Читать онлайн Чашечку кофе, доктор? бесплатно

Глава 1

13 июня 1887 года, понедельник

Оливковая косточка

Этот посетитель почему-то сразу не понравился инспектору Найту. Странно, ведь в его внешности не было ничего отталкивающего – наоборот, он был даже привлекателен: молодой, стройный, темная кудрявая шевелюра, яркие живые глаза, щегольские усики. Правда, Найт, предпочитавший строгий стиль одежды, не мог не отметить мешковатый пиджак с оттянутыми карманами, модные клетчатые брюки и слишком яркий галстук, но с этим он был готов смириться: в конце концов, каждый одевается, как ему удобно. «Наверно, все дело в его самоуверенной ухмылке», – решил инспектор. Свободная, даже развязная поза, в которой посетитель откинулся на спинку стула в кабинете суперинтенданта, также не вызывала симпатии.

– Входите, Найт, – пригласил суперинтендант Хартли, грузный мужчина с лицом, точно высеченным из камня, и таким же, как камень, непроницаемым. – Присаживайтесь.

Инспектор приблизился и сел напротив, спокойно кивнул посетителю, не выдавая своей внезапно возникшей неприязни. Тот же принялся разглядывать Найта с откровенным любопытством.

– Знакомьтесь, джентльмены, – предложил суперинтендант. – Инспектор Найт, один из лучших сыщиков Департамента уголовных расследований. Мистер Джек Финнеган, специальный репортер «Сандей Таймс».

Найт насторожился: в Скотланд-Ярде не жаловали газетчиков.

– Как общеизвестно, – помолчав, заговорил Хартли, – недавно Столичной полиции удалось предотвратить попытку взрыва Вестминстерского аббатства: был раскрыт заговор тайных ирландских организаций, имевший целью убийство ее величества. Огромная заслуга в этом принадлежит лично помощнику комиссара мистеру Джеймсу Монро.

Найт уважительно кивнул, а Финнеган подал голос:

– О, это величайшее достижение! Раскрыть столь дерзкий, чудовищный замысел, какого не было со времен Порохового заговора!

Суперинтендант устремил на репортера тяжелый взгляд, которого тот, к своему счастью, не заметил, поскольку в этот момент смотрел на инспектора.

– Как утверждает редактор «Сандей Таймс», – продолжил Хартли, – после этого события интерес читателей газеты к работе Департамента уголовных расследований необычайно возрос. В связи с этим у редакции возникла идея статьи, в которой будет подробно описано какое-либо расследование – от начала и до конца.

В голосе своего начальника инспектор уловил явное неодобрение того, о чем ему приходится говорить, и насторожился еще сильнее.

– Сотрудник газеты, то есть мистер Финнеган, постоянно находясь рядом с сыщиком, будет непосредственно наблюдать за ходом следствия. Мистер Монро согласился…

– Такая статья еще выше поднимет престиж нашей доблестной полиции! – уверенно вставил газетчик. – Я уверен, что…

Он проглотил конец фразы, так как на этот раз тяжелый взгляд суперинтенданта его настиг.

– … согласился с одним условием, – с нажимом произнес Хартли: – ни единого слова без разрешения полиции не должно попасть в прессу вплоть до окончания расследования.

Финнеган всплеснул руками и активно закивал головой, показывая, что да, разумеется, само собой, он все понимает.

– Для участия в этой затее мистер Монро попросил меня назначить способного сыщика. И я хочу вас обрадовать, Найт: этот… гм… счастливчик – вы!

– О нет! – только и мог сказать Найт.

– Прямо ума не приложу, как теперь быть, сэр.

– Что-то случилось?

Сэр Уильям, высокий седой джентльмен шестидесяти пяти лет, беседовал с миссис Миллер – кухаркой и одновременно экономкой в доме на Гросвенор-стрит. Эта сухощавая, но крепкая женщина держала в страхе и повиновении остальных слуг – сына-лакея Джона и горничную Молли, а также собственного мужа, который выполнял обязанности дворецкого и камердинера. Однако перед хозяином она робела, несмотря на то, что тот всегда обращался со слугами ровно и вежливо. Ну, а с миссис Миллер он был особенно деликатен, прекрасно понимая, что человек не должен портить настроение кухарке, если он хочет регулярно питаться вкусной и здоровой пищей.

– Старый-то Мередит, что держал мясную лавку на нашей улице, помер, – сообщила женщина, теребя угол своего фартука. – А сын его теперь будет торговать только дичью. А я всегда брала там отличную свинину, говядину, баранину… телячьи сосиски, которые вам так нравились!

– Мда, это весьма печально, – участливо кивнул пожилой джентльмен. – Но ведь не может такого быть, чтобы во всем Лондоне не нашлось замены этой лавке!

– То-то я и говорю, сэр! Я поспрашивала у соседей, и вот теперь мне нужно ваше разрешение. Мне посоветовали рынок в Смитфилде. Там приличный товар, и они могут привозить на дом.

– Что ж, прекрасно. Значит, достаточно съездить туда один раз и договориться. Однако, я вижу, вас что-то смущает?

– Да уж больно далеко от нас, сэр.

– Не страшно – я оплачу вам кэб.

– А главное, – кухарка понизила голос, – место, прямо сказать, нехорошее… Там же казнят всяких злодеев!

– Бог с вами, миссис Миллер, в Смитфилде этим уже давно не занимаются! Это я утверждаю со всей ответственностью, как человек, еще совсем недавно причастный к свершению правосудия. Вы мне верите?

– Конечно, сэр.

– Тогда у меня такое предложение: мы прямо сейчас отправимся туда с вами. Вы все увидите своими глазами и, уверен, обо всем договоритесь наилучшим образом.

Кухарка остолбенела от такого резкого поворота. Полтора месяца назад судья сэр Уильям Кроуфорд вышел в отставку; тогда-то и начала проявляться его склонность к неожиданным поступкам, годами, очевидно, подавляемая четким ритмом заседаний в центральном уголовном суде – Олд-Бейли. Пожилой джентльмен подчинился этой склонности безоговорочно и с большим энтузиазмом, делая, впрочем, исключение для приема пищи в строго определенные часы. Домочадцы постепенно привыкали.

– Патрисия! – обратился сэр Уильям к третьей персоне, находившейся в гостиной.

Это была изящная восемнадцатилетняя девушка; ее распущенные кудрявые волосы в лучах утреннего солнца отливали рыжиной. Она стояла у открытого окна и поливала цветы, которые вырастила в ящиках снаружи.

– Да, дядя? – откликнулась девушка.

– У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня?

Патрисия, студентка Школы изящных искусств Слейда, как раз размышляла о том, чем бы заняться в такую чудесную погоду. Всего пару дней назад она окончила первый курс, и теперь перед ней простирались длинные – больше трех месяцев! – летние каникулы. Поездка на рынок, конечно, не обещала ничего захватывающего. Впрочем, с дядей ей было интересно всегда и везде.

Было решено отправляться через полчаса.

Инспектор Найт сидел за столом у себя в кабинете и сверял отпечатанную на машинке копию краткого отчета о своем последнем расследовании с рукописным оригиналом. Делал он это молча, не обращая внимания на Джека Финнегана, нетерпеливо ерзавшего напротив на жестком стуле.

Репортер прихватил с собой объемистый блокнот в кожаном переплете и большой запас карандашей, но пока ему удалось лишь кратко описать обстановку кабинета: «Довольно тесное и темное помещение, обставленное далеко не новой мебелью. Зато отдельное – в других сидят по нескольку человек. Наверно, выделили за какие-то прошлые заслуги…» Скучая, Финнеган перешел к описанию внешности хозяина: «Высокий брюнет, от двадцати пяти до тридцати лет, голубые глаза… На обычного сыщика не похож – скорее на аристократа…» Наконец он не выдержал:

– А что делают сыщики, пока их еще не вызвали на место происшествия?

– В буриме играют, – не поднимая головы, буркнул Найт.

Финнеган поперхнулся и на некоторое время замолчал. Потом уныло поинтересовался:

– И долго мы так будем сидеть?

– Пока не случится какая-нибудь неприятность.

– А она случится? – с надеждой спросил газетчик.

Инспектор взглянул на него и хмыкнул.

Центральный мясной рынок размещался в специально построенном для него двадцать лет назад огромном здании, занимавшем почти целый квартал. Создавший его архитектор вдохновлялся итальянским стилем, о чем свидетельствовали декоративные арки на фасадах и четыре башни-павильона по углам, увенчанные куполами с резными каменными грифонами. Неопытный покупатель, оказавшись внутри, непременно бы потерялся в уходящих за горизонт торговых рядах; он задрожал бы при виде несметного количества убитых телят, свиней и овец, свисающих с чугунных перекладин. Неопытному покупателю стало бы дурно от тяжелого запаха, неизбежно сопутствующего такому зрелищу. В конце концов он бежал бы с позором, так и не найдя места, где можно купить что-то, что помещается в сковородку или кастрюльку.

Не такова была миссис Миллер: она вся подобралась, напружинилась, взгляд стал цепким, оценивающим. Стало ясно, что сейчас ей лучше не мешать. Равно как можно было не волноваться: свинина, говядина, баранина, телячьи сосиски и прочее будут, как и прежде, представлены на Гросвенор-стрит, причем лучшего качества и по лучшей цене.

Сэр Уильям и Патрисия со спокойной душой оставили кухарку в этом гастрономическом царстве и вышли из здания рынка. Манящие ароматы привлекли их к уличному прилавку с пряностями и солениями. Там они купили стакан маринованных оливок.

Они шли по улице вдоль высокой каменной стены, разговаривали, смеялись и ели оливки. Внезапно пожилой джентльмен остановился с открытым ртом и схватился за горло.

– Что такое? – встревожилась Патрисия.

– Кажется… одна оливка была с косточкой, – просипел сэр Уильям.

– Ты можешь откашляться?

Сэр Уильям попробовал и помотал головой.

– А дышать?

Сэр Уильям сделал неопределенный жест рукой. Его дыхание было пугающе слабым и сиплым, лицо начало краснеть. В поисках помощи Патрисия огляделась по сторонам и обнаружила, что они стоят возле арки, насквозь пронизывающей величавое сооружение, отдаленно напоминающее въездные ворота средневекового замка, но более современное и элегантное; над аркой в нише между декоративными колоннами, располагалась статуя короля Георга VIII. Это был – о, чудо! – главный вход в больницу Святого Варфоломея.

В приемном покое хирургического отделения дядю и племянницу встретила медицинская сестра – стройная привлекательная девушка; чепчик, кокетливо сидевший на затылке, не скрывал ее светлых завитых волос. Патрисия, волнуясь, объяснила ей, что произошло.

– Идемте со мной, – пригласила сестра приветливо, – вас примет доктор Паттерсон.

Она бережно взяла сэра Уильяма под руку и повела по коридору. Ее внешность и обращение были настолько располагающими, что пожилой джентльмен успокоился и даже начал дышать не так страшно, как на улице. Патрисии тоже стало легче. Они подошли к кабинету с табличкой: «Оскар Паттерсон. Хирург». Оттуда вышел мужчина в белом халате – лет пятидесяти, крупный, седой. Хмуро кивнув сестре, он стремительно зашагал прочь. Патрисия проводила его растерянным взглядом, а сестра тем временем постучала в дверь. Бодрый веселый бас пригласил войти. Патрисия облегченно вздохнула: значит, врач, который что только что ушел, был не доктор Паттерсон. Сестра завела сэра Уильяма внутрь, а через минуту вновь появилась в коридоре, ободряюще улыбнулась девушке, попросила ее подождать и ушла.

Патрисия уселась на узкой деревянной скамье напротив двери и тут же услышала тот же веселый бас:

– Оливковая косточка, значит? Ну-ну, давайте посмотрим, успею ли я что-нибудь сделать, до того как она прорастет…

«Вот это шуточки!» – подумала Патрисия и поежилась. Из кабинета послышался кашель, потом какой-то непонятный хруст, кряхтение и шлепки. Потом все стихло. Не успела девушка снова встревожиться, как послышался веселый бас:

– Отлично, теперь все в порядке. Вот, держите это, сэр. Прополощите горло, это избавит вас от неприятных ощущений.

Патрисия успокоилась окончательно. По длинному коридору деловито сновали медсестры; пациенты ждали своей очереди; мужчина с загипсованной ногой, на костылях, выглянул из палаты; какую-то старушку провезли мимо в инвалидной коляске; уборщица протирала подоконники; давешний хмурый седой врач что-то втолковывал старику с рукой на перевязи, а тот слушал, приложив здоровую руку к уху, – шла обычная больничная жизнь.

Внезапно недалеко от себя, за колонной, Патрисия услышала тихий женский голос, в котором чувствовалась еле сдерживаемая ярость:

– Если я узна́ю, что это ты, тебе тоже конец!

– Не понимаю, о чем вы… – пролепетал в ответ другой женский голос, испуганный.

– Я тебя предупредила!

Женщины показались из-за колонны. Одна из них, лет тридцати, в уличном платье и соломенном канотье, напоследок сердито фыркнула и, стуча каблучками, чуть ли не бегом направилась прочь. Вторая – примерно такого же возраста, одетая в форму медсестры – уныло посмотрела ей вслед, а затем побрела в противоположную сторону. Видимо, она была так расстроена, что ничего не видела перед собой и поэтому едва не натолкнулась на дверь, которую как раз кто-то открывал.

Тут наконец-то в коридор вышли доктор Паттерсон и сэр Уильям.

– Получите вашего дядюшку, мисс, – бодро пробасил Паттерсон, статный молодой мужчина с умным веселым лицом, украшенным залихватскими усами. – Кстати, вам крупно повезло: мы часто отменяем операции, если они назначены на пятницу, тринадцатое число. А сегодня как раз тринадцатое, правда, не пятница, но я все равно не рискнул оперировать. Шучу, конечно! Просто операция не понадобилась. Лет пятьдесят можете ко мне не показываться, сэр. Только будьте аккуратнее с оливками!

– Мне кажется, я все еще чувствую эту косточку, – робко заметил пожилой джентльмен, прикасаясь к горлу.

– Нет, сэр, я вас от нее избавил, вы же сами ее видели! – рассмеялся доктор. – Знаете, бывает, что пациенту с ампутированной конечностью кажется, что его уже не существующая рука или нога все еще болит. Это, к счастью, не ваш случай – у вас всего лишь остаточное ощущение. Впрочем, если беспокоитесь, приходите ко мне еще раз на прием завтра. Буду рад убедиться, что вы живы и здоровы.

Он улыбнулся Патрисии и скрылся в кабинете.

Сэр Уильям еще не совсем пришел в себя после случившегося, и поэтому они с Патрисией, выйдя во внутренний двор больницы, решили немного передохнуть на скамье у фонтана. Вода журчала и шелестела, выливаясь в бассейн из чаши, которую поддерживали четверо упитанных каменных малышей. Патрисия пыталась выведать у дядюшки причину странных звуков во время приема, а тот отшучивался и говорил, что предпочел бы об этом забыть.

Рядом послышался сиплый кашель. Оба повернулись и увидели рослого констебля с красным лицом и вытаращенными слезящимися глазами. Он протянул к ним руки и зашевелил ими в непонятных жестах.

– Что с вами случилось? – участливо спросил пожилой джентльмен.

Констебль открыл рот, но вместо слов при каждом вдохе и выдохе из его горла вырывались еще какие-то булькающие переливчатые трели.

– Вы подавились? – догадался сэр Уильям, вставая.

Констебль, сделав над собой неимоверное усилие, грустно булькнул:

– Свистком.

С большим трудом сдерживая смех и одновременно искренне сочувствуя, дядя с племянницей взяли беднягу под руки и повели туда, откуда сами недавно вышли.

Медсестра-блондинка из приемного покоя, снова увидев их, слегка удивилась, а узнав, в чем дело, провела всю троицу к кабинету доктора Паттерсона. Ее лицо при этом не меняло приветливо-заботливого выражения, только глаза весело блестели. Она постучала, но ответа не последовало. Постучала еще раз – и опять безрезультатно. Тогда, сделав знак подождать, девушка вошла в кабинет одна. Послышался ее тихий возглас, и через секунду она выскочила из кабинета с криком:

– На помощь! Скорее! Доктору Паттерсону плохо!

На ее зов откликнулась проходившая мимо сестра, а через минуту появился и тот самый седой врач, которого Патрисия ранее приняла за Паттерсона. Вбежав в кабинет, он захлопнул за собой дверь. Рядом тут же начали скапливаться обеспокоенные пациенты, приковылял даже мужчина на костылях.

Через несколько минут трое вышли из кабинета: врач был удручен, а девушки выглядели ошеломленными и даже испуганными. Врач мрачно оглядел собравшуюся толпу и объявил:

– Доктор Паттерсон сегодня больше вести прием не будет. Его пациентов примут другие врачи. Джудит, – обратился он к блондинке, – распределяйте их между мной и доктором Баббингтоном, когда он придет. И еще…

Он наклонился к девушке и что-то тихо сказал ей на ухо. Та кивнула и побежала в сторону приемного покоя.

– А вы, – врач повернулся ко второй медсестре, – побудьте с ним. Только ничего там не трогайте. Позовете меня… когда будет нужно.

Девушка вернулась в кабинет и закрыла за собой дверь. Больные в коридоре стали взволнованно переговариваться, слышались реплики: «Что с ним?.. Сердце, наверное… Доктора тоже, бывает, болеют…» Хмурый врач громко произнес:

– Прошу пациентов разойтись по палатам, а персонал – проследить за этим!

Он тихо пробурчал: «Черт знает что! Отделение хирургии – а больные скачут, как зайцы!» Потом снова повысил голос:

– Все, кто не ожидает приема, покиньте отделение!

Патрисия повернула голову вправо, где только что стоял ее дядя, – но его там не оказалось. Девушка растерянно огляделась: сестры уводили больных от кабинета доктора Паттерсона, те подчинялись неохотно, оглядывались, некоторые пытались вернуться. Хмурый врач направился было по коридору, но остановился возле Патрисии и довольно грубо поинтересовался:

– А вам, мисс, нужно особое приглашение?

– Нет, – испуганно пискнула та.

– Вам ведь уже оказали помощь?

– Да, – ответила девушка в той же тональности.

Врач неожиданно смягчился:

– Простите… У нас сегодня будет напряженный день. Впрочем, как и всегда…

Он махнул рукой и зашагал дальше.

Патрисия вдруг – с опозданием – подумала: в поднявшейся суматохе все забыли про несчастного констебля.

Впрочем, оказалось, что не все. Девушка услышала спокойный голос своего дяди, доносившийся из-за колонны:

– Наклонитесь, будто хотите завязать шнурки на ботинках… Нет-нет, колени не сгибайте! Вот так… А теперь покашляйте, сильно. А я в этот момент – уж простите – шлепну вас между лопаток… Так! Еще раз, сильнее!

Раздался стук упавшего на пол маленького предмета, и затем последовал шумный, свободный вдох и такой же выдох. Девушка заглянула за колонну: сэр Уильям ободряюще похлопывал констебля по плечу, а тот, обливаясь слезами, сиял счастливой улыбкой.

– Вы мне прямо жизнь спасли, сэр! – с чувством прохрипел полисмен, когда смог говорить. – Откуда вы знаете, что нужно делать? Вы врач?

– Нет, мой дорогой. Просто имею… ммм… некоторый жизненный опыт. – Сэр Уильям заметил свою племянницу: – Полагаю, мы можем ехать домой, Пат.

Инспектор Найт быстро шагал по коридору больницы Святого Варфоломея. За ним, гулко топая тяжелыми ботинками, следовал рослый констебль. Джек Финнеган, с блокнотом и карандашом наизготове, едва поспевал за обоими, озираясь по сторонам, чтобы не пропустить ни одной детали для будущего красочного описания: отмытый до блеска дощатый пол; выбеленные стены; высокие потолки с лепными карнизами; большие окна, пропускающие много света; медицинские сестры в длинных белоснежных передниках поверх форменных платьев и чепчиках, завязанных под подбородком…

– Ни во что не вмешивайтесь и никого не расспрашивайте, – говорил Найт на ходу.

– Но я могу помочь! – робко возразил Финнеган. – Многие ведь боятся говорить с полицией.

Инспектор скрипнул зубами, но, подумав, что доля правды в его словах есть, уступил:

– Хорошо. Но только с моего разрешения. Если случайно узнаете что-то интересное, сразу сообщайте мне.

Остановившись у кабинета доктора Паттерсона, Найт постучал, как ему сказали в приемном покое: два раза, пауза, еще три. Изнутри послышались торопливые шаги, в замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и появилась девушка в сестринской форме – совсем юная, с испуганными глазами. Она посторонилась, пропуская инспектора. Финнеган сунулся было вслед, но Найт его остановил:

– Вам туда нельзя.

– Но…

– Все запишете потом с моих слов.

– Хорошо, – разочарованно протянул газетчик, но тут же оживился: – А можно мне пока перекинуться парой слов с медсестрами?

– Не возражаю, – разрешил Найт, шагнул внутрь и закрыл дверь у него перед носом.

Доктор Паттерсон, еще час-два назад – энергичный молодой мужчина, неподвижно лежал на полу в скрюченной позе, согнув колени и неестественно вывернув руки. Голова его была закинута назад, на лице застыло выражение боли и страха.

– Вас зовут…? – обратился инспектор Найт к медсестре.

– Сестра Лоусон, – откликнулась та дрожащим голосом.

– Это вы пытались его спасти?

– Да, я, и еще доктор Хилл и сестра Барлоу. Это она его увидела и позвала на помощь. Но мы ничего не смогли сделать, ничего! Господи, он так мучился!

– Что произошло, вы знаете?

– Нет, – девушка испуганно покачала головой. – Вам лучше спросить доктора Хилла. Он просил позвать его, когда вы… ну, то есть полиция… придете.

Найт кивнул, и сестра выскользнула из кабинета, с явным облегчением, что ей больше не нужно находиться в запертом помещении с мертвецом.

Инспектор огляделся. Обычный кабинет врача: письменный стол, умывальник, кушетка для пациентов, ширма и рядом с ней тумбочка, где выложены различные инструменты и приспособления, этажерка с книгами, застекленный шкаф с коробочками и пузырьками. Найт поднял стул, который, очевидно, падая, опрокинул умирающий. Идеальный порядок на столе нарушало темное подсыхающее пятно, залившее лежавшую там раскрытую тетрадь. Рядом на блюдце стояла чашка с черным кофе – на донышке оставалось еще немного, с чайную ложку. Инспектор заглянул в тетрадь, не прикасаясь к ней: доктор Паттерсон вел записи о приеме пациентов и назначениях; за сегодняшнее число значилось лишь одно имя, и это имя было инспектору знакомо.

Дверь без стука отворилась, и в кабинет вошел хмурый седой врач.

– Патрик Хилл, – представился он, – хирург. Мы коллеги… были коллегами.

Он отошел к окну и встал там, прислонившись к подоконнику и скрестив на груди сильные руки.

– Сегодня за полдня доктор Паттерсон принял только одного пациента, в одиннадцать пятьдесят, – сказал Найт, кивая на испачканную тетрадь. – Это в порядке вещей?

– Конечно, обычно бывает гораздо больше, – откликнулся Хилл. – Но сегодня мы оба оперировали, с восьми до половины двенадцатого.

Инспектор понимающе кивнул и неожиданно спросил:

– Почему вы распорядились вызвать полицию?

Врач растерялся – но лишь на секунду – и ответил:

– Смерть без видимых причин.

– Это редкость в вашей работе?

– Не часто, но случается.

– Может быть, что-то показалось вам подозрительным?

– Ничего! – огрызнулся Хилл и добавил с сарказмом: – Простите великодушно, если напрасно потревожил!

– Напрасно или нет – этого мы пока не знаем, – спокойно сказал инспектор. – У вас есть хоть какие-то предположения по поводу причины смерти вашего коллеги?

– У меня нет предположений. Знаю лишь, что это внезапная смерть.

– То есть доктор Паттерсон ничем не болел?

– Он был совершенно здоров, в расцвете сил – ему всего лишь тридцать два. – Раздражение в голосе врача сменилось сожалением. – Когда я прибежал, он уже умирал, помочь было нельзя. Он скончался у меня на руках буквально через пару минут.

– Когда это случилось, вы помните?

– Конечно. Мы всегда фиксируем время смерти – так положено. Я запомнил автоматически: двенадцать двадцать пять.

Найт сделал пометку в своем блокноте и заметил небрежно:

– Странно: кофе разлит, а чашка стоит ровно в центре блюдца. Вряд ли ее поставил туда сам доктор Паттерсон.

Хилл помедлил, прежде чем ответить:

– Это я сделал. Наверное, машинально.

Инспектор попросил у него чистый пузырек и, получив, аккуратно перелил в него остатки кофе из чашки. При этом он отметил, как напряженно наблюдает за ним врач.

– Что ж, подождем, пока не станет ясна причина смерти доктора Паттерсона, – сказал Найт, опуская пузырек в карман.

– Я вам больше не нужен? – спросил доктор Хилл.

– Нет, благодарю вас. Пожалуйста, закройте дверь на ключ, после того как унесут тело.

– Да, конечно, – сказал врач с явным облегчением. – Если понадоблюсь – я почти всегда здесь.

Выйдя в коридор, инспектор Найт поискал глазами Джека Финнегана – тот беседовал с двумя медсестрами. Лицо газетчика выражало крайнюю степень участия, а в голосе звучали мягкие, доверительные интонации. Он не отвлекался, чтобы записывать, но смотрел собеседницам прямо в глаза и время от времени сочувственно кивал головой. «Работает профессионально», – не мог не отметить инспектор и направился в приемный покой.

Светловолосая медсестра, ободряюще улыбаясь, объясняла женщине с перевязанной рукой, где находится аптека. На ее миловидном лице не читалось ни тени недавних переживаний – оно выражало спокойную уверенность и приветливость, словно стоящая перед ней женщина ее гостья, а не пациентка. Инспектор дождался, когда женщина ушла, подошел к стойке и тогда заметил, что веки у медсестры покраснели и припухли.

– Вы прекрасно держитесь, мисс Барлоу, – похвалил он.

Та пожала плечами:

– А как же иначе? Нельзя показывать больным, что мы чем-то встревожены. Это может их испугать. А я первая, кого они видят, когда приходят в наше отделение.

– Да, верно.

– Вам нужно еще что-нибудь уточнить? Я уже рассказала все, что знала.

– Скажите: вы записываете адреса пациентов?

– Обязательно. Потом я помогаю врачам заполнять лечебные карточки.

– Тогда у меня личный вопрос: доктор Паттерсон принял сегодня пациента по фамилии Кроуфорд. Мне хотелось бы понять, тот ли это человек, которого я знаю.

Сестра Барлоу раскрыла лежавший на стойке журнал в кожаной обложке, страницы которого были исписаны ее ровным ученическим почерком, и прочла:

– Уильям Генри Кроуфорд, Гросвенор-стрит, пятьдесят один.

– Да, это он, – кивнул Найт, – благодарю.

– Это был легкий случай, – улыбнулась девушка, – можете не беспокоиться за своего знакомого. – Ее лицо вдруг омрачилось, губы задрожали: – На двенадцать был записан еще один пациент, но он почему-то не появился… Боже мой! Если бы он появился, я бы пришла к доктору Паттерсону раньше и тогда мы, может быть, успели бы ему помочь! Какой ужас! Ведь он совсем молодой! У него осталась жена… вернее, уже вдова…

Медсестра украдкой огляделась, вытащила из кармана фартука носовой платок и промокнула глаза.

– Я хотел бы – на всякий случай – узнать домашний адрес доктора Паттерсона, – попросил инспектор.

Девушка тут же назвала улицу и номер дома.

– Вы помните адреса всех своих коллег? – удивился Найт, записывая.

– О, нет, конечно! Просто я только что отправила посыльного к миссис Паттерсон, нужно ведь было ее известить… А вообще-то я храню у себя все адреса – на случай, если понадобится кого-то срочно вызвать.

К стойке неуверенно приблизилась девочка-подросток; она вела за руку зареванного малыша лет пяти, который прижимал к груди окровавленную кисть. Сестра Барлоу немедленно переключила внимание на них.

Инспектор направился обратно в отделение, слыша ласковое воркование девушки:

– Что, мой хороший?.. Порезался проволокой? Бедняжечка! Идем, сейчас доктор тебе поможет, и твоя ручка будет как новая. Вот, я пока оберну ее салфеткой…

В коридоре спутника инспектора Найта не оказалось. Причина этому выяснилась через минуту: из-за дальнего угла выкатилась тележка с чистыми полотенцами, движимая медсестрой средних лет, с виду строгой и неприступной; в арьергарде следовал Джек Финнеган. По лицу газетчика было видно: он только что задал какой-то провокационный вопрос и ожидает ответа. Строгая медсестра остановилась, уперла руку в бок и разразилась короткой речью. Найт не мог расслышать ее слов, но было не трудно понять, что репортер получил суровую отповедь. Впрочем, он ничуть не смутился, а лишь подобострастно раскланялся. Медсестра, явно довольная собой, ухватилась за свою тележку и гордо двинулась дальше. Финнеган заметил инспектора, возвел глаза к небу и оскалился.

– Издержки профессии, – пояснил он, подойдя к Найту. – Всяк норовит обидеть честного репортера, а новости-то, между прочим, все любят читать! – Он похвастался: – Эта мегера даже не догадывается: своим отрицательным ответом, кипящим праведным гневом, она на самом деле подтвердила то, что я уже успел узнать.

– Нам пора, – сказал инспектор.

– Я готов! Куда мы теперь?

– Вы – домой, или куда еще направляются репортеры после дня плодотворной работы. А я, – Найт прикоснулся к карману, в котором находился пузырек, – должен заглянуть к одному своему знакомому.

– Мне почему-то кажется: вы от меня что-то скрываете, – прищурился газетчик с напускной подозрительностью.

– Не торопитесь, мистер Финнеган. Все узнаете в свое время.

Они вышли во двор, и инспектор поинтересовался:

– Чем с вами поделились сестры?

– В основном восторгами – как все обожали доктора Паттерсона, какой он был милый и внимательный, и переживаниями – как они все потрясены, какой это будет страшный удар для его супруги и так далее. Но, как я полагаю… – газетчик замялся. – Не знаю, вроде бы о мертвых не принято говорить плохо… Но в то же время мне не кажется, что это так уж плохо… – Он рассмеялся: – По крайней мере, для него это было совсем неплохо!

– Да говорите, наконец! – улыбнулся Найт.

– Доктор Паттерсон был, похоже, тот еще ловелас! Он очаровал всех здешних медсестер. Обаяние и напористость – перед этим сочетанием, я уверен, не устояла ни одна. Ему было несложно уединиться с очередной пассией в каком-нибудь укромном уголке, коих, как мне сказали по секрету, в любой больнице предостаточно.

– И, разумеется, все в отделении об этом знали, – усмехнулся инспектор.

– Да, как это обычно и бывает, когда все друг у друга на виду! А самое удивительное – между сестрами, похоже, не было из-за этого ссор – по крайней мере, мне так показалось. Два года назад Паттерсон женился, но это не помешало ему продолжать крутить роман с этой аппетитной блондиночкой из приемного покоя.

– С сестрой Барлоу?

– Да, верно. Они флиртовали друг с другом не скрываясь, так, чтобы всем это казалось шуткой, – с удовольствием рассказывал репортер. – Очевидно, это был способ замаскировать их связь. Расставшись с Барлоу, Паттерсон вроде как поутих. Но поговаривали, будто он просто переключился на новую операционную сестру, Лору Батлер: уж слишком старательно оба демонстрировали, что у них исключительно рабочие отношения.

– У вас отлично получается собирать сплетни, – похвалил Найт.

– Сплетни – мой хлеб, – скромно заметил Финнеган.

– Возможно, они будут иметь значение, когда будет установлена причина смерти Паттерсона. Пока мы считаем это смертью при невыясненных обстоятельствах.

14 июня 1887 года, вторник

Хотите узнать здешние тайны?

На следующее утро, войдя во флигель, примыкающий к одному из корпусов больницы Святого Варфоломея, инспектор Найт и Джек Финнеган прошли по длинному темноватому коридору и свернули под низкую арку, ведущую в химическую лабораторию. Они оказались в помещении, по стенам которого высились стеллажи, заставленные бесчисленными банками, пузырьками и пробирками. На одном из массивных, в пятнах, столов громоздилась причудливая композиция из колб, трубочек, реторт и газовых горелок; там что-то непрерывно булькало и переливалось, временами выпуская струйки пара. Найт и Финнеган опасливо обогнули этот неспокойный стеклянный лабиринт.

За письменным столом возле книжного шкафа они обнаружили высокого худого человека примерно одного с ними возраста, с всклокоченными волосами, в рабочем халате, прожженном в нескольких местах кислотой. Звали его Томас Гаррет; Скотланд-Ярд часто обращался к нему, как к своему внештатному эксперту, за что тот сам себя прозвал «придворным химиком».

Рядом с ним сидел мужчина лет пятидесяти – маленький, кругленький, аккуратный. Глядя на его румяное добродушное лицо, можно было подумать, что он занимается чем-то чистым, приятным и радостным – разводит орхидеи, например, или продает воздушные шарики. Невозможно было представить, что на самом деле он вскрывает трупы – а так оно и было, поскольку доктор Сэмюэл Финдли был патологоанатомом. Он руководил всеми дивизионными врачами Скотланд-Ярда.

Найт представил обоим своего спутника и обратился к химику:

– Я получил вашу записку. Доктор Паттерсон умер от отравления?

– Да, – кивнул химик. – Был использован очень сильный яд – стрихнин.

– Которым крыс травят? – влез Финнеган.

Инспектор незаметно наступил ему на ногу и спросил:

– Применяется ли стрихнин в медицине?

– Нитрат стрихнина, – уточнил Гаррет. – Именно он послужил причиной смерти Паттерсона. Да, его применяют как тонизирующее средство при некоторых нарушениях здоровья.

– Как выглядит нитрат стрихнина?

– Это маленькие бесцветные кристаллы, похожие на стеклянные иголочки, длиной меньше четверти дюйма. Они легко растворяются в кипятке, так что свежесваренный кофе – подходящая среда. Хорошо, что вы уберегли чашку – остатков кофе оказалось достаточно, чтобы провести анализ.

– Я не ожидал результата так быстро, – удивился инспектор.

– Когда знаешь, что искать, не тратишь время на лишние телодвижения.

– Вот как? Что же вас натолкнуло сделать анализ именно на стрихнин?

– Мне подсказали: доктор Хилл зашел вчера вечером и посоветовал сделать тест на стрихнин.

– Доктор Хилл… Гаррет, вы могли бы описать, как действует стрихнин?

– Этот вопрос скорее к доктору Финдли.

– Хилл был здесь полчаса назад, – сказал Финдли. – Он описал свои наблюдения последних минут жизни бедняги. Это подтверждает выводы Гаррета: Паттерсон умер от отравления нитратом стрихнина, добавленным в кофе. При проглатывании первые симптомы появляются примерно через пятнадцать минут: крайне болезненные судороги, затруднение дыхания и краткая его остановка. Это длится около минуты, затем мышцы расслабляются и дыхание восстанавливается – до следующего приступа. Далее припадки становятся более продолжительными, а интервалы между ними сокращаются. После нескольких таких припадков наступает паралич центральной нервной системы и смерть.

– Ужас! – содрогнулся репортер.

– Как скоро может наступить смерть, доктор Финдли? – спросил инспектор.

– При высокой дозе с момента проглатывания до летального исхода может пройти всего полчаса.

– Судя по тому количеству, что я обнаружил, доза была смертельной, – добавил Гаррет. – Хватило бы даже половины чашки.

– Существует ли какое-то лечение?

– Если сразу же сделать промывание желудка, то вероятность вылечить человека есть. Многое зависит, конечно, от полученной дозы, от общего состояния здоровья, но… – Финдли развел руками, – эффективного противоядия от стрихнина пока не существует.

– Можно ли почувствовать привкус яда?

На этот вопрос ответил Гаррет:

– Нитрат стрихнина имеет чрезвычайно горький вкус. Однако доктор Паттерсон выпил черный кофе без сахара – тот, кто хотел его отравить, знал, что делает.

– То есть вы полагаете, Паттерсон не сам принял яд?

Химик и доктор переглянулись.

– Вряд ли врач выбрал бы столь мучительный способ уйти из жизни, – сказал Финдли.

– Так что же получается – его отравили?! – возбужденно воскликнул репортер, когда они с инспектором Найтом вышли из лаборатории. – Да еще кто-то из своих?!

– Вам не откажешь в сообразительности, мистер Финнеган, – усмехнулся инспектор. – Да, это первое, что приходит в голову после того, что мы узнали.

– Куда мы теперь?

– В отделение хирургии.

Найт замолчал, размышляя: «По словам доктора Хилла, они с Паттерсоном закончили оперировать в одиннадцать тридцать. В двенадцать двадцать пять Паттерсон скончался. Если учесть, что смерть от отравления наступает минимум минут через сорок, то получается – что?.. Что он выпил отравленный кофе почти сразу, как пришел в кабинет после операции. Значит, нужно искать того, кто побывал в его кабинете в течение примерно двадцати минут, начиная с половины двенадцатого!.. Хм, и первый, о ком можно сказать с уверенностью, это сэр Уильям Кроуфорд: время приема – одиннадцать пятьдесят… Однако самоубийство пока исключать нельзя: судя по всему, отношения доктора с женщинами были весьма запутанными. Никогда не поверю, что все его пассии мирно воспринимали то, что после того как он бросал их ради кого-то другого… А не мог ли Паттерсон выпить нитрат стрихнина по ошибке, вместо какого-то другого препарата?.. Интересно, откуда вообще мог взяться стрихнин?»

Почти все скамьи в приемном покое – довольно просторном квадратном помещении – были заняты людьми, ожидающими своей очереди. Сэр Уильям с племянницей приблизились к стойке, где их приветствовала вчерашняя светловолосая сестра.

– Мисс Барлоу, – обратился к ней пожилой джентльмен, – доктор Паттерсон назначил мне повторный прием. Правда, вчера, как мы поняли, ему… ммм… нездоровилось.

– Да, – кивнула девушка. – К сожалению, сегодня он тоже не принимает.

– Надеюсь, с ним ничего серьезного не случилось?

– Вы можете попасть к другим врачам, – сестра Барлоу уклонилась от ответа. – Только вам придется подождать – их сейчас всего двое.

Она без всякой надобности поправила лямку белоснежного накрахмаленного фартука и предложила:

– Я могу направить вас к доктору Хиллу. Но у него скоро начнется обход, и я не могу сказать точно, когда он освободится. Прошу простить, но сегодня, как вы понимаете, врачи очень загружены.

– Конечно, – сказал сэр Уильям и повернулся к племяннице: – Знаешь, дорогая, я совсем неплохо себя чувствую.

– Ты уверен, дядя?– спросила Патрисия.

– Да, вполне. Думаю, нет необходимости отнимать у врачей время по пустякам, тем более в такой сложной ситуации. Что ж, мисс Барлоу, в таком случае…

Тут в широком проеме, откуда был виден больничный коридор, промелькнула высокая фигура инспектора Найта.

– … мы подождем, – закончил фразу сэр Уильям.

Патрик Хилл явно не обрадовался новой встрече с полицией – а теперь еще и с прессой. Инспектору Найту и Джеку Финнегану пришлось подождать, пока он не отпустит пациента, после чего все трое прошли к кабинету Паттерсона – Хилл, как и обещал, запер его накануне.

Войдя внутрь, Хилл, как и вчера, встал у окна, сложив руки на груди, а Финнегану инспектор велел оставаться у двери.

– У меня очень мало времени, – предупредил хирург. – Мне нужно начинать обход пациентов.

– Я это учту, – отозвался Найт.

Он подошел к застекленному шкафу с лекарствами и принялся нарочито неторопливо перебирать пузырьки и флаконы, внимательно изучая этикетки. Некоторое время Хилл следил за его действиями с мрачным выжиданием и наконец не выдержал:

– Если вы ищете нитрат стрихнина, то его там нет. Я проверил это еще вчера.

Инспектор резко повернулся к нему:

– Вы еще вчера заподозрили отравление стрихнином.

– Не отрицаю. Поэтому я и сохранил остатки кофе в чашке. Я сначала хотел сам отнести кофе на анализ, но потом подумал: пусть лучше это сделает полиция.

– Почему вчера вы умолчали о своих подозрениях?

– Бросьте ваши полицейские формулировки, – не дрогнул хирург. – «Умолчал»! Я не сказал вам, потому что не был уверен. Лечение отравлений – это не моя специальность, хотя, разумеется, теоретически мне известны симптомы и принципы оказания помощи. К несчастью, наши попытки помочь Паттерсону запоздали: у него, скорее всего, был уже не первый припадок. Спасти его было уже нельзя. Стрихнин действует очень быстро.

– Почему вы подумали именно о стрихнине, доктор Хилл?

– Мне были знакомы посмертные признаки – характерная поза и прочее. Однажды меня пригласили сделать вскрытие, я видел тело в прозекторской. То, что умерший принял стрихнин, полиции уже было ясно из его записки. – Врач помолчал и пояснил: – Это был самоубийца.

– Самоубийца, – Найт ухватился за это слово. – Вы допускаете возможность того, что доктор Паттерсон сам покончил с жизнью?

Хилл решительно отверг это предположение:

– Абсурд! С какой стати?!

– Например, из-за того, что он никак не мог сделать выбор между своей женой и другой женщиной.

– Вздор! – фыркнул хирург. – Ни один мужчина в здравом уме, а тем более врач, не станет из-за этого глотать стрихнин! А у Паттерсона была светлая голова.

– Так вы знали о его любовных связях в больнице?

– Я не лез в его личные дела, – огрызнулся Хилл.

– Разумеется, – согласился инспектор. – Пожалуйста, просветите нас, доктор: используется ли в вашем отделении нитрат стрихнина, и если да, то для чего?

Хирург бросил на него опасливый взгляд, но объяснил спокойно:

– В частности, у нас в отделении – в послеоперационный период. Но только в тяжелых случаях и, разумеется, в малых дозах.

– Врачи хранят этот препарат у себя в кабинете?

– Берут по мере необходимости. У меня сейчас его нет – можете проверить.

Найт кивнул и, подойдя к письменному столу Паттерсона, принялся решительно выдвигать ящики и вытаскивать их содержимое, периодически посматривая на доктора Хилла. Тот нетерпеливо вздохнул и перенес вес с ноги на ногу. Найт поинтересовался:

– Как давно у вас работал доктор Паттерсон и насколько хорошо вы его знали?

– Он пришел к нам после получения образования семь лет назад. Первое время работал под моим руководством как интерн, но очень скоро стало ясно, что это – уникальный талант, он словно родился хирургом. Ему доверили самостоятельную практику, но и после этого мы с ним часто оперировали вместе.

–Я не сомневаюсь, что врачи вашей специальности сильно устают. Возможно, им требуется какое-то средство, чтобы взбодриться. – Найт вопросительно взглянул на Хилла. – Если допустить, что доктор Паттерсон в качестве стимулятора мог принимать нитрат стрихнина…

– Это чушь! – перебил его тот, багровея. – И чушь оскорбительная!

– Необязательно стрихнин, он мог по ошибке принять его вместо какого-то другого средства.

– Мне противно это слышать!

– И все же позвольте мне сформулировать мой вопрос, доктор Хилл, – сказал инспектор спокойно, но жестко: – вы бы заметили, если бы Паттерсон принимал тонизирующие препараты?

Хирург подавил свой гнев и процедил ледяным тоном:

– Если бы я это заметил, я бы немедленно сообщил нашему главному хирургу, несмотря на все мое уважение к способностям Паттерсона. Я категорически отрицаю ваше предположение – и не потому, что не хочу пятнать честь больницы, в которой работаю. Для врача подобное поведение недопустимо. Что касается тонизирующего средства, то для Паттерсона это был кофе.

Найт заглянул в свой блокнот и спросил:

– Он всегда пил черный кофе без сахара?

– После операции – обязательно.

– Кроме вас, в отделении еще кто-нибудь знал об этой его привычке?

Хирург пожал плечами:

– Все знали. Какая-нибудь из сестер всегда сразу же приносила ему кофе.

– Вы знаете, кто приносил вчера?

– Понятия не имею. Можете поинтересоваться у сестры Барлоу – ей, как правило, известно все, что происходит в отделении.

Глава 2

– Благодарю.

Инспектор стал задвигать опустевшие ящики письменного стола. Нижний остановился, не дойдя до задней стенки: очевидно, какой-то предмет выпал и заклинил его, застряв между дном ящика и основанием тумбы. Найт вынул этот ящик и положил на столешницу, а затем наклонился и вытащил нечто любопытное: стопку записок, аккуратно скрепленных хирургическим зажимом. Почерки в них были разные – инспектор насчитал не меньше семи, – а содержание примерно одинаковое: чувствительные признания и просьбы о встрече. Бумага на нижних листках пожелтела. Справедливо предположив, что записки хранились в хронологическом порядке, Найт отобрал те несколько штук, что были прикреплены сверху и написаны одной рукой. С безразличным лицом прочел их все, вытащил парочку из середины и показал доктору Хиллу:

– Вам знаком почерк?

Тот прочел вслух:

– «Хорошо, я могу задержаться на два часа»… «У меня изменился график. Я дежурю в ночь с 25-го на 26-е мая». – Он нахмурился и покачал головой: – Нет.

– Вы уверены? Это явно писала одна из медсестер.

– Не нужно спрашивать меня по два раза, – сердито сказал хирург. – Я и так из-за вас задержался с обходом. Если у вас ко мне больше нет вопросов, инспектор…

– Последний: вчера, после того как вы закончили оперировать, вы заходили к Паттерсону?

Хилл поколебался и ответил:

– Не помню. Кажется, нет. У меня начинался прием, и я сразу ушел к себе в кабинет.

– Благодарю, доктор, не стану больше вас задерживать. И прошу вас: воздержитесь говорить кому-либо о стрихнине.

– Разумеется, – буркнул хирург, отделился от подоконника и быстро прошел к выходу.

Он так резко распахнул дверь, что чуть не сбил с ног проходившую мимо медсестру. Девушка испуганно отскочила в сторону – это была та самая деревенская простушка, что дежурила в кабинете, когда там лежал мертвец.

– А вот, кстати, сестра Лоусон работает у нас недавно, – сказал Хилл, не подумав извиниться. – Инспектор интересуется, мисс, кто вчера варил кофе для доктора Паттерсона.

– Я, – просипела девушка, кашлянула и повторила своим обычным голосом: – Я.

– Вы принесли чашку в кабинет? – спросил Найт.

– Да. То есть не совсем, – пролепетала медсестра, распахнув честные серые глаза. – Я сварила кофе и понесла его доктору Паттерсону, но перед самой дверью у меня забрала чашку сестра Батлер и сама вошла в его кабинет.

– Вы познакомите меня с сестрой Батлер?

– Ее сегодня нет.

Инспектор вопросительно взглянул на хирурга. Тот был мрачен – очевидно, уже терял терпение – и лаконично посоветовал:

– Сестра Барлоу, приемный покой.

Хилл велел сестре Лоусон следовать за ним, и они вместе удалились.

За спиной инспектора Найта раздалось вежливое покашливание. Он обернулся: на пороге кабинета переминался с ноги на ногу Джек Финнеган. Все это время газетчик вел себя так тихо, что Найт почти забыл о его присутствии.

Оба вернулись в кабинет.

– Хотите обыскать еще раз? – с жадным интересом спросил Финнеган.

– Угадали.

– Можно, я вам помогу?

– Пожалуй, – согласился Найт.

Газетчик с готовностью поддернул рукава:

– Что нужно искать?

– Все, что может не принадлежать доктору Паттерсону. А также следы стрихнина – пузырек, обрывок этикетки и тому подобное.

Вдвоем они тщательно осмотрели кабинет, но ничего подозрительного не обнаружили.

– Пусто, – разочарованно заметил Финнеган, заглянув на всякий случай под кушетку еще раз. – Я думаю, это Лоусон. Уж больно испуганный был у нее вид!

– Лоусон вымыла бы чашку, – возразил инспектор. – У нее для этого было достаточно времени.

– Тогда та, другая, – репортер заглянул в свой толстый блокнот, – Батлер.

– Возможность у нее, безусловно, была. Что ж, последуем совету доктора Хилла и отправимся добывать сведения в приемный покой.

– Минутку, – попросил Финнеган. – Могу я прежде полюбопытствовать: почему вы не показали Хиллу самую верхнюю записку из вашей стопки?

– Вы наблюдательны, – усмехнулся Найт. – Вот, держите.

Он протянул газетчику листок. Тот впился глазами в следующий текст: «Не знаю, сколько еще я смогу выдержать. Так не может больше продолжаться. Порой мне кажется, что единственный выход – смерть».

– Чем могу помочь? – приветливо поинтересовалась сестра Барлоу.

– Я заметил, что с вашего рабочего места хорошо просматривается коридор и дверь в кабинет доктора Паттерсона, – сказал инспектор Найт. – Вы можете вспомнить, что видели, когда Паттерсон начал прием?

– Нууу, – протянула девушка, – я вообще-то не смотрю все время в ту сторону… По-моему, все было как всегда…

– Может быть, вы заметили что-то необычное? Или кто-то вел себя странно?

Неожиданно медсестра прыснула:

– Был один необычный пациент – полисмен, он чуть не проглотил свой свисток. Его привел ваш знакомый пожилой джентльмен. О, к сожалению, я не знаю, успел ли доктор Паттерсон принять этого беднягу…

– А посторонние? Мог ли кто-то пройти в отделение, минуя вас?

– Нет, – твердо сказала девушка. – Всех пациентов к врачам направляю только я.

– В отсутствие доктора Паттерсона кто-нибудь мог зайти в его кабинет?

– Врачи, когда выходят, обязаны запирать дверь – у них же хранятся лекарства, инструменты…

– Мисс Барлоу, я не инспекция из совета вашей больницы.

– Бывает, что не запирают, – призналась сестра Барлоу. – Особенно в суматохе, когда привозят кого-то, кому нужна срочная помощь. Так что – да, думаю, кто-то мог зайти.

– А супруга доктора? Она часто приходила сюда?

– Несколько раз. Но вчера я ее здесь не видела, если вы об этом.

– Это правда, что она ревновала к вам своего мужа?

Медсестра чуть не задохнулась от возмущения:

– Кто вам это сказал?! Какая гадость! Какие у нее могли быть причины?!

– Миссис Паттерсон могло не понравиться, что вы флиртуете с ее мужем.

– Как вам не стыдно такое говорить?! Это что же – все в Скотланд-Ярде такие бестактные? Мы с доктором Паттерсоном просто шутили! Знаете, у хирургов ужасно тяжелая работа, они чаще других врачей видят боль, страдания, смерть. Им нужно как-то отвлечься от этого, и я стараюсь их подбодрить – только и всего!

Инспектор извинился и сменил тему:

– Вы знали, что Паттерсон всегда пил кофе после операций?

– Да, черный, без сахара, – подтвердила сестра, успокаиваясь.

– Он один из персонала отделения предпочитал именно такой?

– Нет, еще двое: доктор Хилл и сестра Батлер. Все остальные любят сладкий и с молоком.

– Кстати, когда я могу поговорить с сестрой Батлер?

– С Лорой? Зачем она вам? – резко спросила блондинка, но тут же опять перешла на дружелюбный тон. – Она уже ушла домой, у нее была ночная смена. О! – вдруг возбужденно воскликнула девушка. – Значит, она еще не знает о смерти доктора Паттерсона! Боже, это, наверно, ее убьет!

– Почему? – заинтересовался Найт. – У них были какие-то особые отношения?

Сестра Барлоу ответила чопорно, с назиданием:

– Профессиональные. Между хирургом и медсестрой должно быть полное взаимопонимание – от этого может зависеть жизнь пациента. Лора Батлер – очень хорошая операционная сестра, она часто работала с доктором Паттерсоном. Если вам угодно называть это особыми отношениями…

Инспектор уважительно поднял брови и слегка склонил голову набок, показывая, что принимает такое объяснение, а потом сказал:

– Я хотел бы с ней поговорить.

– Сейчас она наверняка отсыпается. Выйдет завтра с утра. Простите, у меня уже выстраивается очередь, так что если…

– Последний вопрос. – Найт положил перед девушкой записки, которые показывал Хиллу: – Вы узнаете этот почерк?

Медсестра замялась:

– Право, я не уверена… Мне не хотелось бы…

Инспектор слегка наклонился к ней и произнес доверительно:

– Полицейские – дотошный народ, мисс Барлоу. Мы просмотрим все ваши журналы и карточки пациентов и найдем автора, но вы могли бы сберечь наше время.

– Это писала Лора Батлер, – неохотно сказала блондинка.

– Он еще здесь? – спросила Патрисия свистящим шепотом.

Она изнывала от того, что свободных мест на скамьях в приемном покое почти не оказалось и ей пришлось сесть спиной к стойке. У ее дяди, расположившегося напротив, была более выгодная позиция, и он прошептал в ответ:

– Да. Разговаривает с медсестрой. С ним еще кто-то – наверное, помощник.

– Что? – не расслышала девушка.

Сэр Уильям наклонился к ней и нечаянно задел свою прислоненную к скамье трость. Медная ручка звонко ударилась о выложенный плиткой пол – инспектор Найт обернулся на звук.

Пожилой джентльмен привстал и слегка поклонился в знак приветствия. Патрисия вскочила. Инспектор поблагодарил медсестру и направился к ним, за ним поспешил Финнеган. Сестра Барлоу запоздало крикнула им вслед:

– А почему вы спрашивали про кофе?

Подойдя к сэру Уильяму и Патрисии, Найт поздоровался и спросил несколько настороженно:

– Что вас сюда привело? Надеюсь, вы не больны?

– Нет-нет, – заверил его пожилой джентльмен, – у меня было… ммм… небольшое недомогание. Но теперь все в порядке.

– Я рад, сэр. Тем более что, если не возражаете, мне хотелось бы поговорить с вами обоими.

Дядя с племянницей переглянулись, стараясь не показать, что именно этого им бы и хотелось больше всего.

– Разумеется, мы не возражаем, – заверил Найта сэр Уильям.

Инспектор представил ему и Патрисии своего спутника, и все четверо вышли во двор.

– Как я понимаю, – сказал Найт, – вы находились здесь, когда скончался доктор Паттерсон.

Он назвал причину смерти хирурга, дождался, когда утихнут ошеломленные и сочувственные возгласы, и спросил:

– Вы помните, как вел себя Паттерсон? Не выглядел ли он расстроенным или встревоженным?

– Ни в коей мере, – решительно отверг это предположение сэр Уильям. – Он был бодр и весел, шутил.

– Удалось установить, что Паттерсон принял яд примерно в то время, когда вы оба находились рядом. Вы видели, сэр, кто входил в кабинет или выходил оттуда перед тем, как туда вошли вы?

– Боюсь, инспектор, я был тогда не слишком внимателен к окружающему, – произнес пожилой джентльмен с извиняющейся улыбкой. – Я запомнил только самого доктора.

– А вы, мисс Кроуфорд?

– Я тоже, – с сожалением пожала плечами девушка. – В коридоре было множество людей, но – увы!

– Если вы все же…

– Инспектор! – послышался голос.

На крыльце стояла сестра Барлоу.

– Вас просит зайти главный хирург.

Найт попросил сэра Уильяма и Патрисию его подождать – те охотно согласились и направились к уже знакомой им скамейке рядом с фонтаном.

– Вы не будете против, если я… – зашептал Финнеган, следуя за инспектором, но оглядываясь на сэра Уильяма и Патрисию. – Это ваши знакомые? Какая потрясающая девушка! Можно, я останусь и побеседую с ними? Это может пригодиться для статьи.

– Только не сообщайте им никаких подробностей о расследовании, – предупредил Найт. – И, разумеется, ничего без их согласия в свою статью не включайте.

– За кого вы меня принимаете?! – тихо воскликнул газетчик, изображая праведное негодование.

Главный хирург больницы Святого Варфоломея, Энтони Кэмпбелл, оказался седовласым мужчиной лет под семьдесят, крепким и широкоплечим; гордая осанка придавала его внешности нечто весьма солидное, даже величественное. Его голова напомнила инспектору Найту бюст кого-то из великих древних греков – Архимеда или Аристотеля: те же правильные черты лица, густые курчавый волосы, окладистая борода.

Стена за спиной Кэмпбелла была увешана вставленными в рамки дипломами и свидетельствами; среди них на видном месте красовалась грамота о присвоении ему титула эсквайра, отпечатанная готическим шрифтом и удостоверенная подписью ее величества королевы Виктории.

– Невосполнимая потеря! – сокрушенно покачал головой врач. – Вчера я был на конференции в Королевском медицинском обществе, узнал об этой трагедии только сегодня.

– Как вам, вероятно, уже известно, доктор Паттерсон умер от отравления стрихнином, добавленным в кофе, – сказал Найт. – Я пытаюсь выяснить, каким образом это могло произойти. Одно из предположений – роковая ошибка: доктор принял яд вместо какого-либо стимулирующего или же, наоборот, успокоительного лекарства.

– У нас нет врачей-наркоманов, – озлился Кэмпбелл. – Даже если предположить, что Паттерсону взбрело в голову взбодриться стрихнином, он бы не принял смертельную дозу. А пить успокоительное вместе с бодрящим напитком – это абсурд!

– Тогда, возможно, это было самоубийство.

– Самоубийство?! Абсолютно невероятно! Как и то, – тут Кэмпбелл почти дословно повторил фразу доктора Финдли: – что Паттерсон выбрал бы столь мучительный способ свести счеты с жизнью.

– Значит, вам известны последствия отравления стрихнином?

– Не только мне. Все врачи и сестры в моем отделении прекрасно знают, какие препараты являются опасными и что следует делать при их передозировке, – отчеканил главный хирург. – И я не сомневаюсь, что вчера были предприняты все необходимые меры для спасения Паттерсона. Повторяю: у него не было причин для самоубийства. Блестящий специалист с потрясающей интуицией и искусными руками – он был, что называется, хирургом от бога! Такие рождаются раз в сто лет.

– У талантливых людей нередко бывают враги, – заметил Найт.

– Не в нашем случае!

– Или завистники.

– Постойте… вы хотите сказать, что доктора Паттерсона убили?! – поразился Кэмпбелл.

– Как я понял из ваших же слов, версии несчастного случая и самоубийства можно не рассматривать.

– Да, верно…

– Кто, по-вашему, мог желать ему смерти?

– Никто! – уверенно заявил Кэмпбелл. – У нас к нему все относились прекрасно, с большим уважением.

– Как думаете, сэр: могло ли это быть убийство на почве страсти или ревности? – поинтересовался инспектор. – Как мне сказали, доктор Паттерсон пользовался впечатляющим успехом у медсестер.

Главный хирург надел очки, придвинул к себе какие-то бумаги и с высокомерным видом произнес:

– Я бы посоветовал вам меньше обращать внимания на сплетни. Позвольте также выразить пожелание завершить ваше расследование как можно быстрее, чтобы не будоражить пациентов и персонал.

– Стрихнин – это очень сильный яд, – заключил Финнеган, кивая головой с видом знатока. – Спасти доктора Паттерсона было, увы, невозможно… А вы хорошо знакомы с инспектором Найтом?

– О, мы всего лишь пару раз вместе расследовали убийства, – небрежно отозвалась Патрисия.

– Потрясающе! – искренне восхитился газетчик, шустро доставая блокнот и карандаш. – Юная студентка-художница и ее мудрый дядя, бывший судья по уголовным делам, помогают полиции ловить преступников! Смертельно хочется узнать подробности! Когда это было? И где?

– В первый раз – в апреле этого года, – охотно начала рассказывать девушка, польщенная. – Мы с дядей приехали отдохнуть в Борнмут и, конечно, не ожидали, что…

– Пат, – сэр Уильям предостерегающе коснулся ее руки, – думаю, инспектор сам представит мистеру Финнегану эти сведения, если сочтет нужным.

– … что все может так обернуться, – послушно закончила фразу Патрисия, несколько обескураженная. – Мой дядя прав, мистер Финнеган.

Репортер тоже был обескуражен, но не терял надежды разговорить своих собеседников и принялся расспрашивать девушку о ее учебе.

Сэр Уильям немного отвлекся и посмотрел в сторону. Тут он почувствовал, что его легонько тронули за плечо, и поднял голову: перед ним стоял благообразного вида старичок с тросточкой; сквозь очки смотрели внимательные глаза.

– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил он.

Сэр Уильям кивнул, заинтригованный. Старичок опасливо огляделся по сторонам и, наклонившись, быстро проговорил:

– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Он снова огляделся и, опираясь на тросточку, но все же довольно бодро устремился к воротам.

Глядя ему вслед, пожилой джентльмен машинально повторил:

– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Джек Финнеган и Патрисия тут же повернулись к нему.

– Вон тот человек, – сэр Уильям указал на старичка, уже почти скрывшегося в тени арки, – предложил мне раскрыть некие здешние тайны.

– Тафтон-стрит, – газетчик потер подбородок, вспоминая, – это, кажется, где-то в районе Вестминстера… Идемте скорее!

Он вскочил и протянул руку Патрисии.

– Подождите, – охладил его пыл сэр Уильям. – Вы не думаете, что прежде всего следует поставить в известность инспектора Найта?

– Он занят! – отмахнулся Финнеган. – Идемте, мы должны поспешить!

– Нет.

Пожилой джентльмен встал и хотел было направиться к корпусу хирургического отделения, но тут инспектор Найт вышел оттуда сам и, заметив всю компанию, подошел к фонтану.

– Сэр, мисс Кроуфорд, я сожалею, что вам пришлось потратить столько времени, ожидая меня.

– Не извиняйтесь, инспектор, – сказал пожилой джентльмен. – Лично я готов потратить его столько, сколько нужно. Кстати, предвижу, что это понадобится прямо сейчас.

И он рассказал Найту о загадочном старичке.

– Как он выглядел, сэр? – поинтересовался инспектор.

– Одежда на нем далеко не новая, но не оборванец. Лицо приятное, интеллигентное – видимо, в прошлом занимался умственным трудом.

– Он выбрал именно вас – очевидно, вы вызвали у него доверие…

– Я готов с ним встретиться.

– Я еду с вами.

– А я? – одновременно спросили Джек Финнеган и Патрисия.

Инспектор поколебался и решил:

– Так и быть, вы тоже. Но разговаривать со стариком будем только мы с сэром Уильямом – он может испугаться большой компании. Как вы думаете, сэр?

Пожилой джентльмен согласился, еще и по такой причине: ему не хотелось оставлять свою племянницу в обществе бесцеремонного газетчика.

Глава 3

Из окошек кеба все четверо могли видеть, как город готовится к празднованию золотого юбилея королевы – пятидесятой годовщины восшествия ее величества на престол. На домах вывешивали флаги и гирлянды; над проезжей частью натягивали растяжки с вензелем VR – монограммой Виктории; на одной из широких центральных улиц на специальной конструкции устанавливали огромный транспарант с надписью: «Виктория – наша королева». Ожидалось, что ее величество проедет по городу в торжественной процессии, и маршрут был уже, конечно, известен. Вдоль него, там, где это было возможно, уже были возведены специальные деревянные галереи, чтобы зрителям было удобнее насладиться зрелищем. На тех участках, где подобных галерей не было, предприимчивые владельцы кафе и ресторанов спешно обустраивали открытые веранды у своих заведений.

Миновав Вестминстерский дворец, кэб свернул вглубь следующего квартала и вскоре остановился на Тафтон-стрит. Патрисия была поражена разительному контрасту – и это всего в нескольких минутах езды от здания парламента! Обшарпанные стены, закопченные окна, выщербленная мостовая, повсюду мусор и сопутствующий ему неприятный запах…

– Остатки мрачного прошлого, – прокомментировал сэр Уильям, заметив, как изменилось лицо племянницы. – Когда-то совсем рядом находился печально известный Акр Дьявола – настоящая трущоба: совершенно невообразимая нищета и признанное логово преступности. С тех пор как в 1851-м году была проложена Виктория-стрит, более трех тысяч ветхих домов снесли, а на их месте построили новые. Район постепенно меняется к лучшему, хотя, как видишь, не так быстро, как хотелось бы.

Инспектор Найт велел Патрисии и Джеку Финнегану оставаться в кэбе, а сам вместе с сэром Уильямом направился вдоль по улице.

Благообразный старичок сидел на замызганных ступенях у входа в дом номер шестьдесят пять и читал вслух какую-то книгу. Рядом с ним примостилась девочка лет пяти и слушала, открыв рот, трое оборванных мальчишек такого же возраста сидели на корточках напротив. У их ног возился в пыли полуголый годовалый малыш.

Неподалеку носились несколько мальчишек постарше и пинали свернутую в мячик тряпку. Увидев инспектора Найта и сэра Уильяма, они подбежали и вернулись к своей игре только после того, как те выдали каждому из них по монетке.

– Добрый вечер, – сказал сэр Уильям, подойдя к старичку. – Вы хотели со мной поговорить.

Тот поднял на него непонимающий взгляд.

– Вы хотели рассказать мне о каких-то тайнах, касающихся больницы Святого Варфоломея, – напомнил пожилой джентльмен.

Старичок оживился:

– Да, да, я вас узнал. Давайте отойдем в сторонку.

Он захлопнул свою довольно потрепанную книгу и сунул ее под мышку – Найт с некоторым удивлением успел прочесть название: «Дж. Листер. Лекции по клинической хирургии».

Он отвел сэра Уильяма и инспектора за угол дома, в скверик с двумя чахлыми деревцами, и там заговорил:

– Простите, из-за того, что мне известно, приходится быть осторожным. Моя фамилия Моррис. Могу я узнать ваши?

– Кроуфорд.

– Найт.

– Джентльмены, я вижу, что вы оба – порядочные люди и я могу вам довериться. Может быть, мы с вами вместе наконец-то сможем остановить эти ужасающие бесчинства! Простите, я волнуюсь… Больница Святого Варфоломея! Когда-то я и сам работал там хирургом. Однако вынужден был уйти, так как стал неугоден. А все потому, что я не мог мириться с чудовищными преступлениями, которые там творились! – старик понизил голос: – В больнице Святого Варфоломея торгуют человеческими органами!

– Что вы имеете в виду? – спросил Найт, отгоняя возникшее в голове безумное видение: хирурги деловито раскладывают на прилавке рынка Смитфилд – благо, он напротив – отрезанные руки и ноги.

– Я объясню. Как вы, конечно, знаете, некоторые органы человеческого тела являются парными – глаза, например, легкие, почки. Бывает, что люди лишаются одного парного органа – из-за несчастного случая или в результате вынужденной операции. Тем не менее они могут продолжать жить с оставшимся одним – пусть уже не полноценно, но все же жить. Молодые, естественно, переносят такую потерю легче, чем старики. Так вот, в больнице помогают, если можно так сказать, таким цепляющимся за жизнь старикам – богатым старикам.

– И как же это происходит? – спросил сэр Уильям.

– Разумеется, тайно. Но те, кому это нужно, узнают об этом и обращаются к определенным хирургам. Те, конечно, не дают гарантий, что чужой орган приживется, но заверяют, что пересадка – это единственный способ продлить им жизнь. Пациенты соглашаются – естественно, за огромные деньги. А дальше происходит следующее: какой-нибудь бедняга из неблагополучного квартала, обычно – ребенок, пропадает на несколько дней. Часто таких и не ищут. Потом он вдруг возвращается – но ничего не помнит, абсолютно ничего. И не может объяснить, откуда на его теле взялся свежий шрам. Я лично знаю несколько таких случаев.

Инспектор Найт и сэр Уильям недоверчиво переглянулись.

– Вижу, вы сомневаетесь, – заметил Моррис, – но я сейчас предъявлю вам доказательство.

Он выглянул из-за угла и позвал:

– Джонни! Джонни!

К нему подбежал мальчишка лет семи, огненно-рыжий, насколько это можно было разглядеть под слоем грязи. Моррис развернул его спиной к сэру Уильяму и инспектору и поднял край рубахи. Те смогли убедиться: сзади на пояснице у ребенка был четко виден длинный вертикальный неровный шрам. Старик отпустил мальчика и пояснил со вздохом:

– Это мой внук. Полгода назад он вдруг пропал, а спустя неделю вернулся. До сих пор не вспомнил, что с ним тогда случилось. Но я врач, и я знаю: у него отняли левую почку.

– Вы обращались в полицию? – спросил Найт.

– Не раз! И в полицию, и в медицинскую академию. Но мне не поверили. Мне никто не верит.

– Вы можете назвать имена врачей, которые, по-вашему, к этому причастны?

– Энтони Кэмпбелл и Патрик Хилл.

Старик Моррис попрощался и вернулся на крыльцо, где его ждали дети, а сэр Уильям и инспектор Найт еще некоторое время не могли двинуться с места. Неожиданно Найт негромко произнес:

– Мисс Кроуфорд, мистер Финнеган! Можете больше не прятаться.

Патрисия и газетчик с виноватым видом появились из-за угла.

– Мы подслушивали, – честно призналась девушка.

– Не сомневаюсь.

– Были не в силах удержаться.

– Разумеется, я понимаю.

– Инспектор, – заговорил сэр Уильям, – я, честно говоря, потрясен откровениями этого мистера Морриса. А каково ваше мнение?

– Никогда ни слышал о подобном.

– Давайте поскорее уйдем отсюда, – поежилась Патрисия и тут же попросила: – Вы ведь расскажете нам, инспектор, если что-нибудь узнаете?

Найт усмехнулся и неопределенно кивнул. Все четверо вернулись на перекресток, где их ожидал кэб; возчик уже начал нервничать, оттого что он сам и его кошелек привлекали излишнее внимание в этом небезопасном месте. Дядя с племянницей отправились домой, а инспектор и Джек Финнеган зашагали в сторону благополучной Виктория-стрит, где поймать наемный экипаж было легче.

– Послушайте, – взволнованно заговорил газетчик, – если то, что рассказал этот старикан, правда, это же просто чудовищно! Это же сенсация, настоящая бомба!

При слове «бомба» Найт поморщился.

– Мы уже поняли, что это убийство, ведь так? – продолжал Финнеган, и репортерский огонь все ярче разгорался в его глазах. – А вот вам и гипотеза номер один: Паттерсон узнал о тайной торговле человеческими органами, пригрозил Кэмпбеллу и Хиллу сообщить в полицию, и они его убили. Что скажете?

– Я бы предпочел сначала узнать мнение врача, – уклончиво отозвался инспектор. – Только, разумеется, не Кэмпбелла и не Хилла.

– Но вы согласны, что моя версия стоит того, чтобы над ней поработать?

Найт усмехнулся и произнес профессорским тоном:

– Каждую возникающую гипотезу следует тщательно проверять. Даже ту, что кажется фантастической. Можете записать это в ваш толстый блокнот, мистер Финнеган.

15 июня 1887 года, среда

Патрисия вспоминает

Инспектор Найт и Джек Финнеган застали Томаса Финдли в подвале Скотланд-Ярда: тот выходил из прозекторской. Газетчик, конечно, попытался туда заглянуть, но маленький доктор закрыл дверь у него перед носом и добродушно улыбнулся:

– Там никто не даст вам интервью, уважаемая пресса.

– Нужна ваша консультация, доктор, – сказал Найт. – Вы, конечно, сочтете меня невеждой, но я ничего не слышал о возможности пересадки человеческих органов.

– Я тоже, – Финдли пожал плечами. – Такой возможности просто не существует. Конечно, мечта живет уже не первое столетие. В одном медицинском учебнике мне как-то попалась гравюра с картины художника пятнадцатого века, кажется, испанского. На ней было изображено, как святые Косма и Дамиан пересаживают пациенту ногу от умершего; причем этот пациент – белый, а умерший – мавр. Но я не думаю, что медицина достигнет таких высот в ближайшие сто лет1.

– Хм… Мы получили сведения, что подобные чудеса уже происходят – где бы вы думали? – в больнице Святого Варфоломея.

– Я допускаю теоретически, что тайные эксперименты в этом направлении могут проводиться, – осторожно произнес доктор, – в каких-нибудь нелегальных клиниках, но только – я вас умоляю! – не в больнице Святого Варфоломея!

– Все же стоит еще раз побеседовать с этим доктором Моррисом, – сказал инспектор своему спутнику, когда оба поднимались по лестнице из подвала. – Возможно, его обвинения имеют какую-то почву. Какие-то тайны в больнице определенно существуют.

– Я в этом уверен, – кивнул тот, – и вношу поправку в свою версию: Кэмпбелл и Хилл занимались незаконными экспериментами. Думаю, они не так уж обожали Паттерсона, как говорили, понимая, что его талант несравненно выше. Представьте: в случае успеха это принесло бы им мировую славу!

– Я полагаюсь на мнение доктора Финдли. Однако не помешает задать вопросы обоим хирургам и посмотреть на их реакцию.

– Да, да! – азартно воскликнул Финнеган. – Пусть скажут, почем нынче человеческие почки!

– А еще полицейских называют циничными и зачерствелыми, – с иронией заметил Найт. – Да по сравнению с вами, газетчиками, мы просто невинные младенцы!

– Это я от страха! – рассмеялся Финнеган. – Скоро даже дантиста буду бояться! Впрочем, я их уже и сейчас боюсь…

У выхода дежурный констебль передал Найту записку – тот узнал ровный почерк с затейливыми завитушками.

– Мисс Кроуфорд вспомнила нечто очень важное, – пояснил инспектор Финнегану, пробежав глазами короткий текст.

– Куда мы теперь? К ней? – воодушевился репортер. – Прямо сейчас?

– Позже, – охладил его пыл Найт. – Сначала нужно повидать сестру Батлер.

Сестра из приемного покоя поприветствовала инспектора Найта и Джека Финнегана, но все же улыбка, которой она их одарила, получилась натянутой.

– Не будем забывать и о личных взаимоотношениях, – напомнил инспектор скорее сам себе, чем своему спутнику. – Это версия номер два, и она вполне может сочетаться с первой.

Как бы подтверждая его слова, в коридоре хирургического отделения им открылась следующая сцена: доктор Хилл почти обнимал медсестру, а та приникла головой к его плечу. Заметив полицейского и репортера, врач отстранился и с независимым видом исчез в ближайшей палате. Сестра подошла к окну и, вынув из кармана носовой платок, украдкой промокнула глаза.

Найт решительно направился к ней.

– Будьте любезны, сестра, где мне найти мисс Батлер?

Та вздрогнула и обернулась:

– Это я.

Эту молодую женщину нельзя было назвать роковой красавицей, но в ее спокойном милом лице, обрамленном гладкими каштановыми волосами, было нечто притягательное.

– Я инспектор Найт из Скотланд-Ярда, расследую убийство доктора Паттерсона.

– Убийство?!

Женщина покачнулась.

– Вам плохо, мисс Батлер?

– Нет-нет, все в порядке, – отозвалась та слабым голосом. – Прошу вас… Я как раз хотела немного передохнуть… Давайте выйдем на воздух.

Они втроем вышли во внутренний двор. Видя, что медсестра уже уверенно держится на ногах, инспектор спросил:

– Какие отношения связывали вас с доктором Паттерсоном?

– Обыкновенные, – ответила женщина, отводя глаза. – Мы вместе работали.

– Мисс Батлер, я прочел ваши послания к нему.

Медсестра вспыхнула и, помолчав, призналась:

– У нас была… связь.

– Не только связь, но и мотив: вы хотели его заполучить.

– Неправда, – спокойно возразила женщина. – Я ни на что не рассчитывала: понимала, что он не оставит свою жену.

– Однако в какой-то момент вы не выдержали и угрожали его убить?

– Я?!

– «Так не может больше продолжаться. Порой мне кажется, что единственный выход – смерть», – процитировал Найт.

– Это было написано в порыве отчаяния! – воскликнула та. – И разве это означает, что я хотела его убить?! Я имела в виду себя!

– Однако вы живы, а доктор Паттерсон мертв, – сурово сказал инспектор.

Женщина закусила губу, чтобы не заплакать, а потом произнесла тихо, но с чувством:

– Я любила его, очень сильно любила. Как я могла его убить?!

– Например, отравить. Мы знаем, что именно вы вчера принесли доктору кофе, в котором был яд.

– Да, я принесла ему чашку кофе, – подтвердила Лора Батлер, с вызовом подняв подбородок, – но я не подливала туда стрихнин!

Она осеклась, поняв, что сказала лишнее.

– Откуда вам известно о стрихнине? – поинтересовался Найт.

– Я… Мне сказали.

– Доктор Хилл?

Женщина не ответила. С минуту инспектор изучал ее лицо, а затем спросил:

– Супруга доктора Паттерсона знала о вашей связи?

– Не думаю, чтобы вообще кто-либо знал о нас.

«Наивное заблуждение всех тайных любовников!» – мысленно хмыкнул Найт и задал новый вопрос:

– Вы когда-нибудь встречались с ней?

– Нет, – ответила медсестра как-то чересчур поспешно. – То есть я знаю ее в лицо – она несколько раз приходила в больницу. Но мы ни разу не разговаривали.

– Вчера миссис Паттерсон тоже приходила?

– Я не знаю. Я ее не видела. Простите, но мне пора возвращаться.

Лора Батлер смело взглянула Найту прямо в глаза – стало понятно, что больше от нее ничего добиться не получится.

– Лора? – сказал Патрик Хилл, но, увидев за ее спиной двух спутников, сменил мягкий тон на сухой, официальный: – Я вас ищу, сестра. У нас с вами через двадцать минут операция. Вы не забыли?

– Нет, конечно, доктор, я помню.

– Или вы… – хирург внимательно посмотрел в лице женщине, – не в состоянии?

– Я уверена, что готова.

– Хорошо. Тогда идемте.

– Одну минуту, доктор, – задержал его инспектор Найт, вставая прямо перед ним.

– Что еще?

– Я пока все проверю, вся ли приготовлено, – сказала медсестра и направилась в сторону операционной.

– Вы обещали мне никому не говорить о стрихнине, – упрекнул Найт хирурга. – Почему сказали сестре Батлер?

– Она имела право знать, – угрюмо отозвался тот и воинственно добавил: – Только не говорите, будто вам неизвестно о ее романе с Паттерсоном!

– Нам об этом известно.

– Вот и отлично, значит, вы понимаете, почему я ей сказал. А теперь позвольте мне пройти, мой пациент уже в операционной.

– Какой орган вы собираетесь ему пересаживать?

– Что?

Хилл выглядел естественно, как человек, который не расслышал собеседника.

– Операция по пересадке органов – вещь серьезная, – невозмутимо сказал Найт. – И, несомненно, хорошо оплачивается.

Хирург воззрился на инспектора так, словно тот заявил что-нибудь вроде: «Земля плоская, я это точно знаю, и не спорьте!». Потом буркнул:

– Не смешите меня.

Врач решительно шагнул вперед, заставив Найта посторониться, и удалился вслед за сестрой Батлер.

«Пусть я снова буду выглядеть полным идиотом, но я обязан спросить и его тоже», – подумал инспектор Найт, подходя к кабинету главного хирурга.

В ответ на стук дверь открыл сам хозяин, Энтони Кэмпбелл. Войти он не предложил, а вместо приветствия раздраженно сказал:

– Опять вы!

– Я хотел бы задать вам… – начал инспектор, но Кэмпбелл его перебил:

– Меня не было в больнице, когда скончался доктор Паттерсон. Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. И, между прочим, в отличие от вас, я был с вами откровенен!

– Что вы имеете в виду?

Хирург обжег гневным взглядом стоявшего рядом с Найтом Финнегана:

– Мы договорились, что ваше расследование не должно поднимать шума. А вы, оказывается, приводите с собой репортера!

– Вы отказываетесь со мной разговаривать? – спокойно спросил инспектор.

– На таких условиях – да, отказываюсь! И предупреждаю: если хоть что-то просочится в его газетенку, я буду жаловаться помощнику комиссара!

– И тогда его ждет сюрприз, – сказал Джек Финнеган, тихо, хотя дверь уже закрылась. – Куда мы теперь?

– Пора навестить вдову.

Покойный доктор Паттерсон занимал квартиру на третьем этаже дома в нескольких кварталах от больницы. Горничная проводила посетителей в небольшую гостиную, обставленную беспорядочно, словно наспех, с множеством довольно безвкусных, но явно дорогих безделушек.

Вскоре появилась хозяйка – изящная миниатюрная женщина лет тридцати, затянутая в черное. Острые черты лица и окрашенные хной волосы придавали ей сходство с лисичкой – учитывая небольшой рост, именно с лисичкой, а не с лисой. Она церемонно предложила Найту и Финнегану присесть и села сама, чопорно сложив руки на коленях, – воплощение сдержанной скорби.

– Приношу вам свои соболезнования, миссис Паттерсон, – начал инспектор. – Боюсь расстроить вас еще больше, однако вынужден сообщить, что ваш супруг был убит.

– Убит?! – вскрикнула женщина, хватаясь за сердце. – Боже мой! Какое злодейство! Кто же его убил, кто?

– Я пытаюсь это выяснить. Вам известно, мэм, были ли у вашего мужа недоброжелатели?

– Конечно, не было! Его все любили! Он был таким добрым, таким отзывчивым, щедрым! Мы были очень счастливой парой! Я гордилась Оскаром, а он часто говорил мне, как ему повезло найти такую жену!

Всхлипнув, она пошарила в кармане платья, вытащила носовой платок с черной каймой и приложила к сухим глазам.

– Наверно, кто-то мог позавидовать ему, – предположил Найт. – Или же… вам?

– Мне?!

– Ваш супруг был весьма привлекательным мужчиной.

Миссис Паттерсон метнула на инспектора негодующий взгляд поверх платка, но промолчала.

– Вероятно, он очень много времени проводил в больнице? – спросил инспектор с сочувственным видом.

– Я понимаю, к чему вы клоните, – с вызовом ответила женщина: – там работают молоденькие медсестры. А если девушки выбирают эту профессию, это многое говорит об их нравственности, не так ли? Так вот, я заявляю: ваш намек оскорбителен! Оскар никогда и никому не давал никакого повода. Он был любящим, преданным мужем.

– Как я понял, вам доводилось бывать у него в отделении.

– Да, я приезжала пару раз, по делу. Это было давно.

Вдова встала и гордо выпрямилась:

– А теперь прошу меня извинить, джентльмены. Ваша новость непомерно потрясла меня и…

– Нам очень поможет, мэм, если вы позволите заглянуть в кабинет вашего мужа, – перебил ее Найт вежливо, но настойчиво.

Миссис Паттерсон поколебалась и согласилась.

Инспектор бегло осмотрел домашний кабинет Паттерсона: там царил такой же идеальный порядок, как и на рабочем месте доктора в больнице. Поверхность обширного стола была свободной, не считая лампы, письменного прибора, лотка для бумаги и аккуратной стопки книг. Однако от инспектора не ускользнуло: один ящик стола был задвинут неровно, а к книжному стеллажу была приставлена маленькая деревянная лесенка, в которой доктор, при его высоком росте, явно не нуждался.

– Вы закончили? – спросила миссис Паттерсон, нервно комкая носовой платок. – Мне хотелось бы остаться одной.

– Да, благодарю вас, мэм, – отозвался Найт.

– Желаю вам поскорее найти убийцу моего мужа.

– Как бы не так – преданным мужем! – фыркнул Джек Финнеган, когда они с инспектором вышли на улицу. – Да тут прямо змеиный клубок! Три женщины, терзаемые ревностью, и на всех – один мужчина! Вы ведь, кстати, не поверили, что между сестрой Барлоу и Паттерсоном ничего не было? И что Лора Батлер якобы не надеялась, что он бросит жену ради нее?

– Нет, не поверил.

– Так, значит, одна из них его и убила! – победно заключил репортер.

– Вполне возможно. Хотя есть загвоздка, даже три. Во-первых, сестра Барлоу: почему она ждала целый год, чтобы расправиться с неверным возлюбленным?

– Искала способ поужаснее, – не задумываясь, парировал газетчик.

– Затем Лора Батлер: записка с угрозой смерти неоднозначна.

– Ну, это для нас она неоднозначна!

– И наконец, миссис Паттерсон: она могла и не знать, что супруг ей изменяет.

– Никогда в это не поверю! – с жаром воскликнул репортер. – Женщины всегда о таком догадываются! К сожалению…

Он так тяжко вздохнул при последних словах, что инспектор не смог удержаться от смеха.

– Пожалуй, я с вами соглашусь. Однако пока ничто не указывает, что она находилась в больнице в день смерти своего мужа.

– Вот тут я сдаюсь, – подумав, признал Финнеган. – Куда мы теперь?

– На Гросвенор-стрит.

Глава 4

Инспектору Найту не понравилось, как Финнеган довольно фамильярно, словно старых знакомых, приветствовал сэра Уильяма и его племянницу. «Одно слово – газетчики, – подумал он. – Впрочем, их можно понять: будешь стесняться – не добудешь факты. Хм, а ведь в этом наши профессии схожи». Он заставил себя сосредоточиться на деле, с которым приехал, и обратился к девушке:

– Вы хотели сообщить мне нечто очень важное?

– Да! – кивнула та, волнуясь. – Вы спрашивали, что мы видели возле кабинета доктора Паттерсона в тот день. Не знаю, может быть, в этом нет ничего особенного, но прямо перед тем, как дядя вошел в кабинет, оттуда вышел другой врач, не Паттерсон.

– А где был в это время сам Паттерсон, вы знаете?

– Внутри. И еще: пока я ждала дядю в коридоре, рядом со мной, за колонной, разговаривали две женщины. Мне показалось, они ссорились.

– Вы их разглядели?

– Одна из них была в форме медсестры. Ее я видела лишь мельком: она почти сразу повернулась ко мне спиной и ушла. Но я ее запомнила: среднего роста, шатенка, приятное лицо. Вторую я разглядела лучше, потому что она прошла мимо меня: невысокая, стройная, рыжая, в цивильном платье. Похожа на лисичку.

«Миссис Паттерсон!» – догадался инспектор.

– Вы слышали, что именно они говорили, мисс Кроуфорд?

– Только конец разговора. «Лисичка», похоже, нападала, примерно так: «Если это ты, тебе конец!» А сестра, по-моему, защищалась, но очень невнятно.

– Эта медсестра… Вы узнали бы ее, если бы увидели снова?

– Да, определенно.

– Держу пари, – не выдержал репортер, – медсестра – это…

– Тише, мистер Финнеган, нельзя подсказывать свидетелю! – остановил его Найт. – Мисс Кроуфорд, могу я попросить вас об одолжении?

– Вы хотите, чтобы я поехала в больницу и указала вам ее и того врача? – догадалась девушка.

– Да. Вы не возражаете, сэр?

– Конечно, нет, инспектор.

– Отлично, спасибо! Завтра утром я заеду за вами обоими.

Инспектор Найт и репортер попрощались и ушли. Девушка, сияя, повернулась к сэру Уильяму:

– Я так рада, дядя!

– Чему именно, дорогая?

– Инспектор Найт попросил меня помочь – значит, он не сердится на меня за то, как я… ну, отличилась в прошлый раз.

Не далее как месяц назад Патрисия чересчур решительно взялась за самостоятельное расследование и едва не стала жертвой убийцы. После этого инспектор и дядя взяли с нее обещание никогда больше не вмешиваться в дела полиции.

– Значит, он мне доверяет! Считает, что я больше не наделаю глупостей!

– Хм, – сказал на это пожилой джентльмен и потянулся за газетой, – если это так, то я бы на его месте не был столь оптимистичен.

Лавируя между прохожими, инспектор Найт и Джек Финнеган приблизились к дому номер шестьдесят пять по Тафтон-стрит, но на этот раз знакомое крыльцо пустовало. Неподалеку возились дети, но приметного рыжеволосого мальчишки среди них не было видно. Репортер окликнул прислонившегося к стене сонного подростка, у ног которого стояла кастрюля, прикрытая выцветшей тряпицей:

– Эй, ты не видел здесь старичка, что читает детям книжки?

– Купите у меня пирожки – тогда скажу, – очнулся тот. – С мясом.

– С мясом! – скептически фыркнул газетчик. – Готов поспорить, что твои пирожки недавно еще мяукали…

– Они горячие, мама только-только испекла, – заявил подросток так убежденно, словно этот аргумент исключал любые сомнения в качестве начинки.

– Будьте внимательны, – предупредил своего спутника инспектор.

Он поднялся по ступеням и собрался постучать, но дверь вдруг распахнулась и изнутри боком, обнимая огромную корзину с влажным бельем, вышла усталая женщина. Найт посторонился и спросил:

– В этом доме живет доктор Моррис?

– Никакие доктора тут не живут, – равнодушно ответила та.

Инспектор описал ей внешность Морриса. Прачка неожиданно улыбнулась, опустила на крыльцо свою ношу, поправила вылезшие из чепца волосы загрубевшей от стирки рукой:

– А! Дедушка Найджел! Это который детей учит руки мыть и все такое. Книжки им читает, а картинки там – жуть кромешная! Ну, да дети любят страшное, не боятся. А я не против – он безобидный, мы к нему привыкли. Мои так и крутятся возле него, когда он приходит.

Финнеган между тем продолжал вести переговоры с юным уличным торговцем и уже стал обладателем трех пирожков с начинкой неизвестного происхождения.

– Как нам его найти? – спросил инспектор.

– Не имею понятия, – пожала плечами женщина. – Где живет – не знаю, просто приходит, когда ему хочется.

Она подняла корзину и направилась за угол дома, в скверик, где между деревьями были натянуты веревки.

– А теперь отвечай на мой вопрос, – потребовал Финнеган.

– Не видел я никакого старичка! – победно выкрикнул подросток, подхватил свою кастрюлю, отбежал на безопасное расстояние, а затем обернулся и показал язык.

– Вот шельмец! – беззлобно крикнул ему вслед газетчик.

– Все по-честному – на вопрос-то я ответил!

– Да уж, не придерешься…

– Нужно выбираться отсюда, – сказал инспектор, спустившись с крыльца. – Идемте на Виктория-стрит – там можно сесть на омнибус. По дороге заглянем в участок, попросим разыскать этого Найджела Морриса.

Через четверть часа Финнеган, поднимаясь вслед за Найтом в омнибус, сунул руку в карман и воскликнул:

– Черт! У меня стянули всю мелочь!

– Так и быть, прокатитесь за счет Столичной полиции, – усмехнулся инспектор. – А ведь я вас предупреждал.

– Я подумал, вы говорите о пирожках…

16 июня 1887 года, четверг

Тетрадь в клетчатой обложке

Наутро сэр Уильям и Патрисия сидели на скамье в хирургическом отделении, инспектор Найт и Джек Финнеган стояли чуть поодаль. Девушка делала вид, будто изучает журналы для посетителей, выложенные на низком столике, а сама внимательно поглядывала на снующих по коридору медсестер. Вскоре Патрисия узнала ту самую – среднего роста, с приятным лицом – и, повернувшись к Найту, указала на нее глазами.

Тот мгновенно оказался рядом и тихо спросил:

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– Значит, она солгала… – Он сделал знак Финнегану, который оставался на месте. – Теперь нужно опознать врача, который…

Найт замолчал, потому что в этот момент в коридоре появился Патрик Хилл. Заметив инспектора, хирург сухо поздоровался и прошел мимо.

– Это он, – прошептала Патрисия.

– Блестяще! – обрадовался Найт. – Я вам очень признателен, мисс, и вам, сэр. Не могу больше вас задерживать.

– Как – это все?! А как же та женщина, похожая на лисичку?

– Думаю, я уже знаю, кто она.

– Уже знаете, – разочарованно протянула Патрисия и тут же с жаром заверила: – Но если понадобится, мы всегда рады помочь! Правда, дядя?

– Конечно. Только, пожалуйста, дорогая, без проявления чрезмерной активности с твоей стороны.

– Я тоже очень вас об этом прошу, мисс Кроуфорд.

– Идем, дорогая, – сказал сэр Кроуфорд, вставая. – Не будем мешать инспектору.

Девушка, обескураженная, тоже поднялась со скамьи.

Сэр Уильям и его племянница направились к выходу.

– Как ты думаешь, дядя, – сказала Патрисия, спускаясь по ступенькам крыльца, – если мы немного посидим у фонтана, может быть, мы скоро узнаем что-нибудь новое?

– Любопытство – это порок, дорогая, – назидательно произнес пожилой джентльмен. – Однако я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы просто посидеть у фонтана. Здесь такой приятный двор, ничем не напоминает больницу. Да и погода сегодня славная.

– Я не спускал с нее глаз, – шепнул газетчик. – Она сейчас вон в той палате.

– Отлично, – сказал инспектор Найт. – Если она там задержится, то я сначала задам вопрос доктору Хиллу.

Лора Батлер вышла уже через минуту и направилась в дальний конец коридора. Она явно спешила, но походка ее при этом была странной – неровной, скованной. Найт и Финнеган, стараясь не привлекать внимания излишней поспешностью, последовали за ней. Они уже почти догнали женщину, но она вдруг скрылась за дверью, на которой размещалась табличка с изображением силуэта женской головки.

Инспектор и репортер резко остановились, а затем быстро отошли в сторону и устроились возле окна рядом, приняв непринужденный вид. Минуты текли, а сестра Батлер все не появлялась. Найт, ощущая беспокойство, огляделся по сторонам: как назло, поблизости не было ни одной особы женского пола. Тут дверь напротив них распахнулась, показав маленькую каморку, уставленную мешками, швабрами и ведрами, и оттуда вышла санитарка. Она с трудом удерживала худыми руками ведерко с углем.

– Простите, мисс! – окликнул ее инспектор. – Мне неловко вас об этом просить.… Но не могли бы вы зайти туда, – он указал на запретную для него дверь, – и посмотреть, есть ли там кто-нибудь?

Женщина удивленно вытаращила глаза, но молча кивнула и, не выпуская из рук ведерка, пошла выполнять просьбу. Почти сразу изнутри послышался грохот, и санитарка вылетела в коридор, истошно крича:

– Кто-нибудь! Помогите!

Найт и Финнеган, отбросив неловкость, ринулись в туалет. Ворвавшись внутрь, оба едва не потеряли равновесие, заскользив на кусочках рассыпавшегося угля.

На полу возле умывальника скорчилась, закрыв глаза, сестра Батлер. Найт наклонился над ней: она дышала, но была без сознания. Из коридора послышался приближающийся топот.

– Выйдите вон! – рявкнули над ухом у инспектора, и мощная фигура доктора Хилла оттеснила его и Финнегана от лежавшей женщины.

Мокрые каменные крепыши старательно поддерживали чашу фонтана, но вода, как и прежде, проливалась из нее в бассейн.

– Думаю, нам пора, – сказал сэр Уильям. – Получается, мы сидим и ждем неприятностей. Это, по меньшей мере, глупо.

– Дядя, ну еще хотя бы пять минут! – взмолилась Патрисия.

Она посмотрела в сторону входа в отделения хирургии и торжествующе воскликнула:

– Ага! Я же говорила!

На ступенях появился репортер, он озирался по сторонам.

– Мистер Финнеган! – позвала его девушка.

– В этой больнице творится нечто невообразимое! – подбежав, возбужденно выпалил газетчик. – Только что стало плохо медсестре – той самой, которую вы сегодня узнали, мисс Кроуфорд.

– Господи! Что с ней?

– Не знаю. Там сейчас такая суматоха! – Финнеган помолчал и, словно решившись, заговорил опять: – Думаю, вреда не будет, если я вам расскажу. Как мне кажется, вы пользуетесь особым доверием у инспектора Найта.

Сэр Уильям и Патрисия стали скромно отнекиваться, но он не обратил на это внимания – слова полились из него потоком:

– Эта медсестра, Лора Батлер, работала с доктором Паттерсоном, и у них был тайный роман. Она всячески добивалась, чтобы он ушел от жены, даже угрожала смертью! Да-да, так и написала ему в записке: «Единственный выход – убить и тебя, и себя». А жена доктора узнала об их связи и устроила ей сцену. Их ссору, судя по всему, вы и слышали, мисс Кроуфорд. А ведь обе женщины солгали, будто не встречались в тот день. Мы бы об этом никогда не узнали, если бы не вы, мисс Кроуфорд, не ваша исключительная наблюдательность, не ваша превосходная память…

Финнеган обращался уже только к Патрисии и сыпал комплиментами.

– Нет и еще раз нет! – раздраженно отмахнулся главный хирург.

Он стремительно шел по коридору. Рядом с ним, не отставая, шагал инспектор Найт.

– Не сейчас – вы же видите, что творится!

– Именно поэтому мы и должны поговорить.

– Мне нужно работать, – отрезал Кэмпбелл.

– Мне тоже, – скрипнул зубами Найт и мысленно добавил: «Черт возьми!»

– Ваши разговоры могут подождать, а наши пациенты ждать не должны. Некоторым необходимо помочь незамедлительно.

Они завернули в приемный покой. Сестра Барлоу подняла испуганный взгляд – ей, конечно, уже было известно о том, что случилось.

– Пациентов доктора Хилла временно направляйте ко мне, – коротко приказал ей Кэмпбелл, развернулся и, не обращая внимания на инспектора, направился к своему кабинету.

Инспектор Найт постучал в дверь кабинета доктора Хилла и, услышав короткое: «Да!», вошел.

Врач сидел, поставив локти на стол и уткнувшись лбом в сцепленные ладони.

– Как чувствует себя мисс Батлер? – спросил Найт.

– Никак, – был ответ. – Она умерла.

Хилл вдруг издал тихий, но полный мучительной боли стон. Когда он опустил ладони и поднял голову, Найт был поражен: в глазах мрачного, даже грубого мужчины стояли слезы.

– Вот как… Думаете, снова стрихнин? – осторожно спросил инспектор.

– Буду удивлен, если это окажется не так.

Они помолчали.

– Я ее любил, – хрипло произнес врач. – С того самого дня, когда она пришла к нам два года назад. Но я женат, а Лора любила Паттерсона. Ну, а для Паттерсона она была одной из многих.

– Сочувствую.

– Вас, наверное, удивляет, что у нас здесь такой клубок личных привязанностей, – усмехнулся Хилл. – Мы проводим среди своих коллег много времени, видим разное. Впрочем, думаю, как и вы.

– Да. Отличие в том, что у нас работают в подавляющем большинстве мужчины.

– Повезло вам.

– Вы ведь узнали почерк мисс Батлер, когда я показал вам записку? – слова инспектора прозвучали скорее как утверждение, нежели как вопрос.

– Конечно, узнал.

– Я не показал вам ее последнее послание. Из него ясно, что она была в отчаянии, думала о смерти.

– Это можно понять, если учесть, каким бы Паттерсон…

– И каким же он был?

– Превосходным хирургом, но совершенно бесчувственным человеком.

– Хммм, – задумчиво протянул Найт, – мне кажется, если хирург будет чересчур жалеть своего пациента, то он будет бояться причинить ему боль и, соответственно…

– … не сможет сделать все правильно, – подхватил врач. – Вы правы. Именно поэтому хирурги не любят оперировать своих знакомых – трудно отстраниться от того, что ты собрался резать человека, которого хорошо знаешь, знаешь его семью, его любимое блюдо и как зовут его собаку… Личное отношение мешает сосредоточиться на том, чтобы наилучшим образом провести необходимую операцию. Подобное «бесчувствие» может быть оправдано по отношению к пациентам, но не к остальным. Паттерсон был лишен способности сопереживать начисто – и тем, и другим, и, знаете, я думаю, он не был в этом виноват. Природа любит равновесие: наделяя человека какими-то выдающимися качествами в чем-то одном, она обделяет его в чем-то другом.

– Интересно. Над этим стоит поразмыслить.

– Вы спрашивали, – Хилл горько усмехнулся, – не принимал ли Паттерсон тонизирующие средства. Так вот, этим средством для него были его бесчисленные романы… он ими как бы подпитывался. Думаю, он и женился только ради того, чтобы иметь оправдание для любовниц: дескать, я женат, ничего обещать не могу.

– Вероятно, мисс Батлер это понимала и очень переживала.

– Конечно. Но в основном она мучилась из-за того, что вступила в греховную, как она считала, связь.

– Она вам доверяла.

– Да. Как старшему и более опытному другу.

– Ваши слова, доктор, утверждают меня в мысли: у мисс Батлер была причина отравить любовника. Затем она, осознав, что совершила еще более тяжкий грех, покончила с собой.

– Лора не могла совершить самоубийство, у нее на руках мать-инвалид, – решительно возразил врач. – И Паттерсона она убить не могла, даже несмотря на то, что он обращался с ней по-свински.

Инспектор пристально вгляделся в лицо Хилла:

– А вы, доктор? Вам не откажешь в способности сопереживать. Вы не могли больше терпеть, видя, как мучается женщина, которую вы любите…

Хирург сдвинул кустистые брови:

– Вы обвиняете меня в убийстве Паттерсона?!

– Пока только подозреваю, – спокойно отозвался Найт. – И имею для этого основания: вас видели выходящим из кабинета Паттерсона незадолго до его смерти. Более того – примерно в то время, когда он был отравлен. Вы и сейчас будете отрицать, что заходили к нему?

– Нет. Я и раньше говорил, что просто не помню. Это был рядовой день. Возможно, и заходил. Наверно, хотел обсудить назначения прооперированному больному. Мы иногда советовались друг с другом. Не скрою, мне не раз хотелось дать Паттерсону по физиономии за его отношение к Лоре. Но я, знаете ли, умею отделять личное от профессионального и уважал его как врача. Я не убивал Паттерсона, вам ясно? И Лору я тоже не убивал!

– Кто же, по вашему мнению, мог это сделать? Кто их так ненавидел, что подверг столь мучительной смерти?

– Понятия не имею! – Хилл резко встал, загремев стулом. – С меня довольно! Чего ради я должен с вами откровенничать? Вы же все выворачиваете наизнанку! А теперь – прошу!

Он решительно прошагал к двери и распахнул ее настежь.

Инспектор Найт вышел во двор больницы и подошел к фонтану, возле которого расположились сэр Уильям, Джек Финнеган и Патрисия. Заметив, как он расстроен, пожилой джентльмен спросил:

– Что там случилось?

– Сестра Батлер умерла.

– Самоубийство? – ахнула девушка. – Она сделала то, что обещала в записке?

Найт смерил газетчика пронзающим душу взглядом и ядовито заметил:

– Как я вижу, мистер Финнеган, требование суперинтенданта не разглашать детали расследования оказалось для вас непосильным бременем.

– Мистер Хартли имел в виду прессу, – попробовал защититься газетчик.

Инспектор повернулся к Патрисии и сэру Уильяму:

– Я не думаю, что это самоубийство.

– Тогда, значит, это…

– Пат!

– Тогда это миссис Паттерсон решила расправиться с неверным мужем и его любовницей! – сказал Финнеган спине Найта.

– Я обязательно рассмотрю ваше предположение, – пообещал инспектор, не оборачиваясь. – Я вам благодарен, сэр, мисс Кроуфорд, но, к сожалению, не могу уделить вам больше времени: это место становится небезопасным, и мне необходимо как можно быстрее разобраться, что здесь происходит.

– По-моему, нам пора домой, дорогая, – понял его намек сэр Уильям и ничуть не обиделся.

Джек Финнеган проследил, как дядя с племянницей удаляются в сторону ворот, и спросил уныло:

– Я уволен?

– Увы, это не в моих силах, – хмыкнул Найт.

– Куда мы теперь? – возрадовался газетчик.

– Проверим вашу гипотезу.

Помня, как миссис Паттерсон явно не терпелось избавиться от непрошеных визитеров в прошлый раз, инспектор Найт и сейчас не ожидал, что им окажут теплый прием. За время службы он уже привык к тому, что родственники погибших редко радуются вопросам полиции, зачастую неудобным и бестактным. Поэтому он был удивлен, когда женщина, встретив его и Финнегана, радостно воскликнула:

– Как хорошо, что вы пришли! Я уже сама хотела к вам ехать.

– Что-то случилось, мэм? – спросил Найт.

– Не то чтобы случилось… Но, думаю, вам будет это интересно: я нашла дневник мужа. Сейчас принесу.

Миссис Паттерсон вышла и через минуту вернулась.

– Вот, – сказала она, протягивая инспектору толстую тетрадь в клетчатой обложке. – Я сегодня разбирала вещи Оскара и… он лежал в одежном шкафу, под носовыми платками.

«Ложь, – подумал Найт. – Дневник наверняка был в кабинете. Она нашла его раньше, но хотела сначала прочесть его сама». Вслух он произнес:

– Очень вам благодарен, мэм. Несомненно, это пригодится для расследования.

– Рада была помочь.

Хозяйка улыбнулась и кивнула, показывая, что больше не задерживает своих гостей, но инспектор не торопился уходить.

– Позвольте вопрос, мэм: почему вы скрыли, что были в больнице в день смерти вашего мужа?

– Меня там не было, – холодно возразила женщина.

– У нас есть свидетель, который вас видел.

– Ваш свидетель ошибается.

– Мы знаем, с кем вы там разговаривали, более того – угрожали.

– И кто же она? – миссис Паттерсон прищурилась и стала еще больше похожа на лисичку.

– Я не сказал, что это была женщина, – вкрадчиво заметил Найт.

Миссис Паттерсон растерялась, но быстро нашлась и гневно произнесла:

– Слово «она» соскочило у меня с языка только потому, что вы позволяли себе делать грязные намеки в адрес моего мужа!

– Так вы не знали, что у него был роман с медсестрой Лорой Батлер?

– Чушь! – фыркнула женщина. – Она никогда не осмелится этого утверждать!

– Не потому ли, – подхватил инспектор, – что она мертва и вам об этом точно известно?

Миссис Паттерсон ни минуту застыла с испуганно открытым ртом, а потом произнесла ослабевшим голосом:

– Лора Батлер… умерла?!

– Да, мэм. Отравлена – так же, как и ваш муж.

– И вы думаете, что это я отравила их обоих?! – взвизгнула вдова. – Какая наглость!

– Я этого не утверждаю, мэм. Однако факты заставляют меня требовать у вас объяснений – иначе вы попадаете под подозрение.

– Это нелепо! – выдавила женщина, отводя глаза и словно решаясь на что-то. Потом с опаской поинтересовалась: – А если я скажу вам правду, вы перестанете меня подозревать?

– Приложу к этому все усилия, – торжественно пообещал Найт.

Миссис Паттерсон расправила складки черного платья, глубоко вздохнула и заговорила:

– Хорошо. Да, я действительно была в тот день в больнице. Я уже давно подозревала, что у Оскара там кто-то есть, и что, скорее всего, это его операционная сестра. Мужчины ведь так беспечны в том, что касается их любовных приключений на стороне! Они думают, их жены ничего не замечают… Я выяснила об этой Лоре Батлер, что смогла, и приехала в больницу. Я нашла ее и потребовала держаться подальше от моего мужа.

– Вы ей угрожали?

– Я была вынуждена! Я сказала, что если она не прекратит преследовать Оскара, то я добьюсь, чтобы ее уволили, как его предыдущую операционную сестру.

– Вот как! Вы на самом деле так поступили с предыдущей сестрой?

– О нет, конечно! Я блефовала. На самом деле я даже не была до конца уверена, что любовница Оскара – именно Лора Батлер. Но по ее реакции поняла, что попала в точку. А что касается той, прежней, то она уволилась сама – вышла замуж. А на Лору Батлер мои слова подействовали: она испугалась – ведь ей нельзя лишиться работы, у нее больная мать.

– То есть вы нанесли упреждающий удар, – заключил инспектор.

– Вот именно. Мне нужно было ее отвадить – только и всего. Но я никого не убивала!

– Вы видели вашего мужа в тот день? Я имею в виду – в больнице?

– Нет. Я к нему не заходила – не хотела, чтобы он знал, что я приезжала.

– Как получилось, что сестра из приемного покоя вас не видела? Ведь вы должны были пройти мимо нее.

– Я воспользовалась входом для персонала. Эта Барлоу из приемного везде сует свой нос, да и к тому же ужасная сплетница. А моя миссия, сами понимаете, была деликатной…

Миссис Паттерсон заискивающе посмотрела на инспектора. Тот помолчал и сказал:

– У меня пока больше нет к вам вопросов, мэм. Однако они могут появиться, поэтому я прошу вас никуда не уезжать из города.

– Куда же я уеду – ведь мне предстоят похороны, – голос женщины дрогнул. – И, конечно, я все понимаю. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу моего дорогого Оскара. Я уже отдала вам его дневник, я готова помогать и дальше. Кстати, если вы прочтете дневник, то поймете, что эта Батлер прямо-таки преследовала моего мужа и он собирался ее бросить.

– У нее все так гладко получилось, – сказал Финнеган, когда они с инспектором Найтом вышли на улицу, – что не хочется верить ни одному слову!

Инспектор хмыкнул:

– Да, у миссис Паттерсон всему нашлись объяснения. А под конец – ловкий намек на то, что ее мужа отравила сестра Батлер.

– А между тем, это сделала она сама! – убежденно воскликнул репортер. – Сначала убила мужа из ревности, а потом – уже из мести – решила расправиться и с его любовницей!

– Не исключено, – согласился Найт.

– Оба мертвы, и теперь она может говорить о них все что угодно!

– Возможность у нее была: по ее собственным словам, она может незаметно проникнуть в больницу через вход для персонала. Вопрос: где миссис Паттерсон могла достать нитрат стрихнина? Сомневаюсь, что его можно легко купить в любой аптеке.

– Ну, по-моему, для жены врача это не так уж сложно! Да еще для такой проныры, как миссис Паттерсон! Кстати, вы не хотите прямо сейчас заглянуть в дневник?

Они остановились. Найт бегло пролистал тетрадь: Паттерсон не делал распространенных записей, события дня у него умещались в два-три абзаца, фразы были короткими.

– Похоже, доктор начал вести дневник совсем недавно – около двух месяцев назад, – отметил Найт и решил: – Пожалуй, я более внимательно изучу его дома.

– А… мне когда дозволено будет в него заглянуть?

– После того как я сам с ним ознакомлюсь. А мы с вами прощаемся до завтра, мистер Финнеган.

Инспектор Найт кликнул кэб и через двадцать минут уже поднимался по лестнице доходного дома на Олд-Комптон-стрит, где он снимал квартиру на последнем этаже. Это место вполне соответствовало его представлению о холостяцком уровне комфорта: на каждом этаже по две квартиры и общая кухня (которой он пользовался крайне редко), а соседствовала с ним тихая пожилая пара с тремя котами – отменными мышеловами (Найт даже иногда брал одного в аренду по мере надобности); жилище инспектора состояло из гостиной (она же служила кабинетом) и спальни. Важным преимуществом являлось также и то, что до Скотланд-Ярда отсюда можно было добраться пешком за четверть часа.

Войдя, инспектор захлопнул дверь, автоматически отметил, как щелкнул замок, бросил пиджак в прихожей и, на ходу развязывая галстук, прошел в спальню. Отдернул шторы, повернулся к шкафу.

Рядом со шкафом, на его постели, сложив руки на груди, неподвижно лежало тело.

– Мама! – испуганно вскрикнул инспектор.

– Тебе не кажется, дядя, что инспектор Найт довольно скупо посвящает нас в детали расследования? – спросила Патрисия, разливая чай.

– И правильно делает, – отозвался сэр Уильям, аккуратно нарезая свежеиспеченный кекс с тмином.

– Но это несправедливо! Ведь мы с тобой – главные свидетели!

– Или главные подозреваемые.

– Что?! – девушка едва не опрокинула сахарницу.

– Вспомни, что он сказал: доктор Паттерсон был отравлен примерно в то время, когда мы с тобой находились рядом с его кабинетом. Так что у нас была отличная возможность добавить яд в его кофе.

Пожилой джентльмен не спеша намазал кусок кекса маслом, подождал, когда масло начнет таять, и с аппетитом откусил.

– Но ведь он понимает, что мы этого не делали! Неужели ты думаешь, он может всерьез нас подозревать? Нас с тобой?!

– Не исключено, – безмятежно согласился сэр Уильям. – Инспектор Найт – честный полицейский; не сомневаюсь, что он рассматривает все возможности.

– Так что же нам теперь делать?!

– Лучше всего – ничего.

Он покосился на свою племянницу: та задумалась. Правда, было непонятно, о чем именно: то ли выбирала, что лучше добавить в чай – молоко или лимон, то ли строила какие-то планы. Через минуту это стало ясно.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дядя? – спросила Патрисия заботливо.

– Вполне, – насторожился тот.

– Я думаю, тебе бы не мешало проконсультироваться у хирурга. Все-таки оливковая косточка – это не маковое семя. Вдруг от этого бывают какие-нибудь осложнения? А ведь ты так и не попал на повторный прием.

– Пожалуйста, не надейся, что тебе удалось ввести меня в заблуждение, – усмехнулся пожилой джентльмен. – Я нисколько не сомневаюсь в истинной причине твоего желания съездить в больницу.

– Уверена, тебе и самому любопытно узнать, что там сейчас происходит! – выпалила девушка и тут же поправилась: – То есть, разумеется, для меня главное – это твое здоровье.

И сэр Уильям сдался. С притворной обеспокоенностью он произнес:

– Кажется, я действительно испытываю некоторый дискомфорт при глотании.

Чтобы окончательно удостовериться в своих ощущениях, он повторил эксперимент с куском кекса и вынес вердикт:

– Повторный прием необходим.

– Дядя, ты просто чудо! – засмеялась Патрисия.

Тело вздрогнуло и пошевелилось. Оно принадлежало высокой крупной даме лет пятидесяти, одетой дорого и изысканно.

– Мама! – снова вскрикнул инспектор Найт, бросаясь к кровати. – Как ты здесь оказалась? Откуда ты узнала адрес? Почему лежишь? Ты заболела?

Женщина несколько раз моргнула, затем села на кровати, поправила прическу и заговорила звучным грудным голосом:

– Разве можно так сыпать вопросами, мой дорогой мальчик? Сначала нужно дождаться ответа, а уж потом задавать следующий вопрос. Если ты так же разговариваешь со своими свидетелями и подозреваемыми, то я сомневаюсь, что вы понимаете друг друга.

Услышав знакомые назидательные нотки, инспектор испытал облегчение – значит, ничего страшного не случилось.

– Мама, я очень рад тебя видеть, – сказал он.

– Я тоже рада, – дама милостиво приняла сыновний поцелуй в щеку. – Хотя предпочла бы увидеть тебя в нашем доме, а не в этой каморке. Я приехала сюда в кэбе, потому что в нашем экипаже твой папа уехал в свой клуб.

– Вы оба в Лондоне? – удивился Найт.

– Разве ты не получал моего письма? Мы приехали на торжества по случаю золотого юбилея.

Инспектор вспомнил, что письмо действительно было, но в связи с последними событиями он совершенно о нем забыл. Соответственно, он забыл вовремя перебраться в лондонский дом графа Рэндалла на Беркли-сквер, чтобы родители не узнали о том, что он там не живет.

– Я была весьма и весьма обескуражена, узнав, что ты там давно не живешь. Да-да, твой камердинер мне признался и назвал этот адрес. Ты же знаешь, я умею разговаривать со слугами.

– О да!

– Деликатно, но настойчиво. Он сказал также, что ты живешь здесь один – ты, сын графа Рэндалла. Неужели это правда?

– Да. Мне так удобнее.

– Тогда, скажи на милость, за что мы платим этому бездельнику?

– Он выполняет тот круг обязанностей, который я ему обозначил: заботится о моей одежде, снабжает едой при необходимости, немедленно доставляет корреспонденцию и прочее. Меня это устраивает.

Найт с честью выдержал направленный на него суровый взгляд.

– Хорошо, – уступила графиня, однако следующие ее слова показали, что она пока еще не сдается: – Но я настаиваю, чтобы во время нашего пребывания в Лондоне ты жил с нами. Едем сейчас же.

Дама решительно встала, но тут же охнула и снова села.

– Что такое, мама?

– У тебя между прихожей и комнатой зачем-то сделан порожек, – с обидой произнесла та. – Я споткнулась об него, оступилась. О, наверно, я сломала ногу! Невыносимая боль! Я кое-как доковыляла до кровати и прилегла. А потом задремала.

– Почему же ты не позвала на помощь?

– Я здесь никого не знаю, – с достоинством ответила дама.

– Тебе нужно показаться врачу. Давай руку, я помогу тебе…

– Ты меня повезешь к какому-то сельскому костоправу?!

– Мы в столице, мама, – напомнил инспектор.

– А какой еще костоправ может быть в этом районе?!

Внезапно Найта осенило. Он вспомнил, как высокомерен был с ним доктор Кэмпбелл – очевидно, получение титула добавило к его манерам немалую толику снобизма. Возможно, оказывая помощь высокородной особе, он будет посговорчивее… Прилично ли раз в жизни для дела воспользоваться своим высокородным происхождением? Пожалуй, да – только нужно взять с матушки обещание, чтобы она не проговорилась, что они родственники.

– Главный хирург больницы святого Варфоломея тебя устроит? Он к тому же еще и эсквайр.

Графиня попробовала еще раз наступить на ногу и, издав жалобный стон, согласилась.

После упоминания в приемном покое имени графини Рэндалл главный хирург принял даму незамедлительно – как и ожидал инспектор Найт. Он также с удовлетворением отметил, что величественный облик Кэмпбелла и проведенный им бережный, тщательный осмотр поврежденной конечности произвели должное впечатление на его взыскательную матушку.

– У вас лишь небольшое растяжение связок, миледи, – сообщил Кэмпбелл, осторожно накладывая на сиятельную ногу тугую повязку. – Вы сказали, что оступились?

– Да, – кивнула дама. – Это произошло, когда я была в…

– В «Либертиз», – быстро солгал инспектор Найт.

– Вы же знаете, доктор, какие там неудобные лестницы! – подхватила графиня с большим артистизмом. – Этот молодой человек случайно оказался рядом и успел меня поддержать.

– Вам повезло – дело могло бы кончиться более серьезным увечьем… Готово! Это место следует некоторое время держать в тепле, миледи.

– Как долго? – обеспокоенно спросила графиня. – Дело в том, что мы с мужем приглашены на прием в саду Букингемского дворца, а это уже через два дня.

– Вы приглашены на прием к ее величеству? – с почтением переспросил врач. – Что ж, думаю, двух дней достаточно, чтобы все пришло в норму. Только в течение этого времени вам необходим покой. Послезавтра вечером попробуйте наступать на ногу, но не перетруждайте ее.

– Благодарю вас, доктор. Мне кажется, я уже сейчас чувствую себя гораздо лучше.

– Я рад, что сумел помочь, миледи. На случай, если неприятные ощущения возобновятся, я даю вам болеутоляющие пилюли. Их лучше принимать на ночь – тогда вы сможете спокойно уснуть.

– Я вам весьма признательна и буду рекомендовать вас моим знакомым. Я также обещаю сделать взнос в фонд вашей больницы.

– Вы очень любезны, миледи!

– Что ж, – графиня Рэндалл повернулась к сыну, – а теперь, мой дорогой ма… спаситель, будьте последовательны и помогите мне добраться до кэба.

– Ни в коем случае! – возразил хирург. – Вы окажете мне честь, миледи, если согласитесь воспользоваться моей коляской.

Милостивое согласие было получено, и вызванная Кэмпбеллом медсестра усадила даму (весьма довольную / удовлетворенную оказанными ей почестями) в инвалидное кресло и вывезла из кабинета.

– Надеюсь, вы не считаете, что малоимущему пациенту я уделил бы меньше внимания, – сварливо сказал Кэмпбелл, когда они с инспектором Найтом остались одни.

– Разумеется, не считаю, – искренне отозвался тот. – И все же состоятельные пациенты могут принести пользу.

– Вы правы, – смягчился хирург. – Их деньги позволяют нам принимать тех, кто платить не в состоянии. Мне приходится об этом думать – ведь я не только врач, но еще и администратор.

– Понимаю. Однако я хотел бы обсудить с вами другую тему.

– Не сомневаюсь.

– В ходе расследования получены сведения, – Найт внимательно вгляделся в лицо собеседника и выпалил: – о незаконных операциях в вашем отделении.

Кэмпбелл вытаращил глаза:

– Незаконных?! Нам едва хватает времени, чтобы проводить законные! Фу, какое глупое слово! Особенно теперь, когда мы лишились доктора Паттерсона.

– Я ищу причину его убийства. Возможно, он узнал нечто, о чем ему знать не следовало…

– И это незаконные операции? Откуда у вас эти бредовые сведения? – требовательным тоном спросил врач – и догадался сам: – Найджел Моррис!

– Верно, – кивнул Найт, заинтересованный.

– Долгое время он здесь работал, но… Впрочем, нет, я не буду вам рассказывать эту историю, лучше вам все увидеть своими глазами. Тогда, может быть, вы мне поверите. Сегодня как раз четверг… Который теперь час? Восемь… Нет, уже поздно. Моррис регулярно приходит во двор больницы ровно в четыре часа пополудни по вторникам, четвергам и воскресеньям – и так уже десять лет. Вам придется подождать до воскресенья.

– Я надеюсь найти Морриса раньше.

– Это будет непросто – он давно уже скитается по разным ночлежкам в Ист-Энде.

– Хорошо, оставим пока в стороне бредовые, как вы их назвали, сведения. У вас есть какие-либо другие объяснения тому, что происходит в вашем отделении?

Кэмпбелл покачал красивой головой:

– Даже если бы я…

В кабинет, постучав, заглянула медсестра:

– Доктор, пациент из четвертой палаты жалуется на боль. Это тот, кому вчера удалили селезенку.

– Иду.

Хирург поднялся из-за стола и быстро направился к двери. Видно было, что он мгновенно забыл о существовании Найта и мысли его уже устремились в четвертую палату.

По дороге домой инспектор Найт решил сделать крюк и навестить матушку. Поскольку ее состояние опасений не вызывало, он рассчитывать потратить на визит не больше четверти часа. Однако графиня настояла на том, чтобы он разделил с нею легкий ужин из шести блюд. Найту, разумеется, пришлось остаться.

Граф Рэндалл еще не вернулся из клуба. Его супруга, четко соблюдая врачебные рекомендации, возлежала в своем будуаре на кушетке; больная нога была обложена грелками. К кушетке был придвинут столик, за которым мать с сыном и поужинали. Думая о своем и механически кивая, Найт выслушал положенные наставления и, пожелав матери скорейшего выздоровления, попрощался. Таким образом, до дневника доктора Паттерсона инспектор добрался только поздним вечером.

Чтение оказалось делом нелегким: слова доктор часто сокращал, обрывал их или пропускал некоторые буквы. Найт перелистывал страницу за страницей, продираясь через эти трудности, запинаясь, угадывая. Паттерсон вел записи почти ежедневно; в основном они касались работы в больнице Святого Варфоломея. Инспектор изучал короткие заметки о проведенных операциях и более подробные – об интересных (с точки зрения хирурга) случаях, однако ничего подозрительного пока не обнаруживалось. Часто встречалось имя Лоры Батлер – Найт попытался оценить, не было ли какой-то напряженности в отношениях между ней и доктором. Однако во всех упоминаниях чувствовалась лишь симпатия и еще некоторое самодовольство – и никакого намека на конфликт. Иногда Паттерсон коротко описывал обыденные, семейные события, а также мнения о прочитанных книгах, характеристики знакомых людей, напоминания самому себе и прочее, не имеющее отношения к больнице.

В конце одной страницы инспектора невольно привлекла запись о новой опере Гилберта и Салливана – у него самого пока еще не получилось ее послушать. Паттерсон писал: «Вчера были с Мелани на «Раддигоре» в Савой. Неск разчрован, т.к.». Заинтересованный, Найт перевел взгляд на соседнюю страницу на развороте. Она начиналась со слов: «зались оч приятн парой. Мелани хочет приглсть их к нам в след сбту». Инспектор пролистал дальше, внимательно приглядываясь: подобные разрывы в тексте встречались еще несколько раз.

Назрел повод навестить вдову доктора Паттерсона еще раз.

Глава 5

17 июня 1887 года, пятница

Черный кофе со стрихнином

Утром в Скотланд-Ярде инспектора Найта ждала записка из химической лаборатории больницы Святого Варфоломея: Томас Гаррет сообщал, что медсестра Лора Батлер была отравлена стрихнином, добавленным в черный кофе.

– Куда мы теперь? – спросил Джек Финнеган. – В больницу?

– Сначала заглянем к миссис Паттерсон. По дороге расскажу, что я обнаружил в дневнике ее мужа.

Выслушав Найта, газетчик с уверенностью воскликнул:

– Убийца – точно его жена!

Вскоре оба снова стояли в гостиной квартиры Паттерсона в ожидании хозяйки. Когда она наконец появилась, вид у нее был недовольный.

– Как вы некстати! – произнесла миссис Паттерсон усталым, капризным голосом. – Вчера я похоронила моего дорогого Оскара и до сих пор еще не пришла в себя.

– Сочувствую, мэм, – сказал инспектор, – и уверяю, мы бы не стали тревожить вас без необходимости.

– Что вам еще нужно?

– То, что вы утаили от нас.

– О чем вы?

– О дневнике вашего мужа. Вы отдали нам его только после того, как прочли сами и вырвали некоторые листы.

– Неправда! – возмутилась вдова. – Я ничего не трогала!

Найт недоверчиво приподнял бровь. Миссис Паттерсон помолчала, теребя траурные бусы из гагата, и призналась:

– Да! Я вырвала те страницы, где он расписывал свои любовные утехи! Неужели вам обязательно нужно читать эту гадость?!

– Где эти страницы?

– Я их сожгла, – быстро ответила женщина.

Найт приподнял вторую бровь. Миссис Паттерсон покраснела, оскорбленно передернула плечами и вышла. Через минуту она вернулась и сунула в руки инспектору несколько помятых исписанных листков.

– Это все, – буркнула она с отвращением. – Наслаждайтесь!

Выйдя на улицу, инспектор Найт и Финнеган огляделись: поблизости не было видно никакого скверика со скамейками, где было бы удобно заняться дневником. Зато прямо напротив дома Паттерсона оказалась чайная.

Пока Найт объяснялся с официанткой, газетчик изучал только что добытые листки, выискивая, конечно, то, что вдова назвала «гадостью», а изучив, с ухмылкой заметил:

– Тут такие подробности! Я сейчас покраснею!

– Неужто? – бросил Найт небрежно.

Он отобрал у Финнегана листки и сам прочел то, что касалось Лоры Батлер. Однако и в этих заметках – действительно, весьма откровенных – не содержалось никаких упоминаний о ссоре или о том, что Паттерсон собрался бросить любовницу. Нет, сделал вывод Найт, доктора вполне устраивали их отношения, которые его ни к чему не обязывали. О чувствах самой Лоры Батлер вскользь упоминалось лишь следующее: «Лора почему-то была сегодня грустна. Но я знаю способ ее утешить». Очевидно, как и говорил доктор Хилл, Паттерсон не умел замечать сердечные переживания других людей.

Найт и Финнеган вставили вырванные листки в нужные места. На первой, ранее отсутствующей, странице содержалось объяснение, почему Паттерсон вдруг решил завести дневник: «Всегда считал ведение дневника занятием для скучающ девиц. Но пропажа Strychnini nitras меня обеспоко, и я решил начать». Эта запись давала подсказку, что нужно искать дальше.

Инспектор принялся просматривать тетрадь в поисках слов, написанных на латыни. Такие встречалась в дневнике еще трижды, и во всех случаях было только одно название: Strychnini nitras – нитрат стрихнина. По хронологии эти записи складывались следующим образом: «17 апреля. Получ с 5 марта по 17 апреля – 5 фл Strychnini nitras. Использ – 3. Ост – 1. Странно. Проверил назначения – ошибок нет. Нужно поспрашть у сестер». «3 мая. Спросил у Хилла насчет Strychnini nitras. Он сказал, что у него ничего не пропада. Неужели только у меня?» «18 мая. Снова недостает 1 фл! Итого с 5 марта пропали 2 фл Strychnini nitras. Лора клянется, что в точности выполн назначения. Другие сестры тоже. Сказал Кэмпбеллу. Он встрвожлся. Псоветвал быть более внимат».

– Вот оно! – инспектор хлопнул ладонью по тетради, вытащил из кармана карандаш и обвел найденные записи.

– Что? У вас возникла новая гипотеза? – оживился Финнеган.

– Да. Отравления могут быть связаны с утечкой нитрата стрихнина из отделения хирургии.

– Так, может быть, старичок Моррис немного ошибался и там тайно торгуют не человеческими органами, а ядами?

– Возможно. Паттерсон заметил неладное и поплатился за это. В связи с пропажей он упоминает Хилла, Кэмпбелла и Лору Батлер. Медсестра мертва, а с двумя другими следует поговорить, и очень настойчиво.

Газетчик прочел куски текста, отмеченные Найтом, и предположил:

– Я совсем не разбираюсь в лекарствах, но думаю, что вряд ли стрихнин поставляется в больницу ведрами. Так что, очевидно, «фл» – это флакон.

– Согласен, – кивнул инспектор.

– Так что же – из-за двух флаконов убивать?!

– А если это только верхушка айсберга?

Они выбежали на улицу, оставив чай нетронутым.

– Еле заметные царапины на гортани, оставленные косточкой, сэр, они заживут через пару дней, – сказал Патрик Хилл, отходя к умывальнику. – Можете быть спокойны.

– Спасибо, – поблагодарил сэр Уильям. – Мне неловко, что я потревожил вас по такому пустяку: всего лишь небольшое першение. Но доктор Паттерсон назначил мне повторный прием – как раз на тот день, когда он…

– Понимаю. Лучше вовремя предупредить болезнь, чем потом ее лечить или доводить дело до операции.

– У врачей и так, наверное, увеличилась нагрузка в связи с недавней потерей в вашем отделении.

– Это правда, – хмуро признал Хилл. – Ничего не поделаешь, приходится справляться. До свидания, сэр.

Пожилой джентльмен вышел в коридор, где его поджидала племянница.

– Ну как? Что он сказал? – спросила она.

– Что я буду жить долго и счастливо. И умру в один день.

– И больше ничего?

– Разве этого недостаточно, дорогая? – поддел ее сэр Уильям.

– О, конечно, это самое главное!

– А как твои успехи?

– Да у меня, собственно, никаких…

Внезапно в другом конце коридора, возле приемного покоя, послышался шум: топот ног, стоны, короткие выкрики. Дядя и племянница, не сговариваясь, быстро направились туда.

Два дюжих санитара ввезли на тележке человека, прикрытого простыней, на которой проступали кровавые пятна. Светловолосая сестра Барлоу придерживала дверь.

– Прохожий с улицы, – пояснила она. – Попал под конку. Им займется доктор Кэмпбелл.

Медсестра смотрела при этом на кого-то позади сэра Уильяма и Патрисии. Они оглянулись: за ними стоял Патрик Хилл. Он молча кивнул, развернулся и ушел. Сестра Барлоу вернулась на свой пост.

Санитары двигались быстро и решительно, не глядя по сторонам. На входе в операционную один из них нечаянно задел субтильную уборщицу, которая проходила мимо с ведром и шваброй. И в этот момент с тележки сорвался какой-то темный предмет и гулко шлепнулся прямо в пустое ведро. Женщина взвизгнула и прижалась к стене, закрыв лицо руками. Швабра с треском упала рядом, ведро грохнуло об пол и покатилось, а то, что в него попало, вывалилось наружу. Патрисия на секунду зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то удивилась: похоже было, что никто из больничного персонала не обратил на это происшествие никакого внимания. Только санитарка-уборщица по-прежнему стояла у стены, прижав руки к лицу. Набравшись смелости, девушка пригляделась к тому, что выпало из ведра, а потом направилась к уборщице.

– Не бойтесь, – мягко сказала Патрисия. – Это всего лишь ботинок.

Женщина опустила руки. Ей можно было дать не больше тридцати лет, если бы не седые пряди, выбивавшиеся из-под платка; глаза казались огромными на бледном, изможденном лице; в ее синий халат, наверно, можно было завернуть двух таких, как она. Санитарка поправила платок, который сполз ей на лоб, и опасливо покосилась в сторону, куда указывала девушка.

– Слава богу! – выдохнула женщина и смущенно улыбнулась: – А я-то уж подумала… Ведь сказали – вытащили из-под конки.

– Вам плохо?

– Нет-нет, все в порядке, спасибо, мисс, я просто испугалась! – санитарка нервно хихикнула: – Хорошо, что воды в ведре не было, а то бы сейчас пришлось еще и убирать.

Она подобрала свое имущество и поспешила прочь.

Когда Патрисия вернулась к дяде, то обнаружила рядом с ним инспектора Найта и Джека Финнегана. Увидев девушку, газетчик расплылся в улыбке, а инспектор смерил ее подозрительным взглядом.

– Вот и ты, дорогая! – непринужденно сказал сэр Уильям. – Я освободился, мы можем идти.

– Уфф! – выдохнул он уже на улице. – Сомневаюсь, что инспектор мне поверил. Какого я стыда натерпелся… Все, с этого момента больше никаких разведывательных действий! Кажется, я уже говорил тебе, что любопытство – это порок?

Инспектор Найт постучал и приоткрыл дверь.

– Минуту! – откликнулся Патрик Хилл, не оборачиваясь. – Я уже заканчиваю.

Он ловко наложил повязку пациенту на голень и сказал:

– Через неделю придете, сестра снимет швы. До свидания. Да, попросите зайти следующего.

Пациент, рослый мужчина-мастеровой, опустил штанину, поблагодарил и вышел, осторожно наступая на раненую ногу. Найт и Финнеган вошли в кабинет. Доктор Хилл обернулся и сразу нахмурился:

– У вас ко мне еще какие-то вопросы, инспектор?

– Безусловно, – спокойно подтвердил тот. – И довольно много.

Найт бросил взгляд на стол, где стояла начатая чашка кофе, и поинтересовался:

– Вам уже известна причина смерти сестры Батлер?

– Та же, что и у Паттерсона. Как я и полагал.

– Вы не ошиблись. Не опасаетесь пить черный кофе, после того что с ними случилось?

– Не собираюсь менять своих привычек, – огрызнулся Хилл. – Но раз уж вы спрашиваете: я сам, лично сварил себе кофе и принес сюда.

– Значит, все-таки опасаетесь?

– Инстинкт самосохранения – это естественно.

Найт кивнул и быстро проговорил, подавшись вперед:

– Насколько легко утаить флакон-другой стрихнина?

Хилл изумленно вытаращил на него глаза. Потом вдруг резко дернулся, лицо его приняло страдальческое выражение – он рухнул со стула и забился в судорогах.

– Быстро бегите за помощью! – крикнул Найт газетчику.

Тот вылетел из кабинета, а инспектор бросился к хирургу, который теперь застыл, скорчившись, и казалось, не дышал. Инспектор попробовал его потормошить, но тело выгнулось дугой и словно одеревенело. Найт в тревоге оглянулся на дверь: из коридора уже доносился приближающийся топот ног.

Внезапно Хилл приоткрыл глаза, сделал несколько вдохов и выдохов и, с трудом шевеля языком, проговорил:

– Я… знаю…

Он снова начал задыхаться, забормотал нечто нечленораздельное. Найту удалось разобрать только: «Ба… ба… ба…»

Хилл потерял сознание. В ту же минуту в кабинет с криком: «Немедленно промывание!» ворвался Энтони Кэмпбелл и за ним – две медсестры.

Чтобы не мешать, инспектор Найт и Джек Финнеган вышли из здания и присели на скамью у фонтана. Найт покосился на своего спутника: тот, очевидно, был потрясен увиденным и застыл с приоткрытым ртом, глядя куда-то вдаль. Инспектора это устраивало – он мог спокойно поразмышлять.

«Не сомневаюсь, что выяснится: Хилл тоже отравлен, и тоже стрихнином, – думал Найт. – Неужели еще одна смерть?.. Отравления произошли фактически в одном и том же месте за очень короткий срок, использован один и тот же способ. Все это с большой вероятностью указывает на то, что убийца – одно и то же лицо. Лору Батлер, а теперь и доктора Хилла, можно исключить… Так, вспомним, какие возникали гипотезы. Самоубийство и несчастный случай как причины смерти отметены. Незаконные эксперименты по пересадке органов – сомнительно, но оставим пока под вопросом. Личные взаимоотношения: все же мне кажется, это очень сильный мотив, тем более что здесь они переплетены весьма остро. В этом случае кто может оказаться убийцей?.. Миссис Паттерсон: у нее был мотив расправиться с мужем и его любовницей… Сестра Барлоу из приемного покоя: Паттерсон бросил ее ради Лоры Батлер. Предположим, что она действительно готовилась целый год… Но какая у нее, да и у миссис Паттерсон может быть причина убивать доктора Хилла?.. А что, если убийства не связаны между собой?.. Нет, это маловероятно – слишком много между ними общего… И, пожалуй, утечка стрихнина – самая правдоподобная гипотеза. Из трех человек, которых упоминает в связи с этим доктор Паттерсон, осталось возможным поговорить только с главным хирургом, Кэмпбеллом…»

18 июня 1887 года, суббота

Что хотел сказать доктор Хилл

Прежде чем навестить главного хирурга, инспектор Найт и Джек Финнеган заглянули в химическую лабораторию больницы Святого Варфоломея. «Придворный химик» подтвердил, что доктор Хилл был отравлен стрихнином, содержащимся в кофе.

– Что же это творится, а, Найт? – встревоженно спросил Томас Гаррет. – Уже третий случай!

– Я разберусь, – скрипнул зубами инспектор.

– Хорошо еще, что он выпил не всю чашку. И помощь подоспела как раз вовремя.

– Что? – резко спросил Найт. – Так доктор Хилл жив?

– К счастью, да. А вы не знали?

– На этот раз план убийцы сорвался, – говорил инспектор Найт, быстро шагая через двор больницы к корпусу хирургического отделения. – Отчасти благодаря тому, что к доктору Хиллу пришли пациенты – сэр Уильям с племянницей, и он только начал пить отравленный кофе. Раз он выжил, то теперь может дать ключ к разгадке.

– Каким образом? – спросил, спеша следом, Джек Финнеган.

– Вчера он кое-что сказал мне, когда на минуту пришел в сознание.

– Что именно?

– Не очень внятное: «Я знаю…» И затем только: «Ба… ба…».

– Ба… ба… – задумчиво повторил репортер, открывая входную дверь и пропуская Найта вперед.

Он вдруг воскликнул:

– Думаете, доктор Хилл хотел назвать имя убийцы?! Оно начинается на Ба?!

– Тише! – одернул его Найт. – Да, думаю. Надеюсь, сейчас он назовет его полностью.

– И дело будет раскрыто! – торжествующе воскликнул Финнеган. – Идемте же скорее!

Однако в приемном покое они наткнулись на неожиданное препятствие.

Медсестра-блондинка, увидев обоих, заговорила с милой улыбкой:

– Мы так признательны вам, джентльмены! Если бы не вы, мы потеряли бы еще и доктора Хилла. Но вы оказались рядом с ним во время приступа. Благодаря вам его удалось спасти!

– Мы очень рады за доктора Хилла, – сказал Найт. – Где он? Мне нужно с ним поговорить.

– О, сейчас это невозможно! – улыбка сменилась озабоченным выражением. – Доктора положили в его собственном кабинете – ему нужен особый уход. И главный хирург категорически запретил кому-либо к нему заходить.

– Но это необходимо…

– Сожалею, джентльмены, – сочувственно поджала губы сестра Барлоу. – Только с разрешения доктора Кэмпбелла.

При появлении посетителей Энтони Кэмпбелл приподнялся из-за стола; можно было почти физически ощутить исходящие от него волны враждебности. Хирург смерил инспектора Найта уничтожающим взглядом и загрохотал:

– Мне непонятно, чем занимается полиция! За пять дней я потерял трех лучших работников – и это при том, что вы торчите тут с утра до вечера! Скажите мне, какой от вас толк?

Найт хотел возразить, но сдержался: он чувствовал свою вину, да и нужно было дать Кэмпбеллу выговориться. Финнеган предусмотрительно спрятался за спиной своего спутника.

– Убийца действует прямо у вас под носом, – продолжал бушевать хирург; сейчас он напоминал уже не Архимеда и не Аристотеля, а самого Зевса-громовержца в его божественном гневе, – а вы бессильны его найти! Если так будет продолжаться, скоро в отделении некому будет работать. Паттерсон, сестра Батлер… Да, доктор Хилл, к счастью, жив. Но когда он поправится и как скоро снова сможет работать – неизвестно. А отравили его фактически на ваших глазах!

Он сорвал очки и принялся раздраженно протирать салфеткой идеально чистые стекла. Найт счел возможным вставить:

– Я сожалею. И обязательно вычислю убийцу. Но мне нужна ваша помощь.

– Мы здесь, знаете ли, кое-чем другим занимаемся! – рявкнул Кэмпбелл. – Гоняться за преступниками – работа полиции!

– Именно сейчас я и работаю, – спокойно сказал инспектор. – Поэтому мне необходимо побеседовать с доктором Хиллом. В приемном покое сказали, что это можно сделать только с вашего позволения.

– Правильно сказали! – кивнул врач. – И я вам не позволяю!

– Но, доктор Кэмпбелл…

– Нет! – отрезал тот. – Он в тяжелом состоянии, ему нужен полный покой, а вы – побеседовать!

– Хорошо, – уступил Найт. – Тогда я хотел бы задать несколько вопросов вам.

– Только побыстрее, – неохотно согласился хирург. – У меня сегодня еще две операции.

– Скажите: у кого из врачей или медсестер в вашем отделении фамилия начинается с Ба?

– Зачем это нужно?

– Ответьте, и я вам объясню.

Кэмпбелл метнул на инспектора сердитый взгляд, но вытащил из стола журнал со списком работников отделения.

– Доктор Дэниел Баббингтон, хирург, – сказал он, ткнув пальцем в страницу, – работает у нас десять лет. Джудит Барлоу, медсестра из приемного покоя, пришла к нам пять лет назад. Операционная сестра Лора Батлер, ныне покойная. Работала два года. Теперь вы.

– Вчера доктор Хилл, по-видимому, пытался назвать мне имя преступника, но сумел произнести только первый слог или даже его часть. Есть серьезные основания полагать, что этот преступник работает в вашем отделении. Ему известно, что все трое предпочитали черный кофе, а способ убийства предполагает наличие соответствующих…

– Достаточно, – оборвал его хирург. – Я понял.

Он замолчал, а когда вновь заговорил, то выглядел крайне удрученным.

– Я почти готов согласиться с вами – хотя, конечно, это открытие меня потрясло. С многими я работаю не первый год, мы встречаемся в больнице почти каждый день… Но оставим это. Рассмотрим попытку вчерашней попытки отравления доктора Хилла. Судя по всему, вы застали первый припадок, значит, стрихнин ему плеснули минут за пятнадцать до того момента, как вы позвали на помощь. Кстати, я вас за это еще не поблагодарил. Спасибо. Продолжим. Сестру Батлер мы исключаем – к тому времени она была уже мертва. Сестра Барлоу имела возможность, но я ей полностью доверяю: она добросовестна и компетентна, и у нее настоящий талант успокаивать пациентов. Кроме того, она прекрасно ладит со всеми в нашем отделении, помнит все дни рождения и тому подобное. Не могу представить, чтобы у такой доброй и общительной девушки вдруг возникло желание отправить на тот свет трех человек.

– А доктор Баббингтон?

– Вчера в интересующее нас время он читал лекции в нашем анатомическом театре. Кстати, в день убийства Паттерсона он также отсутствовал в отделении: оперировал в больнице Святой Марии. Баббингтон – лучший в Лондоне специалист по операциям на гортани, его нередко приглашают в другие больницы в сложных случаях.

– Хм, – озадаченно сказал инспектор и предположил: – А если Ба – это начало имени, а не фамилии?

Кэмпбелл еще раз внимательно просмотрел список и прочел вслух:

– Только одно имя – Барбара Купер.

– Кто это? – спросил Найт, записывая в блокнот.

– Санитарка, попросту говоря – уборщица. Устроилась к нам примерно год назад. Ее тоже можно исключить – она не обладает специальными знаниями. Вывод: вам следует искать кого-то постороннего.

– Я подумаю. А пока, пожалуйста, ответьте мне…

В этот момент в кабинет заглянула медсестра:

– Доктор Кэмпбелл, вас ждут в операционной.

Хирург вышел из-за стола и направился к двери:

– Прошу простить, джентльмены.

– У меня остались еще вопросы, – попытался удержать его Найт. – Когда мы сможем поговорить?

– Завтра, инспектор, завтра!

Инспектор Найт и Джек Финнеган в дальний конец коридора, где никто не мог их услышать.

– Вы не думаете, что доктор Кэмпбелл прав? – спросил газетчик. – Что убийца – посторонний человек? Например, кто-то из пациентов. Или родственник пациента, которому сделали неудачную операцию – может, тот даже умер у них на столе. Чем не мотив, кстати?

– А вы вспомните, кто был на приеме у Паттерсона и Хилла перед тем, как их отравили, – усмехнулся Найт.

– Черт! – ахнул Финнеган. – Мисс Кроуфорд и ее дядюшка! Тогда я эту гипотезу решительно отвергаю! Я отказываюсь их подозревать!

– Я тоже. Как и всех прочих пациентов и посторонних людей. Преступления определенно готовились заранее. Нужно было выкрасть нитрат стрихнина, причем постепенно, по одному флакону, чтобы это не сразу стало заметно. Как мы знаем из дневника доктора Паттерсона, это заняло, самое меньшее, два месяца. Кроме того, убийце требовалось длительное время, чтобы изучить привычки будущих жертв, их распорядок. Нет, это кто-то из тех, кто находится в отделении постоянно – или почти постоянно.

– И обладает специальными знаниями.

Они помолчали. «Мне показалось, или на самом деле Кэмпбелл чересчур горячо расхваливал сестру Барлоу? – вспомнил Найт. – Может быть, и у них роман? В любом случае, если она общительна, то может знать местные секреты. Нужно ее разговорить». Он решил:

– Я иду в приемный покой. А вы, если хотите помочь, разыщите эту санитарку, Купер.

– Мы можем с вами поговорить там, где бы вас ничто не отвлекало? – спросил инспектор Найт.

– Хорошо, – кивнула сестра Барлоу и окликнула проходившую мимо медсестру: – Кэтрин, пожалуйста, подмени меня ненадолго. Я буду в библиотеке.

Она поманила Найта за собой. Они прошли по коридору, поднялись на следующий этаж, и там медсестра приоткрыла одну из дверей:

– Прошу.

Войдя, инспектор был удивлен скромными размерами помещения, да и книг могло бы быть гораздо больше для такой огромной больницы.

– Это сестринская библиотека, – пояснила девушка, присаживаясь за стол. – Здесь проходят теоретические занятия в школе медсестер.

– Вы тоже учились в этой школе, мисс Барлоу? – инспектор ухватился за повод начать доверительный разговор.

– Миссис, – поправила та, чопорно потупив глаза. – Я вдова.

– О, прошу прощения!

– Ничего. Муж умер три года назад: он работал на стройке, там обрушилась какая-то конструкция… Ох, простите, не хочу об этом! В общем, мне стало не до учебы, пришлось сразу начать работать – нужно было как-то выживать. Но время от времени мне удавалось посещать занятия.

– Тяжело было учиться?

– Ну, все, что нужно делать руками, у меня вроде неплохо получалось.

Сестра Барлоу посмотрела на свои руки, Найт тоже невольно перевел на них взгляд: довольно крупные, но при этом женственные кисти, сильные пальцы.

– Правда, теория оказалась для меня слишком сложной, – призналась сестра. – Поэтому я оказываю только первую помощь, когда это необходимо. Но я стараюсь приносить пользу.

– Вам нравится ваша работа?

– Мне нравится помогать людям. Знаете, к нам ведь часто обращаются с травмами. Мне так жаль этих людей – вы бы видели их глаза! Им больно, страшно, и я стараюсь их успокоить – это ведь тоже очень важно.

– Доктор Кэмпбелл утверждает, что у вас это отлично получается, – подхватил Найт. – Он о вас весьма высокого мнения.

– Правда? – просияла сестра. – Приятно слышать! Верно, он часто меня зовет, если кто-то из больных сильно нервничает перед операцией. Он такой лапочка!

Инспектор подумал, что слово «лапочка» меньше всего подходит к образу Энтони Кэмбпелла.

– Вы, наверное, со всеми своими коллегами в хороших отношениях?

– Конечно! – убежденно кивнула медсестра. – А как же иначе? Как же мы сможем спасать других, если сами будем ссориться?

«Интересно, – подумал Найт, глядя в ее честные голубые глаза, – она в самом деле так проста и добра или же очень ловко притворяется?»

– Миссис Барлоу, скажите, вы бы заметили, если бы в отделении что-то было не так?

– Не понимаю… Что вы имеете в виду?

Инспектор пояснил:

– Скрытую неприязнь, непонятную таинственность, обиды, жалобы – что-то в этом роде.

– Нет, ничего такого… У нас все друг к другу прекрасно относятся.

– Отношения между вами, доктором Паттерсоном и сестрой Батлер тоже были прекрасными?

– Опять вы об этом! – с досадой воскликнула сестра.

– Сознайтесь, что у вас с доктором была связь и вы ревновали его к новой возлюбленной.

– Это вас не касается!

– Касается, миссис Барлоу, потому что оба они мертвы, – сурово сказал Найт. – И чем менее вы будете откровенны, тем больше у меня будет оснований вас подозревать.

Возмущение на миловидном лице медсестры сменилось удивлением, а затем страхом. Ее рот приоткрылся, но она была не в силах выговорить ни слова.

– Я вас не осуждаю, – миролюбиво произнес инспектор. – А вам нет смысла отпираться – о вашей связи было известно всему отделению.

– Это верно, мы здесь все друг у друга на глазах, – пробормотала сестра Барлоу. Она глубоко вздохнула и решилась: – Да! Да, у нас с Оскаром был роман. Честно говоря, я даже надеялась, что он сделает мне предложение… А он вдруг взял и женился.

– Наверное, это вас очень расстроило?

– А как бы вы думали?! Но, между прочим, он и после женитьбы со мной не порвал – вот так! И мне это было приятно, – она с вызовом подняла подбородок, но глаза предательски заблестели: – получалось, я все-таки кое-что для него значила! Но вот когда он бросил меня ради Лоры – это было перенести гораздо тяжелее. Я была очень, очень обижена!

– Понимаю, – сочувственно кивнул Найт.

– Ах, да что вы, мужчины, можете понимать! – в сердцах воскликнула сестра и, достав из кармана носовой платок, промокнула глаза.

Инспектор предпочел промолчать. Сестра Барлоу искательно взглянула на него и произнесла умоляющим тоном:

– Что, что мне еще сказать, чтобы вы мне поверили? Что сделать? Как вам помочь?

Найт понял, что она больше не станет лукавить, и спросил:

– Как вы думаете, миссис Барлоу, мог ли кто-то из ваших коллег украсть нитрат стрихнина?

Та выглядела потрясенной:

– Что вы! У нас бы и в голову это никому не пришло!

– А если бы все же кто-то захотел незаметно…

Тут в библиотеку заглянула та медсестра, которая временно оставалась в приемном покое:

– Джудит, я срочно нужна Баббингтону. Тебе нужно вернуться.

– Иду! – вскочила та. – Что-то случилось?

– Эта полоумная, Купер, головой ударилась, – сообщила сестра и скрылась.

Глава 6

– Вон ваш помощник! – указала сестра Барлоу на стоявшего у окна Джека Финнегана, когда они вдвоем с инспектором Найтом быстро зашагали по коридору хирургического отделения. – Странно, почему у него такой ошарашенный вид?

Она поспешила дальше, к приемному покою, а Найт подошел к репортеру. Тот действительно выглядел ошарашенным и еще – виноватым.

– Признавайтесь, что натворили? – с ходу напустился на него инспектор.

– Я… я всего лишь хотел… пошутить, – заикаясь, принялся оправдываться Финнеган. – Кто же знал, что она так отреагирует?!

– Что вы с ней сделали?

– Да ничего… Я зашел в палату, она мыла там пол. Я – в шутку, конечно! – сказал ей: «Собирайтесь, мисс Купер, я пришел вас арестовать». Я при этом улыбался, смеялся, можно сказать – чуть ли не хохотал! А она вдруг как бросится от меня к окну! Споткнулась о свою швабру – и со всего маху лбом о спинку кровати! А кровать железная… Кровища, Купер без сознания, пациенты вопят…

– Знаете что? – разозлился Найт. – Я вас отстраняю! Я сообщу вашему редактору, что вы своими идиотскими действиями провалили расследование!

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо! – Финнеган умоляюще сложил руки. – Это же будет мой конец, полный крах! Меня выгонят и никуда больше не возьмут!

– Так будет лучше для всех! По крайней мере, перестанете калечить людей!

– Но я же больше ничего не умею!

– Кроме как людей калечить?

– Да нет же! Ох, ну что вы, в самом деле! Да, я виноват! Но я все исправлю! Прошу вас, инспектор, я все что угодно сделаю! А хотите – ничего не стану делать, шагу не ступлю без вашего разрешения! Я буду вас слушаться беспрекословно, только не прогоняйте меня! Клянусь, я даже дышать буду, только когда вы прикажете, честное слово!

Инспектор почувствовал подступающий помимо воли смех и сдвинул брови еще более грозно:

– Я рекомендую суперинтенданту завести на вас уголовное дело!

– Умоляю: дайте мне еще один шанс!

– Я подумаю. Но ничего не обещаю.

– Я больше вас не подведу, обещаю!

– Так и быть, – смягчился Найт. – Вот вам проверка: завтра вы приедете сюда пораньше и попросите прощения у санитарки.

– На коленях приползу!

– И будете ее охранять.

– Мимо меня муха не пролетит, будьте уверены!

Инспектор подумал, что в охране нет никакой необходимости, но зато чересчур деятельный репортер не будет путаться у него под ногами. Он строго добавил:

– Стойте у двери навытяжку, как гвардеец перед Букингемским дворцом. И не вздумайте больше блистать остроумием! Лучше наблюдайте.

– Клянусь!

– Идемте.

Сестра Барлоу находилась на своем посту в приемном покое. Инспектор Найт обратился к ней:

– Уже известно, что с санитаркой?

– По всей видимости, сотрясение мозга. Доктор Баббингтон сейчас накладывает ей швы – у нее рассечен лоб.

Найт наградил Финнегана таким тяжелым взглядом, что тот даже пригнулся. Сестра Барлоу послала газетчику сочувственную улыбку.

– Ваш помощник не так уж виноват. Эта Купер вообще шуток не понимает, – сказала она инспектору, показывая тем самым, что ей уже известны все подробности случившегося. – Она у нас довольно нервная и пугливая.

– В самом деле? – спросил тот, вспомнив слово «полоумная», прозвучавшее в адрес санитарки.

– Да. И еще плаксивая донельзя: из-за пустякового замечания – сразу в слезы.

– К ней часто придираются?

– Ничего подобного! Наоборот, все стараются быть с ней поласковее. Знают, что она немного странная.

– Этому есть причина?

– Может, и есть. Только никто ее не знает, – пожала плечами сестра.

– Даже вы? – поддел ее инспектор.

– Даже я, – не смутилась она. – Я пыталась поговорить с Купер, и не раз, но она очень скрытная. Ну, я оставила ее в покое – мало ли почему человек стесняется. В конце концов, убирается – и ладно. Кстати, она очень старательная – все время трет, трет…

– Мы с вами не договорили…

– Я подумала над вашим вопросом, – с готовностью кивнула сестра Барлоу. – Опасные лекарства у нас в отделении хранятся там, где их может взять только врач или медсестра.

– Шкафчики с медикаментами в кабинетах хирургов запираются?

– Обязательно. Ключи есть только у персонала.

– Я вам признателен, миссис Барлоу.

Найт и Финнеган вышли во двор.

– Завтра в одиннадцать я должен быть у суперинтенданта, – сообщил инспектор. – Поэтому сейчас я еду домой писать отчет.

– Что ж, – откликнулся газетчик, – раз сегодня нам здесь больше делать нечего, я, пожалуй, тоже домой. Но завтра с утра буду на посту, не сомневайтесь!

В Гайд-парке всегда хватало желающих прогуляться, но сегодня их привлекла сюда не только хорошая погода, но и любопытство: всем хотелось посмотреть, какие развлечения готовятся там по случаю предстоящих торжеств. Сэр Уильям и его племянница тоже оказались в числе этих любопытных. Они встретили там семью однокурсницы Патрисии и всей компанией весело провели несколько часов. Кругом царило предпраздничное оживление: деревья украшали нарядными лентами; на полянах натягивали шатры и строили помосты для выступления оркестров, а также размечали площадки для игр и аттракционов; вдоль аллей устанавливали палатки для продажи еды и различных ярмарочных товаров.

К вечеру сэр Уильям и Патрисия, слегка уставшие, но довольные, вернулись домой.

– Вас ждет сюрприз, мисс, – доложила горничная Молли, принимая у Патрисии шляпку и таинственно улыбаясь. – Посыльный принес, пока вас не было. Я отнесла к вам в комнату.

Девушка немедленно отправилась к себе. Посередине кровати лежало нечто вроде плоской коробки, обернутой бумагой и перевязанной шелковой лентой; и бумага, и лента были цвета свежей травы. К ленте была прицеплена карточка с надписью «Под цвет Ваших глаз». Заинтересованная, Патрисия нетерпеливо вскрыла упаковку: внутри оказалась коробка шоколадных конфет «Кэдбери». Девушка была немного разочарована: она почему-то ожидала чего-нибудь более загадочного. Однако главный сюрприз обнаружился под крышкой – записка, и даже не записка, а почти целое письмо: «Дорогая мисс Кроуфорд! Простите, что осмелился написать Вам. Поскольку Вы принимаете активное участие в распутывании этой таинственной больничной истории, считаю своим долгом сообщить Вам последние новости. Думаю, Вам будет интересно узнать, что…». Внизу листка стояли инициалы: Д.Ф.

Прочтя письмо, Патрисия некоторое время пребывала в задумчивости, а затем вызвала горничную, переоделась с ее помощью в домашнее платье и спустилась в гостиную.

Ее дядюшка уже находился там и в ожидании обеда уютно коротал время за кроссвордом.

– Я получила записку от мистера Финнегана, – сообщила Патрисия.

– Вот как? – не слишком обрадовался сэр Уильям, отрываясь от слова номер четырнадцать по горизонтали. Ему, как и инспектору Найту, репортер тоже почему-то сразу не внушил доверия.

– Он пишет, что доктора Хилла пытались отравить.

– Что значит – пытались? – переспросил пожилой джентльмен. – Он выжил?

– Да, его спасли.

– Слава богу!

– Мистер Финнеган думает, что инспектор Найт подозревает сестру Барлоу из приемного покоя и уборщицу.

Сэр Уильям помолчал, глядя в кроссворд, а затем поднял глаза и заговорил с тревогой:

– Послушай, дорогая: кого бы там ни подозревал инспектор Найт, я прошу тебя – нет, настаиваю! – чтобы ты держалась подальше от больницы Святого Варфоломея. Поистине сейчас это опасное место.

– Хорошо, дядя, – согласилась Патрисия с видом примерной ученицы. – Конечно.

У сэра Уильяма такая полнейшая безропотность вызвала неясные сомнения. Однако он ничего не сказал, не желая обидеть девушку недоверием.

За обедом дядя и племянница больше не поднимали полицейскую тему. Таким образом Патрисии удалось умолчать о постскриптуме: «Если вы найдете возможность приехать завтра в больницу, я расскажу Вам все подробности».

19 июня 1887 года, воскресенье

Расследование доктора Кэмпбелла

Суперинтендант Хартли провел немалой своей пятерней по жестким седеющим волосам и, отложив в сторону листки отчета инспектора Найта, заметил:

– Как я вижу, вы не слишком продвинулись. – Он едко добавил: – В отличие от преступника. За пять дней два убийства и одно покушение на убийство – согласитесь, это многовато.

Найт скрипнул зубами, но промолчал.

– Я понимаю, что вам нелегко, – продолжил Хартли более миролюбивым тоном, – и догадываюсь, что вы хотите просить помощника.

– Полагаю, если бы в больнице находился постоянный наблюдатель, это помогло бы предотвратить новое преступление, – согласился инспектор.

– А вы не думаете, что его присутствие полицейского насторожит преступника?

– Нет, если полицейский будет изображать, допустим, мойщика окон и оденется в штатское.

– Так у вас уже есть помощник, одетый в штатское! Кстати, как себя ведет репортер?

– По-разному, – помедлив, сказал Найт. – Сегодня он как раз наблюдает.

– Вот-вот, – подхватил суперинтендант, – пусть поработает, побудет в нашей шкуре! В следующий раз, может быть, призадумается, прежде чем лить помои на полицию. Что касается полицейского наблюдателя – к сожалению, я вам никого выделить не могу. Сами понимаете, сейчас такое время: завтра начинаются праздничные мероприятия по всему городу. Наш департамент также почти целиком привлекли к поддержанию порядка. Так что вы уж напрягитесь, Найт. И следите, чтобы этот репортер не чиркнул чего-нибудь в свою газету – нам сейчас не нужны лишние треволнения. Население и так уже находилось чуть ли не в панике, когда пресса набросилась на эту историю с попыткой взрыва аббатства. Надо же, эти писаки мгновенно окрестили ее «Юбилейным заговором» – быстро работают, ничего не скажешь…

Инспектор Найт вышел на Стрэнд и успел вскочить на подножку омнибуса, который отъезжал от остановки. Он все еще находился под впечатлением от разговора – не слишком обнадеживающего – с суперинтендантом Хартли.

На перекрестке Флит-стрит и Фаррингдон-стрит омнибус застрял в плотном скоплении экипажей и повозок. Найт досадливо поморщился, соскочил на мостовую и дальше пошел пешком. Он отбросил мысли о суперинтенданте и сосредоточился на расследовании.

«Почему глупая шутка Финнегана так напугала эту санитарку, Купер? Действительно ли она просто такая нервная, как говорила сестра Барлоу? Или здесь кроется более серьезная причина?» Найт вспомнил эпизод в коридоре больницы, когда с носилок упал ботинок пострадавшего: санитарка тогда пришла в ужас. «Похоже, в самом деле просто пугливая. Хотя, работая в хирургическом отделении, могла бы уже и привыкнуть к израненным пациентам… Оставим ее пока и вернемся к гипотезе: причина всех трех преступлений кроется в тайной торговле нитратом стрихнина. Кому проще всего незаметно стащить флакон с раствором? Кому позволено без ограничений передвигаться по отделению и при этом не вызывать подозрений?» Задав себе эти вопросы, инспектор тут же сам дал неутешительный ответ: «Любому из тех, кто там работает».

Патрисия горячо надеялась, что сэр Уильям поверил, будто ей срочно понадобилось купить перья и тушь. Ей было очень стыдно вводить в заблуждение любимого дядюшку, однако любопытство победило. А если, успокаивала себя девушка, он прямо спросит, где она была, то она во всем признается.

Одновременно с Патрисией в приемный покой вошли еще трое, и ей удалось, не будучи замеченной сестрой Барлоу, проскользнуть в отделение хирургии. А там, среди прочих посетителей, она уже не привлекала внимания.

Патрисия огляделась в поисках Джека Финнегана, но ни его, ни инспектора Найта нигде не было видно. Девушка посторонилась, пропуская медсестру с тележкой, на которой бренчали тарелки и кастрюли с едой, и невольно проследила за ней взглядом. В конце коридора она заметила удалявшуюся худенькую фигурку санитарки. Через секунду та скрылась в палате.

– Мисс Кроуфорд! – раздался позади девушки знакомый голос.

– Мистер Финнеган! – сказала она, обернувшись.

Репортер был крайне взволнован и запыхался.

– Я погиб! – воскликнул он отчаянным шепотом. – Мне нет спасения!

– Что случилось? – встревожилась девушка.

– Барбара Купер, санитарка! Инспектор велел мне ее сторожить, а ее упустил!

– Но…

– Я честно с семи утра находился возле двери ее палаты. Входить внутрь, сами понимаете, мне несподручно: там одни женщины. Да и необходимости не было: эта Барбара Купер лежит недвижимая с сотрясением мозга. А сейчас больные пошли в столовую на ланч – те, кто может ходить, естественно…

– Мистер Финнеган…

– Ну, я и решил заглянуть, посмотреть, как она там. И представьте, вхожу – и что же я вижу?! Окно настежь, палата пуста!

– Мистер…

– Я – пулей во двор, обегал всю территорию больницы, все окрестные улицы, но куда там! Сбежала! Подозреваемая сбежала! – газетчик схватился за голову и простонал: – Что теперь со мной будет?!

– А ее простыни были привязаны к кровати? – спросила Патрисия.

– Какие простыни? – недоуменно переспросил Финнеган.

– Обычно, когда совершают побег через окно, связывают между собой несколько простыней, – объяснила девушка, стараясь не рассмеяться, – и по ним спускаются. Я о таком читала.

– Зачем простыни? Здесь первый этаж! – удивился репортер и тут же обиделся: – Вы, кажется, надо мной шутите, мисс Кроуфорд? Это жестоко, ведь инспектор теперь камня на камне от меня не оставит!

– Я пытаюсь вам сказать, мистер Финнеган, – с улыбкой сказала девушка: – я только что видела вашу подопечную.

Миновав приемный покой и поздоровавшись с неизменно находящейся на посту сестрой Барлоу, инспектор Найт зашагал по коридору хирургического отделения. Он продолжал мысленно развивать свою версию: «Я предположил, что доктор Хилл пытался назвать имя убийцы. Но это только предположение. В тот момент у Хилла начался припадок, его сознание путалось – так что “ба” могло означать что угодно или же вообще ничего не означать. А вот пропажа, точнее, кража стрихнина – это факт. Паттерсон это обнаружил, поделился со своими коллегами – Хиллом, Кэмпбеллом и Лорой Батлер… Допустим, кто-то из них или все трое замешаны в незаконной торговле нитратом стрихнина. Тогда Паттерсон случайно оказался близок к тому, чтобы раскрыть некий заговор, – и его убрали. Лора Батлер, потеряв возлюбленного, стала ненадежна – и она тоже мертва. Патрик Хилл после ее смерти мог потерять самообладание, и его попытались убить… Незаконная торговля… Цель кражи стрихнина могла быть и другой: не следует забывать версию, подсказанную бывшим хирургом Найджелом Моррисом, какой бы фантастической она ни казалась. Доктор Хилл говорил, что раствор нитрата стрихнина прописывают пациентам в послеоперационный период. Значит, этот препарат может требоваться и для восстановления после пересадки органов. Логично? Логично… Тайная торговля или тайные эксперименты – едва ли этим занимается всего один человек. Если в отделении действительно существует некий преступный сговор, то за этим должен стоять некто, обладающий соответствующими знаниями и еще – властью…»

Инспектор остановился перед какой-то дверью и поднял взгляд на табличку: «Энтони Кэмпбелл. Главный хирург».

«Господи! Ну, конечно…»

Найт постучал и заглянул в кабинет. Кэмпбелл поднял на него усталый взгляд:

– Я знал, что вы снова ко мне придете.

Джек Финнеган и Патрисия вбежали в палату: Барбара Купер неловко ворочалась на постели, пытаясь принять положение полулежа. Девушка подошла к ней и помогла.

– Зачем же вы вставали? – мягко упрекнула она. – Вы еще слишком слабы.

– Я не вставала, – возразила санитарка.

– Но я видела вас в коридоре.

Женщина покраснела и жалобно залепетала:

– О, пожалуйста, только никому не говорите, а то меня будут ругать! Мне пока не разрешают вставать. Но мне так захотелось пить! А попросить было некого: сестры были заняты, а в этой палате все ходячие, вот и ушли на ланч в столовую.

– Хотите, я принесу вам ланч? – предложила Патрисия.

– Нет-нет, не надо! Есть совсем еще не хочется, да и тошнит. Ой, простите!

– Это я должен просить у вас прощения, мисс Купер, – мужественно вмешался Финнеган. – Я виноват в том, что с вами случилось.

– Что вы, нет! Просто в последнее время здесь так тревожно… Я ужасно нервничала, вот и не поняла, что вы шутите.

– Если вам что-нибудь нужно… – засуетился газетчик. – Хотите, я окно закрою? Вам не дует?

– Нет, спасибо, сэр, пусть еще немного проветрится.

– Окно вам тоже самой пришлось открывать? – спросила Патрисия.

Санитарка смутилась окончательно и пробормотала:

– Да, но ничего страшного… Спасибо, мне, правда, ничего не нужно. За мной очень хорошо ухаживают.

Финнеган и Патрисия переглянулись, как бы говоря друг другу: «Да, это заметно!»

– Вы не знаете, как там доктор Хилл? – робко спросила женщина. – Кажется, его тоже отравили? Вот ужас!

– Он идет на поправку, – неуверенно ответил репортер.

– Слава богу!

– А откуда вам известно, что его отравили?

– В палате говорили об этом, – смущенно призналась Барбара Купер. – Больным, как правило, все известно.

– К счастью, он принял лишь небольшую дозу яда, – сообщил Финнеган. – И благодарить за это нужно мисс Кроуфорд.

– Меня?! – поразилась девушка.

– Да. Ведь вы пришли к доктору Хиллу, когда он только начал пить свой кофе, и прервали его. Помните?

– Да, действительно, сейчас припоминаю: чашка у него на столе была почти полной…

– Мисс Кроуфорд обладает редкой наблюдательностью! – репортер обращался к санитарке, но явно желал польстить Патрисии. – А уж если что-то заметила – никогда не забудет!

– Мистер Финнеган! – попыталась одернуть его девушка.

Однако тот не умолкал:

– Я не удивлюсь, если она первой раскроет тайну этих кошмарных происшествий! Ну, а я всегда рад ей помочь – конечно, в меру своих жалких способностей…

– Мистер…

– Полиция сейчас явно не на высоте, а вот независимое расследование…

– Я желаю вам удачи! – утомленно проговорила санитарка. – Хоть бы все это поскорее кончилось…

– Вы, наверно, хотите отдохнуть, – спохватилась Патрисия. – Идемте, мистер Финнеган.

– Да-да, конечно! Мисс Купер, еще раз прошу меня простить. Я повел себя глупо – и вот к чему это привело! Я сделаю все что угодно, лишь бы вы поскорее выздоровели!

Женщина не ответила – только сонно улыбнулась, откинулась на подушку, глаза ее закрылись. Патрисия сделала знак репортеру, и они вдвоем потихоньку вышли в коридор.

– Что ж, тогда я буду говорить прямо, – строго сказал инспектор Найт, присаживаясь напротив главного хирурга. – Следствием установлено, что в вашем отделении происходит утечка нитрата стрихнина. Вам об этом известно, доктор Кэмпбелл?

– Да. Мне есть что сказать, – ответил тот, достал из ящика стола тетрадь и протянул ее Найту.

Инспектор раскрыл тетрадь: страницы были разделены на несколько столбцов, где были указаны количество флаконов, даты и фамилии врачей и пациентов.

– Месяц назад ко мне пришел доктор Паттерсон, – начал рассказывать Кэмпбелл, – и сообщил, что у него пропали два флакона раствора нитрата стрихнина. В своем отделении я обязал врачей вести строгий учет выписываемых опасных препаратов. Я знал, что Паттерсон подходит к этому очень ответственно, а значит, его вины в пропаже нет. Поэтому я решил провести ревизию – или, говоря вашим языком, расследование. Я проверил расход нитрата стрихнина за последние полгода, изучил истории болезней, проверил назначения, затем произвел проверку наших запасов. Вот здесь, – он указал на тетрадь, – результаты моего расследования. Окончательный итог я подвел только сегодня утром. Мною выявлена недостача: четыре флакона.

– Вы проделали огромную и кропотливую работу, – с уважением заметил инспектор, листая тетрадь. – Скажите, все хирурги в вашем отделении имеют свободный доступ к нитрату стрихнина?

Кэмпбелл ответил вопросом на вопрос:

– Вы видели в их кабинетах шкафчики с лекарствами?

– Да.

– Был там нитрат стрихнина?

– Не было.

– Правильно. После сигнала Паттерсона я держу этот препарат у себя в сейфе и выдаю только под расписку. Кстати, с этого времени утечек больше не было.

Найт покивал головой, отдавая этому должное. Закрыв тетрадь, он спросил:

– Вы позволите мне просмотреть ваши записи более внимательно?

– Пожалуйста, берите, – пожал плечами хирург и предложил: – Желаете заглянуть в сейф?

– Буду признателен.

Кэмпбелл подошел к небольшому металлическому ящику, стоявшему на столе в углу, покрутил колесико кодового замка и открыл дверцу:

– Прошу.

Инспектор пересчитал флаконы – их количество совпадало с цифрой, указанной в тетради.

В палату, где осталась санитарка, начали возвращаться больные. Финнеган и Патрисия отошли к окну.

– Мисс Кроуфорд, – несмело заговорил репортер, – могу я вас кое о чем попросить?

– Я слушаю.

– Пожалуйста, не говорите инспектору Найту, как я оплошал!

– Но вы не оплошали, – возразила девушка: – Купер не сбежала.

– Да, верно. Очевидно, она была в палате, стояла где-нибудь в углу, а я ее просто не заметил. Она же такая субтильная.… Но все равно – пожалуйста, не говорите!

– Хорошо, не скажу. Да и незачем – ведь ничего не случилось.

– Обещаете?

– Да, если вы обещаете впредь быть внимательнее, – засмеялась Патрисия.

– Клянусь!

Финнеган схватил ее руки и пылко поцеловал – сначала левую, потом правую. Потом повторил, в том же порядке, но уже медленнее.

– Добрый день! – послышался голос рядом с ними.

Оказалось, они остановились напротив кабинета с табличкой: «Патрик Хилл, Старший хирург». Выйдя оттуда, сестра Барлоу заперла дверь на ключ и одарила обоих приветливой улыбкой. Патрисия, вспыхнув, быстро отдернула руки и спрятала за спину.

– А я только что встретила вашего инспектора, – сообщила медсестра. – Вы, наверное, его дожидаетесь? Он сейчас у доктора Кэмпбелла.

– Да, благодарю, мы его ждем, – ответил репортер, поспешно принимая деловитый вид и доставая из кармана блокнот.

– Я так и поняла.

Лукавая улыбка сестры Барлоу не оставляла сомнений, как именно она поняла то, что увидела. Медсестра кивнула и направилась на свой пост. Патрисия с досадой посмотрела ей вслед.

– Прошу простить мою несдержанность, – покаянно произнес Финнеган. – Что она могла о нас подумать!

– Это неважно! – заявила Патрисия решительно, хотя на самом деле все понимающее выражение на лице медсестры было ей неприятно. – Меня гораздо больше волнует, что подумает инспектор Найт. – Она мрачно добавила: – Сомневаюсь, что он будет счастлив, встретив меня здесь.

– В этом я никак не могу с ним согласиться! – с чувством воскликнул репортер. – Но вы, к сожалению, правы.

– Тогда мне лучше уйти, пока он меня не увидел.

– О, неужели прямо сейчас, мисс Кроуфорд? Думаю, хотя бы минут пять-десять у нас еще есть в запасе. Я ведь еще не рассказал вам того, что обещал…

Джек Финнеган с Патрисией вышли во двор больницы и уселись на деревянную скамью в беседке рядом с фонтаном. Там репортер, не жалея красок, расписал девушке все подробности, о которых та еще не знала, и нашел в ее лице самую внимательную и благодарную слушательницу, какую только мог пожелать. Они начали с азартом строить предположения, разговорились. Затем Финнеган незаметно, исподволь сменил тему и стал расспрашивать Патрисию о ней самой. При этом он держался с таким искренним участием и интересом, что девушка даже не заметила, как начала рассказывать ему историю своей жизни.

– Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе. Я их почти не помню – мне тогда было три года. Дядя Уильям, старший единокровный брат моего отца, сразу забрал меня к себе в Лондон. Он никогда не был женат, и своих детей у него нет.

– Очевидно, он всю свою нерастраченную любовь излил на вас? – предположил газетчик проникновенным тоном.

– Боюсь, он в этом переусердствовал! – засмеялась девушка. – Позволял мне абсолютно все и в результате избаловал донельзя. Так что теперь порой не знает, как со мной бороться.

– Не преувеличивайте! Он вас любит и заботится о вас.

– Я тоже его люблю. И я ему очень благодарна. Он выбрал для меня школу – знаете, из тех, где девочек превращают в настоящих леди. Там заметили, что у меня есть способности к рисованию. Дядя посоветовал мне учиться дальше и поступить в Школу изящных искусств Слейда.

– О, это известное и очень достойное заведение! Туда не берут просто так – я уверен, у вас талант!

– Не знаю… Пока меня еще не выгнали, а перевели на второй курс, – с нарочитой скромностью сказала Патрисия и вдруг спохватилась: – Надеюсь, все это не появится в вашей статье?

– О нет! – газетчик с ласковой улыбкой покачал головой, вытащил свой блокнот и помахал им в воздухе, демонстрируя, что тот закрыт. – Видите? Я ничего не записываю. Я спрашиваю из личного интереса. Я еще не встречал такой необыкновенной девушки, как вы…

Он наклонился к девушке, но та, смутившись, отстранилась:

– Думаю, мне пора, мистер Финнеган. Дядя уже, наверное, беспокоится.

– Благодарю, – сказал инспектор Найт, закрывая дверцу сейфа. – Доктор Паттерсон недосчитался двух флаконов. У кого из хирургов пропали еще два?

– Очевидно, у доктора Хилла, – вздохнул Кэмпбелл. – Сначала я не мог понять: ведь, за исключением Паттерсона, у остальных врачей цифры сходились. Пересчитал дважды… А после смерти нашей операционной сестры, Лоры Батлер, Хилл пришел ко мне и признался в небрежности: пару раз он забывал записывать, какое количество нитрата стрихнина было им получено.

– Судя по последним печальным событиям, все эти флаконы не потерялись и не разбились – их украли, – сказал Найт. – Вы со мной согласны?

– Абсолютно.

– У вас есть предположение, кто мог их украсть?

– Ни малейшего.

– Но вы осознаете, что у преступника остался еще один флакон, а значит, он, возможно, готовит еще одно убийство? – спросил инспектор.

– Разумеется! – с горечью воскликнул Кэмпбелл. – Эта мысль не дает мне покоя! Сейчас все в отделении предупреждены, что пищу и питье нужно сначала пробовать на язык, а при ощущении малейшей горечи приносить мне. Такая мера, надеюсь, поможет избежать новых несчастий. Однако та атмосфера полного доверия, что была присуща нашей работе, сейчас нарушена – и, боюсь, безвозвратно. Я уже заметил, как врачи и сестры косятся друг на друга. Это приводит меня в отчаяние! – Он стиснул руки. – Но я не подозреваю решительно никого из них!

Внимательно наблюдая за своим собеседником в течение всего разговора, Найт пришел к выводу, что тот говорит правду.

Хирург снял очки и принялся протирать стекла салфеткой, постепенно успокаиваясь. Потом снова надел очки, взглянул на настенные часы и произнес:

– Без десяти минут два. Сегодня воскресенье. Время доктора Морриса.

– Как жаль, что вы торопитесь! – посетовал Джек Финнеган. – Мне хотелось бы поговорить с вами еще о многом…

– В следующий раз, – отказалась Патрисия. – Вам тоже пора возвращаться. Иначе попадет от инспектора, если он обнаружит, что вы покинули свой пост.

– Ох, вы правы! Позвольте, я поймаю вам кэб.

– Спасибо.

Они встали, но внезапно девушка схватила Финнегана за рукав:

– Ой, смотрите! Это же тот старичок, Моррис!

Благообразный старичок с тросточкой появился из-под арки и, быстро оглядевшись по сторонам, прижался к стене здания.

– Что это он задумал? – недоуменно спросил газетчик. – Давайте за ним проследим!

Они пригнулись и осторожно высунули головы поверх спинки скамьи.

Сквозь решетчатую стену беседки им было видно, как Моррис медленно двигался вдоль здания, ощупывая рукой стену. Вдруг он остановился и вытащил из-за пазухи какую-то трубку, похожую на дудочку, только оба конца у нее расширялись в виде воронок – одна поуже, другая пошире. Более широкую воронку старичок приставил к стене, а к противоположному концу прижался ухом.

– Что он делает? – удивленно прошептала Патрисия.

– Он прослушивает стену стетоскопом, – пояснил Кэмпбелл инспектору Найту. – Бедняга! Давайте подойдем.

Они приблизились к старичку. Тот прервал свое занятие и внимательно посмотрел на обоих. В выражении его лица не было ни намека на узнавание.

– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил Моррис.

– Очень, – ответил хирург.

– Приходите через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Моррис спрятал стетоскоп за пазуху и бодро засеменил прочь. Инспектор с жалостью, а доктор Кэмпбелл – с болью посмотрели ему вслед.

– Можно не приходить, – вздохнул хирург. – Он уже все забыл.

– Что с ним такое? Он не в себе?

– Это трагическая история, инспектор. Когда-то мы работали здесь вместе – Моррис, Хилл и я. Моррис был хорошим хирургом и славным человеком. Без памяти любил свою жену. Десять лет назад случилось несчастье: она заболела чахоткой. Моррис испробовал все способы лечения, дошел даже до того, что обращался к какому-то деревенскому колдуну. Но ничего не помогало – случай был безнадежный. И вот, представьте, нашелся мошенник, который предложил некое новое чудодейственное снадобье. Стоило оно, естественно, огромных денег. Как мы ни отговаривали Морриса, он, чтобы заплатить, продал свой дом и вообще почти все, что имел. А этот негодяй взял деньги и скрылся. Жена Морриса вскоре умерла. А сам он от горя помутился рассудком. С тех пор он регулярно появляется во дворе больницы и рассказывает врачебные истории, которые сам же и выдумывает.

– Да, действительно, очень печально, – посочувствовал инспектор. – Хм, однако, знаете, Моррис представил нам своего внука, у которого, по его словам, полгода назад отняли почку.

– Увы, это тоже выдумка. У них с Кларой не было детей и, соответственно, внуков.

– Но я своими глазами видел шрам у мальчика на пояснице! – удивился Найт.

– На пояснице? Полгода назад? Слева? Постойте-ка… Этакий тощий сорванец лет семи, рыжий, как морковка?

– Верно.

– Наш пациент. Свалился с дерева и напоролся на сломанный сук. Джонни, кажется, его звали, – Кэмпбелл улыбнулся при воспоминании. – Ему было больно, но он не унывал, наоборот – веселил все отделение. Его зашивал Патрик Хилл, и, уверяю, обе почки он оставил на месте, равно как и все остальное.

– Спасибо, вы меня убедили.

– Вам еще что-нибудь от меня нужно?

– Только одна просьба: нельзя ли мне сейчас повидать доктора Хилла?

Кэмпбелл нахмурился.

– Всего лишь на одну-две минуты, – настаивал инспектор. – Он хотел сообщить мне что-то важное.

Хирург был непреклонен:

– Хиллу необходим абсолютный покой – малейшее раздражение может вызвать новые судороги. Поэтому я и запретил вам встречаться с ним вчера.

– Если доктор Хилл знает имя убийцы, то удастся избежать новых жертв!

– Хорошо, – уступил Кэмпбелл. – Вчера к вечеру ему стало немного лучше… Сделаем так: я сейчас пойду и проверю, в каком он состоянии, а вы загляните ко мне минут через двадцать. Если я решу, что Хилл способен с вами разговаривать, я вас к нему отведу.

– Согласен.

– Я дам вам не более двух минут.

– Благодарю.

Кэмпбелл сухо кивнул и направился к входу в здание. Инспектор остался на месте, в задумчивости оглядывая двор.

Глава 7

– Долго еще он будет здесь стоять? – с досадой прошептала Патрисия.

– Не знаю, – так же шепотом ответил Финнеган. –