Читать онлайн Солнце на спицах бесплатно
Глава 1
Солнце на спицах
Извилистая линия моря терялась в легкой дымке и казалась бесконечной. Умиротворяющий шум перекатывающейся гальки соединялся с запахом моря, самым праздничным, свежим и здоровым. Пляжный сезон уже закончился. Купающихся почти не было, хотя вода оставалась теплой. Разноцветный пляжный инвентарь: лежаки, зонтики, живописно сложены вдоль набережной. Даже в отсутствии людей пляж не потерял праздничности, флаги хлопали на ветру полотнищами, витал вкусный запах кофе, где-то звучала музыка и смех. Настроение было хорошим: прекрасная погода, желание глубже вдохнуть этот неповторимо меняющийся воздух.
Его взгляд остановился на старичке, сидящем у небольшого домика прямо на пляже. Он был невысокого роста, спортивной куртке b клетчатой кепке. Главное что привлекло внимание – давно забытые туфли, которые раньше, в пору его молодости, носили велосипедисты. На домике висела надпись: «Прокат велосипедов».
– Добрый день! Хорошая сегодня погода.
– Хорошая, – старичок приветливо поглядел из-под кепки и прищурил глаз.
– Решил покататься, сынок?
Это неожиданное обращение привело к окончательному решению.
– Хотел бы. Правда, давно не катался.
Старичок внимательно и неторопливо его оглядел.
– У меня есть для тебя велосипед.
Он поднялся и ненадолго исчез внутри домика, затем вернулся с велосипедом. Первое впечатление было удручающим. Краска на раме оказалась поблекшей и местами облупившейся, сиденье в трещинах, на руле, сквозь никелированное покрытие, проступала ржавчина. При этом в нем было необъяснимое изящество и совершенство.
– Это ТВОЙ велосипед.
Секундные колебания, которые промелькнули в голове, сразу исчезли. Осторожно выкатив его на площадку перед домиком, он взобрался на сиденье, виляя с непривычки, тронулся, выровнялся и постепенно набрал скорость. Первое ощущения боязни сменилось радостью и гордостью. Он освоился очень быстро. Упруго податливые педали, сиденье, которое оказалось вполне удобным. Прошло немного времени и вдруг появилось неожиданное и счастливое ощущение, которое уже забыто – единения с велосипедом. Он и ты – единое целое, вы вместе может преодолевать пространства, мчаться куда угодно, ветер свистит в лицо, горящее от ощущения счастья. И весь мир перед тобой. Ты можешь ехать вдоль моря, к причалу, промчаться вдоль рыбацких лодок, ощущая запах выловленной рыбы, развернуться и проехать в парк, где вековые деревья пахнут смолой, лавировать в потоке пешеходов, а потом взять и вознестись на гору, откуда открывается роскошный слепящий простор моря. Сердце колотится от счастья. Ты молод и силен, как хищный зверь.
Мышцы стали послушными, они вспомнили то, что было в детстве, когда на велосипеде он проводил целые дни. Эти воспоминания нахлынули на него бессознательным потоком. Вспомнилось то, что казалось безвозвратно забыто – мальчишеское ощущение азарта. Его друзья, одноклассница, мимо окон которой проезжал сотни раз, в надежде увидеть хотя бы силуэт. Как со свистом тормозил около ее подъезда, а она испуганно замирала на ступеньках. Он мог завоевать ее сердце только искусством владения велосипедом. В этом была сила обольщения. И он добился ее восхищенного взгляда, она заметила его среди других.
Вспомнилось, с каким ощущением пил дома воду во время коротких мгновений, пока друзья ждут его там, на улице. Ничего более вкусного в его жизни не было. Когда стало смеркаться и ветер стал прохладным, вспомнил мать, зовущую его домой, нужно было мыть руки и ужинать, чтобы потом сразу провалиться в приятный, обволакивающий сон, в котором ты все еще мчишься куда-то, подрагивая мышцами. В этом ощущении полого счастья прошло несколько дней. Настало время уезжать. Безжалостное такси уже стояло внизу, он торопливо спускался по лестнице. Дорога в аэропорт шла вдоль моря. Есть еще минут 15 в запасе.
– Остановите ненадолго, вот там, – он показал на знакомый домик проката велосипедов.
Старичка не было. Исчезла и вывеска. Дверь занесло песком. Ветер рисовал на нем причудливый рисунок. Как будто ничего и не было. Он оглянулся в последний раз. Что-то трепыхалось на ветру, вставленное в щель входной двери. Подойдя ближе, увидел листок, размером с визитную карточку. Бумага была старой, желтоватой, потертой по углам. Это была фотография, маленький улыбающийся мальчик в коротких штанишках держит руль велосипеда. Фотография была выцветшей, не совсем четкой, но абсолютно уверенно понял, что мальчишка на этой фотографии – он сам.
Глава 2
Осень в Тоскане.
Утро в больнице было традиционно унылым. Просыпались соседи по палате, кашляли, сморкались, молча вставали в очередь за едой. Потом был обход, приходили медсестры, и два врача, молодая и старая. Молодая была добрая, а старая злая. Она смотрела на больных колючими глазами через сильно увеличивающие стекла очков и быстро говорила что – то не понятное молодой докторше. Затем приходила медсестра, и оставляля на тумбочке стаканчик с лекарствами. Для того, чтобы их выпить, надо было с кружкой идти к эмалированной бачку.
Особенно тоскливо становилось вечером. Пожилые больные ходили под ручку по коридору. А она, лежала на кровати и смотрела в темнеющее небо в окне. Когда оно становилось совсем черным, в нем отражалась лампочка, висящая в центре палаты. Она освещала тусклым светом потрескавшиеся серые стены, выцветшие и облупившиеся. Именно они вызывали безысходную тоску и страх. Казалось, что время остановилось, она осталась в этих стенах навсегда. У нее не было здесь друзей. Да и не могло их быть. Она ребенок, остальные взрослые, или совсем пожилые и каждый со своими бедами.
Что с ней случилось, и как она здесь оказалась, она не помнила. Мелькали отрывочные воспоминания – скорая помощь, мигалка, жгучая боль, каталка, капельница. Родители там, где – то далеко, совсем в другой жизни. А есть ли они вообще? Она все время была в состоянии полусна. Вязкие мысли, сонливость и равнодушие. Возможно, это лекарства. А может быть то, что написано на ее листке прикрепленной к кровати: черепно-мозговая травма. Ночью становилось хуже всего. Сна не было. Она лежала, смотря прямо перед собой. Не было ничего. Просто пугающая пустота.
Осторожно спустившись с кровати, пошла с туалет, держась за стену. Голова кружилась. Она осторожно шла по темному коридору. В ординаторской горел свет. Дверь была приоткрыта. Она остановилась передохнуть прямо напротив. В ординаторской сидела молодая докторша, и с увлечением что-то рисовала цветными карандашами. Она видимо услышала шум и подошла к двери.
– Что с тобой?
– Голова кружится.
Докторша приобняла и оснорожно подвела к стулу около стола.
– Наклони немного голову.
– Лучше?
– Да, лучше.
– А вы рисуете?
– Да, – докторша слегка смутилась.
– Это мое увлечение. Хочешь посмотреть?
– Да.
Она протянула ей почти законченный рисунок. На нем был изображен маленький старинный городок. Вокруг были осенние виноградники, уходящие в даль, в осеннюю дымку. Золотые и коричневые цвета создавали невероятное ощущение счастливой сказки.
– Нравится?
– Очень.
– Я назвала этот рисунок осень в Тоскане.
– Вы там были?
– Нет. Не была. Я видела только картины и рисунки. Тоскана – это Италия. Я мечтала о ней.
– А вот здесь живет Джузеппе. Он печет хлеб.
Девочка показала пальцем на один из домов.
– Кто живет?
– Джузеппе. Он печет хлеб. А здесь живет Марио и его семья. Они делают вино. В их подвалах большие бочки. А вот тут Анна и ее дочь Мария.
Она уверенно указывала пальцем на дома.
– Это фантазия, воображение, я нарисовала этот город.
– Но я тоже знаю этот город. И знаю, кто в нем живет.
– Ты сейчас это все придумала?
– Я не придумала. Просто этот город я знаю. И вы знаете. Поэтому и нарисовали.
Докторша протянула рисунок.
– Это тебе.
Она взяла рисунок в руки и в ее голове замелькали образы, эмоции и чувства, которые хлынули, как вода в пустой кувшин.
– Ты правда знаешь этот город?
– Да.
Врач держала ее за плечи внимательно вглядываясь в лицо.
– Мы с тобой в одном мире. Главное, что этот мир есть. А фантазия это или что- то иное, не имеет значения…
Глава 3
Под сенью кроны Вселенной
Джона Грехема в ботаническом саду считали человеком со странностями. Впрочем, довольно безобидными. Внешне он напоминал гнома из мультипликационного фильма – старые очки на кончике носа, неизменно добродушная улыбка, седая пушистая голова. Днем он что – то писал у себя в кабинете, и только вечером его можно было увидеть среди огромных деревьев – гордости ботанического.
Много лет назад Грехем считался одним из блестящих и очень перспективных ученых. Его выступления на конгрессах вызывали горячие споры. Но старина Джон давно ушел от научных бурь в тихую гавань провинциального ботанического сада. У него не было детей и жены. Не было приятелей. Не было даже собаки, которая могла бы скрасить его старость своей преданной любовью. Он избегал компании и не любил праздники. Единственным пристрастием старика являлись деревья. Огромные старые деревья. У каждого было свое имя. Он знал о них все, кабинет был завален старыми книгами, блокнотами и тетрадями, исписанными его каллиграфическим почерком.
И все – же время от времени его затворничество нарушалось. Дважды в год приезжал Джорж Хекман – профессор ботаники. Их взаимоотношения нельзя было назвать дружбой. Вначале Джорж и Грехем, мирно беседуя, осматривали ботанический сад, затем запирались в кабинете и громко спорили. Накал дискуссий нарастал, – со стороны казалось, будто они ссорятся. В действительности так и было:они искренне обижались друг на друга и расставались довольно холодно. Никто не знал, о чем эти беседы и почему ссорятся два почтенных пожилых человека. Проходило время, и их снова неумолимо тянуло друг к другу. Они встречались вновь, и все происходило по обычному сценарию – дружеские беседы сменялись ссорами. Суть их взаимоотношений оставалась загадкой для окружающих.
Совсем иначе Грехем относился к Джеффу – тихому улыбчивому мальчугану с огромными черными глазами, которые открыто, смотрели на мир. Вначале он просто помогал ботанику ухаживать за растениями, но очень быстро стал незаменимым. Как верный пес он следовал за ним повсюду. По вечерам они сидели вместе перед камином, и Грехем рассказывал ему истории или читал вслух книги. Джефф часто засыпал прямо на ковре, а Грехем еще долго ворошил угли длинной кочергой. Мальчик оказался способным и быстро овладел искусством ухода за экзотическими растениями. Как и Грехем, Джефф любил огромные деревья, которыми так славился ботанический сад. Особой гордостью была старая секвойя. Ей исполнилось несколько тысяч лет. Она впечатляла размерами и величественностью. Грехем определил, что эта секвойя самая древняя из оставшихся на Земле. Ствол, похожий на руку старика, устремлялся высоко в небо. Дерево стояло в одиночестве, потому что ничто не могло расти под его мощной кроной. Грехем провел около секвойи большую часть своей жизни. Он часто долго стоял, прижавшись к стволу, что – то шептал, блаженно улыбался. Никто не решался потревожить его в эти часы. Это было бы столь же кощунственным, как прервать молитву. Постепенно и Джефф стал приходить к секвойе, и они уже вместе сидели под ее кроной, переговариваясь на одном им понятном языке.
Но ничто не продолжается вечно. Ранней весной прошли проливные дожди, и Грехем простудился. Никто не ожидал трагедии, такое бывало и раньше – обычная простуда, да и только, но его состояние резко ухудшилось. Грехем осунулся, седая щетина состарила его на несколько лет. Бледные тонкие руки лежали поверх одеяла, грудь сотрясали хрипы, как будто внутри клокотал маленький вулкан. Иногда он бредил, пытался встать, о чем – то горячо говорил. Мальчик неотлучно находился рядом. Грехем наотрез отказался ехать в больницу.
– Если мне суждено умереть, то я умру здесь, а не на больничной койке, – твердо заявил он.
Силы покидали его, и он старался каждую минуту улучшения использовать для того, что бы сделать записи. Когда не смог писать самостоятельно, стал диктовать Джеффу. Порой казалось, что болезнь полностью одолела его. Глаза блуждали, речь становилась бессвязной, но каким – то невероятным усилием воли он возвращал сознание и спешил завершить последний в своей жизни научный труд.
Грехем умер тихо ранним утром. Лицо его было спокойным и счастливым. Он успел завершить в своей жизни то, что хотел.