Читать онлайн Мистические хроники. Волшебный переплёт бесплатно

Вадим Белотелов. Смерть и Солдат

Она непринуждённо танцевала, тихонько насвистывая еле уловимую мелодию. Невесомо вальсируя среди бьющихся в агонии людей, Смерть злорадно улыбалась.

Никогда не уставая, без перерыва и отпуска, она в который раз занесла свой ужасающий инструмент: длинную, остро заточенную косу. Сколько раз за много-много лет повторялось это простое движение? Ответа не будет. Нет числа. Нет счёта. Бесконечность…

Наверное, это можно назвать своего рода любовью. Странной привязанностью к работе, от которой любой нормальный человек пришёл бы в ужас. И сегодня такой работы оказалось с избытком. Жаркий денёк. Война, одна из давних подруг, всегда преподносила необычайно приятные подарки. Конечно, не такие вкусные и сладкие, как бывало раньше, но вполне достаточные, чтобы вызвать довольную улыбку.

Взмах, и подорвавшийся на мине боец покинул грешную землю. Ещё взмах, и следующий воин пал от меткого врастекаыстрела снайпера, мгновенно превратившись в бездыханное тело. На третьем взмахе своего не дающего сбоя орудия Смерть удивлённо застыла.

Молоденький солдатик, умиравший от полученных ран, отчаянно и смело смотрел ей прямо в глаза. Показалось? Совсем зелёный, ещё и жизни-то не видевший мальчик, разглядеть её не мог, но… Она готова поклясться, что дерзкий человеческий взгляд был направлен прямиком в её чёрное, покрытое сплошной коркой непробиваемого льда сердце.

Стоя рядом с умирающим юношей, Смерть задумалась. Для всего мира время остановилось, а неуловимая секунда стала монументальной вечностью.

«Давай-ка быстренько прикинем, – неожиданно для себя самой подумала Смерть. – Люди воспринимают меня по-разному. Одни страшатся, безуспешно пытаясь спрятаться или убежать. От ужаса они готовы забиться в самые глубокие норы, где царит вечная тьма. Другие геройски рвут на себе рубаху, презирая смерть как данность и нагло смеясь мне в лицо. Им всё нипочём, ведь у них есть жизненное направление или благая цель. Третьи относятся ко мне философски, рассматривая как отвлечённое понятие и не проецируя меня на себя или близких людей. И лишь единицы проносят свою философию до самого смертного одра».

Не сводя глаз с полуживого Солдата, Смерть воткнула косу в землю. Почему ей вдруг стало интересно? Она и сама не могла ответить на этот вопрос.

Мысли вечной старухи понеслись лихорадочным галопом: «Страх первых имеет двойственную форму. В своём активно-агрессивном проявлении он безжалостно давит людей, заполняя собой всю сущность. Они перестают здраво мыслить, полностью подчиняясь своей новой, изменённой личности. Я тысячи раз видела, как люди в панике массово сходили с ума и творили чудовищные вещи. В такие моменты у них исчезают внутренние ориентиры. Мораль, принципы, нравственные устои, положительные взгляды, порядочность и воспитание – всё это больше не имеет над ними власти. Люди превращаются в диких зверей, которыми движет только инстинкт выживания. В таком виде они очень выгодны для меня, и всё же я их презираю».

Переведя взгляд обратно на смертельно раненного Солдата, она заметила, что в его правом кулаке зажат маленький серебряный крестик. Решив пока не заострять внимания на этой детали, старуха вновь посмотрела в застывшие глаза. Обжигающий огонь вызова разгорелся ярче, а смелость превратилась в неистовую, непозволительную дерзость. Он её не видел, но словно издевался, крепко стиснув зубы от нестерпимой боли.

Боль… Смерть считала её близкой подругой. Всегда рядом, всегда наготове. Ей не требуется приглашения, она приходит сама. Постоянно голодная и вечно злая. У этой пресловутой «дамы» начисто атрофировано чувство сытости. Больше, глубже, сильнее. С особым, до безумия извращённым наслаждением. Нет предела. Только маниакальный голод.

Боль била во все колокола, и тело молодого Солдата сотрясалось от их беспощадного звона. Мозг юноши пытался защищаться, но – увы и ах! Незначительная стычка. Бой без шансов на победу. Полный разгром. А далее – боль. Свирепая и всепоглощающая. Полновластная хозяйка положения.

Отворачиваясь от каменного истукана, в которого временно превратился застывший Солдат, Смерть продолжила неожиданные и в чём-то абсолютно новые для себя размышления: «В другой форме страх может работать как запрет или предостерегающий оберег. Люди меня боятся, опасаясь за свою жизнь, что ограждает их от необдуманных или рискованных действий. Инстинкт самосохранения… Будь он трижды проклят!»

Ярость вспыхнула подобно мощному выбросу огненной лавы. Смерть безобразно оскалилась, обнажая гнилые, покрытые отвратительным налётом зубы. Костлявые руки вцепились в косу. Готовая сорваться с места в головокружительном, сеющем погибель танце, она вдруг стремительно обернулась.

Раненый юноша всё ещё не двигался, оставаясь скрюченным от болевого спазма. Старуха изумлённо вскинула брови, а затем слеповато прищурилась. Ей показалось, что уголки окровавленных губ Солдата чуть приподнялись вверх. Он… улыбался?!

– Каков наглец! – вслух возмутилась Смерть. – Впрочем, ты мне нравишься. Закончу разбирать свои мысли – обязательно тобой займусь.

«Так на чём я остановилась? – продолжила она собирать странный пазл из рассуждений. – Ах да, герои! Эти умирают по щелчку пальца. Без раздумий. Мгновенно обходя стороной весы мысленных терзаний. Бац! И отдали жизнь за других. Герои никогда меня не зовут, но всегда сами делают шаг навстречу. Осознанно и не кривя душой. Но… здесь имеются явные противоречия. Один совершил подвиг и рванул ко мне, но тем самым спас других. Интересно получается. Один-единственный человек вместо сотен других. И где тут моя выгода? Выходит, что я остаюсь в дураках? Он отдал жизнь, даря её другим. Кто же это сказал? Не помню. Тьфу! Совсем не туда меня понесло».

Гневно всплеснув руками, Смерть опустилась на вспаханную разрывами снарядов землю. Уперев голову в подставленную ладонь, она попробовала соединить стремительно расползающуюся вкривь и вкось ткань размышлений: «Очень интересно получается… Откуда берутся герои? Что движет людьми в переломный момент их жизни? И почему я никогда не думала об этом раньше?»

Проворно развернувшись в сторону молодого Солдата, старуха вонзила в него озадаченный взгляд. Резкое движение костлявого тела всколыхнуло чёрный, простирающийся до самой земли саван. Со стороны это движение более всего походило на взмах крыла большой чёрной птицы. До безобразия уродливой и пугающей. Один её вид мог вогнать человека в кошмарный, сулящий безумие ступор.

– Чем ты смог затронуть моё червивое сердце? – заинтересованно обратилась она к застывшему юноше.

Тот, по понятным причинам, молчал. Но его глаза по-прежнему сияли отвагой, а уголки губ поднялись ещё на миллиметр выше.

– Молодой бунтарь, – менее агрессивно констатировала Смерть. – Жди. Твоё время скоро придёт.

«Кто? Что? Как рождаются герои? Откуда и почему? Люди живут окружающими их событиями. Создают и изменяют их сами, в пределах границ собственного, привычного для них бытия. Родился, учился, женился, произвёл потомство, состарился, умер – вот усреднённая формула жизни. В большинстве случаев. Но вдруг, предельно раздвигая, а зачастую полностью разрушая стандартные границы, появляется герой. Он родился как все. Рос как все и жил как все. Так в какой же момент происходит сдвиг?»

Пристально всматриваясь в невидимую точку на горизонте, Смерть скрестила тощие пальцы и задумалась ещё глубже: «Вероятнее всего, превращение не происходит просто так, по щелчку пальцев невидимого волшебника. Чудес не бывает. Уж я точно знаю. – Она усмехнулась. – Данное явление есть плод постоянной, неприметной глазу трансформации. Медленно, по небольшим крупицам личность набирает нужные элементы. Насыщается правильными чувствами, мыслями, образами, примерами. Напитывается, так сказать, духовно. Вдобавок она обязательно должна насытиться истинной любовью. Любовь… Ненавижу!»

Презрительно скривив тонкие губы, старуха с негодованием погрозила в пустоту кулаком. Ровная цепочка мыслей прервалась, изогнулась и ушла в удаляющуюся кривизну.

«С ней близко дружит сестрица Жизнь, которая всегда выбирает себе самых гадких подруг. – Смерть возбуждённо передёрнула острыми плечами. – Сколько раз Любовь портила мне праздник. Человек стоит на краю пропасти, а его душа идёт по лезвию ножа ко мне. Так нет же! Пришла, обняла, приласкала, нашептала, отговорила. Сволочь!»

Со всего маха загнав косу в податливую почву, Смерть выплеснула злобу наружу.

– Всё ты виноват! – она ткнула длинным пальцем в сторону юного Солдата. – Ух и отыграюсь я на тебе!

Отчётливо прозвучавшая угроза не несла в себе открытой агрессии. На самом деле Костлявая вовсе не злилась на человека, а её интерес в его участи был скорее спортивным.

«Ладно, – старуха успокоилась. – Думаем дальше? Под воздействием многих факторов постепенно личность изменилась в лучшую сторону. Она возвысилась над общей массой, а её внутренний мир преобразился до нужного состояния. Нравственные идеалы взяли верх над эгоизмом и подготовили благодатную почву для жертвенного подвига. Естественно, что человек всего этого не знает и не чувствует. В нём поселилась благая, высшая цель. Живёт и вызревает до определённого жизненного момента. В тот самый миг, когда требуется подвиг, его мозг не щёлкает костяшками бухгалтерских счётов. Не достаёт калькулятор и не сопоставляет дебет с кре́дитом. Он просто берёт и делает решительный шаг. Без сомнений и колебаний. Последний прыжок в героическую бесконечность. Ой… Что со мной? Расслабилась. Улетела в розовые небеса. В поэтическую даль».

Смерть энергично встряхнулась, прогоняя из размышлений излишнюю лирику.

«Итак, кто у нас остался? Малочисленные экземпляры, что относятся ко мне излишне рассудительно. Философы. Мыслители. Будь они неладны! Странные в своём постоянном заблуждении люди, – дёрнув полой длинного савана, старуха саркастически ухмыльнулась. – Доказывают, что меня не стоит бояться. Глупцы. Навсегда потухшее сознание, падающее мёртвым камнем в бездонную, скрытую темнотой неизвестности, пропасть. Разве есть что-то более ужасающее? Страх смерти как бесконечная мука, которая до определённого момента неощутима, но так пугающе близка…»

Решив, что логическая линия восстановлена, а причин для появления всех этих размышлений ей так и не узнать, Костлявая отбросила необычные для себя думы. Но основная тема ещё волновала, непривычно щекоча уязвлённое самолюбие. Вопрос с необычным Солдатом вернулся на первый план, а мысленная карусель в очередной раз кардинально изменила направление.

– Очнись! – громко скомандовала Смерть.

Напряжение, стальными канатами сковавшее израненное тело Солдата, мгновенно спало. Надсадно кашляя, он без сил уткнулся головой в покрытый собственной кровью грунт. Через пару секунд по его телу прошла крупная дрожь, переходящая в конвульсивные подёргивания. Юноша неизбежно уходил во мрак, его тело умирало. Собрав последние силы, которых осталось ровно на одно движение, он медленно поднял голову. Взгляд. Пронзительный и дерзкий. Способный сказать куда больше тысячи произнесённых слов. Так глубоко и так сильно…

– Не умирай, – словно финальную подачку Смерть бросила новый приказ, временно ослабляя мёртвую хватку.

Молодой человек заметно вздрогнул. В мышцы внезапно вернулись силы, и он тяжело перевернулся на спину. Зажимая обеими руками ужасную рану на груди, юноша открыл светло-серые глаза и посмотрел на величественно возвышающийся над головой небосвод. Из его глаз, оставляя на покрытых пылью щеках мокрые полосы, прокатились две одинокие слезы. Ни страха, ни боли. Слёзы досады.

Старуха низко склонилась над умирающим. Казалось, ещё чуть-чуть, и он почувствует её смрадное дыхание.

– Страшно? – тягучим, обволакивающим шёпотом спросила Смерть.

– Нет! – через силу, сквозь плотно сжатые зубы ответил Солдат.

– Больно? – с мерзким присвистом старуха задала новый вопрос.

– Да.

Подняв к небу голову, Смерть долгим взглядом посмотрела на проплывающие над ними облака. День выдался на редкость погожий. Солнышко ласково играло, яркими переливами пробиваясь сквозь редкую облачность. Картинка наверху выглядела идеально – будто в невероятной, безмерно красивой сказке.

– Тебе повезло. Хороший день, чтобы умереть, – продолжила свой спектакль Смерть, осознанно подавляя психику юного Солдата.

Ей очень хотелось выиграть в импровизированной дуэли. Одолеть. Победить. Порвать. Насытить человека ужасом. Сломать его волю и подмять под себя строптивую душу.

– Да, хороший.

– Видишь их? Они прилетели к тебе.

– Кого? – юноша прищурился, напрягая ослабшее зрение. – Не вижу.

– Над нами кружат голодные стервятники. Тебя ждут. Точнее, меня. Когда я закончу, они с удовольствием насладятся твоей молодой плотью. Возможно, в тот момент ты ещё будешь дышать…

Солдат ничего не ответил. Медленно повернул голову набок и, прилагая усилия, сплюнул кровь на траву. В это некрасивое действие он вложил очень многое. Колкую гордость, уничижительное презрение и полную ядовитой иронии насмешку.

Смерть порывисто отшатнулась, словно получила унизившую её до самых потаённых глубин пощёчину. Злобно шипя, она вонзила в отважного юношу гнилые зубы, затягивая на его шее убийственную петлю.

Выгибаясь неестественной дугой и хрипя от удушья, Солдат забился в смертельных конвульсиях.

Насладившись мучительной пыткой, Костлявая в очередной раз ослабила захват. С гадливой улыбкой она дала человеку ещё немного времени, спросив:

– Понимаешь, что тебя ждёт?

– Понимаю, – еле слышно просипел молодой Солдат.

– Боишься?

– Нет!

– Как?! – закипая гневом, изумлённо всплеснула руками Смерть. – Почему? Отвечай же!

Шагнув ближе, она снова склонилась над умирающим. Угрожающий взгляд глаза в глаза. А юноша спокойно улыбался. В нём начисто отсутствовал страх.

Старуха схватила Солдата руками за голову и несколько раз болезненно встряхнула.

– Говори! Говори! Говори!

Солдат лишь сдавленно стонал и слабо улыбался.

– Что тебя поддерживает? Я видела в твоих руках крест! Вера в Бога?

Солдат терпеливо молчал.

– Может быть, любовь?

Ни слова в ответ. Лишь презрительная улыбка и смелый взгляд.

В сумасшедшем исступлении Смерть начала бить умирающего рукой по груди. Сжатый кулак твёрдым камнем несколько раз ударил по израненной плоти. Тело человека безжалостно пронзили волны острой боли. Молодой Солдат изо всех сил вцепился пальцами в землю. Он безудержно рвал почву ногтями в слабой попытке вытерпеть чудовищные страдания. Ещё немного, и силы покинули измученного человека.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!

Громкий протяжный крик разорвал нависшую над миром тишину. Однако отчаяние, вложенное в рвущий перепонки звук, не походило на сигнал о сдаче. Перешагивая предел человеческих возможностей, Солдат не сдавался.

Скрип зубов. Стиснутые кулаки. Тело, вытянутое тугой струной.

Сквозь красную пелену перед глазами Солдат смотрел на видимый за нависшей чернотой кусочек неба. Пытаясь запечатлеть в памяти простую, но одновременно восхитительную красоту. В повседневной жизни люди не видят, не ощущают, не понимают её. Лишь перед ликом Смерти им открывается великая тайна: мир обворожительно прекрасен в своём обыденном естестве.

– Признаю, я проиграла. Но ты… Ты умрёшь в мучениях, – словно окончательный, не подлежащий обжалованию приговор, Костлявая озвучила зловещие мысли. – Но ради чего ты идёшь на такие жертвы? Скажи!

Она ослабила свою страшную хватку, чтобы человек смог говорить. Юноша бесстрашно посмотрел в наполненные свирепой тьмой глаза, сухим языком облизнул потрескавшиеся губы и совсем тихо заговорил:

– Ты никогда не узнаешь, что даёт мне силы. Можешь пытать и мучить меня хоть целую вечность, но сломить не сможешь!

В его горящих глазах было столько безусловного мужества и несгибаемой твёрдости, что Смерть безоговорочно поверила ему. Без колебаний и сомнений. Раз и навсегда!

С вновь появившейся непокорной улыбкой молодой Солдат измождённо вдохнул и медленно продолжил говорить:

– Ты можешь забрать жизнь. Ты способна отнять тело. Но… – Он сам посмотрел Смерти в глаза. – Ты никогда не сможешь заполучить мою душу. Никогда! Нет у тебя такой власти!

Замолкнув, юноша не отвёл глаз. Выжигая взглядом мёртвую темноту в чёрных глазах напротив, он продолжал сражаться.

И через несколько секунд Смерть проиграла ещё раз.

В порыве безудержного бешенства она вскочила на ноги и схватилась за косу. С разящим взмахом занося всесокрушающее оружие, Смерть неожиданно замерла в роковой позе. В глубокой задумчивости старуха опустила свой инструмент и в очередной раз нагнулась над лежащим Солдатом:

– Живи, человек. Я умею ждать. Бесконечно долго ждать. В твоей жизни обязательно произойдёт момент, когда ты будешь слаб. Тогда мы увидимся снова. Я – бесконечность, которая всегда близко. Очень близко…

После сказанных слов Смерть одним движением развернулась и в яростном танце продолжила свою кровавую жатву.

30 лет спустя…

Тихая весенняя ночь. Окраина небольшого посёлка.

Дикая, требовательная жажда заставила мужчину проснуться.

«Странный сон», – немного нервно подумал он, надевая тапочки.

Ему приснилось перепаханное взрывами поле. В воздухе остатки серого дыма, а местность вокруг усеяна трупами солдат. Но главное, это множество отвратительно кричащих птиц. Стервятники, крылатые слуги смерти…

«Странно», – мысль повторилась.

Тягостное ощущение тревоги, сигналом аварийных оповещателей упрямо ломая реальность, врезалось в мозг. В попытке прогнать беспокойные мысли мужчина с силой провёл рукой по голове.

Много лет мирной жизни давно вытеснили воспоминания о войне, загоняя их в самые дальние углы чердака памяти. Сдвинули, но не удалили начисто.

Он задумался.

«После той страшной войны жизнь кардинально изменилась. Мир. Любовь. Семья. Дети. Казалось бы, естественная обыденность, но для каждого человека она своя.

Когда мужчине осознанно хочется откинуть своё эгоистичное Я и заменить на Мы – это дорогого стоит. Забота о себе неповторимо теряется на фоне Любви. Оберегать, заботиться и создавать благополучие самому близкому человеку. Женщина с радостью принимает, а если любовь обоюдна, всегда отвечает взаимностью. Открывает душу, отдаёт все чувства и эмоции. Будет вдохновлять, сохранять, преумножать. Вместе они могут достигать и хранить гораздо больше, чем поодиночке. А затем появляются дети…»

Мужчина непроизвольно улыбнулся. Яркая и прекрасная в своём естестве эмоция приятной теплотой окутала сердце.

«В этом мире нет ничего лучше и…»

На пороге кухни мысль неожиданно оборвалась и стремительно улетела в никуда.

Ощутимо прохладный воздух шёл из дальнего угла, мягко деля помещение кухни на две неравные части. Медленно подняв руку, мужчина щёлкнул выключателем. Лампочка загорелась, но светлее стало лишь в ближней части кухни. Большая часть, на границе холода, так и осталась во мгле. И там, в тёмном облаке, виднелся до боли знакомый силуэт. В этот момент весь мир вокруг застыл в ожидании.

– Здравствуй, Солдат, – приглушённый, со специфичными нотками шипения голос раздался во мраке.

Поражённый мужчина застыл в молчании, не веря глазам и ушам.

– Разве ты не помнишь, что я обещала вернуться? – добавляя иронии, с усмешкой спросила Смерть.

С этими словами она сделала широкий шаг вперёд. Окружающая её тьма двинулась за ней следом, отодвигая освещённый участок.

Солдат не шелохнулся, лишь немного передёрнул плечами от приблизившегося холода.

– Помнишь? – резко меняя интонацию и давя голосом, Смерть наклонилась в сторону мужчины.

– Да.

– Прекрасно, – с удовлетворением констатировала старуха.

Оглянувшись, она косой подтянула кухонный стул ближе и тяжело опустилась на него.

– Садись, у нас впереди долгий разговор, – благосклонно предложила Смерть.

Костлявая явно пребывала в хорошем настроении. Глаза загадочно блеснули, а тонкие губы растянулись в новом подобии улыбки.

– Я постою, – сдержанно ответил Солдат и нервно сглотнул образовавшийся в горле ком. – Зачем ты пришла в мой дом?

– Ты не рад?

– Нет.

– Жаль. – Оскалив кривые, с тёмным налётом зубы, старуха легонько стукнула косой о пол.

– Говори, – потребовал Солдат, с вызовом глядя Костлявой в глаза.

– Как скажешь, – на удивление податливо заговорила она. – Слушай и внимай.

Смерть резко встала и подняла руки. Рукава савана в очередной раз напомнили Солдату крылья чёрной, уродливой птицы.

– Завтра. Это будет завтра. Обычное для целого мира утро. Одним – жизнь и любовь, а другим – смерть и страдание…

Медленно опуская руки, она замолчала и мазнула по человеку убийственным взглядом.

– Продолжай, – сквозь сжатые зубы с натягом процедил Солдат.

– Как скажешь, – с издёвкой повторила старуха, но далее заговорила иначе, умышленно растягивая слова. – Страх людей передо мной всегда индивидуален. Некоторые, и ты в том числе, не боятся смерти, но… Ты наверняка страшишься другого. Неотвратимая гибель близких людей – вот твоя слабость.

– Ты не посмеешь! – не удержавшись, гневно воскликнул Солдат.

– О д-а-а-а. Я говорила, что приду, когда ты будешь слаб. Сегодня ты будешь очень слаб.

Бесконтрольно, чувствуя неимоверную слабость в теле, Солдат опустился на стул.

С циничной ухмылкой Смерть продолжила говорить:

– Густой утренний туман над шоссе. Дорога хорошая, ровная, да и машин совсем немного. Сергей, так будут звать водителя грузовика, не выспался, так как ночь выдалась весёлой. Новая знакомая, с которой он провёл время, оказалась сумасшедшей выдумщицей в постели. Плюс, холодильная установка в его рефрижераторе вздумала шалить, а мороженые куры понемногу начинали «плакать». Всё сильнее придавливая педаль газа, Сергей торопился с доставкой.

Тихонько пристукивая косой, Смерть постепенно меняла скорость повествования. Чувствуя, что рассказ старухи коснётся его напрямую, Солдат сильнее сжал кулаки.

– Торопится, значит, наш Серёжа, а куда, и сам не знает…

С мерзким шипением Смерть взглянула застывшему Солдату в глаза. Тот стиснул зубы, но взгляда не отвёл.

– Смелый, но глупый, – хмыкнула старуха и тут же продолжила свою историю. – Закурить Серёжа вдруг захотел. Полез в карман, а спички в куртке остались, на спальнике. Похлопал рукой сзади: нет, не достаёт. Пристально, напрягая глаза, всмотрелся в туман на дороге. Вроде и нет никого впереди. Всего на пару секунд голову повернул, куртку схватил и обратно. А там…

Смерть замолчала, довольная полученным эффектом.

– Говори! – почти крикнул Солдат.

– Как скажешь, – чувствуя собственное превосходство, произнесла старуха и холодно заговорила снова. – А там, прямо перед носом, белая легковушка…

– Врёшь, проклятая! – в голос заорал Солдат.

– Да-да, та самая. Розовый зайчик над лобовым стеклом, – не обращая внимания на реакцию человека, продолжила Смерть. – Скорее всего, жена твоя отвлеклась и нечаянно крутанула рулём.

Беря небольшую паузу, старуха взглянула не сидящего перед ней мужчину. Улетев в тревожные мысли, Солдат отрешённо молчал.

– Одна мимолётная секунда, а далее страшный удар…

В комнате повисла налитая ощутимой трагедией, мёртвая тишина. Воздух стал ещё холоднее, будто в один миг жизненное тепло сдалось и спешно покинуло этот дом.

– Роковая случайность или чья-то умышленная многоходовка? Я даже и не знаю, – разводя руки в стороны, продолжила свою игру старуха. – Несколько мёртвых тел вместо любимой семьи. Наверное, это ужасно…

– Замолчи, ведьма! – Солдат вскочил на ноги.

Он сделал порывистый шаг вперёд и тут же безвольно рухнул на пол. Стук коленных чашечек трагичным ударом колокола пролетел по ледяной кухне. Хватаясь за горло, Солдат начал задыхаться.

– Ты, человек, рот не разевай, – зловеще, как опасное шипение ядовитой змеи, прозвучал голос Смерти. – Помни, кто перед тобой.

Ослабив ужасающую хватку, она разрешила начинающему синеть человеку дышать.

– Чего ты хочешь? – едва глотнув воздуха, просипел Солдат.

– Тебя!

Не скрывая цели, коротко ответила Смерть.

– Как?

– Ты признаёшь моё величие, а затем умрёшь. Я тебя уважаю и поэтому дам умереть во сне, в своей постели. Рядом с любимой.

– Если я откажусь?

– Не откажешься. Я тебя знаю. – На лице уродливой старухи появилась мерзкая улыбка. – Ты пожертвуешь собой ради семьи. Высшее проявление героизма и благородства. Но я уверена, что очень многие люди так не поступят. Но ты силён, и твоя мораль иного порядка. Ты не станешь думать, искать, взвешивать.

– Самопожертвование?

– Называй как хочешь. Мне плевать, – Смерть злорадно оскалилась. – Сегодня я не особо настроена философствовать. Хотя… Жертва. Осознанно и добровольно. Какой мощный инструмент для изменения мира в лучшую сторону!

Старуха задумалась.

– Квинтэссенция света и доброты. Прекрасный пример полноценного величия человеческого сердца и души. Вокруг сплошная чернота, эгоизм и пороки, а здесь – бац, и прекрасное… Может быть, это и есть истинное людское счастье? Разорвать гнусную цепь и с достоинством уйти в небеса. – Смерть театрально махнула рукой.

– Я хочу поскорее закончить этот спектакль, – решительно произнёс Солдат.

– Ты признаёшь мою абсолютную власть над собой? – величаво спросила старуха.

– Да.

– Ты понимаешь свою ничтожность?

– Да.

– Ты сдаёшься?

– Да.

– Знай своё место, человек!

Голос Смерти разительно изменился. Сейчас он более всего походил на оглушительный рёв иерихонской трубы. Могучий и вездесущий.

Солдат молчал.

– Иди и умри, – с этими словами Смерть растворилась в воздухе.

Ранним утром, когда дом проснулся, в нём поселилось вселенское горе. Слёзы. Слёзы. Слёзы.

Через два часа, когда первые эмоции немного ослабли, жена Солдата решилась поехать к его родителям и рассказать о случившемся несчастье. Те жили недалеко, всего в 20 километрах по трассе.

Быстрые сборы, детей в машину, и в путь.

После деревни Смертино шоссе проходило в низине, где после дождя висел плотный туман. В этот момент младшая дочь попросила попить. Бутылка воды выскользнула из вспотевшей на нервной почве руки женщины. Всего один неуловимый миг понадобился ей на поиски. Один миг. Такой короткий и такой длинный одновременно.

Когда она подняла залитые слезами глаза на дорогу, прямо перед ней возвышался огромный грузовик-рефрижератор…

Анастасия Бойцова. Печать Бафомета

1

– А родовой особняк на Вишнёвой улице и адвокатскую фирму получает мой младший сын Егор, – зачитывал завещание нотариус. – В соответствии с законом вступить в права собственности можно будет по истечении шести месяцев. По условиям завещания эти полгода Егор обязан прожить в особняке. Всё понятно?

Седовласый нотариус поднял взгляд. Наследников было трое: эффектная девушка и два парня. Один из них, молодой человек в простых джинсах, посмотрел на нотариуса и кивнул:

– Понятно.

Было видно, что парень, который небрежным внешним видом разительно отличался от остальных присутствующих в кабине людей, не испытывал неудобства. Он сидел, закинув ногу на ногу, не стесняясь показывать окружающим видавшие виды кеды с протёртыми подошвами. Его зелёные глаза смотрели на остальных родственников с усмешкой и вызовом.

– Раз всё понятно, – нотариус достал какие-то бумаги и положил их на дорогой лакированный стол. – Прошу всех, кто упомянут в завещании, расписаться напротив своих фамилий. Давайте сразу договоримся о дате следующей встречи. Мои помощники за это время подготовят необходимые документы.

Егор, хмурясь, словно зачарованный следил, как его старшая сестра Наташка, получившая от отца две квартиры и салон красоты, взяла авторучку и своими аккуратными пальчиками выводила свою аккуратную подпись. Затем шёл растолстевший Матвей. Грузный, словно медведь. Брат был старше Егора на 6 лет и младше Наташки на 4 года.

«Да, время тебя не пощадило», – подумал Егор, наблюдая за тем, как Матвей пытается удержать авторучку в толстых пальцах. Старшие Ворожейкины никогда не любили младшего брата. Ведь они были детьми от первого брака, а он – от второго. Причём эти двое обвиняли мать Егора в том, что та увела успешного юриста Ворожейкина из семьи, разбив его первый брак. Мать Наташки и Матвея не перенесла измены Дмитрия Ворожейкина, хотя тот не обделял свою первую семью. Но обиженная Татьяна всё равно свела счёты с жизнью. Егору было пять лет, когда двое старших отпрысков Дмитрия Ворожейкина переехали к отцу. А когда Егору исполнилось шесть, его безмятежное детство закончилось.

Вот и сегодня, на похоронах отца, эти двое старались всячески унизить и оскорбить своего младшего брата. Когда Егор подошёл к столу нотариуса, его сестра не смогла сдержаться.

– Как был отребьем, так и остался отбросом, – прошипела ухоженная брюнетка, не стесняясь посторонних людей. – Никогда не понимала, как отца угораздило подцепить твою мамашку-официантку. Так он ещё и дом оставил своему отщепенцу! Родовой особняк! Семейный бизнес! Не Матвею, а этому бездарному недоумку!

Егор по привычке, выработанной годами, никак не отреагировал ни на слова, ни на брезгливо сморщенное лицо сестры. Но внутри его била мелкая дрожь. Как в детстве, когда Наташка пыталась его ужалить побольнее.

«Я не боюсь её! – прошептал он про себя, стараясь быстрее поставить подпись на документах. – Мне не десять лет. Я не боюсь её!»

– Интересно, Наташ, – пробасил Матвей своим гнусным голосом. – Мы с тобой вместе с батей по больницам, по онкоцентрам. А наш младшенький уродец исчез на восемь лет. А теперь посмотрите на него, пришёл за своей долей наследства!

– Матвей! Наталья! Прекратите, пожалуйста, – нотариус, как давний друг семьи, попытался урезонить старших Ворожейкиных. – Вам отец тоже оставил и квартиру в центре, и дачу, и доходный автомобильный бизнес!

– Вы предлагаете успокоиться? Да наш родовой особняк сто́ит как два моих бизнеса и три Наташкиных салона! – взорвался Матвей, и Егор рефлекторно вжал голову в плечи.

– Ничего нельзя поделать, – нотариус развёл руками. – Такова воля умершего.

Адвокат, убедившись, что все формальности соблюдены, убрал подписанные документы в кожаный портфель.

– Наталья, Матвей и Егор, примите мои соболезнования. Ключи от квартир, насколько мне известно, у вас на руках, а документы на недвижимость – у меня. Вам я их передам через полгода, – и адвокат вновь поднял руки в примирительном жесте. – Такова воля покойного. Егор, а вы ключи от особняка получите у управляющей. Вся прислуга уже оповещена о том, что Егор Дмитриевич Ворожейкин – новый владелец дома.

После этих слов поверенный Дмитрия Егоровича Ворожейкина покинул кабинет. Егор, бросив опасливый взгляд на ошарашенных и взбешённых родственников, поспешил вслед за нотариусом. Тем более, кто его знает, что у старших Ворожейкиных на уме.

2

Такси остановилось напротив больших кованых ворот. Егор посмотрел вверх. Где-то там, за забором, виднелся третий этаж теперь уже его особняка. Открыв калитку, парень отметил про себя, что дом ничуть не изменился за те восемь лет, что он отсутствовал. Фасад здания, выполненного в классическом стиле, всё так же украшали колонны, лепнины и барельефы. У арочного окна на втором этаже, там, где раньше была комната отца, Егор заметил движение, словно кто-то смотрел во двор, отодвинув штору. Новый хозяин быстрым шагом двинулся к парадному входу. Перед глазами замелькали картинки из детства, словно кадры старого кинофильма.

Вот Наташка и Матвей пытаются столкнуть шестилетнего Егора с широкой уличной лестницы. Старшие старались всё обставить так, словно неуклюжий младший братец сам споткнулся и ударился головой о мраморные ступени. От большой потери крови и смерти парня спас садовник, прибежавший на шум. Или случай, когда они выгнали Егора зимой за дверь, отобрали обувь и смотрели, как мороз пробирается под лёгкую трикотажную пижаму, кричали, что рождение Егора – ошибка. А семилетний мальчик без мамы и с постоянно отсутствующим отцом им верил. И молчал. Молчал, когда его оставляли на ночь в закрытом туалете и он спал на кафельном полу. Молчал, когда сестра «случайно» ударила его мячом в лицо. А отец, изредка появлявшийся за обеденным столом, восхищался тем, какие у него замечательные дети. Никогда не ссорятся и мирно живут под одной крышей.

Из воспоминаний Егора выдернул звук открывающейся входной двери.

– Здравствуйте. – На пороге дома стояла миловидная девушка.

– Здравствуйте. Я Егор. – Парень с интересом рассматривал молодую особу, судя по одежде – горничную.

– Егор Дмитриевич?

– Да.

– Проходите, пожалуйста. Елена Сергеевна предупреждала, что вы скоро приедете. Меня зовут Мария.

Девушка скромно опустила голову и отошла в сторону, уступая дорогу новому хозяину.

– Спасибо. Приятно познакомиться, – неловко промямлил Егор и сделал шаг. Теперь это всё было его собственностью.

Восемь лет он не переступал порог этого дома. Восемь долгих лет. Ему уже почти перестали сниться кошмары. Он уже почти перестал бояться темноты. Почти. Леденящий холодок мрачных воспоминаний пробежал по спине парня.

– Что-нибудь принести? – услужливо спросила Мария, наблюдая за тем, как молодой хозяин осматривает гостиную.

– Да, – вздрогнув, откликнулся Егор. – Чай, если можно. В кабинет. Скажите, пожалуйста, сколько человек сейчас в доме?

– Двое. – Девушка закрыла дверь. – Вы и я. Управляющая с водителем поехали в магазин за продуктами. А у садовника сегодня выходной.

– Так это, значит, вы сейчас наводили порядок в спальне отца? – что-то не давало покоя Егору. Предчувствие или, может, какая-то интуиция.

– Нет. Что вы! – всплеснула руками горничная. – Хозяин запрещал заходить к нему в спальню. Ключи были только у него и у Елены Сергеевны.

Девушка ушла на кухню, а Егор прошёл в рабочий кабинет своего отца. Давно забытый запах дорогого дерева и кожаной мебели окутал прямо с порога. В кабинете ничего не изменилось. Тот же огромный стол, чёрный диван да пара кресел. Одну стену, как всегда, занимал большой книжный шкаф. Восемь лет прошло с их ссоры. Дмитрий Егорович Ворожейкин мечтал, чтобы младший сын возглавил семейную адвокатскую контору. А Егор не хотел. Парень всегда надеялся стать архитектором, а не идти по стопам отца и деда. В старших классах Егор украдкой штудировал учебники по строительству. Тайно записался в онлайн-школу по рисованию, чтобы лучше разбираться в композиции и архитектурной графике. После выпускного вечера в одиннадцатом классе Дмитрий Ворожейкин с сыном очень долго спорили в этом самом кабинете. Ох, как они тогда кричали друг на друга! Прислуга боялась выглянуть в коридор. Егор смог отстоять свой выбор. Но отец поставил условие: только бюджет и самостоятельное обучение. Если же парень вылетит с архитектурного, то отец устроит его на юридический.

Первая сессия оказалась для младшего Ворожейкина провальной. Студент-первокурсник был вынужден унижаться перед преподавателями, которые отказались ставить ему «зачёт» по своим предметам. Странное дело: всего три незачёта, и Егора сразу же отчислили с архитектурного. Сейчас же, рассматривая дорогую мебель в кабине отца, парень понимал, что всё было не просто так. Но тогда, восемь лет назад, он прибежал к своему единственному родному человеку за советом. К отцу. А получил удар в спину.

– Спасибо, что выполнили мою просьбу, – услышал тогда расстроенный студент, оказавшись у приоткрытой двери отцовского кабинета. – Вот здесь всё, как мы договаривались. Будете пересчитывать? Надеюсь, мой сын не сможет восстановиться на курсе?

Егор тогда сразу узнал голос. Как сейчас помнил то чувство опустошения, которое сдавило горло, словно удавка. Он отчаянно дёрнул дверь на себя. Перед его взором предстал отец, который вольготно сидел в своём роскошном кресле. А напротив рабочего стола, услужливо согнувшись, стоял декан его факультета, трепетно прижимая к себе чёрный кожаный портфель.

– Как ты мог?! – шёпотом произнёс тогда Егор, не веря в происходящее. Тот, кто однажды дал ему жизнь, в одно мгновенье безжалостно растоптал его мечту. – Как ты посмел?!

– А что такого я сделал? Ничего особенного не произошло. Прошу тебя, Егор, не драматизируй! – без грамма смущения сказал Дмитрий Ворожейкин. – Твой папа уже всё сделал. Я договорился: тебя ждут на юрфаке.

Даже сейчас воспоминания о том вечере прожигали парня изнутри, словно раскалённая лава. Откуда тогда во вчерашнем школьнике взялась решительность, он не знал. Егор резко развернулся на пятках и побежал к себе в комнату. Поспешно закинул какие-то вещи в рюкзак, документы, свои скудные сбережения.

– Позволь узнать, а что это ты делаешь? – Отец стоял в дверном проёме его комнаты. – Хватит, угомонись. Довольно, я сказал! – он всегда всем приказывал. —Ты мне потом ещё спасибо скажешь.

Не в силах больше смотреть на этого ухмыляющегося, самодовольного, некогда родного человека, Егор брезгливо отвернулся. Он уже принял решение.

– Раньше у меня не было матери. А теперь я лишился отца, – парень вскочил с места и выбежал из своей комнаты. Родитель не стал его останавливать.

– Куда ты пойдёшь? У тебя нет денег, нет знаний. Ничего нет! – кричал вслед младшему сыну Дмитрий Егорович Ворожейкин. – Ты без меня никто! Пустое место!

А Егор в ночь убегал из дома, где прошли его детство и юность. Из дома, где его унижали. И где так вероломно растоптали его мечты.

Все восемь лет Егор старался держаться от семьи Ворожейкиных подальше. Пока в его постоянно хаотичную жизнь не ворвался нотариус с известием о смерти адвоката Дмитрий Егоровича Ворожейкина. И о том, что Егор вписан в завещание.

3

– Егор Дмитриевич, ваш чай, – голос Марии перенёс мысли Егора в настоящий момент. – Что-нибудь ещё?

– Нет, спасибо. Больше ничего не нужно. – Юноша рассматривал фотографии на рабочем столе. Со всех пяти фотокарточек на него смотрел мальчишка с озорными зелёными глазами. Где-то мальчуган сидел в машинке, где-то – на лошади. Но везде улыбался. На одной фотографии Егор увидел рядом с собой смеющуюся маму и радостного отца. Дмитрий держал своего младшего сына на руках. Егор провёл пальцем по лицу отца. Странно, но Дмитрий Ворожейкин в жизни практически не улыбался, а на этих снимках везде выглядел счастливым. Это была их последняя семейная фотография. Через три месяца после даты, указанной на снимках, мама исчезла, а отец изменился: стал грубым, резким и всё время чем-то недовольным.

– Хорошая фотография получилась, – голос домоправительницы заставил Егора вздрогнуть. – Вы совсем трошки тогда отдохнули на море. Пришлось приехать на похороны деда. Помнишь?

– Нет, не помню. – Егор поставил фотографию на стол и встал с кресла, раскрыв объятья. – Елена Сергеевна, дорогая! Здравствуй! А ты ничуть не изменилась.

– Егорушка! Мой дорогой мальчик! Как вырос, возмужал! – Пожилая домоправительница смахнула непрошеные слёзы, прижимая к груди своего молодого хозяина.

Для Егора эта женщина была и мамой, и подругой, и сестрой. А иногда и отцом. Елена Сергеевна была полноватой дамой за шестьдесят. Причём за шестьдесят ей было всегда. Егор нежно гладил её седые волосы и всматривался в паутинку морщин вокруг родных карих глаз. Она всегда была рядом. И когда умерла мама Егора, и когда мальчик приходил в себя после шалостей Наташки и Матвея. По ней одной скучал Егор, когда ушёл из родительского дома. И только ей был искренне рад, когда вернулся. Странное волнение накрыло Егора. Он словно запутался в своих чувствах. Наследник был рад, что его Еленочка оказалась рядом. Рад. Но что-то мешало наслаждаться встречей.

Чуть позже, сидя за кухонным столом, уплетая свою любимую лазанью, Егор немного успокоился. Они с домоправительницей стали вспоминать его детство, юность и перенеслись в то беззаботное время, когда Наташка вышла замуж и уехала жить к мужу, а Матвей учился в колледже и пропадал целыми днями у себя в гараже.

– Помнишь, как ты принёс домой кошку? – Добродушная Еленочка накрыла на стол и теперь не отрываясь смотрела, как Егор ел третий кекс.

– Да, – сделав очередной глоток чая, ответил парень. – А почему ты сейчас об этом вспомнила?

– Так та кошка была уличная да оголодавшая. – Внезапно глаза Елены Сергеевны заволокло дымкой грусти. – Она тогда слопала три миски корма. Ты мне сейчас её напоминаешь.

Егор отложил очередной кекс в сторону.

– Такой же оголодавший?

– Да. Но не только это. Как бы точнее сказать… Раньше ты был домашний, а теперь – уличный. – По щеке верной подруги скатилась скупая слеза. – Что же с тобой было, Егорушка?

– Много чего. За один вечер и не расскажешь. – Ворожейкин отодвинул стул и встал из-за кухонного стола. – Да и поздно уже. Спать пора. Завтра с утра много дел.

– Что же это я, старая! Конечно-конечно, – захлопотала Елена Сергеевна, вскакивая со стула. – Ты же, поди, устал шибко! Егорушка, в твоей комнате ничего не трогали. Всё, как ты тогда оставил. Ничего не изменилось. Может, всё и наладится.

– Елена Сергеевна, я изменился, – устало ответил Егор.

Внезапно младший Ворожейкин понял, что происходящие события реальны и что теперь он живёт в этом огромном особняке с двадцатью пятью комнатами. Вчерашний лузер сегодня утром стал богачом и единственным хозяином родового особняка. Егор осознал, что теперь на его плечи ложится забота о доме, прислуге, саде. Но что с этим делать – он не понимал. За восемь лет парень отвык от постоянного места жительства, от хорошего жилья, ведь иногда приходилось спать без постельного белья, а иногда и вовсе на полу. Как теперь превратиться из неудачника в успешного бизнесмена, Егор не знал. Да и надо ли это ему? Ведь если он примет условия игры, то получается, что отец, даже находясь на том свете, всё равно прогнул младшего сына. И Егор в итоге станет адвокатом? И тогда все его скитания были напрасны?

Приняв душ, Егор лёг в кровать. Мысли, как мухи в августе, липли и не давали возможности мозгу отключиться. Они всё роились и пытались укусить побольнее, кружились и шептали парню, что управлять адвокатской конторой тот не сможет. Что особняк под его руководством скоро умрёт. Как, впрочем, и он сам. После внезапной вязкой мысли о смерти Егор замер. Даже в тяжёлые времена, когда он хоронил Алёнку, когда голодал – мысли о смерти обходили его стороной.

– Чьи это мысли? – спросил парень вслух.

«Твои, – тут же мысленно ответил сам себе. – Ты уже мёртв. Только ещё не знаешь об этом. Посмотри на себя. Ты – ходящий труп. Как и твоя тобой убитая мать!»

Егор в испуге вскочил с кровати и побежал в ванную. То, что он увидел в зеркале, заставило похолодеть от ужаса. Оно показывало разрезанный живот. Отражение парня стояло без правой руки, на её месте виднелась белая кость. Кровь, струившаяся из раны, залила ламинат. Крик ужаса вырвался из горла Егора, и он вскочил, судорожно осматривая и ощупывая себя.

– Это всего лишь сон, – облегчённо выдавил из себя испуганный юноша. Бросил взгляд на телефон: 3:20. Внезапно Егор услышал тихий топот за дверью, словно кто-то спускался по лестнице. – Кому это не спится? – он попытался унять учащённое сердцебиение.

Егор решил спуститься на кухню, чтобы попить воды. Открыл дверь, осторожно прошёлся по ночному коридору. Тихие шаги послышались со стороны кухни. Но на кухне никого не оказалось.

– Наверное, показалось, – пожал плечами парень, выпил стакан воды и сонно пошлёпал к себе в комнату.

4

– Елена Сергеевна, а кто из прислуги ночует в доме? – Егор, с аппетитом поглощая завтрак, расспрашивал домоправительницу. Ему вдруг вспомнился загадочный ночной топот за дверью.

– Никто не ночует. А зачем? – женщина выключила плиту и села за стол, держа в руках чашку чая. – Поначалу я тут иногда оставалась. Но с тех пор как Дмитрий Егорович заболел, с ним постоянно оставалась только ночная медсестра. А вся прислуга завсегда ночевала у себя дома.

После этих слов на кухне стало звеняще тихо.

– Когда я ушёл, он ещё не болел.

Егор вдруг осознал, что, упиваясь своей обидой, он пропустил момент, когда отца стал сжигать рак. Да впрочем, и о болезни бизнесмена Ворожейкина он узнал из новостной ленты в газетах.

– Ага, куды там, не болел! Болел, – домоправительница махнула рукой. – Только никому не говорил. Тихушник. Прости, Господи, душу мою грешную! – Елена Сергеевна, не задумываясь, перекрестилась. – Сначала он лечился. Но безрезультатно. Это же рак проклятущий! Разве ж его одолеешь? Ох, Егорушка, если бы ты знал, как он мучился! Когда в больницах ему не помогли, Дмитрий Егорович стал ходить по всяким там бабкам да знахарям. Знаешь, шарлатаны енти. Им лишь бы денег вытащить побольше! Один медиум даже жила тута в доме. Прямо перед смертью твой отец привёз её откуда-то. Эта деваха не отходила от Дмитрия Егоровича ни на шаг.

– А он всё равно умер. – Егор тяжело вздохнул и встал. – Я пойду к себе в комнату. Надо хоть немного поработать.

Парень, конечно, лукавил: он сейчас был безработным, как и практически всегда. Последнее место работы, с которого его уволили два дня назад, была пиццерия. Всё дело в том, что Егор не доставил заказ и не смог сознаться супервайзеру, что не нашёл в себе силы пройти к подъезду через тёмный переулок. Хоть и старался одолеть свой страх. «Глупости! – уговаривал он себя очень долго, стоя с горячей пиццей в коробке. – Тварей, заросших шерстью, переполненных убийственной злобой, и с когтями, не существует. Никаких страшных монстров не бывает!»

Тем не менее эта мысль, как и неконтролируемый страх темноты, крепко засела в голове Егора. Может, это осталось ещё с детства, когда в тёмной запертой кладовке мальчику казалось, что запах пыли, старой мебели и ненужных вещей сливался в противный запах монстра. Твари с жёлтыми глазами, которая отдаёт особое предпочтение мясу мальчиков. Это были его внутренние страхи, которые уходили, если рядом была Алёнка. Но потом Алёнки не стало, и страхи вернулись. Сейчас же, при свете дня, Егору не хотелось рассказывать Елене Сергеевне о том, что он неудачник, всё ещё боящийся темноты и шорохов. Поэтом Егор, избегая лишних вопросов, решил уйти с кухни.

Ворожейкин поднялся в свою комнату, включил компьютер и понял, что забыл кофе на кухне. Тут же спустился, взял кружку, сделал глоток.

– Фу, холодный! – Он резко поставил чашку на стол, разлив содержимое.

– Конечно, – Елена Сергеевна хлопотала на кухне. – Времени-то сколько прошло!

– Сколько? – Егор удивлённо посмотрел на домоправительницу. – Я поднялся в комнату,– парень стал загибать пальцы на руке, – включил компьютер, ввёл свой пароль, произнёс: «Блин, кофе забыл» и пошёл за кружкой. Ну, максимум десять минут!

– Егорушка, ты чего? – женщина посмотрела на молодого хозяина с тревогой. – Ты, милок, не прихворнул? Прошёл час и десять минут. Я вон, гляди, успела кулебяку испечь.

Ошарашенный Егор плюхнулся на стул и уставился на свежеиспечённый пирог на столе.

– Я совершенно не помню, как пролетел этот час. Словно мгновение промелькнуло.

– Егорушка, солнышко, – Елена Сергеевна ободряюще похлопала его по руке. – Это, вероятно, как его?.. Вспомнила. Это стресс. И переезд. Ты, наверное, погрузился в свои мысли, задумался. Вот время и прошло незаметно.

– Наверное.

– Хотя с тобой и в детстве иногда случались странные вещи.

– Да?

– А ты не помнишь?

– Нет.

Егор вообще плохо помнил своё детство. Правда, не всё забылось. Некоторые моменты, к сожалению, он помнил очень хорошо. А вот, например, свою маму почти не помнил. Когда старшие брат и сестра запирали его в каком-нибудь тёмном месте, маленькому мальчику всегда казалось: будь мама жива, она бы обязательно заступилась за него. И тогда у Егора не было бы разбитых коленей после «случайного» падения с детской горки, не был бы сломан нос от «случайного» удара качелями. Мама бы обязательно защитила от Наташки и Матвея. Егора всегда поражал отец, который, словно чем-то одурманенный, не видел истинных причин травм своего младшего сына.

– Я не помню ничего подобного, – Егор решил разобраться с этой забытой стороной своего детства. – Я помню, как Наташка с Матвеем смеялись и постоянно издевались надо мной. Не понимаю, как отец этого не видел.

– Не суди его строго, Егорушка. Отец вас любил одинаково. Покойный Дмитрий Егорович, царство ему небесное, надеялся, что ты с ними подружишься. – Елене Сергеевне была свойственна манера видеть в людях только хорошее, вот и сейчас она старалась оправдать поведение своего предыдущего работодателя. Тем более, женщина проработала у него почти двадцать лет.

– А ты хорошо знала мою маму? – Егор вдруг осознал, что у него слишком мало воспоминаний о матери.

– Нет, не очень, – словно извиняясь, ответила женщина. – Я пришла работать сюды как раз перед тем, как вы поехали на моря. Первый и последний раз всей семьёй.

– А потом?

– А потом умер твой дед. Кстати, отец тебя назвал в честь своего отца Егора. Вы и сорвались тогда с морей. Прилетели как ошалелые тогда, чтобы проводить в последний путь деда. Помнится, как на поминальном обеде твоей матери стало плохо, и её забрала скорая.

– Я этого ничего не помню, – ошарашенно прошептал Егор.

– Да как же ты можешь это помнить? Тебе было лет пять тогда. Да и на похороны тебя не взяли. Ты был со мной дома.

– Ты знаешь, Елена Сергеевна, иногда какие-то обрывки в памяти всплывают. Например, что мамы долго не было дома. – Воспоминания внезапно вспыхнули в голове, словно их кто-то освободил из заключения. – Папа тогда вернулся домой очень поздно.

– Да. Ирину Викторовну оставили в больнице. Она впала в кому, – домоправительница словно открывала занавеску, скрывавшую прошлое Егора. – Неужели ты не помнишь, как вы с отцом ездили к ней в больницу?

Егор отрицательно помотал головой.

– Она была такой молодой, а тут кровоизлияние в мозг. Врачи боролись за её жизнь три месяца. Потом Ирина Викторовна просто перестала дышать.

– Я даже не помню, как её хоронили, – скупые мужские слёзы прокладывали мокрые дорожки по щекам Егора. Его душа омывалась этими слезами, словно пустыня питалась влагой после дождя. Вроде вода насытила жаркий песок, но через мгновенье ты понимаешь, что жара и сухость никуда не ушли. Так и боль у Егора никуда не исчезла. Иногда ему казалось, что он – потрёпанная и разорванная тряпичная кукла. Которая, как ты её ни сшивай, никогда уже не будет целой. И счастливой.

Мысли мгновенно перенесли его на похороны Алёнки. В тот день шёл мерзкий холодный дождь, делавший и без того ужасный день ещё более омерзительным. Желающих проститься с молодой девушкой, протянувшей руку неудачнику, было немного.

Егор стоял рядом с сестрой Алёнки, которая прилетела на похороны из Челябинска. Больше родных у его невесты не было. Сестра постояла у могилы, сказала дежурные слова и попрощалась, сославшись на скорый вылет обратно. А Егор ещё долго стоял у края, наблюдая за тем, как смысл его жизни накрывается рыхлой землёй. Красавицу Алёнку закапывали, и каждый стук земли о крышку гроба отдавался спазмами в горле и в животе. Его невеста и его нерождённая дочь остались на кладбище. И его душа – с ними.

Егор потом часто сидел в пустой съёмной квартире, где Алёнка приютила его, незнакомого парня. Сидел и беззвучно спрашивал у мира, Бога, Вселенной: почему всё так? Почему именно его ангел с золотистыми волосами покинул мир? Кому помешала девушка с улыбкой, способной сделать любой день солнечным? Кому помешала его нерождённая дочь? Кто решил, что именно они должны были остаться на дождливом кладбище? Егор не мог жить дальше без своей Алёнки. Ведь без неё жизнь не имела смысла.

А потом вернулся страх. Хуже всего было по ночам. Днём Егор отвлекался на какой-нибудь работе, выполняя монотонные действия. А вечером, лёжа в пустой холодной кровати, парень закрывал глаза и улетал в розовую страну своих воспоминаний. Туда, где Алёнка была рядом с ним. Туда, где она готовила по утрам вкусный ароматный чай и пышные оладьи. Туда, где они гуляли, взявшись за руки, по заснеженным улицам. Туда, где у них было счастье.

С каждым днём Егору всё тяжелее становилось возвращаться в квартиру, где витал аромат её духов. Где в ванной стояли её шампуни и бальзамы для волос. Но на улице жить было нельзя, и Егор приходил в пустую квартиру, наполняя её своими воспоминаниями. Засыпая, он молил Вселенную, чтобы во сне они с Алёнкой оказались рядом. Но вместо его ангела приходили демоны. Они окружали его, смеясь зловонными клыкастыми ртами, и напоминали, что без Алёнки он сойдёт с ума.

– Чудны дела твои, Господи. Странно, Егорушка, всё это, – голос Елены Сергеевны выдернул Егора из омута тяжёлых воспоминаний. – Тебе почти двадцать шесть лет, а ты практически ничего не помнишь о своей матери.

Женщина высказала вслух вопрос, витавший в воздухе, опередив Егора на пару мгновений.

– Согласен. Но и я не могу найти объяснение этому, – парень выглядел ошарашенным. – Скажу даже больше. Мне раньше отчего-то даже в голову не приходила сама мысль о том, что я плохо помню детский период своей жизни. Я только помню, что мама однажды не пришла домой, а через некоторое время после возвращения с моря отец стал злым и грубым.

– Ну, это как раз тогда, когда похоронили Ирину Викторовну. Дмитрий Егорович шибко любил её. А она – его. Её смерть очень подкосила хозяина. Он стал всё больше и больше отдаваться своей адвокатской конторе да бизнесу. – Елена Сергеевна взглянула на часы. – Батюшки! Сколько уже времени! Интересно, а куда подевалась Мария? Заболтались мы с тобой, Егорушка, заболтались. А дела-то ждать не будут. Кстати, чуть не запамятовала. Твой покойный батюшка перед смертью распорядился в банке. На ближайшие полгода ты можешь не беспокоиться за дом. Деньги у меня на карте. Дмитрий Егорович позаботился о материальной стороне вопроса: продукты, коммунальные платежи, зарплата прислуге – всё под моим контролем. Тебе я буду докладывать каждый месяц, куда и на что потрачены денюжки. Всё до копеечки, ты не волнуйся. А сейчас, прости, дела-дела.

Домоправительница ушла, оставив после себя больше вопросов, чем ответов. А Егор ещё долго сидел с чашкой холодного кофе и думал о том, как мало он, оказывается, знает о матери. Например, никогда не видел её родителей, даже не знает её девичью фамилию.

«А зачем тебе это? – внезапно прозвучал в голове парня вопрос. – Что тебе это даст?»

– Я буду знать свои корни, – вслух ответил неизвестному голосу Егор.

«А зачем? Ты и так всё знаешь. Просто забыл, – голос в голове не умолкал. – Тебе надо найти Дневник, и ты всё вспомнишь».

Хлоп! Ветер закрыл форточку, и Егор вздрогнул, словно только что проснулся.

– Странно всё это, – сказал он сам себе. – Я опять стал разговаривать со своим внутренним голосом. Надо вновь начинать терапию.

И тут Егор осознал, что Елена Сергеевна так и не рассказала ему, что происходило с ним в детстве, ловко уведя разговор в другую сторону.

5

Сидеть на кухне больше не имело смысла, и Егор вернулся к своему компьютеру. Парень вновь ввёл свой пароль, но система его не пустила. На весь синий экран светилась надпись: «Дневник». Сколько ни перезагружал Егор систему, надпись не исчезала. Парень психанул и ушёл в душ. Стоя перед зеркалом, он увидел всю ту же надпись на запотевшем стекле: «Дневник».

Проигнорировав послания, оставленные неизвестными, Егор решил разобраться, кто так глупо шутит. Но, обойдя весь дом, никого не нашёл. Открыл дверь и вышел на задний двор. Садовник на аллее обрезал розы.

– Добрый день, – Егор спустился с крыльца и подошёл к пожилому мужчине с секатором в руках. – Меня зовут Егор Ворожейкин.

– А, вы наш новый хозяин, – мужчина добродушно улыбнулся и, сняв перчатку, протянул мозолистую руку для рукопожатия. – А я Сергей Трофимович.

– Очень приятно, – Егор опасливо огляделся по сторонам. Они находились в той стороне сада, где плотные кроны деревьев создавали полумрак в любое время суток. – Скажите, а вы не видели Марию или Елену Сергеевну?

– Как не видел? Видел. На рынок они поехали.

– Ааа, – протянул Егор и усмехнулся своей подозрительности. – А кто ещё входил в дом?

– Господь упаси, – всплеснул руками садовник. – Никто не заходил, ведь только я остался. А я в этот проклятущий особняк ни ногой!

Егор растерялся от такого прямолинейного заявления, но тон садовника убеждал, что тот точно ничего нигде не писал, а уж тем более не взламывал компьютер Ворожейкина.

– Почему же «проклятущий»?

– Так, когда Дмитрий Егорович умирал, знаете, какие крики оттудава слышались? И днём, и ночью! – садовник поспешно перекрестился. – У меня волосы дыбом стояли от ужаса. Так что, я туда ни ногой!

Поняв, что от садовника ничего путного не добиться, Егор вернулся в дом. Проходя мимо рабочего кабинета отца, парень увидел, что дверь в кабинет открыта настежь. Всё ещё не понимая, что происходит в его доме, он осторожно вошёл в комнату. Дверь с грохотом захлопнулась, а вокруг Егора стали кружить книги, которые кричали своими исписанными пастями: «Дневник! Дневник!» Парень не знал, где можно укрыться от этих ос-книг. А они всё кричали и кричали. Запертая дверь не оставила ему выбора. Егор стал исследовать недра письменного стола. Дневник оказался спрятан в нижнем ящике. Как только Егор открыл толстую кожаную тетрадь, листы которой были исписаны почерком отца, книги успокоились и встали на свои места в шкафу.

«Мой дорогой сын! Ты держишь в руках тетрадь, которая даст ответы на вопросы, которые ты задаёшь себе. Ответы на те вопросы, которые ты хотел бы задать мне, ты получишь чуть позже. Сядь поудобнее: нам предстоит долгая дорога в твоё детство, которого ты практически не помнишь.

Я мало рассказывал тебе о твоей матери. Прости меня, сынок. Надеюсь, прочитав этот дневник, ты всё поймёшь.

Мы познакомились с Ириной в ресторане. Я приехал на деловой обед, а она подошла к нашему столику, чтобы принять заказ. Когда я увидел её изумрудные глаза, время остановилось, а я понял, что без этой девушки моя жизнь не имеет смысла. Да, у меня была тогда другая семья. Да, там были дети. В этот же день, приехав домой, я сказал Татьяне, что подаю на развод. Первая жена не хотела меня отпускать, манипулировала мною через Наташку и Матвея, но я был непреклонен. Кстати, Ирина, пока длился бракоразводный процесс, даже имени моего слышать не хотела. „Я не встречаюсь с женатыми мужчинами!“ – заявила она мне тогда. А я, словно влюблённый подросток, караулил её с работы, провожал тайком до дома. А потом сидел в машине и смотрел на её окна. Каждый вечер я представлял, как моя зеленоглазая девочка приходит домой с работы, как ставит чайник на плиту, как смотрит телевизор и болтает с подругами по телефону.

Я сделал ей предложение, как только получил свидетельство о разводе. Ни минуты не сомневался! И она мне отказала! Мне! Дмитрию Ворожейкину! Спустя пару лет Ирина сказала, что я её напугал своим напором.

После отказа я не знал, что делать. Но твой дед подсказал мне, и спустя полгода ненавязчивых и мягких ухаживаний, Ирина сказала долгожданное „Да“.

Наверняка ты сам у себя спрашивал, кем была твоя мама. Спрашивал? Отвечаю. Твоя мама была зеленоглазым рыжим ангелом для меня, а для окружающего мира – очень сильной ведьмой. Ирина выросла в детском доме, не знала ни своих родителей, ни почему именно её природа наделила таким сильным даром. Но её интуиция не раз спасала мои сделки и мой бизнес от банкротства. Наверное, поэтому и ты родился у нас особенным».

Егор оторвался от исписанной тетради. Это точно писал его отец? В памяти парня Дмитрий Ворожейкин – суровый, жёсткий, требовательный и вечно занятой мужчина. Младший Ворожейкин и не догадывался, что его отец умел любить. И тем более Егор не подозревал о том, что его мать была ведьмой.

– Ведьмы, какие-то надписи в ванной, внезапно остывший кофе, топот ног по ночам – смахивает на пьяный бред. – Тряхнул русой копной волос парень. – Кто-то, видимо, пытается меня запугать. Это понятно. Но вот кто и как провернул этот трюк с книгами?

Егор посмотрел на часы и решил, что до ужина может себе позволить ещё почитать дневник отца.

«Твоё рождение для нас было словно дар. Ирина, как ведьма, должна была родить первым ребёнком девочку. Но первая беременность оборвалась. Если бы всё сложилось иначе, то у тебя была бы ещё одна старшая сестра. Если бы всё сложилось иначе, то моя Иришка была бы сейчас жива. Но я тогда не знал об этом.

Это потом я узнал, что нужен мальчик. Наташка и Матвей были обычными, а для передачи особняка и адвокатской конторы нужен особенный ребёнок. Как ты. Ведьмак. Одарённый и сильный. Это я потом узнал, что и смерть моей Ирины была неслучайной. Эх, если бы можно было вернуть время вспять! Надеюсь, что у тебя с твоей Алёнкой всё сложится. Да-да, я знаю. Если ты думаешь, что после того, как ты переступил порог этого дома и ушёл в ночь, я перестал наблюдать за тобой, то ты ошибаешься. Я наблюдал, но не вмешивался. Открыто. Иногда подкидывал тебе работёнку. Но я ушёл от темы.

Так вот. Когда ты родился, Иришка сразу сказала, что ты особенный. Но в чём твой дар (или проклятье, как посмотреть) мы не сразу поняли.

Когда ты был ещё совсем маленький и не умел говорить, то постоянно лепетал какую-то белиберду „мяукающими“ звуками.

Однажды Ирина приехала с тобой маленьким в офис, а там как раз были японцы. Так вот, партнёр из Японии сказал, что это не белиберда. Ёкота сказал, что ты на древнем японском молил богиню Инари, защитницу воинов.

Мы, если честно, не обратили на это внимания, списав на воображение нетрезвого японца. Но то, что стало происходить дальше, заставило нас впоследствии обратиться к специалистам».

– Интересно, что я мог такого выкинуть, что меня таскали по «специалистам»? – рассуждал вслух Егор, откладывая в сторону дневник.

Парень не помнил из своего детства ничего особенно. Ну, кроме выдуманного друга Пашки. Хотя родители почему-то при упоминании этого имени пугались и делали вид, что не слышат своего ребёнка.

За окном дул ветер, словно вот-вот должен начаться дождь. Егор встал, размял затёкшее тело и решил попить чаю. Бросив отцовский дневник на стол, молодой Ворожейкин спустился на кухню. Пока чайник закипал, Егор с трудом нашёл, что положить в кружку. По привычке, особо не заморачиваясь, кинул пакетик, пару ложек сахара, залил кипятком. Уже на выходе из кухни столкнулся с Еленой Сергеевной.

– Егорушка, ужин в семь часов, – женщина поставила пакеты с продуктами на стол. – Будет жаркое с грибами. Надеюсь, ты придёшь без опозданий.

– Конечно, – на ходу обронил парень.

Егор спешил в кабинет. Ему хотелось поскорее дочитать отцовскую исповедь.

«А однажды ночью нас разбудил твой жуткий крик. Мы прибежали к тебе в комнату. Только представь наше состояние – открытое окно и ты стоишь в проёме. Что-то кричишь в темноту. Мы еле успели тебя снять с подоконника. А ты смотришь на нас и не можешь понять нашего испуга.

– Вы не переживайте, меня просто звали. Я решил прогуляться.

– Кто звал? Где прогуляться? – уточнил я тогда у тебя.

– Там, – указал ты своей детской рукой на ночное поле.

Мы еле успокоили тебя в ту ночь, убедив, что гулять надо днём, а не по ночам. А ты всё кричал и пытался уйти.

Я навёл справки и узнал, что раньше за нашим домом было кладбище. Ты часто кричал во сне, что идёшь гулять, что тебя зовут. Особенно в полнолуние. В такие периоды няня ночевала с тобой в комнате.

Как-то за завтраком ты рассказал нам сон, в котором видел в своей комнате в углу гроб. Как сейчас помню: сидишь за столом, маленький, глазёнки заспанные, и без грамма страха нам рассказываешь:

– Вижу, как крышка гроба открывается, словно дверца, и на меня смотрит пожилой дедушка, похожий на папу. Смотрит на меня и говорит: скоро, ты следующий!

Мы с Иришкой тогда подняли наш семейный фотоархив, и ты нам показал фото того дедушки. Моего прадеда. А сон тебе приснился как раз в годовщину его смерти. Потом мой отец рассказал, что как раз в твоей комнате и стоял гроб много лет назад».

– Очень интересно получается, – Егор потёр глаза, уставшие от долгого чтения. – Только вот непонятно, а куда же это я следующий? Эх, думается мне, это всё были детские выдумки. Ведь ничего подобного я не помню.

Егор пытался всячески доказать себе, что то, о чём написал его отец, – детские фантазии. Ведь если признать всё написанное правдой, то получается нерадостная картина, и дела его, выходит, плохи. Мало того что ничего из описанного в дневнике Егор не помнит, так, оказывается, его ещё в детстве надо было лечить от навязчивых мыслей. Только родители отчего-то не провели надлежащего лечения. Или специалисты, к которым Егора в детстве возили, оказались шарлатанами.

А ведь Егор был болен. В медкарте была запись: обсессивно-компульсивное расстройство. Благодаря Алёнке и её вере Егор смог найти в себе силы и пролечить это жуткое заболевание. У него даже была разработана своя методика, как отвлекаться от навязчивых мыслей.

Алёнка твердила, что его диагноз не страшен, и что они со всем справятся. Вместе. И Егор старался. Медитировал, пил таблетки, занимался спортом. Они даже начали исполнять желания из его списка желаний, и Егор уже решил, что болезнь отступила. Но внезапная смерть Алёны всё вернула на свои места.

6

– Егорушка, ну, поведай мне, старой перечнице, как ты жил эти восемь лет? – попросила Елена Сергеевна, когда остатки ужина были убраны со стола и парень стал пить чай.

Егор рассказал, как ушёл из дома, когда обида на отца захлестнула его с головой.

– Только представь, как холодно на улице было тогда, – Егор первый раз за последнюю пару месяцев решил вспомнить и рассказать историю его знакомства с Алёной. – Я сел на лавочку и подумал, что замёрзну. Шёл белый январский снег. Когда я стал похож на снеговика, ко мне подошла девушка с золотистыми волосами. Она спросила у меня, почему я сижу на улице и не иду домой. «У меня нет дома», – ответил я ей тогда. И представь, Елена Сергеевна, эта девушка привела меня к себе на съёмную квартиру. Меня, абсолютно незнакомого парня. И ведь не побоялась же. А вдруг бы я был маньяком, а?

– Ты не мог тогда быть маньяком, – засмеялась домоправительница. – Жертвой маньяка возможно, а вот злодеем – вряд ли. У тебя, Егорушка, глаза дюже добрые! У злодеев не бывает таких глаз!

– Вот и она мне так же сказала, – проговорил с комом в горле Егор.

Воспоминания вновь накатили внезапной волной, накрывая с головой. Все их уютные вечера, её объятья, которые дарили тепло и уют. Их посиделки перед телевизором. Все восемь лет она была рядом с ним. Любила его, терпела, помогала жить. А потом мир потерял краски.

– Ты её любил? – Елена Сергеевна невесомо коснулась руки Егора.

– Она была для меня смыслом жизни, – сквозь слёзы прошептал парень.

Они замолчали. Тихо тикали часы на стене, отсчитывая секунды. Сидевших на кухне не тяготила тишина. Елена Сергеевна, пришедшая работать в этот дом в достаточно молодом возрасте и никогда не имевшая детей, всем сердцем когда-то прикипела к мальчишке с озорными зелёными глазами и сложным характером. После смерти матери Егора она старалась сгладить его переживания. И когда Наташка с Матвеем переселились в этот дом, Елена Сергеевна стала замечать, что старшие дети издеваются над её Егорушкой. Домоправительница несколько раз обращала внимание хозяина на поведение его старших детей, но Дмитрий Егорович лишь отмахивался.

– Пусть учится самостоятельно разбираться с проблемами! – каждый раз отвечал он ей. – Не будем же мы всю жизнь за ним бегать? Он должен научиться давать сдачи. Пусть учится держать удар!

Но она, конечно, часто уберегала Егора от ловушек, которые ему готовили Наташка и Матвей. Не всегда, правда, у неё это получалось. Но женщина старалась.

Вот и сейчас Елена Сергеевна поняла, что не смогла уберечь Егорушку от страшной потери.

– Милый мой, время всё лечит, – попыталась она успокоить своего любимчика. – Ты ещё молодой, может, всё и наладится ещё.

– Ты не понимаешь, – Егор выдернул руку из ладоней домоправительницы и вскочил с места. – Она единственная решилась меня лечить. Она была со мной рядом все восемь лет, ни разу ни в чём не упрекнув. Она была моим ангелом-хранителем. Забыть её? Да как такое возможно?!

– Нет, не забыть, – Елена Сергеевна вздохнула и встала из-за стола. – Память о ней всегда будет храниться у тебя в сердце. Но жизнь идёт дальше, и ты когда-нибудь встретишь свою будущую жену.

– Алёнка должна была стать моей женой! – Егор не слышал свою старую подругу. – И матерью моих детей. Если бы не этот пьяный водитель, то всё было бы иначе! Она была беременной. От меня. Мы так мечтали о семье.

Егор обречённо плюхнулся на стул, обхватил голову руками и стал качаться из стороны в сторону. Слишком много всего свалилось на него за эту неделю. Похороны, письмо от поверенного, опять похороны, наследство, возвращение в отчий дом и, наконец, этот странный дневник.

– Тебе надо отдохнуть, – словно прочитав мысли Егора, Елена Сергеевна погладила своего любимого мальчика по голове. – Иди спать. Ты просто устал.

– Наверное, ты права, – Егор тяжело вздохнул и направился к себе в комнату. Всё, о чём он хотел расспросить свою домоправительницу, странным образом забылось, а в голове был только туман и горечь потерь. Егор, не раздеваясь, плюхнулся в кровать, чтобы через минуту заснуть крепким сном.

Может, ему что-то и снилось, кто его знает. Но проснулся молодой Ворожейкин бодрым и полным сил.

За завтраком по сложившейся традиции его ждала Елена Сергеевна. Егор не удивлялся, что Марии было не видно, ведь ещё при жизни Дмитрия Егоровича в этом доме было введено правило: прислуга должна быть невидимой. А это значило, что хозяин дома не должен ни при каких обстоятельствах увидеть, что кто-то убирает в комнатах или стирает. Всё это делалось тогда, когда хозяева отсутствовали.

– А ты, я смотрю, – бодро пожелав доброго утра, Егор принял кофе из рук домоправительницы, – всё так же придерживаешься порядков, установленных отцом? Я по поводу прислуги, – пояснил парень.

– А, да. – Елена Сергеевна в этом доме давно стала членом семьи, но с определёнными обязанностями. – Мне как-то так привычнее.

– Ты вчера утром сказала, что я маленьким часто вёл себя странно. Что ты имела в виду?

Про найденный отцовский дневник Егор решил не рассказывать, пока сам не разберётся, что к чему.

– Я расскажу тебе пару случаев. Я не особо верю во всё это паранормальное и мистическое, но и в первый, и во второй раз мне было страшно до жути. Когда скончалась твоя мама, тебе было около пяти лет. Помню, чего-то я засиделась на кухне, часы показывали около одиннадцати ночи. Вдруг ты заходишь в комнату и как будто кого-то держишь за руку. Поворачиваешь ко мне своё довольное лицо и говоришь: «Смотри, мама пришла!»

– Правда? Не помню такого.

– Ага. У меня волосы на затылке от страха так и зашевелились. Потом ты как ни в чём не бывало разворачиваешься и идёшь к себе в комнату с «мамой». Ты шёл и что-то кому-то в воздух рассказывал, рассказывал. А я ещё минут пятнадцать сидела и не могла пошевелиться. Словно связанная. А когда меня отпустило и я поднялась к тебе в комнату, ты уже сладко спал. Утром ты ничего не мог вспомнить. Я не стала бередить воспоминания. Видать, тяжко тебе было, вот и придумывал себе мамку.

– Да, я бы тоже перепугался. А второй случай?

– Второй случай произошёл, наверное, полгода спустя. Дмитрий Егорович задержался на работе и попросил меня забрать тебя из детского сада. Прихожу я, значит, за тобой, а ты один сидишь на полу и играешь в кубики. Довольный и счастливый. Когда понял, что надо идти домой, начал хныкать.

– А с чего это? Разве не наоборот должно быть?

– Наоборот, – согласилась Елена Сергеевна. – Но ты сказал, что мы с воспитательницей оторвали тебя от игры с ребятами.

– Подожди, – Егор пытался уловить суть рассказа. – Ты же сказала, что я один был.

– В том-то всё и дело. Всех ребят забрали. А ты сказал, что играл с другими. С теми, кто в садике всегда живут.

7

Дни шли своим чередом. Егор читал дневник, всё больше погружаясь в своё детство. И то ли от этой тетради, вскрывающей проблемы, словно старые гнойники, то ли от беспокойных мыслей, посещавших его всё чаще и чаще, парень практически перестал спокойно спать. Если он спал, то ему снились кошмары. Если бодрствовал, то у него появлялись галлюцинации. То Егору встречалась на лестнице женщина, называвшая себя Светланой, то ему слышались детские голоса, и он утверждал наутро, что в холле играли дети.

– Елена Сергеевна, кто такая Светлана?

Егор стал дёрганым, постоянно злым и агрессивным.

– Светлана? – домоправительница задумалась на секунду. – Если мене не изменяет память, то, кажись, так звали твою бабку. Матушку покойного Дмитрия Егоровича. А ты чего спрашиваешь, Егорушка?

– Видел я её недавно.

– Да как же ты мог её видеть, ежели она умерла, когда твоему батюшке было около шести лет? Путаешь ты чего-то. Ты вообще последнее время плохо выглядишь. Не приболел ты, часом?

– Не приболел, – огрызнулся Егор. – Сегодня дети в холле всю ночь играли. Не давали мне спать.

– Побойся, Егорушка, какие дети? – домоправительница смотрела на Егора с опаской.

– Девочка Вера и мальчик Паша.

– Не было никаких детей. В доме ночью, кроме тебя, никого нет, Егор.

– Как это не было, если вазы были опрокинуты, – Егор начинал злиться. – Я не сумасшедший! Я слышал, как они бегали по лестнице!

– Егорушка, успокойся. Хочешь, я останусь ночевать в гостевой комнате?

– Да. Тогда ты сама убедишься, что я говорю правду!

Но кроме Егора никто не слышал детей. А в одну из ночей парень их не только «слышал», но и «видел». После этой ночной встречи Елена Сергеевна застала своего подопечного сидящим на полу в рабочем кабинете отца. А вокруг повсюду были раскиданы старые фотокарточки.

– Вот они! – Егор тряс чёрно-белым снимком.

– Кто – они? – не поняла домоправительница.

– Вера и Паша! Те, кто бегает по ночам!

– Они не могут бегать, Егорушка, – Елена Сергеевна осторожно забрала фотокарточку из рук Егора. – Это твои дядюшка и тётушка. Они погибли в пожаре на хоздворе. Почти пятьдесят лет назад. Ты же знал это. Это всё просто тебе приснилось. Просто приснилось.

Ворожейкину с каждым днём становилось всё хуже. Егор просил Елену Сергеевну ночевать в доме, ведь очень часто ночью парня накрывали панические атаки. Однажды домоправительницу разбудил его страшный крик. Прибежав к нему в комнату, женщина застала трясущегося от страха и заикающегося хозяина. Он кутался в одеяло, забившись в угол кровати, тыкал пальцем в пустоту и шептал:

– Штаны… Они идут… Там живой костюм…

Елена Сергеевна включила свет и потратила не один десяток минут, чтобы успокоить своего любимого мальчика. Перед тем как уйти к себе в комнату, женщина спросила у испуганного Егора:

– Тебе верхний свет оставить или ночник включить?

Егор поднял на неё свои мутные зелёные глаза.

– Какая разница, – белые губы еле шевелились, – тьма всё равно никуда не уйдёт.

В ту ночь свет в комнате Егора горел до утра.

За завтраком домоправительница не выдержала.

– Егор, так больше не может продолжаться.

– А что не так? – безжизненным голосом ответил Егор.

– Ты стал похож на мумию. Ну, или на зомби. Как тебе больше нравится.

– Мне никак не нравится. – Егор безучастно жевал кекс. Словно пирожное было абсолютно без вкуса. – Если бы Алёнка была рядом, то она бы смогла меня успокоить.

Егор мечтательно закатил глаза.

– Но её нет, а ты должен жить дальше. – Сердце домоправительницы разрывалось оттого, что она видела перед собой. Женщина не знала, как помочь своему молодому хозяину.

– Я никому ничего не должен, – отрешённым голосом произнёс Егор.

– Себе должен. – Для Елены Сергеевны он был словно сын.

– Я устал.

Егор ушёл к себе в комнату, где просто лежал, бессмысленно уставившись в потолок, всю последующую неделю. Ел и лежал. Он перестал выходить на улицу, перестал включать компьютер или телевизор.

– Надо что-то делать, – домоправительница стояла на крыльце и делилась своей бедой с садовником.

– А ты пригласи того медиума, что у хозяина была, – предложил Сергей Трофимович, не отрываясь от уборки дорожек. – Ты помнишь, как она снимала страхи у Дмитрия Егоровича?

– Точно, – Елена Сергеевна хлопнула в ладоши. – Вот моя голова дырявая! Где-то у меня был записан её номерок. Авось она чем нам и подсобит!

Егор, находясь в паутине своих страхов и постепенно теряя связь с реальностью, не знал, что скоро всё изменится.

Медиум зашла в комнату, и парень внезапно почувствовал, как что-то или кто-то пытается проникнуть к нему в голову.

– Не стоит сопротивляться, – голос женщины в плаще лился сладкой патокой, зачаровывая и обещая что-то приятное. Капюшон скрывал лицо говорящей, и Егор не мог определить её возраст. – Ты сейчас возьмёшь меня за руку, и мы прогуляемся.

Тело парня стало похоже на обездвиженную тряпичную куклу: руки безвольно свисали вдоль кресла, голова склонилась набок, и только беглое движение зрачков под закрытыми веками выдавало мозговую активность.

Егору снился сон, в котором он держал за руку свою Алёнку. Ему казалось, что они вместе идут по лесу и мягкий свет проникает сквозь пышные кроны деревьев, создавая на земле замысловатые узоры из теней и света. Воздух был наполнен пением птиц и шелестом листьев, а лёгкий ветерок разносил по лесу ароматы лесных цветов и трав. Егора наполнило чувство радости и счастья.

– Ты готов узнать правду о себе?

Егор обернулся к своей любимой и в ужасе оттолкнул её ладонь. Вместо Алёнки рядом с ним рука об руку шёл его покойный отец. Худой, изнеможённый болезнью.

– Сынок, ты готов узнать правду о себе? – повторил свой вопрос Дмитрий Ворожейкин. И не дожидаясь ответа, продолжил: – Я тебя ждал. Все восемь лет я ждал, что ты придёшь ко мне. Сначала ждал, что ты придёшь извиняться. Потом просто ждал. Я так хотел обнять тебя перед смертью.

– А почему не позвонил? – Егор прошептал вопрос, который давно мечтал задать отцу, онемевшими бескровными губами.

– Гордость, будь она неладна, – отец невесело хмыкнул. – Ты же ушёл тогда тоже из-за неё? Но ты был самым любимым и долгожданным ребёнком. Мы с Ириной тебя очень ждали. Я знаю, что ты нашёл мой дневник. Но почему ты такой, в дневнике не написано. Я расскажу тебе. Когда-то наш дальний предок заключил договор с демонами. По условиям этого договора наша адвокатская контора защищает демонов в человеческом мире. Знаешь ли ты, что у людей и выходцев из ада разнятся понятия о морали? То, что разрешено в преисподней, запрещено в человеческом мире. Иногда демонов направляют в командировки к людям за жизненной энергией, от которой у них там, под землёй, всё работает. Демоны не хотят тратить драгоценное время на разборки с людскими законами. Для этого им нужен адвокат.

– А взамен? – парню отчего-то не нравилась эта история.

– А взамен род Ворожейкиных получил успех, богатство, славу и одну душу, которая переходит по наследству. От отца к одарённому сыну. Я получил душу своего отца по наследству, когда тебе было пять лет. Мне повезло чуть больше, чем тебе. Во-первых, когда это со мной произошло, я был старше тебя лет на десять.

– А во-вторых?

– Я успел познать счастье отцовства. И насладиться семьёй с любимой женщиной. Я виноват во многом перед тобой, сынок. Ведь это из-за моего родового договора ты рос без матери.

– Это-то тут при чём? – усмехнулся Егор.

– Смерть любимой женщины – плата за переход души от одного носителя к другому.

– А кто от тебя получит это про́клятую душу? – задал вопрос Егор, уже зная ответ на этот вопрос.

– Прости меня за смерть Алёнки. Я уверен, ты справишься, – отец обнял сына. – Не волнуйся, немного тебя всё же останется.

– А если я не хочу? – закричал Егор, отталкивая отца и понимая, какой будет ответ.

Отец посмотрел на своего младшего сына.

– У нас нет выбора. Договор подписан кровью на срок пятьсот лет. Может, моим правнукам повезёт. Я уверен, что под твоим руководством наша семейная адвокатская контора станет ещё более успешной.

Егор видел, как от тела отца отделилась серая субстанция и направилась к нему. Он хотел убежать, но тело его не слушалось.

– Вот и всё, – услышал он счастливый голос Дмитрия Ворожейкина. – Теперь я могу уходить. Скоро я увижу свою Ирочку.

Егор хотел что-то прокричать вслед уходящему и растворяющемуся в тумане отцу, но голос его не слушался.

– Три, – и перед глазами вновь возник потолок кабинета.

– Егор Дмитриевич, – голос медиума заставил лежащего на кушетке парня повернуть голову. – Как вы себя чувствуете?

– А как может себя чувствовать человек, который только что пережил сеанс гипноза? – резко ответил Егор. – Конечно же, паршиво! Но ты сработала отлично. Впрочем, как всегда. Деньги я тебе переведу на карту.

А где-то в глубине тёмной комнаты душа Егора безуспешно пыталась сбросить с себя липкую паутину, сковывающую её движения. Но пока действует договор, проклятье диктует условия.

Медиум покинула стены особняка на Вишнёвой улице, а Егор ещё долго рассматривал себя в зеркале, словно видел своё отражение в первый раз.

Оксана Беляева. Понять кто рядом

Глава 1. Агата

– Как ты? – спросил один голос.

– Бывало и лучше! – ответил второй.

Два голоса. Их никто не мог слышать. Разделяющая две небольшие комнаты толстая бетонная стена не мешала общению. Мысленному. Телепатическому.

За окном разыгралась осень, укутала город ярким покрывалом. Сад заиграл пёстрыми красками. Идеальный пейзаж для художника. Запах опавших подгнивших листьев ничуть не портил аромат осени, а наоборот, добавлял таинственности. Солнце будто пыталось наверстать упущенное, палило как летом. Солнечные зайчики скакали по белому полу, запрыгивали на стены и ползли высоко под потолок.

В большом саду раздавались голоса. Кто-то пел, кто-то зачитывал поэмы, кто-то смеялся, а кто-то плакал, но его никто не бежал успокаивать. В общем, царила самая обычная атмосфера. Самый обычный день.

Послышались шаги, а вслед за ними звон ключей.

«И почему они не перейдут на ключ-карты?» – подумала Агата. Хотя она прекрасно знала ответ: в этой клинике ничего не было просто так. Каждое слово, каждое движение, каждый звук, даже каждая стена или гвоздь имели свой смысл. Психологический, конечно же.

– Доброе утро, Агата! – широко улыбнулся человек в белом халате и с бейджем на груди «Глеб Соломонович Мороз. Главный врач». – Как спалось?

Агата сидела молча, смотрела перед собой пустыми серыми глазами. Она уже и забыла, когда в последний раз спала нормально. Впалые щёки, сухие губы, тусклый, серый цвет лица. Некогда длинные, густые, ухоженные волосы теперь больше напоминали солому, которую небрежно заплели в косу. Острые ключицы выступали из-под белой ткани больничного халата. Худые ноги свисали с кровати.

– Прекрасно! Майя тоже молчит. Молчание – золото? – Большие карие глаза Глеба Соломоновича сузились, и он посмотрел на Агату в упор. – Но не лучше ли поговорить? – тихо и доверительно прошептал он в ухо девушке. – Выговориться…

Агата всё так же молча смотрела перед собой. Она перестала слушать Глеба Соломоновича не сразу. Первые месяцы в клинике дались очень тяжело. Она рыдала, пыталась донести до окружающих, что произошла чудовищная ошибка и она абсолютно здорова, вменяема. Агата кричала, рычала, как зверь, защищая свои границы. Зачитывала свои права, твердила, что удерживают её незаконно. Что вот-вот сюда нагрянет отец с полицией, и клинике придётся отвечать за свои действия.

Но время шло, и ничего не происходило. Майя первой прекратила сопротивляться. Агата успокоилась только после того, как ей начали колоть транквилизаторы. Девушка жутко испугалась, перестав слышать сестру, а главное, саму себя.

– Майя! Майя, пожалуйста, ответь! – кричала Агата, при этом в палате стояла тишина. Сестра не отвечала.

– Я здесь… – еле слышно ответила Майя через несколько дней и тихо заплакала. – Нам не выбраться отсюда, Агата. Они уничтожат нас не физически, так морально.

– Нужно время, Майя. Всё получится. Надо только набраться терпения и играть по их правилам, – пыталась подбадривать сестру Агата.

– Мы тут уже год! А может, и больше. Я запуталась в числах, месяцах… Считаю время только по еде, которую нам приносят, если это можно, конечно, назвать едой. – У Майи начиналась истерика.

Она всегда была очень ранимой, могла загореться как спичка от любой, даже самой невинной, шутки. Ну что с ней поделаешь? Агата кидалась обнимать любимую сестру, коря себя за то, что подшутила над ней.

– Майя, пожалуйста! Возьми себя в руки! Нам нужно быть сильными, если хотим остаться в своём уме, выжить и выбраться отсюда!

– В своём уме? Ты разве не видишь, как он подавляет нашу волю? Он смешивает нас с грязью и наслаждается этим…

Агата понимала, что Майе тяжело. Она всегда была немного слабее, и это заточение сводило её с ума. Разница в возрасте между сёстрами была всего год, но характеры у них получились совершенно разные. Сильная, смелая Агата выделялась на фоне робкой и ранимой Майи. А вот внешне они были очень похожи: обе высокие, стройные блондинки с длинными волосами, густыми ресницами и немного пухлыми губами. Когда сёстры улыбались, на их щеках неизменно появлялись симпатичные ямочки. Отличались только глаза. У Агаты они были тёмные, с зелёным отливом, цвета моря в грозовой день, а у Майи в глазах было ярко-голубое небо.

Кое-как переборов себя, Агата решила играть по правилам клиники. Она стала тихой, покладистой и молчаливой. Не оставляла Майю наедине с мрачными мыслями, старалась поддерживать её.

– Агата? – настойчивый мужской голос бесцеремонно влез в воспоминания девушки. – Я знаю, что ты слышишь меня! Невозможно не слышать того, что вы в моей власти. Ты и Майя! И никто!.. Никто не сможет помочь вам выбраться отсюда. От вас отказался ваш отец, а кроме него, у вас никого и нет. Так что в ваших же интересах стать моими друзьями.

Слова Глеба Соломоновича резали душу девушек первый год, а здесь они уже второй. Доктор медленно убивал в людях чувство собственного достоинства. Унижал, убивал словами о том, что люди, попавшие к нему, становились его собственностью, обузой и просто ненужной вещью в жизни родственников.

Тяжело было принять то, что это правда. Сюда попадали люди, от которых отказались родные: отцы, матери, братья, сёстры, бабушки. Всему виной оказывались деньги, наследство или банальная и страшная нелюбовь.

Клиника Глеба Соломоновича находилась в самом центре старого города и обслуживала богатых и влиятельных. Ни один полицейский, ни одна проверка не были страшны Морозу. А кого ему бояться, если сам мэр города заточил свою мать в этой психиатрической клинике? Зажилась старушка на свете, а сыну нужны были её деньги. Судья и тот был клиентом Глеба Соломоновича.

– Кстати, о вашем отце… Вам действительно неинтересно узнать, как он поживает? – продолжил тем временем доктор и гадко улыбнулся.

Агата его уже не слушала, погрузилась в свои мысли и воспоминания, хотя и они не были радужными.

«Отец… Я думала, он сильный и волевой. Кто бы мог подумать, что ему придёт в голову запрятать собственных детей в психушку?!»

Выросший в семье военных, он и сам пошёл по стопам своего отца. Вот только дед был счастливым отцом и мужем, а его сын… Привыкнув к армейской жизни, тот и дома установил военные порядки, требовал от членов семьи полного повиновения и послушания, как от солдат.

И только мама сестёр, миниатюрная блондинка с голубыми глазами и пухлыми губами, могла утихомирить внутреннего зверя своего супруга. Она успокаивала его одним взглядом, и он становился не опаснее кролика.

Два года назад.

Статный мужчина в чёрном костюме стоял перед столом в кабинете главного врача психиатрической клиники. Белый угловой диван ждал новых гостей. Ждал, когда те приведут очередного ненужного родственника, что мешается под ногами.

Рядом с диваном стоял журнальный столик из белого дерева. Вдоль стены тянулся шкаф, забитый разными книгами: от медицинских справочников до редких экземпляров классики. Глеб Соломонович сидел в удобном кожаном кресле за большим рабочим столом. Ещё одно кресло предназначалось для посетителей. На поверхности стола царил полнейший порядок, как и во всём кабинете. Настольная лампа, ноутбук, канцелярские принадлежности – ни одного лишнего предмета.

– Мне нужна ваша помощь, Глеб Соломонович, – басом произнёс мужчина, протягивая руку для рукопожатия. – Вас рекомендовали как человека ответственного и знающего своё дело.

– Польщён, не скрою. Алексей Григорьевич, я к вашим услугам. – Белоснежная улыбка заиграла на красивом лице врача. – Присаживайтесь.

– Хочу попросить вас позаботиться о моих дочерях, – садясь в кресло, продолжал мужчина. – Ваша клиника должна стать им родным домом, а ваши сотрудники – ближайшими родственниками. Мои дочери строптивы, но, думаю, вы знаете, как их укротить. – В глазах посетителя сверкнула недобрая искра.

– Вы здесь, и вы мой клиент, а значит, вам не о чем больше переживать. – Глеб Соломонович положил руки на стол. – Я вас понял. Ваши дочери будут в надёжных руках и под самым, подчёркиваю, самым пристальным присмотром. – Довольная улыбка не сходила с лица доктора.

– Что насчёт конфиденциальности? – нахмурившись, спросил Алексей Григорьевич.

– Об этом вам беспокоиться не стоит, – поспешил заверить доктор. Начиналась та часть разговора, которой он очень гордился. – Мои сотрудники при поступлении на работу подписывают соглашение о неразглашении какой-либо информации о клинике. Каждый из них соглашается с тем, что будет работать и жить на территории больницы десять лет. По окончании этого срока он вправе продлить службу либо стать вольным, как ветер в поле. Но стоит ему где-нибудь упомянуть о внутренних делах клиники, он лишается денег, недвижимости и… – Глеб Соломонович сделал паузу, – жизни. Такие простые правила. Я не обижаю своих сотрудников. Отработав на меня десять, они могут вести безбедную жизнь ещё лет двадцать. Но при условии держать язык за зубами.

– Ещё один момент. – Гость закинул ногу на ногу. – Нужно привезти их в клинику, не вызывая подозрений.

– Я уже подумал об этом, – поторопился ответить доктор. – У вас ведь недавно умерла жена. Примите мои искренние соболезнования. – Улыбка Мороза исчезла, Алексей Григорьевич молча кивнул. – Так вот. Это идеальный повод, простите, для того чтобы девочки попали сюда. Стресс. Потеря матери, с которой они были очень близки.

Мужчины ещё немного поговорили, уточняя детали.

– Где ставить подпись?

– Сейчас секретарь подготовит все нужные документы! – Глеб Соломонович был явно доволен собой. – А пока кофе?

Подписав все бумаги и выйдя за пределы территории психиатрической клиники, мужчина в чёрном костюме залез в свой внедорожник. Не заводя машину, он сидел за рулём и крепко сжимал его.

Нахлынули воспоминания. Нет, он ни на секунду не пожалел о содеянном. Алексей всё тщательно продумал. Он жалел только себя. Жалел, что остался без любимой жены. Она умерла три месяца назад. Рак съел её буквально за полгода. Всегда весёлая и красивая, она стала угасать буквально на глазах. И он, Алесей, ничего не мог с этим поделать. Лучшие врачи города, потом страны, затем специалисты из-за границы разводили руками.

Деньги на лечение уходили огромные. Алексей тратил их не считая. Он пытался спасти ту единственную, которая полюбила его и делала счастливым. А всему виной эти девчонки. Если бы она их не рожала, всё могло быть иначе. Но Марина хотела детей. Очень. И он не мог ей отказать. Алексей честно пытался полюбить дочерей, но так и не смог. После вторых родов здоровье Марины совсем ослабло. А теперь эти пигалицы живут. Живут и измываются над ним! Думают, он не знает об их способности к телепатии. Их бабка, мать Марины, была той ещё ведьмой. Это всё от неё.

Мужчина с силой ударил по рулю. Машина просигналила и вывела его из оцепенения.

Алексей вбил себе в голову, что и дети его недолюбливают, что они копаются в его мыслях, что это дочери виноваты в его неудачах, и именно они стали виной болезни Марины.

В это же самое время в кабинете главного врача психиатрической клиники сорокапятилетний успешный врач Глеб Соломонович просматривал очередной удачно подписанный договор.

Человеческая жизнь ничего не стоит. Нельзя в этом мире никому доверять. Откуда у доктора возникли такие циничные и корыстные убеждения? Всему виной общество, в котором он вырос. Безразличие к людским душам, к которому его приучили с детства, Глеб пронёс через всю свою жизнь. Его отец и мать владели огромным состоянием и заработали его не самым честным путём. Их не интересовали сентиментальные вещи вроде чести.

Добиваться своего и не оглядываться. Идти, если нужно, по головам и не сожалеть. Всё можно купить и продать. Вопрос в цене. Глеб Соломонович отложил документы, взял со стола чашку кофе, которую ему принесла секретарша, и подошёл к окну. Осень – самое плодотворное время.

С портрета на стене позади рабочего кресла на него строго смотрели двое: пожилые мужчина и женщина. Родители Глеба. Он скорбел по ним, посвящал им благотворительные вечера, где с горечью в голосе говорил душераздирающие речи. А после с отвращением глядел на портрет тех, кто дал ему жизнь, кто научил быть монстром в человеческом обличье.

Глава 2. Майя

– О господи, он теперь ко мне идёт! – обречённо вздохнула Майя.

– Как всегда. Держись, сестрёнка! – как можно бодрее ответила Агата.

За дверью палаты послышалась возня. Затем тишина. Потом дверь открылась, и на пороге возник Глеб Соломонович. Привлекательный мужчина, подтянутое тело. В него легко влюбиться, если не знать, какой демон сидит внутри этой красивой оболочки.

– Майя, дорогуша, рад тебя видеть! Как самочувствие? Мне сказали, что ты плохо питаешься…

Как же Майя ненавидела этого человека. Она не раз слышала, как люди кричали, выли, плакали во время его визита в палату. Глеб Соломонович питался чужим страхом и горем. Всех тех, кто «разочаровывал» его, ждал карцер. Так называли холодное, сырое подвальное помещение, наполненное крысами и останками пациентов. Раньше сестёр всё это ужасало, а потом они смирились. Ведь в этой клинике не лечили, а пытали, истязали, ставили эксперименты. Здесь даже было своё маленькое кладбище. Не все родственники приезжали забирать тела пациентов. Кто-то благополучно про них забывал. А «неравнодушный» Глеб Соломонович всё предусмотрел.

Умирали часто от сердечного приступа, онкологии и прочих придуманных местным патологоанатом болезней. На самом деле всё было иначе: запертые здесь бедолаги становились подопытными крысами для Глеба Соломоновича. Он писал докторскую диссертацию на тему: «Анатомия и функционирование человеческого мозга, формирование патологических реакций мозга при воздействии экстремальных факторов…». Дальше Майя не понимала смысла некоторых слов, а потому и не могла их запомнить.

Сам Глеб Соломонович не раз заводил разговор о тех страшных вещах, которые он вытворяет с людьми, и рассказы эти были насыщены подробностями. Доктор не был дураком и не рассказывал кому попало о своих делишках. Его идеальными слушателями становились пациенты клиники, покорные, молчаливые. Он мог посвятить их в любой секрет, даже самый страшный. Всё равно сказанное останется внутри стен ада доктора Мороза.

В память Майи врезался случай, когда один из пациентов попал в карцер и покончил с собой, прогрыз себе вены, потому что ужасно боялся мертвецов. А в карцере как раз лежали те самые «неудачные эксперименты», которые не выдержали опытов Глеба Соломоновича.

– Сестра уже предупредила вас, что я приду? – Доктор смотрел на Майю, не отрывая взгляда, потом ехидно улыбнулся. Бархатистый и настойчивый голос вывел её из мыслей. – Или вы думали, что я ничего про вас не знаю? – Хищно прищурившись, он присел напротив койки.

Зрачки Майи расширились от услышанного, сердце застучало чаще. Паника поселилась в её душе, притуплённый временем страх снова настиг девушку. Она пыталась успокоить себя и связаться с сестрой: «Агата, он всё знает!» – только и успела сказать Майя, когда сильная мужская рука больно сжала плечо девушки.

– Вы думали, что никто не в курсе ваших способностей? Спешу вас разочаровать: я с самого первого дня всё про вас знаю. Ваш отец посвятил меня в ваш маленький секрет. – Глеб Соломонович ещё сильнее приблизился к Майе.

Худое тело девушки напряглось, по рукам побежали мурашки. Ей стало ужасно холодно. Тонкая смирительная рубашка не грела. Майя обрадовалась, что её руки сейчас туго связаны за спиной длинными рукавами. Так она словно обнимала себя и могла хоть как-то согреться и не так дрожать.

– Хотите узнать, почему вы до сих пор в здравом уме? Почему я только сейчас, после почти двух лет, признаюсь вам в этом? Молчите?! А я вам расскажу. – Доктор взял Майю за подбородок. – Вы мой эксперимент! Вы мои подопытные мышки. А это, – он обвёл палату взглядом, – ваша мышеловка.

В глазах девушки потемнело, в горле пересохло, в голове заметались мысли. Ещё никогда ей не было так страшно. Хотя нет, было: когда её и Агату увозила машина скорой помощи. Тогда, после завтрака с отцом, они стали вести себя не вполне адекватно. Их разум пытался бороться, но у него ничего не получалось. Все видели, как дети Алексея и Марины «сошли с ума от горя после смерти матери».

– Ваш мозг уникальный, – продолжал Мороз. Он отошёл от Майи и начал расхаживать по небольшой палате, – идеальный материал для опыта. Мне хочется непременно узнать, как вам удаётся общаться на расстоянии. Какие клетки, мышцы, нейроны в этом участвуют.

Глеб Соломонович остановился и почти шёпотом произнёс:

– Не мог же я вскрывать ваш череп без подготовки. Мозг нужно было довести до определённого состояния. Все ваши попытки убедить меня, что вы стали послушными девочками, были тщательно продуманным планом. Моим планом. Видите ли, – доктор продолжил ходить, – наш мозг, посылая сигналы другому, изменяет свою структуру. Также мозг меняется в тот момент, когда волновые передачи одной из вас доходят до головного мозга другой…

Мороз всё продолжал свой страшный монолог, когда Майя упала в обморок. Он был так возбуждён, что и не заметил этого.

В это самый момент Майе приснилась или привиделась бабушка. Она сидела на крыльце своего дома и гладила кошку, что разлеглась у неё на коленях. Чёрная, гладкошёрстная любимица чуть приоткрыла один глаз, когда перед ними появилась Майя. Было тепло. Яблоневый сад, как и при жизни бабушки, утопал в цветах, предвещая хороший урожай.

– Бабуля… – еле слышно сказала Майя, – я так скучаю.

Пожилая женщина посмотрела на внучку. Сморщенное лицо было добрым и красивым. Седые волосы немного выбивались из тугой косы. «Странно, а я и не замечала, какие бабули такие густые и длинные волосы», – подумала девушка.

– Майюшка, рада тебя видеть, моя девочка! И я скучаю. – Бабушка встала, кошка тут же спрыгнула с её колен.

Майя раскрыла руки и хотела обнять бабушку, но та сделала шаг назад и улыбнулась:

– Не сейчас, Майюшка. Тебе сюда ещё рано.

Мама часто привозила сестёр к своей матери. Все каникулы Агата и Майя проводили у бабули, и им у неё нравилось. Там их любили и не боялись. А дома любила только мама. Отец либо избегал дочерей, либо начинал учить очередной армейской дисциплине и порядку, если матери не было поблизости.

Бабушка не одобряла брак дочери с отцом Агаты и Майи. Но Марина не послушала мать, наверное, впервые в жизни. Она влюбилась в Алексея наперекор судьбе и всем предостережениям. В нём она увидела человека, на которого можно опереться. Но вышло всё иначе. Только когда Марина заболела, открытая ненависть Алексея к дочерям прекратилась. Зато началась скрытая война.

– Бабуля, забери меня к себе! Я так устала! Мне страшно! – Майя тихо приближалась к ней, по щекам солёными ручьями текли слёзы.

Бабушка выставила руку перед собой, тем самым давая понять, что ближе подходить не стоит.

– Майя, ты должна сейчас очнуться. Ты не должна сдаваться! Верь, всё образуется! Доверься тому, кто позовёт тебя и Агатушку. Доверься Михаилу и Бог… – дальше рот бабушки шевелился без звука, всё вокруг задрожало так, будто вот-вот начнётся землетрясение.

– Довериться кому, бабуля? Богу? А кто такой Михаил? Кто это, бабушка? Я не понимаю! – пыталась кричать Майя, но слова застряли в горле. Чёрная кошка подошла к ней, и девушка готова была поклясться, что та произнесла вполне человеческим голосом:

– Доверься! Иди за ними!

Майя открыла глаза, её бесцеремонно и грубо тряс за плечи санитар. Ещё один махал перед носом ватным тампоном, смоченным нашатырём.

– Какая вы всё-таки мнительная, – послышался голос Глеба Соломоновича. – Что ж вы, дорогая, так внезапно падаете в обморок? Я думал, вы уже адаптировались тут. – И доктор громко засмеялся.

Глава 3. Борис

Борис сидел в кабинете своего агентства. В небольшое окно старинной усадьбы, где он снимал помещение под офис, стучали ветки клёна. Разноцветные лапы закрывали собой всё пространство. Борис любил осень из-за внутреннего спокойствия, которое она дарит, а может, и потому, что именно осень стала его вторым днём рождения.

Этот высокий тридцатилетний мужчина являлся владельцем детективного агентства Magic. Его большие карие глаза могли смотреть с теплотой и пониманием, а могли и с огромным равнодушием. Некогда чёрные волосы стали практически седыми. Седина появилась у него больше десяти лет назад. Да, рано. Повзрослел он ещё раньше. Судьба сложилась так, что Борису пришлось пройти нелёгкий путь. Небольшой шрам совершенно не портил красивого лица, а даже наоборот – украшал.

Борис расстегнул пуговицу пиджака, сел за рабочий стол. Джинсы обтянули накаченные ноги. Четыре раза в неделю он посещал спортзал и не нарушал этого правила.

Уже два месяца его агентство не пользовалось популярностью. И этот факт совершенно не напрягал Бориса. Обычно затишье бывает перед по-настоящему важным делом. Люди никогда не перестанут не доверять друг другу. Слежки, сбор информации – неотъемлемая часть жизни. Ревнивые жёны следят за мужьями, мнительные родители – за детьми, партнёры по бизнесу – друг за другом.

Стандартные дела Борис поручал своему двадцатипятилетнему помощнику Богдану, бывшему десантнику и полицейскому. Его хотели уволить из органов за превышение полномочий. Хотя сам Богдан не считал, что разобраться как следует с мужиком-педофилом, который следил за школьницей и пытался напасть на неё в подъезде, считается превышением полномочий. Но Богдану не повезло лишь в одном: в это самое время в МВД проходили жёсткие проверки. К счастью, начальник Богдана оказался отличным не только полицейским, но и человеком. Он дал парню уволиться по собственному желанию.

Борис с Богданом познакомился в баре. Странное место для двух людей, которые не пьют алкоголь. Оба захаживали туда ради безалкогольных коктейлей – вот и общий интерес. Богдан не выносил спиртное из-за отца-алкоголика. Всё его детство прошло в пьяном угаре родителя. А Борис не пил после того, как сердобольная мачеха предложила ему бокальчик, чтобы расслабиться и хоть на время забыть о беде, которая обрушилась на парня.

С виду огромный Богдан имел невероятную способность быть незаметным, когда вёл слежку. Несмотря на довольно привлекательную внешность, он умело сливался с толпой, когда ему это было нужно.

Борис ещё несколько минут просматривал документы, а потом, закрыв ноутбук, взяв пальто с вешалки и вышел из кабинета.

За стойкой ресепшен сидела секретарша Бориса и что-то увлечённо печатала.

– Ольга Владимировна, – тихо, чтобы не напугать секретаршу, сказал Борис, – меня сегодня не будет. Вы тоже можете уйти на час раньше.

Секретарша молниеносно оторвалась от своего занятия.

– Хорошо, Борис Васильевич. Только рассортирую клиентскую базу.

Борис улыбнулся. Ольга, совсем ещё молодая девушка, студентка второго курса юридического университета, уже подавала большие надежды. Она умело совмещала работу с учёбой, чем Борис про себя безумно гордился. Ответственная и исполнительная, а самое главное, не смотрящая на Бориса как на потенциального мужа. С её появлением в бумагах воцарился долгожданный порядок. Богдан был ужасно доволен тем, что уговорил Бориса взять Ольгу в их мужскую компанию.

– До завтра.

– До завтра, – ответила Ольга и принялась дальше стучать по клавиатуре тонкими пальцами.

У Бориса не было запланировано встреч на сегодня. Он просто решил побыть в одиночестве, побродить по парку. Этот город стал его домом и пристанищем. Привыкать к нему пришлось долго и постепенно, чтобы в конце концов поддаться красоте и тишине этого чудного места.

Мужчина шёл без какой-либо цели, под ногами шуршала листва. Мыслям в голове вдруг стало тесно. Борис резко остановился от странного чувства: в мозгах будто кто-то ковырялся, но как-то аккуратно и безболезненно. Через минуту незнакомое чувство исчезло. Борис остановился у пруда, где часто наблюдал за утками. «Как я умудрился сюда так быстро добраться?» – подумал он про себя. Спину сверлил чей-то взгляд. Борис резко обернулся, но никого не увидел. Парк был практически безлюден.

– Здравствуйте, Борис Васильевич, – нежный голос заставил его вздрогнуть. – Прошу меня извинить, не хотела вас напугать.

Мужчина обернулся: рядом с ним стояла невысокая брюнетка с красными, идеально накрашенными губами. Тонкую талию подчёркивала юбка-карандаш ниже колен, высокие туфли на шпильке были в тон помаде. Из-под чёрного расстёгнутого пальто выглядывала небольшая подтянутая грудь, которую аккуратно облегала тёмная водолазка. Голубые глаза выигрышно смотрелись на фоне чёрных длинных волос. На первый взгляд ей было лет тридцать.

Обычно разговорчивый Борис потерял дар речи. Но это состояние длилось недолго.

– Добрый вечер. Мы знакомы? Но, скорее всего, нет, иначе я бы запомнил вас. У меня хорошая память на лица. – Борис с интересом изучал незнакомку.

– Не знакомы. Но я наслышана о вас и вашем агентстве. – Женщина улыбнулась, обнажая идеальные белые зубы. – Маргарита. – И протянула руку для приветствия.

– Борис, – последовал ответ. – Можно без отчества.

Он пожал руку Маргарите, и её ладонь утонула в его большой руке. Рядом с этой женщиной Борис почувствовал себя свободно, будто он знал её очень давно. Мужчина посмотрел ей в глаза и подумал, что, возможно, ей больше лет, чем показалось с первого взгляда.

– Борис, мне нужна ваша помощь как детектива, – тихо и непринуждённо начала разговор Маргарита. Её голос завораживал. – Прежде чем обратиться к вам, я навела о вас справки. Многое можно найти на вашем официальном сайте, ещё больше – на просторах интернета. Но там нет того, что вы так тщательно скрываете не только от других, но и от самого себя. – Женщина пристально посмотрела в глаза Бориса.

Начни этот разговор кто-то другой, мужчина тут же сменил бы добродушное выражение лица на жёсткое и настороженное. Но рядом с Маргаритой он готов был оставаться совершенно спокойным.

– Понимаю, что начинаю разговор не с того, но иначе не могу. Уже нет времени, – Маргарита улыбнулась одним уголком губ. – Только вы можете помочь, а главное, знаете, с чем вам придётся столкнуться. Я верю, что вы сможете, также как смогли десять лет назад. – Она не отрывала от Бориса пристального взгляда.

Ей даже не надо было продолжать, Борис и так уже понял, о чём идёт речь. Десять лет. Вроде бы много, а в действительности мало. Всё началось ещё годом ранее, то есть одиннадцать лет назад.

Борису через полгода должно было исполниться восемнадцать, когда не стало его отца. Влиятельный человек и один из самых богатых бизнесменов города разбился на собственном автомобиле. Странность была в том, что он сам уже давно не садился за руль. Но криминала в этом происшествии так и не нашли.

Мама Бориса умерла сразу после его рождения. Ни бабушек, ни дедушек у него не было. Оба родителя – выходцы из детского дома. Лишившись отцов и матерей, эти двое решили создать свою семью, крепкую и любящую. Планам не суждено было сбыться. Достигнув больших высот, заработав деньги и авторитет, отец Бориса не смог спасти жену. Порок сердца. Врачи предупреждали о возможных последствиях родов, но Анна, мать Бориса, решила рискнуть и родить.

Парень не находил себе места после того, как ему сообщили страшную весть. Он замкнулся. С отцом его связывали тёплые и доверительные отношения, они всегда поддерживали друг друга.

Сбой произошёл лишь однажды, когда отец решил познакомить Бориса с Ариной. В какой-то момент Василию захотелось опять обрести полноценную семью. Но отношения между мачехой и пасынком сразу не заладились. Молодой человек удивлялся, как отец не видит очевидного? Как не замечает, что Арине нужны только его деньги? Такая банальная и такая мерзкая история.

Адвокат семьи зачитывал завещание. И чем дальше он читал, тем круглее становились глаза Арины. Ярость и злость пожирали её изнутри. Но нельзя было показывать своих истинных эмоций. Она только нежно взяла парня за руку и, глядя ему в глаза, прошептала:

– Мы справимся!

Борис сидел с отсутствующим видом. Ему было плевать на завещание и на то, что состояние отца переходит к нему по достижению восемнадцатилетия. В случае если с Борисом что-нибудь случится, всё перейдёт детскому дому и кардиологической клинике. Арине же достаётся автомобиль «Мерседес» и шикарная квартира в центре города. Видимо, в конце концов, у отца открылись глаза на супругу.

В кабинете адвоката Арина строила из себя скорбящую жену и беспокойную мачеху. Несколько раз шмыгнула носом, промокнула глаза белоснежным платком и даже почти упала в обморок при выходе. Борису пришлось поддержать её.

– Спасибо! – еле слышно сказала Арина.

Дома она первым делом сделала звонок. Разговор был коротким. Минут через сорок в дверях особняка появился статный мужчина. Ещё через десять минут Арина поднесла Борису стакан с янтарной жидкостью. Парень и раньше пробовал алкоголь, но в тот момент вкус обдирающего горло напитка заставил его вздрогнуть. Ещё через полчаса в доме царил хаос. Медики сновали туда-сюда, пытаясь успокоить разбушевавшегося Бориса. Тот бился в истерике, смеялся невпопад. Его усмирили уколом и увезли в клинику.

Очнулся он в стерильно-белой палате, рядом сидел мужчина, тот самый, который сегодня появился в особняке. И начались бесконечные разговоры о том, что теперь Борис – пустое место. Сначала парень не особо понимал, что происходит вокруг. Но потом всё встало на свои места.

Арина оформила над Борисом опеку, теперь только она имела доступ к деньгам его отца. Затем быстро перевела все средства на левые счета, оставив пасынка ни с чем. Всё в этой жизни продаётся и покупается. Вопрос в сумме гонорара и в лазейках в законе.

Борису стоило немалых усилий не сойти с ума рядом с настоящими сумасшедшими.

Сбежать из клиники ему помогла медсестра. Бедняжка, рискуя собственной жизнью, сумела вывести Бориса через подвалы за территорию больницы. Тогда парень ещё не знал, что на месте современного здания больше ста лет назад был военный госпиталь. Подземные коридоры служили бункерами. Когда строили клинику, многие тоннели забетонировали, но не все.

– Борис, – голос Маргариты заставил вздрогнуть.

– Извините, – ответил мужчина рассеянно, тряхнув седой шевелюрой, будто отгоняя мысли, – воспоминания.

– Да, я понимаю, – женщина кивнула. – Но сейчас ваша помощь нужна как никогда. Дело в том, что в той самой клинике сейчас находятся две девушки. Заступиться за них, так же как и за вас тогда, некому. Они заточены там уже два года и со дня на день пойдут на эксперименты доктора Мороза.

При упоминании этой фамилии у Бориса зло сверкнули глаза. Именно Мороз был тем гостем в их особняке, именно он вёл с парнем «милые» беседы, именно он спустил собак, когда узнал, что тот сбежал. Тогда доберманы напали на медсестру, которая помогла Борису сбежать.

– Кто они? – спросил Борис.

– Невинные жертвы собственного отца. Девушкам двадцать и девятнадцать лет. Они сёстры. И совершенно одиноки в этом мире.

– Жертвы… – Борис потёр переносицу. Жилы на его шее напряглись, вены вздулись.

С одной стороны, две невинные души томятся в клинике Мороза. С другой, мужчина столько лет потратил на то, чтобы спасти самого себя.

После побега у него остались сбережения на счетах, которые он пополнял из денег, что давал отец. Борис не был мажором и считал, что жить приземлённо куда интереснее, чем прожигать жизнь. Отец гордился им. Он и сам был таким, как сын.

Парень серьёзно увлекался программированием. Эти знания и отложенные средства помогли ему встать на ноги, поменять паспорт и личность, переехать в другой город. Не обошлось и без сторонней помощи: подруга детства приютила его у себя на первое время. Затем Борис смог открыть детективное агентство и заработать уважение и доверие клиентов.

– Они необычные.

– Что? – не понял Борис.

– Девушки. Они необычные. Они телепаты. Мороз знает об этом. И он будет ставить над ними эксперименты. Их способность… – Маргарита посмотрела вдаль. – Он захочет узнать об этом всё. И ничто его не остановит. Мороз и так ждал слишком долго.

Борис тяжело вздохнул.

– Вы откуда узнали про моё прошлое? – наконец спросил он.

– Я не выдаю своих источников. – Женщина посмотрела в глаза Бориса, отчего у него внутри растеклось тепло. – Но можете быть уверены, что больше ни одна живая душа не узнает вашу тайну. По крайней мере, от меня. Давайте договоримся. – Она взглянула на озеро, где беззаботно плавали утки. – Мы больше не возвращаемся к вашему прошлому, а вы не задаёте вопросов относительно меня и девушек. Скажем так: к вам обратился аноним. Ведь и в моих интересах, чтобы моё имя нигде не засветилось.

Маргарита поражала не только своей красотой, но и умом, уверенностью в себе, манерой держаться. А ещё завораживал её голос, тихий, но уверенный.

– Встретимся через неделю в этом же месте и в это же время. Думаю, к тому моменту вы сможете придумать, как вытащить из психиатрической клиники Агату и Майю.

Борис молча кивнул.

– Я в вас не сомневаюсь. До встречи! – женщина развернулась и ушла вглубь парка. Её лёгкая походка приковывала взгляд. Пока Борис отвлекался на телефонный звонок, Маргарита уже скрылась из виду.

Глава 4. Доверие

Иногда сестёр выпускали вместе погулять в саду при клинике. Мороз расценивал это как благородный жест со своей стороны. Прогуливаясь, девушки могли пообщаться нормально, видя друг друга и радуясь этому.

Несмотря на то что клиника находилась в городе, в этом огромном саду всегда царила тишина. Море цветов, фонтанчики со статуями в виде херувимов, аллеи среди стволов многолетних деревьев, яблоней, вишен…

– Кажется, Мороз куда больше любит флору, чем людей, – слабо улыбнулась Майя.

– Тебе не кажется, так и есть, – устало хохотнула Агата. – Я рада, что ты опять начала шутить.

Сёстры шли по саду, разговаривая на отвлечённые темы. То, какие у Глеба Соломоновича на них планы, они уже обсудили. Майя сразу же связалась с сестрой, как только осталась одна в палате. Рассказала и про странный сон, где она видела бабулю и чёрную кошку. Сёстры не смогли вспомнить ни одного знакомого или хотя бы родственника с именем Михаил.

Они почти дошли до конца сада, дальше начинался забор. Сёстры знали, что с внешней стороны он совершенно безопасен, а вот с внутренней находится под напряжением. Выяснили они это благодаря одному случаю, который произошёл прямо у них на глазах. Агата и Майя любили долгие прогулки. Однажды сёстры, как обычно, дошли до самой дальней стены сада. Вдруг мимо них пробежал какой-то парень. Он хотел забраться по стене, но тут же получил сильнейший разряд. Его отбросило на несколько метров назад, всё тело покрылось сильнейшими ожогами. Обездвиженного парня даже не сразу забрали, чтобы оказать помощь. Так, в назидание другим он лежал на сырой земле и корчился от боли.

Вот и сейчас Агата с Майей почти дошли до того самого места, как мимо них прошёл высокий молодой мужчина с безумными глазами.

– Не смотрите на меня. Просто слушайте. Будьте осторожны. Не пытайтесь спорить с доктором, что бы он вам ни говорил. Не устраивайте истерик, если он будет напоминать вам об экспериментах… И я сказал ему: «О Боже, возьми меня в свои ученики! Я буду преданно служить тебе. Во имя тебя, Боже! Во имя тебя!» А он смотрел на меня и улыбался своей божественной улыбкой! Да, улыбкой! Божественной… – мужчина засмеялся, подпрыгнул как ребёнок, подняв руки к небу, и побежал в обратную сторону.

Сёстры с недоумением посмотрели друг на друга, потом обернулись вслед безумцу. Тот, большой и счастливый, ускакал уже далеко от них, а рядом с собой они увидели одного из санитаров.

Агата и Майя стали видеть этого сумасшедшего почти каждый раз, когда выходили гулять. Красивый, кареглазый шатен с подтянутым телом, он был похож на актёра с телосложением Аполлона. Такой мог раскидать санитаров как поленья, но вместо этого смиренно делал всё, что ему говорили. И лишь его глаза горели каким-то невероятным счастьем, когда он говорил о Боге.

Затем безумец стал гулять в саду с другими, но к Майе и Агате больше не подходит. Парень часто говорил о Боге сам с собой: складывал огромные ладони домиком и что-то шептал, при этом блаженно улыбался, глядя в небо.

Потихоньку зима начала вступать в свои права: снежинки неумолимо падали на землю, укрывая от посторонних глаз яркий ковёр из листьев.

Глеб Соломонович стал реже заходить в палату к сёстрам, зато разрешил чаще гулять. Агата понимала, что ничего хорошего эта доброта не предвещает, но старалась не показывать своего волнения сестре. И лишь прокручивала в голове способы побега, но все эти мысли заводили её в тупик. Она не понимала, как можно выбраться из клиники, где в каждом углу было по камере слежения. Санитары кружили над «сумасшедшими» как вороны над добычей, а забор находился под высоким напряжением. От безысходности Агата начала впадать в депрессию. И только мысли о сестре не давали сдаться.

– Через неделю, – рядом с сёстрами послышался голос. Это случилось так неожиданно, что Майя вздрогнула, поскользнулась на тонком свежевыпавшем снеге и чуть не упала. Сильная рука успела удержать её. – Пожалуйста, ничего не говорите, – в глазах ещё вчерашнего безумца царила удивительная ясность. Потом также быстро эта ясность пропала, а на смену ей пришёл затуманенный взор. – И Бог позвал меня за собой! И я пошёл! Пошёл вслед за Творцом моим и твоим тоже! Ты тоже иди! Иди, и Бог тебя вознаградит за послушание твоё… – выросший рядом санитар грубо оттолкнул блаженного, тот упал и, улыбаясь небу, продолжил свою проповедь. Снежинки медленно падали ему на лицо, а он улыбался и всё шептал свои призывы к Богу.

Спустя неделю санитары повели сестёр через длинный коридор. Чем дальше они шли, тем темнее становилось. Агата попыталась связаться с Майей, но ничего не получилось. Ещё утром они общались, а сейчас, выйдя из своей палаты и пройдя по коридору, она почувствовала себя опустошённой. С Майей происходило то же самое: она потеряла связь с сестрой. Сердце готово было выпрыгнул из груди, тело трясло, мысли путались, ноги предательски подкашивались.

Наконец сёстры пересеклись в коридоре и молча посмотрели друг на друга. Обе понимали, для чего их сюда привели. Дверь комнаты, перед которой процессия остановилась, открылась. Санитары велели девушкам войти.

Переступив порог, сёстры резко остановились, с ужасом оглядываясь вокруг. Это была большая стерильная операционная. Параллельно друг другу стояли два стола с ремнями для рук и ног. В том месте, где должна оказаться голова, были вмонтированы тиски. Операционные лампы возвышались над столом, а рядом стояли столики на колёсиках, заполненных хирургическими инструментами.

– Рад вас видеть! Агата, – Глеб Соломонович кивнул. – Майя, – доктор улыбнулся уже ей. – Вынужден признаться, что я даже успел соскучиться по вам. Но мне нужно было время. Работа, сами понимаете. Тем более что сейчас я работаю над совершенно необычным случаем. Вы же понимаете, о чём я говорю?

Санитары по-прежнему стояли позади сестёр, по два здоровых амбала на каждую хрупкую девушку.

– Вы наверняка уже заметили, что потеряли способность общаться друг с другом при помощи мысли. И происходит это только в коридоре и здесь.

Сёстры молча слушали и пытались переварить слова Глеба Соломоновича.

– Электромагнитные волны, – с воодушевлением продолжил Мороз. – Плюс глушители связи перекрывают все ваши попытки общения. Я и сам до последнего не верил в то, что это может сработать, но когда я увидел, с какими лицами вы вошли в этот кабинет, – он обвёл довольным взглядом сестёр, – то понял, что мои расчёты верны. Хотя даже если бы я просчитался, это ну никак не помешает следующему пункту в работе.

Доктор расхаживал по операционной и с особым наслаждением рассказывал о том, что ждёт Агату и Майю. Он искренне верил, что его работа над докторской диссертацией принесёт плоды, и люди поймут, как были важны его старания и эксперименты. Доктор верил в свою правоту и безнаказанность, верил¸ что его достижения заставят закрыть глаза на то, каким именно путём он достиг своих результатов.

Глеб Соломонович хищно улыбнулся, дал жестом команду санитарам и отправился в угол комнаты, где стояла раковина. Медсестра принялась помогать доктору надевать халат и маску. Санитары тем временем тащили Агату и Майю к операционным столам. Девушки брыкались, кричали, кусались. Слёзы текли по истощённым щекам. А санитары, будто не замечая сопротивления сестёр, ловко уложили их на столы, быстро стянули лодыжки и запястья ремнями.

– Аккуратно. Да, вот так, вот так! Не повредите экземпляры! Особенно головы, – то и дело комментировал Глеб Соломонович. – Что за чёрт, откуда она взялась? – взгляд его упал на чёрную кошку, которая стояла перед закрытой дверью операционной.

Глаза кошки посмотрели на доктора и сверкнули, шерсть её заблестела от света ламп.

– Это та самая кошка… из сна… – Майя увидела животное краем глаза. Пошевелить головой она уже не могла: всё тело было плотно приковано к столу.

За дверью операционной послышалась возня. Потом дверь с треском отворилась, и на пороге возник сумасшедший, тот самый, который подходил к Агате и Майе в саду.

– Как он сюда попал? – в бешенстве рычал Глеб Соломонович. – Какого чёрта вы стоите?

– Я звал Бога, и Бог пришёл ко мне… – Блаженный улыбался. – Он вёл меня и привёл сюда. Сказал, что здесь меня ждёт чудо…

Медсестра пристально посмотрела на него, будто пытаясь просканировать.

– Вы слишком долго шли, – наконец сказала она.

Сумасшедший удивлённо посмотрел на неё, и тут женщина бросилась сначала на одного санитара, потом на второго. Пока остальные приходили в себя, трое уже лежали на полу со шприцами в шеях.

– Вера! Ты что творишь? – закричал Глеб Соломонович медсестре.

Блаженный, не теряя времени, стал скручивать четвёртого санитара. Завязалась драка. Сумасшедший, несмотря на габариты противника, ловко перекинул его через себя, нанёс несколько ударов, скрутил руки и надел наручники.

– Ты кто такой? Полицейский под прикрытием? Имей в виду, что твоя карьера на этом закончена! Я с радостью заточу тебя в стенах этой клиники, да только по-настоящему! – Глеб Соломонович был в ярости и растерянности. Ему ничего не оставалось делать, как сыпать угрозы в адрес Веры и блаженного.

Кошка всё так же стояла в дверях и шипела на доктора. Оценив ситуацию, Мороз понял, что остался один, без защиты санитаров. За его спиной Вера держала наготове ещё один шприц со снотворным.

– Не делай глупостей! Ты просто мошка! Ты пожалеешь обо всём, что сейчас делаешь! Значит, вы все в сговоре?! – рычал доктор.

Медсестра встала так, чтобы теперь он мог видеть её лицо.

– Ты не Вера! – глаза Глеба Соломоновича расширились.

– Быстрее. – Блаженный освобождал Агату и Майю. – Нам нужно спешить. – И посмотрел на Веру. – Вы с нами?

– Куда собрались? Вы даже выйти за пределы клиники не успеете, как вам придёт конец! Я уничтожу вас! А ты… ты… ведьма… Кто ты такая?.. – Глеб Соломонович всё пытался запугать присутствующих, когда шприц медленно вошёл в его шею, и доктор плавно осел на пол.

– Это слабое снотворное. Через час он придёт в себя, – сказала медсестра. – Я помогу вам уйти. Есть один тоннель, через который можно выбраться. Времени мало. Да и я долго не смогу быть с вами.

– Я знаю дорогу. Если верить плану клиники, то выход находится практически под нашими ногами, – сказал мужчина и поспешно представился: – Меня Богданом зовут.

– Дальше по коридору будет подсобное складское помещение. Проходы не стали закрывать полностью, а только установили железные двери. Все двери, кроме тех, что ведут в палаты пациентов, открываются с помощью ключ-карты. Она на шее у доктора, – медсестра нагнулась и сняла карту с шеи Мороза, протянула её Богдану. – Ну, и множество камер видеонаблюдения, а также высоковольтное напряжение на заборах. Его я отключу. В следующем коридоре находится электрощит.

– С камерами не будет проблем. За камеры у нас отвечает Борис, ну а напряжение… оно и у меня самого есть, это напряжение… – пытался пошутить Богдан. – Ладно, пора валить отсюда.

Все четверо вышли из операционной. Вокруг было тихо и темно. Вера уверенно повела остальных по длинному коридору. Они дошли до складского помещения, и Богдан открыл дверь. Сёстры неуверенно топтались за широкой спиной парня. Внутри было темно. Вера нащупала выключатель на стене, зажглись люминесцентные лампы. Яркий свет больно ударил по глазам.

Помещение оказалось большим и разделялось на два крыла: одно заполнено инструментами, с другое – провизией и одеждой. В центре возвышалась огромная железная дверь.

– Дальше по крылу прачечная, а вот здесь, – сказала Вера, показывая на дверь, – ваше спасение. Ключ у вас есть. Он подойдёт и к следующей двери. Вам пора.

– А как же вы? – в один голос спросили сёстры. Они не знали, кто эта женщина и почему так яростно пытается их спасти, но были искренне благодарны ей и переживали за неё.

В их головах было слишком много вопросов. А ответов… Ответы будут позже. Майя с Агатой были уверены в этом и поэтому продолжали следовать за Богданом.

– За меня не беспокойтесь. Моё место здесь. Скоро и я обрету покой. Богдан, – повернулась Вера к мужчине, – берегите Михаила.

Богдан молча кивнул. Но всё же решился спросить:

– Кто вы?

– Михаил меня вспомнит. Десять лет назад он стоял на этом же месте. Передайте, что собаки не причинили мне вреда. Ни они, ни кто-либо ещё. – Женщина еле заметно улыбнулась. В этой улыбке было выражено больше, чем могли сказать слова. Она чуть дотронулась плеча Богдана. – Вам пора. Здесь вы можете взять фонарики. – Вера развернулась и вышла.

Богдан понимающе кивнул.

– А вы кто? – всё же спросила Агата у Богдана.

– По-моему, сейчас не лучшее время для знакомства, – улыбнулся тот. – Но как только выберемся отсюда, я вас обязательно приглашу на чашечку кофе и всё расскажу. – Он начал искать фонарики. – А пока давайте попытаемся выбраться. Ну и по пути попробую вам всё рассказать. А то, что не успею рассказать я, расскажет Борис.

– Михаил… Бог… Бог – это Богдан… Чёрная кошка… Всё из моего сна, – тихо сказала Майя сестре.

Троица двинулась по старинному тоннелю, который уходил сначала глубоко в землю, а затем шёл прямо. Узкий проход позволял идти только по одному, цепочкой. У каждого в руке был фонарик. Чёрная кошка завершала процессию.

Откуда она появилась и почему следует за Богданом и сёстрами, никто не понимал, да и вникать в это не было времени. Слишком много странностей происходило вокруг. Агата шла за Майей, та всё время боязливо оборачивалась, но видя кошку, которая грациозно вышагивала следом, успокаивалась. Будто это не маленький зверёк перебирал лапками, а надёжный охранник следовал за девушкой.

Под ногами хлюпала вода, паутина лезла в глаза, но никто не останавливался. Шли беглецы долго, ноги их уже заплетались. Несколько раз Майя или Агата падали, но снова вставали и, держась за стены тоннеля, продолжали путь. Кошка всё время кружилась то возле Агаты, то возле Майи, будто пыталась подбодрить их.

Наконец Богдан увидел впереди дверь. Такую же большую, как и та, в которую они вошли. Первую они предусмотрительно закрыли за собой. Хотя понимали, что когда Глеба Соломоновича найдут, беглецов будут искать именно здесь, у выхода из тоннеля.

От прикосновения ключ-карты дверь открылась. За ней оказался запущенный сад, похожий на тот, что рос вокруг клиники. Пройдя немного вперёд, троица увидела пустой двор старого музея. Богдан всё искал глазами, где могут быть установлены провода под напряжением, но так их и не увидел. Музей был закрыт на реставрацию, поэтому людей здесь не было. Хотя и реставрацией не пахло. Скорее всего, Глеб Соломонович и эту территорию прибрал к рукам для своих тёмных делишек.

За углом Богдан увидел машину Бориса и, позвав сестёр, направился к ней. Снег укрыл внедорожник словно одеялом. Из этого Богдан сделал вывод, что Борис тут достаточно давно.

Майя подняла голову, и на неё стали медленно опускаться белоснежные хлопья снега. Она и не подозревала, что простой, самый обычный снег может вызвать столько эмоций.

Агата никак не могла привыкнуть к солнечному свету после подземной прогулки. Она смотрела на Майю и тихо плакала.

– Майя, – молча позвала Агата.

– Я тебя слышу! – ответила сестра.

И обе засмеялась. Грязные, исцарапанные, невероятно худые, они всё равно светились счастьем. Можно лишить человека свободы физической, но нельзя лишить свободы душевной. Можно заточить в клетку тело, но не душу.

Богдан тем временем подошёл к машине, из которой вышел Борис, и сказал:

– Вы как раз вовремя. Да, ну и видок у вас. Девушки-то какие тощие, бог мой… Мороз там совсем спятил в своей психушке. – И посмотрев на часы, продолжил: – Журналисты должны подъехать через пятнадцать минут. Часть будет тут, а часть у центрального входа. Ты предупредил девушек о них?

– Да. Они всё знают и готовы на любой исход. Им уже ничего не страшно, после общения с этим отморозком. – Богдан сжал кулаки так, что костяшки побелели.

Журналисты приехали быстро. Ещё бы, такой материал. После него полетят головы многих чиновников и предпринимателей.

В первую очередь вызвали скорую для Агаты и Майи. Несмотря на боевой настрой, девушки были истощены и ослаблены.

Вместе с репортёрами приехала полиция. Сначала Борис, увидев их, испугался. Подумал, что всё пропало и ничего из их плана не получилось. Но его быстро успокоила давняя знакомая, журналистка Светлана, с которой он связался. Она была единственной, кто остался у мужчины из его прошлой жизни.

– Борис, не волнуйся. Есть люди в полиции, которые тоже хотят положить конец беспределу Мороза. Они не могли подобраться к нему, учитывая, какие фигуры стояли за его спиной, то не стоит удивляться вообще ничему. – Светлана подошла уже вплотную к Борису. И произнесла другое имя: – Миша, я всегда была рядом и поддерживала тебя. Доверься мне и сейчас. Я понимаю, что ты в ответе за этих несчастных девушек, но пойми, – она сжала ладонь мужчины, – если не сейчас, то уже никогда. Ты им нужен. Они доверились тебе и Богдану. А там внутри… Сколько ещё таких, которым нужна настоящая помощь? Я не предупредила тебя о полиции, знала, что ты откажешься. Прости.

Борис, он же Михаил, вздохнул. Обратного пути всё равно уже не было. Света права: либо сейчас, либо никогда. Она ни разу не подвела его. Со школьной скамьи они были друзьями. Света пыталась помочь Михаилу, когда мачеха упекла его в психушку, но что могла сделать молодая девушка, одна, без поддержки?

После той истории Светлана и решила стать журналистом. Отработав несколько лет в штате местной газеты, она открыла своё издательство. Борис, а тогда ещё Михаил, выбравшись из лап Мороза, появился на пороге Светланы растерянным, испуганным, попросил помощи.

Полноватая, рыжеволосая, с россыпью веснушек на лице Света приютила беглеца с радостью. Девушка в то время жила отдельно от родителей, училась на журфаке и могла без объяснений делить свою жилплощадь с другом.

– Борис, – окликнул Богдан, – пора.

Света кивнула мужчинам и пошла к своим репортёрам. Полиция уже оцепила здание.

Журналисты с жадностью снимали происходящее. Вспышек фотокамер было так много, что казалось, будто молния озаряет небо. После небольшого интервью Агату и Майю увезли в больницу.

Полицейские в масках выводили сотрудников клиники. Первым в наручниках вели Глеба Соломоновича, тот молча смотрел на происходящее. Увидев Бориса и Богдана вместе, он улыбнулся.

– Ааааа, я вспомнил тебя, – сказал Мороз, глядя на Бориса. – Значит, это ты затеял тягаться со мной… – И расхохотался. – Но ты всё равно никогда не забудешь время, проведённое здесь! Никогда! Я буду в твоей голове всегда! Мы ещё посмотрим, чья возьмёт! Думаете, я это просто так оставлю?..

Мороз продолжал смеяться, когда его увозила полицейская машина с мигалкой. Борис смотрел ему вслед и понимал, что да, он никогда не забудет. Но в другом доктор ошибался: теперь у Бориса появилась надежда и спокойствие. Ведь если Мороз сядет надолго, то таких несчастных, как он, Агата и Майя, уже не будет.

Людей всё выводили и водили из дверей клиники. Кого-то увозила скорая, кого-то – полиция.

Снег продолжал медленно падать, окутывая всё вокруг. Он будто пытался смягчить происходящее, прикрыть вуалью снежинок. Воздух становился свежее. Морозы приближались. Осень отступает, даёт зиме прийти раньше.

Борис стоял и думал, как же хорошо, когда есть надежда на будущее, когда есть люди, которым не наплевать на других. И неважно, чужой это человек или родной. Глядя на то, как общаются Света и майор полиции, Борис уловил какую-то особеннную нежность между ними, искру. Кажется, подруга скоро расскажет что-то интересное.

– А где кошка? – Богдан повертел головой.

– Какая кошка? – не понял Борис, отводя взгляд от Светы.

– С нами в клинике, когда началась заварушка в операционной, была кошка, – начал объяснять Богдан. – Точнее, она была не с нами, а как-то сама по себе. Появилась неожиданно и, видимо, пропала так же. Но точно могу сказать одно: ей тоже жутко не нравился этот доктор.

– Я не видел никакой кошки, – рассеянно ответил Борис.

Богдан ещё поискал её, а потом решил, что та убежала, испугавшись множества людей и шума.

Журналисты и полицейские всё кружили вокруг психиатрической больницы. Сотрудники полиции работали, а репортёры ждали команды, когда можно будет войти в здание клиники.

Борис, ответив на вопросы Светы на камеру, отправился вместе с Богданом в офис. По пути они заехали пообедать в кафе, а затем в больницу, где сейчас находились Агата и Майя. Девушки чувствовали себя хорошо. Через неделю врачи обещали их выписать.

Они были рады, что смогли вырваться из лап Мороза. Но переживали, как им теперь быть. Тогда Борис предложил сёстрам после выписки приехать к нему в офис, который находился в соседнем городе, и там уже решить, что делать дальше.

Впереди всех ждало непростое время: судебные заседания, очные ставки, показания и прочие формальности. Встречи с теми, кто предал.

Глава 5. Понять истину

Белый «лексус» припарковался у дверей старинного здания из красного кирпича. Особняк завораживал своей красотой. Небольшие окна обрамляла лепнина, кованый балкон украшали замысловатые фигуры. Кирпичная кладка трубы возвышалась над крышей, а по краям горделиво выстроились красивые навершия-акротерии. Большая резная дверь, кажется, сохранила свой первозданный вид. К ней вели каменные ступени невысокой лестницы.

– Как красиво! – Майя, выйдя из машины Богдана, зачарованно смотрела на здание, где Борис снимал офис.

Откровенно говоря, в этом здании было всего два офиса. Владелец собирался продать его: слишком дорого обходилось содержание этого памятника архитектуры. А Борис, напротив, хотел выкупить и восстановить это здание.

– Агата, ты только посмотри, – обратилась Майя к сестре. Но заметила, с какой нежностью смотрят друг на друга Агата и Богдан, и не стала больше отвлекать их.

В дверях показался Борис.

– Здравствуйте! Рад вас видеть! Давайте пройдём внутрь, – обратился он к прибывшей компании.

– Добрый день, Борис! У вас тут очень красиво! – первой подошла Майя.

– Да. Я долго искал место, где могу не только работать, но и отдыхать душой. За усадьбой есть парк с небольшим прудом. Тихое и спокойное местечко. Рекомендую прогуляться там, – ответил, открывая дверь, Борис.

Все вместе они вошли в здание. В коридоре их встретила Ольга и тут же предложила кофе. Внутри кабинета было уютно и как-то спокойно.

– Что ж, – начал Борис, обращаясь к Агате и Майе. – Вы мне успели задать много вопросов, на которые я не мог ответить при нашей первой встрече, но готов ответить сейчас. Но хочу предупредить: к сожалению, не на все у меня будут ответы, а на некоторые я и сам хотел бы их найти.

– Да тут столько ещё нужно понять, разобраться. Сейчас начнётся самое жаркое время. Уже возбудить уголовные дела на тех, кто дружил с Морозом. Массово начались увольнения. В общем, истерия только началась, – хлопнув себя по коленям, сказал Богдан.

– Но ведь всё было не зря? – неуверенно посмотрела на Бориса Майя.

– Конечно, не зря! Да мы поставили на уши весь город. И не один, – с уверенностью ответил Борис. – Мы будем бороться до конца. На нашей стороне журналисты, а это очень ценные союзники. Ну, и полиция зашевелилась.

– Борис, – начала Агата, – кто нанял вас для того, чтобы спасти меня и Майю?

В кабинете воцарилась тишина. Все обратились в слух. Даже Богдан не знал всего: он просто делал то, что поручил Борис. Дело оказалось не из лёгких, не банальная проверка на верность супруга.

Борис начал свой рассказ, пытаясь не пропустить ни одной важной детали. Было всё ещё тяжело нырять в воспоминания.

Уже не было смысла притворяться другим человеком, хотя он и привык к нынешнему имени. Борисом он стал после побега из психиатрической клиники Мороза. А родители при рождении назвали его Михаилом. Ни кто помог ему выбраться, ни кто помог сёстрам, он не знал. Женщина, которая стала клиентом Михаила и просила помочь Агате и Майе, больше не появлялась.

Аванс за работу был получен Михаилом сразу после их первой встречи. Остаток суммы, значительно превышавший оговорённый гонорар, привёз курьер, когда Богдана смогли пристроить в клинику Мороза в качестве пациента. Как и в первый раз, посыльный просто вручил пакет на имя Михаила и уехал.

– Стать клиентом психиатрической клиники было куда легче, чем мы думали, – улыбнулся Михаил. – Смена документов, – да, пришлось нарушить закон, – изменение внешности, и вот уже я – брат Богдана, который мне мешает вести бизнес покойного родителя. Провернуть всё это не составило труда. Морозу были важны суммы, которые перечислялись на его счета за оказанные услуги, а дальше он полагался на связи, что могли вытащить его из любой неприятности. Служба безопасности, конечно, проверила нас, но мы уже были во всех базах данных.

– Подождите,– перебила его Агата, – вы с Богданом рисковали. Ведь не было гарантии, что Глеб Соломонович не начнёт пичкать его препаратами. Или не узнает вас.

– Вы правы. Мы условились с Богданом, что он ровно через три недели после того, как станет «душевнобольным», выйдет вместе с вами из подземного тоннеля к моей машине. Если в течение назначенного дня вы не вышли бы, то… – Михаил потёр виски, разговор давался ему тяжело. – То, значит, план провалился и мне пришлось бы думать, как вытаскивать уже не только вас двоих, но и его. Я попросил Светлану о помощи. Она готова была осаждать территорию клиники до последнего. Ну а внешность. Я был уверен, что Мороз не вспомнит меня. Ведь когда я находился в клинике в качестве пациента, то был юнцом. – Михаил устало улыбнулся.

У Агаты оборвалась какая-то нить внутри. Душа заныла оттого, что эти двое ужасно рисковали. Особенно Богдан. Этот мужчина, в глазах которого она утонула при первой встрече в саду. Тогда Агата даже Майе побоялась сказать об этом случае. А главное, о чувствах, которые поселились где-то под рёбрами с левой стороны и начинали обрастать корнями, проникая всё глубже и глубже.

– А что насчёт того, кто нанял вас? – задала всё тот же вопрос Майя.

– Увы, я не знаю, Майя, – Михаил посмотрел в окно. Снег начал валить снова. Снежинки липли на стёкла, медленно спускаясь вниз. – Я видел её один раз. После первой встречи, как я и говорил, она передала с курьером нужную сумму. Вообще, у меня нет в практике такого, чтобы я не подписывал договор. Это первый случай. Не спрашивайте, – быстро заговорил Михаил и поднял обе руки вверх, – всё равно не смогу ответить, почему я не настоял на договоре. Меня будто одурманили. – И он неловко почесал затылок, как школьник, который не мог ответить, почему не готов к уроку.

Михаил начал описывать незнакомку. Майя и Агата посмотрели друг на друга.

– А что насчёт медсестры? – задала другой вопрос Агата. – Она уверяла, что знает вас. Что это она помогла вам сбежать.

Михаил не знал, с чего начать. Он перелопатил кучу документов, сайтов, архивов, связанных с военным госпиталем, где до недавнего времени была психиатрическая клиника Мороза. Многие документы были утеряны, какие-то засекречены. Но и того, что накопал Михаил, было достаточно.

– Это трудно объяснить. – Он встал из-за стола. – Я нашёл очень похожую женщину, которая работала в госпитале.

– Говори уже, не тяни, – не выдержал Богдан. – Ты мне ничего не рассказывал про то, что накопал.

– Дело в том, что той женщины, которая якобы могла мне помочь, нет в живых.

– Прошло десять лет. За это время могло случиться что угодно, Миш. Болезнь, несчастный случай… – Богдан сел чуть ближе в Агате.

– Она умерла в годы войны, – перебил его Михаил. – Военных, которые лечились в госпитале, и весь медперсонал расстреляли немцы во время оккупации. Её нет в живых восемьдесят лет.

Повисла пауза.

– То есть, ты хочешь сказать, что нам помогал призрак? – усмехнулся Богдан.

– Вот именно, поэтому я и не говорил тебе ничего, – Михаил вернулся в своё кресло.– А самое интересное знаете что?

– Что? – хором спросили все трое.

– Мои отец и мать, оба были из детдома. Родители мамы погибли в авиакатастрофе, и после этого она попала в приют. О своих родственниках папа ничего не знал, зато часто рассказывал о семье мамы. Там было много историй. Например, что моя прабабушка с маминой стороны была медсестрой в военном госпитале. Там же её и расстреляли… – Михаил встал, взял с полки папку и передал её Агате. – Посмотрите внимательно.

Все склонились над папкой, где лежали документы и фотографии. Шок на лицах говорит сам за себя.

– Это же… это же Вера! Та самая медсестра, которая помогала нам в клинике. – Майя была под таким впечатлением, что ей стало трудно подбирать слова.

– Я всё проверил. И не один раз. – Михаил опять встал. – Я не понимаю, как это объяснить. И ещё один момент. В штате Мороза никогда не числилась медсестра, хоть немного похожая на нашу спасительницу.

Снег прекратился, и выглянуло солнце. Середина ноября, а кажется, что уже глубокая зима. В кабинете стало светлее и уютнее. Все четверо сидели молча. Каждый думал о своём. В дверь постучали, и вошла Светлана с ароматным кофе на подносе.

– Михаил, – первая нарушила молчание Агата.

– Да.

– Мы тут пообщались с Майей, – Агата посмотрела на сестру, та кивнула. – В общем, вот.

Агата протянула Михаилу телефон с открытой галереей. Тот начал листать фотографии.

– Это она. Но только не блондинка, а… брюнетка, – Михаил листал и листал фото. Вот блондинка рядом с Агатой смеётся над чем-то, вот селфи, где Агата, Майя и блондинка сидят за столиком в кафе. И таких фотографий много, очень много. Везде блондинка улыбается. То с макияжем, то без косметики вовсе, но всегда красивая и обаятельная.

– Это наша мама, – закрыв глаза и потерев переносицу, чтобы не заплакать, сказала Агата. Богдан мигом накрыл ладонью руку девушки.

– Это не может быть ошибкой? Может, у неё есть сестра? – пытался найти объяснение Михаил.

– Нет, она одна была в семье, – замотала головой Майя.