Читать онлайн В поле всеобщего зрения бесплатно

Глава 1. Сын плотника

«Алмаз остаётся алмазом, даже если бросить его в грязь» – татарская поговорка.

Маленькие города похожи на мелкие пруды, вода в которых спокойная и неподвижная. Мегаполисы подобны крупным рекам, порой с водоворотами. А иные места не поддаются никакому объяснению – сравнить их ни с чем невозможно, в какие-либо рамки запихнуть трудно. Живописная Долина Солнечного Ливня являлась локацией уникальной, но туристов к себе близко не подпускала. Поэтичный топоним возник неспроста: в хорошую погоду могло показаться, словно там с неба падают крупные иглы из чистого света.

Именно в этой местности находилось небольшое поселение Фламинго Таун: жителей там было ничтожно мало, однако местные упорно называли Фламинго Таун городом, а не деревней. На севере от городка располагались горы, на юге был пляж с соленой водой, на западе мирно дремало тихое озеро, а на востоке громко шумела река, распадавшаяся на десятки ручейков.

Элина была единственным плотником во всём Фламинго Таун, она мастерски управлялась с инструментами, легко делала сложнейший ремонт и в одиночку работала лучше, чем целая бригада строителей, рабочих, маляров, слесарей и столяров. Она была мастером на все руки и могла сутками не спать, выполняя заказ. Забивая гвозди, она не отвлекалась ни на еду, ни на отдых. Сосредоточившись на одной задаче, она буквально не замечала ничего вокруг. Казалось, словно разум её уносился в другое измерение, когда нежные пальцы её касались грубых деревянных досок.

Хрупкое тело Элины таило в себе такую силу, от которой невольно появлялась нервная дрожь. Её выносливость вселяла в окружающих ужас, ведь подобная трудоспособность казалась им сверхъестественной.

В свои сорок пять лет Элина выглядела от силы на тридцать: блестящие рыжие волосы, ровная белая кожа, огромные зеленые глаза, высокий рост, мускулы и полное отсутствие жира. Лет в шестнадцать ей пророчили карьеру модели или актрисы, однако слава вкупе с неплохими гонорарами привлекали её в десятки раз меньше, чем тихая и спокойная жизнь в родном городе. Она не любила перемены и предпочла успеху стабильность. Выдающиеся внешние данные она благополучно передала двоим детям – Себастьяну и Кире.

Увы, другие «дары» генетики были не такими уж и приятными.

Первый муж Элины был редким красавцем, но страдал от недиагностированного аутизма. А потому о нормальном сосуществовании с энергичной женой не могло быть и речи. Мелтдауны нейроотличного супруга воспринимались ею как истерики, а неразговорчивость ошибочно трактовалась как надменность. Элина не могла понять причин его вечной усталости и заторможенности. Брак трещал по швам, розовые очки спадали, в глаза всё больше бросались недостатки партнера: медлительность, моторная неловкость, закрывание глаз и ушей во время ссор, нелюдимость. Порой она не понимала, каким образом её благоверный умудрился дожить до взрослого возраста, будучи столь неприспособленным к миру. Она искренне верила, будто тот просто недостаточно старается – на деле же всё было с точностью до наоборот: бедняга из кожи вон лез, чтобы выполнять заоблачные (по меркам нейроотличного человека) требования дамы сердца. Увы, она этого в упор не видела.

Лютая ненависть ко второй половине молниеносно перенеслась на Себастьяна – её сына, который во всем походил на отца, ибо унаследовал диагноз. Так называемый «высокофункциональный аутизм» вредил своим носителям тем, что его практически невозможно было диагностировать ввиду многочисленных заблуждений и стереотипов о РАС. Простыми словами: носители его кажутся недостаточно слабыми, чтобы им сочувствовать, и недостаточно сильными, чтобы их уважать. Слишком «умными», чтобы получать хоть какие-либо уступки. И слишком «тупыми», чтобы справляться с тяготами мира.

Себастьян изо всех сил пытался угождать матери, однако его попытки терпели крах. Холод, жёсткость, равнодушие и бесцеремонность родительницы преследовали его всегда: ей не нравилось, как он дышит, говорит, двигается. Одним словом, ругали его всегда и за всё, благодаря чему Себастьян ошибочно уверовал в то, что окружающие получают удовольствие от страданий других людей. Он не мог понять, почему абсолютно все его старания остаются незамеченными, а каждая его ошибка припоминается ему десятки тысяч раз. У него сложилось впечатление, словно мать просто чувствует себя счастливой именно в те моменты, когда сам он максимально несчастен. Не складывалось у него и общение со сверстниками, ибо те считали его до боли занудным. Его жизнь была похожа на бесконечный кошмарный сон, от которого никуда невозможно было спрятаться или сбежать.

Брак Элины развалился за пять лет, и энергичная дама мгновенно окольцевала нового ухажера, так же стремительно позабыв об экс-кавалере. Второй супруг был логичным, хладнокровным и более щедрым на слова. Сенека всегда руководствовался разумом, ловко манипулировал людьми и не испытывал каких-либо эмоций. Тёзка древнего философа мнил себя непризнанным гением, оборудовал одну из комнат дома под лабораторию, постоянно проводил там опыты и злился, когда его отвлекали. Внешность у него была столь же скверной, сколь и характер – при взгляде на него хотелось протереть глаза тряпкой или умыться. Единственным достоинством Сенеки был исполинских размеров член, которым он часто и умело пользовался. Темпераментная Элина очень высоко ценила сие, несказанно радуясь тому, что новый кавалер был полной противоположностью старого.

Весь Фламинго Таун лицезрел то, как местный плотник регулярно предается плотским утехам с практичным и расчетливым мужем. Пара не страдала ни от стеснительности, ни от сдержанности. А потому беременность не заставила себя долго ждать: всего через год Элина обзавелась дочерью – точной копией Сенеки. Кира постоянно ковырялась в механизмах, бегала с пробирками, ни разу в жизни не мучилась от наличия эмоций и смотрела на мир хладнокровным взглядом. Унаследовав выносливость матери и амбиции отца, она всегда брала лучшее от жизни: ведь ничто не может морально обременить того, кто не знаком ни с чувствами, ни с усталостью.

Кира была рождена с психологической броней, её невозможно было ничем задеть. Себастьян же с самого появления на свет был наделен сверхчувствительностью: сердце его было раскрыто нараспашку, и исправить он это не мог даже после длительной череды болезненных событий. Специфичный стиль мышления часто ставил его в тупик, мешая ему понимать окружающих. Те, в свою очередь, не могли понять его и с завидной частотой неверно трактовали его слова и действия. Жилось ему крайне тяжело, однако он понятия не имел, что это как-то связано со строением нейронов в его голове. Для выполнения базовых действий он затрачивал титанические усилия, однако со стороны всё выглядело так, словно он просто ленится или работает вполсилы. Себастьян полагал, что абсолютно каждый человек нервничает перед выходом из дома или испытывает небывалое волнение от досадных будничных мелочей. Ему казалось, будто именно так выглядит нормальная жизнь.

С этой верой он прожил до двадцати пяти лет, постоянно выслушивая обвинения в инфантилизме и закрытости. Количество стресса в его жизни било все мыслимые и немыслимые рекорды, и парень с завидной регулярностью переживал болезненные эмоции. Из-за обвинений в излишней обидчивости он выработал в себе привычку прятать чувства и никогда не рассказывать о них. После этого его стали обвинять в холодности и надменности. Все были с ним настолько жестоки и строги, что он чудом не сошёл с ума.

Себастьян пристрастился к табаку. Ему требовалось выкуривать хотя бы одну пачку в день, чтобы как-то справиться с психологическим давлением. Каждый вечер он часами сидел у озера или у реки и молча курил, разглядывая воду. Чтобы избежать общения он работал удалённо и по ночам, а днём предпочитал спать.

Боясь стать затворником, он заставлял себя взаимодействовать с миром: в пятницу он играл с приятелем в бильярд в местном пабе, во вторник посещал репетиции музыкальной группы, а в среду закупался продуктами в супермаркете. Эти три выхода в люди невероятно выматывали его – после них он по четыре часа сидел в собственной спальне и смотрел в одну точку. В такие моменты мимика его лица менялась, а руки навязчиво тряслись в воздухе будто сами по себе. Благо, в таком виде его почти никто не видел. Для жителей Фламинго Таун он был просто закрытым человеком, который порой бывает немного груб в общении.

Смешавшись с окружающими, он благополучно скрывал от всего мира инородную суть своего разума. Тихий городок жил неспешной жизнью, которая играла ему на руку, позволяя маскироваться под обыкновенного человека, не обременённого диагнозами. Но в один прекрасный день его непримечательное бытие перевернулось с ног на голову. Произошло это из-за того, что весь Фламинго Таун встал на уши от небывалой новости: через неделю должен был приехать внук покойного друга мэра. Себастьян узнал об этой вести от своего друга Маркуса, когда тот играл с ним очередную партию в бильярд:

– Лет тридцать назад мэр Людвиг дружил с человеком из Санрайз Сити. Их платоническая связь была настолько сильной, что тот переехал во Фламинго Таун и поселился тут, выкупив огромную виллу на западе. После смерти здание стало пустовать и утратило изначальный вид: потолок облупился, на стенах потрескалась краска, паркет потускнел.

– Откуда ты это знаешь?

– Заходил туда пару раз. Одно из окон так и осталось открытым, и я не удержался.

Музыка в пабе играла громче обычного, мешая прислушиваться к речи собеседника. Парень невольно поморщился и продолжил диалог, стараясь игнорировать раздражающие звуки (он с трудом удерживался от того, чтобы не заткнуть уши):

– Не думаю, что это легально.

– Не будь занудой! Рассказать, что было дальше?

Себастьян молча кивнул головой, и Маркус продолжил:

– Виллу унаследовал внук. Двадцать лет от него не было никаких вестей, но недавно ему отчего-то взбрело в голову заселиться.

Парень усмехнулся, отпив пива из кружки:

– Из всех мест в мире он решил выбрать для жизни именно Фламинго Таун? Занятный тип!

Маркус натер кий мелом, нагнулся над столом и, закрыв один глаз, ударил по белому шару без номера. Бросок был неудачным, и парень чертыхнулся:

– Твою ж мать! Вот что за невезуха?!

Себастьян отстранённо посмотрел в сторону, ему казалось странным то, что кто-то вот так просто отказывается от жизни в Санрайз Сити и переезжает в Долину Солнечного Ливня. Да, название, конечно, красивое. Но разве это повод, чтобы бросать всё и жить здесь?

Парень полагал, что Санрайз Сити явно во сто крат лучше Фламинго Таун. Во многом это было связано с тем, что после развода его биологический отец уехал именно туда. Они регулярно созванивались и периодически виделись, но в какой-то момент связь между ними оборвалась. Отец присылал деньги и коротко рассказывал о своих делах, этим всё ограничивалось. Себастьян частенько думал о том, чтобы переехать и регулярно видеться с родителем. Однако с финансовой точки зрения это казалось ему нецелесообразным – хотя бы из-за безумных цен на жильё.

От раздумий его отвлекло едкое замечание Маркуса:

– Вообще-то «занятный тип» здесь только ты. Весь город только и говорит об этом, а ты, как всегда, не в курсе. Будто в танке живешь, ей-Богу!

Себастьян неловко улыбнулся, нагнулся над столом и ударил по битку (белому шару без номера), после чего биток попал по чёрному шару – тот мигом угодил в лузу соперника. Партию можно было считать оконченной.

Маркус был недоволен проигрышем, однако предпочёл промолчать, так как в зал для бильярда зашла Астра – девушка, которая уже давно была ему интересна не только в дружеском смысле. Увы, его она не заметила: всё её внимание было приковано к Себастьяну. Маркус подавил порыв гнева и сухо поздоровался:

– Здравствуй.

Его голос утонул в окружающем шуме, а потому был проигнорирован. Такое случалось довольно часто, а потому лишь подпитывало бушующую внутри Маркуса злобу. Почему Астра всегда смотрит только на Себастьяна?!

Ответа на этот вопрос он не знал. А потому весь остаток вечера бросал едкие замечания и пил.

Глава 2. Мир глазами нейродивергента

“Beauty is the only master to serve.”

– Jack London

Астра довольно часто гуляла по северной части города, в надежде пересечься с Себастьяном. Их разговоры были короткими и односложными, но её это ни капли не смущало. Будучи музыкантом, Астра нашла максимально простой и действенный способ видеть мужчину своей мечты чаще – она вступила в его музыкальную группу в роли барабанщика. Как итог, каждый вторник её можно было увидеть на репетиции вместе с Себастьяном и Маркусом. У девушки было развито чувство ритма, она привносила в композиции ту самую чёткость и фирменность, которой обычно так недостаёт малоизвестным коллективам. Стороннему слушателю их треки показались бы безликими и посредственными, однако в барах и на локальных фестивалях с полупьяными слушателями недостатки звучания никому не бросались в глаза. Ибо они громко включали басы и весьма эффектно смотрелись на сцене: эпатажная девушка в чулках и портупее, улыбчивый блондин c ровным загаром и миловидный брюнет с отрешенным выражением лица.

В группе отсутствовал вокалист, так как Маркус не попадал в ноты, Астра пела слишком визгливо, а Себастьян абсолютно не попадал в ритм и в целом не мог передавать нужные интонации из-за нарушения просодии. Его речь казалась окружающим монотонной, бесчувственной, незаинтересованной, скучной или даже агрессивной. Сам он абсолютно не понимал, что не так с его голосом. Какое-то время он пытался как можно меньше разговаривать, однако даже при таком раскладе у окружающих находились новые претензии.

Иной склад ума доставлял ему немало неудобств, порой его жизнь становилась абсолютно невыносимой. Необходимость постоянно применять социальный камуфляж выматывала его, а взаимодействие с окружающим миром было подобно медленной пытке. Реалии жизни диктовали суровые условия для людей, мозг которых был устроен иначе.

Аутичные люди с завидной частотой страдали от варварского отношения к ним со стороны нейротипичных, то бишь «нормальных» личностей. Впрочем, Себастьян был привычен к их зверствам, а потому воспринимал трудности как норму. Холодный нейротипичный мир даже не подозревал о том, насколько невыполнимые требования предъявлялись к таким, как он.

Подобные условия существования выработали у парня привычку постоянно трудиться, не получая особых результатов. Трудиться просто ради того, чтобы жить обычной жизнью. Трудиться в десятки раз больше других и выслушивать обвинения в лености. Трудиться каждую секунду своего существования, мучительно подбирая необходимые для выживания социальные шаблоны, но при этом абсолютно не понимая их и считая бессмысленными.

Кропотливые усилия по сокрытию аутичных черт не прошли даром, и со стороны его бытие выглядело вполне обыденным. Он и сам понятия не имел о собственном диагнозе. Астра, как и все окружающие, даже не предполагала об особенностях мужчины своей мечты. Она вела с ним разговоры, часто звонила ему, неизменно улыбалась ему на репетициях, часто приходила в паб для того, чтобы понаблюдать за его игрой в бильярд. Гормоны делали своё дело – от глаз девушки ускользала иная природа его разума, а в памяти оставались лишь обрывочные образы. Себастьян был романтизирован ею, и при мыслях о нём она мгновенно вспоминала сосредоточенные глаза, тонкие щиколотки и изящные запястья. Вся её любовь была направлена на его внешнюю оболочку, для его души места в её сердце не находилось.

Астра смотрела на него с улыбкой, красила волосы в яркие цвета и постоянно пыталась привлечь его внимание глубоким декольте или короткой юбкой. Она надеялась на интерес с его стороны, с завидной частотой делая таро расклады на его чувства (ей неизменно выпадала луна в сочетании с иерофантом, жрицей или магом). Девушка была уверена, что только слепой не поймёт всех этих жирных намёков на более тесное общение. Она полагала, что сближается с ним. На деле же её настойчивость лишь отдаляла от него: его аутичный разум впадал в панику от подобного натиска. Вместо ожидаемого эффекта Астра получала лишь недоумение и застывший «пустой» взгляд. Позже ей начали выдавать механическую улыбку или какую-нибудь неуместную реплику.

Находчивая дама решила пойти ва-банк и эпатировать парня необычным местом для свидания – предложив встретиться на кладбище, она вывалила на него весьма длинное и эмоциональное признание в любви:

– Слушай, ты мне очень интересен, и я хотела бы, чтобы мы были вместе. Когда я увидела тебя, мне сразу захотелось узнать тебя поближе. Я подстроила всё от нашего знакомства, до вступления в группу. Когда я играю на барабанах, я разглядываю твою задницу. Эээ… Не в том смысле, что я озабоченная. Просто это именно то, что бросается мне в глаза. Вообще-то я очень скромная, просто как-то само так вышло. А ещё у тебя очень классная шея, и я хочу её покусать.

В воздухе повисла убийственная неловкость, все трупы нервно перевернулись в могилах. У парня от удивления отвисла челюсть, и он стремительно покинул место встречи. Астра подумала, что сморозила глупость, но отказываться от сказанного было поздно. Следующие две недели девушка прогуливала репетиции и старалась нигде не сталкиваться с Себастьяном. Завидев его, она начинала либо краснеть, либо смеяться от смущения. Ей было настолько неловко, что это невозможно было описать никакими словами.

Астра никогда не страдала от скованности, ей было легко поддерживать разговоры с людьми и формулировать мысли. Однако в присутствии любимого человека все её социальные навыки внезапно падали ниже плинтуса, а поведение становилось невменяемым. Она не могла найти этому объяснения.

Как правило, первыми в любви должны признаваться именно мужчины. Однако Астра настолько сильно была помешана на неразговорчивом брюнете, что это переходило все мыслимые и немыслимые рамки. Чувства переполняли её через край, в какой-то момент они просто вылились наружу в виде несуразного бреда.

Сам Себастьян подошёл к решению проблемы просто – предложил сделать вид, будто ничего не было. Подобный вердикт даму не устроил, но она с неохотой согласилась. Астра сочла, что лучше уж остаться друзьями, чем зарубить на корню плоды долгих усилий. Постепенно всё вернулось в прежнее русло, а недавние слова девушки теперь казались лишь неудачной шуткой. Они общались как прежде, ничто не предвещало перемен.

Далее события развились неожиданно, инцидент на кладбище вновь повторился. В своём личном дневнике парень описал его так:

«…Астра всегда улыбалась при виде меня. Вначале я обрадовался, так как подумал, что у меня появился новый друг. Но вскоре выяснилось, что я неправ: она снова заявила о своих чувствах.

Мне всегда было очень сложно говорить «нет», даже если я был решительно против чего-либо. Этим часто пользовались Кира и Сенека, что нередко злило меня. Виной всему была моя уступчивость, которую мне в детстве привила мать. Она испытывала полное равнодушие к моим чувствам, потребностям и желаниям, а потому с легкостью пренебрегала ими.

Её воспитание заставляло меня говорить «да» даже в те моменты, когда я абсолютно не хотел чего-либо. Она была таким существом, у которого лучше было не стоять на пути: если я пытался от чего-то отказаться, она применяла угрозы или заставляла мыть дом в три часа ночи. Подобный способ обращения с живым человеком я бы назвал «Методом кнута и электрошокера», ибо всё мое детство и отрочество меня будто бы дрессировали, заставляя улыбаться и делать вид, словно я получаю удовольствие от того, что мне глубоко противно. Фактически меня воспринимали словно вещь или живую игрушку.

На меня было вылито такое количество зла, что его с лихвой хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Я очень любил свою семью, но во время общения с ней, в голову постоянно лезла мысль: «Лучше бы я вообще не рождался или умер в младенчестве». Лет в тринадцать я активно просил Бога о том, чтобы он послал мне неизлечимую болезнь, которая стремительно отправит меня прямиком в могилу. Я с трудом различал быструю речь, а также не распознавал некоторые звуки. Люди всерьёз думали, будто я глухой на одно ухо.

Я никогда не понимал, что происходит и не понимал ни юмора, ни сарказма. Всё моё существование было связано с постоянным нахождением в абсолютно нелогичных, страшных и нелепых ситуациях, а также выполнении непонятных для меня действий. Вся это какофония бытия вдолбила в меня привычку всегда улыбаться и говорить «да».

Поэтому, когда Астра начала говорить мне о том, что я ей интересен, я был близок к тому, чтобы машинально произнести: «Да, ты мне тоже». От неприятного продолжения событий меня спас незнакомец, возникший буквально из ниоткуда. Он влез в наш разговор и сказал, что ему срочно нужны семена и удобрения. Он производил впечатление чрезвычайно настойчивого человека, поэтому нам пришлось лично проводить его до Магазина Руфуса. Благо, он был расположен всего в пяти минутах ходьбы от кладбища. Прежде чем мы успели расспросить его, кто он и откуда, я (чуть ли не в прямом смысле) сбежал домой.

Благодаря возникшей передышке я смог собраться с духом и в тот же день сказать Астре, что она интересна мне лишь как друг. Она вызывала у меня симпатию, но я очень комплексовал из-за того, что при виде меня она начинала смеяться. Это заставляло меня чувствовать себя нелепым и неуместным. Я не смог бы встречаться с человеком, который воспринимает меня как циркового медведя. Поэтому я чётко дал понять, что парой мы точно не будем. Астра не приняла мой отказ, и статус наших отношений стал очень неопределённым. Я не хотел её терять, но её отношение ко мне казалось слегка грубоватым и пренебрежительным.

Я ценил её как личность, но морально не был готов к романтическим или сексуальным взаимоотношениям. Для меня всё это было бы слишком уж хаотичным и утомляющим. Я с трудом мог заботиться даже о самом себе, во мне абсолютно не было энергии, чтобы должным образом обеспечить заботой вторую половину. Какая могла идти речь о тесных узах, если для меня мучительны даже базовые коммуникации? Как вообще общаться с людьми, если порой мне с трудом удаётся разобрать их слова, понять их поступки и увидеть скрытые намёки? Неужели абсолютно каждый регулярно чувствует те же ужас, беспомощность и оторопь, что и я?!

Вопрос решился окончательно, когда я снова столкнулся с тем незнакомцем возле реки. Я будто получил невидимое одобрение на то самое решительное «нет». До этого меня терзало мучительное чувство вины вкупе со страхом. Мне даже показалось, словно мне телепатически говорят: «Молодец! Ты не цирковой мишка!»

Он был немного пугающим, но я счёл его привлекательным и интересным. Его нарочито небрежный стиль одежды за версту кричал о небывалой уверенности в себе. Выяснилось, что он и был тем самым внуком покойного друга мэра Людвига. Звали его Грег. Я был удивлён, так как представлял владельца виллы иначе. По неведомой причине мне казалось, будто им должен быть кто-то пафосный и уродливый. Вместо этого передо мной предстал высокий шатен с идеальной кожей и несколько холодноватой манерой общения. Сильнее всего меня впечатлила его дикция – один в один как у настоящего телеведущего или высококлассного синхронного переводчика.

Я почувствовал бурю странных эмоций, осознать которые времени не было. Я испытывал к нему благодарность за то, что он спас меня от моих же рефлексов. Ведь очевидно, что отношения с Астрой – худшая идея из всех возможных. Готов поспорить, она призналась мне в любви ради забавы. Ведь как иначе объяснить её смех? Я был раздосадован, так как какая-то часть меня всё ещё мечтала о встрече с кем-то особенным. С тем, кому я не буду казаться комичным или каким-то неполноценным.

От волнения захотелось курить. Я вынул из кармана толстовки пачку сигарет, а затем вспомнил, что забыл спички дома. Грег услужливо протянул мне серебристую зажигалку, я поблагодарил его и сделал глубокую затяжку.

Меня несколько тяготило общение с людьми, так как мне было очень сложно понимать их. Всё, что я смог выдавить из себя на момент знакомства:

– Из всех мест в мире вы выбрали именно Фламинго Таун?

Он никак не ответил на мою реплику и просто улыбнулся. У него был очень тяжёлый взгляд, казалось будто его можно осязать, ощущать физически. На секунду я подумал, что незнакомец обладает каким-то магическим даром или не является человеком. Я невольно сравнивал его с рептилоидами и существами из других измерений. Вскоре, это показалось мне нелепым, и я быстро отмёл все нелепые подозрения, списав всё на свою чрезмерную любовь к научной фантастике и фэнтези.

Из короткого разговора с ним я узнал лишь то, что родом он из Санрайз Сити. Мы попрощались. Он ушёл по своим делам, а я вернулся домой, закрылся в своей комнате и целую неделю работал над проектом. Дедлайны не давали мне спать долгих семь дней, но результат превзошёл все ожидания – оплата была чрезвычайно высокой, а заказчик изнывал от безудержной радости. Я отсыпался двое суток, прежде чем взяться за следующее задание.

В третий раз я встретил Грега в собственном доме. Я вышел на кухню, чтобы попить воды, а он в это время болтал с моей матерью о постройке подсобного помещения. Едва завидев меня, он тотчас же подошёл ко мне поздороваться и вручил мне коробку с сашими:

– Еда прокладывает путь к сердцам людей. Нет более надёжного способа обзавестись добрососедскими отношениями, дорогой друг.

Незнакомцев я не любил, но меня ужасно порадовало, что он подарил мне именно то, чего я хотел больше всего. После короткого разговора он ушёл, оставив меня наедине с кучей сырой рыбы.

Через пару дней всё повторилось снова, и я почувствовал себя немного неловко от того, что не подумал заранее об ответном подарке.

Следующие две недели он регулярно приносил мне сашими, пока я курил у реки. Меня это никак не настораживало, так как я не переносил стряпню матери и не умел вкусно готовить.

Говоря другими словами: я был слишком привередлив к еде, а потому часто отказывался от пищи. Играло роль и то, что мне было противно есть в обществе Киры и Сенеки (последний ужасно раздражал меня). Отчима я на дух не переносил, а сестра открыто считала меня умственно неполноценным.

Наверное, любовь к японской кухне была моим слабым местом – я был слишком падок на экзотические блюда. Поэтому, когда Грег начал звать меня к себе домой, чтобы вместе обедать или ужинать, я был не в силах отказаться. Из разговоров с ним я узнал о том, что он уехал из Санрайз Сити по двум причинам: во-первых, чтобы забыть любимую женщину; во-вторых, потому что разочаровался в людях и захотел быть ближе к природе.

Иногда случалось так, что я вовсе не ел дома, предпочитая стряпне матери сашими. Мои трапезы у нового знакомого часто сопровождались употреблением крепких алкогольных напитков. Обычно я выпивал не более одной рюмки. На всякий случай уточню: до того, как он приехал, я пил от силы два раза в год – на свой день рождения и на день рождения Маркуса. Но даже в этих случаях, алкоголь я употреблял в крайне умеренных дозах, ограничиваясь одной банкой пива. Я чётко знал, что особенности моего мышления предписывают всегда быть в трезвом уме.

И всё же, когда меня звали в гости, чтобы поесть сашими, я пил виски или водку. По правде говоря, я сам не знаю, отчего так случилось. Если память мне не изменяет, то самую первую рюмку я выпил после того, как мой новый знакомый сказал: «Если есть сырую рыбу слишком часто, можно отравиться – это скоропортящийся продукт. Я использую свежие ингредиенты и всегда готовлю только на чистой поверхности, соблюдая все меры гигиены. Время от времени я заказываю блюда из ресторана. И всё же, тебе нужно запивать это водкой, ибо это сырая пища, которая не подвергалась термической обработке. Так будет лучше для твоего здоровья».

По необъяснимой причине, я повёлся на этот бред. Однако, когда вместо одной рюмки мне начали предлагать сразу две, я понял, что с этим нужно что-то делать. Возможно, мои слова покажутся многим нелепыми, так как одна рюмка не делает из человека алкоголика. Однако жизнь научила меня в зародыше искоренять любую проблему. Мне с раннего детства с трудом давались даже самые простые задачи, а потому я не мог позволить себе такую роскошь, как отдых или чрезмерное расслабление.

Я начал отказываться от приглашений и постарался всячески избегать своего нового друга. Первое время это давалось мне очень легко, но вскоре мне стало его не хватать. Меня пугало то, насколько сильно я привязался к нему за такой короткий промежуток времени. Вероятно, дело было в том, что Грег имел более широкий кругозор, чем кто-либо из моих друзей или родственников.

Маркус был очень жизнерадостным и улыбчивым, но его круг интересов был очень ограниченным: он гонялся за каждой юбкой и никак не мог завести постоянную девушку. Астра была интересной личностью и довольно привлекательной дамой, но её склонность к эпатажу несколько пугала меня. Кира особо не разговаривала со мной, иногда мы вместе играли в онлайн игры, но дальше наше общение не заходило. По иронии судьбы эмоциональную связь мне удалось выстроить лишь с Грегом – малознакомым и прохладным человеком

Вынужденное отдаление от него было для меня огромным ударом. Чтобы как-то примириться с утратой, я чаще посещал заброшенные шахты, находились они в получасе ходьбы от моего дома. Изредка туда приезжали блогеры, чтобы снимать контент, но чаще всего там было тихо, спокойно и на удивление чисто. Порой в недрах земли находились весьма впечатляющие старинные вещи, как-то раз мне даже посчастливилось обнаружить часы пятидесятилетней давности. Тем не менее, в подземных тоннель было небезопасно: однажды меня сильно укусил пещерный краб, и я вынужден был приостановить свои походы.

Постепенно я вновь вернулся к привычной жизни – той, которой я жил до встречи с этим человеком. В какие-то моменты мне казалось, что мы с ним родственные души или какие-нибудь близнецовые пламёна. Такие мысли я яростно от себя отгонял, списывая всё на свой затворнический образ существования.

Как назло, он появлялся в моей жизни каждый раз, когда мне казалось, словно я вновь привыкаю к одиночеству. Грег стабильно приносил то еду из паба, то какую-нибудь безделушку, то что-нибудь из шахты. Его безразличие сменялось заботой, и мне всё это казалось издевательством. Я предположил, что всё это было методикой горячо-холодно, но его отношение ко мне было слишком уж бережным и уважительным. Выстроив некое подобие личных границ, мы вновь начали ужинать вместе и вести себя так, словно знакомы друг с другом уже несколько лет.

Он был очень странным человеком: порой он вел себя более зрело, чем среднестатистический человек, а порой демонстрировал чудеса инфантилизма. Я никак не мог понять, кем же он является на самом деле. Ясно было лишь одно – рядом с ним я чувствовал себя особенным. Неужели все мы автоматически начинаем считать близкими друзьями тех, кто видит в нас нечто уникальное?».

Глава 3. Самый удачливый человек в мире

Невежи судят точно так:

В чем толку не поймут, то все у них пустяк.

И. А. Крылов "Петух и жемчужное зерно"

Весна всегда дарила людям чувство лёгкости и радости. Обновление природы неизменно возрождало души, делая их чище и прозрачней. И всё же, даже самое романтичное время года для многих оборачивалось лишь длительной чередой соплей и страданий. У одних от аллергии на цветущие деревья, у других – от несчастной любви или недостатка денег.

Астра была представителем сразу трёх вышеупомянутых категорий: она круглый год мучилась от аллергического ринита, разбитого сердца и собственной финансовой безграмотности.

Доходы у неё были солидные, однако её жажда покупок частенько опустошала кошелёк: брендовые туфли, портупеи из натуральной кожи, духи, различные аксессуары, поездки на такси, доставка блюд из лучших ресторанов, шёлковые чулки и подписки на различные сервисы были неизменной составляющей её расходов. Отказ Себастьяна лишь усугубил её страсть к собирательству барахла, а посему потребность зарабатывать нарастала в геометрической прогрессии.

И вот, настрадавшись от бед на личном фронте, она намеревалась взять себя в руки и открыть собственное дело. Накупив дешёвых безделушек, она сфотографировала их со всех сторон и выставила на продажу на торговых площадках. У отца Астры уже было ИП «Лавка Руфуса», так что возни с документами не предвиделось (в случае чего, чеки можно было выписывать от лица папы).

Наслушавшись советов от знакомых, она сочла, что лучше иметь по пять единиц десяти видов товара, чем по пятьдесят единиц двух видов товара. Весь ассортимент её магазина состоял из трёх видов мягких игрушек, десяти видов авто-стикеров, семи видов портупей, пяти видов скетчбуков, двух видов кушонов, а также двух видов дешёвых гигиенических помад.

Жители Фламинго Таун за её барахлом не рвались, но от покупателей не было отбоя – за покупками приезжали из соседних городов. Это явление никак не вписывалось в рамки здоровой логики, ибо ни один из ближайших населённых пунктов от дефицита хлама не страдал. Но, вопреки законам мироздания, баснословно дорогие безделушки уносили с руками и ногами. Астра ничуть не удивлялась, ибо всю свою сознательную и бессознательную жизнь как магнит притягивала к себе странные явления.

В восемь лет в неё дважды ударила молния, а сама она осталась целой и невредимой (из-за чего в вышеописанную историю никто так и не поверил). В двенадцать лет какой-то незнакомец просто так дал ей деньги на новый компьютер (мелкими, немечеными купюрами). В пятнадцать лет она за раз съела три килограмма сливовых и персиковых косточек, но отделалась лишь несварением желудка (просидев двадцать минут на «фаянсовом троне», она вновь чувствовала себя как огурчик). В шестнадцать лет в неё влюбились сразу три настоящих долларовых миллионера, но она гордо послала всех на три буквы, так как её сердце уже было занято (впрочем, дорогие подарки Астра предпочла оставить себе). В двадцать она была приглашена на Олимпийские игры в качестве участника, но была дисквалифицирована, так как по ошибке переставила календарь на одну неделю назад и опоздала (к соревнованиям подобного масштаба её больше не допускали, однако один из призёров просто так подарил ей золотую медаль). В двадцать два года её похитили инопланетяне, оставив на позвоночнике и на животе два крошечных шрама (рассказывать об этом событии Астра не стала, так как сочла, что истину примут за бред).

Иными словами, обыденной её жизнь не была. Однако мистика всегда ненадолго пропадала из её реальности, как только она в кого-нибудь влюблялась: череда небывалого везения временно прекращалась, а паранормальные явления обходили её стороной. Но вот, Астра благополучно забыла об аутичном брюнете, и всё вернулось на круги своя. Интуитивно она заметила неладное, а позже и вовсе поняла закономерность – когда помыслы её направлены на прекрасного кавалера, её удача повернута к ней спиной. Это угнетало её, так как душу она ценила выше материальных благ.

Лучше быть богатым, чем любимым. Так решили бы все, кроме этой дамы.

Другой бы на месте девушки чувствовал себя вполне неплохо. Ведь, ласку и секс всегда можно получить, когда ты платежеспособный. А вот поток денег и везения привлечь куда трудней, чем чувства. Увы, в наше время множество людей не способны на возвышенные порывы души. Принимая похоть за любовь, они проживают свои жизни не догадываясь о том, что ни разу не любили всерьёз.

Морально разложившееся общество стремится уместить всё в жесткие рамки своего узкого мировоззрения. Ведь как иначе объяснить мужей, которые меньше любят жен за полноту после родов? Как объяснить злодеев, которые незаметно подсыпают незнакомым дамам психотропные вещества в напитки, дабы потом склонить к разврату? Как объяснить существование матерей, которым проще простого сломать судьбу родного чада? Как объяснить отцов, которые не проявляют финансовой заботы о собственном потомстве? И как объяснить нейротипичное общество, которое столь же жестоко к людям с РАС, сколь Чикатило был жесток к своим жертвам?

Объясняется всё это отсутствием любви. А если конкретнее: наличием поверхностных и неглубоких эмоций, которые люди ошибочно принимают за любовь. «Влюблённый» мужчина бросается целовать «любимую» женщину, а потом льёт слезы из-за отказа. Но разве прикосновения являются любовью? Они являются лишь похотью, замаскированной под чувства. Громкие слова, слёзы и обещания не несут в себе никакого стоящего смысла. Истинную ценность представляют лишь поступки, действия, а также глубокое уважение к тому, кого мы любим. Вытирая рвоту домашнего питомца, мы проявляем ответственность и духовность. Заботясь о безмолвном растении, мы проявляем заботу и чуткость.

Многие люди помогают другим только ради того, чтобы самоутвердиться. Сами они так, разумеется, не считают. Они искренне убеждены, что имеют благие намерения. В действительности же их добро порождено желанием ощущать себя положительным, порядочным или ценным. Проявляя фамильярность к незнакомцу, человек подсознательно считает себя выше. А это – гордыня в чистом виде. Помогая кому-то, но обращаясь с ним панибратски или снисходительно, человек демонстрирует собственное превосходство, но никак не делает доброе дело. Другими словами: оказывает услугу себе подобному ради повышения чувства собственной важности.

Чувствуя всё это на подсознательном уровне, Астра вознамерилась как-то исправлять положение. Она решила делать благие дела, не афишируя это всему свету. И вот, в голову ей пришло, что на городском пляже, а также везли реки и озера многовато мусора. Она посчитала нужным посвящать один день в неделю безвозмездной очистке тех мест, куда уборщики не наведываются. Вооружившись пакетом и перчатками, она стала ранним утром собирать по одному пакету отходов, а затем сжигать его. Так продолжалось порядка трёх месяцев, пока однажды она не набрела на весьма странное место.

В западной части Фламинго Таун располагалось озеро, один его берег был приспособлен для прогулок, а другой был пустынным и безлюдным. Любопытство послужило отличной мотивацией для того, чтобы попасть именно на ту сторону, где никого не было. Пробираясь сквозь вековые деревья, заросли кустарников и густую траву, Астра наткнулась на небольшое деревянное строение со старой вывеской, гласившей: «Головные уборы для особенных людей».

Поставив полупустой пакет с мусором на пороге, она легонько толкнула дверь и очутилась в небольшой комнате с пыльными витринами. За стеклом красовались странные шляпы разных форм и размеров, некоторые больше походили на театральный реквизит, чем на одежду для повседневной носки. Её внимание привлекло громадных размеров сомбреро с нелепым чёрным пером на боку. Изделию было тесно на небольшой полке, ибо оно было в разы крупнее своих «собратьев». Рядом с ним стояло крошечное и изящное нечто конусообразной формы с биркой «Саукеле».

Продавца в поле зрения не было, зато в глаза бросался крупный стенд с надписью: «ИП Анна». Рядом с каждой шляпой стоял крупный ценник, а на кассе лежал лист формата А4 со следующим содержанием: «Берите, что приглянулось. Деньги кладите в кассу, а чек пробивайте сами – кассовый аппарат вам в помощь. Если не в курсе, как пользоваться, то это ваши проблемы. В случае, если что-то украдёте, лично отрублю руки и отдам их на съедение гризли-альбиносу». Пожав плечами, Астра вытащила из витрины саукеле и сомбреро, достала из кошелька нужную сумму, положила в кассу и пробила себе чек. Довольная покупкой, она вышла наружу, взяла пакет с мусором и вернулась домой.

Она не испытывала ни капли удивления, так как привыкла попадать в странные ситуации. Рассказывать о произошедшем она никому не собиралась, ибо было слишком очевидно – не поверят. Поддавшись тоске, она вытащила из прикроватной тумбы совместную фотографию с Себастьяном, но, вспомнив о невзаимности чувств, со злостью швырнула изображение в сторону и включила порнографический фильм. Спустя пару часов у несчастного вибратора разрядились батарейки, и Астра, поплакав минут двадцать, подняла с пола изображение возлюбленного и вновь вернула на законное место.

В комнате воцарилась мёртвая тишина, которая стремительно была прервана телефонным звонком – очередной покупатель жаждал приехать чуть ли не с другого конца света ради того, чтобы приобрести десяток дешевых гигиенических помад за астрономическую сумму.

Когда девушка договорилась с клиентом и бросила трубку, мобильное устройство завибрировало. Астра подняла трубку, на том конце линии был Маркус:

– Эээ… Привет! Давно хотел спросить кое-что. Ты… эээ… Ты свободна через полчаса, Астра?

– Извини, нет. Что-то случилось?

– Ммм… Нет, ничего. Прости за беспокойство.

– Ага. До скорого.

И зачем этот олень звонил просто так?! Разве он не понимает, что она должна зарабатывать деньги? Для чего вообще нужно отвлекать человека от важных дел?!

Девушка сердито фыркнула и достала из коробки товар. Отсчитав ровно десять гигиенических помад, она положила их на кровать, убрала вибратор под подушку, протёрла пальцы влажными салфетками и вытащила из другой коробки упаковочную бумагу с открытками. Её взгляд на мгновение скользнул в сторону прикроватной тумбы, так как она подсознательно захотела вновь поглядеть на снимок. Она уж было привстала, чтобы осуществить задуманное, но потом вдруг резко передумала. Астра твёрдо вознамерилась сосредоточиться на деле.

Она всегда добавляла к заказу небольшой подарок – конфеты, наклейки, миниатюрные шкатулки, брелки, цветные шариковые ручки, открытки, корейские патчи для глаз или что-нибудь ещё. Вместе с презентом она неизменно оставляла написанную от руки записку со словами благодарности и каким-нибудь милым скетчем. Когда было настроение рисовать, она могла изобразить чуть ли ни целый комикс с парой сцен, используя лишь простой карандаш и пару маркеров. Послание покупателю неизменно было на плотной бумаге, предварительно побрызганной дорогими духами. Всё это вместе с заказом сначала упаковывалось в крафтовую бумагу, а затем оборачивалось воздушно-пузырьковой плёнкой и скотчем.

В юности она посещала изостудию и музыкальную школу. Однако недостаток времени и нежелание терпеть рутину побудили её довольно быстро отказаться от внешкольной деятельности. В четырнадцать она неплохо играла на флейте, но с годами недостаток практики притупил этот навык за ненадобностью. Астра ничуть об этом не жалела, так как жизнь вполне устраивала её в том виде, в котором была на данный момент.

Сама она нередко сравнивала себя с орками из «Вархамера»: несмотря на их вопиющую тупость и некомпетентность в отдельно взятых вопросах, они нередко одерживали блестящие победы и успешно конкурировали с остальными фракциями. Их полуграмотные врачи успешно исцеляли тяжелораненых собратьев вопреки антисанитарии, а механики (так называемые «мекбойзы») успешно собирали такие механизмы, которые ни за что не были бы рабочими, если бы их создателями не были орки. Объяснялось всё это тем, что у них была очень сильная вера, способная в самом буквальном смысле лечить неизлечимое, оживлять полумёртвое и чинить то, что починке не поддаётся. Иными словами, законы здравой логики на них не действовали.

То же самое можно было сказать и про Астру – её везение казалось слишком уж сверхъестественным и нереалистичным. Оно не вписывалось в суровые человеческие реалии и со стороны казалось парадоксальным.

Глава 4. Жанна взмахивает крылом

Damnant quod non intellegunt.

Осуждают то, чего не понимают.

Квинтилиан, "Обучение оратора", X, 1, 26

Взмах крыла бабочки способен повлечь за собой череду непредсказуемых событий. А сорванная травинка порой сотрясает целую вселенную. Иными словами – какие-то незначительные действия оказывают влияние на нечто прочное и незыблемое. Добрые слова уберегают от отчаяния, неожиданный комплимент вселяет надежду, немощная искра разжигает могучий огонь, нелепые ошибки разрубают кровные узы, пустые слухи рушат семьи, удивительные совпадения поднимают на вершину успеха, а случайно оказанные услуги чудом спасают от немыслимых проблем.

Примерно такие мысли вертелись в голове у Жанны, когда она неспешно удаляла все переписки с Грегом. Этим ублюдком, который вдруг ни с того ни с сего уехал из города в неизвестном направлении. И это после того, как в наглую познакомился с её родителями и дал ей дубликат ключей от квартиры! Нет, она, конечно, всё понимает (он человек непоследовательный и всё такое), но как можно вот так просто исчезать без каких-либо объяснений?! Да, она допускала ошибки в общении с ним. Ну, так и он ничем не лучше.

От подобных размышлений у Жанны безумно болела голова. И она машинально налила в стакан холодной воды, вытащила из сумки обезболивающие таблетки и выпила сразу две за раз, чтобы абсолютно ничего не чувствовать. Как бы всё сложилось, если бы она была с Грегом чуть мягче? Если бы она повалялась перед ним на коленях и убедила не уезжать из Санрайз Сити. Если бы молча проглотила обиды и сделала вид, словно всё хорошо. Такой «взмах крыла бабочки» перевернул бы ход событий.

Однако смысла о чём-либо сожалеть не было. Ровно как и времени на то, чтобы предаваться печали и отчаянию. Следовало решить, нужен ей Грег или нет. А затем разработать план, способный обернуть ситуацию в её пользу. Прежде всего не мешало собрать информацию. Но сие было не так уж просто, ибо возлюбленный предпочитал держать абсолютно каждого на расстоянии от себя и своих близких. Это всегда злило Жанну, так как эти Грег создавал между ними дистанцию и словно показывал, что не настроен на что-либо серьёзное.

Казалось бы, что всё просто: раз она ему неинтересна, можно смело обрубать с ним все связи. Но не тут-то было – всякий раз, когда она пыталась уйти или начать новые отношения, он мгновенно появлялся в поле зрения и начинал эффективно решать все её многочисленные проблемы. Это было удобно и выгодно, а потому мешало отказаться от его присутствия в её жизни. Гораздо приятнее и престижнее ехать на чьих-то крепких плечах, чем самостоятельно прогрызать себе дорогу к счастью.

Жанна нервно заёрзала на стуле от ноющей боли в голове и в спине. Обезболивающему лекарству требовалось время, чтобы начать действовать. А потому оставалось лишь терпеть. Порой ей казалось, словно всё её тело разваливается на части и словно магнитом тянется к земле, вызывая желание лечь и больше никогда не вставать. Возможно сие было следствием слишком уж быстрого ритма жизни и вечной усталости. В самом деле, когда она в последний раз давала себе право на отдых?

В голове роились болезненные воспоминания о любимом человеке и неприятные мысли о множестве дел, которые нужно сделать как можно быстрей и качественней: отредактировать статью, правильно оформить список использованной литературы на трёх языках (уж такие требования в странах с двуязычием), разобрать бардак на столе, приготовить себе что-нибудь полезное и низкокалорийное на ужин, позаниматься йогой, натянуть ту дурацкую струну на скрипке и подготовиться к репетиции, найти свой загранпаспорт и сбегать в посольство Нигерии за визой – через месяца полтора ей позарез нужно быть в городе Лагос, чтобы принять баптизм, а затем крестить троюродную племянницу.

Подобная тонна дел казалась огромной горой, которую невозможно сдвинуть с места. А потому Жанна отрешённо разглядывала подарки Грега. Да, он определённо решил, будто бы его «френдзонят» – то бишь держат на коротком поводке. Потому и предпочёл больше с ней не общаться. А окончательно его добили её шуточки. Вот какого хрена все мужчины такие обидчивые и ранимые?! Хрупкие и непоследовательные, словно их из тонкой бумаги сделали, ей-Богу! А может их слишком избаловали в детстве? Внушили им, будто нужно их на руках носить. Вот они и ходят с завышенными стандартами: не понимают юмора и считают, будто ничего не обязаны делать по дому. Мечтают о чём-то нереальном, а потом остаются с носом к сорока годам. Как говорится: «Эээх, понарожают и понавоспитывают мамсиков, а потом вся жизнь по одному месту».

Нет, Грег, конечно, совсем не такой. Но он мог бы быть менее строг к ней. Что плохого в том, что она пару-тройку раз сбегала налево? У неё ведь есть естественные инстинкты и потребности, разве она должна сдерживаться?! Капец у них критерии и запросы, конечно.

Мысли подобного рода роились в голове Жанны ровно до того момента, как подействовали таблетки. Спазмы пропали, боль уменьшилась, существование показалось менее обременительным. Она размяла плечи и сменила гнев на милость. Ладно, так уж и быть. Никого лучше Грега в этом мире просто не найти. Он весьма суров и не склонен к прощению недругов, однако в глазах его словно прячется целая вселенная.

И почему её спина всё время болит? Неужели всё дело в сидячем образе жизни? Она исправно таскает себя за шкирку в спортзал и даже заставляет себя заниматься йогой по вечерам. Жир давно заменили мышцы, а фигуре могут позавидовать даже именитые модели и актрисы. Так от чего зона между лопаток каждую секунду ноет так, словно туда воткнули самый острый нож в мире?

Жанна устало вздохнула, нехотя поднялась со стула и направилась на кухню. Было уже три часа дня, а готовую статью необходимо было отправить заказчику уже завтра утром. Больше всего тяготила мысль о том, что список использованной литературы должен был быть на трёх языках. Следовало расставить всё в алфавитном порядке при том, что алфавит всех трёх языков отличался – латиница, кириллица и (какой осёл вообще до этого додумался) руническая вязь. И это было лишь вершиной айсберга, ведь правила оформления библиографии также имели отличия: для кириллицы действовали постсоветские стандарты, для латиницы европейские, а для рунической вязи свои.

Неудивительно, что студенты бакалавриата и магистратуры впадали в ужас и нанимали таких, как она.

Радовало лишь то, что заказчик говорит на том же языке, что и она. Истинное благословение! Особенно учитывая то, что после отмены института прописки в Санрайз-Сити хлынул поток бывших жителей деревень, которые максимально плохо знали как родной язык, так и «чужой». Впрочем, везде были свои исключения. И с каждым годом Жанна встречала всё больше людей, имеющих достойные культурные познания. Отдельным благословением была терпимость культур.

Следовало выпить крепчайший кофе с топлёным молоком и написать самую шикарную научную статью. А потом…

А потом найти загранпаспорт, принять душ, выполнить комплекс упражнений по йоге и подумать о том, как бы отыскать Грега. Ведь не мог же он просто провалиться сквозь землю?

Глава 5. Особый подарок для особого человека

Без пчелиных укусов меда не бывает.

Татарская пословица

Обладатели нейроотличий склонны иметь гиперфиксацию на том, что вызывает у них интерес. Объектом их пристального внимания могут быть как некие увлечения, так и некие люди. Спектр РАС довольно широк, а потому диагностировать дееспособного аутиста практически невозможно ввиду маскинга и умения адаптироваться под агрессивную для нейроотличного человека среду.

Одной из малоизвестных черт аутичных личностей является то, что порой они могут одаривать интересующих их людей таким огромным количеством внимания, что те могут ошибочно принять их дружескую симпатию за нечто большее. Обратной стороной медали является то, что некоторые люди в спектре РАС не замечают самых очевидных намёков на романтический или сексуальный интерес, который направлен в их сторону.

В обществе бытует стереотип о том, якобы высокофункциональный аутизм неизбежно дарует своим обладателям невиданные способности в точных науках. Однако сие является ложью. Ибо ключевым секретом «суперспособностей» является вышеупомнутая гиперфиксация – то бишь огромная и непреодолимая тяга к чему-либо или к кому-либо. Дееспособными и недееспособными аутичными людьми движет одна и та же сила, которая наделяет их безудержной и абсолютной верностью тому, что вызывало у них глубокий интерес. Именно из-за этого люди в спектре РАС могут раз за разом повторять монотонное (с чужой точки зрения) действие, ибо оно имеет для них особый смысл, который невозможно объяснить «нормальному» человеку.

***

Иные виды дружеской привязанности похожи на нездоровую одержимость. Это никак не тянет на фанатизм, ибо неизменно сопровождается трезвым взглядом на личность, к которой направлено восхищение вкупе с привязанностью. Встречи с уникальными людьми навсегда остаются в нашей памяти, однако порой хочется, чтобы общение продолжалось и дальше. Ведь какой смысл ограничиваться коротким эпизодическим моментом душевной близости, когда можно черпать её вновь и вновь?

Примерно так рассуждал Себастьян, думая о Греге. Ему было настолько легко и спокойно с новым приятелем, что он буквально засыпал и просыпался с мыслями о новых интересных разговорах. Чувство окрылённости порой ставило парня в тупик, ибо он никогда прежде не ведал душевного тепла. Ни семья, ни близкое окружение ни разу не позволяли ему почувствовать себя действительно счастливым.

От матери веяло холодом, от сестры и отчима – презрением. Маркус и Астра казались ему до боли поверхностными. Парень невольно вспоминал цитату Киану Ривза: «Я как Микки Маус. Они не знают человека, они видят только костюм. Никто не знает, что прячется внутри». Длительное общение с ними не способствовало появлению какой-либо платонической близости, больше походя на какую-то извращенную пытку. От окружающего мира он получал лишь тревогу, беспокойство и ощущение нескончаемого ужаса. Одиночество в толпе длилось двадцать пять лет, пока в поле зрения не оказался искренний, но прохладный Грег. Себастьяну казалось, словно он впервые увидел живого человека, после безумно долгого пребывания с бездушными роботами.

Его пугало лишь то, насколько жизненно необходимы ему стали встречи с ним. После длительной череды разочарований, парень до смерти боялся хоть к кому-то привязываться. А потому он порой намеренно избегал его, пытаясь найти логическую причину собственной эмоциональной тяги. Личный дневник Себастьяна пополнился новыми записями, в которых он пытался убедить самого себя, будто с лёгкостью проживёт без этого человека:

«…Каждый человек в той или иной мере жаждет признания. Сильнее всего это выражено у тех, которые мнят себя мастерами своего дела: художник хочет, чтобы его картины вызывали у людей эмоции; учитель желает повышения зарплаты и более лёгких условий труда, без дурацкого заполнения электронных журналов, которых в помине не существовало, когда он сам был очень молод; учёный мечтает, чтобы научные статьи как-нибудь сами писались без его непосредственного участия; спортсмен жаждет золота на олимпиаде и выгодных контрактов от рекламных агентств; продавец желает получить как можно более высокие проценты с продаж за максимально возможное количество проданного товара; предпринимателю выгодно, чтобы все остро нуждались в его услугах.

А писатель… Писатель сожалеет, что для заработка денег ему нужно писать о том, чего хочет среднестатистический обыватель – денег, власти, хорошего секса и какого-то признания от окружающих. Скрывая истинные порывы души, он должен запихивать произведение в узкие рамки общественного мнения и цензуры.

Говоря так обобщенно о живописцах, торговцах, литераторах, работниках научной и образовательной сферы, спортсменах и писателях, я опираюсь лишь на личное мнение и жизненный опыт одного единственного человека – моего друга, переехавшего во Фламинго Таун этой весной. Да, вы всё верно поняли: за тридцать лет своей жизни он успел сменить более семи профессий, преуспев в половине из них. Благодаря этому он в любой момент мог позаботиться о себе финансово, не переживая о завтрашнем дне. Столь необычной судьбой Грег был обязан тому, что лет в пятнадцать он постоянно читал Роберта Кийосаки и наивно поверил в совет инвестора о том, что нужно быть специалистом не только в одной области.

В качестве доказательства этой теории в книге приводился пример с лётчиком, который долгие годы потратил на полёты и был высокооплачиваемым специалистом, а потом внезапно получил травму и стал профессионально непригодным. Перед читателем ставился вопрос, что же тот будет делать, если внезапно утратит возможность зарабатывать на жизнь привычным ему способом. В таких словах было что-то интересное, однако сам я предпочитал упереться в одно дело, не отвлекаясь ни на что другое.

Мировоззрение Грега впечатляло меня, а сам он в рекордно короткие сроки втёрся ко мне в доверие. Я готов был разговаривать с ним часами, не отвлекаясь ни на что другое. Я никогда прежде ощущал подобную радость от общения, однако в порой я слишком отчётливо ощущал, что он видит мою привязанность к нему. Мне этого не хотелось, ибо я ненавидел казаться кому-либо уязвимым.

Но суть в другом: он поймал меня на удочку. Признание. Кем бы человек ни был, он обязательно захочет, чтобы его уникальность/талант/профессионализм (нужное подчеркнуть) признали. И если человек «подсел» на этот «корм» в виде похвалы, ему становится ужасно трудно без него. Заполнив пустые места в моей душе, он невольно сделал воспоминания о нём неотъемлемой частью меня – я был у него на крючке, ибо часть моей личности намертво вросла в него.

Этим приемом часто пользуются политики, руководители среднего звена, продавцы, пикаперы, учителя и (упаси Господи) педофилы. Осознанно они это делают или нет, я не знаю. Обычно, их слова звучат как:

«Вы достигли невероятных высот, в этом году ВВП нашей страны бла-бла-бла»;

«Вы так хорошо отредактировали этот текст, что я бы и сам(а) так не смог(ла)»;

«Вы же так много трудитесь ради детей и мужа, надо дарить себе подарки! Вы заслужили»;

«Знаешь, я сразу тебя полюбил (а). Ты не такая/такой, как остальные девушки/парни, в тебе что-то есть»;

«Я трачу на вас своё время и силы, а вы играете в бравл старс на паре. Вы же уже взрослый человек!»

«Вы гораздо умнее своих ровесников»

и т. д.

Самое обидное, что всё это работает, и сам я не стал исключением. Он задел меня за самое больное – за профессию. Дело в том, что я программист фрилансер, и никто особо не воспринимает мою работу всерьёз. Даже Астра! А ведь я считал её другом…

Меня буквально вывело из себя то, что она позвала меня куда-то, когда я просил её меня не беспокоить, так как горели дедлайны на сложном проекте. Думаю, я сгорел бы от стыда, если бы не выполнил задание вовремя.

Обычно, мы виделись с ней 12-го и 16-го числа каждого месяца, но после того случая я стал значительно реже общаться с ней. Её пренебрежительное отношение казалось мне открытым заявлением о моей неполноценности. Всё это дополнилось тем, что новый житель Фламинго Таун проявил ко мне неожиданную доброжелательность, похвалив мои познания в джаве и С#. Грег сказал, что у меня очень лаконичный и аккуратный код.

После этого мы с стали общаться с ним буквально каждый день. Где бы я ни находился, он обязательно появлялся там с упаковкой свежего сашими и мягкой улыбкой (как назло, это было моё любимое блюдо). Наверное в Санрайз Сити было принято постоянно дарить соседям подарки. У нас во Фламинго Таун так не делают.

Во время «Фестиваля духов» Грег показал свою тёмную сторону, обматерив меня трёхэтажным матом за то, что я помог Астре встать, когда она подвернула ногу в лабиринте. Она надела очень высокие каблуки, но споткнулась о декоративный камень в темноте. Мне пришлось поднять её на руки, чтобы донести до клиники. В тот вечер на ней, как назло, была невероятно короткая юбка, которая неудачно задралась вверх. Маркус и Грег отчего-то вели себя очень неестественно, оба были ужасно злы.

У меня ушло около получаса на то, чтобы разобраться со всем этим, но я так и не выяснил причин подобного поведения. Инцидент несколько нарушил мои планы, так как я заранее договорился с Грегом, что на «Фестивале духов» мы будем ходить бок о бок.

Сие масштабное торжество проводится у нас каждой осенью, во время мероприятия в городе воздвигаются многочисленные декорации, аттракционы, комнаты страха, ларьки и тому подобное. Главная составляющая праздника – гигантский лабиринт из живых роз, в котором можно найти золотой фонарь в виде тыквы.

Спонсором мероприятия уже долгие двадцать лет является загадочный затворник, живущий в западной части Фламинго Таун. Неизвестный благодетель именует себя Волшебником, но, как говорится: «У богатых свои причуды».

Грег был в крайне дурном настроении в тот день. Эта сцена дружеской ревности стала для меня полнейшим сюрпризом – я и подумать не мог, что он нуждается в общении со мной столь же сильно, сколь я во времяпровождении с ним. Я готов был запрыгать от радости, но меня несколько обескуражило то, что он проявил такую агрессию. Может быть, свою роль сыграло и то, что он изначально на дух не переносил Астру из-за её голоса. Шикарная женщина многих отпугивала импульсивным нравом и чересчур высокими нотами в интонации (если честно, от них в прямом смысле болела голова). Когда она молчала, мужчины бегали за ней табунами, но стоило ей что-то сказать, как они тут же улетучивались.

Наша ссора с Грегом имела неприятные последствия. В ярости он был совершенно другим человеком, рубил с плеча и ни с кем не церемонился. Я почувствовал страх и отторжение, но в конце осени задумался о примирении и пошёл к старому моряку за синим кулоном.

У нас такое украшение принято дарить в знак вечной духовной связи. По местной традиции синий кулон дарят близкому человеку: матери, невесте, отцу, товарищу. Умельцы с южной части города делают их уже на протяжении двух веков, и труд их стоит немалых денег. Преподнося кому-либо синий кулон, мы даём понять, что получатель столь ценного подарка занимает в нашей жизни отнюдь не последнее место.

Лет пятьдесят назад мастеров было много, но на данный момент осталось лишь двое – старый моряк в отставке и его внучатый племянник, уехавший из города пару месяцев назад. Секреты изготовления изделий хранятся в тайне, и в случае смерти обоих мастеров старинная традиция канет в небытие. Я решил, что моему первому близкому другу непременно следует насладиться изяществом кулона. Это было ужасно глупо, особенно учитывая ссору во время конкурса в лабиринте. Ведь Грег был настолько зол, что я был уверен в том, что больше не смогу общаться с ним так, как прежде.

Если бы меня попросили объяснить мотивы этого поступка, я сказал бы, что мной будто управлял кто-то извне – ноги сами меня несли в сторону мастерской, а руки сами отдавали моряку деньги. А потом я словно в полусне шел домой, сжимая в руках особый подарок для особого человека. Храбрости, чтобы помириться и вручить презент, во мне не нашлось.

После праздника мы особо не общались, однако он неожиданно объявился на мой день рождения, притащив мне оригинал картины «Аврора и Кефал» Пьера Нарцисса Герена – понятия не имею, сколько стоило уникальное полотно, но это было именно то, что я больше всего хотел. Подарок я принял, однако мы с ним в тот день (снова!) из-за чего-то ужасно поссорились. Я сдуру ляпнул, что он похож на латентного маньяка и вообще жуткий. А он, к сожалению, принял это слишком близко к сердцу и сказал, мол, раз я так считаю, то он и будет вести себя соответственно.

И вот, спустя неделю после этого случая, я внезапно осознал, что повёл себя глупо и непременно должен вернуть Грега. Самое странное, что причину ссоры я вспомнить не мог, так же как и то, отчего обозвал его маньяком. Воспоминания будто бы были стерты кем-то из моей памяти. Возможно, это была всего лишь защитная реакция моего сознания. Порой проще лгать самому себе и приукрашивать действительность.

Я начал вести себя как одержимый, каждое утро я просыпался с навязчивыми мыслями и странными предчувствиями. А во сне мне неизменно мерещился Грег, говорящий нечто неразборчивое монотонным и безэмоциональным голосом.

Дошло до того, что я стал повсюду таскал кулон с собой, чтобы при случае вручить ему и рассказать о том, насколько он мне важен и дорог. Смелости на это у меня не хватало, поэтому я просто раз за разом перечитывал наши старые переписки и пытался пробить о нём как можно больше информации через социальные сети. Чтобы заглушить эмоции, я с удвоенной силой писал код для своей видеоигры, а когда мне это надоедало, с головой уходил в репетиции вместе с Астрой. Её весёлый нрав помогал заглушить любые голоса в голове, но несколько утомлял.

Маркус, мой давний приятель, в открытую посмеивался надо мной. Он был уверен, что я привязан к Грегу слишком сильно. Он утверждал, что я не добьюсь примирения и получу от ворот поворот, ведь «ты жестко отшил его» и «в тебе нет ничего интересного». Мол, люди приходят и уходят; а любая дружба рано или поздно заканчивается.

Его аргументы оказались бессильны – я всё так же таскал с собой коробку с синим кулоном. И вот однажды, когда я играл с Маркусом в бильярд, мой хороший друг пришёл в тот же паб, что и мы. Я понял, что это он, ещё до того, как повернул голову в сторону входной двери. Буквально почувствовал его присутствие…

Я держал в руках кий и краем глаза наблюдал за тем, как Грег закрывает за собой дверь, подходит к барной стойке, расстегивает свою черную куртку, здоровается с мэром Людвигом и владельцем заведения Пегасом (все звали его по этому прозвищу; настоящее имя никому известно не было), а затем смотрит куда-то в сторону абсолютно безэмоциональным взглядом. Из-за волнения мои руки начали трястись, и я сделал очень неточный удар по бильярдному шару.

Порядком подвыпивший Маркус громко усмехнулся:

– Чувак, ты теряешь хватку.

Он едва держался на ногах, и потому сыграл ещё хуже, чем я. Разочарованно цыкнув языком, он отошел от стола и осуждающе посмотрел в сторону барной стойки:

– Небось рассказывает всему миру о том, как ты перед ним прогибаешься. Или рассуждает о том, какой ты дебил… Если будешь отвлекаться, я действительно выиграю.

Я сосредоточенно смотрю на чёрный шар и натираю кий мелом:

– Мечтай дальше.

Залпом допив оставшееся пиво, я мысленно обвинил себя за две лишние кружки – видимо, размолвка с близким человеком оказалась для меня ещё более болезненной, чем я предполагал. Я постарался смотреть только на шары. Следующий удар принёс мне победу, однако я был совершенно этому не рад, так как все мои мысли были только о том, как бы набраться смелости и заговорить с тем, кто нужен мне почти так же сильно, как воздух. Повернувшись назад, я наткнулся на пронзительный взгляд Грега.

У меня резко закружилась голова, а дальше всё было как в тумане, ибо в тот вечер я выпил вдвое больше, чем обычно себе позволяю».

Далее записи в дневнике обрывались, так как события приняли слишком уж неожиданный поворот. Привычка детально описывать действительность помогала Себастьяну из года в год наводить порядок в голове. Однако порой его разум упускал из виду слишком уж необъснимые вещи, которые так и не попадали на бумагу. В комнате парня было несколько блокнотов, в каждом из них хранились его воспоминания. Позже все они были сожжены его собственными руками, и он записывал мысли на тетрадных листках, а затем разрывал их на мелкие кусочки и выбрасывал так, словно их никогда и не было. В какой-то момент он стал думать, будто дневников этих вовсе не существовало.

Его чувства, мысли, эмоции из раза в раз переносились на листы бумаги, которые мгновенно уничтожались им же. Он подозревал о том, что его разум устроен иначе, но сам себе никогда в этом не признавался. А потому его аутистический спектр восприятия реальности был тайной даже для него самого. Себастьян трезво смотрел на мир, но во многих вопросах не мог быть до конца честным с самим собой.

Глава 6. Вне поля зрения

Практически в любой сказке вам будут попадаться злые волки, лисы и медведи. Однако ни в одной из них не будет упомянут опасный кабан.

А. Шафи-Ги, "Быль о науке и магии", 11.

В тихом и спокойном Фламинго Таун жизнь протекала на редкость размеренно: драмы разворачивались вне поля чьего-либо зрения, а проявления радости зачастую были весьма сдержанными. Жители крошечного городка все были будто не от мира сего, а потому без особых эмоций реагировали как на взлёты, так и на падения.

Себастьяну такой медитативный темп жизни был на руку, а потому целыми днями он монотонно стучал то по клавишам синтезатора, то по клавиатуре ноутбука. Удаленная работа вполне устраивала его, хотя выполнение заказов порой давалось ему непросто: нередко заказчики просили работать с чужим кодом, а это всегда заканчивалось переписками с предыдущими подрядчиками. Приходилось раз за разом уточнять множество различных деталей и выслушивать десятки неразборчивых голосовых сообщений от незнакомых людей. Ещё одной сложностью был поиск заказов, приходилось постоянно заходить на биржи труда или на форумы.

Благо, мир не без счастливых случайностей: вышеописанные напасти исчезли, словно прах пред лицом ветра, когда удалось заключить годовой контракт с небольшой студией разработки видеоигр. Основатель студии был человеком творческим, а потому нередко совершал весьма импульсивные и необдуманные поступки (начиная от смены имени, заканчивая решением нанять работников деликатной индустрии для рекламы новых продуктов студии). Звали его N., а фамилию его запомнить никто не мог, ибо та было персидской и очень древней. Окружающие настолько часто искажали её неправильным произношением, что владелец студии просил всех обращаться к нему по псевдониму Дэс. Поскольку практически все сотрудники являлись представителями гик-культуры, подобный расклад их устраивал.

Себастьян не представлял, как выглядит Дэс. Ибо тот никогда не включал камеру во время онлайн-совещаний, да и вообще был человеком скрытным. В мессенджерах вместо своих фотографий он ставил либо иконы, либо диджитал-арты современных художников. Сам себя Дэс называл агностиком, однако всем было известно, что тот молится по два часа в день. Его нельзя было назвать консервативным человеком, ибо тот практически не посещал религиозных учреждений и недолюбливал все праздники – как светские, так и церковные. Он говорил подчёркнуто вежливо, но иногда переходил на личности или в открытую игнорировал людей. Дэс имел странное прошлое, удивительное настоящее и непредсказуемое будущее.

Впрочем, личная жизнь N. особо не волновала Себастьяна, ибо аутичный брюнет думал лишь о том, как бы жить максимально тихо и незаметно.

Подобный стиль мышления не особо нравился родным неразговорчивого программиста. Элина считала сына чрезмерно нелюдимым и часто обвиняла его в пассивности. Периодически она пыталась давить на его чувство вины – изображала из себя страдалицу и проливала крокодильи слёзы. Она не способна была испытывать глубоких чувств и эмоций, но весьма неплохо отыгрывала их. Её можно было считать ядовитой змеёй в шкуре зайца или же чёртом в костюме порядочного человека. Характер её был несколько противоречивым, вся её личность была сделана из сплошных оксюморонов: она была помешана на своей внешности, но работала плотником; она думала только о крепких членах, но всю жизнь осуждала единомышленников; она постоянно манипулировала окружающими, но искренне верила в свою бесхитростность. Словом, громко ненавидела в окружающих то, чего не желала видеть в самой себе. Впрочем, так делала далеко не она одна – увы, подобным грешил каждый второй представитель вида Homo sapiens. Люди склонны грешить и лгать самим себе, однако им крайне непросто признаваться самим себе в ошибках.

Сама по себе природа нашего материального мира подталкивает всех живых существ к борьбе за жизнь и за место под солнцем. И порой некоторые из нас ступают по головам. Одни ради наживы, вторые ради удовлетворения собственного эго, а третьи во имя утешения своей совести. Зависть, злоба, жадность отдаляют нас от Бога максимально далеко. А потому многие даже под страхом смерти не сознаются в собственной завистливости или алчности.

Люди всегда находят какие-нибудь предлоги для того, чтобы отбелить собственные грехи. Порой враньё у них заходит так далеко, что они искренне верят в собственный вымысел. Практически любую грязь можно искусственно оправдать, используя избитые отговорки и прикрываясь чем-нибудь благовидным. Увы, порой такие оправдания звучат настолько убедительно, что их практически невозможно изобличить.

Наиболее наглядные примеры подобного (примеры, в которых мы можем отчётливо лицезреть такого рода ложь) можно увидеть в классической литературе. Ибо там каждый поступок нередко разбирается по косточкам. Взять к примеру Теорию Раскольникова – о ней слышал абсолютно каждый. Бывший студент-юрист из Санкт-Петербурга вынуждено бросает учёбу, перестаёт брать какую-либо дополнительную работу, впадает в депрессию и оказывается в глубокой яме отчаяния. Его ситуация плачевна и частично в ней виновата воля судьбы (то бишь не он сам). Из-за голода и уныния он приходит к мысли о том, что имеет право лишить другого человека жизни. Им движут отчаяние и нужда, однако сам он придумывает себе простое и ёмкое оправдание. Раскольников начинает сравнивать себя с Наполеоном и вбивает себе в голову, что принадлежит к числу избранных – необыкновенных людей, которым дано право забирать чужие жизни ради собственного блага. А свою жертву он называет злым и жадным существом. В его словах есть некая доля правда, которая и служит тем самым доводом, на который он опирается. Но это никак не отбеливает черноты его греха. Говоря проще: он нарекает себя высшим существом, а старуху-процентщицу – антагонистом. Он искренне верит в ложь, которую придумал его разум.

Правда же заключается в том, что он попросту голоден и морально сломлен, а все его выдумки служат лишь прикрытием для весьма прозаичного желания достать денег. И всю свою философию он создал лишь для того, чтобы заглушить голос совести и ограбить того, у кого деньги есть.

Благочестивость его заключается в том, что он находит в себе силы для того, чтобы признаться во всём как самому себе, так и окружающим. А также имеет достаточно высокое самосознание, чтобы расплатиться за свой проступок лучшими годами собственной жизни. То бишь взять на себя полную ответственность за свои ошибки и признать их.

В подавляющем большинстве случаев люди не способны на подобное, ибо малодушны и жаждут казаться (хотя бы самим себе) хорошими. Забавно и грустно то, что за столько веков многое не изменилось. Ведь в наши дни (ровно как и в момент создания романа о студенте с топором) люди часто убеждают себя в собственной избранности, дабы не расплачиваться за ошибки.

Однако вершиной бесчеловечности являются грязные поступки, совершаемые под маской благотворительности. Особенно такие, которые совершаются вовсе не ради того, чтобы выжить, а просто забавы ради. Эдакой охоте не ради пропитания (и даже не ради трофеев), а ради веселья. Но не будем об этом – нить нашего повествования уже итак довольно сильно отдалилась от тихого и спокойного городка в Долине Солнечного Света.

***

Если бы рыба пыталась научить орла плавать, она бы упорно твердила ему ни в коем случае не покидать уютных вод океана. А орёл бы постоянно стремился к поверхности, дабы сделать хотя бы пару глотков живительного воздуха.

В наши дни наука смело разбрасывается советами для людей с РАС и с СДВГ, абсолютно не понимая того, с чем именно им приходится сталкиваться. Продолжая дышать жабрами и двигать плавниками рыба с умным видом советует птице прикрепить к телу утяжелители, дабы та не барахталась беспомощно на поверхности, а была ближе к рыбам – на глубоком дне, где в принципе невозможно дышать, если у тебя лёгкие, а не жабры.

Но как вообще все птицы оказались в таком месте, где один лишь океан? Никто не знает. Однако всех пернатых отчего-то занесло туда, где многочисленные волны и течения носят их по бескрайним просторам, которые никак не подходят для их душ и тел.

Глава 7. Неточный удар и громадные полчища бабочек

Старое небесное светило раскололось на части и стремительно грохнулось на землю. И не осталось у него ничего, кроме удивительных доспехов, когда-то выигранных в споре с богатейшим рыцарем мира.

А. Шафи-Ги, "Быль о науке и магии", 12.

Основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд утверждал, что миром правят «жажда власти, секс и чувство голода». С течением времени жернова мироздания стали двигаться быстрей, и список этих вещей пополнился ещё парой позиций – жаждой славы и жаждой денег. Вне поля зрения оказалась любовь.

Если бы Маркуса попросили побежать на другой конец света ради встречи с Астрой, он бы тут же подскочил с места и полетел со скоростью звука за ней, не обращая внимания ни на что иное. Если бы ему попросили рассказать о достоинствах эпатажной барабанщицы, он бы мог перечислять их сутками, абсолютно игнорируя любые её недостатки. Если бы кто-то захотел узнать имя самой красивой женщины на планете, Маркус бы без раздумий сказал:

– Идиот, это же очевидно! Астра! Астра самая прекрасная девушка во всей галактике! Она всегда говорит то, что думает, никому не пожирая мозг. Она яркая, смелая, шикарная… Она играет на барабанах и на флейте!

Довольно раскованный парень при виде этой сумасбродной дамы резко становился неловким, стеснительным и туповатым. Ему ни стоило труда флиртовать с незнакомками и звать на свидания едва знакомых личностей. Но даже дружеский разговор с Астрой порождал в его животе громадные полчища бабочек, которые бесстыдно пожирали способность адекватно мыслить. Маркус постоянно искал поводы для встречи с возлюбленной, всячески намекал на свои чувства, оказывал небольшие услуги и улыбался, как придурок.

Пару раз он посвящал ей песни. Будучи посредственным музыкантом, он не способен был на создание шедевров или хотя бы хитов местного разлива. А потому его творчество не затрагивало струн чужой души. Он был хорош собой и улыбчив, но на этом его достоинства заканчивались. Маркус не мог похвастаться ни толстым кошельком, ни престижной работой, ни наличием недвижимости, ни роскошным автомобилем. Он постоянно пытался заработать, но ему не доставало дисциплины и образования для того, чтобы трезво подходить к делам. Он был буквально воплощением дикости и хаотичности, а потому его раздражал слишком уж организованный Себастьян с его тошнотворным вниманием к мелочам – взгляд брюнета был либо сосредоточенным, либо отсутствующим.

Они неплохо ладили, но со временем поводов для антипатии накопилось немало. Во время выездов на редкие выступления многие девушки открыто проявляли сексуальный интерес к отстранённому брюнету. Для того, чтобы добиться внимания, Маркусу требовалось проявлять смекалку и кокетничать. И даже при таком раскладе дамы не бросались ему на шею. В случае с Себастьяном всё было с точностью до наоборот – не прилагая никаких усилий, он притягивал к себе заинтересованные взгляды, словно магнит. Доходило до того, что нетрезвые девушки в барах забирались на сцену и жадно целовали его в губы, предлагая свой номер телефона. Особо смелые сразу хватались за член и буквально умоляли переспать с ними. Более скромные подходили в конце выступления к Маркусу и… просили дать им контакты Себастьяна.

Это уже не лезло ни в какие ворота. Подобные ситуации невольно опускали самооценку гитариста ниже плинтуса, а затем с наслаждением размазывали её по полу. Каким-то образом Маркус сдерживался, пытаясь сохранить дружбу или хотя бы нейтралитет. Однако чаша его терпения переполнилась через край, когда он увидел, какими безумными глазами Астра смотрит на «дотошного психа». Заинтересованность девушки была настолько заметна, что спутать её с чем-либо иным было невозможно. Такое зрелище казалось улыбчивому музыканту душераздирающим – у него на глазах кто-то зверски похищал любовь всей его жизни. Девушка его мечты готова была навеки остаться с тем, кто не собирается даже пальцем пошевелить ради того, чтобы быть с ней.

Маркус не мог понять, почему кому-то судьба просто так отдаёт то, о чём сам он мечтает на протяжении долгого времени. Он чувствовал себя так, словно азартный игрок, годами принимавший участие в лотерее, а затем столкнувшийся со счастливцем, который срывает джекпот с первой попытки. Им овладевала злость небывалой силы, и он не в силах был противиться волнам гнева, которые швыряли его самообладание из стороны в сторону так, словно это какая-то утлая лодчонка в открытом океане.

Барабанщица в открытую проявляла свои чувства, абсолютно позабыв о стеснении или боязни отказа. Усугубилось всё тогда, когда девушка временно перестала посещать репетиции, а затем принялась за старое с удвоенной силой. И вот тут-то Маркус уже не скрывал даже от самого себя, что Себастьяна он ненавидит всеми фибрами души.

Вишенкой на торте была игра в бильярд: «дотошный псих» выигрывал так часто, что в какой-то момент Маркус пытался менять правила на ходу. Но даже тогда, когда всё доходило до полного абсурда, гитарист раз за разом проигрывал сыну плотника. Конфликт достиг пика после того, как музыканты выпили больше обычного. Хотя начиналось всё относительно мирной беседой о том, как сильно Себастьян скучает по Грегу, своему новому другу:

– Я поступил очень глупо и наговорил ему много лишнего. Он был немного резок, а я вышел из себя и окрестил его латентным маньяком. С тех самых пор он меня десятой дорогой обходит.

Страдания соперника обрадовали Маркуса, и тот невольно позлорадствовал:

– Я рад, что ты наконец понял каково это, когда ты слишком сильно к кому-то привязан. Наверняка больно получать от ворот поворот, не правда ли?!

– Я буквально места себе не нахожу. Ты когда-нибудь скучал по близким?

– Скорее тосковал. Знаешь, я не удивлён, что у тебя размолвки с приятелем. Ты отшил его максимально жёстким образом. Если бы меня кто-то обозвал маньяком, я бы часами таскал его за волосы и бил головой об стену.

– Грешно гневаться.

– Ой, да пошёл ты! Я не понимаю, как ты вообще находишь с окружающими общий язык. В ведь тебе нет ничего интересного, ты постоянно пялишься в одну точку и говоришь что-нибудь занудное.

Себастьян задумался:

– Это может быть одной из причин, по которой Грегу могло быть со мной скучно.

– Разумеется. Люди приходят и уходят. Любая дружба рано или поздно заканчивается, это нормально.

– Нет, это плохо. Я хотел бы переместиться в прошлое, чтобы поступить иначе. Меня будто на части разрывают…

– Да что ты говоришь!

Себастьян зажал в руках кий, а затем покосился в сторону входной двери. В паб зашёл Грег, закрыл за собой дверь, подошёл к барной стойке, расстегнул куртку, буднично поздоровался с мэром Людвигом и владельцем заведения Пегасом, окинув помещение презрительным взглядом. Маркус заметил, как руки Себастьяна задрожали от волнения, и тот впервые за долгое время сделал очень неточный удар.

Порядком подвыпивший Маркус громко усмехнулся:

– Чувак, ты теряешь хватку.

Гитарист едва держался на ногах, а потому сыграл ещё хуже. Разочарованно цыкнув языком, он отошел от стола и осуждающе посмотрел в сторону барной стойки:

– Небось рассказывает всему миру о том, как ты перед ним прогибаешься. Или рассуждает о том, какой ты дебил… Если будешь отвлекаться, я действительно выиграю.

Себастьян сосредоточенно посмотрел на чёрный шар и натёр кий мелом:

– Мечтай дальше.

Залпом допив оставшееся пиво, парень едва заметно толкнул краем кия биток. Для Маркуса этот удар обернулся поражением, однако аутичный брюнет отреагировал на свою очередную победу полным равнодушием. Из глубины заведения показалась Астра, которая тут же захлопала:

– Вау, классно! Так держать!

Невесомо целуя сына плотника в висок, она приобняла его за плечи и улыбнулась. Смотреть на это было так болезненно, что Маркус с яростью швырнул свой бокал с пивом в стену, и тот разбился вдребезги, разлетаясь на множество прозрачных осколков. Алкоголь ударил в голову, и музыкант набросился на товарища с истошными криками:

– Придурок! Не смей относиться ко всему так спокойно!

Реакция Астры оказалась молниеносной: она поспешно отстранилась от Себастьяна и схватила Маркуса так, чтобы он не смог вырваться. Барабанщица и флейтистка очень удачно перехватила руки гитариста ровно посередине, тем самым заблокировав локти. Не ослабляя хватку ни на мгновение, она твёрдо намеревалась избавить любимого человека от агрессивных нападок «неадекватного ублюдка». Её вмешательство в процесс злило Маркуса ещё сильнее, ведь ему бы так хотелось, чтобы Астра переживала за него, а не за этого «дотошного психа». Окончательно его добила следующая реплика:

– Если ты его хоть пальцем тронешь, я лично сожгу твой дом и закопаю тебя заживо на городском кладбище! Не смей даже приближаться к нему!

Маркусу показалось, что его мир рушится. Он был близок к тому, чтобы разрыдаться прямо на публике, но вместо этого наступил на ногу флейтистке, чтобы она ослабила хватку. Он был уверен, что не сделал ей сильно больно, но Астра громко закричала. Шум привлёк ещё больше внимания к происходящему, и все посетители ринулись в эпицентр конфликта. Он заорал пуще прежнего:

– Пусти меня, сука! Я надобью этому недомерку морду!

Девушка не собиралась отступать от задуманного, для надёжности впившись в его живот острыми ногтями со свежим маникюром:

– Следи за языком, болван! Ты пьян!

Переборов чувство вины, Маркус ударил девушку локтем, оттолкнув её в сторону. Толпа возбуждённо загудела, он схватил кий и направил острие на Себастьяна:

– Сейчас я выколю тебе глаза! Нельзя вот так вот просто забирать у кого-то любовь всей жизни!

В поле зрения показался Грег, и Себастьян постарался не смотреть на него, хотя безумно был рад видеть его снова. Скрывая волнение, он невозмутимо взял в руки пару шаров для бильярда и отстранился, готовясь к броску:

– А ты попробуй… Я меткий.

В толпе послышался смешок:

– Идиот! Кто вообще дерется с помощью этих безобидных мячиков?

Маркус сделал выпад вперёд, надеясь достать до цели. Однако Грег поставил ему подножку, и тот благополучно свалился на пол. Мужчина выхватил из его рук кий и направился в сторону друга. Себастьян встретился с ним глазами, но внезапно почувствовал себя дурно и отвернулся. Вскоре его вырвало прямо на стол для бильярда, в помутневшем сознании парня пронеслось чувство вины вперемешку с волной стыда.

Вовремя подоспевший владелец заведения Пегас схватил рвавшегося в бой Маркуса. Мысленно он поразился увиденному, так как ни разу не видел гитариста настолько разъярённым. Официантка побежала в сортир за тряпкой, чтобы отмыть рвоту. Грег невозмутимо помог Себастьяну подняться, а затем спокойно взял его под руку:

– Твой приятель недоволен тем, что ты его вечно обыгрываешь. Пойдём отсюда.

Он никак не отреагировал на его слова, вид у него был отстранённый – быстрое развитие событий ставило его в тупик и вводило в оцепенение. Приняв его молчание за согласие, мужчина решил как можно быстрее покинуть помещение вместе с Себастьяном. Крепче сжав его ладонь, он достал из кармана несколько крупных купюр и сунул их в карман Пегасу:

– Это за испачканный стол для бильярда, а также за пиво, которое заказывал мой друг. Спасибо, что вовремя подоспели. Этот ублюдок действительно выколол бы ему глаз. Думаю, нам лучше уйти. Жаль, что такой чудесный вечер испорчен.

-– Всё в порядке.

Астра разочарованно посмотрела на собственные ногти, маникюр был испорчен из-за инфантильной выходки Маркуса. Это неизбежно должно было вылиться в новые траты – походы к востребованному мастеру маникюра стоили недёшево. Волна злости подталкивала девушку к скандалу, но она решила не уподобляться «истеричному придурку», который пытался вырваться теперь уже из хватки Пегаса. Владелец заведения был физически сильнее хрупкой дамы, а потому от цепких рук отделаться было уже не так просто.

Астра попыталась отыскать взглядом Себастьяна, однако тот уже покинул заведение. Она напряжённо выдохнула из лёгких воздух, поднялась с пола, подошла к Маркусу и неспешно помахала перед его лицом тыльной стороне кисти, демонстрируя два поломанных ногтя:

-– Ты хоть представляешь, сколько приходится тратить женщинам просто для того, чтобы вписываться в современные стандарты красоты? Это астрономические суммы, приятель. Когда протрезвеешь, я потребую с тебя компенсацию за испорченный маникюр.

Пока тот продолжал выкрикивать проклятья и вырываться из рук Пегаса, Астра подозвала к себе официантку:

– Чек, пожалуйста. Я заказывала два бокала розового вина.

Глава 8. Полное избавление от основного инстинкта

Достаточно одной капли вина, чтоб окрасить целый стакан воды, а чтоб испортить настроение целому собранию хорошеньких женщин, достаточно появления женщины еще более хорошенькой, – особенно когда в обществе есть мужчина.

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери"

Грег до истерики боялся к кому-либо привязываться или рассказывать о себе всё и сразу. Во избежание потенциальных страданий, он порой надолго прекращал общение с объектом дружеской симпатии. Двери чужой души то открывались нараспашку, то громко закрывались перед самым носом. Они отдалялись друг от друга по очереди: то «фермер» от программиста, то программист от «фермера». Ведь каждый из них имел свои причины для того, чтобы бояться привязываться хоть к кому-то всерьёз. Чем лучше мы чувствуем себя с кем-либо, тем больнее лишаться этого «кого-либо».

Будучи мягким от природы, Грег искусственно приучил себя к применению радикальных мер при малейших признаках тревоги. Его всеобъемлющая доброта была скрыта под прочнейшими доспехами, возникшими после бесчисленного множества сражений с суровой действительностью. Дополнялось это тем, что в юности мужчина довольно часто терял тех, кто представлял для него интерес. А потому он общался с новым другом так, словно в любой момент готов был послать его куда подальше. Грегу было банально страшно признаваться себе в том, что он в рекордно короткий срок привязался к нелюдимому затворнику.

В случае с Себастьяном всё было в разы проще: его нейроотличность заставляла окружающих ошибочно толковать действия и слова парня, что неизбежно приводило к беспочвенным обвинениям и нападкам в сторону аутичного брюнета. Со временем в нём твёрдо засело убеждение, будто все люди в мире жаждут сделать ему больно ради забавы. Неприятно было и то, что даже его молчание могли трактовать как угодно, додумав таких небылиц, которые иному и не снились. Череда страданий приучила его смотреть на мир сквозь мрачную пелену старых воспоминаний.

Грег ему казался огромным куском стали, вокруг которого сверкают ярчайшие молнии, способные в любой момент поджарить неугодных. Себастьян полагал, что именно такая разновидность холода обычно и была присуща ученым, которые слишком погрузились в чертоги разума и напрочь утратили связь с собственной душой. Ему казалось, будто над ним просто смеются. В целом, его выводы были логичны – со стороны всё выглядело так, словно его друг просто любит поиграться с чужими эмоциями.

В действительности же Грег всего лишь смотрел на жизнь и на человеческие взаимоотношения с научной точки зрения – раз прокатило с собакой Павлова, прокатит и тут. Если навязать кому-то какой-нибудь рефлекс, то избавиться от него будет сложно. Возвышенные чувства и эмоции работают по такому же принципу, как и инстинкты у животных. А значит, управлять ими настолько же просто и легко. Они подобны механизмам, которые слепо повинуются тому, кто раз за разом нажимает на кнопки.

Хочешь, чтобы дерево давало плоды? Посади его в благодатную почву и напичкай удобрениями! Плодов нет? Полей водой и избавь от паразитов! Плодов нет и дальше? Дай больше солнечного света и впрысни пестициды или какую-нибудь химию. Снова нет?! Вырви его с корнями, разруби на мелкие кусочки и используй в качестве дров.

Выдуманная Грегом методика работала всегда и во всём: в карьере, в учебе, во взаимоотношениях с людьми. Череда механических и безэмоциональных действий позволила ему благополучно обзавестись многочисленной недвижимостью, духовными и материальными благами, знакомыми.

И всё же, однажды система дала сбой. Случилось это незадолго до знакомства с Себастьяном и переездом во Фламинго Таун. Ситуация была на редкость банальной – Грег был вынужден решать одновременно три проблемы: бороться с проблемами в его мелком бизнесе, справляться перегоранием на работе в Корпорации «Гротеск» и переживать разрыв с любимой девушкой, которая, по его словам: «Нагло исчезла из моей жизни, оставив после себя лишь обломки моего разбитого сердца». Череда слёз и соплей была следствием её измен и его слишком уж странных бытовых привычек, с которыми адекватный человек мириться бы не захотел.

Сам Грег ничего странного в них не видел, и для него всё происходящее превратилось лишь в один безликий комок боли, «возникший из ниоткуда». Получив в наследство от деда виллу с участком земли, он оперативно уволился с работы, окончательно прекратил общение с некогда любимой дамой, передал другу половину полномочий в управлении их общим делом (небольшой типографией), как ни в чём ни бывало собрал вещи и переехал во Фламинго Таун. В личном дневнике Грега все эти события были описаны просто и лаконично: «Если бы девушка моей мечты осталась со мной, я бы никогда не подумал о том, чтобы тащиться в эту дыру. Только вот она меня нагло бросила, и событие это совпало с моим фееричным увольнением по собственному желанию».

Он буквально сбежал сюда от всех и от всего. И ему не составило труда превратить это разрушенное место в рай на земле. Всё было идеально. Всё, за исключением одного крошечного факта, о котором Грег весьма прямолинейно выразился в своих записях:

«Существование моё обременял лишь один крошечный факт —Себастьян не проявлял особого интереса к реальности, заставляя меня регулярно "наслаждаться" его отчуждённостью. Он как будто боялся тесного взаимодействия с окружающим миром, мотивируя это тем, что люди порой ведут себя как бездушные роботы. Отчасти я был согласен с ним, но его мышление ставило меня в тупик. Несмотря на это, каким-то непостижимым образом этот человек сделал меня в десятки раз счастливее, чем кто-либо ещё. Вероятно весь секрет таился в его умении слушать или делать вид, будто он слушает. Я прежде не строил столь крепких духовных связей со своим окружением (исключением был лишь один мой университетский друг), слишком уж привычно было держать всех на расстоянии.

Жизнь принудила меня стать гораздо жёстче, чем мне хотелось бы. По природе я пацифист, от моего миролюбия многим стало бы тошно. Таких как я нередко называют «тошнотворно хорошими» или «чересчур правильными». Люди подобного типа (эдакие «типичные отличники») либо становятся чьими-то марионетками, либо с головой ударяются в пороки при столкновении с первой же серьёзной проблемой. Я благополучно избежал столь печального расклада событий – меня спасло моё терпение, которое было отнюдь не ангельским. Моя нетерпимость к дискомфорту, беспорядку, неорганизованности мотивировала меня постоянно бороться за порядок, системность и чистоту.

Далее на мой характер наложились профессиональные привычки. Их влияние было столь сильным, что я изменился до неузнаваемости. Если бы в юности мне довелось увидеть нынешнюю версию себя, то мы бы точно не поладили. После работы преподавателем литературы в колледже я стал очень строгим, после карьеры продавца научился врать, деятельность в редакции заставила быть внимательным к деталям, научная деятельность приучила быть терпеливым и обучаемым, а собственный бизнес (торговал я всем, что под руку попадалось) развил во мне находчивость. Помимо профессиональных привычек появились и черты характера, приобретённые с опытом, но изначально мне не присущие.

Отношения с девушками помогли убедительно вешать лапшу на уши и правдоподобно клясться в любви; правда позже я счёл сие нечестивым и перестал обещать дамам того, чего дать им не в силах. Я решил, что чистая совесть и высокая мораль мне в разы дороже, чем регулярные половые связи. В конце концов, истинное счастье можно обрести лишь в крепкой любви, а минутные удовольствия слишком уж призрачны и скоротечны.

Годам к двадцати я всерьёз поверил в карму и Бога, то бишь в Провидение. Путём наблюдений я заметил, что зло и добро неизменно возвращаются к нам. Порой, для этого требуется пара дней, иногда пара месяцев или даже лет. Но расплата или вознаграждение неизменно падают нам прямо на голову.

Один мой знакомый пять лет морочил даме сердца голову, обещая жениться, а после бесследно исчез. Спустя декаду он угодил в колонию общего режима ровно на шестьдесят месяцев. Мой коллега с пятью детьми систематически отлынивал от работы, так как был уверен, что его не смогут уволить. Будучи посредственным специалистом, он из зависти оказывал на меня психологическое давление (обуславливая его разницей в возрасте). Ровно через два года три его сына скончались на месте в автомобильной катастрофе.

Начальник навязывал мне свою религию и регулярно пытался общаться со мной ближе, чем мне хотелось бы. Спустя полтора месяца его сбили на дорожном переходе, и он десять месяцев не мог появляться на своём рабочем месте. Через пять лет его навязчивость была дополнительно наказана смертью его внучки, а также алкоголизмом его сына. Не думаю, что это было достаточно сильным наказанием. Ибо искренне верю, что люди, раздающие другим непрошеные советы и лишние знаки внимания, лишены души, человечности и любви к ближним.

Я четыре года безумно любил скрипачку Жанну, но она видела во мне лишь друга. Она постоянно снилась мне, и я переписывался с ней по пять часов в день. Её фотография стояла у меня в качестве обоев на рабочем столе в телефоне, а также в качестве экрана заставки. Каждое её сообщение вызывало во мне одурелую улыбку. Она не отличалась ни красотой, ни чувством такта, но её жизнелюбие неизбежно заставляло сердце биться чаще. Её стиль общения даже с натяжкой нельзя было назвать нормальным, ибо эта девушка регулярно отправляла мне провокационные снимки (хотя я не просил), а затем говорила, что идёт на свидание с кем-то другим. Я преследовал её настолько настойчиво, что сейчас меня охватывает глубокий стыд, от которого я нигде не могу скрыться. Что может быть отвратительнее, чем зависимость от кого-либо или от чего-либо?!

Мне было двадцать четыре года, и я не отличался умением скрывать душевные порывы; все эмоции были буквально написаны на моём лице. До встречи с Жанной я уже неоднократно состоял в романтических и сексуальных отношениях, но ни одна из моих пассий не вызывала и сотой доли тех эмоций, которые я получал при взаимодействии с ней. Мы начали встречаться, но вскоре расстались и навсегда прекратили нашу связь.

За то, что я любил её, мне вернулась дурная карма – какое-то время мне пришлось общаться с людьми, которых слишком занимала моя личная жизнь. Моё чрезмерное внимание к даме сердца наверняка доставило ей дискомфорт, а потому я сам столкнулся с неадекватным интересом к моей персоне.

Вишенкой на торте стал маньяк, который увязался за мной в тёмное время суток. Дело было в декабре, и на голову этого ничтожества упала увесистая сосулька. Из его черепа брызнула кровь, и я убежал. Страх лишил меня уникальной возможности видеть его мозги, растекшиеся по заснеженному асфальту. Я не переношу подобного рода зрелищ, увы.

Это событие стало для меня хорошим уроком, заставившим меня поверить в то, что жизнь всегда возвращает нам то, что мы ей даём.

Но вернемся к сути. После идиотского случая на фестивале Себастьян меня избегал, а заставить его объясниться я не мог. Невероятно сложно жить, когда ты платонически привязан к человеку, который упорно молчит.

Как правило, в подобных случаях я всегда рубил с плеча: не желаешь общаться – иди лесом. Мне легко было выкинуть из своей жизни любого, кто начинал морозиться или как-то давить на меня. Однако тут система дала сбой, ведь я слишком уж привык к ощущению счастья, которое накрывало меня при общении с этой своеобразной личностью.

Обычно люди мечтают о собственной квартире, дизайнерской одежде, новенькой иномарке и здоровых зубах. У меня всё это было в изобилии. Генетика позволяла мне без особых усилий выглядеть молодо, близкие друзья упрощали процесс зарабатывания денег, родственники из Европы на регулярной основе дарили брендовые вещи, а горький жизненный опыт спасал от мягкости врождённого характера. Иными словами, я имел всё, что требовалось среднестатистическому человеку в мои годы. Поэтому я мечтал о человеке, благодаря которому моё тело само по себе начинало вырабатывать лошадиные дозы дофамина.

В погоне за материальным благополучием и головокружительной карьерой люди нередко теряют умение строить платонические связи с окружающими. Настоящая дружба вымывается из их жизней так же, как песок утекает из сита с золотыми самородками.

Я интересовал всех местных девушек (за исключением Астры, ибо её помыслы были заняты лишь заработком денег, покупкой портупей и попытками привлечь Себастьяна). Однако это не приносило мне радости, так как моё сердце ещё не оправилось от разрыва с Жанной. Усугублялось всё тем, что после расставания с ней я перестал получать удовольствие от коитуса. С потенцией всё было в порядке, но вот эмоционального удовлетворения от половых актов я больше не получал. Временно забыв о плотской стороне жизни, я принял добровольную аскезу на секс. Можно сказать, что сумасбродная скрипачка оставила мне щедрый прощальный «подарок» – полное избавление от основного инстинкта.

Во Фламинго Таун было проще слиться в одно целое с природой и забыть о страстях, которые терзали меня в Санрайз Сити. Небольшой городок весь утопал в зелени дубов, сосен, клёнов и берёз. Кругом были источники с водой: дикие волны на небольшом пляже, спокойные потоки рек и ручьёв, умиротворённая гладь лесного озера. Просторные улицы были застроены аккуратными частными домами, но практически никто из местных не занимался ни садоводством, ни животноводством. Люди жили в достатке, но не тяготели к роскоши. Исключением были лишь отдельные индивиды с отвратительным голосом и со склонностью к шопоголизму, но их страсть к покупкам была обусловлена скорее душевными травмами, чем любовью к громким брендам.

В перерывах от работы (бизнесом я руководил удалённо, отдав более половины своих полномочий лучшему другу) я либо вёл записи в дневнике, либо рисовал в воображении образ равнодушной скрипачки, либо вспоминал тощего брюнета, днями напролёт сидящего за монитором компьютера».