Читать онлайн Овсяной оборотень бесплатно

Глава 1. Красный велосипед

Аня провела рукой по тонкому речному льду, сметая снег, оставляя кровавый след. Под оголившимся ледяным стеклом бурлила мутная вода, пузырилась, кипела. Девочка ударила рукой, хотела разбить, но лед, хоть и был тонким, не поддался. Она ударила снова.

С илистого дна, откликаясь на удары, начало подниматься что-то маленькое, грязное. «Фарфоровая кукла?» – удивилась она и продолжила колотить и скрести лёд, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти. Кукла металась вместе с водой ручья, билась с той стороны, трескалась и крошилась. От очередного удара с кукольного лица откололся кусок щеки, обнажая искусно выполненные фаянсовые мышцы и сухожилия. Короткие светлые волосы извивались змеями. Аня присмотрелась, и сердце сжалось, кирпичом продавливая грудную клетку. «Это мальчик?»

– Эй! – Крикнула она. Голос эхом разнёсся над ручьём, вороны взлетели с веток, каркая. – Эй! Кто ты? Да кто ты?! – Завопила она ещё громче и ударила по льду кулаком.

Кукла открыла глаза.

«Синенькая юбочка, ленточка в косе-е…», зашипел радиоприёмник, внезапно поймав волну. Девочка подпрыгнула, проснувшись на переднем сидении девятки.

– Разбудило? Выключить? На этой дороге всегда так, то ловит, то нет. Из-за холма вывернем, нормально ловить начнёт.

– Да нет, оставь, – проворчала Аня, вытирая холодный пот со лба.

– Скоро приедем. Ты чего? Опять кошмар?

– Нет пап, всё хорошо, давай окошки откроем, жарко.

***

Аня Волкова распаковала спортивную сумку на втором этаже облезлого деревянного дома. В этой комнате раньше жил ее отец, с рождения и до переезда в город на Неве после поступления в «Муху». Рисовал он всегда хорошо, правда, в основном пейзажи, выросший в степных краях, насмотревшись на холмы и траву. Академические дисциплины давались ему хуже, хотя по этому поводу он никогда не грустил, ведь истинной его страстью стала керамика. Точнее, она была его истинной страстью вплоть до встречи с Людмилой. И вот, отметив небольшую студенческую свадьбу, весело пробежав по Поцелуеву мосту, выждав пару лет, чтобы «встать на ноги», в жизни их молодой семьи появилась Аня, как и отец, получившая фамилию Волкова.

По началу Волковы жили в небольшой квартире в панельном районе, а затем, перебрались в центр, во многом благодаря стараниям и заработкам жены. Страстью Людмилы никогда не были ни муж, ни дочь, ни семья. Увлечённая политикой и карьерой, она редко бывала дома, ломая стереотипы о том, что главным добытчиком в семье должен быть мужчина. Но Аню и её отца это не смущало. Нельзя было сказать, что семья их не счастливая, хоть соседи и смотрели косо, да и одноклассники посмеивались. Но всё было хорошо. Было, до того зимнего дня, когда, вернувшись после секции плавания, в квартире на одном из центральных островов, двенадцатилетняя Аня услышала телефонный звонок.

Она все чаще задумывалась о том, какие страшные события запомнились ей из раннего детства. Она тонула в ручье и разбивала голову, упав с паутинки во дворе. Столько крови, текущей по лицу и футболке, она ни до, ни после не видела. Ужас в глазах смотрящих на неё детей, её подружку даже стошнило. Вспоминались и просто жуткие моменты. В городе тогда было неспокойно, и сообщения криминальных сводок провоцировали детей всем двором бежать и смотреть скорее, что же приключилось. Аня видела и дырки от пуль в стенах домов-колодцев, и ржавые хлипкие каталки с накрытым простыней телом, но даже это всё она бы не отнесла к очень уж плохим воспоминаниям. Но, тот звонок…

Сначала, он показался всем отличной новостью. Любой плясал бы от радости по квартире свой победный танец, а её отец именно так и сделал. И вот, в год двенадцатилетия, вместе со звонком от куратора галереи современного искусства, в жизнь Ани Волковой ворвался «чужой успех». Это стало страшным сном наяву. Страшнее даже тех кошмаров, что снились ей почти каждую ночь. Ведь теперь Аня росла в семье двоих успешных родителей. И казалось бы, счастье, но нет.

Она чувствовала себя самым ненужным существом на планете, в этой новой жизни родителям всегда было не до неё. «Ну ты же уже не маленькая, сама понимаешь», «это же для того, чтобы у тебя всё было», «в нашем детстве вообще ничего такого не было, а сейчас вон смотри, закончится выставка, придёт гонорар, что захочешь тебе куплю! Хоть пони! Нет, ну я серьёзно, Волчонок, хочешь пони?»

И если с самого рождения Аня привыкла видеть маму только по утрам, когда та спешила на совещания, собрания… «сегодня в штаб», «наблюдателем», «завтра поездка с председателем в область»… то смириться с отсутствием отца было сложнее. Квартира стала пустой. И тихой. Иногда заходила бабушка по матери, но и эти визиты были недолгими, здоровье у неё хромало. А потом настал май.

Все одноклассники с упоением ждали прихода этого предлетнего, пролетающего в одно мгновение месяца, ведь вот, неделя, две и «ура! Каникулы!». В понедельник вечером Аня Волкова сидела одна на кухне, доедая пюре с сосисками, которое она научилась очень вкусно готовить. Слишком тихо. От яркого света майских вечеров, готовящихся стать белыми ночами, в углах потолка точно сгущалась темнота. Слишком тихо и темно. Две тарелки, накрытые плёнкой, стояли на столе. Она не верила, что кто-то из родителей решит явиться на ужин, но убирать еду в холодильник не хотелось. Надежда – самый жестокий из ядов, с этим её «ну а вдруг?!».

Но «ну а вдруг» не случился во вторник, как не случился и в среду, в четверг она ненадолго встретилась утром с мамой на кухне. Получив наличных и сухой, словно птичий клевок, поцелуй куда-то в макушку, осталась одна доедать завтрак и собираться в школу. Аня злилась сама на себя, ведь даже этому нелепому поцелую она обрадовалась.

– Словно объедки мне кинула, а я и счастлива. – Пнула она жестяную банку, с грохотом прокатившуюся по двору.

В последнюю из майских пятниц Аня вернулась домой ближе к вечеру, после плавания и художки. Провернув ключ в замке, она с порога унюхала мамину стряпню и услышала папину дурацкую любимую песню, доносившуюся из кухни. «Неужели Новый год вдруг настал?» – подумала она и даже на всякий случай посмотрела в зал, на место, где в углу каждый год стояла ёлка. Но это была обычная майская пятница, за окном уже совсем по-летнему плыли облака, обрезаясь точно рамкой, карнизами двора колодца.

– Почему вы оба здесь? – Аня застыла в дверном проёме кухни. Мама прыснула, подавившись вином, а папа заливисто расхохотался.

– Здороваться не учили? Это что за вопросы такие? Потому что мы оба тут живём.

– Да!? Вот не похоже.

– Волчонок, не язви, мама вон вином всё залила.

– Ой, не начинай, не всё, вот уж и пару капель пролить нельзя, Ань, садись, бери котлеты на сковородке, на столе салат.

Уплетая за обе щеки вкуснейшие котлетки, Аня уже размечталась, что тот звонок был чьей-то злой шуткой, и теперь всё наладится, и они вот так будут ужинать дома, каждый день, все вместе. Как вдруг отец сказал:

– Мы тут посовещались по нашим расписаниям и бабушку ещё спросили, в общем, Волчонок, я знаю, ты, конечно, не любишь там бывать, но на каникулы придётся поехать к дедушке в деревню. Мамы полтора месяца не будет в городе летом, а я неделю тут, неделю там. По всему Поволжью выставки.

– А? Как это? К деду? Без тебя? И что мы там с ним делать вдвоём будем?

– Нет, подожди, почему без меня? На машине с тобой поедем, и я между выставками приеду, уже прикинул маршруты и даты, там не слишком далеко. На пару дней буду заезжать, а в августе и на неделю получится, порыбачим, в речке покупаемся, да, Волчонок?

– Ма-ам, нет, ну пожалуйста! Почему мне тут не остаться? Я справлюсь! До этого же справлялась.

– Нет, Ань, до этого полдня в школе, а после школы секции, а на каникулах что? В квартире будешь всё лето сидеть? Или одна как шпана по дворам слоняться? Ну уж нет. Да и дедушка рад будет.

– А день рождения? В июне же день рождения, вы приедете? Или что, его тоже вдвоём с дедом отмечать?

– Так у тебя же там были какие-то друзья? Вот их и позовёшь, папа, скорее всего, приедет, а я очень постараюсь.

– Какие-то друзья?! Мам, я их в последний раз видела, когда мне было пять! Я уже и не помню никого.

– Ой, не начинай, две недели будет, перезнакомишься со всеми.

Аня пнула спортивную сумку под кровать. С первого этажа доносился хохот дедушки и отцовские глупые шутки. «Перезнакомишься со всеми, конечно…» – поёрничала она книгам и кассетам, с грохотом рассыпавшимся по столу. Кроме чтения и музыки, никаких занятий придумать она не могла.

– И чем это лучше лета в квартире? Там хотя бы с одноклассниками можно было бы погулять. И телевизор ловит.

Отец уехал рано утром. Аня радовалась, что хотя бы додумался разбудить её, чтобы попрощаться, но позавтракать вместе отказался. Собрав бутербродов и термос чая, он прыгнул в машину и укатил по просёлочной дороге, поднимая пыль.

И всё застыло. Первая неделя лета тянулась бесконечно. Дедушка в основном молчал, раздавая редкие невнятные указания. Не ощущалось, что ему нужна какая-то помощь, и Аня думала, это потому, что он давно жил один и просто привык всё делать сам. Он лишь единожды поинтересовался у Ани, как много им задали на лето и справится ли она самостоятельно. И услышав положительный ответ, пробубнил что-то в духе: «Ну вот этим и занимайся».

На третий день, не в силах слоняться по дому и участку без дела, Аня откопала в сарае старый бабушкин велосипед. Постаралась отмыть его от ржавчины и грязи. Дед, вернувшись с дальних огородов на обед, помог смазать цепь, перекрутить сиденье и надуть колёса. И весь оставшийся вечер Аня каталась вокруг дома по песчаной тропинке, стараясь совладать с этим капризным железным монстром. По росту он был великоват, руль не слушался. В городе своего велосипеда у неё уже несколько лет как не было. Она с грустью вспомнила бежевый детский велосипедик, на котором каталась в начальных классах, и в очередной раз, еле войдя в поворот, решила закатить облезлого монстра обратно на участок. Дедушкин пёс облаял её у входа в калитку.

– Цезарь! Фу! Да я это, я, – ворчала Аня на короткошёрстную дворняжку.

В её роду точно были борзые. Ладно сложенный, совсем ещё молодой пёс прыгал вокруг, пытаясь закинуть лапы Ане на плечи.

– А ты чего только вокруг дома катаешься? – Дедушка отточенным движением схватил пса и зацепил цепь за ошейник.

– А можно дальше уезжать? – Удивилась Аня. Дед поднял бровь. – Ну, то есть я даже и не знаю, куда на нём поехать.

– Это в городе у вас везде машины и люди злые…

– Дедуль, да не злые там люди.

– Может, и так, просто много их, а тут, куда глаза смотрят, туда и катайся, никто тебе ничего не скажет и не сделает. Природа вон какая красивая, чего вокруг дома-то колесить.

– Да я и не боюсь, – как-то виновато пробубнила она, опасливо покосившись на овсяное поле, начинавшееся за забором участка. Поймав её взгляд, дедушка вытащил из-под растянутой футболки что-то маленькое, блестящее, на серебряной цепочке, и повесил внучке на шею.

– Оберег, чтобы ничего не боялась, – улыбнулся он.

– Дедуль, да не боюсь я! А что это?

Аня рассматривала монетку, подняв её двумя пальцами на уровень глаз. Через дырочку в центре была продета цепочка, цветы и завитки украшали обе стороны, а ещё непонятные надписи, совсем не похожие на обычные цифры.

– Да привезли когда-то давно, может, из Китая или из Японии, кто их там разберёт, эти черточки. Не знаю. Это бабуля твоя носила. Любила цветы на ней.

– Спасибо, – кивнула Аня, пряча подарок под одеждой. – А не жалко? Ты же теперь получается без оберега останешься.

Дед расхохотался, и Аня поджала губы, готовясь уже обидеться, но он потрепал её по голове. Было больно. Силу дед рассчитывать совсем не умел, но Аня отчего-то воспряла духом.

– Чего это, мне для внучки что-то жалко должно быть? Вот насмешила! А завтра, ты давай до Рейнеке докатись, там Тима уже спрашивал, почему к ним не заходишь.

Аня вспомнила, что в детстве летом играла с мальчиками Арсением и Тимофеем. Мальчишки с очень странной фамилией, она тогда ещё думала, что Волковы – это необычное семейное имя, но приехав к деду, обнаружила в соседях Шимдтов, Гоферов, Миллеров вперемешку с Петровыми, Ивановыми и Соколовыми. Но даже среди них «Рейнеке» звучало как шутка, как какое-то выдуманно-ненастоящее слово. Тима обиделся на неё, когда она в первый раз озвучила ему свои мысли. Дед же сказал, что это их бабка стращает, мол, потомки великих мукомолов и основателей деревни.

– Но это глупости все какие-то, уже при союзе не было здесь никакой мукомольни, всё порушили вместе с церквями, а большинство немецких фамилий, живших в степях ещё с Екатерининских времён, разбежались, сменились или обрусели. Но есть и те, кто остались, пережили. И теперь гордятся ими отчего-то чрезмерно. Ты перед Тимофеем извинись. Даже так, не гоже над чужими именами смеяться, он же его не выбирал. Мальчик он добрый, сразу простит, если извинишься.

Аня тогда извинилась. Вот и всё, что она помнила про соседей. А ещё, что Тима постоянно вредничал и отбирал её игрушки. Но тогда ей было пять. А сейчас? Просто приехать и позвать кататься?

– Как-то неудобно.

– Да отчего ж неудобно-то? Велосипед есть, погода вон, сказка, ни жары, ни дождей, ты только утром рано не заезжай, там пацанята отцу помогают с хозяйством, а после полудня шатаются по деревне без дела, хоть тебя с собой возьмут.

– Мама таких шпаной называет.

– Ну маме твоей виднее, конечно, да. Здесь дети – это просто дети. Чего дома сидеть, когда на велосипеде на речку можно.

Тима узнал её сразу. Ане даже стало как-то спокойнее от его болтливости и дружелюбия. Он вырос в красивого парня, вытянулся на голову выше, и рядом с ним Аня выглядела как ученица начальных классов. В школе она всегда стояла одной из последних в линейке на физре. А теперь и вовсе ощутила себя мелюзгой. А вот его младший брат Сеня вырос скорее вширь, он не был сильно выше Ани, да и толстым назвать его язык не поворачивался, Тима как-то сразу ляпнул: «Сейчас наш крепыш подойдёт и поедем». И, наверное, крепыш и было лучшим его описанием. В отличие от брата он не был болтлив и каждый раз, когда открывал рот, говорил какие-то гадости. Аня сочла его врединой.

Но уже через несколько дней поменяла своё мнение, когда на подъездах к их дому её облаяла стайка бродячих собак. Сеня выбежал на помощь. Он шумел, кричал, кидался в них камнями и палками, но ни разу не попал. Собаки, гавкая, разбежались, поджав хвосты.

– Ну ты и мазила! Спасибо, что помог, – улыбаясь, поблагодарила Аня, закатывая велосипед на лужайку дома Рейнеке.

– Ничего не мазила! Я же тебе не живодёр какой-то, собак калечить. Зачем? Припугнешь и разбегутся. В тебя бы камнем точно попал, – съехидничал он и получил за это подзатыльник от подоспевшего Тимы.

– Опять шавки эти прибежали?

– Ага, сколько не гоняй, возвращаются.

– Ты, Ань, не обращай внимания на его слова, – чуть позже оправдывался за брата Тима.

Они втроём добрались до маленького пляжа на ледяной и шустрой речке. Сеня сразу полез кататься на тарзанке, натянутой на склонившейся над водой старой ветле.

– Он камнем в меня грозился кинуть, – Аня сделала обиженный вид. Но она скорее притворялась перед Тимой. Она нисколько не злилась на Сеню, наоборот, ей даже понравилось, что тот не стал обижать собак. Больше всего она не любила мальчишек, издевавшихся над слабыми.

– Да это он шутил, конечно, говорю же, крепыш иногда перегибает, тем более с девчонками разговаривать не умеет совсем. Хотя мама говорит, что он животных больше, чем людей, любит. Но я думаю, это не так.

Сеня с кучей брызг плюхнулся в ледяную воду с тарзанки, исполнив сальто в два оборота, показавшееся Ане уж очень неуклюжим, отчего она в голос громко расхохоталась. Мальчик вылез из речки весь трясясь, с посиневшими губами, и, зыркнув на смеющуюся Аню, снова полез на тарзанку.

– А что это за собаки были? Они часто к вашему дому прибегают? – спросила Аня, поглаживая лист мать-и-мачехи, всё пригибавшийся обратно.

– Ай, да это цыганские, они встали с той стороны за асфальтовой дорогой.

– Где? Там, где поля с подсолнухами?

– Ага, чуть туда дальше, где лесок за полем начинается.

– И чего они там делают?

– Живут.

– В лесу? – удивилась Аня. До этого она видела цыган только на вокзале и прилегающих к нему улицах. И это были в основном женщины с маленькими детьми, предлагавшие погадать по руке.

– Да нет, не в лесу, у них там и палатки, и трейлеры, и даже генератор свой есть! Передвижной городок.

– А что они здесь делают?

– Да ничего особенного, работают, торгуют, меняются. Вон несколько человек к бате моему утроилось на две недели с полем помогать. К Соколовым тоже прибились, старый дом им ремонтируют. Тётки их потолок в «клубе» помогают белить. А как закончатся подработки, уйдут куда-нибудь, в Карамыш или в Полевку дальше поедут, кто их знает. Долго летом не стоят.

***

Вторая неделя лета тянулась не так грустно и уныло, как первая, отчасти благодаря Тиме и Сене, а отчасти потому, что Аня наконец-то договорилась с дедушкой об обязанностях. Ей доверили заботу о кроликах и курах, а также они с дедом разделили готовку. Ане выпало готовить ужины по пятницам и выходным. В отличие от прошлых приездов к деду, в этот раз ей даже нравилось жить в его доме. Хотя, скорее, ей нравилось, что ужинать ей не приходится в одиночку. Завтраки она пропускала, так как дед просыпался слишком рано, а обедала обычно либо в доме у Рейнеке, либо вместе с мальчиками ела бутерброды на берегу реки или на вершине холма. Каждый день они катались куда-то в новое место. Ребята будто выстроили план показать Ане за лето все интересные места в округе, хотя и отрицали существование такого плана.

И каждый раз она не справлялась с бабушкиным старым велосипедом. Падение за падением, на локтях и коленках уже не было живых мест. В конце второй недели лета, после поездки на дальнее озеро, свалившись там кубарем в ветловом лесу, Аня вернулась вечером к ужину. Дед вытащил ветку, застрявшую в её волосах, достал перекись и усадил на кресло, выгнав с него недовольного серого кота.

– Ты это, немного потерпи ещё. Два дня же осталось до дня рождения, – извиняющимся тоном пробубнил он. – Бабулин велосипед, конечно, не по тебе сделан.

– А причём тут мой день рождения? – дедушка охнул и замолчал. – Знаешь что-то? – Аня сузила глаза, точно хищная птица.

– Да чего мне там знать, ляпнул просто не подумав.

– Точно знаешь что-то! Папа приедет? Он тебе что-то говорил?

– Да не знаю я ничего! Любопытной Варваре… – дед схватил Аню за нос, и она услышала зловещий хруст, но всё равно весело рассмеялась.

– Так я тебе и поверила! – захохотала она и убежала переодеваться перед ужином. – Он сказал, что велосипед подарит? – свесив голову через перила, продолжила она приставать к деду на расстоянии.

– А ну кыш! Ты чего кошка так любопытствовать? Иди давай переодеваться и ужинать.

Она плюхнулась на кровать. Так хотелось новый велосипед, лёгкий и удобный, чтобы наконец-то утереть нос Сене, постоянно кружившему вокруг неё, словно она улитка какая-то. Вынув из рюкзака плеер, она поставила на зарядку аккумуляторы и разложила кассеты на столе. Тима предложил скататься завтра после обеда до лагеря цыган, туда собиралось несколько взрослых и ещё пара деревенских детей. Цыгане готовились сниматься со стоянки и устраивали мини-ярмарку на прощание.

– Ты лучше у них ничего не меняй. Все поломается быстро, – ворчал дед за ужином. – Но вот кукурузу они вкусно на мангалах пекут, это попробуй обязательно. Денег много с собой не бери. Вообще лучше с собой ничего не бери. На, – он высыпал мелочь на стол, – на вкусненькое попробовать хватит, а всякого хлама в сарае и так навалом.

Позже, ворочаясь в кровати, Аня ругала отца на чем свет стоит, ведь накануне отъезда она спросила его, нужны ли ей будут с собой карманные деньги, на что тот сказал, что там их некуда тратить, магазин единственный хозяйственный и денег на еду и всякие нужды он оставит деду. Послушав его совета, Аня выложила свой кошелек с накопленными деньгами, доставшимися ей на праздники и дни рождения, дома, в комнате квартиры. Почему же он не сказал, что существуют ярмарки и местные праздники? Может, он и сам о них не знал? С этими мыслями она и заснула.

С утра одевшись в джинсовые шорты и немного проданную после многочисленных падений с велосипеда темно-зеленую футболку, Аня сгребла мелочь со стола в поясную сумку и выкатилась на велосипеде до условленного места. Тима и Сеня уже ждали ее там, а с ними несколько местных мальчишек и девчонок. Одеты все были в рубашки поверх маек, на Сене, несмотря на жару, были «парадные» цветастые спортивки. Девочки, к ужасу Ани, все были с накрашенными глазами и ресницами. Одна была в сарафане поверх которого надела джинсовый пиджачок, вторая в футболке с «Титаником», заправленной в обтягивающие черные капри. И конечно, их предводительница.

– Ну привет, городская. Я Олеся, а ты? – Она надула пузырь из розовой жвачки и лопнула его с громким щелчком. На ней была самая короткая юбка, которую Ане только доводилось видеть, и глянцевая олимпийка из белых и оранжевых полосок. Со своим розовым блеском на губах и слипшимися ресницами она выглядела лет на двадцать, хотя была ровесницей Тимы, или чуть старше, «пятнадцать не больше».

– Я Аня, – все еще пытаясь определить возраст Олеси, пробубнила самая неопрятная из всех, городская девочка.

После короткого приветствия все попрыгали по велосипедам и понеслись по холмам к асфальтовой дороге. Аня отставала. Сначала она даже позлорадствовала над тем, как такие расфуфыренные девочки будут поспевать за ними. Но уже через пару минут пути осознала, что местные со своими велосипедами на короткой ноге. Олеся же могла дать фору всем мальчишкам и даже умудрялась это делать в своей, короткой до ужаса, юбке. Аня грустно выдохнула и только пыталась не отстать слишком уж далеко.

– Как же я хочу новый велосипед, – бубнила она себе под нос, задыхаясь на подъеме по холму, потеряв всех из виду.

– Забралась? – улыбнулся ей Тима на вершине. Остальных нигде не было видно.

– Оставили дожидаться городскую? – проворчала Аня, уперевшись взглядом куда-то в траву.

– Неа, сам вызвался, – просиял улыбчивый Тима. – Велик твой, конечно, просто отстой.

– Да уж, даже спорить не стану, – он легонько пнул Аню плечом. – Далеко еще до асфальта? Не могу больше!

– Да вон он, считай приехали уже. Давай, давай, «городская», – рассмеялся он. – Не отставай, а то нам с тобой кукурузы не достанется. – И прыгнув на велосипед понесся в сторону дороги.

– Как же я хочу новый велосипед! – крикнула Аня, прокручивая застрявшую педаль и забираясь на своего обшарпанного монстра.

В дальнем углу летнего неба, где-то за лесом, тонкой полоской ютившимся на горизонте, собирались темные облака. Вдали еле слышно громыхнуло. Аня оглянулась, легко крутя педали по ровной асфальтовой дороге, и в лицо ей задул поднявшийся ветерок, прогоняя предгрозовой зной. «Как же хорошо», – подумала она и налегла на педали, догнав Тиму.

– Смотри! Там дождь собирается!

– А? Да нет, стороной обойдет. Вон, наши уже все здесь.

Они подъехали к велосипедам, развалившимся в повалку на траве у тропинки, и, оставив свои там же, зашли в палаточный городок. Отовсюду доносилась веселая музыка, напоминающая индийские мотивы; буквально у каждой палатки стоял магнитофон, и звуки сливались в какофонию. Местных оказалось больше, чем изначально говорил Тима. Кто-то переворачивал мясо, кто-то копался в горках одежды, разложенных на картонках. Дети бегали с самодельным самолетиком в окружении стайки гавкающих собак. Друг дедушки сидел на пластиковом ящике, приспособленном под табурет, рядом с цыганским старичком и что-то забористо обсуждал, чокаясь и разливая жижу из общей фляги.

– О! Так это же Анна Григорьевна! – кинулся он к ней и потащил, усаживая на ящик-табурет. – Ну, Яков Иванович, скрывал от нас такую невесту! – Тима закатил глаза. – И где он? Носу не катит из своих огородов, совсем уже! Ты, Ань, ему передай-передай, что я жду его у себя опробовать медовуху.

– Передаст, – огрызнулся Тима и вытянул Аню за руку из компании пьяниц-старичков.

Она слышала пошлые шутки и причитания, но решила не оборачиваться и просто шла за Тимой. Спустя пару минут они нашли Сеню под деревом в компании двоих маленьких девочек. Одна висела у него на спине, а вторая сидела на корточках и горько плакала.

– Даладно, – грустно выругался Тима, подходя к нему. – А мама где?

– Вон в одежде роется. На твоя очередь, – Сеня снял с загривка девочку и передал брату.

Маленькая Кира радостно вцепилась Тиме в волосы, когда он посадил ее на плечи. Кудрявая девчушка двух с половиной лет была самой младшей в семействе Рейнеке и смотрела на всех светлыми, влюбленными глазами. Самый позитивный ребенок, которого встречала Аня. Она перевела взгляд на девочку лет восьми, все еще заливисто ревущую на корточках. Лиза Соколова, или как все ее называли «плакса Лиза», приходилась Тиме и Сене двоюродной сестрой. И как показалось Ане за прошлые две недели, служила им наказанием. Не было ничего хуже, чем взять ее с собой на речку или на озеро. Тима посмотрел на Сеню с Аней и получил шлепок маленькой ручкой прямо по лицу.

– Сходите за кукурузой. А я пока Киру маме отнесу. Лиз, ты со мной или с Сеней пойдёшь? – Сеня скорчил умоляющее лицо.

– За кукурузой? – Лиза подняла лицо, вытирая слёзы и сопли.

– Нет, я вон к маме, туда, где одежда, а Сеня за кукурузой пойдёт.

– Никуда не хочу! Хочу домой! – разревелась она пуще прежнего и шлёпнулась в истерике прямо на траву. Тима пожал плечами и быстренько сбежал, подмигнув брату. На виске у Сени вздулась вена, а лицо покраснело от злости.

– Хочешь, я схожу, на всех кукурузы возьму? – тихонько спросила Аня, пока Лиза ревела и каталась по траве. Судя по взгляду Сени, он просто хотел быть где-нибудь «не здесь», и Аня, решив не дожидаться ответа, направилась к круглым железным бочкам, на которых жарили кукурузу. Она купила шесть початков, и ей сложили их в голубенький пакет-майку, обильно посыпав всё солью. «Про соль не спросила», – нервничала Аня, возвращаясь, вдруг мальчики без неё любят, а уже всё посыпали.

– Эй, городская, как тебя там? – Аня обернулась.

Олеся сидела, закинув ногу на ногу, на бревне, приспособленном под лавочку, рядом стояла девочка в майке с «Титаником».

– Аня. Чего вам? – Аня старалась не грубить, она уже приметила, что местные не всегда хотят обидеть, даже если говорят вещи, которые на её районе сочли бы хамством. Вот только в том, что Олеся тоже относится к этому феномену, она очень сомневалась. Но ссориться не хотелось, да и кукуруза остывала.

– Ты к бабке сходила уже?

– А? Куда? – Аня подошла к девочкам и поставила пакет на бревно.

– Тут есть костяная бабка. Цыганка, которая на костях гадает.

– И зачем мне к ней ходить?

– Как это зачем? Про парня своего спросить, у тебя что, там в городе и парня даже нет? Ну не знаю, про Тиму спроси. – Она улыбнулась ехидной улыбкой на мгновение и продолжила наигранно жевать жвачку. Подружка громко расхохоталась. Ане захотелось ударить их обоих. – Или ты боишься?

– Да денег у неё просто нет, вон майка драная какая. – Вставила свои пять копеек подружка Олеси.

Аня почувствовала, как в животе лопнул какой-то яростный комок, она схватила пакет, и холодок пробежался по позвоночнику, застыв на воротнике, под волосами. Злость словно царапала коготками шею. Мерзкие.

– Ничего я не боюсь! Где там эта ваша бабка?

Они втроём дошли до дряхлой брезентовой палатки, стоявшей на некотором отделении от «городка». Девочки хихикали и подначивали, и несмотря на то, что Ане совсем не хотелось туда заходить, она окинула Олесю злобным взглядом, всё-таки залезла в палатку.

Запах был отвратительный. Пахло сыростью и старыми матрасами, вперемешку с приторными благовониями. Палочки дымились прямо внутри. «Как она здесь ещё не сгорела заживо?» – подумала Аня и сквозь слёзы, накатившие на глаза, присмотрелась к старухе, сидевшей, сложив ноги лотосом, в глубине палатки. Бабка была худая как смерть. Цветастый шёлковый халат, узором напоминавший ковры, висевшие у всех старушек на стенах, свисал на ней словно на вешалке, не пряча, а скорее подчёркивая болезненную худобу. Из-под рукавов торчали тонкие жилистые руки с длинными жёлтыми ногтями. Вьющиеся седые волосы собраны в гнездо на голове. Аня на секунду забыла, как разговаривать, а бабка смотрела на неё оценивающе и кашляла.

– Чего пришла? – вдруг прохрипела она, наконец-то прокашлявшись.

– Я… Мне тут девочки рассказали, что вы гадаете.

– Девочкам гадаю, да. Деньги есть у тебя?

Аня порылась в поясной сумке, вытащив остатки мелочи, и сложила на деревянную доску, лежавшую напротив бабки, служившую ей столом.

– Маловато, – гадалка ногтем разложила монеты в линию. – Больше ничего нет?

– Могу кукурузу вам отдать.

– Сдалась мне твоя кукуруза.

– Больше ничего нет.

– А на цепочке что? Крестик? – она ткнула Ане в шею пальцем, потащив за цепочку, и монетка с дырочкой выскочила из-под футболки.

– Это оберег. Какая-то иностранная монетка. Не думаю, что много стоит.

Старуха сузила глаза.

– Ну, если ничего не стоит, то и её давай. Тогда погадаю.

Аня на мгновение заколебалась. Но вспомнив, как легко дед отдал монетку и как ехидно улыбалась Олеся, сняла с цепочки серебристый кружочек с выгравированными цветами и кинула на доску к остальным. Бабка улыбнулась.

– На вопрос? На любовь? Или на будущее хочешь погадать?

Аня задумалась. Она пришла сюда только чтобы не выглядеть трусливо в глазах Олеси. Да и не было у неё никаких вопросов. Её жизнь была ей отчего-то совершенно понятна. Школа, потом институт, как хотела мама. После пойдёт работать, появится квартира, в которой она так и будет сидеть по вечерам одна и есть пюре с сосисками. На счёт любви также не было идей. Ей, в отличие от подружек, не нравился никто из класса, никто из дворовых, никто с плаванья. В шестом классе она даже притворилась, что ей нравится мальчик с художки, когда все разговоры подружек начали сводиться к обсуждению одноклассников. Но тратить гадание на вопрос про любовь ей казалось бессмысленным.

– Чего задумалась?

– Не знаю, о чём спросить.

– О как? А чего пришла тогда?

– Что бы погадать.

– Когда нечего спрашивать, незачем и гадать. – Бабка сложила руки на груди, изображая важный вид. – Может, на это лето погадать?

– На лето? Да, давайте.

Старуха вытащила глиняный стакан и долго трясла его, словно погремушку, закрыв отверстие рукой. Пела заунывную песню и трясла, трясла, трясла, Аню начало укачивать. Дым от палочек сгущался, и дыхание спёрло. На висках выступил пот. Как вдруг бабка убрала руку, и кости с грохотом рассыпались по доске-столу. Девочка ахнула. Это были настоящие кости, а не игральные, как она подумала изначально. На разного размера костяшках были вырезаны знаки и полоски, на каких-то кружки, чёрточки, треугольники. Все кости были разной формы, различались по цвету и размеру, некоторые выглядели совсем свежими. Разглядывая весь этот хаос, единственное, о чём думала Аня: «Хоть бы они были не человеческие».

– Вижу только половину тебя. Вторую потеряла. Давно потеряла. Но если победишь злость и будешь смотреть не только туда, где «видно», но и туда, куда стоило бы смотреть, может, найдёшь потерянное. Тебе соврут ящерицы, берегись. Вижу какое-то место, что пугает тебя, но со страхом тоже сможешь справиться, если найдёшь утраченное. Вижу что-то некрасивое. Оно как шрам, зажившее, от того что разорвали. А ещё…

– Что ещё? – в момент, когда бабка многозначительно замолчала, Аня вдруг придумала вопрос, который её действительно интересовал, как же он сразу не пришёл ей в голову?! Нужно было спросить, подарят ли ей велосипед! Дед что-то об этом проболтался, но очень интересно, точно ли это так и какого он будет цвета… – Там про велосипед что-то?

– Что? Нет там не про какой велосипед.

– Уверены?

– Вот мерзавка, ничего тут нет про велосипеды. Тут другое.

– А что тогда? – грустно выдохнула Аня, начав скучать.

– Тень.

– Тень?

– Да. Тень-сестра. Ты её разбудила.

– И что мне с ней делать? Что это вообще такое?

Старуха молчала, сверля девочку взглядом, уставилась куда-то ей на шею. Ане стало неприятно от этого её взгляда. Повисла пауза.

– Мне откуда знать, больше ничего не видно, – вдруг оскалилась бабка. – Тем более за такую низкую цену. Разживись денюжкой и приходи ещё. Посмотрим тогда, что это за тень.

– А про велосипед там точно ничего нет?

Аня выбежала из палатки под крики и причитания старухи. Девочек рядом уже не было. Не стали ждать.

– Вот гадюки! – выругалась Аня и отправилась на поиски братьев Рейнеке.

– Кукуруза остывшая, – констатировал Сеня, сидя на бревне. Довольный Тима уминал уже вторую. Их мама забрала сестёр и ушла, поэтому все шесть початков были поделены между братьями и Аней.

– Чего нагадала-то старуха?

– Да ерунду какую-то про тень, – злилась Аня.

– Она маме перед тем, как Кира родилась, гадала.

– Сбылось?

– Ага, ма говорит, всё сбылось слово в слово. А ты про что спрашивала?

– Про велосипед спросила. Но про него она ничего не увидела.

Где-то уже совсем рядом прогремел гром и поднялся ветер. Тима задрал глаза на небо.

– Ты же говорил, что стороной обойдёт?

– А он всегда про дождь ошибается, – рассмеялся Сеня. – Поехали давайте домой. А то Аня на своём веле в грязи точно забуксует.

Аня с досадой выдохнула, возразить было нечего.

Дома за ужином Аня рассказывала деду самые запомнившиеся события, например, про его друга пьяницу, накинувшегося на неё с расспросами, про шум-гам и музыку одновременно играющую из десятка магнитофонов и, конечно, про Олесю. Как же она ей не понравилась. Дед хохотал и подначивал, а Аня всё не могла угомониться, пока не дошла до рассказа про бабку-гадалку. Она рассказала, что хотела выспросить про велосипед и вкратце пересказала предсказание, что нагадала ей старуха. Как вдруг выражение лица дедушки переменилось. «Неужели его гадание так испугало?» – подумала Аня, но долго размышлять не пришлось:

– Ты ей бабушкину монетку что ли отдала?

Аня вдруг замолчала, не зная, что ответить, и только решилась кивнуть.

– Аня! Как же можно было?! Это же память была о бабушке твоей! Я же её тебе подарил!

– Извини.

– Да что с твоим «извини» теперь делать?

– А я что теперь сделаю? Раз подарил, значит, она была моя, как захотела, так и распорядилась!

– Да кто ж так поступает с вещами памятными?! Ты вообще что ли без мозгов?

– Я бабушку ни разу в жизни не видела, какая же это память? Чего теперь кричишь, не надо было, значит, мне её отдавать, раз такая ценная, – раскричалась Аня в ответ и выскочив из-за стола, хлопнула дверью комнаты.

Она сидела на кровати, слушая, как дед ходит по дому и ворчит. Он долго что-то переставлял, ронял, гремел. «Он что, решил все бабушкины вещи попрятать?» – недоумевала Аня. «Вот же блин, теперь он меня никогда не простит».

– Память, тоже мне… – она подошла к письменному столу. Бабушка погибла задолго до её рождения, отец тогда ещё школу не закончил, и Аня видела её только на старых семейных фотографиях. – И что мне теперь делать?

Аня села на стул, обхватив голову руками, и уставилась на свой потёртый синий рюкзак. На молнии кармашка висел брелок в виде маленького медвежонка, и к нему был прикреплён жетончик с именем «Каспер». Жетон принадлежал чёрной овчарке, собаке, которую она очень любила и отлично помнила, несмотря на то, что когда Каспер погиб, ей было всего пять лет. Аня пару раз звякнула жетоном и покрутила его между пальцами. Столько лет прошло, а она всё ещё хранила его как сокровище. И в этот момент ей вдруг стало так стыдно перед дедушкой. Почему же она не подумала про этот жетон, когда отдавала монетку? Она бы тоже кричала и злилась на деда, если бы он его потерял. К глазам подступили слёзы.

– Как же мне её вернуть? – спросила она у жетона. И принялась писать записку деду.

Как ей казалось, план был отличный. Она проберётся через окно по козырьку, спустится около сарая, возьмёт велосипед и доедет до этой предсказательницы. Главное – прокрасться, чтобы Цезарь не залаял, а дальше всё будет просто. Она собрала всё, что ей показалось более-менее ценным: кассеты, книжку, запасные аккумуляторы-батарейки. На что-то из этого она выменяет монетку обратно. Уже стемнело, и шёл дождь, но если одеть ветровку с капюшоном и кеды, то и не страшно, похолодало на улице не сильно. За час она точно доедет до цыган и часа через два-три уже вернётся обратно. Если повезёт, дед и не заметит записку. А утром она отдаст ему эту треклятую монетку, и всё. Вопрос решён. Если монетка вернётся, то и извиняться больше не нужно.

– Да, так будет правильно, – Аня распахнула окно и вылезла на козырёк. – Не очень-то и сильный дождь.

Она горько пожалела об этих словах спустя двадцать минут. Летний дождик превратился в ливень, стихийное бедствие, с ветром, громом и молниями. Вода хлестала по щекам. Шквальные порывы заваливали на бок. Ехать на велосипеде по размокшей грязи было невозможно. Аня попробовала его катить, но и с этим возникли проблемы. Она вся испачкалась и промокла. Небо громыхнуло, молния осветила силуэт дуба, стоявшего у дороги между двумя полями. Аня решила переждать там. Не будет же он долго с такой силой лить.

Выжав ветровку и носки, она сидела на корнях дерева и дрожала. В мокрой одежде холодно даже тёплой ночью. Час спустя дождь начал стихать, и от этого стало немного теплее. Или, может, из-за стихшего ветра. Очевидно, что нужно возвращаться домой, как только дождь закончится. Аня уткнулась лицом в руки. «Ну, день ссоры я, наверное, переживу. Если не будет дождя, может, Тима и Сеня согласятся завтра со мной туда скататься?» – думала она. Как вдруг гром загремел, словно земля развалилась напополам, и в поле, в нескольких метрах от неё, ударила молния.

Точно в замедленном фильме, Аня увидела, как из земли от взрыва полетели куски, поднялся дым, и, хоть и мокрые от дождя, колосья начали тлеть.

«Интересно, могут загореться во время дождя?» – пронеслось в голове, но она уже бежала к тому месту, бросив велосипед под деревом.

Затоптав тлеющие колоски, девочка вырвала охапку и похлестала ими об землю. Достала фонарик. Ей было интересно, куда именно попала молния, она водила кружком света по земле. Дождь совсем закончился. Двигая лучиком то влево, то вправо, она так и не нашла места, куда пришёлся удар. Остановив свет на колосьях, она заметила желтые глаза. Вскрикнула. Выронила фонарик.

– Эй! Ты кто? – крикнула Аня трясущимися руками, поднимая фонарик с земли.

Из колосьев встал сидевший в них мальчик. Он был каким-то бледным и лохматым. В свете фонаря его глаза сияли искрящимся янтарём, точно излучая золотой солнечный свет. Он закрыл лицо рукой, прячась от света.

– Ой, извини, – Аня опустила луч пониже, чтобы не слепить его. – Ты что здесь делаешь? Тоже молнию увидел?

Он посмотрел на лёгкий дым, ещё поднимающийся от колосьев, а потом обратно на Аню. Она приметила, что одного с ним роста.

– Ты чего? Немой? – не унималась девочка, не могла вспомнить его среди детей, которых видела в деревне. Где-то вдалеке, в лесу за дамбой, нежно светились зелёные огоньки. «Может, там ещё одно цыганское поселение, и он оттуда пришёл?»

– Не твой, – вдруг сказал мальчик, грустно уставившись куда-то на свои босые ноги.

– Д нет… Я же не о том… Я Аня, – решила представиться Аня, не знающая, как реагировать на подобный ответ. «Может, он просто не знает значение этого слова?»

– Я знаю кто ты.

– А? Откуда? Мы виделись с тобой раньше? Как тебя зовут?

Он просто кивнул и пошёл в сторону дерева, под которым валялся её велосипед. «Он серьёзно? Вот так возьмёт и уйдёт?» – опешила Аня, не зная, что делать. Как вдруг подумала: «А что, если он решил велосипед украсть?! Дед мне точно не простит, он ведь тоже бабушкин!»

– Эй! Стой! А ну стой! – Аня кинулась за ним. – Только велосипед не трогай!

Она схватила его за мокрую запахнутую рубашку. Мальчик вздрогнул и удивлённо уставился на неё.

– Прости. Просто я сегодня и так уже накосячила. Подумала, что если с велосипедом что-то случится, то это будет конец.

Они шли к дереву, и Аня тараторила молчаливому мальчику историю о том, как она отдала монетку за предсказание, как на неё обиделся дедушка, и про то, как она оказалась под этим деревом. Они забрали велосипед, и Аня катила его по дороге в сторону дома. Мальчик тихо шёл рядом.

– Ты меня до дома хочешь проводить? Разве тебе не в другую сторону? – спросила она, показывая рукой в сторону дамбы, где всё ещё светились зелёные огоньки.

Он показал рукой в сторону тропинки, начинавшейся у её дома. По ней с керосиновой лампой и весело гавкающим Цезарем бежал им навстречу дедушка. Аня грустно выдохнула, представив, какой скандал ей сейчас закатят.

– Наверное, записку прочитал, – попыталась улыбнуться она.

Мальчик вытащил из кармана камушек и протянул его Ане.

– Яньйи, – прошептал он.

– Аня! – закричал дед.

Аня обернулась на дедушку.

– Я здесь, дедуль! Всё хорошо! Не беги, я сейчас подойду! – крикнула она. А развернувшись обратно, обнаружила, что мальчик исчез.

«Куда делся? Опять что ли в поле спрятался? Деда испугался?» Она посветила фонариком по колосьям туда-сюда. Но Яньйи нигде не было. «Это же он имя своё мне назвал? Я же правильно поняла, что это имя?» – думала Аня, толкая велосипед навстречу деду, который наконец-то добежал до неё и накинулся с объятиями. Цезарь радостно скулил и пытался поставить на Аню лапы.

Она долго извинялась. Долго объясняла, что хотела вернуть монетку, но ливень помешал, что обязательно завтра скатается и всё исправит. На что дед тоже извинился, пообещал больше не кричать и не злиться. Не нужна ему монетка, лишь бы Аня по ночам по полям не бегала. На том и помирились.

На утро она проснулась тринадцатилетней Аней Волковой. Вытащив из-под подушки гладкий серый камушек с дырочкой в центре, посмотрела сквозь него на дощатый потолок. Голос отца раздался где-то внизу. Она пулей вылетела из кровати и кинулась во двор прямо в пижаме. Отец поднял её и закружил.

– Привет, Волчонок! Поздравляю! – он чмокнул её в щёку и показал на крыльцо рукой. Там у входа под навесом, перевязанный голубой ленточкой, стоял новый, блестящий, красный велосипед.

Глава 2. Кролики и лисы

День рождения прошёл. Аня скучала в комнате, за окошком, уже третий день подряд, лил дождь. Она читала книгу из списка на лето, но строчки путались, все мысли были о новом велосипеде и вселенской несправедливости. Как же так, получив наконец-то столь желанное, не получается им воспользоваться. Девочка закрыла книгу и включила любимую песню, приладив кассетный плеер на ремне. Она разбирала подарки и вспоминала внезапное позавчерашнее счастье.

Помимо отца, к ней на праздник пришло семейство Рейнеке почти полным составом. Родители Тимы и Сени рассказывали весёлые истории о том, как они дружили в детстве с ее папой и куда любили кататься на велосипедах. Маленькая Кира носилась по дому, роняя вещи и приводя деда в ужас. Довольно быстро Аня с мальчиками сбежали наверх в её комнату, где она поведала им историю про ночной побег и неудачную попытку, в дождь, отправиться в цыганский лагерь, вызволять монетку.

– Удивительно, конечно, что молния в поле попала, а не в дерево, под которым ты сидела, – ворчал Тима, по-хозяйски рассевшись на Аниной кровати. – Вам там, в городе, не рассказывают, что нельзя под одиноко стоящими деревьями прятаться в грозу?

– Да не до этого мне было! Дождь просто в ураган какой-то превратился! – Аня с Сеней сидели на лоскутном коврике, уминая торт. На подносе громоздились тарелки и чай.

– И вообще, чего ты к молнии этой прицепился? Про мальчика ничего не знаешь?

– Неа, в первый раз слышу. Может, это и не имя вовсе было? На имя даже не похоже.

Аня прищурила глаза, вспомнив, как считала фамилию Рейнеке не похожей на фамилию. Но поучать Тиму не стала.

– Имя как имя. Может, цыганское или ещё какое, – вдруг вступилась она за нового знакомого.

– Яньйи, да? – задумчиво протянул Сеня. – Он тебе сказал, что за дамбой живёт?

– Нет, не говорил, он вообще практически не разговаривал, просто от дамбы мы были недалеко, и я видела какие-то огни, похоже было, что там кто-то живёт. Вот и подумала, что он либо с нашей деревни, либо оттуда, вариантов-то больше нет. Не в поле же ему жить.

– В нашей такого нет. Да и за дамбой, Ань, никто не живёт. Может, показалось?

– Нет, Тим, точно видела огни.

– Вдруг пожар там был? – Сеня посмотрел на брата.

– Да какой пожар? Тогда, дед Лёша бегал бы по деревне, заставляя всех траншеи копать, чтобы на поля не перекинулся огонь. Ты позапрошлый год забыл?

Сеня одобрительно кивнул и немного подумав прибавил:

– Да, Ань, к пожарам тут серьёзно относятся. Если горит даже дикий лес или поле, отдыхающее где-то недалеко, дед Алексей всех собирает, и мы идём от огня отгораживаться. Если перекинется на деревню, это конец, потом никто не потушит.

– Но я видела огни!

Мальчики переглянулись.

– Давайте, как дожди закончатся, скатаемся туда и посмотрим, – предложил Тима. – Если там чей-то лагерь встал, то встретим их, если уже ушли, найдём следы стоянки или, может, следы пожара, который дождь потушил, а дед Лёша его проспал.

Аня заулыбалась, обрадовавшись поддержке Тимофея.

– А что за камень он тебе дал? – вспомнил Сеня о концовке рассказанной истории.

– Вот, – Аня вытащила камушек из-под подушки и протянула его крепышу.

– Так это же куриный бог, – сказал Тима, слезая с кровати и присоединяясь к поеданию торта на полу. – У нас два таких висит, один в сарае, второй в курятнике.

– Который в курятнике, нашёл я! – гордо подметил Сеня. – На речке на дно за ним нырял.

Аня крутила камушек в руке.

– И зачем он мне его подарил?

Спустя два дня, сидя на подоконнике и слушая музыку в дождливый полдень, она всё ещё задавалась этим вопросом. Из окон её комнаты не было видно того самого поля. Лишь маленький его кусочек, самый краешек. Аня продела ленточку через дырку в камне и повесила его на шею, получился кулон. «Мама бы такое не одобрила», – подумала она и посмотрела сквозь дырочку. Гладкое и большое, почти сантиметровое отверстие.

– Ой! – на миг опешила она и в ужасе свалилась с подоконника. Потерев затылок, кинулась обратно к окну.

Но там никого не было. «Как странно», – подумала Аня. Вот только что она увидела на дереве, стоящем за забором, чёрного человека. Она смотрела на него буквально секунду, но успела разглядеть темный плащ, непропорционально огромные рукава и кожу, она была абсолютно чёрного цвета. Не как у героев иностранных боевиков, а точно человека закрасили угольными карандашами и поверх натерли кремом для ботинок.

Она открыла окно, высунулась и осмотрелась. «Спрыгнул с дерева и убежал?» Девочка накинула ветровку с капюшоном, сбежала вниз и, одевая резиновые сапоги, наткнулась на деда.

– Куда в дождь опять намылилась?

– Дедуль, там кто-то на дереве стоял!

– На дереве? Чего?

Дед ей, конечно, не поверил, но пошёл вместе с ней проверять. Они несколько раз обошли дом по кругу, осмотрели дерево и бурьян между ним и дорогой. Но ни следов, ни людей не нашли.

– Воображение у тебя разыгралось. Конечно, два дня дома сидеть да книжки читать, и не такое померещится, – отшучивался дед. – Ну ничего, ещё денёк потерпи, кончатся дожди, и будешь кататься.

За несколько дождливых дней Аня вычистила и вымела весь дом. Кроме дедушкиной комнаты: «мне тут такого не надо», – проворчал он. Доубиравшись в гостиной, девочка, под шутки и хохот дедушки, принялась за Мурлыку – серого пушистого кота. Ане казалось, кот думает, что это дед живёт в его доме. Он приходил и уходил когда хотел. Иногда складывал мышей на пороге, отъедая только голову. Бывало, что его не было видно два-три дня, но дедушка не поддерживал Анину панику и стремление бежать и искать пропавшего. «Ань, да чего ты к коту прицепилась, нагуляется, да вернётся». И Мурлыка возвращался.

С наступлением дождей кот постоянно вертелся где-то в доме. Он исцарапал Ане все руки, пока та пыталась вычесать колтуны и репейники из его шерсти. Зато вечером, лёжа на кресле с недовольной мордой, он стал наконец похож на домашнего кота. Аня довольно кивнула ему и заклеила царапину на щеке последним пластырем. «Быстро кончились», – прикинула она, выкидывая пустую коробку. «Вроде должен быть ещё один».

Мурлыка отвернулся и уснул. Не в пример своему имени, Аня ни разу не слышала, чтобы этот кот мурлыкал. «Вот же вредина», – подумала она и накрыла ужин на стол.

– Завтра уже солнечно будет. Накатаешься на велосипеде своём, – сказал дед после ужина.

И уже утром девочка радостно бегала по солнечному знойному двору. Спорыш разросся за несколько дождливых дней, превратившись в мягкий ковёр. Она покормила кур, кроликов, прополола сорняки в клумбе с цветами и сделала это всё так быстро, что стрелки часов не пробили даже полудня, когда, расквитавшись с ежедневными обязанностями, Аня запрыгнула на свой красный велосипед и покатилась к дому Рейнеке.

Это было так хорошо, что аж сердце щемило от восторга на поворотах, в которые она теперь входила легко и элегантно. Велик отзывчиво слушался каждого её наклона, не мешал, а помогал, вторил каждому движению. И пяти минут не потребовалось, чтобы отворить калитку дома Сени и Тимы. Но и сегодня судьба была жестока к желаниям Ани утереть Сене нос и покататься с ребятами по «делам». Их мама сообщила, что братья уехали с отцом в областной центр до самого вечера.

«Ну и ладно», – думала Аня, выворачивая на дорогу, ведущую к асфальтовой трассе. «Справлюсь и сама».

Подъём на холм оказался лёгким, на новом велосипеде поездка казалась весёлым приключением. И вот она уже рассекала по гладкому асфальту, проверяя, на сколько её новый друг сможет разогнаться, если ему не мешать. На одном из спусков скорость была такой, что распущенные волосы зачесались назад в странную причёску. «Вууууухууууу», – кричала Аня, привстав на педалях и домчавшись в миг, до края подсолнечного поля, собрала разлохмаченные волосы в пучок и свернула туда, где палаточным лагерем стояли цыгане.

– Да как же так?! – с грустью выдохнула она, стоя у бревна, на котором они с Тимой и Сеней ели кукурузу.

Вокруг было пусто. Ни палаток, ни трейлеров, ни единого магнитофона, играющего весёлую музыку. Только мусор валялся на траве, и какая-то, может, забытая, собака лаяла где-то в лесу.

– Уехали? Но куда? – Аня прокатилась на велике к тому месту, где стояла брезентовая палатка, но и там было пусто. Табор забрал костяную бабку с собой. А она утащила и её монетку.

Дедушка уже не ругался, но всё равно девочке вдруг стало стыдно, что у неё не получилось всё исправить. Бесполезная. Снова где-то залаяла собака, и Аня решила скорее вернуться к асфальту.

Прокатившись по дальней дороге обратно в деревню, она проехала ещё раз мимо дома Рейнеке, но заходить не стала, просто посмотрела, что машины нет под навесом. «Значит, не вернулись», – подумала она и поехала через край парового поля, чтобы срезать путь. Вывернула через тропинку почти у того одиноко стоящего дуба между овсяным и пшеничным полем. Усевшись на его корнях, она достала термос и бутерброды.

«Может, цыгане ушли ещё тогда? И теперь они встали за дамбой», – размышляла Аня. Ведь тот праздник был прощальным, а значит, сразу после него могли и сняться. «Было бы здорово, если это так!» Значит, за дамбой она найдёт костяную бабку и Яньйи.

И только в этот момент она вдруг задумалась. А зачем ей его искать? Ну, встретились на поле, проводил, да камушек подарил. Ничего такого. И если бы он хотел ещё раз увидеться, то не исчез бы вот так, испугавшись деда. Договорились бы о новой встрече.

Аня решила, что если получится его найти, то нужно ему тоже что-то подарить и поблагодарить по-нормальному за то, что проводил. Но что подарить? Она посмотрела в поле. Место, куда ударила молния, было совсем рядом. И она, оставив велосипед под деревом, отправилась на поиски.

При дневном свете Аня легко и быстро его нашла. Обгоревшие колосья служили маяком, небольшое углубление тоже нашлось почти сразу. Она хотела раздобыть «след молнии», фульгурит, образующийся после удара. Как в той книжке с глянцевыми страницами и красивыми фотографиями, которую часто листал отец для вдохновения. Аня вспомнила серию его керамической посуды, пупырчатой и странной, разнообразием своих форм и заигрыванием с природными мотивами. От воспоминания об отце её охватила какая-то странная тоска. Она встала с корточек и огляделась. Пустые бескрайние поля, медленно плывущие по небу облака. Так одиноко. Ни единой души вокруг. Всё застыло, и только ветер легонько носился по полю, порождая волны. Точно она осталась одна во всём этом прекрасном мире. И где-то в затылке застучала гнетущая обида.

Аня раскопала, ещё влажную после дождей, почву пальцами, но ничего не нашла. Посидев в колосьях, она присмотрелась и под одним из клочков разбросанной молнией земли увидела что-то странной формы. Пупырчатое, тёмного цвета, похожее на обуглившийся корал. Это был крошечный кусочек размером не больше пятирублёвой монеты. Но даже если и так. Яньйи наверняка же пришёл на поле тогда, чтобы его найти. Она аккуратно убрала находку в карман, обернув платком.

«Ну вот! Всё и налаживается», – думала Аня, крутя педали в сторону дамбы. Яньйи получит свою окаменевшую молнию, а бабка вернёт её монетку, и уже завтра они с Тимой и Сеней поедут на речку, где на лесном спуске она докажет крепышу, что не стоило ему дразнить её «улиткой».

Проехавшись по дамбе, Аня остановилась. Прикидывая угол, провела рукой от дерева до леса за ней в попытке вспомнить и рассчитать, где именно видела зелёные огни. И скатилась по песчаной тропке, ведущий в лес. Она бродила несколько часов, толкая велосипед рядом с собой, колёса застревали в подлеске, и много раз пожалев, что не спрятала его у входа в лес, она в сотый раз тихонько выругалась. «Это бесполезно» констатировала Аня, устав ходить. Она громко позвала Яньйи, кричала его имя снова и снова, распугивая птиц, но никто не отозвался.

– Эй! Кто-нибудь! Здесь есть кто-нибудь? – Крикнула она напоследок. Но и это не сработало.

Следов пожара или лагеря она не нашла. Начинало смеркаться, и в животе заурчало. Она не оставила дедушке записку, да и готовить ужин сегодня была её очередь. Нужно возвращаться. Расстроенная девочка закатила велосипед на дамбу. «Может, как-то не так посчитала?» – всё думала она. И решила, что как только Тима с Сеней вернутся, она уговорит их сходить вечером в поля. Ведь если стоянка всё ещё в лесах, то огоньки будут снова светиться.

Разогнавшись на спуске с дамбы и весело прокатившись мимо одинокого дуба по бурьяну на заднем дворе, девочка вывернула на дорогу и увидела дедушку, возвращавшегося с огородов. Он замахал ей рукой, подзывая. Они шагали в сторону дома, Аня катила велосипед, дед рассказывал очередную байку, Цезарь радостно гавкал и прыгал вокруг них. Аня призналась, что ездила к цыганам, но те уже снялись с места.

– Похвально, конечно, что ты бабулину монетку стараешься вернуть, но Ань, давай не будешь туда одна кататься. Ну его. А лагерь их вернётся ещё, не переживай, и бабка эта катается с ними каждый год, сколько себя помню.

Пес вдруг залаял и кинулся ловить что-то в кустах. Дедушка остановился и положил руку внучке на плечо. Хотя ей показалось, что он шлёпнул по нему и сжал, пытаясь сломать.

– Ай! – вскрикнула она, но дед лишь развернул её в сторону дома.

– Так! Это ещё что? – выругался он.

И девочка увидела, куда он смотрит. Около калитки сидел маленький кролик. Один из тех, что ей доверили кормить.

– Ой-ой-ой! – завизжала Аня и, уронив велосипед на траву, забежала в калитку. Двор напоминал иллюстрацию к детским сказкам: по изумрудно-зелёному ковру из спорыша прыгали маленькие кролики. Один спокойно жевал траву, другой чесал за ушком, рыжему, внезапно делал зализанную причёску Мурлыка.

– И ты тут! – прикрикнула Аня на кота, но тот не обратил на неё внимания.

– Вольер не защелкнула?

– Наверное…

– Чего стоишь, собирай давай! Только потихоньку, без резких движений, чтобы не спугнуть.

Почти час ушёл у них с дедушкой на то, чтобы поймать сбежавших кроликов и загнать их всех обратно в их сетчатый загон. Пересчитав по головам, Аня констатировала, что одного не хватает. Она присмотрелась и правда не было чёрного кролика с белым ушком. Его пятнистый друг, с которым они обычно сидели парочкой бок о бок, теперь сует нос в сетку, принюхиваясь, и встаёт на задние лапки в поисках пропавшего.

– Ну как?

– Один потерялся.

– Ладно, пошли ужин делать, найдётся завтра. Или ночью сам прибежит к загону.

– Думаешь? А что если не найдётся? А вдруг он из двора вылез и потерялся.

– Ань, да ну потерялся да нихай с ним. Это ж просто кролик.

Лежа вечером в комнате, Аня смотрела на досчатый потолок. Одна из досок легонько скрипнула, из щели посыпалась пыль, разлетаясь лёгкой дымкой вокруг электрической лампочки.

«Вдруг он на чердак прокрался?» – осенило её.

Аня взяла фонарик, обула тапочки и вышла в коридор, внизу тускло горел свет из дедушкиной комнаты и что-то бубнило радио. Она потянула раскладную лестницу и аккуратно поднялась на чердак. Сразу споткнувшись о коробку, выругалась, внутри что-то звякнуло. Аня пробежалась лучом фонаря между банками с засохшей краской, какими-то сломанными санями, скрученным в тюфяк матрасом, от которого пахло сыростью. Никого.

Девочка аккуратно вышагивала вдоль несущих балок, обходя различные препятствия, пока не дошла до места, которое по её подсчётам должно было находиться над её кроватью, и посветила на пол. Сантиметровый слой пыли был смазан, а везде вокруг следы лапок и когтей. Аня задумалась, что в точности не знает, как должны выглядеть кроличьи следы, но, пройдясь фонарём ещё раз и присев на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть, она решила, что следы скорее похожи на птичьи или, может, это крысиные. Нужно будет дедушку расспросить.

Звякнула коробка. Девочка аж подпрыгнула. Развернулась, осветив фонариком вход на чердак.

– Мрмяу! – посмотрел на неё Мурлыка, сидя на боку покосившейся картонки, и спрыгнув убежал вниз. Коробка упала и рассыпалась.

– Вот проказник! – проворчала Аня и пошла собирать коробку. В ней лежали какие-то старые стеклянные баночки со специями, изъеденные молью перчатки, керамические чашки и всякая утварь, а ещё альбом с фотографиями, чёрно-белыми, приклеенными уголками к толстому картону. На фотокарточке с обложки стояла женщина. Аня узнала в ней бабушку, в доме деда было много её фотографий на стенах и полках. Но на этой она была совсем молодая, стояла рядом со свежепостроенным домом, там, где сейчас вольер с кроликами. За ней тоже было подобие вольера, только меньше и сколоченного на скорую руку. В руках она держала белого кролика. Аня ещё раз пробежалась фонариком по чердаку, прислушавшись и констатировав отсутствие каких-либо шабуршений, спустилась вниз, задвинув лестницу обратно.

Утром она сначала покормила кур. Оттягивала до последнего момент, чтобы зайти в вольер. Но тяни не тяни, а уж если взялась ухаживать, то кормить придётся. Девочка нарвала за домом свежей высокой травы, перебрала аккуратно, проверяя, не попали ли туда листья амброзии, росшей повсюду сорняком, и отнесла крольчатам. Натаскала воды, подмела, просыпала пол сеном и только после этого, защелкнув щеколду и подергав ручку двери, чтобы убедиться, она наконец-то посмотрела на них. Кролики вели себя как обычно. Ничего не выдавало в них следов вчерашнего побега. Пятнистый малыш с чёрными лапками сидел и спокойно жевал травинку.

– Вот блин, – выдохнула она. – Неужели только мне и есть дело до пропавшего.

Аня посмотрела на велосипед и с грустью подумала, что посоревнуется с Сеней завтра. Собрала бутербродов, налила пластиковую бутылку водой и отправилась прочёсывать все кусты вокруг дома. Довольно скоро она устала нагибаться и поднимать упавшую высокую траву и обзавелась тонкой длинной палкой. Теперь она бродила и тормошила ей заросли и кусты. Туда-сюда, сначала кругами вокруг дома, потом дальше и дальше от него.

Она залезла во двор «чёрного дома» – маленькая заброшка, обшитая чёрным рубероидом. Этот дом, призраком стоявший по левую руку от дедушкиного, пугал её с детства. Он тоже принадлежал их семье, и Аня знала, что у деда есть ключи, но заходить внутрь её никогда не тянуло. Она быстро осмотрела заросший сорняками двор и через заднюю калитку вышла к редкому ветловому лесу. Ветлы стояли далеко друг от друга, и в основном повсюду лежали поваленные старые деревья. Аня стучала по ним палкой в надежде, что если кролик прячется там, он испугается и выбежит. Обойдя заросли крапивы, она вышла к заброшенному колодцу.

Журавль у колодца сгнил от старости, и его бревенчатая шея переломилась пополам, повиснув на вилке, державшей её. Ане нравился этот круглый лужок, деревья словно все еще боялись подступиться и поглотить некогда оживлённый пятачок, стояли на расстоянии. Девочка решила заглянуть внутрь.

Она вспомнила все ворчания дедушки о том, что нельзя подходить к заброшенным колодцам, и шла очень аккуратно, каждым шагом проверяя, не провалится ли земля. Дойдя до круглой каменной стенки, она ухватилась за неё и посветила фонариком вглубь. Свет не доставал до дна. Кинув камушек она услышала, гулкий стук удара об землю. Колодец давно пересох. Пока она нагибалась, Куриный бог, висевший на шее, выпрыгнул из-под футболки, клацнув по каменным перилам. Девочка поймала его рукой и осмотрев на наличие трещин, покрутив, заглянув через дырочку в непроглядную темноту колодца, спрятала обратно под футболку.

– А что ты здесь делаешь?

Аня вскрикнула от неожиданности и оглянулась. Никого рядом не было.

– Где ты? – спросила она, приглядываясь к кустам. Голос был детский, может, Лиза за ней увязалась?

– Я тут! Смотри, смотри!

Маленькая рыжая девчушка высунула голову из-за противоположной стенки колодца и весело поджав кулачками румяные щёки, уставившись на колодезное дно.

– Ты туда уронила что-то? – спросила она Аню.

– Нет, не роняла. Просто камушек кинула.

– Зачем?

– Проверить, высох он или нет.

– А светом туда зачем светила?

– Хотела посмотреть, видно ли дно.

– Зачем?

– Да просто так. А ты тут что делаешь?

– От братьев сбежала.

– Одна гуляешь в лесу? – удивилась Аня.

Рыжая девочка была крохотной, разговаривала хорошо, но вот чтобы перегнуться и посмотреть на колодец, ей пришлось встать на цыпочки. Волосы до пояса взъерошенные, лохматые, рыжего цвета с желтоватыми выгоревшими прядками. На лице россыпь почти чёрных веснушек.

– Не гуляю. Маму жду, а братья затеяли драку, вот я и решила к тебе подойти. Интересно, зачем в колодец камни кидать. Вдруг там еда?

– Откуда там может быть еда? – удивилась Аня ходу её мыслей. – Ты голодная?

– Всегда голодная, – улыбнулась девочка, и Аня заметила у неё необычно длинные клыки. Смотрелось даже мило.

– У меня бутерброд есть. Хочешь половину?

Рыжая радостно закивала головой и шустро подбежала к Ане, засуетилась, понюхала её рюкзак, подергала за футболку, схватила за руку и легонько лизнула.

– Хочу, хочу, хочу бутерброд! Давай!

– Ладно, ладно. Не спеши, давай от колодца отойдём, – Аню развеселило столь необычное поведение.

Отойдя в сторону и найдя подходящее бревно, чтобы усесться, Аня разломила бутерброд и отдала ей большую часть. Девчушка сразу накинулась на него, жадно кусая, рассыпая по себе крошки. Аня ещё раз улыбнулась и аккуратно укусила свою половинку.

– Тебя как зовут? – спросила она, когда рыжая доела свой кусок и выпросила ещё и остаток от Аниного.

– Ляля.

– Красивое имя. Я Аня. Тебя к братьям проводить?

Девочка надула щёки и сложила руки на груди.

– Не хочу к ним. Только и делают, что дерутся и маме проблем своими визгами доставляют.

– Но не будешь же ты одна здесь ждать?

– А ты со мной подожди.

– Да, в общем-то, у меня дела есть, – Аня почесала затылок. Оставить девочку одну как-то нехорошо, с двумя братьями всяко будет спокойнее.

– Какие? Ищешь другой колодец?

– А, нет-нет. Да я к нему просто так подошла. Я кролика ищу.

– Что бы скушать?

– Нет. Он просто потерялся. Мы их с дедушкой разводим. А я вчера забыла защёлку закрыть, и они по двору разбежались. Всех поймали, кроме одного. Вот. Хожу, ищу теперь.

– В колодце ты его точно не найдёшь.

– Да знаю я! Говорю же, к колодцу просто так подошла. Ты, кстати, не видела тут кролика?

– Я? Нет. Мама знает, где живёт семейство Зайцев. Но тебе их будет сложно найти. Там у них много нор, и нужно ждать и выманивать.

– Нет. Зайцы мне не нужны. Ладно. Давай я всё-таки тебя до братьев провожу. Ладно?

– Зачем? – не унималась Ляля.

– Мне так спокойнее будет.

Они шли вдоль подлеска совсем недолго, колодец ещё был виден между деревьями. Ляля остановилась и картаво пролепетала что-то. Аня не разобрала слова, но из-за старой ветлы выглянули двое мальчишек. Все они трое были ровесники, даже роста одинакового, мальчики были такие же рыжие и лохматые, и даже рисунок веснушек на щеках был похож. «Неужели тройняшки?» – удивилась Аня, но расспрашивать не стала.

Она порылась в рюкзаке и вытащила конфеты. Раздала мальчишкам, которые её отчего-то побаивались и всё норовили спрятаться за дерево, но конфеты взяли. Потом подошла к Ляле и, потрепав её по голове, тоже вручила конфету.

– Не ссорься с братьями, ладно? Так хорошо, когда ты не одна, – Аня улыбнулась ей и, попрощавшись, зашагала в сторону дома.

– Аня! – крикнула Ляля, когда девочка отошла уже довольно далеко.

– Чего?

– А как выглядел кролик?

– Чёрный, маленький, с белым ушком.

Рыжая девочка ничего не ответив, скрылась из виду в кустах.

Вернувшись домой, Аня сделала план по летнему заданию и приготовила ужин. Дедушка уже скоро должен был вернуться. Она сидела на крыльце босиком, никак не могла найти тапок. И смотрела на свои босые ноги. Как же она их не любила. Ещё раз обыскав весь дом и не найдя, она взяла местные «гостевые» тапки, резиновые сланцы с открытым носом. Поколебавшись немного, Аня поднялась в комнату и, одев носки, залезла в тапочки. «Да, так лучше», – подумала она и услышала, как хлопнула входная дверь.

Дед что-то делал с генератором в сарае сразу по возвращении, так что ужинать садились уже в темноте. Пришлось даже разогревать жареную картошку, а салат дал слишком много сока, хотя дедушку от это только обрадовало. К ужасу Ани, он довольный, макал туда хлеб.

– Я на чердаке вчера старый альбом с фотографиями нашла, – вдруг вспомнила она.

– А чего это тебя на чердак потащило? – удивился дед.

– Услышала, как там кто-то шуршит, думала, кролик, а это Мурлыка оказался.

– Ну даешь, как бы тебе кролик на чердак-то забрался? – рассмеялся дед.

– Да не знаю я! Просто первое, что в голову пришло. А почему ты фотографии там хранишь?

– Да это папа твой, еще тыщу лет назад их туда закинул, а у меня все руки не доходят разобрать. Что за альбом-то?

– На обложке которого бабушка с кроликом стоит.

– А, этот. Это мы только с ней дом этот отстроили, она съехала от родителей из того черного дома, а тут стояла до этого избушка, в которой прапрадеды твои по бабушке жили. Я почти год после свадьбы все здесь расчищал, оставил от того дома только фундамент каменный, а остальное мы с бабушкой твоей и братом ее все сами выстроили. Вот этими вот руками, – дед покрутил огромной ладонью прямо у Аниного лица, и она даже не усомнилась, что он смог бы поднять огромную деревянную балку.

– Уже тогда кроликов разводили?

– Да это Марина, бабушка твоя, и начала их разводить. Я-то кроликов этих никогда не любил.

– А чего не перестал?

– Да как тут перестанешь, вольер есть, делать все уже умею, как-то и повода нет.

– Но если не нравится, отчего бы и не перестать?

– Ой, много ты понимаешь, это в городе принято дело любое бросать как чего не так. Тут такое не в чести, Ань.

Во всех соседних дворах залаяли собаки. Цезарь тоже разошелся на лай, сидя в своей будке.

– Ну кого там на ночь глядя принесло, – ворчал дед, выходя из-за стола.

Аня тоже вышла с ним на улицу.

– Ой тыж смотри! Лисица! Где там палка моя?! А ну прочь пошла, акаянная! – разорался дед, спускаясь с крыльца.

– Дедуль, стой! Смотри! – Аня повисла у него на локте.

Рядом с лисой, прячась где-то в ее хвосте, мялось трое маленьких лисят, а сама она держала во рту черного кролика. Увидев подошедших людей, выплюнула его на землю и в миг семейство лис скрылось где-то в темноте за калиткой. Аня ахнула и прижала руки ко рту. Дед пошел проверить.

– Тыж посмотри! Где такое видано! Живого принесла.

Дедушка подошел к Ане и вручил ей черного перепуганного кролика, белое ушко было все в грязи и слюнях, он трясся и попискивал, но был цел, невредим и определенно жив.

Глава 3. Тень-сестра и ее сумерки

Тусклый луч заходящего солнца пролез через покатую крышу чердака. Пылинки кружились в медленном танце. Луч неторопливо сдвигался, вторя течению светила, заигрывал со стеклянной банкой, распадался на радужный отблеск. Свет дотянулся до картонной коробки, тень, отбрасываемая ей, была особенно густой. Свет не справлялся с ней, здесь были её владения. Тень зевнула и поежилась, точно лесной кот, и солнце скрылось за тучей.

Девочка пнула спортивную сумку под кровать. Тень свернулась клубочком, вжалась в коробку, ища место потемнее. На столе комнаты этажом ниже рассыпались книги и кассеты.

– Имя мне Кайба, – сонно зевнув пастью, набитой акульими зубами, громоздящимися друг на друга в несколько рядов, она приоткрыла один глаз и принюхалась.

Она учуяла запах старика. Ещё живой. А значит, не прошло и тридцати лет. Чердак не изменился, всё пахло как и прежде. Тень обиженно зарычала. Она рассчитывала проспать не меньше столетия. Всё ещё сжимаясь калачиком, она зашипела:

– Имя мне Кайба при свете дня. Имя мне Кайба во владениях Луны-сестры. Тьма мне ложем мягким сплетется. Пробуждение сие ложно, – прочитала Кайба свою молитву и закрыла глаза.

В коридоре громко хлопнула дверь. Тень окончательно проснулась.

Кайба удивилась своему пробуждению. Она стелилась по полу, исследуя чердак. Ничего нового на нём не появилось, не чувствовалось ни лишней силы, ни каких-то оберегов, которые старик мог закинуть в одну из коробок. Она извилась и заклубилась вокруг поломанных санок. Старый клен. Но не из священной рощи. Такой клен мог бы разбудить её несколько веков назад. Но не сейчас. Сейчас она сыта и спокойна. Была спокойна.

Кайба засунула острые когти внутрь головы и хорошенько почесала. Подступившая ярость остыла. Она перелезла через коробку и устроилась под табуреткой, на которую был запрокинут прохудившийся медный таз.

– Имя мне Кайба… – начала она.

В комнате скрипнула половица.

Кайба чихнула от злости и пыли и, выскользнув из-под табурета, заглянула в щели в полу. На кровати, в комнате под чердаком, лежал человеческий ребёнок. Кайба принюхалась. Тот самый ребёнок, что будил её в прошлый раз. Тогда получилось заснуть почти сразу. А значит, и в этот раз можно выждать пару дней, и сон вернётся. Кайба зафырчала. Да так и будет, просто подождать, а дальше – любимый спокойный сон.

Ребёнок спал, ворочаясь от ночного кошмара. Тень воротила нос. «Нет, нет, нет, нет. Ни чуточки не интересно». Она забилась в угол, спрятав морду под лапкой. Но этот запах… Страх поднимался волнами, пропитывал старый матрас, тихонечко теребил её за бок. Кайба зарычала. Она любила чужие страхи, но не настолько сильно, как свой спокойный сон. Она обойдётся. Тень закрыла глаза. Как вдруг в запахе, доносившемся со второго этажа, появился чарующий, лёгкий аромат. Кайба привстала на локтях и радостно облизнулась. Ярость, злость, ненависть… вот оно! Это искушение ей было не превозмочь.

Она скользнула в щель в полу и, стелясь по лоскутному коврику, укрылась под кроватью. Втянула воздух ноздрями и передвинулась к изголовью, ютясь под подушкой, на которой спал человеческий ребёнок. «Одним глазочком» шептала Кайба, успокаивая себя. «Быстро гляну и буду только лучше спать» врала она себе, уже не помня себя от радости, юркнула в кошмарный сон.

Девочка колотила лёд разбитыми в кровь руками. Тень огляделась. Она обняла девочку, словно плащ, скрестив лапки на шее, а голову положив ребёнку на макушку, глазастым и зубастым капюшоном. Ребёнок злился. Лёд не поддавался, и фарфоровую куклу, тонущую в реке, достать не получалось.

«Как интересно» прорычала Кайба. Она принюхалась и огляделась. Запах сна был «настоящим», а вот всё остальное… она спрыгнула с детских плеч и заглянула девочке в глаза. Заплаканный ребёнок не выглядел испуганным или потерянным. «Что же это? Слезы ярости? Или, может, отчаяния?» Кайба не удержалась от такого соблазна и легонько лизнула девочкину щёку своим длинным чёрным языком, подцепив слезинку. Её затрясло от удовольствия.

– Интересно ты тут всё придумала, – сказала Кайба, вытягиваясь в человеческий рост и вышагивая по замёрзшему ручью. Она знала, что ребёнок её не услышит.

Она лапкой стряхнула снег с камышей. Прошлась по берегу. За спиной у девочки открывалось бескрайнее убранное поле, снег вперемешку со вскопанной чёрной землёй. Тень улыбнулась и вернулась на речку. Маленькая кукла так и билась об лёд с той стороны.

– А ты, я смотрю, и не против, – легонько постучала Кайба по льду, и кукла открыла глаза, заставив ребёнка взвыть от ярости. – Ну, ну, – тень погладила девочку по голове. – Это не поможет, ты же знаешь. Где же ещё один? Куда ты его дела?

Кайба озиралась по сторонам. Ей нравилось, как девочка исказила сон. Истинная подмена. В лучших традициях владычицы иллюзий. Она ощущала запах правдивых воспоминаний и ни улавливала ни единого сходства с тем, что видела. Она поёжилась от восторга. Человеческий ребёнок постарался даже слишком хорошо.

– Где же твоя мерзкая псина? – спросила тень.

И ответом ей стал исполинский чёрный пёс, сотканный из сажи и дыма, шагнувший на лёд из леса на противоположной стороне ручья. Девочка вскрикнула. А Кайба заливисто расхохоталась: «Вот умора!» Пёс кинулся на ребёнка, и она побежала от него в поля. Но спрятаться на пустынном поле было негде. Кайба продолжала смеяться.

– Лето в зиму, маленькое в большое, всё перевернула с ног на голову, – тень подошла к кукле, всё ещё смотря на девочку, безуспешно отбивающуюся от чёрного пса размером с двухэтажный дом. – Тебя такое устраивает? – Кукла медленно опустилась на дно, скрывшись в мутной воде.

Человеческий ребёнок вскрикнул, проснувшись от кошмара в своей постели. Девочка сидела и прерывисто дышала, вытирая пот со лба. Кайба урчала где-то под кроватью.

– Мурлыка? – спросила девочка куда-то в тишину. И Кайбу полоснула вспышка света.

Малявка заглянула под кровать, водя фонариком. Тень юркнула обратно в щель потолка и спряталась под табуретом на своём чердаке.Но за несколько дней под табуретом желанный сон так и не пришёл.

Тень сидела на углу кухонного шкафчика. С этого места ей хорошо было видно плиту и то, как старик готовил. Некрасиво. Хаотично. Кайбе не нравился запах. Она проскользнула по полке, где раньше стояли её любимые баночки со специями, вспомнила, как звенела ими, а «та» всегда оборачивалась и кидала ей жилку или обрезок свежего мяса. Теперь на полке пусто. Старик всё поменял. Тени больше не нравилась кухня.

Она скользнула через полку на комод, скинула книжку, упавшую рядом с котом. Старик обернулся и шикнул на него, а Кайба довольно рассмеялась и юркнула за фотографии. Она потёрлась щекой о «её» снимок и свернулась крошечным комочком за ножкой рамки. Кот смотрел на тень удивленными глазами. Но не шипел, не рычал. Хороший кот. До котов ей дела нет.

Вернулся человеческий ребёнок. Малявка сладко пахла болью и ссадинами. Она согнала пушистого с кресла и села заклеивать царапину пластырем. Кайба скользнула под кресло. Она пристроилась рядом с котом и даже сложила лапки так же, как и он. Кот посмотрел на неё нехорошим взглядом. Такое тени не нравилось. Она показала ему зубки, и он умчался, пробежав девочке по ноге.

– Ай! Мурлыка! Вот блин! – завопил ребёнок, уронив коробку с пластырями.

Кайба стащила один.

В жаркие солнечные дни тени чернеют с особой силой. Она любила такие контрасты. Её не пугали ни жара, ни дождь, они ничего ей не сделают. Её не пугало и яркое солнце. На нём не получится лежать и сладко спать, но оно прогревало её темноту, липло к ней, словно замаливая прошлые грехи и обиды. Кайба стелилась по полю. Никого. Она обогнулась вокруг одинокого дуба, юркнула к кроне и, свесив когтистые лапки с тонкой ветки, невесомо каталась на ней, как на качелях.

Она не ощущала себя одинокой. Просто теперь всё по-другому. Она отвыкла. Они все где-то здесь. Она точно это ощущала. Но где? Прячутся? «Нет. Просто не складывается». Нужно перестать искать, и они явятся сами. Так всегда и бывало. Она поморщилась. «Заснуть бы и поспать…»

Кайба заметила троих человеческих детей, направлявшихся к дамбе. Она воспарила и, как стрела, пронеслась вдоль земли драконьей змеёй. Уцепилась за багажник велосипеда и запрыгнула в пенал под сиденьем, специально прикрученный для неё. Тень уютно свернулась в мягкой чёрной замше. Запах истончился с годами, но всё ещё был. Она понежилась и даже чуть загрустила. Кайба обещала себе, что никогда не будет по «ней» скучать. Но тень врала. Очень часто врала. И чаще, чем другим, она врала себе.

Человеческие дети приехали на речку. Девочка упала с велосипеда по дороге, развеселив этим Кайбу до истерического смеха. «Малявка! Куда тебе до неё. Тебе не совладать с её вещами».

На пляже тень нежилась на остывшем песке под мягким лопухом мать-и-мачехи, его мягкий белый пушок щекотал её, а запах убаюкивал. Она разглядывала мальчика, катающегося на тарзанке, и думала над тем, что несколько десятилетий назад она бы обязательно прокралась на резиновый трос и перекусила его, а несколько столетий назад она бы надломила ещё и дерево, чтобы оно упало следом. Но тень стала спокойной. Ей хотелось спать. Она смотрела на «её» любимую монетку, висящую у девочки на шее, и вспоминала, как, сжавшись до размера хомячка, каталась на ней, висящей у «неё» на груди. «Она» и носила её потому, что Кайбе нравилось на ней виснуть. Тени нравились цветы.