Читать онлайн Осколки бесплатно

Глава 1

2082 год, Россия, город Оренбург.

Шершавая, вся изъеденная глубокими морщинами ладонь, осторожно водила по стеклу.

А за окном кружился изумительно белый снег, это нещадно навевало грусть и тихую меланхолию. В камине потрескивали дрова, в углу примостилась наряженная ёлка, а на паласе блаженно растянулся большой рыжий кот.

Она и сама хотела бы потянуться, как следует, размять свои скрипучие старые кости. Наконец, поежившись, женщина отошла от окна, и, накинув на свои сгорбленные плечи шаль, села возле стола. У её ног на полу стояло несколько ящиков, сверху донизу заполненных блокнотами и тетрадями разных цветов и форматов. Судя по выцветшим и замурзанным обложкам некоторых из данных экземпляров можно смело сделать вывод о том, что записи Аделия ведёт аккуратно и систематически в течение многих лет…

И вот старушка тянется к одной из тетрадей, смахивает пыль с её обложки и открывает оную…

"Я не знаю, будет ли вам интересен герой моего рассказа, но, тем не менее, я не могу молчать, мысли, записать свою историю давно будоражат мою голову и приводят меня в смятение. Если хотя бы один человек на земле прочтёт эти записи и вынесет из них, хоть какой-то поучительный урок, я буду очень счастлива…

21 век. Век современных компьютерных технологий и инноваций. Люди, которые стремятся лишь к зарабатыванию денег, отодвигая настоящие человеческие ценности на второй план. Взаимопонимание, любовь, дружба, сопереживание очень часто оказываются не в цене. Мы все куда-то бежим, к чему-то стремимся и, в конце концов, оглядываясь, часто понимаем, что опоздали за самым главным, за счастьем.

Такой же была и я, увы. Никогда не думала, что жизнь пролетит, словно один миг, и я не успеваю ничего исправить, не успею отмотать назад и вернуться к чему-то очень главному, на что мне вечно не хватало времени…

…Комната не представляла из себя ничего сверхъестественного. В углу приютилась небрежно прикрытая покрывалом кровать, а возле окна стоял самый обычный письменный стол, таких тысячи. Сумрак окутывал пространство будто ватой. В ней скрывалось все, оставались лишь неясные очертания предметов. Огонек свечи, зажженной на столе, храбро боролся с наступающей со всех сторон темнотой. За столом, положив на руки голову, сидел юноша. На вид ему было лет 17 – 18, одет он был строго: брюки, белая рубашка, тёмный пиджак. В правой руке он держал смятый лист бумаги.

Парень вздохнул и, наконец, поднял голову в сторону окна. Он сжал кулак, и бумага зашуршала в его руке. Думал ли он сейчас о чем-то? Нет. В голове было пусто и так же непроглядно как по ту сторону оконной рамы. Эмоций не было, так случается, когда ты измотан ни столько физически, сколько морально. Когда ничего не хочется, и чувствуешь, как где-то в глубине души шевелиться еле слышно пепел. Пепел, оставшийся от того, что уже было пережито, да выгорело до самого дна.

Этот человек был моим верным товарищем и лучшим другом.

Я понимала прекрасно, что с ним что – то не так и, конечно же, хотела ему помочь.

– Серёга что случилось? – спросила я у него. На что он мне ответил абсолютно поникшим голосом:

– Всё в порядке …

А затем, он не торопясь встал со стула и пошёл в свою комнату.

Зажигать огней в доме не хотелось. Приятно даже было видеть, как вползавшая через окна темнота пожирает все вокруг и предметы превращаются вдруг в зыбкие, размытые силуэты. Говорить со мною ему тоже, наверное, не хотелось. Особенно сейчас, когда злосчастное письмо, словно огонь продолжало прожигать ему руку. Да и что говорить. Слова – это просто слова, пустые звуки. И, конечно же, он знал, что я переживаю за него. Ведь и, правда, вид у него явно был потрепанный и растерянный. Но ему нужна была сейчас как раз вот эта вот темнота, да одиночество.

По сути, Сергей привык быть один. И даже находясь в толпе людей, он постоянно ощущал это зыбкое, несравнимое ни с чем одиночество. Оно ломало ему ребра порой, но в то же время дарило чувство невероятной свободы и легкости. Он брел по жизни волком. Его никто не ждал у огня, тревожно всматриваясь в окна.

Но даже одиночка порой нуждается в окружении близких людей.

–Серёга – Громко, даже требовательно повторила я – Что случилось?

В ответ молчание, оно несказанно меня сейчас бесило. Я не знала, как ему помочь, не могла разобраться в том, что произошло. В конце концов, я ведь не экстрасенс! И вдруг я слышу:

– Налей кофе…

Парень по инерции тянется к верхней полке и нащупывает на ней пачку сигарет. Вскоре и без того темное пространство застилают клубы едкого дыма. Друг. Что это за человек и почему он сейчас рядом? Ну, наверное, это единственное создание, от которого не приходится ждать ножа в спину. И лишь этот факт сдерживает в данную минуту тот поток нецензурного красноречия, который бы мог поставить в нашем разговоре жирную точку. Кофе, так смешно, но возможно ему и правда сейчас охота пить кофе, да глотать сигаретный дым!

Прошло всего пару месяцев с тех пор как не стало его отца, поэтому я вполне себе уже свыклась с теми перепадами настроения, которые у него всё это время были. Но на этот раз покоя не давал листок бумаги, который явно был письмом, и который внёс очередное смятение в душу моего друга. Долго молчать Сергей не умел, мы росли вместе, и я чётко это знала, поэтому так терпеливо ждала, пока варила ему на кухне кофе.

Наши матери работали вместе, дружили, фактически были неразлучны и совсем немудрено, что ровно месяц назад они всё также вместе уехали в Россию, где жили Серегины бабушка и дедушка. Было ясно, что мать парня хотела изменить свою жизнь в лучшую сторону, ей тяжело было осознать смерть мужа, а вот мотивы моей матери мне были абсолютно непонятны, как и то, что мне теперь приходилось быть "нянькой" этому великовозрастному ребёнку.

Как я и предполагала, за столом Сергей не вытерпел.

– Знаешь, Делька, мы переезжаем жить на Кавказ – с досадой выпалил он, насупившись, а я от растерянности выронила из рук чашку.

В распахнутое окно кухни врывалась достаточно тёплая майская ночь. Одесса погружалась в дрему размеренно медленно.

Не пришло месяца, а мы с Сергеем, держа в руках скромные чемоданы, стояли на перроне и с волнением в сердце готовы были вступить в новую для нас жизнь. А эта "новая жизнь" ворвалась в наши судьбы как шторм, стремительно, потому как последующие события замелькали невероятно быстро, словно кино, которое поставили на перемотку.

Городок, в который мы приехали, был непривычно маленьким и невзрачным. Но и в нём мы оставались совсем недолго, потому как нашим неугомонным родителям явно не сиделось на месте. Мамы укатили в Москву "на заработки". Чем это было? Вызовом или невероятной дуростью? Кто знает. Только факт оставался фактом: нас двоих "сдыхали" на попечение Сережиным родственникам и мы, фактически оказались предоставленными сами себе.

Итак, конечной станцией на пути нашего долгого следования оказалась глухая, забытая Богом деревушка, примостившаяся на левом берегу реки Кумы. Дом, в котором нам предстояло жить, был большим и просторным, впрочем, как и широкий двор, уводящий в нескончаемый огород, заканчивающийся покосившейся калиткой, ведущей прямиком на реку. Я загрустила, а Сергей словно ожил.

Лето вступало в свои права, и он полностью ушёл в деревенские хлопоты: косил траву на лугу, пас коров и долго-долго лежал на берегу, вглядываясь в бескрайнее небо.

Это уже не был тот молодой повеса, играющий чужими чувствами, бегающий на свидание разом с тремя девицами. Мы подолгу разговаривали, сидя у костра или на лужайке у покосившегося деревянного забора и, надо заметить, случилось непоправимое , я влюбилась. Увы и ах, сказка о любви для нас с Сергеем так и не началась, он считал меня лучшим другом, а я сходила с ума. Закончилось это тем, что в июле Сергей полюбил другую девушку, а я, горько плача ночами в подушку, весело улыбалась его дневной суете и рассуждениям. Кто бы только знал, что происходило тогда в моём сердце!

…Речная гладь, окутанная сизой дымкой наступающего на пятки вечера, неясный шепот ветра в кронах деревьев, звуки угасающего дня. Только речная гладь, я и моя боль, раздирающая ночные небеса на части. Признаваться себе в одном и том же сотни тысяч раз, пока мысли не начнут в ушах звенеть колокольным набатом. Почему я так ненавижу людей? Почему каждый раз, обжигаясь об них, словно глупый мотылек о лампочку я убегаю сюда зализывать свои раны? Ты смотрел мне в глаза так преданно, так свято верил в каждое слово и ловил каждый жест, что я, признаться, поверила, что человек, по природе своей бескрылое создание, сможет взлететь. По мере того как ты привыкал я терялась, а теряясь падала в бездонную пропасть полную осколков чьих-то уже разбитых вдребезги надежд, эмоций, неразделённых чувств. Что со мной? Почему я как наркоман со стажем чувствую огонь, растекающийся по венам вместе с кровью? Ломка?! Да, я вросла в тебя с корнями, внутренне уже окрестив "своим", а сегодня ты со слезами восторга на глазах рассказал о том, что душило тебя счастьем. О Боги! Да лучше бы ты взял нож и прямо с размаху вонзил его в мое сердце! Но я улыбаюсь, я жива, и я с восторгом слушаю о прекрасной девушке, чье лицо, будто ангелы в раю лепили, о ее глазах, руках, волосах, губах, которые ты так мечтаешь поцеловать!

Разряды тока, мысли, вихрями закручивающиеся в моей голове и тупая, ноющая боль в области сердца.

Крылья… Моих уже нет, ты только что их вырвал с корнем, обняв, улыбнувшись, а потом растоптав в пыли.

Есть "девочки – принцессы", от которых буквально все без ума, ну а я "свой наглухо парень", которому можно доверить все. Лестно?

Девчонки завидуют, хм, глупышки, а знают ли они, как это, собирать человека, которого безумно любишь, на свидание к другой? Умничать, подбирать ей цветы, давать последние наставления, смеяться, видя его смущение, крестить в дорогу желая удачи и долго смотреть вслед… Вот она цена настоящей дружбы. Затыкать в себе ревность, чувства, вгонять боль подальше в душу, а потом сидеть в темноте уставившись на воду и ничего не хотеть. Каждый раз, расставаясь с тобой, я зарекаюсь быть умнее. Не бежать сломя голову к тебе по первому звонку, когда тебе плохо, подставляя свое плечо. Зарекаюсь не закрывать тебя грудью перед другими, защищая, огораживая, оберегая, утешая. Но все меркнет. Все клятвы, данные в гордом одиночестве, рушатся, как карточный домик стоит лишь встретить взгляд твоих глаз. Безумие. Мы знаем друг друга слишком хорошо, мы изучили привычки друг друга уже до мелочей и нам даже не обязательно говорить какие-то фразы, достаточно только посмотреть друг на друга, чтобы понять, кто о чем думает. Да, я читаю твои мысли, а ты мои. Смешно, но мы не видим очевидного, мы продолжаем обжигаться о людей и спасаться друг другом. И, наверное, эта хрупкая грань боли и есть смысл. И эта боль, когда мы, расставаясь, вновь идем в разные стороны…

"Шло время и я смирилась с неизбежным. Сергей был влюблён, девушка, которую он выбрал, отвечала ему взаимностью, а я отступила куда-то в тень. И ,знаете, нестерпимая боль постепенно прошла, лишь изредка возвращаясь в долгие тоскливые вечера. Но и эти приступы хандры ушли. Я, как мне казалось, отпустила, выдохнула, посмотрела на мир другими глазами. Вскоре и у меня появился поклонник.

Его звали Сашка, и он был лучшим другом Сергея. Знаете, а я и сейчас думаю, что он был намного лучше нас всех…

Романтичный парень настойчиво завоёвывал моё сердце, и однажды я поняла, что он мне очень дорог. А может мне просто хотелось обмануть саму себя, доказать что-то Сергею? Боже мой, если бы я знала тогда, какими муками закончится для меня этот бурный роман, вряд ли бы я нырнула в нахлынувшие чувства так бесшабашно…

Да, я поистине была недостойна его, но наша осень, полная ярких чувств, уже наступала нам на пятки…

…Холодно, зябко и больно. Осень разлила краски и расплакалась серыми каплями. Шуршит под моими ногами золото кленовых листьев. И ты не придешь… Не шагнешь навстречу, не возьмешь за руку… Никогда. Слова и капли, мокрый асфальт, липкая грязь… И одиночество. Кроны, багряные кроны деревьев. Шершавые стволы и ладони, скользящие по ним. Да мысли, стаями улетающие куда-то назад, в прошлое.

Когда нигде не ждут, даже дождь не загонит в дом. Дождь – мой друг. Он смывает следы, плачет вместе со мной, хмурится тучами, клонит к земле порывами ветра, то окутывая все вокруг каплями, то отбивая такт по водосточным трубам.

Клены, каштаны, да старая ива у дороги – как много видели они на своем веку. Интересно, помнят ли они нас? Тех наивных, глупых и до безобразия влюбленных. Понимают ли, что их гладит нынче все та же ладошка, только постаревшая на много лет? Вряд ли, я думаю, они счастливы по-настоящему, лишь от того, что им не дано помнить так, как мы помним, снова и снова переживая всю ту боль, вновь и вновь прокручивая события в своей обезумевшей голове.

Листья, шурша, каждую осень просто сыплются с веток, которые потом ни сколько не тоскуют по ним, ибо весна в назначенное Вселенной время ворвется в мир и одарит их новой зеленью. А человек может жить мертвым. Как? Да очень просто, когда ничего не греет изнутри, душа умирает…

… А я вплетала белые цветы в твои прекрасные русые кудри. Может, именно от этого, я теперь ненавижу белые розы? А в тот день я скупила их все, и торопилась к тебе. Искала в шкафу платье, тысячу раз перебирая, и не находя, поправляя сбившуюся прическу дрожащей рукою, не попадая ногами в туфли, спотыкаясь на ступенях. А сердца уже не было… Сердце было там, на дороге, где ты последний раз взглянул в небо, своими бездонными, необычайно красивыми глазами, сердце было там, именно там, где тебя вдруг не стало. А потом ты тонул в цветах и в моих объятьях, можно подумать, что поцелуями я могла тебя оживить…

Время странная штука, оно заглушило боль, перестало терзать мой мозг, я снова могу улыбаться, но, черт возьми, я так скучаю… Иногда зайдется вдруг душа и не вздохнуть, а память уже листает страницы назад.

…А мама боялась отпускать меня к тебе на свидания, ты был слишком "взрослым" для меня , и вообще, многим была не совсем понятна эта твоя "странная любовь" к самой обычной девочке. Зато я смотрела на тебя с широко распахнутыми, вечно изумленными глазами, когда вдруг крикнув: "так и сиди, на тебя свет отлично падает", ты начинал что-то быстро-быстро зарисовывать в свой альбом. Сумасшедший. Ты был самым красивым парнем в нашей студии. Высокий, с тонкими длинными пальцами, с ясными, словно само небо глазами. Твои русые кудри то небрежно падали на плечи, то были собраны в незатейливый пучок на затылке, когда ты творил. Ты выходил на сцену, и казалось, что мир умирал и воскресал вновь. И все вокруг были очарованы и влюблены, а ты был верен и постоянен. Ты всегда был со мной. А я не боялась быть в твоей тени, наоборот, я восхищалась тобой, я жила тобой .Я любовалась, когда ты закатав рукава брался за кисти или бродил вдоль рядов театра, в поисках вдохновения…

… Дождь заливает все, ему безразлично, о чем думает эта сумасшедшая, обнимающая стволы деревьев. Да и мне сейчас плевать о чем подумают пробегающие мимо меня прохожие, кутающиеся в плащи, скрывающиеся под зонтами. Я люблю дождь, потому что ты мой дождь, потому что мне так легче…

…Как все произошло? Ты просто спешил. Ты спешил завезти мне мои любимые белые розы, а потом тебе нужно было успеть на выступление, после которого тебя ждали нескончаемые репетиции и примерки. Ты спешил, но не успел, так и не успел сказать мне

очередное "Люблю" и "Скоро вернусь". А розы вдруг стали красными. В тот вечер вас в машине было двое: ты и Сергей. Ты погиб мгновенно, а Сергею предстояло пережить долгие месяцы в больнице. Но я была эгоистична. В горе своём я совершенно забыла о Сергее, или сделала вид, что забыла…

…Только дождь и клены знают как я ненавижу белые цветы, и как я в один миг разучилась мечтать, писать стихи, рисовать и даже думать, и как несказанно трудно было собирать себя по частям ,и словно феникс возрождаться из пепла.

…Знаешь, Саш, сегодня я нашла в себе силы открыть коробку с твоими вещами, возможно, я снова жива? Возможно, впереди все же есть светлый миг, именуемым в миру счастьем?

Старые фото, письма, а в них мириады из строк, слова, написанные ровным почерком – буква к букве. В этом ты весь. Вещи все еще здесь, а тебя нет, больше никогда не будет. Но мне легче, странно, но я снова могу дышать. То ли ты меня отпустил, а может это я, наконец, тебя отпустила. В любом случае спасибо тебе, за то, что ты был на хмуром небосклоне моей жизни.

Глава 2

После случившегося я усердно избегала Сергея. Это было сделать легко – он целых шесть месяцев провёл в больнице. Угрызения совести меня не мучили. Я словно отключила своё сознание. Шло время, я медленно приходила в себя. Сергей теперь появлялся только во снах. Сны были настолько красочные, что просыпаться совсем не хотелось. Там было всё, как я люблю: зима, много снега и сосны…

А сосны подпирают бездонное, полное звезд небо. Под ногами скрипит белоснежный снег, и от него вокруг светло-светло. Мороз нещадно щиплет за нос и щеки. Заденешь мохнатую еловую лапу и на тебя посыпется настоящий вихрь из блестящих в свете луны снежинок. Морозно, даже очень сильно, но тепло греет изнутри, ты идешь рядом и крепко сжимаешь мою ладонь. И от этого сердце словно маленькая птичка трепещет в моей груди. Смотрю на тебя искоса: такой весь важный, и только снежные хлопья заблудились в волосах, небрежно выбившихся из-под шапки. Ты, так же как и я , любишь зиму и ненавидишь толпы людей, да городскую толкотню, ты так же сильно любишь свободу, а как же еще назвать этот огромный хвойный мир, расстилающийся теперь перед нами. Безумно легко, легко дышится, легко живется и это, наверное, самое прекрасное чувство в мире.

Деревянные, шершавые стены, гладишь их рукой, и они отзываются под твоими ладошками тихим шепотом. Печь в углу комнаты полыхает яркими языками пламени, огонь потрескивает громко, щелкая сырыми поленьями и брыжжа смолой. Она как темно янтарные слезы тихо умирает в нем. Прохожу в соседнюю горницу, она просторна и темна, но не настолько, чтобы упасть, споткнувшись о мебель. Рассматриваю место, в которое ты так долго вел меня через лес весь окутанный таинственностью и неожиданно свалившимся на наши плечи счастьем. Простое убранство: стол у окна, пара стульев, да кровать с кучей подушек. Я слышу, как ты ворчишь в соседней комнате, боишься, что замерзнем, критично осматриваешь внушительную горку дров у печи и, удовлетворенно кивнув, усаживаешься прямо на бревенчатый пол напротив печи. Сижу в углу кровати, едва дыша, обняв руками атласную подушку, заворожено наблюдая. За чем я могу здесь наблюдать? Ведь в этом всеми забытом месте, где на тысячи километров вокруг ни души нет, казалось бы, ничего примечательного. А я бы поспорила. Несомненно. Смотрю на тебя, наверное, я часами могу это делать, поскольку твое лицо, скорее всего, лепили прямо в раю сами ангелы. Только у тебя такие глаза, чистые-чистые, цвета небесной выси, цвета самой свободы! Ты смотришь на пламя, а я смотрю на тебя, пытаясь запомнить каждую черточку, каждый жест, боясь, что все это лишь сон, и если это так, то я не хочу просыпаться! Свет от огня ярко освещает твое лицо, блики пляшут на твоих плечах и лице.

Есть воспоминания, намертво врезающиеся в нашу память, скорее всего, и через несколько десятков лет я буду помнить каждое мгновение, проведенное здесь. Боюсь шевелиться и дышать, дабы не спугнуть мысли, роящиеся в твоей голове. Господи, как же я тебя люблю, как же я боюсь себе этом признаться!

…Откуда ты свалилась на мою голову я так и не понял. Просто сразу на душе стало спокойно, будто ты всегда была со мной. Маленькая, темноглазая и непередаваемо сумасшедшая. А какая? Если идешь со мной по морозу среди бесконечных елок?! Вот оно – сбылась мечта идиота : я за тысячи километров от людского муравейника, именуемого праздным словом "город". Мне впервые за долгое время по-настоящему все равно, я уже отпустил давно все мысли о том, что же скажут люди на мои действия, фразы, поступки. Впервые в жизни я там, где хочу быть и рядом со мной человек, с которым дышится легко, человек, от которого не приходится ждать удара в спину. Она своя. Этим, скорее всего, многое сказано. Я не помню когда настал тот самый момент, когда я вдруг начал чувствовать тебя каждой клеткой своего тела. Да, да, не понимать, не любить, а именно чувствовать. Сидя дома у окна или за книгой неожиданно сжимало сердце, ломка накатывала волнами, учащая мой пульс, и я вдруг понимал – тебе плохо, это именно твоя боль и начинал метаться, словно раненый лев в клетке, бросаясь на стены от бессилья, которым я сам себя обрек. Нас убивали людские сплетни и мнения, эта серая галдящая масса осуждала и порицала. Все почему-то решили, что мы согрешили уже тем, что посмели полюбить друг друга! Глупые люди, глупый мир, да и зачем мне мир, если в нем не будет тебя?! Твоих рук и глаз, твоих советов, я уверен, что ты полезешь даже в пекло ада, чтобы спасти мою, вконец заплутавшую душу. Сжимаю твою ладошку, маленькую и хрупкую и вдыхаю полной грудью, счастье звенит во мне колокольным набатом, никогда не думал, что для счастья мне нужны будут эти заснеженные елки и маленькая женщина рядом, а в ней я и все мои сумасшедшие мысли. Огонь полыхает в печи, языки пламени пляшут на стенах и отражаются в твоих бездонных, темных, словно омуты глазах. Ловлю твой взгляд, улыбку, что на миг тронула твои губы. Мгновение, еще одно, я рядом, ты ждала, вот он я, обними, а время пусть умрет…

Господи, сколько же лет я тебя ждала, блуждая во тьме, набивая шишки, совершая ошибки, обнимая не тех. Ты, наверное, волшебник, тебе с легкостью удалось залечить мои раны, я забыла всю боль, что мне пришлось перенести. Как же ты близок и в то же время далек и как же горек он, наш первый поцелуй, за который нас тысячу раз прокляли и осудили. А ты безумец, обнимал меня в толпе, будто тебе уже все равно. Елки… Снег…

… Открываю глаза, и сердце заходится от тоски…

Мы проснемся утром каждый в своей постели, и, отключив нудно звенящий будильник, начнем новый день, вчера был такой же, и завтра будет тоже. Дни, в которых только пустота. Жизнь, в которой держит лишь одно – осознание того, что где-то рядом незримо есть

она…

он…

ЛЮБИМАЯ…

ЛЮБИМЫЙ МОЙ…

А дальше что? Записи в её тетрадях обрываются…

…Мне было слишком не до того, чтобы писать. Или я просто ищу причины, чтобы выбросить из своей жизни эти несколько лет? Мы с Сергеем просто разошлись в стороны. Мы привыкали жить врозь, не советоваться, не общаться, не любить… Я безуспешно пыталась вгонять себя в рамки, училась, начала работать. Завела новых друзей, с которыми проводила всё своё свободное время. Сергей напрочь пропал "с радаров". Общие знакомые лишь изредка напоминали мне о нём. Говорили о том, что он много пил, размотал все свои сбережения, начал работать дальнобойщиком. Последнее, кстати, вполне, в его стиле… Он пропал, а появился неожиданно и, ошарашил новостями. Он уезжал из страны и именно меня выбрал в провожатые. Это сейчас я могу спокойно говорить об этом – всё выгорело, всё уже давно пережито. Но тогда я была сама не своя. Я не могла писать, да что уж там писать – думать не могла. Последующие месяцы после его отъезда прошли как в тумане…

…Поэтому подробности данных событий были записаны Сергеем лично.

… Я уезжал. Дождь, такое чувство, что небо в ту ночь сошло с ума. Дороги не было видно – лишь сплошная стена ливня. Провожаете вы: лучший друг и ты, девушка ничего не значащая для меня. А кто я? А я обычный прохожий в твоей судьбе, случайный знакомый.

Курю одну за одной, поглядывая на тебя через плечо, а ты ненавидишь сигаретный дым, но сейчас молчишь, задумчиво рисуя узоры на запотевшем стекле.

Ты… ты самая обычная девушка и в тебе нет ничего примечательного. Я видел женщин красивее, и ты даже не в моем вкусе. Девушка, ничего не значащая для меня. Но отчего – то мне больно. Такое чувство, что оставляю тут нечто большее, чем пол – жизни.

Задумался. "Смотри на дорогу, Сергей"– скажу сам себе. Но перед глазами мелькает не дорога, хотя дорог за моими плечами столько, что многим и не снилось.

Маленький дом на отшибе деревни, в окнах нет стекол, дверей нет вовсе, порог отсутствует – недострой. Единственный дом у дороги на краю поля. Знаешь, мыслями я постоянно возвращаюсь туда. Почему? Да Бог весть… Крохотная фигурка, бесстрашно шагающая по карнизу, и звезды, огромные, близкие звезды – достать бы их рукой.

Завеса дождя. Кто придумал уезжать в такую погоду? Ругала мать, ругала, целовала и крестила на дорогу – тебе смешно, а она потеряла сына. А кто сказал, что я вообще жив? Тянусь за очередной сигаретой, и салон застилает дым. Андрей открывает окно, видимо и его проняло мое курение. Ты смотришь куда – то в ночь, твои пальцы отбивают по стеклу дробь.

Молчим… Я бы хотел знать, о чем ты думаешь, какие образы возникают в твоей голове. Девушка, ничего не значащая для меня.

…Летнее поле, бреду следом. Ну почему тебя вечно несет, бог знает куда? По бездорожью и траве, вдаль от людей и шума. Бреду, молча проклиная себя, что оделся как на парад. Ты в шелковом платье, небрежно открывшем точеные плечи – легкая, маленькая, как вон те маки. С широко распахнутыми любопытными глазами. Стены и окна, лестница ходуном ходит под ногами, а ты видимо ничего не боишься – сумасшедшая. Сидим на окне, свесив ноги, высоко, аж дух захватывает. "Смотри Сереж, вон Цефей!" Ну да, звезды… Да какие звезды? Мне 18, о чем я могу сейчас думать? Но я стойко выслушиваю про звезды, следя за твоей рукой и упрямо пытаясь выговорить и запомнить мудреные названия. А потом провожу, закурю и прислонившись к трубе буду еще долго смотреть на твои окна, надеясь увидеть твой силуэт, на миг.

Дорога, километры, расстояния. А сегодня природа взбесилась и машину кидает по ней словно мячик, ничего, дорога уже давно мой друг, она знает все мои секреты. Она сохранит мою никчемную жизнь, чтоб ее снова разбивало о скалы…

Первый снаряд разорвался у главной машины, нас отбросило взрывной волной, в ушах звенело и булькало, но я жив, а вот Руслана убило на месте, и он склонился белесой головой на руль… за которым должен быть я. Руслан – веселый малый, вчера только отпраздновал рождение сына, а сегодня вот встретил смерть. Кто знал, что колонну с крестами начнут расстреливать? Мы залегли у машин, раненые, безоружные, совсем рядом шла перестрелка и слышалась отборная русская брань. Наши машины горели. А я как дурак думал, что же скажет она, узнав, что я погиб здесь из-за чьей – то глупости, пророс костьми в чужой земле. А вдруг заплачет? Ужас! Ползи Серега, ползи… По траве, буеракам и черт с ней, с простреленной ногой, голова – то целая. Ползли по чьим – то трупам на звук перестрелки, кто боялся, кто контужен, а я вот успел прихватить чей-то автомат и даже дал очередь. Дурак, а сколько пуль из меня вынули? Живой. Дорога спасла? Хм…

Встречная ослепила фарами, раздают же права ослам. Вот о чем я думаю? Я же сегодня уезжаю, и черт меня дернул взять тебя в провожатые. Но ведь по сути, как ни крути, ты мой единственный друг.

Ну надо же. Смотришь на меня исподлобья, упрямо, значит сигареты у тебя. Все Серега, ты откурился! Андрей прячет ехидную улыбку, сдаюсь, я мягкий и пушистый – можете гладить… А девушка? Да бог с вами, она ничего не значит для меня.

Как быстро пробегает жизнь, листая свои страницы, просыпаясь как песок сквозь пальцы. Мелькают образы, откуда – то вымытые потоками памяти, только уже ничего не отмотаешь до нужного момента и не исправишь. Так и останется недосказанное – недосказанным.

Огни аэропорта, мокрый асфальт и рыдающее небо. И сиди бога ради в машине, промокнешь и простудишься, я не буду подъезжать близко, да чтоб не провожала до конца, возьму чемодан и добегу. Не люблю этих долгих взглядов глаза в глаза. Я сам и точка. Мы ничего не значим друг для друга.

Ну и как ты оказалась под дождем, глупая? И чего ты плачешь. Упрямо кутаю тебя в свой пиджак, хотя толку, он же насквозь мокрый, хоть выжимай. Сломало, дурацкий момент, сорвался. Целовать неистово и пьяно, последний раз, раствориться в тебе полностью и без остатка, и пусть будет больно, пусть!

Молча смотрю, как уплывают куда – то вдаль огни. Стюардесса, улыбаясь интересуется, чего я хочу. Да, наверное, сдохнуть… Рисуют пальцы твои на стекле узоры, Андрей курит за рулем? Это ничего не значит для меня. …

Слишком чистый город. Чрезмерно приветливые люди. Они постоянно улыбаются, даже когда опаздывают на работу! Меня это бесит, я слишком неотесанный и грубый для этого нового мира, не хочу выделяться из толпы и пытаюсь себя спрятать куда подальше. Не понимают! Слон в посудной лавке – это история обо мне и моем пребывании тут. Сижу ночами на лавке, устало откинувшись, и пытаюсь найти знакомые точки на этом чужом для меня небе. Как среди тысячи звезд найти одну, и с замиранием сердца вдруг почувствовать, что наши взгляды, наконец, встретились?!"

Наступившая осень принесла невероятное чувство обреченности. Дождь заливал душу, которая и без того поникла и истряслась в простуде.

Осень… сколько их было в моей жизни? А мне кажется, что несчетное количество раз. И я чувствую себя дряхлой старушкой, пережившей уже все и всех.

А ведь такой осени в моей жизни еще не было. Причем, вокруг красок не занимать, но что-то сломалось в душе. Пришло понимание того, что уже не будет как прежде, а как будет – неизвестно. И эта вот неизвестность давит на плечи тяжким грузом. Давит так, что порою кажется, что уже не выстоишь, что это непременно твой последний день. Но солнце, черт его побери, встает, как ни в чем не бывало! Ему плевать, что ты умираешь изнутри, а твою горестно истлевающую оболочку при этом нагло пытаются эксплуатировать! Заставляют работать, куда-то идти, тянуть на себе массу проблем и никому дела нет до того, что ты хочешь лететь с моста вниз, каждую минуту хочешь, но что – то, эх, останавливает.

Вся проблема, видимо, в том, что надежда на счастье, как ее не бей, все не умирает… Правы люди, правы в том, что ее надо уничтожить в мыслях своих сразу, чтобы больше никогда не позволять себе ждать кого-то напрасно.

Той осенью я переживала всё особенно остро. Впервые в жизни я была одна наедине со своими мыслями. Он улетел не оставив координат, хотя я и не просила его об этом. Я жгла мосты. Но кто бы знал, насколько тяжёлыми и мучительно долгими стали отныне мои дни и ночи.

…Ночь спускалась на притихшее село. Такая же, впрочем, как и все остальные, приходившие до нее. Да и не важно, плачешь ты или смеешься, ночь всегда одинакова и пунктуальна: приходит вовремя, уходит на рассвете.

А меня привлекали всегда огни. Робкие или яркие, ровно светящие и мерцающие во тьме. Сразу вспоминались книжки о дальних странах и путешествиях, как вопреки всему, капитан, непременно отчаянный мужчина, ну а как иначе, крепко держа штурвал своего корабля, до рези в глазах всматривался в ночь, ища такой вот мерцающий вдали огонек. Огонек маяка. Ну а дома капитана непременно ждут, а тебя нет, и это печально.

Но еще были окна. Окна… Идешь по дорожке, петляющей вдоль домов, а в них, один за одним, зажигается свет. Свет… Заглянешь невзначай так в окно и украдешь кусочек чьей-то жизни. Тут дед читает газету, здесь семья готовится поужинать вместе, тут смотрят телек, а вон там постоянно скандалят. Счастливцы. Они даже не догадываются о твоем существовании. Ну, возможно, увидят тень, от проходящего мимо их окон человека и вряд ли хоть кто заострит на этом внимание. А человек, возможно, почти мертв. Ну, или уже мертв. Ибо бездна, бушующая у него внутри, уже поглотила все, что только можно было. И вроде идешь и дышишь, но тебя уже нет, ты просто по инерции продолжаешь нести себя куда-то и влачить свое жалкое существование.

А ведь еще вчера внутри тебя горело пламя. И глаза, они еще переодически светились чем-то, отдаленно напоминающим счастье, но теперь уже нет.

Я ненавижу людей? Мысли об этом прожигали сознание.

Лицемернее и ужаснее в мире созданий нет. Даже крокодил элементарно сожрет тебя, лишь от того, что ему просто в данный момент приспичило есть, а ты мимо проходил! Ему никогда не взбредет в голову сначала откомпосировать тебе мозг, уверить тебя в том, что ты для него все, а потом предать и заявить, мол, живи зараза, жрать тебя я не буду!

Нет, так не бывает. Это стратегия людей и в этом плане даже звери порою намного понятнее.

Мыслями к тебе возвращаться не хочу, но, черт побери, возвращаюсь постоянно, и от этого неимоверно больно. Я не понимала, решительно не понимала теперь, как вообще тебя отпустила? Как вообще позволила улететь, как не остановила?

Может всё от того, что мне так больно смотреть в твои глаза? Ведь я даже не знаю, как объяснить, что происходит в моей душе, когда ты рядом. Но, в то же время, я прекрасно понимаю что эту пытку надо было закончить. И пусть жизнь теперь потеряла смысл, эту тонкую нить, которая вообще еще держит меня здесь, надо было разорвать.

Окна и их свет, падающий на дорожку, по которой иду. Одна. Маршрута прогулки нет. А что есть? Есть мысли в моей безумной голове. Мысли о том, что я тебя отпускаю. Лети вверх, лети, покуда я лечу в свою бездну…

Глава 3

В следующий раз жизнь столкнула их в психиатрической клинике. Аделия давно окончила медицинскую академию и была опытным ведущим специалистом. Сергею же предстояло долгое лечение. Мужчину терзало психическое расстройство, отягощенное затяжной депрессией.

Да, пути Господни неисповедимы. Аделия часто спрашивала себя о том, как бы сложилась их жизнь, страдал бы он настолько сильно, если бы она не смалодушничала в своё время, если бы не отреклась, не открестилась от него тогда, когда-то давным-давно после той страшной аварии?! А если бы не дала ему тогда улететь?

Девушка усердно старалась соблюдать дистанцию, внешне показывать это холодное напускное спокойствие человека, которому абсолютно безразлично. Только вот записи, оставленные ею в многочисленных дневниках , говорят о том, как тяжело ей это спокойствие давалось… Эмоциональные приписки Сергея так же прилагаются, и, хотя сделаны они гораздо позже описываемых событий, Аделия бережно сплела все мысли воедино, словно стараясь продемонстрировать читателям то единство душ, которое когда-то роднило их с Сергеем ....

…Черные, что смоль, ласточки – да на лазурном небе… Юркие, маленькие, звонкие – словно сама жизнь. Нанижутся на провода, будто бусы на нитку – не сосчитать. И так интересно со стороны наблюдать за этим крохотным миром, отвлекаясь от суеты вокруг!Хотя бы на миг.

…Я совсем забыл, что такое быть счастливым, я не помню, когда начал измерять свои дни не минутами радости в них, а объемом боли, которую мне приходится терпеть. Я устал.

…Понятия не имею, о чем ты думаешь, «гипнотизируя» взглядом предметы в своей палате. Не знаю, отчего так погасли твои глаза в последнее время. Иногда ты рядом – протянешь руку, и вот он – ты. Но на самом деле это не так. Душою ты далеко.

…Я не понимаю, зачем я пришел в этот мир? Кому нужно было мое появление в этом злосчастном месте?! Здесь обреченно перемешалось все: первозданная чистота природы и низменность человеческих мыслей и желаний. Все, что окружает меня – несовершенно, и я резко и отчетливо вижу все эти дефекты. Вижу, пропускаю через себя – и мне больно.

…Иногда ты еще приходишь в себя. Будто проснувшись ото сна, вдруг озираешься вокруг, шумно вдыхая воздух, и словно не понимая: где ты, и что происходит? Это необъяснимая игра жизни с твоим разумом: она продолжается, она повторяется вновь и вновь. И с тоской в сердце я осознаю, что она поглотит тебя рано или поздно.

…Мне искренне жаль, что я не смогу любить тебя так, как любишь меня ты – но и отпустить тебя я уже не смогу. Что скрывать (да и от кого?) – ты единственный человек, к которому я здесь привязан. Лишь тебе я могу рассказать, что чувствую, и знаю, что только ты примешь меня, каким бы я ни был. Ненавижу тебя порой за это. За твою силу, за свою беспомощность…

…Тысячи раз порывалась уйти и забыть. Вычеркнуть тебя из своей жизни навсегда. Сколько же я плакала, сколько раз просила Бога отобрать у меня память, ну или сил дать, чтобы забыть!…Но это невозможно – мы срослись душами намертво. И я даже ненавижу тебя порой. За твою беспомощность, за свою силу. Хотя…Сила это или одержимость? Можно ли в этом мире позволить себе роскошь «дышать человеком»? Человек просто может уйти, а ты задохнешься без него…

…Молнии в голове, разряды тока по телу– стоит лишь тебя коснуться. Поэтому я боюсь тебя обнимать, но жутко ревную ко всем, кто делает это с такой легкостью! Обнять, обнять и стоять тихо-тихо, слушая биение твоего сердца совсем рядом… Знать, что я не один. Но, увы, мне остается одно – грызть ногти в нерешительности, и чувствовать боль от того, что никак не выплеснется на поверхность – от моих эмоций…. Я хороню их заживо в себе – и от этого неимоверно страшно.

…Черные, что смоль, ласточки да на лазурном небе. Юркие, маленькие, звонкие – словно сама жизнь. Нанижутся на провода, будто бусы на нитку – не сосчитать…

Итак, она винила себя за равнодушие. Делала вид, что ей всё абсолютно безразлично. Но кто бы только знал, насколько тяжело ей было, покуда он шагами мерил пространство своей палаты…

…Как же порой врезаются в память мелочи: ветер, шевелящий чьи – то волосы, взгляд, случайное прикосновение. И ни чем эти эмоции из души уже не выбросить. И даже время не помогает.

Две недели она как лев, запертый в клетку, нарезала круги по комнате (хотя "нарезала" – это слишком уж громко сказано для ее состояния), мозг воспаленно рисовал его черты: правильно очерченные губы, омуты глаз, тонкие пальцы и густые ресницы, и очень сильно хотелось выть.

Она, то часами лежала, безвольно уставившись в потолок, то закрыв глаза, долго и муторно вслушивалась в тишину. Ей было непередаваемо больно. А он… он был так близко, но так далеко.

Мир рушился прямо на глазах, а потом, ее тоска, наконец захлебнулась в спокойствии. Дыхание выровнялось, в глазах поселилась отрешенность и даже движения стали степенными, ушла из них нервозность и необузданность. Это ли не счастье, просыпаясь не мечтать о нем? Она вернулась в себя, и стала уже думать, как жить дальше, наивная. Хотя, так и должно было случиться. И, право, она уже готова была возблагодарить небо за свои вновь здравые мысли, покуда с ней вновь не случился ОН!

Было обычное утро и ничего не предвещало беды, но черт ее дернул встретить его! Он, видимо, ее проклятье, ибо в первые же секунды, стены, что она возводила меж ними неделями, безнадежно рухнули. Черт побери, она упустила тот факт, что он – ее воздух, и, что она без него просто начинает задыхаться.

А что такое он? Ну, если всмотреться в саму суть, то можно увидеть, как сильно они похожи друг на друга. Они даже иногда думают одни и те же мысли на двоих. Да, она безумно любит наблюдать за ним, тихо, незаметно. Вот он стоит на мосту, распахнув руки, словно прекрасная птица, а внизу неимоверная высота. Сумасшедший. Ну, или же просто сидит рядом, подставляя лицо лучам солнца, и только от этого уже "ХОРОШО". Что такое "ОН" не передать словами, ведь этот человек дороже для нее всех богатств мира, и даже пахнет по-особенному. Но в тоже время, именно он ее боль, ноющая где-то в области сердца.

Она жутко тоскует вечерами, отбивая дробь по оконному стеклу своими уставшими пальцами. Вечера без него – это вселенская печаль, и лишь иногда, под мерный шепот листвы, он озаряет клены и ее жизнь своим недолгим присутствием…

Так горько. Глядя ему вслед она мечтает лишь об одном: чтобы черти взорвали, наконец, небо и новый день никогда не наступил…

Что Сергей чувствовал, когда спустя пару недель вышел из больницы? Разочарование, горечь предательства… Но он ничего не мог с собой поделать. Обречённо он шёл ей навстречу в тот день, когда она свято поклялась себе никогда о нём больше не думать.

А то, что происходило в душе Сергея, можно судить по записям, оставленным в его дневнике.

… Колотит, будто в ознобе, и не знаешь, право, куда же руки деть. Слоняешься по комнате из угла в угол, меряешь ее своими шагами, то большими, то маленькими как у лилипута из сказки про Гулливера.

Так незаметно проходят твои дни, похожие друг на друга до безобразия. Хочется то как лев бросаться на стены, будто они вдруг превратились в решетки темницы, то просто лежать на кровати, уставившись в потолок и ничего на свете не хотеть… Так и сумерки, несмело войдут в твой дом, и тихо начнут окутывать все вокруг сизой дымкой неясности…

Твое настроение что ветер.. то буря, то полный штиль. То хочется свернуть горы и переобнимать каждого встречного, то вдруг апатия заставляет тебя совать наушники в уши и так валяться весь день, праздно закинув ноги на стену и слушать, слушать до легкой одури и рези в ушах.

А потом идти в ночь, как можно дальше от людей, к воде, и смотреть, как река неспешно течет куда-то вдаль и ей в принципе абсолютно все равно, что ты сидишь на берегу, и слезы стекают по твоим щекам. Ей все равно, даже если ты утопишься в ней, ничего не изменится, она была тут до тебя, будет и после.

Ты бредешь в темноте. Перебирая в голове массу примеров тех, кому живется намного хуже. Назидательный голос внутри уже читает тебе лекции о том, что ты, дескать, "зажрался голубчик", и не ценишь того, что имеешь. И ты успокоишься. Придешь в свой дом. Сядешь за письменный стол, или ляжешь на кровать, и поймешь, что жизнь это прекрасно.

Но потом. Не знаю, через день или через неделю все снова сломается и закружится. Сердце будет стучать так, что его не унять и тебе снова захочется летать, глядя куда-то вниз, в зияющую пропасть или же в купол синих небес.... Ты такой, ничего уже не исправишь, обжигаясь о людей и события вновь и вновь ты так и не сможешь очерстветь. А вот беда это или великий дар решать не тебе…"

Но вернёмся меж тем к старушке Аделии и её воспоминаниям, коими исписаны кучи тетрадей. И не совсем ясно, как эта хрупкая на вид женщина вмещала в себе когда-то ту бурю эмоций, тот шквал противоречий, которые смотрели теперь на неё фактически с каждой страницы…

…"Этот год стал для меня одним из самых тяжёлых периодов жизни. Я не знала, куда деть ту зияющую пустоту внутри меня, я не знала чем её заполнить, чем отвлечь себя от боли, разрывающей всё моё существо. Сергей продолжал лишь звонить мне, отгородившись при этом, лишь изредка наведываясь, дабы проверить, не сошла ли я с ума окончательно. От отчаяния, а может от скуки, кто знает, разум играет со мной в странные игры, я стала встречаться с мужчиной, давно ухаживающим за мной. Арсений работал в нашей клинике, и он замечательный человек. Всем замечательный, только не любимый.

И теперь я со злорадством наблюдала, как Сергей и Арсений готовы поубивать друг друга. За меня. Чувства. Я тону в них, словно в липкой жиже болота. Совершенно забросила работу и не появляюсь там вот уже три месяца. Ловко прикрываюсь липовыми справками от знакомого доктора, но и его нервы уже на пределе. Замкнутый круг. Разорвать я его не могу. Во всяком случае, мне кажется, что это именно так. А ещё я беременна от Арсения… Человека, к которому вообще ничего не чувствую.

Сумасшедший год. Сергей уехал куда-то в Берлин. А я вышла замуж, назло ему, и даже родила сына. Малыша зовут Павел. И я не знаю, люблю ли это крохотное пищащее существо, полностью изменившее мою жизнь. Люблю ли я его отца, оказавшегося настолько честным человеком, что от этого даже слегка противно. Я созидаю. Я закрылась в своём мире. Я едва жива. А жива ли я? … "

По морщинистым щекам бежит слеза. Что это? Безысходность? А какой в ней теперь смысл? Время безвозвратно утеряно, оно бежит как песок сквозь пальцы и от мужчин, что описаны в её дневниках уже давно остались лишь воспоминания, тени, которые приходят к ней во снах с завидным постоянством.

О том, что чувствовал в тот момент Сергей, Аделия узнала только после его смерти. Перебирая, его вещи, она наткнулась на его записи, и земля ушла из-под ног от осознания своей беспомощности. От того, что порою обстоятельства становятся сильнее нас…

… "Я, откровенно говоря, не совсем понимаю, как ты могла предпочесть мне вот это: на меня смотрели голубые глаза, а на них то и дело падала прядь белокурых волос. Парень, стоящий между нами, был высок, угловат, то суетлив, без видимой причины, то задумчиво "зависал", вдруг "выпадая" из реальности. И, надо сказать, смотрел я на него свысока, критично находя в данном существе все новые и новые изъяны. А их было предостаточно! Ну, нет, я терпел рядом с тобой разных мужчин. Очень терпеливо привыкал к каждому из них, но теперь… В данный момент я сравнивал его с собой. И не понимал, какого черта вообще происходит! Он вел себя словно победитель, непринужденно общаясь с тобой, слегка касаясь твоей руки. И ты улыбалась! А твои глаза, они были полны нежностью, причем через край. Это тепло буквально выплескивалось из них, и, наверное, если бы дать тебе волю, ты закрыла бы этого парня собой, ограждая от всего на свете. Момент истины. Я раздавлен. Смотрю вам вслед: ты , улыбаясь машешь мне ладошкой, и спокойно идешь себе дальше, опираясь на его руку.

А знает ли он, что украл?! А ведь и вправду он вор, и украл у меня последнюю ниточку – надежду на счастье. Он уводит сейчас единственную женщину в мире, рядом с которой мое сердце падает куда-то в район пяток, и я смущаюсь, ну как мальчишка. Уводит, а я ничего не могу поделать, потому что ты, улыбаясь, позволяешь ему это делать. Расскажи мне на досуге, чем он лучше меня?"

Интересно, если бы Аделия прочла это раньше, если бы Сергей смог переступить через свою гордость и сказать ей это всё в глаза, изменилось бы меж ними хоть что-то? Повернула бы жизнь в другом направлении?

…"Работа, дом, хлопоты, и мы бежим по кругу, забывая об эмоциях. Но у меня есть отдушина – вечера с тобой. Скромный, но я так люблю эти ямочки на твоих щеках. И сегодня, несмотря на холод, я накидываю на голову платок и выскакиваю на улицу. Бурчишь, ежишься от ветра, но, Боже мой, как с тобой "тепло"!

Но вечер теряет свою романтику в одно мгновение – меж нами словно из под земли вырастает до боли знакомая фигура. Ты знаешь, Сергей, а ведь меньше всего я хочу сейчас стоять тут и слушать твои рассуждения о жизни. Впереди, в конце аллеи тополя кронами подпирают гаснущее в сумерках небо. И я хочу идти туда не с тобой. Мое новое безумие, моя любовь, у нее глаза цвета небесной лазури и вечно холодные ладошки, а ты грозовая туча и да, нам с тобой всегда будет не по пути. Я понимаю, о чем ты думаешь сейчас, провожая меня суровым взглядом, но можно ли судить людей за то, что они позволили себе хоть на время быть счастливыми? Нет, нельзя. Поэтому придется принять этот факт. И отпустить… "

…Романа она встретила уже после того, как поняла о том, что с Арсением им явно не по пути. Да, она повела себя очень легкомысленно, позволив себе окунуться в эти новые для неё чувства с головой. Сергей был уверен в том, что уходя от мужа, Аделия будет с ним, но нет, "строптивая девчонка" уходила к какому-то совсем юному художнику, которого фактически подобрала на улице… Нервы окончательно сдали. Через год Аделия узнала о том, что Сергей женился…

Глава 4

"А как из вашей жизни уходят люди? Просто интересно…

Видимо я никогда не привыкну к тому, что близких людей приходится отпускать, а потом пытаться идти своей дорогой, ну как ни в чем не бывало.

Да, мне интересно, что происходит в голове у человека, вдруг осознавшего, что ты ему больше не нужен, что вам не по пути. Странно это, становиться чужими, когда столько всего пережито вместе. Странно сначала видеть, как человек настойчиво желает твоего общества, а потом вдруг решает "залечь на дно" и не показывается вдруг несколько месяцев, А затем уже полгода… Самое смешное, что ты, уже привыкший к подобным вещам (ведь люди – это просто люди), словно откуда-то сверху спокойно наблюдаешь за всем происходящим, лишь изредка вороша в душе пепел былых воспоминаний и горечь обиды. А объяснять, что этот фарс уже ни к чему, не хочется. Смакуешь себе эту чужую суету вокруг своей скромной персоны и в результате "сжигаешь все мосты сам", уходя в сторону уже ни на месяц, ни на год, а навсегда, потому как надоело, потому как глупо и неуместно, потому как уже никого не хочется впускать в душу…"

Это даже смешно, но Аделия считала, что Сергей её предал. Как бы странно всё это ни звучало, но она теперь люто ненавидела его за то, что он просто сдался, просто решил исчезнуть из её жизни, постараться хоть как-то наладить свою. И теперь, когда она уже не была для него предметом нескончаемой охоты, девушка загрустила, лишь издалека, будто украдкой, наблюдая за его жизнью. А в его жизни и правда, наметились изменения. Теперь он был женат, серьёзен, руководил целой компанией, а ещё у него была дочь. Маленькое черноглазое существо, которое вдохнуло в него надежду на лучшее будущее. Ради неё он каждое утро заставлял себя подниматься с постели и снова переворачивать этот мир с "ног на голову"…

"Необъятный мир, кто в нем ты? Для чего ты топчешь эту землю, дышишь этим воздухом? Какие поступки ты совершаешь, правильные ли мысли блуждают в извилинах твоего мозга? Мне всегда было интересно посмотреть на человека, некогда взявшего и разделившего все человеческие рвения на "правильные" и "неправильные". Чем он руководствовался, раскладывая чужие порывы на чаши весов.

Врать плохо! Эту простую истину знает каждый, но мы бессовестно врем своим детям, что лекарство сладкое, а уколы – это совсем не больно. Врем во благо, как нам кажется, чтобы не видеть их слез и страданий, от которых, нам самим, неимоверно муторно.

Мы врем умирающим, больным безнадежно, о том, что настанет тот день, лучшее будущее, когда "все будет хорошо". Самое обидное состоит в том, что они сами знают о том, что каждое наше слово – это ложь. Сладкая, скрывающая хоть немного всю горечь правды. Да что уж там, мы ведь и себя очень часто обманываем, уговариваем перетерпеть, ведь потом, когда – нибудь и для нас наступит это пресловутое "долго и счастливо".

Бейте же стекла! Ломайте чертовы стереотипы! Начните уже, наконец, говорить людям то, что действительно думаете. Запомните, что совсем не обязательно пытаться понравиться всем и каждому. Не нужно ежедневно пытаться доказать окружающим, что ты хорош. Достаточно того, что ты сам знаешь о своих плюсах и трезво оцениваешь свои минусы. Почему? Может потому, что остальные просто забудут. Посмотри на вещи трезво, ведь так и будет.

Настанет тот день, когда ты уйдешь. И многие тут же благополучно забудут , каким ты был, чем жил, кем был, чего для них сделал.

Неужели лучше сгореть от своих желаний, потакая другим? Нет. Научиться бы, жить для себя, тогда, как ни странно, и окружающие сразу оценят. Ведь людям не нужны жертвы, им нужен здоровый эгоизм. Только больно ударившись, о него, человек учиться мыслить и начинает действовать."

Жаль, что только бумага сохранила эти умные мысли. Теперь, когда уже вся жизнь была за плечами, Аделия рьяно желала вернуть тот момент, когда сдалась она сама, тот момент, когда встретив Сергея в своём городе, она просто отвернулась и прошла мимо, усердно делая вид, что безмерно счастлива…

"Что чувствует художник, когда пишет картину? Задумывались ли вы когда-нибудь над этим вопросом? Я – да. Вы можете считать меня абсолютно сумасшедшей, но я всегда с глубоким уважением относилась к людям, которые умеют творить, создавать нечто немыслимое, гораздо большее, чем любой из нас.

С детства собирать слова в строки было для меня делом абсолютно обыденным, но рисовать, рисовать я умела лишь словами, не более.

Живопись – настоящее таинство. То, до чего простому смертному, будто пешком до Луны и обратно.

А гений меж тем выбирает, чем ему творить на этот раз: акрилом, гуашью, тушью, пастелью или, вообще, простым карандашом. Думает об оттенках цветов, которые будет использовать, и сюжете. Что же это будет: полевой цветок, случайно бросившийся ему в глаза или же старики, греющиеся в парке на скамейке? Вдохновение – птица вольная, оно всюду, оно вездесуще. Толчком для действия может стать любая мелочь, от дуновения ветра, до колоска в огромной желтеющей ниве пшеницы.

Глаза, вы видели когда-нибудь глаза творца? Глаза человека, способного на одном полотне изобразить все твои эмоции разом. Нет? А я видела. У них нет дна. Они, то словно небо, такие же ясные, высокие, всеобъемлющие, то словно море – бушующее, бросающее о скалы, то как васильки в поле, простые, но безумно нежные. В них вдохновение. Оно, то плещется прямо через край, то еле-еле теплится, ну как искра в затухающем костре.

А мы ведь тоже выбираем. Постоянно, каждодневно. И, нам кажется, что это всё ничтожно мало, но, тем не менее, это все ж таки выбор. Выпить утром кофе или чай, идти на работу пешком или ехать в автобусе, какую одежду выбрать, непозволительно располнеть или сесть на диету и отказаться от сладкого… Мы решаем быть сильными или позволяем себе слабости, мы сжигаем мосты или же, наоборот, оставляем себе лазейку для своевременного отступления. Мы тоже пишем! Только вот вместо холста используем жизнь, вместо кисти себя, а поступки становятся нашими красками. Только от нас зависит, каким станет полотно нашего существования: тусклым и безрадостным или же полным тепла и сочных оттенков.

Выходит мы все в какой-то мере художники? Возможно…"

Роман рисовал для неё розы и ромашки, а ещё часто витал в облаках. Он был неуклюжим и угловатым, и его запросто могло прищемить дверью в автобусе. И она любила его. Той великодушной любовью, которая заставляет женщину переживать, волноваться и бесконечно заботиться о человеке. Поднимем пыль со страниц, посмотрим, что говорила и думала сама Аделия о своих новых отношениях.

"Голубоглазый. Порой мне даже кажется, что все небо целиком отражается в твоих глазах. А на щеках появляются милые ямочки, когда ты улыбаешься. Ты мною изучен настолько, что кажется закрой глаза и образ твой, точный до мелочей тут же нарисует мое воображение. Капли, блестящий мокрый асфальт и ветер, пронизывающий до костей, колючий и необузданный, такой же, как и ты – рвущийся к свободе. Ты гладишь стволы деревьев, мечтательно так проводишь ладонями по шершавой коре и, запрокинув голову вверх, улыбаешься в небо. Говорят, если человек улыбается в одиночестве, значит, делает он это искренне. А дождь уже стекает по твоему лицу и светлым волосам, но, ты же сумасшедший, и домой тебя не загонишь.

Тысячи сообщений, миллионы картинок, надежды и отчаянье, мечты и реальность. Сколько нами уже прожито мой дорогой человек. Сколько дорог нами пройдено вместе, и сколько мы прошли поодиночке, но твердо зная о поддержке друг друга. Сколько раз мы спорили, срываясь на эмоции, оставаясь каждый при своем мнении. Иногда обижались, зарекаясь больше не общаться никогда и ни за что, но тут же остывали, случайно соприкоснувшись рукавом или встретившись взглядом. Так тепло на душе и одновременно больно. И правда, больно. Душа болит. Жаль от боли в душе никто так и не придумал лекарства. Тишина вошла в мой дом. Она воровка, украла все звуки и шорохи. А я не стану зажигать свет. Просто буду стоять у окна, и прикасаться к нему кончиками пальцев, выводя на нем узоры. Наблюдать за тем, как наступающие сумерки размывают привычные силуэты за оконными рамами. И в сумерках этих растворится все, и дома, и деревья, и случайные прохожие. Не растворится только это щемящее, где-то внутри чувство, оно теперь всегда будет со мной. Когда пожар эмоций, наконец гаснет, на его месте остается лишь невесомый пепел, и он, оседает на дно подсознания, оставаясь там. Это и есть безысходность, недосказанность. Те чувства, которые так и сгорели в нас, не вырвавшись наружу.

Бредешь рядом, пытаешься ловить в ладони капли дождя, весь мокрый, словно воробей на ветке. Понимаю, что мы оба больны, причем на всю голову.

Взгляд твой ловлю, а в нем всполохи огня, бушующего где-то внутри. Наверное, именно из-за этого голос твой предательски дрожит и нужные слова так и не находятся… И нервы сдают, что все так глупо, да мы отчаянно глупы и глупость эту не выбьет из нас даже время. Орать хочется, что есть сил, в это рыдающее холодным дождем небо! Проклинать себя, тебя, и мысли эти, что набатом уже звенят в моей голове! Проклинать саму жизнь и пусть все видят, что зацепило, что даже дышать теперь неимоверно больно! Ну и пусть так, зато мне останутся на память прикосновения твоих озябших пальцев, и вкус твоих губ, холодных, но таких родных. И весь ты, близкий такой, живой, но такой далекий. Это все? Нет. Еще со мною биение твоего сердца, торопливые удары, совсем близко, напоминающие шорох крыльев, вспорхнувшей от испуга маленькой птички.

И угрызения совести поутру, которые возвращают в реальность. Миллион и один план как исправить все, что в принципе уже и исправлять не хочется. Избегать тебя с усердием, не отвечать на сообщения, думать о том, как аккуратнее разбить твое сердце. А что еще мне остается? Наверное, лишь стоять, всматриваясь во мрак, и встречать еще одну зиму, вороша пепел, заполнивший до предела глубины моей выгоревшей напрочь души."

Неоднозначно? И правда. Наконец Аделия окончательно сдалась, впуская нового человека в свою душу…

Что остаётся человеку, когда он сознательно отойдя в сторону, отказывается от своих настоящих чувств? Правильно, человеку остаются лишь воспоминания. Страдал ли Сергей теперь, когда, казалось бы, его жизнь стала наполненной яркими событиями и близкими людьми? Да, страдал. Возможно, теперь даже больше, чем когда-либо. Но он усердно прятал всё где-то глубоко в душе, считая это единственно правильным решением. Но воспоминания не отпускали…

"Протяну ладошку, и на нее обязательно приземлится снежинка. Кристально чистая, белая, невесомая – идеальная. В мире множество одинаковых цветов, однотипных людей, дней, похожих друг на друга как братья близнецы и нет двух одинаковых снежинок. В свете фар танцует, переливаясь, снежный вихрь. Настроение? Да, наверное, мечтательно-тоскливое. Снег рисует образы в моей голове. Образы, давно ушедшие в прошлое, то, что давно спрятано в пыльный сундук памяти. Сколько же их, дней, ночей которые вот так же осветил снегопад, укутывая все вокруг мягким, словно белая вата покрывалом? Посчитать все сейчас? Ну что же, 13 февраля 2004 года. Нажимаем на перемотку…

Метель разыгралась не на шутку, а меня, как всегда черт вынес прогуляться. Когда на сердце холод дома никакие замки не удержат, особенно когда ты молод и кровь по венам бурлит, как горная река. Под ногами поскрипывает, мороз щиплет нос, курить неохота. Уже давно зажглись вечерние огни, так интересно ловить взглядом чьи – то силуэты в чужих окнах, будто крадешь кусочек тайны, сложнее осознать, что тебе нет нигде места. На улицах безлюдно. То ли мороз разогнал всех, то ли суеверия. Не мудрено – пятница 13 – е ! Впереди отчетливо вырисовались две маленькие фигурки, в свете единственного фонаря лиц не разглядеть. Девушки просто перешептываются несмело, меня на улице сложно не заметить. Испугались, бедолаги , наверное, встретив такого вот одиноко шатающегося Бармолея, да посередь ночи. А кто вас просил бродить в темноте? То – то же! Бойтесь меня! Уткнувшись носом в свой шарф, решаю ретироваться. Завтра день влюбленных, смешно до боли. Начну с утра высмеивать брата, куда -то намылившегося с букетом роз – дескать, дурака кусок. Другое дело я- диван, чипсы и тяжелый рок до рези в ушах.

– Сергей! – выводит из раздумий задорный девичий голосок, сердце махом падает камнем куда – то в пятки. Допрыгался, да кто ж знал, что и тебя вынесет в этот вечер под снег?! Маленькая и сумасшедшая.

– А пойдем с нами, я Ларису провожаю – звучит как приказ. Вот оно, пришло, откуда не ждали. Глаза твои смеются, стоп, Лариса живет на другом конце города!

Батеньки, о чем же ты думаешь?! Час туда и два обратно. Холод… метель. Но перспектива остаться наедине воодушевляет. Надо срочно сплавить Лариску домой! Да я бы с радостью гнал ее до дома бегом и через пустырь, ведь так короче. Но взявши Ларочку под руку, приходится вести с блондинкой беседу, старательно петляя переулками. А ты смеешься и ловишь в ладошки снежинки, звонкая как колокольчик, ни на кого не похожая, взбалмошная девчонка. Ты как снежинка, одна такая в снежном вихре.

А ты совсем не хотела в тот вечер домой, мы выбрали самый длинный путь и, нахохлившись от холода, словно воробьи на ветке, упорно не хотели себе признаваться. В чем? Ну, лично я упорно не хотел себе признаться, что давно останавливаюсь у твоих окон, в надежде уловить в них движение. Что, глядя в твои глаза, смущаюсь, и, не зная, что говорить мысленно величаю себя остолопом. По сути это была наша первая ночь, первая и последняя перед неминуемым шагом в бездну… В ней не было ни поцелуев, ни сплетения горячих тел. Был только снег, и несмелые пожатия рук, взгляды, глаза в глаза и я так и не решился тебя поцеловать.

Мысли снова возвращаются к тому снежному ночному вихрю, снежинках на ладони и Ларисе, которую во что бы ты ни стало, надо побыстрее проводить."

Полночь, снег, заметает нещадно, остановлюсь у обочины. Вдохну морозный воздух, и присев на капот, закурю. Чего сигналите, идиоты?! Не видите, человек грустит!

Столько событий в жизни, походы, путешествия, романы. А в память врезается что – то маленькое и, казалось бы, незначительное. Но тогда почему именно эти образы, навеянные вдруг, обильным снегопадом вызывают такую бурю эмоций?! Наверное, потому что тогда ты еще был настоящим"

Потом она часто задавала себе этот вопрос…

Когда же они с Сергеем перестали быть друзьями? Когда переступили через эту хрупкую грань и дружба переросла в нечто большее? Когда она перестала страдать от того, что он идёт на свидание к другой?

Лучшие друзья… Чужой парень, чужая девушка. И тот момент, когда они на какое-то время, уступив настойчивому зову сердца, всё же попытались быть вместе.

А ведь она помнит тот день до мельчайших деталей. 13 февраля… Да, как сейчас помнит, пятница, 13 февраля. Такие яркие события тяжело выбросить из головы, да и стоит ли это делать?

Листая, местами пожелтевшие от времени странички, исписанные ровным почерком Сергея, Аделия несколько раз прослезилась. Какое-то время сидела, поглаживая заветные рукописи своими морщинистыми руками, а потом, наконец, будто совладав с волнением, достала из коробки ещё одну тетрадь и, вздохнув, открыла, переносясь мысленно в ту пору, когда она была впервые неимоверно счастлива…

"Мой первый год в колледже был достаточно сложным: новые предметы, новый режим дня, другие люди. В тот день нам дали задание – нарисовать стенгазету и в пару мне попалась моя подруга Лариса. Подруг у меня явный дефицит и я была очень благодарна Ларисе за её благосклонное ко мне отношение. Человеком я слыла замкнутым, на вечеринки и дискотеки не ходила, поэтому девчонки предпочитали дружить с тусовщицами, в список которых я явно не входила. Мать до позднего вечера пропадала на работе, отчим утрясал свои бесконечные дела и вернуться обещал лишь на следующее утро. Мы с Ларисой пили вкусный мамин компот и рисовали, расположившись прямо на полу в моей маленькой, но уютной комнате. С газетой справились быстро, но расходиться совсем не хотелось. Вспомнили свою однокурсницу, которой я давным-давно обещала подарить кактус. Да, кактус был лишь уловкой, чтобы просто выйти на улицу и отвлечься от повседневной суеты. Колючих чудиков на моих подоконниках было много, я любила комнатные растения и с удовольствием копалась в земле. За окном бушевала настоящая метель, смеркалось, а мы всё – таки пошли к Арине в гости, завернув несчастный кактус в несколько пакетов.

Дорога шла через самые отдалённые районы, петляя то рядом с федеральной трассой, то мимо мрачного кладбища. Но мы были молоды, задорны, нам было весело. Кактус в тот вечер мы доставили быстро, закидали Аришку снежками и, довольные собою, отправились в обратном направлении…

Я сразу же заприметила твою фигуру под фонарём в конце улицы. Твою походку я не могла не узнать. Мы же столько лет были знакомы, да что там знакомы, дружили, играли, обменивались книгами, а после нашего феерического переезда из Одессы, целое лето жили в одном доме, а ещё я тебя любила, с того самого лета…

При виде тебя как-то странно начинало стучать сердце, где-то в районе ушей, да ладошки становились потными, как только я ощущала тебя совсем близко.

И ты так бы и прошёл мимо, завернувшись в свой длинный шарф, опустив голову, если бы я тебя не окликнула. Но, видимо, купидоны уже вовсю витали в воздухе накануне дня всех влюблённых, поэтому несмотря на то, что ты спешил домой, отмечать с семьёй день своего рождения, я всё равно позвала тебя провожать Ларису. И да, я прекрасно помнила, что идти до дома моей подруги несколько часов, но, видимо и ты понял, что Лариса в тот вечер была лишь причиной.

Ты взял блондинку под руку, и праздно развлекал её беседою, покуда я останавливалась под каждым фонарём, дабы полюбоваться на вихри снежинок в его свете. Я то и дело ловила на себе твой взгляд, твои глаза улыбались. Тёмные, как ночь. Но только они умели так улыбаться…

Проводив мою подругу, остались одни. Назад шли очень медленно. Болтали. И, черт побери , как же мне не хотелось возвращаться домой! В 10 вечера встретили мою маму, проводили, и ты сказал ей о том, что мы ещё немного побродим. Звезды в ту ночь были необычайно яркими от мороза, хотя, возможно, это мой воспалённый мозг сделал их именно такими. В тот вечер ты впервые взял меня за руку, чтобы отогреть своим дыханием мои озябшие ладони. Не было меж нами никаких вольностей, поцелуев, мы просто как два идиота заворожено смотрели друг другу в глаза и крепко держались за руки.

Домой я вернулась глубоко за полночь и была безмерно счастлива. Счастье огромными потоками выплескивалось наружу, словно фонтаны на площади большого города.

А День Святого Валентина наступил для меня в тот раз весьма неожиданно, с красивой открытки, подписанной весьма лаконично: "твой Серёжа".

Думаете, что дальше сразу же началась красивая сказка про любовь? Ошибаетесь. До "любви" были ещё долгие-долгие месяцы, полные обиды, горечи и юношеских переживаний. Лишь в августе пути наши снова пересеклись, причём как ни странно, но снова по моей инициативе. Ведь именно я, встретив тебя случайно в магазине, всего такого привлекательного, заигрывающего с молоденькой продавщицей, нагло позвала прогуляться вечером. А потом долго спорила с матерью, которая не хотела отпускать меня к тебе, говоря о том, что ты несерьёзный, с вредными привычками, и не одной юбки не пропускаешь.

Новый вечер оказался просто безумным. Ты полез в чужой огород, заприметив там белые цветы. Сначала тебя чуть не искусала овчарка, а потом мы долго выслушивали нравоучения бабушки – хозяйки огорода, в котором росли украденные тобой астры.

Впереди нас ждали волшебных 6 месяцев. Целых 6 месяцев невероятных свиданий, приключений, нежных поцелуев и шекспировских страстей. А потом всё резко закончилось, оставив кучу вопросов и зияющую дыру в области сердца. А мы снова стали друзьями, заклятыми друзьями, прошедшими вместе всё: огонь, воду, медные трубы…

Считаете, что из любви обратно в дружбу не возвращаются? Ошибаетесь. Этот миф давно развеян мною лично"

Снова слезы. Умиления, боли или же лёгкой грусти? Для чего она так бережно хранит все свои воспоминания? Кто знает, у каждого человека свои причуды. Кто-то собирает фантики от конфет, кто-то старинные монеты, кто- то Роллс-Ройсы, а старушка Аделия хранит свои воспоминания, нанизывая их словно жемчуг на тонкую нить сознания. Возможно, она просто боится перейти ту хрупкую грань между прошлым и настоящим. На склоне лет люди более трепетно относятся к прошлому, нежели к настоящему, если в этом самом настоящем ничего нет кроме большой, но пустой квартиры, да греющегося у горячей батареи кота.

Продолжить чтение