Читать онлайн Потерянные надежды бесплатно

Посвящение

Всем тем, кто находит силу в самых тёмных уголках своей души, кто, несмотря на предательство и боль, не теряет надежду на будущее.

Для тех, кто, несмотря на судьбу, ищет свой путь и место в этом мире, веря, что даже в самых сложных ситуациях можно найти свою свободу.

Пролог

Мне семь, и я в саду нашего нового дома, который кажется мне просто огромным.

Вокруг большие лабиринты из вьюна и цветущих кустов, поэтому я представляю себя маленькой героиней книги «Таинственный сад», о которой так любила слушать по ночам от мамы.

Быстро бегу по извилистым тропинкам, параллельно настраивая себя не отвлекаться на красоту вокруг меня – нужно скорее найти место, в котором я смогу хорошо спрятаться.

Если бы у меня было больше времени, я бы занялась поиском старой, сокрытой множеством растительности дверь, ведущую в большой, красивый и заброшенный сад. Я бы точно смогла преобразить его до неузнаваемости.

Ветер шепчет в листве, я замедляюсь и иду на цепочках, прислушиваясь к каждому звуку. Не хочу, чтобы меня нашли раньше времени.

Вдалеке виднеется беседка, укрытая от солнца зеленой крышей, на которой росли безумно красивые розы ярко-красного цвета.

Меня будут ругать, если узнают что я зашла так далеко не зная местности, но я так хочу победить.

Решаю, что могу положиться на беседку, которая минутой ранее заворожила своей красотой и останавливаюсь на минуту, дабы рассмотреть лучше уголок, в котором смогу спрятаться так, чтобы быть вне видимости.

Все вокруг кажется таким живым и полным тайн, что я не могу удержаться от улыбки. Закрываю глаза, и пытаюсь оторваться от умиротворения, которое дарит это место, но вдруг оказываюсь в чьих-то цепких руках и валюсь вместе с тем на пол.

В ногу впиваются мелкие камни и сухая листва, только-только упавшая с невысоких деревьев, посаженных по периметру всего участка.

Открываю глаза, и вижу перед собой мальчика, который на фоне меня кажется взрослым и высоким. Его лицо серьезное, а глаза – настороженные.

Я вижу его впервые, поэтому начинаю думать, что страницы любимой книги стали оживать, а до найденного таинственного сада осталось совсем чуть-чуть.

Он вырывает меня из собственных мыслей вопросом:

– Ты кто? – спрашивает он меня, глядя на меня хмуро.

– Я Адалин, мы переехали сюда сегодня, – говорю ему тихо, боясь снова оказаться на щебени, что усыпана на дорожках сада.

– Мне неинтересно, – прерывает мой так и не начавшийся рассказ.

Его лицо не выражает никаких эмоций, от чего сложнее разгадать о чем он думает.

Одет он в серый свитер и пальто черного цвета, на шее висит шарф, напоминающий мне о любимом фильме, который я так часто пересматривала с сестрой и мамой.

На душе становится тепло от приятных воспоминаний, поэтому я чувствую, как медленно проникаюсь к нему.

Мы же сможем с ним подружиться?

– В этом шарфе ты похож на Гарри Поттера, – смеясь произношу я, протягивая к нему руки, в надежде прощупать красивую ткань.

Порыв ветра, который усиливался с наступлением вечера, завываниями начал слегка носить опавшие листья, лежавшие прямо у наших с ним ног.

Я не умела определять настроение человека по поведению, как моя старшая сестра Беатрис, но мне показалось, что с этим ветром и переменилось настроение мальчика, стоявшего в шаге от меня.

Его лицо, до это лишенное всяких эмоций приобретает багровый оттенок, словно внутри него начинает кипеть невидимый огонь.

Проходит еще пару секунд, прежде чем он толкает меня с непреодолимой силой, и я снова оказываюсь на такой холодной земле.

– Лучше подумай о том, какое дурацкое у тебя имя, Адалин. – грубо произносит он, и уносится прочь, в чашу зеленых лабиринтов.

Я тяжело встаю, чувствуя боль в ноге от падения и резкий холод. Слёзы застыли на щеках, и я понимаю, что больше не смогу играть с Беатрис – бегать будет больно.

На улице уже темнеет, и сад становится устрашающим. Нужно возвращаться в дом, но я не помню, с какой стороны пришла, поэтому иду туда, куда ушел мой новый друг.

Интересно, он найдет выход?

Холодный ветер пронизывает до костей, и я едва чувствую конечности. Шаги замедляются, а мысль о том, что я доберусь домой, становится почти невозможной.

Не знаю, сколько бы я еще бродила по лабиринту из плюща, но, услышав голоса вдалеке, я поняла, что нашла выход. Это был голос мамы, и, следуя ему, я добралась до большого здания – моего нового дома. Фонари, освещающие его, стали моим маяком.

Вдруг меня одолела мысль о Беатрис, которая скорее всего до сих пор ищет меня в саду, а я забыла позвать ее, пока искала выход.

Мама заметила меня, и не сдержав слез, судорожно побежала в мою сторону:

– Господи, Адалин, ты нашлась! – ее голос дрожал от страха и облегчения, когда она крепко обняла меня за плечи, прижимая к себе.

– Я так испугалась, – продолжала она, не в силах остановиться.

– Мама, Беатрис осталась там, в саду. Я даже не подумала о том, чтобы ее найти, – плакала вместе с ней я, терзая себя мыслями о том, как тяжело сейчас приходится сестре.

– Принцесса, Беатрис уже дома, с ней все в порядке.

Мама произнесла эти слова с таким облегчением, что вся тревога и страх, что я копила за время поисков, моментально исчезли.

На их месте появилось странное спокойствие, но не без лёгкой обиды. Почему сестра не дала мне знать, что с ней всё хорошо? Почему не позвала меня, как я её?

Силы покинули меня, и я почувствовала, как ноги подкашиваются. Мама, будто почувствовав этот момент, без усилий подняла меня на руки, и я беззаботно закрыла глаза, прижимаясь к её тёплому телу.

К этому моменту вокруг нас собрался папа, бабушка и люди, которые вместе с моими родителями отмечали новоселье. Они поругали меня за рассеянность и самовольничество, а после мы все отправились к дому.

Карлотта, моя няня, встретила меня в комнате, отогрела и привела в порядок. Она сказала мне пойти в новую игровую комнату, потому что мне обязательно там понравится.

Большое пространство на третьем этаже было закидано разными игрушками, о которых только можно было мечтать, в самом центре, на полу, сидела Беатрис, играя с кем-то в мою любимую монополию.

Она обратила на меня внимание только тогда, когда я подошла к ним вплотную.

Рядом с ней сидел тот самый мальчик, покоривший меня своим шарфом, и так быстро убежавший от меня.

– Вот ты где, Адалин, – сказала она, прерываясь от диалога.

– Знакомься, это мой новый друг, Альдо.

Он ведь должен был стать моим другом.

***

Из воспоминаний меня выводит резкое движение отца, который, не отпуская моей руки, ведет меня к большой арке, украшенной моими любимыми лилиями.

Его хватка на запястье ощущается холодной, как железо, и я понимаю, что он боится, что я сбегу.

Так же, как она.

У алтаря меня ждет будущий муж. Его взгляд пристально скользит по мне, как будто он пытается поверить в происходящее, в этот момент, который не имеет ничего общего с тем, что я себе представляла.

Глаза мужчины не предвещают ничего хорошего, и я осознаю, что этот день станет началом моего личного ада на земле.

Я опускаю взгляд, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Страх, который он вызывает во мне, – это животный, первобытный страх, и я знаю, что он оправдан.

Папа смотрит на меня, его взгляд холодный и оценивающий, как всегда. Я пытаюсь найти в его глазах сожаления, но там ничего нет.

Он хочет убедиться, в порядке ли я.

Нет, не в порядке.

Сегодня Адалин Бенито становится женой Капо Нью-Йорка.

Выходит замуж за человека, которому становится лишь утешительным призом, заменой той, которую он так долго ждал и не смог получить.

Она расплачивается за побег старшей сестры, за ее отчаянный поступок перед собственной свадьбой.

Это Беатрис должен был вывести отец к алтарю, с любовью и гордостью смотря на свою старшую дочь. Но вместо этого рядом с ним иду я. Обреченная на роль тени.

Это ее всегда хотел видеть перед собой Альдо Амато. Я лишь надоедливая младшая сестра, которую он просто ненавидел.

Глава 1

Говорят, что психология хищника и добычи – это игра силы и выживания.

Хищник, движимый инстинктом контроля и доминирования, использует манипуляции и разные стратегии для достижения своих целей. Он ощущает превосходство и уверенность, оставаясь на пьедестале власти.

Добыча, в свою очередь, живет страхом, ее поведение определяется инстинктом самосохранения. Она ищет пути избежать угрозы – скрыться, сопротивляться или подчиниться.

Забавно, но я так и не могла понять, к кому я себя относила. И к кому относилась сама.

Нью-Йорк в этот раз встречал меня привычной ему дождливой погодой, которая, к моему удивлению, непривычно-сильно давит виски.

Черный внедорожник несется мимо Центрального парка, поэтому я с восхищением рассматриваю опавшие листья, которые приобрели характерные этому времени оттенки золота. Красиво.

Для теплой Сицилии, откуда я приехала, такая осень была непозволительной роскошью, особенно для меня, так сильно любившей это время года.

Возможно, в этом и не было необходимости и кто-то сверху сделал это для того, чтобы у меня был повод приехать сюда.

Из года в год прикрываться тем, что я хочу наслаждаться дождем и сыростью.

– Как обстановка дома? – спросил Тео Де Мартино, смотря на меня через окно заднего вида.

Хищник. Агрессор. Каратель.

Консильери. Советник. Правая Рука.

Дорога была мокрой, но мужчина уверенно маневрировал автомобилем на заполненных улицах города. Именно он встретил меня и моего охранника Марко в аэропорту, а сейчас везет домой, к горячо любимым родственникам, где меня ждала моя старшая сестра и nonni.

Мы едем долго, но я привыкла.

Делать огромные петли, ездить по малоизвестным дорогам, использовать не те маршруты, которые были оговорены изначально – безопасность. То, что возможно, сохраняет мне жизнь.

– Всё хорошо, – выдавливаю я, после короткой паузы.

На Сицилии всё всегда оставалось неизменным: теплое солнце, старинные улицы, запахи лимонов и морского бриза.

Люди менялись, но это – никогда.

Он взглянул на меня через зеркало заднего вида, задержав взгляд чуть дольше, чем нужно. Вряд-ли он надеялся на то, что я начну выкладывать ему сокровенное, но ответом Тео, кажется, был недоволен.

– Давно меня не было там.

Мужчина натянуто улыбнулся краем губ, а после вернулся в привычное для себя состояние – безразличие.

С тех пор, как он стал Советником в этом городе, ему пришлось многим пожертвовать.

Как минимум, возможностью испытывать эмоции.

Я никогда не отличалась излишней любопытностью и тягой к осуждению, но черт возьми, так и не смогла понять, как он мог променять себя прежнего на это?

Салон автомобиля заполонила тишина, машина мягко притормозила на светофоре, и я посмотрела на Марко, который сидел рядом со мной, часто молчаливый и сосредоточенный.

Дорога вымотала его, судя по тому, что он не скрывал кобуру с его знаменитым beretta 92, всегда манящим им воспользоваться. Ну, или по крайней мере немного повеселиться.

Сколько раз я пыталась его спрятать, сделать вид, что он пропал, чтобы отвлечь его внимание, не сосчитать на пальцах, но это было увлекательно.

Удивительно, что он до сих пор не понял, в чем дело.

Марко всегда был рядом со мной, словно тень, но сказки, как в сопливых книгах, не будет.

Я ненавижу его всеми фибрами души.

Именно его присутствие рядом триггерит меня до чертиков, поэтому как только я концентрирую внимание на его гнилой туше, моя больная рука предательски начинает болеть.

Она ноет с неистовой силой, и я, черт возьми, уже жалею, что приехала сюда в момент переменчивой погоды, которая, судя по всему усугубляет мою чувствительность, и заставляет старую рану напоминать о себе с жестокой настойчивостью.

– Привезла с собой платьев? – нарушил гнетущее молчание Тео.

– Серьезно? – я прыснула от смеха, забывая о боли, – Приехать в столицу моды и привезти с собой свое платье на мероприятие?

– Напомню, что ты живешь рядом с еще одной столицей, – хмыкнул он, – Не поверю, если на выходных вы не выезжаете на частном джете чтобы пополнить гардероб очередной кофточкой или туфлями.

В груди предательски сжалось, от того насколько женщины синдиката недооценивались. Так просто сводились к тряпкам и бесконечным покупкам.

Улыбка медленно стерлась с моего лица, и Тео, сидящий впереди, мгновенно это заметил. Еще бы.

– Что-то не так? – его голос прозвучал мягче.

– Все в порядке, – я ответила ровно, скрывая свои чувства под маской, которая стала мне второй кожей, – Мы скоро будем?

Равнодушие – клеймо. Клеймо, которое выжигают на твоей душе с первого дня рождения в Синдикате. Никого не интересует, больно тебе или страшно. Слабость здесь пахнет кровью.

Ошибки не прощались, эмоции тем более. Один раз проявишь неуместное – и тебя съедят. Не посмотрят на то, кто ты: дочь босса, его правая рука или пешка, которую можно заменить.

Срывы карались жестче, чем измена, потому что одно неверное выражение лица или дрожь в голосе могли выдать больше, чем слова.

И если ты не мог научиться этому сам, тебе помогали – сурово, методично, через боль, унижение и страх.

Забавно, ведь с Тео меня связывало странное и противоречивое прошлое.

Когда-то давно мы были близки. Хранили одни и те же тайны, доверяли друг другу самое сокровенное – чистые эмоции. Несколько лет назад он был другим. Уязвимым. Простым, и до безумия искренним.

Теперь его жизнь полностью подчинена мафии, и между нами выросла огромная стена, холодная и неприступная, построенная на недоверии, по крайней мере с моей стороны…

***

Одной из первопричин приезда в Нью-Йорк на этот раз была свадьба моей старшей сестры, Беатрис. Я уже и не помню, когда мы виделись с ней в последний раз, но кажется, что давно.

Мы подъезжаем к большому особняку моих дедушки и бабушки в Верхнем Ист-Сайде, и нас встречает внушительный штат охраны, создающий тихую суету на подъездной аллее.

В своих идеально сидящих чёрных костюмах, мокнущих под затяжным дождём, они выглядели одновременно грозно и бесстрастно.

Удивительно, как это никому из соседей не кажется странным, но судя по всему, в районе богатых особняков вопросы принято задавать только за закрытыми дверями.

Двое охранников, словно по привычному ритуалу, тщательно осматривают машину. Один из них, огромный громила с уродливым шрамом, что будто специально подчёркивал его опасный вид, открывает мою дверь.

Я выхожу, каблуки соприкасаются с мокрой мостовой, и в лицо ударяет смесь запахов: влажного асфальта, пропитанного дождём, и густого аромата старого сада у дома.

– Синьор Бенито, как всегда, не оставил ничего на волю случая, – вполголоса бросает Тео, больше себе, чем мне, – Хорошо подготовился к встрече с любимой внучкой.

В его голосе скользит что-то среднее между насмешкой и усталостью, но я игнорирую его. Все это для меня привычно. Как и для Тео.

Большое количество охраны не прихоть, а жизненная необходимость для такой важнойфигуры как мой дедушка.

Бывший мафиози, который со временем умело перешел в более легальный бизнес, сохранив сеть связей, которые куда сильнее любого контракта.

Все мы тут связаны кровью.

«Честь в верности, сила в семье.»

– Кто у них? – спросила я его, заметив несколько несколько чужих машин, припаркованных у дома.

– Сейчас – Альдо, но я тоже присоединюсь, – ответил Тео, бросив взгляд в сторону входа, – Они пригласили нас на ужин, в твою честь.

Тео повернулся в мою сторону и многозначительно посмотрел, вероятно ожидая бурной реакции, после того, как он произнес это имя.

Конечно, он помнит, и не упустит возможности посмеяться.

Внешне я сохраняла спокойствие, изо всех сил стараясь показать, что эта новость меня не задела, а имя, которое прозвучало из его уст, не значило для меня абсолютно ничего.

Внутри же бушевал настоящий ураган.

Ураган, который сносил все живое и неживое, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.

– Отлично. Почему ты так смотришь на меня? – спросила я, стараясь сыграть с ним по его правилам.

– Потому что знаю тебя, – тихо сказал Тео, продолжая сверлить меня взглядом. – Ты не любишь сюрпризы, особенно такие.

Черта с два он меня знал.

Я, порой, сама себе была незнакомкой.

Иногда, мотивы, которые руководили мной, казались абсурдными. Я действовала на эмоциях или замыкалась в себе, и никто, включая меня, не мог предугадать, что будет дальше.

Отворачиваюсь от него, стараясь сохранить спокойствие. Боль в руке снова дает о себе знать. Ну, или я просто вспомнила о том, что мне может быть больно.

В конечном итоге я просто перестала оценивать реальность такой, какой она была на самом деле, потому что вынуждена думать о ней.

Это твой секрет, Адалин? Грязная тайна, которую ты привыкла прятать в глубинах своей души?

Альдо.Я должна была привыкнуть к тому, что буду слышать это имя часто.

Тут, в Нью-Йорке, где имя его было высечено на лбах прохожих, светилось на вывесках в магазинах и парило в воздухе, было сложно концентрироваться на чем-нибудь другом.

Может, мне уже не будет так больно смотреть в его глаза? Может, прошлое – это всего лишь страшный сон, а сегодняшний день – пробуждение?

– Просто ужин, – вывел меня из собственных мыслей Тео, – Они хотят отпраздновать твое возвращение.

– Конечно, – ответила я, стараясь звучать беззаботно, хотя каждое слово дается с усилием.

– Меня все интересовал один вопрос, – выпалил он.

Тео, Тео. Кажется, город «Н» тебя не изменил. Ты по прежнему знаешь, когда лучше всего задать вопрос, чтобы вывести меня из равновесия.

– Валяй.

Каждого из его друзей я избегала как огня, боясь быть пойманной, как добыча. Но страха к Тео Де Мартино я не испытывала. Мы, вроде как, раньше были друзьями.

– Все изменилось? – так просто спросил он.

Занавес, и весь мой образ пал.

Я уязвима. Особенно, когда речь заходила о Альдо.

Глаза Тео смотрели на меня с интересом, а я не знала что ответить…

Изменилось. Все изменилось, когда тщательно выстроенная картина жизни вдруг дала трещину и мир, который я так долго создавала, рассыпался на осколки.

– Действительно хочешь откровенничать, или тебе просто нужна информация, которую ты мог бы передать Альдо, чтобы дать ему новый повод посмеяться надо мной? – выпалила я, не удержавшись.

– Я и не думал об этом, – просто ответил он.

– И правильно, потому что смеяться не с чего. Всё изменилось.

Он внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь разгадать то, что скрывается за моими словами.

Он не знал. Не мог знать.

– Ты ещё очень юная и наивная, – сказал Тео, доставая сигарету, аккуратно зажигая ее, – Многих вещей не замечаешь.

– Например? – я подняла бровь, все еще стараясь сохранить спокойствие.

– Например, того, как легко ты позволяешь своим эмоциям управлять тобой. Или того, что далеко не все вокруг здесь ради смеха.

– А ради чего тогда?

– Некоторые просто ждут момента. – он затянулся, а дым плавно окутал его лицо, – Марко тебя заждался, – сказал спокойно Тео, указывая на моего охранника, который доставал чемоданы из машины.

Мы слишком долго стояли наедине, поэтому во избежание лишних вопросов я решила отойти и немного осмотреться, чтобы освежить и без того запутанные мысли, прежде чем встретиться со всеми.

Улица была погружена в полумрак, который слегка разбавлялся мягкими огнями приглушенных фонарей.

Влажный асфальт блестел после недавнего дождя, и тишина тут, казалось, была лишь иллюзией на фоне бурлящего жизнью Нью-Йорка.

Это успокаивало.

Стоит ли признаться самой себе, что истиннойпричиной, по которой я не хотела заходить домой, был жених моей сестры? К встрече с ним я не была готова, и этот холод на улице уже нет так сильно ощущался.

– Идешь? – крикнул Тео, – Или все таки ничего не изменилось? – ухмыльнулся он.

Какого черта у них нашлось время на семейный ужин, в то время как есть куча более важной работы?

Почему именно сейчас они не хотят подорвать какой-то склад или устроить перестрелку в какой-нибудь забегаловке?

– Я ненавижу тебя, – спокойно ответила я, подавляя нарастающую злость.

Глава 2

Когда я зашла в дом, где провела добрую половину своего детства, в нос ударил знакомый запах горящего камина и запеченной индейки. До дня благодарения было далеко, поэтому по моему телу разразилось тепло. Я обожаю индейку.

Бабуля разрыдалась при виде меня, а дедушка как обычно ворчал, что я уеду слишком быстро, если она «будет надоедать своим нытьем» и заботой.

Сестры рядом не оказалось, но они сказали мне, что Беатрис ждет меня за столом вместе с остальными.

Весело, что она даже не соизволила встретить меня.

– Могу ли я принять душ, прежде чем спуститься ко всем? Кажется, что запах аэропорта пропитал всю одежду, – спросила я, оттягивая момент встречи.

Скучала ли я за сестрой? Скорее нет, чем да.

Между нами была странная пропасть, причину появления которой я так и не смогла понять. Она не интересовалась моими делами, пока между нами были тысячи километров, и я ее.

Но мы старались. Старались делать вид, что у нас все хорошо.

– Конечно, милая, я проведу тебя – сказала nonna, аккуратно подталкивая меня к лестнице, – Ты так выросла, il mio grande amore, – восхищалась она по пути.

Я улыбнулась, где-то в задворках души восхищаясь тому, как бабушка умела открыто заявлять о своих чувствах близким, в отличии от многих других женщин Синдиката.

***

Комната, которую я обставляла для себя пару лет назад, осталась прежней несмотря на то, что бабуля любила устраивать часто ремонты и любила любые перемены в доме.

Каждый год nonna заменяла тут покрывала и пледы на новые, объясняя это чем-то вроде: «Лучшей внучке – все самое лучшее».

– Надень самое красивое и сексуальное платье. Альдо так возмужал, – неожиданно сказала она, когда я брала одежду прямо с чемодана.

Я остановилась, застигнутая врасплох ее словами. В груди защемило от странной смеси смущения и недоумения.

– Бабуля, так нельзя, – произнесла я, чувствуя, как краснею.

Я знала, что многого могу добиться своей внешностью.

Длинные темные волосы, густые и блестящие, спадали по плечам, зеленые глаза, яркие и глубоко выразительные, всегда привлекали внимание людей.

Мне не раз говорили, что я красива до невозможности, вот только на Альдо мое обаяние не действовало. Его взгляд всегда проходил мимо, будто он не замечал ни моих глаз, ни улыбки. В целом, он ничего не замечал.

Nonnaзасмеялась, и вырвала меня из мыслей. В ее смехе не было злого умысла, только привычная игривость и легкая провокация, которая всегда делала наши разговоры живыми и теплыми.

– Твоя сестра выглядит как оборванка! Сколько раз я говорила одеваться женственнее, но она зациклена на своем. Данте глупец, если не разглядел девушку, которая на самом деле подходит его сыну.

Иногда это вызывало улыбку. Бабуля так рьяно вставала на мою сторону и была мне опорой там, где не могли быть другие. Одной из немногих, которые меня поддерживали.

Одной из немногих, для которых я была не просто куском мяса, а личностью.

– Nonna, я не могу влиять на вкус Беатрис, – сказала я, пытаясь перевести разговор на другую тему, – Она сама знает, что делает. Ты же знаешь, что ее не переубедить.

– Знает? – переспросила она с лёгким недовольством в голосе, – Если бы она знала, что делает, её стиль бы не стал похож на старомодный ковер!

Я прыснула от смеха.

Нет, не от того, что смеялась над сестрой, и потому что ее стандарты красоты не совпадали с моими, я никогда ее не осуждала за это. Просто nonnaбыла слишком смешной иногда.

– Подумаешь, – ответила я, – Её выбор – это всего лишь её выбор, она ведь всё равно остаётся моей сестрой.

– Да, ты права, – согласилась бабушка, прищурив глаза. – Но ты всё равно надень что-то особенное. Это твой вечер, а Альдо – тот, кто не имеет права остаться равнодушным к твоему сиянию.

Мне не хотелось продолжать эту тему, потому что в груди предательски сжимало. Я забывала о боли в руке, но она снова и снова давала о себе знать, в особо стрессовые моменты моей жизни.

В дань уважения к себе, точнее к тому что от него осталось, я не могла не сказать в первую очередь для себя:

– Данте не выбирал своему сыну невесту, – отчеканила я, прежде чем закрыть за собой дверь в ванную, – Это сделал Альдо.

Я прислонилась к раковине, вглядываясь в своё отражение, которое сейчас казалось мне уродливым.

Слышу, как Бабуля выходит с комнаты бурча что-то вроде: «Дурочка ты, Адалин. Слепая дурочка.», но меня это уже не интересует.

Я ужасная сестра, если позволяю себе думать об этом. Я часто обещала себе, что не стану этого делать, потому что он заставил меня пережить это, но я не могу.

***

Спускаясь на первый этаж в столовую, я молила все возможные силы, чтобы слова Тео или бабули оказались розыгрышем, первоапрельской шуткой или желанием просто задеть меня.

Увы, этого не произошло, и сразу же, как только переступила порог огромной столовой, я встретила взгляд черных, как уголь, глаз. Глубоких, темных и изучающих, будто видели насквозь.

На мгновение я замерла, почувствовав, как в животе что-то сжалось, мне стало неуютно.

– Здравствуйте, – стараясь отвлечься, произнесла я всем сидящим за огромным дубовым столом.

Помимо Тео, рассматривающего меня с интересом, Альдо и моей сестры, за столом сидел дедушка Амато и несколько друзей моих nonni.

Сестра, услышав мой голос, радостно подорвалась со своего места для крепких объятий.

– Наконец-то я могу вдыхать этот любимый аромат гортензий и ванили, – тихо говорила она, сжимая меня в крепких объятиях.

Я промолчала, потому что сказать было нечего. Пока что.

По очереди мне пришлось обняться практически с каждым сидящим за столом в знак приветствия. Эта традиция меня сильно бесила – она занимала слишком много времени.

Особенно, когда на столе тебя ждет только что поданная и горячо любимая индейка.

Когда я обошла по кругу весь стол, и очередь дошла до жениха моей сестры, я просто кивнула ему и села на стул рядом, злясь на бабулю.

Если она поставила перед собой цель – то она не будет брезговать даже чувствами своей внучки…

Иначе чем я могла объяснить то, что вокруг огромного стола, за которым обычно стоит куча стульев, сегодня их в разы меньше, и «совершенно случайным образом»осталось только одно, рядом с Альдо?

Забавно, но Беатрис сидела строго по правилам английских аристократов – напротив возлюбленного. То есть их разделял огромный стол, за которым еду сложно нормально разглядеть, не то чтобы людей вокруг.

Спасибо, бабуля. Очень кстати ты.

В комнате продолжилась оживленная беседа, где каждый, чтобы быть услышанным, пытался перекричать другого. Я даже отвыкла от такой суеты, и у меня немного разболелась голова.

– Не поздороваешься нормально? – услышала я голос, отдававший хрипотцой.

Я задержала дыхание, пытаясь переварить сказанное, но получилось слабо. Голова отказывалась нормально мыслить.

Это был Альдо, который, как мне казалось, был единственным человеком в комнате, способным говорить спокойно и тихо, несмотря на весь шум вокруг.

Я судорожно оглядывалась по сторонам, прежде чем поняла, что этого никто не услышал.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

– Я сказала всем «здравствуйте», – почти пропищала испуганно я, все еще боясь стать предметом внимания сидящих зрителей.

Он высокомерно хмыкнул, и наклонился чуть ближе, чтобы услышала только я.

– Это не считается. Я имел в виду личное приветствие.

Я попыталась сделать вид, что меня это не волнует, но внутри меня бушевал ураган разных эмоций, победу над которыми одерживал страх.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Забавно, что причиной этого страха был не он.

Рука заболела с неистовой силой и я вздрогнула. Альдо заметил это, и вопросительно посмотрел на меня.

– Все в порядке? – на секунду мне показалось, что он забеспокоился, но это было фальшью. Альдо не испытывал таких эмоций. Никогда.

– Да! – выпалила я.

Он усмехнулся, и отпил виски со своего бокала. После этого сжал ладони в кулак, и Богом клянусь, они побелели так, словно совсем скоро кожа на них разорвется.

– Почему ты боишься?

– Я не боюсь, – в горле пересохло, поэтому я, наплевав на все свои принципы, отхлебнула немного просекко – воды ведь рядом не нашлось.

Мне срочно нужно лекарство!

Он наклонился ближе, и я уловила его едва ощутимый аромат – смесь дорогого парфюма, и дикой, магнетической энергии, которую невозможно было игнорировать. Не у него.

– Но ты нервничаешь. Всегда, когда я появляюсь на горизонте, – заметил он, и его голос стал ещё мягче. – Я не хочу тебя пугать.

Хищник. Он хищник.

Я сжала губы, чтобы не выдать себя. Зачем он это делает? Зачем делает вид, что все хорошо?

– Я не боюсь, – как можно более уверенно повторила я, в этот раз больше для себя.

Я всегда робела перед ним как маленькая девочка.

С каждым разом пыталась быть сильнее, хотя понимала, что это почти невозможно.

Даже после того как он стал жестоким и безжалостным, и никогда, черт возьми, не был любезен, я видела перед собой мальчика с шарфом красно-золотого цвета.

Даже после того, как он однажды сломал меня.

– И не должна, – прошептал он на выдохе, прежде чем вопрос дедушки, который я так и не смогла разобрать, его отвлек.

Глава 3

5 лет назад.

Nonna сказала, что я уже выгляжу как настоящая девушка. Мне пятнадцать, и я переживала что моя грудь еще недостаточно выросла, в то время как Беатрис носила заслуженную двойку.

Я бы не переживала об этом, если бы не видела как все парни пускают на них слюни, в то время как меня называют просто «малышка Адалин».

Они даже не рассматривали меня как девушку – это, блин, чертова проблема.

– Боже, Адалин. Что на тебе? – брезгливо спросила мама, только что зашедшая в мою комнату, разглядывая платье, которое я сегодня надела.

Да что с ним не так? Почему им всегда есть к чему придраться?

Ладно, я соглашусь. На мне оно выглядело немного откровенно, но это в первое время, потому что раньше я такого не носила – это просто непривычно.

– Красиво? – спросила я, в глубине души надеясь на положительный ответ.

– Конечно же нет! – мгновенно прикрикнула она, больше для того, чтобы показать мне свое возмущение, – Я ведь подобрала для тебя нормальное, мы потратили кучу денег на него.

Я вздохнула, разочарованная её реакцией. Внутри закипали чувства – от злости до обиды.

Почему я не могу просто выглядеть так, как мне хочется? Но должна носить платья, которые выглядят как идеальный гардероб королевы Елизаветы, потому что кто-то решил, что так лучше.

– Прости мам, но мы не идем на прием в Букингемский дворец, это всего лишь день рождения Беатрис, – с легким вызовом произнесла я, устало поправляя ткань платья, будто в очередной раз оправдываюсь не только перед матерью, но и перед миром, которому я принадлежу.

Всем плевать, что на тебе, пока цена одежды, которую ты носишь, кричала громче твоих слов. Мне плевать, потому что это не привычный мир.

Это мир, где вместо одобрения звучат холодные взгляды, а на весах власти оказываются жизни и эмоции. Они не достойны того, чтобы я о них переживала.

– На котором будет много молодых парней! – уточнила она, – Папа будет недоволен, ты ведь слишком мала для этого.

Я вскинула подбородок и посмотрела прямо ей в глаза. Ну же, мам, ты ведь всегда на моей стороне.

– Мне уже пятнадцать, мам. Не будьте такими занудами, я просто хочу быть такой, как все.

– Клянусь тебе всем, что у меня есть – больше всего на свете я хочу, чтобы у тебя был этот мир. Мир, где ты могла бы смеяться, глупо влюбляться и думать, что все впереди. Но реальность такова, – она замолчала, ее голос дрогнул.

– Этот мир никогда не станет для тебя таким. Ты не сможешь быть, как все.

Я смотрела на нее, чувствуя, как грудь сдавливает боль, но я не хотела показывать слабость, чтобы мама не расстраивалась.

– Это несправедливо, – тихо прошептала я, опустив взгляд.

– Справедливости не существует, кнопка. Не в нашем мире, – ее голос звучал жестко, но взгляд был мягким, почти умоляющим, словно она надеялась, что я смогу ее понять.

Мама резко отвернулась и направилась к двери, но остановилась, положив руку на ручку.

– Я говорю это не потому, что хочу, детка. А потому что должна обезопасить своих девочек.

С этими словами она вышла, оставив после себя только запах духов.

***

Для проведения мероприятия Беатрис выбрала какой-то крутой отель на Пятой авеню рядом с Центральным парком.

Вечеринка проходила в Нью-Йорке, потому что с поступлением сестры в университет вся ее жизнь автоматически переехала сюда.

Даже Альдо с недавних пор Капо. В Нью-Йорке. «Приятные» совпадения.

Иногда мне казалось, что это из-за нее практически все, с кем я проводила детство и свободное время переехали, оставив меня одну в пустой Таормине.

Она забрала даже их.

– Ух ты, какая красивая, – восхищается Элиза, видя меня спускающуюся по лестнице.

– Правда красиво? – уточняю неуверенно я.

– Конечно.

Я немного расслабляюсь, потому что Элиза была той, кто всегда говорил правду в лицо, даже если она была слишком горькой.

Иногда, конечно, это слишком ранило, но сегодня я была довольна ее словам. Иначе и быть не может.

– В последний раз, когда я тебя видела, ты была совсем ребенком. Сейчас ты «округлилась» в нужных местах, и если бы я не знала тебя, то дала бы тебе все двадцать.

Она не заметила насколько сильно оказали на меня влияние ее слова, но я широко улыбнулась, пытаясь скрыть нарастающую волну радости, из-за которой могла расцеловать всех присутствующих в этом зале.

Над макияжем я и вправду работала вдвое больше, чем обычно.

– Спасибо, ты тоже замечательно выглядишь, – скромно произнесла я.

На самом деле этот фарс был ни к чему, если бы не Альдо, который по идее уже должен был быть здесь.

Я не видела его практически год, и думаю что в этот раз точно готова предстать перед ним и признаться. Надеюсь, мне ответят взаимностью. Ну, или он просто будет иметь ввиду меня.

– Ты не видела Альдо, nonna? – наивно интересуюсь у нее, когда ловлю Розалию около стола с закусками. Что-что, а еда тут была умопомрачительной.

Бабуля чуть-ли не давится бутербродом с семгой и не убивает меня за неожиданное появление, но все равно двигает плечами и сливает местоположение, которое мне так необходимо сейчас.

– La mia bellissima nipote[1],кажется он сейчас с твоим отцом. Видела, что они курили вдвоем на большом балконе.

– Спасибо, спасибо, – практически пищу я, обнимая ее со всех сил.

Я бросаю взгляд на разнообразные закуски, но моя голова уже занята мыслью об Альдо. Почему-то в этот момент мне стало важно, чтобы он заметил меня, чтобы он хотя бы раз обратил внимание на то, как я выгляжу и как я себя чувствую.

Возможно, это была просто игра ума, но в этом большом зале, полном людей, я чувствовала себя не в своей тарелке, пока не нашла его. Его взгляд мог бы дать мне то, что я искала – ощущение, что я на своём месте.

Убедившись, что моя бабушка занята своей едой и не заметит моего отсутствия, я осторожно пробираюсь сквозь толпу гостей, надеясь, что никто не заметит моего волнительного состояния.

Моя уверенность покидает меня с каждым шагом, и я чувствую, как под ногтями замирает дрожь. Я не должна терять самообладание.

Сердце бьется быстрее от ожидания, и я уже почти доходила до двери на балкон, когда остановилась, чтобы привести себя в порядок.

Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоить нервы. Как только я открываю дверь и выхожу на свежий воздух, меня окутывает прохлада вечернего Нью-Йорка, звуки вечеринки остаются позади.

Вижу, как мой отец докуривает сигарету и тушит ее о большую колонну, стоящую поодаль от него.

Папа хлопает Альдо по плечу и оставляя его одного, направляется к выходу. Он выглядит немного напряженным.

Сам Альдо выглядит практически также, но я стараюсь не придавать этому особого значения.

Прячусь за дверью, и дожидаюсь, пока папа отойдет на приличное расстояние. А лучше – вообще исчезнет из моего вида.

Стараюсь тихо подкрадываться к нему – не для того, чтобы испугать. А для того, чтобы собраться с мыслями.

Меня останавливает его грубый, слегка хриплый, голос.

– Что ты тут делаешь, Адалин? – не поворачиваясь говорит он.

Я вздрагиваю, не ожидая его реакции, и на несколько секунд теряю дар речи. Голова путается, а сердце начинает биться быстрее.

– Я просто… искала тебя, – наконец, нахожу слова, но они звучат бессмысленно, даже для меня.

Альдо медленно поворачивается ко мне. Его взгляд сначала кажется равнодушным, но в нём проскакивает нечто большее – легкое недоумение, как будто он действительно не ожидал, что я подойду так близко.

Его глаза изучают меня, и я чувствую, как мои ноги слегка подкашиваются от этого взгляда.

– И что ты хотела? – спрашивает он, голос без выражений, с намеком на усталость.

Действительно, чего я хотела? Что мне нужно было сказать?

В голове всё путается, а когда он смотрит на меня этим привычным взглядом, я забываю обо всем, даже о том, зачем пришла сюда.

Дерзость, бесстрашие и иногда холод – вот все его эмоции. Он был непроницаем, как камень, и я не могла понять, что скрывается за этой маской.

Было ли вообще все это на самом деле маской?

– Я… – начала я, заикаясь, – В общем, я хотела поговорить, то есть, сказать тебе кое-что…

Его взгляд оставался холодным, будто он заранее знал, что я скажу, и не хотел тратить на это лишние усилия.

Он посмотрел на меня в последний раз, прежде чем достать еще одну сигарету из пачки, мрачным движением прикуривая её от уже почти потухшей.

– Скажи, что ты хотела, – произнес он, продолжая затягиваться, не обращая на меня особого внимания.

Я медленно осмысливала свои мысли, пытаясь найти нужные слова, но их не было. Вместо этого в голове кружились фразы, которые никогда не доходили до рта, потому что их заглушала стена страха и смущения.

Я не знала, как правильно начать, как сказать то, что горело в груди.

– Твой отец, – начала я наконец, и тут он резко дернулся, его взгляд стал настороженным, почти испуганным.

– Он что-то тебе сделал? – спросил он, его голос звучал обеспокоенно.

Глаза Альдо метались по мне, будто он искал ответ на этот вопрос в моем лице. Его привычное равнодушие исчезло, и на мгновение я почувствовала, как холод уступает место тревоге.

Меня пронзила глупая мысль – захотелось соврать, придумать проблему, чтобы он еще дольше смотрел на меня так, будто я что-то значу. Чтобы больше никогда не отводил от меня своего взгляда.

– Он сказал, что совсем скоро начнутся поиски невесты для тебя, – аккуратно сказала я.

Альдо выдохнул, и его тело напряглось. Он сжал кулаки, и вены на его ладонях выступили, как вздувшиеся жилы на теле животного, готового к атаке.

Я не могла отвести взгляд от его рук, как завороженная, не в силах оторвать глаз от него.

– Реще! – рявкнул он, и его голос стал резким, как нож.

От резкого тона я вздрогнула, и уже более аккуратно продолжила:

– Я хотела бы, чтобы ты сам ему назвал ее имя… Точнее, чтобы это была я.

С минуту он смотрел на меня с полным непониманием, словно не мог разобраться в том, что я только что сказала.

Его глаза оставались холодными, а сигарета в его руке продолжала тлеть, забытая, почти догоревшая. Он даже не сделал ещё одной затяжки.

– Что ты имеешь в виду? – наконец, произнёс он, и в его голосе прозвучала неуверенность, будто он искал смысл в моих словах.

Боже, почему он так себя ведет? Так, словно ничего не понимает, и я говорю на другом языке.

– Ты ничего не понимаешь? – вырвалось из меня, прежде чем я успела остановиться.

– Возвращайся в зал, – отчеканил грубо он, делая новую затяжку.

Альдо отвернулся от меня, его взгляд устремился в сторону огней ночного Нью-Йорка. Вид конечно был потрясающим, но не настолько, чтобы он мог игнорировать меня.

– Я люблю тебя, – прошептала на выдохе так, чтобы он услышал.

От равнодушия, которое он проявлял, почти накатывались слезы, но я держалась из последних сил, в надежде что он повернется и успокоит меня. Скажет, что сделает это или ответит взаимностью.

Разве я не заслуживаю этого?

Вместо этого я получила пощечину. Не физическую, но ту, что ранила меня гораздо сильнее.

– Что ты из себя представляешь, дура? Разоделась как маленькая шлюха и думаешь, что я как конченый ублюдок пойду просить руки пятнадцатилетней девочки? Не смеши меня, Адалин, – намека на веселье в его лице не было.

– Ты как грязная дешевка. Приди в себя и помни о том, как тебя воспитывали. Я никогда не буду просить твоей руки, – процедил он, направляясь к выходу.

Даже не оборачиваясь.

Я клянусь вам, человек не может слышать как работают органы в его теле, но звук разбивающегося стекла в своем сердце я слышала отчетливо.

Дважды я услышала этот звук, когда на этом же вечере стоя бок о бок с моей старшей сестрой, они объявили о своей скорой помолвке.

Я перестала слышать этот звук тем же вечером, когда сполна расплатилась за свои чувства и признание, лежав на холодном полу подвала летнего домика в луже собственной крови.

***

Из воспоминаний меня вырывает Беатрис, которая не отрываясь от своего макбука сообщает, что Элиза приглашает нас купаться в крытом бассейне их с Дези нового дома.

– Она пишет, что соскучилась за тобой, и было бы круто совместно провести время нам троим, как в старые, добрые времена.

Беатрис явно не интересовало это предложение, учитывая как оживленно она печатала текст на клавиатуре.

Я же задумалась, опасаясь что встречусь там с Альдо, который с большим процентом вероятности мог проводить время у своего друга.

Дези, Тео, Лео и Альдо были лучшими друзьями, практически братьями. Когда последнему было необходимо уезжать на новую должность, и стать Капо, они не раздумывая бросили все, и поехали вместе с ним.

Каждый из них за короткий срок занял хорошее положение, и это не было благодаря власти друга – они действительно заслуживали.

Такие «головорезы» в Коза Ностра были редкостью, даже учитывая то, что в сильных солдатах и без них не было нужды.

– Я, правда, не хочу идти. Завтра у меня важное заседание по уголовному праву, мне бы хотелось к нему лучше подготовиться, – признается наконец, сестра.

Идеальная Беатрис. Всегда.

– Тогда скажи Элизе, что я приеду, – отбрасывая сомнения, сказала я.

Хоть кто-то из нас должен проживать более или менее свободную жизнь и наслаждаться ее прелестями. И если моя сестра предпочитала зарабатывать баллы перед отцом, я буду той, кому все равно.

Беатрис нежно улыбнулась мне, и стала печатать ответное сообщение для Элизы в телефоне.

Я побежала собирать небольшую сумку в маленькое «путешествие» под названием «люблю Нью-Джерси».

Глава 4

С недавних пор Элиза и Дези стали семьей.

Он купил для них огромный дом в Нью-Джерси, потому что когда-то давно, когда идея о их союзе казалась невозможной, и эти двое боролись за свои чувства, Дези пообещал, что однажды он купит дом, в котором они будут растить в нем своих будущих детей.

Я не знаю человека в фамилье, кто не знал бы эту историю, подобную лучшим трагедиям Шекспира, только со счастливым концом.

На данный момент, кажется, они используют его просто для того, чтобы веселиться и наслаждаться своей молодостью.

По дороге в Джерси мне пришло сообщение от бабули:

«Если Дези будет со своими друзьями, не забудь заигрывать с Альдо. Пора бы вернуть то, что принадлежит тебе»

Я прыснула от смеха, тем самым заставив Марко, управляющего машиной, смотреть на меня как на умалишенную. Это заставило меня прийти в себя.

Не стоило показывать ему своих эмоций. Особенно когда он и мой отец в сговоре, чтобы держать меня на коротком поводке. Марко ведь его любимая шестерка.

Кстати говоря о семье. Мои родители должны приехать сегодня, и это заставляет меня злиться на Беатрис вместе с ее свадьбой.

Противостоять Марко намного легче, когда он один.

Охранник останавливается на подъездной дорожке, ловким движением выдергивает ключ из зажигания и открывает мою дверь, не заботясь о том, комфортно ли мне в этот момент.

– Не задерживайтесь, синьора, – бросает он, почти указывая, – Ваши родители прилетают в течение нескольких часов. Вы бы не хотели, чтобы синьор Бенито сердился из-за опоздания к ужину.

Меня трясет. Каждый раз, когда кто-то упоминает его имя, это как шрам, который до сих пор болит. Как моя рука.

Я ненавижу его. Ненавижу до боли в груди, до сухости в горле, до того, что не могу подобрать слов, которые передали бы, насколько он мне отвратителен.

– Постараюсь, – выплевываю я, едва сдерживая презрение.

В это одно слово я вкладываю столько превосходства, сколько только могу собрать. Пусть Марко поймет, кто здесь главный. Пусть ощутит это каждой клеткой своего тела.

***

На территории Дези можно было не переживать о безопасности, так как фактически моя защита – одна из его обязанностей, поэтому мой охранник остается снаружи.

Сам особняк семьи Ферерри находился в каком-то элитном и безумно дорогом поселке из классических историй про заветную мечту.

Все вокруг выглядело шикарно, но внутренний фанат дома моих дедушки и бабушки не оценил и кирпичика здешних помпезных построек.

– Боже, как же я, оказывается, по тебе скучала, – закричала Элиза, захватывая меня в свои крепкие, почти ребра ломающие объятия.

– Я тоже по тебе соскучилась! – ответила я, обнимая её в ответ.

Ее тепло словно растапливало лед внутри меня, и на мгновение я забыла обо всем вокруг.

Элиза всегда была ярким солнечным лучиком в моём слишком сером мире. Ее эмоции были как взрыв – невозможно было не улыбнуться, глядя на нее.

Она была ровесницей Би, старше меня на четыре года, но, честно говоря, иногда нам с ней казалось, что мы понимаем друг друга лучше.

То есть, это мою сестру увлекала учеба, работа и мафия. А мы же с Элизой предпочитали оставаться в тени, насколько это было возможным.

– Сегодня весь дом в нашем распоряжении, до полночи он свободен, – провозгласила Элиза почти песней, закружив меня за плечи.

Её руки мягко, но настойчиво подтолкнули меня в сторону огромной комнаты с панорамными окнами.

Я зловеще улыбнулась, предвкушая запоминающееся на всю жизнь время, которое нам с ней предстоит провести.

Мы забрались к бассейну, будто снова стали детьми. Полгода разлуки показались целой вечностью, и нам нужно было наверстать всё упущенное.

Обсуждали самое сокровенное, всё то, что копилось внутри за месяцы тишины: сплетни, мечты, страхи. Параллельно мы наслаждались вкуснющими коктейлями, которые нам приносила Оливия, их домработница.

– Беатрис снова в учебе? – спросила она, когда мы немного успокоились от ребячества и перестали брызгать друг друга водой.

– Не могу понять, – честно призналась я, наматывая мокрую прядь волос на палец, – С момента моего приезда она слишком задумчивая. Мы с ней почти не разговаривали.

Я попыталась отмахнуться от этой мысли, сославшись на её загруженность. В конце концов, она была невестой, а это наверняка выматывает.

Я и представить не могу, как бы сама справилась с таким стрессом.

– Мне казалось, она сильно переживает из-за свадьбы, – осторожно начала Элиза, – Но она поклялась мне, что дело не в этом.

Я задумалась. Вспомнила, как Беатрис делилась своими мыслями о свадьбе, о том, как много деталей нужно учесть и как трудно сделать всё идеально. Странно, что причина не в этом.

– Ну а ты? – нарушила затянувшуюся паузу Элиза, встряхивая головой, будто пытаясь отогнать свои мысли.

– Что я? – спросила я, хотя прекрасно знала, к чему она клонит.

– Ты видела Альдо? – так просто спросила она.

Элиза была единственной из подруг, которой я доверила унизительное признание и свои чувства. Мы прошли через слишком многое, чтобы я сомневалась в ее преданности.

– Когда только приехала. Бабуля с дедулей устроили ужин. Они пригласили его и Тео, – старалась говорить обыденным тоном, как будто этот факт не значил для меня ровным счетом ничего.

Признаваться в том, что его присутствие всё ещё выбивало меня из равновесия, я не собиралась. Никому. Даже себе.

– Дези говорит, что он задумчивый в последнее время, – констатирует она больше для самой себя.

Доверительные отношения между Дези и Элизой в свое время помогали мне узнавать о Альдо много нового. Любимая еда, привычки, фильм и даже передвижения по городу.

Да, тогда я была маленьким сталкером, изводила себя и одновременно подпитывала свои глупые надежды. Элиза, на правах названной старшей сестры, помогала мне в этом без лишних вопросов.

– Вот как? – проговариваю равнодушно, стараясь не выдать ни малейшего намёка на интерес. – Он, вроде как, тоже жених.

Элиза сразу меня раскусывает. Её взгляд становится лукавым, и она наклоняет голову, глядя на меня так, будто читает мои мысли.

– Серьёзно, Адалин? Ты теперь так говоришь об этом? – она улыбается, но в её тоне слышится вызов.

– А как ещё мне о нём говорить? – я пожимаю плечами, делая вид, что разговор меня не касается.

– Не так, будто всё хорошо, – парирует она, с прищуром изучая моё лицо.

Я отвожу взгляд, чувствуя, как её слова попадают прямо в цель. Она права. Я говорю о нём так, будто его жизнь и его отношения не имеют значения для меня. Но я знала, что врать ей бесполезно. Элиза всегда видела меня насквозь.

– Ну а ты что думаешь? – спрашиваю неожиданно я.

Она не удивляется. Наоборот, её реакция слишком уверенная, как будто она только и ждала, что я наконец заговорю об этом.

Девушка молча отрывается от бортика бассейна и плавно подплывает ближе, чтобы говорить тише, почти по-секрету.

На секунду мне показалось, что за нами идет какая-то слежка.

– Он повзрослел, – говорит она наконец, пристально глядя, словно оценивая мою реакцию. – Каждый из них. Я думала, что осталась хотя бы часть того, что мы помнили на Сицилии: их дурость, эта… немного детская наивность. Но нет. Альдо стал состоявшимся мужчиной, и, честно говоря, иногда мне непонятно, почему они с Беатрис так долго тянули с браком.

Ее привычка подбирать слова, чтобы не причинить мне боль, осталась с тех времен, когда я ненавидела любое упоминание о них как паре.

– Ну и то, почему Беатрис засыпает спокойно, зная что он трахает шлюх, потому что этого дать она ему не может. Зная, какой ревнивицей может она быть.

Мысли о Альдо в постели с девушкой заставили предательски сжаться мою грудную клетку. Не представляю, что могла чувствовать сестра.

В фамилье честь девушки – то, что охраняется как самый дорогой в мире бриллиант, поэтому общение с парнями наедине порицалось, если этот человек не был близким родственником или официальным женихом.

Когда мой отец и Альдо договорились о браке, Вико заставил его поклясться на крови, что он не притронется к моей сестре в любом интимном смысле до свадьбы. И он сделал это, я знаю. Потому что был человеком слова.

– Ты до сих пор помнишь все ее интрижки? – смеюсь я, вспоминая некоторые истории, которые происходили с сестрой до Альдо.

– Конечно, – подхватывает Элиза, её голос звенит смехом, – Обычно яйца в отношениях были у нее, а тут…

– А тут она растерялась? – предполагаю я, усмехнувшись.

– Именно! – смеется она, – Никогда не думала, что увижу Беатрис такой. Обычно она как ураган, сметает всё на своём пути, а тут – тишина, будто она не знает, что делать с тестостероном Альдо. Настолько, что видятся они ничтожно мало.

Её слова заставляют задуматься. Все это время я считала что они поддерживают отношения как пара. Как минимум потому, что сестра говорила маме о том, что видятся они с Альдо практически каждый день, и не отлипают друг от друга.

У меня пересыхает в горле. Я чувствую, как мысли начинают спутываться, и мне нужно срочно что-то сделать, чтобы избавиться от этого нарастающего напряжения.

Я выбираюсь из бассейна, отводя глаза от Элизы, но её вопросительный взгляд всё равно сверлит меня насквозь.

– Мне срочно нужно сделать глоток воды, – сообщаю я, направляясь на кухню, будто это может объяснить моё странное поведение.

Я не переживала о своём внешнем виде. На мне был открытый комплект бикини, но, зная, что дома остались только мы, я не стала заморачиваться с полотенцем или халатом.

Элиза сказала, что Дези на какой-то мега важной встрече, и вполне возможно, что он вообще не вернётся этой ночью.

Долго искать комнату не пришлось, звуки столовых приборов, бьющихся о кухонную утварь, привели меня в нужное место.

Оливия спокойно хлопотала на кухне, расставляя тарелки и подносы, прежде чем выйти через боковую дверь, направляясь в домик для прислуги.

Женщина указала мне на холодильник, где можно взять воду, и на стол, где лежали бургеры, которые она приготовила специально для нас.

Но меня интересовала только вода. Срочно.

Я отвинчивала крышку бутылки, когда услышала за спиной низкий, грубый голос:

– Неожиданно видеть тебя здесь.

Бутылка соскользнула из моих рук, ударилась о пол и покатилась в сторону.

Моё сердце замерло на секунду, а потом заколотилось так, что я могла поклясться, будто его удары слышны на весь дом.

Боже! Испуг был не тем словом.

Я была ошеломлена, застигнута врасплох до чертиков.

Внутри меня эхом раздавалось единственное слово: «Беги!»Но вместо этого, неосознанно, я пошла навстречу своему страху.

– Что? – мой голос прозвучал растерянно, дыхание сбивалось, а в горле всё так же пересыхало.

Он стоял у входа, облокотившись на дверной косяк. Его темные глаза изучали меня с нескрываемым интересом, а губы слегка изогнулись в ухмылке, которая вызвала во мне смятение.

Я попыталась собраться с мыслями и не выдать своего волнения, но его чертово присутствие вызывало во мне нечто большее, чем просто неловкость.

– Не ожидал, что ты будешь появляться в доме Дези, пока последние несколько лет своей жизни избегаешь меня, – сказал он.

Дерьмо. Мы снова вернулись к этому. За какие такие заслуги за эти пару дней я его вижу чаще, чем за несколько лет?

В груди закипала смесь злости и обиды на саму себя. Почему я не осталась дома? Знала ведь, что такое может произойти.

И вот он стоит передо мной, уверенный в себе. В любой момент готовый напасть, и растопить мою гордость.

– Я не избегала тебя, – ответила я, стараясь звучать уверенно, хотя в голосе сквозила дрожь.

– Снова ты за свое, – усмехнулся он, – Ты так и не научилась играть в прятки.

– Если хочешь посмеяться, выбери для этого другой день, – неуверенно произнесла я, замечая то, с каким интересом он смотрит на меня. Дерьмо. – Отвернись, пожалуйста.

Его взгляд нагло блуждал по моему телу, пока я пыталась найти хоть что-то, что могло бы прикрыть некоторые участки моего тела.

Щеки залились румянцем, и я проклинала бабулю, которая вероятнее всего, в отчаянии обратилась к гадалке за помощью в достижении одной важной для нее цели.

Мужчина старательно делал вид, что все в порядке, словно для нас это было чем-то привычным.

– Разве не этого ты ожидала?

Злость на саму себя быстро сменилась злостью на мужчину, стоявшего в тринадцати футах от меня. Как он смеет так говорить обо мне?

– О чем ты вообще говоришь!? Я явно не ожидала увидеть тут тебя, – возмущалась я.

Глаза Альдо непривычно вспыхнули огнем, и это привело меня в замешательство. Какого черта он себя так ведет?

– Но ожидала кого-то другого? – процедил он.

Я на мгновение замерла. Там, в доме бабушки и дедушки, его ждала невеста, моя сестра. Насколько правильным был этот диалог?

– Что за чушь ты сейчас несешь? – раздраженно выкрикнула я, пытаясь скрыть, как сильно его слова задевают меня. – Я не ожидала вообще никого!

Переступив через бутылку и лужу, которую она образовала, я попыталась вернуться к бассейну, чтобы забрать свою одежду и вызвать Марко.

Альдо стоял почти у прохода, высокомерный и властный, будто все здесь принадлежало ему. Возможно, так и было.

Моя рука, сдавленная в кулак, начинала ныть.

Как напоминание о том, что я не должна смотреть на него, не должна интересоваться им и оставаться наедине.

Он – опасность для меня.

Когда расстояние между нами сократилось, и мне нужно было обойти его боком, он перекрыл мне собой проход, попутно снимая пиджак.

– Одень, я тут не один, – грубо выплюнул он, снова одевая маску равнодушия.

– Не стоит, спасибо, – почти шепотом ответила я, стиснув зубы.

Он был мне необходим, и я знала это. Как я могла забыть, сколько охраны кишит вокруг? Все они – пешки не только Альдо. Коза Ностра.

Выйти голой легче, чем столкнуться с последствиями, которые я могла понести, если бы кто-то заметил, чей это пиджак.

Я ненавижу их всех. Ненавижу за то, что так уязвима. Ненавижу, что боюсь их, словно не я контролирую свою жизнь, а они.

И самое страшное – я не могу ничего с этим сделать.

Добыча. Я – добыча.

– Это была не просьба, Адалин, – произнес он спокойно, не двигаясь с места, все еще загораживая мне путь.

– До бассейна идти всего ничего, пропусти.

– Ты не будешь щеголять в таком виде, когда тут есть Леон и Дези.

– И ты, Альдо. Ты тоже тут есть, пропусти! Я не буду ходить в твоем пиджаке. У меня есть своя сменная одежда.

Я пыталась пройти мимо, но он схватил меня за руку, останавливая на месте. Его прикосновение было жестким, а дыхание обжигало мою кожу.

Беатрис. Беатрис. Беатрис.

– Ты действительно думаешь, что я позволю тебе выйти туда в таком виде? – его голос был низким и уверенным, как и взгляд, который не скрывал настойчивости.

– Ты не имеешь права решать за меня, – прошипела я, глубоко вдыхая, чтобы не выдать своего волнения. – Пусти, я просто хочу уйти.

– Ты, блять, оденешь этот пиджак, и как миленькая пойдешь за своей одеждой. Я не хочу, чтобы тебя видели в таком виде, – произнес он, четко и уверенно, чтобы до меня это точно дошло.

Я вырвала из его рук протянутый мне черный пиджак, и накинула на себя, чувствуя, как ткань холодно ложиться на кожу.

Глаза щипало, а в груди разгорался дикий огонь.

Поэтому я наконец выбрала путь, который казался менее опасным – бежать.

Снова бежать.

Альдо продолжал смотреть на меня с гневом, но, несмотря на все, уступил дорогу. Его взгляд был полон чего-то, что я не могла распознать, но в этот момент меня уже не интересовало.

Мой единственный приоритет – уйти отсюда, до того как я потеряю себя окончательно.

Глава 5

Элиза была удивлена моему срочному желанию вернуться домой, не понимая, в чем причина. Она не препятствовала этому, взяв обещание, что я обязательно ей все расскажу.

Быть может, однажды я поделюсь с ней своей историей, и расскажу что мне пришлось пройти. Полностью, без приукрашивания.

Еще в машине я начала осознавать, что паническая атака подбирается ко мне слишком близко.

Сердце гулко стучало в груди, руки покрылись холодной испариной. Я чувствовала, как волна страха нарастает, затапливая здравый смысл.

Как прилежный пациент, я судорожно набрала своего психотерапевта, надеясь успеть до того, как меня накроет окончательно.

Не зря же мама платит ему десятки тысяч долларов в год?

Я, конечно, не стала нормальной – это звучало бы как нелепая мечта, но его советы иногда помогали, пусть и казались до ужаса банальными: «Заземление, фокус на объекте, квадратное дыхание» – всё это звучало как уроки для детей, но на грани срыва даже самые простые методы начинали приобретать смысл.

Марко сидел молча, сосредоточившись на дороге. За нами ехала еще одна машина с охраной, по непонятной мне причине. Они появились буквально тогда, когда я вышла из дома подруги:

«Усиление вашей охраны – приказ сверху» – сказал Марко.

Несмотря на то, что обычно он не любил задавать лишних вопросов, я знала: он догадывается. Его молчание, напряженные плечи и едва заметные взгляды в зеркало заднего вида говорили о том, что он собирает пазл.

Охрана Синдиката всегда была слишком наблюдательна, чтобы не замечать очевидного – их учили этому с пеленок, а Марко был одним из лучших солдатов папы, которому он так легко доверил меня.

Чёрт! Последнее, что мне нужно, чтобы он решил рассказать свои предположения отцу. В моем мире за такие секреты придется платить слишком много.

– Может, нужна моя помощь? – голос Марко нарушил тишину.

– Нет, – ответила я резко, натянув маску абсолютного спокойствия. – Всё под контролем.

– Уверены? – спросил он слишком мягко и дружелюбно, будто проверял, насколько крепко я держусь.

Нет, засранец, мне не нужно твое сочувствие. Мне нужно, чтобы ты заткнулся, и продолжал смотреть на дорогу.

– Я позвонила маме, – солгала я, пожав плечами. – Она помогла. Всё нормально.

Марко знал, что я вру, но этого хватило, чтобы он больше не задавал вопросов. Надеюсь этого хватит, чтобы он молчал…

Сказать отцу, что я хожу к психотерапевту?

Никогда в жизни.

Это равносильно подписанию собственного смертного приговора.

В глазах моего отца слабость – худший из грехов, непростительный для тебя, если ты носишь фамилию Бенито. Всё, что я чувствую, по его мнению, – это моя проблема, и я обязана держать это дерьмо глубоко в себе.

«Страх существует лишь для того, чтобы закалить. А если он не закаляет, значит ты просто не достоин» – говорил всегда он.

Вместо того чтобы звонить ему, я могу представить наш разговор.

«Что это? Паника? Боль? Беспокойство? Слабость – это выбор, и ты сделала неправильный. Твои чувства не имеют значения, Адалин. Пока ты носишь мою фамилию.»

Я сжала руки в кулаки, пытаясь подавить раздражение. Его голос, даже в моем воображении, отравлял все, во что я еще могла верить. Мне срочно нужно отвлечься.

Альдо ведь знал, что я была на кухне, да?

Этот «удивлённый» взгляд, его жалкая, почти насмешливая улыбка – слишком искусно разыгранная сцена.

Всё это не могло быть случайностью. Не с ним.

Он никогда не оставлял ничего на волю случая. Слишком избирателен в своих действиях, слишком хорошо знает, куда надавить, чтобы вызвать реакцию.

Его шаги всегда рассчитаны, как ходы в шахматной партии, и он играл со мной так, будто заранее знал, что я проиграю.

***

Альдо

Я сжимал свои кулаки с такой силой, что кожа на костяшках побелела. Руль под моими руками казался единственным, что удерживает меня от того, чтобы выплеснуть свою ярость наружу.

Машина летела по тёмной дороге, и каждый поворот я проходил слишком резко, словно искал повод сорваться.

Я ощущал, как во мне кипит ярость. На себя. На неё.

На то, как моя идеально выстроенная жизнь начала рушиться, едва она снова в ней появилась. Впервые в жизни я теряю контроль, и это ощущение грызет меня изнутри, как ядовитый зверь.

Одной рукой бросаю руль, хватаю пачку сигарет. Одна. Две. Никакого облегчения. Только едкий дым в легких.

К черту это все! К черту ее!

Девушка, к которой я не имею права даже приблизиться, уже разрушала все, что я создал. Привычный порядок, который я строил годами, дал трещину только от одного взгляда её зелёных глаз.

Телефон на пассажирском сидении снова завибрировал. Беатрис разрывает мой телефон сообщениями.

Я мельком взглянул на экран, чувствуя неприятный холод в груди. Она не была глупой, чтобы не заметить, когда что-то идет не так.

Я не мог позволить себе потерять доверие Беатрис. Я, черт возьми, выстраивал его годами, чтобы получить эту гребанную благосклонность.

Подъезжаю к «Midnight Pulse»– клубу, который служил нам не только прикрытием, но и полем для сделок.

Периметр прочёсывают мои люди, вооружённые, в чёрных куртках. Их видимая важность заставила меня усмехнуться.

Тут полно хилых мальчишек и девчонок, ищущих дешёвых удовольствий. Единственная угроза, которую они представляют – это блевота на танцполе после пары коктейлей.

Я вышел из машины, выкинул очередной окурок и направился внутрь. Всё вокруг шло, как по часам: охрана следила за периметром, менеджеры следили за клиентами, мои люди следили за всем остальным.

В отличие от меня, их мир не шатался.

В кабинете меня встретил голос Тео.

– Здорова, жених, – протянул с ленивой насмешкой.

Он вальяжно развалился на моём кресле, словно на троне, не обращая внимания на мой взгляд, полный недовольства.

Перед ним стоял короб едой из азиатского ресторанчика напротив, из которого он лениво вытаскивал очередную порцию, умудряясь запачкать руки жиром.

– Всё в жиру, чёртов свинтус, – бросил я, криво усмехнувшись.

Он захохотал, как умалишённый, так громко, что звук эхом отразился от стен.

– Ты заслужил, – сказал он, едва сдерживая смех, прежде чем засунуть в рот очередной кусок.

Тео был не из тех, кто падал в истерику или терял самообладание. Рассудительный, хладнокровный, его уважали за умение сохранять спокойствие даже в самых сложных ситуациях.

Он знал своё место, но никогда не выказывал лишней покорности, в отличие от остальных.

– Что ты вообще тут потерял? – рычу, глядя на него.

– Лео позвонил и сказал, что ты крупно облажался, – хмыкнул друг, пожимая плечами. – Подумал, что тебе понадобится поддержка. Приятель, ты в шаге от провала. Я тебя не узнаю.

Я резко выдохнул, чувствуя, как кровь стучит в висках.

– Ненавижу Лео за его поганый язык, – прошипел я, сжимая кулаки. – Всё под контролем. Это часть плана.

Тео прыснул от смеха, чуть не уронив вилку на пол.

– Часть плана? Ты серьёзно? – с издёвкой спросил он, вытирая рот салфеткой, но в его глазах плясали огоньки веселья. – Если это часть плана, то я рад, что не участвую в твоих авантюрах. Лео наверняка уже записывает, как ты всё «разруливаешь», чтобы потом выставить это как очередной триумфальный провал.

Я шагнул ближе, подавляя желание сорваться на крик.

– Заткнись, ублюдок.

Тео откинулся назад, скрестив руки на груди, и улыбнулся так, словно ему нравилось дразнить меня.

– Ты заводишься, значит, я прав. Альдо, я не говорю, что ты потерял хватку… но ты явно играешь с огнём.

Я сузил глаза, глядя на него с ледяным спокойствием.

– Если я играю с огнём, Тео, то только потому, что уверен: обжечься придётся не мне.

Он рассмеялся, но в его взгляде мелькнуло напряжение. Он мог шутить сколько угодно, но понимал: я не проигрываю. Никогда.

Тео замолчал, но атмосфера в комнате изменилась. Легкость уступила место чему-то более серьёзному, чем его гребанные насмешки.

Он выпрямился, стянул со стола свою папку и раскрыл её, демонстрируя кипу документов.

– Ладно, хватит шуток. Я пришёл не только за твоей потрясающей компанией, – его голос стал низким и ровным. – Вот контракты по порту в Палермо. Люди Карбони начали двигаться слишком активно. Если мы не займёмся этим сейчас, у твоего отца будут проблемы через месяц.

Я медленно сел за стол, пробежав глазами строчки. Мы помогали отцу, немного.

– Кто курирует поставки? – спросил я, не поднимая взгляда.

– Лео. Но он говорит, что несколько контейнеров задержали. Причина мутная. Толи документы, толи кто-то решил поиграть против правил.

– Если документы, разберемся. Если кто-то решил зайти на наш рынок – они пожалеют, – спокойно ответил я, подписывая пару листов. – Ещё что?

Тео покачал головой, но глаза его сузились.

– Люди Андреотти запросили встречу. Говорят, что хотят пересмотреть условия нашего соглашения.

Я резко поднял голову.

– Эти крысы ничего не захотят, пока не почувствуют слабость. Они что-то знают?

– Пока только слухи. Но если они осмелились запросить встречу, значит, считают, что могут надавить.

Я скрестил пальцы перед собой, обдумывая.

– Хорошо. Организуй встречу, но пусть место выберем мы. Я хочу знать, кто стоит за этим. Если они проверяют почву, то зря.

Тео кивнул, убирая папку.

– Ещё есть небольшая проблема с нашим человеком в мэрии. Он просит больше, чем договаривались.

Я усмехнулся.

– Когда человек, сидящий на нашей зарплате, начинает требовать больше, это значит, что он либо жаден, либо напуган. Разберись. Если он просто жаден – пусть поймёт, что у него нет выбора. Если напуган – выясни, кто на него давит.

Тео встал, собрал бумаги и направился к выходу.

– И, Тео, – остановил я его на пороге.

– Да?

– Напомни людям Карбони, что мы никогда не даём вторых шансов.

Он улыбнулся своей фирменной ухмылкой и кивнул.

– Уже понял, приятель.

Когда дверь закрылась, я откинулся в кресле и прикрыл глаза. Играть с огнём, как сказал Тео, я мог сколько угодно.

Главное, чтобы никто не догадался, что мне начинает нравиться эта игра.

Глава 6

Адалин

Когда мир, в котором я жила, казался слишком жестоким, я считала что моя комната – единственное место, где можно было спрятаться. Думалось, что она была наполнена уютом и теплом больше, чем остальная часть этого дома.

Даже стены мне казались особенными, потому что они хранили мои секреты.

Когда мы оставались в Нью-Йорке на Рождество или летние каникулы, Беатрис часто приходила сюда.

Мы укрывались в этой комнате, словно это был наш маленький мир, где не существовало правил и ожиданий. Прятались под кроватью, болтали обо всем на свете и смеялись, пока не начинали болеть животы.

Годы меняют людей. Близость, что когда-то казалась нерушимой, теперь требует усилий.

Я стараюсь вернуть хотя бы тень того, что было, но эти попытки больше напоминают сожаления, чем искренность.

Сегодня мы снова, как в детстве, лежали с ней на большой кровати, с нами была мама. Вечер прошел в разговорах, смехе и ее теплых шутках, от которых даже самому напряженному сердцу становилось лучше.

Перелет ее вымотал сильнее, чем она хотела показать. Теперь мама мирно спала рядом, а мы лежали рядом, каждая в своих мыслях.

Мы никогда не показывали маме, что творится в наших отношениях. Никогда не говорили о том, что прошлое слишком сильно оказывает на нас влияние. Делали вид, что все отлично.

Брови Беатрис были сведены к переносице, и она тяжело дышала, словно мысли, которые роились в её голове, были слишком тяжелы, чтобы их выдержать.

– Ты думала о замужестве? – вдруг прервала тишину. Её голос прозвучал осторожно, будто она примерялась, стоит ли ей идти дальше. – То есть… Представляла себе это?

Учитывая то, что она избегала встреч и разговоров со мной до приезда родителей, этот вопрос оказался неожиданным.

Всеми своими силами я старалась не выдавать волнения дыханием.

Напомнить ей о том, какая кошка пробежала между нами? Или сделать вид, что все хорошо?

– Боюсь, – отбрасываю сомнения, и на выдохе отвечаю я.

Это было правдой.

Женщины в Синдикате зачастую не значили для своих мужей ничего. Все, что они имели – статус и тело, которое согревало постель и могло продлить «династию».

Я слышала сотни историй о том, как девушек выдавали замуж за мужчин, годившихся им в отцы. Они обращались с ними как товаром, без малейшего уважения.

Просто вещи, для использования, без чувств, без жалости.

Семейное счастье в браках – редкость. Особенно, когда глава семьи имеет статус и влияние. Для таких людей брак – это не слияние душ, а способ укрепить свою власть и расширить влияние.

Брак в Синдикате – билет в один конец. Игра, где ставки уже сделаны за тебя, а шанса на выигрыш не существует.

– Но всё же, – она чуть подалась вперёд, – Ты никогда не надеялась, что всё может быть иначе? Что тебе выпадет тот самый счастливый билет?

– Надежда, – я коротко усмехнулась, – Она бесполезна, когда ты играешь по правилам, которые кто-то написал за тебя.

Сестра кивнула, словно понимала, о чём я говорю, в ее глазах читалась тревога, которую она не могла скрыть.

Это было почти трогательно – ее желание показать, что она на моей стороне. Но правда в том, что она никогда не понимала.

Отец бы сделал все, чтобы у его любимой дочурки был самый идеальный и счастливый брак.

Я прекрасно понимала, что тревожит ее на самом деле. Альдо не признавал ни чужих правил, ни власти, отец не имел над ним никакого влияния.

Никто не имеет права вмешиваться в отношения мужа и жены, даже если сильно захочется. А Вико Бенито может не всегда оказаться рядом, когда так сильно нужна будет защита.

На ее месте, возможно, я бы тоже переживала.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – вдруг прошептала она, и её голос дрогнул.

Я замерла, её слова обрушились на меня неожиданной тяжестью. Искренность оказалась слишком неожиданной, почти обжигающей.

– Не переживай об этом, – попыталась я разрядить обстановку, но голос все-таки звучал натянуто.

– Я постараюсь сделать всё для этого, – сказала Беатрис, сжимая мою руку.

В голове собиралась куча вопросов, на которые я не хотела искать ответы. Откуда вдруг взялась эта забота?

Беатрис никогда не была той, кто задавался вопросами о моей судьбе, её интересовали собственные проблемы и амбиции.

Я отстранилась чуть-чуть, чтобы найти её взгляд, но не знала, что сказать.

– Ты знаешь, – начала она, – Между нами все давно не так, как было раньше. Все не так, как в детстве.

– Мы справлялись с этим как-то все это время, – ответила я, пытаясь скрыть свою нервозность.

Глупо было начинать этот разговор, потому что она прекрасно понимала, чем вызвано это отношение, и облажалась тут не я.

Би молчала секунду, потом снова заговорила с тяжестью, которую я не могла игнорировать. Она выводила меня из себя.

– Я была плохой сестрой, Адалин. Я не поддерживала тебя, когда тебе это было нужно, Делала много ужасных… – она остановилась, видя мой убийственный взгляд, – Ты была одна, а я… Думала только о себе.

Я не знала, что ответить, воспоминания заполонили мысли, я не была готова к ним. Не сейчас, не после всего, что со мной произошло.

Я молчала и не смотрела на нее, чтобы не выдать себя, свои истинные эмоции. Пусть мое молчание станет исчерпывающим ответом.

– Адалин, – ее голос звучит мягче, – Ты имеешь право злиться, но я хочу, чтобы ты знала… Я хочу, чтобы мы вернулись, хотя бы немного, к тому, что было между нами. Я не прошу тебя об этом, просто говорю.

– Нет смысла обсуждать это, Би, – я отвернулась, не желая развивать эту тему дальше.

В груди же горел огонь, так сильно обжигающий изнутри. Слова, которые я не позволяла себе произнести, давили, вырываясь наружу, словно бьющаяся в клетке птица.

Я сжала кулаки, чтобы унять дрожь, но это было бесполезно.

– Прости меня, – тихо-тихо говорит она, прежде чем я слышу всхлип.

Как объяснить, что счастье в нашем мире – это мираж? Мы все пытаемся найти свет в тени, стараемся выстраивать свои жизни, забывая о главном: мир не подчиняется нашим правилам.

Когда я молила об этом, мир не становился мягким и справедливым. Не было ни чуда, ни спасения, только суровая реальность, с которой приходилось сталкиваться каждый день.

Беатрис помогла мне понять, что судьба – не та вещь, от которой можно избавиться или убежать. Ее поступки вынуждали меня в это верить.

Ломали изнутри, подготавливали к этому жесткому состоянию. Потому что она знала, как оставить рану, не давая шансам зажить.

Рука начала изнывать от боли, которую стало уже невыносимо терпеть. Я пыталась игнорировать это, но не могла.

Мне срочно нужно что-то, что бы помогло забыть об этом хотя бы на какое-то время.

Я устала.

***

Дедушка часто пропадал в большом офисе на Парк-Авеню.

Его легальный бизнес сейчас заключен в большом холдинге связанным с недвижимостью и логистикой, но я слышала что от дел фамильи не удалось избавиться окончательно.

– Мисс Бенито, – молодой человек на ресепшене встретил меня с легким дрожанием в голосе. – У сеньора Бенито сейчас важное совещание. Он просил перенести все личные встречи.

Парень торопливо выпаливал слова, словно боялся, что я застрелю его прямо на месте.

Отличные новости. Я едва сдержала улыбку.

– Прекрасно, потому что я не к нему.

Мой дед знал, как выстроить своё царство, подчинив окружающих себе. Даже такие мелочи, как обращение «синьор» подчёркивали эту власть и авторитет, который он имел.

Дизайн офиса полностью соответствовал стилю нашего рода: массивная мебель, тёплые тона дерева, детали из бронзы и мрамора.

Всё в этом здании дышало итальянской утончённостью, но при этом внушало уважение, даже страх. Ottimo lavoro.

Вчера я подслушала разговор дедули о том, что у них планируется встреча с «ребятами Альдо», было необходимо обсудить вопрос с логистикой, и очевидно, с поставками.

Это непохоже на меня, но я отчаянно нуждалась в встрече с Тео, пусть и сегодня это здание кишило элитой Нью-Йоркской Коза Ностра.

Слишком рискованно было собственноручно отправлять себя в лапы монстру, но и я не из робкого десятка… Ладно, я просто планировала не попадаться Альдо на глаза.

Его черный внедорожник красиво сочетался с подземной парковой, к которой меня подвез Марко. Поэтому я и узнала, что он уже тут.

Непривычно, что весь этот цирк – не ради встречи с ним.

По старой памяти, Тео был единственным решением проблемы, которая тяготила с момента моего приезда в Нью-Йорк. Здесь слишком тяжело находиться.

Оказалось, что Консильери слишком занятой человек, и назначать встречу с ним нужно чуть ли не через президента – так мне сообщила его ассистентка, которая, судя по всему, отвечала за легальную часть их работы.

Чушь собачья.

Этот «молодой и серьезный человек» избегал встреч со мной, с момента моего первого сообщения ему. Теперь мне предстоит выяснить: что, черт возьми, изменилось.

Я поднимаюсь на вычурном лифте, и каждый, кто заходит, смотрит на меня как на нечто странное. Видимо, сплетни разлетаются здесь быстрее, чем люди успевают их выдумывать.

Надеюсь, я выгляжу нормально.

«Я жду тебя у кабинета дедушки. Знаю, что ты здесь.»– быстро набираю сообщение Тео и почти сразу получаю ответ.

«Ты в своем уме, Адалин Бенито? Езжай домой.»

«Пока не поговорим – никогда.»

«Ты не поняла, Ад. В здании полно людей, встречи с которыми ты не захочешь. »

Засранец. Он прислал мне фотографию, где Альдо, явно сердясь, смотрит прямо в камеру его телефона, будто пытается отругать взглядом советника за зависание в телефоне.

«Эта проблема меня не остановит. Если ты не выйдешь сейчас, я буду ждать тебя у зала для совещаний. Не сомневайся, я поздороваюсь с каждым, кто оттуда выйдет.»

Моё сообщение сработало как надо. Тео и ему подобные никогда не позволили бы женщинам Синдиката общаться с чужаками, хоть и на своей территории.

«Иду.»

Его грозная фигура появляется через пять минут, и я невольно улыбаюсь, как Чеширский Кот.

Мы никогда не были лучшими друзьями, для нас это было бы чересчур, но и чужими не были. Конечно, лучше, если бы наши пути не пересекались вообще, но он был тем, кому я могла довериться. По крайней мере, так было раньше.

– Что, черт возьми, ты творишь? – его шипящий голос пронзает воздух, и он буквально затягивает меня в кабинет дедушки. – Совсем с ума сошла? Мы тут не конфеты обсуждаем, Адалин. Ты дочь Советника, почему он не учил тебя мерам предосторожности?

Его слова, полные недовольства, вызывают нервный смех, и я не могу понять, что именно сейчас со мной происходит.

– Я думала, в Нью-Йорке другие правила, – я лгу нагло, и, к моему удивлению, это работает. Тео немного расслабляется, но его напряжение не исчезает.

– Почему ты тут?

– Ты знаешь, – спокойно отвечаю я, но Тео, поняв о чём речь, закипает.

– Нет! – он почти кричит, ярость на его лице видна невооружённым взглядом. – Вали домой, Адалин Бенито. Ты реально чертова проблема.

– В последний раз, – умоляю я, пытаясь смягчить его, – Мне нужно совсем немного.

На автомате я делаю щенячьи глаза, надеясь, что это хоть как-то поможет.

Да, я была ужасным человеком, но он был не лучше.

– Ты хоть понимаешь, что сделает Альдо, если узнает?

Этот вопрос вызывает у меня волну необоснованной ярости. С каких пор это должно меня волновать?

– Это вообще его не касается.

– Не строй из себя дурочку, будто ничего не понимаешь. Ты его чертова проблема.

– Чья проблема? – знакомый голос сзади прерывает наш разговор, и я оборачиваюсь.

За нами стоит Альдо, его угольные волосы слегка растрепаны. Взгляд такой, будто он сейчас готов проглотить нас обоих живьем.

Глава 7

Альдо

Совещания в офисе Террези проводились редко. Наша работа была слаженной, мы знали свое ремесло, пока не решили испробовать новый способ поставки через порт, который бы помог лучше обойти проверяющих.

Мы поднимали огромные деньги, и все знали, что ошибки в этом деле быть не может. Для этого, собственно, мы тут.

Я выслушивал отчеты, детали шли одна за другой, но с мыслей меня сбивал чертов Тео, который теребил свой телефон, и отвлекался. Блять, мне нужно все его внимание, на кону миллионы долларов.

– Тео, ты с нами? – холодно спросил я, прерывая докладчика.

Он даже головы толком поднял, лениво кивнул и снова уткнулся в экран.

– Да, продолжай, – бросил он в сторону парнишки Террези, который рассказывал о машинах.

Блять. Мы обсуждали детали распределения на местах и сумму, которая затрагивала интересы всех.

– Устойчивость маршрутов? – уточнил я, переводя взгляд на Умберто, одного из наших лучших людей.

– Два участка могут быть проблемными, – начал он, – Пограничники усилили проверки. Нужны дополнительные ресурсы, чтобы гарантировать безопасность.

– Дополнительные ресурсы? – я не скрывал скептицизма, – Ты хочешь сказать, что два человека могут сорвать сделку на шесть миллионов?

– Нет, синьор, но рисковать всей партией…

Вопрос поставок – это всегда нервы. Никакие деньги не стоили того, чтобы сорвать дело, но именно из-за денег все дела и делались.

– Умберто, ещё раз, – я посмотрел на него, стараясь не поднимать голос, – каким образом нас могут вскрыть?

– Участок на подъезде к порту, синьор. Камеры установили неделю назад, и их подключили к общей системе наблюдения. Если даже грузовик просто останавливается рядом, это фиксируется.

– Чёртова цифровизация, – пробормотал Террези, и я смерил его взглядом.

– Камеры – не оправдание, – отрезал я. – Мы не гоним контрабанду в грузовиках без подготовки. Пусть их хоть сто штук будет, они смотрят туда, куда мы позволяем. Марко, ты хотел что-то добавить?

Он кивнул.

– Да, синьор. Я уже договорился с нашими ребятами в службе. Завтра несколько камер будут «выведены из строя» на пару часов – как раз для прохождения груза.

– Хорошо, – я склонил голову, но всё ещё не был доволен. – А что с людьми на месте?

– Все наши. Проверено.

– Проверено тобой? – уточнил я, и в воздухе повисла пауза.

– Да, – твёрдо ответил он.

Я откинулся на спинку стула, раздумывая. Детали были важны. Партия, которая уходила через порт, представляла интерес не только для нас.

Полиция всегда дышала в спину, конкуренты могли нанять информаторов, а в худшем случае – организовать наводку.

– А с грузом? – спросил я. – Что там внутри?

– Основной контейнер – техника, но внизу спрятаны кейсы.

– Сколько?

– Пятьдесят, – он выдержал мой взгляд. – Если всё пройдёт гладко, через неделю мы получим оплату.

– Я хочу знать, кто именно будет сопровождать груз. Поимённо.

– Уже составлено, – он кивнул на папку перед собой.

Я взял документы и мельком пробежался по именам. Все знакомые, проверенные. Но даже это не убирало тревогу.

– Отлично. Партия должна быть в целости и сохранности. Если будет хоть малейший прокол, я спрошу с каждого лично.

Умберто кивнул, явно нервничая, но я уже переключился на других.

– Пьетро, что с маршрутом для второй партии?

– Сложнее, синьор. Мы получили предупреждение из Майами. Рейд на складе в прошлом месяце зацепил нескольких наших людей, и они могут быть под наблюдением.

– Кто из них под угрозой?

– Пока трое. Но есть риск, что это может расшириться.

Я подался вперёд, ощущая, как комната становится жарче.

– Ты мне хочешь сказать, что мы продолжаем использовать маршрут, который засвечен?

– Мы пытаемся найти обходные пути, но нужно время.

– Время – это деньги, Пьетро, – бросил я. – У нас нет ни того, ни другого. Подними всех своих людей и реши проблему. Если нужно будет убрать лишние лица, сделай это.

– Тео, – сорвался я, когда он в очередной раз взял телефон, – Может, ты что-то скажешь по поводу «дополнительных ресурсов»? Или, может, тебя вообще ничего из этого не касается.

Он поднял взгляд. Спокойный, как ледяная вода.

– Я уверен, что Умберто справится, – ответил он.

После этого он поднялся, не сказав ни слова, и вышел.

В комнате повисла тишина. Остальные сидящие переглянулись, но я их не замечал.

– На сегодня всё, – коротко бросил я, вставая из-за стола. – Умберто, свяжись с людьми на границе и закрой вопрос.

Я вышел следом за Тео. Гнев, который я до этого сдерживал, начал медленно подниматься.

Он стоял у конца коридора, но не один. Рядом с ним стояла Адалин.

Она была рядом с ним, слишком близко, слишком напряжённо. Тео говорил что-то, а потом схватил её за плечо и затолкал в кабинет Террези.

Меня словно ударило током. Злость захлестнула, но я не раздумывал. Мои ноги уже несли меня к кабинету, дверь открылась от одного толчка.

– Чья проблема? – произношу как можно спокойнее вопрос, услышав его последние слова.

Зеленые глаза Адалин уставились на меня испуганно, явно не готовые к этой встрече. Самоуверенность, которую она источала до моего появления, испарилась в ту же секунду, как наши взгляды встретились.

Я поворачиваюсь на Тео, и сжимаю кулаки.

По какой-то блять, неизведанной мне причине, привычное ему спокойствие и безразличие сменилось ненавистью. Какого черта?

– Спасибо за помощь, Тео, – пробормотала она, делая шаг к выходу.

Тео, стоявший напротив неё, перекрывает ей дорогу, опережая меня, но продолжает молчать. Мысль о том, что он остался с ней наедине затуманивала разум, и я готов был убить его, несмотря на то, что я был уверен в нем больше, чем в себе. Сука.

– Мне нужно идти, – практически умоляет она, ища поддержку в его глазах.

– Не смотри на него! – кричу я, и она вздрагивает. Тео подходит ко мне, пытаясь загородить меня от нее. Какого черта он сейчас творит? – Свали отсюда нахер, Тео. Пока я не сделал ничего плохого.

– Скажи ему, Адалин, – рычит друг, и я понимаю, что она облажалась. Что-то крупное, что-то, что смогло его вывести из себя.

Её испуганные глаза полны паники, и слёзы вот-вот начнут течь. Она смотрит на меня, словно хочет оправдаться, но у неё нет слов. Я отталкиваю Тео в сторону, хватая её за руку. Она всхлипывает, но не сопротивляется.б

– Говори! – кричу, мои нервы на пределе. – Что. Ты. Тут. Делала. И. Почему. Вы. Тут. Вместе?

– Она хотела, чтобы я дал ей косяк, – выплевывает Тео, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

Я смотрю на неё, как бык на красную тряпку, и мне кажется, что из ушей пойдёт пар. Какого чёрта я сейчас это услышал? Моё сердце бешено колотится в груди, каждый нерв натянут до предела. Она начинает извиваться, пытаясь вырваться, но мои руки сжимаются крепче.

– Нет, – пищит она, пытаясь выбраться из моих цепких рук, словно осознав, что сейчас я разнесу всё к чертям. Её страх питает мою ярость, и я уже не могу остановиться.

– Поклянись! – кричу я. Мои пальцы впиваются в её запястье, я не отпущу, пока не услышу правду. Каждый её вздох – ложь, каждый взгляд – обман. – Кто тебе дал попробовать? Какого хуя ты пришла за этим к Тео?

Её губы дрожат, она не может взглянуть мне в глаза. Я тяжело вздыхаю, пытаясь успокоиться. Блять, а если бы это было что-то крепче?

– Не ври мне! Ты хоть понимаешь, во что могла вляпаться, дура? Кто дал попробовать? – медленно, по слогам, произношу последнее предложение.

– Я не помню, – хныкала она, раздражая еще больше.

– Вспоминай, – снова крикнул я, не сдерживаясь.

Я всю жизнь ненавидел это дерьмо, не притрагиваясь к нему ближе, чем на двадцать футов. Для того чтобы это сделала она?

Адалин вытирает слезы, и я вижу как в глазах появляется ярость.

– Я-Не-Помню! – крикнула в ответ она, – Кем заделался? Разве не через тебя проходит чуть-ли не весь наркопоток Штатов?

– Ты больная? Думаешь, это для тебя? Для таких, как ты?! – рявкаю. Я толкаю её к стене, слышу глухой удар её тела, но не чувствую ни капли вины.

Она всхлипывает, дрожащей рукой касается своего запястья, а её глаза – полные ужаса – поднимаются ко мне.

Каждое её движение пробуждает во мне невыносимый коктейль эмоций – ярость, разочарование и что-то глубже, темнее, от чего я сам себя ненавижу. Животный страх вдруг пронзает меня, когда перед глазами проносятся последствия того, что я делаю. Того, что я могу сделать.

Но мне всё равно. Чёрт, я теряю контроль, я уже потерял его. Мозг затоплен гневом, и в это мгновение я больше не могу думать, только действовать.

Я сокращаю расстояние между нами за секунды, не оставляя ей шанса на побег, на объяснения. Она смотрит на меня, дыхание сбивается, её губы приоткрыты, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, я наклоняюсь и впиваюсь в её губы, грубо и яростно.

Я слышу, как она всхлипывает от неожиданности, но это не останавливает меня. Вкус её страха и слёз наполняет мои чувства, заставляет меня забыть обо всём, что сейчас не имеет значения.

Глава 8

Адалин

Его губы впиваются в мои, жестоко и беспощадно. Я чувствую, как страх холодными пальцами сжимает моё горло, но это не останавливает его.

Моё сердце колотится, и кажется, что время замедлилось, превращая всё вокруг в болезненную тягучую реальность.

Я пытаюсь дышать, но не могу. Не могу, когда он здесь, так близко. Его сила подавляет меня, лишает воли к сопротивлению.

Мои руки трясутся, и я сжимаю кулаки, но внутри меня что-то ломается. Я больше не могу терпеть. Моя кожа горит от его прикосновений, но вместе с болью приходит вспышка ярости.

Он думает, что может так со мной? Что может просто сломать меня, как игрушку, когда ему вздумается?

Я собираю всю свою оставшуюся силу и отталкиваю его. Его губы отрываются от моих, он смотрит на меня в шоке. И в этот момент я поднимаю руку, вкладывая в этот жест всё, что накопилось внутри – страх, злость, боль.

Моя ладонь резко сталкивается с его щекой, и звук пощёчины разносится по комнате, как гром среди молнии.

Он замер, глядя на меня. В его глазах появляется что-то новое – удивление, злость, и… что-то ещё, тёмное и непонятное. Но я не остаюсь ждать его реакции. Это мой шанс, единственный.

– Ты никогда не должен был трогать меня, – шепчу я, голос срывается, но я стараюсь оставаться сильной.

Не давая ему ни секунды на ответ, я разворачиваюсь и бросаюсь к выходу. Мои ноги несут меня быстрее, чем я думала возможно. Каждый шаг словно уносит меня от этого кабинета, от него.

Я должна убежать, должна выбраться из этого кошмара.

***

По приезду домой я снова как ошпаренная влетела в свою комнату. Воздуха стало намного меньше, как только я закрыла за собой дверь. Я глубоко дышала, но должной помощи это не оказывало.

Господи, как же печет в груди.

На телефоне раздался звонок – мама. Я отключаю, мысленно обнимая её за то, что чувствует меня, даже если находится не рядом.

Взгляд скользит по экрану, но сосредоточиться на чем-то конкретном не получается. Внутри только тягучий комок напряжения, растущий с каждой секундой.

То, от чего я всегда старалась убегать, наступает мне на пятки. И я, чёрт возьми, не могу ничего с этим поделать. Это давит, тянет меня вглубь, будто вязкий песок, из которого невозможно выбраться.

– Адалин? – услышала я обеспокоенный голос мамы за дверью. Чёрт, это слишком неожиданно.

Я застыла. Застыла. Мозг лихорадочно перебирал варианты, но что можно было сделать за считаные секунды? Ничего. Боже, всё вылетело из головы.

– Да? – ответила я, стараясь сделать голос спокойным, но даже сама услышала, как дрогнуло слово.

– Всё в порядке? Твой голос дрожит.

Дерьмо. Почему я подумала, что смогу её обмануть? Она всегда чувствовала меня, даже когда я сама толком не понимала, что творится внутри. И уж точно лучше, чем я бы хотела.

– Нет, но я не готова разговаривать, – призналась я, прежде чем голос сорвался, и слёзы хлынули без спроса.

За дверью снова послышался шум, и я поняла, что она села за дверью.

– Хорошо, я буду рядом с тобой. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Моё сердце готово было выпрыгнуть из груди от любви к этой женщине, и я расплакалась ещё сильнее. Она оставалась за дверью, но её слова пробивались прямо в мою душу, как теплые лучи солнца сквозь плотные облака.

Быть её дочерью – благо. Иногда я не могла понять, чем заслужила такого замечательного родителя.

Она была моим ангелом и защитником, другом и сестрой, мамой и папой в одном лице. Как будто весь мир находился в её руках, и в любой момент она могла прикрыть меня этим миром от всего зла.

Она всё ещё сидела за дверью, не торопясь вторгаться в моё пространство. Она всегда так делала, давая мне возможность самой решить, когда открыться.

– Всё точно так же, мам, – пробормотала я с тяжёлым вздохом, – Я ужасный человек.

За дверью было тихо, слишком тихо. Она молчала, но я знала, что она там.

– Почему ты так думаешь? – спросила она наконец.

– Потому так и есть, – прошептала я, – Я даже не могу винить в этом кого-то еще. Только себя.

– Я думаю, что ты просто человек, детка, – сказала она, – Человек, который запутался, но пытается сделать правильно.

Я снова зарыдала, бессильно сжимая колени руками.

– А что, если «правильно» больше не существует?

– Оно всегда существует. Просто иногда выглядит иначе, чем нам бы хотелось.

Ее слова обжигали. Я знала, что она не говорит прямо. Она не скажет этого, потому что ровно так же любит Беатрис.

Я никогда не слышала осуждений за свои чувства, только понимание. Прощение, которое я сама себе не могла позволить.

– Это больно, мама, – призналась я, не скрывая больше перед ней своих слез, – Иногда я просто хочу ничего не чувствовать. Было бы легче.

– Может быть, – мягко ответила она, – Но это не ты, кнопка. Ты всегда чувствовала глубоко. И это то, что делает тебя такой особенной.

Я молчала, не зная, что сказать.

– Может, нужно еще больше времени? Это так неправильно, – тихо добавила я.

– Здесь нет неправильных чувств, детка. Никогда не было.

– Спасибо, – только и смогла прошептать я.

– Отдохни, – сказала мама, – Я оставлю тебя, но хочу, чтобы ты помнила – я всегда рядом. Ты сильная девочка, il mio grande amore.Я горжусь тобой.

Ее шаги стихли в коридоре. Закрываю лицо руками и дышу глубоко, чтобы успокоить дыхание. Слабо, но получается.

Я иду к своей кровати, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, оставляя после себя пустоту. Через мгновение замечаю, какой хаос царит в моей комнате.

Стон разочарования сорвался с моих губ раньше, чем я успела осознать, что делаю.

Не зря я называла это место своим убежищем. Здесь я держала оборону от всего внешнего мира – прислуги, чужих людей, и даже от семьи, если это было нужно. На пальцах можно было пересчитать тех, кому позволялось сюда входить.

Соответственно, уборку я делала сама. Не потому, что мне не предлагали помощи, а потому, что это был мой способ навести порядок не только вокруг, но и внутри себя.

Со временем это превратилось в своеобразную терапию. Складывая одежду или вытирая пыль, я успокаивалась.

И вот сейчас я встала, закатала рукава и взялась за дело.

***

К ужину я спустилась на первый этаж, где меня уже ждали родители, готовые поинтересоваться моим самочувствием и обсудить некоторые планы.

До определенного времени стол заполнился звуками: звоном вилок и фарфора, тихие шуршания салфеток и осторожные вздохи. Дедушка и бабушка улетели на один день в Бостон, чтобы навестить своих друзей, поэтому нас было только четверо.

Мы с Беатрис старались есть медленно, чтобы не привлекать к себе внимания, но отец сам нашел способ прервать это мнимое спокойствие.

– Как дела с подготовкой к свадьбе, Беатрис? – его голос прорезал тишину, как острие ножа.

Сестра подняла глаза, на ее лице быстро заиграла уверенность, но я заметила, как ее руки слегка подрагивали, когда она отложила вилку.

Снова играла роль спокойной и собранной. Но она могла, привыкла.

– Все идет по плану, папа, – выдавливает привычную, идеальную для таких ситуаций, улыбку, – Мы с мамой сегодня проверили ресторан, и флорист уже согласовал детали с организаторами.

– «Согласовал», – повторил он с легким оттенком недовольства, откладывая приборы. Его взгляд замер на сестре, холодный и цепкий. – Почему это звучит так, будто ты сама, черт возьми, не контролируешь ситуацию?

– Но я контролирую, – поспешно ответила она, стараясь сгладить неловкость. – Просто… доверила некоторые задачи специалистам.

– Доверила? – его бровь приподнялась, и я почувствовала, как в комнате стало ещё холоднее. – Это твоя свадьба, Беатрис. Твой долг – удостовериться, что всё будет идеально. Или ты хочешь выставить нашу семью посмешищем.

Ее голос дрогнул, но она сжала губы и постаралась не показывать слабость.

– Конечно, нет, – прошептала она, но я знала, что эти слова не убедили ни его, ни её саму.

– Тогда перестань полагаться на других. Я не потерплю халатности. Этот союз важен для всей семьи, а не только для тебя.

Я сжала вилку чуть крепче, но не подняла головы. Это был его обычный способ разговаривать. Он высекал слова молотом, и каждый укол попадал точно в цель.

В его голосе не было ни грамма тепла, только жёсткость, требующая подчинения и идеальной дисциплины.

– Кстати, – продолжил он, сменив мишень. Теперь его взгляд упал на меня. – Адалин, ты могла бы уделять больше внимания подготовке. Помочь сестре, вместо того чтобы заниматься своими делами.

– Конечно, папа, – я ответила ровно, хотя внутри всё кипело. Тошнота поднималась, но я сдержалась.

Помощь Беатрис не была проблемой, проблемой был он. Удивительно, что это все эти манипуляции на его взгляд – проявление заботы.

– Ты слишком много времени тратишь на свои мелкие проблемы, – продолжил он, не обращая внимания на мой напряженный взгляд. – Ты думаешь, что у тебя есть время на своё. Но семья важнее. Ты должна понимать это.

Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Я ощутила взгляд сестры, который был таким же тяжелым и осуждающим, как ее молчание.

Беатрис никогда не показывала слабости. Её лицо всегда оставалось холодным, беспристрастным, как каменная маска, которая не знала ни боли, ни сожаления.

В отличие от меня, её мягкие черты не были оружием – они были обманом. В её мире не было места для слабости, для нежности, для этого пустого стремления к покою. Она выбирала путь жёсткости, путь расчёта и точных шагов.

Именно поэтому она и стала юристом, потому что её разум был строгим и ясным, а её принципы – чёткими. В её мире не было места для эмоций, и она не искала ни сочувствия, ни оправданий.

Я же на её фоне была слабачкой.

Пока она знала, как дать отпор – даже если это был молчаливый вызов, – я всё ещё училась избегать удара, не попадая под его вес. Пряталась за вежливостью, за пустыми словами согласия, за своим фарфоровым щитом, который казался таким хрупким, что треск мог быть слышен при малейшем ударе.

Я многое пережила, многое отдала, чтобы сохранить этот хрупкий баланс.

Жизнь научила меня прятать свои чувства, не показывать слабости. Но чем больше я скрывала, тем больше я чувствовала, как этот груз становится тяжелее, как уходит последние силы, чтобы не сломаться.

Глава 9

Альдо

Со вчерашнего дня все шло не так, как должно было быть, и я злился. Злился на самого себя за проявленную слабость, и потерю власти над своим разумом.

У меня было несколько встреч, связанных с ресторанами и бизнесом отца на Сицилии, но я их отменил. Присутствие Вико Бенито послужило причиной, по которой я, блять, упускаю возможность заработать кучу бабла.

По правде говоря, истинной причиной этому было мое поведение вчера, но я старался не придавать этому значения.

Во всяком случае, одна из его дочерей – моя невеста, и меня, черт возьми, почему-то интересует только то, почему другая его дочь ищет приключений на свою пятую точку.

Я стоял на затхлом складе, который пропах сыростью и привкусом старого железа, перед тем, как получить новый груз.

Когда поставка была большой, приходилось привлекать к этому как можно больше солдатов наряда. Я не любил выдергивать их на такие мелочи, но чем больше людей на задании – тем меньше проблем появляется в процессе.

Мои ребята держались рядом, на своих позициях, а я стоял у входа, так как там лучше ловила связь, чтобы сделать несколько звонков в Палермо.

– Груз будет через полчаса, – сказал Тео, когда я положил свой телефон в карман.

Мы не говорили с ним о вчерашнем, но я был зол.

Злость, по правде говоря – меньшее, что я испытывал по отношению к нему.

– Хочешь обсудить вчерашнее? – просто спросил он, когда не получил от меня реакции.

Я не был гребанной сучкой, которая игнорирует кого-то, обидевшись, чтобы к ней лучше подступились, я просто сдерживал себя, потому что помимо нас двоих на складе было около двадцати человек.

Каждого из них ждали дома, а я не привык относиться к жизням своих людей так, будто они ничего не значат.

Потерять над собой контроль – дать трещину в плане, а значит облажаться.

– Серьезно, блять? – выплюнул я, – Единственное, чего я хочу – убить тебя. Медленно и мучительно, чтобы ты сполна прочувствовал весь мой гнев, и пожалел о том, что появился на свет.

Друг рассмеялся, вызвав во мне новую волну раздражения.

– Я никогда не был святым человеком, – начал он, – И ты, черт возьми, не будешь тем человеком, который имеет право требовать этого от меня. В остальном, твоя зеленоглазая проблема сама напросилась.

– Сейчас это так называется? – прорычал я, хватая его за воротник и со всей силы припечатывая его к сырой стене, – С каких пор мы качаем женщин семьи наркотой?

– Альдо, успокойся.

– Успокойся? – я почти сорвался на крик, – Ты, мать твою, серьезно сейчас это сказал? Ты ведь знал, что мне не наплевать!

Годы дружбы. Он был тем, на кого я всегда мог положиться. Тем, кто знал меня лучше, чем я. Но что в итоге?

– Она пришла ко мне, когда не стало моей мамы, – крикнул он, и я замер.

– Что? – выдохнул я, отпуская его.

– Адалин, – прохрипел Тео, – Сама выглядела как брошенный котенок, будто, блять, в ее жизни произошла куча дерьма.

Я отступил на шаг, чувствуя, как гнев постепенно сменяется тяжестью, которая давила на грудь.

– Ты знаешь, что я всегда относился к ней как к младшей сестре. Но тогда… это показалось мне нормальной идеей. Потому что, блять, я сам был не в лучшем состоянии.

– Что у нее случилось? – спросил я тихо, почти отрешенно.

– Она никогда не говорила.

Мы стояли в тишине, когда раздался звук шагов, и к нам подошел один из солдат наряда. Этот парниша отвечал за координацию.

– Альдо, – сказал он, остановившись, – Наши грузовики задерживаются. На Макдоун-стрит развернули пост, придется делать крюк, чтобы их объехать.

Замечательно, блять. В целом он выглядел спокойным, но я почему-то был уверен в том, что это не единственная наша проблема.

– Есть еще что-то?

– К складу движутся несколько машин, они не наши. Направляются со стороны Квинса.

Напряжение подскочило до предела, когда я начал догадываться о том, кто это мог быть. Тео хмурится, и его взгляд становится более цепким, чем обычно. Он понял, о чем я подумал.

– Андреотти?

Я кивнул ему, подавляя нарастающее воодушевление. Мы не делим с ним город, но между нами есть соглашения: он торгует на нашей территории, и платит мне за это огромные деньги.

– Давайте встретим их, как мы умеем, – сказал я, сдерживая улыбку.

Когда легальный бизнес начал расти так, что в нём стало возможно отмывать деньги, я всё чаще стал пропадать в офисах на Манхэттене. Каждый раз, переступая порог своего кабинета, я ощущал, как внутри всё кипит. Это было не тем, кем я был. Не Альдо Амато.

Альдо Амато – это тот, кто чувствует жизнь, когда запах пороха смешивается с холодным воздухом. Тот, кто любит ездить по складам и зачищать Нью-Йорк от тех, кто встал на его пути.

Это моё истинное лицо, моя природа.

– Ты уверен, что это не ловушка? – слышу его голос.

Тео всегда всё просчитывал наперёд, оставаясь спокойным, как удав. Иногда он мог неделями выстраивать идеальный план для дела, и каждый раз я смотрел на него и думал: как у него хватает терпения?

– Думаешь, кто-то отправил нам порцию джелато курьером? – ответил я, не скрывая сарказма.

Тео прыснул от смеха.

– Ладно, ладно, – сказал он, возвращая лицо к серьезному выражению, – Я возьму правый фланг. Если будут проблемы, дай сигнал. Хотя, честно говоря, буду рад видеть, как тебе кто-то надерет задницу.

Я усмехнулся и коротко кивнул, наблюдая, как он исчезает в темноте.

Звук шин разорвал ночную тишину, и адреналин мгновенно заполнил меня с головы до ног. Все чувства обострились, мысли очистились, оставив только одно желание: убивать и выпустить пар.

Машины затормозили у склада, двери распахнулись, и из них стали выходить люди. Их было больше, чем я ожидал. Гораздо больше. Но это меня не волновало. Никогда не волновало.

Мои люди знали своё дело. Мы были готовы. У нас было всё: оружие, чёткий план и холодный расчёт.

Вопрос был лишь в том, хотели ли эти ублюдки жить, или умирать?

Один из них вышел вперёд. Высокий, с наглой ухмылкой – такая бывает только у тех, кто думает, что за спиной у них большая крыша. Я знал, кому он принадлежит.

Таких, как он, я видел сотни раз. Обычная пешка, которая возомнила себя королём. Уверенный в своей значимости, пока не почувствует дуло пистолета у виска.

– Альдо! – весело прокричал он, будто мы были старыми друзьями.

Я стоял неподвижно, с руками в карманах, и смотрел на него с холодным безразличием. Так, как человек смотрит на собаку, которая лает где-то на заднем дворе – шумно, но бесполезно.

– Андреотти побоялся приехать лично? – равнодушно говорю я.

Парень кивает, но теряется, будто хотел еще немного поиграть по своим правилам. Собравшись с духом, он заговорил:

– Он хочет пересмотреть условия – произнес он с натянутой улыбкой, но в его голосе уже не было того веселья, что вначале, – Говорит, времена меняются, нужно их обсудить.

Я прищурился, наблюдая, как он едва заметно переминается с ноги на ногу. Боится. И правильно делает.

– Условия? – медленно повторил я, словно смакуя слово, – Это моя территория. Тут не обсуждают новые условия. Их принимают. Или уходят.

– Это выгодное предложение, – добавил он.

– Если хочешь жить, развернись и уезжай. Пока у тебя есть шанс.

Он усмехнулся, кинув короткий взгляд на своих людей. Шанса у него не было.

– Слышал, ты жесткий, Альдо. Безжалостный. Но знаешь, люди меняются. Союзников становится меньше, а врагов больше.

– Ты здесь, чтобы сказать мне, чего я должен бояться? – спросил я, веселясь.

– Нет. Мы здесь, чтобы предложить партнерство, – он делает шаг ближе.

– Парень, – я ухмыльнулся, – Тот, на чьей подошве ты предпочитаешь быть грязью, не сказал тебе о том, как я «люблю», когда мне диктуют условия?

– Ты ничего не теряешь…

– Ты забыл одно, – перебил я его, – Это мой город. Мои улицы. И мои правила. Я не делюсь ничем.

Он замер, но его улыбка не сползала с лица.

– Это твои правила? – медленно спросил он, – Забираешь все себе, даже то, что тебе не принадлежит?

Я посмотрел на него внимательно, но не ответил.

– Например, – продолжил он, жестикулируя так, будто пытался объяснить что-то очевидное, – Девочек из семьи Бенито?

Я двигался быстро, без раздумий. Рука сама потянулась к кобуре, пистолет оказался в ладони, и через долю секунды я нажал на спуск. Выстрел разорвал тишину.

Парень замер, будто не понимая, что произошло. Его глаза встретились с моими на одно короткое мгновение, а потом он рухнул, как сломанная марионетка.

Откуда блять им это известно? Ярость захлестнула меня с неистовой силой, я хотел убивать его слишком медленно и мучительно, но руки сами нажали на курок.

Его люди среагировали мгновенно, и пули зазвенели вокруг меня, выбивая искры из металла и разрывая воздух.

Пули свистели вокруг меня, когда я почувствовал, как холодная боль охватила все тело. Словно кто-то вставил в мое плечо раскаленный нож, и он вошел, разрывая мышцы и ткани.

Кровь хлынула вниз по рукаву рубашки, красные пятна сразу начали расползаться, впитывая ткань. Адреналин бурлил в крови, боль была терпимой, поэтому когда выстрелы прекратились, а в шестидесяти футах от нас около машин лежали окровавленные тела, я двинулся к своей машине.

– Ты ранен, придурок, – сказал Тео, останавливая меня.

Я пожал плечами, потому что это не стоило внимания. Не в первый раз.

– Царапина, Тео, – сказал я, продолжая двигаться к машине. Кровь пропитала одежду, но все было под контролем.

В машине я расстегнул рубашку, чувствуя как она тяжело прилипла к коже. Я вытянул аптечку из бардачка, которую всегда держал в машине для особых случаев.

Вскрыл пакет с бинтами, захватил антисептик, едва заметно щурясь от боли, обрабатывая рану. Холодная сталь выскользнула в руку, и я попытался нащупать пулю. Вытянул пинцет и принялся осторожно ее извлекать.

Глубже надавил, чувствуя легкую резкость, и наконец, достал ее. Перевязал рану, наматывая бинт вокруг плеча. Сменной одежды не было, поэтому я застегнул рубашку, готовый двигаться дальше.

Когда закончил, откинулся назад, закрывая глаза на пару секунд, давая себе передышку. Ракурс на дорогу был четким.

Ехал по ночному городу, машин было немного. Я не думал о том, что сейчас произошло, не обращал внимания на боль в плече.

Меня интересовали зеленые глаза, что с ненавистью смотрели на меня в кабинете Террези, после того, как я поцеловал ее пухлые губы.

Глава 10

Адалин

Я сидела у окна в своей комнате, перечитывая в который раз «Грозовой перевал».

Погода была подходящей: сама природа решила воссоздать мрачную и бурлящую атмосферу книги. Ветер бился о стекла, заставляя меня всякий раз вздрагивать от страха.

Было далеко за полночь, когда я уже собиралась лечь спать. Медленно захлопнула книгу, и начала лениво перебирать свою одежду, прежде чем выбрать фланелевую пижаму, которую купила на днях в Хадсон Ярдс.

Необъяснимое беспокойство, которое поселилось во мне с вечера, никак не отпускало. Отец был на «работе», и я боялась, что меня оглушит звук входной двери и крики, которые так часто сопровождали его возвращения.

Может, это окажется раненый солдат наряда, которого они привезут, чтобы подлатать? Кровь его будет растекаться по полу, пропитывая ковер. Ее запах останется в доме, даже если ее выведут, вонзаясь в пол.

Телефон на тумбочке вдруг завибрировал от входящего сообщения, выдергивая меня из мыслей. Я вздрогнула и схватила его, не ожидая ничего хорошего. На экране высветился номер Альдо. Странно.

Мои руки задрожали, в комнате вдруг резко и ощутимо похолодало. Я открыла сообщение, короткий текст сжал мое горло:

«Выйди на улицу»

Шок обрушился волной, лишая меня возможности мыслить. Какого черта он творит?

Страх сковал мое тело, поэтому я торопливо закрываю телефон и накрываюсь одеялом с головой.

Я не хочу снова проживать те эмоции, мне нельзя.

Прижимаюсь к подушке, стараясь убедить себя в том, что это всего лишь сон. Но это не сон. Через несколько минут телефон начинает вибрировать снова, но уже от входящего звонка.

– Адалин, выходи! – беру трубку, слышу низкий и настойчивый голос Альдо.

– Что ты здесь делаешь? Ты не должен… – начинаю возмущаться я, но меня перебивают.

– Я жду.

– Отец может в любой момент вернуться. Если он это увидит, и не так все поймет… – шепчу я, боясь быть услышанной.

– Не переживай об этом, – прорычал он, словно хищник, – Я возьму ответственность на себя.

– Это плохо закончится, – возразила я, голос дрожал.

Я боялась. Боялась быть снова пойманной.

Это чувство липким ужасом сковывало сердце, стоило только представить, что онузнает об этом.

Воспоминания о прошлом захлестнули меня, как ледяной прибой, от которого не укрыться. И тут боль. Острая и резкая, так сильно разрывающая плечо.

Старая рана снова дала о себе знать, будто напоминая, что я не могу убежать от прошлого, как бы ни пыталась.

Оно наступает на пятки, а мне некуда бежать.

– Хуже, чем то, что случится, если я зайду сам и заберу тебя? Мне плевать, кто что подумает, – его голос звучал низко, с едва уловимым хрипом.

Я отключила микрофон на телефоне, прежде чем завыть от боли, и начать шарить по столу, пытаясь нащупать пачку с обезболивающими.

– У тебя минута, Адалин, – слышу снова.

– Хорошо! – на выдохе шепчу я.

Когда я выпиваю таблетку и переодеваюсь в худи и джинсы, то выхожу на улицу, судорожно прикрывая за собой дверь. Мое сердце бьется так громко, что кажется, оно разбудит всех, если я не успокоюсь.

Черный внедорожник стоит на подъездной дорожке. Фары выключены, но двигатель работает, издавая низкое урчание.

Я останавливаюсь в нескольких футах, надеясь, что он выйдет из машины. Но он не двигается. Рука Альдо тянется к дверной ручке, и я слышу щелчок замка. Пассажирская дверь открывается с резким, почти раздражающим звуком.

– Садись, – его голос хриплый, и мне кажется, немного усталый.

На мгновение я колеблюсь, глядя на дом за своей спиной. Свет в окнах погас, все давно уже спят. Почти все. Отец может вернуться в любую минуту, и это пугает намного больше, чем Альдо, ожидающий меня в машине.

Я быстро сажусь в машину, плотно закрывая за собой дверь. Холодный воздух исчезает, сменяясь еле уловимым запахом его одеколона.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Он не смотрит на меня и молчит. В слабом свете приборной панели я вижу его напряженное лицо. Его взгляд устремлен вперед, а пальцы сжимают руль так крепко, что они побелели.

– Зачем ты сюда приехал? – пытаюсь говорить спокойно, но голос все равно звучит резко.

Он наконец поворачивает голову в мою сторону. Его взгляд – тяжелый, острый, как лезвие. Все в нем говорит «молчи», но я не могу. Не сегодня.

– Ответь! – почти кричу, чувствуя как раздражение и беспокойство захлестывают меня.

– Закрой рот, Адалин, – раздается рык, словно удар хлыстом.

Не успеваю придумать, что сказать, как машина резко трогается с места. Я вжимаюсь в сиденье, растерянная от его резкости и неожиданного движения.

– Ты что делаешь? – восклицаю я, инстинктивно хватаясь за ремень безопасности.

Альдо молчит, полностью сосредоточившись на дороге. Руки все так же мертвой хваткой сжимают руль, а взгляд устремлен вперед.

Я почти касаюсь его плеча, чтобы заставить посмотреть на меня, но мои пальцы сталкиваются с чем-то влажным и теплым. Я замираю, не сразу осознавая, что это, а затем одергиваю руку. Кровь.

– Это… это твоя кровь? – шепчу я, чувствуя как ком подступает к горлу.

– Да, – бросает он.

Его голос звучит низко и грубо, словно это ему дается через силу.

– Боже, Альдо, – восклицаю я, чувствуя как внутри все сжимается.

– Хватит паниковать, – огрызается он, не отрывая глаз от дороги.

– Паниковать? – почти кричу я, – Ты ранен! Что случилось? Ты хоть понимаешь, что можешь потерять сознание за рулем? Останови машину!

– Если ты не замолчишь, я высажу тебя прямо здесь, – произносит он холодно, но без прежней жестокости.

Я оглядываюсь по сторонам. Дорогие таунхаусы Верхнего Ист-Сайда сменились безликими зданиями из серого кирпича, разбитыми дорогами и облезлыми домами с граффити на стенах. Молчи, Адалин.

В конце концов, я так часто видела кровь у людей отца, почему это меня должно волновать?

Всю оставшуюся дорогу я молчала, а когда мы подъехали к старому многоквартирному дому, мое сердце сжалось: он выглядит так, будто пережил все беды мира. Стены обшарпаны, окна запечатаны – я не могу не морщиться, глядя на это.

Альдо останавливает машину. Я смотрю на свои руки, когда слышу, как дверь хлопает и через мгновение он открывает мою дверь. Его лицо остается холодным, почти непроницаемым.

– Выходи, – говорит он грубо.

Я остаюсь сидеть, не двигаясь, сжимая руки на коленях, чтобы не дать им дрожать. Мысли путаются, а страх растет с каждым мгновением.

Мне не хочется идти в это место, это опасно.

– Нет, – говорю я с усилием, хотя все внутри меня хочет кричать от страха.

Альдо несколько минут смотрит на меня, прежде чем схватить за руку, и потянуть на улицу. Его хватка сильная, поэтому я не могу ничего сделать, кроме как выйти за ним.

– Отпусти, – шиплю я, пытаясь вырваться, но его хватка только крепче.

– Не дергайся, Адалин, – бросает он, – Хочешь остаться тут одна?

– Может, и хочу! – огрызаюсь, но мой голос дрожит. Мысль о том, чтобы остаться одной в этом месте, пугает меня до ужаса.

Альдо внезапно останавливается. Я не успеваю понять, что происходит, как он резко разворачивается во мне. Его лицо оказывается слишком близко – глаза в темноте кажутся почти черными, а дыхание обжигает мою кожу.

Я замираю, словно добыча перед хищником.

– Что ты делаешь? – шепчу я, не в силах отвести взгляд.

На мгновение мне кажется, что он собирается снова меня поцеловать, как в тот раз. Мой разум наперебой выдает картины того дня, а сердце колотится так, что я боюсь, что он услышит. Но вместо этого он только хмурится, и произносит низким, грубым голосом:

– Ты понятия не имеешь, чего хочешь. Иначе бы не лезла в дела, в которых тебе не место.

Мое лицо заливает жаром, но я сжимаю губы. Его взгляд задерживается на мне чуть дольше, чем нужно, прежде чем его пальцы обхватывают мои.

Я не могу вырваться, не хочу спорить. Просто молча иду за ним, по узкому плохо освещенному коридору. У дверей валяются пустые бутылки, шприцы. Сквозь тонкие стены слышен кашель, стоны и смех, от которого становится жутко.

– Альдо, зачем мы здесь? – я не могу скрыть дрожь в голосе.

Он останавливается у одной из дверей и резко оборачивается ко мне.

– Посмотри вокруг, – говорит он, оглядывая место, – Посмотри, что ты можешь с собой сделать, если будешь вести себя, как глупая девчонка.

– Что? – я не верю своим ушам, – Ты серьезно сейчас это сказал?

– Да, серьезно, – рявкает он, – Думаешь, все всегда будет так, как тебе хочется? Ты не видишь реальности, Адалин. Живешь в своем розовом мирке, где все идеально. Хочешь узнать чем это заканчивается? Смотри.

Он распахивает дверь, и то, что я вижу внутри, заставляет меня застыть на месте.

Квартира представляет собой грязное, заброшенное место. Потолок покрыт пятнами плесени, мебель сломана и разбросана, а на полу валяются пластиковые бутылки и обгорелые ложки.

Люди внутри – если их можно назвать людьми, выглядят, как живые мертвецы. Их глаза тусклые, лица изможденные, тела худые. Один мужчина сидит в углу, покачиваясь взад-вперед, а другой сидит на диване неподвижно, будто манекен.

Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Запах, вид, ужасный контраст между моим миром, и этим, накрывает волной тошноты.

– Альдо? – произносит испуганно один из них, будто понимает, что пришел его конец.

Альдо делает шаг вперед, а я непроизвольно отступаю назад. Его фигура кажется больше, чем обычно.

– Ты совсем страх потерял? – холодно говорит он.

– Это недоразумение, Альдо, клянусь! – мужчина поднимает руки, словно сдается, – Я просто… это временно, понимаешь? Нужно было закрыть долги, это не повторится…

– Не повторится? – он делает еще один шаг, хватая мужчину за руки, немного преподнимая, – Ты создаешь, блять, проблемы.

– Альдо, прошу! – захлебывается мужчина, хватаясь за руки Альдо.

Я стою в шоке, не в силах пошевелиться, пока Альдо не поднимает руку, намереваясь ударить. В этот момент мои ноги сами несут меня вперед.

– Нет! – кричу я, вставая между ними, хватая Альдо за запястье, – Не делай этого.

Я хотела его остановить. Не потому, что была наивной или верила, что все можно решить словами. Нет. Я знала, в каком мире живу, знала с самого детства.

Жить в роскошных домах, тратить деньги, которыми пропитана кровь, улыбаться людям, чьи руки замараны хуже, чем я могла себе представить, – всё это означало одно: быть частью системы, где насилие неотделимо от власти.

Каждый вечер за шикарным ужином, каждый новый наряд или блестящая машина – я всегда знала, чем они оплачены. Я не была слепой.

Но ничего не делала. Я улыбалась. Сидела за столом и ела, молча, словно это нормально. Словно это – просто часть повседневной жизни.

Каждый раз, когда я видела кровь, когда слышала крики, что-то внутри меня умирало. Стала ли я такой же? Нет, хуже. Потому что ничего не сделала, чтобы остановить это.

И вот теперь, когда все происходит на моих глазах, я могла сделать хоть что-то. Хоть что-то, чтобы сохранить жизнь одному человеку. Пусть он будет самым ужасным человеком.

Не ради него. Не ради Альдо. Ради себя. Ради того, чтобы хотя бы раз в жизни почувствовать, что мои руки не в крови.

– Адалин, не лезь! – рычит он, его глаза сверкают яростью.

– Не надо, пожалуйста, – кричу я, чувствуя как слезы подступают к глазам, – Это неправильно!

– Неправильно? – он кричит в ответ, – Такие как он, – указывает на «убитого» паренька, – Делают это с такими, как ты. Тянут людей на дно, превращают их в то, что ты видела здесь.

– А ты лучше? – мои слова разрывают воздух, дрожащий голос ломается, но я не могу остановиться. – Ты сам делаешь с ними то же самое! Чем ты лучше его, Альдо?

Его глаза темнеют, ярость сменяется чем-то ещё более страшным.

Парень, воспользовавшись моментом, вырывается из его хватки и отползает к ближайшему углу, тяжело дыша, но не осмеливаясь убежать.

– Хватит говорить то, чего ты не понимаешь, – рычит Альдо, его голос срывается на низкое глухое шипение. Он смотрит на меня так, будто хочет не разорвать, – Ты ничего не знаешь о жизни. Ни черта!

– Я не знаю? – слова выходят сами, слишком быстро, чтобы их остановить. – Ты даже не представляешь, что у меня за жизнь, Альдо!

Его лицо застывает, глаза на мгновение теряют ту ярость, что пылала в них минуту назад. Он смотрит на меня так, словно впервые видит. Дыхание тяжелое, грудь резко поднимается и опускается.

Это затишье длиться всего мгновение. Затем Альдо резко поворачивается к мужчине.

– Альдо, – начинаю я, но он уже бросает первый удар.

Мужчина отлетает в стену, слабо вскрикивает, но Альдо не останавливается. Второй удар приходится в бок, затем в живот, и мужчина сдавленно кашляет, будто задыхается, сползая на пол.

– Альдо, хватит! – кричу я, но он даже не оглядывается. Его лицо – застывшая маска ярости, а глаза полны темного огня.

Он хватается за воротник рубашки парня, поднимает его и снова бросает на пол. Звук удара головой о грязный пол заставляет меня вскрикнуть.

– Ты думал, что могу закрыть глаза на то, что ты натворил?

Каждое слово сопровождается очередным ударом. Мужчина уже не сопротивляется, не издает звуков. Его тело дрожит, а затем просто обмякает.

– Альдо! Он уже… – мой голос срывается, я не могу договорить.

Парень на диване, который до этого сидел молча, вдруг сжимается всем телом, его лицо мертвенно-бледное, глаза бегают, как у загнанного животного.

– Альдо, я… я всё отдам! – лепечет он, пытаясь встать. – Это всё… это была ошибка!

Альдо разворачивается к нему. Его шаги медленные, как у хищника, готовящегося к прыжку. Парень, дрожащий всем телом, поднимает руки, как будто это может его защитить.

– Я, блять, не прощаю ошибок, – говорит Альдо.

Он достаёт пистолет из-за пояса, и мир вокруг будто замедляется. Звук выстрела оглушает. Парень падает на диван, его тело безжизненно сползает на пол.

Я стою как вкопанная.

В ушах звенит, а сердце стучит так сильно, что кажется, я сейчас потеряю сознание. Глаза Альдо на мгновение встречаются с моими, и в них нет ничего, кроме пустоты.

Запах гари, крови, грязь, впитавшая в себя годы боли и отчаяния… Всё это обрушивается на меня разом. Я слышу, как дрожат мои собственные зубы. Я хочу что-то сказать, но слова застревают в горле.

Моё тело двигается раньше, чем я успеваю подумать. Единственное, что остаётся – это бежать.

Я поворачиваюсь и бросаюсь к выходу, чувствуя, как воздух вырывается из лёгких.

«Беги!» – кричит мой разум, заглушая всё вокруг. Беги из этого места, из этого кошмара, от него.

От себя.

Глава 11

Адалин

Я бегу, не разбирая дороги, сломя голову, пересекая улицу за улицей. Ноги будто движутся сами, хотя я их почти не чувствую.

Сердце колотится так быстро, что отдается в ушах глухими ударами. Перед глазами мелькают темные фасады домов с облупленными стенами и разбитыми окнами. Улицы безлюдны, но от этого они кажутся еще страшнее.

Я даже не оглядываюсь. Потому что знаю – позади то, от чего я всегда бежала. То, что преследовало меня с самого детства. Страх. Боль. Насилие.

Все то, что годами тлело на задворках моего сознания, вдруг вырвалось наружу, и я увидела это. Я увидела это в его глазах, когда он убивал.

Не просто ярость или злость, это было что-то гораздо хуже. Пустота. В тот момент он был тем, кем я боялась видеть людей, окружавших меня всю жизнь.

Мне остается всего одна улица, чтобы добежать до станции метро. Дальше – утешительная надпись «Marcy Avenue» на линии J.

Уже представляю, как спасаюсь, спускаясь в полумрак в метро и слышу металлический скрежет приближающегося поезда, вижу яркий свет вагонов, который должен вытащить меня из этого ужаса.

Впереди виднеется лестница станции, и мне кажется, что я спасена. Ещё немного, ещё один поворот, и я буду далеко отсюда.

Но едва я выхожу на перекрёсток улиц Мертл и Бродвей, как тишину разрывает скрежет шин. Несколько чёрных внедорожников резко тормозят передо мной, их массивные кузова отбрасывают длинные тени.

Я останавливаюсь как вкопанная, сердце словно перестаёт биться. Двери одного из автомобилей распахиваются, и из него выходит Альдо.

Его силуэт в свете фар кажется огромным и неумолимым, но когда он поднимает голову, я вижу его лицо, и что-то внутри меня ломается.

Он выглядит… сломанным.

Его взгляд – это смесь боли и отчаяния, как будто он только что потерял всё, что имело для него значение. И эта боль, хоть и направлена не на меня, обрушивается на меня тяжестью, от которой ноги подкашиваются.

Руки Альдо слегка дрожат, но он крепко сжимает кулаки, будто пытается взять себя в руки. Его шаги быстрые, решительные, но взгляд выдаёт растерянность.

– Нет, – вырывается из меня шёпот, полный паники.

Ноги подкашиваются, и я отступаю назад. Кажется, воздух застыл вокруг меня, он такой густой, что дышать невозможно.

Он двигается быстро, решительно, его силуэт становится всё ближе.

Горло сдавливает, в груди всё сжимается, а слёзы бегут по щекам, мешая видеть. Я пятюсь, не осознавая, куда иду, лишь бы дальше от него, от всего, что я видела.

Но он уже передо мной.

– Пусти меня! – кричу я, когда его руки хватают меня.

Барабаню по его плечам кулаками, рыдаю, но это ничего не меняет. Он держит меня, как куклу, с лёгкостью поднимает и перекидывает через плечо.

Я чувствую тепло его тела, твёрдость мышц под ладонями, но в этом нет ничего утешительного. Только страх.

– Пусти! Я сказала, пусти! – продолжаю выкрикивать, хотя голос срывается.

Он молчит. Его дыхание ровное, только иногда прерывается, словно он сдерживает что-то.

Альдо несёт меня к машине. Открывает дверь, усаживает на заднее сиденье, а сам садится рядом.

Я отворачиваюсь, всё ещё всхлипывая, но он хватает меня за плечи, притягивает меня к себе. Он обнимает крепче, будто боится, что я вырвусь и исчезну. Его дыхание тяжелое, но спокойное, словно он старается удержать эмоции.

– Всё будет хорошо, Адалин. Прости, – его голос низкий, почти умоляющий.

Я только сильнее зарываюсь лицом в его грудь, не понимая, что происходит. Я слышу глухие удары его сердца – они такие спокойные и такие чужие.

– Я больше никогда не позволю тебе это увидеть, – шепчет он снова, его голос дрожит. – Никогда. Я не должен был привозить тебя туда.

– Альдо, – выдавливаю я, даже не зная, что сказать. Мой голос звучит так слабо, что я едва слышу его сама.

– Ты не должна была видеть этого, слышишь? – его пальцы чуть сильнее сжимают мои плечи. – Я… я не хотел. Я всё испортил.

– Альдо… – начинаю я снова, но он прерывает, покачав головой.

– Замолчи, Адалин. Просто… замолчи. – Его голос срывается, и он сжимает челюсти, отводя взгляд. – Ты не понимаешь, сколько всего я натворил. Я… ты не заслуживаешь этого.

Я не понимаю, о чем он говорит, но хочу поверить ему.

Хочу, чтобы это всё оказалось дурным сном, чтобы я могла проснуться в своей кровати, под мягким пледом, где нет крови, криков и боли.

Но вместо этого я вижу его окровавленную рубашку, и свою одежду, которая испачкана ею.

Он смотрит на меня, ожидая реакции, а когда не получает ее, то просто выходит из машины, хлопнув дверью. Через несколько секунд он пересаживается на переднее сиденье.

Мы едем молча. Я сижу, прижавшись к двери, боясь смотреть на него, но краем глаза замечаю его взгляд в зеркале заднего вида. Это не тот Альдо, которого я видела час назад.

В его глазах нет ярости, лишь холодная, пронзительная боль.

Помню, как тело начало слабеть, а глаза закрываться сами. Только через некоторое время сквозь сон я стала ощущать, как меня несут.

Теплые, сильные руки держат меня, словно я могу рассыпаться. Альдо шепчет мне что-то на ухо, но я едва разбираю его слова. Все, что я ощущаю – запах крови, пропитавший мою одежду, и тепло его тела.

Когда я открываю глаза, в тусклом свете кухни вижу бабушку. Ее лицо бледное, а взгляд тревожный.

Я пытаюсь вымолвить хоть слово, но вместо этого меня накрывает волной паники. Дыхание сбивается, ком в горле растёт, и мне кажется, что стены вокруг начинают давить.

Всё перед глазами расплывается, и я чувствую, как тело начинает мелко трясти.

– Бабуля… – шепчу я, но мой голос тонет в рыданиях.

Слёзы текут, размывая картину перед глазами, а внутри всё сжимается от страха, от того, что я снова вижу кровь, слышу крики.

Бабушка подбегает ко мне, её руки крепко обнимают меня, прижимают к себе.

– Адалин, детка, всё хорошо, – шепчет она, проводя ладонью по моим волосам, но её голос дрожит.

– Что с ней? – раздаётся резкий голос Альдо. Он стоит чуть в стороне, но его взгляд полный беспокойства. Он проходит несколько шагов ближе, явно пытаясь сдержаться, чтобы не хватать меня за руки. – Она… это нормально? Такое бывает?

– Паническая атака, – мягко отвечает бабушка, но её лицо всё равно выдаёт тревогу. – Ей нужно успокоиться. Это шок.

Альдо сжимает кулаки, явно борясь с чем-то внутри. Он трёт лицо, шумно выдыхает и поворачивается к бабушке, его голос становится тише, хриплее:

– Я…я всё испортил. Чёрт, я не должен был… Я… – он запинается, словно сам не может подобрать слов. – Что мне делать?

– Спокойно, Альдо, дай мне позаботиться о ней, – строго бросает бабушка, не отрываясь от меня.

Он только молчит, не зная, куда деть руки, и беспомощно смотрит, как я продолжаю дрожать.

Его плечи опускаются, а во взгляде читается почти физическая боль.

– Я всё испортил, – тихо повторяет он, почти для самого себя. – Я не хотел этого…

Бабушка, обнимая меня, оборачивается к нему, а её голос смягчается:

– Альдо, нет. Не говори так.

Я слышу их обрывки разговора, но они звучат как далёкое эхо.

Паника всё ещё держит меня в своих цепких когтях, но я начинаю чувствовать тепло бабушкиной руки на спине и слышать её успокаивающее «всё хорошо, кнопка, всё хорошо».

– Она дрожала… в машине. Рыдала. Я видел её глаза, – он останавливается, голос срывается, и он тихо добавляет: – Я никогда не должен был ей это показывать.

Бабушка кладёт руку ему на плечо, и её голос смягчается:

– Всё будет хорошо. Это просто шок. Сейчас она должна почувствовать, что в безопасности.

Он кивает, но его взгляд упирается в меня, сидящую на стуле, всё ещё трясущуюся.

Его лицо искажено сожалением, а в глазах читается что-то почти невыносимое.

– Прости, – шепчет он, глядя прямо на меня, но я не могу ответить. Мой голос пропал где-то между рыданиями и бессильной дрожью.

– Иди, Альдо, дай мне позаботиться о ней, – говорит бабушка мягко, но настойчиво.

Альдо медлит, будто не хочет уходить, но затем шепчет:

– Если с ней что-то случится… это будет на мне. – Его слова звучат так, будто он сам себя приговаривает.

Бабушка не отвечает, только молча подводит меня к ванной. Она ведёт меня туда, снимает с меня пропитанную кровью одежду.

Её движения аккуратные, как будто я фарфоровая кукла, которая вот-вот треснет.

– Ты сильная, Адалин. Просто дай себе время, – шепчет она, помогая мне залезть в тёплую воду.

Я закрываю глаза, но перед ними снова всплывают те события. Тепло воды должно успокаивать, но внутри меня всё ещё дрожь.

Когда я заканчиваю, бабушка протягивает мне чистую пижаму, молча помогает одеться и ведёт меня в комнату. Она укладывает меня в кровать, садится рядом и проводит рукой по моим волосам.

– Я люблю тебя, кнопка. Засыпай, – её голос мягкий, но наполненный болью.

– Спасибо, – выдыхаю я, едва слышно.

На пороге комнаты стоит Альдо. Его взгляд направлен на меня, и в нём столько сожаления, что я едва могу на него смотреть.

Бабушка бросает на него строгий взгляд, но затем мягко приобнимает его за плечо и шепчет:

– Всё в порядке, Альдо. Это шок. Она справится. И ты тоже.

Я не могу понять, почему они так разговаривают, будто лучшие друзья. Бабушка – с её привычкой держаться подальше от всего опасного, от всего, что связано с Синдикатом. А он… Альдо.

Пытаюсь сложить пазл, но у меня просто нет сил.

Бабуля мягко, почти незаметно, кладёт руку ему на плечо. Её спокойствие странным образом отражается на нём. Альдо не отстраняется.

Его лицо не меняется. Он смотрит на меня, словно не верит её словам, словно сам не может простить себя.

Они переговариваются тихо, слишком тихо для моего уха, и единственное, что я чувствую – как проваливаюсь в сон.

Глава 12

Адалин

Резкий, полный отчаяния крик вырывает меня из сна. Я подскакиваю, сердце бьётся с неистовой силой, а голова пульсирует, как после удара. В комнате темно из-за закрытых штор, но воздух все равно пропитан страхом.

Я сажусь на кровати, пытаюсь перевести дыхание, но тело не слушается. Образ того мёртвого парня снова всплывает перед глазами. Его пустой взгляд, кровь, липкий запах.

Я зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать, но меня душит комок, и я едва сдерживаю рыдания.

Крик раздаётся снова и прерывается судорожными всхлипами. На этот раз я различаю слова, и голос, который принадлежит маме.

Я встаю с кровати, мои ноги дрожат. Направляюсь на звук, осторожно шагая по коридору. Шум доносится из комнаты Беатрис, а дверь в нее приоткрыта.

Когда я заглядываю внутрь, моё сердце сжимается. Мама сидит на полу, плача так, словно её разрывают изнутри. В руках она сжимает лист бумаги, который трясётся в такт её рыданиям.

Рядом стоит отец. Он будто застыл на месте, смотрит в одну точку. Лицо каменное, холодное, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы увидеть – это маска.

– Мама? – мой голос едва слышен.

Она не отвечает, продолжая всхлипывать. Я боюсь сделать шаг вперёд, будто этот порог – черта, переступив которую, я больше не смогу вернуться.

– Что произошло? – спрашиваю я, дрожа, стоя на месте.

Отец резко оборачивается, его взгляд обжигает.

– Ты знала об этом? Знала, мразь? – его голос хлещет, как кнут.

Прежде чем я успеваю ответить, он в два шага оказывается рядом, хватает меня за волосы и тянет вглубь комнаты.

– Нет! – вскрикиваю я, пытаясь вырваться, но он сильнее.

– Шлюха, – шипит он сквозь зубы, а его ладонь резко обрушивается на мою щеку.

Удар оглушает. Горячая боль растекается по лицу, я зажимаю горящую щёку рукой, а слёзы начинают невольно идти.

– Я ничего не понимаю! – всхлипываю я, но он снова бьёт меня, громче, сильнее.

– Конечно, не понимаешь! – его голос срывается на крик, злость в каждом слове. – Где Беатрис? Где она?

Из моей рассечённой губы течёт кровь, капая на пол. Я оборачиваюсь к маме, но она только смотрит на меня, плача ещё сильнее.

Отец снова замахивается, но в этот раз его останавливает крик мамы:

– Вико, не трогай её!

Он разворачивается к ней и толкает с такой силой, что она падает.

Я срываюсь с места, подбегаю к маме, чтобы помочь ей, и меня охватывает леденящий ужас.

Это не закончится. Никогда. В детстве мне всегда говорили: «Немного потерпи».

Сколько ещё можно терпеть?

– Пожалуйста… скажи, за что? – мой голос едва слышен, почти шёпот.

В голове мелькает мысль: «Будто когда-то для этого была нужна веская причина».

Отец хватает с пола листок, который выпал из маминых рук, и, подойдя ко мне, швыряет его в лицо.

– Читай!

Мои руки дрожат, когда я поднимаю его. Слова плывут перед глазами, но я заставляю себя сосредоточиться:

«Каждое письмо начинается с обращения к кому-то конкретному, но мне не к кому обратиться. Так получилось, что я за всё время своей ничтожной жизни не сделала ничего хорошего и не стала той дочерью, сестрой, внучкой, подругой или невестой, которую все так хотели видеть…»

С каждой строкой я всё больше цепенею. Это письмо Беатрис.

«До одного момента. Я встретила человека, которого полюбила больше, чем свою жизнь. Мне бы хотелось рассказать историю нашей любви, кричать о том, как я влюблена, но я не в том положении. Это фильм со счастливым концом, а возможно, трагедия.

Я знаю, что за предательство придётся расплачиваться, и что бы я ни сделала, прощения мне не будет. И, наверное, так оно и есть. Потому что я не выдержала. Потому что выбрала себя. Потому что выбрала его.

Мне бы хотелось написать что-то пафосное вроде: «Не ищите меня. Я там, где должна быть». Но я знаю, какими смешными окажутся эти слова, особенно для тех, кто в ближайшие часы отправит людей на мои поиски.

И всё же… не надо. Я больше не хочу бояться. Не хочу жить, ожидая, когда всё закончится.

Я люблю вас. Простите меня за этот поступок. Мне нет оправдания.

Я ужасный человек, но, может быть, хоть раз в жизни я могу быть счастливой, даже если это будет ненадолго.»

Когда я дочитываю, мои ноги подкашиваются. В этот момент в комнату врываются дедушка и бабушка.

– Что здесь происходит? – дедушка смотрит на отца, его лицо каменное, но я вижу, как он трясётся от злости.

Отец молчит, сжимая кулаки, пока дедушка не подходит ближе.

– Если ещё раз такое повторится… я забуду обо всех клятвах, что дал Синдикату, Вико. На тебе не останется живого места, – его голос тихий, но в этой угрозе чувствуется сила.

Отец окинул всех взглядом, полным ненависти, и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я стараюсь держаться уверенно, судорожно сжимая в руках письмо. Тело дрожит, а грудь сдавливает новая волна рыданий. Плохо получается.

Бабушка садится рядом со мной, её руки такие мягкие, но они не могут успокоить дрожь, охватившую всё моё существо.

Мама снова падает на колени рядом, рыдая в голос.

Я начинаю перечитывать письмо снова и снова, заставляя каждую строчку разрывать меня сильнее, чем было до.

Первое, что ударило меня, как молния, – это мысль о том, что Беатрис могли похитить, потому что в нашем мире такие вещи не были редкостью. Женщин часто использовали как разменную монету.

Затем я снова посмотрела на письмо. Почерк.

Почерк Беатрис был безупречным, словно у опытного каллиграфа. Эти графичные буквы я бы узнала из тысячи. Если бы она писала их под давлением, я не могла поверить, что Беатрис смогла бы так ровно и спокойно вывести каждую строчку.

Меня тут же охватила ярость. Гнев был таким сильным, что я почувствовала, как он сдавливает мне грудь. Как она могла?

Я вскочила и выбежала из комнаты, не обращая внимания на бабушку и маму, которые кричали мне вслед. Забегаю в свою спальню, и остаюсь, наконец, одна.

Когда останавливаюсь возле зеркала в ванной, то едва сдерживаю рыдания. На меня смотрела девушка, которую я почти не узнавала.

Щека была опухшей, красный отпечаток от отцовской руки расползался ярким пятном. Нижняя губа рассечена, и из нее все еще сочилась кровь. Я провела по ней пальцами, и зашипела от боли.

– Черт… – выдохнула я.

Ярость сменилась отчаянием, а затем новой волной истерики. Я схватилась за края раковины, тяжело дыша, пока слезы лились из моих глаз. В голове вдруг всплыли воспоминания.

Я снова оказалась маленькой девочкой, которая пытается убежать от отцовской ярости. Я слышу крики, удары, мамин плач. Я прячусь в шкафу, зарываюсь в подушки, надеясь, что все это закончится.

Она знала, что он сорвется. Знала, что гнев упадет на меня. Но все равно ушла. Как и всегда.

Она, черт возьми, была любимицей. Ее боготворили, восхищались. Даже в нашем мире, где уважение нужно было вырвать с кровью и потом, ее просто обожали.

Самое главное ведь тут – она их тоже обожала. Беатрис могла часами сидеть на семейных встречах, слушая, как мужчины обсуждают свои дела, ее глаза блестели от гордости, будто она была частью чего-то великого.

А сейчас оказалось, что ей это не нравилось?

Из мыслей меня вырывает глухой шум, который раздается за окнами – тяжелый рокот автомобильных двигателей.

Я подбегаю к одному, сердце колотилось так сильно, что отдавалось в висках. Сквозь пелену слез я вижу несколько машин, припарковавшихся у нашего дома. Несколько мужчин вышли наружу, среди них я почти сразу узнаю Альдо. Он шел медленно, но уверенно.

Внутри меня разлился страх.

Моя семья. Я знала, что этот побег означает для всех нас. Особенно, если это невеста Капо. Это не просто позор, это приговор.

Побег для сбежавшего карается смертью: долгой и мучительной, а семью его ожидает бесконечное унижение.

Беатрис не просто будут искать, ее будут преследовать до тех пор, пока не найдут.

Я хотела спрятаться, но ноги словно приросли к полу. Лишь только когда я услышала шум на первом этаже, я рванула туда со всех ног, боясь за жизнь родных.

На лестнице я снова замерла. Мой взгляд упал на Альдо, стоящего в центре комнаты. Несмотря на то, что сегодня одежда была на нем значительно чище и опрятнее, чем вчера, выглядел он, кажется, всегда одинаково: сдержанным, уверенным и собранным.

Наши глаза встретились на мгновение, но мне хватило, чтобы увидеть в его глазах сожаление – тяжелое, почти осязаемое.

Страх наполняет меня новой волной, когда его глаза сужаются, и на смену мимолетному чувству приходит ярость. И только после этого понимаю, что он заметил следы на моем лице.

Я почувствовала, как краснею. Всеми фибрами души мне хотелось, чтобы однажды онответил за то, что делал со мной. Но не сейчас, не при таких обстоятельствах.

– Адалин, сядь, – слышу грубый голос отца, который замечает меня.

Я вздрагиваю от неожиданности, но слушаюсь, пересекая оставшиеся ступеньки, опускаясь на стул ближе к стене, стараясь быть как можно менее заметной, но у меня не получается. Альдо все это время стоял неподвижно, не отрывая свой взгляд от меня.

– Что это? – наконец спросил он у отца, кивнув в мою сторону. Его голос прозвучал слишком низко и резко, чтобы я снова вздрогнула.

Папа на долю секунды хмурится, а потом издает нервный смешок:

– Адалин неуклюжая. Вечно куда-то падает или об что-то ударяется.

Грудь сжалась от этих слов, но я не могу ему возразить. Никогда не могла.

Альдо молчит, смотрит с недоверием то на него, то на меня. В комнате помимо нас находился дедушка, бабушка и несколько человек, с которыми он пришел.

Отец, заметив его взгляд, снова пытается взять контроль над ситуацией:

– Есть гораздо более серьезная проблема, – произносит, стараясь звучать как можно спокойнее.

Я, хоть и ненавидела его добрую половину своей жизни, но знала как свои пять пальцев: он нервничает. Слишком размеренные движения и тон, будто он боится выдать свои чувства. Видимо, это замечаю не только я, потому что когда он снова пытается что-то сказать, Альдо перебивает:

– Никакие проблемы не имеют значения, если это, блять, сделал ты. Или кто-то в этом доме.

Я опускаю взгляд, но его голос все равно давит на меня. «Чем он лучше отца?» – мысль вспыхивает внезапно, и я чувствую, что боюсь снова посмотреть на него, потому что вспоминаю сегодняшнюю ночь.

На лице отца мелькает едва заметная тень раздражения, но он быстро берет себя в руки. Бросает на меня уверенный взгляд, а потом смотрит безразлично на Альдо.

– Готов дать руку на отсечение, я говорю тебе правду.

Я замираю и в страхе смотрю на дедушку. Его глаза наполнились яростью, а обычно спокойное лицо исказилось от шока. Он едва ли не сжался в этот момент.

Бабушка, сдерживаясь, заметно побледнела. Она посмотрела на него, и её глаза, полные тревоги, больше не были спокойными.

Клятвы в нашем мире не даются просто так. Особенно, если они касаются таких важных вещей, как честь семьи и её правдивость. Я же ничуть не удивилась.

И если для них сегодняшний день – единственный раз, когда он открылся для них с новой стороны, то для меня это было слишком привычным.

Никто из них ничего не сказал. Только потому что по правилам нашей семьи никто не имеет права вмешиваться в отношения внутри неё.

Это была священная неприкосновенность – даже если это касалось близких родственников, тем более главы семьи. Кровь и честь были выше всего.

Отец выдерживает паузу, проверяя реакцию Альдо, а потом встает с кресла, подходит к нему, и протягивает письмо. Скомканный лист бумаги, который оставила нам Беатрис:

– Не знаешь, что это значит?

Альдо берет его в руки, и начинает читать. В процессе ни одна мускула на его лице не двигается, он остается спокойным.

Когда дочитывает, бросает скучающий взгляд на отца.

– Нет уж, это ты мне объясни, что это значит.

В его голосе звучала такая надменность, от которой мне стало тревожно.

– Сбежала. Последний раз её видели в аэропорту Джона Кеннеди. С каким-то ублюдком, личность которого установить пока не могут. Там их след пропадает. Ни один гребанный рейс не был зарегистрирован на имя Беатрис Бенито.

Альдо подносит письмо к лицу, читает несколько строк и, почти равнодушно, бросает:

– Оставь. Дальше мои люди с этим разберутся.

Папа подрывается, глаза его темнеют от ярости, но Альдо, не поддавшись на его движение, не дает ничего сказать ему:

– Не забывайся, Бенито. Ты на моей территории, а правила тут устанавливаю я.

От этой фразы отец сжимается, но продолжает держать себя в руках и сохранить контроль. Альдо продолжает, не торопясь, как будто наслаждается этой ситуацией:

– Ты знаешь ведь, что с ней случится, если её найдут, Вико? Готов к этому?

В этот момент я почувствовала, как в груди сжалось от боли. Она была, черт возьми, его невестой. Девушкой, которую он желал.

Как так происходит, что чувства притупляются и на смену им приходит жестокость?

Я жду, что папа встанет на сторону своей любимицы, скажет что-то в ее защиту, но он просто выпрямляется, и равнодушно, с легким презрением, бросает:

– Делай то, что должен. Она мне больше не дочь.

Слова будто ударили по мне тяжелым молотом. Это было не просто предательство, и не простая отрешенность. Это был конец. В его словах больше не было ни капли сожаления, ни малейшего намека на беспокойство.

Я все еще ждала от Альдо хоть какой-нибудь реакции, потому что она заслуживала этого. Так ведь всегда было? Беатрис – его избранница, мать будущих детей.

Мне казалось, у них есть нечто большее, чем то, что они позволяли всем видеть.

Но Альдо лишь ухмыляется ответу папы, его взгляд становится более надменным, а голос слишком холодным, чтобы оставлять каплю сомнений: ему все равно.

– Вызывай отца, – произнес он с лёгкостью, – Пусть немедленно приезжает.

Глава 13

Альдо

Я вышел из дома Террези, чувствуя, как напряжение в висках стучит словно молот. Люди Бенито провожали меня трусливым взглядом, хоть и понимали, что опасности для них я не представляю. Пока что.

Они просто знали, что им лучше вообще не шевелиться в этот момент. Вина за то, что допустили этот побег, на них.

Будь я их боссом, хотя фактическим им и являюсь, каждому бы прострелил по глазу – внимательнее будут к деталям в будущем.

– Начинайте поиски, – говорю я своим людям, когда подхожу к нашим машинам, – Проверьте все рейсы JFK, Ла Гуардию, Ньюарк. Пусть поднимут записи камер в каждом терминале.

Я сделал паузу, обвел взглядом их лица, и добавил:

– Свяжитесь с нашими в Италии. Если кто-то из них попытается пересечь Атлантику, я хочу знать об этом первым. Проверяйте границы, водителей, пограничников и официантов. И еще, – я замолчал, чувствуя, как нарастает гнев, – Я хочу видеть ее живой. Не трогайте ее, если найдете. Это понятно?

Они коротко кивнули, не задавая лишних вопросов, каждый из них приступил к делу.

Сука, сколько же проблем это все принесет!

Вся эта история – отличная возможность усомниться во мне, как в Капо, для каждого мелкого крысеныша из синдиката.

Я сел в свою машину, водитель плавно тронулся с места, взяв курс в сторону Даунтауна. Мой офис находился на Уолл-стрит.

С виду – идеально легальная компания, инвестиционный холдинг, который успешно оперировал на рынке. Бумаги чисты, счета прозрачны, а в учредителях значились несколько доверенных лиц. Я любил это место, по крайней мере, потому, что оно приносило мне сотни миллионов в год.

Плечо болело, напоминая о вчерашней ночи. Черт возьми, я облажался по крупному, но у меня даже не было времени думать об этом. Голова была занята другим.

Чертовым побегом, с последствиями от которого придется долго разбираться. Это проблема для всех, не только для меня. Для семьи, бизнеса и имени, которое я строил, мать его, не для того, чтобы его разрушила девчонка.

К утру мне все таки пришлось заехать к нашему доку – залатали так, что я смог нормально двигаться, но хвататься за руль самому было не лучшей идеей.

Я прикрыл глаза, надеясь хотя бы на секунду отключиться от хаоса в голове, но поток мыслей не утихал.

Удерживать себя в руках становилось все сложнее. Это была не просто злость – это была смесь ярости, обиды и того дерьма, которое я сам не мог объяснить. Слишком много всего сразу навалилось, и ответственность за это все лежала на мне.

Когда внедорожник остановился у моего офиса, я вышел, не дожидаясь, пока водитель успеет открыть дверь. Со мной такое не катит.

Тео уже ждал меня в моем кабинете, рядом с ним стоял Майк Хоран – сенатор, с которым мы изредка сотрудничали. Старик выглядел вообще неуместно в среде мафиози, но был чертовски полезен.

Когда я вошел, они оба замолчали, и их взгляд метнулся ко мне. Я чувствовал напряжение, но не обращал внимания, мне, блять, не до этого.

Прошагав мимо них, я сел в свое кресло и положил руки на подлокотники.

– Беатрис сбежала, – спокойно произнес я, глядя прямо перед собой.

Тео замер. Его взгляд метнулся ко мне, потом к сенатору, словно он ожидал от меня взрыва – новость-то слишком ошеломляющая.

Майк Хоран медленно поднял бровь, наклоняя голову чуть вбок. Затем, с натянутой улыбкой, он заговорил:

– Если мне не изменяет память, это ваша невеста, верно?

Я повернул голову и бросил на него взгляд, полный презрения.

– Как насчет того, чтобы держать свой любопытный язык за зубами, Хоран? – начал я, низко, но отчетливо, – Или ты теперь эксперт по семейным делам, помимо того, что торчишь на задворках Манхэттена, умоляя нас о крышевании?

Хоран напрягся, но попытался выглядеть уверенным.

– Просто уточнил. Такие дела обычно влияют на весь синдикат, – выдавил он.

– Уточняй в другом месте. Если тебе так хочется собирать сплетни, иди и ковыряйся в грязи на своей территории. Моя семья – не твое, мать его, дело, – процедил я сквозь зубы.

– Извини, Альдо, – быстро произнес Хоран, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– Извинения не принимаются, – отрезал я, – Теперь катись к черту, пока я в хорошем настроении.

Тео, которого явно напряг накал ситуации, кашлянул, чтобы разрядить обстановку, и чуть подался вперед.

– Майк, твои документы готовы, можешь идти, – сказал он ровно, но с осторожностью.

Когда дверь за Хораном закрылась, в комнате воцарилась напряженная тишина. Я потер виски пальцами, пытаясь унять поток злости внутри, но безуспешно.

– Вот какого черта он вообще пришел? – бросил я Тео, не поднимая глаза.

Тео спокойно поправил манжету на рубашке, прежде чем ответить:

– Ему нужны наши гарантии по его проекту.

– Какому проекту? – резко бросил я, сужая глаза.

– Законопроект об увеличении финансирования правоохранительных органов. Хочет, чтобы синдикат убедил нескольких сенаторов проголосовать «за».

Я фыркнул, подавшись вперед. Корыстный придурок.

– Хочет, чтобы мы помогли его грязным «реформам»?

– Всё не так просто, Альдо. – Тео поднял руку, словно пытаясь успокоить меня. – Хоран знает, что без нас он не сможет продавить закон. А взамен предлагает свою защиту: обещание не трогать синдикат и не поднимать вопросы, которые могут нас скомпрометировать.

Я рассмеялся, но смех был безрадостным.

– И ты поверил ему? Политики лгут, Тео. Особенно такие ублюдки, как он.

– Мы не верим, мы контролируем, – спокойно ответил Тео, встретив мой взгляд. – Все его действия отслеживаются. Мы держим его на коротком поводке.

Я встал и медленно подошел к окну, глядя на серое небо над Нью-Йорком.

– А что, если он дернется? Если вдруг решит, что мы для него больше не выгодны?

– На такие случаи у нас всегда готов один план. – Тео подался вперед, его голос стал ниже. – Но я уверен, что он не рискнет. Майк слишком боится того, что мы можем сделать с его карьерой.

– Пусть боится, – тихо произнес я, всё еще глядя в окно. – Если он хотя бы подумает предать нас, я похороню его так глубоко, что никто не найдет.

Тео просто кивнул, и еще несколько секунд молчал.

– Как они узнали? – спросил он, не сдержав любопытства.

Я стиснул зубы и бросил на него взгляд, который должен был остановить поток этих тупых вопросов.

– Она оставила письмо в своей комнате.

Тео не унимался, его взгляд был слишком любопытным и настойчивым. Блять, Майк Хоран – это еще цветочки.

– Вариант с похищением, я предполагаю, даже не рассматривался?

– Несколько ее подруг с колледжа подтвердили ее связь с парнем, с которым она была замечена в аэропорту, – я говорил ровно, но внутри все закипало, – Беатрис написала письмо сама. Почерк идеальный – уверен, она выводила и переписывала его несколько раз. Это больше похоже на правду.

– Ты отправил на поиски кого-то? – он нахмурился.

– Конечно, Тео! Это, блять, моя невеста! – я крикнул.

– Невеста? Не называй ее так больше, Альдо. Это, мать его, слишком сильно может повлиять на твое положение и уважение среди Боссов. Ты – Капо. А она – предатель.

Я усмехнулся своим мыслям. Забавно, как быстро все поменялось.

– Кому вообще есть до этого дело?

– О, – он нервно засмеялся, – Они обожают ковыряться в чужом грязном белье. Особенно, если это белье принадлежит тебе, Альдо.

Я скрипнул зубами, прекрасно понимая, о чем он говорит. В мире мафии такие вещи не просто обсуждают – их запоминают, как личное оскорбление главы семьи.

Бегство Беатрис поставит под сомнение не только мой авторитет, но и мою силу как лидера. Любое проявление слабости для них – как запах крови для акул. Они будут кружить рядом, ждать удобного момента, чтобы сомнения превратились в действие.

– Невеста главы сбегает, – продолжил я, сжимая подлокотник кресла, – И это сигнал для всех: моя власть недостаточно сильна, если я не могу контролировать даже ближайшее окружение.

Тео молча слушал, не перебивая. Он понимал, что слова сейчас ничего не изменят.

– Мафия – это не просто деньги и власть, это структура, построенная на чести и верности. Бегство Беатрис… это поставит под сомнение мою способность поддерживать порядок внутри своей семьи. А если есть сомнения здесь, мать его, значит, появятся сомнения и во всем остальном.

Тишина в комнате стала тяжелее воздуха.

– И поверь мне, Тео, никто не упустит возможности этим воспользоваться, – процедил я сквозь зубы.

Тео поднял взгляд, изучая мое лицо.

– Данте звонил?

Я медленно покачал головой.

– Пока нет.

Тео фыркнул, коротко рассмеявшись.

– И ты надеешься, что он будет искать решение?

Я отвел взгляд, облокотился на спинку кресла, чувствуя, как нарастает раздражение.

– Надеюсь? – повторил я, усмехнувшись, но без капли тепла. – Я в этом уверен. Данте – тот еще ублюдок, Тео, но он не позволит, чтобы нашу фамилию очернил такой, казалось бы, незначительный поступок.

– Ты считаешь, что он увидит в этом угрозу для всей семьи?

– Он всегда видит угрозу, – ответил я, помрачнев. – В этом он преуспел. Его паранойя сделала его тем, кем он является. А знаешь, что случается с теми, кто угрожает Данте Амато?

Тео промолчал, но я знал, что он понимает.

– Он стирает их с лица земли, – закончил я. – Будь то враги, предатели или даже… свои.

Тео кивнул, больше ничего не говоря, но я видел, что в его глазах мелькнуло понимание. Данте не просто разберется с этим.

Он сделает так, чтобы о проблеме забыли все, будто ее никогда и не было.

***

Спустя пару часов, телефон наконец зазвонил. На экране высветилось имя – Данте. Я потянулся к трубке и ответил.

– Да.

– Какого хрена происходит, Альдо!? – он был взбешен, – Твоя невеста сбежала! Ты понимаешь, что это для нас всех значит?

– Понимаю, – усмехнулся я. Странно, но от злости, которую я испытывал утром, не осталось и следа.

– Не понимаешь, – он почти кричал, – Если бы понимал, ты бы не позволил случится этому дерьму. Эта девка… Она подставила нас всех. Насмешка над всей семьей. Гребанная шлюха!

– Осторожней, Данте, – холодно произнес я, чувствуя как сжимаются кулаки, – Следи за словами.

– Следить за словами? Ты издеваешься? Еще смеешь ее защищать? Это твоя ошибка, Альдо! Ты хоть представляешь, что теперь будут говорить? Что ты за одной девчонкой уследить не смог, а что говорить про целый город?

– Ты забываешься, отец, – я усмехнулся, глядя в пустую стену, – Или уже забыл, чей это был выбор? Напомню, твой. Эту «гребанную шлюху», как ты выразился, выбрал ты. Пожинай плоды своего решения.

Несколько секунд тишины, а потом я услышал как он почти рычит:

– Если я найду ее, я заставлю ее пожалеть, что она вообще появилась на свет! Я, блять, скормлю ее парням с Палермо, чтобы она забыла, как прыгать по чужим…

– Хватит! – рявкнул я, сдерживаясь, чтобы не разнести трубку, – Оставь это для меня. Это приказ. Я сам решу, что делать со своей невестой.

– Не смей называть её своей невестой, сынок. Она – предательница. Она бросила нашу семью.

– Ты лучше подумай, как теперь выкручиваться из этого дерьма, Данте, – я произнес тихо, но достаточно твердо. – Ты, а не я, связал меня с этой девчонкой. Теперь разгребай последствия.

– Ты перегибаешь, Альдо… Не сильно ты противился, когда я отдавал тебе лучшую киску наряда.

Моя челюсть сжалась так сильно, что я почувствовал как зубы скрипят. Гнев вскипел мгновенно, как пламя, подожженное бензином.

– Она – дочь твоего консильери, Данте! Так что лучше заткнись, пока ты не сказал еще что-то, за что мне придется вышибить из тебя остатки гордости.

На том конце провода воцарилась напряженная тишина, но я не собирался давать ему передышку.

– Ты втянул меня в это, даже не спросив, чего хочу я, – продолжил я медленно, – А теперь, когда все катится к черту, ты винишь меня?

– Она сбежала, Альдо! Она выставила тебя дураком перед всей семьей!– крик Данте прорезал воздух. – Ты хоть понимаешь, что это значит?

– Я понимаю одно, – я прервал его резко. – Это ты не подумал, когда сунул мне её. Ты ошибся. Прими это, как мужчина.

– Если я найду её, я…– начал он, но я перебил.

– Ты даже пальцем её не тронешь, – глухо сказал я, – Это не просто девчонка. Вы сами решили отправить ее в Нью-Йорк, так что я буду решать, что с ней делать.

Его молчание говорило больше, чем любые слова.

– Я жду тебя здесь. Приезжай, обсудим это лицом к лицу. Нужно решать проблему.

Не дождавшись ответа, я отключил звонок и с силой бросил телефон на стол. Старый ублюдок, ненависть к которому была к которому была глубже, чем простая злость.

Несмотря на то, что его появление в Нью-Йорке было слишком рискованным и, возможно, глупым, он – единственный кто грамотно решит этот вопрос.

Я даю направление, но Данте – тот, кто проложит дорогу. Я бросаю кость, а он заставляет стаю рвать друг друга за нее.

Глава 14

Адалин

Весь дом стоял на дыбах, и такой суеты я не видела никогда. Люди мельтешили перед моими глазами, носились туда-сюда, нервно обсуждали что-то на повышенных тонах.

И я бы поняла, если бы все это было из-за побега моей сестры или какие-то жалкие попытки сделать что-то, чтобы ее найти, но нет. Все готовились к приезду Данте Амато, который вот-вот должен был приехать с аэропорта.

Отец готов был грызть стены от страха. Данте Амато – это не просто капо, но и воплощение грубой силы и непреклонной власти.

Я уверена, что побег он воспримет как личное оскорбление, нанесенное его фамилии, и пробел в воспитании дочери консильери не останется безнаказанным.

Охваченный страхом, папа вызвал медсестру. Она обработала раны на моем лице и привела меня в более или менее приличный вид.

Я даже не уверена, что он это сделал ради Амато, потому что для Данте насилие – это не проблема, а решение.

У него всегда были свои представления о порядке. Считал, что власть нужно демонстрировать жестко, а уважение – выколачивать. Особенно с женщинами.

Теперь он летит сюда, чтобы выбросить нашу семью. Или сломать до основания.

Телефон в руке вибрирует от входящего сообщения, вырывая меня из мрачных мыслей, пока я сижу на кресле в гостиной. Элиза.

«Боже, я только узнала обо всем, это ужасно. Как ты?»

Я судорожно печатаю ответ, словно телефон – единственная связь с моей прежней жизнью.

«Данте скоро приедет. Ждем, пока на нас обрушится буря. Это принесет много проблем, когда люди узнают»

Отправляю сообщение и замираю, в ожидании ответа. Это ожидание кажется вечностью, словно от него зависит, перестанет ли этот день, и все последующие, быть кошмаром.

Сообщение Элизы приходит почти сразу, и мое тело начинает дрожать, когда я его читаю:

«Альдо запретил говорить другим. Сказал, если выйдет за пределы наших семей, то лично будет разбираться с теми, кто разболтал»

Мои пальцы машинально зажимают телефон сильнее, чем нужно. Почему…?

Да, мы все готовы вырвать корень этой проблемы, чтобы не допустить слухов, но чем дольше мы все это будем скрывать, тем ужаснее будут последствия.

Синдикат не прощает такое.

Я убираю телефон подальше, будто он заразный, и обхватываю себя руками, в надежде успокоиться. Будто это могло защитить меня от всего, что рушилось вокруг. Позади себя я слышу легкие, ели слышные шаги, и прежде чем я успеваю обернуться, на мое плечо ложится теплая рука.

– Ну же, детка, все хорошо, – мягко говорит бабуля, садясь рядом со мной.

Я поднимаю глаза, полные слез, и почти беззвучно произношу:

– Я так боюсь.

– Тише, милая, – она накрывает мою руку своей, крепко, но нежно, – Спокойнее. Ты даже не представляешь, насколько ты сильная. Ты гораздо сильнее, чем думаешь.

Я смотрела на нее с надеждой, мне хотелось ей верить. Правда хотелось.

Но страх буквально парализовал меня.

– Скоро приедет Данте, – продолжила она, глядя на меня слишком спокойным и уверенным взглядом, – Да, он жесток. И уверена, ему бы хотелось уничтожить нас, сломать. Но это касается и его фамилии, детка. А Данте никогда не позволит очернить свою фамилию. Никогда.

– Поэтому, – она наклонилась ниже, сжимая мою руку сильнее, – Все пройдет если не отлично, то нормально. Твои чувства, твоя безопасность – вот что всегда важно. Поняла меня?

Я кивнула, но сердце все равно сжималось от тревоги.

– А что если ему все равно? – мой голос дрожал, – А если он решит нас…

– Не думай даже о таком, кнопка, – перебила она, – Данте может наплевать на то, что значит быть отцом, но ему не плевать на свою фамилию. Ты даже не представляешь, как он боится Альдо. Он никогда не признает, но это так. Все будет хорошо, милая.

– Потому что Альдо – монстр, – вырвалось из меня шепотом, – Вчера…

– Наш мир жесток, детка, – бабуля не дала мне договорить, – Никто из нас не выбирал этот путь. Особенно Альдо. Синдикат сломал его больше, чем ты можешь себе представить. Не вини его за то, что он сделал.

Я закрыла лицо руками, чувствуя, как от этого ответа становится только тяжелее. Она обняла меня, тихо шепча что-то успокаивающее.

Вдруг позади нас послышались быстрые, тяжелые шаги. Мы с ней одновременно обернулись, и в комнату ворвался отец. Его лицо было бледным, а глаза горели яростью.

– Он тут, – выдавил резко, – Хочет, чтобы все собрались в кабинете. Вся семья.

Ледяной страх скользнул по позвоночнику. Сердце упало в пятки, а дыхание стало прерывистым. Я невольно прикрыла рот руками, стараясь скрыть этот порыв паники.

– Все хорошо, – снова прошептала бабуля, сжимая мою руку, но даже ее слова не могли утешить меня в этот момент.

Он несколько секунд молча смотрел на нас, прежде чем мы направились в сторону кабинета. Бабушка шла впереди, а когда она отошла на приличное от меня расстояние, папа резко схватил меня за руку, и развернул к себе.

– Слушай меня, – зашипел он, – Я знаю Данте почти всю свою жизнь. Научился понимать, что он хочет, еще до того, как он открывает рот. Что бы он сейчас ни сказал, что бы ни предложил… Ты согласишься на все. Даже если он велит продавать себя в борделе. Усекла?

Я замерла, слова застряли где-то в горле. Внутри меня все сжалось. Его лицо было близко, а глаза горели безумием. По моей щеке скатилась слеза, но он этого даже не заметил.

Я кивнула, еле сдерживая рыдания, и он наконец разжал хватку, толкнув меня вперед.

Каждый мой шаг по длинному коридору казался приговором. Это был путь к собственной смерти.

Хотелось орать что есть силы, но чувство, что меня никто не услышит, сильнее. Почему он считает, что я виновата? Я?

Я не сбегала. Я не предавала всех. Но его взгляд, движения, слова, все в них кричало: «Ты. Это ты разрушила все.»

Когда мы подошли к двери, она была приоткрыта. Кабинет дедушки всегда казался мне слишком большим.

Просторная комната с высокими потолками и деревянными стенами, на которых висели старинные картины. Большой письменный стол из темного дуба занимал почти всю центральную часть. Стеллажи с книгами возвышались по бокам, а массивное кресло за столом выглядело почти как трон.

В комнате уже сидела мама. Она опустила голову, даже не пытаясь поднять взгляд. Данте, крупный, устрашающий, сидел в кресле, а рядом стояли двое его людей – такие же мрачные и угрожающие. И Альдо. Он стоял чуть в стороне, его лицо казалось непроницаемым.

Я сделала шаг вперед, чувствуя, как все взгляды устремились на меня.

– Buonasera, Don, – выдавила я, опуская глаза.

– Садись, – ответил Данте коротко, кивнув на свободный стул, его голос был слишком холодным.

Я послушно села, чувствуя, как внутри все дрожит.

Данте смотрел на меня, слегка склонив голову на бок, и уголки его губ дернулись вверх. Это была не улыбка – это был жестокий оскал. Его глаза блестели, как у сумасшедшего, и казалось, что он наслаждается происходящим.

– Ну что ж, – произнес он наконец, – Собрались все, значит. Теперь можно и поговорить.

Данте откинулся в кресле, скрестив пальцы и чуть наклонив голову вбок. Его темные глаза сверкали, как угли, а тонкие губы растянулись в едва заметной, холодной ухмылке. На правой щеке был глубокий шрам, тянущийся от виска до челюсти, уродующий его лицо. Это, почему-то всегда меня пугало в нем, больше, чем по другим причинам.

Он осмотрел всех, словно король, разглядывающий своих подданных, и его взгляд остановился на Вико.

– Я снизойду до вас, – начал он глухо, его голос был пропитан презрением. – Не стану копаться в грязном белье, в поисках правды. Потому что, по большому счету, неважно, как именно это случилось. Важно одно – итог. А итог таков: ты, Вико, вырастил шлюху, – он остановился, словно смакуя слово, – Продажную, дешевую, шлюху.

Я ощутила, как горло сжалось, а руки задрожали. Но прежде чем я успела осознать его слова, Альдо шагнул вперед.

– Осторожно, Данте, – его голос был низким и угрожающим.

Я резко подняла взгляд на Альдо. Он стоял напряженный, и смотрел на своего отца так, будто готов был броситься на него. Я едва сдержала вздох облегчения.

Данте усмехнулся, делая вид, что его ничуть не задела реакция Альдо. Он чуть прищурил глаза, переведя в