно, как в могиле. Ветер усиливается, и небо вдали озаряется молниями, предвещая приближение непогоды. Кажется, сама природа предупреждает нас о чём-то зловещем, что скрывается за этими мрачными стенами.

Слева доносится многозначительный тяжёлый вздох напарника.

– Жуть какая… – наконец произносит он, прерывая затянувшееся молчание. – Ходят слухи, что вся их семейка была замешана в какой-то заварушке с нелегалами пару лет назад, но чудесным образом всё замялось… В частности, говорят, что его дядя, работавший в местной полиции, был замешан в покрывательстве нелегальной миграции. Он использовал своё служебное положение, чтобы закрывать глаза на нарушения и даже помогал нелегалам пересекать границу…

– Опять Рен-ТВ насмотрелся? Сомневаюсь, что такой человек, а вернее, крупный бизнесмен в ритуалке, будет склонен к открытому насилию.

– Ты просто не видел, как он смотрит на людей, когда думает, что никто не видит. Его глаза, как у хищника, который готов напасть в любой момент…

Я пожимаю плечами.

– Ну, это всё слухи. Может, он просто очень строгий и требовательный. Элита всё-таки.

Макс качает головой, а его лицо выражает глубокую обеспокоенность и сомнение.

– Нет, это не просто слухи. Я видел его в деле. Он способен на всё, чтобы защитить свою семью и бизнес. И если он узнает, что мы что-то замышляем против его сы́ночки, последствия будут катастрофическими…

– За целый день пеших прогулок я испытываю сильную усталость в ногах и спине, а также чувство голода, которое можно утолить, разве что проглотив быка. Однако вместо того, чтобы провести вечер в уютной домашней обстановке, отдыхая и насыщаясь горячей пищей, я вынужден отправляться в отдалённое место для того, чтобы просить прощения у людей, которые, возможно, не заслуживают такого внимания к своей персоне. В связи с этим я задаюсь вопросом о целесообразности подобных действий.

– Опять ты стал таким официальным, – друг закатил глаза. – Ну подумаешь, назвал он тебя Лео… Неужели обязательно сразу реагировать так агрессивно и сразу в нос?

– Он сделал это специально, зная, что меня это выводит из себя. Знал? Значит, заслужил. Больше разговора об этом не будет. Пошли.

Не дожидаясь ответа, я вылезаю из неудобной маленькой «Гранты» и решительно направляюсь к звонку на воротах. Воспоминания об утреннем переполохе в отделе вновь вызывают прилив ярости, и я чувствую, как кровь кипит в жилах, а пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что слышен хруст костяшек.

– Кто это? – доносится почти сразу же из домофона, будто там ждали, когда позвонят.

– Мы коллеги Антона Фиджера, нам нужно с ним поговорить. – В конце мой голос дрогнул, и я сам не понимаю, от чего. То ли от приглушённого раската грома позади, который словно напоминал о зловещих историях Макса, то ли от холодного и властного голоса, доносящегося из прибора на двери.

Ворота с характерным скрипом отодвигаются в сторону. Друг плетётся позади, и я вижу, как близко он держит свою руку возле моей, чтобы, если что, схватить и не дать надрать зад этому молокососу повторно. Правда, это вряд ли сможет помочь, но ему так спокойнее, и бог с ним. Участок и впрямь огромен, как и сам дом, только в темноте мало что можно разглядеть. К тому же некая женщина уже открыла дверь и ждёт нас на своём пороге, отчего Макс не может удержаться, чтобы не подметить, хоть и шёпотом:

– Как мухи в клейкую ленту…

🙤 · Удачный неудачник · 🙦

Я с трудом сдерживаю раздражение от его «боевого» настроя, стоя уже на пороге дома. Хозяйка, мать новичка, с беспокойством в глазах сообщает, что Антошеньки нет, но он скоро вернётся. Она предлагает подождать его внутри, хотя сначала её явно встревожил наш поздний визит. Пришлось придумать на ходу, что мы не смогли дозвониться до Антона, а дело действительно срочное.

Женщине на вид около сорока лет. Она одета в молочный шёлковый халат в пол, тёплые меховые тапочки и распустила тёмные волосы до плеч. Её спина идеально выпрямлена, руки аккуратно сложены перед собой, а взгляд полон такой невинности, что мне кажется, будто это не её голос я только что слышал из домофона пару минут назад.

Пригласив нас в уютную гостиную, Ольга Матвеевна, так она представилась, предложила чай и лёгкий перекус. Макс, заметно нервничая, отказался, а я с благодарностью согласился на чашку крепкого кофе и медовые пирожные. Поскольку прислуги в доме не будет до утра, а её супруг всё ещё находится на работе, женщина сама подала нам тарелки, что вызвало у меня определённые впечатления и уважение. Я не понимаю, на чём основаны рассказы Макса, но в этом доме нет ничего зловещего. Это просто богатый дом с гостеприимными хозяевами. А уж какие причуды могут быть у состоятельных людей, меня не интересует. Осталось дождаться прибытия еще одного гостя и затем можно вернуться домой, чтобы провалиться в забвение до утра.

Ольга Матвеевна грациозно занимает место напротив нас на велюровом диване шоколадного цвета и с интересом осматривает нас.

– Как продвигается работа у Антошеньки? Должно быть, ему всё ещё нелегко… Он никогда не делится своими переживаниями, всегда такой скрытный… – Она начинает перебирать пальцами ткань своего халата. – Сегодня он ещё не появлялся дома, сказал, что у него появились срочные дела, а тут вы пришли в столь поздний час… Всё ли в порядке?

В свете яркой вспышки молнии, которая озарила комнату, её чёрные глаза сверкнули, и по моей спине пробежали мурашки.

Эти чёртовы истории Макса разрушают всю мою уверенность.

Бросив боковой взгляд на своего напарника, замечаю, что он также обратил внимание на произошедшее, поскольку его лицо стало бледным, как у призрака, и он перестал дышать. Вот только хозяйка всё ещё ожидает ответа. Прочистив горло, я обращаюсь к ней:

– Не поймите неправильно, Ольга Матвеевна, за столь поздний визит, но Анатолий Сергеевич поручил нам задание, для выполнения которого необходим Антон, – с видимым усилием я пытаюсь изобразить улыбку. – Без него нам никак не обойтись, ведь он такой компетентный сотрудник, и с его помощью мы, несомненно, сможем успешно завершить все текущие дела, верно, Максим?

Однако Максим не реагирует, словно одно из заклинаний Гарри Поттера сработало удачно с первого же раза. Я делаю глоток из чашки и всё же обращаюсь к нему, легонько толкнув его в бок.

– Прошу прощения, он очень застенчив. К тому же день выдался не из лёгких… Антон, случайно, не упомянул, когда он вернётся? Не хотелось бы обременять вас своим визитом.

– Что вы, Антошенька очень давно не приводил сюда своих друзей, и я просто счастлива познакомиться с вами. Но, к сожалению, он такой же немногословный, как и ваш товарищ… Тем не менее, полагаю, что он скоро присоединится к нам. А пока расскажите, пожалуйста, немного о себе?

В течение примерно часа мы вели беседу, однако усталость давала о себе знать, и даже чашка насыщенного кофе не смогла полностью её устранить. Макс оставался в том же состоянии молчаливого погружения, что вынуждало брать на себя роль основного собеседника, в результате чего мои голосовые связки теперь испытывают напряжение от продолжительной речевой активности. За это время интенсивность ливня только усилилась, и я не представляю как быстро Макс повезёт нас подальше от сюда по всем ухабам и размытым улочкам старого города на машине, которая держится на честном слове.

После предложенной хозяйкой дома второй чашки кофе, я понимаю, что пора уходить, если мы не хотим остаться здесь с ночёвкой, поскольку встречать своих новоиспечённых друзей Антошенька не торопится. Мы и так прождали его больше часа. Терпение иссякло.

– Ну что ж, – я медленно, но решительно поднимаюсь с дивана, – огромное спасибо вам за тёплый и радушный приём. Но, к сожалению, нам действительно уже пора.

Услышав мои слова, Макс тут же встрепенулся и вскочил следом, лишь кивнув хозяйке и благодарно взглянув на меня. Оказывается, живой.

– Но как же срочное дело? – удивлённо переспрашивает Ольга Матвеевна, поднимаясь следом и аккуратно поправляя свой наверняка именитый халат.

– Вынуждены отложить это до завтра. Уже слишком поздно, и мы не хотели бы вас задерживать. – Я направляюсь к выходу. – Ещё раз огромное спасибо за вашу доброту, а с Антоном мы поговорим завтра. Не нужно упоминать о нашем визите. Всего доброго.

Я дёргаю за ручку, не дожидаясь ответа женщины, поскольку уже испытываю значительный дискомфорт от пребывания здесь.

Однако стоит открыть дверь, как за ней оказываются новичок и девушка. Он накрывает её голову своим пальто, но вода всё равно стекает по женским коротким волосам и опущенному лицу.

– Что вы здесь делаете? – Антон с заклеенным носом непонимающе хмурит брови.

– Сынок, Леон и Максим пришли к тебе по какому-то важному вопросу. Где ты так долго пропадал? – обеспокоенно спрашивает мать. Правда, стоит ей разглядеть сына получше, как у нее вырывается тихое аханье, и она хватается за сердце, спрашивая, что случилось.

– Это подождёт до утра, доброй ночи, напарник, – бросаю быстро я и уже готовлюсь выйти из дома. Но тут девушка поднимает взгляд.

Её глаза, полные смешанных эмоций, от страха до паники, впиваются в мои. Вновь сверкает молния, освещая вокруг мрак. В этот момент глаза девушки вспыхивают голубыми многогранными кристаллами, словно осколки небесного света, и у меня спирает дыхание.

Лишь у одной девушки за всю мою жизнь был такой цвет глаз…

– Л-лео? – едва ли слышно пробормотала девушка, когда Антон затащил её внутрь дома, а мы стали покидать его. Ещё один взгляд в нашу сторону – и она теряет сознание, обмякнув в руках у новичка.

Кажется, я всё-таки сошёл с ума…

Влада?..

🙤 · Шесть глухарей – это уже стая · 🙦

С недоумением и тревогой я провожаю взглядом входную дверь, которая с громким хлопком закрывается в паре метров от нас. Мои ноги словно вросли в тротуарную плитку, отказываясь подчиняться. Ощущение такое, будто кроссовки намертво приклеились, не оставляя ни малейшего шанса на бегство. В голове царит хаос из мыслей и чувств, словно ураган, разрывающий спокойствие. Сердце бьётся так сильно, что кажется, будто оно готово вырваться из груди, лишь бы узнать правду.

Перед глазами встаёт картина, от которой сердце сжимается в груди. Перепуганный взгляд девушки застыл в безмолвном ужасе, как замороженный кадр в старом фильме. Её большие, широко раскрытые глаза, только что встретившиеся с моими, теперь покрыты белой пеленой страха. Ветер безжалостно треплет её короткие, до плеч волосы, насквозь мокрые, несмотря на слабую попытку новичка защитить её, распахнув пальто над головой. Капли дождя стекают по её щекам, образуя блестящие дорожки, отражающие слабый свет из открытой двери дома, как слёзы, бегущие по лицу в ночи. Её губы дрожат, пытаясь что-то сказать, но слова застревают в горле, и слышится лишь неразборчивое бормотание.

Я чувствую, как холод проникает под мою одежду, но это не имеет значения. Всё моё существо сосредоточено на ней, на этой хрупкой, напуганной до ужаса девушке, которая внезапно оказалась в центре моего внимания, как цветок, неожиданно распустившийся посреди засушливой пустыни.

Но то ли я действительно не успел протрезветь после утренней попойки, то ли мозг настолько парализован бесконечными мыслями о Владе, что стал проецировать её образ на любую особу женского пола, которую я встречаю.

Внезапно почувствовав резкие рывки куртки назад, с трудом пытаюсь проморгаться и очнуться от затянувшегося переосмысления картины, которая всё ещё стоит перед моими глазами.

– Леон! Какого чёрта?! Валим на хрен отсюда! – верещит в полтона напарник, утаскивая меня за собой в машину чуть ли не за шкирку.

Я лишь перебираю ногами на автомате, всё оглядываясь на дверь и окна, стараясь увидеть в них хоть что-то. Хоть что-нибудь, что поможет развеять эту сомнительную мысль в моей голове насчёт Влады. Ведь с какой стати ей быть здесь? Тем более с этим… Антоном. Да к тому же у этой девушки короткие тёмные волосы, а у неё были длинные русые локоны. Но этот взгляд…

– Тебя что, гром оглушил, что ты выглядишь как умалишённый? – бросает Макс, резко выжимая педаль газа и с пробуксовкой уходя всё дальше от этого злосчастного дома с приведениями (по его мнению).

Машина виляет по скользкой дороге, где дождь льёт как из ведра, уходя то вправо, то влево. Друг держит руль так крепко, что кажется, будто он готов вырвать его с корнем, лишь бы не останавливаться в этом районе ещё хоть раз в жизни. Напарник снова зовёт меня, но я не реагирую, погружённый в воспоминания о той девушке. Сердце стучит так сильно, что его ритм эхом отдаётся в ушах при мысли о том, что это могла быть она. Я почти готов поклясться, что слышал, как она назвала меня «Лео». Только она так ласково обращалась ко мне. Влада убрала последнюю букву в моём имени, а я в её – первую. Она сказала, что это знак бесконечности по какому-то созвездию в фазе восходящей Луны. Я знаю, что это была выдумка, но нам тогда было по восемнадцать лет, и это казалось невероятно трогательным. С тех пор эти прозвища стали для нас чем-то личным, согревающим и даже интимным. Поэтому я не мог ошибиться.

Выводит из транса оглушающий звук клаксона, и я едва мотаю головой, приходя в себя, если такое сейчас вообще возможно.

– Чтоб тебе… хорошо было, утупок! – ругается Макс на подрезающий справа автомобиль, который он не заметил из-за ливневой стены. – Раз, раз, Гондурас, слышишь? – обращается он уже ко мне, раз в пятый.

– Что? – всё же отвечаю я.

– «Что»?! И это всё? Что это было у Фиджеров? Ты словно в статую превратился чуть ли не на их же пороге.

– Ты видел ту девушку с новичком?

– А что тебя так удивило? Что он привёл свою девушку домой? – Он не понимает суть моего вопроса. – Парнишка взбалмошный, но собой не дурён…

– Она была так похожа на Вл…

– Ну всё, я больше не могу этот бред слушать. Хотя нет, мне прям интересно, это как ты определил? По какому признаку? Дождь с неё по-другому стекал или ветер нашептал её имя, ведь лица девушки не видно было от слова совсем, и она не проронила ни звука? – Спрашивает так, будто издевается.

Но сейчас я в таком эмоциональном ступоре, что даже злости на его недоверие не возникает.

– По глазам… – неуверенным тоном, почти что шёпотом выходит у меня.

– Ты законченный романтик. Хлебом не корми, дай цветы подарить, – хмыкает Макс. – Не могу смотреть, как ты теряешь стержень. А судя по тому, как ты рассеянно смотришь в окно, это видение тебя нехило ошарашило. Придя домой, ты, конечно же, не уснёшь. И велика вероятность увидеть завтра опять «забродившие эклеры» вместо тебя, а запасного носа у Антона нет. Поэтому домой ты не едешь.

– Не понял?

– Проверим мою «Русалочку», там как раз сегодня Лиззи в ночную.

Видя его жадный, похотливый взгляд, устремлённый на дорогу, и уловив резкое ускорение автомобиля, отвращение не заставляет себя долго ждать.

– Сейчас стошнит. – Я пытаюсь отвлечься, чтобы забыть этот его взгляд. – Ничего не стёр себе ещё? Ты бы ради профилактики сходил в медцентр, проверился.

– Странный ты мужик, Леон… Остальные бы давно…

– Я не «остальные», – тут же отрезаю. – Слово «моногами́я» знакомо?

– В том твоя и беда…

Меня передёргивает лишь от одной мысли о стольких сексуальных партнёрах. Мерзость.

Влада была для меня особенной девушкой, к которой было приятно прикасаться. И если нам не суждено больше встретиться, я предпочту провести остаток жизни в одиночестве, чем соглашусь целовать чужое и нелюбимое тело, которое завтра будет уже с другим и вешать ту же лапшу, что и мне.

Потому я не понимаю и не принимаю этих пристрастий на одну ночь или на долгосрочные отношения без обязательств. Считаю, что настоящая близость и эмоциональная связь возможны только в длительных и взаимных отношениях, основанных на уважении и любви. Кажется, я уже не гожусь для современного полигамного общества. Но в остальном он не прогадал, сказав про сон и выпивку. А в тот клуб действительно нужно по работе, поэтому особых возражений не проявляю.

Спустя час пути с одного конца города в другой я наконец могу выйти и вздохнуть. Чья-то тестостероновая аура заполонила весь салон, а душные разговоры о моём сумасшествии буквально душили. В этой части города и не скажешь, что кто-то слышал хоть гром. Ни одной лужицы.

В клубе льётся музыка, заглушая всё вокруг. Внутри стоит охранник внушительных размеров, проверяя паспорта всех, кто входит в здание.

Проходя мимо него, почувствовал, как он схватил меня за плечо и потребовал показать паспорт. Я останавливаюсь, стараясь скрыть раздражение. «Он так стебётся или по моему уже морщинистому лицу не видно, сколько кругов ада я прошёл?» – думаю я.

– Паспорт, – грубо бросает охранник, не скрывая своего недовольства.

Я усмехнулся про себя. Ведь у меня с собой его не было.

Макс быстро обходит меня со спины и показывает своё водительское удостоверение охраннику.

– Всё нормально, ему уже есть восемнадцать! Честно-честно! – посмеивается он, стараясь выглядеть убедительно. Но я знаю, что это глупое представление не сработает.

Охранник продолжает настаивать на своем.

– Не судьба, – бросаю я, пожав плечами. С этими словами выхожу на улицу, чувствуя, как раздражение новой волной нарастает внутри.

Макс бежит следом.

– Ну, можно считать это комплиментом ведь?

– Иди уже, но только по делу. Я не буду ждать, пока ты расслабляешься, как кошка на солнце, наслаждаясь моментом.

Он передразнивает меня и исчезает в толпе, словно тень.

Действительно смешно.

Может быть, это и к лучшему. Не придётся наблюдать эти малоприятные заигрывания, которые вижу почти каждый день и так.

Я осматриваюсь в поисках камер. Красные световые индикаторы мерцают почти по всему периметру здания. Отлично. Фиксируют. Необходимо получить разрешение на осмотр и вернуться завтра, если Макс выяснит, что Катя была здесь.

Спустя тридцать минут ожидания у его автомобиля я чувствую, что мои глаза начинают закрываться, даже несмотря на вибрацию от музыки, ощущаемую ногами. Подавив зевок уже в десятый раз, осознаю, что стал слишком стар для ночных похождений.

– Помогите! Кто-нибудь! Скорее!

Женский крик внезапно будит меня, заставив глаза широко раскрыться, словно я выпил два литра крепкого эспрессо залпом, и в кровь вдарила убийственная доза адреналина. Инстинктивно отталкиваюсь от машины и начинаю активно осматриваться по сторонам.

Из-за угла клуба выбегает девушка лет двадцати. Её глаза распахнуты от ужаса, а руки отчаянно размахиваются в воздухе:

– Пожалуйста! Помогите же!

Я мгновенно подрываюсь к ней, сердце колотится в груди:

– В чём дело? Вы в порядке?

– Ради бога, помогите! Мою подругу кто-то увозит!

– Ведите! – Я не раздумываю ни секунды.

Она стремительно несётся обратно за угол здания, отчаянно тыча пальцем в чёрную легковую машину, которая стоит всего в нескольких метрах от нас. Из машины доносятся душераздирающие женские крики, от которых мурашки бегут по коже. Тут же бросаюсь в их сторону, но машина уже срывается с места и мчится прямо на нас. Она проносится мимо с оглушительным рёвом двигателя, резко входя в поворот, а я, задыхаясь от адреналина, продолжаю бежать за ней.

Макс выходит из клуба, и я кричу ему, чтобы он немедленно гнал за чёрной «Камри».

Это единственный раз, когда он бросает все дела и, не задавая вопросов, запрыгивает в машину, делая именно то, что я велел. «Растёт», – подмечаю про себя.

Проследив за их маршрутом, я возвращаюсь к клубу с целью просмотра записей с камер видеонаблюдения – и, чёрт возьми! Там опять этот громила со своим: «Паспорт».

Приходится вернуться к девушке, чтобы узнать больше информации от неё.

– Бойко Леон Вячеславович, инспектор уголовного розыска частного детективного агентства «Трианон», – представляюсь я. – Как могу к вам обращаться?

– Рита…

– Маргарита, мой коллега отправился в погоню за тем автомобилем, а пока прошу вас изложить обстоятельства произошедшего. Как вы оказались в этом месте?

Вытерев слёзы, девушка с трудом сдерживает эмоции. Она начинает свой рассказ, и голос задрожал от волнения.

– Мы пришли в клуб, чтобы отпраздновать день рождения моей подруги… Но нас не пустили, потому что у неё не было паспорта. Мы уже собирались уходить, когда к нам подошёл какой-то парень и сказал, что они с друзьями тоже здесь и могут нас провести…

Их беспрепятственно пропустили. Молодой человек, сразу обративший внимание на Анну (подругу Риты), пригласил их присоединиться к его компании за столиком. В их обществе также находились несколько мужчин. Они начали предлагать им алкогольные напитки и закуски, однако Рита отказалась и выразила намерение покинуть заведение, потянув за собой подругу. Тем не менее, Анна предпочла остаться, будучи очарованной изысканными комплиментами и вниманием, которое проявлял к ней тот молодой человек, преподнося душистые цветы.

Когда Рита отлучилась в уборную, по возвращении она обнаружила, что их новые знакомые уже покинули место. Выйдя на улицу, до неё донеслись лишь крики Анны о помощи, что побудило её незамедлительно прийти на выручку подруге.

Позади нас раздаётся резкий визг шин, который эхом разносится по округе. Громкий скрежет металла и скрип тормозов по сухому асфальту вызывают резкие мурашки по спине.

– Поймал? – с тревогой и волнением спрашиваю я, надеясь услышать положительный ответ.

Выглядывая в открытое окно, Макс с досадой бросает:

– Ага… Ещё одного глухаря…

Твою ж мать.

🙤 · Вместо принца – дракон · 🙦

– Поэтому давай собейись и иди занимайся делами. – Шеф тяжело вздыхает. – Пойми, пока мы не найдём этих людей, об увольнении не может быть и йечи. Бейи Шилова и идите уже повышать йаскйываемость агентства.

– Как мы должны её повысить, если нет ни единой зацепки, кроме той «Камри»? Такое впервые…

– Где она была?

– Возле клуба «Русалочка».

– Госномей запомнил?

– Только последние две девятки… – неуверенно отвечаю я.

Шеф бросает на меня суровый взгляд, его голос становится твёрже:

– Если мы не найдём этих людей, это будет конец не только для тебя, но и для всего агентства. Ты понимаешь, что это значит? А я йасскажу. Это значит, что пятнадцать лет ушло в помойку, и я на гйани закйытия. Ты много знаешь должностей, где бы смог йаботать 60-летний дед? А на пенсионные отчисления можно только зубы на полку поставить…

Я кротко киваю, чувствуя, как внутри меня поднимается волна стыда. Шеф немного смягчается, но в его глазах всё ещё остаётся беспокойство:

– Надеюсь, ты спйавишься. На кону слишком многое…

Анатолий Сергеевич прерывается на входящий звонок.

– Слушаю, – произносит он, затем уточняет: – Что? – После этого его брови удивлённо ползут вверх. – Д-да! Конечно, буду! Благодайю, Тай…!

Звонок обрывается прежде, чем он успевает завершить разговор.

– Вон бейи пйимей с Антона! Пайень такое дело йаскйыл, а ты тут сопли жуёшь! К завтйашнему дню жду отчёт о пйоделанной йаботе, в пйотивном случае вас ожидает недельное ночное дежуйство. Всё, свободен.

Я молча встаю, чувствуя, как сердце неприятно сжимается в груди. Словно ребёнка отругали за ненайденную батарейку от пульта, которую потерял сам отец.

Шеф, не поднимая глаз, засовывает моё заявление на увольнение в шредер, и я выхожу из его кабинета.

Какое мог раскрыть дело этот сопляк, если он работает здесь без году неделю? Убежавшая из дома кошка не считается за раскрытие года, так какого же хрена тут происходит? Или это подставное дело, чтобы Антошеньке дали звание и медальки?

Хлопнув дверью с такой силой, что она едва не слетает с петель, я падаю в кресло и делаю судорожный вдох. Этот вдох, словно глоток свежего воздуха, должен привести меня в чувства и не дать уйти без увольнительной бумажки. Закрываю глаза, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Но каждый удар сердца напоминает мне о том, что я обещал Вере Васильевне найти её дочь. Вот только кажется, что проще доказать наличие Ада под землёй, чем распутать хоть что-то из наших висяков. Никогда раньше такой запары не было, а потому мне всё больше кажется это каким-то сюром. Ты только начинаешь свои поиски, только вроде находишь зацепку, а она вновь ускользает от тебя. Словно кто-то играет с нами в кошки-мышки. Только мне не нравится позиция мышки, и уже порядком надоела эта игра. Пора кончать с этим и спокойно уволиться.

Набросав на листок необходимую информацию, которую нужно уточнить, я решительно подхожу к Максу. Тот, как всегда, погружён в свой телефон. Уверен, что он смотрит опять эти короткие видео из «ВКонтакте», если судить по его усмешке на лице.

Что ни день, то дежавю какое-то.

С усталым видом встаю рядом, чтобы обсудить наш план на сегодня. Я предлагаю вернуться к единственной зацепке – к той подозрительной машине, которую мы видели вчера. Время не ждёт, и мы не можем позволить себе больше откладывать, пока появилась такая деталь в расследовании.

– Я уже получил разрешение на осмотр камер видеонаблюдения, установленных в клубе, а также по всему вчерашнему маршруту «Камри». Тачка уже объявлена в розыск, – будничным тоном сообщил Макс, не отрывая взгляда от экрана мобильного телефона.

Я даже слегка опешил от его утренней готовности.

Внезапно на его телефон приходит уведомление с каким-то URL-кодом.

– Не-екит, – тут же кричит друг, подозрительно прищурившись, – что за ссылка? Ты что, спамишь?

Тот кричит в ответ из кабинета напротив с лёгкой усмешкой:

– Открывай быстрее, походу, Антоша обскакал всех нас!

Макс снова уткнулся в телефон, уже переходя по ссылке. На экране открылся местный телеканал, где новости идут в прямом эфире. На фоне виднелось отделение полиции, окружённое толпой журналистов. Ведущая берёт интервью у…

Я прищуриваюсь и наклоняюсь чуть ближе к бликующему экрану телефона, чтобы рассмотреть детали.

Антон был показан крупным планом. На нём элегантный чёрный костюм-двойка, светлые волосы уложены набок. Его взгляд в сторону камер кажется настолько хитрым и довольным, какого нет даже у лисы, что я едва ли сдерживаюсь, чтобы не швырнуть телефон Макса в мусорку.

– Честно говоря, мне просто очень повезло оказаться в нужное время в нужном месте, – с лёгкой улыбкой на губах говорит Антон.

– Так он не только красив и отважен, но ещё и невероятно скромен! – восхищённо восклицает ведущая, её глаза светятся искренним восторгом.

Тут я всё же отталкиваюсь от стола друга и выпрямляюсь, собираясь вернуться к своему рабочему месту и заняться делом, а не лишней тратой времени. Ну, может, ещё отчасти потому, что мне неприятно лицезреть его самодовольную морду, даже если она отображается лишь на экране чужого смартфона.

– Владислава, а как вы сейчас себя чувствуете? – спрашивает женщина.

Эти слова звучат как удар грома среди ясного неба.

Мои ноги словно превращаются в ватные, отказываясь нести меня дальше. Сердце начинает колотиться как сумасшедшее, будто пытается вырваться из груди. Дыхание перехватывает, и чувствую, как воздух застревает в лёгких.

Я резко разворачиваюсь обратно к телефону, ощущая, как ком в горле становится всё больше и больше. Он настолько огромен, что я с трудом могу сглотнуть, но он не исчезает, мешая дышать.

– Какие эмоции вас наполняют? Судя по тому, как вы нежно обвиваете руку своего спасителя, вы теперь вместе?

Кажется, я в бреду.

Я пытаюсь проморгаться, но всё вокруг кажется размытым и нереальным. В голове пульсирует только одна мысль: «Я действительно сошёл с ума?»

– Как она её назвала?.. – неуверенно спрашиваю у Макса, опасаясь снова показаться идиотом в его глазах.

Однако Макс застыл на месте, словно тоже пытаясь осмыслить услышанное. Наконец, спустя несколько мгновений, он тихо отвечает:

– Владислава… И это её я сбил тогда ночью с горки…

Я моментально поворачиваю голову в его сторону, сжав челюсть.

– Что ты сделал?

Нас прерывает шеф, вышедший из кабинета с такой громкостью, что его голос эхом разносится по всему коридору.

– Внимание всем! Сегодня у нас действительно особенный день – мы будем чествовать вашего выдающегося коллегу, Антона Фиджейа! Вам сообщат адйес и вйемя нагйаждения позже, а пока пйодолжайте йаботать. Собутин, зайди ко мне!

Он уходит так же стремительно, как и появился, а я, словно под гипнозом, вырываю телефон из рук Макса. Но в этот момент прямая трансляция заканчивается. Рука машинально сжимается вокруг смартфона, и друг, не задумываясь, выдёргивает его обратно.

– Только не говори мне, что это была… Эй! Ты куда?

Я хватаю куртку со спинки кресла и делаю шаг к двери, но Макс успевает схватить меня за рукав. Его лицо искажено страхом, и он явно не меньше моего взволнован.

– Стой! Ты не можешь сейчас пойти к нему с разборками! – тихо, но настойчиво говорит он, глядя на меня снизу вверх почти с мольбой.

– Ты что, шутишь?

И я действительно думаю, что он сейчас очень неудачно пошутил. Если он действительно нашёл Владу и она у него, то я не собираюсь сидеть здесь и ждать. Поэтому либо он отойдёт в сторону, либо…

Я пытаюсь резко протиснуться между ним и дверным проёмом, но он лишь чуть сильнее выпячивает живот, преграждая мне путь.

– Ты не пройдёшь, – ухмыляется парень, его глаза сверкают вызовом. – Берём бумажки и погнали, по дороге поговорим.

Кинув папку с документами назад, я пристёгиваюсь, ожидая, пока Макс докурит.

– Как… Где он вообще мог её встретить? – залезает он в машину, его голос напряжен. – Они были знакомы? Ведущая сказала, что они встре…

– Я не слушал, – обрываю его, стараясь скрыть тревогу в голосе.

Ещё как слушал.

Каждая её буква впивалась в меня, словно кинжал, проникая в самое сердце. То, как близко та девушка стояла рядом с новичком, сжигает ревностью изнутри. Хоть я и не успел толком её разглядеть, я уверен на все сто. Это была она – моя Влада. А это означает, что я не ошибся вчера у дома Фиджеров. И не сошёл с ума

Не знаю, радоваться или расстраиваться, что моя крыша на месте, а не поехала на юг.

На самом деле… Я представлял её смерть миллион раз. Точнее, видел это во сне. Просыпался в холодном поту, сердце колотилось, и я не мог больше уснуть. Когда выезжал на место происшествия, меня охватывал ужас при мысли о том, что могу увидеть её там. Все девушки со светлыми волосами под мешком заставляли седеть и стареть тут же на лет пять.

Поэтому новость о том, что она всё же жива, стала для меня настоящим облегчением. Это как глоток свежего воздуха после долгого пребывания под водой.

– А если это действительно так? Если она живёт своей жизнью и счастлива, что ты будешь делать?

– Я отпущу её, – без колебаний отвечаю я. В моём голосе нет ни капли злости или обиды. Мои слова искренни и идут от самого сердца. Я отпущу её, потому что она заслуживает быть счастливой, независимо от того, что было в прошлом.

– Но как же эти восемь лет твоего несуществования? – удивлённо спрашивает друг.

– Это мои проблемы. Не её.

Мобильник Макса снова издаёт звуковой сигнал, оповещая о новом сообщении.

– О, адрес скинули, – радостно сообщает он, не отрывая глаз от экрана.

Я проверяю свой телефон, но там пусто.

– Кажется, кто-то не приглашён, – усмехаюсь я. Честно говоря, и не надеялся.

– Мы же напарники, одного сообщения на двоих вполне достаточно. Это же не люля-кебаб, не стейк или даже не бургер…

Едва усмехнувшись, я киваю головой.

– Я понял, понял.

– Не завтракал, а время уже обед, жрать как волку хочется…

– У Антошеньки поешь. Куда мы едем? Ты пробил номера «Камри»?

– Сейчас как раз заедем к одному челику, камеры все глянем разом. Он спец в этом.

Мы медленно останавливаемся у небольшого офисного здания в самом сердце города. Ветер усиливается, пронизывая до костей, что приходится ускорить шаг, ёжась от холода. Поднимаясь на второй этаж, Макс осторожно стучит в дверь перед тем, как войти в кабинет.

– О, Максон, сколько лет!

Парень лет тридцати, в строгом костюме с галстуком, вскочил со своего кресла и с энтузиазмом похлопал моего напарника по спине, на что тот ответил взаимностью.

– Сан Саныч, ты как всегда на высоте! – с искренней радостью воскликнул Макс. – Это Леон, мой надёжный напарник. А это мой старый друг и одногруппник.

– Приветствую, – я протягиваю руку, но он так же стягивает в объятия и меня.

– Друзья Максона – мои друзья, присаживайтесь, но не садитесь, – парень глуповато усмехается, хлопнув вновь Максу по спине. – Чай, кофе? Иль покрепче чего?

– Благодарим, но не стоит, мы торопимся. Нам бы камеры глянуть, – стараюсь я вежливо вернуться к причине нашего визита. От такого парня можно что угодно ожидать.

– Понял, принял, базару зиро. А что за ажиотаж на чёрные Камрюхи появился?

– В каком смысле? – не понимаю я.

– Вы вторые, кто ею интересуется за эту неделю.

– А кто ещё? – вставляет Макс.

– Девчонка молодая из «Стали», симпошная такая, в очках розовых. – Сан Саныч вдруг резко гогочет: – Ха, в розовых очках, поняли, да?

Макс засмеялся, а моё лицо парализовала неудачная однобокая полуулыбка. Или это был укол ужаса от его манеры речи, особенно шуток?

– «Сталь»? Так это же… – Макс оборачивается ко мне, на что я едва киваю.

Наши основные конкуренты.

Отлично. Значит, мы на верном пути. Правда, есть нюанс. Это значит, что к ним снова уходят наши клиенты. И это тревожный сигнал. Придётся действовать быстрее и решительнее, чтобы не потерять их окончательно.

– Маршрут распечатать сможете? – спрашиваю я.

– Без б, всё сделаем по красоте.

Парень достаёт ноутбук и открывает нужную программу. На экране появляются изображения с камер наблюдения, установленных в клубе. Он подзывает к мониторам. Как Макс и сказал, машина исчезла во дворах. Однако они не просто скрылись, а ловко и быстро заехали в один из гаражей. Это было сделано так профессионально, что даже Макс, который был у них на хвосте, не успел среагировать.

Сан Саныч начал перематывать записи до сегодняшнего обеда, но гараж так и не открылся. Это означает, что девушка всё ещё может быть внутри, возможно, даже живая.

– Сможете установить, кто владелец автомобиля? – задаюсь вопросом я.

Он продолжает работать, и через некоторое время ему удаётся установить личность водителя.

– Нишинков Иван Николаевич, 1928 года рождения. Наверное, он и был за рулём, – кивает бывший одногруппник Макса.

– Возможно… – соглашается напарник.

Только что-то резануло слух, и я переспрашиваю:

– Какой год рождения?

– 1928.

– То есть ему сейчас, – я подсчитываю в голове цифры, – 96 лет?

Но он показывает документы мужчины, и там всё верно. Никакой ошибки. Только я не припомню, чтобы в машине был пожилой человек. Два вполне себе шустрых парня затолкали девчонку на заднее сидение и сели вперёд. Возможно, сзади были ещё люди, чтобы удерживать её, но не дед же. Бред какой-то.

– Вот газогенератор старый! – хохочет парень. – Гоняет-то как в последний раз!

Комментировать я это отказываюсь. Но Максу намекаю, что нам уже пора.

Попрощавшись с этим весьма странным парнем, я выхожу первым.

Страшно представить, для каких целей дед мог это делать. Но разве можно ожидать подобного от человека в таком преклонном возрасте? Это кажется настолько невероятным, что разум отказывается верить. Идеальная маскировка с одной стороны… Но как в 96 лет можно проворачивать такие сложные и опасные преступления? В голове не укладывается, как за рулём мог оказаться этот человек. Может, у него есть сын или внук, и это они были вчера в автомобиле?

Что-то здесь не так. Ещё и эти из «Стали» на пятки наступают. Шеф пустит наши языки в свой шредер, если узнает об этом.

Неужели этот тип и есть тот самый опасный враг, о котором мы так долго говорили? Неужели этот человек на фото и есть опасный серийный преступник, похищавший целый год девушек? Или он замешан и в других преступлениях?

Макс выходит на улицу, щёлкая сигнализацией.

Наконец-то. Ещё бы чуть-чуть, и от холода у меня бы уши свернулись в трубочку. Нет, он опять болтает по телефону?

Я молча залезаю в ещё не успевший остыть автомобиль, включаю печку. Мурашки толпой проносятся под тонкой рубашкой, когда я прислоняю ладони к кондиционеру. Холодный воздух мгновенно сменяется тёплым и заполняет салон, и я чувствую, как моё тело начинает согреваться. Но вместо того, чтобы расслабиться, всё ещё ощущаю нервозность. И она никуда не денется, пока я не увижу Владу своими глазами.

Спустя минут десять он садится в машину.

– Ну и натопил ты здесь, хоть веник для сауны покупай, – ноет Макс, неохотно открывая своё окно, впуская тем самым сырой ледяной воздух обратно.

– Наговорился? Можем ехать? Там же девушка в гараже осталась, живая, может быть, ещё.

– Наговорился, – передразнивает он. – Только тачка эта не Нишинкова. Он вообще вряд ли бы смог быть за рулём.

– Почему? – удивляюсь я. – Возраст, конечно, почтенный, но это не исключает…

– Ну, если зомби существуют и научились водить машины, то может быть. Помер он уже, прости господи, как два месяца. Разговаривал с его дочерью сейчас, и если бы она могла выпучить глаза через динамик, то уже сделала бы это. Отродясь у них такой машины не было. Дед вообще не водил никогда.

В салоне автомобиля повисает напряжённая тишина, нарушаемая лишь равномерным гулом двигателя.

– Пахнет подставой. А где его похоронили, не спросил?

– Хочешь цветочки занести? – удивляется он.

Но, заметив мой уставший взгляд, который ясно даёт понять, что на сегодня шуток было предостаточно, он продолжает:

– На Можайском кладбище. Но я туда не поеду. Ещё я Касперов не ловил.

– Ладно, заедем туда завтра. Сейчас проверим тот гараж и…

– И всё! Потом у нас плотный и вкусный, я надеюсь, ужин! Поздравим Антошку, а заодно и на девицу глянем. У тебя пушка с собой?

– Нет.

– Может, тогда завтра в гараж смотаемся? А если они вооружены? Или их там целый табор? Или…

– В офисе нас ждёт кое-что пострашнее, если мы не поедем, поэтому гони давай, если хочешь успеть не к объедкам.

Всю дорогу мы ехали молча. Макс грезил, как будет наслаждаться сочным шницелем, который станет его утешением за этот муторный день, а я погружался в мысли о Владе, словно в бездонный омут. Опять.

Не верилось, что она жива, что её нашёл не я, а Антон. Где? Как давно? Эти вопросы терзали меня, как острые иглы, не находя выхода. В голове кружились обрывки воспоминаний о наших днях, о её улыбке, которая могла осветить самую тёмную ночь, и о смехе, который звучал как мелодия, наполняющая сердце теплом.

Её смех, её улыбка – всё это казалось мне далёким, но таким близким, словно я мог протянуть руку и прикоснуться к этим моментам. Вспоминал, как мы гуляли по парку, держась за руки, как сидели у костра и делились детскими мечтами, как она рассказывала мне о своих планах на будущее. В эти мгновения чувствовал, что она рядом, что её сердце бьётся в унисон с моим. Но реальность была жестокой, стоило мне моргнуть посильнее.

Макс, заметив моё состояние, попытался завести пару раз разговор, но я лишь отмахивался, не желая делиться своими мыслями. По прибытии на нужный адрес выяснилось, что гараж был плотно закрыт изнутри. Наши тщетные попытки взломать замок вызывали лишь смех у бродячих собак, которые, казалось, насмехались над нашими усилиями. Однако снаружи и внутри гаража царила зловещая тишина, нарушаемая лишь нашим учащённым дыханием и звуком бьющегося сердца.

Это означало лишь одно – за дверьми уже никого не было.

Мы опросили свидетелей в округе и попросили их немедленно позвонить по оставленному номеру, если кто-то будет замечен возле гаража. И вот сейчас, когда Макс сворачивает с основной дороги на дублёр, я задаюсь вопросом: «А где же решил отметить свой подвиг наш герой?».

Мне всё же стоит посмеяться над иронией его выбора ресторана. Ведь здесь только одно заведение, и это…

– А вот и «Мозаик»! – радостно восклицает Макс, резко паркуя рабочую «Гранту» у входа.

С каждым шагом, приближающим нас к ресторану, я всё отчётливее понимаю, что выбор был не случаен. И чёрт бы его побрал. Этот ресторан – настоящий оазис вкуса и стиля. Именно здесь я планировал сделать предложение своей девушке, но она исчезла, словно дым. Прямо из моих рук. Каждый уголок этого места напоминает мне о нашей любви и о том, как быстро она может исчезнуть, оставив лишь воспоминания и незаживающие раны.

И вот я снова здесь спустя столько лет. Сердце стучит словно в гонг, предупреждая остальных, кто пришёл сюда.

Сегодня здесь царит особая атмосфера: повсюду расставлены огромные вазы с роскошными цветами и дорогими подарками, а двухэтажный ресторан закрыт на спецобслуживание. На столах расставлены блюда с деликатесами, а в углу играет живая музыка. Официанты с элегантной грацией предлагают поднос с изысканными напитками. На подносе сверкают бокалы, наполненные редкими и недоступными обычным смертным сортами алкоголя, каждый из которых был тщательно отобран для этого вечера, я уверен. Ведь здесь собрались все сливки общества – влиятельные бизнесмены, уважаемые депутаты и множество значимых фигур. Это свидетельствует о том, что у отца новичка не просто «связи», а целая сеть влиятельных знакомств, которая открывает перед ним почти безграничные возможности. И тут я вспоминаю, кто подправил его сынку физиономию, благодаря чему на фото он теперь будет с пластырем, и нервно сглатываю.

Боюсь ли я?

Да.

Да так, что хочется повторить на бис перед всеми «элитными зрителями». Этому говнюку вряд ли кто-то мог хоть взгляд кривой бросить, поэтому мне греет душу, что, возможно, я первый, кто это сделал. Ну что ж, с дебютом его.

Макс слегка подпихивает меня локтем в бок:

– Ты уже видел их?

– Нет…

Раздался пронзительный, режущий слух звук проверки микрофона, похожий на скрежет ногтя по стеклу. Макса аж передёрнуло, и он с тревогой глянул на меня, понимая, что этот момент может стать началом чего-то важного и непредсказуемого. И не прогадал, потому что на мини-сцене появляется ведущий.

– Уважаемые гости, близкие родственники, друзья и коллеги Антона Тарасовича! Мы имеем честь приветствовать вас на этом важном мероприятии!

В зале раздался шквал аплодисментов с одной стороны, и взгляды всех присутствующих устремились к статным мужчинам в элегантных костюмах. Казалось, что каждый из них излучает уверенность и власть, их глаза светились решимостью и готовностью к действию. Они сидели с достоинством, словно короли на своём троне, и только ведущий мог привлечь их внимание.

– В столь юном возрасте удостоиться медали имени Путилина – это не просто подвиг, это настоящее достижение, которое требует не только таланта и усердия, но и невероятной силы духа. Несмотря на активные действия полиции, преступление, раскрытое лишь накануне, уже долгое время находилось в стадии безрезультатного расследования. – Сердце внезапно забилось с бешеной скоростью, что казалось, его стук эхом разносится по всему залу, а во рту пересохло, и каждый вдох казался невыносимо трудным. – Прошло более семи лет, и все надежды на то, что удастся найти девушку, казалось, были утрачены. – Ладони в карманах моментально заледенели, словно я держал их над открытым морозильником. На спине проступила холодная влага. Я чувствую, как она медленно стекает по позвоночнику. Стою почти не дыша. Замер, как статуя, боясь пропустить хоть одно слово ведущего. В этот момент ощущаю, как каждая клетка моего тела напряжена до предела, и всё моё внимание сосредоточено на том, что происходит передо мной. Будто ожидая апокалипсиса, не меньше. – Мы собрались здесь, чтобы поздравить этого мужественного молодого человека с его первым наградным знаком от Министерства внутренних дел Российской Федерации! Но этот день – это не только его триумф. Это также и праздник для его избранницы, которая вернулась после столь долгих испытаний. Пусть этот день станет началом новой главы в их жизни, полной радости, успехов и достижений! Давайте встретим их с достоинством и гордостью! Антон и Владислава, прошу вас присоединиться к нам!

Из-за дальней колонны внезапно появляется высокий стройный парень.

Его руку нежно обвивают тонкие изящные ручки девушки в роскошном алом наряде, который мерцает и переливается в мягком свете зала.

В этот момент всё вокруг словно замирает.

Воздух становится густым и напряжённым, как перед грозой.

Время останавливается, и мир вокруг теряет свои привычные очертания.

Всё внимание приковано к этой паре, словно они – центр вселенной, а все остальные – лишь декорации.

Будто перед глазами выключили свет и направили один единственный прожектор прямиком на хрупкую девушку. И я осознаю, что это она.

Действительно она.

Моя Лада.

🙤 · Лучший напарник – это мёртвый напарник · 🙦

В области сердца резко кольнуло, и это ощущение было настолько сильным, что едва удержался на ногах. Я стоял, не понимая, что происходит, и чувствовал лишь, как холодный пот стекает по спине.

Это похоже на розыгрыш. Как будто я оказался в центре масштабного, дорогого спектакля, где все лица были подставными. И сейчас Влада с привычной ей сияющей улыбкой на лице отпустит руку новичка и шагнёт ко мне. Я жду, что она упадёт в мои объятия и скажет, как сильно скучала и что до сих пор любит меня, как прежде. Но этого не происходит.

Антон взял микрофон в одну руку, а другую опустил девушке на талию, и моё сердце забилось ещё быстрее. Если бы не Макс, который в этот момент схватил меня за рубашку со спины, я бы сделал шаг вперёд, не в силах сдержать порыв. Руки начали зудеть, и только крепкая хватка друга не даёт совершить ошибку.

– Благодарю всех, кто пришёл сегодня. Не буду говорить долгих речей, просто хочу сказать спасибо судьбе, которая свела меня с такой прекрасной девушкой. – Он поворачивается к Владе: – Спасибо тебе за то, что выбрала меня. – И тянется, чтобы поцеловать её в губы. Но она едва поворачивает голову в сторону, и её взгляд натыкается на меня. Похоже, Влада только заметила моё присутствие, потому что её рот приоткрылся от удивления. Парень промахивается и целует девушку в висок, а она вспыхивает так сильно, что даже за толпой я вижу, как её щёки заливает румянец.

Антон явно заметил, куда устремлён взгляд его «ненаглядной», и теперь они вместе не сводят с меня глаз. Стоит мне отвлечься от Влады и посмотреть на него, как его улыбка становится шире, и он лукаво подмигивает. Уже чувствую, как рука Макса дрожит от силы сжатия и напряжения на моём позвоночнике, но это больше не имеет значения.

То, что Влада нашлась, не могло быть случайностью.

Теперь я уверен в этом на двести процентов. Этот сукин сын либо сам был как-то связан с её исчезновением, либо использовал свои влиятельные связи, чтобы её разыскать. Но зачем она ему? И откуда он вообще узнал о ней?

Это не просто совпадение. Он не мог случайно наткнуться на неё. И его интерес к ней вызывает у меня ещё больше подозрений. Что-то здесь не так.

Заиграла медленная, чувственная мелодия, и Антон, как истинный джентльмен, с учтивым поклоном пригласил Владу на танец. Девушка, с лёгкой улыбкой на губах, приняла его предложение и грациозно положила руки на мужские плечи.

«Я не мог в ней ошибиться, не мог…» – эта мысль билась в голове, не давая покоя. Но, несмотря на это, почему-то продолжаю наблюдать из одинокого угла, как новичок наслаждается моментом, ощущая тепло женского тела и нежный аромат её духов, которые я улавливаю даже отсюда.

«Цветочные…»

Вот только сомнения начали крепнуть, когда я увидел, как она, едва сдерживая смех, закатила глаза в ответ на какие-то его слова рядом с её ухом. Улыбка была такой искренней, но в глазах читалось что-то другое, что я не могу понять. Тут уже почувствовал, как уверенность тает, и в сердце закралась тревога. Они продолжают танцевать, а в голове роились мысли: «Может, я ошибся? Может, она не та, за кого себя выдаёт?»

В каждом её движении я искал опровержения своим подозрениям, но чем дольше они танцевали, тем больше сам запутывался в своих мыслях. В её смехе мне слышалась фальшь, а в прикосновениях – холод. Но так ли это в действительности, ведь прошло уже столько лет?

– Ты слышишь?

Макс снова дёргает меня за рубашку вверх-вниз, и на этот раз я осознаю, что делает он это уже не в первый раз.

– Что? – бурчу я, не глядя.

– Может, лучше уйдём? А завтра…

– Я никуда не уйду, пока не поговорю с ней, – отрезаю на корню.

– Ну да, так и понял… – со вздохом кивает напарник.

Моментами я ловил на себе взгляд Лады, и кровь в жилах стыла от отчаяния. Он был таким пустым, холодным и отстранённым, что никак не вязался с той девушкой, которую я знал. Или, возможно, все остальные, включая Макса, были правы, видя реальность, а не иллюзорное будущее, полное надежд?

Когда последние ноты музыки растворились в воздухе, Антон не мог отвести глаз от Влады. Он пытался поймать её взгляд вновь, но она, словно тень, ускользнула в сторону, мгновенно окружённая плотным кольцом назойливых папарацци с телевидения. Их вспышки ослепляли, а вопросы сыпались со всех сторон, не давая ей ни минуты покоя. Но Влада, с грацией кошки, ловко лавировала между ними, избегая камер и микрофонов. Наконец, ей удалось вырваться из этого живого круга, и она направилась в сторону уборных.

Я делаю решительный шаг вперёд, собираясь последовать за ней, но осознаю, что это будет непросто. Двое крепких парней, явно не в настроении шутить, направляются за ней после короткого разговора с новичком. Их напряжённые взгляды и уверенная походка ясно дают понять, что они идут туда не для дружеской беседы, а предположительно караулить вход от меня.

– Отвлеки их, – шёпотом бросаю я Максу.

– Ч-что сделать? – парень начал заикаться. – Если только в пупок им дунуть смеха ради… Ты видел их вообще? Пендец будет, если просекут…

– Ты же опер, – я подбадриваю его, не сводя взгляда с маршрута громил.

– В отставке ведь! – он повышает голос, но я шикаю, призывая не привлекать лишнего внимания.

– Тогда придётся просто застрелить этого, – я киваю в сторону новичка, – как в старые добрые времена. – И едва указываю на пистолет из-под рубашки спереди джинсов.

Макс вытаращивает глаза.

– Ты же сказал, что не с собой?! Откуда ты его вытащил тогда?!

Но я вновь делаю уверенный шаг, и друг беззвучно взвизгивает.

– Иди и помни, что ты мой напарник тоже, и в следующий раз спину прикрываешь мне ты! А дело я найду, уж поверь! – шипит он в полголоса. – И это, не повтори судьбу Пушкина, Дантес-то в итоге выжил…

Хлопнув Макса по спине вместо «спасибо» и «иди уже», тот пошёл… к столу? За едой, что ли?

Да твою ж мать!

Перед смертью не надышишься! В его случае – не наешься. А если Влада сейчас выйдет, и я не успею поговорить с ней наедине?

Макс уверенно подходит к высокому круглому столу, за которым стоит Антон и несколько наших коллег, тепло жмёт новичку руку и дружески похлопывает его по спине, улыбаясь.

Что он делает?

Антон мгновенно переводит взгляд на меня, его глаза загораются, когда он замечает, что я «полностью поглощён» своим телефоном. В этот момент чувствую, как его внимание переключается обратно на разговор, и я отрываюсь от своего ложного прикрытия в виде смартфона.

Макс начинает потягивать закуски с тарелки, а затем переходит к канапе с фруктами. Покрутив длинную палочку некоторое время в руке, смеясь тем временем вместе с парнями над какой-то очередной шуткой, он начинает съедать с неё по кусочку. Кажется, теперь я понимаю, что он собирается сделать. Предположив, что он сымитирует удушье одной из виноградин, я начинаю медленно продвигаться между колоннами в сторону уборной, чтобы не упустить момент.

Только он всё «не давится».

«Чёрт побери же, Макс, скорее!» – чуть ли не бросаю я это вслух, правда, нервный подскок на месте всё же не удерживается от сказанных слов мне в спину:

– Бойко, ты чего дёйганный какой? – удивлённо спрашивает шеф.

Но не успеваю я отойти и хоть как-то оправдаться, как он хмурит брови и требовательным тоном отчеканивает:

– Доложить о выполненных сегодня задачах!

По привычке я тут же выпрямился, чувствуя, как адреналин забурлил в венах, и начал судорожно перечислять весь маршрут от офиса до Сан Саныча. Но внезапно запнулся, заметив весёлое выражение лица мужчины напротив.

– Выдохни, Леон, ты зайяжен, как мушкет, того гляди и выстйелишь, – посмеивается он. – Отдыхай, поговойим в понедельник. Но помни, тйезв как стёклышко!

– Есть, Анатолий Серг… – начал было я, но не успел договорить.

Сзади раздался пронзительный мужской крик:

– Помогите, скорее!

Я резко оборвался и развернулся к источнику воплей. Вокруг чего-то скопилась толпа, все засуетились.

«А вот и знак!»

Шеф бросился к Максу, как и все остальные в ресторане. Но эти громилы всё ещё стоят на месте, а значит, его план не сработал…

– Скойую! Звоните в скойую! Помогите же поднять его! – закричал Анатолий Сергеевич, и его голос задрожал от испуга. Сказать честно, я впервые слышу в голосе шефа такую неуверенность и даже где-то ужас.

В этот момент Антон тут же подозвал тех двух борцов без правил, и на моём лице расплылась широкая улыбка. Сработало!

«Макс – красавчик! Родина тебя не забудет!» – эти слова эхом отдаются в моей голове, пока я решительно шагаю в нужном мне направлении, наполненный гордостью и благодарностью за всё, что друг для меня сделал.

К моему удивлению, к Максу стекается так много людей, что я остаюсь практически незамеченным даже для представителей знати. Быстро обогнув пару колонн и скользнув за угол, я стремлюсь пересечь коридор и направиться к уборным. Однако в последний момент чья-то рука внезапно хватает меня за рубашку и с силой тянет назад, заставляя остановиться как вкопанного.

Всё моё тело напряглось, готовое к неприятностям с теми большими парнями. Руки машинально сжались, сердце замерло, а мышцы напряглись, ведь был готов бить наотмашь, если что-то пойдёт не так.

По инерции я отшатнулся назад, тут же оборачиваясь и почти замахиваясь на невидимого обидчика сзади. Уставившись сразу туда, где предположительно были бы хари этих бугаёв, не наблюдаю ничего подобного. Вместо ожидаемых морд кирпичом я увидел лишь маленькое, напуганное личико, смотрящее на меня снизу вверх огромными лазурными глазами.

Одного лишь взгляда девушки напротив было достаточно, чтобы в груди разгорелось пламя, вспыхнувшее от едва заметной искры. Это чувство, давно не ощущаемое, но и не забытое, начало медленно расползаться внутри, как хвойный плющ, обвивая внутренности и вызывая сверхволнение. Рука сама потянулась к её полыхающим щёчкам, словно желая убедиться в реальности происходящего. В голове вихрем крутятся тысячи слов и фраз, которые я хочу сказать Владе прямо сейчас. Она наконец-то здесь, рядом, и каждая секунда кажется драгоценной. Я хочу, чтобы она знала, как сильно я её ждал и как много она для меня значит до сих пор.

Но после её безэмоционально брошенных слов всё погасло, словно погрузилось в темноту. Как если бы зажжённую спичку бросили в глубокую, мутную лужу. В ту, что уже давно была полна грязи и отчаяния.

– Мы друг другу никто.

🙤 · Игра только началась · 🙦

Кажется, меня всё-таки огрели по голове. И явно чем-то тяжёлым, потому что слова Влады звучат как-то неестественно.

Совсем, мать твою, неестественно.

Я пытаюсь ответить ей, но слова застревают в горле от ошалелого состояния их владельца. Да и она спешно разворачивается и собирается уже уйти, слегка прихрамывая. Только сейчас я замечаю, что у неё есть какой-то дискомфорт в ноге, ведь при всех она даже намёка не подала, что была сбита машиной одного опера. Если бы не его прекрасно разыгравшаяся актёрская игра, я бы свернул ему шею.

Откуда-то со стороны главного зала раздаются приближающиеся голоса.

Ну уж нет.

Я ждал этот момент восемь бесконечных лет, и теперь, когда он наконец настал, я его не упущу. Схватив Владу с неожиданной силой и одновременно с этим нежностью за талию, я молниеносно закрыл ей рот рукой, чтобы предотвратить любой звук, который мог бы нас выдать. Затем отпрыгнул с ней в сторону гардеробной и мгновенно спрятался под стойку. Влада, казалось, была в состоянии шока, не в силах даже пискнуть. Её глаза были широко раскрыты от неожиданности и страха, но я надеялся, что мой план сработает, и мы сможем хотя бы поговорить.

Едва выглянув из-за угла гардеробной стойки и убедившись, что две статные дамы точно прошли мимо нас, я слегка ослабил хватку на Владе.

– Что случилось? – прошептал я ей, не зная, с чего и начать. – Почему…

Но она тут же приложила тоненький замёрзший пальчик к моим губам, и все остальные слова по новой застряли у меня в горле, словно провалившись в бездонную пропасть. Ну, или мой язык просто решил отсохнуть и отвалиться в самый неподходящий момент, когда он так нужен.

– Просто сделай, как я прошу, Лео… – Её и так тихий голос в конце дрогнул, и мне пришлось приложить все усилия, чтобы проглотить внезапно подступившую к горлу горечь. – Сделай всё возможное, чтобы все вокруг поверили, что мы незнакомы. Доверься мне, иначе всё будет напрасно…

– Я не понимаю, зачем всё это? И… Ты действительно с Фиджером?.. – Этот вопрос мучил меня больше всего, но времени на долгие разговоры действительно не было. Пока что.

В ответ Влада лишь снисходительно улыбнулась и опустила взгляд. Не знаю почему, но именно этот жест, похожий на холодную волну, пронёсся по моему телу, заставив сердце сжаться вдвое и отняв у меня, казалось, целую вечность жизни. В голове, словно в калейдоскопе, начали мелькать образы и мысли, складываясь в единую, но далеко не самую радостную картину. Ведь если она ответит «да»…

Будто прочитав мысли, девушка тут же поймала мой поникший взгляд. Её глаза сияли, как маленькие кристально-чистые алмазы, и она быстро, но нежно коснулась моих губ своими. Затем, словно бабочка, взмахнувшая крыльями, легко поднялась с колен, поправила своё ослепительное платье с оголённой спиной и, оставив меня в полной растерянности, скрылась за поворотом в главный зал.

Переведя дух буквально на пару минут и слегка успокоив бешено колотящееся сердце, я решительно возвращаюсь обратно в главный зал. Ведь праздник ещё не завершён, а значит, Макс всё ещё держит оборону за меня. Нужно будет отдать ему должное – в нашу сторону так и не ринулись прихвостни Фиджеров.

Я чувствую, как кровь в жилах медленно стынет, и осознаю, что у нас появился уникальный шанс завершить этот вечер с честью и достоинством. Но это не точно, если Антошенька выдаст что-то из ряда вон выходящее. Тогда всё может пойти прахом.

Толпа рассеялась, и это означало, что Макс уже «ожил» после своего трюка. Только где же он?

Я снова огляделся, но картина не изменилась.

Решив узнать у коллег, с кем Макс разговаривал до этого, я нашёл Никиту. Парень явно был подвыпившим, так как его слова не имели никакого отношения к моему напарнику. Он говорил что-то невнятное о том, как Макс подавился и начал синеть, и как они вызвали скорую помощь. Однако Никита указал на выход и сказал, что мне лучше самому проверить.

Не мог же он растянуть этот спектакль на такую дистанцию? Или мог?

Выбежав на крыльцо, лицо скривила боль от происходящего. Макса действительно грузили в карету скорой помощи, где носилки помогали тащить те двое бойцов Антона.

«Теперь понятно, почему они не явились к нам…» – проблеск осознания мелькнул в голове.

Я с трудом протиснулся сквозь толпу зевак, чтобы добраться до друга. Его лицо было распухшим и неестественно красным, словно рой разъярённых пчёл решил отомстить за посягательство на их драгоценные запасы золотых ячеек.

Неужели он и правда решил пойти на такой отчаянный шаг ради убедительности? Но Макс не мог быть настолько глуп. Верно?

Однако реальность такова, что мой напарник быстро исчезает в руках бригады медиков, оставляя меня в полном недоумении и растерянности.

Так и подмывает забрать свою куртку и поехать следом за скорой. И я бы так и поступил, не будь ещё одно «но», которое буквально пригвоздило меня к месту.

Я не могу оставить здесь Владу одну, как не могу притвориться, что впервые вижу её.

Сзади кто-то настойчиво похлопал меня по плечу, пытаясь вернуть обратно внутрь ресторана. Я обернулся и увидел Анатолия Сергеевича, который стоял передо мной с серьёзным выражением лица.

– В одной йубашке, Бойко. Больничный лист не дам, даже не надейся, – сказал он с иронией, но в его голосе чувствовалась тревога.

Я едва усмехнулся, пытаясь скрыть уже своё беспокойство.

– Что с Максом? Куда его увезли? – спросил я, чувствуя, как от волнения сердце начинает биться быстрее.

Анатолий Сергеевич нахмурился и ответил:

– Непонятно. Та сестйичка сказала, что у него, похоже, обостйилась сильная аллейгия.

– На что? – недоумённо спросил я. Какая аллергия могла быть у Макса? Мы никогда не сталкивались с такими проблемами. Он ел и пил всё, что хотел, когда хотел и где хотел, не глядя на порции и составляющие.

Я пытался понять, что могло вызвать такую реакцию. Макс всегда был здоровым и крепким парнем и про аллергию никогда не упоминал.

Вздохнув, шеф продолжил:

– Похоже, что это связано с каким-то пйодуктом или веществом, котойое он недавно съел или вдохнул. Нужно будет пйовести анализы, чтобы выяснить, на что именно у него аллейгия.

Я кивнул, хотя внутри меня всё ещё бушевала буря эмоций. Я не мог представить, что я буду делать, если Макс останется в больнице надолго. Особенно в такой момент с пропавшими людьми.

– Да кто ж его знает, – горько посмеиваясь, шеф мотает головой. – Он смёл две тайелки закусок, тепейь опйеделят только в больнице. – Возникла пауза. Не знаю, отчего замолчал босс, но в моей голове роились мысли, что же могло пойти не так. Вдруг он резко спрашивает: – А ты Антона уже поздйавлял?

Челюсть сжалась сама собой. Я дважды прочистил горло, прежде чем ответить:

– Нет, ещё нет.

– Отлично. – Анатолий Сергеевич заметно оживился. – Тогда пойдём вместе. Я тоже ещё не успел из-за Шилова. Как с детьми вожусь с вами, ей-богу. – И кивает мне в сторону новичка, который сидит за роскошно накрытым столом для двоих вместе с Владой.

Не успел я возразить, как шеф уже тащил меня за плечи к воркующей голубке и гоблину.

Я попытался выдавить лёгкую и непринуждённую улыбку, но мой лицевой нерв будто заклинило, и верхняя губа начала дрожать от усилий.

Чёрт бы побрал весь этот затянувшийся спектакль.

Анатолий Сергеевич произносит речь, которая звучит как сладкая мелодия для ушей Антона. После этого он передаёт слово мне, и я, не раздумывая, отвечаю лишь одним словом: «Солидарен». Но это не то, чего от меня ждали. Шеф мгновенно меняет тему разговора, вовлекая и Владу. Мы проводим ещё пять минут в непринуждённой беседе, но я всё ещё чувствую, как дрожит моя верхняя губа. Наконец, шеф желает нам хорошего вечера и удаляется, чтобы поблагодарить Фиджера-старшего за такой «самородок» в виде его сына.

Я хотел было последовать его примеру и ретироваться с поля боя, но кто-то ещё явно не закончил разговор и буквально прожигал меня взглядом.

– Что-то ты сегодня немногословен, Бойко, – раздался за спиной язвительный голос. – Даже непривычно как-то.

С удивительным спокойствием я повернулся на 180 градусов и спрятал руки в карманы брюк. Моя главная задача – не смотреть на Владу и сохранять хладнокровность к той, что живёт в моём сердце, мозгах и остальных органах 24/7. Проще простого.

– А ты ожидал повторных «комплиментов»? Прости, думаю, что нос у тебя один и второй не вырастет.

Он усмехнулся, приглаживая большим пальцем отклеивающийся на переносице пластырь.

– И что же, ты даже не спросишь, где Влада пропадала всё это время? Или лучше спросить, как мне удалось её найти?

Я чувствовал, как моё сердце колотится в груди, но старался сохранять невозмутимый вид.

– Мне всё равно, где ты нашёл себе очередную жертву, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно. – Главное, что теперь эта девушка в безопасности. Относительной.

Антон прищурился, явно не ожидая такого ответа.

– Ты так уверен в этом? – спросил он, делая шаг вперёд. – А что, если она всё это время была с кем-то другим, пока ты искал её столько лет?

Внутри меня начала закипать волна гнева, как раскалённая лава в жерле вулкана. Каждое его слово было пропитано ядом, и если дам слабину, то подведу Владу. Я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не сжать кулаки в карманах, что непременно выдало бы меня с головой. Тем временем девушка стоит рядом с ним, делая вид, что тоже ничего не понимает, и что-то шепчет ему на ухо.

– Я, честно говоря, не совсем улавливаю суть твоих странных речей. Если тебе так хочется похвастаться своими подвигами, то мои уши заняты, поищи другие.

– Неужели? – он делает паузу, внимательно вслушиваясь в слова Влады. – Видимо, ошибся. Тогда хорошего вечера, Лео.

Не успевает он договорить, как внезапно притягивает девушку к себе с такой силой, что она едва успевает вдохнуть. Его губы обрушиваются на её с такой страстью, что в воздухе повисает напряжение, которое я ощущаю кожей. Время словно останавливается, и я не могу оторвать от них глаз, чувствуя, как моё сердце рухнуло в сам Тартар.

🙤 · Любовь родилась в Японии · 🙦

Разум вновь уступил место животному, необузданному гневу. В голове звенит так громко, словно я нахожусь на стадионе во время победы любимой команды. Мир вокруг заволакивает мутная пелена, она забирает с собой и весь кислород, не оставляя ни малейшего шанса на вдох. Сердце колотится так быстро, что кажется, оно вот-вот вырвется из груди, и я теряю контроль над собой.

В этот момент чувствую, как ярость захлёстывает с головой. Эта океанская многометровая волна в шторм собралась поглотить всё на своём пути. Я готов броситься на первого встречного, не разбирая дороги и не думая о последствиях. В глазах темнеет, и уже не понимаю, где я и что происходит.

Я замахиваюсь сжатым до онемения кулаком прямо на Антона, перед этим схватив его плечо начищенного трендового пиджака. Руки летают без разбора, он рухнул после первого же меткого удара в челюсть, и никто не торопится разнять нас, словно поддерживая мой пыл, что ещё больше вселяет уверенности. Я достаю из кармана пистолет, почти не прицеливаюсь и нажимаю на спусковой крючок. Пуля с грохотом вылетает из дула и летит точно в лоб Фиджеру-младшему.

Он снова замарал мою некогда белоснежную рубашку своим высокомерием и, на удивление, даже мозгами. Улыбка на моём лице больше не вынужденная. Теперь я действительно доволен.

Но внезапно, словно из ниоткуда, появляется холодный рассудок. Он напоминает мне о том, что гнев никогда не решал проблем, а только усугублял их. Я делаю незаметный глубокий вдох и пытаюсь успокоиться. Пелена перед глазами начинает рассеиваться, и я снова вижу мир вокруг себя настоящим. Без своих мысленных действий, хоть и совру, что я был бы не рад именно так избавиться от этой проблемы под названием «Антон».

Понимаю, что нужно взять себя в руки и найти способ справиться с этой яростью, иначе Влада попадёт под удар первой с нашей ложью. Я делаю ещё один глубокий вдох носом и медленно выдыхаю, стараясь сосредоточиться на своём дыхании. Постепенно сердце начинает биться ровнее, а мысли становятся более ясными. И стараюсь отпустить ситуацию, по крайней мере сейчас. Ведь ничего другого сделать не в силах.

Я начинаю медленно пятиться назад, только ноги словно одеревенели и отказываются сгибаться. Влада всё же отстраняется от гоблина первой, а её заблестевшие влажные глаза полны ошеломления от его наглости. Она бы наверняка залепила ему смачную пощёчину, после которой на его впалых скулах точно красовалась бы маленькая женская ладошка алого цвета. Но едва ли её взгляд переходит за его спину, где толпа знатных господ во главе с Тарасом Фиджером аплодирует животным повадкам его недосыну. Ведь они наверняка привыкли получать всё, что пожелают, и отказов не слышали даже от мёртвых. Если продолжить рассуждать в том же русле, фантазии пятиминутной давности с лёгкостью могут стать вполне реальными. Поэтому решаю всё-таки откланяться и покинуть это место, полное аморальных толстосумов. Так будет лучше, а Владе проще находиться вдали от меня и играть свою роль в своей же неизвестной для меня игре.

С курткой в руках я решительно двинулся к выходу, уже ощущая, как холодный осенний ветер безжалостно пробивается сквозь тонкую ткань рубашки. Мурашки пронеслись толпой по позвоночнику до самой шеи, заставив поёжиться.

Однако, несмотря на пронизывающий холод, я не спешил надевать куртку. Казалось, именно благодаря непогоде голова может работать и здраво оценивать ситуацию. Остаётся лишь довериться некогда самой наивной девушке из всех, которых я знал.

Где же она была всё это время, что в её отголосках поведения и даже в самой ауре, исходящей от неё, теперь ощущается сталь и закал? Но вместе с тем её задорность и нежный взгляд, одновременно схожий на голубое пламя, остались при ней. Воспоминания из прошлого закружились в голове точно так же, как и опавшие листья сейчас в темноте, подхваченные ветром. На мгновение я даже глупо улыбнулся.

– Эй, ты опять жульничаешь!

Влада надула щёки и сердито посмотрела на меня, облокотившись на одну из тоненьких берёз, растущих в лесу за городом. Её грудь тяжело вздымалась, словно девушка только что пробежала марафон. Если бы она обыграла меня трижды, я бы, наверное, тоже был вне себя от злости. Но правила были её, а не мои, поэтому какие претензии к простому солдату, исполняющему приказ, если королева сама не оценила свои возможности в своей же игре?

В одной её руке крепко сжато лукошко под грибы, правда, там их всего от силы… один. Остальные собрал я. И в этом заключается вся суть её негодования. Стоило ей заметить съедобный гриб, как я тут же выхватывал победу. Я успевал сорвать его за долю секунды до неё. И вот моя корзина полна будущих маринованных грибов, грибного крем-супа и жареной картошки с грибами, а её… дай бог на столовую ложку жульена хватит.

Влада поглядывает в свою корзинку и вздыхает. Она не может смириться с тем, что я всегда оказывался быстрее и ловчее. На её лице буквально написано красным цветом «разочарование» и «обида», а я лишь улыбался, наслаждаясь своим грибным триумфом. Ведь в этом соревновании не было проигравших – мы оба получили свою долю удовольствия от сбора грибов.

Но в глубине души понимал, что её разочарование вызвано не только этим проигрышем в её же игре. Это был символ её стремления к независимости и самостоятельности, которые я, бывало, не специально подавлял своими необдуманными действиями. Я знал, что мне нужно быть внимательнее и уважать её желания, даже если это обычная вылазка в лес по грибы да ягоды.

Пробежавшись орлиным взглядом по полянке, замечаю, как на солнце поблёскивают ещё несколько мокрых круглых шляпок, покрытых росой после недавнего мимолётного сентябрьского дождика.

Развалистой и неспешной походкой я направляюсь ровно в противоположную сторону, попутно обращаясь к Владе:

– Предлагаю возвращаться обратно, иначе позже машину будет сложнее поймать до центра.

В ответ – тишина.

– Или ещё раунд? – стараюсь подавить нотки ехидства и бросаю это напоследок, не сбавляя хода.

Она всё так же не отвечает.

Её молчание может означать только два варианта: либо она меня действительно не услышала за поднявшимся ветряным гулом, либо…

Заметив некое шебуршание листьев позади себя и как ломаются сухие ветки под чьими-то ногами, однобокая улыбка расползается по моему лицу, и понимаю, что это всё же не первый вариант. Не знай я её слишком хорошо, предположил бы, что она действительно обиделась и объявила мне бойкот.

Но эта девчонка не так уж и проста, какой кажется.

Едва бросив взгляд назад через плечо, я не смог сдержать усмешки. В метрах десяти от меня, на той самой полянке, усыпанной грибами, золотая «белочка» уже рыскала в поисках клада, нервно поглядывая по сторонам в поисках «хищника», который может в любой момент отобрать её драгоценные припасы на зиму.

Кажется, она заметила, что я обернулся, так как начала ещё судорожнее срывать без разбору всё подряд и пихать в свою корзинку, лишь бы наполнить её доверху.

Чёрт побери, но «волка» это раззадорило не на шутку. Особенно потому, что она всё ещё надеялась вырвать «победу» прямо из земли вместе с комками грязи.

Азарт вернулся со скоростью света, и лёгкой победы она теперь не получит.

Ступая в основном по голой сырой земле, стараясь не издавать ни звука, подкрался к ней почти вплотную. Оставалось всего около метра, когда я решил поставить свою корзину и стащить её, уличив Владу в жульничестве. Ведь я уже направлялся к выходу из леса, когда одна хитрая особа подумала оставить меня в грибных дураках.

Стоит только наклониться чуть ниже, почти отпустив плетёную ручку, как впереди раздаётся пронзительный женский визг. Кажется, что этот напуганный и громкий вопль заставил всех птиц разлететься с верхушек деревьев в разные стороны в радиусе пяти километров.

Не успеваю я понять, что происходит, и полностью выпрямиться вместе с корзиной, как Влада уже судорожно вскакивает с корточек, держа в руках полное лукошко грязи и несколько грибов. Её глаза, огромные и охваченные страхом, резко стреляют в мою сторону, и она с такой силой врезается в меня, что я невольно отшатываюсь назад. Ноги предательски скользят по грязи, и, чтобы не дать Владе упасть на землю, бросаю свою корзину в сторону, а освободившейся рукой лишь сильнее прижимаю её к себе.

Только это всё равно не спасает от падения. Меня-то удержать некому.

Мгновение, и всем своим телом ощущаю, насколько земля твёрдая. Особенно когда девушка сверху падает прямо на меня, вышибая дух из плоти. Вместе с ней летит и корзина, полная лесного добра. Весь её труд осыпается прямо на нас, в частности, мне на лицо. Мокрые листья, мелкие травинки, вырванные с грязью и, конечно же, грибами, поочерёдно приземляются на меня.

Грибы. Ну конечно же, грибы. После такого можно заработать аллергию только на одно лишь слово, а несварение будет преследовать до конца дней, хоть раньше это и было любимым для меня ингредиентом в шедеврах кулинарии.

Не успеваю я спросить, в чём же всё-таки было дело её предобморочного состояния буквально минуту назад, как она замирает, глядя куда-то мне на голову. Зрачки моей девушки расширяются ещё больше, кажется, она даже белеет на моих глазах. В лице напротив читаются лютый страх, опасение за меня и внутренние противоречия. С чего я это взял? Так она уже хаотично размахивает руками прямо над моей головой, того гляди и снесёт её с плеч.

1… 2… 3…

Одним рывком я оказываюсь в сидячем положении вместе с Владой на коленях, поймав оба её тонких запястья одной рукой.

– Ты так захотела победы, что решила просто избавиться от соперника? – удивлённо спрашиваю я, чувствуя, как моё сердце всё ещё колотится в груди от внезапности происходящего.

Её глаза медленно скользят с моей головы на лицо, и девушка замирает.

В этот момент что-то неуловимо меняется.

Свет, исходящий из её глаз, становится ярче, словно внутри них вспыхнул таинственный голубой огонёк. Воздух вокруг нас становится густым и вязким, как её любимый клубничный джем, заполняя внутренности и вызывая лёгкое першение в горле. Неведомая сила окутывает пространство, стирая границы реальности. Лес и грибное пари исчезают, оставляя только нас двоих – меня и Владу, сидящую сверху на мне.

Внутри разгорается нестерпимое желание.

Желание прикоснуться к её нежным тёплым губам со вкусом персика и раствориться в этом мгновении, слившись с ней в одно целое прямо здесь, в лесу. Сердце бьётся быстрее, и дыхание становится прерывистым. Её взгляд проникает в самую глубину моей души, понимаю, что не смогу больше сдерживаться. Руки уже нежно обнимают женскую талию, и чувствую, как её тело прижимается ко мне. Остаётся лишь доля секунды до соприкосновения наших губ, как с моих волос что-то спадает. Это нечто падает прямо на носик Влады, и та не сразу реагирует, находясь всё ещё в состоянии предвкушения несостоявшегося ранее поцелуя. Но это вижу я, а она видит меня и куда теперь направлен мой взгляд.

Вновь крик, быстро пронзающий воздух, как выпущенная пуля из револьвера.

Звуковая волна, усиленная до немыслимых децибелов, безжалостно разбила наш волшебный купол, где царила особая сладкая атмосфера. Осколки этого хрупкого мира разлетелись во все стороны, оставив лишь пустоту и эхо разрушенных надежд.

Она дёргается от меня, как от огня, а я в секунду схватываю то, что, судя по всему, и вызвало её дикое состояние несколько минут назад.

– Дождевой червь? – Мои брови взлетели вверх от иронии. – Моя бесстрашная девушка испугалась формы жизни, которая меньше её в несколько десятков раз?

Девушка возмутилась:

– Эта самая форма жизни может достигать трёх метров! – Её буквально передёрнуло от вида маленького извивающегося червя в моих руках. – К тому же, это переносчик инфекций! Выкинь его сейчас же!

Червь был выпущен на волю, и я уже помогаю Владе встать на ноги. Нет смысла отряхивать её от грязи, как и себя – здесь поможет только двухчасовая отмочка под душем. Надеюсь, что мы сделаем это вместе, в целях экономии воды, только и всего.

– Раз я спас тебя от этого жуткого монстра Мокрых Земель, то ожидаю награды за свой подвиг, – состроив самое невинное и благородное лицо, я чуть склонился над девушкой, глядя ей прямо в глаза.

Она подняла свой взгляд куда-то за меня, к небу.

– Луна сегодня красивая, правда?..

Я слегка не понял, но обернулся и поднял взор следом за ней.

Вечереет, луна уже хорошо виднеется, и она полная. Действительно, красиво, но… Ничего необычного я там не увидел. Заметив моё замешательство, девушка добавляет с лёгкой улыбкой, а её щёчки порозовели:

– Ты должен ответить: «Красивая настолько, что можно и умереть»…

– Почему? – искренне не понял я.

– Эту метафору придумал писатель Нацумэ Сосэки. Она подразумевает, что луна становится по-настоящему красивой лишь рядом с возлюбленным… – поясняет тихонько Влада. – Если японцы хотят ответить на это признание взаимностью, они говорят: «Красивая настолько, что можно и умереть»…

Она вновь засмущалась, а у меня внутри что-то ёкнуло.

За год наших отношений она ни разу не смогла произнести слова признания вживую, только в сообщениях. От этого сердце забилось чаще, так сильно, что даже тело начало потряхивать. Я почувствовал, как в груди нарастает волнение, и не смог оторвать от неё глаз.

Её смущение было настолько искренним, что я понял: это тот самый момент, которого я так долго ждал. Её слова эхом отзывались в моей голове. Луна, казалось, стала ещё ярче, а её свет проникал в самые глубины моей души. Вспомнились все моменты, проведённые с ней, каждая улыбка, каждый взгляд, каждое прикосновение.

Я посмотрел ей в глаза и, собравшись с духом, произнёс на выдохе подрагивающим голосом, словно эти слова звучат впервые от меня, а не от неё:

– Луна сегодня настолько красивая, что можно и умереть…

В тот момент глаза Влады вспыхнули, как звёзды на ночном небе, а на её губах расцвела сияющая улыбка, словно солнечный луч, пробившийся сквозь тучи. Я помню это с такой ясностью, будто это произошло только вчера, а не несколько лет назад.

Кто знает, возможно, именно сейчас она сделает свой самый решительный ход «ладьёй», сокрушив «короля» и объявив ему безвозвратный «мат», навсегда изменив ход игры?

🙤 · Алый аромат смерти · 🙦

С самого утра я патрулирую больницу, куда увезли Макса. Мне пришлось обзвонить все дежурные и не дежурные больницы, потому что в той, куда отвезли вчера, напарника не оказалось. Я уже начал думать, что он просто отдыхает дома, раз ни один оператор не подтвердил его фамилию. Кроме последней.

И вот я здесь, в этой больнице, жду начала приёма. До запуска посетителей осталось около десяти минут, а во мне нарастает тревожность. Что-то в его фальшивом обмороке не сходится. Откуда у него взялась эта внезапная аллергия, которая так сильно раздула его лицо? Мысли грызут изнутри, заставляя барабанить пальцами по телефону, который сжимаю в руках, чтобы проверить время. Наконец, дверь открывается, и первые посетители начинают заходить в приёмное отделение. Я вновь проверяю телефон, убеждаясь, что не пропустил звонок.

Макс не отвечает. Я набираю его номер снова, но опять слышу лишь женский голос автоответчика. В этот момент ко мне подходит медсестра и спрашивает, кого я ищу. Объясняю, что это мой напарник, которого привезли сюда вчера, и что он до сих пор не вышел на связь.

Девушка проверяет его фамилию в списке пациентов и утвердительно кивает, подтверждая, что он действительно здесь. Его палата находится на третьем этаже, в хирургическом отделении, под номером 303. Я киваю, как собачка на приборной панели автомобиля, быстро и судорожно. Скользнув мимо медсестры, уже мчусь к нужному мне этажу.

300… 301… 302… И вот я у его палаты.

Дверь приоткрыта, и я осторожно заглядываю внутрь, стараясь не напугать или не разбудить никого своим внезапным ранним появлением. Внутри трёхместной палаты царит угнетающая атмосфера. Холодные блёклые стены, с которых вот-вот осыплются остатки серо-голубой краски, и рваный линолеум коричневого оттенка создают ощущение безысходности. Ни холодильника, ни умывальника. Деревянные окна, из которых сквозит хлеще, чем с улицы в ураган, пропускают холод и сырость. Меня передёргивает от увиденного. Бедные люди, они и так не по своей воле попадают в такие учреждения, а тут ещё и атмосфера стоит угрожающая. Как будто сама палата предупреждает: «Не входи – убьёт».

Это место вызывает только отвращение и страх. Нужно срочно перевести его в другую больницу. Почему он сам этого ещё не сделал – непонятно.

Две кровати пусты, а на третьей под одеялом кто-то большой лежит, укутавшись с головой и отвернувшись к стенке. Из-под одеяла торчат лишь босые мужские ноги. Я едва удерживаю вздох облегчения. Живой. Просто спит, как медведь в своей берлоге, до весны. Вот почему не отвечал на звонки.

Я усмехнулся и, взяв стул у одной из коек, подсел к занятой постели. Легонько потряс спящего за плечо. Бесполезно. Он не проснётся, пока не принесут завтрак.

Попытка номер два.

– Эй, приятель, ты слышишь меня? – обращаюсь я к Максу, стараясь говорить тихо, чтобы не напугать его.

В ответ слышится лёгкое дремотное мычание.

Слышит, отлично.

– Ты как? Я все камеры пыток обзвонил, еле нашёл тебя. Отёк спал? Что врачи сказали?

На шквал вопросов он вновь отвечает лишь неуверенным «гмм… хмм…», тяжело вздыхая и всё ещё находясь между сном и реальностью.

– Чёрт бы тебя побрал, ты так напугал меня… – неуверенно признаюсь я. На самом деле, Максу таких речей ещё не доводилось слышать. Но после его внезапного попадания в реальную больницу после не реального обморока впервые за наши с ним три года сотрудничества бок о бок скажешь ещё и не такое. – Толик ещё вчера паники нагнал… Всю ночь глаз сомкнуть не мог, думал, где же искать моего «золотого напарника», – подшучиваю я над ним. – Ты сдал позиции не вовремя, брат… К слову, звонил твой друг этот, который с камерами и глупыми шутками, спрашивал, как у нас продвигаются дела. Я вот думаю, это он к чему? Чистое любопытство или его подцепила та девица в «розовых очках» и желает втоптать нас в грязь с этим делом? Тогда для наших «глухарей» скоро придётся клетку побольше покупать…

В ответ на мои слова я слышу лишь нечленораздельные звуки, доносящиеся из-под одеяла. Может, он замёрз? Или, может быть, отёк ещё не сошёл, и он стесняется показаться мне? В любом случае, я не настаиваю.

– Тут в палате холоднее, чем на улице, а сегодня утром в машине показывало всего пять градусов. Ты не замёрз? – Я поворачиваюсь теперь к нему лицом, а не боком. Он кивает. – А почему молчишь? И почему тебя вообще поселили в этот кошмар? Или все твои сбережения остались у Лиззи в стрингах?

Вижу, как он посмеивается, и кровать противно скрипит. Шутливо подталкиваю его в бок. Прошло меньше суток, а ощущение пустоты от потери напарника уже давит. Или всё-таки от потери друга?

В коридоре начинается суета: всех зовут на завтрак. К кому-то уже направляются медсёстры, чтобы провести утренний лекарственный ритуал, судя по доносящимся возмущениям. Кого-то везут на металлических каталках, и грохот колёсиков по плитке разносится по всему отделению, создавая атмосферу, которая давит на нервы. Нужно срочно вытаскивать Макса отсюда, пока он не заработал ещё и психологическую травму.

Стащив одеяло с соседней кровати, я укутываю им ноги друга. Да, педикюр, или как это там называется у девочек, ему бы не помешал. Сразу видно мужские, стоптанные рабочие ноги. Такими только банки трёхлитровые вскрывать или замки с дверей сбивать.

– Вот так, теперь обморожение, а впоследствии и ампутация конечностей тебе не грозит, по крайней мере сегодня.

– Спасибо, друг, – отвечает наконец Макс.

Только звук исходит откуда-то позади.

Я недоумённо поворачиваю голову в сторону входа в палату и замираю. Мой напарник лежит на одной из тех каталок, которые я только что слышал в коридоре. Или это его везли?

Две хрупкие медсестры подкатывают его к соседней кровати и молча переглядываются. Я вызываюсь помочь переложить большого друга на койку, и девушки благодарно выдыхают.

– Вы, наверное, Леон? – вдруг спрашивает одна из них, когда её коллега выходит из палаты. Её тёмные волосы собраны в аккуратный хвост и спрятаны под фиолетовую медицинскую шапочку. Руки в карманах костюма того же цвета.

– Смотря в чём дело, – настороженно отвечаю я. Неужели снова новичок?

– Хотелось бы увидеть человека, о котором вспоминают, даже когда под наркозом, – мило улыбается она. – Похоже, вы хороший друг.

Я облегчённо выдыхаю, но усмешка тут же слетает с моего рта.

– Из-за хороших друзей не попадают в больницу… – До меня только доходит полный смысл её слов. – Под каким ещё наркозом?

Макс опережает медсестру.

– Твоя отвлекающая «операция» спасла меня от быстрой смерти. Теперь придётся умирать долго…

Девушка шокированно усмехается.

Да, не в курсе она о шуточках Макса и его самоиронии, и слава богу. Понимая, что я всё ещё не догоняю смысл сказанного, он поясняет:

– Если бы я не «поперхнулся» перед Антоном тем съеденным виноградом, то быстрее бы отмучился, а так придётся с тобой ещё те дела раскрывать… Проще аппендикс вырастить второй, чем это…

Я всё ещё не понимаю и вопрошающе смотрю на медсестру в надежде, что она переформулирует мне его же диагноз. На что она снисходительно смотрит на меня.

– В результате острого приступа аппендицита, который представлял серьёзную угрозу для здоровья пациента, было принято неотложное решение о проведении экстренной операции по удалению аппендикса в нашей больнице.

– Но от чего он обострился? От винограда? – Я подумал ещё. – Вернее, от виноградных косточек? У него же установили аллергию, верно?

Девушка посмеивается надо мной.

– Вы тоже верите в мифы о косточках и семечках? На самом деле, это всего лишь домыслы. Всё гораздо прозаичнее: проблемы возникают из-за переедания, как и в данном случае. А аллергия действительно была и как раз таки из-за косточек винограда, только быстро прошла благодаря антигистаминным средствам.

Палату заполняет урчание желудка, который, судя по звуку, не ел после падения метеорита на Землю. Я бросаю взгляд на Макса, он смущённо натягивает кривую улыбку и одеяло повыше.

– А завтрак когда?

Медсестра удивлённо вскинула брови и, слегка нахмурившись, ответила, что у него теперь интервальное голодание 24-0 в течение двух дней, а там будет видно. Друг откинулся на подушку с лицом, искажённым нескрываемым горем, и тихо застонал.

Девушка делает шаг ко мне и, поднявшись на носочки, шепчет на ухо:

– Вы уж постарайтесь не вестись на голодные провокации Максима. Этот тип людей хуже наркоманов… – Её тёплая ладонь неожиданно нежно коснулась моего плеча. В ответ всё моё тело напряглось, словно я ждал этого прикосновения целую вечность. Забытое ощущение женского тепла пронзило насквозь. Её глаза, казалось, прожигали, изучая моё лицо. Мои же были опущены, избегая её взгляда. – Побудьте с ним ещё, Леон. Он ждал вас, – тихо добавила она.

Женская ладонь скользнула вниз по моему плечу, вызывая лёгкую дрожь. Пульс резко участился, а горло перехватило так, что не смог ответить, пока она уходила. В отличие от Макса, который тут же присвистнул на всю палату, как только за медсестрой закрылась дверь.

– А ты нарасхват, парень! Видел, как она смотрела на твою руку без обручалки? – с ухмылкой спросил он, явно пытаясь вывести меня из равновесия.

Я закатил глаза, пытаясь скрыть своё смущение и радость. Чёрт побери, я действительно счастлив, что Макс жив и почти невредим. И пусть он шутит, я знаю, что в глубине души он тоже рад, что я здесь.

– Извините, господа, но не могли бы вы накрыть мне ножки ещё раз? Слишком уж холодно в палате стало. – Хриплый голос позади привлекает внимание.

Уже вылезший из-под тонкого одеяла мужчина едва подрыгивает ступнями с иронической усмешкой. Я и забыл про него с приходом «настоящего» Макса. Теперь неловко вдвойне: перед другом и этим мужиком. Ведь второй слышал то, чего не должен. Хотя, может, это и к лучшему. Не пришлось краснеть перед Максом за свою минутную слабость.

Накрыв ему ноги ещё одним одеялом, взятым с другой койки, я тихо извиняюсь за своё красноречие перед ним. Мужчина лет пятидесяти похлопывает меня по плечу и понимающе кивает. А я рад, что тот не стал повторять всё то же самое при друге. Пусть не хорохорится и не расслабляется, узнав, что я был весь как на иголках со вчерашнего вечера. Хоть это ещё и мягко сказано.

Правда, кое о чём я всё же переспрошу.

– Утром звонил твой видеокамерный мастер. Спрашивал, как у нас дела. Ты думаешь, это из-за девчонки?

Макс тяжело вздыхает и молчит. Он смотрит куда-то в сторону, и я вижу, как его лицо становится расстроенным. Хочу спросить, что его беспокоит, но он уже гундит:

– Есть охота…

Я раздражённо закатываю глаза. Опять эти разговоры о еде. Я надеялся, что он наконец-то поделится со мной своими мыслями, но нет, опять про желудок.

– Ты издеваешься? – спрашиваю я, стараясь скрыть раздражение в голосе.

– Я голоден, – невозмутимо отвечает Макс. – Пока мой мозг не получит свою порцию эндорфина, я не смогу нормально думать. А как он должен работать на пустой желудок? Я себе не враг. – Он замечает мой усталый взгляд и добавляет: – Кстати, как вчера всё прошло? Вы поговорили?

Одним только вопросом он вернул меня в момент, где я мысленно наводил пистолет на новичка. Не хочу вспоминать об этом и изводить самого себя догадками вновь: как сейчас Влада и что она делает. В груди что-то кольнуло, и я поморщился.

– Не фонтан, видимо… – резюмирует Макс.

– Она теперь в безопасности, относительной. Сейчас важнее пойти по следам этих упырей и опередить ту девку из «Стали».

Друг и до этого был рассеянным из-за голода, а сейчас и вовсе сменил фокус на медсестру позади нас, которая пришла с капельницей для его соседа по палате. Эта женщина уже не выглядит так безобидно, как те две молодые медсестры, которые, скорее всего, были ещё практикантками. Друг пробует спросить про завтрак теперь у неё, понадеявшись на положительный ответ. Стоит женщине взглянуть на него, лишь повернув голову, он запинается на полуслове, оседая с подушки ещё больше под одеяло. Будто это сможет помочь ему взять свои слова обратно и не произносить этого в её присутствии.

Не могу сдержать подсмеивания над ним, когда женщина, сделав все свои дела, покидает палату, взглянув на него вновь недовольным взглядом.

– Да… Этот «орешек» не по твоим зубам, – ехидничаю я.

– Какая женщина… – почти в тот же момент слышится позади.

Мы с Максом переглянулись, и он не может не отреагировать:

– А вот и мой пропускной билет… А с чем вы здесь лежите? – спрашивает он с любопытством у мужчины.

– Да хрен его знает. Сходил к брату на могилу впервые после его похорон, а оттуда уже сам не выбрался. Старый чёрт, захотел меня, видать, с собой утащить, – глухо смеётся он. – Уже третий день сестрички дырки во мне делают. Но эта… – Мужчина мечтательно вздыхает. – Как комарик, и без крови. Чудо ручки…

Женщина, что делала ему капельницу, могла бы с лёгкостью уложить нас с Максом за минуты две. Уж больно крепкие и сильные на вид у неё эти «чудо ручки»… Но то, с какой теплотой сосед по палате смотрит в сторону выхода, я не удивляюсь ничему. Ведь перед его глазами пелена. Пелена влюблённости, и она мне до чёртиков знакома. Отчего некая улыбка всё же расползается на моём лице от этого зрелища.

Просидев у Макса ещё час, я думаю, что вдоволь наслушался нытья о том, как ему сейчас плохо. И нет, дело как раз таки даже не в причине его визита сюда. Не в болях в месте шва, где нет органа. А в том, как ему здесь неудобно лежать. Кровать жёсткая, маленькая. Поворачиваться ему нельзя, а спина уже затекла. Голова болит от недоедания. Хотя я думаю, что весь спектр его возмущения возникает как раз из-за этого «недоедания». Права была та медсестра, сказав, что такие люди хуже наркоманов. Родину готовы продать, море переплыть, лишь бы дали чего-нибудь вкусненького. Отчего в их головы тут же поступит сообщение о том, что жизнь-то не такая уж и плохая, какой была до этого жареного куска свинины до корочки. А потому, кажется, мне уже пора по своим делам.

– И куда ты сейчас? – бурчит он, заметив, что я уже встал со стула. Просидел здесь целую вечность, не меньше, спина буквально молит о мягкой кровати уже минут как двадцать. Но в ближайшие часов так много этого не предвидится.

– Для начала съезжу на Можайское кладбище. – Размяв шею, продолжаю: – Потом хотел до гаража смотаться с Никитой. У него знакомый по замкам есть, обещал помочь…

Степан Витальевич (а рассказал этот сосед по палате не только, как его зовут, но ещё и всю свою жизнь излил) тут же вклинивается в разговор после громко сказанного «О!»:

– Передай братцу, – он показывает какой-то набор символов пальцами, – хрена он меня увидит там ещё!

По моему выражению лица понятно, что мне ничего не понятно, но Макс отчего-то позади меня загоготал на всю палату.

– Ну, ты же на кладбище собираешься сейчас? На Можайское? – Я киваю. – А там этот Бельмондо глухонемой похоронен, брат мой. Рядом с будкой охраны. Фамилия длинная, если скажу, всё равно не запомнишь, ищи по кресту – он единственный в округе у него зелёный.

Макс вновь прыскает со смеху.

– Средний палец заменит все эти лишние телодвижения, но сути не поменяет.

– А ты что, язык жестов знаешь? – удивляюсь я новым для себя открытиям.

– Сан Саныч научил ещё в училище на скучных парах. А ты разве не в курсе?

Я думал, что знаю Макса как облупленного, но за одни только сутки удивляет он меня уже трижды. И пока это самая безобидная информация.

– Да уж, – я смотрю на свои наручные часы, – мне пора, иначе не успею к гаражу до заката. Поправляйся и не вздумай сожрать что-то втихаря.

Он хмыкает, оскорбившись.

– Как ты мог подумать обо мне такое?

– Не «подумать», а «точно знать», поэтому и сказал. Ты нужен мне снаружи, а не внутри этого… – Я невольно оглядываюсь, отчего безнадёжный вздох всё-таки вырывается сам собой. – …мрака.

Степан Витальевич бросает мне в спину напоминание про своего брата, а Макс уже с кем-то зацепился языком по телефону. Решив, что это будет лучшим моментом для шустрого и незаметного ухода из палаты, уже исчезаю за дверью.

***

Кажется, сама природа восстала против живых, решивших потревожить царство вечной тишины. Скрипучий ветер нагоняет свинцовые тучи, что если взглянуть только на один лишь их цвет, можно впасть в депрессию. Настолько они выглядят безнадёжными и хмурыми.

Настроение становится соответствующим погоде: максимально пессимистическим, хоть я и вижу небольшое помещение охраны и чуть левее от него тот самый зелёный крест, о котором шла речь в больнице. Я не стал вдаваться в подробности о выборе цвета для такого случая, но… Кто ставит цветные кресты на могилы? Зелёный, как символ жизни и надежды, выглядит здесь неуместно, словно насмешка над самой идеей покоя. Я заметил кресты разных цветов, пока шёл к этому месту. Собрал почти все цвета радуги. Красного только не хватает.

Неужели кто-то намеренно выбирает яркие цвета для крестов, зная, как это будет действовать на окружающих? Или это просто совпадение, и каждый выбирает цвет по своему усмотрению? Но как можно выбрать что-то настолько неуместное для последнего пристанища? Выглядит… странным.

На кладбище был лишь раз, в день похорон матери, и поклялся себе, что больше ни ногой в такие места. Поэтому находиться здесь для меня втройне тяжелее, видя, сколько здесь площади усыпано могилами. Ещё и солнце быстро сменилось безжалостными плаксивыми тучами, отчего какое-никакое тепло ушло следом.

Невольно вспоминается, что Влада всегда зависела от погоды. Если за окном всё пышет жизнью, светит обжигающее солнце и летают бабочки, то она сама расцветала. Превращалась в самого жизнерадостного и продуктивного человечка, какого больше не сыскать. За день она могла перевыполнить свою недельную норму дел и планов, рассчитанных на долгие часы. Всё получалось с первого же раза. А если вдруг нет, то она не отчаивалась и упорно с улыбкой на лице пробовала ещё и ещё, пока не выходило идеально. Но стоило тёплому солнышку испугаться тяжёлых и всепоглощающих затяжных туч, как менялась и она. Глаза теряли свой природный голубой блеск, превращаясь в серые и безжизненные хрусталики. Из рук всё валилось, времени уходило необычайно много даже для сбора мыслей в кучу. Про то, чтобы заняться чем-то, речи не заходило и вовсе. Апатия, дисфория и меланхолия вообще были её лучшими друзьями на этот период, пока она зарывалась под плед и целый день гоняла мелодрамы по телевизору, добивая себя этим ещё сильнее. Ну а я, чтобы хоть как-то скрасить её в прямом смысле слова серые будни, подкармливал чем-то сладким или радовал внезапными мелочами.

Она обожала книги. В её коллекции были издания, которые только появились на полках магазинов, и те, что стали классикой. Но особенно она ценила книги в печатном виде. «Раскрыть и умереть» можно было лишь от запаха бумаги. Чтение для неё было не просто увлечением, а настоящей страстью. Каждая книга становилась для неё другом, а процесс погружения в её миры – почти физическим наслаждением.

Представляете, что было, когда она держала в руках заветную книгу, о которой мечтала месяцами? Её сердце начинало биться быстрее. Запах бумаги, шелест страниц, каждая буква – всё это было для неё источником невероятного удовольствия. Её глаза скользили по строкам, а разум погружался в миры, созданные воображением авторов. В такие моменты Влада чувствовала себя по-настоящему живой, словно её душа раскрывалась, чтобы впитать в себя всю красоту и мудрость, заключённую в словах на бумаге. Поэтому нередки были и такие знаки внимания. Особенно, если эта книга была в списке её желаний и пределом мечтаний. А это была каждая вторая история.

Я знал о Владе почти всё благодаря её страсти к чтению. Каждая книга, которую она выбирала, раскрывала её характер, её внутренний мир и её уникальный вкус. Я мог с точностью предсказать, какой жанр она предпочтёт в зависимости от настроения, с какой скоростью она будет перелистывать страницы и даже сколько времени ей потребуется, чтобы погрузиться в чтение.

Оттого я с удовольствием наблюдал, как после муторных домашних хлопот или долгих семейных застолий она собирается читать. Прежде ей необходимо было выбрать книгу под настроение со всего напольного шкафа в мой рост, также уставленного разной литературой. Её глаза скользили по корешкам, словно ища что-то особенное. После этого она забиралась на диван, вила себе гнездо из пледа и подушек, чтобы со всех сторон ей ощущался абсолютный комфорт, и только потом могла открыть книгу. А я заваривал то чай, то морс, иногда горячий шоколад, брал её любимую большую свечу с кокосом и миндалём и шёл к ней. Затем включал напольный торшер вместо общего освещения. Рассеянные лучи лампы приятно освещали комнату тёплым золотистым светом. Три маленьких огонька в круглой свече на журнальном столике мягко мерцали, наполняя воздух приятным ароматом. Горячий напиток согревал тело и успокаивал душу.

Я пристраивался на противоположной стороне дивана, клал её ножки в тёплых носках к себе на колени (и в знойное пекло, и в лютый мороз она ходила в носках по дому, снимая лишь на сон) и наблюдал за сменой её эмоций, поглаживая приятную бархатистую женскую кожу.

К слову, готовил я искусно. Мои шарлотки с карамелью и блины неизменно вызывали восхищение с тех пор, как мне исполнилось десять лет. Влада, словно маленький ребёнок, то и дело клянчила новые рецепты, наблюдая за мной с таким же трепетом, с каким я наблюдал за её чтением книг. Она сидела рядом, стараясь не мешать, и её большие, искренние, чуткие глаза, полные любви, следили за каждым моим движением. Я знал, чувствовал и видел это – её искренний интерес, её желание быть рядом, её поддержку и восхищение моим нахождением на кухне. В эти моменты ощущал себя не просто поваром, а творцом, создающим нечто волшебное, и именно её присутствие делало этот процесс ещё более незабываемым.

Только после того рокового дня в ресторане «Мозаик» я не притрагивался к готовке. Как я сам не слег с аппендицитом от полуфабрикатов и доставок, вот загадка, на которую нет ответа.

Благодаря теплым воспоминаниям я быстро добираюсь до маленького здания, где находится не только пункт охраны, но и магазин. Это становится ясно по венкам и искусственным цветам, аккуратно выставленным по бокам прилавка.

Внутри магазина довольно неплохо, учитывая его специфику. Видно, что хозяин заботится о помещении, но от этого не легче. В воздухе витает приторный цветочный запах свежих роз, гвоздик и еще чего-то непонятного. Как они выдерживают эту атмосферу?

Мужичок лет семидесяти, отпустив очередного клиента, с энтузиазмом обратился ко мне:

– Вам что-то подсказать, молодой человек? Сегодня утром привезли живые веночки! Взглянем? – Его глаза загорелись, и он начал кружиться на месте в поисках тех самых веночков.

Я уже собирался отказаться, но слова «Нет, спасибо» застряли у меня в горле. Если здесь действительно орудует шайка или даже целый преступный синдикат, как упоминал Макс, то выдавать себя и показывать удостоверение было бы опрометчиво. Поэтому я решил играть роль до конца.

– Да, было бы неплохо, – говорю я, стараясь звучать как можно более непринужденно. – Хотел зайти к старику, пока время подвернулось. А не подскажите, я не был на похоронах, как мне теперь найти его? Фамилия Нишинков.

– Конечно, сынок, имя и отчество скажешь? И год рождения, я гляну в журнале своём, а то он ведь не один с такой фамилией, – посмеиваясь, отвечает он.

И вот он. Тупик. Железобетонный. Я не помню этого.

Чёрт!

Как же его имя? Год… Кажется, 192… а дальше? Если ему было 96, то…

– 1928 год, – неуверенно выдаю я.

Он листает блокнот и снова спрашивает полное ФИО.

Мать твою, как же звали-то тебя?..

Ничего на ум не приходит, как позвонить Максу. Сымитировав, что мне звонят, я извиняюсь и выхожу на улицу. Быстро набрав номер друга, жду, когда же мерзкая мелодия сменится его голосом. Но этого не происходит.

Вроде имя на «и»… Илья… Иван? Кажется, да, но отчество – хоть убей, не помню.

– Извините, работа… Звали его Иван…

– Николаевич? Верно? – уточняет мужчина.

– Да, да, это он! – Я судорожно закивал, чувствуя, как внутри все сжалось от благодарности за спасение.

– Вам придётся пройтись, это метров триста отсюда. – Он жестикулирует руками, объясняя маршрут, но точнее не стало.

Поблагодарив его, я вышел из душного помещения, где даже воздух казался обжигающим. Мужчина кидает мне вслед что-то про большой овраг рядом с могилой. Кивнув ещё раз, я побрёл по указанному маршруту.

Высокие тонкие сосны, словно стражи, стоят вокруг. Их ветви дрожат и гнутся под порывами ветра, складываясь почти вдвое, но затем, словно пружины, упруго возвращаются в исходное положение. Всё окутано скверной, сырой погодой, а рыхлый песок под ногами делает каждый шаг тяжелее обычного. Добавить к этому кресты и надгробия с фотографиями умерших людей, и можно смело снимать какой-нибудь хоррор про серийных убийц, а это кладбище – их трофейная доска, где они цветными крестами помечают особых жертв.

Не знаю, передёргивает меня от пронизывающего холода или всё же от этого места, но я быстрее решаю дойти до его могилы и уже вернуться в прогретую машину. Впереди виднеется обрыв, и полагаю, что нужно сворачивать и искать нужное место среди лабиринта могил справа. Я не верующий, но на всякий случай мысленно извинился перед всеми, кого могу здесь побеспокоить, мало ли.

Долго искать не приходится – могила Нишинкова находится первой от обрыва. Но как можно продавать здесь места? Ведь обрыв растет с каждым годом, и это очевидно. Через несколько лет этот овраг поглотит многие крайние захоронения.

Присев на корточки, чтобы разглядеть выцветшую табличку получше, я сглатываю. На душе становится тошно, что я брожу по чужим покойным родственникам, но ничего поделать не могу. Вокруг дорогого креста из красного массива дуба расставлены большие, высотой с человеческий рост венки с живыми алыми цветами. На белоснежных лентах написано: «Любимому мужу», «Лучшему товарищу» и «Прекрасному дедушке». Да, Иван Николаевич, видно, вы были хорошим человеком при жизни… Так почему же в документах тех уродов красуется ваша информация? Люди не бедные, судя по качеству всех этих «украшений» для могилы. Я невольно оглядываюсь вокруг. Ни у кого больше нет таких почестей, как у этого мужчины. Остальные могилы стоят голыми, на некоторых просто палка с табличкой о датах жизни и смерти. Вероятно, эти места у обрыва дешевле всех, но для чего хоронить состоятельным людям своего родственника в низине? Странно, но это и не моё дело.

Покружившись ещё немного вокруг его места, начинаю замечать косые взгляды недавно пришедших скорбящих людей на соседние могилы. Подумают ещё, что закладки оставляю. Поэтому бросаю это дело и возвращаюсь на главную дорогу, всё равно тут ничего нет. А если и было, то этот ветер давно сдул все последние улики.

Раздается писк приходящего на телефон оповещения.

Чёрт, забыл совсем, что уже сегодня клининг в своей квартире. Нужно будет впустить их, а после закрыть за ними. Придётся перенести, потому что в это время меня будет ждать Никита у гаража. Я пролистываю все сообщения за сегодня, как вижу и от него смс. Анатолий Сергеевич вызвал его в агентство, поэтому откладывается всё до понедельника. Ещё один выстрел вхолостую. Да что же за день такой? Сплошная пустая трата времени, и мы ни на крупицу не придвинулись к разрешению нашей проблемы.

Собираясь покинуть кладбище, решаю всё же исполнить просьбу соседа Макса по палате. Она находится и впрямь совсем рядом с этим магазином смерти, потому много времени на это не уйдёт.

Что ж, Роман Витальевич, велели передать вам кое-что… Но, похоже, ему придётся сделать это самому, потому что неизвестным мне покойникам не собираюсь показывать средние пальцы.

Могилка у Романа свежая, а маленький венок, упавший с креста от сильного ветра, выглядит особенно печально.

Что ни говори, но цветы здесь вплетают невероятно красивые. Интересно, что за сорт такой? Наверняка недёшёвые, раз у Нишинкова были огромные венки из этих цветов, а у…

Я смотрю на фамилию на табличке уже в третий раз, но она упорно ускользает от меня. «Вос…ковбой…нийков…ский»? Нет, Воскобойниковский. Это звучит более правдоподобно. Да, такую фамилию я бы точно не запомнил.

Я приседаю на корточки, чтобы поднять венок с земли и положить его в центр небольшой кучи, под которой скрывается гроб. Так будет лучше.

– Сынок, ты забыл веночек! – внезапно раздаётся откуда-то сбоку. – Уболтал тебя так, что сам же и забыл его дать!

Мужчина из магазинчика добродушно рассмеялся, держа в руках такой же венок, как тот, что лежит на этой могиле.

Я оборачиваюсь к нему, бросив последний взгляд на надгробие с труднопроизносимой фамилией. Его могила утопает в траве, пробивающейся даже сквозь слой песка. Один маленький венок был небрежно брошен рядом с большим бугром из песка. А угрюмо-зелёный крест накренился и треснул, возможно, от непогоды. Никто не придёт поправить его, и он так и останется, напоминая о заброшенности. С тяжёлым сердцем я беру крест и пытаюсь выровнять его. С трудом, но мне удаётся установить его вертикально. Я проталкиваю его глубже, чтобы он стоял устойчивее, и снова оглядываюсь.

За другими оградами всё ухожено, ни одного листочка. А здесь – печальная картина запустения. Что ж, Роман Витальевич, покойтесь с миром.

Отряхнув руки о себя, я направляюсь к старику, который всё ещё ждёт меня в этом ураганном вихре. Его морщинистое лицо выражает терпеливую надежду, несмотря на непогоду.

– Благодарю, но я уже был у него… В следующий раз обязательно возьму два, – с натянутой улыбкой отвечаю я, собираясь уходить. Но любопытство берет верх: – А не подскажете, что это за цветы? Они такие яркие и…

– Хиганбана, Леон Вячеславович. Эта хиганбана прямиком из Японии.

Внезапно за моей спиной раздается низкий, бархатистый голос, от которого я невольно вздрагиваю. Чёрт подери это кладбище.

– Это символ смерти и одновременно возрождения. В Японии их часто используют на похоронах, но также они символизируют надежду и вечную память.

Я медленно поворачиваюсь и вижу за своей спиной высокого мужчину в элегантном чёрном пальто. Его светлые волосы слегка развеваются на ветру, а глаза, скрытые за стёклами очков, сверкают холодным блеском.

– Фиджер-старший, – с трудом выдавливаю я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

Мужчина делает шаг вперед, и я замечаю, что он смотрит на меня с легкой усмешкой, которая больше напоминает хищный оскал.

– Тяжело, наверное, их было достать? С самой Японии, аж… – А ради чего ему везти цветы с другой страны? Ради покойников?

Я насторожился. Что он тут делает?

Он вновь натянул улыбку.

– Не без трудностей. Вы кого-то навещаете? Впервые вижу вас здесь.

Его глаза сверлят меня, словно рентген, пытаясь проникнуть в самые потаённые уголки моей души. Он анализирует каждое слово, ищет ложь, словно хищник, выслеживающий добычу. Его вопросы не просто пропитаны любопытством, а попыткой проникнуть глубже, раскопать то, что может меня уничтожить.

Я мысленно усмехаюсь. Этот тип далеко не первый, кто пытается меня сломить. С моей работой опыта у меня накопилось предостаточно. И я знаю, что тот, кто думает, будто сможет меня прочитать насквозь, глубоко ошибается.

Он здесь хозяин или один из тех, кто контролирует эту территорию. Я вспоминаю слова напарника о том, что «верхушка» редко посещает свои владения в такую погоду. Любопытно, что же заставило его прийти сюда?

– Да, брат отца здесь похоронен. Решил навестить, пока был рядом. Впервые здесь.

Я говорю всё это так, словно всю жизнь играл в театре и кино. Не придраться. Мышцы расслабленны, руки висят вдоль тела, а на лице ни единой эмоции, кроме скорбной полуулыбки.

Он понимающе кивает.

– Работа съедает всё наше время… Антон теперь тоже пропадает в ней. Может, чаю? Поговорим, поделитесь своими достижениями.

– Сегодня придётся отказаться, ждут ещё дела. – Я усмехаюсь, кивая в сторону зелёного креста: – А когда пошла мода на цветные кресты?

Тот прослеживает за моим взглядом.

– У богатых свои причуды, наша задача лишь их исполнять, – ухмыльнувшись, он пожимает плечами. – Вы вчера так спешно покинули ресторан. Что-то случилось?

В его словах открытое ехидство. Улыбка держится на моем лице с небывалым усилием.

Что-то случилось?

«Нет, просто я увидел свою, казалось бы, навсегда потерянную девушку живой.

Нет, просто она была в тот вечер с самим дьяволом.

Нет, просто я не видел её восемь лет, полных боли и тоски, и так и не смог поговорить больше двух минут.

Нет, какой-то ушлёпок решил, что он герой, и попытался украсть поцелуй у той, кто была моей жизнью.»

А так – ничего особенного.

Горло сдавило, и я едва могу дышать.

– Да, у Макса случилась сильная аллергическая реакция на виноград. Его увезли на скорой, и я сразу же поехал с ним, – вру я, стараясь говорить как можно увереннее.

– Совсем забыл про него. Как он сейчас? Уже лучше? – спрашивает он, и в его голосе прозвучала нотка беспокойства, которая, впрочем, могла быть лишь игрой моего воображения.

– Да, спасибо. Его скоро выпишут, и он вернется в строй. У нас много дел, которые требуют его участия. Они уже на поверхности, и без него я не хочу их заканчивать, – продолжаю я, наблюдая за его реакцией.

Я снова солгал, но его глаза заблестели – не от радости, а от негодования. А он оказался крепким орешком, и прочитать его было гораздо труднее, чем я думал.

– Антон тоже может вам помочь, – голос прозвучал уверенно и с легкой насмешкой. – Он ведь вчера получил наградной знак за то, что разобрался с важным делом, не так ли?

Я не могу не заметить его взгляд – холодный, проницательный, словно он знает обо мне всё. О Владе, о том, как я искал её, о том, как моё сердце разрывалось от отчаяния. Но откуда ему это известно? Его сын, может быть, и преуспел, но откуда у него такие сведения?

«Победа», – это слово буквально отпечатывается в его глазах на моё молчание.

Я стиснул зубы, пытаясь сдержать нарастающую ярость. Каждое его слово, каждый взгляд словно вонзались в меня, напоминая о том, что он знает нечто, что мне недоступно. И это знание делало его сильнее, увереннее.

Сука. Сдерживаться все труднее.

– Да, наверное, – отвечаю я, стараясь не выдавать волнения. – Мне уже пора, работа и правда съедает всё наше время. Был рад вас увидеть.

– Взаимно, Леон Вячеславович, взаимно. Берегите себя, у вас весьма опасная работа. Не забывайте отдыхать, а то у вас такой измотанный вид…

«Если бы я вчера не только в мечтах выстрел сделал, то вид у меня был бы как у выигравшего в лотерею», – проносится в голове. Но я лишь киваю, стараясь скрыть улыбку, и прощаюсь с ним во второй раз.

***

До окончания уборки осталось всего пять минут, а я всё ещё стою в пробке на пути домой из магазина. Есть хочется, как мамонту после пробуждения. На съёмной квартире пусто, в холодильнике шаром покати. Чтобы не тратить время, я решил заехать за продуктами, пока три женщины наводят порядок.

Вся одежда пропиталась сыростью, затхлым цветочным запахом и ещё чем-то тошнотворно-удушающим, видимо, самой смертью. Этот запах, напоминающий о кладбище, вызывает у меня постоянное чувство тошноты. Надеюсь, что дух Романа Витальевича не вернётся, чтобы забрать и меня. Лечь рядом с Максом бы не хотелось. Но про отдых папаша новичка был всё же прав. Завтра воскресенье, у Макса неприёмный день, на работу только в понедельник, как и встреча с Никитой. Сам Бог велел отоспаться.

Не могу перестать думать о Владе.

Она сейчас там, далеко, и мне невыносимо думать, что она делает, что чувствует. Играет ли она? Если да, то с кем? Со мной? Или с Антоном? Я не могу понять, что происходит. Мне нужно знать правду. Я хочу вновь увидеть её, поговорить, понять, что между нами. Время уходит, и я боюсь, что могу упустить что-то важное.

Припарковав машину у подъезда, взял один из пакетов с едой и поднялся на шестнадцатый этаж. После их химии придется проветривать минимум двадцать минут, поэтому я успею перекусить.

В квартире снова идеальная чистота. Если бы не смесь запахов из хлорки и этой автоматической вонючки над дверью в коридоре, которая распыляется каждые тридцать минут «нежностью шёлка и хлопка», то было бы вообще прекрасно. Я едва ли сдерживаюсь, чтобы меня не вырвало вновь от ощущения приторности в квартире, когда провожаю клининг и закрываю за ними дверь.

Нужно будет сказать, чтобы больше не включали эту дрянь. Я распахиваю окна, впуская влажный воздух после дождя, и тащу пакет с едой на кухню. Но усталость берёт своё: я едва успеваю дойти до кресла и рушусь в его мягкое объятие. Чувствую, как силы покидают меня. Не хочется уезжать из этой отполированной, светлой и уютной двухкомнатной квартиры. Здесь столько мебели, что можно потеряться, и столько света, что кажется, будто он заполняет каждую трещинку. По сравнению с той съёмной однушкой, где вечно пахнет сыростью и пылью, это место кажется настоящим раем.

Мысли вихрем проносятся в голове, вызывая мучительные воспоминания о Владе.

Она была повсюду – в каждой тени, в каждом звуке, в каждом вдохе.

Нет, это невыносимо. Я не могу больше.

Забрав так и не разобранный пакет и обувшись, я схватил куртку и резко открыл дверь. Видимо, призраки Влады не ограничились стенами квартиры. Они проникли за порог, прямо ко мне. Потому что сейчас она стоит прямо передо мной, промокшая до нитки, и смотрит знакомыми мне до боли в рёбрах голубыми глазами.

🙤 · Неоправданные ожидания · 🙦

В груди всё сжалось, сердце замерло в ожидании чего-то неизбежного. Только этот призрак не исчезал, напротив, его взгляд был наполнен таким страхом, волнением и надеждой, что я с трудом сглотнул и отступил в сторону, пропуская его внутрь. Если я и сошёл с ума, то это будет самая сладкая смерть.

Влада неуверенно переступила порог, оглядываясь по сторонам. Её голос хрипит, когда она тихо спрашивает:

– Т-ты один?..

– Не переживай, больше здесь никого нет, – отвечаю я, стараясь придать уже своему голосу хоть чуточку уверенности. – Проходи.

Она снимает кроссовки, и её белые носки, насквозь промокшие, оставляют следы на тёмной плитке прихожей. Заметив это, она замешкалась, будто боялась оставить после себя лишнее напоминание о своём присутствии.

– Я… просто не знала, куда ещё пойти, – Влада нервно теребит край чёрной куртки, запинаясь и не поднимая на меня глаз. Голос дрожит, а зубы выбивают неровную дробь, выдавая волнение и промозглость. – Это единственное место, которое я знаю. Увидев тебя, когда ты заходил в подъезд, я… подумала, что… может, ты…

Её слова обрываются, а смущение становится почти осязаемым. Девушка отводит взгляд, пряча глаза, и вижу, как её руки потряхивает.

Стук зубов становится громче, почти заглушая её же голос. Но смысл понятен и без слов. Она сбежала. Сбежала сюда, в нашу квартиру, в единственное место, которое она так хорошо помнит. И это знание отзывается во мне странным чувством – под ложечкой вдруг начинает сосать, и я не могу понять, от чего это: от того, что она подумала, что я здесь не один, или от её присутствия здесь.

– Разговоры будут потом, сейчас ты промокла до нитки. – Я подталкиваю её в сторону кухни, на ходу снимая с неё куртку. – Ты что, пешком сюда добиралась от дома Фиджеров?

– Нет, – наконец отвечает она, её голос звучит тихо. – Антон… Ему нужно было по делам, и он взял меня с собой. Пока он заправлял машину, я… сбежала.

Она замолкает, будто не решаясь продолжать. А я внимательно смотрю на неё, чувствуя, как воздух начинает сгущаться. Влада оглядывает кухню и её взгляд скользит по каждой детали.

– Ты здесь не живёшь?

Как она догадалась? Клининг ушёл буквально перед её приходом, и даже муха не успела сесть на стол. Посуда и мебель на своих местах, а в квартире царит идеальная чистота. Любой, кто зайдёт сюда, сразу поймёт, что здесь кто-то да живёт.

Видимо, уловив моё недоумение, она продолжает:

– Квартира хоть и заполнена, но в ней нет жизни. Это как… картинка. Просто видимость для окружающих. – Подходит к деревянной столешнице и проводит по ней ладонью. – Как, знаешь, для продажи жилья нанимают профессионального фотографа, который пытается переделать пустое и безжизненное пространство в уникальный оазис. Но если присмотреться, видно, что это всего лишь мираж. – Она натянуто улыбается.

Не могу с порога обрушить на неё все свои мысли и чувства. Слишком велик риск отпугнуть или ранить. Нужно учитывать, что она не на курорте была всё это время, и ей необходим отдых.

– Клининговая служба ушла буквально перед твоим приходом, а я снимаю жильё на окраине.

– Почему? – тихо спрашивает Влада, а после отводит взгляд. Вновь смутилась.

– Ближе к работе. – Почти не солгал. – Чувствуй себя вновь как дома. Проголодалась?

Она облизывает губы и кивает, её взгляд снова останавливается на мне.

– Тогда, пока ты наслаждаешься спа-процедурами в ванной, я что-нибудь соображу на кухне. – Это вырвалось быстрее, чем смог обдумать. Но она лишь мягко улыбается, будто мои слова её не удивили, и исчезает за соседней дверью. Через мгновение оттуда доносится шум воды, а я остаюсь стоять, чувствуя, как дрожь в руках становится всё сильнее. Чёрт, если бы Макс сейчас меня видел, он бы точно сказал, что я стремительно теряю образ «крепкого орешка».

Я сказал ей так, будто не было этих восьми лет разлуки. Легко, словно мы расставались всего на пару часов. Будто я только что вернулся с работы, она – с пробежки, и оба мы умираем с голода. Но вот незадача: в холодильнике даже льда не завалялось. А в моём пакете – нечто, что не стоило бы предлагать даже врагу с его здоровым желудком.

Что ж, остаётся только одно – заказать еду. И я, не раздумывая, оформляю доставку из ближайшего японского ресторана. Спасибо тем, кто придумал развозить готовую еду на дом. Надеюсь, предпочтения в еде у Влады не сильно изменились и она всё ещё без ума от боула с тунцом и роллов.

Пятнадцать минут ожидания на кухне превратились в настоящую пытку. Я уже пересчитал 156 пылинок, падающих на пол, и вдруг заметил, что их стало 157. Дверь позади скрипнула, и я нервно обернулся. Всё то, что я подавлял в себе эти восемь лет, начинает окатывать жаром вплоть до пяток. Слова застряли поперёк горла вместе с выдохом, а пульс забился совершенно не там, где должен. Кожу потревожили толпы мурашек. Неизвестный мне дикарь прокладывает путь прямо по трупам моих нервных клеток, ведь сейчас Влада стоит в одном полотенце, едва ли прикрывающем её бёдра. Конечно, оно же выполняет в ванной функцию «вытирать руки», а не всё тело. Мокрые чёрные волосы едва ли укрывают хрупкие плечи, а рука крепко прижимает к груди два края полотенца вместе, стараясь хоть как-то удержать его на месте. В её глазах читается смесь смущения и вызова, словно она знает, какое воздействие оказывает на меня.

Сглотнув в третий раз, с неимоверным усилием отведя взгляд от стройных ног в сторону, я схватываю крохотное кухонное полотенце со стола и тут же прикрываю им своё разбушевавшееся воображение, сжав ноги вместе. Чувствую, как кровь приливает к лицу и туда, куда не надо, а сердце колотится, словно пытается вырваться наружу. Каждый вдох даётся с трудом, и понимаю, что нахожусь на грани нервного срыва. В этот момент мне кажется, что все мои усилия по контролю над собой рушатся, как карточный домик.

Господи, спаси и сохрани!

Спаси и сохрани от этих ужасных, животных мыслей, которые атакуют мой и без того затуманенный разум! Умоляю тебя, помоги мне!

Влада пытается что-то сказать, но я уже вскакиваю со стула, стараясь сделать это как можно быстрее, хотя мои движения просто кажутся судорожными. Я всё ещё сжимаю этот носовой платок в руке, словно это мой последний оплот защиты перед поимкой с поличным. Почему именно сегодня повсюду развешаны эти злостные предвестники апокалипсиса крохотного размера вместо нормальных, здоровых полотенец?!

Угловой проход от кухни до гостиной сузился до такой степени, что кажется, он вот-вот исчезнет совсем. Воздух в комнате стал густым и тяжёлым, как будто вентиль подачи кислорода резко перекрыли. Всё пространство теперь занимает Влада. Это чёртово бежевое полотенце сливается с её кожей так идеально, что если взглянуть на неё боковым зрением, может показаться, будто она и вовсе без него.

Уловив себя опять не на тех мыслях, стараюсь протиснуться между девушкой и стеной настолько незаметно, насколько это вообще реально, учитывая, что бровь Влады вздёрнута в полуусмешке.

Свят, свят, свят!

Завернув в гостиную, останавливаюсь, тяжело дыша. На лбу выступил холодный пот. Сердце бешено колотилось в груди. Лучше бы это был в самом деле призрак, клянусь. Порывшись в шкафу, достаю самую длинную из своих футболок, потому как вещи Влады будут ей уже не по размеру. По сравнению с той хрупкой тростинкой, которой была в восемнадцать лет, сейчас она стала… настолько женственной, что даже думать о самом сравнении неприлично. Раньше её можно было обхватить одной рукой, не прилагая усилий. Сейчас же она стала женщиной во всех смыслах этого слова. Женщиной с изгибами, которые невозможно игнорировать. Её фигура, которую я когда-то так хорошо знал, теперь вызывает во мне бешеное чувство неловкости.

Сжав футболку в руках, я вновь покачал головой, пытаясь прогнать эти навязчивые мысли. Подошёл к окну, открыл его на пару сантиметров, чтобы вдохнуть свежий воздух после дождя. Легче не стало. Внутри меня бушует буря эмоций, а реальность кажется кошмаром, который никак не хочет отпускать. Или все-таки раем?

«Возьми себя в руки, чёрт тебя дери!» – повторяю себе, уже сбиваясь со счёта. Ещё ни одна, даже самая откровенно одетая девушка в баре не вызывала во мне даже лёгкого учащённого сердцебиения. Но она… Это что-то фатальное.

Мой проверенный способ игнорировать женщин в подобных ситуациях – представить их эскортницами низкого уровня, с букетом заболеваний и сомнительной чистоплотностью. Но сейчас это не помогает. Есть ещё вариант: отжаться сто раз, снова погрузиться в работу или напиться так, что белочка будет плясать с сатаной под мои громкие аплодисменты. Ну или принять ледяной душ.

Чёрт возьми, да я самый настоящий секс-коуч только в обратную сторону. Знаю все приёмы, чтобы не реагировать на женские чары, но Влада… Она как вирус, который проникает под кожу и будоражит во мне все первобытные чувства. И это выводит всю мою отлаженную машину из строя, разбирая до винтиков, которые я так упорно закручивал в её отсутствие.

– Леон? У тебя всё хорошо? – неуверенно доносится с кухни.

Я замираю, не успев ответить. Женская голова уже выглядывает из-за угла в гостиную.

– Да, да, просто… Вот. – Протягиваю ей футболку, старательно избегая её взгляда.

Взяв её и уже заглянув в открытый переворошённый шкаф, она улыбается.

– Спасибо, вряд ли мои вещи сейчас налезут на меня.

Уже чувствую, как воздух электризуется. Её слова звучат обыденно, лишь констатируют факты, но мои мысли опять ушли в пляс. Она такая красивая, соблазнительная и… Срочно меняем стратегию! Я стараюсь сосредоточиться на чайнике, который, по словам Влады, «забыл свою функцию».

– Я подожду на кухне! Чайник как раз поставлю, – голос звучит хрипло. Нервно усмехаюсь и почти бегу на кухню, чуть ли не врезаясь в угол. Сердце колотится, как сумасшедшее.

Воображение опять рисует Владу в одном лишь полотенце. Я трясу головой, пытаясь прогнать эти мысли, но они возвращаются снова и снова. Восемь лет без девушки сделали своё дело. Мой организм реагирует на её присутствие, как на сигнал бедствия, но ничего не могу с этим поделать.

Звонок в дверь раздался неожиданно, когда я наполнял чайник водой. От резкого звука рука дрогнула, и половина воды выплеснулась на пол. Это доставка. Совсем забыл о ней.

Точно! Доставка!

Сытный и калорийный ужин – именно то, что нужно, чтобы набить желудок и быстрее уснуть. Наконец-то можно будет забыть обо всех тех образах и мыслях, что не дают мне покоя.

– Надеюсь, ты всё ещё любишь морепродукты, – чуть повышаю голос, когда вхожу на кухню с тяжёлым пакетом, из которого струится аромат свежеприготовленных японских блюд. Этот запах, пряный и насыщенный, проникает в каждый уголок, заставляя рот наполняться слюной. Я с трудом сглатываю, но ответа нет. Молчание давит, и я возвращаюсь в гостиную, пытаясь уловить хоть какое-то движение, надеясь, что Влада уже переоделась.

В комнате царит полумрак, но я замечаю Владу, сидящую на диване. Она смотрит на стеллаж напротив, где среди сотни книг стоят фотографии. Её взгляд скользит по ним. На ней простая старая футболка, которая едва доходит до колен, и замечаю, как девушка теребит край ткани, словно не знает, что ей делать дальше.

Она смотрит на старую фотографию с теплотой, но в её глазах сквозит лёгкая грусть.

– Кино тогда было не очень, честно говоря, – начинает она, мягко улыбаясь. – Я бы не осталась, если бы была одна. Но тебе оно нравилось, и этого было достаточно.

Я понимаю, о каком фильме она говорит, хотя не вижу этой фотографии сейчас. Усмехаюсь про себя, вспоминая, как старался угодить ей, когда мы пошли на кино под открытым небом впервые.

– Да, – говорю я, не сводя с неё глаз. – Только вот комедию эту терпеть не могу.

Она удивлённо поворачивается ко мне.

– Как? Ты же говорил…

– Угу, – соглашаюсь я, чувствуя, как внутри меня что-то переворачивается. – Потому что думал, что она нравится тебе.

Влада начинает посмеиваться.

– Тогда получается, что мы зря потратили эти два часа?

– Ну почему же зря? Зато какое фото вышло…

– Какое? Оба мокрых от палящего летнего зноя? А меня потом ещё и мутило в автобусе всю дорогу домой, – ехидничает она.

Я улыбаюсь, но в её голосе слышу нотки обиды. Девушка продолжает:

– И ты, конечно, не мог сказать мне, что терпеть его не можешь? Боялся, что я обижусь?

Вздохнув, отвечаю:

– Да, наверное. Всегда старался сделать тебе приятно.

Она смотрит на меня с теплотой, которая разливается по комнате. Затем переводит взгляд на шкаф с книгами, где наверху стоит ещё фото.

– А это твой первый день рождения в этой квартире, – говорит она, указывая пальцем на фоторамку на верхней полке. – Помню до сих пор, как я возилась тогда с фаршированной курицей и курником. – Она не может сдержать смех. – Но моя мама всё равно сказала, что из нас двоих готовить умеешь только ты, а мне повезло родиться умной и красивой.

Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться вслух, и прочищаю горло.

– По секрету, Надежда Елисеевна просила дать мне рецепт моего песочного теста или просто научить тебя его делать.

– Да? Я что-то не помню такого…

– Угу, – вновь киваю. – Потому что я дал ей рецепт.

От её искреннего удивления всё же не могу удержаться и начинаю смеяться.

– То есть проще было выдать ей секретный рецепт, чем научить свою горе-девушку готовить? – Влада упирает руки в бока, вопросительно глядя на меня.

Я не сразу нахожу, что ответить из-за смеха. Она смягчается, а губы трогает лёгкая улыбка.

– И сама знаю, насколько это было плохо… – признаётся всё же девушка. – Просто хотела порадовать тебя своей стряпнёй.

Вздохнув, машинально прохожу в комнату, попутно оставив пакет с едой на прикроватной тумбе.

– Даже если бы на завтрак ты каждый божий день лепила куличи из песка со двора, я бы ел их с нескрываемым удовольствием, – тихо признаюсь я, остановившись рядом с ней.

Едва развернувшись, Влада упирается взглядом на мою грудь, затем медленно скользит вверх, задерживаясь на лице. В глазах мелькает удивление, но она быстро отводит взгляд.

– Ты из зала не вылезаешь? Стал шире нашего шкафа, – её голос звучит с лёгким смешком, но внезапно она замолкает, словно осознав, что сказала. Глаза снова опускаются в пол, и она делает неуверенный шаг назад. – Твоего шкафа… Извини, я…

Она снова извиняется, и вижу, как её щёки заливает румянец. Нервно теребит край футболки, избегая моего взгляда.

– Я люблю тебя, – шепчу я, не в силах больше сдерживаться.

Слова вырываются сами, без моего участия, словно рвутся из самой глубины души.

Ну вот. Не хотел же палить с порога. Хотел быть сильнее, сдержаннее.

Но всё рухнуло, когда увидел её на пороге. Когда она посмотрела на меня своими огромными глазами, в которых отражалась целая вселенная.

Красавчик, продержался достаточно долго! Аж целый час! Идиот.

Целый час я держал это в себе, а теперь всё рухнуло в один момент. Сейчас по иронии судьбы она скажет, что ничего не чувствует, что это было давно и не важно. Или что у неё кто-то есть. Только не новичок, на ребёнка она бы вряд ли повелась. Но не меняет сути, что это контрольный выстрел в моё сердце.

Я стою перед ней, и это самое сердце колотится так отчаянно, что кажется, его стук слышен даже в самых отдалённых уголках комнаты. Влада замирает на месте, лицо мгновенно бледнеет, словно кровь отхлынула от щёк. Взгляд снова впивается в меня, и в этот момент понимаю, что девушка не ожидала услышать эти слова. В её глазах вспыхивает что-то, что я не успеваю разобрать: может быть, удивление, смешанное с тенью страха, или, возможно, даже глубокая, затаённая боль, которую она пытается скрыть.

Может, поэтому мой рот вновь вторит эти слова:

– Я люблю тебя, Лада… – специально убираю первую букву, в знак того, что помню наши сокращённые прозвища. – Любил все эти бесконечные восемь лет, как мальчишка. Не прекращал искать тебя ни на день. Даже устроился на работу детективом – только чтобы иметь больше возможностей найти тебя. В отделах полиции мне говорили, что я зря трачу время. Я облазил всё, от лесов и полей до заброшенных домов и выгребных ям. В тот вечер ты исчезла, словно тебя никогда не существовало. Остались только твои вещи, одиноко висящие на крючке в гардеробной – но их оказалось недостаточно, чтобы собрать воедино картину произошедшего. – Я горько усмехаюсь. – Правда, сколько бы я ни старался и ни пытался сложить кусочки пазла, Антон сделал это быстрее и проще. Что уж говорить, молодой организм быстрее и сообразительнее… Почти как птица Говорун.

Вот теперь точно: хэдшот.

Всего минута – и я почти пересказал свои восемь лет.

Краткость – сестра таланта? Или моя жизнь была настолько однообразной и одинокой, что весь её смысл уместился в этом коротком отрезке времени?

Сердце сжалось в груди, с нетерпением ожидая её ответа. Каждая секунда кажется вечностью. Положительный или отрицательный – мне важно услышать это от неё. Лицом к лицу, без лишних слов. И вот, когда я решился и открыл все свои карты, тишину разбавляет неуверенный женский тон.

– Я не знаю, что сказать, – тихо шепчет она, отводя взгляд. Её голос дрожит, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все мои тщательно подготовленные слова, которые я репетировал бесчисленное количество раз, теперь кажутся бесполезными.

– Ты не знаешь? – переспрашиваю я, стараясь говорить спокойно, но в моём голосе всё же проскользнула нотка отчаяния. – Ты не уверена, что чувствуешь ко мне?

Она поднимает голову, и я вижу в её плохо освещённых глазах слёзы – слёзы, которые разрывают мне сердце.

– Я не уверена, – бормочет под нос она, словно боясь признаться в чём-то важном. – Это сложно… Всё так запутано…

Я делаю шаг вперёд, пытаясь дотянуться до неё, но Влада отступает назад, словно боясь обжечься.

– Пожалуйста, не торопи меня, – просит она, вытирая слёзы, стекающие с щёк. – Мне нужно время…

Каждое её слово было как удар ножа, но я киваю, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства.

– Хорошо, – отвечаю, стараясь не выдать, как сильно мне больно. – Я дам тебе время. Столько, сколько тебе нужно.

Мы стоим в тишине, и воздух между нами кажется густым, словно пропитанный невидимой тяжестью. Я хочу обнять её, сказать, что всё будет хорошо, но понимаю: сейчас ей нужно побыть одной. Её глаза, полные боли и сомнений, говорят громче любых слов. Я могу лишь надеяться, что она найдёт свой путь и поймёт: я всегда буду рядом, несмотря ни на что.

Моя любовь и поддержка – её маяк в этом шторме навеки.